«Раб из нашего времени. Книги 1-7»

Раб из нашего времени. Книги 1-7 (fb2) - Раб из нашего времени. Книги 1-7 [компиляция] (Магия – наше будущее) 10531K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Юрий Иванович

Юрий Иванович

Найти себя

Раб из нашего времени – 1

Аннотация

Юрий Иванович

Найти себя

Пролог

Глава первая

Воспоминания детства

Глава вторая

Воспоминания юности

Глава третья

Пропажа Якова

Глава четвертая

Преступные вехи

Глава пятая

Близость тайны

Глава шестая

Техника и ревность

Глава седьмая

И пришла та ночь!

Глава восьмая

Отсрочка

Глава девятая

Амнистия

Глава десятая

Переход

Глава одиннадцатая

Там

Глава двенадцатая

Неделя отшельника

Глава тринадцатая

Домашнее задание

Глава четырнадцатая

Теория и практика

Глава пятнадцатая

Лабиринт

Глава шестнадцатая

Новые знакомые

Глава семнадцатая

Рушатрон

Глава восемнадцатая

Сияющий курган

Глава девятнадцатая

Неприступные стены

Глава двадцатая

Ажиотаж познаний

Глава двадцать первая

Обряд

Глава двадцать вторая

Паутина привязанностей

Глава двадцать третья

Путаница

Глава двадцать четвертая

Инерция течения

Глава двадцать пятая

Пусть музыка звучит!

Глава двадцать шестая

Опрометчивый шаг

Глава двадцать седьмая

«Если вас ударят в глаз…»

Глава двадцать восьмая

Камера-тир

Глава двадцать девятая

Выжить любой ценой

Глава тридцатая

Реализация шансов

Глава тридцать первая

Месть

Глава тридцать вторая

Оставь за собой пустыню…

Глава тридцать третья

Шаги по родному миру

Глава тридцать четвертая

Последние шаги по кругу

Эпилог

Юрий Иванович

Шагнуть в неизвестность

Раб из нашего времени – 2

Аннотация

Юрий Иванович

ШАГНУТЬ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ

Пролог

Глава первая

ТРИ НЕЖДАННЫЕ ГОСТЬИ

Глава вторая

ГОНКИ СО ВРЕМЕНЕМ

Глава третья

ЕХАЛ СЕБЕ, НИКОГО НЕ ТРОГАЛ…

Глава четвертая

ПОБЕГ ИЛИ ЭВАКУАЦИЯ?

Глава пятая

НАДМЕННЫЕ ГОРЯНКИ

Глава шестая

ЗАТЯНУВШИЕСЯ СБОРЫ

Глава седьмая

ДИКИЕ ПРОВИНЦИАЛКИ

Глава восьмая

ПРИГОТОВЛЕНИЯ С РАЗВЕДКОЙ

Глава девятая

РАЗБОРКИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ

Глава десятая

ПАЛКИ В КОЛЕСАХ

Глава одиннадцатая

В ДАЛЬНИЙ ПОХОД

Глава двенадцатая

ЧТО ДАЛЬШЕ?

Глава тринадцатая

ВРАТЬ-НЕ КОТЛЫ МЫТЬ

Глава четырнадцатая

НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА

Глава пятнадцатая

УДАЧНЫЙ ОБЕТ

Глава шестнадцатая

ФОРТ УСТАВНОЙ

Глава семнадцатая

ЗНАНИЕ-СИЛА

Глава восемнадцатая

ПЕРВЫЙ РАУНД — СТРЕЛЬБА НА ПОРАЖЕНИЕ

Глава девятнадцатая

РАУНД ВТОРОЙ — РАЗГРОМНЫЙ

Глава двадцатая

РАУНД ТРЕТИЙ — ПОБЕГ

Глава двадцать первая

ВЫХОД К ГРАНИЦЕ

Глава двадцать вторая

УХОД ОТ ПОГОНИ

Глава двадцать третья

ПОДМЕТНОЕ ПИСЬМО

Глава двадцать четвертая

ЗАГНАННЫЕ В ТУПИК

Глава двадцать пятая

ДВА В ПОЛЕ ВОИНА

Глава двадцать шестая

ВСТРЕЧА СОЮЗНИКОВ

Глава двадцать седьмая

ЗМЕИНАЯ ТАКТИКА

Глава двадцать восьмая

И НА ВОЙНЕ БЫВАЮТ РАЗВЛЕЧЕНИЯ

Глава двадцать девятая

НАЧАЛОСЬ?!

Глава тридцатая

ПЕРЕРОЖДЕНИЕ

Глава тридцать первая

БАРОНЫ-НАЕМНИКИ

Глава тридцать вторая

НОВЫЕ УМЕНИЯ

Глава тридцать третья

ГРОХВА И ЛЕДЬ

Глава тридцать четвертая

СТОЛИЧНЫЕ ТЕРКИ

Глава тридцать пятая

ТОЧКИ ВЗАИМНЫХ ИНТЕРЕСОВ

Глава тридцать шестая

ПОГОНЯ — ОТСТУПЛЕНИЕ

Эпилог

Юрий Иванович

Стать победителем

Раб из нашего времени –

Аннотация

Юрий Иванович

Стать победителем

Глава первая

Ничейные земли

Глава вторая

Отступления от дня насущного

Глава третья

Плохие новости

Глава четвертая

Семейные предания

Глава пятая

Что со мной?

Глава шестая

Кто ищет – найдет…

Глава седьмая

Ученье – свет

Глава восьмая

Подвиг – залог выживания

Глава девятая

Важная информация

Глава десятая

В одном из лагерей переселенцев

Глава одиннадцатая

В пути

Глава двенадцатая

Обмен информацией

Глава тринадцатая

Непредвиденные изменения

Глава четырнадцатая

Успешное начало

Глава пятнадцатая

Тяжелая эта работа

Глава шестнадцатая

Ответный удар

Глава семнадцатая

Переход

Глава восемнадцатая

Житие во тьме

Глава девятнадцатая

Несовпадения

Глава двадцатая

Отступление перед ударом

Глава двадцать первая

Везение

Глава двадцать вторая

Новый мир

Глава двадцать третья

Добровольный заслон

Глава двадцать четвертая

Жестокие реалии нового мира

Юрий Иванович

Смертельный рейд

Магия – наше будущее –

Аннотация

Юрий Иванович

Смертельный рейд

Пролог

Глава первая

Знакомство

Глава вторая

Житие аборигенов

Глава третья

Встреча с реалиями

Глава четвертая

Каждому свое

Глава пятая

Вредная гордыня

Глава шестая

Абориген – друг шпиона (любого!)

Глава седьмая

Муки творчества

Глава восьмая

Превратности судьбы

Глава девятая

И кого же я упокоил?

Глава десятая

Саботаж

Глава одиннадцатая

Смена позиции

Глава двенадцатая

Новые друзья?

Глава тринадцатая

На дно

Глава четырнадцатая

Провокация

Глава пятнадцатая

Ознакомительная разведка

Глава шестнадцатая

Пир во время… рабства?

Глава семнадцатая

Мелочи быта

Глава восемнадцатая

Низвержение

Глава девятнадцатая

Чудеса

Глава двадцатая

Играющий тренер

Глава двадцать первая

Рабы в рабстве у рабов

Глава двадцать вторая

Покой нам только снится

Юрий Иванович

Сумрачное дно

Раб из нашего времени – 5

Аннотация

Юрий Иванович

Сумрачное дно

Глава первая

Спасение и трофеи

Глава вторая

Шаайла Беспощадная

Глава третья

Восхождение звезды Леонида Найдёнова

Глава четвертая

Новые пертурбации на дне

Глава пятая

Сбор подданных

Глава шестая

Многоходовая комбинация

Глава седьмая

Новые победы

Глава восьмая

Своевременные спасатели

Глава девятая

Напрасный поиск

Глава десятая

Борис – освободитель

Глава одиннадцатая

Пополнение в отряде

Глава двенадцатая

Расставание с Пловарешом

Глава тринадцатая

Решение принято, командир назначен

Глава четырнадцатая

Экспроприация экспроприаторов

Глава пятнадцатая

Нежданный поклонник

Глава шестнадцатая

Боря рулит

Глава семнадцатая

Длань – дойная корова

Глава восемнадцатая

«А мне здесь нравится!»

Глава девятнадцатая

Отрыв от погони

Глава двадцатая

Шаайла на пути к наковальне

Глава двадцать первая

Печальные новости

Глава двадцать вторая

Синие поля

Глава двадцать третья

Отрыв от погони

Глава двадцать четвертая

Нереальная удача

Глава двадцать пятая

Продвижение к цели

Глава двадцать шестая

Кот – помощник?

Глава двадцать седьмая

Под колпаком

Глава двадцать восьмая

Великое переселение

Глава двадцать девятая

Отсроченная смерть

Эпилог

Юрий Иванович

Преодоление

Магия – наше будущее –

Аннотация

Юрий Иванович

Преодоление

Пролог

Глава первая

Новое состояние

Глава вторая

Преобразование и выздоровление

Глава третья

Многообразие новостей

Глава четвёртая

Квартирант или хозяин?

Глава пятая

Разведка долин

Глава шестая

Пошли за кашей, вернулись с машей

Юрий Иванович

Возвращение

Магия – наше будущее –

Юрий Иванович

Раб из нашего времени. Кн. 7: Возвращение

Пролог

Глава 1

Борис Ивлаев – в печали

Глава 2

Временный постой

Глава 3

Сделал гаузам гадость – коллективу радость

Глава 4

Закономерные взаимосвязи

Глава 5

Радость или горе?

Глава 6

Подсказки со всех сторон

Глава 7

Есть! Есть такое чудо!

Глава 8

Сезам, откройся!

Глава 9

Опасный энтузиазм

Глава 10

Аренда нынче дорогая!

Глава 11

Рай местного масштаба

Глава 12

Новый наездник и первые сепаратисты

Глава 13

Баба с воза – кони в экстазе

Глава 14

Первые сведения

Глава 15

Боевая разведка

Глава 16

Создание имиджа

Глава 17

Не совсем триумфальное возвращение

Глава 18

Выросшая мощь

Глава 19

Политика вмешательства

Глава 20

Страсти вселенского масштаба

Глава 21

Опасней оружия нет

Глава 22

Добрая воля

Глава 23

Первый визит

Глава 24

Знал бы, где упадёшь, – соломки подстелил

Глава 25

Прогрессоры – осветители

Глава 26

Нежданные вестники

Глава 27

Информация к размышлению

Глава 28

Отряд набирает силу

Глава 29

Ценность артефакта удваивается

Глава 30

Новые инструкции

Глава 31

Неожиданное сражение

Глава 32

Наставник – ученики

Глава 33

Обмен: клятва – за информацию

Глава 34

Водоворот коварства

Эпилог

notes

1

2

3

4

Юрий Иванович

Найти себя

Раб из нашего времени – 1

«Раб из нашего времени // Книга первая // Найти себя»: Эксмо; Москва; 2010

ISBN 978-5-699-44785-5

Аннотация

Любая тайна тщательно скрывается от непосвященных. Но есть среди тайн такие, знать которые настолько опасно, что стоит семь раз подумать, прежде чем отправляться в поход за истиной. Борису Ивлаеву повезло. Он не только узнает о существовании иного мира, он в него попадает и при этом остается в живых, несмотря на смертельные ловушки. Только вот незадача: число тайн множится здесь с сумасшедшей скоростью, впрочем, с не меньшей скоростью растет и число подстерегающих Бориса опасностей. И людоеды, в лапы к которым попадает наш путешественник, еще не самое страшное, что грозит ему в новом мире.

Юрий Иванович

Найти себя

Пролог

Несколько часов назад мне исполнилось семнадцать лет. А сейчас я готов к встрече со смертью. Никчемная, полная унижений, перенасыщенная моральной и физической болью рабская жизнь остается за моей спиной. С каждым последним шагом ужас рвет мои внутренности, с каждым движением мою бренную оболочку сотрясает страх, пытающийся вырвать из-под моего отчаянного контроля безвольное тело. Никогда еще в своей жизни я не был так уверен в собственной смерти. Все мое сознание затопила волна убежденности в приближающейся гибели. Но в то же время откуда-то из глубины моих детских воспоминаний старается встать с колен, пытается расправить плечи маленький, но гордый и несгибаемый мальчик, который, как мне казалось, давно растворился под обвалами человеческой ненависти, оскорблений и несправедливости. Оказывается, он жив! И по спине пробегают мурашки от осознания, что этот мальчик хочет вырваться из рабства путем собственной, но на этот раз окончательной смерти.

Последние двенадцать лет жизни меня медленно и уверенно превращали в раба. Надо мной частенько издевались и обижали. Меня сделали соучастником нескольких жестоких убийств. Мое тело лишили романтики первого поцелуя, извратили радость нормальных сексуальных отношений. Пережитый мною позор тщательно зафиксировали на видеокамеры и неоднократно использовали при дальнейшем шантаже, заставляя помалкивать о некоторых глумлениях. Во всей вселенной нет даже единственного существа, которое бы меня любило, уважало или хотя бы пожалело. Нет, вру! Иногда меня жалели, но лучше бы этого не делали! Потому что всегда это мне приносило лишь дополнительные унижения и горькие страдания. Вот как сегодня: за проявленную ко мне посторонними парнями жалость мои мучители меня жестоко избили, пообещали изуверски надругаться и вышвырнули на улицу со словами: «Твое место в сарае, Подошва!»

И вот я здесь. Осталось сделать еще два шага и обрести свободу с помощью смерти. Легко? Нет! Невероятно трудно! Я уже буквально содрогаюсь в конвульсиях леденящего ужаса. Но оживший во мне свободолюбивый ребенок со скрипом двигает моими конечностями и безудержно ведет к гибели. Левая рука ногтями впивается в кору толстенного дерева, в правой дергается чудом удерживаемый фонарь. Еще один шаг! А перед мысленным взором скачками проносится вся моя короткая жизнь. Неужели такое и в самом деле случается с каждым человеком перед его смертью? Но если они погибают, то как и кому потом могут рассказать о своих переживаниях? А рассказать мне есть что. Жаль только, что уже некогда и некому.

И все равно, сознание, совершенно непроизвольно от моего желания, само себя окатывает волнами многолетних воспоминаний.

Глава первая

Воспоминания детства

Любое совпадение с жуткой реальностью воспринимать как случайность и считать юмором.

От автора

Если уже вспоминать свою несчастную жизнь, то следует это делать именно с пятилетнего возраста. С тех самых детских, казалось бы, невинных шалостей, которые повлекли за собой основные кардинальные изменения в моей судьбе. А может, и не они повлекли, а именно та безрассудная свобода, которую мне даровали недальновидные, плохо постигающие истинные реалии родители. Но осознание своего падения, осознание моих первых шагов на пути к рабству, навязанному лучшими подругами, начинается именно оттуда, с пятилетнего возраста.

Сколько себя помню, при любом удобном случае мои ветреные родители старались меня отправить на максимально больший по возможности срок в деревню Лаповка. Для этой цели отец не ленился трястись четыре часа в одну сторону на своем произведенном в Тольятти рыдване, отвозя на малую родину, и там меня лично сдавать на руки его родной матери. Бабушка Марфа во мне души не чаяла, я ей отвечал полной взаимностью, и, пожалуй, это больше всего скрашивало мое пребывание в этом прекрасном, но жутко диком, отдаленном от цивилизации и заброшенном месте. В малолетнем возрасте меня никогда особо не манили заливные луга, густой лес или скалистые гряды, протянувшиеся меж холмов и упирающиеся в нашу Лаповку. Скорее, с уверенностью могу заявить о себе как о человеке сугубо городском, приемлющем только удобства урбанизации, не отрицающем гул городского транспорта и с особым удовольствием бродящем по многолюдным, чаще даже запруженным народом улицам. Причем с таким удовольствием бродящем, что уже в юношеские годы любил порой просто «потеряться» в толпе и бездумно брести вместе с ней куда попало. Полностью при этом доверяя слепой судьбе и спонтанному провидению.

Но увы, родители никогда не спрашивали, где я хочу находиться, да и в родной городской квартире они меня одного оставить не могли, почему-то упорно считая, что ребенок должен быть обязательно под чьим-то присмотром. Наивные! Оставь они меня хозяином собственного времени – судьба моя сложилась бы совсем по-иному. Ну а так…

Конечно, были и другие приятные моменты в нашей Лапе, или Лапушке, как мы любовно называли огромную деревню. Вернее, даже не деревню в обычном ее понимании, а эдакий д линный ряд хуторских хозяйств, протянувшихся от шоссейной дороги, могущей фигурально сравниться с наивысшим техническим чудом окрестностей, к чудом сохранившемуся тупику, окруженному лесом, лугами и уже упомянутыми выше холмами и скальными грядами. Причем дом моей бабушки находился в этом ряду индивидуальных хозяйств самым последним, потому что два строения на противоположной стороне широченной улицы практически всегда пустовали. Их еще до моего рождения выкупили какие-то столичные нувориши, да так и не придумали иного применения, как раз-два в год приехать дикой, многомашинной компанией для жарки нескольких ванн шашлычного мяса. Еще один, полуразвалившийся, домина стоял позади нашего ближнего огорода, но кто его истинные наследники, даже бабушка Марфа при своей жизни затруднялась вспомнить.

В общем, простора для детской компании, свежего воздуха и здоровой до отрыжки пищи хватало не только с лихвой, но и с переизбытком. Это было вторым положительным фактором, после наличия там любимой бабули. Третий фактор можно проскочить в упоминании бегло, потому что пользоваться им в Лаповке у меня практически возможности не было. А именно: отец, по специальности инженер-электронщик, исполнял мою любую прихоть в плане наличности всего, что связано с оргтехникой, радиоэлектроникой, телекоммуникациями и приборами далеко не бытового значения. И разрешал брать в дикую глушь все, что мне заблагорассудится. Мало того, он с каждой ходкой, как правило, привозил один-два, а то и три ящика списанных на заводе деталей и сгружал их или на безразмерный чердак, или в одно из помещений «многоквартирного» сарая.

Бабушка порой порывалась с ним ругаться, но отец только обезоруживающе улыбался и просил:

– Мамулька, чего ты шумишь? Ну пусть себе полежат, место есть, и кушать не просят.

И его любящая мать, укоризненно вздохнув, всегда отступала.

Я обожал все эти детали всего лишь чуть меньше любимой, родной бабушки. И могло бы показаться, что такому ребенку, как я, больше никакой радости в жизни и не понадобится: сиди себе копайся в горах добра, выискивай в справочниках нужные параметры и создавай какие хочешь произведения собственной технической фантазии.

Но вот тут и выходил прямо-таки на первое место четвертый фактор: компания.

И с раннего детства она мне казалась чудесной, распрекрасной, доброй и чуть ли не сказочной. Отказываться от нее в дошкольном, да и начальном школьном периоде мне казалось дикостью. Тогда, в пятилетнем возрасте, нас было пятеро. Пятеро одногодок, родившихся в марте и апреле, но связанных не только одним и тем же возрастом, едиными местами проживания, учебой в одном и том же классе, а еще и вполне легко прослеживаемыми родственными связями. А если бы эти связи не прослеживались, то достаточно было узнать одну общую для нашего рода фамилию: Ивлаевы. Да пожалуй, и весь соседний край изобиловал этой фамилией: в кого ни плюнь, попадешь все в того же Ивлаева или его родственника. Ну и как положено в таких случаях, начинать представление следует по старшинству.

Первого марта у нас праздновал день рождения Димочка Ивлаев. Мой троюродный брат. Самый высокий ростом среди нас, но и самый худой, с большими задумчивыми глазами и с рыжим чубом, совершенно не вяжущимся с общим обликом. Почему Димочка так и не стал в моей памяти Дмитрием? Печальный вопрос, но об этом чуть позже.

Потом, девятнадцатого марта, на свет появилась Машка Ивлаева. Во времена нашего перехода на шестой год жизни к этому дитяти кроткой, сказочной наружности обращались все только как Машенька, Машуня, Ангелочек, Херувимчик, Дюймовочка, Конфетка, Цветочек, Сладость и так далее и тому подобное. Причем Машка всегда и везде, при любых обстоятельствах в присутствии взрослых родственников умела сохранить это прилипшее к ней в детстве отношение. Все были уверены в ее смирении, добропорядочности и никогда не сомневались в искренней честности. Что на это сказать? Да много чего, но чуть позже. Сейчас со скорбным вздохом напомню только одно: в тихом омуте черти водятся.

Двадцать четвертого марта родился я, Борис Ивлаев. Ни ростом, ни шириной плеч или косолапостью ног не отличался. Уши в стороны тоже не торчали. Веснушек в меру и только в начале лета. В общем, чего перечислять: вполне нормальный ребенок. В то время. Эх! Самая счастливая пора моей жизни! Туда я всегда готов вернуться и жить озорным мальчуганом сотни лет. Увы, не суждено.

Ну и последние двое из нашей компании могли бы считаться единым целым, потому что они родились как в один день первого апреля, так и от одной матери и являлись идеальной копией друг друга. Моих троюродных сестер-близнецов звали Вера и Катерина, и, по всеобщему мнению, они считались хитрющими, пронырливыми лисичками. Так к ним чаще всего и обращались: лисички. А несколько жестковатая разница в именах преследовала со стороны родителей одну цель: чтобы близняшки воспитались, сформировались и стали жить совершенно по-разному, единолично воспринимая весь мир и ни в коей мере не подстраиваясь под характер себе подобной сестры. Ожидания не оправдались, получилось с точностью наоборот. Что Вера, что Катерина только тем в основном и занимались, что старались уничтожить малейшие различия между собой. Доходило до абсурда: если кто-то наносил себе нечаянную царапину, обе тут же мастерски старались сделать точно такую же на неповрежденном теле сестры. Мол, чтобы и мини-шрамики, если вдруг появятся, были совершенно идентичны. В итоге, доходило до того, что они сами порой путали, кто из них Катенька, а кто Верочка, отзываясь на любое из этих двух имен одновременно. Родная мать их путала постоянно, про остальных людей и речи не шло. Но было и тайное исключение: один человек с одного памятного для него дня близняшек различал всегда, везде и даже по одному только голосу. Как он на это сподобился, осталось в тайне для всех, да он и не сильно-то об этом распространялся. Просто пользовался своими умениями и все. Причем не только себе во благо, но частенько и в ущерб. Но про эти нюансы родственных отношений и тайну опознания будет рассказано чуть позже, по единой хронологии событий.

То есть никто из нашей пятерки, попавшей по явному предназначению в порочный круг, вырваться оттуда не мог. У всей детворы их родители оказались влюблены в родную деревню и для своих чад иного места для отдыха, каникул или проведения отпуска (так они называли свои отъезды по дальним командировкам, когда детей сбрасывали в Лаповку) и не подыскивали. То есть, что такое турбаза, пионерский лагерь или интеробмен с другими государствами, мы только узнали совершенно недавно из газет, книжек и телевизионных программ.

Ну и так, очень коротко, кто, кому и кем доводился. Если разберетесь – вам повезло. А нет, так и без разницы.

Моя любимая, родная бабулька имела двух сестер и двух братьев. Машкины родители мою бабушку Марфу называли тетей, как и ее младшего брата Назара, проживающего с ней в родовом гнезде, – дядей. То есть одна из бабушек моей троюродной сестры Марии была старшей сестрой бабы Марфы. Младшая сестра Марфы являлась бабушкой Верочки и Катеньки. Ну и второй брат из старших родственников являлся дедом нашего Димочки. Уже упоминал, что все, вдоль и поперек, с одной фамилией Ивлаевы. И все как один свозили своих деток в Лаповку и оставляли их там со спокойной душой и чистой совестью, считая свои отцовские и материнские обязанности перевыполненными с лихвой. В детском садике – да, они за нас переживали, в школе – еще больше, а в деревне словно вообще забывали о существовании у них потомства. Еще и удивлялись, когда их спрашивал кто о нашем самочувствии: «Да что с ними станется среди такой красотищи?»

Ну и напоследок хочу добавить, что близняшек сразу сдавали на руки бабушке Марфе, потому что иной родни там издавна не проживало – потянуло в город. Машка теоретически жила у своей бабушки в центре деревни, но на практике тоже спала и кормилась в нашем доме. А Димочка слыл вторым после меня любимчиком Марфы, и она в его детские годы не ленилась ходить за ним к своей младшей невестке и забирать по праву старшей возрастом в семье и более сильной духом. Против этого никто не спорил.

В фамильном доме было две-три, порой и четыре коровы с телятами, парочка коз, до сотни курочек и несколько хрюшек. Со всем этим хозяйством да плюс с огородом и садом играючи справлялся добрейший дед Назар, о котором сказать что-то плохое или несправедливое и язык не поворачивался. Переболев в детстве менингитом, оставшись после этого наполовину глухим, он несколько приостановился в своем развитии, так и оставаясь в наивном мирке грез, мечтаний, любви к простой крестьянской работе. А вся деревня его по-родственному защищала и оберегала. То есть Назару жутко нравилось ухаживать за детьми, выращивать овощи и фрукты и присматривать за животными. Тем более что летом пасти тех самых животных нужды не было: что козы с коровами, что свиньи с курами паслись сами, прекращая свое полудикое состояние только с выпадением снега, с неохотой возвращаясь в хлев к заготовленному сену. В руки чужим не давались, волков, за неимением оных, не боялись. Да и о воровстве как таковом в Лаповке во все времена даже разговоров не велось. Чего о нем трепаться, если оно так далеко и чуждо для селян, как борьба аргентинских индейцев за свои права на границе с Чили! В общем, дед Назар, а по общепринятым в современном мире понятиям – еще крепкий мужчина в полном расцвете сил, жил как в раю: его все уважали, любили, и он отвечал этому миру полной взаимностью.

Конечно, существовали в Лаповке и иные люди, да и в самом городе, где мы жили, хватало личностей, влияющих на наши судьбы, но не все они достойны предварительного упоминания, потому что в пятилетнем возрасте мы про них еще ничего не знали. А если и знали, то вполне законно игнорировали с детской непосредственностью.

Зато в пять с малым лет и случилось то первое аморальное отклонение, так повлиявшее на всю мою жизнь.

Начиналось все довольно невинно, неосознанно, но одновременно жутко интересно и таинственно. Уже и не помню от кого, но поступило предложение играть в дочки-матери. То есть игра во взрослых. Или что-то в этом роде. Мы деловито забрались на самый большой сеновал и начали новую игру. Впятером. Потому что иных сверстников вблизи нас никогда не было, небольшая компашка деревенских роилась в центре Лаповки и ближе к трассе, и ни они нам своими советами не мешали, ни мы к ним за разъяснениями не ходили. До всего додумывались собственным умом и логическими размышлениями. И правила любой игры, если не были известны, смекали прямо на ходу. Порой эти правила додумывались настолько лихо и фривольно, что ни в одной рекомендации по Камасутре не отыщешь. В новой игре как раз и проявился весь нажитый к тому времени жизненный опыт и удивительная, доставшаяся неведомо от каких предков сообразительность.

Перекосы пошли с первой репетиции, где в первой же сцене «разборки мужа с женой» скрививший свое личико Димочка авторитетно заявил:

– Все у вас неправильно! – Это он к нам четверым обращался. – Раз уже ночь, то дочки должны спать и не подсматривать. А муж с женой должны не просто ругаться, а быть голыми и время от времени целоваться.

Машка, играющая роль жены, возмущенно взмахнула своими ресницами:

– Целоваться – глупости! И все об этом знают.

Понятно, что я тоже ей поддакнул и головой утвердительно кивнул вдобавок. Хотя как исполняющему роль мужа, мне страшно хотелось ее поцеловать. В ответ на наши возражения Димочка насупился и стал сердиться:

– В дочки-матери надо только так играть! Так что раздевайтесь и целуйтесь!

Кажется, сам факт раздевания нас тогда вообще никак не коснулся. Смущаться никто и не подумал, нас частенько купали в одной ванне или корыте. Но Машка переживала о другом моменте и сделала последнюю попытку избегнуть неминуемого действа в виде поцелуя:

– Но это же противно!

Знаток уложившихся в его голове хаотичных правил озабоченно почесал свой рыжий чуб и неожиданно согласился:

– Знаю, что противно, даже в кино видел, как после поцелуя пощечину дают.

– Да? – с недоверием протянули мы в четыре голоса. – И больно?

– Да нет, наверное. – После чего он перешел на заговорщицкий шепот: – Но я и сам подсматривал, как папка с мамкой то целуются, то ругаются. А потом она на него уселась, как на лошадку, и долго мучила. Он даже стонал, бедный. Потом и она от жалости застонала. А потом опять целовались.

Такие откровения нас мало сказать что огорошили. Они нас ошарашили! Наверное, впервые мы серьезно задумались: насколько это тяжкий труд быть взрослым и иметь семью, если приходится идти на такие жертвы и лишения. Мне сразу расхотелось играть роль мужа, но мое мнение как-то всех уже больше не интересовало. Зато Машке вдруг перестало быть противно, и она с легкостью согласилась на продолжение игры. Разделись мы моментально, как и «детки» за компанию. Их уложили спать чуть в сторонке, и они нагло делали вид, что спят с открытыми глазами. А наш эрудированный Димочка стал изображать из себя режиссера голливудского блокбастера. То есть руководил всеми нашими действиями и давал ценнейшие рекомендации по улучшению нашей правдивой игры:

– Борька, ты чего так боишься? И не отскакивай сразу. А ты чего сразу бить спешишь? Губами надо долго прикасаться. Ну! Еще больше! Хорошо. Теперь… Машка! Ты дура? Зачем так сильно бить? Муж не должен падать и плакать от боли. Легонько так надо, легонько. Ну! Повторяем!

– Теперь твоя очередь! – возмутился я, языком ощупывая опухающую губу. – Пусть она на тебе тренируется!

– Ну нет, если не хотите играть, то я вообще ухожу! – демонстрировал Димочка свое недовольство. – И сами тут хоть лопатами деритесь!

Кажется, Машке что-то понравилось: не то поцелуи, не то пощечины.

– Нет, нет! Играем дальше. Борька, не бойся, я буду тебе давать пощечины только понарошку.

– Ну, если понарошку…

Чего мне еще оставалось делать? Разве что и в самом деле изображать рассерженного папашу: «Дети, почему не спите? Вот я вас сейчас по попе!»

Дальше стало смешнее и совсем весело: «детки» подставили попки, я их хорошенько отшлепал, а потом со своей «женой» долго репетировал поцелуи с пощечинами и «катание на лошадке». Затем мы менялись ролями, побывав в шкуре каждого игрового варианта, и нам все это жутко понравилось.

Понятно, занятые по хозяйству дед Назар и бабушка Марфа и не поинтересовались, чем там внучки ́ занимаются. Тихо – да и ладно.

А мы в своих играх пошли дальше. Появились новые развлечения и сериалы: «Доктор и пациенты», «Короли и рыцари», «Королева мучает попавших в рабство рыцарей», «Короли мучают и заставляют делать всякие глупости плененных принцесс». Ну и так далее. И наоборот. И еще раз по-иному. И совершенно иначе. Детские фантазии безграничны.

Но при всем этом могу смело утверждать: мы ни разу не перешли каких-то определенных барьеров, за которые мне было бы смертельно стыдно. Да и Димочка как-то вполне логично и естественно умел не только сам различить, но и нам подсказать, что правильно, а что нет.

Так прошло три года. А так как мы ходили в один класс одной и той же школы, жили все почти рядом, то и свободное от школы время мы полностью посвящали своим романтическим играм и забавам. От самого обеда и до возвращения родителей с работы мы вытворяли, что нам вздумается, а уже вечером, уставшие и успокоенные, занимались каждый у себя уроками. Правда, для всех взрослых, наши сборища у кого-нибудь из нас дома маскировались набившей оскомину фразой: совместные домашние занятия. Усомниться в этом мы никогда повода не давали: учились только на «хорошо» и «отлично».

Скорее всего, мы бы так весьма культурно, с детским романтизмом, неослабным интересом, подспудной тягой к запретному, лет через пять и до первых сексуальных взаимоотношений добрались, если бы не случилась нелепая трагедия. Наш Димочка погиб. Причем вместе со своими родителями. И случилось это при невероятном стечении обстоятельств. Первого марта Димкин отец принес к ним в дом три путевки и похвастался:

– На твой день рождения я купил тур для нас троих в Египет! Горящие! Почти даром!

Мы все как раз уже стояли в коридоре, собираясь расходиться после очередной ролевой игры «Гонки голых принцесс на своих голых рабах», но от такой новости нашли в себе силы прыгать от радости до потолка. О древних пирамидах мы уже знали, поэтому даже не слишком завидовали Димочке, что он их скоро увидит собственными глазами. Действительно восторгались такому счастливому случаю.

Через неделю они уехали.

А еще через десять дней из Египта привезли три запаянных гроба. Туристический автобус перевернулся, завалился в какую-то расщелину, и половина путешественников погибла. И наш товарищ, лидер компании, брат – тоже умер. Вот так наш любимый Димочка и остался в нашей памяти ребенком. Вот так он и не стал Дмитрием.

Трагедия опять-таки сильно коснулась и нас четверых. В том плане, что теперь наши родители о каких-то дальних туристических поездках и не заикались. Только в командировку! А детей – только в Лаповку!

Так что впервые в нашей жизни мы остались вчетвером. Дело пришлось как раз на весенние каникулы нашего второго класса, и начались они под аккомпанемент частого плача бабушки Марфы и причитания впервые хмурого деда Назара. Да и мы один день ходили потерянные, словно пришибленные. Горе утраты лишило нас обычной веселости и непоседливости.

Увы, долгая грусть претит детской натуре. И уже на второй день мы забрались на теплый чердак, закрылись, чтобы никто случайно не помешал, и занялись очередными развлечениями. Кажется, играли спектакль «Королева хозяйничает в своих владениях». Причем впервые это проходило без нашего главного режиссера и главного постановщика в лице Димочки. Но вот именно в тот самый раз Машка и заявила свои права на лидерство в полный голос. Да так заявила, что и мне, и близняшкам здорово и совсем не понарошку досталось «физических наказаний». Сказалась, видимо, ее долго скрываемая склонность к некоторому садизму и отсутствие основного сдерживающего элемента в лице нашего прежнего лидера Димочки. Мы тоже оказались не правы. Все трое. Потому что не стали обострять обстановку, оказывать явное сопротивление и доводить Машку до истерики. Как-то думалось, что это у нее от горя и очень скоро пройдет.

Не прошло. А со временем еще и усилилось. Менее чем за год наша королева, как она требовала к себе обращаться при наших играх, превратилась в маленькую стервозную сучку, буквально затерроризировавшую всех троих. Причем Верочка с Катенькой сдались первыми на милость рабовладелицы и стали ей даже во всем подыгрывать. Похоже, им такой вульгаризм и необычность отношений даже нравились. И уже все втроем они дружно набрасывались на меня. Понятно, что справиться с тремя подругами у меня практически уже не было шансов. Но я боролся, от всей души боролся. И за них, и в первую очередь за себя. Даже кое-какое ко мне уважение появилось, некий страх, что я могу рассердиться и так им порой надавать! Мальчик все-таки.

Увы! Судьба в тот момент мне подставила жестокую подножку. Дело было после Нового года, когда мы в третьем классе на зимних каникулах опять все вчетвером собрались в нашей Лапе. Снега хватало, мороза тоже, да и сопутствующего детского инвентаря для зимних развлечений родители нам покупали с излишком. Так что мы не только забавлялись на чердаке, но еще и на санках катались, на лыжах порой по окрестностям бегали и даже на коньках в центр деревни добирались, где старшие ребята себе нечто вроде хоккейной площадки оборудовали.

Я мечтал стать или моряком, или знаменитым хоккеистом, поэтому иногда хватал коньки и сбегал от своих подружек, лишь бы хоть немного потренироваться с клюшкой и шайбой. В тот злополучный день я тоже оказался на площадке.

Вот там я и упал. Несуразно перескакивал небольшой намерзший бугорок, коньки пошли вперед, и в момент падения я ни на бок вывернуться, ни попой смягчить удар, ни локтями подстраховаться не сумел. Так и грохнулся спиной на тот злополучный бугорок. Боль в районе поясницы меня на короткое время лишила сознания. Но очнулся опять-таки от боли: деревенские пацаны пытались меня поднять, намереваясь сделать несколько насильственных приседаний. Им втемяшилось в голову, что у меня дыхалка сбилась.

Уже и не знаю, каким чудом, но с жуткой мимикой и мольбой в голосе мне удалось их остановить от подобного безрассудства. Просто упросил поставить меня возле дерева и оставить в покое. Сам, мол, отдышусь. Больше часа стоял. Замерз настолько, что и боль чувствоваться перестала. Тогда я двинулся домой. Шел медленно, ибо каждый резкий толчок вызывал пронзающую от позвоночника боль, и я боялся опять потерять сознание. Но дошел, проявив редкую для меня настойчивость и целеустремленность.

Бабушка Марфа меня встретила, как всегда, с причитаниями, девчонки – с недоверием и ехидными улыбками. Но в постель уложили, дали меда и горячего чая с блинами. А добрейший дед Назар укутал мою поясницу компрессом с какими-то травами и спиртом.

Вот как раз в первый вечер и произошло в моем мозгу какое-то затмение-прозрение. Потому что иными словами я до сих пор не могу охарактеризовать то событие. Немного отлежав один бок, я попытался завалиться на спину и перевернуться на другой, как у меня в тот момент в позвоночнике взорвалась такая пульсирующая точка боли, что я громко застонал и на какой-то момент потерял сознание. А когда очнулся от боли, бьющейся в висках, сначала не мог ничего рассмотреть из-за красных кругов перед глазами и прочих радужных разводов. И только чуть позже различил две совершенно одинаковые, склонившиеся надо мной головки наших лисичек. Они тоже показались словно сотканные из тумана, на странных, полупрозрачных шейках и с белыми от переживаний щечками.

– Кать, ему и в самом деле так больно? – спросила та, что находилась правее.

– Ага! Ты ведь слышала, как он стонал.

– Значит, он не притворяется? Тогда мне его так жалко.

– Глупая ты, Верка! Мне его тоже жалко.

И в тот самый момент я четко, до какого-то судорожного всплеска радости в сознании, осмыслил всю разницу между этими идеально похожими девчонками. И навсегда запомнил те чувственные модуляции их голосков, которые позволили бы мне различать подружек даже с завязанными глазами. Это знание так естественно и гармонично влилось в мое тело, что боль оттуда исчезла, я вздохнул свободнее и даже попытался улыбнуться:

– Так в спине кольнуло, думал, умру.

– Так не вертись! – стала распоряжаться Катенька.

– Мы сейчас бабушку позовем! – решила Верочка, и они обе умчались.

Но с тех пор мне одного взгляда на них или единого слова с их уст хватало для стопроцентного опознания. Причем сам себе я никогда и не пытался объяснить, что и почему такое случилось. Просто все списал на сильную боль и невероятно обострившееся в момент осознания восприятие. А уж на память я никогда не жаловался.

То есть хоть что-то от злосчастного падения осталось положительное. Опять-таки – иногда и отрицательное «что-то» из-за моих знаний на меня валилось.

Так я вылеживался три дня. И так я стал инвалидом.

Это уже потом врачи долго и витиевато рассказывали о какой-то декомпрессии, защемлении нервов и обязательном, прямо-таки кардинальном лечении с первого часа после травмы. А в Лаповке об этом никто не подумал. Да и я не стремился попадать в больницу. Тоже поверив, что покой, блины и компрессы меня быстро поставят на ноги.

Да так в принципе и получилось: на четвертый день я уже вставал, на пятый бегал, а на шестой подружки затащили меня на чердак, где я принял полноценное участие в очередной ролевой игре. Разве что верхом на мне тогда не ездили, и мне приходилось изображать раненого рыцаря, которого непобедимые воительницы захватили в плен и доставили для пыток пред светлы очи своей королевы. Понятно, кто была королева и что она со своими воительницами со мной вытворяла. Но тогда все наши забавы еще носили эдакий налет детских шалостей и умещались в рамках здравого смысла.

Основные проблемы начались через год.

Опять-таки к новогоднему празднику выяснилось, что я перестал расти. Располнел, набрал лишний вес, лицо стало округляться, но в высоту я не подрос ни на сантиметр. Доктора уже вынесли свой вердикт: отсутствие должного лечения. Но пытались и утешить: мол, ничего страшного, со временем организм сам начнет восстанавливаться и рост возобновится. По большому счету меня тогда это не сильно волновало, потому что разница со сверстниками в росте еще настолько сильно в глаза не бросалась.

Тем более что отвлечься было на что: мы в нашей компании впервые узнали, что такое секс. Здесь уже вся инициатива принадлежала Машке. Она выискала у своих родителей порнографические фильмы, и мы впервые, сдерживая прерывистое дыхание, просматривали самые откровенные постельные сцены на нашем оборудованном на вполне надлежащем техническом уровне чердаке. Благо что и я к тому времени умел не просто собрать компьютер, но и настроить его для любой работы.

Просматривали. Обменивались мнениями. А потом и пробовать стали. Конечно, не все и не сразу, но уже к весенним каникулам, когда нам исполнилось по одиннадцать лет, я с полной уверенностью мог называть себя взрослым мужчиной. Потому что определенное вещество, которое изначально требуется для зачатия детей, из меня уже било фонтанами. А шесть шаловливых ручек и три розовых язычка готовы были заставлять меня извергать эти фонтаны круглосуточно.

Такая интенсивная половая деятельность в моем возрасте даже привела к тому, что я опять похудел и к лету стал напоминать тощего заморыша. Вот тогда я и сделал последнюю попытку вырваться из ручек моих распоясавшихся подружек, потому что уже на полном серьезе начинал Машку бояться. Я попросил, вернее, даже умолял своих родителей, чтобы они меня оставили дома, а еще лучше отправили на лечение в какой-либо санаторий. Мои просьбы привели к противоположному результату.

– Да ты посмотри на свою худобу! – ругались отец с матерью, перекрикивая друг друга.

– На молоко и сметану! В Лаповку!

– И творог твоим костям нужен в первую очередь!

– Ни в каком санатории нормального питания не обеспечат!

– Да и пора тебе как мужику побольше мяса есть. В том числе и куриного!

Жареную курочку я обожал, поэтому задумался на короткий момент, что было воспринято моей мамочкой как полное смирение:

– Вот и отлично! И я с тобой отправлю пяток «баночек» со сгущенным молоком.

Она работала завскладом на фабрике мороженого, поэтому в нашем холодильнике всегда как минимум стояла одна трехлитровая «баночка» со сгущенкой, а вся морозилка была забита мороженым разного сорта. При этом моя родительница любила повторять:

– Только в анекдотах сапожник бывает без сапог.

Судя по тому, как и с каким усердием мой отец таскал со своего завода списанные и совсем еще не списанные детали, а то и целые устройства, он тоже целиком поддерживал свою супругу в подобном мировоззрении. Я тогда еще не понимал всей подноготной вышеназванного мировоззрения, поэтому относился к таким делам полностью флегматично и индифферентно. Обожал ящики с детальками, многочисленные блоки и целые устройства, с удовольствием ел сгущенку с хлебом, а мои подружки деловито поедали скапливающееся в морозилке мороженое.

Но именно ту самую погрузку в машину пяти огромных банок со сгущенкой я и запомнил как переломный этап, как некую черту, отделившую мое детство от юности. Потому что детство для меня закончилось в тот момент, как только я летним вечером оказался в Лаповке.

Глава вторая

Воспоминания юности

Разгрузка автомобиля, порученная мне, еще только началась, как наша королева собственнически схватила меня за руку, оттащила за сарай и поставила перед фактом:

– Ты уже взрослый, и я уже взрослая!

Они приехали на пару дней раньше, и я подумал, что случилось самое банальное:

– Как?! Ты уже не девушка?!

В последние месяцы мы очень интенсивно на эту тему просвещались с помощью Интернета и достигли таких высот в теоретическом познании межполовых отношений, о которых, вполне возможно, и наши родители не подозревали. Но все вчетвером торжественно решили, что и Мария, и Вера с Катей так называемую дефлорацию будут проходить со своими законными мужьями. Ну а все остальное следов не оставляет, значит, можно творить что угодно. Главное, чтобы определенные жидкости не попадали куда не надо. Потому что мы вычитали о возможности забеременеть даже девственницам.

А уж тем более такие понятия-различия, как девушка-женщина, мы осознавали прекрасно. Именно поэтому и я подумал, что Машка за эти пару дней как-то «сорвалась» и что-то натворила.

Подумал, высказался и сразу получил наказание в виде впившихся мне в руку ноготков.

– Дурак! Совсем не соображаешь?

– Ну так ты же сама сказала.

– Что я сказала? Что женщиной стала? Недоумок! Забыл, что значит быть взрослым? – Когда она злилась, могла и глаза выцарапать.

– А-а-а! Конечно помню, – сообразил я, одновременно загораясь жутким любопытством. – Ну? И как оно?!

– Выше крыши! – в полном восторге закатила Машка свои прекрасные глазки. – Я даже испугалась вначале, так меня заколотило.

По всем логическим и научным выкладкам, которые мы почерпнули в Интернете, получить оргазм в возрасте одиннадцати лет считалось невозможным. По крайней мере, являлось общепринятым фактом, что подобное удовольствие в таком возрасте – явление крайне редкое. Ну а вот у Машки получилось. И не верить ей я даже не подумал. Уж на что она была стервой и гадкой девчонкой иногда, но врать никогда не врала, тем более в нашей компании мы давно сделали правду основным законом.

Так что «взрослой» она и в самом деле стала однозначно. Но затащила она меня за сарай вовсе не с целью высказаться, а с желанием «порадовать» своими очередными вожделениями.

– Поэтому разгружай быстрее машину, и мы тебя ждем на чердаке! Срочно хочу попробовать оргазм от тебя. Это раз. А во-вторых, ты просто обязан будешь научиться доставлять такое же удовольствие лисичкам. Им тоже хочется.

Я сделал безуспешную попытку вырваться из ее хватки.

– Ну так у тебя тоже вроде неплохо получается. Тем более ты сейчас лучше знаешь, где и как, сама ведь прочувствовала.

Она резко прижала меня к стене сарая, схватив за горло. И вот тогда я с ужасом понял, что ростом ниже Машки. И чуть ли не слабее. Она буквально нависала надо мной, исторгая из себя злобу и недетскую строгость.

– Раб! Ты сегодня будешь замучен насмерть, если хоть на капельку ослушаешься приказов своей королевы! Понял?

Если бы она меня уговаривала, я бы быстрее согласился на любые игрища, но и в данном варианте я не посмел ослушаться. Прошипев свое согласие, остался в одиночестве и, растирая шею, отправился завершать разгрузку машины. Отец собирался выехать в обратную дорогу всего лишь через час. Ему очень нравилось ездить ночью, когда дороги свободны и ничто не ограничивает максимальной скорости.

Он-то уехал, а мне после ужина пришлось взбираться на чердак. Вот тогда с еще большей силой я пожалел о безрассудности собственных родителей: Машка где-то достала фильмы с элементами эротического садо-мазо. И это лето у нас прошло под аккомпанемент нового, кардинально измененного репертуара ролевых спектаклей. Названий было много, прямо дикое разнообразие, уж поверьте изощренным девичьим фантазиям. Они и без меня придумывали такое, что только титулы могли бы составить весьма интересную книжицу для сексуальных извращенцев и любителей групповухи.

И больше всего доставалось мне. На меня надевали ошейник, навешивали цепи, и я поражаюсь, как кандальный звон и лихие выкрики ни одного раза не привлекли к нашим игрищам внимания деда с бабкой. Ну, Назар-то был глуховат с самого детства, да и излишним любопытством никогда не страдал. А вот почему бабушка не полюбопытствовала: чем внучек с внучками занимаются? Чего это они целыми днями или на сеновале, или на чердаке сидят? Мало того, мы и ночами стали проводить большую часть времени или за просмотром фильмов, или разыгрывая очередные сценки. И ничего! Никакого к нам внимания!

Это я позже понял, что любимая бабулечка серьезно болела. Сердечко пошаливало, а к врачам так и не обращалась. Все какими-то народными средствами пользовалась, какие-то травы да настои пила. Особенно на ночь, для крепкого сна, как утверждала. Получалось, она не лечилась, а просто спасалась от бессонницы, загоняя себя и усугубляя нездоровое состояние.

И осенью, в начале октября, бабушка Марфа умерла. На похороны из нас никого не взяли. Лишь на осенних каникулах мы в первый день приезда подались на ее могилку и пару часов просидели вчетвером на лавочке. Переговариваясь о своем, раскрывая самые сокровенные тайны и как бы советуясь с самым любимым и искренним в своей любви к нам человеком. Могло показаться странным, но Машка почему-то задумала оправдаться перед умершей и словно на уроке поведала, глядя на венок, о самых основных наших шалостях. А потом добавила:

– Если до заката нам никакого знака не будет, значит, мы все делаем правильно и бабушка на нас не сердится!

Я не удержался от возражений:

– Солнце и так уже наполовину село. Да и какие могут быть знаки с того света?

– Мы догадаемся, когда увидим что-то странное и непонятное. Я читала.

– Где?

– Где надо, там и читала! А ты не знаешь, так сиди и помалкивай! – окрысилась на меня наша королева.

Ничего не оставалось делать, как вздохнуть и смириться. И с какой-то потаенной надеждой ждать любой странности в округе.

Увы! Ничего не произошло. А может, мы просто не туда смотрели и не к тому прислушивались. Но любящая бабушка Марфа так и не отозвалась. И никто из живущих посторонних не догадался подслушать наши откровения со стороны. Потому что наверняка бы изумился и принял бы меры. Хотя бы рассказал родителям. Потому что сами мы ни полусловом о наших игрищах никому рассказывать не осмеливались. Давали страшные клятвы и нарушать их не собирались.

Солнце закатилось, Машка вскочила и потянула нас в дом:

– Быстрее! Родители сейчас уезжают, и надо показать, что мы послушные и хорошие. Слушаемся деда Назара и будем ему помогать по хозяйству.

Опять-таки и показывать особо не пришлось. Наши родители даже на миллиграмм не засомневались в том, что их чадам в Лаповке будет плохо. Смерть бабушки Марфы на устоявшиеся стереотипы не повлияла. Опека добрейшего, пусть и глуховатого Назара их устраивала полностью. Тем более что и общее мнение про нас у отцов и матерей превалировало одно:

– Так ведь и они уже не малыши! Двенадцатый год, поди, идет каждому.

Но больше всего их успокоила наша великая артистка. Машка кивнула головой, сложила ручки на груди и с чувством урожденной «матери Терезы» пообещала:

– Не волнуйтесь, я присмотрю за младшенькими.

В тот момент я был готов убить эту притвору, исцарапать ей лицо и наставить синяков по всему телу. И она, кажется, это прочувствовала. Потому что, когда наши родители уже усаживались в машины и прощались с дедом Назаром, подошла сзади, ущипнула за бок и зло прошептала:

– Раб! Ты не имеешь права так смотреть на свою королеву! Сегодня я буду учить тебя смирению!

– Как хочу, так и буду делать, сучка! – не сдержался я, добавив подслушанное у старших ребят ругательство.

Ну и получил по полной программе, как только мы остались вчетвером в моей комнате. Теперь нам и на чердаке можно было не прятаться и даже шуметь сколько влезет. Назар спал крепко, слышал плохо, и в наши комнаты вообще никогда не заглядывал. И если бабушку Марфу или родителей Машка и лисички сильно побаивались, то к добрейшему двоюродному деду относились в плане потенциальной угрозы как к пустому месту. Вот так для меня начался очередной круг издевательств и сексуального унижения.

Не могу сказать, что все уж так не нравилось в наших игрищах. Нравилось. Мне этого хотелось. Это было жутко интересно и познавательно. Но если уж быть до конца откровенным, хотелось какой-то гармонии, красоты, ласки и нежности. Я стремился к какой-то одухотворенности, сказочности, тянуло к спокойному и доброжелательному познанию, к равноправным отношениям в нашей маленькой компании. А получалось совершенно вопреки природе: я, пацан, ратовал за романтические и добрые спектакли, а девчонки насаждали садизм и издевательства. Хотя в отношении Верочки и Катеньки это утверждать не берусь. Скорее всего, и на них сказалось дурное, крайне негативное влияние нашей раздухарившейся королевы. Похоже, для близняшек наша лидер стала настолько авторитарной, харизматичной и образцовой, что они слегка тронулись в этом отношении психически. Доходило до того, что Машка себе позволяла их шлепать, бить, пинать и заставлять вытворять что угодно, а они на нее продолжали смотреть с восторгом, преданностью и любовью. Одного шага не хватало до падения на колени и возношения молитв. Благо что мы об этом не знали и воспитывались в полном атеизме. И даже порой, сильно побитые и плачущие, они моментально превращались в цепных псов и накидывались на меня, достаточно было только пальчику королевы указать в мою сторону.

С одной Марией я бы, конечно, справился, но против трех у меня не было ни малейших шансов. И они с каждым днем все с большей наглостью пользовались собственной безнаказанностью. И если бы только это омрачало мою жизнь.

Осень, зима и весна прошли для меня в недовольстве собственным телом: я подрос всего на один-единственный сантиметр, зато набрал в весе девять килограммов. Продолжая оставаться подвижным и вертким, я в то же время стал превращаться в несколько скособоченного, неприятно выглядящего мальчугана. Ко всему прочему и в лице моем стали проявляться странные черты не то чтобы уродливости, но весьма неприятного, отталкивающего свойства. Я стал замечать, что при виде меня все больше и больше людей напрягались, откровенно кривились и старались как можно скорее избавиться от моего общества. Меня это в душе ранило невероятно.

Понятно, что все мои старые знакомые, а тем более родные и близкие по инерции видели во мне все прежнее и легко узнаваемое, но вот восприятие со стороны посторонних людей менялось однозначно в худшую сторону. Скорее всего, именно по этой причине у меня не появилось ни одного нового друга или товарища. Со мной вообще к лету перестали общаться все одноклассники и ребята из других классов. Мало того, начались странные попытки меня обидеть, поколотить или как-то унизить. Вроде бы и незаметно, но отношение ко мне стало превалировать как к ущербному, покалеченному или недоразвитому. А уж в детской среде сверстники, как правило, становятся очень жестокими и циничными, как только речь заходит о неполноценных или неприятных на вид детях.

И когда мне пошел тринадцатый год, я на собственной шкуре стал испытывать весь гнет моей непроизвольной уродливости. Я стал самым маленьким, самым слабым, непропорционально растолстевшим и с физическими недостатками на лице. И, несмотря на отличную учебу, в моем классе мне оставалось только парочку шагов сделать, чтобы превратиться во всеобщего изгоя.

Вот тут раскрылась и другая сторона моей крепкой, неразрывной дружбы с девчонками. Они так рьяно встали на мою защиту, что в течение четвертой четверти все нападки, оскорбления и насмешки в мою сторону прекратились полностью. Причем и Машке, и близняшкам пришлось ради моей защиты развязать целую войну. И не простую войну, а страшную и жестокую. На каждое плохое слово в мою сторону они отвечали сотней слов. Да еще и таких, что любой хулиган предпочитал забыть обо мне и о моих подружках до конца жизни, чем еще раз быть осмеянным. Ну а если все-таки распускал руки и начинал кичиться силой да бойцовскими качествами, то его победа оказывалась временной, а чаще всего пирровой. Физическое совершенство ему не давало малейшего преимущества там, где за дело бралась Машка. Наша королева в выборе средств щепетильностью не страдала. Зная суть межличностных отношений между мальчиками и девочками лучше многих старшеклассников, она могла так опозорить и унизить объект своей ненависти, что те переходили в другие школы. Или могла легко натравить врагов друг на друга. Вплоть до того, что мило целовалась с парнями постарше. Моим обидчикам, а также тем, кто ссорился с моими защитницами, все равно доставалось втройне.

Так что войну мы выиграли. Вернее, выиграли мои подружки.

Но! Произошло парадоксальное явление! А может, и нет? Может, все вполне логично и закономерно? Но с тех пор я попал в еще большее, можно сказать, окончательное рабство. Жалкие крохи свободы рассыпались полностью под ударами действительности. Моя зависимость от подружек стала полной и бесповоротной. Они за меня сражались и победили. Но теперь я уже стал им принадлежать как вещь. Кажется, именно тогда и стали проскальзывать в обращении ко мне с их стороны такие обидные прозвища, как Подошва, Пончик и Каблук. И я ничего не мог этому противопоставить. Ведь если до «войны» за Борьку Ивлаева я еще пытался порой что-то менять и чему-то сопротивляться в наших играх, то после окончательной победы, когда мы на летние каникулы приехали в нашу Лаповку, я даже мечтать о свободе почти перестал. Подружки прижали меня окончательно. Тем более что физически к тому времени даже любая из близняшек стала гораздо сильнее меня. Не говоря уже про Машку, начавшую невероятно интенсивно заниматься как вообще спортом, так и всеми видами единоборств в частности. А что может быть обиднее для мальчика, когда его сверстница-девочка в любой драчке легко нанесет ему поражение? Хуже бывает лишь в случае, когда он сам, по собственной глупости начинает эту драчку. Поэтому я старался все меньше спорить, почти перестал возражать, а уж тем более прекратил бунтовать. Исключения случались только во время навязанной мне роли «бунтующий раб».

Да уж, без горестного вздоха о таком не вспомнишь.

Но зато именно на летних каникулах, на тринадцатом году нашей жизни мы впервые соприкоснулись с тайной. Причем не просто с чем-то эфемерным и малозначительным, а с великой, непостижимой и жутко притягательной тайной. И с той самой поры нас помимо интимных игрищ, крепкой дружбы и единой фамилии связало еще и секретное расследование. А попытки раскрыть эту самую тайну и привели к тому, что наша жизнь превратилась в череду сплошных трагических приключений.

Началось все буднично и однообразно. Проснувшись теплым июньским утром раньше всех, я, написав короткую отвлекающую записку, попытался спрятаться от девчонок на чердаке и предаться своему любимому увлечению: составлению из горы деталей действующего в моих фантазиях устройства. Понятно, что дед Назар к тому времени уже давно копошился по хозяйству, но даже приготовленный им и оставленный для нас на столе горницы завтрак не соблазнил меня спуститься вниз и перекусить.

Следующей после меня проснулась стервозная Машка. Она тоже, как и я, имела свою персональную комнату и поэтому позволяла себе частенько просто поваляться в кровати, лениво потягиваясь и впадая в дрему. Но если она уже вставала, то спать из нас никто не имел морального права. Вот и тогда она закричала на весь дом:

– Борька! Лисички! А ну бегом ко мне!

Еще и в стенку пяткой стала колотить, подгоняя спящих в соседней комнате близняшек. Судя по их довольному и счастливому визгу, Вера с Катей примчались и бросились в кровать к своей королеве сразу же. И на какое-то время все трио притихло, видимо лисички исполняли очередные прихоти нашего лидера. Я уже и обрадоваться успел, что обо мне забыли и оставят в покое хотя бы до обеда, но вздрогнул от нового истерического вопля:

– Борька! Я долго буду тебя ждать?!

Паяльник выпал у меня из рук, и тело уже предательски устремилось на этот гневный зов, когда остатки силы воли и духа противоречия все-таки заставили меня замереть на месте.

«Не пойду! Тем более что сразу не пошел. – В душу стало заползать нехорошее предчувствие. – Эта сучка еще больше рассердится, что сразу не явился. И вообще! Они ведь поверят записке! Ха-ха! И пусть поищут меня в скалах! Вот будет здорово!»

Не поверили. Вернее, Мария сразу что-то заподозрила и стала обыскивать все хозяйство с криками выжившей из ума старухи:

– Он точно от нас прячется! Подошва, выходи по-хорошему! Не хочешь? Ну, погоди! Девочки, ищем его, быстро! Я осматриваю двор, ты, Катька, – сарай. Верка, глянь на чердаке!

Она, как всегда, близняшек перепутала, потому что наверх ко мне заглянула Катерина. Ее глаза округлились при виде меня, сжавшегося за столом и умоляюще прикладывающего указательный палец к губам:

– Ш-ш! Катенька, не выдавай! Пусть они еще поищут.

Зря я ее опознал, она, как обычно в таких случаях, разъярилась, а ее рот открылся до максимума, исторгая злорадный крик:

– Здесь он! На чердаке прячется!

– У-у, предательница! – только и промычал я в расстройстве, понимая, насколько мне сейчас придется несладко.

Топот ног в нашу сторону подтвердил мои опасения, и вскоре я уже отыгрывал сцену «подлый, взбунтовавшийся, но вовремя пойманный раб с помощью жутких мучений признает свои грехи и просит милосердного прощения». Следов ало к этому титулу добавить и еще несколько фраз: «Причем просит долго, нудно и напрасно! Ибо милосердия ему не видать до конца дней своих, которые отныне сочтены однозначно!»

В самый разгар проводимых надо мной притворных издевательств, когда Машке оставалось совсем чуть-чуть до оргазма, в калитку, выводящую на улицу, громко замолотили колотушкой. Метнувшаяся к чердачному окошку Вера так и присела на месте от страха.

– Там участковый и двое военных! – зашипела она.

– Одеваться! – дала Машка команду, и мы облачились со скоростью бойцов спецназа в свои детские тряпочки и побежали за ней, выслушивая на ходу распоряжения: – Молчать и делать вид, что ничего не знаете, ничего не видели и ничего не понимаете! Если что, кивайте на меня, я им все растолкую!

В общем, во двор мы все равно выскочили словно зачумленные, явно виноватые и потерянные. Но кажется, нежданные гости на наше состояние не обратили ни малейшего внимания. Участковый, солидный и грузный дядька, лишь досадливо скривился:

– Хе! Назар, как всегда, ничего не слышит. И из хлева не вылезает. Или, скорее всего, сейчас на дальнем лугу сено косит. А уж во время работы по сторонам он никогда не смотрит.

– Так давай хоть детей расспросим, – предложил один из военных. – Гляди, какие они шустрые и глазастые, наверняка если ничего не услышали, то уж точно что-то заметили. Правда, красавица?

Он добродушно заулыбался уже совершенно успокоившейся Марии, а нам троим, остановившимся на крыльце, приветливо махнул рукой.

– Да можно и спросить, – сомневался участковый, усиленно пытаясь припомнить, кого он перед собой видит. – Ивлаева, небось? А звать-то как?

– Мария, дядя Петр, – степенно отвечала наша королева. – Что ль, не узнали?

– Ой, прости меня, Машенька! – оживился милиционер. – Я тебя совсем махонькой помню, а ты вон какой красавицей стала. Прям невеста уже!

– Ой, дядя Петр, скажете тоже!

При этом она так артистично, мило и застенчиво зарделась, что даже у меня в душе родилась уверенность, что те глупости, которые мы вытворяли всего лишь минуту назад, происходили если и не с нами, то уж точно не с Машкой. От удивления и осоловелости я попытался сильно сморгнуть и замотать головой, приводя себя в чувство и возвращаясь к действительности.

Что привлекло ко мне внимание другого военного.

– А тот малый чего так головой трясет?

– Да вы на него внимания не обращайте, – с сердобольным вздохом посоветовала наша стервоза. – Братишка наш меньшой, и в детстве головкой часто ударялся, и вот давеча, совсем недавно опять со всего маху в стенку врезался. Стенке хоть бы что, а вот ему иногда больно.

Все три гостя не сдержались и загоготали, словно гуси. Но и про дело не забыли. Участковый прокашлялся и стал расспрашивать по сути:

– Вы тут Яшку когда в последний раз видели?

Общепризнанный деревенский дурачок Яшка на этот край забредал крайне редко. Лет тридцати, вечно пьяненький и в великоватом для него черном картузе, он давно являл собой единое целое с деревенским пейзажем. Безобидный, никого не трогал, кормился и спал у своей старшей сестры, а все остальное время чаще проводил возле сельпо, стоически и жалобно выпрашивая стаканчик винца у заседающих там на завалинке деревенских мужиков. К слову говоря, того самого стаканчика ему и хватало на весь день полупьяного существования. Никогда никому он не мешал, ни в какие неприятности не влезал, так что такой к нему повышенный интерес казенных людей удивил нашу Марию. Она пожала плечиками и мотнула головой:

– Дня три уже не видели.

– О! А когда в последний раз видели, куда он шел и что делал?

– Что делал? Да как всегда, пошатывался, – тщательно припоминала каждую деталь наша стервоза. – И песню себе под нос напевал. Сразу после обеда это было. Да, точно! И в лес он, вон туда отправился.

Все три гостя между собой переглянулись и печально кивнули головами. А мы замерли на крыльце, боясь вздохнуть: наша «старшенькая» очень много недоговаривала из событий трехдневной давности. Хотя мы еще не могли осознать, для чего она это делает.

– А что случилось-то, дядь Петр?

Участковый с некоторым сомнением почесал щетину на скуле, но глаза девочки смотрели на него с такой честностью и доверием, что он не смог не ответить:

– Да вот поди, три дня назад этот Яшка и пропал. А перед тем у сельпо пару часов распинался, что уходит в лес и больше никогда не вернется. Жаловался, что ему такая жизнь надоела, и он будет искать лучшей доли.

Машка с истинно бабьим испугом всплеснула ладошками:

– Да никак руки на себя наложил? Мог ведь и повеситься спьяну!

Опять участковый переглянулся с военными, и один из них тоже не выдержал требовательного тона сердобольной девочки и поспешил ее успокоить:

– Ну это вряд ли. Мы тут с нашими бойцами весь лес прочесали, все скалы облазили и все пещерки просмотрели. Ни слуху ни духу от вашего Яшки не осталось. А значит, либо слишком далеко отсюда забрался, либо… – Он сделал паузу и развел руками. – Либо его волки съели.

– Да сколько с тобой спорить? Какие тут у нас волки! – возмутился участковый, возобновляя наверняка старые споры. – Их еще до Второй мировой всех повывели.

– Где тогда пропажа? – завелся и второй военный. – Два дня – коту под хвост! Все рядовые над нами смеются: какого-то бухарика отыскать не можем. И был бы хоть кому нужен. Тьфу!

После чего все трое вежливо попрощались, решив не искать деда Назара, да и подались в центр деревни. А наша штатная «королева» тщательно заперла калитку и, строго стреляя своими глазками, завела нас всех в дом. Там уже Катерина не выдержала:

– А чего ты им всего не рассказала?

Вот тут и ей досталось. Правда, без рукоприкладства.

– Закрой рот, дурочка! И не открывай без моего приказа! Так вот, а теперь молчите и слушайте внимательно. Никто и никогда из вас не имеет права даже подумать о том, что вы видели или краем уха слышали три дня назад. Во-первых, вам никто не поверит и вас просто сдадут в дурдом! Согласны?

С такой глупостью соглашаться не хотелось, как и попадать в дурдом. Тем более что нашему лидеру мы верили безоговорочно. Поэтому оставалось только с пониманием кивнуть и слушать дальше.

– Во-вторых, нас могут обвинить в непредумышленном убийстве. И тогда посадят в тюрьму. Вы этого хотите?

В тюрьму мы не хотели еще больше, чем в дурдом, поэтому все трое отчаянно замотали головами. Машку это успокоило, и она, мечтательно прикрыв пушистыми ресницами свои глазки, подвела итог:

– А в-третьих, нам эта дырка и самим пригодится.

С того самого момента пять лет нашей последующей жизни прошли под сенью ее величества тайны.

Глава третья

Пропажа Якова

Про тот день и события вокруг Яшки следовало рассказать и обрисовать всю суть с максимальными подробностями. Потому что с того самого дня все началось.

Хотя инициатором и провидицей великой тайны стала именно Машка, каким-то нюхом предугадавшая первый поворот судьбы. Ибо как она догадалась заговорить, ублажить и выведать у деревенского дурачка то, в чем он и сам сомневался? Во все времена Яшку никто в упор не замечал: идет себе тень, да и ладно. Часть деревенского пейзажа, вечный страдалец и пьянчужка. Разве что сердобольные женщины порой дадут ему кусочек чего вкусненького да мужики под праздничное или хмельное настроение стаканчик к калитке вынесут.

Вот и три дня назад мы Яшку вначале не заметили. Как и раньше не замечали, когда он проходил. Мы – это я имею в виду себя и лисичек. Зато Машка сразу напряглась и забормотала вслух:

– Куда это он так разогнался? О как чешет! И трезвый, похоже. Даже не шатается.

Мы тоже повернули головы в сторону улицы, сообразили, кого видим, пожали равнодушно плечами и вернулись к нашему обеду, проходящему прямо на открытой веранде. Зато нашей королеве словно шило в одно место попало. Она вскочила с места, вихрем метнулась к калитке и голосом сердобольной матери обратилась к деревенскому дурачку:

– Добрый день, дядя Яков! Куда так спешите?

Пьянчужка замер на месте, явно растерянный и ошарашенный. Ведь к нему подобным образом, да еще с такой вежливостью, похоже, никогда в жизни не обращались. Как только не обзывали по простоте душевной и черствости людской. И просто «Яшка» в этом длинном списке считалось самым достойным даже со стороны карапузов. А тут на тебе: «дядя», да еще и с полным именем. Поневоле тормоз сработает. А Машка еще и дальше удивлять продолжала:

– Вечно вы, дядя Яков, куда-то торопитесь. Совсем, видимо, заботы одолели?

Вот только после этого нам стали понятны предпосылки начавшегося разговора: наша лидер компании решила поиздеваться над взрослым человеком. Так сказать, в порядке инициации процесса и приобретения опыта. Кажется, такие мысли мелькнули в голове не только у меня, потому что близняшки хитро переглянулись и с вожделением стали хихикать. А замерший дурачок попытался улыбнуться и промямлить нечто утверждающее:

– Ну да, я как все. Работы хватает.

Хотя все в округе прекрасно знали: из полезных дел этот бездельник только грибы любил собирать, изредка ворочать вилами подсыхающее сено да частенько спать в летнее время в свежескошенных охапках травы.

– Ой, так ведь обед сейчас, работники кушают! – издевалась наша подружка. – А вы все в трудах да заботах.

Издевки в ее словах Яшка не заметил. Наоборот, приосанился и расправил плечи.

– Да, я такой.

Хотя даже мы понимали: от сельпо он сбежал лишь по той причине, что ему там или строго отказали в стаканчике дармовой выпивки, или вообще выгнали с глаз долой. И все это совпадало на двести процентов.

Но ведь наша старшенькая подружка хотела развлечений, и добиваться своего она умела.

– Дядя Яков, а вы стаканчиком винца угоститься не желаете? – Видя изумление, проступившее на лице даже такого любителя халявы, она с сияющими честностью глазами добавила: – Нам дед Назар целую бутылку оставил и разрешил потчевать любого односельчанина одним стаканчиком в честь его дня рождения.

Пьяница замычал от тяжких мыслей, припоминая, в самом ли деле у глуховатого Назара сегодня праздник, ибо любые именины для него всегда тоже были радостным днем. Чтобы ложь сразу не раскрылась, Машка приглашающим жестом указала во двор:

– Заходите, дядя Яков, сейчас нальем. – И, оббежав сомневающегося в такой удаче гостя, поспешила к веранде первой. – Вера, принеси гостевую бутылочку из подвала. А ты, Катя, – стакан с кухни.

Пока лисички, чудом угаданные по именам, мотались за указанными вещами, мне тоже нашлась работа:

– Боренька, а ты сделай бутерброд.

Как я ее ненавидел за это слащаво-приторное, набившее мне оскомину обращение при взрослых! Столько тайного смысла, угрозы и стервозности вкладывала подружка порой в это ласкательное имя, что мне ее убить частенько хотелось.

Но я со вздохом лишь приступил к сооружению большого бутерброда. Пока проходили подготовительные мероприятия, разговор между тринадцатилетней соплячкой и тридцатилетним забулдыгой продолжался:

– За грибами в лес собрались аль за ягодами?

– Да, за ними… – Хотя корзинки при нем не было, лишь в левой руке у Яшки только и виднелся, что зажатый пальцами картуз. – Надоть собрать малость.

– А мы пока еще и грибников не видели. Неужели беляки пошли?

– Хе-хе! Грибники здесь в любое время ходят, – как-то неосознанно ответил гость. – Да и не в беляках дело.

Проследив за его взглядом, прикипевшим к устанавливаемой на стол бутылке, мы поняли, что пьяница теперь думает только о стаканчике вожделенного винца. Но наша язвочка процесс наливания растянула по максимуму.

– А что же тогда грибники собирают, если грибов нет?

Яшка уже держался правой рукой за стакан и жадно сглатывал слюнки.

– Грибники тоже разные бывают.

– Просто гуляют?

– Ага! Шастают туда-сюда! Из дырки в дырку, словно крысы возле сельпо. Да ты наливай, малая, не тяни!

– Только вы, дядя Яков, нас не выдавайте, что мы вам налили, – просила Машка, хитро подмаргивая нам и наполняя граненую посуду доверху. – Может, дед Назар вас и не имел в виду, когда всех угощать разрешил.

– Имел, конечно имел, – дрожащим голосом прохрипел дурачок. – Мы с ним старые друзья. Он тоже грибника не раз видел.

К тому моменту его дрожащая рука поднесла стакан к губам, и выпяченный кадык резко заходил от дерганых, громких глотков. Смотреть на такое питье было не просто неинтересно, а даже противно. Мне по крайней мере. Потому что мои подружки наблюдали за этим действом с нездоровым интересом. Кажется, они уже заранее упивались зрелищем жутко пьяного, ничего не соображающего и ползущего по дороге мужчины.

Вино у нас было отличное. А так как в нашей семье из родителей его почти никто не пивал, то запасов скопилось изрядно и вряд ли дед Назар заметит исчезновение даже десятка бутылок. Высокое качество даже Яшка оценил. Прикрыл глаза и, причмокивая, похвалил:

– Благодать!

А когда открыл глаза вновь, в них уже плескался океан удовольствия с морями безумия и любви ко всему миру.

– Хорошо-то как! Дай бог здоровья дядьке Назару и вам, милые детишки!

– Бога нет, – вырвалось у меня. – А вот закусывать надо!

Я чуть ли не насильно вынул у него из руки пустой стакан и вложил в него бутерброд.

– Боренька, – сразу послышался стервозный, полный скрытой угрозы голосок, – мы и без тебя разберемся. Не лезь к старшим, малыш, со своими нравоучениями.

Впервые при посторонних Машка обратилась ко мне так уничижительно. И пока я переводил дух от бешенства и глотал готовые вот-вот сорваться слова бунта, за меня неожиданно вступился деревенский дурачок. Причем голос его странно окреп, а язык трепался как помело.

– Не ругай его, деточка. Может, он и прав по поводу Бога. Потому как иначе за бога придется считать любого грибника. Ха! А то и меня самого! Я ведь тоже знаю, как пролезть в дырку.

– А мы вообще в любую дырку пролезть можем! – похвасталась Катька.

– Потому что мы худенькие, – пояснила Верка.

– Дети вы еще, – заважничал пьяница, косясь на отодвинутую на дальний край стола бутылку. – Рано вам про такие вещи слушать, да и не про дырку в заборе я говорю.

– А про какую? – залебезила перед ним Машка. – Расскажите, дядя Яков! Нам так интересно.

– Еще чего! – буркнул Яшка. – Да так за мной вся деревня уйдет. А оно мне надо? Они и там станут пить и жрать, а мне даже стаканчика не нальют. Сволочи!

Хорошее и крепкое вино подействовало сразу на ослабленного выпивкой алкоголика. Его настроение менялось, как осенний ветер. Он теперь вспомнил наносимые ему ежедневно обиды и стал злым и раздраженным. Так что и дураку было понятно, что никакими своими секретами он с детьми делиться не собирается. Но ведь для моих подружек в первую очередь важен сам процесс издевательств. Да и какие могут быть секреты у дурачка? Смешно даже нам слышать про какую-то дырку. Поэтому королева только продолжила свою коварную игру слов, кривляний и жеманства:

– Дядя Яков, но мы вот вас любим, уважаем. Даже… – Она сделала большие глаза и перешла на самый возможный в ее возрасте доверительный тон: – Если вы про нас никому не расскажете, мы вам еще винца нальем.

Это уже считалось в Лаповке аттракционом невиданной щедрости. Минут через пять Яшка бы и сам ушел к своей ближайшей лежке и преспокойно бы там валялся до самого утра. Об этом все знали и второй стакан никогда, ни при каких обстоятельствах не наливали. А тут, можно образно сказать, алкаш получил неожиданный удар под дых. От полученного предложения его рожа украсилась глупой улыбкой, а рука сама потянулась к стакану. Соображаловка, правда, еще осталась: заметив, что правая рука занята бутербродом, Яшка лихо водрузил свой незабвенный черный картуз на голову, перехватил закуску в левую руку, и только тогда пальцы правой сжали граненый сосуд.

– Наливай!

И вот когда он выпил второй стакан, то в течение следующих пяти минут его и прорвало. При всей своей скупости и тугодумии, деревенский дурачок кое-что умудрился заметить на околицах родной деревни. А именно: одного весьма странного грибника, который примерно раза два-три за лето ходил по окрестностям да раз, максимум два в остальные времена года. Чужак, но всегда одетый по сезону. Старый на лицо, но весьма крепкий телом. Молчаливый и ни разу ни с кем не заговоривший. Мало того, никто и никогда не мог похвастаться, что хоть раз лично встретил его на околице. А услышав парочку подобных утверждений из уст Яшки, лишь подняли его на смех и прогнали прочь.

Вот деревенский дурачок и обиделся на односельчан, вот потому никогда больше ни с кем на эту тему не заговаривал. И только второй стакан хорошего вина его расслабил в детской компании. Наверное, почувствовал себя равным по развитию с нами… Но наиболее странной деталью из его рассказа показалось утверждение, что странный грибник появляется возле деревни из одной дырки, а затем, пройдя большой отрезок по лесу к скалам, исчезает в другой дырке.

Пока мы втроем переваривали эту сказку, раскрыв рты, Машка продолжила свои эксперименты как по спаиванию, так и по вытягиванию дополнительных сведений. Она налила третий стакан и с придыханием спросила:

– Дядя Яков, а что за той дыркой?

Скорее всего, именно ее неопытность и предопределила дальнейший ход событий. Третья доза оказалась лишней во всех отношениях. Во-первых, гость перестал соображать и давать дальнейшие сведения. Только и прохрипел:

– Не знаю, что там. Не был! Но сейчас обязательно побываю!

А во-вторых, лишний стакан лишил алкоголика последнего чувства самосохранения. Так и сжимая в левой руке не надкушенный бутерброд, он резко развернулся и вихляющей походкой поспешил на улицу. А потом сразу повернул в сторону леса. Лидер нашей компании только и ждала этого момента.

– За ним! Выследим, куда он идет, и посмотрим на эту загадочную дырку.

Но только мы подошли к калитке, как со стороны хлева показался дед Назар и с самой сердечной улыбкой попросил:

– Детки! Помогите мне одну курицу поймать. Шустрая, змеюка, а мне вам на ужин бульон сварить надо.

Отказывать в подобной просьбе мы не имели ни морального, ни юридического права. Тем более что дед нас просил о подобном очень редко, баловал во всем остальном и никогда даже полусловом не вмешивался в наши детские дела, игрища и интересы. Мало того, Машка решила, что с просьбой мы справимся моментально. И уж пьяницу на заплетающихся ногах легко отыщем в лесу только по одному запаху. Далеко не уйдет. Именно эти слова прошептала нам наша королева и первой бросилась на ловлю строптивой курицы.

Времени мы и в самом деле много не потеряли. Но, как это всегда бывает в азарте погони и беготни, потерю лишней минуты не заметили. Потом минуту потеряли на маневр вокруг хлева, чтобы дед Назар не связал наше исчезновение с походом в лес без разрешения. И только тогда бросились по следу. Шли мы грамотно, по двое с каждой стороны тропы, растянувшись широкой цепью и держа друг друга в поле видимости. Причем двигаться мы умели довольно неслышно, быстро и по оптимальной дороге. Благо что каждый кустик, ямку и овражек в окрестностях знали лично.

Да все без толку. Яшка словно сквозь землю провалился. Сколько мы его ни искали, как ни прочесывали местность, даже следа не нашли.

Понятно, несмотря на все наши детские фантазии и восторженное отношение к сказкам, реалии нашего мира нам не были чужды. И после бурного обсуждения пришли к единственно верным выводам, коих насчитывалось всего четыре.

Яшка затаился, когда заметил нас идущими по его следам, а потом вернулся в деревню.

Деревенский дурачок сразу повернул с тропы и отправился в сторону скальной гряды, хотя мы потом и там побывали.

Либо перешел на бег, что в его состоянии можно было исключить на девяносто девять процентов, оторвался от нас и теперь спит где-то в самом дальнем и дремучем участке леса.

Ну и последний вывод: дыра все-таки существует на самом деле. Просто мы ее не смогли отыскать. Яшка туда забрался, спрятался и теперь отсыпается. Как бы долго он там ни находился, все равно, когда проголодается, выберется, вернется в деревню, и мы его легко расспросим во второй раз уже проверенным способом. Тем более что Машка была уверенной на все сто процентов:

– Любой алкаш всегда возвращается на то место, где вкусил халяву. Так что будем ждать. Тем более что и так сумерки приближаются. – Она осмотрелась, приосанилась, входя в роль очередной повелительницы, и воскликнула: – Сегодня, мои верные амазонки, мы поймали коварного индейца из проклятого племени жабоедов, и чем быстрее мы выведаем все их военные тайны, тем безоговорочнее станет наша окончательная победа! Хватайте его и тащите на допрос!

Понятно, кто в тот вечер оказался подлым индейцем и кого кровожадная королева заковала в кандалы и облачила в ошейник. За исчезнувшего Яшку отдуваться пришлось мне.

Потом еще два дня пролетели в том же русле. Ну а потом пришел участковый с военными, и нам стало известно о пропаже деревенского дурачка. И сразу некоторые детали показались еще более таинственными и притягательными. Вот почему Машка так быстро, хитро и обманно спровадила троицу нежданных визитеров, затолкала нас в дом и выдала сакраментальную фразу:

– Нам эта дырка и самим пригодится.

И даже я, относящийся ко всем затеям, инициативам и начинаниям со стороны Машки с содроганием и боязнью, загорелся идеей отыскать нечто загадочное, проникнуть туда, а потом… Хм! А потом и остаться там вопреки всем и вдали от всех! В полном одиночестве, радости и покое!

Поэтому и принял участие в розыске, разведке, установлению засад и круглосуточному порой бдению не просто «из-под палки», а с самым большим, искренним энтузиазмом. Тем более что, находясь в лесу, я гораздо меньше в течение лета подвергался неприятным унижениям и все усиливающимся грубостям во время наших ролевых игр. Появился тайный, особо притягательный лично для меня смысл пребывания в Лаповке.

Увы! Ни единого подозрительного места, странной тропы, обрывающейся неизвестно куда, а уж тем более непосредственно загадочного Грибника мы в то лето не отыскали и не встретили. Мало того, дед Назар тоже всеми силами открещивался от своих знаний о каком-то странном человеке, а спросить его напрямик, ссылаясь на слова пропавшего деревенского дурачка, мы не решились. Поэтому приняли утверждения «дяди Якова» за бред желающего опохмелиться алкоголика.

Но даже отсутствие каких-либо положительных результатов в нашем новом деле не расхолодило желания продолжать поиски дальше. Вся компания вознамерилась искать странную дырку до победного конца, разве что решили слегка изменить способы и стратегию. В последний день каникул состоялось заседание нашего штаба, в котором под председательством строптивой королевы единодушно решили переводить наши поиски на технические рельсы. Поэтому и мне в кои-то веки досталась кое-какая должность, называемая попросту – техник-электронщик. Мне вменялось в задачу создать, наладить, купить или украсть нужные нам для долгосрочного применения приборы, видеокамеры, датчики движения и прочие технические новшества современного мира из арсенала Джеймса Бонда.

Не такая уж и простая задача, но и за нее я взялся с рвением и удивившей даже меня решимостью. Еще и сумел вырвать под шум дождя дополнительные льготы в виде частичного освобождения моего участия в спектаклях и максимальной помощи в виде материальных средств для решения технических, весьма дорогостоящих вопросов.

Глава четвертая

Преступные вехи

Трудно избежать того, что уже случилось. Да что там трудно, вы наверняка скажете: невозможно! Хм! Спорить, конечно, не берусь, но ведь вполне может существовать, например, машина времени: вернулся назад и все подправил. Такого не бывает? Ручаться никто не станет, потому как если кто и имеет такую машину времени, то сам себе втихаря ею пользуется, в ус не дует и над нами посмеивается. Ибо раз существуют иные чудеса, то почему бы и в собственную молодость не вернуться?

Но это я так, к слову. Потому что вернуться в прошлое у меня все равно не получится, исправить содеянное тоже, так что каяться и биться головой об стену поздно. Что случилось – то случилось. А если подумать, то я даже в те времена не представлял себе, как именно можно избежать совершенных нами преступлений, вернувшись на день-два назад в прошлое. Слишком уж все получалось предопределенным, роковым и неизбежным.

Хотя вначале, после памятных летних каникул с пропажей Яшки, все у нас стало складываться довольно благополучно, морально правильно и технически совершенно. С первого же дня занятий в школе Машка, а за ней и Верка с Катериной подались на всевозможные курсы единоборств, контактного и бесконтактного боя, курсы по обучению владением холодным оружием. Причем набросились на новые для себя дисциплины с таким желанием, спортивной злостью и целеустремленностью, что практически весь сентябрь я их только и видел что в школе. Даже на своих традиционных игрищах мы порезвились только раз или два.

Меня тоже вначале решили поднатаскать в ловкости и проворстве, выносливости и фехтовании, но в первые месяцы на это у девчонок не хватало времени.

Признаться, меня это сильно обрадовало и успокоило. Весь свой появившийся огромный резерв времени я употребил на обучение теории и на получение практических навыков в сложном деле осваивания, создания и отладки технических шпионских новшеств. В результате чего я к осенним каникулам в Кулибина или Билла Гейтса не превратился, но все-таки сделал заметный шаг вперед в своем техническом совершенстве. Предметом моей первой, вполне заслуженной гордости стал прибор, срабатывающий на движение существа крупнее средней собаки в пределах сорока метров, использующий для этого автономное питание в течение недели и дающий сигнал на постоянно действующий компьютер. Прибор, конечно, был бесцеремонно содран и скопирован с лучших отечественных и заграничных образцов, но я ведь не собирался его патентовать. К тому же он легко собирался из того вороха деталей, который имелся в моем доме благодаря простому отношению к этому вопросу моего папаши.

Назвали мы прибор мигалкой и в первый же приезд в Лапу установили тройку над самыми потенциально перспективными перекрестками троп или лесных дорожек. Понятно, что за период коротких осенних каникул нам никто из вожделенных Грибников не попался, зато мы с десяток раз срывались по тревоге и мчались на место сигнала из-за многочисленных деревенских соседей, которые занимались заготовкой дров, сбором лечебной коры и поздних грибов с ягодами. Зато радовало, что мигалки работают отлично, комп распознает сигналы без труда, и если со временем окутать весь лес стройной системой просмотра, то нужные нам личности попадутся в наши сети быстро. А там и сами дырки отыщем.

Вторая четверть так и началась для меня в создании приборов, их усовершенствовании и доведении подаваемых сигналов до идеального. Постепенно и иная разведывательная техника открывала в теории свои основные секреты.

Подружки мои тоже постепенно отбросили все ненужное и второстепенное в спорте, оставив только самое действенное и необходимое. А именно: бросились с рвением изучать карате, ходить в полуподпольный клуб славянской парализующей самообороны (уж не знаю, как они на этот клуб вышли, потому что в Интернете я и полслова не нашел о подобных методиках боя, как и о самом клубе) ну и продолжили с максимальной интенсивностью заниматься фехтованием. Более сильная и напористая Мария выбрала себе рапиру, а Катерина с Верой – шпаги. Ну и, так сказать, для тайного домашнего задания девчонки выбрали для себя метание ножей и сюрикенов. Причем о последнем их увлечении знал только один человек в мире. Как и страдал – тоже. Потому что именно мне приходилось приносить им разбросанные по месту для тренировок смертельные изделия из стали, сооружать чучела с определенными свойствами, а порой и самому становиться объектом слишком уж рискованных и жестоких тренировок. Наверное, именно тогда у меня и стало вырабатываться второе уникальное свойство. Помимо умения отличать жутко похожих лисичек я научился интуитивно отодвигаться с того места, куда что-то летело. Не успевал еще нож сорваться с девичьей, как правило в тот момент дрогнувшей, ручонки, как мое тело смещалось в нужную сторону, уходя от попадания.

Криков при этом хватало:

– А если бы я в другую сторону бросила?! Как раз под твой отход?!

Но чаще мои подружки пристыженно замолкали, рассматривая кусок звенящей стали в том месте, где я только что находился. Это касалось только близняшек. Потому что Машка промазывала крайне редко, да и после своих промахов лишь желчно улыбалась и угрожала:

– Если я постараюсь, тебя ничего не спасет.

Жутко мне не повезло и в навязчивом желании нашей королевы научить меня умению не только защищаться от ударов, уколов рапиры или шпаги, но и самому вполне грамотно и эффектно наносить контрудары. Для этого меня часами заставляли отрабатывать одни и те же связки движений, действия при уходах противника с атаки и наиболее коварные выпады. Мало того, все эти тренировочные действия Машка придумала проводить в комнате или во дворе при рассыпанных под ногами мячиках. Они сотнями валялись у меня под ногами, а порой и специально бросались мне под ступни, вырабатывая у меня удивительные навыки при интенсивных движениях. Плюс ко всему еще один мячик я должен был на бегу подбивать ракеткой.

Как я в первые месяцы не поломал руки и ноги в падениях? До сих пор не пойму.

Я умирал в конце подобных тренировок и думал, что уже никогда не встану. Но уже через час меня гоняли снова, не делая никаких скидок ни на ущербность, ни на инвалидность. Может, это меня и спасало не раз в будущем, но в те часы тренировок я проклинал Машку и лисичек, готов был их убить и даже делал несколько непроизвольных попыток для этого. Благо что они все-таки были гораздо лучшими фехтовальщицами, чем я, и умудрялись отбить смертельные удары.

Да еще и смеялись при этом над моими напрасными потугами.

Вот так мы и жили.

По существу, чуть ли не два года нашей жизни прошли довольно однообразно.

Девчонки совершенствовались в воинском искусстве, я поднимался по лестнице мастерства электронщика, программиста и создателя следящих систем.

Во время каждой поездки в Лаповку мы настойчиво искали Грибника и дырку.

После команды со стороны Машки мы собирались в любом удобном месте и продолжали наши затянувшиеся детские и давно переросшие в откровенно взрослые игрища. Разве что заповеди оставить девчонок девственницами для их мужей соблюдали со всей святостью и последовательностью.

Учились на твердое «хорошо», местами даже на «отлично».

В школе нас не трогали, родители в нас верили и совершенно не беспокоились.

А потом нам стукнуло по пятнадцать лет. И в нашу жизнь вошла череда неприятностей, крайне негативных последствий и целая череда преступлений.

Началось все с того, что всех ребят из нашего класса забрали на призывной пункт, где мы и прошли первые, так сказать, предвоенные сборы. И там меня комиссовали окончательно и по полной программе. Вам может показаться это смешным, но я просто мечтал отправиться на обязательную воинскую службу. Желательно в морской флот. Причем руководствовался при этом весьма здравыми рассуждениями: ведь не обязательно солдату носить на своей спине здоровенный миномет или пулемет! А моряку не обязательно ворочать огромным веслом! Для такого, как я, хватит с лихвой дел как по управлению транспортом, так и входящей во все сферы жизни компьютерной техникой.

Не сложилось. Почесав головы, генералы живенько выписали мне военный билет с провокационной записью «К службе негоден!» и вытолкали взашей на улицу. Наверняка им приятнее было командовать стройными и подтянутыми орлами, которые басом рявкали дружное приветствие и которых можно было движением длани или произнесенным словом послать куда угодно, хоть на смерть, хоть на подвиг. Моя тщедушная, низкорослая и перекошенная фигурка в общем строю сразу вызывала зубовный скрежет офицеров и ну никак не ассоциировалась с подвигами и бравыми приветствиями. Вот так наша армия и флот лишились одного из самых дисциплинированных и технически грамотных специалистов.

А я расстроился настолько, что в школу не вернулся, где только девочки продолжали учебу в тот день, а, усевшись на скамейке в скверике, недалеко от своего дома, стал думать думу горькую о несчастной судьбинушке. Потому что в тот момент я осознал окончательно: с таким телесным уродством мне в жизни ничего не светит. Моя внешность оттолкнет от меня любого нанимателя, никакой директор или менеджер не станет меня выслушивать. У меня не появится ни одного настоящего друга. И меня, как это ни прискорбно осознавать, не полюбит ни одна девушка. Мечты о красавице жене и идеальной, многодетной семье треснули, превратились в прах в момент удара моего позвоночника о тот злополучный ледовый нарост. Да, я всегда мечтал иметь много детей, путешествовать с ними по всему миру и правильно воспитывать. Особенно в смысле «правильно». Уж я-то вкладывал в это слово совершенно иные ценности и моральные правила. Уж я бы не допустил того, что произошло у меня с моими тремя подругами. Я бы…

Помню, в тот момент меня вдруг в который раз удивила мысль, что все-таки именно эти три человека, которые надо мной больше всех издеваются, считаются моими друзьями. И это притом, что я на фоне расцветающих, взрослеющих прямо на глазах красавиц оставался истинным недоразумением: страшненьким, вызывающим жалость и отвращение человечишкой. При посторонних они всегда держались со мной приветливо, дружественно, уважительно и обходились без презрительных прозвищ или издевательств. Другой вопрос, что они вытворяли со мной, оставаясь наедине!

И все-таки, почему мои подружки, мои троюродные сестры не избавятся от меня? Я ведь для них однозначно – позор, мне ведь приходилось подслушивать разговоры как товарищей по классу, так и старшеклассников с учителями. Все в один голос удивлялись, чего это девочки со мной цацкаются и так жертвенно защищают во всех трениях или конфликтах.

Размышляя таким образом, я пришел к выводу, что, скорее всего, дело заключается в привычке, в некотором инстинкте. Потому что мне и в голову не приходило, что Машка при желании не сможет отыскать мне замену в разыгрываемых эротических спектаклях. Еще как отыщет! А лисички только с радостью и восторженным визгом встретят любое изменение в актерской труппе нашего балагана. А раз лидер компании этого не делает, значит, у нее и в самом деле выработалась на меня привычка, подспудное желание издеваться, измываться и обижать именно меня, Верку с Катькой и никого больше. Хорошо это или плохо? С одной стороны, плохо: я останусь рабом до самого конца жизни. Но с другой стороны, может быть еще хуже! Я с содроганием представил, что Машка выгоняет меня из своей компании и я становлюсь полностью свободен. Еще не так давно желанное, вожделенное слово мне вдруг показалось страшным и зловещим. Если я окажусь предоставлен самому себе, то… я больше никому не буду нужен!

Страшное и весьма противоречивое озарение! Но, сидя на холодной скамейке, среди деревьев с набухающими только-только почками, я вдруг вспотел от представленной картины: сам, свободный и страшно одинокий.

Вот тут я и увидел Марию. Она шла по тротуару, который вместе с узкой дорогой окаймлял этот сквер, и наверняка спешила домой за рапирой. Она у нее была какая-то уникальная, сделанная на заказ, и оставлять ее в зале фехтования подруга и думать не хотела. Тогда как лисички наверняка уже помчались на тренировку делать предварительную разминку.

Машка меня тоже заметила и даже приветливо махнула рукой. Потом присмотрелась издалека, видимо, поняла мое горестное настроение, но сама подходить не стала, опаздывала. Поэтому лишь призывно махнула рукой. Такой жест мне был знаком отлично, и проигнорировать его мне даже в голову не пришло. Между нами оставалось метров двадцать, когда рядом с подругой остановился джип одного печально известного в округе мордоворота. Пользующийся кличкой Кубырть бандит никогда и не скрывал своих связей с преступным миром, хвастался поголовно подкупленными милиционерами и считался главным беспредельщиком нашего района.

– Эй, милашка, садись, прокачу! – предложил он во весь голос, нисколько не стесняясь светлого дня и нескольких прохожих.

Машка попыталась не накалять обстановку.

– Мне родители не разрешают и всегда за мной с балкона следят, когда я со школы возвращаюсь.

– Ха! Так в машине твои губки не видны будут! – заржал Кубырть. – У меня ведь стекла тонированные. Садись, не робей! Заодно и на шоколадку заработаешь.

– Только на одну? – Подруга немного растерялась и ответила явно не так, как следовало.

– На целый ящик!

– Да нет, спасибо. Мне нельзя шоколад. Заразный лишай от сладостей только больше разрастается.

Бандит напрягся, лоб его покрылся морщинами от раздумий и подозрений.

– Гонишь, малявка! Садись, я тебе говорю! Еще никто из твоих подружек не пожалел, что со мной прокатился. А те, кто пожалели, не раз слезами умылись.

Это была правда. Об издевательствах и жестокости Кубырьтя ходили целые легенды, и попасться к нему в руки опасались все симпатичные девочки. Наоборот, советовали лучше сразу согласиться, и он потом быстро отстает, податливые ему надоедают с первого раза. По большому счету, Машка могла вытворить что угодно и уже даже сделала первый шаг в сторону джипа. Но что она хотела, я так и не разобрался, меня самого словно переклинило. Я оттолкнул подругу в сторону, оказавшись всего в метре от машины, и захрипел в лицо быкообразного бандита:

– Ну ты, дядя! Только тронь ее хоть пальцем, так я тебя сразу в милицию сдам!

В ответ на это, казалось бы, неповоротливая туша выскочила из джипа с необычайным проворством, громадные руки схватили меня за ворот и правую ногу и с такой силой зашвырнули в кусты, что я пролетел метров десять, пока не зарылся носом в мягкую землю. Следом понесся хохот и угроза:

– Щенок! Если хочешь сам своими ручками копать могилку своим родителям, то можешь уже бежать в милицию!

Самое страшное, что мужскому смеху вторил голосок Марии. Потом и комментарии от нее послышались:

– Одноклассник, мнит себя защитником всех девочек.

– А-а… Но ты садишься в машину?

– С удовольствием. Но родители и в самом деле из окон смотрят, потом мне такой скандал закатят. Давай вечером, как стемнеет. Я скажу, будто к подруге пошла. Ну и сюда прибегу, вон на ту лавочку.

– А чё не в машину? – стал возмущаться Кубырть.

– Клаустрофобия у меня, – пояснила Мария, еще и разжевала: – Боязнь малых закрытых пространств, впадаю в истерику и обморок. Лучше уж на лавочке.

– Да ну?

– И ты это… про шоколадку не забудь.

– Ладно, тогда до вечера.

Довольно улыбающийся громила уселся в машину и помчался дальше, даже не оглянувшись в мою сторону. Тогда как Машка крикнула в мою сторону:

– Борька, ты как там, цел?

Мне удалось перевернуться к тому времени на бок, усесться и частично выплюнуть набившуюся в рот землю. Но никаких иных повреждений, кроме моральных и нравственных, я в себе не отыскал. Зато злость и бешенство прямо душили меня.

– Ты чего, и в самом деле пойдешь?!

– Пойду. Но только для того, чтобы ему отомстить за тебя. Поможешь?

Удивиться я не успел.

– Конечно!

– Тогда мчись в фехтовальный зал и попроси лисичек срочно лететь ко мне. Скажешь, я приказала. И сам приходи, что-нибудь придумаем.

Она ушла, а я, кое-как очистившись от земли, рванул к спортивному комплексу. Катерина прониклась ответственностью момента сразу, а вот ее близнец попыталась шутить:

– Что же ты, герой-рыцарь, сам нашу королеву не спас?

– Верка, – применил я свои умения к опознанию, – а что бы ты сделала на моем месте и в моем теле?

– Не знаю! – огрызнулась та, поворачиваясь к сестре с возмущением: – И как он только нас правильно отгадывает?

– Привык, наверное, – стала ехидничать Катька. – Да и каждый кусочек наших тел тысячи раз вылизал, потому и различает.

Ох, как мне хотелось за такие слова ей в глаз залепить! Но близняшки двигались только бегом, поэтому все мои силы уходили лишь на то, чтобы окончательно не отстать. На место сбора я прибежал мокрый от пота и полностью обессиленный, поэтому первые полчаса в составлении планов никакого участия не принимал.

Но когда наконец до меня дошло намечаемое действо, то схватился за голову и запричитал:

– Девчонки! Вы что сделать собираетесь?! Да за это вас в любом случае в тюрьму упекут! Законы надо знать! Мало того, еще и другие последствия просчитать надо. Ведь дружки Кубырьтя наши семьи под корень вырежут. С этих ублюдков станется! И вы себе представляете, во что в тюрьме превратитесь?

Машка резко взмахнула ладонью в мою сторону; когда я отпрянул, подставила подножку и, усевшись сверху, стала поучать:

– Если нас посадят, то вместе с тобой, потому что ты – уже соучастник. А чтобы нас не посадили, ты тоже должен все продумать до малейшей детали. Тем более что мы делаем благородное дело, и никакие угрозы разоблачения нас не остановят. Ты понял? А теперь вставай и принимайся за дело. Чтобы к часу «икс» мы все отрепетировали свои действия и могли действовать с закрытыми глазами. И предусмотреть заранее любой поворот событий.

– Но если у нас не получится? – Я выглядел растерянным и подавленным.

Ответ Машки меня в некотором смысле поразил:

– Значит, даром прожили свои пятнадцать лет. Тебе приятно осознавать, что ты полное ничтожество и не можешь ни себя, ни свою подругу защитить? Кстати, ты и в самом деле герой: ни один мужчина, кроме наших отцов, не бросился бы на мою защиту, а ты бросился. Значит, живешь недаром. А уж тебя мы втроем давно поклялись защищать собственной кровью. Не допустим, чтобы какой-то дятел швырял нашу собственность, словно бесчувственную куклу.

В этой пылкой речи подруга и польстить мне сумела, и безмерно унизить, напомнив о моем условном рабстве, но тем не менее я и в самом деле загорелся азартом отмщения. А юношеский максимализм помог задавить в сознании все страхи, опасения и сомнения об уголовной ответственности.

Вот так, впервые, мы все вчетвером стали преступниками.

Когда стали опускаться сумерки, джип Кубырьтя и в самом деле появился возле скверика. Причем бандит прибыл лично, и, скорее всего, просто присматривался к месту предстоящего грехопадения с малолеткой. Ну и понятно, что ничего подозрительного не заметил. Потому как полностью проигнорировал тройку детишек, которые в ярких демисезонных курточках вовсю играли в догонялки и прятки среди кустов и деревьев. Да постепенно и те пропали из поля зрения, а со стороны домов показалась фигурка так понравившейся мордовороту девушки. Он дождался, пока она пересекла дорогу, тротуар, углубилась между деревьев и уселась на оговоренную скамейку. И только после этого, так и не включая свет, завел свою машину, вырубил музыку и с наглой вульгарностью въехал прямо по газону в сквер. Да еще и на подъезде к лавочке включил фары дальнего света.

– Ой! Погаси свет, пожалуйста! – запричитала Мария, прикрывая лицо руками и съеживаясь на деревянных брусьях скамейки. – Родители в окно увидят!

Скорее всего, бандит опасался не столько родителей, как иной шпаны, притаившейся в кустах. Опыта и у него самого в подобных делах хватало. Но сквер в это время всегда был пуст, да и фары бы сразу высветили любое подозрительное движение.

Наружное освещение Кубырть погасил, зато опять стал звать девчонку в машину:

– Тут ведь и тепло, и музыка играет, и шампанским тебя угощу самым сладким.

– Да ты никак холода боишься? – захихикала Машка. – Да и нельзя мне шампанского, сразу дома унюхают. И машина у тебя прокурена.

Казалось бы, все проходило нормально и подозрения вызывать не должно, но все-таки Кубырть не зря выходил из многочисленных переделок и драк без единой царапины, инстинкт самосохранения у него оказался на должном уровне. Так и не открывая дверцу, он через открытое окно выставил на капот два огромных бокала с шампанским и пригласил:

– Много пить не заставляю, но хоть пару глотков сделай. За знакомство, так сказать. Я с незнакомками сексом не занимаюсь.

– С удовольствием! – Девушка подошла к машине, кокетливо оперлась левым локтем на капот и взяла бокал правой ладошкой, облаченной в элегантную рукавичку. – Пара глотков мне не повредит.

– Точно! Как меня зовут, ты знаешь. А тебя?

– Все мои друзья зовут королевой! – промурлыкала Машка, стараясь, чтобы ее улыбка и в темноте хорошо просматривалась.

– Тогда за тебя, королева! – провозгласил тост бандит, поднимая бокал.

Девушка потянулась с бокалом к нему, но в последний момент была перехвачена опытной рукой за запястье. Обе емкости грохнулись о землю и разбились, после чего тон насильника стал совсем иным. Так и не выпуская руку своей жертвы, он стал притягивать ее к открытому окну с шипением:

– И все-таки мы с тобой побалуемся в машине! Удобства выбираю я, а не ты! А хоть разок пискнешь, так я тебе руку выломаю.

В следующий момент он опять на полную громкость включил динамики своего музыкального центра и хищно улыбнулся. Но это уже были последние действия в его жизни. Один за другим из темноты прилетели два ножа и вонзились в глаз и в горло.

Машка легко вырвала свою руку из обвисшей ладони и пошла совершенно в иную от нашего дома сторону. Не хватало нам, чтобы кто-нибудь впоследствии связал одинокую тень, бредущую от машины, именно с нашим местом жительства. И так уже произошло две неожиданности: Кубырть въехал на машине к самой лавочке и хотел заволочь жертву к себе чуть ли не через форточку. Но и эти гипотетические варианты мы сумели просчитать и обдумать, чтобы обезопасить себя. Даже отход с места засады произвели грамотно и незаметно.

Джип в неположенном месте, оглашая окрестности громкой музыкой, стоял чуть ли не до рассвета. Потому что мощного аккумулятора и на двое суток бы хватило. Любой поздний прохожий думал, что кто-то развлекается в машине. А дружки покойного тоже наверняка опознали джип издали, но побеспокоить не решились. Пока кто-то из жителей таки не звякнул куда следует и не вызвал патрульную машину. И вот только тогда весь район залихорадило. Но изначально следствие повернуло не в ту сторону, да и слишком уж много врагов нажил за свою жизнь гнусный Кубырть.

Как следствие: акт мести мы совершили благополучно, нигде не засветились, и подозрения на нас не пало ни малейшего. Даже наоборот, смерть оголтелого, насаждающего беспредел бандита сыграла нашему району добрую службу. В том смысле добрую, что повлекла за собой такие крупные межклановые разборки, что в них потеряли свои никчемные жизни еще пять человек из криминогенного контингента. В том числе один продажный чин из милиции. Шум и скандал поднялся огромный, многих посадили, многих сместили или убрали, зато в районе вокруг скверика стало намного светлее, мирно, уютно и спокойно.

И все это – в течение одного месяца.

А потом настал конец мая, когда мы совершили второе убийство, на этот раз сразу двоих человек. Причем совершили настолько жестоко, цинично и кровожадно, что мне более года потом снились кошмары на эту тему. Но с другой стороны, и во втором случае мы были в своем праве так поступить, потому что опять мстили. Только теперь мстили не за саму попытку насилия или за подлый пинок маленькому калеке, а за конкретные противоправные действия.

Началось все с того, что после одного из экзаменов выходящие из школы Вера с Катей попались на глаза одному из местных нуворишей. В бандитских делах он замешан вроде не был, наглостью или хамством особым не выделялся, но вот зато извращенцем в определенном кругу считался отъявленным. А если учитывать, что в тот круг входили такие же людишки, как он, и несколько сутенеров, то и прозвище Щедрый – говорило о многом. То есть нувориш себе не отказывал ни в одной сексуальной прихоти. А по стечению обстоятельств совсем недавно побывал в одной кровати с парочкой проституток-двойняшек. Акт ему очень понравился, но при своей избалованности он всегда предпочитал наиболее молоденьких девочек. А тут две пятнадцатилетние красавицы, похожие между собой словно две капли воды. Вот он слюни от предвкушения и распустил.

Проследив за ними, Щедрый выяснил, где мои подруги проживают, сразу подался к обитающим в районе школы сутенерам и изложил им, что ему нужно. Еще и подкрепил все это весьма крупной суммой, засвидетельствовав данное ему прозвище.

В сутенеров словно бес вселился, настолько они бесшабашно, нагло и беспардонно устремились за основной суммой. Уже на следующее утро Катю вместе с Верой выловили прямо в подъезде, усыпили, замотали в мешки и бросили в машину. Через час им уже предлагали сниматься в порнофильме, суля большие деньги, обещая славу, почет и уважение от самых крупных и богатых клиентов. Причем делали это, не показывая своих лиц за масками, в стандартном, приспособленном только для секса помещении.

Опять-таки, если бы не сам факт похищения, близняшки бы повели себя более разумно. Постарались якобы делать вид, что подумают, выказали бы ложную заинтересованность, поторговались бы, в конце концов. Ведь они считались очень хитрыми и умными. Вполне возможно, что их бы и отпустили, просто поснимав голенькими в некоторых эротических сценах. Потому как существовало мнение: достаточно вот так пару раз малолеток заснять на камеру, как те впоследствии, шантажируемые фильмами и фотографиями, быстро становились проститутками.

Но наших подружек понесло. Закусив удила и не обращая внимания на то, что связаны, они с бешенством стали плеваться угрозами, обещать самые страшные кары и тут, и на том свете, и отказались вести любые переговоры. Вот тогда парочка циничных сутенеров решила изнасиловать малолеток, заснять все это на камеры и впоследствии все равно заставить работать как на себя, так и на проституцию в целом.

Изнасилование состоялось, фильм был снят. Еще и порадовались остающиеся в масках насильники, что им достались девственницы.

Затем жертвы были опять усыплены, тщательно приодеты и выброшены в одном укромном месте.

Первой пришла в себя Вера. Со слезами на глазах добудилась Катерину, и обе долго рыдали на плече друг у дружки. Потом поплелись домой, размышляя, что делать дальше. Но именно по пути Катенька и припомнила, что рассмотрела у одного из сутенеров наколку весьма запоминающегося орнамента. Точно такую же она видела у одного развеселого парня, который крутился возле девчонок выпускного класса. Кто он такой, догадаться было нетрудно, как и через тех самых старшеклассниц выяснить имя и место проживания подонка.

Через час наша четверка уже провела первое заседание нашего боевого совета.

Через два – мы с Машкой уже знали имена и адрес сутенеров.

А на следующее утро, сказав родителям, что отправляемся первой электричкой в родную Лаповку, мы с рюкзаками отправились на дело. Трудно пришлось. Особенно при проникновении в двухуровневую квартиру, где спали или находились не просто два молодых парня, полных молодости, силы и боевой злости, а еще и целых три измотанные ночной работой проститутки. А помогла нам в проникновении еще одна проститутка, которая покинула притон уже после рассвета, пробурчав на прощание закрывающей за ней дверь подруге:

– Спокойно тебе выспаться, Катя.

– И тебе не хворать, Любаня! – давя в себе зевоту, ответила оставшаяся в квартире.

Но как только лифт тронулся вниз, Машка метнулась к двери и тихо постучалась. Почти сразу же раздался все тот же недовольный голос:

– Кто там еще?

– Кать, это я, Любаня! – довольно удачно сымитировала голос женщины Машка. – Сумочку забыла.

– Лахудра склерозная, – ворчала проститутка, открывая дверь.

Жестокости Машке всегда хватало. А тут изнасиловали ее подруг. Так что я больше всего боялся, что она сразу начнет убивать всех подряд. Но она действовала в первые минуты довольно расчетливо и хладнокровно. Метнувшись тенью вперед, она проскользнула в приоткрытую щель, вцепилась пальцами в горло проститутки, и в следующее мгновение та оказалась придавлена к полу, прижата сразу двумя телами и только на краткие моменты получала приток воздуха для короткого ответа.

– Сколько вас в квартире?

– Пятеро.

– Кто еще, кроме сутенеров?

– Девочки.

– Где именно?

– Вот в той комнате, спят.

Мы с Верой тем временем, двигаясь в мягких кроссовках, осматривали все коридоры и заглядывали во все помещения. Большинство из них использовались для одной-единственной установленной там кровати. Банальный публичный дом. Две женщины и в самом деле спали в одной из приличных комнат, тогда как оба сутенера оказались, к нашему счастью, изрядно пьяны и почти не ворочали языками. Сидя на кухне в клубах дыма, они со стаканами в руках что-то пьяно втолковывали друг другу о какой-то доле в каком-то гареме. Сопротивления набросившимся на них двойняшкам они не оказали ни малейшего. Тем более что те сразу оглушили своих насильников тяжеленными кистенями по затылку. Если бы подонки умерли в тот самый момент, это было бы для них счастьем. Потому что дальнейшая смерть им все равно была уже уготована, но она представлялась любому человеку намного кошмарнее и омерзительнее.

Вначале мы заперли проституток в комнате, пригрозив, что при малейшем шуме пристрелим их и подожжем квартиру. Те притихли и сидели как мышки. Потом мы тщательно обыскали комнату для съемок и изъяли все собранные там видеоматериалы. Мне не составило большого труда моментально отыскать самые последние файлы, а потом и уничтожить малейшие упоминания о сегодняшних событиях. Конечно, существовал риск, что сутенеры за вечер и ночь куда-то переправили уже заснятые файлы, а то и продали падким на такие фильмы извращенцам. Но тут больше ничего мы сделать не могли, могли только надеяться, что обезопасить себя таким способом преступники не догадались. Да и спросить их перед казнью собирались.

Оба тела привязали за ноги к проемам больших окон, выходящих на городскую улицу. Закрыли кляпами рты и стали приводить в чувство. Очнулся только один, но и этого Катерине хватило.

– Будешь смотреть, как мы отрезаем твоему дружку наследство, и отвечать на все наши вопросы.

Подонок попытался вначале ерепениться, даже крикнуть вознамерился. Но сразу захрипел слова о помиловании, когда увидел, как Вера недрогнувшей рукой отрезала у второго бесчувственного тела то, что и обещала. На любой вопрос синий от страха сутенер ответил со скоростью пулемета, подтвердив, что файлы никому не передавались, не продавались и не перепрятывались. Также засветил имя и адрес Щедрого.

К тому времени я уже невероятными усилиями сдерживал позывы к рвоте и топтался в коридоре. Поэтому не видел, как близняшки добили и второго насильника, отрезали и ему предмет его прижизненной гордости, а потом подтянули за веревки к створу окна. Заготовленный заранее плакат тоже вывесили наружу:

«Месть от имени всех изнасилованных женщин!»

Перед уходом Машка прошипела в дверь, за которой маялись в ожидании неизвестного проститутки:

– Ровно через пять минут вых ó дите из комнаты и спускаетесь по лестнице. Лифт заминирован. Если войдете в комнаты – тоже смерть! Выйдете раньше – пристрелим. Время пошло.

Мы выбрались на соседнюю улицу без всяких проблем. Тщательно осмотрели себя на предмет капель крови или других следов, переодели кое-что запасное, имеющееся из одежды в рюкзачках, умылись и отправились домой. Там сказали, что на электричку опоздали и отправимся в Лаповку на следующий день, что не вызвало со стороны родителей ни малейшего подозрения: они считали нас взрослыми и самостоятельными и очень этим гордились. Потом родители ушли на работу, а мы целый день ловили в теленовостях, по радио и Интернету волны разгорающегося криминального скандала. Резонанс получился многократно больший, чем после смерти Кубырьтя, но если там, наоборот, пытались вначале спустить дело на тормозах подкупленные чиновники и братки по банде, то сейчас такой цунами поднялся, что весь город залихорадило.

Конечно, мы боялись. Еще как боялись. Буквально целый день сидели и вздрагивали от каждого шума на лестничной клетке. Но и тогда нам повезло: на каких-то малолеток не пало ни малейшего подозрения. Хотя, может, и не в одном везении дело, может, мы и в самом деле так все досконально продумали и так все блестяще исполнили в порыве нашей мести, что не оставили ни малейшего следа?

Сомневаюсь. Слишком уж грубо, можно сказать топорно, мы действовали. И мне кажется, произошло нечто удивительное: кто-то из очень высоковластьпредержащих просто чисто по-человечески подошел к свершившемуся кровавому преступлению. Раз казнь справедливая, то чего слишком рьяно искать исполнителей? Пусть гуляют на свободе! Да и остальным преступным элементам не раз придется задуматься, прежде чем пойти на такой шаг, как изнасилование или сутенерство. Вот и прикрыли дело казни сутенеров, сдав в архив и проведя следствие чисто фиктивно. Хотя я могу и ошибаться в своих выводах или предположениях.

Вот такие события и превратили нас в палачей. Хотя, как ни крути, палачей тоже принято считать убийцами. Но, как это ни странно, могу сказать, что мстить за себя нам очень понравилось, и по прошествии полугода мы уже совершенно без моральных колебаний или психической нервотрепки завалили одного злостного и неуемного хулигана из соседнего района. Рецидивист, пьяница и бузотер, он измывался как над соседями, так и над случайно попавшими в круг его деятельности посторонними людьми с улицы. Так, например, он разбил ветровое стекло на машине родителей близняшек, а потом еще и моего отца побил, когда тот пришел заступиться за своего кузена, объясниться и пригрозил подать в суд жалобу.

Дело стало принимать настолько нежелательный оборот и настолько неприятный оттенок в отношении нашей семьи, что после двухдневных дебатов и совещаний наша четверка решила вмешаться. Тем более что и алиби для родителей словно по заказу представились: те уехали на несколько дней в командировку в другой город.

С хулиганом мы разобрались по-хулигански: Машка встала перед ним, завлекая своими прелестями, а я подкрался сзади и ударил ломиком по затылку. Потом столкнули труп головой вниз в канализационный люк. После чего все вздохнули с облегчением. Причем не только судьи, но и даже дружки рецидивиста: нет человека – нет проблем. Только мой отец остался недоволен.

– Все-таки следовало этого ублюдка засадить в тюрьму! – восклицал он, когда разговор при застолье возвращался к этой теме. – А так повезло ему, раньше умер.

Ему поддакивали, совершенно не замечая, как дети с иронией усмехаются и не по-детски вздыхают. Мы стали решительными, беспощадными к нашим общим врагам, но, как это ни странно звучит, в нашем маленьком коллективе отношения остались прежние: одна королева, две великолепные амазонки и один бесправный, всегда унижаемый раб. Что вообще трудно укладывается в голове любого здравомыслящего человека. Видимо, мы оказались не совсем здравомыслящими, потому что продолжали ссориться, обижать друг друга и вести себя неправильно до безобразия.

В моей жизни в то время произошло единственное приятное событие. После казни сутенеров мы через несколько дней таки отправились в Лаповку, и вот там, в первые дни наших летних каникул, Машка вдруг заявила:

– Ничего не вижу плохого в том, чтобы быть девственницей и отдаться своему мужу в первую брачную ночь. Но с другой стороны, я и такой доли себе не желаю, какая вам досталась. – Она погладила по плечикам склонившиеся к ней фигурки близняшек. – Поэтому повелеваю! – Мы как раз репетировали очередной спектакль под названием «Сватовство соседнего принца», и наша королева чувствовала себя в своей роли: – Сегодня же состоится моя свадьба с уважаемым принцем! Готовьте свечи, банкет и музыку!

Катька с Веркой лишились дара речи. Вначале даже не поверили, что их лидер вдруг решила добровольно пройти дефлорацию. Да не просто с истинным кандидатом в мужья или хотя бы парнем, который ей сильно понравился. А с тем самым ничтожеством, ежедневным товарищем по детским играм, который всегда только и годился что на роль раба или, в лучшем случае, пленного рыцаря.

Но больше всего изумился я. О подобном празднике души, тела и вожделения я и мечтать не смел в самых смелых грезах и давно смирился с мыслью, что никогда не получу такого отрадного для каждого мужчины вознаграждения. Да еще с кем! С нашей королевой! С нашим харизматичным лидером! Первый час подготовки я вообще считал предстоящий обряд плохой шуткой. Потом стал подозревать подругу в чем-то жутко коварном и страшном. Вплоть до того, что она мне отомстит страшным обрезанием за нарушение клятвы никогда не покушаться на ее девственность.

И только к концу третьего часа, когда при ароматических свечах и под легкую музыку мы возлегли на устеленную праздничными вышитыми простынями кровать, а близняшки поднесли нам по глотку красного, сделанного еще бабушкой Марфой, вина, я осознал и поверил в предстоящее чудо.

Правда, и тут попытался найти ответы на рвущиеся из меня вопросы.

– А ты не будешь потом об этом жалеть? – уже укладываясь на Марию, прошептал я. – Еще не поздно все остановить.

– Ваше высочество! – продолжая играть, удивилась подруга. – Вы отказываетесь на мне жениться?

– Нет… то есть… я не в смысле игры, – растерялся я, уже чисто бессознательно, инстинктивно готовый совершить намечающийся акт. – Но что с нами будет потом?

– Да что угодно, ваше высочество. Но сейчас мне ничего не жаль, и я не хочу пожалеть о своей глупости в будущем.

– Мне кажется, глупость мы совершаем именно сейчас, – шептал я срывающимся голосом, чувствуя, как моя плоть уже ощутимо вошла во влажное лоно, уперлась там во что-то и готова рваться дальше.

Машка резко задышала, впиваясь ноготками в мою кожу на спине, и попросила:

– Борька, не тяни! Ну сколько можно издеваться над своей королевой?

Пришлось и мне резко выдохнуть, а затем трепетно прикоснуться к ее губам со словами:

– Слушаюсь и повинуюсь, ваше величество!

В то мгновение и еще несколько последующих минут мне казалось, что все в этой жизни отныне изменится, выровняется, станет добрым, ясным и справедливым. Исчезнет боль, канут в Лету плохие слова и прозвища, мы забудем об унижениях, и я стану расти, как и прежде. Сдерживающие рядом дыхание Верочка с Катенькой перестанут нам завидовать, мы станем относиться друг к другу совершенно по-иному, и мы откроем наконец-то так давно скрываемую, вернее, разыскиваемую нами тайну.

Но увы, уже на следующий день все вернулось на круги своя. Машка мной помыкала с прежней капризностью и остервенением, близняшки готовы были меня грызть и пинать по малейшему намеку нашего лидера или движению ее пальчика, а остальные проблемы из нашей жизни так никуда и не делись: я оставался все таким же маленьким, уродливым и слабым. Меня окончательно перевели в ранг раба и с тех пор почти не вспоминали о сказочном и добром спектакле под названием «Сватовство прекрасного принца». Да и мне со временем стало казаться, что этот спектакль мне приснился в одном из нереальных, потусторонних снов. И никогда уже больше не повторится.

Так что оставалось только мечтательно вздыхать, вспоминать сладкие минуты неземного восторга да тянуть свою рабскую лямку. Потому что бунтовать и возмущаться своим бесправным положением стало поздно: любая из подружек теперь казалась многократно более сильной, умелой и сноровистой. При попытках воспротивиться меня сразу же скручивали бубликом или распинали крестиком и вытворяли все, что им заблагорассудится.

В общем, жить стало веселее и беззаботнее. Это если смотреть со стороны нашей королевы. Потому что переживать о своей девственности она отныне перестала и пользовалась обретенной свободой с крайним бесстыдством. Я очень мучился этим ее бесстыдством, приходили даже кошмарные мысли по поводу самоубийства. Ведь Машка пустилась во все тяжкие и стала вступать в сексуальную связь с посторонними парнями. Вернее, они все были посторонними для меня, тогда как со стороны подружек к ним сразу приклеивался фирменный ярлык «Очередная жертва» или «Опытный экспонат». И то, что при этом происходило, заставляло меня сотни раз проклинать в итоге подлых сутенеров. Потому что именно по их вине в нашей компании стали твориться сексуальные крайности, которые при наличии девственности просто не могли бы осуществиться. А в результате этих проклятий я утвердился в мысли: будь у меня еще раз возможность убить тех насильников – я бы сделал это повторно без малейшего колебания или зазрения совести.

Вот так, под воздействием внешних факторов, целого сонма случайностей и непредвиденных событий меняется кардинально человеческая психика.

Глава пятая

Близость тайны

Человек привыкает ко всему, поэтому моя жизнь, можно сказать, тоже вошла в устоявшуюся колею. И последние два года учебы при желании укладывались у меня в набор простых слов и действий: учился, раболепствовал, старался отыскать дырку и Грибника да изредка лечился. Изредка, потому что на свое болезненное состояние я не жаловался никому. Даже подругам. Даже когда меня выпытывали об этом подробно и с пристрастием. Только и отвечал, что «отлично» или в худшем случае «нормально». Хотя позвоночник побаливал частенько, особенно когда со злости хватал гантели потяжелее и поднимал их вверх одной рукой. Что-то в пояснице перекашивалось, опасно поскрипывало и давало прострельную боль. Хорошо еще, что кратковременную.

На лечение, вернее, на нудные осмотры у разных медицинских светил меня периодически направляли сердобольные родители, которых не покидала надежда, что их искалеченное чадо все-таки изменится и станет как все остальные парни. Увы, все оставалось как и прежде, доктора наук ничего не могли поделать и лишь разводили руками, попутно объясняясь туманными медицинскими терминами. Даже несколько народных умельцев типа костоправов, травников и ведьм, как только ни изгалявшихся над моим телом, не поправили мое физическое уродство. То есть с этим пришлось смириться.

Как пришлось смириться с собственным раболепием в нашем маленьком коллективе. Хотя взрывы негодования, ненависти и протеста продолжали сотрясать мое маленькое тело, но выхода своим эмоциям я не давал. Разве что в редчайших исключениях. Потому что в ответ глумления возрастали в тройном количестве. Дешевле было презрительно улыбнуться и с деланым смирением исполнить любое требование все той же стервозы Машки, чем дать ей заметить собственные переживания. В противном случае она приходила в трепетную ярость и вкрадчиво начинала:

– Мой раб чем-то недоволен? – Затем переходила на истерический визг: – Так я сейчас выбью непозволительное недовольство у него из глупой башки!

Вот именно тогда я и научился делать хорошую мину, или, иначе сказать, счастливую рожицу, при плохой игре. Хотя, если честно признаться, лисичкам порой доставались еще более унизительные задания, чем мне. И я просто диву даюсь, как они не бунтовали против таких ролей. Как-нибудь позже припомню один из таких случаев.

Ну и оставалось у меня в жизни еще два наиважнейших дела: открытие тайны и учеба. Причем косвенно весьма между собой взаимосвязанные. Да и самое главное, что меня подвигло на учебу после пятнадцати лет, так это четкое осознание – ничего иного мне в жизни не светит. Если я хочу хоть какое-то мало-мальски престижное место занять в нашем обществе, придется вскарабкаться на это место только с помощью собственного ума, невероятного усердия и феноменальной настойчивости. Поэтому я постарался освоить курс скорочтения, печатал сам на клавиатуре со скоростью профессиональной стенографистки, тренировал память по специальным методикам и каждую свободную минутку посвящал усвоению новых знаний. Что такое телевизор, радио или дискотека – я не понимал в принципе. Когда мельком замечал моих сверстников, сидящих вечерами на лавочке и тупо вслушивающихся в звуки музыки из своих наушников, меня захлестывала волна жалости об их бесцельно потраченном времени. Их молодость, самая активная в плане умственного развития, утекала, словно вода в песок, – безвозвратно и бесцельно. И если бы они хоть спортом занимались, культуризмом или просто путешествиями, так нет! Часами сидели, словно петухи на насестах, как последние лохи подтрунивали друг над дружкой да покуривали, показывая, насколько они уже взрослые и самостоятельные.

В общем, учеба у меня пошла только на «отлично». От глупых олимпиад по математике, физике и химии, а также истории и географии я открещивался руками и ногами, не хотелось бесцельно тратить время на доказательства, что я лучше всех в выбранной дисциплине. А то бы меня, наверное, однозначно записали в вундеркинды. О том, что я с каждым месяцем становлюсь новоявленным Кулибиным, я тоже не распинался в большом мире. Об этом знали только подруги, родители да самые близкие родственники. Результатом моих возросших умений стал удвоившийся поток деталей с места работы моего папаши да мои возросшие опасения, что его когда-нибудь все-таки посадят за разбазаривание народного, а к тому времени, как я понял, уже ничейного имущества.

Но отец в ответ только посмеивался:

– Ты бы видел, что и сколько воруют другие! А я и в самом деле беру только то, что идет в отходы.

После чего я сильно зауважал папино место работы, потому что в моем представлении и из таких «отходов» можно было строить космические ракеты или радиоуправляемые истребители. Зато и я в своих изысканиях и создании экспериментальных моделей имел все, что только душа возжелает. А это в итоге давало весьма неплохие шансы приблизиться к раскрытию основной тайны нашей Лаповки.

Тем более что в этом направлении нам удалось сделать один огромный, можно сказать, основополагающий сдвиг, после которого приунывшие и немного разочарованные долгими, безрезультатными поисками подруги вновь воспарили духом и запылали неугасимым энтузиазмом.

Случилось это в августе месяце, когда нам шел шестнадцатый год и мы, как обычно, находились в родной деревне. Мигалками к тому времени я обставил лес довольно плотно, срабатывали они в сухую погоду преотлично, так что две пары из нашей компании по очереди только и делали, что мотались в подозрительные места и осматривали блуждающих там людей. Понятно, что все они после осмотра оказывались вне подозрений, а если и были единичные случаи повышенной заинтересованности, то и они растворялись после небольшой слежки.

Пары, естественно, составляла наша королева. Причем в большинстве случаев лисички, равные по силе и выносливости, бегали вместе, а я с большим опозданием и позором нагонял Машку уже тогда, когда она возвращалась мне навстречу. Понятно, что угроза наказания следовала сразу:

– Тебя только за смертью посылать! Сейчас ты у меня получишь, раб!

А само наказание торопилось пасть на мою голову сразу после возвращения «на базу». Причем скрытное место для наших игрищ теперь не слишком-то и выискивалось, наша стервочка зажимала меня в первом же удобном углу и начинала измываться, поочередно подзывая для усиления эмоций то Верку, то Катьку. Спасался я только иногда, пользуясь привилегиями штатного техника и убегая в лес для наладки какой-нибудь мигалки или заседая возле экранов для согласования всей нашей сети.

Именно находясь возле компов, я и засек полученный сигнал от одной из мигалок, и бросился к чердачному окну:

– Сработал датчик восьмого квадрата!

Тут же раздался голос Машки:

– Амазонки – вперед!

Хоть к тому времени все уже и разочаровались в бесплодных пробежках по лесу, но когда королева так обращалась к близняшкам, те готовы были бегать сутками без остановок. Вот и сейчас, не успел я спуститься вниз, как их кроссовки только и мелькнули на опушке леса.

– Чего спустился, Подошва? – окрысилась на меня наш лидер, пребывающая явно в плохом настроении. – Я тебя не звала.

Пришлось входить в роль:

– Соображения генерала Ивлаева для ее величества!

– Надо же! – картинно всплеснула руками «ее величество». – С каких это пор счетовод-рядовой стал генералом?

– Уже два года, как подписан приказ о моем назначении.

– Ха! И где этот приказ?

– Валяется где-то.

– Хочу видеть его немедленно!

– Машка, кончай дурачиться. – Порой мне этот цирк надоедал, тем более в тот момент, когда следовало говорить по делу. – Восьмой квадрат – совсем неправильный.

– Будешь наказан, раб!

– С удовольствием, но чуть позже.

Машка всегда успокаивалась, когда я не проявлял строптивости.

– А что там не так?

– Это хоть и близко, но место там такое, что и троп нет. Помнишь, я вообще там мигалку ставить не хотел, потому что никто там и не ходит почти?

– Помню. Как и то, что это я настояла на установке прибора именно там. И овраг там непроходимый, и деревья толстые, и орешник густой.

– Вот именно этот орешник нам и мешает, – пытался втолковать я. – Как только ветер, ветки мотаются, прибор срабатывает, и все пять тревог на то место оказались ложными.

– И?.. – продолжала тупить наша королева.

– А сейчас ветра нет. И время совсем не то для праздношатающихся сельчан.

– Ага! Значит, там кто-то посторонний?

– Утверждать не берусь, но, может, и мы туда сбегаем?

– Так что же ты сразу не сказал?! – рассердилась Машка, вскакивая с плетеного кресла.

Я уже легкой трусцой двигался в сторону калитки, поэтому старался беречь дыхание.

– Как же можно без доклада к твоему величеству?

Пробегая мимо меня, подруга больно наподдала мне ладошкой пониже спины и пригрозила:

– За дерзость и хамство получишь после возвращения тройную порцию наказаний!

Понятно, что к основным событиям опоздали, а как позже выяснилось – нам в этом повезло. А все происходило так.

Вера взяла намного правее, а Катя вошла в обозначенный квадрат номер восемь левее. Потому что напрямик им мешал пройти тот самый неудобный овраг. Потерять друг друга девочки нисколько не боялись, умея имитировать крики как дневных, так и ночных птиц, а в скором будущем я вообще обещал соорудить мобильные переговорные устройства. Но и без техники пока справлялись преотлично.

Но вот впервые за нашу историю Вера услышала от сестры отрепетированный сигнал, обозначающий только одно: «Я его вижу!» Понятно, кого именно! Старшая из двойняшек замерла на тропе и некоторое время тщательно прислушивалась и присматривалась к округе. А потом забеспокоилась: второго сигнала «Иду по следу» не раздалось. Следовательно, Катя могла либо затаиться от близкого соседства с неизвестным, либо ведет его в эту сторону. В любом случае прятаться не стоило и оставаться на месте тоже. Поэтому Вера пошла навстречу. Все-таки они не во вражеском тылу, опасаться нечего, и встречи пусть даже неизвестно с кем наша б равая амазонка совершенно не опасалась. И ножи метательные при ней имелись, и приемам она к тому времени таким обучилась, что и с парой насильников могла справиться.

Шла медленно, осторожно и была весьма ошеломлена, когда неизвестный мужчина появился вдруг из леса с левой стороны, вышел на тропу и с невероятным удивлением уставился на девушку. Что он там делал в кустах, мы так и не могли додуматься, хотя потом облазили и ощупали в той стороне каждый квадратный сантиметр. По нужде ходить – смысла не было, да и следов не осталось. Что-то прятал или забрал, скорее последнее: потому что даже с миноискателем мы ничего не нашли.

Сам мужик смотрелся очень импозантно. Не в смысле одежды, конечно, этим он нисколько не отличался от тысяч грибников данной географической полосы. И не в смысле плотной фигуры крепкого детины лет шестидесяти на вид. А вот лицо умеющую уже неплохо разбираться в людях Веру впечатляло. Аскетичное, словно из камня вытесанное. С легким загаром. Губы тонкие, чаще упрямо сжатые. Глаза с глубинной, весьма странной чернотой. Причем нормальных белков наша подруга так и не рассмотрела: прищуренные щелочки на нее смотрели пристально, а весь его вид выражал удивление. Да и вопрос с его губ сорвался с удивленными интонациями:

– Девочка! Я же тебе сказал идти домой! Что ты здесь делаешь?

Верка сразу сообразила, что ее, как всегда, перепутали с Катенькой, и со всей наигранной скромностью подтвердила:

– Иду домой.

– Странно! Кругами, что ли? Или заблудилась?

Наша подруга и тут сообразила, как выкрутиться:

– А там овраг. Я в него соскользнула нечаянно, и пришлось на эту сторону выбираться.

Подобный ответ Грибника удовлетворил.

– Ладно, милая, иди и на овраги не отвлекайся. – А сам двинулся, не оборачиваясь, по тропе в направлении скалистой гряды.

Вера сомневалась в своих действиях только одно мгновение, боязнь за сестру пересилила желание проследить за незнакомцем. Она догнала медленно бредущую Катерину уже за оврагом и сразу поразилась отсутствию привычной реакции на ее вопросы:

– Катька! Ты его видела? Почему он тебя домой послал? Чего ты молчишь как мешком пришибленная? Ну! Отвечай!

Сестра скользнула по ней равнодушным взглядом, обошла стороной и вновь целенаправленно двинулась к дому. Вот тут как раз и мы с Машкой примчались. И уже все вместе принялись приводить загипнотизированную подругу в чувство. Потому что иного повода для такой одурманенной прострации и придумать не могли. Вначале у нас ничего не получалось. Катя из рук не вырывалась, если ее останавливали, на наши вопросы и слова реагировала только ответами «Иду домой» и «Так надо». Но как только вновь обретала свободу, стремилась к дому. Даже истерические вопли нашей королевы на нее не подействовали. Ничего не оставалось делать, как сопроводить ее и посмотреть, что будет дальше.

Оказалось, весь смысл гипноза заключался в отправке неожиданного свидетеля домой и искоренении из его памяти непосредственного момента встречи в лесу. Потому что наша подруга, как только вступила на подворье, замерла на месте, осмотрелась кругом, нахмурилась и удивленно спросила:

– А почему мы здесь?

– А где мы должны быть? – ответила ей вопросом Вера.

– Ну… в лесу! Мы ведь с тобой туда побежали?..

– Ага! Но по разным сторонам оврага. Ты это помнишь?

Катерина прислушалась к себе, недовольно поморщилась и призналась:

– Помню только, как в лес вбегали.

– А Грибника? – уточняла вторая лисичка. – Такой большой, сердитый.

Она подробно описала внешность незнакомца, но ее сестра только озадаченно мотала головой, подтверждая, что отрезок в добрых пятнадцать минут жизни у нее полностью вылетел из сознания.

Мы не знали, что нам делать: радоваться или опасаться. С одной стороны, становилось понятным, почему про Грибника никто ничего не знает и ничего не помнит. Тот просто приказывал случайным свидетелям забывать о встрече с ним. Это наводило на размышления, что в случае слишком пристального к себе внимания незнакомец может и более опасные меры воздействия применить. Как, возможно, и случилось в эпизоде с Яшкой. Ведь не факт, что они не столкнулись уже непосредственно в самой дырке и таинственный странник просто отпустил деревенского дурачка.

С другой стороны, мы все-таки удостоверились, пусть даже и косвенно, пусть даже и не на сто процентов, что некая тайна существует! Грибник – это не просто вымысел выжившего из ума алкоголика, а существующий объект, который можно зарегистрировать, увидеть, а то и пощупать. Оставалось теперь только этот объект разработать до конца.

Поэтому мы с приливом нового воодушевления рванулись на поиски следов. Понимали, конечно, что, скорее всего, ничего не отыщем, слишком много времени прошло, но зато посчитали себя обязанными довести сегодняшнее дело до конца.

Вначале прошли по всему возможному маршруту незнакомца. Разочарование нас постигло сразу: почти никаких следов ни в районе толстенных деревьев, где движущийся объект засекла мигалка под номером восемь, ни в районе скал, куда он отправился, мы не обнаружили. Только в том месте, где Вера столкнулась с Грибником на тропе, мы отыскали несколько четких отпечатков обуви. Причем весьма малого д ля такого огромного мужчины размера: всего лишь тридцать девятого. Да и само место, как уже упоминалось, обыскали с невероятным тщанием.

И только когда стемнело, собрались в доме и устроили итоговое совещание по сегодняшнему дню. Спорили над картами и над планами долго, кричали сильно, и большое счастье, что дом наш стоял на отшибе, а дед Назар радовал своей глухотой. Иначе бы нас сто и один раз разоблачили.

Как всегда, основные тяготы технического перевооружения и довооружения легли на меня, потому как при окончательном подведении итогов Мария заявила категорически:

– Борька! На твоих плечах лежит теперь обеспечение нас всех переговорными устройствами, видеокамерами и сигнальными штучками в виде инфразвука. Помимо этого ты должен уже на осенних каникулах увеличить количество мигалок как в восьмом квадрате, так и установить достаточное количество приборов вот здесь, возле скал. Теперь там будут квадраты с двадцать второго по двадцать пятый.

– Где я тебе столько наберу? – возмутился я. – И дело не только в деньгах, я физически не успею.

– Значит, мы будем помогать! – Лидер грозно взглянула на лисичек. – Все наши карманные деньги сдаем Боре. И ходим к нему на уроки. Пора уже и нам не только к оружию приобщаться, но и к «железу», как он называет разную компьютерную технику.

– Ох! Вы мне только мешать будете.

– Не спорь, Пончик! А то припомню отложенные для тебя наказания.

Вот на том наш спор августовской ночью и закончился. Хотя наказание королева мне так и не отменила. Только заметив, что я после беготни по лесу словно вареный, засыпаю прямо на ходу и реагирую с закрытыми глазами как на ласки, так и на издевательства, подруги меня оставили в покое, и я провалился в блаженный сон. Где-то мысленно даже радуясь, что мое тело такое слабое и так быстро устает.

Глава шестая

Техника и ревность

После возвращения в город на меня навалились две проблемы: техническая и моральная, связанная со вскипающей во мне ревностью. Но если с технической проблемой я еще кое-как справлялся, то вот с моральной поделать ничего не получалось. А Машка, словно назло мне, все чаще и чаще заигрывала как со сверстниками, так и с более старшими ребятами. А с некоторыми из них занималась сексом. Один раз это чуть ли не на моих глазах произошло, после чего я бросился на подругу с кулаками и умудрился ей разбить губу.

Хоть я об этом поступке никогда не жалел, но ради собственного здоровья лучше бы я подобного рукоприкладства со своей стороны не допускал. Потом недели две я ходил весь в синяках и с ноющими от болей суставами. Подружки оторвались на мне по полной программе. Хотя после этого случая Машка избегала при мне как заниматься сексом, так и целоваться с другими парнями. Но мне-то от такой постановки вопроса легче не становилось! Только хуже. И настолько хуже, что вот как раз тогда и стали во мне зарождаться мысли о самоубийстве.

По следам нашей развратной королевы и следуя ее личному примеру, двинулись и наши бравые амазонки. Как это ни покажется диким и вульгарным, но их я тоже ревновал. Хотя и не так яростно или с кровожадными намерениями растоптать, разорвать и уничтожить. Не знаю, что втемяшилось в мою слаборастущую голову, но я почему-то считал такое блудливое поведение страшным предательством с их стороны. Радел над их нравственностью, как истинная наседка, и даже уговаривал в том смысле, что им необходимо дождаться для себя приличной пары, выйти благополучно замуж, а уж потом заниматься сексом, сколько и как им заблагорассудится.

Наверное, что-то в моих нравственных поучениях сильно смешило подружек. Потому что они в ответ хохотали как подорванные, потом переходили к ругани и оскорблениям, а потом принимались надо мной издеваться в привычной для нашей компании манере. Еще и приговаривали при этом, душа меня цепями и вытворяя самое постыдное:

– Значит, нам можно заниматься сексом только с мужьями?

– Да! – хрипел я.

– Может, ты еще и сам нам мужей станешь выбирать?

– Желательно, – раздавался мой хрип в ответ. – Я вас всяким отморозкам не отдам!

– Ух ты, какой добренький! А если ты нам до самой старости мужей не отыщешь?

– Отыщу!..

– Да?! А пока будешь их искать, то так и будешь нас использовать в сексуальном плане?

– Мне можно, я в мужьях не считаюсь! – вырывался я из-под кучи их напряженных тел. – К тому же это не я вас, а вы меня используете как хотите!

– Бунт! – вопила наша королева, чуть не отрывая мне при этом ухо. – Да ты, подлый Понч, покусился на сами устои нашего государства?!

Мне было больно, я задыхался, но таки делал последнюю попытку хоть как-то убедить в своей правоте:

– Не путайте политологию, ваше величество, с нашими ролевыми играми! Тем более что вы для меня самые близкие подруги, и я несу за вас самую большую моральную ответственность.

В ответ они еще громче смеялись, обзывали меня уродливым ханжой, а потом еще долго шуточно казнили всякими изуверскими, по их мнению, способами. Так что все мои потуги по поводу правильного воспитания и ограждения моих подруг от интимной близости с другими парнями никакой пользы не приносили.

Зато к концу предпоследнего нашего года обучения в школе я вывел для себя одну важную аксиому. За редким исключением, все партнеры как Машки, так и Веры с Катериной оставались только разовыми любовниками. На второй раз соглашались лишь те несколько «исключений», которые можно было пересчитать по пальцам одной руки. Как только у подружек доходило с парнями из цикла «Очередная жертва» или «Опытный экспонат» до дела, так после этого те исчезали из их жизни или на следующее утро, или в течение последующего часа. Причем в подавляющем большинстве случаев виноваты были именно девчонки. То им не нравилось, как партнеры целуются, то – как обнимают, то – как со всем остальным справляются. А если подруги в конечном итоге не успевали еще и оргазма получить, то начинались такие истерики, угрозы, царапания и удары, что мне оставалось только злорадствовать, тихо хохотать в соседней комнате и мысленно восклицать: «Так вам и надо, сучки позорные! Не хотите меня слушаться, то так и до самой пенсии оргазма не получите! И вообще фригидными станете! Дуры!»

Хорошо, что мои мысли в тот момент не прослушивались, не то бы меня так поколотили, что мама родная не опознала бы. Как правило, после таких неудачных экспериментов королева расслаблялась или со мной, или издевалась над лисичками. Те тоже в притеснении слабого и маленького товарища моральными терзаниями не омрачались.

Как это ни странно могло прозвучать, но я, со своей стороны, даже гордился иногда своими умениями в наших ролевых играх. Потому что в течение первых пятнадцати минут мог доставить оргазм всем троим. Потом, в течение часа, еще по одному разу. А когда наши игрища растягивались на несколько часов, то любая из моих подружек получала восторженное блаженство и все три, а то и четыре раза. Правда, мне при этом они и сами частенько помогали, но кто лучше меня знал все их эрогенные зоны? Кто лучше меня ведал об их привычках и предпочтениях? Кто лучше меня умел предугадывать любое их желание лишь по движению ладошки или измененной модуляции голоса? Правильно – никто! Жалко, что мои умения, знания и врожденные данные пламенного любовника из подруг никто никогда не ценил. Все свои ярко выраженные удовольствия они приписывали только себе, ну и, вполне естественно, непревзойденному таланту «ее величества».

Правда, я чаще и чаще в последнее время стал ловить себя на мысли, что внутренне начинаю обращаться к Машке с какой-то издевкой и уничижением, добавляя к обращению одно словечко: «ваше мелкое величество». И всеми силами старался сдерживаться и не ляпнуть при Марии подобное обращение вслух.

Вот так и жил под гнетом непонимания и оскорблений.

А забывать о мыслях про самоубийство мне помогало стремление к знаниям, повысившаяся тяга к учебе и возросшие невероятно объемы технических работ. Работал и учился я как проклятый, осознав наконец такое понятие, как «тягловая лошадь». Изматывался полностью и порой даже засыпал с раскаленным паяльником в руке. Но только оставаясь в своей комнате или на чердаке деревенского дома в Лаповке, я обретал себя как личность, начинал полноценно жить и порой забывал о жгучей ревности к своим подругам. В некотором роде мне удалось даже создать маленькое государство в государстве, четко ограничив в моей технической вотчине любые импровизации, игрища и попытки повеселиться. Вначале лисички, а потом и само «ее мелкое величество» стали с уважением относиться к многочисленным полкам, баулам, этажеркам и развешанному повсюду хламу. И когда я покрикивал на них: «Не трогайте это!» – лишь презрительно кривили губки, выдавали очередное оскорбление и с гордым видом давали понять, что плевать они на меня хотели. Но – отступали! Так что некоторыми победами в плане своего освобождения из рабства я тоже понемногу стал гордиться. Увы! Если бы только это помогало избавиться окончательно от ревности и остальной зависимости в нашей компании!

Но опять-таки возвращаясь к техническим средствам. Уже на осенних каникулах предпоследнего года обучения мы значительно попытались расширить и сгустить нашу сеть наблюдения как за лесом, так и за участком прилегающей к нему каменной гряды. Но тут нам страшную подножку подставила погода: ранние холода вкупе с проливными дождями и снегом обрушились на нашу голову совершенно неожиданно. Мало того что мигалки срабатывали спонтанно, когда и как хотели, так они еще от влаги выходили из строя, и вся наша сеть превращалась в тончайшую, еле видимую паутинку.

Первые несколько дней каникул я еще мотался по лесу как угорелый, гоняя более здоровых, чем я, раза в три подружек, как только вздумается. Не обращал при этом внимания ни на кашель, ни на сухость в горле, ни на ломоту в костях. Как следствие: на четвертый день свалился в горячке. А накануне повалил такой густой снег, что уже к утру Лаповка осталась без связи, электричества и годных для проезда путей сообщения. Так что меня опять лечил своими народными средствами дед Назар. В бессознательном состоянии я провалялся около шести суток и помню этот отрезок времени лишь как сплошной, обволакивающий все тело жар. Жар вытягивал из меня все жизненные соки, выжигал внутренности, испепелял сознание и с самого начала настойчиво твердил: «Ты умрешь!» Наверное, и умер бы, если бы не прохладная благость на моем лбу. Кто-то догадался класть мне на голову то л и холодный компресс со снегом, то ли просто мокрую тряпку, но именно эта божественная прохлада и удержала мою ниточку жизни возле искалеченного тела. Если бы не это чудесное охлаждение лба, жар бы меня умертвил.

Очнулся я ранним утром и начал со стоном шевелиться, одновременно потирая слипшиеся глаза. Тотчас спальня наполнилась шумом, забегали вокруг подружки, засуетился дед Назар, принесли свет, и показались мои родители. Оказывается, они только пять минут назад добрались сюда на арендованном джипе через двухметровые сугробы. И впервые они мчались сюда с нехорошим предчувствием, особенно мать рыдала, когда узнала о моей болезни и полностью бессознательном состоянии:

– Я знала! Я чувствовала! Что-то случилось с Боренькой!

– Ну теперь уже все хорошо, – пытался я улыбнуться.

– Как ты себя чувствуешь?

– Кушать хочется.

– Ха-ха! – кричал на всю избу от радости дед Назар. – Я верил, что мед и чай на травах его спасут! В нашем роду все крепкие!

Когда он разговаривал, то делал это настолько громко, что оглушал всех окружающих. Понятно, что и в ответ он требовал подобной громкости. Но в тот миг он мне казался самым родным и близким спасителем. Потому что вряд ли кто из девчонок догадался положить мне на лоб охлаждающий компресс.

За два дня меня подлечили, а потом и забрали всех четверых в город. И уже там мы на очередном совещании нашей развеселой компании несколько переориентировали наши усилия. В подобную непогоду заниматься слежкой с помощью мигалок оказывалось практически бесполезно. Зато зимой по следам в снегу будет легко определить, кто, куда и откуда пошел. Так что на зимних каникулах мы наметили задействовать максимум визуального наблюдения. Ввести три раза в день лыжные дозоры, которые по намеченной по карте лыжне будут обязаны проверять не только проблематичные квадраты наблюдений, но и все остальные места.

А установку остальной, в том числе и самой дорогостоящей, техники решили отложить на летний период.

К сожалению, нашим зимним планам не суждено было осуществиться. Те первые снега, которые замели Лаповку, оказались и почти единственными снегопадами. Потом пришла так доставшая в последние годы слякоть, промозглость и порывистый ветер. Так что ни на зимних, ни на весенних каникулах мы ничего толкового не выследили. И лишь закончив предпоследний год обучения и сдав два положенных экзамена, поспешили в Лаповку с огромным багажом заготовленных технических новинок.

Мало того, уже в то лето мы стали исподволь готовить наших родителей к нашей полной самостоятельности. Для этого мы расписали весь летний период на несколько дальних походов в сторону глухого и труднопроходимого леса. Даже обозначили на картах свои стоянки возле озер и ручьев, обрисовали будущих соратников по походам как опытных и проверенных туристов и добились полного благословения в наших затеях. Все это мы проделали благодаря моему предположению:

– А вдруг нам придется следить за Грибником день, а то и два? Да и кто его знает, что в той дыре? Вдруг придется еще на день-два задержаться, двигаясь по тоннелям? Вон Яшка до сих пор не вернулся.

– Да что с дурака взять! – хихикнула Катька.

Но Машка ее осадила:

– Вот потому мы и умники, чтобы все правильно предвидеть! – А на меня посмотрела с удивлением: – Пончик и в самом деле умнее становится, или мне показалось?

– Конечно показалось, – приревновала Вера. – Хотя считает он и в самом деле лучше всех, но к уму это не относится.

Я глупо улыбнулся и предложил:

– А давай я и вас посчитаю?

То есть косить под полного идиота у меня тоже с каждым разом получалось все лучше. Но мой план приняли и после доработки Машкой блестяще претворили в жизнь. То есть у нас всегда теперь были развязаны руки для любого дальнего или близкого путешествия.

Лето оказалось обильным на удачи. Вначале мы опять столкнулись лицом к лицу с Грибником. Было это в конце июня, сразу после рассвета, и нам буквально чудом удалось влезть в тренировочные костюмы и успеть все в тот же магический квадрат под номером восемь. Невзирая на обильную росу, близняшки сразу бросились в овраг, намереваясь подсмотреть за таинственным незнакомцем оттуда, а мы с Машкой приняли сильно вправо, заходя гостю навстречу. Потому как поняли, что он движется по прежнему маршруту. Причем у каждой пары было по видеокамере, а у каждого из нас имелось ларингофонное переговорное устройство с наушником, и мы могли слушать друг друга одновременно. На тренировках мы отработали и краткость речи, и сжатость передаваемых текстов, и навыки незаметной видеосъемки, поэтому действовали довольно грамотно, ловко и на удивление успешно.

Плюс ко всему девчонки в последнее время и в спорте достигли немалых вершин. Теперь они играючи, невзирая на свои шестнадцать лет, могли завалить, а то и прибить насмерть любого мужчину в одиночку, а уж если действовали группой, да имели в своих руках оружие, то и представить страшно их суммарную силу. Скорее всего, именно потому Верка подала идею просто навалиться на Грибника со всех сторон, пленить, связать, а уже потом спокойно разузнать все тайны про дырки и все остальное. Причем эта идея рассматривалась всеми тремя на полном серьезе. И я до сих пор не осознаю, скольких усилий мне стоило отговорить подруг от этой безумной затеи. Понять не могу, что на них подействовало: мои слезные уговоры или все-таки наличие здравого смысла?

Но в тот памятный день мы действовали строго по предварительным договоренностям и натренированным наработкам. Даже я со своей одышкой успел добежать до определенного места вовремя. Как раз действия стали разворачиваться возле самого оврага, и поступил первый доклад от шепчущей Катерины:

– Мы его видим! Но даже пошевелиться не сможем, заметит сразу.

Понятно! Скорее всего, они и снять его не смогут на камеру! Теперь моментально верное решение приняла Мария:

– Борька! Маскируйся вон там, сам ни в коем случае не высовывайся, но камера пусть снимает уже! Давай!

А сама отступила чуть назад по тропе, рассчитывая совершить встречу именно в том самом удобном для нашей видеосъемки месте. Маскироваться я умел, а маленькое и худенькое тело только помогало в любой партизанской войне. Да и камеру я установил чуть в стороне от себя: даже если меня и заметят, выволокут на тропу и что-нибудь сотворят, то съемка в любом случае продолжится.

У нас было рассчитано все по минутам. Причем мы ориентировались на большие шаги взрослого мужчины. Если загадочный незнакомец появится здесь через пять минут, значит, он с тропы никуда не сворачивал, ничего не искал и ничего не прятал.

Грибник появился ровно через четыре минуты. Застывшая за толстым стволом Мария заметила объект первая и как ни в чем не бывало поспешила навстречу. Не доходя друг до друга, оба ранних грибника притормозили, осматривая друг друга с ног до головы, но девочка заговорила первой:

– Доброе утро, дяденька! А вы моего папу не видели? В такой желтой ветровке?

– Не видел, – проворчал незнакомец, пристально оглядываясь при этом. Хорошо, что я лежал уткнувшись лицом в траву и больше всего боялся чихнуть. – А ты откуда будешь, молодка?

– Из Лаповки! Это тут рядом, знаете?

– Как не знать, – хмыкнул Грибник, еще раз осмотревшись, а потом резко пригнулся в сторону собеседницы: – Иди домой! Немедленно! И забудь о нашей встрече!

Я слышал каждое слово, а вот все их действия просмотрел уже потом, в записи. Из гордой фигурки моей подруги словно воздух выпустили. Плечи поникли, взгляд уперся в тропу, и она безмолвно отправилась в сторону нашей деревни. Тогда как странный незнакомец постоял еще около минуты, внимательно осматриваясь и прислушиваясь к каждому лесному шороху, а потом чуть ли не бегом поспешил дальше.

Только когда стих почти не слышный топот его ног, я решился приподнять аккуратно голову и осмотреться. У меня и мысли не возникло преследовать Грибника и выслеживать его дальше. Подхватив камеру, я стремглав бросился вслед за Машкой. Догнал ее уже за оврагом, шедшую в сопровождении кружащих вокруг нее лисичек и односложно отвечающую, что идет домой. Точно такой же синдром очумления наблюдался и в случае с Катюшей прошлым летом. Так что мы не сильно-то и обеспокоились. Проводили нашу королеву во двор, затем сразу потащили на чердак и уже там приступили к обмену мнениями, просмотру записи и обсуждению. Тем более что эмоций и впечатлений оказалось выше крыши.

Машка забыла все начисто. Даже того момента не помнила, как отдавала мне распоряжения. Память оборвалась даже до того, как она услышала сообщение от Катерины, что они на виду и следить дальше не смогут. Большое впечатление на нее оказала и просмотренная запись, где больше всего нашу королеву поразила ее собственная покорность.

– Вот гад! – возмущалась она. – А я всю жизнь была уверена, что не поддаюсь гипнозу! Как же он это сделал?

– Ты меня спрашиваешь? – работая интенсивно на клавиатуре, спросил я. – Он не захотел со мной поделиться опытом. Но, судя по его виду, он бы и с бандой разбойников справился.

– Гипнозом? – засомневалась Вера.

– Ха! Гипноз для глупых детей и деревенских простачков, – не сдержался я от фырканья. – Ты к его рюкзаку присмотрись внимательнее. А под брезентовой курточкой что у него топорщится? Уж никак не грибы и ягоды!

Действительно, при увеличенных и застывших кадрах мы прекрасно рассмотрели и явно заметную тяжесть в рюкзаке, и многочисленные угловатые выпуклости под тканью куртки. К сожалению, можно было только догадываться, что у него там да из чего сделано. Но Мария, мнящая себя непревзойденным знатоком во всех видах холодного оружия, сразу стала тыкать пальцем в монитор и давать объяснения:

– Здесь у него явно просматривается перевязь. Вот и на груди заметно продолжение с многочисленными карманами, скорее всего. Там могут быть как ножи, так и все, что душе угодно. Пояс тоже легко замечается по слишком уж непропорционально расставленным бедрам. И на этом поясе может находиться даже больше оружия, чем на перевязи. Плюс странный, явно не отечественного покроя, внушительный рюкзак. Если учитывать, что этот дядька здесь бродит частенько, то он, скорее всего, какой-то контрабандист и промышляет доставкой либо оружия, либо наркотиков. А скорее всего, и того и другого вместе.

– Ну и как ты себе это представляешь? – высказал я здоровый скепсис. – Он вылезает из одной дыры, спешит во вторую и там пропадает на несколько месяцев. Да? И что же это тогда за тоннели такие, которые ведут к этим дырам? Один тянется из Ирана, а второй уводит в Финляндию? Ни за что не поверю!

Кажется, наша королева смутилась:

– Но ведь что-то же он носит!

– Да хоть ядерную бомбу! – разорялся я. – Но теперь даже не думайте на этого монстра планировать хоть какое-то нападение! Он таких сотню, как вы, на портянки порвет и не заметит. Вся наша задача отныне заключается только в одном: отыскать конкретные точки ухода и прихода этого Грибника. Никаких встреч или даже случайных столкновений. Вы только присмотритесь, с каким подозрением он осматривался вокруг напоследок! Если он чего заподозрит – пропадем, как Яшка. Так что полностью меняем нашу тактику.

От такой долгой речи, а самое главное, наглой и до скандала смелой у меня пересохло во рту, и я сделал паузу. Зато наша лидер опомнилась и чуть ли не с кулаками на меня набросилась:

– Чего это ты командовать полез, Подошва? То от него слова уважения или почитания не дождешься, а то вдруг себя великим тактиком почувствовал! Закрой рот и много не болтай!

А затем и в самом деле отвесила мне обидный подзатыльник, когда я попытался еще что-то высказать. Дальше она взяла инициативу собрания в свои ручки полностью и стала грузить нас всех троих своими размышлениями и гениальными идеями. Но в итоге получились жутко странные выводы:

– Значит, так! Теперь с каждым разом будем увеличивать количество мигалок в точках предположительных выходов из тоннелей и не жалеть ставить в перспективных местах обзора автоматически срабатывающие камеры. Мы таки выследим этого гада и отыщем щели, в которых он прячется!

Лисички поддержали королеву с бурным энтузиазмом, а я только чудом подавил готовую вырваться наружу отповедь, что все сию минуту высказанное я раньше и придумал. Но, наткнувшись на злобно-угрожающий взгляд своей старшей подруги, благоразумно промолчал. Даже нечто одобрительное и восторженное промычал. Ничего не поделаешь! Как говорится, командир всегда прав! Иного не дано.

Последующие два месяца мы только и делали, что устанавливали мигалки, снимали файлы записей с видеокамер да развлекались в свободное от технических дел время ролевыми играми. И второй раз нам тоже сильно повезло.

В начале августа все тот же Грибник вдруг вышел из нагромождения скал, где и был заснят первой камерой. Деловито приблизился, прошел мимо и выпал из кадра.

Через пятнадцать минут его засняла вторая камера, установленная на уровне оврага и сориентированная на восьмой сектор. То есть мы мечтали хоть масштабно уловить точку непосредственного появления незнакомца из-под земли или ухода под землю. Но и там он ушел гораздо дальше и скрылся из виду.

А вот третья камера, со встречным ракурсом, оказалась ближе всего к месту разгадки. Грибник не дошел до нее всего метров пять, резко свернул влево, приблизился к большим ясеням и выпал из проекционного захвата. И самое главное: несколько мигалок, установленные по гипотетической прямой его следования, так и не сработали. То есть мы получили искомый квадрат, с вожделенной дыркой в тоннель, со сторонами всего лишь тридцать, максимум сорок метров!

А это, что и говорить, в тот час нам показалось невероятной удачей. Уж на таком маленьком клочке леса мы не то что люк, дырку или дверь отыщем, но и маленькую иголку обнаружим! И мы, не откладывая дело даже на один час, приступили к поискам.

Хорошо трудились, от души. Особенно девчонки помогли, потому что я со своим хлипким здоровьем больше нескольких дней не выдержал бы. Вначале проверили вглубь, вдоль и поперек весь определенный квадрат возле восьмого сектора. Потом предприняли титанические работы по розыску искомой дыры среди скал. Потом опять вернулись к восьмому сектору. И наконец, значительно расширили границы своих первоначальных поисков. Но все оказалось впустую: ни люка, ни двери, ни даже подозрительной иголки мы не отыскали. Но так как мы были просто уверены в своей правоте, то рук не опустили. Понимая, что мы просто не так или не то ищем. А значит, если не этим летом, то уж следующим обязательно добьемся поставленной перед собой цели.

Мелькали, правда, у меня в голове и некоторые несуразные догадки, и я ими с девчонками все-таки поделился. К моей гордости, они высмеяли не все подряд, и особенно им понравились мои идеи с летающей тарелкой и межгалактическим телепортационным лифтом. В обоих случаях подразумевалась уникальная космическая цивилизация, которая сделала на Земле нечто в виде перевалочной базы или промежуточного пункта. Например, садится летающая тарелка в лес в невидимом режиме, а потом преспокойно опять улетает в вакуумное пространство. Какой-нибудь фигов марсианин переодевается по погоде грибником и валит к следующей подобной тарелке, которая ждет его среди скал.

Конечно, в данном случае при правильном логическом осмыслении эта версия не выдерживала ни малейшей критики. Зачем, спрашивается, фиговым марсианам делать посадки, если им гораздо удобнее пересесть из тарелки в тарелку на том же фиговом Марсе? Или вообще сразу отправиться в пункт назначения без пересадки?

Но девочкам эта гипотеза сильно пришлась по душе. Как и мысль с межгалактическим лифтом. Ведь каждая лифтовая шахта имеет свой конец и свое начало, а значит, во что-то должна упираться. Вот и уперли какие-то претонозойцы один лифт в Землю, а уже дальше от нее в созвездие Тау-Кита. Хлопотно, громоздко, но почему бы и нет? Теперь только остается подслушать кодовое слово, которым пользуется Грибник, и мы – фьють! Уже в другой галактике! Здорово? Еще как! Сразу становилось понятным, почему Яшка сбежал с Земли, а потом так и не вернулся в родную Лаповку до сих пор: он просто заблудился в небоскребах новой, техногенной цивилизации тау-китян. Так до сих пор на всем готовом и живет… наверное.

Это такими сказками мы себя баловали уже по пути домой и в первые вечера самого начала учебного года. Последнего учебного года в школе со средним образованием. Теперь предстояло завершить учебу на «отлично», получить аттестат и поступить в заранее выбранное высшее учебное заведение. З а себя я в этом плане не волновался: несмотря на миниатюрный рост, уродливую внешность и некое косноязычие с прорывающейся изредка картавостью, нет такого института, куда я не проломлюсь со своими знаниями. Ну разве что только те, где готовят артистов. Да и то, говорят, и там на уродов большой, непреходящий спрос. Так что я хоть и вздыхал тяжело на эту тему, но не унывал.

А вот мои подруги вдруг окончательно сбрендили. Я как-то упустил первые тревожные звоночки и не слишком-то придал значения нашим отложенным или отмененным ролевым игрищам. Как и не слишком принюхивался поначалу к специфическому запаху. Прошляпил тот самый важный момент, когда еще можно было остановить, забить тревогу, незаметно подключить родных. Да и тех самых личностей, которые каким-то образом сумели пристрастить моих подруг к алкоголю, я так впоследствии и не высчитал. Скорее всего, произошло наложение многочисленных и сильно различных между собой факторов, которые и привели к плачевному итогу. А итог получился и в самом деле весьма печальным: Марии, Вере и Катерине очень понравилось хмельное состояние. И они окунулись в омут разудалого пьянства не просто с головой, а и со всем остальным, потерявшим последний стыд телом.

Они стали пить чуть ли не каждый вечер. Чуть ли не каждый вечер знакомиться с новыми парнями. Чуть ли не каждый день после занятий приходить ко мне, снова выпивать и снова надо мной измываться. Потом они уходили на танцы, снова пили и снова вступали частенько в спонтанные половые связи.

Началась самая черная полоса в моей жизни. Если раньше меня хоть иногда выслушивали и били шутя, то теперь затыкали рот сразу и били весьма болезненно. Если раньше меня хоть как-то щадили и хоть изредка называли по имени, то теперь оскорбления и обидные прозвища сыпались на мою голову постоянно. Если до этого меня чуток уважали в технических вопросах и не осмеливались хулиганить в моей лаборатории, то теперь мне смеялись в лицо и ударами каблуков корежили с таким трудом, скрупулезностью и старанием созданные устройства, приборы и аппаратуру. Про нашу великую тайну Грибника девчонки стали забывать уже к празднику Нового года, а когда я о ней пытался напомнить, грубейшими словами мне советовали забывать про эту ерунду и не сердить их больше своим занудством.

Я еще в те месяцы дико удивлялся только одному: как мои подруги все-таки регулярно умудрялись посещать три раза в неделю тренировки по единоборству и два раза в неделю ходить на занятия по фехтованию? Видимо, здоровье у них было более чем отличное, раз ослабленный алкоголем организм выдерживал такие конские нагрузки и перенапряжения. А силу их стальных мускулов мне приходилось ежедневно ощущать на своих недоразвитых конечностях.

Вскоре моя относительная свобода в короткие периоды вечера и ночи встала им поперек горла. Вследствие чего подруги стали на мне срывать свое раздражение в каждом отдельном случае и делали это так, чтобы я практически не имел возможности учиться.

– Красный диплом хочешь получить? – с пьяной улыбкой ехидствовала Машка. – А зачем он тебе? Раб обязан выполнять волю только своей королевы!

– И ее амазонок! – встревала со своим пьяным лепетом со стороны то ли Верка, то ли Катька. Как это ни казалось странным, но сильно нетрезвые они мне тоже казались на одно лицо, и я начинал их путать.

– Вот-вот! И вообще, раб должен быть тупым, безграмотным и покорным! Это еще великий Цезарь сказал. Правильно?

Возражать в таких случаях и указывать на ошибки я опасался, позволяя себе только соглашательски кивать и радушно улыбаться. Но и это не всегда срабатывало.

– Молчишь? К бунту готовишься? – заводила себя наша лидер компании. – Хватайте его! Он едет с нами на танцы! Пора приобщать его к великой музыке.

Хватали. Приодевали порой как клоуна. Везли с собой в такси или на машине очередного ухажера. Заставляли пить и смешить всех остальных собутыльников. Заставляли выделывать несуразные па, называя это современными, обязательными для каждого молодого человека танцами. И называли все это сплошным весельем. Причем веселье продолжалось порой до утра, чаще всего на квартире у лисичек, родители которых в последнее время вынуждены были работать в другом городе. Меня запирали на кухне, заставляя делать коктейли, готовить чай или кофе, а сами, в зависимости от количества набранных кобелей, разбредались с ними по комнатам.

Машка, естественно, пользовалась самой большой спальней с родительской кроватью, а лисички уходили с поклонниками в свои комнаты. Чаще приводили кого-нибудь одного, стараясь при этом подсматривать и чуть ли не влезать в одну кровать. Когда парень начинал «буксовать» на эту тему, комплексовать или возмущаться, его без церемоний, чуть ли не пинками вышвыривали за дверь и отыгрывались на мне в наших ролевых играх. Частенько Машка и над лисичками измывалась сверх меры. А если она еще и не получала оргазма от слишком торопливого поклонника, то ее дикость могла напугать кого угодно. Помню, однажды я находился в одной из спален и, прислонив ухо к стене, прислушивался, что творится в главной спальне. И весь содрогнулся, когда послышался истерический вопль нашей королевы:

– Ах ты козел! Ты чего так поторопился?! Ублюдок! Пошел вон! Выбрось его!

Тотчас к делу подключилась Катерина и со злобным рычанием и оскорблениями вышвырнула несчастного паренька вместе с его одеждой на лестничную площадку. Тогда как Машка стала командовать оставшейся возле нее Вере:

– Катька, ко мне!

– Да я не Катька… – попыталась та возразить, уже догадываясь, что ей сейчас предстоит делать.

– Мне плевать! Работай!

– Но ведь он туда…

Звук громкой пощечины прервал слабое возмущение, а ядовитое шипение заставило даже меня поежиться:

– Не зли меня!

Вскоре из главной спальни раздались хорошо знакомые мне постанывания, переходящие в крики блаженного оргазма.

И подобные сцены происходили не раз, затягивая Марию, а вместе с ней и обеих лисичек в странный сгусток самых негативных и аморальных противоречий, в омут распущенности, пьянства и откровенного бесстыдства. Ну а меня – толкая в водоворот безысходности, отчаяния и новых, все чаще меня посещающих, мыслей о самоубийстве. Приходило понимание, что еще месяц, максимум три таких «сплошных веселий» – и от моего красного диплома останется только разухабистая фига, мои мечты добиться чего-либо своими знаниями окажутся размазаны по грязным простыням, а мое непреходящее похмелье от насильно вливаемого алкоголя станет нормой жизни. Тем более что я понимал: с моим здоровьем любой алкоголь для меня смертельный яд. Более чем несколько лет я не выдержу и быстро помру от пьянства. Вот такие дилеммы передо мной встали накануне моего семнадцатого дня рождения. И честно признаться, я не знал, как с ними бороться. Да что там не знал: предположить не мог, настолько потускнели и увяли мои фантазии. Учителя поражались моей резкой деградации, но к концу третьей четверти все еще продолжали, скорее по инерции, ставить мне пятерки. Но это был уже предел – жалость даже к калеке не бесконечна.

Мало того, я заметил, что нас стали бояться. И я не оговариваюсь: именно нас, моих подружек и меня в их числе. Если уже давно все сверстники побаивались только девчонок, то с недавнего времени и от меня стали шарахаться как от огня. Некоторое время я не понимал подноготную такого отношения, пока со своим талантом подслушивать и подсматривать не стал участником одной весьма неприглядной сцены.

Мои три подруги окружили оставшегося наедине здорового парня из параллельного класса и засыпали его со всех сторон вопросами:

– Привет! Как дела?

– Чем занимаешься?

– Маленьких обижаешь?

– И на калек тоже поглядываешь?

– А за здоровье свое при этом не беспокоишься?

– Или совсем жить надоело?

– Или ручки укоротить?

– Да вы чего? – побледнел парень, прижимаясь спиной к стене.

– Зачем вчера Борю Ивлаева обидел?

– Больше поиздеваться не над кем?

– Думаешь, большой, так все можно?

– Так он ведь сам на меня налетел, сам упал, я его и пальцем не тронул.

Действительно, я вчера и в самом деле совершенно случайно столкнулся с этим парнем на повороте коридора, даже сам извинился и побежал дальше, сразу забыв о происшествии. Так что никакой обиды не было и в помине. Но мои подруги, видимо, считали не так, намереваясь низко и подло отомстить отработанными среди них методами. Причем еще и морально вначале стремились добить свою жертву:

– Пальцем, говоришь, не тронул?

– А малый, значит, сам упал?

– Ха! Ты Сашку Болдырева давно видел?

– Знаешь, почему у него рука в гипсе?

– Он ведь тоже говорил, что Борьку пальцем не трогал. Зато теперь три поломано.

– Тебе тоже так нравится?

Я и не помнил отчетливо, когда и как подобное произошло, и только смутное мелькнуло воспоминание, что вышеназванный Болдырев просто недавно сказал в мой адрес всего лишь несколько пренебрежительных слов. И вот какую получил расплату! Пока я содрогался от предчувствия самого ужасного, униженный и запуганный парень, заметив в руке у Верочки раскачивающийся кистень, побледнел еще больше и залепетал:

– Девочки, простите, я совершенно нечаянно! Больше такого не повторится!

Лисички замерли, готовые к немедленной атаке, тогда как последнее слово должна была сказать королева. И та, видимо, решила не рисковать: слишком много приоткрытых дверей выходило в, казалось бы, пустое место.

– Ладно, на первый раз прощаем.

И парень на полусогнутых рванул в сторону всеобщего школьного шума.

Потом мне еще удалось узнать про аналогичное поведение, только с несколько иным уклоном и свойствами. Все три мои подруги не стеснялись шантажировать и требовать чего угодно от своих временных, всего лишь на одну случку ухажеров. Да так требовали, что те готовы были на кого угодно броситься, что угодно совершить и чем угодно откупиться, лишь бы больше никогда не испытывать морального давления со стороны своих временных любовниц. Наверное, все эти волокиты-бабники не раз проклинали последними словами тот час, когда они польстились на милые, очаровательные мордашки и возбудились при виде изумительных фигурок. И с явным опозданием припоминали прописную истину: змеи ведь тоже бывают прекрасны в своей брачной расцветке, но менее ядовитыми от этого не становятся.

Но они хоть имели возможность сбежать. Или откупиться и опять спрятаться. У них имелись шансы даже не встречаться больше с истеричной любовницей до конца жизни. В крайнем случае выполнить ее просьбу и опять остаться в океане относительного спокойствия. Я же этого всего не имел. Мое озерцо жизни бессильно плескалось, зажатое тремя угрюмыми скалами, затеняющими свет, лишающими надежды истечь в расщелины, вырваться рекой на пространства, испариться в чистое небо или просто вскипеть под ударами пылающей лавы. А уж слиться с другим озером или океаном мне и подавно не было суждено. Единственный, самый яркий и печальный пример – тому подтверждение.

В середине третьей четверти, впервые за последние несколько лет, я совершенно случайно обратил внимание на одну девочку. На год младше нас, вся какая-то хиленькая и нескладная, она сильно прихрамывала и пользовалась палочкой при ходьбе. Что-то кольнуло у меня в душе, когда я рассмотрел ее, идущую мне навстречу и сгибающуюся под тяжестью своего рюкзака с учебниками. Так и не понял, что заставило меня заговорить:

– Привет! Ты тоже здесь учишься?

– Ага! В девятом «Б», – с готовностью заговорила девочка, скидывая рюкзак на подоконник и довольная представившейся передышкой. – Уже три месяца в этой школе. И тебя видела не раз. У тебя ведь три сестры, правда?

И столько зависти прозвучало в ее словах, что я сразу понял, насколько она одинока и несчастна. Уж ей-то наверняка ничего в жизни не светило, и такой грозной защиты за своими плечами она никогда не почувствовала.

– Правда, – продолжил я разговор. – Но мне приходится самому учиться только на «отлично». Сама понимаешь.

– Слышала, что ты тянешь на красный диплом.

– Как же иначе? А у тебя как успехи в учебе?

Девочка ответила не сразу, а потом призналась, словно самому близкому и родному человеку:

– Неважно. Вечно грустно, скучно и печально. Никак не могу собраться. – Она попыталась прямо взглянуть мне в глаза. – Но сейчас я исправлюсь! Обязательно исправлюсь! Точно-точно исправлюсь! И буду учиться только на «отлично»! Как ты!

Сглотнув комок, подступивший к горлу, я постарался улыбнуться.

– Вот это – самое правильное! Мы с тобой должны надеяться только на себя.

Мы еще несколько минут поболтали об отвлеченных пустяках и разошлись с самыми светлыми воспоминаниями о встрече. Ничего друг другу не обещая и ни о чем на ближайшее время не договариваясь.

Зато наш разговор не ушел от внимания общественности. Болтовня двух калек-недоростков бросилась в глаза многим, и те стали делиться информацией с другими. Дошла эта информация через два часа и до моих подруг. Еще оставался один урок, когда они на последней переменке устроили со мной разборки. Катька, оставшаяся у двери, дождалась, пока помещение покинут все одноклассники, закрыла дверь на швабру, и все трое подступились ко мне с ехидными улыбками:

– Никак наш Пончик встретил свою Дюймовочку?

– Или, может, Подошва ищет новый каблучок?

– Наших ему уже для остроты ощущений не хватает?

Я редко краснел, но тут мои щеки и уши запылали не столько от стыда, сколько от гнева, потому как сразу догадался, о ком идет речь.

– Вы о чем? Мы даже не познакомились! Просто поговорили про учебу!

– Хо-хо! И договорились о совместных занятиях на дому?

– Ты хочешь ее подтянуть в математике? Или анатомии?

– И чем тебе эта замухрышка приглянулась?

– Ни о чем мы не договаривались! – продолжал защищаться я с отчаянием. – И как вам не стыдно говорить такие глупости?! Она же несчастная калека!

Машка схватила меня за волосы и развернула голову к себе:

– Вот так ты ставишь вопрос? Калечную пожалел? Значит, ей нельзя, а тебе можно? Мало того что над нами измываешься, так еще и над ущербной вознамерился?

– Что ты несешь?..

– А ты на что рассчитываешь? – Второй рукой «ее мелкое величество» чуть не выламывало мне челюсть, но обращалась она теперь к лисичкам: – Что мы с ней сделаем?

После чего все трое, словно участвуя в соревновании на самый жуткий сценарий фильма ужасов, описали мне все свои действия.

Я, конечно, вполне справедливо сомневался, что они ВСЕ угрозы приведут в действие, но и сотой доли мне хватило для сковавшей меня слабости и страха. С той поры я больше вообще старался ни к кому не подходить, а уж тем более заговаривать. Лишь один раз мне удалось столкнуться с той маленькой, неразвитой телесно девочкой и быстро прошептать:

– Извини! Но мне запретили с тобой даже разговаривать! Боюсь, как бы тебе не сделали больно! Мужайся и будь лучшей в учебе!

Кажется, она поняла, в чем дело, потому что слухи о троице моих покровительниц бродили по школе только в виде страшилок и жутких легенд. Надеюсь, она и в самом деле поняла смысл жизни и выбрала на ней правильную стезю.

Тогда как для меня пропал даже свет в конце тоннеля.

Глава седьмая

И пришла та ночь!

Последние свои весенние каникулы мы решили, как всегда, провести в Лаповке. Вернее, решили не мы и уж тем более не я, а Машка, вообще съехавшая к тому времени с катушек. Причем она назначила сразу два больших мероприятия: отметить в деревне вначале свой, а потом и мой день рождения. Для этого были составлены программы, приглашены гости из числа кандидатов в любовники девчонок и составлен четкий график их приезда. Дополнительно парням вменялось привезти как выпивку, так и отменную закуску в четырехсоткилометровую даль, взять гитары, красиво одеться и завалить нас соответствующими подарками.

День рождения двойняшек намечалось отпраздновать первого апреля уже по возвращении в город.

Наша Лапа встретила преотвратной погодой: то дождь с ветром, то снег с порывами вьюги. То резкая волна тепла, то лужи, прямо на глазах покрывающиеся льдом. Почти все мигалки за время нашего длительного отсутствия вышли из строя и бездействовали. Полученное на их починку время в полдня позволило заменить питание только у некоторых да заменить десяток штук на более влагозащитные. Больше мне работать не дали, заставив встречать первых гостей, прибывших на двух машинах.

В тот день праздновали Машкин день рождения, прошедший еще два дня назад и приуроченный к нынешнему застолью. П о моему скромному мнению, гулянка удалась. Единственной девице, прибывшей с гостями, Верка, как только стемнело, расцарапала лицо и двинула два раза под дых. Первую волну пьяной драки как-то погасили общими усилиями и вновь уселись за столы. Но потом что-то нехорошее вякнул ухажер той девицы, и его поддержал родной брат пострадавшей. Алкоголь, видимо, ребятам затуманил мозги, и они по собственной глупости возжелали справедливости. Не повезло им. На глазах всех остальных гуляющих троица моих подружек избила обоих парней и приказала им выметаться вместе с первой пострадавшей.

Уж насколько были пьяны избитые ребята, но и они сообразили: если хотят остаться в добром здравии, придется ехать немедленно, несмотря на дальнюю дорогу, наличие патрулей ГИБДД, глухую ночь и плохую погоду. С нами должно было остаться еще два парня, которые вроде как ко всему увиденному относились вполне нейтрально. Как казалось! Но на самом деле тоже сильно струхнули и решили тихонечко слинять под шум дождя. Делая вид, что просто хотят отодвинуть свою машину в сторону, давая проезд другой, они долго не возвращались со двора, пока давно стихший гул моторов не зародил в Машке подозрений:

– Борька! Ну-ка глянь, чего эти козлы там телятся!

Понятно, что вышеназванных представителей животного мира, которые телиться не могли изначально, я во дворе не увидел. Как и их машины. Только сиротливо поскрипывали раскрытые настежь покосившиеся ворота.

В дом я возвращался с опаской, начав доклад еще из сеней:

– Все уехали! Может, чего прикупить забыли?

Никому не желаю ощутить на себе те три взгляда, которые вонзились в меня и чуть не прожгли насквозь. Слишком хорошо я изучил подружек, чтобы не понимать весь риск моего положения и насколько мне сейчас достанется. Наверняка ведь сорвут на мне всю злость и горечь неиспользованных желаний. Единственное спасение, возможное в моем случае, было немедленно броситься к храпящему деду Назару и устроиться до утра у него под боком. Но мне в тот момент пришла в голову другая идея.

– Подать вина ее величеству и их высочествам! – высокопарно крикнул я в сторону и тут же сам себе услужливо ответил: – Будет исполнено!

И бросился с самыми что ни на есть лакейскими замашками обслуживать своих рассвирепевших подружек. Какой-то момент моя задумка висела на волоске, но Машка все-таки шумно фыркнула, получая в руку красивый бокал, и пробормотала:

– Ну-ну! Старайся, раб, старайся! Может, немножко нас и задобришь.

Пришлось в ту ночь постараться, хоть и кривя душой. Я выкрикивал, какую доблесть королева и ее амазонки проявили при захвате несметной добычи, и указывал на ломящийся от выпивки и закусок стол. Я распинался соловьем, расписывая их изумительные по точности и силе удары, которыми они разогнали численно превосходящую армию противника. Я расписывал, как воинственно и прекрасно смотрелась наша королева в своем справедливом гневе и милосердной справедливости. В общем, рот мой не закрывался, выдавая жуткую пургу. Но подружек это усмирило. Они даже похохатывать стали и мне подыгрывать. Не замечая, как интенсивно я стараюсь смешивать спиртные напитки для них и насколько коварно и много подливаю воды для себя.

Шампанского, коньяка, водки и пива у нас бы хватило на полдеревни, так что свою задачу по спаиванию я перевыполнил с запасом. Первой лицом в объедки на столе ткнулась Катерина. Потом упала с лавки и больше не делала попыток подняться Вера. Дольше всех, пытаясь мутными глазами рассмотреть творящееся вокруг нее безобразие, продержалась Машка. Что-то ей слишком не понравилось в этой пьянке, но она никак не могла понять – что конкретно. Тогда как главный лакей продолжал создавать шум, мельтешение вокруг ее величества, кричать нужные тосты и бравурные здравицы. И в результате таки впихнул во внутренности продолжавшей оставаться в сознании стервозы две дополнительные дозы. Этого уже и ей хватило, после чего я уселся на лавку, чувствуя во всем теле дикую усталость и озирая оставшееся за мной поле боя.

До такой степени девчонки вроде еще никогда не напивались. А тут подходили только под одно точное определение: «дрова». Как с подобными дровами обращаться, я знал и даже имел некоторый опыт, но вот вполне справедливо опасался завтрашнего дня, когда эти «дрова» очнутся, превратятся в ходящих Буратино и начнут припоминать, кто это их так «выстрогал». Не надо быть папой Карлой или умной Тортилой, чтобы догадаться: все шишки на этот раз свалятся не на Карабаса-Барабаса.

Поэтому я первым делом разнес каждую тушку на ее кровать, уложил на бок и подставил рядом, так сказать под морду лица, по тазику. Потом начисто убрал из горницы все, все, все следы излишеств, закусок и алкоголя. Ну и самое главное – написал крупными печатными буквами на большой картонке сообщение для деда Назара. Мы так всегда делали, если хотели от него что-либо ранним утром, иначе он погрязал в хозяйственных делах окончательно и бесповоротно. Записка было довольно короткой, но обстоятельной: «Дедушка! Мы все сильно приболели. Приготовь нам, пожалуйста, завтрак!»

Подобные просьбы доводили нашего опекуна до фанатизма. Коровы могли стоять не доены, свиньи – визжать не кормлены, но пока он не убедится, что его внучата напоены горячим чаем, накормлены сытными кашками и не укутаны массой лечебных компрессов, он не успокоится. Да еще и нечто более радикальное для лечения всегда готов был придумать. Так и получилось.

Прочитав записку, дед Назар заглянул во все наши комнаты, по невменяемому мычанию девчонок и по усталому моему фырканью удостоверившись, что мы и в самом деле «сильно слабы», и развил бешеную деятельность. А именно: затопил баньку, заварил чай и сделал настой на травах. Приготовил кашки, достал с сеновала веники и приволок из гостевой комнаты кучу льняных простыней и больших полотенец. А потом довольно бесцеремонно снес нас всех четверых прямо в баню. Почти голыми.

Хорошо еще, что я не поленился во время его бурной подготовки смотаться в его комнату и уничтожить картонку с надписью. Иначе до вечера бы точно не дожил.

А затем начался процесс излечения от простуды. Единственный выход оказался заперт на замок, дабы самые шустрые не сбежали, и дед Назар поддал пару. И вскоре даже я, почти не пивший накануне, жадно глотал горячий чай, потому что холодного не было, и умолял выпустить меня наружу хотя бы для краткого охлаждения. А девчонки так вообще визжали как недорезанные, расползались в стороны и скатывались с самой верхней полки как колобки, после того как по их спинам, плечам и задницам несколько раз шлепал березовый веничек.

Наконец дошло до того, что все четверо ожили и «выздоровели» настолько, что дед Назар уже никого не мог поймать в тесном помещении. Тогда он в насквозь мокрой нательной рубахе устало опустился на лавку, еще раз присмотрелся к нам, прижавшимся по углам, и вынес окончательный вердикт:

– Подлечил! Теперь можете идти завтракать!

И выпустил нас из бани.

Несколько странно, но каши с домашним сливочным маслом, со сметаной и с вареньем мы все-таки съели по целой миске, а потом, осоловевшие и умиротворенные, опять завалились спать.

Как бы там ни было, но после обеда, когда мы вновь сползлись к столу, подозрения на меня никто не высказал. Разве что Катерина потребовала у меня ответа на банальный вопрос:

– А кто здесь все убрал?

– Да я вообще не помню, как до кровати добрался, – не моргнув глазом соврал я. – Очнулся уже от твоего визга, в бане.

Машка же провела короткое расследование, кто и как напился, пытаясь припомнить свои последние действия и тоже требуя ответа именно от меня. Пришлось опять включить фантазию:

– Вы словно с ума сошли! И сами пили как не в себя, и мне в рот чего только не заливали.

На вопросительный взгляд королевы амазонки только недоуменно пожали плечами, и я возрадовался, что алкоголь этой ночью подействовал на всех троих сродни гипнозу Грибника. Но Мария таки сделала некоторые выводы и приступила к строгим наущениям:

– Мы можем пить, но так напиваться не имеем права. С нами в тот момент могли сделать все, что угодно: надругаться, убить и даже изнасиловать.

– Я готова, – успела вставить Верка, но тут же получила жестокую затрещину.

– Закрой рот, дура! В таком состоянии мы ни сами не сможем защититься, ни Борьку защитить. Порежут всех на колбасу и насиловать не станут! Что, не слышала о таких жутких историях?

И близняшкам, и мне пришлось в ответ лишь скорбно кивать и отводить глаза в сторону. Им – потому что дуры, а мне – потому что стыдно стало: какая она все-таки ни стервоза, а о моей защите помнит.

– Значит, послезавтра прилагаем все усилия, чтобы не надраться и на самом высоком уровне провести день рождения Пончика. Приедут всего лишь два парня. И если они сбегут по вашей глупости или скандальности, то я вам в сто раз худшую баню устрою, чем дед Назар! Поняли?

Дождавшись нашего согласного мычания, «ее мелкое величество» хищно осмотрелась, остановила свои похотливые глаза на мне и пробормотала:

– Мне в бане понравилось, хоть чуть и не умерла вначале. Там до сих пор топится. Поэтому мы сейчас прорепетируем сцену под названием «Пиратки вылавливают человека-амфибию и учат его земной любви». Здорово?

Близняшки захлопали от восторга в ладоши, а я имел несчастье буркнуть:

– Завтра будет вторая серия: «Пиратки рожают головастиков».

Впоследствии меня за два дня, предшествующих моему дню рождения, многократно чуть не утопили в пару, чуть не изжарили горячей похотью и чуть не застегали вениками насмерть. Наверное, это все наслоилось на прежние лишения прожитых лет, и, когда настал мой день рождения, я уже находился на грани отчаяния, крайней тоски и глухой безысходности. Вместо праздничного, легкого настроения в моей душе клубились туманные смерчи страха; вместо оптимистического взгляда в будущее перед моим взором представали серые, однообразные будни брошенного и покинутого всеми изгоя; вместо желания жить, любить и быть опекаемым мне хотелось самому себя зарыть в яму и больше уже никогда оттуда не выбраться.

Так что основа той исторической ночи оставляла желать лучшего для парня, которому исполняется семнадцать лет. Но так уж сложилось.

Дальнейшие события полностью вышли из-под моего контроля.

К тому же оба гостя оказались из той редкой категории ухажеров, которых обычно и Машка, и близняшки всячески избегали и старались игнорировать. Нельзя утверждать, что ребята уже побывали в зоне или прошли через какую-то отсидку за криминальные преступления, но вели они себя именно как опытные ловеласы, щедрые гулены, крепкие мужики и владельцы своего слова, ну и много видевшие и много испытавшие зэки. Чуть ли не с порога они взасос расцеловались с каждой из девчонок, вручили им по роскошному букету цветов, а потом и ко мне подступились с подарками.

Подобный момент до этого вообще никак не прорисовывался в моем представлении. Гости только и знали обо мне, что я родственник девчонок и что я не совсем здоров физически. И от таких, как они, мне почему-то представлялось совсем иное, презрительное, снисходительное отношение. А вышло все наоборот. Первый из них шагнул ко мне и крепко пожал руку:

– Желаю тебе, братан, не унывать и всегда верить, что жизнь в любом случае прекрасна! Поздравляю с семнадцатилетием и вручаю от себя вот этот подарок! И не смотри, что размеры велики и портупеи слишком огромны. Для любого истинного мужчины не «сайз» важен, а внутренняя свобода. Держи! Здесь легкий бронежилет и все, что к нему полагается.

От веса врученной сумки я чуть не упал, но выдавить из себя восторженное «Спасибо!» все-таки смог. Потом ко мне шагнул другой парень и вручил маленькую коробочку со словами:

– Украшения мужчинам не дарят, но это боевое кольцо из платины, как правило, носят только воины. Старайся его быть достоин.

Не знаю, кто из девчонок и где отыскал этих братков, но мне они сразу жутко понравились. И я по своей глупости эту симпатию вовсе не стал прятать. Мы уселись за столы, и с ходу пошла эдакая милая и приятная тусовка, с легким выпивоном и солидной закуской. Причем мои подруги старались пить очень в меру, при этом ни в чем гостям не отказывая.

Беседа пошла в первую очередь об окрестных землях, о трудной деревенской жизни, в вопросах которой мы оказались полными бездарями, и постепенно перешла к выяснению нашей степени родства. Узнав, что я довожусь каждой из девчонок троюродным братом, один из парней обрадовался:

– Классно! Ведь троюродным родственникам между собой можно жениться. У меня тоже такая сестричка была, и я ох как жалею, что упустил! Выскочила она замуж за какого-то чмурика. А ведь и она мне отвечала взаимностью.

– При чем здесь женитьба? – стала возмущаться Катерина.

– Как при чем? – удивился парень. – Ну ни за что не поверю, что ни одна из вас ему не нравится. А, Борис? Признавайся, кто из них самая красивая?

Наступила мертвая тишина в ожидании моего ответа. Я даже чуток растерялся:

– А зачем признаваться?

– Как же! – вмешался в беседу другой парень, сразу понявший задумки своего друга. – Мы ведь должны определиться, за кем из красавиц ухаживать, к кому потом свататься, чтобы тебя не обидеть. Так какая подружка тебе больше нравится?

Причем говорили они и спрашивали настолько серьезно и чистосердечно, что у меня и мысли не мелькнуло засомневаться. Правда, зная дикость и необузданность своих подружек, я уже предвидел для себя грядущие неприятности, но первые дозы алкоголя легко вскружили мне голову, придавая необычайной храбрости. И я ляпнул:

– Да они мне все нравятся. И все самые красивые.

– Э-э, нет, братан! – захохотал первый парень. – Так не по-честному. У тебя, получается, целый гарем, а нам только водку пить да на вас любоваться?

– Действительно! – поддержал его товарищ. – Меньше откусишь, быстрее проглотишь! Ха-ха!

Они отвлеклись немного на разлив и провозглашения очередного тоста, а когда вновь вернулись к прежней теме, стала показывать свою власть и стервозность Машка:

– К слову сказано будет, что в нашей компании всегда выбирают только девушки.

– Прекрасно! Тогда давайте начинать! – обрадовался один из гостей. – Такой вариант нас лучше всех устраивает. Никаких обид, и все в шоколаде.

Дальше начался спор, вполне шутливый, как это сделать и на каких критериях отбора основываться. Предложений поступило много, и самых разных, но, как ни странно, все согласились на конкретный выбор тайным голосованием. Причем девочкам раздали номера и решили, что в случае если две из них выбирают одного парня, то тогда и он вправе выбрать из этой пары красоток одну, оставляя вторую для ухаживаний товарищу.

Мы все шестеро прекрасно осознавали, что так называемый выбор будет носить лишь превентивный характер. Такого урода, как я, никто вслух, перед лицом всего застолья не выберет, а уж потом гости к апогею праздника и сами разберутся, кого и когда тянуть в постель. Потому что по их лицам ясно читалось: не для того мы перлись за четыреста километров, теряли личное время и средства на подарки, чтобы просто бухнуть да пофлиртовать с симпатичными девчонками. Солидные ребята.

Меня больше ни о чем не спрашивали.

На меня больше и не смотрели. Близняшки достали откуда-то симпатичные кругляши, написали на них номера с первого по третий. И распределили между собой и королевой. Затем все демонстративно отвернулись, написали первую букву выбранного мужского имени и бросили в большой, непрозрачный кувшин. Благо у всех собравшихся за столом особ мужского пола имена начинались по-разному.

Роль глашатая взял на себя самый веселый, явно любящий роль тамады гость. Он налил всем до краев и провозгласил:

– Выбирается первая сладкая парочка! За них! – И после того как все выпили, достал первый жетон: – О! Номер два выбрал счастливчика на букву «Б»! Боря, тебе повезло! Только ты теперь уж сам постарайся разобраться, кто из них Катя, а кто Вера.

– Она! – несколько заторможенно ткнул я пальцем в старшую из сестер-близняшек. И та, хихикая и дурачась, подсела ко мне рядом.

– Второй тост – за вторую пару!

Выпили, достали жетон. Напряжение за столом возросло. Машка тоже выбрала меня. Парни недоуменно пожали плечами, но решили не заморачиваться прежде времени.

– Ничего, братан. Бог наказывал делиться! Не подеремся.

Но моя интуиция вкупе с наблюдательностью уже вопили о том, что мне сегодня явно не поздоровится. Слишком хорошо я знал девчонок, чтобы не понять по их лицам, взглядам и общему поведению: готовится очередная, довольно нехорошая и грязная пошлость. А уж моя роль и место в подобных пошлостях определились издавна.

Скорее от отчаяния, чем по желанию напиться я налил себе полстакана водки и незаметно для всех опрокинул в горло. И сразу стал ощущать, как алкоголь превращает меня в тупое и бессознательное животное. Попутно и еще чего-то добавил при последующих двух тостах.

И только потом на свет достали третий жетон. Как и было предвидено моей интуицией, Катерина тоже выбрала меня. Тамада стал громко и со смехом возмущаться такой несправедливостью, но смех у него получался слишком уж неестественный. Да и шутки его товарища на эту тему пошли явно пошлые и скабрезные. Оба как могли старались спрятать нахмуренность, озабоченность и некоторую озлобленность. Губы кривились, лица пошли красными пятнами. Но чисто формально они всеми силами показывали, что ничего не произошло и веселье продолжается.

Ну и наконец бразды правления застольем и всего вечера в свои ручки крепко взяла наша королева. Подхватив бокал с шампанским, она подошла ко мне, демонстративно взглянула на настенные часы и стала произносить тост:

– В это самое время, семнадцать лет назад родился наш Боренька, тогда еще маленький и совершенно безобидный младенец. С чем мы его и поздравляем! – Она сильно пошатнулась, пытаясь поймать мою голову рукой и прижать к груди. – Тогда он был такой маленький, что только и делал, что припадал к груди, требуя молока примерно таким вот способом… – Хихиканье из ее уст подтвердило, что Машка все-таки успела опьянеть до опасной черты, а ее попытка засунуть мне в рот сосок своей обнаженной груди вызвала оживление у всей остальной компании. Вначале близняшки восторженно заулюлюкали, а потом и гости живо подключились с аплодисментами. Кажется, такое развитие событий им понравилось. – Ну! Чего ты выворачиваешься, противный? – продолжала ерничать подруга. – А-а! Все потому, что ты уже вырос, стал вредным и желаешь пить только водку! Вот насколько он изменился в худшую сторону, дамы и господа!

Так и не пряча грудь, она брезгливо оттолкнула меня с такой силой, что я не удержался и упал со стула. Это вызвало прямо-таки судорожный взрыв смеха и едкие комментарии со стороны амазонок:

– Ему твое молоко нужно как козе баян!

– Совсем не брит и в стельку пьян!

– Ребенку спать давно пора!

– Пускай же сгинет до утра!

Куда и делось напускное товарищество и мнимая уважительность со стороны парней. В мою сторону никто и не глянул, словно возле лавки валялся какой-то тапочек. Гости хохотали как оглашенные и с блестящими глазами взирали на восхитительную часть Машкиного тела. Причем один сразу высказал свое вожделение вслух:

– Меня от такой груди до самой смерти бы не оттолкнули!

– А у меня их две! – игриво воскликнула Машка, залихватски допила шампанское из своего бокала до дна, после чего развязно выставила и вторую грудь на обозрение: – Найдутся и на эту желающие?

– О-о-о! – замычал второй парень. – Только идиот может отказаться от такого лакомства!

Все это происходило под довольное, сумбурно-радостное повизгивание двойняшек, но даже такой шум был бессилен разбудить спящего в дальней комнате деда Назара, и мои мольбы к судьбе не были услышаны. С трудом встав на ноги, я попытался сфокусировать плывущее перед глазами изображение и наконец вычленил в этом мареве лицо стервозной подруги. Лиловая ярость, как мне показалось, удесятерила мои силы, а давно не просыпавшееся бешенство плеснуло через все барьеры. Язык уже здорово заплетался от таранящей сознание дозы алкоголя, но я таки выплюнул из себя слова:

– Чтоб ты издохла, сучка! – и попытался кулаком дотянуться до ее лица.

Отлично тренированное тело каратистки даже в подпитии сработало на рефлексах. Машка легко уклонилась от моего удара, затем жестоко выбила у меня весь воздух ударом под дых и напоследок приголубила ударом кулака по лбу, прямо над переносицей. Кажется, я не просто отлетел назад, но еще и через голову перекувыркнулся, ударился о стену и только потом стал оплывать с нее на пол.

И перед тем как провалиться в туман боли, обиды и отчаяния, отчетливо расслышал жестокие слова:

– Так я поступаю с любой гнидой, которая пытается меня хоть чем-нибудь обидеть! – И следом короткая команда: – Закрыть его в сарае! Утром разберусь!

В сарае я и очнулся через какое-то время. Подо мной топорщилось несколько старых одеял, и сверху лежала гора полушубков, так что замерзнуть мне не грозило. При осознании этого в душе шевельнулось легкое чувство благодарности к лисичкам. Эх! Если бы не эта стервоза!..

Воспоминание о Машке и случившемся избиении встало перед глазами с такой пугающей, жуткой отчетливостью, что я завыл вслух, словно раненая собака. Настолько мне стало тяжело, безысходно и печально. И несколько минут такого вытья привели меня только к одной мысли: «Уйти! Умереть! Замерзнуть в лесу! Лишь бы никогда больше не видеть эти мерзостные лица! Лишь бы никогда больше не переживать унижения и оскорбления! Смерть – тоже очищает!»

После чего, оглушенный своим решением, но совершенно его не пугающийся, я стал выбираться из-под полушубков, а потом и из сарая. Понятно, что лисички не посмели ослушаться нашего лидера, и снаружи на дверях висел огромный замок. Но ведь я тут каждую доску и щель знал с самого детства, поэтому вскоре уже стоял во дворе и отстраненно прислушивался к шуму, доносящемуся из дома. Там пели. И с каким-то потусторонним ужасом я осознал, что именно: песенку крокодила Гены про день рождения. Такого нигилизма и подлости от подруг я вообще не ожидал. Так что ничего меня больше тут не удерживало. Сомнений и так не существовало в моем выборе, но после такой песни они тем более не могли появиться.

Как ни странно, но в сарае я оделся более чем по погоде. Да еще и фонарик в карман засунул. Видимо, все-таки сработал какой-то инстинкт самосохранения и врожденная боязнь простудиться. Так что холодно мне не было. Тем более, несмотря на крепчающий мороз, дождь прекратился, а порывистый ветер полностью стих. Вот так я и пошел куда глаза глядят. Бездумно, отрешенно, только изредка содрогаясь от кощунственных мыслей о своей смерти и скором разложении моего бренного тела.

На небе ни луны, ни звездочки.

Впереди ни лучика, ни искорки света. Лишь позади одно светящееся окно да большой фонарь, смутно освещающий наше подворье. Но вскоре и они не стали видны при всем желании. А желания даже оборачиваться к ним у меня не было и в помине.

Темень. Полная и глухая.

Но мои ноги уверенно шагают в неизвестном для меня направлении. Подошвы моих слегка великоватых бот на меху нигде не скользят и никуда не проваливаются. Словно имея собственные глаза, ноги перешагивают через корни, лежащие поперек ветки или низкий кустарник. Понятно: сколько раз за последние годы я тут пробегал, даже не смотря ни по сторонам, ни на землю! Тело само изучило весь этот участок леса и теперь не нуждалось ни в освещении, ни в подсказках моего разума. Да и мой разум уже практически умер, смирившись с собственной участью. Разве что изредка сознание заливали новые волны обиды, горечи и отчаяния. Но и они уже не могли достучаться до моего желания жить, мечтать или бороться.

Привели меня в чувство удивления сразу две вещи: почему это я стою и почему вокруг вдруг стало так красиво? Некоторое время я озирался по сторонам, не в силах осознать происходящее. Разве что рассмотрел сзади себя кусты с кучей хвороста да так и уселся на него с полным равнодушием. Не все ли равно как умирать: сидя или в движении. Ну и только потом разобрался в сути изменившегося вокруг меня ландшафта: пошел снег! Да еще и сквозь тонкую пелену облаков стала просвечиваться полная луна. Вся земля вокруг стала белым-бела. Кусты прямо на глазах покрылись тонкой корочкой примерзающего снега, и благодаря мертвенному, отраженному свету стало довольно светло и как-то до жути красиво. Настолько красиво, что я долгое время просто сидел не шевелясь, чувствуя, как и меня покрывает тонким саваном белых снежинок.

И лишь потом, когда я непроизвольно пошевелил замерзающими пальцами ног, пришло узнавание места вокруг меня. Восьмой сектор! Как раз напротив тех деревьев, среди которых гипотетически и спрятался таинственный Грибник. Тот самый квадрат, который мы вдоль, вглубь и поперек изрыли собственными носами в поисках вожделенного входа не то в тоннель, не то в невидимую марсианскую тарелку. То есть мое подсознание автоматически привело меня в то место, с которым меня связывали мои самые смелые мечты, неуемные фантазии и несбывшиеся надежды. Да и сколько сил потратил я здесь, сколько душевной энергии распылил на этом клочке леса. Даже припомнилось, что подо мной тот самый хворост, который мы убрали из квадрата во время тщательного прочесывания и прощупывания. Еще и усмехнулся при этом невесело: вот я какой предусмотрительный, хворост для своей могилки приготовил.

Хотя при чем тут хворост? Мы ведь не в Индии. Это там почивших в бозе сжигают, словно ненужный, отработанный пергаментный свиток. У нас тело закапывают, оставляя гнить и отдавая на съедение червям.

Образно представив себе жуткую картину с червями, я уже в который раз вздрогнул от омерзения и с какой-то даже симпатией вспомнил о сожжении. Ничего не сгниет, никакие опарыши меня есть не станут. Да и теплее станет однозначно. Может, и в самом деле костер под собой разжечь? Вот это будет финал! Вот это уже точно все покаются, взвоют от горя и безумства, да поздно будет! Не вернется Борис Ивлаев, словно Икар, вознесшийся в небо! Не даст своего прощения ни тем «братанам», ни сучкам-лисичкам, не тем более этой стервозной Машке. Жаль, что увидеть после своей смерти нельзя будет, как мои мучители покаются, осознают свои грехи и будут, поднимая свои заплаканные глаза к небу, молить о прощении! Жаль.

Хотя о чем это я? От кого я ожидаю покаяния? Даже на пороге смерти не могу избавиться от глупой наивности.

Мысли опять вернулись к самосожжению. Правая рука грелась в кармане на кожухе фонарика, левая спонтанно перебирала в другом кармане обрезки проводов. Видно, еще с зимы остались, когда я бегал и мигалки налаживал. Но мысли профессионального техника уже вовсю работали над возможностью разведения костра в моих условиях. Лес загореться не может по определению, так что большого пожара можно не опасаться. Но вот как зажечь огонь без спичек или зажигалки? Хватит ли мощности батареек дать нужную искру для запала шерсти или ваты, надерганной из полушубка, и насколько быстро разгорятся насквозь мокрые и промерзшие сучья?

Я настолько сильно задумался, отрешившись от всего мира, что чуть не заорал от страха, когда в нескольких метрах от меня слева появилась массивная тень и со ставшим вдруг оглушительно громким скрипом снега прошла вперед.

Грибник! Он вышел откуда-то сзади, и я даже не услышал его приближения! Дрожь заколотила меня так, что с шапки посыпался снег, а зубы выбили такую явственную чечетку, что наверняка ее услышали в Лаповке. Глаза открылись настолько, что глазные яблоки моментально выхолодились и промерзли насквозь. Ресницы словно окаменели, не в силах моргнуть. Может, именно поэтому в моей памяти с фотографической точностью запечатлелись все действия таинственного незнакомца.

Пройдя еще пятнадцать шагов, с того самого момента, как я его заметил, Грибник встал на месте, осматриваясь по сторонам, расправляя плечи и поправляя лямки своего рюкзака. Мне со страху померещилось, что по тому месту, где я сидел, кинжальный взгляд проходился невероятно долго, я обнаружен и сейчас мне выжгут мозг гипнозом. Обошлось. Мужчина вновь развернулся лицом по своему маршруту движения, сделал шаг правой ногой, потом левой, еще раз правой, одновременно с этим касаясь коры дерева левой рукой на уровне своей груди, и в тот самый миг, когда его левая нога должна была в очередной раз коснуться земли, силуэт исчез из моего поля зрения!

Разом! Полностью и бесповоротно!

Но я продолжал смотреть в то место как зачарованный. Пока не почувствовал, что задыхаюсь от недостатка воздуха и скоро лишусь зрения. Поэтому интенсивно задышал и часто стал массировать движением век пересохшие и переохлажденные глазные яблоки.

В моей голове метался такой ураган хаотичных мыслей, что я долго не мог на них сфокусироваться. Если бы не кошмарный день рождения и масса издевательств в последние дни, я бы уже давно вприпрыжку мчался к подругам с радостной новостью: секрет дырки разгадан! Но только при одном воспоминании про Верку, Катьку, мерзкую Машку и двух жлобов, которые наверняка сейчас тискали податливые девичьи тела, меня вновь окатила волна такой ненависти и желания никогда больше не возвращаться в Лаповку, что я решился на немедленный переход в неизвестность. Тем более что отчетливые следы на снегу не давали мне ни на секунду усомниться в увиденном, посчитать это пьяным бредом или перепутать со сновидением.

Растирая и разминая затекшие члены, я с кряхтением подался вперед. Правая рука непроизвольно выхватила фонарик, подсвечивая то, что и так было видно прекрасно: маленькая ступня, всего лишь чуть больше моей, тридцать девятый размер. Но когда я дошел до той точки, где Грибник осматривался, в лицо мне дохнуло смертью. Не той смертью, которая глядит на тебя из дула пистолета, кончика ножа или мчащегося без тормозов автомобиля, а той самой интуитивной, которую почувствовало все мое естество до последней клеточки тела.

«Остановись! Там ты погибнешь! – вопили все мои внутренности, сознание и разум. – Замри, иначе умрешь!»

Вот тут и стало вздыматься во мне то, что помнило себя свободным и независимым. И я сделал шаг вперед. Вот тут и воскликнул внутри меня тот свободолюбивый мальчик на весь лес: «Ты ведь хотел умереть! Так не останавливайся!!!» Второй шаг! И в моих ушах до максимума усилилась немыслимая какофония звуков, криков и тактов торжественного марша!

Еще один!..

Перед глазами замелькали все воспоминания моей жизни, и я окончательно удостоверился, что погибну. Ведь иначе не бывает. Мало того, словно во мне проснулось дежавю происходящего момента, и я его переживаю повторно.

…Осталось сделать еще два шага и обрести свободу с помощью смерти. Легко? Нет! Невероятно трудно! Я уже буквально содрогаюсь в конвульсиях леденящего ужаса. Но оживший во мне свободолюбивый ребенок со скрипом двигает моими конечностями и безудержно ведет к гибели. Левая рука ногтями впивается в кору толстенного дерева, в правой дергается чудом удерживаемый фонарь. Еще один шаг!

Осталось сделать только последний.

Глава восьмая

Отсрочка

И какофония звуков лопнула, раскладываясь на понятные и приемлемые. Правда, одновременно с этим меня резко дернули назад, завалили наземь, и дышащие перегаром губы, исторгающие яд пополам со злостью, прошипели мне в глаза:

– Как ты посмел уйти из сарая?!

Рядом слышалось натужное сопение лисичек, поскрипывали кроны деревьев, словно набат бухало мое разрывающееся сердце. Кажется, и падающие снежинки издавали приятный, завораживающий шелест.

Я не погиб? Я остался живой? Почему?

Кажется, я эти слова произнес вслух, потому что давление на меня ослабло, лицо отпрянуло и раздалось недоуменное:

– Чего это с ним? Пьян?

Наверняка девчонки стали осматриваться, потому что тут же Катерина воскликнула, подсвечивая на место возле дерева:

– След! Он шел по следу!

Теперь уже заметались, перекрикиваясь, все трое. Довольно быстро они отыскали и то место, где я сидел на хворосте, и те дорожки, которые цепочкой указывали на мой короткий и на длинный след Грибника.

Машка не совсем еще мозги пропила, потому что сообразила скомандовать:

– Он пришел из скал! Бегом по следу! Отыщите точное место выхода!

Лисички умчались со скоростью ветра, а «ее мелкое величество» всерьез взялась за меня. Вначале несколько раз больно пнула по ребрам, приказывая вставать, потом стала бить по лицу и, только когда у меня носом пошла кровь, поняла, что от меня она таким образом больше ничего путного не добьется. Тогда она схватила меня за грудки и легко оттащила на ту самую кучу хвороста, утерла кровь своим платком и даже слегка умыла снегом. После чего постаралась достучаться до моего сознания по-хорошему:

– Борис, что здесь было? Расскажи! Тогда я тебя бить не буду.

Но я смотрел на нее с такой ненавистью и презрением, что она мне специально ослепила глаза фонариком.

– Чего ты молчишь, дрянь?! Хочешь меня привести в бешенство?!

Но мне было уже все полностью индифферентно. Даже ее насильственные открывания моих век и ослепление фонариком меня совершенно не трогали. Про себя мысленно я решил, что не скажу больше ни слова, ни в чем не признаюсь, а потом все равно уйду за ту грань, где, скорее всего, и погибну. И моя твердость меня самого тешила незыблемостью и несокрушимостью.

Видимо, Машка по каким-то признакам догадалась или о моих намерениях, или о том, что теперь меня битьем не запугаешь. Потому что продолжила уже совсем другим тоном:

– Мы тебя сразу искать стали, как этих козлов выгнали. Неужели ты не понял, что мы тебя недаром выбрали и в твой день рождения хотели только вчетвером побыть? Чего это ты вдруг обижаться стал, если тебе раньше всегда мои наказания нравились? И девочки вон расстроились, и я вся перенервничала! Нельзя же так себя вести. Ну, чего молчишь? – Так и не дождавшись от меня ни слова, она снова стала раздражаться: – Или теперь уже совсем зазнался, что удалось единолично тайну подсмотреть? Так мы и сами теперь туда шагнем. Подумаешь! Вот завтра по этим следам и протопаем в том направлении.

И она кинулась к дереву, чтобы еще раз досконально запомнить месторасположение обоих последних отпечатков и даже скрупулезно пометить их маленькими веточками. Пока она этим занималась, я вначале хотел просто встать и тихо уйти. Потому что явственно вдруг догадался, что без касания рукой в определенное место никуда эти дуры не пройдут. Уже встал и пару метров продвинулся в сторону, как вдруг огненной волной ко мне вернулся страх и то четкое осознание смерти, от которой меня отделяло всего два шага.

Получается, что не только я, но и эти дурочки погибнут! Даже сомневаться в этом не стоило! А зная их настойчивость и фанатический подход к любому делу, как-то сразу представилось, что подружки обязательно и дерево пять тысяч раз теперь потрогают, и еще миллион вариантов перепробуют. Так что итог будет закономерен: плюс три трупа.

Вроде бы и не жалко юродивых, и еще только недавно мечтал их в порошок стереть, если бы силы в себе отыскал, но…

Опять вспомнился Димочка, трагедия, постигшая всю нашу большую семью после смерти его и его родителей. Опять вспомнилась самая первая игра в дочки-матери, и желание смерти для королевы и ее амазонок испарилось.

Зато вместо этого мне в голову пришла гениальная идея, как всех троих отвадить от попыток проникнуть в неизвестное «нечто». Поэтому приблизился к дереву и глухим голосом, словно продолжая отвечать на давно поставленный вопрос, прогудел:

– Ничего я не зазнался, но ни у тебя, ни у лисичек ничего не получится! И не свети мне этим дурацким фонарем в глаза!

Свет погас, и одновременно с этим послышался топот двух пар ног. Запыхавшиеся близняшки доложили с ходу:

– Там снега в пять раз больше!

– Деревьев-то нет!

– Вот все следы и занесло наглухо!

– Только на самой опушке чуток рассмотрели да общее направлении засекли.

Машка встала с колен:

– Жаль… Хотя этого и следовало ожидать. – Затем повернулась ко мне и хмыкнула: – Так договаривай, почему нам туда путь заказан?

Я не спеша, с явной издевкой потрогал свой нос, отковырял кусочек прилипшей крови, деловито попытался очистить ноздрю и только потом, прочувствовав, как молчание накалилось до предела, с кривой усмешкой выдал:

– Да потому, что у вас нет полового отличия мужчин!

Шумный выдох последовал из трех ртов одновременно, как и недоуменный вопрос:

– При чем здесь это?

– Важный фактор. Потому что Грибник, перед тем как сделать последние два шага, вывалил свое хозяйство наружу, двинулся вперед да так и пропал.

Верка чуть не заикалась:

– С торчащим?

– Зачем же! Со спокойно свисающим, – врал я.

Но Машка та еще волчица позорная.

– Но у тебя даже штаны не были расстегнуты!

– Как раз стоял и думал, следы запоминал, да и ноги тряслись. К тому же я идти совсем сегодня не собирался. Дурак я, что ли? Ни топора, ни оружия, ни видеокамеры со всем остальным техобеспечением. Опять-таки поесть, попить с собой надо захватить.

Видно было плохо, потому что фонарики погасили, но и без этого я догадался, как все трое хмурятся, укоряя себя за необдуманность и сожалея уже о том, что никогда не смогут прикоснуться лично к великой тайне. Но мне было плевать на их чувства, чаяния и раздражение. Я молча повернулся и решительно зашагал в сторону деревни.

– Стой! – Окрик и луч фонаря мне уперлись в спину, но я только небрежно показал «фак ю» и даже не приостановился.

За подобные выходки мои подруги выламывали другим парням пальцы и руки, сам не раз видел. Поэтому в следующее мгновение я был смят налетевшим ураганом и взят в плотный захват. А мне в лицо опять стала шипеть стервозная змея:

– Да мы тебя сейчас здесь и зароем!

– Ха! Делов-то! – умудрился я хохотнуть. – Хотите, я еще и ямку помогу копать? – Затем резко дернулся вперед, чуть не откусывая подруге нос: – А как ты думаешь, зачем я сюда пришел?! Да для того, чтобы издохнуть и ваши морды больше не видеть! Так что вперед! Копайте! Только спасибо скажу, сволочи! Стервы! Дуры!

Ругательства из меня лились нескончаемым потоком около минуты, пока я не выдохся и не повис обессиленно в руках у лисичек. Те только пыхтели усиленно, но больно не делали. Даже держали теперь как-то деликатно. Тогда как наша лидер бормотала себе под нос:

– Ага, ага… Выговорись, и узнаем наконец-то, что ты про нас думаешь. Вот ты какой, оказывается. Пригрели мы, девочки, змею на груди, смотрите, как он нас любит.

Я немного отдышался.

– Да ты на себя посмотри! Сама что творишь и лисичек совсем изуродовала! Был бы Димка живой, давно бы тебе башку свернул! Но ты и так допрыгаешься, и никакие твои знания карате не спасут, когда пяток таких братков на тебя наедет и внутренности наизнанку вывернут. А надо мной, ущербным калекой, так это любой издеваться сможет.

Кажется, последняя фраза подруг таки достала. Потому что меня резко отпустили, и все трое с обиженным фырканьем пошли в деревню. Мне ничего не оставалось, как подняться с колен и, вправляя вывернутые плечевые суставы, поплестись следом.

Что теперь будет?

Но по крайней мере, желание немедленно вернуться к дереву и таки сделать последние шаги у меня так и не появилось.

Глава девятая

Амнистия

На следующее утро мне дали выспаться, сколько мне заблагорассудится, и только после звука отодвигаемой на окне тяжелой портьеры, в мою комнату довольно бесцеремонно ввалилась вначале Катька, а потом и две остальные подруги. Причем Верка начала сразу с шуток и подколок:

– Оп-па! Какие красивые у нашего Пончика фингалы под глазами! И очков черных носить не надо!

Ее родная сестра тоже в стороне не осталась:

– Наверное, в темноте лбом на какое-то дерево наткнулся! Ха-ха!

Я отошел от окна, взял свои брюки, но прежде чем их надеть, сыронизировал:

– Во-первых, если обращаетесь ко мне, то только по имени Борис. А во-вторых, чего это вы нашу «самую старенькую» сестричку деревом обзываете? Да и светло было в комнате, сами ведь потом меня как мусор вынесли.

– О-о-о! – возмущенно замычала Машка, подходя ко мне и одним толчком отправляя в кровать. – Да здесь не только бунт с неповиновением, но целое восстание, которое нужно утопить в крови!

– Ты еще не напилась до вчерашней кондиции? – удивился я, не пытаясь вырваться и уже догадываясь о готовящихся для меня пакостях.

– Вчера мы были пьяными, и просто фантазии не хватило для твоего наказания. Но уж сегодня…

– Неужели сегодня сжалитесь и, перед тем как закопать в ямку, всю кровь выпьете?

– Не дерзи! – стала строгой Машка, усаживаясь на кровать и разглядывая мое лицо. – М-да! Тот еще красавец!

– Какой есть. Но вчера был более пристойный на вид. Ну, дай мне встать! Мне на чердак надо.

– Еще чего! – изумилась подсевшая с другой стороны Катя. – Мы тут суд над тобой пришли устраивать, а он так нагло уйти хочет без разрешения. Кстати, тебе не интересно узнать, как мы от тех козлов вчера избавились?

– Совершенно! Да и ребята они вполне нормальные. – Я разок дернулся, но меня и не думали выпускать. – И в полном своем праве были после подобного приглашения и расходов вас поиметь, как и куда вздумается.

– Ой, ваше величество! – стала входить в роль Вера, встав у изголовья кровати и хватая меня за волосы. – Кажется, ваш рыцарь вообще умом тронулся! Позволять такие речи в вашем присутствии!

– Действительно. – Машка тяжело вздохнула. – Придется жестоко судить.

Придерживаемый их руками, я расслабился, почувствовал себя на гребне высокого слога, принял шутливый тон и тоже вступил в игру в роли общественного обвинителя:

– Действительно, чего затягивать с процессом? Итак, приступим! Подсудимый Борис Ивлаев, приговоренный вчера к смерти, чудом остался жив и прожил целую лишнюю ночь. Как можно оценить такое вопиющее, наглое нарушение всех законов? Как можно еще больше наказать такого оголтелого преступника? Чем более его можно унизить и оскорбить, как не страданиями под ударами судьбы, подлыми тычками от его лучших подруг и мерзким насилием его родственниц? Как еще его можно покалечить, чтобы он ни ходить не мог, ни двигаться, а только с готовностью открывать рот, когда к нему подносят ложку манной кашки? Казалось бы, какое уже большее наказание для обездоленного и несчастного Бориса Ивлаева, но нет! Их королевское величество со своими амазонками и сегодня не погнушались принять личное участие в судьбе несчастного калеки и с воодушевлением сейчас придумают новые напасти, унижения, оскорбления на его голову! А может, и вообще снизойдут до того, что собственноручно приступят к его мучениям, отрезанию частей тела и прочих лишних конечностей, в коем деле у них уже имеется большой и несомненный опыт.

Мою затянувшуюся речь прервала неслабая пощечина от королевы. Близняшки опустили руки и сидели красные и насупленные, а Машка покусывала губы в каком-то бешенстве, смешанном с бессилием.

– Ты говори, да не заговаривайся! Или ты думаешь, нам тех уродов было в удовольствие убивать?

– Почему бы и нет? Не буду припоминать все остальные обиды, напомню только мой вчерашний день рождения. Если вы настолько унижаете и оскорбляете меня, что для вас чужому человеку отрезать руку или ногу?

Девчонки демонстративно встали, все отошли к двери и, пока я одевался с независимым видом, о чем-то коротко переговорили. Затем все трое опять двинулись на меня с самыми решительными намерениями. Причем на губах Машки играла стервозная, коварная улыбка. По взмаху ее ладошек Катька с Веркой привычно заломили мне руки и поставили на колени, заставив лбом коснуться стоп королевы. Еще и провякали при этом:

– Преступник нижайше просит пощады у вашего величества!

– Он глубоко осознал свою вину и раскаялся!

Мне ничего не оставалось, как подавить рвущиеся наружу слезы и приготовиться к самому худшему. Но себе я при этом дал зарок: умру, но на поводу у этих сучек больше не пойду! Пусть хоть и в самом деле на куски разорвут!

Тем более удивительным прозвучал вынесенный надменным и жеманным голосом приговор:

– Повелеваю! Приближенного к нашему божественному телу и к телам моих верных амазонок подлого Пончика отныне не допускать к оным! Запретить ему ласки, утехи и ролевые игры до его полного исправления и поданного в подобном же виде очередного прошения. Если же он этого не совершит, отныне пусть и не надеется на нашу защиту. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!

В тот же миг меня небрежно отпустили, и я зарылся избитым лицом в пушистые тапочки нашей королевы. На что ехидный Веркин голос констатировал:

– Ваше величество, кажется, он уже раскаялся и просится обратно к вашему телу.

А Катька, делая вид, что нечаянно, наступила на мои пальцы и уточнила:

– Это правда, Ивлаев? Или нам показалось?

Мне хотелось и плакать, и скакать от радости. Но подобным поведением я бы все испортил, и меня бы сразу опять превратили в невольника. Поэтому я ответил со всей возможной строгостью и раздражением:

– Показалось! И сойди с моей руки, Катерина Васильевна.

Та, как всегда, попыталась меня обмануть:

– Это она Катька!

Но я уже сидел, растирая отдавленные пальцы, и даже не смотрел в ее сторону.

– Старшим врать некрасиво. Да и младшим – тоже.

– Вот это да-а-а… – протянула наша королева в изумлении. – Может, тебя, Борис…

– Павлович! – строго напомнил я, поднимаясь.

– …еще и на «вы» называть?

– Лишнее. Молоды мы еще, Мария Семеновна, да и в близкой родне состоим. – Пока они все открывали рты для своих реплик и переглядывались, я с напором продолжил: – Тем более что мне на чердак надо в срочном порядке. Теперь, зная, откуда появится Грибник в следующий раз, мне надо срочно установить самую надежную камеру на постоянной основе. Он должна работать вечно, но таки заснять тот момент, когда этот таинственный странник появится вновь. Потому что наиважнейшее – знать, как он это делает. Иначе я могу и не вернуться.

Уже находясь в движении, я услышал в спину Машкин смешок:

– Ты к нам тоже собираешься возвращаться с торчащим хозяйством?

– Может, и да, может, и нет, но из-за какой-то глупой мелочи я в неизвестном тоннеле подыхать не собираюсь.

Все трое уже двигались за мной, довольно вежливо, по сравнению со вчерашними, засыпая вопросами:

– Значит, там все-таки тоннель?

– Ты его хорошо рассмотрел?

– И какой он величины?

– Ничего не видел, ничего не знаю, но! Отныне никаких пьянок и посторонних связей! Даже принюхиваться забудьте к алкоголю! Все силы, энергию, время и наши знания направляем на раскрытие великой тайны!

После моих патетических речей за спиной не раздалось ни слова!

Нет, все-таки я гений и молодец! Достаточно было утаить пару секретов, чуток при этом приврать и проявить так недостающую мне настойчивость, и вот – результаты налицо! Меня слушаются!

А уж про свое рабство, так меня доставшее до вчерашнего дня, и ворох сыплющихся на голову унижений вообще говорить не приходилось. Теперь все перевернулось с ног на голову. Меня не просто не наказали, меня амнистировали! Меня почти поставили в равные условия, и теперь вроде бы как (тьфу-тьфу-тьфу не сглазить!) меня хотят привлекать для «спектаклей» и ролевых игр только по полному согласию.

Хотя и обставили это дело как страшное наказание. Ну ничего, уж я-то лучше этих сучек знаю, чего им и как хочется! Не пройдет и недели, как они сами попросятся, чтобы я прикасался к их телам и ублажал их до логического оргазма. Главное теперь – не выдать своей радости от истинной свободы! Ну и чего греха таить, не проявить слабость и не потянуться к таким привычным и въевшимся в сознание ублажениям собственной плоти. Хоть как эти ублажения мне ни осточертели в последнее время, без ежедневного сплетения наших тел даже беглый и взбунтовавшийся раб не мог себе помыслить своего существования.

Даже интересно стало: кто первый сдастся и пойдет на попятную? И как это будет выглядеть? Опять набросятся и будут пользоваться силой? Хм! Вроде как я вознамерился не поддаваться больше подобному диктату. Но насколько я себя знал, подобное было первый раз в моей жизни, хоть и казалось основанным на полной несокрушимости моего духа, но вот какова окончательная прочность этого духа, мне еще предстояло проверить.

Вот такая у меня оказалась двойственная натура. Пока имеем, не бережем, а потеряем – плачем. Хотя в моем случае можно было бы перефразировать: пока меня заставляли – я это ненавидел, а стали запрещать – самого вдруг потянуло.

Ну ничего, может, так даже интереснее получится.

На чердаке я сразу раздал всем такую кучу заданий, что вскоре остался один. Девчонки разбежались по лесу, снимая закрепленные на деревьях вышедшие из строя мигалки и стаскивая на нашу базу. Впервые в своей жизни я почувствовал себя не просто игрушечным, а настоящим генералом. И следя за секторами по экрану, где мои воины находятся, с довольным хмыканьем представлял себе подобное положение вещей и в дальнейшем. При этом совсем недавние мысли про самоубийство мне показались настолько сумасбродными, далекими и нереальными, словно они приходили в голову не мне, а какому-то вычитанному в книге персонажу. С этого часа, несмотря на мое бренное и слабое тело, я кипел энергией, брызгал оптимизмом и пульсировал энтузиазмом. А впереди мне мнилось нечто великое, таинственное и сокровенное. Вот как порой меняется все настроение, все планы и вся жизнь в течение нескольких часов.

В итоге мы за оставшиеся два дня последних наших каникул провели титаническую работу. Пожертвовали две камеры, установив их в поочередном ждущем режиме записи. То есть более двух месяцев здесь не будет постоянного просмотра. Хотя раз в неделю, на выходные, мы и договорились приезжать сюда по очереди, просматривать записи и делать сброс пустых файлов в приготовленные архиваторы. А учитывая, что даже на одну неделю объемы памяти понадобились просто гигантские, мне пришлось последовательно установить все имеющиеся у меня в наличии переносные диски памяти, несколько «трекстеров» и обучить девчонок операциям по их опустошению. В общем, мы только и успели, что к приезду родителей впритык справиться с гигантскими проблемами да настоятельно убедить деда Назара никогда, ни в каком случае не подниматься на чердак. Самой доходчивой для него оказалась мысль, что мы там установили автоматический телескоп, который ведет круговую, многопрофильную съемку всего звездного неба.

Так что добровольный, наиболее сознательный, преданный, никем и ничем не подкупный сторож у нас имелся.

Пользуясь своей новой ролью технического генерала, я загонял подружек до такой усталости, что они валились спать без задних ног и за эти двое суток у них из головок как выветрились упоминания об алкоголе, так и поутихли ежедневные пристрастия к ролевым играм. Но ничего, как-то оно у нас все прошло довольно мягко. Тем более что мы теперь все только и думали о найденной дырке, входе или воротах, суть не важно как назвать, и мысленно мечтали кто о сказочных богатствах, кто о невиданных устройствах и оружии, а кто о путешествиях и полной, окончательной свободе. Уж теперь фанатизм подогревать искусственно не приходилось. И этот факт нас сблизил как-то совсем по-иному, по-новому.

Правда, парочка попыток меня соблазнить на постельные шалости все-таки проскакивала. Но я умудрился их весьма филигранно пустить в другое русло, и уставшие подруги даже не до конца осознали всех моих хитростей.

Настоящее испытание на терпение и стойкость ждало меня уже в городе. Причем если первую неделю я умело отлынивал от ролевых игр и своего присутствия возле обнаженных тел своих подружек, то на вторую мои оборонные рубежи стали трещать по всем швам. Не помогали ни самовнушение, ни ссылки на учебу, ни в самом деле невероятно возросшие нагрузки при наверстывании пропущенного в прошлой четверти материала. И что самое наихудшее: я стал жутко нервным, издерганным, плохо спал и в конце концов стал вскакивать среди ночи из постели после неожиданных поллюций. Видимо, моя развратная юность оказала на мой искалеченный организм и неокрепшую психику такое влияние, что я в душе давно походил на сексуального, страшно развращенного и не умеющего с собой бороться сексуального маньяка.

Это меня пугало.

Оказывается, у подружек были такие же проблемы. Причем если учитывать, что женщины по всем половым признакам созревают на год, а то и три раньше мужчин, то можно себе представить, как это вдруг у них в семнадцать лет случился такой облом: то было всего много и каждый день, а то вдруг раз – и ничего! Ну почти ничего. Потому что их жалкие попытки собираться втроем, без меня, оканчивались только раздражением и возрастающей взаимной неприязнью. И если вначале они никак не могли понять, что же случилось, то после нескольких Машкиных истерик они до чего-то додумались, обговорили свои действия и подались на штурм моей целомудренной крепости. Кстати, эта крепость и сама уже была готова рухнуть, словно колосс на глиняных ногах, и мне первому явиться к девчонкам «с повинной» просто не позволил максимально усиленный курс учебы. Я уже подумывал, как бы самому деликатно к ним подобраться и сделать вид, что все пошло самотеком, как подруги ко мне заявились еще при свете дня и поставили категорический ультиматум.

– Так нельзя! – набросилась на меня заранее науськанная Катенька. – У нас головные боли, и мы стали скандальными, как древние старухи. Нам даже удвоенные нагрузки на тренировках не помогают нормально уснуть. Поэтому выбирай: или мы вновь начинаем расслабляться алкоголем и покладистыми парнями, или ты опять приступаешь к исполнению всех своих главных ролей!

Я постарался скривиться не от счастья и самодовольства, а якобы от жутких сомнений:

– Даже не знаю, что сказать. Мне столько заданий надо сделать, рефератов написать. Да и почему «всех» ролей? Я теперь тоже имею право соглашаться и самому выбирать тему новых игр. Иначе…

Внимательно всматривавшаяся в мое лицо Машка, скорее всего, догадалась о всей подноготной выдаваемого мною сомнения. И с визгом стала быстро раздеваться.

– Это мы еще посмотрим! Право выбирать тему надо еще заслужить! Верка, проверь дверь!

И первой бросилась на мое тщедушное тельце.

Так что конец апреля, а соответственно и весь май с началом июня, мы провели в полной гармонии и без головных болей. Я получил красный диплом, мы отгуляли довольно шумный выпускной вечер и на следующее утро уже мчались в нашу Лапу. Мчались, уверенные в новых приключениях и с мечтой о готовой раскрыться специально для нас великой тайне.

Кстати, если уже вспоминать про мое вожделенное высшее заведение. На совместном совете я решил, и меня поддержали единогласно, что в этом году особой спешки для поступления в университет вроде как нет. Диплом – на руках, знаний – полная башка, так что продолжить учебу можно в любое свободное от раскрытия тайн время. Тем более что мне, в отличие от других парней, не грозило избегать призыва в армию или вынужденно прислушиваться к настояниям родителей. Те мне дали полную свободу выбора. Как, впрочем, и родители моих подружек своим оторвам. Так что мы все вчетвером были вольны делать, что нам угодно, путешествовать, где нам нравится и пропадать на какое угодно время в любой выбранной туристической точке нашей необъятной Родины.

Естественно, что мы не погнушались воспользоваться предоставленной нам свободой.

Глава десятая

Переход

Не стоило и уточнять, что после приезда в нашу родную Лапочку мы сразу подались на чердак для просмотра записей и проверки жизнедеятельности нашей сети. К сожалению, дожди, перепады температуры, а возможно, и любопытные пернатые с грызунами вывели обе наши камеры из строя. Одна перестала подавать сигналы еще в середине апреля, а вторая «гавкнула» уже в самом конце мая. Так что нигде не обозначенный в записи Грибник мог не только выскользнуть за это время обратно, но и проделать дорогу в обе стороны неоднократно. А это заставляло нас лишний раз напрягаться и перестраховываться. Слишком уж не хотелось встречи лоб в лоб с этим таинственным незнакомцем. И если в самом лесу или на тропах столкновение в лучшем случае закончится для нас гипнозом и бестолковым возвращением «домой», то вот в самом тоннеле, лифте – или что там еще находится – подобная встреча считалась нами крайне нежелательной.

Хорошо еще, что на этот раз оборудования и технических приборов мы с собой прихватили по максимуму. И за первые дни не только починили, но и намного усовершенствовали всю нашу сеть наблюдения. На этот раз мы использовали уникальные, довольно дорогостоящие камеры для скайпа. С огромной разрешимостью изображения, широтой кадрового захвата, они не только давали отличную картинку на мониторы, но и благодаря своим минимальным размерам легко устанавливались в любом месте и маскировались настолько идеально, что даже при всем желании и наличии приборов их трудно было рассмотреть.

Провели мы также и вторую дублирующую линию проводной подачи сигналов к пульту управления «базы». Потому что первая, установленная попутно с мигалками, уже дышала на ладан. Девчонки, правда, сильно возражали против этого объемного труда, настаивая на беспроводных технологиях, но мне удалось-таки их убедить в умении определенных воинских частей засекать любые подобные излучения или электромагнитные колебания любой частоты, определять их точки подачи и в случае нужды свалиться с вертолетом прямо на наш чердак. Понятно, что вертолеты почти не летали, военные почти не показывались, но это не значило, что их не было.

Так что мы перестраховывались по полной программе. Как нам казалось.

И только через три недели, так и не зафиксировав подозрительных телодвижений в нашем лесу, мы решились на попытку перехода в неизвестность. Вернее, решился я, потому как подруги чуть ли не с первого дня буквально поедом меня ели, убеждая в решительном шаге. Один подобный спор происходил в таком духе.

– Чего тебе бояться, ты ведь мужчина? – презрительно кривила свои губки Машка.

– Да и вообще, долго задерживаться не надо, только загляни – и обратно! – поучала Катерина, дергая своими плечиками. – За пять секунд от тебя ничего не убудет.

– Ну разве что лишние части, торчащие спереди, укоротятся! – бесстыже ржала Верка. – Но ведь великие тайны требуют жертв!

– Ага! – возмущался я их бесшабашностью. – На чужом горбу хотите в рай въехать? Не получится! Небось со своей грудью, торчащей вперед, в дырку бы не полезла?

Зря я это сказал. Девчонки от таких слов вообще расшалились.

– Ух ты! А ведь и правда! – загорелись глаза у Машки. – Может, и в самом деле попробовать? У мужчин свой пропуск, у нас свой, но срабатывает он одинаково.

– Ура, ура! Я первая! – запрыгала на месте Верка, поддерживая ладошками свои полушария. – Они у меня самые большие!

– Неправда! – обиделась Катька, начиная расстегивать кофточку у себя на груди. – Сейчас я тебе докажу.

– Стоять, молчать, бояться! – прикрикнула Машка на своих амазонок, бесцеремонно хватая их за волосы. – У кого большие и самые красивые?

– У вас, ваше величество! – с готовностью лепетали близняшки хором, и все трое посматривали в мою сторону, требуя судейского решения.

А я в тот момент не догадался сказать ничего умнее, как:

– У вас троих мозгов не хватает!

– Ах так?! Нарушаешь договор про отсутствие оскорблений?

– Какой договор? Я просто пошутил.

– Поздно оправдываться! – Машка уже вся пылала желанием надо мной поиздеваться, как и прежде. – Сейчас мы тоже будем шутить. Схватить этого негодяя, оскорбившего наивысших лиц нашего государства! И в пыточную!

– Девочки, – запоздало вопил я, – так нечестно! И нам надо еще засветло много чего сделать! Прекратите! Подождите до ночи.

– Жалкий трус! – Меня уже с радостью волокли в спальню, а сзади нас подталкивали восклицания «ее мелкого величества»: – Как обзывать нас дурами, он не боится, а как нести ответственность – то только в ночное время? Ничего, раз согласился заранее, то и ночью тебе достанется.

Подобные сценки, несмотря на всю мою осторожность и попытки их не провоцировать, все равно случались в нашей жизни довольно часто. И, честно говоря, вымотали меня и морально, и физически до предела. Я даже где-то в душе стал опять ненавидеть своих подружек и раздражаться от их чрезмерной жажды чуть ли не ежечасного участия в наших ролевых играх. Поэтому когда я все-таки назначил конкретный день первого перехода, то почти на неделю приблизил мысленно зарезервированное время.

Последние три дня ушли на скрупулезный подбор сопутствующего снаряжения, попытки обучиться навыкам обращения с этим снаряжением и доскональной технической экипировкой. Наибольшая проблема заключалась в том, что мое тщедушное и хлипкое тело было не в состоянии пронести более ста метров весь комплект, который мы собрали по необходимому минимуму. Покалеченный организм категорически отказывался волочь на себе недельный запас пищи, кинжал, газовый пистолет с патронами, палатку, спальный мешок, горелку с газовым баллоном, скалолазные приспособления и огромный моток капроновой веревки к ним в придачу, фонарики, видеокамеру, рацию, батареи к ним, переговорное устройство ближнего радиуса и еще кучу всяких мелких, но страшно необходимых принадлежностей, вещей и прибамбасов.

Помню, когда я первый раз все это водрузил на себя в своей спальне и, страшно потея, посмотрел на себя в зеркало, то захлебнулся лающим смехом:

– Что-то подобное я видел в каком-то фантастическом фильме. Но там так нагрузили стального робота! А я ведь даже не человек, калека.

– Да ладно тебе плакаться! – прикрикнула на меня Машка, помогая снять самое тяжеленное с моих плеч – рюкзак. – Таких выносливых и стойких, как ты, еще поискать надо!

– Ага, – с готовностью поддакнула Вера, – никто, кроме тебя, целую ночь в постели не выдерживает.

Я замычал от злости и раздражения, и Катенька постаралась завуалировать оплошность своей сестры:

– В любом случае твой дух выше всяких похвал! К тому же тебе будет достаточно только пройти «туда», потом осмотришься и сбросишь все лишнее и ненужное.

– И если сохранится связь, то сразу и нам дашь знать, что и как делать, – напомнила Машка. – А уж если и для нас появится возможность перехода, то мы тебя на руках будем нести.

– Спасибо, лестно. Только вот все равно к дереву все это сами потащите. – После этих слов у меня мелькнула идея: – Еще лучше будет где-то рядом организовать нечто вроде скрытого бункера и там припрятать самые тяжелые, но гипотетически нужные вещи.

– Например?

– Да что угодно! Лом, топор, дубовые и стальные клинья с кувалдой, одну из лебедок с цепью, мощный аккумулятор с электромотором, да и тот генератор, что мы видели в сельпо, срочно купить придется. Вдруг и он понадобится?

Помимо сборки, подгонки и укладки вещей мы и определенные условия обговорили. Все-таки слишком долгое отсутствие Грибника нас вполне логично заставляло остерегаться неведомого. Если посещения так редки, то с чем это связано? Если с невероятной длиной тоннеля, то это одно и легко преодолимо. А если на той стороне окажутся ловушки? Западни? Или непроходимые лабиринты? Фантазии у нас хватало, чтобы придумать и обдумать самые химерические варианты развития событий.

В итоге мы договорились о следующем: если я не возвращаюсь сразу, то меня все равно ждут, не менее семи суток. На этом пункте я стоял рьяно, до собственного посинения и до осипшего голоса. Хотя в идеале пытался настоять, что, если я не вернусь, вообще ни в коем случае туда не соваться. Разве что с большой натяжкой сомнениями и спорами я дал девчонкам добро все-таки сделать попытку выследить Грибника, попытаться его усыпить нервно-паралитическим газом и после допросить со всеми вытекающими оттуда последствиями. Ну и понятно, что за всю неделю моего отсутствия вменялось вести строжайший контроль наблюдения и просматривать записи.

В душе я понимал, что если меня и в самом деле не будет целую неделю, то своенравная и решительная Машка может учудить что угодно вместе с отчаянными, бесшабашными амазонками. Слишком уж они привыкли полагаться на свою силу, напор и бойцовские умения, а это часто порождает в человеке неправильную самооценку. Как следствие – возможны поражения или неудачи там, где, казалось бы, и трудностей не существует.

Но с другой стороны, поделать больше я ничего не мог. И так целая неделя отсрочки в любых действиях по проникновению в переход – исторический подвиг, достойный занесения в летописи нашего рода. Я и на этот итог не рассчитывал.

И настал час, когда дальше оттягивать пробу ни смысла, ни возможностей не осталось.

День девятого июля выдался настолько чудесный и замечательный, что когда мы стащили в восьмой квадрат все нужное и необходимое, то даже на короткое время устроили нечто вроде легкого пикника, знаменующего поворотную точку в нашей истории. Впервые меня так интенсивно, истинно по-матерински стали закармливать, что пришлось оградиться от переедания шуткой:

– Хватит! А то мне в дырку вползать придется.

Верочка по этому поводу припомнила знаменитую древнюю кинокомедию:

– Так мы тебя с размаху туда забросим, как Вицина в «Кавказской пленнице»!

– Не получится, – авторитетно возразила Катя. – Его ведь животом вперед швырять придется.

Мария тоже присоединилась ко всеобщему нервному смеху:

– Ничего, нам сил хватит его как угодно подкинуть, лишь бы назад его кто обратно выкинул.

Посмеялись, побалагурили, стресс немножко сбросили и приступили к отправке Бориса Ивлаева… фиг его знает куда! Может, и в космос. Мы и такой вариант обсуждали. Но шутки шутками, а мне моя, казалось бы, гениальная выдумка в ту памятную ночь сегодня вышла боком. Ведь снимать меня на видеокамеры собирались с трех сторон, и вид спереди обещал быть самым импозантным. Хоть я и понимал, что съемка ведется только для личного пользования и кроме нас эти кадры никто не просмотрит, но моя обвешанная снаряжением фигурка с расстегнутой ширинкой и торчащим наружу хозяйством смотрелась настолько дико и несуразно, что в самый торжественный момент девчонки просто-напросто давились смехом и прикусывали себе язык, лишь бы не высказать какую-нибудь пошлость.

Да и я потел от свалившегося на меня неожиданного стыда и неловкости.

Финальные движения мною были продуманы и отрепетированы до автоматизма. Причем мне следовало показать подругам, что за дерево левой рукой я касаюсь как бы случайно, словно стараюсь опереться при последнем шаге. Притом мы еще и предусмотрели такой вариант, как полная темень там, или густой туман, или жидкая грязь под ногами, переходящая в топь. Поэтому фонарь у меня висел на груди, а второй на поясе. Еще один источник света располагался на козырьке мотоциклетного шлема рядом с камерой, а в правую руку я взял крепкий бамбуковый посох. Это снаряжение-оружие тоже являлось многофункциональным и необходимым предметом в любой дороге. Вплоть до того, чтобы отбиваться от собаки или сонмища крыс, которые наверняка водятся в неизвестных нам проходах или помещениях. В любом случае от двухметровой палки толку будет больше, чем от кинжала, которым я со своими умениями ножевого боя скорее сам порежусь, чем кого-нибудь напугаю. А шпагу с собой брать мне показалось глупо.

Помимо этого к моему поясу был пристегнут металлизированный трос, закрепленный к дереву (вдруг я сразу попаду в бурное течение реки и меня куда-то унесет?); к другой части пояса крепился капроновый шнур, и еще один шнур проходил у меня под мышками (вдруг там железо не выдержит?). Напоследок от моей головы прямо к работающему ноутбуку тянулся длинный, с большим запасом провод от переговорного устройства и видеокамеры. Если уж предвидеть все ситуации до конца, то почему бы в файлах ноутбука сразу же не отобразились картинки потустороннего «чего угодно»?

Вот так мы скрупулезно и тщательно подготовились.

Девчонки, как-то странно поблескивая глазами, чмокнули меня на прощание в губы, пожелали удачи, и я, стараясь сдержать дрожь в коленках и во всем теле, пошел. Как это было ни странно, но того дикого страха и уверенности, что сейчас погибну, как в ТУ ночь, я не ощущал.

Сделал предпоследний шаг правой ногой, левой рукой словно ненароком оперся о дерево и по какому-то наитию, врожденному инстинкту или раздавшемуся приказу внутреннего голоса закрыл глаза.

Потом шагнул левой, спокойно приставил рядом с ней правую ногу и…

И почувствовал себя не в лесу. Ощутил под собой не землю с корнями. Не открывая глаз, вдохнул полной грудью совершенно иной воздух, с совершенно иными, почти полностью незнакомыми мне резкими запахами.

Что больше всего обнадежило: меня не встревожила неведомая опасность, интуиция молчала, ничего страшного вокруг не клекотало и не журчало, никто не кричал и не выказывал удивления голосом, писка крыс тоже не слышалось, и, кажется, был такой же солнечный, теплый день, как и в нашем лесу. Вот так я и стоял, замерев, принюхиваясь и прислушиваясь, около минуты. Потом меня качнул порыв ветра, и я отчетливо ощутил удары по ногам обрезков веревок, стального троса и кабеля связи. Они однозначно оказались перерезаны! Непонятно чем или как, но прочнейшие страховочные концы угодили под какой-то нож, отторглись пространством или распластались неведомыми полями. Выяснится позже. Зато попробовать перемолвиться словом с оставшимися за спиной подругами я и не попытался, рационально решив достать «уоки-токи» чуть позже.

Затем стал раздумывать, открывать или нет глаза, и припомнил о судорожно зажатом в правой руке бамбуковом посохе. Потыкал легонько от себя справа – камень. Или, по крайней мере, кусок вполне гладкой скалы. Аккуратно перенес кончик своего орудия вперед и пощупал там. Камень заканчивался передо мной сантиметрах в двадцати перед носками моих кроссовок. Хм! Ступенька, что ли?

Простукивая перед собой, понял, что ступенька обрывается слишком резко: сантиметров на сорок ниже тоже ничего не прощупывалось.

Ладно, раз мне так удобнее, глаза открывать не буду!

Перехватил шест в левую руку и не сдержался от хмыканья: там тоже мой камешек заканчивался всего лишь в двух дециметрах от ног. Но больше всего меня напрягло, что и сзади себя я ничего не прощупал! Причем от моих каблуков до кромки моей опоры оставалось всего лишь сантиметров пять, не больше. Если учитывать большой шаг Грибника и сравнивать его с моим, то вполне понятно, что он всегда шагал ровно на центр камня. Покрывшись почему-то холодным потом, я тоже сдвинулся чуть вперед, стараясь разместиться по центру.

Затем вновь сосредоточил все свое внимание на прощупывании посохом, или, может, правильнее сказать толстым шестом, пространства справа. И примерно чуть дальше чем в полуметре обнаружил с двух сторон от камня проход и возвышающиеся от него с двух сторон стены, примерно доходящие мне до груди.

Вот! Это уже что-то конкретное, что можно пощупать руками и оценить реальность того места, где я оказался. Да и тяжесть висящего на мне груза вынуждала как можно быстрее завалиться на спину и вытянуть перегруженные, начинающие уже подрагивать ноги. Поэтому я так бочком и продвинулся между двух стен и стал осторожно их ощупывать. Хм! Скала как скала, хоть и явно обработанной формы, шершавый срез, кажется, даже следы каменных клиньев прощупываются. То есть рядом со мной два строительных блока, поставленных на попа, а мой камень-ступенька, проходя между ними, ведет куда-то дальше.

По всей логике, ничего опасного в этом нет. И быть не может! А значит, пора открывать глазки. Что я и сделал, прижавшись к левому блоку животом, а рюкзаком непроизвольно опершись на правый. Рассмотрел шершавый камень перед моим лицом, перевел взгляд левее, на то место, куда я сделал первый шаг, и судорожно, со свистом втянул онемевшим ртом воздух. А мои ногти инстинктивно попытались вонзиться в камень. Хорошо еще, что мой кишечник, переполненный недавними угощениями, каким-то чудом самопроизвольно не опорожнился. Потому что открывшийся вид того стоил.

Глава одиннадцатая

Там

Оказывается, я не на ступеньке стоял! И не на возвышении! А на некоем узком, в виде короткой доски, каменном уступе. Всего сантиметров сорока – сорока пяти в ширину и в длину чуть более метра. И самое жуткое: этот выступ находился на высоте пятнадцатиэтажного дома!

Понятно, что у страха глаза велики, но точно такая же высота меня пугала, когда я однажды, будучи в гостях с родителями, вышел на балкон-лоджию пятнадцатого этажа. Но там были перила, да и вся лоджия оказалась застекленной. А здесь!..

Вот и не верь предчувствиям! Попади я сюда в ТУ ночь, никакие чудеса равновесия или эквилибристики меня бы не спасли от падения вниз. В ТУ ночь я не погиб чудом! Да и сейчас закрытие глаз иначе чем чудесным наитием или счастливым знамением назвать трудно. То есть самый опасный участок я вроде как прошел. Но что дальше?

Весь содрогаясь от колотящего меня страха, я посмотрел опять направо и, несколько успокаиваясь, впал в некоторое уныние. Круглая каменная площадка метров пяти в диаметре, обставленная по кругу одинаковыми каменными блоками, разве что на противоположной стороне точно такой же, нависающий над пропастью каменный выступ. Вот тебе и тоннель! Вот тебе и межгалактический лифт! Оказывается, я каким-то чудом попал на вершину жутко высокой, каменной башни. И, судя по нескольким грудам разносезонной одежды, Грибник именно здесь и переодевается для предстоящего путешествия, вернее, перехода по нашему лесу в сторону скальной гряды.

Теперь следовало успокоиться, сбросить с себя тяжести, тщательно осмотреться, обдумать увиденное и решить, что делать дальше. С первым пунктом я справился, стараясь не смотреть налево, в пропасть. Второй пункт дался намного тяжелее: мои ножки оказались не в силах так долго держать огромную тяжесть и практически поджались под тельцем. В результате такого физического недостатка меня с рюкзаком в прямом смысле этого слова заклинило между блоками. Мало того, упершийся в камень живот так сдавил диафрагму и поджал легкие, что я стал задыхаться. Словно наколотому на булавку жуку, пришлось смешно сучить ногами, обдирать пальцы рук об камень и с каждым разом ёкать все тише и пессимистичнее. Как я вообще выпал из этого дурацкого «клина», так и не сообразил, но, грохнувшись направо, минут пять просто валялся, приходя в себя и укоряя в собственной тупости. Досталось проклятий и моему покалеченному организму, неспособному действовать в таких простых ситуациях. Вот было бы смеху, посмертных издевательств и оскорблений, если бы девчонки или Грибник меня нашли здесь посиневшего и умершего от нехватки воздуха! Уж про торчащее наружу хозяйство и вспоминать не следует.

Но именно с попыток обезопасить чуть ли не самое ценное, что у меня кроме мозга осталось, я и приступил к осознанным действиям: спрятал часть тела, застегнул ширинку и даже простонал с блаженным удовлетворением. И только после этого стал выбираться из лямок рюкзака и сбрасывать с себя все остальные прибамбасы. Мотоциклетный шлем тоже скинул, понимая: раз груды одежды здесь лежат вне всяких баулов или коробок, то, значит, агрессивных пернатых вокруг этой башни и в помине нет. Да и ни единого пятнышка помета не наблюдалось. После чего смочил пересохшее горло водой из фляги и приступил к осмотру окружающего мира.

Начал с панорамной съемки видеокамерой. Вдруг потом пригодится? Затем достал бинокль и уже с его помощью стал рассматривать все детали. Понятно, что следовало изучить первоначально основание башни и само место, где она стояла. В этом, казалось бы, простейшем действии мне здорово мешал непреодолимый страх: стоило только встать в створ между блоками, как меня начинало трясти и колотить от переживаний. О том, чтобы сделать хоть шажок по уходящим над пропастью выступам, и речи не шло. Пришлось включать логическое мышление, а оно уже подсказало обвязаться имеющимися у меня веревками, накинув сразу две страховочные петли на противоположные блоки площадки. Получилось! Теперь, опираясь локтями на наружные края ограждающих блоков, я мог рассмотреть, что творится у подножия башни.

И сразу на первой минуте обнаружил бренное тело. Вернее, не само тело, а то, что от него осталось: изломанная высохшая мумия! Самое интересное, что идентифицировать тело мне удалось чуть ли не с первого взгляда. Слишком уж хорошо мне запомнился деревенский дурачок Яшка в последний раз перед его «уходом» и та одежда, что на нем была. Замеченный чуть позже между камнями черный картуз, хоть и сильно выцветший, только убрал окончательно последние сомнения. Да и вся подноготная состоявшейся здесь трагедии стала мне понятна. Усопший «дядя Яков» шагнул в этот мир днем, с открытыми глазами, да еще и в изрядном опьянении. Но все равно как тормоз алкоголь не сработал: слишком уже невероятная пропасть открылась перед взором деревенского дурачка, который в своей жизни наверняка выше крыльца не поднимался. Вот он непроизвольно и отшатнулся назад, вот и оступился. Понятно, что, падая на спину с такой высоты, никаких шансов для выживания не останется. Тут и пословица не сработает: «Пьяным и дурным – везет!» Не повезло.

Хотя рассматривание тела сразу породило у меня в голове массу других вопросов. Во-первых, почему на тело не обратил ни малейшего внимания Грибник? Ведь он тут мотался за эти годы неоднократно и, по всей логике, просто обязан был глянуть вниз. Но это – по моим измышлениям! А как на самом деле двигался, осматривался, действовал таинственный незнакомец? Судя по однородности окружающего пейзажа и скудности каких-либо отличий до самого горизонта, рассматривать здесь Грибнику было нечего. Появился на башне, переоделся без суеты, да и вперед! Или назад? Неважно! Но часто ли мы перед выходом на лестничную площадку смотрим в дверной глазок? Очень редко, да и повод должен быть серьезный: шум драки или скандала, паранойя от слежки, сильные опасения за свою жизнь. Вот так и местный «проходимец» пришел, переоделся да и погнал дальше по своим делам. Вполне может быть, особенно если учитывать и второй вопрос, проистекающий из первого и так называемый во-вторых.

Почему тело не объедено животными? Грызунами? Мухами, червями, жуками, гусеницами или какими-нибудь микробами, наконец? Как мне удалось рассмотреть, тело с внутренностями так и осталось нетронутым. Внутренности просто ссохлись, выцвели, скукожились от ветра и солнца, но, даже глядя через бинокль, можно с уверенностью утверждать: останки неприкосновенны. Почему? Сто раз почему!

Посмотрел, задействовал все свои знания для разглядывания и понятия сути местного светила. Оно хоть и слепило очень ярко, грело преизрядно, но вроде как раза в полтора выглядело меньше, чем Солнце. Следовательно, я не на Земле. Разве что не следовало сбрасывать со счетов вариант далекого будущего, когда или Земля удалится в космос, или Солнце значительно скукожится. На этот вопрос можно было ответить только ночью: все-таки основные созвездия родного неба я знал прекрасно и смог бы разобраться в знаках зодиака.

Несколько запоздало засек время, измерил угол эклиптики, зафиксировал прибором яркость свечения. После чего со всей скрупулезностью принялся изучать горизонт. Каменная пустошь, торчащие скалистые нагромождения, кое-где выступающая красная глина, редкие желтоватые травинки, и ни одного дерева! Ни одного зеленого пятнышка. Мертвый мир? Или дикий, доэволюционный? А может, уже умерший? С давно погибшей цивилизацией? Хотя при чем тут цивилизация? Как растительный, так и животный мир мог вымереть из-за природной катастрофы или падения гигантского метеорита на эту планету и без вмешательства разумной жизни.

Да и тщательный осмотр пространства до самого горизонта, продолженный после сытного обеда, лишь убедил в первоначальных выводах: на территории в радиусе сорока – пятидесяти километров от башни нет ничего, даже отдаленно напоминающего рукотворное строение. Лихо! Почти никакой флоры, однозначно ни единого представителя фауны, и вообще, кажется, здесь и микробов не существует. На этом фоне несколько кусочков синеющих луж, напоминающих маленькие озера, выглядели более чем странно. Но этого не могло быть в принципе! Ведь воздух вполне нормальный, идеально пригодный для дыхания, значит, и деревья должны быть, и фотосинтез существовать. Но почему я леса не вижу? Если есть озера, обязаны быть растения на их берегах. Не отравлена ли вся местность внизу? Вкупе с водой? И как взять оттуда пробы для имеющихся у меня некоторых пробников и лакмусов?

Если здесь никто не жил и не живет, то кто тогда строил башню? Как? Для чего? Хотя первоначальный, самый основной вопрос стоял так: как мне отсюда вернуться в свой мир обратно?

То, что второй выступ ведет куда-то дальше, догадаться несложно. Даже по странным одеяниям, лежащим в куче, можно было сообразить, что мир там ну совсем не напоминает Землю. По крайней мере, современную Землю. Ибо тоги, хламиды, плащи, сапоги со шпорами, сандалии с лентами, мягкие полуботинки и несколько сюртуков странного покроя скорее подталкивали к мысли о Средневековье и одеяниях какого-то патриция, чем наши фуфайки, сапоги и брезентовые плащи о доле обычного собирателя грибов. Но при всей загоревшейся у меня в голове фантазии и бодром энтузиазме я сразу запретил себе даже посматривать на второй выступ. Вначале следовало понять пути отступления.

Здесь тоже казалось все просто. Раз Яшка спиной упал вниз, отшатнувшись назад из-за разверзшейся у него под ногами пропасти, значит, ходить здесь «спиной вперед» не принято. Скорее всего, надо просто развернуться лицом обратно к тому месту, откуда появился, и сделать шаг в пропасть. Наверное… Или шагать надо в противоположную сторону? Хм! И так может быть!

Но как только я представил себя бесстрашно шагающим в пустоту, ноги задрожали и сами сделали непроизвольный шаг назад, ближе к центру площадки. Сразу пришло понимание: скорее я тут умру от голода, чем решусь на такой подвиг! Это – раз! И два – как догадаться, куда надо шагать? Даже если стать бесстрашным и жутко решительным от голода, смогу ли я правильно выбрать нужное направление? Шагнешь не туда и накроешься белыми тапочками! Вернее – черным картузом. Вдруг меня забросит вообще неведомо к уда? Вдруг в том месте меня уже и глаза закрытые не спасут? И палка бамбуковая не поможет? Значит, следовало за неделю решить окончательно: куда и как шагать. Да еще и учитывать при этом, что в любой момент здесь может появиться Грибник и в порыве справедливого негодования сбросить меня к телу деревенского дурачка. Вместо одной мумии станет две, сыграет тихая музыка, но я ее, как говорится в Одессе, уже не услышу.

Но неделя у меня на принятие решений имелась. Да и обследование этого мира следовало провести более полно. Не сидеть же мне все шесть дней на этой башне да протирать дырки в бинокле своим взглядом? Другой вопрос: как спуститься вниз? По какому-то наитию я сразу заподозрил: площадка цельная, входа на внутреннюю лестницу мне не отыскать, лифт тоже не предусмотрен. Явный, по крайней мере. Но как тогда башню строили? Как ее ремонтируют? Хм! Судя по нетронутому трупу деревенского дурачка внизу, никак ее не ремонтируют. Так и стоит она себе веками или тысячелетиями. Следовательно, надо думать дальше.

Но местное светило стало клониться к закату, и пришлось основательно готовиться к ночлегу. Благо еще, что походного оборудования и готовой пищи на первые два дня на меня нагрузили с избытком, и вскоре я с горячей сковородки ел разогретый картофель с мясом, а в котелке весело закипала вода для чая. Комфортно, сытно, уютно и, скорее всего, не слишком холодно. По логике, ни дождей, ни сильного ветра здесь тоже не могло быть: ведь все кучи одежды лежали совершенно не припыленными или поврежденными дождевыми осадками. А значит, палатку раскладывать смысла нет, хватит для ночлега спального мешка, кинжала под левой рукой и газового пистолета – под правой. Оружие – в первую очередь, ибо для себя я решил: лишь только появится кто-либо на площадке, сразу стараюсь его свалить выстрелами с парализующим газом. Иного шанса у меня не будет.

Поэтому после ужина и до самой темноты я интенсивно тренировался выхватывать пистолет из подмышечной кобуры. Взводить затвор и быстро стрелять в разные стороны. Даже потратил один холостой патрон для пробы, помня по книгам подобного толка, что в иных мирах то ли порох не срабатывает, то ли капселя не детонируют. Сработало. Грохот выстрела тоже никого не привлек. С выхватыванием и стрельбой получалось так себе, но я и не собирался показывать из себя хладнокровного Рэмбо, буду стрелять без высоких фраз, исподтишка, неожиданно для противника, так что должно получиться. А как только стемнело и появились звезды, улегся на спину, взял видеокамеру и приступил к скрупулезному исследованию неба. Результаты поразили и заставили очень сильно стучать мое сердечко: не наша Земля! И сто процентов – не наша Галактика!

Все без исключения созвездия мне виделись новыми, немыслимыми и грандиозными. Да и вообще, такого яркого, насыщенного звездами неба я и представить себе не мог. Как минимум раза в три ярче и многочисленнее, чем нечто подобное на своей родной планете. Целые звездные скопления просматривались без всякого телескопа, а свет падал вниз с такой интенсивностью, что я мог записывать свои наблюдения в блокнот без включения фонарика. А потом еще и первая луна появилась. Причем не просто белесая, желтая или серая с черным, а ярко блестящая, с хорошо различимым синим ореолом. Даже голубые моря или океаны вполне отчетливо просматривались в бинокль. То есть в моей голове моментально появилась твердая уверенность: там есть жизнь! Неведомо какая, но есть. Иначе ни голубого нимба не было бы, ни синеющих морей. Размером с земную, первая луна часа на три приковала к себе все мое внимание, поэтому я даже не сразу засек вторую луну, раза в два меньшую и неприятного красного цвета. И записал время ее появления и градус обзора приблизительно.

Потом меня хватило только на полчаса дотошных наблюдений, записей и вычислений. Больше я не выдержал, скользнул взглядом по циферблату и заснул без задних ног. Приключения сегодняшнего и нагрузки последних дней сказались на мне чрезвычайно.

Глава двенадцатая

Неделя отшельника

Первый рассвет в новом мире я постыдно проспал. Вынырнул из тяжелого, неприятного сна уже после касания моей головы лучей местного светила. Ничего, время для скрупулезных записей еще есть, все высчитаю и запротоколирую.

Короткий легкий завтрак и появившееся бодрое настроение подтолкнули меня к смелому решению: надо спуститься вниз! Какой бы окружающая местность ни смотрелась дикой, нетронутой или безжизненной, осмотреть ее, взять пробы грунта и травы следовало обязательно. Да и пройтись к ближайшему скальному нагромождению ножками, ощупать там все ручками не менее важно. А если еще и представить, что в основании башни могут оказаться какие-то помещения или подвалы, то желание организма остаться на площадке следовало задавить силой воли.

Другой вопрос, что и здесь еще дел хватало, как по наблюдению за небом, вычислению продолжительности суток, измерению температуры воздуха, так и тщательному осмотру и снятию на камеру всех деталей иной, происходящей не из земного мира, одежды. Перспектива в дальнейшем шагнуть и туда сразу обрела в голове вполне определенную систему. Раз попал сюда, но здесь ничего нет, то все равно придется идти дальше. А значит, образцы тамошней одежды в любом проникновении окажутся очень кстати. Если уж Грибник таким образом не гнушается маскироваться под местных жителей, то и мне с моими девчонками и подавно не зазорно будет.

Снимая видеокамерой не только структуру тканей, но и каждый шов, я впервые с момента попадания СЮДА подумал о подругах как о моих будущих попутчиках. Скорее всего, придется признаться в глупой задумке с обозначением половой стати при переходе, покаяться во лжи и воспользоваться всей мощью нашей спаянной компании. Конечно, под это дело я обязательно постараюсь выбить для себя дополнительные льготы не просто технического генерала, но и вполне независимого в своих действиях человека. До содрогания надоело изображать из себя безмозглого раба, нервно реагировать на каждую Машкину команду и потворствовать близняшкам в их нездоровой склонности к садо-мазо извращениям. Мне даже помечтать захотелось, что настанет тот час, когда все три мои подруги станут услужливо и бестрепетно выполнять любую мою прихоть и любое желание. Вот было бы здорово! Вот бы они у меня попрыгали! Я бы им устроил «оторванные годы»!

Но радужная картина сразу растаяла в моем сознании, как только я вспомнил, что любая из моих подруг может сбить меня с ног ударом кулака, а при желании вторым ударом добить как гусенка. При этом третьего, контрольного удара и не понадобится. Так что быть мне зависимым от этого трио до конца дней своих да еще и радоваться при этом, что они так рьяно защищают меня от опасностей со стороны.

Но я буду не я, если хоть какие-то льготы для себя не выколочу!

Последнее желание заставило меня быть более внимательным к деталям одежды, и я рассмотрел не только вышитые непонятные мне буковки, символы или обозначения, но и маленькие аксессуары на одежде. Особенно их хватало на сюртуках и обуви. В виде круглых, овальных или прямоугольных бляшек из меди и бронзы, они несли на себе оттиски и гравировку непонятных мне обозначений. Но существовала и единая для всех оттисков деталь: три щита, опущенные остриями вниз и стоящие в виде пирамиды. Похоже, с той стороны башни имелся выход в какой-то город, на гербе которого однозначно и во всех ракурсах красовались эти самые три щита. И вскоре мои догадки подтвердились еще одной находкой.

Закончив перебирать и просматривать одежду, я стал исследовать и обстукивать каждый камень на площадке и вполне естественно добрался до противоположного, нависающего над пропастью выступа. Понятно, что ни заходить, ни вползать я на него не стал, но нечто в виде маленького рисунка меня привлекло на выступающем камешке. Настроив бинокль на близкий просмотр, отчетливо рассмотрел витиеватую вязь складывающихся в знакомую пирамиду щитов. Причем рисунок находился с самого краешка камня, с левой стороны, если смотреть с площадки.

Похмыкав от удивления, стал рассматривать правый край каменного выступа. Там виднелся полукруг, срезом кверху, и разделенный на три сегмента. Что бы это значило? Неужели и в ту сторону шагая, можно попасть в какой-нибудь мир или нечто похожее?

Заинтригованный, я бросился к моему «родному» выступу. И там с торжествующим смешком рассмотрел иные рисунки. Если ориентироваться правильно, то со стороны Земли, откуда я пришел, находился рисунок из четырех кружков. Одного большого и трех в два раза меньших, заходящих в него окружностями по сторонам и сверху. То есть схема, контурно напоминающая детский рисунок «Чебурашка с большими ушами и фонарем на лбу». Несколько странно, потому как моя родная планета ну никак не попадала в ассоциативный ряд с подобным рисунком. Но видимо, у строителей башни да и у Грибника имелись иные, неизвестные мне критерии выбора графики.

С противоположной стороны виднелась красивая, ходящая наискосок влево и вверх молния. Легко узнаваемая, понятная и привычная. Такие, только острием вниз, малюют на каждой трансформаторной будке и столбах с проводами, чуть выше надписи: «Не влезай – убьет!» То есть, при логичном рассуждении, получалось, что, шагая лицом в любую сторону с уступов, можно было куда-нибудь попасть? Но тогда почему здесь на площадке всего лишь два типа одежды? Не складывается.

Хотя следовало предположить, что с того края, где полукруг и молния, – просто такие же миры, как этот: безжизненные, тусклые и серые. А там – точно такие же башни со следующей возможностью перехода. Если мое предположение окажется верным, то куда в таком случае можно с этой башни добраться и что это даст? Трудный вопрос, особенно если просто обособиться от желания побывать везде и более вдумчиво подойти к рисункам.

Четыре кружочка – путь на Землю, вроде ничем опасным не отпугивает. Три щита – при всей их воинственности – тоже. Полукруг – разделенный на три секции – интуиция мне шептала не исследовать и вообще не трогать. А уж про молнию, опасную во всех случаях, здравый рассудок давал однозначный ответ: «Не лезь!»

Понятно, что все мои измышления носили в данный момент чисто абстрактный характер. Пока ничего не проверено, утверждать что-либо бессмысленно. Может, для возвращения на Землю как раз и надо шагнуть в сторону молнии или подозрительного полукруга? Но тогда в эту схему не вписывается наличие одежды с бляшками трехщитья. Или как еще одним словом можно обозначить то патриархальное общество, где носят тоги, плащи и сандалии? И почему не вписываются? Шагаешь туда, оттуда, шагаешь дальше, в прежнем направлении. То есть тут всего два входа и два выхода, ведущие обратно, но сделанные так, чтобы запутать случайно сюда попавшего человека. А не туда или не так шагнул – проблемы умерли вместе с нечаянно сюда попавшим человеком. Как с Яшкой, например.

В подобных размышлениях, попутно наблюдая за светилом и окрестностями, я и завершил первую половину дня. Вторая половина у меня полностью ушла на монтаж крепежа для назначенного на завтра спуска. Навыки и некоторый опыт тренировок с альпинистской подвеской у меня имелись: с чердачного окна я играючи спускался на подворье и с некоторым кряхтением и возней влезал в окно обратно. Но ведь там высота была всего лишь до пяти метров, тогда как здесь она пугала десятикратной величиной. И если спуск вниз не составлял особого труда, то как я поднимусь обратно? Лебедочное устройство с торсионами позволяло мне прилагать в четыре раза меньшие усилия при подтягивании. То есть я тянул на себя веревку или опускал рычаг на двадцать сантиметров, а поднимался вверх всего лишь на пять. При подъеме на чердак с меня сходило семь потов, а как оно здесь получится? Вдруг я так и зависну на середине башни в полном бессилии и отупении? С моими физическими недостатками и такой вариант не следовало сбрасывать со счетов.

Хорошо еще, что меня никто не гнал, не заставлял опускаться вниз в приказном порядке и у меня всегда имелась возможность отказаться от рискованной затеи осмотра окрестных достопримечательностей. Остаток дня я провел в осмыслении ситуации и фиксации любой временн ó й, планетарной или суточной закономерности. На этот раз я ночью более подробно заметил появление на небе обеих лун, а утром четко зафиксировал момент восхода. Что дало мне вначале приблизительные, а потом и точные временны ́ е параметры данного мира.

Сутки здесь состояли из тридцати одного часа. В данный период превалировало лето: светлое время суток зашкаливало за семнадцать часов. Луны тоже заметно смещались по небу, однозначно показывая, что тут имеются и новолуния, и вполне логичные солнечные затмения. Разве что для подсчета всего календарного года потребуется время не меньшее, чем один местный год. А ведь он может многократно превышать земной по продолжительности, так что сейчас эти подсчеты были неактуальны. Выяснил длину суток, и достаточно, все равно подсчет времени для возвращения я продолжал вести по земному календарю и суточному делению.

А после завтрака, на третий день моего пребывания в этом диком мире, я все-таки решился на спуск. Боялся. Еще как боялся! Но следовало решиться по нескольким мотивам, два из которых заключались в окончательном определении опасности этого мира после взятия проб и анализов и в пополнения моих запасов воды. Если она окажется тут заражена или чего еще похуже, то придется мне возвращаться домой уже завтрашним утром.

Помимо этого во мне опять взыграло проснувшееся самолюбие и желание любой ценой довести первый переход в этот мир до логического, с научной точки зрения, завершения. Только представив себе презрительно искривленные губки своих подруг и их ехидные вопросики типа «Чем же ты там занимался?», у меня просыпалось желание бежать, карабкаться и подтягиваться, лишь бы выполнить поставленный перед собой минимум. И перед обедом, опустив предварительно к подножию башни свой уполовиненный рюкзак, я и сам коснулся ногой иного мира.

Как-то сама башня у меня твердо ассоциировалась с чем-то чуждым, потусторонним, не принадлежащим здешним окрестностям, словно инопланетный корабль. А вот первый, непосредственный шаг по поверхности – это, я вам скажу, эмоции! Почище, чем при первом шаге человека по нашей Луне. Для увековечивания этого момента мне даже видеокамеру удалось использовать, держа ее в вытянутой руке и снимая свой первый шаг на красный суглинок с торчащими из него камнями.

И только вдоволь потешив свое самолюбие, я отправился к ближайшему озерцу. Прихватил только фляги, моток длинной капроновой бечевы, пистолет с кинжалом и кинофотосъемочную технику. Ну и пару баночек для забора проб рассовал по карманам. По моим прикидкам, туда и обратно получалось не более пяти километров. И только через полчаса, когда озеро так и не показалось у меня перед глазами, понял, что несколько… хм… ошибся. Или, может, слишком много пялился по сторонам, надеясь увидеть незамеченные с башни остатки колонн, фундаменты величественных храмов или полузасыпанные чаши бассейнов. Уж так мечталось сразу отыскать нечто такое уникальное, нечто такое величественное и фундаментальное, что порой и в самом деле мерещились среди скал стройные линии, оказывающиеся при ближайшем рассмотрении обычными тенями.

Увы, древней цивилизацией здесь и не пахло. Только и отыскал, что парочку желтых травинок, единственных представителей местной флоры, да уложил их в коробочку для образцов.

В итоге я до озера добрался только через полтора часа. И сразу замер, так и не дойдя до воды небольшой кусочек. Что-то меня насторожило. Вроде и вода как вода, даже ветерок иногда гнал рябь в мою сторону, и прозрачность с синевой вроде как соответствует, и запахом плохим не потянуло, а вот свежести не хватало! Не скажу, что жара стояла или дыхание спирало, погодка вела себя вполне нормально и умеренно, но в любом случае от воды просто обязана исходить свежесть. Ну, или влажность, если хотите. А тут – воду вижу, но не верится почему-то, что это вода.

Выдерживая дистанцию, походил немного вдоль берега, выбирая другие ракурсы и более удобную точку осмотра. Опять-таки – ничего подозрительного. Почти везде озеро просматривалось до самого дна, которое, по моим прикидкам, лежало на глубине пяти, максимум восьми метров. Запротоколировал водоем и его берега в видеофайл. А потом наставил объектив на одно место голубой поверхности и решил проверить свои подозрения самым простым, детским способом. Стал кидать камни. Вначале маленькие, потом больше, напоследок вообще непосильные для моего бренного тела. И ничего! Всплеск нормальный, плавучесть – как и положено для топора и камней, концентрические круги в стороны – по всем правилам жидкой среды. Никаких змей, лягушек или акул, привлеченных шумом или вибрацией, тоже не показалось. Разве что мне померещилось, что дно в месте падения камней как-то загадочно пошевелилось.

Понятно, что когда от места падения в стороны расходятся круги, то изображение переламывается, мешают дополнительные блики, мерцания. Но шевеление повторилось неоднократно, и я вновь, с рассудительностью древнего деда, отступил от озера подальше. Но с другой стороны, зачем я сюда шел, как не за водой? Не говоря уже о пробах, еще и самому пару дней надо и чай делать, и кашку варить. Поэтому закрепил на бечеве наиболее подходящую для такого дела флягу, выбрал берег покруче и забросил свой «невод» вниз. И опять – ничего страшного. Ладно, тогда начну запасаться, пусть это и глупо будет потом смотреться при просмотре видеозаписи. Дерганием бечевы затопил флягу и вытащил ее на берег.

Естественно, пока доволок десяток метров по скальной поверхности, треть объема вылилась, но ведь я никуда не спешу, а памятуя о многочисленных курсах по выживанию в новой для себя местности – просто обязан не спешить.

Вначале осторожно, издалека принюхался. Потом разлил в три маленькие бутылочки и вставил туда лакмусовые пробники, состоящие из четырех компонентов каждый. К счастью, и на эту тему в Интернете при желании можно было найти любые рекомендации и советы. Остаток воды перелил в другую флягу и закинул привязанную емкость повторно. Так и действовал в течение минут десяти, заполняя остальные фляги и посматривая на лабораторные склянки. По всем первым признакам получалось, что водичка очень даже питьевая. Явных ядов, кислот или смертельных взвесей не обнаружилось, состав почти достигал дистиллята, хотя окрасившийся в бледно-розовый цвет отрезок одного из пробников и показывал наличие в воде минеральных солей.

Сверившись по времени и рассмотрев внимательно все три склянки, я успокоился совершенно и уже привычно закинул флягу в воду. Мне оставалось чуть дополнить последнюю, находящуюся у меня на поясе, ну и ту, что закидывал, наполнить, не волочь же ее пустую. Вот тут оно и схватило. Это я уже потом удивлялся, каким таким чудом я не намотал бечевку на кисть руки. Наверное, меня бы дернуло так, что или сам бы в воду плюхнулся, или бы без руки остался. Фляга, как и в первые разы, пошла на дно, я стал ее подтягивать, и в какой-то момент мне просто показалось, что она зацепилась за корягу. Хотя я четко видел, коряг там нет, да и дна моя посудина никак достать не успевала. А ведь зацепилась!

В ответ я потянул совершенно несильно, хотя и с заметным рывком. Невидимый «рыбак» с той стороны словно ждал этого момента: бечева натянулась как струна, вырываясь, прожгла мне руку до кости и вонзилась в озеро. От боли и жжения я запрыгал на месте, проклиная все на свете и левой рукой пытаясь инстинктивно перекрыть хлещущую кровь на правой. Хорошо еще, что от вида открытой раны я не падаю в обморок и более-менее соображаю, что надо делать.

Только пару раз захватив взглядом продолжающее волноваться озеро, я благоразумно отодвинулся от него еще на десяток метров и принялся оказывать себе первую помощь. Залил обильно рану йодом, наложил два тампона и крепко примотал их бинтом. Не следовало быть большим знатоком, чтобы понимать: разошедшуюся кожу на ладони вообще лучше зашить, но о подобной квалификации я и мечтать не смел. Остановил кровь, да и ладно. Итак, теперь делать что-либо правой рукой будет проблематично, а припомнив, что мне еще предстоит подтягиваться на веревке на огромную высоту, я покрылся холодным потом. И далась мне эта проклятая вода!

Ругал я свою самонадеянность и неосторожность долго и витиевато, но ведь проблемы этим не решишь. Поэтому стал собираться в обратную дорогу: выключил и закрепил камеру, косясь в сторону озера, подобрал все наполненные фляги, водрузил в гнезда коробочки скляночки с пробами, со злостью и мстительностью сплюнул в сторону неизвестного страшилища и поплелся к башне.

То ли потеря крови сказалась, то ли восемь литров набранной воды своей тяжестью меня на дальней дистанции так вымотали, но добрался я до своего рюкзака настолько обессиленным, что о приготовлении обеда и речи быть не могло. Пожевал орехов, закусил средней плиткой шоколада да и завалился почивать на свой спальный мешок, вполне предусмотрительно расположившись с другой стороны от ссохшейся мумии несчастного Яшки. Бояться мертвых – глупо, но это не значит, что проснуться рядом с ним и обозреть выдающиеся вперед пожелтевшие зубы будет приятно.

Два часа дремы так и не принесли желаемой бодрости. Рана неприятно зудела, и любое неосторожное движение правой рукой вызывало ощутимую вспышку боли. Поэтому даже мысли о немедленном подъеме наверх пришлось отложить как минимум на завтра. А так как кушать не хотелось и готовить ужин казалось слишком преждевременно, то я занялся тщательными обследованиями основания башни. Все-таки мысли о подвалах, внутренних помещениях и ведущей наверх винтовой лестнице мне не давали покоя.

Вся башня, особенно в нижней ее части, была сложена из идеально подогнанных друг к другу каменных блоков. Даже мой кончик кинжала не находил стыков и не мог выковырять кусочек гипотетического раствора. Не было такого. То есть даже уникальный скалолаз при отсутствии оборудования и альпинистского снаряжения не взобрался бы наверх. Похоже, строили именно с таким расчетом, чтобы никакая зверюшка с любой степенью разумности, окажись в этом мире таковая, наверх не взобралась. Ни единого намека на створ или арку, ни единой норы в округе и ни единого намека на подвальные помещения.

Зато при детальном рассмотрении, чуть выше середины строения, я заметил две темные щели между блоками. Шириной в полметра и высотой сантиметров в десять, они смотрелись словно две амбразуры и предназначались явно не для вентиляции. Заметить их сверху не представлялось возможности, потому как они располагались в перекрестной к выступам композиции. Мой спуск проходил со стороны выступа с тремя щитами, так что я тоже не смог увидеть эти щели, а теперь сильно пожалел о раненой руке. Будь я цел и мобилен, легко при подъеме сдвинулся бы по стене в сторону. Зацепился бы за щель и посветил внутрь фонариком. А теперь как проделать эту простейшую операцию? Не говоря уже о том, чтобы вообще взобраться на такую высь.

Затем я долго и тщательно пытался рассмотреть на маленьком экране видеокамеры то, что кипело и бурлило в воде, сражаясь за мою флягу с бечевой. Как ни делал стоп-кадры, как ни увеличивал изображение, так и не разобрался в сути увиденного. Ласт не видно, щупальцев – тоже, тело над водой явно не выставлялось, глаза и зубы тоже не мелькнули. Может, стайка более мелких созданий? Одно из них заглотило флягу и резко потянуло на дно, а другие набросились на бечеву? Для лучшего рассмотрения я нуждался в большом экране с большой разрешимостью. Для чего следовало как можно скорее вернуться в родную Лаповку.

Третий вечер закончился для меня над котелком с варящейся кашей и попытками научиться выхватывать пистолет левой рукой. И если каша получалась на «отлично» и пахла умопомрачительно, то действия с оружием вызывали только жалкое презрение к своим конечностям и злобное ворчание на исковерканное тело. Никогда мне не быть агентом «007». Да и простым исследователем меня можно считать с большой натяжкой: вон чем закончился для меня вполне обычный поход за водой. Но если с этим я давно смирился, то вот унять свои страхи, раздуваемые буйными фантазиями, мне становилось с каждым часом все труднее.

Хуже всего мне казалась даже не сама смерть или нечаянная гибель в этом диком мире. А именно та смерть, которая будет длиться в длительной агонии от голода или болезни. Рука продолжала изредка беспокоить, но против воспаления у меня имелись таблетки, и страх перед болезнью я еще мог погасить логическими рассуждениями. Но вот что будет, если наверху появится Грибник? Заметив натянутые поперек веревки, он в любом случае заинтересуется, что же здесь происходит, и взглянет вниз. После чего ему и убивать меня не придется: равнодушно сбросит веревки вниз и отправится по своим делам дальше. Тогда как мне после такого действа останется прожить тут неделю. Нет, максимум четыре с учетом строжайшей экономии продуктов и благополучном заборе воды в коварном озере. А уж потом…

Конечно, тешила мысль, что девчонки обо мне не забудут и обязательно сюда наведаются, но почти сразу же после этой приходила и другая мысль: как ни спортивны, ловки и подвижны мои подруги, они, скорее всего, сорвутся с узкого уступа. Уж я-то уверен, что закрывать глаза и ощупывать все вокруг себя шестом эти сорвиголовы не станут. Так и пойдут одна за другой в проклятую дырку! Так и сорвутся вниз, как деревенский дурачок Яшка.

Правда, к утру мне пришла мысль, что можно было бы обезопасить их приход, создав под каменным выступом прочную сеть из веревок. Но, открыв глаза, я только грустно улыбнулся: как эту сеть закрепить? Из чего сделать? Да и вообще – абсурд полный! Оставаться здесь внизу мне показалось делом бессмысленным, и я решил для начала позавтракать, потом сделать перевязку на руке и только после этого попробовать начать подъем.

К сожалению, осмотр раны заставил отложить еще на день операцию «Возвращение». Кровавая сукровица грозила треснуть в любой момент, и истечь кровью по дороге вверх меня никак не прельщало. А значит, разведка на поверхности продолжалась с прежней интенсивностью. Не сидеть же сложа руки и ждать неизвестно чего?

Поэтому я совершил переход ко второму озеру, ориентиры которого прочно держались как у меня в голове, так и на срисованной еще сверху карте местности. Во втором водоеме с виду оказалось все точно так же, как и в первом. Точно так же интуиция мне шептала, что купаться мне в этой синей благости не стоит. Только здесь я не рискнул даже камни бросать, подозревая, что это ничего не даст. А «на живца» ловить, так мне и флягу было жалко, и бечевку последнюю я наверху башни оставил.

На обратном пути уделил пристальное внимание собиранию флоры и отыскал второй вид желтой травки, слегка отличимый по структуре от найденного накануне. Пригодится.

А уж во время запоздалого обеда я решил сварить свой супчик на добытой в этом мире воде. Правда, вначале прокипятил, остудил и посмотрел на наличие осадочных взвесей. Ничего подозрительного, а после приготовления пищи и она пошла в желудок вполне пристойно и без нежелательных эксцессов. Вечером заварил чайку, так он тоже мне впоследствии спать нисколько не помешал. Да и на завтрак пятого дня я заварил себе на местной воде крепкий кофе, который вместе со сгущенным молоком весьма взбодрил мой организм для предстоящего подъема.

Сама система не требовала от меня большой силы и сообразительности. Был бы я здоров, качал бы рычаг торсионов поочередно каждой рукой и таки совершил бы восхождение. Но так как правой я даже не рискнул сильно прикладываться, то догадался с помощью петли сделать привязку для ног и таким способом даже облегчил себе задачу. Теперь левой рукой я только поднимал рычаг вверх и придерживал норовящую спасть петлю, а создавал движущую силу ногами. Да еще и меняя их поочередно.

Правда, навалилась другая беда: заныл, а потом и запек острой болью мой позвоночник. Все-таки извиваться на весу для тела оказалось непосильной нагрузкой, и уже на середине подъема я выдохся полностью. Вернее, сломался физически. Ни о каком подглядывании в щель или даже попытке к ней приблизиться и речи не шло. Я висел как полуиздохшая гусеница и со стоном пытался вывернуться в более удобную позицию. Как это ни странно, но такая позиция была найдена: обеими ногами я цеплялся за рычаг и висел некоторое время вниз головой. Когда кровь в моих внутренностях вся оттекала к мозгам и грозила хлынуть из ушей, я возвращался в исходное положение и делал несколько десятков подтяжек. Потом снова зависал головой к земле.

Но именно эта система кардинальной разгрузки моего позвоночника позволяла мне минимально отдохнуть на остановках и с титаническими усилиями, давясь текущими из меня соплями и слезами, скрипя зубами и капая кровью из правой ладони, таки взобраться на площадку. В тот момент из сознания даже страх высоты пропал, когда я со стоном закинул свои ноги, а потом и полтуловища на предпоследнем рывке и бессмысленным взором уставился вниз. На самый последний рывок я потратил все остатки силы воли, прополз между блоков и с хрипом надорванных легких провалился в небытие.

Очнулся уже глубокой ночью, подкрепился до максимума орехами, шоколадом и сгущенкой, запил остатками имеющейся здесь воды и опять блаженно растянулся на куче чужих одежд. При этом глупо и блаженно улыбался. Очередной подвиг остался за плечами. Очередная перегрузка всех физических и моральных систем показала, что я все-таки на что-то годен. Все тело продолжало дрожать и вибрировать, я дергался, просыпался, ударяясь о камни, но каждый раз засыпал с возродившейся верой в собственные силы и с ясной мыслью: отныне я справлюсь с любыми трудностями.

Ну и трудности не заставили себя ждать. Позавтракав утром шестого дня, я около полутора часов вытягивал наверх свой изрядно утяжеленный водой рюкзак. Затем все послеобеденное время занимался приведением себя в порядок, осмотром и перевязкой раны и интенсивными размышлениями по главному вопросу: «Куда идти?» Вернее, иного ответа вроде как и не существовало, только обратно, туда, где нарисованы четыре кружочка в виде контурного изображения Чебурашки, но сомнения душу все-таки терзали. Да и «как» идти – выглядело не менее важным моментом.

В мире Земли Грибник прикасался левой рукой к дереву – здесь оное отсутствовало. Там надо было шагать размашисто и в движении – здесь сделать только один шаг. Да и то, с чего это я взял, что один? Вдруг здесь следует смело шагать по выступу и «уходить» неведомо куда именно с его торца? Причем не менее важным считалась и постановка ноги: с какой шагать, с левой или с правой? Ведь конкретного выхода «отсюда» мне заснять или видеть не довелось. Так что именно эта невероятная численность вариантов могла убить под собой все начинания.

А ведь еще следовало выстроить целую систему страховки из веревок из расчета неправильного шага или вообще неверного выбора движения. Вдруг не только задом, но и передом шагать в левую сторону с уступа – это смерть? И надо все-таки двигаться в сторону молнии? В таком случае веревки не дадут мне упасть, а уж на высоту полутора метров я и без рычага взберусь. Опять-таки, с какой силой меня в случае падения ударит о стену? Насколько сильный получится рывок веревками? Не приведет ли это к окончательным, несовместимым с дальнейшей деятельностью травмам?

Да. Чем больше я рассуждал и фантазировал, чем больше рисовал перед собой страхи и неприятности, тем больше впадал в пессимизм и уныние. Дошло до того, что я поймал себя на мысли высидеть здесь еще денек, заживить рану и только к концу седьмых земных суток…

Нет! Так нельзя!

Решительно встав и заварив себе опять самого крепкого кофе, я взбодрился им до максимума и в бешеном ажиотаже начал подготовку к «шагу в пропасть».

Все вещи и имущество я решил оставить на площадке, разве что взял с собой камеру и фотоаппарат. Немного подумав, положил в карман самую маленькую флягу с водой и фонарик. Вдруг я и в самом деле шагну невесть куда. Закрепил веревку на блоках, конец привязал к альпинистской разгрузке у себя на груди и двинулся между блоков.

Как я и предполагал, самым сложным оказалось не смотреть вниз. Хоть и попривык в последние часы к высоте, все равно ощущать ее под ногами – совсем иное, чем выглядывать из безопасного места. Ветер мне теперь показался необычайно сильным, колени – слишком трясущимися, организм – слабым до отвращения, так что даже удивляюсь, как мне удалось дойти до края выступа. Наверное, помогала твердая уверенность, что веревка страхует меня от падения. При этом я всеми силами старался смотреть только влево, на площадку башни, и двигался к краю маленькими боковыми шажками. Палкой при этом щупал камень справа от себя.

Вот моя опора провалилась вниз, вместе с екнувшим сердцем, вот я нащупал правой ногой край выступа, непроизвольно наступая на рисунок, закрыл глаза и смело, стараясь делать это с размахом, шагнул левой вперед. И как только почувствовал под подошвой чудесную опору, сразу приставил рядом и правую ногу.

Я никуда не падал, вокруг ничего не творилось, и мне вроде как не грозила опасность. Осознание этого четко вошло в мои мысли.

И только потом, так и не открывая глаза, вдохнул полной грудью.

Глава тринадцатая

Домашнее задание

Запахи были знакомыми, шум леса – почти родным, а полная темень после открытия глаз тоже не испугала: я дома! Даже дерево правым локтем нащупал с уверенностью и облегчением. Ну то, что безлунная ночь, безветренная погода и глухая темень, – так ничего страшного и дело привычное. Тем более что с моими следующими шагами обязательно сработают мигалки, и в наш дом уйдет сигнал о моем появлении. Если уже не ушел.

Но все-таки чувство перестраховки заставило достать фонарик и посветить во все стороны. От повторного узнавания захотелось так и сесть на месте прибытия и тихо плакать от счастья. Но воспоминания о диком мире заставили быстро сделать еще несколько шагов и уже только там думать, что делать дальше. Потому что мелькнула дичайшая мысль: по горячим следам вернуться на башню обратно и забрать хотя бы коробку с образцами воды и растений. В тот момент мне это показалось таким простым и безопасным, что я даже рассмеялся. И от этого легкого сотрясения боль вдруг напомнила о раненой руке; ноющий позвоночник – о недавних перегрузках; а возмущенно урчащий желудок – о потребности в свежей, горячей пище.

Понятно, что, скорее всего, в наступающий день придется-таки вернуться на башню и убрать оттуда все следы своего пребывания. И так долгое отсутствие Грибника постоянно держало в напряжении, только и не хватало с ним все-таки столкнуться или попасть в организованную им ловушку. По поводу последнего опасения фантазия живо мне подкинула с десяток вариантов, в одном из которых смазанный густым солидолом выступ казался просто доброй, товарищеской шуткой. Но теперь уже один, а то и два дня большой роли не играли, выбрался живым – и то счастье.

Поэтому я не спеша двинулся домой, на ходу размышляя, что и как преподнести своим подругам из новых знаний. По всему получалось, что придется признаться в глупом вранье с расстегнутой ширинкой, да и отрицать помощь всей нашей компании теперь бессмысленно. Только вот все эти новшества, завуалированную правду и прочие соображения надо будет преподнести так, чтобы подруги сами меня во всем упрашивали, а я соглашался только после «мудрых и взвешенных» расчетов. Чем больше я с самого первого часа выторгую привилегий, чем выше и независимее я себя поставлю, тем легче, солиднее и увереннее буду чувствовать себя в будущем. Не использовать такие возможности для избавления себя из морального и физического рабства будет непростительно глупо. С девчонками надо бороться сразу и с невероятной жесткостью. Иначе…

О! Легки на помине!

Как все трое ни старались бежать тихо, их приближение мне навстречу я засек метров за пятьдесят. Принял чуть в сторону, встал за толстый ствол дерева и, сдерживая радостную улыбку, чуть подождал. А как только три неясные тени поравнялись со мной, капризно проворчал:

– Ну и сколько вас можно ждать? – Три луча от фонариков моментально устремились в мою сторону. – И погасите свет, вдруг за мной еще какое-нибудь чмо вылезет!

Окрик подействовал, фонари погасли, но зато волна шума и визга окутала меня со всех сторон, словно предохранительный буфер.

– Боренька! Мы уже утром и сами собирались за тобой следом! – умильно признавалась Мария, успевшая прижаться справа.

– Как здорово, что ты вернулся! – восклицала Вера, прижимаясь с левой стороны. – Хотя мы и не сомневались в твоей отваге и везучести.

– Борька, а где все твои вещи? – удивлялась Катерина, прижавшаяся ко мне спереди и ощупывая спину. – Или возле дерева оставил?

При этом их голоса настолько звенели от радости, любопытства и восторга, что даже в полной темноте представлялись блестящие от счастья глаза. Пожалуй, меня в моей жизни еще никто и никогда не встречал с такой любовью и искренним счастьем. Прямо-таки встреча Гагарина на Земле после возвращения из космоса. Даже не верилось, что рядом со мной подруги, за двенадцать лет привыкшие, обожающие надо мной издеваться, пинать, а то и избивать, словно последнего отщепенца. А теперь они меня чуть ли не на руках вынесли на тропу и готовы были по любому моему сигналу нести в любую сторону.

К сожалению, их неуместные рывки и объятия настолько неудачно прижали мою правую руку, что я вскрикнул от кольнувшей боли и обвинительно воскликнул:

– Осторожнее! И так треть крови потерял!

О! Бальзам мне на душу! Как с еще большей материнской заботой залопотали вокруг меня подруги:

– Борюсик, посветить на руку?

– Давай мы посмотрим.

– Тебе больно, Боренька?

Уши сворачивались в трубочки от услышанного. Ха! Оказывается, и ко мне чувствуют какую-то жалость и сочувствие! Оказывается, и меня эти несносные подруги готовы лечить и обхаживать своим милосердием. Не то что в прежние годы, когда на мои стоны они старались мне еще больнее сделать, на мое возмущение – еще больше унизить, а на мой бунт – растоптать во мне любой дух противоречия. Ну погодите! Я вам еще все припомню!

– Мне больно, но терпимо. Двигаем домой, жрать хочу, как тигр. Надеюсь, есть что-то готовое с большим количеством мяса?

– Все есть, Боренька! И щи…

– И блинчики твои любимые с капустой.

– И котлеты куриные.

– Здорово! – одобрил я, громко сглатывая слюну и первым устремляясь по тропе. – А за вещами вернемся уже днем, никуда они с той башни не денутся.

Девчонки так и захлебнулись от восторга и предвкушения:

– Башня! Настоящая?

– Из камней и древняя?

– И кто в ней живет?

Они смешно топтались сзади, время от времени забегая сбоку и закидывая новыми вопросами, а я старался отвечать расплывчато, туманно и с учетом своей новой, далеко идущей политики:

– Кто там живет – увидите скоро в записи и на фотографиях. Башня и в самом деле из камней и настолько древняя, что, может, и тысячи лет простояла. Да и вообще, вы что, книг не читали? Всегда и везде говорится: накорми добра молодца с дальней дороги, в баньке его помой, дай отдохнуть и выспаться, а только потом о деле расспрашивай.

Понятно, что такая моя отповедь кое-кому сильно не понравилась. Наверное, стервозная Машка почувствовала, что начинает терять надо мной власть, и тон ее стал требовательным и жестким:

– Ты много не задавайся и не ерепенься! И давай рассказывай, пока тебя по-доброму спрашивают!

Мое тело непроизвольно втянуло голову в плечи, предчувствуя готовящееся наказание, но уже твердо стоящий на ногах и почувствовавший свою независимость исследователь иного мира перехватил контроль над замедлившимися ногами, придал им прежнее ускорение и выдал историческую фразу:

– Долой монархию! Да здравствует республика!

От такого кощунства и посягательства на власть «ее мелкого величества» все три мои подруги замерли на месте и возмущенно зароптали. А мне и по барабану! Внешне, конечно. Так и продолжил шагать вперед, инстинктивно ожидая прыжка на спину и немедленных издевательств.

Не знаю уж, что повлияло на страшно сердитую Машку. То ли мое благополучное возвращение, то ли неизвестная рана на руке, то ли настойчивые, примирительные просьбы обеих близняшек, но, когда меня троица догнала, наша лидер только и пригрозила:

– Ладно, попробуй только дома права качать! Республиканец недобитый!

Но, рассмотрев меня при электрическом свете, она на время забыла о своих угрозах. Да и кушать мне не дали, пока я не помылся в бане, не переоделся в чистое и мне не поменяли повязку на руке. Машка лично осмотрела и легонько прощупала рану, задавая вполне уместные вопросы, как, чем ранило, когда это произошло, и вынесла окончательный вердикт:

– Неприятная рана, но ничего страшного. Заживет как на собаке! К столу!

Лисички к тому времени уставили стол моими любимыми блюдами, и я с такой яростью набросился на еду, что даже у подруг аппетит разыгрался, и они деловито со мной за компанию еще раз поужинали. Видимо, крепкий кофе в моем организме еще действовал, потому что, несмотря на расслабленность и осоловелость, я нашел в себе силы подняться на чердак, присоединить видеокамеру к компьютеру и начать свой рассказ, попутно комментируя кадры на экране:

– Вот так он и выглядит, дикий мир без единого разумного существа.

А вот так смотрится тот выступ, на который я шагнул и чудом не сорвался ни назад, ни вперед. Ага, высоту вы правильно угадали: почти пятьдесят метров.

Ну и здесь вы можете отчетливо рассмотреть высохшую мумию незабвенного Яшки. Как видите, он оказался менее удачлив и более самонадеян, чем я. Царство ему небесное.

Причем о своей лжи по поводу проникновения мужчин я до сих пор так и словом не обмолвился. И всеми силами старался избегать этой темы.

На кадрах с озером я возбудился неимоверно. И с придыханием стал работать мышкой и клавиатурой, стараясь вычленить и рассмотреть то чудовище, которое нанесло мне обидную рану, утащив флягу с бечевой. Притихли и девчонки со своими вопросами, наконец-то осознав в полной мере, как мне пришлось там трудно и чего мне все совершенные подвиги стоили.

– Эх, выше бы камеру поставить! – досадовал я. – Был бы угол круче, сразу бы гадина зафиксировалась как на ладони! А так…

Действительно, блики и отблески сильно мешали рассмотреть нечто массивное, затмившее дно и всплывшее кверху. Но скорее всего, это тело было единым, округлым, более пяти метров в диаметре и весом не менее нескольких тонн. Если, конечно, это нечто не было какой-то аморфной медузой или стайкой маленьких, плывущих плотной тучей рыбешек. Но последние исключались по причине необычайной силы, которая дернула за бечеву. Медуза тоже не могла иметь должного захвата, разве что всплыла пелериной кверху.

– Ничего, в следующий раз обязательно зафиксируем каждую мелочь, – пообещал я, обессиленно откидываясь на спинку стула и шумно выдыхая воздух. – Все, красотки, я падаю от усталости.

Подошедшая сзади Машка крепко прижала мои плечи к стулу:

– Ты забыл про обещанное тебе наказание, раб! Поэтому…

Я воспользовался слишком многозначительной паузой для своего слова:

– Знаете, когда я взбирался вверх и терял сознание, свисая головой вниз, я думал только об одном… – Серьезный тон моего голоса заставил руки, сжимающие мои плечи, расслабиться, а лисичек замереть с приоткрытыми от ожидания ротиками. – О том, что мне без вас в дальнейшем не обойтись. И не только потому, что вы сильнее меня, проворнее и местами даже сообразительнее. – Теперь в мои плечи впились ноготки, но я даже не покривился. – А потому, что мы единая команда. А в единой команде любой должен уважать и ценить мнение своего компаньона. Вне добровольных игр никто отныне не имеет права мне что-то приказывать, чего-то требовать и уж тем более пользоваться в доказательстве своих прав силой. Если хотите побывать в новых мирах, то подумайте над моими словами и постарайтесь согласиться. Иначе…

– Ты нам угрожаешь? – вкрадчиво прошипела Машка.

– Нет, просто очень люблю и хочу, чтобы вы эту любовь оценили и поняли.

– А мы, значит, тебя не любим?

От этого вопроса, заданного со стервозными, скорее даже истерическими интонациями, я так удивился и возмутился, что вскочил на ноги, развернулся к Машке и набросился на нее с обвинениями. Причем таких слов в ее отношении я не позволял себе вслух ни разу в жизни:

– Ты?! Знаешь, что такое любовь?! Позорная сучка, унижающая и оскорбляющая даже Веру с Катей за их полную преданность? Да ты вообще последняя мразь после этого! И…

Дальше у меня вырвалось вообще несколько нецензурных выражений. Видимо, мой нервный стресс, усталость и пережитые за последние дни испытания настолько помутили мой разум, что я уже не соображал, что делаю. В порыве негодования даже подскакивал на месте и топал ногами. Наверное, смотреть на это было со стороны очень смешно: сгорбленный коротышка, с перекошенным от злости лицом, кричит и топает ногами на гордую, величественную красавицу, которой еле-еле достает только до плеча.

Но когда эта красавица не менее величественно развернулась и покинула чердак, обе близняшки выглядели напуганными и жутко расстроенными.

– Ну зачем ты так?

– Мы так тебя долго ждали.

– И так обрадовались, когда услышали твой голос.

– Мы даже плакали, думая, что ты погиб.

Не скрою, им удалось меня смутить до глубины души. Но на Машку я все равно оставался неимоверно зол, хотя и выражался теперь с некоторым заиканием:

– А чего она?.. О любви тут булькает… Хоть раз она мне в жизни добро сделала?! Или вам? Да она ни разу в жизни никого от души не погладила и не пожалела!..

– Неправда! – с жаром возразила Катерина. – Она всегда за тебя переживала и любому глотку готова была перегрызть!

– И не сомневайся! – добавила Вера.

– Вот именно, перегрызть! – Я даже ребром ладони провел себе по шее, показывая, насколько жесткой бывала такая защита. – А ко мне она хоть раз по-человечески обратилась?

– Но ведь это всего лишь игры.

– И как ты себе это представляешь?

Сразу пришло на ум подходящее сравнение:

– Позаботиться обо мне, как моя родная мать!

– Ха! А кто тебе руку промывал и перевязывал?!

– А кто тебе жрать готовил и все эти вкуснятинки?!

– Ерунда! – Сдаваться не хотелось, хотя и так признавал, что Машка готовит лучше всех. – Это для меня и любой встречный-поперечный сделает из-за жалости к калеке.

– Хм! Вот именно, что из-за жалости! – горячилась Верочка. – А Мария всегда настаивала, что мы ни в коем случае не должны обращать внимание на твой рост и слабость, всегда расценивать как равного нам во всех отношениях. А ты…

– А ты никогда ничего не замечаешь! – в одном тоне продолжила Катенька. – Тем более что порой наша королева и лучше твоей мамочки за тобой ухаживала.

– Ври, да не завирайся! – возмутился я. – Не было такого!

– Да? А прошлой зимой, когда ты заболел и чуть не умер, что тебя спасло? А? Ну, отвечай!

В голове пронеслись воспоминания о жутком жаре, горячечных кошмарах и спасительной благодати на моем лбу в том ноябре, когда Лаповку на шесть дней накрыло глубокими сугробами.

– Да помню я, хорошо помню. Меня тогда спас прохладный компресс на лбу.

– Ага! Как бы не так! Компрессом и холодными растираниями мы твое тело охлаждали от большой температуры, а на твоем лбу всегда Машкина ладонь лежала. Она вбила себе в голову, что это тебе поможет, и сутками сидела возле твоей кровати, прикладывая то одну, то вторую ладонь к твоей раскаленной головешке. И мы все уверены: именно это и помогло. Потому что, как только она выходила хотя бы по маленькой нужде из твоей спальни, ты начинал вскрикивать и метаться в кошмарах и ни наши, ни дедовы ладони не помогали. Только Марии. Так что… – Вера вздохнула и подхватила сестру под локоток. – Пошли спать! – И, уже спускаясь по чердачной лестнице, проворчала с явным намерением, чтобы ее было мне слышно: – Мы всю жизнь для него стараемся, ублажаем и балуем, а этот неблагодарный еще и ерепенится!

А мне действительно было стыдно. Жутко стыдно! Ведь можно было помягче заявить о своей гордости, независимости и уязвленном самолюбии. Зачем обидел девочек и Машку в первую очередь? И что теперь будет?

Причем к этим вопросам добавлялась какая-то радость, неосознанное душевное томление и непонятный сердечный трепет. Все-таки это жутко приятно после стольких лет незнания, унижения и оголтелого рабства изведать, что тебя все-таки любят, ценят и оберегают не просто как вещь, а как друга, настоящего товарища, компаньона и… Кого еще?

Мысли стали путаться окончательно, наплывать одна на другую, и мне лишь запомнилось, как я сделал несколько шагов к старому дивану и рухнул на него плашмя животом. Только и постарался осторожно после этого свесить забинтованную руку на пол.

Утром меня вырвал из сна очаровательный запах жаренной вместе с луком куриной печенки. Не скрою, с детства мое любимое мясное блюдо, и я еще не помню случая, когда печеночка досталась кому-то из взрослых или моим подругам. Всегда она предназначалась и оставлялась только мне. Но теперь, после вчерашнего разговора и откровений, подобная деталь сама всплыла в сознании, и мне опять стало стыдно. Оказывается, обо мне заботились всегда, и кое-какие привилегии у меня были. Вот только, скорее всего, я сам весьма опрометчиво истинные привилегии подменил или ошибочно поменял на привилегии игровые. Те самые, где мне приятно было чувствовать себя жертвой, внутренне бунтовать, внешне показывать строптивость и далеко на заднем плане, боясь даже самому себе признаться в этом, упиваться своим бессилием, купаться в собственных обидах и стенаниях и всегда верить, что несчастнее меня нет на белом свете. Трудно для восприятия? Еще как! Сложно? Ха! Вообще осознать с ходу не получится! А ведь придется пересматривать свое поведение. Может, даже прощения просить?

Как только я себе представил подобную картину, мои фантазии по нескольким дорожкам ускользнули вперед и показали такие варианты, что вниз сходить расхотелось. Ноги сами прикипели к полу, уши покраснели от переживаний, когда я вдруг подумал о самом страшном: так ведь можно и участия в наших ролевых играх лишиться!

Опять старая история! Стоило только спугнуть мой организм таким наказанием, как он уже истомно задрожал и готов был нести своего обладателя на явку с повинной. Хорошо еще, что хозяин теперь уже повзрослел, возмужал и стал соображать намного лучше. То есть я понял: продолжу гнуть свою линию поведения полного противления и жесткого непослушания – мне явно придется лишиться таких привычных для меня прелестей и удовольствий. Снизойду до извинений и заискиваний – все моментально вернется на круги своя, и меня опять станут обзывать Пончиком. Без презрения, конечно, это я осилил понять, но и без должного уважения или почитания. А этого мне не хотелось еще больше.

Поэтому я выбрал соломонову середину: и крутого перца из себя строить не стал, но и извиняться или юлить даже не подумал. Просто с радостной улыбкой сбежал вниз и воскликнул:

– Девчонки! Вы просто кудесницы! Такой аромат стоит, что и мертвый проснется! – Подбежал к каждой, чмокнул в теплые щечки и, потирая руки, уселся на свое место. – Ну, чем потчевать будете несчастного возвращенца?

Вера мне сразу подвинула тарелку с сырниками, Катя – миску со сметаной, и только Машка пытливо пыталась заглянуть в мои глаза:

– Да вот, подумали, что ты уже и питаться станешь от нас отдельно. – Ее ладошка вроде как незаметно легла на пиалу, накрытую крышкой. – Поэтому не удержались и съели куриную печенку с луком.

– Ну и на здоровье! – воскликнул я со щедростью Деда Мороза. – Сколько можно объедать своих лучших подруг и всегда отбирать у них самое вкусненькое?! Мужчина и так всегда прокормится.

После этих слов я подхватил на вилку первый сырник, окунул его в сметану и отправил в рот. Подруги как-то странно между собой переглянулись, и Машка призналась:

– Я пошутила, вот твои деликатесы.

Она придвинула пиалу ко мне и открыла крышку. Запах так шибанул по ноздрям, что я чуть сырником не подавился. Но когда его проглотил, замычал с восхищением:

– И почему я такой маленький? Почему в меня так мало всего вмещается? Катенька, – обратился я безошибочно к одной из близняшек, – будь добра, раздели это блюдо на всех поровну. У меня рука болит, но отныне мы все радости и удовольствия будем делить на всех поровну.

Пока печенка раскладывалась на четыре тарелки, Вера нахмурила брови:

– Зря ты делишься, мы к ней не приучены. – Но, заметив мое отчаянное мотание головой (я уже второй сырник пережевывал), решила меня ущемить: – Тем более что это я Катя, а она Вера.

– Ух ты! – Моя челюсть притворно отвисла. – Так вам и паспорта теперь поменяют? Или вы сами ими обменяетесь?

Присмотревшись к смутившимся лисичкам и догадавшись, что я, как всегда, угадал, Машка капризно надула губки:

– И как ему удается вас не путать?

Не желая раскрывать собственных секретов, а, наоборот, еще более запутать и немного подшутить, я интимным шепотом признался:

– Честно говоря, я чаще угадываю. Но и некоторыми наработками пользуюсь: Вера более командовать любит, а Катенька слишком наивная во всех смыслах.

По нахмуренным бровям близняшек стало понятно, что они мою шутку приняли за чистую монету и отныне интенсивно примутся и эту надуманную разницу между собой искоренять. Машка такой доверчивостью не страдала.

– Хм! Не замечала я таких различий.

– Да ты просто не присматривалась, – отстраненно бормотал я, с восторгом приходуя свою часть мясного блюда. Тем более что внутренне был несказанно рад удачному выбору как тона утреннего разговора, так и умения ловко избежать ненужных и скользких тем. Но успех следовало закрепить и сразу загрузить всю компанию обильными заданиями и работой: – Значит, так, времени у нас мало, потому как Грибника мы так и не засекли. Поэтому надо действовать быстро и решительно. Одежду из мира Трех Щитов видели? Теперь надо и для нас срочно пошить нечто подобное. За два дня! После чего я совершаю пробный проход. Если там и в самом деле мир с разумными существами, то возвращаюсь за вами и мы совершаем второе, более длительное путешествие вместе.

Подруги слушали меня завороженно, но когда я замолк и вновь набросился на завтрак, Вера первой вспомнила о главном нюансе. И с улыбкой приподняла свою грудь ладонями:

– А как быть с торчащими половыми различиями?

– На своих сегодняшних проходах я попробую одну задумку, – поделился я. – И если получится, то попробую провести на башню самую отважную из вас.

Кажется, Машка и секунды не сомневалась в том, кого здесь считают самой отважной. Но одну деталь в видеозаписях эта глазастая стервоза таки приметила:

– Мне кажется, ты нас обманываешь. На мумии Яшки даже ширинка расстегнута не была.

– Ха! Вот потому он и сорвался! Мог ведь перенос из-за этой детали и не сработать как надо, шаг пришелся в пустоту перед выступом и…

Мои красноречивые жесты при этом подтверждали мои высказывания с должной силой. Да и как можно сомневаться в моих словах и действиях, когда я побывал там, а девчонки еще только мечтают об этом? Другой вопрос, что мне следовало очень тщательно и скрупулезно проработать свою «задумку», доводя ее до логического завершения. Сомнения обязательно останутся, но они будут недоказуемы.

– Что тебе для этого понадобится? – решила уточнить Катя.

– Краска. Самая обычная масляная краска серовато-коричневого цвета. – Раз спросили конкретно, скрывать не было смысла. – Попробую нарисовать на каменном выступе определенную часть тела. Единственное, что меня смущает: как это сделать, чтобы Грибнику рисунок в глаза не бросился? Ну, это я уже на месте придумаю.

И, быстро завершив завтрак, дал команду выдвигаться на позиции.

Как назло, тот день совпал с праздничным, и праздношатающихся по лесу обывателей оказалось как никогда много. Приходилось лавировать и прятаться, стараясь не притянуть случайно к главному месту событий любопытного ротозея. Да и осматриваться по сторонам с утроенным вниманием. Из-за многолюдности и всю систему мигалок пришлось отключить, оставили только работающие в постоянном режиме видеокамеры как в восьмом секторе, так и на участках, прилегающих к скальной гряде.

Первый переход пришлось делать опять с торчащим наружу хозяйством и только с баночкой краски, кисточкой и фонариком в карманах. Потому что в ТОМ мире, по моим расчетам, была ночь предрассветного периода.

Понятно, что коленки теперь дрожали еще больше, чем при шаге в неизвестность неделю назад, но получалось это не от страха незнания. Скорее, тут уже само знание той огромной высоты мешало, воспоминания о первом пережитом ужасе, когда осознал всю глубину пропасти под ногами.

Помог опять шест и уверенность в ночном времени суток. Все-таки в темноте не так проявляется боязнь высоты. Да и действовал я уже по проверенному способу. Постоял после шага с закрытыми глазами, удостоверился в истинности и неизменности выступа и только потом бочком, словно краб, вышел на площадку. Все оставалось в том же нетронутом состоянии, как и перед моим уходом. Но торопиться к вещам я не стал. С замирающим от страха сердечком улегся животом на выступ, прополз чуть вперед и нанес предварительно задуманный рисунок на боковой стенке выступа. Как раз недалеко от рисунка с четырьмя кольцами, но, так сказать, на другой грани. По логике вещей, этот вульгарный рисунок с площадки никоим образом в глаза бросаться не будет, разве что встать сбоку и чуть наклониться. Но разве придет это Грибнику в голову? Делать ему больше нечего, только каждую грань со всех сторон рассматривать, если он даже мумию Яшки до сих пор не рассмотрел! Да и краска подбиралась с явным умыслом не отличаться по цвету от каменной структуры уникального выступа.

После проделанной работы отполз, пятясь назад, и водрузил на плечи рюкзак. Проверил застегнутую ширинку и с тяжелым вздохом протиснулся правым боком на выступ. При шаге глаза все равно непроизвольно плотно закрылись. Даже в темноте ощущение пропасти давило на мою психику невероятно.

Обрадованные восклицания подруг расслабили и вернули на родную землю:

– Ура! Получилось!

– Открывай глаза, Боренька!

– Или ты нас боишься?

Рюкзак их не интересовал совершенно, зато при этом все трое в первую очередь смотрели на мои брюки.

– Неужели получилось?

– Теперь и мы можем?

Пришлось их осадить строгим голосом:

– Не лезь поперед батьки в пекло! Я только сюда попробовал. Теперь еще и в направлении туда испытать надо.

Машка, естественно, не могла сдержаться от фырканья:

– Тоже мне, «батька» отыскался!..

Скидывая рюкзак, подхватывая в руки пустую сумку через плечо и разворачиваясь на следующий заход, я тоже не остался в долгу:

– Да я к тебе в родители и не напрашивался! Лисички, бросайте жребий, кто из вас первой пойдет.

И, не дожидаясь ответа, двинулся на башню. Не скажу, что стал привыкать или совсем не бояться, но теперь уже страх гасился жизненной необходимостью и деловитой поспешностью. На этот раз даже глаза не закрыл и шест не брал. Сразу повернул голову направо и сделал два шага по выступу к площадке. Внутренности ревели от страха, но получилось. Как следствие, разум запел от гордости и восторга.

Собирая оставленные на вторую ходку вещи, заметил, что небо на востоке начинает сереть, а значит, скоро рассвет. И встретить его здесь со своими подругами показалось прекрасной идеей. Вот только успеем ли? Я уже стал привыкать, а каково им придется над пропастью? Да и как их подстраховать надежно? Вдруг и закрытые глаза не помогут? Может, сразу на них веревочную петлю набрасывать? Хм… Проблематично. Сам себе представил, если бы меня что-то ударило по телу и я бы постарался отпрянуть чисто инстинктивно. А вот если на руку сразу надевать петельку? Да отработать быстренько эту мелочь в нашем мире?

Поэтому возвращался уже с открытыми глазами и с максимальной деловитостью начал со второго шага:

– Значит, так, жребий отменяется, беру всех троих! Но настаиваю на быстрой репетиции и строгом выполнении всех моих инструкций.

Машка, хоть и старалась скрыть свое волнение и надменность, ответила без колебаний:

– Мы согласны.

– Отлично! Тогда тренируемся вот возле этого дерева.

Я отвел их в сторонку и стал объяснять, как шагать, куда приложить руку к дереву, что сделать после последнего шага левой ногой и как в итоге, уже там, вытянуть правую руку максимально в сторону.

– Накидываю вам на кисть страховочную петлю, вы ее зажимаете обхватом и спокойно смещаетесь в сторону натяжения. Главное: не открывайте сразу глаза, не делайте никаких резких движений и ничего не бойтесь. У меня все под контролем.

Скороговоркой, советами и кучей замечаний я постарался полностью задавить самостоятельность моих подружек и строптивость нашего лидера. Хотя это не совсем удалось, потому что Машкино бормотание я разобрал отчетливо:

– Лгунишка! Про касание рукой к дереву нам ничего не рассказал, притворялся, что делает это случайно. Ну, редиска, погоди!

И то хорошо, что Пончиком или чем похуже не обозвала. Значит, прогресс налицо! Значит, недаром я боролся за равноправие, демократию и свободу угнетенного народа в нашем маленьком коллективе. Глядишь, так и окаянную монархию свергну, а там – мечтать так мечтать – и военную хунту к власти поставлю во главе с генералом каким-нибудь. Если уж первые шаги оказались такими результативными, то дальнейшие меня вообще могут маршалом сделать.

Эх! Мечты, мечты, где ваша сладость!..

Да и поторопиться следовало, рассвет в том диком мире уже близок. Наверное, я слишком сильно уверовал как в полную безопасность перехода, так и в свои явившиеся миру умения держать события под контролем. И чуть трагедия не произошла.

Благо еще, что самой первой, нисколько не сомневаясь в этом своем праве, за мной отправилась Мария. До ее выхода я установил на крайнем справа блоке мощный фонарь, еще двумя осветил всю площадку и включил сразу три видеокамеры. Хотелось навеки запечатлеть реакцию нашей компании на новый и совершенно незнакомый мир.

Наша королева возникла в своей красоте, словно из ниоткуда, и наблюдать подобное появление оказалось тоже весьма волнительным делом. С ее каменной выдержкой и бесстрашием она не шелохнулась, пока я ей не накинул петлю на руку. Затем аккуратно, прощупывая ногой в мягких кедах пространство справа, сместилась ко мне и оказалась в моих объятиях. Визга и восторга, несмотря на предрассветные сумерки, оказалось выше крыши, и я похвалил себя за предусмотрительность: идущая следом Вера появилась ровно через три минуты.

Ей я тоже удачно и правильно накинул петлю, но вот когда стал легонько подтягивать к себе, старшая из лисичек решила открыть глаза и глянуть себе под ноги. И вроде-то не сильно дернулась при этом, но левая нога несуразно ушла в сторону, скользнула по блоку, и все тело провалилось в пропасть. Положение еще усугублялось тем, что моя страховка оказалась несколько мнимой, я не совсем правильно укрепил веревку на камне и благо еще, что обмотал себя концом вокруг пояса. Но ведь наша разница в весе была немаленькой! И меня рвануло так, что сразу сбило дыхание! А потом еще и стало перекидывать через блок!

Счастье, что не прекращающая восторгаться окружающим ландшафтом Машка успела схватить меня за ноги, зафиксировать за блоком и бросилась сама вытягивать Верочку на площадку. Это было что-то! Адреналин бушевал в крови, глаза вылезали из орбит, и я задыхался, словно рыба, выброшенная на лед.

Не успел я отдышаться, а Вера встать устойчиво ногами между блоков, как на конце выступающего блока с закрытыми глазами появилась и Катерина. Здесь уже принялась командовать наша королева.

– Постой чуть-чуть и глаза не открывай пока, – идеально ровным и спокойным голосом посоветовала она подруге. Затем вцепилась зубами в затянувшуюся наглухо петлю на руке Веры, расслабила, сняла и только потом накинула на протянутую к нам руку. – Вот, теперь так бочком и двигайся, маленькими шажками. Молодец! Опирайся о камень. Ну вот, мы все на месте!

Я и Вера шумно выдохнули, выпуская из себя стоны и запоздалую панику. Лисичка лелеяла поврежденную кисть, а я со стонами ощупывал поломанные, как мне вначале показалось, ребра.

– Что это с вами? – обеспокоилась Катюша.

– Да ничего, все обошлось, – покосилась в мою сторону Машка и шагнула к краю площадки, обращенному на восток: – Смотрите! Сейчас начнется рассвет!

Не успели и мы стать возле нее, как по нашим глазам словно полыхнуло мощным лучом прожектора. Настолько ярко и устремленно местное светило врывалось в этот дикий мир. Потом свечение ослабло, чуть рассеялось и стало приятно-ласкательным, словно приветствуя новых знакомых.

– Великолепно! – прошептала Катя, и ей вторила Мария:

– Представить не могла, что такую красоту когда-нибудь увижу.

Они все втроем еще долго восторгались и обменивались мнениями, пока наконец Вера не вспомнила обо мне:

– Боренька, ты просто гений! Самый романтичный рыцарь во всех мирах! Спасибо тебе огромное!

И, наклонившись, поцеловала в губы. Ее примеру последовала и Катенька, а вот у Машки в мозгах что-то заклинило. Видимо, ее заело, что амазонки осмелились подобные ласки дарить без ее приказа. Она скривила свои губки и съехидничала:

– Не, мне он рабом больше нравится. И не надо его баловать и перехваливать, а то так и останется грубым, злым и хамоватым. – И чтобы я вдруг не продолжил командовать и распоряжаться, она сама опередила мои намерения: – Ладно, полюбовались, и хватит! Возвращаемся. Борька, ты первый. Посмотрим, как это ты делаешь и как у тебя это получается. А мы – в обратном порядке после сбора камер и фонарей. Вперед!

Жаль, что я не догадался сказать подобное раньше. Хотя последнее слово и попытался за собой оставить:

– Действительно, не стоит так долго здесь находиться. Отправляемся шить одежды и лишь ближе к вечеру по местному времени вернемся сюда с веревками.

– Зачем? – вырвалось у Катерины.

– Опустим вас с двух сторон для осмотра тех самых щелей. Ведь недаром они там сделаны, и наверняка сквозь них мы что-то внутри рассмотрим. Да и камеры можно будет внутрь продвинуть. Если нам удастся обнаружить внутренние помещения вместе с лестницей, то мы там внутри и склад сделаем, и полигон для нормального обследования этого мира создадим. А то так и будем до смерти пугаться столкновения с Грибником.

Правота моих слов еще больше раздосадовала Машку, и она, подталкивая меня к выступу, с чрезмерной материнской заботой посоветовала:

– Не волнуйся, теперь тебе перетруждаться и рисковать не придется: мы все берем в свои крепкие ручки. Давай! Топай, топай! Дома обсудим, когда, чего и сколько.

При этом она рассмеялась, а лисички довольно-таки обидно для меня ее поддержали. Поэтому на дороге домой я в оживленном разговоре участия не принимал, а спешно и усиленно соображал, как сделать так, чтобы и в дальнейшем без моего участия ничего не совершалось. А уж как я жалел, что так быстро расслабился, поверил в искренность отношений и раскрыл подругам секрет прохода! М-да. Следовало еще немножко поводить их за нос.

Хотя состоявшаяся недавно уникальная встреча рассвета могла легко перекрыть все временные неурядицы и помочь забыть все обиды.

Глава четырнадцатая

Теория и практика

Целый день мы только тем и занимались, что кроили и шили довольно простые в изготовлении одежды и пытались теоретически обосновать сам процесс перехода в иные миры. Понимали, что сейчас делать какие-либо выводы слишком преждевременно, не хватает достаточных данных. Но уж так хотелось, так хотелось оказаться умными, сообразительными и далеко смотрящими оракулами.

Больше всего нас волновал язык. Раз уж в том мире жили люди, то они обязательно должны общаться, и, судя по Земле, языков может быть бесчисленное множество. И если вдруг не удастся вернуться сразу после короткого осмотра, то наверняка с кем-то первопроходчик да вступит в контакт. И не всегда это могут оказаться маленькие дети или глупые деревенские дурачки. Могут быть и взрослые воины, и представители власти, которые на полном основании имеют право спросить: «Чего это ты тут шляешься?» Поэтому диктофон, да еще и с дальнобойным микрофоном, считался обязательным атрибутом при первом переходе в мир Трех Щитов. Хорошо, что в моих запасниках имелось нечто подобное.

Почему-то мы были на восемьдесят процентов уверены, что выход в мире Трехщитья тоже находится либо в малопосещаемом лесу, либо среди еще реже посещаемых скал. То есть следует туда только заглянуть, осмотреться и сразу же желательно возвращаться. Но и факт разговора с кем-то исключать не стоило, а как понять собеседника? Тем более объяснить что-то?

В данном случае мне настойчиво советовали притвориться или глухонемым, или полным придурком. На последней маске особенно настаивала наша лидер:

– У тебя это лучше всего получается. А если ты еще появишься сразу перед скоплением народа, да со спущенными портками, то никто и сомневаться не подумает в твоей неразумности. Все простят.

– А может, наоборот, обрадуются? – старался я себе набить цену. – Может, там истомленные воздержанием девы только и ждут появления любого мужчины?

– Ха! Не смеши нас! Сбегай лучше посмотри на себя в зеркало! Мужчина!..

Ничего не оставалось делать, как, тщательно скрывая обиду, весело констатировать:

– Ничего! Как говорится в древней пословице: встречают по хозяйству, а провожают по умениям. А всего этого у меня хватает!..

– Ах ты зазнайка! – нахмурились подруги одновременно.

Но следом всплыла встречная проблема, которую высказала Верочка:

– Что происходит в том случае, если я хочу шагнуть, а на уступе уже кто-то стоит?

Тут наши споры вообще в крики перешли, настолько мы интенсивно доказывали свои мнения. Но кое-как договорились считать за основу то мнение, что совершить переход в случае занятости места, скорее всего, не удастся. Или вообще шаг не получится, или останешься в этом мире. То же самое получится и в случае с неодушевленным предметом, если его вдруг кто-то поставит на место выхода там.

Допустим, кто-то возжелает перекрыть проход в свой мир на любое задуманное время и просто подкатывает каменную глыбу в нужное место. Все, Грибник там не появится! Если не имеет каких-либо запасных путей. Такому ходу наших размышлений больше всего обрадовалась Катя:

– Если наш таинственный незнакомец вдруг начнет угрожать, мы ему тоже найдем чем ответить: перекроем дырку! Еще и упрашивать нас будет о милости.

Пожалуй, это был единственный раз за сегодня, когда мы с Машкой были единодушны:

– Лучше бы нам с ним вообще не встречаться.

– Пусть ходит, где ему вздумается.

Дальше мы теоретически стали рассуждать на тему товарных отношений. Существуют ли там деньги, какие и как ими пользоваться? Тут наши фантазии блекли, и мы решили просто выгрести на всякий случай в карман ту горсть древних монет и даже копеек, которые хранились в одной из оставшихся в наследство от бабушки Марфы коробок. Вдруг да пригодится какой пирожок купить.

Об оружии думать было рано. Раз Грибник ни одного кинжала на башне не хранил, то и в ином месте его могло не быть. А то вдруг и запрещение какое существует. Так что пока я не рассмотрю сам своими глазами тамошний мир, ни о какой рапире, шпагах и перевязи с ножами и сюрикенами и речи быть не может. Слишком уж чревато таким образом привлекать к себе внимание.

Еще к одной детали подруги просили присмотреться обязательно: какие украшения носят женщины и какой косметикой пользуются. Услышав об этом, я пытался излиться сарказмом, смехом и ехидством, но меня так прижали строенной атакой, что я запоздало пожалел о своем пренебрежении к женской красоте. Даже мои оправдания и льстивые комплименты: «Вы и так красивые! Зачем вам мазюкаться?» – не помогли. И если бы не мое нынешнее, намного более привилегированное положение в нашей компании, меня бы наверняка подвергли насильственному участию в ролевой игре, привычным издевательствам и… всему остальному. А так – пронесло.

Да и разговор мне вроде как удалось перевести на другую тему: пища и ее производные. Ну тут особых споров не возникло. Мне в дорогу пообещали сложить все то же самое, что и в первый раз. Да разнообразить рацион сырыми овощами и несколькими яблоками. Уж этого добра, как нам казалось, во всех мирах одинаково полно.

И уже на пути в лес деловито обсудили проблему огнестрельного оружия.

– Если на башне пистолет стрелял, то и дальше получится, – верилось мне.

Но лисички, не меньше моего начитавшиеся научных гипотез и сказок про другие миры, возражали:

– Не обязательно. Даже при нормальном дыхании атмосфера может иметь совершенно иной состав.

– Порох или пироксилин просто не воспламенится.

– Или, наоборот, взорвется с такой силой, что и стрелка разорвет вместе с пистолетом.

– Так что, по логике, даже пробовать надо с осторожностью.

– Чего только сейчас говорите? – притворился я незнающим, поправляя газовый пистолет в кобуре под мышкой. – Знатоки чертовы! Избавиться от меня хотели?

– Не с нашим счастьем, – фальшиво вздохнула Машка. – Но ты там все равно не вздумай куражиться.

– Ладно, пока еще не отправляюсь, – пришлось напомнить. – Только башню осматриваем, и обратно.

И действительно, наш второй совместный переход проходил деловито и с максимально сжатой интенсивностью. К нашему дереву мы приблизились уже в полных потемках, на всякий случай проверили все соседние кусты и один за другим десантировались без всяких опасных эксцессов на башню. Там еще был ясный день, что нам играло на руку, и уже через десяток минут Машка с Катей висели с разных сторон башни, заглядывали внутрь и переговаривались с оставшимися наверху по общей говорилке.

– Толщина стены – пятьдесят сантиметров.

– Щель поднимается под уклоном вверх и сужается внутри.

– То есть дает отличный обзор для просмотра большого куска территории возле основания.

– С моей стороны за щелью видна глухая стена.

– С моей тоже. Засовываю камеру внутрь, что видите слева?

Сигналы от камер шли на экраны у нас, поэтому отвечал то я, то Вера:

– Тоже глухая стена, а справа поворот и ступеньки, ведущие внутрь спирали.

– Кать, с твоей стороны точно такое же, но зеркальное расположение.

Получалось, что в середине башни имелись две площадки, весьма маленьких, всего для одного человека, но позволяющие вести некоторые наблюдения за окрестностями. Причем казалось несколько странным, что обзор не был полным, с двух сторон оставались мертвые зоны процентов на тридцать. Судя по ступенькам, от того места с площадками вниз таки вела лестница, но вот куда она выводила и как на нее попасть, мы никаких соображений не имели. Видимо, здесь следовало поработать с более сложными приборами, а то и раскопать тщательно весь грунт у основания башни. Возиться с такими сложными и долговременными проектами нам не было смысла, и мы решили пока не заморачиваться тайной внутренних перемещений. Ведь, по нашим понятиям, нас ждал целый обитаемый мир, и на фоне этого события даже исследование неведомых зверушек или рыбин, обитающих в здешних озерах, отступало на второй план.

Не получилось создать базу – ну и ладно. Обойдемся как-нибудь.

Слишком не хотелось заниматься рутиной. Особенно мне хотелось чего-нибудь такого, такого, такого!.. Но подозреваю, что и девчонкам хотелось не меньше.

Вот потому еще через сутки «юного Гагарина», то бишь меня, отправили во второй полет. И все наши теоретические выкладки и горячие обсуждения оказались и копейки не стоящей пародией на истинные реалии жизни.

На этот раз меня отправляли опять с лимитом времени на одну неделю. Теперь я горбатился с гораздо меньшим багажом, ополовиненным по весу чуть ли не вдвое. Раз Грибник там передвигался с рюкзаком, значит, и мне не зазорно будет появиться с чем-то подобным. А плащ-накидка прикроет то, что мы разместили на моем хлипеньком тельце. Причем на этот раз при экипировке мы сделали акцент на аппаратуре максимально высокого класса. Практически я уносил на себе все самое лучшее, что имелось в распоряжении нашей компании. Добавили к этому газовый пистолет, коробку патронов с нервно-паралитическим газом, всего один фонарик, малый бинокль, груду монет и запас пищи на пять дней. Причем патроны мне достались не просто боевые, а прямо-таки убийственные. Покупала их Машка в свое время через одного из ухажеров, имеющего касание к спецвооружению, и, по его утверждениям, достаточно было выстрелить в толпу из нескольких человек, как в закрытом помещении все они становились трупами. Какой-то жутко отравляющий газ находился внутри или жидкость, запрещенные к официальному производству во всем мире.

От кухонных принадлежностей я отказался категорически, пообещав, что в любом случае неделю перебьюсь тем, что имею. Разве что захватил зажигалку да два десятка спиртовых таблеток, для них нашлось место в специальных карманчиках чуть ниже колена. В аналогичный карманчик уложил еще два десятка патронов, запас не повредит, да и больше туда ничего не влезало. Перочинный ножик с многочисленными лезвиями удобно висел на поясе. Ну и конечно, маленькая баночка с краской и кисточкой была вручена мне Машкой с самой торжественной миной:

– Это чтобы ты про нас не забывал и сразу проторил для нас дорогу. А то мало ли чем увлечешься.

Шутки шутками, но ведь и на этот раз пришлось шагать в переход с расстегнутой ширинкой и торчащим наружу достоинством. Да еще и девчонки при расставании словно сговорились, такое вытворяли на прощание, тиская меня за все места, что я сам подивился стойкости своего возбуждения. И ведь как последнюю ночь отрывались на мне: до полного моего бессилия. И вот, один день прошел, а я опять словно из голодного края.

Опять-таки все фиксировалось на видео для истории. Стыд и срам! Такое кому покажешь, засмеют до смерти. А что делать? Идти на попятную? Начал врать – ври до упора. А не умеешь – так и не начинай!

С этими мыслями, придерживая под мышками всего одну страховочную веревку и бамбуковый шест, я и шагнул под возгласы пожеланий быстро вернуться в направлении мира Трех Щитов.

Получилось! Даже глаза открыл, пялясь на смутно освещенную стену передо мной. Сразу же и голоса донеслись откуда-то с боков и сзади, а вдалеке какой-то тягучий колокольный перезвон. Раз есть люди, я первым делом оправился, спрятав что надо. Скрутил на правую руку остатки отрубленной веревки и только потом стал осматриваться по всем сторонам.

Больше всего меня удивила, даже сбила с толку вторая стена, расположенная прямо за моей спиной. То есть получалось, что я вышел как бы из нее, но! Как же в таком случае шагнуть в нее обратно?! Хотя и стеной-то ее назвать язык не поворачивался, скорее участок стены шириной в два метра. За углами этого участка вправо и влево уходили широкие, под три метра проходы. Над головой смыкались глухие каменные своды арочного вида.

То есть я как бы находился на резком зигзаге какого-то сумрачного коридора, и передо мной встал кричащий паникой вопрос: что делать? Так и не сдвигаясь с места, потому что боялся потерять единственный ориентир, я достал фонарик и тщательно обследовал то место, откуда я якобы появился. И сразу малость отлегло от сердца: чуть выше моего колена выделялась легкая гравировка нового рисунка: контур хорошо теперь мне знакомой башни и пересекающая его сосновая ветка. Ну может, и не сосновая, я в хвойных породах слабо разбираюсь, но нечто похожее на сосну. Хотя каким боком сосновая веточка относится к дикому и безжизненному миру, в котором отсутствует любая зелень, я понять не мог.

То есть выход был! Следовало только попытаться в него шагнуть. Чего я делать, естественно, не спешил. А вот о краске вспомнил и с какой-то внутренней бесшабашностью и смехом нарисовал выбранную себе отговорку, отторгающую девчонок от самостоятельного перехода. Цвет вполне соответствовал структуре камня, и если специально не подсвечивать, то никто случайно не заметит. Что успокаивало. Мало ли, что это за здание. Но зато дополнительная отметка у меня имеется. Не заблужусь, если что.

Затем фонарь погасил и заглянул за оба угла. Левый коридор плавной дугой упирался в пересечение с двумя другими ходами, и там я сразу заметил парочку мужчин в исконно местных одеждах, но без всяких пожитков за спиной. Они о чем-то неразборчиво бубнили между собой, да так, словно прогуливаясь, и ушли дальше, не повернув ко мне.

Правый коридор, извиваясь, вел дальше и там выходил на некое подобие большой площадки, на которую я из своего сумрачного угла уставился через бинокль. Под стенкой в коридоре, возле самой площадки, сидели двое старых мужчин и меланхолично поглощали нечто смахивающее на бутерброды. Однако! Вроде на харчевню или трактир здание не смахивает!

Совсем по-другому вели себя люди на площадке. Там прогуливалось уже много, более десятка человек, задирая при этом головы вверх и тыкая туда пальцами. Народ роился, одни пропадали из моего поля зрения, зато появлялись новые и, похоже, чем-то любовались. Причем среди них оказалось несколько женщин, а на спине у одной из них висел себе такой вполне приличный вещмешок, напоминающий уменьшенный рюкзак Грибника. Подобные вещмешки имелись и еще у нескольких мужчин. Сразу бросалось в глаза, что тамошние посетители обособленно держались в одиночку, парами или тройками, реже смешанными квартетами, и почти у всех у них одеяния сильно разнились. У кого-то были яркие, новые и с претензией на роскошь; у кого-то просто крепкие и добротные, пошитые для дальней дороги или определенной работы; а у нескольких вообще лишь какое-то подобие одежды: то ли бедняки, то ли местные хиппи.

Больше всего смущало наличие у местных оружия. Чуть ли не у каждого на поясе висел если не меч, то большой кинжал, а то и все вместе. Женщины тоже носили нечто похожее на шпаги или узкие кортики. Хотя предыдущая пара в левом проходе оружия не имела, да и тут один или два новых посетителя казались безоружными. То есть получалось, что ношение мечей или им подобных предметов обязательным не было.

Люди разговаривали только между своими обособленными группками, кажется, довольно громко, но с такого расстояния мне все равно было ничего не понять. В принципе, я ведь никуда не спешил, а значит, можно следить и дальше. Если создастся мнение, что на меня не обратят особого внимания, то и сам прогуляюсь и посмотрю, на что народ пялится. Но чуть позже, потому как новая мысль пришла в голову.

Раз на башне рисунки были спаренными, то и здесь вроде так должно быть. Поэтому с фонарем метнулся к противоположной стенке и стал тщательно исследовать. На этот раз рисунок мне попался чуть ли не сразу: уже хорошо знакомая молния, устремленная наискосок влево. К чему бы это?

Мои мозги некоторое время работали, перебирая возможные варианты и строя предположения. Получалось, что молния не обязательно обозначала «Не влезай – убьет!», а нечто другое. Может быть. Например: «А здесь лежат запчасти». Или: «Включение осветительных приборов». Может, и «Запасные батареи» или «Подводка питания от ядерного реактора». Как бы там ни было, но, скорее всего, если туда шагнуть, то можно и выжить. Иначе зачем делать такие созвучные по сути рисунки в совершенно разных мирах?

Загадка не для слабого ума, второй раз видящего одно и то же обозначение.

Тем более что я вдруг явственно услышал приближающиеся из левого коридора шаги. Пытаться прорываться назад мне показалось поздно, поэтому я быстро уселся рюкзаком к стене, получив при этом отличный обзор правого прохода, выхватил из внутреннего кармана овсяное печенье и с нервным вздохом засунул одну печенину в рот. Надеюсь, полумрак не даст рассмотреть идущему сюда человеку, что я ем кондитерские изделия другого мира? И только я расслабился от этой мысли, как пришла более паническая: «Вдруг это Грибник?!»

Только такой мне встречи не хватало! Не знаю почему, но мне хотелось избежать подобного всеми силами, и я еле сдержался, чтобы не вскочить на ноги и не побежать к многолюдной площадке.

Вышедший человек оказался самым обычным посетителем, который, видимо, блуждал по этим коридорам в поисках только ему ведомой истины. Правда, мужик был массивный, в богатых одеждах, с мечом на поясе и в сапогах, позванивающих шпорами. Но с дорожным вещмешком за спиной. Мода у них тут такая, что ли?

Когда он меня увидел, то даже не приостановился. А лишь, проходя мимо, довольно вежливо склонил голову и проговорил нечто, очень мне напомнившее:

– Гарлахонару.

Вот уж незадача! Знать бы, что это значит еще и как на это реагировать! Разве что довериться интуиции, которая мне подсказывала: тебе, баран, просто пожелали приятного аппетита! Что я и сделал: как мог кивнул в ответ и прошамкал с набитым ртом печеньем аналогичное:

– Гарлахонару.

И только потом, различив слегка удивленное выражение на лице прохожего, врубился, что на подобное пожелание говорят «спасибо»! А я буркнул ему ответное пожелание! Лучше бы просто кивнул или просипел типа «Гу-гу». Ох! Разведчик фигов! Покоритель миров недоделанный!

Благо что мужчина так и отправился дальше, ничего больше не спрашивая и даже не оглядываясь. Возле парочки трапезничающих он опять сделал поклон и явно что-то сказал. Кажется, ему ответили. Какая жалось, что я не слышал, что именно! На площадке мужик с мечом и со шпорами тоже задрал голову вверх, рассматривая нечто, походил кругами и восьмерками, да и пропал из поля зрения, так ни с кем больше не пообщавшись. Ну вот, кажется, пронесло!

Некоторое время я так и продолжил сидеть на месте, установив бинокль на поднятые колени и разглядывая площадку. Заметил даже нескольких детей разного возраста, чинно идущих возле своих мамаш. Один парень лет четырнадцати, но гораздо более крупный и упитанный, чем я, вообще с мечом щеголял. Молоденькая девица тоже мелькнула с зад ранным кверху личиком. Хм! Вполне себе симпатичная! И я все более утверждался в мысли, что стоит-таки туда прогуляться. А уже после осмотра и хотя бы частичной записи ведущихся разговоров пытаться шагать обратно в дикий мир.

Да и люди как люди, ничего в них свирепого, агрессивного или воинственного. Несмотря на обилие оружия, никто за него не хватается, никто ни на кого голос не повышает. Хотя опять-таки, может, здесь местный парламент? Музей? Или храм какой? Так это еще лучше! Меня, значит, тоже никто притеснять не станет и допытываться, чего я молчу и чего мне тут надо. Вон как все прогуливаются по произвольно выбранным траекториям, и присмотра за ними вроде нет от местных служак, хранителей музея или охранников парламента. Значит, здесь так принято и этим следует воспользоваться юному первопроходцу между мирами. Или правильнее – проходимцу? Нет, некрасиво звучит! Скорее подходит «пионеру новых вселенных»! Хотя это я наверняка загнул и слишком рано себе такие титулы навешиваю. Вот когда вернусь домой…

Пока сидел и жевал печенье, моральные и физические силенки восстановились, поэтому поднялся без постыдного перекатывания на коленки. Еще раз внимательно осмотрел оба прохода и подался по правому к людскому скоплению. Когда приблизился, понял, что это весьма большая зала, в которую выходит сразу около десятка проходов, а вдоль стенок между ними на каменных скамьях в два ряда восседают многочисленные посетители и занимаются чем угодно: кто просто отдыхает, кто продолжает разглядывать купол потолка, а кто без всякого стеснения подкрепляет свой организм домашними бутербродами.

Я тоже решил присесть, стараясь не мелькать на виду у всех и стараясь первым делом как можно тщательнее изучить и запомнить тот проход, откуда я вышел. Хотя взгляд, словно магнитом, так и тянуло вверх. Зрелище того стоило: огромное, поблескивающее драгоценными камнями панно изображало собой подобие карты. Но при этом по камням самой разной расцветки пробегали частенько лучи, волны и петляющие блики. Наверняка они что-то обозначали, о чем-то оповещали, что моему усталому разуму было недоступно. Но как чертовски это все красиво смотрелось!

Я настолько увлекся просмотром, что даже не обратил внимания на разговор, начавшийся между двумя мужчинами и женщиной, которые перекусили и теперь рассуждали, куда им податься дальше. И только позже я стал что-то соображать: включил диктофон и направил микрофон в сторону трио. Направил, прислушался, кося глазами на потолок, и чуть не подпрыгнул от четкого осознания: да я понимаю этих людей!

Не все, конечно, многие слова не находили отклика в моем сознании. Некоторые окончания и союзы слышались дико и странно. Часть словосочетаний вводила в ступор. Но! Люди разговаривали на языке, достаточно похожем на русский, но с каким-то очень древним, ни с чем сразу конкретно не ассоциирующимся произношением. Словно снимающиеся в фильме артисты косили под очень древних людей, с древнецерковным акцентом, да еще и специально уродующие современную русскую речь.

Сам бы я так говорить не смог. Зато я их понимал! Зато я мог следить за сутью разговора и даже при случае поддакивать, кивать или мотать головой отрицательно.

О-о-о! О таком подарке фортуны мы с подругами даже не мечтали! Вот уж они обрадуются! Надо быстрее возвращаться с радостной новостью, решил я, опять всеми силами стараясь вникнуть в суть разговора.

Более старший мужчина убеждал своих компаньонов или родственников отправиться к его старому знакомому, тогда как женщина горячо настаивала переночевать в другом месте с несколько странным названием «пейчера». Созвучие с пещерами меня вначале удивило, но оказалось что не о них речь: третий мужчина сердито заявил, что в пейчерах все слишком дорого. На что женщина резонно заметила, что если просто переспать, то все равно дешевле обойдется, чем при подношениях, гостинцах и покупке каких-то «лейзуенов» для вышеупомянутого товарища. Причем, несмотря на явное и скрытое недовольство своих оппонентов, женщина в итоге настояла на своем, решительно встала и первой двинулась к самому широкому проходу. Я не понял, что они имели в виду конкретно, но вышеназванных лейзуенов сегодня этим двум погрустневшим мужикам не видать как своих ушей.

«Матриархат тут у них, что ли? – озадачился я. – И так с пяти лет живу как последний подкаблучник».

Стал присматриваться к другим разнополым компаниям и несколько успокоился: некое равноправие просматривалось, но женщины никак особо не распоряжались. Тогда почему они носят оружие? По всем понятиям Средневековья, воин – это воин, а у хранительницы очага – свои приоритеты. Понятно, что и женщины могут порой ходить в блестящих латах, размахивать оружием и отдавать приказы на поле брани, но зачем таскаться с тяжеленным железом в повседневной жизни? Непохоже было, что им в кайф. Или это веяние моды, скорее, привычная бытовая повседневность?

В таких мыслях я утвердился за последующие полчаса, рассматривая, прислушиваясь и даже засняв кое-что на видеокамеру. Потом сразу по нескольким факторам определил, что приближается местный аналог ночи и данное заведение посетители начинают покидать. Трапезничать тут не запрещалось, а вот почивать было не принято. Поэтому и я поспешил к своей помеченной вульгарным рисунком стеночке. Там заглянул быстро в оба прохода, убеждаясь, что за мной никто не следит, и лишний раз оценил предусмотрительность Грибника и ему подобных, если такие, конечно, были. Отсюда и сюда проникать наверняка считалось легким, не привлекающим ничьего внимания делом. Даже столкнись путешественник между мирами нечаянно в этом проходе с кем-то после момента перехода, только и всего, что использовать гипноз и буркнуть: «А иди-ка ты, братец (или сестрица) в пейчеру!» Во всех остальных случаях Грибник идет, куда ему требуется, и не спрашивает чьего-либо разрешения.

Весьма, весьма удобно!

Хм! А вот каким образом шагать в стенку? Этот вопрос меня озадачил теперь не на шутку. Подсказать было некому, подсмотреть – не на ком, и мои первоначальные размышления показались теперь наивными и до смешного глупыми.

Но делать нечего, и, стараясь не паниковать, я стал настраиваться на переход. Встал вплотную к стене, закрыл глаза и со всей своей буйной фантазией представил каменный выступ на вершине башни всего в одном шаге перед собой. Даже улыбнулся от радости, настолько явственно у меня это получилось.

А потом шагнул с левой ноги.

И вскрикнул от боли, волной пронесшейся от носка по коленке и до самого лба. Затем стал потирать ушибленные места и шипеть наверняка и в этом мире хорошо понятные ругательства. Оно и понятно – стена есть стена. Шагать в нее только дурак станет. Если по логике рассуждать. Но при чем тут логика, спрашивается? Если другие ходят, то, значит, и я могу! Просто, наверное, не совсем точно выбрал точку перехода.

Верно! И как я сразу не догадался? Рассуждения о такой простой ошибке сразу уняли мою боль, вселили оптимизм и зарядили энтузиазмом. И я с возродившимся азартом стал биться своим телом в каменную кладку. Кстати, кладка по своей твердости и отсутствию стыков очень напоминала саму башню. Кажется, даже величина блоков сходилась идеально. А уж твердость и долговечность этого сооружения я познал на собственном лбу и коленках: те уже через короткое время опухли и покраснели от боли, а от проклятой стены даже песчинки не отвалилось.

Зато при частом сотрясении даже до моей тупой башки наконец-то дошло, что я влип! Причем очень здорово и надолго влип. Если не навсегда.

Глава пятнадцатая

Лабиринт

И опять-таки подсказки на вопрос «Что делать?» ждать было не от кого. Но больше всего меня добила мысль, что если я через неделю отсюда не выберусь, то девчонки и часа раздумывать не станут, а все трое ринутся за мной следом. Причем ни в коем случае не поодиночке, а сразу все скопом, всей гурьбой, одной командой, всем королевским двором во главе с ее величеством и в сопровождении ее горячих амазонок. Все-таки мозги у них девичьи, и ума в них мало! И еще мне было их очень жалко.

Себя я стал жалеть чуть позже, когда обезболивающей мазью решил увлажнить места своих припухающих ушибов. Куда и подевалась бравада от удачного перехода и панегирики пионеру, космонавту и проходимцу! Вернее, мысли о глупости этого проходимца остались, расширились и приобрели новые очертания. Теперь я уже отчаянно пожалел, что отказался исследовать в полной мере мир вокруг башни. Наверняка и там должно отыскаться много чего интересного, и не стоило судить обо всей остальной планете по маленькому кусочку просматриваемых с площадки окрестностей. Может, где-то далеко от той пустыни и лес есть, и моря, и озера вполне нормальные. Ведь недаром с ЭТОЙ стороны на ТУ ведет рисунок с сосновой веточкой. А там, глядишь, и остатки древних цивилизаций бы разыскали. Только и стоило перенести на башню, к примеру, дельтаплан с моторчиком да полетать чуть выше и чуть дальше.

М-да! Теперь уже поздно, как говаривала моя покойная бабушка, шевелить дрова, если от них и углей не осталось.

Заглядывая в проходы, я заметил, что людей становится все меньше и меньше, и после минутных колебаний опять устремился в сторону зала с панно на своде. Слишком уж не хотелось оставаться здесь в одиночестве после очевидного закрытия, да и наружу следует выйти и осмотреться. Судя по легким одеждам, сейчас явно не зима, так что и на любом дереве или в копне сена переночую, а дальше видно будет. Тем более, если судить по подслушанным разговорам, вокруг как минимум большой город, если не столица, и если солидные люди ночуют в каких-то пейчерах, то скромному пареньку наверняка отыщется местечко попроще. Да и куда теперь деваться?

Как оказалось, добираться к выходу пришлось через порядочный лабиринт. И чтобы потом не заблудиться, я старался не только запоминать дорогу, но и снимать самые разветвленные и запутанные перекрестки. В остальном же я ориентировался по основному потоку людей: подавляющее их большинство двигалось к выходу. А прислушиваясь к ведущимся вокруг меня разговорам, узнал и причину такого поспешного ухода из этого не то храма, не то величественного музея: любой, остающийся здесь на ночь, рисковал потерять память. Причем надолго потерять, порой на срок от одной недели до нескольких лет. Понятно, что желающих забыть себя не было.

К выходу спешили не только посетители, но и местный обслуживающий персонал. Их я тоже стал отличать по определенного вида ярко-зеленым тогам и сандалиям золотистого цвета. Причем ни у кого из служителей оружия не было. Одни носили на голове широкие золотистые обручи, строго посматривали по сторонам и отдавали порой остальным подчиненным короткие распоряжения. Старших по рангу всегда и везде видно сразу. Другие, с узенькими обручами, выделялись вычурными посохами в руках, вырезанными, скорее всего, из толстых, перекрученных корней. Потому что ветки такими кривыми не могли существовать в природе по определению. Это среднее звено, похоже, работали здесь либо смотрителями, либо охранниками, потому как не менее строго посматривали на тех посетителей, которые трогали стены, пытались дотянуться и пощупать сверкающие или поблескивающие украшения и норовили погладить античные статуи.

Последняя группа служителей вообще не имела обручей, зато деловито и быстро сметала щетками и метлами мусор, крошки в кожаные мешки, производя понятную для любого мира уборку помещений. То есть дело шло явно к закрытию лабиринта.

А посмотреть тут и в самом деле было на что. И я даже пожалел, что большое количество времени бестолково потратил, пытаясь лбом пробить каменную кладку. Лучше бы я здесь побродил, запоминая ориентиры и знакомясь с непонятными пока еще раритетами. Да, были здесь и статуи, довольно искусно имитирующие самые прекрасные тела обоего пола. Было и несколько сотен огромных картин, сделанных, кажется, на деревянной основе и закрывающих порой пространства до нескольких десятков квадратных метров. Но наибольшую ценность и загадку представляли те самые панно на куполах многочисленных залов. Причем что на сводах, что на картинах никакого явного, понятного для меня рисунка не наблюдалось. Скорее всего, некое подобие абстракционизма с намешанным в него авангардизмом. Потому что порой среди драгоценных камней просматривались стволы деревьев, большие обломки разных пород и порой даже обычный уголь. Что сие все обозначало, мои мозги подсказать не могли, а фантазии лишь выдавали глупую формулировку: «Карты окрестных земель в географическом разрезе». Или: «Пособие для начинающих геологов, где что искать».

Причем, пока я дошел к выходу, во мне твердо закрепилась мысль, что камни на сводах нисколько не драгоценные. Скорее всего, просто разноцветные стекляшки, весьма искусно подсвечиваемые с помощью световых диодов или аналогами местной техники. А то и не техники, а с помощью вполне банального волшебства. Раз уж переходы между мир ами существуют, то почему не принять на веру и все остальное? Особенно если припомнить очень знакомый мне местный язык, который я приписал данным мне при переходе новым умениям. Да и опасения посетителей остаться без памяти не на пустом месте базируются. Если тут люди, подобные Грибникам, свои ночные шабаши устраивают, то, вполне вероятно, они любому нечаянному свидетелю не то что на полчаса гипнозом память отобьют, а гораздо больше навредить могут. Если вообще голову не свернут. Чего со злости не сотворишь с любопытными обывателями, да еще при поддержке себе подобных.

Что еще следовало отметить, так это уже хорошо знакомую мне местную символику. Три щита красовались, где только можно, как только хочется и в самых различных вариациях. То в ряд, то пирамидой, то по кругу, нижними остриями к центру, то ступеньками, то столбиком, то в любой иной произвольной композиции. Основания постаментов украшались тремя щитами на каждой грани. Углы картин и некие завершения рисунков тоже закреплялись этой строенной рыцарской экипировкой. Даже на некоторых плитах пола то тут, то там просматривались знакомые символы. Ну и на каждой распахнутой двери, которые изредка встречались в переходах, тоже красовались крепко приколоченные и поблескивающие натертой бронзой щиты в натуральную величину.

Двери привлекли к себе отдельное внимание. Возле каждой из них уже скапливалось от двух до трех стражников с перекрученными посохами, и, скорее всего, на ночь двери будут плотно закрыты. Нехорошие мысли опять зашевелились в моей ударенной многократно головушке. Если я попал сюда весьма удачно в дневное время, то что случится ночью? Понятно, Грибнику и ночь по барабану, он вышел да и пошел себе к следующему переходу, которых наверняка в этом лабиринте бесчисленное множество. Или на свой шабаш с коллегами отправился. А вот как мне быть следующей ночью? Стоит ли рисковать и затаиться здесь для ночевки? Тем более если двери между определенными секциями окажутся перекрыты, а за мной начнется погоня?

М-да, лучше всего все свои дела здесь прокручивать днем. Кстати, неплохая мыслишка про остальные переходы. Если они существуют, то надо поискать подобные рисунки и осмотреться вокруг них. Ни за что не поверю, что при наличии их большого количества все они упираются в стенку.

Выход оказался широченным и многоарочным. Хотя опять-таки любая арка перекрывалась пока еще открытыми створками ворот от самого пола до самого свода. И сейчас наружу довольно ощутимыми ручьями выходил народ. Кто сразу спускался по широченной лестнице, переходил громадную площадь и устремлялся в улочки, кто просто выходил на площадь и продолжал обсуждения со своими попутчиками, а кто усаживался на большие уступы вдоль лестницы и в приближающемся закате любовался панорамой города.

Последовал и я их примеру, потому что зрелище и в самом деле открывалось завораживающее. Правда, перед этим оглянулся на то здание, из которого только что вышел. И в который раз поразился: глазам предстал огромный и очень крутой курган, стремящийся ввысь, словно египетская пирамида, но покрытый не каменными плитами, а густой и сочной травой. Ни единой тропки, ни единой проплешины в сплошной зелени не наблюдалось, и оставалось только догадываться, кто и как косит растительный ковер, подравнивает или поливает. Заморачиваться этими догадками я не стал, ибо на город хотелось полюбоваться стократ больше. Поэтому я сбросил шлейки рюкзака, уселся удобнее, машинально достал из кармана остатки печенья и вот так, закусывая, стал рассматривать. Только и пожалел остро о невозможности воспользоваться биноклем.

Скорее всего, рядом с курганом и вокруг него располагался узким поясом самый древний участок города. Добротные, красиво отделанные внешне дома не превышали трех-, максимум пятиэтажной высоты, и в пятистах метрах за ними просматривалась местами древняя стена. Видимо, ее частично уже разобрали за ненадобностью и из-за помехи гужевому транспорту, который в дальних улицах и по дальнему краю площади сновал сплошными потоками. Легкие брички, кареты, тяжеленные с виду дилижансы местами стояли в жутких пробках, и гомон оттуда несся к кургану, словно прибой шумящего моря. В той давке лучше всех себя чувствовали одинокие обычные всадники, гарцующие на вполне привычных для взгляда землянина лошадях. А уж от пешеходов было не протолкнуться. Они так и текли реками по высоким, более чем в полметра над уровнем проезжей части, тротуарам.

За первым поясом древних построек простиралась, похоже, самая элитная часть города. Огромные и величественные дворцы с ухоженными парками, неприступные с виду замки с башнями и тонкими устремленными в небо шпилями, изумительно смотрящиеся кварталы вытянутых в струнку и доходящих до высоты в десять этажей зданий. Причем и эти кварталы удивляли великолепием и разнообразием о тделки, громадными и высокими окнами и необычной цветовой гаммой. Мраморные плиты варьировались не просто от белого к черному, но завораживали и желтыми, и красными, а то и зелеными цветами. Хотя, может, мне так казалось издалека, и я мрамор спутал с обычной побелкой, но интуиция настойчиво мне твердила: не тушуйся, там мрамор!

Элитная часть города простиралась километров на восемь, а то и десять от кургана и там ограничивалась высоченной, мощной стеной. Трудно было сразу определить ее высоту с такого расстояния, но мне она показалась не ниже, чем башня в диком мире. То есть до пятидесяти метров. А раз здесь существует такое циклопическое сооружение, то, значит, имеются и весьма опасные враги. Следовательно, повсеместное ношение оружия не дань моде, а вынужденная необходимость.

Мне, правда, и за стеной видны были многочисленные постройки. Там здания располагались попроще, теснились погуще и рваными краями кварталов заползали на расположенные вдали склоны пологих холмов. И там никакими стенами не защищались. То есть данный город заканчивался очень далеко, где-то там, в зоне двадцатого километра. И я ужаснулся, приблизительно прикидывая, сколько здесь может проживать людей.

По всем историческим выкладкам и разумным пределам, любой средневековый город мог позволить себе не более трехсот тысяч жителей. Иначе он сам захлебнется в собственных отходах и дерьме гужевого транспорта. Да и любые поставки товаров, а особенно продовольствия станут критически невозможны. А здесь, насколько я смог рассмотреть, даже грузового и общественного пассажирского транспорта не существует. Например, в Лондоне и Париже в середине девятнадцатого века вовсю использовали трамваи в конной упряжке, грузовые фургоны, тоже передвигающиеся по рельсам, и только так умудрялись разгрузить транспортные потоки и наладить поставку продовольствия. А здесь что, духом святым питаются? Вроде как нет, сам видел: хлеб люди ели, мясо, овощи какие-то. Значит, извините за выражение, и на горшок ходят?

Присмотревшись к брусчатке площади, я немного успокоился: некие подобия квадратных люков виднелись, а значит, канализация, скорее всего, существовала. Уже легче, хоть жуткие эпидемии из-за нечистот этому городу не грозили. Да и запахи не казались слишком уж противными, как я предполагал вначале. Конский навоз слегка пованивал, но не настолько, чтобы очертя голову мчаться в пригород и требовать глотка свежего воздуха. За полчаса осмотра я к запаху привык и уже не обращал на него почти никакого внимания. Другой вопрос, что стало уже быстро темнеть, улицы стали заливаться светом внушительных фонарей, а мне следовало как можно быстрее побеспокоиться о ночлеге.

Только сейчас я заметил примостившегося совсем рядом одного из служителей кургана с широким золотистым обручем на голове. Он, скорее всего, посматривал на меня давно и, когда я закрутил головой по сторонам, с доброжелательными нотками в голосе задал вопрос:

– Лепотато?

Если я правильно понял смысл, то спрашивали о красоте города. А если даже и про усталость или сытость, то в любом случае следует ответить утвердительно. Притворяться еще и глухим у меня ни терпения, ни сноровки не хватит. И кажется, мое легкое покачивание головой мужчину удовлетворило. Но, заметив, что я так и продолжаю сидеть на месте, только старательно отвернул голову в сторону, неожиданный собеседник опять обратился ко мне:

– Дитято, сам ли ты зедеся?

В дальнейшем весь наш диалог-разговор я легко трансформировал в понятные для себя слова, которые сразу приводились в нормальную речь, зато всеми силами избегал отвечать сам. Поэтому скорее получался монолог, а с моей стороны следовала интенсивная жестикуляция и мимика. Хотя порой какие-то полуслова-полурычания и я пытался вставить.

Второй вопрос несколько напрягал, потому что меня приняли за ребенка и наверняка интересовались, где мои родители. Еще бы, с моим-то росточком! Но допускать даже мысли о моем малолетстве не следовало. Поэтому я обиженно дернул плечами, развернул свою тщедушную грудь и помахал в стороны указательным пальцем:

– Не-е-е! Не дитято! – стараясь при этом скорее шептать, чем говорить.

На шипение и обратилось внимание:

– Никак простужен?

Вздох, кивок и равнодушный взмах ладошки. Ерунда, мол. Что расценивать можно по шкале догадок от немоты до неумения разговаривать или легкой простуды. Но мой возраст никак не давал мужику успокоиться:

– Так сколько тебе лет-то будет?

Тоже загвоздка: покажешь на пальцах, а вдруг их годовой цикл вдвое меньший или больший? Начнешь долго думать, точно посчитают ребенком, сбежавшим из дома. К счастью, совсем рядом на мгновение остановился молодой парень, явно моего жизненного ценза, ну, может, на год-полтора старше по меркам Земли. Но я уверенно ткнул в него пальцем, а потом и на себя.

– Ха! Ну никак ты не смотришься на двадцать! – Мои нахмуренные брови и громкое фырканье привели к новому вопросу: – Чего ж тогда такой маленький?

Здесь последовала целая пантомима с моей стороны. Все изобразил: и как упал, и как болел, и как не рос, и как горевал. Кажется, хорошо сыграл, доходчиво.

– Как зовут тебя, парень? – В тоне появились сочувственные нотки.

– Борис, – выдохнул я.

Но собеседник не расслышал и переспросил:

– Борей?

Пришлось утвердительно кивнуть, и не прогадал.

– Хорошее имя, хоть и редкое у нас. Так только на востоке называют. А ты откуда будешь?

Ну, где запад-то, я видел, поэтому и догадался махнуть рукой на восток.

– А-а, издалека, значит?

Я хотел показать, что «очень издалека», и поднял руку еще выше.

– Неужели с Пимонских гор?

Рука рухнула вниз от растерянности, что было принято за утверждение.

– Да, редко к нам в Рушатрон оттуда паломники приходят.

В тот момент слово «паломник» мне перевести не удалось, я его раскусил чуть позже, но каким-то образом догадался, что лучше кивнуть и дернуть плечом. Зато я теперь знал имя города, который раскинулся перед нами: Рушатрон!

– Никак хочешь в столице остаться и работу найти?

Тут я кивнул радостно и плечами пожал с грустью.

– Ну да, понятно, как получится. А ночевать ты, Борей, где собираешься?

Я уже давно бегал глазами по сторонам, придумывая, как бы уйти от этого нежелательного разговора, куда пристроиться и куда направиться. Поэтому видел, как парочка тучных мужиков расстилают свои рваные плащи с другой стороны лестничной балюстрады с явным намерением там переспать. Вот и махнул на них рукой: мол, не гордый, так же могу переночевать.

Мой собеседник нахмурился:

– Тех пьяниц, скорее всего, охрана вскоре погонит, нельзя здесь злыдничать и побираться. Да и кречи тебя могут за ребенка принять и унести. Не боишься разве?

Кто такие кречи и чего это вздумается меня куда-то нести, я бы и за час не додумался в молчании. Но, судя по строгости в голосе, подобный перенос был еще похуже, чем изгнание с этого места охраной. Поэтому я скорбно кивнул, боюсь, дескать.

– Вот и я думаю, что на недотепу ты не похож. Так чего в пейчеры спать не идешь?

Зная, что там не совсем дешевый ночлег, я скроил еще более грустную мину, засунул руку в карман моего сюртучка и потряс там прихваченной с Земли мелочью.

– Ага, поиздержался в дальней дороге? Так ты не переживай, в южном крыле распоряжается мой старый приятель Емлян. Если совсем в цене не сойдетесь, то он тебе в каком-нибудь закутке и так на ночь разрешит остаться. Не ночевать же такому мальцу-коротышке на улице! Ну а уж утром подашься в порт да при желании что-нибудь и заработаешь. Пойдем?

С одной стороны, мне жутко хотелось как можно быстрее избавиться от этого наверняка добрейшего человека, но с другой стороны, если он меня и в самом деле отведет в эти пейчеры, то мне это на руку. Меньше буду прислушиваться и меньше без толку мотаться в незнакомом мире. А уж на месте видно будет: не понравится мне там или вся моя куча монет за один ночлег не устроит «пейчериста», пойду искать лучшей доли. Вон, оказывается, тут даже порт есть! Скорее всего, и река большая, просто или стеной закрыта, или с противоположной стороны от кургана. Теперь главное – не забыть, что я с востока, с самих Пимонских гор, и мне двадцать лет. Ну ладно, можно при случае утверждать, что и на год меньше.

Я быстро вскочил, закинул свой немалой тяжести рюкзак на спину и с готовностью кивнул головой. И постарался не выдать сковавшего меня напряжения. Все-таки в моем виде, одежде или багаже явно наличествовали какие-то отличия, потому как мой доброжелатель с хмыканьем осмотрел меня со всех сторон, даже деликатно погладил ткань на моем рукаве и только потом стал спускаться по лестнице на площадь. Видимо, как мы ни старались подобрать материал для пошива шпионской одежды, текстура явно чем-то отличалась. Так что удачно получилось, что меня приняли за пришельца с дальних окраин, на это можно было бы списать все странности вплоть до ношения на груди автомата. Шутка, конечно, да и нужен ли мне тяжеленный автомат?

Глава шестнадцатая

Новые знакомые

Прославленное место ночевки располагалось не просто рядом, оно находилось в частично рукотворных, частично природных пещерах, расположенных в подошве кургана. Это оказался огромный комплекс вполне обустроенных, по понятиям Средневековья, гостиниц, который объединялся одним понятием «пейчеры», но для удобства делился на двенадцать секторов. Четыре называли по сторонам света, а расположенные между ними пары – по цвету.

Мы прошли по нескольким улочкам вокруг местного музея-святыни и по короткому, хорошо освещенному газовыми фонарями тоннелю вошли в низинную толщу кургана. Солидные ворота, открытая в них настежь встроенная калитка и зал, в котором мимо нас то и дело пробегали то здешние постояльцы, то прислуга, то еще какие-то непонятные люди с весьма деловым и независимым видом. Правда, на входе, сразу за воротами, на стуле восседал молодой, воинственного вида мужчина. Помимо меча на поясе да приставленного к стене копья на той же стене висел лук со спущенной тетивой и два колчана со стрелами. Помимо этого у него имелись стальные наплечники и грудная кираса из того же металла, а рядом, на подставке, висел островерхий шлем с брамицей и кольчужной сеткой для шеи.

Солидный воин! Профи! На швейцара никак не смахивает, а вот на элитного охранника – в самый раз. Правда, ни в какие дела или разговоры он не вмешивался и даже не присматривался особо к проходящим мимо него людям.

Распорядитель, внушительный и тучный мужчина, встретил своего приятеля притворным ворчанием:

– Нет чтобы хоть раз зайти да и посидеть со мной пару часиков, так только по делу забегаешь! Кого приволок?

– Ты его, парень, не пугайся, – успокоил меня служитель кургана. – Это он для виду поворчать любит, а так добрейшей души человек.

Я попытался сотворить на своем лице понимающую улыбку.

– Добрейший? – скривился в гневе распорядитель. – Это потому, что забываю тебе напомнить о долге в две лейзуены?

– Да ладно тебе, Емлян! – рассмеялся мой нечаянный доброжелатель. – Они у меня уже давно пылятся, и завтра точно обещаю зайти с ними вечером и часок с тобой погуторить. А сейчас и в самом деле некогда.

Видимо, эти лейзуены явно имели некое отношение к местным спиртным напиткам. Слишком уж настойчиво они одним названием просились на дружеские посиделки с застольем. Тем временем тучный мужчина всем корпусом развернулся ко мне и стал осматривать:

– Переночевать хочешь?

Я умудрился уже в который раз кивок совместить с пожатием плеч.

– Парень с востока, – пришел мне на помощь проводник. Похоже, и в самом деле спешил и хотел быстрее распрощаться. – С самих Пимонских гор. Зовут Борей. Горло у него простужено, хрипит, сердечный, так что ты его отваром горячим угости. Не смотри, что мал ростом, упал в детстве, сильно болел и перестал расти. Денег с него тоже много не дери, поиздержался он в дальнем пути. Утром ему объяснишь, как быстрее в порт добраться, может, чего заработает. Ну а обо всем остальном вы и сами тут без меня договоритесь.

Он резко согнул обе руки в локтях, чуть ли не прижимая кулаки к плечам, получил подобное прощание в ответ от своего приятеля и поспешил на шумную улицу. Но теперь я уже точно понял, что рукопожатием тут не пользуются, вместо него тут вот такие странные ужимки как при встрече, так и при расставании. Оставалось только выяснить, как это происходит, если одна, а то и обе руки заняты? Потому что слова-приветствия мне до сих пор выделить не удавалось.

Находились мы в довольно большой приемной комнате, которая служила своеобразным и холлом, и конторкой, и пропуском в три внутренних коридора. Освещалась она как большими газовыми фонарями, так и несколькими довольно странными на вид, но совершенно не дающими копоти факелами. Похоже, последние использовались скорее для декоративности интерьера. Подобие некоей гостиничной стойки тоже имелось, за которой стояли два массивных шкафа, стол с несколькими лавками, да виднелись в глубине две небольшие двери, ведущие наверняка куда-то в подсобки.

Перед стойкой тоже стояли лавки, широкие, с удобной спинкой. Вот на одну из них я поставил сразу свой рюкзак и теперь, перебирая в карманах мелочь и монеты, ждал, что будет дальше. Не скажу, что спокойствие и мирная ситуация м еня расслабили, но как-то верилось, что обижать меня здесь никто не станет. Хотя и начал Емлян сразу со шкурного вопроса:

– Что, парень, совсем заплатить нечем?

Пришлось издать звук, могущий обозначать что угодно, и выложить перед ним вынутую наугад из кармана монету, нащупанную по методу – побольше, но потоньше. Это оказались банальные пять копеек середины прошлого столетия, и я сам чуть не зашелся в диком приступе смеха. Сдержаться удалось лишь с помощью перекрытия гортани и одновременной попытки втянуть воздух. Благо что подобным штучкам меня подруги давно научили.

Со стороны это увиделось и воспринялось совсем иначе.

– Жалко расставаться? – посочувствовал Емлян, беря монетку своими толстенными пальцами и внимательно рассматривая. Но когда он стал проявлять свою реакцию, мне вначале показалось, что он надо мной издевается: – Ого! Кажись, целый пятак! А говоришь, что поиздержался! Только вот никак не пойму, чей он. Ни разу таких в руках не держал, не видел и в описаниях не встречал.

То, что он разбирается в арабских цифрах, поразило меня тоже основательно. Неужели между мирами настолько большие сходства? А почему бы и нет? Грибники, или кто там еще, могут ведь не только рюкзаки свои таскать из одного места в другое, глядишь, и распространением знаний или хотя бы элементарной грамоты занимаются.

Только вот что отвечать на вопрос? Тем более с явным подтекстом и попыткой поиздеваться. Только и оставалось, что валить на жуткую удаленность моих якобы прежних мест обитания. И я вновь показал руками горы, а потом правой рукой сделал пассы, обозначающие: «Ну там у нас вообще такого хлама навалом».

И опять меня поняли совсем не так.

– Ого! Да это и не ваши? Неужели из самого Заозерья? – На этот раз я для разнообразия утвердительно гукнул. – Вот дела! Недаром бают, что заозерские мастера что угодно вытворить могут.

– Угу, угу, – поддакивал я.

– Только я тебя, Борей, не пойму, – вроде как совершенно искренне удивился распорядитель местной пейчеры. – Коль у тебя деньга имеется, то чего ты в порт собрался на работы идти? За этот пятак у меня можешь хоть два рудня жить, еще и столоваться при этом.

Однозначно издевается! Потому что слово «днина» я уже слышал и вполне верно перевел его в понятие «день». Значит, «рудня», похожее на рубленый кусочек дня слово, – это нечто вообще маленькое. Может, они минуты тут так считают. Следовательно, этот тучный мужик не такой уж и добряк, если так нагло и бесцеремонно издевается над калекой-недоростком. А я подобных вещей всегда не любил. Но если раньше за моей спиной всегда стояли три безжалостные пантеры, то сейчас пришлось самому отстаивать честь и право считаться мужчиной. Легко! Эти роли мне тоже приходилось играть. Я нахмурился и с таким укором покачал головой, что распорядителя проняло:

– Да ладно тебе обижаться, я ведь такой пятак впервые в руках держу! – После чего он бросил монету несколько раз на покрытую доской перегородку, прислушался к звону, согласно кивнул и проворчал: – Так и быть, можешь все три рудни жить и питаться. И залог с тебя за ключ не возьму.

Вот гад! Я уже готов был промычать нечто гневное и попытаться забрать монету, как Емлян повернулся, своим ключом раскрыл дверцу шкафа, достал оттуда другой ключ и передал мне:

– Держи!

Я недоуменно вертел в руках и рассматривал грубо выкованный ключ с довольно хитрыми загогулинами, широкой пластиной вместо кольца и с четко выбитыми буквой и цифрой. Буква как две капли воды походила на русскую «Ю», а циферка – на нашу восьмерку.

Однако! У них тут что, и буквы наши? Или это механизм волшебного перехода продолжает действовать, и я теперь могу разбирать местные письмена? Может, просто совпадение? Надо срочно полистать хоть какую-нибудь книгу. Кстати, большое их количество лежало на не замеченной сразу этажерке между шкафами. Может, это просто местные записи и учет постояльцев?

Пока такие мысли метались в моей головушке, распорядитель запер шкаф, вышел из-за стойки, что-то буркнул в сторону вооруженного охранника, подхватил как пушинку мой рюкзак и увлек за собой. Мы вошли в правый проход, и он ткнул рукой в большой зал:

– Харчевня! Уже все поужинали, но тебе сейчас вон на тот стол подадут. Ужин для постояльца! – крикнул он в сторону кухни. – Отвар или чай сам попросишь, принесут! – И, не дожидаясь какой-либо реакции на свои слова, повернулся и поспешил в средний проход.

Чуть ли не сразу там пошли двери, вполне схожие с моим понятием о гостинице. Освещение от непонятных окошек – полусумрачное. Прошли одно разветвление, потом другое, придерживаясь все время правой стороны, и в третьем коридоре тучный шутник остановился перед дверью с циферкой «восемь»:

– Открывай!

Замочную скважину я рассмотрел в обычном месте, да и замок поддался на удивление легко и без ожидаемого подспудно скрипа. Как только дверь открылась, там стал разгораться свет, льющийся из квадратного отверстия в потолке. И Емлян первый вошел в небольшую, но весьма уютную комнату. Поставил мой рюкзак на стул и стал на все тыкать пальцем:

– Шкаф, стол, три стула, вешалка… Рога хрупкие, тяжести не вешать! Лежак! Полотенце, банный халат и простыни – на полке. Дальше по коридору нужник, еще чуть дальше лестница в подвал – там бани.

Заметив, что я кошу глазами на потолок, хмыкнул:

– У вас там на востоке что, люменов нет? М-да! – После чего приблизился к изголовью кровати и нажал на один из синих квадратиков на стене. Свет стал усиливаться, нажал на другой – свет стал меркнуть. Еще и пояснил: – Если долго не трогать, люмен сам погаснет.

Вторая пара точно таких же квадратиков виднелась возле двери. У них тут что, электричество есть?! Я даже вздрогнул от такого предположения, но иного мне в голову не приходило. Хотя почему бы и нет?

– Нравится?

– Угу! – Еще бы не нравилось, если, конечно, отбросить мысли о продолжающемся издевательстве. Отличная комната. Вполне широкая, скорее даже двуспальная кровать. И совершенно неожиданный для этого мира, по моим понятиям, сервис. Даже бани есть.

– Сейчас сразу иди, поешь горячего, а то долго ждать кухарка не станет, а потом спокойно разложишься.

– Угу! – Но я видел, что распорядитель южной пейчеры еще что-то хочет спросить, потому как смотрит выжидательно. Поэтому гукнул вопросительно: – Гы?

Смех и только! Как бы меня за дикаря не приняли.

Вроде не приняли. Внешне. А внутренне любой столичный житель считает провинциалов дикарями.

– Ты так и не ответил на вопрос, почему в порт на работу собираешься?

– Хе-хе, – скорчил я рожицу самого несчастного создания на земле, показывая ладонями на свое тельце, потом на мощный корпус Емляна и с сожалением вздыхая. Еще и палец к губам приложил, как бы прося сохранить это все в тайне.

И тот понял прекрасно, соглашательски ворча в своей манере:

– С одной стороны, правильно поступаешь, всякого отребья теперь в Рушатроне и его околицах развелось – слушать страшно. И это вдобавок к мерзостным кречам! Но с другой стороны, у меня тут бояться тебе нечего, хотя дверь всегда старайся на ключ закрывать. Мало того, если у тебя слишком много таких пятаков еще имеется, можешь мне смело на хранение оставить. Да и вообще советую одну монету на нашу столичную мелочь разменять. Пошли. Закрывай!

Он сам присмотрелся, правильно ли я закрыл дверь, и поспешил к своей стойке. А я, идя сзади, вычленил из кармана еще один подобный пятак и, улыбаясь от предположения, что меня снимают скрытой камерой, двинулся следом. Заметив, что я не повернул в харчевню, распорядитель подморгнул, словно подбадривая:

– Ну, что еще?

– Менять, – прошипел я, выкладывая пятак на доску.

– Да нет проблем! – Емлян на этот раз удалился в одну из своих подсобок и вернулся с небольшим мешочком, в котором прощупывались монетки. Еще и оправдывался при этом: – Можешь, конечно, и у менял поспрашивать, но вряд ли тебе кто больше даст. А уж обмануть каждый третий может.

Стараясь не рассмеяться, я с солидностью и явным признанием покивал, спрятал мешочек к остальной мелочи и согнул локти в руках. Распорядитель мне ответил тем же, но с веселым хмыканьем. Кажется, мои действия были не совсем к месту. Зато и противления явного не вызвали. Но все равно пришлось спешно ретироваться в так называемую харчевню. Только я заявился, как весьма смазливая девица лет восемнадцати выскочила из кухни с большим деревянным подносом и поставила его за назначенный для меня стол. Еще и пожелала при этом уже слышанным выражением:

– Гарлахонару!

Только теперь я уже разобрал более отчетливо: «Горлу и хлебу!» Дикая чушь, но, может, я чего не понял? При чем здесь горло и хлеб в дательном падеже? Опять-таки в чужой монастырь можно только со своей бутылкой лезть, как говаривала моя покойная бабушка, поэтому здесь могли желать как угодно и что угодно. Хотя выяснить это недоразумение я попытался с ходу:

– Гы, гы! – При этом скорчил страдальческое выражение на лице и ладошкой пощупал собственные гланды.

Метод «ублажение матери Терезы» сработал: девушка сразу растаяла, потеряла всю свою заносчивость и неприступность и озаботилась обо мне, словно о родном брате:

– Простудился? Горло болит? Где же ты, малой, так в теплынь-то расстарался?

На «малого» я постарался не реагировать, а вот по поводу горла показал, что пил явно холодную воду.

– Где отыскал только? – пожимала плечами кухарка. – Так, может, тебе чаю горячего вместо холодного отвара дать?

Я не только зашипел с радостным блеском в глазах, но умудрился еще и ручку поймать и поцеловать в знак благодарности. Пока мы шли к пейчере, я заметил, что даже на улицах подобные знаки внимания некоторые кавалеры оказывают своим дамам постоянно. Другой вопрос, как это трактуется между посторонними? Кажется, нормально. Девушка довольно рассмеялась, хотя и воскликнула с некоторой строгостью:

– Ах ты шалунишка! – Подхватила какой-то морс или компот в кружке, который я бы тоже с удовольствием влил в свое пересохшее горло, и убежала на кухню.

Ладно, раз уж сиплю аки змей, значит, придется только чай пить горячий. Перетерплю. Тем более что и пища оказалась вполне сносная для чужого мира. Хотя предварительно и тщательно перелопатил деревянной ложкой какие-то стручки, напомнившие мне по вкусу спаржу, и перемешанные с ними крючочки, по вкусу и структуре – креветочное мясо. Порадовали и круглые клубни, оказавшиеся банальным молодым картофелем, запеченным в кожуре, и два ломтя мяса, по вкусу – натуральная говядина. Большая миска с салатом из овощей, несколько кусков вполне себе белого хлеба и большая груша моего подозрения не вызвали.

Горячего чая мне девушка принесла сразу две глиняные кружки, причем еще и вазочку варенья в довесок. Поставила на стол, бесцеремонно уселась напротив и прорекламировала:

– Малина! Самая лечебная! – Название ягоды совпадало даже по интонации, как и сами ягоды, плавающие в сладком соке. Видя мое удивление, девушка рассмеялась: – Знаю, что у вас на востоке малины нет, но у нас ее полно круглый год.

Вот чертовка! Уже успела разузнать у Емляна обо мне некоторые сведения! Значит, из кухни помимо этого основного прохода наверняка есть еще один, и я не удивлюсь, если он выводит в подсобку за конторкой распорядителя пейчеры.

Набитый картофелем рот позволял мне мычать как угодно, но моя похвала все равно ей понравилась. Тем более что и поспрашивать ей тоже чего-то было интересно, поэтому этот вопрос в ней недолго продержался:

– Слушай, тебе и в самом деле двадцать лет?

Я как можно шире расправил плечи и с достоинством кивнул. По глазам кухарки можно было прочитать, что она этому не верит, но поговорить ей все равно страшно хотелось:

– Как тебя зовут?

– Борей.

А что, вполне отличное и созвучное с моим прежним имя.

– А меня зовут Мансана. Я здесь работаю с утра до завтрака и поздним вечером после ужина.

Меня заинтересовало, чем же она занимается весь день, но выразить свой вопрос не сумел, поэтому просто почмокал от восхищения губами. Вероятно, Мансане такое одобрение понравилось, потому что она продолжила довольно словоохотливо:

– А ты мне расскажешь про ваши Пимонские горы? Ах да, горло! Ну тогда завтра или к концу рудня, когда выздоровеешь. Хорошо? Ты у нас вообще первый из тех сторон. А ты первый раз в столице? Да-а-а? И первый день? Так еще наверняка тут ничего не видел и не знаешь? Хи-хи! Ни знакомых нет, ни родственников? Ай да паломник! Сам будешь по Рушатрону гулять? А кто же тебе это все будет показывать и рассказывать?

Она тараторила очень быстро, сама догадывалась о моих ответах по гримасам и глазам на все свои вопросы, а я лихорадочно пытался угнаться за смыслом частично еще непонятных слов, сообразить, как правильно отреагировать на них, и попутно обобщить получаемые сведения: «Ага! Значит, рудень и в самом деле даже не один день, раз завтра он не кончается! А сколько тогда? Неужели рудень – это три, а то и больше дней? Как бы выяснить? Но все равно, я чуть ли не миллионер по здешним меркам, а ведь распорядитель еще не видел юбилейных монет с изображением Ленина, главного революционера прошлого века! Их у меня с полтора десятка, и за них он мне свою пейчеру продаст с доплатой! Хо-хо! Кстати, чего это она намекает про гуляния и показы?»

Действительно, задаваемые вопросы ставились довольно дружеским, скорее даже заинтересованным тоном, и мне показалось, что девушка вполне могла бы оказаться не только гидом в этом уникальном городе, но и откровенно, бесхитростно приоткрыть мне многие тайны местного уклада жизни. Даже про местные деньги я знал лишь одно: они у меня есть и лежат в мешочке. А мешочек во внутреннем кармане местной разновидности куртки. И все! И что за них и где можно купить и даже как выглядят, я до сих пор узнать не удосужился. Спрашивать Емляна? Засмеет или заподозрит невесть в чем. А вот с этой красавицей можно попутно многому подучиться.

И когда она по второму кругу спросила, кто покажет мне столицу, я весьма вовремя ткнул в нее ладонью:

– Ты!

– А-а-а? Хм! С чего ты взял? – заартачилась она, но я внутренним чутьем прирожденного бабника сразу почувствовал, что она просто кокетничает и «держит стойку». Да и по всем понятиям, наверняка не положено сразу вот так соглашаться на подобные предложения стать добровольным экскурсоводом.

В ответ я всеми возможными для немого способами попытался объяснить, что и для нее подобные прогулки окажутся выгодны во всех смыслах. Она потом узнает про Пимонские горы, услышит про далекое Заозерье и из первых уст вкусит басни о дальнем путешествии. Мало того, я прекрасно знал, чем легко купить любую женщину, если она не слишком боится за свою добропорядочность: приглашением походить по магазинам. А уж Мансана рядом с таким тщедушным ухажером могла, по ее мнению, ничего не опасаться. Наивная!

Так что она согласилась довольно быстро, не успел я и чай допить, как мы договорились встретиться завтра на выходе из тоннеля южной пейчеры сразу после завтрака. А чтобы окончательно привлечь ее предстоящей прогулкой по ст олице и убедить в своей солидности, взрослости и самостоятельности, я со смущенным видом достал мешочек с туземными монетами и принялся терпеливо объяснять: дескать, раз я не местный, то и цен тутошних не знаю. А ведь подарки родным купить ох как хочется! Да и себе что-нибудь из обновок, да и спутнице и проводнику. Что значит «не надо»? Надо, надо! Обязательно пару подарков сделаю! Так вот, не облапошат ли меня местные торговцы? Хватит ли мне денег на завтра?

И напоследок раскрыл мешочек. Мой удар оказался точен и неотразим.

Мансана с горячностью прижала правую ладонь к своей левой груди, кстати весьма и весьма аппетитной, и торжественно поклялась, что в ее присутствии ни один торговец не посмеет меня обмануть даже на мелкую долю. Уж она-то и цены все прекрасно знает, и с радостью посоветует, где самый лучший товар можно купить по самым низким ценам. Иначе с какой стати ей хвастаться своим званием коренной уроженки Рушатрона!

А я радостно улыбался и время от времени, привставая, целовал ее ручку. Поглядывая при этом как в вырез ее платья, так и на свои монеты. Причем если первое меня неожиданно разогрело до белого каления, то вид местных денег, наоборот, благоразумно расхолаживал: ничем не примечательные сероватые кругляши разного размера и довольно тонкие по толщине. Скорее всего, серебро, но почему так бестолково отделанное? Почему без тиснения или надписей? Понятно, что серебро слишком мягкий металл, но ведь при сплаве с другими монеты бы обрели нужную жесткость, красоту и, как следствие, истинную цену и долговечность.

Вопрос – для выяснения в будущем. Как и другой, не менее животрепещущий: зачем я вообще затеял этот разговор о знакомстве с городом и походу по магазинам? Ведь изначально я всеми помыслами желал завтра с утра вернуться в курган и вести интенсивнейшие поиски выхода для возвращения в дикий мир. Ведь каждый час, проведенный здесь в празднестве и безделье, приближал тот миг, когда на мою голову свалятся все три мои подруги. А допускать такое – очень и очень нежелательно. Вдруг мы и все четверо общими усилиями не отыщем путь назад?

Но какие-то смешливые ангелы в моем сознании так и вопили, что один день ничего не решает. А для ознакомления со здешним миром другой возможности может больше и не представиться. Надо, мол, обязательно воспользоваться удачным стечением обстоятельств и прогуляться по Рушатрону с такой очаровательной проводницей. Да и скабрезные мыслишки заставляли больше думать не головой, а иным местом. Не красавица передо мной сидела, конечно, но свежее личико, блестящие глазки и соблазнительно высокая грудь то и дело заставляли меня непроизвольно облизываться и представлять новую ролевую игру с новой участницей. А уж внутренний инстинкт охотника за телесными удовольствиями мне шептал, что птичка уже засунула коготок в ловушку, а значит, вся попалась. Вон как посматривает на мешочек с серебряными кругляшами! При этом нисколько не сомневаясь, что уж за свою честь ей переживать с таким недоростком не придется.

Ну-ну! Посмотрим, кому завтра повезет больше!

Вот с такими азартными мыслями, скорее всего обоюдными и схожими, мы и распрощались после ужина.

Вначале мне показалось, что спать я не смогу. Слишком уж плоть моя настроилась на постельные игрища. Но, вернувшись к себе в номер и аккуратно разложив содержимое своего рюкзака и карманов по полкам шкафа, явственно ощутил в себе желание как можно быстрее ополоснуться после всех сегодняшних треволнений. Поэтому надел халат, подвернул основательно рукава и, подвязав к поясу его невероятно длинные для меня полы, отправился на банные процедуры. Не могу сказать, что данное заведение слишком выделялось какой-то роскошью или уникальными джакузи, но парная, очень напоминающая русскую, да вполне приличный душ с регулируемой температурой воды меня расслабили полностью. И в свой номер я возвращался в сонной прострации.

Так что стоило мне только завалиться на спину, как глаза мои блаженно сомкнулись, а сознание провалилось в сон.

Глава семнадцатая

Рушатрон

Давно я не спал так крепко и без единого сновидения. А так как окон здесь не было, то и утренние лучи местного светила не могли служить будильником. Люмен давно погас, я проснулся в полной темноте от странного треска и горлопанистых криков в коридоре:

– Завтрак! Завтрак!..

Вот досада! Максимально задействовав люмен на полную мощность, я бодро вскочил с кровати. Глядя на часы и лихорадочно одеваясь, я укорял себя нехорошими словами за бесцельно прожитый, как мне казалось сейчас, день накануне. Время захода светила запомнил лишь приблизительно, продолжительность суток неизвестна, когда наступил рассвет и наступил ли – не имею никакого понятия. Существуют ли в этом мире часы и как ими пользуются – тоже не знал. Нет, так безалаберно проводить время нельзя. Да и с этой девицей желательно сегодня по городу не шататься! Как бы так поделикатнее от нее избавиться?

Но последняя мысль испарилась, когда я увидел Мансану в харчевне пейчеры. Похоже, девушка принарядилась в нечто отличительное, как для будней: сложное составное одеяние из туники, второй юбки, нечто вроде блузочки, широкого пояса и вполне таких симпатичных бус на шее. Под розовый цвет бус гармонировали такого же цвета сандалии. И все это довольно ярко, свежо, хотя и в одном тоне. Да и прическа теперь на ней красовалась совсем иная. Хм! А девчонка-то со вкусом! Сразу превратилась в симпатичную и обворожительную куколку.

Так что моя совесть тут же пошла на сговор с силой воли, и они, решительно отпихнув с дороги ответственность, договорились все делать попутно: и наблюдения вести, и мир здешний изучать, и один раз в жизни сделать попытку позаигрывать с девушкой. Прежде мне о таком даже мыслить подруги запрещали. Правда, при воспоминании о близняшках и особенно о Машке в моей душе зашевелились какие-то червячки сомнения и странного раскаяния, но бравый пионер, космонавт и проходимец… ой, вернее, первопроходец решительно отверг в своих размышлениях любую нерешительность. Раз уж вживаться в местную среду, то делать это широко, красиво и с уверенностью в дне сегодняшнем. Про завтра – завтра и посмотрим.

А курган… Да куда он, спрашивается, со своего места денется? Небось тысячу лет стоял, значит, и еще день простоит.

Людей в харчевне было мало, видимо, я появился здесь одним из последних. Зато поднос с завтраком уже появился на столе раньше, чем я туда добрался. У них тут что, и видеокамеры в коридоре стоят?

Мансана мне тоже обрадовалась. Видимо, бедняжка до конца сомневалась в том, что мы и в самом деле пойдем гулять по городу. Как только я уселся, пожелала мне «горлу и хлебу» и сразу перешла к делу:

– Как твое горло?

Мои жесты означали, что здоровье идет на поправку.

– Значит, варенье с чаем помогло, вечером опять повторим. Погодка замечательная: и не жарко, и дождя не предвидится.

– О-о-о! – восторженно промычал я, показывая выставленный вверх большой палец.

Кажется, такая жестикуляция тут была в диковинку, но все легко, бесхитростно списывалось на мое происхождение.

– И что это обозначает? Хорошо? Ага: очень хорошо? Я так и догадалась. А у нас показывают по-другому. Вот так и вот так.

Сложенными вместе указательным и средним пальчиками правой руки она изящно, в волнистом касании провела по подбородку, а потом точно так же по лбу. Обворожительно у нее это получилось и для меня весьма оригинально, и я, не сдержавшись, уже выставил вверх сразу два своих пальца. А после этого провел ладонями сверху вниз, указывая на девичью фигурку, и зацокал языком от восхищения. Такой способ проявления эмоций существовал и здесь, потому что Мансана мило зарделась и рассмеялась звонким смехом:

– Да ты и в одежде разбираешься!

Понятно, что ей было приятно такое внимание.

Пока она ловко собирала с соседних столов подносы и убирала посуду, я быстро оприходовал три внушительных по всем нормам блинчика с начинкой из творога, запил это стаканом весьма недурственной сметаны и утолил жажду кружкой заваренного на травах чая.

– Жди меня на выходе! – Поднос был выхвачен у меня из-под рук словно порывом ветра.

В свой номер я таки вернулся, где с некоторыми колебаниями положил в карман маленькую шоколадку, выложил почти все принесенные с Земли монеты и спрятал на дно рюкзака весьма неудобную для длительных прогулок кобуру с газовым пистолетом. В душе жила уверенность, что в этом уникальном городе-мегаполисе мне огнестрельное оружие не понадобится. Скорее всего, даже в любом случае его применять чревато осложнениями в первую очередь для меня. В столпотворениях народа мои выстрелы пропадут втуне, вернее, пострадают от них посторонние, а заколоть меня кинжалом или рубануть мечом может любой встречный-поперечный. Да и не опробован еще пистолет. Мало ли как он себя поведет в этом мире.

День и в самом деле получился насыщенный, интересный и невероятно познавательный во всех отношениях. Наверное, мне дико повезло, что удалось и такую проводницу найти, и так удачно сказаться неполноценным в плане физического совершенства. Мансана все-таки относилась ко мне поначалу как к ребенку, потом – как к остановившемуся в своем развитии юноше, и только к концу дня она сама для себя незаметно стала обращаться со мной как с равным. Точно так же и менялось мое обращение к ней голосом: если с утра я позволял себе лишь мычания или хмыканья, то к вечеру уже выдавал целые фразы и довольно цветистые выражения. А мой жуткий акцент или неправильность произношения списывались на якобы продолжавшее болеть горло или дикость происхождения.

Когда мы вышли на улицу, солнце поднялось уже достаточно, чтобы с уверенностью утверждать дневное время суток. Так что я старался запоминать все точки отсчета и фиксировать время, незаметно поглядывая на наручные часы. Первой целью нашего маршрута Мансана выбрала порт, и мы двинулись туда по уходящим вниз, порой довольно круто, улицам и одному широкому проспекту.

– Там с утра очень красиво! – убеждала она меня, держа за руку и с ходу врубаясь в оживленную толпу пешеходов. – Тем более тут не так уж и далеко. Даже конкой пользоваться не придется.

И через некоторое время я вполне смирился с тем фактом, что девушка держала меня за руку, как ребенка. Меня толкали со всех сторон, я путался в собственных ногах, а глаза сами, непроизвольно от сознания, впивались то в дом, украшенный колоннами, то в скверик со статуями, изображающими играющих и полностью обнаженных молодых женщин, то в выступающие над главными порталами огромные головы диких зверей, хищников и довольно часто химеричных, неизвестных мне животных.

Стоило только ткнуть в интересовавшее меня пальцем, как моя спутница тут же выдавала комментарии:

– Так ведь это символ каждого рода. Разве у вас не так? А у нас каждый над своим домом или любым зданием размещает или такую голову, или более тонкий барельеф. Заметил на южной пейчере голову барса?

– Нет, – смутился я.

– И куда ты смотрел? И я, и Емлян – из рода Барсов.

Мой палец уже указывал на солидное, но мрачное здание за толстенной и высокой металлической решеткой.

– Здание военного ведомства. А это здание – торговый центр этого района. Но там сейчас уйма народу, и цены выше среднего. О! Это работы знаменитой художницы-скульптора Вейналии. А это площадь Трех Фонтанов, здесь чаще всего назначают встречи влюбленные.

В какой-то момент Мансане, правда, надоело отвечать без остановки, и она не удержалась от шпильки:

– Как ты вообще к Сияющему кургану добирался? С закрытыми глазами?

Мне и здесь удалось выкрутиться, показав рукой на внушительный дилижанс, перевозящий людей.

– Ха! Тогда все понятно, оттуда ничего не увидишь, и никто тебе ничего не расскажет! – зафыркала девушка. – Только и дерут с провинциалов втридорога. Сколько ты заплатил?

Радуясь льющемуся в меня потоку информации, я беззаботно отмахнулся от такого вопроса, показывая и широту души и намекая на присущую мне щедрость. Да и разговор быстро перевел на другое, указывая на два потока горожан, струящихся навстречу друг другу в некоем подобии опускающейся под землю улицы. Арка над этим спуском смотрелась несколько странно: три колеса, похожие на поездные, расположенные друг за другом на единой дуге.

– Так ведь это же конка! – Мансана прищурилась. – Конечно, я понимаю, что на востоке они только в крупных городах, но с каких ты тогда гор спустился?

Пришлось вставать на цыпочки и поднимать обе руки вверх, чтобы показать, насколько «с самых, самых!..».

– Так ты и на конке никогда не катался? И не видел даже? Ну ты!.. – Она похихикала и пояснила как для карапуза: – Днем на подземной конке перевозят людей, а ночью все остальное для нужд города.

Сквернословить я не любил, но некое вульгарное слово таки сорвалось с моих уст: так здесь что, еще и метро существует?! Вернее, подземный трамвай, запряженный лошадьми?!

Желая это уточнить, я указал на вход и изобразил ржание.

– Да ты что, Борей?! – опять рассмеялась моя проводница. – Это в глубокой древности вагоны таскали несчастные коняги, поэтому и осталось старое название. Представляю, какие тогда были запахи! Хорошо, что сила шуйвов намного лучше справляется.

Кто такие шуйвы и как выглядит их сила – я даже нафантазировать не мог. Но прочувствовал свою верную реакцию правильно: с одобрением покивал головой. Да и вообще я массы слов не понимал, объяснения тоже не все до меня доходили, и я долгое время смотрелся как последний дебил из папуасского племени, неожиданно заброшенный в центр индустриального мегаполиса. А в один из случаев вообще чуть не прокололся, практически притормозив лишь на краю тотального провала.

В тот момент мой раскрасневшийся гид описывала скульптурную композицию прямо на центральной столичной набережной:

– Эти легендарные рыцари идут по телам зроаков и рубят мечами им головы. Как им тяжело пришлось сражаться!..

Мое удивленно-восторженное хмыканье вдруг заставило Мансану застыть на месте:

– Не поняла, ты знаком с этой легендой о зроаках?

Удивление ее оказалось настолько сильным, смешанным с очумелостью, что я догадался – данную легенду люди получают здесь вместе с молоком матери. Поэтому демонстративно кивнул, мило улыбнулся и смущенно пробулькал:

– Ты так красиво рассказываешь!.. Приятно послушать твой голос!..

Ну вот, и из щекотливого положения выпутался, и польстить сумел – специально не придумаешь. Мансана даже порозовела от удовольствия и с упоением продолжила рассказывать:

– Каждый первый день гираувны здесь собираются люди и приносят к ногам легендарных героев горы цветов. А вон там, видишь, справа от набережной? «Перун» – флагман имперского флота! Правда, дух захватывает? Хочешь, подойдем ближе?

Да уж! Мне много чего хотелось сделать. Схватить камеру и заснять не виданный еще мною никогда в жизни корабль. Хотелось облазить его от носа до кормы, от киля до клотика и ощупать все собственными руками. Причем было заметно издали, что и гражданских посетителей, а скорее всего, банальных туристов на него пускают. Хотелось просто присесть и классифицировать в голове полученную информацию. Гираувна у меня уже начинала смешиваться с кречами, те – путаться со зроаками. И все вместе сжиматься под прессом сил шуйвов. Не говоря уже про конку, «Перуна» и остальную массу рухнувших на мою голову терминов, названий и необъяснимых совпадений. Да и кушать вдруг захотелось невероятно.

А ведь мы только до порта добрались и вышли на набережную! Сколько дней понадобится для осмотра всего города? А для изучения Сияющего кургана? Ха! А ведь изучать мне с завтрашнего дня придется в обратном порядке: вначале курган, а уж потом…

Кажется, приоткрылась тайна моего проснувшегося аппетита: перед нами стояло несколько летних навесов, под которыми жарили ароматные и поблескивающие маслом блины. Тут же заворачивали в них нарезанное мясо, фарш, грибы и прочие ингредиенты по выбору покупателя, заливали это густым соусом и вручали в руку страждущего от голода человека. Никаких столиков не было, салфеток тоже, но зато рядом имелся маленький фонтан с вытекающими из чаши на четыре стороны ручьями, где можно было сразу помыть и руки, и лицо ополоснуть. Для покупки блинов Мансана использовала самую мелкую серебрушку, да еще и горсть медной мелочи нам досталась на сдачу. А блины оказались не только вкуснейшими, но и здоровенными, раза в два б ó льшими, чем на завтрак подавали в харчевне, так что я почувствовал себя отожравшимся.

К сожалению, посидеть и малость передохнуть никак не получалось. Наверняка осознавая нереальность экскурсии «все за один день», девушка тем не менее настойчиво тянула меня по набережной.

И когда несколько военных кораблей осталось у меня за спиной, я взмолился:

– Устал! – Да и притворяться сильно не приходилось. – Вон смотри, сколько на той улице торговых лавок, пошли?

– Ведь обещала, что со мной не пропадешь! – восклицала моя воодушевленная блинами проводница. – Здесь самые страшные цены. Вот когда зайдем за стену, тогда оценишь разницу.

Оценить разницу я не мог изначально, потому что в дорогие магазины мы так и не заглянули. Зато я вполне здраво оценил расстояние до виднеющейся отсюда стены. Если я пройду этот путь туда, то уже обратно точно живым не доберусь. Поэтому я стал соображать, как воспользоваться благами современной цивилизации, и вскоре заметил бесчисленное множество курсирующих по воде лодчонок, парусников и катамаранов. Где гребли веслами, где использовали весьма свежий ветерок, дующий с реки, но очень многие явно занимались извозом и наперегонки устремлялись к горожанам, поднимающим руку и кричащим нечто созвучное слову «Пло-от!».

Может, здесь не соображали, что правильнее кричать «Такси!»?

Я раскошелился на лодчонку с целым парусом, тем более что на полдня аренда водного извозчика мне обошлась всего лишь в половину той самой сдачи с блинов. Но зато как быстро и лихо мы добрались до стены! Да и Мансана к тому времени уже перестала сюсюкать со мной как с маленьким, явно оценив взрослый поступок.

А уж когда мы сделали покупки не только мне в виде новых рубах, сюртука, брюк и прочей всякой мелочи, которая влезла в две большие сумки, я еще две средние серебрушки потратил на своего гида. Это надо было видеть, как она обрадовалась! И в результате тоже себе почти полную тряпичную сумку барахла накупила.

Когда мы возвращались под парусом в порт, девушка уже даже своими некоторыми личными секретами со мной делилась. А я и дальше продолжал удивлять.

– Сумки… тяжело, – вздыхал я. – В порту найдем помощника?

– Запросто! Знаю там одну группу носильщиков, солидные мужики, любой из них быстро донесет до пейчеры. Только они порядочно за работу берут.

Я презрительно скривился и с готовностью вытащил на ладони кучу мелочи, которую нам надавали в магазинах. Мансана посмотрела на меня с некоторым сочувствием, но нужные кругляши отобрала быстро своими проворными пальчиками. При этом еще и ворчала игриво:

– Неужели все горцы у вас такие богатые?

– Ага, ага, – кивал я в ответ с улыбкой. – И дикие, дикие.

Глава восемнадцатая

Сияющий курган

Уже на подходе к южной пейчере Мансана кивнула головой на одно из зданий:

– Вот здесь моя семья живет. – Зная, что я до сих пор говорю очень мало, она сама предложила сразу несколько вариантов: – Как пообедаешь, выходи к улице, я буду тебя ждать. Пойдем смотреть замки Тюйлюнов, там самые лучшие музеи. Или хочешь, подадимся в крепость Медовых Ос?

В ответ я показал на курган и местным знаком изобразил, что там очень здорово.

– Ты ведь там вчера был? Ах да! Тебе ведь никто ничего не рассказал! Да я с радостью! Мне там каждый поворот и зал знаком, с детства гуляем, и всегда жалела, что внутри шуметь сильно нельзя и в прятки играть.

Она с некоторым сомнением, косясь в мою сторону, взяла свою сумку у носильщика и, только когда я ответил ей улыбкой, вприпрыжку помчалась с обновками домой. Что-то я слишком радовался, глядя ей вслед. К чему бы это?

А ведь вдобавок предчувствие какое-то нехорошее на дне души ворочается. О ком? О чем? Откуда гром грянет?

Фантазии стали прокручивать наиболее негативные варианты развития событий, и самое неприятное тут же всплыло перед глазами: сейчас на входе меня Емлян возьмет в штыки, обвинит как пособника фальшивомонетчиков и потребует свои серебряки обратно. Уф! Даже вспотел от такой картины. Словно сам сумки волок.

Заглядывал в приемное помещение с некоторой опаской, хоть и старался это скрыть за деловой озабоченностью. Засады на меня не было, а стоявшая за стойкой незнакомая женщина только равнодушно прошлась по мне взглядом. То ли знала в лицо, то ли здесь чужим не принято без толку ошиваться. Место охранника вообще пустовало, хотя и после завтрака я его не заметил. Неужели тут только к вечеру режим безопасности усиливают? И по какому поводу? Неужели все дело в каких-то загадочных кречах? Или, правильнее, кречиках? Может, вообще речь о крячках ведется? Вот бы еще хоть что-то про этих ворон выведать.

Уже возле своего номера я решил обратиться с этим вопросом к молчаливому носильщику. Тот ведь про меня все равно ничего не знает, пусть думает что хочет о моем странном произношении.

– Что там этой ночью с кречами было? – спросил я несколько иносказательно. Ну а чтобы мужик словоохотливее стал, я ему еще три медяшки на чай дал.

Помогло:

– Да этой ночью вообще тишь да спокойствие. Только, говорят, на восточной заставе парочку этой гнуси подстрелили.

– Хм! Это хорошо.

Носильщик, видимо, догадался, к чему я все веду. Потому как на мой росточек посматривал с участием, но раскусил, что я и не мальчик:

– Да ты, паря, не робей, в столице в последнее время кречи вообще боятся появляться. Бьют их с каждой крыши как куропаток бешеных. Так что можешь и вечером гулять спокойно.

На том и распрощались, а я, заволакивая сумки к себе в комнату, думал: скорее всего, речь идет о птичках, может, и крупных, которые клюют маленьких деток и заражают их птичьим гриппом. Хотя я и про куропаток не знал, что они бешенство распространяют. Век живи – век учись. А уж в новом мире…

Переодеваться в обновки я полностью не стал. А вот рубашку сменил, моя уже и под мышками натерла, и явно не отличалась свежестью. Да и полусапожки местные напялил, до того они мне своей оригинальностью и несколькими металлическими вставками с тремя щитами понравились. У нас на Земле в таких «постолах» на танцах появиться – самое то! Чуть подумав, сюртук все-таки взял: слишком уж много там всякой мелочи у меня по карманам хранилось. Ну, шоколадку тоже проверил: авось да пригодится.

На обеде вообще кормили как на убой. При всей своей прожорливости мне удалось осилить только лишь чуть более половины выставленной на столе пищи. Отдуваясь, вылезая из-за стола, я припомнил свой первый подслушанный в этом мире разговор и поразился: если в пейчерах считается кормежка и проживание скромным, то как и чем закармливают постояльцев в гостиницах, соответствующих уровню в пять звездочек?

С подобной разницей высшего сервиса я в жизни никогда не сталкивался. Но фантазии сразу услужливо нарисовали трио соблазнительных, жутко сексапильных и невероятно ласковых кухарок, закатывающих столик с блюдами в номер и плотно закрывающих дверь номера на ключ изнутри. Только кого это они мне так напомнили?

И с чего бы это мне вообще такие постельные грезы навеялись? Странно.

Мансана меня уже ждала, причем и гардероб сменить успела, и прическу. На ней теперь красовалось несколько иное одеяние, военизированного, что ли, типа. И завершала его подвешенная к поясу шпага. Понятно, что я не поленился закатить глаза от восторга, зацокать языком и прошептать несколько словечек:

– Красава, красава… – И когда мой гид стала лучиться самодовольством, с удивленным мычанием потрогал эфес шпаги: – Ммм?

– Да ты и в самом деле дикий! – возмутилась девушка. – Ведь в пантеон всегда принято взрослым ходить с оружием. Знал? Так чего удивляешься? Не знаешь, почему так принято? А-а, у вас все говорят по-разному? Странно, история вроде одна. Ладно, слушай.

Мои уши и так двигались, как пеленгаторы. Да и история оказалась довольно интересной. Исстари, со времен образования Рушатрона, в курган приходили, наоборот, без оружия. А вот триста шестьдесят лет назад случилось невероятное: прошла только первая треть дня, как из коридоров лабиринта стали один за одним появляться зроаки. Их было мало, и появлялись они поодиночке, но люди-то были безоружны, а в те времена охрана еще не имела своих охранных жезлов. Зато зроаки, облаченные в броню и вооруженные до зубов, проложили кровавую дорогу до самого выхода, захватили его и удерживали до тех пор, пока их внутри кургана не скопилось несколько сотен. После чего они начали зачистку всего комплекса переходов, тоннелей и залов. Рвущиеся на прорыв рыцари не смогли до вечера преодолеть баррикаду на входе, и поэтому все пришедшие в тот день посетители пали страшной, кровавой смертью.

Мало того, количество зроаков росло внутри кургана постоянно, и, когда наступила ночь, они даже сделали первую попытку прорваться в город крупным отрядом. Отряд уничтожили лишь к полуночи и только потом сообразили, что на площадь из зроаков больше никто не стремится, а охраняющие баррикаду ведут себя словно потерявшие разум.

То есть на них всех пало наказание Сияющего кургана, и все агрессоры потеряли память, превратились в не соображающих младенцев. Не дожидаясь рассвета, рыцари Рушатрона бросились на штурм и в течение одного часа безжалостно уничтожили всех врагов. Их там оказалось к тому времени более чем три тысячи. Нескольких даже пленили и потом, когда к тем вернулась память, долго и пристрастно допрашивали всеми доступными способами. Ибо только так и смогли прояснить основы вторжения. Только и узнали: тогдашний император Гадуни отыскал какой-то способ проникновения в курган прямо из своего государства. Но тайну перехода не захотел открывать даже своим лучшим, элитным воинам. Каждому надевали на голову плотный мешок, император лично проводил воина куда-то, подталкивал в спину и снимал мешок с головы. В тот же момент тот оказывался в Сияющем кургане и бежал в бой. Как это ни странно, но среди зачумленных потерей памяти впоследствии оказался и сам правитель империи Гадуни в ничем не отличающейся воинской экипировке. Его зарубили вместе с остальной массой зроаков, и поэтому тайна проникновения в курган умерла вместе с ним.

Тот день доныне отмечается как День памяти Невинных, и с тех пор любой посетитель старается идти в лабиринты кургана только с оружием. Вот такую грустную, но жутко волнительную и таинственную историю мне поведала Мансана по пути к кургану и в самом начале продвижения в его внутренностях.

Мне-то сразу стало понятно, что из империи зроаков имеется непосредственный переход в одно из мест кургана, и тогдашний император этим воспользовался. Пока я еще не понимал конкретно, кто такие эти зроаки, но наверняка самые злейшие и кровные враги местного населения. Становилось понятно, что агрессоры не знали про опасность потери памяти или слишком понадеялись на свои силы, вот их Грибники или, может, силы самого кургана и превратили в дебилов. Но сам факт и величина этой силы меня напугали тоже основательно: более трех тысяч элитных воинов никак не смогли ей противостоять. Так что правильно я не рискнул оставаться на ночевку в этом месте.

Теперь следует как можно скорее просчитать местные сутки, перевести это на время Земли и вычислить, в какой момент сюда ввалятся мои три обеспокоенные подруги. Будет настоящей трагедией, если они умудрятся это сделать ночью.

Конечно, я до того времени и сам постараюсь вернуться в родную Лаповку, но фиг его знает, как оно на самом деле все сложится.

Пока же я с максимальной интенсивностью, а порой включая и диктофон, когда словоохотливая Мансана сыпала цифрами, упоминала года или оперировала мерами длины и веса, старался не подавиться сыплющейся на меня информацией. Оказывается, каждое удивительное панно на сводчатых потолках и в самом деле считалось некоем подобием карты. Причем на некоторых из них со стопроцентной уверенностью просматривались соседние страны, государства и империи. В том числе и империя Гадуни, со злейшими врагами всего живого зроаками. А цветовые сполохи, носящиеся по камням, давали информацию о численности населения, расположенных в недрах полезных ископаемых и наибольшей концентрации населения в определенных местах. То есть сосредоточивающуюся на границе армию агрессоров здесь могли бы заметить легко и вовремя поднять должную тревогу.

Елки-палки! Очередные чудеса, на которые я взирал с отвисшей челюстью! Здесь уже не просто электричеством пахло, а настолько величественным и непонятным колдовством, что у меня от трепетного восторга по спине мурашки пробегали. Хотелось не сходя с места засыпать вопросами о сути, структуре и вариантности местных чудес, но я прекрасно понимал: и так все идет – лучше не придумаешь. К тому времени я уже понял, что если ты не похож на зроака, то тебя никто и трогать особо не станет. Хотя наверняка и тут борьба со шпионами велась на должном уровне. Все-таки не со всеми дальними соседями местная империя Моррейди находилась в дружественных, доверительных отношениях. Но моя мелкая сущность, удачное заблуждение по поводу происхождения с каких-то там гор наверняка сразу исключали меня из потенциального круга подозреваемых. А так как язык во всем здешнем мире был един, то и мою косноязычность могли легко списать на болезнь, дикость или просто на физическое несовершенство. О едином языке я понял со слов Мансаны, когда она показывала на очередное панно:

– Это Шартика, царство мертвых ешкунов. Там теперь никто не живет, и любой туда забредающий быстро умирает. Ни птиц там нет, ни животных. Говорят, их уничтожили шуйвы, а земли прокляли за то, что ешкуны пытались говорить на ином языке, отличном от всемирного.

То, что все государства здесь именовались только царствами, империями или княжествами, я уже понял. Зато после этого пояснения догадался о всеобщем языке и о том, что шуйвы – это некое подобие богов. Раз они могут уничтожать, проклинать и двигать вагоны местного метро своей необычной силой, то не иначе как имеют божественную силу. Хо тя… может, это речь идет все о тех же Грибниках? Или вообще о каких-то космических пришельцах с невероятно продвинутыми техническими инновациями? Тоже сбрасывать со счетов такой вариант не следует.

Тем более количество вариантов возросло, когда девушка снизошла еще до одного пояснения. Перед тем я несколько раз тыкал рукой в мелькающие панно над головой, и она просто отмахивалась одним неясным для меня словом: «Неведь!» Но когда я понял что «Неведей» здесь подавляющее большинство, стал настаивать на ответе, и она пояснила:

– Никто не знает, где эти страны находятся, хотя хранители и поговаривают, что это не страны, а иные миры. Но это только догадки некоторых, самых старых.

Мне вспомнился мой вчерашний благодетель, приведший меня в южную пейчеру, и пришла в голову идея поинтересоваться:

– А как становятся хранителями?

– Никто не уверен и говорят разное, но, мне кажется, тут тоже шуйвы виноваты. Потому что у любого посетителя в голове вдруг может раздаться тихий голос и предложить: «Хочешь охранять Сияющий курган?» После чего надо пройти в зал Трех Щитов и положить ладони на лобный камень. – Заметив, как я стал оглядываться недоуменно по сторонам, она догадалась: – Ты вчера не был в этом зале? Могла бы и сама догадаться. Пошли!

И вскоре мы уже стояли возле главной сокровищницы кургана. Если описать несколькими словами, то основной монумент состоял из трехгранной стелы, упирающейся в свод, на каждой из граней которой находилось три высоченных щита метров по шесть каждый. Причем металл весьма напоминал нержавейку, а камень основания несколько выступал в стороны и назывался лобным. По кругу зала располагались ступеньки, на которых в пять рядов могли сидеть паломники, любоваться, разговаривать и в том числе закусывать. Мы тоже направились к свободному месту, а Мансана с удивительной работоспособностью продолжала давать мне объяснения и отвечать на мои вопросительные ужимки:

– Конечно, хранителем стать предлагают только самым лучшим, честным и бесстрашным. Да и то чаще не в самое первое посещение. У кого раздается голос в голове, подходит к лобному камню, возлагает руки, и тот начинает светиться. И музыка торжественная начинает играть. Вот тут большинство и ждут таких случаев, хотят посмотреть на мерцания и послушать музыку. Мне тоже два раза посчастливилось ее слышать. До сих пор вздрагиваю от восторга. Мне? Хранительницей? Нет, женщинам вообще не предлагают. Отказаться? Запросто, таких случаев тоже очень много, особенно когда человек издалека и у него там остались семья, хозяйство или прочие интересы. Даже после прослушивания музыки многие уходят, не соглашаясь. Правда, со временем они опять возвращаются и имеют право в любое время прикоснуться к лобному камню и послушать музыку. Таких людей, как правило, потом назначают на высокие должности, приглашают в императорскую гвардию и предлагают любую работу в государственных органах. Потому что они самые честные, храбрые и справедливые.

– Во как! – удалось мне высказать свое удивление, когда повисла короткая пауза в монологе.

– Хотя имеются случаи, когда новые хранители и семьи в столицу перевозят. Ведь живут они в специально для них предоставляемых квартирах, которые их семья должна освободить после смерти хранителя или его ухода на отдых по старости.

– А если некуда семье податься?

– Выделяют пару комнат в новых зданиях на окраине Рушатрона.

– Ага. А мне или тебе дотронуться можно?

– Даже не пробуй! – рассердилась моя проводница. – Засмеют – раз, и не получится – два! Лобный камень к себе подпускает только услышавших голос. Даже ни один зроак не смог повредить монумент или приблизиться к камню триста шестьдесят лет назад. Да чего там, они вообще ни единого повреждения кургану не нанесли.

– Может, не успели?

– Ха! Не смогли!

Бутербродов мы с собой не взяли, да мне и кушать-то не хотелось после переедания во время обеда. Но девушку многочасовая экскурсия несколько утомила, и она явно проголодалась. Заметно было, как она проглотила подступившую слюну, глядя на подкрепляющееся рядом с нами семейство. И я вовремя вспомнил о шоколадке:

– Вот, попробуй восточное лакомство.

Я снял обертку из вощеной бумаги, оставив ее под пальцами, и протянул угощение. С некоторым недоверием девушка покрутила угощение в руках, принюхалась и откусила вначале только маленький кусочек. Потом – гораздо больший, и вскоре ее личико заискрилось удовольствием.

– Как вкусно! Что это такое? Я никогда такого не пробовала. Как называется? – зачастила она вопросами.

Но я в своей манере великого актера из погорелого театра лишь таинственно улыбался, а всеми остальными жестами и шипениями пояснил, что вскоре моя проводница получит еще больший подарок. Он у меня и в самом деле был, тем более большой, с начинкой из лесных орехов и изюма. Для себя берег, потому как сам обожал! Но ведь надо же как-то дополнительно вознаградить моего очаровательного экскурсовода по новому миру? За все те новости, сведения и информацию, которые она предоставила за сегодняшний день, мне для нее и… хм, камеру и пистолет я ей, конечно, не отдам! И монеток с дедушкой Лениным раздаривать не захотелось, жаба задавила. А вот шоколадки – не жалко! Пусть шоколадка даже очень большая и очень даже предпоследняя.

Мансана слопала шоколадку с восторгом и аппетитом, даже пальчики не постеснялась облизать. А мне тоже вдруг настолько захотелось подставиться самому вместо этих пальчиков, что я и на стелу со щитами перестал смотреть. Мое пристальное внимание несколько смутило красавицу, и она решила завершать экскурсию:

– Ладно, пора нам выходить. И ночь скоро, и мне на ужин надо поспеть с помощью.

– Да-да, идем, конечно.

Но уже по дороге к нашей пейчере я еще раз, и более настойчиво, сумел довести свою мысль про очередное, еще более роскошное угощение. Кажется, девушка поняла, что обещанная шоколадка – нечто вообще потрясающее, и радовалась заранее как маленький ребенок. То есть в момент расставания возле харчевни мы уже даже несколько поменялись ролями: теперь я рядом с ней выглядел как умудренный жизнью и приключениями взрослый мужчина, а она – маленькой и смешливой девочкой. И даже без всякого стеснения или жеманства разрешила поцеловать ей не только пальчики, но и в щечку чмокнуть несколько раз.

Элитный воин, которого я видел вчера, уже опять располагался на своем рабочем месте, хотя Емляна так и продолжала замещать все та же женщина. Но мне вроде и не хотелось с ним общаться лишний раз, поэтому я сразу помчался в свой номер и за оставшееся до ужина время успел проверить записи на диктофоне, ревизовать свои вещи, сбегать в бани и быстро ополоснуться, а вернувшись – выложить на столе огромную шоколадку в вощеной бумаге. Даже пожалел немного, что приходится снять красочную обертку и золотистую фольгу. Но слишком они отдавали чужой и незнакомой здесь цивилизацией. Не подобает так снисходительно, преждевременно сбрасывать удачную маскировку под восточного дикаря. Или горца?

Кстати! Следовало немедленно узнать хоть что-то и о Пимонских горах, и о самом востоке в целом, и про таинственное Заозерье. Достаточно двух-трех правильных, а еще страшнее – настойчивых вопросов, и вся моя построенная на ужимках и тупом мычании легенда рухнет, словно карточный домик под ударом кувалды.

Хм! Много еще чего следовало сделать немедленно.

В том числе и определить длину местных суток. По этой причине я проглотил свой ужин со скоростью прожорливого таракана и шепнул Мансане, что буду ждать ее в нашем обычном месте на выходе из пейчеры. Там я устроился поудобнее и некоторое время присматривался, прислушивался и следил за временем. И уже в момент захода местного светила появилась моя проводница:

– О, Светочь еще не село. Ну еще бы, день продолжает увеличиваться.

Вот как все просто. И солнышко здешнее имеет вполне созвучное по моим понятиям название, и про время года можно догадаться: конец весны или начало лета. Но я еще не видел здешнего ночного неба, поэтому решил немного прогуляться по улице и полюбоваться на звезды. Прошлись чуток, полюбовались. А вот луны так и не увидел. Ни одной. Может, они сейчас не просматриваются? Или новолуние скоро? Если они, конечно, тут вообще имеются.

– Мне так нравится, – щебетала девушка, – порой просто лежать и рассматривать звезды! Взгляд так и тонет в них, и кажется, что им нет ни конца ни края… – Мои жесты можно было трактовать как угодно в темноте, но, похоже, они осознавались правильно. – Я тоже слышала, что в горах звезды вообще руками потрогать можно.

Мало того, оказалось, что моя гид еще и несколько созвездий знает, и даже некое подобие нашей Полярной звезды показала. Только здесь она ориентирована на юг и называлась Световодной.

На нас никто не обращал внимания: идут себе люди да идут. И что с того, что парень девушке и до плеча головой чуть достает? Нет, мне этот сказочный мир однозначно начинал нравиться все больше и больше. У нас бы уже свистели и ржали вслед, а здесь даже насмешливых взглядов в нашу сторону не заметил. Хотя, может, они меня принимают за младшего братишку этой симпатяшки? Все равно – неплохо, у нас бы, и такими знаниями обладая, засмеяли.

В тоннель пейчеры мы вошли после того, как с какой-то крыши послышался недовольный крик:

– Ну и чего ты там внизу ребенка выгуливаешь?

Мансана захихикала:

– Они сверху не различают твоей взрослости. Но все равно лучше по улицам тебе не прогуливаться. Кречи…

Пока я ждал продолжения ее фразы, она остановилась, видимо и так убежденная, что про летающих ворон я и сам все знаю.

– Ну, я пошла?..

– Не-е! – Я решительно схватил ее ладошку и потащил за собой. – Подарок! Я же обещал!

Если бы подобное сделал мужчина или нормальный по росту парень ее лет, Мансана наверняка бы вырвала руку, может, вообще бы не пошла. А так она только хихикнула и обрадовалась:

– Даже не представляю, что может быть еще что-то вкуснее.

Емлян из рода Барсов уже находился на своем месте за стойкой и даже согнул руки в локтях в знак приветствия. А когда я подошел ближе, то заметил сидящего у него за столом моего вчерашнего доброжелателя. Там же стояли две глиняные фляги, емкостью около литра каждая, пара стаканов да несколько тарелок с легкой закуской. Вот, теперь мои догадки подтвердились: лейзуенами оказались банальные бутылки со спиртным. Скорее всего, вином, потому как в стаканах я ничего рассмотреть не успел. Но ни гость, ни сам распорядитель на меня внимания больше не обращали, вернувшись к своему какому-то разговору. Не обратил родственник внимания и на кухарку из своего рода Барсов. Как и на то, что я ее веду за руку. Так, только взглядом скользнул. А ведь я как раз этого момента почему-то больше всего побаивался.

Так мы прошли в коридор, а потом и в мой номер. Как только вошли, я указал на стол и с самой максимальной торжественностью, возможной для моего якобы травмированного болезнью голоса, пригласил:

– Угощайся! Это тебе!

Сам присел на кровать и приготовился рассматривать предстоящую апробацию. Свет люмена так и остался гореть всего в треть силы, но пока этого хватало. Мансана присела за стол, подтянула к себе неведомый для нее предмет и развернула бумажку.

– Ого! Это уже совсем другое! – Затем довольно смело откусила большой кусок и, пережевывая его, стала рассматривать место укуса: – Хм! Да здесь и орехи, и фрукты, и еще что-то. А вкусно-то как!

Мои кивания головой и счастливая улыбка породили новые вопросы с ее стороны:

– Ну и как это называется?

Какая разница, как назвать, тем более что я все равно не знаю названий местных аналогичных сладостей. Поэтому сказал по слогам правду:

– Шо-ко-лад!

– Как и где делают этот шоколад?

Понятно, что рассказывать об огромной шоколадной фабрике имени Клары Цеткин смысла не было, лучше соврать, поэтому я тихонечко прошептал:

– Это наш семейный секрет.

– Расскажи о своей семье, – сразу же попросила Мансана.

Только этого мне не хватало! Пришлось пантомимой и жестами изображать, что родственников-то я люблю, да и они меня. Но они все во-о-от такие (руки вверх, пальчиками потянулись), а я вот такусенький… Мол, с этого и все конфликты жизненные, профессиональные и в том числе и любовные. Не знаю, как мне скорбным вздохом и прикладыванием руки к сердцу удалось обозначить любовные страдания, но, кажется, получилось. (Ура художественной самодеятельности, спектаклям на чердаке и ролевым играм на сеновале!) Потому что девушка вначале недоуменно нахмурилась, а потом все-таки заинтересовалась:

– У тебя была девушка? Даже невеста? О! Даже суженая? Ну и что там у вас не так? – Мои ужимки наверняка бы оценили овациями даже в «Ла Скала», а местная кухарка тем более о шоколаде забыла. – Ой! Неужели? И вам пришлось расстаться?!

Короткая пантомима в моем исполнении наверняка по трагичности превзошла сагу о Ромео и Джульетте, а мои подозрительно заблестевшие, печальные, как у коровы, глаза рассеяли последние сомнения у бедной девушки. Она и сама чуть не всплакнула от сочувствия и сопереживания, уселась возле меня на кровать и, словно ребенка, порывисто прижала к груди:

– Борей, не расстраивайся так, не гробь свое сердечко! Она недостойна такого хорошего парня, как ты. А ты… Ты еще обязательно отыщешь для себя и счастье, и любовь, и радость в семейной жизни!

Ага! Сейчас! Знаем, начитались! Да и насмотрелся и наслушался! Так любая из вас и захочет со мной создавать эту самую радость семейной жизни! Только на словах да в лучшем случае в постели вы можете утешить, посочувствовать и пожалеть. Но как только заходит разговор о замужестве, то вы закатываете глаза и начинаете мечтать о романтическом дебиле на белом коне и с длинной железякой в руках. И чем длиннее железяка и белее конь, тем больше закатываются глазки, не замечающие грубости, хамства избранника и отсутствия элементарного умения проявлять нежность и заботливость по отношению к своей принцессе. И проходит совсем чуток времени, когда закатившиеся глазки возвращаются на свои места, резкость реалий восстанавливается, но вместо рыцаря женщина обнаруживает возле себя пивную бочку в спортивных штанах и с окурком между синими губами. Крик, слезы, трагедия… А жизнь уже прошла.

И это – по отношению женщин к мужчинам вообще! Я уже не хочу вспоминать о том, что меня как физического инвалида просто до смерти засмеют, предложи я вот такой выйти за меня замуж.

Нет, я вообще-то не злой и к девочкам всегда отношусь с самыми добрыми намерениями, но для себя уже в своих фантазиях давно решил: как только мне представится ситуация наподобие этой – буду пользоваться всеми своими умениями для соблазнения! Ни одного шанса не упущу! И плевать мне на моральные и прочие устои! Тем более что я реалист, уяснил четко и давно: подобные ситуации мне только приснятся.

Ан нет! Вот оно чудо, свершилось! Прелестная девушка меня крепко обнимает, да еще и лицо мое так прижала к умопомрачительной груди, что любой ребенок дядькой станет. А ведь я уже давно не ребенок!

И я начал действовать.

Как по заказу, люмен к тому времени почти померк. А что может быть гипнотичнее для любой женщины, чем ласковый мужской шепот, прославляющий ее красоту и возвеличивающий прочие достоинства? Правильно: только голос того самого дебила на белом коне! Но в полной темноте так легко представить и коня, и железяку, и восседающего в седле кучерявого, голубоглазого, румяного… Ну, не буду повторяться. Да и не до повторений мне стало.

Руки сами поползли по тем местам, где у женщин эрогенные зоны. Уж в этом деле меня Машка с близняшками так надрессировали и обучили, что я сам себя боялся.

Совсем не мешающий говорить комплименты язык время от времени высовывался и лизал ароматное тело перед моим лицом. Моментально затвердевшие соски только и подсказали в самый переломный момент: «Все, она твоя! Теперь главное – не поспешить!»

Да я и не спешил. Вполне возможно, что в этом мире мне придется остаться до самой пенсии, а то и позже. Так что гонки устраивать не собирался: когда еще в последующие годы такой шанс подвернется?

Когда люмен погас совсем, последние рубежи пассивной обороны пали окончательно. С искушением настоящего ловеласа, в невероятно медленном темпе снимал с Мансаны одну деталь ее одежды за другой и растянул этот процесс настолько, что, оказавшись обнаженной, девушка задрожала от рвущейся из нее страсти, и я сообразил, что немного перестарался. Благо что и на этот случай имелись в запаснике «много раз казнимого раба» готовые наработки. И пока я раздевался сам, то ловко дал в проворные пальчики свое хозяйство. По последовавшим вслед за этим несколько нервным, но уверенным движениям понял, что я как мужчина у Мансаны далеко не первый, и успокоился полностью. Успокоился – в смысле моральной ответственности. Зато во всем остальном я показал все свои врожденные и выработанные способности процентов на шестьдесят. А этого, как правило, хватало еще недавно всем трем моим подругам часа на два непрерывной ролевой игры под названием «Жестокие изнасилования взбунтовавшимся рабом своих добродетельных хозяек».

Не знаю, какой здесь толщины стены и проживал ли кто в соседних номерах, но вылетавшие за нашу дверь звуки наверняка в ту ночь не дали выспаться очень многим постояльцам южной пейчеры.

Глава девятнадцатая

Неприступные стены

Утром я вскинулся от голоса коридорного, сзывающего проспавших постояльцев на завтрак. Ласкового, податливого тела руки не нащупали, а когда стал разгораться люмен, глаза забегали по комнате с запоздалой паникой. Мансаны не было, и как, когда она ушла, так и не мог вспомнить. Сильно все-таки меня новые ощущения свалили. Но и преждевременные переживания о моем иномирском имуществе оказались напрасными. Пропала вместе с бумажкой только одна, надкушенная с вечера шоколадка.

Ну и ладно, значит, все хорошо и девчонка весьма ответственная во всех отношениях: даже после такой изнурительной и благостной для нее ночи она не расслабилась и не забыла про свою работу. Следовало и мне поторопиться, если я хотел позавтракать и договориться с ней о последующем времяпрепровождении. В этот момент мне показалось, что я и сегодня смогу воспользоваться ее услугами, введя в заблуждение и заинтересованность тем фактом, что хочу и дальше исследовать Сияющий курган, но теперь уже разыскивая по ходу все попадающиеся на глаза рисунки. Благо художников и им подобных мазил в кургане крутилось несколько десятков.

Помешала этим планам моя чрезмерная любовь к чистоте и обязательный прием душа до и после секса.

На завтрак-то я еще успел, а вот свою пылкую ночную любовницу уже не застал.

– Только что домой убежала, – охотно пояснила мне другая девушка, посматривающая при этом на меня просто огромнейшими глазищами. – Передать? Нет, ни для кого ничего передать не просила. А что?

Что я мог ей ответить? Лишь успокоительным жестом отправил от себя и стал лениво ковыряться в кашке, весьма напоминавшей сваренную из тыквы. Вкусно, между прочим!

Но даже проснувшийся зверский аппетит не вернул приподнятого до того, но рухнувшего в единочасье куда-то вниз настроения. Жизнь, как всегда и как во всех мирах, абсолютно одинакова. Девушка поддалась своим желаниям, повелась на сладкое и пошла на поводу зова своей плоти. Инстинкт продления рода и закатанные в мечтательности глазки не дали в самый ответственный момент осознать, что и, самое главное, кто с ней вытворяет довольно приятственные вещи. А когда утром отдохнувшее сознание ей напомнило, куда, с кем она окунулась в океан страсти, она тут же окунулась в другой океан страха, стыда и отчаяния. Понятно, что сбежать и больше со мной никогда не встречаться ей показалось лучшим выходом из создавшейся ситуации.

Ну что ж, иного, в принципе, я и не ожидал. Разве что чрезмерно страстный шепот этой ночью меня излишне настроил на оптимистический лад, и я несколько раскатал губу.

А нечего! И правильно сделал, что «воспользовался и не упустил»! Теперь хоть будет что вспомнить и похвастаться среди старых прохиндеев, сидя после пенсии на лавочке и грея под солнцем потрескавшиеся косточки. Ага, если еще доживу до той пенсии! Потому что если не смогу сам отсюда вырваться, то вскоре мне на голову свалятся три мои подруги. И не факт, что после воссоединения с моей персоной они мне дадут спокойно дожить до старости. Да что там «спокойно», такие, как Машка, вообще могут жизни лишить на ровном месте. А уж если узнает о нашей ночи с Мансаной…

Уже допивая утренний сок, я нервно поглядывал по сторонам и составлял в уме программу исследований лабиринта. И раскаивался в том, что опять проспал рассвет: когда же я и как определю точную продолжительность суток? А ведь время идет! Еще день-два, и я окажусь в жутком цейтноте! Все! Никаких гулянок, экскурсий и… всего остального! Только работа!

Еще и классификацию себе придумал, весьма мобилизующую на подвиги: «Пионер фигов, проходимчатый, недоделанный, губу раскатавший!»

В номер даже не возвращался, посчитал себя достаточно экипированным для очередного похода во внутренности кургана. И только на выходе из тоннеля наткнулся на задумчиво стоящего там Емляна. Когда он перевел свой взгляд на меня, показалось, что еще больше задумался. Но на приветствие ответил и тут же заворчал в своем стиле:

– Интересно в столице?

– Ага.

– Еще пятак менять будешь? А то я ухожу скоро.

– Не-а.

Неужели сейчас и начнет разбирательства? Неужели знает о моих вчерашних тратах? Непонятно.

– А сегодня куда?

Я неопределенно махнул в сторону порта.

– Удачного дня!

Он отвел свой сверлящий взгляд в сторону, а я с облегчением вздохнул и поспешил в ближайший переулок. Оказывается, и приветствия тут разные, и пожелания есть, только вот до сих пор не удосужился я узнать, как звучит элементарное «спасибо». А сейчас я бежал в замеченный еще вчера утром, на пути в порт, внушительный магазин с тем, в чем я сейчас нуждался. Еще на прогулке с Мансаной я обратил внимание на книги в витрине, нечто наподобие альбомов, какие-то пишущие принадлежности, кисти и прочие разные мелочи. Но когда я попал во внутренности магазина, то у меня вообще глаза разбежались; полки тянулись поперек всего дома ко второму входу с параллельного проулка. Да еще прилавки или нечто подобное виднелись внизу, в подвальном этаже.

– Что хочешь купить, дитято? – раздался справа от меня голос. Но когда я поднял глаза и осмотрел пожилую, довольно строго одетую женщину, она тоже присмотрелась в ответ и сразу же поправилась: – Извините, молодой рыцарь.

Я же молча двинулся вперед, поглядывая по сторонам и ворча себе под нос:

– Ладно, ладно. Меня многие за младенца принимают. – Остановился возле альбома с толстыми листами серого ватмана внутри, полистал. – Вот этот. И этот, маленький.

Потом ткнул в довольно приличные на вид карандаши, рассмотрел один из них и показал пять пальцев. Чуть подумал и добавил к ним по паре толстенных карандашей еще трех цветов. Решив, что для моих предстоящих художеств этого всего хватит пока, подошел к полке с книгами и с необычным почему-то волнением взял первую подобную продукцию нового для меня мира. Я вообще очень люблю книги. Особенно технические, в которых скрываются самые большие чудеса вселенной. Но и прочие обожаю. Не знаю, может, мне это по наследству от отца досталось, но любое полиграфическое издание я всегда брал в руки с восторгом и трепетом. А уж открывая новую и еще ни разу мною не читанную, всегда глупо и радостно улыбался.

Видимо, за своими эмоциями я перестал следить, потому что женщина невероятно удивилась:

– Молодой рыцарь, вас так интересуют рекомендации по вязанию?

– Мама увлекается, – выкрутился я, уставившись тем не менее в титульный лист и с немым восторгом осознавая, что и буквы здесь практически все соответствуют нашему алфавиту. А начав читать, я понял, что и слова почти все понимаю. Даже лучше, чем в речи! Открыв страницу наугад, попробовал читать.

Вот те раз! Не иначе как у нас общие предки! Или это и в самом деле последствия перехода, магического внушения и мне только кажется, что все словно родное? Как бы проверить? Лучше всего купить здесь книгу, отнести в Лаповку и уже там спокойно прочитать. Да вот получится ли отнести?

Тем более что мне и самому еще надо срочно самое важное узнать!

Книгу я поставил на полку и повернулся к хозяйке этого огромного состояния.

– Брату, – хрипел я, показывая жестами на трудности в произношении. – Историю мира.

– Сколько ему лет?

Вот черт! А со скольких годиков тут читать дети начинают учиться? Прибавил на всякий случай пару лет:

– Восемь.

– Вот, с рисунками. Редкостное издание. А эта скорее просто описания.

Полистал обе и затрясся от немедленного желания вернуться в номер и приступить к чтению. Ха! А что в Лаповке сейчас делается?

Представив своих подруг, с остервенением рассекающих шпагами воздух на очередной тренировке за сараем, благоразумно погасил свои порывы. Но книги отложил для покупки. Обе. Затем жестами и словами сформулировал следующий заказ:

– Пимонские горы и Заозерье – описание.

Передо мной легла на удивление тонкая книжица. Да, и в самом деле: Восток – дело тонкое, и о нем здесь знают поразительно мало. Но мне-то как раз на руку!

– Сестре шестнадцать лет. Правила хорошего тона и поведения на приемах.

После чего женщина так печально вздохнула, что испугался: неужели совершил что-то опрометчивое? Пронесло. Хозяйка лавки просто себя пожалела:

– Может, вы сами подойдете к той полке и выберете, что вам нравится. Книг на эту тему так много.

Правильно! Как я сам не сообразил! Здесь столица, историю знают с детства, наверняка и учебники получают в школе, так что тут выбор будет не велик. А вот правила хорошего тона и прочая, прочая – наверняка пользуются небывалым спросом в одной из самых дорогих точек по продаже книг. Мансана мне ведь вчера настойчиво повторяла: здесь только самые дорогие магазины! Рекомендации не проникли в мой разум, зато сейчас напугали, что, если наберу еще желанных книг, мне не хватит средств для оплаты. Поэтому выбрал с полки только одну книгу, похоже с общими рекомендациями и советами, и все это сложил в одну стопку. Женщина сразу быстро все посчитала на умильно знакомых мне и уже виденных неоднократно вчера счетах и назвала до сих пор не различаемую мною сумму и эквивалент монет.

Здесь у меня тоже имелась наработка щедрого и доверчивого парня. На прилавок лег мой раскрытый мешочек, в котором находилось еще пять серебряков разного достоинства. Мне казалось, что этого хватит вполне. Хватило. Но впритык!

Продавщица выгребла все пять серебряков и дала сдачи всего лишь пять маленьких медяшек. М-да, столица! Или здесь печатное слово так дорого?

Но не таскаться же мне по лабиринту с тяжеленными книгами?

– Это я заберу сейчас. – Я взял альбомы в руку, а карандаши рассовал по карманам. – А книги вечером. – Ибо тоже приметил, как некоторые покупательницы так делают.

– Хорошо, молодой рыцарь, мы закрываемся после захода Светоча. Удачного дня!

Опять провал! Когда же я узнаю, как надо благодарить?

Так и покинул книжную лавку, под недоуменно-осудительным взглядом хозяйки и досадуя на свою несообразительность. Чего стоило почитать правила хорошего тона лишних десять минуток, но таки отыскать это драное слово «спасибо» в местной лексике. А теперь опять придется притворяться немым дебилом и кланяться при каждом подобном случае.

Ладно, как-нибудь еще один день перемучаюсь. Тем более что в лабиринте посторонние люди не слишком-то заговаривают друг с другом. Покинув книжную лавку и на ходу ощупывая по карманам необходимые мне вещи, я поспешил заняться самым насущным в ближайшие дни делом: попыткой открыть дорогу домой. Ведь раз Грибник этой тропой путешествует, то и мне по силам. Надо только догадаться, а еще лучше подсмотреть тот некий трюк, которым надо пользоваться, и вся загадка раскроется. Как, например, в нашем лесу: не дотронешься левой рукой до дерева в определенном месте – и хоть миллион раз шагай после этого, никуда, кроме как на шаг от того дерева, не перенесешься.

Как обычно, никто никого на входе в курган не останавливал, хотя несколько хранителей со своими кручеными посохами прохаживались. Народу сегодня оказалось значительно меньше по сравнению с предыдущими моими визитами, но, может, это обусловливается утренней порой?

Отбросив пока мешающие рассуждения в сторону, я первым делом попытался отыскать тот самый зигзаг лабиринта, где моя подошва впервые ступила на почву этого мира. Хотя как ни старался, а полчаса на это дело пришлось потратить, а ведь накануне я тут с Мансаной побывал. Вроде ничего не изменилось, как и мой фривольный рисунок. Хорошо видимый при свете фонарика, он остался в прежнем состоянии. Никто с иномирским граффити бороться не пытался, ну и ладушки.

Некоторое время я еще пытался прорваться прежним способом в мир с башней и сосновой веточкой, но кроме новой шишки на лбу ничего больше у меня не получилось. Тогда я подался на общую разведку. Забредая во все сумрачные и неиспользуемые проходы, я выбирал схожие по скрытности места и, тщательно осмотревшись на обе стороны, принимался под лучом фонаря осматривать стенки на определенной высоте. И буквально на третьем месте ко мне пришла относительная удача: полумесяц и упирающийся в его прогиб острый треугольник. Чтоб я так жил, если это не выход в новый мир! А на противоположной стене до боли знакомая стрелочка молнии.

Тщательно срисовав новое изображение и схематически его отметив на контурном плане кургана, задумался. Стоит ли немедленно попытаться совершить переход? А вдруг – получится?! Признаться честно, очень уж хотелось! Но вовремя пришла на ум отрезвляющая классификация: «проходимец пупырчатый несообразительный» – и здравый рассудок победил. Если я уже сюда, в империю Моррейди, можно сказать, в самое прекрасное и благостное место во всех вселенных, попал с полной боевой выкладкой и экипировкой, но так и не могу отсюда вырваться, то что случится в неизвестном для меня мире? Может, я оттуда точно назад вернуться не смогу? А если еще чего похуже случится?

Глупо и опрометчиво так рисковать в первом попавшемся выходе. И я поспешил дальше.

Через пять минут мне попался второй рисунок. Потом третий и сразу же четвертый. Потом, словно приноровившись сразу взглядом вычленять удобное для перехода место, я быстро отыскал еще с десяток рисунков. Причем напротив каждого в большинстве случаев оказался полукруг с тремя секциями. Реже – молния наискосок и влево. А вот над очередным рисунком меня несколько парализовало. Умственно.

Хорошо мне знакомые четыре кружочка, напоминающие Чебурашку. Моя Земля! А напротив – полукруг с тремя секциями.

Что не сходилось?.. Или правильнее – не вытанцовывалось? Один фиг – ступор!

Достал мини-рулетку на полметра, обмерил: сошлись размеры до миллиметра. Постоял еще немного, шевеля затылок пальцами и помогая мозгам интенсивнее думать.

В голову пришла очередная глупость, и я несколько раз попытался совершить переход. Пронесло! Ничего не получилось кроме дополнительной боли в коленке. Ну и легкого прояснения в голове от ударов лбом. Поэтому услышал чьи-то шаги, успел броситься на пол и принять вид отдыхающего истукана. Прошла пожилая пара, вроде не сильно-то на меня и пялящаяся.

Но их движение и мне подсказало, что, находясь на одном месте, яйцо, как страус, я не снесу. Надо продолжать поиски.

Еще через час я имел в своем альбоме дополнительный десяток рисунков, пять из которых повторяли прежние, но теперь имели противоположный знак на другой стене. То есть все дублировалось дважды, но один раз с молнией, а второй раз с полукругом из трех секций. Ну и чуть позже я отыскал вторую «чебурашку», но уже в паре с молнией. Полный комплект!

Я уже стал догадываться, что и башенка с сосновой веточкой отыщется вторая, и все остальные рисунки продублируются. Но к чему мне такое уникальное предвидение? Что это мне даст, кроме головной боли?

Некоторое время я сидел в очередном зале с панно, меланхолично жевал прихваченное с Земли вяленое мясо с сухарями и усиленно раздумывал над складывающейся картиной. Пытаясь сюда приплести и узнанные факты о неожиданном вторжении кровожадных зроаков триста шестьдесят лет назад. По всем логическим выкладкам, получалось, что данный курган – это, пожалуй, самое уникальное строение во вселенных. И не важно, кто его сотворил, волшебники или технические гении. Главное, что тут все работает и продолжает давать сведущему человеку информацию. Мало того, этот мир еще и служит неким отстойником, ловушкой для людей случайных, так сказать несведущих. Ведь во все времена и в любой умной машине есть такой термин, как «расчет на дурака». То есть попадется такой – отсеется по пути к великой тайне. Как это, например, случилось с деревенским дурачком Яшкой. Тот выбыл из игры еще на первом шаге.

Попадется более умный (пример со мной меня не радовал) – типа императора зроаков – тоже в итоге дальше кургана не пройдет. Император, видимо, и сам решил взглянуть, как там три тысячи его воинов громят столицу противника, но на том и погорел: назад дороги нет! Нет? Скорее всего. Вот тут его и прихлопнули! Вот и меня тут… на пенсию отправят. Трепаные ангелы! Далась мне эта жалкая пенсия!

А выйти отсюда могут только Грибники, собирающиеся тут каждую ночь на свои тайные шабаши, собрания, обмен опытом или рюкзаками, или чем они тут еще занимаются! А всем остальным – в лучшем случае – грозит вживание в местный уклад жизни. В худшем – башка с плеч и на подземном вагоне на поля, вместо удобрений.

Взгляд мой опять упал на свод, где пробегали мириады огоньков, словно в центре космических полетов. Хм! Это ведь не просто удачное сравнение! Скорее всего, так оно и есть! Любой сюда входящий Грибник может считывать доступную ему информацию и двигаться дальше в нужном ему направлении. Или они сами не знают всех тайн? Может, местные хранители знают? Ведь недаром их выбирает лобный камень под уникальным монументом. А как выбирает? И какие знания при этом дает? И что из этих знаний хранитель может передать обывателям? Близким друзьям? Самым проверенным и дорогим родственникам? Может такое случиться, что они знают о Грибниках и даже умеют сами пользоваться проходами? Может, им со временем и такие знания доверяют?

Вот досада! Чем больше нахожу или думаю, тем больше вопросов!

А ведь еще вечером предстоит усиленное изучение как истории этого мира, так и основ правильного поведения. Сколько можно притворяться невесть кем и кривляться как обезьяна! Кстати, а какие тут есть животные? Ну, кроме этих клюющих в голову кречей? Надо еще срочно денег поменять и про флору и фауну книжку прикупить. О! А про географию забыл? Одних сведений о горах на востоке – до стыдного мало в разговоре с умным человеком. Надо бы еще поддакнуть да поправить, если название моря какого собеседник забыл. А тут такая река! Второй берег в тумане теряется, а я названия даже не знаю. Позорище. Даже на дикость горца, раз в жизни спускающегося за солью в долину, не сошлешься: может, они в горах вообще ничего не солят? С остеохондрозом несоленой пищей борются или с повышенным давлением?

Дожевав свое мясо, я незаметно взглянул на часы и спохватился: если я хочу хотя бы на ужин успеть и долготу дня наконец точно определить, то следовало поторопиться. И я вновь подался по нескончаемым коридорам лабиринта.

В итоге к моменту выхода из Сияющего кургана у меня имелось двадцать шесть пар рисунков и пятнадцать одиночных. Но и для тех завтра, я не сомневался, отыщется выгравированный на камне двойник. Как и еще десяток, вполне возможно, новых проходов.

Несколько озадачили странные взоры хранителей у центральных дверей на мои альбомы. Что их удивило? Надо будет быстрее изучать правила хорошего тона! Хорошо, что люмен всю ночь можно задействовать, и чтение для меня все равно – отдых. Давно проверено: и завтра буду бегать как огурчик, разве что раза в полтора прожорливее стану. Но уж купить на любом углу чего вкусненького – здесь не проблема.

Посматривая на небо, зашел в магазин, забрал книги. Затем уселся на точке вчерашнего наблюдения и наконец-то четко зафиксировал продолжительность суток. Двадцать два часа и пятьдесят три минуты. Взял поправку на весну, тут же что надо отнял, где надо умножил и с облегчением вздохнул: мои подруги если и рискнут сюда прорываться, то появятся в кургане примерно в обеденное время. Отлично! Главное, что не ночью! А когда я их встречу и с ходу введу в суть местной жизни, то оставшегося дня до ночи им хватит для полной акклиматизации. Они у меня понятливые!

Сообразив, что я сижу на камнях с глупой, но счастливой рожей, я несколько подивился такой радости. Неужели соскучился по этим стервозам? Затем, потирая ушибленные коленки, поднялся и поспешил в южную пейчеру. Кушать хотелось не по-детски.

Но возле гостиничной стойки мне путь неожиданно перекрыла тучная фигура распорядителя.

– О! Борей наконец-то явился не запылился, – вроде бы добродушно ворчал он. – А тебя тут Мансана целый день выискивает. Только сейчас из харчевни выглядывала. Или ужин наш не нравится? На обеде, говорят, не был.

– Так вот…

Хорошо, что книги были завернуты в тонкую тряпицу и перевязаны бечевкой. Вдруг бы Емлян сразу догадался об их сути?

– А-а-а… Читать любишь? Похвально! И рисовать умеешь? Покажешь, что получается?

Пришлось изображать настолько стеснительного и забитого насмешками маляра, что распорядитель даже сам застыдился своего интереса:

– Шучу, шучу. – В этот момент я ему и всунул два очередных, заготовленных для обмена пятака. – О! Неужели уже все потратил? И расходы растут, я вижу? А-а, ну да, книги дорого стоят. – Он опять скрылся в своей подсобке и вернулся с мешочком вдвое большим, чем первый. Но теперь уже улыбку не прятал за ворчанием: – Так жить в столице и подарки раздаривать у тебя никакого состояния не хватит.

На это многозначащее измышление мне ничего не оставалось, как пожать плечами и простецки улыбнуться. Мол, один раз живем, и сколько той молодости!

– А ведь наверняка тебе огромная трата еще предстоит.

На такое утверждение я только грустно вздохнул, внутренне совершенно не понимая, о какой такой трате идет речь. Вроде бы я ничего такого покупать не собирался, а этот человек уже все за меня решил.

Отходя от конторки, я решил сразу завернуть в харчевню п оужинать и уже потом предаваться блаженному чтению хоть всю ночь. Но в дверях столкнулся с несущейся мне навстречу Мансаной. Она схватила меня за плечи, с какой-то наглецой поправила волосы на голове и сразу перешла на укоризненный тон:

– И где тебя целый день носило? Наверняка и продавцы тебя облапошили, и жулики обчистили, и угощения не дали на обед? Признавайся?

– Ага! – раздались неожиданно от самой стойки смешливые восклицания Емляна. – Такого рыцаря попробуй обчисть или чего-то не дай! И малый рост ему не помеха!

Девушка громко фыркнула и показала своему родственнику язык. А затем бесцеремонно поволокла меня к столику. Честно говоря, я находился в каких-то раздвоенных чувствах. С одной стороны, хотелось ей нагрубить и послать куда подальше за утреннее пренебрежение, а с другой стороны, моя несусветная наивность вдруг стала трепетно дрожать от глупых мечтаний: вдруг… хоть что-нибудь… хоть кусочек ласки… или хотя бы ласковое слово. М-да! Пора меня лечить суровой реальностью.

Поднос с ужином тут же поднесла другая девушка, та самая, с огромными глазищами, а Мансана уселась напротив меня, строго сузила глаза и тихо спросила:

– Ты чего от меня сбежал? Я тебе не понравилась?

– Мм… э-э-э… – только и вырвалось у меня.

– Я что-то сделала не так? Я не умею доставлять удовольствие?

Мне страшно захотелось почесать все тело от жуткого непонимания: что происходит? Меня что, обвиняют в пренебрежении? Меня?! Чтобы лучше разобраться в происходящем, я сам перешел в атаку:

– Это кто сбежал?! Проснулся – а тебя и след простыл! Сразу понял, что ты на меня зла и больше со мной и разговаривать не станешь! А я так…

– Молчи! – Она для верности еще и рот мне ладошкой закрыла. – Молчи, а то чувствую, сейчас скажешь какую-то глупость и меня сильно обидишь. Я никуда не убегала. Просто ты так сладко спал, что будить тебя не захотелось. Потом я решила на четверть кара всего лишь домой заскочить и для нашего дальнейшего гуляния по городу принарядиться, а тебя уже и след простыл. Я тоже, глупая, забыла, насколько ты шустрый и горячий парень, – призналась она, убирая ладошку и мило краснея. – Думала, ты после такой ночи до обеда отсыпаться будешь.

– Э-э-э… – продолжал тупить я. Знать бы еще, что такое кар? Неужели час? – Значит, ты на меня не обиделась?

– За что? Да такой сказки я и представить не могла! Ты посмотри на мою подругу, как у нее глаза раскрываются, когда она на тебя смотрит! Прямо жалко ее, настолько она нам завидует.

– Хм… Ты ей рассказала о нашей ночи?

– А что, нельзя было? Это была самая чудесная ночь в моей жизни, и я должна молчать о ней? – совершенно искренне удивлялась Мансана.

– И многие знают? – шипел я, полностью ошарашенный.

– Понятия не имею, – пожала она плечиками и мило улыбнулась. – Но кажется, догадываются почти все. Говорят, мы так с тобой увлеклись и так шумели…

М-да! То, что увлеклись, – это точно. Но вот кричал и стонал, словно при пытках, – точно не я. Но не это – главное. Как прикажете понимать местные нравы? Неужто тут в порядке вещей похвастаться перед подругой прелестями проведенной с мужчиной ночи? И ладно бы еще с нормальным мужчиной! А с таким недоразумением, как я…

Нет, о своей мужской стати и об умениях любовника я в себе не сомневался, даже фору дам любым донжуанам. А вот внешность явно подкачала. По понятиям мира Земли, только за саму мысль переспать с таким калекой, как я, любая девушка себе глаза бы выколола и язык узлом завязала. Тогда как здесь и подруги знают, и родственники, похоже. При последней мысли я чего-то испугался еще больше: вдруг здесь за подобный моральный ущерб платить надо? Ведь недаром Емлян о какой-то большой трате упомянул! И все эти интимные разговоры и признания окажутся не больше чем дополнительной приманкой перед готовой захлопнуться ловушкой?

Нет, моих жалких монеток было не жалко, и все отдам в случае нужды. Как пришло богатство – легко, – так и уйдет. Зато какой это будет моральный удар по моему самолюбию и в нутреннему миру, если я сейчас поверю, расслаблюсь, опять раскатаю губу, а меня – раз! И лицом – во вчерашние обстоятельства, как говаривала моя покойная бабуля. Правда, она там другие слова употребляла: «морда» и «навоз», но не суть важно. Хоть я и так по жизни весь «обломанный», обламываться еще раз не хотелось.

Поэтому я довольно деликатно решил прояснить вначале некоторые моменты:

– А тебя никто не ругал, что ты дома не ночевала?

– Еще чего?! – возмутилась девушка. – Я уже давно взрослая и сама решаю, где и с кем мне спать. А что не так?

Хорошо, что можно все валить на диких горцев.

– Да у нас отец имеет право наказать дочь и постарше, чем ты, если она домой ночевать не пришла.

– О-о-о! – Возмущение стало угрожающим. – Попадись мне такой папаша, я бы его живо на место поставила! Ужас какой! Как вы там живете?

– Не живем, – решил я ее немного разжалобить, – а выживаем.

– Вот и прекрасно, что ты от такой родни избавился! Работу мы тебе и тут найдем. Что у тебя лучше всего получается?

Опять невезуха! Чуть больше начинаю болтать, как меня сразу засыпают неудобными вопросами. Хорошо, что я вовремя опустил взгляд на остывающий ужин и честно признался:

– Кушать.

– Ой! Извини! – Мансана сорвалась с места и, перед тем как убегать, шепнула: – Горлу и хлебу! Без меня не уходи!

Причем в последнем пожелании мне почудились на диво знакомые нотки. Точно так же ко мне обращалась Мария, но она это делала постоянно, а тут я услышал от этой красотки впервые. И почувствовал себя как-то некомфортно. Уж не хочет ли она из меня сделать игрушку для ублажения собственной плоти? Чего уж там, и про такие многочисленные истории я читал и слышал. Вполне приличные и респектабельные женщины заводили себе физически неполноценных любовников, а то и полных уродов, и держали их в качестве развлечения в собственных спальнях.

Ну нет! На такое я не соглашусь! Еле с Земли вырвался из рабства, так меня тут захомутать хотят? Или я ошибаюсь? Может, слишком уж утрирую? Ну а как иначе? Слишком уж я уверовал в свою ущербность и в полной мере ощутил на своей шкуре отношение остальных девушек к подобной ущербности.

Так что ужин я съел, убегать не торопился, но продолжал держаться начеку и готовиться к любой жизненной пакости. Заодно вспомнил о родственниках и решил заблаговременно закинуть удочку и навести мосты по поводу прибытия сразу трех представителей моего семейства.

Поэтому, когда Мансана вернулась за стол с радостным личиком и провозгласила: «Все, я свободна!» – я вставать из-за стола не спешил. Нашел повод для удивления, указывая на сумку-короб, которую девушка принесла с собой:

– А там что?

– Ну как же, – пожала моя симпатия плечиками, – вчера ты угощал меня вкусненьким, сегодня моя очередь. Ты ведь любишь сладкое?

– Еще бы! – не погрешил я против истины. – Меня дома всегда тортами и пирожными закармливали.

– Мама старалась?

– Да нет. – Я не знал, как на местном языке звучит понятие «кузина», а уж тем более «двоюродная кузина», поэтому сказал с некоторой грустью: – Сестры.

– Ой, как здорово! У тебя и сестры есть? – обрадовалась Мансана так, словно услышала о наших общих детях. – И сколько их?

– Три, – признался я с некоторым вздохом. – Старшая и две младшие, близняшки.

– Вот так совпадение! – уже на всю харчевню расшумелась красавица. – А у меня два брата – близнецы! На год меня младше!

– Да-а-а, – покачал я головой, – действительно, совпадение. – Затем опять грустно вздохнул: – Только мои сестры, они… слишком строгие.

Девушке сразу припомнились мои вчерашние рассказы-пантомимы о трагедии с любимой и раздорах в семье, и она поняла, на что я намекаю. Губы ее тут же плотно поджались.

– Ничего, тебе тут и без них хорошо будет.

– Да я не сомневаюсь, но через четыре дня они вроде как тоже должны в столицу приехать, – признался я. – В пейчерах договорились со мной встретиться.

Мансана нахмурилась, но ненадолго. Вскоре опять очаровательная улыбка украсила ее прелестные губки.

– Не страшно, мы тебя в обиду не дадим! Тем более что у нас еще в запасе есть четыре ночи! Пошли!

Она решительно встала, подхватила свою сумку-коробку и первой пошла к моему номеру. Ощущая на себе царапающие взгляды со стороны кухни, я поспешил за своей любовницей. Пока дошли, последние сомнения в предстоящем действе частично рассеялись. А когда Мансана выложила на стол горку сладостей, кувшин со сметаной и кувшин с соком, я понял что намерения у нее ну очень серьезные!

В общем, купленные книги так в тот вечер и остались не распакованными.

Глава двадцатая

Ажиотаж познаний

Странная песня крутилась у меня в голове, и я никак не мог проснуться. Звучало что-то разлихое кабацкое, с какими-то рваными ритмами и перезвонами и с вихрем носящихся в танце пар. Вроде снилось телевизионное шоу, переходящее в грандиозный банкет. Перед глазами поплыли колыхающиеся столы, переполненные блюдами, рот сам наполнился слюной, и мне показалось, что надо срочно просыпаться. Иначе захлебнусь. И только после этого ноздри мои интенсивно зашевелились, давая четкое осознание, что изумительные и аппетитные запахи мне вовсе не снятся.

Тогда я открыл глаза и увидел подрагивающую возле моего лица тарелку с грибами, рыбой и какими-то прожаренными овощами. И на фоне этой тарелки довольное улыбающееся личико Мансаны.

– Доброе утро! – пропела она. – Завтрак подан, сударь!

Я чуть приподнялся, опираясь на подушку, и над моими ногами оказался поднос с ножками, полный еды.

Удобно! Шикарно! Вкусно! И… невероятно! Мне впервые в жизни подали завтрак в постель! (Пирожные, конфеты и прочие сладости, которыми мы баловались с подругами в кровати, не считаются.) Неужели я это заслужил и все это делается от чистого сердца?

Я припомнил бурную ночь, прерывистый, страстный шепот, нежные признания, похотливые крики и внутренне усмехнулся: кажется, и в самом деле заслужил. Просто если раньше за мои подобные старания меня вообще не поощряли, то здесь оценили! Относятся как к взрослому. И самое приятное – как ко вполне нормальному парню. Да что там парню – как к нормальному мужчине! А это – чего уж там скрывать – просто невероятно потешило мое израненное самолюбие и сильно подняло планку собственного самомнения. Зазнаться мне не грозило, но некие медные трубы с фанфарами явственно зазвучали в моем сознании.

Мансана немного, но с большим удовольствием понаблюдала, как я ем, затем поднялась с кровати.

– Надеюсь, теперь ты уже не сбежишь? – Полный рот не давал мне ответить, поэтому я только возмущенно замычал, показывая полное удовлетворение такой жизнью. – Вот и отлично! Тогда спокойно завтракай и можешь даже кар-полтора еще поспать. Тебе я принесла самому первому из всех постояльцев, но от остальной работы мне не отвертеться. Поэтому набирайся сил и отдыхай. Я тебя разбужу!

И жутко довольная умчалась из моего номера. Тогда как я в судорожной поспешности отнес поднос на стол и принялся распаковывать купленные накануне книги. Моя голова срочно нуждалась в самых элементарных знаниях данного мира. Да и ссылаться на больное горло наглости больше не хватало. И, разложив все четыре книги вокруг подноса, я спешно принялся заталкивать в память самое основное, важное, основополагающее из прочитанных строк. Тем более что и здесь способность к скорочтению явно пригодилась.

Вначале я быстренько пробежался по страницам тоненькой книги о месте своего якобы рождения. И уже оттуда почерпнул массу полезных сведений. Потому что там и карта огромного континента присутствовала. То, что Пимонские горы являются самой дальней окраиной империи Моррейди, я уже знал. Но название ее жителей меня удивило: поморяне. Одной стороной, на юго-западе, империя, конечно, соприкасалась с морем, туда и река Лияна впадала, проходящая через столицу Рушатрон, но почему поморянами назывались все поголовно жители империи? Да еще и большинства соседних государств? Удивительно, но разъяснения этого названия я не нашел и решил просто пока принять как констатацию факта. Зато название реки – Лияна – мне очень понравилось.

Дальше шли сведения уже только о горах. Высокие – более двадцати семитысячников. Обширные – несколько пересекающихся горных хребтов. Малозаселенные – всего восемь тысяч жителей-горцев. Малоисследованные – никто до сих пор не знает о расположенных под снегами, ледниками полезных ископаемых, ничего конкретного, а древние поселения, якобы раскопанные в предгорьях, только создают неприятную путаницу в общей истории всего мира.

Про Заозерье и того меньше было сказано: далее на восток простираются жуткие и непроходимые топи и болота. Потом они переходят в озера, ну а уже на островах и расположенных еще дальше землях находится Заозерье. Причем про людей сказано одним предложением: живущие в Заозерье колдуны не желают общаться с остальным миром. Потом шла маленькая дописка автора книги: «..хотя во всем мире и встречаются оригинальные вещи, удивительные монеты и магические амулеты, произведенные в далеком Заозерье. Цена им велика, но практического применения они чаще всего не имеют, авторитетно считаясь итогом напрасной работы».

Ага! Это я удачно попал со своими монетами эпохи хрущевской оттепели. Зато теперь могу смело и в любом месте утверждать: монеты заозерских умельцев! Цены им нет! Поэтому давайте две цены!

И еще мне понравилось, что про свою малую родину я могу отныне молоть все, что взбредет в голову. Ну, разве что на земляка нарвусь, и он мне мечом ту самую голову и продырявит. Вдруг выходцы с Пимонских гор и в самом деле жутко дикие и страшно вспыльчивые? Чем черт не шутит! Спуску и калеке-инвалиду не дадут, если что не так ляпну.

Завтрак я к тому времени прикончил полностью. Куда только и влезло! А ведь еще и ночью мы вместе с Мансаной приговорили все ее сладости, сметану, сок и маленькую шоколадку. Блин, только растолстеть мне не хватало!

С такими мыслями я убрал поднос в сторону и задергался в выборе между оставшимися книгами. Что может быть важнее общей истории? Правильно: только умение прилично себя вести в окружающем тебя обществе. И я набросился н а «Правила хорошего тона и умение себя вести на приемах». Кстати, там и про порядок проведения встреч в императорском дворце описывалось.

К моему большому облегчению, нормы поведения не оказались в здешнем обществе чем-то сверхъестественным. Указывалось конкретно: какие жесты считаются вульгарными, какие – неприемлемыми, а какие – несущими определенный глубокий смысл для интимного отношения. Отыскались также понятия, соответствующие всяким «спасибо, пожалуйста и до свидания». На них и на интимных жестах я задержался несколько дольше запланированного времени. Поэтому когда только начал открывать книгу по истории с картинками, то услышал торопливый стук сандалий в коридоре и с первого раза догадался, кто сейчас ко мне ворвется. Описание Пимонских гор, история и «Правила хорошего тона» тут же оказались на шкафу, а раскрытая на первых страницах книга по истории с картинками меня не смущала.

– Читаешь? – подскочила ко мне Мансана, чмокнула в щеку и присмотрелась к титулу. – О! Решил вновь учебу начинать?

– Да нет, – уже более свободно, но все равно ужасно картавя отвечал я. – Просто книги очень люблю, а у нас они такая редкость. Всегда такую мечтал купить.

– Да, очень красивая, – похвалила она мой выбор. И сразу уточнила: – Где покупал?

– Да здесь, рядом. В соседнем переулке.

– Ну вот! Я так и знала, что тебя отпускать одного нельзя, – расстроилась девушка. – Мы бы вчера точно такую же купили в три раза дешевле. Почему ты мне не сказал?

– Да я и сам как-то сразу не сообразил. Да ладно тебе! Ничего страшного не случилось, подарю сестрам. Ну и нам пора на выход.

Только сейчас я сообразил, что остаюсь совершенно голый, а женские ручки уже как-то слишком интенсивно поглаживают меня по спине. Пришлось собрать всю волю в кулак и нафантазировать картину: «Машка вместе с близняшками заходит в этот номер». Помогло! Вырвавшись из рук, я оделся со скоростью бравого десантника и первым устремился к выходу:

– Бежим! Нам еще до вечера предстоит сделать массу дел.

По нахмуренным бровкам девушки было заметно, что она несколько озадачена таким моим поведением, но старается не подавать виду. И вскоре мы уже оказались на ярко освещенных взошедшим Светочем улицах Рушатрона. А там я стал излагать свой план. Аккуратно излагать, понимая, что по ответам девушки мне придется ориентироваться во многих, слишком уж тонких нюансах.

– Ты знаешь, я решил себя посвятить не просто искусству живописи, но и еще изучить все самые основные достопримечательности столицы, а потом и запечатлеть на полотне самые импозантные места.

– Ой! Это такая дорогостоящая профессия! – растерялась девушка.

– Да? Я вот вчера видел одного художника в кургане, так он выглядел вполне прилично и не голодный на вид.

– Наверное, из богатой семьи.

– Так и я вроде не бедный, – как можно увереннее заявил я. – Вопрос в другом: совсем не знаю правил поведения. А вдруг меня выгонят из музея с полотном для картины? Или гильдия, то бишь сообщество художников, заставит платить штрафы?

– Гильдия? Штрафы? – озадачилась Мансана, пытаясь повторить новые для нее слова.

– Ну да. – Я назвал эти новшества более понятными для нее терминами и стал вдалбливать основную суть: – У нас там последние десять лет жил мудрец из Заозерья. В последние годы он вообще обитал в нашем доме и опекался нашей семьей. Стал моим учителем и наставником. Так что много чего рассказал о порядках у себя на родине, и они настолько въелись в мою память, что я иногда путаюсь. Не скрою, я даже мечтал, когда вырасту, отправиться с путешествием в Заозерье и там осесть надолго. Но тут произошла жестокая разлука с моей суженой, и я подался в столицу.

– Ага, теперь мне понятны и эти твои оговорки странные, и слова непонятные, и произношение жуткое, – многозначительно кивая, перечислила девушка. – В этом Заозерье, наверное, и разговаривать по-человечески не умеют?

– Ну почему не умеют! Просто они там все как-то шиворот-навыворот говорят, вот и мы с сестрами незаметно привыкли.

– Ладно, – стрельнула игриво глазками Мансана. – Если будешь себя хорошо вести, то я тебя буду поправлять и учить правильному произношению! – Великодушно дождавшись, пока я ей поцелую пальчики, продолжила: – И что там с этими гильдиями?

– Там каждый художник должен вначале уплатить огромный взнос, потом получить наградную бляху и только после этого имеет право рисовать где и что ему вздумается. А на мой альбом вчера хранители как-то слишком уж подозрительно посматривали.

– А-а! Так нечто подобное и у нас есть, – снизошла до понимания ситуации моя новая подруга. – Странно, что ты этого не знаешь, во всех городах такое.

– Какие у нас города? Нас всего несколько тысяч жителей по всем горам в маленьких поселках раскинуто.

– Ну да, извини. Так вот, у нас никаких взносов или штрафов платить не надо. Просто каждый художник, вступая в ряды служителей искусства, дает клятву своему богу-покровителю Китоврасу всегда творить только прекрасное и доброе. И в знак этого носит специальный кортик, меч или шпагу с украшенными определенным образом ножнами.

«Вот тебе и раз, появился Китоврас! – мысленно скаламбурил я. – Оказывается, и боги тут есть, и это совсем не те самые шуйвы, которые толкают вагоны подземной конки. Вижу, что мне еще долго придется скрывать кошмарно-провальные прорехи в знании».

Зато раскрылся секрет косых взглядов на мой альбом: я не только шатался по святому месту без оружия, но еще и свою клятву Китоврасу нарушал. Поблагодарив за подсказку, тут же поинтересовался:

– А где у вас оружейный магазин?

– Да вот он, перед нами, – недоуменно пожала плечами девушка, показывая на мощную, но не совсем приметную дверь. На ней виднелся невзрачно нарисованный силуэт не то шлема, не то хозяйственной лейки кверху носиком.

– Хм! Учитель пояснял, что хозяева оружейных магазинов в Заозерье всегда рисуют на своих дверях целого рыцаря. А в витринах выставляют блестящие доспехи и мечи в виде вееров.

Так, по крайней мере, мне запомнились витрины толедских оружейных магазинов в какой-то туристической телепередаче. Но столичная жительница фыркнула на это с обидой:

– Ты собираешься приобщаться к цивилизации или так и будешь сравнивать с невиданным тобой болотным краем?

В ответ я коротко и дерзко хохотнул и поспешил в местную кладезь самого разнообразного оружия. Впечатлило! Причем с первого взгляда. Так засмотрелся, что не сразу заметил нагловатого и моложавого парня, который первым делом обратился с игривыми нотками к Мансане:

– Сударыня хочет что-то купить молодому человеку?

Девушка выдержала солидную паузу и, так как я не реагировал, перебирая с восторгом льющиеся кольца настоящей кольчуги, ответила сама. Да еще с каким ехидством:

– Он чуть старше меня и оплачивает наши покупки сам.

Парень прикрыл рот и теперь присматривался ко мне с удивлением. А я понял, что могу застрять в этом магазине до его закрытия. Поэтому тяжело вздохнул, выпустил из рук тяжеленную кольчугу и сообщил:

– Мне нужно оружие для клятвы Китоврасу.

– Тогда вам сюда.

Нас подвели к двум прилавкам, на которых красовались многочисленные орудия убийства. Тоже весьма функциональные, но несколько по-иному украшенные. Вот именно отделка меня больше всего и смутила: вдруг это невероятно дорогое удовольствие? С этим вопросом я и обратился к девушке на ушко. Но она мне так решительно посмотрела в глаза, что я понял: хватит! Еще и поторгуется так, что мне будет прямая выгода.

Тот факт, что родственница Емляна из рода Барсов знает сумму моего последнего обмена, меня уже не удивил. Кажется, здесь было принято хвастаться не только страстными любовниками, но и хорошим заработком или удачной сделкой.

За тяжелые мечи я не брался, сразу начал со шпаг. Но и самые короткие из них мне оказались невероятно длинны. Не ходить же мне, со скрежетом цепляясь за пол?!

А вот выбор кортиков меня порадовал. И я выбрал, после незаметного одобрения кивком головы со стороны своей подруги, один довольно оригинальный кортик с завитой защитой руки. Чтобы самому не попадать впросак с уплатой, с гонором отдал весь мешочек с серебряками Мансане и попросил:

– Расплатись, пожалуйста!

А сам с деловым видом достал клинок и, нисколько не стесняясь того, что был профаном в местном искусстве фехтования, стал делать некоторые финты и выпады на свободном, скорее всего, предназначенном для подобной апробации пространстве. Через минуту я взмок и выдохся, хотя, заканчивая упражнения, виду старался не подавать. Но, повернувшись к прилавку, сообразил, что две пары глаз смотрят на меня с изумлением. Ха! И чего уставились? Вам бы побывать под разящей со всех сторон шпагой осатаневшей Марии, которая с особым садизмом заставляла меня служить ей спарринг-партнером в домашних тренировках! Да еще и под ноги посматривать, дабы не наступить на теннисные мячи. Вы бы еще и не так изворачиваться научились и отбиваться тем, что в руки попадется! А мне помнится, «ее мелкое величество» вообще порой простую палку в руки давала и приговаривала:

– Отбивайся и выкручивайся! Силы у тебя нет, а вот ловкость вырабатывать надо! Может, когда и пригодится.

М-да! И еще как вырабатывал!..

Но и в магазине задерживаться не стоило.

– Ну он что, отдает кортик нам в подарок? – поторопил я расчет.

Парень стоял с протянутой ладонью, в которой лежало то ли шесть, то ли семь серебрушек, а Мансана держала в пальчиках еще одну. Но после моего вопроса она словно очнулась, положила серебрушку обратно в мешочек и с решительностью затянула шнурок:

– Счастливо оставаться!

И скривившийся продавец печально вздохнул, прощаясь с гипотетическим заработком. Видимо, здесь для умеющих хотя бы держаться за оружие существовали определенные скидки. Хотя я все еще продолжал сомневаться в своих наработанных в домашних условиях навыках.

Сомнения развеял вопрос на улице:

– Где ты так изящно обращаться с кортиком научился?

– Разве это изящество? Учитель показывал, как обороняться, да обучил некоторым финтам при встречной атаке. Вот он – настоящий мастер! Да и сестры у него всему научились. А я так, просто мимо проходил.

– Я тоже хочу такого учителя! – шутливо закапризничала Мансана. И тут же посоветовала: – Ты можешь направлять желающих к своему наставнику и зарабатывать на этом деньги.

Вот он, еще один шанс нашего безбедного существования в будущем. Если Машка пожелает, то легко откроет тут собственную школу фехтования, а Верочка с Катенькой ей будут составлять конкуренцию. С их профессионализмом на этом поприще – самое то для успешной карьеры наставника. О чем я тут же «проговорился»:

– Да я своим сестрам и в подметки не гожусь. Вот они любого рыцаря в капусту посечь могут.

– Ух ты! – выдохнула моя симпатичная гид, проводница и любовница. Судя по ее округлившимся глазам, она уже хоть сию секунду с радостью пойдет на любое знакомство с ними. – Их и в самом деле твой наставник учил?

– Ага. Но ты не забывай, что все они настолько дикие, настолько дикие, что… – Я запнулся и замычал, не в силах себе представить, что произойдет при их встрече. Внутренняя интуиция мне шептала о категорическом запрете на прямой контакт моих старых подруг с новой. Чем-то трагическим попахивало от такого знакомства, а здравый рассудок вообще порекомендовал в последний день «Х» заранее приготовить квартирку для тройки землян где-то на окраине столицы и самому смотаться из южной пейчеры по-английски. Поэтому я завершил свой обвинительный экспромт словами: – Жутко строгие, наглые, безжалостные и никого ни в грош не ставят. С ними даже родители давно не справляются.

Чело девушки озаботилось тяжкими думами.

– Чувствую, у вас еще та семейка.

– А то! – Я уже мог себе позволить поварьировать местными словечками.

Кортик с непривычки сильно мешал, болтаясь на поясе, но я целеустремленно направился к Сияющему кургану. Но вдруг замер, осененный мыслью:

– Слушай! А в книжной лавке есть полное и подробное описание как самого кургана, так и всех правил поведения в нем и существующих законов для хранителей?

– Мм? Должно быть. А зачем тебе?

– Так ведь сестры потому и послали меня в столицу раньше, что им самим, возможно, времени не будет долго по ней расхаживать. А про курган они мне наказали узнать все до последней детали и в первый же день им все рассказать подробно.

– Ну так я это могу сделать, – пожала плечами Мансана.

– Все равно можем не успеть. А так я им книгу ткну в руки, и пусть они знакомые буковки там выискивают.

– Они что, читать не умеют?

– Это я шучу так, – стал объясняться я терпеливо, вглядываясь в напряженное лицо. – Ну шутка, смех. Ха-ха! То есть ты смотришь в книгу, а я над тобой подшутить решил и спрашиваю: что, знакомые буквы ищешь?

Вот тут до Мансаны дошел наивный юмор из другой цивилизации. И она так расхохоталась, что на нас долго и поголовно все горожане оборачивались.

М-да! Шутками здесь тоже следует осторожнее разбрасываться. А еще лучше купить и прочитать многотомное издание местных анекдотов. Коль таковое существует, конечно.

В книжный магазин я согласился пойти самый дешевый. Тем более что он находился не так далеко от нашей пейчеры. Помещение магазина было побитое и невзрачное. Но цены и в самом деле как минимум вдвое, по утверждению подруги, были ниже. Книг о Сияющем кургане, в который сходятся паломники со всего мира, оказалось довольно много. В том числе и с художественными, цветными гравюрами. С каталогами Третьяковки или Эрмитажа они, конечно, не шли ни в какое сравнение, но все равно впечатляли.

Разве что Мансана, пока мы перебирали книги на полках, продолжала удивляться:

– Зачем покупать на бумаге, если можно так посмотреть?

– И наставнику подарить надо, он уже старый, дальнее путешествие ему не по силам. И самому иногда приятно пройтись по гравюрам и освежить воспоминания об увиденном.

– Ну ладно, с наставником – понятно. Но ты за полстоимости этой книги и так можешь все запомнить на веки вечные.

Что-то меня насторожило в этих словах, но вопрос все равно сорвался:

– Как это?

Парочку мгновений девушка смотрела на меня словно на полного идиота. Потом, видимо, врубилась, насколько я дик и нецивилизован, и презрительно фыркнула:

– А старшие хранители для чего?!

«Штирлиц чувствовал себя на грани провала, – раздались в голове слова диктора за кадром. А им вторили строчки из анекдота: – Одно радовало, что портфель с золотом партии он уронил раньше, а сама грань находилась в глубокой помойной яме».

Все-таки мекать, хрипеть, изображая из себя больного, намного легче. И я запоздало пожалел, что так быстро перешел к разговорной речи. Жесты ведь трактовать можно как угодно.

Но, несколько раз вздохнув и хмыкнув, я выкрутился из неловкого положения. Моя расплывчатая фраза могла служить примером для начинающего и даже матерого шпиона:

– Мой учитель утверждал, что для организма не совсем полезно пользоваться подобными методами.

– Ну дикари! Воистину самые дикие! – со смехом возмущалась моя новая подруга. – Все люди со всего мира пользуются этой возможностью для запоминания, а какой-то отшельник с болотистого Заозерья утверждает о вреде для здоровья!

– Ну, мы в столицах не жили, – стал давить я на жалость и доброту.

– Да ты не обижайся. – Она приобняла меня за плечи и заглянула в нахмуренное лицо. – Если ты сам сомневаешься, то давай я тебя к дяде Крусту подведу? Ты ведь с ним знаком, он тебя к пейчере привел.

Значит, тот самый хранитель и есть дядя Круст? Интересно, а чего он так дружен с распорядителем?

– Родственник, что ли?

– Да нет, нисколько. Просто Емлян и Круст – два ветерана последней войны со зроаками.

– Мм?! – Я с максимальным уважением закивал. Знать бы еще, когда эта самая война была!

Но моя очаровательная гид словно сама отыскала примерную подсказку:

– Представляешь, они самыми молодыми в ратне были, по восемнадцать только исполнилось. А в последней битве от их ратни из тысячи человек только четверть в живых осталась.

Ага! Значит, ратня – нечто вроде армии? Или войска? Да нет, скорее – это полк. А если припомнить примерный возраст обоих, от пятидесяти пяти до шестидесяти, то последняя война со зроаками была лет сорок назад. Запомню, может, и пригодится в разговоре. Но то, что оба приятеля – видавшие виды воины, теперь требовало особой осторожности при общении с ними. Вдруг они и про Пимонские горы чего знают такого, что и в книжках не отыщешь?

О государстве зроаков я тоже теперь в общих чертах знал, после рассмотрения карты, что их империя находится на севере и отделена от Моррейди труднопроходимой горной грядой. Не так уж и далеко отсюда, если сравнивать с отдаленными горами на востоке. Еще бы как-нибудь выяснить причины такой древней и закоренелой вражды между двумя народами. Но тут уже конкретно надо отыскать время на чтение основной истории. А для этого изначально надо избавиться от опеки Мансаны. Но похоже, она не собиралась и на шаг отпускать меня от себя. Заметив, что мы возвращаемся в пейчеру, она словно невзначай спросила:

– Хочешь отдохнуть немного перед обедом?

Книгу, а вернее, огромный фолиант про курган я таки купил, и мы как раз вышли из книжной лавки. Но по прерывистому тону моей спутницы я сразу догадался, что ни отдохнуть, ни книгу почитать мне не удастся. Вот какая экспансивная девица мне попалась! Настоящая нимфа.

Но дело прежде всего.

– Да нет, только положим книгу, я возьму альбом, карандаши, и отправимся в лабиринт кургана.

Почему-то она решила, что я уже заранее согласился с ее уговорами на некое странное запоминание всех прелестей уникального строения на веки вечные. Она так и шла со мной рядом, порой даже рукой за плечо придерживала в больших столпотворениях и не переставая болтала о всяких пустяках. Ничего полезного я от нее не услышал, зато сильно надеялся хоть на несколько минут избавиться от опеки в самой пейчере и хоть минутку побыть наедине с историей, но и тут меня обломали. Как только мы приблизились к стойке и я открыл рот с готовой вырваться просьбой обождать меня здесь, как красотка меня опередила:

– Тетушка Лидия! Мы сейчас сразу и уходим, только в номер заскочим и книгу оставим. Попроси Светию собрать нам несколько хлебелов вместо обеда. Вдруг мы только к ужину вернемся.

Понятно, что мне осталось только вздохнуть и двигаться дальше. Иначе как бы я смотрелся после таких слов со своей вежливой просьбой? Что такое хлебелы – я уже примерно догадывался: бутерброды. Имена женские тоже казались родными и знакомыми, но это уже выглядело в порядке вещей. А вот то, что меня так сильно радовало поначалу, и особенно последние две ночи, теперь казалось несколько излишним. Где-то я упустил тот перевал, до которого еще можно было несколько умнее ограничивать доступ Мансаны к моим ласкам. И в межполовых отношениях некое пожелание всегда насущно: век живи, век учись.

В номере девушка с явным интересом наблюдала за моими действиями и старалась при этом рассказывать веселую историю о столичном жителе, который недавно на спор переплывал на тот берег Лияны. Но видимо, она очень надеялась, что мы несколько задержимся. А уж как она своей фигуркой соблазнительно изгибалась, перемещаясь по комнате!..

Еле сдержался, убеждая себя и утешая преддверием ночи. Зато фонарик пришлось прятать в карман, прикрываясь дверцей шкафа и корпусом.

Когда я брал альбом, Мансана опять переключилась на рекламу предстоящего действа:

– Вот увидишь, если у тебя есть талант, то ты потом и здесь по памяти нарисуешь что угодно из своих новых воспоминаний.

Однако! Неужели и в самом деле в кургане пользовались каким-нибудь гипнозом? Хотя, если припомнить о таинственном шепоте и лобном камне, да и обо всем остальном в придачу, там еще и не такие чудеса должны происходить. Но сомнения и незнания мешали.

– Почему же тогда там так много художников?

– А это те, у которых таланта нет, – захихикала подружка. И привела вполне логичные примеры: – Вот ты видишь этот стол, и я его вижу, но ведь нарисуем мы его совершенно по- разному. Или дерево какое – смотришь на него, и совсем по-разному рука карандаш водит. Поверь, все знаменитые и талантливые художники уже давно прошли обряд гипны и в курган даже не заглядывают больше. Любую деталь интерьера и так нарисуют.

– Любую деталь? – Это меня не на шутку заинтриговало. – А ты почему не пройдешь гипну? – Вот, и тут вполне понятное и легкое слово в сочетании какого-то обряда. Может, сразу и разберусь в его сути?

– А зачем мне? Курган всегда под боком, и каждый раз новое развлечение. Да и денег всегда жалко, все-таки одна и восемнадцать версов.

Кажется, на этот раз я довольно отчетливо расслышал каждое слово, но суть денежного эквивалента в виде какого-то верса от этого понятнее не стала. Поэтому я просто вновь раскрыл мешочек с серебряками и положил на стол:

– Для нас двоих хватит?

– Конечно! – последовал ответ без тени сомнения. – Но я не хочу.

– Тогда и я не соглашаюсь.

– Борей, ну что ты как маленький? – удивлялась Мансана. – Зачем мне обряд гипны, если я и так там каждый камень на память знаю?

– Я так хочу. Это будет мой подарок, – настойчиво твердил я.

– Ха! Тоже мне подарок! – Она капризно пожала плечами. – Ты лучше мне что-то полезное подари, а не то, что у меня уже есть давно и много. Тем более я талантов художника не имею.

А ведь верно красавица заметила! Чего это я так боюсь? Если мне и в самом деле удастся запомнить все нужные мне рисунки, то, может, это ускорит мои изыскания по поиску выхода в свой мир Земли? Надо будет только еще раз поспрашивать да присмотреться перед самим обрядом. Пусть меня даже дебилом или придурком посчитают, но рисковать чем-то опасным не стану.

Пока воспользуюсь другим моментом:

– Тогда отбери нужную сумму для меня одного, а остальные деньги мы оставим в номере. Чего тяжести таскать.

Просьба Мансану совсем не удивила, и, кажется, такие поручения ей начинали нравиться. Потому как она еще и лишку какую-то прихватила со словами:

– Там есть место, где соки продают, если жажда замучит – напьемся.

– Что бы я без тебя делал! – восклицал я с восторгом, запирая дверь на ключ и ловя бесстыжий поцелуй в губы.

Тетушка Лидия встретила нас несколько удивленно, словно мы вернулись невероятно скоро. Однозначно здесь женщины никогда не терялись и пользовались своими слабостями, как им приспичит. Даже на такого карлика, как я, покупательница нашлась, и это вызывало у всех нас видящих вполне положительную реакцию. Может, я и тут не все догоняю?

Но завернутые в большую тряпочку хлебелы нам тетушка вручила молча, быстро погасив лишние эмоции на лице.

Глава двадцать первая

Обряд

Пока шли к воротам кургана, я растолковал девушке о своих сомнениях:

– Пойми меня правильно, я в твоих словах не сомневаюсь, но, может, ты и сама заблуждаешься? Тут говорят одно, мой учитель утверждал другое. А правда может оказаться посредине. Поэтому очень тебя прошу не выставлять меня перед хранителем полным идиотом, а просто так деликатно попроси его рассказать о самом обряде. Хочу его точку зрения на это все услышать.

– Да ладно, – пожала плечиками Мансана. И когда мы разыскали дядюшку Круста, она показала всю глубину своей «деликатности»: – Вот Борей хочет пройти гипну, но очень боится, что память потеряет вообще или в дурачка превратится.

Вполне могло случиться, что суть деликатности я не смог донести в местных филогизмах, поэтому и пришлось терпеть радостный смех одного из старших хранителей. Хорошо, что это еще происходило относительно наедине, и нас не окружала толпа болтунов и любителей позубоскалить. Но, заметив, как я хмурюсь, мой первый в этом мире покровитель стал серьезным:

– Тут нечего бояться, Борей. Мы только для этого и находимся здесь, потому как охраной занимаются хранители с посохами. Наша задача как раз и заключается в том, чтобы накопить во всех трех орудиях обряда достаточно силы, а уж потом эта сила помогает паломнику, желающему увековечить в своей памяти красоты Сияющего кургана.

– Но это не больно?

– Разве ты видел людей с перекошенными от боли лицами?

– Нет. А времени сколько надо?

– Сколько ты пожелаешь. Исследуешь пять панно и выйдешь – запомнишь только их. Выйдешь из кургана с последними посетителями – запомнишь все, на что падет твой взгляд внутри святыни.

Неплохо может получиться. Оставалось выяснить только маленький нюанс:

– И вы тоже будете знать запомнившиеся мне картины?

– Ни в коей мере. Только ты будешь ведать свои воспоминания, какие тебе под взор попадут. И это личное дело каждого идущего на обряд паломника. У каждого из вас свое видение, свои цветовые ощущения, свои навыки рисования. – Он одобрительным жестом указал на мой украшенный кортик, явно догадываясь, что я решил служить богу искусств Китоврасу. – Вот потому и удивляют порой художники именно своим видением давно изученных или рассмотренных панно, статуй или картин с монументами. А мы при обряде служим только источниками общей силы.

– Понятно. Тогда я готов. Что надо делать?

– Давай свои руки.

Когда я их протянул вперед, Круст снял со своих запястий широкие браслеты и надел на мои. Толщина наших рук смотрелась до смешного обидно, но огромные ладони чуть задержались, и браслеты словно сомкнулись. Даже вроде как легче стали.

– Вот и все, можешь отправляться.

– А деньги?

– Заплатишь при возвращении браслетов.

И мы заторопились к ближайшему панно. Мысль, конечно, странная мелькнула, что могут ведь и разные людишки попасться: и денег не заплатить, и браслеты умыкнуть. Но я даже сам рассмеялся от таких дум: никто не посмеет выйти из кургана с украденным! Подобных дегенератов надо уничтожать еще на подходах к этой святыне. Да они и сами сюда побоятся сунуться.

Дивные мысли.

Еще более сомнительные размышления касались самого обряда. Ощущая успокаивающую тяжесть браслетов на запястьях, я пытался себе представить, насколько все происходящее правда и как вся система будет работать. В первом же зале присмотрелся внимательно к панно, потом закрыл глаза и помотал головой. Чуть позже попытался вспомнить увиденное. Получалось совсем не то, что ожидалось. То есть – как всегда в подобных случаях. Но чтобы в мысленном воображении предстала ясная и четкая картинка – как не бывало.

Обманули? Или что-то не срабатывает?

Причем свои сомнения я не постеснялся сразу высказать стоящей возле меня Мансане. На что она с видом стоика пояснила:

– Так картинки у тебя только завтрашним утром в голове уложатся, а пока тебе надо как можно больше успеть осмотреть.

Ладно, раз такое дело, то следует поспешить. В крайнем случае если и обманули, то завтра опять приду с альбомом и продолжу вчерашнюю работу. И стал работать. Причем с девушкой договорился сразу и настоял на этом категорически:

– Значит, так! Ты сидишь в этом зале и спокойно меня ждешь. А я бегом обследую все прилегающие проходы, и мы двигаемся дальше.

– Там ведь ничего интересного, поверь мне! Зачем тебе эти переходы и мрачные тоннели?

– А вдруг и там есть статуи, о которых ты не знаешь?

– Я все знаю!

– А я хочу сам это проверить! – Меня ничто и никто не мог поколебать. – Жди и не мешай, я быстро!

Вот так мы и двигались то рывками, то сильно ускоренными рывками по слабо освещенным тоннелям. Наверное, в истории и такие придурки встречались, которые тратили таинственные силы на изучение самого лабиринта, но наверняка никто из них не пытался запомнить тотальное расположение переходов и почти невидимые простому глазу выгравированные на камне странные рисунки. Кстати, я почему-то чувствовал свое решение не спрашивать хранителя про рисунки правильным. Не знаю почему, но мне показалось, что он и сам не ведает про наличие изобразительного искусства в мрачных, почти неосвещенных переходах, а уж про сами точки перехода в иные миры вполне возможно, что и самые древние по возрасту хранители не догадываются.

В общем, я метался по лабиринту, словно спешащий на пожар пожарник. Разве что часа через три я сломался и дал возможность Мансане покормить меня хлебелами. И не пожалел. И наелся, и на чудо очередное полюбовался.

Дело как раз происходило в самом главном зале, где на лобном камне стоял монумент из огромных щитов. И нам несказанно повезло увидеть нового кандидата в хранители и послушать торжественную музыку. Как потом мне прошептала спутница, подобное происходит редко: раз в лутень. Жаль только, я сразу не понял, что такое лутень – неделя, месяц или квартал. Причем несколько растерянного и бледного мужчину, который приближался осторожными шагами к лобному камню, заметили все и сразу. Понимали, видимо, что просто так ни один человек не рискнет приблизиться к самому таинственному и неприступному месту кургана.

В полной, повисшей тишине мужчина таки донес свои пальцы до камня, тот сразу налился внутренним светом, и грянула музыка огромного симфонического оркестра. Нет! Сразу десяти преогромнейших оркестров! Настолько великолепная кантата сотрясала каждую клеточку тела, настолько сама музыка выдавила из сознания все постороннее и ненужное, настолько любой слушатель забывал даже самого себя.

Стихло все так же неожиданно, как и началось, и обыденная мирская суета наполнила гомоном огромный зал. Понятно, что каждый спешил обменяться полученными эмоциями если не со знакомыми, то просто с ближайшими соседями. Я тоже и прислушивался, и сам пытался что-то высказать, размахивая местными аналогами бутербродов, как дирижерской палочкой.

Поэтому и не заметил, как мужчина, инициировавший звучание музыки, куда-то ушел. Да и хранителей после этого в зале монумента стало намного меньше. Скорее всего, подались на беседу с новым потенциальным коллегой. Потому как Мансана напомнила мне, что подобных людей еще и уговаривать приходится. Порой очень долго и без толку. Да оно и понятно: у каждого взрослого человека к моменту паломничества или пусть даже сотого посещения этого места уже давно налажена личная жизнь: семья, друзья, работа и увлечение. Как всегда и везде.

Доедал хлебелу я уже на ходу, потому что понял, сколько времени потерял, и ужаснулся объемам остающегося осмотра. Так что моя поводырь оказалась в итоге просто незаменимой: без нее я бы и запутался, и сто раз в одно и то же место бы заглядывал, и в финале огромную часть лабиринта просто бы упустил из виду. А так Мансана меня заверяла, что я побывал практически везде. Только лишь сильно сокрушалась, что на самые красивые и огромные панно я бросал лишь поверхностные, короткие взгляды:

– Ну разве ты сможешь так быстро запечатлеть картинку всего многоцветья? Тем более что огоньки двигаются и каждый раз меняют изображение.

– Ничего, если во мне есть талант художника, то ему и такого взгляда хватит, – утешал я свою подругу, уже после расчета и возвращения браслетов выходя из кургана на площадь, освещенную закатными лучами. – А если нет, то и печалиться не стоит.

– Пойдешь ужинать?

Только тогда припомнилось, что моей любовнице еще и работать надо. Следовательно, я могу короткое время побыть сам и полистать историю этого мира. А если еще и схитрить чуток…

– Уф! Словно по горам набегался, – пожаловался со вздохом. – А ведь ночью я жду одну гостью, надо бы силенок подкопить.

Нет, не все шутки местные красавицы понимают! Мансана сразу нахмурилась и стала краснеть, а в ее тоне появились странные нотки:

– Что за гостья?

– Работает в харчевне нашей пейчеры во время завтрака и ужина, – стал я перечислять скороговоркой, опасаясь, что беда может случиться слишком быстро и неожиданно. – Зовут ее Мансана, она самая лучшая, обаятельная и добрейшая и сегодня с утра мне в кровать принесла обалденный завтрак.

И с облегчением выдохнул, заметив, как красавица расслабилась и начинает улыбаться:

– Ну ты и шалунишка!..

– Да? Тогда, может, ты мне и ужин принесешь?

– А ты сомневаешься? – прыснула она смехом. – Иди и спокойно отдыхай, я тебе все принесу.

Словно на крыльях, я понесся в номер, сбросил опостылевший и набивший мне синяки на ногах кортик и с вполне понятным вожделением ринулся в отхожее место. Даже по всем скромным прикидкам, у меня получался час свободного времени для самообразования.

В каком же я оказался шоке, когда, вернувшись в номер и только успев усесться за стол, услышал нетерпеливые удары ногой в мою дверь. Опять зашвырнув книгу на шкаф, я открыл замок и обалдел: моя новая подруга привезла ужин на две персоны на столике с колесиками и обрадовала меня с порога:

– Ура! Меня сегодня отпустили! Ты рад?

– О-о-о! – простонал я, закатывая глаза якобы от счастья и восторга.

Она, правда, высказалась немного иначе, вроде как отгул за отпуск или наоборот, но сути это уже не меняло. Опять в тот вечер и в ту ночь история осталась нечитаной, а я – не выспавшийся. Вот и схитрил, вот и отдохнул. Знал бы заранее, как оно обернется, в столовой бы сделал вид, что вышел на улицу и сейчас вернусь, а сам…

Глава двадцать вторая

Паутина привязанностей

Утром, еще как следует не проснувшись, я почувствовал мерное дыхание Мансаны у себя под ухом, но шевелиться не стал. Как и скидывать ее тяжелую руку со своей не совсем богатырской груди. А сразу стал копаться в памяти, отыскивая в себе новые способности. И еле сдержал восторженное мычание! Достаточно мне было вычленить определенный участок лабиринта, как он представал перед мысленным взором с фотографической точностью. Феноменально! Поразительно!

Про все маленькие гравировки и обозначения миров говорить не приходилось: отныне в памяти запечатлелись даже некоторые мелкие огрехи в этих мини-произведениях. Например: там не пробилась линия на всю глубину, здесь откололся бортик выемки, а в том месте чуток рисунок запачкала старая, засохшая субстанция непонятного происхождения. Популярнее сказать – обычная грязь. Да-с! Дамы и господа! Этот обряд гипны – и в самом деле невероятно уникальное, баснословно ценное изобретение местных умельцев. Вернее, не так умельцев местных, а правильнее сказать будет – умельцев, построивших Сияющий курган. Та еще тайна! И сумею ли я когда-нибудь приблизиться к ее разгадке?

Кажется, внутренние потрясения моего тельца таки разбудили девушку. Дыхание ее стихло, и вскоре она ласково спросила:

– Борей, ты не спишь?

– Нет, радость моя. – Чего притворяться, если уже и так не засну. – Проголодался что-то, да и в одно место наведаться надо.

– И я уже умираю! – призналась она, на четверть задействовав мощность люмена и с детской непосредственностью облачаясь в мой халат. – Я первая.

И выскочила из номера, так и не признавшись, от чего ей грозит смерть. Но я и сам догадался, приподнимаясь с тяжелым вздохом и грустно посматривая на оставшиеся на столе объедки. Надо будет на все сто процентов использовать утреннюю отлучку Мансаны на завтрак и все-таки заглянуть в эту чертову историю местного мира. Да и вообще желательно что-то придумать такое, чтобы и в течение дня симпатичная проводница мне на хвост не присела.

Когда теплый халат опять достался мне и я отправился на утренний моцион, то некоторые мысли в голове по нужной теме созрели. Раз уж я притворяюсь художником, то надо воспользоваться поводом остаться наедине и настоять на своем желании заниматься первой конкретной апробацией своих талантов в полном одиночестве. Замечательная идея!

Но, вернувшись в номер, я внутренне опять загрустил. Планы опять корректировались обстоятельствами сильнее рассудка: обнаженная и соблазнительная Мансана в бесстыжей позе лежала на кровати и призывно манила к себе пальчиком. Набрасываясь на нее, я утешал себя мыслью, что это не надолго и вскоре я таки стану свободен.

Как бы не так! Час наших забав прошел, и, уже отдыхая, я сглупил, задав свой вопрос сожалеющим тоном:

– Тебе пора идти на завтрак?

– Ну что ты, мой сахарный! Как я посмею тебя огорчить, оставляя одного? – с нежностью запричитала моя любовница. Она явно радовалась возможности и меня порадовать: – Я ведь тебе обещала подарки, и я твоя! Делай со мной что хочешь!

Что хотела, то и делала она, начав пылко со мной целоваться и потянувшись ручками во все доступные ей места. Пока я интенсивно пытался включить соображаловку, меня выручил определенный, скорее, даже условный стук в дверь.

– Завтрак! – сорвалась с меня Мансана, погасила свет и только после этого приоткрыла дверь. Под аккомпанемент заговорщицкого шушуканья и женского хихиканья она обменялась со Светией столиками на колесиках и вкатила внутрь завтрак на две персоны. Причем довольно обильный завтрак.

Да она что, смерти моей хочет?! Я, конечно, парень выносливый, и у меня ничего до дыр не сотрется и не отвалится, но ведь и делами архиважными надо заниматься. Нет! Пора хватать бразды правления ситуацией в свои руки и выправлять «перекосы на местах».

Пока моя симпатия в темноте катила столик к столу, а потом пробиралась на кровать и с растерянностью ощупывала остывающее место, я уже наполовину оделся и на полную силу включил люмен. А потом беспардонно метнулся к столику.

– О-о! Какая прелесть! – с шумным восторгом принюхивался я к доставленной пище. – Ты меня спасла от голода!

Пришлось красавице вставать и тоже присоединяться к ранней трапезе. И хоть она это делала без единой детали одежды на теле, я вполне умело задавил свои инстинкты самца и стал деловито обрисовывать предстоящие на сегодня планы:

– Значит, так! Обряд сработал, за что тебе отдельное спасибо сейчас и более существенно – чуть позже, когда доберемся до магазинов. А сейчас, – при этом я не забывал за обе щеки уплетать блины и запивать их сметаной, – я срочно вознамерился проверить свои способности и нарисовать первый холст. Для этого попрошу тебя сбегать в магазин и купить подрамник, краски, кисти и все необходимое. А потом я уединяюсь для рисования. По магазинам мы прогуляемся после обеда, так что заранее продумай, какой подарок тебе хочется больше всего.

Горькая пилюля расставания, пусть и короткого, но подслащенная обещанием подарка, все-таки оказалась проглочена, и девушка стала одеваться. Но и она оказалась совсем не так проста, как мне иногда казалось.

– Борей, а разве художники рисуют в таких помещениях? – Она обвела ладошкой мой номер. – Ведь нужен свет дневной, и много.

– Ну да, ну да. А что делать? За неимением оного и так сойдет.

– Но ты бы мог отыскать для своей работы иное помещение, где много света.

– Представляю, во сколько мне это выльется.

– Разве вопрос у тебя упирается только в средства? – последовал коварный вопрос.

– Увы! Они тоже не беспредельны. – Тут я пролетел с поспешным признанием.

– Да-а, подобные комнаты очень дорого стоят.

– Вот видишь!

– Но ты забыл обо мне и о моей семье, – многозначительно заворковала девушка.

– При чем тут твоя семья? – несколько запоздало стал напрягаться я.

– Сейчас одеваемся, и я тебе все покажу! – тоном колдуньи-снегурочки пообещала моя пассия, теперь уже молниеносно завершая свое облачение в одежды. – Поторопись! Не пожалеешь!

Ну вот, опять развитие событий ускользает из-под моего контроля. Придется быть построже и разыграть из себя рассерженного творца, которому бестолковая женщина не дает сосредоточиться на создании шедевра. Благо, что и такие роли в многочисленных спектаклях мне приходилось играть чуть ли не ежедневно.

– Да что это такое! – Я со стуком поставил на стол пустой кувшин из-под сметаны и тщательно вытер рот салфеткой. – Неужели я не могу спокойно порисовать? У меня прямо перед глазами стоит один рисунок, и я чувствую, что его немедленно надо запечатлеть! А ты!.. В такой момент!..

Словно чайка над гнездом, Мансана забегала вокруг меня, боясь притронуться пальчиком.

– Ну чего ты, Борейчик, сердишься? (Ну вот, и тут это классное имя уменьшительным сделала!!!) Я ведь как лучше хочу, поверь! Думала, сюрприз будет, но если хочешь, сразу расскажу. – Я даже подумать не успел, хочу ли, как она стала рассказывать: – Мой прадедушка художником был, и у него под крышей мастерская осталась, самая лучшая и светлая в нашем доме! Ты только увидишь и сразу оттуда выходить не захочешь. И самое главное, там и красок, и кистей, и холстов – тебе на полжизни хватит. А уж какой вид оттуда открывается на столицу, очуметь! Мы туда специально сами ходим, на курган и на порт полюбоваться. Идем, идем, мой сахарный! Ну, чего сидишь?

Вот незадача! И как теперь от этого уникального предложения отказаться? Ведь не поймут, вся семейка Барсов не поймет! И уж точно заподозрят невесть в чем. Злость не проходила, растерянность продолжалась, но что-то ведь отвечать следовало:

– Ненавижу, когда мое имя так коверкают.

– Извини, Борей, это я нечаянно, чисто ласкательно.

– И я настроился работать в номере.

– Да ты только взгляни разок на комнату, не пожалеешь! Все равно время бы потерял: пока я бы краски и кисти с холстом принесла. А там я тебя одного оставлю, и сразу можешь приступать к работе.

В логике ей не откажешь. Умеет убеждать и уговаривать. Да и у меня уже некоторые соображения насчет ее предложения появились. Почему бы и не воспользоваться? Книгу я спокойно беру с собой в своем рюкзаке и камеру прихвачу, сниму общую панораму города. Потом сделаю пару мазков или просто нанесу грунтовку на холст и преспокойно займусь чтением.

Решено. Делаю вид, что согласился. Но нехотя, нехотя.

– Даже не знаю. Неудобно как-то пользоваться твоей щедростью.

– Обижаешь! Между нами столько всего хорошего, – с обидой надула губки Мансана.

Но я не повелся:

– Да и краски денег стоят, и холст, и все остальное.

– Ничего страшного. – Кажется, у нее на все ответ был готов заранее. – Что используешь – потом купишь и вернешь на место, если уж ты такой щепетильный. Хотя если оставишь свою картину в знак расчета, то отец тебе еще и приплатит.

– Ох! А вдруг я бесталанный?

– Мне кажется, с твоим характером ты и эту трагедию переживешь, – уже весело хихикала девушка. – Топиться в Лияну точно не побежишь!

Умная девушка. И как только такая в харчевне работает прислугой? Или у них это семейный бизнес и она просто так помогает? Вот и отгулы ей дали, и вообще слишком самостоятельной и независимой выглядит. Ладно, с ней позже выясним, а как вот незаметно некоторые мелочи, книгу по истории, а то и обе с собой запаковать?

С кряхтением кивнул головой:

– Ладно, пойду взгляну.

– Молодец! – И град счастливых поцелуев на шею и щеки.

– Только мне собраться надо.

– Я отвернусь!

– Хм… А вдруг подсмотришь?

Видать, она подумала, что я для нее хочу очередную сладость приготовить, потому что с готовностью выскочила за дверь и уже из-за нее похвасталась:

– Когда мама с сестрой попробовала твой шоколад, то сказала: «Подобной прелести никто не умеет готовить в столице и ее окрестностях. Вот если бы открыть производство подобных сладостей! Твой Борей бы стал самым богатым и прославленным!» А ты знаешь, какая моя мама умная и сообразительная?

Ага! К чему бы это странное местоимение «твой»? Мечась по комнате и собирая нужные вещи в маленький, купленный позавчера рюкзачок местного пошива, я пытался осознать некие странности в подобных разговорах. Хотя в первую очередь обратил внимание на обещанное богатство. А что, если отыскать в этом мире зерна какао, то можно и замутить неплохой бизнес. Во вторую очередь – решил пошутить:

– О! Я думал, у тебя только папа есть. А оказывается, еще и мама с сестрой. Чудеса!

На этот раз шутка прошла на ура, и за дверью послышался серебристый смех:

– А про братьев моих близняшек забыл? Еще и старший брат есть, на три года старше. А сестра самая младшая, ей только десять исполнилось.

Кортик я брать не стал, слишком он мешал и вчера доставил невероятно много мучений. Последний раз окинул номер взглядом, не забыл ли чего, и, поправляя рюкзак на спине, вывалился в коридор со словами:

– Десять? И тоже такая красавица, как ее сестра?

– Нет, – веселилась польщенная комплиментом Мансана. – Еще красивее!

– Неправда, красивее не бывает! – несло меня поднимающееся настроение.

А что, жизнь прекрасна, я сыт, одет, обут и даже полностью удовлетворен в своей сексуальной ненасытности. А скребущееся чувство беспокойства о брошенных, покинутых, возможно, навсегда родителях пока еще меня сильно не гнетет. Время есть, процесс пошел, глядишь, и отыщется какой-нибудь выход. Ну а не отыщется – вот тогда и буду горевать, вспоминая свои любимые детальки и боготворимую сгущенку. Хотя если хорошо подумать, то и здесь сгущенку можно запустить в производство и тоже на этом хорошо заработать. Если кто раньше не придумал, конечно. Надо будет поинтересоваться.

На выходе из пейчеры собралось как никогда много народу. Специально, что ли, нас поджидали? И распорядитель с тетушкой Лидией (похоже, жена); и дядюшка Круст (чего это он не на работе?); и Светия с еще какой-то подругой (неужели Мансану выгнали за прогулы и нашли ей замену ☺); и около десятка роящихся постояльцев (никак ярмарку тут устроили или собрание?). И все они, словно по команде, замерли, примолкли и уставились на нашу парочку. Уши у меня чуть от жара не отвалились, пока я проходил мимо всех и прижатием кулаков к плечам отвечал на приветствие знакомых. Ну еще бы: ведь этой ночью крики раздавались еще более громкие и бесстыжие. Порой у Мансаны совсем крышу сносило от удовольствия. А мне самому в тот момент было все фиолетово. Зато сейчас…

Уже в тоннеле я покосился на спутницу и поразился: личико выглядело счастливым, надменным и несколько вдохновенным. Словно это не мне, а ей предстояло нарисовать шедевральную картину. А может, она уже давно нарисовала?

Оглянувшись на приемную, поинтересовался:

– Чего это там так много народу собралось?

– Заняться им нечем, – фыркнула моя симпатяшка. – Вот слухи и распускают.

Значит, и в этом мире существуют аналоги земным сплетням и пересудам, и нашу парочку тоже усиленно взяли в оборот. Только удивительно, почему это моя новая подруга держится так гордо и самоуверенно? По моим понятиям, она уже давно должна была забиться в свою комнатку и плакать там от стыда и отчаяния. Боясь показаться на люди. А этой – хоть бы хны!

К дому рода Барсов мы дошли за пару минут, и уже на подходе девушка стала показывать, кто, где и с кем живет:

– На втором этаже слева живут Емлян с Лидией и четверо их деток. Справа – моя тетушка Майка, папина сестра. У них там семейка в двенадцать человек. На третьем – кузен Владар и его теща со своими дочками, дед Славес и мамина тетя Гала. Магазин фруктов, скорняжная мастерская, ювелирная кузня и кондитерская на первом этаже тоже нашему роду принадлежат.

О четвертом этаже ничего сказано не было, из чего я догадался, что кухарка живет под самым чердаком и нам придется тащиться вверх по лестнице. Но и здесь оказался приятно поражен: по центру каменного колодца с лестничной эспланадой имелся вполне приличный лифт, в который мы и вошли.

Гудение моторов я не услышал, но тросы натянулись и подались вверх после нажатия такой вполне себе в земном стиле кнопочки.

– А-а-а… Как оно?.. – замахал я ладонями, вопрошая, что или кто тянет кабину лифта вверх.

Мансана дернула плечиками, удивляясь очевидному:

– Сила шуйвов.

Опять эти шуйвы! Неужели и в самом деле модифицированные в сознании обывателей техники? Возможно, модифицированные до божественности? Или здесь какие тайны, совершенное неизвестные самим пользователям? У нас, например, тоже любую бабку спроси: что тянет лифт вверх? И любая ответит: электричество. Разве что одна из ста скажет «Моторы», а одна из двух сотен поправит: «Нет, тросы!»

Надо будет следующую книгу купить с определенным названием: «Сила шуйвов и с чем ее едят». Иначе без пузырька валидола, как говаривала моя покойная бабушка Марфа, не разберешься.

Ну и наверху случилось то, чего я больше всего не ожидал: меня стали «грузить». Причем так основательно, крепко «грузить». Началось с того, что на звук открываемой двери (кстати, никаких ключей или замков я не заметил) в коридор выскочила милая девчонка лет десяти, всего лишь на пять сантиметров ниже меня ростом, и счастливым голосом заверещала:

– Ура! Манса жениха привела!

– Манса?! – перекосило меня от противоречивых мыслей.

И первый раз я заметил, как моя любовница жутко и быстро краснеет. Кажется, поведение сестрички и ее смутило до глубины души, и она с крайней растерянностью залепетала:

– Не обращай внимания, это меня так дома называют. – Но ведь не это было главное, и она это осознавала: – А сестренка моя такая шутница, такая шутница! Да и принято у нас так встречать любую парочку, в дом входящую. Ну понимаешь, традиция такая.

– Странно, – проворчал я, присматриваясь к застывшей в боевой готовности малявке. – Не слышал о таких традициях.

Девчушка уже и рот приоткрыла, чтобы опять обрадовать какой-нибудь необычной традицией или обрядом, как Мансана с тяжелым металлом в голосе пригрозила:

– Басна! Веди себя прилично! А не то пожалеешь!

Какие там уговоры были между сестрами, мне неведомо, но с той поры младшенькая от меня не отходила ни на шаг, проедала дырки глазами, но молчала, как белорусский партизан, переодетый в гитлеровскую форму.

Зато появилась мама семейства, и пришлось чинно пройти процедуру знакомства и выдержать с честью комплект приличествующих данному случаю вопросов. Затем по одному стали сходиться братья, а когда я уже мечтал сбежать куда глаза глядят, появился и отец семейства. Пришлось и с ним знакомиться, отвечать на вопросы о дальней дороге и о делах, благоустройстве и проблемах в дальних Пимонских горах. Да еще и давать косноязычные пояснения по поводу моего странного произношения.

Да что это такое?! Они что, нигде не работают и не учатся, или сегодня выходной? Или они специально собрались домой и в самом деле устраивают какие-то смотрины? Что за неожиданная интеллектуальная беседа?

На это ушел час. Неожиданно исчезнувшей Мансаны все это время не было, но когда она появилась, моя радость оказалась преждевременной:

– Папа, мама, приглашайте Борея завтракать, стол накрыт.

Ага! И порисовал, и на панораму полюбовался, и историю поучил.

Глава двадцать третья

Путаница

Стол оказался сервирован с графской роскошью, и, что самое удивительное, нам подавали и наливали две миловидные служанки. Какого тогда спрашивается ангелочка Мансана работает кухаркой в харчевне? Значит, и там у них точно семейный бизнес, в котором родственнице не зазорно и постояльцев обслужить. И с подносом к ним в номер заглянуть. Может, и ко мне все началось с простейшего, обывательского интереса? Ведь с кем еще свободнее клиент перемолвится, как не с кухаркой или подавальщицей?

Когда все расселись, я только тогда заметил, что стул мне достался наиболее высокий из всех, я уже не смотрелся как дитято. Да и вина налили в бокалы не только всем взрослым, но и мне. Присмотрелись, как я пробую, и только после этого хозяин дома поинтересовался:

– И как тебе это вино?

К тому времени я выбрал линию поведения грубоватого и бесхитростного парня:

– Не люблю алкоголь, поэтому и не разбираюсь в нем.

– Весьма благоразумные решения, – похвалила мать семейства. – И какого ты Борей, рода?

– Ивлаевых! – последовал мой уверенный ответ.

– И как далеко просматриваются родословные рода Ивлаевых?

– Никогда не интересовался. У нас в первую очередь смотрят, чего человек достиг своими силами, а не состоянием или громким титулом своих предков.

Отец семейства в удивлении покрутил головой и поспешил задать какой-то вопрос:

– А когда же ты, Борей, собираешься пойти к…

Что-то он хотел у меня спросить очень важное и касающееся меня лично! Но осекся и деликатно замолчал.

Краем глаза я заметил, как Мансана делает большие глаза и мотает отрицательно головой. И тут же сама пришла на помощь отцу:

– Борей уже был со мной в порту. – И, повернувшись ко мне, пояснила: – Папа там работает, поэтому для него порт – самое красивое место в столице.

Мне, конечно, не доводилось вообще никаких портов лицезреть, разве что по фильмам и специальным телеобзорам, но местную достопримечательность я расхваливать не собирался. Чувствовал, что меня в таком случае надолго затянут в разговор обсуждений. Поэтому просто буркнул:

– Да порт как порт. Вот военные корабли понравились. Особенно флагман.

И опять, оказывается, попал пальцем в самое яблочко. Глава семейства самодовольно заулыбался и похвастался:

– Вот как раз на флагмане я и несу службу императору старшим помощником капитана! – Глядя на мои округлившиеся глаза, рассмеялся: – Что, не похож на скандального старпома? Так вон – подтверждение.

Проследив за его перстом, я уставился в простенок между окнами, на портрет облаченного в мундир флотоводца. Во весь рост. Пышные аксельбанты, знаки различия, галуны, кортик, сабля, прочие блестящие и радующие глаз аксессуары и узнаваемое лицо. На других простенках находились, видимо, славные предки рода Барсов, и почти все в форме высших флотских офицеров. Раньше я вообще на портреты внимания не обратил. Но про них никто мне и не сказал, помня о моей фразе о значимости только нынешних заслуг.

– Хочешь побывать на флагмане? – неожиданно предложил папаша. – Я как раз вскоре туда отправляюсь и мог бы вас прихватить.

И на меня сразу нахлынули все детские желания стать моряком, плавать на таких кораблях, сражаться с пиратами или самому пиратствовать. Ну, пусть не на таких, пусть полностью из железа и с огромными пушками, но такой, как здесь, даже в сто крат лучше и романтичнее.

Поэтому мысли о делах и намеченных планах разом вылетели из головы.

– Конечно! Тем более я заметил, что туда и посетителей пускают.

– Только этого не хватало на имперском флагмане! – посуровел старпом лицом, обращаясь к своей дочери: – Когда это вы там были?

– Проходили мимо позавчера утром, когда осматривали порт, – доложила девушка. – Там и в самом деле по палубам прохаживались какие-то гражданские.

– А-а! – Лицо офицера скривилось от неприятных воспоминаний. – Так это по личному распоряжению императора разрешили делегации какого-то захудалого царства посмотреть на гордость Моррейди. Как они меня достали своим занудным любопытством и расспросами!

– Так ведь я тоже буду о каждой мелочи спрашивать, – без всяких обиняков напомнил я о приглашении с визитом.

– Ничего, тебе можно, – рассудил глава семейства с какой-то чрезмерной доброжелательностью. – А на все вопросы ответит юнга. Приставлю к вам самого шустрого и сообразительного, и он все до последнего комингса покажет.

Опять-таки это местоимение во множественном числе. Кого он имел в виду? Видимо, мой вопрос так хорошо читался на обращенной к девушке физиономии, что Мансана ответила сразу:

– Мне папа тоже давно обещает экскурсию, так что мы пойдем в паре.

Хотел было я припомнить бытующее на Земле поверье, что женщина на корабле – к беде, но, пока нужные слова подбирал в уме, красавица сама напомнила и мне и родным:

– Так ведь Борей сейчас собирался немного порисовать в мастерской прадеда!

– Так проводи его, пусть рисует, – пожал плечами ее отец. – А сама тем временем переоденься в форму юнги и забери под берет аккуратно волосы. У вас в распоряжении еще… – Новый фокус для тупого землянина! Ладонь уверенным жестом достает из кармана некоего подобия френча блестящую луковицу часов, раскрывает их, и слышится уверенный голос: – Кар с четвертью! Как раз все успеете.

Опаньки! Вот и первые часики. Как бы еще до них добраться, в руках покрутить да в этих самых карах разобраться? А то мозги сломать можно, пытаясь при разговоре угадать, когда кивать, а когда отрицать надо. Но скорее всего, кар – это около часа, а то и больше. Иначе как бы я мог за более короткое время что-то нарисовать?

На том завтрак и закончился, хотя несколько вкусностей я в себя затолкать успел. Да и пиалу со сметаной опустошил, нисколько не смущаясь приподнятых бровей хозяйки домашнего очага. Как это ни странно, но никто из детей даже полусловом не обмолвился о своих желаниях тоже побывать на корабле, хотя по умоляющим взглядам братьев-двойняшек было легко заметно, как им тоже хочется на эту экскурсию. Видимо, старпом и дома умел поддерживать строгую дисциплину среди своих деток. А может, их заранее успели предупредить: экскурсия только для гостя и ради гостя. Солидный дядька! Да на флагман другого человека и не возьмут старпомом.

Но почему тогда глава семьи так легкомысленно относится к знакомству своей старшей дочери с калекой? Ведь не может и в голову прийти флотскому, стройному и красивому офицеру иметь внуков от такого недоросля, как я. Ни он, ни его жена вроде на сумасшедших не похожи, жалостью и состраданием ко мне не изнывали и за время разговора смотрели на меня вполне как на нормального парня.

В голову, правда, закралась одна сумасбродная мысль: при переходе на меня легла маска изменения личины, и теперь я смотрюсь так, словно рослый, кучерявый и красивый принц с большой железякой в руках. Но такого не могло быть в принципе и по существу, ведь все меня видели прекрасно, и мой рост распознавался даже с высокой крыши. Недаром ведь оттуда кто-то кричал по поводу позднего выгула дитяти.

Что-то тут не так! Знать бы – что именно? И как-то подспудно я догадывался, что не прозвучавший до конца за столом вопрос – как раз из моей серии разгадок. Но разговор специально увели в сторону. Чем же папаша так хотел поинтересоваться?

На чердак мы поднимались по лестнице втроем, десятилетняя Басна от нас держалась на выверенной дистанции в три шага. А старшая сестра вроде как на младшую совершенно не обращала внимания.

– Борей, заходи и смотри. Правда, здорово?

Действительно: классика жанра! Если мысленно мне и представлялась мастерская уникального живописца, то всегда она виделась именно такой. Вся из дерева, полная тишины, витающих в воздухе красок и величественного очарования. Груды полотен, мольберты, банки с кистями и выпирающие с каркаса крыши толстенные балки. Огромное окно, сразу три люмена, десяток ламп непонятного назначения и несколько десятков свечей, расставленных с подсвечниками во всех местах. И особый колорит создавали навязанные в некоторых особо удачных для этого местах морские узлы. Большие, маленькие, сложные и архисложные.

В последнюю очередь я заметил несколько шпаг или рапир в самых неожиданных местах, лук со спущенной тетивой и два колчана, полные стрел. Видать, прадедушка тоже любил пострелять по местным каркушам. Или как их там? А! Кречи.

Обе сестры очень грамотно выждали и оценили мою первую реакцию, и, только после того как я стал двигаться к окну, Басна захлопала в ладошки и воскликнула совсем не по-детски:

– Шикарно! Он и в самом деле станет великим художником!

А Мансана схватила меня за руку и потащила к окну с ускорением:

– Смотри!

И я опять надолго замер, рассматривая открывшийся пейзаж города. Отсюда прекрасно смотрелась вся восточная часть столицы, слева кусочек кургана, а справа река и портовые постройки с кораблями и пирсами. В ту сторону я не ходил и не смотрел до того, а ведь там как раз находился самый большой дворец. Далеко вдаваясь в речные просторы, нависая над Лияной, роскошный комплекс казался эдаким огромным плавающим островом, бесстрашно начавшим плавание к океану. От города дворец отделяла стена, своим дальним концом смыкающаяся с главной стеной города, да и сами контрфорсы, уходящие в глубину реки, возвышались не менее чем на тридцать метров и казались неприступными.

Проследив за направлением моего взгляда, девушка подтвердила:

– Императорский дворец. Причем попасть туда в сто раз легче, чем на корабль моего папочки. Хочешь, мы туда завтра отправимся?

– Хочу! – выдохнул я с такой жалостью, что сам чуть не заплакал. Свалившиеся на голову проблемы опять согнули мне шею своей тяжестью. – Только вот вначале бы дела все сделать. Порисовать, потом в кургане еще раз побывать для сравнения, потом… сестер встретить.

– Да что ты их так боишься? – с материнской ревностью набросилась на меня Мансана. – Ты не в горах, здесь тебя в обиду никто не даст.

– Эх! Не видела ты еще моих сестричек, – потух я, но тут же встрепенулся, понимая, насколько у меня мало времени. – Ладно, перед тем как ты уйдешь переодеваться, покажи, чем я могу пользоваться для рисования.

– Да всем! Конечно, только не порть уже готовые картины. Вон там чистые холсты, вон там свободные мольберты любой высоты, здесь – краски и кисти. Если хочешь, можешь воспользоваться образцами и попытаться скопировать. Вот.

Она выхватила из стеллажа одну большую картину с изображением какого-то зала Сияющего кургана и поставила на мольберт:

– Она незаконченная, но все равно можно по ней ориентироваться.

– Разберусь! – не совсем ласково буркнул я, всем своим видом показывая, что хочу остаться один.

– Убегаю! – двинулась Мансана на выход, а я поспешно подошел к столу, положил на него рюкзак и вознамерился достать книгу по истории. И только в последний момент сообразил, что младшая сестричка осталась на месте и бесцеремонно за мной наблюдает.

Решил и я с ней не церемониться:

– Тебя нигде не ждут?

– Не-а! – Она сделала паузу и предложила: – Хочешь, я помогу тебе краски разводить? Я умею.

– Не надо, я привык все делать сам и в полном одиночестве.

– Так тебе же будет скучно!

– Нисколько. Можешь идти по своим делам.

– Так у меня ведь нет дел! Или ты не понял?

Что-то мне подсказывало, что так и ссора может получиться. Поэтому я решил прокрутить одну задумку вначале, а там видно будет. Прохаживаясь по мастерской и заглядывая во все углы, начал издалека:

– И как идет твое обучение?

– Общественное или персональное?

Вот так, Штирлиц! Получите аттестат вашей полной неграмотности. Попробуйте поймать гранату! Оказывается, у них здесь явно разделенное и трудно определяемое с ходу образование.

– В сумме! – брякнул я.

– Это как? – хихикнула егоза. – Шпага вместе с молотом?

Следовало немедленно менять тактику вопросов, да и сами вопросы. Хотя я на двадцать два удара сердца вдруг замер с открытым ртом перед выставленной недоделанной картиной. В ее уголке, где художники обычно подписываются, стоял запомнившийся мне до малейших деталей значок: полумесяц с направленным в него треугольником. Мне мерещится, что ли? Да нет! Даже после моргания значок другого мира не исчез. Что же тут творится? Вроде никто ничего не знает, а тайными знаками чуть ли не на каждом углу торгуют? Или только этому странному прадедушке что-то было известно? Ну и дела!

Надо немедленно избавиться от этого мелкого надсмотрщика! И срочно осмотреть все наличествующие здесь картины. Я несколько раз вздохнул, успокаиваясь, вспомнил направление моих мыслей до того и начал:

– Хорошо, тогда ответь мне на самые простые вопросы, после чего я их постепенно буду усложнять. Начали?

– Давай! – азартно согласилась малявка.

– Сколько кар в сутках?

– Двадцать.

– А сколько дней в рудне?

– Пять. – Девочка стала хмуриться, подозревая, что над ней издеваются.

– И сколько рудней в лутени?

Ответ последовал с явной неохотой:

– Ну, восемь.

– А теперь шестнадцать рудней раздели на сорок четыре кара и умножь на восемь лутней. Что получится в итоге?

Басна и наморщилась, и скривилась, пытаясь определить подоплеку такой нереальной задачи. Но в итоге оказалось, что соображает она и думает вполне себе здорово, абстрактно и правильно.

– Ты что, телепяк?

Это слово мне уже слышалось пару раз краем уха, и я догадывался, что оно аналогично земному слову «дурак». Поэтому добавил в тон как можно больше ехидства и спросил:

– А что, так сильно заметно, что я летать не умею?

– Да, заметно!

– Тогда полетаем вместе?

До малышки наконец дошло, что я над ней смеюсь, и она обиделась. Хотя опять поступила не по-детски, вопрошая с укоризной:

– И чего ты такой? Добрый, хороший, а так себя ведешь?

– Хочу остаться один, – посчитал я самым верным сказать правду.

– Ну и оставайся! – Детская обида все-таки возобладала: Басна показала мне язык и с дробным топотом унеслась вниз по лестнице.

Уф! Наконец-то! Не теряя ни секунды, я принялся лихорадочно перебирать все законченные и незаконченные картины местного патриарха живописи. Фонарик мне помог в этом деле колоссально, иначе пришлось бы подносить картины к окну поодиночке и там рассматривать таинственные знаки. А они были на всех картинах! Причем, помимо первого вида значка – еще двух видов, хотя явно преобладал полумесяц с треугольником.

Сотни новых загадок и хоровод навязчивых мыслей! Как из них выбраться?

История! Вот лучший проводник среди айсбергов незнания. И я дрожащими руками достал книгу из рюкзака. Но не успел и вступление прочитать, как вновь послышался топот каблучков по лестнице. Наверх поднялась Мансана, просто потрясно смотрящаяся в костюме штатного юнги императорского флагмана.

Заметив мои глаза, расширившиеся от восторга созерцания и досады прерванного одиночества, она прокрутилась на месте, придерживая эфес малого кортика:

– И как я тебе?

– Будь моя воля – сразу бы назначил капитаном! – Мой комплимент стоял рядом с истиной.

– Увы! Ты не император! – Она умильно вздохнула и поправила берет на голове. – Тогда пошли? Ты что-то успел сделать?

– Как же! Я даже начать не успел. Да и Басна никак уходить не хотела.

Девушка просительно сложила губки.

– Ты ведь понимаешь, что на нее нельзя обижаться.

– Да я не обижаюсь, – фыркнул я. – Но и распускать ее не следует. Построже с ней надо, построже.

– Ты с ней не ссорился? – отчего-то заволновалась очаровашка.

– А что, нельзя? – прорвалось у меня раздражение. И я увидел, как Мансана начала бледнеть. – Ты чего?

Я даже шагнул к ней, хватая за руки.

– Конечно нельзя! – зашептала она. – Она же вашшуна!

– А-а? Вашшуна?

Я уже устал скрывать удивление и следить за своим лицом. И кажется, попал впросак, потому что девушка от меня отпрянула:

– Кошмар! Ты и этого не знаешь? Или ее медальона не заметил?

– Мм? Не заметил, – пробормотал я покаянным голосом, пытаясь хоть так вылезть из непонятной мне западни. Хотя на самом деле тот медальон только бы слепой не заметил. Но я-то думал, что это самое обычное детское украшение, а тут… Что же оно обозначает на самом деле?

Тем более что моя красавица теперь испугалась еще больше. Но ее дальнейший поступок меня изумил вообще до крайности: женская ручка скользнула ко мне в брюки и стала там ласково перебирать мое хозяйство. Пару мгновений я соображал, что происходит. Потом внимательно прислушался к звукам, идущим снизу: к нам никто не поднимался. И тут же моя стать, натренированная самыми дикими ролевыми играми и частенько разыгрываемыми в самых невероятных местах спектаклями, воспарила, как по команде полководца.

А моя любовница шумно выдохнула, расслабилась и заулыбалась от счастья:

– Не прокляла! – Затем чмокнула меня в губы, прекратила меня возбуждать и настойчиво посоветовала: – Но ты все равно с ней поосторожнее! Она уже свою силу знает и может такое учудить, такое!..

Смутные подозрения по поводу общей цели и конкретного объекта «учудения» сразу загрузили мою оперативную систему в башке по максимальному уровню. Что это получается? Эта малявка могла меня проклясть из-за какой-то мелочной обиды, и я как мужчина стал бы несостоятельным? Так вот почему Мансана испугалась и побледнела! Так вот кто такая вашшуна и что она может вытворить! Так вот почему меня всего трясет, во рту пересохло, а сердечко стучит через раз!

Мое ухудшившееся состояние заметила и подруга:

– Да не пугайся ты так. Она вообще-то очень добрая, и ты ей сильно понравился.

Ни фига себе, понравился! Потому и не прокляла, что ли? А если бы построже настаивал на ее уходе? Что бы было? Рыдал бы сейчас над своей несчастной долей вместе с местной кухаркой? Или не кухаркой? Лысый их тут разберет, кто есть кто! Нет бы сидеть себе в своем номере да книжки почитывать, так нет, на секс потянуло! Представляю, что бы со мной сотворили Машка и ее амазонки после опознания во мне полного импотента! Брр!

И на мне мертвом висела бы бирка-классификация: «Проходимец, застрявший, облажавшийся, ни на что не годный»

Глава двадцать четвертая

Инерция течения

А ведь и в самом деле я чувствовал: надо мной довлеет инерция течения. Куда я только ни пытаюсь свернуть, как только ни пробую отгрести в сторону, а меня тащит в самый водоворот, куда я вроде и не планировал. Нет чтобы настоять на своем, просидеть весь день в номере и узнать об этом мире все самое важное, так я поддался на провокации Мансаны, оказался в кругу ее семьи, довольно странно ощутил на себе все их внимание к моей скромной персоне и даже удосужился попасть в число редких визитеров флагмана императорского флота. А уж о своем счастье избежать проклятия какой-то мелковозрастной ведьмы я до конца жизни не забуду.

Вот примерно так рассуждая, я и топал в сопровождении стройного юнги за солидным морским офицером в полной парадной форме. Тот, словно ледокол, буравил толпу впереди нас, даже не особо обращая внимание на недовольные отклики себе в спину. Видимо, привык с молодости, что ему уступают дорогу все, кто младше чином. Нам только оставалось держаться за ним впритык и не потеряться в предобеденной сутолоке Рушатрона. Вернее, меня держала крепко за руку более тяжелая и мощная Мансана, а я трепался у нее в кильватере, словно… Нет, неудачное сравнение.

Но как меня ни толкали и ни сжимали сходящиеся за спиной у старпома потоки горожан, я и на ходу старался выведать у своей любовницы хоть какие-то полезные сведения о ее прадедушке:

– Слушай, а насколько он был великий художник?

– Ну, не настолько знаменит, но достаточно известен. Несколько его картин даже в императорском музее выставлены.

– Вона как! И как он подписывал картины свои?

– Определенным символическим знаком, который ему подсказал Сияющий курган.

– Как это? Курган с ним беседу имел или во время обряда гипны подсказал?

– Святыня шепчет только кандидатам в хранители, – сердилась Мансана, с хрипом вытягивая меня из сутолоки сошедшихся жерновов из людских тел. – Шевели ногами! А во время гипны художник или любой другой посетитель только запоминает.

– Так откуда значок такой странный?

– Не говори глупостей! И не называй волшебный символ каким-то дешевым словом.

– Да я так, образно.

– Символ удается рассмотреть лишь единицам из посетителей, и чаще всего после этого те, кому повезло, закрепляют увиденное чудо в фамильных гербах или начинают использовать вместо подписи.

– Ух ты! Я об этом и не слышал! – Люблю, когда врать не надо.

– Да куда вам, диким, такое знать, если ты даже медальон вашшуны не заметил.

От воспоминаний о недавно пережитых треволнениях я непроизвольно поежился:

– Да я-то больше на тебя смотрел.

– Лгунишка! Ты меня даже шоколадом не угостил.

– Так еще не вечер, – напомнил я и крепче сжал ее ладошку. – И как твой дед рассмотрел свой символ?

– Не знаю, он никому не рассказывал этой тайны. Но общеизвестно, что символ показывается своему избраннику только один, максимум два раза, а потом опять впитывается в камень, прячась от взглядов посторонних. Даже заметивший его единожды или дважды больше никогда его не видит.

Мысли опять запрыгали в голове, как теннисные мячики, но я решил уточнить:

– Постой, но я вытащил наугад из стеллажа еще несколько картин, и там уже имелись другие символы. Получается, деду многократно повезло?

И тут же врезался в замершую на месте Мансану, она в упор разглядывала мое лицо:

– Как ты успел рассмотреть иные знаки?

– А что, нельзя было? – изумился я самым естественным образом.

– Да нет, можно… Ох! – Она спохватилась, закрутила головой во все стороны и с досадой даже пару раз подпрыгнула на месте. – Ну вот! Из-за тебя теперь придется пробираться до корабля самим.

Но флотский офицер заметил каким-то чудом наше отставание, дождался на углу и вновь потащил за собой как на буксире. А я все равно настаивал:

– Ты мне так и не ответила!

– Ладно, отвечу, только это чисто семейная тайна и не для посторонних ушей.

– Буду нем как могила! – Мое обещание чуть опять не привело к полному ступору в движении, правда, мы уже вышли на набережную и теперь двигались вполне свободно.

Девушка усмехалась:

– Интересные у тебя клятвы.

– И все-таки?

Видя такую настырность, моя гид сдалась:

– Еще два символа прадед рассмотрел перед самой смертью. Поэтому и подписал ими только несколько незаконченных картин. Мало того, умирая, он завещал эти картины не продавать, а символы использовать только правнукам после взросления и только при твердой уверенности, что те никому больше не принадлежат. Чего-то он сильно боялся, может, того, что эти символы уже существовали? Да так и выяснилось совсем недавно, что один символ уже издавна существует в гербе одного рода. О втором пока ничего не известно.

– Все равно не понял. То есть единицы видят что-то, а тысячи и тысячи других людей ничего не замечают?

– Верно.

– Даже хранители не видели этих знаков?

– Даже они.

Вот тут я и запаниковал. В моей памяти отчетливо запечатлелись все залы, все проходы, все до единого знаки и их так называемые контрфорсы в виде стрелок и полукругов. И все это, нажитое и обследованное непосильным трудом, сбитыми коленками и шишками на лбу, все это вдруг окажется миражом? Или откровенным издевательством со стороны всевидящих Грибников? Я просто буду орать от ярости, если прибегу на любое знакомое место, особенно на то, откуда я тут появился, а там вместо вожделенной символики – вульгарная дуля, которая, цитирую, «впитывается в камень, прячась от взглядов посторонних».

От подобных мыслей я стал внутренне полным неврастеником.

Скорее всего, именно эти переживания и размышления практически смазали, затмили мой первый час пребывания на уникальном корабле. Но на втором часу я отошел, расслабился и предался незабываемому удовольствию. Юнга нам и в самом деле попался молодой, задорный, знающий и смешливый. Он с таким жаром, страстью и безумной любовью рассказывал обо всем, на что падал мой взгляд, что я и сам влюбился во флагман императорского флота навсегда и бесповоротно. За следующие два часа мы облазили все, куда я мог протиснуться, и ощупали все, куда дотягивалась моя короткая ручка. Даже Мансана к итогу этой экскурсии выглядела словно выжатый лимон и старалась шланговать на последних метрах дистанции, как только получится.

Поэтому гид-юнга довольно вежливо предложил девушке пройти в каюту отца и там освежиться. Не знаю, что он имел в виду: может, просто отдохнуть, а может, там и в самом деле имелось нечто вроде душа, но Мансана сразу воспользовалась предложением и сбежала. А меня, зная, что я с ним одногодок, парень заволок в матросский кубрик, полез в рундук и показал свои рисунки морских баталий. Увы, тут его дар сильно не дотягивал до влюбленности в море и корабли. Я даже в детстве лучше рисовал и, как ни старался, не сумел выдавить из себя ни единого слова похвалы. Но молодой матрос не унывал и даже сам над собой посмеялся:

– Да я знаю, что любой потешается над моими картинами. Но я пока только создаю прообраз своих полотен, расставляю, так сказать, участников событий по местам, слежу за масштабностью, изучаю другие рисунки, систематизирую детали. А когда накоплю деньжат и пройду обряд гипны, то уже тогда постараюсь наверстать упущенное время.

– Ха! Но ведь обряд не дает способностей! – не выдержал я, уже сам это прошедший, но так и не испытавший до сих пор своих талантов. – Он просто помогает лучше запомнить.

– А вот и нет! – горячо возражал парень, доверительно сжимая мое плечо и мечтательно поглаживая пальцами свои несуразные рисунки. – Много случаев, когда страстное желание воплощалось в многократно усиленные возможности.

И он бегло перечислил несколько знаменитых живописцев, которые только благодаря воздействию гипны стали великими и прославленными. Мол, усиленная память тоже дает потрясающие результаты. Похихикивая над такой наивностью, я взял у него из рук карандаш и занес его над чистым листом бумаги. Прикрыл глаза и коротко задумался над темой рисунка. Конечно, перед взором стоял, маячил, возвышался и нависал всем своим великолепием только красавец флагман, который я только что оббегал по всем палубам и надстройкам.

А потом открыл глаза и стал рисовать. Бешено, резкими движениями, чуть не разрывая бумагу и чуть не поломав карандаш. Разъяренный рык юнги, раздавшийся при видимой порче дорогого для него имущества, перешел в стон, потом в мычание, а потом и вообще в редкое, спонтанное дыхание. А я с какой-то дрожью по всему телу продолжал чиркать, штриховать, затенять, размазывать графит ладонью и большим пальцем и превращать жутко сумбурное грязное пятно во что-то таинственное.

Туман плыл у меня перед взором, мешал различать детали, но когда я недоуменно осмотрел обломок карандаша в своей руке и нервно отбросил его в сторону, то глаза мои и сами непроизвольно уставились на лист бумаги. Там красовался «Драк», во всем своем великолепии и уникальности. Самый лучший из всех когда-либо мною виденных парусников мира. И что самое странное и загадочное, флагман не стоял у пирса, а мощно вздымался среди океанских волн всего лишь под малым треугольным парусом.

Жуть. Я сам вздрогнул от прокатившейся по телу волны непонимания. Уж этого паруса, да и вообще многих остальных деталей рисунка я и представить себе в данной композиции не мог. А тут такое. Да еще собственной рукой?!

Кто-то шумно и со свистом начал рядом пыхтеть, восстанавливая дыхание. И я только тогда вспомнил о юнге. Тот смотрел на меня как на… Нет, такого не бывает, и у меня просто заскок фантазии. Или бывает? Вон, даже эта мелкая и вредная вашшуна что-то там выкрикивала и хлопала в ладоши, уверяя, что я настоящий художник. А ведь она уже нечто вроде ведьмы, с большой силой для ее возраста и колдовской мощью. Раз она заметила и вот рисунок получился, то, видимо, и в самом деле обряд много дает умений. Тем более что я очень сильно хотел все запомнить.

Глаза юнги могли вылезти из орбит, поэтому я опередил лавину готовых низвергнуться на меня вопросов:

– Ты, это, поменьше болтай и никому не рассказывай особо, договорились?

– Э-э-э…

– Вот и отлично! Кстати, сколько тебе не хватает для прохождения обряда?

– У-у-у…

– Понятно. Только начал собирать. На вот тебе пару серебрушек, должно хватить.

– А-а-а… Это… – начал опять становиться многословным парень.

– Да, да! И это – тоже: обязательно попроси, чтобы тебе дали увольнительную с самого утра и на весь день. Проводника тоже себе подбери заранее, чтобы два раза по одному и тому же месту кургана не мотаться. И еще… – Я снизил голос до минимума и приблизил губы к уху молодого матроса: – Когда станешь великим художником, старайся всегда помогать молодым и начинающим. Понял?

Тот закивал в ответ так интенсивно, что я испугался, что у него голова отвалится. Деньги так и продолжали лежать на узком столе кубрика, когда я указал на них глазами и приказал:

– Спрячь!

Но только я стал приподниматься, как из-за спины понеслась нежданная ругань вперемежку с командами:

– Стоять! Докладывать! Чем здесь занимаетесь и что продаете? Почему посторонний в кубрике?! И откуда столько версов?!

– Господин мичман… – начал доклад юнга, но его сразу же перебили:

– Молчать! Стоять! Не дергаться! – Мохнатая рука сгребла деньги со стола, сжала в кулак и вскинулась кверху. – А?! Поймал на горячем!

Ничего сверхъестественного, обычная флотская муштра, о коей я вполне наслышан и насмотрелся на нее в Интернете. Кстати, я подобной муштры еще с детства не боялся, желая стать моряком, и всегда мечтал такому крикуну как следует надавать по хавальнику. Увы, судьба силушкой и здоровьем обделила. Зато с наглостью и бесстрашием (особенно в последнее время) несколько переборщила.

– Хватит горлопанить, – пробасил я с максимальной солидностью, – парень выполняет приказ старпома, а деньги мои! Положи, где взял!

– О! А я думал, это кучка дров! – с хамоватой издевкой заявил мичман, разглядывая меня словно козявку. Кажется, он мои слова и не расслышал. – А это – лягушка квакает. – И тут же опять рыкнул на юнгу: – Вышвырнуть немедленно за борт! Выполнять! – Но, заметив, что его не слушаются, побагровел лицом и потянулся рукой за кортиком: – Приказываю вышвырнуть этого дитятю за борт!

Ох, не люблю я несправедливости! А уж когда меня дитятей обзывают, да еще таким презрительным тоном, то прямо мечтаю увидеть рядом с собой трио моих подружек. Они в таких случаях не церемонились и любого моего обидчика одним, максимум двумя ударами отправляли в нокаут. Их, к сожалению, поблизости нет, да и мир вокруг чужой и новый, но что этот служака со мной сделает? Не станет же он со мной, в конце концов, драться?

Я вскочил на банку и довольно удачно, пятерней оттолкнул близко оказавшееся лицо.

– Стоять и слушать команду! – Подобные типы только и отступают перед командами старших. – Ты чего, баран, оглох?! Тебе ведь ясно сказали: юнга выполняет приказ старпома!

Кажется, теперь до него дошло. Но его морда лица продолжала краснеть все больше, а рука потянула кортик из ножен. Могло произойти все, что угодно. Тем более что я заметил: юнга шагнул чуть в сторону, отвел локоть и приготовился к удару. Не по мне, конечно, а по лицу мичмана.

Вот тут и крикнул посыльный со стороны трапа, ведущего на верхнюю палубу:

– Юнга, к старпому! И гостя туда приглашают!

Я соскочил с банки и поспешил к выходу со словами:

– За мной! Мичман, вас тоже это касается! Будем разбираться в вашей попытке ограбления.

Сзади послышался возмущенный рык и топот сапог по паелам. На верхней палубе нас дожидались и Мансана, вместе с отцом, и еще несколько представительных офицеров. И у всех лица нахмурились, когда они увидели меня и мичмана жутко раскрасневшимися, а юнгу бледным как снег.

– Что у вас произошло? – спросил старпом у меня, но с докладом вперед шагнул мичман.

Причем на его месте я бы таких неосмотрительных слов, вкупе с напрасными обвинениями, не выкрикивал:

– Ваше высокоблагородие! Застал юнгу, продающего корабельное имущество какому-то сопляку!

Теперь уже все смотрели только на меня и на юнгу, растерянно сжимающего в руках альбом с рисунками. Я в ответ рассмеялся:

– Мичман повел себя как разбойник, выхватив у нас деньги, которые я заплатил коллеге-художнику за рисовальные принадлежности. Захотелось немножко поделиться опытом.

Мичман с готовностью разжал руку, и какой-то офицер удивился:

– Такая крупная оплата?

– Это наши личные дела, – выдал я, но тут же поправился, справедливо полагая, что скрывать что-то и недоговаривать нет смысла: – Тем более что юнге надо как можно скорее пройти обряд гипны.

– Ха! – Похоже, и старпом видел раньше рисунки своего подчиненного, потому что заулыбался. – С таким талантом, как у него, и две гипны не помогут.

И все офицеры засмеялись. Обстановка стала вроде разряжаться, но мичман так и продолжал трястись от бешенства:

– Ваше высокоблагородие! Этот «гость», – он словно выплюнул мой статус на этом корабле, – меня оскорбил и унизил обвинением в воровстве!

– Вот еще! – возмутился его благородие. – Неужели ты хочешь настоять на дуэли?

– Так точно!

Судя по вновь нахмуренным и сильно обеспокоенным лицам, обстановка сложилась несколько парадоксальная. Деньги-то быстро оказались у юнги, а вот все остальное… Видимо, отказать в праве дуэли старпом мог, но в таком случае ломались какие-то устои, нарушались какие-то традиции, искажались стереотипы, сильно портились внутренние взаимоотношения на флагмане. А разрешить дуэль здоровенному мужику с явным физическим инвалидом тоже почему-то не возбранялось. Впервые я почувствовал, что мое полное во всем равенство – в некоторых случаях – не совсем верно.

Ситуацию разрулила Мансана. Она пригнула голову отца, что-то нашептала ему на ушко и, несмотря на его расширившиеся от удивления глаза, настойчиво повторила последнее предложение несколько раз.

– Хорошо! – вдруг неожиданно для всех, и в первую очередь для меня, согласился старпом. – Но поединок будет учебно-показательным. Принести учебные шпаги!

Пока я разводил руками и корчил изумленные рожицы, шпаги были доставлены, а охочие до потехи зрители вокруг нас утроились в количестве. Разве что Мансана успела протиснуться ко мне и пожелать:

– Отстегай этого задаваку и хама! – И с гордостью добавила: – Я в тебя верю!

Ха! Верит она! Я сам в себя не верю! Я даже никогда не видел местной манеры ведения боя. Да и здешней шпаги никогда в руках не держал! Чего эта вертихвостка себе вообразила? Увидела, как я несколько раз махнул кортиком, и опознала во мне великого фехтовальщика? Ну все, позора сейчас не оберусь.

Шпаги принесли быстро и много, на выбор. Но все длинные, легкие и с набалдашником на острие. Как меня не раз заверяла Машка, и таким оружием можно убить человека. Особенно если поставить самоцелью именно убийство, а не тренировку. Потому и гоняла меня по двору, словно великого мученика, что желала научить меня хотя бы отворачиваться от ударов подобного оружия. Ну и усиление моей выносливости практиковала, чего уж там. Может, сейчас эта выносливость и ловкость пригодится?

Потому что, судя по глазам мичмана и его стойке, он окончательно решился мне проткнуть горло попаданием шпаги в рот. Ну уж от такого удара я всегда увернусь.

– Поединок учебный, – напомнил старпом. – Начали!

Конечно, если бы мы сражались саблями или мечами, то меня бы мичман покрошил в мелкую капусту первыми ударами. А так…

Не успел мой противник еще разогнаться и завершить выпад, как я оказался сзади него и нанес хлесткий удар по его правому плечу. Наверняка сопернику было очень больно, но в порыве мщения он проигнорировал боль и опять пошел в атаку, резко сменив тактику. Теперь он вращал шпагой поперечные и продольные восьмерки, думая, что я не смогу уйти от таких ударов. Зря. Машка меня даже отражать научила подобные стежки определенным приемом под названием «скольжение». При этом кончик моей шпаги по инерции, с огромной силой ударял по эфесу, грозя отсечь пальцы противника и нанося время от времени болезненные удары по его руке. После второго такого удара мичман сморщился от боли, но шпагу не выронил. Лишь попытался задавить меня своей массой, резко ринувшись в атаку. В результате я опять оказался у него за спиной и нанес свой второй хлесткий удар по незащищенному телу. Только на этот раз пониже спины.

Раздавшийся со всех сторон смех последовал одновременно с громкой командой:

– Прекратить поединок! Мичман! В сторону! Бросить шпагу!

Подействовало. Мой противник сник, отдал шпагу стоящему рядом матросу и после разрешения оправиться удалился в нижние кубрики.

Зато как на меня посматривали все остальные служаки этого красавца флагмана! Я даже испугался, что меня сейчас мобилизуют во флот его императорского величества и запретят сходить на берег. Но и этого ажиотажа вокруг моей персоны коварной судьбе показалось мало. Пока никого не стесняющаяся Мансана ощупывала мои плечи, поздравляла с победой и радостно чмокала время от времени мое ошарашенное лицо, глупый и восторженный поклонник моего вдруг появившегося таланта отправил рисунок флагмана по рукам. Естественно, что с должными, по его мнению, комментариями.

Беспокойство во мне зашевелилось, когда вокруг стало тихо, а покинувшая меня красавица протиснулась к своему отцу и тоже восторженно уставилась на лист ватмана в вытянутой руке. Я тоже подошел поближе, вытянул шею и постарался самым бытовым голосом снизить накал страстей:

– А что, очень даже неплохо получилось.

И сразу поежился под тяжеленными взглядами офицеров. Причем, как ни странно, вся суть их «опупения» оказалась не в гениальности моего творения, а в другом. Их больше взволновала, выбила из колеи практическая подоплека нарисованного действа.

– Ну, рисунок и в самом деле гениальный, – признал папочка моей любовницы. – Такого и у моего деда не получилось бы. – Он так и продолжал полосовать взглядом то меня, то рисунок. Но только после резкого, решительного выдоха выразил общую озабоченность: – Но такого паруса в нашей оснастке нет! Для чего он служит?

Воздух из моей груди стал выходить медленно и долго, вкупе с продолжительным:

– Э-э-э…

А что я еще мог сказать в ответ на такое обвинение?

В моей голове опять смешался водоворот догадок, измышлений и неологизмов, совершенно не относящихся к заданному вопросу. Помогла интуиция. Я поддался инстинктам и разрешил телу действовать самостоятельно. В полной тишине моя рука протянулась вперед, взяла рисунок и стала его двигать вверх-вниз перед глазами. Словно и в самом деле корабль качался на волнах. А в голове замелькали отрывочные сведения по подобным кораблям Земли и данные по парусному оснащению. Кажется, этот парус имеет определенные функции и использовался во время шторма для…

Щелчки в голове исчезли, и вместо них всплыли вполне понятные для любого боцмана Земли понятия:

– Этот треугольный парус называется фор-стаксель, или штормовой кливер. Его применяют при сильном шторме для удержания корабля против ветра и против волн. Очень удобно и гораздо лучше плавучего якоря: корабль практически все время остается на одном месте.

Вот так вот! Оказывается, мои детские романтические увлечения оказались не бесцельным багажом знаний, а моя память и сейчас не подвела.

Зато зрение здешних мореманов оказалось под угрозой: почти у всех офицеров вылезшие наружу глазные яблоки вот-вот могли упасть на палубу. А если упадут, то это же как больно будет!

– Да вы не обращайте внимания, – продолжил я в выбранном тоне. – Парус как парус, ничего в нем особенного. Такому красавцу, как «Драк», он явно не нужен.

Кажется, с моим мнением были не согласны. Один из коллег старпома опередил его с вопросом:

– А откуда вам известно про такой парус?

– Откуда? – Что за просчеты! Я ведь в чужом мире! И по легенде – родился в диких горах, где о самом словечке «парус» никто и понятия зеленого иметь не должен. И что? Опять врать? Хорошо, что умею и есть на кого свалить. – Мой учитель, тот самый отшельник из Заозерья, когда-то занимался кораблестроением. И раз мне нарисовал паруса большого фрегата, среди которых был и этот парус. Мне он понравился, переспросил отдельно, вот потому и запомнил.

Между морскими офицерами тут же разгорелся горячий спор, в котором одни доказывали, что такое невозможно вообще; вторые утверждали, что Заозерье тоже граничит с Дальним океаном и все может быть; а третьи возражали против самой природы подобного паруса. Причем последние пессимисты и кричали громче всех. Но зато на какое-то время обо мне забыли, и я попросил жмущуюся ко мне Мансану:

– Может, уже пойдем? Я бы хотел еще раз в курган наведаться.

– Соскучился? Или тоже хочешь свой символ отыскать? – хихикнула девушка. – Ну да, ты теперь точно прославленным художником станешь! Как же тебе без своего символа! Кстати, а герб у тебя какой? Покажешь?

– Какой-какой! Самый обычный, – забормотал я, пытаясь найти отговорку от скользкой темы. – Как-нибудь нарисую.

– Все мужчины носят медальоны со своим гербом, а ты? – упрекнула меня Мансана, и это меня вдруг сделало раздражительным.

– Как видишь, я очень маленький мужчина, поэтому таскать лишнюю тяжесть мне сил не хватает. И вообще, пошли уже отсюда!

– О, мой мужчина! Ты такой противный, когда ругаешься. – Девушка опять бесцеремонно прижала меня к себе. – И от волнения твое произношение становится просто жутким. У тебя опять болит горло?

– Ну да. Немного.

Я уже тащил ее за руку к трапу на берег, когда к офицерам приблизился вестовой и доложил:

– Обед готов! Разрешите накрывать?

Видимо, капитана на корабле не было, потому старпом и ответил как самый старший по рангу:

– Накрывайте! – И сразу повернулся ко мне: – Господин Борей! Прошу в кают-компанию. Отведаете наших флотских вкусностей.

Мне показалось неудобным после такой замечательной экскурсии выглядеть невежественным и отказываться от приглашения хозяев. Да и от настоящей дуэли меня спасли довольно удачно, не говоря уже о вспыхнувшей вдруг над моей головой славе талантливого живописца. Тем более что все ждали только меня, а моя любовница уже чуть ли не подталкивала меня сзади, как нашкодившего котенка.

Глава двадцать пятая

Пусть музыка звучит!

Когда расселись за столами, а вестовые стали шустро подавать тарелки с легкими закусками, старший по рангу, поставив лист ватмана на свободном столике, обратился ко мне с предложением:

– Мы готовы выкупить рисунок у тебя за любую цену.

– Но ведь с меня не потребовали плату за невероятную, шикарную экскурсию? – удивился я. – Значит, и я имею полное право подарить этот рисунок экипажу корабля.

– Принимается! Вестовой, шампанского для нашего гостя и господ офицеров! – После чего наклонился ко мне и доверительно прошептал: – Мало кто верит, что этот парус для чего-то пригоден, тем более в шторм. Но я буду обязательно ходатайствовать перед капитаном и адмиралтейством о незамедлительных испытаниях. Если что-то дельное получится, будешь иметь право на премию из казны императора как изобретатель. – Заметив мое сомнение, удивился: – Тебе что, средства не нужны? Ведь надо… – Но опять наткнулся на взгляд дочери и явно сменил суть вопроса: – Сестры ведь скоро приезжают?

Дались им мои сестры! Я уже жалел, что слишком рано начал разбалтывать о потенциальных «проходимках» из другого мира. Молчал бы себе в тряпочку, и никто бы на нас внимания не обращал. Незаметно бы где-то поселились на окраине и думали бы помаленьку, как домой вернуться. А теперь уже чуть ли не треть столицы знает, что к знаменитому изобретателю-живописцу едут с диких гор три сестры-мегеры. И уже заранее все жалеют и пытаются помочь материально.

М-да! А пожалеть меня стоило однозначно.

Только хороший, действительно сытный обед своими огромными порциями немного задавил во мне непонятную панику и растерянность. Сытое благодушие вытеснило беспокойство, и, когда мы опять оказались на набережной, настроение стало лирическим и довольно ровным. Двигаясь прогулочным шагом к Сияющему кургану, решил опять продолжить расспросы. Тем более что так было правильнее, иначе засыпать меня вопросами начинала Мансана:

– Расскажи о своем поселке? Или у вас город?

– Да что там рассказывать про наши дикие места? – Мои плечи от удивления дергались вверх. – Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Поэтому я тебе нарисую парочку пейзажей с наших мест, и это будет почище любого рассказа. Ты лучше сама расскажи историю постройки императорского дворца. Если знаешь, конечно.

– А вот и знаю! – завелась девушка с некоторой обидой. – Да и сама там более десяти раз была и однажды на большом приеме. Поэтому знаю столько, что ты и за всю жизнь не изучишь.

И посыпала на меня именами, датами, единицами измерений и историческими событиями. Во! Что и следовало ожидать! Ее язычок занят, кое-какие сведения в моей голове накапливаются, и попутно можно даже порассуждать на тему предстоящего мне действа.

То есть что предстоит делать, если символов на их прежних местах не окажется. Раз они просматривались мною раньше, да еще и в таком невероятном, по здешним меркам, количестве, значит, они были готовы со мной контактировать. Может, и в иные миры пропустить. Вроде бы, если рассуждать логически. Но раз не пропустили, то что это значит? Что и надеяться на пропуск не стоит? А уж после исчезновения – и подавно? При таком раскладе надеяться вернуться на Землю – не более чем погоня за миражом. Значит, придется все ресурсы, знания и энергию бросить на акклиматизацию в новом мире. Как себя, так и своих подруг. Что-то мне еще помимо врожденной интуиции нашептывало сразу в оба уха, что Машка с близняшками и одного часа не задержатся на той стороне. Так что мне уже заранее надо рассчитывать на четверых.

Трудно, но тем не менее осуществимо. Уже полученные таланты художника, знание парусов, умение делать шоколад и сварить сгущенку – великолепный фундамент для безбедного проживания в Рушатроне. Другой вопрос, что придется как-то устранить огромную проблему, которая возникнет при таком явно личностном ко мне отношении Мансаны. Нет, девушка мне нравилась, и даже очень, но как только я вспоминал о Кате с Верой, а уж тем более о Марии, меня начинало бросать и в жар и в холод одновременно. Всей глубины своих чувств, страхов и переживаний я даже сформулировать не мог, но тот же инстинкт самосохранения прямо кричал: нельзя твоим подругам бедную кухарку даже издали увидеть! Причем в данном случае опасность не так грозила самой кухарке, как моему искалеченному и слабому тельцу. Почему такое твердое убеждение складывалось, я даже выяснять боялся. Просто верил, и все тут.

Естественно, существовал и другой вариант: если символы окажутся на местах, то со временем или я сам, или вместе с подругами таки отыщем выход домой. Но и в таком случае продолжение знакомства с Мансаной выглядит весьма чреватым неприятностями. То есть с любой стороны как ни смотри, а расстаться с ней придется. И чем быстрее, тем будет лучше. Это я тоже понимал не умом, а какими-то другими местами. Потому что ум категорически не мог понять, отыскать причину такого повышенного интереса блистательной, образованной и довольно богатой девушки все к тому же мелкому, покалеченному тельцу. Нет, как любовником я собой небезосновательно гордился. Но такой институт, как брак, или пусть даже длительные интимные отношения между нами у меня даже в голове не укладывались.

Даже при всеобщем благосклонном отношении к инвалиду со стороны местного общества ни на миг не мог усомниться в тотальном отношении любой девушки к выбору своего суженого или пусть даже временного спутника жизни. Тем более что ни белого коня, ни длинной железяки у меня нет. А и была бы железяка – в руках бы не удержал.

Так, один вопрос решен.

Теперь определиться, как избавляться от хвоста и когда начинать сие действо.

Я вновь прислушался к моей спутнице, которая болтала без умолку, и понял, что она крепко за меня держится. Причем не под локоть держит, а скорее за бицепс, просунув мне ладошку под мышку. То есть мы заговорились и задумались настолько, что я стал вести себя как мужчина, а она как женщина, пристроившаяся автоматически под мою защиту. Я вел, а она следовала рядом. И уже на это непотребство довольно многие прохожие обращали свое пристальное внимание. Еще бы! Приятная во всех отношениях девушка идет, вцепившись в противного, неказистого коротышку, как в собственного мужа, и радостно, с упоением ему что-то рассказывает.

И вот попробуй от такой избавься?! Ни одной мысли дельной по этой теме в голове не проскакивает. Нет! Мелькнула одна: надо каким-то образом сегодня вечером не пустить Мансану в свой номер!

Ха! Легче придумать такое, чем совершить. Правильно говаривала моя покойная бабушка: женщину легче соблазнить, чем потом от нее избавиться! Или это не бабушка утверждала? Может, и вычитал где, да все в башке перемешалось. Но выход найти следует немедленно. А что, если сказать: у меня встреча? Тайная? Допустим, с… О, местные шуйвы, с кем же может встречаться дикий выходец с Пимонских гор? Только с земляком! А откуда я про него узнал? И почему тайная? Ой, как все сложно!

– Ух ты! – Я хлопнул себя по лбу. – Чуть не забыл.

– О чем? – заволновалась моя спутница.

– Записи свои просмотреть. У меня ведь встреча с одним человеком назначена, я и забыл: на сегодня или на завтра.

– Кто такой! Почему не знаю? – Вопросы стали строгими и настойчивыми.

– Да ерунда! С попутчиком в дилижансе договорился о встрече, и он обещал мне адрес принести нашего земляка, из соседнего селения, который уже несколько лет в столице живет.

– Я тебе напомню обязательно, – тоном учительницы продолжила Мансана. – Но со всякими попутчиками советую тоже держаться осторожно. Мало ли какие люди в столице обитают.

Эх! Знала бы ты, кто сейчас с тобой рядом топает!

Кстати, мы уже и пришли. Сытный обед уже утрамбовался в желудке и не так давил на диафрагму, поэтому я даже в пейчеру заходить не стал, а сразу поспешил в лабиринт кургана. Чтобы рюкзачок мне не мешал, я его повесил на спину своей спутницы, а сам метнулся по всем ближайшим ходам, в которых мне запомнились символы. К моему огромному облегчению, все они, как и контрфорсы, оказались на местах. Мало того, очередные чудеса продолжились!

Чисто случайно мазнув лучом фонарика по одному из укромных мест, я замер каменным истуканом: новый символ! Никогда ранее мной не виданный! И, напротив, до рези в глазах знакомая молния!

Короткая пробежка по другим ходам, и на поворотах, где еще вчера я со всей тщательностью ничего не замечал, свежеиспеченные рисунки! Само собой, что напротив тоже красовались то полукруги с тремя секциями, то наклоненные влево стрелки. Ха! Хоть бы одна вправо смотрела!

Они тут что, как грибы растут? Или за прошедшую ночь Грибники новые метки выгравировали? С этих «дундуков» и мизантропов станется. Но все-таки дивно как-то. В течение пары часов я отыскал еще около двух десятков полностью отличных между собой по сути символов. Причем в тех местах, где их раньше не было. Даже моя фотографическая память утверждала: на этой текстуре, с данным оттенком и желтоватыми прожилками в количестве шести штучек и с темным пятнышком в пол-ладони в левом углу, ничего быть не должно! То есть я знал этот камень так, словно любовался миллионы раз. Но вчера он утешал девственной чистотой, а сегодня там радует своей несуразностью какой-то значок.

И радует ли?

В сильной задумчивости я вернулся к Мансане, которую оставил в главном зале с монументом, и присел рядом.

– Ну что, проверил? – волновалась она. – Что-то ты такой грустный и расстроенный. Что-то не так? Ну не молчи! Пожалуйста.

– Да нет, все в порядке. Просто мне надо немного посидеть и подумать в тишине. Слишком уж образы и картины как-то в голове все перемешались. Мне даже страшно. Поэтому хочу посидеть с закрытыми глазами и в себе разобраться. Хорошо?

– Конечно, конечно! – Кажется, девушка была готова замолкнуть навечно, лишь бы только мне спокойно думалось и хаос в моей голове быстрее устаканился.

Так мы и сидели еще с полчаса, хотя большинство посетителей уже говорливыми ручейками стали тянуться к выходу.

Вот тут меня и клюнуло по сознанию что-то чуждое и постороннее: «Встань и подойди к камню!»

Вся сила воли мне понадобилась, чтоб сдержаться и не дернуться всем телом. Аккуратно приоткрыл глаза: рядом никого, в ухо никто не шепчет, а моя спутница смотрит в другую сторону.

Только стал расслабляться, как вновь чужой, словно пропитанный духом тысячелетий, голос: «Положи ладони на лобный камень, не бойся!..»

Чего тут бояться? Мне просто завыть от ужаса захотелось! Или я начал двигаться мозгами в этом мире, или этот мир хочет меня. Очевидная мысль окатила меня еще большей волной паники, и я мысленно заорал: «Но я не хочу быть хранителем!»

«Тебя и не заставляют! Просто подойди и послушай музыку иного мира, просто ощути восторг познания. Тебе это в любом случае будет полезным».

Все равно мне слабо верилось в здравость своего ума, и я внутренне это высказал: «Вдруг я сошел с ума и твой голос – плод моего полного сумасшествия?»

«Напрасные сомнения. Но есть способ тебя убедить. Посмотри наверх и загадай любой рисунок на своде, и сияющие огни его повторят».

Легко! Чего тут в этом мире не бывает? Логично – салютов! Я задрал голову и заказал именно их. Ух и заблистало же!

Рядом со мной и по всему залу раздались восхищенные вздохи, ахи и восклицания:

– Смотри, смотри!..

Минуты две на своде словно включили качественную телевизионную трансляцию и передали видимые мною не раз салюты. Посетители визжали и хрипели от восторга, из соседних залов и проходов на вспышки света бежали другие люди, подтягивались хранители и служители. Но зал так и не успел заполниться до отказа: салюты пропали, и панно заработало в своем прежнем ритме. А в моей башке раздалось по второму кругу: «Подойди к камню!..»

«Ладно, – решился я. – Подойду! Но вначале скажи, могу ли я вернуться домой?»

«Конечно».

«А как это сделать?»

«Ты должен сам раскрыть эти секреты. Иди!..»

И потом, сколько я ни спрашивал и сколько внутренне ни пыжился, в ответ раздавалось только одно слово: «Иди!..» Народ уже и расходиться стал, почти все уступы по радиусу опустели, да и меня Мансана взяла решительно за руку и повела к выходу. А мне окончательно захотелось и в самом деле попробовать положить руки на камень. Тем более что я хорошо помнил одну фразу: все, кто смог инициировать музыку, впоследствии получали и хорошие должности, и высокие звания, а значит, и мне не помешает озаботиться своим будущим. Да и подругам подспорье какое-никакое будет от моих талантов. Ну и самое главное: надежда на возвращение есть! Ведь не станет же лгать такое уникальное маготехническое сооружение?

Поэтому, проходя довольно близко от лобного камня, я аккуратно высвободил свою руку из ладони Мансаны, а когда она на меня удивленно оглянулась, смущенно пояснил:

– Тоже попробую.

И шагнул к камню.

– Борей, замри! – взвизгнула девушка, прыгая за мной.

Но неведомая сила ее остановила от меня в полуметре так, словно захватила в вязкую патоку. Тогда как я вполне легко сделал последний шаг и без особого теперь страха положил ладони на камень.

И грянула музыка! И зазвучала кантата неведомой цивилизации!

Только вот что странно: для меня она звучала несколько не так, иначе, чем я ее слышал при вчерашнем прослушивании.

Глава двадцать шестая

Опрометчивый шаг

Различия были существенные: порой в стройную мелодию вплетался какой-то скрежет, посторонние шумы и хрипы, удары и завывания, словно прокручивали древнюю, испорченную пластинку. Бабушка Марфа как-то завела свой патефон, так там слышались аналогичные сбои. Но с другой стороны, может, это только мне такая мелодия попалась? То бишь пластинка? Надо будет потом обязательно сравнить свои ощущения с ощущениями Мансаны.

Вон она как стоит: с изумленным выражением на лице и со сложенными на груди ладошками. Никак, видимо, не ожидала, что выходец с диких гор может оказаться и добрым, и хорошим. Кстати, а почему так и в самом деле получилось? Что-то тут не сходится со всеобщими понятиями. Я ведь и в убийствах участие принимал, и махинациями занимаюсь, незаконной контрабандой через миры, Емляна обманул с якобы заозерскими монетами, девушку вот к постельному сожительству склонил и при этом никаких матримониальных планов, как подобает джентльмену, не строю.

Да и еще десяток сомнительных грешков в моей биографии легко отыщется. Одно объяснение сразу на ум напрашивается: стереотипы у создателей и устроителей этого кургана могли быть совершенно отличными от общепринятых на Земле. Да и местных правил, догм, моральных принципов и определений сути я не знаю. Может, мои деяния тут вообще лишь в положительный актив записываются?

– Борей! С тобой все в порядке? – Голос девушки вывел меня из сильной задумчивости.

Вот те раз! Музыка давно отзвучала, а я продолжаю стоять возле лобного камня, словно замороженный. Небольшая группка посетителей уже начала интенсивно обмениваться мнениями, а хранители, как старшие, так и с посохами, продолжают стягиваться в зал с монументом чуть ли не со всех сторон. Только их надсадного и занудного внимания мне к собственной персоне не хватало! Сейчас как начнут упрашивать стать их коллегой, а мне до полного счастья только этого не хватает!

Как представил себя бродящим по залам с перекрученной палкой, выше меня в три раза, так еле сдержался от смеха. Подскочил к моей спутнице, уже сам схватил ее за руку и потащил к выходу. И только когда прошел первый тоннель, услышал за спиной знакомый голос дядюшки Круста:

– Борей, не надо так бежать! Время для спокойного выхода еще имеется.

– Догадываюсь, – ответил я, не оборачиваясь. – Только я очень спешу. Дел много.

– Любые мирские дела могут подождать для важного разговора.

То, что я пробегал за три быстрых шага, старший хранитель вместе с толпой своих коллег преодолевал за шаг. Они так и держались плотной группой следом за нами, но пока остановить меня силой попыток не делали. Легко шагающий Круст только и пытался меня до самого выхода уговорить не спешить, присесть для беседы прямо на ступеньках и выслушать тех, кто заботится о покое этого места уже много лет.

А я твердил как попугай:

– Нет-нет, сегодня я слишком занят. Приду завтра с утра!

Так они все и отстали возле центральных многочисленных ворот, посматривая мне вслед с недоумением, обидой и возмущением. Наверное, это был первый случай, когда строптивый посетитель после инициации музыки не стал с ними разговаривать и вести долгие беседы. Сходное состояние с ними испытывала и Мансана. Уже на улице она попыталась всеми силами меня остановить, но я просто выпустил ее руку, беспардонно забрал свой рюкзачок и поспешил в южную пейчеру.

Тогда она пошла рядом и попыталась меня уломать ласковыми увещеваниями:

– Борей, сахарный ты мой! Ты поступаешь очень некрасиво! С твоей стороны, такой уход – крайнее неуважение к хранителям. А уж непосредственно к дядюшке Крусту – прямое оскорбление. Он ведь ветеран войны со зроаками.

– Да не забыл я про этих недобитых зроаков! – вскипел я, начав на ходу махать руками. – Но мне голос в голове нашептал четко: я волен после прослушивания музыки делать все, что сам пожелаю. Поэтому я и ушел! В чем я не прав?

– Ну есть же какие-то традиции, правила, просто человеческие отношения.

– Ерунда это все! Если хочешь, возвращайся и беседуй с ними, сколько тебе нравится! – Чувствовал, что пора пользоваться моментом и отшивать девицу от себя на эту ночь.

Но она даже тоном не обиделась:

– Но я-то тут ни при чем. Это тебе самому будет очень полезно знать про свои новые возможности, получить новые знания, поделиться своими переживаниями и проблемами.

– У меня нет проблем!

Вот-вот! Только не хватало мне строгих вопросов от хранителей: кто я да откуда! Вмиг спалюсь и окажусь у черта на куличках. Нет, зря я все-таки этот дурацкий голос послушал! Шел бы себе да и шел спокойно на выход. А музыку бы послушал в любое подходящее опосля время. Кстати, надо бы поинтересоваться:

– И музыка эта не совсем так звучала, правда?

– Да нет! – изумилась девушка. – Точно так же, как всегда. А что тебе не так показалось?

– Да вроде как тише звучала.

Соврал я на всякий случай. Вдруг мозги человека оказались не по зубам лобному камню? До того работал как надо, а на мне раз – энергия и иссякла! Или похуже чего? Вдруг там у него что-то ломаться начало, а потом всю поломку на меня спишут? Дескать, последний попользовался, ты и виноват. Тебе и чинить! И хорошо, если не собственной кровью. Ха! И ведь не спросишь у прежних кандидатов в хранители: как оно у них было. Ведь если каждому скрипы и треск слышатся – не вопрос, все решается простым молчанием или не опасным откровением на эту тему с остальными коллегами. А если только у меня в ушах заскрипело и загрохотало?

Моя спутница тем временем со всей деликатностью пыталась мне втолковать о величии моего избрания из тысяч и тысяч посетителей, плела что-то про новые возможности пойти учиться и советовала прислушаться к ее одному очень важному совету. Мол, этот совет давно должен быть мной услышан. Вон, даже отец сегодня за столом чуть не проболтался на эту тему. А вопрос для меня, можно сказать, первостепенной важности.

В ее слова я врубился и странный совет наверняка бы выслушал, но мы к тому времени уже пришли к пейчере, и пора было срочно начинать претворение в жизнь операции «Рубка хвостов». Поэтому я и начал, пока боевой запал и настроение не иссякли:

– Значит, так! Жди меня в харчевне, я сейчас оставлю рюкзак и приду.

Ответила она хоть и тихим, смиренным голосом, но со странными нотками категорического противоречия:

– Хорошо, мой сахарный, я подожду тебя в коридоре, возле твоего номера.

– Зачем? – возопил я.

– А вдруг я тебе понадоблюсь? – Ответ прозвучал без всякого кокетства, с полной уверенностью, что я и в самом деле без няньки не обойдусь.

– Ну, знаешь! Переодеть рубашку я и сам смогу.

Мы как раз проскочили настороженного и ворчащего что-то на постояльцев Емляна, коротко обменявшись с ним жестами приветствий, прошли дальше, но девушка так от меня и не отставала. Мало того, возле самого номера она сделала попытку уцепиться крепко за мой локоток, как бы намекая о своем праве пользования как мной, так и моей арендованной комнатой.

Но я всеми силами показывал, как я страшно зол, груб, невоспитан и несносен. Вырвался из ее захвата, достал ключ, но открывать дверь не стал.

– Мансана, попроси пока в харчевне, чтобы мне ужин накрыли быстрее. Вдруг моя встреча, о которой ты мне обещала напомнить, как раз сегодняшним вечером.

– Ой! Извини! Я так перенервничала с этой торжественной музыкой, что все из головы вылетело. Но ты не волнуйся, нам подадут ужин сразу.

– Нам? А ты разве не хочешь домой наведаться? А я пока поужинаю.

– Мне хочется быть с тобой.

Девушка попыталась ко мне прильнуть грудью, и я отбивался из последних сил:

– Я что, не могу хоть пару мгновений побыть один?

– Конечно, мой сахарный. – Не сводя с меня ласкового взгляда, она отступила на шаг и примирительно сложила ладошки вместе. – Я жду тебя здесь.

Нет, я бы на ее месте такого унижения и попыток от меня избавиться сразу не выдержал. Плюнул бы, развернулся и больше бы никогда не возвращался. У нее что, чувства собственного достоинства не хватает? Вроде не похоже.

С этими мыслями я вошел в свою комнату, до последнего мгновения подозревая, что красавица с наглым смехом втиснется за мной следом, и успокоился только после закрытия двери на ключ. Но кошмар и после этого не закончился. Прислонившись к дверной щели, Мансана стала вести ненавязчивый, по ее мнению, диалог, время от времени настаивая на моем коротком ответе:

– Кстати, те вещи, что ты мне подарил, и маме, и всем остальным очень понравились. Но отец мне запретил соглашаться на траты с твоей стороны. Даже деньги мне солидные выделил. Так что теперь и я тебе подарки могу делать. Эй, Борей, ты меня слышишь?

– Слышу, слышу.

– И рад?

– Чему? – выходил я из себя.

– Да мы теперь можем купить любые вещи для твоих сестер и в любых количествах. Правда, здорово?

О-о-о! Что же это творится? Даже в своем номере я не нахожу покоя! Здесь не то чтобы историю спокойно почитать, здесь с ума сойти можно!

Скрипя зубами, я переодел рубашку, сменил ботинки на более легкие сандалии и стал раздумывать над остальным. Кортик мне и даром не нужен, ни в харчевне, ни при запутывании следов. Покачал в руке газовый пистолет: так и не опробовал его в этом мире. И где прикажете это делать? Попробую сейчас бахнуть холостым, так моя любовница собственным телом от беспокойства не только дверь, но и полстены вынесет. Значит, прятать опять на дно рюкзака.

Рюкзак тем более не надеть, даже маленький, еще подумает, что сбежать хочу. Сюртук, хоть и вмещает в себя массу полезной мелочи, как фонарик и камера например, тоже придаст мне солидности и лишний шанс затеряться в толпе. А ведь вначале надо еще до той толпы добраться! Поэтому одна рубашка на голое тело лишний раз докажет, что я выскакиваю из пейчеры на самое короткое время. А уж потом пойдет в ход совсем другая история.

Решено, действую по четко разработанному плану.

В коридоре Мансана удивилась моему легкому наряду:

– Значит, встреча не сегодня?

– Всему свое время, и это моя личная тайна, – устремился я вперед. – Кстати, что сегодня на ужин? На корабле нас накормили феноменально, но что-то опять проголодался.

– Ах ты мой ненасытный! – щебетала за моей спиной девушка. – Как же я могу знать о блюдах, если со вчерашнего дня от тебя ни на шаг не отстаю?

– Да? А в твоем доме и на корабле я тебя уйму времени не видел. Бросила меня одного. Эх ты!

Горькая ирония была принята за шутку:

– Хи-хи! Ты и без моей опеки со всеми удачно справился! И мичмана наказал, и Басну к строгости приучил.

В харчевне я сразу устремился к самому ближнему возле выхода столику.

– Здесь свежее, – заявил нагло и, дождавшись, пока Светия и еще одна девушка поставят перед нами подносы, набросился на еду. Но уже через минуту недоуменно промычал: – А сметана где? А сладенькое? Ты ведь знаешь, что мне нравится?

– Сейчас-сейчас, мой сахарный! Только не беспокойся!

Достала она меня уже этим обращением! Словно переполошенная наседка, Мансана вскочила на ноги и понеслась на кухню. Стыдно было так обманывать отличную, чуткую, добрую и отзывчивую красавицу, но иного выхода для прочтения истории и подготовки к завтрашним перипетиям у меня не было. В противном случае мне придется завтра очень сутяжно и трудно. Вряд ли хранители во главе с дядюшкой Крустом оставят меня в покое.

Поэтому, как только моя любовница скрылась в проеме, ведущем на кухню, я проворно выскочил из-за стола и метнулся к выходу из пейчеры. Мимо Емляна я постарался пройти просто спешащей походкой, но при этом довольно громко попросил:

– Если меня захочет увидеть Мансана, я в оружейном магазине второго проулка. Она там со мной была.

А на улице припустил во всю прыть. Причем не ко второму проулку слева, а к первому справа. Да там и затаился среди многочисленных киосков цветочниц и лотков продавщиц пирожных. Светило уже практически село, так что ночное искусственное освещение делало меня не слишком заметным. Замер с независимым видом и стал ждать.

Видимо, сердобольная красавица собрала на кухне всю сметану и все наличное сладкое. Потому что выскочила с раскрасневшимся личиком на улицу только минут через десять. Хорошо, что сама, без помощников. Иначе моя затея заманить ее на место несуществующей встречи раскрылась бы сразу. Но и в дальнейшем моим планам не суждено было осуществиться. Мансана оказалась настолько хитрой и сообразительной, что я даже диву дался: она не пошла в проулок и не устремилась к хорошо ей видимой издалека двери, а встала на углу так, чтобы и вход в пейчеру контролировать, и не менее хорошо освещенный вход в оружейный магазин просматривать.

Она замерла в точке наблюдения, а я почувствовал себя вздрагивающим от злости. Что за напасть такая? Да так никакая, даже самая ревнивая и вредная жена себя вести не станет. А я ей кто? И думать неприятно: любовник-недоросток. Чего вцепилась, как вошь в бомжа? Все равно ведь любые наши отношения закончатся разрывом. И чем позже он случится, тем окажется для меня болезненнее в психологическом плане. Да и в остальных планах тоже! Особенно если представить скорое пришествие Машки вместе с близняшками.

«И винить некого, – появились покаянные мысли. – Сам виноват в первую очередь. Нет чтобы заранее придумать кучу всяческих табу и жутких горных традиций, по которым, например, парню с девушкой можно заниматься сексом только через ночь? Или через две? Нет, две – это уже слишком. Да и одна… хм… долго».

Сообразив о сути моих фривольных мыслей, я разозлился на себя еще больше. Вот уж самец недоделанный! Всю жизнь практически только одним местом и думаю. За что в итоге больше всего и страдаю.

Мансана так и продолжала стоять на своей беспроигрышной позиции, доводя меня видом своей прелестной фигурки до неуправляемого бешенства. И я даже настроился выйти из своего укрытия немедленно, пройти мимо, грубо на нее наорать и демонстративно закрыться в номере. Не станет же она выламывать дверь? И уж Емлян ей в этом деле точно не поможет. Я уже и шаг первый сделал в нужном направлении, но узрел, с какой опаской и нервными движениями крутится женская головка во все стороны, высматривая мое тельце, пожалел ее и решил дать еще один шанс.

Пришла отличная мысль слегка прогуляться. Полчасика, а то и часик посмотрю на вечерний Рушатрон, а там, глядишь, и у девушки появится дельный предлог на меня рассердиться да и домой умотать. Тем временем я и психическое состояние успокою и вечерний моцион совершу перед ночным чтением. А уж если вернусь и опять-таки застану приставучую блюстительницу моих нравов, то уже точно наору, разругаюсь и бессердечно заявлю, чтобы до утра она ко мне даже не показывалась. Пусть меня потом считают полным самодуром. Так, по крайней мере, любая девушка окажется успокоенной в плане ревности и уж одну ночь без моей ласки как-нибудь перетерпит.

А мне после этого, с должными знаниями по истории в голове, уже ничего страшно не будет. Утром разрулю все проблемы.

Так и двинулся по узкому проулку в сторону порта, намереваясь дойти до набережной и вернуться обратно по параллельной, более широкой улице. Вначале идти было легко и спокойно, тем более что тротуары стали почти свободны, толпы пешеходов рассасывались прямо на глазах, да и на проезжей части движение резко пошло на убыль. Видимо, в семьях здесь практиковался более поздний прием пищи, чем в общественных заведениях. Вот все и разбегались по квартирам и прочим апартаментам. Так я рассудил по слишком позднему завтраку в семье Мансаны и чуть ли не предобеденному приходу на службу ее папочки. Плюс в проулке так и витал стойкий запах продолжающихся дожариваться и тушиться блюд на ужин. Так что когда вообще ни одного прохожего или гуляющего на набережной я не увидел, то совсем не удивился. Хотя освещение там наблюдалось чуть ли не повышенное. Военные корабли тоже освещались довольно четко, да и матросы там проводили группами какие-то пробежки. Флот – великая сила! Муштруют парней даже перед вечерними склянками.

Так и пройдя под самой кромкой домов по набережной, я вышел на параллельную улицу и двинулся в обратный путь к пейчере. Здесь оказалось более многолюдно, хотя никто из прохожих в мою сторону даже не посматривал. Проносились редкие всадники, тарахтели и скрипели тарантасы и кареты, из какого-то проулка выплыл и не вписался в поворот громоздкий дилижанс. Возницы ругались и шумели, пытаясь дать взад две запряженные пары коней, и мне настолько понравился царящий на улице дух прошлых веков, что я на какой-то момент замер, всматриваясь и впитывая удивительную атмосферу этого мира.

Вот в этот момент все и случилось. Что-то вязкое опутало мне плечи и туловище, по голове ударило нечто тяжелое и вонючее, и я провалился в омут бессознательности.

Глава двадцать седьмая

«Если вас ударят в глаз…»

Именно эти слова дурацкой песенки начали прокручиваться у меня в мозгу, когда я стал приходить в себя.

«Если вас ударят в глаз, вы невольно вскрикнете! Раз ударят, два ударят, а потом привыкнете!»

Конечно, я за свою короткую жизнь к чему только не привык. Порой издевательства подружек больше доставали, чем простая физическая боль. Да и голова у меня с рождения – крепкая до необычайности. Машка шутила, что туда весь мой «рост» ушел. Так что соображать я стал вместе с зазвучавшим напевом, но вот страшный дискомфорт все равно оставался. И виной всему был жуткий, тошнотворный запах, от которого немедленно хотелось проблеваться. Тем более ощущение вони удивляло по той причине, что я вроде как куда-то несся, лицом вперед, и меня с приличной скоростью обдувал встречный ветер. Мое тело несколько дергало то вверх, то вниз, проседало и подскакивало, а над головой раздавались странные хлопки. Словно парусина, трепещущая на сильном ветру. Может, меня к верхушке мачты привязали?

Даже мысль мелькнула, что это обозленный мичман так решил отомстить за собственное унижение. Собрал компашку верных друзей, подкрался сзади и…

Но глаза-то все равно открывать надо. Хотя пришлось п роморгаться вначале: башку мне все-таки пробили, и на глаза натекла запекшаяся к данному времени кровь. Руками, хоть они в принципе и оставались свободны, мне до лица дотянуться никак не удавалось. Словно мою грудь, плечи и спину укутали в толстый кокон-корсет или доспех неудобный, и теперь руки в локтях даже до середины не сгибались. Лишь с трудом дотянулся пальцами обеих друг до друга. Что за нечисть?

Когда глаза открылись, ноги поджались непроизвольно: подо мной была пропасть! Несмотря на полную темень и пока так мною и не доказанное отсутствие лун, я понял, что кто-то несет меня по воздуху. А когда рассмотрел далеко внизу огни какого-то маленького городка, то догадался и о примерной высоте полета: около километра!

Будь я женщиной, наверняка бы зарыдал, забился в истерике, да и помер бы благополучно. Отмучился бы и отошел, как говорится, туда, откуда не возвращаются. Но никак не получалось, при всем желании. Еще и какой-то противный внутренний голос твердил мне со злорадством: «Так тебе и надо, дуралей! Нет чтобы сидеть в номере, тискать упругие женские сиськи да заедать это удовольствие сметаной, так тебя тараканы в дурной башке потянули “прогуляться”! Учиться ему надумалось, имбецилу! Вот теперь будешь изучать историю собственной задницей и продырявленной башкой!»

Неконструктивную самокритику я задавил в зародыше, а вот любопытство – не смог. И стал выворачивать голову вверх и закатывать глаза, пытаясь рассмотреть, что за чудовищная птица меня тащит. Тут мне тоже мешал все тот же кокон, упирающийся в затылок. Но я таки вывернулся и при свете звезд рассмотрел мощное, покрытое густой и длинной шерстью туловище от колен и выше. Искривленные руки-лапы. И голова! Очень похожая на голову сатира: козлиная бородка, толстенные губы, нос клювом, выпученные глаза и торчащие во лбу под прямым углом рожки. Все это тело венчали хлопающие за его плечами кожистые крылья.

Без сомнения, эта птица-сатир никогда не знала воды: смрад забивал мне нос даже при сильном встречном потоке воздуха.

Почувствовав мои движения, летающее создание наклонило голову, и противная пасть расплылась в улыбке.

– Очнулся, звереныш? – Вот это да! Оно еще и разговаривает, поразился я. – Что ж ты такой тяжелый, мясо?

– Сам ты козел! – вырвалось у меня со злости.

– Ха-ха! – захохотало чудовище. – Дитятко шустрое и живучее! Дитятко свеженькое! Ха-ха! А облегчиться дитятко не желает?

Как это ни покажется странным, но мне и в самом деле не только блевать хотелось. Поэтому, хоть и дрожал от страха, выдавил из себя вполне ехидно:

– Желает! Вон под тем деревом в роще попрошу меня оставить.

Еще более громкий и вульгарный смех меня чуть не оглушил.

– Ох, уморил, шутник! Даже я внизу ничего в той темени не вижу, а он будто филин ходячий! Ха-ха! Но! Если ты так желаешь… – И мерзкий сатир издал не то вопль, не то призыв: – Азрака!

И в следующий момент просто бросил меня. Со сдавленным криком я увидел удаляющиеся от меня огромные когти, из центра которых торчали еще более неуместные копыта, и ощутил снизу приближающийся холод смерти. С такой высоты упасть и не разбиться – шансов нет. Наверняка это и есть те самые кречи, которые не клюют детей, а просто их воруют, отдавая на корм своим прожорливым птенцам, и сейчас мы как раз над логовом этой образины. Вот он и сбросил меня, заодно желая превратить в качественную отбивную. Не иначе как смерть.

Но не успел я додумать эту мысль о собственной гибели и удивиться, почему же перед моими глазами опять не проскакивают кадры из всей моей жизни, как что-то опять резко дернуло меня вверх. Хлопки над головой раздались с бешеной частотой, моя голова чуть не отвалилась от рывка, а зубы чуть предательски не откусили вываленный на подбородок язык.

Жесть! Меня опять несла какая-то образина, очень схожая с прежней, но с явными признаками женского пола. Причем тошнотворный запах бил по моим ноздрям с еще большей, туманящей сознание силой. Мне даже дурно стало, и я, кажется, потерял сознание. Потому что когда очнулся, уже наступило утро и Светоч яркими лучами пытался нас достать чуть сзади и справа. Мы однозначно летели на север! А там, насколько я помнил карту, находилось то самое государство зроаков, исконных врагов империи Моррейди.

Неужели меня несут туда? А зачем? Или эти кречи тоже там проживают? Скорее всего, именно из-за подобной дружбы с кречами этих жестоких зроаков и ненавидят во всем мире. Или еще причины есть? Их полно наверняка. Да, все-таки не успел я почитать историю! Но больше всего мне не нравились упоминания летающего сатира о свеженьком мясе. Зачем он так надо мной издевался? Зачем запугивал? Да и вообще, зачем им дети? Может, зроаки из них нечто наподобие янычаров взращивают? Истории наших миров очень странно схожи и местами могут переплетаться, соприкасаться самыми неожиданными сторонами. Может и такой выверт местной действительности существовать. Ведь недаром новобранцев и молодых солдат во все времена называли «пушечным мясом».

Но в таком случае у меня есть шанс. Пока они меня «под ружье» поставят, пока разберутся, что я не дитятко и совсем не расту, глядишь, и шанс представится сбежать. Или еще чего придумаю. Главное, сразу не убьют. А недавнее бросание вниз наверняка преследовало только одну цель: чтобы я и в самом деле «облегчился» от страха. Может, я и в самом деле успел?..

Внимательно прислушался к собственным ощущениям, подвигал нижней частью тела, пошевелил пальцами ног. Нет, вроде сухой, не опозорился. Даже вздохнул после этого с некоторым облегчением и законной гордостью. А потом опять попытался рассмотреть, что там у меня над головой и под ногами.

Над головой устало трепетал крыльями самец. Видно было, что он и в самом деле летел на пределе сил, на меня внимания не обращал, а про шутки и думать забыл. Чуть ниже нас и справа летела его самка. Видимо, это ее и звали Азракой. А внизу, казалось протяни руку и достанешь, возносился горный хребет. Причем хребет явно рукотворный, словно игравшиеся великаны гигантскими топорами и клиньями скололи по сторонам все лишнее, оставив по центру грубо отесанную, неровную стену высотой метров восемьсот и толщиной около двухсот метров. Стена тянулась и вправо и влево до самого горизонта, и я понял, почему до сих пор империю зроаков не стерли с лица этой планеты: к ним легко могли добраться только летающие на такой высоте кречи.

Сразу за стеной виднелись поселки, маленькие веси, шикарные замки с далеко раскинувшимися парками и садами, крепости разного размера и разного архитектурного формата, много возделанных полей, лугов. Большими пятнами и островами выделялись рощи и густые дубравы, кое-где даже виднелись солидные лесные массивы. Часто мелькали озера с синей, незамутненной водой, спокойные речушки и красивые искусственные водоемы. В общем, по первому взгляду – невероятные природные богатства, благодатный край, р айское место для проживания. Оставалось только удивляться, что здесь творится и как зло здесь обосновалось.

Один за другим стали попадаться города, обнесенные скорее декоративными, чем защитными стенами. И когда на горизонте показался самый большой из увиденных за утро городов, кречи резко пошел на снижение и буквально спикировал на территорию отдельно стоящей крепости, совмещенной с великолепным замком и небольшим поселком.

Причем меня просто кинули с пятиметровой высоты прямо в узкий колодец, глубиной метров шести. В момент броска сдерживающий меня кокон встряхнулся, раскрылся, и я вывалился из него, словно выскользнувшая из сетей рыбина. Хорошо хоть ногами строго вниз. Инерцию удалось погасить чудом. Прокатившись два метра по земле как заправский спецназовец, я все-таки врезался в равнодушную каменную стену и уже под ней затих, приходя в чувство и пытаясь выстроить разбегающиеся мысли. Но как я при падении ноги-руки не переломал, так и осталось для меня загадкой. Вскочил, стал внимательно осматриваться, ощупывать стены и собственное тело.

Колодец восьмиугольной формы, метров шести в высоту, и в самом низу имелась массивная, сделанная, скорее всего, из крепкого дуба дверь. Понятно, что на мои слабые, поначалу даже вежливые стуки и заполошные крики с той стороны никто не отозвался. В окошке чистого неба над головой тоже вначале никто не появлялся, но когда я в бессильной злобе стал со всей силы молотить по двери ногой и рычать от злости, сверху послышались голоса:

– Ты смотри, какой живчик попался!

– Ни одной ноги не переломал!

– Вот будет повару забава, он таких любит погонять для притока крови. А то ночью мелкую девочку притащили, да и то мертвую.

– Ну вот и здорово, что тебе товар понравился, – говорил с какими-то заискивающими нотками сбросивший меня сюда кречи. – Давай деньги.

Его собеседник, продолжающий меня рассматривать с каким-то нездоровым, голодным интересом, облизнулся и раздраженно рыкнул:

– Теперь расчет за детей дает управляющий. Требуй с него!

Он выглядел почти как нормальный мужчина. Пусть даже и довольно мощный, хорошо упитанный мужчина. Но от человека очень сильно отличался строением головы и несколько утолщенной шеей. Челюсти, широкие, выдвинутые вперед и с огромными, торчащими наружу клыками, скорее, могли принадлежать орангутангу. Ну и нос его никак не вписывался в понятие «картошка». Скорее расплющенная свекла с двумя дырищами. Ушей под длинными, слегка вьющимися волосами видно не было, да и все остальное вполне походило на человеческие органы. Но из-за расширенных челюстей голова получалась треугольной, округленной вершиной кверху, и сразу выдавала в неприятном существе представителя, совершенно отличного от человеческого вида.

Логика мне подсказала, что это и есть присно известный зроак. Последние сомнения, у кого я в плену, рассеялись окончательно. Но вместе с этим громадной волной накатила еще б ó льшая паника. Если меня сюда доставили и продали в янычары, то при чем здесь какой-то повар? Еще большей жутью дохнуло на меня при упоминании о какой-то мертвой девочке. Уж ее-то забирать в солдаты – вообще ни в какие ворота не лезло.

А события, совершенно мною неуправляемые, продолжали катиться по неизвестной колее.

– О! А вот и повар со своим харезбеком. – Зроак показал в мерзкой улыбке и все остальные огромные зубы. – Вечером банкет, торопится рулетов и колбасок наделать.

– А деньги? – еще больше заволновался кречи. – Мы с Азракой чуть не надорвались в пути, хочется домой полететь и отдохнуть как следует.

– Слышь, Брой, а когда тебя здесь обманывали или не заплатили?

Чуть раньше я услышал приближающееся грозное рычание, затем шум сбрасываемого засова, будоражащий скрип двери, и в замкнутое стенами пространство ворвался похожий на смесь волка с козлом монстр. Я успел броситься от него к противоположной стене, сжаться в комок и прикрыть голову руками. С остановившимся от ужаса сердцем я почувствовал, как образина шумно меня обнюхивает, и услышал раздавшийся рядом голос:

– Ха! Так ведь дитятко не в крови, и ноги целы.

– А тебе уже и лень самому кусок мяса оттащить! – раздался сверху смех зроака. – Все своего харезбека учишь по команде носить. Кстати, малец цел, только что так в дверь ногами колотил, что даже я залюбовался.

– А? Это хорошо. – Сквозь приоткрытый глаз я заметил, как надо мной склонился второй зроак. – Эй, мясо, сам пойдешь или тебе сразу пусть мой любимчик позвоночник перекусит?

Невзирая на страшное желание и проблеваться, и срочно опорожнить кишечник, я шустро вскочил на ноги, с леденящим чувством поглядывая на страшную парочку: зроак плюс харезбек. Волосы у меня встали дыбом, когда я на разумном существе рассмотрел запачканный кровью фартук, а на его дрессированном неразумном помощнике – ошейник из очень подозрительной кожи.

Большего мне рассмотреть не удалось, зроак равнодушно повернул и тронулся в обратный путь:

– Держись за мной. Отстанешь – харезбек тебе ногу откусит, он еще голоден.

И действительно, пока я шел, странная помесь козла и волчары с рычанием стелилась за мной следом и пыталась ухватить за пятки. Как я пожалел, что поменял прочные, обитые железом ботинки на легкие сандалии!

Но чуть позже я вообще пожалел, что на свет родился. Мы вышли в какой-то двор, где, похоже, на большом столе разделывали животных. Настолько он был заляпан старой и свежей кровью. Вонь там тоже стояла невыносимая, и я чуть снова не потерял сознание. Но не успел я и покачнуться, как приведший меня зроак схватил в руки бич и с радостным оскалом на морде провозгласил:

– Хочешь жить – бегай и изворачивайся, дитятко!

И первый удар бича вместе со жгучей болью опустился на мое плечо. Понятно, что я забегал, заметался по замкнутому двору как угорелый. В панике выискивая любое место, куда можно было бы забиться словно мышь или ввинтиться словно уж. Увы! Даже дверь, через которую мы сюда вошли, оказалась заперта наглухо А когда я рассмотрел то, что оказалось нарублено в огромной кастрюле, я заорал благим матом и ускорился раза в два. Кажется, несколько раз, обламывая ногти, даже попытался взобраться по отвесной стене. Еще бы не паниковать и не сходить с ума: в кастрюле я заметил разрубленную детскую ладонь.

И только после минут пяти беспрерывного бега почувствовал, как удары иногда-таки попадают по моему телу. Видать, мясник приноровился к моей тактике и теперь взмахивал своим орудием несколько по-иному. При этом он хохотал как оглашенный и выкрикивал время от времени:

– Ай да басовитое дитятко! Ай да шустренький кусочек мяса! Ну потешил, ну молодец!

Пока я метался, мои мечущиеся мысли тоже кое-как приобрели хоть какое-то единое направление и сориентировались только на одном: как выжить? В данной ситуации вопрос казался из категории полного абсурда, потому что на самом деле все мои органы чувств просто вопили о приближающейся смерти. Разве что если уж припоминать мою интуицию – она молчала. Что и не удивляло при создавшейся какофонии в моей голове. Но некое реальное отношение к действительности все-таки сработало, отыскало главную несуразность, по его мнению, в происходящем.

Сам поражаюсь, с каким таким отчаянным рывком я подался к зроаку, замер от него всего в трех метрах и сжавшимся от спазм страха и перенапряжения горлом вполне отчетливо выдавил:

– Я не дитятко!

Мой экзекутор даже растерялся. Замер и нахмурился, рассматривая меня внимательно. Но по инерции таки спросил:

– А кто же ты?

– Я взрослый мужчина. Мне уже двадцать лет.

– Хо-хо! А не врешь?

– Да чего мне врать?..

– Тогда почему такой мелкий?

Словно в дурном сне, я лепетал истину, набившую мне в последние годы оскомину:

– Упал я на спину, повредил позвоночник, совсем с тех пор перестал расти.

Стоящий передо мной злейший враг всего человечества шагнул вперед, схватил меня пятерней за волосы и стал внимательно рассматривать мое лицо. После чего неожиданно заорал жутким голосом:

– Заррабга!

Моя голова чуть не осталась у него в руках, настолько резво самостоятельно живущие ноги предприняли попытку сбежать от такого вопля. Но результатом этого стала заскрипевшая дверь за моей спиной и несколько недовольный голос еще одного зроака:

– Ты чего орешь, идиот?! Хочешь накликать гнев принца к себе на голову?

– Да как же не орать, Заррабга. – Рука повара так и продолжала приподнимать меня над землей за волосы. – Ты посмотри, что мне подсунули? Он утверждает, что он старый для деликатесов! Говорит, что ему двадцать лет.

В моем поле зрения появилось еще более противное существо. Причем какое-то внутреннее противление и еще большую ненависть к нему вызывала татуировка на весь лоб: знаменитые три щита в ряд. Подобное мне показалось кощунством, лишь чуть менее уступающим людоедству.

Татуированный приложил свою лапу к моему лбу и словно прислушался. Потом скривился и согласно закивал:

– Может, и не двадцать, но точно старый.

– И что я сегодня на вечер приготовлю? – сокрушался мой мучитель, разом потерявший ко мне весь интерес. Он даже толкать меня не стал, просто уронил где держал и с убитым видом поплелся к разделочному столу. – Ты управляющий, ты и выкручивайся по поводу ужина.

– Не наша вина. – Второй зроак достал свисток и пронзительно свистнул. – Тем более я не такой дурак, чтобы о деликатесах сообщать до того, как их приготовят и подадут на стол. Ага, летит, воробышек.

Пока я отползал под стенку, никому не нужный, во двор опустился доставивший меня сюда кречи и с довольным видом протянул вперед лапу:

– Я специально не улетал, ждал оплату.

Зроак спрятал свисток и теперь пялился на летающее создание недобрым взглядом.

– Брой, где ты выковырял эту жертву аборта?

– В каком смысле, господин Заррабга? – заволновался кречи, мерзко подскакивая на своих копытцах со звериными когтями и нервно размахивая кожистыми крыльями. – Вполне нормальный мальчик вроде бы.

– Это – не мальчик, слепая ворона! Это – великовозрастный урод, недоросток с жестким мясом, и ему уже лет восемнадцать, не меньше, да и он утверждает, что все двадцать.

– Как же так? – Брой чуть не плакал от досады, а его страшные когти так и дергались в злобных конвульсиях, царапая плитку пола. – Ах он сволочь! Ребенком притворился! А я так рисковал ради этого тяжеленного куска падали.

– Сам ты – падаль! – вскипел управляющий. – Среди господ уже слух пошел, что деликатесное мясо доставили, а теперь оказывается, что только на половину блюд хватит! Ты хоть представляешь, ворона вонючая, что сегодня вечером будет?! Тебя на цепь посадят и тренироваться в стрельбе из лука станут, блоха ты летающая! Еще и двойную оплату хотел, гнида!

Видно было, что Брой сильно испугался. Потому что попятился назад, а потом и нервно взлетел на крышу здания и уже оттуда стал жалобно канючить:

– Да как мне было разобраться с высоты? В этом проклятом Рушатроне теперь с каждого здания стрелы летят. Два клана вольных охотников за последние лутени погибло. Да и над остальными поселками и городками положение не лучше.

Пора падать в обморок.

Я и так трясся от страха и переживаний, но только теперь до меня окончательно дошел весь ужас моего положения и вся суть кошмара, связанная в этом мире со зроаками и кречами. Первые ели детей, а вторые этих детей им доставляли! И меня этот летающий премерзкий и вонючий сатир-козлодой принял за ребенка.

Стали совершенно понятны и чувства людей, в особенности Мансаны, когда она с невероятной ненавистью упоминала в своих рассказах зроаков. Таких людоедов надо уничтожать не просто денно и нощно, а так, чтобы о них в мире даже воспоминаний не осталось. Растерзать каждого зроака на мелкие кусочки, а остатки зарыть на громадную глубину – такие существа даже на удобрение не пригодны.

Упершись спиной в стену, я замер, парализованный осознанием здешних реалий.

Разговор тем временем завершался.

– Мне плевать и на тебя, и на прочие кланы! – злился Заррабга. – Это мясо идет по цене всего половины от взрослого. Потому что больное и мало на вес получается. А вздумаешь жаловаться – вообще ничего не получишь.

– За что, господин? – взмолился кречи. – Мы так рисковали. Дайте хоть взрослую плату за него!

– Даже не проси! Единственное, что я могу для тебя сделать, так это раззадорить принца охотой по маленькой цели. Если ему понравится, тогда получишь полную плату за этот кусок, как за целого человека.

Мамочки! Да они и взрослых едят?! А перед тем еще и охотятся на них? Лучше бы меня сразу сейчас зарубили, людоеды проклятые! У-у-у, сволочи! Как я вас ненавижу!

Глава двадцать восьмая

Камера-тир

Упиваться ненавистью мне долго не дали. Управляющий швырнул кречи мешочек с деньгами, и тот сразу подался оплакивать свою невезучесть. А меня зроак схватил за руку и поволок куда-то во внутренние помещения крепости. Мелькание полутемных участков с яркими полосками света из больших окон меня окончательно дезориентировало, так что, куда мы пришли, я так и не понял.

Заррабга присмотрелся к полу, где располагался большой прозрачный люк, и расхохотался. Так и продолжая смеяться, отодвинул второй рукой тяжеленный засов и поднял люк, открывая его вверх.

– Эй, мясо! – заорал он вниз. – Ловите пополнение и готовьтесь к охоте!

На этом месте его слова заглушил громкий удар колокола. Причем такого сильного звучания, что вздрагивало все здание и вибрировал воздух. Тут же последовал второй, третий…

И только когда стал стихать гул, зроак продолжил:

– Ну вот, уже три часа утра. Как быстро время летит, обед уже скоро, а у меня еще дел… Эй! – Он опять заглянул вниз. – Вы там заснули или как? Ловите нового кандидата на закуску. Уж он точно в производители не годен. Ха-ха!

Внизу началось какое-то шевеление, рука зроака перехватила меня за шиворот, довольно бережно опустила в люк и только тогда разжалась. Летел я метров шесть, а потом с вырвавшимся криком опустился на мешанину каких-то тряпок, вонючих матрасов и сплетенных в едином желании спасти рук.

Наверху громыхнул люк, послышался звук задвигаемого засова, а у меня над ухом раздалось сочувствующе-озадаченное восклицание:

– Экий ты маленький!

Пока я пытался восстановить дыхание и хоть как-то осмотреться, послышались и другие голоса:

– Неужели дитятко?

– Как же! Эти твари маленьких сразу съедают! Не могут удержаться.

– Ну да, для них один вид ребенка – хуже дурмана.

– Тогда чего он такой ссохшийся? Старый, что ли?

Ну вот, стариком меня еще не обзывали. Хотя, с другой стороны, я готов был хоть в древнюю старуху превратиться, лишь бы меня не ели и отпустили на все четыре стороны. Поэтому я уже чисто машинально, на автомате, затянул надоевшую волынку про мои физические недостатки, травму и все остальное. Узнав о моем возрасте, самый огромный из присутствующих мужчин сочувственно вздохнул:

– Да, парень, не повезло тебе! С твоим весом – явная жертва.

Все остальные уже расходились в стороны и усаживались на длинные, узкие выступы вдоль стен. Всего я насчитал шесть человек, одежды которых еще совсем недавно наверняка были добротными и богатыми. Но сейчас висели на большинстве рваными лохмотьями и обрезками. То ли людей так обыскивали, то ли специально издевались, а может, и кнутами секли, как меня тот полоумный повар. Пока меня не засыпали вопросами, я решил сам спросить у нежданных товарищей по несчастью:

– А вы кто такие?

– Леснавцы мы, уже рудню как в полоне.

Если мне не изменяла память, то чуть западнее, гранича с империей зроаков Гадуни, и располагалось это царство. Рудня – неделя, значит, они тут пять дней. Но я решил уточнить:

– Царство Леснавское? – Получив утвердительные кивки, я удивился: – Как же вас поймали?

Мужчины переглянулись между собой, сошлись взглядами на самом молодом парне, но тот только дернул равнодушно плечами: мол, не все ли равно? И тогда все тот же гигант пробасил:

– На ничейных землях за щитами охотились. Да на засаду зроакских колдунов и наткнулись. Ну а ты, парень, с каких окраин?

Увы, моя тупость и незнание местных реалий опять пытались меня выставить полным идиотом. Перед скорой смертью таки удосужился выяснить, кто такие кречи и чем опасны зроаки, но выясняется, что здесь еще и на щитов охотятся. Или я что-то не так понял? Да черт меня побери! Надо прекращать строить из себя выходца местного мира, громко кричать о своей тупости и спрашивать, спрашивать, спрашивать. Для этого дела легенда дикого горца вполне даже подойдет.

Другой вопрос, что мне эти новые знания, скорее всего, и не понадобятся, но мандраж уже прошел, дыхание восстановилось, ужас перестал холодить конечности и заплетать язык, так что почему бы и не пообщаться? Естественно, ответив на последний вопрос:

– Еще вчера вечером по Рушатрону гулял.

– Небось кречи украли?

– Ага, такой вонючий-превонючий козел с рогами и копытами.

– Да они все такие. Или ты не знал?

– Слышал, но только краем уха, думал, это просто птицы такие, которыми детей пугают. Да и про зроаков думал, что они просто очень плохие, но не более чем враги для империи Моррейди. – Заметив утроенное внимание к своим словам, продолжил: – И по столице я только лишь несколько дней гулял, по своей тупости не выспрашивая ни про зроаков, ни про кречей. За что дурака и поймали поздним вечером.

– Постой, как это ты ничего не знал? – изумился гигант. – Где же ты вырос?

Сказать им честно, кто я и откуда, – все равно не поймут, да еще и обозлятся. Поэтому я решил импровизировать с тех кусочков знаний, что у меня имелись. Вдобавок наверняка стал сказываться синдром смертника, которому неожиданно предоставили еще некоторое время пожить и которому хочется жутко выговориться. Вот на меня и накатило, вот меня и понесло:

– С младенчества меня воспитывал отшельник, и мы прожили в труднодоступной пещере Пимонских гор, почти не видя ни людей, ни уж тем более кречей. Да и мой наставник мне никогда про этих вонючих созданий не рассказывал. И вот недавно он меня насильно отправил в столицу Миррейди. Ничего не объясняя, ничего не рассказывая, только дав деньги на дорогу, несколько древних монет Заозерья, и усадив в почтовый дилижанс. Только и добавил единственное наставление: «Все в этом мире ты отныне должен познавать сам!» Вот я и стал познавать. В дилижансе мои попутчики высмеяли меня при первых вопросах. Прямо ухохатывались, заявляя в глаза, что более наивного и недалекого человека они в жизни не встречали. Понятно, что со своим физическим уродством я не мог ответить им грубостью на грубость, мне стало невероятно стыдно, противно, и я полностью в себе замкнулся. Решив только прислушиваться к тому, что говорят другие, и больше никогда не задавать глупых вопросов. В Рушатроне мне немного повезло: побывав во внутренностях Сияющего кургана, я получил некоторое доброжелательное сочувствие со стороны хранителя, он мне помог устроиться жить в пейчеру, я даже с довольно приличной девушкой познакомился, которая охотно стала моим экскурсоводом. Но моя наивность и глупость и тут подвели, вместо тысячи вопросов с моей стороны я продолжал корчить из себя всезнайку и гордого, пусть и дикого, горца. В результате чего и оказался здесь, в этом скопище людоедов. Когда меня чуть не порубил на сегодняшний ужин местный повар, я признался, что не ребенок, пришел какой-то гад с тремя щитами на лбу, проверил как-то мой возраст и бросил к вам. Вот и все.

Теперь уже долгое, заинтересованное молчание нарушил молодой парень. И мне по его интонации и по манере держаться сразу показалось: этот молодчик не последний человек в этой компании. Да и говорил он слишком властно:

– Как тебя зовут?

– Борей! А тебя?

– Зови меня Миурти, не ошибешься. Но как же ты, Борей, с отшельником жил? Неужели не хотелось сбежать? Неужели не хотелось на свободу?

– Да я и так был свободен, – удивился я. – Наставник мне словно отец, да и, наоборот, я не хотел уезжать в столицу.

– Он тебя хоть читать научил? – вопрошал Миурти.

– Да. Но у нас имелось всего лишь две книги: «Описание Пимонских гор» и «Правила хорошего тона, в том числе на императорском приеме». Вот я по ним и учился.

Довольно громкие, хоть и скорбные смешки не совсем соответствовали окружающей атмосфере, но ясно показали: окружающие меня пленники не потеряли силы духа. Пока я думал, как мне среагировать, парень пояснил с доброй улыбкой:

– Ты не обижайся, это мы скорее над твоим наставником смеемся: взять в отшельнический скит самые ненужные книги, какие можно представить. Горы ты и так видел, а уж изучать правила хорошего тона… Ха-ха! – опять засмеялся он, не удержавшись.

Пора было и мне задать хоть несколько вопросов:

– Ну раз вы все тут такие грамотные, то тогда кто мне ответит: откуда взялись эти зроаки? Ведь они совсем на нас не похожи. И почему их до сих пор не вырезали вместе с кречами?

Смех стих, и к разговору присоединился сухощавый мужчина среднего роста. Причем начал он с вежливого представления:

– Меня зовут Саабер, много лет сам считаюсь наставником и учителем, и, отвечая на твои вопросы, я могу говорить сутками. Или тебе более короткую историю?

– Самую короткую и сжатую.

– Самую? – переспросил Саабер с таким недовольством, словно у него забрали любимую игрушку. – Ну, если в двух словах, то зроаки явились сюда из другого мира. А потом они же привели за собой этих вонючих кречей. Достаточно?

Свой короткий вопрос он задал с явным ехидством, видимо ожидая от меня восклицаний типа «Как?! Разве такое бывает?! Где этот другой мир?! Как туда попасть?» или нечто подобное. Но мне и так стало понятно, что когда-то злобные людоеды явились сюда из другого мира при помощи перехода. А скорее всего, и долго пользовались этим переходом, возможно и до сегодняшнего дня имеют возможность общения со своей прародиной. А значит, где-то в этой империи имеются если не башни, то некое подобие древних строений, на которых обязательно отыщутся условные символы иного мира. Да и не только иного, а и для внутренних перемещений. Однозначно, что так зроаки триста шестьдесят лет назад и попали в Сияющий курган. Если успею, то поспрашиваю на эту тему.

А пока мне удалось не только его поразить.

– Вполне. А что, сами кречи не людоеды?

– Нисколько. Они питаются только вареными овощами и специально выращиваемыми улитками.

– Хм! Сырыми едят?

– Нет, тоже варят.

В моей голове не укладывались противоречия:

– Почему тогда от них исходит такая вонь?

Пока Саабер рассматривал меня, поворачивая голову, словно курица, фыркнул самый огромный пленник:

– Потому что никогда не моются! Даже патологически боятся воды настолько, что над ней не летают. Только узкие речки пересечь могут, и не было случая, чтобы Лияну перелетели. Озера средние, и те облетают.

– Все равно не сходится, – возражал я. – Пусть и мохнатые, со слипшейся шерстью, пусть и не моются, но до такой степени издавать зловоние? Вот если бы они ели мясо или падаль, тогда совсем иное дело.

– А ты точно лишь две книги прочитал? – неожиданно спросил Миурти.

– Да, к моему огромному сожалению, – съязвил я. – Но не считайте меня за полного идиота и недоумка. Мы с наставником довольно много и часто беседовали на самые разные темы. Пусть они и не касались конкретных жизненных тем и реалий той же Моррейди, но кое-какие знания в моей голове имеются.

– Заметно, – согласился Саабер. – Нам остается удивляться, почему ты, такой умный, все еще находишься с нами и до сих пор не ушел отсюда сквозь стены.

– Можете смеяться, – согласился я, когда послышались не обидные смешки. – Главное, на вопросы мои отвечайте. Итак: что обозначают или символизируют три щита?

Опять странные переглядывания между пленниками и еле заметный кивок молодого Миурти. Словно он дал добро Сааберу вести беседу в прежнем русле.

– Трудно в это поверить, – стал рассуждать тот, словно оправдывая самого себя. – Но выросший с отшельником парень может такого и не знать. Хотя это рассказывают до того, как ребенок начинает ходить. Три щита – это основа волшбы в нашем мире. Дают умение колдовать, защищаться от колдовства противника и видеть себе подобного. Не слышал о таком?

– Не довелось, – отмахнулся я от ехидного тона. – Значит, наколки на лбу дают все выше перечисленные привилегии? Потому как тот урод-зроак сразу определил мой возраст простым касанием.

– Да нет, сами наколки ничем не помогут. Это только зроакские колдуны таким способом себя метят. Страху на нас, да и на кречи, напускают. Щиты надо собрать, принять и усвоить, а для этого надо иметь как способности вкупе со страстными желаниями, так и возможность заполучить эти щиты.

– Хм! Насколько я понял, подобные раритеты не обязательно просто твердый кусок железа?

– Ты правильно понял, Борей.

– Именно поэтому за ними и надо охотиться? – Пауза затягивалась, поэтому я продолжил: – Или откапывать? А может, просто сорвать с дерева? Или вырастить в бадье?

– Ни разу не угадал, кроме первого, – развеселился гигант. Но сам и оборвал свой смех озадаченным цоканьем языка. – Но даже при удачной охоте – мало шансов отыскать, схватить и удержать первый щит. Его потом еще нужно донести нужному человеку, и этот человек должен со щитом срастись.

– Или срастись, или человек должен его проглотить, – с педантизмом учителя философии поправил Саабер. – Но последнее не каждому дано.

– Представляю, – согласился я. – Если оно до того бегало и пряталось, да еще и в земле перепачкано.

– Ты не понял! – стал горячиться худощавый учитель, досадуя на мою тупость. – Срастись со щитом может попробовать каждый в течение нескольких часов. Если это не происходит, первый щит передается другому человеку, и так шесть, максимум семь дней. После чего первый щит погибает без своего создателя и носителя.

– И кто его создает?

– Крыса-пилап, живущее в норах животное вот таких размеров. – Саабер расставил ладони примерно сантиметров на двадцать – двадцать пять. – Ловишь или подстреливаешь крысу-пилап, снимаешь у нее вместе с кожицей щит со спины и хорошенько моешь в нескольких водах. После чего кожа отслаивается, а щит лепишь себе на любой выбранный участок тела. Если он прирастает, человек становится посвященным первого уровня. После чего должен совершенствоваться, обучаться и уже с новыми знаниями получать второй щит, который произрастает в некотором роде из первого и дает умение держать оборону от магических атак.

Ой, как сложно! Да и не верилось совершенно в такие россказни. Но виду я не подал, лишь согласно кивнул и продолжил:

– Нетрудно догадаться, что третий уровень достигается наложением на глаза третьего щита, который дает возможность просматривать не только соперника, но и все остальное. Правильно?

– В корне неверно, – под смех остальных пленников продолжил сухопарый знаток и наставник из Леснавского царства. – Для получения третьего щита претендент должен сам создать очень сложный яд и выпить его в течение определенного периода времени. Если не умер, то становится обладателем трех щитов, могущих повелевать волшбой и менять весь мир по мере своих растущих умений. Как правило, при получении третьего щита умирает до сорока процентов желающих его получить.

– Ну, жадность всегда не приветствуется, – зафилософствовал я. – Но насколько я понял, вы все как охотники наверняка имеете первый щит и можете хоть что-то сотворить. Покажете?

– Что тебе показать? – даже пригнулся ко мне гигант.

– Волшбу. – А чего мне бояться? Раз они охотники и этого не скрывают, пусть хоть удивят в последний день жизни. – Не стесняйтесь, показывайте.

Опять все засмеялись, а Саабер принялся мне терпеливо втолковывать:

– Сразу видно твою необразованность в этом вопросе. Во-первых, даже будь мы хоть все сжившимися с первыми щитами, все равно, кроме мелкой волшбы, ничего сотворить бы не сумели, как и вырваться из плена. Во-вторых, отыскать крысу-пилап считается невероятной удачей. Особенно в приграничье, где спокойно этим заняться почти невозможно. Кстати, крысы-пилап потому и расплодились на ничейных землях, что там им полное приволье при отсутствии охотников. Ну и, в-третьих, ни на одном из нас первый щит пока не прижился.

Я ухватился за проскочившее слово «пока»:

– Но вы не теряете надежды, что приживутся?

– Э-э-э… – И опять эти странные переглядывания.

Не пойму я их: то откровенничают, то скрытничают сверх всякой меры и без всякого толка.

– Да ладно, я ведь просто так спрашиваю. И кстати, чего вы их тогда не проглотите? Понимаю, что после какой-то там крысы что-то глотать не фонтан, но…

Гигант меня перебил с угрозой:

– Хочешь попробовать?

Словно под заказ, для усиления его тона, все завибрировало от ударов колокола. А я незаметно постарался засечь время по своим наручным часам. На этот раз прозвучало четыре удара. Пленники на это не сильно обратили внимание, лишь выждали паузу для продолжения разговора.

– Да чего ты пугаешь парня? – укорил Миурти здоровяка и охотно пояснил для меня: – Сам человек проглотить первый щит не может. Нужна обязательная помощь опытного носителя всех трех щитов. Ну, или надо быть хранителем кургана.

– Сияющего кургана? – поразился я. – Так почему же все тамошние хранители не имеют первого щита?

– Да потому что они там, – гигант махнул в предполагаемом для него направлении своей огромной ручищей, – а мы, вместе с крысами-пилап, – здесь, с этой стороны Скалы. А в Моррейди отыскать носителя – дело необычайной редкости. Хотя полных носителей трех щитов в империи поморов огромное количество. Среди хранителей тоже есть.

– Ага, – задумался я, продолжая и к нашему месту заточения присматриваться, и припоминать, кто становится хранителями. – Вы знаете про музыку лобного камня?

– А как же! – заверил Саабер. – В главном зале кургана.

– Значит, любой, кто ее слышал, – практически тоже хранитель?

– Несомненно. Большинство со временем тоже становятся умеющими творить волшбу. А почему ты так напрягся?

Вариант с глотанием какой-то мерзости меня совершенно не устраивал. Но с другой стороны, если это даст хоть малейший шанс спастись, то почему бы и не попробовать? Поэтому я начал издалека:

– Мне повезло, два дня назад я был возле монумента и увидел, как один из посетителей инициировал звучание торжественной музыки. Это было что-то немыслимое!

Понятно, что никто из Леснавского царства никогда в кургане не был и о прекрасной музыке мог получить представление только понаслышке. Но у всех у них появились мечтательные выражения на лицах, а в голосе послышалась зависть:

– Ух ты!

– Вот повезло!

– Наверное, такое чувствовал!..

– И кем он станет?..

Крепко их такая новость тронула. Да только какой с этого толк? Надо спрашивать.

– А если бы он здесь был и проглотил первый щит, то мы бы спаслись?

Теперь все выдохнули и дружно уставились на Саабера. Тот скривился:

– Хм! Скорее всего, что нет. Само умение колдовать потом нарабатывается годами. Как минимум – месяцами. Даже встань мы, допустим, пирамидой и подними его под самый люк, – скрюченный палец указал на прозрачный люк у нас над головами, – то он бы и засов не смог отодвинуть волшбой. Ну разве что шустрее бы чуть стал, выносливее, чуть сильнее.

Что и следовало ожидать. Да и не огорчился я слишком: больно надо давиться и глотать всякую мерзость. Но дальнейшие слова гиганта и его ответы на мои вопросы развеяли все мои сомнения:

– Да, шустрость бы нам всем не помешала. Особенно когда от стрел начнем бегать.

– Куда бегать?

Губы здоровенного мужчины затряслись от бешенства.

– Вот именно что некуда бежать! Придут пьяные зроаки и начнут стрелять на спор по нам сквозь вон те прутья. Каждому дают по одному выстрелу, но больше никаких льгот. Самое опасное, что мы и знать не будем, в кого он обязан попасть, придется метаться по камере всем нам. И все равно, здесь всего лишь двадцать метров, в упор не промахнутся.

– И?..

Рот мне отказывался повиноваться, а взгляд мой метался по длинному и узкому помещению метров двадцати в длину, одну сторону которого закрывала горизонтальная решетка, а в тупике второй стороны виднелась несокрушимая стальная дверь.

– И все! Потом усыпляют оставшихся в живых, и слуги уносят через дверь мертвых или тяжелораненых. Позавчера так уничтожили всех пленников в соседней камере. Воины из Трилистья. Два лутеня здесь продержались. Ребята еще в первые дни нашего плена ознакомили нас с правилами развлечения местной знати. Теперь их нет, никто из четверых не выжил.

Царство Трилистье находилось с другой стороны, на восток от Гадуни, империи зроаков. И оставалось только сожалеть об участи несчастных воинов, которые каким-то чудом умудрялись выжить под стрелами восемьдесят дней! Два полных местных месяца.

Да и о себе следовало подумать. Вначале я припомнил разговор зроака и кречи, в котором они упоминали какого-то принца.

– Я слышал, мы в крепости какого-то знатного людоеда?

– К превеликому сожалению! – воскликнул Миурти с ненавистью. – Данное отродье является прямым отпрыском императорской династии Гадуни. Не первым по праву наследства, но уж в первом десятке точно.

– То есть это его прямой предок триста шестьдесят лет назад предпринял попытку проникновения в Сияющий курган, убил там всех паломников, но был и сам уничтожен при этом? И не смотрите на меня так, мне об этом девушка-спутница рассказывала три дня назад.

Опять стал отвечать Саабер. Видимо, для него как учителя история занимала первое место.

– Сведений точных нет, откуда тот император отправился с войском в три тысячи особей, но очень многие источники указывают на Дефосс. Именно в этой крепости мы сейчас и находимся.

О! Уже несколько теплее! Шансов спастись почти не прибавилось, но если бы каким-то чудом вырваться из этой камеры, прогуляться по этой крепости Дефосс да поискать символы – удача могла бы и улыбнуться калеке-проходимцу из иного мира. Только что придумать? Как выклянчить у этих странных охотников первый щит? И в чем эта неизвестная мне субстанция поможет? А начинать как-то надо.

И в полной, звенящей тишине я пробормотал, словно извиняясь:

– Так вот, про ту инициацию позавчера… А на следующий день, то есть уже вчера, я опять был в кургане, и музыка прозвучала уже от моих рук. Но я испугался всеобщего внимания, побоялся опозориться и сбежал. Даже с хранителями не стал разговаривать, хотя они очень настаивали на беседе. Разволновался, пошел гулять по вечернему Рушатрону, и вот… теперь я здесь.

Глава двадцать девятая

Выжить любой ценой

Прежде чем думать о счастье, человеку надо вначале выжить, как говаривала моя бабушка Марфа. И в данный момент для меня проблема выживания становилось самой актуальной. Причем именно в данный момент. Потому что гигант, приподнявшийся и схвативший меня за шиворот, уже стал раскачивать мое тельце с явным намерением садануть головой об стенку. Однозначно меня приняли то ли за шпиона, то ли за перебежчика и подлого предателя человечества. А с такими во все времена долго не церемонились.

Поэтому даже я сам поразился, когда мой голос прозвучал ровно и насмешливо:

– Ну и что это тебе даст? И чем тебе моя смерть поможет? – Меня перестали раскачивать. – Если бы зроаки захотели, давно бы вас обыскали и щиты забрали без всякого вашего пособничества. Эй, здоровила! Может, хватит меня убаюкивать? Или меня сейчас стошнит. Положи, где взял!

Мой тон и смысл моих высказываний подействовали. Да и Миурти приподнял правую ладонь, словно требуя не торопиться. Гигант, конечно, громко рыкнул, пытаясь еще напустить на меня страху, но я посмотрел на него с такой иронией, что он таки смутился. И уже с какой-то заботливостью усадил на каменные нары обратно. Но после этого уселся рядом, в любой момент готовый прихлопнуть своей ручищей, словно букашку. А я продолжал уже несколько иным тоном, возмущенным и агрессивным:

– Чего это вы испугались? Сами щитами воспользоваться не можете, а трясетесь над ними как над собственными… – Грубое сравнение вылетело из меня еще до осознания сказанного. Но было уже плевать. – Тоже мне, кавалеры первого щита! Только и можете, что калеку за шкирку таскать да взглядами с подозрением буравить! Ну, чего умолкли? Чего боитесь?

Только последнее слово я тоже заменил несколько другим, некрасивым, обозначающим неожиданное мочеиспускание. Гигант рядом со мной только крякнул от таких оскорблений, другие зафыркали. Миурти покраснел, а Саабер стал угрожать в ответ:

– Ты, парень, следи за словами! А то живо останешься со свернутой шеей!

– Ой, как сильно напугали! – юродствовал я со смехом. – Да так намного лучше, чем бегать, как заяц, по клетке и спасаться от стрелы в задницу. Кстати, здесь хоть жрать дают? И когда они это делают?

При этом я панибратски пихнул локтем гиганта, и тому смена разговора показалась весьма своевременной. Видимо, сам голодал больше всех остальных товарищей.

– Да вот, как пять ударов громыхнет, так и принесут дневную пайку и воду нальют в корыто.

– А этот ваш первый щит на голодный желудок надо глотать или после еды?

Такая полярная смена темы поставила моего соседа в тупик, и он взглядом попросил помощи у Саабера. Учитель возмущенно фыркнул:

– Да ты и в самом деле ничего не знаешь, парень!

– Борей! Меня зовут Борей, – терпеливо напомнил я.

– Да помню я, помню. До конца жизни не забуду, – печально пошутил учитель. Потом вздохнул, в который раз странно переглядываясь именно с самым молодым своим земляком, и продолжил: – Если ты и в самом деле не солгал, если ты и в самом деле инициировал музыку…

– И какой мне смысл лгать? К тому же, по вашим же утверждениям, проглоченный кусок кожи нам все равно ничем не поможет.

Гигант вроде как по-дружески положил мне свою лапищу на шею:

– Видишь ли, Борей, мы готовы умереть, но все равно не отдать первый щит зроакам.

– Даже так? – Наконец-то понял я всю глубину и широту происходящего рядом со мной самопожертвования. – Извиняюсь, не сообразил сразу.

Действительно, что может быть ценнее в мире волшбы, чем само умение пользоваться этой волшбой? Мог бы сразу догадаться, что ненавидящие зроаков люди готовы даже собственной смертью доставить людоедам как можно больше неприятностей. А по сжатым губам, горящим взглядам и повисшей тишине видно было сразу: леснавские охотники готовы умереть, но не отдать первые щиты врагам человечества. По крайней мере – добровольно.

Поэтому напрашивался очевидный вопрос:

– Но если я проглочу, это… этот щит, то ведь из меня его уже не вытащат?

– Никак! – подтвердил Саабер. – Вы станете единым целым.

– Так в чем дело? Давайте мне на пробу, – предложил я. – Как я понял, на вас ни на ком щит не прижился, поэтому предлагаю: вначале попытаюсь съесть один.

– Проглотить!

– Ну да, проглотить. А потом и все остальные. Так сказать, чтоб не пропали.

И опять пленники меня удивили заразительным смехом. Боевые ребята, силу духа не потеряли, а то, что ржут от моих слов, так я уже привык. Если знание – сила, то в моем случае полное незнание – громкий хохот. Ну а мне чего обижаться? Правильно, только спрашивать:

– Разъясните убогому: что опять не так сказал?

– Да просто такого не бывает, – посерьезнел Миурти. – Второй раз щит глотать – все равно что попытаться себе пришить третью ногу или вторую голову.

– Да? – На меня опять нашло раздражение. – А ты пробовал? Две головы – штука более полезная, чем одна. Да и третья нога при уворачивании от стрелы пригодилась бы. Маслом кашу не испортишь, сметаной – тоже. Не правда ли?

Мои присказки и рассуждения заставили Саабера посмотреть на меня с уважением. Хотя начал он с категорического возражения:

– Борей, ты говоришь полную ерунду, и такое невозможно!

– Доказано наукой?

– Хм… Да нет, прямых запретов на подобное действо не существует, но имеются исторические ссылки и многочисленные свидетельства на то, что когда обладатель первого щита пытается во второй раз проглотить подобное еще раз, то он умирает в страшных муках. Ибо два первых щита не могут сосуществовать в одном теле, вступают в противодействие и погибают вместе с носителем. В итоге мы имеем аксиому, не требующую доказательств.

Пришлось задуматься. Не то чтобы я жадный, но мне почему-то показалось: ежели съесть все шесть первых щитов, то и сила увеличится соответственно. Но раз нельзя, так нельзя. Тогда и с одним мучиться, глотать не стоит. Хотя некоторые детали выяснить до конца следовало:

– Не пойму, если вы не желаете отдать щиты зроакам, то просто сбросьте их с себя и растопчите. Или вон в солому заройте.

Теперь разъяснять мне начал мой примерный ровесник, молодой Миурти. Видимо, он поверил, что я не предатель и не подосланный лазутчик. Да иначе я бы отказал ему в логическом мышлении.

– Когда щит с себя снимаешь, он начинает ярко светиться зелеными бликами и попискивать. Мало того, одну рудню и два дня, то есть более шести суток, первый щит практически неуничтожим. Даже после моей смерти сегодня вечером он будет жить еще более суток, мигать и пищать как недорезанный. По этой причине спрятать тут его ни среди соломы, ни среди камней тоже не получится. На теле его тоже потом отыщут.

– Почему же вас сразу не обыскали?

– Обыскали! – Парень дернул себя за торчащие лохмотья одежды. – Оружие все забрали, но вот приклеенный к телу щит совершенно не виден и не прощупывается.

– А меня почему не обыскали?

– Чего у дитятка искать? Забрали небось кортик, да и весь сыск.

– Не было у меня кортика.

– Тем более! Хотели сразу в котел, да выяснили твой возраст и бросили к нам. И по большому счету… – Миурти сделал задумчивую паузу, после которой мило улыбнулся: – Может, это и к лучшему. Все равно мы ничего не теряем, если одарим тебя первым щитом и ты его проглотишь. Вдруг это и в самом деле тебе силы придаст, ловкость повысит. Глядишь, хоть ты от стрел спасешься. – Он словно размышлял, отбрасывая последние сомнения. – Эх! Решено! Саабер, отдай ему свой щит.

Последний приказ прозвучал жестко, и я наконец-то понял, кто здесь самый главный то ли по рангу, то ли по званию. Но в то же время реакция всех остальных меня весьма удивила. Кажется, они совершенно не понимали, что самый молодой среди них задумал, и выглядели полностью растерянными. Вдобавок интуиция моя вдруг проснулась и стала шептать что-то неразборчивое про коварство и человеческую подлость.

Но делать было нечего, события уже двинулись своим чередом. Вздумай я сейчас буянить или сопротивляться – окончательно бы приняли за предателя или полного, неизлечимого дебила. Поэтому я словно по телевизору наблюдал, как сухопарый учитель обнажил правое плечо и сдернул с него кусок кожи, как мне показалось вначале. Размером с ладонь взрослого мужчины, этот кусок и в самом деле вдруг начал мигать зелеными бликами и несколько противно попискивать, увеличивая громкость издаваемых звуков.

– Быстрее! – скомандовал Миурти, и все шесть пленников окружили меня плотным кольцом, а учитель стал сворачивать кусок сопротивляющейся плоти в тонкую трубочку.

Меня объял ужас.

– Он же огромный! Я подавлюсь! Задохнусь в судорогах!

– Не бойся, парень! Он сам проскользнет тебе в гортань, – успокаивал Саабер, держа пищащий щит двумя руками, словно свернутую салфетку. – Открывай рот, а я помогу.

– Может, вы его хоть сполоснете? – Меня уже тошнило от отвращения.

– Воды нет ни капли, так что не капризничай, – вовсю раскомандовался Миурти.

– Потом, если чуток застрянет, не паникуй, – советовал учитель, – а проталкивай в горло своим пальцем. Начали!

Кажется, меня придержали и даже помогли открыть рот. А потом это что-то, мерзкое, шевелящееся и живое, проскользнуло мне в гортань. Да там и замерло, пытаясь опять развернуться и перекрыв мне абсолютно все дыхание. С выпученными глазами я в панике стал извиваться, словно дикий питон, и только краем уха услышал донесшийся мне в ухо крик:

– Пальцем! Пальцем его толкай!

Моя рука послушалась этого приказа в обход моего сознания. Видать, ей очень хотелось спастись вместе с остальным телом. При этом палец, вместе с ладонью, я чуть не откусил в судорожных спазмах, но главная помеха для дыхания таки проскользнула вниз по пищеводу, там болезненно заворочалась и затихла. А я рухнул на коленки, размазывая по лицу слюни, пот, обильные слезы и пытаясь хрипло отдышаться. Пока я это делал, пленники скучковались в сторонке вокруг своего молодого командира, интенсивно что-то обсудили и даже успели ожесточенным шепотом поспорить. Мне удалось только расслышать последние слова Миурти, который он произнес с леденящим кровь шипением:

– Всю ответственность и грех я беру на себя! Выполнять!!!

После чего все опять меня окружили и с какой-то неискренней заботой стали хвалить и сочувствовать:

– Молодец! И в самом деле настоящий хранитель!

– Сумел протолкнуть.

– Ага! Любой из нас бы сразу умер.

– Настоящий мужчина! Даже не дрогнул!

Это я-то не дрогнул? Извиваясь и паникуя, словно червяк на сковородке?! Что за чушь они несут? Я присмотрелся к их лицам внимательнее, пытаясь поймать уклоняющиеся в сторону взгляды.

– Как себя чувствуешь? – как-то нервно поинтересовался Саабер. – Если в первые пять минут человек не погибает, значит, первый щит стал вживаться. Так что радуйся: отныне тебе доступна любая волшба!

– Да? И с чего мне начать? – выдохнул я.

– А ты получил в горах теоретические знания? Если да, то теперь, с практическими умениями, ты ими можешь воспользоваться. Если нет, то мы ничем не можем помочь! Увы! – Он печально, но несколько притворно, как мне показалось, развел руками. И вдруг замер, задумавшись, словно его осенила внезапно пришедшая на ум идея: – Разве что… Точно! Почему бы и не попробовать? Существует мнение, что если проглотить еще парочку щитов, до того как первый приживется, то они усвоятся в тесном соседстве все вместе. Вот тогда носитель умеет творить волшбу и без предварительного обучения. Попробуем?

Он врал! Явно, бесстыже и нагло! Я это прочувствовал всей своей душой и талантом истинного артиста. Учитель никогда не играл ни в одном спектакле! Вот только я не мог с ходу сообразить, почему они так расщедрились. То говорили одно, теперь поменяли свою точку зрения на противоположную. С чего вдруг такая немыслимая щедрость?

Решение я принял твердо и бесповоротно:

– Нет! С меня и одной такой гадости хватит!

– Слышь, Борей, – с заискивающими нотками в голосе, забулькал гигант, – это ведь какая честь и престиж – проглотить еще два щита! Такое никому и никогда не удавалось сделать из-за страшной дороговизны и воистину огромной редкости добытого нами трофея. Нам повезло сказочно, мы три крысы-пилап поймали, но увы! Воспользоваться или заработать на этом мы уже не сможем. Так воспользуйся хоть ты, нам не жалко.

– Что-то я не чувствую никакого прилива сил, – пробормотал я. – Да и умереть прямо сейчас – не хочется.

– Почему прямо сейчас? – возразил с горячностью Саабер. – Даже в любом случае это произойдет не раньше чем через два дня.

Вот он и проговорился! Вот мои витающие подозрения и обрели почву под ногами! Как все просто: скормить первые щиты потенциальному хранителю и тем самым лишить зроаков возможности ими воспользоваться. Пусть хранитель изд охнет, но врагу ценнейшие трофеи в любом случае не достанутся. Я сам, собственным идиотизмом и глупыми наводящими вопросами, подсказал пленникам наилучший выход из создавшейся патовой для них ситуации.

А что мне поможет отказаться от такой щедрости? Правильно – артистизм!

– Ой! – схватился я двумя руками за живот. – Ай!.. Что это меня так скрутило! Воды! Дайте мне срочно чем-то запить! О-о-ой! Как больно!

Все шестеро заметались вокруг меня как переполошенные няньки:

– Где же ее взять?!

– Нет воды! Ничего нет!

– Разве только кровь!

– Точно! Но ты сможешь пить теплую?

– А? Ну отвечай же!

– Если он настоящий охотник – то сможет! Правда, парень?

На какой-то момент моя художественная самодеятельность сменилась удивлением.

– А где вы кровь возьмете?

– Да у меня ее с излишком! – радостно забасил гигант, закатывая рукав рубахи. – Ты только сядь чуть ниже, потому как посуды для сбора нет. Эх, жаль, резануть нечем!

– Я прокушу, – с готовностью предложил один из охотников.

Я, конечно, пока благоразумно помалкивал о моем швейцарском ножике с набором универсальных лезвий, ну и понятно, что совсем не поверил в подобную жертвенность.

– Да нет, я не смогу.

– Ерунда! – продолжал гигант, силой усаживая меня на пол и с самой искренней жертвенностью поднося руку к моему рту. – Ты просто закрой глаза и представь, что это теплый бульон, и глотай спокойно. Кусай!

Его товарищ уже стоял на коленях рядом со мной и с резким, решительным выдохом потянулся раскрытой челюстью к венам на запястье.

– Стойте! Не надо! – выкрикнул я. – Это же людоедство!

– Да нет, – словно маленькому, несмышленому ребенку принялся втолковывать Саабер. – Просто иногда при сильных болях рекомендуют попить свежей крови, так щит быстрее успокаивается.

– Человеческой?

– Да нет, любого животного. Но когда нет козы или курицы под рукой, то и человеческая сойдет.

Кажется, меня сейчас напоят насильно кровью, и я против собственной воли в последние часы своей жизни стану людоедом. Тогда только и останется, что немедленно повеситься на собственном ремне: такого ужаса я не выдержу морально. Поэтому я опять воскликнул:

– Стойте! Подождите немного. Уф! Мне, кажется, полегчало. – Прислушался к себе, потрогал за живот. Потом встал на ноги и прошелся по нашему месту заточения. – Да, боли прошли. Испугался, видимо, щит моих конвульсий.

При этом я постарался так и двигаться, чуть ли не делая на ходу производственную гимнастику и усиленно дыша носом. Ну и расстояние между собой и охотниками старался выдерживать самое безопасное, с моей точки зрения. Не помогло.

Компания о чем-то интенсивно пошепталась, а потом Миурти кошачьим шагом устремился ко мне и решительно произнес:

– Извини, парень, но времени у нас может и не остаться на потом. Поэтому давай глотай!

От ужаса и страха я пискнул что-то несуразное, уже сразу начав задыхаться от плохого самочувствия. Мои опасения подтвердились на все сто: если я не согласился добровольно, то в меня запихнут оставшиеся первые щиты насильно!

Многочисленные руки зажали меня намертво, и начался кошмар.

На короткое время для моего тела наступила пора комы.

Сволочи! Подлые предатели! Грязные ублюдки!

Эти и еще многие и многие грязные ругательства и оскорбления я стал исторгать из себя минут через десять, после того как отдышался, прекратил попытки выблевать проглоченные первые щиты и вполз трясущимся телом на каменные нары. Хорошо еще, что порций насильственной добавки оказалось только две, иначе смерть меня бы настигла при параличе мозга, который и так перестал соображать. Но сразу три собравшиеся в моих внутренностях куска препротивной плоти вели себя на удивление тихо, пока… Нисколько не мешая мне высказать все самое плохое о своих мучителях.

Наверное, я бы ругался и проклинал охотников до тех пор, пока мои губы не потрескались от жажды, но их спасла серия ударов колокола. Тотчас мои скорбно вздыхающие и молчащие сокамерники бросились к тому краю помещения, которое перегораживалось поперечными стальными прутьями. Разве что Миурти остался возле меня. Зато его товарищи заботливо отерли внушительное, длинное корыто от пыли, выгнали оттуда парочку пауков и стали ждать.

Вскоре и людоеды появились, в количестве трех особей. Один волок два полных ведра с водой, второй нес на спине внушительный мешок, а третий оказался уже знакомым управляющим по имени Заррабга, с наколотыми на лбу щитами. Он прямо с порога стал восклицать:

– Что, мясо, не спится? А зря! Сегодня ночью вам силенки и бодрость ой как понадобятся! Правила знаете? Ничего, мне повторить не трудно.

Первый зроак довольно бережно выливал воду из ведер в длинное корыто, край которого выступал на ту сторону решеток. Второй доставал из мешка нечищеные сырые овощи, буханки хлеба, маленькие головки сыра и бросал все это через щели между прутьями. Ну а Заррабга речитативом повторял правила предстоящего развлечения.

Каждому людоеду, желающему потешить свои низменные инстинкты, выдавалась всего одна стрела, которой он, по предварительной договоренности, должен был убить конкретного пленника. В кого он стреляет – пленникам не сообщалось, дабы те двигались и бегали по камере более интенсивно. Если стрелок убивал не свою мишень, его облагали огромным штрафом, если попадал правильно, имел право забрать мясо на собственную кухню или принести в дар принцу и его гостям. Если просто промазывал в стрельбе, то выставлял другим спорщикам выпивку из своих запасов.

В общем, веселье – в самом гнусном стиле людоедского бытия. И только управляющий оказался единственным в этой крепости существом, заинтересованным в нашей долгой выживаемости. Еще и пояснил со всей циничной откровенностью:

– Постарайтесь выжить, очень вас прошу. И обещаю, что кормить вас буду, поить и дальше самым лучшим и качественным. Если эту ночь переживете, то даже вина подброшу для расслабления. Гостей тоже постараюсь привести сюда уже после того, как они будут изрядно навеселе, да и не все из них отличные стрелки, может жребий именно на них пасть, тогда вам вообще будет увернуться от стрелы – не проблема.

Гигант не выдержал и зарычал:

– А чего это ты, гад, о нас так беспокоишься?

– Я не о тебе беспокоюсь, о самый большой ломоть мяса! – заржал управляющий. – Я беспокоюсь в первую очередь о твоих земляках. Ибо как только вас изжарят, от меня принц потребует опять заполнить тир живыми мишенями, мне придется посылать отряд в ваше драное Леснавское царство, а то и самому с ним переться за тридевять земель. Какой-нибудь поселок или деревню мы сожжем, жителей пригоним сюда, так что учитывайте: чем дольше вы продержитесь, тем меньше ваших земляков погибнет. А чтобы вы не сомневались, то подождите несколько дней и сами поговорите с новыми соседями. Боевой отряд уже отправился в Трилистье, и вместо четырех съеденных позавчера дохляков здесь вскоре будет не протолкнуться от новых мишеней с востока. Так что старайтесь, ребятки! Выживаемость – это не только в моих, но и ваших интересах.

Управляющий внимательно осмотрел каждого угрюмого пленника, остановив свой взгляд на мне:

– Что, дитятко, не обижают тебя эти голодранцы с запада?

Я хотел высказаться крайне негативно и о своих сокамерниках, и о людоедах, но вместо понятных слов из моего измученного спазмами горла вырвался только хрип и клекот. Зато отозвался с презрением сидящий рядом со мной Миурти:

– И где вы такого недоростка отыскали? Он даже бегать как следует не умеет.

– О! Ты не видел, с какой ловкостью он от кнута нашего повара уворачивался, – рассмеялся Заррабга. – Я, правда, тоже не видел и сомневаюсь, но и страж верхнего яруса подтверждал необычайную подвижность этого уродца.

– Вот именно, что уродца, – продолжал кривиться молодой охотник. – Вы же его мясом отравитесь, он явно болен. Взяли бы его лучше себе в слуги, он и то своей шустростью больше бы пользы принес, с веником и совком по коридорам замка бегая.

– Издеваешься, мясо? Только людей нам в слугах не хватает! Хе! Сами справляемся. А что не можем, то за нас кречи делают. Так что и этот живчик пусть от стрел побегает, вы его подучите как следует, авось и выживет сегодня. Ха-ха-ха!

Под этот утробный смех все три зроака и покинули довольно просторное помещение через дверь справа и там начали разговор с кем-то еще, слышимый, пока дверь плотно не закрылась, отсекая шум.

Хоть я и не спрашивал ничего, парень мне стал объяснять по собственной инициативе:

– За той дверью сидит страж этого тира. Дед. Вернее, не сидит, он там проживает. Следит за луками, готовит и чинит стрелы, поддерживает у себя огонь в камине. Сюда только один раз показался, позавчера, когда выдавал принцу и его гостям луки и стрелы. Противное создание, старое и наглое: не постеснялся у принца выклянчить лопатку из любой жертвы и прыгал от радости, когда убили всех четверых воинов Трилистья. И остальные зроаки к нему с уважением относятся, словно к старому ветерану или наставнику.

Я стоически проигнорировал его слова, пытаясь сообразить, зачем он мне это рассказывает и почему все остальные, хоть и аккуратно собрали всю пищу, уложив ее на каменные нары, продолжают стоять и не приступают к обеду. Уж не собираются ли они разыграть сцену «Искреннее покаяние и заламывание рук с расшибанием лбов об стену»?

Кажется, угадал. Миурти тяжело вздохнул, и тон его стал просительным:

– Прости меня, это только моя вина. Эти люди не имели права отказаться от выполнения моего приказа.

Массажируя себе горло, я поморщился и вполне разборчиво прошипел:

– Да мне по барабану, кто виноват и кто тут у кого в шестерках ходит. Как по мне, то вы все совершенно родственны душами и поступками и ничем не отличаетесь от этих проклятых людоедов. В вас не осталось ни капли человечности!

– Да ты пойми, Борей! Не мог я поступить иначе. Каждый новый несущий щиты среди зроаков – это неисчислимые смерти среди обитателей нашего царства. Да и не только нашего, это горе и страшная смерть для всех остальных людей. И поверь, если бы существовала иная альтернатива, то я с радостью бы отдал свою жизнь, лишь бы первые щиты не достались нашим тюремщикам. И так крепость Дефосс считается самым мерзким местом в Гадуни, а так бы у них еще три воина научились творить волшбу.

– Да? – скривился я. – Так почему же ты сам эту гадость не проглотил?

– Не получилось бы и умер, и первый щит бы обратно у меня изо рта выбрался.

– Рассказывай! Умирать-то не тебе завтра или чуть позже придется! – бушевал я от злости и ненависти. – Легче всего над калекой беззащитным издеваться!

Парень умудрился и покраснеть, и побледнеть чуть не одновременно. Но на какой-то поступок решился окончательно. Потому как произнес решительно:

– Да, это мой грех! И я не боюсь взваленной на себя ответственности. А чтобы доказать, что не боюсь смерти, готов понести из твоих рук наказание. Вот! – Он бухнулся передо мной на колени, схватил мои руки и положил их себе на шею: – Души! Имеешь полное право! Да и мне после этого станет легче!

В воцарившейся после этого полной тишине отчетливо послышался скрип зубов. Кажется, остальные охотники переживали не меньше своего командира, но даже не повернулись в нашу сторону.

– Их тоже можешь не бояться, – продолжил Миурти, тоже явственно расслышавший скрип зубов. – Ты в своем праве, и они тебя и пальцем не тронут.

С минуту мы все оставались в замершей композиции, и я четко осознал, что жизнь парня полностью и фигурально выражаясь в моих руках. Он даже сопротивляться не станет после сжатия моих ладошек.

М-да! Серьезные ребята!

После вздоха я убрал руки, встал и отправился к корыту с таким видом, будто ничего не произошло.

– А воду тут хоть свежую приносят?

– Конечно! Очень вкусная! – пересохшими губами воскликнул обрадованный таким развитием событий гигант. – Пей!

– Да? – хмыкнул я, наклоняясь к корыту и принюхиваясь. – Таким, как вы, верить – себя не уважать! Может, вы хотите мной проверить наличие яда?

Все охотники скривились от такого плевка в их сторону, но рвущееся возмущение все-таки в себе подавили. Понимали, что у них рыльце не просто в пушку, а в чем похуже. Поэтому и гигант, приблизившись к корыту, просто демонстративно припал губами к воде и выпил в несколько глотков чуть ли не литр. А подошедший Саабер стал уговаривать:

– Да ты пей, Борей, пей! Мы потерпим пока, да и на потом для всех хватит. Сейчас главное – тебя напоить, тогда болей у тебя в желудке никаких не будет. Все-таки три щита – это не один. Сам понимать должен.

– Да я-то понимаю! Все понимаю! Насквозь ваши мерзкие душонки теперь вижу! – прохрипел я со злостью, но потом все-таки последовал здравым подсказкам рассудка.

Жидкости в меня вошло литра два, не меньше. И раньше оторваться от корыта я просто не мог, силы воли не хватало. Отдышавшись и прислушавшись к затихшим шевелениям в желудочном тракте, я с бесцеремонной наглецой отправился к продуктам:

– Как делить будем?

– Все лучшее тебе! – стал убеждать меня учитель. – Выбирай любое, что тебе нравится. У тебя сейчас аппетит повысится, и начнется невероятный обмен веществ в организме.

– Чего продукты зря переводить, коль все равно завтра помру?

– А вдруг и не помрешь? – подхалимским тоном, которым обращаются с душевнобольными, продолжал заливаться соловьем Саабер. – Каких только чудес в нашем мире не случается.

– Это точно, – с философским равнодушием согласился я, отбирая все самое вкусное и начиная кушать так, будто с голодного края сбежал. И уже с набитым ртом спросил: – Когда я колдовать смогу?

– Трудно сказать, здесь вариантов масса, и в каждом отдельном случае результаты разные. – Учитель уселся рядом, взял кусок сыра и стал от него отщипывать и отправлять в рот маленькие кусочки. Остальные охотники тоже взяли себе довольно скромные порции и стали не спеша кушать. – Тем более что сам я щита до сих пор не имею, к большим секретам не допущен и знаю все детали только теоретически. Но то, что ловкость, сила и скорость у тебя улучшатся, ты уже знаешь. Происходит это уже в первые часы. Потом ты сможешь лучше видеть в полной темноте, ощущать прочность материалов, лучше слышать и острее улавливать любые запахи. Кстати, и с дальнего расстояния ты теперь станешь различать мелкие детали намного лучше. По некоторым утверждениям, получается, что и пищу вскоре ты сможешь при желании перерабатывать самую неприхотливую. Вплоть до травы, коры или листьев деревьев.

– Спасибо, порадовали, – проворчал я. – Приятно будет осознать себя полным оленем! Или конченым лосем!

– Странно ты названия животных коверкаешь, – пожал плечами мой консультант, но тут же вспомнил, что я дикий горец, и продолжил прежним речитативом: – Помимо этого у тебя появятся таланты приручать животных, отличать некоторые яды и успокаивать зубную или иную малую боль у другого человека. Но самое важное, что твое тело начнет само излечиваться от любых болезней и восстанавливаться до нормального состояния.

Я замер, перестал жевать и завращал интенсивно ладошкой, требуя более детального разъяснения последних слов. Кажется, меня поняли верно.

– Ну вот ты в детстве упал, повредил позвоночник, перестал расти. Зато отныне прижившийся в тебе щит подлечит вначале позвоночник, потом восстановит процесс нормализации роста, и через какое-то время ты станешь нормальным мужчиной. Точно таким, каким ты стал бы в случае здорового и полноценного детства.

Когда я прокрутил на разные лады последние утверждения, то мне пришлось выплюнуть остатки пищи себе под ноги, чтобы не подавиться. И то закашлялся, смотря на учителя взглядом, полным сомнения, непонимания и подозрений. Тот пожал плечами, спрашивая:

– Ты что, не знал? – И сам себе ответил: – Ах да! Забыл о твоем месте рождения! Но твой наставник недаром тебя послал в Рушатрон. Наверняка он хотел, чтобы ты сам догадался, узнал и отыскал возможность покупки первого щита, как и последующего потом заглатывания. Мало того, твой наставник сумел в тебе рассмотреть нечто такое, что рассмотрел и Сияющий курган. То есть сразу подозревал, что ты можешь стать хранителем. Тогда бы у тебя была гораздо б ó льшая возможность купить первый щит и стать совершенно здоровым. Если бы не сбежал от беседы с хранителями после прослушивания музыки, они бы тебе объяснили все легко и просто. Да и другие люди должны были сразу заинтересоваться таким простым вопросом: как, когда и за какие деньги ты собираешься покупать возможность стать нормальным? Спрашивали?

Я к тому времени уже прокашлялся и вспомнил о странном поведении старпома за столом и деликатном уходе от темы после мимики его дочери. Мансана просто не хотела меня смущать! Она твердо была уверена, что я стану здоровым и полноценным мужчиной!

Вот оно! Теперь мне стало ясно отношение и всех остальных людей. Они и не сомневались в кратковременности моего жалкого состояния! Они и не сомневались, что девушка, к оторой я понравился, если не скоро, то все равно обязательно получит в свои ручки вполне респектабельного жениха. И теперь мне еще больше раскрылись все те чувства и привязанность, с которыми ко мне относилась Мансана: да она не сомневалась в нашем скором бракосочетании!

Поэтому я и промычал с запоздалым озарением:

– Не спрашивали! Но я мог бы и сам догадаться.

– А насколько большие средства дал тебе твой наставник в дорогу?

– Да вроде как мизерные, как мне показалось вначале. – Приходилось правду совмещать с вымыслом, хотя, скорее всего, в этой камере во лжи давно отпала всякая необходимость. – Монеты из Заозерья. Но когда я поменял парочку из них, самых дешевых и невзрачных на вид, мне отвалили за них кучу серебра.

– Вот видишь! – радовался своей прозорливости Саабер. – Твой наставник – мудрейший и образованнейший человек. Не удивлюсь, если он еще и носитель всех трех щитов. Вспомни, умел ли он творить волшбу?

Я притворно покряхтел, якобы копаясь в воспоминаниях, а потом решительно замотал головой:

– Ни сном ни духом!

– Интересное выражение. Но для носителя скрыть свои возможности от простого человека – элементарно! Тем более если он ушел из большого мира и стал отшельником. Но это уже сейчас и не важно.

Он еще продолжил что-то там булькать о своем царстве, пересказывая легенды о тамошних отшельниках, а я впал в коллапс умственного шока, мое сознание замкнулось само в себе и утопало в хороводе панических и печальных мыслей.

Какая жизненная несправедливость! Самое страшное и ужасное горе моей жизни вполне может быть преодолено, побеждено и оставлено в прошлом как плохой сон! Но когда это происходит! После того как я открыл великую тайну переходов, после того как я побывал в двух новых мирах, после того как я побывал в сказке и легко мог стать уважаемым хранителем. Я мог стать великим художником, со здоровым телом – и не стал. Я мог стать горячо любимым мужем, с полноценными отношениями, но и это теперь неосуществимо. Я мог стать кем угодно в прекрасной империи Моррейди – но по собственной глупости и непреодолимому невежеству стал пленником. Стал пищей для ужасных людоедов.

И в таком жутком месте судьба надо мной решила последний раз надругаться. Дала мне сразу три щита, дала знания о своем выздоровлении, но не оставила даже единственного шанса для спасения и продолжения моей никчемной жизни.

Грустно. Печально. До слез обидно!.. И до судорог жалко таких великолепных, но бездарно растраченных шансов. Ну почему мне всегда не везет? А если хоть какое-то наступает улучшение в моей жизни, то лишь перед еще более печальной и непоправимой жестокостью, несправедливостью, кошмарной бедой или унижением. Стоило после всего этого бороться за свою никчемную жизнь! Может, стоило умереть давно и больше не мучиться? Или умереть сейчас, чтобы мой труп успел испортиться и не попасть на стол к людоедам? А что, здравая мысль, тем более что придумать, как покончить жизнь самоубийством, для меня проще простого. Итак, решено?

Кажется, мои мысли читались у меня на лбу. Потому что все шесть охотников теперь стояли вокруг меня и с виноватым, покаянным видом думали, как на меня повлиять благотворно. Начал гигант, причем довольно доходчиво и единственно правильно:

– Дурак ты, Борей! Умереть – самое простое. Умереть – это удел слабаков и нытиков! А вот ты попробуй проживи лишний день! Попробуй вырвать у смерти каждый дополнительный час собственной жизни! Попробуй оценить правильно каждую выигранную минуту. Умей поблагодарить судьбу за лишний глоток воздуха, сказать спасибо удаче за любой дружеский взгляд и оценить даже маленькую случайность как лишний шанс.

Он говорил все правильно и пробился к моему разуму. Умирать мне уже не хотелось. Но и обида не отступала.

– Ага… Если бы рядом со мной был бы хоть один друг…

– А я? – Гигант рухнул на колени и протянул ко мне обе ладони: – Прими мою дружбу, Борей! Не отвергай! Поверь, ни одна стрела тебя не коснется, потому что я тебя всегда прикрою своим большим телом.

И я поверил. Сразу поверил и навсегда. Глаза опасно защипало от такого искреннего и до глубины души честного предложения дружбы. Даже пришлось смешно пошевелить носом, чтобы слезы не прорвались наружу. После чего я ударил ладонями по его огромным пальцам и согласился:

– Принимаю! Только как тебя хоть кличут, друже?

– Смел! – А что, подходит имечко.

Но не успел я порадоваться первому и такому огромному другу в своей жизни, как и все остальные охотники стали ко мне подходить с протянутыми вверх ладонями, называть свое имя, предлагать дружбу и клясться в преданности до гроба. Им я тоже верил, отчего сердце наполнялось тихой, горделивой радостью.

Последним подошел Миурти, руки не протягивал, а без надежды в голосе попросил:

– Если сможешь – прости меня. И прими мою дружбу.

Ему я верил еще больше. И уважал безмерно за принятое тяжелейшее, но единственно верное решение. Про себя я сразу решил, что так бы не смог поступить. А этот парень и прежде, и сейчас поступает единственно верно. Поэтому я ответил:

– Да нет, все правильно ты сделал. Уважаю… и готов к нашей дружбе.

Такого моего решения никто из охотников не ожидал. Так что на некоторое время воцарилось в камере буйное оживление, последовали короткие рассказы о себе и даже послышались смешки. Я уже всеми мыслями настраивался на измышление хоть какого-то выхода из этой тюрьмы. Все-таки призрачные, но шансы на спасение имелись.

А уж ради своих друзей Борис Ивлаев на все готов!

Глава тридцатая

Реализация шансов

Наш гомон прервали шесть ударов громадного колокола. Хотелось, конечно, поинтересоваться, что это и почему оно так громко звонит, но сейчас и этот момент был не важен, время уходило стремительно.

Я решительно вскочил на ноги и отправился к горизонтальной решетке. Там деловито достал свой перочинный ножик, вытащил напильник и попытался интенсивно попилить довольно толстый, сантиметра четыре, прут. За моей спиной вскоре послышалось натужное сопение всех шестерых и удивленный голос Саабера:

– Отличная сталь? Откуда она у тебя?

– Наставник подарил.

– Да-а, шикарная вещица. Но и она бесполезна против прута. Тем более два мы и за лутень не перепилим.

– Достаточно один прут убрать, моя голова пролезет.

– И один не получится. Твой инструмент его даже не царапает.

– Ну да, конечно. – С усилием всматриваясь в неподдающуюся сталь, я удивился: – А чего это прут такой внутри перекрученный местами? Словно веревка или канат?

После моего вопроса учитель радостно зашипел и дружески сжал мое плечо:

– Действует! Первый щит начал приживаться и, пока не занят борьбой с остальными, уже дал тебе некоторые умения! Ты видишь внутреннюю структуру этого прута! Ты его просматриваешь чуть ли не насквозь.

– Хм! Отлично! – обрадовался я и задал резонный вопрос: – Что это мне дает?

Саабер развел руками с сожалением:

– Пока ничего.

– А вот и неправда! – Я просматривал вначале один, потом второй, затем и третий прут и наконец нашел место с неким подобием стыка. Да и пустота там с раковиной маленькая просматривалась. – Ага! Нашел!

Затем встал и стал осматриваться по всей камере.

– Что ты ищешь? – с готовностью помочь поинтересовался Миурти.

– Камень, вот такой толщины. – Я показал пальцами.

– Есть чуть тоньше, – отозвался Смел, бросаясь к куче полугнилой соломы и извлекая небольшой плоский камень.

– Еще лучше, подложим куски ткани, да и держать будет сподручнее. Теперь, – я подошел к корыту и пнул его ногой, – сумеете выдернуть с кладки?

Охотники недоуменно стали переглядываться, после чего Саабер высказал вслух главное сомнение:

– Мы тоже думали об этом. Но корыто слишком легкое, им ни прут не перебьешь, ни дверь не протаранишь. Тем более что сразу на шум подастся стража и…

– Ударить потребуется только один раз, – заверил я. – Сковырнете?

– Запросто! – заверил меня гигант.

– Уже лучше. Начните прямо сейчас, но постарайтесь его оставить на прежнем месте, а я высчитаю время.

Правда, вначале мы все напились от пуза, так как опасались пролить воду на землю, а собрать ее было не во что. Потом четверо охотников во главе со Смелом занялись расшатыванием и выемкой цельно сделанного из гранита изделия, а я, под удивленными взглядами Миурти и Саабера на мои наручные часы, стал высчитывать точное время. Для достижения нужного эффекта, зная продолжительность горения каждой таблетки сухого спирта, большого ума не требовалось.

Требовалось и уточнить возможность нежданного визита как стражников, так и самого управляющего крепостью.

– Только в том случае, если им попадутся еще пленники и они их сбросят сюда, – заверил меня учитель. – Да и то они сбрасывают жертву вниз точно как тебя, через прозрачный люк в потолке.

– Принято! Но все равно один должен не спускать глаз с двери оружейной и, как только она вздрогнет, дать мне знать. Я буду слишком сосредоточен. Остальные, как только я дам команду, поднимаете корыто и бьете со всей силы в место нагрева прута. К тому времени зазвучит колокол, и ваш удар должен идеально совпасть с его ударом.

Кажется, мою задумку стали понимать, но количество сомнений при этом только росло:

– Сумеем ли мы потом отогнуть прут?

– Легко. Принцип рычага.

– И ты один отправишься убивать старого ветерана?

– Никто из вас в такую узкую щель не пролезет.

– Но ты сумеешь его убить?

Понятно, что, глядя на мою внешность и зная мою выдуманную историю про жизнь с отшельником, в подобной прыти просто следовало сомневаться. Но кажется, я ответил довольно твердо:

– Можете не сомневаться! Да и другого выхода у меня не останется.

– А чем же ты раскалишь или хотя бы нагреешь такой пруток?

– В диких горах тоже чудеса случаются, – загадочно ответил я, доставая из узкого кармана таблетки сухого спирта и выкладывая их на нары рядом с выбранным прутом.

Некоторые таблетки раскололись, но все равно пребывали в добротном и функциональном состоянии. Поджечь первую из них тоже не составило труда. Да вот только от зажигалки ничего путного не осталось, колесико не крутилось, кремния не было, газ вытек. Видимо, либо удар бича по ней пришелся, либо при падении сломалась. Но ведь добыть искру – дело нехитрое. После сверки времени я высек напильником ножа обильные искры из камня на выдернутые из одежды нити, те затлели, и, раздувая пламя, мы зажгли кусок тряпки. После чего и первая таблетка загорелась ярко и сильно.

Используя камень, словно подставку, я регулировал точку самого яркого пламени на выбранное место, поджигая в нужное время следующую таблетку, и тщательно вглядывался во внутреннюю структуру стального прута. Чудо действовало! Я и в самом деле мог рассмотреть место соединения и тонкий кусок стали вокруг него. Постепенно раскалившийся металл менял свои свойства, покрывался сетью морщинок, и внутренняя каверна продолжала увеличиваться.

Да и время я рассчитал более чем точно: как только разгорелась последняя таблетка, грянул первый удар колокола, и я принялся командовать:

– Вырывайте корыто! Несите его сюда! Раскачивайте с амплитудой ударов колокола! Синхронно! – С пятым ударом охотники оказались готовы, и корыто лишь чуть коснулось моих рук. Я их поспешно отвел в сторону вместе с камнем и горящей таблеткой и прорычал: – Бейте!

У нас имелся в запасе еще один удар, на всякий случай, но его наносить не пришлось по двум причинам: прут лопнул сразу, и корыто раскололось. Только по счастливой случайности каменные обломки не отбили у охотников пальцы на ногах, да и сами ноги целыми остались.

Еще воздух вибрировал, а в ушах звенело после седьмого удара, а все шесть мужчин ухватились за отколотый конец прута, уперлись ногами в нижний и с натугой потянули. Все-таки сталь оказалась неимоверно прочной и упругой! Даже с приложением моих скромных усилий удалось отогнуть преграду не более чем на полметра. Но по центру прута мы вскоре подложили обломок корыта и, так его продвигая от места разрыва, увеличили щель до приемлемого размера.

А потом я, раздирая рубашку в клочья, а тело на лопатках и груди в кровь, проскользнул в образовавшуюся лазейку. При этом очень удивляясь: раз голова пролезла, то почему тело застряло? Видимо, лгут некоторые йоги, утверждая, что пролезут везде, где пролезет их умная головушка.

Но и это было не самое сложное. Впереди мне предстояло управиться с местным стражем, ведающим оружейной при тюрьме-тире. Оружия нормального у меня не было, так что пришлось двигаться к двери с зажатым в правой руке перочинным ножиком, с острым обломком камня в левой руке да с советами гиганта Смела, как сподручнее убить зроака.

– Самое слабое место у них – это виски. В бою они двигаются только в прочнейшем шлеме и ничего не боятся, но без шлема достаточно среднего удара камнем в висок, и людоеду конец. Если вдруг с ним не справишься, беги сюда и падай плашмя возле самой решетки: как только дед за тобой наклонится, мы попытаемся его схватить сквозь прутья, подтянуть ближе и удушить.

Понятно, что последний вариант не следовало принимать всерьез. Если уж я не справлюсь со старым людоедом, то и заманить его в такую элементарную ловушку вряд ли получится. Он, скорее всего, схватит меч да и порубит меня на месте. Или стрелой пригвоздит к камню в любом выбранном месте. Без сомнения, умеет пользоваться луком, и недаром он здесь именно этим оружием заведует.

Была, правда, задумка дождаться следующих ударов колокола и уже под их шум пройти в оружейную, но так долго рисковать мы не имели права: вдруг кого-то принесет на нашу голову? А помочь мне из новых друзей никто не сможет.

Сердечко у меня почти выскакивало из груди, когда я, положив камень за пазуху, стал медленно, используя острие перочинного ножичка, открывать дверь. Она даже не скрипнула. После чего я расширил щель и стал всматриваться внутрь оружейной. Помещение оказалось достаточно большим и даже разделенным на непосредственно приемный зал с массой оружия и скромную спаленку с узкой кроватью, тумбочкой и огромным шкафом с личными одеждами. Но спаленку-то я уже потом рассматривал, а вначале с содроганием уставился на звероподобный затылок людоеда. Тот сидел ко мне спиной и, несуразно что-то порыкивая, какой-то тряпкой не то шлифовал, не то натирал деревянное древко стрелы.

«Людоед, трудолюбивый, рассеянный, давно на свете зажившийся!» – прозвучала у меня в голове классификация-приговор. Подкрадываясь к врагу со спины, я не чувствовал никакой вины, сомнений или смятения. Кажется, и ненависть пропала. Даже азарта охотника не ощущал. Мелькнуло странное сравнение, что я подбираюсь с косой к огромному, колючему и ядовитому чертополоху, который нужно срезать быстро, аккуратно и по возможности тихо. Потому что никто из моих друзей не знал, что творится за следующей дверью. Вполне могло получиться, что и непосредственно гарнизон крепости мог располагаться как угодно близко.

Осталось три шага, два… И в этот момент зроак стал поворачиваться. Может, что-то услышал или почувствовал возникший из-за открытой двери сквозняк, но он решил оглянуться. Старая сволочь, видимо, страдала радикулитом или ревматизмом.

Не знаю, что мне помогло: то ли уже начавшая проявляться резвость и сила, то ли мое отчаянное положение и понимание, что второго шанса мне судьба не даст. Поэтому я, словно теннисный мячик, прыгнул на спину людоеда, роняя при этом камень, но левой рукой хватаясь за его жесткие волосы, и с бешеной сосредоточенностью стал вонзать лезвие своего ножика в область виска врага всего человечества.

Видимо, я убил зроака не сразу. Потому что он вскочил на ноги, сделал пяток шагов в сторону, пытаясь развернуться и достать меня руками, и только потом с грохотом завалился спиной на пирамиду с оружием. С минуту я стоял и налившимися кровью глазами следил за дергающимся в судорогах телом, соображая, каким чудом я успел спрыгнуть на землю.

Потом зашарил взглядом по помещению и заметил на двери, ведущей во внутренности крепости, довольно внушительный засов. Точно такой же имелся и на двери, откуда я появился. Если бы она оказалась закрыта, вся наша затея с побегом оказалась бы мыльным пузырем. По причине долголетнего спокойствия на месте своей работы старый ветеран расслабился полностью и давно плевал на соблюдение норм безопасности. Это его и подвело.

Уподобляться ему я не стал и вполне быстро закрыл дверь, ведущую дальше в служебные помещения, на засов. И уже после этого бегом оббежал помещение, заглянул в спаленку и сноровисто стал сносить своим товарищам оружие, уголь для накалки следующего прута и все, что можно было использовать как мощный и прочный рычаг. И хоть отходняк попытался меня несколько раз приковать к месту крупной дрожью по всему телу, ему меня сломить не удалось: я мотался и действовал, словно угорелый, но вполне соображающий погорелец.

Когда колокол отзвонил восемь раз, второй прут тоже оказался перебит, и в оружейную стали собираться охотники. Первым делом они не постеснялись разграбить личный гардероб покойника и примерить три найденных шлема. Грушевидные шлемы сразу делали людей почти неотличимыми от зроаков, по крайней мере издалека, и Миурти скороговоркой пояснял свою задумку дальнейшего побега:

– Управляющий говорил о большом отряде, значит, мы можем этим воспользоваться. Три шлема мы обязаны еще захватить как трофеи, а тебя в дальней дороге представим как пленника. У себя в крепости даже стража редко ходит в шлемах, но постараемся этим воспользоваться. Если хоть часть охраны перебьем, у нас появится отличный шанс оседлать коней и вырваться отсюда. Крестьяне и слуги не в счет, хоть они тоже все сволочи и людоеды, – как воины ничего не стоят. Даже меч в руках держать не умеют – слишком уж большое различие у них тут по кастам воинов и смердов. Наибольшая опасность – это от личной охраны находящегося здесь принца, его гостей и сопровождающих, которые с гостями прибыли. Как правило, это два или три телохранителя. Задача с ними справиться – почти нереальная, но! Наш побег уже не напрасен! – Он пнул ногой лежащее в сторонке тело людоеда. – А если мы еще уничтожим несколько зроаков, о нас сложат легенды и наши имена навсегда останутся в памяти потомков!

Все согласно кивнули после таких высокопарных, но сказанных от всего сердца слов. В том числе и я, пытаясь одновременно и слушать, и привыкнуть к довольно тяжелой для меня рапире. Помахивал ею с некоторой лихостью, но инерция меня так и носила в стороны. Так что фехтовальщика во мне не признали.

– Борей, – попросил меня гигант, – прикрывай мне спину, если что.

Ничего не оставалось делать, как пошутить:

– Запросто! Если ты меня вместо рюкзака к спине привяжешь.

Смех смехом, но Смел и в самом деле загорелся идеей прикрепить меня себе на спину. Пришлось на него шикнуть и напомнить, что мы и так опаздываем.

Засов тихонько отодвинули, дверь приоткрыли, и охотники стали ручейком просачиваться в сумрачный коридор.

Глава тридцать первая

Месть

Коридор нас вывел к закручивающейся по спирали лестнице, ведущей наверх. И оттуда слышались голоса. Слух у меня и в самом деле усилился настолько, что я различал модуляции и отличительные обертоны каждого голоса.

– Их там четверо, – прошептал я друзьям после короткой остановки. – Рассуждают, что из блюд им перепадет, после того как гости с принцем напьются как свиньи и их разнесут по спальням. Кстати, банкет уже начался час назад.

– По сути, мы начали действовать очень удачно, – стал тоже шепотом рассуждать Миурти. – Еще как минимум час принц и его гости будут пьянствовать и только потом пойдут в тир на развлечения. Надо будет к тому времени как с охраной разобраться, так и пробраться к конюшням и выяснить положение с охраной коней.

– А сейчас?

– Ха! Очередная задача только одна – прикончить эту четверку зроаков.

Наверх я полз первым, а за мной крались, присматриваясь к моим жестам, четыре охотника с луками. Гигант Смел следовал за ними с копьем, а замыкал группу Саабер, тоже довольно сноровисто обращающийся с луком. Учитель вроде, а воинское дело, чувствуется, знает отлично. Вначале я аккуратно выглянул в длинное, но полумрачное помещение с узкими арочными окнами и благодаря явно улучшенному зрению с одного взгляда зафиксировал местоположение каждого врага. Потом пригнулся обратно, жестами подтвердил количество и определил место для выстрела каждому лучнику.

Те рванули вверх, преодолевая последние ступеньки, словно на крыльях. Звон спущенной тетивы, парочка затихающих стонов, и бросившийся в помещение Смел только и добил копьем лишь одного зроака, сучащего в судороге ногами. Оттуда вели еще два коридора, один длинный уходил под расписными арками в сторону внутренних покоев, а второй, совершенно короткий, приводил к запертой на засов двери, ведущей во внутренний двор. Опасность пока оттуда не грозила, так что я расположился возле длинного прохода, а охотники быстро обыскали и трупы, и все помещение.

Оно оказалось малой караулкой и служило как для выхода из замка в подвалы с тирами, так и для запасного выхода во внутренний двор. Причем отыскались и четыре шлема, и в некотором роде все воины Леснавского царства оказались знатно замаскированы. Громоздкие шлемы они, правда, сразу на голову не водружали из-за неудобства, просто прикрепили на спину. Но надеть их сейчас было проще простого.

Затем стали рьяно обсуждать, куда двигаться дальше. Во дворе оказалось слишком многолюдно, и даже попытка прохода в шлемах может вызвать вполне справедливое подозрение: куда, мол, пост покидаете и почему именно таким образом? Поэтому решили выдвинуться по арочной анфиладе. Но не все сразу, а поодиночке. Вернее – парой. Да еще и под видом возмущенного стражника, поймавшего человеческого доходягу. Доходягу изображал я, стражника – гигант Смел.

Он так и повел меня по коридору, ворча что-то неразборчиво-ругательное под нос, топая ногами и держа меня за шкирку. Но при этом и я сжимал под просторной рубахой отменный кортик. Как оказалось, спектакль мы разыгрывали не зря: коридор продолжался дальше и скрывался за дальним поворотом, но посредине имелось невидимое издалека пространство-карман, и в этой выемке в полном вооружении и даже в шлемах стояли два дюжих охранника. Заметив нас, они потянулись к мечам, но Смел огорошил их грязным ругательством и возмущенным вопросом:

– Чего это по коридорам дитятко разгуливает?

Да так и подтолкнул меня в сторону одного из них. Людоедская сущность стражей проявилась сразу: они даже про мечи забыли и не сообразили правильно оценить странность происходящего.

Один потянулся ко мне лапищами, пытаясь схватить слабую жертву, а второй чуть посторонился, выбирая место для лучшего наблюдения. В следующее мгновение я всадил свой кортик под бронированную юбку первого, а второму гигант охотник снес голову с плеч лихим ударом меча. Да так и не останавливая движения полоски карающей стали, опустил ее на шею подраненного мною, рухнувшего на колени и пытающегося завыть от боли первого зроака.

Грохот, конечно, при падении тел и катящихся в стороны шлемов получился немаленький, но из-за двери, которую только что павшие стражи охраняли, несся такой шум, ругань, выкрики и даже песни, что наша атака показалась сравнительно беззвучной.

На наши призывные взмахи прибежали остальные товарищи и навели в коридоре относительный порядок. За неимением другого места трупы просто сбросили в неглубокую нишу, находящуюся напротив. Место совсем для этого не приспособлено, достаточно хоть кому-то будет просто приблизиться к нише, как он сразу рассмотрит тела. Но делать нечего, и, немного приодевшись по форме убиенных, на их места встали наши охотники. А мы решились на открытие двери и аккуратное заглядывание внутрь.

Там оказался еще один арочный проход, одна из сторон которого нависала над огромным пиршественным залом. Справа проход замыкался широкой лестницей, ведущей к пирующим, а слева – массивной дверью. Так как из зала нас видно не было, да и мы туда побаивались заглядывать, мы проскочили к двери и после открытия чуть не задохнулись от пара, вони и запахов готовящихся блюд. Там проход-балкон был узкий, без арок и нависал над огромной кухней, в которой копошилось около пяти зроаков, возглавляемым тем самым поваром, который стегал меня кнутом этим утром. Здесь все было понятно: никто наверх и не посматривал, занятый работой, и при желании всех «кулинаров» можно будет перестрелять из луков, как куропаток. Вот будет ли в этом смысл? Или стоит потратить стрелы для более важных целей?

И мы решили заглянуть в пиршественный зал. Делали это на четвереньках, приблизившись к перилам и заглядывая вниз сквозь щели между балясинами. И было от чего вздрогнуть.

На пиру присутствовало более пятидесяти людоедов. За столами сидели около сорока важных, разряженных и расфуфыренных зроаков, и еще десяток только тем и занимались, что носились к бочкам, выставленным под лестницей, ведущей к нам, да наливали в кубки заказанное вино. А потом относили кубок хозяину. Видать, посудой здесь пользовались только именной, кувшины на столах отсутствовали, и виночерпиям работенки хватало. Столы ломились от блюд и закусок, но четкое осознание, из чего эти блюда приготовлены, заставило меня побледнеть и с огромным трудом сдержать рвотные позывы.

– Надо уходить! – горячо зашептал мне на ухо Миурти. – Их слишком много, не справимся.

Но я-то прекрасно помнил о том, что у меня еще оставалось в узких карманах, и ответил ему с леденящим спокойствием:

– Справимся, но мне нужна раскаленная сковорода, сквозняк и… чтобы никто не мешал из поваров.

Так и стоя на четвереньках, я сжато изложил свой план и потребовал полного содействия. Не совсем понимая, что такое нервно-паралитическое вещество и как оно действует конкретно, командир охотников тем не менее понял самое главное и не сомневался ни одного лишнего мгновения.

– Понял! Приступаем! – И первым пополз к двери, за которой стояла парочка наших замаскированных под местную стражу друзей.

Собрался разворачиваться и я, взглянул на то место, куда собирался сдвинуть руку, и окаменел: прямо на крайней плитке балкона виднелся отчетливый символ: полукруг, разделенный на три секции. Боясь, что передо мной галлюцинации, я быстро развернулся к стене и всего в метре от двери ясно, благодаря улучшившемуся зрению, рассмотрел милую моему сердцу «чебурашку» – четыре кружочка, соответствующие символу мира Земли.

Глава тридцать вторая

Оставь за собой пустыню…

Ко всему прочему, как мне показалось, и мозги стали соображать гораздо лучше, чем до проглатывания тройки первых щитов. Потому что я понял сразу: попробую ткнуться в стенку – ничего, кроме шишки на лбу, не получится. А вот по поводу стрелочек и полукругов напротив каждого символа у меня уже сложилось определенное мнение. Я припомнил мое первое знакомство с молнией и единичный вариант осмотра, и мое первое впечатление «Не влезай – убьет!» показалось самым правильным и единственно верным. Но при рассмотрении огромного количества символов и парного повторения только двух контрфорсов ассоциации возникали совсем другие.

А именно: войдешь в символ – однозначно попадешь в определенный мир. Зато если шагнешь под контрфорс – совсем не обязательно быть убитым или попасть на склад запчастей, как мне втемяшилось в голову изначально. Скорее всего, попадешь тоже в тот мир, но только уже совсем в иное, обусловленное только Грибником место. Мало того, даже если эта символика и в самом деле приведет в какой-то ангар неведомых кудесников, то и он наверняка будет на Земле. Вполне возможно, из него есть выход к людям или, что уж должно иметься по всем логическим выкладкам, возврат на это самое место. Значит… Уверенности нет ни в чем, но ведь пока не шагнешь, ничего не проверишь.

И наконец – самое главное! Если здесь имеется такой выход, то почему бы не поискать и остальные? Вдруг есть возможность прямо отсюда шагнуть в Сияющий курган. Да что там вдруг! Обязательно есть! Особенно если припомнить легенды об этой крепости Дефосс и событиях трехсотшести-десятилетней давности. Вот так и подводил тогдашний император зроаков своих воинов с мешками на голове к краю балкона, заставлял шагать, а потом и сам слишком осмелел и ринулся следом за ними. Наверняка думал, что, зная секрет, обязательно найдет выход из кургана. Да и спекся! Набив себе не одну шишку на лбу, пытаясь, как и я, шагнуть прямо в стену, а потом погибнув под мечами осатаневших от злости защитников Рушатрона.

Эх! А где мне найти нужный символ? И когда?!

Обстановка к вдумчивому и скрупулезному поиску ну никак не располагала. В действительность грубо вернул шепот Миурти:

– Мы готовы! Пока суд да дело, наши еще двоих зроаков в коридоре зарубили, те шли в малую караульную. Кровищи на полу – море, трупы из ниши вываливаются, надо торопиться! Кстати, мы здесь можем в ловушке оказаться, двери в коридор с той стороны блокируются намертво роняемыми стержнями.

Что это за хитрая система и каково ее устройство, разбираться было некогда, и я поспешил к балкону над кухней. Вначале посмотрели на массивную дверь, ведущую в пиршественную залу: она была плотно прикрыта во избежание проникновения ненужных запахов на званый банкет. После чего выбрали удобный момент, и каждый лучник выпустил по две-три стрелы. Повара, как и самый главный среди них, рухнули на пол студенистыми кулями, не задев ни одного котла и не подняв лишнего шума. Когда мы сбежали вниз, даже добивать никого не пришлось. А потом стали действовать.

Первым делом я осмотрел небольшую дверь в глубине кухни и убедился, что она выходит на тот самый двор, где утром надо мной производили экзекуцию. Запер дверь на засов и огласил:

– Это будет для меня запасной выход.

– А мы? – возмутился Саабер.

– Помогаете мне подпереть дверь в зал. Быстро! – Я чуть приоткрыл дверь внутрь, оставляя маленькую щель, дал заглянуть в нее молодому командиру охотников и вместе с другими грамотно забаррикадировал дверь изнутри.

Теперь упертые в стены лавки не дали бы ворваться врагам даже с приличным тараном. А я метался как угорелый: выгреб большой лопатой раскаленные и от этого совсем бездымные угли из печи и поставил прямо возле оставленной щели. Затем поставил на них сковороду, уложил рядом пару ножей и принялся мочить в бочке с водой полотенца. При этом давая охотникам из Леснавского царства последние инструкции:

– Видите главный вход в зал? За дверьми наверняка еще несколько личных охранников. Поднимайтесь вверх, блокируйте дверь и идите в конец арочного коридора. Наверняка там есть выход на другую лестницу с хорошим обзором.

– Откуда ты знаешь? – вырвалось у Саабера.

– Через щель рассмотрел и сразу понял закономерность здешней архитектуры! – зашипел я на него в раздражении. – Вперед, и готовьте стрелы. Если почувствуете излишний интерес к пиршественному залу, начинайте стрелять. Враги насядут, отходите ко дворам, я спокойно выйду здесь. Вперед!

Не то чтобы мне понравилось командовать, нет! Мне просто как-то дико казалось, что еще недавно совершенно чужие люди и только пару часов как мои друзья слушаются меня беспрекословно. Через минуту я остался один, обмотав голову мокрыми полотенцами и хватая первый из рассыпанных возле углей патронов. Задумку просто положить патроны на жар и дождаться, пока они рванут, я отверг сразу: и шумно слишком, и пальнуть отрава может не туда, куда надо. Поэтому я ловко расковыривал пробку из пластмассы и выливал содержимое на раскаленную сковородку. Жидкость сразу испарялась, превращалась в ядовитое облачко, и то, в свою очередь, затягивалось сквознячком в пиршественную залу.

При потрошении первого патрона, поддавшись импульсу давно лелеемой мысли, высыпал порох чуть в стороне, взял маленькую щепотку пальцами и сыпанул на угли. Вместо яркой вспышки порох стал плавиться! Еще и дым выделился с серным запахом. Вот тебе и новый мир! Порох здесь не срабатывал, так что воспользоваться газовым пистолетом в любом случае была не судьба.

Но эти мысли я тут же выбросил из головы, поспешно взламывая остальные патроны.

Сосредоточился на этом действе так, что почти перестал слышать и заглядывать в щель, только и опасался, как бы самому не вдохнуть смертельного яда и не порезать себе пальцы неудобным ножом. И только когда содержимое последнего патрона унеслось сквозняком, понял, что шум в зале практически стих, сменившись натужными, но уже затихающими вздохами и редким кашлем.

Зроаки умирали. Все гости, все сподвижники принца и сам принц, так и не рассмотренный мною как следует в хороводе ненавистных обличий людоедов. Умирали, как им и полагается: в жутких мучениях и страшных судорогах. Все-таки страшнейшие, можно сказать боевые, запрещенные во всех армиях Земли патроны мне невероятно пригодились, и в замкнутом пространстве они наносили невероятный по максимальности урон врагам.

Но не успел я насладиться моментом мести и апофеозом триумфа, как одна из створок главного входа резко распахнулась и в зал заглянул недоумевающий зроак. Видимо, полное молчание пирующих его обеспокоило гораздо больше, чем шум смертельной драки между ними. Видать, этот момент мои друзья упустили, потому что зроак успел громко, истерично заорать:

– Измена! Принца отравили!

Несколько запоздавший наконечник стрелы вышел у него из груди, тело рухнуло на бок, не давая другому телохранителю сразу открыть вторую створку двери. Пока он мешкал, и его пронзила стрела, заваливая второй труп поверх первого. Эдакая мини-баррикада из тел. Меня это вполне устраивало, преграждалась хоть немного утечка ядовитого газа из пиршественной залы. Пусть уж наверняка там все гады передохнут.

Тем временем грохот боя стал подниматься куда-то вверх. Похоже, телохранители определили главную опасность для себя лично и бросились под прикрытием щитов на лучников. Подобный кадр мелькнул в проеме приоткрытой створки главного входа и подсказал, что и мне пора уходить. Вдобавок и отчетливый вопль я расслышал. Видимо, Смел приложил губу к щели верхнего выхода.

– Борей! Дверь на блоке! Прикрываем со двора!

Вот и ладушки! Я бросился к двери, ведущей на двор, одной рукой срывая уже ненужные полотенца, а второй, так и не выпуская нож, с усилиями дергал затвор. Дверь наружу я открыл ногой, что меня и спасло! За ней стоял здоровенный зроак и замахивался на меня окровавленным топором. Видать, сволочь чем-то занималась во дворе, а я, коротко выглянув, его не заметил. Или он вернулся откуда-то из внутренних территорий крепости.

От неожиданности я настолько растерялся, что, вместо попытки ткнуть ножом людоеду в брюхо, просто с выдохом швырнул нож ему в лицо. При ударе тот даже не пошатнулся, но приостановился; этого мне хватило, чтобы отпрянуть и резко потянуть за собой ручку двери. Топор летел уже мне в голову, но, отбитый полотном двери, ушел в сторону, высекая сноп искр из каменной стенки. И уже в самый последний момент, перед тем как, истерически подвывая, я захлопнул деревянную преграду и уперся ногами в раму, я заметил у атакующего меня зроака вылезшую изо рта стрелу. Ура! Наши меня прикрывают! И в следующий момент удар мертвого тела о дерево подтвердил: мне не померещилось!

Но другой удар, мысленный, заставил запаниковать: если труп привалил дверь…

Удар ногой ничего не дал: снаружи деревянную преграду словно каменной глыбой подперли. Я еще и про ступеньку, ведущую наверх, вспомнил и понял, что дверь у меня получится только прорубить. Глаза заметались по кухне в поисках топора, но голова подсказала другую верную мысль: наверх! Может, еще не поздно присоединиться к товарищам в коридоре? И уже вместе с ними отступать к конюшням?

Но там же ядовитый газ! А полотенца для чего? Смочил новые, повязал вокруг рта и носа, подхватил в последний момент попавшийся на глаза топор и поспешил наверх. Увы, мои удары по двери ее даже не пошевелили. Однозначно – эти «роняемые стержни» могли остановить и заблокировать что угодно. Да и дверь оказалась не для скоростной рубки.

Хуже всего, что с той стороны на мой стук отозвался совсем незнакомый голос:

– Эй, кто там стучит? – И когда я замер в растерянности, вопрошающий зроак сообразил на удивление быстро: – Там враг! Все вниз! Атакуйте его по кольцевому балкону пиршественного зала!

Вот и попался! Отравляющий газ ненадолго задержит нападающих, лука у меня тоже нет, чтобы дороже свою жизнь продать, да и стрелять я из него умею на уровне семилетних «индейцев» из центра Лаповки.

Только и промелькнула в голове спасительная мысль: «В полукруг! Иного шанса не будет! Быстрее!»

Мое тело тоже послушалось команды из головы почти безоговорочно. Тремя ударами топора выбив пролет перил, я на мгновение прислушался к реву голосов в коридоре и к топоту ног по лестнице, да так и сжимая топор двумя руками, шагнул с левой ноги. Ожидая только одного из двух: то ли сверзиться головой вниз с семиметровой высоты, то ли…

Повезло, случилось второе. В горячке событий я даже глаза не успел закрыть, только и оглядывался растерянно по сторонам. Хотя в первый момент я ничего не понял: выступа подо мной нет, пустота не пугает, башни тоже не видно, как и родного, столько раз ощупанного дерева возле самой дырки. Лесом вообще не пахнет. Но и на склад запчастей совсем не похоже.

Стоял я посреди внушительного, выложенного каменными плитами дворика. Чистый и аккуратный, он с одной стороны ограничивался высоким забором из красного кирпича, а со второй – высокими кустами давно отцветшей сирени. За кустами виднелся второй этаж вполне стильного, современного здания. То ли дача, то ли вилла. Между мной и кустами стояла беседка, наглухо заплетенная вьющимися розами, и оттуда раздавались громкие голоса, прерываемые время от времени веселым смехом.

Лето. Не жарко. До боли знакомая сирень и совершенно незнакомый двор. Где я? В каком времени? Кто я?

Глава тридцать третья

Шаги по родному миру

Последний вопрос заставил меня сосредоточиться. Взглянуть на себя со стороны. Мало того что в дикой, несуразной одежде, с обмотанной полотенцами мордой, так еще и с окровавленным топором в руках. Где бы я сейчас ни находился, меня сразу примут за маньяка. Правда, сразу мелькнула мысль, что я все в той же крепости Дефосс, но уже в прилегающем к ней поселке. Но, прислушавшись к голосам, осознал: говорят на чистейшем русском языке!

Сомнения не рассеялись совсем, вдруг это опять глюки очередного перемещения и новый язык у меня в сознании как родной, но топор я от себя отбросил с завидной поспешностью и похвальной точностью: кровавое орудие труда людоедов улетело под самый забор и там вполне удачно зарылось в высокую траву. По крайней мере, сразу его не заметят. Чуть в сторону улетели и скомканные полотенца.

Затем внимательно осмотрел себя на предмет пятен крови или чего подобного. К счастью, моя одежда выдержала последние испытания вполне с достоинством, и несколько темных пятен вполне можно было принять за пятна от повидла. Ну а порванная на груди и лопатках рубаха казалась вполне подходящей для выступающего на сцене артиста в роли беженца из Средневековья.

Далее я тщательно осмотрел плитку под собой и все остальные в пределах видимости. Ни единого символа! Ни единого контрфорса! Как же так? Получается, что это вход без выхода? Дорога в одну сторону? Не вписывается в систему логики. Хотя если припомнить наш родной лес возле Лаповки, то вокруг дерева мы тоже ни единого значка не обнаружили. А ведь там и вход и выход в одном флаконе. Возможно, если и здесь просто шагнуть в обратном направлении, я опять окажусь на широком балконе пиршественной залы людоедского замка Дефосс. Но экспериментировать в этом направлении у меня даже желания не возникло.

Напоследок я немного засомневался: может, стоит податься к забору да и вылезти спокойно вон по тому деревцу наверх? А уж вниз как-нибудь спрыгну. Но стоило только представить, что здесь есть сигнализация или еще какой способ присматривать за частной собственностью, как сразу пошел на попятную. Рисковать именно сейчас, когда все самое страшное осталось позади, очень не хотелось.

Выдохнул, пожалел, что нет оружия, потом тут же этому обрадовался и маленькими шажками стал приближаться к беседке. Теперь каждое слово я различал отлично: два парня, перебивая друг друга, рассказывали веселую историю недавней вечеринки. Вернее, завершающих сцен той вечеринки. А еще шесть голосов поощряли рассказчиков дружным смехом.

– Ну, Зоя моется в душе, а я и вышел на балкон покурить, с одним полотенцем на бедрах.

– А мы в этот момент с Маринкой такой шум устроили, в азарт вошли.

– Ага! Вот и я как услышал их крики и стоны, так и загорелся идеей полюбоваться на реальный момент настоящей жизни. Докурил и решился. Прошел по балкону к окну их спальни…

– За минуту до этого мы успокоились и услышали, как кто-то доходит до оргазма в комнате под нами. И тоже к окошку поспешили, чтобы лучше рассмотреть и послушать.

– А я, как дебил, наклоняюсь в окно и думаю: вот сейчас Маринку напугаю.

– Смотрим вниз, а там голый мужик в спальню к родителям Зойкиным лезет, а потом как залает нечеловеческим голосом.

– Ну да, и ты, и Маринка собак боитесь.

– Тут вопль, крик, глухой удар, тень мелькнувшего кулака, и голый мужик, как талантливый каскадер в кино, падает спиной на клумбу. Полотенце у него слетает, и на клумбе белеет знаменитый, торчащий в небо символ мужского благополучия. А с балкона истерической вопль Зоечки: «Дорогой, ты не ушибся?!»

Дружный хохот меня чуть не оглушил, но я решил воспользоваться таким благоприятным моментом и решительно шагнул на дорожку. В полумраке беседки находилась кучка молодых мужчин и женщин лет под тридцать. На небольшом круглом столе между ними теснились бутылки с вином, стаканы, банки с пивом и несколько пакетов с чипсами. Компашка явных друзей, если судить по откровенности рассказа, наслаждалась алкоголем и общением.

Вначале замерла с открытым ртом и икнула одна из женщин. Ей вторила подруга. Потом и все остальные замерли, разглядывая невесть откуда взявшееся создание. Последним, в одиночестве, закончил смеяться мужчина, восседающий возле выхода из беседки. Он недоуменно на меня обернулся, хмыкнул и с интонациями хозяина данного дома поинтересовался:

– Эй, чудо в перьях! Ты откуда здесь взялся?

К тому времени я уже понял, что бить меня не будут. Ногами тем более. А если и будут, то не сразу. Поэтому остановился на версии немножко помешанного любителя «толкиенутых». Ибо моя одежда только для этого и подходила. Воздев руки к небу, я забасил вздрагивающим голосом:

– И придет на землю час тьмы! И оживут все орки, уничтоженные проклятыми остроухими эльфами! И восстанут из праха все големы, отравленные гномами! И отомстят они забывшему про них человечеству!

– Эй, малый! – уже строже и громче озадачился мужчина. – Ты чего несешь?!

– Несу вам знание о предках и силу будущих поколений!

– Придурок, да?

– Как, вы не видели последнюю серию «Властелина колец»?! – От крайнего удивления я даже присел на месте и развел руки в стороны. – Ну вы, мужики, и даете! Весь мир смотрит, а вы… только пиво пьете!

Получилось очень смешно, потому что две красавицы хихикнули, а один из мужчин с облегченным вздохом потянулся к банке с пивом и констатировал:

– Розыгрыш! Можно смеяться.

Тут уже захихикали и зашевелились все члены дружной компании. Каждый и в самом деле подумал, что сценку подстроил кто-то из друзей, а одна женщина даже поинтересовалась у меня:

– Так ты гном или эльф?

– В нашем роду – все человеки! – с важностью ответил я и грустно вздохнул: – Это только я такой маленький остался.

– А чего так?

– Много болел, – с грузинским акцентом поведал я.

Чем вызвал новый взрыв смеха.

И только хозяин не мог успокоиться от грызущих его сомнений:

– Как ты сюда попал?

– Меня принесла птица аист, и я очнулся в вашей капусте.

– Кончай хохмить и признавайся, кто тебя сюда провел?

– Не надо приводить то, что падает с неба.

– Вали отсюда!

– А деньги?! – вконец обнаглел я, протягивая ладонь как за подаянием.

– Нет, точно розыгрыш! – возмутился мужик. – Но мне он совсем не нравится!

После чего решительно встал и крикнул в сторону кустов:

– Александр! Ну-ка поди сюда! – На этот зов прибежал какой-то мордоворот, и ему последовала команда: – Вышвырни этого двинутого на всю голову пацана на улицу!

– А кто платить будет? – гневно вопрошал я, стараясь не сильно упираться ногами.

Мордоворот меня быстро, почти неся на руках, протащил вдоль дома, пересек еще один двор, заставленный дорогими авто, открыл ворота и аккуратно поставил на тротуар со словами:

– Иди с богом, мальчик.

Тогда как я уходить не спешил.

– Так и не заплатили.

– В багажнике привезли? – предположил охранник и тут же улыбнулся: – С таких деньги надо брать вперед и сразу. Иначе…

– Так они заплатят потом, я не сомневаюсь, только я вот даже не знаю, где я и как отсюда выбраться. И на транспорт у меня ни копья с собой нет.

Мордоворот оказался вполне хорошим человеком. Без промедления достал у себя из кармана незнакомую мне банкноту и вручил ее мне со словами:

– Так и иди по дороге, там трасса. Ловишь любую маршрутку и через полчаса в городе. Да и на попутку хватит.

– А в каком городе? – И в самом деле, мало ли куда меня завезли в багажнике.

– Тю на тебя! И какой тебе город надо, кроме родных Черкасс? Ни за что не поверю, что иногородний.

– А-а…

Ворота захлопнулись перед моим носом, а я еще пару минут соображал и припоминал, где эти Черкассы находятся. Знал, что в Украине, а вот где конкретно, помнил весьма смутно. А потом рассмеялся от радости.

Я на Земле! На родных славянских землях! Все кошмары остались позади, я выжил, и уж теперь, если понадобится, я до своей Лаповки пешком дойду!

Кстати, не стоит ли мне поторопиться? Потому что если пешком пойду, то те три мои подруги меня точно и часа лишнего не подождут. И таки смоются в империю Моррейди. А там!..

Уже через минуту я быстрым шагом бежал по направлению к трассе.

Совсем не соображая, а вернее, забыв про главную опасность, которая злым роком нависла над моей жизнью. Сказался на сознании стресс последних событий и чудесное спасение с помощью перехода. Ну и возвращение на Землю, чего уж там скрывать, радовало неимоверно.

Трасса оказалась не так уж и близко, как мне подумалось после слов охранника виллы, и со своими короткими ножками я добирался туда чуть ли не час. Но даже и при этом не удивился своей выносливости и не вспомнил о грозящей мне беде.

На перекрестке стоял столб с табличкой и наполовину раскуроченная скамейка. Кажется, о крытой остановке здесь и не помышляли, несмотря на респектабельность дачного массива. По расписанию автобусов на табличке догадался, в какую мне сторону ехать, а сопоставив разницу в час между московским и киевским временем, обрадовался: до прибытия ближайшего автобуса оставалось десять минут. Но увы, рано радовался: ни через десять, ни через двадцать минут автобус не показался. Не видно было и маршруток. Забастовали, что ли? Попутные машины даже не притормаживали, и еще через полчаса я сильно обеспокоился: приближались сумерки, и ночевать на трассе меня совсем не прельщало.

Вот тут меня и долбануло первый раз. По внутренностям прошла волна то ли раскаленной магмы, то ли электрического тока силой в триста восемьдесят вольт. От неожиданности я рухнул с остатков скамьи на землю и задергался в судорогах. Когда меня отпустило, очнулся, взглянул на часы и понял, что прошло не больше парочки минут. Хотя по ощущениям я был уверен, что меня колбасило полчаса, не менее!

И вот тогда я вспомнил, что если не сегодня, то завтра мне придется умереть. А боли во внутренностях – это не что иное, как начавшаяся смертельная война между приживающимися первыми щитами. Прислушиваясь к почти затихшей, но продолжающей слабо пульсировать боли, я взобрался опять на скамейку и не сдержался от горестных завываний. Даже слез, текущих из глаз, не постеснялся. А чего мне теперь стесняться? Все равно скоро помру. Все равно меня здесь ни одна живая душа не знает и ни утешить, ни помочь не захочет. Что за судьба такая?

Мне в тот же час захотелось вернуться в лес, улечься там на траву и спокойно ждать смерти. И пусть весь мир катится в тартарары! И пусть все остальные миры сгинут на веки вечные! И пусть мои озабоченные подруги… Стоп! А ведь эти дуры послезавтра за мной следом попрутся!

Воспоминание о Машке и близняшках резко выдернуло меня из пучины тоски и приготовлений к смерти, заставило поднять голову и прислушаться к окружающему миру. Надо срочно спасать этих шустрых амазонок! Хватит и того, что мои родители намучаются после моей пропажи, зачем же еще и всем остальным горевать.

Может, эта мысль, а может, и настойчивые реплики в мою сторону заставили меня повернуться направо. Там сидели в машине смутно знакомые мужчина с женщиной и твердили:

– Эй, малый! Очнись! – Когда поняли мой осмысленный взгляд, поинтересовались: – Очнулся? Может, тебя в город подвезти?

– В Черкассы? – уточнил я, вставая.

– Да ты и в самом деле артист! – хохотнул мужчина, открывая мне дверь сзади себя, а когда я уселся, более наблюдательная женщина поинтересовалась:

– Так сколько тебе лет?

– Восемнадцатый год, – признался я, вспомнив, что видел эту пару в той самой беседке более часа назад. – А вас как зовут?

– Меня Зоя, а его Геннадий. А тебя?

Ага, значит, та самая веселая парочка, главный персонаж которой выпал спиной на клумбу. Мне веселые люди всегда нравились, и если уж доверять, то в первую очередь им. Поэтому я постарался быстренько в голове составить правильный план предстоящего разговора и начал нужный мне диалог:

– Борис, прошу любить и жаловать. Маленький рост – по причине травмы позвоночника в десятилетнем возрасте. Причина нахождения здесь – последствия сражения со страшными людоедами из другого мира.

– И кто победил в сражении? – со смешком спросил мужчина.

– Можно с уверенностью сказать, что мы. Правда, нам пришлось отступить, но на поле боя мы оставили более пятидесяти трупов. Это только те, какие я увидел.

– Весело живете, молодцы, – одобрила Зоя мой правдивый рассказ. – На какой улице живешь?

– Так это… я и говорю, что отступать пришлось неожиданно, – продолжил я. – А живу я очень, очень далеко.

– И все-таки? Может, нам по пути, подбросим?

– Не верите? Да оно и понятно, я сам всему до сих пор поверить не могу. – На короткое время в моем сознании боролись две идеи, определяя дальнейшую нить разговора, и я все-таки склонился к немедленному звонку родителям. – Послушайте, у меня к вам одна большая просьба. Я даже заплачу. – Достав из кармана пожертвованную купюру, я только сейчас рассмотрел, что это пятьдесят гривен. – Вот! Но мне срочно надо позвонить родителям, предупредить их кое о чем. Иначе могут случиться большие неприятности.

Геннадий переглянулся со своей Зоечкой, пожал плечами и хмыкнул:

– Да ладно тебе, звони бесплатно, не обеднеем, – вынул из нагрудного кармана рубашки мобильник и протянул мне. – А куда звонить-то собираешься?

– В Россию. – Руки у меня затряслись. – Домой.

– О-о! – Это было последнее, что я услышал.

На мои исстрадавшиеся внутренности накатила вторая волна боли. Теперь мне показалось, что каждую мою жилку, каждую вену и каждую косточку раскатывают тяжеленным асфальтоукладчиком. И длительные страшные судороги для меня слились лишь в одно короткое мгновение. Ибо когда я очнулся, то догадался, что времени прошло немало: машина стояла на обочине, мое тельце лежало в густой траве, Зоя обтирала мое лицо прохладной, мокрой тряпкой, а Геннадий с кем-то интенсивно обсуждал по телефону симптомы моей болезни:

– Да, да! Скрутило парня страшными судорогами, весь покрылся потом, а когда выносил его из машины, изо рта полилась слюна с кровью. Не падучая? А что тогда? На рентген? Операция обязательна? Вряд ли это можно делать без согласия родственников, а мы даже его фамилию не знаем.

Хотелось выкрикнуть свою фамилию, но интуиция подсказала, что меня сейчас опять скрутит и опознание моего трупа родственниками мне уже ничего не даст. Следовало немедленно огласить свое согласие на операцию! И как я сразу не догадался?! Современная хирургия творит чудеса, меняют печень и штопают сердце, пересаживают почки и делают из крокодилов «Мисс Вселенную». Так что уж как-нибудь три куска чуждой моему организму материи вырежут без особых хлопот.

Поэтому я захрипел со всей возможной скоростью, потому что деревенеющие губы уже плохо слушались:

– Зоя! Я даю согласие на операцию! Надо срочно вырезать у меня из желудка или пищевода три щита. Это три таких куска ткани величиной с большую ладонь. Они мигают зеленым и, когда их вынуть из тела, начинают противно пищать… О-ох! – Меня уже начало трясти и сворачивать бубликом, когда я сумел выдавить последние слова: – Я за все потом заплачу! Пожалуйста! Спасите меня! Умоляю!

Проваливаясь в пучину забытья, я только и помнил одну мысль-дилемму, рассматривая ее со всех сторон: спасут или не спасут? Вырежут или не успеют?

А ведь еще и другие не учитываемые факторы присутствовали: успеет ли Геннадий отвезти меня в соответствующий хирургический центр? Примут ли меня без документов и оплаты? Что творится в Украине по вопросам здравоохранения, я мог только догадываться. Но даже по тем отрывочным сведениям, которые моя память улавливала, здесь творилось нечто страшное и мерзкое: без взятки или предварительного подарка медсестры даже судно не подносили умирающему человеку. Ну и последнее: сумеет ли опытный хирург оторвать эти проклятые щиты от стенок моего многострадального желудка? Насколько я помнил, тот же Саабер отрывал кусок плоти у себя от плеча с видимым усилием, и потом на коже осталось красное пятно. Если с такой силой потянуть сейчас, то никакая стенка желудка не выдержит, порвется как бумага.

Хорошо, что я потерял сознание, иначе подобные мысли не дали бы мне спокойно умереть.

Глава тридцать четвертая

Последние шаги по кругу

В себя я приходил очень долго и муторно. В кошмарах мне мерещился зроак с тремя щитами на лбу, то тянущийся ко мне окровавленными пальцами, то замахивающийся на меня огромным, окровавленным топором. В этих видениях я непроизвольно делал шаги назад, с ужасом понимая, что пятиться нельзя и если я не остановлюсь, то немедленно погибну. Но топор неумолимо падал мне на голову, я пятился куда-то, срывался и с выплескивающимися через горло внутренностями пытался проснуться.

Так продолжалось до тех пор, пока я не рассердился. Задействовал логику и стал размышлять со слышимым скрипом в мозгах. Если бы все происходило на самом деле, я бы уже давно разбился. А раз я жив, то все кошмары мне просто снятся. Раз снятся, то надо просто проснуться, пока меня еще и кречи не схватил за плечи и не унес в небо. А раз проснуться не получается, надо просто разомкнуть неприятный круг кошмаров и подумать что-то хорошее. Решено! Что у нас есть в активе хорошего? В смысле, когда падаешь? Насколько я помню из далекого детства, тогда всегда говорили: если летаешь или падаешь – значит, растешь, и я в те времена просыпался с чувством радости после таких падений. Меня вдохновляло, что я расту.

Вот и в данном случае я постарался вспомнить то вдохновение детства, усилить эти воспоминания многократно и воспользоваться обязательным счастьем после этого. И когда в очередной раз сорвался в пропасть от прущего на меня зроака, то бесшабашно улыбнулся, радостно выдохнул и… открыл глаза.

Уф! Удалось! Я лежал на кровати, в довольно солнечной, просторной больничной палате. Помимо меня там находились еще пять больных. Кто лежал, кто сидел, один стоял и поглядывал с грустью в окно. Тогда как один из лежачих довольно бодро воскликнул:

– О! Очнулся малой! Вызову я сестричку.

Тут и все обратили на меня внимание, послышались одобрительные смешки и реплики:

– Никак обед учуял, вот аппетит и прорезался.

– Скорее, ему просто лежать в одной позе надоело.

– Ага! Сейчас как вскочит, как побежит!

– Как самочувствие, парень? Выглядишь как ребенок, но, говорят, тебе все восемнадцать?

Сестричка заглянула сразу, поняла причину вызова и, пока я кивал и пытался кашлем прочистить горло от долгого молчания, вернулась с солидным доктором. Тот сразу устремился ко мне, деловито нащупал пульс, закатил веко, пропальпировал живот и только тогда приступил к расспросам:

– Ну, Борис, как себя чувствуешь?

Только тогда я прислушался к себе и окончательно поверил, что боль ушла. Дернул несколько раз плечами, пошевелил пальцами ног и радостно признался:

– Отлично!

– Вот и я так подозреваю.

Мне вспомнилось пальпирование живота и отсутствие каких-либо швов на нем. Понятно, что спину в таких случаях не режут, но я забеспокоился:

– И как прошла операция?

Доктор самодовольно усмехнулся и с видом Шерлока Холмса спросил:

– А что вы ели, молодой человек, перед тем как вас скрутило?

– Да так. – Повторять историю о мерцающих щитах не хотелось, поэтому я чуть слукавил: – Три куска какой-то гадости съел. Вы их вырезали?

– Все сходится! – С величием академика доктор апеллировал к сестричке, которая смотрела на своего кумира с обожанием. – Элементарное отравление с последующим токсикозом крайне тяжелой формы. Тебе, парень, повезло: крепкий желудок тебе попался, практически сам переварил попавшую в тебя гадость. Рентген ничего инородного в твоем теле не показал, поэтому мы провели интенсивное промывание. Вот оно тебе окончательно и помогло, подтолкнуло с того света обратно. Всю гадость из тебя выкачали. Долго ты в себя приходил, но сейчас уже точно все идет на поправку. Диета, фрукты…

– Постойте! А сколько времени я здесь лежу? – От волнения я легко сел, несмотря на успокоительные касания ладошек медсестры.

– Двое суток, – ошарашил меня ответ.

Я мог и не успеть остановить подружек!

– Мне срочно надо позвонить! – запричитал я. – Дело жизни и смерти! Родители должны об этом узнать немедленно! Умоляю вас!

Словно подарок судьбы, в палате появилась парочка моих спасителей. С накинутыми на плечи халатами они уже с порога начали восклицать:

– Ай да Борис! Ты уже передумал умирать?

– Как ты нас напугал! – призналась Зоя. – Хоть бы фамилию свою сказал.

– Спасибо огромное! – чистосердечно воскликнул я, от прилива благодарности даже пытаясь встать с кровати и пожать вошедшим руки. Медсестра оказалась опытной, удержала меня, но я тут же продолжил с причитаниями: – Геннадий! Мне все равно надо срочно позвонить родителям! Ну пожалуйста!

– Да ладно! – Мужчина достал телефон из кармана, но сразу мне его не вручил, а потребовал: – Но только с тремя условиями.

– Какими?

– Ты не падаешь больше в обморок, затем дашь переговорить с твоими родителями и чуть позже ответишь мне на некоторые вопросы по поводу твоего пребывания на вилле Казимира. О’кей?

– Нет проблем! – пообещал я, жадно хватаясь за аппарат и набирая код России, а потом хорошо знакомый номер. Уж что придумать позже, я и на ходу сориентируюсь, сейчас была дорога каждая минута. Отец откликнулся после пятого гудка. – Алло, пап! Привет! Очень рад тебя слышать!

– И я, сынок! Ты где и как?

– Да вот судьба меня несколько далеко забросила, но суть не в этом! Па, надо срочно дозвониться в Лаповку и передать крайне важное сообщение для девчонок.

– Мы с матерью как раз в пути, часа через полтора там будем. А что случилось?

Как ни приятна была новость о путешествии родителей в Лаповку, но и этого срока в полтора часа могло не хватить, поэтому я продолжил нагнетать серьезность момента:

– Неделю назад я отправился с группой верующих к одному отшельнику-экстрасенсу. Ну, ты понимаешь, по поводу моего лечения позвоночника. Тот отправил меня к своему коллеге, та – еще к одному знахарю. Вот так я и попал сюда, в Черкассы. Но девчонки этого не знают и собираются идти сегодня за мной следом. Ты их должен остановить любой ценой! Ты понял, отец? Любой ценой!

Подобного нажима с моей стороны отец еще никогда не испытывал, поэтому слегка растерялся:

– Но что в этом опасного? Ты ведь там побывал?

– Побывал! Но два дня назад узнал, что скит того отшельника сгорел, сам он погиб, и в тех местах видели бурую медведицу.

– И где это такие страсти?

– Верующие везли меня долго в машине, не желая раскрывать путь к их святому отшельнику, потом еще два часа добирались по буреломам, так что, я подозреваю, не менее чем в двухстах километрах от Лаповки. Да и девчонки о какой-то лишь примерной точке на карте твердили. Останови их немедленно и скажи, что я уже вернулся и со мной все в порядке.

– Хорошо! Сейчас попытаемся хоть кому-то дозвониться из соседей, живущих возле трассы. Ты ведь знаешь, какая там нулевая кубертура. Созвонимся позже?

– Конечно! – Я повернулся к напряженно прислушивающемуся доктору: – Тут есть телефон?

– Да, в коридоре и в приемной.

Номера пошли по связи в машину отца, и мама подтвердила, что записала. Отец, видимо, прибавил скорости на своем рыдване. Потом мы рассоединились, и я с искренней благодарностью вернул мобильник его владельцу.

Первой последовавшую паузу нарушила Зоя:

– Ой, как все интересно!

– Но ты забыл мне дать поговорить с родителями, – укорил меня Геннадий.

– Не сомневайтесь, он сам перезвонит, когда сконтактируется с Лаповкой. Сами понимаете, глупые девчонки пойдут в лес, заблудятся, потеряются… да мало ли что с ними может случиться.

– Родственницы?

– Троюродные сестры. Тоже восемнадцатый год и считают весь мир под своей властью. Никого слушаться не хотят.

– Построже с ними надо, – проявил и доктор свои знания в педагогике. – Нельзя распускать, особенно девочек.

– Меня не спрашивают, – пожаловался я и обратил внимание, что прибывшая парочка хочет мне задать еще массу вопросов, но такое количество слушателей их не вдохновляло к серьезному разговору.

– Выйти сможешь? – спросила Зоя.

– Запросто! – Я легко вскочил, оправил на себе свободную больничную пижаму и засунул ноги в чрезмерно великоватые для меня тапочки. Чувствовал я себя отлично и даже радовался, что смертельные для здоровья в большом количестве первые щиты вымыли у меня из тела то ли касторкой с пирамидоном, то ли карболкой. Вот, правда, голод вдруг навалился на меня воистину недетский, и я не постеснялся в этом признаться: – Только сильно кушать хочется!

Доктор задумался:

– Ну, если тебя не тошнит?.. – На каждый его вопрос я мотал отрицательно головой. – И голова не кружится? И в животе никаких болей? В глазах не рябит? Ну ладно, как раз обед начинается, можешь сам пройти в столовую, как все ходячие, и там покушать. Только бери диетический стол. А вы за ним присмотрите и побеседуете заодно.

Парочка моих спасителей синхронно кивнула и, придерживая меня за плечи, вывела из палаты. Столовая оказалась недалеко: в том же крыле, только этажом ниже. Состояла она из нескольких чередующихся помещений, и, получив на подносе жутко скромную порцию, мы уселись за отдельным столиком в уголке.

Несколько подивившись той жадности, с которой я начал есть, Геннадий приступил к изложению сути своего интереса и перешел к вопросам:

– Видишь ли, Казимир очень обеспокоен твоим появлением на его территории. Даже хотел инициировать начало расследования. Тем более странным выглядит факт, что никто, даже после серьезного разговора, не признался в задуманной шутке. То есть все отказались, что тебя привезли с собой.

– Ну и что такого? Я ведь ничего не украл, сыграл под дурачка, и всех делов. Или что-то пропало?

– Нет, все цело и на месте. Но возле забора девочки чуть позже отыскали топор, а на нем, как утверждает эксперт, остатки человеческой крови. Что ты на это скажешь?

– А что сказать? – Я последним кусочком хлеба вычистил подливку с тарелки и отправил в рот, затем двумя глотками выпил компот, которого-то и было в стакане на две трети, и погрустнел: – Все эти баптисты-сатанисты виноваты.

– Ты знаешь, кто они? Где живут?

– Да я даже представления не имел, куда меня завезли! Настолько меня желание подлечиться на любую приманку влекло. Приехали в какую-то избу, мужик с бородой до пояса меня осмотрел и сказал, что надо провести обряд. Стали готовиться, песни петь страшные, мне уже тогда поплохело. Затем мужик достает топор, надрезает себе руку и капает кровь в фаянсовое блюдо. После него еще четверо своей крови таким же образом добавили. Ну и меня заставлять начали, мол, капни пяток капель, а потом все и выпей! Позвоночник сразу как новый станет.

– И ты выпил?! – не выдержала Зоя.

– Я что, дурак? – возмутился я. – Сейчас гепатит разной формы тяжести через кровь передается, СПИД, еще куча всякой хвори, а я всякую мерзость пить буду? Желание желанием, но сразу сообразил, что выздоровление может перетечь в еще более страшную болезнь. Ну и я бросился из дому. А мужик так за мной с топором и гонялся около часа, все кричал, что я умру, если обряд не закончу. От страха я даже и не сообразил, как через какой-то забор перебрался. Мужик за мной следом топор швырнул и проклял до седьмого колена.

– А мы ничего не слышали, – заметил Геннадий.

– Да вы ржали как кони! Зато я слышал, – пожаловался я. – Поднял топор, присмотрелся к нему да и кинул в траву.

– Но сигнализация не сработала, значит, перебраться через забор ты не мог!

– Да?! А что я, по-вашему, птица? Или меня как топор забросили эти сектанты-сатанисты? Раз не сработала, значит, поломалась или еще какой сбой случился.

Еще после нескольких минут расспросов, когда выспросили, как и в каком месте двора я выпутался из паутины жуткого страха, стали уточнять:

– А чем они тебя кормили?

– Да ничем, – пожал я плечами, вспоминая, что плел Зое перед уходом в бессознательное состояние. – Я свои старые бутерброды доедал до того. Они, правда, не совсем уже свежие были, почти неделя прошла.

– Вот поэтому ты и отравился! – резюмировала женщина. – А мне такую ахинею нес про какие-то пульсирующие щиты, что я сразу подумала – у тебя бред.

– Так что с Казимиром? – сомневался Геннадий. – Пусть заявляет в полицию?

– Толку никакого. – Кажется, более житейский подход к событиям проявляла Зоя. – Даже если этого мужика отыщут, инкриминировать ему ничего не смогут: никто не убит, никто не пострадал, ничего не украдено. Да и парень к ним добровольно явился. Правильно?

– Конечно.

– И теперь каких только сект или шаманских верований не развелось, и бороться с ними бесполезно.

– Точно, – подтвердил я. – Тем более что зла мне никто не желал. Просто они глупые и неграмотные совсем.

Пока они осмысливали мои слова, я сменил тему разговора:

– Не удивлюсь, если в этой больнице половина пациентов умирает. Тут так плохо кормят… Вернее, мало.

Зоя решительно встала, вскоре вернулась с полным подносом удвоенных мясных порций. Плюс еще и подливы, сметаны и три стакана компота принесла. С ходу и предупредила:

– Если живот не болит, ешь сколько хочешь.

– Да нет, я столько не съем, – признался я, хватаясь за ложку.

Съел! Парочка сидела и расширенными глазами наблюдала этот аттракцион неслыханной прожорливости. И когда я удовлетворенно откинулся на спинку стула, Геннадий с восхищением признался:

– Ну ты силен пожрать, мужик! Не увидел бы – не поверил! Может, это за тобой с топором гонялись по той причине, что прокормить не могли?

– Ну, меня и убить трудно! – улыбался я, стараясь скрыть растерянность и недоумение: я все равно оставался голодным! Не настолько, чтобы осмелиться попросить добавки, но настолько, чтобы смолотить еще столько же!

Эк меня припекло больничными промываниями! Хорошо хоть желудок с пищеводом не вымыли своей карболкой. Пока я задумался над проблемой своего истощенного организма, у Геннадия зазвенел мобильный.

– Да? Ваш сын? Да, Борис Ивлаев, сидит передо мной после сытного обеда. Можете, конечно, но у меня просьба, хочу тоже с вами несколькими словами переброситься. Договорились!

И он передал аппарат мне.

– Борис, я дозвонилась до Машкиной бабушки, и она послала к деду Назару соседа на велосипеде. Скоро он вернется, и мы опять созвонимся. Как у тебя, все в порядке?

– Да, мам!

– Документы с собой?

Моя мамулька, когда надо, по деловитости папика за пояс засовывала.

– Нет ничего.

– На кого выслать деньги?

– Да вот с Геннадием на эту тему и переговори. Они здесь мои единственные друзья, очень мне помогли, и вообще самые классные. Даю трубу и жду звонка!

Несколько смущенный Геннадий взял телефон и для разговора вышел в коридор. Думаю, моя мама ничего лишнего против меня не выболтает, да и не знает она ничего такого. А вот в этой веселой и жизнерадостной паре я и в самом деле не ошибся: очень хорошими людьми оказались. От других и десятой доли подобного сочувствия и благожелательности не дождешься, а эти вон как помогли.

Мало того, когда мы остались одни, Зоя мне подмигнула:

– Может, ты еще чего перекусить хочешь? На десерт? Я там в буфете видела великолепные сырники и сметанники. А?

Совесть требовала отказаться, но еще более настойчивый зов желудка заставил скромно пожать плечами и стыдливо кивнуть. Через две минуты мы уже стояли в буфете и накладывали разных вкусностей на тарелки. Причем моя спасительница решила и для себя взять, и для Геннадия:

– Пусть тоже перекусит.

Но пока Геннадий не вернулся из коридора, мы настолько увлеклись вопросами географии и обсуждением живописных видов берегов речки Смелы, что не обращали на тарелки никакого внимания. Зоя тоже делала вид, что кушает, но лишь подносила кусочек сырника к губам да продолжала рассказывать дальше. И как мне стало стыдно и неловко, когда я сообразил: из порции, хватающей на шестерых, остался лишь один сметанник и один стакан кефира. Не заметив моего смущения, мужчина уселся за стол, схватил кефир и похвалил:

– Молодцы, про меня не забыли! А твоя мать – очень милая и приятная в общении женщина.

Это он еще не знал, что я выпил три стакана сметаны и два кефира. А знающая и прячущая ямочки на своих щеках Зоя быстро сменила тему разговора, начав выспрашивать, где и кем работают мои родители. Второй раз в буфет уже смотался Геннадий. Как ни странно, но и с того подноса я умял более половины. Теперь они уже оба заволновались:

– Может, тебе немного подождать?

– Доктор говорил о диете.

– Вдруг опять придется делать промывание?

– Зачем? – удивился я, вдруг отчетливо осознав, что практически из меня уже ничего не вымоют. Да что там ничего, я бы еще чего-то пожевал! Но здравомыслие победило: – Чувствую себя нормально! Сыт! Преогромнейшее спасибо!

– А в сон тебя не тянет?

– Живот не болит?

– Нисколечко! – Наоборот, я почувствовал прилив сил и возбуждения. – Прыгать хочется и бегать, как в детстве.

– Может, все-таки зайдем к доктору?

– Пусть глянет.

– Запросто! Мне не жалко!

Но только мы начали вставать, как мобильный Геннадия запиликал снова. Опять говорила мать. Причем она не понимала всего трагизма случившегося и говорила спокойно, без всякого волнения:

– Сосед девочек не застал, и, по словам деда Назара, те ушли из дому еще ранним утром. Волокли на себе громадные рюкзаки, как истинные туристы, взяли с собой свои шпаги и рапиру и сказали, что вернутся не раньше чем через месяц. Кстати, заявляли, что вернутся с тобой. Боря? Борис, ты меня слышишь?!

А я стоял на ногах, побелевшими пальцами сжимая чужой мобильник и постанывая от горькой досады. Ведь это и мне теперь суждено опять вернуться в иной мир! Ведь это и мне теперь придется спасать этих глупышек и вновь искать выход обратно на Землю. Но раз один раз у меня это получилось, то и второй раз точно получится! Пусть даже для этого мне придется в составе войска штурмом взять крепость Дефосс и уничтожить людоедов в империи Гадуни всех до единого!

И только после пятого вопроса со стороны матери сообразил, что надо отвечать:

– Да-да, слышу! Просто обидно стало, зазнайки они вредные! Вечно эти отчаянные сорвиголовы меня не ждут и лезут поперед батьки в пекло!

– Так что с ними?

Мать ни на секунду не засомневалась в умении наших родственниц всегда и везде найти выход из любого критического положения. Скорее она за меня переживала, хотя я давно уже получил родительское благословение на полную самостоятельность. Но и это уже радовало: только не хватало мне сейчас панических поисков по всему лесу трех заблудших овечек. Поэтому я постарался говорить как можно спокойнее и увереннее:

– Да ничего с ними не случится. Ты ведь знаешь, насколько они зазнайки. Просто меня не захотели с собой взять в поход, вот и намылились раньше. Ничего, я знаю, куда они отправились, и никуда они от меня не денутся.

– Ну вот и ладушки. Деньги мы сейчас Геннадию перешлем, должно тебе хватить с запасом и на дорогу, и на карманные расходы, и на возвращение долга твоим друзьям.

– Спасибо, мама!

– Ты когда будешь и где?

– Постараюсь добраться как можно раньше и прямиком в Лаповку.

– Вот и молодец, сынок. Мы с отцом два денька отдыхаем в деревне и в воскресенье возвращаемся в город. Может, где и пересечемся. Целую!

– Обязательно! Целую тоже! Папе привет.

После разговора я так и остался стоять, прикидывая, как быстрее выйти из этой больницы, определиться с дальнейшим маршрутом и в самый короткий срок добраться до Лапы. И словно подслушав все мои мысли, Зоя стала рассуждать:

– В больнице после отравления долго не держат, можем тебя хоть сейчас выписать и забрать. Мало того, мы с Геннадием как раз сегодня вечером собирались ехать в Россию. И как раз в твой город. Если хочешь – можем захватить. Но уже до своей Лаповки будешь сам добираться. Заметано?

У меня чуть слезы на глаза не навернулись от такой щедрости и готовности помочь. И, заикаясь, я ответил:

– Моя благодарность не знает границ, а большое человеческое спасибо простирается за горизонты!

– О-о-о! Так не пойдет! – Геннадий помог встать своей даме, и мы все трое устремились к выходу. – Даже такое огромное спасибо на хлеб не намажешь. Поэтому будешь в дороге отрабатывать своими рассказами о своих приключениях. Обещаешь? Тогда поехали!

Мне было и легко и грустно одновременно. Грустил я о потерянных друзьях, которые, скорее всего, погибли в крепости людоедов. А легко мне становилось от мысли о грядущем свидании с империей Моррейди. Уж теперь-то я точно сумею купить себе первый щит, безбоязненно проглотить его и стать совершенно здоровым. И даже цена за такое чудо в виде пожизненного заточения в ином мире мне не казалась слишком чрезмерной.

За все надо платить! И я был готов к подобной оплате.

Эпилог

На узкой лесной тропе было не разминуться. И если бы кто со стороны наблюдал за встречей двух мужчин, то сразу бы подумал: ни один из них не уступит друг другу дорогу. Настолько странно, кошачьим шагом они сближались и настолько злобно и сердито обменивались взглядами. Наконец оба замерли на расстоянии метров шести, словно опасаясь нежданного нападения. Продолжая буравить один другого взглядами, они так простояли минут пять, прежде чем более приземистый и широкоплечий не заговорил:

– Давно тебя не видел, дружище.

– И я бы век с тобой не встречался, приятель! – скривился более худощавый.

– А придется!

Несмотря на дружеское обращение, они скорее походили на крайне настороженных, готовых ко всему противников. А то и врагов. Очень похожие на грибников, в просторных брезентовых куртках, под которыми что-то топорщилось, за спиной рюкзаки, по виду весьма тяжелые. И руки-крюки, совсем не приспособленные к труду ювелира, таланту пианиста или кропотливости белошвейки.

– Меня трудно даже уговорить, а уж заставить…

– Тебя никто не заставляет, мы все сами такие. – Широкоплечий переступил с ноги на ногу, но при этом расставил ладони в стороны, показывая, что они пусты. – Но давать подсказки друг другу обязаны.

– На какую тему подсказки?

– Как у тебя с техническим надзором?

– Все продумано и под контролем, – высокомерно выплюнул из себя худощавый.

– И часто ты контролируешь? – Пауза после этого вопроса затянулась, и широкоплечему пришлось пояснить причину своей заинтересованности: – В последнее время участились случаи неконтролируемых пробоев на твоей гауриадной консоли. Тебе следует принять меры.

– Следует?!

– Не придирайся к словам, а прислушивайся к рекомендациям. Ты хоть и одиночка, но наши пожелания игнорировать не стоит. Наш добрый Морт-Шейл до сих пор приходит в ярость, когда вспоминает случай из позапрошлого сальт-периода. Более трех тысяч особей прорвались к тайнам и воспользовались ими.

– Да и пыль с ними, все ведь померли.

– Они – да. Но чего тебе это стоило, и сколько мы переволновались.

– Ах! Неужели вы такие чувствительные?! – стал ерничать худощавый. – С чего это вдруг? От скуки или от безделья?

– Все шутишь. Ведь знаешь, что нам скучать некогда.

– Ну-ну, деловой ты наш.

Такое обращение широкоплечему грибнику не понравилось. Он нахмурился, злобно задышал, и показалось, что сейчас вот-вот кинется на своего друга-соперника. Но сдержался. Даже улыбнуться попытался:

– Так что с пробоями?

– Спасибо, что предупредили, обязательно гляну, сегодня же.

– Тогда до встречи?

– Обойдемся, – ядовито усмехнулся худощавый грибник. – Лучше – прощай!

После чего оба, пятясь, стали расходиться. Метров через десять такого движения пошли боком и, только скрывшись из поля зрения друг друга, бесшумно двинулись нормальным образом. Да и то вдруг резко замирали, оглядывались и долго прислушивались: не идет ли кто следом.

Странные какие-то в этом лесу грибники прохаживались. Недоверчивые. Но еще больше удивился бы нечаянный наблюдатель, если бы узнал, что в этом лесу никогда не было грибов.

Конец первой книги

Юрий Иванович

Шагнуть в неизвестность

Раб из нашего времени – 2

«Шагнуть в неизвестность»: Эксмо, Домино; М.; 2010

ISBN 978-5-699-46121-9

Аннотация

Мир Трёх Щитов, опасностей которого с таким трудом удалось избежать Борису Ивлаеву во время его последнего визита туда, вновь преподносит неожиданные «подарки» открывателю дороги между мирами. На этот раз к помощи взывают подруги нашего путешественника, отправившиеся по его следам в иномирье. И вот, прихватив с собой двух верных товарищей, Борис спешит на спасение попавших в беду подруг. Но законы перехода непредсказуемы, друзья оказываются далеко друг от друга, и, чтобы осуществить свою миссию, они вынуждены не расставаться с оружием, прокладывая себе дорогу среди полчищ кровожадных чудовищ.

Юрий Иванович

ШАГНУТЬ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ

Пролог

Император зроаков, тяжело ступая по мраморным плитам, обходил длинный ряд открытых гробов. Грохот его кованых сапог, казалось, раздавался на весь мир и сотрясал стены древней крепости. Но вот и он стих. Опечаленный отец замер возле последнего гроба, где лежал его родной сын. Не самый любимый, как было общеизвестно. И не первый наследник, а только седьмой по праву крови. Зато самый знаменитый по беспощадности к врагам империи Гадуни. Да и много чего самый, самый, самый.

Но суть от этого не менялась: кощунственное убийство свершилось и уже никто не вернет великого и сильного воина к жизни. А раз нельзя оживить, то остается только одно — мстить! Причем мстить так, чтобы от одного воспоминания об этом подлые людишки сжимались и накладывали в штаны от страха. И займутся местью смертники. То есть все те, кто остался живым в крепости Дефосс, все те, кто допустил своей преступной леностью и невниманием гибель седьмого принца.

Так и продолжая стоять в полной тишине возле тела сына, император в последний раз задумался перед выбором. Многие его советники советовали показательно казнить всех ротозеев, не сумевших удержать пленников и допустивших гибель владельца крепости Дефосс. Но в то же самое время повелитель зроаков лучше всех остальных понимал нежелательность такой меры, полную ее бессмысленность. Сбежать или спрятаться на просторах остального мира проштрафившиеся воины и обладатели щитов не смогут, а значит, им в любом случае придется охотиться за мясом и вести регулярные его поставки в столицу денно и нощно. При этом они сделают сразу четыре полезных дела для империи Гадуни: спасут свои жизни, нагонят страху на людей, своими непрекращающимися рейдами заставят опасаться подобного режима существования остальных зроаков и обеспечат кухни королевского дворца ценным полуфабрикатом.

Придя к подобному итогу своих размышлений, император пошевелился, сбрасывая оцепенение, посмотрел по сторонам траурно украшенного зала и двинулся в другой зал, где уже ждали своей участи выжившие при побеге пленников защитники крепости. Все-таки очень хотелось узнать из первых уст все подробности немыслимого побега и сделать все возможное, чтобы подобное впредь не повторялось.

В небольшой комнате для допросов самого именитого зроака уже ждали небольшой трон и почтительно согнувшийся министр внутренней полиции.

— Ваше императорское величество! У нас все готово к последнему допросу и последующей казни.

— Давайте сюда всех старших! — приказал король, усаживаясь на трон.

Затем с полным внешне равнодушием стал ощипывать ягоды с огромной виноградной грозди, рассматривая, как палачи проворно поволокли закованных в цепи арестантов. Эти трое оставались самыми главными командирами в крепости после погибшего принца и его ближайших помощников.

Начальник внутренних караулов, первый заместитель коменданта и главный управляющий всей крепости. Последний являлся и обладателем трех щитов, так что вокруг него находилось сразу четверо его коллег, блокируя заранее любую попытку нанести волшбой вред не только своему сюзерену или тюремщикам, но и самому себе. Считалось более предпочтительным самому удавиться, чем отправиться на казнь по высочайшему имперскому указу.

Обладатель щитов был пожилым ветераном, невероятно опытным и довольно знаменитым зроаком. Даже сам император его знал лично. Поэтому и стал говорить только с ним, игнорируя остальных коленопреклоненных воинов:

— Как же так, Заррабга? Как такой опытный управляющий мог допустить такую трагедию?

Украшенный наколками трех щитов лоб арестанта сморщился от тяжких, покаянных терзаний.

— Нет мне прощения, о мой повелитель! И жду от тебя любой кары только как блага избавления от моей никчемной жизни.

— Верно, что благо. Лучше умереть под орудиями пыток моих палачей, чем мучиться подобными укорами совести.

— Я готов, о мой повелитель!

— Не сомневаюсь, — вполне сочувственным тоном буркнул король. Но тут же нахмурился, — А теперь коротко расскажи, кто виноват и как это все произошло.

— Во всем — только моя вина! — бесстрашно заявил Заррабга, — Вначале я не обыскал маленького пленника, которого кречи принесли, приняв за ребенка. А у этого уродца оказалось нечто, благодаря чему он сумел разорвать или проломить один из прутьев оградительной решетки. Затем это мелкое отродье проскользнуло в щель, прокралось в оружейную и подло, скорее всего набросившись со спины, убило старика Сагида, прославленного наставника.

— Как именно?! — заскрипел зубами король зроаков. Он и сам когда-то обучался владению оружием под наставничеством опытного ветерана Сагида.

— Тонким коротким лезвием в висок, более десяти ударов, — Управляющий сделал паузу и, не дождавшись новых вопросов, продолжил: — Дальше пленники выломали второй прут и всем скопом пробрались в оружейную. Оделись в броню и одним ударом покончили с четырьмя воинами в малой караульной. После чего они надели шлемы и доспехи. Дальше они повели себя еще более странно и нагло. Вместо того чтобы поспешно, скрытно покинуть крепость, они отправились к пиршественному залу, где убрали охрану с верхнего яруса, перебили поваров и пустили ядовитый воздух прямо в зал.

— И ты ничего не почувствовал?

— Ничего, о мой повелитель! Этот яд совершенно новый и мне неизвестный. Я преспокойно разговаривал с одним из гостей принца, когда увидел, как тот стал синеть и заваливаться на спину. Вначале показалось, что от перепоя, но мы ведь с ним почти не пили! Да тут и я сам стал задыхаться, только и успев ввести свое тело в режим экономного дыхания. Поэтому и спасся. Ядовитый воздух оказался настолько силен, что даже некоторые стоявшие снаружи рыцари от него пострадали после открытия дверей. Во время расследования мы отыскали маленькие цилиндрики, в которых и хранилось до того ядовитое вещество. Опять-таки, скорее всего, цилиндрики имел при себе тот самый недоросток.

Император только сейчас заметил в руке раздавленные остатки винограда и с раздражением отбросил их в сторону.

— Все равно не могу понять, каким образом гарнизон не сумел справиться с семью пленниками!

— Ваше величество, половина воинов до сих пор отсутствует, — напомнил Заррабга, — По приказу принца они отправились в Трилистье за новым мясом. Ну и внушительная часть оказалась подтравлена вырвавшимся из банкетного зала облаком газа. Остальных пленники сдерживали градом стрел, которых у них имелось с избытком. Потом они захватили лучших коней, подожгли конюшню и вшестером сразу ушли в отрыв от мизерной погони.

— Вот именно! Вшестером! — рявкнул император, — А куда седьмой делся?

— Тот самый недоросток словно сквозь землю провалился. И у нас есть подозрения, что он до сих пор в замке! — После такого заявления, Заррабга не отвел взгляд, продолжая преданно смотреть на лютующего властелина, — По всем данным, он просто физически не мог выбраться из случайной ловушки, хотя и пытался это сделать.

Император Гадуни стал бледнеть.

— Уж не хочешь ли ты сказать?..

— Да, ваше величество, хочу! Либо он двуличный демон из легендарного мира Гаузов, либо он владеет секретами вашего великого предка о перемещениях сквозь стены и расстояния.

Долго думал император зроаков. Потом встал и огласил свою волю:

— Отныне вы все — бессменные поставщики мяса. Никакого отдыха или праздника. И прощение вам будет даровано лишь после доставки мне живым этого самого недоростка. Ищите его, где хотите, но он должен оказаться на допросном столе в моем замке. Другого вам не дано! Я все сказал!

Глава первая

ТРИ НЕЖДАННЫЕ ГОСТЬИ

Огромный Рушатрон, столичный город империи Моррейди, самого большого государства мира Трех Щитов, жил своими размеренными, привычными заботами. Как раз приближалось обеденное время, поэтому водовороты жителей и гостей города, его транспортные потоки закружились, понеслись с удвоенной скоростью, пытаясь успеть, догнать, завершить, доставить и приготовить. На переполненные улицы хлынула волна продавцов съестного. Чем они только ни торговали: сладостями и фруктами, горячим мясом и пирожками, прохладительными напитками. Призывные крики этих торговцев-лоточников купить именно у них самое вкусное, горячее и восхитительное достигли того самого апогея, про который всегда выражались одинаково: «Рушатрон очень проголодался!»

Тогда как во внутренностях Сияющего кургана, самого великого Пантеона, доставшегося людям от божественных предков, ажиотаж, наоборот, стал спадать. Каждый посетитель выискивал для себя удобное место, старался расположиться с наибольшим комфортом в окружении своих знакомых или попутчиков и приступал к обеду. Разница в пище или в напитках порой была огромная, но это не мешало перекидываться фразами, а то и обмениваться впечатлениями даже тем визитерам Пантеона, которые, судя по одеждам или оружию, стояли на самых разных ступеньках социального уровня жизни. В Сияющем кургане все были равны. Что столичные жители, что далекие паломники с самых окраин империи поморов, что весьма импозантные, но тоже частенько встречающиеся гости из дальних стран и даже континентов.

Вот, пожалуй, лишь из-за этих гостей издалека и продолжали прохаживаться по залам и наиболее широким переходам хранители Пантеона. О жителях своей империи они не слишком-то и беспокоились, те местные традиции знают и чтут свято. А вот приезжие иногда ведут себя словно дети малые, впервые увидевшие вожделенные игрушки и пожелавшие отломить для себя хоть маленький кусочек от этих игрушек. Даже предупрежденные о бесполезности такого занятия, а то и опасности для собственного здоровья, они все равное маниакальной настойчивостью продолжали попытки то играющий цветом камень сковырнуть, то уникальные ступени для сидения на прочность опробовать. Благо что мечи и кинжалы, несмотря на святость данного места для каждого человека, имелись у каждого. Историческая, так сказать, необходимость.

Старший хранитель Круст из рода Имлов уже завершал свой привычный кольцевой маршрут, когда его внимание привлекли два парня, бурно что-то обсуждающие на нижних ступенях одного из залов. По отсутствию багажа они сразу определялись как столичные жители, а вот по громкому говору несколько выпадали из четких определений. И только подойдя ближе, Круст рассмотрел окровавленное лицо одного из парней, попытки второго парня утереть кровь платком, смоченным водой, и хорошо расслышал каждое слово из диалога. Причем окровавленный парень продолжал злиться и рваться бой:

— Я обязательно дождусь, пока они выйдут из Пантеона, и порубаю их на кусочки!

Тогда как его более рассудительный товарищ сдерживал и успокаивал:

— Тебе мало досталось? Ведь сразу было понятно, не хотят они с тобой общаться. Никак не хотят!

— Не хотят, да и ладно! Но на вежливые вопросы и отвечать надо вежливо, а не жестами отмахиваться, словно от мухи какой-то. За такое надо руки поломать!

— Ага! Уже попробовал? И что получилось? Молниеносный удар, и твой нос всмятку. Так что не ерепенься.

— Вот если бы ты помог…

— …тоже кровью бы умылся! — слитно завершил фразу более рассудительный товарищ, — Почему-то уверен, она тебя и бить сильно не хотела, а две другие так вообще в твою сторону не шелохнулись.

Его приятеля такие выводы еще больше распалили.

— Ничего! Снаружи я с ними совсем иначе поговорю!

— Неужели вызовешь молодых женщин на поединок?

— Запросто!

— Хм. А вдруг они вашшуны? Там ведь полумрак, медальоны мы могли и не увидеть.

Вот только это последнее предположение заставило вытирающего кровь парня задуматься, застыть в сомнении и отвести взгляд в сторону. И тут же наткнуться на встречный взгляд хранителя, который стоял рядом и внимательно ко всему прислушивался. Причем местный страж порядка с широким золотистым обручем на голове, когда понял, что его заметили, весьма строго и требовательно спросил:

— С кем это вы повздорили и по какому поводу?

Оба парня насупились и некоторое время молчали, явно сожалея о своей невнимательности и слишком громком раз-говоре. Потом более рассудительный попытался миролюбиво улыбнуться:

— Ничего страшного, просто маленькое недоразумение. Нечаянно столкнулись с другими посетителями в узком коридоре. Чего не бывает!

Но Круст вознамерился выяснить все подробности инцидента до самого конца.

— Только драк в Сияющем кургане не хватало! Знаете, что вам грозит наказание?

— Как раз нашей вины нет! — обозлился парень с разбитым носом, — Мы прогуливались вон по тому коридору и заметили трех девушек примерно нашего возраста. Скорее всего, дикарки из непроглядных далей, потому что говорили между собой совсем уж непонятно, хоть и громко, и с каким-то жутким, незнакомым выговором. Кажется, они сильно ругались на кого-то. Я и поинтересовался вполне вежливо, не заблудились ли они. Крайняя девица весьма грубыми жестами дала мне понять, чтобы я убирался. Так даже слугами не помыкают. А когда я заметил ей, что следует поучиться хорошим манерам, просто метнулась ко мне и ударила в лицо. За что, спрашивается?

— Ты хочешь подать официальную жалобу? — ледяным, официальным голосом задал вопрос хранитель.

Но когда пострадавший собрался отвечать положительно, его товарищ закрыл ему рот одной рукой, второй пребольно ущипнул за шею и твердо возразил:

— Никаких жалоб! Инцидент этого не стоит.

— Ладно, тогда я пойду гляну на тех девиц, — уже совсем иным, приветливым тоном проворчал Круст, разворачиваясь. А затем довольно резво поспешил в тот самый проход, на который указал пострадавший.

Рассудительный парень пригнулся к своему товарищу и яростно зашептал:

— Нам только несколько часов потратить на твою жалобу не хватает! И еще не факт, что после разбирательств признают вину этих девчонок. Скорее именно тебя и высмеют.

— Ничего, ничего. Мне почему-то кажется, что с той троицей и старший хранитель не справится. Так что посидим здесь еще немного и посмотрим, чем их встреча закончится.

Тогда как местный страж порядка уже юркнул в более тускло освещенный створ прохода. И сразу на изгибе тоннеля заметил несколько странное шевеление. Вернее, стоящая лицом к залу девушка не двигалась, а вот за ее спиной просматриваюсь некие вспышки, проблески света. Причем они сразу же прекратились, словно кто-то по сигналу оставил попытки посветить на стену или рассмотреть что-то на полу.

Разводить открытый огонь в Пантеоне воспрещалось категорически. Но запаха дыма не чувствовалось. Использовать здесь переносной люмен — дело практически неосуществимое. Поэтому Круст мысленно разгадал, как ему показалось, загадку: «Зеркалами балуются!» Некоторые дети так делали: направляя свет из ярко освещенных залов с переливами радуг на сводах в менее освещенные ответвления лабиринтов.

Но подойдя ближе и рассмотрев всех трех девушек, сразу отбросил мысли про детские забавы. Слишком взрослыми, серьезными и напряженными показались паломницы. При-чем ни единого сомнения не возникло, что красавицы из-далека. Одеты, словно в дальний поход, увешаны оружием, да еще и поверх всего прикрыты просторными плащами. Под наружной стеной поворота тоннеля стоят три заплечных мешка, пошитых весьма оригинальным способом. Даже удивляло: зачем с таким количеством багажа сразу переться в Сияющий курган? Не лучше оставить вещи в любой попавшейся пейчере? Или в более солидной гостинице оставить эти неподъемные даже на вид рюкзаки на хранение.

То что девушки красивы, а две из них очень похожи между собой, хранителю сразу бросилось в глаза. Ведь дарованному Пантеоном зрению полумрак — не помеха. Так что желание одного из парней поговорить с такими симпатягами вполне естественно. Но то же самое зрение позволило старому ветерану рассмотреть и массу отличительных деталей, которые ему уже однажды довелось увидеть. Как в одежде, так и рюкзаках.

Одна девушка так и продолжала подпирать плечом стенку, а вот обе ее подруги уселись под стеной и с напряжением ждали, пока явно помешавший им человек пройдет по тоннелю дальше. Но прерывистое, учащенное дыхание, блестящие глаза и слишком озабоченное выражение лиц сразу намекало на некую неадекватность происходящего здесь события.

Поэтому Круст только сделал вид, что идет спокойно дальше. Вместо этого, пройдя мимо троицы пару метров, резко остановился, отступил к стене и спросил:

— Может, вы и в самом деле заблудились?

Паломницы переглянулись между собой, так ничего и неответив. Разве что обе сидящие легко встали на ноги и тоже замерли, словно приготовившись не к разговору, а к бою. После такого неожиданного сравнения ветеран последней войны со зроаками не только мысленно, но и внешне улыбнулся и постарался говорить наиболее приветливо и успокоительно:

— В любом случае не стоит стесняться и лучше сразу обратиться к нам. Как законные хранители Сияющего кургана, мы обязаны помочь любому посетителю в любом вопросе. В том числе если вас кто-то попытается обидеть или оскорбить. Может, есть на кого-нибудь жалоба?

Стоило только удивляться, с какой жадностью и вниманием прислушивались девушки к каждому услышанному слову. Даже вперед чуть подались непроизвольно. Но когда пришла пора отвечать, наиболее высокая из паломниц просто несколько раз качнула отрицательно головой.

Тогда хранитель решил поинтересоваться более конкретно и с явным нажимом:

— Я заметил, что вы здесь что-то осматривали и даже подсвечивали себе. Что-то потеряли?

Опять только отрицательное мотание головой.

— Тогда что вас здесь так заинтересовало? — Вопрос хоть и чисто абстрактный, потому как здесь ничего интересного существовать не могло по сути, но прозвучал строго. Настолько хотелось хоть слово услышать от девушек.

Как ни странно, но и в этот раз они не ответили. Все та же, похоже более старшая и авторитетная, красавица просто чуть пригнулась и ткнула пальчиком в какой-то рисунок. По всем понятиям рисунка на каменной стене просто не могло быть, но там и в самом деле что-то виднелось. А когда ветеран присмотрелся лучше и осознал, что именно там нарисовано, то стал наливаться краской от бешенства и праведного гнева.

— Кто?! Кто посмел это сделать?!

Девушка умудрилась и плечами пожать, и бровями подвигать вопросительно. Причем подобные ужимки показались Крусту до странности знакомыми. Просто в тот самый момент он был весь под впечатлением пошлого рисунка: мужское достоинство с сопутствующими ему атрибутами.

«Кто это мог сделать? Неужели те два парня? За что и получили в нос от возмущенных красавиц, а потом придумали другую причину инцидента. Тогда сразу понятно их нежелание подавать жалобу. Но если это не они? Вдруг эти самые паломницы так побаловаться решили? Ведь никого не поймал на горячем! — Не выпуская своего перекрученного посоха из левой руки, он деловито правой достал из-за пояса небольшой нож, пригнулся и попытался содрать лезвием вульгарное непотребство, — Что за дурацкие шутки? Да что же творится?!»

Рисунок совсем не оказался рисунком! А совершенно иным по цвету, но весьма однородным по составу участком плиты. Словно контуры другого цвета проступили изнутри!

Точно так же в малоприметных местах лабиринта проступали и проступают перед глазами редких счастливчиков легендарные символы-значки. Только те геометрические и художественные обозначения видны в виде неглубокой резьбы по камню и раза в два меньше, тогда как явный рисунок выделялся величиной в ладонь взрослого мужчины. Вдобавок водрузить нечто подобное на собственный герб не осмелится ни один здравомыслящий человек.

Как бы данный казус ни случился и что бы он ни означал, но он отныне существовал и его не смыть и не уничтожить с помощью зубила с молотом. Да и не положено как бы оспаривать то, что решил сам Пантеон показать людям.

Поэтому вновь распрямившийся хранитель прикрыл стену своим балахоном и заверил требовательно взирающих на него девиц:

— Какие только вандалы в святые места не проходят! Но мы обязательно разберемся, отыщем и накажем виновных. А вам я бы посоветовал помалкивать об этом случае и преспокойно продолжать осмотр Пантеона. Всего хорошего! Счастливого дня!

Но паломницы и не пошевелились, чтобы уйти. Мало того, одна из них стала делать вид, что тщательно осматривается, а потом с жутким произношением выдавила:

— Искать виновных!

— Да нет, нам помощников не надо, сами справимся.

Понятно, что задавать вопрос, не видели ли они, кто это сделал, было бессмысленно, это Круст понимал. Но вот коверкающий нормальные слова акцент уже основательно подтолкнул к единственно верной мысли. Слишком много получаюсь совпадений в одежде, поведении и произношении этой троицы с одним человеком. Не говоря уже про ужимки и хитрющие попытки все вытянуть из собеседника, а самому при этом и слова не сказать. Точно так же себя вел недавний, слишком зачастивший сюда паломник. Тот самый, о котором в последние дни велось столько разговоров и пересудов. Оставалось только развеять последние сомнения, и хранитель с терпеливостью опытного учителя младших классов стал вопрошать:

— Насколько я понял — вы из очень-очень дальнего далека? — Расплывчатое пожатие плеч. — Скорее всего, с Пимонских гор на восточной оконечности нашей империи? — Настороженное молчание, — И вы все — сестры? — Первый несмелый кивок, — И здесь в столице разыскиваете своего брата? — Сразу три синхронных кивка, — И зовут его Борей?

— Борис! — с надеждой в голосе воскликнула старшая красавица.

— Не знаю, может, у вас в горах его чуть по иному называют, но здесь он представился Бореем. Вот такого роста, — И хранитель ладонями показал высоту описываемого им парня, его худобу, а также обрисовал словами, как тот выглядит, почему так мал и в каком возрасте стал инвалидом при падении.

В конце этой сценки все девицы завизжали от восторга, запрыгали на месте, словно дикие козы, и чуть не полезли к ветерану целоваться. При этом они радостно восклицали, перебивая друг друга:

— Да, да!

— Это он!

— Борис! Борей!

— Где он!

— Нам надо его срочно увидеть!

— Быстрее!

А вот с того самого момента чем-то еще порадовать паломниц Крусту было нечем. Скорее наоборот. Только вот ни ему, ни остальным коллегам только истерик в самом Пантеоне не хватало. Поэтому он выставил правую ладонь вперед и стал строго шикать на расшумевшихся красавиц:

— Тихо! Тихо! Здесь нельзя так голосить! Остыньте! И если хотите знать, где Борей остановился…

— Хотим!

— Хотим!

— Хотим!

— …то следуйте за мной, я проведу. По счастливой случайности именно я и поселил Борея в южную пейчеру к своему старому приятелю Емляну. Э-э-э… может, помочь?

Он весьма удивился, как девицы лихо помогают друг дружке собраться, накинуть на спины рюкзаки, закрепить те оригинальными затяжками и ремнями и оправить широкополые плащи накидки. При этом жестами давая понять, что ни в какой помощи не нуждаются.

— Ладно, тогда идите за мной, выведу вас к выходу самой короткой дорогой. А уже там посмотрю для вас какого-нибудь провожатого до нужной пейчеры. Может, и сам проведу, если все спокойно.

Они уже вышли в зал, и зрачки у девушек забегали в глазницах с утроенной скоростью.

Опасаясь, что красавицы заработают косоглазие или споткнутся о встречных паломников, Круст немного снизил скорость.

— Что, еще здесь не были?

— Угу.

— Нуда, с самого утра вы как раз сюда по восточным анфиладам и успели добраться.

А здесь самые величественные залы.

Девицы шли за ним дисциплинированной цепочкой, рассматривая красоты выпученными глазами, и продолжали «угукать» от восторга. И от их реакции на увиденное в голову приходили вполне логичные мысли: «Кажется, они еще более дикие, чем их братец. Полдня шататься по Пантеону, отыскать пошлый, пусть и уникальный рисунок, но не слишком спешить в самые светлые и знаменитые залы — это уму непостижимо. И на расправу они скоры, кулаком готовы любого встречного приветить. Кстати, кто из них так любит драться? — Хранитель оглянулся, присматриваясь, с какой легкостью девушки продолжают движение с тяжеленными рюкзаками, — Выносливые! Похоже, они все обучены себя защищать с младенчества. Недаром Борей утверждал, что его сестры великие фехтовальщицы. По словам Мансаны, он и про злость сестричек упоминал. Хм! А ведь в пейчерах не трагедия со слезами может произойти, а фирменный скандал с побоищем. Попробуй таким дикаркам объясни, почему братца не уберегли! Да еще инвалида покалеченного. Придется и в самом деле лично вести их туда и уже на месте сделать так, чтобы не сразу вся правда раскрылась. Пусть они сами вначале денек обживутся, с дороги успокоятся, да и мы с Емляном их морально подготовим, момент должный выберем».

Вот с такими мыслями один из старших хранителей и привел паломниц к выходам из кургана. И уже там решил коротко переговорить с коллегами, предупреждая о своем отсутствии. Пока обменивался несколькими фразами, троица красавиц ушла вперед, остановилась на вершине лестницы, ведущей в город, и принялась с такой интенсивностью и восторгом обмениваться мнениями и впечатлениями о панораме, что совершенно забыла про чужие уши. Так что Крусту удалось довольно много подслушать и вполне сносно понять той жуткий горный выговор, которыми пользовались уроженки Пимонских гор.

— Это сказка! Я своим глазам не могу поверить!

— Одной себе я бы тоже не поверила! Хорошо, что нас трое!..

— И воздух! Вы чувствуете, какой он необычный?

— Да здесь все необычно! Кто бы мог подумать, что тут такие дома, стены…

— Да! Красотища!

— Только вот куда Борька подевался? — чуть не рычала от злости самая старшая девица, — Уж мог бы время рассчитать да нас встретить как положено!

— Ха! От таких красот у кого угодно мозги свихнутся, — фыркнула одна из сестриц, — Небось обо всем на свете забыл да по крепостным стенам лазит.

— Сомневаюсь, он стал более ответственный, — заступилась за брата третья девушка. — Скорее, он приболеть мог.

— Тогда его счастье! Иначе я ему рога обломаю! — пригрозила самая старшая сестра.

Услышав такое резкое и жутко негуманное высказывание, хранитель сочувственно поежился: «Ну и семейку имел парень».

Затем громко кашлянул, привлекая к себе внимание и опасаясь, чтобы его не обвинили в подслушивании:

— Ну вот, провожу вас лично, хотя времени мне выделили очень мало. Так что поторопимся!

Ему показалось хорошей идеей вымотать паломниц на последнем отрезке пути в южную пейчеру. Тогда агрессивность наверняка пойдет на убыль, и всяко легче будет с дикими горянками договориться, если они вдруг задумают затеять бучу.

Затея удалась лишь наполовину: девушки учащенно дышали после преодоления отрезка, но всех сил не растратили. Скорее, возникало подозрение, что они просто хорошенько разогрелись. Зато повезло в другом: Емлян оказался на месте. А уж старого боевого побратима он понимал с полуслова и с полу жеста.

— Принимай гостей! — еще не доходя до стойки, начал восклицать хранитель, — Тем более что Борей об их прибытии давно предупреждал. Вот, три его сестры. Прибыли сегодня с Пимонских гор. Думаю, что денек им вначале отдохнуть надо, успокоиться, а уже только потом вводить в курс дел и наших местных событий. Куда их будешь устраивать?

Владелец гостиницы степенно наклонил голову, рассматривая замерших красавиц, затем пригладил волосы над ушами и словно в раздумье стал перечислять:

— Могу дать номер с тремя кроватями, могу два отдельных, а могу и в комнату Борея пустить. Если хотят, пусть в его номере обустроятся, а дальше видно будет. Кровать там огромная. Но при желании и для каждой…

— Нет! — перебила его старшая сестра довольно решительно. — Заселяемся в его комнату. Пока.

— Тоже верно, — покивал Емлян, внимательно следя за мимикой стоящего чуть поодаль боевого побратима. — Можете и поспать с дальней дороги. Как вас зовут?

— Меня Мария. Их — Вера и Катерина.

— О-о! Весьма редкие имена. Давно не встречал, — признался Емлян.

После чего, словно не в силах бороться с собственной ленью, отправился к массивному шкафу внутри огороженного стойкой пространства и достал из него ключ с цифрой «восемь»:

— Только не потеряйте! Второй только у Борея.

— А где он сам? — с пристрастием спросила Мария.

Круст пальцами показал идущего человечка.

— Ушел куда-то.

— И давно?

Хозяин гостиницы явно страдал косоглазием, было не понять, куда же он смотрит.

— Давненько, — Он уловил еще один жест-подсказку, — Кстати, обед еще не закончился, можете разложить вещи и вернуться в харчевню.

— А что с оплатой номера? — продолжала уточнять старшая девушка. Хотя ее произношение и странные окончания заставляли очень напрягаться в понимании сути вопросов.

— С оплатой? Борей мне заплатил сразу за три рудни. Так что еще полторы рудни можете жить спокойно.

Создалось впечатление, что девушки не умеют считать, настолько они сосредоточенно и усиленно переваривали последнюю информацию. Как итог, старшая, видимо имевшая на это право, строго спросила:

— Чем он расплачивался?

— Заозерским пятаком, — скривился хозяин гостиницы.

— Можете показать, каким именно?

Довольно странная просьба, и в любом другом случае ветеран бы ответил отказом на такую просьбу. Но тут обстоятельства были слишком скользкими, поэтому он с кряхтеньем метнулся в свою подсобку и вынес пятак. Судя потому, как округлились глаза у девушек, они явно заподозрили, что их маленького братика объегорили по полной программе, поэтому тут же последовали чистосердечные пояснения:

— В других местах бы ему дали на одну пятую серебра меньше или поселили бы всего на две рудни, — Чуть помолчал и добавил: — Еще два пятака Борей разменял для повседневных расходов.

От такой мены уроженки гор странно скривились, но, кажется, она их вполне устроила. А из оставшихся вопросов вырвался только один, странный и многословный:

— Рукописи? Книги? Знания?

Емлян подвигал бровями, словно припоминая:

— Насколько я знаю, Борей покупал и книги, и атласы, и рисовальные принадлежности для сестер. Так что все лежит в номере. Я бы сам проводил, да здесь некого оставить, все домочадцы на обед разбежались. Так что, Круст, — он заметил, что хранитель утвердительно опустил веки, и передал ему ключ, — проводи девушек, окажи услугу старому немощному ветерану.

Тот лишь крякнул от такой напраслины, прекрасно догадываясь, что Емлян уже готовит себя на роль замученного невзгодами и дряхлостью плакальщика. Если уж на то пошло, то услышать от такого человека печальную весть гораздо предпочтительнее, чем от кого-то молодого и пышущего здоровьем.

Поэтому больше не стал задерживаться, а быстро увел гостей во внутренние коридоры, на ходу лишь махнув рукой в сторону харчевни:

— Там столуются обитатели пейчеры. — Открыв номер и припомнив рассказ, как тут осматривался Борей, указал на предметы мебели, перечисляя их, и отдельно показал на пластины, поочередно нажимая их и регулируя освещение: — Люмен! У нас в столице используется повсеместно! — Затем несколько ошарашенно присмотрелся к заметавшимся по комнате девицам, которые с восклицаниями осматривали каждую вещь своего братца, и только после этого стал прощаться: — Все, до скорого! Постараюсь вечером заскочить! — И, уже закрывая за собой дверь, добавил из коридора: — Если будет повод зайти!

Возле харчевни он столкнулся с поджидающим его Емляном. Тот выглядел рассерженным и взвинченным.

— Еле удалось эту несносную Мансану успокоить и заставить сидеть на месте. Думал, привязывать придется, настолько она разум потеряла. Все в слезах порывалась бежать к этим девицам и вымаливать у них прощения. До сих пор только себя винит в этом несчастье.

— Вообще ее лучше на весь день домой отправить. А уже завтра, когда ты этих сестричек деликатно введешь в курс дела…

— Ох! Не нравятся мне их пронизывающие взгляды и пристрастие к скользким вопросам, — признался хозяин гостиницы, прикладывая ладонь к груди в районе сердца, — Такое впечатление, что они малого братца совсем не любили, но как только правду о его гибели узнают, начнут все вокруг ломать, жечь и резать. Какие-то они…

— Дикие-дикие?

— Если не хуже! Так что, дружище, и тебе придется мне завтра в объяснениях помогать. Супругу в это втягивать не хочу, а сам могу и не справиться. И не вздумай отнекиваться!..

Круст покривился, но сразу и вздохнул с согласием:

— Ладно, отпрошусь я завтра с самого утра и во время завтрака нагряну. Раз уж свела нас судьба с этим парнем, окажем его родственникам последнюю услугу.

Оба двинулись к выходу из гостиницы, и Емлян показал головой на внутренние коридоры:

— А как они к его вещам отнеслись?

— Да нормально. Сразу все знакомое выделили и отдельно новые вещи рассмотрели, уже здесь купленные. Такое впечатление, что это лично они его в дальнюю дорогу собирали.

— О-хо-хо! Тем хуже получается: вдруг они его и любили хоть немножко? Кто этих горцев необузданных знает!

— Ничего, в крайнем случае и в самом деле свяжем. Да и вашшуну постараюсь с собой прихватить. Уж она точно поможет девочек успокоить.

Только при упоминании о вашшуне старый ветеран успокоился и хмыкнул с вернувшимся оптимизмом:

— Вот тогда уже точно справимся!

Глава вторая

ГОНКИ СО ВРЕМЕНЕМ

Весь дальний путь в родную Лаповку я проделал в нервном раздражении и жутком недовольстве. Меня преследовало предчувствие, что я страшно опаздываю и могу не успеть вовремя к месту событий. Только и помогали, что логические рассуждения да скрупулезная расстановка известных мне фактов по полочкам. А когда картина становилась целостной, мои вещие опасения казались ничего не значащим вымыслом.

Да и куда я мог не успеть?

Во-первых, как бы я ни спешил, то, даже умея телепортироваться с места на место, не успел бы остановить девчонок от преднамеренного путешествия в мир Трехщитья. Наверняка они заранее перебрались в Дикий мир и уже там ждали последней оговоренной для моего возвращения минуты. А так как я не вернулся, то Машка скомандует «Старт!» даже в том случае, если прыгать придется в бурлящий вулкан. Она и так долго не могла успокоиться, вынужденно отдав пальму первопроходца новых миров в мои слабенькие ручки.

Во-вторых, моим подругам в новом мире ничего не грозило. В этом я старался убеждать себя ежечасно и ежеминутно. Самые страшные создания того мира — людоеды — зроаки до них не доберутся. Предерзкие зловонные кречи тоже их похитить не смогут. Мои отлично натренированные, физически совершенные подруги хоть и женщины, но уж никак не весят, словно ребенок до десяти, максимум одиннадцати лет. Кто еще им мог угрожать? Страшные колдуньи вашшуны, насколько я смог понять, на женщин никакого негативного влияния не оказывают. Во всех остальных случаях столица империи смотрелась ничем не страшнее нашей деревни Лаповки или города, в котором мы проживали все остальное время.

Конечно, имелись вполне обоснованные опасения, что мои подруги что-то не так скажут, что-то не так сделают, ввяжутся в какой-либо скандал и их элементарно запрут в какую-нибудь каталажку. Но в любом случае короткое лишение свободы ничем смертельным не грозит, скорее и на пользу пойдет некоторым. А уж со своими связями, знакомствами, талантами и «денежными средствами» я любую проблему в самом Рушатроне решу не напрягаясь. Опять-таки если в самый первый момент нашей встречи вдруг не станет известно о моей любовной связи с Мансаной. Что-то я слишком опасался этого момента и никак не мог докопаться до причин такого опасения. Вроде и ничего страшного или постыдного, но как представлю несущуюся на меня со своей рапирой Машку, так сразу плохо становится и ноги подкашиваются. К чему бы это?

Ну и в-третьих, спешить мне никак не следовало по одному простому, очевидному размышлению: выхода обратно на Землю в Рушатроне, а то и во всем тамошнем мире может и не оказаться. При всей несуразной многочисленности символов в лабиринтах Сияющего кургана ни один из них не подвластен простому человеку, а рискнуть и вновь отправиться в замок людоедов ради сомнительного шанса вернуться домой — такое я даже гипотетически представить себе не мог. Меня сразу начинало трясти и лихорадить при одном только упоминании о людоедах.

Поэтому сразу и бесповоротно я вполне сознательно решил: на Землю нам больше вернуться не удастся. Ни мне, ни девчонкам. Значит, следовало взять с собой в мир Трехщитья как можно больше ценного, необходимого и полезного, а взамен оставить у наших родственников твердую уверенность в нашей целостности, безопасности и счастливом существовании. Никогда не забуду тот траур и печаль, которые окутали род Ивлаевых после гибели нашего друга детства Димочки и его родителей. Так что повторного горя ни для кого не хотелось. Пусть уж лучше считают нас предателями, черствыми и бесчеловечными негодниками, неблагодарными чадами, чем сомневаются в нашей жизнедеятельности. Несколько фантастических задумок на эту тему у меня имелось, да и реалии иных миров могли подсказать что угодно.

О своих вещах я тоже не переживал: еще как минимум неделя у меня в пейчере проплачена, и за это время ни одна живая душа в моих вещах копаться не посмеет. Вот была у меня в этом твердая уверенность, была. Да и потом, после истечения сроков оплаты Емлян не сразу отыщет запасной ключ и допустит внутрь членов своей семьи. Потому что о моем пленении и вытекающей из этого факта гибели никто и не догадывается. Вряд ли кто видел, как меня в сумерках с почти безлюдной улицы похитили подлые кречи, а если кто и видел, то будут укорять неизвестную мамашу-ротозейку, не уследившую за сбежавшим из дому ребенком. Связать похищение мальца со взрослым обитателем южной пейчеры никто и никогда не удосужится.

То есть меня наверняка ненавязчиво ищут или попросту ждут скорого возвращения. А так как я никому не должен, то скорее даже не ищут. Ну разве что Мансана изводится.

При воспоминаниях о девушке, открыто возжелавшей связать со мной свое семейное будущее, у меня сладко щемило на сердце и тревожно сосало под ложечкой. Вряд ли у нас что-то путное получится, но в любом случае все интимные разборки следует отложить до момента моего возвращения в Рушатрон.

Но еще больше меня волновали в моих мыслях воспоминания о волшебстве нового мира. Я его помнил отлично, ощущал каждой клеточкой тела, не мог искоренить из сознания. И самое важное: я верил в это волшебство. А значит, следовало возвращаться в Трехщитье в любом случае.

Хотя в то же время и понимал прекрасно: легко не будет. Одни воспоминания о глотании щитов могли вывернуть наизнанку любого человека. А уж о том, как мне промывали желудок, благодаря чему меня спасли в больнице Черкасс, — об этом даже подумать страшно. Просто чудо, что я оказался без сознания и добрые врачи чисто случайно меня спасли. Но где-то в глубине души и сожаление оставалось: так близко был от возможной победы над злой судьбой, и все сорвалось. По большому счету я готов опять, сию минуту проглотить этот мерзкий кусок кожи, настолько сильно, настолько жутко мне хотелось стать здоровым, рослым и сильным! Так почему бы не помечтать о скором будущем?

Вдруг мне и в самом деле удастся купить первый щит, проглотить его и впоследствии выздороветь? Да еще и стать при этом вполне нормальным мужчиной среднего роста? Да что там среднего, согласен и чуть ниже среднего! Даже чуть ниже нормального! Ха! Да тогда я стану самым счастливым человеком во Вселенной! И ради такого выздоровления готов без сомнений покинуть Землю на веки вечные.

Кстати, новый как бы повод для расставания с родителями.

Вот только поверят ли они?

А дорога проносилась подо мной и оставалась сзади длинными километрами асфальта. Мои спасители и благодетели вели себя весьма нейтрально: Геннадий топтал педаль акселератора, а его Зоечка то и дело ставила диск с новыми записями.

Расстались мы поздним вечером на автобусной станции маленького городка, после того как я получил на почте деньги, пересланные родителями, и восполнил денежные потери, понесенные парочкой из-за моих пертурбаций со здоровьем и последующими дорожными перемещениями.

Понятно, что ни Зоя, ни Геннадий полными глупцами или богатыми альтруистами не оказались, деньги взяли и, тепло со мной распрощавшись, укатили по дороге дальше к своей цели. А я остался на развилке двух магистралей, откуда через час отправлялся и мой автобус, почти довозящий до самой Лаповки. Но перебирая в кармане жалкие остатки мелочи, пожалуй, впервые в жизни задумался на тему приличных заработков. Причем не собственных заработков, а тех, которые имели мои родители. Хватит ли им средств, когда они станут старенькими? Смогут ли им помочь остальные родственники? Не поставят ли в укор отсутствие единственного сына, который и должен по гуманитарным меркам всячески поддерживать давших ему жизнь людей на закате их существования?

И так мне это разбередило душу, что вдруг в голову пришла сумасбродная идея: а что, если и отца с мамой забрать в мир Трехщитья? Реально? Еще как! Только и сложностей, что заставить поверить в существование иных миров. Ну и как в них не поверить, если можно пощупать собственными руками? А там пробный шаг в Дикий мир и…

Сорвался с места и побежал искать телефон-автомат. Для одного солидного звонка должно вполне хватить оставшихся денег. Вариантов моего звонка было много: родители могли просто спать в деревенском доме и мобильная связь их не достанет. Могли сорваться в дорогу и уехать сегодня, в субботу, хотя и обещали быть в Лаповке еще целое воскресенье. Вот как раз этот вариант меня больше всего и взволновал, не хватало нам только разминуться! Зато на магистрали отличная связь. Лишь бы мама не дремала в пути и ответила, а то отец ночью так гонит, что на пиликанье мобильника не отвлекается принципиально.

Повезло дважды. Родители были на магистрали, но в город пока не ехали. Наоборот, возвращались в деревню для последней ночевки. Все-таки решили меня дождаться и переговорить о последних моих путешествиях. С этого моя матушка и начала:

— Боренька? Ты все еще в пути?

— Да, мамульчик. Буду в Лаповке только на рассвете. И мне очень нужно с вами встретиться и переговорить.

— И у нас взаимная тяга к разговорам. Родственное, наверное.

— Не сомневаюсь. Значит, утром я вас бужу на завтрак?

— Да нет, — решительно возразила мать, — это мы утром тебя встретим на магистрали и сразу подбросим домой к готовому завтраку. Небось отощал в своих путешествиях?

Я прислушался к собственному желудку, который сразу напомнил о голоде тигриным урчанием, и чуть не подавился нахлынувшей в рот слюной.

— Кхе, кхе. Отощал не отощал, но сейчас бы литровую банку сгущенки выпил не отрываясь.

— Так деньги у тебя еще остались? — заволновалась родительница. — Купи себе хоть чего-то пожевать.

— Тогда до завтра! — успел выкрикнуть я, решив ни в коем случае не бросать последние монетки в телефон-автомат.

После чего поспешил в некое подобие киоска, в котором торговали жвачками, сигаретами, пивом и водкой. Ничего этого мне и даром было не надо, но другого на этой автобусной станции, видимо, никогда не продадут по умолчанию. А кушать хотелось все сильнее, поэтому я заглянул в маленькое оконце, пытаясь рассмотреть опухшее от беспробудной пьянки лицо продавца:

— Эй, парень, а из еды у тебя что-либо есть?

Оказалось, что и такая роскошь имеется, хоть и не пылится за стеклом с решетками. Но вся суть упиралась в наличность, и про разносолы пришлось забыть сразу. Только и получалось: могу купить либо небольшую колбаску докторской в четыреста граммов, либо две буханки серого хлеба. Причем хлеб оказался черствым и твердоватым. Глаза мои жадно пожирали аппетитную колбаску, а здравый рассудок взял под контроль непослушные губы:

— Две буханки. В кулек!

То есть получилось, что в автобус я таки уселся с какимникаким, но багажом. Да и то от такого мизера водитель недоуменно свел брови на переносице. Билет он проверял слишком уж придирчиво, да и от вопроса не удержался:

— В Лаповку, говоришь? А чего сам-то едешь, малой, без родителей?

— Я вам не малой! — постарался отвечать я баском, — Мне уже восемнадцать. А что ростом не удался, так это еще не повод над калечным посмеиваться.

— Да ладно, извини, — прищурился как-то слишком оценивающе водитель автобуса, возвращая мне билет, — Мне просто по роду работы положено о пассажирах беспокоиться. Вон в Лаповке утром еще темно будет, кто тебя встретит?

— Я сам кого угодно встретить могу! — почти нагрубил я в раздражении.

Уселся я почти на самых задах, ибо две трети мест пустовало. И моя рука сразу, непроизвольно потянулась в кулек. Отщипывал небольшой кусочек, старался неспешно подносить его ко рту и наблюдал за остальными пассажирами. Дел ко мне ни у кого не было, а когда минут через десять тронулись в путь, то вообще большинство попутчиков сразу стали готовиться ко сну. Разве что некоторые еще бродили, выбирая место получше, или общались с водителем. А моя рука заработала с утроенной скоростью. Давно мне такой вкусный хлеб не попадался! Не иначе как местные хлебопеки смело могут выигрывать любые конкурсы на самую ароматную буханку года.

Как оказалось, я отныне тоже могу участвовать в конкурсе на скоростное поедание хлебобулочных изделий. Не прошло и получаса, как моя рука с раздражением уже выгребала последние крошки из кулька. Кушать стало нечего! Зато взамен так захотелось пить, что напала икота. Причем так серьезно напала, зверски. Прям хоть волком вой.

Хорошо еще, что добрые люди не перевелись в юдоли нашей славянской. С заднего сиденья из-за моей спины послышался сочувствующий женский голос:

— Почто хлеб всухомятку ешь? — И как только рассмотрела? Скорее всего, видела меня у киоска, — Аль запить нечем?

— А вот и нечем, — оглянулся я, — тетушка. Поиздержался в пути совсем.

— Эк ты разъикался, болезный. Так всех перебудишь.

— А что делать?..

— Коль хочешь, милок, чаем угощу горячим из термоса. Больше у меня ничего из питья нет.

— О! Да мне даже как-то неудобно напрашиваться, — забормотал я, но тетка уже села со мной рядом со своей сумкой и стала доставать термос.

— Чего тут скромничать, дело житейское. Да и должны люди помогать друг другу. Вот, пей на здоровье! На травах, сама заваривала! И лист брусничный, и малиновый, и мята лесная со зверобоем.

Мне и в самом деле в нос ударил такой букет запахов, что я не сдержал удивленного мычания. Хотя как только начал пить не совсем уж горячий чай, мне вдруг показалось, что я заглатываю в себя змею. Картинка показалась настолько явственной, что я дернулся, икнул и пролил себе на грудь угощение.

— Да что это с тобой? — забеспокоилась тетка. — Сделай сразу несколько больших глотков, икота сразу пройдет.

Подумалось, как я буду выглядеть в глазах попутчицы, если стану плести о какой-то змее. Я прикрыл глаза и в самом деле сделал несколько больших глотков, утешая себя мыслями, что мне мерещатся кошмарные воспоминания той минуты, когда меня силком заставляли проглотить первые шиты. От таких воспоминаний поневоле шизофреником станешь.

Но цель оказалась достигнута, икота прошла, и я с облегчением откинулся на спинку сиденья.

— Спасибо огромное!

Но тетка попалась из тех живчиков, которым в дороге не спится, и теперь она ожидала ответной благодарности за свой чай в виде разговора. Причем вопросами она меня засыпала несколько странными: как мне живется с таким росточком, как вижу свое будущее, не мечтаю ли стать артистом и как вообще отношусь к идее хорошо заработать на ниве цирковых выступлений.

Вначале я хихикал и отшучивался, потом мне стало такое внимание надоедать, а потом на меня вдруг навалилась такая дремотная апатия, что я совершенно перестал отвечать и почти не осознавал, что происходит. Только потом припомнил, что тетка ходила к водителю пару раз да после этого чуть ли не силком вновь пыталась меня напоить чаем. И опять видение проглатываемой змеи заставило меня непроизвольно сопротивляться, отказываясь от лишнего угощения.

А потом мы стали выходить. Краешком сознания я понимал, что до Лаповки автобус еще не доехал, но вот все остальное тело мне уже не подчинялось. Словно сомнамбулу, тетка вывела меня из автобуса, тот уехал, и мы остались вдвоем на ночной и пустынной магистрали. Но тут же моя попутчица резво схватила меня за руку и насильно поволокла по обычной грунтовке в сторону ближайшего леса. Несмотря на свежий и довольно таки бодрящий ветерок, осознание действительности и чувства осязания ко мне так толком и не вернулись. Как и моя хваленая сообразительность. Апатия, кажется, добралась и до последнего уголка моего сознания, которое продолжало бороться и пыталось что-то зафиксировать в памяти, потому что толстенные деревья — это было последнее, что я помнил.

Очнулся от луча яркого света, бьющего мне в приподнятое чьими-то пальцами веко. Дернулся всем телом и сразу услышал мужской голос:

— Глянь, шевелиться начал коротышка!

— Потому что не всю порцию выпил, — отозвался знакомый теткин голос. — А добавку так вообще расплескал.

— Соображаловки у тебя нет, Ефремовна! — стал сердиться мужчина. — Учишь тебя, учишь!.. На его массу тела и одной кружки с лихвой хватает. Помереть ведь мог!

— Так ведь не помер!

— Это у него реакции только остались. От такой дозы он теперь еще часа два валяться будет.

— Да какая разница? — недоумевала тетка. — Живой, да и ладно. Плати — и я пошла себе. Больно надо задерживаться.

— Э-э, нет! Пока шеф лично товар не осмотрит, ни о каком расчете и речи быть не может. Вдруг он глухонемой? Или вообще работать откажется?

— Что ты мелешь?! — сразу повысила тон Ефремовна. — Когда это я глухонемого подсовывала?

Началась самая обычная ругань из одной ненормативной лексики. Но у меня волосы встали на голове дыбом не по этой причине. Ситуация слишком уж напоминала ту, при которой выкравший меня из Рушатрона кречи торговался со зроаком на стенах крепости Дефосс. Там тоже хотели деньги сразу, но без управляющего торг был неуместен. Так выходит, что я и сейчас попал в нечто подобное?!

Слышал о таком! Читал! Но чтобы самому в такое дерьмо нляпаться?! Кошмар!

Неужели меня опять захватили в некое подобие рабства?

Пришлось напрячь все отупевшие после отравы извилины мозга и фильтровать каждое услышанное слово. Хоть одно радовало: меня кушать не собирались! Использовать на запасные органы — тоже. Убивать ради развлечения — тоже не желали. А вот использовать в не ком развлечении — скорее всего, попробуют. И не просто временно, а с явной мотивацией привлечь меня к работе на постоянной, практически добровольной основе. Потому что, судя по всему, некоей частной цирковой труппе срочно требовались карлики и недоростки для выступлений на подпольных креативах.

Вскоре голоса стихли, куда-то удалившись, а я попытался встать на ноги и дать деру. Мягко говоря, фиг что получилось. Сесть-то я еще смог, как и осознать себя несвязанным, а вот дальше этого дело не шло. Все тело казалось словно напичканным ватой. Причем ватой болезненной и неприятно колющей. В любом случае следовало вылежаться и набраться хоть немножечко сил. Раз они меня принимают за слабака, то пусть так и думают, мне главное — ноги как следует прочувствовать.

Обратил я внимание и на разухабистую музыку, доносящуюся вперемежку с гомоном пьяных голосов. Где-то неподалеку явно гуляла лихая свадьба или нечто подобное. То есть вокруг меня однозначно людские поселения, а не глухой, дремучий лес.

Но не успел я вновь улечься в прежнюю позу, как ко мне пожаловали посетители. Все та же переругивающаяся пара и сам шеф собственной персоной. Даже глаз открывать не пришлось, достаточно было услышать скрипучий, повелительный голос:

— Док, вколи ему чего взбадривающего!

Его помощник-мужчина без единого слова выполнил приказ, и я постарался не дергаться, когда игла мне вонзилась в плечо.

— Когда он очнется?

— Минута-полторы, — выдал информацию странный представитель здравоохранения.

А я про себя стал отсчитывать секунды. Когда досчитал до сотни, довольно правдиво сыграл возвращение в сознание. Вздрогнул, открыл глаза, осмотрелся с подозрением и спросил:

— Где это я? — Складывалось впечатление, что во внутренностях какого-то битком набитого реквизитами сарая.

— Дома, — вполне ласково ответил мужик, на лице которого из-за буйной растительности только глаза и просматривались. Вылитый орангутанг! Да и фигурой он на этого обитателя джунглей смахивал один к одному.

— А вы кто такие? — прочистил я окончательно горло вторым вопросом.

— Вот это уже от тебя зависит. Можем стать твоими родными и близкими, а можем рассердиться твоему непослушанию и…

— Мне ближе родственники, — перебил я его деловито, чувствуя, как с покалыванием в пальцах мои ноги обретают чувствительность.

— Ха! Да ты вполне себе адекватный и понимающий парень! — обрадовался бородатый шеф, — Мне такие нравятся.

— А я вообще от себя в восторге! — похвастался я с улыбкой.

Играть так играть! Если уж от зроаков ушел, то от наших родных славянских циркачей тем более сбегу!

Только и пожалел мимолетно о том, что опять у меня на пути вдруг возникают непредвиденные задержки. Да о том затосковал, что родители напрасно будут ждать в предрассветном тумане останавливающийся автобус. Но последнюю неприятность легко исправить. Достаточно только добраться до мобильного телефона.

Глава третья

ЕХАЛ СЕБЕ, НИКОГО НЕ ТРОГАЛ…

Кажется, с первых фраз нашего разговора шеф данной шарашки опознал меня вполне лояльным и готовым на все работником. Хотя вопросами засыпал с головой.

— Как тебя зовут?

— Саша Резченко.

— Может, и «погоняло» у тебя похожее?

— Ага! Все друзья Резким кличут. Дальше мне пришлось дотошно пояснять, что кличка ко мне прилипла такая с детства за ленивость и редкую прожорливость. Коснулись причины маленького роста, соврал, что все в роду такие. Стали выяснять мои умения: плел правду, что особых не имею, зато очень талантливый и очень способный. Про родственников признался, что ждут и волнуются, но в то же время дали мне полную свободу в действиях и выборе собственной стези в жизни.

После чего орангутанг перешел к деловой части:

— Заработать хочешь?

— Очень хочу. Но сколько? И что надо делать?

— Нам в труппу позарез нужен карлик, ну а твой заработок будет напрямую зависеть от исполненных номеров во время выступлений. Чем рискованней номер, тем больше получаешь. Вплоть до ста баксов за ночь. А при хороших заказчиках и все двести.

— Согласен, — просто ответил я, напуская на лицо самое плотоядное выражение.

— Чего это ты? — вдруг возмутилась тщательно прислушивавшаяся тетка. — А мне в автобусе совсем другое говорил!

— Ха! — воскликнул я с издевкой. — С каких это пор настоящие менеджеры передачи «Алло, мы ищем таланты!» стали на таких затрапезных маршрутах подрабатывать?

По-другому пока я за свое похищение отомстить не мог, но шефу и доктору моя отповедь понравилась. Они оскалились:

— Лихо!

— Видать, шутить любишь?

— Еще бы! От моих шуток ушки прекрасных дам сворачиваются трубочкой, чем мужчины и пользуются, говоря всякие гадости и держась за эти трубочки.

Оба мужика теперь хохотнули от всей души, а орангутанг похвально хлопнул своими огромными ладонями:

— Так и знал! Ты словно рожден быть клоуном. Хочешь попробовать? Причем если получится у тебя аккомпанировать нашему мэтру, то уже сегодня получишь первую зарплату. Выступление через час-полтора.

Я чистосердечно удивился:

— А сейчас сколько?

— Далеко за полночь. Но ведь это не важно. Ибо! — Шеф поднял вверх свой корявый палец и выдал философскую притчу: — Артисты выступают не когда им хочется, а когда в них нуждаются! — после чего замер, прислушиваясь к доносящимся шумам, и стал торопиться: — Значит, согласен?

— Без сомнения!

— Но учти, Резкий, пока не войдешь в полное доверие, за тобой будут присматривать, и сбежать тебе не удастся. Охранники сразу ноги переломают.

Хоть как эти слова ни звучали угрожающе, я постарался бесшабашно фыркнуть:

— Никогда не убегал от сытной кормушки! Только и у меня есть три требования.

— Сколько?! — Тон орангутанга стал еще более угрожающим.

— Всего лишь три, — стараясь не вздрогнуть, стал перечислять я, загибая пальцы. — Дайте мне пожрать вначале, потом десять баксов в виде аванса и, наконец, телефон для одного звонка. А то опять родители шум подымут, меня не дождавшись.

Казалось бы, вопрос с телефоном мог оказаться самым проблемным, но шеф решил его первым. Просто молча достал телефон и протянул мне. Но когда я стал набирать номер, к моему лицу приблизился огромный, покрытый черными волосами кулачище и раздался подрагивающий от угрозы голос:

— Вот сейчас тебя слегка и проверим!..

Но я и так догадывался, что подобные шутки с моей стороны не прокатят. Родители мне все равно помочь не смогут, а голова моя треснет после первого же удара. Если уж в эту труппу не боятся людей похищать, то нравы здесь царят более чем жестокие.

Поэтому говорил просто и без всяких затей:

— Ма, извини, что разбудил. Но меня встречать не надо. Я тут работу себе нашел, если понравится, могу и надолго задержаться.

— Но у тебя все в порядке? — сразу напряглась мать.

— Ха! Естественно! Чуть позже перезвоню и похвастаюсь новой работой более подробно. Папе привет!

После чего вернул телефон, но руку оставил протянутой:

— Где мой червонец баксов?

— Нет при себе! — вызверился орангутанг.

Но иного ждать не приходилось.

— Тогда хоть пожрать чего-то дайте! А то прямо тошнит от голода.

Шеф мотнул своей косматой головой и, отправляясь к выходу, буркнул:

— Док, отведи Резкого к мэтру, пусть его подготовит к выступлению да накормит попутно. А ты, Ефремовна, пройди ко мне!

Довольная тетка тут же помчалась следом за орангутангом. При этом она премерзко виляла задом и что-то рассказывала льстивым голосом, ожидая щедрой подачки за проданного ею человека.

Видать, что-то в моем взгляде проклюнулось с особой зверской ненавистью, потому что док нахмурился и забеспокоился:

— Да ты никак на Ефремовну обозлился?

— А как же! Ей вон сразу заплатят, а мне даже чирика в аванс не дали! — пришлось мне выкручиваться с деланой обидой.

— Да ты не сомневайся, шеф у нас щедрый! Не обидит, — наущал мой провожатый, с некоторым успокоением подталкивая за плечи к выходу, — Почему ползешь? Плохо себя чувствуешь?

— Да ноги как ватные, — соврал я. Хотя уже в данный момент был готов припустить с самой максимальной скоростью. Лишь бы возможность для побега представилась.

— Ничего, еще пол часика — и все пройдет. Так что на арене сможешь и кувыркаться, и плясать, и что твоя душенька пожелает. Конечно, после согласования с мэтром.

— Ух, солидно звучит, — поддакнул я, пытаясь тем временем рассмотреть окружающие нас территории, — Он что, такой старый?

— Ха-ха! Не то слово! — развеселился док. — С него уже песок сыпется! Сейчас сам увидишь.

Оказалось, что мы не в сарае находились, а в будке огромного рефрижератора. Тот стоял на дальних задворках какого-то поместья, огороженного высоченным забором. Причем забор освещался прожекторами, и даже вскарабкаться по нему такому недорослю, как я, было бы и в теории невозможно. Сама центральная усадьба вообще искрилась разноцветными огнями, переливалось сполохами и гирляндами, и оттуда как раз неслись та самая музыка и шум веселящейся дискотечной тусовки.

А прямо на лугу возвышался вполне аккуратненький и милый, словно сошедший со средневековых рисунков, цирковой шатер. Небольших размеров и не слишком высокий, как представлялось по современным понятиям, он и внутри выглядел несколько нестандартно: манеж вдавался в боковую стенку, а трибуны для зрителей располагались всего в одну треть круга. То есть мест хватало лишь на две, максимум две с половиной сотни посетителей. «Домашний цирк», не иначе!

Не совсем вежливо док протолкнул меня в помещения под трибунами и заорал еще издалека:

— Ленька! Тут тебе шеф помощника прислал! Парню во-семнадцать лет, но роль карлика словно под него сшита. Готовь к выступлению! — Мы вошли в некое подобие гримерной, где копошилась одетая в клоунский балахон фигура. — И покорми малого, с дороги он. Зовут его Резкий, пока стажируется у тебя, — Уже поворачиваясь уходить, со смешком добавил: — Он считает, что все мэтры старые и дряхлые. Точно как ты!

Его смех еще долго слышался в этой гримерной, а я стоял и с немым ужасом пытался рассмотреть и понять суть стоящего передо мной человека. Скорее всего, он был молод, об этом и гладкая шея говорила, и розовая кожа на груди. Но вот с лицом его когда-то сотворили страшные вещи. От глаз вертикально вверх через лоб пролегло два безобразных широченных шрама. Более узкие шрамы служили продолжением бровей и тянулись к самым ушам. Еще одни, короткие, стягивали щеки. Но самые жуткие шрамы уродовали клоуна, служа как бы продолжением губ. Получалась эдакая маска ужасного, жутко хохочущего мима. И если в первый момент хотелось отпрянуть от такого лица, то, присмотревшись, в голову начинали закрадываться мысли, что это обычный розыгрыш. Просто фантазия подсказывала, что это и в самом деле умело наложенный великим мэтром клоунский макияж. И тогда от понимания и озарения губы сами начинали растягиваться в улыбке.

Но у меня не растянулись, потому что я увидел и всмотрелся в глаза человека: полные боли, тоски и безысходности. Таких глаз даже мне, в худшие мои дни видеть, в зеркале не доводилось. Так что местный мэтр совсем не радовался своей работе.

Но удивить его мне удалось. Потому что он поинтересовался:

— Разве тебе не смешно?

— Никогда не смеюсь над плачущими, — изрек я с некоторым пафосом, — Потому что сам такой.

Клоун и расслабился, и смутился одновременно, сообразив, что перед ним тоже калека.

— Извини! Я так привык к одной и той же реакции на мой вид, что давно стал садомазохистом в такие моменты. Жалею себя и упиваюсь собственной жалостью, словно идиот. Ты голоден? Давай сюда!

Он призывно махнул рукой и увлек за ширмочку, в еще меньшую подсобку, где кроме двухъярусной кровати все остальное место занимал стол и некое подобие табуретки. Причем стол оказался заставлен готовыми блюдами, мясной нарезкой, консервами, фруктами, салатами и солениями, бутылками с вином, соками и водами. У меня дар речи потерялся от такого изобилия, и я бухнулся на единственную табуретку.

— Налетай, не стесняйся, — усаживаясь на кровать, он немного запнулся, перед тем как произнести мое имя: — Резкий! У меня все артисты подкармливаются в любое время дня и ночи. А я тебя тем временем введу в курс нашей жизни. Ты как, сам к нам или по наущению со стороны?

— Ха! — вырвалось у меня презрительное восклицание. — За такие «наущения» я бы эту Ефремовну в ее собственном дерьме утопил!

Может, мне и не стоило вот так с ходу раскрываться, но парень лишь понятливо кивнул, закрывая тему словами:

— Да, та еще сволочь!

Но потом и в самом деле перешел к предстоящему выступлению:

— На манеже когда-нибудь выступал?

Я уже не сдержался и к тому времени стал энергично пережевывать роскошную котлету по-киевски, поэтому только отрицательно мотнул головой.

— Ну, это не трудно. Главное, смотри, как делаю я, и во всем мне подыгрывай. Мало того, если и просто будешь стоять полным истуканом, то мы все равно неплохо отыграем. Помимо этого на вот эти мои репризы тебе желательно ответить и действовать вот так.

Несмотря на молодость, парня и в самом деле можно было считать мэтром цирковой клоунады. Не могу утверждать, что все его жесты, ужимки или фразы претендовали на оригинальность или уникальность, но мне многое понравилось. Не слишком-то увлекаясь цирком, я и юмористические программы просматривал весьма редко, отдавая разве что тотальное предпочтение КВН, но услышанные сейчас шутки просто обязаны были нравиться публике. Причем даже без добавки в виде неповторимого в своей оригинальности лица.

Когда с контурной обрисовкой программы выступлений мы закончили, я, так и не прекращая есть, провел ладонью над своим лицом:

— Леонид! Кто это тебя так?

И опять легко читалось противоборство двух стихий в глазах у парня: бешенство и смирение. Причем все это на фоне досады, которую клоун попытался разъяснить в первую очередь:

— Когда меня об этом спрашивают, я готов убить человека за бестактность. Но ты имеешь на такой вопрос полное право, извини.

— Да ладно, не хочешь — не отвечай.

— Нет, отвечу! — Парень чуть помолчал, словно собираясь с мыслями. — Меня нашли в пятилетнем возрасте цыгане на окраине одного из черноморских городов. По их словам и по моим воспоминаниям, я умирал от страшной ножевой раны в области живота. А лицо уже было заживлено более года. Спасти им удалось меня чудом, отдавать меня властям они побоялись, потому я так и остался с ними на два года. А потом меня не погнушались продать в кочевой балаган, — Он протяжно вздохнул, — Вот с тех пор, уже восемнадцать лет, я и перехожу от одного владельца к другому.

Я поспешно прожевал внушительный кусок заливного языка и только тогда воскликнул:

— Так почему же ты до сих пор не сбежал?!

Леонид вначале грустно рассмеялся, глядя сквозь полотняные стены куда-то в безмерность, а затем пробормотал:

— Кому я там нужен? Даже если бы у меня скопились огромные средства, все равно операция меня от уродства не спасет. А здесь… — Он пожал плечами. — Не так уж и плохо… иногда.

— Я думаю! — выдавил я с набитым ртом.

Вот в тот момент мы оба и обратили внимание, что со мной явно что-то случилось. Потому что я ел словно конь! Да что там конь: как два коня! И по всем здравым, логическим выкладкам должен был как раз взорваться от переедания. Почти одновременно мы посмотрели со страхом на мой вздувшийся живот. И пока я его трогал дрожащими пальцами, клоун шепотом поинтересовался:

— А он не лопнет?

— Понятия не имею, — прошептал я в ответ.

— Ты всегда так много… хм… кушаешь?

— Первый раз в жизни! — ответил я чистую правду, — Просто увлекся, наверное, твоими шутками и рассказом. А чего мы шепчемся?

— Шепот — единственное лекарство, когда меня начинает разбирать смех. Ибо, если я начинаю хохотать, никто вокруг тоже не может удержаться. Так что тогда ты точно лопнешь.

Странные у него лекарства, хотя остальные рассуждения выглядели вполне логично: жить хотелось в любом случае и умирать от смеха было совсем не смешно. Поэтому я тоже всеми силами сдержал собственный, рвущийся наружу смешок и встал на ноги. Чуток подвигал корпусом. Попытался наклониться чуть вперед, после чего не сдержал нервного хихиканья: из-за вздувшегося живота я не видел собственных коленок! Как там издеваются в таких случаях над толстяками? А! Зеркальная болезнь!

Не иначе мне и в самом деле надо срочно избавиться от излишков пищи?..

Я так и замер в этих размышлениях. Ничего в животе не урчало. Тошнота тоже отсутствовала полностью. Диафрагма не сдавливалась, дышалось легко. Ничего не онемело и не затекло. Мало того, и последнее наблюдение поражало больше всего: во мне кипела такая энергия, что я почувствовал беззаботное ребячество и желание кувыркаться.

Только вот временный наставник смотрел на меня расширенными глазами, и вкупе с его оригинальным лицом это выражение могло рассмешить кого угодно. Но я таки еще чудом сдержался, подвигался более интенсивно и вынес для себя сиюминутную классификацию:

— Обжора прожорливый, прикормленный, дорвавшийся до обжорства.

Вот тут Леонида и прорвало. И я понял, почему его смело можно считать мэтром клоунады: только за один его заразительный смех! Он хохотал так заливисто, так легко и проникновенно, что удержаться от ответной реакции мог бы лишь покойник.

Ну и я грянул. После первой минуты у меня затряслись коленки, и я присел на табуретку. После второй минуты у меня заныли живот, позвоночник, и в поисках более удобного положения я сполз на пол. Еще через минуту я уже стоял на коленках, бесполезно пытаясь перекатиться с раздувшегося живота хотя бы на бок.

В общем, истерия истинных профессионалов юмора!

Именно так и подумал ворвавшийся к нам шеф всего этого балагана. Но сам смеяться не стал, имея в своем арсенале весьма эффективное средство борьбы с беспричинным смехом. Он просто завыл, словно пароходный гудок, моментально переведя наши сознания из фазы веселья в фазу непроизвольного испуга. И когда мы, полу оглушенные, замерли, пытаясь вдохнуть воздух, вполне деловым голосом проговорил:

— Вижу, что сработались! Молодцы! Готовьтесь к выступлению, через полчаса начинаем.

Развернулся и сгинул. Только и осталась на месте заросшего лица колышущаяся разноцветная занавеска. Глядя на нее, Леонид уселся на кровати, озадаченно почесал макушку и благоразумным шепотом стал размышлять:

— Странно! Уже и утро скоро, а этим нуворишам представления захотелось.

Я с трудом облокотился на табуретку, стараясь смотреть только на плотный брезент, и тоже шепотом поинтересовался:

— А это плохо или хорошо?

— Все зависит от количества ими выпитого и от качества собравшейся компании. Тут чаще всего такие отбросы собираются, что прямо на манеже блевать хочется.

— Так давай сбежим! — с горячностью предложил я, вспомнив, что пора «делать ноги», а вслух перечисляя: — Покушали, так сказать, пора и честь знать! По принципу: «Гости, а не надоели ли вам хозяева?»

— Ты забыл, что там я никому не нужен, — окончательно погрустнел мэтр.

— Там? — Неожиданно я вспомнил о мире Трех Щитов, представил, как этого парня излечивают первым щитом и он становится вполне приятным и симпатичным на вид, — Ха! Может, за этим забором ты никому и не нужен! — Я встал на ноги и теперь смотрел на парня в упор. — Но я знаю место, где тебя если и не вылечат сразу, то на твое уродство не обратят ни малейшего внимания.

Ноль эмоций. Леонид просто чуть сдвинул меня в сторону и вышел в большую гримерную. И уже там, нанося уверенными движениями цветной макияж на свои шрамы, напомнил:

— Ты забыл, как тебя сюда доставили? Ты забыл про охрану и угрозы? А ведь ты даже не догадываешься, что это за место.

— Поделись секретами, если не боишься.

Я подошел и встал рядом, с изумлением наблюдая, как уродливые шрамы на глазах превращаются в уникальный портрет самого развеселого и счастливого мима на свете. Только вот слова изо рта этого мима выходили жуткие и кошмарные:

— Я-то уже ничего не боюсь. Да и уйти возможность имею в любое время, а вот тебя ни за что не выпустят. Охранники — звери. Хозяева поместья — вообще вурдалаки в человеческом теле: заправляют торговлей наркотиками во всем районе. Их гости… Эх, по каждому из них виселица плачет. Мохнатый, это которого мы шефом кличем, вообще последняя сволочь и убийца. Только за последние месяцы от его рук погибло несколько человек. Девочка-ассистентка: в нее попал топор во время репетиции по метанию ножей и прочей металлической прелести. И кажется, совсем не случайно. Предыдущий карлик задохнулся в ящике факира, потому что Мохнатый не потрудился его вовремя оттуда достать после представления. Воздушный акробат вдруг сорвался с трапеции и разбился прямо на представлении. Зато в каком восторге были зрители!..

Я отказывался верить собственным ушам. Хотя чего еще можно было ожидать от людей, занимающихся киднеппингом? Но все равно разум пытался отыскать какие-то отговорки, оправдания, намеки на ложь или напрасные наговоры. Такого просто не может быть в моей родной стране! Такого просто вообще не может быть во Вселенной.

Но печальные глаза изувеченного в детстве мэтра лгать не могли. Каждое сказанное его губами слово было правдой. А то, что правда была высказана равнодушно-омертвевшим тоном, пугало еще больше, чем если бы он кричал, вопил и брызгал во все стороны истерическими слезами.

Из моих легких только и вырвалось фанатичное, сокровенное желание:

— Тогда здесь все надо сжечь! Лишь огонь очистит эту землю!..

Клоун взглянул на меня с покровительственным интересом:

— Экий ты… резкий!

И в следующий момент он стал резко бледнеть. До нашего слуха донеслось мощное женское контральто:

— Ленечка! Дорогой! Я лечу к тебе!

— Это Плата — жена хозяина! — Губы парня дрожали и проступали синевой даже под гримом. — Прячься! Под кровать! И сиди как мышь, что бы ни случилось!

Его тон не допускал и малейших возражений, поэтому я юркнул за занавеску и с огромным трудом втиснул свое распухшее от последней кормежки тело под кровать. Втиснул, а потом с ужасом представил, что случится, если на эту кровать кто-нибудь завалится. Но даже шевелиться было поздно: невидимая женщина уже находилась в гримерной и с хорошо слышимым бесстыдством домогалась Леонида:

— Ну! Чего ты сегодня такой недотрога? Я так по тебе соскучилась! Так хочу тебя приласкать и обнять.

— Ага! Заметно было вчера твое желание меня ласкать и обнимать.

— Ну не обижайся, котеночек! Я ведь такой нервной бываю из-за этой дурацкой работы. Порой сама себя не узнаю. Ну! Обними меня!

— Угомонись, Плата! Сюда сейчас Мохнатый вернется, да и остальные уже на манеж сходятся. Еще и карлика нового за мной следить приставили, где-то здесь вертится. Представление вот-вот…

— Это ты угомонись! — в раздражении воскликнула женщина, — В гробу я видела твоего Мохнатого вместе с его карликами!

— Точно что видела.

— Не смей мне дерзить! Я ведь пришла сюда, чтобы тебя обрадовать: представление отменяется! Напоила кого следует и все устроила. Так что ваш орангутанг и в самом деле сейчас вернется, но лишь для отмены представления. После чего ты сразу отправишься ко мне, дверь на зеленой веранде оставлю открытой. И попробуй только хоть на пять минут где-то задержись!

Властный голос замолк, сменившись перестуком каблуков. Хозяйка поместья, а может, правильнее сказать, супруга владетеля поместья, удалилась. Я со стонами и хрипами выбрался из-под кровати и опять выглянул в гримерную. Леонид стоял посреди помещения, плечи его поникли, а из глаз текли крупные слезы.

— Ну, ты чего? — приблизился я к нему и попытался потрепать по плечу, — Нам нельзя плакать. Мы с тобой тогда слабеем. А слабеть нам вообще никак нельзя.

— Как я ее ненавижу! — воскликнул клоун, сжимая в бессилии кулаки, — Как я эту тварь ненавижу!

Мне хотелось еще какими-то словами утешить или подбодрить несчастного калеку, но тут и в самом деле послышался издалека взбешенный голос Мохнатого:

— Мать вашу! Представление отменяется! Все по норам! И не дай бог кого пьяным завтра после обеда поймаю! Репетировать будем! — Заскочив к нам, он только хищно оскалился и рыкнул: — Мэтр, новенький у тебя под личной опекой! Продолжай его учить и готовить к выступлениям. Сам потом больше заработаешь.

И опять умчался куда-то из шатра. Клоун безысходно вздохнул, подошел к умывальнику и стал смывать раскраску с лица. При этом он бормотал:

— Все, все делается так, как хочет эта стерва.

— Так не ходи к ней, — посоветовал я, подходя ближе.

— Ха! Ты себе не представляешь, на что она способна в своей мстительности и необузданном бешенстве.

— Так зачем ты с ней связался?

— Скорее всего, это не от меня зависело. Но лет шесть назад, когда Плата еще блистала своей красотой, мне даже льстило ее внимание. Это уже позже я узнал, что она с кем только не якшается: и с Мохнатым, и с акробатами, и с тем самым карликом, который уже ныне покойник. Но если с ними она балуется время от времени, то мне больше всех не повезло, почти своей собственностью считает. До сих пор поражаюсь, как это муженек ее меня не пришиб. По некоторым слухам, в первые годы их совместной жизни он более десятка ухажеров своей благоверной на тот свет отправил. А сейчас, наверное, просто устал хоронить их за свой счет.

— Так ты все-таки пойдешь… — протянул я полу утвердительно.

— Пойду. И мы будем гоняться друг за дружкой по всей спальне словно сумасшедшие. Эта дура обожает секс, напоминающий скорее американский футбол, чем человеческие ласки.

Глядя на его вздрагивающие не то от рыданий, не то от интенсивного умывания плечи, мне самому плакать хотелось. Но с другой стороны, я понимал, что каждый лишний час пребывания в этом гнезде пороков и преступности может обернуться самыми трагическими последствиями для моей жизни. Поэтому следовало поторопиться с побегом.

— Слушай, а можно, я с тобой пойду? Ну, хоть осмотрюсь немного в поместье, на людей посмотрю, еще с кем познакомлюсь.

Оценивающе на меня поглядывая, Леонид стал вытирать лицо и шею, заодно прокручивая в своих мыслях какие-то варианты. И раскусил меня сразу.

— Все-таки тебя здесь ничто не удержит, — И тут же добавил: — Но я ничего не имею против. Даже помогу по возможности.

— А тебе за это ничего не будет?

— Подгадаем все так, что о моем содействии и не заподозрят. Завтра уж точно представление состоится, и вот сразу после него я тебя и запихну под крышу фургона, перевозящего лошадей. Их сразу после представления должны отправить в другое поместье на пастбище. Оттуда уйдешь легко и незаметно, там ферма открытая и без бандитской охраны.

— Ой, спасибо!..

— Рано благодаришь, — отмахнулся клоун и быстро стал переодеваться в повседневную одежду. Мне тоже швырнул некое подобие фирменного пиджака: — Надень! В нем наш карлик всегда на парад-алле выходил. Меньше к тебе внимания будет во время прогулки. Ну а если все-таки приставать начнут с вопросами, можешь смело утверждать, что по моему распоряжению что-то ищешь. А то и вообще на госпожу Плату все вали. Дескать, сказала тут ее дожидаться. Ее все боятся, так что с уточнениями к ней обращаться не пожелают.

— А куда заходить вообще не следует?

— К главным воротам и домику охраны возле него даже не приближайся. Ну и весь забор под видеонаблюдением.

В самом доме не вздумай в чердачное помещение подниматься, кажется, у них там не то лаборатория, не то склад наркоты. Ну и под руку пьяным гостям старайся не попадаться, они тут порой такое вытворяют…

Глава четвертая

ПОБЕГ ИЛИ ЭВАКУАЦИЯ?

Когда мы уже вышли из шатра, мэтр указал в сторону, где компактно размещалось с десяток небольших передвижных домиков-прицепов:

— Там все остальные артисты спят. В самом шатре только мы, наш эскулап да Мохнатый. Всегда можешь к нашим обращаться за помощью, в большинстве они вполне нормальные. Только шефу и доку не верь, гниды последние.

А затем с отчаянной бесшабашностью решился еще и круг сделать по периметру главного дома. Оправдывая свое опоздание на свидание тем, что если меня увидят рядом с ним, то впоследствии меньше будут обращать внимания. Сделали мы обход довольно резво, и Леонид меня оповещал о каждой детали, на которую натыкался его или мой взгляд. Так что, когда он отправился на свою каторгу к хозяйке поместья, я уже отлично ориентировался в обстановке. Мы договорились дожидаться друг друга возле той самой зеленой веранды часика через полтора. В крайнем случае, если мэтр слишком задержится, он наказывал идти спать в подсобку, на кровать второго уровня.

И я наконец остался относительно свободен. Затухающая дискотека, зал с караоке и многочисленные столы с едой, расставленные где ни попадя, меня совершенно не интересовали. А ют навязчивая мысль сбежать именно сегодня, да еще и наделать при этом максимальное количество шума меня невероятно возбуждала. Слишком уж возненавидел я это место, чтобы просто исчезнуть отсюда без пыли и шороха.

Несмотря на приближающийся рассвет, спать не хотелось совершенно, энергия в теле била ключом, а мозги в головушке работали с интенсивностью академии наук. Но удивляться собственной решительности, сообразительности и бесстрашию было некогда. Действовал как заводной, только и старался сдержаться да не перейти на бег, иначе сразу бы привлек к себе излишнее внимание.

Первым делом поспешил к выступающему чуть в стороне кубу небольшого здания, в котором сосредоточивалось все управление пожарной безопасностью поместья. Еще когда Леонид мне на него указал, я удивился отсутствию отдельной охраны такого важного, по моему мнению, объекта. Косность мышления! Хотя ни одного окна на блоке не существовало, да и стальная дверь оказалась накрепко закрыта на электронный замок, но что такому спецу по любым взломам Сети, как я, обычный наборный замок из девяти цифр? Раз плюнуть и вскрыть, пока слюна не успела достичь земли.

Внутри я тоже не стал слишком мудрствовать и тратить время: просто отключил все скопом да аккуратно выдернул одну шину из системы. Только знающий специалист всего этого хозяйства быстро заметит отсутствующий мостик, без которого ни одна лампочка здесь не мигнет.

Вторым делом я подался к хозяйственным строениям, возле которых стояло два грузовика, отыскал нужный набор ключей и открутил пробки бензобаков. Один, правда, оказался с дизелем, но по большому счету смесь от этого не станет менее горючей.

Ну и напоследок прокрался к частному паркингу, расположенному на острие треугольника: центральный дом — подсобные строения — сам паркинг. Сильно позабавило, что почти во всех замках зажигания оставались ключи. И там выборочно тоже слил топливо из некоторых машин. То есть у меня была вполне простая задумка: сжечь роскошные лимузины на стоянке, оба грузовика вместе с подсобными строениями и в создавшейся шумихе, при обязательном наплыве машин «скорой помощи», пожарных и милиции, преспокойно покинуть территорию поместья.

Похитившую меня тетку я решил не разыскивать, предполагая, что ей и так от судьбы вскоре достанется по самые уши. На Мохнатого тоже нарываться не стоило, ну а невинные жертвы при пожаре меня как-то не слишком-то и беспокоили. Как и в логове зроаков, крепости Дефосс, невинные как таковые мною здесь не наблюдались. Ну разве что подневольные частично артисты, но за тех волноваться не стоило, в любом случае пожар до отдельно стоящих на лугу караванов никак не доберется.

Единственный человек, о судьбе которого я не на шутку переживал, оказался клоун частного цирка. Именно поэтому я старался как можно чаще проходить мимо зеленой веранды и посматривать на точку нашей условленной встречи. И насколько я был шокирован, когда увидел там Леонида сидящим на траве, голого и сотрясающегося от рыданий!

Освещения хватало, поэтому я первым делом подумал о его ранении. Но ни крови, ни прочих следов каких-либо издевательств так и не обнаружил. После чего пришлось десятком усиливающихся пощечин выводить парня из транса. Лишь когда он стал прикрываться от ударов и взглянул на меня более осмысленно, я зашипел ему в лицо:

— Что случилось?! Ну! Говори!

Пришлось его еще и встряхивать, поэтому слова из безвольного рта выдавливались буквально по буквам:

— Я у-б-и-л е-е!

«Вот так дела! Теперь парню точно крышка! Да и весь мой побег под большим вопросом: не только самому спасаться придется, но и этого мэтра за собой тащить!» — эти мысли у меня мелькали на бегу, когда я ворвался в открытую дверь веранды, промчался в душную спальню и при свете многочисленных свечей рассмотрел саму итоговую сцену трагедии. Покойная хозяйка, видимо, и в самом деле любила слишком бурные постельные сцены, потому что все простыни, подушки и одеяла валялись по пространству спальни, словно после пронесшегося урагана. Сразу стала понятна и причина смерти: вспухшее кровоизлияние на виске женщины. Видимо, американский футбол лучше практиковать на травке, где нет твердых, выступающих предметов. А здесь или сама споткнулась, или внутренне ненавидящий любовник слишком уж приложился в толчке — и результат налицо. Вернее, на висок: врезалась в выступающий угол массивной мраморной подставки — и финита ля комедия.

Убеждаться в смерти лежащего на спине тела даже не стоило. Так живые не лежат. А вот на поиски одежды Леонида я потратил непозволительные в данной ситуации три минуты. И уже когда бросился к выходу, краем глаза заметил, что одна из свечей прогорела настолько, что стала тлеть лежащая возле нее подушка. Первым естественным стремлением было предотвратить пожар, но мысленный стопор остановил на месте: «Не того ли мне хочется?! Сама судьба наказывает это поместье вместе с хозяйкой! И что? Да так им и надо!»

Окаменевшего в трансе мэтра я застал на прежнем месте и, совсем его не жалея, вновь принялся приводить в чувство пощечинами и даже пинками:

— Шевелись! Быстрее! Иначе тебя здесь и закопают. Одевайся, а не то тебя поджарят, словно отбивную на костре!

Кажется, подействовало. Леонид стал соображать, двигаться и одеваться. Мало того, все время бросал взоры в сторону веранды и поэтому первым заметил легкие отблески мерцающего пламени:

— Там что, пожар?!

— Да не ори ты гак! Покойница слишком любила свечи и разбросанные подушки, — перечислял я, силком волоча его за руку в сторону автостоянки. — Вот и доигралась. Зато теперь все свалят ее собственную смерть на ее же неосторожность.

— Да нет, это я виноват! — причитал все время оглядывающийся парень, — Она меня чуть насмерть не придушила своими телесами, и я слишком резко ее оттолкнул.

— Ха-ха! Ну и молодец, — язвил я, — Иначе она тебя задушила бы и сейчас бы тебя закапывали возле ям с отбросами. Да! Ты машину водить умеешь?

— Конечно. Мы ведь переезжаем часто.

— Отлично! Тогда садись под этим кустом и замри. Надо будет осмотреться, после того как здесь станет жарко.

Он что-то там восклицал мне вслед, но важнее было, что при этом дисциплинированно замер под кустом и не делал попыток куда-то двигаться. Поэтому я уже с облегчением добрался до заранее намеченного места и воспользовался трофейной зажигалкой. Благо позаимствовать из любой машины что угодно можно было без труда.

Со стоков полыхнуло жаром. Одна ветка огня помчалась к подсобным строениям, вторая — к паркингу. Первым полыхнул грузовик с бензиновым мотором. Следом за ним занялась легким пламенем «хонда» на стоянке. Тут же в унисон загорелся и второй грузовик вместе с наружными стенами построек. Отделанные деревом, они горели так душевно и яростно, что уже через полторы минуты пламя достигло крыши. За те же полторы минуты пламя взмыло и над несколькими лимузинами гостей и хозяев поместья. А пока я добрался до Леонида, первые языки пламени взметнулись и над главным домом.

Вот тут и началось самое веселье. Причем дикие вопли и заполошные крики вдруг перекрыло с десяток выстрелов, раздавшихся со стороны дискотеки. Тем не менее музыка так и продолжала звучать, усиливая панику и неразбериху. От главных ворот к дому помчалось человек пять охранников, волоча в каждой руке по огнетушителю. Во все стороны метались люди, порой совершенно голые; часть из них бросилась к машинам, пытаясь не только спасти свое престижное имущество, но и стараясь при этом как можно быстрее покинуть жаркое место.

Вот именно на такие действия я и рассчитывал. Усядься мы раньше в чью-то машину, могли нарваться на озверевшего от паники хозяина и попасть в переделку. Атак, когда первая волна с рычанием моторов и звоном бьющихся подфарников вырвалась с паркинга и на скорости принялась покидать поместье, стало понятно, что и нас никто особо не остановит. Ближайший внедорожник с боковыми тонированными стеклами оказался для этой цели как нельзя кстати: и ключи есть, и хозяина пока не видно, и огромное кепи на пассажирском сиденье справа от водителя лежит. Поэтому я затолкал Леонида на место водителя, напялил кепи ему на самые глаза и рявкнул в оттопыренное ухо:

— Гони!

Я бы и сам предпочел выехать, благо отец тоже давно научил меня водить машину. Но следовало поднять максимально сиденье, подложить подушку, а на это у нас и минуты не было. Да и все равно на воротах могли бы удивиться слишком низкорослому водителю. Сам же я вознамерился втиснуться в нишу под бардачком, но вначале и туда заглянул. В лучших традициях бандитских сериалов там лежал внушительный на вид пистолет, оказавшийся, правда, при ближайшем рассмотрении не боевым, а газовым. Но и то хлеб! Хоть какое, а оружие. Теперь с ним нам легче и через ворота прорываться в случае задержки.

Перебрался на заднее сиденье и приготовился быстро опустить стекло в случае чего и стрелять по охранникам. Тогда как консультации по поводу предстоящего развития событий из меня лились без остановки:

— Если вдруг прикажут остановиться — притормаживай! Но как только я начну стрелять, жми педаль до отказа и вали в отрыв. За первым же поворотом съезжаешь на первую же проселочную дорогу. Если этого маневра не заметят, едем до упора, бросаем машину и уходим пешком.

— А если не остановят?

Мы уже приближались к воротам, и парня начал пробирать озноб. Поэтому я вновь рыкнул ему в самое ухо:

— Тогда вообще переживать нечего! Ну! Фарами их слепи! Не выключай!

Перед нами тоже неслись сразу три какие-то машины, и сзади кто-то ехал. Так что два растерянных охранника даже рук не подняли. Только головами крутили, пытаясь всмотреться в лица водителей и пассажиров. Но наш джип их все равно заинтересовал невероятно. Вполне возможно, что он принадлежал самому хозяину или не менее важному бандиту. Охранники одновременно с двух сторон попытались шагнуть на проезжую часть, перегораживая путь. И как раз в этот момент сзади что-то рвануло.

Видимо, в доме имелись не только наркотики. Да и лаборатория могла быть неизвестно какого толка. Потому что первым взрывом снесло сразу треть крыши, а во все стороны брызнули веером разлетающиеся всполохи огня и сверкающих болидов.

Мужики в камуфляже окаменели на месте, поэтому Леониду не пришлось их давить, а мне стрелять. Мы так и проехали наружу, потом вписались в крутой поворот и помчались по узкой асфальтовой дороге через негустой подлесок. За нами пока никто не ехал.

— Что там так полыхнуло? — с дрожью в голосе спросил мой товарищ по побегу.

— Фейерверки, наверное, стряпали без лицензии, — пошутил я, — Больше ничего рассмотреть не успел, забор и деревья закрыли.

— Сейчас будет взгорок с прекрасным видом на все поместье, оглянись.

Мы и в самом деле через минутку вырвались на такое место, откуда просматривался и весь луг, и все… что на нем горело!

— Главному дому — полные кранты, — перечислял я. — Подсобные помещения горят наполовину, купол цирка тоже горит как свечка.

— Туда ему и дорога! — зло прошипел Леонид сквозь стиснутые зубы.

— А чего ты так гонишь? — забеспокоился я. — Вроде никто нас не преследует.

— До магистрали надо добраться как можно скорее. Сейчас сюда все пожарные ринутся и прочие службы, а дорога узкая, заблокируют, могут и поинтересоваться. Все-таки крупная шишка хозяин поместья, хоть и сволочь последняя.

Успели. Выскочили на трассу. И уже набирая скорость свыше ста километров в час, заметили первые мелькнувшие нам навстречу машины патрульной службы милиции. Потом зачастили пожарные и «скорые». Кажется, переполох поднялся на всю губернию. А в такой ситуации могли начать останавливать всех подряд и проверять документы. Но уже через четверть часа мы пересекли благополучно границу края, съехали на нужную нам магистраль, проскочили по ней отрезок в двадцать километров и свернули как раз там, где меня собирались поджидать родители с автобуса. Затем по грунтовке на средней скорости стали двигаться в сторону Лаповки. Уж на эту дорогу патрульные машины только раз в месяц, на большие праздники, забредали, так что вздохнули мы гораздо спокойнее.

Но и в саму Лаповку заезжать не стали. Уже встало солнце, когда подъехали к затопленному яру Козьмий. Здесь еще при советской власти какой-то открытый карьер по добыче песка существовал, но уже лет двадцать, как из недр прорвались фунтовые воды, откачка их прекратилась, хозяйство порушилось, и карьер превратился в озеро. Сюда изредка только на ловлю рыбы ярые любители добирались. Места глухие, вода уже почерневшая и подгнившая, и глубины, по утверждениям некоторых, — дна не достать. Да и берега слишком опасные: частенько проседали и тонули со слышным бульканьем. Так что вскоре джип благополучно сорвался с берега и канул в глубинах яра Козьмий без пыли и с полнейшим равнодушием о своей судьбе. Мне очень не хотелось, чтобы бандиты хоть как-то связали уничтожение преступного гнезда с моей родной, мирной и горячо любимой деревенькой. Да и мой новый товарищ поддержал меня во всех начинаниях.

Единственное, от чего я не смог отказаться, так это от трофейного газового пистолета. Вдруг да пригодится в ближайшее время. Да и патроны там были воздействия чуть выше среднего, но здорового мужчину минут на пять отключат в любом случае.

Дальше мне с новым товарищем пришлось часа два весьма интенсивно идти пешком, так что наговориться, обсудить массу проблем нам времени хватило с избытком. Представился своим настоящим именем, рассказал коротко о своей семье, обрисовал житье-бытье в глухой деревне. И естественно, что в основном разговор велся вокруг того места, где мы будем отныне жить, а вернее, тщательно прятаться, как утверждал Леонид. Потому что он ни на мизинчик не поверил, что есть такие места, где его могут любить, не оскорблять и не насмехаться. Я тоже пока не спешил раскрывать все карты, говоря только намеками да этакими словосочетаниями, звучащими как:

— Эх! Хорошо было бы попасть в новый мир!..

Или:

— Как здорово в сказках: шагнул в скалу, и ты уже в новом царстве! Съел зайца, в котором утка, в которой яйцо, в котором меда кило, — и здоров! А?!

Оказалось, что мой новый товарищ, несмотря на все перенесенные тяготы в жизни, на сто процентов являлся родственной мне натурой. Он с таким восторгом откликался на каждое мое «если бы» и с таким азартом продолжал фантазировать на последующие в новых мирах события, что я просто диву давался. Кажется, он в своих грезах только и бредил неосуществимыми желаниями и несбыточными мечтами. А значит, и правду об иных мирах он просто обязан принять сразу и с восторгом.

Оставалось только правильно расставить приоритеты, и товарищ для дальнего, а возможно, и пожизненного похода в мир Трех Щитов готов. Тем более что его ничто, никто и никак не держит на Земле. Даже весьма желательно как можно скорее с такой достопримечательной внешностью скрыться с просторов родного мира.

Ну и с родителями следовало как-то разрулить ситуацию. Машину отца, стоящую на подворье, я заметил еще издалека и с ходу принялся давать советы, как себя вести и что делать:

— Ты их не стесняйся, люди правильные, подлецов никогда не привечали, любят открытых и честных. Будем говорить не столько правду, сколько полуправду и лишь кое-что недоговаривать. И то не потому, что я чего-то боюсь или им не доверяю. Просто некоторые сведения, может, и не стоит разглашать родителям преждевременно. А почему, ты и сам позже поймешь, когда я тебе раскрою самую главную тайну нашего ближайшего будущего.

Кепи помогало мэтру прятать лицо в густой тени, чуть ли не до подбородка, но ведь в доме придется снять этот предмет одежды огородного пугала, а значит, появляется повод комплексовать:

— А как они отнесутся к моим шрамам?

— Думаю, что нормально. Тем более что я войду первый и введу их в курс дела. Договорились? — Мы уже вошли во двор, и я указал на лавку возле крыльца: — А ты пока присядь да отдохни малость.

Мать меня встретила радостным восклицанием:

— Сынок! — и бросилась без всяких затей обнимать.

А вот отец проявил мужскую сдержанность, выразившуюся в ворчании:

— И как твоя новая работа? Уже выгнали?

— Хуже! — воскликнул я, здороваясь с ним за руку, — Сам сбежал, да еще и одного товарища за собой прихватил. Иначе он бы там обязательно загнулся.

Родители синхронно насторожились, переглянулись и просто присели на стулья, готовясь слушать. Ну я и обрисовал события прошедшей ночи, опустив самые страшные и непрезентабельные детали. Как, например, что меня умудрились напоить ядом и банально похитить, что Леонид помог уйти с этого света мерзкой преступнице и что пожар фактически устроил и правильно организовал именно я.

После завершения рассказа отец спросил:

— И что теперь собираешься делать?

— Мы с Леонидом отправляемся в новый мир, где я уже был и где мне жутко понравилось. Там нас никто не найдет и никто не побеспокоит. Места там отличные, прекрасные. Мне только и останется, что как можно больше набрать с собой аппаратуры, технического снаряжения, оружия и научного материала для продолжительных разработок.

— Хотите стать отшельниками? — закручинилась мать.

— Ну, нечто в этом роде. А чтобы ты не волновалась, обещаю: как только мне удастся оттуда вернуться, то в следующий поход обязательно уговорю и тебя с отцом отправиться в места нашего, так сказать, затворничества. Уверен: вам там понравится.

— «Как только удастся вернуться»? — сумел вычленить основополагающие слова отец, — А что, можешь и не вернуться?

— Естественно! — со всей возможной твердостью последовало от меня заявление. — Я человек взрослый, самостоятельный, уже сам имею право решать, где и как мне жить. А там мир просто уникальный. На сто жизней должно хватить его обследовать, изучать и радоваться. Ко всему прочему, я там вновь начну расти и за несколько лет стану вполне нормальным, полноценным человеком.

Судя по тяжелым вздохам, надежд на мое выздоровление родители особых не питали, но отец, видимо, оценил суть нашего затворничества с чисто научной точки зрения:

— Никогда отрыв от цивилизации не приносил исследователям или экспериментаторам больших результатов в работе.

— А я и не собираюсь отрываться от цивилизации! — возразил я, — И не сомневайтесь: если мне что-либо от вас понадобится, я сразу вернусь и попрошу самого максимального содействия.

Мать больше всего в этом сомневалась:

— Почему же сразу не просишь? Почему сразу нас с собой не зовешь?

— Потому что уже сегодня попрошу об очень многом, важном и многочисленном. Это — раз. А два: вы ведь сами не согласитесь с нами идти! Уж я вас знаю! Ты начнешь плакаться о своем складе со сгущенкой, отец вспомнит, что не все еще списанные детальки с завода вынес. А? Правильно я говорю?

Родители смущенно переглянулись, и я поспешил закрепить успех:

— А вот уже в следующий раз мы с вами заранее оговорим дату выхода, наметим сроки похода, и все будет как в самых лучших экспедициях вокруг света!

Кажется, на эту тему мне удалось родителей успокоить окончательно, но теперь мать переживала по поводу внешности моего товарища:

— Если он и в самом деле так изуродован, то как ты к нему привыкнешь? — Словно к теме ее вопроса, на подворье послышался громкий голос деда Назара. Так он всегда по своей глуховатости здоровался с новыми людьми, — Ох! Как бы он не испугался или не обидел парня!

Но я уже первым метнулся к двери и выскочил на крыльцо. Дед Назар дружески похлопывал мэтра по плечам да с радостной улыбкой приговаривал:

— Так это здорово, что ты Борькин товарищ! А то он, поди, всю жизнь только с девчонками и дружит, остальные ребята его в свою компанию из-за малого росточка не берут. А ведь он такой душевный малый, такой умный и милый!.. И сообразительный какой!..

— Да я уже заметил, — несколько смущенно переминался Леонид с ноги на ногу. — Пробивной парень.

То есть его первая встреча с моими родственниками прошла как по маслу. Словно мои знали парня давно и хорошо. Да и сам он сразу оценил царящую в доме атмосферу сердечности и покоя. Ну а деду Назару, с его детским отношением к миру и подспудным, ассоциативным восприятием других личностей, никакие шрамы не мешали сразу рассмотреть хорошего человека. Так что, судя по его реакции, и мои выводы о новом товарище оказывались правильными.

Нас вначале усадили завтракать, и во время этого мы вновь ухохатывались по случаю моего необычного аппетита и много шутили на эту тему. В сочетании с отличным настроением шутки получались такие искрометные и зажигательные, что мать плакала от смеха, а отец ладонями сдерживал свои разболевшиеся бока.

— Нельзя! Ну нельзя так людей до смеха доводить! — стонал он, — Так и умереть можно!

Смех с него как рукой сняло, когда он увидел врученный ему список со всем необходимым для дальнего похода. Пробежав глазами его до конца, он ожесточенно почесал заросший щетиной подбородок и воскликнул:

— То, что средств не хватит, ладно! Но когда тебе все это надо собрать?

Время для перехода мной уже было подсчитано и выбрано.

— К сегодняшней ночи.

Отец озадаченно ткнул пальцем в одну из строчек:

— Два арбалета! Да еще и самых модерновых?! И по три сотни болтов к каждому? Ты себе представляешь, как их трудно будет и купить за такое короткое время, и оплатить?

— Па! Все, что обведено красным, — надо покупать обязательно. Иначе сроки ухода весьма негативно скажутся на тех людях, которые нас очень ждут.

Родители переглянулись, тяжело вздохнули, и отец ожесточенно почесал затылок.

— Ладно, постараемся, — И отдельно для матери добавил: — Проверь зарядное устройство в машине дня мобильных и свою записную книжку. Как только появится кубертура, начнем тормошить всех нужных людей.

Глава пятая

НАДМЕННЫЕ ГОРЯНКИ

На обед гостьи с Пимонских гор так и не заявились. А вот на ужин пришли самыми первыми. Причем по сторонам особо не осматривались, а получив свои подносы, показали неслыханную прореху в своем воспитании: каждая выложила возле себя на стол книгу и продолжила читать на выбранной странице. То есть вели себя как настоящие, совершенно невоспитанные дикарки.

Сидящая через два стола Мансана не сводила с них взгляда, то краснея от негодования, то бледнея от преддверия предстоящих разборок. Емляну она торжественно поклялась, что даже не приблизится к сестрам Борея и уж тем более не сделает попыток с ними заговорить. Но стоило видеть, каких усилий стоило ей сдержать свое слово!

Наконец она не выдержала и бросилась к владельцу гостиницы, который каждые две минуты обеспокоенно заглядывал в зал харчевни.

— Нет, ты видел, дядя, как они себя ведут?! — На поглядывающего с улыбкой в их сторону рыцаря охраны, который уже разместился на боевом посту, она внимания не обращала. — Читать во время еды! И почему ты им не сделаешь замечания? На этих девиц косятся, как на свалившихся с неба кречей!

Емлян осудительно покачал головой и добродушно прогудел:

— Девочка, чего ты такая нетерпимая к этим красавицам? Тем более что им еще предстоит услышать такую печальную весть.

— Только это их и оправдывает, — продолжала злиться девушка. — А лица у них какие надменные, какие спесивые!

— Что-то я тебя не пойму: если ты настолько симпатизировала Борею, то почему настолько невзлюбила его сестричек?

— И я не пойму, — призналась Мансана, нервно оглядываясь на вход в харчевню. — Вот не нравятся они мне, и все туг! Наверное, потому, что они с самого детства нал более слабым братом издевались. Он из-за них и стал таким рассеянным, наивным и неосторожным.

— Нет, дорогуша! Так себя вести нельзя! — Теперь уже и хозяин пейчеры рассердился. — Вспомни о своем воспитании и правилах хорошего тона. Не хватало только нам, столичным жителям, задирать нос перед людьми из дальних провинций. И не забывай о своих обещаниях сдерживаться от любых разговоров до завтрашнего дня. Пусть Круст вместе с вашшуной вначале доведет печальную весть до сознания родственниц, а уж потом будешь вести с ними беседы и выяснять, кто кого в детстве больше обидел.

От такой отповеди Мансана смутилась и согласно кивнула головой:

— Хорошо, дядя, я буду сдерживаться. Это у меня, скорее всего, от плохих воспоминаний о той ночи. Кстати, как ты думаешь, может, мне на завтрашнюю встречу и Басну захватить?

— Вот это правильно! И в самом деле, сестренку захвати. Ей будет очень полезно посмотреть, как опытная вашшуна работает на успокоение эмоций.

Они еще обговаривали последние новости обучения десятилетней Басны, когда из харчевни выскочила Светия, помощница на раздаче, и деловито доложила не столько своему работодателю, сколько своей подруге:

— Подносы за собой не убрали, а сразу подались в свою комнату.

Емлян вздохнул с облегчением:

— Благоразумный поступок. Нечего засиживаться допоздна, а лучше раньше лечь и хорошенько выспаться после дальней дороги. Чем больше у человека сил физических, тем легче он воспринимает плохие новости.

Зато Мансана и тут высказалась нелицеприятно:

— Мне кажется, эта троица никаких человеческих эмоций не испытывает, кроме желания со всеми поругаться по любой причине! — Но после осудительного рычания со стороны дяди больше говорить на эту тему не стала, а обратилась к подружке по малозначительным, текущим делам.

И когда они уже обе отправились в сторону харчевни, им навстречу вдруг и вышли все три гостьи. Причем на этот раз они были облачены в совершенно иные уникальные одежды. Нельзя было сказать, что подобного в Рушатроне не носили женщины, считающие себя воительницами, но масса различных деталей, комплектация костюма, расцветки деталей, амуниции, изысканной обуви и оригинально украшенные пояса со шпагами заставили всех находящихся в холле гостиницы буквально остолбенеть от увиденного. Отдельный лоск каждой красавице придавали собранные в хвост волосы и залихватски прикрепленный к голове берет золотистого цвета. Подобные носили женщины, причисляющие себя к статусу вольных наемниц. Хотя у тех и несколько отличались боевые костюмы. То есть общий стиль получился не столько новый, сколько оригинальный, режущий глаз своей необычностью, но в то же время завораживающий изысканностью, тонким вкусом и высоким стилем некоей тайны.

Вдобавок теперь отчетливо стало видно полнейшее сходство двух девушек, и даже близорукий полу слепец не засомневался бы в том, что они близнецы. Если раньше они довольно грубо отличались всем, особенно по-разному наложенной косметикой, то сейчас выглядели, словно два совершенно идентичных бриллианта, украшая собой третий, если с ним можно было сравнить самую старшую, Марию.

Вот потому и повисла в холле мертвая тишина, в которой стук каблуков трех пар сапожек разносился на всю пейчеру. Причем глаза у мужчин округлились от восторга, а челюсти отвисли от вожделения. У женщин лица потемнели от зависти, ну а конкретно Мансана чуть побледнела от неосознанной, совершенно в данном случае неуместной ревности.

Единственный, кто сумел сохранить на своем лице некое подобие равнодушия и услужливости, остался Емлян. Именно к нему хоть вежливо, но с холодностью и обратилась старшая из сестер:

— Мы отправляемся немного прогуляться и посмотреть на город. — Произношение горянки казалось жутким, но говорила она с таким апломбом, что не понять ее было нельзя, — Когда Борей вернется, передайте ему, пожалуйста, чтобы нас ждал в номере.

— Хорошо, — склонил голову хозяин гостиницы, — А вы надолго?

— Два, максимум три кара, — с каким-то сомнением сказала Мария. Но дождавшись соглашательского кивка, облокотилась на стойку и заговорила почти шепотом: — Надеюсь, Борей здесь ведет себя хорошо?

— Можно и так сказать, — улыбнулся Емлян. — По крайней мере, ничего не разбил и никого не покалечил.

— Ну, мы в этом и не сомневались. А вот чего это все остальные на нас так уставились? В нашей одежде что-то не так?

— Да нет, все в тему и в едином стиле. Просто масса деталей выглядит… э-э-э… несколько более свежо и более оригинально, чем в повседневных традициях.

— Всего лишь? Ну это не страшно, на самых первых модниц всегда смотрят с некоторым непониманием. Или у вас здесь с понятием моды — сплошной консерватизм?

Хозяин гостиницы немного задумался, правильно ли он понял суть вопроса, и ответил весьма дипломатично:

— Для прекрасного — нет границ! — но тут же добавил: — Хотя я сильно удивлен, что у вас в Пимонских горах умеют шить такие оригинальные, стильные одежды.

Теперь задумалась Мария. И только после шевеления своими прекрасными бровями выдохнула:

— Влияние Заозерья.

— Я так и подумал. А?..

Но рвущийся вопрос остался совершенно невежливо проигнорирован, и гордые уроженки диких гор поспешили к выходу. Видимо, очень уж хотели поскорее произвести впечатление на окостеневших в своем консерватизме столичных жителей.

Зато на некоторых они его уже произвели. И теперь Мансана еще больше их недолюбливала.

— Вырядились, как огородные пугала! Порядочным девушкам так вообще стыдно выходить на улицу!

Слышавший каждое слово воин охраны хохотнул и не сдержался от наущения:

— Ты только такое в присутствии вольных наемниц не ляпни.

— У тех совсем другая форма! — запальчиво возразила девушка.

— Разница небольшая, а стиль один. Да и берет полностью одинаков, — степенно продолжил воин, — И смотрятся они… — Он от восхищения зацокал языком. А потом под одобрительное хмыканье остальных мужчин с фривольностью добавил: — С такими красотками не только в одном строю воевать можно!

— Ну ладно, хватит здесь шутки шутить! — осадил смешки хозяин гостиницы, — Да и молодежь нечего вгонять в краску. Все, Мансана, не создавай здесь толпу. Или домой, или помоги в харчевне.

Но девушка, словно что-то вспомнив, уже спешила к выходу.

Тогда как на улице, выйдя из гостиницы и осматриваясь в выборе направления, Вера пыталась отчитать Марию:

— Ну и зачем ты к нему лезла с вопросами об одежде? Вдруг твой ответ о влиянии Заозерья не подошел бы?

— В самый раз! Они просто и знать ничего не должны ни про Пимонские горы, ни про Заозерье. Ведь недаром Борька для себя и для нас такую легенду подобрал.

— Сообразительный, — похвалила Катерина. — Так ловко и устроиться сумел, и все остальное продумать. И книги купил, и о нас предупредил.

— Чего ты его так нахваливаешь? — рассердилась Мария, — Лучше бы он сам нас встретил да все лично рассказал, чем мы эти заумные книжки должны были вычитывать.

— Ну так, может, он слишком занят?

— Чем?! Чем он может еще заниматься, как не обезопасить и подстраховать нашу встречу?! — еще больше разозлилась старшая сестра и пригрозила. — Ну! Пусть я только до него доберусь! — но тут же замерла и прошептала почти не шевеля губами: — О! Опять эта девица за нами следит. Ха! Заметалась, голубушка. И что теперь? Ага, словно по делу куда-то помчалась. Ишь ты, любопытная выискалась. Ох, не нравится она мне! Противная, смотрит нагло, бесстыже. Я за себя не ручаюсь, если она еще раз на нас пялиться станет! Коза!.. Ладно, девочки, двигаем вон к той улице, а там на месте осмотримся.

И три красавицы, раздвигая толпу прохожих лишь одним своим внешним видом, отправились знакомиться с Рушатроном, столицей империи Моррейди.

Глава шестая

ЗАТЯНУВШИЕСЯ СБОРЫ

Поданный мной список и в самом деле оказался для отца «неподъемным». Причем не столько по средствам, которые он все-таки мог раздобыть, как по срокам заготовок. Ну никак не получалось смотаться в город, собрать все нужное, да еще и вернуться к вечеру. Так что, немного посомневавшись и решив, что за одни сутки с подругами в Рушатроне ничего плохого не случится, я решил перенести переход в мир Трех Щитов на вечер понедельника. Все-таки не на месяц отправляемся, а то и не на год. Возможно, всю жизнь придется в новой среде прожить, сожалея, что чего-то не взял или чем-то не запасся.

Отец с матерью вскоре уехали в город закупать заказанные вещи, арбалеты и приборы по моему списку, а я занялся делами насущными в нашей Лаповке. Первым делом посадил Леонида за компьютер и заставил копировать на диски нужную информацию по длиннющему списку. Все-таки так намного проще, чем волочь за собой громоздкие, имеющие вес и потребляющие энергию батарей трекстеры с памятью в сотни гигабайт. Если бы у меня уже был налажен в Рушатроне отбор энергии от люменов и преобразование ее для зарядки аккумуляторов, я бы и трекстеры захватил, потому что ненужной информации не существует в принципе, но тут уже ничего не поделаешь, приходится выбирать в угоду качеству, а не количеству. И так придется волочь несколько громоздкие и тяжеленные солнечные батареи. Девчонки две взяли, но еще две ну очень понадобятся.

Леонид, если сравнивать с моими умениями в обращении с компьютерами, оказался скорее «чайником», но с возложенными на него задачами справлялся быстро и добросовестно. Особенно после того, как я часик потратил на его обучение и шлифовку полученных умений. Убедившись, что работа у него пошла в уверенном темпе, я стал проводить ревизию оставшихся запасов.

Девчонки забрали очень много из намеченного для такого случая числа предметов, что было и хорошо и плохо. С одной стороны, в новом мире являлось отличным подспорьем все, что они унесли. Да и нам меньше волочь придется. Но с другой стороны, следовало учитывать простую банальную истину: если подруги попадут в какие-либо переделки, а то и под арест, то все новшества и технологии нашего мира у них просто изымут, рассмотрят, естественно — заинтересуются, и потом поди это все забери, выпроси или выкупи. Скорее всего, на внутреннем содержании трех огромных рюкзаков можно будет сразу поставить жирный крест. Так что в своих сборах приходилось в первую очередь учитывать именно этот момент и дублировать некоторые основополагающие позиции.

Затем я подался в лес для осмотра и предварительной проверки нашего тайника непосредственно возле прохода. Именно в нем мы договаривались в любом случае оставлять итоговое письмо-объяснение: кто, как, с какими целями и куда направляется. А то мало ли что получится? Вдруг в новых мирах и разминуться можно? Как, по сути, в моем случае и получилось: вон по какой немыслимой, обходной и дальней дуге возвращаться домой пришлось.

До места перехода добрался нормально, несколько раз прогулялся туда-обратно по соседним с деревом тропам, высматривая, не затаился ли кто в кустах или в густой траве, и только потом приблизился к тайнику. Весь вскрывать не стал, по внешнему виду определив, что он не тронут, а достал только письмо. И уже с этим посланием отыскал укромное место, затаился в нем, как партизан, и, с каким-то удовольствием узнавая Машкин решительный почерк, приступил к чтению.

Слишком уж подробными описаниями своей деятельности подруги не увлекались. Но и сделать они успели на зависть много полезного.

«Уходим к отшельнику, как и было оговорено в установленное время. Но решили выбраться на два часа раньше по причине завершения чистки в предбаннике».

Здесь было все понятно: «предбанником» мы называли площадку башни, и ее действительно следовало держать в чистоте и внешней неприкосновенности. Причина проста: чтобы вдруг появившийся там Грибник ничего о нас не заподозрил.

«До этого мы в округе провели тотальный осмотр, наблюдения, поиск и выяснили много интересного. Во-первых, если смотреть на предбанник с самого низа, то людей в нем не видно. Проверено и доказано неоднократно».

Вот это да! Уникальное открытие и вполне много о чем говорящее. Мне до него в одиночку докопаться никак не светило, да и потом мы всем гуртом только и предприняли спуск на веревках и осмотр лишь щелей в стенах башни. Молодцы девочки! Догадываюсь, как они страховали друг друга и переговаривались по рациям. Теперь получалось, что при обороне башни этим делом мог заниматься один-единственный человек, совершенно при этом невидимый для нападающих. Придя к такому ничего пока не значащему в личной безопасности выводу, я продолжил чтение.

«Много времени потратили на поиск пустот в основании, но входа так и не отыскали. Копать огород не стали, могли слететься вороны…»

Мы обсуждали этот момент, намереваясь когда-нибудь значительно раскопать землю вокруг основания башни и таки разыскать вход во внутренности. Раз есть уходящая вниз от щелей крутая лестница, значит, и подземелья должны быть. Ну а что еще может быть в подземельях, кроме сокровищ? Это сейчас я понимал, что никаких подвалов, скорее всего, и нет, подобных строений по всем мирам может быть неисчислимое множество, и хранить в них хоть что-то — полнейший нонсенс. Скорее всего, во внутренности попасть можно, только лишь узнав какой-то особенный секрет, а то и вообще только с помощью крутой волшбы или непонятной системы перехода.

Ну а под воронами имелся в виду все тот же Грибник, которому сверху могли броситься в глаза ведущиеся раскопки.

«Два дня потратили для дальнего похода. И не зря. Вначале выбрали самую высокую точку среди холмов на горизонте. Затем интенсивным марш-броском достигли нужной вершины. Прибыли туда уже глубокой ночью, переночевали, а вместе с восходом солнца осмотрели противоположный от предбанника горизонт. В пределах еще двух переходов вполне отчетливо видна кромка леса. На всей остальной площади никаких изменений не замечено…»

Ха-ха! Лепота! Значит, Дикий мир — не настолько уж и дикий! И уж точно не безжизненная пустыня. Не знаю, почему меня это так обрадовало, но на душе стало легко и спокойно. Скорее всего, моя мысль может оказаться не такой уж и абсурдной: устроители башни просто уничтожили вокруг своей постройки все живое в радиусе более ста километров! Могло такое быть? Еще как могло! После того что я увидел в Сияющем кургане, создание карантинного пояса вокруг ценного объекта — это всего лишь детские забавы для всемогущественных создателей переходов. Все выжгли или облучили, заполнили озера бессмертными хищниками, а вдоль дальней границы еще излучателей со смертельными для всего живого импульсами наставили. Почему вдоль дальней? Да потому что внутри сами частенько ходят, чего собственной шкурой рисковать?

Ну, как-то так. Потому что фантазировать на эти темы можно сколько угодно и все равно не угадать. Но то, что в Диком мире существует жизнь или хотя бы буйная растительность, — феноменально! Знали бы сразу, не рисковал бы я переходом в мир Трех Щитов. Глядишь, и в самом первом мире могли бы отыскать массу интересного, загадочного и романтического. Но теперь чего уж там! Вначале не удалось вырваться обратно, позже девчонки поспешили за мной, теперь мне придется переться за ними.

«На следующий день после похода, — читал я, — решили глушить рыбку в ближайшем озере. Вначале дразнили рыбку камнями, потом забросили крюк с мясом на толстенной веревке, закрепленной наскальном обломке. Никто не пострадал, кроме веревки и обломка, со страшной силой затянутых в воду. После чего мы использовали две пустышки и четыре леденца. Рыбка так и не всплыла, зато стала заметна буря в соседних водоемах, волны там вздымались странным образом на высоту до десяти метров. Пришла мысль, что это не рыбка, а единый спрут, имеющий в каждой луже по конечности. Плюнули на все и благоразумно вернулись к предбаннику…»

Прочитав эти строчки я, разволновавшись, воскликнул:

— Затейники-массовики, оборзевшие, неподконтрольные!

Слишком уж резво девочки взялись за неизвестную рыбку. А если их вывод окажется правильным, то опаснее существа нет во всей Вселенной. По большому счету к этим озерам с чудесной питьевой водой вообще на сотню метров приближаться не стоит. Мало ли какой длины щупальце у этого единого организма может оказаться. «Пустышками» мы называли легкие самодельные взрывные устройства фугасного действия, и они использовались лишь для создания звукового эффекта. «Леденцы» уже больше смахивали на боевые, осколочные фанаты, и мы их успели сделать до моего ухода в мир Трех Щитов целых шесть штук. Можно себе представить недовольство водного зверя, когда одна из его конечностей оказалась то ли оторвана, то ли порядочно изувечена.

Хорошо, что все для любительниц рыбной ловли обошлось благополучно. Но в любом случае программу по исследованию озер можно считать закрытой навсегда. Даже при удачном возвращении на Землю и последующем исследовании Дикого мира к озерам лучше не соваться. С таким масштабным монстром маленькому коллективу исследователей никогда не справиться. Да и какой с этого будет толк, если чудовище все-таки погибнет, допустим от яда? Вода в округе окажется заражена токсинами разложения, если еще чего похуже не произойдет.

Концовка письма радовала бодростью и оптимизмом:

«Все дела завершили, родителей о дальнем походе предупредили. Если отыщем этого (слово тщательно зачеркнуто) отшельника, он у нас попляшет!»

Хм! Кажется, намек в мою сторону, что мне достанется за опоздание. Ну ничего, пусть пару часов сами в стенку лбами да коленками потыкаются, ют тогда и пляшут сколько им вздумается. Еще посмотрю, как вы в том лабиринте себя вести станете. Небось сразу домой к деду Назару захочется, да поздно будет. Придется меня ждать, спасителя и благодетеля! Ха-ха!

С такими злорадными мыслями сложил аккуратно письмо, спрятал его в карман, осмотрелся из своего укрытия и, выйдя на тропу, поспешил в деревню. И все-таки строчки только что прочитанного послания так и прыгали перед глазами, иначе как можно оправдать появление совершенно незамеченного мной мужика, который шагнул из кустов на тропу и перегородил мне дорогу.

— Та-а-ак, — протянул он строгим голосом, — А ты чего здесь гуляешь? Да еще и без родителей.

Редко мы с ним виделись, потому и не узнал. Зато я уже был далеко не мальчиком и фыркнул в ответ с позволительной для любого взрослого человека издевкой:

— Мне что, с родителями до самой пенсии в лесу ходить положено?

Участковый нашей Лаповки стал присматриваться ко мне более внимательно, а потом крякнул, узнав:

— Ивлаев! То бишь… э-э-э… Боря?!

— Стареете, дядя Петр, стареете, — подначил я его.

— Зато ты вечно молодой! — не остался он в долгу.

— Да и вообще, вы вроде как на пенсии уже? — не обиделся я.

— Больше года, почитай. Да только никого взамен не на-значили, вот и приходится на общественных началах деревней заниматься.

Всех последних новостей и местных пертурбаций я не знал, так что в ответ лишь пожал плечами да развел руками. Мол, времена такие. Хотя и от вопроса не удержался:

— А чего нашей Лапой заниматься? Тишь да благодать, да три десятка божьих одуванчиков проживает.

Когда-то участковый сам так любил называть всех людей пенсионного возраста, поэтому постарался обиду не показать. Хотя она и так ощущалась в его словах:

— И не три, а почитай пятьдесят человек живет. Да и приезжие к нам летом как по воду святую прутся. Чай, места у нас наилучшие по чистоте своей да целебности.

— Это точно, дядя Петр, — согласился я, пытаясь обойти внештатного теперь участкового по кустам и продолжить путь, — Ладно, счастливо!

Но он опять перекрыл мне путь своей огромной ручищей:

— Постой! Ты тут никого не видел из чужаков?

— Да нет! А что случилось?

— К Вакулине сын с невесткой приехал, ну и пошли вчера в лесочек прогуляться. Дело молодое, прилегли на травку, целоваться начали, а потом того грибника и заметили. Шибко подозрительным он им показался.

— Ну, мало ли тут таких ходит, — старался ответить я с полнейшим равнодушием, хотя внутри что-то екнуло, а сердечко затрепетало как сумасшедшее.

— Да ты Фрола должен знать, он года на четыре тебя всего старше, с сызмальства здесь и даже каждого чужака в лицо знает. А этого в первый раз видел.

— Откуда и куда тот направлялся?

— Со стороны скал, куда-то в эту сторону.

Я постарался за смехом скрыть свое растущее напряжение.

— Ну и что здесь особенного? Всегда кто-то новенький в наши края забредает.

— Да в том-то все и дело, что вчера в то же самое время еще одна странность приключилась, — решился участковый на полное разглашение обстоятельств. — Все семейство Моховых сюда за беляками подалось. Потом хвать — а ни старика Степана нет, ни обоих внуков. А тем — одному тринадцать, Другому пятнадцать. Заметались по лесу, паника полная, орут как резаные. Хорошо, что еще один наш деревенский на шум подтянулся да и говорит: «Видел я Степана на опушке, домой он шел с внуками». Моховы бегом в деревню, а все три пропажи сидят на лавочке во дворе да головами во все стороны вертят. Как из лесу шли да что их на это вдруг подвигло — ничего не помнят. Почти! Потому как самый меньшой, тот, которому тринадцать, смутно припомнил, что их домой заставил идти тот самый грибник, по описаниям похожий на виденного Фролом.

Я помотал головой:

— Ой, как все запутано! Вам самому, дядя Петр, не смешно от таких сказок?

Тот тяжело вздохнул:

— Смешно. Но выяснить-то надо!

— Ну, как говорится, бог в помощь! — пожелал я, все-таки обходя преграду и советуя напоследок: — Только вы у Моховых вначале поспрошайте, что они накануне ели.

— Зачем это?

— Грибы небось?

— Так сезон как раз, они и накануне собирали.

— Вот-вот! А сейчас столько мухоморов развелось, как две капли воды на беляков похожих, что просто жуть и страх. По всем сайтам интернетовским предупреждения ведутся, и настоятельно советуют вообще от грибов воздержаться. Наверняка у них длительные галлюцинации и массовое помешательство.

— Как же так?

Участковый явно был растерян такой очевидной, но совершенно не продуманной с его стороны версией и смотрел мне вслед с жутким разочарованием обманутого с наградой профессионала. Наверняка ему жутко хотелось раскрыть некий заговор грибников-индивидуалистов, которые с помощью гипноза заставляют убираться с пути конкурентов.

Ладно, с этим делом запугал следствие — и хорошо. А вот что самому теперь делать? По всей видимости и здравому смыслу, вчера здесь проходил Грибник и отправился именно в Дикий мир. Скорее всего, сразу и мир Трех Щитов перешел. А если нет? Вдруг он на башне решил позагорать?

Только достаточно мне было представить, как я натыкаюсь на него прямо на площадке башни и он меня, словно кеглю, сшибает в пропасть своим посохом, так у меня затряслись и ноги, и руки, и извилины в мозгу. Сразу пропало желание куда-то спешить. Ненадолго, правда. Пока дошел на подворье, мысли о троице моих подруг, тупо колотящихся лбами в глухие стены, заставили избавиться от непозволительной для любого мужчины трусости и вновь обрести уверенность. Причем уверенность до такой степени, что я себе уже мысленно представлял, как я появляюсь на уступе, шагнув в переход, сразу поднимаю зажатый в правой руке газовый пистолет и успокаиваю любого Грибника бесшабашным выстрелом. Если понадобится — то и несколькими. Потом возвращаюсь за вещами и Леонидом, и мы уже вдвоем переходим в мир Трех Щитов. А там мне уже никакие гипнотизеры не страшны; найду где спрятаться и догадываюсь, как прожить не «отсвечиваясь».

Вдобавок и логическими рассуждениями себя успокаивал: раз хозяин межмирских дорог прошел вчера — значит, несколько недель для свободного передвижения у нас имеется. Ибо никогда такого не было, чтобы Грибник каждый день туда-сюда мотался.

А вот определенные меры безопасности против наших деревенских, и в особенности нашего участкового, продумать придется. Перед уходом мои подруги забрали с собой все камеры из мест наблюдения и отключили всю систему мигалок, так что восстановить прежнюю сеть никак у меня не получится. А значит, придется самому и сегодня прогуляться с кошелкой в лес для тщательного осмотра, и завтра раза два пройтись, тщательно осматриваясь. Не хватало мне, чтобы наш участковый где-то окопался с биноклем и высмотрел наши тайны! С дядьки Петра станется и не такое учудить!

Глава седьмая

ДИКИЕ ПРОВИНЦИАЛКИ

Нельзя сказать, что прогулка по вечернему Рушатрону трех красавиц с далеких Пимонских гор осталась незамеченной. Скорее, наоборот, к слову «прогулка» можно было прибавить самые разные по значению синонимы. Начиная от «очаровательной и познавательной», заканчивая «скандальной и кровавой». Потому как три воительницы не только успели налюбоваться, восхититься красотами столицы, но и познакомиться со многими ее обитателями и гостями, поругаться с некоторыми из них, да еще и кровь пустить троим из числа наиболее приставучих. Причем своей вины в случившемся инциденте гостьи города совершенно не чувствовали.

Началось все с того, что, несмотря на синхронную вычитку сразу всех книг, которые Борис заблаговременно оставил в гостиничной комнате, всех традиций и норм поведения узнать ну никак не получилось. Общая история плюс довольно подробная история самой империи Моррейди дали много нового для познания уклада жизни. Правила этикета на балах тоже добавили свою лепту, но кто, скажите, знал, что после захода местного светила появляться девушкам и женщинам на улицах без сопровождения мужчин считается легкомысленным тоном? Причем если женщина верхом на лошади, то она — воительница и ей все можно. А вот если пешком — то обычная горожанка, которая ищет фривольных приключений. И не важно, одна она, или с подругой, или с целым десятком подруг. С подобной барышней имеет право заговорить и попытаться познакомиться любой уверенный в своей неотразимости мужчина.

А таких уверенных ловеласов, донжуанов, сладострастников — в любой столице хоть пруд пруди. Вот и получилось, что первый час воительницы прогуливались и любовались городом без всяких помех, а вот потом были прямо шокированы хлынувшей на них лавиной улыбок, подмигиваний, двусмысленных приветствий и откровенно наглых предложений. Причем и сами предложения по шкале порядочности достигали полярных точек. Одни парни деликатно вопрошали, можно ли с такими очаровательными девушками познакомиться, тогда как самые матерые и грубые сразу приглашали изумительно фигуристых красавиц заглянуть к ним в спальню и приятно провести ночку, а то и другую. Некоторые не сразу отставали, когда их весьма грубо и обидно отшивали, повторяли попытки познакомиться или пригласить на ужин. Тройка особо наглых, увешанных оружием наемников так вообще сразу села на хвост и теперь плелась следом, ожидая, видимо, более благоприятного момента для усиления своего нажима. Остальные любители уличного знакомства с каждой минутой тоже все больше усиливали натиск. Самые наглые и беспардонные из них выкрикивали подобные предложения из окон второго или третьего этажа, и на их слова ничего не оставалось делать, как только скрипеть зубами да яростно сверкать глазами.

Разве что Катерина весьма кровожадно сожалела:

— Надо было взять Борькин пистолет и стрелять в каждое такое хамское рыло!

— Можно и камнем, — проворчала Вера.

На что Мария фыркнула с сожалением:

— Давно присматриваюсь: ни одного камня нигде не валяется! — Потом она в который раз оглянулась по сторонам и таки озвучила давно крутящееся у нее на языке соображение: — Опять-таки ни одной дамы не вижу без мужчины. Значит, повышенное к нам внимание озабоченных мужиков — итог нашей жуткой неосведомленности.

— Сомневаюсь, — вздохнула Катя, — Все-таки надо было меня слушаться. Оделись бы поскромнее, никто бы на нас не пялился.

— А это мы сейчас проверим, — Вера вполне мило и со всем умением истинной куртизанки-обольстительницы улыбнулась замершим рядом с ними четырем парням и спросила: — Далеко ли до Сияющего кургана?

Те, видимо, и сами мечтали заговорить с девушками, но не могли преодолеть собственное стеснение. Зато после непосредственного обращения их словно прорвало, и они за-говорили, объясняя дорогу, все разом. Три подруги и так прекрасно знали, где они находятся и как вернуться к гостинице, Рушатрон им не казался таким уж запутанным городом, но первое знакомство подразумевало и первые вопросы, на которые хотелось получить должные ответы. Поэтому, когда добры молодцы подробнейшим образом описали весь маршрут следования к Пантеону, Мария решила выяснить свои сомнения. А то и продолжить общение с нормальными ребятами.

— Честно признаться, мы очень издалека, можно сказать, совсем из иного государства, и в вашем городе всего первый вечер. А потому никак не поймем слишком пристального внимания к нашим персонам. Почему это происходит?

— Причина проста: любая дама должна после захода Светоча иметь рядом с собой сопровождающего кавалера, друга или родственника, — с готовностью объяснил один из парней, — Иначе считается, что она свободна и желает немедленного знакомства.

— Вот как плохо не знать традиций большой столицы! — досадовала Мария вполне искренне, — А наш родственник где-то запропастился по своим делам, и мы себя чувствуем весьма униженно из-за повальных приставаний.

— Если вы позволите, — склонил голову другой парень, — то мы с удовольствием проводим вас к Сияющему кургану.

— Но мы не хотели бы, чтобы ваши провожания вами же были поняты превратно.

— Что вы, что вы! — наперебой стали убеждать довольные парни. — Мы вполне понимаем ваше неведение и готовы сопроводить вас куда угодно чисто по-дружески.

— Отлично! Тогда, может, мы вначале глянем на замок Тюйлонов?

— Но он уже закрыт для посетителей.

— Не важно, просто глянем на его наружную архитектуру.

— О! Вы не пожалеете! Вам понравится! Это совсем рядом!

Выбор девушек оказался весьма правильным и дальновидным. Теперь они перестали быть объектом неприятного внимания со стороны каждого встречного-поперечного озабоченного мужчины. Хотя и три наглеца, идущие сзади, отстать не пожелали. Так и тащились следом с весьма недовольными, можно сказать озлобленными, лицами. Но на какое-то время о них забыли, предаваясь интенсивному общению с новыми знакомыми и заваливая их вопросами обо всем, что попадалось на глаза.

Замок Тюйлонов и в самом деле оказался при ближайшем рассмотрении уникальным сооружением. Особое очарование архитектурной громаде придавали многочисленные факелы на стенах и люмены с отражающими свет зеркалами. Получалось ничем не хуже, а то и лучше, чем подсветка современных зданий на Земле в ночное время. Ну а знаний сразу четырех столичных жителей вполне хватило, чтобы интересно и подробно рассказать как о самом замке, так и об истории его возведения, про несколько жутких тайн из его прошлого и поведать кучу интригующих секретов из его настоящего. То есть желание посетить в дневное время этот действующий музей только возросло и приняло вполне реальные формы.

А вот позднее время да почти полное отсутствие людей вокруг замка послужило прекрасным подспорьем для любителей затеять скандал, спровоцировать драчку, а то и помахать оружием. Давно сидящие на хвосте у девушек наемники четверых молодых провожатых посчитали не более чем поводом для того, чтобы сорвать на них злость и похвастаться боевой выучкой. При этом они напрасно проигнорировали непосредственные цели своих фривольных домогательств.

Хотя и начали инцидент именно с обращения конкретно к Марии:

— Красавица, чего это ты с подружками выбрала таких ни на что не годных провожатых? Они небось и в постели опозорятся по своему малолетству.

— Вряд ли! — воскликнула самая старшая подруга, придерживая довольно резко кинувшегося с готовым вырваться оскорблением нового знакомого, — Ребята милые и симпатичные, только своим воспитанием и обходительностью перекроют все минусы своей молодости или неопытности. А вот вы, старикашки, уже точно опозорились своим хамством, невоспитанностью и препротивным поведением. Такое впечатление, что вы произошли от зроаков!

Худшего оскорбления в этом мире, наверное, не существовало. Даже злейшие враги перед вызовом друг друга на дуэль находили обидные слова проще и обыденнее. А тут сразу такая крайность. От услышанного даже четверо провожатых застыли на месте, а все три хама на некоторое время лишились дара связной речи от возмущения.

— Даты… это… Как ты смеешь? — сказал наконец один.

— Сейчас я тебе… язык вырву! — стал угрожать второй.

— И зубы все выбью! — добавил третий.

— О! — громко воскликнула Катерина, преспокойно доставая шпагу из ножен, — Да эти зроакские козлы даже про оружие свое забыли!

— Ага! Решили нас словами на испуг взять, — достала и свою шпагу Вера, — выкормыши вонючих кречей!

— И лучше бы шли спать в кроватки, дяденьки, — посоветовала Мария самым ехидным голосом, на который была способна, — Не то сейчас понаделаем дырочек в вашей толстой коже.

В следующий момент трое наемников, выхватив свои мечи, с яростью набросились на воительниц. Хотя следовало отдать им должное: насколько они ни были взбешены, убивать своих противниц они не собирались, стараясь бить мечами только плашмя, а вот покалечить вознамерились точно. Не хотели начинать свое пребывание в этом мире с убийства и девушки, потому что с самого начала столкновения обменялись условными словами, отрицающими смертельные уколы. При этом все шестеро полностью проигнорировали поначалу четверых молодых парней, однозначно не привыкших воевать, ссориться таким брутальным способом и решающих все крупные конфликты только с помощью дуэльного кодекса.

Не раздалось ни звона оружия, потому что оно не соприкасалось, ни хриплых выдохов, потому что устать никто не успел. Девушки изящно увернулись от первой атаки, удивительно точно прокалывая своим более легким оружием правые руки атакующих. Пока те разворачивались, так и не ощутив до конца сковывающего руку онемения, еще по два укола им досталось в ноги, по добавочному в руку, да еще по два в мягкое место, и на этом все сражение завершилось. Разве что один из наемников, уже рухнувший на колени, попытался левой рукой перехватить меч и дотянуться им в горячке до наиболее близко расположенного к нему парня. Тог еще и своего оружия достать не успел, двигался вообще неуклюже, в результате чего и получил не страшный, но весьма кровоточивый порез бедра. За что наемник получил добавочную и весьма неприятную порцию наказаний. Мария вскликнула:

— Ах ты, подлец! Забыл, с кем сражаешься?!

Взметнулась в воздух и со смаком впечатала свой каблук в зубы шустрого левши. Хруст, глухой удар падения тела, и лишь после этого над пустынной площадью понеслись стоны и проклятия раненых.

Хотя не совсем пустой площадь оказалась. Со стороны крепости к месту происшествия быстрым шагом приближалась группа охраны из шести человек во главе с офицером. Кажется, они не только все прекрасно рассмотрели, но и каждое слою расслышали. Поэтому разбираться с причиной потасовки не стали, а просто некоторое время ошарашенно смотрели, как три воительницы аккуратно, любовно протерли свои шпаги и рапиру и вложили их в ножны. Все четыре парня тоже стояли в полном молчании. Даже раненый лишь отчаянно пытался сжать края кровоточащей раны двумя руками и округлившимися глазами смотрел на созданий, кажущихся еще пять минут назад совершенно безобидными и сказочными.

Именно эта разница в отношении Марию больше всего и обидела:

— Ну вот, то рассыпались в комплиментах, а то слова благодарности от них не дождешься. Девочки, перевяжите нашего провожатого, а то так и кровью истечет. Ну а вы, ребята, чего прибежали? Зрителям билеты не продаются, представление закончено!

Офицер переглянулся с охранниками от такой бесцеремонности, да и слов он явно некоторых не понял, но после короткой паузы постарался говорить властно и строго:

— Любое происшествие вокруг крепости подотчетно нашему гарнизону. Поэтому отчет властям города тоже нам держать. Как мы заметили, эти три наемника первыми спровоцировали ссору, поэтому от вас, уважаемые, теперь зависит мера их наказания. Будете подавать на них жалобу?

— Обойдутся и без такой чести, — фыркнула Катерина, помогающая Вере широким бинтом закрыть и стянуть рану на бедре их провожатого, — Тем более что они и так уже наказаны.

Но Мария, присматриваясь внимательно к зашевелившемуся, приходящему в сознание противнику с выбитыми зубами, поинтересовалась:

— А что с ними будет сейчас? Так и останутся здесь умирать от потери крови или их кречи унесут?

— Ну зачем же так, сударыня, — укорил офицер, давая жестом сигнал своим подопечным осмотреть раненых, — Боевые действия закончены, имейте снисхождение. Сейчас за ними прибудет наша повозка, и мы отправим их в лазарет. Потом услуги лечения и нашей помощи ими будут оплачены. Или вы не знали?

— Они — гостьи столицы, — стал объяснять один из парней. — Только первый вечер в Рушатроне.

— Но судя по вашим беретам, — продолжил офицер обращаться к девушкам, — вы принадлежите к полку «Южная сталь»?

— А если и так, что это меняет? — вопросом на вопрос ответила Мария.

— Для нас — ничего. А вот такие отчаянные приставалы, — он кивнул на израненных дебоширов, — уже завтра вечером будут радоваться уходу вашего полка к границе с Гадуни.

— Вряд ли мы доставим такое удовольствие, лично мы, скорее всего, останемся.

— Ну что, идти сможешь? — обратилась тем временем Катерина к получившему помощь парню.

— Конечно смогу!

— Тогда давай мы тебя проводим домой, а потом и сами поспешим к южным пейчерам.

— Да что вы! Со мной все в порядке! И как это будет выглядеть? — запричитал парень, — Мы просто обязаны вас проводить к вашей гостинице.

Его друзья горячо поддержали своего товарища, и вскоре вся компания, ведя интенсивную беседу, оказалась на месте. Даже прихрамывающий провожатый словно забыл о своей ране, пытаясь перекричать своих друзей и самому рассказать нечто нужное, веселое и важное.

В общем, проведенным вечером все три красавицы остались более чем довольны. И мастерство фехтования свое проверили на неслабых противниках, и убедились в правильности выбранной линии поведения, и город посмотрели, и массу полезного узнали, и даже относительных приятелей заимели. При этом никто не заподозрил их в иномирском происхождении, и даже неправильный выговор, прорывающиеся странные слова и незнание нужных оборотов не помешали интенсивному общению.

Перед воротами пейчеры, из которых выглядывал с луком в руках дюжий охранник, девушки строго распрощались с парнями, хотя те клятвенно обещали прийти с самого утра и предоставить себя в полное распоряжение гостий столицы. Пройдя в холл гостиницы, красавицы не двинулись сразу в свой номер, а с довольными улыбками приблизились к стойке.

— Ну что, где наш Борей и почему опять нас не встречает?

На этот вопрос одной из близняшек Емлян смешно пошевелил косматыми бровями и пожал плечами.

— Как?! Его до сих пор нет? — все еще усмехаясь, удивилась вторая идентичная красавица.

— Как видите.

— Не поняла! — Мария напряглась и опасно прищурилась. — Мне кажется, его загул слишком странный.

— Ну, он ведь человек взрослый, — Хозяин гостиницы страшно не хотел скандала именно в это уже довольно позднее время и сейчас очень сильно пожалел, что поддался на уговоры Круста и не рассказал правду девчонкам с самого начала.

— Взрослый? — уцепилась за слово Мария, — Это в каком смысле? У него завелись друзья-собутыльники? Или он сам подался по злачным местам столицы?

— Да нет, — с эдакой прострацией во взгляде меланхолично отвечал Емлян, — Борей нам показался вообще непьющим.

— Так, значит, он?..

— Как совершеннолетний, имеет право на все, — каким-то образом умудрялся отвечать наилучшим способом хозяин гостиницы и, кажется, таким двусмысленным утверждением сумел направить мысли воительниц в нужную сторону.

Самая старшая из них явно растерялась и странно поникла, тогда как двойняшки осуждающе посмотрели на ветерана войны со зроаками, подхватили свою сестрицу под локотки и, подталкивая, повели в снятый номер. Только и донеслось с их стороны приглушенное:

— Ничего! Пусть только на глаза нам покажется!

— Мы ему такое совершеннолетие устроим!

— Ага! Мало не покажется!

Когда они скрылись в коридоре, Емлян облегченно вытер пятерней пот со лба и пробормотал:

— Не смешно даже! Мне кажется, я людоедов так в молодости не боялся, как этих дикарок. И угораздило же Борею именно в мою гостиницу попасть! Ну, Круст, удружил! Твоя вина — тебе и отдуваться завтра! — Он с опаской посмотрел в сторону прохода во внутренние помещения и благоразумно добавил: — Если ночь пройдет спокойно.

У себя в номере путешественницы в новый мир спать ложиться не собирались. Вначале сходили в купальни, потом еще раз самым тщательным образом пересмотрели все вещи Бориса, пытаясь таким образом понять, куда это он мог запропаститься так надолго. Хотя Мария не хотела рассуждать здраво и твердила все время с монотонностью испорченного патефона:

— Этот недоросток возомнил себя самостоятельным и пустился во все тяжкие! Не удивлюсь, если он сейчас тратит выменянное серебро с местными путанами. — А в подтверждение собственных измышлений приводила весьма веский довод: — Посмотрите: ни одной шоколадки не осталось! И при этом он сам их не ест, зато прекрасно знает, как легко прикормить любую девчонку шоколадом. Голодать он тоже не голодал, здесь кормят как на убой. Так что я его… зашибу!

Близняшки пытались успокоить лидера компании:

— Да что у тебя за мысли такие глупые?

— Больно кому наш Борька сдался даже с серебром.

— Тем более что здравый рассудок он потерять не должен, вон как здорово устроился, еще и про нас все продумал.

— Мне кажется, что он по каким-то делам куда-то подался.

— Точно! Мог ведь и выход обратный на Землю отыскать!

— Ага! Ведь не сидел же он здесь все время сложа руки. Метку свою поставил.

— А сам другой выход отыскал. Или в другой мир попал!

Машка от таких мыслей нахмурилась еще больше:

— Так почему нам никакого предупреждения не оставил? Почему вещи не взял? Даже пистолет оставил. Из его вещей на нем только сшитые нами брюки и трусы, все остальное в номере. Причем вон еще целая куча барахла местного купленная. Зачем? Тоже мне, модник нашелся!

— А может, он просто случайно куда попал?

— Разведывал просто.

— Хм! — еще больше обеспокоилась самая старшенькая, залезая на кровать с ногами, добавляя освещения и раскладывая вокруг себя книги, — Надеюсь, он не забыл главную опасность Пантеона в ночное время? А то завтра утром отыщется без памяти на нашу голову!

— Да нет! Ведь не зря он эти все книги купил и прочитал, — Вера уселась рядом и взяла в руки общую историю с картинками.

— А вдруг не прочитал?

— Машка! Это уже не смешно! А чем он еще туг ночами мог заниматься?

Вера тоже горячо поддержала Катерину:

— Днем наверняка обследовал лабиринт Сияющего кургана, а вечерами штудировал местную историю и правила поведения. Может, даже не высыпался, бедненький.

Долгое время все трое молчали, перелистывая книги и бегло прочитывая попавшиеся на глаза абзацы. Потом незаметно перешли к обсуждению некоторых исторических фактов, сопоставлению имеющихся домыслов и составлению логических цепочек. Занятие оказалось настолько интересным и увлекательным, что спохватились лишь далеко за полночь, когда и до рассвета по местным меркам оставалось всего пара часов.

— Всё, девочки, спим! — строго скомандовала Мария, убирая книги на прикроватную тумбочку. — И так наша первая ночь из-за Борьки получилась нервная и напряженная, еще и не выспимся теперь.

— Нуда, — пробормотала Вера, расслабленно откидываясь на подушки. — А ведь еще искать нашего Борейчика с утра вдруг придется.

— А чего искать? — удивилась Катя, — Это ведь только наши предположения, что он заблудился в лабиринте. Может, и в самом деле где-то с новыми друзьями загулял? А утром преспокойно заявится.

Выключая свет, Мария зловеще зашипела:

— Для него же лучше, если он навсегда заблудится в других мирах, чем загуляет с не теми «новыми друзьями».

Разбудил девушек резкий стрекот за дверью и бойкий голос коридорного:

— Завтрак, дамы и господа! Завтрак!

Вставать не хотелось жутко, казалось, что и вообще не спали, и наиболее всех недовольная Катерина предложила:

— А ну его, завтрак! Давайте еще поспим.

— Угу, — только и выдохнула Вера, переворачиваясь на другой бок.

Но именно это легкое сотрясение кровати и вырвало Марию из сонного оцепенения. Иначе она бы тоже провалилась в сон.

— Нет, так не пойдет, — Дотянулась рукой до пластин интенсивности и включила люмен, — Всю жизнь проспать можно.

— Ну ты гестаповка! — хныкала Катя, прикрывая ладошками глаза. — Зачем на полную мощность? Ослепить хочешь?

— Если бы хотела — сразу бы пальцами выколола. Вставайте, сони! Нас ждут великие дела и поиск нашего маленького друга.

— Не пойму, кто тебя больше заводит на великое, — ворчала Вера, натягивая на себя одеяло. — Маленький друг или его умение тебя ублажать?..

— Ну все! — Старшая сестренка пружиной вылетела из кровати и бросилась к рюкзаку, где во фляге имелись запасы воды, — Сейчас устрою визг на всю пейчеру!

Близняшки и секунды не сомневались в том, что сейчас окажутся облиты водой. Поэтому вылетели из кровати с еще большей скоростью. Но одеваясь, только усилили недовольное ворчание:

— И чего тебе неймется?

— Самой не спится, так еще и другим не дает.

— Если так хочется, могла бы и сама своего Борьку искать.

— А мы его и тут неплохо дождемся.

— «Своего»?! — возмутилась Мария. — Нет, я вас точно сейчас искупаю! Он не мой, он наш! И у нас одна команда! Тем более если выхода отсюда обратно нет, то нам придется здесь долго торчать.

— Вот именно! Отыщем себе парней, поженимся и будем жить припеваючи.

— Ага! Смотри, какой мир чудесный это Трехщитье.

— И волшебство здесь есть! И шуйвы!

— И конка подземная. О! Давайте сразу после завтрака там осмотримся?

— Нет! Отправляемся в Пантеон! — Мария стояла уже у дверей, уперев кулачки в бока, и теперь с подозрением присматривалась к двойняшкам: — Зачем это вы одежду поменяли?

Еще перед походом она просто настояла, чтобы только ей видимые детали одежды помогали отличать Веру от Кати, но те сейчас словно специально поменялись то ли брюками, толи куртками и теперь вновь не поддавались идентификации. Еще и вид делали, словно у них это случайно получилось:

— Ой, точно! Хи-хи!

— Да и ничего страшного. Мы-то ведь прежние остались.

— Все равно нас никто, кроме Борюсика, не различает, вон даже ты изредка путаешь.

Последнее утверждение звучало явно с издевкой: старшенькая путала точно так же, как и все остальные, постоянно. Но это было единственное право свободы, на которое лисички даже своему лидеру никогда не позволяли замахиваться.

Вот и сейчас ей ничего не оставалось делать, как пригрозить:

— Ничего, вот я одной ухо откушу, а второй нос. И тогда…

— Будешь иметь двоих одинаковых подружек с откушенным ухом и откушенным носом, — в тон продолжила одна из близняшек.

А вторая поинтересовалась, рассматривая свою шпагу:

— Оружие берем на завтрак?

— Не стоит. В харчевне все без оружия. Потом вернемся и как следует вооружимся, — распорядилась Мария, но газовый пистолет Бориса себе в подмышечную кобуру засунула. — За мной!

Сегодня они пришли гораздо позже основной группы постояльцев. Видимо, коридорный производил обход во время уже начавшейся утренней трапезы. Но с другой стороны, в пустой харчевне даже уютнее казалось. Лишь одна пожилая пара неспешно поглощала стопку блинов, запивая их чаем, да молодая женщина из обслуживающего персонала сидела невдалеке и посматривала в сторону гостий.

— Ты смотри, опять эта бесстыжая девка! — ничуть не снижая голоса, фыркнула Мария, — И чего ей надо от нас? Может, оставить ей варенье из наших порций? Слишком голодной она выглядит.

Если Мансана чего и не расслышала дословно, то о сути высказываний догадалась по интонации. Поэтому еле вначале сдержалась, чтобы не вскочить и не вывернуть старшенькой из сестер Борея поднос на голову. Только покраснела сильно да демонстративно отвела взгляд в сторону.

Затем на некоторое время близняшки увели разговор в сторону и принялись обсуждать, как разменять у хозяина гостиницы еще парочку «редчайших» монет на местные аналоги наличности. Все трое перешли на шепот и под конец совещания решили поменять сразу три монетки. Мол, раз нас трое, то и расходы будут соответственно более высокие.

Поэтому они не могли заметить, как в харчевню заглянул Емлян. Присмотревшись, что гостьи без оружия, он удовлетворенно провел двумя пальцами полбу. Дескать, все отлично и по плану. Да еще и жестами дал понять племяннице, что Круст с вашшуной уже в холле гостиницы. Как только завтрак подойдет к концу, так они всем скопом с неприятной вестью и заявятся.

А потом Вера совершенно случайно наткнулась взглядом опять на Мансану и тоже, в свою очередь, громко возмутилась:

— Да она не только за нами следит, но еще и подслушивает! Ухо в нашу сторону истинным локатором стоит!

Что такое локатор, дикие горянки объяснять, конечно, не стали. Зато очень обидно рассмеялись, а Мария еще и добавила:

— Подобные уши как раз и надо заклеивать вареньем! Иначе хозяйка может умереть от любопытства.

Конечно, уже такого издевательства от родственниц Борея Мансана стерпеть не смогла. Ломая все данные дяде клятвы и собственные обещания, она с некоторой нарочитой ленцой встала и не спеша приблизилась к столику с хохочущими девушками. Дождавшись, пока те умолкнут, она с самой показной грустью произнесла:

— Бедный Борей! Представляю, сколько он от такой семейки получил издевательств за свой малый рост. От любимой невесты его отторгли, одного, без знакомств и рекомендаций отправили на край света в столицу. И все для того, чтобы приготовить почву, снять жилье и все разведать для таких вот сестричек.

— Какой любимой невесты? — сузила опасно глаза Мария.

— Это уже в прошлом, не стоит ворошить старые горести диких гор.

— А ты кто такая?!

Девушка дернула плечами и горделиво задрала подбородок.

— Обычная женщина. Хотя в подачках не нуждаюсь, являясь совладетелем этой гостиницы. Да и весь род наш очень богат. Зовут Мансана, мне восемнадцать лет. Несколько дней и ночей я очень счастливо провела с Бореем, а сегодня утром я наведалась к знахарке. И она подтвердила, что у меня от Борея будет ребенок. Остальные ответы на вопрос «Кто я?» додумайте сами. Другие вопросы будут?

На Марию было страшно смотреть. И сил обеих близняшек не хватило, чтобы удержать ее руки прижатыми к столу. Все три подноса с посудой грохнулись на пол, заставляя Мансану испуганно вздрогнуть и начать пятиться назад. А у вскочившей на ноги старшенькой в руках оказалась очень странная металлическая штука, направленная дыркой в лицо отступающей девушки.

— Вопросы? — Голова Марии странно болталась из стороны в сторону. — Какие могут быть вопросы!.. Они все решаются легко и просто!.. Снимай с предохранителя и стреляй.

Раздались странные щелчки, во время которых одна из двойняшек закрыла уши ладонями, а вторая взвизгнула от страха:

— Машка! Прекрати!

И тотчас со стороны входа послышался грозный мужской окрик:

— Что у вас тут происходит?!

В харчевню вошли старший хранитель Круст, хозяин гостиницы Емлян и одетая в ярко-зеленую тогу властная женщина. Кроме тоги и сандалий на ней был лишь огромный, притягивающий взор медальон на груди.

Но Мария в сторону входа и не посмотрела. Она с недоумением то заглядывала в ствол пистолета, то передергивала затвор, то продолжала нажимать на курок.

Ее фигуру своими телами прикрыли обе близняшки и тараторили, перебивая друг друга и тыча пальцами в сторону кухарки:

— Эта девушка утверждает, что соблазнила нашего брата!..

— Обманом затянула его в постель!..

— Подло воспользовалась его слабостью и беззащитностью.

— И теперь ждет от него ребенка!

— Ее надо сжечь на костре как ведьму!

— И чем быстрее — тем лучше!

Емлян уже стоял возле Мансаны и обнимал ее вздрагивающее от переживаний тело. Он и выкрикнул первым довольно грубо:

— Это моя племянница, и ее в обиду никто не даст!

Тогда как Круст недоуменно воскликнул:

— О каком костре речь!? Что за варварские обычаи! Следите за своими словами, здесь не Пимонские горы!

И только когда заговорила женщина в зеленой тоге, все задышали спокойнее и стали расслабляться только от одного звука чудесного и чарующего голоса:

— Не надо так кричать и взрываться эмоциями. Все прекрасно и хорошо, жизнь продолжается, и ни о каких кострах с ведьмами в Пимонских горах я никогда не слышала. Мало того, все три сестры должны радоваться, что вместо погибшего брата судьба вам даровала племянника либо племянницу и еще одну сестру. Ведь если Мансана и в самом деле носит в себе плод Борея, то отныне она ваша родственница и по всем законам вы просто обязаны защищать как ее, так и ее ребеночка-сиротку.

К тому времени Мария скорее машинально спрятала бесполезный почему-то пистолет в кобуру, обошла двойняшек и, наклонив голову в сторону, стала рассматривать странную женщину. При последних словах она саркастически хмыкнула:

— Что-то я не поняла по поводу сиротки: блудница еще жива, да и ребенок не родился. А что вы там сказали о погибшем брате?

Несмотря на опасность, струящуюся от Марии, вашшуна приблизилась к ней, безбоязненно положила руку на плечо и стала говорить сладкоречиво и утешительно:

— Увы, девочка, бессмертных людей не бывает, и все мы когда-нибудь умираем. Кто раньше, кто позже, но участь всех совершенно одинакова: смерть, тлен и освобождение души для последующих перерождений. Так что ваш брат Борей уже наверняка путешествует в иных мирах, возможно, и в новом, совершенно здоровом теле, а его душа полна восторга и радости.

— Борис погиб?

При этом вопросе девушка присела, словно для прыжка, и Круст на всякий случай сделал несколько шагов в сторону вашшуны. Но та плавно отстранила его свободной рукой:

— Мужайся, его уже нет с нами.

— Где его тело?

— К сожалению, тела его тоже нет. Поздним вечером три дня назад его с пустынной улицы похитили кречи. Приняли за ребенка. Сам момент похищения увидели несколько человек, потом описания одежды с разыскиваемым Бореем совпало идеально. Так что смирись и вытри слезы.

— А я и не плачу, — скривилась Мария, невежливо убирая у себя с плеча руку вашшуны и обращаясь к двойняшкам: — Раз нет тела — нет смерти! А как можно оплакивать живого? — Ее взгляд замер на вздрогнувшей Мансане, — Хотя, может, Борьке и в самом деле лучше было бы погибнуть и оставить ребеночка-сиротку на попечение судьбы.

Глава восьмая

ПРИГОТОВЛЕНИЯ С РАЗВЕДКОЙ

Леонид пыхтел и корпел над компьютером до самой полуночи, даже ужинал, перекусывая на ходу или стоя, непрерывно проверяя и посматривая на уровень загрузки записываемых файлов. Куда и девались его смешливость, врожденное балагурство и умение развеселить в любой ситуации. Ну а для меня его внешность с каждым взглядом становилась все более привычной и естественной.

Спать мы решили прямо на чердаке, благо что несколько матрасов только и оставалось, что раскатать да застелить простынями. Но, несмотря на дикую усталость и мои прошлые бессонные ночи, сразу не заснули, а опять пустились в рассуждения о будущем месте нашего проживания. Пока суровую правду про иные миры я не рассказывал. Мало ли как обернется дело в последние часы нашего пребывания на Земле? Представляю, на что пойдут некоторые «несознательные элементы», если вдруг узнают о конкретном месте перехода между мирами. Да и сама весть об этих мирах для них станет однозначным поводом взрывного меркантильного бешенства.

Поэтому я больше рассказывал в иносказательном смысле, в результате чего у Леонида создавалась в голове все большая путаница, заставляющая его задавать массу вопросов. Например, его очень заинтересовало количество людей, проживающих в том месте, куда мы собираемся:

— Вначале мне казалось, что там обитает всего несколько отшельников и парочка уникальных знахарей. Ну и там где-то твои подруги тоже обретаются якобы. Но ты столько раз проговариваешься о других людях и даже о какой-то гостинице, что теперь мне там представляется целый поселок. Если не город.

— Ну и что тебя смущает? Или у тебя фобия против урбанизации?

— Да нет, скорее наоборот. Но у меня точно фобия против многочисленного рассматривания толпами моего лица, когда оно без грима и когда я нахожусь вне арены.

— Сочувствую, но тут уже ничем, кроме обещания в будущем уничтожить твои шрамы, помочь не могу.

— Да я понимаю. Но можно ли будет в тех местах носить маску?

— Какую маску? — удивился я. — Боевой раскраски спецназовца?

— Да нет, у меня есть из мягкой замши, под цвет тела, — Мэтр достал из кармана своей курточки небольшой пакетик, из него — некое подобие снятой кожи лица с дырками для глаз, носа и рта. — Вот, сам сделал.

Затем быстро надел на лицо и закрепил на затылке натянутыми резинками. Смотрелось вполне сносно, хотя и сразу бросалось в глаза, что это маска.

— И как? Не смешно?

— Ну, по крайней мерс, во много раз не смешнее, чем раньше, — сказал я истинную правду. — Но почему ты себе лучшую маску не подобрал? Видел, какие у артистов есть? Любое лицо получается.

— Да с ними только в кино и сниматься. И лишь короткое время. Лицо так потеет, что умереть можно. Ну и самое главное, Мохнатый мне раньше запрещал под страхом убийства ношение любых масок. Утверждал, что артист должен гордиться своей внешностью. Я и эту сделал втайне от всех.

— Вот и молодец! В том городе-поселке можешь ею пользоваться постоянно, а может, и еще чего лучше придумаем. Меньше будешь к себе привлекать ненужного внимания. Да и здесь наденешь, когда будем выходить с подворья с рюкзаками.

С самим способом похода Леонид тоже никак не мог смириться:

— Что, вот так и пойдем пешком далеко-далеко?

— А что с нас станется? И не далеко пойдем, а очень-очень далеко. Или ты привык только на джипах ездить?

Он с сомнением осмотрел мое маленькое тело и пожал плечами:

— Я-то дойду куда угодно, но если можно транспортом часть пути проехать, то какой смысл ноги трудить?

— Ничего. Смысл поймешь, когда на место доберемся, — К тому времени у меня глаза стали слипаться от усталости, — Спим. Завтра остальные детали обсудим.

На рассвете приехали родители, расстаравшиеся по моему списку почти на сто процентов. Причем привезли они и свежие новости, о которых мы просто и знать не могли из-за отсутствия Интернета и телевидения. А радиоточку в этом доме испокон веков игнорировали.

— На дорогах полное безобразие творится! — жаловался отец. — И ведь ищут джип, а все равно мою ласточку раз десять останавливали. А все из-за того пожара в соседнем крае. Около пятидесяти человек погибло, в том числе и супруга губернатора. По всей стране поднялся переполох, всю трагедию на лица кавказской национальности списывают. Розыск на десяток человек объявили, но среди них есть два человека, совсем на чеченцев не похожие.

— А вы откуда знаете? — вырвалось у меня.

На что обеспокоенная мать возмущенно фыркнула:

— Ну, про знаменитого клоуна, которого похитили якобы поджигатели и который, подругам источникам, числится в злоумышленниках, на каждом углу трубят и по всем каналам телевидения показывают. Ленин портрет и фото теперь всей стране известны, — Она повернулась в сторону Леонида, как бы сличая в памяти его внешность с кадрами телевизионной программы. Потом со вздохом перевела взгляд на меня: — Ну а второго объявили в розыск карлика. Но там фоторобот изобразил вообще какого-то уродца, и на тебя он совсем не похож.

— Это я удачно не успел выступить на большой сцене.

Из моих уст данное утверждение прозвучало как хвастовство. И мой новый товарищ сразу подхватил шутку:

— Рано тебе еще до большой сцены, не дорос.

— Все смеетесь? — Отец за улыбкой скрывал собственное волнение. — А ведь вас и в нашей глухой Лапе могут вычислить.

— Вот потому и уходим за тридевять земель в тридесятое царство, — обрадовался я. И тут же вспомнил о своем возможном излечении: — Кстати, уже обратно я могу вернуться вполне нормальным по росту парнем. Так что прошу не пугаться и не паниковать, если к вам полезет обниматься и целоваться какой-то незнакомец.

— Мм? И когда такое может случиться? — побледнела мать от переживаний. — Верится в подобную сказку с трудом, но что мне теперь, к каждому парню в глаза заглядывать?

— Зачем так заранее беспокоиться! — воскликнул я, припоминая, каким образом в Трехшитье выражают восхищение или одобрение. — Перед тем как подойти, я громко три раза кашляну, а потом проведу двумя пальцами левой руки по подбородку вот так, а правой — по лбу. Это и будет условным сигналом: можно смело обниматься и «сказанному верить».

Судя по слишком озабоченным лицам родителей, они очень хотели верить в мое грядущее выздоровление и в связи с этим готовы были не только к возможным трудностям, но к длительному расставанию. Хотя сроки мать пыталась уточнить с маниакальным упорством:

— Так какие сроки твоего выздоровления?

— Ой, ма! Сама знаешь, что подобные вещи быстро не происходят. Может, год пройдет, а может, и все десять, — Я припомнил, что Мансана явно не собиралась ждать моего вырастания целых десять лет, и сам себе категорически возразил: — Да нет! По поводу десяти — это я загнул. Но на два, а то и три года лечение может затянуться.

— Ничего, — У матери на глазах появились слезы, — Мы сколько угодно готовы ждать.

— Вот и хорошо!

Я чмокнул ее в щеку и побежал на чердак за приготовленными ночью дисками. Лучше интенсивно двигаться, чем наблюдать, как кто-то плачет, а ты ничем не можешь помочь. Особенно если плачет близкий и родной человек.

Затем мы с Леонидом с головой ушли в сборку, изучение и испытание арбалетов. Оружие и в самом деле оказалось настолько совершенным и удобным, что при определенной сноровке и желании из него мог стрелять даже пятилетний ребенок. Ко всему прочему еще и оптический прицел удалось прикупить с инфракрасной подсветкой. Крепился он на любой из арбалетов, так что при необходимости можно было вести прицельную стрельбу даже в беспросветной ночи.

Испытать оружие нам тоже было где. Как на заднем дворе по мишени, так и при стрельбе по нежилому дому, отстоящему на задах метров на двести пятьдесят. Стреляли мы никому не видимые ни с улицы, ни с остальной деревни, а смотреть на результаты да вырезать болты из бревенчатой стены могли бегать сколько угодно. За высокой порослью кукурузы нас и видно-то не было. Результаты получались впечатляющими, хотя сразу бросалась в глаза разница между моими выстрелами и Леонида. Без ложной скромности я сразу возгордился, что стреляю из любого арбалета раза в три лучше моего нового напарника. Главное, было предварительно верно определить расстояние до цели и правильно выставить планку прицела, а все остальное получалось на одном выдохе. Руки не дрожали, глаз не слезился, сопли отсутствовали, и даже самому часа через три казалось, что стрелял я из подобного оружия с самого детства.

Ближе к обеду родители уехали в город, Леонид завалился спать, потому что так и не выспался за пару часов, а я, чувствуя во всем теле кипучую энергию, славно пообедал и вновь подался в лес на разведку. Да и на башню решил взглянуть хоть одним глазком. Без багажа это сделать будет на-много проще и безопаснее. А на случай нежданного столкновения с Грибником захватил трофейный пистолет. Сомнений у меня по поводу его применения не возникало: на пути в мир Трех Щитов никакая преграда меня не остановит. Тем более что данные газовые патроны не смертельные, отдохнет немного опасный ходок меж мирами да и дальше пойдет. Другой вопрос, что если я сейчас загляну в него и постреляю, то в следующий раз уже точно с боем прорываться придется. Не лучше ли вообще пока в Дикий не заглядывать?

С такими сомнениями я нарезал с десяток кругов около заветного дерева, заглянул чуть ли не под каждый кустик, прощупал палкой чуть ли не каждую удобную для засады ложбинку и только тогда отважился на переход. Причем решил сразу на выступе башни развернуться и в случае опасности шагнуть обратно на Землю. Может, и стрелять не придется в случае нахождения кого-либо на площадке. Но пистолет в руку взял, изготовил его к стрельбе, внимательно огляделся по сторонам в последний раз и с решительным выдохом отправился в Дикий мир.

Глава девятая

РАЗБОРКИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ

Когда все три горянки отправились к себе в номер, оставшиеся в общем зале харчевни дружно вздохнули с облегчением. Даже пожилая пара, на которую никто до этого времени не обращал внимания, схватила свои кружки с остывшим чаем и, громко глотая, опустошила до дна. У них тоже в горле пересохло.

Круст подергал своими широченными плечами, словно расслабляясь, и с уважением обратился к вашшуне:

— Даже не представляю, что бы мы без тебя делали! От этой старшенькой только искры и пламя в стороны не брызгали от злости и бешенства. А уж какой-то печали или тоски в ее поведении я вообще не заметил.

— Все оттого, что она не верит в смерть Борея, — Женщина несколько рассеянно поправила на своей груди отличительный медальон и призналась: — И моей заслуги в сдерживании этих горянок нет. Насколько я поняла, все мои внушения и жесты успокоения на них не подействовали.

— Как?! Разве такое бывает?! — воскликнул Емлян.

— А ты что, меня за всесильного шуйва считаешь? — рассердилась вашшуна. — Может, на них куча амулетов навешана, против которых я бессильна?! Может, они сами какие-то пимонские колдуньи?! Мало ли чего в тех горах может быть! Да и Заозерье таинственное возле них совсем рядом, а мы о нем ничегошеньки не знаем. Знала бы, что здесь такие девицы яростные и неподдающиеся, я бы еще парочку сестер с собой пригласила. А теперь и не знаю, что у этих дикарок на уме.

— А ты уверена, что они такие уж дикарки? — многозначительно спросил Круст.

— Скорее, наоборот. Такое впечатление, что они как минимум воспитывались в знатной семье и жили в какой-нибудь столице. И ощущение, что они чужды нашему миру. Жаль, я не видела этого Борея, мужчины для меня более «прозрачны» и в помыслах, и в поступках.

Старший хранитель напомнил:

— Смотря какие мужчины! Паренек ведь успел получить при жизни благословение лобного камня и прослушал музыку торжественного гимна. Так что можно смело утверждать: он и его сестры на все сто процентов выходцы нашего мира, а что говорят так плохо и неправильно — это уже другой вопрос. Чтобы его решить, надо самим побывать в Пимонских горах или отыскать в Рушатроне выходца из тех мест.

Заплаканная Мансана резко всхлипнула в последний раз и добавила:

— Борей утверждал, что у него важная встреча с земляком. Значит, хоть один таковой в нашей столице имеется. Может, поискать?

Стали обсуждать это предложение, хотя особого смысла кого-то искать и что-то перепроверять не видели. Попутно с этим обсуждением напились принесенных второй кухаркой соков и переместились в холл гостиницы. И как раз вовремя. Четверо парней, облаченных в самые парадные и модные одежды и украшенных дорогущими комплектами поясов с оружием, вошли внутрь и стали интересоваться:

— Мы вчера договорились встретиться с тремя воительницами, которые обитают в этой гостинице, и провести для них экскурсию по Рушатрону. Для таких великих мастеров воинского искусства мы специально даже посещение императорского дворца запланировали и уже договорились с кем следует. Но время завтрака уже прошло, а их все еще нет. Не подскажете, как их можно увидеть?

При этом посетители, один из которых сильно прихрамывал, не знали, к кому конкретно обращаться, хотя по рангу общественной значимости больше смотрели на вашшуну и старшего хранителя. Колдунья и ответила:

— К большому сожалению, все три гостьи этой пейчеры только что получили печальное известие о гибели своего бра-та. И сейчас девушки в трауре. Так что вряд ли они вспомнят о запланированной экскурсии.

Все четверо парней дружно поникли, сочувственно покивали головами и уже стали поворачиваться на выход, когда Круст спросил:

— А как вы с ними познакомились и почему с таким восторгом утверждаете, что они воительницы?

— Как?! Разве они вам ничего не рассказали? Скромницы.

И посетители, дополняя по очереди описание вчерашних событий деталями, красочно расписали великолепный поединок воительнице тремя, по всем понятиям, опытными и гораздо более старшими наемниками. При этом парни совершенно не скрывали свое совсем не геройское поведение, утверждая напоследок:

— Даже при всем нашем желании самим помахать оружием мы просто ничего не успели сделать. Настолько все атаки и уколы оказались молниеносными и эффективными. Можно смело утверждать, что все три девушки могут считаться в десятке самых лучших фехтовальщиков нашей империи.

После таких слов в холле повисла напряженная тишина, и топот трех пар каблуков из коридора, ведущего во внутренние помещения, послышался слишком уж явственно. И почему-то все без исключения догадались, кто сейчас здесь появится.

Угадали. Но все равно удивились. Теперь на девушках была несколько иная одежда. При всей своей инородности в деталях, общий комплект сразу выдавал намерения своих носителей отправиться на войну немедленно. Да и золотистые береты теперь смотрелись как окончательный штрих в завершении именно боевой экипировки. И тем не менее вся общность стиля так и притягивала взгляд своей красотой, оригинальностью и изяществом.

Все три красавицы приблизились к Емляну, и Мария протянула ему три монеты Заозерья:

— Хотим разменять на серебро. Сможете помочь?

Тот лишь кивнул, забрал монеты и отправился в свою закрытую от посторонних взглядов подсобку. Тогда как старшая из трех сестер продолжила, обращаясь в первую очередь к Кусту и стараясь при этом не смотреть на Мансану:

— Надеюсь, вы понимаете наши чувства и простите нашу несдержанность в поведении. Приносим наши извинения всем, кого ненароком оскорбили или обидели вырвавшимся словом. Тем более что лично вашей вины в пропаже нашего брата нет совершенно. Скорее, его безответственное поведение — это итог неправильного воспитания в нашей семье. Но! Нам бы очень хотелось узнать в мельчайших подробностях о каждом часе, проведенном Бореем в Рушатроне, в Сияющем кургане и в этой самой пейчере. Прошу понять нас правильно и пойти навстречу в этом желании. Нам ведь потом тоже предстоит отчитаться перед нашими родителями, другими родственниками и наставниками. Для это то Катерина останется здесь и с должным смирением и уважением выслушает ваши рассказы. Ну а мы с Верой, — она повернулась в сторону прибывших парней, — собираемся немедленно наведаться в расположение полка наемников «Южная сталь». Не поможете добраться туда как можно быстрее?

Все четверо молча лишь приложили правую ладонь к сердцу и решительно кивнули. И без слов было понятно, что они выполнят любое повеление, просьбу и даже пожелание своих новых приятельниц.

Поэтому Вера сразу подошла к ним, приглашающим жестом указала в сторону выхода и уже на ходу более тихим голосом стала интересоваться:

— Только как быстрее всего туда добраться? Может, мы где-то арендуем верховых лошадей?

Тогда как вашшуна, уже примерно догадываясь о дальнейших действиях решительных горянок, поинтересовалась:

— Если не секрет, зачем вам полк наемников «Южная сталь»?

— Не секрет, — отчеканила Мария. — Мы вчера узнали, что уже после обеда полк отбывает к северным границам для борьбы со зроаками и кречами. Думаю, мы успеем влиться в ряды наемников.

— Сомневаюсь. Там на каждое место тысячи желающих. И надо заблаговременно проходить массу испытаний и проверок на выносливость.

— Нас это не пугает. Тем более что наша школа фехтования несоизмеримо выше общевойсковой.

Судя по тому, как вашшуна и старший хранитель скептически улыбнулись, в такое неожиданное пополнение полка они не верили совершенно. И даже собирались убедительно поговорить на эту тему, но тут как раз вернулся Емлян с тремя мешочками денег. Мария поблагодарила при получении, затем один мешочек отдала Катерине и напомнила:

— Если мы задержимся, ты знаешь, что надо купить в первую очередь.

И, ни с кем не прощаясь, бросилась догонять Веру, уже вышедшую с парнями из гостиницы. А Катерина вначале приблизилась к Мансане и с доброй, материнской улыбкой притронулась к ее локтю:

— Не сердись на нас, хорошо? Тебе вредно волноваться и надо себя беречь. Поэтому просто пока присядь и спокойно меня дождись. После чего, если ты не против будешь, я бы хотела с тобой поговорить и побывать у тебя в гостях. Пригласишь?

Недоверчиво посматривающая на горянку девушка недоуменно пожала плечами, но тут же согласно кивнула.

— Ну вот и отлично. Потому что вначале я бы хотела поговорить с господином Крустом, — Катерина двинулась к старшему хранителю с милой, просительной улыбкой, — Надеюсь, вы не откажетесь рассказать, как вы встретились с Бореем и что он вам при этом говорил?

— Сожалею, но уже давно пора спешить в Пантеон, — Круст и в самом деле только сейчас спохватился, насколько он неоправданно задержался в пейчере. Но вроде как и просьбу горянки отбрасывать было неудобно, — Да там и вспоминать особо нечего.

— И все-таки?

— Но мне надо уже идти.

— Я с удовольствием вас провожу, и мы поговорим на ходу. Согласны?

При всей мягкости просьб и как бы необязательном их выполнении чувствовалось, что Катерина все равно не отвяжется от хранителя и выпытает все, что ей нужно. Поэтому Круст решительно кивнул, поспешно поблагодарил вашшуну за помощь и быстрым шагом отправился к своему основному месту работы. Воительница легкой тенью понеслась за ним следом.

А Емлян и вашшуна, проводив взглядами ушедших, приблизились к сжавшейся на диванчике Мансане. Под буравящим взглядом колдуньи хозяин гостиницы обратился к своей племяннице более чем строгим голосом:

— Так ты и в самом деле беременна?

Глава десятая

ПАЛКИ В КОЛЕСАХ

В тот момент, когда я воспользовался переходом в Дикий, там, по моим расчетам, время приближалось к рассвету. Ну а в мире Трехщитья — к обеду. Второй переход я совершать не собирался, зато время суток на башне высчитал правильно. Может, меня это и спасло, потому что как раз перед рассветом любому постовому иди дозорному спать хочется больше всего. А может, и еще по какой-то иной причине, но после моего возникновения на уступе голова странного чудовища с закрытыми глазами так в мою сторону и не повернулась.

Зато мои глаза раскрылись до предела, быстро привыкая к полумраку, а рука с пистолетом непроизвольно стала подниматься для выстрела. Светила только одна местная луна, но и ее света хватало достаточно, чтобы отчетливо рассмотреть восседающую на краю башни, на одном из ограждающих блоков, огромную птицу. Общим ростом под два метра, толстенная, словно бочка, облепленная белыми перьями и с гигантским, больше, чем моя рука, чуть изогнутым клювом. Этот предмет явного убийства, светло-коричневого оттенка, и заворожил меня своим видом более всего. С каким-то ступором я всматривался в этот клюв, видел две огромные дырки в его основании и даже в полной тишине отчетливо услышал, как через эти дырки входит и выходит воздух. Огромная туша птицы дышала спокойно и размеренно, и я догадался, что она спит. Ну или дремлет. Но собственный мой ступор так и не проходил, хотя глаза уже заметили и еще нечто оригинальное, с металлическим блеском, на теле этого странного создания.

А вот больше рассмотреть мне ничего не удалось. Ибо дыхание чудовища стало неровным, прерывистым, а глаза, размером в большую тарелку, раскрылись со звуком лопнувших пузырей и уставились в мою сторону. Вероятно, нюх у этой пернатой оказался преотменным, и она элементарно почувствовала мой запах.

И только массивные крылья стали раскрываться, а корпус летающего монстра чуть качнулся вперед, как я стал стрелять. Хороший пистолет оказался, без осечек сработал. Но больше всего помог объемный магазин на двенадцать патронов. Выстрелял все до единого, потому что разворачиваться и убегать на Землю мне показалось еще более опасным, мог не успеть.

После первого выстрела голова птицы чуть дернулась назад, возвращая и тело в прежнюю позицию. Хотя крылья и продолжили раскрываться. Где-то после пятого чудовище вновь качнулось вперед и сделало первый шаг по парапету. После десятого выстрела попыталось сделать второй шаг, но это получилось слишком уж неуверенно. Когтистая лапа со скрежетом соскользнула с камня, все тело качнулось, получая в голову последние два выстрела, и камнем рухнуло вниз. При этом раскрывшееся полностью крыло так обдало меня воздухом, что я и сам чуть в пропасть, таящуюся у меня под ногами, не свалился. Только и смог, что, покачиваясь и с трудом удерживая равновесие, развернуться, сдерживая дыхание из-за приближающегося облака газа, и шагнуть на Землю.

И уже там, опершись спиной на дерево, я стал ловить отходняк. Минут пять стоял и только восстанавливал дыхание, унимал стук бешено колотящегося сердца да озирался по сторонам выпученными, слегка начавшими слезиться глазами. Тогда как перед мысленным взором все продолжала прокручиваться только что пережитая сценка.

На второй пятиминутке я уже успокоился настолько, что хватило сил порадоваться и похвалить себя за оправдавшуюся осторожность. Если бы я не перестраховался с готовым к стрельбе пистолетом, то сейчас бы, скорее всего, сам валялся изломанной тушкой у основания башни. Конечно, еще не факт, что попавшееся мне в прицел летающее чудовище погибло. Оно могло просто спланировать вниз и худо-бедно приземлиться. Потом отдышится, прочихается или прокашляется и вновь взлетит на башню. И что тогда?

А вот тогда уже точно мы с Леонидом не прорвемся в желаемый для нас мир. Или придется прорываться уже с применением огнестрельного оружия, потому что патронов для данного пистолета у меня больше не было. И что получается на данный момент?

Именно это и являлось самым важным размышлением. По всей логике следовало немедленно опять вернуться в Дикий и посмотреть, что там с птичкой. Если она отлетела в сторону и там копошится, следует немедленно мчаться за обрезом и тяжелыми охотничьими патронами, которые доставил отец. Ну а если она все-таки окочурилась?

С сожалением посмотрев на разряженный пистолет, я перехватил его за ствол, чтобы было удобнее бросить в крайнем случае, осмотрелся по сторонам и опять решительно шагнул в переход. Рассвет на той стороне все еще не наступил, но, обшарив взглядом верхушку башни, я сразу чуток успокоился. Ни прежнему чудовищу, ни новому спрятаться было негде. После чего продвинулся по уступу и, улегшись животом на ограждающие блоки, стал осматривать землю. Белеющее тело огромной птицы явственно виднелось всего лишь метрах в десяти от основания башни. Причем если одно крыло оказалось раскрытым во всю длину и разлеглось полностью, то второе наполовину лежало под корпусом и выглядело однозначно поломанным. Из чего следовало, что странная птичка после падения даже не шевельнулась, убившись окончательно при ударе.

Меня это более чем устраивало. Другое дело, что вопросов не становилось меньше. Откуда это пернатое создание прилетело? Или кто его сюда направил? Местное оно и залетело случайно или из иного мира и поставлено здесь специально? И что это у нее на груди такое металлическое болталось? Если припомнить подлейших и вонючих кречей, то Уродливые создания оказались вполне разумными. А что, если и убиенное мною существо — разумно? Да вдобавок выяснится, что оно мне нисколько зла не желало? Вот и думай тут, припрутся ли сейчас пернатые родственники этого монстра или нет. А если и припрутся, то когда именно?

По логике мне и надо было только вырваться в Трехщитье да за оставшиеся два часа до закрытия Пантеона покинуть лабиринт. Собирался я это сделать уже в ночное время, потому что не желал с огромными рюкзаками привлекать к нашему выходу из деревни лишнего внимания. Если бы я еще двигался сам, в одиночку, а вот сопровождающий меня маэстро манежа светиться не имел права. И в нашем случае даже маска замшевая, прикрывающая ужасные шрамы, не поможет. Попадется на пути такой дотошный участковый, как дядя Петр, только и останется, что валить его с ног выстрелами из газового пистолета. Отец и его купил нам для похода, но таким образом прощаться с Лаповкой ох как не хотелось.

То есть каждый час был мной уже учтен заранее. Но теперь получалось, что один час мне придется в обязательном порядке потратить на спуск с башни и осмотр этой жуткой птицы. Просто опрометчиво будет не проверить то нечто блестящее и железное и не осмотреть всю птицу в целом. А вдруг это блестел какой-нибудь артефакт? Если окажется, что убиенная мною особь разумна, то и в таком случае следует перестраховаться и учесть такой результат на будущее. И когда понадобится, то вступить в контакт или постараться всеми силами избежать кровопролития.

Уже подсвечивая себе фонариком, весьма тщательно осмотрел и саму площадку башни. По внешнему виду я мог уверенно утверждать: все оставалось в идеальном и нетронутом состоянии. То есть примерно так, как и сохранял здешние вещи прохаживающийся здесь порой Грибник. Девчонки и в самом деле отлично подчистили предбанник, и с этой стороны претензий у меня к ним не возникло. Другой вопрос, что я опять стал волноваться, как они там и чем занимаются, но тут уже ничего не поделаешь — оставшихся следует дождаться. Я посмотрел на свои командирские: восемь часов до нашего перехода и Трехшитье.

Вернувшись на Землю, поспешил в деревню. Но по пути пришлось опять понервничать. Не так далеко от заветного дерева мне попалась ватага молодежи лет по тринадцать, которые с лихими криками «а-ля индейцы» куда-то мчались в сторону скал. И опять-таки увидел деревенского участкового. Он чуть дальше по опушке беседовал с одним худощавым мужичком с корзинкой. Участковый был в Лаповке редким гостем, и меня обеспокоило служебное рвение нашего деревенского Анискина. Видно, не удовлетворился моим финтом по поводу отравления мухоморами и продолжал расследование. Меня дядя Петр тоже заметил, узнал, но беседу не прервал, только и обменялся со мной приветственным взмахом ладошки.

Зато отныне придется перестраховываться втройне, и я очень пожалел о том, что вся наша система наблюдения за нужным участком леса оказалась демонтирована. Сейчас бы только посматривал на мониторе, где кто шевелится, да просматривал через видеокамеры личности тех, кто слишком близко шатается возле заветного дерева. А так вся надежда только и основывалась на твердом убеждении, что в нашем лесу никто по ночам не бродит. А убеждения строились на многолетних наших наблюдениях за лесом с помощью все той же системы наблюдения.

За время моего отсутствия Леонид прекрасно выспался и теперь был готов как к завершающему этапу подготовки, так и к самому походу. Начали мы с того, что тщательно уложили небольшой боезапас к обрезу, переделанному из двуствольного охотничьего ружья двенадцатого калибра еще в незапамятные времена моим неженатым родителем. Про хранящийся под досками кладовки огнестрел я знал уже несколько лет, как и про патроны к нему, спрятанные под подоконником кухни, но сейчас я заказал отцу приличное количество в первую очередь не столько боезапасов, сколько составляющих. Корпуса патронов, пустые капсюля, дробь, пули и разные по качеству и составу пороховые смеси конечно, и готовые патроны разного состава попросил, но очень малое, ограниченное количество. Потому что скоротечные испытания, проведенные мной в мире Трехшитья, показали несостоятельность произведенного в земных условиях пороха.

Но ведь обдумать этот момент у меня время было? Еще сколько! Поэтому я и пришел к мысли, что виной той же невоспламеняемости пороха может быть банально отличный состав атмосферы. Если правильно в порох подобрать иные ингредиенты или иное их количество, то новый порох и там сработает как надо, и прихваченный обрез тогда может весьма и весьма пригодиться для дальнейших разработок стрелкового оружия. Если бы этот мой проект получил поддержку на должном уровне, то участь как кречей, так и людоедов-зроаков решилась бы в самые ближайшие годы. С огнестрельным оружием худшее зло удалось бы уничтожить быстро и окончательно.

Понятно, что Леонида весьма интересовал наш боевой комплект. Тем более что он сразу обратил внимания на полностью разряженный трофейный пистолет.

— Тренировался? — начал он с короткого вопроса.

— Да нет, просто отстреливался, — не соврал я.

— От кого? Ты же вроде в лес ходил?

— И не только в лес. К тому же там оказалась очень страшная птица. Вот и пришлось «не жалеть патронов».

Глядя, как я выбираю и вставляю в поясной патронташ патроны с пулями и картечью, мэтр манежа вздрогнул:

— Что это за птичка такая, на которую ушло двенадцать патронов?

— Да мало ли их летает! Вот поможешь мне с осмотром, скажу более точно и, возможно, классифицирую, как и положено: птаха редкостная мутировавшая заблудившаяся.

— А где эта птичка лежит? В лесу, что ли?

— Да нет. Там, где и упала. Увидишь. Кстати, малый газовый пистолет тебе нести. Можешь кобуру прилаживать.

— Стрелять придется?

— Может, и нет. Но если нам кто мешать будет, стреляй сразу же после моего сигнала или вот такого пароля.

Мы с ним после этого весьма тщательно и детально обсудили комплект условных жестов, сигналов и паролей. Да не просто обсудили, а около часа репетировали и тренировались. Это навело моего нового товарища на иные мысли:

— Все никак понять не могу: ты мне все какие-то сказки рассказываешь, а мне страшно в них верить хочется.

— Хочется? Так верь себе на здоровье! — разрешил я со смехом. — Потом легче будет смириться с действительностью.

После чего мне пришлось приступить к разборке доставленных мне родителями монет советской, русской, европейской и прочей чеканки. Встречались даже некоторые, датированные девятнадцатым, а то и восемнадцатым веком. С учетом реалий нового мира Трех Щитов на сборе этих монет я настаивал особенно рьяно, и мои родители за несколько часов пребывания в городе умудрились обобрать и вытребовать эту ненужную здесь мелочь у всех друзей и родственников. А для отговорок они всем рассказывали, что их сын Борис затеял склеить из монет огромный замок. Меня за мою инвалидность жалели все без исключения, так что отдали все, что имели, без слова возражений.

Так что истинные сокровища я перебирал с глупой улыбкой и чуть ли не пуская слюни от удовольствия. На этот раз мэтр развеселился. Вращая в руках пятьдесят копеек с надписью «Двадцать пятый съезд КПСС», он чуть не обхохатывался.

— Никак не пойму, зачем нам эти юбилейные монетки канувшей в Лету империи? Здесь их продать можно — медленно, но в цене рас гут, — да и то за копейки. А там?

— О-о-о! Ты себе и не представляешь, как ТАМ они ценятся!

— По какой причине?

— По причине полного отсутствия таковых, — объяснял я, стараясь рассортировать сокровища хоть но внешнему виду и примерно по номиналу, — Если бы еще один такой мешок могли с собой захватить, то нам, скорее всего, до глубокой старости всем пятерым хватило бы жить на широкую ногу.

— В голове не укладывается, — уже с большим уважением присматривался к монете товарищ, — Неужели они сами не могут таких наштамповать?

— Могут наверняка, просто еще не додумались. А я про страну происхождения говорю, что деньги из Заозерья. Кстати, ты тоже не должен забывать, что мы сами с тобой уроженцы Пимонских гор. Ну, по крайней мере, воспитывались там с самого детства. Для начала и этого хватит. Разве что запомни еще одну вещь: Пимонские горы находятся на самой дальней восточной границе империи Моррейди. А еще восточнее, за этими самыми непроходимыми горами, и расположено Заозерье. В итоге всю нашу дикость или неправильное произношение можно списать на нашу оторванность от цивилизации и влияние живущего якобы среди нас наставника из той самой неизведанной страны. Запомнил?

Подобные конкретные названия я озвучил впервые. Поэтому стоило бы понаблюдать, а то и снять на камеру, как изборожденное шрамами лицо клоуна стало вдруг жутко задумчивым и по-детски наивным. Он уронил монету в общую кучу, обвел взглядом разложенное вокруг нас походное имущество и только попом родил очевидную мысль:

— Значит, все твои намеки — правда? — И сам себе ответил: — Ну да, для похода в глухую тайгу или в горы к отшельникам такой список предметов никак не соответствует. Только из пиши — полный нонсенс: масса шоколада и всего две банки сгущенки.

— Ты прав, мои слова еще до какого-то момента будут оставаться только намеками. А вот эти названия можешь уже запоминать и привыкать к ним.

— Почему только эти? Ты мне не доверяешь?

— Доверяю. Но пока не имею права рисковать в полной мере. Вот когда мы пройдем первый этап, знания на тебя так и обрушатся всей массой.

— Но мне уже сейчас жутко интересно! — причитал Леонид, заламывая руки и пританцовывая от нетерпения на месте. — Хоть что-то расскажи! Хоть капельку! Иначе я мозгами тронусь от неведения.

— Увы! Не обижайся, но пока больше — ничего конкретного. А вот напомнить о дисциплине во время похода я просто обязан. И ты мне обязан дать торжественную клятву в полном послушании.

— Полном?

— На время нашего похода. Потому что один неверный шаг в сторону или заминка в опасном месте — и ты бесславно погибнешь.

— Там так опасно?

— Нисколько. А вот расслабляться, спорить или совершать самовольные поступки — запрещено.

— Клянусь! — сложив руки в кулаки и прижав их к груди, воскликнул товарищ.

— Вот и прекрасно. И чего стоишь? Помогай монеты сортировать, ссыпать в мешочки и подписывать номинал. Иначе от безделья «прогорать» начнешь.

Дальше дело у нас пошло очень скоро, и уже часа через два было все собрано, прилажено и подогнано. Оставалось только взвалить рюкзаки себе на спину и двигаться к цели. А чтобы не так скучно было проводить оставшееся время, мы запаслись достаточным количеством еды, забрались на чердак, заняли наиболее удобную позицию для наблюдения за опушкой леса и ведущей к нам улицей и предались воспоминаниям из нашего детства.

Эти действия нам тоже помогли по всем пунктам. Вопервых, я таки утолил свой голод, который меня в последнее время преследовал, словно некая болезнь. Во-вторых, мы здорово повеселились, шепотом пересказывая забавные истории из нашего прошлого. Ну и в-третьих, мы заметили слишком уж оживленные перемещения в чащу и обратно теперь уже внештатного участкового деревни. Вначале он на велосипеде подался в лес. Мелькал какое-то время вдоль опушки, потом пропал за деревьями и где-то там скрывался до самых сумерек. Видимо, поклялся-таки отыскать грибника-гипнотизера. И не появлялся обратно очень долго. Уже и ночь настала, уже и время пришло для нашего выхода, а дотошный участковый все не показывался. Полчаса из-за него лишних потеряли!

Я уже и ругаться вслух начал, когда дядя Петр, толкая велосипед перед собой, еле передвигая ноги и чуть прихрамывая, протопал мимо нашего двора. Устал, а может, и упал где-то, года вон какие, а все молодым себя считает. Но зато теперь можно было с уверенностью заявлять: на засаду мы не нарвемся!

Бегом спустились в светелку, под причитания деда Назара обвязались поясами, взгромоздили на себя рюкзаки и двинулись к выходу со двора. По пути я только и твердил старику:

— Деда, никому не говори про моего товарища и за нас не волнуйся. Мы знаем что делаем!

Но его больше волновала моя физическая немощность.

— Ох, внучок, как же ты с такой тяжестью в такую даль доберешься? Этот рюкзак тебя вдвое больше!

Свет постарались во дворе не зажигать, чтобы издалека кто не приметил, да так и ушли в лес, словно партизаны, бегущие от врага. До заветного дерева добрались на удивление быстро, мне даже запланированный отдых не потребовался. То ли рюкзак наловчился тягать правильно, то ли сожранная перед тем пища помогала избытком калорий.

Уже на месте я усадил Леонида под дерево, сбросил свой рюкзачище и обежал прилегающую территорию по четко усвоенному маршруту. Слишком уж я опасался невольных свидетелей предстоящего перехода. И так получалось, что за последний десяток лет таких свидетелей оказалось как минимум двое: я и погибший сельский дурачок Яшка. Пусть мы и уходили навсегда в мир Трехшитья, но создавать лишнего ажиотажа вокруг этого места ну никак не хотелось.

Затем приблизил свое лицо к самому уху товарища и стал жестко инструктировать о правилах перехода. Отправлять его первым я не решился, но и долго оставлять здесь одного не хотел. При всей экзальтированности моего товарища и безвыходной ситуации в его жизни, мне вдруг стало страшно, что ему неожиданно что-то взбредет в голову и он просто-напросто сбежит после моего ухода. Все-таки человек, пропадающий в никуда из пространства, — это не цирковой трюк иллюзиониста, о котором ты знаешь все детали или хотя бы догадываешься о всей подноготной фокуса.

Хорошо еще, что Леонид не боялся совершенно высоты и горячо меня заверил, что не растеряется на каменном выступе, вполне легко повернет в правую сторону и шагнет ко мне без всяких трудностей. Раз десять я твердо и назойливо повторил все его действия и каждое движение, пока наконец мэтр не выдержал и не попросил:

— Борис, ну поверь мне, что я справлюсь, пожалуйста!

Я оборвал себя на полуслове и кивнул:

— Ладно, тогда сиди и жди моего возвращения.

Вытащив свой обрез из притороченного к рюкзаку чехла, я заложил в стволы два патрона с крупной картечью, а еще два патрона зажал губами.

— Там так опасно? — вырвалось у товарища.

Я в ответ только презрительно хмыкнул. До сих пор я так и не рассказал ничего более конкретного о птичке, но именно она, ее подобия или тот, кто эту птичку на башню отправил, меня и волновали больше всего в последнее время. Так что следовало первым «наскоком» все проверить, а уже потом двигаться в Дикий с тяжеленными рюкзаками.

Время на той стороне уже приближалось к полудню, поэтому надетые одновременно с последним шагом противосолнечные очки оказались как нельзя кстати. Первый взгляд, одновременно с качнувшимися туда стволами обреза, — направо. Чисто! Потом взгляд сразу вниз, на землю. Тоже в порядке! Птичка так и лежит на прежнем месте и в той же позе. Шагнул на площадку, осмотрел все вещи с особой тщательностью: без изменений. Ни единой подозрительной точки ни в небе, ни на горизонте не обнаружил. Потом бросился к парапету, приглядываясь к земле по всей окружности башни. И при втором наклоне замер: иссохшей мумии Яшкиного тела — как не бывало!

Такое значительное отличие привычного пейзажа на-сторожило до крайности. Птичка есть! А вот куда делась местная достопримечательность? Неужели та же птичка себе на обед иссохшие кости и схарчила? Другой вариант напрашивался только один: Грибник наконец-то посмотрел вниз и обнаружил валяющееся там несколько лет тело. Что он мог сделать? И как стал действовать?

Хорошо, что мои внутренние часы постоянно меня вы-водили из задумчивости и подгоняли тычками по мозговым извилинам. Размышлять было некогда! Особенно если учитывать предстоящий спуск и осмотр птички.

На уступ я выходил уже чуть ли не как из деревенской избы на крыльцо. Обрез — на предохранитель. Шаг — и я в полной темноте земного леса. Полной — для моего зрения, потому что рядом тут же раздался восторженный шепот Леонида:

— Ух ты! Меня всего колотит от восторга: раз — и пропал! Два — и вновь появился!

— Уйми дрожь в коленках и проверим связь!

Мы перекинулись несколькими словами по переговорному устройству малого радиуса действия.

— Нормально! Теперь начинай вслух считать до ста! — скомандовал я, лихо закладывая оружие в чехол и вскидывая рюкзак к себе на плечи. — Все, я пошел! Не забудь подставить руку под петлю.

«Перестраховка никогда не помешает!» — вновь оказываясь на ярко освещенном пространстве, думал я, тоже ведя примерный отсчет. За полторы минуты успел и по сторонам осмотреться, и рюкзак сбросить, и обрез вновь приготовить, положив его на камень, и веревку с петлей. Поэтому, когда мой напарник появился на уступе, без промедления наки¬нул ему петлю на руку и подтянул к себе. Но мэтр манежа и сам справлялся вполне неплохо, разве что сильно моргал, пытаясь приноровиться к яркому солнцу. Оказавшись на площадке, он не сдержал своих радостных эмоций и закричал, заулюлюкал и только потом перешел на членораздельную речь:

— В такое нельзя поверить, но я сразу знал, что ты меня не обманешь! Ура! Ура! Ура-а-а!

Тогда как я не мешкал ни секунды, отвязывая моток веревки, сбрасывая один конец вниз, а второй обвязывая вокруг каменного блока. Пришлось и неуместные в данной ситуации восторги обрывать на полуслове:

— Радоваться будем потом, когда достигнем конечной точки нашего путешествия. Здесь дел нам только на час. Максимум! Потому как опаздываем. Снимай рюкзак! Доставай пистолет, смотри в оба на небо во все стороны горизонта и готовься меня вытаскивать с максимальной скоростью в случае опасности. Да и так придется меня поднимать порядочно, потому как я не силовой акробат. Сам не подтянусь.

Уже упираясь ногами в наружную стену башни, я поправил обрез на спине, пошевелил веревку и, перед тем как скользнуть вниз, напомнил:

— На меня и на птичку внизу можешь не смотреть! Главное, следи за небом! И еще, самое важное: кто бы ни показался на любом из уступов, сразу стреляй ему в глаза! Понял?

— Любому? — засомневался Леонид.

— Любому мужчине! Разве что девушек не трогай. Мало ли что, — вовремя спохватился я и отправился к основанию башни.

Голова моего напарника вначале показывалась регулярно, но как только я коснулся ногами земли, исчезла начисто. Хорошо, что я вспомнил о письме, оставленном мне девчонками, а то впору было запаниковать. Но вот товарища-то я забыл об этом предупредить, поэтому, приближаясь осторожно к птице, включил переговорное устройство:

— Лень, ты меня слышишь?

— Отлично слышу. У меня все в порядке.

— А видишь?

— Что именно?

— Конкретно меня?

— Без всякого сомнения!

— Забыл предупредить — мир волшебный, поэтому я тебя не вижу. Если что, работаем по связи.

— Понял!

— Следи за небом и выступами!

— Не переживай. Смотрю.

Вначале я осторожно пнул пернатое чудовище ногой, держа обеими руками обрез на изготовку. Но только окончательно убедившись в бездыханности грозного создания, принялся обследовать его со всех сторон. Поразили огромные когти на мощных лапах. Такими лапами да при помощи таких преогромных крыльев можно сразу двух взрослых людей в небо уволочь!

При более тщательном рассмотрении клюв вообще показался сделанным чуть ли не из стали. Не удивлюсь, если эта птичка может легко разбивать таким оружием любую крышу, навес, а то и стены и добираться до любой понравившейся дичи. А в том, что передо мной хищник, ни разу сомнения не возникло. Единственное, что удивляло, так это отсутствие неприятного запаха от мертвого тела. Уж я хорошо помнил ту вонь, которая исходила от подлых кречей, и почему-то решил, что и здесь будет точно такое же амбре. Ошибся. Толи пернатое существо частенько купалось, то ли по определению плохие запахи у него изначально отсутствовали.

Обошел два раза по кругу, присматриваясь к телу и земле, но ничего металлического не обнаружил. Значит, так и осталось это нечто блестящее на перьях груди. Придется приподнять или перевернуть тушу. И далось мне это действие с немалым трудом. Вопреки всякой полетной логике и сказаниям о пустотелости костей у таких созданий, весила птичка чуть ли не полтора центнера. Оставалось только поражаться, как такая масса не то что летать, а даже планировать может. Мелькнула даже мысль, что птица тоже пришла на башню, шагнув через проход, а потом раскрывала крылья только для равновесия. Но когда я добрался до металлической пластины, все сомнения у меня исчезли: и в самом деле — птица! Но какая!

Потому что на табличке глубокой гравировкой была нанесена надпись на хорошо мне знакомом языке поморов: «Гелиарна по кличке Дюк. Птица-сторож УГЛС-251-ХП. Собственность Петрония Баккартри».

Мороз опасности пробежал по всему моему телу, сконцентрировался вдоль позвоночника и стек в пятки. Пришлось даже пальцами ног интенсивно пошевелить, перед тем как сдвинуться на окоченевших ногах с места.

Туша перекатилась обратно, закрывая табличку, которую я не подумал взять на память. Да и мысли довольно однозначно подсказывали: следует убираться отсюда со скоростью звука. Желательно — быстрее.

Потому что неведомый Петроний Баккартри наверняка и есть тот самый Грибник, который заметил тело Яшки и, так сказать, принял меры: оставил птичку-сторожа сидеть на башне и клевать любого непрошеного гостя по темечку. Это мне еще повезло, что гелиарна придремала перед рассветом и не сразу на меня бросилась. Повезло. Нет, не так: очень крупно повезло!

Но и бежать прямо немедленно с места своего преступления теперь явно не стоило. Что подумает хозяин, когда увидит своего Дюка мертвым? Естественно, что начнет расследование. И что он подумает, когда удостоверится в насильственной смерти птички-сторожа? Неизвестно что, но поиск даже в иных мирах может инициировать запросто. Мало ли у него какие для этого возможности. Ну а если явных улик не будет? Ведь могла же птичка и сама грохнуться вниз? Могла! Вроде бы. Ну там или летела, летала да и не вышла вовремя из пике. По крайней мере, дырок в голове у нее от пуль нет, мечами тоже не порубана, а как говорится в таких случаях, не пойман — не птицелов.

Но сразу в голову пришло воспоминание о гильзах! Калибром в девять миллиметров, они могли стать основополагающими в предъявлении обвинений. При построении определенной логической цепочки я догадывался, куда может завести следствие Грибника, или кто там скрывается под веселым итальянским именем Петрония. Коварный гипнотизер просто войдет в деревню и допросит первых попавшихся жителей. Наверняка бесхитростный дед Назар и окажется тем самым первым. Выложит все как на духу даже под легким гипнозом, и весельчак Петроний сразу поймет, кто виновен. А уж со знанием о конкретных людях разыскать нас даже в огромной империи Моррейди с божественными возможностями совсем несложно.

Вот с такими мыслями я и ползал на коленках с противоположной стороны башни и лихорадочно собирал латунные гильзы. Одиннадцать отыскал сравнительно быстро, а вот двенадцатая словно в воду канула! Время катастрофически истекало, а проклятый цилиндрик так и не показывался на глаза. И лишь когда забеспокоившийся наверху Леонид стал интересоваться, что я потерял, пришлось поторопиться к веревке.

— Иду, иду! Готовься тянуть изо всех сил. Как устанешь — отдыхай, я буду сам подтягиваться.

Тяжело нам пришлось, хотя даже обрез с курточкой на-парник выдернул наверх в самом начале и я остался как бы в облегченном варианте. Минут десять ушло на подъем, и, оказавшись наверху, я затараторил со скоростью пулемета:

— Все, времени абсолютно не осталось! Нам еще надо за тридцать пять минут покинуть лабиринт и выйти наружу Сияющего кургана, иначе ворота закроются и мы рискуем на долгие годы остаться ничего не помнящими дебилами. Поэтому сразу, как шагнешь, поворачивай налево и дуй следом за мной на максимальной скорости. Пантеон мне уже хорошо знаком, так что, думаю, вполне успеем за полчаса добраться к выходу. По сторонам тоже слишком не оглядывайся, потом отдельно приведу на чудеса полюбоваться! — Уже стоя на уступе, отдал последние инструкции: — Считай до пятидесяти и шагай следом за мной с левой ноги. Жду! Не мешкай ни секунды! Удачи!

Делая шаг, я настроился на полумрак лабиринта и запланировал сразу глянуть в правый проход, а потом в левый. Не хватало нам сразу же наткнуться на каких-то запоздалых посетителей или на блуждающих по проходам хранителей Пантеона. И каково же было мое удивление, когда вместо полумрака мне прямо в глаза ударили лучи низко висящего закатного светила, в легкие ворвался запах гниющей зелени, чрезмерной влаги, а над головой испуганно загалдели речные чайки.

Ошарашенный, с округлившимися глазами, я стоял на небольшом, всего в несколько квадратных метров, скалистом пятачке, а вокруг меня на два моих роста вздымалась сплошная стена густого, непроходимого камыша. Из ступора меня вывел внутренний голос, досчитавший до сорока пяти, и я чисто машинально сделал шаг вправо. Именно туда, куда и намеревался шагнуть для осмотра правого коридора.

Через пару мгновений рядом со мной материализовался счастливый Леонид, радостно заморгал глазами и дисциплинированно повернул, словно используя воинскую команду «Нале-е-во!». Постоял ко мне спиной, бездумно глядя на стену камыша, потом повторил тот же маневр «Нале-е-во!». Наконец он чуть повернул голову, и вот тогда наши взгляды встретились.

— Боря! А где лабиринт? — громко прошептал мой товарищ.

И мне ничего не оставалось, как честно признаться:

— Ты будешь сильно смеяться, но я и сам не знаю где.

Глава одиннадцатая

В ДАЛЬНИЙ ПОХОД

Не прошло и получаса, как Катерина вернулась в пейчеру. Толи Круст оказался слишком немногословным, то ли горянка и в самом деле выяснила все подробности отношений хранителя с ее братом Бореем очень быстро.

К тому времени вашшуна уже ушла, Мансана сидела совершенно спокойная и отрешенная от всего мира. Но присевшая возле нее воительница сразу сумела отыскать нужную зацепку для начала разговора:

— Тебе шоколад понравился?

— Очень, — вырвалось у девушки, но она тут же сдвинула брови. — А откуда ты знаешь, что я его ела?

— Да Борей всегда любит угощать шоколадом всех, хотя сам его и не ест почти. Мы тоже с собой привезли парочку сортов, хочешь попробовать? — И уже не дожидаясь ответа, стала вставать сама и с заговорщицким видом потянула Мансану за собой, — Здесь так много людей, что и не поговоришь по душам. Пошли в наш номер. Тем более что тебе там и так все хорошо знакомо. Ведь ты же сама призналась, что ночи проводила с моим братом?

Ничего не оставалось, как кивнуть в ответ, но если столичная девушка еще и продолжала сомневаться, то последнее предложение все расставило по своим местам:

— Заодно я тебе нашими новыми платьями похвастаюсь. Их перед самым нашим отъездом из Заозерья по заказу нашего наставника доставили.

— Но ведь Борей говорил, что никаких контактов ваш род с Заозерьем не имеет!

— Много он знает! — фыркнула с презрением Катерина, уже двигаясь по внутреннему коридору, — Он младший, поэтому более половины секретов ему не раскрывали. Не дорос еще.

— А как же его наставник?! Лгал?!

— Ни в коем случае. Это наши родители настояли, чтобы информация о мире подавалась младшим детям именно в тех дозах и пределах, которые приемлемы для их воспитания, обучения и взросления. У нас такие традиции испокон веков, и никто никогда, достигнув возраста открытия основных тайн, не обижается.

— Ух, как у вас все странно, — призналась Мансана, входя в номер и не скрывая своего тоскливого взгляда на кровать и протяжного, печального вздоха. — Вы его по этой причине и от любимой девушки отвадили?

— Ну а как ты думаешь, по какой причине ему запретили так рано жениться?

Получив в ладошку вожделенную шоколадку, Мансана несколько зарделась, но вслух стала рассуждать довольно здраво:

— Думаю, что по причине отправки его в столицу, перспективы покупки первого щита, полного выздоровления, а уж потом можно было и разрешить.

— Умница! Конечно же, родители не хотели его преждевременной женитьбы. Иначе он так бы и остался навсегда в горах и никуда бы не оторвался от семьи. А мы ему все желаем огромного счастья и крепкого здоровья. Именно поэтому наша старшенькая так вышла из себя, когда ты призналась в непредвиденных для инвалида связях.

— Ага, слишком даже «вышла», — обиженно фыркнула девушка, не забыв после этого надкусить развернутый шоколад. Затем неожиданно спросила совсем не в тему: — А чем она на меня таким страшным щелкала?

— Ну так, если правильно помыслить… — явно растерялась горянка. Хотя тут же перешла на шепот: — Марии, как самой старшей, передали этот амулет с большими оговорками, и некоторые секреты рассказали только ей. Но, в общем, фамильный амулет как бы определяет хороших людей среди плохих. М-да. А то и родственников среди посторонних. Я точно сказать не могу, мне тоже всего не доверили.

— А тебе не обидно?

— Нисколько! Все познается с годами! — твердо заявила Катерина и тут же перешла к интересующим ее вопросам: — Но ты себе не представляешь, как я рада, что Борей тебе понравился. Из вас получится прекрасная пара.

— Но ведь он погиб! — не выдержала Мансана.

— Нет! Пока его тело или косточки не найдены и не опознаны.

— Зроаки даже костей не оставляют!

— И тем не менее! Пока нет твердого доказательства смерти человека, любой в нашем роду считается выжившим. Принято о нем вспоминать как о переехавшем жить очень далеко или отправившемся в дальнее путешествие. Иного у нас не признают. Так что ты и в самом деле можешь уже считаться нашей родственницей. Хотелось бы только узнать подробности вашего знакомства.

— Все без исключения? — засомневалась любительница шоколада.

— Конечно! Это ведь так волнительно и прекрасно: первый взгляд, первое прикосновение, первый поцелуй… Да и все наши родственники потребуют от меня подробного отчета, каким образом мой маленький брат сумел очаровать такую великолепную и дивную красавицу.

Лесть достигла нужной цели, и сердечко Мансаны затрепетало от чувственной истомы воспоминаний. Да ей и самой хотелось вспоминать те дни постоянно, а уж поделиться воспоминаниями с сестрой Борея — сами боги велели. Да и симпатичная эта Катерина. Пожалуй, самая милая и приятная из всех сестер, невзирая даже на полную внешнюю идентичность с ней второго близнеца Веры. А уж про злобную и агрессивную Марию и вспоминать не хотелось.

— Хорошо, я расскажу. Хотя наше знакомство началось совсем не с шоколада.

И водопад любовных перипетий о первых взглядах, словах, о первой ночи и последующих страстных отношениях так и хлынул в настороженные ушки Катерины.

Часа четыре ушло у девушек на интимные и откровенные разговоры. И только когда за дверью послышались крики коридорного, сзывающего постояльцев на обед, Мансана спохватилась:

— Ого! Как мы засиделись! Пошли в харчевню. Сегодня готовят водяные грибы под белым винным соусом. Вкуснотища!

То есть за обеденный стол обе красавицы уже садились интимными, хорошо знакомыми подругами, а то и родственницами. Беседа продолжилась и во время апробации чудесного блюда, но такая идиллия продолжалась недолго. В зал чуть ли не бегом примчалась Мария, а за ее спиной сразу и Вера нарисовалась. Обе демонстративно уселись за другой стол, поторопили подающую им подносы с едой девушку и, перед тем как начали есть, громко огласили последние новости. Причем обращались они по очереди только к Катерине:

— Нам несказанно повезло!

— Да и не только нам, тебя тоже оформили.

— Уже два часа, как мы числимся в составе полка наемников «Южная сталь».

— Хотя тебе и придется потом формально показать свое умение фехтовать.

— Ребята нам тоже помогли феноменально, особенно при покупке лошадей и пристяжных. Через час они обещали доставить животных с седлами и сумами прямо к пейчере.

— Потому что в поход с новыми товарищами по оружию мы должны выступить уже через четыре часа, со своими лошадями, багажом и комплектом оружия.

— Так что быстрее доедай, собираемся, оформляем номер месяца натри вперед, пишем короткую записку для Борьки и валим уничтожать эту нечисть — зроаков — вместе с их подлыми слугами-кречами.

— Надеюсь, ты недаром провела здесь время?

Катерина уже заканчивала спешно обед, поэтому больше кивала, чем отвечала.

— Превосходно! Мансана — настоящая прелесть!

При этом утверждении Мария не сдержалась от хищного оскала, очень отчетливо показывающего, как она относится к якобы гипотетической родственнице. Еще и вслух буркнула с ехидством:

— Кто бы сомневался! Коль только Борька на нее и польстился.

Видимо, Мансана всех слов не разобрала в таком оскорбительном утверждении, но и на этот раз тон ей очень не понравился. Она дернула головой и вопросительно уставилась на Катерину. Но та лишь просительно улыбнулась, всем своим видом давая понять, что не следует слишком уж заедаться со старшенькой сестрицей и лучше промолчать, переждать, а там и сама Мария оттает и станет такой же доброй и ласковой, как и все остальные люди. Еще и прошептала доверительно:

— Сильно она Борея любит, хоть с виду может показаться наоборот. Сама его в детстве лечила и на ноги при болезни ставила, так что переживает за него больше всех. Потому и кидается на всех диким зверем, что не верит в гибель нашего малыша.

Сразу было заметно, как оттаяла от таких слов напрягшаяся Мансана. Еще и сама вдруг вскочила из-за стола и понеслась на кухню со словами:

— Сейчас я вам продуктов в дорогу соберу!

Когда она скрылась с глаз, Мария озадаченно хмыкнула:

— Чего это она такая добренькая стала?

— Потом расскажу, — пообещала Катерина и с укором посмотрела на лидера компании: — Но ты уж постарайся хоть последний час девчонку не обижать! Ее вины тут нет, поддалась на ласку да красивые слова, а он и воспользовался. Сама ведь учила искать эрогенные зоны.

— Учила на свою голову, — погрустнела старшенькая. — Лучше бы я научила его за опасностью со всех сторон поглядывать, а не юбки девкам задирать.

— А ты его и этому учила? — с подтекстом удивилась Вера.

За что и была наказана ударом сапожка по лодыжке и гневного взгляда с угрозой:

— Поговори мне еще! Так я и тебя заставлю вспомнить.

В харчевню вошел, переваливаясь всем грузным телом, Емлян, и распри сразу испарились. Тем более что следовало и дела оговорить.

— Как я слышал, вы хотите оплатить номер на несколько лутеней вперед?

— Да, на целых три лутеня. Именно на столько запланирован пограничный рейд нашего полка. Но оплачиваем без питания и фактического проживания. Только для хранения вещей и письма для Борея, если он вдруг заявится в наше отсутствие. Сколько это будет стоить?

— Хм, ну если без питания… — Емлян пожал плечами, — Почему бы вам не оставить вещи просто на хранение, как и запечатанное письмо у меня в хранилище?

Мария тяжело вздохнула и попыталась объяснить подоплеку своего решения:

— Понимаете, у каждого человека должен быть дом, куда он должен обязательно возвращаться. И если Борей не снял ничего другого в ином месте Рушатрона, то, значит, это судьба. Значит, именно этот номер он считает своим домом и непременно сюда вернется. Да и нам он понравился.

Все три девушки после такого признания дружно вздохнули, и хозяин гостиницы смиренно закивал, чуть не прослезившись от такой отповеди.

— Да. Конечно. Дом — это святое. И мне очень приятно, что вы поддержали в этом отношении Борея. Так что за три лутеня с вас будет… два с половиной заозерских пятака.

Для землянок цена казалась воистину смехотворная. Поэтому, не вставая из-за стола, ведающая казной Вера достала три пятикопеечные монеты и вручила Емляну со словами:

— Сдачи не надо. Вдруг мы немного задержимся в дальнем пути.

— Нет проблем. Тогда номер за вами и на четвертый лутень останется. Но ключ свой на всякий случай оставьте. Ибо третий у меня в банке находится, брать его волокита большая, а ваш братец может и потерять свой в дальней дороге. Вдруг вернется, а ключа нет?

— Естественно, оставим. — Мария первой встала из-за стола, — Как будем выходить с вещами, так вам и вручим.

Как только троица горянок ушла, появилась запыхавшаяся Мансана с внушительным свертком:

— А где они?

— Пошли собираться в дорогу. А ты чего там собрала?

— Ну мало ли как их там в полку встретят? Вдруг на ужин поставить на довольствие не успеют.

— Зря переживаешь, — заверил ветеран. — В любом воинском полку новичков в первую очередь накормят. А вот на первом большом привале девчатам был бы резон угостить новых товарищей по оружию глотком хорошего вина. Пойдука я пару-тройку лейзуенов для наемниц в дорогу подберу. В комплекте с твоей закуской помогут быстрее познакомиться с себе подобными.

Они вдвоем вышли в холл, и девушка выложила свой пакет на стойку. Наблюдая за дядей, который до половины туловища скрылся во втором шкафу и там громыхал глиняными флягами с вином, Мансана задумалась о воинской службе:

— А меня бы взяли в полк наемников? — Голова дяди от рывка соприкоснулась с верхней полкой, издав громкий стук, — И чего ты сразу ругаешься? Я тоже хочу за Борея отомстить.

Емлян выставил лейзуены на стол, пыхтя от недовольства.

— Подумать только: моей племяннице вдруг надумалось махать шпагой!

— Ну и что? Я ведь когда-то сорок уроков брала.

— Помолчи лучше! Тебе и сорока тысяч уроков не хватит, чтобы достичь уровня того же Борея. Сама ведь рассказывала, как он на «Перуне», будучи тому мичману всего лишь по пояс, отстегал хама шпагой по мягкому месту. А эти девицы вообще чудо. Ты представляешь, насколько надо поразить командира полка, чтобы он принял трех новеньких перед самым выступлением? Да еще при этом зачислить их без формального согласования с Имперским штабом сухопутного ведомства. В «Южную сталь» некоторые кандидаты по полгода ждут, пока место освободится, а ты о своих сорока уроках вспомнила.

— Да я и не настаиваю именно на полку наемников, — продолжала рассуждать строптивая племянница. — Для меня возле границы и других дел полная тележка отыщется. Могу и при госпитале помогать, и на кухне готовить.

— Слушай, прекрати эти разговоры! — потребовал рассерженный дядя, — А не то пожалуюсь твоему отцу, так он тебе такую тележку нарядов вне очереди отыщет!.. Мало не покажется!

На такие слова надувшая губки красавица обиделась невероятно и со слезами на глазах убежала в сторону кухни. А хозяину ничего не оставалось делать, как дождаться великолепного трио воительниц, вручить им пакете едой на дорогу, фляги с вином и пожелать воинской удачи в предстоящих сражениях.

На улицу он тоже вышел провожать. И тоже удивился порядочной толпе зевак, которые собрались перед тоннелем входа в пейчеру, на все лады расхваливая великолепных лошадей породы керьюги, которые выращивались лишь на далеком западе, в королевстве Длинных Теней. Керьюги вообще редко у кого были в Рушатроне, а уж иметь таких лошадей под седлом наемниц, пусть даже знаменитого полка, считалось вообще непозволительной роскошью. И если сами воительницы не совсем понимали, какие сокровища им достались, то горожане, а вместе с ними и Емлян быстро просветили их на эту тему. Еще и добавил хозяин гостиницы напоследок:

— За такую помощь в покупке лошадей вы должны как минимум замуж выйти за этих парней.

Мария после этих слов перестала поглаживать выбранную для себя пегую красавицу по шее, подмигнула своим подругам и вдруг предложила:

— Замуж нам еще слишком рано. А ют наградить таких приятелей поцелуями — запросто! За мной!

И на глазах у всей толпы и под улюлюканье они расцеловали каждая по подскочившему к ним парню. А четвертый, тот, что хромал, замешкался и остался без поцелуя. Но молчать не стал:

— Несправедливо, я тоже старался и торговался за керьюги, как старый барышник. Поэтому, кто меня не поцелует, имею право выбрать ее себе в жены.

В итоге ему повезло больше всех. Под завистливые взгляды друзей и всех остальных мужчин без исключения подраненный накануне приятель воительниц получил от каждой продолжительный и пьянящий поцелуй. И охмелел настолько, что уже весь отряд всадников двинулся к выезду из города к месту встречи с полком, а он все стоял с прикрытыми глазами и облизывался.

Пришлось Емляну вернуть парня на землю:

— Эй, приятель! Твои красавицы уже отъезжают и устали тебе кричать! Догоняй!

Стоило видеть, с каким оживлением толпа зрителей наблюдала поспешный отъезд размечтавшегося о близком семейном счастье парня. Не повезло ему жениться, зато какие поцелуи сорвал! Да еще и на глазах у свидетелей. Вот так и становятся после этого некоторые истинными донжуанами.

Глава двенадцатая

ЧТО ДАЛЬШЕ?

Через пару минут я оклемался, сбросил тяжеленный рюкзак к себе под ноги и попытался с ходу решить неразрешимую задачку: как мы здесь оказались? Что это за конкретное место, изначально показалось неважным, а вот как нас сюда занесло, меня беспокоило больше всего.

И ответ у меня в голове, как мне показалось, забрезжил вполне правильный и единственно верный. Вначале при-помнил, как менялись, находились новые и пропадали старые значки-символы разных миров в лабиринте Сияющего кургана, и чуть не схватился за голову. Я ведь в создавшейся спешке даже не удосужился посмотреть на символы с торцов выступа! Шагнул — и даже не оглянулся, как говорится! А ведь следовало хоть глаз скосить на обозначения, перед тем как выдвигаться на выступ.

Если эти обозначения в Пантеоне ведут себя как блуждающие по пастбищу кони, то ведь могло что-то поменяться и на башне?

Мало того! Гадость мог подстроить и Грибник. Или, как его там… Петроний Баккартри! Коль птичку-сторожа по нашу душу откуда-то приволок, то легко мог и со значками что-то напутать. А то и просто провернуть выступ на сто восемьдесят градусов, меняя переходы местами. Он хозяин, ему все можно!

И длинное ругательство сорвалось с моих уст. Когда оно заглохло, завязнув в камышах, Леонид осторожно спросил:

— Не туда попали?

Хороший вопрос. Полный. Заставивший меня еще раз все внимательно вспомнить. Последний раз из мира Трехщитья в мир Земли я попал, как раз шагнув над тем самым полукругом с тремя секциями. Следовательно, в любом случае, шагая над полукругом, попадаешь в место назначения. Но не конкретно, а в общем. Например, меня вместо знакомого леса и заветного дерева занесло невероятно далеко, в самые Черкассы, пусть и братскую, но фигурально другую державю.

По логике вещей и здесь могло произойти подобное. Мы могли оказаться в мире Трех Щитов, но не в Рушатроне, а у черта на куличках. Начиная от загадочного Заозерья — вон сколько камыша и чаек — и заканчивая…

Проклятье! Что-то я не припомню, есть в империи людоедов такие вот водные, а вернее, болотистые пространства?

Мой товарищ продолжал дисциплинированно ждать ответа, но я вначале выхватил обрез, снял с предохранителя и внимательно осмотрел квадрат неба над головой, больше всего опасаясь увидеть там подлых кречей. Хотя по логике наш земной огнестрел здесь не сработает, но так показалось спокойнее. Только после этого немного расслабился и стал отвечать:

— Попали мы, может быть, и туда, только вот чуточку не совсем точно. И теперь нам предстоит выяснить размер этого «чуточку». Ты что-то видишь поверх камышей?

Леонид сбросил рюкзак и стал подпрыгивать на месте, пытаясь осмотреться. Но его прыжки в высоту с места и без разбега даже не тянули на школьную ступень ГТО.

— Как у тебя с равновесием? — нашел выход мэтр манежа и подставил сложенные вместе ладони. — Выбирай: или я тебя буду подкидывать вверх, или встанешь мне на плечи?

Насчет действенности коротких полетов, да еще с шансом преждевременно плюхнуться в воду, я не очень прельщался, поэтому выбрал более надежное карабканье на плечи. Где-то с пятой попытки у Лени получилось аккуратно со мной на плечах распрямиться и отпустить мои ладошки. Хорошо, что у меня и в самом деле чувство равновесия сохранилось с тех тренировок, когда я убегал с палкой от рапиры Машки по рассыпанным теннисным мячикам. Так что я стоял вполне уверенно даже при неровном шатании моего товарища при развороте вокруг своей оси. И почти сразу увидел верхушки крон нескольких деревьев, весьма напоминающих наши ивы. Причем очень близко, метрах в пятидесяти. Конечно, будь я повыше, мне и общий пейзаж поверх ка-мышей открылся бы, но и так неплохо. Раз деревья, значит, более значительный клочок суши, а уж там мы разберемся с дальнейшим направлением наших мыканий.

Точно обозначив направление к деревьям, я спрыгнул вниз, и мы стали решать, кто пойдет первым. Понятно, что предпочтительнее было идти Леониду, но сразу выяснилась одна смехотворная деталь.

— Борь, я плавать не умею, — со стыдом признался мэтр клоунады.

Все равно ему пробираться через камыши было удобнее с его ростом, поэтому я долго не думал:

— Ничего, привяжу веревкой тебя под мышки; если провалишься на глубину — вытащу. Раздевайся!

Пока он снимал верхнюю одежду с массой предметов в карманах, я решил удостовериться в действенности стрельбы. Патроны для газового пистолета ценились меньше, поэтому определил направление ветерка, засунул руку с пистолетом в камыши и нажал курок. Никакого эффекта! Хотя легкое шипение все-таки послышалось. Вторая попытка тоже не увенчалась успехом.

— Плохо? — обеспокоился Леонид, укладывающий веревку для удобства кругами.

— Да не совсем. То, что порох не воспламеняется, лишний раз доказывает, что мы в мире Трех Щитов. Но в таком случае тоже нельзя оставаться безоружными, поэтому достаем и собираем арбалеты.

— А не могло нас вообще в иной мир закинуть? — вполне трезво рассуждал товарищ.

На что я философски пожал плечами:

— И такой вариант возможен, — и убежденно добавил: — Но мы с тобой везде прорвемся!

Четверть часа мы потратили на тщательную сборку оружия. За это время сгустившиеся облака на западе вновь чуточку разошлись и выглянуло светило, которое мне и при втором рассмотрении очень напомнило Светоч. Только вот висело оно над горизонтом как-то гораздо ниже ожидаемого в это время суток, и по нему получалось, что уже максимум через час стемнеет полностью.

— Лень, торопись, скоро стемнеет. А если мы в Трехщитье, то лун здесь нет.

И товарищ, придерживая веревку под мышками, резво двинулся вперед. Камыши перед собой он раздвигал и слегка скашивал внушительным мачете, который мы взяли чисто для комплекта, один на двоих. Еще у нас имелся маленький топорик. Палатку вообще не взяли. Спальник — тоже. Только и имелись две внушительные плащевые накидки, да и то взятые по причине очень мало занимаемого ими места. Ну никак я не ожидал, что вместо огромного цивилизованного города мы окажемся невесть в какой дикой местности.

В получившуюся просеку я прекрасно видел спину напарника и слышал его обеспокоенный голос:

— Глубже становится! И под ногами неприятная густая жижа! — Но когда вода достала ему до лопаток, успокоился: — Вроде песок чувствую. — Затем несколько запаниковал, пропадая из виду: — Вода по шею! Готовься меня тянуть! — И почти сразу же после этого радостное восклицание: — О! Почти открытая лагуна! Вижу берег, и глубина мне уже по пояс. Выхожу.

Но я не дал ему расслабиться:

— Возвращайся за мной!

Слишком я опасался открытого выхода на берег без всякого оружия в руках. Мало ли кто там притаился? Когда Леонид вернулся, пришлось ему задать вопрос:

— Меня на плечах вместе с арбалетами перенесешь?

— Запросто! Чего тебе плавать и всему мокнуть, раз уже мне все равно сушиться придется. Залезай!

Действительно получилось весьма расчетливо. Ботинки у меня висели на шее, один арбалет на спине, второй в руках, и замочил я только ноги до колен, что в походных условиях сущий пустяк. Затем я с усердием и внимательностью страховал с арбалетами на берегу, а мэтр в две ходки перетащил из камышей оба рюкзака и свою одежду.

После чего мы стали спешно делать сразу три дела: готовиться к ночлегу, обследовать остров и осматривать окружающее пространство.

Вокруг нас оказалось не то большое озеро, не то широко раскинувшаяся река. Скорее, последнее, потому что в лагуне и чуть дальше на плесе замечалось небольшое течение. До одного берега, крутого и перекрывающего весь горизонт, было около километра, а до второго, пологого, заросшего наглухо камышом, и все три километра. Но зато дальше камыша мы успели в наступающих сумерках рассмотреть участки с густым лесом, внушительные холмы и отчетливые делянки на их склонах с различными сельскохозяйственными культурами. Значит, разумные здесь живут! Оставалось только выяснить, какие именно разумные существа, добраться до них и выспросить, далеко ли до Рушатрона. Почему-то мне очень хотелось верить, что мы находимся как раз на реке Лияне, которая проходит практически через столицу империи Моррейди. Потому что по памяти, навскидку, таких больших рек на карте материка я вроде больше не видел.

Опять-таки при условии, что мы именно в Трехщитье.

Сам остров оказался сравнительно небольшим, не более одного гектара в общих пропорциях. Зато довольно много профильным и с массой пригодных для рубки деревьев. Потому что в голову сразу приходили мысли о необходимости постройки плота для переправы. Только вот как мы будем это делать с маленьким походным топориком и мачете, я ума не мог приложить. Придется корячиться, и в таких условиях хорошо хоть такой рубящий инструмент захватили.

Еще одна проблема возникла уже во время организации лагеря. Шалаш мы срубили и сложили быстро, как и разожгли костерок перед ним, а вот что на том костерке жарить?

Ради экономии места у нас практически ничего из пиши не было, если не считать походного набора специй, пачки печенья, головки чеснока и двух луковиц. Ну про шоколад и сгущенку я не упоминаю, потому как напарник сразу стал на эту тему так шутить, что можно было лопнуть от смеха.

Да что там пища, если мы даже ни сковородки, ни котелка не прихватили. Из малого набора выживания имелся и кусок лески с крючком, но Леня сразу заявил, что в этом деле он не просто полный профан, а обязательно еще и утонет при этом. Так что, пока он заканчивал обустраивать шалаш, собирать дрова и опутывать, вместо сигнального колокола, веревкой кусты, я отправился рыбачить. Хотя всю жизнь моя роль в таком случае только и заключалась, что смотреть, как это ловко делают мои подруги, да копать червей. Срубил мачете двухметровую палку, нацепил леску, приладил крючок и только потом стал думать о наживке.

«Печенье с крючка сразу слетит, но его можно кинуть на подкормку. А вот есть ли тут червяки?»

Оказалось, что есть. Копнул мачете пару ямок, и три червя готовы к самопожертвованию. Место попалось мне более чем удобное, словно специально сотворенное природой для заядлого рыбака: густое переплетение корней над самой водой, которая в этом месте была метра полтора глубины.

Так как к тому времени наступила ночь, то я решил ловить рыбку еще и на свет. Поэтому прочно привязал фонарь на далеко выступающий корень, кинул туда кусочки печенья, забросил туда же леску и крючок с извивающимся червяком и стал ждать. Мачете положил рядом да еще и шнурок надел на запястье. Если крупная рыба попадется, то я ее оглушу ударом по башке. По крайней мере, так рыбаки и делали, я сам в Нете видел.

Вроде все сделал правильно, но поклевка не шла. Мало того, целая стайка мальков с похвальным остервенением набросилась на размякшие куски печенья и моментально его сожрала. Но при этом хорошо видимого червяка они игнорировали полностью. Хмыкнув, я кинул в воду второе печенье. Тот же результат. С некоторой жалостью накрошил третье, и тут вдруг мальков словно ветром сдуло.

«Ага! — злорадствовал я, хватаясь удобнее за ручку мачете, а левой кидая в воду более крупные куски печенья. — Видно, крупняк идет, спугнул мелочь! Сейчас ты у меня либо червяка схаваешь, либо за печенье по голове схлопочешь!»

Только у меня мелькнула мысль, что нам на ужин хватит две пары рыбок величиной с ладонь, как в круг света, к самому крупному куску печенья устремилась эдакая солидная и довольно зубатая пасть. Как мне показалось вначале, вполне рыбья. Да и не до рассматривания мне было, с застоявшимся охотничьим азартом я изо всей силы рубанул прямо по высунувшимся на поверхность губам. Да так удачно, что, кажется, убил рыбину с одного удара. Причем такую рыбину, что нам и на завтрак должно хватить, если я не ошибаюсь.

Ошибся, как потом выяснилось, и очень сильно.

Потыкав удилищем в окровавленной воде, я приподнял голову трофея над поверхностью, со счастливым повизгиванием ухватил за жабры и стал тянуть на себя. Тяжело пошло. Тогда я отбросил на берег удочку, отцепил фонарик одной рукой и сунул его за пазуху, а потом, уже двумя руками ухватив свою добычу, с рычанием поволок на берег. До костра было метров тридцать, но пока я доволок, то прогрелся настолько, что с меня пар валил.

— Лень! Помоги! — не удержался от зова.

Товарищ бросился на мой голос с фонариком, обрадованно приговаривая:

— Неужели поймал?! Ай да молодец!

Но после того как осветил меня, стал освещать и добычу, пытаясь понять, за что взяться и как помочь. И когда луч фонарика пробежался по моему следу, мы вскрикнули одновременно. Толщиной в руку, по моим следам тянулся шланг не то змеи, не диковинной морены. Когда и я чуть отошел от испуга, то, светя спаренными лучами фонариков, мы прошли к берегу, осматривая добычу и шумно переговариваясь:

— Жуть настоящая!

— Да ты никак питона приговорил?

— Да нет, морда у него чисто рыбья.

— Значит, змей, скорее всего!

— Да говорю тебе, что на питона никак не смахивает!

— Ухты! Более пятнадцати моих шагов! Пятнадцать метров, что ли?

— Вроде того. Хотя мне кажется, что это местный угорь.

— Иди ты! Такие угри не бывают!

— Есть многое, Горацио, что…

— Знаю, знаю я эти философские бредни! Ну а если отравимся?

— Риск, конечно, присутствует. Но кто не рискует, тот ест шоколад. Хочешь?

— Рискнуть? Придется.

Дальше дело пошло конвейерным способом. На какой-то расчищенной коряге я ловко отрубал аккуратный кругляш нашего угря, ополаскивал его в воде одного полиэтиленового кулька и кидал в солевой раствор второго кулька. Леонид насаживал по два куска на импровизированные деревянные шампуры и укладывал на разложенные над кострищем поперечины. Он же и следил за жаркой, скидывая готовые деликатесы на расстеленный кусок клеенки и слегка посыпая все сверху душистым молотым перцем.

Как-то так получилось, что моя часть операций на конвейере не требовала от меня много времени, поэтому основные усилия я тратил на еду. Подтяну трофей, отрублю два-три куска, помою, брошу в рассол и ем горячее, рассыпающееся во рту мясо. Красота! Лучшая диета! Вначале Леня шутил, что я его объедаю, и жаловался, что так нечестно. Потом на четверть часа он тоже увлекся обжорством. Но когда сам стал передвигаться с трудом, а я все рубил и ел, рубил и ел, он не на шутку забеспокоился.

— Боренька! — Его громкий шепот намекал, что он еще и от смеха еле сдерживается. — Осталось всего несколько метров угря. Если он таки отравленный и тебя начнет тошнить, то постарайся умирать не возле шалаша.

Я и в самом деле на ноги поднялся с трудом. Затем произвел уже ставшие привычными в последние два дня манипуляции по разминке и проверке собственной дееспособности и столь же привычно констатировал:

— Может, тебе и смешно, но у меня ничего не болит. И можешь хоть сразу начинать меня оплакивать, но я таки слопаю еще два-три кусочка. Угрем объесться нельзя.

— Неправильно, надо говорить «мяса угрячьего».

— Да какая разница! — фыркнул я, лихо отрубая следующий кусочек, — И вообще, предлагаю сразу нам и на завтрак рыбки пожарить, знаешь, как с утра будет лень костер разводить?

— Догадываюсь, — насаживая утренние порции на шампур, протянул мэтр, — Эх, сейчас бы чайку горяченького попить.

— Выйдем к людям — напьешься. Если хочешь чего на десерт, угощайся шоколадкой, маленькой.

— Да я и большую не хочу. На сладкое — милее беседа. Ты мне лучше расскажи, какие здесь короли и королевы? Императора здешнего видел?

— Ща-ас! Так нас и пускают, простых смертных, пред очи императора!

Затем я довольно бегло обрисовал современное устройство мира, и в частности политические уровни империи Моррейди. То, что сам помнил или слышал краем уха. Продолжая на автомате жарить рыбку, мой товарищ и дальше требовал ответы на новые вопросы:

— Ну и про титулы мне очень интересно послушать. Ты себе, например, какой выбрал?

— Хо! Как это «выбрал»? Титулы вроде как заслужить надо. Ну или купить там как-то, или на графине жениться.

— Ой, не смеши меня! И кто тебя здесь знает? Смело можешь представляться если не графом, то уж маркизом точно, — веселился товарищ, — Ты что, книжек не читал про таких, как мы? Раз мы с диких Пимонских гор, то можем представляться хоть князьями. А потом всегда можно свалить вину на давно умерший и никому не известный королевский род. Потомки за предка не в ответе. Не поверят, ну и фиг с ними! Зато при обращении всегда можно потребовать слов «ваше сиятельство». А? Или я не прав?

Понятно было, что мэтр клоунады и тут балагурит да насмехается, но, с другой стороны, почему бы и в самом деле не представиться как-то более звучно? Графами — это уже слишком, а вот баронами — в самый раз. Да и для уха хоть какая-то новизна появится. А то Борька, да Ивлаев — за жизнь так приелось. О чем я и заявил во всеуслышание:

— Ладно, пока доберемся до Рушатрона, можно и в самом деле нечто такое попробовать. Станем баронами. Здорово? Я буду носить имя Резкий.

Мэтр отрицательно замотал головой.

— Да нет. Резкий — для имени плохо. Прилагательное! Это скорее прозвище, фамилия. Имя другое придумай, не что твердое, крепкое, знаменитое. — Так как я озадаченно молчал, он сам и предложил: — О! Как тебе Цезарь? Барон Цезарь Резкий! Здорово?

И сам захохотал над своим предложением. А я, подхватив очередной кусище угря, стал его жевать и обиженно хмуриться. Издевается он надо мной, что ли?

Уже подхватывая следующий кусок, почуял, как потянуло горелым, и пригрозил:

— Вот он тебе на завтрак и достанется!

— Ну ты… — замялся Леня, подбирая слова и возвращаясь к поворачиванию шампуров. А потом его прорвало: — Настоящий Цезарь Резкий!

На этот раз мы похихикали вместе, и мне новое имя показалось вполне даже естественным. Еще после очередного куска, когда с ним уже почти свыкся, я поинтересовался:

— А тебя как звать-величать будем?

Лицо талантливого клоуна стало грустным и печальным.

— Мне трудно выбрать самому, потому что у меня в жизни только два авторитета. Так что ты сам выбирай. Что лучше: Лев Копперфилд или Юрий Никулин?

Я начал смеяться, еще ничего не поняв. А когда в моем воображении появился рыцарский замок, где глашатай на пиру громко восклицает о только что прибывшем госте: «Барон Юрий Никулин!» — то вообще свалился с коряги и, умирая от смеха, пополз на четвереньках в кусты. Так я и не понял, почему я не скончался от смеха, но минут через десять кое-какую пользу хохот принес: у меня так заболели живот и бока, что ужин пришлось завершить досрочно. Больше в меня не лезло, и хорошо еще, что ничего не выпадало изо рта, когда я пытался наклониться вперед.

Кое-как после себя убрали, припрятали мешок с рассолом, подбросили две коряги в костер и стали думать, что делать с мясом. При всей моей ненасытности мы съели не больше трети, а ведь и завтра нам целый день придется возиться с плотом, и времени на рыбную ловлю может не хватить. К тому же имелись подозрения, что второго такого тупого и глупого угря больше в этих водах мне не попадется. Пришлось опять браться за мачете. Полуметровые куски рыбацкого трофея, коих оказалось аж двадцать штук, сложили на верхушку шалаша под ткань-плащевку и сами заползли на срубленные вместо матрасов ветки. И уже там, прикрыв вход за нами сплетенным из зеленых веток щитом, мой напарник спросил:

— Так ты выбрал?

— Умоляю, — прошептал я, — только не перечисляй мне все варианты. Остановимся на первом. Лишь один нескромный вопрос: почему Лев? Того ведь фокусника вроде Дэвидом зовут?

— Ну, надо хоть одну букву от своего имени оставить? Хотя имя мне дали цыгане, и оно, скорее всего, не настоящее. Мало того, я всегда себя чувствовал настоящим укротителем зверей. Если бы не мое личико, тогда бы укрощал тигров и пантер.

— Понятно. Иного я от тебя и не ожидал. Спокойной ночи, ваша милость!

От усталости и переедания глаза закрылись сами, и уже в полусознании услышал беспокойный голос барона Льва Копперфилда:

— Слушай, а может, надо арбалеты зарядить?

— Зачем? — бормотал я, засыпая, — Нашего костра уже через десять метров из-за кустов и деревьев не видно. Да и в ямке он. А медведей тут всех еще до нас съели.

Снилось мне, что я опять стою возле лобного камня в главном зале Пантеона и слушаю музыку. Но в этот раз она звучит с еще большими сбоями и фальшью. Оглядываюсь на Мансану и вижу, что она плачет и что-то мне кричит. Хочу оторвать ладони от камня и не могу.

Глава тринадцатая

ВРАТЬ-НЕ КОТЛЫ МЫТЬ

Из всех троих подруг самая активная, боевая, агрессивная, наглая и бесстрашная, конечно же, была Мария. Близняшки между собой во всем старались быть сходны не только внешне, но и внутренне. При этом они одинаково умели хитрить, притворяться, мстить, обманывать, если надо — то и подлизываться. Но все-таки самой ленивой в паре-двойне считалась именно младшенькая Катерина. Хотя и знала об этом с уверенностью только Вера. Знала и благоразумно помалкивала, время от времени стараясь притворяться не менее ленивой, чем ее родная сестра, родившаяся на полчаса позже, и с готовностью подхватывая дельные идеи по уклонению от честного и праведного труда.

Вот так и получилось, что, как только они встали в общий строй полка и двинулись с колонной на север, Вера случайно подслушала высказанную каким-то ветераном-наемником фразу:

— Смотри, какие фифы! Наверняка какие-нибудь графини, а то и герцогини. И сами вырядились, и животные у них лучшие в полку. Такие лошади породы керьюги только у высокородных и бывают. Теперь их и сам командир на кухню не загонит котлы мыть! И шпагой их не отстегаешь! Стоит им только свой титул на ушко полковнику шепнуть, и он сразу запретит дуэли с этими красотками.

Наивная Вера только горько вздохнула, представляя, как это тяжело новеньким наемницам придется при мытье кот-лов, и уже заранее оплакивая свои аккуратные ноготки с маникюром. А когда оказалась возле сестры, просто пожаловалась на несправедливую долю:

— Машке нравится кашеварить, вот и шла бы сама к границе мстить за Боречку. Хотя мне тоже его до слез жалко. А так теперь и над нами издеваться будут. Потому что нам не повезло, как некоторым, уродиться с большим титулом.

И пересказала слово в слово услышанное от ветерана-наемника.

Катерина отозвалась сразу же:

— Мыть котлы? Да ни в жизнь!

— Кому твои возражения нужны? — грустила Вера, — Ты что-то интересное придумай.

— Что тут думать, если уже все придумано. Осталось только выяснить, почему полковник запретит дуэли, если мы ему шепнем на ушко, что мы княжеского рода.

— Да нас повесят за такую ложь! — испуганно пискнула старшая из двойни.

Но младшая только коварно улыбнулась:

— Не переживай, я сейчас все узнаю.

И действительно, уже через час она так втерлась в доверие к одному молоденькому капралу, что тот рассказал обо всех пятерых родовитых наемниках полка все самое интересное. И как те себя ведут, и почему не моют котлы, и почему двое из них не несут боевого охранения на переходах, и как им пришлось несколько раз отстаивать свои права на дуэлях с сомневающимися в их голубой крови. Под видом невинных вопросов, восхищенных восклицаний и томного заигрывания Катерина узнала все. А когда боевое соединение при-близилось к месту первого ночного привала, все три Ивлаевы уже знали свои роли, помнили титулы и могли наизусть перечислить всех своих прославленных предков до седьмого колена. Вернее, они и так хорошо знали историю своей многочисленной деревенской родни, просто отныне к каждому имени прибавилось несколько слов в виде «ее сиятельство Серафима Ивлаева Великогорская». Или «его светлость Назар Ивлаев Труженик». Особенно девчонкам понравился полный титул их двоюродной бабушки «великая княгиня Пимонских гор и города Лапа, ее сиятельство Марфа Ивлаева Новгородская»!

Странно и красиво звучит для русского человека, а для подданных империи Моррейди — звучнее не бывает. А все остальное — дело техники распространения сплетен, рекламы и «промоушена». Использовали все, что возможно. Даже такие пустячные мелочи, как невинные оговорки в беседах между собой в моменты якобы полной уверенности, что их никто не подслушивает. «Ах! Ваше сиятельство, неужели нам выделят обычную для всех остальных наемников комнату для ночлега?» — так восклицала Катерина, изображая возмущение и печаль одновременно. На что Мария, дико кося глазами на замершего за дверью майора и стараясь при этом не расхохотаться, скорбно отвечала: «Таков наш удел отныне, сестра моя. И следи, пожалуйста, чтобы никто не догадался о наших титулах и славных именах!»

В общем, веселились от всей души и «гнали дурку» с полным отчаянием желающих расслабиться перед боями со зроаками мстительниц. Сама Мария не верила в затею полностью и только подыгрывала ради сотворения пакости и для завязки замаячивших впереди шансов на дуэли. Ей очень хотелось подраться с лучшими наемниками и доказать свое фехтовальное преимущество. Вера всего опасалась, во всем сомневалась и старалась поддерживать наедине то Катю, то Марию. Ну а сама Катерина только улыбалась счастливо, повторяя вслух одну и ту же непонятную для большинства товарищей по строю фразу: «Арриба, Испания! Но пасаран!» А когда некоторые интересовались странными словами, сразу притворно сникала и потерянно бубнила: — Не обращайте внимания, это у меня семейное. Хотя самому болтливому лейтенанту по секрету поведала, что так в их роду принято приветствовать духи предков, перед тем как войти в фамильный склеп. Ну и кто, скажите, после таких намеков, оговорок и собственных догадок не додумает все остальное?

Уже следующим утром полковнику доложили о том, что новенькие — птички самого высокого полета и с ними могут быть крупные неприятности. Имелось в виду, что если такие персоны вливались в полк инкогнито, а потом погибали, то командованию все равно это ставилось в вину и грозило ощутимыми моральными нападками. То есть, даже не зная о титулах, командиру полка все равно было легче и удобнее сразу прикрыть представителей голубой крови, чем потом разбираться с их сумасшедшими от скорби и негодования родственниками. Конечно, в бою всех не прикроешь и в тылы уйти не заставишь, но хотя бы в бытовых ситуациях, в запрете тех же самых дуэлей между собой слово командира могло сделать очень много.

Другой вопрос, если представители элиты, пробившиеся в состав полка, не признавались в своих родословных открыто и не требовали к себе уважительного отношения официально. Таким воинам приходилось в любом случае изначально пройти горячее горнило холодного отчуждения, недоверия и откровенных проверок на «чистоту родовитой крови». И только после нескольких дуэлей или парочки ожесточенных боев с противником, когда представители титулованного семейства делом доказывали свое право на непомерную гордость, к ним начинали относиться с должным уважением и держаться на соответствующей дистанции.

Но пока этого не случилось, стоило ждать неприятностей. И полковник перед выходом в путь после ночлега в сердцах воскликнул:

— Зря я их взял в полк! Пусть бы они шли на общих основаниях по всей цепочке. В любом случае попали бы куда-то в иное место! — после чего обратился к майору, своему заместителю по кадрам: — Присматривай за этой троицей особенно тщательно. Если только они первыми начнут вести себя провокационно или презрительно обращаться к новым товарищам, постараюсь исправить ситуацию тем, что просто вышвырну их из полка за грубые нарушения внутренней дисциплины. Хорошо, что в нашем уставе и такой пункт есть на период испытательного срока.

И когда уже майор повернулся уходить, полковник что-то припомнил и добавил:

— Да, заодно проверь их порядочность боевого братства. Пусть на сегодняшнем привале вечером заступят в наряд на полковую кухню.

Но первый полный походный день прошел без особых эксцессов или осложнений. К новеньким присматривались, вернее, засматривалась мужская часть полка и презрительно окидывала взорами женская. Но никто вначале не тронул, не обидел и не попытался затеять с ними какую-либо конфронтацию. «Южная сталь» двигалась к Леснавскому царству в обход отделяющей от зроаков Скалы и намеревалась достичь места боевого дежурства за восемь дней. И первый день похода выдался самым суматошным.

Соотношение мужчин и женщин в этом воинском формировании наемников было как два к одному, лишний раз доказывая полное равноправие полов в империи Моррейди. Другой вопрос, что текучесть кадров в женской трети полка являлась в несколько раз большей из-за вполне понятного оттока наемниц на гражданскую жизнь по семейным обстоятельствам, так как интимные отношения считались сугубо личным делом каждого. В связи с чем и получалось, что ветеранов-мужчин имелось очень много, а вот женщин, про-служивших более пяти лет, — всего лишь пара десятков. А уж тех, кто мог похвастаться более чем десятилетним стажем официального ношения золотистого берета, вообще считаные единицы. Их ценили, без сомнения, уважали, восхищались и прислушивались к каждому слову. Даже вполне справедливо побаивались, потому что были для того веские причины.

Об одной такой воительнице, отработавшей по контрактам в полку уже более восемнадцати лет, всегда вспоминали и выделяли особо. Кстати, одна из тех самых пяти человек личного состава, которые по праву гордились своими досточтимыми, титулованными предками. Причем вообще все титулы в языке поморов звучали совершенно непонятно, непривычно и порой даже дико. Как и вежливые обращения к ним. Но еще во время вычитки книги по правилам хорошего тона девушки с Земли четко уяснили для себя пирамиду титулов, перевели их в свои понятия и четко знали, что заува — это не кто иная, как графиня, к которой в гражданской жизни надо обращаться «ваша праведность».

И вот эта самая госпожа заува, с запоминающимся именем Апаша Грозовая, весьма соответствовала как слухам о себе, так и своему жесткому имиджу. Ей недавно исполнилось сорок лет, и она одновременно являлась неким катализатором душевного настроя, постоянным возмутителем спокойствия и жестким гарантом стабильности в полку. Про непререкаемый авторитет этой женщины и говорить не приходилось, и, хоть пребывала Апаша лишь в звании десятника, ни один военный совет не проходил без ее участия.

Вдобавок о жестокости заувы в бою ходили неприкрашенные легенды. Зроаки и кречи, когда слышали имя Апаша, скрипели от бешенства зубами и вздрагивали от страха. Коварнее этой наемницы и более эффективного, чем она, человека в партизанских или открытых действиях против врагов человечества за последний десяток лет не было на всем пограничье с империей Гадуни. Во время боевых действий она становилась неудержимой, страшной, подлой, циничной и неразборчивой в средствах. И тому были веские причины личного характера. Двадцать лет назад кречи украли у нее двухлетнего ребенка, а потом в битвах со зроаками погибли муж, отец и два брата. Вот с тех пор она отказалась от личной жизни и посвятила всю себя мести до последней капли крови. Рисковала больше всех, сотни раз была на волосок от гибели, получила кучу легких ранений, но умудрилась не только оставаться более восемнадцати лет в живых, но еще ни разу не была значительно ранена.

Ну а когда полк отходил к столице для отдыха и пополнения, Апаша Грозовая всю свою неиспользованную, неуемную энергию тратила на попытку отыскать себе хоть какое-то занятие, не важно как называющееся: развлечение с выпивкой, драчка, потасовка, спортивное соревнование, жестокий спарринг, склока или злокозненное ерничество над своими товарищами по службе. Ее даже в увольнение старались не пускать под любым предлогом, потому что без скандала или шумной драки «выход в люди» не происходил.

И вот с таким ветераном, эдаким ходячим стихийным бедствием, эталоном непререкаемого уважения и авторитета и столкнулись девушки к окончанию второго дня своей службы. Хотя получилось это чисто случайно. Ни накануне, ни во время похода госпожа заува даже не видела троицу новеньких, занятая своими делами и трепетно ожидая только одного — как можно более быстрого продвижения к месту боевых действий. Дорога туда и обратно ей была хорошо знакома, поэтому малейшую задержку в пути, особенно к империи Гадуни, рвущаяся в бой женщина воспринимала как личное оскорбление. Полк за день не успел достичь обычного места ночлега, поэтому встал на ночлег километрах в десяти раньше. Вот Апаша, вернувшаяся в расположение из авангарда, и рассердилась. Сунулась к командиру полка вначале:

— Чего это застряли? Еще час — и были бы на месте!

— Не трогай меня! — предупредил тоже разъяренный полковник. — И без тебя тошно! Тем более что говорить не о чем, завтра наверстаем.

Понятно, что ругаться и спорить с командиром вообще воину не пристало, да и толку с этого никакого: вся колонна уже рассредоточилась в чаще с огромными деревьями и готовилась к ужину и ночлегу. Но на ком-то следовало выместить свою досаду и раздражительность? Вот и пошла заува-десятница между шатров для личного состава и загонов для животных, покрикивая, поругиваясь, придираясь к младшим по званию, возрасту и опыту.

Зашла и на кухню, где три новенькие сослуживицы, сжав зубы от усердия и тягот свалившихся обязанностей, помогали поварам поддерживать огонь, носить воду, сооружать столы для офицеров и убирать посуду. Вначале ветеран наградила нелестными, причем вполне необоснованными эпитетами кашеваров, упрекнув их в подрыве боеготовности полка и намерении покормить ужином не иначе как перед рассветом. Но повара Апашу знали отлично, поэтому и слова не возразили, понимая, что себе дороже обойдется. Но после этого заува Грозовая присмотрелась к совершенно незнакомым лицам стоящих в кухонном наряде и громко высказала свое неприятие странным набором:

— Что это творится на белом свете! Уже соплячек стали в полк набирать! С ведром воды на полусогнутых ходят, а все туда же рвутся, оружием махать!

Явных знаков различия на десятнице не было, ее в полку и так все прекрасно знали, поэтому девушки приняли сердитую женщину за мелкий чин интендантского сословия. Они-то ее первый раз увидели. Ко всему прочему Катерина была просто в отчаянии по поводу того, что ее задумка притвориться княжескими отпрысками не сработала и придется сегодня не просто позже всех улечься в походном биваке, а еще и котлы перед этим драить неведомо сколько времени. Поэтому она и не подумала промолчать, а с ходу нагрубила в ответ:

— Что, вместо соплей с тебя уже песок сыпется? Так сама водички потаскай, может, влага тебе поможет!

Стоило видеть, как замерли и сжались от готового грянуть скандала услышавшие это повара, но прийти на помощь новеньким и разрядить как-нибудь мирно ситуацию никто из них не решился.

— Что-о-о-о? — с угрозой протянула Апаша. — Да я тебя сейчас одним пинком к праотцам отправлю!

После чего довольно брутальным толчком руки в плечо девушки в самом деле применила «рукоприкладство». Пока Катерина пронеслась по инерции пару метров, пока с возмущением развернулась и стала набирать в грудь воздуха, в дело вмешалась ближе всех находящаяся Мария. А в компании подруг это означало только одно: никто не имел права оспорить право лидера продолжить конфронтацию. Она встала за метр перед драчливой женщиной и, недобро щурясь, прорычала:

— Ты бы, тетя, шла отсюда и рот сильно не открывала! Не то зубы последние потеряешь и даже шепелявить не сможешь.

Втройне обидно получилось, потому что в последней драке перед уходом полка из пригорода Рушатрона зауве Грозовой выбили передний зуб. Теперь она и в самом деле чуть шепелявила и готова была убить каждого, кто хоть косвенно упоминал о той злополучной драке. Наверное, будь девушки с оружием, она бы сразу бросилась кромсать своей рапирой их на мелкие кусочки, но так как те занимались черновой работой, ходить с оружием считалось даже неэтично. Сработал некий подспудный тормоз и у ветерана, которая побелевшими пальцами схватилась за эфес своей рапиры и теперь лихорадочно соображала, как ей отреагировать на такое оскорбление.

А хамоватая девчонка тем временем продолжила громко, не снижая голоса, дерзить:

— За оружие следует хвататься только в сражении, а не для разборок на задах полковой кухни. Можно ведь и поцарапаться!

— А можно и кулаком убить! — закричала с натугой, багровея, Апаша. — Буду я еще свою шпагу марать о каждое дерьмо!

При этом крике к набирающему обороты конфликту устремились и другие наемники, заинтересовавшиеся про-исходящим.

— Ха-ха! Тетенька, да ты, я вижу, вообще не знакома с кодексом настоящего воина! — с издевкой улыбалась Мария в ответ. — Шпагу где купила? Или нашла на дороге? Не знаешь, что в таких случаях за нее не хватаются, а говорят более конкретные слова?!

То есть сама она на дуэль вызывать первой никого не собиралась. Тем более что до сих пор была уверена, что они сцепились с полковой интендантшей.

— Ах, вот оно что! — Ветеран с восемнадцатилетним стажем злобно расхохоталась настолько громко, что наверняка услышал весь полк. — Так маленькая девочка хочет сражаться и получить на свое глупое тельце еще одну дырочку? Так я тебе это устрою! Вызываю тебя на дуэль! Если не сегодня, потому что котлы все-таки надо вымыть, то завтра или в любое удобное время!

Толпа вокруг ссорящихся продолжала расти, и к ней уже бегом, предчувствуя недоброе, во всю прыть мчался майор, отвечающий за кадры.

— Ну вот, хоть что-то дельное расслышала в вашем свистящем шепоте, уважаемая, — обрадовалась Мария. На ее месте тоже не следовало усложнять ситуацию уже после оглашения вызова на дуэль. Дальше в таких случаях в спор вступало только воинское мастерство и умение владеть оружием. Но она и тут умудрилась унизить прославленную воительницу: — Как только я освобожусь от наряда и своих обязательств, так сразу сообщу, где, когда и каким оружием. А пока не мешайте нести наряд!

То есть дала понять, что даже право немедленного ответа на вызов она растянет на какое угодно время.

Бесцеремонно развернулась, повелительно мотнула головой своим готовым к драчке подругам и поспешила подбросить дров в походную печь.

— А ну стоять! — рявкнула ей вслед взбешенная заува. — Я тебе сейчас прямо на месте все кости переломаю! — И сделала шаг вслед строптивому новобранцу.

Вот тут как раз и майор ворвался в центр событий. С ходу почти правильно и точно угадал подоплеку событий, а зная все последние слухи и подозревая, что стычка между представителями голубой крови — очень нежелательный скандал, постарался сразу надавить на ветерана своими полномочиями старшего офицера:

— Десятник Грозовая! Почему вы в расположении полка без знаков отличия?

— Вернулась из передового дозора, — скорее автоматически ответила та, замирая на месте.

— Я не спрашиваю, откуда вы вернулись, а почему нарушаете воинскую дисциплину? Какой пример вы подаете остальным?! Что о вас подумают новобранцы?! — Достигнув желаемого в психической атаке на одну подчиненную, майор окрысился на остальных: — А все любопытные зеваки почему стоят как на базаре с разинутыми ртами?! Кречей высматриваете?! Почему ужин до сих пор не готов?! Хотите, чтобы полковник вашу печень сырую сожрал?! Да он вас!.. Да я вас тоже!.. Распустились совершенно! Сладу с вами нет!!!

Повара заметались как наскипидаренные. Остальные наемники бросились от кухонного пространства врассыпную. А скривившаяся от разочарования Апаша сплюнула наземь и медленно побрела в расположение своего десятка.

Майор не всех вокруг себя разогнал, а прямо по горячим следам провел быстрое дознание нескольких поваров, новобранца Марии Ивлаевой и удачно оказавшегося поблизости в продолжение всей ссоры молодого капрала. Того самого, у которого Катерина выспрашивала все подробности о взаимоотношениях в полку. Видимо, воин все-таки девушкам очень симпатизировал, потому как поведал детали конфликта с некоторым сочувствием к новобранцам. Как бы защищая их от самодурства и рукоприкладства озверевшей десятницы. Да по сути дела так оно и было, если рассуждать с точки зрения новичков. Пришла какая-то озабоченная дура, без знаков отличия, и принялась на ровном месте унижать, оскорблять, а потом и толкаться.

Никто не стерпит подобного к себе отношения. А уж тем более потомки древнего рода, к которым трио девушек многие теперь причисляли на полном серьезе.

Когда майор осознал всю глубину вспыхнувшей между подчиненными ненависти, то схватился за голову и убежал докладывать о неприятностях полковнику. А капрал, оглянувшись по сторонам, опасливо приблизился к Вере, приняв ее за Катерину, и сочувственно пожурил:

— Не надо было вам с ней заедаться. Ваша ссора — самое худшее, что могло случиться. Если сравнивать, то уж лучше было бы оскорбить, а то и плюнуть в лицо самому полковнику, чем связываться с этой бешеной.

— А что, она может и в спину ударить? — спросила Вера доверительным шепотом.

— Хуже! Гораздо хуже. До сих пор поражаюсь, почему она вас сразу не убила.

Глава четырнадцатая

НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА

Так и проснулся с ощущением вяжущего кошмара в голове и твердым решением больше никогда не объедаться перед сном. Сел, вытер пот со лба и стал размышлять, почему мне так трудно дышать. Сквозь привядшие ветки наружного шита уже пробивалась седина рассвета, рядом похрапывал товарищ, раскинувшись на спине, а издалека слышался несколько встревоженный гомон чаек. Вот он меня и насторожил.

Хотя и причина тяжелого дыхания стала ясна, как только я выставил голову наружу: ветерок чуть сменился и теперь дым с тлеющего костра временами относило прямо на наше лежбище. Непорядок! Так и угореть недолго.

— Эй! Как там твою милость звать? Запамятовал, — подергал я Леню за носок ботинка, — Пора Львам вставать на рубку дров.

— Когда это Львы работали дровосеками? — возмутился мэтр, усаживаясь на лапнике и заразительно зевая, — Что за пожар? Кто горит? А-а-а! Так это комарики собрались в стаю и гонят дым в нашу сторону? Затейники! Решили наше мясцо слегка прокоптить. Уф! — Он первым вылез наружу, — Задохнуться можно!

А я уже подавал ему арбалеты:

— Заряжаем! И быстро двигаем на шум чаек! Кажется, их кто-то в камышовой вотчине побеспокоил.

Успели мы как раз вовремя. Вполне солидная длиннющая лодка медленно пробиралась сквозь густой лес камыша. На концах лодки стояли воины с шестами, а еще четверо сидело по всей длине, стараясь одновременно и щитами прикрываться, и стрелы на тетиве луков держать. Они как раз только прошли основные заросли и вырвались на открытый участок перед берегом, высматривая, где удобнее причалить. До меня им было слишком далеко, но разговор следовало начинать немедленно. Хотя сразу радость заполнила душу: вполне нормальные люди и ни в коей мере не похожие на зроаков. Но из-за деревьев на открытое пространство я не выходил, нечего им меня рассматривать до того, как сам определю, кто такие и чего им тут понадобилось. Подбавив баску для солидности, стал выкрикивать:

— А ну стоять! Кто такие?!

Тотчас толкающие отпустили свои шесты, присели вниз и тоже прикрылись щитами. Лодка замерла, и явные не рыбаки с минуту за берегом наблюдали внимательно и настороженно. Меня так и не заметили, а присевшего за кустом напарника видеть не могли. Он не высовывался, следил только за моими действиями.

Пришлось повторять:

— Ну! И долго я ждать буду?

— Мы-то здешние, — с сомнением отозвался один из воинов. — А вот вы…

— Конкретно! Кто такие и под чьим флагом? Кто командует и чего здесь надо! Или тебя поучить следует, как с бароном разговаривать?!

Играть так играть. Да и мэтр мне показал в знак одобрения большой палец. Грамотно, мол, ты их на место поставил.

В лодке после короткого шушуканья тоже решили ответить более полно. Хотя обращения, положенного по рангу, так и не раздалось.

— Десятник второй сотни полка князя Михаила Трилистьенского. А теперь и вы покажитесь и докажите, что не зроаки!

После чего натянул лук в полную силу и уставился в мою сторону. Заметил-таки! Глазастый!

А меня такие расклады весьма огорчили. Выходит, мы очень далеко от Рушатрона, и если князь действительно из царства Трилистье, то мы сейчас на далеком северо-востоке, гораздо восточнее Гадуни, империи зроаков. Вот нас забросило! Вдобавок если включать логику, то с чего бы это воины сомневались по нашему поводу? Напрашивалось только одно оправдание: на этом острове и в самом деле могли оказаться проклятые людоеды. А значит, мы либо в районе границы, либо на территории самих зроаков, где полк князя Михаила ведет боевые действия против главной опасности Для человечества.

Все эти мысли проскользнули в голове молнией, а рука уже сделала жест Леониду, чтобы он нацепил на лицо маску.

Пусть он встанет и представится, а то я издалека выгляжу как ребенок, и меня не воспримут всерьез. Тем более что следовало спешно переиначить всю нашу легенду о причине нахождения в данном месте.

— Ладно, сейчас вам покажется мой товарищ, барон Лев Копперфилд! — выкрикнул я. И для проверки реакции добавил: — Мы с Пимонских гор и нуждаемся в помощи.

— Откуда?..

Изумленный вздох из лодки нас не испугал, но насторожил. Толи здесь вообще в такое не могут поверить, то ли мы сейчас своего первого «земляка» встретим. Поэтому я с особым вниманием вглядывался в лица воинов. Вроде расслабились, даже разочаровались. Интересно, кого они ожидали увидеть?

— И что вам в моем товарище не нравится?

— Да так, — замялся все тот же воин, — Наши бабки сызмальства пугают пимонскими демонами с одним рогом из головы, — Но продолжая присматриваться, он и маску запри-метил: — А что ваша милость на лице носит?

— Это он шрамы скрывает, — сказал я, выходя из-за дерева и переводя все внимание на себя, — Ну а на мне маски нет, только малым ростом в свои двадцать лет отличаюсь. Прошу любить и жаловать, барон Цезарь Резкий.

Ничего смешного в моем имени воины не нашли, зато внешность моя их явно разочаровала: мало того, что без рога, так еще и росточку метр с кепкой. Но я не стал снижать командного голоса, а рыкал так, словно с пеленок только этим и занимался:

— Давайте причаливайте! Вот сюда, здесь самое удобное место! И не оглядывайтесь так, словно вы пугливые девицы. Нас только двое, да вещевые мешки с нами. Доставите нас на берег. Надеюсь, лодка еще двоих выдержит?

— Да хоть четверых.

Воины стали потихоньку подгребать, тщательно присматриваясь к кустам, а я продолжал сыпать вопросами:

— Как нас заметили?

— Да еще с вечера отблески костра с дозорной башни увидели.

— Ха! И где же ваша башня?

— А во-о-он там. Только самая верхушка видна. А весь форт вообще не виден.

Вот напасть! А мы и не заметили в приближающихся сумерках вчера. Решили, что это кусочек скалы где-то на внутреннем участке берега торчит.

— Почему сразу сюда помощь не отправили?

— Так ведь ночь! — искренне удивился десятник, — Да и остров этот самым худшим и скверным считается. Так и зовется Демонический.

Мы с Леней не выдержали и засмеялись, после чего и он подключился к беседе:

— Надо же! То нас за демонов считают, то остров демонической вотчиной им кажется. И чем же он так прославился?

— Да тут частенько демоны по ночам шабаш устраивали в древности. Летали на пылающих шарах, ревели так, что за десятки километров слышно было, а напоследок выжигали остров до голой земли. Вот потому сюда никто и не суется.

— Ха! Так то в древности! А сейчас чего боитесь?

— Мы ничего не боимся! А вот вы…

— А нам вот не повезло, — упредил я готовый сорваться с уст десятника вопрос. — Плыли мы на своей ладье да и плыли, но прошлой ночью, когда стояли у берега на постое, на нас кречи подлые налетели да огонь в глиняных горшках сбросили. Пострелять-то мы их постреляли, но и наши все моряки полегли. Концы мы сразу по тревоге обрубили, да так нас согнем на течение и вынесло. Только вот мы на лодчонке и сумели от тонущей ладьи отплыть со своими вещами. Потом и лодка течь дала, тогда мы рюкзаки свои к коряге привязали, веревку в зубы — да и грести к берегу. А ночь непроглядная, вот только утром разобрались, что на острове. Пока обсохли да вещи просушили, пока пожрать чего наловили, а тут и день миновал. Хотели уже сегодня с утра плот срубить да к берегу подаваться. Жаль, что сразу вашего форта не заметили.

Лодка уже причалила, и десятник с еще одним воином выбрался на берег, согнул в локтях руки со сжатыми кулаками в знак всеобщего приветствия и, в который раз осмотревшись по сторонам, прикипел взглядом к нашим арбалетам. Хотя вопросы от старшего по рангу воина так и отдавали сомнением:

— Как же мы вашу ладью из крепости не заметили?

— Мы как раз под крутым берегом проплывали.

— И кречей вы ночью смогли пострелять?

— Сомневаешься? Правильно делаешь. Но у нас тоже свои секреты имеются. — После чего я сразу повысил голос: — Ну и чего так уставился? Рог на голове высматриваешь, или челюсти людоедскими показались?

— Да нет, — судорожно оторвал он взгляд от нашего оружия, — Но уж больно вы сюда странно попали.

— Вот сумлящийся человече! А что, мы, по-твоему, с неба сюда свалились?

Он и в самом деле глянул на верхушки деревьев.

— Ну знаешь! — вспылил я. — Может, тебе еще и разуться? Думаешь, у нас, как у кречей, вместо пальцев копыта с когтями?

Лучше бы я этого не спрашивал: теперь он тупо уставился на наши «кислотные» армейские ботинки. Я-то собирался выходить из Сияющего кургана и сразу двигаться в пейчеру, и в столице Моррейди на нас бы никто внимания не обратил. А тут просто жуткая и отсталая окраина.

Хорошо, что новоназванный барон Копперфилд не потерял умение шутить:

— Да где ему понять, что раз на пимонском бароне рога нет, то и ботинки у него могут быть другие.

Хоть и тусклый, но наш смех вывел десятника из задумчивости и заставил действовать:

— Где вещи? Готовы сразу отплывать?

Только я собрался отвечать утвердительно, как у меня так заурчало в желудке, словно я дня три не ел. Но самое смешное, что я и в самом деле был не прочь плотно позавтракать. Поэтому первым делом поинтересовался:

— Кормят у вас в форте отменно?

Брови у десятника строго сошлись на переносице:

— Для посторонних — гостевой паек! Поставки еды ограничены.

Мы с напарником переглянулись многозначительно, но если он после этого равнодушно пожал плечами и двинулся в сторону нашего лагеря, то я возмутился от всей души:

— Однако! Как же тогда великое гостеприимство Трилистья?

Ни о чем подобном я раньше и слышать не мог, но как иначе выяснить, что будет на завтрак, а то и на обед? Но представитель встречающего комитета моих экивоков о гостеприимстве явно не понял. Просто двинул головой на восток, по руслу реки и буркнул с укоризной:

— Это там кувшин вина и окорок с хлебелами один медяк стоят. А здесь пограничье, пустая земля. Все по пайку. Гостям — половинный.

— Тогда мы с собой хотим и наш вчерашний улов забрать, — заявил я со всей возможной строгостью иностранного барона. — Голодать нам по титулу не положено.

— Хорошо, заберем, — Десятник махнул рукой еще одному воину, — Корзину брать?

— В руках понесем, — обрадовал я его, — так сподручнее.

Когда мы все вчетвером вышли к нашему шалашу, мой товарищ уже успел скатать ткань-плащевку и приторачивал ее к своему рюкзаку. Я тоже подошел к своему багажу, а рукой указал на лесины нашего временного укрытия:

— Вот! Забирайте и грузите в лодку.

И сам замер, наблюдая за меняющимися лицами всех трех воинов. Обратил внимание на отвисшие челюсти местных людей и барон Копперфилд. Вначале покрутил пальцами возле своих висков, потом посвистел, а когда и это не подействовало, высказался со всем присущим его мастерству сарказмом:

— Опять где-то рогов не хватает.

Пришлось и мне махнуть ладошкой перед глазами десятника:

— В чем дело, служивый?

Он очнулся и посмотрел на меня, как на демона с пятью рогами:

— Это ведь тирпиень! — Его подрагивающий палец указывал на полуметровые куски моей вчерашней добычи.

Я только и понял: мои утверждения, что это угорь, оказались несколько ошибочными. Но признаваться в этом не стал.

— Ну и что?

— А как вы его?..

— Как, как! Ножиком, вот этим. Чик — и готово. А что?

— Тирпиень попадается не чаще чем раз в год!..

— Значит, нам повезло начать отсчет нового года.

— И девять из десяти страшно ядовитые!

— Ухты! Значит, мы начали отсчет целого десятилетия! — ерничал я.

— Так вы его ели? — с ошарашенным видом вопрошал десятник. — И даже не проверили перед этим?

— Нет, мы его не ели, — фыркал я с раздражением, — Мы его жрали! И сожрали добрую треть. И если вы начнете быстрее двигаться, то хотим надеяться, что и сегодня успеем поесть по-человечески, пока мясо не испортилось. Хватайте по пять кусков — и в лодку! Потом один вернется еще раз.

Кажется, мой титул барона стал действовать. Ибо все три воина странно дернулись, рявкнули дружно «Есть!» и бросились к полуметровым обрубкам. На вторую ходку никто не согласился, и создавалось такое впечатление, что они готовы, как в той поговорке: «Подо что влез, то и уволок». Десятнику досталось восемь, больше он не рискнул нагрузить. По шесть перед собой, как длинные дрова для печи, взяли его подчиненные. Мы охнули, закидывая рюкзаки на плечи, и пристроились к резво вышагивающей цепочке. О чем переговаривались между собой возбужденные моим бравым командованием воины, расслышать не удалось. Разве что одну только фразу:

— Мясо тирпиеня не портится три лутеня!

Мне стало плохо. Что это мы вчера такое ели и почему это я вдруг сегодня такой голодный? Вдруг мясо в моем желудке ожило и стало выедать меня из середины?

Похоже, и товарищ мой все, что надо, услышал и все, что надо, понял. Так как шел, скривившись и странно согнувшись, словно у него уже и не осталось здоровых внутренностей.

— Ты как себя чувствуешь? — спросил я, когда мы уже подошли к лодке и там началось представление под названием «А мы вам рогатого демона принесли!».

Леня старался дышать глубоко и часто, но, скорее всего, громкий переполох и восклицания солдат его все-таки раз-веселили и настроили на оптимистический лад:

— Ты знаешь, прекрасно! Другой вопрос, что я сыт настолько, что даже думать о пище противно.

— Да? А у меня наоборот: съел бы еще второй ужин.

— Ну, с тобой все ясно. Недаром дед Назар всю жизнь горбатится на домашней ферме, чтобы тебя прокормить.

— Неправда! — возмутился я такой несправедливостью к любимому человеку. — Он не горбатится, он трудится в свою радость. Да и я только недавно таким прожорливым стал.

— Уж не сегодня ли?

Глядя на его полускрытую маской улыбку, я понял, что он шутит, и перешел к обсуждению насущных проблем:

— Чего они из-за этого угря так переполошились? Ну повезло нам, ну не отравились, так что с того?

— А то ты не знаешь, что с людьми сказки да легенды делают. А похвастаться? И позавидовать? Раз в год! Раз в десятилетие! — Он фыркнул и сплюнул в сторону, — Ну и так далее.

Бесценный, по понятиям наших спасателей, груз был уложен, и нас тоже пригласили усаживаться. Хотя теперь на тяжеленные рюкзаки, странные устройства у нас в руках и одежду косились не так явно и не так удивленно. Тирпиень явно перевесил по своей значимости появление безрогих выходцев с Пимонских гор. И нас это тоже довольно сильно заинтересовало. Но спрашивать в открытую не позволяла интуиция. И так, видимо, я наговорил нечто обидное по поводу этой рыбки, потому что за все время, пока мы шли к берегу, нам не было задано ни одного вопроса.

На берегу воины действовали быстро и слаженно. Вынесли весла и шесты, сложили куски тирпиеня на щитах, а зтем натужно поволокли лодку по песку к крутому береговому откосу. Там раскрыли люк внушительной пещерки, затолкали лодку внутрь и вход тщательно замаскировали. После чего не менее тщательно убрали, подмели и устранили все следы к пещере и на мелководье и только потом двинулись вдоль берега. Естественно, что весла, шесты, свое оружие и трофейные куски тирпиеня они подхватили без всякой команды или просьбы с нашей стороны.

Чувствуя, что придется идти солидный кусок с тяжеленным рюкзаком, а потом еще и в гору взбираться, я сразу расстроился, вспотел и жутко огорчился. Но если все тело еще как-то терпело, то с ногами что-то случилось. То ли песок в ботинки попал, то ли какая-то ядовитая травка свои семечки просыпала, но уже на первой трети подъема я готов был упасть на землю и не двигаться от боли и неудобства. Даже мысль мелькнула отрезать ноги к ядреной бабушке! А следом и другая пришла: ЯД! Он ведь мог и не сразу начать действовать! Вот потому эти ушлые солдафоны и помалкивали! Ждут: окочуримся мы от яда или выживем!

Немного успокоило совершенно обычное поведение Леонида. Он шел сравнительно легко и даже временами насвистывал простой мотивчик. Но увидев мое перекошенное лицо, не на шутку забеспокоился и воскликнул:

— Что с тобой?!

— Ноги! Пекут, словно в костер сунул.

— Отряд! — тотчас скомандовал мой товарищ. — Малый привал! Его милости надо разобраться с обувкой.

Воины хоть и переглядывались со своим десятником, но остановились без спора. Тем более что и сами слегка запыхались на крутом подъеме по расщелине. Мы сбросили рюкзаки, и я со стоном облегчения снял с себя ботинки, потом носки и с удовольствием стал разминать ступни и пальцы.

— Полегчало?

— Словно заново на свет народился, — признался я. — Сейчас носки сменю, и дальше двинем.

Увы, мои обещания оказались несколько скоропалительны. Дальнейшие действия оказались неутешительными, ноги распухли настолько, что вновь засунуть их внутрь обуви мне сразу же показалось истинным сумасшествием.

— Не могу. Распухли!

— Всех дел? Надевай второй носок, и валим так, — здраво посоветовал барон Копперфилд, — В форте разберешься.

А что оставалось делать? Лучше уж лишиться двух пар носков, чем сидеть на этом склоне неизвестно какое время. Так и сделал. И не пожалел. Не успели носки серьезно пострадать, как мы выбрались наверх, а затем, преодолев километр пустынного каменного плато, оказались в форте. И нам навстречу сразу поспешил тучный властный мужчина, посматривающий на нас точно, как моя покойная бабушка Марфа высказывалась: «Словно Ленин на буржуазию!» Не знаю, правда, как она с Лениным встречалась, помер он задолго до ее рождения, но, видимо, та самая буржуазия на вождя не раз жаловалась. Вот бабульке и запомнились их слезы.

А нам что прикажете отвечать на готовящиеся вопросы? С десятником наша легенда со скрипом прокатила, а ют с сотником? Или это комендант крепости? А вдруг это сам Михаил, князь царства Трилистьенского?

Час от часу не легче. Кстати, а когда здесь обед?

Кажется, этот последний вопрос я выкрикнул вслух, потому что властный военный олигарх так и замер на месте с открытым ртом. Ну что ж, надо добивать неизвестного противника его же неизвестными правилами поведения.

— Да и вообще, лучше будет, если тирпиеня мы начнем жарить прямо сейчас! Эй, бойцы! Несите мою добычу прямо на кухню!

Наглеть — так с размахом! Это понял и мой товарищ, потому как дико захохотал и воскликнул:

— Ох и попируем сегодня!

Глава пятнадцатая

УДАЧНЫЙ ОБЕТ

Поздней ночью, когда котлы уже оказались перемыты и наряд по кухне отпустили спать, на пути у замученных девушек возник заместитель командира по кадрам и жестом увлек за собой. Как оказалось, на личное рандеву к полковнику.

Тот ждал девушек, стоя посреди штабной палатки и нервно выгибая в руках изящное стило для письма, и, как только новобранцы явились, доложили как положено о своем прибытии, командир начал на повышенных тонах. На гражданской жизни этот уровень наверняка бы назвали угрожающим криком.

— Ну и как это прикажете понимать? Как вы себя посмели вести подобным образом?

Мария отвечала за всех троих и с самого начала говорила спокойно, взвешенно и с большим достоинством. Причем первые вопросы отнесла на счет неправильного выполнения своих обязанностей:

— Разве мы плохо вымыли котлы? Вроде претензий не было.

— Только этого не хватало! И вы прекрасно понимаете, что я говорю об инциденте с десятницей.

— Тоже не могу понять, господин полковник, в чем наша вина? Приходит какая-то баба в полувоенной грязной одежде, начинает оскорблять, толкаться, орать как сумасшедшая. У нее что, на лбу написано, кто она такая? Как прикажете к такому человеку относиться во время выполнения наряда?

Все это командир и сам прекрасно знал. Поэтому внутренне уже проклинал Апашу за наглость и пристрастие к скандалам. Но и допустить не мог возможных дуэлей. Как ни искусны казались новенькие в технике фехтования, все равно против рассерженной ветеранки у них не было шансов. Вроде бы. А если бы и было несколько шансов, то терять лучшую воительницу в момент выхода на боевые рубежи — непростительная для военного формирования роскошь. Понятно, что раны одного, а то и смерть нескольких воинов ничего тотально не решают, но вот моральный климат в воинском формировании будет подорван окончательно. Уже сейчас мнения почти всех наемников странно разделились. Половина, всего лишь с небольшим большинством, ратовала в разговорах у костров за строгое наказание строптивых девчонок. Мол, за неуважение к такой знаменитой воительнице вообще следует казнить на месте. Тогда как вторая половина личного состава неожиданно для всех вдруг рьяно приняла сторону Марии Ивлаевой и ее сестер. И чуть ли не вслух требовала призвать к ответу зауву Грозовую как хамку, задаваку, грубиянку и зазнавшуюся представительницу голубой крови.

То есть межличностные распри между несколькими воинами очень круто переросли во всеобщий скандал. И если не принять мер немедленно, то этот скандал мог перерасти в невесть что, стать неуправляемым, слишком глубинным и принести впоследствии массу неприятностей во всех отношениях.

Глядя в совершенно спокойные, даже несколько надменные лица новобранцев, уже в который раз полковник пожалел, что принял молодых женщин так неосмотрительно. Но делать было нечего и в данный момент следовало применить любые средства для устранения как самой намеченной дуэли, так и возможных после нее последствий. Увы, никакой командирский талант, авторитет и сила руководителя не смогли переубедить зауву Грозовую, которая только четверть часа как покинула этот самый шатер. Спесивая, несговорчивая, неумолимая Апаша плевалась слюной и шипела со злостью о том, что ее в жизни так никто не унижал и она не откажется от своего вызова даже под страхом съедения зроаками. Причем ни о каком ранении соперницы для вывода из строя она и слышать не хотела. Только с вожделением повторяла побелевшими губами:

— Убью! Как подлых людоедов! Вначале исполосую кожу на лоскутки, а когда соплячка начнет падать, обессиленная, добью одним уколом! И сестер следом за ней к праотцам отправлю. Жаль, что тело растоптать ногами потом будет зазорно!

Так и ушла, сославшись на то, что она голубой крови и личный приказ полковника в таком случае для нее лишь пустой звук.

Теперь следовало попробовать с другой стороны и как следует надавить на представителей странного, никому доселе не известного семейства Ивлаевых.

Начал полковник с запугивания:

— Вряд ли даже среди мужчин отыщется соперник, способный тяжело ранить Апашу на дуэли. Тебе грозит смерть.

Мария пожала плечами:

— Наоборот. Это я избавлю полк от обузы и рассадника злостного нарушения дисциплины. И не волнуйтесь за меня, справлюсь. В крайнем случае сестры за меня отомстят.

— О том и речь, что придется копать три могилы.

— Скорее — одну.

— Ага! Значит, не хотите прислушаться как к голосу здравого рассудка, так и к советам более умудренного в жизни человека?

— С удовольствием и всегда прислушиваемся, но не в тех вопросах, когда затронута наша личная честь.

— Хм! Личная, говорите? — Полковник прошел по палатке, после чего с тяжелым вздохом решился на крайнюю меру: — Тогда я вам как командир оглашаю последнее предупреждение: если вы не отказываетесь от дуэли, вас отчисляют из состава полка немедленно, и вы обязаны в течение двух часов покинуть расположение нашего лагеря. И не сомневайтесь, на это я имею по нашим уставам полное право!

Все три девушки между собой переглянулись, а их лица потемнели от переживаний. С одной стороны, их и в самом деле в данную минуту могли вышвырнуть из полка за невыполнение приказа, и подобные прецеденты в истории формирования уже имелись не раз. И по большому счету ничего страшного бы при этом не случилось. Ну подумаешь, нарвались на ветерана-самодура! Ну подумаешь, не стали отказываться от дуэли, за что и были выгнаны из полка после приказа такого же командира-самодура! По всеобщему мнению и если рассуждать по справедливости, иначе повести себя в ссоре новички-наемницы просто не имели права. Так что покидать полк они будут с гордо поднятой головой и с незапятнанной честью.

Но тут вступали в игру и другие многочисленные рассуждения. Во-первых, Мария и в самом деле решила жестоко отомстить за Бориса. И дала по этому поводу вслух суровую клятву. Во-вторых, и двойняшки, что бы и как они ни ворчали вслух про любимчика Борьку и личное нежелание переться куда-то на войну, тоже хотели и мстить, и воевать, и убивать мерзких людоедов вместе с подлыми кречами. Следовательно, служба в большом, отлично отлаженном полковом механизме для такого дела была самым предпочтительным вариантом. Не становиться же вольными охотниками, которые на свой страх и риск промышляют в районах, приграничных с империей Гадуни? Ну и в-третьих, все три подруги всегда и во всем любили доводить начатые дела до своего логического завершения. Чего бы им это ни стоило.

Плюс ко всему, они совсем недавно даже мечтали о дуэлях!

Ну и самый жирный плюс, мешающий идти на попятную, — это сознательно распушенные слухи о своем якобы высоком происхождении. Как бы теперь ни сложились обстоятельства, что бы теперь ни произошло, разговоры о том, что они чьи-то там потомки, обязательно их догонят в любом месте. А в Моррейди подобные притязания никогда не были пустым сотрясением воздуха. Заявил, что у тебя голубая кровь, будь готов отстаивать свое заявление с оружием в руках. И запретить это право не в силах ни полковник, ни сам император. Ну а если отступил, струсил или пошел на попятную — все, ты уже точно не жилец. Уж эти нюансы представительницы Земли поняли прекрасно.

То есть большого выбора у них не было или сейчас уйти из полка и остаток жизни провести пусть и в интересном, но заведомо враждебном мире, или с открытым забралом прорваться сквозь временные трудности, преодолеть любого противника и доказать свое право с гордо поднятой головой носить пусть и в некоторых смыслах ложное, но весьма почетное титульное звание княжеского рода Ивлаевых.

И уже через парочку мгновений Мария снисходительно улыбнулась и покачала отрицательно головой на предупреждение полковника:

— Увы! Но через правило крови мы переступить, проигнорировать его не имеем права. Иначе наша великая княгиня Пимонских гор и города Лапа, ее сиятельство Марфа Ивлаева Новгородская с того света на нас плеваться начнет. Правильно, сестры?

Двойняшки лишь утвердительно кивнули.

Ну а полковник и майор вслух застонали, словно у них зубы разболелись. Избежать дуэли после оглашенных заявлений в любом случае не удастся. Даже при условии изгнания новобранцев из полка сию минуту они имеют право остаться возле лагеря до утра, а потом провести дуэль по всем правилам. Да что там право! Теперь они просто обязаны это сделать.

Командир плюхнулся на стул, а его заместитель с полным пофигизмом уселся прямо на стол с картами, и после этого они словно остались в шатре одни, стали переговариваться с черным юмором:

— Ну что будем делать? Сразу послать наряд копать могилы?

— А может, не стоит мозоли воинам натирать? Кречи любой труп, что отыщут, на куски разрубят и к зроакам утащат. Зато мы силы остальных подчиненных сохраним.

— Логично рассуждаешь. Хотя таких молодых девок лучше все-таки закопать. Гораздо эстетичнее будет, чем они голые в лесу останутся валяться.

— Ладно, ты командир, тебе решать.

Скривившаяся Катерина намерилась напомнить офицерам, что те не одни:

— Так у вас еще и мародерство процветает?

— Нисколько! — живо возразил майор, разворачиваясь с таким видом, словно только что заметил троицу новеньких наемниц, — Просто подобное посмертное наказание предусмотрено уставом наемников за ослушание приказа командира полка отменить дуэль. Апаша об этом знает и нисколечко не возмущалась шансом оказаться голой и брошенной после своей смерти. Ей уже давно все равно.

Вот после этих слов полковник и вспомнил нечто очень важное, основополагающее из биографии Грозовой и решил использовать маленький шанс. Он отпустил своего заместителя из шатра, пригласил подчиненных усесться на скамью с другой стороны стола и начал с вопросов:

— Вы ведь понимаете, что такое месть? Сами ведь отомстить мечтаете за друга и родственника?

После чего подробно поведал историю Апаши с самого начала. Как она осталась без единственного ребенка, а потом и без самых любимых и горячо любящих мужчин. И что из этого получилось. После завершения рассказа все четверо минут пять сидели в полнейшей тишине, которую командир прервал, спохватившись, что времени уже слишком много:

— Ох! До рассвета всего пять часов, а полку еще завтра наверстывать сегодняшнее отставание. Немедленно спать! А с утра сами решайте все свои проблемы, я сделал все, что мог.

Уже направляясь к своему биваку, Мария стала советоваться с подругами:

— Ну и как теперь выкручиваться будем из создавшегося положения?

На что Катерина сразу посоветовала:

— Просто постарайся эту Апашу не убивать. Мне ее жалко.

— Ага! — поддержала Вера. — Лучше всего подрань ей ноги и пусть себе отлеживается в госпитале.

И только когда укладывались на расстеленные походные одеяла, Мария со вздохом прошептала несколько нелогично:

— Все равно мне ее жалко. Зачем такую воительницу ранить, если она давно умереть от горя хочет?..

А утром, как только послышались звуки горна на подъем, старшенькая из подруг интенсивно что-то нашептала близняшкам и понеслась искать полковника. Тот уже со всем смирился и находился вне прямой досягаемости: лично отправился с передовым отрядом в объезд лагеря. Зато удалось выловить майора, который тоже оказался полным знатоком процессуальных и уставных тонкостей полкового законодательства.

Идею он одобрил полностью, подправил, где надо, и пообещал полную и всемерную поддержку от командования.

Мария об этом сообщила во время поспешного поедания каши, посматривая по сторонам и пытаясь первой заметить приближающуюся противницу. И та себя ждать долго не заставила. Потому что по тому же уставу как раз после окончания завтрака и отводилась четверть часа на решение подобных вопросов. Естественно, начинать дуэль сию минуту никто не собирался, хотя и это не возбранялось. Но тогда уже точно павший наемник будет брошен прямо под кустом, потому что идущий на боевое дежурство полк не должен задерживаться по поводу похорон изгнанного из своих рядов дуэлянта. Но вот представитель вызванной стороны обязан был точно дать ответ, на каком именно привале и каким именно оружием он будет отстаивать свою честь.

Этой минуты ждали очень многие, потому что равнодушных при этом инциденте почти не осталось. И когда Апаша Грозовая приблизилась к троице новобранцев, все в окружении постарались тоже оказаться как можно ближе и затаить дыхание, лишь бы расслышать каждое слово.

— Ну что, может, прямо сейчас и успеем решить наш спор? — Сегодня заува казалась совершенно спокойной, собранной, лишенной всяких остальных эмоций.

Мария сделала шаг навстречу и заговорила с полнейшим равнодушием, словно объясняла случайному прохожему, как пройти к ближайшему трактиру:

— Наш спор решится обязательно в самое ближайшее время. Только вот я, как и мои сестры, обязана держать слово перед нашими досточтимыми предками.

То есть этими словами Ивлаевы официально и прилюдно подтвердили свои притязания на право быть потомками прославленного рода. Какого именно и знает ли об этом роде хоть кто-то — в данный момент было не важно.

Более важные слова прозвучали дальше, оглашая, пожалуй, единственный шанс, благодаря которому дуэль получала большую, а в некоторых случаях почти нереальную отсрочку.

— Для того чтобы отомстить за нашего друга и родственника Бориса, мы дали обет уничтожить по десять зроаков и по десять кречей. До того мы не имеем права участвовать в любых дуэлях. Надеемся, что счет наших побед в пограничье будет расти молниеносно и наш спор разрешится сразу после исполнения обета. Сразу выражаем свои искренние сожаления о задержке. Желаем удачи.

И троица молодых воительниц в полной тишине отправилась к загону со своими лошадьми. А перед личным составом нарисовался страшно взвинченный и торопящийся майор:

— Вот так неудача! Неужели трупов нет? Опять на дневном пайке кусок мяса для командира сэкономить не удастся. Вот досада!.. Ну! Чего замерли, как истуканы?! По коням! Иначе сейчас полковник по вашим спинам нагайкой пройдется! Бегом! Бегом!

Понятно, что полковник подобных выходок никогда не позволял. Да и слова о куске мяса скорее заставили слушателей улыбнуться, чем нахмуриться. Но у майора был именно такой стиль командования, и в данном случае его выкрики тоже сработали. Масса наемников дрогнула и бросилась врассыпную к своим верховым животным. Инцидент на данном своем этапе был исчерпан. Разве что Апаша Грозовая некоторое время стояла еще на месте и кривилась с досадой и недоумением. Обошли ее. Окрутили глупыми законами, традициями и нюансами. И еще обет этот слишком уж странным казался. Отныне Мария и ее сестры просто обязаны будут рваться на острие любой опасности, сразу вызываться в числе добровольцев на рискованные задания. Отныне их уже практически сразу можно было зачислить в состав диверсионно-разведывательного десятка, который частенько ходил в дальние тылы противника. Подобные клятвы давались только теми, кто и так хочет умереть. Подобными клятвами-обетами не шутят во всеуслышание. Тем более те, кто заявил о себе как представителе голубой крови.

Понятно, что и в данном случае существовало право более жесткого продолжения конфронтации. Теперь ветеран могла в любом месте затеять драку, игнорируя правила дуэли, и просто заколоть ненавидимую соперницу, словно при нечаянном столкновении. Но тогда для нее наказания и суровые меры воздействия могли стать пожизненными. Допустим, разжалования в рядовые она не опасалась. А вот связанные с этим наряды по кухне, презрение командиров и сослуживцев, косые взгляды от других ветеранов, а в итоге и полное расторжение контракта заставляло сильно задуматься. Идти на открытое убийство или нет?

Так ничего окончательно не решив, но сообразив, что сослуживцы уже почти все уселись в седла и готовы к выходу, Апаша стремглав бросилась к своему самому лучшему и проверенному товарищу, боевому коню. Только и подумала, взлетая в седло: «Вот уж точно, кто никогда не обидит, не предаст и не бросит!»

Глава шестнадцатая

ФОРТ УСТАВНОЙ

Мои восклицания по поводу жарки тирпиеня оказали свое магическое воздействие. Надутый и спесивый военачальник сразу сник, словно из него выпустили часть воздуха, стал выглядеть вполне по человечески и с какой-то даже растерянностью теперь присматривался к полуметровым обрезкам местного речного угря.

Пользуясь заминкой со стороны высшего местного командования, следовало развивать успех и попытаться удержать захваченную инициативу в своих руках. Поэтому я быстренько освободился от валящего меня с ног рюкзака, водрузил на него снятые с шеи ботинки и с максимально возможным апломбом стал представляться:

— Мой титул и имя: барон Цезарь Резкий из Нагорного княжества. Также разрешите представить и моего товарища и соседа по княжеству: барон Лев Копперфилд. В ваших краях мы с секретной миссией от нашего князя. А теперь позвольте поинтересоваться, с кем имеем честь общаться?

Военачальник к тому времени уже оторвал взгляд от кусков моего вчерашнего улова и теперь с усиленным сомнением рассматривал мое босоногое, по всем стандартам не баронское тело. Мой голос и замашки ну никак не соответствовали увиденному. Но видать, какие-то соображения в голове у встречающего пронеслись, потому что он поступил весьма осторожно и деликатно.

— Трофим Осмолов, комендант форта, штатный сотник войска князя Михаила Трилистьенского! — представился он вначале. Потом все-таки вспомнил о наших титулах и правилах гостеприимства: — Добро пожаловать в форт Уставной!

— Спасибо, господин сотник! — а внутренне чуть успокоился: «Всего лишь сотник? Да не с такими справлялись!» — Ну и как служба идет? Замучили небось и вас аспиды зроаки и эти вонючие кречи?

То есть получалось, что это комендант передо мной чуть ли не отчитываться должен, а если растеряется, то и отвечать на мои дальнейшие, готовые хлынуть вопросы. Так чуть и не получилось. Он уже и рот стал открывать, намереваясь пожаловаться, как и в самом деле замучили, но его блуждающий взгляд наткнулся на маску моего товарища, и глаза вновь заблестели недоверием и подозрением.

Покряхтев, он сделал вид, что не услышал моих вопросов, и решил сам кое-что поспрашивать:

— Вы, конечно, извините, — при этом он демонстративно еще раз смерил мою фигурку взглядом с головы до ног, на которых красовались дырявые носки, — но как ваши милости оказались на острове Демонический?

— Уже рассказывал вашему десятнику, но могу и повторить! — Я с обидой повысил голос: — В неравном бою с кречами позапрошлой ночью мы лишились наших воинов и ладьи. И еле доплыли до маленького островка.

— А с какой целью вы тут находились? — уже с большим пристрастием последовал новый вопрос.

Так вести диалог не следовало. Еще парочка таких вопросов, и мы превратимся в допрашиваемых. Поэтому я сделал четко выверенную паузу, припоминая, что там в правилах хорошего тона говорилось про клятвы и службу своему сюзерену, и не терпящим возражения тоном напомнил:

— Я ведь уже сказал: мы выполняем секретную миссию нашего князя!

— Но здесь пограничье!

— В любом месте титулованные особы должны свято блюсти данное слово и выполнять взятую на себя клятву верности. Поэтому я даже мысленно не подумаю интересоваться теми заданиями, которые поручил князь Михаил Трилистьенский командиру форта! И вам, уважаемый господин сотник, не советую лезть в наши семейные тайны.

То есть в моем ответе хитро переплелись и традиции, и клятвы, да еще и чисто семейные, личностные секреты особ с большими титулами. А подобными секретами имел право в данном случае поинтересоваться лишь император или царь. Мало того, я и дальше продолжил давление с неожиданной даже для меня нахрапистостью и бесцеремонностью:

— И вообще! Мы не требуем встречать нас с музыкой и хоровым пением, но уж выделить нам место для отдыха и дать возможность привести себя в порядок перед дружеской беседой и товарищеским застольем мы имеем право? Или сейчас идет бой?

Комендант с досадой скривился, но ругаться или давить свой властью не стал.

— Вы почти угадали, да и сами чуть не погибли совсем недавно. Здесь такое творится в последнюю рудню! Конечно устраивайтесь, — Он повернулся к одному из воинов: — Стае, проводи их милости в гостевые покои второго донжона!

Уф! Значит, все-таки признал в подозрительных самозванцах законное для каждого барона право на независимость, самоопределение и возможность отвечать на вопросы какого-то сотника, лишь когда заблагорассудится. Удалось мне «выдержать марку».

С этим и Леонид согласился, так за время встречи и не проронивший ни одного слова. Когда мы вошли под арку сумрачного входа, он пробормотал мне в спину:

— Лихо ты его заткнул! Уж на что я — артист, а и то твоим талантам позавидовал.

— Не сглазь! — буркнул я в ответ.

— Кстати, твоего «угря» несут следом за нами.

— Хм! Странно, — зашептал я, оглянувшись, — неужели и в самом деле он ядовитый и местные ждут, пока мы кони двинем?

Озабоченное кряхтенье моего товарища ясно показало, что и он помнит о моем странном состоянии во время перехода от реки к форту. Умирать и ему не хотелось. А мне срочно была нужна дополнительная информация, и я стал присматриваться к молодому воину, ведущему нас в гостевые помещения. Видимо, он тут на роли денщика или посыльного, и наверняка парень и сообразительный, и много знающий. Вот бы с таким пообщаться.

Поэтому, пока наши носильщики укладывали куски тирпиеня на стол и сразу уходили, я принялся дотошно выспрашивать у провожатого, что, как, где лежит и как этим всем пользоваться. Удалось затянуть опрос до того момента, когда мы остались лишь втроем в комнате, и я сразу перешел на максимально возможный доверительный, дружеский тон:

— Стае, дружище! Мы хоть и бароны, но люди простые и свойские. А этот ваш комендант такой зануда, что даже поговорить с ним толком нельзя. Так хоть ты нам скажи: какие трудности в форте и чем мы можем помочь?

Парень попался. Да и не мог он в моей детской фигурке рассмотреть нечто опасное или подозрительное. Мало того, как выяснилось позже, среди пострадавших и его старший брат находился. Так что им в первую очередь руководила конкретная надежда на нашу щедрость. Поэтому он не стал лукавить, хитрить, что-то скрывать. Глядя круглыми от странного вожделения глазами на куски тирпиеня, он выдал:

— Кречи рудню назад во второй резервуар с водой умудрились какую-то отраву забросить. Сейчас треть гарнизона в госпитале. Сильно мучаются. Обезвоживание, организм ничего из пищи не принимает. Врач говорит: многие могут умереть.

А нас в аптечках имелись уникальные средства от болезней типа дизентерии или желудочного гриппа, но следовало вначале узнать, сколько точно входит человек в понятие «треть гарнизона» и хватит ли лекарств на всех. Поэтому я потянул свой рюкзак на выбранную кровать, требовательно при этом вопрошая:

— Сколько конкретно человек заболело?

— Сорок один.

— Ого! — воскликнул я, разворачиваясь в сторону Стаса лицом и мысленно уходя в простые арифметические подсчеты. Даже при минимальном, трехразовом, применении лекарств хватит на десять, от силы двенадцать человек. А если они еще и очень тяжелые? Да и целых пять дней запушенного состояния или отсутствия лечения тоже много значат. Поэтому у меня вместе с вздохом досады вырвалось сожаление: — Какая жалость!.. На всех не хватит.

И только потом я сообразил, что мой взгляд в тот момент блуждал по столу и лежащей на нем поленницей полуметровых отрезков угря. И Стае воспринял мои слова совершенно на иной счет. Потому что чуть не грохнулся на колени, умильно складывая ладони перед грудью:

— Вы что, ваша милость! Да на всех с лихвой должно и трех кусков хватить!

Стараясь не показать живейший интерес, запылавший во мне, я продолжил кривиться в сомнении:

— Видишь ли, дружище, мы вообще из жуткого далека прибыли, по реке плаваем недавно, и точные сведения про ваших тирпиеней до нас лишь мешаниной слухов и легенд дошли. Поэтому ну никак не можем знать, сколько и для чего хватит. Давай кратко поделись точными сведениями.

Кратко не получилось. Целых пять минут парень, захлебываясь словами, несколько сумбурно пересказывал и какое это чудо поймать тирпиеня, и какое это невероятное совпадение отыскать именно самку, не имеющую в себе яда. Упомянул, что такое удается только великим волшебникам да прославленным героям. А уж про целебные и волшебные свойства магического угря он, наверное, даже при своей необразованности, мог говорить часами. Хорошо, что я вычленил из несущегося потока слов самое главное: достаточно два — четыре приема сырого мяса общим весом до двухсот граммов — и любые внутренние недомогания, болезни желудочно-кишечного тракта и дыхательных путей излечиваются в срок около одних суток.

Поэтому строго прервал словесный поток вопросом:

— Так почему комендант сразу не попросил о помощи?

— Да вы что, ваши милость?! — задохнулся Стае от возмущения. Но видимо, сразу вспомнил, что мы не местные и ничего о магических местных постулатах не ведаем. Поэтому выдохнул громкое, слегка укоризненное «Ух!» и объяснил: — Никто не имеет права попросить хоть кусочек тирпиеня у человека, его поймавшего. Только сам ловец имеет право угощать, лечить или награждать выбранных счастливчиков.

Что-то в подобном утверждении нам с Леонидом сразу показалось и странным, и неправильным. Да будь такой ценный продукт в руках у другого разумного, его не сговариваясь растоптала бы любая толпа страждущих, у которых больные родственники, страдающие от недугов товарищи и умирающие на руках любимые. Причем не только в мире Земли, но и в этом мире вряд ли бы люди остановились перед возможностью овладеть панацеей, используя для этого любые способы, возможности и методы.

Видимо, мой товарищ рассуждал совершенно идентично, потому что не выдержал и сам с раскаянием воскликнул:

— Ну вот что нам делать, Стае, если мы такие тупые, дикие и отсталые?! А? Хочешь, открою тебе один огромный секрет? — Воин кивнул с приоткрытым ртом. — Ты можешь и не поверить, но этот секрет обязан сохранить в страшной тайне. Готов? — Второй кивок. — Согласен молчать под страхом смерти? — Третий кивок, хотя и не такой уж уверенный, — Так вот: мы даже не догадываемся, что случится с тем, кто попросит кусочек этого мяса, или с тем, кто попробует у нас отнять его с оружием в руках. Будь добр, просвети нас, неграмотных.

Стае некоторое время напряженно дышал, словно на пороге неведомого выбора, несколько раз посматривал на дверь, на нас каждого в отдельности, но неизменно возвращался взглядом именно на стол, загроможденный трофеями. Благодаря этому здравый рассудок у него все-таки возобладал, и он чуть ли не по слогам стал отвечать:

— Того, кто попросит, летучая дымка из тела тирпиеня отравит на месте. Того, кто захочет отнять, летучая дымка отравит вместе со всеми родственниками до второго колена в течение лутеня, где бы те ни находились.

Барон Копперфилд с деловым видом уточнил:

— То есть дедушек с бабушками и всех внуков за сорок днин?

— А га.

Мне хотелось сразу во всех подробностях расспросить что это за дымка, откуда она появляется и как «травит», да и вообще, почему так получается, но подспудно я догадался, что такие сведения каждый ребенок этого мира получает с молоком матери, и не стал накалять обстановку глупыми вопросами. Только согласно кивнул:

— Строго и справедливо! — и с некоторым сожалением добавил: — Остается только сожалеть, что летучая дымка до сих пор не отравила всех зроаков и кречей.

На это наш провожатый только развел руками: дескать, извечный, но чисто риторический вопрос.

Зато я не стал больше медлить. Подошел решительно к столу, поманил к себе Стаса и положил ему на руки четыре куска со словами:

— Немедленно в лазарет! Лечить всех больных и нуждающихся. Если не хватит, приказываю: немедленно мчаться ко мне за добавкой!

— Ваша милость!.. Ваша милость!.. — лопотал молодой воин как помешанный, но далее со словами благодарности задерживаться не стал, а бегом унесся наружу.

Оставшись наедине, мы с Леонидом расслабленно растянулись на вполне приличных и мягких кроватях и после некоторого блаженного постанывания вернулись к обсуждению последних событий.

— Ты, я вижу, тоже многого об этом мире не знаешь, — укорил меня барон Лев.

— Ха! Зато как интересно! Сто лет проживем — а скучать и дня не придется.

— Слушай, а если бы мы и в самом деле отравились?

— Поверь, нас бы уже это совершенно не трогало, — философски рассудил я, — Лежали бы себе возле костра и смотрели не моргающими глазами в синее безоблачное небо.

— Тьфу на тебя! А девчонок не жалко? Ведь нам еще их разыскивать и помогать.

Мне немного взгрустнулось, хотя сам себя в первую очередь и утешил:

— Не переживай! Такие оторвы нигде не пропадут. Уж их-то я отлично знаю.

— Ну а вдруг их и в самом деле в тюрьму упекли?

— Они и оттуда выберутся, не сомневаюсь. Тем более что мы на острове лежать не остались. Сейчас себя только в товарный вид приведем, выберем верное направление и поспешим к манящему Рушатрону.

Я вскочил, и мой взгляд упал на заряженный до сих пор арбалет:

— Непорядок!

Быстро разрядил оба уникальных для этого мира устройства и положил арбалеты возле кроватей прямо на пол. И только потом с невероятным облегчением принялся сдирать мешающие мне дышать портупеи, ремни, одежды и рваные носки. Оставшись в одном нижнем белье, ринулся в ванное помещение, в котором стояла бочка с водой. Причем с ледяной водой, в которой я еще месяц назад ничего бы, кроме кончиков пальцев, не замочил. А сейчас начал с лица, потом побрызгал на ноги, потом сбросил трусы и майку и с ревом восторга окатил себя несколькими кувшинами бодрящей тело воды.

И уже на ходу вытираясь казенным полотенцем, вломился в комнату с довольными восклицаниями:

— Класс! Словно заново на свет возродился! Иди и ты, там еще две трети бочки осталось, не пожалеешь.

— Чего жалеть? Я только вчера вечером в реке прекрасно искупался.

Глядя на мое раскрасневшееся от перепада температур тело, Леонид поднялся с кровати и поплелся в место омовения с большим сомнением. А попробовав там воду, лишь с издевкой зафыркал:

— Они ее что, в холодильнике охлаждали? Или тут пьяных гостей после перепоя макать принято? Бесплатный вытрезвитель, так сказать.

Видимо, он помыл только руки да смочил лицо, но когда вернулся уже без маски на лице, я уже напялил на себя свежие трусы и майку и внимательно осматривал ноги. При этом свои ощущения высказывал вслух:

— Непонятно. Ни единой потертости или мозоля. Ни единой трещинки. Даже покраснений нет. Или уже все прошло?

Товарищ не удержался от подковырки:

— Случается, когда человек полгода ноги не моет.

— Неправда! Когда ты меня через воду переносил, я их по колено вымыл. Значит, полгода только начались.

Так посмеиваясь, я выбрал новые носки. Надел их и даже прошелся туда-сюда по ковровой дорожке вдоль кровати.

— Не жмут? — ерничал земляк.

Но и я в долгу не остался:

— Нисколько! Легко, спокойно. Словно барон без баронства. Кстати, теперь наша задача — точно узнать название реки и в какую сторону она течет. А то я что-то так и не разобрался. То есть ищем карты и прислушиваемся к каждому слову. Заодно следует выяснить, почему не видно ладей купцов и путешественников, а если увидим, то немедленно следует напроситься к ним в попутчики.

— Но ты же сам говорил, что река очень похожа на Лияну?

— Похожа. Но Лияна даже чуть шире, при этом она достигает такой громадной ширины как раз перед Рушатроном после слияния с другой рекой. Откуда здесь такая водная преграда, понять не могу. Хорошо хоть с нападением кречей не прокололся, они ведь над водой вообще не летают.

Не прекращая разговора, заодно тщательно вычистил ботинки как рукой, так и чистым куском губки. Ничего постороннего не заметил, запах тоже подозрения не вызвал. Да и что с ними может случиться? Новейшие, натуральная кожа, самые современные и наиболее целесообразные в любом походе. Немного ослабил шнуровку и сделал попытку надеть на ноги свои «кислотные» ботинки.

— Фокус не удался, факир был пьян, — с сарказмом констатировал Леонид, глядя на мои безуспешные попытки. А потом с недоумением воскликнул: — Неужели ты не видишь, насколько твои ноги распухли?!

— Но они у меня не болят, — мямлил я.

— Потому что онемели! Потеряли чувствительность. Вот пройдет час-два…

Я пробовал интенсивно себя щипать за кожу на ноге и выкручивать пальцы.

— Больно! Все чувствую!

— Ерунда! Это у тебя просто зрительное восприятие. Да и вообще, думай хоть немного: раз не отрезают, значит, либо опухли ноги, либо…

Он замер на полуслове, а я тоже решил поехидничать:

— Ну? А соврать-то и нечего!

— …либо ботинки стали меньше.

— Это как? — застыл я в изумлении.

— Очень просто. Сейчас создали искусственную кожу, весьма похожую на натуральную, и делают из нее качественные подделки лучшей обуви. Но достаточно только такую фальшивку замочить парочку раз, а то и одного раза хватит, как поддельная кожа сжимается на один-два размера.

— Врешь! Сам ведь только что выдумал?

Леонид пожал плечами, заставил поднять ногу, потом взял мой ботинок и, начиная от пятки, старательно приложил подошвой к нижней части стопы. В итоге мой большой палец и, так сказать, ножной указательный вышли за пределы подошвы на добрый сантиметр.

— Ну! Что я говорил? — злорадствовал мой товарищ, кидая ботинок мне, а сам с гордым видом падая на свою кровать.

А потом продолжил хихикать и насмехаться все то время, пока я с недоумением продолжал примерочные операции уже по своему усмотрению. Ему было смешно, а мне хотелось этих подлых фабрикантов фальшивой обуви немедленно покалечить. Теперь даже по ширине подошвы мои стопы не умещались.

— Да за такое убивать надо! — орал я под заразительный и забористый хохот барона Копперфилда, раз за разом с бешенством швыряя ботинками в стену. — Уроды! У-у-у! Пусть я только до них доберусь!!

Получалось весьма шумно и колоритно. Наверное, именно так себя и ведут потомственные бароны во время короткого отдыха между сражениями, битвами и прочими развлечениями.

Но в то же самое время поднятый нами шум не сразу позволил услышать деликатный, но весьма настойчивый стук в дверь наших апартаментов. Быстро надел брюки, накинул рубашку, призвал товарища к спокойствию и, жестом указав налицо, отдыхающее без маски, выждал паузу, во время которой Леонид прикрыл шрамы. Только после этого громко крикнул:

— Смелее входите! Я еще не настолько голоден, чтобы не сдерживать свои эмоции! — При виде входящего сотника Трофима Осмолова и еще одного человека, извиняясь, развел руками: — Увы! Столы накрыть мы не успели.

— Да что вы, ваша милость! Как можно! — восклицал комендант с таким видом и искренней любовью в голосе, словно увидел родных сыновей после сорокалетней разлуки. — Дорогой Цезарь! Дорогой Лев! Стол в банкетном зале уже накрыт, и мы вас от всей души приглашаем на завтрак. Прошу прошения, что не успели накрыть раньше, но надеюсь, вы поймете, как расслабляют превратности и скука воинской службы в таком глухом, всеми забытом углу нашего царства.

Нам сразу стали понятны происшедшие превращения в характере сотника: когда к тебе заявляется человек с панацеей от смерти сорока с лишним человек, любой командир маслом растечется так, хоть самого к ране прикладывай.

Да и упоминание о завтраке вновь разбудило во мне зверский аппетит. Но сразу же припомнилась и проблема с обувью. У меня в рюкзаке имелись и отличные легкие кроссовки, но в любом случае носить их здесь было бы слишком вызывающим безумством. Поэтому я лишь ткнул пальцем на свои ноги, потом на валяющийся у стены ботинок и в двух словах поведал о возникшей проблеме.

— Стае! — позвал сотник своего денщика, и тот сразу вынырнул из-за двери, — Мчись в кладовую и подберешь из офицерской обуви сапоги на два размера больше!

Тот подхватил мой ботинок и рванул с места с такой скоростью, что чуть собственные подметки не сжег. Ну а мы стали знакомиться с новым человеком. Он уже к тому моменту смог оторвать свой безумный взгляд от оставшихся кусков тирпиеня и во время представления церемонно и с достоинством поклониться, расставляя руки чуть в сторону и отставляя правую, чуть полусогнутую, ногу назад.

— Кайдан Трепетный, носитель двух щитов, штатный врач нашего форта.

Такие жесты приличия тоже описывались в читанной мною книге о правилах хорошего тона, но я не стал рисковать с повторением, а просто согнул руки в локтях в традиционном приветствии этого мира. Леонид повторил мои движения. Тогда как Трофим Осмолов продолжал заливаться соловьем, расхваливая местные затейливые блюда, которые повара наверняка успеют приготовить к обеду.

На что я не сдержался и вполне искренне удивился:

— Странно, что же вкусно можно приготовить из половинной гостевой нормы?

И врач, и комендант долго весьма неискренне хохотали, сваливая при этом всю вину на глупого и закостенелого на пункте выполнения уставов десятника. Мол, недальновидный служака ничего не ведает и даже знать не должен, что дня титулованных особ имеется в форте специальный княжеский резерв. Вот его и используют в таких случаях.

Поддакивая, я решил перевести разговор на тему последних событий в округе и несколько странного отсутствия купеческих ладей на реке. Но хорошо, что не успел этого сделать, как потом выяснилось. Как раз заявился расторопный Стае, весьма дальновидно захвативший с собой не одну, а сразу пять пар вполне приличных сапог. Когда я выбрал одни, комендант только махнул рукой в сторону остальных:

— Пусть пока лежат, поспешим на завтрак.

Трудно было отказаться от такого предложения, хотя я с некоторым сомнением и оглянулся на мясо тирпиеня. Очень уж хотелось опять такой деликатес навернуть. Но теперь уже внутренний голос орал оглушающее: «Не тронь! Это — лекарство! А ты просто его на корм переводишь! Вандал!..» Там еще некоторые слова неслись в мой адрес, но не буду же я откликаться на такие оскорбления и словно полный дебил страдать раздвоением личности. Поэтому нецензурную брань внутреннего голоса я благополучно проигнорировал и поспешил со своим другом за подпрыгивающими от угодливости местным командиром и штатным волшебником форта. С последним мне хотелось поговорить отдельно, долго и с пристрастием.

Банкетный зал оказался довольно скромным помещением. Здесь уместилось бы максимум шестьдесят человек, не больше, но ведь не следовало забывать, что это боевая крепость, а не дворец увеселений. Да и стол накрыли всего один и только на четыре персоны. Причем накрыли довольно скромно, даже по моим понятиям неискушенного в специальных княжеских резервах человека. Но тут не до жиру, главное, хоть малость подкрепиться, а там, глядишь, и обед подадут с теми самыми обещанными диковинными блюдами. Ну и как только разместились за столом, я бесцеремонно воспользовался привилегиями почетного гостя и с барскими замашками чуть ли не потребовал от коменданта полного отчета о событиях, происходящих вокруг форта в последнее время. Сам после этого только ел, кивал головой, поддакивал с набитым ртом или согласно мычал, задав очередной наводящий вопрос моим товарищам.

А положение оказалось и в самом деле сильно напряженным. Зроаки за последние три дня словно взбеленились, количество их рыцарских отрядов в пограничье растет час от часу, а кречи так вообще стали наглеть и летать чуть ли не тучами. Понятно, что штурмовать такой хорошо укрепленный форт, как Уставной, людоедам нет смысла, их самих в три раза больше падет при атаке, но все равно хорошо просматривались явные попытки изолировать укрепленный плацдарм от всего царства. В данный момент форт находился чуть ли не в полной блокаде, по берегу к нему не могло ни подкрепление подойти, ни продовольствие нельзя было доставить. Оставался только водный путь, тем более что и раньше раз в день с того берега сюда доставляли на нескольких ладьях мясо, свежие овощи и муку для хлеба. Положение резко изменилось два дня назад, когда на тот берег высадился десант зроаков, сжег единственную пристань вместе с ладьями и небольшой поселок. По доставленной голубями почте стало известно, что людоедов уничтожили всех до единого, хоть и с тяжелыми потерями, но все равно поставок долгое время можно не ждать. Запасов пока хватает, да и боевые ладьи великого князя Михаила ожидаются через день-два. То есть особо переживать в этом плане коменданту не приходилось.

Другой вопрос, что наблюдатели с башни заметили сосредоточение и накопление сил зроаков за ближайшим холмом. Там враг явно аккумулировал свои силы и, судя по интенсивной вырубке леса и снующим туда-сюда подводам, сооружал что-то особенное. Скорее всего, осадные башни. То есть в одну из ближайших ночей людоеды могли при поддержке кречей с воздуха сделать попытку форсированным штурмом захватить форт.

Переглянувшийся со мной Леонид задал логичный вопрос:

— И что им это даст?

К тому времени командование крепости уже поняло, что мы просто дикие счастливчики, которые неведомо как и неведомо для каких целей приперлись в их медвежий угол, даже сами совершенно не понимая, чем это им грозит. Стоило видеть, как врач, колдун, носитель двух щитов, с готовностью взял в руки карту и позволил положить ее себе на спину, служа банальной подставкой, а сотник пальцами конкретно показал, в каком мы опасном положении.

Форт Уставной прикрывал собой практически узкую полоску земли, принадлежащей на этом берегу царству Трилистье. И за эту полоску во все века велась кровавая борьба со зроаками. Причем полоска эта южнее оканчивалась буквально через десяток километров по той простой причине, что там располагалась Скала. Та самая отесанная с обеих сторон гигантская гора, через которую меня перенес кречи при моем памятном пленении.

И мне в тот момент стало ясно очень многое. Вспомнил и порадовался, что так и не успел задать вопрос про отсутствующих купцов. Ибо река и в самом деле была та самая Лияна, и текла она дальше через всю империю Моррейди. Но здесь, перед Скалой, она разливалась огромным озером, и затем воды падали убийственным водопадом уже на территорию империи поморов через громадные проломы. Вот потому на этом последнем отрезке водной артерии и не было купцов. Им просто некуда было плыть дальше! А волоков вокруг водопада не существовало изначально.

На самой Скале, над рекой, стояла легендарная твердыня царства, крепость Восточная. Если бы не она, то зроаки, и самое худшее — подлые кречи, могли бы перебираться на левый берег реки и по некоторым спускам атаковать мирные города и веси левобережного Трилистья. А над ней ни одна летающая сволочь пролететь не могла, мешал водный туман. Вот потому и важно было сохранить Уставной, прикрывающий весь уголок правого берега.

— Здесь ведь еще в прошлом веке множество поселков было, — рассказывал Трофим Осмолов, — рыбацкие деревушки, даже два небольших городка. Теперь только выгоревшие фундаменты остались. Все жители на левый берег давно перебрались. Страшно все время жить с мыслью, что ночью тебя схватят и сожрут людоеды. А для всего населения форты не настроишь.

К тому времени я уже слегка утолил свой голод, поэтому перед следующими порциями добавки постарался и свое слово сказать:

— М-да! Нелегко тут у вас! Хотя хотелось бы после завтрака осмотреть ваши стены и башни более подробно. Сами мы люди не слишком искушенные в обороне крепостей, но вдруг чего и подскажем дельного.

— Несомненно! — восклицал комендант. — Тем более что вы сумели справиться с целым отрядом кречей. Кстати, сколько их было?

— Не меньше десятка. — Ответ на этот вопрос я продумал уже давно, поэтому ответил походя, словно не задумываясь. И сразу пристально уставился на носителя двух щитов: — Господин Кайдан, как врач поделитесь, пожалуйста, всеми секретами лечения мясом тирпиеня.

— А никаких секретов и нет, ваша милость, — пожал плечами штатный врач гарнизона. — Бери сырое мясо и корми больного. Не может сам есть — втирай в десны. По легендам, таких безнадежных доходяг на ноги поднимали, что только завидовать приходится. И вот самому повезло.

— Но хватит для всех?

— Конечно! Хотя окончательно могу сказать только вечером, когда выздоравливающие начнут вставать на ноги.

Вы просто не представляете всю ту степень благодарности, которую мы все…

Почувствовав угрозу ненужного и чрезмерного словоблудия, я замахал поднятыми руками и строго попросил:

— Не надо благодарностей! На моем месте так бы поступил каждый, — И пока командир с врачом пытались осмыслить только что мною сказанное, я задал интересующий меня больше всего вопрос: — Господин Кайдан, а как здесь у вас с особями крысы-пилап? Встречаются? Если да, то у кого можно купить первый щит?

— О-о-о! Да-а-а-а! — смешно закивал головой врач, очевидно вспомнив, что перед ним люди не только состоятельные, по некоторым признакам, но и весьма удачливые, раз уж поймали тирпиеня, — Теперь вы можете себе такие траты позволить…

— Я, конечно, извиняюсь, — перебил его сотник княжеского войска, — но просто по-человечески обязан упомянуть, что за спасение отравленных воинов таким ценным лекарством вам полагается из царской казны плата, кою вы можете потребовать либо в столице царства, либо в ставке его сиятельства князя Михаила. Конечно, государственные расценки вам покажутся смехотворными и чуть ли не десятикратно меньшими, чем на рынке, но все-таки.

— Пустое, разберемся по ходу, — отмахнулся я, уже всей душой настраиваясь на приобретение такого вожделенного для меня первого щита, — Так что там с этими крысами?

— Увы, ваша милость, — чуть не плакал врач от жалости, что не может помочь, — Крысы-пилап здесь истреблены полностью уже лет сто назад, хотя раз в год какую-то тушку охотники и замечают в густых кустарниках. А раз в пять лет и подстреливают одну или парочку. Понятно, что продажа совершается за большие деньги, но в последние дни я о такой удаче не слышал. Основная добыча идет на севере, на фанице с царством Спаруни. Хотя и там подобные трофеи с каждым годом становятся все большей редкостью. Но именно там, в Спаруни, мне и купили всей семьей первый щит шестнадцать лет назад.

— И вы до сих пор только носитель второго щита? — не сдержал я разочарованного вопроса.

— Уже полгода как, — довольно мило смутился Кайдан.

Тогда как сотник решил заступиться за своего сослуживца:

— Так это еще и отлично! Другие по тридцать лет, а то и по сорок к обладанию вторым щитом подбираются, а господин Трепетный один из лучших в нашем царстве. Вон как быстро поднялся!

Я только грустно вздохнул от такой радости. Какой тогда смысл так долго и муторно учиться всему волшебству, чтобы просто умереть на старости лет могущественным волшебником? Но ведь мерзкий людоед Заррабга выглядел довольно молодым, лет на сорок, не больше, а уже имел три щита, выколотых на лбу. И как он, спрашивается, этого добился? Хотя я-то его не проверял, может, он просто таким способом людей и кречей запугивает? А мои временные товарищи по плену могли что-то и напутать при пересказе.

Хорошо, что у меня была твердая и определенная цель в жизни: проглотить первый щит и как можно быстрее стать здоровым. Ну и следующий шаг — скормить точно такую же панацею моему новому товарищу Леониду.

Поэтому для продолжения разговора я предложил перейти на «ты». Дескать, мы хоть и бароны там всякие, но среди друзей и единомышленников предпочитаем общаться по-простому. Все согласно закивали головой, и я стал задавать заготовленные в голове вопросы. Но кажется, штатный врач форта понял, для чего я так интересуюсь крысами-пилап, потому что понимающе кивнул и в свою очередь задал вначале всего лишь один вопрос:

— Травма позвоночника?

— Да. В десять лет.

— Не страшно! — тут же авторитетно заявил Кайдан. — После поедания щита всего через год станешь как мы все.

Тут и мой напряженно прислушивающийся товарищ решил о себе поинтересоваться, хотя вначале и попросил у меня жестом разрешение открыться.

— А сколько времени потребуется мне для излечения?

И снял маску. Вид обезображенного шрамами лица заставил вздрогнуть даже врача. Хотя он минуты через три уже ощупывал шрамы и профессионально при этом хмыкал. Потом перешел к вердикту:

— Специально резали, а потом специально и шрамам не дали срастись правильно. Сколько лет тогда было?

— Примерно четыре. Сейчас двадцать восемь.

— Ну в твоем случае есть два метода. Первый: глотание первого щита и выздоровление в течение опять-таки одного года. Или второй: путешествие в царство Ледовое. Там жрецы храма Светоча такие шрамы за два месяца убирают. И обойдется лечение с путешествием всего лишь в треть стоимости щита. Выбор за тобой.

— За нами, — поправил я. Может и так случиться, что первый купленный щит Льву и достанется.

— Ну нет! — с испугом возразил Леонид и на полном серьезе пояснил нашим сотрапезникам: — Мне уже надоело! То ему рюкзак носи, то самого через глубокие лужи на спине перетаскивай.

Мы с ним засмеялись одновременно, тогда как хозяева только вежливо улыбались, несколько стесняясь насмехаться над баронами-благодетелями.

Как раз во время этого смеха моя рука, машинально хватающая с тарелок все что ни попадя, на холостом ходу прошла по столу, и я понял, что ничего не осталось. При этом волна стыда жаром ударила мне голову: только сейчас сообразил, что почти все, чем нас угощали, сожрал только я один. Ну разве что одну четверть таки приговорил во время Долгой беседы барон Лев Копперфилд.

Несмотря на жуткий стыд, моя наглая натура и не подумала как-то извиниться или хотя бы тактично уйти от темы моего неуемного потребления пищи. Спрыгнув со стула, я сделал несколько наклонов в сторону, словно проверяя, не нарушилось ли равновесие тела из-за вздувшегося живота, и деловым тоном воскликнул:

— Ну ладно, раз чуток подзакусили, то, может, до обеда и доживем! Тем более что уже недолго осталось! Ну а пока суд да дело, давай, Трофим, по стенам и донжонам прогуляемся. А?

— Прошу! — сделал приглашающий жест сотник. Еще и каблуками при этом щелкнул, словно перед каким-нибудь поцарником. Именно так называли прямых и не прямых наследников трона или престола. У нас на Земле — принцами, а здесь — поцарниками.

Глава семнадцатая

ЗНАНИЕ-СИЛА

Пока мы шли по коридорам, переходили двор с ристалищем, на котором тренировался десяток воинов, и поднимались на стену, Леонид не выдержал и таки прошелся несколько раз по моей ненасытности, торчащему животу и ногам, не влезающим из-за опухлости в обувь. По его словам выходило, что это я от ожирения пухнуть начал, и надо будет меня сегодня же выгнать на ристалище.

Смеялись мы вдвоем в полный голос; глядя на нас, и врач стал подхихикивать, а потом и на вопрос решился дружеским тоном:

— У тебя болезнь кишечного тракта? Ничего не переваривается?

— Да нет вроде. Это у меня из-за последних событий такой аппетит прорезался. Нервы, видимо, лечить надо.

Кажется, в этом мире о такой болезни еще не знали, но Кайдан все равно успокоил с профессиональным сочувствием:

— За год у тебя все болезни излечатся.

— Кстати, расскажи, как ты себя первый год чувствовал? — догадался я спросить, уже поднявшись на стену.

— Ну, не скажу, что хорошо. Да как и все остальные, чего тут скрывать… — Доктор замялся от неприятных воспоминаний, — Тоже, как и у всех, жуткая худоба была первые три лутеня, с большим трудом буквально заставлял себя съедать хотя бы половину дневного рациона. Худее стал раза в два, чем был. Частенько в обмороки падал. И лишь на пятый лутень стал хоть жизни немного радоваться, и чуток аппетита прибавилось. Последние три лутеня года вообще прошли замечательно: набрал прежний вес, стал много двигаться, усилилась выносливость. Зрение тоже тогда восстановилось до прежнего уровня.

Он еще что-то там перечислял, уставившись со стены в пространство перед собой, но барон Лев Копперфилд уже отчаянно мотал головой.

— Слышь, Цезарь! — воскликнул он, когда Кайдан сделал паузу в перечислении пропавших болячек, — Ты, конечно, глотай свой шит сколько угодно, но потом сразу же отправляемся в Ледовое. Что-то мне культ храма Светоча нравится несравненно больше.

Честно говоря, и я уже стал подумывать об альтернативе своего выздоровления. Мало того, настолько смалодушничал, что даже мысли в голове промелькнули: «С другой стороны, мне и так неплохо живется. Даже Мансана ко мне отнеслась как к полноценному мужчине. Так почему бы и дальше так не продолжать жить? Тем более что талант художника У меня есть, наглость барона-самозванца в наличии, аппетит терять ну никак не хочется, да и вообще по жизни мне везет. Вон, даже волшебного угря поймал играючи. Может, и так проживу?»

С такими размышлениями мы обошли по верхней кромке стены весь форт и приблизились к центральному донжону с другой стороны. Как это ни странно, но обороняющимся, несмотря на весь теоретический запас знаний на эту тему в Интернете, мы помочь ничем не могли. Все у них было: постоянно подогреваемая смола, камни, луки, стрелы, внушительные и тяжелые алебарды. Копий и жердей для отталкивания осадных лестниц тоже хватало. Другой вопрос, что стена возвышалась всего на пятнадцать метров, число защитников было не безгранично и у них не было арбалетов. Наши два пока в счет не шли, да и заговаривать о них было слишком рано. Вряд ли и в местной кузне быстро соорудят нечто подобное из подручных средств. Это только в сказках герой, добравшись до молота с наковальней, выходит наружу через два часа с готовым арбалетом и начинает всех косить магическими очередями из реактивных болтов.

Кстати, воспоминание о болтах, два из которых лежали у меня в кармане, заставили побеспокоиться о боезапасе. Уж такие простейшие загогулины опытные кузнецы могут помаленьку ковать и ковать. Много они вряд ли сделают, но даже десяток в наших обстоятельствах может пригодиться. Но про кузню я спросить не успел: заиграл горн и лучники встали под небольшие каменные козырьки с приготовленными луками.

— Опять летят, гниды! — не сдержал рыка комендант форта, — В одно и то же время, разведчики проклятые! Высматривают, сколько наших от потравы вымерло, — и, перегнувшись со стены на внутренний двор, крикнул: — Всем посторонним — в помещения!

— Как бы опять чего сыпать не начали, — сомневался доктор, — Хоть и все прикрыто и закупорено, но бойцы все на виду.

— Пусть сыплют! Ветер приличный, все снесет, — возразил Трофим Осмолов и стал подталкивать нас в донжон, — Лучше там переждите, а то порой эти твари и камнями бросаются.

Действительно стали бросаться! Как только четверка кречей повисла над стенами, то на стрелков полетели довольно увесистые обломки породы, грозящие при прямом попадании вдавить голову в туловище вместе со шлемом. Но защитники держались стойко и без паники. В самом опасном месте на стенах воины прикрыли себе ноги щитами, а тела вдавили в ниши под навесами. Их страховали другие стрелки, в которых камни не летели, и как только кречи пытались снизиться, навстречу им неслись стрелы.

К сожалению, подлые крылатые создания держали четкий потолок около ста метров и не опускались ниже, так что поблескивающие стрелы до них не долетали. Но и их камни не нанесли урона защитникам на стенах.

Пока кречи атаковали, я стал прикидывать убойную силу наших арбалетов, их возможности и вполне справедливо решил, что за шесть выстрелов все четыре твари оказались бы сбиты. Потому что они действовали совершенно не согласованно и даже не оглядывались друг на друга. То есть первая пара падет вниз чуть ли не случайно, а потом надо только успеть сделать перезарядку арбалета, самое затяжное по времени действо. В крайнем случае еще раз можно успеть взвести арбалеты и выстрелить вслед драпающим подранкам. Все-таки арбалеты созданы для прицельного поражения подобных целей даже с дистанции в двести метров.

— Разведчики! — подтвердил свои догадки сотник. — Камни кидали больше для отвлечения внимания и подсчета лучников на стенах.

— И что это значит? — спросил Леонид.

— Возможно, этой ночью они пойдут на штурм. Тем более что об эффективности своей потравы они знают и догадываются о больных: раньше мы выставляли на стены вдвое больше лучников даже при такой тревоге. Перед ужином эти разведчики тоже прилетят, опять будут кидаться камнями и все высматривать.

— Неужели кречи ночью лучше видят? — задал мой товарищ несколько опрометчивый вопрос. Хорошо, что его восприняли скорее как иносказательный, для общего плана беседы или проверочный. Хотя, даже постреляв десяток этих тварей при защите своей сгоревшей ладьи, мы могли и не знать особенностей их ночного зрения.

— Нисколько, — ответил врач — Просто при ночной атаке, да еще и при поддержке зроаков с поля, у кречей все преимущества нападения с высоты. Они сбрасывают вначале корзины с углями, потом на них горящий хворост и устраивают кострища. После чего они нас видят как на ладони, а нам только остается бессмысленно пялиться в темное небо и посылать стрелы в каждую неверную тень. Уже одно это заставляет более половины воинов смотреть только на небо, чем и пользуются прущие с поля зроаки. Именно так были взяты два остальных форта правобережья.

— Хм. Сегодня, говорите? — задумался я, посматривая вслед нагло орущим кречам, которые сбились в стайку и полетели в сторону ближайшего холма.

На вершине там хорошо просматривался огороженный частоколом лагерь, а вот что творилось за холмом? Жаль, не-чем там пошевелить людоедов.

— А лодок у вас сколько?

Мой вопрос заставил Трофима Осмолова тяжело и безнадежно вздохнуть. Хотя отвечал он с честно открытыми глазами:

— Две! — Он сразу подумал, что мы собираемся как можно быстрее отсюда смыться вместе с остатками магического угря, и, кажется, подозревал такой исход с самого начала.

Но не для того я клялся страшными клятвами отомстить людоедам, когда метался по двору от бича повара, а перед моими глазами стояла разрубленная детская ладошка, чтобы сейчас просто смыться на левый берег и поспешить по безопасной дороге к Рушатрону. Не для того я давил в себе бешеную злобу при виде вонючих созданий, которые воровали детей и служили сборщиками трупов для людоедов. Хоть одного, вернее, хоть один десяток, но я просто обязан уничтожить!

Кажется, отблески моих мыслей нечаянно пронеслись в моем взгляде на коменданта, и тот непредумышленно от-ступил назад, непроизвольно положив руку на рукоять своего меча. Я хрипло переспросил:

— Две? Значит, точно есть четыре! — затем вышел из донжона и опять уставился на холм. Вначале постарался успокоиться и унять дрожь мстительности, разлившуюся по всему телу, и только потом мечтательно протянул: — Эх, сюда бы только один гвардейский миномет!

После моего негромкого восклицания Леонид в тон поддакнул:

— И вдобавок штук сорок мин со шрапнелью.

А что, нам все можно! Мы буйные и отсталые бароны с диких гор, чего с нас взять? Но комендант, вставший сбоку, с какой-то надеждой в глазах сразу стал уточнять:

— А кто такая шрапнель и этот самый… как его? Миномет?

Ища сравнение, я почесал затылок.

— Да это больше бабкины сказки. Нечто вроде тирпиеня и летящей из него ядовитой дымки.

После чего в затылках зачесали врач с комендантом.

— Разве такое бывает?

— Так ведь говорю: сказки! А вы уши развесили. Да! Где у вас тут кузня?

— Имеется, — ответил сотник.

— И уголь есть? Меха? Железо для ковки?

— Да все как положено. Но вам-то зачем? — Но сам сразу же и догадался: — В оружии нуждаетесь? — Правда, тут же скривился от вида наших не блещущих атлетическим сложением фигур, — Мы вам шпаги выдадим. Если надо.

Я постучал себя по лбу и выдал сакраментальное:

— Знание — сила! — затем немного подумал и добавил: — Но если ты поставишь возле нас еще и по одному самому сильному в форте воину, наша сила увеличится в пять раз. Есть такие?

— Ну, если надо… — Сотнике недоумением переглядывался с носителем двух щитов, а тот только плечами пожимал.

— Тогда вначале бежим в кузницу!

По пути в местную вотчину дыма, копоти и жара Кайдан Трепетный от нас отстал, поспешив в лазарет для проверки состояния больных. Тогда как Трофим стал интересоваться в том же духе:

— Чем кузнецы тебе помочь могут?

— Не мне, а нам всем, — поправил его я, входя в небольшую кузню, где два затейника что-то разогревали в пышущих жаром углях, — Если ваши умельцы сумеют, то получится смерть и для кречей, и для зроаков.

На мои слова мастера обернулись и замерли. Видимо, о щедрых гостях и до них уже слухи дошли, потому что жилистые, худощавые мужчины продолжили уважительно молчать, но на губах играли усмешки. Мол, чего это мы не сумеем?

Я достал один из болтов и протянул на раскрытой ладони вперед:

— Вот, называется болт. Надо сделать точно такие же. Ими мы с бароном Львом будем убивать людоедов и их вонючих прислужников.

Минут пять кузнецы крутили, пытались согнуть, стучали, царапали и даже зубами пробовали болт погрызть, бормотали при этом что-то непонятное, а потом решительно спросили:

— А как этот сделан?

Описывать им условия штамповки на словах показалось мне делом неблагодарным и безнадежным. Поэтому я все показал больше на жестах и на примерах:

— Когда выливается вот эта ваша большая наковальня, вот такие болты делаются из глины, ставятся вот так на основу и железо заливается сверху. Наковальня застыла, глина выковыривается. Потом сюда кладется мягкое, раскаленное железо и ударяется молотом. Грубая заготовка готова. Потом на ней надо зачистить заусеницы и подточить вот эту канавку.

— Но ведь мы сейчас не будем лить новую наковальню! — возмутился один из кузнецов.

— Да и не надо. Залейте пластину вот такой толщины и уложите ее сверху на наковальню. Для работы в одни сутки она вполне выдержит. Сделаете до ночи десяток — поверю, что умеете работать. Получится полсотни — смело буду утверждать, что мастера. Ну а за каждый выданный болт поверх означенной полусотни получите от меня лично денежную премию.

Но премия кузнецов, кажется, совсем не интересовала, они с сомнением продолжали крутить болт и ожесточенным шепотом спорить между собой. Итог их спора стал для нас с Леонидом несколько неожиданным:

— Никто не заставит нас заниматься напрасным трудом. Этим кусочком железа можно убить только голубя, да и то лишь запустив ему в голову с расстояния не более трех метров.

— О-о-о! Какие недоверчивые папуасы! — возмутился барон Копперфилд. И хорошо сделал, что употребил незнакомое для людей этого мира слово.

Но все равно интонация мастерам сильно не понравилась. Они нахмурились, стали играть желваками, и тут к гадалке ходить не следовало, чтобы понять: таких зазнавшихся спецов и сам царь не заставит напрасно молотом ударить.

Но ведь сама суть спора решалась легко и быстро. Поэтому я предложил:

— А если я сейчас докажу, что этим можно убить укутанного в броню рыцаря со ста метров?

Впервые кузнецы заулыбались, показывая белые зубы и смешно, по-детски гыкая. Но замерший рядом со мной комендант вдруг зашипел истинно змеиным шепотом:

— Ночью возможен штурм со стороны зроаков и кречей, а вы лыбу давите?! На вопрос его милости отвечайте!

Даже этих прокопченных дымом гордецов проняло. Да и я понял, как иногда может быть сотник Осмолов опасен в минуту своей лютости.

— Ну если докажет, — скривился кузнец в задумчивости, — то мы тогда…

Затянувшуюся паузу прервал его коллега:

— То мы тогда все, что угодно, сделаем!

— Ага! Еще и нашим справным бароном называть станем, — ехидно добавил первый.

Чем отличается справный барон от обычного, я никак не мог вспомнить. Да, кажется, о таком вообще ни одного слова в прочитанной мною книге не было. Но звучало неплохо, да и по большому счету мне было глубоко плевать, как они меня назовут. Лишь бы приступали к работе немедленно.

Поэтому я выскочил во двор, прикинул самое дальнее расстояние, посоветовал коменданту и кузнецам, какую мишень соорудить, и помчался в выделенные нам апартаменты. Мой арбалет так и остался лежать нетронутым возле кровати, в чем я не сомневался. Раз уж ни одного кусочка тирпиеня не пропало, то что можно сказать о непонятном устройстве? Зарядить его с помощью корды оказалось делом тридцати секунд.

Во дворе бегом вначале подался к сооруженному чучелу: на простой палке цельный, видимо недавно отремонтированный доспех и сдавленный страшным ударом зроакский шлем. Как только я задумался возле чучела, барон Копперфилд авторитетно заявил:

— Стреляй в шлем, докажешь точность.

— А может, в доспех? — с придыханием поинтересовался сотник.

— Ваша взяла! Попробую угодить обоим!

После чего я перевернул шлем, зацепив ремешком за верхушку палки. Я еще и пояснил свои действия:

— По идее, болт должен и шлем пробить, и доспех. Разве что рикошет получится. Так что вот тут не стойте, а встаньте вон туда, мало ли что.

Все четверо меня послушались, встав в безопасное место. Все остальные воины, которым было видно происходящее во дворе, тоже сосредоточили свое внимание на предстоящих испытаниях. Я отошел к самой стене, старательно выставил планку прицела. Про оптику даже и не подумал, с такого расстояния я на пробах в пятирублевую монету попадал, так что не промажу.

Спуск. Щелчок. Далекий звон.

И со всей прыти уже бегу к неподвижному чучелу. Только и успел удивиться: а куда это мой живот делся?

Возле мишени мы все оказались одновременно. Причем кузнецы теперь открыто и ехидно улыбались. Им металлический звук показался совершенно безобидным и несущественным. Даже вслух пошутили:

— Неужели так далеко свой кусочек железа забросил?

А я с торжеством великого фокусника снял шлем и пальцем показал образовавшуюся в нем сквозную дырку. Потом в полной тишине показал еще большую дырку в броне доспеха как на грудной пластине, так и на спине. И только потом указал на лежащий возле каменной стены огрызок искореженного болта:

— Жаль. Одним убивцем кречей и зроаков меньше. Теперь ваша премия начнется только после пятьдесят первого болта.

Глава восемнадцатая

ПЕРВЫЙ РАУНД — СТРЕЛЬБА НА ПОРАЖЕНИЕ

За оставшееся до обеда время защитники крепости, в том числе и оклемавшиеся больные, побывали возле мишени и собственными пальцами значительно расширили получившиеся после показательного выстрела дырки. А уж сколько разговоров и пересудов велось на эту тему, не сосчитать. Спорили почти все, но большинство спорящих сходились в одном: заезжие бароны-благодетели имеют некие магические Устройства, которые могут плеваться или, подругой версии, швыряться маленькими кусочками железа с невероятной силой. Потому что сразу осознать и принять чисто механическую суть арбалета простые воины вряд ли смогут.

А я не сильно против этого заблуждения и возражал. И вовсе не потому, что не доверял данным людям или подозревал их в продажности. А потому, что каждая техническая новинка имеет палку о двух концах. И если суть арбалета или знание о его устройстве случайно попадет к зроакам раньше времени, то вся тотальная попытка уничтожить их единым махом пойдет насмарку. Они тоже могут наклепать подобного оружия, и тогда любая война вновь станет позиционной и затяжной. А у меня ведь была задумка прорваться в высший штаб империи Моррейди, тайно организовать и обучить полную дивизию, а то и все пять дивизий арбалетчиков, и только после этого единым ударом стереть империю людоедов с лица этого мира. Совместно с кречами. Чтобы о них даже следа в истории не осталось.

Конечно, сотник и несколько его десятников с этого момента прямо глазами ели и нас, и наши арбалеты. Наверняка мечтали взять в руки и подержать, рассмотреть как следует, но я этому воспротивился кардинально. Сослался на семейные тайны и запрет предков на раскрытие этого секрета до окончательной победы над зроаками. Отговорка была принята лишь официально, а неофициально, как я подозревал, ни комендант форта, ни его приближенные теперь не остановятся ни перед чем. Скорее всего, и без зазрения совести заберутся в нашу комнату для тщательного осмотра и попытки срисовать, измерить все детали и перенести эти размеры на чертежи.

Хорошо еще, что с того самого момента арбалеты находились возле нас постоянно и большого соблазна не получалось. А случилось это потому, что я решил любыми способами сократить время зарядки каждого устройства. В предстоящей охоте на кречей перед ужином мне это казалось основополагающим. А если ночной штурм состоится, то и при обороне форта скорострельность наших арбалетов скажет решающее слово.

Для этого нашему истребительному звену придали двух самых больших и сильных воинов, которые руками могли ломать подковы. А после первых проб еще добавили двух ловких молодых парней моего возраста. Потому что обращаться с высокопрочной полиамидной нитью следовало очень осторожно и деликатно. Чуть замешкался — и остался без пальцев. Это раз. А второе — все-таки три человека для обслуживания одного арбалета, как я посчитал, самое то. Здоровяк, числящийся первым номером боевого расчета, принимал у меня разряженное устройство, упирал его пяткой в выступающий камень и всем своим весом, совместно с силой, налегал на дуги. Второй номер заводил струну на место, четко выкрикивал: «Готово!» — и хватался за приклад. Детина распрямлялся, убирая свое тело чуть в сторону, и уже взведенный арбалет поднимался вторым номером мне для зарядки. К тому времени я как бы должен был успеть осмотреться, выбрать новую цель, быстро заложить болт в паз и прижать его стопором. То есть даже при сотрясении или наклоне болт не выпадал и оставался на месте. Потом мне оставалось только выстрелить. На все про все после усиленных тренировок и экспериментов у меня от выстрела до выстрела уходило десять секунд. Отличная скорострельность, если сравнивать с целой минутой, уходящей при стрельбе в одиночку и использовании ворота для натяжения струны.

У барона Льва Копперфилда на перезарядку уходило чуть больше времени, так как его арбалет был более тяжелым и более дальнобойным. Там и второй номер участвовал в натяжении струны и свою силенку прикладывал. Но и в этом случае пятнадцать секунд — прекрасное время.

Пока шла тренировка и отработка действий обоих боевых расчетов, кузнецы тоже развили бешеную деятельность. Дым с того края форта вздымался в небо то сплошным потоком, то густыми клубами, а на помощь туда отправили чуть ли не десяток выбранных самими кузнецами воинов. Первые изделия штамповочным методом они обещали дать только поздней ночью, ну а пока полным ходом пытались делать болты методом простой ковки из вытянутой толстой проволоки.

Заряды для обоих арбалетов употреблялись одни и те же, на что я в свое время указал своему отцу, так что мы очень надеялись на истинное мастерство кузнецов форта. Ну а если ожидания не оправдаются, чуть ли не шестьсот болтов для любого боя тоже должно хватить. Мало того, я сразу категорически потребовал от Трофима Осмолова максимальной поддержки в плане добывания уже использованных болтов из тел врагов, отмывки их, просушки и подачи нам для новой стрельбы. Но тут меня Трофим сразу заверил:

— Вы, главное, попадайте, а уж мы ваши железки из любого места быстро выковыряем, не побрезгуем.

Это он сказал в тот момент, когда мы стояли во внутреннем дворе, переводя дух после интенсивной тренировки наших боевых расчетов. Вот туда к нам и примчался Стае с докладом сотнику:

— Стол для обеда накрыт!

После чего я, даже не ожидая официального приглашения от старшего военачальника форта, вскинул арбалет на плечо и двинулся в сторону главного крепостного здания. При этом еще и посмеялся над поспешившими следом за мной сотрапезниками:

— Кто хорошо работает, тот хорошо ест!

— Да твоя милость хоть весь день проспит, все равно больше всех слопает.

— А что поделать? — плакался я присоединившемуся к нам врачу. — Болезнь у меня такая, неизлечимая.

— Это точно, — смеялся Леонид, — такое не лечится!

— А может, и не надо лечить? — Мы вошли в банкетный зал, и я всплеснул руками от восторга: — Это мы хорошо попали! Как в той песне пелось? «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро…

— …то там свинья, то там шашлык, на то оно и утро!» — еще больше развеселился мой напарник. — Мне почему-то кажется, что после данного обеда некоего барона Цезаря отсюда вынесут. Или просто выкатят, как надувшийся шарик.

Стол и в самом деле ломился от яств и разносолов. Даже какие-то особо яркие глиняные лейзуены стояли, и именно к ним вначале потянулась рука коменданта:

— Предлагаю дорогим гостям отведать самого лучшего вина нашего царства!

Кажется, это было и в самом деле нечто редкостное, потому что даже Кайдан Трепетный расширенными глазами присмотрелся вначале к емкости, а потом уставился на сотника. Тот просто пожал плечами:

— Для хороших людей не жалко!

Но я сразу его остановил:

— Ни в коем случае! Во-первых, нам еще нечего праздновать. Ни одного креча не подбили. Во-вторых, во хмелю глаз неверный делается. Можно и без пальцев остаться и только одно небо дырявить. Ну и в-третьих, я вообще предпочитаю не пить. Не тяготею, так сказать.

— Ну а если повод появится, выпьешь?

— Появится — выпью, — согласился я и отправил первую полную ложку чего-то очень вкусного в рот.

И понеслось! Безобразие оголтелого обжорства с моей стороны вновь стало неуправляемым. И только чуток заморив червячка, я вновь стал размышлять здраво: «Действительно, что-то со мной случилось страшное. Особенно мой жор усилился после употребления жареного тирпиеня. А что это значит? Кайдан на эту тему только мычит и пожимает плечами. Да оно и понятно, что столько магического мяса ни один идиот не съедал за всю историю, поэтому аналогов в медицинской практике еще не было. Но если я в самом деле настолько растолстею, что превращусь в колобка? Вон, уже и рубашки со штанами тесными становятся! Надо тормозить».

Но на такое было легче решиться, чем выполнить. ВТОРУЮ половину обеда я только и делал, что всеми остатками силы воли боролся с желанием хватать все подряд и кушать, кушать. Да какое там «кушать»! Наворачивать все, до чего руки дотянутся.

Но сдержанность все-таки сказалась. В том смысле, что на столе кое-что осталось из объедков, и я вышел на свет мирской собственными ногами. Выкатывать меня с позором не пришлось.

Ко всему прочему оказалось, что до планового прилета кречей оставалось часа три, а то и все четыре, и добродетельные хозяева предложили гостям поспать пару часиков. Комендант еще и настаивал на послеобеденной сиесте:

— Не переживайте! В крайнем случае, если летающие вонючки раньше направятся в сторону форта, мы вас успеем разбудить. Наблюдатели на башне не дремлют.

Как это ни казалось странным, но мне спать совершенно не хотелось. Несмотря на полный, округлившийся живот и осоловевшее состояние от сытости, мне хотелось куда-то идти, что-то делать, чего-то добиваться и свершать. Да только мой товарищ настолько заразительно зевнул, что я задумался. Затем он философски добавил:

— После сытного обеда по закону Архимеда…

И я безропотно пошел за ним следом в апартаменты. Хотя больше себя утешал мыслью, что следует и в самом деле немного вздремнуть перед возможным ночным бодрствованием. Куски тирпиеня так и лежали на столе, не распространяя при этом неприятного запаха. Подтверждая тем самым свое магическое происхождение.

Остальные вещи тоже оказались нетронуты, и мы, разувшись, завалились на кровати. Только и буркнули по парочке слов на тему, что и в самом деле «хорошо».

Разбудил нас негромкий стук в дверь, а когда я отозвался, в комнату заглянул Стае со своей вечно довольной физиономией:

— Ваши милости! Вы уже три кара проспали! И над лагерем зроаков кречи на крыло становятся.

— Уже мчимся! — выкрикнул я, резко усаживаясь на кровати и дотягиваясь до подаренных сапог. — Пусть наши расчеты ждут в условленном месте!

Леонид тоже обувался, затягивая шнурки на ботинках, тогда как я, сделав две бесполезные попытки засунуть ноги в голенища сапог, чуть не взбесился:

— Что за шутки?! Зачем ты поменял мне сапоги?

Он недоуменно взглянул на кучу подаренной нам обуви, потом на меня и беззлобно посоветовал:

— Лечиться надо!

Да и я сразу вспомнил: заснул он со мной одновременно и с кровати больше не вставал. Не то чтобы я так чутко сплю, но вот была у меня такая уверенность. Но ведь сапоги не налезали! Кто-то их явно поменял, пока мы спали!

Мой товарищ уже опоясывался ремнем с подсумками и болтами, поэтому коротко посоветовал:

— Да надень любые, лишь бы налезли! Потом разберешься с шутниками!

Действительно, стоило поторопиться, если я хотел занять удобную позицию до прилета кречей. Мне повезло сразу наткнуться на нужный размер, и вскоре я уже находился в небольшом лабиринте простенков, воздвигнутых на крыше второго, наиболее высокого донжона. Чуть выше находилась только дозорная башня, но оттуда сейчас спустились оба наблюдателя. Защищать башню от атаки с неба предпочтительнее получалось перекрестной стрельбой со стен и донжона.

А со стороны противника и в самом деле летела очередная кучка разведчиков. Причем не в ожидаемом количестве четырех особей, а сразу семи.

— Точно перед штурмом решили присмотреться! Да и Дым из кузни их явно заинтересовал! — констатировал сотник, покусывая от переживаний губы и посматривая на наши приготовления, — Справитесь?

— Будем стараться, — пообещал я.

Хотя на самом деле уверенности в себе не чувствовал. Сразу подозревал, что, как только первые тушки кречей рухнут вниз, все остальные бросятся наутек и достать их потом вслед будет практически невозможно. Ведь по движущейся воздушной цели попасть крайне сложно, аспидов человечества надо бить в тот момент, когда они зависают на месте и сами готовятся бросить камень. Если бы хоть на один арбалет с расчетом у нас больше было!

Но ничего, даже если тройка крылатых тварей сбежит и расскажет потом о странной смерти своих подельников, вряд это слишком насторожит неприятельское войско. В любом случае оно спишет первые потери на слишком удачные выстрелы из луков и слишком неосторожное, чрезмерное снижение. Мы для этого даже заранее отвлекающий маневр придумали, и, как только кречи прилетели, первое локальное сражение с нашим участием началось.

Семерка кречей оказалась не идентична по своему составу. Четверо прибыли с сумками, наполненными камнями. Двое несли какие-то корзины. Как мне сразу подсказали: то ли в корзинах средства для поджигания зданий, то ли емкости с очередной потравой. Ну и седьмой оказался в некотором роде то ли десятником, то ли координатором всей воздушной атаки. Именно по его сигналам камнеметатели прошлись вначале по крышам донжонов, а потом стали прицельно охотиться на воинов-лучников, прячущихся под козырьками на стенах. Пара летающих козлов с корзинами для начала зависла в районе центральных ворот форта и там ждала сигнала о сбросе.

Координатор тем временем повисел над районом кузни, все тщательно высматривая, и заметил тот самый наш отвлекающий фактор, который невдалеке от угловой башенки только под прикрытием тяжелых щитов готовился к стрельбе излуков. Может, десятник кречей выбрал именно воинов как цель для атаки, может, вспомогательное здание, которое примыкало к кузне, но сам остался висеть в районе ворот, а пара с корзинами подалась в сторону кузни. Причем четверка камнеметателей при этом настолько увлеклась прицельным киданием, что на троих своих подельников и внимания не обращала. Чем я и решил воспользоваться:

— Лев! На счет «три» вдвоем валим координатора! Раз… два… три!

Висящий прямо по солнцу кречи мне показался самым опасным и самым неуязвимым именно из-за блеска Светоча. Но наш спаренный выстрел оказался идеален: креч погиб сразу и камнем рухнул в каменный коридор между донжонами. Ни крика от него не послышалось, и если на это падение кто из врагов обратил внимание, то лишь со стороны лагеря на холме.

После чего мною была поставлена новая цель:

— Левую пару камнеметов! Я дальнего, ты ближнего! — Краем глаза я заметил, что товарищ уже прицелился. — Три!

Еще два тела кувыркнулось вниз в полной тишине. На отсутствии восторженных воплей среди защитников я настаивал заранее и очень строго. Один кречи упал во двор, второй прямо на стену, где его сразу же добили брошенными копьями. Следующий наш залп убил третьего камнеметателя и тяжело ранил четвертого. При всей своей хваленой точности — это я сплоховал. Хотя впоследствии выяснилось, что немедленному убийству врага помешал толстенный кожаный ремень для сумки, в который мой болт и попал.

Но раздавшийся звериный крик боли и отчаяния уже ничего особенно не решал. Твари с корзинами явно были ошарашены. Так и не выпуская свою ношу, они стали разворачиваться, дабы посмотреть, что случилось. Двоих собратьев по стае они никак не могли отыскать взглядами: один лежал на стене нашпигованный копьями, и еще один падал по пологой дуге наружу, за стену форта. Себя оставшаяся пара чувствовала на должной высоте и в полной безопасности, поэтому исторгла из своих гротескных ртов вопли ярости пополам с испугом и стала интенсивно разыскивать глазами неведомого обидчика.

Что нам и требовалось! О чем я страстно мечтал и с вожделением шептал нечто вроде такой просьбы:

— Ну, родненькие! Хорошие птички, хорошие. Замрите! Вот так! Отличные кречики, послушные. Сейчас мы вас подарочком угостим… Ой как угостим!

Перед этим я уже скомандовал Леониду, что стрелять будем по готовности зарядки, поэтому выстрелил первым, вполне расчетливо и зряче сняв дальнего врага. Это тоже помогло: оставшийся в живых в недоумении оглянулся в сторону и вниз на падающего подельника, который так и не отпустил свою корзину и теперь со стоном несся на каменные плиты двора.

В последний момент единственный живой кречи осознал нечто страшное и попытался спастись. Моментально освободившись от корзины, он резко раскинул крылья, собираясь набрать высоту.

Вот тут его и достал болт барона Льва Копперфилда. А когда мне в руки подали взведенный арбалет, я даже не стал вкладывать очередной болт в ложемент: добивать было не-кого. Но своих позиций мы не покинули, вполне подробно и в деталях предупрежденные сотником о возможном появлении новых кречей:

— В истории много подобных случаев, когда группу разведчиков таки сбивали на землю единым залпом, перед тем заманив в ловушку, выставив как бы беззащитную жертву. И практически никогда другие кречи не летели на помощь или на досмотр места происшествия по той простой причине, что на них нападает жуткий страх и некоторый паралич. Они страшно переживают смерть себе подобных. Но мало ли что! Вдруг и отыщутся отчаянные, чтобы прилететь немедленно? Зато через несколько часов, а в нашем случае — когда стемнеет, паралич их отпускает и они начинают беситься от злобы и ненависти настолько, что порой атакуют наших рыцарей с мечами в руках.

Понятно. Вначале шок, потом отходняк и желание отомстить. Хоть и подлейшие создания, но за своих друзей по вонючей стае постараются и нам доставить неприятности.

Объяснения были нами приняты, и мы оставались еще некоторое время на позиции, хотя больше поглядывали на творящееся в крепости действо. Упавшего за стену врага добили стрелами, и на него больше никто и внимания не обращал. А вот тот, который упал вслед за своей корзиной, теперь горел чадящим пламенем. Потому что корзина оказалась с раскаленными углями и предназначалась для поджигания любого доступного строения. Вдобавок и вторая корзина упала рядом, окатив тело креча второй волной жара и углей настолько, что тот пылал как картонный.

Пришлось его спешно заливать водой и крючьями волочь за открытые ворота. Иначе от мерзкой вони можно было задохнуться. Словно горел птичий помет. Туда же, прямо на поле, после извлечения болтов выволокли и все остальные тела. Причем защитники форта делали все это не большой толпой, а всего лишь с помощью трех конных рыцарей, цеплявших тушки летающих сатиров арканами и по очереди выезжая с ними за ворота. Попутно я узнал, что в подвалах первого донжона имеется еще двадцать лошадей, способных нести тяжеловооруженного рыцаря.

До холма с лагерем зроаков было километра полтора, и те все прекрасно видели. Но никакой конной атаки или попыток забрать тела своих крылатых прихлебателей людоеды не предприняли.

— Ждут ночи, — проворчал Трофим Осмолов, хмуро глядящий в сторону злейших врагов всего живого.

— Ничего, — бодро отозвался я, привлекая к себе всеобщее внимание. — И мы подождем! А чтобы не скучно было, Давайте подумаем и согласуем наши действия при отражении атаки огромных башен. Ведь наверняка они строят нечто подобное.

Да, у меня был повод для удовлетворения. Первый раунд мести зроакам и кречам мы выиграли всухую. Теперь оставалось дождаться и правильно подготовиться ко второму раунду.

Глава девятнадцатая

РАУНД ВТОРОЙ — РАЗГРОМНЫЙ

До самых сумерек мы только тем и занимались, что отрабатывали методы контрдействий против возможного ночного штурма противника. Вернее, методов проверенных и без нас хватало, но в данный момент, когда самыми ценными единицами обороны стали именно два арбалетчика, вся остальная тактика строилась лишь на прикрытии, защите или отвлечении внимания от баронов с их боевыми расчетами.

Только и отвлеклись два раза: на ужин да на испытание, осмотр первого десятка болтов, которые выковали кузнецы. Но если ужин прошел на должном уровне для моего ненасытного брюха, то предложенными мне изделиями местных умельцев я остался весьма недоволен и на каждом конкретно указал замеченные ошибки и огрехи. Неровные, с кривым оперением, порой слишком большие и тяжеловесные, болты могли сорваться во время стрельбы, повредить полиамидную нить, и хоть для каждого арбалета имелось по две запасные, менять ценнейший элемент во время боя — задача не из простых.

Поэтому я даже позволил себе немного пошуметь на смирно стоящих кузнецов. Тем более что Стае мне до того объяснил, что такое «справный барон». Оказалось, это некто высший, со званием наподобие магистра, слово которого считается свято, незыблемо, и к нему ученики имеют право обращаться только «уважаемый учитель». Мало того, без согласия справного барона его ученики не смели лишнего вздоха сделать. Они обязались согласовывать свое место проживания, вид работы, берущиеся заказы и получать добро на ведение домашнего хозяйства. Мило того, они даже свои семейные дела были вынуждены вершить лишь после полного одобрения «уважаемого учителя». То есть вступать в брак, женить сыновей, отдавать дочерей замуж.

Над последним я особенно посмеялся.

— Разве у них есть дочери?

— А как же! Это только сейчас форт на военном положении и все гражданское население на левом берегу. А когда все спокойно — тут и жены спят, и отцы туда на ночь уезжают. Семьи большие.

— Так что, получается, теперь, кузнецы из-за неосторожного обещания ко мне в кабалу пожизненную попали?

— Получается, что попали, — радовался Стае, словно сам стал справным бароном.

Больше поговорить мы не успели, и от данного слова я собирался освободить кузнецов в самое ближайшее время, но при распекании за нерадивость и неумение в выражениях не постеснялся. Пусть стараются, получение моральной и духовной свободы еще заслужить надо!

Старались. Когда я уходил из Кузни, как раз выколачивали первую пластину с заполненными глиной выемками. Может, после этого изделия станут приемлемыми для стрельбы?

Как только стало темнеть, вокруг холма с неприятельским лагерем началось интенсивное повеление. Там виднелись отблески гигантских костров, передвигались тени осадных башен и гарцевали на лошадях облаченные в броню рыцари-зроаки.

Теперь уже приготовления к Готовящемуся штурму ни у кого не вызывали сомнения. И мы с Леонидом отправились на свои позиции. Практически мы с ним оставались в пределах видимости и могли перекрикиваться для согласования Действий. Но как оно будет в шуме и суматохе боя, предсказать было невозможно.

Я выдвинулся к угловой башенке правого фланга нашей обороны, и приданные мне двадцать луч ни ков только и обязывались беречь мою тушку с помощью оружия, деревянного навеса из толстых досок и самого здания башенки. Еще больше воинов прикрывали барона Льва Копперфилда. Кстати, мой товарищ перед боем маску снял, а свои шрамы раскрасил не радугой мэтра клоунады, а темными штрихами в стиле Рэмбо. И стал выглядеть настолько жутко и гротескно, что даже я вздрагивал, натыкаясь в сумерках на его лицо взглядом.

Кажется, именно тогда оказавшийся рядом со мной врач и удивился вслух:

— Зачем ему менять внешность и делать себе нормальное лицо? Станет как все. А тут смотри, какой образ!

Кстати, Кайдана Трепетного тоже приставили ко мне в охранники с помощью магии. Вначале я обрадовался, но после беглого перечисления боевых возможностей разочарованно спросил:

— И это все?

— А чего ты хотел, если я только недавно со вторым щитом сросся?

— Но первый что тебе дал?

— Скорость, силу, ловкость, выносливость… — стал с гордостью перечислять носитель, но я его не совсем вежливо перебил:

— Понятно. То есть все то, что и так можно набрать путем тренировок и физического совершенства.

Кайдан возражал, интенсивно продолжив длиннющий список, в котором ничего действенного вроде как не нашлось против любого воина, который приблизится и резко двинет носителя двух щитов мечом по «кумполу». Как-то большего я ожидал от местных магов. Или это просто я с таким слабым познакомился? Но как-то не впечатляло.

Чуть позже, уже вглядываясь в ночной мрак, врач форта похвастался, что из сорока одного человека, еще утром лежавших в бессилии, на стены и на вспомогательные работы отправилось тридцать девять. А оставшиеся двое обязательно к утру встанут в строй. Ну, тут мясо тирпиеня оказалось на умопомрачительной высоте в своей магической сути.

— Вот бы так еще и носитель щитов мог лечить! — вырвалось у меня.

На что Кайдан только хмыкнул:

— Чудес в нашей жизни не бывает.

Хорошее выражение. Нонсенс для данного мира, а вот как-то зацепило. Даже поругаться захотелось. Как это чудес не бывает? Вот на Земле точно не бывает: сплошная техника, загрязнение окружающей среды и раздуваемые междуусобицы между оболваненными толпами народа. Вернее — чуда до сих пор не было. Сейчас-то уже есть, но об этих чудесах знает только пять землян да барражирующий иногда по лесу рядом с Лаповкой Грибник. А вот что случится, если вдруг с помощью Интернета по всему миру раскинуть знания об иных мирах, иных вселенных и иных цивилизациях?

Этот страшный вопрос я оставил на потом, потому что в свой прицел с инфракрасным освещением заметил начавшееся наступление зроаков. А через полчаса и взлетевшую с холма стаю кречей в количестве около сорока особей. С самого начала все мои сообщения дублировались дрожащим от восторга шепотом по всему форту. Чуть кличка с первой минуты не приклеилась: «Зрячий в ночи».

— Со стороны холма двигаются три штурмовые башни. Пока идут след в след!

Не страшно. Командование форта опасалось, что таких башен зроаки настроили четыре, а то и пять. А раз только три, то живой силы у них не так уж много. Максимум около двухсот — двухсот пятидесяти воинов. Что при надлежащей обороне и полном комплекте всего гарнизона почти не страшно.

— Показалось три отряда рыцарей. Каждый примерно три, четыре и пять десятков, — докладывал я, вращая своим арбалетом, установленным на подпорке, во все стороны. — Самый многочисленный принял в сторону по большой дуге, скорее всего, будет атаковать донжон. Тянут за собой длинные лестницы. Самый меньший отряд прикрывает передвижные башни. Сорок рыцарей сдвинулись по направлению к нашему флангу.

То есть и в самом деле получалось около двухсот зроаков. Ну разве что непосредственно в лагере остался кто-то из самого крупного командования и десяток, максимум два охраны. Неплохо для такого «неравного» сражения. Ведь враг рассчитывал застать на стенах из защитников лишь половину личного состава. И если бы не наша добыча тирпиеня, подсчеты командира зроаков почти совпадали.

Ну и самая страшная сила, которая им помогала в ночи, — это подлые летающие отребья. Они взлетели тогда, когда движущимся башням оставалось до стен форта пройти всего сто пятьдесят метров. И каждый из кречей волоку себя под лапами огромную корзину с углями. Башни чуть преобразовали строй, выстраиваясь клином, и приближались хоть и медленно, но неумолимо. Многочисленные амбразуры для стрельбы пока прикрывали выставленные наружу тяжелые щиты. По логике такой щит полновесным копьем пробить можно, но ведь только с расстояния метров двадцать, не больше. Но еще раньше высунувшиеся лучники расстреляют любого копьеметателя.

Пятиэтажные башни — это не шутка! Мне было прекрасно видно, как они раскачиваются от неровностей почвы, но, к сожалению, так ни одна и не завалилась. А когда приблизились на двести метров и выпрягли поставленных перед башнями лошадей, продвижение стало втрое медленнее, но зато и более плавное. Теперь башню тянули лишь лошади внутри да сами воины с боков и сзади. При этом они совершенно не смотрели ни в сторону, ни назад, ни на небо. Чего смотреть? Если толкать надо.

Этот и масса других факторов только способствовали нашей победе. Вначале я стал с максимальной скорострельностью сбивать несущих угли кречей. Они падали прямо на поле, и там легко разгорались островки сухой травы и пирамидки сложенного после уборки мусора. Вроде мелочь, но она сразу дала шанс начать стрельбу и моему товарищу. Причем он по предварительной договоренности принялся за планомерное и поголовное истребление рыцарей, приближающихся к центральным воротам. Ориентировался он при этом на слабый отблеск начищенных рыцарских доспехов. И начал истреблять врагов с хвоста колонны.

Пока те спохватились, уже более десятка людоедов рас-прощались с жизнью. После чего командир отряда вполне логично предположил нападение запасного отряда лучников именно с тыла и организовал круговую оборону. Даже заставил спешиться некоторых рыцарей и прикрываться лошадьми. Нет ничего лучше, чем враг, не знающий о твоих преимуществах! Еще десять минут — и под покровом ночи с нашей стороны к врагам метнулся отряд из десяти воинов с топорами и широкими короткими кинжалами. Они без-жалостно добили всех, кто оставался в сознании или взывал о помощи.

Тем временем форт продолжал вести трудную оборону. Я подбил четверых вонючек еще над полем. Но уже это заставило остальных сильно дезориентироваться. Им показалось, что их собратья уже стали сбрасывать угли на крепостные стены. Поэтому и еще пяток корзин безопасно рухнули вниз. Четыре емкости с углями умудрились попасть на стену, ну а все остальные «живые „юнкерсы“», к сожалению, сбросили свой раскаленный груз на внутренние строения форта. После чего все дружно разворачивались и неслись к холму за новыми корзинами.

Жуткий тактический просчет! Пока они бомбили, разворачивались и улетали, я сбил еще восемь кречей! Итого — двенадцать! И в суматохе разворота, спешки и желания успеть за второй порцией углей никто на это особо не обратил внимания.

Понятно, что тушить пожары — тоже не сахар. Но для этого внизу оставались воины, имелось вдосталь воды, песка и должных емкостей. Так что, когда вторая волна с корзинами вновь приблизилась к форту, ни единого огонька у нас не горело. Жирный плюс — я за это время остановил ближайшую ко мне башню, и она замерла на месте в ста двадцати метрах от стены. Леонид как раз тоже закончил отстреливать пять десятков зроаков из первого отряда, после чего перенес стрельбу, причем ставшую довольно малоэффективной, на башню со своего фланга.

Во время второго налета на форт я уже стрелял, как в тире, спокойно и без единого промаха. Теперь отблески падающих в поле корзин меня больше слепили, чем помогали, но я и с этим справлялся: еще шестнадцать кречей прекратили свою никчемную жизнь.

Пожалуй, в тот момент и для меня создалась наибольшая опасность. Корзина с раскаленными углями рухнула буквально в нескольких метрах от нашей группы, прямо на стену. Но с той стороны стоял носитель двух щитов, Кайдан Трепетный. И не знаю, как он там прикрывал и чем морозил, но ни я, ни остальные воины прикрытия не получили ни единого ожога. Сразу потухший жар словно смело со стены ледяным порывом ветра. Правда, после этого магические силы Кайдана истощились полностью и окончательно, и он поспешил вниз оказывать помощь раненым как врач.

А я стрелял, не теряя драгоценных мгновений.

На этот раз оставшиеся в живых кречи обеспокоились не на шутку, но ничего, как взлететь повыше, не придумали и вновь поспешили к своему лагерю. Как позже выяснилось, за камнями и за мечами. Вернее, не так мечами, как длинными и тонкими саблями, которыми самые воинственные кречи орудовали с неожиданной легкостью и лихостью.

За время отсутствия кречей я уничтожил отряд, приблизившийся к моей башенке на правом фланге обороны, и располовинил отряд, который прикрывал передвижные башни в центре штурмующих, и теперь интенсивно пытался сдвинуть с места остановленную мной громаду. А тут и второе подобное строение замерло: худо-бедно, но Леонид с этим справился.

Третью атаку с воздуха мы встретили уже спаренными залпами и за каких-то три-четыре минуты уничтожили всех кречей до последнего. Весть об этом тут же разнеслась по всему форту, и силы, энтузиазм и вера в победу среди защитников буквально утроились. С той минуты враги остались только одни — зроаки! За небом следить нужда отпадала. Теперь в окончательном итоге сражения никто не сомневался, и сам сотник возглавил выскользнувший через центральные ворота отряд конных рыцарей. Они отправились по большой дуге и ударили по зроакам с тыла. А чуть позже и встретили в пики несущийся на них отряд от лагеря противника. Видимо, командование не могло понять, что конкретно творится на поле боя, поэтому послало отделение для осмотра. Весь десяток людоедов тоже вырубили одним неожиданным наскоком.

Как раз в это время нам на стены доставили первые десятки болтов, сделанных кузнецами с соблюдением основных стандартов и моих требований, и мы с Леонидом постарались использовать в первую очередь новые изделия. Тем более что высокой точности, как при стрельбе по кречам, уже не требовалось. Несколько тяжеловатые, изделия местных умельцев на близком расстоянии даже обладали более убойной силой. Впоследствии помощники кузнецов так и подносили нам боеприпасы небольшими партиями по десять — пятнадцать штук в каждой.

Передняя башня приблизилась тем временем к стене мет-ров на пятьдесят, и щиты стали чуть сдвигаться в сторону, открывая своим лучникам щель для стрельбы.

— Лев! — крикнул я, и мой крик продублировали по цепочке, — Бей сквозь щиты!

Оказалось, весьма действенно! Вскоре почти все щиты попадали под колеса башни, и мы уже методично расстреливали мельтешащих внутри стрелков. Парадоксально, но засевшая на вершине башни штурмовая группа лишь цепко Держалась за борта, мечтая только об одном: не вывалиться наружу при качке. Поэтому вниз никто особо и не посматривал. То есть заметить, что подстраховки в виде лучников уже не существует, члены штурмовой группы не смогли или не догадались.

В итоге им никто не посочувствовал.

Башня приблизилась к стене на расстояние пяти метров, и висящий на канатах широкий мостик рухнул на камни парапета. Тотчас засевшие на верхней площадке людоеды с грозным ревом бросились на штурм форта. И с тем же самым ревом, но уже боли и ужаса стали валиться с мостка, пронзенные стрелами. Кто в ров упал, кто на стену, но погибли все быстро и неосознанно. Разве что парочка спряталась на площадке, так их пришлось добивать копейщикам.

По команде на стенах и под ними запылали костры из сброшенного вниз сухого хвороста, и стало видно на большое расстояние в глубь поля боя. Ночной прицел мне пришлось снять, но эффективность стрельбы только усилилась. Мы с Леонидом добивали любого шевелящегося зроака, попадающего в наше поле зрения. Отряд рыцарей во главе с сотником Осмоловым пускал кровь в тылах врага. А когда и там добивать стало некого, Трофим развернул свой поредевший отряд и бросился на штурм самого штаба зроаков.

К сожалению, а может, и к счастью измученных рыцарей, штаб ударился в панику и поспешно отступил, оставив имущество, обоз и даже не уничтожив нескольких пленных людей, которые работали на рубке леса в последние дни. Ушло около сорока людоедов, и, хорошо это рассмотрев, сотник не стал напрасно рисковать при погоне. Вернувшись к форту, он правильно сделал: из его отряда в двадцать три рыцаря семь человек погибли и трое получили тяжелые ранения. Из оставшихся тринадцати воинов более половины имели легкие ранения.

Не обошлось без жертв и в самом форте. Здесь пало одиннадцать человек.

Но как ни прискорбна была общая цифра жертв при обороне Уставного, восемнадцать погибших не шло ни в какое сравнение с потерями зроаков. Когда стало светать, подвижные отряды насчитали двести тридцать один труп людоеда и сорок два кречей. Если встречались раненые, то их сразу добивали, хотя сотник потом и ругался за это самоуправство страшно. Такого уничижительного удара зроаки не получали уже очень давно, и по этой причине прямо во внутреннем дворе после завершения всех дел и оказания полной помощи раненым состоялся малый банкет, совмещенный с поздним завтраком и ранним обедом. Кричали такие здравицы, выдавали такие тосты и пожелания, что даже я стал помаленьку потягивать крепленое вино из подаренного мне кубка. Вино мне понравилось. Потом удивительно взбодрило. Как и золотой кубок, украшенный камнями, который я старался из рук не выпускать. А напоследок я почувствовал себя всесильным и стал петь вместе со всеми древний победный гимн царства Трилистье.

Глава двадцатая

РАУНД ТРЕТИЙ — ПОБЕГ

Как раз в момент затянувшегося исполнения гимна со стороны берега к форту и прибыли многочисленные обитатели левобережья. Да и несколько ладей из верховий реки прорвались сквозь заслоны зроаков на правом берегу. Кстати, по словам прибывших из дальних весей, получалось, что боевые действия ведутся на больших участках правого берега.

После чего победный банкет перешел в несколько иную стадию. Вначале стали оплакивать павших. Потом их унесли к месту захоронения чуть дальше вдоль берега. После чего масса народу и воинов ринулась в покинутый лагерь зроаков за трофеями. Отдельные трофейные команды опять-таки с помощью трофейных коней и повозок свозили доспехи и все снятое оружие к берегу. Оттуда перевозчики все это интенсивно доставляли на левый берег. Не стал сотник хранить такое огромное состояние в стенах форта. С башнями поступили тоже весьма мудро и расчетливо. Подтянули их к обрыву и столкнули вниз на песчаный пляж. Так что разбирать на бревна не пришлось. А внизу обломки проворно вязали в плоты и тоже тащили к рыбацким поселкам. Лес там ценился, и добру пропасть не дали.

Специально собранная команда препарировала трупы врагов и с завидной скрупулезностью доставала арбалетные болты. Даже явно поврежденные не выбрасывались, а складывались в отдельный мешок, дабы впоследствии быть представленными пред ясные очи их милостей для отчета о проделанной весьма нелегкой, жутко неприятной работе.

Помимо всего и кузнецы ни на минуту свою работу не прекращали. Со стороны кузни неслись гулкие удары молотов, громкая ругань и звон наковален.

Самые большие плоты использовали для переправы лошадей, коих насобирали к финалу дня около сотни. Не стали брезговать и павшими на поле боя животными, конина ценилась не хуже иного мяса. Ближе к вечеру эвакуировали из форта и всех раненых. Кстати, каждый для ускоренного лечения получил должные порции магического тирпиеня, и — как обещал врач — выживут все. Но обещал это он, пробегая мимо и говоря все на ходу.

Потому что ни его, ни прибывших с другого берега старост, ни самого сотника с десятниками за столом во дворе больше не оказалось. Праздновать победу осталось только человек двадцать: оба барона-благодетеля, услужливый Стае и чуть более полутора десятков легкораненых, которые все равно ничем не могли помочь своим товарищам. А вот кушать и даже пить — получалось у них прекрасно. Уж про нас с Леонидом я и не вспоминаю. Мы отрывались по полной. За парочку часов мы так изрядно «накушались», что я и в самом деле стал похож на Винни-Пуха, а вино у меня только что из ушей не выливалось. Сам удивляюсь, чего это я так набрался? Бывали времена, когда подруги меня и не так спаивали, но чтобы сам? Да еще и до такой степени?

Только и находил потом оправдание своему поступку, что славная победа над самыми злейшими врагами каждого человека вскружила мне голову и начисто затмила здравый рассудок. И то еще, что мой организм оказался значительно более стоек к алкоголю, чем организм прославленного мэтра клоунады. Его первым унесли в нашу комнату вместе с арбалетом, там аккуратно раздели и бережно уложили на кровать. После успокоения на ложе одного барона Стае вернулся за другим, то бишь за мной. Еще и уговаривать меня пришлось, потому что я никак не хотел отрывать одну руку от стола, а второй рукой продолжал колотить по нему кубком и заплетающимся языком требовать:

— Ну! Еще один глоток! За победу! Наливай!

Так меня с кубком и унесли. Пока несли, меня изрядно укачало, и я уснул мертвецким сном дорвавшегося до дармовой выпивки алкоголика. Случилось это примерно в послеобеденное время, так что выспаться до ужина мы все равно не успели. Зато сами проснулись, когда почти стемнело. Вернее, это Леонид потревожил мой нежный сон каким-то несуразным, неразборчивым мычанием. Шевелить тяжеленной головушкой мне вначале долго не хотелось, поэтому я только с шестой или десятой попытки понял, что хочет мой товарищ:

— Пить! Будь ты проклят, Мохнатый, если опять не дашь опохмелиться!

Видимо, ему приснились кошмарный манеж и проклятая работа в передвижном цирке. Пришлось сочувствующе помычать в ответ и попытаться самому вспомнить, кто я и что здесь делаю. Вспомнить о себе ничего путного не удалось, зато ясно представилась бочка с ледяной водой, стоящая совсем рядом со спальней. Вот какая у меня память избирательная с перепою!

Со вздохом уселся на кровати, и в следующий момент меня оглушил знакомый голос. Заодно он жестко, до боли в висках напомнил, кто я такой и что здесь делаю.

— Ваши милости! Вставайте! Тревога! — Стае влетел в спальню, чуть не грохнулся, споткнувшись, рассмотрел меня и запричитал: — Беда, господин Цезарь, беда! Сотник выслал Дальний дозор еще пополудни, и вот теперь от них голубок прилетел с плохой новостью: огромное войско зроаков в нашу сторону идет! Никак не меньше пяти тысяч рыцарей. Видимо, те, что ночью сбежали, к ним подались и теперь сюда мстить ведут.

Хмель выветривался из головы, словно от урагана. Зашевелился, пытаясь встать, и мой товарищ. А я, пошатываясь, ввалился в ванную и с размаху засадил голову в бочку с ледяной водой. Вынырнул и вместо вопля воскликнул:

— И что?

— Комендант объявил полную эвакуацию личного состава на левый берег. Надо спешить!

Это мне нравилось. Раз обстоятельства так складываются, то лучше и в самом деле оставить форт, но зато спасти всех людей. Мы и так тут славно повоевали, теперь можно и отступить на более укрепленные, а главное, неприступные из-за широкой водной преграды рубежи. И Трофим не стал оглядываться на приказы или указания из ставки князя Михаила держаться на стенах до последнего воина. Молодец!

Другой вопрос, что эвакуировать следует в первую очередь самое ценное, а про тирпиеня никто сам спросить и права не имеет. Не хотят умирать от ядовитой дымки! Хорошо, что я сам вспомнил, выходя из местного аналога ванной комнаты:

— О! Ты чего стоишь?! Бегом куски тирпиеня в руки и на берег! Стоп! Зови еще двоих!

Стае сделал это через окно, и, когда все трое уже оказались нагружены, я отдал строгий приказ:

— Что бы с нами ни случилось, вы должны эту лечебную панацею сберечь и в крайнем случае употребить для нужного дела по собственному уразумению. Даю вам на это полное право. — Заметив, что они замешкались, топчась на месте, рявкнул, как положено: — Выполнять! Бегом!

Больше мы ни Стаса, ни его помощников не видели. Но кто-то нам чуть позже подсказал, что парни сразу с первой лодкой отправились на левый берег Лияны. Раз уж я назначил их своими наследниками на такой ценный груз, то уровень трех воинов на социальной лестнице сразу резко подскочил вверх.

Экипировались мы и загрузились своими пожитками довольно быстро, хотя и на этот раз не обошлось со странной чехардой с обувью. Мне показалось, что опять я надел совершенно новые сапоги из кучи под стеной. Свою многокарманную курточку я на этот раз надевать не стал, а продолжил пользоваться местным аналогом боевого жилета. Тоже вещь весьма удобная и, будучи накинута поверх ремней и патронташей с болтами, оказалась весьма просторной и практичной. Кстати, после ночного сражения зарядов у нас оставалось всего лишь по четыре десятка на каждого.

Во дворе под торчащими из стены факелами нас ждали оба боевых расчета с мешками болтов, как потерявших свою годность, так и вполне еще пригодных для стрельбы. А рядом с ними, на столах, поблескивали разложенные по рядам новые, наштампованные кузнецами смертоносные жала.

— Последние еще теплые, — любовно поглаживая оперения рукой, похвастался один из гигантов. Кузницу только что разобрали и самое ценное к берегу понесли.

— Сколько? — коротко спросил я, лихорадочно хватая то один, то другой болт и проверяя его на правильность исполнения. Как на первый взгляд, то очень, очень неплохие они получились для таких кустарных условий производства.

— Восемьсот! И более двухсот пригодных достали из тел кречей и зроаков.

— Хо-хо! — обрадовался Леонид, интенсивно распихивая болты по своим подсумкам и патронташам и кивая запыхавшемуся сотнику, — Да мы еще одно сражение выиграть можем! Кого стрелять будем?

— Никого! — резко выдохнул Трофим, — Немедленно уходим на тот берег. С минуты на минуту наши разведчики Должны примчаться, и надеюсь, они успели солидно оторваться от погони.

— А если не оторвались? — озвучил я очевидную мысль.

— Ну, тогда их прикроем залпами из луков, а потом и сами в лодки попрыгаем.

— И для всех лодок хватит?

— Снуют между берегами вовсю, но пока сами на берег не спустимся, не узнаем.

— Тогда надо какой-нибудь барьер перед самым обрывом соорудить, — посоветовал я. — Мы там с расчетами чуть подождем и, когда уже точно все эвакуируются, спокойно отойдем последними. Для нас шестерых одной лодки хватит.

— Ладно, давайте бегом к берегу, там разберемся! Тем более что телег над обрывом скопилось порядочно, чем не барьер против любой конницы?

Дюжие первые номера легко подхватили наши рюкзаки, вторые номера — мешки с болтами, и мы поспешили вместе с последними воинами и сотником Осмоловым к берегу. Причем, уходя последним, он поджег огромные кучи хвороста у ворот как первого, так и второго донжона. Хотя я заметил при этом навернувшиеся у него на глаза слезы, но говорил от твердо:

— Иначе самим потом штурмовать придется. А так легче будет после возвращения отстроить заново.

— Одобрям! — хлопнул я его по спине. — Нечего врагам готовую крепость оставлять.

— Не только это. Разведчики сразу поймут, куда мчаться, — стал перечислять дальновидный сотник. — Нам их видно будет отлично при свете пожара, зроаков сразу рассмотрим, если они на хвосте сидят, стрелять будет сподручнее по теням на светлом фоне.

На кромке берега и в самом деле ничего особенно сооружать нужды не было. Более пятидесяти повозок огромной дугой прикрывали уводящий вниз овраг, по которому и мы всего лишь вчерашним утром сами сюда карабкались. После приближения к самой кромке перепада высот становился виден берег, освещенный несколькими кострами, и группки людей, поспешно рассаживающиеся в прибывающие лодки. Вроде и средств доставки было достаточно, а воинов все равно оставалось довольно много на пляже. Да плюс отряд в двадцать лучников, который во главе с сотником и нами отходил от форта последним.

Прикинув на глаз, что лодок все равно не хватит даже на тех, кто уже на берегу, Трофим стал распоряжаться на самом обрыве:

— Связать все повозки между собой! И оставьте проход для наших! Потом сразу туда затолкаете вот эти три огромные телеги! И еще: приготовьте четыре факела для подачи сигналов, но чтобы пока они не горели.

Все приготовления сделали быстро, после чего каждый выбрал для стрельбы наиболее удобную, защищенную позицию, и мы стали ждать. Правда, не совсем беззвучно, потому что один из воинов продолжал смотреть на берег и вслух комментировать процесс эвакуации:

— Человек пятьдесят осталось. О! Еще две лодки показались! Теперь чуть более трех десятков. Еще шестерых забрали. Здорово! Большой баркас сразу двенадцать человек загрузил! А вот и последние отплыли… Одна… Уже три лодки с кормчими стоят у берега и ждут нас. Еще две прибыло…

— Уже легче! — не сдержал радостного восклицания сотник, — Где же эти дозорные?..

Словно услышав его мольбы, что-то замаячило в моей ночной оптике. Как мне ни мешал отблеск разгорающегося пожара, но, прикрываясь с правой стороны досками, сумел-таки рассмотреть всадников. Вначале только нескольких.

— Вижу! Четверо наших! — Мое восклицание вызвало радостный рев среди лучников. А я уже просматривал пространство за спинами скачущих во весь опор разведчиков, и не зря: — Вижу погоню! Один метрах в пятидесяти! За ним еще три зроака! Растянулись цепочкой! Без доспехов, видать, легкая кавалерия. Опа! За ними еще пять… нет, около десятка! Вроде за ними еще кто-то виднеется.

Ну, воевать из нас никто не отказывался. Наоборот, все горели желанием напоследок хоть как-то отомстить за покинутый и сожженный собственными руками форт. Так что послышался шум, когда все лучники натянули тетиву и достали первые стрелы. Остальные они разложили в пределах досягаемости.

Два молодца выдвинулись вперед с факелами и закрутили их условными фигурами. Да и сами дозорные, уже издалека рассмотревшие горящий форт, сразу скорректировали движение своих уставших лошадей прямо к оврагу. Но так как они могли в темноте просто убиться, врезавшись в телеги, им и показывали сигналами остановиться, а когда взмыленные лошади стали останавливаться, еще и криками продублировали:

— Спешивайтесь! И к нам! Тут телеги! А погоню сейчас перебьем! Тут и бароны, и лучники! Сюда, сюда!

Кажется, коней загнали насмерть, потому что те, даже избавившись от всадников, успевали сделать лишь десяток-два шага в сторону и заваливались с болезненным храпом на землю. Но увы, тут уже было не до посмертной благодарности верным друзьям человека. Дозорные тоже шатались от усталости и бессилия. Потушившие факелы воины хватали товарищей под руки, проводили по узкому проходу и сразу же сдвигали расставленные чуть раньше повозки. Еще и веревками крепко связывали, фиксируя мертвыми узлами.

А оба наших арбалетных расчета уже давно работали с полной нагрузкой. Причем начали мы отстрел примерно со второй пятерки зроаков, уверенные, что первых лучники и сами успокоят. Так и получилось. Самые шустрые оказались уничтожены, не сумев добраться до засеки и даже не рассмотрев ее. Зато скачущие во второй волне погони, не снижая скорости, постарались не просто атаковать всем скопом, а сбились в единый клин, выставили перед собой щиты и продолжили наступление с яростным воем. Слишком им, видимо, хотелось догнать, растоптать и уничтожить. Да и численность им позволяла чувствовать себя непобедимыми: около шестидесяти всадников.

Этим удалось домчаться до засеки, и добрый десяток убился насмерть, врезавшись в темноте в неожиданную преграду. Остальных наш отряд перестрелял без особого напряжения.

Разве что нескольким зроакам, скачущим в самом тылу, удалось развернуть своих коней и ускакать за пределы зоны поражения от прицельного огня наших орудий. То есть около трехсот метров. Конечно, и на таком расстоянии убойная сила у болтов оставалась, но пока мы не видели смысла показывать такую дальнобойность. Враг отступил и вряд ли больше сунется к берегу в ближайшее время, а значит, наш отряд может преспокойно эвакуироваться.

— Ну что там?! — восклицал сотник у меня над ухом.

— Да вроде как и тяжелые рыцари прискакали, — пытался я рассмотреть неясные тени, — Спешиваются, все спешиваются.

— Элита! — словно выплюнул Трофим, — Чтоб они быстрее издохли! Своих лучших коней берегут. Сейчас соорудят деревянные щиты или железными большими прикроются и пойдут в атаку пехом. Кречей не видно?

— Ни одного.

— Значит, отстали во время скачки. Уходим! — решился он наконец, — Вполне успеем! Цезарь, двигайся!

Воины сорвались с мест и поспешили вниз, тогда как я решил еще пополнить свой счет убитых людоедов. И опять у меня перед мысленным взором замаячила детская разрубленная ладошка. Поэтому я отвечал таким тоном, что суровый сотник даже не посмел что-то возразить:

— Отходите все! Для нас шестерых оставьте только одну лодку с кормчим. Мы тут еще чуток развлечемся и вас догоним. Ну! Давай не стой и не серди меня понапрасну! — Не дожидаясь от него ни слова в ответ, я переключился на своего товарища: — Барон Копперфилд, а не лучше ли нам слегка сдвинуться к центру?

— Истину глаголете, друг мой! Этаким способом мы с одного выстрела и двоих порой завалим. На войне бережливость тоже нужна.

Внутренне я порадовался за своего товарища. Кажется, он уже прошел все испытания на выносливость, чувствительность, бесстрашие и умение действовать холодно и расчетливо. Как по мне, то он действительно сейчас напоминал больше прославленного Рэмбо, чем мэтра клоунады. Да и его боевая расцветка, которую он подновил перед уходом из форта, лишний раз это подтверждала.

Трофим Осмолов только и позволил себе пригрозить:

— Пока вы не начнете спускаться, мы отчаливать не ста¬нем.

— И зря!

— Нет, не зря! Вон какой туман по воде стелется! Скоро там ни зги не рассмотрите.

— Но кормчий не заблудится?

— Никогда! Тем более для вас самого лучшего поставим. И вообще…

— Все, кончай торговаться, — перебил я его и вновь приник к окуляру своего прибора. Только и услышал за спиной топот сапог убегающего сотника. — А вы, ребята, как вниз побежим, постарайтесь из наших вещей ничего не забыть.

— Никак не забудем, ваша милость! — прогудел мой первый номер, поглаживая своей лапищей мой рюкзак, водруженный на телегу перед нами.

Зроаки и в самом деле решили атаковать в пешем строю. Соорудили острый клин, закрылись наглухо щитами и, грозно поблескивая броней, двинулись в нашу сторону. Мощно смотрелись, устрашающе. Ноу меня, наоборот, только бешенство усилилось от их вида. Около восьмидесяти рыцарей пошли в атаку в единой колонне.

Все могло быть, даже медлительность стального клина могла не принести победу всего лишь двум арбалетчикам. Поэтому я сказал вслух не только для своего товарища, но и для наших помощников:

— Как только колонна приблизится на пятьдесят метров, сразу хватаем ноги в руки и бежим в лодку. Ну и рюкзаки, конечно.

Минута прошла в наших рядах в полной тишине, но когда зроаки приблизились на дистанцию в сто девяносто метров, как показал мой прибор, Леонид вдруг предложил:

— А спорим, что они дрогнут и начнут отступать сразу за отметкой в восемьдесят метров!

— Это будет самая большая глупость с их стороны, — фыркнул я, тщательно прицеливаясь прямо в голову идущего во главе клина зроака. — Но я буду рад, если выиграешь ты! Начали!

Шаги зроаки в единой колонне делали маленькие, по два на метр. То есть за последующие две минуты они как раз достигли отметки в сто метров. Я за это время сделал двенадцать выстрелов, а Леонид всего десять. Но какими действенными наши выстрелы оказались! Похоже, и в самом деле некоторые болты валили по два врага одновременно. Потому что на дистанции в сто метров от стального клина осталось лишь чуть больше половины. Причем идущие в строю людоеды не видели ни стрел, ни летящих камней или копий, а подельники все равно продолжали падать кровоточащими кусками мяса все чаще и чаще. Скорее всего, именно поэтому они дрогнули гораздо раньше, чем предсказал барон Копперфилд.

Уже пригибаясь за щитами, они сомкнули их опять плотным клином и стали пятиться. Причем пытались наложить край одного щита на другой, тем самым увеличивая толщину защиты. Но мы только радовались от этого действа: главное, что враг не двинулся бегом вперед! Иначе мы просто бы не успели их уничтожить со своей скорострельностью.

— Хо-хо! — орал от восторга мой напарник и друг, — Лучше не придумаешь! Вернее, было бы лучше, если они сразу бы закололись кинжалами. Больше бы болтов мы сэкономили! Получи, фашист, фанату!

Моя душа тоже пела песню кровавой мести. Я прямо вздрагивал от удовлетворения, когда очередной силуэт людоеда валился на землю.

Как следствие, из всего отряда пешего клина не спасся никто. Последнюю парочку мы добили буквально в спину, когда те, бросив щиты и личное оружие, позорно бежали в спасительную для них темноту.

Хорошо, что я не отвлекся на восторги и взаимные поздравления по случаю победы. То, что я рассмотрел вдали, заставило резко выдохнуть: там готовилась к атаке тяжелая кавалерия. Причем рыцари выстраивались единым строем, одной шеренгой, намереваясь в любом случае окружить нас со всех сторон и одолеть с флангов.

— Все, отстрелялись! Бегом вниз!

После моей команды копаться или медлить никто не рискнул. Вторые номера как самые легкие неслись впереди, вторые волокли наши рюкзаки, ну а мы с Леонидом, неся в руках только арбалеты, старались не отставать.

А лодка и в самом деле уже почти не виднелась за густым туманом. Только по кормчему, стоящему с веслом, словно гондольер, мы и ориентировались. Уселись, удобно разложили вещи и тронулись в путь. Хотя я все равно решил взвести арбалеты и приготовить их к стрельбе. Упора для силачей тут не было, поэтому мы взвели свои устройства сами с помощью воротов, наложили болты и замерли. Больше от нас ничего не зависело. Гребли вторые номера расчетов, как на каноэ, только каждый со своего борта, а кормчий больше правил, чем шевелил веслом.

И все бы хорошо, но уже через пару минут прямо по ходу сквозь туман затрепетали отблески факелов, послышался шум сражения и раздались предупреждающие крики:

— Зроаки! Лодка и большая ладья! Всем в стороны!

Кормчий круто свернул вправо и шепотом приказал нам пригнуться. Видимо, ему лучше было видно поверх тумана.

Да и на привычном пространстве он мог лучше чувствовать присутствие врага. Потом он и парням приказал:

— Не грести! — и тут же добавил: — Ваши милости, прикройтесь щитами с левой стороны!

Щита имелось всего два, и я собрался возражать, но вторые номера и слушать не стали, прикрыли нас и щитами, и собственными телами. Да и опасности вроде никакой не слышалось, шум боя значительно удалился влево и за корму и почти стих. Так что шепот кормчего мы различали хорошо:

— Сейчас, сейчас, нам бы только на стремнину выбраться… Вот, вроде выплыли.

Казалось, что уже все обойдется, когда вдруг послышался резкий звук спущенной тетивы и свист многочисленных стрел. Наш поводырь в густом тумане свалился в воду почти без всплеска, я только и успел заметить торчащую у него из лица стрелу. Потом резкая боль кольнула меня в лопатку, что-то тяжелое двинуло по макушке, и я потерял сознание.

Глава двадцать первая

ВЫХОД К ГРАНИЦЕ

Остальные шесть дней перехода в место назначенной дислокации полк наемников «Южная сталь» двигался ритмично и без единого отставания в графике движения. Больше никаких задержек, дуэлей, ссор или недоразумений. Хотя все напряженно продолжали ждать: чем все-таки закончится противостояние между заслуженным ветераном и молодыми новобранцами.

Пока поссорившиеся довольно удачно оказывались в противоположных концах строя, колонны, лагеря или столовой. Конечно, большую роль в этом сыграло командование полка, контролируя ежечасно местонахождение соперниц и Делая их существование крайне изматывающим и тяжелым. Даже привыкшей к перегрузкам Апаше не удавалось выспаться как следует.

Следовательно, вся драчка откладывалась именно на первые дни непосредственно боевого дежурства. Теперь уже все понимали: достаточно будет новеньким наемницам хоть раз не вызваться в дальний дозор или не настоять на своем участии в разведке, скандальная заува сразу отпустит такую колкость или презрительное замечание, что дуэль начнется немедленно.

И подспудно условия для этого создавались заблаговременно. Как ни была ветеран Грозовая загружена в походе, она отыскала время и возможность выловить шустрого командира дальней разведки и оповестить:

— В первый выход — я с тобой! И только попробуй что-то возрази при всех!

— Когда это я тебе возражал, подруга?! — возмутился вслух Олкаф Дроон, бывший в миру бароном и тоже прослуживший в полку восемнадцать лет. — Да и какая без тебя разведка?

А про себя сразу догадался, что к чему. Ибо знал и о ссоре, и про обет, и про отсрочку дуэли. Поэтому, отходя в сторону, чертыхался вслух и бормотал:

— Ну и как я теперь от этих строптивых бабенок избавлюсь? Машут они шпажками, конечно, лихо, но в разведке это их не спасет. А если еще и Апаша будет рваться в самое гиблое место? Так вообще никто не вернется.

На одну тренировку трех красавиц он сам пришел понаблюдать специально. Так что вынужден был признать и высочайшее, невиданное мастерство, и логичность пусть даже опрометчивого поступка по приему новых воительниц в строй. Но ведь в разведке совсем иные навыки нужны, чем просто фехтование.

Оставалось только надеяться, что к моменту прибытия полка на границу обстановка там окажется спокойной и времени для притирки, осмотра, а потом и глубокого рейда окажется более чем достаточно.

Надежды не оправдались. Чуть ли не с марша полку пришлось вступать в бой. Вернее, сделать попытку зажать в кольцо и уничтожить небольшой отряд зроаков, которые напали на маленький хутор и подожгли его. Хорошо, что хуторяне успели спрятаться в заготовленной на такой случай землянке в лесу и остались в живых. Но вот дым от пожарища привлек леснавских пограничников, те наткнулись на численно превосходящий отряд людоедов и стали с боем отступать. Вот тут как раз и полк наемников из союзной империи Моррейди нарисовался, перехватив посыльного от пограничников, просящих о помощи. С ходу развернули свои порядки широкой цепью и стали окружать врага.

К несчастью, у зроаков оказалось прикрытие с неба. Как только кречи рассмотрели внушительное воинское формирование, так сразу сообщили своим хозяевам, и те на полном скаку стали уходить от погони.

Дело как раз близилось к вечеру, кони наемников были измучены дальним переходом, и поэтому должной погони ну никак организовать не получилось. Потом и отряд зроаков скрылся в густой, труднопроходимой чаще, где нарваться на засаду и коварные заструги было проще простого. Поэтому оказавшийся во главе погони майор дал категорический приказ к отступлению собравшимся вокруг него воинам. Но только после этого с удивлением заметил самых недовольных приказом: трио Ивлаевых и десятница Грозовая. Ну, с последней все было ясно, она врожденной интуицией воительницы чувствовала место предстоящего сражения и всегда оказывалась там раньше всех. А вот как новобранцы, находящиеся до того в середине походной колонны, успели оказаться в отряде преследования, он так и не смог понять. Хотя полковнику чуть позже доложил:

— Их лошади породы керьюги — словно ураган! Всех обогнали.

— Да? Может, они просто раньше всех дым вдали рассмотрели?

— Не спрашивал.

— Тем хуже для них, — пожал плечами командир наемников, — Олкаф Дроон просто вынужден будет взять таких шустрых в ночную вылазку.

— А какова будет задача для отряда?

Полковник, с романтическим именем Дункан и носящий довольно простую фамилию Белый, неспешно расстелил карту и ткнул пальцем на круг непроходимой чащи:

— Если мы и по всему периметру воинов расставим, это ничего не даст, зроаков около двадцати, и они легко прорвутся. Так что будем прикрывать целыми сотнями основные направления: здесь и вот в этих двух местах. Пограничники обещают перекрыть вот эту и вот эту дорогу, ну а отряду Дроона надо обойти лес с севера и по тамошней тропе попытаться в ночное время пройти вглубь. Если и не возьмут никого, то, может, вспугнут зроаков, и те нарвутся на одну из наших засад.

— Тридцати человек ему может не хватить, — сомневался майор.

— Потому и посылаем всегда добровольцев.

Действительно, подобные ночные вылазки всегда считались привилегией воинов, только вызвавшихся добровольно. Мало того, по неписаным законам полка ветераны в таких случаях отзывались самыми последними, давая возможность и новичкам себя показать. Так что избежать первого боевого крещения у трио Ивлаевых возможностей не было. Тут даже стоящие в наряде новобранцы имели право напроситься в рейд.

И в данной ситуации командиров озадачивала проблема с отложенной дуэлью. Вдруг Апаша воспользуется ситуацией и в запале боя просто сделает дырку во лбу Марии?

Нечто подобное подозревал и сам командир разведки. Поэтому, когда после ужина стал проводить отбор трех десятков для ночного рейда, сразу перед строем категорически заявил:

— Сегодня задание особенное, поэтому я набираю только тех, кто сможет быстро и тихо с расстояния в двадцать метров убить часового!

На что сразу все понявшая Апаша с нарастающим бешенством воскликнула:

— А умеющих переспать с часовым и замучить его до смерти ты не ищешь?

При этом она красноречиво посмотрела на трио наглых девиц Ивлаевых. Мол, только для этого они и годятся. Но Олкаф Дроон проигнорировал выпад:

— Тридцать человек прошу к этому костру для обсуждения! — после чего, тщательно скрывая торжество в голосе, добавил: — И не забывайте о моем предупреждении!

До этого он узнал, что новенькие совершенно не умеют обращаться с луком. Бросить тяжеленное копье — для них тоже нереально. Значит, сегодня — без них.

И сильно удивился, когда к обозначенному костру Ивлаевы таки приблизились. На хищно оскалившуюся за их спинами Апашу он внимания постарался не обращать.

— О! А вы чего сюда подались? У меня приказ, ихцорить я не собираюсь!

— А с кем спорить? — тут же отозвалась одна из двойняшек, — И по какому поводу?

— По поводу снятия часового с двадцати метров.

— Так это — запросто! — подхватила вторая из двойни, — Где и кого?

Командир разведки молча приблизился в ближайшему дереву, нарисовал на нем угольком овал лица и поставил в нем две черточки и точку. Получились глаза и нос. Затем демонстративно сделал двадцать больших шагов в сторону, воткнул там свою рапиру и отошел.

— Вот! Вы здесь, а часовой — то дерево. Убить!

— А куда попадать надо? — Двойняшки потянулись руками к обшлагам своих курток.

— Ха! В глаз, конечно! — хмыкнул Олкаф. И не удержался от ехидного добавления: — Шпажки хоть добросите?

— А в нос можно? — уточнила Мария, уже держащая в руке нож для метания. Причем нож особенный, явно не в Рушатроне произведенный. Точно такие же появились в руках и ее родственниц.

— Можно и в нос, — уже не таким самодовольным голосом разрешил Олкаф.

Только он это договорил, как последовали размазанные для взгляда броски и все три ножа оказались в заданных местах: в черточках овала и в том месте, где носу быть положено. Уважительный гул вырвался из трех десятков глоток добровольцев и тех, кто следом за ними подтянулся. Даже кто-то громко и явно щелкнул зубами то ли от досады, то ли от восхищения.

— М-да! — Командир разведки покачал головой, как бы сожалея, что его задумка не сработала, и в задумчивости остановил свой взгляд на старой боевой подруге, — А вот если бы…

Но та его ход мыслей раскусила сразу:

— Может, не надо? Вышла я самой первой и за двадцать метров могу не только сама прыгнуть, но и тебя за ногу добросить. Ты ведь знаешь.

Ничего барону Дроону не оставалось, как отбросить свои затеи по отсеву из отряда одной из противоборствующих сторон и под сдержанные смешки подчиненных подтвердить:

— Знаю. Ну, раз так, то слушай все сюда! В темноте мне потом некогда вас будет по лесу выискивать.

Инструкция и ознакомление с картой заняли четверть часа. После чего отряд из тридцати одного всадника скрылся в густой ночной темени.

Вначале скакали по дороге. Потом тоже по дороге, но заброшенной и сильно заросшей травой. А потом подковы коней обмотали специальной войлочной обувкой, каждый воин взял повод коня следующего за ним, и всей цепочкой двинулись вслед за командиром.

Ветераны, конечно, знали, а вот новички могли только догадываться о странной «прозорливости» Олкафа Дроона.

О том, что тот изучил за восемнадцать лет в пограничье каждый овраг, лес или болотце, все уже были наслышаны, но вот так уверенно вести за собой отряд в непроглядной мгле леса человек без обладания хотя бы первым шитом не смог бы. А вот барон — мог! У него с самого рождения имелся особый дар ночного зрения, словно сама судьба предназначала ему быть командиром разведки в полку наемников. В его семье вообще всех причисляли больше к семейству кошачьих за звериные умения и удивительную живучесть. Наследственные способности, значит. Да плюс недюжинная смекалка, смелость, боевая хитрость и знание партизанской так-тики на уровне подсознания — все это и позволяло ветерану выжить там, где большинство гибло на первых пяти, а то и первом году службы. Всегда быть на острие наибольшей опасности, на грани постоянного риска и оставаться при этом в живых удавалось только ему да Апаше Грозовой.

«Повезет ли на этот раз? — Барон двигался неспешно, всматриваясь в детали и примечая знаки, видимые только ему. Предупреждал о низко нависших ветвях и успевал думать на общую тему: — Зроаков не меньше двадцати. Пара кречей. Вроде бывали ситуации пострашнее. А вот непримиримые враги за спиной — это хуже всего. Девчонки вроде неплохие, хоть и дворянского рода, но не зазнаются. В нарядах стоят безропотно, хотя и могли потребовать от командира привилегий с первого дня. Да и внешность… Есть в них что-то такое страшное, сразу намекающее: с такими отчаянными воительницами лучше не связываться. Уж я-то чувствую любых безжалостных хищниц сразу! И все равно с ножами они меня удивили. Очень удивили! Жаль, что они в такую свару попали. И как только Апаша такое затеяла? Хотя с ней все понятно, иначе она не может. Но тем более дура! Мучайся тут теперь и переживай, вместо того чтобы спокойно убивать этих тварей! Ладно, будь что будет, а там посмотрим».

Ветеран заставил себя забыть про трения в тылу и полностью сосредоточился на осмотре ночного леса. Вовремя. Заметить ничего не заметил, но его до звериной чувствительности развитый нюх уловил еле заметный запах дыма, и он злорадно заулыбался: «Не выдержали, аспиды! Горяченького захотелось?! Ничего, дайте нам только до вас добраться! Напьетесь вы у меня бульона из собственной крови!»

Он замер, останавливая остальных. Шепотом приказал спешиться и проверить оружие. После чего четверых оставил с лошадьми, а остальных разделил на две группы, что и так оговаривалось заранее. Одну возглавила Апаша, обходя тропу по правому флангу, и в ее задачу входило лишь пройти метров сто и наглухо залечь, а потом, в случае шума, стремительно двигаться на него и убивать попавшихся на пути зроаков. Вторую группу командир повел сам, заходя по дуге далеко влево. Трио Ивлаевых, естественно, оказалось под его началом.

Этот лес он тоже знал неплохо, поэтому заранее предполагал примерное место ночлега вражеского отряда. Как и мог рассчитать местонахождение их дозорных. Основная задача полковником Дунканом Белым ставилась одна: подкрасться как можно ближе к противнику и вспугнуть их имитацией атаки. После чего враги уже сами нарвутся на засады и заслоны. И если будут при этом рассеяны и разрознены, то большой опасности не представят. А при ночном отступлении разрозненность грозит любой группе в любом случае.

Другой вопрос, что командир разведки или, как в данном случае, командир боевого рейда имел все права на импровизацию. Поэтому всегда мечтал и старался снять бесшумно дозорных и прокрасться непосредственно к вражескому лагерю. Для этого ему прежде приходилось полагаться только на свои силы и умения лучника. Но звук распрямившейся тетивы слишком громко разносится в ночной тиши, и один выстрел ничего не решает. Остальные не видят так хорошо, как он, даже когда он им указывал точное место со спрятавшимся дозорным.

А вот умения девчонок для этого дела подходят идеально. Хотя и приходилось сожалеть, что не отработали совместно тактику снятия часовых заранее.

Остановился. Шепотом подозвал Ивлаевых к себе и стал проверять их зрение:

— Что видите справа?

— Контур толстенного дерева, — прошелестел ответ. Да оно и понятно, даже в такой мгле некоторые могли что-либо рассмотреть. Хотя многие из группы в тринадцать человек вообще ничего не видели.

— Хорошо! А слева?

— Густая темень. Вроде как кустарник высотой метра полтора. За ним чуть белеющие стволы.

— Отлично! Это лесной клен, его тут полно. Значит, готовьте свои ножи и держитесь за мной. Начнем подкрадываться к цели. Главное, на сук сухой не наступите.

На удивление, воительницы двигались следом за ним словно привидения. Ну а остальные наемники уже давно получили навыки бесшумного хождения по лиственному лесу. И уже метров через пятьдесят Олкаф рассмотрел первого зроака. Тот расположился в нижней развилке веток на высоте метров трех и вращал головой во все стороны. Ни особым зрением, ни особым слухом людоеды не отличались, но это не значило, что можно было подойти и просто стащить часового вниз арканом.

Вскоре командир и второго зроака заметил: тот бессовестно дремал, упершись лбом в соседнее с первым постом дерево.

— Должен быть и третий, у них в тылу, — прошептал он девушкам, после того как в мельчайших подробностях описал местоположение двух обнаруженных им зроаков. — Но попробуйте вначале этих снять, а там дальше видно будет.

Все остальные остались на местах, а они вчетвером подались вперед. Девушки заметили цели, когда до них оставалось метров двенадцать, так что отдавать команду кидать ножи вслепую не пришлось. Что для барона Дроона показалось немыслимым результатом. В полной тишине сделали вперед еще по два шага, раздвинулись чуть в стороны, подняли руки.

Тому, что на дереве, ножи попали в глаза; тому, что сидел на земле, один нож вонзился в висок. Ни единого стона не раздалось.

Правда, Олкаф первым метнулся к дереву, собираясь ловить падающее тело, но зроак так и застрял на ветках, свесив голову вниз.

— Очень удобно, благодарствуем, — прошептали чуть ли не мысленно двойняшки, вынимая свои ножи из глазницу трупа.

Мария тоже вынула свой нож из мертвого тела, не забыв тщательно вытереть лезвие о чужую одежду.

— Первый, — злорадно прошептала она.

Опять командир выдвинулся вперед, перемещаясь зигзагами и высматривая третьего часового. Тот также оказался на дереве. Причем стоял таким образом, что, попади в него нож, часовой рухнул бы вниз обязательно. На этот раз воительницы действовали без подсказок и не спрашивая советов. Двойняшки лишь бросили другие ножи, более длинные и тяжелые, которые пришпилили мертвое тело к стволу дерева. Нож Марии торчал у зроака из глаза. Ветерану только и оставалось, что подхватить легонькую костяную пищалку, выпавшую из разжавшейся ладони людоеда.

Но после этого он не сдержался от своеобразной похвалы одновременно всем троим наемницам:

— Вы мне нравитесь! Ели останемся живы, буду к вам свататься!

Как ни странно, но путь к самому лагерю и после снятия часовых не стал открыт. Когда оставалось метров двадцать, разведчик заметил на верхушке дерева одного кречи и не сдержался от досады:

— Высоко! Не достанем!

— А что он там делает? — Мария могла рассмотреть только контур в переплетении веток.

— Спит, мерзкий урод.

— Ну и пусть себе спит. Пошли резать остальных зроаков, — предложила она так спокойно, словно предлагала поспешить на ужин. — Двоих с луками оставим здесь; если вдруг в лагере поднимется шум, пусть эту птичку сразу сбивают.

Ни спорить, ни рассуждать, ни восторгаться времени не было, поэтому барон Дроон отдал нужные распоряжения двум самым зрячим наемникам и вновь выдвинулся на острие атаки. Последние кусты преодолены, и вот она, вожделенная поляна с врагами.

По умолчанию считалось, что на других направлениях стоит еще три группы часовых. Значит, девять. Да второй кречи где-то спит на дереве, уже одиннадцать. А на поляне оказалось еще двадцать три людоеда. Все спали, кроме дво¬их, сидевших у самого большого костра, прикрыв спины щитами и держа в руках готовые лук и стрелу.

Слишком неожиданное преимущество врага в количестве. Но три воительницы и малейшего сомнения в своих действиях не допустили. Жестами оговорили первые цели для каждого, и все восемь наемников за их плечами наложили стрелы на тетиву своих луков. А потом уже отлично видимые при свете костров Ивлаевы стали бросать свои ножи. И эти моменты навсегда запечатлелись в памяти однополчан.

Три броска одновременно — и девушки встали из-за кустов во весь рост. Часовые умерли, не издав ни звука. Следующие броски проходили с единым шагом всех атакующих наемников на лагерь зроаков. При третьем ножевом залпе один из людоедов захрипел, несмотря на нож в глазнице. Его соседи пошевелились, но тоже оказались успокоены четвертой тройкой ножей. Затем пятый бросок — и пятнадцать трупов на поляне. Ножи кончились. В ход пошли стрелы. Но тут уже вопли раздались на весь лес: сразу убивать врагов не получилось, даже с нескольких попаданий, хотя и на ноги успели вскочить всего лишь три людоеда.

В тылах раздался звук падающего тела, и на поляну выскочили лучники, сбившие кречей:

— Готов!

Шум короткой схватки раздался справа, с направления атаки Апаши и ее группы. Успел оттуда донестись и пронзительный свист. Потом еще с трех сторон послышались свистки запоздалой тревоги. То есть часовых по периметру лагеря оказалось несколько больше. А вскоре и они стали выбегать на поляну, пытаясь помочь своим подельникам и совсем не ожидая увидеть их всех мертвыми. Некоторые бросались сразу обратно в лес, но там их в спину настигали несущиеся от костров стрелы. Вначале одна пара, а потом сразу трое зроаков выскочили из леса с мечами в руках и сошлись в сватке с командиром и тройкой воительниц. Пали они быстро. Причем на свой счет невероятно прославленный мечник Дроон сумел записать только одного.

Но еще больше недовольной осталась Мария, в азарте боя прикрикнувшая на одну из двойняшек:

— Ну и зачем ты его убила?! Он ведь на меня бежал!

Та виновато пожала плечами и попыталась оправдаться:

— Зато это мой седьмой.

— А мой был бы девятый! У-у-у!

Как раз к концу этого диалога на поляну ворвались наемники во главе с Апашей Грозовой. Глаза у той были круглые от желания кого-то убивать, топтать и рвать руками, и, пожалуй, только Олкаф и умел остановить подругу грубым, но действенным окриком:

— Ну и куда ты мчишься, словно корова за быком?! Все, бой окончен! Труби!

Последний приказ уже относился к горнисту, который на весь лес стал трубить условную мелодию, означающую «Прочесывание общей цепью к центру леса!», потом тоже условно дал сигнал, что два зроака и один кречи сбежали, следует смотреть тщательно. Всю эту гамму звуков он повторял многократно в течение получаса, так что поговорить и обсудить детали боя спокойным тоном наемники между собой не могли. Да и командир им не дал особо расслабляться, заставив выводить из глубокого распадка лошадей, затем тщательно обыскать окрестности поляны и стащить к кострам все вражеские трупы. Заодно и еще десяток костров разложить по краям поляны.

А когда пересчитали седла вокруг костров, то поняли, что по лесу бегают не два, а сразу четыре людоеда. Горнист заиграл новую мелодию. Через четверть часа прибыли и товарищи, оставленные сторожить коней. Они просто продолжили движение по тропе на призыв горна, ведя за собой животных, но по пути лоб в лоб столкнулись с несущимся в панике зроаком. Так что после этого по лесу искали только троих. Понятное дело, что подстрелить мерзкого кречи никто и не надеялся, хотя вверх поглядывали частенько. Но больше всего все смотрели только на трио Ивлаевых, которые при еще более ярком свете от разгоревшихся костров выглядели словно мечущиеся средь деревьев молнии. К тому времени двойняшки уже сбегали к дереву с пришпиленным часовым, вынули свои ножи, и теперь все три воительницы находились возле своих лошадок и тщательно чистили побывавшее в бою оружие. Их показательное нежелание участвовать в обыске и раздевании трупов тоже лишний раз доказывало их высокое происхождение, потому как не пристало родовитым дворянам заниматься грязными делами. Тем более когда и так желающих хватает.

По условиям контрактов, любой наемник получал от империи не просто жалованье, но и премиальные за голову каждого убитого зроака или кречи. Причем одна треть шла в кассу полка, а остальная часть премии доставалась лично отличившемуся воину. При спорной ситуации премия делилась на все подразделение, участвовавшее в бою. То же самое делалось и с трофеями, если таковые удалось снять с врага, и добытым верховым животным. Но порой проходили месяцы, а то и годы, пока новичку лично удавалось уничтожить хотя бы одного зроака или кречи. Все-таки боевое дежурство на границе — это не война. И только после убийства врага молодого сослуживца начинали считать прошедшим первую ступень посвящения. Так что нынешние зеленые новобранцы в одночасье, в первую же ночь пребывания полка на границе становились почетными, прославленными ветеранами.

Подобное ни у кого в голове не укладывалось, хотя довольны были все. Ну, кроме, пожалуй, только Апаши Грозовой. Она долго ходила кругами вокруг трио, присматривалась и прислушивалась к происходящему, пыталась раздавать команды и советы простым наемникам, но в конце концов не выдержала и приблизилась к Марии:

— Ну что, время нашей дуэли приблизилось?

— Увы! Не настолько близко, как хотелось бы! — со вздохом сожаления ответила та.

— Конечно, восемь зроаков ты убила, а вот где кречей наберешь до целого десятка?

Летающих сатиров изначально считалось и высмотреть сложнее, и убить, но молодая воительница в ответ покачала головой:

— К сожалению, не восемь, а только семь зроаков. Одного я выменяла на кречи. Так что худо-бедно, но и счет второго десятка у меня открыт.

Такое делать в одном бою и в одном подразделении тоже не возбранялось, но когда только она успела совершить обмен? Раздосадованная Апаша поспешила в той паре лучников, которые сшибли кречи с дерева, и стала возмущаться:

— С какой это стати вы убитыми врагами меняетесь?

Те тоже не первый год в полку служили, так что отвечали хоть и вежливо, но без страха, скорее даже с самодовольством:

— Ну как не поменяться, если сама героиня попросила?

— К тому же она нам взамен командира зроаков дала, а у него вон сколько всего ценного и дорогостоящего.

Они указали на кучу вещей, снятых с убитого врага, и зауве ничего не оставалось делать, как отойти с потемневшим лицом. Но по всему ее виду и учащенному дыханию становилось понятно: ненависть к молодой противнице у нее только усилилась.

Об этом подумало и командование, которое тоже через определенное время добралось до центра леса, дабы собственными глазами обозреть итоги беспримерного по удаче рейда. Все-таки за последний десяток лет такого не случалось: столько убитых врагов и ни одного потерянного бойца со своей стороны.

Все замечающий и соображающий Олкаф Дроон сделал доклад вначале чисто официальный, а потом уже стал делиться своими выводами и соображениями.

— Ничего не могу посоветовать, но знаю только одно: дуэли допустить никак нельзя! — горячился он. — Делайте что хотите, но…

— А поконкретнее можешь? — оборвал командира разведки полковник. — Это мы и без тебя знаем, чего нельзя допускать. И так удивляюсь, как Ивлаевы отсрочку сумели организовать.

— Может, троицу срочно куда-то отправить? — стал предлагать майор. — Допустим, в соседний полк, который на границе с Шартикой. Или в столицу, за личной наградой от императора. А? Вроде как положено представить.

— Согласен, представим обязательно. Но раньше письменного приказа из Рушатрона я их отправить туда не имею права. А тут пока согласуют, пока утвердят, пока сам император подпишет — так уже и месяц пройдет. А за это время эти гордые дворянки обязательно сцепятся.

Он тяжело вздохнул, озирая взглядом ярко освещенную поляну. Зато хитро прищурился командир разведки, в голове которого мелькнула крамольная мысль:

— Как я понимаю, для благого дела можно и на обман пойти? — Дождавшись неуверенных кивков, он продолжил: — Давайте на их фамильной гордости и сыграем. Вернее, на фамильной гордости Апаши. Сами ведь знаете, как она готова за своих родственников глотки рвать.

— При чем здесь родственники? — фыркнул полковник.

Но майор сразу уловил контур идеи:

— Давай, давай дальше!..

— Сделаем какое-нибудь письмецо, якобы ответ на официальный запрос командования полка, который мы, мол, сразу сделали еще в Рушатроне. Дескать, для полной конкретизации рода Ивлаевых просим дать точные сведения о ее княжеском роде. Ну или что там в тех Пимонских горах можно отыскать. И в ответе будет указано, что такие не просто существуют, но и имеют прямую связь с семьей заувы Грозовой. Детали этой связи можно продумать утром, на свежую голову. А потом это письмецо подкинуть так, чтобы его и Апаша прочитала. — Ветеран разведки самодовольно улыбнулся: — Как вам идейка?

— М-да! — зацокал языком майор, — У тебя и ночью голова свежей остается.

— Потому и убить меня трудно!

— Все-таки такое будет не совсем законно, — сомневался командир полка. — Вдруг потом что-то изменится? Или заува отыщет точные, но совсем противоречивые сведения? Как бы хуже не получилось.

— Хуже не получится, — продолжил убеждать Олкаф. — На это времени уйдет масса, да и письмо обязательно надо уничтожить. А потом ссылаться на то, что и где-то в архивах что-то бюрократы напутали. Нашей, мол, вины в этом вообще нет. Вдобавок взыскание Апаше влепить, чтобы чужие письма не читала.

Полковник многозначительно переглянулся с майором, который коротко хохотнул:

— Да нет, все нормально. Я всегда радовался, что это v нас такой командир разведки, а не у зроаков. Иначе лично бы повесил.

Все трое неожиданно рассмеялись, привлекая к себе внимание подчиненных. Но у тех только и мелькнули мысли в голове: «Радуются! Ну еще бы! Такая слава для полка, почет, награды! Может, и обед днем праздничный устроят по этому поводу? Вот здорово будет!»

А о чем еще воин думает, когда его командиры радуются?

Глава двадцать вторая

УХОД ОТ ПОГОНИ

— Очнись! Да что с тобой?! Борис! Мать твою!

Эти понукания и мокрая вода у меня на щеках и за воротом вернули меня к действительности, я открыл глаза и сразу их закрыл от страха. Потому что, пока отключился, перенесся, словно во сне, в свою спальню деревенского дома в Лаповке. А события последних дней, а то и недели не сразу вернулись в мою головешку. Вот и вздрогнул от не узнавания жуткой, гротескно разрисованной хари, вплотную пялящейся на меня из густого тумана.

Кажется, товарищ догадался об этом по моей реакции:

— Борис, это же я, Леонид! Это у меня просто шрамы на лице и черная краска!

Вот после такой «наводки» в мозгах прояснилось, я почти все вспомнил, уже вполне осознанно открыл глаза и с облегчением выдохнул:

— Уф! А мне вначале какое-то чудовище померещилось. Извини.

Он помог мне усесться, и я сразу почувствовал три неприятные вещи.

Но если с влагой у меня на груди и животе можно было мириться, то остальное меня насторожило.

— Голова болит. Кто это меня так?

— Наверное, стрелой ударило. Огромная шишка и потертость, волосы вырваны.

— Е-мое! Лей зеленку. А по спине у меня что теплое стекает?

Ну-ка, наклонись. Вот гадость! И туда тебя кольнуло сквозь твоего первого номера. Если бы не он…

Только сейчас я рассмотрел, что в лодке, кроме нас двоих, в живых больше никого не осталось. Да и мертвых товарищей лежало всего двое: молодой парень, второй номер из расчета Леонида, и добродушный здоровяк, который помогал взводить луки моего арбалета. У него из спины торчали сразу три стрелы, а одна из них проникла в тело настолько глубоко, что пробила его насквозь и проткнула мне спину.

Мэтр клоунады и в оказании первой помощи оказался весьма ловок. Пока я со стонами горевал о наших потерях, он быстро меня раздел, тщательно заклеил рану на спине медицинским клеем и закрепил повязку пластырем. Уже помогая одеться, мой товарищ скороговоркой обрисовал создавшуюся ситуацию:

— Слышишь рев? Там водопад. Я чуть не обделался от усилий, выгребая со стремнины влево. Сейчас мы тут наскочили на какие-то камни и застряли среди них. Но берег вроде рядом. Надо уходить, потому что чуть выше по течению слышен плеск весел и чей-то говор. Не понятно, кто именно, но нас, кажется, разыскивают.

— Чего тут понимать, — забормотал я, пытаясь встать на ноги и осмотреться поверх тумана. — Наши бы воины выкрикивали имена. Свои, по крайней мере. А где берег-то?

Если ориентироваться по направлению течения и принять к сведению местоположение водопада, то слева я видел только два больших камня, отсвечивающих в тумане, и больше ничего. Именно туда и махнул рукой Леонид:

— Где-то там.

— Может, утра дождемся? — предложил я. — А то ты — плавать не умеешь, я — короткий слишком.

— Не напоминай, — вздохнул мой товарищ страдальчески. — Ветер поднимается.

В самом деле погода резко менялась, и теперь нарастающий по силе ветерок с каждым мгновением все больше и больше колебал клубы речного тумана, а рассеянный свет звезд стал прорываться к речным пространствам. То есть видимость могла улучшиться в любой момент, а это тоже явление двузначное: мы можем лучше осмотреться, но и враги имеют шанс нас заметить. Тем более что плеск весел и скрип уключин становились все отчетливее. Но даже в таком случае куда-то убегать не имело большого смысла, далеко ли мы доберемся через прибрежные промоины с тяжеленными рюкзаками?

Поэтому мы подхватили свои заряженные арбалеты, выставили головы из густого тумана и стали ждать. Вскоре в той стороне, где раздавался равномерный скрип уключин, показались огни нескольких больших факелов, а потом, после порыва ветра, мы рассмотрели и внушительную ладью со зроаками. Всего на дистанции в сорок метров! Она спускалась кормой вперед по течению, готовая в любой момент вильнуть в более спокойные воды ближе к нам, а то и вообще, ускорившись, подняться выше. Восемь людоедов сидели на четырех парах весел. А еще двое стояли на носу и корме с факелами. Они внимательно осматривали воду и командовали, с какой скоростью грести и куда. Довольно грамотно маневрировали, профессионально.

— Рядом со стремниной идут, — прошептал Леонид, — Бьем факельщиков?

Но у нас было преимущество: мы их заметили раньше, а значит, и ситуацию оценить мне удалось лучше.

— Нет! Бьем тех, кто на веслах, но с противоположного борта. Я загребного, ты — того, кто сзади него! Готов? Пли!

Результаты своей стрельбы мы визуально определить и не пытались. Сразу же присели и стали воротами взводить арбалет для следующего выстрела. Но зато прекрасно услышали все, что происходило на ладье. После нескольких грубых ругательств и панических восклицаний раздался властный голос одного из зроаков.

— Твари! Куда гребете?! На стремнине уже!!! — орал он в исступлении, — Убрать тела с банок! За борт! Гедрер, садись за мной на весло!

Короткий всплеск сменился резким, порывистым, но равномерным скрипом. Опять все восемь весел стали выгребать ладью из стремнины. Но зато и мы уже наложили новые болты в пазы своих арбалетов!

Приподнялись, осмотрелись. Ладья уже находилась гораздо ниже по течению и теперь медленно, но уверенно продвигалась примерно в нашу сторону. Чуть полубоком, но для удобства нашей стрельбы — просто идеально. Чуть ли не в спину стрелять можно. Да и факелы остались гореть на выдвинутых над водой подставках. Так что нам даже густая волна тумана не помешала хорошенько прицелиться. Доспехов на зроаках не было, так что мы одним залпом вывели из строя если не четверых, то троих врагов точно.

Дальше мы опять ориентировались по стонам, паническим воплям и злобным командам. При всех усилиях спасти ладью у людоедов ничего не получилось: их почти сразу же вновь вынесло на стремнину и поволокло к водопаду. Тогда от старшего последовали команды срывать с себя все и плыть клевому берегу. После чего послышалось не то четыре, не то пять всплесков. Еще чуть позже — натужный, отчаянный вой. Видимо, кого-то из пловцов, а то и всех затянуло-таки в сильное течение и они осознали свою гибель в приближающемся водопаде.

Наши арбалеты опять оказались заряжены, и мы минут пять стояли и прислушивались. Все-таки слух у меня оказался более тонкий.

— Кто-то плывет. Оттуда.

Недолго думая, мы вылезли из лодки и стали спускаться по камням чуть ниже по руслу. И правильно сделали. Чуть левее мы рассмотрели запыхавшуюся и дышащую после тяжеленного заплыва фигуру зроака. Ни мгновения не сомневаясь в своих действиях, я вскинул арбалет и выстрелил. Погружаясь в воду, труп стал уплывать от берега. Все равно ему суждено было встретиться с водопадом.

— Зря болт потратил, — проявил скаредность мой товарищ, — Могли и просто веслом добить. Или ногой пнуть.

— Тебе повезло, и ты не видел, как некоторые попадают ножом в глаз, — ответил я, возвращаясь к лодке и стараясь не поскользнуться на мокрых камнях.

— Как раз не повезло! Или ты забыл о цирке?

— Ах, ну да.

— Учти, сам я тоже умею неслабо и ножи кидать, и топорики, и тесаки огромные. Порой Мохнатому помогал на выступлениях. На перекладине меня акробаты тоже с детства натаскивали, так что для меня сотню раз подтянуться — пустяк.

— А чего же мы раньше не сообразили тебе комплект метательных ножей подобрать?

— Было когда? И ты мне сразу признался, в какой мир мы отправляемся?

— Извини. Просто маленькая перестраховка.

— Да и рюкзак ты мне как верблюду какому-то нацепил. Сам удивляюсь, как я его таскаю, — Он грустно посмотрел на тела наших павших боевых товарищей: — Что будем делать с ними?

— Оставим здесь. Наши с утра обязательно отыщут. Или мы сами вернемся, когда на берегу осмотримся и жилье отыщем.

Прежде чем тронуться дальше, я зарядил арбалет, и только потом мы стали закидывать рюкзаки на плечи. Шли очень осторожно: и оружие мочить не хотелось, и самим с головой окунаться, да и ребра на скользких камнях поломать — что раз плюнуть. Камышей возле водопада практически не было, поэтому добрались до берега быстро, разулись, отжали носки и только тогда тронулись дальше. Ветер еще больше усилился, и мы уже находились на возвышенности, с которой окрестности с левой стороны просматривались отлично и Далеко, хотя сама река еще оставалась покрыта толстенной шубой из тумана.

С правой стороны от нас величественной стеной вставала Скала, и даже ночью не возникало сомнения в том, что взобраться на нее могут лишь скалолазы, каких мы наблюдали только в фильмах со звездами Голливуда. Прямо перед нами громоздились неровные россыпи скал, словно хозяйничавший здесь когда-то великан после обтесывания скалы с обеих сторон за собой не убрал строительный мусор.

Чуть левее, но дальше виднелись островки леса и холмы с нивами сельскохозяйственных культур, но ни одного поселка, дома или огонька рассмотреть не удавалось. Но и так, без инфракрасной оптики мне было все видно и понятно. Показав в ту сторону рукой, я сказал:

— Двигаем туда, вон к той маленькой рощице. А уже там сориентируемся.

И стал прилаживать свой арбалет к петле рюкзака. Тогда только Леонид искренне удивился:

— Мне казалось, ты шутишь. Неужели ты и в самом деле видишь и рощу, и… все остальное?

— Ну, не все, конечно! Но ведь звезды так все здорово освещают.

— Скажешь тоже! Я вижу только вот эти громады скал и валуны в двадцати метрах.

— Сколько? До них не больше пятнадцати, — поправил я с усмешкой, но уточнить все-таки решил: — А юн те нивы на холмах ты видишь?

— Борь, я серьезно. Даже холмов не вижу. — Он вспомнил о моем ранении: — Голова не болит? В глазах не рябит? Тошноты нет?

И в самом деле, стоило к себе вначале прислушаться. Но ничего не болело, нигде не рябило и никак не тошнило. Даже рана возле лопатки совсем не ощущалась. Голову рукой, конечно, потрогал, но только когда придавил сильнее, появилось состояние дискомфорта. В остальном в полном порядке. О чем и заявил товарищу с полной уверенностью.

— Странно, — Леонид задумчиво поправлял лямки своего рюкзака. — Никогда не встречал еще человека, которому сотрясение мозга улучшило бы зрение.

— А долго я был без сознания?

— Полчаса точно. Пока я веслом грести приноровился, пока выгреб со стремнины, пока лодку чуть на камни приподнял. Да и потом минут пять тебя водой поливал и по щекам хлестал.

— Вот! — воскликнул я поучительно — Вот почему у меня сотрясение мозга! Оказывается, он меня избивал! О-о-о-о! А еще друг, называется! — Я тоже поправил свой рюкзак и выдохнул: — Ладно, держись за мной, слепенький ты наш «мэтр знаменитый геройски прославленный аки барон Копперфилд»!

— И не страшно, что самозванцы, — бормотал Леонид позади меня, — Зато повоевали как здорово, да и за наших товарищей боевых отомстили: десяток зроаков уничтожили. А назовись мы простыми крестьянами или вольными путешественниками, так Трофим Осмолов нас бы сразу в подвал засадил. И вещи мог реквизировать. И допрос чинить с пристрастием. А мы в ответ — ни сном ни духом. Ничего ведь об этом мире даже ты толком не знаешь.

— Ну, если так вопрос рассматривать, может, ты и прав.

Мы как раз взошли на небольшой бугорок, с которого видимость еще лучшей оказалась. А может, это у меня и в самом деле зрение после удара стало улучшаться? Но мне сразу удалось заметить подозрительный блеск в лощине между холмами. Дальше уже воспользовался оптикой ночного видения и сразу переполошился:

— Неужели по нашу душу?! Около сотни зроаков на конях! Уходим к Скале!

А потом на всякий случай еще и по реке прошелся технически оснащенным взором. И там сразу заметил две очень большие ладьи, которые уже высаживали на берег десант в несколько десятков особей. Правда, виднелись они гораздо выше того места, в котором мы оставили лодку, но намерения людоедов и так были ясны: как минимум прочесать весь берег в поисках людей.

— Да что за напасть такая!? — двигаясь уже бегом, ворчал я вслух, — Как это нас в разгар войны занесло?!

Леонид пыхтел сзади и благоразумно помалкивал. Боялся сорвать дыхание. Вскоре и я запыхтел, как старый, загнанный конь. Только и тешила мысль, что конному всаднику здесь тоже не пройти, так что зроаки, если и станут осматривать местность вдоль Скалы, вынуждены будут делать это пешком. Шли мы наискосок к горному образованию и постепенно к нему приближались. Хотелось отойти как можно дальше от реки, чтобы нас утром не заметили поисковые команды зроаков. Если они разыскивают свою ладью, то вскоре поймут, что авангард погиб, и отступят на правый берег. Ведь и наши войска не будут вот так без боя отдавать родные земли, обязательно утром предпримут контратаку на людоедов.

Я мысленно улыбнулся, поняв, что называю воинов армии Трилистья «нашими». Хотя, с другой стороны, иначе про любых людей тут сказать и не получится. Да и мое причастие к империи Моррейди можно назвать как ничем не оправданное самозванство. Толи еще будет, если за мою липовую биографию возьмутся те, кому положено по долгу службы? Однозначно нам с бароном Копперфилдом мало не покажется. Так что придется после возвращения в Рушатрон вести себя скромно, незаметно, а после нахождения моих подруг вообще затаиться на съемной квартире где-то на окраине столицы.

С такими мыслями я и пыхтел, сгибаясь под тяжестью своего багажа и стараясь двигаться по прямой. Пока скалы отсекали нас от прямой видимости, а я знал о плохом зрении зроаков, все равно следовало как можно скорее создать приличный задел между нами и людоедами. Бежал и бежал себе, пока сзади не раздался стон:

— Сейчас упаду, дай отдышаться!

Рюкзак у Леонида был несколько тяжелее, чем мой, но в нашей спайке изначально я считался как слабое звено. Поэтому я весьма удивился, что товарищ так быстро выдохся. Хотел уже и в самом деле остановиться, но заметил, что громада Скалы уже почти нависает над нами, а метрах в ста прямо по курсу виднеется массивная трещина, рассекающая каменный массив чуть не до полной его высоты в триста метров. Перед расщелиной виднелось некое возвышенное нагромождение скал, и я сообразил, что оттуда обзор местности будет гораздо лучше. Поэтому бросил через плечо:

— Иди шагом в прежнем направлении, я там пока осмотрюсь.

Хрипы и топот сзади меня сразу стихли, а я так и домчался до выбранной цели, не снижая темпа. И только взобравшись по нескольким валунам выше по насыпи, сбросив рюкзак и распрямившись, понял, как зверски устал. Хорошо, что падать и жалеть себя не было ни времени, ни тех же сил. Снял оптику с арбалета для большего удобства и стал всматриваться, кто, где и как движется. Леонид только сейчас оторвался от валуна, на котором лежал, и медленно двинулся в мою сторону. Кажется, он и в самом деле плохо видел, потому что шел с жутким сомнением на лице. Пришлось его подбодрить выкриком:

— Веселее ножками двигай! Веселее!

Хуже было с людоедами: я никого из них не видел. Выпуклость скальных насыпей скрывала от меня дальнюю перспективу. Подумаешь, ерунда какая! Словно обретя второе дыхание, я пополз еще выше. И вот я уже возле самого монолита, который почти вертикальной громадой устремляется в звездное небо. Настраивая оптику, бормотал с явным удовлетворением:

— Ну вот, другое дело!.. Где тут наши аспиды рода человеческого?..

И бодрое настроение сразу увяло. Практически все аспиды двумя целенаправленными змейками спешили в нашу сторону! Как спевшиеся всадники, так и высадившиеся с Речных транспортов. Не знаю, видели они друг друга или чет, но эта целенаправленность обоих потоков показалась до жути неприятной и опасной. Сразу в голове всплыли пересказы Кайдана Трепетного про возможности истинных мастеров, носителей трех щитов, и там ночное видение стояло не на последнем месте. То есть если среди зроаков есть такое же татуированное чмо, как Заррабга, управляющий замка Дефосс, то они давно меня заметили и теперь ведут конкретное преследование. Причем таких специалистов среди них целых два. А нам и деваться особо некуда, за камнями не спрячешься и с грузом не убежишь. Да и сомневаюсь, что бегаю я быстрее тренированных и выносливых воинов.

Чуть отвлекся и подкорректировал движение товарища:

— Лень, прими чуть левее!

А потом стал интенсивно осматривать расщелину. Она оказалась не так глубока, как виделось издалека, метров десять — двенадцать в глубину. Но зато в самой ее узкой части, упираясь в близко расположенные стенки, можно было попытаться взобраться вверх. Не знаю, как там выше, рассмотреть было трудно, но даже на высоте в сто метров мы станем недосягаемы для стрел людоедов. А кречи на этом берегу по определению появиться не могут. Любого же, кто полезет следом за нами, мы остановим либо выстрелом из арбалета, либо метким броском оружия пролетариата.

Я еще только думал о булыжниках, а мои руки уже действовали. Разложил веревку, один конец укрепил на поясе, а второй — к лямкам рюкзака. Приторочил к себе как можно удобнее арбалет и начал восхождение. И когда к моему рюкзаку, осторожно присматриваясь, приблизился Леонид, я уже взобрался на высоту двадцати метров, примерно высота семиэтажного дома. Словно по заказу, там и полочка весьма удобная оказалась.

— Леня, ты чего на стенку пялишься, как баран на новый манеж?

От моего голоса сверху товарищ вздрогнул. Потом чуть не упал, пятясь назад, когда мой рюкзак стал подниматься вверх.

— А ты где?

— В Караганде! — шутил я, не переставая интенсивно перебирать руками, — И тебя сюда приглашаю!

Рюкзак улегся у моих ног, и освободившийся конец веревки полетел вниз.

— Привязывай рюкзак вместе с арбалетом и быстрее взбирайся, зроаки идут по нашему следу! — Лучшего стимула для придания скорости товарищу не понадобилось. — И за веревку можешь держаться, я ее закрепил!

Удобный выступ для этого я заметил сразу, и теперь мой товарищ имел под руками надежную страховку. А я, ни минуты не мешкая, полез выше. Следующая удобная выемка в виде грота мне попалась на высоте метров ста, почти на пределе длины нашей веревки. И то уже мэтр держал ее конец в руке и выкрикивал мне, что осталось всего несколько метров.

— Хорош орать, я в удобном месте. Вяжи мой рюкзак! Аспиды уже близко!

Чуть выше места моей остановки виднелись входы в пещерки, но взбираться туда по стене казалось намного сложнее. Да и необходимости пока не было.

Пока я поднимал свой рюкзак, а потом поджидал Леонида, враги соединились в одну колонну, приблизились на дистанцию в пятьсот метров и, как мне показалось, перешли на бег. Вот тогда я уже и рассмотрел в установленный на ар-балет прицел лица бегущих. Понятно, что для меня морда любого зроака казалась идентичной, но вот знаки, красующиеся на лбу у парочки впереди бегущих людоедов, заставили вскрикнуть. Настолько эти людоеды походили на управляющего Заррабгу.

В то же время у меня появилась твердая уверенность, что, если я избавлюсь от этих двух носителей щитов, погоня будет обрублена. А значит, стрелять надо точно и быстро. Второй арбалет у меня тоже был под руками, но переустановка на него оптики займет больше времени, чем повторная зарядка моего. Да и пристреливать после установки надо обязательно. Поэтому постарался удобнее оборудовать позицию. Вместо бруствера приспособил свой рюкзак, багаж товарища устроил под стенкой, чтобы о него опереться при работе воротом. Затем выставил планку на дистанцию в двести метров, навел на цель и, когда в верхнем правом уголке циферки достигли двоечки, ноля и пятерки, плавно нажал спуск.

Есть! Бегущего впереди не просто остановило, а даже назад отбросило, сбив с ног следующих сзади. Но сразу перезаряжать я не стал, присматриваясь, куда двинется второй носитель щитов.

Тот сразу понял, что война продолжается, и сиганул за обломок скалы. Но при этом заставил своих воинов заволочь к нему убитого: может, хотел подлечить да осмотреть? А потом резкими, громкими командами заставил цепи развернуться шеренгой и атаковать расщелину в Скале до последней капли крови. Даже мой слух уловил эти гортанные крики и разобрал каждое слово. Мол, мясо поднимается вверх!

Ну ничего, мы еще посмотрим, кто тут мясо для корма ракам! Откинувшись на мешок, я стал с максимально возможной скоростью проводить перезарядку. Жаль! Жутко жаль, что уродец спрятался за скалой. И мне его там не достать. А его подчиненные, видимо, и в самом деле будут переть на рожон, выполняя приказ, а то и вообще действуя под магическим внушением.

Послышалось пыхтение Леонида, и он вполз в сразу ставший тесным грот.

— Выбирай быстрее веревку! — прикрикнул я, — Пока какой тролль не зацепился!

И уже накладывая болт на струну и прижимая его пластиной, сам себе удивился: «Тролль? В самом деле, нечто сходное между ним и зроаком существует. Понятия и суть те же, просто здешние более на людей похожи, да и только. Но и те и другие — злейшие враги человека».

Командир людоедов из-за скалы не высовывался. А вот ноги убиенного мною раньше я видел отчетливо. Пару раз в прицеле мелькнули подошвы еще чьих-то сапог: все-таки носитель всеми силами пытался реанимировать своего коллегу, потому и за действиями своих воинов не наблюдал. А те и в самом деле старались в поте лица: двое уже карабкались по нашим следам вверх по расщелине. К счастью, это дело поправимое. Колоть или отыскивать булыжник пока времени не было, но одного болта мне не жалко. Еще и подождал, пока метров на пять третий зроак поднимется, а под ним расположится четвертый. Да и того нетерпеливо подталкивает в спину пятый. И куда спешат, спрашивается?

Ай да выстрел! Причем повезло опять мне! Два, если не три трупа, кучамала внизу, и дикие крики ярости вперемежку со стонами боли и отчаяния. Быстро снимаю оптику, передаю арбалет для зарядки Леониду, а сам начинаю присматриваться к той самой скале, за которой прячется носитель с мордой Заррабги. Вот гад! До чего же хитро высунулся: снизу, из-под скалы, только одна щека видна и глаз. Догадался уродец, что ему тут светит!

Но не менее удивительно, что и меня сумел рассмотреть. Начал выкрикивать, совсем меня не стесняясь:

— Мясо наверху, в гроте! Пробуйте достать его стрелами! Пара взбирается, остальные прикрывают! Пятое отделение — бегом вдоль Скалы! Подниметесь там дальше наверх и будете забрасывать мясо стрелами и камнями. Десятники ко мне, по одному!

Вскоре в нашу сторону полетели стрелы, но высота для них оказалась предельной. Если и залетали они в наш грот, то на полном излете, почти не опасные для нашего здоровья. Да и попасть еще надо было как следует, а лучники зроаков стреляли практически вслепую. Парочку залетевших к нам стрел мы отложили в сторону, чтобы не мешали, но в остальном времени не теряли и не расхолаживались. Я вновь приготовил арбалет к стрельбе и стал пристально следить за скалой, где прятался главный вражеский командир, а Леонид использовал наш топорик и отбил довольно увесистую «пулю» величиной с два кулака. Вроде небольшая, но один болт сэкономить должна.

Из-за скалы выбежал один десятник и поспешил к своим подопечным. Его сменил другой. Я мог убрать любого из них, но уж так мне хотелось хоть краешек тельца носителя зацепить!

От этого занятия меня отвлек товарищ:

— Пыхтит кто-то снизу, а ничего не вижу.

— Дай камень, — Я оторвался от наблюдения. Не обращая внимания на влетающие из сумрака стрелы, наклонился над расщелиной, хорошенько прицелился и двумя руками отправил булыжник по адресу: — А вот вам гостинец!

На этот раз опять не повезло зроакам: после падения оба шустрых скалолаза так и застыли на самом дне расщелины грудой искореженных костей. Леонид приступил к добыче новых снарядов, хотя работал больше на ощупь, чем зряче. Но искрами не сыпался, и то хлеб.

А я быстренько вернулся к своему прибору. За скалу уже забежал четвертый десятник, и я начал жалеть, что не использую своих шансов для их уничтожения. И уже думал завалить четвертого номера, когда тот побежит обратно, как вдруг под скалой, как раз там, где носитель высовывался осторожно для осмотра и отдачи приказов, я заметил переминающиеся с места на место подошвы. Видимо, их владелец малость увлекся наущениями для десятника и стал незаметно для себя отступать чуть назад. А может, и на камне какие схемы чертил, потому что странный свет там стал мелькать.

Отпустил я четвертого с душевной болью, и правильно сделал. Потому как после пятого, так и не дождавшись, пока тот уйдет от командира, и шестой десятник за скалу подался. Места стало им втроем совсем мало, и носитель щитов сделал еще шаг назад. Все, лучшего момента я мог не дождаться: обе ноги в профиль! Повезет, болт проломит обе!

Ну что тут сказать? Жуткий рев боли подтвердил стопроцентное попадание. Да еще и свет вдруг полыхнул раза в три ярче. Он что, там лампу карбидную уронил? Или масляную? Но пока я вновь изготовился к стрельбе, трепещущее освещение пропало и на уровне щели никто больше не топтался. Десятников тоже не заметил: то ли затаились, то ли разбежались.

Ну ничего, уж с этого момента я начну отстреливать зроаков где только придется! Вон их сколько с луками в боевом полукруге стоит! Вот и первый кандидат, я выбрал его из стоящих за спинами остальных. Выстрел. Завалился, проклятый аспид!

— Заряжай! — передаю арбалет назад Леониду, но он как-то странно мычит от удивления:

— Смотри, кажется, кречи летят!

Еще бы: я-то вниз смотрел, а моему товарищу на фоне звездного неба сразу бросились в глаза несуразные тела премерзких летающих сатиров.

Глава двадцать третья

ПОДМЕТНОЕ ПИСЬМО

После беспокойной победной ночи всему полку наемников командование разрешило отсыпаться до самого обеда. Тем более что при прочесывании леса уничтожили еще двух зроаков. А один скрывшийся людоед да один улетевший кречи общую картину удачного рейда и последующей операции зачистки нисколько не испортили. Мало того, еще перед поздним отбоем полковник пообещал своим подчиненным праздничный обед с некоторыми дополнительными вкусностями.

Спали почти все, естественно, кроме стоящих в охранении или работающих в наряде. Понятное дело, что героинь рейда никто бы будить не стал, но они проснулись раньше всех и, пользуясь полным затишьем и безлюдьем небольшого леска рядом, отправились туда для интенсивной тренировки. Казалось, никто даже не видел, куда они пошли, и тем более воительницы удивились, когда заметили проламывающуюся к ним напрямик через кусты Апашу Грозовую. Причем все трое уже порядочно разогрелись и не выпускали из рук своего оружия.

— Ну все! — стала ворчать Катерина. — Не дотерпела она до окончания обета.

— Если нападет сразу, — отчеканила Вера, — имеем право убивать ее втроем. Как в обычном бою.

Но заува остановилась на дистанции в десять метров, как бы даже не провоцируя на ответное нападение, и с глубокомысленным видом стала излагать причину своего вторжения на полянку:

— Я вот подумала и задалась вопросом…

— Ух ты! — не раскрывая рта, зашептала Катя, — Она еще и думать может?

— …нельзя ли помочь другому человеку в выполнении обета? Проконсультировалась у знатока законов нашего наемного племени и узнала: можно! Опять-таки если на то есть добрая юля обеих договаривающихся сторон. А так как сутки еще не прошли с момента последнего боя, то я имею право и обменяться трофеями, и одарить ими кого угодно.

Повисла пауза, ю время которой Мария пожала плечами:

— А мы здесь при чем?

— Так ведь ты торопишься скорее выполнить обет в честь павшего брата и друга? Значит, не побоишься принять мой дар в твою копилку! Потому что смелым и отважным родовитым дворянкам бояться нечего!

— Сама дура наивная и нас за дурочек держит? — теперь шипела уже Катерина. — Как ей не терпится поскорее дуэль начать!

Веко Апаши задергалось от нервного тика, хотя она и старалась презрительно улыбаться. Видно, шептание трио Ивлаевых ей жутко не нравилось. Потому и повысила голос, наверное:

— Ночью я убила одного зроака, часового. Дарю его тебе, Мария Ивлаева!

И вот тут, несмотря на открытое и презрительное фырканье двойняшек, Мария спокойным, недрогнувшим голосом произнесла:

— Подарок принят! Прошу его отдать интенданту на мое имя!

Кажется, и сама Апаша больше всего не ожидала согласия. Потому что счастливо улыбнулась, промычала что-то невразумительное и поспешила в лагерь к интенданту.

— Ну ты даешь!

— Делать тебе нечего? — возроптали ошарашенные близняшки.

— Ну и о чем спор? — возмутилась бунту лидер компании, — Вы же самые хитрые в нашем роду лисички! Неужели не соображаете? В любом случае только что я избежала ненужных оскорблений и открытой конфронтации. Она могла и сразу броситься в порыве злости. Ну убили бы ее, а толку? И потом, раз ей можно дарить, то почему и я не могу подарить кому-то иному? Хотя бы вам? И что получается в итоге? Все в шоколаде и все довольны! Понятно?

— Ну ты и голова! — Глаза Веры горели огоньком искреннего восхищения.

Тогда как Катя скривилась:

— Интересно, а как это скажется на нашем имидже родовитых дворянок? Вдруг начнут обвинять нас в спекуляции, перепродаже.

— Эй ты, дворянка! — с угрозой вызверилась на нее Мария, отскакивая в сторону и вытягивая перед собой рапиру, — Это все из-за твоих глупых выдумок стряслось! Не хотела котлы чистить? Так все равно пришлось! Защищайся, негодница!

Пока Ивлаевы продолжили интенсивную тренировку, заува Грозовая наведалась к интенданту, оформила дарственную на убитого врага и все его имущество и вышла на плац весьма собой довольная и одновременно озабоченная. Причем на ее лице выглянувший командир полка прочитал обе эти эмоции. Потому что удивился:

— Тебя редко такой увидишь, Апаша. Кто тебя так и порадовал, и озаботил?

— Да все та же сопливая малолетка. Только что вручила ей своего зроака. Теперь вот думаю, как договориться со всеми, чтобы они мне своих кречи, подстреленных в ближайшем будущем, отдали, одолжили или продали. Поможешь?

— Хм! Может, и помогу. Но опять-таки в свете твоих теперешних эмоций.

— То есть и ты меня хочешь и порадовать, и озаботить?

— Тебе решать. Но сначала зайди ко мне, — Пропуская ее в шатер, полковник воровато оглянулся по сторонам и пробормотал: — И хорошо, что майор спит, тебя не видел.

— А он чего, меня ревнует? — захихикала заува.

— Как будто не знаешь, какие он на меня рапорты строчит в общий штаб Лиги?!

Это тоже была одна давняя игра командира и его заместителя, при которой они создавали у подчиненных мнение якобы некоторой враждебности друг с другом. Метод срабатывал очень часто: если кто-то сомневался в одном из командиров, то всегда легче раскрывался перед другим. Апаша уже давно догадывалась об этой двойной игре, но все равно клюнула на наживку:

— Ну а сейчас за что рапорт писать станет?

Она остановилась у стола, а полковник стал нервно прохаживаться по кабинету, как бы раздумывая и решаясь на какой-то недозволенный поступок.

— А то ты не знаешь, что повод кляузнику всегда легко найти. Да и вообще, на некоторые действия и я, как дворянин, не имею права. Тем более когда мне ясно указывают на неразглашение какой-либо тайны, — Он замер в задумчивости, заметив, как напрягшаяся воительница следит за всем его телом, движениями, эмоциями и взглядом. После чего, словно случайно, покосился на стол и продолжил размышления: — Конечно, с другой стороны, я просто обязан радеть за каждого своего подчиненного и ставить его в известность по поводу касающихся его обстоятельств. Особенно семейных. — Он еще раз со вздохом посмотрел на стол, где среди карт окружающей местности лежало в приоткрытом конверте письмо на гербовой бумаге. — Но увы, ничего не могу поделать. Приказ есть приказ, и я сам паду в собственных глазах, если его нарушу.

— Ну так не нарушай, — промямлила заува, уже и сама блестящими глазами стреляя на конверт.

— Действительно, так и сделаю. — Полковник почесал висок, потом несколько потерянно оглянулся, словно кого-то разыскивая: — Не понял! Где мой денщик? Опять этот пьяница где-то дрыхнет? Ладно, я сам гляну, куда его понесло! — вдруг неожиданно рассердился полковник, — А ты тут присмотри пока. Через две минуты я вернусь.

Апаша только головой кивнула, прекрасно догадавшись о всей подноготной происходящей сцены. Командир, добрейшая душа, получил из столицы какую-то депешу, в которой есть нечто важное, очень сильно касающееся заувы Грозовой. Но открыто дать ей почитать не имеет права, поэтому и выдумал такой наивный предлог для выхода из шатра на две минуты. Прозорливой воительнице давалось время самой прочитать что надо, и в случае любых разборок она просто не имела морального права заявить о нарушении секретности. Скорее, сама будет виновата в краже и чтении не предназначенного ей письма.

Когда полковник только скрылся за пологом входа, ноги уже несли Апашу к столу, а руки лихорадочно разворачивали письмо. Сознание еще пыталось противиться этому нарушению, но упоминания о делах семейных начисто смели последние барьеры самодисциплины. Глаза лихорадочно перечитывали красивые, крупными буквами, строчки писаря императорской канцелярии.

Ровно через две минуты возле входа в шатер и в самом Деле послышался предупреждающий кашель, а потом и полковник вошел, больше глядя себе под ноги, чем на стол или на десятницу своего полка.

— Ты представляешь — и в самом деле спал! Надо будет его выгнать в общий строй и подобрать себе другого. Подумай, может, и ты кого порекомендуешь?

— Подумаю, — Странно покрасневшая заува уже бочком пробиралась к выходу, — Обязательно подумаю.

— Ага! И загляни сейчас сразу на кухню, проверь, как готовится праздничный обед. А то этого майора тоже сейчас не добудятся. Иди!

— Сделаю! — уже из-за порога раздался подрагивающий голос.

Полковник постоял, прислушался, потом с улыбкой присмотрелся к конверту и довольно потер ладони. Майора тоже будить не пришлось, потому что уже через пять минут тот с хитрющим выражением на лице заглянул к командиру:

— Ну как?

— Все в порядке! Ты ее видел?

— Еще бы! Словно лошадь понеслась к кухне и вся красная, как после парилки.

— Уже лучше, хоть сразу не помчалась искать трио Ивлаевых.

— А прочитала?

— Конечно! Все успела! Правда, в спешке не так письмо сложила и не до отметки в конверт засунула. Так что теперь можем немного успокоиться, она сама себе голову быстрее проткнет, чем гипотетических родственниц пальцем тронет. И это, должок именно тебе придется отдавать Олкафу Дроону.

— Ты проиграл спор, а я должен выставлять свои чудом сбереженные лейзуены с паймонским?! — возмутился майор.

— Ну нету меня! Нет! Потом, как куплю, отдам вдвойне. Но сейчас только попробуй этому хитро сделанному барону не выставить! Знаешь, какой он желчный и вредный становится?

— Да, придется выставить. Хотя, с другой стороны, мы и сами порядочно этого вина откушаем. А?

И опять просыпающиеся наемники услышали из командирского шатра довольный хохот. Многие вспомнили о предстоящем обеде и возможных грядущих увольнениях и стали взлетать со своих расстеленных на биваках одеял, словно подброшенные пружинами.

Глава двадцать четвертая

ЗАГНАННЫЕ В ТУПИК

Мне вначале не поверилось:

— Ведь кречи перелететь через реку не могут!

— Ха! — Мой товарищ оказался сообразительнее, — Почему тогда их не попробуют перевезти на ладьях? А будут возражать или плакать — просто связать без всяких разговоров.

Как бы там ни было, но обстановка резко накалилась. Тем более что силуэтов мы насчитали целых одиннадцать. Я уже сам лихорадочно взводил свой арбалет для выстрела, а Леонид устраивался на позиции со словами:

— Если они нас сразу атакуют с саблями, то нам крышка. Топориком и мачете не отмашемся. Да и камнями нас сверху закидывать удобнее.

— Фиг они нас видят! — шипел я, закладывая болт, — Ты как? Попадешь?

— Если не снизятся и останутся на фоне неба — запросто.

— Тогда я луплю самого нижнего, а ты кого повыше выбирай.

Зловонные сатиры приближались к скале и представляли для нас довольно удобную мишень. Кажется, они просто летели без особой ориентировки, только и зная, что где-то тут их покровители прячутся. А может, и нить какую-то путеводную потеряли, которой их носитель трех щитов к себе притягивал? Да и попробуй такую связь поддерживай, когда У тебя толи две голени перебиты, то ли обе ступни раздроблены. Понятно, что людоед с такой большой магической силой себе умереть не даст, но и против нас он уже не слишком пошустрит, может, вообще удалось его вывести из строя.

После первого нашего залпа две тени кречей камнями рухнули вниз. Потери в своих рядах подельники заметили сразу: дико заорали и стали метаться из стороны в сторону. Им в ответ раздались крики снизу: один из десятников гортанно выкрикивал непонятные мне команды. Но пока это длилось, мы перезарядили и дали второй залп. Увы! Самый неудачный в нашей биографии: барон Лев Копперфилд не попал, а мой болт, видимо, лишь чуток задел летающего сатира. С криками боли и возмущения тот пошел на посадку и вполне целостно приземлился между скалами. Оклемается и взлететь может. Остальные восемь особей резко взмыли вверх и успели до нашего третьего залпа опуститься на самую верхушку Скалы да там и усесться прямо над нами. Понятно, чего им атаковать, если они на фоне чернеющей громады ничего не видят. Вот когда наступит рассвет, тогда их и пошлют по наши души.

Поток стрел резко усилился, и я, выглянув, довольно удачно свалил вниз одного скалолаза. И только после этого чуть ли не случайно заметил еще двоих: один прятался на том самом уступе, где я останавливался в первый раз, а второй уже сумел вжаться в выемке метрах на пятидесяти. Вот редиски! Да они так и в самом деле к нам поэтапно доберутся! А если еще и луки захватят? Веревки они уже захватили, и теперь по ним в гору карабкался очередной шустрый кандидат в покойники. Этого я сбил тоже, но после этого Леонид заявил:

— Камни кончились. Без отбойного молотка — никак не выковырять.

Ладно, нам для хорошего дела болты не жалко. Тем более что их у нас в четыре раза больше, чем самих зроаков вкупе с кречами. Все только и упирается, что в малую нашу скорострельность да в нашу лимитированную выносливость. При правильной осаде нас из грота могут и до утра выковырять, а если предположить, что на этот берег переправилась и некоторая часть армии зроаков, то и днем к нам помощь может не успеть.

Поэтому я мобилизовался максимально и каждый болт старался тратить с максимальной точностью. Вначале «подчистил» расщелину, к нам ведущую: верхнего снял легко, а вот засевшего на уступе врага пришлось доставать, чуть ли не полностью свесившись над обрывом и упершись в противоположную стену расщелины. Но достал, хоть и рисковал остаться утыканным стрелами сверху. Благо хоть кречи луками не пользовались. Но ведь стоило не забывать и о десятке зроаков, посланных в обход с самого начала. Если они выберутся наверх, только камнем по голове получить не хватало.

Поэтому, прежде чем перебраться в наш удобный грот, я внимательно присмотрелся через пролом расщелины вверх и заметил голову слишком любопытного кречи. Тот пытался рассмотреть, что творится внизу. Ну и как не воспользоваться таким подарком? Хоть и максимальная дистанция для стрельбы строго вверх, но я не промазал: зловонный сатир покачнулся и молча рухнул в пропасть. Зато как кричали возмущенно ему вслед его собратья по стае — это следовало послушать.

Но я не слушал, а методично отстреливал всех, кто пытался достать нас стрелами снизу. При этом я пользовался обоими арбалетами попеременно, потому что Леонид совершенно не видел, куда стрелять. За последний час мое ночное зрение еще больше улучшилось, и я из своего арбалета брал только «тяжелые» полускрытые за преградами цели, а из арбалета моего товарища валил на убой всех, кто стоял на открытом пространстве. Со счета сбился быстро, но два десятка людоедов точно оприходовал в список «не опасны».

К сожалению, такая простая охота вскоре закончилась. Когда зроаки поняли, что их уничтожают безудержно и целенаправленно, они стали интенсивно прятаться и прекратили всякие попытки как взобраться по расщелине, так и проткнуть нас стрелами. Но это они думали, что надежно спрятались за скалами, а мне-то с чердака виднее! То один кровоед задницу выставит в сторону, то другой в полной темени своими глазищами пытается что-то рассмотреть. Ну а я их и бил в то место, что видел, не привередничал. Потому как знал еще одно правило войны: труп могут и бросить на поле боя, а вот с раненым придется сразу двоим воинам возиться. Да еще и силы тратить, волоча его на носилках.

Так еще десяток аспидов к их подлым предкам отправил. И ют после этого они залегли намертво и стали ждать рассвета. Что для нас было ну очень неприемлемо. Чуть посовещавшись, пришлось принять предложение Леонида «приподняться метров на двадцать — тридцать и там осмотреться». Имелось в виду некое более надежное убежище, чем наш тесный грот. Тем более что я проболтался о расположенных выше, но замеченных еще чуть раньше отверстиях. Весь вопрос стоял в том, чтобы сделать разведку в полной тишине. Не то разъяренные кречи уже в темноте начнут кидаться камнями, и нам несдобровать. Я и так удивлялся, почему они это до сих пор не стали делать? Нас бы могли уже и выбить рикошетом, как шары в бильярде. Единственное оправдание для такой бездеятельности: кречи сильно боялись кидаемыми камнями разбомбить своих же хозяев-зроаков. С такой высоты отскоки действительно могут получиться очень большими и дальними.

Как бы там ни было, но просчет врага и в самом деле следовало использовать, пока не поздно. Я со своим поразительным зрением стал страховать, а мэтр цирковой клоунады полез наверх. Причем я вынужден был признать, что скалолазание у него получалось намного лучше, чем у меня. Сразу видна была и акробатическая закалка, и цепкость пальцев, и умение подтянуться чуть ли не на минусовой траверсе. С замиранием сердца я следил за осторожными движениями товарища и удивлялся его умениям. Я бы так не смог! Тем более что при кажущейся однородности и четкой направленности трещины в том месте, где я заметил отверстия, подъем и в самом деле становился минусовым. Наверное, потому я и засек углубления снизу, находясь так близко от подошвы Скалы.

Леонид в полной темноте для себя забрался наверх, и я отпустил веревку, которая уже промокла в моих руках от переживаний. Не знаю, если бы он сорвался, помогла ли ему моя страховка? Хотя он мне и пытался объяснить какие-то законы и кое-где закреплялся, подтягивал веревку за собой и делал хитрые петли внахлест на выступающие каменные обломки.

Потом его очень долго не было. Что опять стало причиной моего беспокойства. Если там нормальный грот, то мэтру хватило бы минуты для освещения фонариком и короткого осмотра, но его не было минут двадцать, если не больше. На часы я не смотрел из принципа, наверное, поэтому подстрелил еще одного неосторожно высунувшегося из-за скал зроака. Кажись, это был десятник, потому что крики его подельников, полные желчных угроз, понеслись в мою сторону. Причем довольно страшные угрозы, которые только и подходили подобным людоедам. Я старался молчать в ответ, выглядывая новую жертву и ожидая рывка веревки.

Наконец дождался! И по рывкам сразу стало ясно, что мой товарищ настаивает на передислокации нашего пункта обороны именно к нему. Понятно, что перекрикиваться и обсуждать детали таким способом мы не рискнули. Я молча привязал к веревке Ленин рюкзак, и тот его потянул вверх. Потом поднял мой рюкзак, оба наши арбалета и стал страховать мое восхождение.

Сорвался я как раз на середине отрезка. И подумал, что все! Слишком уж затяжным показалось падение. Ужас охолодил разум, заморозил сознание, и только через минуту я сообразил, что не падаю, а сильно раскачиваюсь. Причем при этом потихонечку продолжаю двигаться вверх! Чуть не заорал от счастья, что спасся. Хотя вовремя прикрыл рот и сразу припомнил, что все картинки из моей жизни перед глазами не пробегали. А раз не пробегали, то чего я испугался? Раз моей жизни ничего не грозило, а я таки испугался — значит, я трус?

Подобные выводы меня странно успокоили: раз трусишка, то что с меня взять! Чтобы еще бесполезным балластом себя не считать, я стал резко дрыгать ногами, потому что знал: так на сантиметр-два помогаю тянущему. Может, это и неправда, но как по мне, наверху я оказался довольно быстро. Значит — помог. А вот промокший от пота, задыхающийся от бессилия Леонид оказался совсем иного мнения.

— Ну ты кабан жирный стал! — хрипел он, хватая ртом воздух и потирая истерзанные веревкой ладони, — Растолстел, как хряк! А ведь я тебя как пушинку еще два дня назад на плечах носил. Все, никаких больше застолий! Тотальная диета! Пока в свои прежние ботинки не влезешь, куска мяса не дам!

— А что, есть хоть кусочек? — не удержался я, с тоской вспомнив, что поужинать мы после великолепного банкета в обед так и не успели.

— Нет, ты неисправим, — уже более спокойно выдохнул товарищ, вставая почти в полный рост в глубине широкого створа пещеры. — Сколько тебя знаю — ты все жрешь, жрешь и жрешь.

— Знаю, что дальше скажешь: и мне все мало, мало, мало.

— Не угадал! Жрешь как слон, а все равно остаешься маленькой болонкой.

— Ну давай, давай, — бормотал я, ложась на край обрыва и внимательно присматриваясь, что творится внизу. — Маленького каждый обидеть норовит, а уж объесть — так в порядке вещей!

— Ага! Объешь такого! Что там видно?

— Ха! Ты знаешь, сидят как мышки! Но самое смешное что? — обрадовался я, подтягивая арбалет к себе. — Догадаешься?

— Мышки издохли?

— Увы, не с нашим счастьем, — бормотал я, тщательно прицеливаясь. — Глупые мышки лежат на прежних местах. Но если я раньше их не видел за скалами, то теперь наш чердак о-го-го как вырос!..

Выстрел, и отдаю свой арбалет товарищу, а он мне без звука отдает свой.

Второй болт тоже успокоил клиента так, что тот и не рыпнулся. А вот дальше пошли цели опять с «торчащими кусочками». Трупы тоже получались отменно, но большинство получали просто ранения и орали как недорезанные. После чего все еще тщательнее заползли, словно мокрицы, под скалы, и стрелять стало не по ком.

— Ладно, — с цинизмом философствовал я. — Может, из этих восьми зроаков кто-то и выживет, но все равно как на душе полегчало! Даже про хавку забыл.

Ляпнул, не подумав, а в ответ услышал возмущенное, угрожающее рычание собственного желудка. Причем та-кое явственное, что даже Леонид разобрал: «Я тебе забуду-у-у-у-у!»

— Борь, ты, если так голоден, шоколадку съешь, — робко предложил мой товарищ.

— И то правда, — уже захлебываясь слюной, потянулся я к его рюкзаку, — Зачем тебе лишние килограммы таскать!

Одной шоколадкой не обошлось. Увлекшись рассказом товарища о здешней пещерке, я оприходовал целых три плитки ароматного удовольствия. Наверное, и еще бы съел, но барон-самозванец мою руку перехватил и строго спросил:

— Так что будем делать?

Хороший вопрос. Обороняться здесь и в самом деле было намного удобнее. Сверху нас камнем не достать, снизу стрелами — тем более. Разве что зроаки заберутся на наше прежнее место обороны, но как им там извернуться с луком для стрельбы — мы не представляли. Кречи тоже могли сюда влететь с разгона лишь с большим трудом: мы сюда сами еле вползали снизу. Да и щель слишком узкая. Камней для сброса вниз по расщелине хватит на годы осады. Даже если кончатся болты и камни, мы будем просто сталкивать вниз любого, кто к нам сунется. Были, конечно, шансы нас одолеть и у скалолазов, которые решатся спуститься на веревках с самого верха Скалы. Но опять-таки минусовый уклон дает нам все преимущества.

Зато в остальном ничего веселого не было. Пещера, хоть и довольно огромная, по нашим понятиям, не имела иного выхода, а многочисленные ответвления так и заканчивались тупиками. Леонид этой проверкой так долго и занимался изначально. Ну а самый большой минус: воды здесь не было ни капли. А в каждой из наших фляг бултыхалось питья чуть менее трети. Были в реке, а пополнить запас и не подумали!

Понятное дело, что я тоже пробежался по всей пещере с фонариком и осмотрел любую трещинку, выемку и промоину свежим взглядом, убеждаясь в правильном выводе: отступать дальше некуда. После чего подвел итоги нашего дублированного осмотра:

— Ну и ладно, поживем денек-два здесь. Вполне уютно. Не жарко.

— Вдруг война затянется? Или еще хуже: зроаки закрепятся на левом берегу и останутся здесь надолго?

— Значит, будем есть шоколад и петь песни! — упрямо продолжал я с оптимизмом.

— Как бы нам весточку о себе войску князя Михаила дать?

— Сомневаюсь, что толк будет, им наверняка сейчас совсем не до нас. Да и каким способом отметимся? Утром Светоч будет на другой стороне Скалы, а сейчас фонариками — так не поймут, даже если увидят.

Я опять подполз к краю, просматривая саму расщелину и надеясь зацепить хоть маленький кусочек людоедского тельца. А Леонид тоже попытался настроить себя на оптимистический лад:

— С другой стороны, радует, что столько сил врага от-тянули на наши скромные персоны. Представь, как бы они сейчас грабили беззащитные деревни.

— Это ты правильно заметил, оттянули, — бормотал я, с сожалением отмечая, что запустить очередной болт не в кого, — Ладно, до рассвета часа три, не меньше, так что давай ложись и спи, а я подежурю.

— Но мне совсем спать не хочется, — возразил товарищ, — Ложись ты, а я на посту постою.

— Вот когда получишь сотрясение мозга и станешь видеть в темноте, тогда и будешь ночным дозорным! — Мои поучения вызвали смешки. — Давай, давай, отсыпайся! А то неизвестно, что нам днем придется пережить.

Леонид стал укладываться, убирая из-под тела острые камешки и ворча с недовольством:

— М-да! Не баронское это дело — спать в таких условиях! Где ванная с шампанским, где танцовщицы? Я уже не вспоминаю о порядочной мягкой постели! Заволок ты меня, Цезарь-Борис Резкий-Ивлаев, фиг знает куда.

— Зато как весело!

— Ну не скажи. Мне и в цирке никогда скучно не было.

Он еще что-то бормотал о главных минусах нового мира, упоминая при этом и мое непомерное обжорство, и неприемлемые формы излечения от шрамов, но заснул уже через четверть часа. Все-таки вымотался, бедняга. А я остался на прежней позиции наблюдать за зроаками и размышлять: как же нам выбраться из этой западни? Вроде и скосили мы людоедов немало, и я лично отомстил им за свои страхи и унижения, но умирать все равно не хотелось. Тем более и за товарища было обидно: вел его за собой в сказочный и добрый мир, а втянул в такую жуткую и смертельно опасную историю.

Но в голову ничего путного не приходило, кроме бередящей душу надежды на скорое пришествие армии князя Михаила Трилистьенского.

Глава двадцать пятая

ДВА В ПОЛЕ ВОИНА

Рассветные шевеления в стане зроаков я встретил до-вольным смешком и пятью выстрелами из арбалетов. Причем три выстрела оказались вполне удачными. Заспанный Леонид, взводя арбалеты, нервно интересовался:

— Чего это им не спится? Только светать начало, сон самый сладкий.

— Кушать, пить захотелось. Промерзли. Даром что людоеды, — хихикал я, — Да и попробуй лежа под скалой по-большому сходить!

— А-а-а, ну тогда ладно. Раз им надо, то и мы встанем, уважим нужды организмов. Прощальные.

Но и наше благоденствие кончилось. Сверху послышались хлопки крыльев, и тройка кречей вылетела на обозримое пространство. Утренние сумерки еще им мешали с ходу засечь наше место дислокации, поэтому они и высоту взяли приличную, и от Скалы вначале отлетели метров на пятьсот. Так что достать их выстрелами никак не получалось.

Зато мы придумали довольно неплохой трюк: отползти чуть в глубину нашей пещеры и решили выждать. Похоже, второй носитель щитов то ли тяжко хворал, то ли вообще скончался, так что наше точное местонахождение указать было некому. А раз так, то почему это не использовать? Все равно ведь кречи обязательно приблизятся, начнут искать интенсивнее, и хоть один да подкрадется к нашей природной амбразуре. Вот мы его и ухайдакаем.

Ждать пришлось долго. Почти четверть часа кречи кружили и кружили напротив хорошо теперь им видимой расщелины, но никак не могли определить точку для своих будущих атак. К ним еще тройка присоединилась, да все без толку. Чуть позже и внизу осмелели, выползли из своих укрытий и стали подавать голосом конкретные команды с указанием, где мы должны находиться. В ответ вниз неслись возмущенные крики, что в маленьком гроте никого нет. Также кречи добавляли, что и в темных отверстиях пещер они никого не видят.

Новые команды снизу заставили зловонных сатиров все же активизироваться и начать обследования расположенных вокруг расщелины пещерок. Конечно, если бы они летели всем скопом и после нашего спаренного выстрела бросились внутрь одновременно, нам бы против такой атаки не выстоять. Но они-то никак не знали о нашем главном минусе: длительной перезарядке! Поэтому действовали очень осторожно и, по своим понятиям, с перестраховкой. К каждому отверстию подлетала только пара и пыталась осмотреть только первые метры темнеющего пространства. Хотя были бы смелее да посообразительнее, то сразу бы вонзились внутрь нашей пещеры в конце своего короткого планирования.

Две козлиные морды наконец-то добрались и до нашего укрытия и, заглянув в нашу гостеприимную темень, получили болтами в лоб. К крикам ярости их собратьев и к гласу заметавшихся внизу зроаков мы и прислушиваться не стали. А сразу, даже не приглядываясь и не прицеливаясь, сбросили вниз по расщелине три неслабых булыжника. Очень даже не зря и вовремя мы это сделали! В стане врага стало на двух скалолазов меньше. Мало того, еще пара лучников получила ранения осколками рухнувших сверху камней. После чего все атакующие вернулись на свои прежние позиции: вопящие кречи — на дистанцию в пятьсот метров, а зроаки — под скалы и камешки. Так что, когда я опять выглянул с заряженным арбалетом, стрелять было некого.

Естественно, арбалет Леонида вполне мог снять неподвижную мишень и на полукилометровой дистанции, убойной силы болта хватило бы. Но кречи не просто зависали в воздухе в одной точке, а колебались в этой точке, так что напрасно раскрывать все наши возможности не хотелось. Пусть считают себя пока в полной безопасности.

Зато мелкие камешки стали сыпаться сверху. Видимо, посланному в обход десятку скалолазов удалось взобраться где-то в другом месте, и теперь они, пользуясь подсказками летающих сатиров, спускались к нашей амбразуре. Но в данном случае мы с товарищем посоветовались и остались совершенно спокойны.

Во-первых, сколько у них может быть веревок длиной двести метров? Одна, ну максимум три. Во-вторых, даже если все трое и сумеют качнуться горизонтально и влететь ногами вперед в нашу щель, то больше двух одновременно они просто не поместятся, а уж от такой парочки гостей мы в любом случае отобьемся. Ну и в-третьих, для такого влета ногами вперед на минусовой траверсе надо долго и нудно тренироваться. Об этом мне со всей авторитетностью заявил мэтр циркового искусства. И сомневаться в его словах «чайнику» в акробатике было более чем глупо.

— Вот увидишь, — продолжал с важным видом вещать барон Копперфилд. — Любой такой рисковый людоед и сам себе голову расшибет без нашей помощи.

Словно в воду глядел! Вначале мимо нашей амбразуры горизонтально проплыл в воздухе один зроак. Присматривался: что и как. Потом он же подался в обратную сторону. Двигался слишком быстро, и выстрелить я не успел, но почему бы мне не выглянуть наружу? Я ведь не настолько ленивый! Выглянул, а шустрый скалолаз держится за щель другой пещерки и переговаривается с кем-то, кто выше нас. Расширенными глазами он прекрасно рассмотрел, как я навожу на него какое-то странное устройство, и даже успел исторгнуть крик не то радости от встречи, не то горечи от скорого расставания. С пятнадцати метров я не промахиваюсь. Зроак рухнул своим соплеменникам на головы, а веревка свободно провисла чуть в стороне от нас. Правда, ее тут же стали быстро выбирать наверх.

— От десятка осталась девятка, — похвалил мой выстрел Леонид, опять взводя арбалет. — Но неужели у них только одна веревка?

Оказалось, что две, как мы потом посчитали. Летающие и сменяющие друг друга на высоте кречи своими гортанными криками нас сильно раздражали и мешали прислушиваться к шорохам сверху, но наша позиция оставалась идеальной. Я и за неосторожными зроаками внизу продолжал охотиться, и камни время от времени вниз кидал. Причем кидал не только в расщелину, по которой уже поодиночке пытались подняться самые упорные смертники, но и по скалам-укрытиям. Так мне удалось согнать с лежки двух людоедов и, пока они устраивались на новом месте, удачно их подранить.

А потом враг предпринял самую отчаянную, смелую и довольно слаженную атаку на нашу позицию. И при хорошем раскладе и капельке удачливости им могло повезти. Сразу два зроака-скалолаза решили влететь в нашу пещерку ногами вперед. А следом за ними устремились сразу четыре кречи со своими сабельками. Нас спасла только узость горловины да наша постоянная настороженность.

Первый скалолаз влетел со слишком большой скоростью и не успел ослабить веревку. Она укоротилась при огибании козырька, и зроак врезался мордой в свод. От такого удара он потерял сознание и застыл, заливаемый кровью. Второго я успел пристрелить, лишь только его тело показалось в створе. Веревку он отпустил, а сам остался лежать на самом краешке. Поэтому и первый кречи не смог сразу спланировать вглубь, чуть притормозил на первом метре, и его насквозь, как картонную коробку, пронзил болт из арбалета Леонида. Пронзил и попал прямо в голову летящего следом сатира. Тот смешно кувыркнулся от такого удара в воздухе, и от этого движения и видимой закупорки входа остальная пара кречей с воплями подалась в стороны и быстро отлетела назад. Кажется, они потом долго не могли поверить, что остались живы при этой отчаянной атаке.

В итоге у нас в пещерке, а вернее, на входе в нее стало тесно от трупов. Потому что следующим моим первым движением был взмах мачете и опускание его прямо на горло слабо зашевелившегося первого скалолаза. Кровищи получилось целое море, но в горячке боя меня не стошнило, а Леонид вообще проявил недюжинную сообразительность. Все-таки пожизненная работа в цирке сказывалась.

— Хватаем! — Он подал мне конец веревки, на которой ввалился к нам первый смертник, — Тянем! Резче! Еще резче!

Мы практически на скорости рванули в глубь пещеры. На третьем метре разбега нас стало резко тормозить, потом мы так же резко ускорились, чуть не зарывшись носами в камни.

— Отпускай! — заорал товарищ, сам тем временем накидывая петлю на некое подобие сталактита.

Я успел оглянуться на вход и на светлом фоне заметить мелькнувшее вниз тело. Стянули! Тот, кто страховал своего напарника сверху, или сильно расслабился, или стал менять страховку, но когда мы его дернули — рухнул вниз.

Ура! Сразу тремя скалолазами из проворного десятка меньше! Да и два кречи нам больше не угроза.

Я бросился на край нашей амбразуры, осмотрелся по сторонам — вдруг еще какой кузнечик к нам ногами вперед сиганет — и только после этого глянул вниз. Упавший так и лежал распластанной куклой, и к нему никто пока не спешил, а веревка валялась рядом.

— Ленька! Тяни веревку вверх!

Мы-то думали, что тело падающего обвязано. А раз нет, то почему бы врага хоть такой малости не лишить?

Но как только мой напарник стал лихорадочно тянуть веревку вверх, к ней бросились сразу два зроака. Хорошо, что камни у меня под рукой были заготовлены: короткая бомбардировка, людоеды метнулись в стороны и вновь забились по щелям, а я начал громко ругаться и досадовать, что никого не упокоил. И опять мой коллега по несуществующим баронствам вернул к действительности:

— Арбалет заряжай! Еще накричишься!

Закончив выбирать веревку, он и свое оружие стал готовить к стрельбе, чуть не поскользнувшись в луже крови.

— Песочку бы надо подсыпать, — раздумывал он вслух, а на меня напал нервный приступ веселья:

— Да ты немного подергайся, вот он и подсыплется.

Нет, хорошо, когда рядом с тобой не просто жизнерадостный товарищ, но еще и самый великий мэтр цирковой клоунады. Леонид засмеялся так лихо, громко и раскатисто, что порхающая напротив нашего укрытия пара кречей вздрогнула и благоразумно удалилась еще на сто метров. Им, наверное, услышанный демонический смех вообще показался дурным знаком.

А затем мы довольно спокойно занялись осмотром и подсчетом трофеев. Веревка пеньковая, толстая и прочная, длина более двухсот метров — одна штука. Сабелька маленькая, детская, скорее напоминающая укороченную рапиру, но острая как бритва — одна штука. Два коротких меча, не длиннее нашего мачете, ремни, подсумки с ножами, несколько нагрудных блях защитного свойства и кучка разного хлама — это все, что отыскалось на трупах зроаков. Налегке летели в бой! Собаки бешеные! Даже фляги с водой никто из них не прихватил! Даже кусочка мяса взять в дальнюю дорогу не додумался! Хотя по поводу мяса я тут же сдал назад, представив себе, чье оно может оказаться, а заметивший мое состояние Леонид проворно сунул мне очередную шоколадку:

— Расслабься! Когда ты кушаешь, добрый становишься, — Асам отправился к выходу, готовясь сбросить первое тело.

Тогда как я, уже забив рот шоколадом, стал мычать вслед:

— Постой, не бросай!

— О как! Сразу подобрел.

— Да нет, пускай так и лежат на бруствере, сбросить всегда успеем, а вот следующим лихачам, желающим к нам в гости, без стука не прорваться.

— Истину глаголешь, друг мой!

Пока он устраивал трупы зроаков и все-таки сбросил вонючее тело их крылатого прихлебателя, я его страховал, доедал шоколадку и посматривал на окружающие просторы. Поэтому без труда заметил и движущееся в нашу сторону войско, и спускающиеся по реке, пристающие к левому берегу большие ладьи. Вот только рассмотреть у меня вначале не получилось, чьи это войска, хотя сердечко радостно затрепетало, а с губ сорвалось мечтательное восклицание:

— Неужели наши?!

В этот раз я совершенно не угадал. После более пристального просмотра мы поняли: к нам движутся зроаки, а на ладьях наверняка везут зловонных кречей. И кажется, я стал догадываться, почему у врагов такая жажда познакомиться именно с нами:

— Арбалеты! Зроаки теперь пойдут на все, лишь бы нас убить и захватить в свои руки магическое, по их понятиям, оружие.

Леонид сразу нашел удачный, по его мнению, выход:

— Если мы разберем арбалеты, а потом еще и сожжем некоторые детали, то восстановить их станет невозможно. Как и создать другие прототипы по оставшимся кусочкам.

— Ты предлагаешь погибнуть, но технологии аспидам не передавать?

— А у тебя другое мнение?

— Естественно! Надо и самим спастись, и арбалеты наши сохранить!

— Как именно?

— Пока не знаю, но будем думать вместе!

— Хе-хе! — недовольно помотал головой мой товарищ — Ты паришь мозги народу, как некоторые вожди: «Мы пойдем иным путем!» «А каким конкретно?» — спрашивает трепетная серая масса. На что получает самый правдивый ответ: «А вот когда дойдем — тогда и узнаем!» Три раза «ха!».

— Почему только три? Возражение вашей милости мне очень понравилось. Поэтому предлагаю смеяться как можно дольше.

На что мэтр выдал на утрированном украинском языке:

— Нэ тратьте кумэ сылы, а липшэ зьижтэ чоколядку!

И опять наш дружный хохот, гулким эхом вырывающийся из пещеры, отпугнул ругающихся кречей.

Глава двадцать шестая

ВСТРЕЧА СОЮЗНИКОВ

После праздничного обеда по случаю знаменательной победы четыре дня в полку прошло в относительном спокойствии. Наемники постепенно втягивались в ритм приграничного боевого дежурства: устраивались засады, велись прочесывания местности, совершались рейды в сторону ничейных земель и отрабатывалось тактическое взаимодействие между сотнями и десятками. И в особенности восстанавливались навыки взаимодействия с пограничниками царства Леснавское. Но пока больше ни единого замеченного зроака и даже точек на горизонте в виде кречей не наблюдалось.

В отношениях всеми признанных элитными противниц тоже наступило странное затишье. Апаша Грозовая к трио Ивлаевых вообще старалась не приближаться, но зато издалека к ним присматривалась не хуже командира разведки Олкафа Дроона. И вообще стала собирать о новоявленных героинях все рассказы, сплетни и сообщения о каждом жесте, слове или поступке. У старых друзей воительницы-ветерана стало считаться даже хорошим тоном подойти к ней и в товарищеской беседе поведать все подмеченные за тремя сестрами словечки, взгляды или даже уловленные подспудные намерения. Вроде и не наушничество получалось, а некое обсуждение старожилами полка воинов из нового пополнения. Тем более что было замечено: положительные отзывы заува стала выслушивать с гораздо большим вниманием и интересом. Подозревали, что именно с этой стороны она и попытается отыскать самые ранимые места в обороне молодой противницы и именно туда бросит наиболее действенное оскорбление.

Такое оскорбление, после которого останется только одно: сражаться, невзирая ни на какие обеты.

Трех молодых наемниц такое внимание к своим персонам со всех сторон тоже сильно волновало. Но это, как ни странно, только помогло им до крайней степени мобилизовать все свои силы и следить за каждым словом или вырвавшимся жестом. Хорошо еще, что общими усилиями они прочитанную книгу о правилах поведения на балу и о нормах поведения в быту запомнили наизусть и теперь знали почти все нюансы куртуазности и детали поведения высшего общества. Вот и старались применить все эти нюансы в таком грубом и неженском деле, как пошлое наемничество, и в таком месте, пребывание в котором все-таки недаром приравнивалось к боевым действиям.

Геройский поступок в первом же рейде привел к еще одному неожиданному последствию. Если во время перехода к границе к трем красавицам еще как-то присматривались и не слишком спешили «подбивать клинья», то после памятного ночного рейда каждый ловелас или прожженный донжуан посчитал своим прямым долгом завоевать сердце выбранной им воительницы. Атак как в среде бесшабашных, лихих и ни перед чем не останавливающихся наемников каждый считает себя самым неотразимым, щедрым и славным, то стоило сразу посочувствовать трем бедняжкам. Настолько мощно и целенаправленно стали действовать толпы ухажеров. Стало доходить до того, что фривольные и даже скабрезные предложения стали делаться чуть ли не на ходу и в попытках перекричать друг друга. Понятно, что ничем хорошим это не кончилось. Трио Ивлаевых пришлось выбирать: либо краснеть после каждого окрика в спину, либо найти самых достойных кандидатов и «спароваться» с ними, либо самим раз и навсегда пресечь кровопролитными методами нелепые восклицания, намеки и предложения в свой адрес.

Вот так и получилось, что спокойствие в полку окончилось на четвертый день опять-таки по причине нахождения в составе трех новеньких наемниц. Если на второй день после банкета они еще старались мягко отвадить от себя настырных кавалеров, то на второй они уже рычали и отвечали оскорблениями вперемежку с последними предупреждениями. Как это ни странно, но женская треть полка ни в коей мере не поддержала своих коллег, не встала на их защиту и не осадила нахалов и грубиянов. Большинство женщин только и ждали с ехидными улыбками, чем все в итоге закончится. Еще и поговаривали при этом:

— С Апашей они поссорились, а как теперь под мужиками крутиться станут?

Зря ехидничали. Никто крутиться не стал.

На четвертый день, еще в предобеденное время, Мария так обгадила и оскорбила словесно охамевших приставал, что четверым из них ничего не оставалось, как вызвать Ивлаеву на дуэль. Двойняшки сотворили то же самое, получив себе в противники еще по два человека. И все дуэли были назначены во время полуденного отдыха. Командира с майором как раз не было в полку, замещающий их строевой капитан и сам был не прочь прижаться к любой из красавиц, поэтому никаких мер по запрету предстоящего кровопролития принято не было. Зато зрителей оказалось полно: все, кто находился в тот момент в лагере. Даже толпа леснавских пограничников примчалась поглазеть, как будут наказывать зазнавшихся героинь. Хотя многие на такие заявления резонно возражали:

— Посмотрим, кто еще кого накажет! — и ссылались на феноменальные способности в фехтовании прославленного трио: — Как бы они дырок своим ухажерам не наделали!

Единственное, на что употребил свою власть строевой капитан, так это запретил смертельные удары и ограничил продолжительность дуэлей тремя ранами. То есть вынос трупов не состоялся. Зато представление получилось просто великолепным. Сражались по очереди, только одна пара противников. И если первые мужчины выходили на бой с покровительственными улыбками и намерением покрасоваться перед публикой и наказать наглых, строптивых красавиц, то последние — с побледневшими лицами и решительно горящими глазами. Словно они шли на последний свой бой с однорогими демонами. Потому что девушки и в самом деле смотрелись словно однорогие демоны, у которых вместо смертельного рога убийственное продолжение руки в виде шпаги или рапиры. Причем уделывали своих противников довольно быстро и, скорее всего, даже чрезмерно жестоко. В единой, слитной атаке наносили глубоко проникающие раны в бедра, а напоследок дырявили, а то и рассекали левый бицепс.

Кровищи пролилось чрезмерно. А когда раненых уже унесли к мечущимся и злобно рычащим врачам, Мария Ивлаева вышла на ристалище и официально заявила для всех присутствующих:

— Последующие дуэли мы будем проводить только до смерти. Если хоть кто-то еще из мужчин попытается оскорбить нас или наш род — он получит дырку в лоб. Если станет хамить в боевой обстановке — убьем на месте по праву нашей крови! Все слышали? Вот и отлично, повторять больше не собираюсь.

Все-таки один балагур и отчаянный весельчак в толпе нашелся:

— Ну с оскорблениями я согласен, ребята перестарались. А вот если я жениться хочу? Если я с самыми искренними чувствами?

— Да чувствуй себе на здоровье! — Балагур даже отшатнулся, настолько неожиданно рядом с ним возникла одна из двойняшек. — Но если хочешь дожить до своей свадьбы, лучше подожди, пока одна из нас сама обратит на тебя внимание. А до того даже томными взглядами надоедать настоятельно не рекомендую.

Толпа зрителей и болельщиков, оживленно обсуждая увиденное, еще не успела разойтись с пригодной для плаца площадки, как в полк вернулось командование. И вполне естественно, так и не спешившись, ринулось к столпотворению. Строевой капитан уже с некоторой опаской доложил по полной форме о происшедшем мини-турнире, но как только сообщил о выходе из строя сразу восьмерых наемников, полковник пришел в неописуемую ярость. Прямо там он обзывать капитана всеми известными ему плохими словами не стал, только рявкнул:

— Вряд ли мы с тобой дальше сработаемся!

Потом объявил всеобщее построение полка и умчался к своему командирскому шатру. Там его дожидались какие-то закамуфлированные плащами всадники, прибывшие в лагерь вместе буквально минут десять назад. Пока они там что-то обсуждали, за наемников принялся заместитель Дункана Белого по кадрам. Он около получаса ходил внутри квадрата из четырех шеренг и хоть выражался более-менее литературным языком, но делал это так, что и женщины и мужчины стояли в большинстве своем красными. Причем некоторым речевым оборотам могли позавидовать признанные в этом мире ораторы, декламаторы, защитники и прокуроры. Умел достать подчиненных майор, умел! И делал это довольно смело, потому что в уставе наемников запрещалось вызывать старших офицеров на дуэль, будь ты хоть поцарником или принцем. Да и не указал он ни одного имени или фамилии. Отчитывал всех скопом, группами, вдоль и поперек. Монотонное перечисление всех умственных недостатков не-которых животных, которые имеют наглость считать себя людьми, пронимало до глубины мозгов и доставало до печени. Печень вместе с ногами от стояния по стойке «смирно» начинала болеть и разливаться желчью. Но хуже всего наемникам казалось то, что конца-краю этим наущениям они не видели. Но роптать или возмущаться вслух пока не решались.

В своей ругани зам командира по кадрам отдельным абзацем выделил хваленое воинское братство наемников женского пола. С едким сарказмом подчеркнул, что в традициях полка во веки веков было со сталью в руках сразу вставать на защиту молодого пополнения, если в их сторону летела хоть какая-то сальная шуточка. Напомнил, что если и против заступившейся старшей коллеги кто-нибудь из мужчин осмеливался сказать плохое слово, то его сразу же с позором изгоняли. Перечислил несколько подобных случаев и пожурил старослужащих женщин в жесткости, бессердечности и взращивании в себе низменных инстинктов. Причем выкрикивал последние слова, стоя строго напротив Апаши Грозовой. Вроде ничего не значащая деталь, но в речи как раз и слова звучали с весьма ясным подтекстом:

— Вы порой и сами можете ссориться, можете бить и кусать друг друга в борьбе за сильного самца, в борьбе за трофеи или при любых других печальных обстоятельствах. Но почему вы забыли о взаимной поддержке?! Почему с развратными улыбками восторгаетесь пошлостью своих недоумков-сослуживцев? Неужели так поверили, что никогда не сможете оказаться на месте любой беззащитной женщины? Позор! Трижды позор!

Он опять стал мерить пространство между рядами, находя все новые и новые слова для нанесения моральных и душевных ран лихим и отчаянным рубакам. Казалось, он и не смотрел в сторону штабного шатра, но сразу при выходе из нее группы воинов вместе с командиром перешел на более низкий, но еще более угрожающий тон:

— С этого момента командование станет применять прямо драконовские меры за малейшее ущемление слабого пола! А теперь приготовьтесь стоять по стойке «смирно», словно перед вами сам император! Если кто шелохнется или что-то ляпнет из строя без вопроса гостей, будет пять дней на кухне безвылазно мыть котлы, невзирая на регалии и прежние заслуги. Слушать командира и есть глазами всех, кто с ним рядом! — после чего примолк и поспешил навстречу Дункану Белому с криками: — Смирно! Господин полковник, вверенное вам формирование по вашему приказанию построено!

Тот с отеческой и доброй улыбкой истинного патриарха оглядел строй, радостно вздохнул и начал медовым голосом:

— Воины! Сыны и дочери империи Моррейди! Хочу вас порадовать приятным известием. Его величество, повелитель Леснавского царства Ивиан Холмский прослышал о ваших подвигах и решил своим личным присутствием почтить наш легендарный полк. Сейчас он со своей армией маршем движется в нашу сторону и уже через два часа встанет рядом с нами лагерем. Во избежание каких-либо утечек информации на эту тему с этой минуты запрещаю любому воину полка покидать территорию нашего лагеря. Также в целях повышенной безопасности возле нас будут находиться высшие офицеры из штаба армии его величества Ивиана Холмского. Их распоряжения и приказы следует выполнять немедленно и безоговорочно. Все понятно?

— Так точно! — с тройным желанием быстрее разойтись рявкнули застоявшиеся наемники. Но радовались они окончанию всеобщего наказания слишком рано.

— Вот и отлично! — бархатным голосом возрадовался полковник. Но вместо того чтобы отдать команду «Вольно, разойдись!», с благодетельной улыбкой добавил: — Понимаю, что большинство из вас уже участвовали в парадах и смотрах перед высшими правителями нашего мира, но сегодня среди вас есть много, очень много молодых, не прошедших горнило войсковых парадов новобранцев. Поэтому им будет весьма полезно послушать основные правила и некоторые выжимки из устава союзнических войск, которые применяются в сегодняшнем случае. Ну а седые, прославленные ветераны составят компанию своим молодым коллегам и тоже освежат в памяти некоторые положения и аксиомы. Думаю, много времени это у представителей наших союзников не займет. Ну а господин майор поможет в случае каких-либо затруднений.

— Не сомневайтесь, господин полковник! — с истинным раболепием старого служаки гаркнул бравый заместитель по кадрам.

— Тогда приступайте, господа! — Дункан Белый сделал барственный жест в сторону большинства прибывших штабистов, а сам обратился к наиболее убеленному сединами гостю: — Ну а вас, господин маршал, приглашаю в прохладу нашего штабного шатра для апробации очень замечательного сорта чая.

Понятно, какой чай имелся в виду. Но сердобольный маршал несколько удивился до сих пор не отданной команде «Вольно!» и уже на ходу, не снижая тона, спросил:

— Как вы их обучаете такой стойкости? Ни один не качнулся.

Ответ своего командира наемники тоже прекрасно расслышали:

— О! Мои орлы так и сутками могут стоять! Да, да! Не удивляйтесь! Они порой по собственной инициативе даже соревнования устраивают между подвигами: «кто кого перестоит» называется. Вырабатывают таким образом в себе сообразительность и выносливость. Так приходится их буквально пинками с плаца выгонять, лишь бы выспались хоть изредка.

То есть все поняли, что основные неприятности еще не кончились. Полковник еще накажет кого и как следует. Раз уж при всех намекнул на уход в отставку строевого капитана, то, вполне возможно, и выгонит парочку самых провинившихся зачинщиков сегодняшнего скандала. При этом не посмотрит, что те ранены и нуждаются в лечении.

Нуднейшая, неприятная процедура с наущениями, уставами и прочей бюрократической требухой продолжалась еще больше часа. Но если даже в присутствии одного майора кое-кто и мог попытаться что-то ляпнуть или слегка возмутиться, то при штабистах из союзной армии приходилось держать марку и хранить ровный строй из последних сил.

Когда наконец последовала долгожданная команда разойтись, сразу стали жаловаться и ворчать:

— Кошмар! У меня спина чуть не сломалась!

— А у меня ноги затекли! Легче десяток дуэлей провести, чем вот так.

— Ага! Готова поменять час такого стояния на сутки усиленной тренировки.

Мария тоже кривилась, но неожиданно напряглась совсем по иному поводу:

— Девчонки! Эта бабка к нам валит! И не одна, а с бандой.

И в самом деле заува, в сопровождении четверки самых заслуженных подружек, приблизилась с решительным видом. Ожидать в данный момент приходилось чего угодно, вплоть до начала поединка, да только речь пошла о совсем ином:

— Мы тут посоветовались и от имени всех ветеранов приносим извинения за наши косность, слюнтяйство и невмешательство. В случившемся кровопролитии и выходе из общего строя наших товарищей нашей вины тоже предостаточно. Отныне постараемся подобные конфронтации пресекать в самом зародыше.

Ивлаевым больше ничего не оставалось сделать, как кивнуть в ответ, принимая нежданные извинения. Но делегация ветеранов не отходила. На место отодвинувшейся назад Апаши вперед шагнула ее старая подруга, прослужившая в полку семь лет.

— Следующий вопрос, конечно, очень деликатный, и, прежде чем сразу отвечать, постарайтесь успокоиться и подумать. — Она сделала паузу и только потом продолжила: — Для каждого из нас полк становится надолго родным домом, а то и навсегда. Мы вливаемся в него и довольно быстро становимся как одна семья. Ну и понятно, что, как в каждой семье, у нас бывают распри, недоразумения, а порой и крутые потасовки. Опять-таки после неурядиц в любую семью возвращается покой, любые обиды прощаются, недоразумения выясняются, а личные свары забываются. Потому что перед каждой семьей остается дальняя жизненная дорога, а перед нашим полком — страшный и жестокий враг. Перед лицом этого врага все наши внутренние распри тускнеют, обиды становятся мелочными и несущественными, и даже если сегодня один брат крепко поколотил другого, то завтра он отдаст свою жизнь за него, спасая перед лицом общей опасности. Хочу отдельно добавить, пострадавшие дуэлянты — по своей сути неплохие парни и творили вам обиды не со зла, а скорее по глупости и кичливой браваде. Для них полк — наш общий дом, и нам, живущим в этом доме, сейчас решать, останутся ли эти воины с нами.

— Неужели полковник имеет право разорвать контракт даже с ранеными? — засомневалась одна из двойняшек.

— Имеет. И судя по его реакции на сегодняшнее событие, он обязательно вышвырнет из полка нескольких, а то и всех виновников свары. Он отвечает за всех, поэтому вправе принимать такие радикальные меры. Тогда как, по нашему мнению, достаточно для раскаяния совсем иных мер воздействия и наказания.

Мария озадаченно переглянулась с подругами, явно сомневаясь в последнем утверждении:

— А если не раскаются?

— Поверьте, у нас такие слова найдутся, что раскаются, — твердо пообещала ветеран.

И действительно, несмотря на то что ей было всего лишь за тридцать, в ее глазах можно было заметить такие глубинные волны тоски и печали, что сомневаться в ее словах не приходилось. Да и само построение разговора лишний раз этому свидетельствовало.

— Что от нас требуется? — перешла на деловой тон Мария.

— Ничего, что опорочит честь вашего рода. Только наведаться в госпиталь, поинтересоваться у раненых их самочувствием и пожелать скорейшего выздоровления. Этого жеста доброй воли нам хватит для начала операции по ограждению попавших в переплет коллег от самого страшного наказания.

— Хорошо. Идем немедленно.

И все компактной группой поспешили к госпиталю, при этом не замечая, как изгаляющийся словоблудием майор всеми силами пытается отвлечь союзников от попыток как можно быстрее познакомиться и поговорить с героинями ночного рейда. Лишь под конец, когда восемь наемниц уже скрылись за пологом полкового госпиталя, он подавил вздох облегчения и доверительно поделился сокровенными тайнами своего воинского формирования:

— Наши воительницы отправились проведать раненых товарищей. И кажется, там кое у кого есть близкие, можно сказать интимные, друзья. Поэтому не будем мешать красавицам. Тогда как мы можем пока пройти к их биваку и проверить условия проживания наемниц. Заодно их там и встретим.

Подобное предложение гостям понравилось, и все поспешили к местам временного проживания личного состава. Но сколько они потом там ни прохаживались, так вожделенных героинь и не дождались. А потом прибыл Ивиан Холмский со своей армией, и всех разметало в лихорадке подготовительных мероприятий. Так что вряд ли кто смог заметить, как один из прибывших в полк штабников, пожалуй самый молодой по возрасту, вполне беспрепятственно прошел к самому главному шатру его величества и даже внутрь проскочил, несмотря на караул из строгих гвардейцев.

А в самом шатре без всяких церемоний затеял разговор с его величеством. Причем начал сразу с возмущения:

— Этот майор нас всех довел до исступления своими уставными отношениями!

— Да-а, тот еще жук! Я его лет двадцать знаю, всегда таким хитрющим был: любой предлог для блага своего полка использует.

— И какое это благо? Целый час продержать наемников по стойке «смирно» ради слушания каких-то глупых инструкций? Наши были в шоке от таких соблюдений всех норм устава.

— Хм! Странно, конечно, но со временем разберемся. Ну, тех героинь видел? Поговорил?

— Ха! Да нас к ним и не подпустил этот ушлый майор. Я их даже издалека толком не рассмотрел, они во второй шеренге стояли. А потом они помчались в госпиталь, где их дружки амурные от ранений вылеживаются.

— Ну ладно тебе. Уж на ночном приеме ты их точно увидишь. Недаром мы для них награды готовили и ценные подарки выбирали.

Молодой парень задумался по поводу бала:

— А вдруг кречи налетят? Да пожар устроят?

— С этими вопросами к главному камердинеру и гвардейскому генералу! — рассердился его величество. — Больше мне делать нечего, как собственной безопасностью заниматься.

— Тоже верно, извини. Тогда я сам побегу гляну.

— Беги, беги, — пожелал вслед Ивиан Холмский, а оставшись один, недовольно проворчал: — Главное — далеко не забегай!..

Молодой офицер поспешным шагом прошел в ближайший лес, который даже при ближайшем рассмотрении мог показаться густым и непроходимым. Но видимость бурелома и непролазной чащи создавали уникальные маскировочные сети, навешенные как между деревьями, так и между кронами. А уже под этими сетями отстраивались основные постройки временного лагеря для царя и его придворных. Бригады разнорабочих и воинов интендантского взвода работали, словно четко организованный муравейник. Как раз заканчивали возведение малого дворца для семейных аудиенций. Хотя назвать «малым» шатер длиной пятьдесят и шириной сорок метров у нормального человека и язык бы не повернулся.

Первым на пути попался гвардейский генерал:

— О! Ваше вы…

— Да сколько можно, дядя?! — с укором остановил его на полуслове молодой человек. — Всех предупредили не разглашать, а самый главный какой пример подает?

— Да ладно тебе, — перешел на родственный тон генерал. — Чего хочешь, малой?

— Ох! У тебя одни крайности: то малой, то…

Улыбка угасла на лице генерала.

— Говори быстрее, у меня времени нет.

— Установка та же, что и прежде: внимания ко мне не привлекать. Я буду в форме лейтенанта.

— Да мне-то что? Хоть в маршала нарядись! А банда твоя где?

— Скоро подтянутся с обозом. А как с безопасностью? Кречей не видно?

— Не видно и не слышно. Передовые отряды даже на ничейные земли отправили.

— Надо поблизости смотреть, это такие твари, что в любой норе или дупле могут затаиться!

— Достал ты уже своими кречами! Все под контролем!

— Дядя! — Молодой человек шагнул к генералу, — Если бы ты от этих вонючек такого натерпелся!..

— Ладно, ладно! Верю! — Богатырская рука похлопала по ссутулившимся плечам: — Расслабься, ты дома! И по всей округе посты расставили. Не переживай, ни один аспид не прорвется.

Генерал убежал, зато главный камердинер, к которому вообще-то чаще обращались «господин дворецкий», сам подошел:

— Э-э-э… — Заметив предупреждающий взгляд, спросил, словно у прохожего на улице: — Что-то ищете?

— А где музыканты будут размещаться?

— Вон там, на балконе против тронов их величеств. Если Успеют добраться вовремя со своими инструментами.

— А что случилось?

— Пока ничего, но они вечно отстают от обоза.

— Да что же у вас тут творится? — Парень разводил руками и от недовольства дергал плечами. — Что за безобразие? Бал — и без музыки?

Дворецкий нахмурился и заговорил с обидой:

— Вы, конечно, извините, ва… э-э-э… — Пару слов он буквально проглотил. — Но на мои замечания и требования поставить музыкантов во главе походной колонны ваш дядя отвечает утробным смехом. И грозится поломать все скрипки и флейты, если музыканты ему только на глаза попадутся. Утверждает, что от кречей смычком не прикроешься.

— М-да. — Молодой офицер с досадой теребил собственное ухо. — К сожалению, вы оба правы. Нуда ладно, будем надеяться, что ваши бравые музыканты успеют вовремя. А то кажется, что сто лет не танцевал.

— Я лично прослежу, чтобы успели, — пряча улыбку, пообещал главный камердинер.

Тогда как парень, немного постояв и подумав, помчался в ту сторону, откуда вот-вот должен был появиться запоздавший обоз с его товарищами.

А в полку жизнь кипела полным ходом. Трио Ивлаевых не сразу вернулось к своему биваку, по причине срочного вызова к полковнику. Так что сразу из госпиталя они поспешили к командиру. Мысли о грядущем наказании так и теснились в их головах, поэтому вошли они в шатер с гордо поднятыми головами и с самым независимым видом. Оправдываться они не собирались, несмотря на то что недавняя встреча с ранеными прошла совершенно для всех неожиданно в теплой и сердечной обстановке.

Только Дункан Белый опять сумел удивить своих подчиненных:

— Вот! Отлично держите спину! Именно так чтобы сегодняшней ночью и двигались!

Девушки недоуменно переглянулись, а у самой бойкой на язык Катерины вырвалось:

— Что, намечено ночное построение всего полка?

— Да нет, большинство будет преспокойно спать. А вот отличившиеся в недавнем рейде наши воины приглашены царем Леснавского государства на пир. С последующим награждением орденами и вручением ценных подарков. Давно такой блистательной операции на пограничье не проводили, вот его величество и решил выделить героев. Так что задача вам ясна?

— Ясна! — за всех ответила Мария, — Какова форма одежды?

— В данной обстановке подходит любая. Желательно — парадная. Как я понимаю, бальных платьев у вас нет, а вот…

— Есть! — неожиданно призналась Вера. — По одному и скромные…

— Но мы бы хотели в тех костюмах, — перебила ее старшая Ивлаева, — в которых мы проходили вступительные испытания. Костюмы новые и довольно отлично сшиты.

— Так и я о чем веду! — радостно воскликнул полковник. — Как раз о тех костюмах я и подумал. Мало того, у меня тут попутно возникла одна хорошая идея, каким образом придать больше лоска и шика всем нашим наемницам. Догадываетесь? А-а, вижу по глазам, что догадываетесь! Хочу попросить у вас эти костюмы потом дня копирования и создания выкроек. Сделаем для всех женщин парадную форму. Как вам идея?

Катерина первой пожала плечами:

— Понятия не имеем. Но если надо, то пожалуйста, нам не жалко.

— Я в вас не сомневался! — Полковник щелкнул пальцами в раздумье, не забыл ли чего, и разрешил: — Можете идти готовиться. Или какие-то вопросы есть?

Он заметил некоторое смущение на лице старшей в трио. И та высказалась:

— А кого и как будут награждать?

— Весь отряд барона Дроона с ним во главе приглашен на бал. Награждать будут всех, тех, кто убил хоть одного врага, — особо.

— То есть получается, что зауве Грозовой ничего не достанется? Может, мне можно еще как-то отказаться от дарственной одного трофея?

— Ах, вот ты о чем, — как-то странно вздохнул командир наемников, — Не волнуйся, Апаша получит гораздо больше за командование группой, чем за одного убитого зроака. В царском штабе несколько иные понятия об итогах каждого сражения. Так что недовольных или обделенных не останется. Довольна?

— Вполне.

— Тогда… Ах, чуть не забыл спросить! Что у вас там сегодня за ссора стряслась?

Причем спросил это обманчиво спокойным и отеческим тоном. Воительницы даже засомневались в том, что видели и слышали на плацу. Но выбранный тон как раз очень способствовал заготовленным фразам:

— Да так, ничего особенного. Просто слегка поцапались с ребятами.

— И разберетесь сами? — Теперь тон поменялся кардинально и стал строгим до крайности.

На такой вопрос надо было отвечать твердо и без колебаний:

— Уже разобрались!

— М-да? Ну ладно, тогда больше не задерживаю. Идите готовьтесь! Отправляемся в лагерь его величества ровно через полтора кара.

Сразу после выхода от полковника трио Ивлаевых поспешило в обоз, где в сундуках интенданта хранили не только свои последние трофеи, но и основные свои вещи, взятые с Земли и не оставленные в южной пейчере Рушатрона. Причем каждая из них по дороге думала о своем, более всего ей присущем.

— Успеем ли мы привести свои костюмы в порядок? — переживала Вера, — Где бы в этом диком краю отыскать нормальный утюг?

— Ох, девчонки! — мечтательно закатывала глаза Катерина. — Неужели на царском балу побываем? Там ведь и танцы наверняка будут, а что мы сумеем сплясать?

И только лидер компании хмурилась от недобрых предчувствий:

— Ох, девоньки, и побьют же нас! Так побьют за все эти обманы с титулами, что мало не покажется! Как по мне, то я бы советовала немедленно подавать в отставку и тайком возвращаться в Рушатрон.

Близняшки на нее дружно набросились:

— Фи! Машка! Ты стала старой паникершей! Нас еще и бить не начали.

— И не начнут, если будем помалкивать да больше к поведению других присматриваться!

— И потом: кто давал обеты отомстить за Бореньку?!

— Ага! Еще и нас заставила столицу бросить.

— И кто утверждал, что наш род Ивлаевых в любом случае достоин княжеского титула?

— Точно! Сама же нашим родственникам титулы, имена придумывала. Так что теперь у нас одна дорога: на бал! Или натанцуемся…

— …или покрасуемся.

У входа в шатер интенданта лидер компании добавила:

— Или все-таки побьют. Может, и ногами.

Глава двадцать седьмая

ЗМЕИНАЯ ТАКТИКА

Кречей на наш берег и в самом деле завезли более чем много. Когда мы рассмотрели взмывшую от ладей тучу, то в Два голоса исторгли витиеватые связки самых злобных, известных нам ругательств. Ну не вынесли наши души такого издевательства над действительностью! Правда, у мэтра циркового манежа получались связки намного сочнее, прилипчивее и забористее. Если бы хоть половина его пожеланий в сторону наших врагов сбылась каким-то чудом, то уже в течение часа все видимые нам людоеды с их зловонными прихлебателями умертвили бы себя с помощью самых разных сексуальных извращений.

Но увы, проклятия наши и ругательства не имели должной магической силы. Куча врагов собралась на отметке в четыреста — пятьсот метров от Скалы и стала совещаться, поглядывая в нашу сторону. В основном, как мы поняли, ставились задачи крылатым аспидам, хотя четверть армии сразу же снялась и поспешила далее вдоль горной преграды, намереваясь там взобраться по уже проложенным трассам наверх. Мы могли, конечно, снять парочку уродов с такого расстояния, а то и две парочки успели бы успокоить, но с данным количеством врагов наши выстрелы уже не имели принципиального значения. Наоборот, мы чувствовали, что придется отбиваться здесь до последнего болта. Если, конечно, все-таки не подоспеет помощь в виде армии князя Михаила.

Естественно, что и мы не стали сидеть сложа руки, а интенсивно принялись увеличивать шансы нашего дальнейшего выживания всеми возможными силами. Леонид бросился в глубь пещеры и стал оттуда мне подкатывать валуны побольше. По ходу и малыми камнями не брезговал, а я, стараясь держать арбалет под руками и продолжая боковым зрением поглядывать в сторону готовящихся к атаке врагов, стал делать из нашей амбразуры маленькую узкую щелочку. Для этого дела и тела зроаков пошли в ход, служа основанием, подпоркой и утолщением стены, воздвигнутой на самой кромке пещеры. Зато после такого умного преобразования нашей обороны она стала практически неприступной. Мы радовались и недоумевали одновременно: почему раньше до такого не догадались?

На наши приготовления враги посматривали с явным недовольством, а кречи даже стали выкрикивать дополнительные угрозы в наш адрес. Суть угроз сводилась к одному: слегка поджарить нас до румяной корочки и есть живьем.

И опять судьба смилостивилась и дала нам отсрочку перед большим сражением. Потому что иное большое сражение началось на самой скале. Нам из пещеры видно не было, но, скорее всего, вышли на зачистку людоедской нечисти воинские силы из Восточной крепости. Ведь они прекрасно видели и кречей, и зроаков еще ночью, наверняка разобрались, что те на кого-то охотятся, и попытались прийти нам на помощь.

К огромному нашему сожалению, ничего у них не получилось. То ли силы сразу были неравными, то ли очередное пополнение людоедов успело подняться на помощь своим подельникам, но люди победу не одержали. Хотя часа три велось наверху самое настоящее побоище. Скорее всего, именно кречи заставили воинов царства Трилистье отступить. Их ведь была целая сотня с лишним! Они интенсивно слетали вниз и набирали приготовленные для них камни, чуть позже — корзины с раскаленными углями и какие-то странные, пузатые емкости. Старались крылатые твари в поте своих козлиных морд. Нам даже внизу были иногда слышны крики, рев и грохот сражения. Несколько раз вниз пролетели тела погибших или умирающих зроаков, два раза мы с болью в сердце засекли падающие тела людей, хотя в основном возле входа дежурил только я один. Леонид, пользуясь моментом и не до конца надеясь на наше спасение защитниками Восточной крепости, уже в который раз отправился исследовать ходы и ответвления нашей пещеры.

Надежд было мало, да и те не оправдались. После затянувшегося осмотра он вернулся, в раздражении отбросил топорик к рюкзакам и воскликнул:

— Ничего! Замуровали, демоны!!! — потом уселся рядом со мной и, выглядывая наружу, стал жаловаться: — Нам бы парочку пачек тола или динамита! Там есть места со слабым сквознячком, рвануть там — обязательно выход отыщется.

— Нуда, — иронизировал я, — А вдруг не отыщется? Зато мы как пробки из бутылки после твоего взрыва прямо бы к зроакам улетели.

— Это ты зря! Рушить Скалу я бы не стал. А вот выход просто обязан быть. Если не здесь, то вон в той или вон в той пещерке.

Он тыкал пальцами на соседние отверстия и с досадой себя ругал, что не догадался забраться туда еще ночью и тщательно все проверить:

— Может, там хотя бы вода есть? А уж если проход в дальние глубины или толщи, то я себе никогда не прошу проспанной бесцельно части ночи.

— Как же ты туда доберешься? Там уцепиться даже не за что. Смотри, какая гладкая скала.

— Ерунда! Я бы забрался по расщелине еще выше метров на тридцать, закрепил бы там веревку, а потом качнулся словно на маятнике.

— А-а. Но с другой стороны, мы и тут в любом случае продержимся. Смотри, какая у нас мощная баррикада.

Мой товарищ недаром всю жизнь провел в цирке. Он сразу мыслил в таких случаях иными категориями:

— Конечно, они могут и не догадаться о таком трюке, но опять-таки, пользуясь все той же системой маятника или качания, они могут нас булыжниками бить почти как фанатами.

Он даже не поленился и на куске веревки показал, как это происходит в действительности. Причем так доходчиво показал, что я рассердился:

— Сплюнь! А то еще сглазишь!

Толку с того, что и он, и я по три раза сплюнули за левое плечо? Все равно сглазил. Или накаркал? Суть не меняется: после обеда закрепившиеся на Скате зроаки стали готовить для нас тяжеловесные каменные, легко воспламеняемые жидкостные и зажигательные сюрпризы.

Вначале они вымеряли длину веревок, чтобы те как раз доставали нижними концами наш природный бункер. Причем очень много веревок, где только взяли столько. А потом началась методическая бомбардировка нашего убежища. Внушительные обломки скал с острыми краями кидались как можно дальше от отвесной стены, а потом веревка, служа связующей силой маятника, направляла импровизированную «гранату» на нашу амбразуру. Естественно, высота стены над нами не двадцать метров, поэтому промахивались почти постоянно. Но четкая корректировка бросков висящими напротив нас кречами оказалась весьма действенна. И уже первый попавший в нашу баррикаду булыжник разрушил ее почти на треть. Да еще и нас чуть не посекло брызнувшими мелкими осколками каменной крошки.

При этом один из самых отчаянных кречей бросился к нашей пещерке и сделал попытку покрыть себя неувядающей славой. Прорваться внутрь ему не удалось, и его зловонный труп рухнул в пропасть. Может, он не хотел прославиться, думали мы, может, его просто заставили? Или он был штатным смертником, провинившимся в чем-то раньше? Но зато именно после этого первого удара мы спохватились и стали возводить вторую стену, метров за пять от первой.

После этого бомбардировка приняла затяжной и монотонный характер. Часа три наше убежище пытались разрушить камнями. Почти удалось: от возведенной стены почти ничего не осталось. А потом нас стали заливать той самой жидкостью, которая горит. Нечто в виде нефтяных субстанций или веществ, их составляющих. Залили основательно скалу вокруг, да и первые метры пещеры, а потом подожги раскаленными углями. После чего продолжили интенсивно подливать не так жарко горящие, как сильно чадящие смеси.

Как раз дым больше всего и доставал, потому что внутренний пол шел с легким подъемом вверх, да и пещера внутри расширялась. Так что пришлось настрадаться. Да и отойти довольно далеко в глубь пещеры. Но с другой стороны, горящие скалы и чадящие трупы зроаков кречам тоже не давали возможности прорваться внутрь, пока мы ушли в глубину.

Видимо, враги подумали, что мы в любом случае задохнемся, ведь размеров нашей пещеры они не знали. Часов через пять очередной скалолаз-зроак осторожно приблизился к нашей амбразуре и попытался высмотреть, что внутри творится. Если он ожидал увидеть нас остывающими, то получил совсем другое: болт прямо в голову. Зато бомбардировка возобновилась с утроенной силой, горючую смесь стали кидать на нас и кречи, а огонь вновь запылал на каменных откосах Скалы.

Сумерки внесли свои коррективы в осаду: заставили агрессора успокоиться и прекратить на ночь все боевые действия. Они поняли: раз мы до сих пор из пещеры не ушли, значит, нам деваться некуда. Завтра, как бы мы ни сопротивлялись, что бы мы ни делали, до наших шкур агрессор все равно доберется. Тем более что численное преимуществ их становилось все ощутимее: ладьи без передышки подвозили с правого берега как облаченных в броню зроаков, так и козлоподобных сатиров.

Ну а нам с бароном Копперфилдом ничего больше не оставалось делать, как жевать опротивевший до мозга шоколад да искать в других пещерах выход в глубины монолита. Причем Леонид, когда с веревкой отправлялся в новое восхождение «на ощупь», мне прошептал:

— Все равно они недальновидные и слишком самоуверенные. Я бы на их месте уже в каждой пещерке по десятку зроаков с луками напихал да все там обследовал. Мало того, дали бы им командиры в руки по кайлу да и заставили бы пробивать тоннели в нашу сторону.

— Опять каркаешь?! — зашипел я на него со злостью. — Может, там и не пещерки вовсе, а просто более глубокие гроты?

— Вот сам и сплевывай, пока не сглазил! — не остался в долгу мой товарищ и отправился по рискованному маршруту в мало обнадеживающую экспедицию.

Он пополз по отвесной скале, а я и в самом деле постарался неслышно сплюнуть. Утешал себя надеждами. Зрением в ночное время я не только себя мог порадовать. По словам Леонида, стояла полная темень, а я видел чуть ли не лучше, чем вчера. Последствия черепной травмы от удара стрелой не то что не прошли, а стали более качественными в положительном смысле слова. А уж с калиматорным прицелом да с пятикратной оптикой я теперь мог рассматривать лица людоедов, даже не включая инфракрасную подсветку.

Поэтому и старался высмотреть всех врагов, части тела которых торчали в пределах досягаемости моего арбалета. Таковых оказалась огромная масса, и все на дистанции в четыреста и более метров. Хотел было начать отстрел, но подумал и все-таки не стал этого делать. Что-то мне шептало на ухо, что, скорее всего, ранение еще одного, а то и десятка зроаков мне пока больших благ не принесет. Второй вопрос, что внимание дополнительного к нашему гнездышку привлекать не хотелось, вдруг внизу опять носители всех трех щитов появились? И вдруг они сейчас высмотрят моего товарища? Да поднимут шум и вой? Только очередных бомбардировок маятником нам не хватало!

Поэтому основное внимание я уделил помощи Леониду, заключавшейся в корректировке шепотом его маршрута движения вначале, а потом и «беганья» по ровной перпендикулярной стене, вися на закрепленной веревке. В тот момент и я другой веревкой уже страховал более интенсивно.

В общем, попал мой товарищ довольно удачно в одну пещерку, а потом и во вторую. Но если в первой пещере полтора часа проведенного времени никаких результатов не дали, то во второй исследователь пропал изначально на два часа. Я уже извелся от переживаний, когда его голова показалась из отверстия и радостным шепотом оповестила:

— Куда ведут ходы, я не нашел, потому что мой фонарик издох. Но ведут они очень и очень далеко. Как вниз, так и в сторону юга! И воды полно: целый ручеек струится.

— Чего ж ты так долго?

— Да говорю, что последние сотни метров пробирался на ощупь.

— Говорил тебе «жужжалку» взять! — Хоть я ворчал, но уже с радостным томлением в душе подвязывал к веревке первый рюкзак.

«Жужжалкой» мы называли фонарик с инерционной раскруткой простым нажатием ладони. Шуму, правда, много, но в любом случае светит. Вот из-за шума Леня его и не стал брать. Но больше всего меня в тот момент обрадовало наличие воды. Пить хотелось так, что я про еду забыл. Что с моей болезненной прожорливостью даже меня поразило.

Мы перетащили первый рюкзак в новую пещеру, а на обратном перетаскивании веревки товарищ мне передал полную флягу прохладной воды, которую я выпил с наибольшим удовольствием в своей жизни.

Дальнейшая передислокация прошла в спокойной деловитости, как и последующее возведение небольшой баррикады в самом начале. Печальный опыт такой безалаберности мы уже имели, поэтому перестраховались сразу. Потом я опять остался на посту, а Леонид умчался на более глубокую и дальнюю разведку с «жужжалкой». И на этот раз тоже долго отсутствовал, чуть ли не больше часа. Времени до рассвета оставалось часа полтора, когда меня сильно отвлекли значительные перемещения и ранняя побудка в стане врага. Причем это не кашевары или стоящие в наряде людоеды принялись за необходимую работу, проснулись и забегали все, кроме кречей. Вскоре и причина стала понятна: со стороны речки в стан противника стало подтягиваться внушительными отрядами закованное в сталь пополнение. Причем мне показалось, что прибыли какие-то элитные части. Слишком уж разукрашенными позолотой да богатыми одеждами они отличались. Они пока концентрировались на дальней периферии лагеря, и было непонятно, зачем они вообще сюда приперлись. Неужели именно отсюда зроаки будут наносить основной удар по армии царства Трилистье? Или они прибыли полюбоваться на пленение, а то и личную апробацию двух взятых в плен баронов?

Задумался по этому вопросу настолько, что даже вздрогнул, когда шорох за спиной и хриплое дыхание возвестили меня о возвращении разведчика.

— Ну?! Что там?! — набросился я на него с криком.

Он вместо ответа вручил мне вначале полную флягу воды, а когда я и ее вылакал, отдышался чуток и порадовал долгожданным, радостным ответом:

— Есть! Есть выход! Сразу на ту сторону. Видимо, дождевые воды за века пробили, потому что найденный ручеек вглубь уходит. Ну и выход не прямой: насколько я рассмотрел, придется метров с сорока до земли на веревке спуститься.

— Ха-ха! Ерунда какая! — хлопал я его в приливе радостной энергии по плечам. — Да с такой высоты мы спрыгнем запросто! Легко!

— Не забывай о кречах! Как только засияет Светоч, они нас заметят, а потом и выловят, словно ежиков в тумане. Там внизу что-то темнеет чуть поодаль, но что это такое — я не рассмотрел. Хорошо бы, лес, но вот за сколько мы туда доберемся?

То есть спешить следовало изо всех сил, и мой товарищ сразу подхватил свои пожитки, приладил арбалет себе за спину и тронулся в путь со словами:

— За мной, мой друг, к свободе и спасению!

Нас тут больше ничего не задерживало. Но уже взявшись за лямки моего полегчавшего от съеденной пищи рюкзака, я подумал о неиспользованных возможностях нашего оружия и пожалел, что хоть парочку уродов напоследок не подстрелил. Следовало это упущение исправить немедленно.

— Леня, стой! Надо парочку людоедов завалить на прощание! Заряжай!

Смотреть на товарища, как он досадует по поводу задержки, я не стал, его ворчание мне тоже целиться не мешало. Тем более что в центре лагеря образовалась довольно красочная и компактная группа зроаков, которые все дружно показывали руками в нашу сторону, что-то весьма интенсивно доказывали и все это пытались преподнести одному грузному людоеду, стоящему на переднем плане.

Ба! Да к нам в гости сам полковник, а то и генерал пожаловал! Потому что вряд ли какой маршал станет переться к Скале среди глухой ночи. Для этого и существуют чины попроще и помельче.

И дистанция — самое то, что доктор прописал: четыреста пятьдесят метров! Все-таки мои попытки сдержаться от выстрелов прежде времени выработали у врага четкую уверенность в том, что дальше четырехсот метров мы цели поразить не можем. Вот я сейчас вашего полковника и порадую! Заодно, глядишь, и атаковать им с самого утра расхочется, а нам это только на руку.

Тщательный прицел, плавный спуск и заводской, с отличным оперением болт достиг поставленной перед ним цели. Командир людоедов завалился на спину, а все его окружающие взвыли дурными голосами, бросились прикрывать раненого, а то и убитого подельника, оказывать ему помощь, а чуть позже бегом даже уволокли метров за двести дальше.

И все это время я безостановочно прицеливался — и стрелял. Прицеливался — и стрелял. В том создавшемся столпотворении и промазать было сложно, настолько людоеды роились в одном месте. И только когда я понял, что болты наносят лишь легкие, не опасные ранения на расстоянии за шестьсот метров, бросил это бесполезное дело и следом за Леонидом помчался к вожделенному выходу из нашей природной ловушки.

— Сколько хоть свалил? — интересовался на бегу товарищ.

— Да не меньше десятка с ног посшибал, — рассуждал я, стараясь не сбиться с дыхания. — А вот сколько из них избавит этот мир от своего мерзкого присутствия — утверждать не берусь. Но вот их главного полковника, а то и генерала, скорее всего, насмерть срезал. Наказали мы его за любопытство.

За полчаса интенсивного продвижения мы достигли лаза на противоположную сторону горной гряды. Опустили веревку, и я скользнул вниз первым. Но еще перед этим отчетливо рассмотрел громадный и дремучий лес в нескольких километрах от Скалы, а далеко справа темнеющую гладь покрытой после водопада туманом реки Лияны.

И в самом деле нам повезло многократно. Под густую темень деревьев мы забегали уже в предрассветной белесой дымке. После чего с полчаса приходили в себя и пытались отдышаться. При этом мы хорошо заметили на гребне Скалы массу фигурок как самих людоедов, так и взлетающих, кружащих в небе кречей. Враг оказался жутко многочисленным и готовым к атаке на нашу пещерку. Ну, может, и не столько готов, сколько взволнован гибелью своего любимого генерала. А нам уже было на них плевать с самой высокой колокольни. Выбрав направление примерно на полвторого, поспешили как можно быстрее удалиться от этого опасного места.

Мало ли что! Вдруг скалолазов и кречей заставят штурмовать наше убежище всем скопом, не считаясь с потерями? А то и уже заставили? Ну ворвутся в первую пещерку, в оптимальном для себя варианте сразу и во вторую сунутся, начнут нас искать во всех ходах и ответвлениях. В итоге час у них уйдет на отыскание выхода с этой стороны и осознание того факта, что мы ускользнули из тупика.

После чего врагу останется одно из двух: либо смириться, отступить и не делать даже шага по территории могущественной империи Моррейди, либо организовать за нами погоню. В любом случае два часа на отрыв у нас имелось. Жаль только, лошадей не было, они бы нас очень сильно выручили. Теперь придется форсированным маршем достичь первых рыбацких поселков на левом берегу Лияны, купить лодку или арендовать ладью побольше и под полными парусами мчаться в Рушатрон. Наша задержка в Трилистье оказалась очень полезной во всех отношениях, но это не означало, что я забыл о своих подругах и их незавидном положении в жутко незнакомом и новом мире.

И чем дальше мы отдалялись от Скалы, тем больше в моем сознании вращались разные домыслы и догадки, общую тему которых можно было выразить одним простым вопросом: «И как там эти наивные глупышки без меня мучаются?»

Глава двадцать восьмая

И НА ВОЙНЕ БЫВАЮТ РАЗВЛЕЧЕНИЯ

Никто из наемников, а в первую очередь и сами сестры Ивлаевы, не сомневался, что трио героинь будет на царском балу самым красивым, элегантным и притягивающим к себе взоры. По крайней мере, такое складывалось впечатление, пока вся группа приглашенных и сопровождающее их командование полка прошли через свой лагерь. Со всех сторон только и слышались восхищенные и подбадривающие выкрики однополчан. Причем сама суть, тон этих выкриков совершенно кардинально отличались от им подобных, прозвучавших в предобеденное время и ставших поводом для восьми дуэлей.

Правда, и завистливые нотки порой слышались в голосах товарищей по оружию, но это уже относилось скорее к мужчинам, которые этой ночью сподобятся лично лицезреть первых красавиц царства, фрейлин ее величества, да и саму царицу. Такое наемникам, пусть даже и знаменитого формирования «Южная сталь», доводилось пережить хорошо если раз в жизни. Но вот после некоторой зависти парням и мужчинам многие выражали твердую уверенность, что трио прекрасных воительниц легко заткнет за пояс любых местных красавиц.

И большинство не ошиблось в своих предсказаниях. Хотя справедливости ради следовало заметить: в придворной свите, сопровождающей царя в его летнем походе, оказалось немало юных и зрелых прелестниц, могущих поспорить с героинями если не красотой, очарованием, умом и свежестью, то уж шикарными бальными платьями точно. И все равно уникальные костюмы воительниц никого не оставили равнодушными. Часть гостей бала сразу и вполне откровенно стала восхищаться тремя девушками, а часть возмущаться их безвкусием, вульгарностью и солдафонской серостью. Хотя к покрою, деталям, структуре тканей все пытались присмотреться с одинаковым вниманием.

Вначале группу гостей громкий голос распорядителя так и представил, довольно просто, невитиевато:

— Приглашенные наемники имперского полка «Южная сталь» во главе со своим командиром, барессом Дунканом Белым!

Титул баресса по земным понятиям соответствовал титулу маркиза.

После чего полковник, не разжимая губ, «пожелал» своим подчиненным приятного вечера:

— Не забывайте инструкции, а то я за себя не ручаюсь!

Инструкции давались довольно жесткие: поодиночке по залу не шататься, меньше трех не передвигаться, на все вопросы отвечать вежливо и сдержанно, на провокации не поддаваться, а молча отходить в сторону. Перед выходом царской семьи — всем опять собраться вокруг командира. Ну и прочая куча всяких приказов, советов и наставлений, которых словоохотливый майор успел вылить на наемников в коротких паузах между наставлениями самого полковника.

То есть все понимали, что злить Дункана Белого даже героям не стоит. И так его твердость перед выходом из лагеря оценили все: строевой капитан после немедленного расторжения контракта уже собирал вещички и обязывался покинуть расположение части завтрашним ранним утром.

Но бал есть бал. Легкая, тихая пока еще музыка, многочисленные столы с изысканными яствами вдоль стен, красочное великолепие элиты здешнего царства — все это сразу заворожило, увлекло и развеселило одновременно. Так что творящееся вокруг действо расслабляло и вполне естественно вызывало восторженные, хоть и тщательно скрываемые эмоции. Особенно трепетно к происходящему отнеслись девушки с Земли. Они живо оторвались от общего коллектива, хотя сразу заметили неотступно следящую за ними в небольшом отдалении Апашу Грозовую. Но по данному аспекту не сильно взволновались.

— Вряд ли она намерена затеять с нами потасовку или скандал именно здесь.

— Наверняка это полковник приставил ее за нами присматривать.

— Точно! За дикарок принимают.

— Или переживают, чтобы мы и здесь дуэлей не устроили.

Они так и шли вдоль столов, пробуя и обсуждая одно или другое угощение. При этом они то расходились чуть в стороны, то опять собирались вместе. Порой вновь возвращаясь к застывшей на месте и нахмуренной Апаше и опять удаляясь от нее и теряясь среди групп надменно прохаживающихся придворных.

На девушек большинство присутствующих старались демонстративно не обращать внимание, хотя такое показное игнорирование сразу раскрывалось, достаточно было при-смотреться к их скошенным взглядам да слишком вычурным, манерным позам. Заговаривать с воительницами почти никто не пытался, разве что один бравый генерал довольно тепло поприветствовал и отечески поинтересовался, нравятся ли им угощения.

Еще несколько человек тоже поздоровались с девушками, одна группка молодых людей даже попыталась вовлечь в разговор, но тема Ивлаевым показалась совсем незнакомой и неинтересной, и они опять по одной ускользнули в разные стороны.

Вот тогда один из молодых офицеров, в довольно скромной форме лейтенанта, вдруг неожиданно оказался возле Катерины, которая с сосредоточенным видом пробовала какие-то экзотические фрукты. Он вежливо склонил голову в знак приветствия и спросил:

— Вам нравится пейочи?

Девушка вначале аккуратно промокнула свои губки платочком и только потом ответила:

— Да так себе. Слишком приторный.

— Полностью разделяю ваше мнение. Поэтому и предпочитаю есть этот фрукт с чуть кисловатой сметаной. Вкус становится просто потрясающим.

— Да? Надо будет прислушаться к советам старых гурманов. — Катерина стала высматривать ближайшую пиалу со сметаной.

Тогда как лейтенант попытался скрыть на своем лице выражение досады:

— Конечно, в последнее время я вообще не ел фруктов, но неужели стал выглядеть так старо? Мне всего девятнадцать лет, пошел двадцатый.

— Да? Что вы говорите! — Пробормотав такое, девушка подхватила пиалу, вилкой поддела очередной кусок плода пейочи, обмакнула его в сметану и слишком уж сексуально его съела. — Хм! А ведь и в самом деле вкусно!

После этого признания в прелестный ротик последовал второй, а затем и третий кусочек диковинного фрукта. Тогда как лейтенант глубоко задышал, побледнел, лоб его покрылся испариной, и он стал нервно облизывать свои губы. Порой такое состояние классифицируют словами «сбился с мысли и растерялся». Хотя и отдышался парень на удивление быстро.

— Разрешите представиться, меня зовут Миурти.

Катерина уже намеревалась отшить его какой-нибудь Фразой попроще, типа «Нам и своих мелких офицеров в полку хватает!», но вовремя вспомнила о строгих наущениях командира. Поэтому ответила довольно мирно:

— Наемница Ивлаева.

— Очень приятно, госпожа Ивлаева. Но позвольте узнать ваше имя, звание и титул.

Эта навязчивость уже стала раздражать, тем более что воительница заметила приближающуюся со стороны и внимательно к ним присматривающуюся сестру.

— А может, сразу пригласите девушку на танец? — И четвертый кусочек пейочи отправился в затяжное путешествие. — Зачем вам мой титул?

Миурти сглотнул и вновь облизнулся:

— А вы так любите танцевать?

— Обожаю! Но никак не пойму, сколько на том балкончике музыкантов и на каких они инструментах играют.

Взгляд лейтенанта скользнул вслед за женской ладошкой и прикипел к придворному оркестру:

— Ну, там их восемнадцать человек, — И стал перечислять инструменты: — Шесть скрипок, три флейты…

При этом совершенно не замечая, как рядом с одной воительницей возникла вторая точно такая же, с пиалой сметаны в руке и с кусочком фрукта на вилке. Теперь уже две слушательницы внимали рассказу, кто и на чем играет, и проводили синхронную дегустацию. Зато каков был эффект, когда словоохотливый, но излишне приставучий лейтенант повернулся и замер на полуслове! На него накатила очередная волна растерянности и непонимания. Закрыл глаза, открыл — ничего не изменилось: две очаровательные воительницы продолжали с непередаваемой на словах сексуальностью кушать кусочки пейочи. Он так и стоял с полуоткрытым ртом больше минуты и только потом кое-что вспомнил и выдохнул с облегчением:

— Уф! Мне уже показалось, что я мозгами поехал от пережитых в последнюю неделю трудностей. Хорошо, что вспомнил чью-то реплику, что вы близнецы и очень похожи.

— Очень? — удивилась Вера. — Как странно.

— Мы всегда думали, что мы совершенно разные, — пожала плечиками Катя.

— Нуда, мы друг друга никогда не путаем.

— Это понятно, — уже более расслабленно заговорил Миурти. — Меня просто поразила ваша немыслимая красота. Ну а когда подобное видишь в удвоенном количестве, то у слабого мужчины может случиться приступ сумасшествия. Потому что нормальному объяснению увиденное не поддается. Поэтому разрешите представиться и вашей сестре.

Он посмотрел на Катю, но та обиженно пожала плечами:

— А почему это ей два раза, а мне ни разу?

А Вера сразу поддержала тон их любимых с сестрой розыгрышей:

— Ах! Она всегда меня осуждает, когда я на приемах знакомлюсь с подозрительными мужчинами.

Лейтенант уже и не знал, как ему себя вести: обижаться на слово «подозрительный» или продолжить знакомство. Решил все-таки не усложнять:

— Итак, меня зовут Миурти. А теперь буду иметь честь услышать ваши имена, госпожи Ивлаевы.

В данный момент девушкам было все равно, как и кого назвать, и они представились своими настоящими именами. Весь вопрос в том, что лейтенант захотел невероятно сильно научиться с первой минуты знакомства запоминать, кто есть кто. Он прикоснулся к протянутым по очереди ладошкам, поцеловал каждую и при этом своим взглядом, словно рентгеном, пытался заметить хоть единое отличие в одежде, интонациях и даже форме ноготков на пальчиках и таки заметил единственное пока различие на одежде: у Катерины имелось маленькое пятнышко сметаны на ее щегольской курточке. Все, с этого самого момента он стал заливаться соловьем и с четверть часа чувствовал себя хозяином положения. Утверждал, что это именно Катерина любит музыку и танцы, и настаивал на первом танце именно с ней.

Мало того, он потребовал от растерявшихся девушек даже проверки своего умения. Они согласились и несколько раз менялись местами или делали вид, что поменялись, а он угадывал верно и с торжеством в голосе:

— Настоящий воин даже в невероятно одинаковой красоте отыщет маленькие, но еще более прекрасные различия. Так что первый танец Катерина обещала мне.

Плохо он знал сестричек-лисичек. Подобные различия в какой-нибудь маленькой детали одежды или прически они уже проходили не раз и не сотню раз. Поэтому умели смотреть друга на друга гораздо более внимательно, чем в зеркало. И Вера заметила на сестре то самое пятнышко сметаны. Прошептала о нем ей на ушко и добавила:

— Я уже испугалась, что этот офицеришка, как Борька, умеет нас различать.

— Да куда ему! — шепнула Катя в ответ. — Правда, его наблюдательность просто поражает. — И сказала громко: — Хорошо, раз такое дело, попробуем потанцевать. Хотя сразу предупреждаю: я воительница, а не придворная фрейлина. Могу и ноги напарнику в танце оттоптать.

— Так и я не учитель танцев, — довольный собой, улыбался Миурти.

— Мы сейчас только спросим разрешения у старшей сестры и сразу вернемся.

Лейтенант несколько подивился таким семейным строгостям, о чем заявил своему внушительному по размерам приятелю, который оказался с ним рядом после ухода девушек:

— Странные они какие-то. Вроде взрослые наемницы, а разрешения у родственницы побежали спрашивать.

— Я только что про этих наемниц кое-что узнал, — затараторил здоровяк, внимательно оглядываясь попутно по сторонам, — Они с Пимонских гор, какие-то совсем дикие, нецивилизованные. Только и умеют, что ножами кидаться, вот нескольких зроаков они скопом и убили в ночи. Говорят, что те спали.

— Не важно, что они делали, — голос лейтенанта окаменел, — важно, что людоедов убили!

— Бесспорно! Но тебя не смущает их дикость? И так уже половина наших смотрит на тебя с осуждением и непониманием.

— Слушай, Смел, ты ведь прекрасно знаешь, что я думаю об этих жеманных и тупых придворных тунеядцах! Поэтому плевать, что там осуждают. Тем более что девушки ну совсем не напоминают дикарок. Скорее, это я возле них словно стеснительный и неопытный юноша. То краснею, то бледнею, то нить разговора теряю. Даже если они и с диких гор, то наверняка у них в роду кто-то ну очень титулованный имеется. Так себя вести и держаться простые горянки не смогут. Гак что, Смел, выполни еще одну просьбу: отправь немедленно Саабера или к полковнику, или к его заместителю, и пусть все досконально, во всех подробностях узнает об этой парочке наемниц. Вернее, о трио.

Двойняшки уже возвращались, и плечистый Смел поспешил отступить в сторону. Хотя сделал это не совсем вовремя, и его отход в тылы был замечен девушками:

— А это кто такой красавчик?

— Мой товарищ.

— Так почему не познакомил и нас с ним?

— Увы! Он дал обет еще пять лет не контактировать с женским полом.

— Жаль! Я бы с ним с удовольствием потанцевала. Миурти прекрасно рассмотрел пятнышко на одежде говорящей девушки и выразил свое недоумение:

— Как гак! Ты ведь обещала первый танец со мной?! И тут же последовало обиженное восклицание от другой девушки:

— Вот ты какой? А почему тогда со мной отказываешься танцевать? Сам ведь напрашивался!

— Понимаешь, Вера… — начат лейтенант и в следующий момент заметил пятнышко и на одежде обиженной красавицы, — То есть Катя… Или как?..

Он запнулся, моргая и в растерянности поглядывая то на одну, то на вторую сестричку. А те обе на него посмотрели осудительно, потом уничижительно, а напоследок с одинаковым поверхностным пренебрежением. И чуть не в унисон фыркнули:

— А еще офицер!

— Про различия тут плел!

— Обещал не ошибаться.

— А оказался такой же, как все!

Эффектно развернулись, придерживая свои шпаги, и с гордо поднятыми подбородками поспешили к своей старшей сестре. Гигант тут же оказался рядом с приятелем.

— Что, им не разрешили танцевать?

— Хуже! Я их перепутал! — чуть ли не до крови кусал губы лейтенант.

— Ну и что в этом страшного?

— Для тебя — ничего. А для меня — позор. Тем более что я так самонадеянно перед ними строил из себя прорицателя, что теперь со стыда хоть с бала сбегай.

— А и в самом деле, нужен нам этот бал? Посидим в лесочке, барана зажарим, винцом расслабимся.

— Хватит! Вчера расслаблялись, сегодня танцевать хочу.

— Так на здоровье! — Смел повел своим плечищем в сторону толпы разряженных дам, — Вот сколько красоток! Только и ждут приглашения. Кстати, вон та клайдена считается одной из самых юных и очаровательных симпатяшек.

Клайдена соответствовала титулу виконтессы, по зем¬ным понятиям, но лейтенант о других мирах ничего не знал и аргументировал свое нежелание танцевать с молодой симпатяшкой по другой причине:

— Зато я видел ее маму! И раньше я думал, что таких жирных женщин не существует в природе. Так что ее дочь весьма скоро…

— О-о-о! Когда это еще будет!

— Издеваешься? — Миурти опять повернулся в сторону группы наемников, которые стали собираться вокруг своего командира, — Да и как она может сравниться красотой с Катериной?

— С Катериной? — не сдержал понимающей улыбки Смел, — А это какая из них? Можешь показать пальцем?

— А вот какая из них, нам и предстоит с тобой сегодня выяснить.

— Нам?

— Ты что, уже мне не друг?

— Издеваешься? — совершенно идентичным тоном передразнил гигант, — Для друга я готов на все, но тут вряд ли моя помощь подействует. Если девушка нравится, то ее надо чувствовать сердцем.

— Это тебя Саабер научил такие советы давать?

— Я и без него читать умею, — ничуть не обиделся Смел.

Тут как раз объявили о приближении к временному дворцу их величеств, в огромном шатре начались передвижения людской массы, и молодой лейтенант поспешил оказаться как можно ближе к группе наемников. При этом он потянул за собой еще одного человека. Когда они замерли на выбранном месте, стал с ним перешептываться:

— Саабер, ну что ты узнал про этих воительниц?

— Почти ничего. Этот майор — уж такая скользкая, изворотливая личность, что мне и двух слов дельных вытянуть из него не удалось. Скорее, интуицией догадался, что девочки совсем не те, за кого себя выдают. Весьма темные, так сказать, лошадки. Может, после награждения насяду на полковника. Мне он внешне показался человеком очень добрым и мягким.

— Гм? Странное определение для вояки его уровня. А кто вон та нахмуренная и строгая на вид воительница, которая, словно на веревке привязанная, ходит следом за трио Ивлаевых?

— Прославленная ветеран полка, можно сказать легендарная личность, заува Апаша Грозовая. Кстати, тоже, насколько можно судить по дошедшим до меня отголоскам слухов, как-то она сильно связана с Ивлаевыми. Но говорят разное: то они родственницы, то первые враги и дуэлянты, так что верить таким противоречивым сведениям не стоит.

— Естественно!..

— Его величество Ивиан Холмский! — грянул голос распорядителя, — И ее величество Зориана Елусечи-Холмская!

Подавляющее большинство уставилось на венценосную пару, тогда как трое разновозрастных приятелей продолжили пристальное наблюдение за наемницами. Иалаевы отнеслись к появлению царя и царицы довольно спокойно. Да, им был интересен и сам внешний вид идущих через весь зал к трону людей, и носимые царицей украшения. Но никакого раболепия или щенячьего восторга на их лицах не отражалось. Словно они уже в своей жизни достаточно насмотрелись и на царей, и на императоров и теперь проводили только понятные им самим сравнения.

Что несколько задело молодого лейтенанта, и он шепотом пожаловался своим приятелям:

— Что за наглость! Где они воспитывались? Они даже осмеливаются обсуждать их величества и, кажется, хихикать при этом.

Саабер посмотрел на девятнадцатилетнего парня с укором:

— И не только они одни. Так что воспитание тут ни при чем.

А видящий гораздо дальше и лучше благодаря своему росту Смел прокомментировал в другое ухо лейтенанта:

— Полковник тоже заметил недостойные шушуканья и так глянул своим «добрейшим и сердечным» взглядом вокруг себя, что все наемники стали ниже ростом.

Но Миурти с Саабером прекрасно видели, что ниже ростом стали как бы все, но и не все. Потому что три девицы хоть и примолкли, но с гордым видом отвернулись в сторону. Мол, мы здесь ни при чем и нас это не касается.

Дальше последовала уважительная пауза, во время которой царь раздумывал, самому говорить свою речь или дать зачитать глашатаю. Потом все-таки уселся на трон и повел бровью в сторону официального чтеца.

Ну тот и начал с приличествующих данному случаю, месту и времени словоблудий. Всех, мол, рады видеть, приветствовать и привечать. Тем более что этот пир оказался чудесным поводом отметить последние подвиги на границе, наградить особо отличившихся и сделать одно важнейшее историческое заявление.

Далее принялись подробно перечисляться совершенные за последние недели подвиги, и для наемников стало вдруг настоящим откровением, что их беспримерный рейд сразу тускнел на фоне иного, гораздо более эпохального события. Оказалось, что только двое суток назад из ничейных земель вырвалась группа воинов в пять человек, которые нанесли уникальный по значимости урон зроакам как на самих ничейных территориях, так и в глубоком тылу врага. Будучи охотниками и выполняя задания штаба по разведке, группа две недели назад попала в засаду и оказалась пленена людоедами, носителями щитов. Казалось бы, доля шести человек была решена, потому что до сих пор еще ни единому пленнику не удалось вырваться из страшной крепости Дефосс. Но пленники не сдавались и лелеяли надежды о спасении. К ним присоединился еще один воин, тоже плененный зроаками и посаженный в общую камеру смертников. И вот с того самого часа все семеро приложили весь свой ум, изворотливость и отвагу, чтобы избежать страшной участи попасть на стол к людоедам в виде блюда.

Основную лепту в освобождение сделал тот самый седьмой пленник, которого охотникам посчастливилось знать всего несколько часов. Именно он придумал, как вырваться из-за решетки, именно он уничтожил самого первого зроака, стоящего на пути к свободе, и именно он дал возможность вооружиться своим товарищам по неволе. А дальше охотники, пользуясь внезапностью своего нападения и инициативой первого удара, уничтожили только в самой крепости более восьмидесяти людоедов.

К сожалению, при побеге тот самый седьмой товарищ, друг, инициатор, не сумел вырваться на свободу и пал с оружием в руках в неравной борьбе. Пал один товарищ и во время недельного отрыва от погони и блуждания по диким пустошам в ничейных землях. Зато оставшиеся пять благополучно вернулись в царство, уничтожив, пока бежали, еще более двадцати зроаков и около десяти кречей. Могли вырваться и раньше домой, но решили задержаться, запутать погоню, планомерно уничтожая ее, и таким способом отомстить за двух своих павших товарищей.

Понятно, что в этот момент все пятеро достойны высочайших наград, которые прямо сейчас и получат.

Вызвали двоих воинов, получивших из рук самого царя высшие государственные ордена, памятные подарки и дорогущие, отныне для каждого фамильные, драгоценности. Потом вызвали Саабера. Потом краснеющего и стесняющегося гиганта Смела. Последним к царю приблизился лейтенант Миурти. О награждении он знал заранее, поэтому не слишком волновался, заслужил все-таки. А вот за группой наемников старался наблюдать с максимальной в его положении тщательностью. И круглые от удивления и восторга глаза близняшек его согрели до глубины души.

Он даже слегка позлорадствовал в душе: «Ха-ха! Теперь я посмотрю, как вы сами станете напрашиваться на танец со мной и умильно утверждать, что несколько поспешили со своими нелепыми розыгрышами. Посмотрю и хорошенько подумаю, прежде чем той самой Катерине ответить снисходительностью».

После награждения пятерки прославленных отныне охотников и разведчиков волнение в зале быстро улеглось, едва его величество наморщил лоб, и чтец продолжил речь венценосного правителя.

Пятерка отважных вырвалась с ничейных земель, но следом за ней в мирные земли Леснавского царства ворвался огромный отряд зроаков вместе с кречами. Могли наделать больших бед, да вовремя подоспевший на боевое дежурство полк из союзной империи Моррейди положил конец кровопролитным нападениям на крестьян. Мало того, доблестные наемники не дали врагу время на отдых и организацию прорыва на ничейные земли. Провели ночной рейд и уничтожили людоедов почти всех до единого.

За что, собственно, тоже сейчас и будут награждаться.

Начали с памятных наград командованию полка. Затем раздали награды каждому участнику, командиру разведчиков, ветерану Апаше Грозовой, ну и на финал награждения оставили трио Ивлаевых. Каждая из двойняшек недрогнувшей рукой лично уничтожила по семь зроаков. Их старшая сестра Мария — восемь. За что царская чета и задарила красавиц высшими леснавскими орденами, памятными подарками и роскошными диадемами, которые не стыдно было носить даже императрицам.

Теперь уже три девушки посматривали на восторженно гудяший зал с чувством гордости за содеянное и с завидным достоинством вернулись на собственные места.

Зато вновь вернулась неуверенность и некое чувство стыда в душу лейтенанта Миурти. Ему сразу стало понятно, что суммарные подвиги его группы, конечно, впечатляют, но то, что эти хрупкие на вид девушки бесстрашно и решительно уничтожали огромных, злобных и кровожадных зроаков, в голове никак не укладывалось. Могло показаться, что у них в голове только танцы, наряды, флирт да розыгрыши, а они вон как великолепно сражаются! Поневоле почувствуешь себя рядом с ними неполноценным, а любая бравада и попытки над ними возвыситься покажутся делом бессмысленным, сходным с ребячеством.

«Как после этого к ним подойти и пригласить на танец? Да еще и правильно угадать, какая среди них Катерина? Ужас!..»

А его величество встал и сам решил завершить свою речь. Потому что хотел придать ей еще большей исторической значимости.

— Во все прошлые века ничейные земли являлись территорией нашего царства. Но долгие кровопролитные сражения с людоедами согнали с наших земель трудолюбивых крестьян и хозяйственных ремесленников. Теперь там одичание, заброшенные луга, поля и леса, городища, от которых остались только почерневшие остовы, хутора, выгоревшие до основания, да несколько полуразрушенных замков и крепостей. Я решил сделать попытку изменить ход истории. Отныне специальным декретом я призываю на одичавшие земли всех добровольцев, которые смогут осесть на тех землях и оказать достойное сопротивление людоедам. А чтобы мои утверждения о землеустройствах имели юридическую силу, каждому человеку, организовавшему поселок, дарую титул барона, каждому, кто объединит под своим началом пять баронов, — титул заува, а тот, кого признают четыре заува, станет полноправным князем. И уже с завтрашнего дня мои секретари начнут принимать списки всех желающих поселиться на исконных землях нашего царства Леснавского.

Царь сделал паузу, затем улыбнулся и громко добавил:

— Но все формальности — завтра! А сегодня продолжаем бал в честь наших героев!

В лучшем стиле придворного подхалимажа, а в иных кругах, как говорят, — любви к царю-батюшке собравшиеся радостно заорали здравицы и пожелания венценосной паре и их потомкам, опять зароились в потоках по всему залу и стали готовиться к танцам. Дело тоже довольно обязательное, потому что повсеместное ношение оружия не давало возможности вот так сразу подхватить ближайшую даму за талию и броситься с ней кружиться в вихрях вальса по паркету. Вначале желающие потанцевать разоружались, снимая свои пояса со шпагами, рапирами, кортиками и мечами и подвешивая их на специальные крючки, расположенные вдоль стен. И только потом, после своеобразной паузы всеобщего разоружения, музыка начинала звучать троекратно громче, а мелодии следовали самые зажигательные и популярные.

Трио Ивлаевых тоже выбрало себе понравившееся место на стене. Девушки повесили свое оружие и, потягивая прохладительные напитки из фужеров, интенсивно обсуждали предстоящие танцы. Причем вопросы в основном задавались Катерине, и все по поводу пригласившего ее на первый танец лейтенанта.

— Ну и как, пойдешь с ним танцевать?

— Понятия не имею.

— Ну и чего ты притворяешься? Мы ведь видим, что он тебе понравился.

— Ха! Ничего в нем особенного!

— Как же, как же! Смотри, каким героем оказался! И кстати, если он тобой заинтересуется на полном серьезе, то следует его выспросить о всех подробностях их побега из той зроакской крепости. Постараешься?

— Даже не знаю. Пусть вначале еще правильно выберет меня. Если будет мяться и сомневаться, откажу в любом случае.

— У-У-У ты какая! Глупая. Нас ведь никто не различает. Хотя он явно будет стараться.

— Ага! Уже старается! Так на нас смотрит, что скоро дырки на нас взглядом протрет. А с друзьями так целый консилиум устроил.

И действительно, находящийся неподалеку лейтенант не спускал своего обеспокоенного взгляда с группы красавиц и весьма интенсивно при этом советовался со своими друзьями:

— Как? Как мне не ошибиться и выбрать именно Катерину, а не Веру?

— Да какая разница? — гудел баском Смел. — Лучше всего подойди и сразу откровенно признайся, что запутался в их удивительной красоте и просишь прошения за это. А потом предложи, пусть Катерина сама подаст тебе руку.

— Еще чего не хватало! Ты не видел, как они могут уничижительно смотреть на человека за малейшую ошибку. Я почему-то уверен, что, если ошибусь, а может, даже просто покажу сомнение, танцевать ни одна из них со мной не станет.

— С другой стороны, и трагедии после этого никакой не будет, — стал наущать Саабер, но, наткнувшись на огненный, недовольный взгляд своего молодого приятеля, сразу переиграл всю суть своей речи: — Тем более что ты прекрасно справишься с узнаванием.

— Каким образом?

— Поговорить наедине ты с ней успел достаточно долго. Значит, хоть единое отличие должен был заметить.

— Да нет между ними ни единого различия! — кипятился Миурти, нервно оглядываясь на балкон с музыкантами — И танцы скоро начнутся!..

Саабер выглядел словно сама сдержанность и рассудительность:

— Не спеши, успокойся и хорошенько подумай. Танцы без тебя не начнутся. — При этом он сделал незаметный для его приятелей жест господину дворецкому, который имел дар замечать подобные жесты от кого надо в любом месте и в любом столпотворении, — И вспомни хоть какое-то ее увлечение, желание, особый интерес.

— Есть! — воскликнул лейтенант во внезапном озарении, — Мне кажется, она очень любит танцевать. И музыкой она сильно интересовалась.

— Вот! С этой точки зрения к ним и присматривайся. Ищи отличия!

Совет оказался как нельзя правильным и своевременным. Миурти в течение последующих минут, похоже, и не моргал, настолько пристально следил за двойняшками. Совершенно одинаковые улыбки, плавные изящные жесты, движения бровей, ресниц, губ, даже блеск прекрасных глаз казался совершенно одинаковым. Зато направленность их взглядов и предметы их заинтересованности в чем-то неуловимо отличались. Вот одна из них непроизвольно посмотрела в сторону музыкантов. И это уже в который раз! И даже свое розовое ушко повернула в ту сторону, пытаясь уловить тихо льющуюся мелодию. Вот музыканты сделали паузу и стали подстраивать свои инструменты: одна изящная бровь дернулась кверху из-за отсутствия унисона. Потом та же бровь удовлетворенно вернулась на место, когда строй инструментов пришел в норму.

Тогда как ее сестра, похожая на нее словно вторая капля чистого, ограненного бриллианта, смотрела куда угодно, на кого угодно, но только не на музыкантов.

И в тот самый момент молодой лейтенант четко осознал, кто именно из них Катерина. Не спуская с нее взгляда и ужасаясь только одной мысли, что сейчас девушки поменяются местами, Миурти двинулся вперед, словно находясь под гипнозом. При этом довольно бесцеремонно кого-то оттолкнул с пути сам, кого-то успел отодвинуть все понявший Смел, кое-кто тоже сообразил и оттянул за рукав своих соседей, мешающих пройти молодому герою. И подойдя к трио, так и продолжая впиваться взглядом только в одну из девушек, он с уверенностью, граничащей с безумством, твердо выговорил:

— Катерина, ты обещала мне первый танец. Прошу!

И подал ей руку. Совершенно одинаково обе девушки сложили ладошки вместе, до жути сходно нахмурились, потом зеркально переглянулись, потом еще больше распрямили и так прямые спины, еще выше приподняли подбородки, а уголки их губ одинаково дрогнули в оценивающей улыбке. Миурти уже прощался с последней надеждой, когда правильно определенная им Катерина положила в его ладонь свои пальчики и покладисто промурлыкала:

— Ну ладно, раз обещала, — И тут же добавила: — Но ведь танцы еще не начались?

Не успел ее вопрос-утверждение еще прозвучать до конца, как общий шум перекрыл голос главного распорядителя:

— Первый танец!

И грянула музыка.

Глава двадцать девятая

НАЧАЛОСЬ?!

До первой рыбацкой деревушки мы с Леонидом добрались через два часа взмыленные, почти обессиленные от быстрого бега в рваном темпе. Да еще и шеи у нас болели: чуть ли не каждые двадцать секунд по очереди задирали голову вверх и просматривали кусочки неба в просветах листвы. Лес в этих местах был уже не такой густой, и мы очень опасались нападения зловонных кречей, которые могли свалиться сами или сбросить камень на голову в любую минуту.

Успели, хотя и прибыли в деревеньку в тот момент, когда все мужское население уже вооружилось луками, запаслось стрелами и интенсивно помогало остальным домочадцам закрывать ставни и готовиться каждому дому к круговой обороне, а более конкретно — к отражению атаки с воздуха. Они с самого утра заметили тучи кречей над Скалой, а совсем недавно засекли, что подлые летающие сатиры устремились в этом направлении. Река для них больше не являлась преградой, и все примыкающее к горной преграде левобережье теперь тоже находилось под угрозой.

Понятно, что в такой суматохе и пылу подготовки к обороне нам пришлось весьма трудно как с первым разговором, так и с последующими торгами. Мы были вынуждены применять к рыбакам более простые, но действенные методы уговоров. Надевший заблаговременно и не снимавший маску Леонид повысил насколько надо голос и стал кричать, что наши милости как раз потому и бегут, что вся эта туча собралась по наши шкуры. И если мы здесь останемся надолго, ярость подлых людоедов быстрее обрушится на несчастный поселок.

Вот только после этого к нам прислушались, и староста согласился на более конкретные переговоры. Лодку продать он нам не согласился категорически. Не помогли даже мои монеты, якобы происхождения из Заозерья. А может, рыбак элементарно боялся, что проезжие бароны обманывают. Зато сдать в аренду лодку вместе с двумя гребцами согласился охотно. И уже через три часа, еще более мокрые от интенсивной гребли по самой стремнине Лияны, мы добрались до первого крупного городка империи Моррейди. Здесь уже и порт солидный оказался, и полный комплект благ, сопровождающих местную цивилизацию. Довольно быстро мы и денег местных наменяли сколько надо, и в порту сумели договориться о дальнейшем пути к Рушатрону.

Правда, вначале мы хотели лично нанять самую быстроходную ладью, а то и купить какое-нибудь подходящее суденышко. Все-таки сплавляться вниз по течению намного проще, и больших навыков кормчего не требуется. Но чуть подумав, мы рассудили здраво: с нашей жуткой усталостью после треволнений последних дней мы заснем — и хорошо, если сядем просто на какую-нибудь мель. Поэтому все дальнейшие усилия приложили для поиска места в качестве пассажиров на отбывающем вниз транспорте. Нашлась такая ладья, довольно большая, быстроходная, с великолепными парусами, которая доставила сюда из столицы товары и теперь возвращалась обратно с небольшой партией сушеных трав, местных фруктов, овощей и гибких стволов непонятных для нас растений. Нам показалось, что это лианы. Но в тот момент на все остальное было плевать: лишь бы слегка подзакусить да завалиться спать. Причем по поводу «подзакусить» настаивал и напрашивался только я, Леонид мечтал только о кровати. Но я настоял на своем:

— Раз обещали трехразовое питание в пути, то как можно его игнорировать?

Каюта нам досталась на удивление приличная, по местным понятиям, две койки одна над другой и место как раз уложить наши рюкзаки. Но мы и не привередничали, действительно слегка закусили, закинув в желудки по миске каши с мясом, и блаженно вытянули опухшие от усталости ноги. Причем действительно опухшие, потому что я свои сапоги неведомо какого размера снял с ног еле-еле. Что спровоцировало приглушенное бормотание засыпающего Леонида:

— А ведь за последние двое суток ты ел мало и бегал много. Когда же ты худеть начнешь? Кабанчик ты наш.

Обидеться я на товарища не успел, заснул.

А проснулись мы уже под вечер от топота ног по палубе и звуков ведущейся швартовки. Ладья причалила к пристани очередного городка для взятия нескольких тюков местного сукна и какой-то там пряжи. И мы, расслабленные и полусонные, так и выбрались на свет божий босиком и в легких рубахах на голое тело. Жутко хотелось помыться и освежиться. Все-таки пребывание и перемещение по пыльным пещерам сказывалось, а дымом от нас так и продолжало разить, словно мы выбрались из долго горящего автомобиля.

Хозяин ладьи к нашим запросам отнесся вполне благосклонно и с пониманием. Выдал по куску мыла, большие мохнатые полотенца и посоветовал искупаться прямо у пристани, где имелись весьма удобные, прямо на уровне воды мостки. И вот только когда мы вымылись и освежились, выстирали свою одежды и переоделись во второй комплект белья, то снова почувствовали себя людьми. И вполне естественно, что нам захотелось от жизни чего-то большего, чем просто миски густой каши с непонятными вкраплениями мяса и овощей.

А вот на эти наши капризы купец и капитан судна отреагировал более сдержанно, вернее сказать, холодно:

— Камбуз у нас маленький, готовим по самому минимуму. Мудрить над всякими марципанами кок не будет. Да и не умеет.

Но если барон Копперфилд понимающе кивал головой, то я страшно возмутился:

— Так что нам, любезный, с голоду прикажете помирать?

Тот с сарказмом осмотрел мое босоногое короткое тело и пожал плечами:

— Всем пайка хватает.

— Мы не все! И готовы заплатить за усиленное, пусть даже в пятикратном размере, питание.

— Хе-хе! Кто же вас питать будет? Если у меня всего пять матросов, и те заняты постоянно! — возмутился в ответ купец, но потом все-таки припомнил, что мы представились баронами и заплатили не торгуясь, поэтому предложил другой вариант: — А вы вон в трактир пройдите и там перекусите. Два кара у нас еще есть, вон только первую телегу товара привезли. Или прямо сюда на ладью можете себе блюда оттуда заказать. В другие дни мы тоже в городки заходить будем, так что можете с пятикратным питанием поступать аналогично.

Подсказка во всех смыслах достойная и для всех приемлемая. Плыть до Рушатрона предстояло шесть дней, и питаться только одной кашей было неприемлемо для наших изнеженных баронских организмов. Поэтому мы с Леней бросились в свою каюту спешно одеваться, уже ощущая носом отсутствующий в данном месте запах жареного барашка. И в который уже раз за последние дни у меня получился полный облом! Опять из-за обуви!

На этот раз обвинять товарища или кого бы то ни было в шутке или розыгрыше смысла не было. Подменить мои исцарапанные и потертые в пещерах сапоги никто не мог. Но они никак не налезали на мои распухшие ноги. Причем и визуальный осмотр этих ног ничего не давал: ноги как ноги. Без синевы, красноты или припухлостей.

Зато повод для подначек появился дополнительный.

— Ладно, я тогда побегу, чего-нибудь только для себя закажу, — поправляя маску на лице и стоя уже в узеньком коридоре между каютами, пробубнил мой товарищ.

— Как это? — У меня чуть слезы из глаз не брызнули от такой несправедливости, — А мне?

— Но мы ведь договорились — тебе нужна жесткая диета.

— С кем это вы договорились?!

— Иначе на тебя обуви не напасешься, — уже не сдерживался от смеха мэтр клоунады, — Пока до столицы доберемся, как раз вернешься в норму.

У меня чуть отлегло от сердца, но я потребовал:

— Немедленно закажи все, что уже готово, а потом и целого жареного барана пусть волокут со всеми сопутствующими подливами, соусами и гарнирами.

— Зачем так много? — поразился от всей души товарищ.

— Вдруг мы завтра нигде не остановимся? Так что надо сразу запастись.

— Ладно, я закажу. Но пусть только попробует хоть кусочек пищи испортиться или заплесневеть! — И уже с трапа послышался его голос: — Раз будем ужинать здесь, то придумай пока — где именно. В каюте мы задохнемся.

Дельная мысль! Я отбросил сапоги вместе с мыслями о них в сторону и развил бурную деятельность по организации предстоящего ужина. Купец и хозяин ладьи вначале не слишком обрадовался моим требованиям предоставить мне стол и место на самой палубе, но мой организм уже дрожал и вибрировал от крайнего истощения. Поэтому доводы разума уже не воспринимались, а рука сама стала щедрой до невозможности. Я отдал купцу мешочек с серебряными пластинками, где оставалось ровно столько, сколько мы заплатили за весь наш проезд и «трехразовое питание». И это сразу решило все наболевшие вопросы. На носу ладьи словно по мановению волшебной палочки появились внушительный стол, за которым могло обедать и шесть человек, два мягких стула с подлокотниками и высокими спинками, и даже легкий тент над головами растянули на случай непредвиденного дождика. На столе лежали белоснежные салфетки, столовые приборы с тарелками и стояли сразу три вида бокалов. Как я подозревал, порой на этом корыте и в самом деле богатые пассажиры плавали. Другой вопрос, что толкового камбуза как такового здесь изначально не было.

Но ведь есть трактиры вдоль всей реки на каждой пристани. В этом меня купец убеждал особенно, явно поверив после моей щедрости, что мы воистину настоящие бароны. Причем весьма небедные. Потому что, когда на пристани показалась служанка из трактира, согнувшаяся под тяжестью двух корзин, и спросила, куда и кому подавать, капитан басисто гаркнул:

— Вон туда, выкладывай сразу на стол перед его милостью!

Служанка, конечно, косилась на мою босоногую и невзрачную милость, но выложила принесенную на стол пищу быстро и ловко. Пока она накрывала, а я захлебывался собственной слюной, как раз и Леонид заявился, удивленно хмыкнул, обозрев наше место ужина, и выставил на стол глиняную лейзуену с вином. Еще одну плетеную коробку из лозы он пока поставил в сторону, возле своих ног.

— Уважаемый Цезарь! Я решил, что нам после наших подвигов не грех будет малость выпить и расслабиться под хорошую закуску, — Причем к каждому нашему слову жадно прислушивался и сам капитан, и снующие по палубе матросы, — Только сразу огромная просьба к твоей милости: меня не спаивать, самому не напиваться, и часика через полтора отправляемся спать.

— Угу, угу, — только и вырвалось у меня из набитого всякими вкусностями рта. Так что налитое в мой бокал вино весьма помогло запить первый голодный порыв и не подавиться при этом. Но как только я вновь обрел возможность говорить, потребовал от собравшейся уходить служанки: — Стойте, уважаемая! — потом повернулся к другу: — Леня, что еще принесут и когда?

— Сейчас сын трактирщика принесет жаренную с грибами капусту, парочку куропаток в соусе и тушеные баклажаны с мясной начинкой. Мне показали, такс виду очень вкусно. Через кар с копейками принесут и барана. Он такой огромный, что тебе его на три дня хватит.

Сведения о горячем меня несколько успокоили, но вот недостаточное количество на столе салатов, заливной рыбы и языка и наличие лишь одной банки морса и одного кувшина сока показалось мне странным. Поэтому я и распорядился терпеливо дожидающейся служанке:

— Мой приятель барон Копперфилд несколько ошибся с этим заказом. Поэтому попрошу еще раз то же самое, только вот этого языка двойную порцию и кувшина с соком не один, а сразу два. Все понятно? Тогда поспеши, а то я в голоде за себя не ручаюсь.

Мы сдвинули бокалы, выпили за смерть всех людоедов во Вселенной и уже вместе набросились на закуску. Но чуть позже Леонид высказал свое недоумение:

— И зачем столько?

— Ну а ты подумал про завтрак? Это раз. Ну и два: как можно самим обжираться и не угостить этих милых и добрых ребят с их бравым капитаном?

— Но ведь они грузят товар!

— Правильно, сейчас грузят, но через два кара мы тронемся в дальнейший путь, и никто из них не откажется вы-пить кружку вина за здоровье геройских баронов. А, ребята? Не откажетесь?

Я повернулся в сторону нашего экипажа и услышал дружный ответ из шести глоток:

— Никак нет, ваша милость, не откажемся!

— Ну вот, а ты боялся!..

На это мой товарищ только помотал головой и пробормотал себе под нос:

— Я бы больше испугался, если бы они ответили тебе отказом.

Ужин удался на славу. Нам было легко, весело и хорошо. Правда, Леонида вначале угнетали разные подозрения, одно из которых он озвучил:

— Вдруг нас захотят ограбить, а тела после этого просто спихнут за борт?

— Конечно, будет очень грустно погибать так глупо после всего, что мы пережили, — согласился я, косясь на быстро заканчивающих погрузку матросов, — Но в этом мире подобные преступления — крайняя редкость. Насколько я слышал, носители трех щитов и не менее сильные колдуньи, которых называют вашшуны, могут заставить человека под гипнозом рассказать все. Так что с расследованиями тут проблем не возникает. Ну и ко всему, здесь людей заставляет консолидироваться, объединиться и ценить каждую человеческую жизнь угроза со стороны кречей и зроаков. Также хочу напомнить, что нас слишком многие видели и в первом городке, и в этом. Путешествуем мы слишком шумно и открыто, чтобы вдруг неожиданно исчезнуть, канув в воду.

Кажется, мои доводы убедили, позволили Леониду расслабиться, а когда мы вновь вышли на фарватер реки и каждый из матросов с нами выпил и получил солидную порцию закуски, стало понятно, что нам ничего на этой ладье не грозит, кроме переедания и чрезмерного алкогольного опьянения. Чрезмерного по той причине, что внутреннее содержание первой лейзуены нам очень понравилась, и мы благоразумно заказали еще с пяток плетеных корзинок, в каждой из которых имелось по четыре емкости с местным напитком. Кажется, именно на том все наше хваленое благоразумие и кончилось.

Мы пили с нашим экипажем. Несколько раз с самим капитаном, и хорошо еще, что тот умел держать дисциплину на ладье: после второй выпитой кружки вина никто из матросов к нам больше не приблизился. Да мы и не сильно обижались, потому что дошли до той кондиции, когда все вокруг друзья и мир прекрасен.

Потом мы долго с чувством и самозабвенно пели песни. Понятно, что песни не местного разлива, а наши русские. Причем пели все, начиная от «Из-за острова на стрежень» и заканчивая «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам». И хорошо пели, громко. Особенно — громко. Не знаю, как там наши матросики, которым было положено спать после вахты и дежурства возле руля, скорее всего, они под наркозом двух кружек и уснули, а вот наш дикий рев не один рыбачий поселок вдоль реки переполошил. Потому что в некоторых местах мы заметили на берегу загорающиеся огоньки факелов, а я даже рассмотрел стоящие на пристанях фигуры готовых к бою лучников. Ничего, лишняя бдительность в свете последних событий в царстве Трилистье никому не помешает.

«Наверное, я стал алкоголиком». Именно такая первая мысль забрезжила в моей голове, когда я проснулся. И забрезжила она не от того, что я себя плохо чувствовал, или у меня болела голова, или мне хотелось жутко пить. А из-за того, что я вспомнил, сколько же мы вчера и за ночь выпили. Причем я довольно четко и ясно сознавал, что Леонид выпил свою крайнюю норму и его унесли еще тогда, когда я в свои внутренности влил вина раза в два больше, чем полагается молодому, здоровому парню моего возраста и нормальной комплекции. Мало того, я и после выноса тела моего друга барона некоторое время продолжал пить, интенсивно закусывать и петь песни. Но так как мне никто не подпевал из-за незнания нужных слов, то мне стало грустно и я пошел спать. Причем был при этом ну очень пьяненький. Оставалось только удивляться, как это я добрался до каюты своими ножками.

Но раз уж проснулся, то надо вставать. Тем более что в маленький иллюминатор уже проникали солнечные лучи. Попытки разбудить спящего Леонида ни к чему не привели, кроме удара в нос жуткой волны перегара. Причем шибануло меня так, что я опрометью выскочил на палубу только с одной мыслью: чем и как быстрее прополоскать рот и внутренности. Ведь по логике я выпил больше и от меня наверняка разит троекратно сильнее.

Ладья опять постепенно брала к берегу, и там довольно далеко маячили строения не то городка, не то поселка. Поприветствовав кормчего и еще двух матросов, я отправился к нашему столу посмотреть, что там и как. В основном все остатки пищи оказались сдвинуты к центру и плотно накрыты чистой льняной скатертью. Все три кувшина оказались девственно пусты, так что рот прополоскать было нечем, зато вдруг совершенно неожиданно от вида пищи во мне зашевелился червячок голода. Вернее, даже не червячок, а эдакий гад прожорливый, который, пока я к нему недоуменно прислушивался, превращался во что-то неподконтрольное разуму.

Свой разум я ценил и берег как мог, поэтому убрал скатерть и присел к столу. И пока мои зубы рвали сочную, пусть и застывшую мякоть баранины, тот же разум мне дал дельную подсказку происходящему: «У алкоголиков и не такое случается. Порой у них белая горячка, которую кличут белкой, так прогрессирует, что они вчерашний день не помнят. Наверное, и у меня нечто подобное случилось: от употребленного чрезмерно алкоголя мой рассудок помутился и мне показалось, что я закусывал. Именно показалось! Вот поэтому я и голоден. Например, совсем не помню, когда это мы выпили все соки! Потом — мне с чего-то кажется, что из всего запаса вина у нас осталось только шесть глиняных бутылок. А ведь этого не может быть в принципе по многим причинам. Проверить, что ли?..»

Легко! Нагнулся и пересчитал лейзуены. Потом еще раз пересчитал. Достал одну и поставил на стол. А ведь и в самом деле осталось ровно шесть. Почему? И гут же сам себя утешил: память у алкоголиков избирательна. Могут забыть все начисто, а вот корень квадратный, извлеченный из какой-то там кубической гипотенузы, тебе так отбарабанят, что только слушай да челюсть подтягивай.

Но с другой стороны, признавать себя потерянным для общества алкоголиком не хотелось. Вроде и жизнь стала налаживаться, и людоедам вон как грамотно отомстил, и вдруг раз! — и подсел на стакан. Обидно!

И сразу припомнилось, когда один одноклассник доказывал другому: «Алкоголик — это тот, кто выпивает с утра полстакана и валится с ног до самого вечера!» Это вроде как незыблемое утверждение вдруг показалось мне ложным. Я чувствовал по себе, что я не только полстакана могу выпить и остаться в полном здравии, но и больше. Другой вопрос: сколько именно вмешает в себя это растяжимое слово «больше» по объему? Тем более в моем случае?

Раз ставится вопрос, то на него надо искать ответы. Стоящая на столе лейзуена оказалась проворно вскрыта, а стакан наполнен и выпит под одобрительное уханье кормчего. Я благодарно кивнул ему в ответ, прислушался к себе и с утроенной силой впился зубами в очередной кусок баранины.

В тот момент, когда ладья причаливала к городской пристани, я был горд собой неимоверно. Полтора литра выпил — и ни в одном глазу! Правда, я вроде как и закусил порядочно, что тоже отторгало подозрения в моем алкоголизме. Ибо я твердо помнил, что алкоголиков вообще на закуску не тянет.

Зато появились основательные сомнения в другой болезни, потому что, несмотря на почти опустевший стол, я бы еще от чего-нибудь не отказался. Словно демон-искуситель, возле меня появился матрос, исполняющий и роль судового кока, и доверительным голосом обрадовал:

— Ваша милость, вон в том трактире с самого утра лучшие блины в округе жарят. Все лодочники, путешественники и работники пристани там завтракают, — после чего скосил глаза на мои босые ноги и предложил: — Если прикажете, я мигом сгоняю.

— Сгоняй! — Блины я обожал до потери сознания, — А если еще и с куриной печенкой будут…

— У них все есть.

— А деньги?

— Служка поможет мне принести, тогда и рассчитаетесь.

— Правильно. — Я оглянулся на пять оставшихся емкостей с вином. — Может, и еще чего закажем! Беги! Да морса с соками парочку кувшинов не забудь!..

Только и мелькнули подошвы шустрого кока. От нечего делать я принялся доедать остатки салатов, и тут как раз, проснувшийся от звуков швартовки, на палубу выбрался на пошатывающихся ногах мой изрядно подпухший товарищ. Хорошо, что еще вчера матросы и капитан уже видели его без маски и получили должную на этот счет легенду в стиле великого Рэмбо. Не то сейчас бы они не на шутку перепугались. Набухшим, воспаленным до синевы шрамам не надо было и черного грима, чтобы испугать порядочное стадо зроаков или стаю кречей. Да что там кречи, я сам как глянул на него, чуть не подавился:

— Кхе-кхе! С добрым утром, друже! — Я поводил вокруг своего лица ладонями, — Что это с тобой? Ты хоть в зеркало смотрелся?

— Найдешь тут трюмо с зеркалами, как же, — ворчал мэтр клоунады, растерянно ощупывая свое личико и делая разминочные движения ртом и нижней челюстью, — Говоришь, доброе? Ну-ну, оно и видно, что ты и спать не ложился.

— Как можно!

— Легко! Судя по исчезновению взятого на три дня барана, ты не спал, а целую ночь гонялся за этим бараном без ножа и вилки. Вот, даже мне позавтракать ничего не оставил! — Он подошел, заглянул во все три кувшина и с укором закивал: — Эх ты! Мог бы мне хоть глоточек оставить.

— Да я сам, как встал, вон только вино пью! — оправдывался я, убирая пустую емкость и ставя на стол полную. — На, пей!

Глядя на полный стакан темно-красного вина, Леонид стал отрицательно мотать кудлатой головой и пытаться что-то выдавить из враз пересохшего горла. Но инстинкты организма оказались сильнее, да и похмеляться знаменитому артисту доводилось тысячекратно раз больше. Поэтому рука сама схватила стакан и выплеснула его довольно удачно прямо в рот.

Я и себе налил… полстаканчика. Так сказать, за компанию.

Пока мы делились воспоминаниями минувшей ночи да доедали остатки нашего ужина, приволокли две стопки пахнущих до одурения блинов, массу прилагающихся к ним соусов, начинок, сметаны, масла и джемов. Про морс и соки тоже не забыли.

Прежде чем наброситься на желанное горячее лакомство, я только буркнул служке и коку:

— Повторить!

Причем на этот раз уже сознательно понимая, что вторая порция пойдет только экипажу судна, а эту… Эту мы и сами оприходуем. Хотя изначально ушлый кок брал так много по той причине, что догадывался: всем на ладье достанется и завтрак готовить не надо.

Как я ни уговаривал, Леонид больше чем полстакана не выпил. Зато все с большим подозрением присматривался ко мне и к тому, как я лихо приканчиваю вторую лейзуену. Когда ему стало трудно дышать, он прекратил запихивать в себя блины, откинулся на спинку стула и только рассматривал меня со все возрастающим интересом. Причем его волновало теперь не мое обжорство как таковое, а нечто иное. Наконец он не выдержал и стал высказываться вслух:

— Ваша милость, смотрю я вот на вас и никак не пойму. У Шпака магнитофон, у посла медальон. Ой, не из той оперы, извини. Вначале сапоги, потом больший размер курточки. И вообще, второй день, как простолюдин, в исподней рубахе бегаешь. К чему бы это?

— Ха-ха! Жизнь хороша! — восклицал я беззаботно, густо накладывая на блин горку куриной печенки, жареного лука и заливая все это густым соусом. — Так почему бы не радоваться?! А? Дружище! Еще пять дней, и будем в Рушатроне. А уж там… Э-эх!

Приготовленный блин оказался мною на треть откушен, а я закатил глаза, показывая, как мне здорово. Тогда как мой товарищ задумчиво продолжил:

— Кажется, у нас там один брелок есть, в котором стандартный метр?

Я только кивнул в ответ. Без мер длины в иной мир соваться глупо. Зато реакция моего компаньона, друга и напарника меня несколько удивила: он сорвался с места и бегом помчался в нашу каюту. Прибежал оттуда уже с брелком, метнулся взглядом по сторонам, ткнул пальцем в ближнюю к юту мачту и скомандовал мне приказным тоном:

— Становись спиной!

Остатки блина вдруг застряли у меня в горле, настолько я разволновался в ожидании такой обычной, казалось, процедуре замера роста. Не зная, что с пищей делать, я так и встал с полным ртом к мачте, потом отошел в сторону после нанесения отметки и, затаив дыхание, ждал оглашения результатов. Потом мне поплохело, и я выплюнул свое любимое блюдо за борт, сам выхватил метр из рук товарища. Перепроверил, затем встал и сделал отметку у себя над головой сам. Вновь приложил метр к мачте. Да так и остался стоять на палубе с дрожащими коленками. Итог меня ввел в некое подобие столбняка.

В данный момент мой рост на целых ВОСЕМЬ сантиметров превышал мои прежние, держащиеся последние семь лет на одном уровне показатели.

Глава тридцатая

ПЕРЕРОЖДЕНИЕ

После осознания сути происходящего аппетит меня покинул основательно и, как мне показалось, навсегда. Видя мое подавленное состояние, Леонид меня подвел к столу, бережно усадил на стул, после чего уселся напротив и потребовал:

— Рассказывай!

Я ведь до сих пор еще не дошел до этой неприятной сцены из моей жизни, вернее, полностью ее пропускал в прежних повествованиях. А сейчас пришлось рассказать, как мне насильно скормили леснавские охотники три первых щита и как я собрался умирать. Даже как уже и начал умирать, но неизвестные мне врачи в клинике города Черкассы сделали полное, а самое главное, удачное промывание желудка. Как я радовался своему возрождению и на радостях полностью вычеркнул неприятные, жутко болезненные моменты из Моей памяти.

Конечно, про покупку нового первого щита я думал и мечтал постоянно, да ради этой мечты, можно сказать, и вернулся в этот мир. Но я никак не подозревал, что один из первых щитов, видимо, успел намертво закрепиться на стенках желудка и его не сдвинули даже самые современные медицинские препараты. Щит прижился, закрепился во мне и стал действовать. Моя выносливость увеличилась многократно: вспомнить хотя бы наш утренний вчерашний забег, на аналогичном я раньше бы умер после первой четверти дистанции. У меня возросла мускульная сила: я теперь тот же рюкзак швырял одной рукой, как мне вздумается. Я стал меньше нуждаться в отдыхе: бессонные ночи бдения в пещере только меня закалили. У меня появилось уникальное ночное зрение.

Можно было еще много чего отыскать положительного в явно намечающихся прогрессивных изменениях, но я по чему-то сидел тихий, напуганный и словно пришибленный. Так что подведением итогов нашей двухчасовой беседы мэтр большого манежа занялся самостоятельно.

— Не пойму, что тебя гнетет? — словно рассуждал он вслух, посматривая, как матросы расправляют паруса для попутного ветерка. Мы вновь пустились в плавание, — Что тебя пугает? Да я бы на твоем месте сейчас орал от счастья и подскакивал выше мачт.

— Да? — прорвалось из меня напуганное ехидство, — Что-то я не заметил большой радости с твоей стороны, когда Кайдан Трепетный рассказывал о своих мучениях. Наоборот, ты сразу сдал на попятную и заявил, что будешь добираться в Ледовое царство и лечиться у тамошних жрецов из храма Светоча.

— При чем здесь я? По последним соображениям, так я вообще, скорее всего, все оставлю как есть. Враги меня боятся, друзья не издеваются и не хохочут, незнакомые люди тоже воспринимают совершенно адекватно. Так по какой мне причине себя толкать на бессмысленные трудности.

Другой вопрос — это ты. И тебе отныне вообще никакого счастья не надо: расти, блаженствуй, радуйся.

— Так просто? А как же те мучения, о которых нам баял Кайдан? Как его отсутствие аппетита и многомесячное нежелание даже смотреть на пишу? Да когда он это рассказывал, мне плакать хотелось.

— Постой, но у тебя же совсем иначе! Скорее, наоборот: ешь ты нормально, даже слишком нормально.

— Это он просто про самые первые дни своего превращения забыл.

Леонид скривил свою жуткую физиономию, припоминая:

— М-да, о самых первых днях мы его так конкретно и не спросили. — Затем спохватился, подвинул ко мне тарелку с остатками блинов, снял салфетку и предложил: — Давай наедайся, пока в охотку!

Я с немым ужасом прислушался к себе, осознавая, что изменения теперь пойдут самые негативные, и тихо прошептал:

— Все, мне ничего больше не хочется! Теперь начну голодать и превращусь в ходячий скелет.

— Да не переживай, скелет — это явление временное! — утешал меня товарищ, от растерянности не зная, что мне дать, как утешить и чем угостить, — Время летит молниеносно! Не заметишь, как станешь высоким, стройным красавцем, а там и аппетит вновь вернется отменный, стойкость к алкоголю возродится!

— Э-эх ты! Жалел мне лишнюю порцию и обзывал жирным кабаном, — чуть не плакал я.

— Да что ты, в самом деле, так раскис? Где твой незыблемый оптимизм? Радоваться надо, веселиться. Хочешь, я тебе шоколадку принесу? У нас еще несколько осталось!

— Нет! — При упоминании о шоколаде меня чуть не стошнило, — Мы и так все съели, надо хоть парочку напоминаний о доме девчонкам оставить.

Радуясь, что появилась новая тема для разговора, Леонид и мое внимание постарался переключить:

— А что они вообще любят? Кто из них лучше готовит? Как они любят одеваться?

— Ха! Что в этом интересного? — пожал я плечами. — Девчонки как девчонки, ничего особенного. Хотя, если разобраться, то блюда они все любили совершенно разные.

И я закатил получасовую лекцию о пристрастиях и приоритетах моих подружек. Потом продлил еще на час, вспоминая события из нашего детства, юности и отрочества, и сам удивился, сколько много я о них знаю. Много времени у меня ушло на подробнейшее повторение всех нюансов, связанных с самим Грибником и системой переходов между мирами. Затем мой товарищ умело перевел разговор на Рушатрон и принялся дотошно вытягивать из меня все сведения, детали и особенности столичной жизни. Аргументируя это тем, что и сам может оторваться от меня в густой толпе и ему придется самостоятельно добираться до южной пейчеры. Про гостиницу и порядки в ней он тоже выспросил с особой тщательностью, дабы потом в чем-то не проколоться.

Ну а потом на горизонте показался самый большой с момента нашего путешествия по реке город, и капитан вежливо поинтересовался:

— Ваши милости желают что-то в порту заказать? А то долго стоять мы не будем, как только мне доставят несколько небольших посылок в Рушатрон, сразу отправляемся дальше.

Про еду мне в тот момент не подумалось, а вот и дальше ходить босоногим и раздетым совсем не прельщало. Да и как я буду выглядеть в столице, если заявлюсь к южной пейчере, словно нищий бродяга в хламиде? Да меня девчонки, если увидят таким, насмерть засмеют.

— А что в этом порту, есть какие лабазы и торговые лавки?

— Как не быть! Вся площадь ими забита до отказа. Торг и ночью не прекращается.

— Это хорошо, а то мне старая обувка жать стала. Ноги распухли. Может, чего-то у вас найдется, в чем до площади дойти?

— Сейчас сообразим!

И вскоре я уже в удобных сандалиях двигался по дощатым настилам пристани, выбивая подошвами незатейливый перестук. При обмене заозерских монет меня несколько обобрали, но я не слишком-то и торговался. Спешил скорее вернуться на ладью. Хоть Леонид там остался, да и владелец подождет лишние четверть часа, но наглеть тоже не стоило. Поэтому я наряды себе не слишком выбирал: лишь бы обувь была на пару размеров больше да второй комплект на вырост, еще просторнее. Плюс одежды эдакого стиля «а-ля простор во все стороны».

И только уже когда выходил из магазина с мешком на-бранной одежды, приметил за собой тщательную слежку. Наверное, стали сказываться новые способности организма, иначе как можно объяснить одновременное схватывание взглядом почти незаметных перемигиваний совершенно разных людей, толкущихся в общем круговороте. Они меня словно передавали друг другу, действуя с такой сноровкой и взаимной слаженностью, что мне вначале показалось все надуманным розыгрышем.

А потом я решился развлечься и перепроверить. Все равно пара минут ничего не решала. Не стал поворачивать на пристань, а прошел дальше, словно намереваясь пройти в одну из улиц, ведущих на гористую часть города. При этом вертел головой во все стороны, рассматривая товар в лавках и прикрывая этим нехитрым действом осмотр тылов за своей спиной. Не зря: только лишний раз убедился, что у меня не фобия, слежка существует. Тогда резко развернулся и пошел обратно. Висящие на «хвосте» ничем себя на выдали, продолжая прежнее движение и не выделяясь из толпы. Но на обратном заходе я вновь оглянулся: трое из четырех мною замеченных людей вновь шли следом.

Странно. Я тут впервые, меня никто не знал, не видел и даже не слышал обо мне. Я ни с кем не разговаривал и не дрался, так что обиженных тоже не могло быть. Оставались только мотивы криминального толка. Видимо, разменянные мною якобы заозерские монеты слишком привлекли чье-то внимание. И тот натравил на меня свою банду. Может, сам скупщик на таких грязных делах подрабатывал, может, совершенно от него независимые грабители, но мой простецкий вид и много денег в кошельке сразу прикормил чью-то алчность. И меня могли где-нибудь в более узких улочках и ограбить. Ведь они не знали, что я приплыл на ладье.

Хотя я мог во всех своих выводах ошибаться. Поэтому свернул по деревянным настилам к воде, не слишком-то переживая, что на меня кто-то посмеет броситься прямо на многолюдных пристанях. Точно не бросились. Но когда наша ладья уже выходила из акватории порта, на одном из настилов я приметил-таки знакомую парочку: молодые мужчина и женщина интенсивно обсуждали увиденное на нашем судне. Больше всего их привлек огромный стол со стульями на носу нашего кораблика и широкий тент над ними.

Так я и заявил товарищу о своих выводах:

— Тех, кто попроще, но с деньгами, местная шушера тоже фильтровать пытается.

И на его просьбу выражаться конкретнее рассказал о своих наблюдениях. Не знаю почему, но Леонид засомневался в моих словах:

— Не верится мне. То ты сам говоришь, что в этом мире все прекрасно, то заявляешь, что не протолкнуться от воров и мошенников.

В начавшемся споре мы решили позвать судьей капитана. Как ни странно, но он не спешил сразу принять чью-то сторону, а лишь развел руками после некоторого раздумья да признался:

— Не могу ручаться, но в последнее время за этим местом ходит какая-то нехорошая слава. То на улицах кого ограбят, то одиночные купцы пропадать стали. Конечно, все это не с моими знакомыми происходило, и мне никто не утверждал, что знал лично пострадавших, но слухи ходят разные.

— Но нам-то от этого какие страхи? — вопрошал я. — Они там остались, мы в пути.

— Может, и никакого страха, — согласился купец, — но за другими корабликами поглядывать придется в оба. А ночью и матроса третьего поставлю.

Некоторое время я еще примерял и осматривал обновки, а потом тоже подался в каюту «давить харю», как настоятельно советовал ушедший туда чуть раньше Леонид. Причем засыпал я с улучшившимся настроением. Все-таки главная мечта моей жизни свершилась: я стал расти и вскоре стану самым нормальным мужчиной. И уж как-нибудь страшный год похудения, тошноты и отсутствия аппетита выдержу. Зато теперь и иные хлопоты одолевали: надо срочно выяснить, что там во внутренностях с моим щитом происходит, как его обихаживать дальше и как начать форсированно обучаться магической науке.

Выспались мы настолько отлично и душевно, что проснулись только перед самым ужином. Да и то лишь по причине очередной швартовки. И вот тут, еще в то время как я лежал на узкой кровати и открывал глаза, на меня сразу и напал голод. Видимо, мой первый щит еще не настолько прижился, чтобы наглухо забить все естественные инстинкты моего исстрадавшегося организма.

— Ну хоть что-то радостное! — воскликнул я, быстро одеваясь и выскакивая на палубу с самым игривым настроением, — Эй, кок! Ты где?

— Здесь я ваша милость! — с готовностью откликнулся веселый моряк.

— Ждет ли нас на берегу уютный трактир?

— Так точно! Вон он на площади поселка виднеется! Дымом из трубы небо коптит.

— А что скажет наш досточтимый капитан о времени стоянки в этом благословенном порту?

— Один кар, — понятливо заулыбался владелец нашей ладьи, — Ну, в крайнем случае четверть кара добавлю, если что. Или не надо?

Я внимательно прислушивался к своим внутренностям. Никаких опасных симптомов, которые в течение года переживал Кайдан Трепетный, я пока не замечал, значит, следовало хоть в последние деньки порадоваться жизни. Поэтому ответил твердо:

— Надо! Иначе… Ну, вы меня знаете.

Тут за моей спиной и Леонид нарисовался, слышавший каждое наше слово:

— Знаем, знаем. Решил напоследок оторваться по полной программе?

— А то! Пойдешь с коком или тут останешься?

— Пробегусь. Разомнусь заодно. Иначе скоро только «ко-верным» и смогу работать.

Наверное, барон намекал, что от хорошего полноценного сна и отличного питания он ослабеет полностью. Но тем не менее на пристань мой товарищ запрыгнул, когда до нее еще оставалось метра три, на зависть всем остальным матросам. Да и потом шустрый кок так и не смог догнать мэтра великого манежа. Тот даже увеличил разрыв, после чего скрылся в дверях местной харчевни. И действовал на этот раз гораздо правильнее в плане организации доставки нам горячих и свежеприготовленных блюд, холодных закусок, салатов и прочая, прочая… продуктов питания. Чуть не сразу, как в харчевне скрылся кок, оттуда вылетел один служка с большим блюдом, потом второй с плетеными корзинками. Затем испуганная девушка с большим подносом, на котором лежали пышущие жаром, только из печи ватрушки. В общем, я только и успевал, что все это принимать и, сдерживая рычание оголодавшего желудка, расставлять наш ужин на столе.

Даже удивляюсь, как в этой суматохе капитан успел ко мне приблизиться и коротко переговорить по весьма важному вопросу:

— Э-э-э… Ваша милость…

— Да чего там, можно по-простому: зовите меня просто Цезарь!

И сам чуть не подавился смехом от прозвучавшего в моих словах пафоса и кичливости. Лучше бы продолжали меня обзывать милостью, чем именем великого римского императора. Не хватало только обращения как к самому великому римлянину.

— Вот я и говорю, Цезарь, просьба у меня к тебе, — продолжил купец, хотя имени своего так до сих пор и не назвал. И когда я кивнул, продолжил: — Сегодня моим матросам — ни капли вина! Хорошо?

— А что за напасть? Или провинились?

— Нисколько. Просто и в самом деле напасть, хотя я могу и ошибаться. С того самого города за нами одна ладья плывет. Причем очень далеко, на пределе видимости, но из виду нас не упускает. Я до последнего сюда не поворачивал, а потом развернулся очень резко, с нарушением всех правил, словно только вспомнил или получил сигнал с пристани, и та ладья прошла вниз по течению. Но там много заводей и легко спрятать даже большой корабль.

— Все понял, не дурак, — закивал я головой, стараясь не смотреть на уставленный уже почти полностью стол. — Приветствую подобное благоразумие. А как и где поставите вахты?

— Как обычно — один ляжет на корме, двое прямо возле мачт. Ну и будем ночью во все глаза присматриваться.

Ночью по реке разрешалось плавание только с большим факелом на выдвинутой палке в носовой части, дабы не было нечаянных столкновений. Хотя и так идущие вниз двигались только по стремнине, а идущие вверх — по прибрежным заводям. Кречи над водой не летали, пиратов вроде не было, но это не значит, что лихие люди подобным моментом не воспользуются. Мы-то им будем видны как на ладони, а вот они нам? И если прошлой ночью свет факела был нам в радость и помогал праздновать, то сегодня он будет сильно мешать при возможной обороне.

Хотя лично для себя я сразу уточнил некоторые детали:

— Но если мы будем пировать и петь песни — это никому не помешает?

— Наоборот, хорошо: вы так красиво поете, что без солидной дозы вина никто не уснет.

Лесть получилась более чем кособокой, но мы с Леонидом и так никогда не прельщались лаврами Филиппа Киркорова.

— А на встречном курсе могут напасть?

— Могут, наверняка могут. Накидают крючьев или бол на снасти, сцепятся бортом, и все.

— Ну тогда не переживайте, я даже пьяный ночью вижу как кошка. Да и у нас оружие имеется, отобьемся.

— Хорошо бы, чтобы я ошибся.

На том разговор и закончился. Потом мы стали ужинать, превратив сие обыденное мероприятие в праздник живота, дружбы и любви ко всему миру, но про разговор я не забыл. Когда уже стемнело и горящий перед нами факел стал прекрасно освещать стол, я не поленился сходить за нашими арбалетами, зарядить их, поведать всю стратегическую диспозицию Леониду и продолжить веселье. Мы пели точно так, как и вчера (даже громче, распелись, наверное), кричали дурными голосами здравицы себе любимым, отчаянным воинам царства Трилистье и желали уже до утра издохнуть всем людоедам и прочим аспидам этого мира.

Но зорко следить за окрестностями я не переставал ни на минуту. Мало того, пару раз прошел на корму и внимательно вгляделся вдаль. Оттуда нас никто не преследовал, значит, если и будет нападение, то лишь на встречном курсе или гипотетические пираты постараются срезать атакой от берега. Вот на том направлении я и сосредоточил свои силы просыпающегося носителя. Уж теперь-то я понял, что они во мне появились не после удара стрелой по голове, а гораздо раньше.

Слишком далеко смотреть мне немного мешал свет факела, но чуть позже я установил темную доску, перекрывающую прямой свет в глаза, и мог без особого напряга высматривать пространства раздавшейся вширь реки на добрых четыреста метров.

Уже потом мы догадались, по какой причине пираты не напали сразу. Все-таки они надеялись, что пара пьяных баронов вот-вот отправится спать, после чего и явно не спящие от такого громкого концерта члены экипажа тоже отключатся от действительности, и уж тогда удастся быстро снять стрелами и кормчего, и вахтенного матроса.

Но время шло, нам было на зависть хорошо, привольно, очень весело, и терпение у разбойников лопнуло. Они опустили паруса, притормозили в более медленном потоке, и мы стали наезжать на них с тыла. В обычных условиях такой маневр обязательно бы сработал, ибо вахтенный на носу судна видит не далее как на двадцать, максимум тридцать метров перед собой. Этого вполне достаточно, чтобы заметить, сбавить скорость и избежать столкновения с притопленной корягой, а то и с толстым плавающим деревом. В остальном ночная навигация не создавала особых трудностей, если не нестись под полными парусами. На нашей ладье из парусов так вообще стоял лишь кормовой апсель, который не столько помогал при попутном ветре ускориться, сколько резко уйти в сторону при неожиданно возникшей спереди судна опасности.

Имелись также на кораблике уключины на бортах и даже четыре преогромных весла, но ими пользовались только во время швартовки да при гребле в водах затонов. Тогда как атакующая нас посудина имела целых пять пар весел, и уйти от прямой атаки нашему неповоротливому и тихоходному судну было бы невозможно. Это косвенно указывало и на количество людей, нас атакующих: десять на веслах, четыре стрелка и кормчий. То есть как минимум пятнадцать человек против втрое меньшего экипажа купца. Оставалось только удивляться, чего это столько народу польстилось на мои заозерские монеты? Но потом я припомнил, что и наш хозяин идет основательно груженный товаром, и сразу забыл о своей скромной персоне. За мной ведь могли следить от самого причала, а я и не заметил.

Рассмотренные детали я передал нашему капитану сразу, как и то, что весла интенсивно толкают ладью пиратов нам навстречу. И если были какие-нибудь сомнения в криминальности готовящегося нападения, то четыре лучника, прекрасно мною видимые на корме, готовящиеся к стрельбе, сразу сжигали для себя все мосты, ведущие к пощаде.

А дальше все пошло, как в ускоренном кино. Мы резко вильнули в левую сторону, сразу выскочив из стремнины и замедлившись. То есть сразу дали понять пиратам, что их заметили и готовимся к бою. Пять пар весел вспенили воду с максимальной интенсивностью: враг не пошел на попятную. Но при этом обе наши ладьи развернулась поперек течения и пошли перпендикулярно на левый берег. Самое то, что прописали специалисты для размеренной стрельбы из арбалетов.

Вначале я снял всех четырех стрелков, топчущихся на корме. Понятно, что последний заметил гибель своих подельников и орал как сумасшедший, пуская в нашу сторону стрелу за стрелой. Но те падали в воду перед нами, разве что парочка на излете воткнулась в борт. Потом я снял их кормчего, который просто тихо осел на рулевое весло. И еще некоторое время их ладья приближалась к нам без управления за счет бешеной гребли и большой инерции. Я не стал стрелять по гребцам из-за высоких бортов, их прикрывающих, подпуская на расстояние сорока метров и ожидая дружного залпа наших матросов, взобравшихся на палубную надстройку. Вот тут еще парочка человек появилась на палубе пиратов и, лихо размахивая болами на веревках, забросила их на наше судно. Шары запутались в оснастке и такелаже, а шустрые метатели стали лихорадочно вытягивать веревки на себя. Двоих свалил я, одного — наши матросы. Они же хладнокровно расстреляли и восьмерых гребцов, и только два последних пирата получили быструю смерть от болтов в голову. Вот и вся война.

С наших сторон жертв нет. Наоборот, еще и трофей на веревках почти столкнулся с нашим корабликом. И как раз между сходящимися бортами в свете факела рассмотрели плывущую женщину, истошно взывающую о помощи. Почему-то Леонид вдруг воспылал искренней симпатией от одного только звука ее голоса и сбросил за борт веревочную лестницу. Еще и воскликнул при этом:

— Это мы спасли несчастную из лап пиратов!

А мне женщина сразу не понравилась. Откуда она тут взялась? И что делает за бортом? Если пленница, то пусть бы ожидала обыска, к чему падать в воду? Похоже, она специально сиганула вниз и пытается пробить нас на жалость.

Зарядил свой арбалет, встал сбоку и внимательно присмотрелся к лицу спасенной. Кажется, и здесь усилившееся зрение помогло: сразу узнал ту женщину, которая участвовала в группе слежения. Уж там она никак не была пленницей!

А мой товарищ уже протянул руки, помог подняться по верхним ступенькам, встать на палубе и участливо спросил:

— Как вы, сударыня? — Она воровато на него посмотрела и столь же воровато стала оглядываться по сторонам, — Не бойтесь! Теперь вам уже ничего не грозит.

Зато угроза нависла над моим другом! Я заметил, как рука женщины тянется к бедру, где сквозь мокрую ткань короткой юбки выступала рукоять ножа. Поэтому не раздумывал и секунды: болт пробил висок подлой грабительницы, а с другой стороны вырвал полголовы, забрызгивая кровью и нашу палубу, и благородного, застывшего от шока и боли спасителя. Причем отболи собственной: соучастница пиратов каким-то чудом успела полоснуть своим ножом Леонида по груди в районе левых ребер.

Глядя на меня расширенными до безумия глазами, мэтр с состраданием в голосе воскликнул:

— Как же так?! Ведь я ее спас!

Бросаясь к нему с пакетом первой помощи, я раздраженно бормотал:

— Забыл главный принцип выживания? Да не подай руки помощи врагу своему! Ибо откусит!

Глава тридцать первая

БАРОНЫ-НАЕМНИКИ

Несмотря на состоявшийся бал, закончившийся только под утро, командир полка выстроил наемников еще перед самым завтраком. Никто не мог понять, что могло случиться, но раз боевой тревоги не объявляли, то можно громко не ворчать и с завтраком немного потерпеть. Тем более что побывавшие на балу воины вообще выглядели сытыми, умиротворенными и счастливыми. Построились все быстро и с готовностью, потому что догадывались о каком-то потрясающе важном сообщении.

До многих уже дошла весть о невероятно «щедром» царском предложении раздать ничейные земли и закрепить такой дар юридическими законами на века любому желающему, который может свою дареную вотчину защитить. При этом почти каждый понимал, что подобное предложение не больше чем политическая спекуляция. Ну кто, спрашивается, подастся туда, откуда сбежали уже давно не только люди, но и дикие звери? Жить ежечасно под угрозой нападения зроаков или подлых кречей не сможет никто. Хотя на тех землях и имелось несколько крупных, жутко разрушенных городов и около десятка полуразрушенных крепостей, но как в них закрепиться поселенцам? Большое воинское формирование еще бы смогло отстроить, а то и удержать город или пару крепостей, ну а что дальше? Откуда взять тех самых отчаянных дворян, которые пожелают создать на поливаемых кровью землях фамильные поселения? А если и создадут, то первые же родившиеся вблизи от империи Гадуни дети, словно магнит иголки, притянут к себе всех без исключения людоедов. Общеизвестный факт.

Вот такая тема и муссировалась в шеренгах наемников минут пять, пока перед строем не появился полковник. Сразу дал команду «Вольно!», настраивая на то, что хочет сообщить нечто не особо важное, скорее всего касающееся только внутренних отношений.

— Уже легче, — выдохнули опытные ветераны, — Завтрак остыть не успеет.

И ветераны порой ошибаются в таких предсказаниях. Полк стоял на плацу больше часа, потому что дело того стоило. Хотя начал полковник, словно советуясь:

— Вот такие дела, дамы и господа! Этой ночью Ивиан Холмский удивил весь мир, объявив о том, что хочет раздарить земли всем желающим. Мы-то понимаем, что никакой барон не сможет собрать вокруг себя солидную дружину и отражать постоянные наскоки зроаков. Да что там зроаков, большая стая кречей все сожжет и раскурочит камнями на своем пути. То есть если туда кто и подастся из гражданских лиц, то лишь отчаянные охотники, великие авантюристы или крупные проходимцы. Согласны со мной?

В ответ послышались согласное мычание и короткие возгласы:

— Иначе никак!..

— Только те и рискнут!..

— Ну, разве дураки еще!..

— Молодцы, понимаете. Но вы заметили, что я сделал акцент на слове «гражданских»? Ага, заметили, значит. Тогда прекрасно понимаете, что большая армия там и закрепиться может, и быт сносный наладить, и атаки успешно отбивать. Весь вопрос только и заключается в том, чтобы этой армии войти в большой город и успеть за первую спокойную неделю подремонтировать защитные бастионы. Например, наш бы полк мог спокойно удерживать средний город или две крепости. Причем довольно долгое время, как мне кажется. Или нет?

На этот раз воины насторожились, и никто не проронил ни слова. Слишком уж прозрачно командир стал намекать на какие-то странные обстоятельства. Хотя большинство ветеранов сразу стало между собой недоумевающе переглядываться: неужели полковник пойдет на такое, что расторг-нет контракт и отпустит любого желающего на «вольные хлеба»? Такое никого не устраивало по многим причинам. И основная: никто не хотел становиться свободным от воинского спаянного и сработанного коллектива.

Полковник из всеобщего молчания вычленил для себя самое положительное:

— Молодцы! И тут меня не подвели! Боевое братство для нас превыше всего! Но! — Он сделал длинную паузу и только потом патетически воскликнул: — Но именно поэтому мы и подадимся в ничейные земли всем полком! Всем нашим боевым коллективом! Причем выступаем уже перед обедом. Поэтому сразу после завтрака не расслабляться, а заниматься сбором и упаковкой личного и полкового имущества.

И стал уходить, даже не попрощавшись, что было издевательством над здравым смыслом и воинским братством. Командир все-таки обязан несколько более подробно обсудить подобные кардинальные решения. Не ушел. Оказывается, просто играл на публику, потому что встал и громко выкрикнул:

— Так что, будут какие-то вопросы?

Вопросов было море, и отвечать на них пришлось долго и обстоятельно. Всех в первую очередь интересовал сам статус похода, его правомочность со всех сторон, легитимность отобранных земель и для чего все это нужно.

На последний вопрос полковник ответил сразу и коротко:

— Как только тронемся в путь, я с посыльными передам по колонне главную пока военную и политическую тайну. И для чего это нам нужно, в чем основная выгода и почему мы добьемся-таки поставленных перед собой целей, вы поймете сами. Хотя и само понятие «для чего» довольно многогранное и растяжимое. Вот смотрите.

По его словам, получалось, что полк наемников, подчиняясь приказу своего командира, не просто отправится кого-то там прикрывать и защищать, а выбирать места для личных будущих владений и пытаться обустроиться на собственных землях. То есть они подпадали под вчерашний приказ царя о награждении землями любого желающего и чуть ли не поголовно становились как минимум баронами. Другой вопрос, что при невозможности удержать захваченные территории полк организованно покидал их и просто-напросто каждый опять становился обычным воином.

То есть по большому счету никто особо не рисковал. Получится — прекрасно! Не получится — все равно свою воинскую удаль покажем, зроаков пощиплем, кречей постреляем. Тем более что если и все остальные категории искателей удачи, охотников и аферистов узнают о таком крупном военном формировании, то в любом случае их поток со всего мира резко увеличится. Причем настолько, что на каждого желающего не хватит дарованного баронства. Так что им придется ждать своей очереди после тех, кто подастся на те земли первыми.

Логическая цепочка строилась легко: первыми станут воины полка.

И сразу после этого обсуждения Дункан Белый отправляется к царю записывать в бароны весь свой полк. Причем его подчиненные выберут при этом самые удобные для обороны крепости. О чем сразу и конкретно сказал полковник:

— Мы успеем захватить крепости Грохва и Ледь, господствующие над тремя лучшими долинами. Более оптимального и перспективного места не сыскать на всех ничейных землях.

Легендарные крепости Грохва и Ледь издавна манили к себе и охотников за магическими раритетами, и отчаянных искателей сокровищ, и наивных исследователей, но риск пребывания там превышал любой здравый смысл. Жить там было жутко опасно, хотя многие счастливчики и доходили до Грохвы, и возвращались сказочно богатыми. Ледь находилась еще ближе к людоедам, поэтому оттуда вернулись только единицы. Но зато крепость Ледь легче было удержать, по словам тех же счастливчиков.

Оставалось только поражаться, почему до сих пор ни сами зроаки, ни их прихлебатели-кречи не поселились на ничейных землях сами; почему не отстроили города и крепости; почему не возделывают плодороднейшие земли в сказочных долинах. Но эту тайну лучшие умы человечества не могли раскрыть уже сотни долгих лет. Кажется, даже людоеды не знали ответов на подобные вопросы, хотя частенько пленных аспидов и пытали не только под гипнозом носителей трех щитов, но и самыми зверскими физическими методами.

Умирали молча или бормотали собственные, ни на чем не основанные выдумки.

Отдельно был задан вопрос об отношении ко всему этому делу империи Моррейди. Ведь плату за свою тяжкую работу наемники получали из казны империи, так что и отчитываться обязаны только перед ней.

На что у Дункана Белого имелись не просто рассуждения, а даже конкретные указания: империи подобный расклад вы-годен. То есть самому сильному государству на материке в любом случае требовалось содержать сразу шесть полков подобного толка для сдерживания агрессии зроаков на границах. Так пусть воины последуют дальше, там осядут, получат за это хоть баронства, хоть графства, но выполнят основную миссию: не пустят людоедов на просторы империи Моррейди. Да еще и свою законную наемническую плату продолжают регулярно получать. И в самом деле, здорово и перспективно все смотрелось.

Ну и напоследок полковник напомнил о скором разглашении военной тайны:

— Как ее услышите, все поймете и ни о чем не пожалеете. Тем более что я иду с вами, а вы мне верите. Верите?!

В ответ грянуло довольно дружное «Да!», и командир наемников поспешил к царским бюрократам.

Полк его не подвел, собрались вовремя и выступили в дальний, нелегкий путь еще до обеда. В ответ командир тоже сдержал свое слово: через полтора часа после выхода действительно наиважнейшая военная тайна полетела молнией по колонне. И звучала она примерно так:

«На западе в царстве Трилистье начались кровавые, ожесточенные бои между армией людей и армией людоедов. Причем как зроаки, так и кречи понесли громадные потери. И в финале одного из основных боев знаменитые теперь и отныне, прославленные бароны Лев Копперфилд и Цезарь Резкий убили императора зроаков. Агрессор поэтому сильно дезорганизован, растерян. Без своего опытного главнокомандующего ударился в панику и теперь постепенно отступает в Гадуни».

Завершалось короткое сообщение обычными словами о прославлении героев и пожелании гибели всем людоедам. Но сразу становилось понятно: полк наемников «Южная сталь» получил в свои руки уникальный шанс и военные цели решить, и собственное будущее для своих внуков-дворян обеспечить. Если бы царь Ивиан Холмский узнал о смерти своего главного противника, он бы и сам двинул свою армию на ничейные земли.

Теперь он опоздал: древние крепости Грохва и Ледь, как и четыре огромнейшие долины между ними, называемые Борнавскими, достанутся вовремя подсуетившимся и первыми узнавшим военную тайну наемникам.

Глава тридцать вторая

НОВЫЕ УМЕНИЯ

«Хорошо чувствовать себя маленьким богом!»

Так думал я, устало прикрывая глаза и проваливаясь в блаженный сон. И было почему так собой гордиться: я только что практически удачно срастил края разрезанной кожи на груди у Леонида. Срастил и устал настолько, что сразу был вынужден ползти на свою коечку.

Причем срастил не по собственной инициативе, а после неожиданного предложения капитана, который с факелом бросился мне подсвечивать при перевязке:

— Ваша милость, вы бы барону Льву просто края кожи срастили. Место плохое, само заживать долго будет.

Все на ладье уже знали меня как носителя первого щита, переживали за мой усилившийся рост и гордились знакомством с такой знаменитой личностью. Но чтобы вот так нагло требовать от меня какого-то волшебства — это даже в голову мне прийти не могло.

— Да ты что! Я ведь ничего не умею!

— А что там уметь?! Я сам видел, как один носитель свел женщине края резаной раны на руке, чуть подержал вместе, и те срослись. Только розовый шрам остался, — истово пересказывал хозяин ладьи, видимо когда-то лично лицезревший чудо. — Так почему бы и не попробовать?

В самом деле, чем судьба не шутит. Рана получилась неглубокая, просто царапина на коже длиной сантиметров пятнадцать. И заживать такое рассечение будет долго и болезненно. Края сейчас придется сшивать, что в таких условиях не получится быстро, качественно и гигиенично. Так что почему бы и не попробовать? Раз я расти начал, видеть ночью, то и дар исцеления мог проявиться.

Я попросил Леонида не дергаться и свел края раны ладонями вместе. И только потом осознал всю глупость моих действий. А дальше что? Плюнуть на рану? Или произнести хотя бы мысленно какое-то заклинание? Поэтому, укоряя себя за ребячество, перед тем как разжать руки и начать зашивать порез, я уточнил у пыхтящего над моим ухом капитана:

— И долго надо держать?

— Тридцать ударов сердца.

— А говорить что надо?

— Ничего. Тот носитель только смотрел на раны и часто дышал.

Совсем хорошо, хоть дыхание сдерживать не надо. Но раз дышал часто, значит, напрягался, работал, прикладывал значительные усилия. Только держать мало, надо, видимо, еще и остальным сознанием помочь чужой коже срастись. Ну раз так, то я и стал себя представлять неким подобием сварочного аппарата. Прошелся медленно взглядом по шву туда и обратно, приказывая коже срастись и принять первоначальную структуру. Потом внутренне хихикнул над таким исцелением и убрал руки от раны. Понятное дело, что кровяной, вспухший на месте стыка рубец стал истончаться, проваливаясь между расходящимися краями кожи.

Так что я уже без раздумий окунул руки в чистую воду, взял иглу с нитью и собрался поспешно сшивать. Казалось, мой взгляд метнулся в сторону всего на мгновения, но и за эти мгновения свершилось чудо: рубец из свернувшейся крови почти исчез, но края раны так и не разошлись. Боясь нечаянно сильно дунуть, я осторожно стал тряпочкой смывать остатки крови вначале с нижнего края раны. Оказалось, что там еще не рана, а оставшаяся целой кожа. Медик! Потерял ориентиры! Смыл выше — то же самое. Да чтоб меня! Полил уже чуть ли не середину раны. И там нормальная кожа!

— Ваша милость! — Дрожащий и охрипший от волнения голос капитана над моим ухом заставил вздрогнуть. — Получилось! Бесподобно получилось! Даже шрама нет!!!

Как он в это поверил, не понимаю. Я сам, даже видя рану и теперь не замечая ее следа, не мог поверить ни своим глазам, ни своим ощущениям. Но только собрался хихикнуть или улыбнуться, как по моему сознанию словно ломом ударили. С хриплым выдохом скрутился бубликом и завалился на палубу. Даже застонать в ответ на такое непотребство возможности не было.

Теперь уже все засуетились вокруг меня. В том числе сам Леонид, сразу забывший о своем ранении и странном исцелении. Меня и по щекам похлопали, и водичкой на голову полили, хотя все это было явно лишним: сковавшая меня боль и усталость отпускали. Медленно отпускали, но уверенно. И уже через минуту я смог из себя выдавить:

— Не трогайте меня, сейчас само пройдет.

Минут через пять и в самом деле отпустило, мне захотелось жутко спать, и я самостоятельно, хоть и на сильно полусогнутых конечностях отправился в нашу каюту.

Зато товарищ остался на палубе прикрывать с арбалетами наших матросов и капитана. Те в поте лица и при свете расставленных вдоль бортов факелов распутали мешающие веревки, обследовали пиратскую ладью, убрали с проходов мешающие трупы бандитов, сбросив их между скамьями гребцов, и стали готовиться к дальнейшему плаванию. Реши-ли утра не дожидаться возле берега, потому что поблизости вроде как и поселков рыбацких не было, а продолжить путь. И уже в ближайшем городе сдать трофейную добычу вместе с трупами представителям имперской власти. Те уже и следствие проведут как надо, и прежние связи каждого из пиратов потрясут основательно.

Как мне потом рассказал Леонид, дальнейший сплав проходил довольно оригинальным способом, как на наш дилетантский разум. На обоих корабликах зажгли по четыре факела, сигнализируя о ведущейся буксировке. Ладью пиратов на длинном лине отвели далеко назад и сместили с основного течения чуть в сторону, да там и держали рулевым веслом. А наша ладья, находясь в более стремительном потоке, просто чуть тянула за собой трофейное судно.

И на рассвете вошли в речной порт еще большего, чем прежде, города.

Наверное, звуки швартовки отныне для меня всегда будут означать побудку. Проснулся, понял, что уже Светоч пригревает лучами вовсю, но сразу вскакивать не стал, а внимательно прислушался к своему сознанию. Рану я срастил на удивление легко, а вот износ моих сил после этого заставил испугаться. Так и коньки отбросить недолго, если перестараешься с лечением. Скорее всего, больше никогда так делать не стану: проще зашить рану и засыпать стрептоцидом, чем вот так мучиться.

Итак: внутренний осмотр. Голова чистая (хорошо хоть не пустая!), не болит, руки шевелятся, ноги просятся в пляс, дыхание свободное, взгляд просветленный. Вот только прежняя беда навалилась с утроенной силой. Хотя теперь мне становится ясно: после жуткого перерасхода телесной и какой еще там во мне появилось энергии организм требует много, очень много пищи. Вот кушать и хочется. Причем хочется до умопомрачения! И я теперь понял суть мытарств Кайдана Трепетного: его организм перестраивался на магическом уровне и требовал очень много пищи, а из-за пропажи аппетита наступает жуткая худоба. Какая тоска! И мне это тоже грозит очень скоро. Может, уже завтра. А вдруг сегодня?!

От этой кошмарной мысли я взлетел с кровати, оделся и выскочил на палубу быстрее любого пожарника, десантника и спешащего на срочный выезд милиционера, вместе взятых. И наверное, своим топотом и хрипом переполошил весь оставшийся на борту экипаж в количестве двух матросов. Еще два вместе с капитаном стояли на пирсе и вели беседу с группой явных службистов, а веселого кока и барона Копперфилда нигде не наблюдалось.

— Где эти?! А?! Вот… как?! И куда? — дико вращая глазами, попытался я одновременно выговорить сразу несколько вопросов.

Один из матросов уже стоял рядом со мной, подобострастно вытянувшись в струнку и глядя на меня выпученными от восторга глазами.

— Ваша милость! Ваш друг отправился в трактир за обильным завтраком. Просил вас в случае чего немного подождать.

— Ага, ага, — и в самом деле расслабился я, целеустремленно отправляясь к накрытому льняной скатертью столу. — Раз надо, могу и подождать. А эти кто?

Матрос уловил мой кивок в сторону дощатой пристани и улыбнулся:

— Дознаватели и оценщики из управления порта. А также парочка людей из Службы имперской безопасности. Трофей сейчас осматривать будут, ну и допрос вести, что да как. Вон сколько их набежало!

Я тем временем откинул скатерть, и сердце мое трепетно забилось от восторга: большого обилия среди объедков нашего затянувшегося ужина не наблюдалось, но заморить моего яростного, пока еще борющегося со щитом за свое существование «червячка» должно хватить. По крайней мере, обещанного завтрака дождаться смогу. И еще даже не умостившись на своем стуле, стал спешно закусывать. А чтобы не шло насухо, лихо опрокинул в себя стакан вина. Насколько я понял, алкоголизм мне больше не грозит, так чего бы себя не побаловать? Тем более, как мне отныне казалось, что организм сам выберет из продуктов наиболее ценные для меня вещества, а лишнее отбросит.

Через четверть часа мое сосредоточенное поглощение вчерашней роскоши прервал появившийся сбоку капитан и владелец нашего кораблика.

— Ваша милость! — От моего недовольного взгляда он смутился и тут же поправился: — Цезарь, тут с тобой офицер из имперской безопасности поговорить хочет.

Ну вот и первая серьезная проверка в новом мире. Пришел и по мою душу представитель местной власти. И вроде как отказаться от разговора не получается, не поймут отказа и сразу станут говорить другим тоном. А вот по поводу тона — идея хорошая. Надо продолжать себя вести нахраписто, уверенно, без тени малейшего сомнения в своих словах, правах и замашках. Барон так барон! И пусть еще вначале доберутся в «наши» Пимонские горы с уточнениями.

Офицер оказался тертым калачом и тоже с выработанной за годы службы наглостью, презрением к простым обывателям и привычкой указывать подавляющему большинству государственных клерков. Ни своего чина, ни своего имени он назвать не торопился, а, встав на другой стороне стола, вначале внимательно осмотрел мою короткую фигурку и, только когда всмотрелся в мои глаза, придал лицу несколько более вежливое выражение. Но ни милостью меня, ни как-то по-иному не назвал.

— Я бы хотел задать несколько вопросов по поводу ночного сражения.

Ладно, раз ты с таким гонором и через надутую губу ко мне обращаешься, то и я парень не промах, найду чем ответить. В лучших традициях земного кинематографа я изобразил на своем лице искреннее удивление:

— С кем имею честь?

Тот нисколько не смутился, хотя представился после пре-зрительно выдоха:

— Старший префект имперской безопасности порта Мелен Травич.

Я не стал говорить, что рад знакомству, назвался просто, но даже не привстал:

— Барон Цезарь Резкий! — после чего попросил находящегося невдалеке капитана: — Стул для господина старшего префекта.

При этом не предложив сесть на стоящее рядом кресло моего друга барона Копперфилда. Кажется, хозяин нашего кораблика в полной мере оценил мой ход мыслей и принес раскладной, довольно простой стул.

— Присаживайтесь, господин Травич, — только после этого предложил я.

Префект с презрением оглядел объедки на столе и демонстративно отодвинул стул к самому борту, как бы сразу отторгая любое приглашение к застолью. Размечтался! Я тут сам от голода зубами щелкаю.

Вопросы посыпались сразу и только конкретные:

— Вы носитель первого щита?

— Да-с! Имею такое счастье!

— Откуда плывете?

— Из верховий Лияны.

— То есть из царства Спаруни или Трилистья?

— Да нет, так далеко мы не забирались, — расплывчато ответил я.

— Хорошо, спрошу конкретнее: путешествуете от самой Скалы?

— Я это и не скрывал.

— И за Скалой тоже бывали?

— Конечно.

— До нас донеслись слухи о кровопролитных боях. Что на это скажете?

— Слухи не распространяю и не коллекционирую.

— Участвовали в последних сражениях с армией зроаков?

— Да-с! Довелось и людоедам кровь пустить.

— А как именно вы воевали?

На этот вопрос я ответил только после продолжительной паузы, дожевав кусочек зачерствевшего пирожка. Но ответил твердо и с вызовом глядя в холодные глаза собеседника:

— Как именно — это государственная тайна, о которой я имею право рассказывать только в столице и только людям, для этого уполномоченным.

В выражении лица префекта появилось упрямство, азарт и деловая озлобленность.

— Для таких тайн и у меня полномочий хватает.

— Это вы будете доказывать в Рушатроне.

— Хм! Это тоже в моих силах, как и многое другое, — Он многозначительно посматривал на ладью пиратов, с которой уже бравые воины выносили трупы и все имущество на берег, — Поэтому советую на следующие мои вопросы отвечать быстро и без возражений.

— Спасибо за совет, может, я им воспользуюсь… при случае. — Очередной кусочек пирожка отправился в мою дрожащую от голода утробу.

— Сегодня ночью вы уничтожили пиратов каким-то странным магическим устройством?

— Угу.

— Что это за устройство?

— Увы! Тоже — военная тайна империи. Разглашению не подлежит. Ни-ко-му! — После этого я настолько радостно улыбнулся, что префект почувствовал какой-то подвох и отстранился чуть назад, — Ну наконец-то! — восклицал я, кровожадно облизываясь, — А то думал, уже с голоду помру.

Только теперь префект сообразил, что я смотрю ему за спину, и резко обернулся. А там во главе с мэтром большого манежа и нашим коком шествовала целая группа слуг и поварят, несущих не то что завтрак, а, наверное, еще и ужин с обедом в придачу. Под мое радостное мычание часть установили на стол, часть разместили на палубе за моей спиной, а я уже налил и себе, и своему товарищу полные стаканы вина и первым выкрикнул здравицу:

— За скорую погибель всех зроаков!

Мы с ним залпом выпили и с непередаваемым азартом набросились на разложенные горой кушанья. Причем ни мой друг не обратил внимания на постороннего человека рядом с ним, ни я не удосужился того представить. Кажется, мы с напарником теперь понимали друг друга с полутона, с полувзгляда. И только через несколько минут я вспомнил о раскрасневшемся от негодования префекте:

— Понимаю, господин Травич, что у вас казенная служба и все такое прочее, но у меня строгий режим. Без вовремя съеденного завтрака я теряю сознание.

— Так вы ведь только что завтракали! — возмутился служака.

— Завтракал?! — скривился я от негодования, тыча измазанной в масле и сметане рукой в горку сдвинутых в сторону подносов, — Как можно назвать вчерашний ужин таким словом? Обижаете, честное слово, обижаете.

Мэтр клоунады мне тоже подыграл, кивнул, работая челюстями, на сложенные на палубе припасы:

— Может, до обеда тебе хватит? А там еще поднесут, мы тут часов пять простоим.

Сворачивая очередные два блина в трубочку (три — получалось слишком толсто), я макал их поочередно то в джем, то в сметану, косился взглядом на доставленные блюда и говорил чистую правду:

— Может, и хватит.

В следующий раз тишину перфект нарушил через несколько минут, выбрав момент, пока я снова не набил рот едой:

— Так сколько вам лет, господин Резкий?

— Двадцать, — успел сказать я.

— Несколько странно, при вашем остановившемся росте, видеть такой неуемный аппетит.

— Гм? — только и смог я отреагировать.

— Теперь могу сказать, что я тоже носитель первого щита.

— Гм!!! — А раньше он это не мог сказать? Тоже мне, безопасник фигов! Скрывал, что коллега по магическому цеху. Еще бы только понять, почему сейчас раскрылся, — Гм???

— Поэтому понимаю, что у вас пошли совершенно извращенные перерождения тела. Зря вы так на меня удивленно смотрите, я носитель щита уже пятнадцать лет, поэтому все отклонения знаю и изучил досконально.

Ну что я мог поделать, если у меня две руки и они кормили мой ненасытный организм с двух сторон! Поэтому только поощрительно хмыкнул и заинтересованно подвигал бровями. Мол, ах какой вы знаток, однако!

— Сразу видно, что ваш рост после какой-то травмы в детстве так и не восстановился, а магические преобразования пошли наперекосяк. В итоге вы к данному времени про-сто-напрасно переводите пищу и насилуете свой пищевод несдержанностью. Это ведь лечится другими носителями, так почему вы не воспользуетесь услугами коллег?

Что-то тут в его рассуждениях и напраслинах в мой адрес не сходилось. С чего это он так уверен, что мой рост остановился? Ну надо же, коллега нашелся сочувствующий! Все настроение и аппетит испортил! Я замер с очередными блином над миской со сметаной, мои глаза остекленели от горя и непонимания, а челюсти стали двигаться, словно связанные клеем. Так вот, оказывается, в чем причина! Отныне я больше расти не буду, а буду только объедать своих товарищей, соседей и тяжко работающих крестьян.

Хорошо, что Леонид такой умный и сообразительный. Осознав мое горе и поняв по выражению лица причину моей паники, он с фырканьем достал из кармана брелок с метром, вытащил меня из-за стола и силком установил возле мачты, где еще со вчерашней примерки осталась старая насечка. Даже разуться заставил для чистоты эксперимента.

— Ха! Все с тобой в порядке! Продолжаешь расти: полтора сантиметра прибавилось. Так что не слушай всякие измышления.

Верить-то я ему верил, но и сам все тщательно вымерил. Затем обулся, удостоверяясь, что вчера купленная на вырост обувка почти как раз, и успокоился окончательно. Один взгляд на стол, и мой поникший от горя организм вновь дал почувствовать, насколько он голоден. В два прыжка я сиганул на свое место и, скатывая дрожащими руками очередную порцию блинов, только поощрительно буркнул в сторону старшего префекта:

— Так что вы там так интересно рассказывали? Продолжайте.

Наконец-то его лицо ожило, потеряло холодную маску надменности, превосходства и зазнайства. Да и тон стал совсем иным, более дружественным и располагающим, если можно так сказать.

— Значит, вы, господин барон, стали обладателем щита недавно?

— Угу — Предвидя следующий вопрос, я поднял два пальца и прорычал с полным ртом: — Рудни!

Опять что-то не сходилось, потому что Мелен Травич скривился не хуже коверного клоуна и впал на некоторое время в ступор. Может, стоило уменьшить срок? Или, наоборот, увеличить до парочки месяцев? Может, мои коллеги первые десять дней вообще пластом лежат после употребления первого щита?

«Нет! Быть такого не может! — вспомнил я свой плен у зроаков и наставления похожего на учителя Саабера, — Охотники, наоборот, меня убеждали, что я стану ловчее, быстрее и активнее. Даже от стрелы смогу уклоняться. Или обманул меня Саабер? Вдруг у них сразу идея появилась мне все три шкурки крыс пилапов скормить? Поди теперь разберись, что творится и что говорить дальше».

Но дальше префект мне вопросами не слишком надоедал. Да и сам начал с объяснения:

— Такого не бывает по всем нормам и понятиям. Три дня носитель усваивает щит, потом наступает повышенная активность организма и апробация некоторых магических навыков. Но аппетит в любом случае пропадает уже со второго дня, и целый год кушать не хочется. И у меня так было, и у… всех!

Леонид мог себе позволить сделать перерыв в приеме пищи. Поэтому развернулся всем корпусом к гостю и наставительно проговорил:

— Его милость, барон Цезарь Резкий, под понятия «все» не подпадает в любом случае. Вот, к примеру, вы слышали о моем ранении ночью и заживлении раны?

— Нет. — Префект стрельнул грозно глазами в сторону капитана ладьи.

— А когда носитель получает умения заживления ран?

— Ну, по-разному. Да и то надо вначале второй щит вырастить. А потом долго учиться, от года до двадцати лет. Правда, порой и исключения бывают: только двущитным стал, и уже может небольшие ранки заживлять.

— Ну вот, а мой товарищ меня сразу ночью и подлатал после ножевого ранения.

— Можно глянуть? — Префект непроизвольно привстал со своего жесткого стула.

— Чего там глядеть? Даже шрама не осталось.

— Тем не менее! Я рассмотрю! — А когда Леонид и в самом деле показал кожу на ребрах и даже разрешил пощупать, Мелен Травич хлопнулся задницей обратно на стул и потрясенно прошептал: — Такого не бывает!

— Не бывает, ну и ладушки! — согласился мой друг, возвращаясь к прерванному завтраку, — Блины вон стынут.

Старший префект если и надоедал после этого своими вопросами, то недолго. Только и переспросил пару раз, ручаемся ли мы за то, что намерены плыть прямо в Рушатрон. Мы ручались. Тогда поинтересовался, не откажемся ли мы от дополнительной охраны в связи с ночным инцидентом. Мы переглянулись, немного подумали и не отказались. Только я сразу строго добавил:

— Сами понимаете, места у нас свободного нет, ладья маленькая.

Мелен Травич понятливо кивнул, вежливо распрощался и убежал в порт. Из чего мы сделали вывод, что ушлый служака нам обязательно навяжет на борт пару, а то и тройку лучников. Так сказать, и для общей охраны, и чтобы мы никуда не сбежали. Даже обсудили это вопрос с капитаном, который, попивая поданное в угощение вино и заедая блином, рассуждал с похвальным практицизмом:

— А что, две пары рабочих рук и два лука нам на борту не помешают. Подвесим для них гамаки вдоль надстройки, и пусть себе в свободное от вахты время отсыпаются.

И капитан ошибся, и мы погорячились, когда дали согласие на охрану. Во время обеда мы отплывали из порта в сопровождении сразу двух быстроходных и узких баркасов. Причем на каждом из них находилось по восемь воинственных на вид матросов и по одному десятнику. Ну а сам старший префект взошел к нам на борт со своим немалым вещ-мешком и, укладывая его возле приготовленного гамака, только виновато развел руками:

— Что делать! Командование так распорядилось, и не мне обсуждать их приказы.

Мы с Леонидом несколько ошарашенно переглянулись, подумали об одном и том же и поспешили за обеденный стол. Своих матросов мы сегодня угостили на славу: заслужили после ночного боя. Капитану досталось еще больше, а потом мы под видом сиесты отправились в свою каюту и тщательно разобрали наши арбалеты.

Во избежание, так сказать, неясностей и «непоняток». Да и пиратов при такой охране бояться отныне не приходилось. Вот только мы никак не могли определиться: охрана у нас или конвойные?

Глава тридцать третья

ГРОХВА И ЛЕДЬ

Полк двигался с такой скоростью, словно спешил вступить прямо в бой. Но и при подобном интенсивном движении трио Ивлаевых умудрялось общаться, вести обмен мнениями и даже порой спорить. Тем более что свои изменения в судьбе следовало обсудить как можно быстрее и как можно быстрее определиться. Ситуация и в самом деле складывалась как нельзя более благоприятная. Пока зроаки оклемаются, пока поймут, что на ничейных землях опять поселились люди, появляется отличная возможность и в самом деле закрепиться в отстроенных городах, а потом и оказать должное сопротивление. Мало того, ложным родовитым дворянкам давалась уникальная возможность легализировать если и не свои выдуманные титулы, то хотя бы баронские.

Кстати, вспомнили в своих диспутах девушки и упомянутых героев, которые уничтожили самого главного аспида среди людоедов. Особенно землянкам странными показались имена.

— Не побоюсь ошибиться, если стану утверждать, — горячилась Вера, — что эти Цезарь и Лев — наши земляки.

— Ну почему? — возражала Катя. — Мне капрал час назад доказывал, что и такие имена на континенте существуют. Мало того, они встречаются и в империи, пусть и редко.

— Встречаются, — согласилась ее точная копия, — но не с такими комплектующими фамилиями, как Резкий и Копперфилд.

— Нуда, — согласилась Мария, — сочетания удивительные. Тем более два человека вместе! Более шокирующим прозвучало бы только сочетание: Рэмбо Никулин.

Несмотря на висящую в воздухе густую пыль, все три воительницы зашлись заливистым смехом. Правда, веселились недолго, закашлялись и вновь прикрыли лица кусками ткани. После чего Катя добавила:

— Я специально у многих спросила: если имена этих героев и непривычны для слуха, то это никого не удивляет. Поговаривают, что на юге континента вообще умопомрачительные имена можно встретить. Я не стала уточнять, какие именно, чтобы тем самым умом не омрачиться.

— Не переживай, — перешла на ехидный тон и другую тему Вера, — у тебя нечему омрачаться. Как вспомню эти твои танцы и обжимания с лейтенантиком, так сразу…

Он замешкалась, подбирая синоним к «противно становится», но лидер компании ее перебила:

— Завидно становится?

— Больно надо!

— А чего? Парень герой, людоедов и кречей перемолотил достаточно. С таким и в самом деле лямур крутить можно. Вот только звание у него мелковатое и титула никакого нет.

— Так он еще слишком молод! — сразу бросилась защищать своего кавалера Катерина. — У него все впереди. Такой быстро генералом станет, а не станет, все равно хорош. По поводу титула за ним тоже не заржавеет: если бы я знала при прощании, куда мы с полком отправимся, то со мной рядом уже бы ехал новоиспеченный барон.

— Хи-хи! — веселилась Вера, — Ты так уверена в своей неотразимости?

— Уверена! Да и он бы врать не стал в своих признаниях.

Мария строго поджала губы:

— Нет, Вера, ты слышала? Он ей уже и в любви успел признаться! Вот и отпускай ее подышать свежим воздухом под кустики. Небось и нацеловаться успели?

Катя выдержала паузу, но все-таки во всем призналась:

— Да где там! Стоял только рядом, держался за руку, как дите, и дрожал от восторга и умиления. Я уже и сама была не против с ним поцеловаться, да вовремя вспомнила о нашем «древнем дворянском роде» и со скрипом зубовным держала стойку до конца. А как он смущался во время танцев, когда я к нему вроде как нечаянно грудью прижималась! Девчонки, это следовало снимать в кино! Уверена, он еще полный девственник.

— Но как же он тебя узнал в момент приглашения? Ведь был уверен на все сто.

— Понятия не имею, угадал, наверное. Но главное, что не ошибся. И чего скрывать, он мне понравился. Парень милый и отчаянный одновременно, и я буду жалеть, если он до сих пор не записался в бароны и не пытается догнать наш полк.

Дальше пошел спор, примут ли в воинское братство наемников постороннего охотника, если он попросится. Мнения в основном сошлись: любой ловкий воин, да еще и знаток ничейных земель, будет нужен в любой из намеченной к восстановлению крепости. После чего Ивлаевы поняли, что ничего буквально не знают о самих крепостях, и поспешили расстаться, пристраиваясь в пути к тем ветеранам, которые могли хоть что-то поведать о том, чем отличается крепость Грохва от хоть и меньшей, но более неприступной крепости Ледь. Ну а уж поделиться знаниями с молодыми героинями каждый знаток был весьма рад. Хотя сразу предупреждали:

— Все равно про эти крепости больше, чем Апаша Грозовая, никто не знает. Она единственная из всего полка, кто раз десять побывал в Грохве, и дважды удачно наведывалась в Ледь.

Но девушки фыркали в ответ, и рассказчик понимал: к Апаше за интересными подробностями молодые воительницы ну никак не пойдут. А посему сам пытался поведать максимум из того, что знает.

В далекие седые времена протянувшиеся с юго-запада на северо-восток Борнавские долины славились своим великолепием, мягким климатом и плодородностью почвы. Практически там дольше всего и продержались люди от нашествия зроаков. Только чуть более двухсот лет назад пала первая твердыня этих благословенных мест, крепость Грохва. Она прикрывала Борнавские долины с юго-запада, стоя на невысоком и широком перевале. Вот потому ее и одолели первой проклятущие зроаки со своими кречами. Люди были вынуждены отступать в сторону неприступной Леди и там еще несколько лет оказывать отчаянное сопротивление врагу. Перевал в том месте пролегал на более значительной вы-соте, крепость стояла среди вечного льда и снега, поэтому кречи летали очень низко, их легко сбивали стрелами, тем самым нивелируя преимущество агрессоров с воздуха. Провизии у обороняющихся людей еще хватало на десяток лет, как и оружия. Вдобавок с обеих сторон в крепость порой прорывались отряды отчаянных смельчаков и любителей приключений, пополняя и укрепляя ряды защитников. Так что все думали, Ледь никогда не падет.

Но в один из прозаичных зроакских штурмов случилось самое непредвиденное: средней силы землетрясение повалило громадную башню на главный донжон, да и вся система центральных ворот вместе со стенами провалилась под скалы. Хотя поговаривали, что это враги устроили такой невероятный подкоп внутри твердейших пород. Зроаки и кречи воспользовались разрушениями и ворвались в крепость. Хотя с северо-востока твердыня оставалась неприступной. Что случилось дальше, никто конкретно не знал. Но с тех пор крепость стоит пустынная и страшная в своей черноте. Людоеды там сожгли все, что могло гореть, и разрушили все, что рушилось. Особо неистовствовали на противоположных во-ротах, пытаясь раскурочить так и не давшуюся им преграду. Но основные стены остались, как и угловые башни, сложенные из невероятно громадных валунов, так что если успеть надстроить систему центральных ворот со стороны империи Гадуни, то шансы удержаться в крепости имелись немалые. Тем более если тылы со стороны Борнавских долин первое время будут прикрыты крепостью Грохва.

По словам знатоков, никто из зроаков в разрушенных крепостях постоянно не жил, хотя тоже сами порой туда наезжали отрядами, пытаясь в поисках сокровищ добраться до легендарных пещер, катакомб или ненайденных подземелий. Сумела ли разбогатеть в своих дальних рейдах заува Грозовая, никто точно не знал, но слухи ходили, что разбогатела. Опять-таки следовало интересоваться только у нее лично. Вряд ли на этот вопрос мог ответить даже пронырливый майор, а уж полковник и подавно трепаться на эту тему не станет.

Тем не менее картинка у воительниц с Земли в представлении сложилась заранее, и она не сильно впоследствии отличалась от действительности. Широченная и довольно солидная в глубину крепость Грохва поражала своим скорбным величием даже издалека. Тем более что издали многие провалы, просадки и трещины заметны не были, и твердыня могла впечатлить своим грозным видом любого путешественника. А вот при самом близком рассмотрении представляла удручающую картину.

Но народная пословица Трехщитья гласила: «кречей бояться — детей не рожать», и тяжелого труда никто не боялся. Тем более что следом за полком пылил внушительный обоз с рабочими лошадьми, который предусмотрительный полковник успел выкупить у интендантов царства Леснавское. Обоз вез все хозяйство полка, орудия труда и приспособления для рубки блоков, основную массу оружия и стрел, при этом хоть отставал на добрый день пути, но вряд ли ему кто помешает добраться к долинам вовремя.

Несказанно радовало и полное отсутствие зроаков с кречами. Чем позже враги узнают о первой волне переселенцев, тем лучше эти переселенцы успеют укрепить линии своей обороны.

После короткого привала стали решать, кто и как пойдет через Борнавские долины и станет закрепляться в Леди. По словам полковника, там должно хватить только трети общего состава, но так как дело предстояло более рискованное, предлагалось в эту треть войти изначально только добровольцам. И только если не наберется одной трети, вопрос будет решаться жребием.

Тут уже все наемники задумались. Ни молодые не спешили выходить на отдельное место, ни ветераны. Любому казалось, что в Грохве неимоверно больше шансов как вы-жить, так и вернуться в крайнем случае на границу царства Леснавское. Здравый смысл подсказывал: когда еще полк догонит вторая волна переселенцев? А воевать придется, скорее всего, уже сегодня. Всетаки зроаки к Леди отправляли дозоры кречей гораздо чаще, чем в другие места ничейных земель. И дело тут совсем не в желании временно показать свою удаль: примыкающие к Леди две долины, а также территории за ней навечно закреплялись за третью воинов. Хоть и больше земли получается на одного человека, да ведь уже навсегда, потом не переиграешь обратно, придется защищать до конца жизни или отказываться от своих прав на баронство.

Поэтому, когда первые добровольцы таки стали выходить из строя, наемники с пониманием загалдели:

— Ну понятно! Этим ничего не надо.

— Ага! Они и так княгини!..

— Что им какие-то захудалые баронства!..

Конечно, никто с уверенностью не мог утверждать, что девушки происходят из исконно княжеского рода, но ведь упорные слухи лучше прямого подтверждения. Да и поведение красавиц свидетельствовало об их высоком полете. А ют двинувшаяся следом за трио Ивлаевых заува Грозовая удивила своим решением большинство однополчан. Хотя и тут многие ушлые знатоки сумели рассмотреть подноготную:

— Ха, теперь она точно девчонок кончит! Куда командир смотрит?

— Точно кончит! И сразу четыре баронства зацапает.

— Не торопи события: как бы Ивлаевы себе четвертое не добавили в свои владения.

Такая тонкость тоже имелась в уставе: при дуэли земельные угодья уходили победившему, коль других наследников не было. Опять-таки с существенной оговоркой: если дуэль происходит с согласия командира полка. Дальше шли заморочки по вопросам права крови, но в такие дебри уже никто из простых наемников не вникал и не собирался вникать. Зато вопросительно смотрели на Дункана Белого. А тот совершенно проигнорировал тот факт, что злейшие враги сошлись в одном коллективе. Наоборот, кажется, даже обрадовался и подмигнул незаметно своему заместителю по кадрам.

После этого в число добровольцев подался командир разведчиков Олкаф Дроон, за ним потянулись и все его подчиненные. Недолго сомневалось и около десятка ветеранов, которые в любую стычку бесстрашно перли следом за Апашей. В итоге в сотню добровольцев девяносто вызвались сами, а десятерых выбрал жребий. И после короткого обеда и раздачи титульных листов на владение баронствами вокруг крепости Ледь лихая сотня самых отчаянных наемников поспешила к местам своих будущих родовых вотчин.

Через три часа они, держа луки со стрелами и иное оружие наготове, уже осторожно проезжали между полуразрушенных стен аркебана и присматривались к узким окнам уцелевших строений. Ко всеобщему облегчению, врагов в крепости не оказалось. Олкаф Дроон с десятком выбранных воинов, в который входили и Ивлаевы, обежал все внутренности зданий и часть подвалов, но ни одной живой души обнаружено не было. Тогда как остальные девять десятков сразу подались к северо-восточной части крепости и с ходу принялись за возведение временной стены перед разрушенными воротами. Решение вынесли всеобщее и без всякого опроса: лучше первую ночь не поспать и перенапрячься, зато потом чувствовать себя в большей безопасности.

Приспособления и подводы прибудут в лучшем случае только завтра к вечеру, но и простая мускульная сила порой творит чудеса. К утру с самого опасного направления со стороны империи людоедов людей защищала стена высотой в четыре метра, что считалось вполне достаточным для остановки атаки тяжелой рыцарской кавалерии.

Да и простоявший в дальнем дозоре десяток разведки не провел время даром. Не просто осмотрели и прощупали все дальние подходы к перевалу, но еще и сильно поспорили со своим командиром. Вернее, спорили с бароном только три воительницы, а остальные, в том числе Апаша, только прислушивались да помалкивали. Потому что девушки предлагали нечто новое и кардинально отличную от прежних лет войны тактику.

Нельзя сказать, что выходцы с Земли были напичканы знаниями о партизанской и прочей войне, но они сразу восприняли в штыки прежние, исторически сложившиеся стереотипы: люди старались жестко закрепиться на одном месте, а зроаки и кречи их атаковали со всех сторон.

— А такое неприемлемо! — громко восклицала Мария. — Мы должны наносить ответные атаки в любом месте и устраивать неприятности прямо в тылу врага.

— Ну по поводу тыла ты, девочка, загнула, — не выдержал Дроон, — Уж туда мы ни ногой.

— А почему, мальчик? — не умолкала старшенькая, — Гляди, как отряд лейтенанта Миурти прошерстил внутренности Гадуни. И сами ушли от погони, и всех встречных уложили, да еще и возвращались для удара в тот момент, когда враг этого на своей земле совсем не ожидал.

— Ну-у-у…

— Баранки гну! Поэтому предлагаю в ближайшие дни на дорогах с земляным покрытием наделать ямок и наложить туда вниз дощечек с вбитыми насквозь гвоздями. Попадая в такую ямку ногой, любой конь надолго выходит из строя.

— Но тогда и сами мы там не проедем, — моментально отыскал слабое место в предложении Олкаф.

— На то мы и разведчики, чтобы знать вокруг нашей крепости каждый кусочек пространства. Для себя мы оставляем в местах скопления дощечек проезды по сторонам, пересекающие дорогу восьмерками в помеченных только нам понятными знаками местах. Причем при должной сноровке в таких местах мы легко уйдем от любой конной погони.

После жаркого спора предложение было принято: барон согласился и на рытье ямок, и на использование весьма дефицитных гвоздей. Но ночь еще была в самом разгаре, и Ивлаевы в три голоса предложили проехать горный участок, где они проводили разведку, и глянуть, что творится на большой Суграптской равнине, которая, раскинувшись в разные стороны, вела непосредственно до самой империи Гадуни.

— Как-никак там ведь тоже наши земли! — восклицала одна из близняшек, — Все равно кому-то по жребию достанутся, так что присмотреться следует заранее.

— И ночью лучше видно любой бивак из-за костра, — напомнила вторая красавица. — Вдруг кого и заметим.

А Мария подвела черту спорам:

— В любом случае мы свои функции заградительного формирования выполняем. И будет даже лучше, если мы встретим врага как можно дальше от крепости.

Не дожидаясь ответа Олкафа, она стала разворачивать свою лошадь в нужную сторону. Одновременно с ней это стала делать и Апаша Грозовая, и лихой командир разведки своим нюхом опытного ветерана почувствовал, как его незыблемому авторитету приходит конец. Еще парочка таких замедленных реакций с его стороны — и весь десяток будет действовать либо самостоятельно, либо под началом одной из воительниц. И уже не важно для барона, какой воительницы: молодой или его старой боевой подруги.

Проехав тихим шагом пяток километров, разведчики оказались на широкой, раздольной седловине, поросшей высокой сочной травой. Можно сказать, что лучшего пастбища для подкорма животных и не придумаешь. Так что, когда увидели на равнине огонек, против нападения на людоедов никто не заикнулся. Тем более что те расположились к горам совсем близко: пара каких-то километров. И судя по слишком большому пламени, никто там особенно нападения не опасался, людей здесь не было уже лет сто.

Правда, среди разведчиков возникли трения: никто не хотел оставаться присматривать за лошадьми. Но тут уже и барон свою власть употребил, выделив двоих воинов и сразу загрузив их заданием:

— Один держит всех коней на привязи и присматривает, как они пасутся, а второй следит либо за костром, либо за нашими сигналами малой лампой. Если надо, скачете верхом прямо к нам.

И первым легкой трусцой отправился вниз.

Зроаков, в общем, оказалось одиннадцать особей. И там же, у костра, спали, прикрывшись одеялами, четыре кречи.

Дозорных хоть и было двое, но сидели они у костра, мирно переговаривались, словно на задушевной рыбалке, и преспокойно прикладываясь по очереди к глиняной лейзуене с вином. Рядом с костром стояли громадная, крытая тентом повозка с двумя волами и десяток верховых лошадей. От такой беспечности и наглости врагов знаменитый командир разведчиков даже растерялся: хоть подходи и души всех голыми руками. Вначале пару раз перепроверил даже, не ловушка ли это, и только когда все расположились полукольцом для атаки, отправил вперед геройских метательниц ножей, а сам прошептал вставшей рядом Апаше:

— Как хорошо, что я согласился с предложением девчонок.

— А куда бы ты делся, — неожиданно ответила старая боевая подруга, накладывая стрелу на тетиву лука.

А три изящные фигурки уже приподнимались с земли непосредственно возле лагеря зроаков и поднимали в замахе руки с метательными ножами.

Ранним утром измученные непосильным трудом наемники завтракали без всякого аппетита и пытались подставить под первые лучи светила свои уставшие лица. Зато с особой гордостью и любовью посматривали на возведенную за ночь стену. Поэтому не сразу поняли, почему издали доносятся скрип колес и звуки громкого спора. Но вскоре возле крепости остановился странно увеличившийся в размерах отряд разведчиков, а восседающий на высоких козлах повозки барон Дроон заорал недовольным голосом:

— Ну и что вы проход в крепость только для одного верхового оставили?! Кто так строит?! Как мы теперь внутрь трофеи затаскивать будем? Или кто-то из вас летать научился?

Вставленные крест-накрест лесины вынули быстро, всадники и трофейные лошади проехали легко, быков протолкнули с колоссальным трудом, а вот огромную повозку пришлось разгружать, разбирать, и только после этого она оказалась внутри крепости.

К тому времени все знали суть ночной вылазки, ее итоги и причину ожесточенного спора.

Объектом атаки разведчиков стал передвижной отряд собирателей корней суграпта, корней высоченных, под три метра каждый. Именно название этого растения и дало имя равнине. Суграпт в большом количестве рос по всей этой территории и местами попадался в Борнавских долинах. По мнению землянок, суграпт — это натуральный чертополох, но вот его корешки ценились и в кулинарии, и знахарстве неимоверно. Потому их и собирали почти круглогодично по окраине ничейных земель. Отряд собирателей номинально защищали три воина в тяжелых доспехах, которые пали так же быстро, как и все остальные. Кречи тоже не успели даже воздух испортить, как остались со сложенными крыльями под одеялами на земле: на них Ивлаевы не пожалели ножей во вторую очередь после дозорных.

То есть трофеи порадовали всех.

А спор между заклятыми противницами и посмешил, и вызвал недоумение.

Ветеран Апаша Грозовая рьяно оспаривала у Ивлаевой-старшей каждого убитого ею врага и пыталась записать трофей на свое имя. Мария кричала, возмущалась и приводила веские доводы, но на каждый из них ветеран отвечала с непоколебимой уверенностью и спокойствием:

— Ты его только ранила, а я стрелой добила. Что? А того зроака ты добивала зря, я его еще раньше почти с одного удара убила. Он уже падал, когда ты его своей рапирой ткнула.

— Что значит «ткнула»! — возмущалась Мария, апеллируя к зрителям, — Да он как оглашенный с мечом мчался на нас, я его прямо в шею пронзила, а она только и успела мечом перед тем чуть оцарапать кожу на руке!

— Вот я и говорю, мой удар был смертельным, — невозмутимо утверждала заува.

И при всем понимании справедливого возмущения Ивлаевых закон пришлось соблюдать: раз имеются сомнения или спор по поводу убитого врага, значит, трофей идет в общую копилку и не засчитывается никому индивидуально.

Когда спор окончился и противниц растащили подальше друг от друга, Олкаф Дроон приблизился к старой боевой подруге и с пристрастием стал ее допрашивать:

— Апаша, милая! Да что же ты творишь? Ты всегда была до жути справедливой, а тут вдруг забрала у малышки ее трофеи. И не стыдно?!

— Стыдно, кому лень, а мне в удовольствие, — хамовато ответила заува.

— Позор! К чему ты это творишь? Да так Мария никогда свой обет не выполнит!

Апаша резко пригнулась к самому уху своего старого приятеля и многозначительно рыкнула в ухо:

— Вот именно!

А затем с независимым и довольным видом пошла к временной кухне за своей порцией каши. Барон Олкаф Дроон понял, что Апаша Грозовая по неведомым и немыслимым причинам сменила свое отношение к трио Ивлаевых. Теперь оставалось только разобраться в этих причинах, потому что барон очень не любил, когда его водят за нос и что-то скрывают.

Еще больше удивилась раскрасневшаяся Мария, когда ветеран подошла к ней с миской каши, неспешно уселась рядом и заговорила так, словно они только что пили вместе чай с плюшками:

— Теперь нам надо заставить Дроона выбрать время для нас четверых и смотаться в одно урочище, в трех часах пути отсюда.

— Зачем? — растерялась красавица.

— Да есть там выходы в катакомбы, которые ведут сюда. Отсюда их найти никому не удалось, значит, надо попробовать с другой стороны.

— А зачем нам катакомбы?

Апаша рассмеялась:

— Как зачем? А сокровища тебе кто, дядя в сумке принесет? Самим надо искать, самим! Так что давай поговори с двойняшками и продумайте, как нам только вчетвером отправиться в дальнюю разведку. И пусть помалкивают при остальных.

Заува пошла за добавкой, а Мария осталась на месте, округленными глазами смотря своей вроде бы как кровной сопернице в спину.

Глава тридцать четвертая

СТОЛИЧНЫЕ ТЕРКИ

За оставшиеся три с половиной дня нашего плавания мы славно повеселились. И я впервые в своей жизни осознал, что такое воистину беззаботное существование. Понятное дело, что подавляющее большинство баронов этого мира подобными развлечениями не баловались: то ли скаредничали по поводу бездумной траты средств, то ли просто были не приучены к многодневному ничегонеделанию с детства.

А у нас с Леонидом в этом плане получился замечательный тандем. Беречь деньги Трехщитья мы еще не привыкли. Да и зачем? Достал советские пять копеек, разменял на мешочек серебра — и кути на всю катушку дня два. Может, и на неделю бы хватило, но мы ведь ребята щедрые, нам для ближнего ничего не жалко. Тем более что за эти копейки мы не горбатились от зари до зари не покладая рук. Легко пришло нежданное богатство, и радостно расстались. Да и по характеру своей прежней жизни мэтр великого манежа привык к подобному круглосуточному веселью. Когда у них были ежедневные выступления, то он только и напрягался, дабы с вечера повеселить публику, а потом целую ночь бражничать с цирковой и прочей братией. Так что для выпивки и постоянного обжорства барон Лев Копперфилд подходил лучше всех в обоих мирах.

У меня была несколько иная подоплека такой тяги к излишествам. Без круглосуточного застолья я просто не мог в последние дни существовать! Рост моего тела происходил настолько интенсивно, что я бы по большому счету и спать не ложился. Только бы ел, ел и запивал чем угодно. Да и результат того стоил: каждый замер моего роста в предобеденное время показывал прибавление к уже имеющемуся на пятнадцать — двадцать миллиметров. Феноменальный результат! Причем не только лично для меня, но и для местного мира. По крайней мере, так нас пытался убедить наш новый попутчик, охранник-конвоир, носитель первого щита Мелен Травич.

Кстати, этот ушлый представитель местной безопасности оказался вообще-то неплохим дядькой и уже к вечеру нашего первого дня совместного путешествия вовсю распевал наши русские песни и слезно клялся в искренней любви, дружбе и уважении. Да иначе и быть не могло: потому что в обед мы загрузились алкоголем и закуской так, что должно было на два дня хватить. А я еще взял в привычку на каждый слишком неприятный вопрос со стороны Мелена протягивать ему полный стакан и не отвечать, пока он не выпьет, убедив его в том, что у нас в Пимонских горах иначе вообще не разговаривают с уважаемым человеком. Выпил — значит, уважил. Следовательно, и ответить можно. Так что при всей своей магической закаленности, опытности сорокадвухлетнего воина и хитрости имперского чекиста префект за пять часов непрестанного застолья сломался окончательно и стал нормальным, адекватным и предсказуемым человеком.

Правда, и на палубу он рухнул первым, не выдержал слишком обильного уважения наших милостей. Наши милости и отнесли вяло трепыхающееся тело в предназначенный для него гамак под бдительными взглядами воинов из плывущего сзади нас баркаса. С моей мнительностью бдительные взгляды показались мне скорее жалкими и несчастными. Поэтому я своей баронской властью заставил баркас пришвартоваться к ладье и как следует накормил служивых. То же самое наказание последовало чуть позже и для экипажа первого баркаса.

Естественно, что все это сказалось и на наших запасах закуски, и на нашем возросшем взаимопонимании с охраной. Утром мы еще только подходили к пристани большого города, а метнувшийся заранее к нему быстроходный баркас нашего авангарда уже поднял на ноги всю прислугу ближайшего трактира. Приятно было видеть, как проснувшийся от начавшегося шума швартовки Мелен Травич долго стоял соляным столбом возле надстройки и округлившимися глазами наблюдал, как на ладью с топотом и грохотом вносят новые запасы для последующего застолья. Немало он подивился и тому факту, что многочисленные вчерашние запасы оказались съедены полностью.

А когда мы все-таки усадили его за стол завтракать, он даже глаза протер от начавшегося у него дежавю: я с тем же самым усердием и голодным блеском в глазах поглощал горку горячих, ароматных и лоснящихся маслом блинов. Что в свете пропажи всей еды смотрелось несколько жутковато. Он даже испугался, пролепетал причину своего страха только после того, как мы в него влили стакан вина авансом за первый вопрос.

— Слышь, Цезарь, ты что, всегда такой голодный?

Я и сам задумался над таким хорошим вопросом. Но ответ лежал на поверхности:

— Да нет, когда пою — значит, сытый.

— Уф! — Вино стало действовать или страх отпустил, но Мелен потянулся дрожащими пальцами к ковшику со сметаной, — Как хорошо, что ты, Цезарь, не зроак.

Действительно хорошо. Во всех случаях хорошо. Хотя при упоминании об этих аспидах у меня на минуту пропал аппетит, и я набросился на нового собутыльника с обвинениями. Мол, и не смей меня с такими отбросами природы сравнивать. Да и вообще не упоминай о всякой гадости во время приема пищи. Веди себя пристойно, сдержанно, и так далее и тому подобное. Потом аппетит вернулся, я подобрел, разлил винца каждому. Еще и капитана позвал для полноты компании. А когда тот выпил и закусил, Леня у него поинтересовался:

— Шеф, когда следующая остановка?

— Как только ваши милости пожелают. По своим делам мне уже ничего не надо, трюм полный.

— Отлично! — обрадовался я, — Тогда ставь все паруса и полный вперед! Нас ждет Рушатрон!

Вот так мы и мчались к столице, больше ни разу не ступив на берег. Нет, вру, ступили, причем еще и потоптались изрядно. Потому что пришлось уже в который раз обновить как мою обувку, так и мой гардероб. Но иначе заявиться в главный город империи мне бы совесть не позволила. Особенно меня поражали выросшие чуть ли не вдвое ступни. Если последние семь лет я носил обувь тридцать пятого, тридцать шестого размера, то теперь она стала как минимум сорок четвертого! Рост тела тоже ошеломлял, но явно не успевал за ногами. Рассматривая меня опухшими от пьянства глазами, уже после того как я обрядился в новые, довольно щегольские одежды, Мелен Травич глубокомысленно посочувствовал:

— Как бы тебя с таким интенсивным ростом не перекосило. Были такие случаи среди носителей, покалеченных в детстве: то ноги, как у цапли, то руки-крюки ниже пяток.

Я себя представил на мгновение с такими конечностями, вздрогнул и побледнел:

— Иди ты!..

— Куда?

— Врешь небось?

— Да нет, — Он чуть напрягся, припоминая. — Правда, их потом наши трехщитные коллеги как-то лечили, ломали, вырезали, выравнивали…

— Елки-палки! — в сердцах восклицал я, присматриваясь к своей фигуре в отражении зеркала, — Мама, роди меня обратно! Не хочу быть цаплей!

Мелен Травич опять задумался, но вопрос так и не задал. Зато вполне разборчиво пробормотал себе под нос:

— Обязательно надо побывать в этих Пимонских горах.

К столице мы подплывали ближе к вечеру, еще издали любуясь громадами наружных стен, крепостей и замков. А бывавший тут, даже проживший долгое время префект скороговоркой перечислял исторические данные о каждом здании, которое заинтересовало барона Копперфилда. Про себя я сказал, что уже здесь бывал, а вот моему товарищу будет весьма интересно. Вот Мелен Травич и старался. Причем получалось у него великолепно. Да и мне полезно услышать массу нового и поразительного, ибо раньше на это времени не хватало.

Причалили мы практически неподалеку от военного порта, в котором красовался хорошо мне известный и обследованный флагман императорского флота. Причем «Перун», кажется, только что прибыл из плавания, потому что царящая на его палубе и на пирсе суматоха как нельзя больше соответствовала встрече покорителя океанов с сушей.

Еще будучи на борту нашей ладьи, Мелен с восторгом принялся описывать мощь, вместимость и размеры самого большого корабля империи Моррейди, но я его оборвал:

— А ты хоть на палубу этого красавца ступал?

— Кто меня туда пустит! — потух тот.

И я не упустил возможности похвастаться:

— Если будешь со мной дружить, как-нибудь проведу.

Судя по кривой ухмылке нового приятеля, он мне не поверил.

Перед тем как сойти на пристань, мы тепло распрощались с нашим капитаном и с каждым из матросов, договорились о способах связи и оговорили планы на ближайшие дни, и даже условились встретиться завтра вечером у входа в южную пейчеру. Терять контакт с хорошими людьми никогда не следует. А потом, так и не доверяя наши рюкзаки никому из десятка нашего почетного караула, взгромоздили их на спины и подались на сушу. Я решил пешком пройтись вдоль порта, потом показать Леониду то место, откуда меня украли кречи, и по той же улице выйти прямо к постоянному месту жительства. Душа пела от томительного ожидания встречи, хотя червяки сомнения и переживаний о судьбе подружек изрядно портили праздничное настроение. Да и мысли о Мансане не прибавляли легкости в моих размышлениях.

Но тем не менее я теперь шел гордый и счастливый тем, что все основные трудности остались позади. Я сумел избежать смерти, вырвавшись из лап людоедов, получил при этом первый щит, помог спастись таким же, как и я, пленникам, выжил на Земле в болезненных приступах освоения щита в моем теле и начал расти. Ага, еще следовало добавить в заслуги, что мы с товарищем удачно справились с последствиями неудачного перехода в этот мир, сумели перебить кучу людоедов, сбежать от них и ют теперь благополучно добраться до этого великого города.

Как же тут все здорово и прекрасно!..

Мои лирические мысли оказались прерваны самым брутальным образом. Хотя я сам был виноват: нечего в таком столпотворении смотреть по сторонам, словно дикий горец, лавировать надо, лавировать!

Я-то не упал, а вот более высокий, хоть и худощавый парень в простой матросской робе от неожиданности неловко дернулся, запутался в собственных ногах и завалился на спину. Следовало отдать должное нашим стражникам, которых мы после столького количества совместно съеденного считали искренними приятелями. Наши милости взяли в кольцо, а несчастного матросика вздернули на ноги рывком с двух сторон и уже стали заламывать руки.

— Ща, ребятки, ща! — поспешил я остановить разборки. — Моя вина! Прошу прощения! — После чего внимательнее всмотрелся в нахмуренное лицо потерпевшего и радостно воскликнул в узнавании: — Феофан! Вот так встреча! Ты куда это так мчишься? Вижу, что «Перун» из плавания вернулся? Или просто по Лияне курсировали?

По мере произнесения моих вопросов знакомый мне юнга удивлялся все больше и больше, не в силах сообразить, кто я такой и почему так с ним панибратствую. Поэтому озадаченно хмыкнул и признался:

— Извините, не признал.

— Ну так оно и понятно! — От моего хохота зеваки и прохожие на набережной подались назад, пространства вокруг нас стало еще больше. — Я ведь с того времени чуть не вдвое подрос. Забыл, как мы с тобой рисовали в кубрике? Я тебе еще версов подбросил для гипны. Кстати, прошел? Ну, чего молчишь? Или пропил серебрушки?

— Как можно! — с расширяющимися от узнавания глазами пробормотал Феофан и воскликнул: — Борей?! Ха-ха! — И слова из него полились водопадом: — Так ты живой?! А тебя уже все похоронили! Рассказывали, что тебя кречи украли, к людоедам унесли! А ты просто за щитом отправился! Ай да молодец! Ох! Да ты ведь теперь еще и носитель?! Невероятно! Сейчас как нашим скажу, никто не поверит!

Мы дружественно потрепали друг друга по плечам, и я переспросил:

— Так ты на корабль?

— Ага! Мы только час как пришвартовались, и меня посылали с письмами на почту. Вот бегу обратно. Зайдешь?.. — Только теперь он вспомнил, что я не один: — Заглянете к нам на борт?

— Да нет, некогда. Да и к вам надо заблаговременно разрешение выпрашивать.

— Что за глупости, Борей? — Феофан уже схватил меня под локоть и стал разворачивать в сторону флагмана. — Ведь ты с момента последнего визита — самый почетный гость у нас. Мы ведь и в море ходили, чтобы специально твой новый парус испытать, и ты знаешь, какие восторги он вызвал? Хо-хо! Теперь нашему «Перуну» никакие шторма не страшны. Ни в коем случае на берег или на рифы не снесет.

Зайти, конечно, хотелось, но время поджимало: Светоч уже почти склонился к горизонту. Да и не хотелось мне вот так с ходу нарваться на отца Мансаны, который просто по долгу службы еще до полуночи должен будет оставаться на борту.

— Может, завтра и заскочу, — пообещал я, настойчиво поворачивая в прежнем направлении. — Передавай всем привет!

Когда мы вновь устремились к пейчере, Мелен Травич не сдержался и полюбопытствовал:

— Очевидно, ты и парусной оснасткой нашего флота занимаешься?

— Да так, ерунда. Просто поделился некоторыми своими соображениями, — скромно ответил я, поворачивая с набережной на нужную улицу и указывая теперь уже Леониду на памятное место под большим газовым фонарем: — Вот тут меня подлый кречи и хапнул. Лопуха безмозглого!..

К столбу был привязан букет живых, но уже слегка подвядших цветов, и качающий головой префект указал на него пальцем:

— Такие крепят в течение двух лутеней везде, откуда похищают детей.

— Вот я тогда и выглядел как ребенок.

Кажется, только тогда он поверил:

— Так тебя и в самом деле кречи из самой столицы похитили?

Даже не поворачивая голову в его сторону, я двинулся дальше, отвечая на ходу:

— Не похитили, а просто одолжили покатать по ночному небу.

— Как же ты от них вырвался?!

— Военная тайна! — последовал второй наглый ответ.

— Так тебя уже и не ждет никто? Или ищут?

— Если ищут, значит, ждут, — стал я со смешком поучать местного кагэбиста, раза в два старшего, чем я, по возрасту. — А если не ждут, то зачем искать? Тем более что вот он я, совсем не потерянный, а очень даже ничего. Особенно внешне! И вообще ребята, — я легко ускорил шаг, с удовольствием замечая, как поток прохожих передо мной расступается, словно перед ледоколом, — где вы ночевать собираетесь?

— Как где? Рядом с тобой. В южных пейчерах.

— И долго так будете за мной следом ходить? Мелен, только честно! А?

— Могу и честно, Цезарь, я ведь тебе не враг и пекусь только о твоей безопасности.

— И?..

— Будем тебя беречь до полного выяснения обстоятельств. Сам понимаешь, и я не могу вашими милостями рисковать, и начальство мне не позволит.

— Да брось ты! Сам ведь хвастался, что решаешь все вопросы без всякого начальства.

— Когда такое было?

— Господин Копперфилд! Напомните, пожалуйста, товарищу, сколько он выпил и как себя вел.

Мэтр клоунады и в самом деле напомнил, да так прикольно, что никто не обижался и все хохотали. Даже идущие нам навстречу горожане и гости столицы посмеивались и откровенно улыбались. Такой веселой компанией мы и дошли к цели нашего пешего перехода. В створе тоннеля уже стоял знакомый мне охранник, который почему-то перестал мне казаться таким огромным и величественным. Я с ним поздоровался, он ответил, но так и не узнал. Хотя и сам двинулся следом за нашей внушительной компанией в холл гостиницы.

С замирающим сердцем я подошел к стойке и обменялся местным приветствием с Емляном. Тот тоже стал намного меньше привычного, и я понял, что это не он стал расти вниз, а я значительно вырос. И с ходу поздоровался:

— Света и спокойствия!

На меня владелец пейчеры тоже уставился с неузнаванием:

— Хотите у нас остановиться? Все?

— Ну для меня комната не нужна, она и так уже снята и оплачена. Товарища желательно поселить в соседний со мной номер. А вот эти одиннадцать молодцев сами решат, где и как им устроиться.

— Не понял, — Емлян подозрительно прищурился, словно просвечивая меня рентгеном. — Вроде ты мне знаком, но вот… Какой у тебя номер, говоришь?

Я достал из кармана сбереженный в обоих мирах ключ и положил его на стойку.

— Вот, восьмой. — Заметив, что окаменевшее лицо старого ветерана начинает бледнеть, я постарался ободряюще улыбнуться и говорить самым обыденным голосом, — Я, правда, немного задержался в дороге, но как сумел, так и успел. Между прочим, тут мои сестры должны были в столицу прибыть, дело, конечно, такое, тем более что я их не встретил как полагается. Но может, они сами меня искали? Сюда наведывались?

Вот только тогда Емлян расслабился, распрямился и смешно зафыркал:

— Уф, уф, уф! Неужели это наш Борей?! Вот так чудо! — С этими восклицаниями он вышел из-за стойки и чисто породственному сгреб меня в свои могучие объятия. — А мы уж не чаяли тебя живьем увидеть! Несколько человек утверждают, что тебя кречи украли!.. Сами, мол, видели!..

— И в самом деле украли, — подтвердил я, — Но я вырвался, даже первый щит сумел получить. Теперь вот расту не по дням, а по часам.

— Точно! Лицо еще опознать можно! Хоть и с трудом. А вот фигура…

— А вы тут как?

— Ох! — Емлян отступил на пару шагов и хлопнул ладонью себя по лбу. — Что же теперь будет! — и сразу стал пояснять: — И Мансаны нет в Рушатроне.

— А где она? — вырвалось у меня и одновременно отлегло от сердца. Хоть как я ни соскучился по женскому телу, но как-то не хотелось сразу попадать в ее объятия.

— Два дня назад отправилась на юг. Далеко, в царство Паймон, у нас там дальняя родня, вот и решила она попутешествовать на большом корабле, да потом еще поллутеня на берегу моря отдохнуть. Да рудня пути туда, рудня обратно. Слишком уж она расстроилась из-за твоей гибели.

— Жаль, сочувствую.

— Да и с сестрами твоими умудрилась поссориться.

— Как?! Они здесь были?! — От восторга я подпрыгнул вместе с рюкзаком на добрых полметра, — Эх! Когда были и где они сейчас?

Опять лицо хозяина погрустнело от навалившегося на него чувства вины.

— Так ведь тоже их сейчас нет в Рушатроне. Не смогли мы их удержать после известия о твоей гибели. Прожили в твоем номере только одни сутки и отправились мстить зроакам и кречам за твою погибель. Завербовались в полк наемников «Южная сталь» и сейчас где-то несут боевое дежурство на границе царства Леснавское с ничейными землями.

— Ду-у-уры! — не сдержался я от разочарованного стона, — Какие они ду-у-уры!

Мне как-то было однобоко, что девчонки именно за меня мстить отправились, потому что сразу понял: теперь мне опять светит дальняя дорога.

Хотя почему дальняя? Можно ведь немедленно отправить весточку о моем возвращении в столицу и почтой, и специальным курьером. Отправиться следом безотлагательно мне в любом случае не позволят экстренные дела, магические обследования моего тела и обязательные начальные попытки обучения. Да и с арбалетами следовало решать вопросы как можно быстрее. Откладывать тотальное уничтожение всех зроаков в долгий ящик я не собирался.

В итоге уже через полчаса имперская почтовая служба и частное курьерское общество отлично заработали на моих сообщениях.

Глава тридцать пятая

ТОЧКИ ВЗАИМНЫХ ИНТЕРЕСОВ

Последующие три дня для сотни воинов, поселившихся в Леди, так и прошли в практическом бодрствовании. Спали не более двух часов в сутки, а разведчики и того меньше. Потому что десятку приходилось ночами вылавливать по Суграптской долине небольшие группы зроакских охотников, собирателей кореньев и личностей, просто ищущих приключения на свою людоедскую задницу. За ночь получалось по два отряда трофеев, в каждом из которых повезло уничтожить от шести до двенадцати врагов. Удалось вырезать всех аспидов, кроме одного, который спал среди лошадей и, как только начали свистеть стрелы, успел ускакать в ночную темень. Может, где и свернул шею, но с того часа стали ждать гостей: наверняка приграничные владетели замков обеспокоятся исчезновением стольких промысловых групп да плюс один спасшийся охотник ажиотаж поднимет, так что наверняка через день-два кто-нибудь заявится обязательно. Поэтому днем разведчикам приходилось устраивать позиции на засадах, рыть ямки для дощечек с гвоздями да вести тщательное наблюдение за равниной.

Вырваться четверым воительницам в такое напряженное время для дальней разведки к входам в подземные лабиринты никак не получалось. Хотя уже к вечеру первого дня Апаша смогла уединиться с девушками и без всяких обиняков или разговоров достала две карты и заставила запомнить места входов в катакомбы, а также известные ей ориентиры возле этих мест. Таких мест было по одному с каждой стороны перевала.

Когда недоумевающее трио подтвердило, что запомнило все наизусть, ветеран спрятала карты во внутренний карман мехового жилета и удалилась со словами:

— А то мало ли что может случиться.

Красавицы не знали, что и думать, недавний враг вдруг стала чуть ли не мамой родной. Но коротко переговорив на эту тему, решили: время само все расставит по местам — и бросились на выполнение более актуальных дел.

На второй день прибыл отставший обоз с десятком новых поселенцев. На третий день до крепости добралось уже более пяти десятков желающих осесть на новых землях, которых лично сопровождал полковник. Причем Дункан Белый выглядел жутко довольным, прохаживаясь среди ворочающих камни людей, подбадривал их восклицаниями:

— Мы успели первыми! За нами шествуют толпы! Как только в царском бюрократическом ведомстве узнали про смерть императора зроаков, так сразу земли под баронские замки закончились и теперь выдают только земельные участки под ленные наделы. Но все равно народ будет доволен и этим. Поговаривают, что не только леснавцы сюда рвутся, но и наши имперские в путь двинулись, царство Веричи зашевелилось, а посол царства Стогуны даже ноту протеста подал о том, что их народ заранее не предупредили. Так что скоро здесь будет не протолкнуться от желающих пахать, сеять и укреплять стены. Ваша задача будет только охранять!

Наемников, а вернее, начинающих баронов это радовало несказанно. Тем более что крепость Грохва отстраивалась еще быстрее, и с тыла опасность вроде как не грозила. Вдобавок полковник обещал по завершении основных работ у них перебросить часть строителей и сюда, в Ледь.

По поводу многочисленных трофеев на Суграптской долине Дункан Белый отозвался с восторгом и завистью: у них в Грохве пока ни одного людоеда не прихлопнули. Насчет гвоздей — не поверил в действенность такого простого метода, даже пожурил за растрату ценных строительных материалов. Да и умчался обратно.

На четвертый день пришло сразу около ста человек. Да и еще и утверждали, что следующим утром еще около трехсот с обозом подтянутся. Но на этом счастье поселенцев и закончилось.

На пятый день с утра две дивизии зроакских рыцарей обошли поселения с флангов и перекрыли все дороги, ведущие к Борнавским долинам. Идущие толпами и колоннами на новые земли поселенцы вынуждены были защищаться с перенапряжением всех сил, а потом с тяжелыми боями откатиться к леснавской границе. На шестой день зроаки с кречами уже полным ходом штурмовали осажденную с юго-запада крепость Грохва, а на седьмой внушительное, около полутора тысяч особей, войско рыцарей промчалось по Суграптской долине и попыталось с ходу занять предгорья, ведущие к крепости Ледь. Вот тут и сказался во всей красе коварный замысел защитников. Около двух сотен рыцарских коней пострадало значительно, пробив ноги на гвоздях, и около пятидесяти — легко. Мало того, около двадцати зроаков элементарно свернули себе шеи при падении, и еще пять десятков выбыли из строя из-за ранения в виде сотрясения мозга или переломов конечностей. Ну никак они не успевали группироваться и удачно выскакивать из стремян, когда их лошади на ровном месте вдруг спотыкались и валились наземь.

Самое интересное, что разведчики все это видели зримо и даже успевали подсчитывать потери в рядах людоедов. Воины под командованием барона Дроона медленно, не спеша отступали перед невероятно превосходящими их по численности врагами и делали вид, что сами очень уставшие и кони их еле тащатся. Три раза аспиды пытались догнать людей в лихой атаке и просто растоптать стальной лавиной, но сами оказывались в гигантской куче поломанных рук, ног и позвоночников.

Если бы еще хоть люди при этом не возвращались! А они возвращались и дырявили аспидов насквозь, не жалея стрел и даже удачно брошенных копий. Тем более что ни одна стрела практически не пропала даром.

Только за эти нанесенные врагам потери каждого разведчика в крепости боготворили и восхваляли до небес. Да и было за что: война уже два дня как началась, противник захлебывается кровью, а среди защитников даже нет ни одного раненого! И ни одна лошадь разведчиков не пострадала.

И только понеся большие потери, враг практически остановился. Долго осматривался, раскусил хитрые уловки с гвоздями и лишь после этого стал продвигаться вперед черепашьим шагом. Опять-таки продолжая получать смертельные стрелы из-за каждой скалы или дерева. А когда прошли две трети предгорья, еще и под лавину из камней попали. Много не погибло, всего около десятка людоедов, но дорога осталась завалена основательно, всадникам не проехать. Пришлось полдня расчищать. Причем уже с того места кречи практически могли сражаться только в пешем строю. Их потолок в сто метров оказался легко досягаем лучниками с вершин высоких скал, и людоедских пособников сбивали «как бешеных куропаток». А когда закованная в сталь армия добралась до стен крепости, то с вонючих сатиров только и было опасности, что на пределе своих сил взлететь на крепостную стену. А она к тому времени стала на том самом уровне, который в прошлые века никаким агрессорам преодолеть не удалось.

Врагов было много. Скорее всего, еще несколько сотен подтянулось на смену израненным и погибшим, но вот взять крепость штурмом они попробовали только один раз. Потеряв около ста убитыми среди зроаков и пятьдесят среди зловонных сатиров, враг расположился лагерем, огородился метрах в двухстах от крепости высокой стеной и принялся рубить в округе все деревья. Хотя в данной ситуации ни о каких штурмовых башнях не могло быть и речи. Враг готовился к чему-то другому и явно не собирался отступать. Но вот разгадать его хитрость следовало немедленно. Чем и занимались все несущие на стенах дежурство воины.

Остальные бароны-наемники продолжали укреплять ворота с другой стороны, ну а разведка получила возможность более подробно осмотреть прилегающую к крепости местность в самих Борнавских долинах. Десяток разделился на три маленькие группы и помчался в разные стороны. Вот тогда Апаша и увела за собой трио Ивлаевых по витым труднопроходимым тропинкам раскинувшихся вокруг первой долины гор.

Глава тридцать шестая

ПОГОНЯ — ОТСТУПЛЕНИЕ

Первым делом, оказавшись в хорошо знакомом мне номере, я заметил оставленное для меня подругами письмо и прочитал его. Причем сделал это, несмотря на некоторые угрозы в мой адрес чуть ли не в каждой второй строке, с глупой и довольной улыбкой на лице. Машка в своем репертуаре: словно и не сомневалась совершенно в моей выживаемости или удачливости. Одновременно поругала меня за безалаберность, безответственность и довольно подробно обрисовала все их планы и побудившие к вербовке в наемники мотивы.

Если рассуждать здраво, то они в рядах такого полка ничем особо не рисковали. Ну повоюют немного, ну покрасуются своей удалью и мастерством фехтовальщиц, зато в течение полугода идеально освоятся с жизнью в новом мире. Через такое короткое время можно расторгнуть контракт и преспокойно вернуться либо в Рушатрон, либо в любое другое место империи Моррейди. Да и дежурство полка подразумевалось сроком всего натри местных месяца. Бывшего воина «Южной стали» везде принимают с распростертыми объятиями. То есть адаптация в любом случае пройдет успешно. Ну а если я вернусь целым и невредимым, то Машка мне строго предписывала оставаться на месте, никуда из южной пейчеры не выходить (особенно вечерами), ни с кем не контактировать и никого больше в свой номер на ночевку не пускать. Слова по поводу ночевки она подчеркнула два раза, поста-вила после них три жирных восклицательных знака, а потом добавила еще несколько теплых словечек, после которых следовало опасаться за некоторые части моего быстрорастущего тела.

Это уже не походило на шутку, и мне сделалось несколько страшновато. Но я все равно счастливо продолжал улыбаться.

— Чему радуешься? — Леонид завалился на кровать, играясь пластинами управления люменом.

— Радуюсь, что при встрече меня не узнают и ничего не оторвут. Или узнают?

Товарищ осмотрел меня с ног до головы и отрицательно хмыкнул:

— Ни за что! У тебя даже лицо изменилось. Голос теперь похож на голос настоящего мужчины. Но это все — отступления. Что сейчас делать будем?

Важный вопрос. Тем более с учетом нашей плотной опеки и неясного пока к нам отношения со стороны вышестоящих властей. Что мы и попытались выяснить в интенсивном обсуждении. Оставят ли нам свободу выбора, передвижения и общения? Если размышлять категориями Земли — то не оставят ни в коем случае. Новое оружие — это не шутки. За него можно и самыми высокими гуманитарными соображениями поступиться. Понятно, что я и сам собирался поставить производство арбалетов на большой производственный поток и в конечном итоге уничтожить людоедов всех до последнего. Возможно, и огнестрельное оружие предоставить людям этого мира, если, конечно, эксперименты с новым составом пороха дадут нужные результаты. Но только сама мысль о принуждении меня к раскрытию тайны тех же арбалетов сразу вызывала во всем моем естестве жгучее сопротивление. Мне сразу казалось подобное принуждение неправильным во всех смыслах этого слова. Марионеткой становиться в руках пусть даже самого императора никак не хотелось.

Другой вопрос, что помимо мощной государственной структуры власти самой империи Моррейди здесь еще существует не менее слабая, полностью независимая магическая структура. К ней однозначно принадлежит в первую очередь Сияющий курган с его тайнами и его независимыми от любой власти хранителями. Наоборот, это власть предоставляет любому хранителю право личного выбора.

Чем в конце концов мы с Леонидом и решили воспользоваться. Оставалось только проверить всеобщие постулаты и отбросить некоторые сомнения. Вдруг лобный камень главного зала лабиринта меня в новом теле не признает? Вдруг музыка для меня не прозвучит? Вот тогда уже точно за нас могут взяться имперские службы безопасности со всей своей хваленой настойчивостью. Поэтому с самого утра мы решили проверить дарованные мне Пантеоном способности.

Вот, правда, отсыпаться мы этой ночью не стали, запоздало сожалея, что столько времени даром потратили во время плавания. Не совсем, конечно, даром: потому что требовали на ладье от наших попутчиков, капитана и Мелена Травича, непрекращающихся рассказов, легенд и басен. Зато теперь в наших руках вновь оказались купленные мною книги. Можно сказать, что в четыре глаза мы на удивление быстро просмотрели обе толстенные книги по истории этого мира. К полученной нами прежней информации прибавились более систематизированные и рассортированные знания.

К утру мы оказались готовы к более правильному использованию предоставленных мне курганом возможностей.

Но до завтрака решили освежиться в расположенных в подвалах купальнях. Не то чтобы так уж запарились за ночь, но не хотелось в Сияющий курган являться словно с дальней дороги. На водные процедуры у нас ушло целых два часа, и совсем не по причине такого тщательного очищения мочалкой покрывшегося грязью тела. По случайному совпадению мы наткнулись на весьма интересное местечко. Вернее, наткнулся я, благодаря просыпающимся или, правильнее сказать, зарождающимся возможностям, которые мне дарил первый щит. Ну и дух несогласия мэтра великой клоунады сказал свое слово.

Сидя на деревянных полатях и вытирая свои чудно отросшие ниже плеч волосы, я тупо пялился в створ небольшой, ничего в себе не содержащей кладовки. Может, ее и использовали изначально как кладовку, но сейчас она была пуста. И мне на тыльной стенке вдруг предстал взору ясно очерченный провал. Даже не так провал, как сознание необычайной тонкости в том месте облицовочной мраморной плитки.

— О! Смотри, Лень! — указал я рукой, — Там когда-то дверца была, а потом замуровали.

Мой товарищ только ехидно хмыкнул:

— Никак Чумака уже перегнал? Сквозь стены видишь?

— Да я серьезно.

— Ха-ха! Так мыс тобой скоро любой клад отыскать сможем! — веселился товарищ, — Все золото и бриллианты — наши! Вернее, поиск твой, а сбыт мой. Вот заживем!

— Не веришь? — Мне стало обидно. Я встал и присмотрелся к стене вблизи. Даже простучал подозрительный участок: — Вот! Слышишь изменение звучания?

— Это тебе кажется.

— Но я чувствую!

— Пить и жрать так много, как в последние дни, — еще не то примерещится!

— Но я уверен!

— Докажи! А? Слабо?

— Хм, кажется, здесь просто разогнаться и приложиться всем телом будет достаточно.

— Так приложись! Емлян только рад будет новым подсобным каморкам. Спорим?

— Да нет. — Мой блуждающий по бане взор упал на кусок мрамора, которым в случае необходимости подпиралась открытая дверь: — Вот! Мы пойдем путем наименьшего сопротивления.

Подхватил камень, подставил лавку и постарался отбить уголок плитки на высоте почти двух метров. Уголок легко подался, я его выковырял, чтобы тот не провалился внутрь, и в лицо мне дохнуло несколько иным, хотя и вполне свежим воздухом. С ночным зрением у меня все давно было отлично, поэтому я легко рассмотрел слегка извивающийся, ведущий куда-то вдаль ход.

— Э-э-э… Да тут вроде как запасной выход на случай войны, — высказался я, посторонившись, — Интересно, знает о нем Емлян или нет?

— Должен знать, — ворчал пыхтящий Леонид, — Но почему я ничего не вижу?

— Ха! Да ты и овала не видел, и мне не верил. Зря я с тобой не поспорил.

Кажется, именно тогда товарищ впервые сильно мне позавидовал. И все-таки решился на безграничные мучения по приживлению и усвоению первого щита:

— Да, придется и мне эту гадость глотать. Иначе ни сквозь стены видеть не смогу, ни от тебя в темноте спрятаться.

Отбитый уголок плитки мы тщательно замазали по ребрам густым мылом и вставили на место. Не хватало нам только пострадать за порчу имущества южной пейчеры. А затем, моментально забыв о происшествии в купальнях и обсуждая планы на предстоящий день, поспешили в свой номер.

Рюкзаки оставили в шкафу, разобранные арбалеты вообще разложили в разных местах всего помещения, чтобы по отдельности детали никак не могли «срастись» в единый образ. В лучших традициях шпионских детективов поставили особые метки на наши вещи. Повесили на пояса трофейные рапиры, экипировали карманы всякой полезной мелочью да и подались в магический лабиринт Сияющего кургана. Если мои способности, или как там называется тот дар-предложение стать хранителем, еще в силе, то уже после этого постараюсь быстренько разобраться со своим нынешним состоянием с помощью таких же, как и я, счастливчиков. Тем более что среди них носителей трех щитов, или трехщитных, как их чаще называли, имелось чуть ли не больше всего в процентном отношении.

На выходе из пейчеры нас ждали все те же лица. Словно никто никуда и не расходился на ночь. Может, они и спать не ложились? Только и разница, что если вчера нам пожелали спокойной ночи, то сейчас поприветствовали восходом Светоча.

Отвлекаться на пустопорожние разговоры я не стал, на ходу только и попросил Емляна:

— Организм у меня растущий, а завтраки у вас стали словно для детей подавать. Так что пусть в обед мне порции четыре приготовят, я доплачу. Нет! Лучше сразу пять порций!

Леонид двигался от меня слева, а Мелен Травич пристроился справа, даже не интересуясь, куда мы отправляемся. Остальной десяток его воинов чуть ли не колонной по два топал сзади. Ну, раз у нас такая навязчивая охрана, то пусть и ответит их командир на некоторые вопросы, которые после прочтения всеобщей истории так и остались непонятными. Каждый момент отныне я собирался использовать по максимуму.

— Мелен, а почему так мало известно про царство ешкунов?

— Да потому, что туда уже восьмую сотню лет для любого живого существа путь заказан, — пожал плечами старший префект. — Чего тогда рассказывать? Да и ты разве не знаешь?

— Меня официальная версия не устраивает. Слишком она наивна и расплывчата.

— Куда уж конкретнее? Жили себе ешкуны в своем царстве Шартика и надумали создать свой отличный от остального мира говор. Вот за эту наглость шуйвы их и уничтожили в назидание всем остальным народам.

— Ну ладно бы просто вырезали или постреляли. А почему там теперь ни зверья нет, ни пройти нельзя? Сами земли Шартики в чем провинились?

— Может, и ни в чем. Скорее всего, шуйвы в гневе своем перестарались, — довольно охотно пояснял наш новый приятель, — А силы у них немерено, наложили заклятие на все, что бегает, вот там теперь только растения и выживают.

— То есть если вдруг зроаки надумают создать свой отдельный язык, то от них бы тоже ничего не осталось?

— Вообще-то не такие они дураки, чтобы по-другому говорить пытаться.

— Но если бы начали? Их бы шуйвы легко уничтожили?

— Естественно.

— Вот в этом и парадокс, — стал объяснять я. — Если шуйвы так всесильны, то почему походя не уничтожат людоедов вместе с кречами одним шевелением пальца? Ведь зроаки тысячекратно большее зло этого мира, чем просто незнакомые, непонятные слова.

— Понятия не имею.

— Если рассуждать логически, то, скорее всего, дело не в ином языке. Что на территории царства Шартика еще было интересного? Или страшного? Или таинственного? Неужели никаких данных не осталось?

Мелен посмотрел на меня слишком внимательно, но скрывать свои знания не стал:

— Лет триста — четыреста назад сведений о ешкунах было гораздо больше, но со временем их все изъяли из книг, документов, упоминаний в речах правителей и даже из легенд. Слишком много народу там гибло прямо на границе.

Об этом мы вычитали ночью: любой пеший, всадник, рыцарь в тяжеленных доспехах через несколько километров, а порой всего лишь через пару сотен шагов оказывался поднятым жутким ураганным ветром, похожим на торнадо, в воздух на высоту десяти — двадцати метров и падал оттуда наземь. Редким счастливчикам с переломанными конечностями удавалось выползти с территории Шартики обратно.

Но именно этот момент меня больше всего интересовал:

— Зроаки тоже гибнут?

— Обязательно. Как и кречи. Летунов просто парализует в воздухе.

— А какова суть, цель попыток любого разумного создания приникнуть в царство мертвых ешкунов?

— Имеются очень древние источники, которые утверждают: в центре Шартики стоит еще один Сияющий курган. Но сейчас в этом уже сомневаются и самые авторитетные историки. А почему тебя это так интересует?

Очень интересно! О таком чуде я и предполагать не мог. Кажется, тамошний Пантеон неспроста огородили от любого лишнего внимания. Вполне возможно, что оттуда имеются более доступные, простые выходы в иные миры, и Грибники таким радикальным методом избавились от толп любопытных паломников. Если судить по миру Дикий, то им и не такие карантины доступны.

Неужели никто раньше не пытался использовать магические силы в борьбе с аспидами всего человечества? Надо поинтересоваться:

— Ну, сам факт наличия второго кургана — это уже нечто уникальное. А вот если бы все-таки силу этих ураганов сместить на империю Гадуни — вот было бы знатно! Пусть бы там тоже никто не жил, зато и мир бы избавился от людоедов. Правда здорово?

— Так-то оно так, только о подобном даже мечтать смешно.

— Ну, нам с тобой, может, и смешно. А вот трехщитные? Да объединившись большой толпой? Неужели ничего не пробовали?

Видно было, как префект пытается честно отыскать ответ на этот вопрос:

— Вряд ли. Насколько я помню, ни о каких таких пробах нигде и никогда не упоминалось. — К тому моменту Мелен уже понял, что мы направляемся в курган, и явно успокоился. Даже догадался о моей цели визита: — Хочешь музыку послушать?

— Да надо как-то определиться.

Без сомнения, Емлян уже много чего поведал старшему префекту, а возможно, и не только ему. История моего неожиданного посвящения неведомыми магическими силами в потенциального хранителя наверняка обсуждалась этой ночью не только в пейчере. Тем более что теперь я вошел в Лабиринт растущим, выздоравливающим носителем первого шита, и интерес к этому событию проявлялся не только у меня или моего товарища.

Словно ожидая нашего визита, уже в первом зале к нам приблизился и степенно поздоровался старший хранитель Круст из рода Имлов. Видимо, мою новую внешность опознал по описаниям или по наличию рядом почетного эскорта во главе с префектом. Ни задерживать меня, ни втягивать в длительную беседу он не стал. Только и задал один вопрос:

— Борей, ты не против, если и мы соприсутствуем в главном зале?

— Нисколько.

Удивляться данному вопросу не приходилось. Скорее всего, большинство кандидатов во второй и более разы старались при этом не привлекать особого внимания к своей персоне. Долго гуляли по внутренностям Пантеона и лишь потом запускали звучание торжественной музыки. А сейчас время раннее, людей почти не видно, зато следом за Крустом к нашему шествию стали присоединяться очень многие коллеги моего знакомого. Я и решил, пока мы двигались к главному залу Пантеона, просветить для себя некоторые весьма важные моменты:

— Сколько раз ты слушал музыку после касания лобного камня собственными ладонями?

— Два раза. Иного не дано. Уже став хранителями, мы имеем право прикоснуться только после призвания кургана.

— И часто такие призвания бывают?

— Никогда не было.

— И оба раза музыка звучала для тебя совершенно одинаково?

— Конечно. Да и как может быть иначе?

— А мне вот показалось, что в мелодию вплетались какие-то посторонние звуки, появлялась некоторая фальшь в звучании инструментов.

Круст отечески улыбнулся:

— Не иначе как от волнения. Чего в первый раз не случается!

— Но другим такое звучало?

— О таком не слыхивал.

Над следующим вопросом я долго не задумывался:

— Если музыка и сейчас для меня прозвучит, станут ли мне навязываться с какими-то предложениями твои коллеги или какие-либо чиновники имперских канцелярий?

— Еще с первого раза ты стал неприкасаемым и неподвластным даже императору. Если ты, конечно, сам не поступишь на службу или не возжелаешь на кого-то работать. Тебя могут пригласить на беседу, тебя могут попросить выслушать советы, рекомендации или правила, но заставлять тебя куда-то явиться и перед кем-то держать ответ никто не имеет права.

О! Вот это отлично! Как раз то, о чем я мечтал все последние дни. Теперь мне никакой префект не страшен. Да что там префект! Только что прямым текстом заявили: императору я тоже не подчиняюсь! Вот повезло так повезло! Если бы я сразу об этом знал!..

Запоздалые сожаления мне ничего не дадут, тем более что цель наша в поле зрения показалась, следовало поторопиться с вопросами:

— Ну а курган часто с вами разговаривает?

— Никогда. Только перед первым разом, когда сам зовет к лобному камню.

Жаль. Я бы очень страстно хотел с ним поговорить. Вряд ли Сияющий курган нечто живое и биологически разумное. Скорее, это нечто вроде громадного компьютера, но даже у бездушной машины мне найдется что спрашивать сутками и годами. Кстати, и в первый раз здешний голос так мне сразу и заявил без обиняков, что все тайны мне придется открывать самому и постепенно.

Еще раз — жаль.

Я уже и ладони над камнем простер, как вдруг подумал: а кто-то другой еще хоть раз пытался мысленно поговорить с таинственным голосом? Наверняка пытались, но как? Просто стояли и взывали? Раз ни у кого не получилось, то и опыта никакого нет. А как мне попробовать?

Руки я опустил вдоль тела, прикрыл глаза, сосредоточился и стал взывать в пустоту вокруг моего сознания. Ничего в ответ.

Немного подумал и вновь распростер руки над камнем ладонями вниз. Гулкая тишина. Кажется, никто из хранителей и прочих находящихся в зале даже не дышал. Хотя чуть позже я вспомнил, что и не могу их слышать. Меня словно окутало невидимой, отсекающей любые посторонние звуки ватой.

Так и не касаясь грубо отесанной поверхности, я принялся водить над ней ладонями в разные стороны и в разных уровнях.

«М-да! Что с булыжника взять! — расстроился я через четверть часа моих бесплодных попыток „поговорить“, — Пусть в нем и самые уникальные электронные связи, но выше своего носа он не прыгнет. Заложена в него программа, вот он и действует по ней тысячелетия. Сходятся какие-то параметры в человеке — порадует и его, и зевак музыкой. Не сходятся — вообще…»

И мои мысли оказались прерваны на полуслове довольно невежливым способом:

«Сам ты кусок биологической протоплазмы! А моя программа как раз и построена для защиты от таких вот дураков!»

«Ха-ха! Будь я дурак, ты бы со мной не заговорил, — заворочал я извилинами, чуть прикрывая для удобства глаза. — Так, выходит, ты таки общаешься с хранителями?»

«Никогда!»

«Ну, значит, с такими вот, как я, кандидатами?»

«В первый раз за всю историю!»

«И почему мне так повезло?»

«Время предварительного ожидания истекло».

Как все просто. Создатели данного чуда и в самом деле предусмотрели некую предохранительную систему: торопящиеся с вопросами никогда не получат на них ответы. Тогда как просто выжидающему дается уникальный шанс провести более полную, чем в прошлый раз, беседу. Хотя следующее заявление мне несколько не понравилось: «Ты обязуешься никому из обитателей этого мира и ни при каких обстоятельствах не раскрывать факт нашего разговора. Как и предпосылки, к нему ведущие».

«Ладно, я согласен, — торопился я. С Леонидом поделиться можно — значит, уже хорошо! Мне важно было понять основные тенденции данного мира, и вопросы так и посыпались в моем сознании: — Как далеко простирается история мира Трех Щитов?»

«Отказано в доступе».

«Кто тебя построил и кто имеет право ходить между мирами?»

«Отказано в доступе».

«Как уничтожить зроаков?»

«Отказано…»

Еще более десятка вопросов у меня вырвалось по инерции, но ответы на них получил совершенно идентичные. Что-то такое я подозревал изначально, но все-таки рассвирепел основательно. Какое-то издевательство над здравым смыслом получается, а не разговор.

«Да мне легче с простой каменной стеной разговаривать! Та хоть выглядит умнее и полезнее! — бушевал я в собственных мыслях. — Ну вот какая от тебя польза? Тогда хоть сам подскажи: что толкового сейчас могу услышать?»

«В данный момент: один запрет и одну рекомендацию».

«Ай, как много! — чуть вслух не заорал я. — Спасибо за такое счастье и несказанное доверие!..»

«Всегда рад помочь, обращайся в любое время, — без тени сарказма или ерничества провозгласило неведомое устройство. — И если ты уже уходишь…»

«Нет, нет! — спохватился я с некоторым раскаянием. В любом случае хоть какой-то толк будет. — Я с огромным удовольствием жду рекомендацию и запрет!»

«Запрет гласит: ни в коем случае нельзя распространять в этом мире любое новое оружие. Как и раскрывать секреты его изготовления. В случае нарушения тебя ждет смерть».

Вот это облом! Выходит, все мои планы о создании нескольких полков арбалетчиков — пустое сотрясание воздуха? М-да! Вот и планируй хорошие дела. Хотя тут же припомнилось, что арбалеты как таковые видело слишком много людей. Со временем сама идея все равно проклюнется в головах самых сообразительных воинов, ремесленников или кузнецов. Что будет в таком случае? Меня все равно накажут умерщвлением или удастся выкрутиться? Поэтому я постарался мысленно сформировать другой вопрос:

«Смерть — это несправедливо. Но раз уж так случится, то я должен знать и следить за своими словами и поступками и хотя бы догадываться о приближающемся наказании. Как меня будут убивать?»

«В случае нарушения запрета у тебя и у любого иного провинившегося создания начнут неметь руки, а через час наступит полный и необратимый паралич всего тела».

«Ага! Значит, если я делаю что-то не так, меня предупреждают вначале онемением, а уже потом устраняют как личность?»

«Что-то в этом роде».

Ха-ха! Да на таких условиях еще можно побрыкаться с любым несправедливым роком! Да и сомневаюсь, что меня всесильные магические силы планеты так везде и сразу разыщут. Хотя при одном только воспоминании о царстве мертвых ешкунов сомневаться в неимоверной магической силе местных шуйвов, или кто там под этим названием скрывался, не приходилось.

«Хорошо, запрет я понял. Теперь какие будут рекомендации?»

«Только одна: в срок не более двух дней покинуть Рушатрон».

«Однако! Меня собираются убить? Или казнить за какое-то преступление? Или в тюрьму упекут по злому навету?»

Маленькая пауза перед ответом мне подсказала, что таинственное устройство то ли задумалось, то ли засомневалось в своем праве отвечать. Тоже неплохо: обязательно в последующих «беседах» постараюсь этим воспользоваться.

Но ответ меня испугал не на шутку:

«Через три дня начнется „большая чистка“. Она продлится две недели, в течение которых в зоне радиусом в двести километров вокруг Рушатрона уничтожается параличом любой пришелец из любого иного мира. Защиты от „большой чистки“ не существует».

«Но в таком случае зроаки тоже будет уничтожены, если окажутся в зоне досягаемости!»

«Они в Рушатроне и не живут».

Вот это ценная информация! Оказывается, и нечто эдакое можно выведать! Или нельзя? Решил попробовать с ходу:

«Теперь я понимаю, почему людоеды долго не могут жить на ничейных землях. Боятся „большой чистки“».

Вновь короткая пауза, хотя я и очень старался закамуфлировать свой вопрос под утверждение. И неведомое устройство возразило:

«Нет, там совсем иное воздействие. На тех территориях распространяется гипнотическое внушение, после которого долго или часто бывающие там зроаки каждую ночь начинают видеть для себя страшный сон: они становятся детьми и их поедают живыми гаузы».

«Кто такие гаузы?»

«Отказано…»

«Ну вот, опять заладил! Ладно, что мне еще осталось сделать?»

«Только прослушать музыку».

«Кстати! Почему я слышу в музыке какие-то сбои и фальшь? Или это все слышат?»

Ответа не было минуты две. Я уже и пожалел, что вообще так много и дотошно расспрашивал: вдруг в наказание со мной вообще разговаривать больше неведомое устройство не захочет?

Но нет, ответило. Хотя мне явственно послышались вполне человеческие сомнительные интонации:

«По всем логическим выкладкам слышать посторонние шумы в музыке ты не можешь никак. Они обозначают некоторые сбои в работе некоторых моих систем, и отличить их в великом многоголосье могут только мои создатели. Скорее всего, у тебя слишком утонченный музыкальный слух, да плюс после обряда гипны ты получил умения и способности гениального художника. Вот одно на другое и наслоилось».

«Как интересно! Но может, я могу помочь в ремонте твоих систем?»

«Твое время истекло!»

«Хорошо, хорошо! Я приду завтра».

«Не раньше чем через два лутеня!»

«Но общаться с тобой так интересно!»

«Руки на камень!»

Последнее восклицание отозвалось в голове значительной болью, и я понял, что «дружеская» беседа переходит в нечто совсем недружеское. Поэтому положил ладони на шероховатую каменную поверхность и преспокойно выслушал торжественное благолепие. И в этот раз в тех же самых местах мне явственно послышались и сбои, и шумы, и фальшь расстроенных инструментов. Видимо, жутко старое и дряхлое это устройство, раз музыку воспроизвести в элементарной записи не может.

Отойдя в сторону, я первый успел задать вопрос уже приоткрывшему рот Крусту:

— Сегодня я могу повторить касание?

— Нет. Следующий раз не ранее чем через рудню. Раньше ты и не приблизишься к лобному камню.

То есть в любом случае получалось наше свидание с курганом не скоро. Хотя можно будет еще один день потратить на розыск новых и перепроверку старых символов. Или не стоит отвлекаться?

Моя отрешенность не слишком понравилась хранителям.

— Почему ты так долго стоял у камня без движения? Тебе не хотелось музыки?

— Понятия не имею. Нахлынули воспоминания последних дней, детство вспомнил, подружек. А почему не крикнули?

— Ты все равно ничего не услышал бы.

Действительно увлекся я переговорами, по сторонам совсем перестал смотреть. Зато теперь беспокойство в голосе Леонида несколько расстроило:

— Ты словно сам в камень превратился. А ни достать, ни подтолкнуть никто не может. Не слишком ли?

— Извини. И это… спешим к выходу.

— Как?! — обиделся мой товарищ. — А осмотреться? Да таких чудес и в сказке не увидишь!

— Насмотришься еще! — многозначительно пообещал я, тайным знаком показывая, что времени у нас мало. — Но потом. Сейчас нас ждут великие дела!

Действительно ждали. И на удивление великие. Но не дела, а две кареты с гербами императорской фамилии на боковинах. Кажется, не только меня поразило, что роскошные кареты осмелились въехать на площадь и доехать по ней до широкой лестницы, ведущей из кургана. Все хранители нахмурились и возмущенно зароптали при виде такого святотатства и нарушения вековых правил. Но несколько разряженных вельмож и парочка обвешанных медалями и орденами военных проигнорировали это возмущение, показывая, что оно их совершенно не озаботило. Самый видный и представительный генерал (а может, и маршал?) сделал нам шаг навстречу и заорал так, что многие паломники по сторонам присели от громового голоса:

— Да здравствуют великие воины, убившие подлого императора мерзких людоедов! Да здравствуют бароны Цезарь Резкий и Лев Копперфилд! Ура!

Многократное «Ура!» рвануло воздух со всех сторон. Причем с каждым разом восклицание повторялось громче и с завидным энтузиазмом. Кажется, кричали все, от паломников на лестнице и на площади до горожан на примыкающих улицах. Даже Круст со своими коллегами орал как оглашенный, вздымая руки в небу. Еще бы: как ветеран последней крупномасштабной войны, он прекрасно понимал важность потери самого главного аспида дли людоедской империи.

Естественно, что вначале мы ничего не поняли толком, принимая происходящее за какую-то ошибку или плохой розыгрыш. Хотя логика подсказывала: с такими вещами в Рушатроне шутить не станут. А моя фотографическая память великого художника чуть позже с идеальной точностью показала перед мысленным взором последнюю картинку нашего обстрела толпы людоедов из нашей пещерки. Вот я прицеливаюсь, ют мишень моя валится на спину, а ее собственными телами пытаются закрыть другие зроаки. Неужели тот самый властительный аспид и оказался самым главным во всей империи Гадуни?

Хм! А мне он простым полковником показался.

Когда шум на площади и ее окрестностях стал стихать, увешанный орденами и эполетами маршал вновь обратился к нам своим громовым голосом:

— Господа Резкий и Копперфилд! Его императорское величество желает наградить вас личной аудиенцией, а также прочими достойными дарами за совершенный подвиг. Поэтому приказал нам доставить ваши милости во дворец немедленно! Прошу в кареты!

Он барским жестом указал на площадь и даже сделал предупреждение начинающим толпиться поблизости паломникам и горожанам:

— Дорогу героям!

Меня не слишком волновала предстоящая эпопея с разоблачением самозваных баронских титулов. Как говорится, победителей не судят. А вот рекомендация как можно быстрее покинуть Рушатрон показалась намного более важной, чем попытка не обидеть первого человека Моррейди отказом. Да и слово «приказал» мне очень не понравилось. Так нас и вообще потом из дворца не выпустят. Причем не обязательно в подвалы закроют, просто заставят оставаться на празднике жизни силой. И все. «Большая чистка» нагрянет вовремя, а два землянина окажутся полными покойниками. Кстати, про друга Леонида не стоит вспоминать в своих речах, ведь закон неприкосновенности кандидатов в хранители на него не распространяется.

Поэтому я вначале и шага не сделал. Чем уже до глубины души поразил всех присутствующих вокруг людей. Ну а дальше еще и словами вкупе со своей неслыханной вежливостью добил:

— Несравненно счастлив получить аудиенцию у его величества, императора Моррейди! Но в данный момент никак не могу! — Тишина повисла такая, что отчетливо послышался звон каких-то соприкоснувшихся между собой орденов, — Во-первых, мне надо обдумать предложение Сияющего кургана стать его хранителем. Ну а во-вторых, когда мы сражались со зроаками, то взяли на себя определенные обязательства в честь наших павших боевых товарищей. Поэтому до момента их выполнения не можем участвовать ни в многолюдных празднествах, ни в награждениях. Надеюсь, его величество правильно поймет и должным образом оценит наше самопожертвование и временный отказ от почестей.

И вот только потом мы тронулись в путь. Причем Леонида мне пришлось тащить за собой, словно ребенка, за рукав. Чуть позже за нашей спиной послышался топот, и мне показалось, что это по наши души: сейчас вывернут руки, заткнут рот кляпом, дабы не орали громко, и с размаху бросят в позолоченную карету. Плевать, что с императорскими гербами.

Повезло, не схватили. Просто Мелен Травич чинно пристроился сзади нас со своим десятком. Так и прошли мы мимо карет, мимо толп застывших свидетелей этой сцены и поспешили в южную пейчеру. Никто нас не окликал, не пытался догнать, и подозреваю, что тому тучному маршалу с громким голосом наверняка сегодня креп ко достанется. Если вообще не разжалуют в рядовые. Но неприкосновенность избранников Сияющего кургана все-таки сработала: пока такой неслыханный, пусть и самый вежливый отказ великому императору оставался безнаказанным.

А вот в пейчере нас ждали очередные сюрпризы. Вначале мне очень не понравился вид Емляна. Хозяин гостиницы нервно поводил головой, вытирал крупный пот со своих залысин и всеми способами старался не встречаться с нами взглядом. Причем впервые в своей жизни я заметил над головой у другого человека какие-то непонятные для меня фиолетовые сгустки воздуха. Где-то с минуту я молча присматривался к этим сгусткам, пока не сообразил, что они соответствуют глубокому раскаянию. Не знаю точно, что именно способствовало убеждению в таком соответствии цвета и состояния души, но поверил в это быстро. Что-то такое нехорошее старый ветеран последней войны со зроаками натворил однозначно.

Все-таки честному человеку трудно становиться подонком, слишком он переживает по этому поводу. С такими мыслями я и поспешил в наш номер, а там все сразу стало ясно: пока нас не было, кто-то тщательно и скрупулезно покопался в наших вещах. Все вроде оставалось на своих местах, но метки были сдвинуты или отсутствовали полностью. Даже мелкого шурупа с разобранных арбалетов не пропало, но это не значит, что их не могли все тщательно перерисовать и снять размеры.

Я прислушался к своим рукам, с некоторым облегчением сообразив, что те ощущаются без всяких онемений.

— Уф! Кажется, пронесло… Пока.

И быстро пересказал товарищу все свои опасения, догадки и ближайшие планы. Уходить через проломленный проход в купальнях Леониду показалось несколько преждевременным:

— Может, дождемся вечера? Тогда преспокойно отправимся, словно на прогулку, и легко затеряемся в толпе.

— С рюкзаками? Прошмыгнув мимо старшего префекта и его воинов? Они нам, конечно, почти как родные стали, но…

— Да, ты прав. Могут и повязать.

— По крайней мере, глаз с нас не спустят и остальных на хвост притянут. Вдобавок вечером отыскать нужную лодку вдоль пристани будет весьма проблематично.

— Может, услугами нашего капитана воспользуемся?

— Я бы с радостью! Но к нему на ладью сразу искать кинутся, а если у пирса не застанут, то в обе стороны Лияны поиск начнут.

— Тогда что?

— Пакуемся и быстро сносим рюкзаки в баню. Там сейчас никого и быть не должно.

Что и сделали, подстраховывая друг друга, стоя в коридоре с полотенцами. Кажется, даже наши обманные маневры с мнимым купанием никто из прислуги или жильцов не заметил. Номер мы закрыли на ключ и поспешили в баню. Там изнутри тоже надежно забаррикадировали дверь тяжеленными скамьями, а потом одной из них легко проломили тонкую стенку в тайный переход.

Вот тогда я впервые за последние дни пожалел, что так быстро вырос. Я ведь уже почти догнал по росту Леонида, зато в талии и плечах выглядел гораздо шире. Если не сказать, толще. И в некоторых особо узких местах мне пришлось туго. Особенно после ехидных угроз товарища срочно посадить меня на строгую диету. Пот прошибал только от предположения о коротком голодании.

Рюкзаки наши тоже оказались перегружены чрезмерно: пришлось забрать из номера все ценное, что и девчонки там оставили из своих запасов. Но тут уже я руководствовался пословицей «Своя коша не тянет», волок как паровоз. Благо еще, что в паутине подземного хода через весь город тащиться не пришлось. Уже через четверть часа мы протолкнулись через слабо сбитые доски в какой-то чулан, оттуда в большой захламленный подвал, затем в странно знакомый проем подъезда и уже оттуда на улицу. Поспешно отошли метров пятьдесят по многолюдной улице. Только там я оглянулся на фронтон дома и заторопился еще больше:

— Шевелим ногами, шевелим! Это дом Мансаны и всего рода Барсов! И кажется, нас догоняет ее папаша, старпом «Перуна»!

Фортуна нам улыбнулась: мы выскользнули на улицу буквально за минуту до выхода на службу знаменитого флотского офицера. И он нас не заметил: так и обогнал огромными шагами, словно ледокол, расталкивая мошной грудью волны пешеходов столичной улицы. И не знаю почему, но мне вдруг стало до обидного жалко, что не решился подойти и пообщаться с этим человеком. А когда в следующий раз получится? Помимо всего прочего, вдруг странная мысль пришла в голову: «Кажется, он был бы отличным тестем! Да и деда такого иметь — лучше не придумаешь. Наверняка года через два и сам капитаном станет, настоящий морской волк! А где сейчас Мансана? Помнит ли меня?.. Или похоронила в памяти окончательно?»

С такими несколько грустными мыслями в моей головушке мы и добрели до порта, где я развил бурную деятельность. Вначале на малой лодке с парусом, местном такси, мы заплыли за большую стену. Потом на другой лодочке переправились через обширное пространство, где сливается Лияна с Журавой, а потом уже на самой Жураве в течение часа я присматривался к пирсам с небольшими баркасами, стараясь выбрать самый быстроходный: все-таки отныне нам пять дней плыть против течения.

Моложавый рыбак, хозяин баркаса, мне понравился сразу. А вот заломленная им цена неприятно удивила. Хотя объяснение прозвучало более чем убедительное:

— Да сейчас очень многие решили до Большой излучины напротив оконечности Скалы плыть. Слух прошел, что царь леснавский ничейные земли народу раздает, вот все и решили баронами стать. А я и так только две трети от нормальной цены прошу.

Я переглянулся с мэтром великой клоунады, но тот лишь пожал плечами.

— Ладно, коль две трети, то… отплываем немедленно! Только это…

Видя, что я замялся, парень попытался догадаться о сути проблемы:

— Что, багаж большой? Или еще кто с вами?

— Да нет. Двое только, и багаж весь при нас. А вот как там по пути с трактирами на пристанях? Хватает?

— Хо-хо! Не сомневайтесь! — заверил нас рыбак, — Этого добра на Жураве еще больше, чем вдоль Лияны. Мало того, из некоторых поселков горячие пироги и на стремнину вывозят. Так что проголодаться не успеете.

— Это хорошо, — укладывая рюкзак на днище баркаса, похвалил я, — Потому что раз каюты у тебя с кроватями нет, то мы только и будем, что есть, пить, дремать и…

— Петь песни и снова обжираться! — подхватил мой товарищ в том же тоне, — Так что скучно в пути не будет.

— Да мне что! Пойте и ешьте сколько влезет. Лишь бы вам денег хватило.

Вот так мы и отправились к новым приключениям на ничейные земли.

Эпилог

На границе царства Леснавского с ничейными землями творилось настоящее светопреставление. Многочисленные многолюдные обозы замерли на полянах, лугах, лесных опушках, а то и вдоль запыленных дорог. И никто не знал, куда им двигаться дальше. Возвращаться домой или двигаться в неизвестность? Сбежавшие от нападений зроаков хотели бы вернуться назад по домам, но их терзали страшные сомнения в правильности этого поступка. А вдруг наступление людоедов носило временный характер? Вдруг такой возможности, как получить земли, больше не появится? Да и немалые средства, потраченные на дорогу, требовали возврата хотя бы в отдаленном будущем.

Сомневались в дальнейшем продвижении и только что прибывшие к границе поселенцы. Не лучше ли немного выждать? Правильно ли будет осмотреться? Но тогда ленные наделы может захватить кто-то другой, более целеустремленный и решительный. Что тогда будет?

Это касалось гражданских лиц. Но ведь среди них роилось и много людей с полувоенной, а то и военной выправкой. Наемники, отставные гвардейцы, отошедшие отдел по ранению воины, даже оказавшиеся на суше моряки речного и морского флота — все они намеревались как поправить свое благосостояние, так и обеспечить себе спокойную старость в недалеком будущем. Только ют удастся ли дожить до этой старости в сражениях со злобными зроаками? Военный люд тоже сомневался, собирался в небольшие отряды, выбирал командиров и старался организоваться как для немедленной обороны, так и для дальнейшего продвижения.

И только два воина на великолепных конях практически даже не остановили свою скачку. Вперед скакал здоровенный розовощекий и с длинными кудрями парень, совершенно игнорируя как само ношение доспехов, так и предупредительные выкрики людей о том, что совсем невдалеке может оказаться засада зроаков или еще более коварных кречей.

А за ним следом несся второй человек, украшенный на лице страшными узорами. При одном взгляде на него у многих сразу возникало в голове словосочетание «Демон смерти», настолько воин соответствовал некоему собирательному образу из бабкиных сказок. Только жуткого прямого рога, торчащего изо лба, не хватало.

Последними, кто видел эту грозно несущуюся пару, оказался десяток леснавских пограничников. Они только и успели, что согнуть руки в локтях в приветствии да отвернуться от комьев земли, которые своими копытами выбивали основные и пристяжные лошади.

— К погибели своей мчатся! — с некоторым осуждением констатировал пограничник лет тридцати на вид.

— А может, мстить за погибших любимых помчались? — порывисто вздохнул самый молодой леснавец.

— Кто их самих спасет, если на засаду нарвутся? — продолжал ворчать первый воин.

И только самый старший в отряде ветеран шумно выдохнул в свои пышные усы и высказал совсем иное мнение:

— Бойкие ребята. И никак со щитами, потому что идут слишком уверенно. Такие только за подвигами и за славой мчаться могут. Пусть им везет в нашем общем деле!

Конец второй книги

Юрий Иванович

Стать победителем

Раб из нашего времени –

Текст предоставлен издательством

«Раб из нашего времени : роман Кн 3. Стать победителем / Юрий Иванович»: Эксмо; Москва; 2012

ISBN 978-5-699-55370-9

Аннотация

Чтобы вырвать своих подруг из горнила войны с людоедами, Борис Ивлаев вынужден совершить беспримерный рейд через тылы зроаков, уничтожая при этом десятками как самих людоедов, так и кречей, их летающих приспешников. В этом ему помогает бывший мастер циркового искусства Леонид Найденов. Друзьям, взявшим себе новые имена, сопутствует успех, только вся незадача в том, что и разыскиваемые ими землянки долго не задерживаются на одном месте, а геройски сражаются с аспидами рода человеческого. Поэтому отыскать их трудно, но невозможно и отказаться от поисков…

Юрий Иванович

Стать победителем

Глава первая

Ничейные земли

Невзрачная на вид кляча тянула добротную телегу, груженную баулами, тюками, многочисленными рабочими инструментами, неким подобием оружия и различной домашней утварью. Посреди всего этого скарба восседал седой как лунь старикан, который то ли дремал, то ли медитировал, то ли вообще прощался с жизнью. Настолько древним, практически отжившим свое человеком он выглядел.

Вместе с ним, но уже пешком, ухватясь рукой лишь за высокие борта телеги, двигались еще восемь мужчин. Причем и они выглядели далеко не просто пожилыми: про таких говорят, когда не хотят сильно обидеть, «ну о-о-очень пожилой». Один из них, пожалуй самый бойкий и моложавый по сравнению с другими, придерживал вожжи, управляя клячей, а остальные семеро грустно посматривали по сторонам, выискивая место для удобного и, главное, безопасного привала. Еле обозначенная, заросшая густой травой дорога их однозначно утомила, да и сразу чувствовалось, что престарелая компания несколько заблудилась. Ни конного, ни пешего вокруг не просматривалось. Как и не виднелось ни единого лагеря или бивака с переселенцами. Только торчащие из земли, словно зубья, громадные скалы да малые группки деревьев, в которых и одинокому пешему не спрятаться. Но вот за скалами мог притаиться кто угодно.

Именно скалы внимательнее всего осматривали уставшие старики. Первым заметил опасность сидящий на повозке патриарх. Видимо, все-таки медитировал, потому что иначе заметить атакующих с неба аспидов было невозможно. Патриарх попытался обернуться и указать себе рукой за спину:

– Кречи!

Два козлоподобных сатира на большой скорости планировали вниз, намереваясь напасть с тыла на уставших, да и еще и по старости не могущих себя защитить путешественников. У каждого имелась сумка с камнями, довольно удобными для метания, да и маленькие сабельки, скорее похожие на кинжалы, виднелись на ременных креплениях.

Тяжеленные для них щиты смогли выдернуть из телеги и поднять у себя над головами только трое мужчин, трое взяли копья и встали со спин щитоносцев. И только возница, остановивший клячу и намотавший вожжи на облучок, и еще один старикан схватились за луки. Причем, судя по слитному накладыванию стрел на тетивы, опыт сражений у них имелся, а вот если судить по натяжению той самой тетивы, то хорошо, если дряхлые от старости вояки смогли бы поразить противника на расстоянии в двадцать метров.

Так что, по логике, для уничтожения этой малой группки людей хватило бы и парочки мерзких кречей. Но оказалось, что в засаде сидели еще и четыре тяжеловооруженных зроака. Конные людоеды прятались справа от дороги, за одной из дальних скал, и только ждали сигнала от своих рогатых пособников. И только один из кречей подал сигнал свистком, как четыре всадника вырвались из укрытия и, набирая скорость, помчались к людям. При таком раскладе сил итог стычки казался очевиден. Всем, даже самим стариканам.

Вот тут и вмешалась третья сила. С левой стороны дороги из-за приземистого валуна, где, казалось бы, и пешим спрятаться трудно, вдруг вырвались два всадника, погоняющих своих великолепных скакунов породы керьюги. На всадниках не было рыцарской брони, скорее амуниция легких кавалеристов вольного исполнения. В руках они держали несколько странные устройства, ну а все остальное оружие крепилось за спиной или на конских крупах. И мчались великолепные керьюги так стремительно, что оказались возле телеги со старцами даже чуточку раньше, чем уже начавшие кидать свои камни кречи. Летающие сатиры, заметив более солидную цель для своей атаки, нисколько не испугались. Разве что приняли чуть выше, зависли прямо над телегой метрах в сорока и попытались лучше рассмотреть незваных защитников.

При этом один из них еще и громко прокаркал с явной издевкой:

– А вот и молоденькое мясо пожаловало!

Их хозяева наверняка подумали точно так же, потому что довольным ревом еще более ускорили своих громадных лошадей. Теперь и людоеды, и кречи сосредоточили все свое внимание на всадниках, несколько безрассудно и заранее списав со счетов группу престарелых переселенцев.

Ну а защитники, не домчавшись до дороги метров десять, вдруг резко осадили лошадей, ловко спрыгнули наземь и, вскинув свои устройства вверх, на мгновение словно окаменели. Так как рев со стороны приближающихся зроаков только усилился, никаких щелчков слышно не было, зато оба креча так и рухнули неожиданно вниз, чуть при этом не свалившись прямо на головы щитоносцам.

В следующие мгновения два лихих молодца положили свои устройства на землю и вновь запрыгнули в седла. Но теперь у них в руках уже поблескивало совсем иное оружие: некое подобие коротких пик, у которых вместо наконечников виднелись узкие кинжальные лезвия. Причем лезвия необычные, словно их там было несколько, наложенных одно на другое. Да и пики слишком уж широкие, неудобные, если не сказать несуразные, больше похожие на какую-то доску, чем на оружие.

Дедули после падения кречей пусть и не единым прыжком, а как им позволили старые кости, но сместились довольно организованно на противоположную от зроаков сторону телеги, приготовив для боя копья и начав стрельбу из луков. Но на них людоеды внимания не обращали, как и на самого седого и дряхлого патриарха, восседающего на груде вещей. Они сместили угол атаки чуть правее и наверняка уже смаковали предстоящую победу. Ну и сама встреча четверки рыцарей и двух кавалеристов произошла прямо на дороге, метрах в пяти от совершенно равнодушной ко всему клячи.

Зроаки выглядели очень умелыми воинами, беря противника в клещи и просто на всякий случай прикрываясь щитами слева. А вдруг какой старикан и пустит стрелу как следует? Но зря они заведомо списанных в расход переселенцев проигнорировали. Особенно того, кто, казалось, находится уже одной ногой в могиле. С ладони патриарха слетело маленькое облачко фиолетового цвета и, набирая скорость, устремилось к зроаку, который мчался на левом фланге своей атаки. Как ни странно, аспид заметил облачко. Уйти от столкновения с ним не получалось, но зато он попытался чуть развернутым щитом отразить непонятную опасность рикошетом. Так, на всякий случай. Да только безобидный на вид туман оказался с сюрпризом: словно не замечая преграды в виде щита, он прошел его насквозь, а потом будто превратился в тяжеленный камень. Грохот и треск проламываемых доспехов заставили и всех остальных повернуть головы в ту сторону. Так что следующий момент все рассмотрели отлично: туша зроака оказалась вырвана из седла и отброшена назад так, словно он на полном скаку напоролся на скалу. О землю ударило, без всякого сомнения, уже мертвое тело незадачливого охотника за человечиной.

Три оставшихся зроака и не подумали осаживать своих коней, понимая, что вначале следует уничтожить кавалеристов, а уже потом отомстить коварным старикашкам. Двое опустили копья, а один поднял вверх свой огромный меч, готовясь к сшибке.

Да только сшибки никакой не получилось. Оба кавалериста лихо приняли резко влево, а с их странных пик лезвия словно продолжили лететь в прежнем направлении по инерции. Один людоед сразу обвис тряпкой в своем высоком, рыцарском седле, а второй свалился вниз с немалым грохотом. Пожалуй, только тогда единственный оставшийся в живых людоед успел понять, что песенка его спета и он со своими подельниками не на тех нарвался. Пригнувшись к гриве своего коня, отбросив копье в сторону, он попытался взять как можно левее, намереваясь уйти на скорости от места гибели своих подельников.

Но еще два мелькнувших ему в бок и спину лезвия оборвали бессмысленную скачку. Из-за тяжеленного, наклонившегося в сторону всадника конь потерял равновесие, оступился в небольшой ямке и кувыркнулся в падении, окончательно ломая своей массой зроаку шею.

Кавалеристы не стали сразу праздновать победу. Внимательно осматриваясь по сторонам, спешно вернулись к оставленным на земле устройствам, спрятали их в чехлы и подвесили к переметным сумам. Затем проверили, не остался ли из врагов кто живым, собрали трех рыцарских коней в кучу, явно погоревали над четвертым, которого пришлось добить тут же, и только потом приблизились к повозке с переселенцами. Давая себя как следует рассмотреть и начиная разговор.

– Спасибо за помощь, почтенные! – приятным басом воскликнул самый крупный из них. – Чем это вы того аспида так здорово поломали?

Его более стройный товарищ помалкивал, хотя даже маска телесного цвета на лице не могла скрыть довольной улыбки.

Несмотря на свою крайнюю дряхлость, патриарх не только нашел в себе силы стереть пот со лба, но и ответить этаким колоритным тенором:

– Это вам ребятки спасибо! Хотя наши жизни уже и серебрушки не стоят, но, глядя на вашу лихость и удаль, мне легче дышать стало. А то показалось, что после мягуна сразу помру от слабости.

– Так вы его мягуном угостили? Здорово! – радовался массивный парень, с детской непосредственностью встряхивая копной курчавых волос, которые спадали на плечи чуть ли не до лопаток. Причем показал себя еще и знатоком вышеупомянутого вида оружия: – Но ведь мягун розового цвета и раз в пять больше?! К тому же только трехщитные могут его запускать. Правильно?

– Да… Кхе-кхе. Только у меня от старости фиолетовый получается, концентрированный, так сказать, потому и маленький, – пояснил старикан с неким подобием улыбки на морщинистом лице. – Ну а трехщитным я был уже давно, сейчас у меня только одна осьмушка прежних сил осталась.

Не удержался от комментария и всадник в маске:

– Ха! Мне бы такую осьмушку!..

Патриарх не пожадничал на похвалу:

– Вы и так, ребятки, герои. Чувствую, только зря все свои силенки истратил, и без меня бы играючи справились с этими отродьями. Кстати, вы сами со сборкой трофеев управитесь или братья вам помогут?

Сразу стало понятно, что тут путешествует некое братство, поклоняющееся одному из божественных шуйвов. Но, еще раз взглянув на жалкую клячу, опирающуюся на дышло, кудрявый кавалерист хохотнул:

– Да вы со своими трофеями вначале разберитесь. Снимайте со своего людоеда все ценное и коня его для лучшей доли впрягайте в повозку. Мясо павшего коня тоже грузите в повозку. Ну а мы быстренько все остальное соберем.

– А потом куда? – не удержался от вопроса один из братьев.

– Проводим вас к большому лагерю переселенцев, тут недалеко, сразу за небольшим перевалом. Там и вещи наши под присмотром, и пристяжные лошадки.

– А тут чего делали?

– Да вот этот самый отряд людоедский подкарауливали. Они как большое количество воинов увидят, так сразу в горы уходят, а как маленькую группку, от обоза отбившуюся, заметят или заблудится кто, так и нападают. Сволочи!..

Пока его массивный товарищ со злости сплевывал, укрытый маской кавалерист пояснил:

– Вот мы и устроили здесь засаду. Как видите, не прогадали. Самое удобное место: там выемка за валуном, мы в ней и лежали с ночи под нарубленными ветками кустарника, пока свист не раздался.

Больше кавалеристы о себе ничего не рассказали, а принялись проворно и деловито собирать трофеи и грузить их на пару трофейных рыцарских коней. При этом они и конину с погибшего коня помогли братьям с одного «э-эх!» забросить в повозку. Несколько удивили, когда стали интенсивно рубать вонючих кречи и что-то там на их телах выискивать. Но в итоге взяли лишь прочные кожаные сумки из-под камней, которые считались не столь нужной вещью в обиходе, как верным, почетным знаком ликвидатора крылатой нечисти.

Не стали мешкать и братья, общими усилиями обобрав доставшегося им людоеда от доспехов, оружия и запрягая его мощного коня на место их прежней жалкой клячи. Кстати, ее впрягать рядом посчитали издевательством, а просто привязали уздой к тыльному нарожью повозки. После чего все восемь мужчин уселись на телегу, потеснив несколько своего престарелого патриарха. Рыцарский конь еще и не такие повозки тянуть может!

Разве что, когда увеличившийся отряд двинулся к перевалу, наблюдать за еле-еле поспевающей сзади лошаденкой было смешно и жалко. Давненько она так резво не бегала.

Глава вторая

Отступления от дня насущного

Словно кино смотрю, но сам себя в главной роли чувствую.

Причем отрывок фильма слишком уж странный, ни начала, ни концовки. Но зато какой захватывающий.

Вокруг почему-то все в пуху, а моя подруга совершенно голая.

И вроде как это я смотрю на нее и шумно, с явной угрозой вздыхаю. Затем, критически осмотрев Машку, от растрепанной прически на голове до розовых пальчиков на ногах, перехожу к традиционной для моего чувства юмора классификации:

– Землянка стервозная разбалованная капризная одичавшая…

– А в грызло давно не получал? – угрожающе сузила она глаза.

– А достанешь? – Ну да, кончилась ваша власть, о воистину мелкое величество!

– Если на руки возьмешь – то запросто!

– М-да? Ну ладно, прыгай!

А что с ней еще делать?

Она с радостным визгом тут же оказалась у меня на руках, обняла за шею, чмокнула в губы и принялась командовать:

– В грызло получишь чуть позже! И что-нибудь другое менее твердое, чем мой кулак или пятка. А сейчас неси меня в бассейн! Быстренько, быстренько, пока я окончательно не разозлилась.

Вот в этот момент я и проснулся. Непроизвольно облизался, все еще чувствуя на губах сочный, пусть и шаловливый, поцелуй, а руки так и остались слегка напряжены, словно продолжали держать и обнимать женское тело.

Так и не открывая глаз, я приложил титанические усилия, чтобы заснуть опять и просмотреть сон дальше. А затем, чувствуя бесполезность повторного засыпания, дико возжелал вспомнить начало сна. Образы стали приближаться, скрываемые летающим пухом и озвученные басовитым мужским голосом. Кто-то что-то спросил, перед тем как я подхватил Машку, а вернее, еще чуть раньше.

Да только припомнить начало сна так и не удалось. Чей-то иной голос над самым ухом спросил с невероятным ехидством:

– Ты чего это мычишь и облизываешься? Даже во сне на жор пробивает?

Неуловимые образы стали истончаться, таять, и я с раздражением открыл глаза. Но тут же, с непроизвольным вздрагиванием всего тела, закрыл их вновь! На меня с расстояния в метр таращилось жуткое, обезображенное шрамами лицо!

Понятно, что уже в следующее мгновение я вспомнил, кто это, где я, кто я и что творится вокруг нас. Но от осознания действительности и понимания, что сон ни продлить, ни вспомнить не удастся, я зарычал с досады, словно зверь:

– У-у-у! Ленька, ты бессердечная рептилия! Такой сон прервал! О-о-о-о!

Мой друг насмешливо фыркнул.

– Сам просил разбудить! Тем более что мы купаться намеревались. – Но своего интереса к моему сну скрыть не смог. – И что такое вкусненькое снится геройскому барону Цезарю Резкому? Мало тебе было вчера целого сома жареного?

– Ты чего?! – Я резко уселся на расстеленном плаще, оглядываясь по сторонам. – Договорились ведь.

– Спокойно, все под контролем, – заулыбался мой товарищ. – Все наши соседи вон в центре лагеря собрались. С перевала дозорный прискакал, кто-то к нам еще из переселенцев поднимается. Так что свежие новости ожидаются.

Вокруг нас и в самом деле никого не было, так что мои опасения раскрыться всему миру оказались напрасными. Тем не менее я буркнул с недовольством:

– Все равно лучше к новым именам привыкать. Не ровен час ляпнешь при посторонних.

Наши славные имена уже и в этих диких краях были известны. И пожалуй, только младенцы или глухонемые не умели произнести с пафосом и гордостью имена баронов Цезаря Резкого и Льва Копперфилда и рассказать кучу легенд о том, как мы лично порешили императора людоедов, под тысячу премерзких кречей и неисчислимое множество самих зроаков. Причем численность убиенных нами аспидов рода человеческого возрастала не по дням, а по часам. Еще сегодня утром мы слышали о пяти тысячах зроаков, а перед тем как вздремнуть после обеда, эти цифры удвоились.

Стало и до абсурда доходить. Например, во время обеда один из местных проводников, кстати довольно знаменитый и уважаемый охотник, с блестящими от восторга глазами утверждал, что бароны не просто убили, а собственными руками удавили императора зроаков. А потом и голову открутили да на кол где-то там насадили. И никто ему в ответ даже фыркнуть презрительно не посмел.

Причем наш рост (и мой, и Ленин!) уже давно варьировался в рассказах от двухсот десяти до двухсот пятнадцати сантиметров.

Так что моя идея сменить имена была и Леней признана очень правильной и своевременной. Давно признана, еще в тот момент, когда мы сошли с борта баркаса, доставившего нас по Жураве к началу тракта, ведущего строго на север, прямо к западной оконечности Скалы. Именно там мы покупали лошадей и провиант на дорогу и именно там впервые наслушались баек о наших немыслимых подвигах. Так что уже тогда назваться нашими настоящими именами было бы полным маразмом.

Понятно, что не имеются в виду наши изначальные имена, под которыми мы до сих пор числимся на Земле в паспортных столах милиции, в регистратурах поликлиник или в гроссбухах налоговых инспекций. Граждане России Борис Ивлаев и Леонид Найденов, а вернее, их паспорта и прочие документы с идентификационными номерами остались в иной вселенной, вдали от этих мест. Фактически с первого дня перемещения сюда мы решили прикинуться баронами, придумали себе забавные имена, и те, как ни странно, словно к нам приклеились, принося удачу, славу и всемирную известность. Фортуна нас взяла под свое крылышко, сразу одарив таким уловом, как тирпиень, мясо которого оказалось панацеей от всех болезней. Благодаря этому улову мы смогли втереться в доверие воинам царства Трилистье, а впоследствии и помочь им с обороной форта. Дальше мы не просто чудом выжили в начавшейся войне людей со зроаками, но и сумели случайно подстрелить из арбалета главного злыдня людоедской империи Гадуни. Дальше мы несколько позорно бежали от превосходящих сил противника, да так бежали, что быстро добрались до самого Рушатрона, столицы Моррейди. По пути выяснилось, что я стал обладателем первого щита, который все-таки выжил в моем желудке после насильственного награждения оным товарищами по плену. Так что я стремительно начал выздоравливать, лишаясь своего увечья. Полученная в детстве травма позвоночника ликвидировалась, я стал расти с бешеной скоростью, превращаясь в нормального парня.

Правда, при этом тоже попал в легенды как самый прожорливый путешественник, плававший на судах по реке Лияне.

И хотя с момента нашего прибытия в этот мир не прошло еще и месяца, нам казалось, что пролетело десятилетие, не меньше. Настолько насыщенная приключениями оказалась наша жизнь в империи Моррейди.

Увы, обследовать свое тело у иных магов Сияющего кургана, которые имели по три щита, я не успел. Обстоятельства и жестокие запреты уникального межмирского портала вынудили меня и моего друга спешно покинуть столицу. Ну а чтобы даром не мотаться по белу свету, мы поспешили вслед за моими подругами, которые сдуру отправились воевать со зроаками на границе царства Леснавское и всеми проклятой Гадуни. Трио девушек, желая отомстить за мою смерть в лапах людоедов и кречи, завербовалось наемницами в полк «Южная сталь». По последним данным, полк двинулся в самый центр Ничейных земель, в сторону Борнавских долин и закрепился где-то у крепостей Грохва и Ледь. Вот мы и пытались догнать взбалмошных девиц не только по причине нашего единого происхождения с Земли, а еще и потому, что мне они с детства были самыми близкими и верными подругами. Я просто обязан был встретиться с ними как можно быстрее, спасти их, вырвать из этой войны, спрятать в безопасном месте… Да и не только спрятать.

Ну и сны еще эти, где я Машку не только на руках ношу…

Последние дни нашего пути тоже изобиловали приключениями, но мы уже в них фигурировали совершенно под иными именами и титулами. Так, например, вчера я вытащил из речного омута огромнейшего сома. Вроде как полная глупость, устроенная на спор, но резонанс получился в нашем лагере и окрестностях о-го-го какой! А позавчера мы умудрились спасти из лап людоедов и их зловонных прислужников кречей группу леснавских переселенцев-монахов во главе с очень древним патриархом, обладателем трех щитов и настоятелем какого-то там недавно сгоревшего монастыря. Сом помог мне не умереть с голоду, а патриарх одарил нас несколькими весьма ценными, и главное, полезными подарками. Но именно по этим двум событиям наши новые имена тоже стали известны многим людям, которые сейчас в огромных количествах скопились в западных частях Ничейных земель. Все они спешили попасть в свои баронства или добраться до своих ленных наделов, расположенных чуть дальше, а то и достаточно далеко на востоке. Вот только начавшаяся крупномасштабная война со зроаками застопорила их продвижение. Даже нам оказалось бесполезно прорываться сквозь образовавшуюся, можно сказать, самую настоящую линию фронта. Противостоящая сборным армиям людей армия людоедов умудрилась выкопать рвы, возвести валы, утыкать их кольями да вдобавок все подступы уставить ежами из обожженных кольев. И это на самых опасных для прорыва кавалерии направлениях. В одиночку или парой можно было прорваться по лесам, но мы еще только собирались в подобный рейд, искали проводников.

Ну а в дальние рейды, в наши тылы, уходили сотни групп людоедов, наподобие тех, которую нам и удалось позавчера лихо уничтожить.

Но хуже всего, что в данный момент движение новых волн переселенцев застопорилось наглухо. Что больше всего расстраивало самих переселенцев.

Ведь когда-то давно, еще до пришествия и образования империи зроаков, Ничейные земли принадлежали царству Леснавское, и сейчас царь решил оживить эти вымершие города и веси, одарив баронством чуть ли не каждого из первой волны, а тем, кто во второй, достались шикарные ленные наделы. Вот народ и двинулся на свободные земли, думая, что своей массой сумеет оттеснить как любые орды зроаков, так и защититься от летающей нечисти в виде кречей.

Немалым стимулом оказалось и нашумевшее известие, что император людоедов убит. Как правило, после такого события или просто банальной смерти правителя в Гадуни объявляли траур на два месяца. За время оное зроаки и кречи в набеги не ходили, заодно решая в своей среде, кто займет императорский престол. Воевать при этом они между собой никогда не воевали, но серия неожиданных смертей, отравлений и несчастных случаев окутывали Лурдун, столицу Гадуни, и несколько крупных городов. Дележ власти всегда сопровождался чувствительным уроном среди знати, дворянства и высшего воинского контингента зроаков. Так что раздача земель в царстве людей произошла в самый верный и правильный момент.

Да только события в империи людоедов пошли совсем по иному, нетрадиционному сценарию. Подробностей никто не знал, и даже пытаемые в последние дни пленные ничего толком о событиях в столице не знали. Как конкретно удалось прийти к власти чуть ли не самому младшему принцу Фаришу Галэку, можно было догадываться, хотя со временем и это станет известно. Но самое неожиданное, что почти все без исключения войска людоедов были двинуты к границам империи. Фариш Галэк знал о грядущих атаках со стороны людей по всему пограничью и в Ничейных землях, поэтому не только отправил войска, а провел еще и полную мобилизацию и сейчас спешно тренировал и готовил к сражениям новую армию. Кажется, его власть признали все зроаки сразу и безоговорочно, коль, невзирая на траур, взялись за оружие и отправились воевать. Мало того, пронесся слух, что новый император призвал в свою армию и единственных союзников из числа людей. Находящееся на севере княжество Мак-Тайланов, окруженное со всех сторон империей, являлось удивительным анклавом, на который нога людоеда никогда не ступала по каким-то особым союзническим договорам. Но взамен этого рыцари Мак-Тайланов иногда участвовали в больших войнах на стороне зроаков. Кстати, этих хмурых, гордящихся своими лысинами северян за это подобное предательство ненавидели еще больше, и если те попадали в плен, то смерти предавали их ужасной и мученической. Хотя и бытовало в народе мнение, что северяне просто вынуждены идти воевать под знаменами Гадуни из-за оставленных в заложниках семей.

Мобилизация, союзники, полное единение и бескровное восшествие на престол Фариша Галэка, быстро выдвинутые войска к границам – именно по совокупности всех этих причин сама идея с заселением Ничейных земель могла потерпеть крах.

Попытки очистить эти земли предпринимались уже не раз за последние триста лет, но, увы, каждый раз безрезультатно. Причем и сами людоеды здесь не селились постоянно, что вводило многих мудрецов, теоретиков и мыслителей в недоумение. Догадок высказывалось много, в том числе и верных, но, как оказалось, никто точно до сих пор причины такого незаселения не знал.

Повезло с этим только мне. Да и то лишь благодаря моему пренебрежительному, где-то даже меркантильному отношению к Сияющему кургану. Наведавшись туда перед самым побегом из Рушатрона, мне удалось поговорить с Лобным камнем Пантеона и выпытать у него несколько интересных сведений. Так, он мне поведал, что зроаки не могут жить постоянно на Ничейных землях по причине жутких снов. Якобы им снится, что сами людоеды становятся детьми и их пожирают некие гаузы.

Кто такие гаузы – информацию мне Лобный камень не предоставил, да и никто из людей этого не знал. По крайней мере, мне по пути сюда так и не удалось от кого-то выведать или где-то вычитать, где такие страшные звери существуют в природе и что собой представляют. Скорее всего, гаузы – нечто связанное с богами или с верованиями самих зроаков. Хотя бытовало мнение, что богов у аспидов нет и они ни во что не верят.

Некоторые пленные о своих кошмарах во сне рассказывали, но люди этому не верили. Зато знали четко: слишком долго людоеды в Ничейных землях быть не могли, а в соседних царствах вообще бывали в набегах не больше чем две, максимум четыре рудни. Так в здешнем мире назывались недели, состоящие из пяти дней. То есть по большому счету получалось так: отдали куски земли, пусть и огромные, выставили в пограничье воинские силы и полки наемников – и жить можно более или менее спокойно. Потому что на саму территорию империи Гадуни за все времена даже объединенным войскам всех царств и империй прорваться не удавалось. По некоторым научным и магическим теориям, можно сказать доказанным на практике, получалось, что любой зроак в случае нападения врага на Гадуни становился втрое, а то и впятеро сильней. Вот по этой причине безлюдные Ничейные земли и казались наименьшим злом. Хотя, понятное дело, каждый человек мечтал о том, чтобы стереть людоедскую империю с лица земли вместе с ее обитателями. А еще большую ненависть вызывали летающие зловонные сатиры, называемые в этом мире кречами. Самые подлые, наиболее мерзкие создания, похитители детей и сборщики трупов.

Ну а я лично, как побывавший в той империи пленник и чуть не угодивший на стол зроаков в виде блюда, не просто мечтал об уничтожении Гадуни, а прикладывал к этому все свои скромные таланты и возрастающие умения. А в последнее время мне в этом невероятно помогал и мой новый товарищ, Леонид.

Кстати, чтобы самому не забыть и не проговориться нечаянно, приходилось и в наших внутренних разговорах стараться употреблять только новые имена. С момента нашей высадки с баркаса всемирно известный Лев Копперфилд превратился из барона в помощника оружейника со звучным именем (для землян, конечно) Чарли Эдисон. Правда, он тогда очень настаивал на полном варианте – Чарли Чаплин, но я был неумолим. Не хватало мне при каждом представлении своего помощника валиться с ног от хохота!

Как логичное продолжение нашего спора, мне в ответ пришлось очень настаивать и бороться за имя собственное, коих новоиспеченный Чарли Эдисон отверг с десяток только одним заразительным смехом. Хотя что может быть смешного в славных именах Робин Гуда, Гарри Поттера, Джеймса Бонда или Капитана Немо, я так и не понял. Не воспринимал я смех и когда пошло обсуждение таких имен, как Лев Толстой, Шерлок Холмс и Геракл, сын Зевса. Над именами Рокфеллер, Морган и Мерседес мы посмеялись вместе. Предложенные мне имена Энштейн, Ньютон и Билл Гейтс я отверг сразу. Но зато в конце продержался стоически от всех нападок, когда мне взбрело в голову имя Михаил Македонский.

Не отвратило меня от выбора и восклицание моего друга, когда он, перед тем как упасть в судорогах от смеха, успел прошептать:

– Уж лучше бы Джон Суворов!

Так что отныне я представлялся всем и каждому как обладатель первого щита, техник-оружейник Михаил Македонский.

Ну а чтобы окончательно запутать наши следы, прячась от разведки и контрразведки империи Моррейди, мы выдали себя за уроженцев южного царства Паймон. Но сделали это не потому, что туда уплыла оплакивать мою смерть очаровательная подружка Мансана, а потому что все пять, а если уж быть точным, все шесть дней плавания на баркасе мы внимательно вслушивались в рассказы нашего бравого перевозчика. Он как раз сам был родом из того царства, а благодаря нашим наводящим вопросам поведал так красочно и действенно о своей родине, словно мы сами там бывали, а то и выросли. Так что при расставании и сами могли с ним общаться, словно закадычные земляки. Ко всему прочему, выходцы из царства Паймон редко когда оседали в центре континента, а уж севернее про этих южан знали так же мало, как на западе континента про Пимонские горы.

В итоге легенды у нас получились красочные, вполне себе правдивые и соответствующие нашему нынешнему, как бы, роду занятий. Мы стали оружейниками. А как еще иначе можно было объяснить и легализировать наши умения и наше диковинное для всех остальных оружие? Правильно: только выставив это оружие напоказ.

Глава третья

Плохие новости

Перед тем как вздремнуть в сиесту, я и в самом деле предупредил друга о своей побудке в случае любых новостей. Уж очень мне не сиделось в этой небольшой долине, затерянной на западе Ничейных земель среди сотен ей подобных. Хотелось как можно быстрее прорваться на восток с каким-нибудь воинским отрядом или на крайний случай отыскать верных проводников, которые знали не только прямой путь к Борнавским долинам или к крепости Грохва, но и могли при нужде даже в ночное время провести по окружной дороге.

Вот он меня и разбудил, прервав такой сладкий сон.

Другой вопрос, что утраченного не вернешь, ну и пока подтянутся от перевала переселенцы, следовало обиходить наше разросшееся хозяйство. Ведь помимо красавцев керьюги да пары пристяжных уже два дня от нас требовали ухода, кормежки и банальной охраны два трофейных рыцарских тяжеловоза. И хотя мы их могли легко и выгодно продать, пока не спешили с подобной торговлей. Имелось несколько мыслишек по поводу их более полезного применения.

– Ты идешь? – поторапливал меня новоиспеченный Чарли Эдисон. – Или полдничать собрался?

Мы уже и руки ополоснули после хозяйственных работ, но я не мог пройти спокойно возле наших продовольственных припасов и не ухватить хоть что-нибудь пожевать. Неуемный жор, который преследовал меня последние двадцать дней, начал спадать, но все равно я мог потерять сознание только от одной мысли, что мы вдруг хотя бы на срок в полдня окажемся без еды. Именно поэтому и случались частенько со мной безрассудства, о которых иные переселенцы слагали легенды.

Но уж от друга мне скрываться не приходилось, он давно привык к моим излишествам в плане еды.

– А тебе и жалко маленькому кусочек мяса?

– Ни вигвам себе маленький! – посмеивался друг, поправляя на лице у себя маску, скрывающую его жуткие, клоунские шрамы. – На голову выше меня вымахал, а все жрет да жрет. Когда ты уже наешься?

– Детство было слишком тяжкое, – вздохнул я, накладывая на внушительную лепешку огромный кусок мяса и не менее громадный кусок сыра. – Теперь вот приходится наверстывать все, что тогда по болезни не доел.

– Как по мне, то ты, наверное, за всех больных детей своего города теперь наворачиваешь. Скоро тебя и рыцарские кони на себе не увезут. Только бы глянул на свое тело со стороны. Про харю я вообще не вспоминаю, страшней, чем моя в шрамах.

– А вот лица моего прошу не касаться! – пафосно ответил я с набитым ртом. – Нашел с чем сравнивать, красавчег!

Хотел еще что-нибудь колкое в ответ добавить, но чуть не подавился и сообразил, что на ходу, да слегка закусывая притом, лучше помолчать. Мы ведь уже двигались к центру лагеря, на небольшую площадку, куда подъезжало сразу восемь внушительных повозок. Повозки, да и по паре коней, в них впряженных, выглядели настолько солидно, что сразу возникала уверенность: движется крепкая, большая семья, способная и от парочки разбойных диверсионных групп людоедов отбиться. Пожалуй, только кречи, с большой высоты бросая камни и горящие угли, могли бы нанести урон такому мощному отряду.

Помимо нас послушать новости спешили почти все собравшиеся здесь путники. Даже монахи, поддерживая своего патриарха под локотки, ковыляли вполне бодренько.

О том, кто такие собрались в данном лагере, что здесь делаем и почему застряли, прибывшие уже знали. Потому как на облучках сидели младшие отроки из семей, которые и были в основном задействованы в работе посыльными между лагерем и перевалом. Хотя и перевалом то место назвать можно было лишь с натяжкой. Две гряды скал, в самом узком месте имеющие крутой скальный перекат, да прямо по центру этого переката каменная башня, в которой на ночь запирались очередные добровольцы. Сравнительная целостность башни вызывала немалое удивление у всех, но, видимо, за сотни лет зроаки и не подумали ее разрушить до основания. Сами ведь тут не проживали.

Раз информация о нас была, то от приезжих, как только обоз остановился, сразу с большой и пространной речью выступил их глава рода. Довольно крепкий, имеющий добротную кольчугу и дивный по украшениям шлем мужчина влез на стоящий в центре площадки валун и, пока его родственники устраивали повозки и распрягали коней для отдыха, постарался высветить все, что ему известно. Понятное дело, что начал с представления своего внушительного семейства:

– Захаром меня кличут. Леснавские мы, род Каменских и Скорняжих. Успели самыми первыми из ремесленников у царя батюшки Ивиана Холмского себе баронскую грамоту справить. Причем земли нам выдали одни из самых плодородных, если судить по древним легендам, в одной из Борнавских долин. Еще и порадовались, когда узнали, что баронами по соседству у нас все военные будут, почитай поголовно наемники из полка «Южная сталь». Слышали о таком?

Еще бы! Я не только слышал, но и стремился этот полк немедленно разыскать и забрать оттуда как можно скорее своих подружек. Но полный рот мяса и сыра не позволил мне сразу задать рвущиеся вопросы. Зато вместо меня и почти по сути это сделал выборный атаман нашего лагеря, который тоже мог себя считать бароном. Только его земли располагались от Борнавских долин намного южнее. Но интерес у него имелся огромный.

– Как же так?! Они ведь наемники и находятся на службе у империи Моррейди. Получается, что они, польстившись на баронские титулы, дезертировали со службы?

Захар ухмыльнулся и погладил свою аккуратную, ровную бороду:

– Так ведь наемники для того и собраны поморянами, чтобы аспидов как можно больше изводить да на людские веси не пускать. И где они больше людоедов изведут, как не возле самой границы Гадуни? Ну и как нам баяли писари царские, любой воин еще боле сражаться будет, коли землю свою защищает. А значит, никакого дезертирства нет, наоборот, мощная воинская сила в единении любого врага перемелет.

– И что, перемололи? – выкрикнул кто-то из толпы.

Захар враз перестал улыбаться и плечи его несколько поникли:

– Да там такая война идет!.. Мы сами почитай и до Грохвы половину дневного перехода не добрались, как возвращаться пришлось. Если бы чуть раньше собраться удалось, а так… Зроаки словно обезумели, так им хочется людей из крепостей выбить да возведенные укрепления порушить. Понимают отродья, что если там как следует стены восстановят да поднимут еще выше, то уже никаким штурмом их не взять. Тем более что полк «Южная сталь» самый лучший почитай из всех трех, что в Ничейные земли подались.

– Через фронт как прорвались? – удивлялся атаман. – Там же такое творится!

– С трудом! И лишь по той причине, что зроаки никак не ожидали прорыва у себя с тыла, они все сюда посматривали и заслоны сюда выставляли. А нас много собралось да плюс батальон леснавских кавалеристов, командир которых получил приказ отойти в эти места. Ну, мы ночью и вырвались. После чего большинство, а также батальон южнее подались, а мы решили здесь переждать.

Мы слушали с Леней очень внимательно и пока лишь кивали, помалкивая. Понятное дело, хоть и хочется из простых ремесленников сразу в бароны податься, да только и здравый рассудок у Каменских да Скорняжих имеется. Между двух фронтов находиться только глупец возжелает. Но и домой возвращаться в царство Леснавское не резон, грамоты баронской враз лишат. Так что вполне правильно семейство решило: назад прорвались, а вот дальше и выждать можно в спокойном месте. Авось еще какие войска подтянутся да и погонят аспида подлого с его кречами мерзкими из земель благословенных да плодородных.

Захар еще долго не умолкал, выкладывая людям все, что слышал, все, что ведал, и даже свои некоторые размышления на тему сложившейся ситуации. Но я наконец-то доел свой скромный бутерброд и тоже полез с вопросами:

– Понятное дело, что большим караваном прорваться в Борнавские долины нельзя, а вот если два всадника? Да с пристяжными?

Кто меня уже знал, между собой зашушукались. А вот глава только что прибывшего рода чуть ли не рассмеялся:

– Экий ты добрый молодец! Небось, ни зроака в глаза не видел, ни креча кошмарного не нюхал. А потому сразу тебе скажу: туда молодым соваться нечего!

– Да ладно! Я ведь о молодых и не спрашивал! – фыркнул я, нисколько не обидевшись и перекрывая недовольный ропот толпы своим басом. – Я тебя спрашиваю по поводу воинов опытных, умелых, проворных да вдобавок еще и щитом обладающих.

Теперь Захар почесал озадаченно макушку, прежде чем ответить:

– Ну, если опытные, да умелые, да еще и отчаянные, то пройти могут. Там ведь вокруг Грохвы тропок по горам бесчисленное множество. Большой отряд не пройдет, а если один всадник или пара, то могут и проскочить.

– А тропки тебе известны? – Кровь во мне так и заиграла. – Или какие карты имеешь?

– Да есть и карта, хотя не настолько подробная, – признался Захар, выискивая кого-то в снующей толпе своих родственников. – Зато у нас проводник имеется, вот тот, наш дед Мирослав. В молодости он на границе служил да два раза до Грохвы доходил в рейдах дальних. Так что пару тропок вроде как знает. А кто тут такой опытный и умелый есть, что настолько шкурой своей рискнуть желает?

Последний его вопрос я проигнорировал полностью, а сразу, стараясь не потерять из виду обозначенного дедулю, зашагал в его сторону. Уж очень давно я мечтал встретить хоть одного человека, который бывал в Борнавских долинах или возле Грохвы. Потому что двигаться наобум, даже при нашей с Леней самонадеянности, было бы непростительным идиотизмом. Но, как назло, мне до сих пор ни проводников не попадалось, ни карты мало-мальски пригодной.

И уже отходя, кивнув Лене, чтобы он остался и послушал дальше, только краем уха уловил, с каким жаром и восторгом выборный атаман лагеря принялся восхвалять геройство и непобедимость нашей боевой связки.

Мирослав Каменских оказался не столько дедом, сколько пожилым мужиком с такой мощной фигурой, что, похоже, одним ударом мог и главу рода своего свалить с ног. Разве что личико у него подкачало, и пугал он своими шрамами не хуже, чем мой товарищ, когда снимал маску.

Но меня-то такими вещами не испугаешь. Сам, можно сказать, только-только из инвалидного кресла выкарабкиваться начал.

– Здорово, дед Мирослав! Рад видеть тебя в полном здравии!

– Э-э-э… – Кажется, мой собеседник еще и знал, как искривить свое лицо, чтобы оно стало страшней раз в пять. – Кто такой?

– Не надо так пугаться, – продолжил я самым приветливым тоном и с самой обаятельной улыбкой, которую в последнее время частенько отрабатывал перед маленьким зеркальцем. – На зроака я не похож, на кречи тем более. Да и зовут меня довольно привычно: Михаил Македонский.

От пафоса в конце представления удержаться не удалось, так что дедуля саркастически хмыкнул:

– Никак тоже из баронов?

– Нет, я человек простой, всего лишь обладатель первого щита, техник-оружейник.

– О-о-о! – протянул ветеран с явным уважением. – Так бы сразу и сказал. А то – Ма-ке-дон-ский!..

Здесь он меня явно передразнивал, но я и сам с охотой хохотнул на такое кривляние:

– Не имена нас славят, а дела! Поэтому сразу перехожу к конкретике: у нас срочное дело в Борнавских долинах, но вот как попасть туда – понятия не имеем. Ни карт, ни проводника. Так что вся надежда на тебя, уважаемый. Подскажи, как вокруг осады Грохвы пробраться через горы.

Кажется, мой собеседник не поверил моей браваде. Потому что осмотрел меня с явным скепсисом, а потом еще и головой помотал отрицательно:

– Хоть ты и выглядишь ладно-сбито, но там тебе и щит твой не поможет. Пройти конному по дорогам или тропкам в обход Грохвы нельзя.

– Совсем-совсем?

– Совсем. Пропасти там тропы перекрывают. Только и можно, что навесной мост соорудить или пешему по веревке перебраться. Да и то надо с двух сторон ту веревку крепить да ползуна по ней подстраховывать.

Ну как было не огорчиться от таких перспектив. Пробираться в долины пешком означало где-то в глубине гор бросить наших красавцев керьюги на произвол судьбы. Другой вариант, если, допустим, с лошадками останется Леонид, а я бегом смотаюсь в долины за подругами, тоже не подходил сразу по нескольким причинам. Первая – по долинам пешком слишком не набегаешься, вторая – а вдруг моих девчонок там давно нет? Получили мои послания почтой да и помчались обратно в Рушатрон? Третья – зная их строптивый характер, можно было догадаться, что если они уже забрались в такое опасное место, то ни за что не откажутся стать баронессами. Уж я-то их лучше всех знаю. Четвертое – вдруг они в любом случае не захотят со мной иметь каких-либо дел? Ведь я раньше был мал, крив и весьма нуждался в опеке боевых амазонок, а с теперешним моим пристойным видом они могут меня попросту начать сторониться. Ну и пятая причина – не хотелось настолько рисковать товарищем, оставляя его одного в горах неизвестно на какое время.

Вот если бы с нами еще кто был.

– Дед Мирослав, а ты не хочешь с нами туда смотаться, тропы показать да солидную премию заработать? – предложил я ветерану, но, видя, как он начал кривиться при слове «премия», поспешно добавил: – Заодно и земли бы своего рода проверил да пару грядок вскопал. А?

Собеседник мой не удержался и помотал головой от такого напора:

– Экий ты шустрый, малой! – (Но это я раньше на «малого» обижался и пресекал такие прозвища, а сейчас только радостно ухмыльнулся.) – И чего радуешься? Думаешь, как со щитом, так тебе везде дорога сама скатертью стелиться будет? Там зроаков как саранчи поналезло, и уж какие воины там славные пали только во время нашего прорыва. Да и между фронтами мы несколько остатков обозов видели, да кости человеческие вокруг них разбросаны не для запугивания нашего. Там жестокая война идет, сынок, геройствовать не стоит понапрасну. Вот скажи мне, к примеру, зачем ты так в Грохву попасть хочешь?

– Опасность там моей родне грозит.

– Так она всем грозит, кто в те земли подался.

Пришлось чуточку приоткрыть тайну, которая и так бы раскрылась, получись у меня мои предварительные задумки:

– Да понимаешь, дед, там три девушки случайно в полку оказались. Как узнали, что я к людоедам в плен попал, так и поклялись мстить за меня люто и страшно. А мне вон удалось из плена сбежать да самому за себя отомстить неслабо. Но за девчонок теперь душа болит: куда им воевать-то? Они еще сами только недавно с куклами игрались.

Сказал это и сам философски задумался, живо припоминая, с какими куклами, как и кто игрался. Но старика, видимо, моя прострация впечатлила, поверил в мои горести и переживания.

– Сочувствую. Да только для такого рейда ух какие удальцы нужны.

– Так я и не сомневаюсь! – тряхнул я своими кудрями да пошевелил бугристыми плечами. – Но самому о себе хвастаться – не дело для тех самых удальцов. Так что ты, уважаемый, сам обо мне и моем товарище у людей поспрашивай да подумай над моим предложением. Ну, может, и четвертого человека к нам в компанию подберешь. Понятное дело, что тоже справного и добровольца-удальца. Кони у нас есть, как раз на такой квартет хватит. Если что, подходи, мы вон там, возле той скалы биваком стоим.

По себе знаю, насколько вредно приставать к человеку с просьбами слишком долго. Пришел, сделал предложение – а дальше пусть помаринуется в собственных размышлениях. Ну и правда в словах моих имелась – уж лучше сам со стороны о наших маленьких подвигах узнает.

Пока я беседовал с Мирославом, сходка в центре лагеря закончилась, народ рассосался по своим бивакам. Посмотрел я и на наше место стоянки, но своего товарища там не увидел, ни под навесом с лошадьми, ни в самом шалашике, пристроенном к скале. А так как Светоч стоял еще довольно высоко, то нетрудно было догадаться, куда Ленька подался. Ну и я решил искупнуться, потому как речка огибала наш лагерь дугой чуть ли не с трех сторон, что против подлых кречей подходило лучше всего при обороне. Правда, речушка была слишком узкая и местами мелковатая, и многие доказывали, что крылатые слуги людоедов ее запросто перелетят. Пока еще сталкиваться в этом месте с этими козлоподобными тварями не пришлось, но в любом случае это казалось лучше, чем чисто поле. Потому и стоял здесь лагерь. А коль прорвутся зроаки-рыцари на конях, так от них можно будет уйти на ту сторону речушки по многочисленным бродам.

Вообще-то и данная долина могла считаться райским уголком. С одного взгляда понималось, что на ней два, а то и все три села расположить можно. И пастбищ хватит для прокорма тучных стад, и огородов для посадки чего угодно. Но, видимо, хозяева этих ленных наделов еще только в пути и прибудут лишь с четвертой волной. А может, царские чиновники эту долину для каких своих родственников успели придержать? Как я понял по некоторым высказываниям переселенцев, имелись такие подозрения у народа. Что на восток, ближе к Гадуни – так кому угодно, а что ближе к Леснавскому царству – так неизвестно кому. Пока неизвестно. Хотя некоторые и говорили, что здешние наделы будут самыми маленькими, раз в пять меньше тех, что люди получили в восточной части Ничейных земель.

Так вот размышляя, вышел я на берег реки, как раз возле памятного затона, где мы и собирались купаться с Леней в это время. Да и утром мы здесь резвились, пытаясь еще какой рыбки поймать. Вот только сейчас моего товарища не наблюдалось, но возвращаться за ним и искать по лагерю смысла не было, все равно появится. И я, аккуратно сложив под кустиком свою одежду и оружие, с залихватским уханьем сиганул с высокого берега прямо в глубокую затоку.

Водичка здесь бодрила и по сравнению с Лияной или той же Журавой казалась градусов на пять холодней, север все-таки! Но в любом случае, со своим обновленным и выздоровевшим телом я чувствовал себя в этой купели, как акула в морской стихии. Да и щит помогал мне находиться под водой вдвое больше, чем обычному человеку. Четверть часа в общей сложности я блаженствовал в водной купели, упиваясь все еще растущим телом и новыми способностями организма. А потом, словно дельфин, выбросился на берег, продвинулся под свой облюбованный куст и раскинулся спиной на травке. Да так и замер, уставившись в небо и восстанавливая дыхание. Тело потребовало расслабиться и поваляться в лености.

Да и как не поваляться в таком благостном покое?

Только приближающиеся голоса довольно скоро нарушили мое уединение. И если я вначале постарался не обращать на них внимания (не кричат ведь и не поднимают тревогу), то потом уловил знакомые тона в голосе одного из них, да и второго узнал. К месту моего отдыха приблизились лагерный атаман и тот самый дед Мирослав. Причем последний выказывал явное сомнение услышанному, а рассказчик от этого только горячился еще больше:

– Собственными глазами видел! И во вранье никто меня обвинить не посмеет!

– Да ты не кусками, ты все по порядку расскажи.

Оба остановились на крутом обрыве, не замечая меня, разлегшегося за кустами, и атаман приступил к повествованию:

– Он вчера так с подковыркой к рыбакам приставать начал, дескать, хоть на завтрак чем угостят? Ну те его и отшили, посоветовав самому что-то поймать и на чужой каравай рот не раскрывать. А Михаил глянул на улов да давай насмехаться над парочкой плотвичек, что ребята выловили. Мол, ему такого улова и распробовать не хватит. Ну, его самый опытный старожил и подстрекать стал: «Тебе не иначе как сразу сома ловить надо. Но он такой огромный, что и ныряльщика затянуть может». А все по той причине, что видели намедни, под вечер, как этот сом уточку прямо пастью заглотал. Представляешь себе: хлоп пастью – и нет уточки.

– Да чего уж там, бывают такие монстры.

– А этот был все монстрам монстр! Но вначале-то мы лишь посмеивались, когда Михаил расспрашивать начал, как рыбину на дне нащупать да под жабры сподручнее ухватить. Ему все разъяснили, еще и место почти точно указали, он раздевается – да и в воду бултых. Раз пять выныривал, хотя нам сразу казалось, что слишком долго он под водой сидит. Ну да дело такое, все-таки обладатель первого щита.

Мирослав от возражений не удержался:

– Поверь и мне: никаких преимуществ первый щит в нырянии не дает. Уж это я точно знаю!

– Ха! А ты вот дальше слушай! И нырнул этот паря в шестой раз, да так надолго, что мы уже все решили: утонул! То ли под корягой какой застрял, то ли захлебнулся, то ли сом его усами за ноги оплел и ко дну прижал. Все-таки почитай в том месте омута метров пять глубина будет. Уже и за товарищем его юнцы побежали, да и рыбаки нырять намерились, как вон там, где плес и мелко, вдруг вода стала бурлить да пениться и этот богатырь пехом из воды стал выходить.

– Пехом?!

– А как иначе такую рыбину вытащишь, если она хоть и слабо трепыхается, но все равно ко дну тащит? Не всплывешь никак! Вот Михаил ее пешком по дну и выволок. Как раз к тому моменту уже пол-лагеря сюда сбежалось, вот зрелище было!

– Представляю.

– А какая потом потеха случилась, – восторженно, взахлеб продолжал атаман расписывать мои подвиги. – Он не только сам рыбину, которая в длину больше его роста, до своего бивака доволок, но потом сам практически эту рыбину и съел!

Последнее утверждение повергло старого ветерана в еще большее сомнение, чем непосредственный процесс рыбной ловли. Он недоуменно стал разводить руками, представляя себе огромную рыбину, потом хмыкнул и с сарказмом переспросил:

– Всю?! Вот уж не заливай, да там бы и десять человек от пуза наелись!

– А вот и не угадал: там двадцать человек объелись бы. А он за обедом почти все сам и слопал. Никого не угостил! Чуток только его товарищ поел да там и свалился от переедания, да еще чуток на полдник осталось. Проспался Миха и… остатки сома доел на глазах у свидетелей, словно неделю голодал.

Мирослав на это только крякнул:

– Экий он! А товарищ его что по этому поводу говорит?

– Вот у него и спрашивай. О, вон он как раз по лагерю бродит, видимо, своего дружка голодающего разыскивает. Но ты вначале к монахам подойди, пусть они тебе про стычку со зроаками расскажут. Уж они что ни на есть первые свидетели и участники того боя.

– Ну ладно, идем.

Оба собеседника развернулись и поспешили к тому месту, где устроили себе бивак монахи во главе со своим дряхлым патриархом.

Я же быстренько оделся и поспешил к Лене, который явно меня разыскивал.

– Ты чего купаться не пришел? – накинулся я на него.

– Какое купание? Тем более что сомов ты уже всех выловил, да и видели тебя якобы только что где-то здесь. А я чего тебя ищу. Новости ты не дослушал от приезжих. А они поведали, сколько разбитых обозов на дорогах видели. В том числе один, который имперскую почту вез, и один фургон отдельно, на котором частные почтовые доставки ведутся. Люди, может, и успели спастись да верхом умчаться, а вот письма, депеши и приказы там по всему полю валялись.

– Мм? И?

– О, вижу, тело у тебя подросло, а мозги те же остались, – не удержался товарищ от подначивания. – Да и крови, чтобы обмыть извилины, не хватает.

– Хм! – Я приподнял свой кулак и отставил его в сторону, словно любуясь. – А зачем мне мозги? Мне теперь и этого хватает!

– Ну-ну! – ни чуточки не испугался самозваный Чарли Эдисон. – А суть в том, что все твои отправления подругам, скорее всего, до Борнавских долин и не добрались. Ага, судя по морщине у тебя на лбу, это ты так задумался?

Морщину я со лба разгладил ладонью, а вот новость про не добравшуюся к адресатам почту меня озадачила. Но, немного поразмыслив, я подумал, что весть о моем возвращении могла привнести в головы девчонок только ералаш и смятение. Я ведь потребовал их немедленного возвращения в столицу и взывал, что нас ждут великие дела и свершения. Тогда я еще не знал, что неведомые силы Пантеона мне запретят создавать полки арбалетчиков вообще и распространение нового оружия в частности. Поэтому и понадеялся на почту. А сейчас получается, что если новости обо мне достигнут подружек, те могут ринуться в обратный путь и нарваться сразу на два сплошных фронта зроаков. Как по мне, то пусть уж лучше сидят в самой гуще профессиональных военных и дожидаются моего прибытия. В любом случае они никуда теперь из долин не денутся, а в настоящий бой их никто из нормальных командиров не пустит. Ну, так мне казалось.

– Ладно, что случилось, то случилось, – выдал я итог своих соображений. – Зато теперь буду уверен, что мы с девчонками не разминемся.

Мой товарищ тоже думал примерно так же:

– В самом деле, вырваться от Грохвы до ее осады никто не успел. Да и почта туда просто никак успеть не могла.

– Вот видишь! А ты паникуешь! – Я хотел похлопать Леньку по плечу, но он в последние дни от моих дружеских ударов наловчился ужом выкручиваться. Вот и сейчас меня обидел своим недоверием. Пришлось его укорить: – Чего ты так от меня шарахаешься, я ведь не сильно.

– Вот на зроаках несильно и тренируйся, – буркнул друг. – А мои плечи еще пригодятся.

– Точно. Я тут с тем самым дедулей переговорил, и он про нас, как я вижу, уже сбор информации начал. Глядишь, завтра уже и к Грохве двинемся. В крайнем случае попрошу его нам все тропы на карте показать.

– А сейчас чем займемся?

Я воззрился на него с удивлением:

– Забываться стал? А ведь сам утверждал, что рыба хорошо память восстанавливает. Почему тогда так мало вчера сома съел?

– Не досталось, – тяжко вздохнул Леонид. – Кто поймал – тот и съел. А про патриарха и его предложение нас поучить неким секретам я помню. Только вот, кажется, он уже и имени своего не помнит.

– Как не стыдно! А кто тебе новую маску подарил?

После того как мы спасли монахов и помогли им добраться до лагеря, они решили нас в любом случае отблагодарить. Так что еще вчера пригласили нас на скромный ужин из трофейной конины, а моему другу была подарена уникальная, можно сказать, волшебная маска, призванная по желанию владельца прикрывать все уродливые шрамы на лице. По словам настоятеля, над этим раритетом трудились в свое время сразу четыре обладателя Трех щитов, и делался он по заказу одного из князей Леснавского царства. Князь был довольно стар, частично изувечен на лице, а жену имел молодую, вот и заказал панацею, которая могла бы преображать его лицо в моложавого и симпатичного мужчину. Денег на аванс не пожалел для этого огромных, да и саму основу из кожи редкой птицы заказал с иного края света.

Но как оно частенько бывает, пока кожу доставили, пока квартет трехщитных в монастыре собрался, пока раритет сотворили, а князь взял да и помер от старости. Если не доплачивать остаток за работу, наследники бы забрали маску, а как узнали о сумме, только сплюнули да убрались восвояси. Так маска среди самого ценного наследия и осталась лежать. А когда пожар в монастыре случился, патриарх ее вместе с иными ценными раритетами, артефактами и рукописями спасти успел. Вроде уже собрались новое помещение для монастыря отыскивать или старый отстраивать, подались к царю с челобитной, а тут как раз указ о переселении. Ну, патриарх и выпросил древний монастырь своей братии, который в Грохве в глубокой древности одному с ними ордену шуйвов принадлежал, а царь указ и подмахнул.

Понятное дело, что молодых братьев оставили с большим обозом у прежнего монастыря дожидаться, а самые старые сразу поспешили на Ничейные земли, старую святыню осматривать да свои права как можно быстрее на пустынные земли предъявить. Да вот застряли в пути надолго.

Но подарки во время первого, вчерашнего ужина не окончились. Трехщитный настоятель пригласил героев и на следующий вечер не только скромную трапезу с братией вместе откушать, но и обещал некие знания передать, которые как раз молодому обладателю первого щита могут очень пригодиться. То есть предстоял не то урок, не то общая медитация, не то еще какое обучение, которое для меня казалось и таинственным, и весьма своевременным. Ведь пока еще ни один встреченный мною двухщитный не подсказал мне чего-нибудь толкового в моем развитии по той причине, что только сам на своей второй ступени познавал азы магических тайн и наук. Мне на ту ступеньку вроде как и прохода не было, а с трехщитными учителями более высокой категории встретиться до сих пор вот так запросто, да еще в дружелюбной обстановке, не доводилось.

Поэтому от предложения патриарха отказываться не приходилось. И мы с Леонидом поспешили к биваку монахов. Правда, при этом сразу продумывали момент возвращения к своим вещам и уже там надеялись полноценно насытиться. Ведь несмотря на трофейное конское мясо, которое монахи знатно мариновали и отлично подвяливали, разговеться как следует в гостях вряд ли получится.

Глава четвертая

Семейные предания

Покинув крепость Ледь и расставшись со своими товарищами по отряду разведки, квартет наездниц, придерживая за повод пристяжных лошадок с солидным грузом в виде овса и горючего состава смол, называемого свеляша, устремился на юго-восток. Около трех часов они огибали крутые горы по левой стороне, которые кречи не смогли бы ни перелететь, ни пешком перейти. Петляли по ущельям и узким каньонам. Непроходимые, дикие и неприступные, они надежной стеной огораживали основные Ничейные земли от империи людоедов. Жаль, что эта стена простиралась не так далеко: еще через час езды горный хребет начинал резко заворачивать к западу, затем принимал севернее, а потом одной прямой грядой смыкался с перевалом, где располагалась крепость Грохва. Хотя уже там горы были гораздо ниже, сходили на нет, разбиваясь на дивные долины и многочисленные речушки с ледяной водой. Долины по ту сторону отрога тоже считались одними из лучших, удобных, плодороднейших на этом огромном пространстве, но там, увы, не имелось ни узких перевалов, ни достойных по высоте перекатов, чтобы соорудить достойные крепости. Так что вряд ли туда скоро поспешат и осядут новоопределившиеся бароны и владельцы ленных наделов.

Именно с этой общей информации начала разговор зуава Апаша Грозовая, когда четыре наездницы, углубившись в горы, сделали первый привал в небольшом урочище. Не приходилось сомневаться, что знаменитая воительница очень хорошо знает и этот участок гор, и остальные близлежащие районы Ничейных земель. Так что послушать ее было весьма интересно и познавательно.

Пожалуй, впервые за время их знакомства три девушки и заслуженный ветеран остались наедине. Никто их теперь не видел и не мог подслушать, так что небольшой отдых, сопровождаемый легким завтраком, вначале проходил больше в недоумении со стороны трио, чем в дружеской обстановке. Все-таки землянки держались со своей противницей очень настороженно и все еще подозревали ту в желании начать или немедленную дуэль, или банальную кровавую потасовку со смертельным исходом.

Почему драка не начинается, и решила в первую очередь выяснить Мария после вступительной речи своей давно ожидаемой на дуэли противницы. Причем обратилась к старшей по званию и по титулу неформально, не употребляя при этом ни «госпожа десятник», ни «ваша светлость». К тому же в понимании выходцев с Земли суровая и вечно нахмуренная, затянутая в броню и обвешанная оружием воительница никак не походила на утонченную, великолепную графиню.

– Зуава, давайте будем говорить откровенно и разберемся в наших отношениях до конца, – предложила лидер троицы. – По всем моим подсчетам, я свой обет по уничтожению зроаков и кречей уже выполнила и перевыполнила. Как и мои сестры. Несмотря на все твои попытки аннулировать с нашего счета по доброму десятку врагов. Так что нас больше ничего не удерживает от назначенной с тобой дуэли. Поэтому…

Апаша криво усмехнулась, перебивая девушку:

– Ты еще не навоевалась? Мало вам зроаков и кречей? Теперь будем еще и друг другу шкурки дырявить?

Трио между собой переглянулось, и первой успела ответить Катерина:

– Не мы первые начали!

И ей вторила тут же Вера:

– Мы вообще никого в полку никогда первыми не оскорбляли и не задевали!

Ну и самая старшенькая из Ивлаевых подвела итог этим ответам:

– Понятное дело, что дуэли между людьми, до тех пор пока существуют зроаки и кречи, – самое глупое, мерзкое и трагическое событие в нашей жизни. Надо убивать врага, а не друг друга. И наше мнение – дуэли вообще следует запретить, а любые споры или мелкие разногласия разрешать при помощи просто спортивного состязания.

– Как это, соревнования? – не поняла Грозовая.

– А вот так: вызванная сторона имеет право выбирать вид соревнования. Например: кто быстрее преодолеет дистанцию в сто метров. Или пять километров, да еще и с полосой препятствий. Или кто больше отожмется или подтянется. Или кто дальше пройдет по тонкому бревнышку, поднятому над землей.

Ветеран, помня о своей солидной, мощной фигуре, озадаченно почесала переносицу:

– По бревнышку, говоришь? Ну, тогда любая соплячка любого проверенного в боях ветерана победит.

– Ну и прекрасно! Значит, будет и в споре права, и ветеран пусть в следующий раз думает, что говорит, да от постыдного рукоприкладства сдерживается. Нечего свою ненужную раздражительность выплескивать на тех, кто младше и кто с виду кажется безобидным.

Зуава грозно нахмурилась, словно собралась разразиться бранью или командирскими наущениями, но, видя, что девицы просто ждут, что будет дальше, и никакого страха не выказывают, только шумно выдохнула. Похоже, она все-таки считала, что любой новичок в полку должен с уважением относиться к любому раздраженному ветерану и прощать его плохое настроение, как делается в случае с отцом или родной матерью. Но именно это сравнение напомнило Апаше, что все три собеседницы являются дальними родственницами некогда огромной семьи. И сами про этот секрет еще не знают. Вспомнила и примолкла на некоторое время.

После чего попыталась улыбнуться и как-то неуверенно развести руками:

– Так что мне теперь, извиняться? Это все равно что мать станет извиняться за каждый грубый окрик при воспитании дочери.

– Но добрая и справедливая мать не станет обзывать дочь мерзкими и постыдными словами! – тут же резко возразила Мария. – Да еще в присутствии целой кучи озабоченных мужиков.

– Ну да.

На подобное обвинение можно было ответить только обострением конфликта. Но и извиняться для Апаши Грозовой, пусть даже перед дальними родственницами и пусть без посторонних свидетелей, оказалось невероятно тяжело. Поэтому стоило видеть, с каким трудом ей дались следующие слова.

– В самом деле, я была… не права.

Но Ивлаевым и этих слов вполне хватило, чтобы заулыбаться, счастливо вздохнуть и расслабиться от надоевшего напряжения. А Мария еще и прервала краснеющую от натуги воительницу:

– Извинения приняты, конфликт исчерпан! – и после этого в спонтанном порыве подскочила к зуаве и поцеловала ее в щеку. – Теперь будем жить дружно и мирно.

То же самое сделали следом за ней и двойняшки, чмокнув очумелую Апашу с двух сторон в щеки.

Реакция злобной, мстительной и своенравной женщины оказалась совершенно непредсказуемой. Вначале она словно задохнулась, окаменела, а потом вскочила на ноги и бросилась за ближайшую скалу. Проводив ее недоуменными взглядами, Ивлаевы переглянулись между собой, и Вера прошептала:

– Чего это она?

– Может, обиделась на такую фамильярность? – предположила Катерина.

– Ох, девочки, – печально вздохнула Мария, тоже говоря шепотом, – мне кажется, наша толстокожая воительница просто скрывает за грубостью и бравадой свою чувственность, тоску по детям и старое горе. Помните, что нам полковник о ее погибшей семье рассказывал?

Двойняшки затянули в один голос:

– А-а-а, тогда понятно.

– Она в последнее время, видимо, в нас кого-то опознала, – предположила Вера.

– На кого-то мы очень похожи, – добавила ее младшая сестричка.

– Поэтому она решила с нами помириться и взять над нами опекунство, – резюмировала лидер троицы подруг. – Тогда мне становятся понятны ее намеки о каких-то сокровищах, некой семейственности и таинственных катакомбах. Скорее всего, Апаша знает места сокрытия либо старых кладов, либо еще чего очень ценного. Вот и взяла нас если уж не в долю, то как помощниц. И скорее всего, относится она теперь к нам как к дальним родственницам, а то и племянницам.

Катерина, больше всего обожавшая танцы, приключенческие фильмы и литературу и начитавшаяся о большой и закулисной дипломатии, вдруг напряглась невероятно:

– Слушайте! А вдруг она нас так коварно подставить решила?

– В смысле?

– Что, не знаете, как это делается во всех романах и фильмах? Отрицательный герой собирает команду якобы истинных соратников, которые ему безгранично верят, и отправляется за сокровищами. Находят клад, доставляют его к большой дороге, и уже там коварный предатель убивает своих соратников и преспокойно движется дальше к славе и богатству.

Наступила продолжительная пауза. Но если Вера смотрела на свою сестру расширенными от изумления и понимания глазами, то Мария, уловив суть подозрений, раздраженно зафыркала и зашипела:

– Совсем ничего не соображаешь?! Да зуава сама в любом месте прорвется и любое количество сокровищ на себе вытащит! Ей от нас помощи в этом деле – только лишняя головная боль. И вообще, если уж совсем ей настолько не доверять, то лучше сразу сказать, что нам ничего не надо и мы возвращаемся в крепость!

– Ну и чего ты, Машка, так расшумелась? – стала увещевать Вера подружку. – В любом случае подставить нас будет трудно. Да и поискать сокровища – мы ведь всю жизнь о таком приключении мечтали! Просто я хотела предупредить: все-таки до самого конца расслабляться не стоит. Пусть хоть одна маленькая капелька настороженности и оглядки у нас в отношениях с Грозовой останется. А?

Первой ответила Катерина:

– Ну ты, Верунчик, и голова. Тебя послушать – настоящий дипломат, лучше меня стала разбираться.

– Закрой ротик, младшенькая, – огрызнулась Вера. – И всегда с почтением и вниманием слушай старшую сестру.

– Ой-ой! Вот если бы ты по уму была старшая!..

– Стоп! – прекратила начинающуюся грызню между двойняшками Мария. – Обе – дуры! Но оба ваших предложения принимаются к действию. Ведем себя с Апашей как с родной теткой, но не забываем, что она может оказаться злой мачехой. Тише! Идет.

Зуава вернулась, все такая же собранная, угрюмая и непробиваемая. Хотя при внимательном рассмотрении можно было заметить слегка покрасневшие глаза, что наталкивало на мысль, что и такой каменный человек может плакать. Уселась на прежнее место и начала довольно строго:

– Дел у нас много. Так что прошу без лишних отвлекающих нежностей. Нам еще со зроаками воевать… – Но к тому времени голос у нее сел, и пришлось ей прокашляться. – Так вот, перехожу к сути стоящей перед нами задачи. Но так как время у нас еще есть, начну несколько издалека. Наш древний род когда-то был очень знаменит и обладал огромным количеством земель по обеим сторонам этого горного кряжа. Да и не только этого.

Упомянув некоторые фамилии, которые в принципе землянкам ничегошеньки не говорили, зуава стала описывать сжато как историю рода, так и перечислять огромные территории с замками, целые веси и малые городки, которыми владели славные предки Грозовой. В том числе, как она подчеркнула особо, заглядывая в глаза каждой из Ивлаевых, несколько крепостей и долин их общие предки имели под своей рукой в предгорьях Пимонских гор.

– Не может быть! – вырвалось в тот момент у Катерины.

– Может, еще как может! – хмыкнула Грозовая и продолжила рассказ: – Но суть сейчас не в утраченных землях и не в поиске наших общих родственных корней. Самые главные ценности нашего рода были утеряны именно здесь, в момент образования империи зроаков. Потому что невдалеке от этого урочища и располагался главный город нашего княжества. Людоеды знали о несметных сокровищах, поэтому в своих поисках, после короткой осады и истребления всех жителей, буквально сровняли город с землей. Сейчас там даже фундаментов зданий нельзя рассмотреть. Но ничего эти аспиды так и не отыскали. На поле боя тогда в основном пали и все наши славные предки. А так как ни единого письменного указания про тайники или подвалы оставлено не было, мой отец предпринял самостоятельные попытки догадаться, куда и как могли быть спрятаны сокровища. И обратил внимание в одной из семейных летописей на бесспорное утверждение: между двумя сторонами горного хребта имелось не просто пешее сообщение, а даже на гужевом транспорте. Сообщение совершалось втайне от всего мира и служило только нашему роду. То есть по некоему тоннелю могла вполне свободно проехать телега или внушительная повозка. Но время прошло…

Повисшую паузу оборвала своим предположением старшая Ивлаева:

– Землетрясения могли давно завалить тоннель по всей длине.

Зуава на это досадливо скривилась:

– Не бывает здесь землетрясений.

– А как же при штурме Леди стены завалились?

– Причина проста: собрались трехщитные и устроили какую-то магическую напасть. Кстати, и сейчас они наверняка готовятся к чему-то подобному. И наша вторая задача после поиска сокровищ, вернее даже первая, – это отыскать-таки проход на ту сторону. Из него, как упоминается в той же летописи, имеется непосредственный выход прямо на неприступный гребень этого горного массива. В таком случае мы сможем зайти людоедам в тыл по траверсе и организовать лавину на лагерь людоедов. Только таким неожиданным ударом можно уничтожить их самых великих магов. Ну а попутно и поискать принадлежащие нам по праву древние реликвии и драгоценности нашего рода.

Мария переглянулась с двойняшками и высказала общее мнение:

– Апаша, нам там ничего не принадлежит, и мы ни на что чужое не претендуем. Но поможем во всем с удовольствием. Ну а если удастся еще при этом и трехщитных зроаков уничтожить, тогда мы вообще все свои клятвы и обеты будем считать выполненными.

– Только как к ним подобраться? – удивилась Катерина. – Мы ведь сами от Суграптской долины поднимались, каждый метр тех скал помним и каждое дерево, если туда с тыла и ударить, то все равно до цели мы никак не достанем. И что нам даст проход по гребню вершин?

Зуава усмехнулась:

– Ты, наверное, уже забыла, какую мы неслабую лавину устроили на зроаков? А помнишь, что еще и выше, почти возле самой Леди, собирались совершить нечто подобное?

– Помню. Но мы отказались от этого, потому что лавина сыпанула бы практически перед самой крепостью, а организаторы не успели бы спуститься низ. Вот Олкаф Дроон и не стал рисковать напрасно даже парой добровольцев.

– Вот именно! Теперь вспомни, где зроаки построили свой лагерь и огромную стену против неожиданного рейда из крепости? Как раз на том самом месте, куда и можно направить главный удар камнепада. А теперь представь, что мы пройдем по гребню скал, выйдем гораздо выше и удобнее для выбора удара, устроим лавину, а потом по той же траверсе обратно и отойдем. Опять-таки, если удастся отыскать вход в катакомбы или вход в тоннель.

– Но ты ведь раньше наверняка уже искала? – стала выпытывать Мария.

– Еще как искала! – бросила в сердцах зуава. – Но одно дело – делать это самой, с опаской и оглядкой, без всякого желания наводить посторонних на сокровища нашего рода, и другое дело – с вами. К тому же мне кажется, вы девчонки явно везучие, с вами нам наверняка улыбнется удача.

– Хорошо бы. Но мы еще раз хотим напомнить, что ни на что не претендуем.

– А вот это позволь уже мне решать! – резко осадила воительница скромничающих Ивлаевых. – Как старшей по всем статьям и более опытной! Одно дело – если мы просто однополчане, а совсем иное – когда… – Она не договорила и резко перешла на другую тему: – И еще две важные детали, запомните! Первая: земли нашего древнего рода, которые с этой и с той стороны гор, до сих пор принадлежат Грозовым. И даже царь Ивиан Холмский не посмел раздать их в баронские владения новым хозяевам или под ленные наделы. Я постоянно о себе напоминаю, а с последними посыльными успела отправить свое завещание на все эти земли в столицу Леснавского. В нем я указала вас троих как своих наследниц. Помимо этого, при окончательном распределении баронских наделов между нашими однополчанами я буду иметь право выбирать соседей, так что наши общие земли теперь легко потянут на маркграфство, а то и на экс-герцогство. И мы сами в итоге можем посадить в поселках до пятидесяти новых баронов. И это только с этой стороны.

Трио Ивлаевых выслушало новость о своих неожиданных титулярных перспективах с такими изумленными лицами, что зуава весело рассмеялась:

– Или вы думали, я разрешу вокруг себя отдать земли в руки посторонних? Ха! О том, что здесь мое и как я этим воспользуюсь, пока даже полковник с майором не знают. Только в царской канцелярии…

– Но ведь ты нас совсем не знаешь! – изумилась вслух Мария. – Да и род наш. Вдруг здесь какая-то ошибка?

– Наша кровь сразу чувствуется! И вы подтвердили наше родство своим достойным поведением. Так что спор на эту тему даже начинать не хочу. Примите просто право наследования как данность и знайте, что защищаете не просто все человечество от зроаков, но и свои личные земли, которые раз в сто больше ваших суммарных баронских наделов.

Сделав паузу, Грозовая продолжила:

– И второе: здесь водятся крысы-пилап, носительницы первого щита. Редко, мало, но водятся. Так что пора уже и вам как свои физические силы увеличивать, так и силу магическую приобретать.

Сразу у всех девушек в голове закрутились разные предположения, и чуть ли не одновременно посыпались вопросы:

– А ты знаешь, как они выглядят?

– Как их ловить?

– И как забрать щит?

– Наверняка ты тоже носительница первого щита?

Апаша покровительственно улыбнулась:

– Понятное дело, мало кто об этом даже догадывается, но уж я для себя однажды времени не пожалела, рискнула с поиском и не прогадала. Иначе как бы я ходила в разведку с Дрооном да видела в полной темноте? А будучи обладательницей первого щита, я и в чернильной ночи что-то могу рассмотреть, и ловкость больше, и выносливость выше, и периоды восстановления у меня гораздо короче, чем у остальных. Да что я рассказываю, сами знаете.

Землянки так до сих пор ничего толком и не знали, но дружно кивнули головами. Хотя тут же Катя решила похвастаться:

– А мы и так в темноте можем что-то рассмотреть.

Зуава озадаченно наморщила лоб:

– Вот и мне это показалось странным. Олкаф мне рассказывал, но до сих пор поверить не могу. Может, вы уже первый щит имеете? В нашем роду такое практиковалось: детям скармливали участок тела крысы под гипнозом, чтобы они это не помнили и для лучшего приживления в желудке. Ну а потом год излишней худобы и плохого состояния сваливали на стремительный рост и некоторые болезни. И только при совершеннолетии, когда мужчина или женщина обретали истинное совершенство и явно выделялись среди своих сверстников, им раскрывали тайну их крепкого здоровья и повышенных возможностей.

Двойняшки из этой речи в первую очередь уловили лишь самое противное для себя.

– Скармливали участок тела?! – пискнула Вера, и ей вторила Катерина:

– Год излишней худобы?!

После чего обе замерли под гневным взглядом Марии, которая попыталась загладить явную оплошность своих подружек:

– В Пимонских горах крысы-пилап уже пропали много сотен лет назад. Поэтому даже истинная правда о них у нас давно смешалась со сказками и мифами, мы много чего не знаем толком, а что слышали – слишком приукрашено и перекручено.

– А-а-а, – с пониманием выдохнула Апаша. – То-то я гляжу, вы вообще ничего толком о крысах не знаете. Смотрите…

После чего достала уголек и стала рисовать на скале изображения зверька в нескольких его положениях. Дивно было смотреть, как руки, могущие убить ударом кулака, чудесным образом создают удивительный, словно живой образ довольно невзрачной, скорее даже противной на вид крысы. От земных собратьев этого зверька отличали более округлые формы, толстые лапы и очень короткий хвост.

– Ого! – вырвалось у Веры, которая больше всех в трио разбиралась в архитектуре и живописи. – Как здорово рисунок получается.

– Так я это… – несколько смутилась зуава, – в молодости художницей была.

Дальше она прокашлялась и деловито стала рисовать методы разреза крысы и способы выкройки того самого вожделенного кусочка, который в принципе и назывался первым щитом. Охотнику достаточно словить или подстрелить крысу-пилап, снять у нее вместе с кожицей щит со спины и хорошенько вымыть в нескольких водах. После чего кожа срезается или сама отслаивается, а щит следует прилепить себе на любой выбранный участок тела. Если он прирастает, человек становится посвященным первого уровня. После чего должен совершенствоваться, обучаться и уже с новыми знаниями получать второй щит, который произрастает в некотором роде из первого и дает умение держать оборону от магических атак.

Так же обстоятельно Апаша объяснила, как и насколько следует щит лепить на кожу; затем, если нет возможности его прирастить, как проглотить; сколько часов следует носить на себе, если щит отторгает первого хозяина, и как его передать следующему хозяину. Отдельно пояснила, что проглатывать щиты могут либо дети под гипнозом, либо лишь те, кто инициировал музыку, прикоснувшись к Лобному камню в Сияющем кургане, или, иначе, в Пантеоне. Если человек не кандидат в хранители Пантеона и у него щит не прирастает к телу, он тоже может рискнуть и все равно проглотить, но в таком случае выживает только один из десятка. Самой зуаве пришлось в свое время проглотить, и она чудом выжила, перенеся страшные муки и боли. При этом инструктировании Грозовая не слишком присматривалась к девчонкам, которые кривились, морщились от отвращения и порой вздрагивали от подробных объяснений. А когда все-таки присмотрелась, то искренне была поражена:

– Не поняла! Чего это вы так кривитесь?

Пока двойняшки старались сдержать тошноту, ответила лидер троицы:

– Да вот думаем: а зачем нам, собственно, этот щит? Мы ведь в полной темноте можем рассмотреть врага, а сил и выносливости у нас больше, чем у кого бы то ни было.

Опытная, прославленная воительница стала краснеть от гнева:

– Что за глупые разговоры? Чего это вы о себе возомнили? Да любой нормальный человек, а уж тем более сражающийся с аспидами рода человеческого просто обязан укреплять свое тело всеми возможными способами! Думаете, коль вам до этой поры везло, то и дальше победы будут даваться легко и с наскока? А фигушки! Да только пару раз схлестнетесь со зроаками в рукопашной – сразу меня поймете! – И уже с издевкой, с едким сарказмом добавила: – Смотрите на них! Кривятся они!

Катерина сообразила, что надо возразить в ответ:

– А как же самочувствие? Целый год мы будем тощими, слабыми, с приступами тошноты и аллергии. Какие могут быть сражения при этом?

– Ха! Как ни странно, даже похудев и с плохим самочувствием, но вы будете сражаться гораздо лучше, интенсивнее и результативнее. Состояние срастания со щитом ни в коем случае не влияет плохо на запал боя и движения человека в экстренных ситуациях. Проверено, доказано, обосновано.

– Но Дроон говорил, что мы и так…

– Мне плевать, что вам говорил Олкаф и кем считаете вы себя сами! Если у вас имеются некие врожденные способности, то это не значит, что шанс их удвоить надо игнорировать по причине неуместной брезгливости. Поэтому еще раз и очень жестко настаиваю: следить в оба и, как только появляется возможность, прикладывать все силы для поимки крысы-пилап. Во времена моей трагической молодости многие представители рода Грозовых могли бы и выжить в жестоких поединках, уйти от погони или раньше убить своих врагов – будь они носителями первого щита. А тоже, как и вы, все считали себя непобедимыми. Как итог: у меня теперь никого нет, кроме вас. Так что прекращаем всякие споры на эту тему и приступаем к поискам древнего прохода.

Трио Ивлаевых синхронно вздохнуло, но спорить с Апашой, возомнившей себя их опекуншей и главой рода, не стали. Хотя каждая про себя подумала примерно одинаково: «Если эти крыски такая уж большая редкость, то и нам они вряд ли попадутся. Так зачем ругаться на эту тему заранее?»

Зуава тем временем достала ветхую, удивительно как не расползшуюся от времени карту, бережно разложила ее на валуне и одним только строгим взглядом поманила девушек ближе.

– В прошлый раз, будучи здесь несколько лет назад, я успела исследовать вот этот край горного кряжа. – Она пальцем водила над картой, обозначая квадраты прошлых поисков. – Теперь мы начнем вот с этой точки. Здесь скала в виде орлиного клюва, чуть поднимемся по урочищу и ее увидим. От скалы начинаем продвигаться влево, исследуя каждую щель, расселину или отнорок. Прежде чем куда-то заползти, ждем появления остальных и четко показываем свое направление и пространство поиска. Если ход простирается слишком далеко или превращается в лабиринт, помечаем знаками все повороты, перекрестки и возвращаемся наружу после продвижения по времени не более чем десять минут. Подобные места следует исследовать в одной команде.

– Мы видели горных шакалов, – напомнила Катерина, – а Олкаф упоминал про каких-то медведей.

– Насчет медведей, – улыбнулась Апаша, – так это я сама слухи давно и упорно распространяю: меньше будет желающих соваться в пещеры. Медведи дальше к югу есть, в лесах в центре Ничейных земель их полно. А вот с шакалами советую вести себя очень осторожно. Они на людей нападают редко, но если вдруг нарветесь на их обитель, то, не вступая в схватку, лучше сразу отступить. Как правило, они не преследуют человека, а остаются и дальше на своей территории. Но если их долго дразнить или начать убивать у самой норы с детенышами, то они издают вой призыва, на который может сбежаться целая стая иных, обезумевших от злости шакалов. Вот тогда и самый умелый воин будет не в силах совладать с зубастой и когтистой сворой. Да и мы все четверо можем не справиться.

Напоследок зуава подробно пояснила все самые эффектные удары против шакалов и даже медведей, посоветовала не бить хищников факелом, а стараться просто ослепить. Иначе при ударе огонь погаснет, и человек, если он один, оказавшись в полной темноте, становится легкой добычей даже пары-тройки шакалов.

Коней оставили в пустынном, но довольно удобном гроте в самом конце урочища. Главное, что тех теперь нельзя было обнаружить с воздуха, ведь появление здесь кречей-разведчиков могло оказаться самым опасным и нежелательным для квартета. Тогда как от мелкой напасти и даже более крупного хищника боевые красавцы керьюги и сами вполне могли отбиться копытами. Конь зуавы, более огромный и массивный, вообще имел боевой опыт более пяти лет и со своей хитростью и сообразительностью мог не только с неосторожным человеком справиться, но и со зроаком. По крайней мере, так утверждала его хозяйка. Пристяжные лошади, груженные овсом и массой иного полезного для лазания по скалам имущества, были поставлены в самую глубину грота. И только затем все четыре искательницы сокровищ двинулись на поиски вожделенного прохода.

Понятное дело, что девушки, по своей молодости и наивности, рассчитывали добиться успеха если не в первой найденной щели, то уж во втором проходе или в третьей пещерке точно. Но ничего, кроме нескольких бескровных встреч с одиночными шакалами, не произошло. Зато намучились изрядно, вывалялись в пыли, взмокли, растрепали несколько прически, и теперь волосы непокорно выбивались из-под беретов.

Поэтому когда через четыре часа продвинулись несколько севернее, поставили коней в новом гроте и устроили себе обед, Апаша своих нечаянных родственниц решила подбодрить:

– Ну и чего вы такие хмурые и кислые? Мне тут пришлось два дня на коленках ползать при поисках, а мы сейчас то же самое пространство обыскали всего лишь за несколько часов.

– И никакого толка! – в сердцах воскликнула Катерина.

– Только вымотались и стали похожи на шахтеров, – проворчала Вера.

Им вторила Мария, отстраненно пытаясь размять в руках полоску жесткого вяленого мяса:

– Точно! Если кто нас увидит, испугается больше, чем медведей. И вообще, вдруг прохода никогда не было, а легенду про сокровища кто-то выдумал?

Зуава осуждающе покачала головой:

– Поражаюсь! Мы на таком ответственном деле, а они думают о своей внешности и соблазнительности! Вот детство у вас еще играет!.. Малышки мои, сокровища есть, не сомневайтесь. И когда на вас будет одно из древних колье нашего рода, то вас любой признает поцарницей, будь вы при этом хоть три года немытые.

Все три Ивлаевы на такое сравнение только недовольно замычали с набитыми ртами, потому что мясо жевалось очень трудно, а выплюнуть его было жалко. В то, что они в любом случае выглядят не хуже поцарниц, как в этом мире называли принцесс, они и так верили. Но сама мысль долго оставаться без мытья и сравнение с малышками возмущали их до глубины души. Только вроде помирились с Грозовой, а она уже присвоила себе право считать их младшими, полностью подчиненными по праву старшинства в семье.

Апаша мычание поняла правильно, сразу постаравшись сделать свой тон просительным и чисто дружеским:

– Ладно, это я вас так только наедине назвала, не дуйтесь. К вечеру, перед ночевкой, в ручье ополоснемся. Но сейчас очень прошу не расслабляться и искать с утроенным вниманием. Поверьте мне: и проход должен быть, и сокровища не могли испариться на небо. Да и не столько сокровища сейчас важны, как Ледь удержать важно. Если зроаки какую каверзу устроить успеют, то почитай и все Борнавские долины мы удержать не сможем. Ну и наши земли баронские, если не сказать целого княжества, опять станут безжизненными.

Реальные титулы баронесс и наличие земель, сопоставимых по величине с герцогствами и великими княжествами, привлекали землянок гораздо больше, чем какие-то сокровища. Пока никто вроде не догадывался о том, что они явные самозванки и никакого древнего рода Ивлаевых в Пимонских горах не существовало в помине. Другое дело, что совесть их начинала грызть и мучить все больше и больше. Ведь желание выдать себя за знатную особу, для того чтобы не мыть котлы, – это одно, и совсем иное – чтобы подобным способом обмануть грозную воительницу и набиться к ней в наследницы. Здесь чувствовалась явно страшная ошибка: зуава приняла их за своих дальних родственниц, а этого просто не могло быть. Ведь трио явилось сюда из иного мира, ни о каком единении по крови не шло и речи.

Но как ей сказать об этом? И делать ли это прямо сейчас? Да и что это даст, кроме ненужной конфронтации, вражды, а то и немедленного возобновления уже отложенной дуэли?

Вопросы беспокоили землянок настолько сильно, что, когда Апаша отошла «в кустики», двойняшки набросились с укорами на лидера девичьей компании:

– Ну и чего ты молчишь?!

– Или это мы должны говорить ей про ошибку?!

Мария применила самый действенный прием, пресекающий непослушание чуть ли не с самого детства. Показала кулак и шикнула:

– Цыц! И слушайте внимательно: понятное дело, что и от сокровищ, и от земель мы откажемся в любом случае. Иначе, когда вскроется наш глупый обман, нас не просто повесят или казнят, а выгонят под разделочные ножи зроаков. Но сейчас все равно лучше промолчать по многим причинам: и дуэль, а то и банальная драка может начаться, и товарищам в Леди не поможем, да и возможность еще как следует попортить шкуры людоедам пропадет. А за Борьку мы еще как следует не отомстили. Поэтому работаем и роем носом землю. Понятно?!

Кажется, подруги не совсем были согласны с таким положением дел, но спорить не стали. Сработала все-таки вбитая с детства привычка подчиняться лидеру во всем. А тут и Грозовая вернулась:

– Ну что, обсудили меня, толстокожую и бессердечную?

Но говорила она это с легким прищуром глаз и с материнскими нотками в голосе. За такие нотки и прищур можно было не только все прощать, но и самой пошутить в ответ. Что и сделала Катерина.

– Обсудили. И пришли к выводу, что мы такие же злобные мегеры. Значит, если не по крови, то уж по характеру мы точно родственные души. Тем более души отдохнувшие. Так что не пора ли нам заканчивать обед?

– Правильно. – Зуава замялась, пытаясь в который уже раз безуспешно вспомнить различия между двойняшками и определить, кто из них кто. – Вера?..

– Катя!

– Извини. Вот уж напасть, никак не могу отыскать отличий! Я ведь как носительница первого щита просто обязана это сделать! Неужели вас никто не может отличить?

– Я могу, – не подумав, ляпнула Мария и тут же смутилась под парой совершенно одинаковых иронических взглядов. – Не всегда, конечно. Зато наш дальний родственник Борис их словно свои руки друг от друга отличает.

– Трехщитный? – подивилась Апаша.

– Да нет. – Девушка печально вздохнула, а потом-таки решилась и продолжила: – Он вообще инвалид, из-за травмы и вырасти не смог, потому и выглядел как мальчик-подросток. По той же причине его и выкрали кречи в Рушатроне. Вот мы как раз за него и подались мстить зроакам и выполняем теперь данные обеты.

– Понятно.

Судя по тому, как Грозовая, не сдержавшись, коснулась указательными пальцами висков, этот знак соболезнования данного мира показывал ее твердую уверенность в гибели несчастного парня. Да и любой человек знал: судьба похищенных детей ужасна, и спасались лишь считаные единицы. И то лишь в том случае, если кречи делали короткую посадку для отдыха прямо возле засады.

– Ладно! После ужина расскажете, кто не уберег парня, а сейчас – за работу!

И все четыре искательницы сокровищ подались в новый сектор поисков.

Глава пятая

Что со мной?

Несмотря на свою старость и кажущуюся дряхлость, братья погоревшего монастыря умудрились расположиться у себя на биваке довольно уютно и основательно. И при этом все восемь старцев ни одной минуты не пребывали в покое. Даже присутствуя во время беседы или стоя в наружном дозоре, они продолжали что-то строгать, выравнивать, подтачивать, притирать или шлифовать. И фактически любая поделка получалась в их руках так, словно над ней работал истинный профессионал своего дела.

Патриарх, которого звучно звали Ястреб Фрейни, встретил нас с улыбкой на тонких губах и легким румянцем на просвечивающихся, пергаментных щеках:

– А вот и наши добры молодцы пожаловали! Чем сегодня отличились?

Видно было по сравнению со вчерашним днем, что Ястреб Фрейни уже восстановил свои старческие, но все-таки немалые силы обладателя трех щитов и теперь не прочь балагурить, делиться опытом, проводить обследования и даже опять уничтожить любого зарвавшегося зроака или наглого кречи. Потому что все от того же мягуна вряд ли смогут защититься или увернуться даже обладатели двух щитов.

За нас обоих ответил мой товарищ:

– Сегодня, как и в остальные дни, мы только тем и отличаемся, что ищем дополнительные источники пропитания. Поэтому с радостью ходим в гости, что на завтрак, что на ужин. Следовательно, пунктуальность, – он многозначительно посмотрел на плоский камень рядом с патриархом, который монахи накрыли вместо стола, косясь при этом на меня и потирая ладони, – наше главное отличительное кредо на сегодня.

– Заметно. Опаздывать вы не любите. Да и я на ужин вас еле дождался, томя себя голодом, братья-то давно поели уже. Присаживайтесь, добры молодцы.

Во мне всколыхнулись укоры совести, потому что я заподозрил старца в обмане. Вряд ли остальные восемь монахов успели поужинать так рано, еще ведь даже темнеть не начало, но, видимо, нас смущать не хотели, а зная мой зверский аппетит, вообще стали разбредаться по лагерю, поделив между собой обязанности. Трое отправились к реке ловить рыбу, пара с луками поспешила к рощице рубить и собирать древесину для костров, остальные тоже без дела не оставались.

По логике вещей, на моем месте следовало вести себя скромнее, не налегать на еду и помнить, что у монахов самих может быть продовольствия впритык. Но как только я уселся за импровизированный стол, руки стали жить отдельной от разума жизнью и все, что из съестного находилось в их досягаемости, стали тянуть в рот. Даже если что-то эти беспардонные руки не доставали, тут же нагло вырывали из-под контроля разума тело и заставляли его наклоняться над столом в нужную сторону. То есть для адекватного участия в беседе мне следовало вначале как следует заморить моего взбешенного червячка, вернее – огромного питона, который уже давно поселился у меня во внутренностях. Понятное дело, что я успевал и к разговору прислушиваться и даже участвовать в нем, но вначале он велся в основном между патриархом и Леонидом.

– Как тебе наш подарок, Чарли? – поинтересовался старец, присматриваясь к лицу моего друга. – Научился пользоваться?

– Как видите! Жаль, у нас нормального зеркала нет, а маленькое все время занято. – (Это он к тому, что мне ведь надо было учиться отрабатывать мимику моего нового, выздоравливающего и растущего лица!) – Так что я даже не знаю, как и чем вас отблагодарить за такой подарок! – После чего он демонстративно глянул на меня, потом на стол и задумчиво наморщился. – Разве что больше не приводить Михаила к вам в гости.

– Ну что ты, что ты! – И взмах сухонькой ладошки в мою сторону: – Не слушай его, Миха! Угощайся чем тебе нравится.

Мне нравилось все, поэтому застывшие после невероятного усилия воли руки вновь замелькали со скоростью мельницы под ураганным ветром. А может, со стороны я смотрелся как ловкий пройдоха-наперсточник, только те прятали горошинку под одной из трех посудин, а я выгребал из посудин все до зеркального блеска. Даже ужимки и ерничество моего друга меня нисколько в дальнейшем не останавливали и не смущали.

Тот это понял, осторожными прикосновениями пальцев притронулся к маске на своем лице и пробормотал:

– Никогда бы не подумал, что такое возможно: я ее совершенно не чувствую.

– Вот и отлично. Теперь тебе даже после получения первого щита не придется ждать целый год до своего выздоровления.

И опять мэтр клоунады покосился на меня с опаской:

– Если я тоже стану таким прожорливым, то, наверное, обойдусь без всякого щита. Я ведь не умею так быстро и много жевать, обязательно подавлюсь.

Рот у меня оказался как раз наполнен плохо жующейся кониной, поэтому я только угрожающе промычал что-то и помахал указательным пальцем. Мол, куда ты денешься с этого пути на Голгофу!

Но монашеский патриарх, стараясь не смущать меня пронзающим взглядом и как бы беседуя только с моим помощником, сам озабоченно покачал головой:

– Вообще-то подобный аппетит – это нечто из ряда вон выходящее. Если мне не изменяет память, то ни единого подобного случая в истории не упоминается. Всегда и везде симптомы приживления и ассимиляции щита, как на теле разумного существа, так и в его желудке, сопровождается худобой, потерей аппетита, шелушением кожи, рыхлостью ногтей, выпадением волос и даже зубов…

Наверное, моя замершая на мгновение физиономия со стороны смотрелась весьма комично, потому что Леонид стал давиться смехом и перешел на шепот, который только и мог его удержать от заразительного, даже для него самого, хохота:

– Его зубам выпадать некогда, они все время заняты.

Даже патриарх на это как-то странно хрюкнул, то ли веселясь, то ли осуждая такое неэкономное использование жевательного органа. Дальше его речь звучала, словно рассуждения с самим собой:

– Но больше всего поражает эта невероятная скорость восстановления, обновления и выздоровления организма. Подобный рост должен был растянуться на все восемь лутеней [1], и два оставшихся лутеня – на постепенное избавление от худобы. Конечно, некоторые исцеления тоже проходили довольно быстро, свидетельств этому полно, да только в тех случаях речь шла про старые шрамы, больные почки или печень, поврежденные сухожилия или оставшуюся после ранения хромоту. В крайнем случае отращивание утерянного уха или отрезанного в детстве пальца. Но чтобы всего за месяц из маленького подростка, которого кречи приняли за ребенка, вымахал эдакий внушительный молодец… В голове не укладывается.

Продолжая интенсивно жевать, я в ответ лишь скорбно закивал. Мол, сам ничего не понимаю. Тогда как старец, посмотрев на меня сочувственно, словно на некое неизвестное этому миру животное, стал выпытывать у моего товарища подробности моего обретения первого щита.

– Вчера я был еще слаб, поэтому не поинтересовался деталями приобретения щита. Ты в курсе, как это происходило?

У нас на такой случай была оговорена единая версия событий, которую я собирался преподнести трехщитным во время своего обследования. Признаваться, что в меня насильно впихнули сразу три (!) первых щита только по той причине, чтобы они не достались зроакам, мне казалось почему-то делом постыдным и неприятным. Поэтому мы оставили при обсуждениях саму суть и закамуфлировали ее полуправдой и капелькой наших фантазий. Что и пересказал Леонид под моим одобряющим взглядом.

– Дело в том, что когда Михаил был еще этим… хм… ну, низенького роста и вознамерился стать обладателем лоскутка кожи крысы-пилап, у него при себе была просто огромная сумма денег. Вот слишком ушлые продавцы-охотники этим и воспользовались. У них как раз получилась некая нехватка времени, и они решили обманом всучить слабому и глупому… – Мои глаза расширились от справедливого негодования, и друг поправился: – По крайней мере, на вид глупому… недорослю сразу три первых щита, которые у них имелись. Ну и убедили неопытного виноградаря из царства Паймон проглотить все и сразу.

Наверное, стоило бы заснять глаза дедули, которые стали величиной с блюдца, но не стану же я доставать и пользоваться видеокамерой! Он, наверное, подумал, что я с детства такой всеядный и не ел только камни.

– И ты проглотил?! – прошептал он.

В тот момент рот оказался сравнительно пуст, и я, равнодушно пожав плечами, философски изрек:

– Долго болел. Очень хотелось стать большим.

Моя рука опять поднесла кусок твердого, но страшно вкусного сыра, и мой помощник продолжил витиевато излагать ход событий:

– Михаил только через несколько часов узнал, как его жестоко обманули, да только помочь ему в тот момент оказалось некому. Страшные боли его буквально свалили с ног, и только благодаря помощи посторонних людей его успели доставить к врачам и сделать невероятно интенсивное промывание желудка. Тем и спасли парня. Очнувшись, Миха пораскинул мозгами и решил, что уже ничего в желудке не осталось. Почему бы не порадоваться? Хотя денег, заработанных тяжким, непосильным трудом, ему было жаль до слез и потери сознания.

Судя по сморщенному носу великого клоуна, он только чудом сдержался от нахлынувшего смеха, вспомнив, как мы с ним в Лаповке сортировали никому не нужные монетки советских времен. Там это – почти мусор, а здесь – воистину немалое богатство. Но чтобы плакать, а уж тем более падать в обморок от потери пусть даже всего нашего запаса монеток, это еще надо было придумать такое! Вернее, это следовало родиться с таким умением издеваться. Тем более что в нашем предварительном обсуждении данной легенды ни о каких слезах и речи не шло. Но возразить я мог лишь сердито нахмуренными бровями: сыр хоть и вкусный, но в данный момент слишком уж напоминал по вязкости загустевшую смолу. Имей я вставные зубы, обязательно выпали бы!

Зато опять получилась картина маслом: Чарли Эдисон горестно морщится при упоминании жуткой финансовой утраты; я страшно на него сержусь за раскрытие такого секрета; патриарх сидит с приоткрытым ртом и быстро переводит взгляд то на меня, то на Леню, то снова на меня. Такая картина смотрелась бы в несколько раз гениальнее, чем «Охотники на привале» знаменитого художника Василия Перова.

Кое-как задавив в себе желание поржать, мой товарищ продолжил спектакль одного актера:

– Фактически уже на следующий день на бедного Михаила, как только он очнулся после промывания, напал зверь-голод. Но лишь через дней девять-десять мы догадались измерить его рост и осознали, что он растет. Вот тогда и постигли простую суть, что один щит так и не смогли врачи вымыть и он прижился в желудке. Примерно то же самое подтвердил и один двухщитный попутчик, который путешествовал вместе с нами из царства Паймон. Потом Михаил узнал о своих глупышках подругах, и мы устремились за ними в погоню к Борнавским долинам. Так что показаться знающим специалистам до сих пор не удавалось.

С минуту патриарх Фрейни сидел в прострации, переваривая информацию. Затем челюсть все-таки поднял, глаза сузил до нормальных размеров, отчего те стали сразу смотреть с подозрением, и начал планомерно засыпать моего боевого товарища каверзными вопросами:

– Вы ведь оружейники? Так при чем тут «наивный виноградарь»?

– Это я так, к слову сказал. Да и охотники, продававшие щиты, наверняка так подумали.

– И где такая продажа могла произойти?

– Можно сказать, что в самом устье Лияны.

– Откуда там взялись подобные продавцы?! Туда нереально довезти кусочки кожи!

– Так ведь кусочки никто и не вез… – лихорадочно пытался сообразить рассказчик. – Их… эти нехорошие продавцы… э-э-э… прямо с крысами привезли. Те были в клетках.

– Чушь! Крысы-пилап в неволе умирают через несколько часов!

– Может, охотники что и приврали. – С неподражаемым артистизмом Леонид вздохнул. – Тем более что они и в остальном обманули покупателя-калеку.

– Да таких надо преследовать и судить без всякой скидки на их рисковую работу, – негодовал старец, раскрасневшись еще больше. – А что за врачи промывали желудок?

– Мой друг понятия не имеет. Какой-то небольшой городок на самом берегу.

– И как именно промывали? Какими средствами?

– Увы! Михаил оставался все то время без сознания. Он, как очнулся, сразу отправился в путь, потому что я его ждал на Большой Дуге. И уже дальше мы на пассажирской яхте отправились в Рушатрон вместе.

Он имел в виду знаменитый изгиб великой реки, где она делала резкий поворот на северо-запад. Там стоял город, который так и назывался – Большая Дуга. Кстати, наш перевозчик по Жураве довольно хорошо обрисовал этот город, так что уличить нас во лжи было бы весьма проблематично.

Но старец не унимался:

– Что за попутчик с вами путешествовал? Как его зовут?

– Какой-то барон Мюнхгаузен, – отчитался Леонид, не моргнув глазом.

– Странно. Удивительное имя, и происходит оно, скорее всего, из Заозерья.

Вот тебе и раз! То в самой империи Моррейди никто не знает, что творится в Пимонских горах и болотистых краях за ними, а то вдруг какой-то настоятель погоревшего монастыря Леснавского царства рассуждает с уверенностью о неведомой земле. Удачно это мы успели свое место происхождения поменять! Хотя еще непонятно, насколько хорошо патриарху известно царство наивных виноградарей Паймон. Вдруг он сам оттуда родом?!

– А зачем он плыл в столицу Моррейди и кем или где служит?

– Вот этого он нам не рассказал, – посетовал Леня. – Да и не до того как-то было: на друга зверь-голод напал, а я слишком выпивкой увлекся.

– То есть средства у вас еще оставались?

– Ха! Так ведь Михаил мастер-оружейник! Для него заработок в любом порту и в любой крепости отыскать – раз плюнуть.

– Неужели? – воскликнул с невероятным скепсисом увлекшийся беседой патриарх. Но тут же опомнился, припомнив, с какой легкостью и с помощью какого дивного оружия мы покончили с диверсионной группой людоедов. – Кхе-кхе. Оно и понятно. Никто не сомневается. Кстати, Мирослав, старый ветеран-пограничник, приходил и очень вами интересовался. Особенно вашим уникальным оружием, которым вы не только зроаков убили, но и кречей на землю сшибли. Чего скрывать, и мне бы очень хотелось эти ваши пики в руках подержать, осмотреть. Ну и то, другое «нечто», которым вы зловонных летунов сбили.

К тому времени мой голод оказался загнан в угол переполненным желудком и несколько смирен разумом, вновь вернувшим себе управление руками. Поэтому и я вступил в беседу, приходя на помощь моему товарищу:

– А что, неужели все мастера-оружейники вот так запросто делятся со всеми своими новинками и секретами?

– Так ведь для общей победы, должно быть, не жалко.

– А если это пока только опытные образцы, проходящие боевые испытания? И как они будут смотреться, примененные зроаками против людей? Вот! Потому мы не слишком о нем распространяемся. А кроме нас, им никто и пользоваться не сможет.

Глаза дедули заблестели молодецким, боевым азартом:

– Вдруг я тоже могу вам помощь в создании оружия оказать? Знали бы вы мой опыт и мои приключения в молодости! Так что мне непонятно, почему такая скрытность? Вы мне не доверяете?

– Верим. И даже покажем наши… к примеру, пики вблизи, – неожиданно для старца ответил я. – Если сможешь сделать подобное сам – покажу и объясню остальное. Договорились?

– Согласен! – выпалил седовласый старец, уже предвкушая удовольствия от познания доставшихся ему секретов.

Без всякой просьбы с моей стороны Леонид поспешил к нашему биваку, где под внутренней стеной грота, прямо возле торб с овсом и конских морд, лежали как наши арбалеты, так и новое оружие, состряпанное нами во время плавания по реке Журава. Благо что в лагере всё рядом и под рукой, и уже через две минуты Леонид вернулся с пикой, которая покоилась в плотном чехле. Но прежде чем достать новинку на свет, я продолжил беседу о том, что меня сильно беспокоило: о собственном здоровье:

– Так что со мной не так? Можешь ли ты, уважаемый Ястреб Фрейни, меня толком осмотреть? Почему я так много ем и долго ли это будет продолжаться?

Во время короткой паузы наш дедуля сразу понял, что я хочу выжать из него как можно больше только за возможность прикоснуться к тайне неизвестного для него оружия. Но обещать мне слишком много не стал по простой причине.

– Еще лет десять назад легко мог бы осмотреть все твои внутренности и выявить любые патологии или несоответствия. Но в первый день я не прибеднялся, говоря лишь об осьмушке оставшихся у меня сил, так что толку от моих попыток тебя осмотреть будет ничтожно мало. Мало того, мне придется сидеть над тобой в медитации почти всю ночь, а потом восстанавливаться еще дольше, чем после создания мягуна. Как ты думаешь, оно того стоит?

– Ха! Мне мое здоровье всего дороже. Тем более что сильно меня беспокоит.

– Чем? – вопрошал патриарх. – Лишним обжорством? Да по большому счету тебе сопутствовала редкостная удача: имелись случаи, когда желающие усилиться носители просто клеили на тело сразу два первых щита и умирали в страшных мучениях. Не помогали даже отторжения конечностей, на которые щиты были наклеены. А ты их проглотил! Только вдумайся в этот абсурд! Тебя к концу первых суток просто должно было разорвать на части, словно кожаный мех с забродившим вином. То, что глупые врачи сумели сделать банальным промыванием желудка, вообще не поддается моему пониманию. Первый щит даже с ладони или пятки смыть нельзя, если он прирос и пищит от ярости, и я поражаюсь, как это сразу два (!) вытолкнули наружу из твоих внутренностей!

– Наверное, самый первый лоскуток успел закрепиться раньше и вытолкал остальные, – предположил я утвердительно-вопросительным тоном. – А может, особое лекарство при промывании применили? Мне та больница показалась неким сосредоточием магии, тайны и полигоном для испытания новых средств, – врал я с самозабвением. – Даже некая услышанная фраза припоминается, словно в бреду: «Неважно, если он умрет, первое испытание проведено успешно!»

– Куда ж тебя так попасть угораздило?! – возмущался старец. Хотя тут же мотнул седой бородой и продолжил прежнюю тему: – Так вот, раз тебе настолько невероятно повезло, то на этом фоне излишний аппетит и невероятный обмен веществ в твоем теле – это не слишком уж большая плата за спасение. Скорее всего, и это тебе пошло на пользу: вон в какого молодца превратился за такое короткое время. Ну и сам подумай, что хуже для воина: непомерное обжорство или рвотные позывы при виде любой пищи?

На такой неуместный вопрос у меня пропал дар речи, вырвалось возмущенное мычание, а руки вновь стали непослушными, потянувшись за куском прокопченной в специях конины.

Зато отозвался сильно озабоченный, официально числящийся моим помощником Чарли Эдисон:

– Как говорят у нас в царстве Паймон, такого воина легче убить, чем прокормить. Мало того, у меня есть подозрения, что он не остановится в росте никогда. И что тогда случится? Он станет как гора, а пищи будет поглощать – три горы. Его никакие крестьяне не прокормят и попросту отравят в один из прекрасных дней, напоив прокисшим молоком и соленой селедкой.

– Э-э! Ты чего?! – промычал я с возмущением. При этом, заглатывая мясо, чуть не подавился от спешки. – Я не хочу больше расти!

– Да кто тебя спрашивать будет? Я займу твою должность техника-оружейника, а ты отправишься пешком в столицу Гадуни и там просто перетопчешь всех людоедов своими ножками. Кречей будешь сбивать, словно моль, хлопая ладошами. А вместо дубины у тебя будет ствол самого громадного дерева этого континента. Кстати, где растут самые высокие деревья?

– Среди Гайшерских гор, – не задумываясь ответил Ястреб Фрейни, уже к тому времени осознавший, что два молодых и отчаянных молодца просто дурачатся между собой. – И если ты станешь великаном, то сам туда сбегаешь за несколькими дубинками для себя. Но это когда еще будет. Ты лучше мне свою пику покажи, обещал ведь.

– И ты обещал, – напомнил я старцу про ожидаемое мною хоть какое-то учение для обладателей первого щита. – Я тоже хочу мягуном кидаться.

– Конечно научу. Только пока трехщитным не станешь, даже тужиться не пытайся, не потянешь.

Может, он и прав был, я пока особых сил и умений в себе и от первого щита не замечал, но ведь в любом случае учиться следует всегда. Эту истину я усвоил еще при изучении компьютерных технологий и всего, что связано с электричеством и электромеханикой. Правда, я пока не понимал, как патриарх меня учить собирается и как надолго этот процесс растянется по времени.

А вот наше оружие, идея которого принадлежала Леониду, а механическое воплощение мне, Ястребу наконец-то решил показать. Вынул из чехла и протянул прямо над столом:

– Поймешь, что это такое и как действует, только рассматривая?

Вопрос на засыпку, потому что дедуля явно завис, как «тяжелая» программа на слабом компе. Да и в самом деле, пока в пазах не было стальных лезвий, сообразить, что и к чему, смог бы лишь специалист по арбалетам, духовым ружьям, современным лукам и револьверным системам. Наша пикаметатель в самом деле была сделана из толстой доски длиной под два метра и шириной чуть ли не пятнадцать сантиметров. Потому и выглядели обе как оглобли! Сколько мы из-за их внешнего, несуразного вида наслушались насмешек и издевательств, пока не догадались поместить это страшилище гениальной инженерной мысли в чехол из плотной дерюги.

Идея и в самом деле была проста, талантлива, и родилась она после того, как я в первый же день нашего плавания по Жураве поставил конкретную задачу:

– Используя имеющиеся у нас уникальные пружины из сверхпрочных сплавов, надо срочно создать нечто смешное на вид, но действенное в бою. Ибо, примени мы арбалеты, обязательно где-нибудь проколемся, засветимся, и лично за нами будет по всему континенту гоняться армия людоедов и их подлые летающие помощники.

Самое смешное в той ситуации, что уже через полчаса мой товарищ весело рассмеялся и переспросил:

– Срочно? Запросто!

И рассказал, как у них в цирке творили один весьма ловкий трюк с метанием ножей. Творил его хозяин цирка Мохнатый, красуясь своей волосатостью и накачанными бицепсами, а суть заключалась в том, что ему следовало с верхнего яруса, из-за зрителей, добросить два метательных ножа в эпицентр щита, который располагался там, где в больших цирках сидят оркестранты. Но расстояние получалось такое огромное, что не то чтобы точно попасть, а банально добросить тяжеловатый нож считалось проблематичным. Ну и кто-то из техников предложил простой выход: разработал этакий каркас из густой металлической сетки, который ради безопасности зрителей опускался вокруг метателя. Мало ли что, вдруг нож соскользнет и полетит в сторону?

Но в трубах каркаса установили пружинные метатели, которые и швыряли ножи в строго пристрелянном заранее направлении. Отблеск прожекторов, грохот барабана, широкий размах, как в бейсболе, и Мохнатый делает вид, что кидает нож, на самом деле просто роняя его себе под ноги. Зато точно такой уже яростно подрагивает в положенном для срыва оваций месте. Потом второй бросок – и вновь идеальное попадание с невероятной дистанции. Секрет зрители так и не могли раскусить, приписывая точность силе и мастерству хозяина-директора частного цирка.

Таким ножом, даже если он после попадания в доспехи окончательно разрушится, можно убить рыцаря на расстоянии сорок метров. Удар по эффективности получался невероятный. Так что оставалось нам решить проблему лишь технически. Пружины у нас имелись. Я их заказывал отцу для создания духовых ружей и новых разновидностей арбалетов. Схему устройства мы себе примерно представили сразу, как и всю компоновку зарядки, натяжения и спуска. А вот с иными трудностями местного разлива пришлось повозиться.

Хуже всего дело обстояло с трубами. Вернее, даже не так с круглой трубой, как с ее плоским, как бы сплющенным вариантом. Ну не делали тут таких труб! Не было подобных производств в Моррейди! И это при том, что в столице имелась подземная железная дорога, действующая на силе так до сих пор мне и непонятных шуйвов. Рельсы, вагоны и нечто их тягающее было, а вот труб – вигвам!

Тут и пригодилась моя смекалка. Все скобы, пружины, зажимы и спуски я додумался расположить на прочной дубовой доске. Тяжеловато получалось, из-за чего начальную длину нашей пики в три метра пришлось сократить до двух, но зато мы умудрились на «дульных» торцах каждой доски разместить по три приемника-метателя. Вставил нож, уперся им во что-то твердое и налег на доску. Щелчок – нож готов к выстрелу. Или для метания, не суть важно. Потом с другой стороны доски вставил оружие в пазы – повторная процедура, ну и напоследок – нож по центру, в вырезе доски. Вот и получилось: трехзарядное копье, убивающее противника на расстоянии. Еще и мэтр большого манежа шутил:

– В крайнем случае от этого оружия четвертая польза может быть. Отстрелил ножи, а дальше по головам просто бьешь… доской.

Вот так у нас и получилось нечто, не привнесенное сюда из иного мира, а созданное прямо здесь и даже с виду никак не похожее на предмет из мира с высокими технологиями. Но страх нарушить запрет довлел надо мной все равно.

Поэтому понятно было, насколько я переживал, пока Ястреб Фрейни осматривал и крутил доской на все лады. Я только и делал, что нервно прислушивался к ощущениям: не станут ли неметь руки? Ведь именно так будет начинаться мое наказание, заканчивающееся нежелательной смертью.

Глава шестая

Кто ищет – найдет…

Поиск в послеобеденное время получился для воительниц более чем насыщенный и разнообразный. Хотя лучше бы он был скучным, но результативным, чем настолько полным приключений.

Вначале в узком отнорке оказалась заблокирована тяжеленным рухнувшим камнем Катерина. Хорошо хоть ноги успела выдернуть и ей ничего не отдавило! Здесь выручило распоряжение зуавы фиксировать свое направление остальным, и если вдруг тебя долго не видно, они приходят на помощь. Хотя когда приблизились к заваленному проходу, оттуда неслись периодические крики, напоминающие скорее громкий визг. Таким образом девушка звала на помощь остальных.

На проклятущий, страшно неудобный камень угробили почти целый час времени и массу физической силы.

Потом в некое подобие размытого стока дождевых вод провалилась Апаша Грозовая. Слежавшийся наносной грунт треснул у не отличающейся легкостью поступи воительницы под ногами, и она осунулась на глубину метров пятнадцати по узкому желобу с выступающими камнями. Скорее всего, зуава и сама бы оттуда выбралась, не получи она неприятное повреждение колена. После того как она выкарабкалась с помощью Ивлаевых на поверхность, то постаралась убедить молодежь:

– Моя регенерация – очень сильная. Мне просто надо немного побыть в покое и медитации.

Так что еще два часа три подруги из иного мира исследовали обозначенное пространство сами. При этом перспективных, уходящих куда-то вдаль и вглубь проходов обнаружили целых три. Один из них отличался каким-то резким, неприятным запахом, во втором был замечен зарычавший шакал, а третий – чуть ли не сразу переходил в сложный лабиринт из катакомб и пробитых водой русел. Но оставили их напоследок. Тем более что зуава и тут посоветовала:

– Пока осмотрите остальные расщелины, но как только мне станет немного легче, тронемся все вместе, – а когда девушки опять двинулись на поиск, бросила им вслед вопрос: – Крыс не видели?

– Ни одной! – Вера с облегчением вздохнула. – Похоже, они тут давно повывелись или их шакалы поели.

Апаша сразу прочувствовала легкомысленное отношение красавиц к данному вопросу и грозно рявкнула своим знаменитым голоском:

– Только попробуйте упустить хоть одну крысу-пилап! И запомните: на этих крыс из других животных никто не охотится. Так что держите сетки наготове постоянно!

У каждой имелась небольшая сеть, которой можно было в броске накрыть довольно шустрого, по словам опытного ветерана, зверька. Хотя девушки в данном случае вполне справедливо полагались больше на свое умение метать ножи. Но когда передвигались по склонам горы, на эту тему высказались довольно прозаично. Гораздо больше они опасались отвращения, которое может возникнуть в нужный момент охоты.

– Мне противно будет в той крысе свой нож испачкать, – призналась Вера.

– А я не удержусь от визга только при одном виде этой мерзкой твари, – добавила Катерина.

Мария тоже не могла себя настроить должным образом:

– Как представлю, что Апаша нас эти щиты на коже носить, а то и глотать заставит, так сразу готова записаться в передовики общества защиты животных.

Но им повезло: пройдя все намеченное Грозовой пространство, они ничего живого, кроме парочки шакалов да вездесущих мелких пташек, не заметили. Когда вернулись к гроту с лошадьми, их самозваная опекунша и в самом деле чувствовала себя гораздо лучше. Опухоль на коленке у нее значительно спала и, если не делать резких прыжков и стремительно не бегать, не мешала отправиться вместе с остальными на обследование трех найденных перспективных проходов.

Начали с того, который был чист от неприятных запахов и радовал отсутствием шакалов. Но полтора часа интенсивных, скрупулезных поисков так ничего и не дали. Сплошные тупики и засыпанные слежавшейся породой и грунтом старые русла позволили зуаве сделать вывод:

– Вряд ли отсюда существовал проход на ту сторону. Слишком уж давно и напрочь заросли ведущие вниз промоины. Отправляемся в пещерки с шакалами.

– А почему не в третий? – решила поинтересоваться Мария.

– Запах. Таким зловонием отдают гниющие останки, разлагающиеся кости, – пояснила Апаша. – Потому мне там и не нравится.

– То есть там кого-то завалило и он умер?

– Хм, не обязательно завалило и не обязательно умер. Но в любом случае оставим те проходы напоследок. Хотя… – При входе в первую из длинной анфилады пещерку зуава задумалась. – Несколько похожий запах бывает и в медвежьей берлоге. Но это невозможно, мы ведь ни единого следа медвежьего не видели и ни одного знака, которыми они метят свою территорию. Ладно, держите свои рапиры наготове. И если шакалы начнут мешать, старайтесь убивать их молниеносно, чтобы они не успели дать вой призыва для остальных.

– А если их сразу ножами успокаивать? – предложила Вера.

– Мм? – Грозовая поморщилась, но, припомнив, сколько уже зроаков пало от метательных ножей Ивлаевых, согласилась: – Ну, если попадете сразу в глаз – пробуйте. Хотя лучше нам вообще подобного отродья зубастого не касаться.

Увы! Бескровно пройти по этим лабиринтам пещер не получилось. Хотя первых четырех шакалов удалось уничтожить тихо, а потом без шума и пыли завалить в промоинах камнями и песком. Следующая пара уже попыталась если не воем, то хрипом созвать своих членов стаи. Пока их прятали и затирали следы крови, жуткий вой раздался на месте первых захоронений.

– Пусть шуйвы придут к нам на помощь! – досадовала зуава. – Видимо, живые шакалы таки унюхали мертвые тушки! Да и наши следы для них – как раскрытая книга. Ищем удобное место для обороны. Быстрее!

Благо еще, что такое место отыскали довольно скоро, укрепили факелы на стенах, в удобных местах, так что и освещение получилось превосходное. Да и первые шакалы бросились на людей не единой волной, а явно подтягиваясь к месту сражения бегом и поодиночке. Так что первые два с половиной, а то и три десятка этих горных зубастиков воительницы положили легко, словно на тренировке. А вот затем пришла вторая волна, и стало не то что жарко, а очень горячо. Порой создавалось впечатление, что озлобленные шакалы мчались в атаку на людей, стоя на спинах друг у друга в три, а то четыре уровня. Настолько плотно, в едином броске, единой стеной атаковали мелкие хищники, защищая свою территорию.

Если бы людей было меньше или они не обладали таким высоким воинским умением, обязательно бы погибли. А так выручила необычная верткость, сноровка и филигранное владение своим оружием. Девчонкам хватало лишь одного укола, чтобы шакал либо падал замертво, либо, повизгивая и судорожно дергаясь, умирал за короткое время. Уж на что Грозовая насмотрелась в своей жизни, но и та, когда все устало присели в конце боя и пытались отдышаться, не сдержала своего изумления:

– Малышки, вы уникальные фехтовальщицы! Кто вас обучал?

С трудом отдирая свою окровавленную руку от эфеса рапиры, Мария выдохнула:

– Иных уж нет, а те далече. А что, сражение окончилось?

– Можешь не сомневаться! Мы уничтожили всю стаю, которая обитала в этом ареале, полностью. Ну разве что щенки где остались повзрослевшие, так те со временем, если выживут, начнут создавать новую стаю.

Катерина нервно хохотнула:

– Зато теперь нам никто не помешает здесь осматриваться.

– Прямо сейчас закончим? – решила уточнить зуава. – Или на завтра отложим?

Вера поежилась от омерзения и покрутила носиком:

– Фу! Еще и завтра здесь копаться? Да тут такая вонь за ночь образуется, от огня факелов взрыв получится!

– Правильно, – поддержала подругу Мария. – Надо уже до конца все обойти. Судя по тому, что шакалы нас атаковали лишь со стороны выхода наружу, много ходов, ведущих в глубь недр, мы не обнаружим.

Предчувствие и наблюдательность лидера троицы не обманули. Не прошло и часа, как искательницы сокровищ убедились в полной замкнутости данного лабиринта и подались наружу для ночного отдыха.

Вне недр уже настала глухая ночь, непроглядная для простых людей, если бы не легкое, мерцающее освещение со звездного неба. Апаша, как обладательница первого щита, да и землянки, имеющее некие врожденные отличия в зрении, в свете факелов не нуждались и добрались к оставленным лошадям, ориентируясь в пространстве довольно легко. Костер на месте тоже разводить не стали, зная, насколько просто летающий в ночном небе кречи может высмотреть огонек даже с расстояния в двадцать километров.

Добавили корма своим лошадям, перекусили сами холодным пайком, обсудили перспективы дня грядущего да и провалились в сон. При этом больше надеясь на умных, чутких керьюги, которые благодаря своему отменному слуху быстрее уловят приближающуюся опасность, чем их хозяева. Да так в принципе и произошло. Два раза за ночь тихим, деликатным храпом лошади будили воительниц. Один раз они так ничего и не увидели и не услышали, а вот во второй раз удалось рассмотреть на фоне ночного неба две крылатые тени проклятых людоедских приспешников.

– Кречи! Чтоб у них крылья отвалились! – прошипела в бессильной злобе Апаша. – Высоко рыщут, из лука не достанешь. Вот если бы засесть где-нибудь на верхушке скалы…

Несмотря на ночь, усталость и желание спать дальше, Мария все-таки задала давно заготовленный вопрос:

– А почему те же шуйвы не помогут людям создать такие трубки, плюющиеся железом и достающие кречей на любой высоте? Если уж повозки безлошадные в Рушатроне людей и товары перевозят, то и оружие можно создать любое.

Грозовая удивленно хмыкнула, пару раз вздохнула, но все-таки ответила:

– Есть парочка легенд, в которых техники-оружейники создавали нечто подобное. Но в тех же легендах и утверждается, что именно шуйвы запретили творить такое оружие, а непокорных оружейников попросту уничтожили. Опять-таки, это все лишь легенды, и я совершенно не понимаю, о каких плюющихся трубках идет речь. Может, вы что-то слышали более конкретное?

– Да тоже лишь одни легенды, – ушла Ивлаева от ответа.

Со своим багажом знаний землянки знали массу чего интересного и полезного, а используя оставленные в Рушатроне ноутбук и базу данных, можно было построить хоть завод по производству космических ракет. Но вот это упоминание про недовольных, все контролирующих шуйвов и озадачивало, и расхолаживало вот так сразу, с ходу делиться секретами. Да и спать хотелось не по-детски.

Поэтому Мария задышала глубже, делая вид, что уснула, а потом и в самом деле провалилась в сон.

Утром девчонки проснулись бодрые и полные сил. А вот апаша выглядела злой и недовольной. С досадой рассматривая свое вновь распухшее колено, она сетовала на стаю агрессивных шакалов:

– Из-за них перенапряглась в прыжках, да и парочку ударов челюстями получила в наколенник. И теперь осложнение пошло!

– Ну так ничего страшного! – утешила ее Мария. – Оставайся возле лошадей, лечись в медитации, а мы оставшийся проход и сами прекрасно осмотрим.

– Нет. Запах там меня очень тревожит, – не согласилась зуава. – Одних вас пускать просто не имею права. Так что завтракаем – и за дело. Отдохнуть я всегда успею.

Небо было чистое, ни кречи, ни облачка. Поэтому быстро соорудили бездымный костерок, наварили каши с сухофруктами, заварили чай и уже через час с сытной умиротворенностью отправились исследовать последний найденный лабиринт.

Вид нескольких валунов, которыми явно пытались замаскировать, прикрыть вход, обрадовал. Раз что-то прячут, значит, не зря это делают. Вначале первая пещера показалась довольно маленькой и глухой, но стоило зайти за выступающий валун у дальней стены, как открывалась широченная, метра в полтора, вполне естественная промоина, по которой здесь когда-то протекала река. Причем, что интересно, здесь чувствовалось легкое движение воздуха навстречу. Именно оно и приносило неприятные запахи.

Дойдя до первого перекрестка, откуда по меткам вернулись первый раз наружу, подались парами по двум из трех проходов. Но чем дальше продвигались по ним, тем больше приходили к выводам: проходы выглядели несколько неестественно для дикой природы, слишком сглаженные повороты, почти на одном уровне и одинаковой примерно высоты. Да и в конце этих пятидесятиметровых тоннелей обе группы сошлись вместе опять, но уже на новом перекрестке. Быстро пробежав третий, нехоженый до того тоннель туда и обратно, двойняшки доложили, что и он входит в единую систему.

Дальше виднелись три следующих тоннеля, которые, как уже никто не сомневался, наверняка пробивали и выравнивали в глубокой древности. Вот только неприятный запах здесь стал гораздо зловоннее. Поэтому удвоили осторожность, двинувшись все четверо по центральному проходу. Но радость уже ощущали все, все-таки явно рукотворные переходы были найдены, древние семейные предания Грозовых не лгали. Скорее всего, просто не все оговаривалось в домашних хрониках.

Апаша ликовала:

– Что я вам говорила?! Что вы везучие! И сокровища рода вас признали и наверняка помогают. Так-то! Теперь будете мне верить, и попробуйте хоть раз засомневаться в моих словах!

Девушки тоже мнениями об удаче обменялись довольно интенсивно, разве что делали это шепотом. А потом слово взяла профессионал, разбирающийся лучше всех в архитектуре.

– Такое впечатление, что это специальные, вспомогательные тоннели, – высказывалась Вера как наиболее сведущая в прокладке коммуникаций и в градостроительстве вообще. – Скорее всего, и они сойдутся на следующем перекрестке.

– Но здесь телега никак не пройдет, – фыркала Катя. – Даже всадник не проедет. Разве что коня аккуратно провести можно.

– То есть ты считаешь, что такие ходы могут быть над основным тоннелем? – уловила мысль подруги Мария.

– И над, и под, – просветила Вера. – Все зависит от того, для чего они использовались. Если для пешего перехода, то лучше их прокладывать поверх основного. Если для технических нужд, то лучше внизу.

– Каких таких технических нужд? – не поняла внимательно прислушивающаяся к каждому слову зуава.

– Хотя бы самых простейших: для сбора канализационных или дождевых стоков. Какая примерно длина под хребтом тут будет на ту сторону? Если смотреть по прямой линии?

Ветерану такие геометрические понятия были совершенно чужды, но ответила зуава с завидной уверенностью:

– Два километра восемьсот метров. – С довольной улыбкой заметив три удивленных девичьих личика, повернутые в ее сторону, Апаша снисходительно добавила: – Я вам просто не говорила, что в найденном отцом предании и длина тоннеля указывалась.

– А-а-а! Ну а про вот эти, тройные проходы говорилось?

– Нет. И я не пойму, почему их три? И не два или четыре? Как по мне, то и одного бы хватило для пешеходов или для стоков воды.

Вера немного помолчала, задумавшись, но, когда вышли на следующий перекресток, который выглядел уже как большая, солидная пещера и который оказался теперь в ста метрах от предыдущего, стала объяснять:

– Все понятно, проходка велась поэтапно, вполне возможно, что использовали и природные русла, оставшиеся после рек. Скорее всего, здесь находился некий пропускной пункт или отсюда вел запасной выход наверх… – Подняла факел, освещая и внимательно осматривая свод. – М-да, лаза не видно… Но его могли заложить вон в той расщелине камнями. Осмотримся на следующем перекрестке. Пошли! Если лаз будет, то мы…

– Над основным тоннелем? – спросила Катерина.

– Помалкивай, младшенькая! – шикнула на нее старшая из двойняшек. – Если наверху основной тоннель, то из него как раз по этим стокам и будет вода падать вниз. Кстати, и движение пешеходов могло быть организовано именно здесь, пусть даже это низ системы. Один поток туда, второй – оттуда. Ну а центральный проход резервный, для стражи или ВИП-персон. – Увидев недоуменный взгляд Грозовой, она охотно пояснила: – К ВИП-персонам относятся такие люди, как бароны, клайдены, зуавы, барессы [2], князья и поцарники [3]. Ну, можно сюда добавить еще и трехщитных или самих царей. Не правда ли?

– Может, и так, – проворчала прихрамывающая воительница. – Но у меня такое впечатление после твоих комментариев, что у вас в Пимонских горах подобные тоннели сплошь и рядом.

Вера думала недолго:

– Да нет, мы живем в жуткой дикости и вдали от цивилизации. Просто учили меня два знаменитых архитектора из Заозерья. Причем учили по одной шибко умной и редкой книге да нескольким реликтовым трактатам, вот я все и запомнила. Мало того, я знаю, как дома строить надо, и замки, и дворцы. Причем такие, которых и в Рушатроне не сыщешь.

– Не стоит так неосмотрительно хвастаться! – строго осадила Мария подругу. Но тут же с ехидной улыбкой добавила: – Не то зуава тебя назначит главным строителем в новом городе, на месте которого и фундаментов не сыщешь.

– А что, и назначу, – твердо пообещала Апаша. – Если мы хотя бы часть семейных сокровищ отыщем, то мы тут такой город поставим, леснавский царь позавидует.

Мечтательный тон сбило замечание Катерины:

– Главное, чтобы зроаки не позавидовали.

В самом деле, говорить о каком-то строительстве при такой конфронтации было делом бессмысленным. Даже имея на руках неограниченные средства, вкладывать их – полный абсурд до крепкого захвата Ничейных земель в руки людей. А это вряд ли получится скоро. Пусть все новые бароны осядут на своих землях, пусть граница вокруг Гадуни станет постоянной и неприкосновенной со стороны людоедов, но и этого будет мало. Наиболее желательно – вообще стереть зроаков с лица земли. И только тогда можно отстраивать древний город, а возможно, и возводить новую столицу здешнего края.

Именно к такому выводу пришли искательницы сокровищ, когда приблизились к следующему перекрестку. Остальные два тоннеля тоже вынырнули в аккуратную полукруглую пещерку. Вонь там стала невыносимой, особенно из центрального тоннеля, но с подсчета шагов вроде не сбились. Получался отрезок примерно в пятьсот метров. То есть добрая четверть всего тоннеля, если верить записям рода. Но хуже всего, что сразу бросалось в глаза нагромождение тяжеленных валунов, которые почти наглухо перекрывали все три уходящих далее прохода. Именно за этими камнями что-то либо гнило, либо разлагалось после издыхания.

– Какой завал будем разбирать? – Мария пыталась просунуть факел среди валунов одного из нагромождений. – Ба! Да здесь не так уж далеко! Два-три слоя у самого свода. Дальше чернота пустого пространства. Если постараемся, то за пару часов справимся.

Но семейный архитектор, внимательно разглядывающая свод, пока движение по прямой проигнорировала:

– Завал разбирать не будем. Попробуем как-то сковырнуть вниз или приподнять вон ту плиту.

Отверстие над головой нельзя было назвать округлым или прямоугольным. Скорее всего, строители просто выровняли уже имеющееся, но оно явно выделялось на своде, а еще выше его прикрывала каменная, довольно хорошо и ровно обработанная плита.

– Либо там наверху основной тоннель, – объясняла Вера, – либо выход на склон гор. Может, и на тот самый траверс по хребту, который нам так нужен.

– Правильно, – поддержала ее зуава. – На ту сторону хребта мы всегда успеем, нам тут поискать надо.

Катерина по сравнению со своей сестрой любила не только танцы и дипломатию, но и украшения, поэтому больше все-таки думала именно о них:

– Как по мне, то нам лучше вообще назад вернуться. Ведь понятно, что завалы делались с этой стороны, а значит, сокровища тоже на уже пройденном пути спрятаны. Ведь какой смысл их затаскивать слишком далеко в недра? Никакого, тем более если сундуков много. Да и в дырку на своде их подавать ой как несподручно. Так что мое мнение: вернуться назад.

Мария не стала давить своим авторитетом, хотя взгляд ее так и говорил: «Кого интересует твое мнение!» Вместо этого она просто проигнорировала предложение одной из двойняшек, намеренно обращаясь к зуаве:

– Чем быстрее мы отыщем путь на траверсу, тем эффективнее и своевременней поможем нашим товарищам в Леди. Только как туда добраться?..

Она уже смотрела наверх, как и все остальные. Вроде и невысоко, метра четыре, но ведь ни удобной деревянной лестницы, ни должного инструмента для закрепления веревочной лестницы или просто веревки.

Стали думать и гадать, но долго спорить не пришлось. Для начала, подкатывая валуны из завалов и ставя их друг на друга, соорудили этакую горку высотой чуть более метра. При этом зуава старалась работать как все, ведь ее мускульная сила равнялась чуть не всей сборной мускульной силе трио Ивлаевых, но девушки пытались ограждать Апашу от перегрузок, поскольку хромала она все больше и больше. Не получившая должного отдыха, незалеченная коленка могла в скором будущем доставить большие неприятности при ходьбе.

Затем Апаша, Катерина и Мария взобрались на горку валунов, устанавливая себе на плечи круглый щит зуавы. И уже на этот щит забралась Вера, которой доверили разбираться как с самой плитой, так и со способом ее открытия или выемки. Из инструментов знаток архитектуры выбрала самое прочное и приемлемое в виде рычага: меч Апаши, можно сказать, ее фамильную гордость.

– Малышка, я тебя умоляю, – просила та, отворачиваясь в сторону от летящих сверху осколков породы и мусора. – Осторожнее с реликвией. Этим мечом несколько поколений Грозовых сражалось.

– Хм! Так он такой старый? Металлолом! – ерничала Вера, интенсивно расчищая нанесенный за века водой мусор, песок и образовавшиеся наросты.

– Да ему цены нет!

– Вообще ничего не стоит? Я так и подумала. Вот если мы у себя дома побываем, то такой меч для тебя отыщем! Камень резать будет.

– Ври-ври, да не завирайся! – осадила подругу Мария, заметив, как нахмурилась Апаша после услышанного. – Все прочитанное из книг у тебя в голове перепуталось, сказки от советов по строительству отличить не можешь.

Постепенно все мешающее было очищено, и Вера смогла лишний раз доказать свою сообразительность.

– Как хитро они сделали. Похоже, вверх плиту с той стороны не вытолкнешь, не вытянешь никоим образом, разве что пробить насквозь или расширить колодец. Ведь как ни пытаюсь поднять хоть краешек способом рычага – крышка упирается наверху в выступ.

– Меч! Меч не сломай! – успела вставить мольбу зуава.

– Зато отчетливо видны вот эти каменные блоки и клинья. Именно ими подпирали плиту снизу. Вначале один край вставили в паз, потом подняли противоположный и заклинили. Похоже, больше всего опасались нежелательных гостей сверху. Вот только кого? Каких гостей?

Ее младшая на двадцать минут сестричка тоже решила высказаться. Причем получилось у нее весьма неглупо.

– Любая дверь всегда надежней запирается изнутри. Да и откуда мы знаем, какие хищники водились в горах, когда строились эти тоннели.

– Точно! – оживилась Апаша. – Были тут в древности хищники! Я и забыла, что в предании упоминались грожбы. И даже давалось краткое описание: «Грожбы – это удав толщиной с туловище взрослого мужчины, трех метров длины, о восемнадцати маленьких ножках, с бронированной, невероятно ценной кожей. Вместо пасти у хищника отверстие в виде цветка, обрамленное девятью паучьими лапками. Но эти лапки с коготками на концах вытягиваются в длину до двух метров и могут, схватив, поломать позвоночник женщине или даже молодому воину». Чуть дальше указывалось, что последние грожбы этих гор уничтожены за много столетий до написания хроник. Только в некоторых замках на то время оставалось несколько препарированных, пугающих своим жутким видом чучел.

Лучше бы она это не рассказывала. Вера сразу же прекратила работу по выниманию выбранной части клиньев и подрагивающим голосом стала уточнять:

– Три метра?! И лапки как у паука?! Сломать позвоночник?!

– Ну все! – рассердилась Мария. – Ты долго там еще будешь нам по плечам топтаться? Мы ведь не строительные леса, и ты не пушинка. Топчешься, как корова! К тому же чем тебя напугали какие-то добрейшие грожбы? Если ты уже людоедов вон сколько перерезала! И кто из них страшней?

Поправив факел и сопя от обиды, специалист по архитектуре проворчала:

– Сама ты как… – но не договорила и благоразумно продолжила свою работу.

– Ню-ню! – начала угрожать лидер компании, но, спохватившись, грамотно перевела стрелки на другого человека: – Вот я расскажу Борьке, какая ты запуганная мелкими мышками и паучками! Он тебя живо отучит от беспричинного страха.

Сказала и сама примолкла, пригорюнилась. Не отозвались на эту шуточную угрозу и двойняшки. Все-таки как они ни старались думать, что Борис Ивлаев жив, но столкновение с действительностью, близкое знакомство с жуткими зроаками и кречами все меньше и меньше оставляли шансов слабому и больному калеке вырваться из лап людоедов. Похоже, парня и в самом деле приняли за ребенка подлые летающие сатиры и отнесли своим покровителям и хозяевам на стол.

Апаша сразу уловила иное, грустное настроение девчонок, но все-таки не смогла скрыть свое удивление:

– Все-таки надеетесь, что ваш Борей выжил? Ну, с одной стороны, это правильно. Ведь чего только в жизни не случается.

Но, кажется, она и сама не верила в то, что говорила. Уж всего насмотревшаяся зуава прекрасно знала, что тем детям, которых кречи просто упустили на лету, а потом доставили к столам зроаков уже мертвыми, хоть как-то повезло. Остальных жертв похищений разделывали прямо в пиршественных залах, еще живыми.

Хорошо, что сопение наверху и падение камней вниз прекратились. Без всякого разрешения Вера хитро просунула меч зуавы за камни, обвязала его веревкой и сообщила:

– Готово! Буду опускаться, осторожно! – Как только оказалась на грунте, держа веревку внатяжку, стала отступать в сторону. – Прячьтесь в тоннели. Плита может упасть так, что осколки полетят нешуточные.

Понятное дело, что хозяйка меча попыталась возмутиться:

– Он ведь может сломаться! Особенно если плита рухнет на него!

Но девушка добила ее детской непосредственностью, вдобавок впервые назвав по-родственному:

– Тетя Апаша, да не переживай ты так, я ведь твой меч сразу к себе тянуть буду. Прячься, все прячьтесь!

После чего осмотрелась внимательно по сторонам, примерилась, куда прыгнуть в случае опасности, и стала дергать за веревку. С первого рывка выпало два каменных клина, но уже после второго грохнуло, скрипнуло, меч блеснул в полете, а за ним, словно обвалился весь свод, рухнула и плита, прикрывающая до того лаз наверх. Причем рухнула не только в клубах пыли и с грудой мусора, камней, которые она на себе насобирала, но и принеся с собой нечто, которое после оседания пыли все сразу же опознали по недавнему описанию. Пожалуй, на этот раз все четыре женских голоса впервые слились в один рык-вскрик-визг:

– Грожба!

Глава седьмая

Ученье – свет

Патриарх погоревшего монастыря как ни старался, но изобретенное нами устройство по метанию ножей понять так и не смог. Вернее, сам-то он видел это оружие в бою и понимал, чем оно выстреливает, но вот как сам бросок происходит, сообразить у него не получалось.

Но меня больше всего радовали мои вполне работоспособные руки: никакого онемения или неприятного ощущения. Значит, мое оружие либо признано вполне допустимым в этом мире, либо просто не рассмотрено вездесущими, таинственными шуйвами из-за огромного расстояния. Все-таки одно дело – наблюдать за нарушениями в Рушатроне, в окрестностях Сияющего кургана, и совсем иное – за тридевять земель. Кстати, в голове у меня и еще одна мысль ценная возникала: «Лобный камень утверждал, что в течение лутеня в радиусе двухсот километров от столицы будут уничтожены любые существа из иных миров. Так называемая чистка. Не говорит ли это о том, что дальше силы шуйвов просто не простираются? И не попробовать ли мне рискнуть с производством арбалетов, скажем так, в том же Леснавском царстве? Конечно, не сей момент, а после встречи с девчонками и освобождения их от подневольной службы в наемницах… Ах ты!.. Чуть не забыл, что они теперь уже могут полноценными баронессами себя именовать! Как бы нос задирать не стали и остаться защищать свои земли не вздумали. Ну ничего, у нас есть чем их соблазнить!»

Да оно и понятно было: с имеющимися у нас средствами и знаниями иной цивилизации мы тут запросто сможем уже за год стать богатейшими личностями. Так что титул графа, а то и маркиза нам просто подарят в знак признания наших заслуг на благо империи Моррейди. Надо только будет объяснить этим глупышкам, как, что, куда, зачем и сколько. У меня вон уже сколько задумок есть ценных. Взять хотя бы монопольное производство сгущенного молока. Ну а при выбросе на рынок того же шоколада сиюминутные миллионные поступления сделают нас сразу самыми богатыми людьми континента. Только и следовало, что отыскать на югах большие участки с кустарником кофе, который издавна имелся на континенте, но до сих пор не употреблялся по назначению. По некоторым данным, на крайнем юго-западе царства Эльси и какао имелось.

Конечно, святая обязанность каждого – это убивать людоедов с кречи и стремиться к тотальному уничтожению империи Гадуни как таковой. Тем более что я клялся страшными клятвами бороться с этими аспидами рода человеческого до конца своей жизни. Но тут имелось сразу два фактора, которые позволяли моей совести не мешать разуму согласиться с оседлой, можно сказать, гражданской жизнью. Первый – я со своим другом все-таки уничтожил такое количество этих гадов, что можно позволить себе сделать солидный перерыв. Ну и второй фактор: как человек развитой цивилизации, я прекрасно понимал, что правильное функционирование экономики этого мира гораздо скорее приведет к истреблению главных врагов человечества. Став миллионером, не обязательно даже комплектовать полки арбалетчиков. Достаточно будет создать вот такие пики со стреляющими лезвиями, вооружить этим оружием армию вторжения, и тогда зроакам не поможет даже их легендарное пятикратное увеличение сил при защите своей империи. Окончательный перелом в противостоянии будет обеспечен раз и навсегда.

Понятно, что для этого придется и некое подобие экспериментального литейного заводика построить и при этом постараться обойти странные запреты Сияющего кургана. Но там видно будет. Как говаривала моя покойная, но все равно жутко любимая бабушка Марфа: «Даже на самом длинном пути самое главное – первый шаг!»

Мои размышления прервались досадливым восклицанием патриарха:

– Никак понять не могу! – Он уже вспотел, еще больше раскраснелся, вращая тяжеленную доску. И пальцами он ее щупал, и своими умениями трехщитного просматривал каждую металлическую деталь, пожалуй, только на зуб не пробовал, но самого главного уловить не мог. – Куда лезвия вставляются – понял. Что их толкает – догадался. Но вот почему с такой скоростью? Ведь даже сильный человек не может с двух метров, в упор метнуть нож настолько мощно, чтобы тяжеленный рыцарь был выбит ударом из седла, а его доспехи оказались проломлены так легко, словно сделаны из плотной бумаги.

Объяснять про высокие технологии изготовления рессорной стали было и вредно, и бессмысленно. Поэтому я отделался расплывчатыми объяснениями:

– Модели экспериментальные, особо секретные и сделаны так потому, что…

После чего многозначительно замолк, тыча указательным пальцем в небо и делая круглые глаза. Так как меня дедуля не понял, я уже большим пальцем показал на восток, а другой рукой изобразил выступающую челюсть зроака. Все-таки людоеды именно этим и отличались в первую очередь от нормального человека. То есть строением головы и несколько утолщенной шеей. Челюсти, широкие, выдвинутые вперед и с огромными, торчащими наружу клыками, пожалуй, могли принадлежать орангутангу. Ну и нос у людоедов никак не вписывался в понятие «картошка», скорее расплющенная свекла с двумя дырищами. Уши очень маленькие, под вьющимися волосами заметить трудно, а вот уже все остальное вполне походило на человеческие органы. Но из-за расширенных челюстей голова получалась треугольной, заостренной к макушке, и сразу выдавала в неприятном существе представителя совершенно отличного от человеческого вида.

То есть аспидов так и обозначали языком жестов: либо выступающая челюсть, либо ладони домиком надо лбом, изображающие треугольник.

Ястреб Фрейни меня понял прекрасно:

– Опасаешься, что, пытая меня, секрет могут узнать зроаки?

– Вроде этого.

– Из меня секретов вырвать нельзя. Трехщитного бесполезно запугивать болью, и он сам может умереть по собственному желанию. А вот оружейники и кузнецы зроаков могут и сотворить подобное оружие, имея образец перед глазами.

Я хмыкнул с сарказмом:

– И сделать точно такие же пружины?

Патриарх еще раз озадаченно потрогал спиральную пружину, которую даже трехщитному, пусть и престарелому, не удалось согнуть и на миллиметр.

– М-да, невероятная по упругости сталь. Даже просматривая ее структуру, невозможно понять секрет ее изготовления.

– Вот именно! Так что главная тайна этого оружия – в пружинах, невероятных по силе, крепости, долговечности.

– И тебе ведом секрет их изготовления? – с напряжением выпытывал старец.

– Нет, пружины мне дал отец, – не соврал я ни капельки. – Мы лишь проводим испытание нового оружия и попутно хотим забрать домой трех девушек из нашего рода.

Мой собеседник не сомневался в моей правдивости, но беспокойство его не улеглось:

– И ты осознаешь, насколько мощным, полезным это оружие может стать в борьбе со зроаками?

– Осознаю прекрасно. И сразу, чтобы уже больше не возвращаться к этому вопросу, намекну: вполне возможно, что не за горами то время, когда в Гадуни двинется целая армия, вооруженная подобными пиками. Причем пиками усовершенствованными, более легкими и более смертоносными.

После чего патриарх успокоился окончательно: страшное оружие зроаки в любом случае произвести не смогут. А значит, следует переходить к обучению. Тем более оказалось, что на столе из угощения уже ничегошеньки не осталось, я умудрялся и беседу вести, и желудок плотно заполнять. Совесть тоже сытно придремала, так что укоров с ее стороны по поводу оставшихся голодными монахов я не услышал. Зато сам весьма усердно стал выслушивать лекцию по магической боевой тематике.

В принципе, само создание мягуна не являлось чем-то архисложным или жутко таинственным. Только и следовало, что «ментальным захватом взять у себя в районе крестца должную толику накопленной энергии, приподнимая все это, пронести через сердце для окраски в розовый цвет, а затем правой рукой вынуть из левого плеча. И сразу при этом бросить в противника. Чем быстрее, тем лучше. Иначе энергия опять начнет частично утекать обратно в тело, а частично в окружающее пространство. Все понятно?..»

Как тут было не понять!

Вот только ментальный захват получался лишь у обладателя Трех щитов. Раз!

Розовая краска вырабатывалась в сердечной мышце… лишь у обладателя Трех щитов. Два!

Вынуть мягун и удержать его для броска в ладони мог… лишь обладатель Трех щитов. Три!

Ну и еще несколько деталей… Четыре! Пять! Шесть!

Обманул меня дедуля с обучением! Наверняка все это легко можно было вычитать в конкретной книжонке-инструкции, продающейся в любой книжной лавке. О чем я, нисколько не стесняясь в выражениях и не скрывая своей досады, высказался вслух. После чего не попросил, а потребовал:

– Какой мне толк с того, чему я научусь лет через двадцать? Ты мне что-то сейчас дельное покажи! Чтобы я уже завтра мог хотя бы одного зроака магической силой прикончить, разорвать, выдавить глаза или оторвать пальцы на ладони. А? Знаешь такие секреты?

Помалкивающий Леня не выдержал и решил смягчить мои наглые наезды и несколько бестактное поведение:

– Силы много, а девать некуда.

– Я думаю, столько мяса съедать за раз… – почти беззвучно прошептал Ястреб себе под нос.

Но я расслышал каждое слово и обиделся:

– Зачем тогда угощали, если мяса жалко?

Дедуля рассмеялся:

– Молодец! Слух твой идеален и чуть ли не лучше моего. Что уже само по себе дело редкое, почти немыслимое. Ведь первый год обладатель первого щита получает некие преимущества в силе, ловкости и выносливости только при экстренных ситуациях. Когда его жизнь находится в опасности. В иных случаях ты должен быть таким же, как все.

– Логика понятна: раз я столько ем и так быстро расту, то я не такой, как все? Про мое умение сносно видеть в полной темноте и отличный слух уже не упоминаем.

– Именно! То есть обучать тебя чему-то все равно бессмысленно, а вот поведать тебе некоторые примеры из жизни уникальных носителей первых щитов я могу. Например, я знаю одного коллегу, который от переизбытка силы в твоем состоянии умел шевелить ушами. Кстати, и трехщитным он потом стал очень быстро, всего за двадцать девять лет.

– Чего-чего? – Мне показалось, что старец надо мной издевается. – На кой ляд мне такие умения? Я ведь не в балагане выступать собираюсь!

Тут же с ехидством отозвался мэтр циркового манежа:

– Да-а?! Помнится, когда-то ты не гнушался любой работой.

– Ой! – досадовал я. – Серьезный разговор идет, а вам все шуточки шутить. Что стар, что млад – никакой сознательности.

Ястреб Фрейни подвигал своими почти бесцветными бровями:

– Шуточки? Да ты просто недослушал: умение шевелить ушами… любого иного человека, зроака или кречи.

Почему-то я непроизвольно вздрогнул, переглянулся с точно так же недоумевающим товарищем и только после этого бросил:

– Еще больший абсурд!

И в самом деле, если пошевелить своими ушами, то это может хоть как-то пригодиться. Например: развеселить друзей или удивить новую подругу. Но пошевелить чужими ушами?!

У меня уже возникло желание отправиться спать к своему биваку, тем более что почти стемнело, но решил задать последний вопрос только из вежливости и в благодарность за сытое угощение:

– И чем может мне помочь умение подшутить или поиздеваться над другими?

С хорошо слышным скрипом костей патриарх поднялся на ноги, взял в левую руку тренировочный соломенный щит, отставив его в сторону, а в правую – тонкую шпагу. После чего стал командовать мною:

– Встань. Достань свой меч. Теперь по команде пробуй в выпаде достать кончиком центр щита. Готов? Коли!.. Коли!.. Коли!..

Но в момент третьего моего выпада со мной произошло нечто дикое и непонятное: мои уши так отчетливо шевельнулись, словно я был лосем! От неожиданности я замер на месте и чуть ли не присел, желание убедиться, что уши мои и они в самом деле шевелятся, удалось подавить лишь по причине острия шпаги, упершегося мне в шею. Непроизвольно замерев, я услышал насмешливый старческий смех:

– Ну и как? Может такое умение помочь в бою? И учти, подобных мелких секретов – тысячи. Как правило, трехщитные обучаются десятку, а то и пятнадцати аналогичным сюрпризам и пытаются их использовать в любых случаях жизни. Но некоторые обладатели первого щита тоже имеют силы для подобных трюков. Зачастую пусть и редкое, только одно умение им дается, но и оно может спасти жизнь. Я тебе могу рассказать о нескольких десятках, ты опробуешь каждое, и, вполне возможно, одно у тебя закрепится. Если два умения закрепится – то ты лишний раз подтвердишь свою феноменальность. Кхе-кхе, и таких имелось несколько зафиксированных случаев в обозримой истории. Хоть это и растянется почти до утра. Хочешь слушать?

К тому времени я уже сидел на прежнем месте, смиренно сложив руки на коленях и всем видом изображая невероятно прилежного зубрилку-отличника.

– Даже перебивать не буду! – И тут же шикнул на пытающегося ускользнуть к нашему биваку Леонида: – А ты куда?! Чарли Эдисон! Как будущему обладателю первого щита тебе это тоже пригодится.

– О-о-о! Когда это еще будет… – затянул мой дружок, не собираясь подчиняться.

– Ну и как своему официальному помощнику я приказываю тебе остаться на уроке уважаемого Ястреба и стараться запоминать каждое его слово. Если я что-то забуду – ты мне напомнишь.

Зная о наличии у нас диктофона, который и сейчас записывал всю нашу беседу, мэтр клоунады ворча опустился на прежнее место:

– Ага, как же!.. Да ты скорее меня узнавать перестанешь, чем хоть слово одно забудешь.

Похвально покивав на мои пожелания все запоминать дословно, патриарх тоже уселся на место, заказал братьям заварить мятный чай и приступил к уроку. Причем все эти дивные умения, называемые в официальном магическом учении тринитарными всплесками и которыми в разное время обладали разные люди, Ястреб Фрейни объединил под одним условным названием «маленькие пакости». И я с этим сразу согласился. Потому что иначе как маленькими их и язык не поворачивался назвать, но в то же время, применяя их мастерски в нужном месте и в конкретной ситуации, можно было и в самом деле достичь потрясающих результатов, среди которых сохранение собственной жизни стояло по значимости на первом месте.

Ну и пошел лекторский монолог про все тонкости и детали тех самых пакостей. Начиная от умения шевелить ушами другого разумного и кончая умением вызвать у него покалывания в горле и кашель, а то и неожиданный чих. Методы непосредственного первого контакта или воздействия, способы управления собственной силой, тонкости цепляния определенных анатомических мышц противника, дистанция «атаки» и прочая, прочая, прочая. Нюансов для каждой из двадцати пяти пакостей оказалось настолько много, что ценная лекция окончилась только за несколько часов до рассвета. Ленька, правда, к тому времени уже и слушать перестал, с присущим ему бесстыдством заснул сидя, прислонившись головой к валуну. А вот я просидел в странном возбуждении и впитывал каждое слово.

Так что под самый конец урока измученный, доведший себя до хрипоты Ястреб не стал скрывать удивление:

– Ты, я вижу, проникся важностью подобных умений? И сна ни в одном глазу?

– А то! Как представлю, что можно с такими умениями вытворить, так сразу мурашки по спине бегут. И это ведь всего два с половиной десятка! А если разучить сотню?! Тысячу?! Да тогда и меч доставать не надо: десяток мелких пакостей – рыцарь-людоед падает с коня и сам себе сворачивает шею. Лепота!

Уставший дедуля шумно вздохнул и уже без всяких эмоций стал вторить:

– Тебе удастся пользоваться только одной «маленькой пакостью». Мне самому и то доступно всего лишь три, а…

– Да помню я, помню! – заверил я в порыве благодарности. – И то, что некоторые трехщитные даже одним умением подобного толка порой управлять не умеют, и то, что двухщитные могут поставить блокирующую защиту против этих тринитарных всплесков… Но ведь чего не случается? Вдруг именно мне удастся много постигнуть? Вдруг у меня получится отыскать некий способ более правильного овладения, вдруг отыщу иную схему тренировки навыков и логической обработки процесса самообучения?

– Ага… Вдруг… – ворчал старикан, поправляя на плечах накинутое теплое одеяло. – Мечтать не вредно. Да и вообще пора спать, у меня глаза уже не раскрываются. Забирай своего помощника.

– Только еще один вопрос, можно?

– Уф! Ну давай.

– Как мне развить уже имеющееся у меня умение сращивать края порезов на теле человека?

Надо было видеть, как узкие щелочки сонных глаз старикана вдруг стали как два фонарика. Настолько он поразился услышанному.

– Как?! Тебе доступно умение двухщитного?! А чем докажешь?

– Да вон доказательство дрыхнет. Я ему ножевую рану срастил. Правда, потом с ног свалился. Вот и переживаю: почему такой упадок сил?

Патриарх долго и озадаченно вращал своей головой, прежде чем ответить:

– Ну что тебе сказать… Можешь смело забыть все, что я тебе тут до того целую ночь рассказывал. Пока не станешь трехщитным, ни одно дополнительное умение, ни один тринитарный всплеск тебе будет неподвластен. Таких пару случаев имелось в истории. Герои этих случаев больше ничему не научились. Так что извини. И не расстраивайся по своему поводу.

– А как же мое умение видеть в темноте?

– Такое случается и с простыми людьми.

– А все прочие мелочи?

– Ими наградил тебя щит.

– А почему вашшуна сказала про меня, что я великий художник?

– О! Эти колдуньи еще и не то видят в человеке. Особенно в мужчине. Например…

И он полчаса мне рассказывал, что умеют творить эти удивительные женщины: и лечить как целительницы, и помочь молодым матерям как вовремя забеременеть, так и удачно родить. И тело они могут вымыть волшебством, и одежду выстирать прикосновением. И… Но неожиданно дедок так сильно зевнул, что чуть не вывернул себе челюсть. И это его нешуточно разозлило:

– Ты смерти моей желаешь?! Я сейчас просто сознание потеряю!

– Да-да, извините, уже уходим! – Довольно бесцеремонно ткнув Леню в бок, я на него зашипел: – Ночной институт закрыт! Кто уходит последним – моет посуду, а потом отправляется дежурить на перевал.

Может, поэтому друг и оказался в нашем биваке раньше меня. А я, даже лежа на своем месте в гроте, поглядывал на кусище звездного неба и в самом деле мечтал о том, чтобы отыскать способ применения всего комплекта «маленьких пакостей» в полном объеме. И с разных сторон проворачивал возникшую у меня идею. Мелькнула она вместе с недоумением: почему до сих пор никто не систематизировал все подобные умения? Ведь у многих имелись некие сходные постулаты управления и воздействия, а значит, тщательно их изучив, можно будет точно так же и другими тринитарными всплесками воспользоваться.

То есть: надо разыскать всю тысячу этих пакостей, ввести воедино в программу, добавить туда все анатомические познания о разумных, приплюсовать магические теории управления силой и составить нужные графики. После чего уже сам процессор обобщит, покажет и сделает нужные выводы, а умному человеку только и останется, что воспользоваться плодами этой работы.

«Идея хороша, – думал, уже засыпая, – в принципе, может и получиться».

И как раз в этот момент по лагерю прошелестел условный сигнал тревоги, поданный от башни на перевале: «Кречи!» Эти зловонные сатиры, по словам ветеранов, как раз и любили именно такое время для своих подлых поисков. Вроде все спят еще, а рассвет-то наступил! И внизу становится видно весь лагерь как на ладони!

Другой вопрос, что двигались летающие аспиды вдоль реки, не перелетая ее никоим образом, и в такой темени еще и сами ничего на земле не видели. Чтобы лучше присмотреться, им приходилось лететь чуть не над самой землей, и порой у них здорово получалось вспугнуть коней. Те своим храпом и ржанием более точно выдавали место постоя переселенцев, и дальше уже сценарий нападения с воздуха развивался по-разному. Иногда кречи улетали за помощью конных рыцарей. Иногда подло атаковали сами, используя свои маленькие, но весьма острые сабельки. А если людей оказывалось слишком много и они действовали организованно, тогда с неба начинали падать камни. После камней кречи порой улетали, а порой и продолжали атаку, подлетая сзади и вонзая свои сабли в шею или в спину.

На этот раз врагу не удалось отыскать лагерь беззвучно и напасть на него неожиданно. Веревочная сигнализация сработала отменно, и большинство воинов схватились за луки, стараясь иметь за спиной либо товарища, либо нависающую скалу. Остальные бросились к лошадям, успокаивая их и стараясь загасить неуместное в данный момент ржание.

Мне удалось приготовить свой арбалет к стрельбе самым первым, потому что заснуть практически не успел. После чего неприятными из-за повышенной громкости щелчками зарядил два лезвия в свою тяжеловесную доску-пику. В ближнем бою, если вдруг не останется времени на перезарядку арбалета, можно и ножом пробить парочку кречей навылет. Леня со своим арбалетом провозился намного дольше, а потом расширенными глазами уставился в ночное небо.

– Никого не вижу! – шептал он. – И как это в башне этих кречи заметили?

– Бессонница у них.

Мое ворчание даже на шутку не тянуло. Добровольцам приходилось все время своего дежурства лежать на спине и пялиться на строго определенный участок звездного неба. Мелькнула крылатая тень – поднимай тревогу! Служба чревата тем, что в сон при лежании на спине да глубокой ночью тянет невероятно, так что на перевал отправлялись только те, кто мог целый день высыпаться как следует.

В данном лагере к данной ночи собралось люда человек шестьсот, но рассмотреть что-то в ночи никто из них толком ничего не мог. Только лишь на фоне мерцающих звездочек следовало определить приближающегося врага. Определенным зрением обладали только двое: я и трехщитный патриарх погоревшего монастыря. Именно к братьям и подались десяток самых отменных лучников, надеясь на подсказки старика. Ведь очень важно своевременно развернуться лицом к подлетающей нечисти и успеть натянуть тетиву со стрелой.

Свои возможности я вроде как не скрывал, но, несмотря на наши с Леней подвиги в последние дни, к нам никто не поспешил. Видимо, засомневались в моем умении. Хотя получилось, что я умудрился увидеть вражескую стаю намного раньше прославленного, но слишком уж убеленного сединами Ястреба. А как только заметил, сложил руки рупором и засипел в противоположную от летающих сатиров сторону:

– Кречи летят со стороны гор! Девять особей! Пять в центре, а две пары на флангах! Вроде как четко выдерживают курс.

А значит, что еще днем наш лагерь наверняка был обнаружен издалека по дымам, большим столпотворениям или обилию сходящихся к бивакам колей. Да и внушительная численность стаи говорила о том, что это не простая разведка или свободный поиск. Следовательно, и плохие мысли в голову начинали лезть: как бы данную воздушную атаку со стороны перевала не поддержали конные рыцари. Дозорные и по земле установили массу шумящей сигнализации вокруг башни, но мало ли что.

Враги старались подлететь к лагерю неожиданно. Так, чтобы и крыльями сильно не хлопать. Поэтому на расстоянии в километр перешли на спокойное планирование, при котором крылья взмахивали раза в четыре реже.

Но самое главное, что за время их подлета я успел забить третье лезвие в свою пику, а потом помог и Лене снарядить его «дощатое» оружие тремя лезвиями.

Друг только и успел пожаловаться:

– Все равно ничего не вижу.

Хотя мы оба понимали, что ему и так работы хватит: взводить арбалеты, подавать их, потом подавать пики, а дальше уже по обстоятельствам.

Большими плюсами для людей были полная светомаскировка да царящая между скалами и на речном берегу темень. Кречи видели ночью вообще плохо и ориентировались только по своим умениям определять высоты да по отблескивающей поверхности реки. В принципе, даже эти девять уродов могли причинить огромный урон лагерю и унести множество жизней. Первые удары саблями, паника, неразбериха, мечущиеся кони и затаптываемые люди, стоны, ор… По рассказам очевидцев, в последние дни на Ничейных землях такое уже не раз случалось.

«Но дозорные не подвели, – успел подумать я и радостно оскалился. – Да и наше с Леней присутствие в лагере сразу обрекает кречей на гибель!»

Потом начал стрелять. Первый арбалетный болт сбил левого крайнего в центральной пятерке, и тот мешком вонючей шерсти, копыт и рогов рухнул вниз беззвучной тенью. Результат второго выстрела мог бы поднять на ноги всю округу, если бы кто-то продолжал еще спать. Как мы потом выяснили, я попал аспиду в нижнюю часть брюха, лишив летуна детородных органов, поэтому вой-крик получился чрезвычайной громкости. Понятное дело, что кричал кречи не от радости и не от восторга.

Но это заставило всех остальных особей стаи сделать малую горку и зависнуть на месте для краткого разбирательства. Хотя что они могли увидеть? Или понять в зверином вое? Во время этой паузы я тремя выстрелами метателя сбил еще одного аспида и основательно перебил крыло второму. Подранок рухнул в ту самую рощицу, где накануне вечером монахи собирали дровишки. Это совпало с неким наступлением рассвета, вернее минимальной серости, которая разбавила полную темень.

Единственный оставшийся из центральной пятерки кречи не столько понял гибельность своего полета, сколько постарался взлететь вертикально вверх на недосягаемую для луков высоту. Три раза «ха!». К тому времени Леня перезарядил мой арбалет, он не подвел, и мерзкая птичка с жутким хрипом завалилась чуть ли не нам на головы.

После чего, подхватив вторую пику, я бросился на правый фланг нашей обороны. Судя по шуму, крикам, конскому ржанию и мельканию крыльев, тамошняя пара врагов на кого-то напала. Но скорее всего, именно этот шум и не дал оставшейся четверке правильно оценить нависшую над ними катастрофу. Подготовленные, сидящие в ожидании лучники – это страшная сила. Пусть они и не видели ничего толком, но одного кречи они все-таки подранили до нелетного состояния. А иную тварь приговорил я, правда всего лишь с третьего выпущенного метателем ножа.

Затем я с еще большей скоростью помчался обратно к товарищу. Один арбалет уже лежал на подставке заряженный, и Леня возился со вторым. Но хуже всего, что прямо на него летел, приготовив свою сабельку, кречи, убравшийся с нашего левого фланга обороны и сместившийся в центр. Ничем помочь другу, кроме как криком, я не мог и не успевал:

– Чарли! На тебя атака слева!

Ну и король манежа не сплоховал. Резко сдвинувшись чуть назад и присев, он без всякого прицела, спонтанно взмахнул в сторону опасности взводимым арбалетом. Дальнейшую нашу удачу можно было сопоставить с чистой случайностью. Ворот выскочил из крепления в момент опускания руки с сабелькой, и та попала под резко распрямившуюся струну. А что говорится в инструкции к такому оружию? Что непроизвольно соскочившая струна может обрезать не только руку, но и голову. Не стало исключением из правил и это жестокое нарушение обращения с арбалетом. Кречи остался без руки, а после того как коротко взвыл дурным голосом, то и без сознания.

Хорошо, что я на бегу все-таки успел рассмотреть хорошо: кровь на моего друга попала не из его ран, а хлынула фонтаном из обрубка руки сраженного врага. Также я прекрасно видел, что летевший ведомым в последней паре аспид осознал гибельность любого своего дальнейшего продолжения атаки. Заложил резкий вираж разворота и попытался уйти из воздушного пространства нашего лагеря.

Времени для спокойного прицеливания хватало. Тем более что надо мной не довлела крайняя необходимость уничтожить эту тварь. Попаду так попаду. Улетит так улетит. Но видимо, не судьба сегодня была хоть одному зловонному летуну вернуться к своим хозяевам. Сбил! А пока рогатая тварь падала, стремительно бросился заряжать метательными ножами свою пику, со всего басистого и трубного голоса крича на весь лагерь:

– Все девять кречи уничтожены! По коням и к башне! Скорее всего, зроаки предпримут атаку на перевале, а потом и сюда нагрянут! Один кречи подранен и упал в рощу, не упустите его! Остальных раненых тоже постарайтесь спасти и подлечить! Ни в коем случае не уничтожать! Еще повторяю: не уничтожать! Они нужны мне для допроса!

Народ заметался, выводя лошадей из-под навесов и из гротов; пару десятков человек бросились к рощице, еще больше – к телам павших кречей; но в любом случае мы с Леней оказались самыми шустрыми. Прикрыв арбалеты чехлами и подвесив их к седлам, мы на красавцах керьюги да со своими тяжеленными дубовыми досками наперевес домчались к перевалу первыми.

К моему великому облегчению, там оказалось все спокойно. Воины изготовились к круговой обороне и, даже случись на них атака рыцарей, полчаса смогли бы продержаться. Но как только меня увидели и опознали, так сразу старший из переселенцев, стоящих в дозоре, пожаловался:

– Внизу в долине заметили какие-то блики. Ждем чуть большего рассвета.

Светоч еще не взошел, но небо уже посветлело достаточно. Вот только человеку с обычным зрением было трудно разобрать, что творится в нижней долине, все еще заполненной густым мраком и легким туманом. Зато мне в отличие от дозорных не составило большого труда рассмотреть там десятка три готовых к атаке рыцарей.

– Тревога! Зроаки! Могут атаковать в любую минуту. Располагайтесь у заслонов, вяжите ежи вместе!

Тотчас дозорные и прибывающие следом за нами из лагеря воины стали деловито готовиться к обороне, и, можно сказать, минут через пять наше преимущество стало более чем весомым во всех смыслах.

Да только людоеды так и не двинулись в атаку. Мало того, простояв еще четверть часа и став почти видимыми для всех людей, они развернулись и единым строем умчались к дальним холмам. Из чего мы все сделали определенные выводы: сигнала от кречей не поступило – атака отменяется. Зроаки догадались, что их летучие шавки нарвались на засаду, панику и поджоги лагеря организовать не смогли, да еще и пали все до единого.

И опять мы с Леней самыми первыми помчались в лагерь, настолько нам хотелось поучаствовать в допросе плененных кречей. Потому что прибывшие самыми последними воины, глядя на нас с восторгом и непомерным уважением, сообщили новость: сразу три раненых кречи находятся в плену. Даже того спасли, который остался без руки. Кровь ему остановили, и, по мнению патриарха, который руководил экспресс-лечением, тварь вскоре придет в сознание и тоже будет готова к конструктивному диалогу.

Нельзя сказать, что зловонных сатиров раньше не брали в плен и не допрашивали. Но случалось такое невероятно редко, люди просто не в силах были удержаться, добивая этих мерзких созданий на земле, забрасывая камнями, дырявя пиками, а иногда, невзирая на тошнотворный запах, и разрывая их собственными руками. Уж на что более опасные противники, страшные враги всего человечества зроаки, но и тех порой держали в плену очень долго, выпытывая разные подробности бытия империи Гадуни. А вот летающих сатиров уничтожали всегда быстро и безжалостно. Можно сказать, даже с излишним остервенением.

Мой опыт общения с кречи, который меня похитил в свое время из Рушатрона, можно было назвать одним из самых неприятных моментов в моей короткой жизни. Все мое существо кричало о том, чтобы уничтожить, а еще лучше показательно сжечь этих тварей на костре. Да так сжечь, чтобы увидели эту казнь и все их соплеменники. Дабы неповадно было похищать детей, убивать взрослых и таскать расчлененные трупы на стол своим хозяевам-людоедам. Но в данный момент мне очень, очень нужна была информация. Уж кто-кто, но эти воздушные бандиты обязательно ведали, что творится в окрестностях крепости Грохва, в самих Борнавских долинах да и возле крепости Ледь.

Мало того, уже приближаясь к лагерю, я заметил пробуждающийся во мне несколько иной интерес, так сказать, познавательный. Именно такой интерес толкает любого путешественника на исследование неведомых пространств, на открытие новых земель и на познание других миров. А кто я, если не путешественник между мирами? И что я вообще знаю про историю кречей? Ведь в любом случае, как гласят все военные доктрины, для полной победы над врагом надо этого врага обязательно изучить. Выявить все его слабые и сильные стороны и действовать после этого с утроенной эффективностью. Иначе можно войну и проиграть.

А ведь в этом мире, несмотря на нераспространение людоедов по всему континенту и постоянную конфронтацию против них, война людьми, можно сказать, если и не была проиграна окончательно, то проигрывалась постоянно. И мне это очень не нравилось. Точно так же наверняка думал и мой боевой друг, земляк и помощник. Потому что, когда мы спешивались с коней у нашего бивака, он не удержался от совета:

– Слушай, Михаил! Не спеши убивать этих вонючек. Да и просто разведывательных данных с них стрясти будет мало. Надо бы их попытать со всей солидностью и основательностью. Вплоть до пересказа их древних легенд и историй по переселению в этот мир.

Я на это злорадно усмехнулся:

– Мы с тобой словно телепаты, думаем одинаково. Или как ты там в цирке на подобные темы высказывался?..

– У дураков мысли сходятся! – хохотнул мой товарищ.

И мы поспешили заняться ответственным, нужным делом.

Глава восьмая

Подвиг – залог выживания

Тяжеленная плита своим падением создала такой грохот и вибрацию, что это спровоцировало добавочное падение массы пыли и мелкого мусора со свода. Ну и плюс ко всему слаженный крик-визг сразу четырех женщин мог разъярить кого угодно:

– Грожба!!!

Но диковинный хищник, как это ни странно, остался полностью спокоен, молчалив и неагрессивен. И тем не менее пробирающий все внутренности рев послышался с такой мощью и экспрессией, что от непроизвольного вздрагивания всем телом не удержалась даже всего насмотревшаяся в своей жизни зуава.

– Что это?! Или кто?!

Правда, источник звука смогли определить почти правильно, он исходил из валунов, загораживающих средний тоннель для ВИП-персон. Ну а повторный рев, более тихий, но не менее злобный, уже несколько прояснил обстановку. Апаша Грозовая узнала то животное, которое могло издавать подобные звуки.

– Кажется, там медведь.

При этом ни она, ни трио Ивлаевых не отрывали взгляда от туши хищника, свалившегося сверху, и никто не мог окончательно понять, шевелится он или нет. Неверное пламя от факелов играло бликами на яркой коже с красно-желтыми разводами, из-за чего могло показаться, что существо дышит и осматривается для атаки. Апаша схватила свой меч с пола, выпутав его из веревки, девушки приготовили свое оружие, но уже раздался пятый или шестой медвежий рев, а грожба так и не сдвинулась с места. Стоявшая левей всех по периметру пещеры Мария сделала два шажка в сторону и только тогда смогла рассмотреть одну несуразность:

– Да у этой твари все левые ножки подломлены… Ну да! Словно пересохли и сломались! – Потом уже смелее двинулась вперед, заметила две отвалившиеся лапки у пасти и облегченно вздохнула: – Да это же высохшая мумия!

Остальные тоже с настороженностью стали приближаться к легендарному существу, которое, скорее всего, уже много веков назад обрело последнее пристанище в пробитом людьми колодце. Но к этому времени то ли разбуженный грохотом и вибрацией, то ли разгневанный нарушением его личного жизненного пространства медведь понизил тон бессмысленного рычания и решил наказать пришельцев. Силенки у него оказалось даже чересчур, раз он с бешенством и дикой настойчивостью принялся ворочать валуны со своей стороны, разбирая завал.

Искательницы сокровищ оказались перед выбором: то ли отступать, то ли готовиться к возможному сражению. Первой пискнула Катерина:

– Бежим! У нас есть время!

На что Мария, косясь глазами в зев открывшегося лаза на своде, философски изрекла:

– Все, что ни случается, – к лучшему.

– Тебе нравятся медведи? – кривилась Катя. – От него такая вонь!

– Да нет, мне нравится, как он работает! – Лидер трио прислушалась к стуку ворочаемых валунов. – Он ведь фактически выполняет нашу работу, разбирает завал.

– Так мы что, будем с ним сражаться? – уточнила Вера. – Это же медведь! И если такой сильный, то наверняка и огромный.

На что зуава пренебрежительно хмыкнула:

– Маша права, в этих тоннелях может быть лишь один хозяин: либо наш род, либо этот немытый, скандальный мишка. И если будем действовать слаженно и правильно, легко справимся с любым хищником.

– Но здесь ведь нет места для маневра, – справедливо сомневалась Катерина. – У нас нет ни топоров, ни копий.

– Обойдемся без них. К тому же места для быстрой атаки нет и у нашего дикого противника. Постараемся его убить в тот момент, как он начнет протискиваться между валунами. Да и факелы надо расположить так, чтобы они мишку ослепили.

Грохот камней на некоторое время стих, что позволило Вере предположить:

– Может, он передумает, испугается и уйдет?

Похоже, в тот момент медведь присматривался в просветы и прислушивался, потому что его ответом на предположение девушки стало новое рычание и еще более интенсивное разгребание завала. Оставалось только надеяться теперь на опыт старшей и всезнающей зуавы.

– И как мы его встретим? – стала уже и Мария нервничать.

– Начинаем с факелов, – начала распоряжаться Апаша. – Туда и туда. Два запасных закрепляйте в центре, возле плиты и грожбы. Еще два – у среднего прохода, по которому мы пришли. Готовьте ножи. Цельтесь в глаза, но учитывайте, что голова у зверя необычайно крепкая. Мех тоже густой, кожа со слоем жира – труднопробиваемая. Но постарайтесь попасть в лапы на их сгибе. Чем больше вы ножей в него воткнете, тем быстрее мы его упокоим.

Доступных для нанесения достойных ранений мест на теле хищника оказалось довольно мало. Глаза и лапы, ввиду подвижности во время атаки, могли оказаться не настолько эффективными целями. Но другого пути вроде как и не было.

– Надо забраться наверх, в лаз, и привязать там веревку! – догадалась Вера. – Быстрее! Подбросьте меня.

Времени для этого действа оказалось достаточно. Старшая из двойняшек осмотрелась наверху, нашла к чему закрепить две веревки и опустилась вниз со словами:

– Там нечто вроде тамбура, а вверх довольно круто уходит тоннель. Местами просто уклон, местами выдолблены ступеньки. Но такое ощущение, что по тем ступенькам тысячи лет не ступала нога человека. Наверное, именно тогда и грожба сюда умирать скатилась. Наверх теперь тянет сильный поток воздуха, образовался сквозняк, а значит, где-то наверху есть либо щели, либо вполне нормальный выход.

– Факелы, лампы или светильники заметила? – уточняла Апаша.

– Ничего. Стены голые. По крайней мере, в тамбуре.

– М-да! Вероятнее всего, тот ход никак не может вести к сокровищам. Скорее на траверсу по верхней кромке хребта.

Еще раз успели проверить оружие, как оно хватается, легко ли вынимается. Сняли почти пустые вещмешки и, чтобы не мешали под ногами, уложили в проходе. Скрупулезно распределили места в обороне и прикинули несколько вариантов развития событий. То есть вроде как успели грамотно продумать и приготовиться. И все равно действительность внесла свои нежданные коррективы в поединок с хищником.

Он уже не ревел, как дурной олень, а просто с порыкиванием, словно оберегая дыхание, работал не покладая лап. Наверное, всю свою сознательную жизнь он считал родовую берлогу неприкосновенной для других существ, а легкий сквозняк, уносящий его амбре в иную сторону между камней, воспринимал как своеобразную вентиляционную вытяжку в пещере люкс. Ну и как поступает рачительный хозяин, если в данной вытяжке вдруг заводятся нежелательные соседи? Старается до них добраться и выковырять. И медвежья силища для этого весьма пригодилась. Если бы четыре женщины сами разгребали завал, то потратили бы на это часа три, а то и все четыре, тогда как рассерженное животное управилось минут за тридцать. Но хуже всего, что к непосредственному моменту стычки оно не выглядело ни уставшим, ни истощенным.

Как только под сводом тоннеля образовалось достаточное пространство, медведь ринулся туда, проталкивая перед собой оставшийся валун наружу. Выставил свою пасть в дыру и, подслеповато щурясь своими маленькими глазками, попытался рассмотреть соотношение сил. Тут ему и достались первые гостинцы. Метательные ножи, имеющие в своем послужном списке не одного зроака и кречи, полетели в глаза, ноздри и даже в раскрытую при реве пасть.

Эффект в общем получился весьма положительным для воительниц. Нос хищника оказался раскурочен сразу тремя ножами, один остался торчать в правой глазнице, а два – в пасти, что уже обрекало животное на мученическую смерть если не от ран, то от голода точно. Рев сменился хрипящим бульканьем, голова судорожно задергалась, мешая тем самым попасть во второй глаз. И тем не менее страшные раны лишь взбесили зверя окончательно, превращая его в берсерка, идущего в последний бой.

Пытаясь протиснуться в несколько узковатую для него дыру, медведь дернулся с такой силой, что два валуна по сторонам укатились вниз, сразу делая проход в три раза больше. И тут же туша зверя ринулась вперед, словно его сзади колоссальным пинком наподдал огромный великан. Пожалуй, счастье, что в этот момент еще пять ножей попали в локтевые суставы лап с внутренней стороны, не давая медведю возможности передвигаться на всех конечностях. Из-за этого скорость его атаки заметно уменьшилась – на задних лапах быстро не побегаешь!

Он вкатился в пещеру, довольно резво поднялся во весь рост и, выбрав в качестве первой жертвы Марию, двинулся на нее. При этом он продолжал с хрипом мотать головой, а лапами инстинктивно прикрывать окровавленную, утыканную лезвиями морду.

– По коленям! – скомандовала Апаша, пытаясь своим тяжелым мечом привлечь медведя к себе.

Тотчас ножи полетели по нижним лапам хищника, удачно вонзаясь в толстую, свалявшуюся шерсть. Несколько отскочили в стороны, но несколько так и остались в районе коленных чашечек, доставляя зверю как трудности при ходьбе, так и осознание скорой смерти. Может, именно по этой причине медведь решил хоть кого-то из людей достать в последних, решительных бросках. Он упал на все четыре лапы и сделал такой рывок вперед, что отступающая перед ним Мария, непроизвольно пытаясь отпрыгнуть, споткнулась о лежащий камень и грохнулась на спину. Вернее сказать, что грохнулась, было бы неправильно. Еще в падении она начала изворачиваться, словно кошка, а когда коснулась каменной поверхности, во вращении стала откатываться в сторону. Но этого явно было недостаточно. Зверь, сделав два прыжка, вновь поднялся на задние лапы, намереваясь всей массой завалиться на тело молодой воительницы. И почти в этой атаке преуспел, еще мгновение – и старшая из трио Ивлаевых оказалась бы раздавленной.

Но тут сбоку, на максимальной для нее скорости, держа свой меч, словно ружье со штыком, вперед бросилась Апаша Грозовая. Сшибка получилась настолько мощная, что хищник отклонился в падении, грохнувшись вместе с ветераном-воительницей в сторону. При этом меч вонзился зверю сбоку в грудину, пробивая легкие и сердце. Оставалось только диву даваться, как хозяин берлоги попытался еще и вывернуться после падения, завалиться на бок, выдернуть из-под себя раненую правую лапу и, словно боксерским хуком справа, ударить практически уже убившую его женщину. От удара зуава взлетела в воздух и грохнулась метрах в пяти от шевелящегося зверя. Вдобавок он еще и левой лапой попытался дотянуться до вскочившей на ноги Марии. Но девушка действовала невероятно хладнокровно и удачно: ее рапира вонзилась медведю в левый глаз и пробила голову насквозь.

Через несколько мгновений хрипящее бульканье затихло.

И тут же все три Ивлаевы бросились к Апаше, которая с трудом пыталась усесться. Тут же понеслись ахи, вздохи, досадные восклицания и причитания:

– Что с тобой? Ранена?

– Куда он тебя ударил? Где болит?

– Вот гад! Живучий какой!

– Это из-за меня, прости, Апаша! – Мария, понятное дело, чувствовала себя виноватой, прекрасно понимая, что зуава спасла ее от возможной гибели или инвалидности. – Даже не понимаю, как это я споткнулась.

– Ш-ш! – оборвала галдеж пострадавшая. – Легко отделались. Ох! Бок!.. Этот медведюга мне кажется ребро сломал. Уф! И коленке хуже стало!

– Что надо? Как поддержать? Может, лучше ляг? – неслись вопросы вразнобой.

– Да все нормально, малышки! – постаралась улыбнуться побледневшая зуава. – Теперь мне денек-два просто отлежаться да хорошенько отожраться.

– Что тебе дать? – спросили они в три голоса, нервно развязывая принесенные из прохода легкие вещмешки с небольшим запасом продуктов.

– Стоп, стоп. Слушайте сюда. Хуже всего, что я не смогу вместе с вами отправиться наверх и выйти по траверсу к крепости. Так что придется это ответственное дело вам брать на свои плечики. Это – наибольший минус. В плюсах мы имеем, что медведь самец, значит, другие сюда с той стороны не нагрянут и мы теперь восстановили свое верховенство. Еще один плюс – это свежее мясо, а вернее, медвежья печень и сердце, которые мне солидно помогут при выздоровлении.

Надо было видеть, как скривились все три девушки, когда осознали, что придется не просто прикасаться к вонючей медвежьей туше, вынимая свои ножи, но еще и разделывать эту тушу.

Апаша старалась не рассмеяться, из-за поврежденного ребра испытывая боль при каждом резком движении. Она просто голосом имитировала смех:

– Ха-ха! Мне очень смешно видеть вас такими растерянными и наивными. Вот бы вы так себя вели всегда. Особенно вместо той агрессивности, которую вы проявляли, вызывая тетю Апашу на дуэль.

Похоже, родственное обращение ей нравилось и она пыталась его закрепить таким упоминанием. В ответ Мария ей подыграла:

– Если бы мы тетю не осадили в свое время за грубость, она бы нас никогда за родственниц не приняла. А так… одинаковый характер сразу видно.

– И я о том же! – счастливо улыбнулась зуава и тут же вновь перешла на деловой тон: – Гасите лишние факелы! Чего они даром горят? Помогите мне пересесть к плите, буду руководить разделкой туши.

Так что вскоре все три девушки, борясь с тошнотой и стараясь не дышать носом, корпели над вырезанием самых аппетитных и полезных для здоровья кусочков медвежьего мяса. Медведя подвесили за задние лапы к тем самым веревкам, и под советы и комментарии ветерана относительно быстро, всего лишь за час, от туши остался лишь неприятно смотрящийся костяк да страшно вонючая шкура с головой. После чего все три Ивлаевы отправились в обратный путь, волоча за собой в первую очередь шкуру. Этот трофей никто и не подумал мыть или вычищать, просто закопали в первом же удобном месте.

Вначале проверили коней, которые жутко забеспокоились, уловив идущий от хозяек запах хищника, а потом поспешили наружу из пещер, к ручью, отмывая с себя кровь и вонь. Хотя, чтобы избавиться от вездесущего, въедливого запаха, наверняка следовало выбросить всю одежду. Но даже постирать ее было пока некогда. Набрав воды и прихватив несколько подходящих для костра коряг, поспешили к раненой зуаве.

Пока разгорался огонь, а ветеран на палочках делала для себя первые стейки из печени горного гризли, молодые воительницы смотались во второй ходке за водой и факелами. Заодно отволокли наружу костяк. При этом они сумели провести коней в ту самую первую пещеру, откуда начинался тройной тоннель на ту сторону горного хребта. В сущности, и по самим тоннелям можно было провести животных, придерживая за повод, чтобы те держали ниже голову, но зуава от такого поступка отсоветовала:

– В любом случае их отыскать в той пещерке будет почти невозможно, а зачем лошадок сюда волочь? Им тут и страшно будет, да и нет никакого смысла здесь торчать.

– А на той стороне они нам не пригодятся?

– Ну, раз медведь там охотился, значит, те места дикие и малопосещаемые, но все равно туда нам спешить нечего.

– Тогда давай тебя отнесем в пещеру, – поступило предложение от Веры.

– Еще чего! – возразила Апаша. – Это мы всегда успеем. Отправляйтесь лучше наверх. И учитывайте: возможно, ход на траверсу будет из центра пути, а не отсюда, с одной четвертой. Так что поторапливайтесь! А я буду ждать здесь, вялить мясцо для вас, любоваться грожбой да выздоравливать после трудов ратных.

– Нет, так не пойдет, – возразила Вера, уже осматривавшая тамбур наверху. – Когда здесь факелы горели, дышать там было трудно. А от дыма костерка мы вообще задохнемся.

– Извини, не подумала, – тут же признала свою ошибку нежданная «тетя». – Гасим и факелы, и костер! Я темноты не боюсь. А самые лакомые кусочки мы быстро обжарим, когда вы вернетесь.

Уже двигаясь по уклону найденного прохода вверх, Катерина довольно громко бормотала:

– Как она это мясо ест? Да меня от одного вида тошнит! Лучше неделю голодать, чем таким дерьмом насыщаться.

– Береги дыхание, – с пыхтением посоветовала ей Мария. – И вообще, не о том думаешь. Лучше моли удачу, чтобы она именно по этому тоннелю привела нас на траверсу. Иначе в этом мире появятся три первых гнома, навечно оставшихся жить в недрах. Вернее, гномки. Или правильнее – гномихи?..

Короткое время пыхтели в раздумьях, а потом Катерина выдала:

– Правильнее – гномахини.

Минут через пять непрестанного, сильно мешающего при таком интенсивном движении смеха лидер компании возмутилась:

– Обязательно было так юморить?

– Ты спросила, я ответила, – последовало фырканье младшей из близняшек.

Как ни странно, но тяжелый, продолжительный подъем благодаря шуткам и смешкам не стал таким уж унылым, выматывающим испытанием. Хотя по пути успели рассмотреть сам ход достаточно внимательно. Не приходилось сомневаться, что в этом месте когда-то струились бегущие с наружных склонов потоки рек или дождевые воды. И наверняка когда-то имелось много ответвлений в иные стороны. Но устроители хода не поленились намертво заложить валунами и плотно замуровать раствором все ненужные отверстия в стороны. Видимо, как раз и опасались тех самых грожб, которые часто проживали здесь во время строительства. На стенах и низком своде не было ни знаков, ни рисунков, ни креплений для факелов.

– У меня такое впечатление, что этим ходом ни разу после строительства не пользовались, – констатировала Вера. – Следовательно, никуда толком он не ведет.

Ну и буквально вслед за ее словами где-то далеко вверху мелькнуло светлое пятнышко. Взбодрившиеся приближающимся моментом истины, девушки открыли в себе второе дыхание и вскоре уже жмурились на довольно просторной площадке, привыкая к дневному свету и обозревая великолепный вид чуть ли не с самой вершины горного хребта.

– Хорошо, что кречи так высоко не летают, – сообразила Катерина. – Иначе их сразу привлекла бы эта темнеющая входом пещерка.

– Ну, с этим ясно. – Мария уже смотрела на склоны. – А вот где выход на траверсу?

Все трое, не скрывая своей досады, пытались осмотреться в поисках тропы, карниза или ступенек. Безрезультатно!

– Вот неудача! Неужели даром сюда перлись?

– Зачем тогда эти идиоты вообще эту дорогу вверх устраивали?

– Полюбоваться пейзажем? Или присматривать за городом сверху?

– Ой, смотрите! А ведь с этой высоты вон там и в самом деле просматриваются лини не то фундаментов, не то оставшихся стен.

– Понятное дело, сверху все видней, – согласилась Вера и стала углубляться в воспоминания: – У нас на Земле со спутников находили древние города в непролазных джунглях.

Мария подругу сразу укорила:

– Лучше бы ты подсказала, для чего эта площадка. Иначе пора возвращаться и искать дальше.

Знаток архитектуры задумалась основательно:

– По логике вещей, никакой присмотр отсюда за городом не рационален. Как и само тщательное строительство ради любования пейзажем. Значит, все-таки… – Она приблизилась спиной к краю площадки, пытаясь рассмотреть нависающий сверху козырек. – Ну-ка, девчонки, придержите меня! Только умоляю, не упустите!

Еще бы! Если бы руки выскользнули из накинутых на кисти ремней, падать бы молодой воительнице по склону и падать. Но сама ее задумка проверить верх оказалась гениальна: там виднелись вполне отчетливые ступеньки! Просто их вначале не было видно. Тогда как, просто подбросив не боящегося высоты, а то и подстрахованного веревкой человека, можно было организовать дальнейший проход вверх.

Этим человеком стала Вера. Хоть при этом и ворчала, имея в виду лидера компании:

– Командовать каждый умеет! А вот кто думать будет и рисковать своей попой?..

Пробравшись на карачках по первым пяти ступенькам, она уперлась в торчащий обломок скалы, за который довольно удобно и прочно зацепила веревку. После чего голосом прожженного экскурсовода крикнула вниз:

– Господа туристы, прошу поспешить! Рабочее время на маршруте оканчивается с наступлением темноты, кто опоздает, останется ночевать на вершине горного хребта. Полная свежесть и чистый воздух гарантируются.

Мария выбралась одна.

– Катьку оставим, пусть поосмотрится, что там в долинах делается. Вдруг кречи с разведкой порхают. Нам ведь лишь проход до траверсы осмотреть, ну и чуть дальше.

– Как по мне, то лучше сразу поспешить к Леди, – не соглашалась подруга.

– И что? В любом случае до ночи только туда доберемся, а тут уже вон какой холод. Потом задубеем до смерти без курток и плащей. Да и камнепад организовать в сумерках просто физически можем не успеть.

Рассуждения лидера оказались обоснованными и верными. Поэтому пара разведчиц в течение часа успела дойти до траверсы, осмотреть там вполне удобную тропу по кромке хребта и вернуться обратно к Катерине. Та явно испереживалась в ожидании.

– Почему так долго?

– А вот прямо на козырьке и сидели, чтобы тебя понервировать, – пошутила Мария, но тут же вкратце пересказала результаты осмотра. – А у тебя что?

– В долинах и над ними никого не заметила. Да оно и понятно, какой смысл здесь кречам мотаться, если они все сосредоточены на штурме Грохвы и Леди.

Как ни странно, но вниз к тоннелям оказалось спускаться не намного легче, чем подниматься. Спуститься словно на санках не получалось, а слишком низкий свод заставлял держать изогнутую назад спину в постоянном напряжении. Так что, когда оказались на месте своего недавнего сражения с медведем, были вымотаны до предела. Только и помогли Апаше вновь развести костер да завалились спинами на ровные участки пола. Час вылеживались, подремывая, а потом всех разбудили запахи жареного мяса. То ли уже обоняние атрофировалось, то ли голод ликвидировал излишнюю брезгливость, но сочащиеся, горячие куски мяса пошли на ура. А уж с имеющимися специями да вприкуску с сухарями несколько ранний ужин показался просто царским.

– А что вы думали, – радовалась Апаша, глядя, как плоды ее готовки исчезают с завидной скоростью. – Медведей у нас порой именно на царских банкетах и подают. А уж со специальными подливками, да в соусах, да как следует замариновать… О-о-о! Вельможи чуть не дерутся за каждый кусок.

Катерина неожиданно рассмеялась и тут же, в первую очередь подругам, пояснила причину смеха:

– Вспомнила, что тетя Апаша тоже вельможа. И представила, как она расшвыривает остальных гостей на банкете и забирает блюдо с медвежатиной себе. Вопрос на засыпку: полез бы с ней кто-то драться или нет?

Зуава ответила на вопрос:

– Обязательно! Особенно в том случае, если бы среди гостей присутствовали три слишком вредные малышки. – Но, поулыбавшись вместе с девчонками, она же их и стала поторапливать: – Поели? Значит, за дело! Отоспитесь ночью. Одна из вас пусть отправляется за одеждой и теплыми попонами, а двое – разведайте этот тройной тоннель дальше. Если отыщете выход на ту сторону, а он просто обязан быть большим даже для медведя, то постарайтесь его тщательно замаскировать не только ветками, но и камнями. В идеале – вообще заложить наглухо. Все-таки там зроаки передислоцируют свои войска в обход горного хребта, и какая-нибудь рогатая ворона может обнаружить лаз косолапого. Если уже давно он у них не состоит на учете и не ждет своей участи пойти на мясо. Учитывайте это особенно, может быть засада охотников.

Последняя подсказка ветерана заставила отнестись вроде бы к простому делу со всей серьезностью. Катю отправили за вещами к лошадям, а Мария и Вера двинулись на разведку. Фактически в тоннелях не оказалось ничего сложного, почти зеркальное отражение уже пройденного пути. Разве что примерно в середине имелась наибольшая искусственная пещера. Но лаз там вел не вверх, а вниз и был замурован наглухо. Его и обнаружили с большим трудом, и то лишь благодаря настойчивости специалиста-архитектора:

– Должен же быть и отсюда лаз! Должен! Ну разве что он в пропущенных нами боковых проходах остался.

Конечно, ковыряться в найденной кладке подруги не стали. Там могло оказаться и полметра, и все пять глубины. Да и надлежащие инструменты требовались для такой работы. Поэтому поспешили дальше.

Как ни странно, но у выхода, в аналогичной пещерке, никакой медвежьей вони не ощущалось. Главный выход тоже был завален валунами и довольно густо зарос корнями деревьев, но когда-то эти валуны просели, дожди размыли нанесенную землю, и образовалась дыра. Может, это косолапый, а может, и его предки облюбовали это место для берлоги, и оставалось только удивляться: какого лешего косолапые тащились от пещерки в самые недра? Как по здравому смыслу, то сразу возле лаза можно было жить припеваючи, а не сбивать лапы, каждый день ковыляя туда и обратно.

– Традиция, однако! – нашла Мария единственно подходящее объяснение необъяснимому. И перешла на шепот, подкрадываясь к столбу дневного света. – Мне слышится шум густого леса… Или только кажется?

В самом деле, выход из пещерки приходился на склон, так густо заросший крупными деревьями и подлеском, что оставалось только поражаться такому буйству природы.

– Зато понятно, почему медведя до сих пор не выследили охотничьи отряды кречей, – подытожила Вера. – Будем осматриваться на местности или сразу приступим к закладке выхода камнями?

Уже приближался вечер, поэтому Мария заторопилась:

– Не мешало бы и осмотреться, и просто прислушаться, вдруг кто-то вокруг шныряет? Но некогда! Закладываем!

Не такое уж это простое дело – заложить лаз изнутри пещеры. Хорошо хоть камней под ногами да по сторонам хватало. Так что девушки хоть и за полтора часа, но справились, а потом чуть ли не бегом поспешили обратно. Не потому что есть хотелось, а потому что мечтали как можно быстрее завалиться на попоны и хорошенько выспаться.

Зуава их встречала, так и продолжая возиться с мясом, держа его над тлеющими углями.

– В дорогу вам готовлю, – стала она объяснять. – Да и себе надо запас сделать. Потому как ни ночью, ни завтра, а возможно, что еще сутки готовить мне не придется. Не хочу вас угарным газом травить.

– А ночью почему не получится? – удивилась Вера. – Тяга вроде хорошая, да и спали мы здесь уже.

– Потому что каждый час вам с завтрашнего утра экономить желательно. Поэтому сейчас собираетесь и все трое валите в гору. Там где-то и будете спать, чтобы рассвет не прозевать. А потом сразу в путь. В идеале – хотелось бы вам пожелать за день справиться. Но еще лучше лавину на зроаков ночью устроить. Значит, в любом случае только завтрашним утром назад пойдете. Ну и на всякий случай ничего жарить не буду, вдруг кому из вас по важной причине вернуться придется, а я тут дымок в ваши легкие гоню. Вот потому мне и придется готовку прекратить. Катенька сейчас вернется, пошла лошадям корм разложить с учетом долгого постоя и воду наносить.

Делать было нечего. Расчеты признали верными и, хоть не хотелось спать, стали собираться в дорогу. Еще и в пещеру сбегать пришлось за некоторыми вещами. Благо хоть недалеко, чуть менее семисот метров по прямой линии.

Затем краткое прощание с зуавой, последние инструкции от нее – и вперед. Наверху тоже удалось расположиться на ночлег вполне удобно, а прижавшись все вместе да укрывшись как следует, никакого холода не ощущали. Зато утром предвидение Грозовой лишний раз подтвердилось. Лишь только небо стало сереть, проснулись, быстро позавтракали и в путь. При этом за плечами не было тяжкого затяжного подъема и физические силы переполняли.

Что не преминула кратко обсудить младшенькая из близняшек:

– И в самом деле, мясо медведя делает здоровой и сильной. Недаром у чукчей есть поговорка: «Кого съешь – тем и станешь».

– У чукчей много чего есть мудрого, – поддакнула ей сестра. – «С кем ляжешь – с тем и встанешь». «Кто тебя кормит, тот тебя имеет». А вот эта мне больше всего нравится: «Кто тебя имеет – от того и понесешь».

Хихикающая Мария даже остановилась на какое-то время.

– Девочки, я вас прошу, мы не по Бродвею прогуливаемся! Отнеситесь к делу серьезно. Не то сорвемся к чертовой бабушке и…

Хорошо хоть тропа оказалась широкой и сравнительно прочной. Но все равно, даже просто смотреть по сторонам было очень опасно, дух захватывало, и трудно было дышать от величественных пейзажей. Справа встает слепящий Светоч, слева густая тень от горного хребта, закрывающая плодородные долины, и между этим контрастом – неровная, извивающаяся траверса, ведущая к крепости Ледь. Боящаяся высоты Катерина шла сзади и старалась смотреть только на спину Веры да себе под ноги. Но именно ей первой, пусть и с опозданием на час, пришла в голову вполне очевидная мысль:

– Девчонки, нас же сейчас, наверное, за сто километров видно!

Лидер компании так и продолжила идти, но через какое-то время досада все-таки прорвалась в не совсем цензурной ругани, завершившейся словами:

– Надо было идти ночью.

Глава девятая

Важная информация

Допросы кречей проводили в трех разных частях лагеря. Чтобы никто никому не мешал и чтобы раненые сатиры не вздумали врать одинаково. Ну и время при этом здорово экономилось. Мне, как и моему другу, приходилось метаться между всеми тремя местами, вслушиваться, на ходу обобщать данные и корректировать дальнейшие вопросы. Непосредственно присмотром за рогатыми сатирами, а также принуждением их к большей словоохотливости методами физического воздействия занимались три тандема старых и опытных ветеранов, потому что надо было при этом уметь многое: и от вони не задохнуться, и придавить тварей как можно болезненней, и не переборщить при этом. А то ведь раненые могли и кони двинуть от боли, страха и безнадеги, да и руки ух как чесались добить эту мерзость с одного удара.

Еще по парочке человек в каждой «допросной» вели стенографию ответов, и это невзирая на то, что два имеющихся у нас диктофона я тоже использовал, замаскировав их темным поролоном и сказав, что это некие амулеты «честного слова», которые неизвестно как толком работают и проходят только пробные испытания. Понятное дело, что поставил я их там, где не было патриарха, который лично раскручивал на правду одного из кречей. По крайней мере, на тот момент мы с Леней ничего более толкового для отговорки придумать не смогли. Разве что добавили: «Трогать нельзя! Иначе амулет, настроенный только на наши руки, безвозвратно будет уничтожен».

Ну и сразу по трое довольно опытных, искушенных в политике, знании обстановки и даже в истории мужчин вели непосредственно допрос. Опять-таки в присутствии и с участием как самого Ястреба Фрейни, так и его братьев. Естественно, что первым вопросом для выяснения стояли дислокация, планы противника, их силы и направления предстоящих ударов, как по воинским формированиям людей, так и по скоплениям переселенцев.

Мои предположения оказались верными: наш лагерь был замечен издалека еще позавчерашним вечером, и, чтобы не «спугнуть» нас, кречи близко даже не подлетали. Ибо когда в ночной дозор выставлялось до трети боеспособных воинов, ночные, а вернее, рейды перед самым рассветом частенько заканчивались тяжкими потерями как для зроаков, так и для их летающих прихвостней. В данный рейд отправилась одна из самых опытных девяток, считающаяся боевым, спаянным отрядом и даже имеющая классификацию, весьма сходную с понятием «эскадрилья». Кстати, это именно я ввел такую терминологию в определения боевых летных образований, и, как оказалось впоследствии, понятия «звено», «эскадрилья» и «полное крыло», состоящее из трех эскадрилий, распространились по Ничейным землям, словно лесной пожар. А в дальнейшем терминология применялась и на всех остальных фронтах и местах сражений.

После первого воздушного удара, возникновения паники, а то и попытки устроить пожар командир эскадрильи осветительным амулетом типа переносного маленького люмена должен был с высоты дать сигнал готовым к конной атаке зроакам. Понятное дело, что для тех дозорные в башне не представляли бы большой опасности, они бы этот заслон просто объехали по большой дуге и ударили при начинающемся рассвете по паникующим людям. Так как сигнал подан не был, людоеды догадались о сорвавшемся нападении и благоразумно ушли к горам. По утверждениям кречей, к данному большому отряду из полусотни людоедов еще кроме эскадрильи, уничтоженной только что, принадлежало звено из двух кречей-разведчиков и пары боевых охотников. Но охотники где-то пропали три дня назад, как и квартет диверсионной группы из зроаков. То есть вполне возможно, что и в данный момент за лагерем велось наблюдение издалека.

На эту тему Леня высказал свои мечты на ходу:

– Эх! Нам бы одну снайперку! А еще лучше ма-а-ленький вертолетик с ма-а-леньким пулеметиком.

– Забыл, что здесь порох не взрывается? Да и двигатель внутреннего сгорания может не действовать.

– Абсурд! Если горит – то горит. Взрывается – то взрывается.

Тем не менее на огнестрельное оружие рассчитывать в этом мире не приходилось. И то, что у нас имелось для личного пользования, так и оставалось бесполезным грузом в нашем немалом багаже. Но споры между нами на эту тему частенько продолжались. Да и имеющиеся сведения о взрывчатых веществах заставляли думать, что несрабатывающий порох – это совсем не следствие какой-либо «болезни в атмосфере», как я ошибочно считал раньше, а нечто совсем иное. Увы! Для более подробных разбирательств на эту тему нужно было иметь время, лабораторию, ингредиенты и опять время, время и еще раз время.

Следующим пунктом допросов шла всеобщая дислокация войск людоедов, конкретное расположение у крепостей Грохва, Ледь и политическая обстановка внутри империи Гадуни. Здесь информации оказалось многократно больше. Хоть командира эскадрильи я и уничтожил, но в плен попали оба его, так сказать, заместителя-сержанта, и они тоже были достаточно информированы.

Грохва с юго-запада была в плотной осаде, и зроаки там вели отвлекающие бои. То есть всеми силами показывали, что основная атака на Борнавские долины будет именно оттуда. Тогда как на самом деле с северо-востока, на перевале с крепостью Ледь, были собраны главные магические силы людоедов, и именно там собирались задействовать некий сборный удар сразу нескольких десятков трехщитных. Удар наподобие того, которым в свое время разрушили неприступные стены с другой стороны Леди. Причем кречи утверждали, что участь высокогорной крепости практически решена. Из людоедов никто не сомневается, что собранные обладатели щитов разрушат стены и помогут ворваться на руины своим рыцарям. Потом войска ударят по Борнавским долинам и напоследок с двух сторон уничтожат самый крупный очаг человеческого сопротивления в Грохве. Имелись не совсем проверенные сведения, что и Грохву могут разрушить неким магическим средством.

Такие новости меня мало сказать, что озадачили и обеспокоили. Внутренне я сразу настроился отправиться к горам, окружающим Грохву, сразу после обеда. Невзирая на то, будут у меня попутчики, проводники или не будут. На мой вопрос, отправится ли он со мной, Леня во время нашего краткосрочного столкновения только издевательски фыркнул:

– А я с кем сюда уже давно отправился? И кто тебя, кроме меня, прокормит? – да и побежал дальше.

На душе стало как-то спокойнее. Я, конечно, в товарище не сомневался, но спросить просто был обязан. Ведь одно дело, когда приходится спасаться самим, как мы делали, случайно оказавшись в царстве Трилистье, и совсем иное – сознательно рваться в тыл врага для спасения каких-то совершенно незнакомых для тебя девчонок. Тем более что Леня в плен к людоедам не попадал, ужасов в виде окровавленных, отрубленных детских ладошек не переживал и такой отчаянной ненависти к людоедам, как я, не испытывал. А ведь ж ить хочется каждому! Пусть даже и на инстинктивном уровне подсознания. Что до меня, то, если бы моя смерть принесла гибель даже сотне зроаков, я был бы рад несказанно, настолько я их ненавидел.

Нет! Лучше, конечно, делать размен на тысячу… Опять, нет! На сто тысяч. Э-э! В идеале – на всех! Вот уж точно ни одной сотой доли секунды не сомневался бы.

Коррективы в допросы я внес всем, и довольно жесткие. И как ни странно, ни атаман, ни даже сам трехщитный патриарх против моих требований даже слова не пикнули. Скорее всего, авторитет техника-оружейника и его помощника после ночного сражения превысил все возможные и невозможные высоты.

Посыпались вопросы о горах, окружающих Грохву, о составе войск, количестве эскадрилий и местах их расположения. Также меня сильно интересовало, как и где кречи патрулируют, каким количеством и что конкретно высматривают. При этом меня сразу посетила идея с переодеванием в доспехи рыцарей-людоедов. Подобный трюк я с другими товарищами по плену предпринял в крепости Дефосс, когда мы совершили отчаянный побег. Ведь по большому счету если напялить на голову своеобразный, сильно отличающийся шлем зроака, то трудно даже вплотную отыскать различия между людьми и их главными врагами. Так что на самом опасном участке нашего пути почему бы и не использовать военную хитрость для достижения поставленной перед собой цели?

Несколько успокаивало, что по ответам кречей получалось: над низкими участками гор, вокруг Грохвы они почти не патрулируют по причине своей крайней малочисленности там и по логичным рассуждениям типа «А на кой?». Ведь в любом случае по узким тропам, которые обрываются в пропасти и ущелья, если и просочатся жалкие единицы бегущих дезертиров или отчаянных посыльных – то на здоровье. Никакой роли для всеобщей тактики и глобальной стратегии это не имело, и верховный главнокомандующий людоедов распылять силы на такие пустяки не собирался.

В связи с этим меня очень заинтриговал сам факт отправки диверсионных групп и отрядов в Ничейные земли. Если уже не распылять силы, то какого рожна их рассеивать на огромных просторах и гоняться за гражданскими лицами, практически не представляющими большой угрозы для организованной армии? Неужели подобное нагнетание паники и неопределенности окупается?

И тут раскрылась весьма интересная ситуация. Оказывается, зроаки твердо уверены, что в Ничейные земли подался поцарник, наследник престола в царстве Леснавское. Причем сделал это не в окружении армии или хотя отборных воинских частей, а оставаясь именно в среде переселенцев. Что и как он пытался этим доказать или решить, оставалось неизвестным, но зато людоеды вознамерились нападками диверсионных групп и больших отрядов отыскать принца и если не взять в плен, то хотя бы уничтожить. Впрочем, пленение обещало быть таким выгодным в плане наград, премий, льгот и привилегий, что любой воин в армии людоедов спал и видел, как он лично берет в плен незадачливого поцарника, а потом получает наивысшие блага в этой жизни из рук восторженного императора. Превалировало в этом стремлении пленить и наказать якобы личное желание нового императора хоть таким образом отомстить за смерть своего отца. Он почему-то считал, что в случившейся для прежнего императора трагедии виноваты выходцы из правящих родов окружающих Гадуни государств. И торжественно поклялся, что отныне будет уничтожать всю элиту как царств Трилистье, Леснавское и прочих, так и верхушку империи Моррейди.

Как по мне, то тут просматривалась совсем иная подоплека такой избирательной мести. Взошедший на людоедский престол император наверняка решил, что новое чудо-оружие, из которого был убит его отец и уничтожены сотни зроаков, создано в большой тайне и скрывается от всех остальных людей. Но уж цари, их наследники, императоры, правящие соседними державами, просто обязаны знать про это оружие. Ибо если не они, то кто? Такая мысль, что здесь чисто случайно вмешались заблудившиеся путешественники между мирами, главному людоеду и в голову не могла прийти.

Конечно, местного поцарника, если его поймают, мне было жалко. Именно по этой причине я настоял, чтобы отряд посыльных отправился в соседние станы и лагеря с добытыми нами сведениями немедленно, еще до окончания всего ведущегося допроса. И тут мне перечить или оспаривать мои распоряжения никто не стал. На что Леня при очередной нашей короткой сходке-консультации мне хитро подморгнул:

– Кажется, тебя без всякого голосования назначили старшим и над атаманом, и над трехщитным патриархом.

– Ничего, через пару часов нас здесь уже не будет. Да, переходим к истории и общим сведениям!

С той минуты из кречей стали вытягивать ту самую информацию, которую необходимо знать шпионам. Самого понятия, что люди могут находиться в тылу их армий и воинских формирований, кречи и в головах удержать не могли. Поэтому выбалтывали все без задней мысли, порой даже хвастаясь своей информированностью и думая, что люди выпытывают их просто из чувства некоего восхищения, восторга, а то и зависти. Подобные думы, понятное дело, нам казались полным маразмом, но вести допрос и придерживаться составленных мною пунктов это никому не мешало.

Здесь тоже совсем по-иному раскрылись многие грани бытия империи Гадуни, история этого государства, история их проникновения в этот мир и целый свод законов, регламентирующих отношения между зроаками и летающими зловонными прихлебателями. Также много нового удалось узнать и о сути непонятного союза людоедов с людьми княжества Мак-Тайланов. Кстати, эти предатели рода человеческого тоже оказались призваны на большую войну и в составе нескольких полков уже находились на территории Ничейных земель или на границе с этими землями. Эта неприятная новость доказывала лишний раз, насколько крупномасштабные военные действия намечаются командованием зроаков.

Поразило и то, что ни ветераны пограничья, ни сам патриарх погоревшего монастыря не знали некоторых нюансов и даже не догадывались о них. Что лишний раз лично для меня подтвердило прежние догадки: люди боролись с аспидами не щадя живота своего, но вот до детального изучения врага еще не дошли. Так, например, все очень удивились, когда кречи стали утверждать, что слово «зроак» в их древнем языке обозначает «спаситель», а слово «кречи» – «возвышенный, одухотворенный». Но это так, не слишком-то достойно обсуждения, мало ли как мразь и гниль себя назовет для возвышения в собственных глазах и придания своим поступкам высших приоритетов. Ведущим допрос от такого ни жарко ни холодно, максимального предела имеющейся ненависти к врагам уже никакими каплями не переполнишь.

А вот то, что любой кречи имеет право вызвать любого зроака, вплоть до императора, на дуэль, нам всем показалось полным абсурдом. А звучащие утверждения, что подобные дуэли случаются и летающие сатиры чаще выходят в них победителями, мягко говоря, шокировали. Мало того! Мак-тайлановцы тоже имели такие права! И порой на границе княжества с империей Гадуни проходили как пышные рыцарские турниры, так и скромные межличностные стычки с присутствием пары секундантов с каждой стороны. Вначале мы не поверили, но, когда сличили показания, убедились в полной их правдивости.

В тот момент я не выдержал и несколько в стороне от остальных переселенцев набросился на престарелого трехщитного с упреками:

– Как же вы с ними воюете?! Как можно настолько плохо знать своего врага?! Ну ладно мы, дикие и безграмотные виноградари из Паймона! Большинство из нас ни в море не выходит, ни границы своего царства не видело никогда. Но тут?! В ареале непосредственных и самых жестких сражений, имея столько естественного материала для выкачки информации, и не знать таких банальных деталей?

Ястреб Фрейни попытался оправдаться:

– Да что толку с тех пленных. Почти всегда этих тварей добивают на месте. Допросы, а тем более такие масштабные, как затеял ты, на моей памяти никто никогда не вел. Если уж и выспрашивали с пытками, так только одно: где прячутся остальные, сколько их и каков маршрут продвижения. При этом думая лишь о том, как изобрести наиболее жуткую, мученическую смерть для пленного. Да еще сделать это так, чтобы казнь или последствия казни увидели остальные зроаки и кречи. Какие могут быть с ними беседы и разговоры? Иного не дано!

Я задумался, глядя на раскрасневшегося старикана, а потом неожиданно спросил:

– Зроаки едят друг друга?

Патриарх как-то странно сник, лицо его, и так изборожденное морщинами, скривилось, и ответ оказался вполне ожидаем:

– Ну, считается, что едят.

У меня перед глазами так и стояло мое короткое пребывание в плену, но сейчас распространяться на эту тему мне не следовало. Но я-то ведь четко знал и видел, что своих соплеменников эти подлые людоеды не едят, а кречи питаются только кашами, корнеплодами, некоторыми видами фруктов и грибами. Кстати, съедая при этом на удивление мало, по сравнению со своим весом и расходом энергии для полетов. Об этом меня еще товарищи по плену проинформировали, пока мы ждали своей участи в тюремной камере замка Дефосс.

Но если уж трехщитный, проживший столько лет в соседнем с Гадуни государстве, на эту тему конкретно ответить не может, то дело из рук вон плохо.

Естественно, рассуждения что воинов, что полководцев понять можно: «Только уничтожать! И чем больше, тем лучше!» Чем враг питается, какие картины любит и выращивает ли цветы на приусадебном участке – никого не волнует. Наоборот, того, кто начнет подобными нюансами интересоваться, посчитают полным дебилом и опасным для общества демагогом. Но ведь интересоваться-то надо!

Следующий вопрос тоже оказался для дедули неожиданным:

– Что проповедовали и к чему призывали в твоем сгоревшем монастыре? – Седые брови встали домиком, и мне пришлось уточнить: – Какую идейную политику, моральные устои или призывы к какому божеству вы с братьями собираетесь оглашать с амвона или алтаря древнего монастыря в Грохве? Если отстроите его.

– Я ведь тебе говорил: мы славим культ продолжения рода, – явно обиделся патриарх. – Странно, что ты не знаешь.

На что я пожал плечами и смиренно напомнил:

– Так мы ведь отсталые и далекие от всего виноградари.

– Ага-ага! Виноградарь ты наш безграмотный, – стал строже голос трехщитного. – Расскажи кому другому! Десяток бы таких, как ты, с виноградников согнать сюда, война бы давно в нашу пользу закончилась.

– И все-таки? – не давал я ему сойти с темы.

Дед подвигал грозно зрачками, но ответил степенно и с достоинством:

– Каждый человек обязан знать всех своих предков до двадцатого колена. И эта информация очень важна при составлении браков, поиске странных болезней и врачебных исследований наследственности. И любой человек, дающий нам о себе данные, имеет право просить информацию как по своему роду, так и по истории рода своего партнера в супружестве.

– Об этом я знал, – успокоил я собеседника. – Просто хотел от тебя услышать полную и верную формулировку. Но теперь подумай: если у вас в монастыре информация будет перепутана или вообще какая-то будет отсутствовать, сможете вы давать консультации своим прихожанам?

– Нет, конечно! И на новом месте, ориентируясь на окружающие нас поселки, мы сможем полноценно возобновить нашу непосредственную деятельность только лет через десять, не раньше.

– Вот! Тогда почему вы так мало знаете про главного врага всех людей? Ведь как раз из разрозненных мелочей и воссоздается картина общего бытия. Например: вдруг окажется, что запах ромашки вызывает у зроаков расстройство желудка.

– Э-э-э?

– Повторяю: это лишь пример, и бедный цветок ни в чем не виноват. Потом выяснится, что пыльца черешни провоцирует у людоедов сильный чих. – (Ястреб слушал меня со всевозрастающим интересом.) – А потом мы узнаем, что в ночь с резким морозом внутренности людоедов теряют вязкость соединительных тканей желудка с остальным телом. Что мы имеем в результате комплексного подхода к решению проблемы и накопления тотальных знаний? А вот что: в нужную ночь мы варим ромашку и по ветру пускаем запах на лагерь противника. Наступает преддверие жуткого поноса. С тем же ветром следом отправляем пыльцу черешни. Она заставляет людоедов надсадно чихать. Ну и к утру падает заморозок. Итог: все враги поголовно в надсадном чихе рвут себе желудки, забродившая пища попадает в раны, и через три дня можно смело отправляться в тот лагерь с лопатами, закапывать зловонные, раздувшиеся трупы.

Патриарх дергался от услышанного и чесал затылок так, что казалось, последние волосы выпадут. Так его проняло моими примерами.

Немного подумав, я еще припомнил такой важный момент, как ведущаяся сейчас местными богами – или как их там, шуйвами? – тотальная чистка всех иномирцев. А кто такие зроаки и кречи, как не выходцы из иного мира? Но вот в каком именно месте и как подействует смерть на кречей, если их сейчас же попробовать доставить в Рушатрон? Делались ли такие попытки раньше? А если и да, то почему бы не попробовать снова?

Поэтому я добавил, пока слушатель внимал каждому моему слову:

– По преданиям моего рода, иногда в зоне вокруг столицы Моррейди шуйвы уничтожают всех выходцев из иных миров. Надо это немедленно проверить. И обязательно в пути следить за здоровьем пленников, особенно на периметре названного мною расстояния. Меня здесь не будет, так что придется, уважаемый Ястреб, довести это дело до конца самому. По крайней мере, убедить остальных и организовать перемещение этой троицы копытной нечисти твоего авторитета хватит.

Подобные откровения и неожиданные выводы, а также последнее задание умнейшего, многоопытного обладателя Трех щитов поразили до глубины души. Причем саму систему обобщений и смысл полного, скрупулезного, пусть даже не всегда сознательного, накопления информации он признал правильным сразу и бесповоротно. Вот только некоторое время еще требовалось его сознанию, чтобы окончательно разбить навеваемые веками стереотипы: «Враг должен быть в первую очередь убит! И только потом следует идти… убивать нового врага!»

Пока он на меня смотрел не моргая, я записывал перечень дальнейших вопросов для кречей и бормотал:

– Понятное дело, может, в имперской разведке Моррейди, а то и Леснавского царства все ныне добываемые нами сведения уже собраны. Скорее всего, там даже и про «запах ромашки и пыльцу черешни» знают. А вот про какую-нибудь мелочь типа ночного мороза и иной анатомии не догадываются. А может, кто-то один догадывается, но не обменялся полной информацией с остальными разведками. И что мы имеем вследствие подобной несогласованности? Только одно: людоедство процветает и трагические похищения детей не прекращаются. Ладно, вот новые вопросы. Добавите с братьями уже сами остальные по этой же теме.

И я, сорвавшись с места, помчался к другому биваку, где слишком долго застрял мой товарищ. Похоже, выслушивал нечто новое и интересное.

В то же время движение по лагерю продолжалось более чем интенсивное. Все поголовно не переставая обсуждали ночной налет кречей, уважительно следили за нашими перебежками и, явно облизываясь, посматривали на наши тяжеловесные пики. Но все имели при себе оружие со щитами в обязательном порядке. Прекрасно зная, как ведут себя сатиры после гибели своих соплеменников, я к обеденному времени ожидал вполне возможного «налета мести», на который кипящая злостью парочка зловонных разведчиков вполне могла решиться. Да и что им станется, если они с огромной высоты просто будут швырять горстями мелкие камни? При большом скоплении народа в одном месте и такие действия могут доставить немалые неприятности, а то и бессмысленную гибель. Поэтому другим приказал и самому пришлось таскаться с тяжеленной доской с места на место.

К слову сказать, любому мужчине не возбранялось подходить к местам допроса и внимательно слушать каждое слово. Но вот показывать свои эмоции при этом, шуметь или обсуждать услышанное, а тем более вмешиваться словом я запретил сразу и категорически. И все отнеслись к этому с полным пониманием.

Но чуть позже, уже ближе к обеду, на моем пути возник дед Мирослав:

– Постой, Михаил! Вижу, что ты начинаешь помаленьку готовиться в путь?

– Конечно. Я свои намерения не меняю и обязательства перед близкими стараюсь выполнять всегда.

– Решился-таки идти с другом в Борнавские долины?

– Да.

– Ну а проводники все еще нужны?

– Жду не дождусь, пока они откликнутся, – заулыбался я. – Хотя при таком уровне опасности в предстоящем рейде ни в коем случае не стал бы их винить в отказе.

– Опасность – везде, а вот семья – одна, – философски рассудил Мирослав. – Я потому и не сразу к тебе подался с докладом, что постарался дела свои наследственные решить, да и остальных родственников следовало поставить в известность. Помощь моей жене на старость лет в любом случае нужна.

– Значит, согласен меня провести по горным тропам? – Только, присмотревшись к глазам ветерана, которыми он смотрел на меня, словно на самого царя-батюшку, можно было и не уточнять.

– И я согласен, и еще один родственник готов с нами в путь отправиться. Справный воин, отличный лучник, хоть и хром на левую ногу. У Грохвы никогда не был, но мастер золотые руки и среди любых гор чувствует себя как дома.

– Лучник – это здорово! – замер я, припоминая свою задумку. – А вот мастер… Кузнец, хлебопек или горшечник?

– Немного кузнец. Немного оружейник, но в основном он по дереву кудесник да по выплавке стекла мастак. Мы с ним в Борнавских долинах собирались стекольную плавильню строить.

– О как! Солидный дядька! А пригласи его ко мне на пару слов, хочу с ним по одному вопросу посоветоваться.

На одной из очередных моих пробежек дед Мирослав опять возник на моем пути, но теперь уже с родственником. Одного роста и одного возраста. Лица у обоих были похожи, разве что Бароч, как его представили, смотрелся рядом с грузным ветераном, как поджарый, жилистый тигр рядом с носорогом. Так как время меня поджимало и я шестым чувством начинал осознавать, что опаздываю, то не стал задавать Барочу лишних вопросов о согласии или причинах пойти в наш маленький отряд добровольцем. Судя по завистливым взглядам, от таких попутчиков или командиров, как мы, не отказался бы ни один из переселенцев.

Поэтому сразу достал листок бумаги, склонился над подходящим валуном и, давая скороговоркой объяснения, стал набрасывать чертеж будущего сооружения. Мне только и следовало проверить именно смекалку того человека, которому присвоили высокое звание «мастер золотые руки».

И Бароч это определение своего умения не развенчал. Почти сразу же стал задавать встречные вопросы по существу:

– Почему так важна разница в толщине канатов?

– Так намного интенсивнее гасятся ненужные колебания и раскачка.

– А вот эти, уходящие в стороны? – тыкал он пальцем в рисунок.

– Когда ты делаешь ворота, то прибиваешь доску наискосок, чтобы они не перекашивались под собственной тяжестью. Эти растяжки выполняют точно такую же функцию.

– Тогда все понятно.

– Можно соорудить за сутки при данной длине и для данной тяжести? – уточнил я напоследок и, не подумав, буквально несколькими линиями, не отрывая карандаша, изобразил человека, ведущего в поводу тяжело навьюченную лошадь.

– Конечно, – выдохнул тот, расширенными глазами глядя на изображение. – Как красиво! Да ты великий художник!

– Ерунда, – досадовал я. – С самого детства только это и умею рисовать.

Не хватало еще, чтобы сейчас по лагерю разнеслась весть, что я умею рисовать похлеще Тициана с Веласкесом, или кто тут у них в Леснавском царстве общепризнанные художники. А там кое-кто пустит слух дальше, контрразведка Моррейди вспомнит про мой обряд гипны в Сияющем кургане, мои рисунки на имперском флагмане «Перун», и сразу ко мне потянется цепочка тех, кто ищет чудо-оружие и сбежавшего из-под строгого надзора героя, славноприсного барона Цезаря Резкого. Хорошо, что здесь Леня, бывший во время боев в Трилистье бароном Львом Копперфилдом, ходил всегда в маске, а теперь еще и подарок патриарха окончательно помогает прикрывать уродливые, хорошо запоминающиеся шрамы, но ведь все равно высчитать тогда нас будет намного проще. И даже измененные имена не помогут спрятаться в зоне самых интенсивных боевых действий.

– В отряд принят! – После чего повернулся чуток и к деду Мирославу. – Но сразу первое предупреждение и обязательное условие: никто, кроме членов отряда, не должен знать о наших разговорах, намерениях и планах. Принято? Тогда все. Выход через кар-полтора.

Сграбастав листок бумаги в карман, я помчался дальше, оставив родственников на прежнем месте о чем-то интенсивно перешептываться. Скорее всего, они обсуждали несколько странное условие. Хотя как ветераны наверняка понимали, в плен могут захватить и кого-нибудь из нашего лагеря. Тогда наша затея с переходом через горы в обход Грохвы провалится изначально.

Но уже через час они со своими лошадьми стояли возле нашего бивака во всеоружии, с припасами и в полной походной готовности. А мы к тому времени так и продолжали метаться по лагерю, собирая последние листки с допросами, пряча свои диктофоны, седлая попутно коней и с некоторой наглецой разоряя продовольственные запасы наших соседей по лагерю. Вернее даже, это не мы разоряли, это они сами проявляли инициативу, зная о моей болезненной прожорливости. Вначале кто-то принес и положил на камнях завернутые в чистую тряпицу с десяток свежих лепешек. Потом туда добавился мешочек с морковкой и картофелем. Затем появились вяленое мясо, флаги с вином, сыры, колбасы, вяленая рыба и так далее, и тому подобное.

Мой товарищ, не менее болезненный, чем я, но только на укоры совести, начал было возмущаться, кричать по сторонам: «У нас все есть! Спасибо! Ничего не надо!» Но стоило ему один раз заглянуть мне в глаза и увидеть, как я судорожно сглатываю заполнившую рот слюну, так сразу вовремя затих и со вздохом стал складывать пожертвованную нам пищу в переметные сумы. Правда, я все-таки расслышал ворчание:

– Попробуй не взять жратвы этому проглоту!.. Так он собственного коня зажарит!..

Обижаться я на него не стал. На правду ведь не обижаются. Но вот упоминание о конях подстегнуло меня к заключительному акту расставания с лагерем. Для этого я пригласил атамана в бивак уставшего после допроса патриарха и с молодецкой яростью выложил им свои требования:

– Ястреб, трофейного коня зроаков я выкупаю для важного дела. Мало того, доспехи убитого твоим мягуном рыцаря мне тоже крайне необходимы. Атаман, подберите мне еще одного подобного тяжеловоза, нам надо четыре для всех. Плачу любую цену. Своих керьюги мы с Чарли вынуждены оставить в лагере, но с оплатой по их уходу. Также с условием беречь и лелеять как собственных, они нам еще очень нужны. Ну и прошу продать мне лучшие веревки, в должном количестве и ассортименте. Список уже есть у Бароча. Договорились?

Атаман лагеря стал мотать головой и набирать в грудь воздуха для споров. Уж он-то понимал, как сложно именно в такой момент купить у кого-нибудь рыцарского коня, да вдобавок упросить людей продать лучшие веревки. Но его оборвал мягким голосом трехщитный:

– Хорошо, мастер Михаил. Сейчас все это будет у твоего бивака.

С той минуты и кара не минуло, как наша небольшая группа из четырех всадников, за которыми двигались по пристяжной лошади с грузом, отправилась вначале к дозорной башне, а потом прямиком на восток. Полной нашу экипировку назвать было нельзя, но основательной – всенепременно.

Глава десятая

В одном из лагерей переселенцев

Этот бивак не слишком выделялся на фоне остальных ему подобных. Но это если не знать, что добротный шатер не просто пристроен к нависающей под минусовым наклоном скале, а вдобавок прикрывает внушительное отверстие в небольшую пещеру. Довольно редкое творение природы на огромной долине, примыкающей одним краем к низким холмам.

В самой пещерке внутреннее убранство было не лишено приятного уюта и даже некоторой роскоши в обстановке. Хотя восседавшие там за столом люди были одеты в самую простую походную одежду и пили из грубых глиняных кружек горяченный, более чем бесхитростный травяной отвар. Причем пили шумно, с прихлебыванием, как обычно и делают простые крестьяне или не воспитанные в куртуазном обществе ремесленники.

Хотя если выражаться еще точнее, то хлюпающие звуки издавали своими губами двое молодых парней. Разница в возрасте на вид – лет шесть, но один из них отличался широченными плечами и открытым, добродушным и улыбчивым лицом. Второй парень больше хмурился, и у него на лбу порой пролегала глубокая складка.

Третий мужчина и смотрелся гораздо старше, и вел себя гораздо интеллигентнее. Еще при этом пытался поучать хорошим манерам своих младших сотрапезников:

– Что за поведение за столом? Ну ладно Смел, с него взятки гладки. Но уж ты, Миурти, постеснялся бы.

– Да ладно, Саабер, сколько можно?! – возмутился озабоченный раздумьями парень. – Моего папы здесь нет, и за усердие в воспитании никто тебя не похвалит.

– Ох! Ну как тебе не стыдно! – стал сердиться учитель, старший друг и наставник в одном лице. – А то я нахожусь возле тебя ради похвалы?

– Ладно, не обижайся, но дай хоть спокойно чаем насладиться! – досадовал Миурти. – Никто нас не видит, этикет здесь вообще неуместен.

– Но ты должен всегда и везде соответствовать своему высокому ти…

– Все, все! Только давай без титулов и этого «всегда, везде». А не то сейчас напомню, как ты сам ел сырое мясо, пил грязной рукой воду из лужи и вытирал капли из-под носа тыльной стороной ладони.

На эту угрозу Саабер так вдруг рассмеялся, что расплескал немного чаю на свою куртку из простой ткани. Сравнения оказались слишком уж контрастными для него, тяготы побега из империи Гадуни, случившегося сравнительно недавно, и в самом деле отличались дикой простотой. Тогда как при упоминании о грязной луже недовольно скривился гигант Смел:

– Ну вот, вечно удовольствие от завтрака надо испортить! Ну и чего тебе опять наши приключения при побеге в голову лезут? Вспоминай лучше что-нибудь приятное. Бал какой-нибудь, обед званый…

– Ага! Попробуй избавься от этих воспоминаний. – Парень грустно вздохнул, подливая себе в кружку отвара из котелка, стоящего на столе. Хотел отпить, но отставил кружку в сторону и стал с какой-то душевной болью признаваться: – Мне вон этой ночью опять снилось, как я сквозь прутья решетки протискиваюсь и чувствую, что застрял намертво, ни туда ни сюда, задыхаюсь. И тут же наш спаситель Борей ко мне руку тянет и поторапливает: «Быстрее! Быстрее! Иначе так и останешься в этой тюрьме!» А между нами вдруг пропасть расширяется, руки наши все дальше друг от друга, и опять какой-то стон Борея: «Ну! Я ведь маленький, не дотянусь!..»

Саабер уже давно перестал смеяться, зато окончательно рассердился здоровяк. Отставил кружку и поднял нравоучительно свой указательный палец, весьма похожий на сардельку:

– Ну сколько можно себя корить и мучить? А ты думаешь, нам легко? Думаешь, мы не мучаемся тем, что пришлось уходить в той ситуации? Особенно когда от тебя ежедневно несутся эти самобичевания и стенания. Что тебе за сны только ужасные снятся? Почему не застолье какое или там танец с Катериной?..

Последнее предложение у него вырвалось явно спонтанно, и расширенные глаза учителя не успели остановить его на полуслове. Миурти моментально изменился в лице. Если до того он выглядел печальным и кающимся, то теперь – раздавленным и несчастным.

– Я ее потерял, – прошептали его губы. – Упустил.

Смел вначале вздохнул от предостерегающего знака Саабера, потом печально заглянул в кружку и, опять отставив ее решительно в сторону, решил поскандалить:

– Нет! Так продолжаться не может! С чего это ты решил, что кого-то потерял? С чего это ты решил, что наш спаситель Борей погиб? До каких пор ты будешь вести себя как расхлябанный мальчишка, готовый заплакать по любому поводу и без повода?! Вспомни того же Борея! Вспомни, как он нас заставил действовать и как личным примером побудил драться, цепляться зубами за собственные жизни! А ты чего ноешь и упиваешься тяжкими думами?! Дать бы тебе в ухо со всей души!..

Миурти на этот раз уже нахмурился совсем по-иному, со злостью и возмущением:

– Чего это ты на меня раскричался? Думаешь, как на девять лет старше и учил меня фехтованию, то уже и кричать право имеешь?! И что значит «в ухо»?!

Гигант сделал вид, что страшно испугался:

– Ах, простите, ваше высочество, погорячился! Больше не буду пугать ухом, буду сразу ставить фонарь под глаз! – но тут же, подхватывая кружку вновь, улыбнулся и хмыкнул: – Вот таким ты мне больше нравишься.

И опять шумно стал втягивать в себя травяной отвар. Тогда как его растерянный товарищ обратился за поддержкой к учителю:

– Нет, ты видел, как он себя грубо ведет? По-хамски! И вот почему замечания ему не делаешь? А как же правила хорошего тона и товарищеские отношения?

Но Саабер тоже прикинулся отстранившимся от разговора, делая вид, что задумался и только сейчас вернулся обратно к беседе:

– А? Что?! Извиняюсь, задумался и не слышал, о чем вы тут мило беседовали?

– Да-а? Задумался? – ехидно улыбнулся парень. – А зря. Только что решилась проблема ваших отпусков. Мой добрейший приятель Смел отправляется сегодня же в свою деревню, где он не был уже четверть века, а мой очень полезный в воспитании учитель уходит в паломничество в Ледовое царство. Сколько себя помню, он все туда бедный отпрашивался, да дела не позволяли. А сейчас вот, красота-то какая, дела раз – и закончились!

Здоровяк на это лишь презрительно скривился и подлил себе отвару, а вот Саабер изящно и с благодарностью склонил голову в поклоне:

– Я в восторге! И как только твой батюшка выдаст мне отпускные, сразу и отправлюсь.

Миурти безнадежно вздохнул.

– Ничего-ничего! Не все вам за чужими указами прятаться. Вот скоро заведу свою канцелярию, посажу писаря да и…

– Так и мы о чем толкуем! – вскинулся от радости Смел. – Давно пора! Все остальные в твоем возрасте уже не одну канцелярию имеют! И писарей сотни две! Возвращаемся в столицу? Да?

– Не дождетесь! Я уже давно совершеннолетний и имею право сам выбирать, что мне делать и куда направляться.

На это наставник стал рассудительно кивать:

– Хвала шуйвам, что еще два года для поцарника выбирает сопровождающих его отец, а то бы я давно уже отправился в… паломничество.

Судя по ехидному прищуру глаз поцарника, он собирался добить своего друга и наставника какой-то колкостью, но не успел. Вначале шум послышался в загораживающем пещеру шатре, потом откинулся полог, и к ведущей чаепитие компании ввалился рослый, весь обвешанный оружием воин. Хотя на нем было не воинское обмундирование, а костюм охотника. Чуть ли не с порога он начал:

– Ваше высочество!

– Ну сколько можно! – оборвал тот вошедшего, указывая рукой на лавку за столом. – Тут все свои. Отвара хочешь?

– Хочу! – Мужчина с ходу уселся на качнувшуюся лавку и схватился за поданную ему Саабером кружку. Он и в самом деле мог позволить вести себя без свидетелей как угодно, потому что вместе с данной компанией прошел тяжелейшие испытания во время плена, а потом и беспримерного побега из крепости людоедов Дефосс. – Ну и набегался я сегодня! Зато и результаты имеются!

Он с жадностью сделал несколько глотков, но, заметив, с каким ожиданием не только поцарник, но и остальные ждут от него доставленной информации, перестал пить и воскликнул:

– Есть две новости! Одна явно хорошая, и вторая так себе. С какой начинать?

– С той, что «так себе», – тут же решил Миурти.

– Значит, это про наемниц. Так вот, лично встретился с посыльным полка «Южная сталь», который прямо-таки чудом прорвался сюда перед самой блокадой Борнавских долин. Он девушек не только видел, но порой даже общался с ними и в курсе всех происшедших с воительницами событий к тому времени. Оказывается девчонки – настоящие героини, умнейшие личности и непревзойденные организаторы, выдумщицы и затейницы. Именно они внесли инициативу о ночных рейдах по Суграптской долине, где вырезали массу комендантских отрядов из зроаков и кречей. Затем они же заставили соорудить тысячи коварных ловушек на пути к перевалу с крепостью. Также были организованы десятки мест для засад и запасные пути для отходов без потерь. Так что это именно госпожам Ивлаевым все приписывают заслугу в том, что армию людоедов, ведущую наступление на Ледь, удалось задержать на трое суток! Феноменально!

Докладчик опять схватился за кружку и осушил остывший отвар одним махом. Тогда как поцарник сидел с видом повредившегося умом идиота и радостно улыбался. На грешную землю его вернул вопрос Смела к товарищу:

– Ай да новость «так себе»! Что же в ней плохого?

Принесший информацию воин шумно выдохнул и стал объяснять:

– Ну, во-первых, дуэль с ветераном полка зуавой Грозовой до сих пор не состоялась и остается в подвешенном состоянии. По мнению большинства, как печалился посыльный, Апаша обладает такой мощью, что легко посечет в поединке и десяток таких девиц, как Ивлаевы. Ну и во-вторых, тысячи переселенцев-баронов отрезаны теперь от нас сразу двумя линиями фронта. Зроаки явно готовят какую-то каверзу для штурма крепостей. Понятное дело, такие великолепные, умеющие нестандартно мыслить воительницы всегда имеют больше шансов спастись в любой ситуации. Но именно последние факты больше всего и настораживают, не позволяя новость зачислить в раздел «самые хорошие».

Миурти уже вновь усиленно двигал бровями, тем самым показывая свое интенсивное размышление:

– Ну ничего, уж как-нибудь мы в эти Борнавские долины да прорвемся!

Все три боевых товарища посмотрели на него с таким осуждением, что он сбился с тона и стал возмущаться:

– Чего так уставились? Понятное дело, что я не собираюсь идти в самоубийственную атаку на стену рыцарей. Тут надо придумать нечто очень хитрое, новое, неожиданное и нестандартное. В стиле нашего Борея.

– А что за хорошая новость? – несколько успокоившись, спросил Саабер.

– Вот она как раз и будет про Борея, – многозначительно заулыбался сборщик информации. После чего замолк и вновь демонстративно потянулся за котелком с отваром.

Долго такого издевательства никто не стерпел, и три глотки рявкнули одновременно:

– Не томи!

– Ладно-ладно, чего кричать-то? Горло тоже промочить следует. Так вот, теперь уже известно точно и проверена достоверность всех сведений. Имеются свидетельства и описания массы воинов, которые общались, видели, сражались бок о бок со знаменитыми Цезарем Резким и Львом Копперфилдом. Про подвиги этих героев уже составляется подробный отчет, который на днях догонит нас с курьерской почтой. То есть теперь уже можно утверждать со всей достоверностью: именно бароны помогли долго удерживать форт на правом берегу Лияны, уничтожив при этом более тысячи зроаков (благие шуйвы, в голове не укладывается такое количество!) и несколько десятков кречей. Потом они в числе самых последних эвакуировались на лодке на левый берег. К тому времени из верховий спустилась целая флотилия гребных судов с людоедами, которые взяли под свой контроль всю акваторию реки. Героев посчитали убитыми или погибшими при попадании в водопад. И только позже, когда удалось допросить пленных, выяснили, как лихо сражались бароны на левом берегу.

Все трое слушали с горящими глазами и приоткрытыми ртами.

– Они добрались до Скалы, забрались в одну из пещер и устроили там неприступную крепость. Используя свое удивительное оружие, они истребили нескольких трехщитных, около пяти сотен зроаков, под два десятка кречей и напоследок грохнули самого императора. А потом ловко спустились на веревках с другой стороны Скалы и убежали в лес. Никакие поиски разозленных стай козлокопытных сатиров не принесли им результата. А там и войска империи Моррейди подтянулись… Но! Все описания внешности барона Цезаря Резкого дают основания утверждать, что это не кто иной, как наш спаситель, наш Борей!

Все шумно задвигались, заулыбались, хотя недоуменных вопросов у каждого возникало множество. Первым поинтересовался Смел:

– Как же он в Трилистье оказался?

– Понятное дело, преднамеренно. Мы подались на запад, а он, чтобы отвлечь погоню, сбить ее со следа, – на восток. Как раз по времени событий сходится дата его появления. Кстати, там он тоже сразу представился выходцем с Пимонских гор, и лишь непонятно, отчего вдруг взял иное имя и титул барона.

– Наверняка не хотел подставлять тамошних воинов, – предположил Саабер, – потому что понимал, насколько мстительны зроаки и как они его будут настойчиво преследовать за уничтожение принца, его гостей и приспешников.

– И откуда у него взялось таинственное оружие? – дивился поцарник.

– Похоже, что с тем оружием его ждал на востоке барон Лев Копперфилд, – рассуждал вестник хороших новостей. – Такой вывод можно сделать из свидетельских показаний. И еще! Чуть не забыл. Началось знакомство баронов с защитниками форта с того, что они имели при себе куски легендарного тирпиеня, от мяса которого излечиваются любые болезни и заживают любые раны. Благодаря этому удалось спасти половину личного состава форта от отравления и ран. Остаток тирпиеня Борей отправил вместе с доверенными лицами прямо в ставку верховного главнокомандующего Трилистья, и там это волшебное средство спасло еще полторы сотни тяжелораненых полководцев и особо отличившихся в сражениях воинов. Так что теперь оба барона только за эти деяния признаны национальными героями и их ожидают неисчислимые награды, титулы и денежные поощрения. Про то, как их будут чествовать за уничтоженных аспидов, ходят самые невероятные и противоречивые слухи. Поговаривают в том числе, что царь уже заготовил указ о присуждении героям графских титулов. Только и ждут того момента, когда о дальнейшей судьбе Цезаря Резкого и Льва Копперфилда станет известно хоть что-нибудь.

– И где они прячутся сейчас?

– След их затерялся на пути к Рушатрону.

Смел с досадой цокнул языком:

– Понятно, теперь имперские разведки, военные, тайная служба Моррейди и на шаг из столицы не выпустят парня. Особенно учитывая факт употребления таинственного оружия.

– Но почему он нам никакой весточки не отправил? – чуть ли не с обидой возмутился Миурти. – Мы тут ждем, ищем, переживаем.

О таком очевидном поступке стал рассуждать Саабер:

– Вначале он спасал свою жизнь, потом воевал, затем опять бежал, а скорее всего, попытался вернуться домой в Пимонские горы. Так что подумать о нашей доле ему наверняка было некогда. Это если не вспоминать о том, как жестоко мы с ним поступили, затолкнув в него три первых щита.

– Вот! – подпрыгнул на месте поцарник при этих словах. – Самое главное! Как же он выжил, если люди больше двух суток после смещения щитов на одно тело не живут?

Наставник и руками развел, и плечами пожал, и скривился, словно отвар в его кружке вдруг стал горьким или кислым:

– Понятия не имею! Только и могу предположить, что первые щиты, оказавшись вместе в одном желудке, попросту уничтожили друг друга. Вот только не представляю, как при такой войне в собственных внутренностях человек может выжить? По всем научным выкладкам, он должен загнуться от жуткой боли еще в первые часы, а потом впасть в кому с дикими судорогами. Несколько случаев глотания сразу двух первых щитов описаны в столичных хрониках нашего царства, там смерть несчастных наступала именно в таком порядке.

Минуту всеобщего раздумья оборвал вопрос Миурти:

– А есть данные о глотании сразу трех щитов?

– О глотании – нет. А вот о приложении сразу трех на тело – есть. Целых три случая описывается. – Саабер оглядел слушателей, словно сомневался, говорить ли дальше. Но все-таки продолжил с нотками страшной вины в голосе: – На третьи сутки носители умерли, всего лишь за один час выгорев изнутри до состояния каменного угля. Щиты при этом тоже погибли. Именно поэтому я меньше всех из вас надеялся на спасение Борея. Честно говоря, и сейчас до конца не верю. Вполне возможно, что его спутали точно с таким же инвалидом, точно с тех же Пимонских гор. А может, это барон Резкий приврал о месте своего рождения? Ведь после сражений он отправился в Рушатрон. Так сказать, для заметания следов о происхождении таинственного оружия. Ведь может быть такое?

Доставивший новости воин помотал головой:

– Нет! Все сходится в описаниях: рост, походка, манеры поведения, странное произношение, новые слова, умение выражаться, необычные знания и уникальные умения… все! Уверен! Даже его щедрость и отменный аппетит. Ведь помните, как он съел почти всю нашу порцию на семерых? А про его обжорства во время пребывания в форту легенды пошли. Комендант ради такого гостя вынужден был вскрыть неприкосновенный запас, который хранится лишь для высоких гостей, таких как князь, поцарник и сам царь-батюшка. Да вы и сами почитаете, когда придут официальные бумаги.

Посыпались предположения, догадки и различные варианты сегодняшней судьбы Борея, и лишь чуть позже наиболее задумчивый Саабер озвучил причину своей задумчивости:

– О! К теме чрезмерного аппетита! Если щиты в желудке Борея самоуничтожились и он умудрился при этом выжить, то как раз это и способствовало неуемному поглощению пищи. Ведь знаете, как плохо питаются и как мало едят обладатели первого щита в первый год?

– Ну да, настоящие задохлики, – непроизвольно содрогнулся своими массивными плечами гигант Смел. – Я просто счастлив, что ни один из тех щитов тогда ко мне не прирос. Иначе…

– Иначе был бы такой же стройный и красивый, как я, – перебил его Миурти. После чего мечтательно вздохнул: – Как здорово, что наш Борей жив! Только бы еще узнать, где он сейчас и чем занимается. Ну и заодно сделать так, чтобы сюда как можно скорее вернулась Катерина.

Все три боевых товарища синхронно вздохнули и так же синхронно закивали. В данный момент им чрезвычайно важно было не пустить поцарника к границам империи Гадуни. А вернее, не пустить в Борнавские долины.

Глава одиннадцатая

В пути

Понятное дело, что в то время я не догадывался, что где-то у меня за спиной остались мои товарищи по плену в подземельях крепости Дефосс, да и вообще считал их давно погибшими. Ведь одно дело – просто совершить побег из тюрьмы, а совсем иное – пересечь чуть ли не треть империи людоедов, имея на хвосте взбешенную погоню.

Не знал я также, чем занималась в тот момент и Катерина с Верой и Марией. Но очень и очень надеялся на их благоразумие, женскую скромность и осторожность. Хотя как раз все эти положительные качества в их характерах и отсутствовали напрочь. Мои предчувствия настойчиво твердили: такие оторвы не станут отсиживаться за стенами или прятаться за спинами опытных ветеранов. Обязательно куда-то ввяжутся, где-то наскандалят и будут рваться на самое острие неприятностей.

«Как же, амазонки недоделанные! – фыркал я мысленно, не забывая внимательно осматриваться по сторонам и держа наготове свою самодельную пику с метателями. – Нет, чтобы высидеть пару дней да дождаться меня в Рушатроне! Так сразу как последние дуры ускакали мстить за мою пропажу! Тоже мне!»

Поняв, что мысли начинают вращаться по замкнутому кругу, переключился на окружающее пространство и вернулся к разговору с дедом Мирославом:

– И как там с хуторами или малыми поселками, которые в горах да глухих ущельях оставались?

– Пожалуй, люди там дольше всего продержались, – степенно повествовал ветеран. – Считай, после падения Грохвы, а потом и Леди еще лет сто там жили отчаянные авантюристы, одинокие старатели и малые команды искателей сокровищ и артефактов. Того добра в тех горах хватает. Жили они там, естественно, без жен и уж тем более без детей, иначе аспиды тех словно нюхом чуют на огромном расстоянии. А так за мужиками лишь изредка охоту блуждающие отряды устраивали. Или засады сооружали. Да только там воители опытнейшие подбирались, так просто не возьмешь. Вот и жили там поживали да в царство порой с трофеями наведывались.

– То есть при желании старые постройки обязательно отыщем? – уточнил я.

– Несомненно. Там не то что развалины, а даже вполне целую избу или сруб отыскать легко.

– И ты конкретные строения видел? Особенно возле той точки, что я указал?

– Видел. Думаю, до сих пор стоят, если зроаки не добрались да не сожгли.

До основных позиций, где установился первый фронт, нам оставалось всего час пути, так что за небом приходилось посматривать более чем зорко. И так уже раз вдали мелькнула парочка не то разведчиков, не то кречи-охотников. Но в нашу сторону они тогда не подались, хотя не факт, что не готовят встречу за ближайшим холмом. Наши пики хоть и были в чехлах, но заряжены лезвиями, и подготовить их к стрельбе считалось делом десяти секунд. Арбалеты заряжены не были, но их тоже достать из чехлов и взвести струны – плевое дело. Пока мы самое главное оружие не засвечивали даже перед Мирославом и Барочем, держа его лишь для наиболее критической ситуации. И перед нами стояла только одна задача: как можно быстрее достичь поставленной цели – Борнавских долин.

Встреча за очередным холмом таки состоялась. Но хорошо, что с людьми. Полтора десятка пограничников-кавалеристов Леснавского царства двигались почти в одном с нами направлении.

Съехались, поприветствовали друг друга, и командир пограничников в чине капитана обратился к наиболее солидному с виду деду Мирославу, приняв того за старшего среди нас:

– Куда путь держите, люди добрые?

Дед демонстративно повернулся ко мне, мимикой и жестом указывая на того, кто у нас командует и вправе отвечать на подобные вопросы. Ну я и ответил:

– В свои земли двигаемся. Пока иные бароны нашу земельку не подгребли да не засеяли, надо самим хозяйство налаживать.

С подозрением и сомнением осмотрев наш багаж на лошадях, среди которого в большинстве виднелись мотки веревок, капитан не постеснялся высказать свои сомнения вслух:

– Земли сеять собрались? А где лопаты и бороны?

– Семья догонит, им не к спеху.

– А-а-а… И где земелька конкретно?

– В долинах Борнавских. – Разрешение у своих проводников указывать их земли как цель нашего путешествия я выспросил сразу, как и тщательно запомнил точные их местоположения на карте.

– Однако! Дороги ведь туда нет! – Капитан даже рассмеялся. – Рановато вы туда подались, озверел супостат, обложил обе крепости. Почитай что даже к самой Грохве вам приблизиться не удастся. Тут уже невдалеке непроходимые заслоны поставили.

– А что же армия не поможет? – притворялся я наивным. – Да и остальные царства почему войска не подведут? Ударили бы все вместе, и вся недолга.

Наверняка в душе пограничник и сам удивлялся, почему так не происходит. Вряд ли он разбирался досконально во всех тайнах политической системы, которую мне, кстати, довольно доходчиво приоткрыл Ястреб Фрейни. И главное было в том, что издавна война со зроаками велась только силами наемных полков да стоящими вдоль границ с Ничейными землями заслонами пограничников. В крайнем случае к ним подключались сильные военизированные группировки и отряды охотников за крысами-пилап, искатели сокровищ да малые группки, а то и просто мстители-одиночки. Последние отправлялись уничтожать людоедов и их приспешников по велению сердца, стараясь отомстить за похищенных детей или за угнанных в плен родственников. Вот и все военные силы.

То есть ни в одном государстве вообще не существовало такого понятия, как «всеобщая мобилизация» или «закон о всеобщей воинской повинности». И получалось: оружие имели все, а послать воевать было некого. Сколько ни старались объединиться люди в две единые армии, ни разу ничего не получалось толкового. Каждый сам по себе. Свобода. Право выбора. Одно дело – ненавидеть зроаков и кречи, совсем иное – бросать свою семью, дом и все остальное хозяйство и уходить воевать. Итог: империя Гадуни существует и здравствует поныне. А что бы случилось, если бы империю стерли с лица земли? На этот вопрос я и сам прекрасно знал ответ: всегда бы нашлась причина для людей воевать между собой.

Печально.

Но офицер просто не имел права на все эти нюансы ссылаться, даже если и был грамотно политически подкован. Поэтому он стал отвечать мне туманно и расплывчато. Тем более что видел перед собой лишь цветущего, здорового, но слишком уж молодого парня с вьющимися волосами до плеч.

– В нашей армии ни приказы не обсуждаются, ни предстоящие планы не раскрываются. Так что не обессудь, малой, тайна есть тайна.

Не стал ни на «малого» обижаться, ни смеяться при упоминании о тайне. Какой смысл? Ведь нужную мне информацию можно выведать гораздо проще, притворившись наивным, недалеким и сказав человеку при этом несколько комплиментов.

– Жаль. Вот нам бы в сопровождение к обозу ваш отряд, капитан! Наверняка ваши воины любые заслоны порвали бы, как Тузик грелку!

Вполне нормальные резиновые грелки в этом мире существовали, ну а распространенную здесь собачью кличку я вставил, чтобы было понятнее. Разве что воину стало смешно, что подобную вещь можно давать вместо игрушки собаке.

– Оно понятно, с такой охраной… – При этом не только он подбоченился в седле, но и его слышавшие нас подчиненные. – Только мой совет: не слишком-то надейтесь на скорые посевы в Борнавских долинах.

– Как же так? Нам недавно доказывали, что самые лучшие из вас тоже получили баронства и теперь будут нашими соседями. Тем более что они уже сеют и сажают сады на своих землях.

– Ха! Вряд ли они там сеют. Скорее всего, в крепости сидят да в кречей постреливают. Эти летающие напасти ведь могут и посевы сгубить, и сады уничтожить.

– А если крепости падут?

– Тогда все. Конец переселению.

– Получается, что туда вообще бездарных воинов послали? – настойчиво выпытывал я и таки добился верного ответа.

– Скажешь такое! Да там не просто воины, а наемники «Южной стали». А они ух как умеют громить людоедов. Я присутствовал на последнем царском балу, который проходил в приграничье, и сам видел, как царь награждал наемников и наемниц, которые отличились при окружении и уничтожении крупной банды охотников за людьми.

Во мне уже ярко горела надежда, что о своих подругах я точно что-либо да выпытаю. Хотя тон и гримасу избрал самые презрительные.

– Наемницы? Какой с них иной толк, кроме как в постели!

Стоило видеть, как рассердился бравый офицер пограничников:

– Ты это, паря, брось! Сам-то еще в жизни ни одного людоеда не видел, а о других судить пытаешься. – Кажется, он принимал меня просто за одного из титулованных наследников рода переселенцев. – А там такие три красавицы! Да такие смелые и отважные! О-о-о-о!..

При этом у него так мечтательно закатились глаза, что у меня стала отваливаться челюсть. О ком это он собирается рассказывать? Уж не о моих ли подругах? Вот чуяло мое одно место, что эти оторвы просто так статистами не останутся, обязательно куда-то попрутся!

Но и капитана подвигнуть на более подробный рассказ следовало восклицанием:

– Не может быть!

– Еще как может!

И мы все стали слушателями, минут пятнадцать не проронив ни слова. Остальные пограничники, видимо уже не раз слышавшие его рассказ, все равно прекратили разговорчики и боялись упустить хоть слово. Тем более что событие ну никак не выглядело рядовым, скорее весьма знаменательным.

Подготовка к балу, сам бал, награждения, их очередность, ценные подарки, а также почти полное описание непосредственно геройских деяний трех прекраснейших, сказочно очаровательных амазонок. Потом танцы, во время которых одну из близняшек нагло оккупировал награжденный за подвиги лейтенант из вольных охотников. Из-за этого не все офицеры и придворные смогли станцевать с героинями вечера.

Кажется, в число этих неудачников попал и сам капитан, потому что не совсем лестно отзывался о счастливчике напоследок:

– Выскочка! Я понимаю, что он герой, тоже положил кучу зроаков и кречей, но совесть-то надо иметь! И что самое странное, все распорядители бала словно потворствовали этому лейтенанту. Стоило ему отойти в сторону – музыканты делали перерыв, стоило только взять девушку за руку – музыка звучала вновь.

Чего уж лгать самому себе, я страшно загордился своими подругами. Попасть в чужой мир, узнать о моей смерти и сразу рвануть из столицы, дабы за меня отомстить? Как тут ни крути, но в любом случае это больше чем героизм. А уж проявленное бесстрашие, умение с одного броска ножа ночью убивать страшного и жестокого врага поражало еще больше. Я знал, что они у меня «о-го-го!», но чтобы настолько?! По словам того же капитана, никто иной в полку не имел в том бою подобной результативности даже близко!

Единственное, что меня немного расстроило и ущемило, так это непрекращающиеся на балу танцы со всеми подряд.

«Могли бы и поскромней себя вести! – раздалось внутри меня старческое брюзжание. – А то прям со всеми! Да, небось, Машка задницей крутила самая первая и больше всех! Можно сказать, еще траур по мне должны блюсти, а уже в пляс пустились! Ну ладно еще Катька, у нее мозги клинит, когда музыка звучит. А те две дуры вроде и танцевать никогда не умели бальные танцы. Кстати, что там он плел про награду для того лейтенантика?.. За что конкретно?..»

Поэтому сочувственно кивая, цокая с сожалением языком, я поддакнул:

– Ох уж эти выскочки! – и задал следующий наводящий вопрос: – А что за рейд они сделали и с какой целью?

Офицер досадливо скривился, но вынужден был признать:

– Конечно, рейд они совершили беспримерный. Шесть охотников подались в Ничейные земли, прошлись возле самой границы с Гадуни и уже собрались возвращаться обратно, как попали в засаду и были схвачены в плен. Их доставили в крепость Дефосс.

К этому моменту рассказа я уже прекрасно понял, о ком идет речь. По моему телу пробежала волна мурашек, загоняя его в состояние эйфории. Не в силах удержаться, дернулся всем телом и заорал нечто вроде залихватского самурайского клича:

– Йя-я-я-ха-а!!!

Мой рыцарский тяжеловоз с места рванул вскачь, и мы с ним в три прыжка вырвались вперед нашего смешанного отряда.

Не свалился я и не свернул себе шею только чудом. Как и чудом не растерял свое уникальное оружие при страшном рывке. Толком соображать и тормозить я начал только метров через двадцать, осознав, что несусь неизвестно куда сломя голову.

Коня успокаивал минуты три, и суя ему хлеб, и шепча на ухо успокоительные извинения. За это время меня догнали и окружили с немым вопросом на лицах и все остальные. Пожалуй, только Леонид все прекрасно понял, потому что перипетии моего побега из Дефосса я ему поведал не просто на словах, но и в лицах.

Хорошо, что особо соображать и выдумывать не пришлось: ткнул пальцем в открывшуюся с этого места корягу и ляпнул:

– Показалось, что копыто креча торчит, подумал, тут он в засаде разлегся.

За что вмиг потерял последние капли уважения ко мне со стороны пограничников. Но зато заработал озадаченный смешок со стороны деда Мирослава и нудную нотацию от капитана:

– Парень, запомни раз и навсегда: кречи нападают только с воздуха. Если и в самом деле заметил опасность – ты обязан прежде всего предупредить о ней остальных. А после этого слушать и четко исполнять команды либо старшего по званию, либо самого опытного попутчика! – После чего набросился на обоих дедов нашей компании: – Вы что, ему это еще не втолковали?

Ответил на это со странным оканьем и шоканьем более бойкий на язык Бароч:

– Молодой есшо, пообвыкнется со временем.

Тогда как я с показным желанием выслужиться и загладить вину гаркнул:

– Виноват! Больше не повторится! – и, тут же сменив тон, слезно добавил: – Так что там с той крепостью Дефосс? Интересно же!..

Мы тронулись дальше, и, пробуравив меня подозрительным взглядом, рассказчик продолжил описывать подвиг охотников. Те, попав в плен, не сдались на волю судьбы, а при помощи еще одного героя, который ценой собственной жизни прикрыл их отход, сумели вырваться из крепости, положив при этом кучу зроаков. Мало того, и дальше они не просто мчались во всю прыть от погони, а останавливались, возвращались назад по параллельным тропам и били в спину преследующие их отряды. В итоге новая легенда, новые герои и новые ориентиры для подрастающего поколения. Только и беда, что во время непрекращающейся гонки на выживание еще один воин-охотник пал, убитый подлыми кречами во время неожиданного налета.

– А имя, как звали убитого? – заволновался я слишком заметно.

– Как звали павшего – не знаю.

– Тогда хоть имена героев назови! Ну пожалуйста!

Волшебное слово сработало, я узнал, что Миурти, оказавшийся лейтенантом, Саабер, Слав и еще два отчаянных леснавца живы. Скорбь немного мешала, потому что и павший мне был дорог как один из первых друзей этого мира. Но в любом случае мне от радости хотелось прыгать, кричать как оглашенный и размахивать руками. Не знаю даже, как удалось сдержать мою пресыщенную энергией натуру. Те, кого я оплакивал и считал погибшими, живы! А что может быть лучше? Правильно: только личная встреча с ними! И устроение огромного праздника с разгульным застольем.

Но уж за этим не заржавеет, вот только выйду из зоны военных действий. До царя доберусь, но обязательно выведаю, где сейчас живут мои друзья.

«Вроде как жизнь налаживается, – ухмылялся я мысленно. – Теперь только девчонок за шкирку вытащить из Борнавских долин. Пусть они и героини, но мстить-то не надо, жив я, вот пускай и помогают мне в этом мире заниматься бизнесом. Перевооружение армий – дело нешуточное! Нам с Леней вдвоем никак не справиться с таким масштабным делом. Да и Миурти с компанией можно привлечь к нашему общему делу, ребята проверенные, знающие, не подведут».

Мои ухмылки и задумчивость не остались незамеченными.

– Чему радуешься, добр молодец? – покосился на меня капитан.

– Да уж как не радоваться! – хмыкнул я. – Если так дальше все воевать будут, то скоро зроаки просто кончатся. Ха-ха! Да и самое приятное, что возле наших земель поселятся такие прекрасные и очаровательные баронессы! Мне давно отец уже настоятельно советует жениться, вот я сразу же с ходу и посватаюсь.

В ответ на это расхохотались все пограничники поголовно. Посыпались беззлобные советы подрасти, научиться отличать корягу от копыта и убить вначале хоть одного зроака. Потому как подобные красавицы, которых на балу приглашали и генералы с князьями, и зуавы с клайденами и барессами, на младшие чины и гражданских парней даже не смотрели. Таким героиням как минимум только поцарники подойдут. Даже герой Миурти – это, скорее всего, просто исключение из общего правила.

Обижаться я не стал, а совсем неожиданно даже для самого себя задумался не только над своим приплетенным к слову сватовством. Ведь если подходить к подобным вопросам объективно, то обеим близняшкам когда-нибудь придется делать выбор и обзаводиться семьей. И как тут ни смотри и ни мудрствуй, но такая кандидатура, как Миурти, мне почему-то очень понравилась. При всем уважении к другим героям, бравым командирам и прочим умным личностям, коих я в этом мире уже насмотрелся, лучшего жениха для моей подруги я и желать не смел. Наверняка за таким супругом Катерина будет чувствовать себя как за каменной стеной. Другой вопрос, что я прекрасно знал, насколько ветрена и строптива сама Катерина. Естественно, она ни в какое сравнение не шла с лидером нашей детской компании, Марией, но тоже одновременно со взрослением характер у обеих лисичек становился все настойчивей и целеустремленней. И крутить, вертеть парнями как им только возжелается они научились слишком рано.

Но только другие парни меня не интересовали, а обидеть своего друга насмешливым или презрительным отношением я не позволю. И приложу все усилия, чтобы эта любительница бальных танцев отнеслась к чувствам моего боевого товарища со всем тактом и уважением.

Несколько странно, но, придя к такому решению, я заметно успокоился и повеселел еще больше. Благодаря улучшившемуся настроению стал отвечать на шутки и подначки весьма остроумными репликами. А когда ко мне подключился еще и помощник оружейника Чарли Эдисон – удержаться от хохота не смогли даже всегда серьезные и настороженные дед Мирослав и дед Бароч. Взрывы нашего смеха так и разносились по окрестностям, предвосхитив момент прибытия в воинское расположение леснавского погранполка.

Глава двенадцатая

Обмен информацией

В любом воинском подразделении, если хочешь чего-нибудь добиться, следует обращаться либо непосредственно к высшему командиру, либо к главному повару. Ну, в крайнем случае повара может заменить интендант или начальник по снабжению. Эти мудрые мысли мне уже давно и с успехом внедрил в сознание отец. Поэтому я и отправился сразу к наиболее охраняемому, лучше всех прикрытому деревьями шатру. Ведь если не получится с командиром, то мне в данном случае повар тоже мало поможет. Обустроиться на короткий отдых и обихаживать лошадей остались Леонид с дедом Барочем, а Мирослав отправился со мной. Попутно с нами к шатру поспешил и всезнающий капитан-рассказчик.

– Хочешь выпросить себе в сопровождение пару десятков бравых воинов? – хохотнул он, явно с издевкой.

На что мой ответ прозвучал с ненарочной резкостью:

– Мы такие, что и без вас справляемся.

Но когда меня в шатер не пустили стоящие на посту лучники, а его пустили, то он еще и подмигнул мне нагло и самоуверенно. Мол, повежливее надо быть со мной и с уважением относиться. Тогда, может, и замолвлю за тебя словечко.

Стоически дожидаться момента, когда полковник наговорится с капитаном и соизволит выслушать меня, я не стал, а тут же во весь голос стал орать на лучников:

– Немедленно нас пропустите! У нас важнейшие разведывательные данные!

Ведь торговаться-то мне было чем! И я не собирался здесь задерживаться даже одной лишней минуты.

Постовые на меня возмущенно зашикали, утверждая, образно говоря, что начальство сейчас сильно занято, там проводится спасение раненого и за такие наглые крики они могут применить к нам должные меры воздействия. Но на самом деле подобная слитность речи воинам была не присуща, поэтому выражались они более грубо и жестко:

– А ну вали отсюда! Не то сейчас как накостыляем по шее!

Мне ничего не оставалось делать, как, не снижая громкости, привести в противовес строчки из полевого устава леснавских пограничников, о которых мне еще в начале пути поведал старый шкафообразный ветеран. Пока преграда в виде трех бывалых воинов задумалась, переглядываясь и морщась, из-за входного полога показалась всклокоченная голова, и командирский голос рявкнул:

– Что за вопли?! Что за данные?!

– Данные о планах зроаков на эту ночь, – спокойно доложил я. – Точно известны места перехода сразу пяти диверсионных групп.

Глаза на всклокоченной голове округлились, замирая взглядом на мне:

– Кто такие и откуда такие сведения?

Внутренне я сильно пожалел, что к званию мастера-оружейника не прибавил хоть какой-нибудь завалящий титул. Например, клайден, что по земным стандартам звучало красивее и мелодичнее – виконт. С подобными служаками такие маленькие хитрости проходят на ура и заставляют быть повежливее с посетителями. Вот если бы у меня на руках были очень нужные подарки. Но, увы, тирпиеня тут нигде не выловишь, лейзуену со знатным вином не купишь и жареного кабанчика на стол не выложишь.

Поэтому вначале следовало полагаться лишь на наглость, напор и внутреннюю уверенность в правом деле.

– Может, вначале пригласите войти, господин полковник?

Пока я это с апломбом произносил и ждал ответа, рядом с первой головой появилась голова капитана, и он что-то быстро нашептал своему командиру. После чего тот радостно оскалился, откинул полог и сделал приглашающий жест:

– Проходите! Добро пожаловать!

И только попав внутрь, я понял, чем меня решили допечь. А то и вообще вогнать в положение мучающегося от качки юнги. Скорее всего, любой молодой, ничего не испытавший парень, за которого и меня ошибочно принимали, сразу бы развернулся и вышел вон. А то и чего похуже. Потому что основной стол в шатре был занят раненым, которому весьма интенсивно пытались оказать помощь сразу три врача. Двое сжимали края разошедшегося пореза на спине и пытались остановить кровь, а третий лихорадочно вдевал в иголку нить, намереваясь сшивать рану. Окровавленные простыни, бинты, разорванная одежда, накинутая частями на голову, частями откинутая в стороны, и глухие, скорее озлобленные, чем страдательные стоны.

Вместо того чтобы упасть в обморок, как от меня ожидали, я деловито шагнул к столу, на ходу припоминая, как мне удалось во время нашего сплава с Леней по Лияне заживить нанесенную ему подлой пираткой рану.

– Что это с ним?

В тоне полковника пробилось удивление:

– Не с ним, а с ней. Наша разведчица, лейтенант. Похоже, кречи специально кого-то из наших офицеров в удобной засаде на дереве поджидал. Подлетел, сволочь, и полоснул. Хорошо, что толстая кожаная куртка спасла да лучники сразу заметили, отогнали тварь.

– Убили? – отстраненно поинтересовался я, интенсивно растирая ладони.

– Кречи? Да нет же, говорю, только отогнали.

– А почему не в госпиталь принесли?

– Да тут рядом было, и все врачи как раз у меня сидели.

Бросив взгляд на соседний стол, на котором в беспорядке стояли кружки и слишком подозрительная для травяного отвара закуска, я перешел на озлобленный и нелицеприятный тон:

– Вместо того чтобы пьянствовать, следует чаще проверять посты и выкуривать этих вонючек из подозрительных мест! – (О подобных действиях с помощью дымных факелов я знал еще по рассказам коменданта трилистьевского форта.) – А вы почему рану ничем не промыли? – перешел сразу на врачей. – Так и будете грязное да потное тело сшивать?

– Так ведь иначе кровью изойдет, – прошептал серый от усердия врач, уже приноравливающийся воткнуть в кожу иголку.

Рану я уже рассмотрел, хоть она и была прикрыта руками. Поверхностный, пусть и длинный порез не затронул ничего важного, даже мышцы и сухожилия на лопатках не задел. Но если бы эти коновалы сшили края кожи, в лучшем случае остался бы страшный шрам, ну а в худшем – женщину доконал бы сепсис. Причем теперь я после консультаций трехщитного патриарха знал, что при заращивании раны силой щита заодно происходит полная стерилизация тканей в месте пореза.

Но что самое смешное и неуместное, после моих нагоняев врачам стонать женщина прекратила, зато начала возмущаться:

– С чего это я грязная и потная?!

Я оглянулся с недоверием на полковника:

– Она и в самом деле лейтенант?

– Да. Только три дня назад прислали с пополнением и приказом зачислить в разведку. – Но, судя по кривящейся физиономии командира полка, это пополнение для него казалось сущим наказанием, и он явно не знал, что с ним делать и каким макаром от него избавиться.

Но мне уже разговаривать было некогда. Взмахом ладони остановив руку с иглой, я зашел с другой стороны, покряхтел, пристраиваясь удобнее, и начал распоряжаться:

– На счет «раз» убираете свои пальцы ниже. То есть вы мне освобождаете одну треть пореза. И-и-и… раз!

Кровь плеснулась толчком из тела, но свой участок я перехватил на удивление четко и верно. С удовлетворением отметил, что могу при желании, пусть и контурно, будто в тумане, видеть сквозь собственные руки, как работает мой метод «сварки» краев. Получалось словно на производственном сварочном аппарате, сшивающем идеально две стальные плиты. Мне такое доводилось пару раз видеть в специальных научно-производственных фильмах. Разве что у меня шовчик получался слишком медленно. Но зато уверенно.

Пять минут – мой участок пройден. Новая команда:

– Опять сдвигаете ладони еще ниже! И-и-и… раз!

Второй отрезок пошел еще легче, за четыре минуты. Кажется, третий уложил в три.

– Воды!

Не показалось: миску с чистой водой подал капитан, потому как врачи так и стояли, наклонившись над раненой и готовясь опять сводить края раны, чтобы та не истекла кровью. Подобрав кусок чистого бинта, смочил его и стал аккуратно смывать буреющую и ссыхающуюся прямо на глазах кровь. Пока совершал это простое, бесхитростное действие, прислушался к себе. Сознание вроде терять не собирался, но вот силенок потратил много. Но самое интересное, а может, и печальное – это всколыхнувшийся в моих внутренностях зверь-голод. И некая обида.

«Силы на них тут трачу, а у нас самих запасов – кот наплакал! Придется крутить местный гарнизон за спасение их отчаянного пополнения. Кстати, чего это такая раззява собралась служить в разведке? Туда идут лишь воины, имеющие третий глаз на затылке». По крайней мере, так все ветераны говаривали.

Ну а к шкурным вопросам перешел еще во время промывания:

– Когда я трачу силы на лечение, расходую почти все силы. А восполнять их приходится добавочными порциями пищи. Поэтому, господин полковник, распорядитесь, пожалуйста, и для нас чего-то перекусить пусть накроют.

Полковник выполнил мою просьбу с радостью. А судя по уважению в его голосе и во взглядах, он меня принял невесть за кого. Особенно после того, как узрел целую кожу, на которой еще виднелся белесый не то шов, не то простая полоска кожи иного оттенка.

– И она может встать?

На что я решил несколько фривольно пошутить:

– Конечно! Если только не собирается на этом столе ночевать.

Ответом мне было возмущенное рычание из-под остатков одежды. После чего я благоразумно опомнился, отошел к навесному умывальнику в углу шатра и тщательно вымыл руки с мылом. Врачи в этот момент заметались и принесли вполне себе чистую простынь. Да и понятно было, что бывшие, окровавленные и безжалостно разрезанные во все стороны остатки одежды явно шли на выкидку. Их разрезали до конца, сняли и завернули верхнюю часть женского корпуса в простыню. Только тогда лейтенант встала и принялась рыскать взглядом в поисках своего спасителя.

Но и я на месте не стоял в ожидании, а довольно нагло и бесцеремонно уселся за стол с закуской и глиняными кружками. Несмотря на довольно прекрасное, упругое и молодое тело, которое я сумел рассмотреть во время лечения, девушка оказалась более чем страшненькая на лицо. Ну, может, и не страшненькая уж совсем, но целоваться с такой я бы не стал в голодный год за буханку хлеба. Глаза навыкате и чуть косят. Брови неровные и слишком кустистые. Нос картошкой. На щеках следы от тщательно замазываемых кремом, а может, и пудрой прыщей. Губа – заячья. Передние верхние зубы слишком выступают, а нижняя челюсть – слишком массивная. И в довершение всего – чрезмерно оттопыренные уши.

Портрет маслом «Лучше не смотреть!».

Позиция офицеров и всего остального личного состава к такому пополнению мне стала предельно ясна, и я сочувственно вздохнул, глядя на полковника. Тот как раз отодвинулся чуть в сторону, пропуская вестовых, которые начали подносить заказанные разносолы и водружать их на стол. Попутно сообщили, что сейчас и от повара принесут нечто горячее на второе блюдо. Настроение у меня сразу стало подниматься, и я потянулся за первым куском сыра и хлеба.

Как раз и лейтенант-разведчица определилась с выбором, кивая деду Мирославу, стоящему с воистину невозмутимой рожей:

– Спасибо вам! Вы прямо волшебник! У меня даже не болит ничего.

Тот хмыкнул и начал поворачиваться ко мне. Жесты руками в мою сторону стали делать и врачи. Да и я сам, демонстративно заглянув в одну из кружек, привлек к себе внимание хозяина шатра покладистым согласием:

– От вина тоже не откажусь. Заметил, что одна лейзуена помогает мне восстановить силы вдвое быстрее.

Врачи подались мыть руки, капитана с моим сопровождающим полковник усадил за стол с другой стороны, а сам сел рядом со мной.

– Вино? – переспросил с каким-то придыханием. Потом не сдержался и спросил напрямик: – Ты что, трехщитный?

Что-то мне стрельнуло в голову, и я решил подурачиться. Тем более что врать я не собирался, а просто эдак филигранно, с издевкой стал уходить от прямых ответов:

– Догадался по тому, что я так молодо выгляжу? А капитан вон твой меня в пути даже назвал «малой».

Врачи замерли в углу с умывальником, про укутанную простыней девушку вообще все забыли, а оба сидящих за столом офицера перевели недоуменные взгляды на деда Мирослава. Тот повел себя как истинный игрок в преферанс, не зная ни прикуп, ни карт противника, сыграл твердо и правильно:

– Этой ночью мастер Михаил Македонский лично уничтожил при содействии своего помощника восемь кречей. Трех вонючек удалось взять в плен и тщательно допросить.

То есть и он ни слова не соврал и заодно ничего лишнего не сболтнул. Про то, что я собираюсь поделиться с военным полученной информацией, он знал. Как и знал, что про сбитых сатиров нам в любом случае придется упомянуть.

Когда офицеры вновь уставились на меня, я сразу обрисовал суть моего визита:

– Мне от вас нужны самые последние данные, как и где стоит враг, ну и плюс тыловая поддержка в момент перехода за линию фронта. Конечная моя цель – Борнавские долины, и я должен попасть туда, пусть даже весь мир провалится в…

Куда может провалиться этот мир, вернее, как в таких случаях высказывались местные, я не знал. Поэтому благоразумно продолжил гнуть свою линию, выкладывая на свободный край стола зарисованную нами со слов кречей карту.

– Со своей стороны, мы вам даем вот эти данные. На них ориентиры, по которым отряды зроаков ночью попытаются прорваться вам за спины. Времени у вас на подготовку с излишком. Как и хватит времени продумать прикрытие нашей группы и парочку отвлекающих маневров. Мирослав, а ты чего не ешь?

Дед только шумно выдохнул, словно давно не дышал, и вежливо отказался:

– Я сыт. Почти всю дорогу жевал вяленое мясо.

– Отлично! – Мне требовалось хотя бы четверть часа, чтобы убить терзающий меня голод. – Тогда ты расскажи все детали наших допросов и поясни господам причину нашего движения в тыл врага. Также не забудь акцентировать внимание на важности взятия в плен людоедов и последующих допросов по всем пунктам. Плюс доставка их к трехщитному патриарху для дальнейшего препровождения в империю Моррейди. Никаких казней и сжиганий на кострах! Участь плененных людоедов будет намного хуже. А я малость попытаюсь восстановить потраченные на лечение силы.

Ну и набросился на разложенные на столе закуски. А тут еще и два солидных котелка с кухни принесли с жареным мясом и наваристой кашей. Может, полковник побоялся, что я подавлюсь ненароком, или что другое его подвигло так расщедриться, но после повествования об уничтожении эскадрильи он нырнул рукой в складку стенки шатра и поставил передо мной лейзуену с вином. Так же молча придвинул чистую кружку. И слушал не переставая. Стараясь не шуметь, к столу приблизились врачи и молодая женщина-лейтенант.

Кажется, ветеран-проводник моего отряда не просто вошел в роль рассказчика, но вовремя сообразил, что чем дольше и красочней он живописует подвиги и полученную нами информацию, тем меньше припасов уйдет на мое кормление из наших походных запасов. То есть мы здорово уложились: он в полчаса, а я, умяв содержимое двух котелков и все то, до чего дотянулись мои проворные руки. А если честно признаться, мои руки в последнее время подросли вместе с телом. Так что после всего рассказа присутствующие очумело молчали и смотрели только на меня. Даже деда Мирослава проняло до внутренностей. Уж чего он только на веку своем не повидал, но чтобы так и столько ели!

Хорошо, что мне было плевать на мнение о себе окружающих. На подобные темы в этом мире не шутили, но читалось у них в глазах примерно следующее: «Как хорошо, что он не людоед!» Ну и хорошо, что мне стало хорошо. Занятный каламбур! Заметно подобрев после победы над зверем-голодом, я сыто вздохнул, достал чистый лист бумаги и стал рисовать план-схему.

– Значит, уходить в тылы врага мы будем следующим образом…

Там и продумывать было нечего. Главное – не нарваться встречным курсом на приникающие в наши тылы группы зроаков. Потом всего лишь два отвлекающих маневра в виде горящей копны сухих веток на опушке леса да лихая, но короткая атака небольшого отряда конников. Конники возвращаются под сень деревьев и прячутся, копна догорает, а наша четверка уже на нужном маршруте.

Оказалось, что полковник не только вино пьет на службе, но и саму службу исправно несет. Обстановку вокруг полка да около он знал прекрасно.

– Спешить вам вскачь нельзя, значит, за ночь дальше этого места не доберетесь. А здесь перед Грохвой открытые пространства и долины. Там буквально кишит людоедами, и особенно кречами. Пройти никак не получится.

– А у нас есть прекрасные доспехи рыцарей-зроаков. – Заметив перекошенные лица, я со смешком добавил: – Не переживайте, мы их тщательно отмыли, а шлемы даже вином прополоскали. Правда?

И мой проводник на это согласно крякнул:

– Для такого дела не жалко!

– Значит, выходим в путь через час, – стал я со всей возможной авторитарностью подводить итоги. – Рассылайте отряды в места засады и выделяйте воинов для нашего прикрытия.

С организацией этих вопросов все получилось более чем отлично. Только за шанс поймать в ловушки пяток отрядов мерзких людоедов полковник готов был сам мне подавать на стол, поджигать копну с сухостоем или мчаться в отвлекающей атаке. Так что за четверть часа младшие командиры получили задания и разбежались для их выполнения. Врачи стали ко мне подъезжать с профессиональными вопросами, а мой проводник подался к Чарли Эдисону и Барочу помогать с подготовкой коней.

И вот тут вмешалась судьба. А все началось с несмелого утверждения только недавно подлеченного пополнения:

– Господин полковник, я должна отправиться вместе с этим отрядом.

Вначале все подумали, что ослышались или чего-то не поняли.

– В засаду или в отвлекающую атаку? – нахмурился командир полка.

– Нет. С отрядом мастера Михаила Македонского.

Старший по званию скривился. Я не удержался от смешка. Капитан попытался все перевернуть, внушая словно маленькому ребенку:

– Шаайла! Ты серьезно ранена, но самое страшное позади. Теперь тебе уже ничего не грозит, и напрашиваться на дальнейшее лечение к мастеру не стоит. Тебя и наши лекари под присмотром пару дней подержат.

Хоть девушка и казалась косоглазой, но так взглянула на капитана, что тот вздрогнул и надолго замолк. Но зато я хоть впервые услышал такое диковинное имя. Так и не принимая во внимание тему разговора, я рассмеялся и спросил:

– Откуда ты родом? Такое интересное имя: Шаайла. Может, оно производное от иного слова? Например, шайба?

Хорошо, что она не могла оценить мой юмор. Будь здесь Леонид, он сразу бы завалился на пол, суча от смеха ногами, ну а мне мешала рассмеяться прижатая намертво переполненным желудком диафрагма. Но все равно физическую тяжесть взгляда я испытал на себе, как передо мной капитан, и понял, почему тот примолк: сидящая перед нами, завернутая в простыню женщина была вашшуной. То есть той волшебницей данного мира, которые могли не просто воздействовать на психику человека своей магической силой, но даже при желании или необходимости лишить мужчину не только потенции, но и жизни. Просто отличительный медальон у нее на груди я сразу не увидел со спины, а потом она его прикрыла простыней.

И все-таки я попытался бороться. Непроизвольно прикрывая рукой под столом личное хозяйство, я выдавил из себя с максимальной строгостью:

– Женщин с собой не берем! – Голос срывался. – И количество людей строго ограничено: только четверо!

– Значит, я, мастер Македонский, иду вместо твоего помощника! – Тон истеричной девицы пропал, сменившись на угрожающий. Раздвинувшиеся губы показали некрасивые зубы, а у меня создалось впечатление, что вашшуна сейчас бросится на меня и покусает.

Пользуясь последним средством, я обернулся к старшему офицеру:

– Полковник, прикажи ей!

Но тот, ни на кого не глядя, уставившись в стол, только пожал плечами:

– В сущности, чего тут такого? Она тоже воин, имеет право на проведение самостоятельной разведки и много чего умеет. Так что, Михаил, советую Шаайлу взять. Так будет лучше. – Он встретился с моим взглядом и виновато попросил: – Поверь, в самом деле лучше… для всех.

Глава тринадцатая

Непредвиденные изменения

Терзания и неуверенность командира полка никак сердцем не воспринимались, только разумом. В сущности, наличие вот такого лейтенанта было подобно наличию в войсковых частях во время Великой Отечественной войны представителя Главного политуправления. Этакий комиссар возле боевого командира. Звание – мизер, полномочий – выше крыши. Только в этом мире не столько полномочия имелись в виду, сколько необычайные умения этой женщины.

Первый раз я столкнулся с вашшуной в Рушатроне, когда познакомился с младшей сестричкой Мансаны. Тогда же мне моя страстная и пылкая любовница пояснила, что подобные кудесницы обладают реальными магическими силами уже чуть ли не с раннего детства и могут такое вытворять, что мама моя родная. Начиная от страшных проклятий и кончая умениями исцелять на уровне трехщитных. Наверное, лейтенант-разведчица сама себе могла бы срастить с помощью ладоней любую резаную рану, но не на спине же! Помимо этого, местные ведьмы с колдовскими умениями могли проклясть мужчину и лишить его потенции, наслать на него некоторые болезни и вообще довести до старческого бессилия и психического расстройства. Это – из негатива. Позитив – это умение излечивать людей от психических расстройств, успокаивать, смирять буйных и наставлять на путь истинный тех, чья натура склонна тянуться к преступному существованию. Некоторые колдуньи работали в следственных структурах и проводили допросы. Ну и основное занятие вашшун – это рассмотрение гипотетических талантов человека, предвидение их возможностей в будущем и окончательное благословение супружеских пар при создании потомства. То есть они давали окончательные рекомендации любому человеку на тему, может ли он иметь детей с данным партнером по сексу или нет. Что-то они там могли различать в аурах и решать про возможных потомков в паре предоставленных кандидатов.

И такая вот ведьмочка вдруг решила влиться в мой отряд!

Так что я сразу понял, почему полковник с таким страданием меня просит и утверждает, что так будет лучше для всех. Но понятие «все» для него ограничивается только его полком и им самим, я и мои три товарища в этот круг никак не входили уже по моим понятиям.

«Стоп! – осадил я сам себя. – А ведь Ястреб, который тоже монастырем подобного толка директорствовал, утверждал, что обладатели даже одного щита чаще всего имеют иммунитет против воздействия вашшун. Если это так, то мне вроде как бояться нечего. Ну а если нет? Если я сейчас заартачусь, а эта вот колдунья мне повредит самое святое? – Правда, я и сам не знал, что мне дороже: собственные мозги или мои мужские достоинства, поэтому мысленно над собой издевался: – Ладно, без соображаловки прожить еще как-то можно, а вот без остального?.. Как бы с ней себя проверить? Ведь лучше сразу расставить все точки над “i”, чем потом дрожать и потеть после каждого ее взгляда. Решено!»

Голос мой приобрел твердость гранита, и я постарался смотреть девушке прямо в глаза:

– Сударыня, я с тобой не знаком, ты для меня никто, и твое ротозейство при получении раны от кречи заставляет меня думать, что воин ты пустяшный, ни на что не пригодный. Так что повторяю еще раз: в свой отряд не возьму! И разговор закончен!

«Ой! Что сейчас будет! Судя по ее “теплому” взгляду, я сейчас взорвусь от перегрева! – думал я с каким-то веселым ужасом. – Во как уставилась!»

В тот же момент я попытался непроизвольно затуманить остроту своего зрения. Получилось. Изображение словно заволокло туманом, контуры укутанного в простыню тела стали расплывчатыми, а невидимые пальцы, которые словно сжимали мне мозги, куда-то исчезли. Проанализировав происходящее, я чуть не заорал от восторга: получилось! Как ни старалась вашшуна меня то ли запугать, то ли заставить выполнить ее волю, я выдержал и не поддался. А значит…

Как оказалось, я радовался слишком рано. Ледяным голосом, способным заморозить вино в моей кружке, Шаайла произнесла, ни к кому особо не обращаясь:

– Прошу в шатре остаться кроме меня и мастера Михаила только господина полковника! – От врачей и капитана только сквозняк остался. И кажется, испарившиеся вояки были жутко рады, что так легко отделались. – А командир пусть подтвердит вначале мои полномочия.

Полковник, хоть и хмурился и несолидно пожимал плечами, пару раз кивнул:

– Ну да, полномочия у лейтенанта есть. – Видно было, как ему не хочется признаваться в наличии у него в полку человека, офицера, который может не подчиняться его приказу. – В некоторых случаях лейтенант Шаайла может… э-э-э… вносить коррективы в постановку боевых заданий.

– Корректив никаких не будет! – жестко продолжила колдунья. – Действуем как и договорились: аккуратное прикрытие с тыла и фланга нашей, уходящей в тыл врага группы.

– Вашей? – прикинулся я дурачком. – Тогда я со своей группой отправлюсь иной дорогой и в иное время, чтобы не мешать.

Теперь уже девушка повторила недавно озвученные мною слова:

– Полковник, прикажите ему!

– Как? Он лицо гражданское, мне не подчиненное, – пытался хоть так выкрутиться пограничник.

– Тогда полк приложит все силы, чтобы задержать потенциальных дезертиров и перебежчиков!

Это была уже наглость и немыслимая крайность! Я стал подниматься на ноги.

– Ай, как нехорошо! Ай, как некрасиво! – Злость хлестала во мне через край. – Бросать подобные обвинения тем, кто принес такие ценные сведения?! В ответ я могу подумать, что и вашшуны некоторые стали предательницами и работают на пользу людоедов! Да и кто меня сможет задержать?

Сделав шаг в сторону, я собрался выйти из-за стола, да в этот момент лейтенант вскочила рывком на ноги, простыня с нее упала, а согнутые в локтях руки оказались направлены на меня до белизны сжатыми кулачками:

– Ты никуда не уйдешь, пока меня не выслушаешь и не согласишься!

Ну что сказать? Грудь у нее оказалась настолько шикарной, великолепной и соблазнительной, но главное – убедительной, что порядочный мужчина просто обязан был бы поддаться внушению, усесться обратно и минимум час просто тупо любоваться открывшимися прелестями. Ее упругие полушария выглядели немного великоватыми на мой вкус. Но все равно руки зачесались их погладить; рот увлажнился чрезмерно слюной, в желании лизнуть манящие соски; а в паху у меня нежданно началось революционное восстание. То есть возражать и аргументировать мне было нечем. Как бы. Еще и догадка правильная в голову пришла:

«Так вот еще какими силами вашшуны обладают! Если пожелают, то никакой обычный мужчина перед ней не устоит. Взгромоздится на нее, даже не прикрывая подобное личико газеткой!.. А как же я? Неужели устою? В смысле, не поддамся?..»

Наверное, выручило обладание первым щитом. Потому что разум все-таки продолжал контролировать непослушную плоть. Осознав это, я еще и подумал:

«Если ноги мне не изменяют и я свободно прогуляюсь по шатру, то, так и быть, послушаю, что она хочет сказать. Но не раньше!..»

Внимательно наблюдая, как взгляд девушки переходит в состояние изумленного, я все-таки вышел из-за стола, вальяжно прошел к выходу, выглянул наружу шатра, после чего вернулся на прежнее место со словами:

– Погода несколько портится, но это даже к лучшему. Ладно, Шаайла, у тебя пять минут на изложение своих резонов. Только прикройся, а то соски от холода слишком торчат.

А сноровка у нее оказалась в порядке! Не успели мы с полковником моргнуть, как она вновь восседала перед нами, укутанная простынею. И тон совершенно изменился: стал задушевным, доверительным, с толикой загадочности и романтизма:

– Сразу начну с того, что воин я отменный. Для разведки гожусь. И кречи в засаде я заметила давно. Но убивать его было нельзя, мне требовалось сблизиться с ним метра на два. Потому и прикинулась раззявой, прогуливалась там к нему спиной. Только в последний момент чуточку не рассчитала, слишком увлеклась наложением проклятия и поэтому бросилась на землю с опозданием. Сабелькой он меня и достал. Но свою задачу я выполнила.

– Задачу?! – просипел полковник.

– Проклятия?! – вторил я ему с не меньшим удивлением.

– Можно подумать, только мужчины воюют с аспидами! – надменно фыркнула девушка, но тут же вернулась к прежнему тону. – Вашшуны нашего царства тоже борются с врагами и стараются их истреблять по мере возможностей. Это касается и моего задания, которое заключается в следующем…

И она скороговоркой, очень кратко описала всю внешнюю и подноготную суть недавно свершившегося действа. Оказывается, в пригороде столицы Леснавского царства имеется священный монастырь этих колдуний, который по земным понятиям как бы можно сравнить с научно-исследовательским институтом или государственной лабораторией. Вот там вашшуны и работают над некоторыми новыми методами лечения, ментального воздействия и над созданием этаких жутких структур, которые проще назвать проклятиями. Некоторые из этих проклятий настолько сложны, многогранны и действенны, что могут уничтожить не одно существо, а вызвать среди них целую эпидемию.

Нечто подобное было сотворено и недавно. Проклятие называлось «Контакт», укладывалось в специально изготовленный амулет и служило для низвержения хотя бы одного кречи. Тот заражался страшной для летунов болезнью: резким, неожиданным онемением лопаточных мышц, отвечающих за движения крыльев. По прошествии инкубационного периода зловонный сатир практически не мог летать, а если приступ настигал его в полете, то тот становился полностью неуправляемым. Мало того, если он в течение суток после получения проклятия контактировал с иными своими соплеменниками, то те тоже получали неизлечимое заболевание. К сожалению, действие проклятия как бы рассасывалось со временем в пространстве, и слишком глобальной эпидемия быть не могло по своей сути, но несколько десятков, а то и до полусотни кречей, как надеялись, заразиться могли вполне. Амулет одноразовый, потом следовало его обновлять и заряжать энергией в продолжение года, а то и полутора лет всем составом монастыря.

Когда мы поняли причину пребывания здесь лейтенанта и ее отчаянный поступок, повлекший такое неприятное ранение, то полковник просто молча разлил вино всем троим и со словом «Хвалю!» заглотил свою порцию. Я тоже вначале выпил, а потом наградил девушку одобрительными аплодисментами.

Хотя тут же продолжил спрашивать дальше:

– Задание ты выполнила? Живой осталась? Так почему не возвращаешься в монастырь? Чего это тебя потянуло в Борнавские долины?

– А вот это уже второе мое задание. Для которого, – она строго посмотрела на полковника, – я при необходимости могла бы даже использовать силы всего полка. Но, послушав тебя, Михаил, поняла, что малой группой мы туда прорвемся гораздо быстрее и проще и не будет такого огромного количества жертв со стороны людей.

«О-оп-ля! Пошла большая политика или мы наткнулись на чьи-то наполеоновские планы! – расстроился я. – Если уж готовы были целым полком пожертвовать ради второго задания, то дело нешуточное. Вон как на полковника больно смотреть. Наверное, сейчас только и мечтает, чтобы в своей жизни не знать таких тайн и не слышать о подобных заданиях… О, что-то сказать хочет».

– Таких полномочий у тебя нет! – прохрипел командир.

– Просто я еще не все показывала. Надо было вначале первое задание выполнить, а потом как следует осмотреться. Даром рисковать воинами мне тоже совесть не позволит.

– А мной, значит, рисковать можно? – спросил я в упор.

– Ты и так туда отправляешься! – резко возразила она. – Так что вместо своего помощника тебе ничего не стоит взять меня. Поверь, я смогу помочь гораздо больше, чем он!

При этом утверждении сильно выставленная вперед грудь, соски которой просматривались даже сквозь простыню, оказала двусмысленное воздействие: агрессивность и упоминания о том, что проклятия бывают очень разными. Так и вертелось на языке желание спросить, смогла бы она сделать зроака полным импотентом? Но понятия пристойности меня остановили. Может быть, потом, когда-нибудь.

– И? Что тебе конкретно там нужно?

То, с каким сомнением вашшуна посмотрела на третьего участника нашего разговора, его возмутило:

– Может, мне выйти?!

– Не надо, господин полковник. Ведь амулет «самоликвидации» у тебя всегда с собой? – Последовал кивок, и она добавила: – Да и сам ты такие тайны никому не расскажешь.

Понятно, что такие люди, как полковник, в плен врагу попасть не имели права. Военные тайны, то да сё… Да и потом, все равно палачи добьют. Легче уж самому себя сразу умертвить каким-нибудь амулетом, которые таким людям и предоставляли в генеральном штабе.

– Я опаздываю! – напомнил я об убегающем времени и о том, что еще не решил окончательно о принятии в отряд нового члена.

– В одном из боковых отрогов Борнавских долин есть древний пантеон, давно разрушенный и почти растащенный по камешкам. Он как раз на том пути, которым ты хочешь обойти крепость Грохву. Так вот, недавно отыскались сведения, что на нижних уровнях пантеона существовал алтарь, на котором лежал совсем обычный с виду камень. Но на самом деле он иномирского происхождения. С его помощью можно ускорить, например, зарядку того же амулета с проклятием «Контакт». Рисунок камня со всех ракурсов я запомнила, как и заучила его письменное описание.

– Тяжелый? – деловито поинтересовался я. Услышав местные цифры, которые у меня сразу же трансформировались в земные понятия и составили двадцать один килограмм, я распорядился: – У меня единственное условие: командир в отряде только один – я! Если меня нет, ты подчиняешься моему помощнику. Согласна?

– Да. Но только до того момента, как наши дорожки разойдутся: вы в Ледь, а я к пантеону.

– Договорились на этих условиях. Ты принята! Выступаем через десять минут! Обязательно подбери для себя доспехи рыцаря-зроака.

Шаайла выскочила из шатра с такой скоростью, что наверняка сшибла с ног стоящих снаружи постовых. Синхронно вздохнув, кто с плохими предчувствиями, а кто с облегчением, мы с полковником двинулись тоже на выход. Предстояло прямо на ходу уточнять последние детали и окончательно согласовывать условные сигналы каждого действа.

Мало того, на радостях, что избавляется от вашшуны, полковник мне предоставил двух почтовых голубей, которые в любом случае всегда возвращались в свой домик, расположенный на крыше одной из полковых повозок. Голубки были какие-то мелкие по сравнению с земными и больше смахивали на раскормленных воробьев, но на безрыбье, как говорится, и воробей вместо гуся потянет. Мало ли что.

Как высказался командир пограничников:

– Вдруг назад прорываться придется? Так мы опять нечто отвлекающее сообразим.

Такая готовность к сотрудничеству меня очень порадовала.

Глава четырнадцатая

Успешное начало

Когда Леонид услышал о пополнении в отряде, то не удержался от смеха:

– Еще и женщина? Да молодая? Ну с тобой все ясно, озабоченный ты наш!

Мы уже практически выступали в путь, поэтому поведать другу подробности не было ни малейшей возможности. Потом он увидел личико того самого пополнения и не на шутку встревожился:

– Да ты не озабоченный, ты предусмотрительный! Надеешься, что, увидев эту красотку, даже зроаки разбегутся у нас с дороги? Как она проходит по твоим классификациям: существо страхолюдское женского рода, оружие массового поражения?

Мы уже взбирались на коней, поэтому я в ответ только прошипел:

– Тише! И следи за словами! Не то станешь импотентом. Она вашшуна!

– Ха! Нашел чем пугать!

Действительно, по утверждениям моего боевого товарища, он в последнее время мог обсуждать женщин и их прелести только словесно и только в шутливой форме. Потому что и в самом деле у него пропала всякая тяга к прекрасному полу. Либидо умерло. Виной тому была та памятная ночь, когда мы с ним сожгли поработивший нас цирк вкупе с бандитской усадьбой. Именно неуемный секс Лени с хозяйкой той усадьбы и нечаянное убийство оной в разгаре страстей и спровоцировали моральный удар по потенции мэтра клоунского жанра. Вдобавок пожар, перипетии погони, а чуть позже и переход в иной мир, где мы «высадились» не по адресу и попали на войну со зроаками, тоже добавили букет переживаний. Все это слишком сильно отразилось на психике Леонида, и он стал смотреть на женщин как на пустое место. Оставалось только радоваться, что нисколько не угасло его феноменальное чувство юмора, а его заразительный смех так и продолжал оставаться самым заразительным в обоих мирах. По крайней мере, для меня.

Вот и сейчас я вспомнил об этой его беде с некоторым запозданием и сочувствием. И вправду уж его напугать в данный период не получилось бы, и так либидо ниже некуда. Но меня это неожиданно успокоило:

– Отлично, господин Чарли Эдисон! Тогда можешь смело командовать Шаайлой и помыкать ею, как тебе вздумается. А если хоть раз в ответ огрызнется, смело угрожай немедленным отчислением из отряда.

– Нет уж, нет уж, господин Македонский! – шептал, чтобы не расхохотаться, мой товарищ. – Ты уж сам ее заставляй маршировать впереди нашей бравой фаланги.

«Что-то он все чаще над моим новым именем издеваться начинает, – взгрустнул я. – Мне оно уже и самому нравиться перестало. Неужели менять придется?»

Затем мы в наступающих сумерках добрались до нужного места и заняли намеченные позиции. Мне жалко было и этого времени, потраченного впустую в ожидании, но иначе прорваться сквозь частые заслоны врага могло бы и не получиться. Зато появилась возможность проверить, как укутаны копыта наших коней сложенными в несколько слоев кусками одеял, и пересказать перипетии событий у полковника, а также краткую историю появления здесь колдуньи с большими полномочиями.

Леонида проняло теперь уже основательно:

– Бедненькая! – При этом он косился в сторону девушки, которая возилась с подпругой своего коня. – Чего тогда она такая страшненькая? Ястреб утверждал, что вашшуны все очень симпатичные и какими-то там операциями улучшают свои лица до идеального состояния.

– Вот сам у нее и спрашивай! – хмыкнул я со смешком. – Как старший по званию в нашем отряде – даже приказать ей имеешь право.

Стемнело быстро. По причине пасмурного, забитого облаками неба даже отблеск звезд не давал возможности рассмотреть простому человеку собственную ладонь. У нас кроме меня в ночной темени могла видеть только Шаайла, поэтому я поставил ее в хвост колонны и наказал почаще оглядываться назад и внимательно осматриваться. Мало ли что.

А потом ударил колокол, и где-то южнее от нас, за рощей и за большим холмом вспыхнуло зарево горящего костра, чуть позже послышались отголоски рева отвлекающей атаки. И мы, нацепив на головы треугольные зроакские шлемы да взяв своих коней под узду, тронулись в путь.

Конечно, внутренний азарт рождал желание сейчас отправиться в иное место, туда, где леснавские пограничники устроили засады для диверсионных людоедских отрядов. Уж я бы там отвел душу: столько сил потрачено на допросы пленных кречей, а плоды нашей предусмотрительности сейчас пожинают другие. Только и оставалось утешать себя мыслью, что дело у нас общее, а свою лепту мы в него внесли сполна.

Прошли первые триста метров, потом резко взяли левей, потом опять вправо, обходя такими зигзагами известные нам точки с постоянными дозорами. А вот дальше двинулись не прямиком, сквозь неведомые нам порядки врага, а наискосок. Так всегда можно было прикинуться своими, идущими фронту почти параллельно.

Все равно на два дозора нарвались, но так как они были только наземные, прошли их практически без остановки. Моя пика осечек не делала, а пущенное в упор лезвие пробивало головы зроакам насквозь.

Через час такого рискованного пути мы сняли одеяла с копыт и двинулись дальше уже верхом. Чуть позже нагло выехали на дорогу, на которой ни камни, ни кусты, ни деревья не мешали движению. Увы, сперва приходилось продвигаться медленно, по той причине, что вскачь могли глухой ночью передвигаться только обладатели Трех щитов, а их в данной местности оставалось всего несколько. Все остальные зроаки с магическими умениями скопились возле крепостей Грохва и Ледь. Так что нам вначале следовало проверить, как пригодится имеющаяся у нас информация.

И на пятом километре пути такая возможность представилась. Поперек дороги, прикрываясь своими лошадьми, растянулась цепочка в десяток зроаков, перегораживая дорогу по всей ширине. И когда мы приблизились метров на двадцать, к нам понесся грозный окрик:

– Кто такие?!

Я постарался сымитировать хорошо известный мне голос ненавистного Зарабги, управляющего крепостью Дефосс:

– Карлафс! Командир разведки князя Тукало! А вы кто такие?

Зроак, именем которого я назвался, пожалуй, был единственным, кто, по мнению кречей, мог появляться где угодно и в какое угодно время. Он часто разъезжал между фронтами с депешами и приказами от самого императора, и его не осмеливались побеспокоить даже лишним вопросом. Потому как считался самодуром и подвинувшимся на дисциплине военачальником.

Самый худший вариант развития событий – это нарваться на самого Карлафса или подъехать к дозору всего лишь через полкара после его проезда. Но кажется, пронесло.

– Десяток из когорты принца Дремела, – ответил мне десятник и уже более тихо скомандовал своим подчиненным: – Дать дорогу!

Пожалуй, только в империи людоедов наследников трона называли именно принцами, а не поцарниками.

Нет, чтобы спокойно проехать дальше. Так я решил еще и поиздеваться над зроаками. В идеале мы могли их уничтожить, нанеся неожиданный удар. Тем более имея такое оружие. Но тут уж без грохота, возможной погони, а то и ранения кого-либо из наших могло не обойтись. Хороший лучник неплохо и на слух стреляет. А мне сейчас даже ранение пристяжной лошади было невыгодно. А вот подшутить…

– Десятник, как у вас бойцы расположены? Да вас сомнут первой же атакой! Первые номера – выдвинуться вперед и залечь за камнями! Вторые – сидеть в седлах и быть готовыми к контратаке! Выполнять!

Мы проехали дальше, но мой усиленный слух уловил шипящее проклятие и обидное словцо, брошенное мне вслед десятником:

– Придурок!

Кречи тоже на допросах так называли Карлафса и пересказывали вот такие же его нежданные, глупые приказы, выданные во время перемещения по тылам армии. Как хорошо, что я догадался выспрашивать и о самодурах среди военных.

Правда, несколько дальше, когда мы уже отъехали и я обрадовался, что вокруг никого, Леня мне шепнул:

– Ты словно рожден для таких эпохальных приказов, о великий Македонский!

– Точно придется имя сменить, – проворчал я в ответ.

В дальнейшем мы значительно ускорились, хотя подобные заслоны пришлось проезжать еще два раза. Как итог – мы умудрились проскочить огромное расстояние за ночь, но, увы, самую опасную долину проскочить не успели. Въехали в нее с утра, когда древний тракт уже стал наполняться одинокими всадниками и малыми группками воинов. Кое-где виднелись даже кареты с сопровождением и без. И нам в такой обстановке следовало проскочить километров пятнадцать и только потом свернуть влево, в извивающиеся и глухие ущелья, по направлению к горам. То есть главная артерия, ведущая к осаде вокруг Грохвы, оказалась жуть как заполнена врагами. Но двигаться вдоль лесных опушек значило потерять день, а то и нарваться на недоуменные вопросы типа: чего это вы там мыкаетесь? Уж лучше вот так, нагло и бесшабашно.

Хотя чего уж там, по поводу бесшабашности я вру. Следовало бы честно признаться в постоянном напряжении, вызывающем обильное потовыделение. Пару раз у меня спирало дыхание от страха и переживаний, и я физически ощущал, как у меня седеют волосы. Как приветствовать иных и что примерно отвечать на восклицания, мы знали, но что касается всего остального… Пики мы продолжили держать в чехлах, но вот в торце ткань разрезали. Теперь достаточно было нам потянуть ткань на себя, и лезвиям уже ничего не мешало сорваться в полет.

Также мы оговорили массу сигналов на многие случаи жизни. И самый главный, если уж придется отбиваться прямо на тракте, у нас звучал «Люди!». То есть указываем рукой в противоположную сторону, кричим, враги непроизвольно поворачиваются, а мы наносим удар. Ну а потом уходить от погони, куда карта ляжет. Случай, конечно, крайний, но лучше уж заранее учитывать такой роковой отход.

Но хуже всего, что более половины зроаков передвигалось в этом спокойном и безопасном месте без шлемов. Не то чтобы было жарко, скорее даже прохладно с утра, но какой смысл тащить на голове тяжеленное и душное ведро? А мы только и могли, что немного приоткрыть забрала на глазах. Нам хоть легче дышалось в этих ведрах: у нас не такие огромные челюсти и не такие толстые шеи. И все-таки хорошо, что хоть треть служак, выполняя отданный приказ по всей армии новым императором, не снимали своих шлемов во время передвижения.

Ну и самое неприятное приключение произошло уже почти возле самого нашего съезда, который находился в пределах видимости.

– Вон у той скалы надо сворачивать, – успел предупредить меня дед Мирослав, как с обочины нам наперерез выдвинулся довольно тучный, если не сказать страдающий ожирением зроак в гражданских одеждах.

– Эй! Стойте! – Спеси в его голосе и надменности хватало, поэтому я не решился проигнорировать такой приказ. Хотя голос старался выдерживать строгий и жесткий:

– В чем дело?

– Вы что, меня не узнаете? – изумился толстяк. Вот те раз! Оказывается, некая знаменитая здесь личность! Пришлось добавить в голос почтительности:

– Никак нет! Разве что вы представитесь.

– Я баресс Удель!

Пришлось на это заявление притвориться страшно желающим выслужиться воякой:

– Извините, господин баресс, не признал! Хотя очень много слышал о вас хорошего.

Лесть таким толстякам тоже нравится. Хотя он не поленился и нас спросить:

– А вы кто такие?

– Десятник из когорты принца Дремела, с четырьмя сопровождающими, господин! Производим доставку канатов.

Толстяк Удель нахмурился и пробормотал:

– Далековато принц вас гоняет… Идиот… – Но дальше интересоваться нашими делами не стал, а скомандовал: – Десятник, отправьте своих людей в лес. Я там делал привал, но у кареты лопнуло колесо, следует помочь с заменой.

У меня отлегло от сердца, и мое согласие прозвучало даже радостно:

– Рады стараться, господин баресс. – И уже своим: – Спешиться!

Так мы и прошли в рощицу, располагающуюся справа от тракта. Верхом оставался только я, резонно рассудив, что сверху мне будет видно лучше и дальше. И действительно, в роще на живописной поляне с зеленой травкой стояла крытая карета, запряженная парой прекрасных лошадок. Переднее правое колесо и в самом деле лопнуло, наверняка при развороте на малом пространстве, и продолжать движение с такой поломкой было невозможно.

– Колесо на крыше! – стал распоряжаться зроак. – И пошевеливайтесь! В карету заглядывать нельзя! Там моя супруга.

Три моих товарища двинулись к карете. Оба деда оставались подпоясанные мечами, а мой земляк старался как можно небрежнее тащить свою тяжеленную доску-метатель. А та в чехле и вправду смотрелась как оглобля, необходимая вместо рычага для подъема громоздкого средства передвижения.

Все-таки я осмотрелся, подумал и не удержался от удивленных вопросов:

– А где кучер?

– Сам справляюсь!

– И без охраны?

Оба деда и Леня стали снимать огромную «запаску» с крыши. Шаайла дисциплинированно проверяла подпруги у коней, как своего, так и товарищей по отряду.

– О моей отваге и бесстрашии слагают легенды! – с премерзкой спесью захохотал Удель. – Неужели не слышали?

– Всегда лучше всего услышать правду из первых уст, – обтекаемо ответил я. Вдруг людоед врет как сивый мерин? – Поделитесь своими воспоминаниями, господин баресс, будем очень признательны и будет чем похвастаться перед друзьями.

Толстяк скривился и, задумавшись, примолк. А я продолжал осматриваться по сторонам со всем тщанием. Обстановка мне сильно не нравилась. Так и складывалось ощущение, что нас сюда заманили специально и сейчас из кустов встанут во весь рост лучники с наложенными на тетиву луков стрелами. Я, конечно, не мог утверждать с уверенностью, но уж такая жирная, правильнее сказать, спесивая и мнящая о себе свинья, как этот баресс, если уж не охрану, то кучера точно обязан иметь. Иначе слишком дико он будет смотреться на облучке со своей харей и в своем дорогом, приукрашенном золотыми украшениями костюме.

Свою пику я так и продолжал держать в полной боевой готовности, намеренный выстрелить при первой же опасности. А тут еще и Леня подал условные сигналы, которые в комплексе обозначали: «Внимание! Странность! Пленник!» Недаром мы с ним подобный язык общения разучивали, когда, сидя в Скале, отбивались от штурмующих наше укрытие зроаков и кречей.

Мне только и оставалось сообразить и додумать: почему нет сигнала «Опасность» и где именно находится обозначенный «пленник». Ведь если бы он советовал нападать на зроака, сигнал был бы совсем иным. Значит, скорее всего, жесты относятся к внутренностям кареты. Да и слишком неотрывно этот Удель посматривал на моих попутчиков, следя, чтобы они не вздумали заглянуть внутрь кареты. Окошки плотно занавешены, шторки не шелохнутся, что в общем-то уже странность: разве откажется хоть одна особа женского пола полюбопытствовать, кто и что там делает с каретой?

Ну и напоследок Шаайла привлекла мое внимание, похлопав ладошкой по седлу и указывая потом ею на участок леса, противоположный тракту. После показа направления вверх было поднято вначале три, потом четыре пальца. Ага! Значит, там всадники! Трое или четверо! Неужели какая-то подстава? Потому что рассчитывать на сидящих здесь в засаде людей, которые таким образом с помощью предателя заманивают небольшие группки людей для уничтожения, было бы слишком глупо и наивно.

Все-таки мое желание послушать о подвигах из первых уст, толстяка непонятно почему разозлило, да и поглядывать на меня он стал с подозрением:

– Воспоминаниями поделиться? А твоим людям не жарко работать в шлемах? Колесо-то тяжеленное.

Трое мужчин как раз думали, как снять с оси поломанное колесо, хотя видно было, что держатся настороже и готовы ко всему. Пика Леонида стояла прислоненная к карете, и схватить ее ему будет делом пяти секунд.

– Приказ его императорского величества, – бросил я. – Нарушать нельзя! – После чего заметил шевеление среди подлеска, куда указала недавно вашшуна, и гаркнул предупреждение с контрольным словом, которое для моего отряда означало готовность к бою: – И пошевеливайте своими задницами! Веселей работаем, веселей! – Вдобавок подумал, почему бы хоть как-то не перестраховаться, и выдал: – А не то десятник Кернер, который видел, куда мы свернули, подумает, что мы тут решили увильнуть от службы и устроить внеочередной привал. Разве что господин Удель за нас слово молвит.

А и в самом деле, никто ведь не утверждал, что мы двигаемся по тракту в одиночку! Вот пусть теперь своими извилинами и пошевелят!

Толстяк как-то весь задергался и стал странно махать руками, словно отгоняя от себя моль, но не успел остановить своих подельников. Из леса на поляну вырвались в полных доспехах пять рыцарей-зроаков, и их командир, в расцвеченных синей краской доспехах, грозно прокричал:

– Патруль! Стоять всем на месте! Кто такие? – Затем плохо сыгранное изумление: – О! Господин баресс?! Да вас никак грабят?!

Ну, дальше нам стало ясно все и без слов: нас собрались представить как неких козлов отпущения за чьи-то интриги. Будь на нашем месте обычные воины, да еще и из части, так далеко расквартированной от этого места, да в самом деле знающие, кто этот подлый Удель, они бы в недоумении стояли и не дернулись даже. Но организатору данной подставы явно не повезло с выбором на тракте. Неужели мы смотрелись такими безобидными? Хороший повод к размышлениям.

У врагов было три лучника, которые уже начали целиться в нас стрелами: один в меня и двое в моих товарищей у кареты. Да только испуганный визг их опередил, я постарался вложить в свой артистичный крик как можно больше паники и истеричности:

– Люди! – Условное слово и вполне понятный жест в ту сторону, откуда вырвались нежданные патрульные.

Сработало! Все повернули головы туда, куда нам требовалось. А для нас самыми опасными были лучники. Поэтому выбить следовало вначале их. И начинать с пары, которая целилась в моих товарищей. Ведь Леня никак не успевает схватить свою пику, прислоненную к карете. Вначале два, а потом и третье мелькнувшие лезвия из метателя сделали свое дело на отлично. Два рыцаря стали заваливаться со своих коней. Жаль, что лезвий уже на третьего лучника не хватило, а доставать готовый к выстрелу арбалет было слишком долго. Поэтому я дал шпоры своему коню и через три прыжка выбил тяжеленной доской противника из седла. Как предсказывал когда-то мэтр манежа: «Пригодилось!» Но ударил я в последний момент перед тем, враг успел повернуться ко мне и пустить стрелу почти в упор. Наверное, мой ангел-хранитель постарался, и я не умер от боли сразу. Хотя вначале мне померещилось, что оперение стрелы у меня торчит прямо из сердца.

«Вот и все! – мелькнуло у меня в голове. – Допрыгался!»

И начал терять сознание.

Как это ни странно, но пришел я в себя от еще большей боли и как раз в тот момент, когда ударился о землю. А падать в полном рыцарском облачении, пусть даже и на мягкую травку, скажу я вам, дело не из приятных. Опять-таки ангел постарался, и я при падении не свернул себе шею, не сломал руки, не вывихнул ноги, не выбил зубы, не… (список прилагается, нужное подчеркнуть).

Кстати, так сказать, своевременное падение меня, оказывается, тоже спасло. Потому что командир патруля попытался своим огромным мечом снести мою голову вместе со шлемом. А я возьми да упади.

Второй удар мечом мог меня, конечно, достать, но мои товарищи по отряду не по грибы пришли в эту рощицу. Командир патрульных замер на втором замахе, страшно захрипел, после чего задергался в конвульсиях и грохнулся на землю. Вселенское благо, что не на мое бренное тело! (Тоже, кстати, чем не везение?!) Как оказалось чуть позже, это его так приложила вашшуна сразу двумя вещами: мастерски брошенным тяжеленным кинжалом и понесшимся во врага парализующим проклятием. Насмерть его это не убило, но от внимания к моей персоне несколько отвлекло.

Первый же выстрел метателем, который подхватил Леня, сбил с коня последнего лживого патрульного. После чего к размеренной работе, словно жнецы, приступили оба деда. Они быстро добили пытающихся подняться или еще шевелящихся людоедов. Ну а мой товарищ в спокойном темпе бросился догонять смешно улепетывающего в сторону тракта толстяка.

Именно эта картинка открылась моему взору, когда я, лежа на боку, попытался приподняться на локте.

– Не убивай! – умудрился я еще внятно выкрикнуть вслед бегущим. – В плен…

После чего понял, что если сердце и не пробито у меня, то я очень скоро умру от потери крови. И опять потерял сознание.

И опять ненадолго. Вновь очнулся от боли: из меня вынимали обломок стрелы. Я уже был раздет по пояс и лежал на какой-то попоне. Леня, и сам будучи без шлема, придерживал мне голову, а вашшуна, сбросившая с себя вообще половину рыцарского облачения, стала сращивать пульсирующую кровью рану у меня на груди. Мой товарищ, увидев открытые глаза, облегченно вздохнул и заговорил скороговоркой:

– Обстановка спокойная. Мирослав допрашивает толстяка. Бароч рыщет вокруг. Мы сразу поняли, дело нечисто, лишь увидев явно специально поврежденное колесо. В карете оказалась привязанная людоедка в дорогущем, но порванном платье и с кляпом во рту. Она потому брыкалась и мычала, когда мы стали снимать колесо, что хотела привлечь к себе внимание. Пока ее не развязали, но кляп вынули. Утверждает, что она княгиня. Подлый Удель убил ее охрану и уже ее изнасиловал. Я ей сказал, что командир ранен и решит ее судьбу позже. – (Ай да Ленька! Ай да молодец!) – Дальше баресс хотел здесь разыграть сцену банального ограбления и потом пролить кровь княгини на одного из нас как на грабителя и насильника. Похоже, патрульные должны были сыграть роль разоблачителей, которые якобы не успели к месту событий всего лишь на несколько мгновений.

Я чувствовал себя настолько ослабевшим, что доля какой-то там людоедки мне показалась совершенно равнобедренной. Раненое сердце делало последние аритмичные удары. Теперь уже точно поверил, что умираю.

– Лень… – Мне было больно даже шептать. – Моя последняя воля: найди девчонок и забери их в Рушатрон! Умоляю! Сделай это ради нашей дружбы. Они ведь такие дурочки.

На его хитрющем, пусть и обезображенном шрамами лице не мелькнуло и капельки сострадания или сочувствия.

– Умоляешь? Ну ладно, может, и сделаю. Но только с условием: ты немедленно назначаешь меня командиром отряда! Договорились?

– Почему? – выдохнул я.

– Надоело быть солдатом на побегушках: того убей, этого зарежь, этих в плен возьми…

– Как ты можешь? – задыхаясь от потери крови и от возмущения, прошипел я. – Умираю…

– Кто? Ты? Да такие, как ты, умирают только за столом из-за обжорства! – возмутился и мой товарищ. – Шаайла утверждала, что тебе ничего не грозит: стрела удачно проскочила между ребер и пробила тебе лишь кожу на боку. Ты даже крови много не потерял! Вон, лежит бедная и бледная, вырубилась. Предупреждала, что без сил останется после твоего лечения.

– Странно. Почему же мне так фигово?

Леонид заглянул мне в глаза и с придыханием спросил:

– Жареного мясца хочешь? Или сыра кусочек?

Я непроизвольно облизнулся, с удивлением замечая в себе очнувшуюся тягу к жизни. И сразу понял, что умирать рано, а надо мной самым бессовестным образом издеваются. Но подыграть стоило:

– Хочу! Давай!

– А нету! – (Он врал, у нас было!) – Если хочешь, вставай и бери себе сам.

Он бесцеремонно опустил мою голову, встал и по привычке внимательно осмотрелся. В первую очередь глянув в просвет между кронами, над полянкой. И действительно, только кречей нам тут не хватало для полного счастья.

Беспокойство заставило и меня двигаться. Вначале с кряхтением и стонами уселся. Все-таки само падение мне здорово дух выбило, да и спина почему-то побаливала. Затем внимательно ощупал и осмотрел еще недавно пробитый насквозь бок. Прислушался: вроде нормальное самочувствие. Если не гробить себя паническими воспоминаниями, то и в самом деле почти здоров.

Шум бегущего человека возвестил о возвращении на поляну деда Бароча, который с ходу начал доклад для всех:

– В кустах два кучера в ливреях и гербах, точно таких же, как на карете. Там же и два кречи с бляхами на ремнях, там тоже герб. Еще один знатный конь стоит в лесу, скорее всего, этого толстяка. Там же две пристяжные с переметными сумами. Больше никого! Если кто и был еще из ложного патруля, то наверняка смылся после стычки.

– Давай в заслон, – решил я. – Но из рощи не выходи, только за трактом наблюдай. Если кто к нам сунется, дай знать.

После чего с помощью друга стал водружать на себя окровавленные доспехи. Они имели явно непрезентабельный вид после моего падения, да еще и в бурых потеках, но выбирать сейчас нечто лучшее просто не было времени. Следовало как можно быстрее уходить из этого опасного места. Да только что делать с пленницей? То, что допросить следует более тщательно, сомнений не вызывало. Вроде как нам фиолетово до разборок местной знати между собой, но не я ли ратовал за скрупулезное накопление всех, пусть даже кажущихся несуразными и недостойными внимания, данных?

Глянул на деда Мирослава, расположившегося среди ближайших кустов, и понял, что тот явно сдерживается. Уж так ему хотелось убить пленного, и людоед это всем своим нутром чувствовал. Как только скороговорка из уст толстяка стихала, ветеран просто пятерней наносил хлесткий дар по треугольной харе, и поток слов возобновлялся с прежней скоростью. На мой немой вопрос Леня пожал плечами:

– Я дал Мирославу диктофон, потом послушаем.

А что и как спрашивать, наш боевой дед научился во время недавних допросов пойманных нами кречей.

Друг остался присматривать за Шаайлой и приводить ее в чувство, а я, напялив на голову опостылевшее ведро-шлем и кое-как перезарядив свой метатель, отправился более подробно допрашивать два раза плененную княгиню. Причем понимал прекрасно: чтобы получить ценные сведения, следует вести себя более чем неадекватно. Ну, с этим делом мне, человеку и выходцу из иного мира, заморачиваться не приходилось.

Рывком распахнул дверцу, от чего связанная людоедка вздрогнула. Похоже, до того тщательно прислушивалась и наверняка услышала каждое слово из доклада Бароча. Это мне следовало учитывать.

– Кто такая?

– Я уже говорила.

– Не рассуждать! – рявкнул я, запоздало сдерживаясь от пронзившей и бок, и спину боли. – Вопросы задаю только я, а ты на них отвечаешь как на духу! Иначе так и оставлю здесь подыхать на потеху крысам и медведям.

Проняло! Впрочем, я знал, что ни крыс здесь нет, ни тем более медведей. Хотя мог и ошибаться.

– Кто такая?

– Княгиня Оделайя Верски. В шкатулке под сиденьем мои фамильные регалии.

– Как оказалась в этой роще?

– Баресс меня заманил обещанием показать редкий древний алтарь. Я занимаюсь собиранием и исследованием древностей.

– И кто такой этот Удель?

Глаза пленницы расширились:

– Разве ты не знаешь?

– Знаю! Но меня интересует твое мнение! Отвечать на вопрос!

– Удель – начальник тайной императорской охранки. Самая главная сволочь в окружении императора! Самое подлое и мерзкое создание этого мира! Эту тварь следует растереть в порошок и остатки сжечь!

Кажется, она начала входить в истерику, настолько ненавидела баресса. Но я тоже хорош! Решил в разговоре толстяку польстить и попросил самого поделиться своими воспоминаниями о подвигах. А какие подвиги могут быть у подобного ублюдка, если его даже людоеды ненавидят? Только самые мерзопакостные. Вот потому он и задумался после моей просьбы.

Но истерика мне не нужна, поэтому я грохнул рыцарской перчаткой по стенке кареты и приказал:

– Заткнись! И без всяких переходов на личности! Только конкретные ответы! Поняла? – (Она растерянно кивнула.) – Почему он тебя решил убить?

– Я и сама не догадывалась, но когда он меня насиловал, – она непроизвольно всхлипнула, но удержалась от рвущихся рыданий, – то все рассказал.

– Конкретнее!

– Возле Грохвы меня ждут мои вассалы, которые по моим указаниям разыскали в древнем замке старинные карты с очень интересными знаками. По предварительному мнению, знаки эти указывают места не только древних захоронений и кладов с несметными сокровищами, но и являются тайным посланием от древних богов этого мира. Потому что именно подобные знаки имеются в разрушенном здании, а вернее кургане, который находится возле нашей столицы. Знаки эти служат еще и указателями для открытия окон, а то и проходов в иной мир.

«Вот это да! – мысленно восклицал я. – Да любой людоед, оказывается, гораздо более информирован, чем хранители Сияющего Пантеона в Рушатроне! Ну как тут не допрашивать каждого встречного-поперечного! Вернее, каждую».

Вообще-то у тех же кречей еще вчера утром мы плотно интересовались об истории, способе попадания их и людоедов в этот мир. Но эти последние ответы все еще никак не было времени прослушать на диктофоне. Может, там тоже были упоминания о таинственных знаках или о проходах в иной мир?

«Проклятая нехватка времени! – скользила досадливая мысль на периферии сознания. – А если бы я еще и надолго потерял сознание? А то и вообще умер?!»

Даже посмеяться над такими мыслями было некогда, допрос связанной людоедки продолжался:

– Какая ерунда! Разве это тайна? Из-за этого убивать княгиню?

– Конечно, здесь нет ничего таинственного. О подобных знаках болтают много и часто. Но вот именно, что только болтают: никто никогда их не видел, никто о них ничего не знает и уж тем более не понимает, как их расшифровать. Но Удель заранее убедился через своих людей в достоверности карт, да и сам прикладывает в последние годы массу сил и средств для розыска подобных раритетов. А я, как оказалось, постоянно ему перехожу дорогу.

– Все равно это мало для убийства! – напирал я. – Какие еще причины?

Княгиня смотрела на меня уже совсем иначе. Более настороженно, что ли. И это в ее-то жалком положении?

– Ну, он давно уже ко мне приставал в плане ухаживаний. Но он такой мерзкий.

Мне хотелось плюнуть ей в глаза и посоветовать посмотреть на себя в зеркало, но я сдержался и даже, наоборот, польстил:

– Княгиня, да такую красотку не прочь поиметь половина империи! И после изнасилования ты бы сама не слишком трепалась о своем позоре! – По прерывистому вздоху я понял, что примерно угадал. – Так что последний раз спрашиваю о причине такой жуткой инсценировки твоей смерти от рук разбойников. Ну?!

Зроака (а может, и зроачка, я ведь никогда раньше и не задумывался и не слышал, как называют людоедов женского рода) уже в который раз поменяла как сам взгляд на меня, так и выражение своей морды. Да и голос стал отчаянный:

– Кто ты такой?

Можно было орать на нее дальше, а то и ударить для острастки. Скорее всего, она бы стала говорить и быстрее, и охотнее и отвечала бы только на мои вопросы. Но вот бывает некий предел пыток, давления и принуждения, после которого любой разумный может просто замкнуться в себе и либо врать напропалую, либо скрывать ложь за полуправдой. Выгораживание близких и родных тоже могло иметь место. Было бы иначе, если бы у нас имелся времени вагон и надежные тылы за плечами.

Но пауза для раздумий у меня была, и я успел просчитать несколько вариантов. Чего эта княгиня может бояться больше всего? И на чьей стороне она может находиться? Такая гнида, как начальник тайной императорской охранки, однозначно успел выслужиться перед прежним императором и в данный момент в фаворе у нового. И раз собрался убить эту Оделайю Верски, то либо с молчаливого одобрения Фариша Галэка, либо по его непосредственной указке. А значит, намекнуть, что я причастен к нынешним структурам власти, будет глупо, это ничего не даст. А вот имеется ли в империи Гадуни некая оппозиция? Вдруг имеется? По крайней мере, я ничего не теряю, если попробую напустить туману в этом направлении.

– Назвать свое имя я не имею права. Могу только сказать, что я на стороне сил, которые противятся существующим порядкам в этом мире и мечтают изменить нынешнее положение дел.

Глаза людоедки раскрылись настолько, что даже стали красивыми:

– Не может быть!..

– Еще как может! Иначе что я здесь делаю?

Как оказалось, и этот вопрос невероятно волновал изнасилованную княгиню.

– Охотишься на Уделя? – спросила она с придыханием.

– Да. И эта тварь живет на этом свете последние минуты. Так что думай над своими ответами и пошевеливай язычком. Э-э, в смысле – говори быстрее! Итак: причины?

Оделайя ответила, словно бросилась в ледяную прорубь:

– Меня подозревают в финансовой поддержке тайной ложи «Возвращение».

– И ты поддерживаешь?

– Да.

– Какое главное направление деятельности ложи?

– Содействовать возвращению зроаков на свою историческую родину.

– И кто руководит ложей?

– Не знаю.

– Как же ты передаешь им средства и как контактируешь с ними?

– Ко мне приходят посланники с паролем. И личный контакт с ними имел мой старший брат. Но его уже год как казнили.

Еще несколько вопросов, в которых я пытался прояснить саму суть тайной ложи, ничего не принесли. С некоей безысходностью княгиня отвечала, что не знает.

И время истекало стремительно. В любой момент сюда могла повернуть иная компания зроаков для короткого привала или могли приземлиться вездесущие кречи. Мирослав, похоже, уже заканчивал допрос, потому что замахивался для зуботычин все чаще и чаще. Вашшуна уже пришла в себя и, пошатываясь, стараясь не смотреть на работу моего помощника, ковыляла к нашим лошадям. Сам Леонид трофейным топором безжалостно рубил туши зроаков, вынимая невероятно ценные для нас метательные ножи. Увы, подобных лезвий тут не купишь в первом попавшемся магазине со слесарским инструментом. Только на заказ делать и только у очень хорошего кузнеца-оружейника.

Следовало немедленно решать судьбу пленницы, но у меня в сознании всплыл один давно не дающий мне покоя вопрос:

– Твое мнение: кто такие гаузы?

Казалось бы, дальше уже некуда, но Оделайя Верски все равно изумилась. Даже дыхание затаила. Но когда чуток подумала, стала отвечать, словно на исповеди:

– Гаузы – это завоеватели мира, в котором родилась цивилизация зроаков. Тысячи лет они держали нас в рабстве и поедали наших младенцев. Тысячи лет они ставили над нами жуткие эксперименты, превращая нас в животных и беспрекословные машины для убийства. Тысячи лет они забирали наших лучших воинов в неизвестность, и никто из воинов назад никогда не возвратился. Гаузы – это зло. Гаузы – это гибель.

– Странно. – Мне не удалось удержаться от рассуждений вслух: – Какой тогда смысл в существовании ложи «Возвращение»?

Даже связанная, княгиня умудрилась пожать плечами:

– Этот мир для нас чужой. Здесь нас тоже все пытаются уничтожить. И в данный момент мы научились делать оружие и сражаться, так что можно попытаться вернуть себе родной мир. Победить или умереть.

«Вона как оно получается! Интересно, знают ли об этом в Рушатроне? Или иные цари, которые воют с людоедами веками? – Что-то мне подсказывало, что хитрый механический (или какой он там?) разум Лобного камня знал и при желании мог просветить любого своего Хранителя во всех без исключения тонкостях бытия. – А может, и не просветил? Да нет, абсурд! Зроаков все просто ненавидят, а значит, про такие исторические тайны стало бы известно всем и каждому».

Затянувшийся допрос прервал прибежавший со своего поста Бароч и крикнувший нам издалека:

– Кречи над трактом разлетались! Две эскадрильи в соседнюю рощу с привалом вроде как опустились!

И умчался обратно. Достав свой нож, я начал влезать в карету, но мне навстречу понесся умоляющий шепот:

– Последняя просьба: передайте моему младшему брату, что я его очень любила!

Ну и как положено в таких случаях, слезы из обоих глаз потекли ручьями. Но зато хоть не визжала, не впадала в истерику и не сопротивлялась. Что мне весьма понравилось.

– Значит, так, княгиня! Со своим братиком поговоришь сама. Но всегда будь наготове встретить и помочь посланной от меня личности. – При этом нож быстро кромсал тугие и многочисленные веревки. – Сразу за нами следом на дорогу выходить не рекомендую, у нас там прикрытие, еще получишь сдуру стрелу между глаз. Что здесь произошло – придумай сама, лучше всего, если косвенно упомянешь естественных врагов этого толстяка Уделя, но… желательно пустить под топор таких же сволочей и уродов, как и он.

Мне, в общем-то, было фиолетово, кого пустят под топор, лишь бы пустили как можно большее количество людоедов. По большому счету и эту свидетельницу следовало убрать. Пусть и не видела она нас в лицо, но погоню организовать по нашим следам все равно может. Кажется, она ни о чем таком не помышляла.

– Как я узнаю посланника от тебя? Дай пароль!

У меня в голове так и закрутились глупые шаблоны из старинных советских фильмов: «Как пройти в библиотеку?» или «Продаю славянский шкаф. Даром». Вот бы Леня повеселился, подслушав мои неуместные мысли.

Но шутить так шутить:

– Ты знаешь, кто убил императора?

– Все знают: бароны Цезарь Резкий и Лев Копперфилд.

Хорошо быть знаменитым! Жаль, что такие звучные имена присвоили себе самозванцы. Но ведь не Ивлаевым Борисом мне следовало представиться в Трилистье!

– Так вот, посланник от меня передаст привет от Цезаря и вручит тебе листок с нарисованным цветком.

И только после озвучивания понял, что подобный привет может оказаться слишком уж прозрачным намеком на толстые обстоятельства. Вдруг людоедка подумает, что я и есть тот самый барон?

Но она, хоть и прикинула озабоченным взглядом мой рост, явно не догадалась о моей оговорке.

– Утверждают, что барон Резкий – уродливый карлик, ростом как двенадцатилетний ребенок.

– Да какая разница? – Мне стало обидно не столько за «карлика», сколько за «уродливый». – Главное, что пароль уникальный, случайно его никто не назовет. Ладно, счастливо оставаться! – Кончиком ножа я многозначительно царапнул дверцу кареты. – Напоминаю о предупреждении! Рекомендую даже из кареты не выходить раньше чем через полкара.

Двинувшись к нашим лошадям, я прикинул готовность отряда к немедленному выступлению. Все в шлемах, посматривают на меня, мой палец, поднесенный к забралу, поняли правильно: помалкивать.

– Уходим! Клайден! – (Дед Мирослав понял, что я обращаюсь к нему, но от удивления подался чуть назад.) – Кончай этого жирдяя!

А что? Пусть княгиня запутается в своих догадках раз и навсегда. Раз у командира такого отряда в подчиненных целый виконт, то кто тогда он сам? Больше уважать будет. Пронзительный вопль о пощаде, который исторгнул перед смертью Удель, только прибавил весомости нашим словам и поступкам.

При выезде из рощицы на своего коня заскочил Бароч, нервно при этом поглядывая то на небо, то на тракт.

– Если прямо сейчас начнется погоня – враз накроют, – ворчал он, пока мы степенно доезжали до тракта. – Что так долго?

– Допрашивали! – рыкнул дед Мирослав, и создалось впечатление, что он хотел сплюнуть, да шлем мешал. – Вот уж гадость, этот баресс! Уж на что все людоеды аспиды, но по сравнению с ним смотрятся как невинные овечки. Перескажу его признания, сразу вам захочется вернуться и еще двадцать раз его прирезать.

– Потом! – пришлось оборвать разговоры.

На тракте рискнули сразу значительно ускориться. Тем более что до места нашего съезда оставалось всего несколько плавных поворотов. До скалы-ориентира следовало оторваться от тех попутчиков, кто нас видел во время выезда из рощи. Сильно сомневаясь, получилось ли это, не стали делать иные остановки, возвращаться и путать след, слишком уж неспокойно было у всех на душе.

На горной дороге, которая вскоре вообще перешла в тропу, напряжение несколько спало, и мы начали переговариваться.

– Что у нас с ножами? – Боезапас – самое главное на войне.

– Плохо, – пожаловался Леонид. – Три лезвия – в дым! То есть у нас теперь только по комплекту и всего один нож в запасе.

– М-да! Дороговато нам замена чужого колеса обошлась! Хорошо хоть, людоедка попалась много знающая.

И что интересно, когда я стал пояснять, почему не убил княгиню Верски, то меня чуть не попыталась убить осатаневшая от злости вашшуна:

– Как?! Ты выпустил это людоедское отродье?! А ты знаешь, что они рожают каждый год по новому людоеду?! А эти людоеды убивают наших братьев и сестер?!

Она даже свой кинжал достала, которым совсем недавно пронзила командира ложного патруля, и попыталась обогнать коня Леонида на расширившейся тропе. Мой друг, совершенно не боящийся лишиться потенции, ухватил повод ее коня и резкими словами стал успокаивать и что-то там доказывать. Помогло еще и то, что, специально сняв шлем, я оглянулся, плеснул по вашшуне тем самым лучом, который заставляет шевелиться уши, и грозно рыкнул:

– Еще раз что-то вякнешь против моих приказов, лично оглушу и оставлю валяться где-то на обочине!

Вряд ли уши у нее шевельнулись, я ведь не умел и только пытался практиковаться, но вот тон и зверское выражение на моем лице подействовали. А может, и вмешательство Чарли Эдисона помогло? Но дальше недовольная колдунья что-то шипела ругательное уже только ему, не покушаясь больше на мои командирские привилегии.

Оба деда, уже свыкнувшись с мыслью, что я ничего не делаю зря, мое решение оставить пленницу живой и не думали оспаривать. А вот хозяйскую жилку проявили.

– Коней нам бы следовало взять хоть пару, – сокрушался Бароч. – Или хоть наши частично сменить. Там три таких красавца осталось!.. Пригодятся ведь.

– Ничего, и наши справятся.

Бароч отстал, а на его место выехал Мирослав. Вначале с особой осторожностью отдал мне диктофон. А потом мешок с вещами покойного:

– Все у этой гниды забрал. Авось что в дело употребишь.

– И что тут самое ценное? – заглянул я в мешочек на ходу. Но так как вновь надетый шлем мешал, а через открытое забрало тоже вниз смотреть неудобно, то спросил: – По твоему мнению?

– Ну, кольца там, всякие украшения – вещи и в самом деле ценные. Бумаги какие-то забрал, вроде пару писем еще. Но вот две печати у него имелись, может, сгодятся для чего?

Пока я рассматривал витиевато вырезанные печати на каком-то материале, очень похожем на мягкую, упругую древесину, в моей голове роились разные фантастические планы. В них проскакивали и подметные письма, и ложные указы, скрепленные печатью, и варианты с клеветой на высших сановников империи Гадуни. Очень уж хотелось, чтобы эти сволочи и гады ходячие передрались как следует, а то и вообще гражданскую войну затеяли.

Так что я не сразу расслышал, что там продолжал перечислять наш проводник-ветеран:

– И очень этот прямоугольник странный: и гнется, и не сталь. Гладкий, как стекло, а рисунки на нем так вообще непонятные.

– Какой прямоугольник?

– Говорю ведь: среди бумаг.

Руки мои уже и в самом деле нащупали нечто, поднесли это нечто к глазам, и я резко вдохнул. Мой конь воспринял это за команду «Тпру!» и замер на месте. Замерли и мои товарищи, в молчании пялясь на меня.

А я, словно полный идиот, тупо рассматривал суперсовременную для мира Земля пластиковую карточку. И не мог понять: то ли она банковская, то ли удостоверение личности, то ли служит для прохода на секретную военную базу, то ли это ключ к номеру дорогого отеля. Но больше всего меня ошарашила другая мысль: как нечто подобное могло оказаться в карманах людоеда, обитающего в этом мире?

Глава пятнадцатая

Тяжелая эта работа

Протиснуться ко мне верхом из-за наших груженных канатами и веревками пристяжных по узкой тропе было трудно. Поэтому Леонид спешился, бросил поводья своего коня вашшуне, прошел ко мне и на правах моего друга, помощника и заместителя потребовал:

– Давай сюда! Что там тебя так рассмешило?

Получив карточку в руки, сам зацокал языком и замычал от удивления. А я повернулся к Мирославу:

– Ты спросил у зроака, откуда это у него и для чего?

Тот повинно дернул плечами:

– Так я из карманов все выгреб уже после того, как ты приказал его… чик!

– Понятно, – вздохнул я и признался: – Ты оказался прав, мне уже хочется вернуться к этому людоеду и оживлять его, потом допрашивать, потом снова убивать.

– Что? Такой важный тот предмет?

– Зависит от точки зрения на него и от знаний, – пробормотал я. – Но что важный, то важный.

Да и в самом деле, как объяснить опытному воину, что это такое? Для него это просто диковинка и даже понятие компьютерного перевода денег с одного счета на иной у него так просто в голове не уляжется. Вон мой друг и то смотрит на карточку, как баран на новые ворота. Только что на зуб не пробует и не лижет.

– Что скажешь?

– Тебя хотел спросить.

– На каком хоть языке надписи?

– Странная смесь готики и китайских иероглифов. Пожалуй, и префиксы тут на арабскую вязь смахивают. А что ты своим опупенным зрением можешь на ней рассмотреть?

Он вернул карточку мне, и я постарался просмотреть внутреннюю суть довольно толстого, раза в три больше, чем в земных аналогах, пластика. Не уверен, что и как используют банкиры на земле и какие там вставляют полоски безопасности с кодами доступов (я ведь раньше их насквозь просмотреть не умел), но тут виднелась просто густейшая сеть многочисленных тончайших плетений. Причем настолько густейшая, что я диву дался. И дело вовсе не в моем опупенном, как говорит Леня, зрении, просто, зная электронные схемы и даже многие системы электронной охраны, я имел некоторое представление, что может быть в банковской карте. Две-три полоски, на которые можно нанести огромное количество информации, хватает с лихвой. А тут такая сеть! И в несколько слоев!

Расслышав прекрасно мои бормотания, друг вернул меня в действительность:

– Так что, возвращаемся некромантствовать над барессом или продолжим путь?

– Вперед! – Мой конь тронулся без шпор и шевеления поводьев.

Следом двинулись и остальные. Причем недовольное шипение вашшуны вновь возобновилось у меня за спиной. Карточку я положил в свой отдельный карман, продолжая усиленно выискивать повод, который бы мне позволил вообще о ней забыть. Иначе чувствую, мозги моментально опухнут от массы предположений, наверняка бессмысленных, на эту тему. Помогла очередная, можно сказать, непредвиденная встреча.

Мы уже двигались в гору со значительным подъемом и прошли глубокое ущелье, когда нам навстречу выехала пара зроаков верхом на лошадках средней паршивости. Точно такие же лошадки плелись за каждым в роли пристяжных. Выглядели людоеды как простые воины-кавалеристы, никоей мерой не принадлежащие к рыцарской элите. Вместо шлемов у них голову венчал кольчужный капюшон на толстой войлочной подкладке. Доспехи – из толстой выделанной кожи. Из оружия – меч, нож да простенький лук. Не иначе как из нового, набранного пополнения. Один молодой, второй чуть постарше.

Да и поведение соответствовало: поприветствовав нас принятыми жестами, они смиренно приняли на обочину тропы и даже старались не смотреть в нашу сторону. Но мы-то на них смотрели! Еще и Бароч успел мне шепнуть, как только мы их увидели:

– Помощники! Пусть поработают перед… смертью.

И в самом деле! Час пути, и нам помощники ох как понадобятся! Да и мне уже не привыкать командовать аспидами рода человеческого.

– Стоять! Бояться! Кто такие?

– Шестой десяток вспомогательного полка когорты…

Но я оборвал поспешное лопотание старшего из них:

– Чем здесь занимаетесь?

– Командир послал на сбор лечебных травок.

Но глаза у них так забегали по сторонам, что мне подумалось: они тут марихуану незаконную собирали, не иначе! В тощих мешках тем более не трава просматривалась, а нечто твердое, с острыми гранями. Да и две кирки, молот и лопата, притороченные там же, сразу выдавали в них искателей сокровищ. Как отпустил их непосредственный командир, нас не интересовало. Может, он их родственник? И уж наверняка в доле от найденного.

На этот раз дед Мирослав подыграл мне:

– Господин зуав, обыскать их?

– Да на кой нам их вонючие травки! А вот помощь нам они окажут! Пристраивайтесь за мной!

И даже не оглядываясь на жутко кривящихся зроаков, пропустил вперед нашего проводника и тронулся дальше. Бароч демонстративно потянулся к бичу, укрепленному возле луки седла, и вкрадчиво спросил:

– Хотите, чтобы зуав поменял свой приказ?

Людоеды явно не хотели, потому что живо развернули коней, ускорились, пристраиваясь за мной следом, да так и ехали молча до нашей первой цели. Ею оказалась встроенная между каменными глыбами под нависающей скалой изба. Древняя, почерневшая, сколоченная из толстенных досок, она в этой высокогорной местности сохранилась на удивление хорошо. Правда, двери были вырваны и валялись поодаль, окон тоже не было, да и внутри царил сущий бардак, но нам ведь здесь не жить.

– Пять минут – короткий отдых! – распорядился я, спешиваясь и глядя вслед ускакавшему дальше по тропе Мирославу. – Расседлать лошадей!

Вот тут давно заставлявший себя молчать искатель травки не удержался от вопросов:

– Какую от нас помощь ждете? Вы вроде и сами неплохо в тропах ориентируетесь.

– Понятное дело, что ориентируемся, – фыркнул я. – Но тут только что поступил приказ от самого баресса Уделя. Слышали о таком?

Два кивка показали, что слышали, а враз захлопнувшиеся рты подтвердили: много чего слышали. Поэтому я продолжил вещать, прохаживаясь перед избой и разминая побаливающую спину:

– Наша задача – разобрать этот дом и перенести все доски чуть дальше по тропе.

– Она заканчивается обрывом.

– Вот как раз на обрыве мы должны возвести помост с хижиной для отряда кречей.

– Разве они могут залететь так высоко? – дивился более пожилой зроак.

– А разве принято обсуждать приказы баресса Уделя?! – рассвирепел я. – Надо будет, эти кречи полетят хоть на вон те ледники! И не наше дело рассуждать, что они могут, а что не могут.

Тут и Мирослав вернулся, вначале жестами показав, что все в порядке, а потом и голосом добавив:

– Можем приступать к разборке.

– Всем понятно? – переспросил я. И скомандовал: – За работу!

Конечно, такой толпой можно и «папу побить», как говаривала моя покойная бабушка Марфа. Да и «собиратели травок» старались от всей души. Видимо, поняли, что их раньше все равно не отпустят, пока бессмысленное, с их точки зрения, задание не будет выполнено. Пригодились и молот, и лопата, и кирки. Да и мы с собой заранее захватили нечто вроде воровских фомок и ломиков, пару ножовок.

Полкара – и на месте избы остался лишь костяк из бревен, а работники стали разбирать полы и задние стены. Тогда как я тоже не гнушался работой, интенсивно грузил на лошадок доски связками, по три-четыре в каждой. Вашшуна работала на перевозке, а дед Бароч уже непосредственно в конце тропы сразу сортировал материал, раскладывал по нужным кучам.

Так что с начальным, подготовительным этапом работы мы справились до обеда. Конечно, такие два помощника и в дальнейшем бы нам не помешали, но сообрази они, что мы собираемся строить, сразу бы догадались, что их уже точно живыми не отпустят. Да и честно говоря, мы уже в этих доспехах и в ведрах на голове так напарились, что проклинали все на свете. А пойми зроаки, что мы люди, то постарались бы еще и жизни свои продать подороже.

Поэтому в последнюю ходку я нагрузил их лошадок досками и дал последнее напутствие:

– Хорошо поработали! Отвозите эти доски и можете возвращаться в часть. Командиру передадите от меня личное поощрение. Веселей, веселей!

А идущими за ними следом Мирославу и Леониду сделал весьма понятный жест об устранении людоедов. Если у меня и мелькнуло мизерное раскаяние, что нельзя, мол, так убивать в спину разумные существа, то оно сразу испарилось, как только я припомнил разрубленную детскую ладошку в котле с нарубленным мясом. Людоедов надо уничтожать всегда и везде.

Сам же вернулся чуть по тропе вниз и тщательно проверил, не осталось ли где явных следов нашего прохода. А то мало ли что хитрые травники могли бросить незаметно под ноги лошадям. Но вроде все было чисто, а накиданные мною камни и мелкая галька вообще устранили следы прохода здесь какого-нибудь отряда.

Добравшись до пропасти, услышал не совсем радостное для поголовья людоедов известие: двое из них недавно упали в пропасть. Правда, при этом оставили нам в наследство своих лошадок, свои находки и нехитрую снедь в виде хлеба, сыра и корнеплодов. Рассматривать, что у них там из трофеев болталось в мешках, было лень. Это сделал дед Мирослав.

– Какие-то выбитые из камня фигурки… Словно дети над ними работали.

И показал одну из них на всеобщее обозрение. Примитивизм, ничего впечатляющего. Точно таких же истуканчиков находят сотнями в скифских курганах на Земле. Может, там они и раритет, а здесь наверняка не дороже остального камня, валяющегося под ногами.

Хотелось жрать и спать. Тем более что после двух бессонных ночей усталость мне словно песок в глаза насыпала. Да и ранение все-таки сказывалось, вернее, непосредственно падение: спина болела все больше и больше.

Поэтому обеденный перерыв с полноценной сиестой решили устроить в любом случае. Правда, Леня после короткого всеобщего совещания все-таки отправился со своим пайком, арбалетом и метателем чуть ниже по тропе. Ведь как бы мы ни прислушивались, враг всегда может подкрасться снизу коварно и незаметно, а мы тут все без шлемов, в простых рубахах. Подходи и пользуйся, а учитывая специфику врага, можно выразиться и кошмарнее: подходи да кушай.

Уж какой я ни был любитель подкрепиться обедом везде, всегда и много, но в этот раз мне кусок в горло не лез. И я, выбрав местечко под лучами Светоча, так и улегся под скалой. Меня сразу же пригрело, и уже через пять минут я дрых без задних ног. Старики тоже не оказались стальными и добрый кар после обеда проспали. Пожалуй, только вашшуна оставалась на ногах, прохаживаясь по тропе да присматривая за кивающим носом Леонидом. Даже устроила ему несколько коротких перерывов на сон:

– Спи! Я смотрю за тропой! – а когда возвращалась к нам, вновь будила: – Теперь ты смотри! Я ухожу.

Как потом друг хвастался, он при таком «рваном» стиле сна умудрился выспаться и набраться сил. Взбодрилась и старая гвардия в количестве двух ветеранов. А вот я, когда меня стали будить, чуть не застонал от прострельной боли по всей спине. Стиснув зубы, стон сдержал и сделал вид, что слишком разоспался. Потом перекатился на бок, встал на четвереньки и только после этого, придерживаясь за скалу, взгромоздился на ноги.

Оба деда хоть и похохатывали при этом, но тон выдавал их явное беспокойство:

– Ран вроде нет.

– Может, простудился?

– Аль надорвал чего, когда доски ворочал?

Помаленьку покручивая торсом, я слегка разогрелся, кровь побежала веселей, я смог выдавить из себя улыбку:

– Сколько там тех досок было… – Но, взглянув на пропасть, через которую нам следовало перекинуть навесной мост, уже в который раз забеспокоился: – Вдруг не хватит?

– Будь спокоен, хватит! – заверил меня дед Бароч, оправляя рубаху внутрь штанов и затягиваясь поясом. – Ну что, други, приступим?

И мы приступили. Пропасть в этом месте не считалась широкой, около двадцати метров, и, судя по оставшимся на краях скал опорным валунам, здесь когда-то был мостик. По утверждениям нашего мастера-плотника, подобный дугообразный жесткий мост, при наличии материалов и грамотных специалистов, можно построить недели за две. Но столько времени у нас не было, как и столько материалов. Только наши руки, наши силы, доставленные от разобранной избы доски и веревки. Много веревок.

Но вначале еще следовало перебросить веревки на ту сторону, перебраться по ним туда и уже потом вытаскивать основные, несущие канаты. Будь у нас на том краю пропасти помощники изначально, многих хлопот и ненужного риска удалось бы избежать.

Понятное дело, если бы вопрос состоял лишь в том, чтобы перебраться на ту сторону, дело решилось бы в течение половинки кара. А нам требовались с собой лошади. Ведь Борнавские долины огромны, попробуй по ним помотайся в поисках неугомонных подруг, которые вряд ли окажутся в одном, строго определенном месте. Ну а купить коня во время военных действий, да еще на местности, взятой в жесткую осаду, – дело, заранее обреченное на провал.

Еще при обсуждении этого проекта я пообещал Барочу, что перебросить и закрепить на той стороне три веревки, каждая из которых выдерживает вес человека, мне труда не составит. Поэтому начальный этап нашей работы лежал на мне. Только и жалел, что с метательными ножами у нас напряженно, каждый дороже золота. Но вроде как повредиться не должны.

К лезвию стальной проволокой приматываю заказанные еще в кузне лагеря переселенцев прочные якоря, к якорям – те самые прочные, пусть и тонкие с виду, веревки. Затем вместе с Барочем издалека высматриваю нужный зазор между камнями на противоположной стороне и произвожу выверенный выстрел. Только один из трех оказался неудачным, и его пришлось повторить. Зато зацеп получился преотличный: каждую веревку мы испытывали при натяжении в три мужские силы. Сложили их вместе, и на ту сторону, подстраховавшись ременной петлей, перебралась Шаайла.

Пока девушка проводила разведку дальнейшей тропы, мы под руководством мастера стали крепить на этой стороне основные, несущие канаты. Причем делали это с таким расчетом, чтобы позже произвести должное их натяжение. Ну а чтобы работа спорилась веселей, обсуждали частности и обговаривали общности.

– Знаете, что хуже всего для такого моста? – вопрошал главный строитель. – Дождь! День-два проливного ливня – и мост приходит в негодность. Веревки размокают и растягиваются, доски выскальзывают из петель, и… может сам рассыпаться. Одна надежда, что дождь на таких высотах в это время года явление необычайно редкое.

– Да и сколько ему сроку висеть? – хмыкал я. – Дня два, от силы три. Ведь не для армии строим.

Знал бы, сплюнул. Но ведь даром предвидения никто не обладает. Да и в тот момент мне на память пришла занимательная история о военной кампании на Земле, во время которой один знаменитый полководец провел свою армию через горы и неожиданным ударом нанес сокрушительное поражение противнику. История ветеранам понравилась, и они все выпытывали, где это было и в каких именно горах.

Работой истинного мастера можно было любоваться постоянно. Наверное, раз сто я похвалил себя за решение взять в наш маленький отряд именно Бароча, без него у нас бы такое совершенное строение не получилось. Специалист работал так основательно и с такой скрупулезностью, словно не временный мостик создавал, а строил фамильный дом на века. Каждую неровность или шероховатость доски сглаживал рубанком, под каждую веревку, если она могла протереться в том месте, подкладывал куски попоны, одеяла и вдобавок тщательно смазывал смолистой пропиткой. Любые замеры проводил своими метрами как минимум три раза, нисколько не обращая внимания на подначки своего старого приятеля и родственника Мирослава. Ну а уже нас, своих помощников, гонял сурово и беспощадно.

Вернулась из разведки вашшуна и, перед тем как перетянуть на свою сторону более солидный канат, доложила обстановку:

– Тропа проходима, никого на ней нет. Чуть ниже красивая, идеально круглая равнина, а за ней перевал, на котором стоят две высокие скалы. Возле тех скал, если судить по карте, вернее, прямо впритык к одной из них и должна находиться моя цель, тот самый пантеон.

– А людей в долине видела? – крикнул Мирослав.

– Нет. Но половина площади лесом покрыта, может, кто там и есть.

О людях мы интересовались недаром. Уж очень нам пригодилась бы помощь при окончательном натяжении несущих канатов. Хотя вряд ли сюда могли забрести те же охотники за провиантом: в данный момент людям приходилось концентрировать все свои силы на обороне крепостей Грохва и Ледь. Наверняка там и скопились как бароны из числа наемников «Южной стали», так и успевшие прорваться в долину переселенцы. По некоторым подсчетам того же командира полка леснавских пограничников, получалось, что в Борнавских долинах скопилось не менее чем три тысячи наиболее воинственного и работящего люда, и если они успели как следует поднять и укрепить наружные стены крепостей, то им вполне по силам выдержать самую длительную осаду.

Но во время работы наши беседы не ограничивались только поучительными рассказами, тот же Мирослав, к примеру, поделился самым актуальным из экспресс-допроса баресса Уделя. И следовало очень серьезно отнестись к утверждениям людоеда, что в самые ближайшие дни собравшиеся в осаде трехщитные готовят некую пакость обороняющимся. В чем конкретно она заключается, льющий от страха не только слезы людоед рассказать не мог, попросту не знал, но вот то, что это планируется совершить одновременно сразу у двух крепостей, был уверен.

Мы очень надеялись, что уже завтрашним утром помчимся в долины и сообщим о грядущей катастрофе. Мало того, и сами защитники наверняка должны видеть грозящие им опасности, следить за приготовлениями врага и принимать соответствующие меры.

Для себя роли мы уже распределили заранее. Я с Леонидом мчусь к крепости Ледь. По пути встречаем любого человека и отправляем с имеющейся у нас информацией в Грохву. Если никто на пути не попадется, придется нам мчаться к крепостям поодиночке. Риск, конечно, имелся, если учитывать пролетающих над нижней крепостью и шныряющих по всем долинам кречей, но с нашим оружием от пары разведчиков всегда можно отбиться.

Шаайла подастся копаться в подземельях своего пантеона. Опять-таки, если нам удастся кого-то встретить и направить к ней в помощь, она обещала быть очень благодарной. Ха! Нужна нам ее благодарность! Хоть и не мешается под ногами и даже польза от нее есть (я непроизвольно пощупал недавно раненный бок), но лучше все равно держать ее от себя как можно дальше. Жуткое напряжение от нее валит, словно от трансформаторной будки. До сих пор смотрит на меня, как на врага народа, и шипит, как змея, за то, что оставил в живых титулованную людоедку. Не ровен час расслаблюсь, и она меня достанет-таки своим проклятием! Потом оставайся всю жизнь не реализовавшим себя отцом.

Кстати, чтобы отрабатывать строгость взгляда, я каждый раз, как только поворачивал глаза в сторону вашшуны, тужился и пыжился, пытаясь сформировать именно тот луч силы и влияния, который другому разумному существу шевелил уши. Скорее всего, ничего толкового у меня не получалось, но мои взгляды как минимум девушку нервировали. Понятное дело, что трехщитным она меня никак не считала, но вполне благоразумно стала опасаться еще больше и держаться всегда на приличном расстоянии. Кажется, она меня стала уже солидно побаиваться, и хорошо, что не догадывалась, насколько это взаимно.

Оба деда по окончании строительства должны были остаться на охране моста. Ведь если по здешним горам бродят такие вот группки людоедов в поисках сокровищ и «травки», то оставлять наше строение на произвол судьбы, как я планировал раньше, ну никак нельзя. Ни на два дня, ни на день! Подойдет этакая сволочь да просто сожжет мост, а мы потом топай ножками с этого места аж до Леснавского царства! Во время работ мы отыскали весьма удобную, не продуваемую ветром пещерку, куда мастера заранее снесли свои вещи и провиант. Также имелось место и для устройства лошадок. Ну а дежурство на тропе, в самом удобном для обороны месте, ветераны в любом случае распределят самостоятельно. Как и способ оповещения спящего второго номера придумают. В момент постройки нам об этом и поразмыслить было некогда.

До сумерек мы при любом сравнении пахали как проклятые. А уж как намучились с натяжением четырех канатов, служащих основой для настила, и не передать! Наверное, при этом действе я и сорвал свою спину окончательно. Но понял это уже ближе к ночи. К тому времени мы уже и верхние канаты натянули, которые использовались как перила и для дополнительной жесткости всего каркаса. Их было натягивать намного проще: вначале приподняли опорными столбами с одной стороны обрыва, потом, подбивая столбы молотом и специальными клиньями, – с другой. Верхние канаты получили натяжку словно струны, и теперь, придерживаясь за них, перебежать пропасть получалось за пятнадцать секунд.

Вот только после этого Бароч при помощи Мирослава приступил к сооружению настила из досок. Делал аккуратные надрезы в каждой у торцов, а потом тройным креплением в четырех местах привязывал к несущим канатам. Не мост получался, а загляденье.

Но мне любоваться оказалось невмоготу. От резких болей в спине я свалился с ног чуть ли не буквально. И только при помощи вашшуны сумел добраться до пещерки с пожитками ветеранов.

Вначале я просто был уверен: первый щит в моих внутренностях и эту болячку вытянет. Тем более что времени мне выделили до утра, именно тогда Бароч обещал сдать подвесной мост в эксплуатацию. Большую надежду я возлагал также и на обильный прием пищи, после которого я обычно мог свернуть горы от рвущейся наружу силы. Но, как это ни странно оказалось для моих новых привычек, и солидная кормежка меня не поставила на ноги, и к наступлению ночи боли усилились до резких спазм, от которых мне хотелось лезь на стенку. Причем, как я ни крепился, как ни скрежетал зубами, стараясь не показать свое болезненное состояние, Шаайла все равно заметила. Решительно отбросила свои страхи и антипатию и уселась рядом со мной:

– Переворачивайся на живот! Мне надо осмотреть твою спину.

Понятное дело, что уступать безропотно мне не хотелось.

– Забыла, кто командует в отряде?

– Забыла! И ты сейчас забудешь! – прикрикнула она, и я уже в наступивших плотных сумерках таки рассмотрел ее покрасневшее от гнева, страшненькое личико.

«Уф! Лучше и в самом деле лечь на живот! – мысленно решил я. – Хоть пугаться не буду от ее вида. Да и в самом деле, она меня не зарежет ведь… Или зарежет? Вон как с ножом ко мне рвалась, когда про оставленную в живых княгиню Верски услыхала. А-а-а, что будет, то и будет…»

Потому что сил терпеть боль и ждать, пока с ней мой заблудившийся где-то первый щит справится, больше не было.

Кое-как перевернулся, рубашка оказалась задрана мне на затылок, а по коже спины забегали, чуть только касаясь, ее женские пальчики.

– Тебе надо расслабиться, – советовала вашшуна. – У тебя не спина, а сплошной комок перевитых, напряженных и вздувшихся мышц. Иначе я не смогу просмотреть, что у тебя вызывает боль.

«Елки-палки! Как тут расслабишься, если от боли выть хочется и дугой выгибаться? Надо же, как меня угораздило! Нельзя мне было с канатами так надрываться, никак нельзя».

– А что ты в детстве больше всего любил? – вдруг последовал неожиданный вопрос, заставивший меня самого задуматься.

Конечно, сказать вот так ей с ходу, что я любил санки, коньки, всякие разные детальки, сгущенку и ролевые игры, я не мог. Может, само понятие санок и коньков у них есть, но только в царстве Ледовом или в царстве Веричей, где, по утверждениям знатоков, снега было «выше крыши». Но если я представился родом из царства виноградарей Паймон, на теплом юге, то ляпнуть про те же лыжи было бы полным абсурдом. Про сгущенку в этом мире тоже пока ничего не знали, как и про ролевые игры могли не догадываться. Да еще неизвестно, как вашшуна, с ее воспитанием, отнеслась бы к нашим невинным детским шалостям.

А вот про детальки, которые мне чемоданами приносил отец со своего многопрофильного завода, можно было и поведать. Ведь недаром я сам теперь представляюсь техником-оружейником, да еще и с приставкой «мастер».

Ну я и стал рассказывать. Естественно, с огромной поправкой на здешний мир и на его технические достижения. Также при этом не забывая о запрете Лобного камня на распространение нового оружия. Вначале медленно, со скрипом подбирая слова и нужные словосочетания взамен земных, а потом все быстрее, я вошел во вкус и поведал о своих детских достижениях в области простейшей механики. Раз здесь существовали такие вещи, как часы, то уж взаимодействие шестеренок, маятников и пружинок объяснять труда не составило. Как и слушателю понять, о чем идет речь.

Кажется, в результате я завоевал своими рассказами огромное уважение и почтение. Это вдобавок к тому авторитету, который у меня уже имелся за изобретение пик-метателей.

Но самое главное, что в итоге этой неспешной беседы и умелого массажа боль в спине успокоилась, мышцы значительно расслабились. Ну а моя лечащая вашшуна наконец-то смогла рассмотреть причину моего плохого состояния. Причем увиденное ее невероятно расстроило:

– У тебя открылась старая травма позвоночника! Что это? Когда и где ты ее получил?

Я немного не понимал такой паники по этому поводу, поэтому отвечал пренебрежительно и без страха:

– Давно это было. Еще и десяти мне не исполнилось. Упал, переболел, потом долго травма мне расти мешала. Можно сказать, что первый щит меня человеком сделал и на твердые ноги поставил. И сейчас поможет.

– Зря ты так пренебрежительно относишься к травме. Твои силы тебя и в самом деле вытянут, но не скоро, уж поверь мне. Опухоль на месте декомпрессии позвонка не уменьшается и даже не стабилизирована, а, наоборот, увеличивается. Так что я просто уверена: дней пять, а то и шесть ты вообще ходить не сможешь.

– Ох! Только не это! Мне ведь надо родственниц разыскать! Немедленно!

Паника меня накрыла с головой, да так, что боль стала возвращаться.

– Расслабься, не напрягай спину! – причитала надо мной вашшуна. – Иначе только хуже станет! – И с новой силой, уже гораздо интенсивнее продолжила массаж в виде щипков и поглаживаний.

Так мы с ней и пыхтели уже в полной наступившей темноте. Ну а чтобы скрасить безмолвный процесс лечения, продолжили обмен воспоминаниями. При этом Шаайла не просто постаралась, а у нее замечательно получилось пересказать несколько занимательных, веселых историй из своего детства. Ребенком она росла задорным, подвижным, боевым, так что все время попадала в истории, граничащие с несчастными случаями. При этом мне впервые приоткрылось окошко в мир здешних мальчишек и девчонок, и подсмотренные картинки оказались довольно познавательными.

Но только чуть позже, когда стал проваливаться в сон, я осознал, что таким образом молодая колдунья пытается меня лечить. Вначале расслабляет разговором, а потом уже старается максимально помочь мне прикосновениями к поврежденной спине. Словотерапия совместно с массажем. Вот только у нее какая-то несогласовка получалась. Стило мне только забыться во сне, как боль резко возвращалась, и в конце концов я и сам начал осознавать, что угроза провести лежнем здесь несколько дней более чем реальна.

И естественно, что в порыве очередного отчаяния взмолился:

– Слушай, Шаайла! А есть у тебя иное, радикальное средство лечения? – Заметив, что она затихла в раздумьях и сомнениях, я постарался надавать кучу поспешных обещаний: – Я для тебя что хочешь сделаю! Помощь любую окажу, пусть хоть в исследовании твоего пантеона древнего. Но мне ох как надо завтра на ногах стоять, понимаешь? Надо!

Но только после долгого молчания вашшуна выдала:

– Средство есть. Но мне самой оно жутко не нравится. Да и ты, скорее всего, не захочешь да и не сможешь его принять.

– Ха! Да я что угодно приму! – горячо убеждал я, думая, что разговор идет о каком-то жутко противном и невкусном лекарстве. – Ты бы знала, сколько меня в детстве наигорьчайшими пилюлями пичкали, и микстурами тошнотворными, и уколами пекущими! Порой ни на попу сесть не мог, ни на пищу спокойно смотреть, сразу ком в горле появлялся и тошнило.

– А как же я? – прошептала она.

– При чем тут ты? – Чистосердечное удивление мешало мне думать как следует. – Ты врач! Ты спасительница раненых, больных и страдающих.

– Но я еще так никогда не лечила.

– Ерунда! Я верю в тебя! Просто уверен, что ты справишься! – В тот момент мне показалось, что она просто сомневается в своих силах целительницы, а мне только и надо, что заставить ее поверить в себя, уговорить решиться на самое кардинальное средство и ни в чем не сомневаться.

– Ты так думаешь?..

– И не сомневайся! – Мне и в самом деле было плевать, чем и как больно меня станут лечить, лишь бы результат не замешкался поставить меня на ноги. – Высшее призвание целительницы – спасать других. И ты не имеешь права останавливаться перед применением новых для тебя методов. Дерзай!

Кажется, мои красноречие, напор, умение убеждать достигли цели. Вашшуна шумно вздохнула, прекратила бесполезный массаж спины и, приподнявшись, поправила на себе свои одежды. Похоже, они у нее не то перекосились, не то слишком тело пережали. По крайней мере, мне так в тот миг показалось.

– Переворачивайся на спину. И глаза не открывай. Расслабься.

С кряхтением перевернувшись, я стал настраиваться на нечто страшное. Ясное дело, понимал прекрасно, что бить меня тяжеленным камнем или поливать горящим маслом никто не будет, но вот два оголенных провода, между которыми проскакивают искорки высокого напряжения, мне почему-то представлялись очень ярко и живо. Поэтому глаза и не думал открывать, только и рискнул поинтересоваться:

– Очень будет больно?

– Ну, наверное. Особенно вначале. А самый сильный удар, от которого ты, скорее всего, сознание потеряешь, будет в финале. Но ты не бойся, щит тебя поддержит и не даст умереть. Зато соединенная сила проникнет в тебя и за несколько часов ликвидирует опухоль на месте старой травмы.

– Хорошо! Я готов ко всему!

– Мало быть готовым, надо хотеть этого.

– Я хочу! Очень, очень хочу! – И вскоре почувствовал, как расстегивается и так ослабленный ремень на моих штанах. Только и удалось, что простым гласным звуком выразить удивление: – Э-э-э…

– А как же иначе сила проникнет в тебя?

– А-а-а-а…

Моя тупость била все рекорды, и я наперекор всякой вздымающейся со дна сознания логике убеждал себя, что так и в самом деле надо. И даже не по-детски испугался, что проводов с электричеством будет на два, а все четыре. То есть не двести двадцать вольт, а все триста шестьдесят!

И только чуть позже меня шарахнуло по мозгам солидной молнией просветления в миллионы вольт! Ведь то, что тут, скорее всего, разворачивается, никак лечением не назовешь! А если и назовешь, то весьма и весьма специфическим.

Запоздалая молния пронеслась по всему моему телу, и, так как командовало мое подсознание, произошло совсем не то, чего добивалась целительница ласковыми касаниями к моему интимному месту. Мое подсознание вдруг воспроизвело перед мысленным взором то страшное, отталкивающее личико ведьмы, которым обладала Шаайла. Не в обиду будь сказано такой, как она (я ведь сам еще недавно был полным уродом и недомерком!), но заниматься сексом с подобной особой женского пола мне показалось кощунственным. Да плюс ко всему моральная боязнь получить проклятие от такой ведьмы, застарелые страхи о собственной потенции, личная антипатия к конкретной вашшуне и масса иных противопоказаний, которые вот так сразу и не перечислишь.

– Ну вот, я ведь предупреждала, что ты сам не захочешь такого лечения, – констатировала Шаайла чувственным голосом, и в то же время не прекращая ни на мгновение своих действий. – Еще есть время передумать.

А что она хотела?! Хоть бы предупредила вначале и дала мне на упаковке лекарства почитать противопоказания!

«Так ведь она и предупреждала тебя во весь голос! – рявкнула на меня таки выбравшаяся из мути тупости логика. – И кто ей в ответ божился, что справишься? Кто обещал, что хочет? Кто распинался: “Я верю в тебя! Ты справишься!”? Так что теперь включай остальные извилины и живо начинай соображать, как выкрутиться из этого скандального положения!»

Легче скомандовать такое, чем выполнить. Зажмурив глаза до боли и бело-красных кругов, я кусал губы, чувствуя: сейчас случится нечто страшное и непоправимое. Причем пожизненная импотенция в списке этих страхов будет бедой не из худших.

Но тут вмешалось провидение, а может, все-таки победило желание целительницы довести процесс излечения до конца. Стоя возле меня на коленках, она так пригнулась к моему телу, что ее соски коснулись моего напряженного живота, а потом и чуть ниже. И тотчас картинка перед мысленным взором сменилась полностью. Теперь я вместо ужасно несимпатичного лица видел великолепную грудь, какой она мне запомнилась в шатре у полковника. Тотчас моя правая рука самопроизвольно приподнялась и нащупала прохладную, до удивления гладкую и податливую кожу на ягодице девушки.

И все! Состояние организма рывком изменило знак внутреннего заряда на противоположный. Да таким рывком изменило, что Шаайла отпрянула и не сдержала своего ошарашенного восклицания:

– О-о-о!..

После чего мое сознание упало в нирвану удовольствия, а управление телом перехватил автопилот. Руки сами находили и ласкали эрогенные зоны вашшуны, губы сами шептали должные слова в той или иной ситуации, а тело само выбирало наиболее нужное сжатие для брюшных и прочих мышц. Было больно. Вскрывшаяся старая травма давала о себе знать более чем часто. И если бы не чувственное наслаждение, то я бы и лежа на спине не смог чего-то достичь. Хорошо хоть, колдунья умудрялась следить за всем процессом, контролировать его и время от времени подавать мне должные приказы:

– Не спеши. Расслабься. Замри. Быстрее.

И финал она подгадала так, что обе наши силы слились в едином порыве, в едином всплеске единения. Боль и удовольствие свились в единый жгут, который вонзился в меня от паха по позвоночнику, ударил в мозг, и последствия опять-таки можно было бы сравнить лишь с молнией.

Вот с этой молнией в голове и с диким криком, рвущимся из горла, я и провалился в небытие.

Глава шестнадцатая

Ответный удар

Трио Ивлаевых после возникшего опасения, что их видно издалека, попыталось ускориться. Но вся беда как раз и заключалась в том, что по вьющейся по самому гребню горного кряжа тропе даже быстро идти не было возможности. Да, вроде как широкая, да, вроде как прочная… на вид! Но кто в последний раз здесь ходил? Когда в последний раз ступала нога человека вот на тот, допустим, надтреснувший и покосившийся камень?

Вот и приходилось идущей в авангарде Марии ощупывать поверхность впереди себя коротким копьем, а близняшкам с максимальным вниманием страховать лидера компании с помощью веревки, которая их связывала. Девушка только и шептала время от времени:

– Если начну падать влево – прыгайте вправо.

И три раза подобная предусмотрительность им пригодилась. Это если не считать просто маленьких оползней и укатившихся в пропасти камешков. Первый раз рухнул солидный кусок на правую сторону – но Машка умудрилась остаться на тропе, просто распластавшись на ней. Сорвавшийся кусок укатился вниз, вызывая своим движением вполне солидный камнепад, который рухнул своей массой в какое-то ущелье.

– Ну, если и сейчас нас никто с востока не заметил, – решила Вера, – то мы в рубашке родились.

– Ага, – ворчала Катя, идущая последней. – Все трое – в одной. Потому что веревка-то одна тоже.

В следующий раз грохочущая лавина унеслась на левую сторону кряжа. Здесь уже впередсмотрящая сорвалась вниз, Вера с визгом распласталась на камнях, а Катя дисциплинированно сиганула вправо. В итоге центральная фигура не свалилась вниз, а потом еще и помогла по очереди выбраться подругам. При этом она попросила тем самым тоном, которым любила уговаривать расшалившихся внуков бабушка Марфа:

– Машка, веди себя прилично! Мне ведь еще замуж выйти хочется.

– Ага, вон уже одна собралась замуж.

– И что тебе не нравится? – тут же отозвалась Катерина, лежащая животом на камне, а ногами свисая над пропастью.

– Больно тебе нужен какой-то лейтенантик, – с нервным смешком фыркнула Машка, стоя на четвереньках и пытаясь отдышаться.

– Да он герой! И тебе такого в жизни не найти! – с ходу завелась любительница танцев.

– Ха! Да за меня не меньше чем император свататься будет!

– Как же, как же! Император! Борька бы не погиб, ты бы его на себе и женила!

– Ах ты су… – взъярилась окончательно лидер компании, но неожиданно ей постучала легонько по голове кулаком Вера:

– Алло! Все дома? Девчонки, что это вы ссориться надумали? Давайте сразу дуэль закатите, а?

Машка от нее отодвинулась, уселась на некую ступеньку тропы и фыркнула:

– Вот, значит, как? Уже и против меня голос повышаете? Даже в смерь Борину поверили? – И неожиданно всхлипнула: – Ничего, вот он вернется, тогда вам не поздоровится! – Затем зло растерла глаза и скомандовала: – Двигаем дальше!

Двойняшки переглянулись между собой, ухмыльнулись да и стали подниматься на ноги. После чего уже трио шло сравнительно спокойно. Правда, еще один раз влево пополз оползень, но Машка избежала падения, успев отпрыгнуть назад.

По причине повышенного внимания при ходьбе некогда было даже остановиться, чтобы рассмотреть пространства на востоке: летают ли там кречи и привлекли ли внимание врага три фигурки на гребне горного кряжа? Зато довольно четко обозначилось явное преимущество пешего перехода в скорости. Получалось, что верхом, да по долинам и ущельям, они вчера потратили времени раза в три больше, чем напрямик по тропе. То есть уже через кар они приблизились к тому месту, откуда виднелись вначале скалы, нависающие над Ледью, а чуть позже и верхушка самой высокой башни, которая сохранилась на территории крепости.

– Вот вам и тайная тропа! – восклицала довольная Мария, когда девушки уже по прибытии на место стали осматриваться. – И смотрите, вот с этого места нас от перевала не видно, зато часовой с башни просто обязан заметить!

Как ни странно, тот прохаживался по площадке, но посматривал только в одну сторону: на раскинувшийся лагерь людоедов, полностью перекрывший все выходы в Суграптскую долину. Сам лагерь с тропы был виден как на ладони. Да впрочем, как и твердыня людей. Но если со своими все было ясно, то вот копошение врагов вызывало обоснованные опасения. То, что раньше нельзя было рассмотреть из-за стен и возведенного зроаками вала, сейчас просматривалось идеально.

– Чего это они с камнями возятся? – удивлялась Катерина, на что ее сестра, знаток живописи и архитектурного искусства, со снисходительностью дала пояснение:

– Подобные забавы у нас на Земле существуют у японцев. И называется «Сад камней». Там они установлены в определенном, строго выверенном порядке, и созерцание подобного сада приносит покой, здоровье и умиротворение.

– Ага, нужен этим змеям покой или умиротворение!

Людоеды с большим усердием и напряжением ворочали, перемещали около тридцати огромных валунов, хоть и обтекаемой, но некой геометрической формы. Причем формы разные: сплюснутый шар, куб, призма, параллелепипед, усеченная пирамида. Каждый валун пытались выставить точно по указаниям трехщитных, которые легко отличались от остальных людоедов рисунком трех желтых щитов на плащах темно-зеленого цвета. Расстояния между камней сотни раз мерили и перемеряли, сверяя с какими-то книгами, некоторые камни откатывали в сторону и под них насыпали гравий и песок, под некоторыми – дробили кирками и убирали скалистую породу.

Общий рисунок камней получался в виде полукруга, выпуклой стороной в сторону Леди. Рассмотрев все это и коротко посовещавшись с подругами, Мария подвела итоги:

– Химичат аспиды! Наверняка собираются своей магией либо стену пробить перед штурмом, либо вообще ту стену завалить. Как в древности, помните легенды? А наши-то из-за стен ничего не видят! Поэтому начинаем срочно сносить камни на край для лавины!

Вера смотрела вниз совсем иным взглядом:

– Тут такая высотища, что разброс лавины может оказаться неконтролируемым. Как бы часть крепостной стены не снесло. Вот бы их предупредить?

Выход нашла Катерина:

– Мы – в сером, поэтому часовой нас и не замечает. Что у нас есть цветистее, поярче? Привязываем к копьям, а их вставляем повыше и чуть сзади, но так, чтобы только с башни заметили.

Сказано – сделано! Даже белый цвет на фоне серого кряжа заметно выделялся. А у девчонок отыскалось в заплечных мешках еще и по цветному шарфику. Так что композиция из нижнего белья и вязаных изделий получилась замечательной. Не успели красавицы в поте лица и полкара поработать, как часовой на башне заметался как угорелый, а вскоре вокруг него уже стояли в ожидании с пяток самых остроглазых старших командиров. Среди них выделался фигурой и барон Олкаф Дроон, который в полку долгие годы заведовал разведкой.

Так что жесты друг друга, хоть и с некоторым трудом и после частого повторения, разобрать сумели. А по ним уже и составить полную картину происходящего.

Пожалуй, сложней всего было девушкам, которые сменяли друг друга на «переговорах», пояснить саму угрозу от готовящейся магической атаки трехщитных зроаков. Ведь они и сами не понимали, при чем тут камни, при чем геометрия, строгие расстояния и как оно все будет действовать. В какой-то момент все троим пришлось изобразить живописную пантомиму своими телами. Одна изображала крепость, вторая – лагерь людоедов, а третья – неведомую силу, которая сбивает с ног первую фигурку, изображающую каменную твердыню.

Кажется, там поняли, потому что стали вопрошать: «А нам что делать?» Дальше объяснения пошли легче. Мол, лавину сейчас устроим, а она может докатиться до стены. Так что вначале следует по команде от нее отступить, а когда лавина осядет, вновь быстро вернуться. Вряд ли после гибели своих трехщитных и половины головного лагеря зроаки пойдут в немедленную атаку, но перестраховаться не помешает. Да и камни следовало заготовить, а потом быстро подтащить для возможного восстановления стены.

Тут же суматоха в крепости Ледь достигла своего апогея. С главной стены все отодвинулись в тылы двора и даже покинули ту самую высокую дозорную башню. Все тыловые подразделения бароны привели в полную боевую готовность, учитывая два варианта: немедленный отход к нижнему перевалу или немедленное приближение обратно к головной стене.

Ну а девчонки все это время работали как лошади, перетаскивая, а то и просто подкатывая валуны и камни к краю словно специально сделанной для плацдарма площадки. Да так бедные заработались, что фактически прозевали начавшуюся магическую атаку зроаков на Ледь. Катерина бросила вниз случайный взгляд и не сдержала панического крика:

– Они убегают от вала! А трехщитные все в одной куче в центре полукруга!

Все те дозорные и лучники, которые до того стояли на валу и следили за форпостом людей, теперь спешно убегали за спины своих носителей щитов. Причем в тылу вражеского лагеря живо формировалась колонна рыцарей в лучшей броне, с копьями и громадными алебардами. Следом за этой колонной виднелось сплошное месиво шлемов, простых касок и поднятых на голову капюшонов из мелких колечек. Аспиды готовы были атаковать в любую минуту!

– Налегай! – завопила Мария, толкая перед собой самый первый и самый массивный валун. – Взяли!

Огромная высота, крутой склон, качающиеся на этом склоне скалы, висящие на малом упоре оползни – все это сдвинулось с места падающими камнями и, набирая скорость, грохот и мощь, понеслось вниз.

И все-таки Ивлаевы опоздали! Чуть-чуть! Всего на каких-то десять – пятнадцать секунд, но опоздали тем не менее. Неведомую магическую конструкцию зроаки все-таки успели запустить в действие. Она не жгла огнем, она не убивала звуком. Она не мерцала и даже не шевельнулась. Все камни так и остались лежать на своих местах, ничуть не изменив свой цвет.

Зато странно покачнулся вначале вал с высоченным частоколом, который возвели людоеды, а за ними и сама человеческая крепость. Покачнулись, а потом словно провалились под землю. От вала остались лишь торчащие кое-где бревна, а вот от высоченной, возведенной тяжелым трудом и ценой бессонных ночей стены осталось только несколько крупных обломков. Исчезла и дозорная башня. Создавалось такое впечатление, что они просто утонули в мгновенно расплавившихся под ними скалах.

В какой-то момент ликующий вой перекрыл грохот набирающей мощь, всесокрушающей лавины. Людоеды всколыхнулись всей своей массой, готовые ринуться на людей и растоптать их, уничтожить всех до единого. А после победы съесть врага за пиршественным столом.

Но потом все-таки дикая природа победила. Нанесенный людьми ответный удар достиг цели. Вой ликования перешел в вой ужаса и отчаяния, но был тут же заглушен скрежетом, скрипом и вибрирующим гулом. Еще через несколько мгновений все магические камни, толпа трехщитных и отборные рыцари у них за спиной оказались покрыты облаком несметной пыли. Тогда как Ивлаевы все продолжали и продолжали сталкивать вниз валуны, постепенно смещаясь вправо по своей площадке и стараясь уничтожить и тех зроаков, которые толпились во второй, а то и в третьей линии атаки. Из-за густого облака пыли ничего внизу не просматривалось, но небольшие камнепады все устремлялись туда и устремлялись, словно ручьи, стекающие в бурлящий и ненасытный океан.

Опомнились девушки лишь в тот момент, когда под руками уже ничего не осталось, ни единого камня. А за иными пришлось бы идти очень далеко.

– Олкаф нам сигналы подает, – с огромным трудом прохрипела запыхавшаяся Вера.

К счастью для людей, основной поток воздуха поднимался к крепости со стороны Борнавских долин, и отовсюду их отряд было видно хорошо, но ни они сами, ни девушки пока не могли рассмотреть, что творится в стане врага. Именно этим интересовался барон Дроон в первую очередь. Пришлось показывать жестами, чтобы однополчане закреплялись в первую очередь на второстепенных позициях, потому что восстановлению стена не подлежала совершенно.

Баронами явно рассматривалась идея прямо сейчас единым кулаком ринуться на дезорганизованного врага и нанести ему максимальный урон в царящей там пыли и неразберихе. Но девушки против такого хода сильно возражали, уж они-то прекрасно видели, как далеко простирались готовые к штурму полчища людоедов. Даже если они лишились своего командования и единой организации, то в прямом столкновении с ними находящиеся в явном меньшинстве люди могут понести большие и, главное, бессмысленные потери.

Боевые товарищи, судя по их действиям, согласились с такими рекомендациями Ивлаевых и стали возводить, укреплять рубеж обороны на противоположной стене крепости, ведущей непосредственно в Борнавские долины. Но понятное дело, подобная стена никак не могла бы долго устоять против атаки с неприспособленной стороны, этому мешали даже конструктивные особенности. К тому же сама стена была вдвое ниже той, что провалилась в скалы, и годилась разве что для краткого удержания слишком спешащего противника.

Пока люди передислоцировали свои силы, в оседающем облаке пыли стали просматриваться шевеления внушительной массы воинов. Звучали трубы, били барабаны, что свидетельствовало о наличии в рядах зроаков оставшихся в живых командиров. Немного отдохнувшие воительницы вновь бросились за камнями, швыряя их с разгона на крутой склон. Да толку от таких усилий не просматривалось. Все, что могло рухнуть вниз, уже рухнуло, а сами камни в лучшем случае докатывались в одиночку до толстенного завала, который образовался на месте основного лагеря. Вдобавок атакующие части сдвинулись на свой правый фланг, и теперь даже одиночные камни, пусть и набравшие огромную скорость, до них не докатывались.

И вот уже первые отряды зроаков стали выходить на то место, где еще недавно стояла неприступная для них стена. Людоеды строились в колонны и под звуки барабанов неспешно начинали движение в сторону того, что осталось от величественной Леди. Следом за ними выходили, отряхиваясь от пыли, новые отряды. Стали появляться серые, идущие пешком кречи. Появилось и несколько десятков запыленных рыцарей. И все они старались с угрозой вскинуть оружие и потрясти им в сторону оконечности горного кряжа. Вряд ли они могли четко рассмотреть своих обидчиков, но и одного понимания, что это люди, врагам было достаточно. Потому что прекрасно знали, откуда пришла для них главная катастрофа. Вроде как и победа: крепость не удержится долго, но в то же самое время какие немыслимые потери! Весь цвет рыцарства данной армии, более сорока трехщитных и бесценные магические раритеты – все это сейчас покоилось под застывшим, словно могильная плита, слоем камней, скал и валунов. И вряд ли хоть один аспид окажется жив, даже если спасательные команды начнут разборку завалов немедленно.

Глядя на готовящиеся к штурму отряды людоедов, Катерина чуть не плакала от бессилия:

– Ну почему у нас нет пулемета? Или нескольких ящиков гранат?!

Две натруженные, изрезанные камнями ладошки легли ей на плечи. Все трое грустили, переживали по поводу начавшегося отступления однополчан одинаково. Хотя в душе понимали, что к данному моменту все равно удалось совершить немыслимое: пока у людей ни одной потери! Зато армия зроаков по суммарной мощи уменьшилась вдвое, а то и втрое.

– Надо уходить, – решила Мария. – Апаша там одна, без нас не выберется.

– Да и нам четверым теперь туго придется, – стала рассуждать Катерина. – Как только зроаки пройдут Ледь, наверняка пустят по нашему следу самые лучшие части. С востока там наверняка уже вдоль всего кряжа растягивается оцепление – ищут тропу на траверсу. А уж кречей точно послали на поиски людей-разведчиков сразу после лавины.

– М-да, это мы удачно и вовремя вход в медвежью берлогу замуровали, – порадовалась Вера, выдавливая из себя тусклую улыбку. А потом совершенно неожиданно хныкнула: – Девочки! Мне уже как-то воевать надоело. Давайте домой возвращаться, а? За Боречку мы отомстили с лихвой, крови насмотрелись выше крыши, а о своих приключениях нам хватит вспоминать лет триста.

– Ага! – закивала с иронией Мария. – Только вот где ты и в какой нищете собираешься эти триста лет прожить? В Южной пейчере Рушатрона? Или на Землю дорогу знаешь?

Катя тоже поддержала свою старшенькую сестру:

– Куда угодно! Хотя на Землю предпочтительнее. Но мы тут, кажется, навсегда застряли. И все из-за твоего Борьки! Если бы не он, мы бы про людоедов и кречей до конца жизни не знали.

Лидер компании на это только вздохнула:

– Моего? Или нашего? Ха! Разбаловала я вас! Все, поговорили, отдохнули – и в путь!

После чего поспешила к развешанным на копьях шарфикам и нижнему белью и стала одеваться. Поэтому не слышала, как Катька печально пожаловалась сестре:

– Если бы меня хоть Миурти отыскал и замуж предложил. А тут… Так и сложим свои бестолковые головы.

– Да уж! Подгадили нам эти аспиды! – Вера подцепила ногой небольшой камешек и швырнула его в сторону обрыва. – И ведь как удачно складываться все началось: баронессами стали официально, земли свои получили… почти.

– Слушай, а что, если Апаша правду говорит о сокровищах, городе и титулах? Все-таки тоннели мы нашли! Значит, она права!

– Да ладно тебе, губки раскатала, словно дитя при виде конфетки. Тоннель – это одно. А сокровища – сказки венского леса. Точно так же, как город и титулы, которые зроаки и построить дадут, и печать на гербовой бумаге поставят! Жди!.. Ох! Смотри, она нас даже ждать не стала! Вот вредина! И даже страховки от нас не ждет!

И обе сестры бросились догонять двинувшуюся по тропе Марию.

Обратная дорога показалась Ивлаевым гораздо более короткой и привычной. Мало того, они теперь по левой руке, благодаря тому, что Светоч поднялся к полудню, могли рассматривать лучше, что творится внизу. И пару раз явно заметили в проблесках между стен ущелий мелькающие черточки летающих сатиров. В своих предположениях Катерина не ошиблась, самые мобильные части уже спешили отыскать тех, кто нанес такой огромный и качественный урон армии империи Гадуни.

Наверняка кречи рассмотрели людей на отлично освещенной траверсе, потому что попытались форсировать недостижимые для себя высоты, чтобы хоть примерно рассмотреть то место, где три фигурки сойдут с траверсы.

Когда девушки опустились в пещерку, обсудили и это слежение с точки зрения опасности для себя лично. Вроде ничего страшного, паниковать не стоило, но лишь до той поры, пока не прибудут поисковые отряды с запада. А ведь раньше выскользнуть из этого готового захлопнуться капкана никак не получится. Ранение зуавы не позволяет немедленно покинуть тоннели и вскачь податься в центр Борнавских долин, а потом и к Грохве, куда и будут отступать покинувшие Ледь однополчане. Немного утешало, что спуск от траверсы к тоннелям идет наискось и уходит далеко в сторону, но против крупномасштабной операции по поиску это не даст большой форы.

Так что больше ничего не оставалось, как усиленно думать на ходу, уже во время спешного спуска по крутому тоннелю.

Наилучшее и в то же время самое простое решение предложила специалист по архитектуре:

– Чего мы так переживаем? Заложить проход в пещеру с лошадьми – дело не одного дня, это правда. Но зачем нам замуровывать? Давайте просто устроим маленький камнепад и завалим намертво.

– А потом? Выбираться наружу через медвежий лаз? Лошади там никак не пройдут, и мы сами превратимся в медведиц, – сетовала Катя. – Ты сама любишь такие картины: Шишкин, «Медведицы». Кисть, масло.

– Так придумай что-то лучше!

– Не рассуждаем! – прикрикнула на близняшек Мария, сердито на них оглянувшись. – Как только спускаемся в пещеру с зуавой, сразу бежим к западным выходам и устраиваем завал. И без всяких споров или проволочек. Если кречи смогут на бреющем стартовать от Леди, то будут здесь рыскать уже через несколько часов. И легко заметят пыль от завала.

– Но как же еда? Вода? – возмущалась Катерина. – У нас ни поесть нечего, ни покупаться негде. Лошадям корма тоже осталось дня на четыре, не больше.

– Вот потом и будем думать, – продолжила спуск лидер компании. – Да и надо надеяться, что зроаки не станут нас разыскивать месяцами. Пересидим два-три дня и смотаемся отсюда под покровом ночи. Правильно? Вот и хорошо. – Она добралась до лаза, ведущего вниз, посветила туда факелом и крикнула: – Зуава! Тетя Апаша! Как ты там?

И замерла в ожидании. Напряглись в плохом предчувствии и близняшки. Но сколько девушки ни вслушивались, сколько ни звали повторно, ответного крика так и не раздалось.

Глава семнадцатая

Переход

Просыпался я, можно сказать, с частичным провалом памяти. Наверное, по той причине, что мне снился очень приятный сон: будто я нахожусь на чердаке нашего деревенского дома в Лаповке, среди своего любимого бардака из деталек, полусобранных устройств, компьютера и нескольких экранов. И мне там так здорово, так радостно и так уютно, что хочется просто сидеть в старом кресле и ни о чем больше не думать. Правда, слишком долго пребывать в неге и покое мне не дали. Девичьи руки обвили меня сзади, потом развернули лицо чуть вверх и в сторону, и мои губы соединились в страстном поцелуе с губами… Неужели?! Обнимала меня и целовала вовсе не Машка!

В следующий момент пришло узнавание: да это же Мансана! Чарующая, томная, распространяющая дурманящие запахи своего молодого, бушующего гормонами тела. Мое тело привычно стало разворачиваться с креслом, руки обхватили девичий стан, прижимая красавицу к себе и усаживая на колени. Поцелуй стал еще более томным и страстным. Заодно и гордость за себя появилась: ну да, теперь я вырос и легко могу Мансану даже на руках носить!

И тут же следом недоумение: странно, а как моя любовница оказалась в Лаповке? А если сюда вдруг нагрянет Мария?! Словно по заказу, послышался стук каблучков на лестнице, ведущей на чердак. Что сейчас будет!..

Я попытался прервать поцелуй и оглянуться на ведущую вниз лестницу, но женские руки с неожиданной силой преодолели мое сопротивление, прижимая меня так, что стало трудно дышать. И я понял, что я все тот же маленький больной недоросль, который с нормальной девушкой и то справиться не может.

Тут включились иные силы моего сознания, начинающие напоминать иные события, никак не связанные с родной деревенькой: «А ведь вырасти мое тело все равно успело. Точно! Потом, правда, спина опять заболела, и пришлось ее лечить».

Ну дальше уже, по всей логике, благостный, пусть и сильно тревожный сон просто обязан был оборваться. Потому что мозг проснулся окончательно и наградил меня самыми свежими воспоминаниями, которые случились со мной и накануне, и данной ночью. Я вспомнил все!

Но в тот же момент отчетливо понял, что мои губы только что начали отходить от затяжного, страстного поцелуя, происходившего в реале! И словно в подтверждение моего понимания, над ушком у меня проворковал ласковый голос:

– Ты так здорово целуешься. Кто тебя научил?

Уже осознав, какое личико я могу возле себя увидеть, я постарался не открывать глаза и сделать так, чтобы не содрогнуться всем телом. Шаайла полулежала на моей груди и, кажется, была не против еще раз испытать такой же поцелуй, которым я во сне обменивался с Мансаной. И я почувствовал, что сейчас либо опять провалюсь в обморок, либо не смогу сдерживать своего отвращения. Хоть как ни было прекрасно прижатое ко мне тело, как ни приятно ощущалась тяжелая, упругая женская грудь, во мне крепла уверенность: открою глаза – вскрикну. Ну а если продолжу лежать с закрытыми – невероятно обижу мою спасительницу.

А то, что она меня вылечила, чувствовалось сразу: спина не болела ни капельки! Ну разве что чуток затекла, и то по причине довольно жесткого ложа из попон и нескольких одеял.

Разум сам подсказал наиболее приемлемый выход, и мои губы прошептали:

– Пить!

Девушка вскочила с меня, заботливо прикрыла одеялом и заметалась в крохотной пещерке, но, как назло (а для меня – к счастью), в наших с нею флягах уже не оставалось воды ни капли, а фляги наших ветеранов находились при них. Так что пришлось вашшуне молниеносно одеваться и выскакивать из пещерки наружу. Там, возле коней, у нас имелся запас в нескольких бурдюках.

Мне тоже не следовало терять драгоценные секунды. Вначале медленно, прислушиваясь с опасением к спине, потом все с большим ускорением вскочил на ноги и быстро надел на себя нижнюю рубаху и то, что здесь носилось вместо кальсон. Причем с невероятным удивлением сообразил, что мои одежды идеально чисты и даже приятно пахнут свежестью. Еще больше меня удивило совершенно чистое собственное тело, а ведь я готов был побиться об заклад, что с вечера ни в каких банных процедурах не участвовал. Хорошо, что вспомнил одно из умений этих колдуний – мыть тело и очищать вещи без всякой ванны и стиральной машинки.

Заслышав шаги снаружи пещеры, вытянулся в струнку и поднял руки вверх. Еще и замычал при этом, словно тибетский монах при медитации. Чем загадочней – тем меньше вопросов! Лишь бы она сейчас опять целоваться не полезла.

Кажется, подействовало. Вашшуна постояла на входе и только через какое-то время заговорила с озадаченными интонациями в голосе:

– Вот, воду принесла. Как ты себя чувствуешь?

Шумно выдохнув, я стал постепенно открывать глаза, настроившись на удержание своих рефлексов в каменном кулаке.

– Отлично! Словно заново на свет родился!

Как ни странно, но лицо с внимательно рассматривающими меня глазами оказалось вполне себе эдаким. Понятное дело, оно так и осталось страшненьким, но вот уже не так отталкивало и не вызывало непроизвольное нехорошее чувство. Привыкать, что ли, начал?

– Огромное тебе спасибо. Ты меня поставила на ноги.

Девушка не сдержала разочарованного вздоха. Кажется, она ждала от меня более бурных эмоций и демонстрации благодарностей. Но смирилась и с таким:

– Это был мой долг как целительницы. Завтрак готов, мост тоже. – И, уже повернувшись и начав движение, добавила: – Если хочешь, можем отправляться в путь немедленно.

Вот это ее «если хочешь» мне ясно дало понять, что как раз она сильно хочет, чтобы я не спешил с выступлением, а, скорее всего, прошел еще и повторный, так сказать, контрольный курс лечения.

«Ну да! Только этого мне не хватало! – оправдывал я свою трусость и неблагодарность, лихорадочно натягивая на себя остальную одежду. – Разве для этого я принимал мучительное лечение, чтобы сейчас поставить под угрозу всю операцию по спасению подруг?!»

На этот гневный вопрос-восклицание мне ехидным шепотом ответила совесть:

«Ханжа! Лгун и обманщик! Не ты ли всегда утверждал, что в человеке главное – это душа? Его внутреннее содержание. Да и не ты ли часто говаривал: лицо можно и газеткой прикрыть, была бы лишь фигурка шикарная? Да и вспомни себя мелким уродом и калекой! Кому ты был нужен в то время?..»

Такие укоры могли и до сумасшествия довести! Поэтому я резко и нагло полил голову водой из принесенной фляги, совмещая утреннее умывание с парализацией обнаглевшей совести. Я всегда знал, что она холодной мокроты боится, вот и воспользовался для прекращения неуместного в данной обстановке ехидства.

Ведь в любом случае глупых девчонок из мира Земля следовало вытаскивать в безопасное место как можно скорее. Устраивать самому себе санаторное лечение на горном воздухе – неосмотрительная трата времени.

Хотя чего уж там скрывать, уже остановившись на выходе, я бросил взгляд на одеяла, и меня вновь пронзило воспоминание ночного действа. И я понял, что мое развратное тело не против продолжения банкета. Но, увы и ах!..

У затухшего костерка, над которым висел котелок с кашей, сидел только Леонид, скрупулезно чистящий и смазывающий свой метатель. Вашшуна виднелась на другой стороне пропасти, осматривая тропу и долину за ней. Мирослав седлал коней и подтягивал на них подпруги, ну а Бароч, понятное дело, охранял наши тылы со стороны зроаков.

– О! Да ты прекрасно выглядишь! – удивился мой товарищ, подмаргивая вместо утреннего приветствия. – А то я уже и не ожидал тебя увидеть в целостности и сохранности. И попутчица наша цела, как ни странно. Что получается тогда? Кто и кого так жестоко этой ночью резал?

– Доброе утро! – демонстративно поздоровался я и потянулся к котелку: кажется, мой голод-зверь заворочался, просыпаясь, и сейчас случится что-то страшное. – Мог бы и без этих пошлых комментариев обойтись.

– Да? Зачем тогда было ночью так орать? Только прикорнул на посту, как они в два голоса, словно волки на луну.

– Так уж и волки… Чудо!

Представив, что и насколько отлично слышалось снаружи пещерки, я покраснел. Давно так стыдно не было, и виной этому было осознание того, что и товарищ прекрасно понимал, насколько страшненькая Шаайла на личико. Наверное, теперь он еле сдерживается от гомерического хохота и подыскивает словечки для более едкого ерничества в мой адрес.

– А где миски? – попытался я перевести разговор на иную тему.

– Эта порция – вся твоя. Мы уже поели.

Тотчас управление над моим телом перехватил проснувшийся голод. Руки заработали, как у робота, заталкивая в рот то кашу на ложке, то кусочки сыра или вяленого мяса. А зрение уже сосредоточилось на втором котелке, полном травяного отвара, и горке сухарей, лежащих отдельно. Сознание подсказывало, что это члены нашего отряда заранее заготовили провианта побольше, чтобы самим не попасться на зубы моему внутреннему, вечно голодному зверю.

Поэтому я не сразу вслушался, что мне там бормочет мой товарищ:

– Эй! Ты спишь во время еды? Или раздувшиеся жевательные мышцы тебе слух перекрывают?

– Мм? – промычал я с набитым ртом. И кое-как выдавил из себя понятные слова: – Извини, задумался.

– Задумался? Странно. Мне казалось, что у тебя в голове вместо мозга только слюна и осталась. В помощь, так сказать, работающему на износ желудку.

На это оскорбление, не переставая жевать, я только укоризненно помотал головой. Мол, как не стыдно издеваться над больным человеком! И товарищ меня понял, потому что начал свои бормотания по второму кругу:

– Кстати, о болезнях. Мне тут с раннего утра деды кое-чего порассказали. По их мнению, Шаайла очень великая колдунья, раз сумела тебя излечить таким способом. На это лишь опытные и зрелые целительницы решаются. Но в то же время она не в силах подправить свою слишком уж гадкую внешность. Утверждали, что это никак не соответствует понятиям силы и совмещающихся гармоний. Что-то тут не так. По их предположениям, наша попутчица, при всей ее силе, остается очень открыта и ранима. То есть любое неосторожное слово может ее убить морально. – Леня заглянул мне в глаза. – Ты понимаешь, о чем я тебе говорю?

– Мм? – Подозрения уже четко у меня в сознании определились, но я хотел это услышать от друга. И он сказал:

– Не вздумай девушку обидеть хоть словом, хоть взглядом! Иначе старики тебя не простят. Они не просто на вашшун молиться готовы, они и на нашу смотрят с трепетом и придыханием и очень переживают, что ты, как великий мастер, отменный воин, можно сказать, уже прославленный ликвидатор зроаков и обладатель щита, можешь презрительно отнестись к доставшемуся тебе благу.

Мне удалось немного приостановиться в поглощении каши, и я смог свободно говорить:

– Лень! Неужели ты думаешь, что при всей моей веселости, бесшабашности и разнузданных нравах я такая сволочь?

– Да я-то в тебе не сомневаюсь, – совершенно серьезно и честно ответил мой товарищ. – Наши ветераны сомневаются.

– Спасибо за предупреждение, и жаль, что мы сейчас уходим. Но если появится возможность, передай дедулям: благо я оценил правильно и ни единым словом девушку не обидел. И дальше не обижу.

После чего поспешно набросился на свой недоеденный завтрак.

Со стороны тропы появился Бароч, а на его оставленный пост поспешил Мирослав, который за время моей беседы с другом подвел к мосту самых огромных в нашем отряде рыцарских коней.

Наш главный строитель подхватил самого громоздкого из коней и потянул на мост со словами:

– Почетное право открыть конную дорогу лежит на мне.

– Ну да, – крикнул ему вслед мой помощник со звучным именем Чарли Эдисон. – Если испытание сорвется, то тебе и отвечать не придется. Ха-ха! Хочешь в полном смысле этого слова свалиться от ответственности?

Ветеран только рассмеялся в ответ, перехватывая узду удобнее и успокаивая нервничающего коня, который опасался пропасти. Тогда мой товарищ спросил о другом:

– А сразу два коня можешь перевести?

– Могу! – без раздумий ответил Бароч. – Но зачем рисковать и лишний раз перенапрягать конструкцию? С одним конем я смогу пройти десять тысяч раз, а вот с двумя – только одну тысячу. А то и пятьсот. Улавливаешь разницу?

– О-о! Да ты прямо как профессор математики подсчеты ведешь! – рассмеялся Леня. – Видимо, по сопромату и по усталости материалов при обучении одни пятерки имел.

Если бы наш главный строитель уже не переходил мостик, наверняка бы уставился на моего помощника с удивлением. Настолько тот много непонятных слов за один раз выдал. Он и так попытался оглянуться на ходу, но не получилось. Зато я постучал вначале ложкой по котелку, а потом сымитировал удары по своей голове – мол, что мелешь? Болтун – находка для шпиона!

На что мой земляк фыркнул и пожаловался:

– А что? Надоело уже быть тупым и отсталым. То дикими горцами прикидывались, то под нищих виноградарей косим. Что толку с моего имени звучного Эдисон? Если я в роли какого-то помощника ошиваюсь. Вот в следующий раз уже точно к имени и звание достойное подберу. Типа академика Оксфордского университета. Звучит-то как, а? Или…

– Или советник президента по вопросам космических исследований! – продолжил я за него. И бросил: – Сразу тебя в местную дурку засадят.

– Ха-ха! Я ведь знаю где, при ком и что можно говорить.

– Ну да, ну да, – фыркал я, глядя, как Бароч переводит уже второго коня. – Слишком уж ты приметный в этом мире со своими шрамами. Маска не жмет?

За последние сутки мэтр клоунады уже так свыкся со своим новым внешним видом, что на свой подарок от патриарха уже и внимания не обращал. Но в любом случае, если присмотреться, маску можно было отличить от натуральной кожи. А уж тем более обладателям щита, вашшунам да и любому опытному физиономисту такой человек в маске сразу бросается в глаза и хорошо запоминается. Ну и подарок этот по большому счету не вечен, в любом случае износится или может быть поврежден в поединке или общей свалке.

Так что мой намек Леонид понял сразу:

– Хочешь и меня щитом наградить за доблесть и отвагу? Ха! Так награждай!

То есть он уже прекрасно понял, какой редкостью является первый щит даже на Ничейных землях, где за ним ведут охоту поисковые партии охотников. Поэтому и бравировал своей готовностью к рискованному эксперименту.

Ну ничего, пусть нам только крыса-пилап попадется!

А тут как раз и дед Мирослав к мосту подтянулся, думая, что мы уже готовы к дальнейшему походу, и желая сказать нам пару напутственных слов:

– Еще здесь? Горлу и хлебу! Ешь, ешь спокойно. Я что сказать хотел. За теми скалами, которые ограждают первую долину, расположены еще две, и вот в конце второй, сразу за разрушенной башней, и уходит самая короткая дорога на северо-запад, к крепости Ледь. Если к Грохве, то поворот направо будет в центре четвертой, коль считать от видимых отсюда скал. Считается, что это самые удобные дороги по той причине, что они высоко, и кречи над ними летают в пределах досягаемости хорошего лука. Понятно, что в Грохве дорога идет по нижним нескольким долинам, но зато остальная часть пути очень хороша и более безопасна. Счастливого пути.

Он уже стал разворачиваться к своему посту, так и держа приготовленный лук в руке, когда я вспомнил про только что ведшийся разговор и попросил:

– Было бы очень здорово поймать крысу-пилап. Вон, для моего помощника. Мы заплатим любые деньги за первый щит. Так что если удастся заметить…

Мирослав улыбнулся:

– Да мы в здешних землях и так на каждое шевеление оборачиваемся именно по причине этих крыс. Так что не волнуйся, если привалит такая удача, мы своего не упустим. А будет свободное время, так еще и специально по окружающим расселинам и норам просмотрим.

– Ну вот, друже, готовься! – хохотнул я, вскакивая на ноги и чувствуя приятный прилив энергии после шестикратной порции на завтрак. – Да и мы теперь повоюем!

После себя даже котелок ополоснуть было некогда: уже на той стороне обрыва стояло четверо коней, а в седле одного из них восседала вашшуна, нетерпеливо и призывно машущая нам рукой.

Так что мы подхватили под узды последнюю пару наших пристяжных и по очереди переправились на ту сторону. Во время прощания Бароч поинтересовался:

– Как долго пробудете и когда вас ждать обратно?

– День туда, день обратно, – начал прикидывать я. – Ну и на месте… Итого три, максимум четыре дня.

– Мы, конечно, и от армии отобьемся, но на всякий случай спрашиваю: если на нас выйдут зроаки и начнут опасно выжимать с тропы?

– Тогда ничего не поделаешь, отходите на эту сторону и уничтожайте мост. Его в любом случае нельзя аспидам отдавать. Ну а мы потом, если уж такое случится, что-нибудь другое придумаем для ухода.

По крайней мере, таковы были мои предварительные расчеты. Это я еще ничего и никому не рассказывал о том варианте, если девчонки вдруг взбунтуются и пожелают оставаться баронессами вопреки моим просьбам или уговорам. Правда, и доводы у меня против такого бунта имелись железные, в любом случае уговорю немедленно оставить службу в полку, или кем там девчонки и как теперь числились. Все-таки, раскрутив несколько монопольных производств, мы за полгода, максимум за год обязательно станем графами, а то и маркизами. Наши знания и коммерческая жилка быстро выведут нас в число самых уважаемых и шикарно живущих людей. Против этого никакие доводы о жалких баронствах не будут и гроша ломаного стоить. Да и самая главная причина поступления в полк озабоченных местью землянок сразу будет аннулирована с моим появлением.

Но в любом случае четыре дня – это и так перебор.

Наша охрана осталась бдеть у моста, а мы довольно резво начали спуск в первую долину. Тропа тут тоже была вполне широкая, местами позволяя двум всадникам ехать рядом и переговариваться, и я заметил, что Шаайла все время пытается меня догнать. Некоторое время мне удавалось делать вид, что не замечаю этих попыток, но уж когда спустились в долину, девушка чуть ли не схватила за узду моего коня:

– Вскачь пускать не стоит. Разве не видишь, насколько они устали при спуске? Шагом надо, шагом!

«Ну вот! – расстроился я, внешне стараясь не показывать своего недовольства. – Уже и командовать пытается! Или только поговорить хочет? Ох! И попробуй теперь ей хоть грубое слово скажи. Даже приказ за оное принять может. Ладно, послушаю, тем более что нам совместно только эту долину пересечь, а за скалами наши пути-дорожки разбегутся».

Как ни странно, но выдвинувшемуся с большей скоростью вперед Чарли Эдисону вашшуна и не подумала напомнить про усталость лошадей. Наоборот, вроде как довольна осталась. Хотя голос ее при разговоре звучал холодно и официально:

– Мастер Михаил! Надеюсь, ты выполняешь все данные тобой клятвы и обещания?

«Кажется, я влип!» – мелькнуло в голове, я и стал с пафосом напускать туману высоким слогом и витиеватой речью.

– Конечно все! Все, которые мне позволяют по временным факторам выполнить стоящие передо мной приоритетные задачи первоочередной важности!

Кажется, удар достиг цели, тон у девушки стал несколько растерянным:

– Не поняла. Поясни.

– Ну вот, к примеру, я пообещал своему другу и помощнику Чарли, что мы с ним обязательно отправимся целенаправленно на поиски крысы-пилап для превращения его в обладателя первого щита. Но это не значит, что я брошу поиски своих подруг и вот прямо сейчас поспешу на охоту. Данное обещание как бы сдвигается для выполнения на более отдаленное время. Например, после того, как основной поиск будет закончен.

– То есть ты отказываешься в данный момент помочь мне, как обещал ночью?

– Нисколько! Но не в сию минуту, а как только судьба девушек разрешится. Это – раз. Потом вторая задача: крысапилап для Чарли. Лишь только она будет отыскана – я целиком и полностью в твоем распоряжении.

Я старался говорить легко, но с уверенностью и не показывать, как меня бросает то в жар, то в холод. Выкручиваться словесно при таких обстоятельствах – это не три пачки пудинга слопать в сухом виде, как говаривала моя бабушка Марфа (как-то мне эти пачки попались на глаза в раннем детстве, и я подумал, что это сахар).

И все равно девушка обиделась. В ее голосе стала проскальзывать угроза:

– Я свою половину уговора выполнила, причем сделала это сразу. Почему же ты поставил свои обязательства только на третье место?

– Увы, так получается. Да ты и сама знаешь причину нашего здесь пребывания.

– Знаю! Еще как знаю! Но теперь я понимаю, что, прежде чем тебя лечить, следовало ставить более жесткие и конкретные условия: лечение – ночью, твоя помощь – сразу следующим утром! Не захотел бы – ждал до следующего вечера!

– Ага, деньги вечером, стулья утром.

Ситуация у меня так четко сопоставилась со знаменитым произведением Ильфа и Петрова, что я чуть не расхохотался. Наверное, это действие было бы самое худшее и наиболее опасное в данном разговоре.

– Какие стулья? – сбилась вашшуна с мысли.

– Да есть такой классический образец, по которому все договора составляются, – выкручивался я, как угорь на сковородке. – Но неужели ты подумала, что я откажусь от своего слова? Как только мы вернемся от Леди и отыщем первый щит для Чарли, сразу раскопаем твой камень вместе с алтарем! Все вместе гуртом так и отправимся на раскопки. Обещаю!

– Но мне не надо потом! Мне надо сейчас! Немедленно! – досадовала колдунья так, что казалось, из глаз у нее сейчас вырвутся все сжигающие молнии. – Неужели ты не понимаешь, что подобный найденный камень-амулет – это перелом в войне со зроаками?! Без поддержки и разведки с неба людоеды станут в два раза слабей!

Смеяться мне уже давно расхотелось. Хотелось немедленно броситься в погоню за Леней, преодолеть уровень этих громадных скал и больше никогда в жизни с данной вашшуной не встречаться! Причем не только с данной, но и со всеми остальными – тоже. Даже не представляю себе, откуда удалось насобирать в душе жесткости и непоколебимости для последующего упрека:

– Ты знала, с какой целью сюда шла! И согласилась с моим командованием! Так что теперь не пытайся манипулировать обстоятельствами, изменяя первоочередность наших целей.

– Их изменила судьба! – с жаром перебила меня девушка.

– При чем здесь судьба?

– А при том: если бы ты не заболел, то не дал бы мне обещания, не просил бы меня помочь!

– О! Тут уже начинается какая-то путаница в приоритетах и призвании! – Теперь уже и я рассердился, забыв, что могу получить в ответ. – Ты забыла, кто ты такая? Ты – вашшуна! Целительница! И твой долг – лечить каждого страждущего и умирающего!

– Вот и нет! – Шаайла стала переходить на истерический крик. – Ты не был умирающим! И я имела полное право тебя не лечить! С чего ты взял, что я что-то должна?! Мы имеем право добить страждущего, если надо, но такое лечение, какое я провела ночью, мы применяем крайне редко и только по собственному желанию!

После чего уже я вздохнул более свободно. Хотя внутренне мне было очень стыдно продолжить с самым дружеским и теплым участием.

– Ну вот видишь: по собственному желанию. Значит, ничего страшного не произошло. Все получилось мирно и при полном взаимном согласии.

Некоторое время в разговоре повисла напряженная, можно сказать, взрывоопасная пауза. Вашшуна, хмуря брови и покусывая губы, размышляла над моими словесными попытками выкрутиться, отгородиться от немедленного выполнения обещания иными делами и при этом сделать ее чуть ли не упрашивающей на кардинальное лечение стороной. То есть раз по собственному желанию согласилась, то ко мне какие претензии? Чики-чики – и разбежались! Все здоровы, все смеются. Крыть-то целительнице больше нечем! Как мне показалось.

Она и в самом деле несколько раз тяжело вздохнула, явно успокаиваясь и придя к какому-то решению. И продолжила разговор с признания:

– Ну да, ты прав. Я не подумала сразу оговорить все условия, впредь будет мне наука. Особенно при сделках с тобой. Но об этом чуть позже.

«Вот невезуха! – застонал я мысленно. – Рано я обрадовался, она ведь может меня так наказать, так наказать!»

– Сейчас напомним друг другу наши обязательства. Я свои выполнила. Твои – у тебя на третьем месте. С этим ты спорить не вздумаешь?

– Да нет! Как можно?! – Наша русская изворотливость мне не помогла.

– Странные у тебя ответы! Так да или нет? Ответь лучше, что согласен!

– Согласен.

– Теперь о наших отношениях. Я тебе нравлюсь?

Нервно сглотнув, я с завистью посмотрел вслед Леньке, который уже приближался к скалам. Ну вот ненавижу подобные разговоры, где глупые вопросы подразумевают еще более глупые ответы. А тут еще, что не ответь, в любом случае ложь получится.

Но кажется, мое молчание девушку даже обрадовало:

– Я так и думала! – (Вот бы интересно узнать, что именно она думала?) – Поэтому сразу тебя обрадую. По всем понятиям я не должна быть такой страшной. Если бы не висящее на мне проклятие, я была бы совсем иной. Ну, может, и не красавицей бы стала, но уж точно не такой, как сейчас. И не косись на меня так, я прекрасно знаю, насколько ужасно выгляжу. Страдаю, конечно, мучаюсь, но не настолько, как ты себе это можешь представить.

– П-п-проклятие? – почему-то заикнулся я. – От кого?

У меня так и встала перед глазами картинка: дремучий лес, избушка на курьих ножках среди мухоморов и старая-престарая Баба-яга с помелом, проклинающая случайно заблудившуюся девчушку в красной шапочке и с корзинкой в руках.

Проза жизни оказалась более жестока и кошмарна.

– Мне было десять лет, когда на наш городок на севере Леснавского налетел отряд зроаков. К счастью, о приближении людоедов сумели сообщить дозорные еще за сутки до нападения, и пограничники со всеми воинами успели приготовить великолепную засаду. Ни один аспид не ушел от справедливого возмездия, но среди них оказался один древний и мощный по магической силе трехщитный. Перед своей гибелью этот гад успел выпустить таящееся у него в древнем амулете проклятие «Слепая смерть». Если бы оно раздалось в стороны, все жители и воины городка умерли бы в страшных мучениях, которые начались бы с вытекания глаз. О подобном проклятии ходили только легенды, и никто не верил в его существование, пока беда не свалилась на наш городок. Я находилась совсем недалеко от места событий и даже пыталась подсматривать с чердака нашего дома. Никто еще не знал тогда, что я стану вашшуной, но дар у меня уже жил в теле. Вот так и получилось, что проклятие втянулось моими силами внутрь и до сих пор сидит во мне. Меня много лечили и пытались изменить в нашем монастыре, да только результат такой, какой ты сейчас видишь. И все равно, если бы удалось повернуть время вспять, я ни капельки не жалею о свершившемся, ведь мне удалось спасти столько родных и близких людей. Что по сравнению с ними мое страшненькое, пугающее каждого мужчину личико?..

М-да! Вот она – жизнь!

Но так меня еще ни разу не тыкали мордой в собственную низость, трусость, развратность и распущенность. Это же каким дятлом надо быть, чтобы настолько поверхностно посмотреть на подобную женщину?! Это же каким бесстыдством следует обладать, чтобы за голой грудью не увидеть истинное самопожертвование, духовное и физическое бесстрашие и громадное всечеловеческое прощение?

Хорошо, что Леня этого не слышал, так и двигаясь впереди нас. Хотя в любом случае придется ему во всем признаваться и каяться. Иначе я сам себя уважать перестану и наша дружба может дать трещину.

А вот как покаяться перед этой девушкой? Как донести до нее мое понимание и самую искреннюю человеческую благодарность? Не за меня, конечно, вообще удивляюсь, почему она мне помогла, недостойному и презренному. А благодарность за всех спасенных ею людей! И за тех людей, которых она еще только собирается спасти, рискуя собственной жизнью на захваченной жуткими людоедами территории. Ведь наверняка она сама вызвалась, добровольно, отправиться за утерянным, скорее всего, уничтоженным давным-давно или поврежденным временем амулетом. Если бы старшие вашшуны были уверены в наличии алтаря и целостности камня на нем, сюда бы отправили сильнейший диверсионный отряд из самых прославленных воинов. А так, пожалуй, только одна Шаайла и верила в существование уникального амулета.

Полномочия получила, а вот дальше уже ей предоставили действовать самой, на свой страх и риск. И сейчас она наверняка даром будет копаться в разрушенном пантеоне. Странно еще, что так желает получить в помощники именно меня.

Как бы ей и в самом деле помочь? Ведь это и будет самая истинная от меня благодарность.

Так что изъявление бушующего во мне покаяния, хвалебные речи я решил отложить до лучших времен. Иначе вообще некрасиво получится. Но парочка слов у меня все-таки вырвалась.

– Ты молодец. Спасибо тебе.

На что девушка, словно давая сдачи, ответила просто:

– Да пожалуйста! – Но вот после этого ее глаза сузились не то в подозрении, не то в попытке скрыть смех. – Но ведь и с моей стороны теперь появились некие, много меняющие обстоятельства.

Сердце у меня екнуло: проклянет! А губы непослушно скривились:

– Какие еще обстоятельства?

– Да разные… всякие… Например: ты не задумывался, что после ночного лечения, о котором ты меня так рьяно умолял, я могла забеременеть?

Я резко вздохнул, а мой конь, без всякой команды с моей стороны, встал как вкопанный. Нить разговора окончательно выскользнула из моих рук. А сознание ничего умнее не придумало, чем метаться по моим распрямившимся извилинам и восклицать: «Как же так?! Как же так?! Что делать?! Что делать?!»

Глава восемнадцатая

Житие во тьме

Молчание Грозовой в ответ на крики не просто насторожило девушек. Они перешли на шепот, вполне справедливо опасаясь опускаться вниз. Веревки для спуска оставались висеть на своих прежних местах, стрелы из неосвещенного пространства не летели, но ведь это еще ничего не значило. Враг мог оказаться и без оружия. Вид той же грожбы, поблескивающей своим панцирем внизу, навевал нехорошие предположения.

– Вдруг второй медведь пришел в гости к первому?

– Мы заложили лаз.

– Ага! Ты помнишь, как прежний хозяин берлоги целый завал раскатал? Что для него наша стеночка и плохонькая маскировка? Пустяк, на один удар лапой.

– Нет, медведь бы нам в ответ зарычал.

– Как же! Рычит он, когда голодный, а сытый – спит.

– Ты думаешь?..

– Только не это!

Минуту прислушивались. Минуту еще покричали. После чего все-таки решили действовать, приготовившись к самому худшему. Приготовили все оставшиеся факелы, проверили оружие и друг за дружкой сиганули вниз. Первым делом осмотрелись. На месте у стены, где оставалась отдыхать и набираться сил зуава, все оставалось чинно и пристойно. Мало того, там лежал аккуратно в сторонке не только тяжеленный меч Апаши, но шлем, кольчуга, наручи и другие детали защитной амуниции. То есть зуава ушла совершенно налегке, сознательно и в любом случае обязательно собиралась вернуться. Даже пояс с подсумками и кошелем с монетами остался. Беспокойство стало несколько иного свойства.

– Ну и где ее носит? – негодовала Мария. – Ей же колено беречь надо!

Так как поверху завала еще вчерашним вечером водрузили несколько камней, то было видно: зуава туда не ушла.

– Значит, ей что-то понадобилось у лошадей. Пошли!

Старались идти быстро, но шуметь не слишком. И уже к концу второго отрезка вдали мелькнул отсвет факела. Тут же и знакомый голос послышался:

– Малышки, это вы?

Девчонки сами от себя не ожидали, но дружно вскрикнули от радости и побежали вперед вприпрыжку. Окружили Апашу с укорами, приветствиями и совместными попытками рассказать, как прошла операция по сбросу лавины на противника.

Зуава выглядела более чем довольной, причем не огромным уроном среди врага, а той заботой и переживаниями, которую проявили о ней девчонки. А сама она, почувствовав себя лучше к утру, решила пройтись глянуть на лошадей и достать в переметной суме одну весьма эффективную при ушибах мазь.

– Вчера о ней просто из головы все упоминания вылетели, – жаловалась она. – А то бы сейчас еще лучше себя чувствовала.

Идею с завалом главного входа путем создания небольшого камнепада Грозовая поддержала полностью:

– Чем быстрее сделаете, тем лучше. Это я сейчас вам помочь не могу, а через три дня мы при необходимости легко разберем завал изнутри. Главное, что снаружи он будет смотреться глухим и непроходимым.

Изначально выпустили наружу трех пристяжных лошадей, оставив всего одну на всякий случай. Овса надолго восьмерым бы не хватило, а так пятерка неделю могла на скудном пайке продержаться, лишь бы вода была. Выпущенную на произвол скотинку тоже было жалко, но, с другой стороны, они вполне могли себе выжить, а то и затеряться от людоедов на высокогорных лугах.

Потом приступили к организации завала. Девушки сняли с себя все лишнее, чтобы работать с проворством и не перегреваясь, выбрались наружу и при помощи двух длинных веревок, нескольких коряг и нанесенных камней построили довольно шаткие башенки. Финалом подготовки к добровольному затворничеству в недрах стал налет на скопища старых, высохших лесин, коряг, коих в округе вполне хватало и без рубки одиноких или стоящих небольшими группами деревьев. Да и свежая вырубка наверняка привлекла бы внимание к этому месту поисковых отрядов врага.

Затем уже из пещеры единовременно потянули за собой обе веревки, наблюдая, как окно к свету и вольному миру с грохотом перекрывает поток камнепада. Когда повисла звенящая тишина, Катя чихнула от пыли и с грустью констатировала:

– Кажется, мы перестарались. Если хотим выбраться наружу через три дня, следует начать разборку еще… позавчера.

Апаша ее утешила:

– Не переживай ты так, у нас конь лишний, только одного хватит на две недели жевать. Теперь главное – воду отыскать. И она тут обязана быть! Не думаю, что медведь на водопой каждый раз из берлоги в лес выбирался.

– Вначале коней отсюда следует убрать, – проявила дальновидность Мария, указывая при этом наверх. – Сквознячки продолжают гулять, значит, щели наверху остались. Вдруг кто принюхается к одной такой щели и обратит внимание, а потом и подумает над свежим завалом? Вдобавок и ржание через такую щель можно расслышать. Предлагаю провести лошадок по стержневому участку и оставить в первой пещере. Кстати, надо там наверху сразу проверить тот лаз на своде, может, то просто расщелина.

Так и поступили. Правда, не все лошади реагировали на низкий свод тоннеля одинаково. Если тяжеловоз зуавы и пристяжная молча склонили головы и пошли, куда их повели, то тройка гордых и благородных керьюги долго противилась, не желая двигаться в замкнутое пространство. Наверняка им казалось, что дальше свод опустится ниже, а так как развернуться будет негде, то таки придется умереть, стоя на коленях. Для благородных животных такое было неприемлемо.

Помогло умение обладательницы первого щита управляться с неразумными друзьями человека. Она минуть пять шептала что-то на ухо керьюги, гладила каждого по красивой шее, и тот, словно согласившись с вескими доводами, таки опускал голову и давал своей хозяйке провести себя по тоннелю.

На месте их расквартировки сразу проверили ту непонятную дыру на своде. Оказалось, и в самом деле узкое отверстие природного происхождения, прикрытое плитой, которую просто приподняли вверх.

Но вот тоннелей дальше там не было, видимо, и конструктивно не предусматривали строители. Зато после подъема плиты и пока исследовали узкие, тупиковые отверстия и промоины, образовался умеренный, но постоянный сквозняк, что в данном случае посчитали положительным фактором. И людям внизу не будут запахи неприятные мешать, и коням будет намного свежей в замкнутом пространстве. И так им, бедным, предстояло провести в полнейшей темноте несколько дней, что, по мнению опытной воительницы, могло нарушить и зрение, и благодушное состояние животных.

Затем четыре женщины добрались до своего места временного проживания и, совмещая отдых с поздним обедом, стали соображать: какую проблему решать в приоритетном порядке. Постановили единодушно: вода. Значит, надо искать в первую очередь те места, откуда тянет сыростью или где слышится стук падающих капель. В связи с этим стали заниматься вопросом: что делать с освещением?

Запас факелов и палок для их изготовления имелся большой, но не безграничный. То есть экономить следует сразу и по возможности при любых мероприятиях. Даже при поиске воды. Но вот только Апаша могла в этот чернильной темноте рассмотреть, например, стену в двух метрах перед собой или яму у самой ноги. Девушки, хоть и выделились в свое время в разведке, имея уникальное зрение, могли отличить стенку на расстоянии вытянутой руки, а яму могли заметить лишь после того, как свалились бы в нее.

Другое дело, если бы имелся достаточный запас свеляши, той самой знаменитой смеси из смол и опилок, которую всегда держал при себе любой разведчик. Но ее приходилось беречь как для розжига факелов, так и для экстренных ситуаций, если вдруг понадобится более мощное, бездымное освещение. Апаша не сомневалась, что и уголь отыщется, но для этого еще следовало выйти из тоннелей в открытые пещеры или масштабные каверны.

И все-таки, как ни настаивала зуава на привыкании к темноте и развитии ночного зрения, девушки были за использование факелов. Особенно на начальном этапе поисков, когда следовало просмотреть все тоннели и отыскать переходы в основной, транспортный тоннель. В том, что такие переходы существовали, опять-таки была уверена только Грозовая, тогда как Вера считалась ее ярым оппонентом:

– В семейных хрониках могли и преувеличить размеры пути, а то попросту приврать. Как по мне, то, что мы отыскали, уже и так немыслимые сооружения по понятиям предков. Это же целые караванные тропы, по которым можно проводить коня, а еще лучше – невысоких, но выносливых осликов. Сама ведь рассказывала, что их до сих пор используют в хозяйстве жители предгорных долин на севере Леснавского царства.

– А куда же спрятали тогда сокровища? – и не думала сдаваться зуава. – Они огромны, и ни один уникальный предмет так до сих пор нигде и не всплыл в истории.

– Каким образом он всплывет? Особенно если представить, что хранилище рода Грозовых захватили элитные части самого императора Гадуни и сейчас все ценное так и покоится в главной сокровищнице людоедов. Но спору нет, искать все равно будем.

Так и отправились девушки с факелами порознь, каждая исследуя свою ветку тоннелей. Увы, ничего путного не нашли. Разве что на восточном выходе, недалеко от медвежьего лаза, отыскали неглубокую ямку, в которой скапливалась проступающая сквозь камни влага. Ямку значительно расширили, даже нарастили края из камней и глины, дабы накопление никуда не переливалось и не уходило в грунт напрасно, но находка основной проблемы не решала. Не говоря уже, что носить слишком далеко, но и самой воды, скорее всего, на всех никак не хватит. Кони ведь пьют гораздо больше людей. Долбить сочащийся камень в поисках некой водоносной жилы Ивлаевы признали нецелесообразным.

Но Мария пару раз повторила одно и то же:

– Если в круглых пещерах имелись пропускные пункты с постовыми, то вода у них должна быть своя и постоянно. Или совсем близко. Так что надо искать в тоннелях, девочки.

Уже вернувшись с первыми емкостями с водой, напоив коней и собравшись возле Апаши, продолжили обсуждения на эту тему.

– Где искать-то? – пожимала плечиками Катерина. – На другой стороне, в пещерке, аналогичной этой, такой же лаз наверх. Там воды точно нет. Разве что еще одна грожба нам на голову свалится.

– Вниз! Только вниз надо поиск вести, – настаивала зуава. – Вспомните про замурованный ход в центре тоннелей. Но там мы и за лутень с нашим инструментом не пробьемся. Надо смотреть на стены. Наверняка именно в них замуровали ведущие вниз лестницы.

– Ну да, стены, – согласилась Мария. – Мы их даже здесь как следует не осмотрели. Приступаем!

Они с Катериной подхватили по факелу, разожгли их от единственного горевшего и деловито приступили к тщательному осмотру и простукиванию стен. Тогда как Верочка осталась сидеть на месте, ножом ковыряя слежавшийся под ногами грунт.

– Ну а тебе отдельное приглашение для работы нужно?

– Кто работает головой, работает всегда, – нравоучительно изрекла знаток архитектуры и живописи. Но, заметив, что лидер компании не на шутку рассердилась, стала поспешно пояснять свои идеи: – Странный вот этот утрамбованный грунт. Понятное дело, после работ по пробою мусора мелкого остается под ногами более чем много, но в любом случае лучше его убрать до голого камня. В тоннелях так и убрано, а почему здесь иначе? Такое впечатление, что песком и мелкими камнями что-то прикрыли. Кстати, в некоторых пещерах, и в нашей конюшне в том числе, точно такой же слой. К чему бы это?

Катерина возмутилась:

– Ты собираешься ножами расковырять весь утрамбованный за века грунт под ногами?

– Зачем весь? Вон, пусть тетя Апаша своим особым зрением просмотрит пол. Может, нарушение однородности заметит.

Ворча еле слышно укоры в свой адрес, мол, могла бы и сама раньше такое сделать, тетя уже вставала на ноги, стараясь как можно меньше беспокоить больную коленку. Немного постояла, концентрируясь и глядя вокруг себя. Потом решила:

– Факелы мешают. Гасите все до одного.

После чего в полном мраке, передвигаясь по пространству всей пещеры, просмотрела пол у себя под ногами. Вначале ничего не говорила о своих ощущениях и только в финале вновь побывала на тех местах, которые ей показались интересными.

– Конечно, будь я трехщитной, видела бы лучше, а так… Хорошо, что слой тут по толщине совсем никакой, почитай в ладонь, а то и меньше местами. Так вот, здесь, строго на севере окружности, вроде как малый квадрат просматривается, со стороной в пол-локтя. Может, просто совпадение, потому как человек туда ну никак не протиснется. А вот здесь, – она перешла к южной точке периметра, – некое подобие плиты побольше виднеется. Хоть она и узкая, но длинная, до двух метров. Такая легко любую щель прикроет. Попробуйте раскопать.

Пока зажигали факелы вновь, Вера озвучила мелькнувшие в ее сознании образы, помогая себе жестами и движениями ладошек:

– Представьте, сколько здесь всего может поместиться. Северная часть отгорожена перемычкой, и там комнаты с кроватями. Южная часть тоже прикрыта стеной, возможно, за ней переход вниз и в иной тоннель. В центре остается место для чего угодно, хоть для устроения полноценной таможни. А что стены здесь были, подтверждают полуобработанные блоки, которые вперемешку с валунами перекрывают тоннели дальше. Стены разобрали, остатками раствора и мусором засыпали пол и утрамбовали.

Мария уже ковырялась фамильным мечом зуавы в точке с малым квадратом, Катя ей помогала отгребать песок и щебень совком для уборки за лошадьми, и обе выглядели раздраженными.

– Меньше болтай, а лучше копай вместе с нами!

– Рассуждать мы тоже умеем!

Их подруга подмигнула улыбающейся Апаше, встала, подхватила третий факел, но, пока приблизилась к месту раскопок, там уже и помогать было нечего. Всего на глубине шести – восьми сантиметров, вплотную к стене, виднелся каменный квадрат со стороной сантиметров двадцать.

– Тайник! – мечтательно закатила глазки Катерина. – С коронами и диадемами! А вдруг там еще и…

Но старшая из сестричек оборвала грубо и бесцеремонно:

– Заткнись! В таких дырках золото и бриллианты не прячут. Уверена, что здесь нечто конструктивное для данного сооружения.

– Ага! Интернет вместе с кабельным телевидением! – ехидничала младшенькая, наблюдая, как Мария, приложив ухо к камню, прислушивается. – Смотри, чтобы током не ударило.

Совет был проигнорирован.

– Шумит, – сообщила Мария для всех и с помощью парочки кинжалов стала поддевать края камня. Тогда как Вера продолжила выдвигать предположения:

– Вряд ли это вентиляция. А вот смотровое окно вниз… Хотя нет, тоже неудобно расположено. Может, доступ к роднику? Специальным ведром на ручке можно было бы доставать.

Каково же оказалось удивление воительниц, когда после выемки камня они заглянули вглубь и увидели там… лениво текущую воду! Желоб или, правильнее сказать, труба сантиметров сорок в диаметре была заполнена живительной влагой на три четверти, и догадка о ведре или ковшике на ручке оказалась гениальной. Почти незаметный уклон на запад не давал воде застаиваться, и она оставалась все время свежей. Об уме и сообразительности Верочки с восторгом высказалась Грозовая:

– Ай да умница! Ай да молодец! Надо же так догадаться!

Мария косилась на подругу больше с недоверием:

– Да, она у нас такая, догадливая. Но меня смущает вопрос: кто это и как построил? Ладно, пробить еще подобные тоннели – возможно. А вот трубу? С таким вот выверенным плавным уклоном? Да внутри скалы? – Она закатала рукав рубашки почти до плеча, опустила руку вниз и после ощупывания стенок трубы добавила: – К тому же идеально круглую и с гладкими внутренними поверхностями? Разве такое под силу древнему, пусть и могущественному, роду Грозовых?

Опирающаяся плечом на стенку Апаша громко хмыкнула:

– Я никогда не утверждала, что это построили наши предки. В хрониках рода просто упоминалась данная транспортная артерия, но ни слова не говорилось о ее строительстве.

Но старшая из Ивлаевых говорила многозначительно лишь для двойняшек:

– Какими механизмами следует обладать, чтобы построить такую трубу? Специальные кроты, проедающие скальную породу по прямой линии? Мне кажется, тут не обошлось без лазера.

– А кто такой лазер? – тут же поинтересовалась зуава.

– Да это такой вроде как крот, только не крот. Скорее червяк, состоящий из энергии и магической силы.

– А-а-а! Подобные черви и в самом деле имелись у наших далеких предков, – оживилась Апаша. – Только в легендах они назывались как-то иначе, и утверждалось, что их не каждому дано увидеть.

Не все пытались осмыслить услышанное. Самая ветреная, Катерина, сделав собственные выводы, стала поторапливать подружек:

– Хватит любоваться находкой. Воду мы нашли, скорее точно такой же забор воды имеется и в нашей конюшне. Так что таскать воду издалека не придется. Но давайте теперь уже и большую плиту расчистим! Уж под ней наверняка сокровища!

Скорее всего, и она понимала: отыщут они не золото и бриллианты. По крайней мере, именно здесь и сию минуту. Но в конечном итоге с каждой находкой шансы, что когда-то здесь и в самом деле предки славного рода припрятали несметные сокровища, все возрастали и увеличивались. Вначале вообще в россказни Апаши не верили. А сейчас, после нахождения воды, да еще с такой уникальной проводкой сквозь горы, почти не сомневались, что и большой тоннель отыщется. А там…

Но мечтать было некогда; стоя на коленках, трио Ивлаевых работало в поте лица, ковыряя, разрыхляя и отгребая покрытие пола в стороны. Но расчистка, как оказалось впоследствии, была лишь цветочками по сравнению с тем, как пришлось изгаляться с зацепом, а потом и с выемкой плиты. Ведь ни солидных ломов, ни даже толкового молота у нерадивых искательниц сокровищ с собой не было. В ход пустили принесенные коряги, сделанные топором клинья и все, что без опаски сломать можно использовать вместо рычага.

По здравом размышлении уже потом поняли: плитой не пользовались постоянно, она, скорее всего, лежала осторонь. Зато при тотальной консервации объекта ею закрывали выход лестницы наглухо. А внизу и в самом деле оказались вырубленные в скале ступени, ровной линией уходящие с тоннелем вниз под уклоном сорок пять градусов. То есть вели на юг. А когда по ним спустились метров на сорок, то наткнулись на стену, выстроенную из камней природного происхождения. С этой преградой тоже пришлось повозиться изрядно. Причем внутрь камни торчали кое-как, а вот на иной стороне, как потом тоже рассмотрели отдельно, стену старались делать под общую структуру и цвет окружающей скальной породы… большого тоннеля.

Нашли!

Толку с данной находки в свете непрекращающейся войны со зроаками не виделось ни малейшего. Но сам факт будоражил воображение и навевал нездоровые фантазии. Блеск мерещащихся сокровищ теперь уже всем четверым женщинам изрядно подпортил зрение и здравый рассудок. Иначе как можно было оправдать такую безалаберность и потерю банальной осторожности. Не прошли они по большому тоннелю и десятка шагов, как на место позади них обрушилась груда тяжеленных камней, каждый из которых мог проломить голову или свернуть шею. И рухнули они все как раз в место выхода людей из наклонного тоннеля со ступеньками.

Вначале даже не поверилось, что это довольно примитивная ловушка, и только потом воительницы покрылись потом от запоздало нахлынувшего страха. Спасла их лишь вековая пыль, срастание поверхностей, которые дали ту самую десятисекундную задержку, спасительную для людей.

На этом все дальнейшие продвижения приказом расстроенной Апаши оказались под запретом.

– На сегодня, по крайней мере! – поясняла осерчавшая тетя своим якобы родственницам. – Уже поздняя ночь, по всем понятиям, а мы без сна и отдыха хуже ослов на карьерах вкалываем! Все, двигаемся спать. Будут силы – ужинаем.

Как предвидела: только вернулись в пещерку, только присели на свои места из попон и одеял, как забыли про кусок хлеба или сыра да заваливались отсыпаться. Разве что зуава не сразу заснула, втирая целебную мазь в коленку да прислушиваясь к густой черной тишине. А когда засыпала, то считала себя вполне счастливой и успокоенной:

«С малышками мне повезло. Во всех смыслах этого слова повезло. И боевые, и настойчивые, и умные. Огонь, а не девчонки! Про сообразительность и так понятно. И самое главное, удачливые! Ну с кем бы я еще за один день успела столько сделать и добиться в поисках таких успехов? Плюс ко всему стольких зроаков успокоили. Теперь нашим даже при отступлении будет троекратно легче. А потом в Грохве можно будет общими силами годами держаться. Да уж. А вот по сторонам следить надо всегда! – перешла она к укорам себя любимой за ротозейство. – Чуть под удар ловушки не попали! Можно сказать – счастье, что нас всех там не распластало. А нет, чтобы на свод посветить лучше да присмотреться внимательнее. Хотя тоже странно: столько времени прошло, а устройство сработало только на наши головы. Надо будет утром присмотреться внимательно, как оно все взаимодействовало. Ведь дерево бы давным-давно сгнило, как и веревки. Сталь тоже проржавела бы насквозь в такой сырости. А что остается взамен системы натяжения и спуска? Хм, ничего. Только одно пояснение: ловушка устроена вчера. М-да, додумалась же до такого! Или… Или чего только в жизни не случается».

Выспались отлично, с хорошим настроением позавтракали сухим пайком, после чего Грозовая осталась ухаживать за своей коленкой, а трио Ивлаевых помчалось искать водопроводный лючок в пещерке с лошадьми. С этом деле трудностей не возникло: стандартная плитка, на своем месте, и в итоге кони впервые за двое суток напоены от пуза.

На южной стороне тоже порылись, в надежде найти большой люк, но там его не оказалось. Как высказалась по этому поводу Вера:

– Наверное, не уложились в смету и дополнительный запасной выход не стали делать.

Но, вернувшись в пещеру, сразу вниз тоже не пошли. Вполне справедливо Апаша заметила, что следует обязательно осмотреться с верхней площадки, только теперь не траверсу осматривать, а то, что делается с западной стороны горного кряжа. Ведь если враги обратили внимание на свежий камнепад и начали разборку завала, надо было немедленно предпринимать какие-то меры по уходу хотя бы через медвежий лаз. И по мнению Апаши, наверх следовало отправиться двум девушкам.

Вот тут и начался небольшой спор между Ивлаевыми. Переться более чем полчаса в гору никому из них не хотелось, и даже приказной тон лидера компании на близняшек не подействовал. Мало того, они еще возмутились с хамоватой наглостью.

– Машенька, – елейным голоском ехидничала Вера. – Это ты у нас в диких Пимонских горах старшая наследница, и мы были вынуждены тебя слушаться ради десятка-второго овец в приданое. А здесь у нас свои титулы есть, пусть и баронские, но тоже с голоду не помрем.

– Точно, точно! – кивала со значением и Катерина. – Это в Пимонских горах ты имела право выбора и утверждения для нас женихов, а здесь мы сами вправе выбирать себе понравившегося лейтенанта.

– Фи-и, как пошло! – старалась ерничать и лидер компании. – Охота вам стать жалкими баронессами без подданных? Или вы уже закрепились в своих поместьях, тем самым закрепив за собой земли? Ха! И лейтенантишка твой не мелковат ли для такой фифы?

– Ничего! Любой маршал когда-то был в молодости лейтенантом! – стала закипать любительница танцев. – И мой Миурти обязательно станет генералом! Как минимум! А вот тебя никто, кроме Борьки…

– Ах ты…

Зуава минут пять любовалась переругивающимися красотками, прекрасно понимая, что драться между собой и вызывать друг друга на дуэль в любом случае не станут. Но потом все-таки попросила:

– Может, хватит? Не умеете договориться, бросьте жребий.

– Ну да, потом уж точно будет обидней, – не согласилась Мария. – Все пойдем.

После чего все Ивлаевы двинулись к свисающим веревкам и вскоре уже пыхтели на крутом подъеме тоннеля. А так как путь уже был знаком и даже без факелов обошлись, то добрались еще быстрее, чем рассчитывали. При себе землянки имели несколько предметов повседневного употребления, которые они никому особо не демонстрировали, зато сами пользовались постоянно. Например, часы или те же диктофоны. Газовые зажигалки или перочинные ножики с небольшим набором слесарных инструментов. Сюда входила и небольшая, но мощная подзорная трубка или то же увеличительное стекло в пластмассовом футляре. Несколько фломастеров да шариковые ручки могли вызвать фурор среди знатоков, но если кто из однополчан и замечал у девушек в руках нечто диковинное в последние дни обороны Леди, сразу списывали это на знатное происхождение: «Ха! Чего только у этих красавиц нет! И все такое редкостное да фамильное».

Сейчас подзорная трубка, напоминающая скорее половинку бинокля, весьма пригодилась. Только в пределах прямой видимости далеко внизу было замечено до десятка кречей да пара десятков блуждающих по склонам, как привидения, зроаков.

– Ищут! – бросила Вера в сердцах и добавила с нажимом: – Чтоб вы там друг друга передушили в сексуальном влечении!

– Пусть сразу умирают, – ворчала Мария. – Без всякого влечения. А то еще мертвыми начнут размножаться!

Девушки лежали животами на площадке, стараясь лишний раз не слишком поднимать головы над пропастью. Вдруг и у врага есть нечто вроде подзорных труб? Но ведущая в этот момент наблюдение Катерина так задергалась и подалась вперед, что чуть вниз не свалилась:

– О! Рыцари! Пять человек, тоже бредут по склону. Без шлемов, совершенно лысые, но зато какие блестящие доспехи! Неужели наши? Да нет, не похожи. С иного царства? Их же заметят! Ой! Уже заметили! Зроаки машут им руками. Мм?! Те машут им в ответ! Что же это такое?.. Кошмар!

Дальнейшее действо просто в голове не укладывалось: рыцари сошлись с людоедами и стали интенсивно что-то обсуждать. Но тут Мария припомнила самое главное:

– Помните, нам рассказывали о княжестве Мак-Тайланов? Это те самые предатели рода человеческого и союзники людоедов. Они сбривают волосы на голове, а то и выводят их навсегда специальными средствами, чтобы отличаться от наших мужчин. Уроды!

Вот тут уже землянки втройне пожалели, что у них нет снайперской винтовки, чтобы уничтожить этих нелюдей, которые чуть ли не обнимаются с людоедами. С данной площадки даже организовать лавину не получилось бы: и нечем, и ниже просто отвесные скалы. Да и видимая группка стояла гораздо северней возможных отскоков каменных глыб. Оставалось только плеваться в сторону рыцарей да в мечтах своих представлять разные способы справедливого возмездия.

– Теперь я понимаю, почему их так ненавидят, – досадовала Маша. – Только глянула на них, а уже хочется душить голыми руками.

Но ведь мечтами врага не достанешь, и, еще раз осмотрев все склоны и видимые долины, девушки заторопились вниз. Главное было отмечено: зроаки в районе устроенного специально завала не концентрировались, кречи рядом с ним не кружились, а общий поиск не слишком-то воительниц и беспокоил. Он был вполне предсказуем изначально.

Теперь искательницам сокровищ следовало сосредоточиться на поиске фамильных драгоценностей зуавы Грозовой, что казалось гораздо более приятным да и предпочтительным для девушек делом, чем ведение военных действий.

Глава девятнадцатая

Несовпадения

Вообще-то я в последние дни, а можно сказать, что и за последний месяц много чего пережил. Существенно травмировать мою резко повзрослевшую, научившуюся приспосабливаться к чему угодно психику было бы чрезвычайно трудно. Ну и чувство самопожертвования во мне появилось огромное. Пожалуй, я даже из-за ненависти к зроакам был бы готов броситься грудью на амбразуру, и это не просто красивые слова, уверен, сделаю это, невзирая на всю свою любовь к жизни как таковой в общем и восторг от новой жизни в новом теле в частности.

Да и сам факт моего нахождения в Борнавских долинах мог подтвердить твердое решение не жалеть собственной жизни при уничтожении аспидов рода человеческого.

Но вот стать отцом или банально представить себя на месте молодого папаши, я не был готов совершенно. Мало того, у меня только при мыслях о том, что вашшуна станет матерью моего ребенка, почему-то и коленки задрожали, и дыхание сбилось. То есть повел себя как последний… Не хочется оглашать длинный перечень нелестных для меня определений.

И хуже всего, что едущая обок девушка все мои терзания, смятения, страхи и переживания заметила и верно классифицировала. На ее месте я бы такого отца собственного ребенка сразу добил на месте и забыл бы о его существовании в следующее мгновение.

Но Шаайла только грустно рассмеялась, нисколько меня не втаптывая в грязь своим презрением, и дальше себя повела довольно деликатно:

– Не стоит так переживать, тем более что даже я пока не в силах утверждать, что я беременна. Должно вначале пройти несколько дней, а то и рудня…

Меня внутри чуток попустило, хотя липкий пот по позвоночнику продолжал стекать. Понятное дело, отвести от своей судьбы дамоклов меч на несколько дней – это не спасение, но все-таки отсрочка. По крайней мере, немедленно заставлять на себе жениться эта вашшуна вроде бы как не собирается. А ведь могла бы! Я ни секунды не сомневался, что, пожелай она немедленно выполнить какой-то обряд венчания, служащий здесь вместо клятвы или штампа в паспорте, я бы не смог отказаться от такого предложения при всем внутреннем противодействии. Так бы и стал женатым в первый же день после брачной ночи.

Хотя некое возмущение в душе начало разгораться:

«Предупреждать надо! Я ведь по своей наивности был уверен именно в лечении. Какие могут быть дети?! Сам всего пару недель как перестал считать себя недорослем и почувствовал мужчиной».

Вслух же старался подбирать слова бережно и обдуманно:

– Я, конечно, извиняюсь, но разве вас в монастыре не учат… э-э-э… избегать незапланированных беременностей?

– Ты смеешься надо мной или над здравым смыслом? – нахмурилась девушка. – Разве бывают беременности незапланированные? Зачатие ребенка – это высшая награда, которая происходит по воле нашей богини. И никто не имеет права этому воспротивиться. Неужели ты этого не знаешь?

– Ну… что-то эдакое я и предполагал. А знать все на свете – дело немыслимое. С вашшунами, до встречи с тобой, сталкивался редко, так что моя неосведомленность простительна.

– Поэтому я тебе сейчас и растолкую, какие обязанности влечет рождение нашего ребенка.

И это было сказано таким тоном, что от плохих предчувствий мне опять стало хуже. Мне явственно показалось, что ребенок уже родился, молодость окончилась и…

Кое-как мобилизовал себя, выдавив заинтересованную улыбку:

– Только обязанности? Прав никаких?

– Все по порядку. Если мы поженимся, то все и так ясно: в семье как в семье. – Шаайла сделала паузу, но, так как я продолжал слушать с окаменевшим выражением на лице, продолжила: – Гораздо сложней наше существование станет, если мы будем жить порознь. В таком случае я обязана совершить паломничество к тебе раз в первые полгода и провести ночь любви на твоем ложе. Ты обязан сделать то же самое в отношении меня: раз во вторые полгода добраться ко мне и провести ночь в моей постели.

Некая абсурдность таких обязательств всплыла передо мной сразу:

– Как мой ночной визит будет выглядеть при наличии в соседней комнате твоего мужа?

– Мнение моего мужа, как и твоей жены, здесь совершенно не учитывается. Еще до заключения с ними брака мы будем обязаны уведомить о «праве двух ночей», и они соглашаются с этим заранее. Все наши последующие дети, если они появятся, будут считаться детьми моего мужа в любом случае. Разве ты не знал? Напоминаю специально: интимная связь с вашшунами остается на всю жизнь. Именно поэтому я тебя и переспрашивала неоднократно: хочешь ли ты такого лечения.

«Старая травма мне и тут удружила!» – горевал я мысленно, не в силах себе представить: как это моя возможная супруга будет сидеть в соседней комнате и прислушиваться к действам в нашей спальне? Неужели в этом мире с этим так просто? Я ведь даже понятия не имею, как здесь живут в супружестве. Хотя, учитывая общее почитание перед вашшунами, интимную связь с ними скорее воспринимают как некое служение культу рода? Или служение той самой богине? Тогда получается, что секс с вашшуной – это обряд, к которому никто не имеет претензий.

В следующий момент я почему-то представил на месте моей супруги не кого иного, как Машку, и по поводу претензий мое мнение резко поменялось. Уж не лучше ли сразу нарваться на недовольство вашшуны или ее богини?

О чем и спросил прямым текстом:

– Ну а если мы не уведомим о «праве двух ночей» и не «совершим паломничество» друг к другу?

– В обоих случая богиня просто обуглит наши внутренности. Как, например, делается в случае похищения мяса волшебного тирпиеня у законного хозяина.

– Однако! Не слишком ли это жестоко?! А вдруг я приболею? Или в пути конь падет? Или меня в тюрьму посадят?

– Каждый случай богиня, используя силы шуйвов, рассматривает отдельно, и за опоздание по веской причине наказание не грозит. Мало того, даже пребывая в заточении или на каторге, все равно раз в год тебя под конвоем обязаны доставить ко мне, а другой раз – предоставить удобное помещение во время моего прибытия.

Я попытался ухватиться за ниточку несоответствий:

– Но если ребенка между нами не будет, то никаких обязанностей?..

– С твоей стороны – никаких. Но раз в год я все равно обязана тебя посетить и, оставшись наедине, предложить возможность сделать мне ребенка. Хоть при муже, хоть без него. Помешать нашему разговору наедине никто не имеет права. Это – закон нашего мира.

Подобная избирательность мне тоже не нравилась, но хоть дала возможность вздохнуть свободнее:

– Теперь порадуй моими правами.

– Радуйся: половину года наш ребенок может находиться с тобой, и ты его воспитываешь, как пожелаешь нужным.

– Обалдеть! – Я представил себя несущимся вскачь, а у себя за спиной, на крупе коня, этакого сорванца лет шести, размахивающего ножичком. – Если ты еще скажешь, что такие права для каждого папаши обязательны, я обрадуюсь до смерти.

– Нет, такая счастливая смерть тебе не грозит: воспитание со стороны отца – дело добровольное.

Пока я раздумывал, что ответить: честное «повезло» или ехидное «не повезло», мы уже и к скалам приблизились, где нас ожидал спешившийся Леонид.

– Я тут уже все осмотрел. – Его глаза так и бегали, пытаясь по нашим лицам догадаться, о чем разговаривали. – Дальнейшая дорога тут резко сужается и с сильным спуском идет вниз. Телега или повозка проходит, но зато место для обороны просто изумительное. Засевшие на скалах лучники или просто стоящие здесь легко удержат целую армию вдесятером. А вот с этой стороны удобная тропа на твою скалу. – Он указал специально для Шаайлы. – А вон там удобный грот для коней.

Он хотел еще что-то добавить, но так и замер, глядя на меня с ожиданием. Может, надеялся, что я предложу нашу помощь вашшуне? Или пожертвую для этого дела своим другом? Ничего подобного! Никакая вашшуна и ее угрозы родить ребенка не остановят меня от поиска девчонок и возвращения их в спокойное от войны место. А значит, следовало сокращать прощание до минимума.

– Спасибо тебе за все! Удачи в твоем благородном поиске камня! Желаю, чтобы ты его отыскала с первого шага по древним развалинам. Прощай!

И, пришпорив коня, не дожидаясь ответа, поскакал по сужающейся дороге. Чуть позже услыхал топот копыт коней друга и значительно сбавил излишнюю скорость своего рыцарского тяжеловоза в тандеме с пристяжной. Не хватало им еще ноги переломать. Эхо между скал получилось такое громкое и емкое, что так и хотелось закричать с наибольшей силой. Но я благоразумно отказался от этой затеи, коней пугать не хотелось.

Когда выехали на равнину и пустили коней шагом, представилась возможность переговорить на ходу.

– Просила о помощи? – поинтересовался Леонид.

– Просила, – не стал врать я. – Отказался, по причине других, более первоочередных обязательств.

– Да? И не испугался?

– Ха! До сих боюсь и оглянуться хочется: а ну как сейчас передумает, догонит и проклянет? Это тебе не котелок каши оприходовать!

– Ну да. Я бы и от котелка сразу умер, – ехидничал товарищ. – А ты вон какой смелый. А что за обязательства? Вырвать девчонок из этих долин – понятно. Чем еще ты оправдывал свой отказ?

– Как? Ты забыл о нашей клятве отыскать для тебя первый щит? Как только судьба девчонок будет решена, сразу занимаемся твоим излечением.

– Да я вроде здоров.

– Не смеши меня. Мы ради этого специально Землю покинули.

От неуместного пафоса и явных инсинуаций Леня не смог сдержать свой заразительный хохот:

– Ну ты даешь! А я-то думал, мы от бандитов сбежали! Да чтобы новым миром насладиться! Да чтобы ты с Мансаной своей встретился. Ну, девчонок своих ты еще пристроить хотел.

– Все, ладно, ладно, – шептал я, чувствуя, что смех и меня вот-вот скрутит. – Нет мне прощения за ложь мою. Ускоряемся, переводим коней на рысь!

Мы ускорились, но в последний момент товарищ оглянулся и чуть не выпал из седла. Потом выровнялся, посмотрел на меня с сочувствием и страхом и обрадовал:

– Шаайла нас догоняет! Несется как угорелая! Кажется, ты сглазил. Она и в самом деле передумала.

Первой мыслью было пустить коней во весь опор, даже бросив поводья пристяжных. У нас мощные скакуны, мы оторвемся от любой погони. Вторая мысль: мэтр клоунады меня разыграл. С него и не такое станется! Особенно если принять во внимание тему нашего последнего разговора. Мог отомстить за излишний пафос и подгонку фактов. Но, посмотрев ему в глаза, понял, что он не шутит.

Кони стали замедлять свой бег, а потом и вовсе остановились. С обреченным видом развернул своего красавца и стал ждать неизбежного. Заметив, что мы остановились, пожалела своего коня и вашшуна. Но кричать нам стала еще издалека:

– Мастер Михаил! Ты выполнишь свои обещания!

«Ну вот, вспомнила законы, по которым богиня меня испепелит, если я не полезу в развалины ее пантеона немедленно. Эпическая гайка!..»

Уже осадив коня возле нас и спешиваясь, девушка ощерилась своей жутковатой улыбкой и радостно стала отдавать приказания:

– Давайте бурдюк с водой! Быстрее!

Я остался в седле, опасаясь, что меня сейчас либо топить начнут, либо какие пакостные пытки водой устроят. Зато Леня старался как для себя. А в следующий момент я понял, что случайно угадал истину!

Вашшуна выдернула из мешка слабо шевелящегося зверька, торжествующе вскинула его вверх, показывая для нас свой трофей: крысу-пилап! Затем шагнула к довольно чистому камню, приговаривая на ходу с истеричными смешками:

– Только я коней в грот заводить, а она оттуда! Ха! Мимо меня хотела проскочить! Шмыг! А я ее раз! Ногой успела придавить. Ха! От меня не уйдешь!

Это последнее восклицание заставило меня нервно сглотнуть и поежиться. Кажется, одной отмазкой становится меньше, и даже такому недалекому в местных законах недоумку становится понятно: кто и от кого не уйдет.

Девушка тем временем и выемкой первого щита успевала заниматься. Выверенными ударами своего кинжала отрубила крысе вначале голову с передними лапками, потом – задние лапки с хвостом. Третьим движением острого лезвия отсекла от оставшейся части брюшко со всем содержимым. После чего приказала стоящему с отвисшей челюстью помощнику:

– Чарли, лей воду!

Промыла оставшийся обрубок с хребтиной до товарного вида. Затем отсекла мясо со спинным хребтом и в последней стадии своего действа стала срезать кожу с сероватой шерстью. При этом раздельщица совершенно не боялась порезать драгоценный, по многим понятиям, щит, который и в самом деле был неуничтожим первые шесть – восемь дней.

– Еще воды! Лей постоянной струйкой!

Теперь она просто стирала оставшееся зеленоватое существо в виде лоскута так, словно носовой платок: с ожесточением сминая во всех направлениях. Тут же это существо и подало первые признаки недовольства: стало противно попискивать и полыхать проблесками световых пятнышек.

Наблюдая за таким чудом, можно легко впасть в духовный ступор. Только что имелось еще живое существо, пусть и крыса, пусть и грызун. Вот его безжалостно отсекают, и остается иное существо, совсем иного строения, состава и способа жизни. Симбионт, который может, прижившись на теле человека или в его внутренностях, дополнительно заботиться о своем носителе, улучшать его здоровье, излечивать раны и давать магические силы для творящегося колдовства.

Именно один такой щит и жил сейчас во мне, подлечивая мое тело и давая мне небольшую кучку вполне полезных умений. Еще бы толком изучить как сам щит, так и свои умения, да только когда это сделать, если только гнаться да убегать в этом мире приходится.

– Чего стоишь?! – оборвал мои размышления женский крик, от которого и помощник вздрогнул. – Оголяй плечо!

И через короткое время свершилось! Мой друг, с округленными, как блюдца, глазами, получил шлепок на свое плечо пищащим существом и стал счастливым обладателем первого щита. Ну, как бы счастливым.

К тому же я вовремя припомнил, что впихнутые в меня обманом сразу три первых щита до того подлого действа не мо гли никак прижиться ни на одном из шестерых охотников. По той причине их в меня и затолкали насильно, чтобы зроакам такие редкостные раритеты не достались. Мои воспоминания вылились в попытки нивелировать только что случившееся событие:

– Теперь остается надеяться, что щит приживется.

– А куда он теперь денется? – удивилась девушка.

– Что значит – куда? – И я кратко, без всяких имен и упоминаний крепости Дефосс, пересказал суть произошедших обменов между узниками.

– Ха! Просто у них не оставалось времени, – пустилась вашшуна в объяснения, – ждать до того момента, когда щит начинает умирать без носителя. И это в самом деле происходит порой только к концу восьмых суток. Но ведь самое главное совсем в другом: когда щит начинает умирать, он приживается на последнем носителе в любом случае. Понял?

– Ну да, времени не было, ждать они не могли, – согласился я, скривившись: «Вот потому и засунули мне все свои находки в желудок! Нашли идиота, прослушавшего Лобный камень и инициировавшего музыку». А вслух продолжил: – Пока эти восемь дней пройдут, все, что угодно, может случиться.

– Да вы и этого не знаете? – чуть не запрыгала от радости колдунья. – Тогда вы вообще самые отсталые виноградари нашего континента. Ведь любой поморянин в курсе, что после рук вашшуны первый щит приживается на первом же теле в течение суток.

После такого поучительного заявления мне только и осталось, что скорбно кивнуть и попытаться выяснить весьма важный вопрос:

– Слушай, Шаайла, а почему ты себе щит не оставила?

Вначале девушка с презрением и издевкой рассмеялась:

– А еще мастер! – после чего только снизошла до разъяснения: – Вашшунам первый щит не нужен. Да он на нас и не приживается. Понятно?

– Осознал. Проникся. Восхитился, – проворчал я и, прикрываясь шеей своего коня, пальцами левой руки постарался показать одевающемуся другу жест, обозначающий получение мзды, взятки или решение шкурного вопроса. Леня понял меня отлично:

– Уважаемая вашшуна, мы готовы расплатиться с вами немедленно. Вот этими редкими монетами Заозерья. Сколько вы таких попросите за проданный вами щит?

Шаайла взяла аккуратно монетку, внимательно ее осмотрела и неожиданно заявила, глядя мне в глаза:

– Эту монетку я беру просто как подарок. От тебя! Согласен?

Чувствуя подвох, я задумался, пытаясь раскусить подноготную данного действа. Вроде и подарок целительница заслужила, но и откупиться от ее услуги следовало немедленно и категорически. Но все испортил своим джентльменским поведением мой помощник. Похоже, приклеенный щит уже начал действовать и вместо обещанной потери аппетита стал забирать способность здраво мыслить.

– Конечно, это подарок! Но мы в любом случае обязаны отблагодарить тебя за твою удачливую, царскую охоту.

Вот тут все и раскрылось.

– Конечно обязаны. Когда будете возвращаться со своими землячками, остановитесь у развалин пантеона на скале и обязательно поможете разыскать мне тот самый камень с алтаря. Чувствую, что вы парни везучие, счастливчики и мне с вами обязательно повезет. Я и сама бездельничать не буду, но вас буду выглядывать с большим нетерпением.

После чего вашшуна вскочила на своего коня и умчалась к громоздящимся на стыке долин скалам. Мне же ничего больше не оставалось, как грустно вздохнуть и пожаловаться в голубое небо:

– И кто его тянул за язык? Вот послала судьба товарища! Теперь мы уже связаны с это ведьмой двойным обещанием. И я ей должен, и он! А ведь могли банально откупиться!.. Только и надеюсь, что к моменту нашего возвращения колдунья уже все найдет, что ей надо, и будет просто ждать у моста как попутчиков.

– Это ты кому? Галюники начались? – Леня уже верхом приблизился ко мне и спросил: – Трогаем или так и будешь в небо пялиться на своего собеседника?

– Ну, не возвращаться же с полпути! – ворчал я, пока наши конные тандемы вновь плавно переходили на рысь. – Так что сразу настраиваемся на утомительную скачку до самого вечера. Мы и так уже вон сколько задержались. Кабы потом не пришлось ночью в ворота крепости стучаться, словно бедным родственникам.

Вот мы и ускорились, хотя по глазам моего друга читалось острое желание обговорить подробно все мои действия за последние полтора десятка часов.

Но злой рок или кудесница судьба никак не желали содействовать исполнению поставленных перед нами планов. Весь наш настрой на утомительную и длительную скачку пошел прахом, когда мы добрались до края второй долины и остановились на развилке из двух расходящихся дорог. Левая, резко огибая останки древней башни, прямой стрелой уходила в горы, а та, что чуть отклонялась вправо, сразу за небольшим перевалом шла по следующей долине. И просматривались обе дороги очень далеко. И на обеих виднелись группки всадников, мчащихся к нам с максимальной курьерской скоростью.

Всадники со стороны Леди в количестве четырех воинов находились от нас всего на расстоянии двух сотен метров, тогда как пятерка верховых со стороны Грохвы была в полутора километрах.

– Спешат на помощь вашшуне? – пошутил Леня, осаживая коня.

– Скорее всего, некое регулярное сообщение между крепостями, – высказался я. – По словам деда Мирослава, именно здесь самая удобная, безопасная дорога от одного края Борнавских долин к другому.

– К кому едем навстречу?

– Лучше здесь дождемся свежих новостей. Вначале у ледских все выспросим, а потом уже со второй группой отправимся дальше.

– А вдруг они просто обмениваются информацией, почтой да посылками?

– Вот сейчас все и выясним. В любом случае попутчики у нас уже есть, да и новость о готовящейся пакости со стороны зроаков будет кому доставить.

И опять я ошибался!

Квартет из Леди, похоже, и останавливаться возле нас не собирался. Но, притормозив на развилке, они увидели, что навстречу им приближаются товарищи по полку, осадили коней для короткого разговора. Хотя и начали его с довольно грубых окриков в нашу сторону:

– Кто такие и что здесь делаете?

– Мастер Михаил Македонский и мой помощник Чарли Эдисон, – представился я. – Имеем полномочия и письма от командира полка леснавских пограничников. Направляемся в крепости с важной информацией о том, что зроаки готовят какую-то подлость. Вроде каким-то магическим способом попытаются завалить стены.

Так как мы стояли спешенными, соскочил с коня и старший в группе. Причем выглядел он более чем подавленным, а его представление почти сразу все объяснило:

– Лейтенант Кори, бывший барон Ледьского княжества. Ваши сведения запоздали, господа. Сегодня утром зроаки завалили стены крепости Ледь и прорвали нашу оборону. Бывшие бароны, а теперь уже снова треть полка наемников «Южная сталь» ведут организованное отступление по краям долин к Грохве. Потерь пока нет, но вот удержаться на неприступном перевале мы не смогли.

Вопросы, переживания о подругах, жалость и сочувствие к потерявшим свои вотчины баронам смешались в моей голове в настоящий кавардак хаоса. Я даже не сообразил, о чем спрашивать в первую очередь:

– Как же так?! А наемницы?! А…

Но мои вопросы заглушило прибытие пятерки всадников по другой дороге. Воины знали друг друга очень хорошо, поэтому времени на приветствия почти не тратили. А сразу, порой перебивая друг друга и хватаясь за голову при услышанных новостях, стали рассказывать о собственных горестях и печалях.

Хуже всего оказалось то, что Грохва тоже пала и там имелись значительные жертвы. Часть воинов успели отвести в тылы, заподозрив что-то неладное, но половина дежурного состава погибла жуткой смертью, провалившись вместе со стенами в расплавленную неведомыми силами зроакских трехщитных скалистую твердь. В настоящий момент все военные, прикрывая гражданских переселенцев, спешно отступают от Грохвы по данной дороге и собираются как можно быстрее добраться до неприступной Леди.

Вот так и получилось, что огромное количество людей оказалось заперто армиями людоедов и их союзниками в западне Борнавских долин. Что делать и как искать выход из создавшегося положения, посыльные сообразить не могли, поэтому в жарком споре решили продолжить путь каждой из групп в прежнем направлении. Все-таки объем новостей непосредственным очевидцам лучше передавать командирам.

Но что меня больше всего поразило в этом коротком споре, так это сведения о разведчицах, которые, взобравшись возле Леди на край высочайшего отрога, сумели организовать такую лавину, что лагерь зроаков оказался погребен под слоем убийственных камней. В той могиле сейчас находились как магические камни, с помощью которых уничтожили стены крепости, так и весь цвет трехщитных, участвовавших в штурме. Помимо этого, уничтожен и весь цвет рыцарской гвардии зроаков, которые тоже попали под лавину. То есть в данный момент, как утверждал лейтенант Кори, только этот героический удар по врагу мог отомстить за возможное уничтожение как всего полка «Южная сталь», так и гражданских переселенцев. Но общее мнение всех девяти наемников было примерно одинаковым: обе отступающие волны сойдутся где-то в этих местах и будут вынуждены держать совместную оборону.

Я уже отошел к тому моменту от некоей растерянности и со всей возможной для меня твердостью вмешался в разговор:

– Кто были эти разведчицы?

Меня попытались проигнорировать, хотя офицер со стороны Грохвы бросил взгляд мне за спину и сам стал расспрашивать:

– Что в этих долинах? Как там с возможностью обороны?

С трудом удержавшись от ругательств, я демонстративно обернулся к лейтенанту:

– Я задал тебе вопрос! Почему не отвечаешь?

Тот уже взбирался на своего коня и хотел немедленно отправиться в путь, но все-таки вспомнил, что я какой-никакой, но полномочный представитель леснавских пограничников. Поэтому заговорил скороговоркой:

– Мы видели на траверсе только трех княгинь Ивлаевых. Отправившаяся с ними в разведку зуава Грозовая получила вроде ранение и оставалась в горах. Как Ивлаевы попали на траверсу, понять не удалось. Они только и сумели жестами пояснить Олкафу Дроону, что надо убрать воинов со стены, и всего лишь чуток не успели сбросить лавину на лагерь зроаков.

В голове у меня словно молоток стучал: «Княгини?! Какие, на фиг, княгини?! Во что эти дурочки вляпались там?! Может, это не они? Может, кто другой?»

– И где сейчас Мария, Вера и Катерина?

– Ты даже имена их знаешь? – удивился лейтенант, но ответ дал довольно подробный: – Они просто не успевали присоединиться к нам и сверху прекрасно видели, что нам придется отступать из крепости. Так что у них только одна дорога: пересекая долины поперек, добраться примерно к этому месту. Мы в их сообразительности и умении ориентироваться в ситуации нисколько не сомневаемся и с гордостью утверждаем, что они самые лучшие среди нас.

Он уже и коня стал пришпоривать, когда я заорал что есть мочи:

– Стоять! Куда же вы так все рветесь, не выслушав от нас самого главного?! – Все девять всадников выглядели очень недовольными, но коней своих придержали. – Передать своим командирам: у меня есть связь с полком пограничников на той стороне. Когда вы все ударите по тылам зроаков с другого склона горного кряжа, пограничники поддержат вас одновременно встречной атакой.

– Но на ту сторону кряжа нет дорог!

– Да выслушай ты меня до конца!!! Дорога есть! Старая тропа, на которой мы построили отличный подвесной мост. Телеги, повозки и все ненужное, конечно, придется бросить, но зато отступление обеих групп значительно ускорится. К вечеру уже все будут здесь, а за ночь переправятся через кряж. Утром – удар и рейд по тылам зроаков. Все понятно? Вот теперь можете мчаться каждый в своем направлении. Хотя стоп! Если есть возможность, оставьте нам по одному воину. Нам необходимо оказать срочную помощь вашшуне в одном очень важном поиске.

Получив столько важной информации, посыльные стали совещаться. А я лишний раз мысленно проверил правильность своих решений. Раз подруги такие ловкие и шустрые, то, скорее всего, они и правда вскоре сюда доберутся. Ехать к ним навстречу – полный нонсенс. У них сто путей, а мы с Леней даже толком здешних дорог не знаем. А значит, чуть ли не целый день в нашем распоряжении. Если и в самом деле повезет, то отыщем этот странный магический булыжник, если нет – в любом случае и вашшуне, и всем нам придется уходить на «большую землю».

Да и помощь пары воинов очень бы пригодилась при поиске.

Общее решение огласил лейтенант Кори:

– В помощь тебе остаются вот эти два воина. – Он указал на двух наиболее грузных наемников из пятерки защитников Грохвы. Да и кони у тех были не самого лучшего качества. – Я тоже останусь. Надо осмотреть как сам мост, так и коммуникации вокруг него.

Несомненно, печальные новости и так донесут остальные товарищи. Как и тот благостный факт, что выход из смертельной западни все-таки имеется. Но вот некоторую информацию следовало проверить немедленно. Хоть и люди друг другу перед лицом опасности со стороны людоедов доверяли почти всегда и полностью, но мало что я там наплел по поводу моста? Вдруг его следует укреплять, а то и перестраивать немедленно? Да и откуда он вдруг так быстро и неожиданно появился над непроходимой пропастью? Я ведь из-за нехватки времени ничего подробно не объяснял.

Так что с таким решением я согласился сразу:

– Отлично! Счастливого пути! Остальные – за мной!

Две тройки посыльных продолжили прерванный путь, но уже имея в своем багаже совсем иные знания и полезную информацию.

Правда, перед тем как наша пятерка устремилась по долинам обратно, лейтенант не удержался от нескольких вопросов:

– По поводу связи с полком… В чем она заключается?

– Да вот они! На седле пристяжной лошади. – Я снял с клети плотный чехол, демонстрируя двух маленьких голубей местной породы. Птицы задвигали головками, ожидая корма и воды. – Спокойно, спокойно. Скоро всего получите вдосталь! Сейчас только еще чуток прокатимся.

Уже на ходу посыпались другие вопросы:

– Откуда вы знакомы с госпожами Ивлаевыми?

– Ну, они персоны, известные многим.

– Но ведь они только недавно прибыли с Пимонских гор?

– А я про Пимонские горы и говорю. У меня оттуда один знаменитый товарищ имеется, так он этих… хм… княгинь как облупленных знает. Многое про них рассказал.

– И про их наставника?

– Ну да. – Отвечать было опасно и неинтересно. Ведь всегда лучше спрашивать самому. – Ну а как они тут в последние дни воевали? Дошли слухи, что они и в Суграптской долине шороху навели, и при наступлении зроаков на Ледь отличились.

Видимо, лейтенанту нравилось хвастаться подвигами своих однополчан, а может, он надеялся, что я в ответ потом поведаю о самих Ивлаевых некие факты и сведения, полученные от моего друга. Ведь само понятие «как облупленных» существовало и в этом мире, подразумевая личное знакомство с раннего детства. Так что события последних дней в крепости Ледь и на ее подступах были нам с Леней расписаны от и до. Вдобавок я дополнительными вопросами узнал некоторые тонкости и сделал так, что к скалам мы поднялись как раз к концу познавательного пересказа.

– Времени мало, нам надо подниматься на скалу и спешить на помощь вашшуне, – оборвал я словоохотливого лейтенанта, – а ты, Кори, езжай прямо по тропинке, поднимайся в гору по проторенной дорожке и двигай смело прямо к мосту. Только постарайся подать о себе голосом сигнал. Не то всадят стрелу с перепугу, приняв тебя за зроака. Зови деда Мирослава и деда Бароча. Объяснишь им все, и они тебе покажут как сам мост, так и тропу с той стороны.

Наемник поспешил пересечь последнюю долину, а мы с его коллегами, оставив коней в гроте рядом с лошадьми Шаайлы, подались по крутым ступеням на верхушку левой скалы. С ее вершины открывался великолепный вид в обе стороны и на иные горные кряжи. А чуть ниже верхней площадки вела короткая тропа прямо на громадную гору, у которой словно отсутствовала вершина. А на месте мнимого среза и виднелись потрескавшиеся развалины какого-то здания. Назвать эти обломки громким словом «пантеон» язык не поворачивался. Но раз в древних хрониках его называли именно так, и нам привередничать не пристало. Хотя уже издалека можно было сразу предположить: отыскать вход в подвалы, а тем более что-то в них уцелевшее было чистым абсурдом.

Что уже и подтверждала издалека одинокая девичья фигурка, потерянно бродящая между нагромождениями гравия, мелких осколков, более крупных валунов, остатков колон и имеющих разную форму блоков. Время от времени она наклонялась, а то и пыталась отодвинуть в стороны мешающие ей обломки.

Нас она заметила, лишь когда мы приблизились метров на двадцать. Вздрогнула, потянулась за оружием, но тут же опознала меня и чуть ли не бросилась навстречу. Даже у меня создалось впечатление: будь возле меня только мой помощник, получилась бы картина маслом: «Возвращение. Навеки вместе!»

И все равно девичий голос звучал, словно радостный звон ручья, и адресовался только мне:

– Ты вернулся?! Решил помочь?!

– Да вот, появилось несколько часов свободного времени, – не стал вдаваться я в подробности. – К тому же два наемника из прославленного полка согласились нам помочь в твоих поисках. Но сразу должен тебя предупредить: у нас в распоряжении только этот день. Ну, может, еще кусочек ночи.

– Я надеялась на три дня!

– Но ты была одна! Теперь нас пятеро.

– Но почему?!

Пришлось ей сжато пересказать последние новости и обрисовать происшедшие в Борнавских долинах события. Только глупый ортодокс не понял бы, что уходить отсюда придется очень скоро и в любом случае. После чего решил поторопить повесившую нос вашшуну:

– Не стой так и не молчи. Распределяй между нами сектора поиска. Или сразу показывай, где ворочать камни на самых перспективных направлениях. Веселей, веселей, нам уже скоро обедать придется, а ведь кормит работников работодатель.

Похоже, командовать и руководить мужчинами Шаайла не только всю жизнь мечтала, но и умела. Так что уже через полчаса наши спины были мокрыми от прикладываемых усилий к страшно неподъемным обломкам. Девушка от меня не отходила дальше чем на два метра и контролировала каждое мое движение. Оставалось только удивляться, как это мне было запрещено хвататься за самое тяжелое. При этом нравоучительно указывалось, что повторения рецидива, свалившего меня с ног накануне, следовало опасаться и дальше. Вначале я возразил, сославшись на прекрасное самочувствие. Да и не хотелось такого излишнего за собой контроля. Вдруг я что-то уроню ценное? Как раз тот самый камень? И меня вдруг настигнет нечаянное, брошенное сгоряча проклятие?

Смириться пришлось только после неспешного рассуждения вслух, которое вашшуна произнесла достаточно громко – услышали все:

– Конечно, ничего страшного. Когда стемнеет, повторим курс лечения и все поправим.

Леонид, только бросив короткий взгляд на мое вытянувшееся лицо, резко присел за какой-то стенной блок и зашуршал, разгребая руками мусор. Редиска! Так он наверняка пытался заглушить свой хохот. Оба наемника посмотрели на вашшуну с восторгом, а на меня с завистью, хотя они догадаться не могли, о каком лечении идет речь. Тогда как я продолжил работать в полном молчании, стараясь и в самом деле не перенапрягать излишне свою многострадальную поясницу.

Глава двадцатая

Отступление перед ударом

Даже во время обеда я умудрился ни слова не проронить. Не то чтобы боялся плохих слов со стороны ведьмочки, но настроение упало ниже плинтуса. Навалились переживания и сомнения по поводу девчонок. С чего это я решил, что те и без моей помощи пересекут Борнавские долины? А если их перехватят в пути эскадрильи кречей? Ведь ни арбалетов у наемниц нет, ни метателей. Закидают банально камнями, и будь ты хоть трижды шустрый и сообразительный, от гибели никуда не уйдешь. О дальнейшей доле несчастных молодых тел я себе даже думать запретил. Иначе чувствовал, что сорвусь с места и помчусь вниз седлать своего трофейного рыцарского коня. От желания отправляться на поиски немедленно только и сдерживали остатки здравого рассудка: если сразу не поспешил с помощью, то сейчас уж тем более не отыщу своих подружек.

Волновал также и тот факт, что три дурочки Ивлаевы выдают себя за каких-то княгинь. Хорошо, что догадались представиться родом с Пимонских гор, но ведь все равно правда когда-нибудь вылезет наружу, и обязательно боком. Это же надо на такие титулы замахнуться! А мы ведь даже не подозреваем, имеются ли в тех горах люди вообще и какие-нибудь среди них титулованные типы в частности. Одно дело – представиться захудалыми, обнищавшими барончиками, как это сделали мы с Леней, будучи в Трилистье, а совсем иное – особами княжеского рода. Так и до каторги недалеко, а то и до эшафота – самозванцев ни в одном мире не любят.

Вот я и переживал.

Тем более удручало, что и в данном месте мы ничего толкового не отыщем. Сколько камни ни ворочали – все без толку. Сколько мусор ни разгребали лопатами и кирками – все безрезультатно. Ни до обеда, ни до полдника даже следа подвалов отыскать не удалось. Ведь, по сути, весь подвальный этаж и так оказался провален давно и засыпан обломками. Расчистить такой огромный квадрат, в надежде добраться до второго гипотетического уровня подвалов, было нереально. Тем более всего лишь за один день и силами пяти человек.

Во время короткого перерыва в полдник вашшуна только своими взглядами устроила так, что вокруг меня с ней никого не осталось в пределах нормальной слышимости. После чего попыталась ко мне подъехать с вопросами о сути моей печали:

– Я ведь вижу, что тебя что-то гнетет?

И с таким соучастием, сопереживанием спрашивала, что я расслабился, поверил в ее искренность и признался, что очень переживаю о своих подругах, которые еще и родственницами моими являются. Мол, вся семья отвергнет, если с девчонками что-то случится. Ведь, по сути, это моя вина в том, что молодые и глупые красавицы подались наемницами в самое пекло войны с людоедами. Их спасение и возвращение в спокойную жизнь – мой прямой долг и обязанность.

– Обязанность? – переспросила моя собеседница. И неожиданно рассердилась: – Лучше бы ты заранее настраивался на выполнение своих обязанностей перед нашим ребенком. А не метался по миру за совершеннолетними девицами!

Мне не удалось сдержать раздражение:

– Как тебе не стыдно? Что они тебе плохого сделали?

– Да слишком странной твоя опека выглядит. Уж нет ли среди них твоей суженой?

– Скажешь тоже! – говорил я вроде уверенно и со смешком.

Но в упор глядящая на меня вашшуна и метнувшийся взгляд поймала, и красноту ушей рассмотрела, и только еще больше утвердилась в своем подозрении:

– Да ты бабник?! Ну ничего, раз в год я тебе такое буду устраивать!

Хорошо хоть, сразу не прокляла, а, обиженно дернув плечами, пошла осматривать следующее место для расчистки. А я, сокрушаясь на тему «Что такое не везет и как с этим бороться?», поплелся следом.

Повезло после полдника моему другу. Откинув несколько кусков мусора, он заметил, как песок под ногами воронкой утек вниз. Причем утекало песка много, и длилось это долго. Вот Леня и стал расчищать место вокруг воронки, позвав заодно и всех нас в помощь.

Очистили два края внушительных плит, которые разошлись от времени и образовали щель. Вот туда и ссыпался песок. Понятное дело, что в саму щель приникнуть могла бы только крыса-пилап, так что пришлось поискать иные подходы к проблеме. Стали рассматривать плиты по размерам и прикидывать уже более конкретно, где по логике вещей можно устроить вниз либо спуск, либо отдушину для воздуха. И в конце концов под несколькими тонкими мраморными обломками плит отыскали нечто среднее: и не лестница, и не воздуховод. Скорее некое отверстие, используемое в древности как грузовой люк или нечто подобное.

Как ни порывалась геройствующая девушка опуститься вниз первой, я жестко настоял на своей кандидатуре. А прикрывать мою тушку назначил Чарли Эдисона. Хотя изначально наши опасения казались напрасными. Быстро обойдя несколько вполне целых структурно помещений, мы вернулись к люку, разрешив спуститься вашшуне и одному из наемников.

– Если тут что и было, то разграблено, изломано и уничтожено с особым вандализмом, – сразу приступил к зарисовке ситуации Леонид. – Вон та зала похожа на культовое помещение, но от алтаря вроде как даже должного кусочка не осталось.

Осмотрев все сама, Шаайла вынужденно призналась:

– Если судить по размерам и пропорциям залы, она очень подходит под описание. Но тогда алтарь должен стоять вот здесь. – На том месте и в самом деле виднелись некие остатки не то возвышения, не то подиума. – Но тогда… ладно! Всем искать камень примерно вот такой величины и вот такой конфигурации. Вес – двадцать один килограмм.

Она вынула из кучи некий осколок скалы и показала нам наконец-то, как искомая вещь выглядит. Теперь мы стали искать более целенаправленно.

Тем временем лейтенант Кори высмотрел вокруг моста все, что требовалось, пообщался с его строителями и вернулся к скалам. Поднявшись наверх, он смог перекрикиваться с оставшимся у лаза наемником и посматривать за дорогой, по которой ожидалось прибытие передовых отрядов из обеих отступающих группировок. Все-таки удержать плацдарм при отступлении тоже важная стратегическая задача.

И когда уже на горы легли сгущающиеся сумерки, до нас эстафетой донеслись крики снаружи:

– Замечен первый отряд. Удалось рассмотреть форму нашего полка!

С одной стороны, вроде как полегче стало: врагу не удалось перекрыть пути отступления. Хотя он и специально сводит обе наши группировки в один котел, желая покончить единым ударом. Ведь зроаки не знали, что у людей имеется чудесный мостик на ту сторону непроходимых гор.

Но с другой стороны, мое нетерпение от ожидаемой встречи с подругами стало все более и более жарким. И уже через два часа я места себе не находил. Тогда как вашшуна словно издевалась:

– Уйдем из долины последними, лишь после того, как перевернем каждый камешек. Взялись помогать, так теперь не смотрите на меня искоса.

Последнее предупреждение относилось только ко мне, никто в сторону девушки вообще не посматривал. Но ведь и я в артель «Напрасный труд» навечно не записывался, поэтому выдумал причину для ухода:

– Пойду приглашу нам в помощь еще нескольких человек.

– Отличная идея! Я сама справлюсь, не утруждай себя! – И, подавшись к окошку, сквозь которое виднелось звездное небо, прокричала наемнику: – Передай Кори: если наверху все спокойно, пусть отрядит сюда человек тридцать нам в помощь. Самых шустрых и глазастых! И факелов пусть прихватят максимальное количество!

Все-таки я сделал еще одну попытку:

– Но мне надо увидеться с девушками сразу по их прибытии.

– И еще! – крикнула Шаайла в гору таким тоном, что я пожалел о своей несдержанности. – Как только появятся наемницы Ивлаевы, пусть идут к нам, здесь их ожидает мастер Михаил Македонский! – И уже мне, застывшему в скорбной позе: – Ты доволен? Тогда работай! Скоро нам будет веселее!

Через четверть кара в наших подвалах и в самом деле стало весело, дымно и многолюдно. Всем был показан образец, обрисована огромная магическая польза артефакта в борьбе с кречами и высказана надежда, что они не подведут оказанное им высочайшее доверие. Работа закипела в десятикратно больших масштабах и с невероятной эффективностью.

Ну а мне удалось отыскать среди нового пополнения нескольких защитников крепости Ледь. Понятное дело, что я всеми доступными мне методами выпытывал у них про моих землячек, но те ничего нового к рассказу посыльных добавить не могли. Красавиц считали истинными, великими героинями дня и, несмотря на сдачу обеих крепостей, возносили до небес. Но пока их никто так и не видел и ничего про них не слышал. Это при том, что основные силы обеих группировок только недавно приблизились к разрушенной башне у развилки дорог. А первые отряды лучших разведчиков уже перешли мост и под покровом ночи спускаются по тропе в сторону долины со зроаками.

Моих птичек прибывший полковник наемников сразу отправил с сообщениями своему коллеге-пограничнику. Кстати, этот же человек, по имени Дункан Белый, очень хотел свидеться с нами лично и поблагодарить за так своевременно возведенный мост. Но мне почему-то казалось, что, пока я тут, ни о какой встрече с командованием и речи идти не могло, у них наверху и так забот хватало. Поэтому ничего не оставалось, как трудиться наравне со всеми.

И все-таки количество перешло в качество!

Не в том смысле, что мы отыскали желанный камень, а в том, что удалось отыскать некую стену, которая не служила фундаментом, а просто закрывала собой иное помещение. Ну а с нормальными инструментами да такой гурьбой снести преграду труда не составило. Проломили дырку, и, уже заранее избегая попыток командовать с моей стороны, вашшуна скомандовала сама:

– Мастер Михаил! Проверьте вместе с Чарли, нет ли там ловушек или чего опасного! Пропустите их!

Орудовавшие ломами наемники нехотя расступились, наверняка предвкушая находку немалого клада или еще каких ценных вещей помимо вожделенного артефакта. Да и мы с Леней подспудно ожидали нечто подобное.

– Неужели наш тяжкий труд не окупится хотя бы горстью монет Заозерья? – ворчал я во всеуслышание, протискиваясь в вывороченную дыру.

И друг мне вторил, скорее чтобы раззадорить наемников:

– Монеты забирай себе. Я выберу для себя царскую корону. Самую большую!

Вслед нам светили факелами, выслушивая объяснения Шаайлы на тему, что мы уникальные мастера-оружейники, способные рассмотреть вот в таких древних подземельях любую ловушку или западню со смертельным сюрпризом.

«Мы-то уникальные мастера, – размышлял я, поднимая факел у себя над головой. – Но с чего это у нее такая уверенность, что мы все умеем?»

Действительность оказалась серой и неинтересной. Огромное помещение, скорее всего, часть ранее здесь существовавшей пещеры, которую позже просто отгородили стеной. Ничего совершенно загадочного, кроме пропасти у самой дальней стены. Похоже, и она была здесь от сотворения этого мира, и оставалось только удивляться, как это строители пантеона в свое время не использовали такой кусище пространства хотя бы под тот же склад или какую тайную молельню? Некоторую подсказку на этот вопрос могло дать содержимое пропасти. Там, на глубине метров сорока, виднелась чистая питьевая вода, и опущенные туда факелы позволили и глубину этого запасного колодца определить на глазок: еще метров тридцать, не меньше.

На стенах пропасти ни дыр, ни трещин, ни гротов.

Так что архитектор, а может, и непосредственные заказчики строения решили припрятать в рукаве козырь в виде огромнейшего запаса воды. Скорее всего, делалось это на случай неожиданной осады: воды-то нет! Взять по этой причине пантеон легко! Защитники сами от жажды вымрут!

Ан нет! Живут припеваючи да вниз на осадивших скалу врагов поплевывают.

Мнение на эту тему у всех наемников, да и у вашшуны, оказалось одинаковым. Запасной колодец! Если не единственный. Я уже и сам в это поверил, когда, чуток задержавшись на краю, при подъеме связанных факелов не впился взглядом в выступ. В тот самый, на котором стоял воин, поднимающий факелы. Меня прямо физически стало притягивать вперед, настолько захотелось рассмотреть вполне знакомый значок. Может, я бы и в пропасть свалился, не ухвати меня Леонид за руку.

– Ты чего?! Как пьяный!..

Сердце колотилось как бешеное, на лбу выступил пот.

«Откуда здесь знак перемещения?! Неужели он был здесь всегда и строители замуровали колодец именно по этой причине? И ведь в точности такой я видел в Сияющем кургане! Точно!»

Благодаря обряду гипны и полученной после него феноменальной памяти я помнил каждый квадратный сантиметр Пантеона в Рушатроне. И уж тем более подобные значки выплавились в моих извилинах навечно. А этот я засек в переходах кургана дважды: висящий вниз колокольчик, пронзенный наискосок стрелой. Точно так, как на Земле изображают захваченное в плен любви сердце. А может, это и не цветок был, а такой себе обычный набатный колокол? Не суть важно, но в кургане он имел в каждом месте своего проявления по контрфорсу: стрелка молнии, уходящая наискосок острием вверх и вправо, а второй – полукруг, прямой линией кверху разделенный на три сегмента. Значит, и здесь где-то обязательно должен был быть контрфорс! И если он есть, выходит, знак перехода в иной мир действующий! И он не нарисован на стене, как в кургане, а следовательно, не в него надо входить, а шагать прямо с камня в пропасть. Точно так же, как устроен переход между мирами на башне в Диком.

Хорошо, что вашшуна приказами вновь погнала воинов в ранее уже обыскиваемые помещения. У нее еще оставались некоторые надежды на поиск камня, и она хотела использовать все оставшиеся по времени шансы. На меня никто не обращал внимания, кроме Лени. Ну стоит человек, ну задумался, может, и устал, бедняга. Так что наемники устремились за девушкой, а мы остались рассматривать мою находку. Я буквально ползал теперь по уступу, осматривая все его грани и шипя от восторга:

– Смотри! Контрфорс с полукругом!

На удивление тот оказался совсем рядом со значком, просто до того был аккуратно замазан засохшей за века грязной коркой какой-то мази.

Вернее, рассматривал только я. Мой друг, сколько ни старался, ничего не видел. Тогда я догадался схватить его за руку и заставил пальцами нащупать выемки. Помогло! Выемки от резьбы Леня ощущал! Правда, совершенно от волнения подзабыл, что какая обозначает. Пришлось ему скороговоркой пояснять:

– Сам знак ведет в одно из основных мест приемки шагающего. Оно стабильно и неизменно. Правда, порой и коварно. Пример тому – Сияющий курган: войти мы в него вошли, а вот обратно – вигвам! Стена глухая. Хотя наверняка там трюк некий имеется, секрет, который только Грибникам и ведом. Погладить, прижать, а то и магнитик какой к знаку прислонить. У меня и времени толком не было поэкспериментировать, я ведь тебе рассказывал. А вот контрфорсы обозначают спонтанный выброс в мир, скорее всего в одну из произвольно выбранных когда-то точек. Помнишь ведь, что на острове демоническом мы обратного хода вообще не отыскали. Пустота! Голое место! Точно так же и со мной в первый раз было, когда я из крепости Дефосс от людоедов драпал. Очутился под Житомиром, на клумбе какой-то виллы.

Мой друг уже давно все прекрасно припомнил и даже вернул себе присущее только ему чувство юмора.

– И шо воно нам дае? – ляпнул он на украинском суржике. И перешел на одесский акцент: – Мастер Македонский собирается прыгать в колодец? Оно ему надо?

В самом деле: ни «ему», ни мне прыгать не хотелось. Но и посмеяться не удалось. Обстановка не та. Ко всему прочему, нас, так и стоящих на четвереньках и заглядывающих в пропасть, осветило сзади полыхание факела. Ну и уже хорошо, до скрипа зубов знакомый голос резко воскликнул:

– Обыскалась везде! А они от работы отлынивают! Или что-то случилось?

Явная смена тона на заботливый и участливый подвигли меня на эксперимент. И я поманил девушку к себе пальцем:

– Шаайла, иди сюда, я тебе что-то покажу важное.

Она подняла факел, недоверчиво рассматривая мое лицо, но после этого подошла без слова и покорно опустилась на колени.

– Свети вот сюда. – Я опять повернулся и ткнул пальцем в срез выступающего над пропастью камня. – Что ты там видишь?

– Э-э-э… А что я должна увидеть?

– Ну, рисунок, резьбу, знак какой. Присмотрись лучше!

Но вашшуна отрицательно мотнула головой, а потом и словами подтвердила, что там ничего подобного нет.

– А вот так?

Перехватив ее ладошку, заставил пальцами нащупать выемки, извилины резьбы. Вначале она замерла, мысленно пытаясь представить себе нащупываемый рисунок, но у нее не получилось. Тем не менее она заявила вполне твердо и уверенно:

– Знак! Точно такие же знаки иногда видят счастливчики в Сияющем кургане. После чего вносят их в свой герб.

– О! Ты знаешь такие секреты? – не удержался я от вопроса.

– Это никакие не секреты. Все об этом знают.

– А что еще знаешь про эти знаки?

– Мм? – Она взглянула на меня с непониманием. – У них больше нет секретов. Мне рассказывали. К тому же я и сама была в Рушатроне с паломничеством, думала, мне это поможет оправиться после проклятия.

– Помогло?

– Нисколько. Лобный камень я тоже не услышала, музыку инициировать не удалось. – Она опустила плечи и стала такой несчастной, что захотелось немедленно утешить.

– Ерунда, нашла из-за чего расстраиваться. Порой люди там сотни раз проходят, а потом все равно подходят к камню, и музыка звучит для всех.

Кажется, в моем голосе мелькнуло столько восторга и воспоминаний, что это вызвало вспышку ревности у несчастной девушки.

– Можно подумать, ты там был. – Она не то спрашивала, не то утверждала.

– Да чего скрывать, был. И не раз. И гипну прошел как ученик искусств, как художник, как знаток живописи и поклонник нашего бога Китовраса.

После чего поднялся на ноги и протянул руку девушке:

– Хватит валяться, попу простудишь, камень холодный.

– Почему ты мне ничего раньше не рассказал?

– А смысл? И у нас что, было много свободного времени?

Глаза у нее блеснули пониманием и догадкой:

– Так, значит, ты… Точно! Как же я сразу не догадалась?! Если ты глотал первый щит – значит, ты инициировал звучание музыки в Пантеоне Рушатрона.

– Подумаешь. Там это чуть не каждый день случается. Например, одного дядьку видел, так его наверняка в хранители пригласили после этого.

– А ты почему не остался?

– Вот вначале девушек разыщу, а там видно будет, – ушел я от прямого ответа, первым двинувшись к проломленной стене, за которой мелькали факелы наемников. – Пора здесь закругляться. Больше мы ничего не отыщем!

Как ни странно, но на мой нелегитимный приказ Шаайла только тяжело вздохнула и смиренно попросила:

– Может, мы еще поищем?

– Да на здоровье! – Я был рад, что мне как бы разрешено покинуть это место. – Пока последние заслоны не уйдут на ту сторону моста, поиски можно продолжать. Чарли, за мной!

Выбравшись наружу, я с облегчением вдохнул свежий воздух и перекинулся несколькими словами с другом:

– Ну, как тебе этот знак? Да еще в таком гиблом месте?

– У кого спрашиваешь? Если я его даже не видел! Это ты у нас спец по хождению между мирами.

– Такой же спец, как и ты! Все тебе до подробностей рассказывал.

– А толку? Ты лучше признайся: хочешь в тот мир с колокольчиком наведаться прямо сейчас?

– Я что, с ума сошел?! Место запомним, будет возможность – вернемся. Тогда и заглянем со всеми предосторожностями. Вон, уже раз ты меня сквозь камыши на плечах носил.

– Ха! Если бы вся проблема была в одних камышах. Но вот почему и знак, и контрфорс теперь рядом?

– Да уж, та еще загадка, – согласился я. – Но пока не испытаем, пока не шагнем на ту сторону, вернее, в иной мир, ответа на это не получим. Ну разве что в Сияющий курган еще раз перед тем наведаемся.

Затем мы поспешили к скале. На ее верхушке, словно на боевом посту, дежурил лейтенант Кори с несколькими воинами, и мой первый вопрос к нему был вполне ожидаем:

– Ивлаевы еще не проезжали?

– Нет. Мне лица всех хорошо видны – по двое в узком месте проезжают и факелов там полно. Кстати, внизу полковник наш, очень хотел с тобой переговорить.

Пришлось покидать отличный наблюдательный пункт и спускаться вниз. Там по узкой дороге, ведущей в последнюю долину, поднимались сплошным потоком переселенцы. Огромная масса их уже скопилась перед мостом, пространство все казалось заполнено факелами и костерками.

Именно туда и указал рукой поджидающий меня офицер:

– Затор получился, пропускная способность вашего мостика маленькая.

– Кто ж знал, что вас сюда столько припрется!

Мой намек был понят, и командир наемников представился:

– Полковник Дункан Белый.

– Мастер Михаил Македонский и мой помощник Чарли Эдисон. Чем можем быть полезны?

– Да вы и так сотворили невозможное: помогли нам ускориться на марше, дали связь с пограничниками, соорудили мост. Лучше скажи, чего это ты так интересуешься нашими героинями? Родственницы?

Что они там наплели о своих родственниках, я понятия не имел. Поэтому, боясь попасть впросак, солгал:

– Да нет, просто один верный, прекрасный друг взял с меня клятву позаботиться об этих девушках, разыскать и помочь им немедленно вернуться в Рушатрон.

– Уж не тот ли это их родственник, которого похитили кречи и за которого наши красавицы выполняют обеты по уничтожение зроаков?

– Да, скорее всего, именно он. Потому что он очень ждет своих родственниц в столице Моррейди и умоляет их вернуться к нему как можно скорее.

– Так он жив? – поразился полковник.

А мне и врать дальше не пришлось:

– Несомненно! Ему чудом удалось сбежать из плена, и теперь он сам не свой из-за пропажи Марии, Веры и Катерины.

А что? Пусть все на Ничейных землях знают, что Борис Ивлаев жив. Такую идею я продумал во время тяжкого перемещения глыб. Мне показалось, что подобным образом я подтолкну этих глупышек к немедленному возвращению. Понятное дело, что как только я их встречу, то здорово нашлепаю по задницам: войны им, видите ли, захотелось! Обеты они выполняют!

Но мало ли что случится? Вдруг мы с ними разминемся в этом столпотворении? Вдруг они отправились в царство Леснавское в обход всего горного кряжа и Грохвы? То есть сразу вышли на простор Ничейных земель да и подались к людям? На их месте я бы, к примеру, поступил именно так: приблизился к Грохве, заметил дымы над крепостью и обо всем сразу догадался. И лучшая дорога пролегает там, где тебя никто из врагов не ждет. Так что, если между наемниками, а потом и дальше по Ничейным землям распространится слух «Борей жив и ждет Ивлаевых в Рушатроне», будем все в шоколаде. Добавочные шансы для счастливой встречи лишними не станут.

Полковника проняло:

– Жаль! Такие героини – это гордость нашего полка. Не хотелось бы их отпускать со службы. Тем более сейчас, когда мы все поголовно лишаемся своих баронств и снова возвращаемся на контрактную оплату империи Моррейди.

– Странные вам всем предоставили условия, – подивился я. – А если вы потом опять в свои баронства вернетесь? Или часть баронов свои земли отвоюет?

– Ничего не поделаешь, – пригорюнился Дункан Белый. – Так были все документы царем составлены: бросили свои земли, значит, жди следующего царского указа. Только те считаются в своих правах, кто земли свои не покидал более чем на рудню и дольше этого времени по иным царствам не прятался.

– Хитер леснавский царь, ох хитер!

– Да уж!.. Мне-то что, и титул имеется, и земли, уйду в отставку – есть где голову преклонить. А вот ребяткам обломилось. Слишком уж мы понадеялись на смуту в Гадуни после убийства их императора. А тут эти твари все свои силы выставили.

– Ничего, им тоже конец придет, как и всей их империи! – вырвалось у меня со злостью. – Отольются им кровь детей и женские слезы!

Полковник заглянул мне в глаза:

– Тоже кто-то пропал из родных? – Так обычно деликатно спрашивали о родственниках, попавших на стол к людоедам.

– Да нет, судьба миловала. Но насмотрелся достаточно. Готов зроаков резать и рвать зубами до последнего вздоха.

– Ну, просто погибнуть в бою тоже не дело. Вон как Ивлаевы лихо врагов и на ножи брали, и засады устраивали, и какую лавину на них столкнули. И как только сумели на траверсу выйти?

Вдоль колонны отступающих переселенцев, которых за время нашего разговора сменили повозки с ранеными, словно волна, прошелестела новость, передаваемая из дальних тылов:

– Наши заслоны ведут тяжелый бой с наседающими толпами зроаков.

Все понятно, людоеды посчитали, что западня захлопнулась, и теперь постараются в этом котле уничтожить обе группировки одним ударом. Что в общем-то, глядя на две неприступные скалы рядом с дорогой, могло показаться странным. Но вот если припомнить, как расправились трехщитные враги с непреступными крепостями, то становилось тревожно и за данное место обороны.

– Ничего, – не унывал Дункан Белый, – скоро уже и заслоны подойдут. Отступать в темноте легче. А за ночь затор и в долине рассосется. Там наши мастера при поддержке первого моста второй и третий обустраивают. Так что вот-вот проходимость на ту сторону втрое больше станет. Утром как ударим по вражеским тылам – только копоть от аспидов останется! А здесь до самого утра и малый заслон справится.

Я немного подумал, но раскрывать наличие у нас дальнобойного оружия не стал. Пока. Просто предложил:

– Мы тут тоже останемся до последнего. Попридержим гадов! Так что можете спускаться в долину спокойно и громить там тылы противника. А если еще и пограничники вовремя ударят, то людоедам попытка нашего окружения кровавыми слезами вылезет.

После чего я повернулся к своему другу, спрашивая одной мимикой его мнения на этот счет. Леня весело хохотнул, показывая мне большой палец руки:

– Правильно мыслишь, мастер! Останемся, встретим, то да сё… Давненько я уже зроаков и кречей не дырявил. А застаиваться нельзя, тренироваться следует чаще.

Полковник посмотрел на нас с уважением. Видимо, ему уже успели доложить пересказы деда Мирослава о наших подвигах. Так что сомневаться в нас старый ветеран не стал:

– Хорошо. С вами останутся лейтенант Кори и десяток лучников. Справитесь?

На что ответил, неожиданно даже для меня, Чарли Эдисон:

– Только с условием: командовать и решать о моменте отступления будем мы с мастером! Поэтому достаточно просто лучников. По нашей команде они должны немедленно отойти к мосту и приготовить его к сожжению. Тогда как бравый лейтенант Кори вам на той стороне пригодится в атаке.

Дункан Белый размышлял, советовался с какими-то офицерами и с прибежавшим майором около четверти кара. За это время и слегка недовольный Кори вниз к нам спустился. И наше желание остаться, да еще командовать наемниками, ему явно не понравилось:

– Вы, ребята, хоть и герои, но слишком-то не зарывайтесь. Наши ветераны вам в любом сражении фору дадут. Так что командовать собой не слишком-то и позволят. Сами себе и позиции выберут, и цели распределят.

– Да сколько угодно, – объяснил мой помощник и лейтенанту. – Мы только и требуем, чтобы лучники по нашей команде сразу же отступили к мосту. Хотим некое свое хитроумное оружие использовать.

– А-а-а… Тогда понятно.

Тут и полковник свое решение огласил:

– Ладно, командуйте. Чуть позже к вам прибудут десяток наших самых метких стрелков из лука.

– Прекрасно! – потер я руки в предвкушении предстоящей баталии. – Тогда забирайте и тех воинов, которые помогают вашшуне. Вместе с ней, конечно. – И уже глядя вслед посыльному, помчавшемуся наверх после приказа полковника, опять потер ладони. Но теперь уже с удовлетворением. – Женщины нам в последнем заслоне тоже не нужны! Верно, дружище Эдисон? Ха-ха!

Рано радовался.

Глава двадцать первая

Везение

Изначально, по настоянию зуавы, стали проверять, как и почему сработала ловушка, чуть не завалившая их всех камнями. Сама Апаша стояла чуть в сторонке, стараясь не опираться на все еще болевшую коленку, и посматривала за девушками, словно наседка за цыплятами. Ну и чего уж там скрывать: надоедала постоянными подсказками и советами. Ивлаевы кривились и перемаргивались незаметно от своей опекунши, но стоически терпели. Раз уж называют ветерана тетей, то стоило и соответствовать образу порядочных и любящих племянниц. Но дело тем не менее завершили быстро.

Сам итог удивил: при создании ловушки использовались три составляющих, практически неизвестных в данном мире: нержавеющая сталь, пластик и веревки из синтетических волокон. То есть за неизвестно какое время веревки не сгнили, сталь не проржавела, а только пластик подвергся частичному разрушению. Именно последний фактор и спровоцировал значительную задержку в срабатывании камнепада.

После подведения итогов и пояснения ветерану, что есть что, Мария спросила:

– Случайно предки рода Грозовых не заявились сюда из иного мира, как и зроаки? Уж больно много у них интересных вещей и подручного материала.

Апаша на это строго помахала указательным пальцем:

– Да ладно с предками, разберемся. А вот вы откуда про такие материалы знаете?

– Сто раз уже говорили: наш наставник из Заозерья – великий ученый. Имеет у себя в дома массу образцов и знает удивительные истории о пришельцах из иных миров.

– Ага! Как же, как же! То он у вас отшельник, сбежавший от своих долгов или жен, то он у вас не меньше чем пуп всего ученого мира, – возмущенно хмыкала зуава. – Где правда-то?

– Тетя Апаша, – вмешалась в разговор Катерина, обладающая дипломатическими талантами. – Так ведь все зависит от того, кому мы и что рассказываем. Есть некоторые тайны нашей семьи, о которых даже в разговоре между собой упоминать не имеем права.

– Даже между собой?! – сузила глаза ветеран не то от обиды, не то в подозрении. – То есть мне вы эти тайны точно не раскроете?

– Да мы и так уже почти все рассказали! – округлила Катя глаза от возмущения. – Остались только такие, что можно раскрывать лишь после одобрения наших родителей или после их смерти. Но мы-то им смерти не желаем!

– Ладно, ладно, – расслабилась Грозовая. – Раз они живы, то пусть еще сто лет здравствуют. Только помните, малышки, что мне с ними очень-очень хочется как можно быстрее встретиться и поговорить.

– При первой же возможности устроим! – Такое обещание младшенькая из близняшек могла давать твердым голосом с самым что ни на есть честным взглядом. Ибо сам шанс встречи с родителями казался ничтожно мал в свете происходящего.

– И давайте уже двигаться дальше. – Поверившая на слово Апаша поднимала факел над головой. – В какую сторону пойдем?

Видимость была метров тридцать, не больше, затем стенки тоннеля сливались с чернильной теменью. Мария сразу выбрала направление:

– Двигаемся налево!

– Почему? – заупрямилась Вера. – Это мальчики туда ходят, а девочки – только направо. Тем более как раз там где-то ближайший вход. Надо бы его вначале осмотреть.

Но ее сестра поддержала лидера компании.

– Во-первых, ты уже давно не девочка! – подначила она Веру. – А во-вторых, почему это мальчикам налево можно, а нам нельзя?

Так как зуава лишь равнодушно пожала плечами, все двинулись в выбранном большинством голосов направлении. Да и в самом деле, разглядывать очередной, только более внушительный завал не было особого смысла. А то, что именно так будет закупорен выход основного тоннеля, никто не сомневался. В крайнем случае вначале будет стена, а потом… все равно завал. Иначе с той стороны уже давно бы древнюю транспортную артерию отыскали если не люди, то зроаки с кречами.

На этот раз двигались осторожно, опасаясь совершить вчерашнюю ошибку. Внимательно осматривали и стены, и свод, и пол под ногами. Последний, кстати, был на удивление ровным и чистым. Не лазерная обработка, как внутренности водопровода, но и не кирками проходка велась.

– Не удивлюсь, если потом пол выравнивался буровой установкой с алмазными вставками, – присмотревшись к следам на полу, решила Вера. – Под стенами остались характерные, не затоптанные овальные царапины.

От новых словечек Грозовая только хмурилась, но вопросов больше не задавала.

Далеко уйти не удалось. Метров через восемьдесят тоннель изменился: стал шире, в высоту до пяти метров, овальный свод исчез, и теперь периметр напоминал чуть ли не правильный квадрат. После чего путь оборвался в приличную пропасть, до дна которой было не менее ста метров. Так высчитала знаток архитектуры, бросая вниз камни и засекая время их падения и вернувшегося вверх звука. То есть тоннель как бы пересекал гигантскую каверну общей шириной метров в пять.

Вся беда в том, что продолжение тоннеля перекрывалось наглухо поднятой каменной плитой. Причем сразу становилось понятно, что подняли ее именно с той стороны, отсюда такое сделать было невозможно и нечем. То, что плита опускалась, доказывало и наличие на этой стороне двух выпирающих вперед мощных зубьев. Их еще можно было назвать опорными быками. Выступая на метр, они находились ниже уровня пола на добрых полметра, и именно на них опиралась опущенная плита в рабочем положении.

После предварительного осмотра не удержалась от ерничества Мария:

– Тетя Апаша, глядя на такое грандиозное сооружение, я просто поражаюсь: как это предки Грозовых не правили империями? С такими силами и умениями? Даже не удивлюсь, если за той плитой мы не сразу сокровища отыщем, а нам придется вскрывать сейфы с толстенными бронированными дверьми.

Так как зуава лишь озадаченно почесывала кончик носа, ответила Вера:

– Мне кажется, как бы мы ни старались и ни пыжились, но за эту плиту нам без взрывчатки не пройти. Она идеально вошла в паз и наверняка состоит не только из камня… Вот. – Она соскочила на выступающий над пропастью бык и замерила перепад уровней от пола до ног своей рулеткой-брелоком. – Шестьдесят сантиметров. Если плита будет такой толщины, она под собственной тяжестью сразу не проломится, но вот при прохождении по ней повозок и создании мелкой вибрации, скорее всего, лопнула бы. Значит, обращенный к нам фасад декорирован камнем.

Затем она, нисколько не прячась от зуавы, достала наладонный калькулятор и принялась обмерять площадь выступа у себя под ногами. Катю при этом заставила светить сверху факелом, чтобы лучше различать отметки на метре. Внесла данные в калькулятор и вскоре выдала еще один ответ:

– Ну и могу обрадовать: этот опускаемый мост внутри полый. Иначе вес был бы чрезмерный даже для вот этих двух выступов. – Присев на корточки, она руками гладила срез камня перед собой и приговаривала: – Точно машины использовали! И здесь чуть ли не отшлифовано. О-о! А это что? – Ее чуткие пальчики ощупывали участок между полом тоннеля и полом выступа. – Надпись, что ли? Катька! Да свети ты по-человечески! Ниже!.. Вот только волосы мне жечь не надо! Хм. Странно.

Пальцами она что-то нащупывала, но зрение настойчиво утверждало, что там ничего нет. Тогда Вера попросила подруг ощупать указанный участок поверхности. У тех уровень осязания был не такой, но и они уловили какой-то рисунок.

Первой ухватила суть Мария:

– Значок! И молния рядом! Подобные тем, что были на башне в Диком! И размеры те же! А молния так вообще совершенно идентичная.

С минуту после этого девчонки в упор пялились друг на друга да косились на Апашу, которая присела над правым выступом. Но потом единовременно пришли к выводу, что если кому и доверять в этом мире свои секреты, то это именно зуаве Грозовой, и продолжили обсуждение без всякой оглядки или недоговорок:

– Но там значок был отдельно!

– И молния на другой стороне.

– То же самое в Сияющем кургане: значок – молния или полукруг – на другой стороне прохода.

– Молнии и полукруги Боря назвал контрфорсами.

– Молния – туда лезть нельзя! Но правда, так и не доказано пока.

– Полукруг – тоже неизвестно. Правда, Боря предполагал, что это три варианта переноса в тот самый мир значка.

– Может быть. Ну а сам значок – это стабильное место. Такое, как башня или Пантеон. Но это – по отдельности. А что вместе со стрелкой?

– Осмотрим срез над вторым уступом! – решила Мария.

Деликатно согнали с нагретого камня свою опекуншу и точно в ожидаемом месте нащупали второй знак. Рядом с ним тоже явно нащупали молнию, уходящую наискосок вверх и вправо. После чего попытались определить конкретный рисунок самого значка. Спорить на эту тему не стали, а просто каждая срисовала то, что нащупывала пальчиками. Попыталась в этом процессе участвовать и зуава, но ее мозолистые пальцы, привыкшие к мечу и тетиве лука, только и отличили какие-то мелкие бороздки.

Понятное дело, что самым точным оказался рисунок у Веры. Два остальных разнились значительно, но по сути своей сходились. О значке над правым уступом почти и не спорили: три щита остриями вниз. Мир Трех Щитов. Разве только значок был заключен в идеальный круг и этим отличался от изображения на выступе башни в Диком.

А вот по поводу второго рисунка спор разгорелся нешуточный. Над левым уступом имелся значок, изображающий стоящую женщину с откинутыми назад руками. Примерно так люди живописуют собой летящую ласточку. Вся фигурка стояла внутри то ли треугольника, то ли пирамиды. А напоследок обведено кружком. Здесь девушки спорили ожесточенно. Потому что Мария нащупала дерево в треугольнике, а Катерина рьяно утверждала, что это натуральный дорожный знак, обозначающий «Осторожно! Дорожные работы!».

Уставшая им доказывать, Вера наконец-то сдалась первой и примирительно спросила:

– Да какая разница? По большому счету плевать на точность рисунка. Верно? – и продолжила обсуждение в ином ключе: – Главное, что это другой мир. Нам неизвестный совершенно. И что мы имеем в итоге? Как решать будем? Заглянуть в него или оглядеться здесь?

– Ну нет, оказаться опять в кургане и тыкаться в стенку носом – не для нас, – решительно заявила Катя. – Да и здесь наши дела еще не все решены.

Ей стала возражать Мария:

– Не обязательно в кургане очутимся. Значок-то кругом обведен и наверняка отправит совсем в иное место. Другой вопрос, куда и как далеко? И не окажемся ли мы вдруг в гуще зроаков?

В такое место никто не хотел даже заглядывать. Хотя никакой гарантии не было, что при попытке заглянуть в иной мир там не окажется других, не менее страшных и хищных чудовищ. Ну и самое опасное, как уже знали на собственном опыте путешественницы между мирами: не всегда из того места есть возможность шагнуть обратно. Пример Дикого – в этом плане – можно считать положительным. А вот мир Трех Щитов, а вернее Сияющий курган, – отрицательным. Как и непосредственный выход на Земле: если в него шагнешь из Дикого да сделаешь по инерции пару шагов, то потом обратно можно и не вернуться. Поди догадайся, с какой ноги шагнуть и как именно при этом придерживаться за дерево!

– Эх, жаль, что мы из Рушатрона так быстро умчались, – скорбела вслух Вера. – Столько ценного в Пантеоне еще следовало изучить.

– Это все из-за Борьки, – фатальным тоном констатировала Катя. Хотела приплюсовать к имени друга еще и Марию, но, наткнувшись на ее взгляд, только вздохнула: – Хотя чего уж там.

Но лидер трио прочувствовала свою вину в скоропалительных решениях, скрытые обвинения ей не понравились, и она закусила удила. Можно сказать, обиделась на подруг:

– Нашли чем укорять! Только представьте, как наш Боренька вдруг оказался в лапах зловонного кречи! Что ему в тот момент пришлось пережить и испытать! – Больше укорять она не стала, как и развивать дальнейшие переживания пропавшего милого друга. – И все равно я верю, чувствую, что он спасся и остался жив!

– Почему тогда нас не ищет? – фыркнула Катерина.

– А то мы сидим на одном месте, – пыталась еще здраво рассуждать расстроенная Мария. – И вообще, чего это мы такие трусихи стали? Ну, вывалимся в другой мир без возможности возврата, так мы и там не пропадем! Кто со мной?

И решительно двинулась к левой опоре. Близняшки так и повисли на ней:

– С ума сошла!

– Совсем сдурела?!

– Без подготовки?

– Не продумав и без страховки?

– Ты хоть знаешь, куда шагать?

Мария медленно, но упорно продолжала двигаться вперед:

– Ну не в стенку же высотой шестьдесят сантиметров! Разве что там вход для лилипутов. В пропасть, конечно же, шагать буду. В этом выборе даже ребенок не ошибется.

Уже догадываясь, что спорить бесполезно и решение принято, Вера взмолилась:

– Ну хоть страховку давай соорудим! Вдруг ошибка? Да так и свалишься в пропасть, как дура набитая.

– Да и вещей с собой прихватить не помешает, – упрашивала, с другой стороны, Катя. – Хотя бы теми, что при нас, поделимся. Может, лишний нож тебе там жизнь спасет?

– Да? И в самом деле, – согласилась старшая Ивлаева. – Давайте мне по три своих ножа и веревкой под мышками обвяжите!

Когда двойной веревкой обвязали разведчицу нового мира, попыталась вмешаться в ход событий зуава:

– Малышки, что это вы затеваете? Насколько я догадалась из ваших споров, знаки служат указателями для переходов в иные миры. Правильно? И вы там уже бывали?

– Всего лишь в двух кроме этого, – подтвердила Мария, уже спустившись на выступ и приблизившись к самому его краю. – Тетя Апаша, не волнуйся, а лучше помоги девочкам меня подстраховать. Когда вернусь, расскажем тебе все наши тайны. Ну а не вернусь… Катя с Верой все расскажут. – И уже с раздражением, подгоняя саму себя: – Ну и чего тянуть? Пошла!

И шагнула с правой ноги в пропасть. Трое страхующих подались назад в естественном стремлении ощутить в руках рывок натянувшихся веревок. Но только потеряли равновесие, чуть не падая и цепляясь друг за друга. Мария не упала вниз, она исчезла! Как и положено при переходах в иные миры. А веревки оказались перерезаны, словно острейшей бритвой.

Что уже само по себе двойняшки посчитали удачей и хорошим знаком. Довольно взвизгнули и пояснили ветерану, что сам уход – это уже чудо, сопоставимое с двумя третями всего дела.

Понятное дело, что после такого колдовства на ее глазах зуава потребовала полного отчета по всем тайнам. Усаживаясь прямо под стенкой и мотая головой в сторону левого выступа, они приказала:

– Начинайте все с самого начала! Вернется она или нет, пока я все не узнаю, и сама с места не встану, и вас от себя не отпущу.

Сестрички переглянулись, одинаково повели носиками и согласились.

– Только даже не знаем, с чего начать, – задумалась Вера, взяв слово как старшая на сколько-то там минут. – Пожалуй, начну с истории, которая приключилась с нашим другом Борей, или, как его иначе называют, Бореем. Однажды он зашел в лес и засиделся там под падающим снегом…

Что такое снег, их слушательница знала, но вот откуда он в теплых Пимонских горах, ей было невдомек, и она пожелала сразу же прояснить такое недоразумение.

Но ни ей спросить, ни близнецам дальше что-то рассказать в тот час было не суждено. На левом уступе появилась из ниоткуда Мария. Раскрыла глаза, опознала подземный тоннель и заорала от восторга и переполняющих ее эмоций:

– Ура! Девчонки, сработало! Апаша! Я нашла твои сокровища! Готовьтесь все к переходу! Я сейчас еще разок попробую.

Две руки вздернули зуаву на ноги, а потом все четыре стали подталкивать к обрыву. Причем на каждое недоуменное восклицание ветерана следовал десяток убедительных скороговорок в виде: «Это совсем не страшно! Мы уже не раз так шагали!»

А тут опять Мария появилась, уже самым деловым тоном давая инструкции по переходу:

– Шагать можете с открытыми глазами: там чуть сумрачно, но видно преотлично. Под ногами толстенная восьмиугольная плита высотой под метр. Но! Она, как и все помещение, стоит под уклоном вправо. Уклон довольно крутой, градусов пятнадцать, так что не пошатнитесь. Хотя я постараюсь поддержать. Плита большая, поместимся все. Я пока с нее не спускалась, но помещение осматривала долго, потому что там вокруг тонны сокровищ. Глазам своим вначале поверить не могла и стояла как окаменевшая статуя. Добра там – видимо-невидимо! И валом, и в сундуках, и в железных ящиках. Помещение круглое, под самым потолком продолговатые окошки, через который и проникает свет. Примерный диаметр – метров двадцать пять. Я еще раз туда и обратно! Контрольный проход!

Повернулась и шагнула. Причем делала она теперь это так, словно переходила из спальни в прихожую и обратно. Через минуту появилась снова, еще больше ликующая:

– Глянула на торцы плиты: там значки! Причем не только на ощупь, но и видимые. Не на всех гранях, только на четырех, и они сверху по самому краю помечены стрелкой. Я потому и заглянула на край. Получается, что четыре стороны для заноса и выноса сокровищ, а четыре – для перехода в иные миры. Дорога сюда обозначена тремя щитами в окружности и со стрелкой рядышком. Точно так же, как на правом уступе. Остальные три значка вижу в первый раз. Уф! – Девушка перевела дух и задорно улыбнулась: – Ну вот, а вы боялись! И не больно и не у… Ладно, готовы к переходу? Кого первой ждать?

– Меня! – пискнула Катерина, уже усаживаясь на край тоннельного пола и свешивая ноги вниз. А по глазам было видно, что она сходит уже заранее с ума от такой ожидаемой и вожделенной картины. – Сокровища! Много сокровищ! Неужели я их сейчас увижу?!

– Увидишь, увидишь! – насупилась лидер компании. – Только не прыгай, как лягушка, вперед. Лишнее усердие в прыжке еще занесет тебя неизвестно куда, потом ищи. Шагай нормально, размеренно, с правой ноги.

– Да что я, не знаю?!

– Судя по туману в глазах, можешь и ноги перепутать. О! Раз обижаешься – значит, еще соображаешь. За мной!

Ушла Мария. За ней, сделав глубокий вздох и вздрагивая, шагнула Катя. Тогда как между оставшимися в тоннеле воительницами состоялся интенсивный диалог:

– Тетя Апаша! Ты первой!

– Может, я лучше тут останусь?

– Не позорь род Грозовых!

– При чем здесь род?

– О! Никак сомнения? – поразилась притворно Вера. – Или это трусость?

– Следи за словами, малышка, – ворчала Апаша, начиная осторожно, без присущей ей ловкости, опускаться на уступ. – У меня ведь коленка болит! Меч подай! Как шагать-то?

– Ну уж на один нормальный шаг тебя должно хватить! – убеждала девушка зуаву. – Нормальный шаг, чуть больше среднего мужского. Ну! Не стой! С правой ноги! И не забудь – там уклон! Пошла!

Как ни старалась зуава, прижав к телу меч, шагнуть с открытыми глазами, не получилось: закрылись сами. Все-таки пропасть под ногами, каменная плита напротив и отблески факелов никак не могли настроить на расслабление и полную веру в предстоящее чудо. Подобный антураж готов помочь перед самоубийством, когда человек сигает с моста или вот в такую же стометровую пропасть.

Но падать не пришлось. Правая нога оперлась на каменное покрытие, в самом деле сильно скошенное вправо. Но левую ногу удалось подтянуть спонтанно выше, и коленка болью не отозвалась. В следующий момент за локоть поддержали две ладошки, и голос Марии сообщил:

– С прибытием! Глаза можно открыть. Теперь два шага в сторону, вот сюда. Иначе кто-то усядется тебе на плечи.

Глава двадцать вторая

Новый мир

Глаза Апаши открывались одновременно со смещением тела чуть в сторону. И красочные картинки стали фрагментами проникать в сознание прославленной боевыми подвигами зуавы. Ряд окошек под потолком. Горы сундуков и наваленных россыпью драгоценностей. Носящаяся среди этого всего добра с истерическими взвизгами Катерина. И возникшая из ниоткуда на расстоянии вытянутой руки Вера.

Именно последний визитер в данное место посмотрел вокруг наиболее трезвым, расчетливым взглядом. Потому что Мария до сих пор продолжала радоваться новому миру, полному сокровищ, и наблюдала за перемещениями младшенькой из двойняшек так, словно сумасшедшая от счастья мамаша за первыми шагами своего ребенка.

– Эй! Может, мозги включите?! – прикрикнула Вера. – Что там за окнами? Почему никто не взглянул? Вдруг здесь нельзя орать и сейчас ввалится охрана наружного периметра?! Катька! Хватит визжать, как недорезанный поросенок! Маш, скажи ей! Не то я сейчас ее пристукну.

После чего внимательно осмотрела все стороны восьмиугольной плиты, на которой они стояли, и тоже сошла вниз по стороне без всякого значка. При этом она продолжала ворчать, словно старая бабка:

– Сокровища отыскать – это еще полдела только. А вот уберечь их, правильно перепрятать да потом пустить в дело с толком!.. Вот где холодный ум и расчетливость нужны. А они словно с дерева упали.

Опробовав один из ящиков на прочность, она высмотрела пару самых солидных у стены. Взгромоздясь на них, уставилась на открывшийся ей вид. Вначале просто пару раз приоткрыла рот, не в силах подобрать слова, потом все-таки впечатления выплеснулись в восклицаниях:

– Мамочка родная! Что творится! Смотрите!

Тут уже всех проняло, даже Катерина замерла в недоумении на месте. Правда, она же и спросила после глупого хихиканья:

– Неужели там деревья, на которых растут бриллианты?!

Мария, уже помогшая спуститься с плиты зуаве, начала повышать свой командирский голосок:

– К одному окну все не толкаемся! Разобраться на четыре стороны света по периметру! Тетя Апаша, сами влезете вон на те ящики? Добро. Катька, бесстыдь! Вон к тому окну карабкайся!

И вскоре уже все четверо интенсивно обменивались мнениями о видимых ими картинках. Хотя суть наблюдений не слишком-то и разнилась в деталях. Вокруг, насколько простирался взгляд, а было это, пожалуй, километров на десять в каждую сторону, раскинулось похоже что некое гористое плато. С высоты метров шестидесяти, где находилось перекошенное помещение, можно было бы рассмотреть и дальше в ясную погоду, но мешала дымка не то тумана, не то серой сырой мглы. Но повсюду, куда только хватало глаз, теснились в огромном лагере шатры, подобия юрт, шалаши, навесы и просто стойбища под открытым небом. В загороженных загонах в жуткой тесноте толкались козы, овцы и некие животные, отдаленно напоминающие коров. Громоздились горы бревен, коряг и хвороста. Впритык друг к другу стояли открытые телеги и крытые повозки. Причем многие из них были заполнены скарбом явно больше, чем требовалось. Скарб лежал валом и под телегами. Кое-где еще виднелись узкие полоски дорог, по которым проносились редкие всадники. Бросались еще в глаза вздымающиеся столбики костров. Тысяч и тысяч костров.

Ну а все остальное пространство занимали люди. Старые, малые, молодые, пожилые, молодые девушки и солидные матроны. Безусые воины, у которых имелся только один меч на поясе, и грозные ветераны, обряженные в доспехи с ног до головы. Были и такие мужчины, кто щеголял с голым торсом, были и такие, кто красовался в удивительной по качеству выделки и богатству одежде. Не меньшей пестротой, разнообразием рябили и женские одежды. И все это людское море бурлило, перемещалось, что-то делало, кушало, резало овец или коптило маринованное мясо, спало или занималось хозяйственными делами. Вместе с дымом гул десятков тысяч голосов вздымался к небу, усиленный мычанием коров и блеянием голодных овец.

Впечатлял наблюдательниц и ближний план. И здесь в первую очередь следовало признать наилучшее осязание пальчиков Веры. Ее рисунок оказался наиболее верным. Именно в его воплощении в виде статуи четыре воительницы сейчас и находились. Величественная, гордая женщина, облаченная всего лишь в некое подобие набедренной повязки и ленту, прикрывающую грудь, стояла, гордо задрав подбородок и откинув руки назад. Словно и в самом деле пыталась изобразить ласточку, готовую вот-вот сорваться в полет. С высотой прически статуя, похоже, достигала девяноста метров от земли, если не ста.

Полое помещение находилось на уровне груди, и окна в нем как таковыми не являлись. Просто некоторые наружные стенки имели прозрачность изнутри, позволяя рассмотреть все, что творится снаружи. Сама статуя стояла, накренившись чуть влево и назад, и наверняка бы давно упала, если бы не строительные леса из прочных бревен, которыми люди подперли сооружение чуть ли не до самой его груди. Похоже, фундамент монумента дал трещины, осадку или перекосился вследствие то ли неправильной постройки, то ли подмытой почвы, то ли землетрясения. Потому великолепное, величественное воплощение неизвестной женщины и накренилось похуже какой-нибудь там Пизанской башни.

Словно в подтверждение последнего высказанного предположения, дико заблеяли овцы, им вторили козы и коровы, а потом местность основательно встряхнуло. Все люди к этому отнеслись как-то без испуга – но! Все! Буквально все как один повернули головы в сторону статуи и с минуту взирали на нее, как на барометр, предсказывающий ураган. Леса из бревен чуток поскрипели, монумент устоял, и все вернулись к своим обыденным делам. Что самое загадочное, так это факт, что и с той стороны, куда могла рухнуть накренившаяся постройка, тоже разместился лагерь таких же беженцев, как и все остальные. На эту тему осмелилась пошутить смотревшая вниз и на леса Катерина:

– Подо мной собрались либо самые отчаянные оптимисты, либо крайние фаталисты. Но вверх, словно прямо мне в глаза, и они смотрели после сотрясения почвы.

Самая интересная позиция в плане понимания сути «Ласточки», как единогласно решили окрестить статую гостьи из иного мира, досталась Марии. Она отчетливо видела вздыбившиеся, даже приподнявшиеся над землей огромные пальцы монолитного сооружения, именно к ним вела, пожалуй, самая широкая и прямая дорога в лагере, и на этой дороге стояла живая очередь из женщин, стариков, детей и даже осанистых воинов. Когда им предоставлялась возможность коснуться большого пальца статуи на левой ступне, они не только что-то бормотали, но и громко выкрикивали, порой задирая голову к лицу «Ласточки». Некоторые слова казались вполне знакомыми и разборчивыми, но за всеобщей мешаниной шумов ничего толком разобрать не получалось.

– Кажется, они воздают молитвы своей святыне, – предположила лидер трио Ивлаевых. – Только вот непонятно, зачем они все здесь собрались?

– Что тут непонятного! – Катерина, словно бабочка, порхала по всему помещению, заглядывая в каждое оконце. – Это же паломники! Они узнали, что их почитаемый монумент падает, и теперь собрались у подножия и ждут, пока рухнет окончательно. Даже молятся об этом!

– Что за чушь? – скривилась Вера.

– Ну да! Они ведь тоже знают, что внутренности полны сокровищ, поэтому хотят дождаться падения и получить каждый свою долю! Иначе бы так они сюда и приперлись! Так что… – Она ухватила на руки солидный сундучок и, сгибаясь под его тяжестью, поковыляла к восьмиугольной плите. – Начинаем помаленьку эвакуацию нашего приданого. Уф! Ну и тяжесть! Мужичков бы нам с десяток!

Она оставила сундучок на плите и стала уже примеряться к другому, когда у нее на пути встали обе Ивлаевы:

– Чего ты хватаешься за чужое?

– Тебе разрешали что-то трогать?

Катерина в недоумении отступила:

– Да вы чего?! Рехнулись? – и обернулась к зуаве: – Тетя Апаша, скажи им, пусть и сами приступают к работе. Не ровен час завалимся на головы бедных паломников.

Но та, задумчиво перебирая те драгоценности, что валялись рассыпанными, несколько отстраненно пробормотала:

– Это достояние не нашего рода. Скорее всего, оно принадлежит этому миру. Вы его нашли, вам и решать, как с ним поступить.

– Вот и мне показалось, что здесь все не так! – решительно заявила Мария и чуть ли не замахнулась на пытавшуюся что-то вякнуть Катеньку. – Помолчи! Вначале нам следует как-то прослушать, что творится внизу. У кого переговорные? – (Младшенькая из близняшек с неохотой стала стягивать вещмешок у себя со спины.) – У кого леска? – (Старшенькая с готовностью выудила из своих карманов моток тоненькой лески.) – Тетя Апаша, нужен твой меч. Иначе боюсь, нам нечем будет выбить маленький кусочек окна в самом его основании.

Получив меч, Ивлаевы стали действовать. Проверили переговорное устройство, затем, чтобы оно не слишком кидалось в глаза, обернули его кусочком серой материи. Привязали к кончику лески и с мечом подались к выбранному окошку, которое, можно сказать, находилось в правом соске «Ласточки». Перед тем как пустить древнее оружие в ход, Мария оглянулась на Грозовую. Но та уже ничему не удивлялась и даже возможную порчу своего фамильного оружия воспринимала как одно из очередных приключений на дороге превратностей судьбы.

А старинный меч и в самом деле чуть не сломался, служа в качестве грубого, вульгарного лома. Но с удара десятого таки пробил некое подобие стеклобетона. Несколько кусочков при этом полетели вниз, разлетаясь веером, но, по счастливой случайности, ни на кого из стоящих в очереди паломников не попали. Если кто и заметил нечто упавшее, скорее всего, подумал, что ему показалось. Но зато маленькое переговорное устройство в виде наушника и непосредственно передатчика легко в дырочку проскользнуло. Сложность заключалась лишь в том, что опустить прямо над кричащим не получилось бы при всем желании из-за слишком большого наклона. Поэтому устройство опустили до соприкосновения с коленкой, и дальше оно уже скользило по покрытию статуи. Наблюдали за этим действом не только Ивлаевы, но и пыхтящая у них за спинами Грозовая. Наступил момент, когда приемник с передатчиком вот-вот соскользнет по ноге в сторону, но тут что-то бормочущую женщину у большого пальца сменил отрок с коротким мечом на поясе. Достал рукой до блестящего от прикосновений пальца, поднял голову и стал говорить громко и отчетливо.

Так что спуск устройства прекратили и теперь ловили каждое слово несколько исковерканного, но вполне понимаемого языка, на котором общались почти все люди в мире Трех Щитов:

– Герчери! Я счастлив, что стою у твоих ног и прикасаюсь к твоему подобию. И хочу похвастаться своей вчерашней победой. По результатам учебного боя я победил, и в награду мне отец подарил лучшего жеребца из нашего табуна. Если пожелаешь, то можешь увидеть, какой он статный, прекрасный и быстрый как ветер! Когда он вырастет окончательно, мы будем побеждать на всех скачках. И победы посвящать тебе, милая Герчери! Можешь гордиться нами и награждать своими дарами!

Голос отрока сорвался, и он странно примолк, застыв в прежней позе. Никто сзади его не подгонял и не высказывал недовольства. Что при таком столпотворении паломников приятно поражало. Но суть таинственного момента стала понемногу проясняться, да только обменяться мнениями девушки и зуава толком не успели. Капризным тоном заканючила Катерина:

– Ну что, убедились по поводу этих глупых и жадных паломников? Им подавай только лошадей, скачки и дары! Мне даже слышать такое противно… Ай!

Вскрикнула она по причине, что Вера схватила ее за волосы с одной стороны, а Мария с другой, и сестра зашипела:

– У тебя совсем мозги отшибло от блеска алмазов и золота!

– Займись лучше делом! – прикрикнула и лидер компании. – Вон, пока мы тут прослушиваем, смотайся лучше в остальные три мира, которые ведут с плиты! Они тоже в кружках и тоже с молнией рядом, так что оттуда тоже есть переходы обратно. Пошла!

Страшно обиженная любительница танцев подалась к восьмиугольной плите с жутким недовольством и озлобленным ворчанием:

– Сами… дуры. И сами заслеплены! Мозги бы вам прочистить, да нет на вас Бореньки! Он бы вам показал, как меня за волосы дергать! – (В ответ от окна ей просто молча показали кулаки, намекая, что сейчас еще набавят, а то и вообще волосы выдернут.) – Ничего-ничего, вот брошу вас, найду своего лейтенанта Миурти, и будете вы без меня плакать. Никогда больше к вам не вернусь! Злые вы! И без капельки романтики. А все потому, что вас никто не любит. Никто! Даже…

Она запнулась на полуфразе, видя, как все три воительницы повернули в ее сторону лица в ожидании конкретного имени. Кого это, мол, не любят?

– Ай как страшно! Вся дрожу. И что тут за значки такие?.. Интересно!

Ей и в самом деле показалось, что побывать в иных мирах в тысячи раз интереснее и полезней, чем выслушивать бред хвастающихся паломников. Вдруг там тоже подобные статуи? И вдруг они тоже заполнены несметными сокровищами? Такие мысли вмиг застлали Катерине глаза туманом мечтательности, и она взялась за дело со всем присущим роду Ивлаевых рвением.

Значки были разные, никогда ранее не виданные и несколько несуразные. Звезда на фоне волны. Два облачка друг над другом. Некий зверь с бивнями, не то мамонт, не то морж. Каждый обведен кружком. Заметив, какой именно и где находится, девушка взобралась на плиту, сняла заплечный мешок, куртку с тяжеленными кожаными вставками, служащими броней, и даже расправила волосы. Захотелось быть красивой и эффектной. Затем выбрала мир со зверем для посещения первым. Еще подумала перед переходом:

«Наверняка цветущий рай! Полно цветов и россыпей алмазов».

Презрительно фыркнула в напряженные спины своих подруг и опекунши и смело шагнула в неизвестность. Как только приставила левую ногу к правой, ее чуть не сшибло ледяным порывом ветра, и ударившие по распахнутым глазам снежинки вызвали обильные слезы. Но рассмотреть все-таки удалось: несколько ступеней впереди, а потом бескрайняя, покрытая льдом и снежными торосами равнина. Причем снег не белый, а какой-то серый с мертвенно-синеватым оттенком. Ледяная пустыня!

Почувствовав, что становится сосулькой, Катя быстро развернулась и шагнула с бетонного, обледеневшего постамента обратно.

«Если бы там поскользнулась, по ступенькам бы уже не взошла!» – думала она, сотрясаясь от холода, стуча зубами и с поспешностью напяливая на себя куртку.

В сторону вернувшейся из иного мира подруги никто даже не оглянулся: то ли не услышали возвращения, то ли так увлеклись прослушиванием. Поэтому путешественница и не стала что-то кричать, стонать и привлекать к себе внимание. Молча стиснув губы, шагнула туда, где имелся значок в виде двух облачков.

«Раз на раз не приходится! Если там не повезло, то тут…»

В следующий момент у нее перехватило дыхание, и тело не спеклось лишь по той причине, что оно еще оставалось обледеневшим после предыдущего мира. Даже не рассматривая мелькнувшие барханы и вьющиеся над ними смерчи песка, девушка шагнула обратно и, только оказавшись в полом туловище «Ласточки», шумно набрала нормальный воздух в легкие.

«Это я такая невезучая или дальше все-таки утону в сокровищах? Ведь недаром там звезда на фоне волны! Если и в третьем мире не повезет, плюну на все эти путешествия, и пусть первой всегда шагает Машка!»

А после шага она оказалась на площадке какого-то возвышения над морской пучиной. Сзади – пустота. Спереди и с боков – поручни. А чуть дальше и впереди вздымается огромная кошмарно-черная волна. Не в силах развернуться, Катя только и успела, что схватиться мертвой хваткой за поручни и испуганно завизжать. Громада волны разбилась о башенку, ударила по ее основанию и тяжеленной шипящей пеной облила свидетельницу своего падения с ног до головы.

Дожидаться следующей волны испытательница порталов не стала. Живо развернулась и на дрожащих ногах вскоре уже стояла на восьмиугольной плите. Вода с нее текла ручьями, шумный всхлип вырвался вместе с чихом, но все равно, кроме Веры, никто не обернулся. Зато она, увидев сестру в таком состоянии, скользнула вниз с ящиков и поспешила на помощь. Все-таки двойняшки любили друг друга, чувствовали боль друг друга как свою, и в подобных случаях забывались все предыдущие распри и обиды.

– Что там такое?! Кто тебя облил?

– Море… Страшное!

– Мамочки родные, снимай же с себя все, не то простудишься! Вот горе ты мое!

Пока сестры помогали друг другу и делились впечатлениями, Мария и Апаша продолжали внимательно вслушиваться в обращения молящихся к своей богине. И все больше и больше недоумевали: а паломники ли это? И молятся ли они?

Никто ничего не просил. Никто ни на что не жаловался. Даже скорбно и несчастно выглядевшие женщины старались поведать что-то хорошее, радостное и доброе. Чаще всего откровенно хвастались, особенно молодые и гордые. Те, кто поскромней, просто пересказывали маленькие житейские радости. Как то: невестка удачно родила, девочка очень славная, назвали Ниночкой. Или: внук не погиб, вернулся живой и здоровый с равнины, и теперь в семье на две коровы больше. А то и: сын завтра идет свататься к дочери десятника! И девушка уже ответила предварительным согласием. Большой почет и уважение для рода. Скоро будет свадьба. Прекрасная Герчери тоже приглашается на праздник, и все очень надеются, что она не обделит молодых своим даром продолжения рода.

– Поняла! – зашептала зуава. – Герчери у них – богиня любви! Как у нас Лада – покровительница рода. Получается, что у них тут бытует мнение, что богиня одобрит любое благое начинание, если совершить к ней паломничество.

– Все равно странное это паломничество, – возражала Мария, пока следующая по очереди женщина внизу что-то неразборчиво бормотала, склонив голову. – Получается, что для этого в лагере надо прожить огромное время, вон, даже за новыми животными приходится в долины наведываться, да еще с риском для жизни.

– М-да, мне тоже это не нравится.

Во время очередной паузы в прослушивании из-за тихого голоса сгорбленного мужчины к окошку подобрались близняшки. Комментарии быстрой скороговоркой об иных мирах давала Вера, а Катерина лишь кивала головой да все пыталась отогреться, завернувшись в куртку сестры. Хотя под конец все-таки высказалась:

– Не знаю, кто здесь в этой статуе жил раньше, но это был явный любитель экстремальных ощущений. Там такой кошмар, такой ужас!.. Вполне возможно, что он отправлял туда смертников.

Не успели гостьи иного мира обсудить новые миры, как к «первому микрофону» приблизился дородный, солидный воин. Видимо, не последняя шишка среди паломников, потому что его послушать даже выстроились возле подошв богини несколько десятков обитателей близстоящих шатров и жалких жилищ. Воин ухватился за палец статуи так, словно хотел его вырвать, второй рукой расправил пышные усы и стал восклицать в лицо отклонившейся богини:

– Герчери! Я счастлив, что стою у твоих ног и прикасаюсь к твоему подобию! – (Видимо, эта фраза приветствия считалась здесь традиционной.) – Но я не знаю, чем хвастались мои соотечественники. Не знаю, чем гордились сотни воинов, побывавшие у твоих стоп до меня. Для женщин рождение ребенка – праздник, свадьбы молодых – еще больший праздник, и это не в силах затмить даже ежедневная гибель десятков иных родственников. Молодые воины радуются каждому спасенному коню, потому что эти наши верные друзья могут нас спасти от скорого голода и продлить наши жизни еще на несколько дней.

За спиной у воина загалдели, но он резко развернулся и осматривал всех, пока гомон не утих. Затем развернулся опять, ухватился за палец и продолжил:

– Мы не имеем права говорить тебе о плохом, Герчери, и я ни в коем случае не хочу нарушить эту традицию. И никто не посмеет мне закрыть рот, потому что я тоже буду хвастаться! Весь мир покрылся кипящим океаном, материки утонули, но это горное плато выстояло. Здесь, правда, несколько тесновато для оставшихся в живых, зато как весело, дружно и в какой близости мы теперь проживаем. Раньше о таком мы могли только мечтать, живя в одиночестве и скуке. Но и этого мало! Самая радостная весть звучит так: у нас не осталось ни одного врага! Отныне нам не с кем воевать, и наши недруги сгорели в горячей магме или утонули в бурлящем океане. Радуйся, Герчери! Ни один хищник отныне не прорывается к нашим селениям со стороны Дырявых гор. Все они задохнулись в жутком дыму после извержения вулканов Сиверской долины и погребены под шлаком и пеплом вместе со своими проклятыми горами. Отныне ни один хищник не похитит корову из наших стад, ни один питон не похитит и не проглотит человека. Радуйся, Герчери! А какое счастье, что дым и пепел все с тех же вулканов ветер не понес на это плат о. Благодаря этому мы можем прожить еще не только десять, но, может быть, и все пятнадцать дней. А это уже великое чудо, которым мы гордимся и от которого приходим в восторг. Радуйся, Герчери!..

Голос его сорвался на хрип, и он замолк, скорбно склонив голову. Как ни странно, только тогда стало понятно, какая тишина повисла над всем лагерем, вернее над той частью, которая примыкала к статуе. Кажется, даже голодные овцы и ревущие коровы почуяли приближение своего конца, ауру обреченности всех людей и испуганно затихли.

Поэтому шепот Апаши показался громом:

– Мария! Отвечай ему! Быстро!

– Как?..

– По этой своей тонкой волшебной нитке!

– Но там очень слабый микрофон в наушнике.

– Так добавь ему силы! Мы должны помочь этим людям, спасти их! Надо заставить их поверить тебе и повести через эту плиту в наш мир! Говори быстрее!

– Но что?..

– Да что угодно, лишь бы он тебя услышал, пока тишина!

Дрожащими руками Мария переключила свою часть устройства на передачу.

– Славный воин, ты меня слышишь? – Никто внизу не шелохнулся, разве что чуть дернулся буйный чуб паломника, «хваставшегося» последним. – Ты меня слышишь?! – крикнула девушка изо всех сил, еще и припав при этом губами к маленькой дырочке, которую недавно выбили мечом.

Может, суммарное наложение звука сработало, а может, изначально маленький динамик справился со своей задачей, но девичий голос внизу расслышали. Никто не издал ни восклицания, ни вскрика, никто не пошевелился даже, но единый вздох оказался такой силы, что, прокатившись волной от статуи, заставил замереть жизнь во всем огромном лагере.

Воин так и не смог поправить голос или прокашляться. Задрав к небу глаза, полные слез, прохрипел:

– Я слышу тебя, Герчери! – Крест-накрест сложил руки на груди.

Его жест повторили все видевшие его паломники.

– Я не совсем поняла, – продолжила кричать гостья из иного мира. – Что случилось с иными землями этого мира? Объясни!

– Материки стали тонуть, проснулись все вулканы! Горы раздвинулись в стороны, а потом провалились в бездну. Землетрясения разрушили все здания. Половина нашего народа погибла. Все остальные народы погибли полностью. Материков больше нет. Это плоскогорье и несколько долин вокруг – единственное, что осталось от великого мира Эйлитарнов… – Голос его сорвался, но тут же вновь окреп до рыка: – Но мы живы, Герчери! Мы верим и радуемся, Герчери! Мы гордимся собой и твоими дарами!

Мария в растерянности оглянулась, не зная, как переговариваться дальше. Но тут над ней буквально нависла зуава и зашептала с яростной настойчивостью:

– Говори, что тебя зовут Мария. Быстрее!

– Меня зовут Мария! – прокричала растерянная девушка и в микрофон, и в дырку. Тотчас снизу послышался крик воина:

– Мы гордимся тобой, Мария, дочь Герчери!

Ивлаева хотела пискнуть, что она никакая не дочь и тем более не Герчери, как ее рот был грубо зажат пятерней, а грозный голос зуавы продолжил давать приказы:

– Говори, что выведешь их в иной мир! – (Разжатая ладонь и покорный крик.) – А теперь: что им придется отвоевывать новые земли у людоедов! Молодец! Теперь: что уйти можно лишь пешком, неся только то, что выдержат собственные плечи!

Уже начав осознавать, чего добивается старый ветеран войны со зроаками, Мария воспряла духом, заулыбалась и выкрикивала предлагаемые фразы в охотку и почти бездумно. Поэтому и выкрикнула последнее наущение, не совсем вникая в его смысл:

– Я стану вашей императрицей!

Лучше бы она язык себе прикусила. Потому что в следующий момент воин снизу проорал:

– Мы гордимся тобой императрица Мария, дочь Герчери! Веди нас!

И все это в полной, почти гробовой тишине со стороны остального лагеря. Даже те люди, которые просто не могли что-либо услышать или хотя бы понять важность происходящего, словно почувствовали настроение иных собратьев. Все теперь повернули лица в сторону статуи, просто догадываясь, что около их святыни что-то происходит.

Мария все-таки вывернулась из рук зуавы, выключила микрофон переговорного устройства и возмущенно выкрикнула:

– Что за шутки! Какая, к зроакам, императрица?! Это же подло – в такой момент вырывать у обреченных людей какое-то обещание! Не ожидала я от тебя такого, Апаша! Ох как не ожидала!

Аккуратно усаживаясь на сундуке и потирая свою ноющую коленку, зуава неожиданно рассмеялась:

– А что же мне, самой было в императрицы вызываться? Или сразу двух одинаковых с лица императриц им выдавать?

Ха! Мы лучше будем тебе помогать при правлении, тем более что империи еще и нет. Ее вначале надо отбить у… Правильно! У зроаков! Так что ты не думай, что доля у тебя и судьба будут легкие и праздничные! Как и у нас рядом с тобой! Будем молить судьбу, чтобы выжить хоть один лутень. Потом второй… О! Орет усатый, словно мерин! Давай отвечай ему, как спасать народ будем. И кречем-то на меня не смотри! Люди на грани жизни и смерти находятся, а она в гляделки играет! Им нужна икона! Им нужен лидер с харизмой! Они должны идти не за богиней, а за человеком! И ты в данном случае самый лучший вариант.

Мария покорно опять подползла к дырке.

– Мозги не соображают. Говорить-то что?

– М-да! Молодо-зелено! Повторяй за мной: «Немедленно укрепить леса и поднять единую дорогу к самой груди богини!» Теперь открой секрет: «Я изнутри пробью отверстие! Осторожней! Могут падать вниз осколки!» О! Смотри, как стоят, слушают! Ха! Все рты раскрыли. Теперь: «Переход в иной мир будет вестись из внутренностей статуи! Выполнять все мои распоряжения и распоряжения моих помощниц беспрекословно! Какими бы они вам странными ни показались!», «Первыми к переходу приготовиться двум сотням воинов во всеоружии. Может, им придется сразу вступить в бой с людоедами!» Ну и напоследок: «Приступайте!»

После чего Грозовая спустилась вниз, захватив свой меч, прошла к окошку, которое нависало над лесами, подпирающими статую, и приготовилась поработать фамильным оружием, словно ломом.

– Видимо, не судьба тебе, мой славный меч, погибнуть в бою. Э-эх! – Нанеся несколько ударов, озадаченно развернулась к Ивлаевым: – А вы чего застыли, словно мужиками вас обделили? Быстренько привели себя в порядок да прихорошились! Своим подданным сейчас показываться будете! Да и вообще, давайте все эти цацки и короны в стороны раздвигайте, здесь же скоро сплошная череда людей будет проходить, все растопчут.

Катерина оживилась и стала озираться первой:

– Может, мы сразу самые большие сундуки к нам перенесем и там…

Она сделала руками пассы, обозначающие глаголы «припрятать», «схоронить», «укрыть», а то и «засунуть за пазуху». Зуава на это лишь пожала плечами и посмотрела на Марию. На будущую императрицу уставились и близняшки. И та вдруг решила:

– Девчонки, а что золото? Разве оно сейчас стоит жизни хоть одного человека? Пусть так и стоит! Пусть сокровища все видят и понимают: их жизни стократ важнее! Ну а если успеем, то напоследок и сундуки захватим. Разгребаем!

И пока зуава лихо пробивала окно в новый мир, Ивлаевы со смешками, подначивая грустную Катеньку, разгребли сокровища в стороны, освобождая пространство до самого пола. И правильно сделали! Там тоже оказались подобные окна!

Теперь Апаша переключилась на нижнее окно, с залихватской удалью все больше и больше нанося непоправимые зазубрины своему фамильному оружию. А так как высота помещения исчислялась четырьмя метрами, то получалось, что и надстраивать леса людям внизу теперь придется гораздо ниже. Как и короче настилать ребристый трап в виде дороги в иной мир.

Кстати, организованная работа внизу началась сразу и велась без остановки, невзирая на летящие сверху кусочки раскуроченной святыни. Убирались от лесов все шатры, палатки и навесы. Отгоняли скот и повозки, а все мало-мальски пригодные бревна использовали для установки второго ряда подпорок и возведения полого поднимающегося от центральной дороги широкого трапа.

На конечном этапе вырубки окна уже обломком меча работала лично Мария. На этом особенно зуава настаивала, ну а близняшки ее горячо поддержали. Уж если и пристало увидеть народу свою новую императрицу, то не за плечами у кого-то и не потом, когда-нибудь. А сразу, первой и крушащей непоколебимую, неприкосновенную святыню.

– Это еще больше укрепит веру в тебя, – убежденно советовала Грозовая. – Они только за палец ее осмеливались подержать, а ты ее вон как лихо дырявишь!

Единственное, что пришлось сделать мешающее создаваемому имиджу юной правительницы, так это обвязать ее под мышками страховочной петлей. Уклон-то немалый, окно прямо под ногами, а ну как поскользнется да грохнется на леса? Финита ля комедия! Конец правления! Если и выживет спасительница, то на всю жизнь авторитет потеряет. Так и назовут: «Выпавшая из Падающей».

Все прошло отлично. Вначале народ увидел Марию по пояс. Потом по грудь. Потом она и вся высунулась в пробитое окно и приветливо помахала своим подданным ладошкой.

Вот тут и пришлось убедиться, что громко орать могут не только авторитетные усатые воины. Орали дурным голосом от восторга люди. Причем даже те, что со своей стороны не могли видеть выглянувшую девушку, или не могущие ее рассмотреть из-за огромного расстояния. Мычали дико коровы, будто с них заживо сдирают кожу. Блеяли овцы, словно на них обжигали шерсть паяльными лампами.

И под этот рокот на верхней площадке лесов показался тот самый усатый воин. Между ним и пробитым окном оставалось расстояние в пять метров, но ведь это совсем не помеха для первого, эпохального общения:

– Мы гордимся тобой, императрица Мария, дочь Герчери! Меня зовут Юлиан Некрут, первый воевода заставного войска. Две сотни лучших воинов готовы! Приказывай, императрица!

Следом за ним, пока еще по лесам, живо карабкались дюжие, справные воины. Обвешаны они были оружием почище тевтонских рыцарей, вздумавших тащить на себе еще и доспехи коней и все оружие со своих замков. Мало того, они умудрялись передавать по цепочке наверх две массивные пятиметровые лестницы. Да и в самом деле, приказ получили быть готовыми – и вот: «Сразу мы хоть в бой!»

Пока приставляли лестницу да закрепляли ее, дабы она не соскользнула под немалой тяжестью воинов, Мария довольно интенсивно и конкретно загрузила Юлиана Некрута дальновидными приказами и распоряжениями. Потребовала к себе сюда наверх десяток ловких и сообразительных офицеров. Напомнила о том, что для перехода в иной мир можно взять только груз, подъемный для собственных плеч. А потом представила своих помощниц:

– Маршал нашей империи, Апаша Грозовая!

Все собравшиеся внизу вояки проели свое непосредственное командование глазами и нестройно рявкнули:

– Гордимся!

Старшая из трио Ивлаевых еле сдержала неуместный смех, а потом представила близняшек:

– Мои сестры! Принцесса Вера и принцесса Катерина!

Вот теперь уже вояки, а следом за ними и все остальные, кто мог рассмотреть девушек, так «загордились», что статуя опасно дрогнула от восторженного рева. Смешно было наблюдать, как все застыли с открытыми ртами, глотая воздух. Но Мария и тут не рассмеялась:

– Начинайте подъем! И выполняйте все инструкции принцесс беспрекословно!

Вот после этого во всей красе и высветилось предложение оставить сокровища на своих местах. Любой воин, а впоследствии и любой иной человек, на мгновение замирал, когда попадал в круглое помещение. Его глаза сами с недоумением прикипали к грудам злата и драгоценностей, словно вопрошая: «Как?! Почему?!» Тут же к ним неслось восклицание-приказ: «Не стоять, не задерживаться! За вами идут тысячи! Люди – в первую очередь! Все остальное – если успеем!» Сразу у самых отчаянных, мечтающих еще раз вернуться за семейным добром, вылетали из головы всякие меркантильные мысли. В самом деле, спасаться надо, а не про фамильные реликвии думать.

Чуть позже эти слова уже говорили заранее расставленные по трапу младшие офицеры. Они же заранее вдалбливали основные правила перехода: «Взобрался на плиту. Продвинулся к краю. Шаг вперед с правой ноги – и ты в пещере, освещенной факелами. Это иной мир! Стоять и глазеть по сторонам некогда, за тобой идут другие. Тут же второй шаг вперед, и подаешь руки встречающим: они тебя поднимают на высокую ступеньку, и стараешься отойти от места перехода по коридорам, освещенным факелами, как можно дальше».

Первую группу проинструктировала и увела за собой личным примером Апаша. Впоследствии она в подземельях и металась, словно белка в колесе, заставляя скапливающиеся силы группироваться в тоннелях, пещерах на выходе и постепенно готовиться к первым схваткам со зроаками. Описание людоедов и кречей, а также некоторые факты их жутких деяний зуава успела обрисовать на бегу красочно и емко. То есть, еще не видя своего кровного врага, спасенный народ настроился на борьбу с ним самым решительным образом.

Выступать на открытое пространство Борнавских долин решили под покровом ночи. Наверняка поисковые партии, рыщущие в горах в поисках девушек, разбредутся по бивакам и никак не будут ожидать такого массового и повсеместного нападения.

То есть работы для новоиспеченного маршала хватало на ближайшие полгода.

Не дремали и получившие невиданные титулы принцессы. Катерина перебралась в тоннель и там руководила теми воинами, которые, сменяясь, стояли на приемке прошедших переход. Еще несколько помощников были на подстраховке по сторонам от выступа и на втором выступе. Им вменялось спасать тех, кто, слишком перенервничав или растерявшись, пытался отпрянуть в новом мире назад или терял сознание. Увы, были и такие. К сожалению, несколько особо слабых и мнительных переселенцев так и погибли, свалившись в пропасть. Никакие веревки и сети не смогли их спасти.

Хорошо еще, что сразу двойняшки сообразили, что следует через какое-то время делать паузы. А то вдруг на той стороне затор или еще какая беда? А люди так и будут шагать тысячами в пропасть. Поэтому на каждом примерно пятидесятом переселенце делалась короткая пауза, и появившийся в мире Трех Щитов восклицал переданное Верой слово:

– Проверка!

Тотчас Катя спешила на уступ, «заглядывала» на пару мгновений в статую и, удостоверившись, что все в порядке, разрешала сестре продолжать отправку следом за собой. К ночи удалось обучить специальности отправителя и приемщика самых сообразительных и шустрых, потому что принцессы свалились с ног. Следовало хоть немного поспать.

Юная императрица на своем добровольном посту протянула чуть дольше. При этом она дала себе слово не покидать гибнущий мир, пока все его обитатели не окажутся в безопасности. То есть вот она, первая проверка на высокий титул: раз император, то спасай своих подданных и забудь думать о собственной шкуре. Чудеса случаются редко, и нужно им соответствовать еще и духом. У Марии Ивлаевой крепкий, боевой дух был. И она не согласилась на немедленный уход, даже когда к концу вторых суток прошла очередная волна сильного землетрясения. Статуя накренилась чуть ли не на метр, лопнули некоторые бревна на лесах, покосился пологий трап, ведущий к окну. Императрица осталась, несмотря на все уговоры и причитания.

А люди все шли и шли. Несли на себе все, что только им казалось ценным. Драгоценности, оружие, продовольствие, коз, овец, молодых телят, даже не слишком тяжелых жеребцов и только взрослеющих лошадей. Правда, последних в гору на поводу вели мужчины поздоровей и поплечистей. Обещая, что уж несколько шагов лучших в этом мире породистых скакунов они в любом случае пронесут. Высокие стимулы и традиции многовековой селекции того стоили.

И если юная императрица не спала прямо на лесах, на горке постеленных одеял, она старалась встретить и проводить чуть ли не каждого человека милой улыбкой, прикосновением к плечу или добрым напутствием. И те, кто до сих пор не мог пристроиться в длиннющую очередь и оставался в лагере, видели ее стройную фигурку и сразу успокаивались:

– Мария, дочь Герчери, с нами. Значит, и с нами ничего не случится.

Дни шли за днями.

А в Борнавских долинах, у отделяющего их горного кряжа и даже в огромной Суграптской долине уже шла полным ходом великая война против людоедов и их мерзких прислужников кречей. Началось тотальное крушение Гадуни, кровавой империи зроаков, до того еще ни разу не побежденной ни одной человеческой армией мира Трех Щитов.

В этом благородном деле помогли гости из иного мира. Вернее, уже не гости, а истинные хозяева, которые своим оружием, отвагой и бесстрашием отвоевывали для себя и для своих потомков новую империю.

Глава двадцать третья

Добровольный заслон

Когда показался хвост колонны отступающих войск, Дункан Белый заметно оживился и воспрял духом:

– Кажется, все вырвались! На последнем перевале только заслон из добровольцев прикрывает у баррикады из брошенных повозок.

– И здесь бы не помешало что-нибудь такое же устроить, – попросил я, оглядываясь на долину, все еще наполовину заполненную кострами. – Вон сколько телег осталось. К тому же с десятка три не мешало бы камнями загрузить и здесь наверху оставить, потом только вниз катнем – и красота!

Полковник мои предложения одобрил и тут же отдал распоряжения воинам вспомогательного взвода. Вскоре у нас наверху скопилась целая вереница телег и повозок, у которых только и оставалось, что заклинить переднюю поворотную ось да столкнуть по уклону вниз. Даже если они не протаранят строй врага и разобьются о боковые стены, все равно перебираться через обломки колес и станин – дело троекратно сложней, чем двигаться по ровной дороге.

Ну и когда последнее отделение уже стало втягиваться в горловину подъема, на дальний перевал, где стояли заслоны, были даны световые сигналы факелами. И вскоре мы увидели первых отступающих из заслона. Они ехали медленно, увозя с поля боя раненых товарищей и убитых. Когда имелась возможность, людоедам старались тела павших товарищей не оставлять. Когда и они уже почти добрались до безопасного места, показались и остальные наемники, погоняющие своих коней во всю прыть. Из всех здесь находящихся только я видел полную картину отступления и рассмотрел, что почти на самом хвосте у наших пытается повиснуть легкая кавалерия зроаков.

Пришлось спешно выстраивать наемникам две линии обороны из лучников, благо что народа под рукой у командира хватало. Да и вдоль дороги успели разжечь с десяток сильных костров из брошенных там заранее повозок. Кавалерию аспидов отсекли грамотно, как и красиво отошли наверх, прикрывая друг друга. Только по одним плавным, уверенным движениям воинов чувствовалось: война – это их жизнь. Если так разобраться, то и здесь, в очень удобном, можно сказать, изумительном для обороны месте, десяток лучников легко справится с целой армией.

Да только полковник очень переживал, успеет ли этот заслон остановить врага, задержать его до того момента, пока все переселенцы не перейдут по мостикам на ту сторону пропасти в горах. И аргументировал свои опасения пересказом о крушении стен Грохвы:

– Эти твари внаглую придвинули войска к стенам, чтобы мы не сделали неожиданную вылазку, а следом подтянулись повозки с черными камнями разной формы. Камни расставили полукругом, а их трехщитные собрались в центре. Я просто чудом успел снять со стен половину защитников и отвести в глубь крепости. А потом главные стены и провалились.

– То есть ты боишься, что они и эти скалы провалят? – стал уточнять я.

– Опасаюсь.

– И как далеко от стены стояли их войска?

– Сто метров. На таком расстоянии наши стрелы их доспехи, а тем более выставленные вперед щиты не пробивают.

– Это я знаю. А самый ближайший к стене камень насколько отстоял?

– Метров сто двадцать. И быстро как установили, сволочи! Похоже, у нас под Грохвой собралась более мощная и сработанная команда трехщитных. У Леди они, по словам Олкафа Дроона, пару часов возились с установкой камней. Хотя там неровности имелись солидные и узость перевала не позволяла маневрировать с тяжеленными камешками.

– А что эти камни хоть собой представляют?

– Понятия не имеем. И наш единственный боевой трехщитный тоже разобраться не мог, как и что заставило стены оплавиться и утонуть в скалистой почве.

Я немного подумал, и мне в голову пришла другая идея:

– А камни ли это вообще? Может, они просто таким образом замаскировали магические устройства или древние артефакты?

– Все может быть. Никто из наших эти камни не щупал, но по виду, издалека, довольно тяжеленные.

– Вот бы попробовать захватить один такой камень, – мечтательно протянул я. – Удалось бы тогда трехщитным понять, что это такое, и организовать должную защиту против такого страшного оружия?

– Ха! Сам мечтаю об этом! – Полковник посматривал на десяток остающихся с нами лучников, которые деловито оборудовали для себя позиции с помощью оставленных наверху повозок. – Ладно, все наши прошли, остаетесь тут сами. А мне пора на ту сторону. Негоже воинам идти на прорыв без своего командира.

– Удачи! И победы! – пожелал я ему в спину и развернулся к Леониду, который приволок из нашего грота с лошадьми зачехленные арбалеты и подсумки с болтами. Наши пики, остающиеся в чехлах, и так мы таскали с собой постоянно. – Как настроение? Боевое?

– Усегда! – заулыбался друг и многозначительным тоном спросил в ответ: – А у тебя какое настроение?

– Еще лучше! Я тут одну каверзу зроакам придумал.

– Это ты молодец придумывать. А вот настроение я тебе еще выше подниму.

– Чем же это? – невольно насторожился я.

– Так ведь ты, наверное, ничего о своей благодетельнице и не знаешь?

Честные, невинные глаза моего друга уже лучились готовым сорваться смехом, и я прекрасно понял, кого он имеет в виду. Но время терпело, бежать пока никуда не следовало, так почему бы не потрепаться на эту тему.

– А что я могу такое о ней узнать, что от счастья начну подпрыгивать до неба?

– Шикарные у тебя прыжки! Не поделишься умением? Ах да, о твоем участковом враче мы вроде говорили.

– Дать бы тебе в ухо, – беззлобно поторопил я товарища, и тот выдал:

– Шаайла никуда не ушла, а так и продолжает поиск наверху в одиночку. Сказала, что будет уходить самой последней.

– Эпическая гайка! – не удержался я от загадочного для местных ругательства и нелицеприятной классификации. – Ведьмочка страшненькая оборзевше-зазнавшаяся возомнившая. И зачем она свалилась на нашу голову?!

На мое патетическое восклицание мэтр клоунады не преминул пошутить:

– О! У вас голова на двоих? Или вас там трое?

Понятно, насмехался, что напасти не на нашу голову, а именно на мою. Ответственную, так сказать, за тех, кого я подпустил к собственному телу. И это мне еще до сих пор было некогда рассказать другу, что отныне мне как минимум раз в год придется принимать в гостях эту вашшуну и терпеть наедине от нее предложения об интимной близости. А уж если она забеременела и выносит нашего ребенка, секс с ней станет обязательным два раза в год до конца жизни.

Скорее всего, от морального расстройства я двумя словами пожурил друга за издевательства и затем скороговоркой перечислил только что промелькнувшие в мыслях горести. И Леня проникся ко мне участием настолько, что чуть не оторвал нервно теребимую мочку уха.

– Неужели?! Даже с каторги тебя обязаны раз в год к ней отвезти?!

– Именно! Теперь-то ты мне сочувствуешь?

Оказалось, что нет! Никакого участия, только желание поржать надо мной:

– Да я тебе завидую! Такие привилегии ни одному заключенному не приснятся!

И расхохотался так заразительно, что все оборачивающиеся к нам лучники не смогли сдержать улыбок. Сквозь смех прорывались пояснения: дескать, умора какая. Попасть на каторгу на край света и полгода проводить в путешествии туда и обратно. Пусть и в тюремной карете, и виды через решеточку, но зато постоянно новые пейзажи, новые лица, разнообразная кухня. Ведь самца-производителя просто обязаны будут кормить по высшему уровню. Редиска!

И хорошо, что этого не слышала вашшуна!

Еще лучше, что издеваться дальше надо мной другу не позволили обстоятельства.

– Зроаки! – воскликнул один из лучников, присматривающийся к дороге, которая до сих пор освещалась догорающими повозками. – Легкая кавалерия! Идут с интервалом!

Враг решил сделать разведку боем и прощупать силы обороняющихся. Хотя наверняка людоеды понимали: долина последняя, в горах сильно не попрячешься, а значит, люди будут стоять на данном невероятно удобном рубеже насмерть. Но бой в любом случае начинать надо, так почему бы не с разведки? А может, они смертников вперед послали или проштрафившихся вояк?

Потому что те пали, можно сказать, даром. Шестерых наши лучники сняли легко, подпустив ближе, пятеро развернулись и ускакали. Три лошади остались лежать на дороге, какая-никакая, а помеха. И это притом, что заготовленные нами телеги сталкивать навстречу атакующим аспидам не пришлось. Первый бой без потерь с нашей стороны, время пролетело, костров у нас за спиной осталось несколько меньше, чем прежде.

Вторая атака была уже более агрессивная и массовая. Теперь вперед рвалось около полусотни легких кавалеристов, пуская на ходу стрелы по нашим воинам. Пришлось выталкивать навстречу зроакам подводы с камнями и подожженные повозки с хворостом, чем, в принципе, мы с Леней и занимались. Пока светить и своим, и врагам наше оружие было преждевременно.

Телеги оказались не лучшей задумкой. Они не ехали прямо в самый низ, а чаще зарывались в стенки в начале спуска. Да и подвижному коннику оказалось довольно удобно принять в сторону, а то и объехать спускающийся на него таран. Зато телеги образовали солидные преграды своими обломками. Но и тут кавалеристы не растерялись, часть приседала за теми обломками и вела беглый огонь стрелами по нашим позициям, а часть бегом попыталась прорвать нашу оборону. Нам на руку играла темнота за нашими спинами, да и наемники действовали просто великолепно, с хладнокровием расстреливая приближающихся врагов практически в упор. Опять от волны нападавших половина осталась лежать в виде трупов, а половина откатилась назад в долину.

Но зато появилось и у нас двое легкораненых. Воевать они уже не могли. После чего стала понятна и разведка боем: теперь мы даже при всем желании не сможем пускать вниз телеги, груженные камнем. Они просто далеко не доедут из-за обломков предыдущих. Разве что попробовать спустить их вниз, когда враги подойдут большой колонной вплотную.

И подобная колонна пошла. В виде неприступной, закрытой со всех сторон тяжеленными щитами кабаньей головы. Только нас и выручало, что больше чем по восемь в ряд зроаки не могли выстроиться из-за узости крутой дороги. Но зато им и следовало прикрывать себя щитами лишь спереди да сверху. Как ни странно, атака так и не дошла до обмена выстрелами из луков, преодолев только треть подъема, людоеды организованно отступили.

Наши соратники, настроившиеся на отчаянную стрельбу, выглядели разочарованными и недоумевающими.

– Редкий случай, их лучшие рыцари отступили без боя. К чему бы это?

Зато огоньков в долине с переселенцами осталось совсем мало. Ну и мы с Леней поняли, что нам пора наверх. Со скалы с нашим оружием будет сподручнее и бить врага, и рассмотреть всю его диспозицию в спешно возводящемся лагере. Жестко оговорили с лучниками тот наш сигнал сверху, по которому они вскакивают на коней и уходят к мосту, и только после этого по ступенькам припустили на верхушку. Свои рюкзаки с самым ценным для нас багажом мы тоже внизу, возле наших керьюги, оставить не рискнули. Мало ли что нам наверху пригодится? Да и спокойней будет, что никто не прихватит с собой по ошибке и наши вещички.

Первым делом осмотрели запасную позицию на самом краю пантеона. Это если придется отойти непосредственно с несколько неудобной верхушки скалы. Потом опять-таки на другом краю развалин привязали две длинные и крепкие веревки к остаткам разрушенных колонн. Это на случай скоростной эвакуации прямо к гроту с нашими великолепными скакунами. Потому что в критической ситуации может и времени не хватить для сбегания вниз по серпантину выдолбленных в скале ступенек. И только потом вернулись на нашу позицию номер один.

Пока я располагался на площадке и осматривал лагерь зроаков, Леня смотался в развалины пантеона на примыкающей горе и отыскал там ковыряющуюся в пыли вашшуну. По-моему, они о чем-то повздорили, ибо вернулся мой друг с веселой злостью и полный ехидства.

– Нет, ты понял, как она меня выгнала?! – возмущался он. – Вручила вот этот свисток и сказала: «Как будете уходить, свистите! И больше мне не мешай!» А ведь я к ней с уважением, деликатно так. Обиделась, наверное, что ты посоветовал полковнику воинов забрать.

– Пусть на себя обижается, – ворчал я в ответ, – за то, что копается в этом мусоре, когда ей уже тысячи раз сказали: нет здесь ничего толкового!

– Так уж и нет.

– О том, что именно есть, знаем лишь мы с тобой. Она только и знает о значках, что те на личные гербы годятся.

– Тем не менее, – рассуждал мой друг, пристраиваясь рядом со своим арбалетом и раскладывая подсумки, – Шаайла явно на тебя запала. Она ведь ждала именно твоего прихода за ней.

– Чур тебя, чур! Сглазишь еще ненароком. Только ведьмы мне среди фанатов не хватало. Ценю, уважаю, даже дружить могу, но не больше! И так еще неизвестно, чем моя просьба о лечении в итоге закончится.

– Да, это ты погорячился. Все равно девчонок не нашли, мог и вылежаться. Что там видно у будущих покойников?

Наша позиция как для арбалетчиков считалась просто великолепной. Но товарищ мог видеть только освещенную дорогу между скал. Его первый щит то ли еще не прижился, то ли еще только осваивался на новом теле, но никак себя проявлять не торопился. Но я все-таки уточнил:

– Совсем-совсем ничего не видишь у них в лагере?

– С чего бы это? Только контур гор на горизонте на фоне звездного неба. А внизу, над долиной, словно бездонная черная пропасть. Да у тебя самого когда ночное зрение проснулось? Только после удара стрелой по голове, когда мы Лияну переплывали. Так чего ты от меня трюков Копперфилда требуешь?

– Точно! Тебя вначале надо чем-нибудь по голове огреть! – хохотнул я. – Сразу прозреешь! Ну а хоть что-то улучшилось у тебя?

– Вигвам! С этим вашим щитом. Скорее даже ослабевшим себя чувствую.

– Видимо, у тебя сбой программы. Помню, что я чуть ли не сразу умудрился просматривать раковины, дефекты плавки в металлическом пруте.

– Кто бы сомневался! Детям – все самое лучшее.

– Издеваешься над бывшим карликом? Зато тебе сама вашшуна наклеивала щит на тело, собственной ручкой… О! А вот и большие повозки появились!

В спешно обустраивающийся лагерь зроаков стали въезжать довольно внушительные повозки, запряженные двумя парами лошадей каждая.

– О, как погонщики коней нахлестывают! Торопятся, гады!

Сам лагерь у зроаков как таковой и не возводился. Просто не доходя ста – ста десяти метров до скал, выстроилась прикрывшаяся щитами и ощетинившаяся копьями фаланга рыцарей. Но до меня только сейчас дошло, почему людоеды провели такие самоубийственные и бесплодные две первые атаки: они хотели перестраховаться! И своего они добились. Вздумай сейчас люди атаковать в плотном строю тяжелой кавалерии, то они сами не проедут через разбросанные и горящие телеги. То есть предпринять отчаянную вылазку и захватить при этом один или несколько таинственных черных камней было бы полным и неоправданным безумием.

– А они не дураки, – согласился с моими выводами Леонид. – Мало того, та их атака кабаньей головой, скорее всего, и ставила перед собой целью рассмотреть наши контратакующие возможности. А именно: нет ли здесь тех самых страшных убийц прежнего императора, со своим секретным оружием.

– Ты думаешь?..

– Почти уверен. Наверняка все их трехщитные получили соответствующие инструкции на эту тему. Ты только представь, что будет, если эта банда аспидов лишится своего тайного оружия? И припомни, насколько оно опасное! Гляди, даже эти скалы собрались сровнять с землей. Или что иное затевают?

– Увы, выстраивают телеги большим полукругом.

– Вот! А если учесть, что у крепости Ледь твои подруги им ликвидировали лавиной точно такую же партию камней, то они теперь перестраховываются трижды и дуют на холодное.

Понятное дело, что зроаки очень берегли свое тайное и, возможно, уже единственное оружие подобного разрушительного свойства. А судя по тому, как быстро и четко работали трехщитные и их помощники на расстановке, команда у них тут подобралась более чем знатная и сработанная. Лошадей распрягли и увели в тылы, точную расстановку повозок производили уже вручную. Сняли тенты, и теперь камни черными каплями возлежали, вполне мною хорошо различимые на фоне более светлых рам повозок.

Адреналин уже давно бушевал в крови, руки просились начать стрельбу немедленно. Но я все не решался выбрать первые цели и никак не мог мысленно определить для себя основные приоритеты в стрельбе. То ли уничтожать трехщитных, пока они бегают по одному, то ли подождать, пока они соберутся в кучу.

А ведь еще следовало отослать лучников от самой горловины с дорогой и от скал в целом. Лучше всего прямо сейчас отправить их к мосту.

– Леня, давай сигнал нашим! Пусть расставят телеги наверху и уходят! И этой… нашей благодетельнице свистни, пусть сматывается!

Мой друг сместился к заднему краю площадки, разжег факел, обмазанный смеляшей, и подал условные сигналы. Затем, использовав свисток, подал сигнал и вашшуне. Через полминуты с пяток выкаченных телег скатились с горки, утыкаясь куда угораздит и образуя дополнительный, этакий баррикадный заслон. Все остальные были расставлены на дороге за скалами, связанные единым широким фронтом. Но вот сами лучники не ушли к мосту: уселись на коней, отъехали метров пятьдесят от телег да и остановились на той точке, с которой еще как-то просматривалась первая, поблескивающая металлом шеренга рыцарей-людоедов.

Их понять было можно: ведь чем и как мастера-оружейники будут сражаться, они не знали. А у них за спинами еще оставалось гореть с несколько десятков костров. То есть на ту сторону пропасти еще не все переправились, а значит, заслону уходить рановато.

До рассвета оставалось всего лишь часа два, по нашим часам, когда мы начали свою операцию «Прикрытие». Причем она проводилась совместно с еще несколькими операциями, которые скороговоркой перечислил мой помощник:

– Наказание. Возмездие. Отрезание с обрезанием. Зачистка. Аборт…

– Умоляю! Перестань! – оборвал я его. – Мне прицеливаться надо, а ты меня смешишь. Уф! Начали!

Первым я убрал трехщитного на дальнем правом фланге. Тот стоял возле камня и странно поглаживал его ладошками. Может, настраивал? В моем инфракрасном прицеле отлично было видно, как лопнула его треугольная голова и труп беззвучно завалился под колесо повозки. Как я и рассчитал, никто не обратил на первый труп внимания: коллеги были заняты своими камнями или обсуждением своих коварных планов в центре полукруга, а остальные зроаки просто ничегошеньки не видели в полнейшей темноте.

Второго аспида я убрал по нашему левому флангу из арбалета Леонида. Переставлять прицел в данном случае было и глупо и опасно в плане перенастройки оружия. В который уже раз я пожалел, что не заказал отцу перед убытием с Земли одинаковые арбалеты или еще один прицел. Товарищ мой, конечно, не бездействовал, натягивал в бешеном темпе тетивы оружия, так что я только и старался определить конкретную цель, а потом подхватить арбалет в руки да выстрелить.

На третьем обладателе Трех щитов получился небольшой конфуз: только он упал, о него споткнулся бредущий куда-то пехом кречи. Что он там и как определял на теле только что убитого хозяина, неизвестно, но его истерический крик даже мы услышали. Жаль, что не получалось и этого урода пристрелить, мне важней были трехщитные, и я уже ловил в прицел четвертого по списку кандидата в покойники. Тот как раз замер в удобной для попадания позе, пытаясь понять, что кричит кречи, да так и помер, ничего не сообразив.

Смерть пятого врага произошла на глазах его коллег: я уже начал выбивать тех, кто не бродил поодиночке между телегами. Вот теперь уже крик и хай поднялись до небес. И когда я успокоил шестого, как раз успели отыскать первую парочку покойников. Паника достигла своего апогея. Никто не мог понять, кто и откуда атакует и чем убивает. Вдобавок раздавать противоречивые команды пытались сразу с десяток людоедов. Кто командовал немедленно разжечь огни, кто сплотить фалангу и отодвинуться на десять шагов вперед, кто требовал от той же фаланги сию минуту двинуться вперед, атакуя невидимого врага.

В общем итоге мечущиеся факелы и разгорающиеся костры сразу высветили всю обстановку в стане врага. Наши лучники, продолжающие наблюдать, на эту картинку ответили зычным ревом восторга и одобрения. Но все равно уходить к мосту пока не спешили. А я, сняв инфракрасный прицел из-за ослепления огнем, все продолжал и продолжал стрелять. Пр авда, в суматохе мне уже было очень трудно отследить среди бегающих врагов именно их обладателей магии, поэтому начал отстрел любого, кто оказывался на прицеле и находился при этом в центре полукруга. Я себе вбил в голову, что если я там всех порешу, то страшное оружие просто некому будет запустить в действие. И совсем не обратил внимания на то, что ни одну телегу с камнями никто и не подумал сдвигать с места или эвакуировать в тылы.

А потом в какой-то момент обнаружил, что из вражеских тылов, под прикрытием толстенных деревянных щитов, установленных на телегах, движется сгруппировавшаяся кучка зроаков. Скорее именно тех трехщитных, которые вознамерились любой ценой запустить свое оружие в действие.

– Однако! – запаниковал я, обращаясь к работающему в бешеном темпе товарищу. – Так и мы с тобой вместе со скалой в земле утонем!

– Уходим?

– Вроде как рано. Может, на запасную позицию отойдем, к пантеону?

– Как скажешь! – без тени сомнения согласился Леонид.

Ну, мы туда и подались бегом. В самом деле: пусть даже скалу враги как-то разрушат, но ведь целую гору, пусть и с усеченной вершиной, им никак в грунт не затолкать! На новой позиции, оборудованной нами чисто на всякий случай, только и разница была, что увеличившаяся на пятьдесят метров дистанция стрельбы. То есть мы сместились по левому флангу на пятьдесят метров и даже чуток продвинулись вперед благодаря округлой площади всей вершины. Мы и отсюда смогли бы немедленно остановить попытку тех же рыцарей, к примеру, броситься на узкую дорогу, ведущую вверх между скал.

От пантеона стрелять было еще удобнее, ракурс ведь немного сместился, и я умудрился выбить еще двоих зроаков, которые то ли были в группе магов, то ли толкали телеги со щитами. А потом понял, что группа трехщитных все-таки прибыла на «место запуска». Подсказкой мне послужило резкое расхождение в стороны и движение дальше на фланги стоящей перед камнями рыцарской фаланги. Людоеды опасались нанести урон сами себе при запуске своего страшного оружия.

Бормоча себе под нос ругательства, проклиная аспидов и их создателей, а также попутно комментируя все мной видимое для Леонида, я попытался нанести максимальный урон рыцарям фаланги, начавшим маневр и перестроения. Как мне порой казалось, в строю от каждого выстрела падало два, а то и три рыцаря. Скорее всего, спотыкались друг о друга. И если их не убивал я, то затаптывали собственные товарищи по строю. Ни у кого даже мысли не возникало, чтобы остановиться и помочь раненым или оступившимся! Настолько они опасались невидимой смерти из проклятых камней.

– Чтоб вы этими черными булыжниками подавились! – рычал я в бессилии, выбирая новую мишень, а правильнее сказать, сразу несколько мишеней на одной линии. – Сколько же вас, гадов, эти булыжники прикрывает?..

Вдруг подал голос пыхтящий от усердия Леонид:

– А ты хоть раз по камню попал?

– Делать мне больше нечего, только болт переводить!

– Да пес с ним, с болтом! Вдруг хоть кусочек отколешь? Вдруг и это поможет?

– В самом деле. Где ж ты раньше был, такой умный? – бормотал я, ловя в прицел тушку черной глыбы и слыша ответное ворчание мэтра:

– Где, где… в Караганде! Поставил меня тут заряжающим, я даже поле боя не вижу. Там ведь светло от костров и факелов.

Он и в самом деле поднял голову и глянул, что там творится. Момент совпал с моим выстрелом. Также он совпал с запуском вражескими колдунами своего таинственного оружия. Мой болт вонзился в камень, и тот покрылся синими сполохами разрядов. После чего из черного валуна повалил приличной густоты дымок.

Жаль, что выпущенная чуть раньше сила унеслась вперед и сделала свое черное дело. Обе гигантские и толстенные скалы покачнулись, оторвались от подпирающих их гор и, проседая в землю, словно в расплавленное стекло, стали заваливаться друг на друга. Под этим нереальным для сознания падением оказалось погребено все: и дорога, и громоздящиеся на ней обломки повозок, и лошадиные трупы вперемешку со зроакскими. На образовавшейся новой дороге, шириной под сто метров, только и остались торчать две верхушки скал, перегораживая получившийся проспект всего лишь наполовину одной ступенькой: от дальней горы ступенька возвышалась метра на два, а ближе к нашей позиции сходила всего до одного метра. И все это в ночи странно фосфоресцировало и светилось остаточной энергией.

Ну и на самом перевале осталась полоса из связанных повозок и телег, до которых, видимо, сила тайного оружия просто не дотянулась.

– Вот это да-а-а! – протянул мой пораженный зрелищем товарищ. – Такой массив утопить! Хорошо хоть, ступенька от скал осталась.

– Заряжай! – выдернул я его из короткого ступора. – Сейчас эти морды попрут в атаку на долину.

Не сговариваясь, мы синхронно посмотрели в сторону моста. Ни одного огонька костров. И только я рассмотрел взбирающихся по тропе конников.

– Молодцы, вовремя ушли! А что там наши лошадки?

Пока Леня заряжал оба наших арбалета, я сбегал на другой край пантеона и посмотрел туда, где в гроте стояли наши рыцарские кони. Вроде там все было спокойно, а уж мы сами к ним спустимся чуть позже просто по веревке. Да и склон горы с той стороны не так крут, как возле нашей позиции.

Возвращаясь обратно, уже метра за три от товарища я чуть не получил разрыв сердца, непроизвольно успевая выдернуть кинжал из ножен. Кто-то поднялся из-за камня, который, можно сказать, прикрывал нам с Леней спины. Уже замахнувшись кинжалом на неизвестного, я услышал ехидный женский голос:

– На кого это ты так разогнался? Я ведь и проклясть могу.

Что мой, что голос резко развернувшегося с арбалетом товарища прозвучали в унисон:

– Ты почему не ушла?!

А я еще и добавил с бешенством, пытаясь засунуть кинжал в ножны:

– Немедленно спускайся к лошадям! – подхватил арбалет, быстро прицелился и выстрелил в центр начавшей сходиться в атаке рыцарской фаланги. Потом второй выстрел, и, пока заряжался первый арбалет, нетерпеливо двигал пальцами и продолжал кричать на девушку: – Ты чего себе позволяешь! Почему не выполнила приказ?! Я тебя сейчас сброшу вниз!

Совершенно проигнорировав мои угрозы, Шаайла присела на корточки возле пыхтящего от усердия Леонида и отстраненно пробормотала:

– Только попробуй… ко мне прикоснись. И твои приказы… меня не касаются. Удивительное у вас оружие. Все время за вами наблюдала.

Продолжая стрелять и высматривая очередную цель, я решил уговорить вашшуну по-доброму:

– Слушай, когда мы будем отсюда сбегать, то будем просто катиться по склону. Да и с веревкой мы умеем спускаться бегом по крутым откосам. Я тебя очень прошу, начинай спуск уже. А мы тебя чуть позже догоним. Тем более что долго сдерживать эту лавину у нас вряд ли получится.

И опять вредная ведьма со мной не согласилась:

– Успею. К тому же я вижу, что твой помощник не успевает с зарядкой. Я буду ему помогать.

И сказано это было таким тоном, что дальнейшая охота спорить и уговаривать словно испарилась. Молча я опустил разряженный после выстрела арбалет, создал упор ногой и наложил на ложемент ворот. После чего три раза провернул ручку.

– Будешь делать вот так и отдавать ему.

– А почему ты сам не делаешь это?

– Мне заранее надо высматривать цель, на это тоже уходит время. Ты ведь видела, что Леня только вкладывает арбалет мне в руку?..

– Леня?..

Но таким вопросом меня смутить не удалось. Я был страшно зол, да и мы заранее договаривались о подобных оговорках при посторонних.

– Это детское имя моего помощника, так его только я да его родственники имеют право называть.

– Поняла. Вот так? Правильно?

Вначале у нее только и получалось, что наложить ворот, потом стала успевать делать несколько оборотов ручкой натяжения. Затем дело дошло до восьми оборотов. Леня только докручивал до конца натяжку струны, вставлял болт, зажимал его фиксирующей планкой и вставлял в мою отставленную в сторону руку.

Благодаря такой помощи мы и в самом деле ускорили темп стрельбы. Теперь за минуту мы успевали делать сразу три выстрела! И это невероятно сказалось на нашей обороноспособности. Трупами рыцарей оказалась завалена новая дорога на всю ширину, и это при том, что до низкого края оставшейся верхушки скалы добралось не больше двух десятков рыцарей-людоедов. Их тела тоже служили своеобразной преградой. Там же мне удалось успокоить и десяток коней-тяжеловозов, на которых некоторые рыцари попытались прорваться верхом.

А вот дальше в плане прицельной стрельбы пришлось более чем тяжело. К высокому краю ступеньки стали подскакивать на лошадях зроаки легкой кавалерии. Они вскакивали на седло, хватались за край преграды и вылезали наверх. Дальше уже неслись бегом к поставленным в ряд телегам. Их я просто не успевал сразить на бегу, да еще в таком количестве. Да и баррикада врага более чем на десять секунд не задержит. А значит, пришло время отступать немедленно!

– Уходим!

Закинув на плечи свои рюкзаки, подхватив подсумки с болтами и свои несколько громоздкие в данном случае пики, все втроем метнулись к другому краю развалин. Никаких иных мыслей, кроме как удачно и быстро спуститься к коням, в голове не было. Ну и понятное дело, следовало вначале схватить моток веревки и бросить его вниз. Но только я схватился за первый моток, как сбоку от меня послышался полный досады голос Шаайлы:

– Стойте! Смотрите туда!

Ее рука указывала в то место гор, где была тропа, мост и куда мы сейчас со всей прытью спешили. Я поднял взгляд и остолбенел: мост, или сколько их там успели еще перекинуть через пропасть, горел ярким пламенем! Но еще неприятней оказалась толпа пеших зроаков, которые со стороны долины бегом приближались к гроту с нашими лошадьми.

– Они прошли по тропам в обход гор, – догадалась вашшуна. – Лучники просто обязаны были сжечь мост.

Ну да, кажется, при всем к нам уважении, нас вынужденно списали в категорию «потери». При такой войне два мастера и одна вашшуна большой роли не играют. Да и по большому счету спасти нас сейчас могла бы только сотня тяжелой кавалерии. А где ее взять? Но больше всего мне в тот момент стало жалко наших породистых, уже идеально прирученных рыцарских лошадок. Просто душа разрывалась, что они достанутся в виде трофея какому-нибудь мерзкому людоеду.

– Сюда к нам они не доберутся, – скорее всего, спрашивала девушка, имея в виду зроаков.

– Сразу – нет, – подтвердил Леня. – А потом все равно скалолазы со всех сторон поднимутся.

– Стреляйте! – Тон у Шаайлы стал полон грусти и безнадеги. – Не ждите.

– И то правда, – внешне резко успокоился я, понимая, что долго здесь мы не задержимся. – Болтов у нас не много, но выстрелять придется почти все. По пять оставим на всякий случай.

Мы не спеша возвращались на прежнюю позицию, и мой товарищ, словно мы на прогулке, тоже рассуждал равнодушным тоном:

– Я бы и последний десяток расстрелял в этих уродов. Ну разве что по одной штучке для образца бы оставил.

– М-да? Ладно, будет видно. Отдохнули? Помощнички. Тогда заряжай!

Стреляли мы по врагу до тех пор, пока окончательно не рассвело. Лучи Светоча уже осветили и нас, и нашу позицию, а зроаки все падали и падали после моих выстрелов. И скорее всего, ни один пущенный мною болт не пропал даром. Мало того, пока аспиды принялись эвакуировать телеги с черными глыбами, я успел повредить еще сразу восемь из них. Не знаю, как они действовали, но, скорее всего, людоеды не смогут починить такие уникальные артефакты. Иное дело, если они сами в своей империи производят подобное чудо, тогда они наверняка починят старые камни или склепают новые. Но когда это еще будет?

По крайней мере, сейчас и в данном месте эти аспиды рода человеческого не сумеют применить свои устройства для разрушения. Да и самих магов в их подлом коллективе что мы, что землячки своей лавиной сумели проредить более чем основательно. Жаль, что не нанесли подобные удары чуточку раньше. Хотя кто знал, что следует так спешить, да еще в два разных места, да еще и стрелять болтами по черным валунам.

О таком превентивном ударе никакая разведка заранее не пронюхает и никакой стратег не подскажет. И так отлично получилось, что подавляющее число переселенцев вырвались из опасного капкана, да еще и в данное время совершают рейд по тылам зроаков, расслабившихся ожиданием победы.

Болтов мы с Леней после бурной торговли оставили по два. А потом, не сговариваясь, подхватили свои вещички и, балагуря на отвлеченные темы, отправились в то самое потайное помещение подвала, которое устроители закрыли глухой стеной. Перед спуском в лаз деловито разожгли факелы и два сунули в руки тоскующей ведьмочки. По одному взяли сами и спустились первыми. Когда спустилась и девушка, задвинули за собой плиты, которые и раньше прикрывали лаз. А уже в подвале стоило только посмотреть, с каким недоумением и сомнением за нами плелась вашшуна. Когда же она поняла, куда мы направляемся, гневно воскликнула:

– Но я не хочу топиться! – да так и застыла перед проломом.

Мы уж стояли внутри потайного помещения, поэтому обернулись к девушке одновременно и посмотрели на нее одинаково. Все-таки мы уже давно вместе и могли бы выступать на большом манеже великолепной парой клоунов.

– Тебя сто раз отсылали на мост! – желчно напомнил я, ничего не боясь. Ведь во мне все еще бурлил адреналин.

– Зачем ты проигнорировала приказ мастера? – сокрушался мой помощник.

– Как ты отчитаешься о провале ответственного задания перед своей богиней? – укорял я.

– Жуткий, страшно постыдный просчет, – скорбно кивал мэтр клоунады.

Именно такое неприкрытое ерничество дало девушке возможность догадаться, что мы над ней издеваемся. Она покраснела, нахмурилась и попыталась нас запугать:

– Или вы мне сейчас же расскажете, что задумали, или…

Я только фыркнул на это, хотя мой товарищ и попытался сместиться мне за спину.

– Ха! И что означает твое «или»? Не станешь топиться? Так тебя никто и не заставляет. А-а-а! Наверное, ты хочешь пытками вырвать у нас секреты нашего оружейного мастерства. Нет? Тогда попробую угадать дальше. О! Может, ты просто попросишь нас ласковым голосом: «Дяденьки! Не гоните меня! Спасите меня! Отныне я стану хорошей и послушной!» Угадал? Ха-ха! По глазам вижу, что угадал. Ну, чего замолчала? Проси! Мы сегодня добрые: хоть и проиграли сражение, но выиграли войну.

Упоминание о войне заставило вашшуну чуть расслабиться, вспомнить, с кем она разговаривает, и не пользоваться наверняка заготовленным проклятием.

– Тоже мне, дяденьки!..

– Не нравится? – поразился я. И решительно добавил: – Тогда мы уходим сами!

Хотя, честно говоря, очень боялся неясного момента: значок еще ни разу не проверенный. Что с того, что он явно в силе? А о силе говорит тот факт, что я его вижу, а остальные только нащупать могут. Да и что с того, что он вообще здесь существует? Вдруг переход все равно не состоится в неведомый мир?

Вот тогда уже точно ничего не останется, как разобрать арбалеты, что горит – сжечь, остальное – в пропасть. Ну а напоследок и самим туда же. Зато теперь уверены, что жизнь прожита ох как не зря. Вон сколько аспидов в преисподнюю отправили.

Но девушка поняла, что давить на нас не получится, и пошла на попятную:

– Хорошо, я не буду вас проклинать. – Заметив, как я махнул на нее безнадежно рукой и стал разворачиваться, поспешно добавила: – И слушаться буду! Если это не противоречит здравому смыслу.

А мне словно и этого унижения было мало! Показательно наморщив в раздумье лоб, я помахал своим факелом, любуясь непроизвольно отблесками кварца в блоках стены. Так и хотелось придумать нечто, ставящее меня вне досягаемости неприятного колдовства.

– У меня еще условие: ты отказываешься от права «двух ночей»!

– А это от меня не зависит! – с ехидством ответила девушка. Похоже, еле сдерживалась, чтобы не показать мне язык.

Пришлось поверить.

– Ладно, тогда ты больше никогда не смеешь угрожать нам проклятиями.

– Это надо заслужить!

От такой отповеди даже Леня не сдержал возмущения:

– А мы еще не заслужили?!

Ведьмочка пожала плечами, словно наши подвиги по уничтожению людоедов не могли считаться заслугами, а я так и стоял, словно зачарованный, продолжая размахивать факелом. Мой взгляд в потустороннее обеспокоил целительницу:

– Что ты задумал?

А я ничего не задумал! Я просто старался не просверлить взглядом дырку в камне, который торчал из кладки на краю пролома. Конечно, я мог и ошибаться, но уж больно тот камень был похож на описание булыжника-артефакта, который так настойчиво разыскивала вашшуна.

– Слышь, Шаайла, – начал я осторожно, не забывая о ведшейся только что торговле. – А если я отыщу для тебя твой вожделенный камень, ты научишь нас отражать твои и подобные им проклятия?

– Ну… за камень? Научу.

– Обещаешь?

– Именем своей богини! – Кажется, она мне уже поверила заранее.

– Тогда даю подсказку: куда можно спрятать артефакт, если враг у стен пантеона и ему грозит разграбление? Да просто: сделав вид, что прячут потайной колодец. Вернее, он и не был потайным, им пользовались все и всегда. А потом взяли и припрятали. Ну? – Я и к Леониду повернулся. – Догадались, где лучше всего спрятать предмет?

– На самом видном месте, – пробормотал очевидное мой товарищ. – Возле свечи.

– А что у нас самое видное? Ха! Да вот! Сама стена! Шаайла! Камень от тебя справа, торчит из стены, вот-вот и сам выпадет.

Вашшуна положила свои средства освещения в проем и недоверчиво взглянула туда, куда указывал мой факел. После чего пискнула и голыми руками стала вырывать камень из кладки. Не прошло и минуты, как находка оказалась у нее, крепко прижатая к груди. Лицо ведьмы даже похорошело от переполнившего ее счастья, а в глазах стояли слезы.

– Никто не верил, что я его найду! – шептали ее исцарапанные, припухшие губы. – А я нашла!.. Вернее, ты нашел! Спасибо!

– Всегда рад помочь! Агентство «Шерлок Холмс и доктор Ватсон» – к вашим услугам! – поклонился я и уже целеустремленно поспешил к колодцу-пропасти. – Надо торопиться! Зроаки еще не скоро на скалы полезут, но мало ли что. Лень, идешь первый?

– Издеваешься?

– Давай-давай! А то мне в последний раз не повезло. Забыл? Шевелись!

– Э-э! Не так резко! Резкий ты наш. Веревкой давай хоть подстрахуемся, – переживал мой товарищ.

– Это – запросто! – Отставив свой рюкзак, я обвязал друга веревкой и нравоучительно при этом читал инструкцию по переходу Шаайле: – Делай все в точности, как он: шаг с правой ноги – и ты в ином мире. Приставляешь левую ногу и осторожно приоткрываешь глаза. Если все нормально, делаешь шаг в сторону, потому что следом за тобой через минуту и я пойду. Как бы тебя не растоптал.

Если Леня еще в чем-то сомневался, то нас подогнал глухой звук рухнувшего где-то наверху камня. Может, сам упал, а может, уже и зроаки вели поиск в развалинах. В последний момент я ему в руку вставил факел:

– Вдруг там темно?..

Он встал на край выступа и шагнул в пропасть колодца, держа в одной руке пику-метатель, а второй, с помощью факела, освещая себе дорогу в неизвестность. Веревки, обрезанные невидимым лезвием, повисли у меня в руках.

– Есть! Отлично! Следую…щая! – командовал я, сматывая веревки и приторачивая их к верхнему клапану своего рюкзака.

Девушку, так и прижимающую к себе камень, пришлось на край заталкивать чуть ли не силой, а держатель факела засовывать между ее драгоценной находкой и не менее драгоценной грудью.

– Все! Шагай с правой ноги! Леня тебя там встретит. Смелей!

Последний окрик подействовал, и она шагнула. Судя по тому, как растаяло в пространстве ее тело, переход прошел нормально. Я вскинул за спину свой рюкзак, приторочил к поясу арбалет и, подхватив оба оставшихся факела в одну руку, а во второй зажав пику, тоже замер на краю уступа: минута еще не прошла. Зато теперь я в повисшей тишине отчетливо услышал, как с лаза сдвигают прикрытие из плитки, а потом и гул голосов.

– Ищите-ищите! – злорадно пробормотал я напоследок. – Мало вам досталось?! Так мы опять вернемся и уже тогда накостыляем вам по самые…

Чего много болтать? Вот я и шагнул.

Глава двадцать четвертая

Жестокие реалии нового мира

Как ни надеялся я на новом месте увидеть в первую очередь ожидающего меня Леню и растерянно озирающуюся Шаайлу, но действительность превзошла все мои скромные познания путешественника между мирами. На расстоянии двух ладоней перед моим носом была глухая стена из гранитных блоков. Слева и справа – такая же стена. Сзади – тоже. Разве что последняя отстояла от меня на три локтя, и от нее отделял уступ-ступенька высотой сантиметров тридцать. То есть колодец вытянутой, прямоугольной формы.

«Значит, шагаешь с нее и попадаешь обратно в мир Трех Щитов! – догадался я о ступеньке. – Но где же Леня и Шаайла?! Куда это они могли провалиться? Может, в соседнем подобном колодце? И стоит покричать?»

От затеи кричать я отказался сразу. Во-первых, запах мне подсказывал, что рядом жилье. Вернее, нечто, похожее на подвал, в котором хранят кислую капусту, лук с чесноком, бродящее пиво и свежие фрукты. Во-вторых, сразу заподозрил самое худшее: я в ловушке. И неизвестно, смогу ли я из нее выбраться.

Первым делом погасил один факел. Потом сбросил с плеч весь свой багаж, пристроил в уголок пику и арбалет и приступил к тщательному осмотру непонятного колодца. Вверху виднелось пятнышко света, но я туда пока лезть был не готов. Встал на колени и аккуратно осмотрел торец уступа. На нем четко виднелся значок из трех щитов, но теперь уже обведенный кружочком. А рядом с ним – уходящая наискосок вверх молния.

Вот тебе, Боря, и новая загадка! Что ни переход, то сюрприз!

В наличии перехода обратно я удостоверился, но вот испытывать его, а тем более в такой момент, когда там зверствуют людоеды, мне и в голову не могло прийти. Но зато я попытался мысленно представить разницу в сочетании значков и как-то их классифицировать. Получалось, что молния обозначает все-таки одно конкретное место иного мира. Сам значок – возможность обратного перехода, а вот кружок вокруг него… это еще следовало проверять экспериментально. Тогда как полукруг с тремя треугольниками – это, скорее всего, именно три точки перехода в иной мир. И точки вот именно такие, стационарные, с возможностью возвращения. То есть что мой друг, что вашшуна тоже где-то здесь, но в ином месте. И мне теперь придется не просто самому здесь освоиться как можно быстрее, но и земляка с девушкой разыскать. Имелся и второй выход: высидеть здесь несколько дней, а потом заглянуть обратно в разрушенный пантеон.

Да только где гарантия, что там не окажется с десяток торчащих в засаде зроаков? Если уж выжидать, то неделю, а лучше всего две. А на такое время у меня харчей никак не хватит. Ха! Да с моим аппетитом и на день не хватит! Не говоря уже о воде, которой было всего полфляги.

Оставалось продолжить осмотр.

Уровнем ниже моих ног виднелась щель у самого пола: с локоть шириной да высотой в ладонь. Именно оттуда и неслись запахи переполненного продуктами подвала. Причем прямо заглянуть в подвал не получилось бы вот так и сразу: щель вначале уходила на полметра вдаль горизонтально, а потом под острым углом сворачивала вниз. Хитро строят местные умельцы, хитро! Но, имея гибкую проволоку и парочку зеркал, при желании и в подвал заглянуть можно.

«Значит, я в жилом доме. Судя по далекому пятнышку наверху, не менее чем в пятиэтажном. – Размышления велись параллельно с подготовкой к предстоящему подъему. – Другие варианты данного объекта: замок, дворец, жилая башня с вентиляционным колодцем посредине. Пирамида и некрополь отпадают, в них не держат квашеную капусту. Что еще? Скоб для подъема нет. Как же Грибники отсюда выбираются наверх? Все силачи-культуристы? Я бы со своим прежним калечным телом и на метр бы не поднялся. Кладка… Судя по тому, что не кирпичная, мир может быть довольно диким. Раствор… Не цементный! Скорее, известковый. Значит, не дальше Средневековья. Но в любом случае кузнечное дело у них уже налажено. А значит, болты для арбалета наделать можно».

Один из болтов так и остался лежать в кармане, второй перекочевал в рюкзак, третий я вложил в маленький карманчик у пояса штанов. Свои драгоценные «заозерские» монеты времен застоя социализма тоже решил много не набирать, должно хватить горсти разных по качеству и блеску. Прихватил два маркера, на случай если придется блуждать по каким-то лабиринтам чердаков или замковых коридоров. Часы и диктофон решительно оставил, как и все прочие атрибуты земной цивилизации. Если потребуются, всегда за ними успею вернуться. Да и имеющейся веревки должно хватить если не до верха, то на порядочную высоту. Закрепить там конец, и уже второй раз до самого низа не придется за рюкзаком спускаться.

Арбалет, после некоего размышления, тоже разобрал частично, мало ли что. Метатель разрядил и два ножа из имеющихся четырех захватил с собой. Также решил прихватить и кинжал в ножнах. Не рапира и не меч, но в крайнем случае сгодится в обороне или при интенсивной схватке в замкнутом пространстве. В завершение своей амуниции надел кожаные перчатки, коленки обмотал разрезанным пополам шерстяным шарфом, погасил факел и, решительно настроившись, стал взбираться к свету.

И несмотря на мое обновленное, можно сказать, уже мощное тело, та самая решительность весьма пригодилась. Ведь одно дело – видеть по телевизору, как другие скалолазы ловко преодолевают подобные щели в скалах, а совсем иное – упираясь коленками, локтями, спиной, пятой точкой и подошвами, совершать восхождение лично. Намучился.

По пути по выходящим с каждой стороны щелям, аналогичным подвальной, пересчитал этажи: шесть. И это при том, что колодец поднимался еще выше этажа на три, но уже без щелей. Изначально глазомер подвел изрядно!

Возле щелей я останавливался не только для отдыха: пытался разобраться с запахами и со звуками. Иногда мне чудился запах готовящихся блюд, иногда нечто влажное, словно из прачечной. Чуть выше пошли нейтральные запахи, которые можно было классифицировать как угодно. Пару раз доносились отголоски каких-то разговоров, один раз даже некая ругань или спор, но вот слов разобрать не удавалось. Изгибы вентиляции странно искажали звуки, донося до меня только гул и невнятное бормотание. Но мнение стало склоняться в пользу жилого дома. Правда, логика сопротивлялась этому выводу: в Средневековье дома подобной этажности и высоты, жилые к тому же, строили чрезвычайно редко.

Чем выше я взбирался, тем более усиливался поднимающийся снизу сквозняк. Отличная вентиляция! Что заставило меня еще на ступеньку поднять предполагаемый уровень здешней цивилизации. Может, и не Средневековье вовсе, а так, нечто поближе к начальной стадии «загнивающего капитализма». Тогда уже и строить умели с толком, и подобные воздуховоды точно рассчитывать. Ну а гранитные блоки, вместо более удобного кирпича, могли использовать по причине переизбытка этого материала.

Веревка у меня закончилась у последних вентиляционных щелей, и для ее закрепления пришлось пожертвовать одним ножом. Больше ни до чего додуматься не смог. Не сапогом же заклинивать конец с узлом, коварно пытающийся выскользнуть из рук и свалиться вниз! Зато после этого, решительно подталкиваемый снизу упругим ветерком, преодолел последний пролет, метров десять – двенадцать, единым рывком.

Наверху стало понятно, почему пятно света казалось не настолько ярким: колодец был накрыт конической крышей из двух сходящихся плит все того же гранита, а выходы воздуха располагались на две стороны в виде окошек шестьдесят на шестьдесят сантиметров. Но самое большое удивление я испытал, когда выглянул вначале в одно окошко, а после некоего ступора в несколько минут – и в другое. Там, насколько хватало взгляда, простирался в шахматном порядке лес точно таких же возвышающихся башен-колодцев.

Все они вздымались из почерневшего, безжизненного грунта метров на пять-шесть, отстояли друг от друга метров на двадцать и закрывали собой все перспективы горизонта. Мне это показалось настолько невероятным и диким, что я даже долго не мог решиться вылезти наружу. Так и лежал животом на стене, высунувшись по грудь в новый мир и вращая головой во все стороны. Вроде и смотреть было не на что, но я все смотрел и никак не мог насмотреться.

«Невероятно! Люди живут в подземном городе! – Пришлось для облегчения мышления начать разговор с самим собой. – А почему? Ответ напрашивается очевидный: на открытом воздухе опасно. Из-за кого? – Я внимательно осмотрел чистое, похоже что утреннее небо с несколькими облачками. – По крайней мере, кречей не видно. Тогда что иное может на голову свалиться? Да хоть град! Бывает ведь и величиной с арбуз. Ага! Такие “арбузики” запросто бы и башенки эти в щебень превратили. Вдруг кислотные дожди? Вон какая земля и камни в ней странные, без единого кусточка и без малейшего листочка».

Опять внимательно пялюсь на небо, пытаясь рассмотреть в тучках опасную желтизну, синеву и красноту от ядовитых химических выбросов в атмосферу. Облака как облака: беленькие, веселенькие. И что тут ни думай, как тут ни фантазируй, а для понятия данного мира все равно придется выбираться наружу и двигать на разведку ножками. Ведь не может подобный лес таких дымоходов покрывать всю планету! А потом надо придумать определенный сигнал для Лени. Если он в таком же колодце очутился, то наверх вскарабкается быстрее меня и, наверное, уже меня ищет. Потом придется выискивать вашшуну… чтоб ей хорошо жилось с ее камешком!

Но прежде чем самому выбраться, следовало вначале решить два вопроса: как я потом влезу обратно и каким способом отыщу именно свою башенку? Ведь все они казались на одно лицо, словно клонированные на фабрике близнецы. Ну ладно, можно ведь пометить маркерами, а потом постараться и по сторонам света сориентироваться. Мало того, я догадался: если взобраться на коническую крышку да встать во весь рост, то ведь можно и какие-то иные ориентиры рассмотреть. Ну не может быть материк ровным, как стол! Горы там какие аль холмы покатые, но должны торчать к солнышку.

Опускаться и отрезать кусок веревки тоже передумал. Внимательнее присмотрелся в наружной кладке и признал ее не такой литой, как изнутри колодца. То есть, если постараться, можно взобраться по углу, упираясь на щели и цепляясь за них между блоками, откуда раствор выкрошился за долгое, долгое время.

Ну а раз решения приняты, то следует действовать. Выбрался на крышу, осмотрелся. А ведь и в самом деле есть ориентиры! Помимо местного, слегка голубоватого светила, которое все выше поднималось над горизонтом, поверх леса одинаковых башенок просматривались три массивные по ширине вершины. Даже, правильнее сказать, не вершины, а некие остовы вулканов со срезанными вершинами. Две эти возвышенности километрах в шести слева от меня и спереди, третья – километрах в десяти в направлении двух часов на циферблате. Если не привередничать и запомнить все внимательно, то вполне себе отличная ориентировка.

Хуже мне показался тот факт, что трубы стояли не в строгой шахматной последовательности – имелись искривления как по диагоналям, так и по вертикалям. А порой линии дымоходов словно скручивались спиралью. Видимо, неровности почвы или различие пород сказывались таким образом во время строительства. Следовательно, можно и заблудиться.

Пометил вначале крышу точками. Вряд ли я буду здесь летать на самолете, да и под лучами звезды краски маркеров наверняка вскоре выгорят, но если ставить отметки, так ставить везде. На торцах моей башенки отметки ставил самые неброские, незаметные постороннему взгляду. Потом подумал и, уже спустившись вниз, нарисовал число восемьдесят два. После чего двинулся по расширяющейся спирали, нумеруя очень многие башни в только одному мне понятном порядке. После цифры триста плюнул на это дело, выбрал направление на один из вулканов и двинулся в ту сторону. Разве что время от времени ставя маркером косые черточки, для подсказки верности движения.

Во время пути я постоянно посматривал на небо, потому что опасность могла исходить именно оттуда в первую очередь. Все-таки в мире Трех Щитов подлые кречи меня здорово приучили бояться атаки с воздуха.

А зря не посматривал по сторонам! Хотя, анализируя впоследствии свое поведение, понимал: все равно бы ничего не сделал.

Зубастая огромная пасть вынырнула мне навстречу совершенно неожиданно! Понятное дело, что сознание пробуксовало от увиденного. Только наработанные в последнее время боевые рефлексы позволили телу отпрыгнуть на несколько метров и прижаться спиной к одной из вентиляционных башен. И лишь на короткое время я смог, вернее, успел более полно рассмотреть подползающее ко мне чудовище. Это был удав! Толщиной с метр! И с пастью, в которую я бы мог войти, не слишком-то и сгибаясь!

Только одни зубы, торчащие в той пасти в странном порядке, заставляли волосы на голове шевелиться, седеть и выпадать одновременно: чуть ли не под метр!

Про глаза я уже не говорю: выпуклые кастрюли литров по десять каждая!

Дивная, тускло поблескивающая чешуя показалась мне сделанной из нержавеющей стали.

Стоя спиной к спасительному граниту, я подумал, что с такими зубами чудовище не сможет меня укусить. Глупая мысль! Меня никто и не собирался надкусывать и глотать! Что-то сильно наподдало мне под зад, и, взлетев, разворачиваясь в воздухе, мне удалось заметить, кто же нанес мне такой подлый, коварный удар. Хвост!

Чудовищный питон оказался метров пятидесяти в длину! И подкинул меня собственным хвостом!

Дальше вокруг меня с металлическим лязгом и грохотом что-то сомкнулось, и я оказался зажат как раз в клещах из тех самых огромных зубов. Тотчас питон устремился куда-то с приличной скоростью.

«Мамочка! Он меня несет своим змеенышам! – вопила моя замороженная паникой сущность. – Вот так влип! Убежал от разделочного ножа зроаков да свалился в змеиное царство! Прощай, белый свет!..»

Только тело да врожденная гордость вместе продолжили бороться вкупе за общее спасение. Несколько раз крутнувшись, я сумел высвободить одну руку. Потом, упираясь ею в зубы монстра, выдернул другую и чуток развернул тело. В досягаемости моей левой руки оказался огромный глаз чудовища, и я попытался вытащить прикрепленный к запястью метательный нож. Увы! Рука оказалась и вспотевшей от ужаса, и дрожащей от близкой смерти – нож выскользнул из нее, так и не нанеся ни одной царапины врагу.

Тогда пришлось потрудиться правой руке, чтобы вынуть кинжал и передать его в левую. При этом питон словно почувствовал желание жертвы вырваться, сжал меня так, что заныли ребра и потемнело в глазах. Но и умирать просто так не хотелось!

Левая рука, держащая мертвой хваткой кинжал, стала наносить ритмичные удары по глазу чудовища. Что-то захрустело. Создалось впечатление, что даже око чудовища было забрано прозрачной броней. Но и она его не спасла! После третьего удара из глаза стала выплескиваться желтовато-черная жидкость, а внутри гигантского тела пронесся какой-то странный рев, похожий на сирену.

Но самого главного я добился! Питон замедлил скорость движения и стал явно заваливаться набок. И я, уже совершенно не имея кислорода в стиснутых легких, удвоил число ударов по ненавидимому глазу.

Как это ни показалось удивительным, но я победил. Странно зашипев, словно испуская последний дух, монстр замер на месте, а потом уронил свою пасть на камни. От удара из меня вырвались последние остатки спертого воздуха, и я понял, что умираю от удушья. Последнее, что я рассмотрел и услышал, так это сценку и разговор между двумя четырехметровыми великанами. Они с расширенными от удивления глазами, склонились ко мне и обменялись таким вот диалогом:

– Ты смотри, Петря, этот раб умудрился повредить Ловчего!

– И где только такой кинжал раздобыл.

– Но этот явно не из наших. А?

– Точно, что не наш! Дня три назад в седьмом секторе прошла утечка рабов, но как он сумел сюда добраться?

– Наверное, днем отсиживался в башнях, а ночью мчался, как олень. Только куда он мог мчаться? А, Петря? Обычно они бегут в другую сторону.

– Да кто этих придурков разберет.

После этого мое сознание померкло. И вновь вернулось, когда судорожно вздымающиеся легкие пытались интенсивно закачать в меня порции живительного кислорода. Теперь меня держал один из великанов за шиворот, рассматривал со всех сторон, как шелудивого котенка, и приговаривал:

– Смотри, как одет странно. Наверное, тамошний модник.

– Ничего! За порчу Ловчего с него три шкуры спустят вместе с одеждой.

Меня куда-то так и понесли, а я тихо продолжал сходить с ума. Язык великанов мне был понятен почти весь. Хотя в нем все было настолько перекручено и намешано, словно говорил человек, одинаково плохо разговаривающий на польском, белорусском и латышском. И несли меня как раз туда, куда я и сам стремился изначально: во внутреннее кольцо широченного вулкана. Вот только внутреннее пространство жерла оказалось все искрещено многочисленными этажами, витыми лестницами, каким-то подобием лифтов и подъемных площадок и дивным переплетением многочисленных решеток. Что-то мне это напоминало, но разум еще недостаточно обогатился кислородом, чтобы адекватно воспринимать окружающую обстановку.

Великан меня поднес к какой-то широченной трубе, ведущей вниз. Вначале гаркнул туда со всей мочи:

– Эй! Внизу! Принимайте новенького! Этот тот самый, что повредил Ловчего. Барон Фэйф приказал наградить его режимом утроенной строгости. А мы потом проверим!

Он приподнял меня и попытался затолкать в трубу. Понятное дело, что я инстинктивно уперся в края трубы руками и ногами, не желая подчиняться такому неоправданному насилию. Даже успел выдавить из себя три слова:

– Постойте! Это ошибка.

В следующий момент меня опять приподняли и так встряхнули, что я чуть не выбил себе зубы при соприкосновении челюстей и не откусил язык. Как только одежда моя выдержала?! Великан поднес меня к своему лицу, взглянул расширенными глазищами и, скорее удивленно, чем со злостью, поинтересовался:

– Ты чего? – Потом предложил: – Или тебя оглушить и бросить вниз головой?

Глядя на его второй кулак, поднимающийся над моей головой, я понял, что он меня не оглушит, а просто сплющит мне голову ударом вполсилы. Поэтому отчаянно замотал головой из стороны в сторону.

К счастью, этот жест в данном мире тоже оказался отрицательным. Потому что меня с восклицанием «От и добрже!» приподняли и спустили вниз по трубе. Отчаянно пытаясь погасить бешеную скорость падения, я с треснувшим от паники сердцем понесся к своей новой судьбе.

И судьба эта оказалась рабской. Суровой, мерзкой, полной тяжких испытаний и несчастной.

Да и где доля бесправного раба бывает счастливой?

А редкие исключения только подтверждают общее правило: «Не хочешь быть рабом – не становись им!» Но, увы, от моего желания в данном случае зависело так ничтожно мало!

Позволить себе умереть я не имел права.

Конец третьей книги

Юрий Иванович

Смертельный рейд

Магия – наше будущее –

«Раб из нашего времени : роман. Кн. 4. Смертельный рейд»: Эксмо; Москва; 2012

ISBN 978-5-699-58246-4

Аннотация

Чтобы вырвать своих подруг из горнила войны с людоедами, Борис Ивлаев вынужден совершить беспримерный рейд через тылы зроаков, уничтожая при этом десятками как самих людоедов, так и кречей, их летающих приспешников. В этом ему помогает бывший мастер циркового искусства Леонид Найденов. Друзьям, взявшим себе новые имена, сопутствует успех, только вся незадача в том, что и разыскиваемые ими подруги долго не задерживаются на одном месте, а геройски сражаются с противостоящими им злобными силами.

Юрий Иванович

Смертельный рейд

Пролог

Эти два врага, соратника, соперника, коллеги и противника уже во второй раз за короткое время были вынуждены встретиться на нейтральной территории. И опять это был лес в одном из миров, где не обретался никто из разумных существ. Только представители дикой фауны здесь прокладывали свои тропы. Только этими тропами лес и пересекался во всех направлениях, которые лишь изредка видоизменялись по причине падения огромных древесных великанов.

Мужчины в брезентовых куртках весьма походили на грибников, да и называли их некоторые люди именно Грибниками, но только наивный юнец подумал бы, что у них в тяжеленных рюкзаках рвут ткань собранные грибы. Да и не было грибов в этом лесу изначально.

– Ну вот и встретились, – ехидно скривился приземистый, широкоплечий Грибник. – А ты все попрощаться спешишь!

Высокий и худощавый, прежде чем ответить, осмотрел собеседника уничижительно и с презрением:

– Никак понять не могу, почему именно ты ко мне на встречу приходишь? Почему не тот же Морт, например? Или до сих пор боится, что я ему мстить за все его подлости стану?

– Хм! Это скорее Морт опасается, что не удержится при личной встрече с тобой и…

– Обделается со страха? – хохотнул худощавый. – Да и вообще, мне подобные встречи с каждым разом не нравятся все больше и больше. Чего вы от меня добиваетесь?

– Поддержания единого порядка! За который ты сам когда-то ратовал больше всех.

– Э-э, Тамихан! – Имя было брошено словно плевком. – Это ты зря о порядке вспоминаешь! Перекрутили вы с Мортом многие изначальные понятия, так что распределение по секторам – единственный вариант какой-то справедливости и неприкосновенности. Насколько я знаю, ведь в иные сектора вы и лезть не пытаетесь, там вам сразу зубы выбьют за попытки сунуться со своими непрошеными советами.

– Следи за словами, Петроний Баккартри! – перешел на злобный шепот приземистый крепыш. – Ты совсем теряешь не только контроль, но и разум! Все наши сектора взаимосвязаны: разрушение одного неизменно повлечет разложение остальных.

– Если будут нарушены основы мироздания!

– В последний месяц случаи неконтролируемых пробоев на твоей гауриадной консоли просто зашкаливают в количестве, ну а то, что случилось в последние дни, вообще не поддается осмыслению: ты решил спасти жалкие остатки мира Герчери. Зачем? Почему ты пошел на подобное нарушение всех уговоров?

Худощавый, названный только что Петронием Баккартри, ядовито улыбнулся:

– Ты еще скажи, что вы сами к этому своих ручек не приложили!

– Не понял? – вроде как чистосердечно поразился Тамихан. – В чем ты нас подозреваешь?

– Ну, начнем с моего лучшего питомца, гелиарна Дюка. Эту птицу-сторожа, под цифрами и аббревиатурой УГЛС-251-ХП, я посадил в Диком, намереваясь пленить случайных людей, которые каким-то образом уловили суть перехода туда с Земли. И что ты думаешь? Дюка оглушили ментальным ударом, что вызвало у него короткий паралич и он банально разбился, упав с башни. Как ты думаешь, могут земляне так коварно уничтожить такого уникального сторожа?

– Ну… чего только не случается.

– А я почему-то уверен, что тем землянам кто-то помог. Причем из наших коллег. Идем дальше. Я перенастроил точки перехода из Дикого в мир Трех Щитов. И что? Те, кто прошел, и дальше продолжали жить, мутить воду, вмешиваться в политику и при этом здравствовать. А начавшаяся в мире чистка никого из посторонних не коснулась. Куда они могли спрятаться? Кто их предупредил и кто их дальше продолжает курировать? Они у меня нигде не фиксируются по причине иномирского происхождения. Или сами погибнут при чистке, или уже давно сидят под чьим-то крылышком в ином мире. Ну и последний массовый исход почти четверти миллиона людей из гибнущего мира Герчери – это для меня тоже невероятный шок. До сих пор не могу ни признать это как данность, ни понять кто, как и почему помог тем людям спастись. И у меня лишь одна догадка на эту тему: это ты с Мортом решил таким образом смять стабильность моего сектора и ополчить на меня остальных коллег. Иного – не дано!

Приземистый крепыш пожал плечами, а потом и руками развел в стороны:

– Могу поклясться чем угодно: ни одно твое обвинение не имеет под собой основы. И ты прекрасно знаешь, что довольно скоро наши консоли выдадут и способы нарушения переходов, и портреты личностей, их совершающих. Так что нам самим идти на подобную подлость – не с руки при всем желании хоть немного тебя позлить или раззадорить.

– Вон оно как! Позлить или раззадорить. Это теперь так называется ненависть и жестокая конфронтация?

– Не я это сказал! – поднял указательный палец Тамихан. – Это ты считаешь, что мы с тобой воюем, тогда как наша группа только и мечтает о единстве между нами и о стабильности в каждом секторе.

– Ладно, формулировки наших отношений пока оставим в покое. Мне важнее, что ты утверждаешь категорически: вашего вмешательства в дела моего сектора не существует.

– Утверждаю!

Петроний Баккартри отвесил шутливый полупоклон:

– Тогда все в порядке. Основам мироздания ничего не грозит. И не смотри на меня так хмуро и недоверчиво. Что ты, что твой Морт должны помнить: если изменения в мирах происходят по вине их разумных обитателей – значит, стабильность нерушима. Верно? Вот и прекрасно! Теперь уже точно прощай! Если у меня будут сложности, я сам вам дам знать о времени и месте встречи.

Видно было, что Тамихан еще о многом хочет поговорить, но худощавый Петроний уже пятился по тропинке, не спуская взгляда от своего ненадежного коллеги. По этой причине и широкоплечему ничего не оставалось, как самому только со злостью сплюнуть да податься назад.

На какое-то время судьбы парочки миров оказались под пристальным вниманием почти бессмертных созданий, мышление которых находилось вне всякой нормальной человеческой логики.

Глава первая

Знакомство

Труба, в которую меня бесцеремонно зашвырнул четырехметровый великан, оказалась сродни тем, что строят в парках водных аттракционов. Вот только ее начальная часть была строго вертикальной метров тридцать, а потом резко переходила с общим уклоном в сорок пять градусов, но при этом становилась в виде штопора. То есть меня крутануло раз десять вниз головой, лишая всякой ориентации в пространстве, а потом выбросило туда, что как раз и считается самым желанным в парке аттракционов: в жидкостную среду.

На мое счастье, среда и в самом деле оказалась водой, но какой холодной! Мне показалось, что я вонзился в бетон, не только из-за большой скорости, но именно из-за холода. Не больше чем восемь градусов в плюсе по Цельсию. Вдобавок, кувыркаясь в некоем подобии длинного бассейна, я изрядно приложился правым плечом и правой частью лица о дно. Вода мне забила уши, нос и чуть глаза в мозговую коробку не затолкала. Ну и дыхание жутко сперло от удара и леденящего холода.

Вставал я на ноги и пытался вздохнуть чисто на инстинктах. Неглубоко там оказалось, чуть выше пояса, но первая мысль пронеслась по поводу простуды личного наследства: «Стоило убегать от проклятий вашшуны, если я себе сейчас все отморожу, нафиг!» Кричать что-то вслух, как и толком осмотреться, мне мешала все та же вода, поэтому я двинулся, куда ноги шли, шумно откашливаясь, отфыркиваясь и протирая глаза кулаками.

– Телепяк! Куда прешь? – услышал я над собой насмешливо-удивленный голос. – Хочешь к чихолу на корм попасть?

Хотел я сейчас больше всего оказаться на чердаке нашего семейного дома в Лаповке, среди своих любимых деталек и общих систем информации. Но и к какому-то там чихолу на корм я попадать ни в коей мере не желал. Поэтому покорно замер на месте, кое-как проморгался и, чувствуя, как у меня отмерзают конечности вместе с нижними придатками, все-таки попытался осмотреться. Бассейн, который меня так гостеприимно принял в свои объятия, в длину простирался метров на сорок, а в ширину метров на пятнадцать. Но вот его боковые прозрачные стены вздымались на высоту метра в четыре. То есть самостоятельно выбраться из бассейна нечего было и мечтать. Мало того, боковые дорожки у стенок темнели некоей странной глубиной. Там что-то шевелилось и ворочалось, а когда я поднял глаза на прозрачную стенку и присмотрелся (что это там такое кругленькое?), то у меня онемела и верхняя часть тела вместе с захрустевшими от восстания дыбом волосами. На меня смотрел глаз какого-то чудовища! Монстра из монстров! Подобных которому я не видел даже в современных фантастических фильмах.

Причем посмотреть на меня обоими глазами чудовищу мешала ходовая платформа вне бассейна, он упирался в нее головой, как бы приподнимая над водой только одну часть своей гигантской пасти.

Хоть и в замороженном состоянии, но мой мозг догадался, что перед нами и есть тот самый чихол, и я непроизвольно отступил назад. После чего заметил висящие прямо у меня возле лба ременные петли, очень удобные для вдевания в них рук и удержания. Да и все тот же насмешливый голос подтвердил мою догадку по поводу петель:

– Да пошевеливайся ты! Судорога схватит – баграми за кожу вытаскивать будем! Оно тебе надо втройне дырявому ходить?

Мне и своих дырок хватало в самый раз. Поэтому, кое-как приподняв скрюченные руки, я просунул кисти в петли и сжал ремни пальцами. Вытаскивали меня на бортик бассейна неким подобием длинного журавля, который используют при доставании ведер с водой из колодца. Два здоровенных бугая налегли на противоположный край, утяжеленный парой внушительных гранитных блоков, и меня легко выдернули из грозящего смертью и огромными монстрами холодильника.

Задубевшие ноги совсем не слушались, чуть не подогнувшись, а руки из петель пришлось высвобождать с посторонней помощью. Это сделал пожилой мужчина с седыми, как мне показалось, волосами. И только чуть позже, присмотревшись, стало понятно: передо мной альбинос. Еще и глаза у него так и пугали странным розоватым белком вокруг зрачков. Хотя улыбка на бледном лице была дружеская и располагающая.

– Парень, ты откуда?

Говорил он точно так же, как и поймавшие меня великаны. Понимал я его нормально, но вот самому перейти на подобный суржик, да с очень специфическим акцентом, прямо вот так с ходу я бы не рискнул. Хорошо, что припомнил, как в первые дни пребывания в Рушатроне удачно имитировал простуженного паренька с больным горлом, да и сильно притворяться-то сейчас не приходилось. Вода вытекала у меня из носа, я пытался прокашляться и выбить жидкость из ушей. Морда, после удара, наверняка наливалась синевой.

– Тебя что, первый раз в холодняк бросили?

Я кивнул.

– Ха! Так все равно знать должен: нос надо закрывать, телом сжиматься перед ударом о воду. Так откуда ты? – Мой уткнутый в потолок палец явно альбиноса не удовлетворил. – Да я понимаю, что ты не из пасти чихола вылез! Из какого сектора, спрашиваю. Или из другого города?

Массируя горло и прокашливаясь, я закивал интенсивно головой. Лучше уж признаться, что не местный, чем потом сразу попасть под разоблачение, не зная ни номеров секторов, ни что в них находится. При этом я старался внимательно рассмотреть окружающую обстановку и сформулировать правильное мнение.

Мужики, поднявшие меня журавлем, закрепили рычаг на место и поспешили куда-то по своим делам, на ходу взглянув в мою сторону с явным любопытством. В помещении бассейна помимо доставившей меня трубы имелось и четыре выхода, за которыми дальнейшая перспектива терялась из-за поворотов. С потолка опускался ровный, скорее электрический свет люминесцентных ламп в виде провисающих полусфер. Кругом металл, скорее всего, нержавеющий, стекло, несколько мутноватое, с различными цветовыми оттенками, и пластик.

Первый вывод: здесь ну совсем не средневековье!

– Из другого города? – поразился тем временем мужчина с белыми волосами. – Как же тебя угораздило к нам попасть? – Я пожал плечами и постарался прохрипеть нечто неразборчивое. – Давненько у нас такого не было! Я, пожалуй, даже и не припомню такого случая за последние лутени.

Мои разведенные в понятном жесте руки показали, что я и сам озадачен своим здесь появлением. При этом я почувствовал, что мой первый щит вышел из замороженного состояния и теперь интенсивно пытается прогреть вверенное ему тело. Но куртку в любом случае следовало снять и хотя бы выжать из нее ледяную воду.

Мои действия еще больше заинтересовали альбиноса, он прямо круги вокруг меня нарезал.

– Точно не из наших краев! У нас таких одежд ни у кого нет. Сильно отличаются. – Мое пожатие плеч было воспринято как жест печали и скорби. – Пришлось бежать по семейным мотивам?

Тут я задумался и начал делать головой такие движения, что вроде как и киваю, вроде как и опасаюсь, но и сомнений у меня куча преогромная. Как я замечал уже не раз, собеседники в таком случае сами прекрасно могут додумать и выдать на-гора вариантов вагон и маленькую тележку. Если тут такое возможно, то так и буду опираться на некие семейные обстоятельства. Хотя если припомнить слова великанов, то я – раб. А какие могут быть у раба семейные обстоятельства для побега? Я бы, например, ни в жизнь не догадался, но мне повезло с собеседником.

– Наверное, тебя заставляли насильно жениться? – Мои округлившиеся глаза его только обрадовали. – Я так и знал! Все вы, молодые, одним мирром мазаны! Все вам любви хочется да больших светлых чувств. Телепяки!

Последнее слово что тут, что в мире Трех Щитов обозначало исконно русское слово «дураки». Но я, наверное, и в самом деле в тот момент, с отвисшей челюстью и круглыми глазами, походил на полного телепяка. У меня в голове не укладывалось, как можно насильно женить мужчину? С женщиной все понятно, физиологически, как бы она ни сопротивлялась и была морально против, она будет возлежать на брачном ложе, ее будут иметь, и она по желанию или без, но оставит после себя потомство. Тогда как с мужчиной подобное не прокатит. Если ему жена не мила, то он, даже если и сподобится на некое подобие секса, всегда может постараться избежать нежелаемого отцовства.

Правда, мне тут же в голову пришла мысль, что, возможно, где-то совсем недалеко томится в колодце Шаайла, с которой я при всем моем противлении умудрился попасть под страшный каток интимных вашшунских отношений. А если девица еще и забеременела, то уж лучше… Ну да, как минимум тогда лучше так и остаться именно в этом мире.

«Нет, нет, нет! – спохватился я. – Что за глупые пожелания?! А вдруг здесь заставляют жениться на женщинах пожилого возраста? Шаайла хоть и на лицо страшненькая, как атомная война, зато телом природа одарила великолепным, с ней хоть в темноте забыться можно».

Уже изрядно разогревшись, видя, что меня тут не терроризируют, не бросаются обыскивать и не мешают подсушить одежды, я бодренько так сдернул с себя почти все, быстро выкрутил и вновь натянул на бренное тело. Моя сноровка вызвала завистливое цоканье языком.

– Да ты никак воин? – Мое запоздалое мотание головой его не убедило. – Точно воин! Иначе никто другой не смог бы Ловчего поломать. Кстати, как это ты с ним справился? Мне о таком и слышать раньше не доводилось.

Я пожал уже в который раз плечами, попытался что-то прохрипеть в ответ, но, плюнув на это якобы бесполезное дело, показал жестами: кинжал, взмахи рукой, разбитый глаз и падающая на камни зубастая пасть питона. Как это было ни странно, но альбинос от моего пересказа обрадовался, как ребенок:

– Так им и надо! Пусть теперь техники с ремонтом Ловчего возятся, чем тут по уровням шастать да всякую крамолу высматривать.

Поняв, что мне явно сочувствуют, я грустно вздохнул, а потом постучал себе ребром ладони по шее. Мол, достанется мне за это так, что как бы без головы не остаться. Театр одного актера прошел на ура, мой друг, мэтр клоунады, мной бы гордился. Тогда как мой собеседник от сочувствия перешел к утешению:

– Да не заморачивайся ты так! Наш поставной – добрейший дядька. А с бароном Фэйфом он ладит и умеет договориться. Так что если ему понравишься, то он тебя в обиду не даст и большого наказания не назначит. Да и для определения тебя в смертники твой поступок не тянет, ведь не гауза же ты убил.

«Вон оно! – Внутренне я весь так и напрягся. – Так здесь еще и гаузы бывают?! Как же они выглядят и что это такое? Может, те великаны и есть гаузы? Или это какие-то религиозные святыни?»

Но задавать подобные вопросы было бы ну очень неосмотрительно, тем более что некий «поставной», видимо, немалая шишка в местном раскладе, раз он даже грозного барона не боится.

Но процесс знакомства и взаимопонимания следовало ускорить. Растирая одной рукой якобы сильно саднящее горло, я второй рукой ударил себя в грудь и прохрипел:

– Миха!

Называться другим именем, тем более совершенно новым, я не мог. Вдруг именно по именам в дальнейшем мы сможем с Леней и Шаайлой разыскать друг друга? Если друг еще сообразит, как меня отыскать, то уж бедная девушка, оказавшаяся одна в чужом мире…

«Странно! Чего это меня на жалость к ней пробивать начало? – возмутился я мысленно. – Она со своими ведьмовскими чудесами тут за сутки такого шороху наведет, что нам с Ленькой и не снилось! Свою ведьмовскую шкурку под топор не положит».

Тем временем и мой новый знакомый представился по полному титулу:

– В нашем секторе я старшина дозорных и исполнителей. И зовут меня Борей.

Ха! Да он же мой тезка! Непроизвольную улыбку на лице вовремя погасить не удалось, что Борея не на шутку заинтересовало:

– Чего это ты лыбишься?

– Отец мой… тоже, – прохрипел я, укоряя себя за несдержанность.

– А-а-а! – совсем иным тоном продолжил альбинос. – Наше имя редкое, потому я и удивился. – Мое довольное мыканье и кивание его обрадовали еще больше. Осмотрев меня с ног до головы, он предложил: – Ну что, отправляемся к поставному?

Как будто у меня был выбор! Но и за это дружеское расположение я показал, что буду очень благодарен, всей возможной для этого мимикой. Расшифровывалась она примерно так: «Да я за вами – хоть на край света! Только прикажите! Только уж словцо за меня перед большим начальником замолвить не забудете? Да и знать бы интересно, какие мне наказания лютые грозят?»

Наверное, становлюсь великим артистом: Борей все понял, потому как ничего не переспросил и, двинувшись впереди меня, стал инструктировать с барской снисходительностью:

– Ты, главное, у поставного веди себя вежливо, вид держи покаянный, вину свою признавай и не вздумай выкручиваться. Если ты ему понравишься, то самое страшное – отправку в твой город – он может отменить. – Услышав мое недоуменное «мм?», старшина дозорных и исполнителей несколько насмешливо фыркнул: – Если ты сбежал от насильственной женитьбы, то тебя там и кастрировать могут или отдадут в городской бордель. А то ты сам не знаешь? Так что уж лучше у нас остаться, тем более если мечом орудовать можешь. Нам воины всегда нужны.

Несколько в голове не укладывалось наличие электричества и такие механические монстры, как Ловчий, с понятиями «меч» и «воин». Ни единого кусочка металла не было и на великанах, в смысле из оружия. На местных – тоже. Мы прошли три коридора по всей длине и поднялись на два лестничных пролета, но ни на одном из встреченных пяти мужчин ни ножа, ни тем более меча не заметил. Как и формы или доспехов. Скорее все ходили в некоем подобии грубой рабочей робы нескольких модификаций и оттенков. Кстати, идущие навстречу приветствовали старшину точно таким же жестом, как в мире Трех Щитов, и это меня порадовало: «Много общего, очень много. Да и язык почти одинаков. Кто же это так все миры перепутал и людей в них? Вернее, почему это на Земле так много различных языков?» Вопрос не в тему. Мы уже подходили к довольно роскошной, обитой мягким материалом двери.

– Смотри на меня и во всем поддакивай, – предупредил Борей и потянул дверь на себя.

Внутренняя обстановка комнаты меня не просто удивила: натуральный офис какого-то крупнейшего банкира мирового масштаба. Разве что ни единого компонента оргтехники в виде компьютеров, ксероксов и множительной аппаратуры. Несколько ламп на потолке и на стенах, несколько бра в разных местах, удобные мягкие кресла, ворсистый ковер на полу и некие полотна художников-абстракционистов на стенах. За одним из столов восседала (иначе не скажешь) расфуфыренная, вся из себя красавица лет двадцати пяти. Ноги она закинула на стол, в нашу сторону даже не покосилась, а руки, вернее, ногти пальчиков полировала пилочкой. Точь-в-точь такими пользуются все уважающие себя модницы на Земле!..

Сразу несколько напрягло наличие в огромном офисе именно женщины, хотя совсем недавно мой новый знакомый утверждал, что местный начальник «мужик». Ну тут ведь могло оказаться, что нужный нам начальник просто вышел на минутку, а это либо секретарша, либо…

Мои терзания на эту тему прервал заискивающий голос Борея:

– Ксана, здравствуй! Можно?

Так на нас и не взглянув, красавица покрутила пальцами, скрупулезно осматривая ногти, и только потом ответила, словно половиной царства наградила:

– Заходи!

Прикрыв за собой плотно дверь, мы прошли метра три и опять замерли в позе просящих эмбрионов (я ведь во всем старался скопировать старшину):

– Ксана, нам бы увидеться с поставным. А?

«Что за маразм? – поражался я мысленно, наблюдая эту картину. – Так это не секретарша, а еще более вышестоящее начальство? Или у них тут жесточайший матриархат? Ведь недаром мужиков женят без их согласия».

Поняв, что проситель не один, фифа взглянула на нас и взмахнула ресницами.

– Кто такой?

– Да только недавно поймали. Беглый из города. Тот самый, что Ловчего поломал.

– Ух ты! – Всю вальяжность и высокомерность с женщины как сквозняком сдуло. Она даже села нормально, рассматривая меня как диковинного зверя. – А почему он сам молчит?

– При падении о воду сильно ударился, гортань повредил.

Я на все это кивал, словно механический болванчик. А уж женщина присматривалась ко мне с таким недоверием, словно засомневалась, что видит перед собой мужчину.

– Он? Такой недоросток? Повредил Ловчего? Да быть такого не может! Сморчок он какой-то недоделанный!

Вид у меня и в самом деле был непрезентабельный: помятая мокрая одежда, слипшиеся, спутанные волосы и раздувающийся краснотой синяк на пол-личика. В совокупности эти детали могли бы напугать и не такую мадам или вызвать у нее брезгливость. Кажется, она оказалась не из пугливых, потому что сморщила носик и вновь откинулась на спинку кресла, задирая свои соблазнительные ножки на стол. Я явственно расслышал, как стоящий со мной мужчина непроизвольно сглотнул слюнки. Ну это понятно, на такой знойной женщине и я не отказался бы поставить пробу, несмотря на нашу некую разницу в возрасте.

– Так это… можно к поставному? – унижался старшина.

Ксана оглядела нас еще раз с ног до головы и только после этого соизволила непосредственно своей ножкой нажать на столе нечто, нам не видимое. Из динамиков послышался вопросительный рык, и девица доложила:

– Тут к тебе Борей какого-то синяка привел. Но вот вид у…

– Пусть зайдут! – последовал грубый приказ, расставивший все на свои места.

«Партизаны на луне! Значит, она таки секретарша и матриархата пока не наблюдается. Но вот переговорные устройства на высшем уровне».

На дальней стене в сторону отъехала панель высотой метра в четыре с половиной, и мой сопровождающий поспешил туда. Уже почти проследовав за ним, я оглянулся на глазеющую нам вслед фифу и не удержался: послал ей воздушный поцелуй. Боюсь ошибиться, но, кажется, она взвизгнула от возмущения. М-да! Слишком уж тут секретарши разбалованные, не иначе! Или она просто исключение?

Второй кабинет отличался более простой, можно сказать, спартанской обстановкой. Хотя и здесь потолки достигали шести метров. Видимо, любой из великанов, а также тот самый барон, инспекцией которого они угрожали, обязаны были чувствовать себя при посещении подземных пространств вольготно и не страдать клаустрофобией.

А вот хозяин кабинета поражал сам собой. И становилось непонятно, как с таким можно вести себя неуважительно или просто оспорить его хоть одно слово. Стала понятна и некая робость секретарши к своему боссу: как она там себя ни мнила секс-бомбой и как бы ни пыталась крутить этим мужчиной, подспудно она всегда понимала: стоит ему только хлопнуть ладонями ей по ушам – и судьба моли-однодневки покажется раем.

Поставной оказался детиной ростом не менее двух с половиной метров. Как только мы остановились недалеко от его стола, он встал с кресла, подошел ко мне вплотную и стал бесцеремонно осматривать. А я с отвисшей челюстью взирал на него и пытался сообразить: «Те великаны наверху гораздо огромнее и страшнее этого явно человека. Но в то же время они мне показались какими-то ненастоящими, игрушечными, что ли. А этот! У-у-у! Мастодонт! Недаром он у них тут сектором заведует. Или чем еще? Уж моей судьбой в данный момент точно распоряжается!»

Последнее воспоминание заставило меня несколько прикрыть рот и выпрямить ссутуленную спину. Гигант недоверчиво поморщился, вернулся за стол и, только плюхнувшись на кресло, потребовал:

– Рассказывай!

С хрипами и кашлем я из себя выдавил:

– Миха звать меня.

– Чего это он? – поразился местный начальник, уже в упор глядя на старшину.

Кажется, Борей боялся поставного раз в пять меньше, чем его секретаршу. Потому что отвечал легко и с юмором:

– Да не повезло ему, Сергий. Бедняга не успел сгруппироваться перед падением в «холодняк». Очумел, радуясь намечающемуся купанию. Вот его гортань водой и забило. Как я понял, его еще до отправки к нам и Ловчий придавил чуть не до смерти, да и «верхние» его потрясли от всей души, напоследок бросив в трубу вниз головой. А питона он кинжалом упокоил, раздробил глаз, у того монстра что-то и замкнуло в системе. Выглядит справным и вроде как от звания «воин» не отказывается.

Главный босс сектора, с таким приятным по звучанию именем Сергий, задумался, поглаживая массивную челюсть, а я все никак не мог понять: «Что они меня все в воины пытаются сосватать? Оружие никто не носит, даже декоративного на стенах не видно. Уж не процветают ли здесь бои гладиаторов? Никогда не мечтал проливать свою кровь на арене на потеху полоумной публике. Только этого мне не хватало!»

– Откуда у тебя кинжал?

На этот вопрос пришлось отвечать самому:

– Отец… подарок… древний…

Но кажется, поставного это только обрадовало.

– Вот видишь! Вернем тебя домой, твоему отцу тоже не поздоровится. За припрятанное оружие могут и руку отсечь. Кстати, из какого ты города?

В мыслях неожиданно крутнулась песенка «Вот и расстались». Только у меня на прежний мотив появились новые слова: «Вот и приплыли, вот и приплыли мы сюда!..»

Знать бы еще, откуда приплыли?! Одна надежда на артистизм и осталась.

– Пшлотварш, – выдало мое окончательно осипшее горло.

– Пловареш? – уточнил начальник, и я, словно кидаясь в омут, печально кивнул. И не прогадал. – Как ты сумел сюда добраться?

Язык жестов показал прекрасно: «Днем отсыпался в вентиляционных башенках, ночью бежал» – спасибо за услышанную от великанов подсказку.

– Как же тебя настолько далеко занесло? И почему в лесах не остался?

«О! Да тут и леса есть! – обрадовался я. – И прочие места для отсидок. Мне, главное, освоиться, а потом меня тут и на цепях не удержат!»

Ну а вслух прохрипел:

– Леса… – И жест: «Не нравится мне там!» – О-о! – И жест ладонями вокруг: «А здесь в сто раз лучше!»

– Да его в том Пловареше женить на ком-то собрались, – влез по-простецки старшина. – Вон он, болезный, и сбежал куда подальше. А чего такому орлу в лесах делать? Пропадет ведь от дикой жизни. Зато здесь может и удаль показать.

Он даже подмигнул своему непосредственному начальнику, и тот воспринял это как подсказку надавить на меня:

– Так ты воин или нет? Отвечай!

«Вот им далось это желание меня в гладиаторы определить! – запаниковал я, пытаясь лихорадочно сообразить, как можно выкрутиться из создавшегося положения. – Кажется, у них только воины могут иметь оружие, и, таким образом, это поможет мне и от страшного наказания спастись, и в данном секторе остаться. В этот гребаный Пловареш уж точно не отправят. Но с другой стороны, выходить на арену гладиатором – только через мой труп! Ну а кто еще может оружие носить у них? Эх, знать бы заранее! Вон в Рушатроне все могли носить, даже художники специальный кортик при себе таскали. Художник!»

Конечно, я мог и ошибаться, но ведь всегда можно будет что-то прошипеть типа: «А в моем городе все живописцы имеют традицию прятать кинжал за пазухой!» Захотят доказать и уличить – мало не покажется, но чем не попытка?

Поэтому я встал в горделивую позу, помахал перед собой ладошкой, словно с кистью, и прохрипел:

– Художник.

Стоило видеть, как глаза Сергия алчно и угрожающе заблестели. Мне показалось, что он сейчас вскочит на ноги и одним ударом отправит меня к праотцам.

Но он только прошипел сквозь сжатые зубы:

– Ну вот, ты и попался!

Глава вторая

Житие аборигенов

По одной и той же тропе порой может пройти несколько человек, и результат их движения окажется совсем разным. Первый отыщет пять грибов, второй – ни одного. Третий насобирает десяток грибов, а четвертый… сломает ногу.

Вот так случается. Каждому свое. Хотя и правда сермяжная в том имеется: кто как обучен и насколько старается, тот того и добивается.

Леонид Найденов, он же барон Лев Копперфилд, он же помощник мастера-оружейника Чарли Эдисона, обучен был многому, и весьма неплохо. Особенно физической подготовкой мог похвастаться, потому как в бытность мэтром циркового манежа ему приходилось и акробатикой заниматься, и силовыми трюками хвастаться, и невероятную ловкость рук демонстрировать. Ну а уж про все тайны переходов, значки и контрфорсы он получил максимум информации от своего друга и боевого товарища Бориса Ивлаева. Естественно, ту информацию, которая была доступна самому первопроходцу между мирами.

Поэтому Леня не стал слишком расстраиваться, обнаружив себя в узком, сооруженном из гранитных блоков, вытяжном колодце. Как не стал в панике возвращаться назад, не дождавшись следом за собой ни вашшуны, ни Бориса. Понимал: скорее всего, те попали в иные три варианта переходов и сейчас в этом же мире, но в других местах. Ну а назад возвращаться сейчас и в ближайшие дни – смертельно опасно. Обозленные до бешенства зроаки будут скалы рыть носом в поисках как своих невероятных обидчиков, так и при поиске страшного для себя оружия. Наверняка людоедам будет плевать на вырвавшихся из котла окружения наемников и поселенцев, наверняка они не станут их преследовать после кровавого рейда по своим тылам, но вот убийц императора, уничтожителей двух огромных группировок, обладателей таинственного оружия они просто обязаны будут искать, искать, искать… пока не издохнут.

Поэтому следовало сразу настроиться на весьма долгое пребывание как в этом колодце, так и в этом мире. Вентиляционную щель в колодец из подвала, а также со следующего этажа он осмотрел, ступеньку со значком – тоже, а потом стал располагаться. В отличие от Бориса он не решился выходить из башенки наружу и куда-то путешествовать, хотя наверх благодаря своей ловкости взобрался и осмотрелся. Увиденный лес дымоходов ему не понравился, как и расположенный в пределе видимости, примерно в одном километре, срез широченного вулкана. На верхнем краю этого вулкана он заметил какие-то массивные человеческие фигурки, но вот идти к ним с распростертыми объятиями не торопился. Решил вначале собрать максимально возможное количество информации.

Для такого дела у него имелось с собой все. Ну или почти все. И главное, полная фляга с водой, которой при очень экономном использовании суток на трое в любом случае хватит. Продуктов питания оставалось еще больше. Ну и технических устройств хватало, как и мотка жесткой, упругой проволоки. По благоприятному стечению обстоятельств у Леонида и переговорные устройства имелись, и видеокамера, и малый ноутбук, и оба диктофона с добавочными портами USB. А уж как это все приладить да пустить в дело, мудрить не приходилось. Для подобных дел не следовало быть академиком или профессором института кибернетики.

Конечно, если очень напрягать слух, то из определенных воздуховодов можно было расслышать некоторые слова без всяких приспособлений. Но так ведь даже не догадаешься, о чем идет речь внизу, а не то что выяснишь устройство этого мира и взаимоотношения в нем. Да и не станешь мотаться между щелями туда-сюда, улавливая эхом доносящиеся и сильно искажаемые поворотом воздуховода разговоры. И, как это ни странно, для наладки и закрепления всех устройств пришлось больше поработать именно физически, а не умственно.

Самым главным дефицитом оказалась жесткая проволока. Вернее, ее недостаточная длина. Ведь каждая щель уходила в глубину постройки на три метра, а потом под углом в девяносто градусов ныряла вниз. Там тоже до открытого пространства помещения расстояние получалось около полуметра. То есть странные обитатели подземного города при всем своем желании не смогли бы снизу заглянуть в колодец непосредственным взглядом. И уж проволоку с прикрепленной к ней видеокамерой пришлось так хитро выкручивать и удерживать засунутой в щель рукой, что только и выручала сноровка циркового акробата.

Мало того, вначале Леонид сильно опасался спонтанного переброса обратно в мир Трех Щитов. Ведь следовало и подвал осмотреть, в котором тоже иногда голоса раздавались и откуда неслись запахи странной, слежавшейся пыли. Но переход не действовал, если человек бочком сползал по стенке вниз, оставляя свои ноги ступенькой выше. Кстати, подвал не вызвал особого интереса: склад старых вещей, стеллажи с книгами и наполовину разломанная мебель. Все это освещалось редкими, несколько странными на вид, но явно электрическими лампочками. И в первом просмотре удалось засечь двух мальчуганов, которые перебирали во внушительном ящике детские игрушки. По всей логике, один был там хозяином, а второй его гостем, потому что несколько раз восторженно восклицал:

– Как у тебя тут здорово! И столько всего интересного! А у нас в подвале прачечная.

– Ничего, – покровительственно подбадривал товарища хозяин. – Теперь будешь ко мне все время приходить и играть.

– Если отпустят. Тебе, Маняла, хорошо, можешь дружить с кем хочешь.

На это утверждение Маняла грустно вздохнул:

– Как же! Мне вон даже с тобой со скрипом разрешили общаться.

– Это из-за нашей простой жизни, – рассуждал вполне логично гость. – Вы вон какие богатые.

– Ха! Ты только прикинь, сколько людей в городе богаче, чем мы! И не посчитаешь!.. Ладно, давай играть в сражения!

И ребятня, которой на вид было лет по десять-одиннадцать, перевернула коробку на пол. После чего принялась доставать из кучи некое подобие фигурок и расставлять их для игры. Вряд ли здесь можно было прослушать что-то интересное, а уж тем более просмотреть. Но все равно Леонид оставил на самом ребре воздуховода диктофон: порой и в детских разговорах можно уловить весьма важные, интересные детали быта.

Обнадеживало и то, что в доме родителей Манялы, скорее всего, проживали люди как минимум среднего достатка. А у таких и разговоры наверняка ведутся более возвышенные да интересные, чем только про цены на рынке или о проблемах покупки новой обуви для детей. Хотя чуть позже выяснилось, что система воздуховодов позволяет проводить вентиляцию помещений с четырех сторон, и на каждой из них, порой занимая только два этажа, проживает отдельное семейство. В этом плане частная собственность родителей Манялы поражала: ряды отдушин с двух сторон, от подвала до чердака. То есть огромный подземный дом принадлежал одним хозяевам.

Единственное, в чем не повезло гостю из иного мира, – это то, что данный колодец оказался закольцован в основном на подсобные помещения. Как то: подвалы, кладовки, кухни, туалеты, и в таких помещениях, кроме кухни конечно, ничего важного или толкового вообще не услышишь. Да и то кухня кухне – рознь. В одной – что-то готовила, напевая себе под нос, угрюмая тетка. Там даже слов песни разобрать не удалось. Во второй – некие личности явно уголовного вида пытались накачаться неким заменителем местного самогона. В их разговорах только и слышались угрозы какому-то Косому, который явно перешел дорогу и сильно насолил данной группе товарищей. Да и через несколько часов пустопорожние угрозы перешли в банальное во всех мирах «Ты меня уважаешь?». Самое пикантное, что в том воздуховоде возле боковой стеночки лежали три солидных кожаных мешочка. Даже по внешнему виду можно было понять, что в них: то ли заначка хозяина на черный день, то ли «общак» данной группы уголовников. Трогать пока мешочки не стоило, ведь тот, кто спрятал, может и по два раза на день засовывать руку в вентиляцию и проверять наличие денежек. Ну и понятно стало, что изнутри помещения, просунув руку, можно легко достать припрятанные там предметы или наткнуться на оставленный диктофон. Пришлось его при установках отодвигать чуть дальше от края излома вентиляции.

В третьей кухне молодая мамаша постоянно возилась с младенцем, тот плакал, а детский плач заставлял грустить талантливого клоуна больше всего, поэтому там он больше и не подслушивал.

Самая большая, просторная кухня оказалась в едином доме, примыкающем к двум сторонам колодца. Там люди роились, как пчелы на пасеке, и порой собиралось одновременно человек до пятнадцати, если считать вместе с пятью работниками ножа и сковородки. И там не то что подслушивать, там и подсматривать, пусть даже частично, было весьма интересно. А частично – по той причине, что следовало опасаться неожиданного взгляда на потолок: вдруг заметят? Вроде как электрические лампы светили вниз, тем самым немного заслепляя с потолка, высота до которого от пола была метров шесть, но все равно кто-то мог бы присмотреться. Так что камера на проволоке опускалась из щели только в редких случаях, когда уж очень хотелось рассмотреть говорящего или новый персонаж.

Изначально пришлось решить задачу: каким образом закрепиться на третьем уровне вентиляционных каналов? Тут невероятно помогла пика-метатель и тот факт, что сделано это оружие из тяжеловатой, но прочной доски. Леонид засунул концы этой доски в противоположные отверстия и порой даже умудрялся возлежать на ней, прислушиваясь, присматриваясь и анализируя информацию.

Но в первый день ничего, кроме общего знакомства с местными жителями да поверхностных сведений о кулинарии, почерпнуть не удалось.

Следующим утром, вместо физзарядки выбравшись наверх и осмотревшись осторожно из отверстия, Леонид вернулся к облюбованному насесту и продолжил свою шпионскую деятельность. Ну и можно сказать, что с первого часа ему стало везти. Работавшие вовсю повара, в количестве пяти особей, затеяли между собой нешуточный спор на тему грядущего через несколько дней традиционного конкурса по кулинарии.

«Ого! Да они тут живут самой что ни на есть полнокровной жизнью! – удивлялся иномирский шпион. – Не удивлюсь, если они и конкурсы “Мисс Вселенная” ежемесячно организуют».

Старшая повариха, на удивление и против устоявшихся традиций стройная, подтянутая женщина, с расстроенными интонациями восклицала:

– Если бы барон отпустил со мной двоих! Что я с одним успею за три часа сотворить? Только позор на свою и на нашу голову!

Вот ее помощники (одна девушка и три молодых парня) и спорили, кого именно ей взять с собой из них и какие именно блюда следует приготовить на конкурс. Попутно кто-то из остальной прислуги врывался в кухню, что-то брал, уносил, приносил и довольно часто вмешивался в ведущийся спор. Как советами, так и подначками.

– Почему это барон двоих тебе не дает? – удивлялся некто, видимо не самый последний в табели о рангах. – Чай, за несколько часов от голода не помрем. А может, и здоровее только станем.

– Вот ты бы на ушко господину и нашептал, пусть он помягче с нами обращается, – фыркнула шеф-повар. – А то ведь и уйти могу, меня вот к зуаву Сегедскому давно зовут.

– Сегедский? Там ведь нищета и платят меньше!

– Зато уважают, и не надо так тяжело и круглосуточно работать! – озлобленно возражала главный кулинар. – Да и почета не в сравнение больше. А нищета там только внешне, там не дом, а полная чаша.

– Да ладно тебе на меня-то кричать. Постараюсь с бароном переговорить.

– Только не забывай, что у нас тут на следующий день после конкурса банкет намечен.

– А-а-а! И с чего вдруг?

– Ну ты, пьяница старый! Годовщина свадьбы барона, вся, почитай, родня припрется с поздравлениями и подарками. Он именно поэтому не хочет нас троих отпускать, что боится: мы не справимся с готовкой обеда на следующий день.

– Точно!

Склерозный старикан убыл, а профессионалы от кулинарии продолжили обсуждать самое перспективное блюдо.

И что удалось мэтру заметить, даже он, не обладающий высокой профессией повара, поразился бедности выбора и скудности фантазий: «Да это не конкурс будет, а издевательство над членами жюри! Что за бледное воображение у них? Наверняка сказывается этакое затворничество под землей, ведь, живи они на открытых пространствах, сама природа подсказывает массу удивительных вариантов и смесей. – Он непроизвольно взглянул на пятнышко света далеко над головой. – Еще бы разобраться, почему они на поверхности не живут. У окошек, что ли, поторчать?»

Пока ни слова он ни о кречах, ни о каких драконах или банальных кислотных дождях не услышал. Дикие осы или злобные крысы с ядовитыми зубами тоже вряд ли здесь существуют, иначе давно бы свили себе гнезда в таких удобных для этого воздуховодах. Хотя почему-то, после рассмотрения страшной, безжизненной почвы между башенками-колодцами, землянин был уверен: виной всему именно ядовитые осадки. Да и остов не то вулкана, не то открытого карьера подталкивал к мысли, что обитатели здешнего мира перестарались с какими-то вредными производствами.

Ну и словно по заказу, дальнейшие разговоры как раз и пошли на интересующую тему. Вначале в кухню заскочила служанка, обслуживающая самого барона за столом и наверняка наиболее проинформированный человек в доме.

– Кувшин сока и графин охлажденного компота! – распорядилась она и, пока ей это доставали из громоздкого холодильника, поделилась коротко новостями: – Валухи все с поверхности сбежали. Что-то у гаузов случилось, так и мечутся над сектором.

Она убежала, и в кухне какое-то время стояла тишина, нарушаемая лишь короткими командами. Леонид уже пожалел, что не рванул наверх к окошкам, дабы рассмотреть этих таинственных гаузов, как шеф-повар первой начала обсуждение на больную для всех тему:

– Опять эти «кошмарики» что-то задумали. Хоть бы никого не забрали.

– Ну не всегда ж они кого-то забирают, – скорее всего, сам себя успокаивал ее молодой помощник. – Почитай, два лутеня никто из сектора не пропал, только умерших и уносили.

– Зато когда в последний раз живых забирали, считай, сразу шестерых не стало! – с яростью возразила ему девушка. – Вон соседка наша до сих пор по сыну убивается. И какой парень был!

Ее коллега заунывным голосом подтвердил:

– Весельчак и добрый. – И не совсем в тему добавил: – Все мечтал хотя бы одного гауза убить, тренировался.

– Вот и домечтался, придурок! – зло оборвала его главная на кухне. – А остальные пятеро, скорее всего, тоже подобные глупые разговоры вели. Вот их и не стало. Глупая молодежь…

– Так что, нам теперь тоже в рабстве умирать?! – чуть ли не истерила девушка. – Родились рабами, живем рабами, и только после смерти наши окоченевшие тела попадают на поверхность и сжигаются неизвестно где! Так что, и дальше оставаться трусливыми тараканами? Как все наши предки?! Как вы все?! Так и подохнем все, не побывав под лучами Ласоча?! Не хочу!

Наблюдатель сам непроизвольно скривился, когда резко шагнувшая к помощнице шеф-повар нанесла ей хлесткую пощечину:

– Заткнись! И больше не открывай рот для подобных вопросов! И не только потому, что здешние стены имеют уши… – От греха подальше, заметив, как все стали осматриваться, Леонид приподнял камеру наблюдения в щель. – А потому, что так и помрешь глупой девственницей, не родив детей и не познав счастья в любви. И что там под тем Ласочем хорошего? Что стало с теми, кто сбегал в леса? Сама прекрасно знаешь! Мало кто из них детей на той свободе имел. А если возвращался в города слишком поздно, то и тут уже не мог иметь.

Она еще несколько минут ожесточенно отчитывала молодежь, которая только и пытается кричать «Долой рабство!», но которая даже не понимает, как прожить без этого рабства. По ее словам и вполне рациональным рассуждениям, получалось, что неведомые гаузы, которых и она вместе со всеми все-таки называла «кошмариками», скорее сохраняют человеческую цивилизацию, оберегают ее от лучей Ласоча и дисциплинируют отношения между людьми в сторону справедливости и повышения уровня жизни.

Тогда как Леонид успевал еще и хороводы собственных мыслей упорядочить: «Получается, что лучи местного светила достаточно радиоактивны, чтобы лишить репродуктивности местное население. Так что с подземным проживанием все понятно. Но что это за леса такие? И почему где-то там что-то растет, а здесь и травинки не видно? Еще бы узнать, кто такие валухи, и взглянуть на этих гаузов. Если последние окажутся сродни кречей, то я понимаю желание любого парня убить такой “кошмарик”. Но с другой стороны, если тут в рабстве целый народ, а то и цивилизация, то почему они и в самом деле не борются на свою независимость? Или их поработители и в эти дома легко могут залететь? Недаром ведь такие потолки высокие и двери огромные. М-да, интересный мирок».

Главная повариха тем временем все продолжала поучать и воспитывать молодежь. Привела достойные примеры того, что в глубокой древности, когда ни гаузов, ни валухов в этом мире не существовало, люди воевали между собой и в войнах уничтожали столько народу, что некоторые подземные города вообще остались пустыми. Сейчас же всякие войны запрещены, население растет, и пустых, заброшенных домов становится все меньше и меньше. Питание стало несравненно лучше, появилось электричество и множество полезных бытовых приборов. Развиваются искусства: литература, живопись, балет, танцы, театр. Совершенствуются науки. Устраиваются праздники с конкурсами и спортивными соревнованиями. Так что какая разница, как к тебе обращаются валухи: «раб» или «господин». Великаны поставлены охранять установленный порядок, и они это делают, как им приказано. И не их вина, что некоторые глупые мальчишки позволяют себе вынашивать идеи убийства гаузов, а то иногда и воплощают подобные идеи в жизнь. Родители тоже порой наказывают балованных детей, заставляют их учиться и правильно жить в обществе, но ведь дети при этом не становятся ненавистниками своих матерей и отцов.

Один из помощников, пожалуй самый степенный и рассудительный из парней, все-таки попробовал возражать своей начальнице:

– Такие сравнения тоже нельзя приводить. Родители – это одно. Они нас любят, и они едины с нами во всем. Тогда как чуждые «кошмарики» – это воплощение зла и насилия для большинства людей. Да и нас они заставляют работать для их блага, обкрадывая наш мир и делая его нищим.

– Где это и у кого ты наслушался таких бредовых мыслей? – можно сказать, что испугалась шеф-повар. – Это же надо до такого додуматься: «обкрадывают»! Даже ребенок знает, что груан – это как раз те самые вредные скопления от нашего Ласоча, которые только мешают нашему миру. Гаузы используют груан для своих устройств, он для них невероятно ценен.

– Тогда почему они сами груан не собирают и не воюют с подземными тварями?

Женщина на это криво улыбнулась.

– Так и нас никто не заставляет. Любой желающий спускается вниз добровольно. Остальных туда скидывают в наказание за преступления. Потом поставные сдают груан валухам, и мы за это получаем все блага цивилизации.

– Все равно оставаясь при этом рабами, – зациклился на своем парень.

Но его соперница в диспуте оказалась на удивление грамотно подкована в политическом плане:

– Значит, не заслужили считаться свободными. Вот когда докажем свою сознательную мудрость, тогда и заберут от нас валухов. Ведь это уже давно обещано. И даже конкретные правила для определения нашей мудрости составлены. Если ты о них не знаешь, то я тебя после обеда специально отпущу на беседу со старшиной нашей улицы. Если и он тебе не поможет, тогда к старшине сектора сама отведу.

Похоже, такая угроза была более чем нешуточная, потому что парень зачастил ножом по разделочной доске и больше ни словом не обмолвился о несчастной доле своего народа. Молчали и все остальные. И только через некоторое время в кухню ввалились еще две женщины, которые оказались личными швеями барона, лучшими подругами шеф-повара и родными тетками той самой, получившей пощечину девушки. Но молодая повариха с ними только скромно поздоровалась, не поворачиваясь красной щекой, тогда как швеи, получив от подруги на столик сбоку от двери вазу печенья и кувшин напитка, принялись, словно сороки, обсуждать фасоны изготавливаемых платьев.

Они и вчера болтали о чем-то подобном больше часа, так что Леонид решил не терять даром время, мотнулся наверх. Уж больно ему хотелось посмотреть хоть издалека, как эти гаузы выглядят. Посмотрел. Чуть не поплохело после этого.

Ему оставалось метра два до окошек, когда сквозь гул обдувающего тело сквозняка услышал странный шелест, скрип, а потом и свет наверху убавился вдвое. Словно кто-то заглядывал внутрь колодца. Памятуя о высоте шести метров над грунтом и об утверждении, что «кошмарики» летают, землянин сразу заподозрил именно поработителей данного мира. Хотя не мог понять, почему не слышно специфических хлопков крыльев. Уж заглянуть в планировании кречи или им подобные летуны никак бы не смогли.

Вначале было страшно лезть дальше, но любопытство пересилило. Хотя выглядывать Леонид старался с максимальными предосторожностями. Вот тогда ему и поплохело: между башенками деловито ползал гигантский питон с громадной пастью и заглядывал в каждое оконце! А его многометровое тело так и волочилось следом уродливой, поблескивающей металлом колбасой.

«Если это гауз, да он еще и летает, – думал землянин, стараясь от дрожи по всему телу не свалиться вниз, – то я сам готов добровольно идти хоть в бездну за тем груаном, лишь бы никогда больше не видеть эти ужасные зубы! Или это валух? Да нет, те вроде как куда-то попрятались».

Кое-как успокоившись, решил еще раз осмотреться. Тем более что питон уже скрылся за лесом окружающих башенок и заглянуть именно сюда в данный момент вроде как не мог. Зато теперь можно было и в сторону вулкана посмотреть. И вот там уже явно кто-то летал!

Внешне это напоминало наполовину спущенные, деформирующиеся при смене курса шары из сморщенной, покрытой пупырышками резины. Метра три в диаметре, они довольно лихо носились как над вулканом, там и над вытяжными колодцами. Создавалось впечатление, словно они что-то ищут на поверхности.

«Или голодные, или кто-то сбежал, или у них тут какая-то система тревоги сработала, – озабоченно размышлял Леонид, опускаясь вниз. – Ведь недаром этот питон откуда-то взялся и в окошки стал заглядывать. И если гаузы умеют перемещаться между мирами, то не удивлюсь, если у них есть некие приборы, фиксирующие эти перемещения. Вдруг так получилось, что мы оказались здесь и тем самым подняли тревогу? Мало того, вдруг Борю или Шаайлу уже поймали? А то и обоих? Лучше всего мне было бы сейчас находиться в городе и расспрашивать у людей конкретно, но как туда попасть?»

Да и нормально адаптироваться, незаметно влиться в среду горожан было бы нереально. Слишком мало до сих пор сведений о городе, следовало их собирать, накапливать дальше. Иначе ни себе, ни товарищам помочь не получится. А о возвращении в мир Трех Щитов в ближайшие дни и думать нечего.

Так что самыми актуальными были сведения. Ну и вода, пожалуй. Как ни редко прикасался гость из другого мира к своей фляге, она опустошалась с явно чрезмерной скоростью.

Разговор на основной кухне о платьях и фасонах продолжался с прежней интенсивностью и не думал прекращаться. Поэтому Леня поспешил к иным щелям, чтобы с помощью единственной у него имеющейся проволоки разложить оба диктофона. Ранним утром он их прослушал, но в предыдущих записях ничего особенного, кроме некоторых бытовых деталей, уловить не удалось. Но и то хлеб, чтобы понять жизнь иного мира – даже крошками брезговать не стоит. Опять установил диктофоны в позицию «Автопуск при звуке» над перспективной кухней людишек сомнительного криминального толка и небольшой семьи, в которой обычно на кухне и трапезничали. Ну а потом спустился к подвалу с камерой, думая еще раз быстренько глянуть на мальчуганов, потому что именно их голоса оттуда только и слышались.

Ребята на этот раз возжелали прямо на дому обучиться цирковой акробатике. По их словам, недавно они были в цирке, ну и сами старались доказать, что и они не хуже профессиональных артистов. Понятное дело, получалось у них ни шатко ни валко, но наблюдателя заинтересовал начавшийся во время кувырканий разговор. Причем гость явно уважал и ценил мнение баронского сына, да и тот рассуждал довольно дельно. Ученое дите! Правда, при этом был не в силах сдерживать рвущуюся наружу романтику и непоколебимую веру в сказку:

– Точно тебе говорю: существуют домовые! Про них знаешь сколько книг написано? Сотни! И самое главное, что во всех утверждается: домовые, если к ним хорошо относиться и щедро подкармливать, всегда в ответ людям помогают.

– Чем же они помочь могут, Маняла? – вопрошал гость.

– Да во всем! Бывает, что потеряется в доме ценного, уже и подумают, что украли, а домовой и подскажет, куда колечко дорогое закатилось. Или порой подскажет, как от хвори плохой излечиться. Иногда может совет дать дельный по торговле.

Мальчики еще долго обсуждали как саму суть домовых, так и правила общения с ними, но для себя Леонид сразу продумал одну идею: грех, конечно, пользоваться детской наивностью, но почему бы не устроить себе маленькое пополнение в провизии? А тем более в воде? Сотворить такое на кухне, еще и со взрослыми обитателями дома, было бы крайне проблематично да и слишком самонадеянно, а вот с восторженными мальчуганами может получиться.

Но пока ситуация позволяла не торопиться, и одурачивание несовершеннолетнего Манялы было отложено на крайний случай.

Да и в баронской кухне подслушивать да временами подсматривать было намного интереснее. Швеи, может, и дальше бы отлынивали от работы да языками трепались, но в дом нагрянули нежданные гости: сам старшина всего сектора, а с ним двое исполнителей. Видно, последние были рангом пониже, и их за общий стол с бароном не усадили, но вот покормить помощников старшины хозяин распорядился. Так что наверх ускакала служанка с заставленным подносом, а на кухне за столиком у входа расположились двое мужчин среднего возраста.

Как оказалось, шеф-повар и с ними была прекрасно знакома и никакого смущения или робости не испытывала. Вначале она засыпала ехидными вопросами одного из них, интересуясь, не слишком ли ему в последний раз досталось от супруги за поступки неблаговидные, а потом и ко второму исполнителю подступилась с вопросами:

– А что дочь твоя с учебой решила? У нас в Пловареше останется или куда в иную академию подаваться будет?

– Нечего ей по чужим городам, вдали от семьи самостоятельность проявлять, – буркнул мужчина. – Наша академия не хуже.

– Ха! Я ведь не твоего мнения спрашиваю, а как дочь сама решила? Тем более что парень ее вроде как себе иную девицу-избранницу отыскал.

– С чего ты взяла?

– Так об этом все кто хочет знают, твоя дочь из этого секрета не делала. Ведь недаром позавчера того парня из окна водой облила. Старая традиция.

Судя по тому, что все на кухне захихикали, в том числе второй исполнитель, девушка таким образом всему свету заявила о разрыве со своим бывшим поклонником. Тогда как строгий отец не в силах был скрыть досаду:

– И все-то вы знаете! Все-то вам обсудить хочется!.. А парень-то, может, ничего и не замышлял плохого! Может, просто прошел с другой девицей по улице, потому как по пути им было?

– Ох! Не смеши народ! И за грудь ее тоже при этом тискал как попутчицу? И ниже спины ей юбку оглаживал, как заботливый товарищ?

Теперь уже все рассмеялись. Хотя первым опять-таки заговорил именно отец решительной девушки:

– И все равно это не повод, чтобы в другой город уезжать. В Макильской академии точно такие же курсы и специальности. Зато требования к экзаменам строже вдвое.

Шеф-повар хихикала дольше всех, но выводы сделала бесспорные:

– Понятно. Значит, твоя отправляется в Макиль. Уж я-то ее настойчивость знаю. Только не пойму, чего ты такой недовольный и расстроенный? Ведь еще дома три сына и две дочери остаются! Скучать не придется. Будет кого воспитывать и по углам гонять.

– Если бы все только в скуке заключалось! – сердился мужчина, непроизвольно для себя ударяя кулачищем по столу. – А ну как дура эта выучится с отличием, да заберут ее в иные миры?! Потом только и увижу раз в год… – Голос его сорвался. – А она у меня любимица.

«А мир-то полон здесь чудес! – восклицал мысленно Леонид, стараясь ни одного слова не пропустить из разговора. – Академии тут у них, в которых рабыня может сама специальность выбирать. Да еще и лучших учеников в иные миры на практику гоняют… – И в голову землянина пришла присказка, придуманная его другом Борисом Ивлаевым: – Интересно цирк построен, шпилем вниз, манежем вверх!»

Глава третья

Встреча с реалиями

В тот момент я ничего о друзьях не знал и думал, что бы такое придумать для спасения собственной жизни. Уж больно страшен был взгляд поставного Сергия. Хорошо хоть я сразу не развернулся и бежать не бросился: ноги приросли, и мой доблестный щит ничем мне не помог. Помогла наблюдательность. Взгляд этого здоровенного мужика оказался направлен не прямо на меня, а куда-то в подпространство.

А тут еще и мой тезка уважительно похлопал по плечу:

– Ну если ты и в самом деле художник, то, считай, тебе повезло. Правда бы, еще знать, какой у тебя уровень мастерства?

– В каком смысле? – стал я немного успокаиваться, с хрипом выдавливая из себя уже длинные предложения. – И как в вашем городе художники делятся по уровням?

– Как и везде: подмастерье, ученик, ученик-рисовальщик, младший мастер, мастер, заслуженный мастер, академик, заслуженный академик.

Некоторые слова он называл не так, как они мне переводились, но суть градации улавливалась. Пришлось спешно прикидывать, насколько обряд гипны и умение рисовать способствует тому же званию «академик». Что-то подсказывало, что еще о-го-го как соответствует, но лучше изначально занизить свой уровень, чем потом опростоволоситься.

– Обучался я у академика и вроде как хороший мастер.

Теперь уже и поставной поменял выражение лица на чисто дружеское покровительственное:

– Ты, парень, не переживай, если сможешь несколько портретов нарисовать за пару дней, получишь должность прямо в администрации сектора. Наказание вначале заменим административными работами, барону скажем, что ты сюда именно и мечтал убежать, а потом тебя и в ранг возведем. Там, глядишь, и оружие носить сможешь. Ну, как тебе такое предложение? Остаешься у нас или тебя в твой Пловареш отправить?

– Остаюсь! – интенсивно закивал я, не понимая, что это у них за жизнь такая и почему меня великаны рабом назвали. Правда, я немного опасался рисования портретов, все-таки после обряда гипны иную технику, чем набросок, опробовать не приходилось, а детские рисунки – не в счет. – Э-э-э… портреты?

– Праздник у нас через три дня, – в охотку стал пояснять Сергий. – Ну и мой главный противник – это поставной соседнего сектора. Каких он только нам каверз не устраивает в конкурсах, чтобы по общим показателям занять первое место на празднике. И последние годы у него художник появился, и один пункт мы даже наполовину никак преодолеть не можем. Если ты хотя бы не хуже нарисуешь, мы уже имеем прекрасный шанс на победу. Понял?

Я развел руками и кивнул. Мол, как не понять! Вот на этом моя аудиенция у местного начальства и закончилась, хотя само общение продолжилось. Дальше оба моих «благодетеля» чуть ли не под локти меня подхватили и поволокли к выходу. Только и успел оглянуться на Ксану да заметить нескрываемое презрение высокомерной, разбалованной самки у нее на личике. Видимо, девица, не знавшая о сути нашего разговора, решила, что сразу на казнь тащат. Или куда тут у них и как?

Затем меня бодро провели по нескольким коридорам этого казенного здания, и мы оказались в довольно просторной комнатушке, уставленной четырьмя двухъярусными кроватями, несколькими мольбертами, рамами с полотнами и прочими принадлежностями, необходимыми живописцу. В правом крайнем углу имелась дверь высотой для человека, ведущая, как потом выяснилось, в каморку с душем и туалетом. По правой стене стоял большой стол. Чуть дальше за ним, в неправильном углу просматривалось пока непонятное мне окно или пролет, оттуда вроде что-то светилось. Одна кровать сразу налево за решеткой, вторая у стены слева, и две у противоположной от входа стены. С потолка свисали сразу три лампы довольно интенсивного дневного освещения. Меня только сильно смутило, что в комнатушку вела зарешеченная дверь с показательным амбарным замком на ней.

Да и старшина с ходу обрадовал:

– Это у нас тюрьма. Самое спокойное и тихое для работы место.

– Да-а? Раньше кто… р-р-работал?

– Так наш Сергий добрый, он даже смертникам давал шанс себя в рисовании проявить. Вдруг бы талант проснулся?

– О-о-о!

Дивные у них тут методы определения талантов.

– Понятное дело, – басил довольный поставной. – Получись у кого-нибудь чего, я бы ему пожизненную отсидку устроил или еще как отмазал. Негоже талантам погибать бездарно. – Видя, как я озадаченно подергал стойку кровати, он хмыкнул: – Да и тебе где наказание отбывать, как не в тюрьме?! Отсиживайся от неприятностей да любимым делом занимайся. Питание у тебя будет – не хуже, чем у меня, ты только рисуй.

После чего уселся на лавку у стены, сложил свои ручищи на груди и приготовился смотреть спектакль. Иначе и не объяснить эти его выпуклые глаза, следящие за каждым моим движением. Да и старшина, усаживаясь на единственный стул, уже на правах старого друга не приказывал, а эдак душевно советовал:

– Да ты не стесняйся, Миха, приступай к работе, мы только чуток посмотрим, успокоимся и пойдем! – Видно было, что душа у него переживала за предыдущие поражения родного сектора не меньше, чем у Сергия. – Главное, покажи нам хоть капельку своего мастерства.

Легко сказать, капельку! Как говорится: таланта полная кастрюля, да вот ложку бы еще к нему. Глядя на краски, я понял, что понятия зеленого не имею, как их смешивать, разводить и наносить. Хорошо хоть карандаши имелись, разные, еще и с разной грифельной начинкой. Полотна разных размеров уже были на рамках, часть даже загрунтована разными цветами. Причем и сомневаться не приходилось: подобные рисовальные принадлежности и все, что я вижу в этой тюремной мастерской, – не то что не средневековье и даже не двадцатый век по земным понятиям, а как минимум середина двадцать первого века. То ли местный начальник настолько сбрендил на пункте победы его личного художника, то ли подобное было доступно в этом мире любому художнику. Или все это досталось в наследство от какого-то в самом деле великого художника. Неужели?.. Что с ним случилось и так ли это, я спрашивать побоялся. Суеверие проклюнулось.

Мало того, поди что-то спроси лишнее, так сразу поймут, что ты с неба свалился. Вернее, из колодца вылез.

Но спросить все-таки следовало. Особенно по темам предстоящих работ.

– Чьи портреты?

– Кого угодно. Хоть себя рисуй.

– Зеркало надо.

– Будет! Ксана чуть позже принесет.

Это обещание поставного напомнило, как мне вслед смотрела смазливая секретарша. Очень обидно смотрела! Да и вообще как она высокомерно себя вела хотя бы с тем же Бореем, так и взывало к мелочной, мещанской мести. Обладать ее телом мне вряд ли удастся, а вот хоть немного унизить да заставить вокруг меня повертеться можно и попытаться. Другой вопрос, как к моим рассуждениям и пожеланиям отнесется шкафообразный начальник этого сектора. Поэтому я начал издалека:

– Обязательно только портреты?

Сергий только одним взмахом бровей взбодрил рвение заговорившего старшины.

– На конкурсе оцениваются работы по категориям, – затараторил тот. – Низшая – абстракционизм. Чуть выше – натюрморты. Потом портреты. Затем – во весь рост изображение. Ну и наивысшее – групповое изображение сразу нескольких людей или фантазия. Можно даже валухов рисовать. А то и гаузов. Улицы города и дома приравниваются к натюрморту, но если с людьми – к портрету.

«Партизаны на луне! Кто же те великаны? И чем отличаются валухи от гаузов?»

Все еще продолжая сипеть и коверкать слова, я стал осторожно выспрашивать:

– Если рисовать с натуры?

– Кого закажешь, тот и будет с тобой сидеть в одной камере! – с юморком обещание от поставного.

– Женщину?..

– Легко!

– А если голую?

– У-у-у! – Сергий умудрился и глаза в восторге закатывать, и кивать одновременно.

– Покрывало и… она!

Я жестом указал на кровати расстеленное покрывало, потом улегся на живот и согнул одну ногу в коленке, как делают супермодели на рекламных фотографиях.

На это уже замычали оба. Кажется, от самой возможности лицезрения подобной картины они от слюнок ничего иного и сказать пока не смогут. Но мне еще оставалось показать ту «капельку» таланта, после которой мои требования станут более весомы. Поэтому я на мольберт, развернутый к зрителям, прикрепил лист ватмана кнопками и буквально несколькими линиями нарисовал силуэт женского тела в только что показанной мною позе. Гипна не подвела! Как и маленькая сестренка Мансаны в своем ведьмовском просмотре, сказавшая, что я стану великим живописцем: я мог себя смело зачислять в академики. По крайней мере, по рисунку. Оба местных господина сидели и мычанием выражали свои восторги.

Голову к силуэту пририсовал только контуром прически, без лица, и замер, не зная кого изобразить.

– Женщина… – Я всем видом изображал терзания великого маэстро перед творимой формой. – О! Может… Ксана?

Интересно было смотреть на обоих: старшина Борей весь как-то дернулся, словно размышлял, смеяться или нет. Тогда как поставной нахмурился, закряхтел, задвигал своими могучими плечами, словно на него вдруг высыпали большую коробку с кусачими муравьями. Однозначно он свою секретаршу не только для мебели держал, и вполне возможно, будь он в пылу начальной влюбленности, мне могло и непоздоровиться от вспышки ревности. Но похоже, что своими капризами и склочным характером Ксана уже и его достала. А такой резкий, независимый и характерный самец никогда долго не станет терпеть вмешательства самки в свои дела и спускать ей покушения на его личную свободу.

То есть временная ситуация оказалась самой удачной для некоторой смены комбинации в их отношениях. Вариантов было несколько: разрыв, укрощение, наказание или разъяснение зазнавшейся девице ее истинного места. А то и просто попытка опозорить и унизить. Хотя я позже узнал, что в данном мире считалось за огромную честь позировать профессиональному художнику хоть голой, хоть вообще в непристойных позах. По большому счету, поговори я с Ксаной отдельно, она бы и сама пришла в мою камеру для работы натурщицей. Может быть.

Ну а тут еще и Сергий решил:

– Ну да, коль рисовать тело, то пусть будет одно из лучших нашего сектора.

– О! Есть еще лучше? – выдавил я уже шепотом.

На это лицо поставного пошло гримасами. Мол, и есть, и лучше, но уже не для рисования, а для… «И не для всех! А только для меня!»

Ну кто ж спорить станет с главным начальником, который, кажется, себе уже имеет на примете более покладистую, но, главное, более шикарную секретаршу. (Бедная Ксана! Догадывается ли она?)

Я тоже не спорил. Поэтому без единого звука отдал снятый ватман в протянутую ручищу. За что был по-братски похлопан по плечам второй подобной ручищей и награжден благословлением:

– Работай. Все у тебя будет. Обед привезет Ксана чуть позже. Когда нарисуешь первый портрет и он мне понравится, вообще проси из еды что только душа пожелает. Об остальном тебя проинструктирует Борей. Не унывай!

После чего Сергий, словно ходячая скала, поспешил по своим делам. А я и не унывал. Уж как-нибудь, но пару недель и в тюрьме пересижу, портретами занимаясь. Потом выведаю про друзей, помогу им выбраться куда надо да сбегу. Свой колодец с переходом тоже без труда отыщу. Теперь самое главное – это сбор информации. Особенно про гаузов выведать все надо поподробнее.

– Ну вот, – радовался старшина сектора, как ребенок, – говорил ведь тебе, что наш поставной – добрейший, умнейший мужик!

– Да уж!.. Но вот с обедом…

Но слушать меня пока не стали.

– Тем более что мы о таком художнике, как ты, уже лет десять мечтаем. Кстати, замок я закрою, чтобы тебе кто посторонний не мешал. Но самое главное, если вдруг нагрянет с инспекцией барон Фэйф, ты старайся к нему синяком больше поворачиваться, пусть он видит, как тебе тут несладко приходится.

«Ага! Синяка на мне уже завтра не будет благодаря первому щиту. Или можно как-то притормозить выздоровление?»

– Ну и не вздумай при нем какую-то глупость сморозить. Есл и что уже готовое на холсте будет, к стене разверни, чтобы не увидел ненароком. Сам знаешь, насколько эти валухи простаки и как мало разбираются в искусстве, но выставляться перед ними тоже нельзя. Мало ли что.

«Ну вот, кажется, разобрался, кто такие валухи: великаны. А что они простаки, то это старшина явно деликатничает. Тупые эти валухи! Ну совсем ту-у-упы-ые! – в стиле популярного у нас в России комика носилось в моей голове определение. – Еще бы отомстить тому придурку, который меня в трубу затолкал…»

Борей уже стоял в двери, когда я жестом указал на странное окно:

– Там?

– Сам и посмотри! Пока, закрываю, работай.

Надо же какая забота! Все-таки меня закрывают не по причине недоверия, а чтобы мне никто не вздумал случайно помешать. Хотя я первым делом присмотрелся к замку, когда шаги старшины стихли в отдалении. Изначально просканировал металл: отменного качества. Да и слишком странный какой-то сплав, словно маленькие перекрученные косички. Такой замок не сломаешь даже несколькими ударами тяжеленной кувалды. А вот механизм – простейший. Мне, как имевшему полчердака подобных железяк и деталей, достаточно будет четверти часа для вскрытия.

Теперь к окну. Ба! И в самом деле – окно! Причем выходящее на вполне себе приличную улочку этого подземного города. Высота под два метра, ширина в половину метра. Пять толстенных прутьев, стоящих вертикально, за ними рука просовывается легко и открывает наружу жутко запыленное окно. И неторопливый городской гомон наполняет мою тюремную камеру. Отлично видны окна домов напротив, но они все зашторены. Просматривается солидный кусок улицы с редкими прохожими. Порой видна повозка, запряженная осликами, порой сами люди катят арбу. Но никакого постороннего запаха от возможного на мостовой навоза. Над головой прохожих, на уровне верхних окон висят более мощные фонари все того же дневного освещения.

Монументальный город!

И люди! К кому ни присмотришься, вполне себе нормальные, не угнетенные, не подавленные. Порой молча идут, порой рассказывают что-то, порой смеются. Если сильно не задумываться о некоторых деталях одежды, то вполне себе улица среднестатистического европейского городка. По крайней мере, так мне она представляется по кинофильмам и кадрам информационных новостей. Сам-то не сподобился побывать.

– Эй! Смертник! – Резкий женский окрик от двери моей персональной тюрьмы (а что, сам ведь проживаю!) заставил меня оторвать лицо от решетки и сфокусировать расплывающийся взгляд на секретарше поставного. – Не пойму, зачем тебе зеркало?

Она уже его пропихнула между решеток двери. Довольно большое, овальное, можно спокойно пользоваться в ванной комнате во время бритья, мытья… и вытирания. Но вот вид Ксаны так и кричал о горящем в ней любопытстве, пылающем презрении и разгорающемся ехидстве. Видимо, босс ей ничего пока толком не рассказал, а просто в грубой форме приказал отволочь мне эту совершенно неуместную в тюрьме вещицу. Так что ей еще и обидно было за незаслуженную грубость. Хотелось хоть на ком-то отыграться и унизить морально. Наверняка она уже и фразы подходящие заготовила, но я ей поломал заранее спланированный спектакль. С воздетыми к ней руками бросился к двери и рухнул там на колени.

– О богиня! Как дивно смотрятся твои волосы при этом освещении! – При этом старался подставить для обозрения пострадавшую часть своего лица. – А твоя кожа кажется нежнее и мягче, чем крылышки ночного мотылька!

Прокол! Глаза красавицы сразу же сузились в подозрении.

– Кто такой мотылек?

Ну да, откуда у них тут мотыльки, если они на поверхности не бывают!

– Я специально для тебя его нарисую и подарю. Это такая прекрасная бабочка с разноцветными крылышками.

– Кто такая бабочка?

– М-да.

– Ты так странно говоришь.

Второй прокол! Не с моим говором пытаться в точности повторить местный многопрофильный акцент. Но останавливаться тоже нельзя.

– Прекраснее тебя нет во всем мире! О Ксана! Ответь мне: придешь ли ты еще хоть раз ко мне перед моей смертью?

– Еще чего! Обойдешься! – и, грациозно развернувшись, стала уходить. Но видимо, вспомнила, как собиралась меня и унизить, и обозвать, и что-то выспросить, потому почти замерла на месте. Мне этого и даром было не надо, поэтому я опять взвыл голосом давно не целованного Отелло:

– Ты услышала мои мольбы?! Возвращаешься?!

После подобных вопросов вернуться и продолжить со мной прения показалось даже такой фифе невероятно зазорным делом. Так она и скрылась с моих глаз, ублажая их невероятной грацией своего соблазнительного тела. Но не ушла из моих мыслей. Уж я-то точно знал: ей и обед придется доставить, и от работы натурщицы, скорее всего, не отвертеться. Да и как любой здоровый мужчина не мог отказать себе в неких фантазиях фривольного толка.

Но расслабляться и уходить в мечты не позволяла окружающая обстановка: какая-никакая, а тюрьма. И если я хочу здесь «отсидеться» спокойно недельку, а то и другую, следует немедленно приступать к выполнению данного мне поставным задания. Вернее, наложенного на меня наказания.

Вначале решил начать с рисунков. То есть сделать рисованный портрет себя нынешнего, и зеркало для этого мне казалось одним из обязательных условий. Расставил удобно мольберт, прикрепил самый большой лист ватмана, ну а на второй установил зеркало. Кстати, и все остальные предметы для работы живописца тоже отличались невероятным качеством и удобством, а бумага так вообще показалась изумительной.

Короткая настройка, с окончательной выборкой света от ламп, и я приступил к рисованию собственного портрета. И что самое интересное: в зеркало пришлось взглянуть раз десять, не более. Обряд гипны мне и в этом деле давал неограниченные возможности. В сознании у меня словно сам по себе формировался весь образ предстоящего рисунка во всех его мельчайших подробностях и многочисленных нюансах, а потом наступал творческий всплеск, и я становился неким подобием человека, о котором говорят: увлеченный. Почетно – одержимый. Хотя бывает и так: бесноватый.

Руки двигались легко, смело прорисовывая большие, насыщенные линии. Пальцы сами выхватывали нужный карандаш или грифель. Глаза перестали метаться к зеркалу уже на третьей минуте работы. Ноги словно приклеились к одному месту, не желая менять выбранный ракурс.

В принципе я несколько раз становился свидетелем работы художников-портретистов. В нашем городе на одной из малых площадей как раз и располагались по выходным те, кто за определенную плату брался нарисовать что угодно. Некий карикатурный образ у них получался минут за десять, более сложный и многоцветный портрет – минут за сорок. Солидные заказы выполнялись за несколько часов.

У меня же автопортрет цветными карандашами получился минут за двадцать вдохновенного и яростного труда. После чего я с естественной гордостью принялся ходить по всей камере и рассматривать созданное произведение с разных ракурсов и с разного расстояния. И что мне сразу пришло на ум, так это понимание, что портрет удался. Может, и не шедевр с точки зрения мирового искусства, но уж ни один из художников моего города на Земле подобного ни за что бы не нарисовал. Вернее – за такое короткое время. Больше всего радовал стиль рисунка: жесткие, насыщенные линии, глубокие тени, смещение контраста, и все это на грани гротеска. Ну и время от времени я замирал на одном месте, мысленно восклицая: «Красота! Неужели это мне удалось так шикарно нарисовать?! Да имея подобные таланты, можно зарабатывать бешеные деньжищи!»

Вот в один из моментов «замирания» Ксана меня и застала:

– Чего это ты стоя спишь? Бездельничаешь? – Рисунок она видеть не могла, мольберт был повернут в другую сторону. – Или собой в зеркало любуешься?

Из чего следовало, что моя внешность у нее до сих пор вызывает неприятие, но кое-какой интерес уже просыпается. К тому же вплотную к решетке стоял некий столик на колесах, на котором лежала довольно скромная арестантская порция. Вот она меня в первую очередь и поразила. Проигнорировав вопросы красавицы, я сам воскликнул с негодованием:

– Почему так мало? Поставной обещал кормить не хуже, чем самого себя!

– Да ты издеваешься, беглый? – Ксана с высокомерием ткнула пальчиком в миску с какой-то кашей. – Ты даже этого не заслужил! Еще возись тут с тобой.

– Почему это? Первый портрет готов! – Я прекрасно видел, как девушка собралась перейти к прямой ругани, мстя мне за свою доставку. Но похоже, что о своей роли натурщицы она еще и не догадывалась, и решил это дело немножко поторопить: – Так что я требую себе много мяса, сыра, хлеба, салатов и… всего остального. Порций на пять, не меньше. Когда я творю – мой аппетит удесятеряется.

За время этого монолога я приблизился к решетке вплотную и попытался сквозь ее прутья перетащить к себе доставленный мне скромный обед. Кружка с не совсем понятным не то компотом, не то кумысом уместилась на выступающей каменной полке. Окаменевший от черствости хлеб я зажал под мышкой. Кусок серого на цвет кабачка, страшно безвкусного, я проглотил почти не разжевывая: «салаты съедаются первыми». Подошла мне и деревянная ложка, занявшая место рядом с кружкой. А вот миска с кашей… Если бы это была хоть густая перловка! Так, нечто среднее между похлебкой и манной кашкой для детей.

– Однако! Как же я кашу буду есть?

– Как и все подобные тебе свиньи! – дождалась возможности меня оскорбить красавица. – Становишься на колени у столика, черпаешь ложкой здесь и заносишь в свою камеру.

О такой мало сказать «хамоватая». Такую надо обязательно наказывать. Тем более у меня преимущества: я-то знаю, что данная фифа уже в опале у большого босса и тот собирается от нее избавляться. А она разве что подспудно догадывается.

«Сволочь! Над голодным человеком издевается! – Во мне мой голод-зверь уже и в самом деле проснулся и начал словно слон топтаться по желудку и прочим дорогим для меня внутренним органам. – Ну погоди, я тебе устрою! Пусть только ты ко мне попадешь в натурщицы!»

Мало того, пока я поставил миску на столик, желая перехватить ее левой рукой, наглая секретарша бесцеремонно отодвинула столик от решетки:

– Ты и каши не заслужил! Покажи вначале, что ты там намазюкал!

Причем все таким тоном, который никак не предполагает непослушания. А кто ослушается, тому будет и очень плохо, и очень больно. Ведь недаром даже такой человек, как старшина Борей, относился к девице с необычайным почтением, чуть ли не со страхом. Но то он, а то я. Тем более что мой разум несколько помрачился в тот момент, когда каша стала недосягаемой. Родилось непреодолимое желание хоть чем-то, но запустить в это холеное, надменное личико. Только чем? Под левым локтем у меня была зажата четвертушка черствого хлеба. Как ни был я разозлен, но понимал, что таким твердым да и тяжеловатым предметом питания и убить можно. Не говоря о том, что хлеб – это не только ценный продукт питания, но и… (кушать-то хоцца!). Ложкой запустить? А чем потом жрать буду? Как жаль, что сразу не догадался кашей плеснуть! Кружка? Зато кумыс в кружке точно подойдет.

И, долго не раздумывая о последствиях, с похвальной точностью и кучностью, я выплеснул жидкость прямо на девушку. Хорошо попал, душевно! Но если бы предвидел, как она меня вспугнет своим визгом, вернул бы время вспять и вместо обливания просто покорно показал бы девице свой автопортрет. Ксана была неподражаема в своем гневе! А сногсшибающим визгом могла бы смело сражаться на поле боя, будь то с великанами, будь то со зроаками или с кречами. Я даже присел непроизвольно, роняя несчастную арестантскую пайку в виде хлеба на пол. Ну чистый соловей-разбойник в юбке!

Вдохнул я уже после того, как визг затих в отдалении: Ксана побежала жаловаться на подмоченную репутацию.

Пришлось здраво прикидывать: что мне за такой поступок будет? При всей «доброте» поставного он может и разъяриться. Тем более он вряд ли поверит, что за такое короткое время портрет успешно нарисован. А значит, под горячую руку мне может и достаться, ведь при всем своем высоком самомнении о себе мне со здешним боссом конфронтация никак не нужна. Спасти меня от скорой расправы мог только мой труд живописца. Поэтому я сразу развернул мольберт с автопортретом к выходу, еще и пододвинул как можно ближе. На второй мольберт пришпилил еще один лист ватмана и в бешеном темпе принялся рисовать, пока опираясь на собственную память, портрет местного начальника.

И не прогадал. Услышав приближающийся топот, Сергий попал ключом в замок с разгона. Но, уже открывая решетку, делал это с солидным замедлением. А когда вошел в камеру заточения, вообще замер, разглядывая мой автопортрет. Минуты две он так стоял, а когда стал открывать рот, я, продолжая шепотом имитировать надорванное горло, стал ворчать:

– Так и стой! Хорошо свет на лицо падает. Отличный портрет получится.

Сергий нахмурился, но замер. Можно сказать, что и дышать перестал. Только и косил глазами то на меня, то на уже готовую картину.

А на меня опять нахлынуло вдохновение. Я рисовал словно про́клятый, словно это последний рисунок в моей жизни, и словно он просто обязан оказаться самым лучшим. Можно сказать, что я тонул в тот момент в нирване собственного творчества. Вокруг ничего больше не существовало: только ватман и перенос на него изображения позирующего мне натурщика. Причем я с восторгом замечал, что перенос происходил не только внешности человека, но и его внутреннего мира. Такой типаж, как поставной, недаром находился на подобном месте и на подобной должности, и не знаю каким чудом, но мне удалось отобразить на карандашном портрете ярость этого человека и его уверенность в себе. Его жесткое, самоконтролируемое бешенство и ту некую доброту, которая все-таки и в самом деле наличествовала у этого человека. Его незаурядную хитрость и несомненные дипломатические таланты. Да и еще нечто, что конкретно не поддавалось моим умозаключениям.

Так он и получился у меня на портрете: в упор, метров с четырех, глядящий на зрителя сверху вниз.

«Странно вроде, рисовал быстрее, а получилось лучше, – засомневался я, отходя на должное расстояние и любуясь своей работой. – Или это так быстро время пролетело? Хм! А ведь очень даже респектабельно получилось! Видимо, мастерство тоже от частых тренировок зависит».

Также меня удивило, что ни единой тени, ни единой линии мне подправлять не хочется. Хотя в голове вдруг неожиданный критик стал нагло требовать: «Вон там чуточку надо продлить линии, вон там надавить, а вон там чуток теней добавить». В общем, спор с самим собой я выиграл, понимая, что надо срочно ковать железо, пока оно горячо. Поэтому развернул к зрителю и второй мольберт со словами:

– Ну как? Достоин я за такие умения нормального и обильного питания? Тем более что во время работы обмен веществ в моем организме проходит раз в пять быстрее, чем в остальное время. Можно сказать, что я выгораю изнутри, если желудок пустой. Вот я и не выдержал, облил Ксану, после того как она отодвинула столик с кашей от двери.

Поставной повернул голову, оценил, где столик, и с пониманием кивнул. Потом снова уставился на свой портрет. При этом хмыкнул и позволил себе ухмыльнуться:

– Отодвинула столик? За такое убить можно. Тем более при пятикратном ускорении метаболизма. Кстати, ты так странно говоришь, с чего бы это?

Меня очень поразило употребление научных слов в речи гиганта. А вот мои потуги не проговориться – расстроили. Все-таки мой шепот и хрип не служили должным образом при маскировке. Слишком рано я начал творить длинные предложения, упущения в произношении сразу высветились. Но с другой стороны, я уже понял: Сергий меня в Пловареш ни за что не отправит. А значит, можно частично приврать:

– Наш академик так разговаривал. Ну и среди учеников было модно его даже в разговоре копировать.

– Угу, угу. – Теперь он стал ходить по камере, рассматривая мои работы с разных ракурсов. – Значит, готов в нашем городе навсегда остаться?

– Несомненно!

– Хорошо, очень хорошо… – После чего он стал снимать оба листа ватмана с досок. – Эти я забираю, пусть пока у меня хранятся. А про Ксану… Ха-ха! Ты даже не представляешь, как ты угадал с обливанием: она, оказывается, тебе в кружку вместо положенной бражки из сыворотки что-то иное налила… Ха-ха-ха! Умора с ней, честное слово!

«Ах она… – Мои мыслеобразы наполнились руганью и новыми планами мести. – Эта тварь до таких подлостей дошла?! Вот потому она так возмущенно и визжала, что мерзостью сама оказалась облита! Не рой, сука, другим яму!»

– И сильно она на меня зла? – прошипел я скорее для поддержания разговора, потому что и так знал ответ на подобный вопрос.

– Не то слово! Она готова тебя на ленточки располосовать за испорченное платье… ну и за все остальное.

– Зачем ей платье? – подивился я. – Все равно будет позировать голая.

Видимо, поставного все еще терзали некоторые сомнения по поводу отдания своей недавней любовницы мне на «обработку».

– Думаешь, стоит ее и так проучить?

– Не сомневаюсь. Глядишь, в будущем будет своему мужу угождать как положено, а не вести себя как последняя мымра! – вырвалось у меня.

– О! А что такое мымра? – ухватился за новое слово Сергий.

– Да такая вот, как Ксана: со всеми вредная, противная и спесивая, а тому, от кого зависит, готова половым ковриком под ноги стелиться.

Гигант задумался, припоминая:

– Вначале и в самом деле стелилась. Зато в последнее время и со мной стала… мымрой. Если бы в себе не сомневался, подумал, что она для своего тела другого полюбовника нашла.

– Может, и нашла? – перешел я на совсем мелочную месть.

– Ха-ха! Молодец! Настроился против Ксаны по максимуму. Ну ладно. Можешь дальше рисовать?

– Вначале бы поесть… за пятерых. Потом поспать пару каров, – стал я прикидывать свои возможности. – Ну а потом могу и дальше рисовать… Опять-таки если еды будет много.

– Ну тогда поешь и поспи, а потом я тебе Ксану пришлю с нужным покрывалом. Кстати, будут еду заносить, сразу с вестовыми и договаривайся: чего тебе, сколько и когда подавать дальше. Там ребята понятливые, справятся. А я им сейчас отдельно распоряжусь.

Когда он ушел, мне захотелось от голода взвыть, но есть каменный кусок хлеба, который у меня имелся, я себе не позволил: а вдруг и его эта подлая секретарша чем-то испачкала? Ну а так как в безделье ожидание тянется троекратно дольше, я решил себя занять. На этот раз я уже установил на мольберты рамки с полотнами и попытался карандашиком наводить некие размытые в сознании образы. Натурщица еще придет или нет, а вот свободная тема «Фантазия» тоже шла по высшему уровню и могла мне оказаться весьма интересной. Тем более что специально руководить рукой при нанесении контуром я не пытался, наоборот, думал о чем угодно, и мой взгляд был затуманен до невозможности. Наверное, так рисуют люди с очень плохим зрением: неважно что, важен сам процесс.

Помогло. Отвлекло. Зверь-голод меня изнутри не порвал.

Из работы я вынырнул, когда раздался скрип решетчатой двери. Двое поваров и двое вестовых в некой униформе поставили принесенные корзины сразу за порог и с некоторой опаской вышли наружу, закрывая дверь за собой. Тогда как самый старший из поваров несколько удивленно на меня посматривал.

– Велено доставить обед ресторанного типа на пятерых и узнать следующий заказ.

Свои аппетиты я уже знал, поэтому, стараясь не подавиться слюной, осмотрел доставленные корзины и бегло опросил насчет иных возможных блюд. Из этого меню и исходил, заказав себе ужин персон на семь-восемь. Повара все внимательно записали, но уходить не спешили, видимо, очень им уж хотелось посмотреть, кто ко мне еще в гости придет.

Потакать их интересам я не стал. Лишь подхватил самую внушительную корзину и расположился с ней на той кровати, которая стояла сразу от входа налево. Если решетка не открыта, то и не увидишь, кто там сидит и что делает. Зато услышишь! Ел я с рычанием, поправ все правила хорошего тона. Чавкал, с хрустом разгрызал куриные окорочка, шумно запивал соусами и громко икал, когда запить вовремя не успевал.

Когда подался за второй корзиной, с той стороны решетки никого не было. А жаль! Я уже собирался дать некоторые существенные дополнения к предыдущему заказу. Мой растущий организм требовал, требовал и требовал (когда он насытится наконец?!). Ушли повара. Ну нет так нет! В следующий раз буду более предусмотрительным!

Как и рассчитывал, за два часа съел все. Ну а чего добру пропадать? Не ровен час, испортится что или подсадят ко мне в камеру какого нахлебника. Потом бейся головой о стену.

Два моих законных часа сиесты тоже никто не прервал. А вот потом бесцеремонное вторжение меня заставило вывалиться из сна. Кстати, сна очень и очень интересного, жаль, Лени рядом не было, у него здорово получалось толковать подобные загадки потустороннего мира.

Пришел поставной. Злой, разъяренный и жутко сердитый. А перед собой он толкал Ксану, попискивающую от страха, бессилия и унижений. Что самое интересное, ее левый глаз заплывал огромным кровоподтеком с невероятной скоростью. Видать, фингал оказался последним, самым веским аргументом местного босса, после того как секретарша решила устроить истерику и отказаться от высочайшей чести быть запечатленной на полотне великого художника из иного мира.

Понятное дело, что художник не собирался признаваться в иномирском происхождении, да и кто бы его спрашивал? Поставному нужны картины – для победы долгожданной над соседним сектором этого подземного города. Ну а его секретарше только и надо было, что дотянуться до горла этого ненавидимого ею художника и душить, душить, душить… Так, по крайней мере, расшифровывался ее ненавидящий взгляд, который нет-нет да просматривался сквозь ручьи слез.

– Вот, академик, принимай на работу натурщицу! – (Чего это он меня сразу так высоко продвинул?) – Пока не нарисуешь две картины, так и будет тебе позировать сколько надо и как надо.

– Так, а это? – Я жестами показал на красный фингал вокруг глаза девушки. Мол, видок-то подпорчен! Куда красота подевалась?

Заказчик меня понял. Грубо ухватил девушку за личико и развернул ко мне правой щекой:

– Рисуй в профиль. А надо будет в анфас, поменяй одну сторону на другую. Они ведь одинаковые?

Я не удержался от смешка:

– Будет у нее два правых глаза! Хм! Оригинально получится.

– Академик! Поступай, как тебе нравится. Не будет слушаться… – Строптивая секретарша вздрогнула в его руках. – Можешь наказывать, как считаешь нужным. Только кости ей не ломай… пока еще казнь не заработала. Ха-ха!

Шутки шутками, месть местью, но именно в тот момент я окончательно и отчетливо понял, что вокруг меня и в самом деле средоточие рабства. В какой бы среде ни жили люди, как бы они ни конфликтовали между собой по мелочам, но вот именно таким способом заволочь в тюремную камеру иного человека – для этого нужны были самые что ни на есть тепличные условия. Ладно меня, непонятного беглеца, могли сбросить в трубу с риском для моей жизни, но вот эта красавица, как бы она ни зарывалась, как бы ни подличала и ни унижала остальных, все-таки имела право на какое-то снисхождение, разбирательство и человеческое к себе отношение. А тут получалось, что она бесправная, как скот. Хуже! То есть и в самом деле она – рабыня. Как и все вокруг окружающие – тоже рабы. А всеми ими заправляет тоже раб, пусть и самый сильный, но поставленный руководить и поддерживать порядок внутри этого громадного рабского стада.

Да, тут есть некая видимость свободы. Конкурсы проводят, чуть ли не олимпиады. Вон даже убегают в леса, и их никто особо там не ищет. Но суть существования – все равно рабская. Пусть пока непонятная мне, по истории и первопричине, но тем не менее рабовладение здесь жесткое.

Мне стало жалко Ксану. Да только поздно. По крайней мере, на данном этапе переиграть свои действия никак не получится. Сергий уже составил определенный план и стремится к своим целям любыми средствами. Он и напомнил, швыряя красивое, но тоненькое покрывало на кровать, где еще стояла пустая корзинка:

– Пусть позирует совершенно голая. Сам не справишься с натурщицей, я за себя не ручаюсь! – И было совершенно непонятно, к кому больше относилась эта угроза. Ведь могло и мне достаться, если обещанная развратная картина не будет создана правильно и в срок. – Как кормят?

Пока я кивал и тыкал пальцами в корзины, словно по заказу появились мои старые знакомые: повара и вестовые. Заметив в камере поставного, они, наверное, подумали, что это мы вместе с ним тут пировали и все выели подчистую. Поэтому быстро забрали пустую тару, получили мой заказ на второй ужин и умчались, не проронив лишнего слова. Зато не удержался от вопросов главный человек сектора:

– Второй ужин? А я всегда думал, что это называется разминка перед завтраком. Но… зачем тебе так скоро? Неужели и это все съешь?

– Постараюсь. Тем более что по нашим правилам художник обязан также позаботиться о питании натурщицы.

– А-а! Тогда не буду вам мешать. Но за ночь пару раз загляну обязательно. Работайте! – Он уже было и до решетки дотронулся, как вдруг вспомнил, как я изображал на кровати позу лежащей женщины. Поэтому резко развернулся и спросил у меня: – Как будет расстелено покрывало?

Я быстро смахнул оставшиеся на кровати крошки после моего пиршества, расстелил покрывало как положено и указал на него ладонями. Но это поставного не удовлетворило.

– Раздевайся и ложись, – обыденным голосом распорядился он Ксане.

Та еще попыталась сделать отчаянную попытку сопротивления. Мило улыбнулась и, сложив ладошки на груди, попробовала обратиться к мужчине по имени и что-то у него попросить. Может, надеялась на свою неотразимость? Получилось только хуже: ведь кровоподтек уже стал на пол-лица, и от былой красоты остались только воспоминания и раздражение. Недавний любовник, злобно рыкнув, шагнул навстречу своей секретарше, показательно занося руку для удара. Сопротивление закончилось, началось раздевание.

Я продолжал видеть Ксану с ее правой стороны, поэтому она для меня оставалась и сексуальной, и на диво фигуристой. Поэтому даже непроизвольно сглотнул, представляя медленное раздевание наподобие стриптиза. Но я еще ни разу в жизни не видел, чтобы женщины раздевались так быстро и так неинтересно. Да и не подозревал, что такое бывает: я только раз моргнул, а она уже совершенно голая стоит у кровати и всем видом своим спрашивает: как именно лечь?

Вопрос Сергием был переадресован мне, и, нисколько не смущаясь (а чего, у нас ведь, художников, с натурщицами всегда так!), я показал, как надо лечь, как поднять ножку и как подпереть ладонью подбородок:

– Примерно, так. Со стороны потом мне лучше будет видно.

Глядя на разлегшуюся красавицу и похвально цокая языком, поставной забрал всю одежду девушки да и оставил нас наедине друг с другом. Ушел по-английски! Или это не англичане уносят с собой одежду?

После этого мне ничего не оставалось, как приступить к… ужину. Ну и пригласить подругу по заточению разделить трапезу. Да-да, именно в таком порядке: самому усесться за стол, а потом и даму пригласить. Иначе не получалось. Во-первых, ароматы вкусностей меня уже достали, во-вторых, хотелось скрыть странную, сковавшую меня неловкость, ну и, в-третьих, не хотелось встречаться с ненавидящим взглядом моей натурщицы. А во время еды, как мне казалось, организм окружал себя некоей аурой против сглаза или чем-то подобным.

«Хорошо еще, что Ксана не вашшуна! – мысленно радовался я, физически ощущая, как пытается пробиться прожигающий взгляд сквозь мою эфемерную ментальную защиту. – Не то сейчас бы прокляла, и детей бы у меня своих уже не было. Только приемные. Кстати, что там поделывает Шаайла? Уж ей-то достаточно объявить себя целительницей – и забот никаких. Подобные врачеватели нужны во все времена и эпохи. Опять-таки если она сразу не вернулась со страху назад и если решила нас с Леней разыскивать на поверхности. Может, она думает, что с нами беда? А то и позвала кого-нибудь на помощь прямо через вентиляционную щель? Да нет, это вряд ли. С ней был ее драгоценный камень, а она его побоится посторонним даже показывать. Так что будет вначале осторожно и долго осматриваться. Э-э! А ведь у нее ни пищи, ни воды с собой! Или была фляга на поясе? – Моя идеальная память художника тут же дала картинку шагающей в пропасть вашшуны. – Уф! Была. Хуже всего – немедленное возвращение. А там – зроаки. Но мне кажется, она девчонка сообразительная, не оплошает».

Глава четвертая

Каждому свое

Шаайла и в самом деле долгое время не решалась сделать больше чем два шага от места переноса в иной мир. Причем по многим причинам. Первая: она нигде не видела Чарли Эдисона, помощника мастера-оружейника. Или как называл своего друга сам Мастер: Лени. Ну не было Лени нигде: ни на крутом склоне горы впереди и по бокам, ни сзади, в небольшой, всего (!) метров двадцати, пропасти. Да и площадка в два квадратных метра никак не позволяла на ней играть в прятки.

Вторая причина: как раз малый размер вышеупомянутой площадки.

Третья: мешал прижатый к груди камень и торчащий из-под него факел. Ну с этими трудностями удалось справиться до того, как иссякли последние силы. Камень был благополучно уложен под ноги, а факел погашен. Да и какой с него толк при ясном дне и под лучами внушительного, голубоватого светила?

Четвертая причина: как целительница, девушка быстро определила, что долгое пребывание под данным солнцем весьма вредно. Долгое не в смысле нескольких каров, а гораздо дольше – несколько рудней, а то и лутеней.

Ну и пятая: сколько хватало глаз, нигде по окружающим холмам, густо заросшим громадными деревьями, не виделось ни единого человеческого жилья. Дымков тоже не наблюдалось.

Весьма смущал и тот факт, что обещавший шагнуть следом Михаил Македонский так и не появился. Просидев на своем камне около кара, никого не высмотрев и никого не дождавшись, Шаайла вначале исследовала площадку и все ее боковые грани. Отысканный значок с тремя щитами, который она не только нащупывала, но и прекрасно видела, девушку успокоил. Вашшуна осознала, что достаточно шагнуть обратно, и она окажется над колодцем, в подвале разрушенного древнего пантеона. Но понимала и всю опасность такого шага в ближайшие дни: зроаки будут вне себя после колоссальных потерь на поле боя и еще больше взбесятся после бесполезного поиска исчезнувших людей-героев. Ну и будут грызть камни в поисках подземного хода. До иного они никогда не додумаются.

Разве что кто-то из людоедов нечаянно подтолкнет своего соплеменника, тот шагнет в пропасть с правой ноги и… окажется вот на этой совершенно лысой горе.

После этой мысли Шаайла много каров просидела с готовым к немедленной атаке мечом. Вода кончилась, светило тоже склонилось к закату и скрылось за горизонтом. Вначале стало темно, потом резко похолодало, а потом взошла луна. В мире Трех Щитов о такой красоте и не знали, поэтому девушка готова была любоваться дивным объектом на небе хоть всю ночь, если бы не поняла, что замерзает. И когда она делала уже сотое приседание, пытаясь согреться, случайно заметила далеко внизу мигающий огонек костра.

Понятное дело, раз там костер, то там и люди! Вполне возможно, что там и Михаил с Чарли! Значит, придется спускаться к ним, ведь вряд ли в этом мире могут существовать людоеды. Да и в течение дня никого не было замечено в небе крупнее орла. Так что здесь и кречей нет. Другой вопрос: что делать с камнем? Тащить его вниз, а потом вновь тянуть через несколько дней в гору – чистая бессмыслица. Да и посторонним древний амулет показывать не следует. Значит, лучше всего оставить подарок от далеких предков прямо здесь. Как там говорили парни: «Где лучше всего спрятать ценную вещь? На самом видном месте!»

Несколько шагов в сторону от площадки, расковырять мечом некую выемку труда особого не составило. И вот уже камень ничем особо не выделяется от окружающего ландшафта. Лежит основательно, ни за что вниз не скатится. Ну и перед началом спуска появилась вторая луна. Феерическое зрелище для человека, который никогда в своей жизни на небе ничего, кроме звездочек, не наблюдал. Стало почти светло, но парадокс: с обилием света резко похолодало.

Пришлось вашшуне спускаться вниз бегом, укоряя себя за непредусмотрительность. Могла бы и с вечера догадаться спуститься, заготовить хвороста для костра, да и вообще оборудовать место для ночлега. Зуб на зуб не попадал, тело покрылось пупырышками, но радовало то, что огонек костра, а вернее, нескольких костров не исчезал надолго во время движения, и благодаря этому направление выдерживалось верно. Не прошло и часа, как, осторожно передвигаясь между огромными стволами деревьев, девушка приблизилась к внушительной поляне и стала присматриваться к происходящему. Да и прислушиваться, потому что песни разносились по лесу на довольно большие расстояния. Кстати, именно по песням путешественница между мирами поняла: язык весьма сходный и вполне понятный. Ну а некие шероховатости в произношении и разности диалекта всегда преодолимы при желании общаться.

Кстати, с противоположной стороны поляны время от времени доносился собачий лай. Похоже, там находилось с десяток «друзей человека», которые, скорее всего, осуществляли охранные функции именно с той стороны. Как раз и легкий, леденящий ветерок оттуда дул. Но собак вашшуна не боялась: умела усмирить, а то и запугать даже большую стаю. В мире Трех Щитов собаки были большой редкостью, и селекция этих животных носила чаще декоративный характер, но две боевые особи были и в монастыре, так что навыки обращения имелись отличные. Мало того, она могла и дикими животными управлять по своему усмотрению. Если они, конечно, хоть какие-то мозги имели.

На поляне пировали люди. Человек сто, не меньше, и из них примерно одна треть женщин. Все поголовно – с оружием. Да плюс возле каждого под рукой внушительное, по силам хозяина, копье. Часто копья стояли неким подобием шалаша за спинами людей. Столами для пира служили огромные стволы деревьев, просто грубо стесанные сверху до ровного состояния. Лавками служили стволы потоньше, установленные на пеньки. Похоже, что данная компания собирается здесь довольно часто, если не еженощно, и ее участники являются, скорее всего, соратниками по одному воинскому отряду.

Правда, одежды у них разнились слишком уж дико и пестро. Щеголяли кто в чем, и создавалось такое впечатление, что либо здесь все отчаянные модники и оригиналы, либо здесь, в одном месте собрались представители окраинных царств огромного континента. Именно так могла подумать девушка, явившаяся сюда из мира Трех Щитов. Кстати, име нно поэтому в ее сознании отсутствовало такое понятие, как разбойники. В родном мире, а уж тем более в царстве Леснавское все люди считали врагами только людоедов и кречей. Так что воевать между собой, грабить или убивать друг друга им и в голову никогда не приходило. Ну да, случалось редко нечто разбойное и преступное, но где-то там, очень далеко, на краю континента. О таких вещах в приличном обществе даже не упоминали. Так что радость вашшуны, когда она увидела людей, можно было понять.

«Свои! – думала она, шагая в сторону костров. – Вот только странно, раз они с оружием, то чего опасаются? А раз опасаются, то почему не выставили дозоры или постовых?»

Оказывается, пирующие люди все-таки перестраховывались от визита нечаянных ночных гостей. Но не визуально или с помощью дозоров, а с помощью некоей, совершенно непонятной для девушки магии. Что-то у нее под ногами зашуршало, по сторонам послышался скрежет, и тотчас с двух ближайших деревьев оглушительно рявкнули какие-то явно механические устройства.

Все пирующие люди тотчас похватали свое оружие, повернулись в сторону нарушения периметра поляны, и в руках у них оказались осветительные приборы. В мире Трех Щитов тоже такие переносные люмены имелись, но чтобы они так мощно и ярко светили, такого не было! Не ожидающая ослепления Шаайла подняла руки, прикрывая глаза. Но потом все-таки постаралась их опустить, давая возможность разглядеть себя полностью. Если бы в толпе пирующих оказались Михаил с Чарли, они бы сразу отозвались голосом, ну а раньше, чем тебя о чем-то спросят, самой что-то лепетать и спрашивать смысла нет. Мир все-таки чужой, люди явно навеселе, ну и хорошо было известно, как на подвыпивших мужчин отрезвляюще действует «неземная красота» молодой целительницы.

Подействовало и в этот раз. С женщиной ее никто не перепутал, зато критическое отношение к внешности проявилось в первых же восклицаниях:

– О! А это кто такая? Неужели заблудилась, красотка?

– Скорее она тут и родилась, после того как медведь переспал с сосной.

После такого мнения, высказанного одним из балагуров, толпа резко расслабилась, похохатывая и опуская оружие. Но интерес к незнакомке не пропал, видно, подобные развлечения здесь происходили слишком редко. Подначки и предположения так и сыпались от штатных юмористов компании:

– Видно, ее из пещеры кто-то выгнал, часто в темноте пугала.

– Да что ты! Кто такую прелесть выгонит! Скорее за нее слишком уж много поединков устраивалось, вот пещера и опустела.

– Ну да, теперь девочка ищет новых воздыхателей.

– Не может жить без звона мечей в свою честь!

Хохот так и перемежал каждое восклицание, и девушка никак не могла определиться с направленностью подобных высказываний: то ли простой треп находящихся под хмельком мужиков, то ли вульгарное издевательство над гостьей. В ее мире подобного никто себе не позволял, причем неважно, виден ли был медальон вашшуны или нет. Сейчас эта отличительная деталь была заметна очень хорошо, и в конце концов кто-то обратил на него внимание:

– Да она еще и знатного рода! Глядите, с какой цацкой на груди ходит.

– Ну так ведь небось кушать хочет, вот и будет ей чем расплатиться.

– Точно! Ну, чего ты там встала? Хочешь побыть мишенью для наших копий? Двигай быстрее сюда и снимай медальон.

– И все остальное тоже отдавай, – хохотнул еще один, совершенно лысый мужик. – Сама отдавай. Обыскивать тебя у меня рука не подымется!

Последняя шутка почему-то особенно развеселила пирующих. Даже женщины смеялись, вытирая выступившие слезы. И Шаайле закралась в голову логичная мысль: «А что они тут вообще пьют вместо алкоголя? Может, настойку из мухоморов? Слишком неадекватное у них поведение, того и гляди попадают на землю и начнут сучить ногами в припадке. Нескольких я еще могу успокоить, но вот на всех одурманенных идиотов силенок не хватит».

Она все-таки двинулась вперед, уже жалея, что засветилась своим медальоном. Вполне возможно, что о вашшунах в этом мире вообще ничего толком не знают, вон как пренебрежительно о символе магического отличия отзываются. Но прятать уже было поздно, да и гордость такое сделать не позволит.

Но шла девушка чуть правее, к той группе пирующих, которые смотрелись более серьезно и где сидели самые красивые, опрятно одетые женщины. По здравому размышлению здесь обязательно будет либо атаман, либо старший по званию, либо самые уважаемые, дельные воины. Вот именно с ними и следовало начинать диалог. До импровизированных столов оставалось с пяток шагов, когда рассердился тот самый мужик, который требовал отдать все. Он опять вскочил на ноги и, поглаживая свою лысину, двинулся наперерез с угрозами:

– Куда это ты пошла? Не слышала моего распоряжения? Я тут главный казначей, так что все драгоценности обязана сдать мне!

Шаайла замерла на месте и, стараясь обращаться ко всем, заговорила как можно громче:

– Это не украшение. Это – знак моей принадлежности к вашшунам. – Так как в повисшей паузе все недоуменно переглядывались и пожимали плечами, стало понятно, что они и слова такого никогда не слышали. Пришлось объяснять дальше: – Вашшуны – это целительницы, которые могут излечивать болезни. Причем не только излечивать, но и насылать болезни в виде наказания.

Так называемый казначей компании несколько снизил темп своего продвижения, прислушиваясь к женскому голосу, но намерений своих не поменял. Приблизившись вплотную, он требовательно протянул внушительную ладонь к самому лицу ночной гостьи:

– Медальон!

Все замерли, с огромным интересом наблюдая за развитием событий и боясь пропустить хоть слово. Если кто и поверил, что девушка целительница, то защищать ее или поинтересоваться деталями не подумал. Да и в самом деле, чего спешить, если прямо сейчас все и выяснится, кто есть кто.

Шаайле пришлось самой защищаться и угрожать в ответ. Силы свои она чувствовала, но сразу начинать знакомство с этими людьми с проклятия, а то и убийства не хотелось. Поэтому продолжила свои угрозы:

– Если ты коснешься медальона, навсегда останешься импотентом!

Казначей так рассмеялся, что согнулся в три погибели, опираясь ладонями на колени. Ему вторил хохот и за столами. Это казалось более чем странным, ведь что может быть для мужчины более неприятным, чем очутиться бессильным в отношениях с женщиной?

«Кажется, в этом мире что-то не так. Или этот лысый баран имеет защитные амулеты против моих проклятий?»

Мужик отсмеялся, помотал с издевкой головой и потянулся к медальону:

– Ладно, мои руки меня не подводят.

Случись подобное в мире Трех Щитов, отличительный знак вашшун просто убил бы на месте своего осквернителя. Никто, а уж тем более из мужчин, не имел права прикасаться к подобной святыне без разрешения владетельницы. Скорее всего, убил бы он и казначея ночной пирушки, да Шаайла сдержала энергию разряда. Слепящая молния, светящийся ореол вокруг лысой головы, и болезный завалился со стонами на землю.

Ну и следовало в полнейшей тишине сразу же пояснить суть и итоги наказания:

– Отныне этот дядя не сможет иметь детей и всех остальных удовольствий, связанных с данным процессом. Причем сразу хочу добавить, что это не лично моя прихоть или ярая антипатия к данному недоумку, просто силы самого мира защищают целительниц от унижения и надругательства.

Лысый постанывал у ее ног, а все остальные озадаченно примолкли. Причем переносных люменов на лице девушки сосредоточилось еще больше. Из-за этого было трудно сразу рассмотреть, кто стал с ней говорить. Но кто-то из той группы, к которой и приблизилась вашшуна. Хотя по всеобщему молчанию остальных пирующих стало понятно, что говорит некто уважаемый или имеющий власть:

– Защищают? Может, они тебя и от копья защитят?

– Нет, не защитят. Физически можно убить любого человека. Но тогда зачем вообще жить, если люди будут убивать друг друга?

– Хм! Ты странно говоришь. Из какого ты города сбежала?

– Я не из города, я прибыла сюда издалека. Очень далекого далека к тому же.

– Теперь понятен твой странный выговор. Но неужели ты прибыла сюда с гор?

– Ты угадал, – подтвердила истинную правду Шаайла. – Не по своей воле, но мне пришлось отправиться сюда. Правда, я слишком заблудилась и не совсем понимаю, что тут у вас происходит.

– Но разве ты не встретилась с малыми общинами, которые проживают на окраине этого громадного леса? – продолжал допытываться плохо различаемый из-за ослепления мужчина.

Над таким вопросом следовало задуматься, и жалко, что не было для этого достаточно времени. Но как истинная разведчица, девушка понимала: довольно важно запутать свой след. Собаки у них есть, захотят пойти по следу, обязательно придут на вершину голого холма. А там не столько путь в иной мир, сколько драгоценная святыня в виде древнего амулета.

Вот потому и последовал ответ максимально расплывчатый:

– Мне не с руки было встречаться с иными общинами. Я старательно обходила любое человеческое жилье.

– Даже так? Сейчас скажешь еще, что искала именно нас?

– Увы! Я даже не знала о вашем существовании. – Мешать правду с ложью всегда легко. – А послали меня сюда вашшуны нашего монастыря для поиска…

Она замерла на полуслове, словно размышляя: стоит ли открывать все свои намерения перед этой подозрительной компанией. Но повисшую паузу прервал нетерпеливый голос:

– Чего ты умолкла? Мы никогда не слышали о каком-то монастыре в горах и о странных вашшунах. Так что, скорее всего, ты врешь. А твои трюки с электрошокером нас тем более не удивят. Так что даю тебе последнюю возможность себя реабилитировать. Признавайся, кто ты такая и что здесь ищешь?

Гордо приподняв подбородок, Шаайла воскликнула:

– Люди должны быть едины и верить друг другу! И кто я такая – уже говорила. Ну а по поводу моего поиска… Мне и в самом деле понадобится ваша помощь. Меня послали на поиски волшебного дерева. Оно считается легендарным, и его плоды при определенных рецептурах могут излечивать массу различных заболеваний. Называется оно мадроньо и выглядит вот так…

После чего в течение пары минут подробно описывала дерево мадроньо. Подобное растение и в самом деле существовало в легендах мира Трех Щитов и даже имело подробнейшие отображения в медицинских книгах, но считалось давно вымершим видом. Отыскать только и смогли, что несколько кусочков стволов, окаменевших от времени. Так почему бы не попробовать здесь отыскать нечто подобное? Вещь, конечно, невероятная, но, по крайней мере, звучит очень правдиво, да и в мелочах или на ошибках никогда не поймают: описание дерева мадроньо вашшуна в свое время выучила назубок. И теперь пересказала с воодушевлением и внутренним восторгом.

А вот реакция слушателей поразила: все опять зашлись в дурном, гомерическом хохоте. Это было так обидно и неприятно, что Шаайла не сразу обратила внимание на восклицания здешнего атамана, прорывающиеся у того сквозь смех:

– Казначей! Кончай ею любоваться! Она – твоя!

Лежащий у ног лысый мужик давно пришел в себя и, похоже, только и ждал этого приказания. Коварно подсек ноги вашшуны, а потом еще в момент ее падения жестоко добавил ей кулаком в висок.

На сознание девушки опустилась тьма.

Глава пятая

Вредная гордыня

От присутствия за моим столиком дама отказалась. Вернее, вслух-то она ничего не сказала, хватило испепеляющего взгляда. Поэтому больше я себе аппетит портить не стал, но все равно наелся относительно быстро, почитай, и половины не съел, как появилось желание то ли поспать, то ли поработать, то ли…

Будь я один, последних мыслей бы не возникало, я бы просто завалился и часика два солидно подремал. Но доля рабская излишнего отдыха не подразумевает изначально. Да и сомневаться не приходилось: мое бездельничанье будет учтено и с особым злорадством передано в нужные уши. Значит, оставалось только одно: работать. По крайней мере, следовало хотя бы зафиксировать начальную деятельность. А там натурщица устанет, захочет спать, вот и уважительные причины для переноса работы на завтра. Как я понял, двое суток до конкурса у меня есть, так что торопиться некуда. Уж как-нибудь одну картину маслом напишу.

Ну а чтобы даром время не терять, ведь языки и уши в процессе рисования не участвуют, я решил выспросить у Ксаны как можно больше об этом мире. Дабы она изначально не вздумала противиться, надавил на нее морально:

– Помнишь правила поведения натурщиц во время сеанса у академика? – Озадаченные морщинки на лбу показали, что красавица о таких правилах слышит впервые. – Ну что за женщина! Как мне дерзить – так она первая, а как правила знать – так в отстающих. Слушай внимательно, повторять сто раз не буду. Существуют только три темы, от которых натурщица не имеет права отказываться во время сеанса и среди которых она имеет право выбирать. Это следующие темы…

После чего я сделал паузу, более интенсивно нанося карандашом на полотно силуэт лежащего передо мной великолепного образца. Правда, сделал это с критическим замечанием:

– Носочек тяни! На поднятой ноге, говорю, пальчики вытяни! Вот, так эстетичнее смотрится.

Пусть тянет. Быстрее устанет, значит, быстрее уснет, я к столу вернусь. А то я вдруг заметил, что уже не в силах бороться со своим инстинктом продолжения рода. Все-таки это не раз взглянуть на голое тело и не два, а с утроенной благодаря гипне чувствительностью пытаться всю эту красотищу срисовать так, чтобы она выглядела не хуже живого образца. Особенно когда вот так старательно вытягиваются розовые пальчики на ступне.

Ксана не выдержала первой:

– Представляю, какие там правила.

– Ну, это как смотреть. И учти, ты имеешь право выбирать. Так вот, первая тема: твои сексуальные пристрастия и твои эротические фантазии во время слияния с партнером. То есть все то, что тебе хочется, как тебе нравится и как ты предпочитаешь. Но! – Я прекрасно видел, как обнаженное тело побледнело. – Данная тема обязательна лишь во время создания очень специфической картины. В данном случае ты можешь выбрать одну из двух оставшихся тем: рассказы из твоего детства или история твоего родного города. Причем обе темы следует начинать с самого раннего детства или от закладки первого камня. Понятно?

Моя натурщица опять озадаченно хмурилась:

– Зачем тебе про камни и про мое детство знать?

– Глупышка! Данные сведения, рассказываемые человеком, позволяют ему полностью расслабиться, уйти мыслями в воспоминания. Именно в этот момент становятся более четко видны те внутренние чувства, которые и должен опытный живописец запечатлеть на полотне. Иначе получается банальная копия, не имеющая жизненной силы. Понятно?

– Если так, то… понятно. – В ее взгляде появилось определенное уважение ко мне. – Но все равно странно.

– Ничего странного, тем более что по собственному опыту уже давно убедился: женщины предпочитают чаще первую тему. Потому что именно в ней они раскрывают всю свою внутреннюю красоту и душевную гармонию.

Ксана явно не поверила моей лжи:

– Прямо так и раскрывают?

– Понятное дело, что есть и такие, которые выбирают иные темы. Но ты ведь не настолько стеснительная, правда?

– Ты ошибаешься! Но не в определении моей стеснительности, а в определении моих умственных способностей. В нашем городе любая женщина согласится позировать художнику при рисовании портрета, но делает это только добровольно и ни в коем случае не рассказывает свои сокровенные тайны.

Такая отповедь была более чем интересна. Выходило, что девица уже общалась с художниками, как минимум, а то и позировала им. И прекрасно понимала, что темы мною, скорее всего, надуманы. Вот только она не могла понять суть предоставленного мною выбора. Ловушка просматривалась ею сразу, но вот какая именно, понять она не могла.

Да и как бы она догадалась, что я банально хочу хоть как-то начать изучение истории этого мира? Хотя я бы с удовольствием сразу объявил иную тему разговора: «Что мне известно о гаузах». И хорошо, что я о них вспомнил, можно ведь постараться и в самом деле протолкнуть подобную тему для разговора.

– В каждом городе – свои традиции. Потому и мастерство картин разнится невероятно. А мне так вообще с учителем повезло: талантище! Так что хочу еще раз тебя настоятельно предупредить: молчать ты не имеешь права. Тема для первого сеанса есть, так что начинай рассказывать. И не сомневайся, во время второго сеанса у тебя тоже останется масса выбора, чтобы потешить свою необычайную, врожденную скромность. Итак! Номер выбранной тобой темы?!

Глядящая на меня с подозрением девушка спросила:

– Вдруг я выберу историю своего города?

– На здоровье! Главное, не молчать. И время от времени реагировать на мои уточняющие вопросы. Ведь порой при пересказе мелькает приятное воспоминание о какой-нибудь улочке или знаменательном факте, и тогда в создаваемом образе появляется маленькая, мимолетная подробность, которую хочется рассмотреть детальнее и отобразить на полотне. Видишь, как все просто?

– И как ты себе мой рассказ представляешь?

– Историю про свой родной город или…

– Про город!

– Рассказываешь все и с самого начала: мой город называется так-то, расположен там-то, построен тем-то, знаменит по таким-то причинам. При этом не забываешь перечислить всех земляков, кто хоть чуточку прославился в истории или известен в данное время.

Вроде бы и удивляться больше было некуда, но девушка поразилась еще больше. Даже при этом привстала на руках, присматриваясь ко мне и непроизвольно показывая мне все достоинства своей груди.

– Ну а название города зачем?

Наверное, здесь никогда не вылавливали шпионов, да и вообще не знали, кто они такие. Иначе бы сразу во мне приз нали ничего не знающего пришельца. Зато мне самому было дурить доверчивых аборигенов проще простого. Хотя уж эту красавицу назвать доверчивой никак бы не получилось. Но и ей втер с должным пафосом и велеречием:

– Уже само упоминание имени собственного трогает в рассказчике невидимые струны сопричастности к предмету рассказа, вызывает в нем глубинные пертурбации души, настраивает на определенный лад повествования и расслабляет лицевые мышцы в должной мере.

Ксана улеглась опять, озадаченно мотнула пару раз головой и даже в таком положении умудрилась пожать плечиками:

– Ладно. Если это и в самом деле помогает.

– Еще как! Сама потом посмотришь на картину.

И мы приступили к полноценному сеансу.

Я начал заполнять сделанные наметки на холсте красками, а моя натурщица приступила к рассказу о своем родном городе. Оказалось, к моему счастью, что она здесь родилась и выросла.

– Мой город называется Макиль, и он больше всего известен нашей технической академией.

Лепота! Информация пошла вначале тоненькой струйкой, а потом и полноценным широким ручьем. Работа тоже на месте не стояла, продвигаясь вперед совершенно для меня пока непонятными аритмичными рывками. То я лихорадочно наносил краски, не совсем соображая, как, сколько и почему именно таких цветов, то я застывал на месте, пытаясь рассмотреть в мешанине мазков то самое нечто, которое и называется искусством. Кажется, именно рассказ о местном городе Макиль мне и мешал больше всего окунуться в экстаз творения. Ведь приходилось не только внимательно слушать, но и частенько задавать наводящие вопросы, подталкивать рассказчицу в нужном направлении.

Но с другой стороны, именно изучение местной истории и взаимоотношений как раз не позволяло мне ввалиться в работу всем сознанием без исключения, каждой клеточкой моего мозга и каждой мышцей моего тела. Именно из-за той самой аритмичности мне и удавалось поэтапно следить за своей деятельностью и не уходить за пределы здравого рассудка. Да-да! Именно так: пределы здравого рассудка! Потому что в некоторые моменты я неожиданно «проваливался» в творческий ажиотаж и осознавал себя вдруг страшно возбужденным, стоящим возле не замолкающей ни на секунду Ксаны. Кажется, она меня в этот момент очень боялась, потому и говорила без остановки. Ее голос возвращал меня в реальность, я делал вид, что поправляю ей прическу или расправляю покрывало рядом с изумительным телом, и, пиная мысленно ногами свои инстинкты самца, вновь возвращался к мольберту.

Так что моя идея под лозунгом «Болтун – находка для шпиона!» оправдала себя на двести процентов. Очень много узнал о данном городе Макиль и сумел себя удержать от конкретного изнасилования. Потому что вряд ли бы Ксана, пылающая ко мне, мягко говоря, антипатией, сделала бы в мою сторону хоть малюсенький шажок обольщения. У нее даже интонация была самой что ни на есть сухой и полной канцеляризма. Так может рассказывать только настоящая канцелярская крыса. Но это мне и помогало.

После второго часа интенсивной работы к нам через решетку заглянул поставной. Ни слова не говоря, присмотрелся, как я, весь заляпанный краской, творю, и, с недоумением прислушавшись к речитативу своей секретарши, так и ушел молча.

Второй раз он появился еще часика через полтора. Но на этот раз был не один, а со старшиной Бореем. Оживленно переговариваясь и обсуждая какого-то там торговца и скандал, с ним связанный, они по-хозяйски вошли в камеру-мастерскую, зашли мне за спину без разрешения и стали бесцеремонно рассматривать созданное на полотне изображение.

Не знаю, как другие художники, но когда за моей работой вот так кто-то с пыхтением следит, да еще у меня из-за спины, у меня начинает все падать: и кисти, и краски, и тряпки, и… Ну все, короче. В том числе и желание работать. Но тут, как говорится, не гаркнешь: «Чего приперлись?!» Кто платит, тот и заказывает музыку.

Так что я просто прекратил работать, отошел в сторону и спросил:

– Ну и как? Возьмем первое место на конкурсе картин?

Борей стоял красный и смущенный, что особенно контрастно смотрелось на фоне его белых волос. Сергий – со слишком уж многозначительной улыбкой и облизываясь. Как я понял потом, уже позже, картина, а вернее, начальная заготовка картины получилась при всей своей размазанности и незавершенности слишком эротичной. Скорее всего, даже более эротичной, чем возлежащий на кровати оригинал. Это и предопределило дальнейшие события.

– Борей, забирай Михаила, и посидите пока в дальнем коридоре, – странно осипшим голосом скомандовал поставной. – Я вас потом позову.

Старшина тут же подхватил меня за локоток и уволок на выход. Я по своей наивности, а может, в опасениях быть в чем-то заподозренным вначале стал думать самое плохое: сейчас Сергий начнет допрашивать Ксану на предмет наших возможных шашней или чего посущественнее. А зная его неуемный и строгий нрав, можно было предположить и рукоприкладство. Поэтому даже вздрогнул, когда минут через пять до нас все-таки донеслись женские стоны. Потом послышалось и мужское рычание. Затем стоны стали достигать крещендо, и я все прекрасно понял: дело совсем не в рукоприкладстве. Поставной не сумел, а может, просто не захотел укротить свои неожиданно вспыхнувшие похотливые желания.

Вот она, сила искусства! Гордость и грусть – в одном флаконе. Для кого признание его таланта, а кому-то – очередное моральное унижение.

«Хотя чего это я так думаю? Скорее всего, этот гигант опять воспылал страстью к своей разбалованной, капризной лапочке и сейчас с помощью интенсивной любветерапии выпрашивает у красавицы прощения за свое скотское поведение. И, судя по ее ответной реакции, которая становится все громче и громче, свое прощение он уже получил. Или еще только получит?..»

Заметив, что я совершенно не слушаю его отвлекающий рассказ о торговце, Борей меня толкнул в плечо:

– Ты чего это кривишься и сомневаешься?

– Думаю, простит ли Ксана Сергия.

– Ха! Такие, как он, у таких сучек не просят. Вот увидишь. Тем более что уже у него новая красотка на месте секретарши сидит.

Такая новость действительно не оставляла «бывшей» никаких шансов. Но я все равно продолжил сочувствовать:

– Жалко.

– Кого?! Эту сучку?! – взвился старшина. – Ты бы знал, сколько она у меня крови попила за последние лутени! Хорошо, что у меня волос белый и седина не так в глаза бросается. А скольких парней из-за нее довелось со службы уволить! Мало того, три человека по ее вине сейчас гниют в принудительном войске на самом Дне!

И это он сказал таким тоном, что я сразу невзлюбил это «принудительное войско» всеми фибрами души и чуть ли не до обморока испугался неведомого Дна. Но отвечать на такое что-то следовало, поэтому я только в ужасе и прошептал:

– Не может быть!

– Ха! Еще как может! Только и удалось вымолить ребятам отправку не на год, а всего на пять лутеней. Но и за такое время там редко кто выживает. А если честно, то срок не имеет значения, все равно оттуда не забирают.

– О-о-о! – Сказать что умнее мне в голову не приходило.

– Вот тебе и «о»! Нашел кого жалеть… Тьфу! – Альбинос прислушался. – Ха! И сейчас вона как изгаляется! Старается, сволочь! А зря. Ничего у нее не получится. Ух, страсти сколько!.. Притворщица, подлее которой свет не видывал! Видимо, вернулись ей все проклятия обиженных да пострадавших! Сергий мне уже успел признаться, что в последние рудни сам ее еле выдерживал.

Он еще успел поведать мне кучу подробностей о подлом и склочном поведении бывшей секретарши, а я сочувственно кивал, вспоминая народную мудрость: «От тюрьмы и сумы не зарекайся!» Всего несколько часов назад эта фифа унижала окружающих, а сейчас вот сама находится на дне социальной лестницы. Хотя больше всего меня сейчас волновал вопрос: что такое Дно? И почему там принудительные вояки гибнут с такой невероятной скоростью? Ну а раз есть принудительные, то чем от них отличаются добровольные воины? Скорее всего, служба там и почетна, и не настолько опасна. Ведь недаром меня уже спрашивали, не желаю ли я пополнить их доблестные ряды. Или это все-таки гладиаторы?

«Вот напасть! И выспросить толком не у кого. Про город я узнал много, а вот про все остальное – мизер информации! И еще неизвестно, останется ли моя нынешняя модель для дальнейшей работы в камере? Да и сможет ли после таких действий реагировать должным образом на мои вопросы?..»

Тут и крики окончились. В смысле – страстные. Зато чуть позже послышался мужской вопль: «Борей!» Понятное дело, что мы со старшиной не заставили себя долго ждать. Ксана лежала на кровати к нам спиной, частично прикрытая покрывалом, порозовевшая и с учащенным дыханием. Тогда как поставной снимал недорисованную картину с мольберта с хвалебными словами:

– Она у тебя даже лучше получилась, чем в жизни. Последний раз убедился.

Как он меня ни пугал своим ростом и яростью, но я осмелился возразить:

– Картина еще не закончена.

– Ха-ха! Так кончай, кто тебе не дает! – хохотнул гигант весьма двусмысленно. – Но не сейчас, а чуть попозже. – И, словно старому другу, добавил, пригнувшись, на ухо, и отстраняя раму с полотном от себя: – Я ее забираю для сравнения с моей новой пассией. Посмотрю, насколько она лучше прежней. – И, уже во весь голос, добавил: – Рисуй новую картину. Только не такую, а чтобы и живот был виден, и грудь во всей красе. Ну и лицо постарайся сделать симпатичным целиком, а не половинку. Ха-ха-ха!

С этим смехом он и отправился на выход, там чуть не столкнувшись с поставщиками для нас ресторанной пищи.

– Молодцы, вовремя второй ужин приволокли! Теперь еще можете нашему заслуженному академику и вина принести. Немедленно! От меня лично – четыре лейзуены. А дальше, сколько он сам пожелает.

И ушел. Так как от прежней доставки у меня оставалось еще очень много продуктов, меня чуть не задавила жаба. Парни хотели забрать все, что, по их мнению, зачерствело. Понятное дело, что такого святотатства я допустить не мог и довольно резво отбил свое кровное, непосильным трудом живописца заработанное. Трое ушли с пустыми корзинами, явно не поверив, что у нас ночью намечается банкет, но зато весьма удивленные заказанным обильным завтраком. А навстречу уже бежал их товарищ с четырьмя бутылками. Не знаю, далеко ли у них ресторан, но обернулся он, словно на истребителе «мертвую петлю» сделал.

Лейзуены я рассмотрел, прикинул их емкость – чуть не литр каждая – и, покосившись на лежащую девушку, решил:

– Знаешь что, а принеси-ка сюда еще такую же порцию.

А молодой повар, видимо, только рад был носиться туда-обратно. Вскоре я уже восседал за столом, на котором громоздилось сразу восемь глиняных бутылок с вином, и распечатывал сургуч на первой из них.

– Ксана, садись за стол! Кушать будем! – Никакой реакции. Пришлось воздействовать на нее иначе: – Если завтра твоя мордашка получится на картине уставшей и голодной, я так и скажу, что ты не захотела ничего есть. А ты ведь догадываешься, насколько правдоподобные портреты выходят из-под кисти настоящего академика.

– Не знаю! Не видела я твоей мазни! – послышались в ответ истерические реплики. – Мне даже ни разу взглянуть не удалось!

– Значит, была наказана за плохое поведение, – философски рассудил я и добавил: – Не сядешь за стол – такой изображу на картине!..

Подействовало. Завернувшись в покрывало, только недавно стонавшая от бурной страсти красавица подошла к столу и уселась на лавку с моего левого бока. То есть мы сидели друг к другу в профиль своими вполне пристойными на вид половинками лиц. В дальнейшем она кушала и пила, постоянно упуская край покрывала и оголяя то одно плечо, то целую грудь. Причем делала это так мастерски, что только мое периферийное зрение художника улавливало незаметные движения руки или нужный, якобы непроизвольный наклон тела. Но в начале нашего застолья меня это не раздражало. Наоборот, я посмеивался про себя и лишний раз убеждался в правильной оценке этой редиски со стороны старшины Борея. Что-то девочка задумала нехорошее, раз целенаправленным способом решила меня соблазнить.

Ну а чтобы случайно не поддаться, я себя настроил самым строгим образом. И вдобавок решил споить упавшую на дно небожительницу до скотского состояния. Как мне показалось, вина у нас для этого должно хватить. Правда, Ксана, когда я потребовал пить за каждый тост до дна, попробовала меня перехитрить:

– Ты пьешь полную кружку, а я только половину! Иначе – не согласна!

Знала бы она, сколько может в себя поглотить мой зверь-голод! Да еще под такую отменную закуску. Но я для порядку немного поломался и согласился не сразу. Принюхался к вину, попробовал его на вкус и только тогда вынес решение:

– Ладно, оно и так слабенькое. Кстати, откуда вот это винцо в вашем городе?

И опять косой взгляд в мою сторону.

– Что значит «откуда»? Как и в любой другой город, оно поступает из Блаши.

«Ну вот, еще и Блашь какая-то всплыла! Надо быстрее девчонке рот затыкать! Или себе… закуской».

Поэтому первые порции я разлил, словно заправский бармен, и, выпив сам, показал жестами, что даже словом не перемолвлюсь, пока и она не выпьет. Так и пошло: пока она пила маленькими глоточками, я набрасывался на закуску с яростью голодного волка. Когда же она пыталась что-то у меня спрашивать, мне мешал отвечать полный рот снеди. А когда сама девушка пыталась что-то покушать, ее кружка уже оказывалась быстро налита и я, со всем присущим мне красноречием, говорил следующий тост.

Они ей понравились. Еще бы! Вряд ли она имела возможность читать самые искрометные тосты в подборках по Интернету. Хотя и мне приходилось изворачиваться, чтобы не стало понятно: тосты из другого мира.

Где-то после пятого тоста Ксана стала непроизвольно улыбаться. После седьмого хихикнула. После десятого уже не поправляла спавшего с плеча покрывала. После пятнадцатого пробовала мне подпевать, сидя с призывно торчащими сосками груди. После двадцатого она всплакнула, Еще через три разрыдалась в истерике, проклиная этого громадного монстра, который сгубил ей молодость и испортил всю жизнь. После двадцать седьмого она уже не могла говорить связно. Разве что прорывались невероятно грязные, кощунственно звучащие в таких прекрасных устах ругательства.

Еще через тост ругательства и угрозы перешли на мою персону, и тут я совершил маленькую промашку. Мне показ алось, что сотрапезница еще не дошла до нужной кондиции, и я налил очередную порцию. Выпила она двадцать девятую по счету половинку довольно лихо и даже попыталась после этого вскочить с каким-то бравурным пожеланием. Покрывало подхватить я не успел, а вот падающую девушку поймал. Причем, пока донес ее до кровати, уже не сомневался: никакого притворства, полный отрубон!

Накрыл красотку многострадальным покрывалом, несколькими одеялами с других кроватей и уже в полном одиночестве за столом ударными темпами почти добил съестные припасы, запивая остатками вина. А чего уж там, день прошел интересно, пир напоследок я заслужил и в новом мире уже частично освоился. Теперь только и оставалось, что хорошенько выспаться и постараться проснуться в тот момент, когда моя временная подруга по тюремной камере откроет свои глазки. Вернее, один глазик, потому что второй заплыл уже основательно и грозил на свет божий парочку дней вообще не поглядывать.

Кстати, ночь почти ничем в этом подземном городе не отличалась от дня. Ну разве что гомон с улицы чуток стих. Свет, по крайней мере, никто выключать не собирался, а выключателя внутри своей тюрьмы я так и не отыскал. А вот резкое похолодание и сильные подвижки воздуха были отмечены моим телом уже ближе к утру. Видимо, здесь ночью включали дополнительное вентилирование. Скорее всего, снаружи холодно, вот и внизу тепло выветривается. Закрыв плотно окно и собрав все одеяла с других кроватей, я только тогда сумел согреться и вновь заснуть.

И моя установка на пробуждение сработала верно: я почувствовал, что тяжесть на мне уменьшается, одеяла с меня стягивают. А кому это надо и для чего? Только Ксане и только для… Да что угодно такая коза может вытворить. Жаль, ночью не удалось дослушать ее страшные, полные ругательства угрозы. Верно говорят: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Так что я был очень и очень настороже.

Приоткрыв глаз, понял, что рядом с кроватью, босиком на покрывале, стоит Ксана и аккуратно пытается меня выпутать из горы одеял. Сама вся такая голенькая, соблазнительная и до умопомрачения доступная. Все мои мужские инстинкты самца резко проснулись, пытаясь оградить рвущееся в бой тело от повизгивающего со страха мозга. Хорошо, что я вовремя вспомнил вчерашние рассказы местного старшины дозора и исполнителей. Мне это помогло преизрядно, на Дно в принудительное войско, пусть даже точно не зная, что это такое, я никоим образом не хотел.

Поэтому я применил свое любимое в детстве развлечение. Бывало, Машка или лисички тоже вот так в мою комнату подкрадывались, стараясь меня напугать сонного, а то и водой холодной облить. И вот в тот самый момент, когда хитрый злодей крадется с коварными мыслями в голове и боится громко вздохнуть, его жертва вдруг сама взвивается со всеми одеялами и диким ревом к потолку. Здорово получалось. Хорошо помню, что подруги сами оставались при этом облитыми, а потом полдня за мной гонялись по всему нашему огромному деревенскому дому. Или сутки ходили обиженные и со мной не разговаривали.

Вот и сейчас произошло нечто похожее. А стоило вспомнить, что я уже не бывший недоросль-калека. Силенок у меня десятикратно прибавилось, да и росточком славно уродился. Только и приходилось опасаться кровати со второго яруса, мог бы сдуру сам себе голову раскроить. И все равно получилось более чем эффектно: я орал, удачно накинув фифе пару одеял на голову. Ксана завизжала от страха и ужаса, попятилась, тут же наступила на край одеяла и упала на спину. При этом и мольберт на себя завалила. Тогда как я с небывалой ловкостью и проворством носился с ревом по всей камере и накидывал на девицу все новые одеяла, матрасы и единственное прилично смотрящееся покрывало. Потом перешел на конкретные вопли:

– Помогите! Я тут убийцу поймал! Он ко мне подкрался и пытался задушить! Ксана, где ты?! Помогите!

После третьего круга моих воплей за решеткой появилась заспанная физиономия старшины Борея. Не удивлюсь, если его личная обитель окажется самой близкой как к тюрьме, так и к офису поставного. На сотую долю секунды я замер на месте, подморгнул старому служаке и несколькими жестами пояснил, кто и почему барахтается под одеялами.

Дальше мы уже ругались и кричали в два голоса.

Душевно получилось. Когда Ксана выбралась-таки из-под одеял и бедного мольберта, она выглядела, как на картине «Взрыв на макаронной фабрике», настолько ее наэлектризованные и расхристанные волосы торчали в разные стороны.

– Так это ты меня душила?! – подступил я к девушке со зверским выражением на лице.

– Нет! Я только хотела поправить на тебе одеялко, – попыталась она выкрутиться, хотя и так было понятно: не душить она меня собиралась, а соблазнить, нырнув ко мне в теплую постельку.

Но я-то я спал одетым да плюс ко всему проснулся вовремя. Ну и ко всему Борей уловил тему наезда прямо по ходу спектакля:

– Какое одеялко? Я буквально четверть кара назад заглядывал: академика под горой одеял не видно было, так он от холода спрятался. Или ты его решила разбудить пораньше? – Девушка на этот вопрос интенсивно закивала. – А с какой такой стати? Он сам решает, когда ему работать и сколько! Придется поставному доложить о безобразиях в камере.

Ну и я еще добавил, словно престарелый, разочаровавшийся в людях ханжа:

– Эх, Ксана! Я к тебе со всей душой! Поделился вчера вином, почти треть тебе отдал по доброте душевной, ужином угощал как товарища по заточению. А ты меня – душить собралась?

– Треть? От восьми бутылок? – совершенно искренне поразился альбинос. – Ну ты и сильна выпить. От такой дозы и я бы свалился с ног. А ты еще и одеялко пораньше спешила поправить. Заботливая какая!

Чтобы нас не видеть и не слышать наших ехидных голосов, моя натурщица накрылась одеялом с головой и заткнула уши. Да и личико у нее в анфас было более чем страшненькое: левый глаз и в самом деле почти не открывался, а красный кровоподтек вокруг него стал расцвечиваться желтыми и синеватыми оттенками.

Я тем временем сбегал в туалетную комнатку, а потом сразу подался к столу. Разминая пальцы, словно перед игрой на фортепьяно, еще и старшине сделал приглашение:

– Хватит на всех! Пока принесут завтрак, успеем малость подкрепиться.

– Увы! С арестантами не имею права, – ерничал Борей, косясь на пытающуюся подняться Ксану. – Еще потом обвинят, что объедаю и так скудный паек правонарушителей. А мне как раз служба нравиться начала на благо сектора, можно сказать, все сложности и унижения позади остались.

Последние строки явно дошли до ушек адресата, но никакой реакции не последовало. Но вот зато когда старшина ушел, Ксана без приглашения поспешила к столу, отыскала на нем остатки рассола от салата и спешно выпила. После чего подхватила кусок какого-то кисловатого растения, напоминающего ревень, и стала меланхолично жевать, присматриваясь к тому, как я сметаю остатки нашего ночного пиршества.

Потом все-таки решила поговорить:

– Зачем ты меня подпоил?

– А зачем ты меня хотела задушить? – ответил я встречным вопросом.

– Неправда! Я просто сильно замерзла и хотела лечь к тебе погреться. У тебя было так много одеял…

– Ну так взяла бы себе парочку, а не стояла босиком совершенно голая на покрывале, – посоветовал я. – И вообще… злая ты. Я к тебе со всей душой…

– Ты? Со всей душой?! Ха! Вот нахал! – опять стала впадать девушка в истерику. – Да я из-за тебя всего лишилась! Любимый мужчина меня покинул, место работы потеряла, репутация у меня теперь сродни вора-карманника будет, который из подобной камеры не вылезает. Да ты…

Крепкое словцо, а то и ругательство уже было готово сорваться с ее губ, но тут принесли завтрак. И вскоре я уже попивал новую бутылку вина и закусывал несколько однообразной, но все равно вкусной и сытной пищей. Съел почти все, чем вызвал на личике моей сокамерницы странное выражение. Она смотрела теперь на меня с каким-то ужасом и омерзением.

– Ну и чего ты так на меня уставилась? – не выдержал я.

– Ты хуже всякого монстра! Ты хуже тервеля! Столько даже Сергий никогда съесть бы не смог. Ты очень, ну очень странный. А кто твои родители?

Этот неожиданный вопрос показал, что Ксана вряд ли успокоится, пока меня не разоблачит или попросту не смешает с грязью. И даже неважно, кто такой тервель. Неприятно, когда идет сравнение человека и пусть даже дикого зверя с подобным выражением на лице. Я окончательно понял, что следует как можно быстрее выпроваживать такую вот натурщицу из моей персональной мастерской. Тьфу ты, забылся: из моей персональной камеры. Ну, я и ответил:

– Папа с мамой! – И сам задал вопрос по делу: – Наелась? Тогда стели покрывало и укладывайся для работы. – (Как многозначаще прозвучало!) – Ну и сразу готовься к повествованию по выбранной теме.

Пока я выбирал и закреплял загрунтованное полотно на мольберте, красавица и в самом деле улеглась по моим подсказкам в нужную позу. Долго мудрствовать я не стал, а выбрал самый классический и популярный на Земле вариант «Маха обнаженная», по образцу и подобию великого Гойи. Как раз как клиент заказывал: и грудь будет видна, и животик, и ножки во всей красе.

Но, уже наводя карандашом контуры будущей картины, я сразу приступил к добыче нужной мне информации:

– Итак, выбирай тему: вчерашняя, номер один, – о твоих сексуальных предпочтениях; вчерашняя, номер два, – о твоем детстве, и третья… – Ее я огласил после некоторых раздумий: – Например, о чем-нибудь страшном. Ну, допустим… Вот чего ты боишься?

– Уже ничего! – надменно ответила Ксана. – Все самое страшное, что только возможно, со мной уже случилось.

– Да-а? Ну а вот себе представь, что тебя вдруг отправляют… на Дно!

Судя по вздрогнувшему телу, очень хорошо она представила. Чем я и поспешил воспользоваться, наращивая голос до сурового баса:

– Что, неужели испугалась? Ха! Ты даже побоишься заикнуться о таком страшном и суровом месте. И знаешь почему? Стоит тебе рассказать о Дне все подробности, как ты обязательно туда попадешь!

Получилось как в сказке, когда на жуткой-жуткой полянке жутко-жутко умерла жуткая кошечка. Моя натурщица вздрогнула в несколько раз сильнее, а ее кожа покрылась пупырышками. Удар достиг цели, и вчерашнюю секретаршу пробило на истерику:

– Нет! Это ты туда попадешь и будешь сожран бешеными улитками! А я ничего не боюсь! Даже постараюсь рассказать так, чтобы ты испугался и обделался, мерзкий, противный, гадкий мазила!

Вновь пришлось изображать из себя наивного добряка:

– Мазила – это кто? Футболист, не попадающий по воротам?

От таких вопросов девушка чуть отстранилась назад, словно боясь от меня заразиться, а потом нервно рассмеялась:

– Да ты не от мира сего! Ты – сумасшедший! И тебе самое место – на Дне!

После чего с воодушевлением и даже с горящим от злости правым глазом приступила к рассказу о самом жутком месте этого мира.

Глава шестая

Абориген – друг шпиона (любого!)

За последующие сутки Леонид узнал много нового и даже умудрился поправить свое бедственное положение с водой и продуктами. Причем совесть его оставалась чиста и раскаяния не терзали. Хотя в другом случае и в иной ситуации такой коварный обман ребенка и доставил бы ему моральные терзания.

Самое главное, что присвоенные продукты питания можно было считать итогом правильного торгового обмена. Тем более что легендарные домовые просто обязаны были заботиться о тех людях, в доме которых они обитают и из рук которых они берут подношения. И помогли в добыче такой информации подслушанные разговоры на кухне тех самых криминальных личностей. Местная шайка воришек накануне поздно вечером весьма активно и подробно обсуждала детали предстоящего наскока на дом зуава Сегедского. Тот хоть и считался жутко обедневшим дворянином, но его дом оставался средоточием весьма ценных реликвий, украшений и ценных вещей. Из-за отсутствия денег там охранников оставалась только треть от обычного количества, поэтому связать их, а то и убить считалось для банды делом плевым. Вот они и решили уже следующей ночью совершить свой грабительский налет.

– Тем более что все дозорные и исполнители вместе со старшиной сектора будут стянуты к обители поставного, – радовался один из грабителей. – Там с завтрашнего утра начинается выставка королевских драгоценностей…

– Вот бы их взять! – не удержался от мечтательного вздоха один из самых младших подельников.

За что, судя по звуку, получил подзатыльник и строгое наущение:

– Впредь сиди и помалкивай! Если никто нам не помешает случайно, то мы и у зуава Сегедского себе на год безбедной жизни заработаем.

Самое смешное, что на дело банда шла с другой бандой, под руководством того самого Косого, которого они проклинали и хаяли накануне. Но тут уже пути бандитов, как говорят следователи, неисповедимы.

Так что информация была. Идея, как прикинуться домовым, и технические средства для этого тоже имелись. Ну а объект для уговоров тоже не заставил себя долго ждать. Тем более что на этот раз он спустился в подвал и сам, и грустный. Видимо, товарища либо его родители не отпустили, либо сам барон ввел некие строгости для собственного сына. И кстати, было за что.

– Эй, Маняла! Ты меня слышишь? – Пришлось убрать камеру выше да и громкоговоритель на переговорном устройстве поставить на максимум.

К большой радости, мальчуган не испугался. А может, желание разгадать тайну у него страх пересилило.

– Да. А где ты?

– Здесь, недалеко.

– А кто ты?

– Домовой.

– Ха! Это сказки! Домовых не бывает! – Но голос ребенка уже дрожал от предвкушения приближающегося приключения.

– Ну вот, многие нам не верят, – максимально грустным голосом стал стенать мэтр циркового манежа. – Поэтому мы и вымираем от голода.

– Покажись мне, и сразу тебе поверю! – срывающимся от счастья голосом пообещал Маняла.

На что Леонид тоскливым голосом стал выдумывать отговорки:

– Нам нельзя показываться на глаза человеку, пока он не станет другом, кормильцем, пока не докажет свое умение хранить тайну нашей дружбы и пока не пройдет три рудня.

Ну уж пятнадцать дней и для любого ребенка – приемлемый срок. Тем более что и Леониду по истечении такого срока можно будет уже смело возвращаться в мир Трех Щитов. А уж остальные условия для юного баронета показались легковыполнимыми.

– Я буду твоим другом! И я умею хранить тайны вечно! – Он уже стоял под щелью воздуховода и пытался взглядом просмотреть гранитные блоки насквозь.

Камеру пришлось почти убрать за поворот, как и переговорное устройство.

– Умеешь? И даже своему другу ты не должен ничего рассказывать.

– Запросто!

– И родителям – ни слова! – настаивал землянин таинственным, хриплым голосом.

– Обещаю!

– Ну ладно. Тогда если ты мне принесешь много вкусной еды и воды, то я попробую остаться жить в вашем доме и с тобой дружить.

Мальчуган оказался с деловой хваткой.

– Ну а когда ты мне начнешь помогать и давать нужные подсказки?

– Запомни: ты еще мне не друг, чтобы я тебе оказывал помощь. Да и в окончательном итоге мы тоже не всесильны. Когда можем, помогаем истинному другу с радостью, но порой и мы бессильны против некоторых обстоятельств.

– Как тебя зовут?

– Чарли Эдисон.

– Ха! Какое смешное имя. Да и вообще, ты так странно говоришь. Трудно понять.

– Но ведь понимаешь? Тем более что это наш особенный язык нашего вымирающего народа.

– А у тебя есть семья? – сразу загорелся Маняла.

Пришлось его осаживать капризными стенаниями:

– Я голоден. Пойду поищу себе нового друга…

– Не уходи! Постой! Я тебе скоро принесу! – запрыгал юный баронет на месте от переживаний. – Что тебе нравится?

– Хочу сыра, колбасы, мяса, лука, хлеба, – начал перечислять Леонид, прекрасно уже знающий, чем в этом мире в основном питаются. – И пить!

– Воду? Во фляге?

– Да можно хоть вино в лейзуенах. Только смотри, чтобы тебя никто не поймал и ничего не заметил! Иначе сразу уйду жить в другое место.

Мальчуган оказался более чем сообразительный. Не прошло и пары минут, как он в том же подвале разыскал длинную лестницу до самого потолка и вытащил откуда-то сразу четыре бутылки вина. Лестницу приставил к щели, забрался по ней и при подсказках своего нового друга домового засовывал руку с передачей в щель и укладывал на изломе. Кстати, именно в тот момент землянин впервые понял, что у него появилось умение лучше видеть в полной темени: первый щит, подаренный вашшуной Шаайлой, стал действовать!

Леонид прекрасно видел детскую ладошку с подарком, потом командовал, когда отпустить или как поставить лейзуену, и проволокой подкатывал предмет к себе. Точно так же чуть позже прошел процесс и с доставкой пищи.

Правда, мальчуган несколько удивился, что домовой потребовал наверх все содержимое большой корзины. А там было принесено на выбор: мясной рулет, пакет с жареными грибами, буханка хлеба и прочая масса разных вкусностей. Когда это все оказалось в щели воздуховода, Маняла не удержался:

– А ты какого размера?

– Маленький я, что твой локоть.

– Но как же ты все съешь?

– Уж как-нибудь постараюсь. А что останется, отнесу другим домовым, которые живут впроголодь, потому как боятся дружить с людьми.

– Почему боятся?

– Да потому что это только ты держишь свое слово и хранишь тайны, а вот остальные болтают о нас всем кому ни попадя и сразу требуют отыскать несметные сокровища.

– А-а-а, вы и сокровища можете отыскивать?

– Полное вранье! Если бы мы умели, то уже давно жили бы не хуже барессов и клайденов! Верно?

– Ну да, – вынужден был признать мальчуган, для которого разность видов разумных существ явно не представляла большой закавыки. – Кто имеет сокровища, тот не голодает.

– Умница! Много читаешь?

– Я самый лучший ученик в нашей школе, – горделиво похвастался баронет. И тут же перешел к делу, доказывая свою немалую сообразительность: – Раз мы уже друзья, – он явно слышал поспешное чавканье, прорывающееся в динамик, – то, может, ты мне дашь первую подсказку?

– Ну давай попробуем. У тебя в семье все здоровы?

– Вроде да.

– Горя и печали нет никакой?

– Вроде нет.

– Ну видишь, как все прекрасно! – давил Леонид, держа пока свой козырь в запасе. – Вот как только замечу что-то для тебя интересное, сразу буду с тобой делиться.

– Да? Так мне уже бы надо подсказку.

Делать было нечего, да и всегда можно придумать отговорку либо вытребовать отсрочку. Поэтому Леня постарался соглашаться бодро, с энтузиазмом:

– Давай! Говори, что за трудности!

– У меня кое-что пропало из личных вещей, – замялся мальчуган. – Кубики такие, с точечками.

«Вот повезло! – восклицал мысленно мэтр циркового искусства. – Уже весь дом про его кубики знает, а парень все мучается неведением. Ха-ха! Зато мой авторитет сразу подрастет!»

Дело в том, что в данном мире азартные игры были под большим запретом. А игра в кости считалась одним из самых пагубных пристрастий подрастающего поколения и искоренялась как только можно. Во время уборки в комнате юного баронета служанка отыскала два комплекта кубиков и как лояльная гражданка доложила своему господину, отцу мальчугана. Ну а тот не стал сразу приступать к наказаниям, а решил подождать и понаблюдать, какие действия предпримет озадаченный пропажей Маняла. Об этом на кухне уже не раз тема поднималась, так что и иномирский шпион был в курсе данного события.

Теперь следовало преподнести свои знания с максимальной пользой.

– Раз ты поклялся со мной дружить и хранить нашу тайну, то я тебе помогу. Только учти, ты должен поступить соответственно моим советам. Только так ты сможешь избежать наказания за обладание этими кубиками. Договорились?

– А что, будет наказание? – испугался мальчуган.

– Не будет, если поведешь себя правильно. Кубики у твоего отца, и он специально ждет, пока ты о них начнешь спрашивать или предпримешь более интенсивные поиски. Поэтому постарайся сделать вид, что ты вообще про кубики ничего не знаешь и знать не желаешь. А чтобы иметь нечто в положительном активе своего поведения, ты просто обязан совершить хороший поступок.

– Да я готов! Только вот какой поступок?

Дальше уже все оказалось делом техники и банального словоблудия. Длинная вереница обменов вопросами и ответами позволила уяснить суть очень многих вещей. Оказалось, что зуав Сегедский жил всего в нескольких домах от барона. А где-то там далеко, возле резиденции поставного в самом деле происходила незаурядная для данного мира выставка королевских регалий. Сам разговор о короле пришлось отложить на потом, а вот о графе и жизни на самой улице «домовой» интересовался во всех подробностях. Выяснилось, что пресловутого Косого даже Маняла знал и не раз видел. Характеристика: очень злой, мерзкий и неприятный тип, по которому Дно плачет. Опять-таки про Дно сразу разговориться не получилось.

Замечал юный баронет и прочие подозрительные личности, которые в последнее время слишком уж густо вращались напротив дома зуава Сегедского. То есть сделать некие выводы, при правильной наводке и соответствующих подсказках, смог бы даже ребенок. Система стукачества в данном мире тоже была на высшем уровне: достаточно было просто бросить записку в почтовую щель дома, где проживал либо поставной, либо старшина сектора, либо дозорные или исполнители. Причем и подписываться было необязательно, в любом случае полученный сигнал рассматривался и перепроверялся.

В итоге комбинация действий сложилась следующая: юный баронет изложил на бумаге все свои наблюдения и утверждал, что подслушал конкретный разговор о готовящемся ближайшей ночью ограблении. Также конкретно указывал Косого как главного организатора преступления и пособников – типов, проживающих по соседству. Имена бражничавших грабителей и их употребляемые клички Леонид тоже прекрасно запомнил и скрупулезно надиктовал. Подписаться, с далеко идущими планами, мальца он тоже заставил:

– Подписывайся: Иоанн Грозный.

– А кто это? – подивился Маняла.

– Был такой знаменитый дозорный и сыщик в древности. Но о нем никто уже и не помнит, так что, если отец тебя вздумает наказывать, раскроешь тайну этого имени, выскажешь свои наблюдения и подслушивания и получишь законное прощение. А может, и награду какую.

– О-о-о-о!..

На всякий случай записка была сделана в трех экземплярах и разнесена в три почтовых ящика. Ведь времени оставалось мало, а местным силам правопорядка еще следовало организовать либо облаву поздним вечером, либо ночную засаду. Тут уже как они сами решат.

После чего баронет убрал лестницу подальше и умчался, окрыленный грандиозными планами по искоренению преступности в родном городе. А переевший Леонид полез выше – подслушивать последние вести из радио «В эфире наша кухня!». Как ни странно, ничего полезного он там не услышал, зато умудрился подремать на доске и осмыслить свое состояние: «Щит во мне начал действовать. Это очень хорошо. Можно крикнуть “ура!”. Еще лучше, что я не чувствую в себе упадка сил и потери аппетита. Может, здесь виновато наше с Борей земное происхождение? Может, у нас совсем иной метаболизм? Да нет, разница и с ним у меня есть, и хорошо, что я не стал таким прожорливым, как он. Хотя он-то был маленький инвалид, а мне вроде как расти не надо. Как бы еще все свои возможности быстрее раскрыть?.. Кстати, надо будет обязательно у Манялы про здешний цирк расспросить подробно. Вдруг бы мне туда удалось прорваться? Другой вопрос: как мне вообще в город попасть и стоит ли такое вообще предпринимать? Хм. Стоит! Скорее всего. Особенно если хоть словечко услышу о Борисе или Шаайле. Хотя вашшуна и сама должна со всеми бедами справиться».

Из очередной дремы его вырвали глухие крики из самой нижней щели:

– Чарли! Ты где?! Отзовись!

Пришлось спешно спускаться к жаждущему общения мальчугану:

– Здесь, здесь. Не надо так кричать. Ходил в гости к ближайшему соседу.

– Он тоже домовой?

– К другим мы в гости не ходим. Отнес ему всю еду, у него большая семья, а живет он в глубоком подземелье и с людьми общаться не желает.

– Почему?

– Обидел его друг, предал. Да и голодом морил. Вот дружба навсегда и закончилась.

– А я тебе еще еды принес! – После чего в щель стали поставляться очередные изыски местных кулинаров.

– Отлично! Ты настоящий друг! – от всей души порадовался Леонид, разрешая похвастаться новостями: – Рассказывай теперь, как прошло с записками?

– Обалденно! Я только к старшине закинул в почту, а он уже через пять минут выскочил из дому, всех взрослых, кто был на улице, взглядом ощупал да и поспешил в сторону управы поставного.

– То есть сигнал они приняли и поняли верно?

– А то! Наш старшина умный дядька, и все его уважают. А такие, как Косой, стараются вообще на дороге ему не попадаться.

– Вот видишь, как все здорово складывается.

– Ага! Теперь этим ворам не поздоровится! Попомнят они Иоанна Грозного!

– Ну а теперь я немного буду кушать, – соврал пришелец из иного мира, – а ты мне будешь рассказывать, как вы там поживаете. Мне ведь жутко интересно.

– Да что угодно! – проявил готовность Маняла. Ему и самому было любопытно, чем в первую очередь заинтересуется такое странное существо, как домовой.

– Ну, для начала расскажи мне про… цирк. Где он, что в нем, кто и как выступает, и как ты попадаешь на представление.

Как и следовало ожидать, для юного баронета подобная тема оказалась наиболее близкой. Уж как он только и что не рассказывал! Складывалось впечатление, он знает цирк не хуже, чем собственный дом. Да и многих артистов по именам называл, некоторых зверей по кличкам, и это сразу о нескольких труппах имел столько знаний. Оказалось, что труппы эти не сидят на месте, а гастролируют по многим городам этого мира, выступая в одном месте всего половину, максимум один лутень. У слушателя так и мелькнула мысль: «Если придется разыскивать Борю или вашшуну, то, затесавшись в труппу, можно исколесить весь здешний мир. Да и посмотреть на здешние чудеса было бы неплохо».

Следующей темой опросов оказалась легализация, правила проживания данного мира. Здесь тоже система показалась невероятно простой. Всем заведовали поставные секторов, которых выбирали по каким-то там своим критериям то ли валухи, то ли сами гаузы. Мальчик не знал конкретно всех тонкостей гражданского администрирования. Уже поставной назначал старшин, и те согласовывали с ним дозорных и исполнителей. Любой человек мог беспрепятственно перейти жить из одного сектора в другой, но только после смены места жительства был обязан зайти к старшине и представиться. Как именно представляться, ребенок тоже знать не мог. Как и затруднялся ответить о тонкостях переезда из одного города в другой. Но и такое действие разрешалось местным аборигенам.

Но, в общем, ничего особо сложного не предвиделось. Если уж приспичит пожить в городе человеку из другого мира, то он там обустроится. Другой вопрос: как непосредственно пробраться в город? Не взламывать же гранитные блоки вентиляций?

Вот тут баронет еще больше удивил «домового». Особенно когда тот спросил:

– Ну а вот если человек из другого города решит тайно пробраться в ваш, у него такое получилось бы?

– Запросто! – и поведал как.

Днем под лучи Ласоча выходить нельзя. Они очень вредные, лишают здоровья, а если жить на поверхности все время, то и убивают. Поэтому люди и живут под землей, тогда как валухи и гаузы к Ласочу равнодушны. Но зато ночью некоторые особенно страдающие по живой природе люди имеют возможность при желании отправиться на экскурсию в большой, можно сказать, огромный парк на поверхности. Парк находится с северной стороны каждого секторного Ирша (именно так звучно и назывался увиденный Леней странный и массивный срез вулкана). И в этом парке полно огромных, прекрасных деревьев, которые при сиянии обеих лун представляют собой сказочное, незабываемое зрелище. Мальчику уже посчастливилось побывать там раз десять, а уж взрослым туда выйти прогуляться – вообще не проблема. Было бы желание. Там только ранним утром запускают стальных Ловчих, чтобы никто после ночи не остался по дурости и не вздумал сбежать.

– Вот любой человек из другого города и может ночью или к утру вернуться в сектор вместе со всеми гуляющими. Главное, ему просто заранее, днем, пробраться в парк возле Ирша и там спрятаться. Эх, какие я там замечательные дупла видел!

«Неплохо они тут живут, – размышлял землянин. – Пусть и в рабстве, пусть их непонятно за что щемят валухи да гаузы, но по большому счету, может, пришельцы и в самом деле заботятся о местной цивилизации? Спасают людей от напрасной гибели и ненужных войн? Насколько я понял, они еще и многие полезные вещи в обиход ввели, то же электричество к примеру. А про их академии, бесплатное обучение в них я вообще не говорю. Отправка на работы в иные миры и положенный раз в год отпуск – тем более в голове не укладываются. Да какое это рабство?! Получается, что шеф-повар барона права во всех отношениях! Только живи да радуйся! Действительно, всякие лжепатриоты, мечтающие убить гауза, вредны для общества. Любой взрослый, сознательный человек это понимает. Ну, или должен понимать».

Конечно, он прекрасно помнил и о размышлениях Бори Ивлаева. Если уж сами зроаки боятся гаузов и в снах видят тех поедающими собственных детей, то, значит, эти полусдутые шарики могут оказаться коварными лицедеями и в данном мире преследовать свои, никому не понятные интересы. Вот только какие?

До того как мальчика стали разыскивать, «домовой» успел у него выспросить кое-что и о том месте, которое называли Дном. С точки зрения довольно образованного по своим годам баронета, в глубоких шахтах, вершинами который и являлись Ирши, велась добыча груанов, очень ценных для гаузов энергетических образований. Причем образований живых, которые могли существовать, в том числе закрепившись на больших животных. Сама суть образования, которое называлось «груан», сосредоточивалась в громадной, до трех сантиметров в диаметре жемчужине, которая, в свою очередь, была заключена в плоские полукруглые створки фосфоресцирующей устрицы. Считалось, что груан может жить веками, но при неправильном обращении легкораним и смертен. Самое неприятное – при своей гибели высвобождает страшную энергию взрыва, которая уничтожает вокруг все живое на расстоянии в несколько десятков метров. Взрыв провоцирует и сама попытка достать жемчужину из створок.

Как груан приживается на животных, одиннадцатилетний мальчуган толком не знал. Только и рассказал, что светящиеся устрицы очень любят носить на себе тервели, гигантские волшебные слизняки, могущие зараз проглотить человека. Вот именно с этими тервелями и ведут самые отчаянные сражения отряды принудительного войска, в которое отправляют только особо провинившихся перед обществом или заслуживших смертную казнь преступников.

С лестницы уже третий раз послышался требовательный голос какой-то служанки, и Маняла поспешно зашептал:

– Сегодня я уже прийти не смогу: меня ждут учителя. Буду утром!

Пока он опускал и прятал у стены лестницу, Леонид успел прошипеть ему в ответ:

– Еду не забудь! – После чего сразу поспешил двумя этажами выше – подслушивать, что именно творится на баронской кухне.

Время там близилось к ужину, царило обычное оживление, когда люди стараются успеть сделать все нужное за последние полтора кара работы. Девушка-повар и один парень жили прямо в доме барона, зато остальные старались на работе и лишней минуты не задерживаться. Их рабочее время заканчивалось одновременно с приготовлением ужина для всех обитателей громадного дома. Начиная от самого барона и заканчивая стоящими на главных воротах охранниками.

Кстати, на тему охранников и их работы как раз и состоялся интересный разговор, давший немало полезной информации.

– Наверное, барон все-таки Луку выгонит! – сообщила забежавшая на кухню служанка. – Опять его спящим в кладовке застал, когда тому следовало возле калитки через окно за улицей следить.

– Давно пора, – буркнула в ответ старшая из кулинаров. – Ленивее его во всем городе не сыщешь. Морду наел, того и гляди треснет, а даже свою дубинку в руках удержать не в силах: все время роняет. Бестолочь!

– Вот и барон только что точно так же орал, – поделилась служанка и умчалась по своим делам.

Тогда как девушка-повар решилась пожалеть изгоняемого охранника:

– Зря его так, он ведь совсем болезненный, у него обмен веществ неправильный, потому и толстеет.

Все ее коллеги прыснули смехом, а самый рассудительный парень еще и подначил с изумленным выражением на лице:

– Да ты никак согласна за него невестой заступиться?!

– Что ты себе позволяешь?! – взвилась девушка. – Уже и просто по-человечески нельзя парня пожалеть?!

– Его? Пожалеть? Да он ведет себя как последний скот. Ни с кем не поздоровается, толкнет и никогда не извинится. Еще и хамит на замечания. Даже к своей родной матери никакого уважения не оказывает. А уж про тренировки охранников вообще не говорю. Ни разу его во внутреннем дворе вместе с остальными не видел.

– Какой ему смысл на тренировки ходить? – яростно шипела девушка в ответ. – Если охранникам, кроме дубинок, бича и наручников, ничего больше не выдают. Вот если бы с мечом – он бы себя настоящим воином показал!

– Так почему в воины не пойдет? – с ехидством поинтересовался другой коллега.

И ему ответил тот самый рассудительный парень:

– Так не возьмут его, такого рыхлого и толстого. Там ведь при приемке надо и отжиматься, и подтягиваться, и бегать. А этот шкаф – где его поставят, там и засыпает. Да и такому меч дай, он и сам порежется, и других нечаянно поранит.

– Вот потому вы и умрете рабами, что никто из вас меч не получит! – с пылким пафосом и без всякой последовательности воскликнула девушка.

За что опять получила пусть и не пощечину, но грубый окрик шеф-повара:

– Заткнись наконец! Опять за свое? Еще раз что-то подобное услышу, вышвырну с кухни навсегда! И не думай, что твои тетки за тебя заступятся. Хотя побегут за тобой точно, но лишь чтобы догнать и хорошенько поколотить. Потом они тебе еще и сами все волосы выдергают и всю морду исцарапают, а напоследок пинками дальше от дома отгонят.

Угроза и нарисованная картинка наказания оказались, видно, и в самом деле весьма возможными, потому что девица, ратующая за скорое освобождение людей из рабства, до конца работы больше ни слова не проронила. Зато чуть позже в кузню вошел один из охранников дома и с удовлетворением сообщил:

– Выгнали Луку! Теперь хоть объедать нас никто не будет. – (На бригаду охранников давали пищу в отдельных казанках, и они ели у себя в дежурке у ворот.) – Дай, пожалуйста, парочку сухарей, а то до ужина не дотяну.

Это он просил главную на кухне, и та бросила в ответ:

– Вон в коробе возьми.

– Ага! Чуть не забыл: нам на ночь дайте еды на полную смену.

– С чего это вдруг?

– Барон распорядился, чтобы этой ночью так дежурили. Только что исполнитель от старшины заходил, что-то они там шушукались. Никак дело затевается.

– А где затевается? – учинила допрос шеф-повар. – У нас или по соседству?

– Ну, раз у нас Луку выгнали, то беспорядка не будет! Ха-ха! – рассмеялся охранник, продолжая набирать сухарей во все карманы. – Скорее всего, у соседей что-то не в порядке.

«Вот тебе и соблюдение тайны! – досадовал Леонид на своем посту. – Не успели силы местной полиции еще засаду организовать или облаву, а, сидя на этой кухне, уже обо всем можно догадаться! Вот уж болтуны да балаболки! Хорошо, что ваши соседи с другой кухни не слышат. Хотя если у них грамотно служба оповещения работает, то они уже драпают как можно дальше от дома зуава Сегедского. Ладно, раньше поздней ночи все равно ничего толкового подслушать не удастся. Значит, выгляну на заходящее радиоактивное солнышко – и вниз, пару часиков поспать не повредит».

Ночь предстояла весьма оживленная. Уверенность, что утром удастся услышать много интересного, только крепла.

Глава седьмая

Муки творчества

Видимо, Дно и в самом деле считалось у местных жителей сущим адом. И страшных историй о нем существовало превеликое множество. Причем редкие счастливчики, которым удавалось оттуда выйти живыми, добавляли в копилку легендарных «жутиков» все более и более удручающие истории.

Вот Ксана, довольно компактно эти все истории объединив, и стала вываливать на мою несчастную голову. А уж с какой артистичностью и воодушевлением она мне эти страхи пересказывала, оставалось только диву даваться. Видимо, великая трагическая актриса в ней жила и пыталась проявиться в характере, вот только вредность и надменность не давали развиться нужным талантам.

Девушка так увлекалась рассказом, что забывала, в каком она виде, порывалась сесть, а то и вскочить с кровати. Приходилось все время на нее покрикивать да возвращать на «рабочее место». Причем окрики и мне самому помогали вовремя справляться с накатывающими приливами странного вдохновения. Я не столько рисовал большой портрет «Иномирская маха», сколько на многочисленных листках ватмана, сменяя их в бешеном темпе, пытался сделать зарисовки лица Ксаны. Причем порой оно у меня получалось именно такое, какое виделось: наполовину опухшее. Но чаще совершенно иное, которого у нее не было даже в здоровом состоянии. Вернее, не так само лицо, как многогранные, подспудные выражения этого лица. Гневное. Пугающее. Злорадное. Испуганное. Ошарашенное. Пропитанное тайной. Отягощенное пороком. Дышащее местью. Сияющее от восторга.

Правда, последний вариант мелькнул только три раза при пересказе о чудесном спасении нескольких героев принудительного войска. Но я и его уловил. И рисовал, затенял, чиркал и стирал. Порой даже сам не соображал, что творил и почему менял уже изрисованный лист ватмана на новый.

Может, именно поэтому я и не полностью освоил и уловил суть повествования про Дно. Только и запомнилось, что там самое тяжкое и опасное для людей место. Никто сам туда по доброй воле не опускается, только каторжники и преступники, попавшие в принудительное войско. Эти бедолаги там обязаны разыскивать груаны, фосфоресцирующие средоточия непонятной энергии местного светила. Порой приходилось ценой многих жизней отбирать груаны у тервелей, гигантских слизняков, которые жрали людей, словно чипсы. Вот и все страхи. Ах да! Если кому повезло сдать на поверхность десять груанов или больше, он сразу получал свободу вне зависимости от оставшегося каторжного срока. Еще и получал вдобавок какие-то солидные средства к существованию.

Пожалуй, только один момент меня и удивил, когда я стал переваривать полученные сведения.

– То есть бывших уголовников выпускают в город и разрешают жить, как им вздумается?

Девушка уже в который раз за наше знакомство нахмурилась в подозрении.

– Ты и этого не знаешь?

– Знаю, знаю. Только хочу знать твое мнение на этот счет.

– Какое именно мнение?

– Ну как же! Эпическая гайка! – Я от раздражения сломал очередной карандаш, но тут же подхватил следующий и продолжил зарисовку взирающего на меня желчного подозрения. – Я в том смысле, что, может, не стоило бы их отпускать на свободу? Они ведь все равно останутся преступниками. Горбатого могила исправит, как говорится.

– Где так говорится и что такое могила?

«Как смотрит! И это лишь одним глазом! Рентген! – восхищался я мысленно, пытаясь придумать солидные отговорки. – Получается, у них тут не хоронят?»

– Могила – это уже мертвое тело. И так бают старики в моем Пловареше. Но ты мне не ответила на мой вопрос. Итак?

– Хм! Не пойму, почему ты так пытаешься унизить вырвавшихся на свободу? Ведь еще ни разу никто из них не вернулся после выхода со Дна в преступный мир. Сразу после освобождения они получают новые имена, меняют слегка, а то и сильно внешность и начинают новую жизнь. Их после этого начинают иногда звать Светозарный, потому что они порой в полной темноте еле заметно светятся. Кто-то остается воином и быстро выбивается в высшие командиры. Кто-то спешит учиться в академии и чаще всего после обучения отправляется в иные миры. Или становится одним из лучших в своем секторе. А небольшая часть начинает работать вместе с гаузами в их лабораториях.

Все это она говорила таким тоном, словно подчеркивала: «Я тебя раскусила! Ты всего этого не знаешь! Почему ты этого не знаешь?!» Следовало резко сбить ее с этого обвинительского, прокурорского тона. Вначале я спросил:

– Твое знание некоторых подробностей Дна поражает. Откуда тебе такое известно?

– Не твое собачье дело!

«Да тут и собаки есть?! – поразился я. – Ха! Что-то ни разу лая с улицы не слышал».

После чего лучше не придумал, чем ляпнуть:

– Когда ты закончишь мне позировать, как думаешь, Сергий тебя еще поимеет разок или сразу на улицу вышвырнет?

И быстро схватил чистый лист ватмана. Даже не закрепляя его, а прижимая левой рукой, принялся с бешеной скоростью зарисовывать выражение лица бывшей секретарши. Оно стало таким бледным, что даже жуткий синяк на какое-то время почти не просматривался. Минуты три такое продолжалось, после чего кожа по всему обнаженному телу стала резко розоветь, и девушка откинулась в обморок.

Честно говоря, и мысли не мелькнуло бросаться к ней, приводить в чувство и тем более извиняться. Руки уже привычно, молниеносно сменили лист ватмана, и мой карандаш зачиркал с утроенной скоростью. Ну как же, такого выражения лица у нее я еще не видел. Прекрасное лицо вдруг жутко становится изуродовано моментом приблизившейся смерти. Какой творец упустит такой великолепный вид? В тот момент я себя, может, вообще не осознавал, но твердо знал, что я не упущу.

Затем очередной набросок «Очнулась». Потом следующие: «Осознание» и «Вспомнила!» Ну и напоследок: «Одноглазый лазер!» Почти в рифму получилось, что вызвало у меня короткий смешок и очередной вопрос:

– Проголодалась? Сейчас принесут второй завтрак, и сделаем перерыв. Ну а пока опять займемся основной картиной. Ложись как положено. Руки за голову. И расслабься, расслабься! Не смотри на меня словно тервель!

В ответ еле слышный шепот:

– У слизняков нет глаз.

– Вот именно! – Я с угрозой нацелился в нее кистью, полной краски: – Сейчас и тебе закрашу твой последний. Даже не посмотрю, что он у тебя огромный, как у чихола!

Некоторое время мы молчали. Начав входить в очередной всплеск творческого азарта, я вначале похвалил:

– Молодец! Тему Дна раскрыла полностью! – а потом приказным тоном, не допускающим возражений, потребовал: – Теперь начинаешь рассказывать о своем детстве!

– С чего начать?

– Кто твои родители, как родилась, в какой день, вес, рост, а дальше – с самых первых воспоминаний. Вплоть до тех моментов, когда еще писалась в штанишки.

Ксана устало и с фатализмом вздохнула:

– С восьми лутеней дети уже сами ходят на горшок. А первые воспоминания возможны только после четырех лет.

– Ты тут мне не умничай! – разозлился я. – Приступай к рассказу!

Некоторое время я слушал безропотный пересказ просто статистических данных. Но для умного человека и это ценнейшая информация: родильный дом, современная медицинская аппаратура, прививки и медицинские осмотры еще в утробе матери. Специальное разрешение на роды после первых трех месяцев беременности и обязательный достаток в семье перед фактом зачатия самого ребенка.

«Ай да рабская жизнь! – веселился я про себя. – Прям Древний Рим в период расцвета, когда рабы не боялись порой высказывать своему хозяину претензии в лицо, воровать его вина, соблазнять его дочерей, а по пьяни изредка и морду набить под горячую руку. Меня чуть не убили, обозвав рабом и кинув в холодняк с чихолом, тогда как в остальном жизнь в подземном городе чуть ли не лучше, чем в России начала двадцать первого века. Как бы разобраться в этих парадоксах? Или, может, меня наказали холодняком только за порчу Ловчего? Скорее всего. Не натвори я такого, меня бы просто в лифте вернули в город и сразу забыли обо мне. Дальше мою судьбу решал бы поставной. И то, может, вмешательства старшины хватило. М-да, влип я и по собственному незнанию здешних реалий».

Как оказалось чуть позже, настоящие реалии меня еще только ждали.

Но в тот момент я обрадовался поводу сделать заслуженный перерыв: принесли второй завтрак. Как и заказывалось. Более плотный, с двумя бутылками вина. Отмыв руки от краски, я поспешил за стол, только мельком взглянув на себя в зеркало.

«Однако! А ведь мой синяк почти сошел!» – поразился я, спешно возвращаясь в туалет и окуная на ходу пальцы в акварель. Там, кое-как мазнув по правой щеке, я посчитал оплошность исправленной и вернулся к зеркалу. Что мне больше всего не понравилось, так это взгляд Ксаны при этом. Словно в той старинной песне получалось: «Что ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня?» А одним глазом еще страшнее получалось, как-то с особенной, задушевной ненавистью.

Жаль, что возвращаться к мольберту уже не хотелось, можно сделать новую зарисовку. Хотя… Кажется, такая уже там была в общей пачке.

– Ну что, присоединяешься к завтраку? – спросил я, раскупоривая лейзуену с вином. – Или вздремнешь пока?

Ксана проигнорировала меня молчанием, отвернулась к стене и накрылась частью покрывала. Подумаешь! Мне больше достанется.

Не успел я как следует набрать разгон, как ко мне в гости, а может, правильнее сказать в свои владения, пожаловал поставной. Буркнув пожелание горлу и хлебу (все-таки этот мир и Трех Щитов невероятно сходны!), он сразу отправился осматривать полотно. Увиденное его не слишком обрадовало, там и половину не было от вчерашней картины, которая тоже была неоконченной.

– Эй, академик! А что так медленно? – полетел в мою сторону вопрос.

– Еще и завтра целый день. Успею довести до завершения.

– Надо сегодня к ночи! – Тон стал угрожающим.

– Хорошо, – легко согласился я, – постараюсь успеть. Все основные наброски у меня уже готовы. Вот та куча листов.

Несколько минут Сергий перебирал мои рисунки и удовлетворенно хмыкал над каждым. И я с успокоением вернулся к поглощению пищи. Позитивную картину перебил скрипучий от злости голос Ксаны:

– Сергий, у этого мазилы синяк зажил за ночь.

Наша реакция внешне оказалась одинаковой: ноль. Словно девицы и не существовало в природе. Это ее не образумило.

– Он сказал, что у тервеля есть глаза.

– Ага! Точно такие, как твой левый, – проворчал я со смешком.

– Он ничего не знал про Светозарных.

– И знать не хочу! Я им с детства завидую! – После чего я резко развернулся и требовательно уставился на замершего гиганта: – Знал бы ты, как она мне уже надоела!

– А картину без нее дорисуешь? – неожиданно спросил поставной.

– Естественно! Скорее она мне только мешает своими россказнями то про город, то про свое сопливое детство.

Девушка попыталась что-то возмущенно прошипеть в ответ, но была оборвана грубым приказом в ее сторону:

– Через десять ударов сердца чтобы и духу твоего не было у меня в управе! Время пошло!

Серьезный приказ. Ксана и секунды не стала терять при его выполнении. Наверное, подозревала, что может надолго остаться если не в этой, то в другой камере, там, где отсиживались воры-карманники. На ходу накручивая на свое роскошное тело скомканное покрывало, она, шлепая босыми ступнями по каменным плитам, выскочила в коридор и испарилась там, словно привидение.

После чего поставной сложил мои эскизы обратно, прошел ко мне и уселся рядом на скрипнувшую под его тяжестью лавку.

– Не помешает в работе? – кивнул на мою кружку с вином.

– Ни за что! Обмен веществ повышенный, творчество все сразу вытягивает.

– Ну да, ну да. Синяк и в самом деле пропал. Ты его лучше и правильнее краской замажь. – Совет мне показался несколько бессмысленным, но тут же последовало и разъяснение: – Скоро сюда барон валухов нагрянет, так что, как услышишь шаги, сразу отходи от мольберта, припадай к окну и тоскуй по свободе. Понял?

– Как не понять: самый несчастный и обездоленный узник… – Мои плечи печально поникли. – Прошу помиловать.

– Не вздумай такого ляпнуть! Тут я сам могу миловать или карать, мне только и надо, чтобы ты вел себя словно раскаявшийся полудурок и чтобы про тебя забыли. Хотя порча Ловчего, хочу я тебя обрадовать, может считаться очень тяжким преступлением. У нас просто еще ни разу такого случая не было в истории, поэтому даже предположить не могу, насколько барон Фэйф на тебя зол. Если починка Ловчего пустяк, тогда тебе и мне повезло. Ты останешься в достатке, а наш сектор с победой.

– А если не пустяк? – скривился я от дурных предчувствий.

– Ерунда, выкрутимся. Я уже придумал, что ты дальний родственник, сын моего двоюродного дядьки по отцу. Стремился ко мне под крылышко. Ловчего повредил чисто случайно, больше со страху и оттого, что он тебя сильно душить своим капканом начал. Главное, веди себя заискивающе и просительно. Побольше кланяйся, валухи это любят. При ответах сильно не мудрствуй, я скажу, что ты слегка на голову двинутый.

– Спасибо! – выдохнул я с чувством глубокой благодарности. Особенно «двинутая» голова меня обрадовала. – А когда этот барон точно придет? Хотел бы успеть основной слой красок положить.

– Кто его знает. Может, через кар, может, через три жди гостей.

После чего откупорил вторую лейзуену с вином, поднял ее в тосте:

– За наши успехи! Родственник.

И выпил почти литровую емкость в несколько мощных глотков. Затем, так и не закусив и не прощаясь, покинул камеру-мастерскую.

Ну а я не стал терять даром время на раскачку и разминку. Можно сказать, опять впал в очередной творческий экстаз. И даже вначале не заметил во время работы, как частенько прикладываю ладони то к одному участку картины, то к другому. Словно опытный доктор ощупывает тело и прислушивается к внутренним органам больного. Вернее, не больного пациента, а полностью здорового, но которого следует правильно поддержать и перераспределить его жизненную энергию. Вот так и я что-то делал ладонями, что-то перераспределял на картине. А когда все-таки осознал свои действия и задумался над их сутью, вдруг неожиданно понял самое главное: краски просто не смогли бы налагаться такими слоями друг на друга! Они бы в любом случае потекли, поплыли бы или, засыхая при повышенной температуре, обязательно потрескались бы.

А краски держались! Никак не смещаясь и выдерживая на себе новые, свежие слои. И, только присмотревшись более внимательно, используя для этого свои умения различать внутреннюю текстуру материалов и веществ, я понял, что краска просто высохла! И у нее такой вид, словно она была наложена дней десять, а то и пятнадцать назад. А нижние слои, держащиеся за грунтовку, тянули и на несколько месяцев своей давности наложения.

Феноменальное открытие собственных талантов и возможностей!

Продолжая работать уже с меньшей интенсивностью, я заметил, что мною руководят чисто инстинктивные действия опытного художника. Прошедшая мною гипна дала невероятные результаты. А ведь это – нонсенс! Подобной гениальности просто не должно быть у посетителей Сияющего Кургана! Пусть они там хоть сто обрядов гипны проходят!

И самое интересное, что мой родившийся талант по максимуму использовал уникальные возможности моего тела, даруемые в первую очередь первым щитом. То есть во мне сошлись две силы, которые не мешали друг другу, не противоборствовали и не стали антагонистами, а гармонично сливались воедино, помогая, поддерживая и направляя. Иначе какой бы художник сумел нарисовать удивительную картину за каких-то несколько часов? Да никто! Да никогда! Да ни в одном из миров!

«Кстати, а вдруг подобное со мной может происходить только в этом мире? – задумался я, окаменев на несколько минут. – Вдруг виной всему местная звездная радиация, вредная для остальных людей, но благотворно сказывающаяся на моем растущем организме? Не удивлюсь, если и питание местное как-то сказывается на общем обмене веществ. Мой щит получил некие иные силы. Мой талант от гипны поживился дополнительной энергией голубоватого Ласоча, а все вкупе со стрессом и отменным питанием таким вот кардинальным образом и превратило меня в заслуженного академика живописи. Может быть такое? Хм. Фиг его знает! И хватит стоять, как памятник нерукотворный! – прикрикнул я сам на себя, со вздохом сдвигаясь с места. – Картина, по сути, готова, если можно такой разухабистый стиль назвать великим искусством. Но кое-что еще следует подправить. Ну да. Вот здесь. И здесь».

Дальше я впал в тот период сомнений и неудовлетворения, который, наверное, накрывает с головой каждого художника в финале доводки картины. Все мне казалось не так, везде я хотел что-то подправить, во многих местах меня смущали слишком резкие тона, в иных – слишком размытые переходы. Не хватало теней, слишком ярко получились места отсвечиваний.

Короче, я метался от стены к стене и обратно к мольберту, пытаясь рассмотреть свое творение со всех ракурсов. При этом с обливаемым кровью сердцем пытался то там подправить, то там подмазать, то вообще все замазать и начать картину с самого начала.

И опять на какой-то момент окаменел в одном из мест, откуда замечательно и верно можно было рассмотреть лицо девушки. Никакого синяка. Глаза раскрыты словно в немом вопросе. Из их глубины вот-вот вырвется всесокрушающее цунами мести. Губы чувственно приоткрыты в готовом сорваться проклятии. Брови чуть нахмурены в неземном, жутко склочном подозрении. Ямочки на щеках свидетельствуют о готовом вырваться смехе. Крылья носа трепещут от бешенства. Морщинка на алебастровом лбу выдает озабоченность и удивление. Розовые мочки ушей не могут скрыть смущение и надежду.

«Партизаны на луне! – внутренне вопил я на всю вселенную, и на себя в первую очередь. – И зачем тогда я потратил столько времени на глупые зарисовки каждого ее выражения, если в этом портрете их довелось смешать все воедино?! Надо было рисовать что-то одно! Так нельзя все валить в одну кучу! Кошмар! Меня заплюет любой подмастерье! Мм!.. И правильно сделает».

От мук творчества и полонившего сомнения меня отвлекли чьи-то шаги в коридоре. Принесли обед, и мое запоздалое бросание к окошку оценено или раскритиковано не было. На этот раз сопровождающих не было, поэтому мне все заказанное передали сквозь прутья решетки. Разложив все принесенное на столе, я с проснувшимся аппетитом приступил к насыщению.

Но уже минут через десять заметил, что муки творчества настолько меня вымотали, что я даже две полные нормы не съел. Все меня что-то терзало и беспокоило. Дошло до того, что я оставил пиршество в стороне, а подхватив кисти, опять стал метаться возле картины.

Но вскоре опять послышался шум вне моей персональной темницы.

«Ну наконец-то и гости пожаловали!» – обрадовал меня повод отойти от мольберта. После чего я дисциплинированно поспешил в угол, к окну, и сделал вид, что тоскливо выглядываю на улицу подземного города. Причем тоску у себя на лице изображать не пришлось: чувствовал я себя очень печальным и полностью опустошенным. Даже оглядываться на портрет Ксаны в стиле «Маха обнаженная» мне совершенно не хотелось.

Насторожился я от подозрительной тишины возле решетки. Мельком туда покосившись, заметил прикрытого широченным плащом мужчину, который не сводил с меня ненавидящего взгляда. Я даже вздрогнул непроизвольно, когда на него наткнулся.

«А это что за перец?! Вроде на барона Фэйфа росточком не вышел. Или это его какой заместитель? Нет! Скорее всего, это техник-ремонтник добитого мною Ловчего! Точно! Кто еще другой может питать ко мне такие горячие чувства? Бедняге пришлось сутками не спать, а только заниматься починкой ценного имущества валухов».

Тем временем мужик процедил сквозь зубы:

– Да ничего в нем странного. Обычная плесень! Такую надо соскребать со стен, чтобы своим видом не портили интерьер помещений. И какой из него художник? Да моя левая нога лучше его рисует.

Мне показалось, что это он говорит не просто вслух, а кому-то невидимому мне за поворотом. Поэтому на первое оскорбление я смолчал. Непонятно было и его мнение обо мне как о художнике, ведь он ничего не видел из-за решетки. Или успел что-либо посмотреть в кабинете у поставного?

– Ну чего молчишь, урод? – продолжил тем не менее озабоченный техник (может, я ошибаюсь в его классификации?). – Начинай канючить пощаду для своего вонючего тела!

Некрасиво он выражается. И тело у меня вполне чистое, его мне первый щит в последние дни очищает все лучше и лучше. Да и ложь все это по поводу уродства. Несмотря на рисованный синяк, уродом я никак при своем современном росте и осанке не выглядел. В моей душе стала нарастать обида за подобное отношение. Тем более что никакой механический Ловчий не стоит такой озлобленной ненависти.

А мужик продолжал нагнетать конфронтацию:

– Я тебе сейчас оторву уши и заставлю сожрать!

Мое терпение кончилось.

– Слышь, ты, сморчок недоделанный! Ты лучше язык свой вырви и засунь в собственную задницу! Ему как раз там должное место.

Хорошо получилось, с этаким душевным презрением к гаденышу. И он даже ошалел вначале, видимо, таких ярких аллегорий в этом мире еще не слышали и не употребляли. Но тут же побагровел от бешенства и, расстегивая свой плащ, прохрипел:

– Открывай!

Тотчас по голосу стало понятно, кто его попутчик. Вернее, попутчица.

– Может, не надо? – сомневалась Ксана. – Он и так скоро издохнет от яда.

– Открывай! – рявкнул мужик. – Я его собственной рукой уничтожу!

Вот те раз! Оказывается, меня отравили?! Подсыпали яд в последнюю доставленную пищу! То-то она мне не в кайф пошла! А я списал это на духовное опустошение после творчества. Теперь у меня вся надежда на мой первый щит, который, по рассказам, спасает своего носителя от некоторых ядов. Правда, это говорилось в мире Трех Щитов, а вот какие здесь яды, даже догадываться не приходилось.

Но теперь уже в моей душе закипело взрастающее бешенство.

– А ты кто такой?

Ответ полетел ко мне с пафосом и неизмеримым апломбом:

– Я тот, кто лучше тебя во всем! И в живописи, и в умении убивать! И твоя мазня не способна даже рядом стоять с моими произведениями!

При этом он весьма интенсивно подталкивал девушку, которая, уже будучи в каком-то деловом, а скорее, даже охотничьем костюме, поспешно открывала своим ключом ограждающий меня от подобных посетителей замок.

Ну а мне стало многое понятно. Так сказать, отдельные фрагменты сложились в единую картинку. Ко мне заявился мой конкурент! Тот самый художник другого сектора, который всегда вырывал победу по общим итогам конкурса у нашего поставного Сергия. Причем явился не сам, а со своей подельщицей. Оставалось только понять, в каких они между собой отношениях: вряд ли в родственных, иначе старшина об этом разнюхал бы. Скорее всего, они либо заговорщики, либо любовники.

Дальнейшие размышления оборвались стремительно разворачивающимися действиями. Решительно отстранив нервничающую девушку в сторону, мой конкурент сам быстро открыл замок, толкнул открывающуюся решетку внутрь, вошел, а потом плотно прикрыл решетку обратно со словами:

– Чтобы этот червяк не выскользнул!

Ну а дальше он достал прикрытый ранее плащом меч!

И я понял, что жизнь моя и в самом деле теперь висит на волоске. Конечно, это в том случае, если я не буду бороться. А чем? И тут же в моих руках оказались две пустые корзины от провизии, стоящие у моего края стола. Не бог весть какая защита, но уж первый выпад отразить всегда можно. А потом – сразу в клинч, а уж в ближнем бою я со своей нынешней силушкой и не такого мужика одолею. Кажется…

Мерзко улыбаясь и поигрывая мечом, мужик двинулся ко мне. Но по ходу движения ему открылся вид уже готовой картины, и он, не в силах избавиться от своего любопытства, чуть принял влево, дошел до кровати напротив входа и там развернулся. Видимо, хотел и на мой труд посмотреть, и меня в поле зрения держать.

Ну а потом я понял, что он и в самом деле настоящий художник. Потому что про меня он забыл начисто, опустив меч и ошарашенно уставившись на «Маху обнаженную». Стоило видеть, как у него расширились глаза и непроизвольно отвисла челюсть. И лучшего признания, лучшей оценки моего творчества в тот момент я себе и представить не мог.

О гордыня! Именно в ней и крылась моя самая главная ошибка. Заметив ступор своего коллеги перед моим творением, я расслабился, задрал подбородок и расправил плечи, тогда как следовало сразу убивать нежданного гостя. Но это мы все умные задним числом, а тогда…

Небрежно помахивая корзинками, я приблизился почти вплотную и с неуместным высокомерием поинтересовался:

– Ну как? Лучше, чем у твоей левой ноги, получилось?

Он недоуменно моргнул и посмотрел на меня невидящим взглядом:

– А? Что?

– Да говорю: пробрала тебя картинка-то! Понравилась?

Я стоял у него с левой стороны, поэтому легко успел рассмотреть все. Молния кровавой мстительности в глазах, отстраняющееся чуть назад тело и вскинутая вверх и в развороте рука, несущая к моей голове убийственный меч.

Моя сноровка не подвела, хотя все равно оказалась недостаточной. Правой рукой я успел ткнуть корзинкой в лицо своего врага. А левой приподнять корзинку так, что она чуть отвела несущийся к моей шее меч. Помимо этого, я постарался резко присесть. Все это в итоге привело к тому, что меч не столько острием, сколько плашмя ударил меня по скальпу. Кожу он при этом не прорезал, а просто рассек своей тяжестью. В мозгу у меня взорвалась шумовая и кровавая граната. Кровь из раны хлынула на глаза, но где-то с задворок тупого сознания проскочила радостная мысль: «Мечом картину не зацепил!»

Ну а дальше уже действовали мои боевые инстинкты и неконтролируемое бешенство. Левой рукой перехватив его запястье с мечом, правой я вцепился в его глотку у подбородка и стал толкать его со скоростью бегущего человека. Довлело только одно желание: если не передавить или не сломать ему шею, то раздолбать его затылок обо что угодно. Вот только заливающая глаза кровь не давала мне возможности верно сориентироваться. И так сложилась наша кривая траектория разгона, что я ударил его не о кровать, не о стенку, а о входную решетку. Да так ударил, что его голова треснула, словно грецкий орех, и застряла в узком пространстве между прутьями решетки. Только короткий хрип вырвался из глотки человека, пытавшегося меня убить, но он был более чем убедителен: хрип не просто предсмертный, а послесмертный. Да и все его тело сразу обмякло тряпкой, зависнув на прищемленной голове. Больше бояться его было нечего.

Отступив на шаг назад, я стер ладонями кровь со своих глаз, присмотрелся к делу своих рук и окаменел.

За решеткой стоял великан. Или валух, как его называли в этом мире. В правой руке он держал за шкирку попискивающую и обмочившуюся от ужаса Ксану, а левую в позе удивления отставив в сторону. При этом он больше смотрел не на меня и на труп, а на свои блестящие сапоги, обильно заляпанные кровью и мозгами моего обидчика. Из-под его локтей выглядывали поставной и старшина. Выражение их лиц тоже было достойно великолепных портретов под общим названием «Шок всеобъемлющий, великий, парализующий».

Хорошо, что моя «говорилка» заработала раньше и быстрее, чем у остальных:

– Великодушно извиняюсь! Этот дядька ворвался ко мне в камеру с мечом и хотел порубить картины вместе со мной. Мне ничего не оставалось сделать, как защищаться. Ключ от замка ему дала вот эта девушка. Она же его сюда и привела. Скорее всего, они в сговоре, а то и любовники. А сам этот дядька, насколько я понял, художник соседнего сектора. Они меня еще и отравить пытались, в доставленном обеде яд. Сами только что хвастались, что мне жить недолго осталось. Хорошо, что я ничего не ел.

Что-то мне подсказало: лучше про все свои возможности не рассказывать. Не стоит им знать о моей сопротивляемости ядам, тем более что самочувствие пока было отличное. Я бы еще что-то там лопотал, но тут рявкнул своим басом великан:

– Этот слизняк убил Светозарного?! – Он не то утверждал, не то удивлялся.

Мне поплохело, и желание общаться тоже пропало. Тем более что, присмотревшись к трупу, я заметил выходящее из него и растворяющееся в пространстве свечение. Тут же вспомнились недавние повествования Ксаны про Дно, ее невероятно отличное знание материала, и уверенность в близости этих двух существ стала непоколебима. Только любовнице можно долго и со вкусом пересказывать собственные и чужие геройские подвиги. Ну а тот момент, что даже поставной мог не узнавать в Светозарном какого-то конкретного в прошлом преступника, объяснялся еще проще: после выхода на свободу героям по их желанию меняли внешность и имя. Так сказать, полная реабилитация для общества.

Вот только Сергий или Борей были обязаны меня предупредить, что художник у конкурентов не просто живописец, а еще и незаурядная личность, так сказать, местная знаменитость. А таких убивать – себе дороже выйдет. Конечно, в пылу схватки все может кулак вывернуться, но уже хотя бы изначально во мне довлела бы необходимость просто скрутить этого визитера и дождаться прихода подкрепления.

И, судя по реакции барона Фэйфа (а в том, что это он собственной персоной, сомневаться не приходилось), мои рассуждения и в самом деле были правильными.

Великан выглядел жутко расстроенным, сердитым и недовольным:

– Мои новые сапоги… – Затем – взгляд на меня: – Но как он с ним справился? – Потом опять вниз: – И столько крови? – Еще более внимательный взгляд на треснувший череп трупа: – Как только влезла его голова между прутьев? – И совсем для меня печальное: – Да за такое казнить мало! Буду настаивать, чтобы в данном случае смертную казнь опять ввели. Для этого слизняка отправка на Дно будет слишком мягким наказанием.

– Ваша светлость! – наконец-то заговорил и поставной. – Мы обязательно во всех этих событиях разберемся и самым строгим образом накажем виновных!

– Ага! Ты своего родственника накажешь! – ехидничал великан, с ожесточением встряхивая висящую Ксану. – Вон уже со своей секретаршей разобрался! Вышвырнул сучку на улицу, так она и дальше у тебя в управе темными делишками занимается.

– Ну, с ней все ясно: немедленно отправляется на Дно в принудительное войско! – решительно заявил Сергий. – А этот парень вроде как ни в чем не виноват. В порядке самообороны действовал.

– Знать ничего не хочу! – Барону Фэйфу надоело встряхивать девушку, и он бросил ее в натекшую внизу лужицу. – Если не добьюсь у гаузов отмены моратория на казнь, то за убийство Светозарного этого раздолбая – тоже на Дно! Сегодня же!

Развернулся и ушел.

Поставной тяжело вздыхал, кривился и укоризненно качал головой. Старшина озадаченно чесал макушку и порывался что-то сказать. Ну а мне ничего не оставалось сделать, как, открыв дверь с висящей на ней трупом, потерянным голосом пригласить первых зрителей на презентацию моей картины. Вернее, уже не самых первых, а первых из тех, кто остался в живых. Но прежде чем войти, старшина все-таки выполнил возложенные на него обязанности по соблюдению порядка: накинув один из наручников на руку скулящей Ксаны, бесцеремонно подволок ее к стене и там закрепил второй наручник на торчащем металлическом кольце. И только после этого поспешил следом за поставным.

А потом они вдвоем долго смотрели на картину.

Тогда как я размышлял над очередной превратностью в моей судьбе.

Глава восьмая

Превратности судьбы

В сознание Шаайла приходила долго и болезненно. При этом смутно вспоминая, что именно с ее телом творили в период беспамятства. Вроде как и ногами пинали, и куда-то волокли то за руки, то за ноги. Кажется, и бросали куда-то, и еще как-то издевались. Оставалось только удивляться, почему до сих пор не убили.

Хотя разлитая по всему телу боль явственно намекала: если не убили до сих пор, то лишь для еще бо́льших, обещанных мучений. Кажется, она попала к нелюдям или к зроакам в человеческом обличье. И теперь готова была грызть и убивать любого из них при первой же возможности. Другое дело, что для большей эффективности следовало вначале тщательно осмотреться, выбрать самые основные звенья и начинать мстить.

Но и прислушаться не помешает, тем более что разговаривали двое мужчин, находящихся совсем рядом.

– Странная она, – рассуждал мужчина со старческим голосом.

– Дура она! – возражал ему более моложавый голос. – Явно сумасшедшая!

– Тогда какой смысл ее подлечивать и опускать на Дно? Если она действительно без ума осталась, то и там только даром слизнякам на корм пойдет. Уж лучше ее в общину какую за выкуп тогда отдать.

– Да кому она нужна, такая страшная? Вместо собак медведей пугать? Ха-ха! – Молодой мужчина рассмеялся. – Ну разве что ее как роженицу попытаются использовать. И то, скорее всего, пока она к нам дошла, лучи Ласоча успели ее стерильной сделать.

– А может, не успели? Вдруг она умом нормальная и днем пряталась в землю или в пещеры? – продолжал рассуждать старший мужчина. – И ведь недаром атаман приказал ее больше пальцем не трогать, что-то его в ней заинтересовало.

– Почему же сразу разрешил вначале казначею над ней изгаляться?

– Видимо, хотел посмотреть, как дальше ее электрошокер будет действовать. Что ни говори, а медальон – самая главная пока у нее загадка. Снять удалось только кусачками для замков, да с какой толстой изоляцией на ручках!

«Сволочи! – стараясь не вздрогнуть всем телом, запричитала мысленно Шаайла. – Они сняли мой отличительный знак вашшуны! Всех, всех импотентами сделаю!»

– Может быть такое, что она сошла с ума и просто отбилась от какой-то общины? – продолжал молодой. – А то и вообще ее выгнали, чтобы молодежь не пугала.

– Все бывает. Но ты посмотри: одета она справно, пусть и не броско. Говорила связно и рассудительно. Разве что ее россказни о мадроньо распылили появившееся к ней уважение. Но! Куда и зачем вдруг атаман заспешил и половину ватаги с собой увел?

– Ну и вопросы у тебя, Траван! Как – куда? В набег! Парочка новых рабов и молодых рабынь никогда не помешает.

– Да? А зачем они нам? К чему так рисковать нашими воинами? Провизии у нас полно, налоги и дань все общины платят, зачем с ними еще и воевать?

– Ну, чтобы нас больше боялись.

– Бред! Они нас и так боятся. Мы в нашем лесу самая значимая и грозная сила. Нас даже гаузы и их мордовороты-валухи не беспокоят. Ты глубже зри, так сказать, в корень. Атаман сказал ее лелеять, мол якобы для спуска на Дно, ну а сам тем временем помчался на край леса за несколькими деревцами мадроньо.

– Да ну!

– Вот тебе и «да ну». У нас они по периметру леса, словно сорный кустарник, растут, а эта блаженная утверждает, что эти деревца невероятной лечебной силой обладают. Вдруг и в самом деле какой секрет имеется. Вот они за мадроньо и помчались.

Продолжительную паузу после раздумья оборвал молодой:

– А зачем нам лечебные силы? Вроде как все здоровые.

– Да ты тупее горного суслика! – рассердился его старший товарищ со звучным именем Траван. – Много у нас детей рождается? Да и из тех половина помирает в первый год. Как мы днем от Ласоча ни прячемся, а оно нас все равно своей радиацией достает. А вдруг какие лечебные силы в мадроньо и скрываются?

– Так мы ягоды с них едим.

– Да, ягоды вкусные и сладкие, но всего лишь лутень в году. И народные знахари основную силу извлекают не из ягод, а из коры, кореньев, а то цвета. Вон как эта страшненькая распиналась: дерево, мол, и легендарное, и священное.

– Какого слизняка она тогда молола, что ищет мадроньо в центре леса? Про них только слепой, глухой и безрукий не знает. Да и того накормить могут ягодами.

– Вот потому и выглядит слишком странной. И еще подумай: вдруг она в наш лес прямо с неба свалилась? Точно так же, как гаузы со своими валухами. И просто не успела до околиц нашей вольницы добраться. Легенды помнишь?

– А-а-а! Что же ты сразу мне не сказал? – обиделся, а то и испугался молодой.

– Да я вот сам только сейчас до этого всего додумался, – признался Траван. – Но если атаман с деревцами вернется, считай, я в точку угадал.

– Но тогда получается, что она и в самом деле какая-то страшная ведьма? И казначей, если бы раньше не стал импотентом, точно бы в него превратился после удара от того медальона?

– Ха! Чтоб ты знал: ведьмам достаточно просто словами проклясть мужика, и он к следующему утру не то что импотентом станет, а от гниющего нутра помрет.

– Ой мамочки! – залепетал молодой. – Может, ее лучше добить? Чего ж мы рядом с такой напастью сидим?

– Потому и сидим, что приказ холить ее да лелеять выполнять будем. Мы-то ей ничего плохого не сделали, а казначею уже давно помирать пора. Ха! Чего дрожишь да кривишься? Если уж так боишься, то отойди подальше. Я ей сейчас сам лицо водой протру да попробую напоить.

– Ну да, тебе бояться нечего, – послышался удаляющийся голос молодого. – С казначеем только жрать да пить можете.

Оставшийся мужчина недовольно покряхтел, укоряя молодых да неразумных. Потом послышался плеск воды, и вскоре влажная тряпка коснулась вначале лба, а потом и щек вашшуны. Наверное, заметив, как пленница не удержалась от вздрагивания, мужчина понял, что она очнулась, и попытался оправдаться:

– Ты на нас, девонька, не сердись. Мы хоть и разбойники, да только людей почем зря тоже не обижаем. Посмеяться да повеселиться завсегда рады, а чтобы вот так, как казначей наш…

Шаайла пошевелила губами, пробуя, как они ее слушаются, и прошептала:

– Эта тварь долго не проживет! Где он сейчас?

– Так вместе с атаманом к околицам подался. Вроде как дело какое-то атаман затеял.

– А мы где? – Она открыла глаза и стала осматриваться.

– В наших пещерах, – с некоторым облегчением перевел дух сидящий обок деревянных полатей мужчина лет пятидесяти. – Они самые лучшие и удобные, и здесь наша ватага обретается. Все остальные общины по краям леса живут, тоже днем в пещерах отсиживаются, а ночью сбором занимаются, урожаи растят да животных разводят.

– Пить! – не попросила, а потребовала. Тотчас была напоена, потом приподнята в полусидячее положение, оперта спиной о подушки и одарена вполне изящным стаканом с чистой водой. Дальше она попивала сама, осматривалась и спрашивала: – И далеко до других общин?

– Часа три, максимум пять быстрого хода, – с готовностью отвечал мужик. – Некоторые и ближе проживают.

А потом, поняв, что вопросы будут продолжаться, сам решил дать общую картину человеческих поселений в данной части этого мира. Тогда как девушка слушала его скороговорку и пыталась понять основы географического расположения.

Сама пещера напоминала скорее отдельный грот иной, более огромной пещеры. И там чего только не просматривалось, освещаемое вполне понятными люменами, ну разве что несколько иного строения и конфигурации. Остовы каких-то повозок, станков, непонятных устройств. Различная мебель и прочие поделки не только из дерева, но и из материала, весьма напоминающего разное по прозрачности стекло. Стояли столы, вполне нормальные и совершенно не похожие на грубые стволы на поверхности. Виднелись приличные лавки и стулья, просматривались железные двухъярусные кровати.

Ну а само повествование было еще интереснее. Во все времена люди бежали из подземных городов, не желая подчиняться поработившим этот мир гаузам и их посредникам, выполняющим распоряжения колонизаторов – здоровенных великанов валухов. Хотя в городах жизнь и была совершенно безопасна, спокойна и размеренна, некоторым борцам казалось этого мало, они мечтали о полной свободе и рвались жить под открытым небом. Именно эти непокорные и убегали в леса, оседали в них, пытаясь жить там в вольных общинах и ватагах.

Вот только в дневное время лучи Ласоча были слишком вредны для людей, вызывали некоторые неизлечимые болезни, а то и вообще могли умертвить. Поэтому и приходилось прятаться в пещерах, а то и в специально вырытых глубоких норах. Как ни странно, но проклятые гаузы не слишком-то и свирепствовали, устраивая облавы на беглецов, а туповатые валухи вообще не решались далеко углубляться в леса. Самодельные луки и тяжелые копья оказывались слишком опасным оружием в условиях партизанской войны.

Ну и понятное дело, разные общины относились друг к другу по-разному. Порой и нападали друг на друга, порой грабили, воровали женщин, скот, иногда забирали собранный урожай. То есть постоянно велась этакая маленькая локальная грызня за ресурсы и лучших самок. Последних, кстати, тоже хватало, потому что из городов сбегали не только мужчины, хватало и молодых девиц, зараженных идеями освобождения от рабства. Ну и понятное дело, самая сильная и полноценно вооруженная община, оккупировав лучшие, центральные пещеры в лесу, навела порядок по своему уразумению: мы вас не бьем и защищаем от других, но за это вы нас кормите, поите и все такое прочее. Более слабым и малочисленным общинам ничего иного и не оставалось, как подчиниться.

Вот так и велось испокон веков, почитай уже четыреста двадцать лет со дня порабощения этого мира гаузами. Большинство живут припеваючи в городах, а глупое меньшинство влачит жалкое существование в лесах и в некоторых горах. Но зато при этом считают себя свободными, а городских обзывают с презрением «пресмыкающимися рабами». Детей в общинах очень мало, срок жизни короткий, так что не вымирают лишь благодаря постоянному притоку недовольных рабов.

Уже и так поняв, что мужчина-сиделка имеет предположения о ее иномирском происхождении, Шаайла стала уточнять:

– И как этот мир называется?

– Да так и называется: мир Груанов.

– А кто такие груаны?

Пришлось разбойнику-долгожителю и про эти уникальные светящиеся симбионты рассказать. При этом он коснулся самого понятия «Дно» довольно подробно, рассказывая, что в городах в основном все сектора и формируются вокруг глубочайших шахт, которые начинаются от Дна и заканчиваются на поверхности холмами-наростами, каждый из которых называется Ирш. На глубины отправляются провинившиеся люди, которые и добывают особо ценные груаны, а потом сдают их гаузам. Практически именно за это поработители и поддерживают, даже развивают человеческую цивилизацию.

Девушка чувствовала себя уже значительно лучше, да и воду ей пить надоело. Но от предложенной еды пока отказалась. Причем она понимала, что сейчас сразу лучше воспользоваться разговорчивостью своего не то охранника, не то знахаря и выпытать как можно больше подробностей. В том числе и по поводу того, какие конкретно планы у разбойников насчет будущего пленницы.

– А что собираются делать со мной?

На это мужчина чистосердечно признался, что не знает, и повторил уже и так подслушанные собственные выводы и рассуждения. Ночной пир закончился после того, как обозленный казначей изрядно попинал странную гостью ногами после продолжительных попыток снять с ее шеи медальон. Вот именно после того, как трофей оказался в руках у атамана и был внимательно рассмотрен, предводитель разбойников допил свой кубок с вином и явил свою волю: «Идем в набег! Заодно осмотрим наши законные вотчины и наведем там порядок!» Через полкара половина ватаги уже скрылась в лесу. По сути, за оставшиеся до рассвета три часа они вполне могли бы добраться до самых ближайших к центру леса зарослей мадроньо. Сейчас был полдень, возвращения своих подельников можно было ждать в середине следующей ночи.

Еще раз уточнять вид и признаки легендарного дерева Шаайла не стала. Если принесут, то и сама посмотрит, а вот о своей судьбе продолжала беспокоиться:

– Ну а почему меня могут на Дно отправить? И каким образом?

Рассказчик немного засомневался, отвечать или нет, но, наткнувшись на гневный взгляд девушки да припомнив, что она, скорее всего, точно ведьма, не стал ничего скрывать:

– Так ведь и от нас есть шахта, ведущая на самое Дно. Узкая и с дорогой для человека только в одну сторону, вниз. Там только одна клеть, и начинает через минуту опускаться сама, как только в ней закрывают человека. Порой ведь и наша братия буянит да бессмысленные убийства совершает, вот и приходится атаману таким способом в узде особо буйных держать. Если проштрафился крупно, то сразу в ту шахту и отправляют. Порой и нескольких заговорщиков, а то и десяток друг за дружкой скидывают.

– Так их ведь там слизняки-тервели сожрут!

– Ну не сразу ведь сожрут. Порой долго живут наши ребятки, да и наверх нам по особой трубе найденных груанов передают.

– Какой смысл им еще и добывать что-то? – поражалась девушка.

– Да простой: кушать-то им и на Дне хочется. Вот мы и сбрасываем им еду. Для этого там какое-то отдельное устройство имеется. Но если три лутеня ни одного груана наверх не доставили, пищу сбрасывать прекращаем. Значит, померли все штрафники. По крайней мере, мне именно так известно. Хотя наш атаман всегда утверждает, что по Дну можно и до городов добраться. А там и дорога наверх есть… Вроде бы. А который добытчик приносит гаузам сразу десяток груанов, то его героем делают, прощают все прежние прегрешения, и в городе он живет словно сыр в масле. А то и в другие миры отправляется жить и работать. Их еще Светозарными начинают называть, за легкое свечение в полной темноте.

Девушка задумалась.

– Постой! А зачем вам или вашему атаману груаны? Ты ведь вроде говорил, что людям они никакой пользы не приносят и даже жемчужиной внутри нельзя полюбоваться, взрывается.

– Верно, все верно, – вздыхая, мялся мужик.

– Неужели такая тайна?

– Да нет, всем известно. Наш атаман на верных людей выход в город имеет, ну а те уже наши груаны за свои трофеи выдают, а потом своими благами да некоторыми секретами с нашей ватагой делятся.

Вашшуна сразу сообразила, что здесь не все так просто, как думает или пытается высветить откровенничающий разбойник. Взять хотя бы освещение: откуда и как сила шуйвов подается? Или те же устройства в шахте, пусть и узкой: почему они так исправно работают долгие века? Да и это само понятие «верных людей» слишком уж попахивает двурушничеством. Если уже завоеватели этого мира не могут справиться с разбойниками и не пытаются выловить всех беглецов, то что это может значить?

Поэтому следующие вопросы она уже задавала по темам.

– Откуда дается сила для этих люменов? Ну тех устройств, что освещают?

– А-а, ламп? Так ведь специальный выход на верхушке нашей шахты имеется. Вот парочка техников и следит за исправностью всей проводки. Нам тут в темноте негоже, а чай, гаузы от малой толики электричества не обеднеют.

– Ну а это все откуда? – Взмах ладошкой в сторону большой пещеры.

– Так, почитай, все века собираем по лесам да по горам. Если что ценное попадается, то атаман в город продает, а остальное в хозяйстве используем, в кузнице перерабатываем.

– Ну а казначей чем заведует?

– Так у него отдельная пещера, куда только ему вход разрешен да атаману. Там все наше ценное общее добро и сберегается.

– Ну а вот когда умрет этот импотент в походе, кто новым казначеем станет?

Вашшуна спросила настолько злобно, что мужчина даже чуток отодвинулся. Уверенности она не имела, но одно из самых жестких проклятий на своего обидчика сбросила. Другой вопрос, успело ли оно к нему приклеиться до перехода в бессознательное положение? Но если приклеилось, к обеду должен умереть. Опять-таки если не отыщется другая вашшуна, умеющая снять проклятие и вовремя спасти умирающее тело.

Ответ разбойника подтвердил некоторые предварительные выводы:

– Ну так ясно кого атаман назначит.

– И как быстро он должен назначить?

– Не сразу, конечно. Ему ведь и в городе это с верными людьми согласовать надо. К ним ведь не каждый тропинку знает, только два человека в нашей ватаге. Атаман да казначей.

– Ладно, с этим разобралась. А что у тебя кроме мяса есть? Мне бы каких фруктов пожевать или овощей мягких. Боюсь, этот ваш покойный казначей сильно мое тело потоптал…

– Сейчас, сейчас.

Фрукты тоже нашлись. Немного и несколько странные для гостьи из иного мира, но вполне приемлемые и сытные. Тем более что обильно переедать не стоило. Пока ела, решила поинтересоваться наличием слабого пола в ватаге:

– А женщины у вас откуда? Все краденые?

– Да нет, таких мало. Некоторых сами отбираем у общин на время, а некоторые… – Мужчина с ностальгией ухмыльнулся. – Некоторые сами приходят. У нас ведь тут мужчины самые здоровые, и только от них можно нормальным ребенком забеременеть. Так что женщин у нас хватает. Ну а как только забеременеет, возвращается обратно в общину. Все довольны, все счастливы!

– Ага! И очень счастливы? – скривилась девушка, словно от лимона, хотя поедаемый нежный плод был скорее приторным. – Детей-то все равно нет?

– Э-эх, если бы! – понеслось на едином выдохе. Но в следующий момент глаза мужчины блеснули надеждой. – О! А мадроньо и в самом деле такое целебное дерево?

Теперь несколько засомневалась в правомочности своих ответов Шаайла. Описание легендарного дерева она знала досконально, но вот рецепты лечебных отваров, вытяжек и настоек, которые тоже сохранились в исторических хрониках, просто не было ни малейшего смысла запоминать. Тем более такие тонкости, как, что и какая именно вытяжка излечивает, в каких дозах принимать и как часто. Для этого следовало смотаться в мир Трех Щитов, попасть в свой монастырь и уже там выписать, вычитать и заучить все, что требуется. Понятное дело, некоторые рецепты смутно отложились в памяти после беглого прочтения, но как истинная целительница, девушка не могла бы себе позволить экспериментировать на людях или раньше времени давать им бессмысленные надежды на выздоровление.

Да и разобраться вначале следовало в причинах местных болезней.

– По легендам, мадроньо – невероятно ценное дерево. Да только, отправляясь на поиск, мне не было смысла заучивать все секреты приготовления лекарств. Вначале следует найти само дерево. Потом я начну его изучать. Одновременно постараюсь выявить первопричину ваших болезней и только потом смогу сказать что-то с уверенностью.

О своих личных умениях целительницы, которыми частенько излечивались немощность мужчин или различные женские заболевания, Шаайла благоразумно пока помалкивала. Мир совершенно новый, дар может не работать с полной силой, а то и вообще видоизмениться под воздействием неизвестных обстоятельств. Вот, к примеру, то же мадроньо: в мире Трех Щитов оно – ископаемая легенда, а здесь его чуть ли не сорняковыми зарослями считают. Только ягоду кушают один лутень в году.

– Опять-таки, – вслух напомнила она, – если это окажется одно и то же дерево.

– Так ведь даже названия сходятся?

– Мало ли что… – Но мысль хоть предварительно осмотреться и прикинуть собственные силы уже закралась в голову вашшуны со всей настойчивостью. – Слушай, Траван, а позови ты своего товарища сюда, – предложила она разбойнику. – Ну того, что за поворотом прячется и нас подслушивает. Хочу как целительница на вас посмотреть и сравнить: чем отличается мужчина-импотент от еще репродуктивной особи.

Мужчина покрутил головой, пожал плечами: мол, а мне-то что? И решительно отправился за молодым коллегой. Можно было себе представить, сколько ему понадобилось сил и умений, чтобы злобным шепотом уговорить упирающегося и страшно боящегося приблизиться к ведьме товарища. Десятина кара прошла, прежде чем оба вернулись к полатям с пленницей и встали с ними рядом. Лица у обоих становились то розовыми, то бледными.

Внутренне посмеиваясь над ними, Шаайла протянула к ним руки пальцами кверху:

– Приставьте свои руки, чтобы ладони наши совмещались, и ваши оставшиеся ладони тоже сложите вместе. У нас получается круг познания. Так я могу рассматривать некоторые сравнительные изменения между больными и здоровыми.

Молодой разбойник поинтересовался сквозь судорожно сжатые зубы:

– А я от него… не заражусь?

– Ну, если вы пьете и едите из одной посуды и до сих пор не заразились, значит, заболевания у вас не инфекционные. Понимаете?

Все-таки слова и некоторые термины обоих миров значительно разнились между собой. Порой приходилось догадываться по смыслу сказанного. Но пациенты целительницу поняли, согласно кивнули и замерли в образованном кругу.

Действие и в самом деле для вашшуны казалось несложным. Тем более что при обучении в монастыре она всегда была лучшей в данной практической дисциплине. В былые времена она подобные медосмотры проводила играючи, быстрее всех, определяя разницу и выискивая болезненные изменения в теле больного. Но сейчас с самого начала исследование пошло кувырком. Оба тела вдруг показались пропитаны какой-то странно вязкой, чернеющей мглой, которая клубилась у них в телах, странно завораживала и вытягивала жизненные силы у самой вашшуны. Причем черной мглы у старшего мужчины оказалось троекратно больше, и в какой-то момент она стала стремительно переливаться из ладони в ладонь и разливаться по телу девушки. Чтобы оторвать свои ладони и откинуться на спину, Шаайла потратила свои последние силы. Стало вдруг муторно на душе, появилась тошнота, прилив крови в голову бросил все тело в такой жар, что сопротивляться беспамятству сил не осталось.

Очнулась она, по собственным внутренним часам, через очень большое время. Ощутила вокруг себя все ту же самую пещеру и прислушалась к почти полной тишине. На этот раз рядом никто не переговаривался, но откуда-то издалека неслись отдаленные шумы громкого пира.

«Неужели опять ночь и разбойники вновь веселятся на своей поляне? Может, они про меня забыли и есть прекрасная возможность сбежать?»

Но открывать глаза или шевелиться она не спешила. Первым делом постаралась просмотреть собственное тело и подсчитать собственные силы. А сил-то почти и не было! Наверняка все они ушли на искоренение из тела той самой черной мглы, которая влилась в ее тело от пожилого мужчины. Попытки вспомнить его имя удались: Траван. Как раз выталкивались из тела последние капельки довольно странной магической субстанции, полученной от этого мужчины. «А ведь молодой товарищ Травана оказался прав! При некоторых обстоятельствах накопленной в старом теле гадостью можно и заразиться. Причем не просто заразиться, а умереть при неосторожном вливании. Видимо, нечто подобное иногда спонтанно случалось, вот и недоверие у людей остается к любому лечению. Ладно, хоть сил и не осталось, бежать будет сложно, но осмотреться все-таки надо».

И стала осторожно открывать глаза. Увы, не спускающих с нее глаз соглядатаев обмануть не удалось. Да и сидели они как мышки не в ногах, а в головах пленной девушки и сразу заметили приоткрывшиеся веки. Видимо, эти женщины знали, что делают, и не раз оставались следить за пленницами.

– Очнулась! – с удовлетворением констатировала одна из них и встала на ноги. – Я за атаманом, а ты пока присмотри за ней!

И умчалась, тогда как ее товарка, утомившаяся сидеть тихо и недвижимо, стала интенсивно разминаться рядом с полатями, показывая чуть ли не боевую выучку и сноровку хорошо тренированного воина.

– Да ты молодец! – не удержалась вашшуна от похвалы. – Отлично владеешь телом. Приятно посмотреть.

Молодая женщина лет тридцати на вид скорбно усмехнулась:

– Иначе никак! Не буду стройной и красивой – самца здорового больше ничем к себе не заманю в постель. А я еще одного ребенка хочу.

– И как?

– А что «как»? С твоим появлением мои надежды окрепли.

– Да? А сколько я пролежала? Уже ночь?

– Ха! Ты провалялась полдня, потом ночь, потом день и половину сегодняшней ночи. Уже опасались, что ты не выживешь.

«Кошмар! Это я около полутора суток провалялась! – мысленно запаниковала Шаайла. – Вот она какая страшная, эта черная мгла! Могла ведь и в самом деле умереть, если бы контакт не оборвала».

В этом контексте особенно стали интересны ранее произнесенные слова:

– Ты сказала, что твои надежды окрепли? Почему?

– Как же! На тебя теперь вся ватага молиться готова. Теперь уже никто не сомневается, что ты великая целительница и послана нам божественными предками для поправки нашего здоровья.

Женщина стала делать прыжки на месте, вскидывая ладони вверх, и вашшуне пришлось поторопить ее с объяснениями:

– По той причине, что умер казначей?

– Тоже важная причина, но не настолько. Этому лысому садисту и так уже недолго оставалось воздух портить.

– Есть иная причина?

– Конечно! Все потому, что ты вылечила Травана!

– Неужели?

– Неизвестно, сможет ли он делать детей, но уже вторую ночь он усердствует с некоторыми женщинами, словно молодой кобель. Даже на полянку поднимается, только чтобы перекусить да похвастаться. – Женщина прекратила свою разминку и не смогла удержать на лице довольную улыбку. – Меня он потащил в постель одной из первых, так что, если я понесу от него, буду благодарна тебе до конца жизни. Да и в нашей общине тебя всегда примут с распростертыми объятиями. Ну а если ты еще и всех можешь вылечить…

– Нет! – замотала Шаайла в испуге головой. – Это очень трудно! Я вон только немного Травана подлечила и при этом чуть сама не умерла.

– Мм… Трудно? Хм! Тогда я тебе не завидую. На тебя уже такие виды… – Она оглянулась на большую пещеру, откуда уже доносился топот. После чего скривилась и явно посочувствовала: – Особенно у нашего атамана большие проблемы. Он еще что-то может, еле-еле, но не больше. Да и то раз в рудню, не чаще.

А тут и атаман появился. Высокий, довольно видный красавец лет сорока – сорока двух на вид. Сильный, уверенный в себе, с вьющимися, кудрявыми волосами до плеч, он легко мог разбить не одно женское сердечко. Вот только если у него и в самом деле имелись проблемы со здоровьем, сразу становились понятны та глубокая печаль в его глазах и скорбно опущенные уголки губ.

Войдя в пещерку, атаман только одним жестом отправил вон как одну, так и вторую сопровождающую его женщину. Потом уселся рядом с полатями, протянул руки ладонями вперед к пленнице и заговорил сочным, приятным баритоном:

– Мне уже Траван все рассказал. Я верю тебе и сделаю самой счастливой в этом мире. Только вылечи меня. Ну, поторопись!

– Я не могу. У меня нет сил. Да и я сама могу умереть при таком лечении, – сжалась от непроизвольного страха вашшуна. – Надо подождать, посмотреть…

Только вот звереющий на глазах красавец мужчина ни ждать, ни смотреть не собирался.

– Лечи! Немедленно! Иначе я тебя прямо здесь растерзаю на мелкие клочки!

Страх у пленницы сменился откровенным удивлением:

– Неужели тебя ничему не научила судьба твоего казначея?

И в следующий момент поняла: нет, ничему не научила. А скорее всего, статный красавец уже так обозлился на жизнь, что решил – ему терять нечего. Или пойманная ведьма его излечит, или…

Глава девятая

И кого же я упокоил?

Наверняка в криминогенной среде этого странного мира никогда и не существовало такого понятия, как «залечь на дно». Потому что Дно у всех ассоциировалось только со смертью и преждевременной гибелью. Это мнение не могли развенчать даже те жалкие единицы Светозарных, которые выбирались на поверхность героями и считались обеспеченными до конца своей, довольно продолжительной жизни (ранняя смерть моего конкурента-художника явно смотрелась исключением из общего правила). Так что ничего хорошего меня не ожидало.

Уж на что поставной считался оптимистом да добряком, но и он, когда мы уселись в камере за совсем по-иному накрытым столом, нешуточно загрустил. Правда, не по той причине, что вдруг меня полюбил или проникся ко мне искренней симпатией. Его практицизм и расчет и здесь не слишком давали простор дружбе, подвижничеству и состраданию. Ему очень жаль было потерять такого талантливого, можно сказать, уникального живописца. Теперь он уже не сомневался в победе своего сектора по сумме всех конкурсов, а вот что будет на следующих соревнованиях?

– Проиграем мы, – уже заранее плакался он, не глядя на меня и с опаской ковыряясь вилкой в принесенной специально для него фарфоровой тарелке.

Складывалось впечатление, что он не так боится отравиться вновь замененной пищей, как заранее тосковал над своими разбитыми в прах честолюбивыми мечтами. Кстати, старшина Борей потому и отсутствовал, что занимался первым допросом молодого повара, который поддался на соблазнительные поцелуи Ксаны и потворствовал косвенно подсыпке яда в мою пищу. Сейчас мой первый щит справился со всеми последствиями отравления и теперь наверстывал потраченные при лечении силы. Мало того, представив себе, что вскоре я, по всем наметкам, буду страшно голодать, я оказался охвачен эпидемией обжорства и старался наесться впрок.

Но если уж быть до конца честным, то эпидемия захватила контроль полностью над моим телом, а вот сознание частично не столько сопротивлялось, сколько пыталось лихорадочно отыскать выход из этого положения. Поэтому, когда у меня не был набит рот, я старался не молчать, а спрашивать:

– И что, никак не удастся меня отмазать?

– Самое лучшее – если барону не удастся уговорить гаузов тебя казнить.

– Что тут лучшего, если на Дне не выживают?

– Вот и я говорю: проиграем мы.

И столько безысходности было в голосе гиганта, что я стал выходить из себя и метаться сознанием по разным углам:

– Не проиграет наш сектор!

– Почему это?..

– К следующему разу я еще лучше картины нарисую!

– Э-э-э?

– А что для этого надо?

– Что? – недоумевал поставной.

– Только одно: чтобы я как можно быстрее вернулся наверх с десятком груанов. Верно? Идем дальше! А для этого что надо? Мне срочно нужны все данные про Дно, все детали выживания, каждая полезная история и полная информационная экипировка. Еще лучше, если со мной срочно побеседует и ответит на вопросы один из Светозарных.

– Ха! Да я даже не знал, что один из них живет в нашем городе! – Сергий непроизвольно оглянулся на недавно отмытую работниками управы решетку и поправился: – Жил. – Потом покосился с уважением на меня. – И все равно никак не пойму, как ты его головешку так расквасил?

Я пожал плечами, запивая соком кусище вязкого сыра:

– Сам удивляюсь. Наверное, отличную скорость мы с ним набрали, вот ему и не повезло.

– Ну не скажи.

– А что тут не так?

Теперь плечами пожал поставной. Немного подумал и пробормотал:

– Ладно, пусть это тебе будет той самой информацией, что так необходима для выживания. Об этом сильно не распространяются в народе, да и не все поставные об этом знают даже, но ведь Светозарные – это уже совсем иные люди, отличные от прежних.

– Ну да, они ведь светятся!

– Это несколько иная тема.

– Неужели им меняют или пересаживают чужое сознание? – изумился я, чуть не подавившись.

– Нет! Они остаются теми же, порой живут со своими же семьями и заботятся о своих детях, но вот только лишь характер меняется кардинально. Они делаются честными, справедливыми, стремятся к науке и самосовершенствованию. То есть как бы становятся гораздо цивилизованнее, образованнее, интеллигентнее.

– Ага! Вот только недавно один такой интеллигент пытался мне голову отрезать! – проворчал я. – Какая же это справедливость? И где его честность?

Сергий покачал головой и неожиданно спросил:

– А то ты не знаешь, какие глупости совершают влюбленные идиоты? Оказывается, Ксана к нему уже два лутеня хаживала и умудрялась держать это все в секрете. Наверное, понимала, что я ее могу в порыве ревности зашибить с одного удара. Ну и с ним подличала, крутила им, как только хотела. А тут ты. Она на тебя и взъелась! Прибежала к нему вся в соплях и в грязном после секса покрывале. Так и получилось, что наша с тобой общая вина только на тебя пала тенью. Он и потерял рассудок. А потом еще и картину увидел, окончательно свихнулся от двойной ревности. Как же, он лучшим академиком в нашем городе считался. Шажка до заслуженного не хватало. Ну как тут не зарежешь?

– М-да! – вынужден был я согласиться. – Судьи рассудили ясно: гости к драке не причастны. Убийство совершено в состоянии аффекта. Виновных нет. Но так как наказать кого-то надо, меня пускают на Дно. Апофеоз справедливости!

– Ты не ерничай! – осадил меня поставной. – Я ведь еще не порассказал, что на самом деле представляют из себя Светозарные. Именно поэтому барон и выдал такое наказание и просит разрешение тебя казнить. Я уже не вспоминаю основательную порчу Ловчего, такого в истории просто не существует: человек победил стального монстра. Этот твой грешок просто теряется на фоне другого поступка. Ибо про убийство Светозарного тоже ни разу нигде не упоминается. А знаешь почему? Да потому что считается: их убить невозможно.

– Иди ты… – вылетело у меня грубое словосочетание вместе с отвалившейся челюстью.

Хорошо, что больше двух слов не сказал, остальные успел остановить. Все-таки не со сверстником в подворотне общаюсь.

Но и за эти два слова мой собеседник слегка обиделся.

– Сам ты иди! – После чего отпил вина прямо из глиняной бутылки, крякнул и покладисто продолжил: – Откровенно признаюсь: с таким героем и мне не справиться.

Я уже просто молчал, тупо засунув себе в рот кусище мяса. Ну разве что вопросительно замычал. Получилось примерно следующее: «Ты-ы-ы-ы?!»

– Да! Я! Насколько мне известно, такого выходца со Дна и валух убить не сможет. Будет его от себя отбивать кулаками, отшвыривать ногами, просто душить или ломать кости и… проиграет. Светозарный выкрутится, покусает его кулаки, отобьет ему ноги, вырвет ноздри и выколупает глаза, а напоследок свернет шею. И не смотри на меня так. Именно так мне рассказал о подобной стычке один очень информированный человек. Причем учти: тому Светозарному за убийство валуха ничего не сделали. Так и дальше проживает в своем городе. Вроде даже знаменитым профессором стал, в академии преподает.

– Эпическая гайка! – вырвалось у меня. – Так они живучее, чем гаузы?

Глаза поставного уставились на меня с подозрением.

– С чего это у тебя такое мнение о высокой живучести гаузов?

– Ну как же! – спешно соображал я, как выкрутиться. – Меня с детства родители убеждали, что они бессмертны, и сама мысль о причинении им вреда влечет за собой тяжелое наказание.

– Хм, правильно воспитывали, – успокоился, а может, только притворился, что успокоился, мой опытный и умнейший собеседник. – Тяжелым копьем, брошенным в упор, гауза убить можно. Да и не только таким способом, частенько встречаются идиоты, пытающиеся повредить хоть одного нашего иномирского покровителя различными изуверскими способами. А вот в Светозарного копьем не попадешь, хоть со спины кидай, хоть сбоку. Обязательно вывернется или отскочит. Будто бы у него глаза на ушах и на затылке. Подобные наблюдения имеются уже при контактах с теми героями, которые подались в военные.

Очень мне захотелось в тот момент спросить: а что ж это за военные такие, с кем они воюют и где они обретаются? Но и так моя легенда с побегом из города Пловареша трещала по всем швам. Больше интересовали магические способности Светозарных. Примерно так же вели себя во время ближнего боя трехщитные. Те тоже от ударов меча уходили играючи, от броска копья уклонялись со смешком, порой и стрелу, пущенную в упор, или отклоняли силой, или свой корпус отводили в сторону. Хуже дело у них обстояло с защитой от стрел, пущенных издалека, они просто не чувствовали самого намерения противника убить, поэтому и не реагировали как следует без визуального контакта. И уж совсем беззащитными можно было считать обладателей трех щитов при стрельбе по ним из арбалета. Уж в этом деле равных мне специалистов не было. Вон мы с Леней сколько среди людоедов этих магов выбили. Душа радуется, как вспомню.

Но в данном случае получалось, что, побывав на Дне, а также собрав десяток груанов, человек получал при этом магические силы если уж не трехщитного, то как минимум обладателя двух щитов. Даже такого убить – невероятное дело. Помню ведь отлично, как при сражениях за форт Уставной в царстве Трилистье меня прикрывал от падающих камней и летящих стрел тамошний целитель. Я только диву давался силе и умениям этого тщедушного на вид двухщитного. И ведь несколько часов тот на стене рядом со мной продержался, хватило сил!

Поэтому меня дико заинтересовали в этом отношении сам процесс поиска груанов и последующее их употребление. Все-таки они светятся, сияют, фосфоресцируют не только в темноте, и вот из трупа подобное сияние не так давно было заметно даже при электрическом освещении. Если провести сравнение первого щита и груана, то некое сходство просматривается сразу: симбионты, светятся, любят сожительствовать с другими существами, стараются придать своему носителю больше сил и развить выносливость. Да и само рождение, происхождение и существование иначе чем магическими не назовешь.

И вдруг такое в этом мире тоже возможно: человек отыскивает груан, и тот к нему прирастает? Или, чего от голода не бывает, человек съедает груан, и тот приживляется у него к стенкам желудка, как прижился во мне мой первый щит? Может, и еще какая система единения симбионтов существует, но некое магическое действо сразу просматривается.

Вот на эту тему я и стал задавать вопросы:

– Груаны приживаются на хищных слизняках. А на человеке?

– Никогда!

– Ну а если груан проглотить?

Поставной рассмеялся:

– Наверное, у всех дураков мысли одинаково работают. Были такие случаи, и не раз. Но во-первых, устрица довольно большая, проглотить ее очень проблематично. Во-вторых, при лишнем сжатии в гортани или в пищеводе хрупкие створки разрушаются, и в следующий момент человека разносит изнутри взрывом. Ну и в-третьих: если устрица таки попадает в желудок, то там на нее набрасываются желудочные соки, которые слишком активны и… Ты уже догадался? Все тот же взрыв. Разве что чуток попозже, через полкара примерно.

– Но отчего тогда герои становятся Светозарными и начинают светиться?

– Да тут все сходятся в едином мнении: само обладание сразу десятью груанами, пусть и недолгое время, создает вокруг человека определенное защитное поле, которое и поддерживает его, защищает, улучшает его и модифицирует потом до конца оставшейся жизни. Кстати, они ведь легко после обретения новых возможностей переносят жесткие лучи нашего Ласоча.

Я продолжал развивать свои идеи дальше:

– Хорошо, представим, такой вот герой вернулся, стал почти бессмертным и самым ловким, умным и честным. Но были случаи их повторного посещения Дна?

– Нет. Никогда! – последовал твердый ответ. – Да и зачем им это?

– Ну просто представим такую картинку, что человек опять, уже пользуясь своими новыми силами, наловил и насобирал десяток груанов, разместил их в специальных коробочках на теле и просто решил посмотреть, как оно пойдет дальше. То есть станет ли он жить с такими трофеями, преследуя цель еще более увеличить собственные силы? Что с ним будет?

– Такое тоже невозможно. Любой груан в городах или на поверхности сразу фиксируется устройствами гаузов. Да и любой спуск-подъем на глубинном лифте не просто фиксируется, а невозможен без разрешающего сигнала от корабля гаузов.

«Ну вот, теперь мне становится понятно, где эти гаузы обитают: на собственном корабле. Скорее всего, он висит на орбите этого мира. Пришельцы из космоса. И никакие они значки для перехода между мирами не используют».

Подобная догадка у меня витала в голове уже давно, но теперь она получила точное подтверждение. Теперь следовало выяснить сам процесс связи Ирша с Дном:

– А как ты узнаешь, что кто-то внизу из принудительного войска насобирал десяток груанов и требует выхода на поверхность?

– Для этого герой заходит в открывшийся для него лифт в виде клети. Там его сканируют устройства в стенах, обнаруживают наличие трофеев, и тут же лифт закрывается. Это я к тому, что бывали случаи нападения остальных охотников с целью вырвать трофеи для себя. Потом ко мне в кабинет поступает специальный сигнал, который я передаю на устройство гаузов. Мне в ответ приходит разрешение, я запускаю лифт на подъем, а сам бегу организовывать встречу и передачу трофеев.

– Как все сложно.

– Но меня удивляет другое… – Сергий развернулся ко мне всем корпусом и впился в меня колючим взглядом: – Почему ты не удивился при слове «корабль»?

– Что здесь такого? Ты ведь сам сказал.

– Ты и в самом деле… ух, как странный!.. Потому что никто, даже такие, как я, не знают о кораблях. Это огромная тайна. Все думают, что гаузы и валухи выпадают из облаков. Самые образованные считают, что те живут и плодятся на лунах. Те, что убывают на работы в иные миры, даже умирая, не скажут о кораблях, они бают только о каком-то молниеносном переходе. А ты вот совсем не удивился. Почему? И никак не отреагировал при словах «сканер», «лифт», «переговорное устройство».

М-да! Это не Ксана. Такому рот хамством или в приказном порядке не заткнешь, и он на раскрутке пойманных на лжи преступников не одну собаку съел. Скорее всего, сейчас начнется допрос с пристрастием, а у меня в ответ ничего, кроме наглости да бесшабашности, нет. Значит, на них и будем строить свою защиту.

– Чему тут удивляться? Знаешь ты, знаю я, значит, обязательно и третий отыщется. Не так ли?

Поставной нахмурился и слишком многозначительно пошевелил своими необъятными плечищами. Словно примерялся, как меня сподручнее схватить и быстрее голову оторвать.

– Хватит выкручиваться! Называй точный адрес своего проживания в Пловареше и настоящее имя. Свое и своих родителей. Быстро!

Как это ни странно, но его колючий взгляд я выдержал нормально и глаз не отвел.

– А вот не скажу! – сказал, словно сам бросился в холодняк.

– Почему? – даже как-то растерялся босс данного сектора.

– Да потому что домой ты меня к родителям все равно не вернешь. А самое жуткое наказание за это? Правильно: попасть на Дно! Так я и так туда скоро отправлюсь. И если попаду туда слабовооруженный и неподготовленный, то назад не вернусь, картины тебе не нарисую, и наш родной, любимый сектор опять проиграет соседям по всем статьям.

Упоминание о грядущем проигрыше немного расслабило Сергия, но свои пудовые кулаки он не разжал. Наоборот: словно приготовил для удара.

– Ты можешь из этой камеры и не выйти живым!..

– Ну и что? – продолжал я бравировать напропалую. – А если вдруг гаузы решат меня казнить показательно и с размахом? Кого ты подставишь вместо меня? Сам отправишься? А ведь валухи такие, виноватого долго искать не станут!

– Подобного никогда не случалось! – набычился все еще готовый атаковать поставной.

На что я пожал плечами и изрек с философским спокойствием:

– Все когда-то случается в первый раз. Тем более ты ведь и сам заметил: все, что вокруг меня, – все впервые. Вначале Ловчий, потом грядущая победа на конкурсе (а что, я и в самом деле считал, что мои картины победят), затем глупая гибель ревнивого Светозарного… О! А судя по тому, как ты на меня сейчас смотришь, то ты впервые познакомился с человеком, который так много съедает. Верно?

Наверняка в данный момент мой собеседник смотрел на меня с совсем иными намерениями, но мое утверждение и вопрос его сильно отвлекли и сбили с мыслей. Он рассеянно оглядел стол с мизерными объедками и окончательно удостоверился в моей необычности в виде несдержанного восклицания:

– Ну ты и жрешь! Куда оно в тебя лезет?

– А это я за пятнадцать дней съел! – заявил я, указывая большим пальцем на уже пустующий мольберт. – Потому что именно за такой срок можно нарисовать подобную картину. Или ты раньше слышал о таком, что красками получится написать подобный шедевр за несколько часов?

Новое направление мыслей заставило поставного наморщить лоб. Все правильно, пусть думает над тем, что выгодно мне, а не пытается загнать меня в угол своими неудобными вопросами. Чем бы его еще озаботить?

– А вот скажи мне честно: ты с гаузами с глазу на глаз общаешься?

– Нет! – поспешно ответил здоровяк, и я сразу понял, что он соврал.

Потому и продолжил с настойчивостью:

– Ну а как они тогда тебя выбрали на этот пост?

Кажется, поставной мысленно посчитал до десяти, чтобы успокоиться, или что-то в этом духе. Потому что задержал дыхание, а потом сделал длинный выдох. Наверное, сумел понять, что я его специально увожу от неприятной мне темы. Вот только вряд ли он уловил конкретно, от какой темы я ускользаю.

– На чем мы остановились?

– Ты собирался поискать мне для беседы Светозарного. Еще лучше по этой теме опросить гаузов. Наверняка у них много материалов накопилось. Да и вообще, лучше предоставить им все сегодняшние события не как мое наказание, а как некий научный эксперимент, который ты проводишь со своим избранным воином. То есть ты заявляешь, что отправляешь меня на Дно целенаправленно, а я соглашаюсь туда идти добровольно.

– Что за чушь?!

– Зато какой эффект будет, если я вернусь не только с десятком груанов, но и с ответами на те конкретные вопросы, на которые даже гаузы не знают ответов. Я почему-то уверен, что таких вопросов у них предостаточно.

Взгляд Сергия стал совсем иным, а я старался и дальше развивать и в самом деле несколько абсурдную, возможно, что и несвоевременную тему:

– Также я уверен, что всесильные гаузы не могут по многим причинам отправить на Дно свои хитроумные устройства, тех же Ловчих к примеру. Как не могут, хотя очень бы хотели, послать повторно на Дно организованный отряд Светозарных. Ну а каждому преступнику, которому только грозит отправка в принудительное войско, давать должные инструкции вроде как не с руки, уголовники все-таки. Вот тут и получается парадокс, антагонизм интересов: и хочется, и колется, и мамка не велит!

– Чья мамка?..

– Известно чья! Гаузов! Или ты думаешь, что у них матерей не бывает?

Я шутил. Особенно по поводу матерей. Скорее все это к слову пришлось. Но к перекошенному лицу поставного следовало присмотреться со всем тщанием. Он еще и прошипел с каким-то страхом:

– А кто тебе про них сказал?

И я понял, что, ткнув пальцем в небо, уловил принцип размножения колонизаторов этого мира.

– Да просто сам догадался. Ну не могут летающие шарики размножаться, как люди. Скорее всего, они либо делятся почкованием, либо одна большая или несколько маток высиживают из яиц, икринок или чего-то подобного.

– О-о-о! Да ты и в самом деле академик. Вернее, академик над заслуженными академиками. В Пловареше такого жителя по умолчанию быть не может.

– Ха! Почему бы и нет? Как сказал один древний мыслитель: «Невероятно много выражений, неведомых старейшим мудрецам!» Знать все не под силу даже гаузам.

Я бы еще выдал несколько философских притчей, да больше меня мой благодетель слушать не стал.

– Пойду узнаю, казнить тебя будут или…

Решетку за собой он не просто тщательно запер, но еще и тщательно подергал замок, проверяя, что тот, часом, не раскроется. Видимо, стал опасаться по поводу действенности мер для моего удержания. Если уж я Ловчего повредил да местного героя упокоил, то что для меня из тюрьмы сбежать?

«И правильно опасается! – злорадствовал я, поспешно засовывая в рот последний кусок мяса, вставая после этого и направляясь к решетке. – Скорее всего, и в самом деле пришла пора делать отсюда ноги! Чем быстрее, тем лучше. Об этом городе я уже знаю достаточно после лекций словоохотливой девицы, чтобы затеряться на его окраинах. Главное, из управы выйти да подальше от нее убраться… Опа!»

Прислонив лицо к решетке, я выглянул в коридор и опупел: там сидели на лавке сразу два молодца, строгих с лица. То ли дозорные, то исполнители, поди разберись в их пестрых нашивках. И у каждого в руках тяжеловесная дубинка. Не удивлюсь, если из специальной резины.

«А ведь босс-гамадрил-орангутанг умнее меня оказался! Сразу понял, что сбежать я в любом случае попытаюсь. Эх! – схватился я за голову от отчаяния. – С раннего утра надо было бежать, пока еще все спали. Связал бы эту несносную Ксану, кляп в рот, да ноги в руки. Уже бы давно отсиживался на окраине, в заброшенном доме, а то и долбил бы гранитные блоки, пытаясь выбраться наверх по воздуховодам. Так ведь нет, возжелал богемной жизни живописца! Вот и получите, распишитесь!»

Понятное дело, что ковыряться в замке на виду у соглядатаев – дело пустое и бессмысленное. В лучшем случае сами дубинками по пальцам проедутся, в худшем – прибежит взбешенный поставной и лично мне пальцы на руках поломает… на всякий случай.

Вернувшись за стол, я машинально подхватил в руки какие-то остатки пиршества и отправился к окну полюбоваться хоть напоследок на свободу. Словно мне назло, наблюдаемый мной кусок улицы будто вымер. А те несколько прохожих, которых удалось заметить, отличались разнообразием, как мои подружки-близняшки Катя и Вера. Проторчав бессмысленно у окошка минут десять и пережевав жалкие объедки, понял, что моя деятельная натура, а вернее, первый щит во внутренностях этой натуры не даст мне спокойно насладиться последними часами, а то и минутами сомнительной свободы. Дурные мысли водили в голове хороводы, запоздалые укоры травили сознание, а бессмысленные варианты благоприятных ситуаций только злили и раздражали. Хотелось куда-то мчаться, что-то рушить, крошить, кого-то душить и с кем-то яростно ругаться.

Хорошо, что здравый смысл все-таки возобладал. Но самое главное, мой взгляд наткнулся на мольберт у кроватей, стоящих от входа с левой стороны. Там так и стояло полотно, на котором я пытался сделать некие наброски на тему «Фантазия». Видимо, художник – это все-таки не дар и не призвание, а самая настоящая болезнь. Болезнь, разрушающая мозг и убивающая здравый рассудок. Даже мое славное тело, непомерно усиленное первым щитом и наращенными мышцами, не стало сопротивляться творческому порыву.

Дальше я осознавал себя какими-то фрагментами.

Вот я стою у холста и рассматриваю прежние наброски. Вот, лихорадочно и резко водя карандашом, что-то меняю, добавляю, выделяю. А вот уже и краски пошли в ход. Сразу за ними начались прикосновения ладоней к уже полуготовым фрагментам.

Кстати, именно эти движения отвлекли второй поток сознания от работы новыми размышлениями: «И пусть тот же Ястреб, патриарх монахов, усомнится, что это не одно из моих новых умений, сродни “маленьким гадостям”, или как он их научно называл: тринитарные всплески. Кстати, надо будет продумать, не могу ли я подобную “гадость” использовать в бою? Например: дотронулся до противника, а у того кожа на солидном участке руки или плеча сразу и высохла до состояния румяной корочки. Здорово? Ему-то, конечно, совсем не здорово, но как по мне – то феноменально! Другой вопрос, что надо будет срочно на ком-то опробовать подобное умение… – И тут же сам себя осадил: – Садистом становлюсь. Зроаков тут нет, кречей тоже. Самая главная сволочь – Ксана, но наверняка она уже кормит собой слизней на Дне. Вряд ли кого мне в ближайшее время удастся пригласить на эксперимент. Или попробовать при побеге? Да вроде как людей жалко. Ничего плохого ни дозорные, ни исполнители мне не сделали. Старшина тем более. Поставной? Так у него служба такая, и он хорошо ко мне относится… О! А свои остальные попытки по наработке тринитарных всплесков… Надо бы возобновлять и прогонять мысленно все действия чуть ли не ежечасно. Вдруг у меня в этом мире благодаря радиации и эти умения заработали? Ну-ка, ну-ка…»

Понятное дело, что большинство «маленьких гадостей» тоже требовали для своей отработки живого противника. Но еще Ястреб мне доказывал, что тренироваться следует на всем: на сухом листике, на пламени свечи, на свисающей паутинке. Между прочим, в этом мире я не заметил ни паука, ни паутины. Ни мух, ни комаров. Про стрекоз и пчел и говорить не стоит: сколько я там был на поверхности? Но видимо, для подобных насекомых Ласоч не оставлял шансов для выживания. Искоренял, так сказать, все попытки насекомых развивать свою эволюцию.

Так что я тренировался на свисающей с койки второго яруса нитке. Подшивка одеяла растрепалась, вот нитка и свисала. Нанесу слой краски, прикрою его ладонью для подсушки и стрельну взглядом по нитке. Затем опять возвращаюсь к работе и накапливаю тем временем очередную порцию тринитарного всплеска. В данный момент: умения шевелить ушами противника. Я его еще мысленно назвал более шутливо: «Замри, рогоносец!» Вспоминаю, что там и где надо ухватить в теле, стараюсь это поднять из себя или выкатить и… Бам!

Мне совсем не показалось! Нитка не шелохнулась, а вот железо кровати не то скрипнуло, не то зазвенело от непонятного удара. Даже не удара, а скорее так, соприкосновения. Или это мне померещилось, и звук донесся из коридора?

Чего переживать, если можно еще раз проверить.

Новая концентрация, накопление силы, подхват, бросок… Ха! А ведь что-то такое есть! Только вот еще бы самому понять, что именно и какой с этого толк?

Вот так я с полчаса и отвлекался от пустопорожнего метания по камере и панических мыслей: то рисую, то развлекаюсь со своим умением. Раза три-четыре попробую шевеление ушами, а потом раз на выбор любое иное, какое только в голову взбредет. Иные не получались, а вот «Замри, рогоносец!» получалось с каждым разом все звучнее и резче.

«Что-то мне мерещится, что я этот всплеск видоизменил, – терзался я вполне обоснованными сомнениями. – Кажется, у меня стал получаться банальный щелбан. Причем по нитке он недейственен, а по железу проходит. Ну и какой мне толк будет с такой “гадости”? Ну дам я щелбан зроаку по его шлему? Так он даже не почешется, гад! Вот если бы мой посыл силы был по мощности равен пущенному из арбалета болту! О-о! Тогда бы я хоть сию минуту мог возвращаться в Борнавские долины и добивать остатки людоедов. М-да! Мечтать не вредно. Но тренироваться надо».

Тут мне и пришла в голову мысль взглянуть на точку моего действа. То есть как раз на тот отрезок рамы кровати, перед которым свисала тоненькая ниточка. С трудом оторвавшись от своего основного творчества, поспешил к кровати, небрежно сдвинул нитку и коснулся железа пальцами. Пощупать хотел, словно ткань добротного костюма.

Лопух! В следующие секунды я прыгал на месте, старался сдавленно удержать непроизвольный вскрик и хватался обожженными пальцами за мочку уха. Хорошо, что не языком полез пробовать! Металл в том месте был раскален так, что я подивился, почему он не светится. Мало того, присев на нижнюю кровать, я рассмотрел внутреннюю сторону рамы и поразился еще больше: там во всех направлениях змеились маленькие трещинки. Да и сама сталь, словно на дрожжах, подвспухла изнутри.

«Ай да “щелбан”! – Настроение у меня почему-то улучшилось, стало почти ликующим. – Да это получше, чем шевеление ушами! Или на живом теле оно все иначе получится? Загвоздка! Теперь ведь и не попробуешь ни на ком. Раньше я на Шаайле пробовал, и вроде как ничего страшного: ну шевельнулись бы у нее уши, она бы непроизвольно за них ухватилась, и я бы понял, что мое умение проснулось. А что теперь? Я над ней приколоться захочу, а у нее голова лопнет! Нехорошо-с!»

То есть мне придется и дальше то ли врагов искать, то ли на каких несчастных животных проводить эксперименты. Но ведь и с железом вон оно как здорово получается! А что, если попробовать поиграть с замком?

Задумано – сделано! Ну а чтобы снять с себя хоть часть подозрений в случае чего, я вернулся к работе за мольбертом и стал довольно громко напевать свои любимые песни. Слова, конечно, я бубнил нечетко, еще не хватало в этом мире наши русские песни распевать, но вот мотив со своим новым голосом старался выдерживать на должном уровне. Не знаю, как оно слышалось со стороны, но заметил, как несколько раз соглядатаи заглянули в камеру с интересом. Но, замечая, что я интенсивно тружусь за мольбертом и напеваю вполне радостно и беззаботно, возвращались на свое место.

А я совмещал приятное с полезным. В момент отправки «щелбана» значительно повышал голос, и легкого треска никто не мог услышать. Расстояние до замка было на метр большее, чем при прежней пристрелке, но это меня только раззадоривало. Процесс пошел!

Глава десятая

Саботаж

Время шло, картину я почти завершил, и к тому же издеваться над замком мне просто надоело. Тем более что с моим зрением сумел хорошо рассмотреть, что замок несколько деформировался и чуточку почернел. От перегрева, что ли?

Поэтому стал практиковать одну из иных «маленьких гадостей» – она называлась «сквознячок» и создавала на расстоянии довольно маленький, но вертлявый буравчик. Когда патриарх Ястреб объяснял мне суть этого тринитарного всплеска, то утверждал, что им очень удобно на расстоянии гасить, например, свечу. Или незаметно «дунуть» тому же противнику в ухо. Мелочь – а в поединке и это отвлекает.

Что самое интересное, сквознячок-буравчик у меня получился уже с десятой попытки. Используемая в качестве объекта все та же висящая нить резко качнулась в сторону, словно на нее кто-то дунул. Тотчас в мои напевы закралась строчка: «По просторам бродит ве-е-тер». И еще через парочку проб я перенес свои усилия с нитки на замок. Уж слишком я опасался, что сейчас вдруг появится старшина Борей, начнет открывать замок и останется с обожженными пальцами.

Но прошло еще полкара, мне надоело и это занятие, и я весь сосредоточился на завершении моей картины «Фантазия». Причем оказалось, что и сосредоточиваться не на чем: надо или все переделывать заново, или оставить как есть. Разве только мелькнувшая мысль о подписи на полотне опять разбудила во мне противное чувство неудовлетворения собой. Ведь и на остальных картинах я не поставил подписи! Как же я так опростоволосился? Ладно там, портреты и первая, недоделанная, «Маха» были забраны с мольберта сырыми и без всякого моего согласия. Но вот законченную «Ксану многоликую» можно было и подписать. Тем более что Сергий несколько раз переспросил, не надо ли сюда еще чего дорисовать, и только потом с необычайным почтением и осторожностью картину унесли в его личный кабинет управы.

Раз на той не успел, значит, на этой подпишусь. А как? Значком Земли – почему-то не хотелось светиться. Одним из придуманных старых имен – какой смысл? Да и теми именами, что носил, присваивая их бессовестно и нечестно, тоже не хотелось увековечиваться. Поэтому и решил в итоге поставить просто хитрую закорючку собственной подписи, которая стояла и у меня во всех документах. Если что, пусть мне докажут, что это не подпись Михаила Македонского.

Подписался. Наложением ладони высушил навечно. И понял, что успел сделать все: в коридоре послышались шаги. Чуток развернул мольберт, чтобы мне было хорошо видно, уселся на лавку, спиной уперся в стол и стал оценивать свой труд с нового ракурса. Хорошо получилось. Даже меня впечатляло. Тем более что я опять несколько позарился на известный, классический сюжет. Правда, сделал его несколько по-своему, осовременил, что ли. Но получалось красиво и эффектно.

Из рассказа Ксаны я уже знал, что образования, показавшиеся мне навершиями вулканов, называются Ирши и являются верхушками шахт, уходящих на Дно. Знал я и то, что больших домов на поверхности не строили никогда, и дневной свет не заглядывал в окна человеческих поселений. Так что даже не знаю, поймут ли мою художественную задумку местные аборигены. Даже интересно стало понаблюдать за их реакцией.

Но пока я так, безмятежно развалившись, размышлял, аборигены попытались войти в мою камеру. Старшина Борей руки себе не обжег (да здравствует моя предусмотрительность!), но уже изначально даже ключ в замок вставить не смог. За его спиной стояли, переминаясь с ноги на ногу, двое подчиненных, ничем из одежды не отличающиеся от стоящих там же соглядатаев.

– Что за ерунда! – нервно воскликнул альбинос, встряхивая своими белыми волосами. Вынул ключ, присмотрелся к нему, потом заглянул в замочную скважину: – Вы чего сюда напихали?

– Да к замку и не притрагивались! – возмутились соглядатаи.

– А арестант?

– Тоже не касался! За все время с ухода поставного только раз в нашу сторону выглянул, а потом работал у мольберта и песни напевал.

Еще немного поковырявшись в замке, но так ничего и не добившись, Борей крикнул мне:

– Эй, Миха! Что это с замком случилось?

– А я знаю? – уставился я на него честными глазами. – Поржавел, наверное. Вы его хоть смазываете иногда?

Смешно получилось. Да только старшина шутки не понял, почему-то рассердился и стал со злостью пинать замок своим сапогом. Кажется, он не поверил в мою невиновность при данной порче казенного имущества. Поэтому я решил хоть как-то его задобрить и успокоить:

– Да что за проблема? Неужели нового замка на складе нет? Ты вон лучше Сергия позови, пусть новую картину забирает. Как раз по теме «Фантазия».

Голову у альбиноса между решеток просунуть не получилось при всем желании, да и все равно бы не рассмотрел стоящую к нему боком картину. Но интерес проявлял к ней немалый:

– «Фантазия»? Так я и пришел сюда с приказом: и картину забрать, и тебя отвести к поставному.

– Да? Так я готов! – заявил я, вскакивая на ноги. – А что за повод для вызова?

Старшина скривился, но правду скрывать не стал:

– Там у него барон Фэйф восседает, хотят тебе пару вопросов задать, а потом вроде как казнь тебе грозит.

Что-то мне не верилось в такие решения властей. Если уж казнить собрались, то валух бы сам сразу к камере приперся, ухватил бы меня за шиворот да и отволок на эшафот. Или там своих подчиненных заставил бы вынести под барабанную дробь к месту казни. А тут нет, поговорить хотят, вопросы задать. Хотя текст вопросов так и читался моим воображением прямо в воздухе: «Признавайся, откуда ты взялся?!» Еще неизвестно, где кто восседает и в какой дыре меня допрашивать собираются.

«И с другой стороны, куда это мне спешить? Мне и здесь хорошо! – подумал я, усаживаясь обратно и закидывая ногу на ногу. – Мало того, еще и поиздеваться над ними могу!» Что и поспешил сделать:

– А как же обещание поставного кормить меня, чем пожелаю? Уже вроде и ужин давно принести следовало! Долго я ждать буду? Как-никак заработал, вон еще одну картину нарисовал. С ней наш сектор вообще самый главный конкурс по живописи выиграет. Так что, Борей, пусть ужин-то не зажимают. А то у меня уже живот от голода к позвоночнику присох.

От такой наглости Борей только и выдохнул, вращая возмущенно головой:

– Ну ты и…

– Не понял? – возмутился и я в ответ. – Как рисовать – так Миха! А как Миху покормить, то «ну ты и…»! Так нечестно. Я буду гаузам жаловаться. До самого главного у них дойду!

– Ты чего орешь? – прошипел на меня старшина.

– Справедливости требую! Тем более, пока вы старый замок спилите, я бы и перекусить успел.

Упоминание о замке несколько смирило местного представителя власти. Он еще раз попытался ткнуть ключ в замок и с плохо скрываемой паникой забормотал:

– Спилите? Как же его спилишь, если такой никакая ножовка по металлу не берет? Это же номерные замки, которые гаузы выдают на каждую управу только по три штуки.

– Вона как! – подивился я с явным сочувствием. – Крепчайшая сталь и заржавела? Что ж вы их так без смазки запустили? А? Значит, ключ запасной себе даже ленивая Ксана сделала, а вот о сохранности добра позаботиться некому?

После чего мне вдруг в голову пришла сумасшедшая идея. Все равно хуже мне не будет, а последний творческий порыв и тяжкие эксперименты с тринитарными всплесками меня выжали основательно в плане внутренней силы, голод-зверь опять во мне ворочался, грозя жуткими санкциями несообразительному мозгу.

Я встал и отправился к картине со словами:

– Ну, раз условия договора не выполняются, то я имею право свою работу уничтожить. К тому же она мне самому жутко не нравится. Мазня какая-то получилась.

Снял рамку с крепления, подержал на вытянутых руках, словно присматриваясь в последний раз к творению. Тотчас от входа послышалась вежливая просьба:

– Нам хоть покажи вначале.

Все пять лиц старались протиснуться сквозь прутья решетки. Я и на них посмотрел скептически, потом буркнул:

– Да и вам не понравится. – И ненадолго, секунд на пять, развернул картину к старшине и его подчиненным. При этом сознательно еще и попытался создать специальный отблеск-отражение от лампы, чуть покачивая рамой.

Ярко-красные полоски красок заиграли в тот момент словно живые, добавляя лишней правдоподобности страшной по эпическим масштабам сцене.

Затем досадливо цокнул языком и двинулся к единственному стулу:

– Ну вот, так и знал, что не понравится.

– Стой! – заорал не своим голосом Борей. – Ты чего это собрался делать?!

– Как чего? Порву полотно о спинку стула, а потом залью обрывки краской. Так все отчаявшиеся академики от живописи поступают.

– Стой, стой, стой! – запричитал, словно в молитве, представитель власти «моего родного» сектора. – Сейчас тебе и еды принесут, и… все остальное! Только ничего не порть!

И с одним из своих помощников куда-то умчался. А мне что оставалось делать? Озадаченно почесав свои кудри, поставил картину на место и вновь уселся за стол. Если уж попадать под удары неприятностей, то лучше под все сразу одновременно. Глядишь, удары между собой столкнутся да и рикошетом уйдут в стороны.

Это я так размышлял, пытаясь представить себе действия властей. Скорее всего, сейчас приволокут лом побольше да вставят его в лапу валуха помассивнее. А то и сам барон Фэйф постарается. Два, а то и один удар по замку – и никакой пилки не понадобится. Уж про прочность, хрупкость и усталость материалов я знал прекрасно. Теперь следовало додумать дальнейший ход своих действий. Смогу ли я, шантажируя поставного картиной, добиться хотя бы одной отменной кормежки? Или лучше сразу замахнуться еще и на последнюю ночь в данной юдоли скорби и грохочущих кандалов? Если буду очень убедителен, то что стоит властям узника казнить или отправить на Дно, допустим, завтра? Нет, еще лучше – через лутень?..

«Да нет, лутень – уже перебор, – грустно вздохнул я, прислушиваясь к очередному топоту в коридоре. – Если валух взбесится да поставной впадет в ярость, то они меня тут без всякой казни прямо на месте затопчут, в тонкую тряпочку раскатают».

Первым добежал к входу Сергий. Просунул свой кулачище между прутьями решетки и рыкнул, словно лев:

– Ты-ы-ы! – Затем его речь стала более человечной. – Ты что творишь?! Я из шкуры вон лезу, чтобы гаузов уговорить да казнь твою отсрочить, а ты саботаж в моей управе затеял?! Прибью!

Прежде чем ответить с бесшабашным видом, я сглотнул обильно наполнившую рот слюну. Как я заметил, у меня она всегда от страха раз в десять быстрее выделяется (интересно, для чего?). Но голос мой прозвучал вполне твердо:

– Господин поставной! Это вы должны разобраться с саботажем иных лиц! Кто-то меня тут запер, лишает обещанной пищи и заставляет работать на износ. Заявляю протест против такого неприемлемого против меня обращения!

– Чего он там заявляет?! – пробасил уже вставший у решетки барон Фэйф. – Да что за дрянь такая наглая и склочная нам попалась?! Сергий, ломай замок!

Тот отступил чуть в сторону, показывая инопланетный замок:

– Номерной.

– Выламывай решетку!

– В комплекте к замку.

– Пробивайте стены!

– Трехслойный армированный бетон. С улицы – тоже.

– Э-э? – Даже валуха проняло от такого перечисления. – Что за камера такая?

– Триста лет назад строили, с учетом нежданных взрывов, – несколько туманно пояснил поставной.

Но великан его понял отлично. Затопал своими ножищами от злости и рыкнул:

– Так что, эта мразь еще неизвестно сколько там прятаться будет?!

– Ну почему неизвестно? Сообщение я уже послал. – И Сергий указал глазами в потолок, намекая, кому ушла срочная просьба о помощи.

Как я понимал, мою персональную камеру теперь только некими специальными средствами вскрывать придется.

«Ай да Борька! – восхищался я сам собой. – Ай да умница! Ай да саботажник! Красава! Теперь бы только еще продуктами питания себя обеспечить».

Словно подслушав мои мысли, поставной злорадно продолжил:

– А чего с казнью спешить? Лучше все декорации успеем приготовить. Да и не сбежит он отсюда никуда. Мало того, голодом его поморим, может, и поумнеет перед смертью.

– А-а-а… как же э-это… – Моя рука указала на мольберт.

– Ха! Ты думаешь, меня шантажировать сможешь? Одной картиной меньше, одной больше, роли не играет. Понял?

После чего все притихли как по команде, глядя, как я приближаюсь с потерянным видом к своему творению.

– Ну ладно, раз художник должен умереть голодным, так не доставайся же ты никому!

И я в позе Отелло, собирающегося душить предавшую его Дездемону, замер в двух шагах перед картиной. Причем не только играл на публику, но и в самом деле задумался. Что мог увидеть старшина и его помощники? Вряд ли они успели рассмотреть нечто конкретное и дать правильную оценку. Скорее всего, впечатления варьировались от «Там такое…» до «Охренеть!». Да и самый большой знаток сейчас смотрит на меня из-под локтя барона-великана. Надо бы и ему вначале показать.

Поэтому я резко развернул мольберт, отставляя его подальше к кровати и театрально восклицая:

– Но напоследок, по заказам благодарной публики, – бесплатная презентация великого творения под названием «Гибель Пловареша»! Причем прошу учитывать, время осмотра в нашем выставочном зале ограничено беспомощным состоянием его хранителя. Если через полкара его не накормят, выставка закрывается по техническим причинам. Хранителю придется разводить из этого полотна костерок и над огнем греть себе жалкие остатки давнишней трапезы.

А сам еле сдерживался от смеха. Эх, сюда бы сейчас Леню! Вот бы мы с ним насмеялись! Потому что с посетителей моей выставки одного актера можно было снимать комедийные фильмы. Несколько лиц там поменялись местами, пытаясь в разные щели осмотреть картину с разных ракурсов. Понятное дело, что подобные попытки были изначально обречены на неудачу. Но именно это больше всего и смешило. Также поразило, и немало, наличие среди человеческих лиц и двух огромных морд валухов. Кажется, вместе с бароном прибыл и его сопровождающий. Спрашивается: что тупые великаны могут рассмотреть интересного в данной картине, если они вообще в искусстве ни в зуб ногой? Так, по крайней мере, думалось мне, так утверждал Борей, и так подтверждала в своих рассказах Ксана.

А тут эти «ну тупы-ы-ые-е!» совсем такими осмысленными глазами рассматривают. Я даже удивился. Демонстративно отошел ближе к входу и тоже оглянулся:

– Неужели так понравилось? Тогда странно, почему мне за мой труд не желают оплатить оговоренный заработок в виде трех корочек хлеба…

Короткую паузу заполнил ехидный голос старшины:

– Под столом у себя поищи: четыре корочки найдешь!

– …и трех жареных поросят! – продолжил я, словно ничего не услышал. Про фермы с домашними животными я узнал тоже от Ксаны. Каждый город обеспечивался продуктами питания более чем полноценно, если не с запасом. – Естественно, что со всеми комплектующими салатами, соусами и подливками!

После чего первым отозвался именно второй великан, которого я видел впервые:

– Ну, жареных поросят он и в самом деле заслужил. Распорядись! – Это он старшине кивнул. – А вот признайся, человек, откуда ты взял сюжет для этой картины?

Ну не буду же я признаваться, что частично украл идею у великого русского живописца Брюллова, который в своей картине «Последний день Помпеи» показал кошмарный апокалипсис, разрушающий прекрасный город.

Тем более что моя картина показывала один из Иршей, который и в самом деле превратился в гигантский вулкан. Потоки лавы стекали по его склонам, уносились в небо взрывами из жерла и уже оттуда опадали красноватыми глыбами раскаленной магмы. А у подножия вулкана погибал город. Причем не подземный, а вполне себе нормальный, с высотными двенадцати– и двадцатиэтажными домами. Лава сминала первые здания своим напором. Загорались первые пожары. Падающие с неба глыбы подминали под себя более дальние строения. Людей, кроме одного, я не прорисовывал. Только наклонные черточки, мазки, изображающие бегущую в панике толпу. Лишь на переднем плане я выделил светом молодую женщину. Страшненькую на лицо женщину, да и оно было обезображено нависающей у нее за спиной волной кошмара. Стоя на коленях и согнувшись, жительница погибающего города пыталась наивно прикрыть голову тонким отрезком ткани. И только сейчас, присмотревшись к лицу этой женщины, я понял, кто это: Шаайла!

Именно ей грозила смерть от летящего с неба сгустка магмы!

Что-то у меня внутри сжалось от нехорошего предчувствия. Дыхание сперло. Какая-то часть сознания вдруг ощутила, что вашшуне очень и очень плохо. Вдруг ее сейчас убивают? Вдруг она сейчас спасается от погони? Или еще хуже: вернулась по глупости назад в мир Трех Щитов и попала в лапы людоедов?!

«Если с ней случится что-то плохое, это будет только моя вина! – Уже не глядя на картину, ушел я в себя с остекленевшим взором. – Из-за меня она осталась в развалинах некрополя, и это я по своей глупости не настоял в ее насильственной эвакуации. Ведь если бы захотел, отыскал бы нужные слова, и она спаслась бы вместе со всеми. А я только и рад был: с глаз долой, и сразу из памяти вычеркнул. М-да… Другой вопрос, как я вдруг почувствовал, что ей сейчас плохо? – При обдумывании этого вопроса я даже перестал слышать ведущиеся за решеткой разговоры. – Ведь я чуть ли не дословно могу сказать, что с ней сейчас происходит! Пещера… Странные лампы… И тянущий к ней свои ладони довольно смазливый на лицо мужик. Странно».

После чего рваный сполох видения потускнел и исчез. Но то, что Шаайла осталась жива, я тоже прочувствовал. Что меня еще больше обеспокоило.

«Понятное дело, что магия миров что угодно сотворить может! Но почему именно со мной? И почему я почувствовал вашшуну? У меня что, с ней не только интимная связь до конца жизни образовалась?! А еще и бесплатное телевидение установилось?! Ой!.. А если это связано с беременностью! Чего только на подобные темы не рассказывают и не выдумывают. Вдруг она и в самом деле “залетела”?.. И тогда наш потомок будет подглядывать за мной всегда, везде и всюду. Мамочка, я не хочу такого!»

Кажется, последняя мысль у меня вырвалась вслух. Гомон за моей спиной стих, и я разобрал отдельное утверждение с вопросом:

– Не хочешь? Но на этот раз можешь быть уверен: никто тебя травить не станет. Если сомневаешься, давай мы сами от твоей порции откусим.

– Мм? – Я резко развернулся к решетке, разглядывая старшину и пару работников ресторана. У них в руках были две солидные корзины с провизией, которую все-таки доставили по моему настойчивому требованию. – Да ты шутишь, Борей! – ожил я, спеша за «передачей со свободы». – Каждый откусит по разу, и вот уже художник вытянул свои худые ноги, а его тело скрючилось от смертельного удара голода.

Все это я приговаривал на ходу, метнувшись к столу за пустыми корзинками, а потом привычно укладывая уже в них подаваемые мне вкусности. Хлебом, как я заметил, тоже не обидели, ну а что-то огромное и горячее еле пропихнули между решетками.

– Неужели поросенок? Живем, ребята!

За спинами старшины и его помощников виднелись огромные фигуры валухов и нашего поставного. Тот, хоть и смотрелся рядом с ними карликом, и смотрел на барона снизу вверх, выглядел импозантно и солидно. Еще и что-то пытался скороговоркой доказать своим собеседникам. Жаль, что ворчание Борея не давало мне расслышать ведущиеся переговоры о моей тушке (о чем же им еще разговаривать, как не обо мне?).

– Ты так себя по-хамски не веди, сдерживайся, и уважения побольше, – убеждал меня старшина. – Вон барон возмущался, что ты ему так ни разу и не поклонился. А что, трудно тебе?

– Подумаешь! До сих пор не убили ведь, – бросил я, подхватывая первую корзину и отволакивая на стол. Когда брал вторую, поблагодарил: – Спасибо, ты меня сильно выручил.

– Чем?

– Отличным ужином. Без твоей помощи эти бы здоровяки надо мной не сжалились… Все, у меня перерыв на обед!

Но только я уселся за стол, как в спину мне забасил поставной:

– Миха! Картину отдай! Она уже не твоя, а принадлежит сектору.

Я замер на секунду, пытаясь унять раздражение. Скажи он это три секунды назад, отдал бы картину не задумываясь. Белкой бы метнулся и отдал! Лишь бы не надоедали. А сейчас, когда мои руки уже разорвали фольгу, а мой нос вдохнул аромат запеченного в духовом шкафу поросенка?! Ха! Да он издевается! Ни за что с места не сдвинусь!

Как я не подавился слюной, пока отвечал, так и не смог понять:

– Мне там еще пару деталей подправить надо! Буду выходить, тогда и заберете!

– Я так и знал.

Но последующие слова хитрого Сергия заглушил хруст разрываемой моими зубами румяной корочки. Да и с ушами моими что-то случилось: внешние звуки словно отрезало. Правильно заметил Леня: жевательные мышцы у меня перекрывают органы слуха намертво. Мало того, где-то на дне сознания тлели справедливые опасения. Вдруг гаузы подсуетятся? Вдруг мою камеру вскроют прямо сейчас? Сию минуту? И все мои старания по снабжению себя любимого пропадут втуне?

Вот я и торопился.

Как выяснилось чуть позже – зря. Мог бы и лучше пережевывать, тщательнее. И так там внутри мой бедный первый щит надрывается, работая в три смены и помогая переваривать наспех проглоченную пищу.

«Это не есть гут! – размышлял я, укладывая собственное, жутко отяжелевшее тельце осторожно на кровать. – Неужели я перестаю себя контролировать? Неужели я превратился в животное? Так и перед эшафотом (чур меня, чур, тьфу три раза!), если дадут слона съесть, не откажусь. М-да, и умру с позором. Человек я или тварь, дрожащая от голода? Все люди как люди, а я со своим щитом словно прожорливый комбайн пищу перемалываю. Не знал бы, что такое невозможно, давно бы подумал, что у меня там внутри все три щита прижились и теперь тянут из меня жизненные соки, кислород, кровь и… Что там еще можно вытянуть из молодого, здорового парня? Ах, ну да: силы, красоту и молодость! Надо с этим обжорством прекращать. Кстати, где мои соглядатаи? – Возле входа никто не просматривался и не прослушивался. – Неужели не охраняют? Хорошо это или плохо? Если будут беспокоить – плохо. Ну а если опять какой Светозарный припрется? Да с луком? Да засадит несколько стрел в меня сонного и беззащитного?»

Понятно, что такие мысли мне самому были смешны, но уже начавшая срастаться кожа на лбу живо мне напомнила смертельный удар меча, поэтому я не поленился встать и с кряхтеньем – «Как я выжил? Как я спасся? А под кроватью молча трясся!..» – поспешил перелечь на ту кровать, где возлежала прошлой ночью моя соблазнительная натурщица. По крайней мере, туда стрела не полетит и меч не забросят.

Мысли о девушке-глупышке замелькали с нелогичными полюсами. С одной стороны, Ксана – довольно умная женщина. С другой – не то что глупышка, а вообще конченая дура. Казалось бы, ненавижу эту фифу и презираю, но тут же признаю, что, сведи нас судьба в ином месте и в иное время, приложил бы все силы, чтобы добиться от нее благосклонности. Что-то низменное в моей душе и озлобленное злорадствовало: «Наверняка эту телу уже слизняки схарчили!» А кто-то добрый всепрощающе вздыхал: «Может, ее помиловали? Женщина все-таки. Ей еще детей рожать».

Так и заснул, не решив окончательно, как я отношусь к девушке, которая ярким метеором промчалась в моей жизни.

А потом сон приснился. Странный-престранный.

Стою это я, значит, на коленях в каком-то полутемном коридоре и аккуратно так прилаживаю шпионскую видеокамеру в углубление между каменными плитами стены. Вещь жутко дорогая, микроскопическая, доставленная и закупленная через длинную цепочку посредников. Один глаз у меня следит за руками, закрепляющими камеру. Сумрак глазу не помеха. Другой глаз прикрыт окуляром маленького экрана, в нем наблюдается та картинка, которую транслирует шпионская видеокамера. На экране моя жутко сосредоточенная, серьезная физиономия. А за моим плечом хорошо знакомое лицо: Машка! Причем она не просто присматривается к моей работе, но еще что-то бубнит да бубнит. Во сне пришлось подключить все слуховые резервы, чтобы разобрать ее слова:

– Как всегда! Аккуратнее! Говорила же, дай мне установить! Мои пальчики и более тонкие, и более чувствительные, а ты…

И тут мой голос ее перебивает с наглыми интонациями:

– Твои чувствительные пальчики только для одного и годятся. Ха-ха-ха!

И угрожающий шепот в ответ:

– Ты мне за это оскорбление ответишь! Сегодня же!

– Да? А не обманешь? – Мое тело закончило установку устройства, проверило по экрану, куда оно смотрит и правильно ли показывает. Потом встало с колен и требовательно попросило: – Давай третью!

Шкатулка с еще одной шпионской камерой легла мне в руку. Достал, включил, подвигал по сторонам, наблюдая, что отображается на экране. Затем стал устанавливать чуть левее, на уровне моей макушки в точно такую же выемку между плитами.

Ну а в моем сне я с удивлением рассмотрел, во что же одета стоящая от меня сбоку Мария. В этаком роскошном платье, украшенном и лентами, и брошками, и даже драгоценностями. На прекрасной шее невероятное по красоте колье. Но самое удивительное, что в левой руке она сжимает рапиру. Не ту свою, которую она забрала с Земли, а другую, с очень богато украшенной рукоятью и внушительным сапфиром в навершии. Да и ножны вроде как инкрустированы драгоценными камнями.

Чуть подвигав камерой и окончательно закрепив ее на заданном месте, я вдруг начал осознавать, что это за коридор такой: почти точь-в-точь, как в Сияющем Кургане в Рушатроне! Именно что почти! Моя память после гипны сразу обнаружила массу различий во всем, начиная от текстуры плит, рисунка и кончая некоторым смещением самих плит. Видимо, это помещение строили по явному подобию, но вот соблюсти идеальное соблюдение граней просто невозможно.

А до меня опять долетает обеспокоенный голос Марии:

– Вдруг он не придет?

– Да и пес с ним! Поймаем в другом месте!

– Но нам не хватит тибуронов для удержания. Еле насобирали должную концентрацию в одном месте. Куда их еще распылять?

– Сами встанем на дежурство…

Что за сон такой и кто такие тибуроны?!

– Еще чего?! – не просто капризным тоном, а чуть ли не со слезами возразила разодетая, словно королева, Машка. – Я и так тебя в последнее время не вижу! Мотаешься, как фантом, куда тебе только пожелается, а я тут одна, словно лошадь, должна на себе тянуть все дела и решать все проблемы!

Мои руки вздрагивают, отстраняясь от стены, а голос становится раздраженным:

– Куда это я мотаюсь? Ну-ка, ну-ка? – Один мой глаз видит совсем близко обиженное лицо моей подруги. Капризное лицо, но все равно такое близкое и желанное. А второй глаз видит нас обоих на экране. Хорошо можно различить, как мои руки, сминая роскошное платье, хватают Марию за попу и начинают поднимать вверх. – Никак опять спор проиграла? Придется тебя за это прямо здесь наказывать.

– Очумел? Нас же там ж…

Наши губы смыкаются в поцелуе…

…А мое тело выныривает со сна с неприятным вздрагиванием. Какой-то ишак истошным голосом вопит со стороны входа в мою персональную камеру:

– Миха! Отзовись! Ты там?

Узнаю голос старшины и, пытаясь опять вернуться в такой сладкий и загадочный сон, со стоном ему отвечаю:

– Как вы все меня уже достали! Злые вы, даже поспать спокойно не дадите! Уйду я от вас… на Дно уйду.

Глава одиннадцатая

Смена позиции

Утро. Надо вставать, а сил нет. Леонид чувствовал себя не выспавшимся и жутко разбитым. Все-таки спать в полусогнутом состоянии, при усиливающемся ночью сквозняке да при таком перепаде ступенек, тяжко. Да и спина устает невероятно. Плюс еще частые карабканья наверх и вниз по жесткому гранитному колодцу. Одно дело – высидеть здесь день-два ради сбора сведений, и совсем другое – проторчать здесь пару недель.

К тому же состояние немытого и запыленного тела стало изрядно надоедать, раздражать. Маску-то, подаренную патриархом, землянин не носил, но все равно лицо, покрытое шрамами, зудело и чесалось. Страшно хотелось его вымыть, но использовать для этого воду, пусть даже ее теперь и хватает, было боязно. А первый щит, который мог сам содержать кожу в чистоте, как у того же Бориса Ивлаева, пока еще не начал работать в полную силу. Поэтому и приходилось терпеть, сдерживать себя от нарастающего желания почесаться да поскрипывать зубами.

«М-да! На должности домового я долго не вытяну, – рассуждал мэтр циркового искусства. – Вот сегодня еще поиграю в шпиона, а ночью переберусь в город. Дней десять поживу как человек, а потом обратной дорогой вернусь сюда и загляну в мир Трех Щитов. Вон ночное зрение улучшается, так что мне и факел не понадобится, чтобы в полной темноте рассмотреть возможную засаду. Разве что там у колодца отряд зроаков для себя базу оборудует и будет ярко гореть факел или костер. Еще бы только за сегодня их финансовую систему понять. А мальчугана расспрошу. Да и те мешочки тех воришек надо будет распотрошить. О! В первую очередь надо к ним наведаться и диктофон забрать. Одно из двух: либо они разбежались, узнав о засаде, либо уже все в каталажке сидят».

То есть дел на сегодня хватало. И хорошо, что наведался к уголовникам в первую очередь. Там со всем тщанием, с грохотом переворачиваемой мебели шел обыск. Пока не было понятно, сцапали воришек на горячем или те в бегах, но местные слуги правопорядка шерстили жилище по полной программе. Не успел Леня проволокой подтянуть мешочки к себе и забрать, как услышал донесшийся снизу вопрос:

– Вентиляцию проверяли? – И тут же приказ: – Давай зеркала, сейчас сам гляну!

Успел землянин и ниже опуститься, уже прекрасно понимая, как ищейки просматривают при подобных обысках вентиляцию. Просто: приподнял зеркала, установленные на держателе под углом, и просматривай. При большом желании можно и в основной колодец заглянуть подобным образом, было бы только время да желание возиться.

Сыщикам заглядывать дальше досягаемости руки смысла не было. Да, скорее всего, они пока и не знали о возможной заначке. Но уже в процессе прослушивания записей диктофона, по разговорам в начале обыска Леонид понял, что преступную группировку взяли всю, до единого человека. Правда, те при этом оказали яростное сопротивление, и рассказчик заверял, что двоих бандитов точно убили, а третий еле на ладан дышит с проломленным черепом. Еще пятеро погибли при попытках выпрыгнуть из окон на булыжную мостовую.

Так что иномирский шпион, сбросив мешочки со странными геометрическими монетками вниз, поспешил на главную кухню баронского дома. А та уже гудела, словно растревоженный улей. Все-таки попытка ограбления зуава Сегедского, участие в том Косого и непосредственных соседей барона являлись главной темой любого ведущегося разговора или обсуждения. Вдобавок Леонид прослушал еще и те записи, которые были сделаны в первом часу работы поваров. Те двое, что жили в доме у барона и приходили на работу раньше, включая котлы, готовя завтрак и встречая своих коллег по кулинарному цеху, как раз и начали оживленный обмен мнениями. Вернее, продолжили инициированный еще по пути на кухню разговор.

– Так испугалась! Так испугалась! – экспансивно восклицала девушка. – Мне даже показалось по силе криков, что это на наш дом напали.

– А я еще как спать ложился, что-то странное заметил, – хвастался парень, сразу включаясь в ритм работы и грохоча приготавливаемыми противнями. – Как только стемнело, в нашу дежурку проскользнуло сразу пятеро дозорных из отряда поставного нашего сектора. Вроде даже их старшина там был. Ну и сразу понял, что засада готовится. Потому и окно плотно не закрывал. Как только началась суматоха, так я, уже одетый и с одеялом на плечах, на подоконнике лежал.

– У-у-у! – с завистью тянула девушка. – А меня тетки вначале вообще к окну подпускать не хотели. Так ничего толком не увидела. Только когда уже тела выносили. Расскажи, что видел!

Ну, парень, довольный своей наблюдательностью, и рассказывал. Вначале только девушке, потом еще раз всем остальным коллегам.

Местные силы правопорядка действовали весьма грамотно. Дождались, пока основная группа грабителей заберется в дом зуава, а затем по единому сигналу сняли всех оставшихся снаружи наблюдателей. В то же самое время стали действовать и люди, сидящие в засаде непосредственно в самом доме. Бандиты, поняв, что их обложили со всех сторон, сопротивлялись отчаянно. Прыгали из окон не только второго этажа, но и третьего, что, учитывая высоту потолков в пять-шесть метров, приводило к смерти и страшным переломам. Но повязали всех. По утверждениям того же старшины сектора, ни один грабитель не ушел. В том числе и главаря повязали. Теперь Косой сидит в местной тюрьме со своими подельниками и ждет справедливого наказания. Ну а наказание большинству будет одно: Дно. А уж предводитель туда самым первым отправится. Причем упоминалось в разговорах не раз, что всех уголовников не бросят скопом в одно место, а будут опускать из разных, удаленных от друг друга Иршей. Что делалось для того, чтобы они внизу не собрались в шайку и не стали притеснять обитающих уже давно там или пытающихся выжить членов принудительного войска.

Леонид еще бы слушал да слушал последние новости, но снизу послышались призывные крики Манялы. Видать, юный баронет имел для своего друга и что сказать, и что покушать. А так как после запахов из кухни подкрепиться не помешало бы, землянин оставил там диктофон, а сам опустился вниз.

– Друг, я слышу тебя! – хотя сразу же увидел и обильные запасы продовольствия, которые чуть ли не наглухо перегородили вентиляционное отверстие.

Вот пока он их к себе подтягивал, Маняла и тараторил счастливым голосом:

– Ночью такое творилось, такое! Всех воров повязали, некоторые убились, в окна выпрыгивая. Но самое главное, что я кар назад с отцом говорил и признался, что это я записки поставному об опасности написал. Мне вначале не поверили, но когда я рассказал о своей личной подписи «Иоанн Грозный», батя чуть не прослезился от гордости и умиления. Так что мне прощены не только кубики, но и все остальные шалости, как в прошлом, так и в будущем. И старшине отец признался в этом, и совсем недавно тот ко мне примчался уточнять некоторые вопросы. Ну я ему все и рассказал, как ты учил: подслушал случайно, потом присмотрелся, потом решил предупредить. Старшина поклялся, что о моей помощи из посторонних больше никто не узнает, кроме поставного. Да и то тому надо сообщить лишь по одной причине: мне полагается немалая награда. Пока неизвестно чего и сколько, но старшина меня хлопал по плечам и намекал, что я стану богаче своего папочки.

Понятное дело, что уж такой огромной премии ни в одном мире за предупреждение не дают, это просто взрослые мальцу так льстили. Но Леонид попытался использовать тему разговора, для того чтобы самому разобраться в денежных отношениях. Те трофейные мешочки, которые стояли у него перед носом, с первого взгляда не таили в себе ни серебра, ни золота, ни даже меди. И сразу была заметна иная штамповка, возможная лишь в условиях великой технической цивилизации. Материал – нечто в виде сплава пластика с тяжелым металлом. Форма – круглые, квадратные, прямоугольные и даже треугольные. Разве что все углы были не острыми, а скругленными. Номинал обозначен цифрами.

– Слушай, а вот мне интересно, – перебил увлеченный рассказ своего юного друга расчетливый «домовой», – как у вас, у людей, деньгами расплачиваются? И что примерно сколько стоит?

– О! Да это же так просто! – обрадовался мальчуган тому, что может просветить легендарного обитателя вентиляционных отверстий. Да и тема для него была более чем интересная. – Слушай внимательно…

В своей лекции баронет сыпал цифрами и понятиями, как заправский экономист, и о его будущем даже гадать не приходилось: финансист. Наверное, и батя его на этой стезе подвизался, потому что числился в почетном списке зажиточных горожан.

На что еще обратил внимание землянин, так это на свою окрепшую память. Словно вдруг его жесткий диск в мозге стал обладать большим объемом оперативки. Все, что ни говорил мальчуган, запоминалось с первого раза, и даже не было никакого смысла уточнять или переспрашивать.

«Да, мой первый щит и в самом деле весьма полезное приобретение! Придется после встречи с вашшуной изрядно проставляться за такой подарок. Теперь только и боюсь, что на меня нападет апатия и пропадет аппетит. Хотя и таким обжорой, как Борис, тем более становиться не хочется».

С баронетом они проговорили очень долго и расстались только после начавшихся поисков мальчика на обед. Как раз при расставании Леонид и решился на заготовленную заранее речь:

– Маняла, я так рад, что у меня появился настоящий друг и я даже сумел помочь тебе не только избавиться от наказания, но и заработать от старших и уважение, и похвалу вместе с наградой. И теперь я надеюсь, что ты и сам справишься с остальными трудностями в своей жизни. А говорю я это потому, что нам пришла пора расставаться. Мне придется уйти. Очень далеко уйти. Там мои друзья попали в беду, и я просто обязан сделать все, чтобы их разыскать и помочь. Но ты не слишком расстраивайся. Как только у меня появится возможность, я постараюсь вернуться и обязательно с тобой опять встречусь.

– Я буду сюда приходить каждый день! – с жаром благодарности воскликнул Маняла.

Но слишком частые его посещения подвала и разговоры с отдушиной могут не только вызвать подозрение, но и привести к ненужным разговорам, а то и наказаниям. Поэтому Леня спросил:

– А вот такое же отверстие есть в твоей спальне?

– В комнате – нет. А вот в моей ванной комнате – есть.

– Ну вот и отлично. Значит, если я вернусь, то оттуда тебя и позову для разговора.

– Хорошо. Я очень тебя буду ждать, Чарли! И большое тебе спасибо за помощь!

Судя по этим пылким словам, мальчуган отныне станет невероятным чистюлей и будет заскакивать в свою ванную комнату чуть ли не ежечасно.

На том и расстались. Хорошо, что пищи юный друг приволок более чем достаточно. Должно и до конца дня хватить, и на предстоящую ночь остаться. Ну и помня, что еще наверху придется как следует осмотреться, а потом еще добраться незаметно до городского парка на поверхности и там спрятаться в листве деревьев, землянин приступил к сборам и экипировке.

Понимая, что придется рисковать и его могут банально поймать даже при попытке проникновения в лес, он оставил все крупные вещи сразу. Потому что с оружием да с рюкзаком за плечами он привлечет к себе внимание, как еж среди воздушных шариков. Его сами горожане станут сторониться, если вообще не укажут на него пальцем тамошним охранникам. Ну а по карманам постарался рассовать разные полезные мелочи. Просмотрел и примерно прикинул, сколько у него трофейной наличности. Количество ввело в некоторый ступор: не то чтобы он стал миллионером по местным понятиям, но сумма оказалась невероятно огромной даже с точки зрения иномирца. Первые мнения могли быть ошибочными, но получалось, что бандитский общак состоял почти весь из монет самого крупного номинала, сравнимого в России, например, с той же банкнотой в пятьсот евро. Становилось страшно от самой мысли, что уголовники вдруг начнут поиск своих денег, разворотят вентиляционный колодец, где и отыщут рюкзак, арбалет, метатель и переход в иной мир.

Оставалось лишь надеяться на одно: те, кто знал о тайнике, либо уже погибли при ограблении дома зуава Сегедского, либо будут отправлены на Дно да там благополучно и сгинут, унося свои тайны в безвременье.

Ну и после полдника, собрав остатки пищи в узелок, мэтр циркового манежа подался наверх, где стал аккуратно осматриваться из окошек, стараясь первым увидеть стального Ловчего. По рассказу баронета он знал, что страшный инопланетный робот людей не убивает и тем более не ест. В его функции только и входит, что вылавливать заблудившихся, сбежавших да и просто людишек, ищущих на свою задницу приключений. Оказывается, и такие придурки имелись в городах. Причем их за правонарушение не наказывали, просто доставляли в Ирш и затем лифтом спускали вниз. Конечно, если человек при задержании буянил или как-то иначе выказывал свое недовольство, его просто швыряли в трубу, по которой он попадал в холодняк. Вода там была просто ледяная по той причине, что там проживало дикое животное-мутант, завезенное гаузами из другого мира и служащее для очистки питьевых вод.

Понятное дело, что попадаться Ловчему в зубы-капкан Леня не желал. Даже если будешь вести себя тихо и скажешь, что заблудился, не ровен час служаки поставного обыщут при выходе из лифта в город. Денег не жалко, как пришли, так и ушли, да и заработать всегда можно, а вот некоторые технические устройства из другого мира никак не следовало показывать местным аборигенам. Если им что-то покажется странным, сразу сдадут валухам, те – гаузам, и все, как говаривал Борис Ивлаев, – «эпическая гайка!».

Мальчуган знал и примерное количество Ловчих: всего лишь один на один Ирш. Так и ползала стальная колбаса вокруг возвышенности то сжимающимися, то расширяющимися концентрическими кругами. Иногда ему давали иное, конкретное задание – тогда Ловчий менял маршрут своего передвижения. То есть, если не будет чего-то непредвиденного, пробраться в городской парк – дело в принципе не сложное.

В самом деле повезло. Гигантский стальной змей вначале мелькнул слева между башенок, ближе к Иршу. А второй раз, уже через полкара, – правее от иномирского наблюдателя. То есть он патрулировал по расширяющейся спирали, и этим следовало воспользоваться как можно быстрее. Землянин надел маску на лицо, аккуратно ее пригладил и стал спускаться со своей вентиляционной башенки. Нисколько не сговариваясь с товарищем, Леня тоже решил пометить маркером свой колодец понятными ему знаками, как и несколько иных, стоящих в отдалении. А потом, стараясь не слишком явно бросаться в глаза на просматриваемых участках, поспешил к цели. Северную сторону Ирша он уже давно определил по восходу и заходу Ласоча, так что сориентировался правильно. И можно сказать, что не прошло и кара, как он уже в парке выбирал для своего отдыха самое большое и приличное дупло. Их и в самом деле с земли просматривалось довольно много, зато и трудности сразу возникали: как залезть по толстенному стволу древесного великана, если самые его нижние ветки на высоте восьми, а то и десяти метров?

Помогли более молодые и стройные деревья. Ветки одного такого удачно переплетались с гигантскими ветками другого. Только и следовало, разогнавшись, оттолкнуться от спинки парковой скамейки и достать руками удобную для первого зацепа ветку. Подобные трюки мэтр проделывал не раз. Стараясь внимательно запоминать свой каждый шаг и движение (ведь обратно придется спускаться ночью той самой дорогой), землянин наконец добрался до вожделенного дупла, которое казалось издалека и вместительным, и уютным. На самом деле жизненного пространства внутри оказалось ничтожно мало. Даже если человек сидел, поджав коленки к подбородку, его голову можно было бы заметить с аллей парка. Потому и пришлось неплохому акробату в такой вот позе улечься на дно дупла и так дожидаться темноты. И вроде как правильно поступил, потому что пару раз, перед самым закатом Ласоча, слышал стальной шорох чешуек, исходящий при движении проверяющего местность Ловчего.

Краткий период между закатом и появлением первой луны Леня блаженствовал всем телом, вытягиваясь, повисая на ветках или просто лежа на более широких ветках спиной. Еще кар времени, пока не взошла вторая луна, он с должной настойчивостью заставлял себя съесть все принесенные с собой запасы пищи. Оставлять их в дупле – жалко, а вот как он будет смотреться с узелком провизии среди горожан, любящих ночные прогулки, он не знал. Не догадался уточнить у своего юного друга.

Ну а потом рядами и колоннами пошли гуляющие бездельники. Маняла об этом не рассказал, но и самому следовало догадаться: подавляющее большинство – влюбленные парочки. Хотя хватало и пар постарше, выводящих детей на поверхность для знакомства с внешним миром. Что такое звезды и луны, детвора знала, хотя самих звездочек на небе было очень мало, все-таки сияние сразу двух больших лун скрывало полную карту звездного неба.

«Представляю, какие у них тут отливы и приливы из-за лун, – размышлял землянин, присматриваясь к гуляющему народу и выбирая время для своего спуска. – Хотя еще ни разу ничего не слышал о здешних океанах. Вдруг их не существует? Вон ведь пока ни одного дождя не было. Кстати, тогда должны постоянно быть пустынные бураны, а их тоже не слышно и не видно. Неужели вся планета находится под полным метеоконтролем? Вполне вероятно, если только немного подумать о возможностях этих непонятных гаузов».

Именно детвора первые два кара не давала малейшего шанса для спуска. Где эти сорванцы и с какой только скоростью не носились! Так что спускающийся с дерева человек наверняка был бы замечен и вызвал бы бурю ненужных вопросов. Но тем не менее, двигаясь по более толстым веткам ползком, шпион пробрался к пересечению веток и стал дожидаться благоприятной минуты там. Вот так по незнанию он и не попал в странную ловушку. Как только дети в сопровождении своих родителей покинули парк, буквально все створки дупел вдруг единовременно и хищно захлопнулись!

По причине окатившего его страха и запоздалой паники мэтр чуть на землю не свергся. И мысленно успел порадоваться, что не слишком хотел в туалет по-маленькому. Тогда как сидящая на лавочке под местом спуска парочка только счастливо рассмеялась:

– Теперь уже нам никто из этой мелочи не помешает! – Парень решительно подхватил свою девушку и усадил на колени.

Но та, видимо, смущалась вот так резко переходить к поцелуям:

– А вдруг кто-то еще остался?

– На выходе и входе только детей и считают, – уверенным тоном отвечал кавалер. – Иначе и дупла останутся открытыми, и через час тут бы шуршал обеспокоенный поиском ребенка Ловчий. Разве не знаешь, как с этим строго?

– Да это я понимаю. Я о взрослых. Вон почти рядом прогуливаются.

– Ха! Чего это ты решила стариков стесняться! Пусть завидуют!

И уже без всяких церемоний принялся зацеловывать свою возлюбленную.

Ну а иномирский шпион облегченно вздохнул: «Что бы случилось, прячься я до сих пор в дупле? Еще и с выставленными наружу ногами? Неужели это деревья-людоеды? Или они тоже металлические? – Древесный запах, поднимающийся от ветки, и легко царапающаяся ногтями кора начисто отводили последнее подозрение: живые это растения. – Ну и хорошо, что в парке остались не только влюбленные. Вон трое гуляют, а вон и все четверо… Может, мне как-то незаметно присоединиться к какой-нибудь компании? А то одиночек-то вообще не наблюдается».

Теперь мешали влюбленные. Но после некоторого наблюдения за ними было замечено: девушка и глаза от удовольствия не раскрывает, а парень если и смотрит, то в противоположную сторону. Так что короткий спуск, зависание на руках на нижней ветке и мягкий прыжок на великолепный и густой травяной газон.

И опять поплохело от неожиданного ощущения: трава, словно живая, брызнула в стороны зеленой кровью и оказалась жутко недовольной – что-то возмущенно шипела и сопротивлялась попыткам на нее наступить! Мало того, травинки пытались еще и захватить, прижать подошвы агрессора к земле. А ведь при дневном свете выглядела себе вполне обычной и ничем не примечательной растительной средой. Мало того, только совсем недавно многочисленные малолетние проказники какие только кульбиты на этой траве не выделывали.

Пришлось спешно выходить на аллейку и уже там, замерев на месте, приходить в себя. Ну и поражаться как безмятежной парочке, так и странным метаморфозам парка: «Вот доверяй после этого впечатлениям детворы! Они-то видят все со своего ракурса, даже не догадываясь, что творится здесь после их возвращения в город. То-то я удивляюсь, что эти парочки на траве не валяются! В наших парках они только и катаются по газонам, словно колобки или колбаски. Повезло».

Поняв, что к нему никто не бежит и никто не окликает, прогулочным шагом отправился в сторону самой многолюдной аллеи. В течение часа прогуливался там туда и обратно с таким видом, словно отстал от друзей или потерял их и теперь разыскивает. При этом очень внимательно присматривался, как и кто приветствует своих знакомых; прислушивался, какими репликами обмениваются; да и вообще старался уловить суть и темы ведущихся бесед. И вот как раз в этом сильно повезло. Постепенно догоняя трех горожан среднего возраста, двух мужчин и одну женщину, он стал свидетелем разгорающегося пусть и дружеского, но спора.

– Да там, говорят, целое побоище произошло! – настаивал один из мужчин, но второй явно не верил:

– И кто тебе такое нафантазировал?

– Да все говорят! Только среди дозорных и исполнителей пять человек погибло. Да плюс старшина пал, который командовал прибывшей из соседнего сектора помощью!

– О! Ну это вообще нонсенс! К чему привлекать помощь из иных мест? Да у нас своих бездельников полное управление.

– Вот именно что бездельников! Тем более ты знаешь, сколько в той банде грабителей собралось? Больше сотни!

На этот раз отозвалась женщина, своей логикой подойдя к спору с другой стороны:

– Мамочка родная! Где же все разбойники в доме зуава Сегедского поместились?

А ведь там еще в засаде вдвое больше людей должно было сидеть. Верно?

– Ну, дом-то у зуава огромный, – несколько смутился первый спорщик. А второй его мягко попытался отвести от спора:

– К сожалению, живем мы на другом краю города, так что к нам слухи и сплетни дойдут настолько перекрученными, что мы никогда правды не узнаем.

Вот тут Леонид, поравнявшись с троицей и вежливо поздоровавшись, осторожно подбирая каждое слово, их заинтриговал:

– Ну почему же не узнаете? Я, например, находился в соседнем доме и прекрасно видел все события из окна.

Глаза у всех так и загорелись нешуточным любопытством. Но первой затараторила женщина:

– Ну так расскажите! А то мы ничего толком ни у кого выспросить не можем.

– Если это не покажется вам навязчивым?.. – Леня вопросительно посмотрел на самого азартного крикуна.

– Да что вы, что вы! – замахал тот руками, развеивая его опасения. – Я и сам доказываю только то, что слышал от других. Но среди них непосредственных свидетелей и близко не было. Так что вполне безболезненно приму и правильное изложение событий.

Ну тут землянин и постарался. Тем более рассказ парня-повара он помнил наизусть. Вдобавок еще и прочие добавочные сведения позволяли ему оперировать словами с непоколебимой уверенностью, за которую было бы просто стыдно сомневаться. В концовке он еще и подкрепил свой авторитет самой пикантной деталью:

– Знаете, кто выследил грабителей и дал верный сигнал в управление поставного?

– А вы и это знаете? – выдохнули все трое.

– Понятно, что этого человека я не знаю, как он выглядит, наверное, знает только поставной. Но вот имя его из разговора старшины с дозорными расслышал: Иоанн Грозный!

При этом землянину пришлось перейти на шепот. Ибо только капельки не хватало, чтобы провально рассмеяться от ненужного пафоса и чрезмерно величественного звучания имени древнерусского царя в ином мире.

Слушатели оказались не только интеллигентными, но и весьма благодарными за такой поток точной информации. В ответ на их слова благодарности приходилось только наклоном головы выражать свои чувства: смеяться все равно хотелось до невозможности.

Смешливость резко сбила своим вопросом женщина:

– А вы из какого города?

Хорошо, что примерный вопрос ожидался. Еще и смешливость в тоне помогла.

– Как вы догадались?

– Просто. У нас так странно никто не говорит.

Единственное, что знали лучше всего из местной географии, так это название города Макиль и что в нем одна из самых знаменитых технических академий этого мира.

– Прибыл я сюда из Макиля. Да-да, того самого, где Макильская академия! – Ну а чтобы и дальше вопросами не засыпали, сам пояснил: – Меня с братьями с детства обучала всем наукам парочка очень странных учителей. Не знаю даже, где их отец отыскал. Ну а сам я здесь по поводу визита в вашу местную академию. Фактически только вчера вечером прибыл и вот так сразу удачно стал свидетелем грандиозного события. Но уже завтра мне надо явиться в приемную новых обучающихся. Не подскажете, где это конкретно находится и как все это выглядит?

Легче всего избежать ненужных вопросов – это задавая вопросы самому или заставляя туземцев рассказывать о своей родине. При правильном поддакивании, своевременном аханье и должном внимании можно слушать словоохотливых аборигенов хоть до скончания жизни.

Благо, что настолько долго прогулка не растянулась.

– Нам пора, – как бы извиняясь, развел один из мужчин руками, когда они уже во второй раз приблизились к тоннелю, ведущему из парка в толщу Ирша.

– Так и мне тоже пора, завтра столько дел.

Никто против такого попутчика не возразил. Но вот когда дошли вместе с редким потоком горожан до поперечного коридора, устеленного плитами тисненого металла, и повернули направо, женщина удивилась:

– А вам не налево разве?

– Ерунда! Пройдусь с вами. Хочу сразу прогуляться мимо здания академии. Вы ведь говорили, что оно совсем рядом с вашим домом?

– Да-да, конечно!

Непосредственно возле лифта землянину пришлось уже в который раз за сегодня поволноваться. Там он впервые чуть ли не вплотную столкнулся с огромными великанами. Один сидел на лавке, напоминающей трактирный стол, второй лениво отсчитывал вслух входящих в лифт людей, не пуская в покрытый сеткой каркас больше шести человек. Видимо, в этом и заключалась его «тяжелая» работа, пока напарник отдыхал от непосильного труда. Причем люди заранее старались не разбивать устоявшиеся или заранее сформированные группки, пропуская вперед пары или даже одиночных горожан.

Спустилась компактно вниз и четверка новых знакомцев, которые успели и представиться друг другу. Там опять небольшой отрезок тоннеля, и вот они, улицы подземного города. Не в силах удержать себя от любопытства, Леонид ненадолго замер посреди булыжной мостовой, но его остановка была расценена как обычное сомнение.

– Все правильно, вам туда, – подсказал мужчина в нужную сторону. – За вторым перекрестком сразу налево, и упираетесь в небольшую площадь. Вот на нее и выходит парадная дверь академии.

– Огромное спасибо!

Расстались тепло, чуть ли не лучшими друзьями. Если кто и наблюдал со стороны, ни за что бы не подумал, что в город тайно явился шпион из иного мира. Хотя, когда этот шпион остался там и двинулся в нужном направлении, любой бы удивился его поведению: словно человек в подобном городе в первый раз. А ведь все города практически на одно лицо.

Но так думали аборигены, тогда как землянин только и крутил головой по сторонам. Одно дело – просто подслушивать на кухнях, и второе – лично лицезреть фронтоны вполне величественных и красивых домов со стороны улиц. Такое впечатление, что здесь процветало настоящее идолопоклонство камню и предметам внешних декораций из него. А уж смешение стилей заставило бы сойти с ума многих земных искусствоведов от архитектуры.

Свет с перекрытий улиц падал вниз круглосуточно, поэтому и жизнь здесь никогда не замирала. Велась доставка продуктов на осликах и арбах. На иных телегах перевозили каменную плитку и блоки. С деловым видом куда-то спешили горожане с пустыми руками. Натужно согнувшись под неким подобием рюкзаков, что-то несли люди в одеждах попроще. Пробегали парочки, а то и группки веселящейся молодежи. Кое-где парочки влюбленных сидели на лавочках, которые окружали массивные цветочные клумбы. Работали лавки, пусть и не все, но две из десяти – как минимум. Каждый третий трактир, несмотря на позднее время, уже близящееся к утру, светился окнами первого этажа и приглашал открытой нараспашку дверью. За ней, правда, виднелись и другие, чуть ли не двойные, но их предназначение стало ясно только после открытия и закрытия: шумный гам выплеснулся на улицу и тут же иссяк. Звукоизоляцию здесь, похоже, соблюдали более чем скрупулезно.

Есть нисколько не хотелось, сказывались насильно впихнутые в себя еще в дупле угощения от юного баронета, но в одну из местных забегаловок зайти в любом случае следовало. И осмотреться не помешает, и подумать. Тем более что у Леонида было несколько вариантов на выбор. Первый: идти на окраину города и там пытаться занять один из пустующих домов. Такое разрешалось, но вот защищать там, даже после беседы со старшиной, никто никого не собирался, а на темных, заброшенных околицах встречались и откровенные гопники. Если не сейчас ограбят, то после того, как присмотрятся, что человек один и денежка у него водится.

Второй: попытаться с кем-то сойтись прямо в городе и уже с помощью новых знакомых если не легализоваться, то получить дельный совет или хитро выспросить, как это сделать. Совершить подобное со знакомыми из парка было нарушением всех конспираций и шпионских правил. Те бы сразу догадались о непричастности гостя вообще к этому миру. Может быть.

Ну и третий, самый простой и естественный вариант: трактир. Пока на эту тему ничего выведать не удалось, но тут не следовало быть семи пядей во лбу, чтобы знать: раз есть трактиры и нечто подобное ресторанам, значит, и есть такие, в которых хозяева сдают комнаты на постой. Хотя бы тем же молодым парочкам. На ночь. А то и на несколько часов всего. Кстати, если бы удалось каким-то образом познакомиться с девицей легкого поведения и снять комнату вместе с ней, было бы лучше всего. Но землянин даже понятия не имел, имеются ли в этом мире представительницы древнейшей профессии. Даже в разговорах воришек и грабителей, которых повезло подслушивать, подобная тема никогда не проскальзывала.

Так что ничего больше не оставалось, как податься в злачное заведение.

«Да и злачное ли оно? – размышлял иномирец, остановившись возле вполне солидных, раскрытых настежь дверей. За ними просматривались вторые двери, еще более инкрустированные резьбой по дереву и изукрашенные вставками из цветного стекла. – Что-то пока я ни одной драки не видел и ни одной пьяной песни не услыхал. Или это еще не самый разгул эмоций? Ладно, надо заходить».

И тут его подхватили с двух сторон под локти чужие руки, и два голоса спросили в унисон:

– Ну и как тебя зовут?

Глава двенадцатая

Новые друзья?

Все-таки, как я ни отлынивал от грядущего наказания, как судьба мне в этом ни благоволила, настал час и моего извлечения из камеры-мастерской. Где-то после первого завтрака валухи приволокли какое-то сложное, объемистое устройство на колесах и протянули от него сразу три трубки к дужке замка. Потом долбанула такая яркая точечная вспышка, что я на минуту ослеп. Причем не помогли ни массирование глазных яблок, ни громкие ругательства с моей стороны:

– Престидижита́торы! – Мой вопль пусть интерпретируют как хотят. – За что зрения лишаете? Предупреждать надо!

Со стороны входа донеслось насмешливо-угрожающее ворчание:

– Сейчас, сейчас, раб! Как только до тебя доберемся, так сразу и предупредим. Точно-точно, не обманем.

«Собаки позорные четырехметровые! Они еще и насмехаются надо мной?! – Понятное дело, что я расстраивался. – Светозарного мне для дачи инструкций не привели! Зрения лишили, и вообще странно, как это гаузы смертную казнь барону не разрешили?»

Именно с этой радостной новостью и приходил ко мне среди ночи старшина нашего сектора. Вырвал из такого чудесного сна, чтобы оглушить известием:

– Гаузы так и не сняли мораторий на смертную казнь! Так что спокойно отправляешься на Дно.

– Спасибо, конечно, огромное! – не мог сдержать я своего раздражения. – Но нельзя ли было меня этим огорошить во время завтрака? Заключенные тоже ведь имеют право на спокойный ночной сон?

– Ничего они не имеют! – донесся до меня удаляющийся голос Борея. – Особенно в тот момент, когда старшина сектора не спит.

Боялся я, что хуже будет. Некую гадость среди ночи устроят. Пронесло. Даже завтрак съел по своему полноценному заказу.

Да и зрение после нежданного ослепления вернулось довольно быстро (наверняка щит справился!). Чему даже возящиеся с замком валухи удивились:

– Не понял, он что, уже видит?

– Невероятно! В самом деле редкостный раб. Может, еще раз его импульсом угостим?

– Если берешь на себя отчет по использованию кристалла, то угощай.

Тем временем я приблизился к решетке, присматриваясь к их работе. Со всех трубок сейчас выходили три искрящиеся молнии, сливались возле самой поверхности в одну и медленно разрезали дужку замка поперек. То есть некая аналогия сварочно-режущего аппарата для высоких технологий. Ну а какой-то там кристалл используется, вероятно, для слияния трех молний в единую. И видать, дорогой, раз им не хотят лишний раз меня наказать.

Ну а я решил, что это и есть те самые умные техники нашего сектора. Причем на полных дебилов с ограниченными мозгами они ну никак не походили. И у меня в голове появилась твердая уверенность, что вся эта вот показная дикость и тупость – не больше чем хорошо прилаженная и привычная маска. Леня точно такую же носит, и любой, кто его увидит, ни в жизнь не поверит, что веселее парня нет во всех вселенных. Вот и с этими «артистами» решил поговорить: наглеть так наглеть!

– А что, ребята, того Ловчего уже починили, которому я глаз выбил? – Заметив, как дрогнула полоска сварочной дуги, понял, что напал на тех самых. – Вы на меня не сердитесь, не со зла так сделал. Уж больно сильно он меня своим капканом придавил.

– Не дергался бы, не придавил бы! – буркнул один великан, а второй перешел на угрожающий тон:

– Мы в записи все видели, раб!

– Так что вам стоило потом запись перемонтировать? – пожал я плечами. – Зато непобедимость Ловчего осталась бы непорочной, а мне бы не грозили всякими карами.

Дуга дрогнула во второй раз.

– Раб, не нервируй меня!..

– Не то сейчас направим резак на тебя и разрежем на две половинки!

Я показательно посмотрел в щель между великанами и стеной, рассматривая, нет ли кого в коридоре. Ну, понятное дело, исполнителей и близко было не видать, берегли глазки. После чего перешел на доверительный тон:

– Ребята, и охота вам вот такими тупорылыми притворяться? Хотя бы передо мной уже вели себя как нормальные специалисты.

Дуга дрогнула в третий раз, а великаны как-то странно переглянулись между собой.

– Ты чего это?

– Совсем умом тронулся, раб?

– Да что вы все заладили как попугаи раб да раб! Нет чтобы помочь товарищу по разуму, покорителю иных миров и вселенскому страннику.

Хорошо, что за момент до того, как дуга слишком резко вильнула, дужка оказалась окончательно перерезана и отошла в сторону. Замок раскрылся. Но теперь струя сварки уткнулась в скобы рамы и створки. Тогда как техники не обращали на нее внимания: с расстояния в метр в упор рассматривали только меня. А я шестым чувством осознал, что двигаюсь в правильном направлении, и поддал жару:

– Глядишь, когда потом и я вам помогу.

Наконец один из них заметил, что они уже не то режут, протянул лапищу и не глядя перекрыл три вентиля на устройстве. После чего глянул в конец коридора, убедился, что за нами никто не подсматривает, и заинтригованным тоном спросил:

– А ты кто?

– Да тоже в этот мир Груанов по своим интересам заскочил. Вернее, скорее даже случайно забрел, вот и пошел осматриваться, что да как. А тут ваша змеюка! Хорошо, что я с собой ничего поубойнее из оружия не прихватил. Сдуру мог и Ловчих всех проредить, да и ваших дежурных наверху почем зря на переплавку пустить.

– Они же живые! – вздрогнул один из великанов.

– Да знаю я, знаю. Это я так шучу. Ну и пришлось мне простым человеком из местных прикидываться, чтобы ваших земляков не обидеть. Ну а видите, что в итоге? Вся моя доброта – насмарку! Я, конечно, и со Дна выберусь, но могу где-то при этом не сдержаться, сами понимаете. Мало того, и мои товарищи тоже здесь, наверняка уже поиск моего тельца организовали. Вы только себе представьте, если я потом им пожалуюсь на плохое ко мне отношение.

Второй великан шумно сглотнул, но испуганным не выглядел. Скорее очень умным вдруг стал даже во взгляде.

– Ты нас не пугай! Мы тебе ничего плохого не сделали. Да и вообще: сам сюда заявился, сам и выкручивайся. Ну а если удастся, вон лучше с гаузами на эту тему поговори. Они и так тобой невероятно заинтересовались.

– Значит, ничем не поможете?

– Вот заладил! Чем мы тебе помочь должны?

– Мне обязательно нужен Светозарный для доверительной беседы. Мне надо заранее знать все детали, что там на Дне делается и как оно там все вращается.

– И это все?

– Ну и еще один совет дайте: стоит ли о себе признаваться гаузам?

– Хм! А нам, значит, не побоялся признаться?

– Так вы, ребята, тоже такие же подневольные, как и здешние аборигены. Тем более что разговор идет только между нами и будет сохранен в тайне от всех посторонних.

– В тайне, говоришь? – Великаны опять переглянулись. – А вот скажи, зачем ты вчера Светозарного убил?

– Поверите: случайно! Честное слово! Знал бы, кто он такой, я бы с ним сразу совсем об иных материях говорить начал.

– И справился бы? – Великан досадливо дернул губами и поправился: – Сумел бы его разговорить?

– Легко! – несколько самонадеянно воскликнул я. – Ну, если бы никто не мешал, конечно. А что, сильно они вас уже достали?

Смешно было и страшно наблюдать, как один из техников поковырялся огромным пальцем в не менее огромном ухе. А потом чисто по-человечески вздохнул и признался:

– Порядочно достали!

И его товарищ ему вторил со злорадной улыбкой:

– Ты бы только знал, с каким трудом наш барон сдерживал радость, глядя на свои сапоги, забрызганные мозгами Светозарного.

Я покачал головой:

– Трудно было заметить, трудно. Ну ничего, как-нибудь и с этой напастью справимся. Все вместе: и вы, и я.

Тот, что отключал устройство, уже в который раз покосился в конец коридора, а потом в упор уставился на меня:

– Ты хоть представляешь, за что пытаешься взяться?

– Не совсем. Но раз уж ухватился…

– А полномочия у тебя есть? – неожиданно спросил другой, наклонив голову к самой решетке.

«Интересный вопрос. Очень даже интересный! – пытался лихорадочно сообразить я. – Что он имеет в виду под словом “полномочия”? Понятное дело, никто меня в этот мир специально не засылал, что-то тут выискивать или шпионить не уполномочивал, так сложились обстоятельства. Да и вообще нет у меня никого, кто бы в чем-то как-то покровительствовал и давал какие-то полномочия вообще».

Я уже приоткрыл рот для отрицательного ответа, как вдруг сознание пронзила молниеносная информационная волна, подробная расшифровка которой выглядела дословно вот так: «Лобный камень меня предупредил конкретно: немедленно покинуть Рушатрон и центр империи Моррейди. Сияющий Курган мне показал столько своих значков-переходов в иные миры, что только полный идиот не поверит в его некую, скажем так, симпатию ко мне и заинтересованность в моих успехах. Тут уместно припомнить, что подобных мне “проходимцев” между мирами, называемых Грибниками, пантеон тоже чествует и привечает, но вот меня-то он однозначно выделил как-то особо! Обряд гипны у меня получился не просто на уровне хорошего художника, а на уровне гениального живописца, перешагнувшего время. Само звучание музыки для меня было совершенно отличным, чем для других. Тем самым мне как бы давали понять, что не все в единой структуре миров гармонично, цельно и правильно. Может, во мне было нечто такое, о чем это огромное устройство переходов между вселенных догадалось, рассмотрело и решило воспользоваться? Тогда понятным становится и тот момент, что именно я рассмотрел значок у пропасти колодца в подвалах разрушенного пантеона в Борнавских долинах. Дальше уже, конечно, пошли случайности и обстоятельства, но… Вдруг некая пробитая неведомыми силами тропа позволила зайти зроакам к нам в тылы? Ведь не было же ее раньше! Все твердили, что не было! И некие силы банально поставили меня перед фактом: либо на стол к людоедам, либо в мир Груанов. А какого лысого демона я тут забыл, если у меня и в других местах дел полно? А вот и ответ зарисовывается: значит, тут надо нечто вытворить! Знать бы еще, что именно. Но самое главное, если считать себя неким ставленником великого устройства, то уж, по крайней мере, и полномочия у меня от него имеются. Пусть непонятные, пусть неосознанные до конца, но есть! А значит, и ответ мой пусть и наглый, но прозвучит утвердительно».

– Есть у меня полномочия. Вам только и надо, что мне помочь в самой малости.

– Ну тогда даем сразу совет: ни в коем случае не раскрывайся перед гаузами! – затараторил шепотом один из техников. – Запустят под луч деструктора, а то и вместе со всем городом!

– Понял. Спасибо. А что со Светозарным?

– Пока не знаем. Попробуем что-то придумать. Поставному не доверяй! Старшине – тем более. Нам пора! – и, разогнувшись, напустив себе на лицо туповатое выражение, рявкнул в конец коридора: – Рабы! Давайте сюда! И пошевеливайтесь!

Я метнулся обратно в камеру, распихивая по карманам вроде как ненужные тюбики с краской, несколько толстых грифелей разной мягкости и несколько кистей. У меня еще с вечера теплились некие идеи на их счет, так почему бы не прихватить? Тем более что таких процедур, как обыск, тут вроде по умолчанию не предусмотрели.

А со стороны открытого входа ко мне уже приближался шкафообразный Сергий, приветливо расставив руки в стороны:

– Ну вот ты и выходишь из камеры, наш великий и загадочный шантажист!

Не совсем понятно было, чего у него в голосе больше сквозит – наигранного дружелюбия или желания одним ударом свернуть узнику голову. Но мне, как ни странно, страшно не стало. Да и разглядев его внимательнее, внутренне согласился: «Ну да, шкаф он! Железобетонный! И здоровый, как мамонт. Но вот по сравнению с валухами и в самом деле как ребенок рядом со взрослыми мужиками смотрится!»

От этого сравнения я непроизвольно улыбнулся, чем заставил поставного от неожиданности замереть на месте, и словно родного папу спросил:

– Привел Светозарного для разговора?

Из-за спины своего босса показался задумчивый Борей. Осмотрев внимательно мое рабочее место у мольберта и убедившись, что картина «Гибель Пловареша» целехонька, он и ответил:

– Отыскали двоих, связались с ними, но они только рассмеялись в ответ. Отказ. А заставлять их, скорее всего, и гаузы не станут.

Так как никто больше в камеру не вошел, а валухи уже давно укатили свое устройство, я понял, что местные власти все еще в чем-то сомневаются и пытаются нечто для себя прояснить. Причем сделать это прямо сейчас и здесь. Потому и спросил:

– Ну а что гаузы сказали по моему поводу?

Судя по тому, как напрягся старшина и приготовился слушать, такие сведения могли быть только у поставного. Тот и ответил:

– Ты для них – пыль. Но все равно удостоили ответом: «Посмотрим, выживет ли он на Дне».

– С ними понятно. А вы чем решили помочь в моем выживании?

– Ха! Ты совсем последние крохи скромности потерял? С какой наглости ты решил, что мы тебе помогать должны? Из-за твоих гениальных картин, что ли?..

– Естественно!

– Обойдешься! Шантажист.

С этими словами Сергий сделал шаг к мольберту, вынул картину из крепления и передал ее Борею с приказом:

– Отнеси в мой кабинет!

По лицу альбиноса пронеслась волна плохо скрытого недовольства, но проигнорировать приказ он не решился. Хотелось ему остаться и присутствовать при разговоре, к гадалке не ходи! И мне сразу припомнилось предупреждение валуха-техника: «Поставному не доверяй! Старшине – тем более!» Несколько странно как-то. Уж кто тут главный и кто решает все вопросы, так это босс всего сектора. Что может его подчиненный? Пусть даже и наиболее приближенный? Тем более мне хорошо припомнилась та унизительная предупредительность, с которой Борей впервые на моих глазах обращался к надменной и полной хамского презрения Ксане.

Как бы в этих странных отношениях разобраться? И надо ли себе мозги на эту тему ломать?

Пока Борей удалялся из камеры, я завел разговор на другую тему:

– У меня тут еще несколько идей появилось. Например, я бы мог нарисовать целую серию портретов под общим названием «Знаменитости нашего города». И время на это уйдет совсем малое, дней десять примерно.

– Ха-ха! – не удержался от смеха поставной. – Оказывается, ты еще не все резервы своей наглости явил миру! По всем правилам и нормам твоя тушка уже со вчерашнего вечера должна бродить по Дну и заниматься поиском груанов. Причем не ты один.

После чего он с вальяжностью уселся на лавку, в моей любимой позе, спиной опершись на стол. Тогда как я тоже не стал стоять, улегся на кровать. Еще и пояснил после этого:

– После завтрака руки-ноги дрожат. Стоять тяжко.

Укорять меня или отвлекаться и дальше на пустопорожние разговоры Сергий не стал. Его тон стал деловым, а информация лаконичной:

– Помочь я тебе могу только одним. Недавно трое наших ребят проштрафились и попали на Дно. Им дали по полгода службы в принудительном войске. Мне удалось их сбросить вместе, прямо в шахту нашего Ирша. Судя по заявкам на питание, они до сих пор живы, полсрока продержались. Кучкой там всегда выжить легче. Последняя заявка от них подана с сорок четвертого уровня, не знаю, что это и где, только могу сказать, что всего уровней сто двадцать. На сорок четвертый я тебя и отправлю. Моя единственная прерогатива как поставного в секторе. Мой тебе совет: обязательно их разыщи и передай от меня три слова: «Выбираться будем вместе!»

После чего сжато поведал мне имена и внешние приметы своих бывших подчиненных.

– Ну а как выбираются на поверхность те, кто насобирал десяток груанов?

– Мы понятия не имеем, а Светозарные молчат. Только и выходят они из тех самых клетей, в которых их опускают. Да вдобавок прибытие за полкара оповещается звуковым сигналом в нескольких местах.

Не успел я задать иных уточняющих вопросов, как он добавил:

– Кстати, Ксана до сих пор в камере. Отправлю ее вместе с тобой. Это все, что я могу для нее сделать по старой дружбе.

– Да на кой она мне нужна? – возмутился я, даже садясь на кровати от такой новости. – Мне что, еще и за ней присматривать придется?

– Тебе решать. Если тебя это спасет – можешь ее скормить атакующему тебя тервелю. Если не захочешь ее видеть, просто оставишь, где вздумается. Можешь даже попытаться продать или выменять. Ведь нравы там более чем жесткие, скорее всего, даже ты ее защитить не сможешь в первые же минуты после спуска.

– Нравы?

– Ну сам посуди, какие могут быть отношения между каторжанами и смертниками в их среде? Судя по заявкам на питание, женщины там вроде выживают некоторое время, порой даже несколько месяцев, а то и годами живут, но вряд ли можно позавидовать их жалкой участи. Или ты внизу надеешься отыскать куртуазное общество? Ха!

В коридоре послышались шаги, старшина уже возвращался. Но как я понял, поставной уже сказал мне самое главное. Поэтому я перешел к вопросу экипировки:

– А что с оружием? Хоть кинжал мне мой вернут?

– По этому поводу можешь не волноваться: тебе перед спуском выдадут полный комплект. Еще и по твоему усмотрению. Да и внизу уже столько подобного хлама за века собралось, что наверняка под ногами валяется, словно мусор.

– А оружие только холодное?

– Какое ты еще хочешь? – фыркнул Сергий. – Горячее, что ли?

Явно притворялся! Наверняка знает и про огнестрельное оружие, и про лазерное. Но и я не стал умничать:

– А вот, например, то, которым валухи пользовались при разрезании замка. Если его как-то приспособить, то можно легко любого слизняка раскурочить на маленькие котлетки.

На мои слова рассмеялись оба представителя местной власти. Ну а после поощрительного кивка поставного старшина с готовностью пояснил:

– Неужели ты хочешь быть умнее гаузов? Если бы вниз можно было опустить их оружие или отправить валухов, они бы давно уже все груаны из нашей планеты выпотрошили и ни одного тервеля в живых не оставили. Вся тайна в том, что на Дно могут опуститься только люди. Неужели ты этого не знал?

– Знал, не знал!.. Мне надо такое оружие, с которым я бы насобирал десяток груанов и быстрее вернулся на поверхность! – не мог скрыть я своего раздражения. – Мне вон картины писать надо, а не в смертельных местах ошиваться. Ну и по поводу выживших героев: как вам двоих удалось отыскать, если вы и про художника не знали?

Мой вопрос оказался, наверное, неожиданным, в том числе и для старшины. Потому что он с интересом уставился на поставного. «Ответит или не ответит?» – читалось в его глазах.

– Да в этом деле барон Фэйф пособил, – не стал тот скрывать. И тут же грузно, словно нехотя поднялся. – Ладно, и так уже все сроки вышли. Если через кар, точнее, через полтора не сброшу тебя на Дно, меня грозились убрать с места поставного. Старшина, выводи заключенного!

Борей развел руки в стороны, как бы извиняясь передо мной, быстро накинул мне на руку наручник и довольно мягко потянул меня к выходу. При этом он сочувственно бормотал:

– Вроде и невиновен, а вон как обстоятельства складываются.

Уже когда мы выходили, Сергий заметил, что замок с собой забрали валухи, и бросил мне в спину:

– Как тебе удалось такой замок повредить?

Признаваться в своих умениях не хотелось.

– С чего такая уверенность, что это я? К замку чаще всего Борей прикасался, может, чего и уронил нечаянно внутрь, механизм и засорился.

– Чего напраслину возводишь? – дернул меня за наручник альбинос. – Нет там внутри мусора никакого, просто все деформировалось как-то странно, вспухло внутри.

Мы шли уже совсем по иным коридорам и совсем в иное место, но разговор-то следовало поддерживать в любом случае:

– Слыхал я и о таком средстве. Кислота называется. Если в нее положить замок на несколько каров, почитай, все железо изъест да попортит.

– Замок никуда не уносили!

– Зато можно внутрь этой кислоты налить, – настаивал я. – Сами подумайте, кому было выгодно мое слишком длительное пребывание в камере, и вы поймете, чьих это рук дело.

– Да никому, кроме тебя, и не выгодно! – хмыкнул идущий сзади поставной.

Но его подчиненный не преминул возразить:

– Почему же! Ксане тоже это было выгодно, почитай, лишний день прожила.

– Намекаешь, что у нее мог быть любовник и среди моего окружения? – Голос Сергия налился злобой.

– Если она с художником тайно так долго общалась и даже знала, что он Светозарный, – стал рассуждать старшина, – повара своими поцелуями соблазнила, то могла себе и еще парочку тайных поклонников завести. С ее-то хитростью и красотой – плевое дело.

После минуты молчания, когда мы уже заходили в довольно огромный лифт, местный босс продолжил, словно паузы не было:

– Но тогда и тебя, Борей, следует заподозрить в первую очередь. Если Ксана настолько умна, то зачем ей мелкие исполнители? А? – и нажал единственную кнопку спуска со стрелкой вниз.

Моя кисть руки соприкасалась с кистью альбиноса, и я вдруг понял, что кожа его невероятно быстро вспотела. Хотя модуляции голоса остались насмешливыми и спокойными:

– Ну вот, еще и мне во всей этой неразберихе достанется ни за что! Ха-ха! Хотя мне даже льстит, что кто-то может подумать: такая красавица, да еще и личная секретарша поставного, польстится на такого старого служаку, как я. Если по уму, то ей следовало выбирать самых молодых и перспективных.

– Ага! Как раз все трое самых перспективных сейчас на Дне.

– Но с ее помощью туда и отправились! – уже начал паниковать Борей.

– А может, ей кто вовремя подсказал да надоумил? – Сергий взглядом пытался словно дырку в голове пробить у своего подчиненного. Да и следующий вопрос, пусть и вкрадчивым голосом, был задал, что называется, в лоб: – Может, ты на мое место метишь?

– При всем желании не получится, – довольно весело и откровенно хохотнул старшина. Правда, пот на его руке выделился еще бо́льшими капельками. – Ты меня моложе, так что я столько не проживу. Да и по всем остальным размышлениям – дело полностью перспективное.

– А ты размышлял?

– Почему бы и нет, – не стал скрывать подчиненный. – Вполне нормальное явление: любой служащий твоего управления не прочь подняться по карьерной лестнице. Так что в этом плохого?

Кажется, это откровенное признание заметно успокоило поставного. Хотя сомневаться не приходилось: отныне он каждый шаг своего ближайшего помощника будет рассматривать с нескольких точек зрения. И я понял, что нисколько не завидую старшине. А уж если он где-нибудь оступится или всплывет из его прошлого нечто явное и компрометирующее, то и сам на Дно грохнется. Причем с еще большей скоростью, чем его трое подчиненных.

Не мешало бы, конечно, выспросить, за что, мол, и при каких обстоятельствах троица неизвестных мне парней оказалась так жестоко наказана, но мы уже прибыли вниз. Как долго ни опускался довольно скоростной лифт, но не мог он падать вечно. Хотя и эта остановка оказалась только промежуточной. Или, вернее сказать, предпоследней. Здесь отправляемых на Дно экипировали оружием по их выбору, а потом засовывали в какие-то клети-капсулы явно иномирского происхождения. Ну и здесь меня уже ожидала Ксана.

Нельзя сказать, что красота молодой женщины за последние сутки увяла, да и синяк еще только посинел и пожелтел до нужной спелости, но вот что стала не настолько яркой из-за бледности, посеревшей кожи, спутанных волос и выражения отчаянной безысходности – бросалось в глаза сразу. Можно было еще добавить к описанию несколько выражений, как то: ненависть, страх, презрение. Единственное, что вызывало некое уважение, – это отсутствие униженной просительности. Как-то сразу чувствовалось: бывшая секретарша так и отправится на смерть, но ползать у чьих-то ног и умолять о пощаде не станет.

Увидев меня, Ксана демонстративно отвернулась в сторону и закусила губу. А может, и не я был причиной такой ненависти? Если разбираться, то вины моих сопровождающих в ее падении гораздо больше, чем моей. А некая боязнь старшины, которая мною ощущалась во время прикосновений, могла и его выдвинуть в списке виновных на первое место.

Но так как узница ничего не говорила и не пыталась кого-то в чем-то обвинить, не сыпала проклятиями, то если и имелся у нее когда-то с Бореем некий сговор, сейчас высвечен со скандалом не будет. Это и сам старшина почувствовал, задышав спокойнее и увереннее. Но тут я мог и ошибаться. Возможно, у него совесть была нечиста совсем по иному поводу?

Сам пункт отправки выглядел как внушительный квадратный зал, созданный из прочного бетона. С правой стороны стояло пять клетей, каждая на одного человека, и сразу было видно, что это не лифты как таковые. Над каждой клетью возвышалось два поблескивающих рельса, потом резко уходящих прямо в стену. То есть здесь была самая высшая точка их подъема. Ну а некие колесные зажимы и держали клеть на этих рельсах. Ни провода к ним не подходили, ни электромоторов не просматривалось, но, видимо, они и двигали средство доставки вниз-вверх.

Посреди комнаты стоял длинный стол в метр шириной. Ну а в левой стороне виднелись не столько окна, сколько люки с неким карманом внизу. Словно увеличенные во много раз автоматы по размену монет.

Вот и вся нехитрая обстановка. Меня отправили на левую сторону к лифтам и стоящей там Ксане. Только мы замерли, со всех сторон блеснуло около полусотни вспышек. Примерно так действуют вспышки фотоаппаратов.

«Хм! Неужели фото на память делают?» – поразился я, но понимание сути процесса пришло чуть позже. Мои сопровождающие стали по левую сторону стола, и поставной взял в руки некое устройство, очень напоминающее переговорное:

– Два узника для отправки доставлены. Начинаем экипировку! – После чего обратился к нам: – Заказывайте! У нас на все один кар. Если не успеете или будете долго сомневаться, отправитесь в чем стоите.

Ну и чего тут, спрашивается, торговаться? Надо вырвать от благ «родного сектора» как можно больше.

– А как бы мне прочитать перечень оружия? – поинтересовался я. – И есть ли именно наши размеры?

– Ваши параметры уже сделаны световыми импульсами, так что не переживай. А оружие заказывай любое. Если автоматическая выдача не поймет, просто опишешь, что тебе хочется, подробнее. Самое главное, что всем выдают без исключения, – это два пояса со специальными футлярчиками для груанов. Основной и запасной. Ко всему прочему вам на каждого полагается по два одеяла, по две фляги с водой и боевой паек бойца принудительного войска. Рассчитан он на пять суток. Где находятся места с устройствами подачи заявок на последующие пайки, никто из нас не знает. Вам придется это самим выяснять на месте. Только и скажу, что раз в пять дней снизу приходит подтверждение в другой зал: «Такой-то жив! Прошу паек». Все дается ему автоматически. Я только могу наблюдать.

«Ну понятно! Потому он и знает, где его бывшие подчиненные обретаются. Со жратвой тоже понятно. А вот с оружием более чем интересно! Может, у них сразу автоматы попросить? Или хотя бы арбалеты. Но что-то мне подсказывает, с дальнобойным оружием тут будет напряженка. Но попробовать-то можно. Да и нужно».

И я приступил к заказам.

Глава тринадцатая

На дно

Начал я с самого простейшего:

– Рыцарские латы полного покрытия с поддоспешной комплектацией!

Не прошло и пары минут, как после дивного гудения в приемнике под окном загрохотало, а исполнители стали таскать на стол передо мной груду заказанных мною предметов. Хорошо, в принципе, что я хоть обучился все это облачение если не напяливать на себя, то уж стягивать с мертвых зроаков. То есть навыки были, и я стал резво надевать на себя вначале войлочные поддоспешники, при этом с некоторым восторженным опупением рассматривая сами блестящие латы и продолжая скороговоркой перечислять остальные виды холодного оружия:

– Рапиру, два меча, кинжал, двадцать метательных ножей, трехметровое копье цельное металлическое, короткое копье на два метра со сменными лезвиями, штыком и алебардой, лук с запасными тетивами и комплект из ста тяжелых стрел.

Вот тут неожиданно пискнула короткая сирена, и ухмыльнувшийся Сергий пояснил:

– Запрещено! – Вот те раз!

Корчить рожи и возмущаться я не стал. Стрелок из лука из меня никудышный, хотя обладание первым щитом мне и давало неоспоримые преимущества даже в этом виде вооружения. Но мне еще ни разу даже подержать лук в руках толком не удавалось. Так что это даже хорошо, зато и в меня никто стрелы пускать издалека не будет. Не могу сказать, что я и следующим оружием владел отменно, но с ним-то мы хотя бы много раз упражнялись в метании в нашем доме в Лаповке. Поэтому продолжил, словно и не останавливался:

– Титановая кольчуга с капюшоном! – (Ну не всегда же в латах в бой идти?) Судя по специфическому шелесту, выдали кольчужку. И ведь легкая какая, прочная! Потом затолкаю в рюкзак, если местные служаки не присвоят от жадности. Вон как глазами навыкате мою обновку ощупывают! Сам же зачитывал мысленно представленный список дальше: – Полсотни сюрикенов…

После озвучивания последнего вида оружия сирена промолчала. Я сделал большую паузу, надевая на свои сапоги стальное покрытие и затягивая его ремешками, а потом прекрасно расслышал, как в приемник грохнулись и сюрикены.

Мало того, их на стол, рассматривая один пакет из пяти метательных звездочек, положил лично поставной:

– А это что такое? Первый раз такие штучки вижу.

– Да ничего сложного, можно кидать их наподобие метательных ножей, – последовал мой равнодушный ответ.

– Тяжелые. И какой с них толк? Нож, он и есть нож, а это… Значит, ты все-таки воин?

Вместо ответа я спросил:

– Я могу дальше перечислять?

– Можешь. Только учти, тащить все это придется на себе. Что поднимешь на себе, только то с тобой и опустится. Иначе клеть не тронется.

Что-то мне в этом правиле слишком не понравилось, но я так и не успел как следует на нем сконцентрироваться. Меня изумил и чуть ли не взбесил вид стоящей без движения Ксаны: на меня она посматривала с явным интересом, но вот себе до сих пор ничего не заказала. С одной стороны, я на нее был страшно зол и тоже почти ненавидел, но, с другой стороны, вот так просто отдать женщину на съедение либо страшным слизнякам, либо на растерзание оголодавшим уголовникам тоже было не в моих правилах.

– Ты чего застыла, как рожающая мадонна?! – вспылил я. – Заказывай немедленно!

Она скривила свое бледное личико в презрительной ухмылке.

– А мне ничего не надо. Я даже ножом не умею пользоваться.

– Нашла чем хвастаться! Дура! То есть, пока я буду свои ножи тратить, сражаться, ты даже пальцем не шевельнешь для помощи? И мне придется спасать твою глупую задницу? А ты даже от камня защиты не имеешь! Или потом тебя сразу укусит какая-то тварь и ты изойдешь кровью на месте? Если только тебя ранят, твоя участь будет решена, и спасать окровавленную женщину никто не будет! Даже ради насилия над тобой.

Кажется, быть изнасилованной ей не понравилось больше, чем просто умереть:

– Так даже лучше! Хватит уже, сколько можно терпеть!

– Но если тебя ранят слегка, то обязательно догонят тамошние вояки и уж тогда изнасилуют, сколько и как им понравится.

Такой довод уже подействовал. Ксана воскликнула с досадой:

– Но я не знаю, что мне брать! Для меня это все – просто железо!

– Могу я заказывать вместо нее? – быстро повернулся я к настороженно прислушивающемуся поставному.

– Нет. Выдача пойдет только после ее голосового заказа.

– Отлично! Ксана, повторяй за мной: «Рыцарские латы полного покрытия с поддоспешной комплектацией!»

– Зачем они мне?

– Когда будешь стоять у меня за спиной и подсказывать, что вокруг творится, я буду уверен, что никакая собака тебя за ногу не укусит.

– Там есть собаки?!

От ужаса губы ее стали бескровными, и я понял теперь, чем ее пугать в случае неповиновения:

– Еще какие! Так что быстрее повторяй!

Вскоре загрохотало и под вторым окном выдачи. А мне пришлось метаться между собой и девушкой, затягивая и пряча ее роскошные формы под рыцарским облачением и не забывая одеваться самому. При этом продолжая усиленно думать, как и что еще потребовать у автоматической выдачи. С одной стороны, робот – это хорошо. Скорее всего, он понимает прекрасно саму мою мысль, описывающую в моем воображении данное оружие. Вон даже никогда в этом мире невиданные, неизвестные сюрикены были мне выданы без проволочек. Но были и минусы такого фильтра из развитых, скорее всего, космических технологий. То есть потребовать автомат или пистолет изначально будет большой глупостью. Как бы это все тут происходящее не фиксировалось и потом не дошло до сведения гаузов.

Поэтому я стал экспериментировать постепенно:

– Моргенштерн!

Рыцарская булава на цепи появилась на столе, и на нее все служаки сектора смотрели более чем с недоумением и плохо скрываемым восхищением.

– Боевая секира! Мачете! Два метательных топора! Три пары наручников! Ледоруб! – Все это прошло без сучка без задоринки, хотя я очень сомневался, что ледоруб посчитают боевым оружием. А уж тем более наручники! Судя по удивлению служак, подобные вещи с собой вниз мало кто брал. – Арбалет! – Ну так и знал, что сирена прозвучит! – Метатель! – Короткая пауза, позволившая мне начать радоваться слишком преждевременно, оборвалась сиреной.

«Да этот хитропостроенный кладовщик мои мысли читает! – возмутился я про себя. – А жаль! Скорее всего, у него и доску не допросишься с отдельным комплектом пружин. А то бы я сам метатель соорудил. Ну да ладно, продолжим…»

– Духовая трубка с ядовитыми стрелками! – Сирена. – Два лассо! – Заказ прошел, хотя оружием считать такое трудно. Рассмотрел моток упругой, прочнейшей веревки, чуть подумал и заставил Ксану заказать еще три лассо. – Рюкзак! Набор котелков! Ремни с креплениями для разгрузки! – Тоже прошли.

Потом я только одевался и время от времени выкрикивал разные пришедшие мне в голову мелочи, которые тоже без всякого недовольного гудка выдавались. Например, сотня толстенных гвоздей на сто пятьдесят миллиметров и молоток. Воспоминания о глубоких расщелинах натолкнули меня на заказ комплекта альпинистских клиньев и два прочных, конкретно синтетических фала, которые и вес двоих рыцарей выдержат. Скользнув взглядом по синяку на лице девушки, вспомнил о небольшой радости для нее, если, конечно, пройдет:

– Комплект из расчески, зеркальца и прочих предметов по уходу за прической и ногтями!

Ко всеобщему ступору всех присутствующих, и это прошло. Наверное, умная машина справедливо посчитала, что женскую красоту тоже смело можно отнести к оружию, и подбросило небольшой, размером в две мужские ладони, несессер.

Ну и под конец я все-таки догадался, как схитрить и обмануть хотя бы частично сканирующие мое сознание устройства. Я себе четко представил командующего армией, который перед началом атаки подносит к глазам внушительную луковицу часов и сверяется со временем. Якобы это тоже весьма важное оружие. Но! Не метательное! После чего мой взгляд как бы проникает внутрь часов и оказывается в мире пружинок, шестеренок и маятников. Проведя такую демонстрацию, я стал быстро перечислять:

– Рессорная сталь в виде проволоки и полос с закалкой на мартенсит.

И перечислил параметры, толщину и вес, в общем-то, небольших мотков. Если удастся выклянчить в комплект экипировки подобную сталь, то я впоследствии на готовые пружины уже сам сделаю нужный стабилизирующий отпуск. Технология мне была известна.

Прошло! Так что пусть и не сразу, но со временем такое оружие, как метатель, а то и пружинный арбалет, я обязательно сделаю!

Ну и под шум такого дождя сделал через Ксану вполне солидный заказ все той же незаменимой проволоки. Разве что чуть изменил сечение, ширину лент и предел упругости.

Пояса с футлярами для хранения груанов оказались довольно удобными в ношении и очень походили на патронташи. Их было удобно носить где угодно – на плече, на поясе, да хоть на бедре, футлярами наружу.

«Что ни говори, а экипируют тут одуренно! – не мог я не восхититься. – Знать бы все это заранее да продумать разные, но самые необходимые мелочи!..»

– Пошла последняя пятина кара! – предупредил меня поставной, и я заторопился с окончательной подтяжкой, навеской и размещением.

За четырнадцать минут много не успеешь, но вроде уложился даже с некоторым запасом. Закованная в латы Ксана смотрелась как вполне справный рыцарь среднего роста. Правда, вот оружие на ней и рюкзак смотрелись хуже, чем мятый серпантин на выброшенной после Старого Нового года елке. Прошлась она после моей команды вполне сносно, но вот сразу потом прошептала мне:

– Долго даже не выстою. Полкара, и упаду.

– Спортом надо было заниматься! В закрытом забрале не жарко?

– Не жарко, а… страшно.

– Вот и отлично! – Я стал быстро закидывать на себя неподъемный рюкзак, а потом брать в руки самое громоздкое оружие, которое нельзя было повесить на тело.

А тут и две клети с лязгом раскрылись.

– Две минуты вам, чтобы зайти! На пол ставить ничего нельзя!

Но только я вошел и стал разворачиваться на лязг закрываемой двери, как в помещение «гримерки» бодрым шагом вошел барон Фэйф. Ну а его «бодрый шаг» равнялся умеренному бегу обычного человека.

– Ну что, рабы, подготовили уголовников к отправке?! – забасил он таким голосом, что от него понеслась волна вибрации.

Судя по явной растерянности провожающих нас служак, появление великана считалось здесь невероятной редкостью.

– Э-э… Ну да, – не совсем по уставу отозвался поставной. – Через минуту отправляются.

– Хорошо-хорошо, туда им и дорога, – продолжал басить валух, деловито шагнув к клетям и осматривая нас с Ксаной с ног до головы. – Ха-ха! Да они словно в консервные банки запаковались! Ходячие консервы! Думаете, что тервель такой закуской побрезгует? Наивные. Ого! Ты смотри, как он загрузился?! Ишак столько не потянет! Никак навсегда туда перебираешься? Ха-ха-ха!

И во время этого монолога он своей массивной тушей полностью закрыл меня со стороны стола от возможных наблюдателей. Сложив руку в локте, он просунул сквозь ячейку стальной сети несколько скатанных в трубочку листов бумаги и расширенными глазами указал на них. Мол, забери!

Значит, некая помощь со стороны великанов мне поступила! Мои разговоры с техниками не прошли бесследно! Неизвестно, что в этих записях, но уж явно не яд для моей тушки. Вот только как взять эти записи? Руки-то у меня заняты!

Поэтому ничего больше не оставалось, как чуточку присесть, наклониться вперед и ухватить записи зубами. Великан продолжил и дальше что-то говорить бессмысленное, но предупреждение поставного я все-таки расслышал:

– Начинается спуск!

Я только и успел повернуть голову в сторону Ксаны и понять, что она следит за мной неотрывно, как наши обе клети ухнули вниз чуть ли не с активным ускорением. Вернее, это было даже не ускорение, потому что ни грохота, ни свиста ветра не ощущалось. Зато я сразу понял, что такое полная невесомость. И что ощущают космонавты на орбите. Ноги оторвались от пола, дышать стало так легко и непривычно, что амплитуда движений грудной клетки увеличилась до неприятного кислородного отравления. Да и волнение чрезмерное сказывалось.

Зато я считался весьма начитанным и образованным человеком (по крайней мере, сам такими мыслями себя тешил) и сразу начал действовать. Руки у меня облегчились, и мне не составило труда перехватить свернутые в рулончик записи. После чего я постарался развернуться в сторону моей попутчицы ко Дну, попискивающей и висящей под самым потолком своей клети.

– Ксана! Старайся дышать медленно, через раз! – прокричал я ей, пытаясь и по сторонам посматривать.

Серые стены шахты слились в сплошную стену без всяких тонов или участков света. Мы сами словно висели в слегка подсвеченном дымном облачке. И ведь уже пролетело сколько секунд, которые я начал отсчитывать с некоторым опозданием! Это ж на какую глубину мы падаем?!

Тем более, как знаток начальных постулатов физики, я прекрасно помнил: чем больший разгон, тем жестче и опаснее остановка. Да нас по большому счету с такой тяжеленной экипировкой может просто поломать, а то и убить при резком торможении. Может, Ксана была права, и нам следовало отправляться налегке?

Но сейчас было поздно что-то менять, и я заорал своей коллеге по несчастью:

– Держись! Если начнем останавливаться и ударишься о пол клети, постарайся по возможности сразу же лечь по диагонали клети на спину и ровно вытянуться! Ноги согнешь в коленках! Поняла?!

Ответного писка разобрать не удалось, но я понял, что ответ утвердительный. И только я уже в ужасе досчитал до шестидесяти, как началось торможение. К нашему счастью, медленное и щадящее. В отличие от моей попутчицы я вполне удачно встал на ноги да так и продолжал стоять, не зная падать мне на спину или нет. Пока, несмотря на все усиливающуюся на мои плечи троекратную тяжесть, я стоял нормально. Ксана успела лечь, как я ей советовал, и даже рюкзак себе довольно удачно сместила под голову.

И тут, где-то на двадцатой секунде торможения, вдруг оказалось, что мы прибыли! Пол под нами вздрогнул в последний раз и замер. Что-то в моих подсчетах, пусть даже и приблизительных, явно не сходилось!

Но пока на эту тему думать было некогда. Инструкций, что тут творится на Дне и как, нам не дали, стоять сейчас и читать полученные от валуха записи бессмысленно, тем более что долго нас здесь держать автоматически наблюдатели не собирались. Вначале я рассмотрел вплотную за сеткой стальную стену. Вернее, две сомкнутые створки ворот, которые красовались вполне понятным мне числом «сорок четыре». Не успел я к ним присмотреться, как створки бесшумно разъехались в стороны и точно так же тихо наружу открылась калитка клети. А уж совсем для тупых под ногами несколько раз вспыхнула и погасла световая стрелка. Мол, не задерживайся, топай!

Мы на Дне.

Не зная, грустить по этому поводу или сразу прощаться с жизнью, я сделал несколько шагов, волоча на себе все свои вещи, и аккуратно осмотрелся в обе стороны. Извилистые анфилады каменных переходов. Почти полная темень. Если бы не мое умение видеть в темноте, пришлось бы долго привыкать к такому густому, странному сумраку. Никого. Ну и самое главное – ничего вроде пока опасного. По крайней мере, ничто не шевелится и в нашу сторону не мчится.

Хотя тут же меня привлек шум из соседней клети, и я вовремя успел на помощь своей коллеге – отныне – по службе в принудительном войске. Оказывается, что задние стенки наших клетей стали двигаться к выходу, как бы выдавливая наружу ну совсем уже полных идиотов, не желающих расставаться с цивилизацией. А у Ксаны ремешок ножного облачения зацепился за стальную сетку, и она из-за тяжеленных и неудобных доспехов не могла до него дотянуться.

Поставил свои копья посреди прохода, сбросил рюкзак и только после этого в три этапа освободил женщину из плена, выволакивая под мышки наружу. Она при этом попыталась громко пожаловаться на какую-то боль или придавленность, но я на нее зашипел со всем напором:

– Тихо! И не пискни мне! Недаром здесь прибытие обставлено так бесшумно. Иначе сюда или звери сбегутся, или люди. Оно нам надо?

Тем временем стрелки в клетях перестали мигать, калитки закрылись, а створки в самой пещере сомкнулись. Да так слились с окружающими стенами, что, не смотри я за ними специально, потом бы упарился отыскивать. С этой стороны на них ни номера не было и никаких иных обозначений.

Вот и пригодились набранные в карманы краски! Маркер у меня тоже имелся, но в таком сумраке попробуй потом отыщи отметки темного цвета. Правда, чтобы достать парочку тюбиков из-под рыцарского облачения, пришлось изрядно попыхтеть. Это не в карман шорт, будучи на пляже, руку засунуть!

Отметки сделал, хотя при всем своем оптимизме даже представить пока не мог, как подобную автоматику не просто обмануть, а хотя бы вскрыть или взломать удастся. Потом тщательно осмотрелся по сторонам, моей усиленной памятью улавливая основные различия и особенности данного места.

«Хитро придумали! Люди сюда попадают, а потом даже при всем желании устроить засаду в данном месте на вновь прибывающих вояк – дело довольно сложное. Мало того что тут сто двадцать уровней, так и место собственной высадки редко кто догадается запомнить или пометить. Что же это за недра такие преогромные? Надо будет потом на досуге с калькулятором посчитать, куда мы провалились».

В самом деле, в понятии любого человека, да и моего тоже, дно – это дно. Ну как у ведра, например, или у колодца. То есть вот оно – вокруг нас! И никаких иных затей. А тут масса уровней. И что-то мне подсказывало, что между этими уровнями находятся некие пространства с другими уровнями. Может такое быть? Вполне!..

Долго оставаться именно в этом месте мне не слишком хотелось. По двум причинам: неприятный запах и странные чешуйки под ногами. Они словно образовывали светящуюся дорожку через этот тоннель. Уж не следы ли это тех самых тервелей? Слизняков, которые целиком заглатывают человека?

Поэтому мы опять загрузились своим добром и двинулись вправо выискивать, выбирать место для первого привала поспокойнее. Я впереди, почти ничего не видящая Ксана сзади, держась за конец копья. Шепотом я ей отдавал команды, как ступать и что перешагивать.

Уже в первой пещерке мы подивились странным древесным образованиям. Словно корни гигантских деревьев, они выходили снизу, порой змеились по стенам, порой стояли прямо по центру, словно голые стволы без веток и листьев, иногда вились спиралями и опять скрывались в толще сводов. В той же пещере было замечено и первое кострище, рядом с которым виднелись несколько обгорелых остатков тех самых корешков и разной величины пожелтевших словно от старости мослов. Были там и мелкие косточки, натолкнувшие на мысль, что выжить здесь воинам можно и без сбрасываемого сверху пайка.

– Ну вот, первый след человека разумного, – прошептал я, тыкая рукой под ноги так почти ничего и не видящей Ксане. – Значит, жить здесь можно. Топаем дальше!

Потом мы вышли в преогромную каверну, напоминавшую скорее каньон с широким днищем. И двинулись по ней под самой стеночкой.

Место я отыскал для спокойного привала довольно быстро, обещания моей попутчицы свалиться вот-вот с ног не успели сбыться. А место мне понравилось тем, что было более чем удобно для обороны. Крутой склон вверху завершался дырой, да еще прикрытой причудливо несколькими стволами странной растительности. Мало того, во вместительном гроте, а правильнее сказать, проходной пещерке имелся и второй выход: с противоположной стороны можно было выбраться в точно такую же огромную каверну. И там дыра была под самым сводом, только вот коренья закрывали лаз почти полностью.

Вначале я бегом затащил наши вещи, потом втянул сильно обессиленную коллегу и только тогда стал окончательно осматриваться внутри.

– Ты посмотри, и здесь кострище. Правда, совсем уже старое. Кажись…

– Я ничего не вижу! – сокрушалась шепотом бывшая секретарша. – И умираю под тяжестью этих лат. Нельзя ли их снять?

Вот это уже мне нравится, понимает, кто тут командир! Так что я не только милостиво разрешил, но и помог ей сбросить большую часть рыцарского облачения. После чего она просто завалилась на камни, а я стал поспешно соображать, что использовать вместо освещения. Ведь прочитать записки никак бы не получилось. Маловато света, маловато!

Как я ни присматривался, никак не мог понять, почему темень не полная. Что в больших пространствах, что в малых переходах стоял совершенно одинаковый ночной сумрак. Но именно сумрак, а не полная чернильная темень. Даже моя попутчица уже немного привыкла и различала мою фигуру, выделяла рюкзак на полу и видела некоторое крупное оружие.

– Может, топором срубить несколько корешков? – предложила она. – Раз здесь костры разводят, то почему и нам не попробовать?

– Да можно и срубить, – пожал я плечами и принялся внимательно осматривать остатки старого кострища возле стены. – Только какой нам пока прок от громадного костра?

Несколько щепок и старых угольков отыскать удалось. Кто знает, как оно все еще гореть будет? Вдруг подобное огнище следует каким жиром вначале полить? Например, из тела тех же тервелей? Или еще каким средством пропитать эти дрова, чтобы горели?

Расколов угольки ножом, понял, что они не прогоревшие насквозь, а скорее просто недогоревшие куски древесины. Так бывает, когда кострище заливают резко водой.

«Ага! Стоит попробовать хотя бы эти щепки вначале поджечь со старыми остатками. Если будут гореть, дальше посмотрим. Только вот что здесь со светомаскировкой?»

Своим зрением я отлично просматривал обе большие каверны по сторонам нашей пещерки. Пока там никто не ходил и не шевелился. Но если отсюда замерцает свет? Не потянутся ли гости на огонек? А значит, одеяла, коих у нас аж четыре штуки, более чем пригодятся. О том, что этой пещеркой не раз пользовались разумные, а скорее всего, наши коллеги по принудительному войску, свидетельствовали и колышки, оставленные в трещинах над обоими входами. Так что вскоре по одному плотному одеялу скрывало наше убежище от нежелательного взгляда с каждой стороны. Да и сам костерок я стал разводить под прикрытием рюкзаков и наших стоящих на коленях тел.

Когда из моей шикарной газовой зажигалки появилось пламя, слишком яркое для привыкших к темноте глаз, Ксана вздрогнула, зажмурилась, а потом не сдержала удивления:

– Странно горит! Да и сама штучка дивная.

Ну еще бы! Как я понял, природного газа в мире Груанов, скорее всего, и не было. Вся цивилизация жила на халявном электричестве, которое давали колонизаторы. Неизвестно, откуда сами гаузы брали столько энергии, но у высших цивилизаций наверняка правители и народ с проблемами нехватки нефти не сталкиваются.

Колотая ножом щепа загоралась не раз. Но что самое удивительное, горела ровно, сильно и практически бездымно. Только и чувствовалось в воздухе какое-то приятное обилие запаха эвкалипта, хвои и еще чего-то подобного. Но это нисколько не значило, что при таком костре нельзя угореть или задохнуться. Следовало в будущем обязательно проверить. Но наш первый маленький костерок разгорелся более чем ярко.

Доставая листки бумаги и разворачивая их, я почувствовал, как женщина прижалась ко мне плечом. Настолько ей было любопытно посмотреть, что же мне такое передал страшный барон Фэйф. Мимолетное сомнение я отбросил сразу: какой смысл от кого-то таиться? В любом случае здесь наверняка информация такая, что может только помочь, но не навредить.

И была она дана крупными, размашистыми буквами, которыми, скорее всего, писал кто-нибудь из валухов. Да вот только вся закавыка как раз и заключалась в том, что здешней письменности я не знал! Да что там здешней, я письменность мира Трех Щитов не совсем резво разбирал, а здесь и произношение совсем иное, да и правила явно какие-то несуразные. Знакомые буквы вроде попадались, но незнакомых было больше. Да и сложить почти непрерывные строчки в понятные фразы не получилось бы и за год! Помог, называется, барон! Я так расстроился, что совсем соображать перестал, и, только огорченно опустив все листки вниз, вспомнил, кто это усиленно дышит мне чуть ли не в ухо.

– Давай, любезная, читай все это вслух, но с выражением. Мне надо понять эмоциональный фон писавшего, важно почувствовать его настрой и откровение.

– Чего, чего? – изумилась девушка, в упор глядящая на меня опухшим до сих пор от фингала глазом.

Но я ей с нажимом вложил листки в руку и с угрозой повторил:

– Читай, говорю! Вслух! – И сам стал интенсивно подкладывать оставшиеся кусочки древесины в прогорающий костерок. – Скоро все прогорит!

Это окончательно подтолкнуло мою неформальную секретаршу к чтению:

– «Михаил! Это все данные, которые мне удалось вырвать из нашей аналитической машины. Сведения спорные, разрозненные и основаны на косвенных и непроверенных высказываниях Светозарных во все времена колонизации мира Груанов. Кажется, это мой предшественник собирал, и, кажется, догадываюсь, для чего…»

Ксана прекратила читать, прокашлялась и спросила:

– Ты что, дружишь с бароном? Или вы с ним в сговоре?

– Хм! Можешь считать, что дружу… Быстрее, прогорает!

Использовать зажигалку было жалко, а прочитать следовало как можно скорее. Ну и представительница принудительного войска больше не останавливалась при чтении.

И картинка, расписанная на пяти довольно больших листках, оказалась весьма и весьма колоритная. А по правде говоря, спасла нам с Ксаной жизни практически в первый и в последующие дни нашего пребывания на Дне.

Вначале говорилось о пайках. Для их получения в пещерах имелось практически неисчислимое множество уступов, называемых Дланями. Да иначе их и назвать было нельзя, потому что в них была, словно в глине, выдавлена человеческая ладонь. Следовало и свою ладонь вложить туда и подождать секунд пять для идентификации. Сигнал поступал в базу данных наверху, параметры сличались, и еще через несколько мгновений на уступе оказывался пакет с пятидневным пайком. Вся соль заключалась в том, что если человек «просил пожрать» несколько раньше положенного срока, например через четверо суток после последнего раза, то пакет появлялся ровно по истечении пятых суток. То есть приходилось бы ждать еще сутки, если ты потребовал слишком рано.

Дальше шло про возможность ухода на поверхность с десятью груанами. Как только они оказывались у одного человека, ему открывался прямой световодный путь к ближайшей клети, которая открывалась при его приближении.

Ну и весьма важными оказались сведения о личной безопасности. Вернувшиеся на поверхность Светозарные порой вели себя несколько странно, таинственно, молчаливо, но все равно проговаривались редкими фразами о том, что есть, существует, царит и происходит на Дне. Вот из этих оброненных, затем собираемых годами в разных городах фраз и сделала аналитическая машина ныне читаемые нами выводы.

«Всякий подряд корень рубить нельзя, может убить ядом сразу или дымом позже». Потом короткая приписка: «Данные не проверены!» – и точно такие же приписки почти под всеми оставшимися выводами. «Порой большой тервель раскрывает пасть и маскирует ее под нормальный проход в человеческий рост. Потом только смыкает пресс челюстей на доверчивой жертве. Главный признак данной опасности – запах гнилых листьев. Ни слизняки, ни другие дикие обитатели Дна огня не боятся. Костер – не защита, скорее приманка для охотников. Любое мясо внизу – съедобно (почему любое и что значит “внизу”, не объяснялось). Женщины на Дне не беременеют. Женщины никогда не становятся Светозарными. Женщины тоже съедобны (в этом месте Ксана вздрогнула и на момент сорвалась голосом). Женщин хищники не ощущают по запаху (хоть одна для них радость!). При поиске груанов никогда нельзя заходить далеко в охотничьи угодья тервелей. Если обнаружен носитель груанов, лучше всего устраивать на него засады на нейтральных территориях. Груаны поселяются у зверей на загривках. Лучшее место для проживания принудительных воинов – древние замки или башни. Чужого, то есть совершенно незнакомого встреченного человека, правильнее убить сразу…»

Вот на такой пессимистической ноте и заканчивались записи барона Фэйфа.

Наш жалкий костерок догорел в полной тишине. Мы слишком задумались, переваривая информацию и вновь привыкая к полной темноте. Но я первым вернулся к действительности и бросился выглянуть с обоих выходов. И кое-что рассмотрел! Опасность нам не грозила! Опасность просто прокатилась по большой каверне, откуда мы пришли, несуразным, полуспущенным колобком. Мне не довелось лично видеть гаузов, но несколько описаний я уже имел, потому так и подумал: «Гауз!.. Только раза в полтора больший!»

Колобок и в самом деле достигал порой метров четырех в диаметре и все-таки не летал, а именно катился. Детальнее его рассмотреть не удалось, но так и напрашивалась ассоциация с тем, что вездесущие гаузы и здесь расплодились. А может, они просто иногда и сюда наведываются для контроля?

Со временем, конечно, станет ясна здешняя диспозиция: кто за кем смотрит и кто чего тут контролирует. Ну а пока я вернулся ближе к подруге по несчастью и, не так с ней советуясь, как просто рассуждая вслух, стал повторять некоторые выдержки из информативного письма:

– Незнакомых здесь стараются убить вместо «здравствуйте!» Как же тогда познакомиться? Или даже просто расспросить об иных возможных знакомых?

– А давай никуда не будем ходить и жить здесь? – вдруг попросила Ксана.

– И что мы здесь «наживем»? – съехидничал я. – Без врагов будет скучно, без друзей – страшно, да и женщины здесь не беременеют.

– Чтоб тебя! – И так тихое шипение вообще оборвалось на полуслове.

Но я-то расслышал и продолжил более строго:

– Советы следует давать только продуктивные и приносящие пользу. А польза должна служить одной цели: возвращению в цивилизацию. Значит, делаем шаги только в этом направлении, а не рожаем идеи, основанные на страхе и глупости.

Как ни странно, она и тут мне возразила:

– Среди женщин Светозарных не бывает! Так что цель у меня одна: забиться где-то в щель и прожить там, никого не видя, как можно дольше!

– Имеешь полное право выбора, – легко согласился я в ответ. – И когда я отправлюсь в путь, можешь здесь оставаться со своей парой одеял. Сейчас я пытаюсь определиться в главном. Больше всего меня радует, что люди здесь живут в некоем подобии компаний. Да и сам факт существования здесь замков и каких-то башен поражает. Не могли же эти строения соорудить только люди из принудительного войска. Или могли?

– Чем? Мечами и копьями? – Раз моя собеседница отвечала здраво и рассудительно, значит, в себе не замкнулась, на меня не обижается до крайности и может оказаться полезной в дальнейших осмотрах на местности.

– Вроде верно спрашиваешь. Но не забывай, люди за века могли здесь соорудить кузни, добыть руду и уголь да и из поставляемого сюда оружия наковать как рабочего инструмента, так и иную массу вещей для житейского быта. Да, наверх они уже и не мечтают попасть, но ведь могли и тут неплохо обосноваться да жить до глубокой старости. Вот со временем замки и построились, вот за века башни и взвелись.

– В пещерах?

– А откуда мы знаем, что вокруг нас? Вдруг тут такие каверны огромные есть, что стоэтажный замок можно выстроить? Да не один? Или вообще эти данные неверные, ошибочные. Все проверять придется. Но сейчас меня больше всего радует, что мы ни одного корня по дурости нашей и незнанию не срубили.

Я уже с некоторой опаской погладил несколько корешков, которые пронзали и нашу пещерку. Потом запряг для просмотра свои умения и попытался рассмотреть внутреннюю структуру древесины. Чуть позже провел сравнительный анализ с корнями, которые прикрывали отверстия нашей пещерки. Этот процесс оказался и познавательным, и полезным. Я четко определил сразу пять совершенно различных типов здешних голоствольных растений и сумел четко определить тип, в котором струился опасный для человека яд. Пока сам яд доставать и проводить с ним наблюдения не стал, не стоило терять время.

Из оставшихся четырех видов следовало определить, какой или какие годились в костер, но это можно было сделать у следующего найденного кострища по огаркам и остаткам. Да и пеньки где-нибудь обязательно отыщутся.

Ну а пока мы решили выдвигаться на разведку. Мне пожелалось пересечь вторую каверну и посмотреть, что таится у ее дальнего края. Жалко было оставлять здесь как сухие пайки с одеялами, так и часть явно лишнего в бою оружия, но делать было нечего, подвижность мною сейчас ценилась больше, чем грубая защита. Так что мы даже часть доспехов с себя сняли и, наскоро перекусив, отправились в путь.

Глава четырнадцатая

Провокация

Глядя на полубезумного мужчину, Шаайла с некоторым запозданием запустила в действие умение усыпления и успокоения. Но вся беда была в том, что у нее самой в теле не оставалось сил даже для самого слабого и никчемного проклятия. Даже прикрыться ладошкой от грозящей ударом руки сил не было. Все силы ушли на самолечение после контакта с Траваном.

Только и отвернулась в сторону со словами:

– Я даже встать не могу, не то чтобы кого-то лечить. А если ты меня сейчас убьешь, то уже точно никогда не сможешь порадовать свою плоть любовными утехами.

Послышался скрежет зубов, с которым атаман пытался удержаться от немедленного рукоприкладства. Но именно эта полная беззащитность его и остановила. Если бы пленница пыталась прикрыться, сжаться или закричать, он бы не поверил, что она настолько обессилена. А так вынужден был признать, что подобными методами подобную ведьму вряд ли удастся уговорить на сотрудничество.

Кое-как справившись с распирающим его бешенством и восстановив дыхание, мужчина продолжил разговор уже выверенным тоном:

– Меня зовут Кабан Стерня. Титул – клайден. Обращаться только как к господину клайдену. А тебя как зовут?

«Кажется у него мания величия, – догадалась вашшуна, перед тем как ответить. – И никакой он не клайден! В лучшем случае родился у какого-то барона на конюшне. А уж имечко! Нашел чем хвастаться! Или оно тут популярно? Хотя да, красив и породист на вид».

– Шаайла. Но я как целительница имею право обращаться даже к царю на «ты» и по имени.

– Мне плевать, как ты можешь вести себя дома! – опять вскипел Кабан. – Но здесь законы устанавливаю я! Поняла, тварь?! – И опять замахнулся для удара.

– Да ладно, господин Стерня. Мне без разницы, – не стала заедаться девушка с мелким диктатором.

– Что тебе надо для восстановления сил?

– Хорошая еда и как можно больше свежих фруктов. Желательно и овощи сырые. Но я не знаю, какие тут у вас есть.

Атаман резко наклонился вперед, буравя пленницу взглядом:

– Значит, ты все-таки признаешь, что явилась к нам из другого мира?

– Думайте, что хотите.

– Хорошо, поговорим на эту тему позже. Что еще может помочь в твоем становлении на ноги? Мы принесли несколько деревцев мадроньо. Они здесь почему-то не приживаются, но пока еще не высохли, и листья привяли лишь чуть-чуть. Корни обернуты тряпками с землей, поставлены в кадушки и постоянно поливаются.

А вашшуна уже махала руками и пыталась сесть на полатях.

– Несите!.. Быстрее!..

Настолько ее взбодрила сама мысль, что сейчас она собственными глазами увидит легендарное дерево мира Трех Щитов. Пока клайден Стерня свистел в свисток, пока прибежали его адъютанты и пока принесли сами деревца, девушке удалось усесться и унять буйное головокружение. После чего протянула руки к поставленным к ней вплотную деревцам. Разбойники принесли небольшие, всего метра полтора в высоту растения, но это были они, это были мадроньо!

Выплеснувшееся волнение, слезы радости и счастливую дрожь всего тела скрыть не удалось, поэтому и затаивший дыхание атаман не удержался от вопроса:

– Это они?

– Они. – Девушка с ошеломлением гладила листочки, прикасалась к веточкам и стволам. – Точно они.

Ошибиться было нельзя, хотя сил для более тщательного исследования внутреннего состава самого растения пока не было совершенно.

– И как ими надо пользоваться?

– Рецептов у меня с собой точных нет, меня отправили только на поиски. Но когда мои силы поднакопятся, я могу начать делать отвары, вытяжки и экстракты. Вот тогда и посмотрю, что из средств будет более интенсивно вытягивать из вашего тела ту черную, клубящуюся мерзость, которая там накопилась.

– Черная? – с судорожным вздохом переспросил Кабан Стерня. – И ты ее видишь у меня в теле?

– Твое тело я пока просмотреть не могу, сил нет. Я ее видела у Травана. Много. У того молодого парня – гораздо меньше.

Напоминание о слабости заставило атамана с остервенением, чуть не до крови закусить губу. Но долго молчать он не смог:

– Сколько дней тебе понадобится для восстановления сил?

– День, может, два. Очень страшная болезнь в вас сидит.

– А для изготовления вытяжек и прочих лекарств из мадроньо?

На данный вопрос нельзя было отвечать сразу и конкретно. Если бы еще местный диктатор был сдержаннее да здоровее, он бы наверняка дал для целительницы любое запрошенное время. Но видимо, его одолевала очередная буйная влюбленность, и его инстинкты самца не слишком дружили с разумом. Так что спугнуть его слишком большим сроком чревато новой вспышкой бешенства. Назвать срок всего в несколько дней – так тоже ничего хорошего: вдруг ничего сделать не удастся? Вдруг действенные лекарства не получатся? А ведь девушке только и надо, что продержаться дней десять – пятнадцать, а потом средь бела дня спокойно добраться до нужного «лысого» холма. Уж за один час Ласоч целительнице никакого вреда не принесет. Тем более что она после прихода в этот мир и так на поверхности уже чуть ли не целый день под опасными лучами проторчала.

Поэтому следовало давать расплывчатые обещания:

– В таких делах нельзя говорить конкретные сроки, тем более что я не знаю точных рецептур. Думаю, на это рудня уйдет, а то и все три.

Вот, казалось бы, что для мужчины, который еще «что-то» может, подождать лишних несколько дней? Ерунда, не иначе! Так нет, атаман чуть ногами не затопал от ярости и не бросился на пленницу лишь по той причине, что ту окружали три деревца в кадках.

– Даю тебе рудню! И ни дня больше! Если за это время я не почувствую улучшения своего здоровья, то… – Наткнувшись на холодный и равнодушный взгляд целительницы, он осекся, прорычал что-то неразборчивое и тут же произнес раздельно: – Нет, убивать я тебя не стану! Зато точно отправлю на Дно!

«Значит, придется сбега́ть через четыре дня, – решила Шаайла. – Рискованно возвращаться так рано в свой мир, но ничего не поделаешь. Ну и перед тем этого маньяка прикончить так же, как его казначея-садиста. Уж для этого мне сил хватит. А вот с деревом надо начинать исследования и работы прямо немедленно! Упустить такой случай – это похуже, чем потерять камень-амулет. Кстати, как он там себе лежит? Вдруг какое существо его нечаянно вниз столкнет?»

Душа за уникальный артефакт болела, но не настолько, чтобы отвлекаться от дел насущных. Поэтому, так и продолжая сидеть на своих деревянных полатях, гостья из другого мира стала отдавать распоряжения. Именно распоряжения, а не просьбы. И без всяких там обращений в виде «клайден» или «господин».

– Значит, так! Немедленно мне надо для помощи отрядить с десяток исполнительных, аккуратных в тонкой работе женщин. Желательно тех, которые хоть что-то понимают в знахарстве и умеют правильно варить снадобья. Затем следует собрать сюда все стеклянные бутыли, банки, а предпочтительно реторты, колбы и прочие приспособления, которые используются в лабораториях или мастерских алхимиков. Также мне нужны бездымные нагреватели на той силе, что питают ваши лампы. Ну и срочно следует отослать людей за дополнительными деревцами мадроньо. Еще пяток пусть доставят, как эти, три дерева не меньше чем в три метра высотой. Ну а из самых старых зарослей пусть принесут мне только кроны, участки стволов и как можно более древние корни. Кстати, и по поводу самого помещения для лаборатории: это не годится. Нужно гораздо большее, с хорошей вентиляцией и совершенно изолированное от посторонних. Есть такое?

– Да есть тут рядом, – скривив лицо, признался атаман. – Надо только провести туда освещение.

– И установить столы! Много столов! И все остальное пусть туда сносят. Мне тоже пусть помогут туда перебраться, пока идти не смогу. И лежанку мою перенесут. Так, что еще? Ага! Где мои фрукты?

Кабан Стерня уже опять скрипел зубами, настолько ему не нравилось, что кто-то распоряжается в его маленьком царстве, но, видимо, желание выздороветь все-таки возобладало над порывами бешенства, он взял себя в руки и, посвистывая в свой свисток, развил бурную деятельность. Пир наверху прекратили, несколько партий людей отправились за деревьями, ну а женский контингент чуть ли не в полном составе поступил в полное распоряжение целительницы. Судя по их рвению и желанию помочь, все члены разбойничьей ватаги горели верой если не в создание панацеи от невидимой болезни, то хотя бы в излечение с помощью плененной ведьмы.

Иное, изолированное помещение оказалось полностью творением рук человека. Этакий параллелепипед, со всех сторон ограниченный бетонными стенами и перекрытиями. Четыре входа-выхода, но разрешили пользоваться только двумя, ибо те, что у дальней стены, вели куда-то в запретные места. Да и с десяток мужчин тут же стали возводить глухую стену, отсекающую оба проема в неизвестность. Хотя догадаться, что там расположено, оказалось нетрудно.

– Опасается за свое казначейство? – ухмыльнулась Шаайла, когда рядом с ней оказалась та самая женщина, с которой она разговаривала после возвращения в сознание.

– Скорее всего! – хмыкнула та. – Ведь не спуск на Дно атаман вздумал охранять.

– А он и в самом деле клайден?

– Раньше мы и сами об этом не знали, – призналась женщина. – А совсем недавно он нам бумаги на титул показывал. Вроде бы настоящие. Меня Листа зовут.

– Вот и хорошо, Листа! Будь возле меня, а то я порой даже стакан с водой поднять не могу.

Так они находились с того момента все время рядом. Женщина ни с медициной, ни со знахарством раньше никогда не сталкивалась, но отличалась отменной памятью, отличной исполнительностью и полезной пунктуальностью. Пожалуй, более ответственной, чем она, не было во всей женской компании, состоящей из трех десятков особей самого разнообразного возраста. Только одна девица из всей компании не спешила на помощь гостье из другого мира. Лет двадцати на вид, черноволосая, знойная красотка неотлучно находилась при атамане и появлялась в новосозданной лаборатории только с ним. Причем по их отношениям, взглядам, жестам и прикосновениям нельзя было сказать, что парочка питает друг к другу одинаково пылкие чувства. Вернее, Кабан Стерня питал однозначно, а вот надменная красавица относилась к нему с прохладцей.

«Вот дура! – удивлялась про себя вашшуна. – Дался ей этот секс! Неужели без него обойтись не может? Или она вообще им не увлечена?»

Дождавшись момента, спросила у Листы:

– Что-то она не слишком радостная?

– Так ведь она не сама сюда пришла. Атаман ее у северян отбил. Ну и всеми средствами пытается из нее королеву сотворить. Ребенка ей обещает.

– А если не сможет?

– Тогда девица может выбрать в отцы любого другого мужчину. В этом для нас никакой хоть клайден, хоть сам гауз не указ. Имеем полное право.

Оказалось, что женщины здесь немалые права имеют. Если уж диктатору не побоятся в глаза заявить, что раз он ни на что не способен, то больше и права прикасаться к желанному не имеет. Вот тебе и вольница разбойничья: убить человека можно, а вот приставать к нему со своей любовью – фифти-фифти. Тут поневоле мужчина может мозгами съехать, если избыточно влюбленный.

Мало того, чуть позже выяснилось, что и днем, к примеру, выгнать женщину под лучи Ласоча – такое даже преступлением не считается. Такого идиота сразу же убивают если не сами женщины, то остальные мужчины. Своих подельников атаман – да, заставить в критическом случае выскочить на свет может, на то он и случай критический, а вот особ слабого пола ущемить и помыслить нельзя.

«Ага, значит, некоторые права и я в любом случае имею, – рассуждала вашшуна. – Теперь только и стоит хоть какой-то лечебный отжим из мадроньо сделать, а по всей логике такое волшебное дерево обязано излечивать от всего на свете. Эх, знать бы еще все рецепты! Тогда вся эта шайка сама ко мне этого неуравновешенного безумца не допустит. Правда, в таком случае и он от меня отстанет. Итак, с чего мне начать?..»

Целительница старалась поменьше двигаться и как можно больше кушать фрукты и доставленные ей овощи. Кстати, все дары природы она проверила на наличие опасной черноты с самого начала. Уж если сияние местной звезды так вредно скапливается в организме человека, то оно могло и аккумулироваться в тех же яблоках, к примеру. Оказалось, что ничего из доставленного не вредно. А вот в мясе животных, особенно слегка подвяленном или быстрого приготовления, черноты оказалось достаточно много. Только после тушения в масле полкара или варки почти кар мясо становилось чистым и сравнительно пригодным для употребления.

Это и стало первым шагом борьбы за здоровый образ жизни. Особенно со стороны женщин: они сразу перестали употреблять все мясное. Вообще. Мужики вначале обрадовались, а потом задумались, но перестроиться сразу у них никак не получалось, так и тянуло на сочное, слегка обжаренное мясо с кровью.

Ну и к утру в оборудованной подручными средствами лаборатории начались интенсивные работы с деревцами мадроньо. Слегка окрепшая, чувствующая себя гораздо лучше гостья каждой своей помощнице нашла работу. Кто расслаивал стволы и делал из коры отвары, настойки и вытяжки. Кто мелко резал и растирал в ступках корешки на густую кашицу. Кто те же корешки подсушивал и растирал их в порошок. Кто перемалывал листочки на мясорубках или просто продавливал через мелкое сито. С особым тщанием собирали редкие на таких молодых растениях цветы, разделяя их на много кучек и с каждой кучкой творя различные эксперименты.

К позднему вечеру от первых трех мадроньо осталось лишь несколько обрезков стволов, которые служили Шаайле для сравнительного анализа и подсчета годовых колец. К середине ночи стали доставлять новые образцы растений, и работа закипела с утроенной силой. Тем более что к работам подключилось с большой охотой два десятка мужчин. Сам же атаман появлялся время от времени, взбадривал ватажников обещаниями здоровой жизни и призывал слушаться госпожу целительницу. После чего и к ней подходил с одним и тем же, быстро надоевшим до смерти вопросом:

– Ну как?

– Еще ничего не готово, – следовал ответ.

– А что с твоими силами?

– Помаленьку восстанавливаю.

И, судя по блестящим глазам Кавана, именно на личные силы пленницы он и рассчитывал в первую очередь. Наверняка и сам понимал: пока настойки настоятся да вытяжки вытянутся, не один лутень может пройти, а сила ведьмы – вот она! Протянет руки, приложит к ладоням – и снова полон сил для продолжения рода. Потому что Каван и в эту ночь продолжил свои молодецкие подвиги в своей келье с одной из женщин и вроде как на недомогание не жаловался.

После такой короткой беседы разбойничий клайден подхватывал за талию свою черноволосую красавицу и уходил с ней то пировать, то показывать богатства своей шайки в сокровищнице. Правда, при этом молодка почти все время хмурилась и порой ворчанием выказывала свое недовольство. Попутно, как подсказали другие женщины, атаман занимался подбором, а потом и посвящением во многие тайны нового казначея. За прежнего своего зама он на ведьму и полусловом не обиделся. Видно, и самому давно надоел.

К окончанию второй ночи все основные работы были сделаны. Оставалось лишь дождаться в течение двух-трех суток должного настоя и сделать первый экстракт из разных производных смесей. Как надеялась Шаайла, именно подобный экстракт, принимаемый в день по стакану внутрь, должен связывать в организме нечистоты заражения лучами Ласоча, а потом выходить вместе с ними мочегонными путями.

Хоть никто эту ночь и не гулял в лесу на поляне, кроме атамана и двух десятков его приближенных, все устали и измучились более чем основательно. Поэтому на день разбредались по пещеркам-общежитиям и пещеркам-спаленкам. Да и спать заваливались. Вроде бы и шанс мог появиться для побега, вот только гостью атаман не оставил без тщательного присмотра. Пусть и подвыпившие, пусть и пошатывающиеся на ногах, но постоянно девушку в пределах собственной видимости держали сразу трое разбойников. Нет, конечно, при желании можно было от них сбежать без особого труда, тем более что ходить пленнице разрешалось, где ей вздумается. Хоть под лучи Ласоча выходи. Но вот удастся ли от них оторваться настолько, чтобы они не заметили, как она на вершине «лысого» холма шагает в пропасть?

Подобного допускать было нельзя. Хоть ни Чарли Эдисон, ни тем более Михаил Македонский не предупреждали строго: «Никому ни слова!» – Шаайла прекрасно осознавала, что раскрыть подобную тайну перехода будет тяжелейшим преступлением. Не столько даже из-за самих разбойников, как из-за гаузов, поработивших мир Груанов. Мало миру Трех Щитов зроаков с кречами, так еще и эти колонизаторы с невероятными технологиями появятся. Тогда уж точно родной мир захлебнется в собственной крови.

По совокупности этих причин вашшуна решила хорошенько и долго выспаться. Но только она прилегла в углу своих временных владений, как к ней приблизилась черноволосая пассия атамана и бесцеремонно уселась на кровати. Вокруг никого не было, все помощницы разбрелись спать. Только на двух выходах стояла тройка соглядатаев, да и те в сторону женщин даже не смотрели: «Куда пленницы из замкнутого помещения денутся?»

– Ты и в самом деле надеешься сделать лекарство от мужского бессилия? – сразу в лоб спросила любовница клайдена.

Не желая ее разочаровывать возможными неудачами, целительница ответила дипломатично:

– Мы все очень стараемся. Ну и я прилагаю для этого все свои силы и знания.

– То есть подобное лекарство в самом деле существует?

– Не уверена. Но постараемся сделать.

– Ну а если лекарство не получится, – продолжала напирать черноволосая красотка, – то ты вылечишь Кавана своими руками?

– Сомневаюсь. Если болезнь запущена, я сама при этом могу умереть, – пояснила Шаайла и сама попыталась перехватить инициативу в разговоре: – А почему ты так этим взволнована?

Прежде чем ответить, девушка криво улыбнулась:

– А ему только и осталась одна рудня, чтобы доказать мне свою мужскую силу. Если он не докажет, то я имею право уйти от него к другому.

– Не пойму. Ты об этом жалеешь?

– Очень! Очень жалею, что не могу… – она сделала паузу и даже наклонилась к лежащей целительнице, – уйти раньше! Я люблю другого! И не желаю быть с этим мерзким подонком, поддельным клайденом! И то, что я тебе сейчас скажу, касается только нас: если ты попытаешься меня оклеветать, я от своих слов откажусь и буду клеветать на тебя в ответ. Мало того, я тебе клянусь, что если ты его вылечишь и он меня покроет, то я лично тебя убью! Если это не удастся сделать мне, за меня отомстит мой любимый. Так что мой тебе совет: убей Кавана, как ты убила казначея!

Как раз к концу этой страстной речи на входе показался обеспокоенный атаман, разыскивающий свою возлюбленную. Она его заметила первой, и ее лицо расцвело притворной, счастливой улыбкой. Не дожидаясь приближения мужчины, поспешила к нему навстречу со словами:

– Она такая милая! Но так устала! Пусть отоспится, бедняжка!

Вашшуна покосилась им вслед, опять откинулась на подушку и погрузилась в тяжкие размышления: «Как тут у них все перепутано! И ведь и в самом деле не пожалуешься атаману на его объект жуткой страсти. Ни он не поверит, ни я доказательств не имею. К тому же это ее утверждение об ином, любимом ею мужчине звучало более чем правдиво. И даже, кто он такой, догадаться невозможно. Если уж сам атаман не подозревает о наличии у него за спиной разлучника-конкурента, то и я его высчитать не сумею. Для этого надо несколько вашшун иметь в помощницах и всех мужчин проверять перекрестным допросом. Ну а что тогда делать? Если я не сделаю лекарства, атаман меня убьет. Если сделаю, упокоит эта чернавка со своим любовником. Плюс еще масса всяких непонятных обстоятельств, которые действуют против меня. Как же выкрутиться из такой ситуации? Неужели придется копить силы и попросту убивать здешнего лидера, вместо того чтобы вылечить? Хорошо, что у меня еще есть три дня. Что-нибудь да придумаю».

Наивная! Это она так думала, что у нее есть три дня!

Управляемые неведомым закулисным кукловодом, трагические события стали развиваться уже следующей ночью.

Народ выспался за целый день отлично, тем более что наверх, на лесную поляну гулять да бражничать ушла всего лишь половина ватаги. Да и тем было скучновато без оставшихся внизу женщин, которые откликались на настойчивые приглашения повеселиться с явной неохотой. Как будущие матери они гораздо больше переживали и беспокоились об ожидаемом потомстве и ради этого были готовы вообще не показываться на поверхности. Изготовление загадочных лекарств их прельщало намного больше.

То есть во внутренностях пещер царил постоянный людской водоворот, в котором и сведущему человеку запутаться казалось нетрудно. Большинство старалось сготовить пищу и покушать внизу, и это тоже создавало дополнительную толчею. Причем как раз частенько толпились именно в самых посещаемых по жизненной необходимости местах. Имеются в виду санузлы. Здесь они располагались в конце двух тоннелей, зигзагами уходящих далеко в сторону от пещер. Самое интересное, что эти тоннели имели в своей протяженности достаточно узких проходов между собой по всей протяженности. Их за века пользования никому и в голову не пришло закладывать глухими стенами. Но так уж было принято: женщины ходили по своим нуждам по правому, а мужчины по левому тоннелю.

Вполне естественно, что и Шаайле пришлось туда частенько наведываться. Но в одной из таких отлучек ее на повороте перед тоннелями перехватил довольно импозантный с виду мужчина. Он носил на себе надраенную до блеска кирасу, открытый шлем и некое подобие сабли в дорогих ножнах. Причем действовал он со всей возможной деликатностью и предупредительностью:

– Уважаемая целительница, попрошу только одну минутку твоего внимания!

– Да. Я слушаю.

– Спешу представиться: новый казначей нашего великолепного воинского отряда. Зовут меня Барс, и хочу заверить тебя в моей личной симпатии. Если будут хоть какие-либо трудности или недоразумения, смело обращайся ко мне. Я сделаю все возможное, чтобы никто не мешал твоей работе. При этом готов безропотно ждать результаты как угодно долгое время.

Вполне естественно, что такой акцент вашшуну заинтересовал. Да и сам мужчина, лет тридцати пяти с виду, вызывал непроизвольное доверие и уважение только одним видом. Но не лучше ли таких людей проверять прямыми вопросами? Вот она и спросила:

– А если ты вдруг почувствуешь мужскую слабость, не станешь сразу бросаться на меня с кулаками?

– Ни в коем случае! Как раз именно работу из-под палки я ненавижу всеми фибрами своей души. Поэтому и жить среди рабов мне было тошно с раннего детства. А уж такие важные и основательные дела, как производство лекарств, следует всегда проводить с особой осторожностью. Ведь самое золотое правило целителя – это «Не навреди!». Верно?

– Ты, я вижу, весьма образованный человек.

– Наверное, и поставили потому подсчитывать богатства нашего отряда, – пошутил Барс. – Что считать умею! – И уже начал учтиво кланяться в расставании, словно при каком-то царском дворе, как вспомнил самое важное: – Ах, чуть не забыл! Спешу сразу обрадовать тебя, что по нашим законам если ты сумеешь оказать всей нашей дружине значительную помощь, то тебе в награду полагается треть нашей казны. Это наша нерушимая веками традиция. Причем тебе самой будет разрешено выбирать: или сокровища, или деньги, или древние волшебные артефакты.

– А у вас здесь и такие есть? – поразилась девушка.

– Разве тебе об этом Кабан не сказал? – не менее сильно поразился казначей, после чего его вид стал невероятно расстроенным. – Так и знал, что этот влюбленный болван все забудет! Ну как так можно себя вести? И я еще слышал, что он на тебя кричал и что-то требовал?

– Ну да. Он хотел выздороветь, – замялась вашшуна, подбирая слово, – чуть ли не вчера.

– Ха-ха! Как это на него похоже! Но ты не волнуйся, я переговорю с ним немедленно. Пусть он и клайден, пусть и атаман, но законам нашей дружины и он обязан подчиняться. Было очень интересно побеседовать! До встречи!

Развернулся и поспешил по своим делам.

«Жаль, что он так быстро ушел, – досадовала Шаайла, двигаясь по слабоосвещенному правому тоннелю к туалетным комнатам. – Только хотела его спросить про ту чернавку. Хотя что толку? Она все равно будет отрицать свои замыслы, да и ей поверят больше. Вот если бы с казначеем ближе пообщаться, да чтобы никто нас не подслушал, вот тогда можно было бы сразу все угрозы устранить».

И чуть не споткнулась о тело лежащего… атамана!

Причем полураскрытый рот и белки раскрытых глаз сразу подсказали целительнице, что мужчина мертв. Но одно дело – видеть. И совсем другое – убедиться окончательно. И она рухнула на колени, прикасаясь ладонями к шее лежащего.

Тут же где-то за спиной раздался истерический женский визг, переходящий в истошный крик:

– Клайдена убили! Чужачка убила атамана!!!

Не успела Шаайла оглянуться назад и рассмотреть, кто это так надрывно кричит, как из «мужского» тоннеля показ ались заинтересованные лица сразу троих разбойников. Разглядев, что именно творится, и осознав суть совершенного преступления, они создали целый хор своими возмущенными голосами. Чуть позже к ним присоединилось еще человек пять мужчин и женщин. Все они с озлобленными лицами вначале окружили целительницу, а потом, упираясь ей в спину и бока остриями мечей и коротких копий, заставили возвращаться в главную пещеру. Именно туда, а не в лабораторию.

А впереди на вытянутых вверх руках четыре мужика несли тело своего предводителя в скорбной процессии.

Все попытки пленницы что-то объяснить сразу же глушились громкими оскорблениями и злобными проклятиями, так что мысль, что все это провокация и подлая инсценировка, только крепла. Да и организованное в самом большом помещении судилище проходило словно по давно отрепетированному сценарию.

Изначально внизу собралась вся разбойничья шайка в полном составе. Причем часть из них оказалась довольно пьяна. Видимо, пир сегодня наверху проходил со слишком массивным возлиянием алкоголя. Судя по тем выкрикам, которые носились над толпой, обвинение уже было составлено и утверждено:

– Чужачка убила атамана своей волшбой!

– Точно как прежнего казначея!

– И она ничего больше, кроме как проклинать, не умеет!

– А как же Траван? Он ведь выздоровел!

– А вот и нет! Он этой ночью уже ничего толком не мог сделать. Спросите у Фиды!

Та самая Фида, которая этой ночью уединилась с Траваном в их спаленке, оказалась в почетном конвое преступницы и распиналась больше всех:

– Этот козел сегодня опять стал прежним: потыкался мне в грудь, как ребенок, да и заснул. Так что облегчение у него наступило временное, такое со многими случается. Разве не так? Так при чем тут лечение этой ведьмы?

В этот момент откуда-то прибежала и чернавка. Причем, рассмотрев труп атамана на одном из столов, она бросилась к нему с истерическими рыданиями, выдирая у себя волосы из прически. Шаайла чуть не рассмеялась от такой комедии. Но продолжала стоять сравнительно спокойно, пытаясь выяснить, к чему все это идет, кто тут всем так грамотно заправляет и чем это все закончится. Сил для убийства одного, а то и двоих человек она уже накопила, но прекрасно понимала всю бессмысленность сопротивления в данный момент. Надлежало как следует подготовиться к последней атаке, а перед тем попытаться в последнем слове высказаться в собственную защиту. Только и оставалось для грамотного построения своей речи догадаться, кто устроил эту инсценировку и что да как конкретно сказать.

Тем более что главное действие судилища уже перешло в свою основную фазу.

Глава пятнадцатая

Ознакомительная разведка

В разведку мы с Ксаной много оружия не брали. Пять метательных ножей на мне, пяток на ней. Самое тяжелое и длинное копье, секира, кинжал и рапира – у меня. Меч, короткое копье и легкий топор – у нее. Фактически я использовал девушку как транспорт для дополнительного оружия, потому что сама им управляться она бы не научилась до глубокой старости. Также я ее заставил надеть шлем, в итоге смотрелась она как молодой, довольно стройный воин. Отличить в ней женщину мог бы только такой вот обладатель первого щита, как я, да и то с близкого расстояния. А как мне подсказывала интуиция, подобных магов в данном мире не наблюдается. Ну разве что Светозарные тянут на нечто подобное, но все они давно выбрались со Дна и нам помешать в таком же действии вряд ли сумеют.

Всю огромную каверну мы пересекли бодрым шагом, лишь иногда приостанавливаясь у особо толстых корней, которые я быстро осматривал на тему внутреннего состава. Даже при наибольшей высоте эти странные древесные образования пусть и реже, но пронзали пустое подземное пространство. Хотя и разнились немного формой: большинство были строго вертикальными, тогда как треть разнообразилась спиральными завихрениями. По ним легко можно было добраться и до самого свода. Но пробовать мы не стали, не было смысла.

Так что первый этап мы преодолели без особых трудностей, если не считать пытавшегося ухватить меня за ногу удава. Метра четыре длиной и толщиной в руку. Но я-то его прекрасно заметил еще издалека, поэтому легко проткнул плоскую башку острием копья, и гад свился кольцами в предсмертной агонии.

– Что там? – раздался позади дрожащий женский голос.

– Наш предстоящий ужин. А может, и обед. Мне кажется, тут без разницы, как называть прием пищи, так что переходим на обозначение «трапеза». А то запутаемся.

Запутаться мне не дадут наручные часы с устанавливаемым временем и часами данного мира. Их я настроил, еще сидя в колодце, и носил до поры до времени в одном из потайных карманчиков. Так что пять суток мы в любом случае не пропустим, и голодными нам остаться не грозит. Но раз сказано, что мясо съедобно все, то почему бы не разнообразить сухой паек? Тем более с моим нешуточным аппетитом.

О моем аппетите вспомнила и Ксана, наблюдающая, как я отрезаю гаду голову, складываю его в три кольца и связываю веревочкой:

– Ты будешь это есть?! Да ты хуже всякого монстра!

– Спасибо! И тебе приятного аппетита! – С этими словами я повесил удава на плечо девушки. Секунду выждал ее реакцию и был приятно поражен полным молчанием. Разве что пыхтеть шумно стала.

Мы тронулись дальше, и только тогда она себе позволила высказаться:

– У меня такое предчувствие, что ты вскоре тут всю живность поешь. В том числе и тервелей.

– А что! Говорят, мясо крупных слизняков – настоящий деликатес. Представляешь, насколько оно вкусное у их гигантских родственников? Вот я тебя угощу.

– Прошу тебя, меня и так тошнит от моей ноши.

– Ладно, расслабься. И если что, не забудь эту ношу сбросить. Потом сразу приседаешь к земле, – уже в который раз повторял я инструкцию, – и по моему требованию подаешь нужное мне оружие.

Мой оруженосец тяжело вздохнула:

– Ну сколько можно повторять одно и то же? Если я не знаю, как мечом махать, то уж подать я его всегда смогу.

– Рукоятью ко мне! – поучал я, припомнив, кем она служила еще два дня назад в управе. – Это все-таки не карандаш.

После злобного шипения послышались рассудительно-мечтательные слова:

– Может, ткнуть его мечом сзади?.. Вдруг получится сделать больно?..

Пока я раздумывал, что бы такое ехидное ответить, мы добрались до нависающего над нашими головами свода каверны, и я без раздумий повернул в самый крайний слева проход. Ведь в любом случае выбирать что-то из пяти вариантов следовало. Так почему не налево? Тем более опасности не просматривались. Ну ведет себе перекрученный тоннель, то суживаясь, то расширяясь, но зато вполне проходим и куда-то, но выведет.

Вовремя меня насторожил неожиданный запашок. Я так и замер на месте, чувствуя, как в спину мне ткнулась своим шлемом оруженосец. Странный запах давно мне не попадался, тем более в этом мире. И, только вспомнив, что так несет порой из больших ям, где скидывают для перегноя листья и мелкий парковый мусор, сделал первый осторожный шажок назад, а на сдавленный вопрос, что случилось, пояснил:

– Гнилые листья!..

– Я даже не знаю, на что этот запах похож, – призналась Ксана.

– Вот запоминай!

После четвертого шага я замер и решил осмотреться более тщательно. Если мы и в самом деле наткнулись на раскрытую пасть гигантского слизняка, то в любом случае следовало присмотреться к нему внимательнее, чтобы в следующий раз замечать с безопасного расстояния. По логике вещей, раз давалось предупреждение не забредать на охотничьи угодья тервелей, то вот в таком одиночном состоянии они, скорее всего, не настолько опасны. Только и старайся сам по своей глупости к ним в пасть не зайти.

Вначале у меня не слишком-то получалось рассмотреть замершее в засаде чудовище. Уж слишком мимикрия у него была на удивительном для животного мира уровне. Вот вроде вижу вторым зрением ряд зубов на земле, присматриваюсь как обычно: нормальные кривоватые камни. Затем сведу глаза вместе, вижу, что проход слишком резко переходит в странную шероховатую стену с небольшим отверстием посредине. Опять гляну как обычно: явственный проход куда-то вглубь. Причем довольно большой и просторный проход. Тогда делаю наклоны в сторону и соображаю: картинка-то совсем не стереоизображение! Просто на глотке монстра словно нарисован пробитый водами в скалах тоннель.

Конечно, подсказка барона нас выручила. Затем дар художника, привитый мне гипной, помог. Ну и напоследок решил попробовать свои способности как обладателя первого щита. Вначале использовал «сквознячок», запустив его несколько раз в самую глубь теперь мне уже хорошо различимой дыры-глотки. Ничего. Разве что запах прелых листьев усилился. Дышит зверюга!

Просмотр внутренней структуры живой ткани тоже ничего не дал. Наверное, неправильно я смотрел, а может, и не на то, что следовало.

Потом раз десять своим «щелбаном» воспользовался. Но ни уши у тервеля не шелохнулись (знать бы еще, где они!), ни зубы не полопались. Жаль, что они не железные: никакой реакции!

«Как же его расшевелить?»

Тут мой взгляд упал на несколько валунов, и пришла забавная мысль: почему бы и не угостить местного «крокодила»? Мне почему-то слизняка за его огромную пасть так и захотелось отныне называть крокодилом. Отведя Ксану до первого поворота, сам вернулся к месту встречи с неведомым существом и приподнял первый камешек:

– Приятного аппетита, деликатес! – И, слегка разогнавшись, забросил свой снаряд на нижнюю челюсть. Хорошо тот улегся, между зубов. Что там у него, язык?

Но сидящий в засаде охотник даже не шелохнулся. Похоже, хотел, чтобы жертва ему в самый желудок прошла!

Увы! Мои силы тоже не безграничны, так далеко я бросить не смогу, а мелкими камнями и баловаться не стоило. Зато появился настоящий спортивный азарт: «А вот если мы еще…» Ну и принялся закидывать крокодилью пасть камнями довольно солидного размера. Когда общий вес камней превысил примерно мой вес вдвое, тварь в первый раз недовольно, с раздражением хрюкнула. Значит, имела какие-то особые чувства обоняния, которые до сих пор давали сигнал: «Еда рядом, но еще не на зубах!»

Кстати, а почему я по зубам не стараюсь попасть? Интересно поработать стоматологом у такого внушительного клиента. Два камня не достигли цели, а вот третий, словно по заказу, на излете дуги да всей массой, и прямо по верхушке зуба!

В первый момент раздавшегося рева мне показалось, что я оглох до конца жизни. Пятясь, стал массировать свои уши. И все равно наблюдать дальнейшие события было и интересно, и забавно, и поучительно. С большим трудом, но пасть захлопнулась. Но уже через две секунды непонятного мычания с грохотом распахнулась снова. Не понравились гостинцы? Что нашли, тем и угощаем!

Затем пасть прикрылась наполовину, и перекрывшее проход животное двинулось в мою сторону. Причем двигалось оно не быстрее, чем идущий в среднем темпе пешеход. Трудно было представить, что такая вот туша может серьезно угрожать шустрому и ловкому человеку. Или на своих угодьях они бегают значительно быстрее? Недаром ведь нас предупредили.

Морда, полная камней, стала резко двигаться из стороны в сторону, пытаясь избавиться от несъедобных гостинцев. Но видимо, мешали камням выпасть стоящие полукругом зубы, хотя парочка таки вывалилась. Мы постепенно отступали, и я уже собрался разворачиваться и уходить вообще, как удалось рассмотреть слизняка целиком. Он покинул самое узкое место тоннеля и стал хорошо виден. Общая длина метров восемь, но более трех метров из этой длины приходится на пасть, квадратную, широкую, пожалуй, метра на два. Общий диаметр этого хищного шланга метров до трех, толстенный гад, упитанный! Хотя пасть, как я понял, могла раскрываться от пола до свода на все пять метров!

Феноменальное чудовище! Ему в земных зоопарках цены бы не было. Жрал бы все и всех подряд. Шучу, конечно.

Но что заставило меня остановиться и забрать у Ксаны большое копье, так это два фосфоресцирующих предмета на впадине между основным телом и головой тервеля! Вернее, не предмета, а те самые вожделенные для нас груаны. Если бы я сразу знал, куда конкретно смотреть, я бы при желании постарался засечь эти бесценные образования прямо сквозь верхнюю челюсть, по моим понятиям, этому ничего, кроме мышечных связок и слоя кожи, не мешало. Но зато будет наука в следующий раз: чуть такую добычу не упустил! Теперь хочу я этого или не хочу, но мне следовало немедленно убить этого крокодила. Хотелось сделать почин в первый же день. Да еще какой!

Знать бы еще, куда и как колоть этого незнакомого мне монстра. Но так как ждать подсказки было неоткуда (хорошо хоть моя коллега мне под ноги от обморока не свалилась и продолжала отходить с дистанцией от меня метров в пять), я стал тыкать во все места, куда только мог попасть и куда доставало копье. При этом понимал и риск такого действа: упаду, не успею подняться – меня просто задавит ползущая масса плоти.

И все-таки человек – самый опасный хищник во всех мирах. Чем больше я с азартом вонзал сталь в губы и рот чудовища, тем больше он замедлялся и чаще ревел. При этом утяжеленная камнями нижняя челюсть стала просто волочиться по земле, гребя перед собой грунт вместе с камнями. А потом тервель замер на месте. А я несколько раз глубоко ткнул туда, где как бы у подобных существ должны быть ноздри. Попал со второго раза так удачно, что верхняя, движущаяся челюсть со щелчком упала вниз, слизняк судорожно дернулся и затих. Навсегда затих.

Мы немного постояли, словно при минуте молчания, и я, уставившись на светящиеся сгустки нашего вожделения, негромко стал рассуждать:

– Час пути – два груана. Десять часов – двадцать груанов. Может, нам вообще далеко от клетей отходить не стоит? Так прямо сегодня домой и отправимся? Но уже Светозарными. А?

– Хорошо бы! – мечтательно вздохнула девушка за моей спиной, видимо в тот момент забывшая о тексте, переданном бароном Фэйфом. – А ты сумеешь их снять и не повредить?

А ведь права красотка! С блондинками ее и сравнивать не стоит. Умная. В записках ни слова не было сказано, как этих симбионтов с тела животных снимать. Вдруг ты их ручками, а они: бабах! И ручки на фиг улетели. Ну да, вместе с головой… и со всеми остальными уже ненужными частями тела.

Мелькнула, правда, шутливая мысль при воспоминании наущений поставного Сергия: «Можешь ее как угодно использовать!»

– Почему я? Сама не хочешь попробовать? – И передал ей припомнившийся разговор, спрашивая напоследок: – Пойдешь?

Мне послышалось или в шлеме что-то всхлипнуло?

– Все мужчины одинаковые! – изрекла моя оруженосец так, что в последнем слове явственно послышалось иное, совсем нехорошее. Но вот следующей фразой она меня еще больше поразила: – Если прикажешь – пойду.

Хотя суть ее размышлений и так ясна: если со мной что-то случится, то и ей тогда останется только срочно повеситься на собственном ремне. Долго она тут в одиночестве не протянет. А сумеет добраться до людей, может, только хуже станет.

– Да ладно, это я тебя проверял. Держи копье и отойди вон к тому повороту. Лучше вообще из-за него не выглядывай, пока я не крикну.

И сам деловито, с кинжалом в руке стал карабкаться на поверженную мною тушу. Вроде недалеко… и совсем не страшно! Ну почти. Но сердечко стучит, зараза!..

Возле светящихся устриц встал на колени и стал их рассматривать чуть не в упор. Вначале само их строение рассмотрел с помощью своих умений. И до чего удивительно красивая картинка мне открылась! Словно сами створки устрицы – это тысячи маленьких искрящихся пылинок. А в центре, там, где жемчужина, огромный, сияющий шар невероятного по объему солнца. Феерично! Завораживающе!

А может, это и в самом деле некие мини-вселенные, за которыми и охотятся гаузы в этом мире? Вдруг это настоящие галактики? Вдруг вокруг этих всех искорок вращаются планеты? А на этих планетах живут разумные? И этих разумных хотят поработить все те же гаузы?

От наблюдения за груанами я впал в какой-то ступор, и вдобавок странные размышления практически парализовали мой мозг. Хорошо, что меня вернул в действительность окрик не на шутку встревоженной Ксаны:

– Миха! Что с тобой?!

«Действительно! Что это я? Пора пить пертусин».

А в ответ крикнул:

– Стой на месте! Со мной порядок!

И уже с чисто практическим интересом принялся осматривать груаны и разбираться, как они крепятся на коже монстра. Каково же было мое удивление, когда я понял: они просто лежат в выемках! Пошевелил пальцем – легко сдвигаются! Может, они сразу отклеились, когда поняли, что под ними труп? Все-таки они должны ощущать состояние своего носителя и реагировать на его общее состояние. Вот и отреагировали.

Аккуратно, боясь поверить своему счастью, уложил добычу в футляры «патронташа» и, уже не задерживаясь, поспешил к нетерпеливо наблюдавшей за мной издалека Ксане. Успел вовремя.

– Там я слышала голоса! – ткнула рукой она на последний поворот, за которым уже виднелась пройденная нами огромная каверна. – Мужские!

– Держись сзади и не мешайся! Но если крикну: «К бою!» – просто устроишь небольшой грохот железа. Хоть как, хоть мечом себя по шлему огрей!

И сам устремился вперед. У самой каверны занял удобную позицию за выступом, просматривая все подходы с левой от меня стороны и имея возможность видеть присевшую за камнем коллегу. Минут через пять, когда я уже хотел посмеяться над девушкой за напрасные страхи, со следующего прохода послышались шаги и голоса. В самом деле – мужские, да к тому же громкие, раздраженные:

– Я тебе говорил, нет здесь чудищ.

– Да ты глуховат на оба уха. А моему слуху все завидуют!

Мне на глаза показались два воина, примерно в такой же полулегкой экипировке, как у нас, и с такими же точно копьями, которыми я уделал недавно слизняка.

– Главное, не позавидовать твоей трусости! Ха-ха! – веселился первый воин.

– Но я слышал предсмертный крик тервеля! Он всегда так кричит, когда его байбьюки атакуют. Или когда ему очень больно.

– Ага! И куда же он сбежал? Или его байбьюки сожрали? Сам посуди, какую чушь городишь: колобки никогда по двое в такие проходы не закатываются, а одиночку тервель сожрет и не подавится. Пошли.

Сказавший это мужчина повернул в сторону дальнего выхода из каверны, но его товарищ возмутился:

– А последний проход?

– Вот что ты там услышал, то и ищи! А мне надоело!

– Сам?

– Вот уж точно, твоей трусости никто не позавидует! Мог бы и в одиночку раз прогуляться.

Мужчина удалялся, даже не оглядываясь, и оставшегося это заело:

– Ну и прогуляюсь! – и решительно направился в мою сторону.

Похоже, он неплохо знал эти проходы, потому что в самый широкий, начальный участок нашего шагнул без всякого опасения. А я, в последний раз глянув на уже далеко отошедшую фигурку его товарища, зашел охотнику за спину. Убивать его не хотелось, хотя позиция у меня оказалась превосходная, да и в рекомендациях указывалось: незнакомца лучше убить. Но мне что теперь, всех обитателей Дна уничтожить только по той причине, что нас никто не представил друг другу? Следовало самому заводить первые знакомства.

Поэтому я легко опрокинул человека наземь и приставил кинжал ему к горлу со словами:

– Чуть громче пикнешь, чем надо, протяну лезвие. Ты меня понял?

– Да.

Лежит подо мной, даже шевельнуться боится.

– Руки за спину, на пояс!

Послушался.

Ну а я сразу защелкнул у него на руках наручники. Все надежнее.

– Быстро отвечай: что здесь делаете?

– Услышал крик раненого тервеля.

– Плевать на тервеля! Сами чего сюда приперлись?

– Так это… граница здесь от нашей башни… Иногда заходим для осмотра.

Я хотел было еще кое-что расспросить злым шепотом, но снаружи, издалека, послышался крик напарника лежащего подо мной воина (все-таки вернулся!):

– Ты где?!

– Лежать и даже голову не поднимать! – приказал я пленному. И обратился к моей спутнице несколько иным именем: – Ксон! Если только он начнет подымать голову или просто пикнет ею – сразу руби!

Она понятно прошелестела мечом из ножен, а тело пленника окончательно окаменело от страха. Но надежда-то у него наверняка оставалась: «Раз сразу не убили, то, может, и потом пощадят?»

Ну а я, подхватив короткое копье, поспешил на свою прежнюю позицию.

Второй воин оказался не в пример опытнее и осторожнее своего товарища. С ходу двигаться в проход он не стал, остановился метрах в пяти и вновь прокричал:

– Пнявый! Ты где? – Копье он держал более чем умело, так что атаковать его одним рывком – самоубийство. – Э-эй! Последний раз спрашиваю! Не отзовешься – точно уйду. Пнявый!!!

Когда и на это не поступило никакого ответа, воин сделал первый осторожный шаг назад, продолжая правой рукой удерживать копье, а левой что-то нашаривая в висящей на боку холщовой сумке. В этот момент у меня была неплохая возможность метнуть в него копье, но опять-таки что за смысл знакомиться с трупом?

Поэтому, чуть изменив направление голоса в сторону, я заговорил:

– Пнявый не может говорить, иначе без головы останется.

– А ты кто? – Воин сделал еще два осторожных шага назад, приседая и всматриваясь примерно в моем направлении.

– Ты ко мне пришел, вот ты и представляйся, – последовал мой ответ. – И учти, твой товарищ пока еще жив, но и тебя мы можем атаковать в любой момент, если ты не будешь отвечать на наши вопросы. Хотя мы и у Пнявого можем выспросить, что нам требуется. Ну! Представляйся!

Тот явно сомневался, то ли убегать, то ли оставаться на месте. Да и судьба товарища, похоже, его волновала:

– Сомневаюсь, что он жив. Сурт, отзовись!

Значит, Пнявый – это не имя. Да и разрешить откликнуться не помешает.

– Ксон, дай пленнику возможность ответить. Но голову пусть не смеет поднимать!

Послышался звук пинка, так мой оруженосец подбодрила пленного к ответу.

– Жив я… без царапинки, – прохрипел тот.

– Ну вот, с одним уже познакомились, – обрадовался я. – Теперь знакомимся дальше?

– Меня зовут Крэч Быстрый. Мы из башни пятьдесят пять дробь четырнадцать.

– И сколько вас в той башне проживает?

– Когда как, – пытался уйти от ответа Крэч. – То десять, то все сорок. А вы сами-то издалека будете?

– Из замка, – несколько необдуманно стал врать я.

– Какой номер?

– Сто семнадцатый, – что в голову взбрело, то и ляпнул. Тем самым мы сразу раскрыли себя.

Голос воина стал несколько увереннее, в определении нас как недавно прибывших на Дно он нисколько не сомневался:

– Так вы новенькие!

– Вигвам тебе! Старенькие мы! Но парочка деталей нас сильно интересует. Ответишь, отпускаем вас живыми и считаем начало нашей дружбы свершившимся фактом. Договорились?

– Конечно договорились… э-э-э… – Он ждал моего имени.

– Михаил Македонский, мастер-оружейник. Титулы у вас тут не приветствуются?

– Совершенно! Скорее, наоборот, всяких зуавов да барессов в первую очередь на голову укоротить пытаются.

– И правильно делают! – согласился я с таким подходом к знати в принудительном войске. – Ну а теперь давай отвечай на мои вопросы.

Ну и пошел оживленный диалог. Я засыпал его вопросами и требованиями уточнить, а он отвечал довольно пространно и обстоятельно. Хотя я не сомневался, что в половине ответов старожил откровенно врал или недоговаривал правду. В идеале лучше было бы отволочь Пнявого куда-то в глубину, аж до туши тервеля, чтобы он ничего не слышал, а уже потом допросить отдельно и сравнить все данные. Запоздало я продумал такой вариант, но раз здесь так много жителей, то впоследствии обязательно проверим на других.

Но по словам Крэча мы поняли следующее. Сам он тут уже давно обретается, почти два года, Пнявый – только три лутеня, то есть сто двадцать дней. Все башни имеют номера с дробью. Замки имеют другое обозначение: вначале две цифры, потом буква и затем еще три цифры. Ну разве что некоторые, особо значительные и конструктивно отличные, имеют имя собственное. Но и в них живут не слишком большие группы людей, от десятка до полусотни. Хотя они считаются очень вместительными по сравнению с башнями.

Про окрестности своей башни воин знал очень много, потому что являлся как бы патрульным, снабженцем и торговцем в одном лице. А вот дальше он никуда не забирался, ссылаясь на то, что так дольше прожить можно. Оседлый образ жизни позволяет и полста лет прожить на Дне довольно неплохо. Он только и знал замки да башни, прилегающие к их границам. Впрочем, и о людях, там проживающих, знал предостаточно.

Про корни он врал безбожно: древесина нормальная, в костер годится любая. Вроде бы! Хотя тут же добавил: сам он рубкой никогда не занимается из-за запрета. Дескать, встречаются порой ядовитые растения. Так что заготовкой и рубкой занимается только один старый умелец из башни.

Над этими отступлениями я подумал и засомневался, что рассказчик врет. Скорее всего, не каждый мог рассмотреть внутреннюю текстуру древесины, потому и существовал запрет. А может, специально держалось сие умение в тайне, чтобы считаться незаменимым в любом коллективе?

Про зверей сообщалось довольно кратко:

– На нашем уровне водятся только тервели да байбьюки. Ну и мелочь всякая ползучая. Что на остальных уровнях – даже понятия не имеем. Все, кто туда уходил, – не вернулись.

– Байб… – запнулся я. – Что за звери? И почему так называются?

– Да это колобки такие огромные, на гаузов похожие. Но не летают и раза в полтора больше. Ну а название они получили из-за своего предсмертного звука, довольно четкого, словно человек выкрикивает: «Байбьюк!»

– Как их убивать?

– Одному – трудно. Хотя случаев хватает. А вот два охотника расправляются с байбьюком не в пример легче. Надо сражаться копьями, тыкая с двух сторон примерно в те места, где по сторонам пасти должны, по идее, находиться уши.

Заинтересовало меня и то, почему воины поспешили на услышанный Пнявым рев раненого тервеля. Оказалось, что между двумя основными типами монстров тут иногда случаются стычки со смертельным исходом. В таком вот проходе слизняк может запросто зажать челюстями по глупости закатившегося колобка, умертвить его и высосать все внутренности. Но вот на открытом пространстве два байбьюка могут справиться с неспешно ползущим тервелем. Люди спешат к местам таких сражений в основном за мясом, при этом частенько добивая ослабленного стычкой победителя. Но и главная надежда у них при этом довлеет всегда: отыскать на телах слизняка или колобка вожделенные груаны.

– Так они что, на каждом монстре проживают? – поинтересовался я.

На что получил порцию ехидного смеха:

– Размечтался! Один груан попадается раз на полсотни чудищ.

– А два?

– Один раз на тысячу.

– А три? – вошел я в азарт, и надо мной опять посмеялись:

– Легенды и о таком чуде сведения доносят, но на моей памяти в наших краях так никому не везло.

Я пытался прикинуть выгоды того, что мы, допустим, поделимся мясом нашего трофея с этими воинами. С одной стороны, мы закрепим нашу дружбу, покажем нашу силу и сноровку и выясним, какие кусочки из тела самые вкусные. Да и как их обрабатывать, хотелось бы знать. Но с другой стороны, вдруг на туше остаются определенные следы пребывания там бесценных груанов? Не явится ли это причиной ожесточенной схватки? Или причиной острой зависти и ненависти к нам?

Пока решил отложить данный вопрос на конец нашего разговора. И перешел к одной из самых важнейших тем:

– Ты хвастался, что знаешь почти всех обитателей в соседних замках и башнях. А вот не слышал ты о трех парнях из Макиля, которые попали сюда два с половиной лутеня назад?

Мое зрение прогрессировало в своих возможностях: я видел мимику Крэча.

– Ну как тебе сказать… – Он хитро кривился, явно задумываясь над своим ответом. И я догадался: знает, сукин сын! Но чего-то мнется. – Тут много из того города сюда попадает, да и секторов там много. Да и не все оседают на местах, разбредаются кто куда, половина в первые месяцы гибнет. А как их хоть зовут?

Ни имена, ни их бывшее занятие я скрывать не стал. Лучше уж сразу как-то определиться в своих намерениях и показать, что мы не такие уж отпетые уголовники, предпочитаем контактировать с теми, кто служил в управлении сектора.

«В крайнем случае, если станет врать, придется его догонять и сбивать с ног. Потом уже вести совсем иной допрос. Кажется, они тут в темноте видят довольно неплохо, но вот с моим усиленным щитом зрением никто из них и близко не стоит. Догадаться, что я увидел его мимику, он не сможет. Значит, буду этим пользоваться».

Нападать на опытного, да еще и с фамилией Быстрый, воина не пришлось.

– Знаю я этих ребят, вполне неплохие.

Но вот все секреты раскрыть про них он явно не желал. Поэтому я его поощрил:

– А что с ними не так? Нам для них только приветы передать, а там уже будем ориентироваться, где осесть.

– Ну так давайте сразу в нашу башню! – и замер с приоткрытым ртом, ожидая ответа.

Видимо, им очень людей не хватало в номере 55/14. А может, и коварные какие задумки у него в голове теснились, поэтому я почти согласился:

– И у вас осмотримся. Если понравится – почему бы и не остаться. А женщины у вас есть?

– Есть! – Но брови его так и вздернулись. Мол, ух какие! – Но они все очень плотно заняты.

Что значит плотно, догадаться было нельзя по интонации. Но вот сожаления в свой голос я добавил:

– Ну а у троицы моих знакомых как с женским полом?

То есть зарекомендовал себя озабоченным самцом, целенаправленно ищущим для себя постельных развлечений даже на Дне. Крэч этим проникся и стал откровенничать с явным сочувствием:

– А у твоих знакомых вообще ни одной женщины нет. Они в своей башне тридцать дробь тридцать с двумя коллегами еще собрались, да с большим трудом выживают. Мало того, что-то они там с замком восемнадцать эф триста не поделили. И те их в любом случае в самое ближайшее время изничтожат. Так что сразу советую: и не показывайтесь туда, не то и вам голову снесут. В замке, почитай, цельная полусотня вояк собралась, половина из них опытные старожилы, так что башня тридцать дробь тридцать через рудню-две опять пустой станет. А у нас ох как мастер-оружейник пригодился бы! Да и товарищу твоему дело отыщется.

Мне хотелось уточнить отношения между самими башнями:

– Ну а почему те пятеро к вам не переберутся, раз им смертью угрожают?

– А оно нам надо?! Тогда замок нас тормошить станет и все равно парней вырежет, но уже вместе с нами. У них там вражда уж больно сильная пошла.

– Так вас же порой до сорока там живет! – напомнил я.

– Ну, когда сорок, а когда всего полтора десятка, – юлил воин.

– Ну ладно, пусть бы бросили свою башню да подались в иное место. Сам утверждаешь, что и башни пустые есть, и замки.

– Есть, и много. Но я ведь говорил уже: никто оттуда не возвращался. Гиблые те строения для человека. Никто там не выживает. А совсем далеко уходить из этих мест парни не хотят, считают себя вправе оставаться там, где им понравится.

– Ладно, тогда к вам первым наведаемся, – стал я рассуждать.

– Сразу с нами пойдете?

– Зачем сразу? Пока издалека присмотримся, у других чего поспрашиваем.

– Странный ты какой-то! – стал сердиться вполне откровенно Крэч. – Да вы на открытых пространствах больше одного дня не протянете! Сразу к компании присоединяться надо. И чем больше в ней людей, тем лучше!

– Так, может, нам сразу в тот замок отправиться? Я себе как оружейнику цену знаю, меня везде примут.

– Ну так… – замялся несколько воин. – Вольному воля, как говорится. Но сразу хочу предупредить: в замке нравы слишком уж жестокие. А с новичками там вообще как с бесправными рабами обращаются. Уж слишком там командир неоднозначный распоряжается.

Ну, это понятно. Среди таких неведомых просторов таинственного Дна да в окружении уголовников наверх в атаманы пробираются самые оголтелые и беспринципные твари. Для таких перерезать горло ближнему – пустяк, вот и наводят дисциплину в своих бандах самым жестоким, кровавым методом. Полная диктатура силы – во всей красе.

– Хорошо! Давай вначале точные координаты вашей башни, потом той самой, куда нам надо весточку передать, ну и того замка, чтобы мы случайно на него не наткнулись.

Крэч Быстрый нам это все перечислил довольно быстро, и его объяснения оказались более чем доступные. Даже таким новичкам, как мы, показалось беспроблемной задачей добраться куда пожелаешь. Да и некий структурный план вообще этого уровня в голове у меня стал постепенно формироваться.

Также выяснили места, где располагались охотничьи угодья тервелей. Они простирались в другую сторону, от места нашего выхода из клетей прибытия. Вот тебе и спонтанный выбор дороги направо! Пошел бы по привычке налево, сейчас бы бегал от слизняков!.. Хотя с нашим счастьем, может, мы бы уже и все двадцать груанов насобирали?

Ну и своим последним вопросом я попытался убедиться в искренности Крэча Быстрого:

– А почему опасно заходить в охотничьи угодья слизняков?

– Вы и это знаете? – удивился тот в ответ.

– Ха! Может, мы тебя уже сотого расспрашиваем, а потом ответы сравниваем? – При этом кинжалом я многозначительно провел по камню. – Друзей надо выбирать честных и откровенных. Верно?

– Ну да, ну да. А в угодья нельзя, потому что там большие каверны, и слизняки на открытом пространстве могут нагнать даже бегущего человека.

– Не верю. Каким образом?

– Перекатом. Они вращаются, как колбасы, с громадной скоростью и раскатывают все живое, что у них попадается на пути. Даже стволы корней рвут и ломают, словно прутики.

– А-а-а. Вона как. Кстати, а куда эти корни вообще ведут? И откуда?

– Никто не знает. По рассказам старожилов, они так и пронзают все уровни Дна снизу доверху. Но ни начала, ни конца их никто никогда не видел.

– Забавно. Ладно, раз мы познакомились и подружились… – начал я.

– Но твой Ксон и слова не сказал!

– Он дал обет, что слова не скажет, пока не отыщет первые пять груанов.

– М-да, долго ж ему молчать придется.

– Так вот! – На разделку трофея я все-таки решился. – Для скрепления дружбы мы делимся с вами мясом тервеля! Да здравствует здоровая и полезная пища!

С этими словами я снял наручники с Сурта Пнявого, помог подняться на ноги и потрепал по плечам:

– Ну что, никаких обид за плохое обращение?

– Да ладно, чего уж там, – вполне бодро ответил тот. – Я уже давно догадался, что вы меня кончать не будете. А где слизняк? Неужели он от вашего оружия орал?

– Прошу! – После моего жеста новые знакомые двинулись за мной, тогда как молчаливая Ксана завершала наше шествие. – А вот и он, наш первый трофей. Только мы даже понятия не имеем, что у него самое вкусное и как это надо вырезать. Поможете? Подскажете?

Крэч только кивнул, уже с ножом подступаясь к недвижному чудовищу, тогда как веселящийся от свободы Пнявый затараторил:

– Конечно подскажем! Хотя сразу видно, что вы ребята отчаянные да воины умелые! Совсем на туповатых, растерянных новичков не похожи. Вам точно в каждой башне или замке рады будут. Но вы учитывайте, пятьдесят пять дробь четырнадцать – одна из самых лучших и неприступных башен в округе. Так что у нас вам будет в сто раз лучше. Соглашайтесь у нас остепениться. Мы такой пир в вашу честь устроим, э-эх!

Но я его не слишком слушал, а больше внимательно наблюдал, как занимается вырезанием кусков из туши тервеля его наговорившийся чуть раньше товарищ. Видимо, и в самом деле скоро испробуем самого деликатесного мяса этих удивительных монстров, обитающих на таинственных и смертельно опасных просторах.

Глава шестнадцатая

Пир во время… рабства?

Вначале Леонид попытался осмотреться: кто его так бесцеремонно подхватывает под локти? Хотя мелодичные женские голоса понравились сразу. Да и сами женщины оказались под стать своим томным голосам. Обе стройные, фигурки идеальные, рост выше среднего. А уж личики довольно миловидных, лет до тридцати по возрасту женщин вообще заставили широко улыбнуться.

– Зовут меня Чарли. Чарли Чаплин! – Давнее желание побыть в имени великого комика трансформировалось в слова непроизвольно от разума. – А с кем я имею честь приятного общения?

– Лада! Лизавета! – представились женщины, тем не менее выпуская локотки мужчины из своих ручек, рассматривая его в упор более внимательно под ярким светом электрических ламп и настораживаясь.

– Вы меня с кем-то нечаянно спутали? – пришел им на выручку Леонид. – Но в любом случае я вас приглашаю.

Так как он не знал правильного названия заведения, просто сделал приглашающий жест рукой в сторону раскрытых дверей.

– Но ты так странно говоришь. Почему? – хмурилась Лада.

– Я только вчера прибыл из Макильской академии. А там у нас такие преподаватели! Вообще трудно понять, чему они учат своими хриплыми голосами.

– А почему на тебе маска? – стала допытываться Лизавета.

– Это моя жизненная трагедия! – с самой радостной улыбкой и голосом, полным оптимизма, восклицал мэтр клоунады. – Жуткие шрамы, от вида которых любая прекрасная женщина наподобие вас сразу падает в обморок. Ну а так как мужчина не должен смущать такие очаровательные глаза, как у вас, или омрачать такие прелестные личики, то приходится носить на себе маску.

По собственному опыту Леонид знал, насколько некоторые женщины падки на тайны, мечтают рассмотреть откровенных уродов или уличить мужчин во лжи. В последнем они себя все и всегда считают истинными экспертами. А тут скрытый маской мужчина им явно и бессовестно врал о каких-то шрамах! Да еще таким счастливым голосом!

Но даже если у него и есть шрамы, то почему он их не покажет? Неужели просто от кого-то прячется? Или сбежал из дома? От жены?

Все эти вопросы так и читались в глазах женщин, которые почему-то не могли сами или не хотели входить в ночной трактир. Но незнакомец, назвавшийся таким необычным именем, продолжал тараторить без умолку:

– Давайте я попробую угадать, кто из вас старше. Так… думаю, что Лизавете не меньше двадцати одного, а то и с половиной. Зато Лада, наверное, на пару месяцев старше. Неужели уже двадцать два исполнилось?! Угадал?

Женщины довольно и даже игриво заулыбались. Ну какой тридцатилетней кокетке не понравится, когда ей дают всего двадцать два?

– Извините, это я, наверное, ошибся. Ведь на всякий случай накинул. А если честно, то ни одна из вас больше чем на девятнадцать лет не выглядит.

– Да ты льстец! – хихикнула Лизавета.

– Почему тогда сказал, что мне двадцать два? – надула капризно губки Лада.

– Потому что только опытные, взрослые и умудренные жизнью женщины могут так интересно, изящно и модно одеваться. Во всем Пловареше я еще таких изысканных красавиц не встречал!

Понятное дело, что сам-то иномирец по сравнению с остальными горожанами выглядел в своих полубоевых одеждах переселенца словно серый, усредненный уникум. Разве что некоторые вставки или детали претендовали на некое понятие оригинальности. Но то, что он гость издалека, его сразу оправдывало в глазах женщин. А уж от таких филигранных комплиментов в свой адрес они вообще поплыли. И уже заинтригованно смотрели на него с нарастающим любопытством и повышенной симпатией. Но видимо, и некоторые детали им хотелось оговорить сразу.

– Но мы сами хотели зайти и скромно перекусить, – стала пояснять Лада. – Тебя только хотели попросить нас провести внутрь.

«Ага! Значит, порядки морали сродни тем, что в Рушатроне, – припомнил землянин. – Только там прогулка одиноких женщин обозначает их желание познакомиться с кем попало. А здесь без сопровождения мужчин просто не пускают в приличное заведение. Если разобраться, то тоже правильно (и хорошо, что феминистки меня сейчас не слышат!)».

Но вслух, прикладывая руки к сердцу, горячо заверил:

– Мужчина всегда должен сдерживать данное слово. Поэтому я вас еще раз приглашаю составить мне компанию во время трапезы.

– А как у тебя со средствами? – Лизавета еще более внимательно присмотрелась к одеяниям Леонида. – Здесь все довольно дорого.

– Но мы за себя оплатим сами! – влезла со своим пояснением Лада, за что получила от подруги уничижающий взгляд, который расшифровывался однозначно: «Дура! Ну кто тебя за язык тянет? Заплатить мы всегда успеем!»

То есть среди подруг уже наметилось расслоение по характерам: одна – ветреная, бездумная и доверчивая. А вторая – строгая, опытная и вдумчивая. Ну, можно добавить, и экономная.

– Нет, нет, нет! В нашем городе Макиле только так и заведено: всегда за прекрасных дам оплачивает мужчина. Так что прошу со мной! Посмотрим, чем тут потчуют самых очаровательных прелестниц этого мира и их скромного кавалера!

Вышеупомянутый кавалер отставил локти в стороны, женщины обменялись между собой, как им казалось, непонятной посторонним серией взглядов и выразили свое согласие прикосновением к куртке мужчины.

После двойной звукоизолирующей двери тоже не сразу открывался вид на общий зал. Нечто похожее на прихожую, сильно обдуваемую свежим ветром, в которой на диванах восседало несколько разновозрастных парочек. Кажется, они просто охлаждались после танцев. Из дальнего прохода неслась оркестровая музыка в виде приятного вальса. Но, судя по звуку, музыка скорее воспроизводилась в записи. По крайней мере, так вначале показалось гостю из иного мира.

Тут же к троице посетителей вышел откуда-то из-за портьер местный распорядитель, разряженный как-то излишне броско и пестро. Леонид вначале его принял за разновидность местного диджея или за коллегу по клоунскому искусству. Но упредительный голос выдавал в пришедшем все-таки именно распорядителя:

– Желаете расположиться в общем зале, в кабинке по периметру или в отдельном кабинете?

Кажется, Лада была готова садиться где угодно, но Лизавета нахмурила бровки, и новоиспеченный кавалер сразу разрешил сложности нейтральным решением:

– В кабинке!

– Ближе к оркестру или дальше?

– Дальше! – и, так как женщины стояли на месте, недоуменно пяля на него глаза, первым поспешил за удаляющимся распорядителем.

«Значит, все-таки оркестр! – сосредоточенно рассуждал Леонид. – Да и мораль здесь несколько странная. Шеф-повар женщина командует мужчинами – это нормально. А вот пропустить дам к столу первыми – фига с маслом! Как бы мне теперь не опростоволоситься! Вдруг все-таки следует дамам придвигать стул, а потом только самому усаживаться? Вот это я влип!..»

Повезло! Возле каждого стула стоял молоденький разносчик, по-иному – тот же самый официант. Разве что, заметив, что все ждут именно его, Леонид сел первым. И тут же всем троим подали красиво оформленные меню. Уставившись в него, землянин мысленно ругнулся, вспоминая о своей безграмотности. Буквы знакомые встречались, и много, а вот сложить их во что-то понятное не получалось. Какие деньги у него и в каком эквиваленте, он знал благодаря лекции юного баронета Манялы. Но даже в них разобраться, какому блюду они соответствовали, было делом бесполезным. Выручила Лада, что-то спросившая по поводу какого-то салата. Так что, пользуясь случаем, кавалер закрыл свое меню и, положив на край стола, обратился к одной из спутниц:

– Лизавета, пожалуйста, выбери и для меня по своему вкусу.

– Но может, тебе чего особенного из мясного? – удивилась та. – Или рыбу?

Иномирец прислушался к своим внутренностям. Упоминание о рыбке, особенно хорошо прожаренной, сразу вызвало повышенное слюноотделение. Он, еще когда шпионил за баронской кухней, истомился по этим любимым лакомствам.

– Если рыба хорошо прожарена.

– Не извольте сомневаться, – заверил распорядитель.

– Тогда обязательно подайте.

– А что мы будем пить? – вырвалось у Лады.

– Что вам нравится, то и заказывайте.

Смешно было наблюдать, как Лада умильно уставилась на свою рассудительную подругу, и та с явным сомнением проронила:

– Может быть, возьмешь белое «Морское»?

Судя по напряжению в ее голосе и замершему распорядителю, вино могло влететь в очень круглую копеечку, но Леонид только беззаботно рассмеялся в ответ:

– Пусть будет «Морское»!

Еще что-то говорили о сладком, а официанты принесли уже на стол несколько салатов, фрукты и хлеб. Тут же последовали заливные блюда и что-то овощное. А потом и вино подали. За это время Леонид успел рассмотреть, что творится в основном зале, расположенном чуть ниже периметра кабинок. Да и кабинки напротив рассмотрел, поняв, для чего свисает витой шнурок с кистью от него по правую руку. Столы везде стояли разные, как и сидящие за ними компании отличались по составу. Кто танцевал на большой площадке возле оркестра, кто продолжал пировать за столами. Пьяных в стельку не наблюдалось, но явно подвыпившие не только мужчины, но и женщины просматривались. Поднимаемые фужеры ненадолго задерживались в воздухе – тосты все-таки произносили. Жалко, что нельзя было расслышать в общем гаме и музыке, какие именно тосты.

Поэтому и землянин не стал мудрствовать, припомнив что в мире Трех Щитов за здоровье пить никогда не было зазорно. Взмахом руки выпроводив из кабинки официантов, он провозгласил:

– За наше здоровье!

Постарался распробовать вино и понял, что пивал в своей жизни при частном цирке да в застольях с богемой и гораздо лучшие сорта. Да и глиняная лейзуена выглядела не намного лучше тех, которые они с Борисом опустошали во время плавания по рекам Лияна и Журава. А вот Лада не смогла удержаться от простодушного признания:

– Как вкусно! Никогда не пробовала такую прелесть. – Строгий взгляд подруги она проигнорировала. – Вот бы еще гнатар попробовать!

Лизавета не удержалась от упрека:

– Ну как можно! От этого алкоголя человек становится невменяем!

Нетрудно было догадаться, что разговор идет о более крепком напитке, и мэтру стало интересно и это попробовать. Поэтому он заявил уверенно:

– Если хорошо и много кушать, то никакой алкоголь не страшен, – и дернул за шнурок. После чего еле сдержался от восклицания «Человек!» при появлении официанта. – Гнатар принесите!

По поводу «много кушать» женщины выразились примерно одинаково и с одинаково скорбными лицами заявили, что им переедать нельзя.

«Фигурки берегут! Хвалю! – Кавалер уже внутренне предчувствовал удачу. Вот только не мог понять, с какой стороны она от него сидит. – И опять-таки подпоить этих красоток может оказаться делом полезным и даже… хм… познавательным. Наверняка они мне еще какие-нибудь секреты про этот мир выболтают. Надо только правильно строить разговор и самому не упиться. Я-то есть могу, значит, закажу еще рыбы… или мяса».

Напиток цвета чая принесли в графине, граммов триста, и только тогда предупредили:

– Самый лучший, из Розалии! – Видно, и этот продукт стоил немало.

Но только по запаху иномирец сразу понял, что это не коньяк, как он подумал вначале, а ром. Да и апробация это подтвердила. Причем ром очень вкусный, с изумительным цветочным букетом и ароматом тропических пряностей. А подобные напитки мэтр клоунады предпочитал любым винам. Так что, сколько там этот гнатар стоит, было глубоко наплевать.

«Ха! Да здесь и моря-океаны есть, и тропики, и джунгли со всеми прелестями, – размышлял Леонид. – Но как тамошние жители от лучей Ласоча прячутся? Неужели под водой живут? А что, вполне при таких колонизаторах возможно».

Триста граммов гнатара улетели непозволительно быстро. Причем даже строгая Лизавета не отказалась от своей порции. А уж мужчина и насладиться не успел. Да и женщинам после рома вино явно пришлось не по вкусу. Пришлось опять дергать за шнурок и заказывать уже двойную порцию.

Вот тогда и началось веселье. Причем кавалеру пришлось раз по пять даже станцевать с каждой своей спутницей. Играли в основном вальсы и некую разновидность танца, никогда ранее иномирцем не виденного, но быстро освоенного и понятого. Уж с его талантами и чувством ритма он и не такие танцы на лету схватывал. Тем более с такими партнершами, которые на удивление двигались и танцевали лучше всех остальных присутствующих в элитном трактире женщин. Но вальс да и новый для него танец – это одно, а вот если бы тут танцевали нечто иное? При этом землянин похихикивал, представляя, как в местном обществе восприняли бы, например, такой стиль, как танго.

Его улыбки были замечены подвыпившими и развеселившимися дамами. Потребовали объяснений. Землянин очень доходчиво объяснил суть стиля и напел саму музыку. Красавицы пришли в восторг от музыки, но стали негодовать от таких плотных объятий во время танца.

– А вот потому и называют у нас этот танец танцем страсти, – красочно расписывал все прелести стиля землянин. – Главное, попробовать, войти в ритм, а потом уже и не представляешь, почему вначале не получалось.

Помимо этого он все больше стал за столом устраивать маленькие фокусы и представления, сыпал анекдотами, давал остроумные ответы на любые вопросы. И сам при этом настолько расслабился к финалу пира, что совершенно забыл о своих помыслах выведать главные тайны этого мира от подвыпивших женщин. Только и болтал без умолку, прислушиваясь к звонкому смеху, и с особым удовольствием поражался своей воскрешаемой тяге к сексу. После нечаянного убийства своей последней партнерши и всесокрушающего пожара, в котором та сгорела, Леня на женщин смотрел с полным равнодушием, как бы они ни были прекрасны или привлекательны. С момента побега с Земли у него даже мысли не возникло кого-то из женщин поцеловать или просто прижаться к красотке. Моральный надлом грозился затянуться на долгие годы, и даже сама мысль о женской ласке вызывала у него отвращение и приступы тошноты.

А тут вдруг он осознал, что его либидо начинает стремительно возрастать.

«Может, это так меня первый щит подлечил? Вот уж настоящая панацея от всех болезней! О-ох! И что теперь будет, если мне откажут обе? Кстати, надо кого-то уже выбрать окончательно. Со всей решительностью!..»

Несколько насторожился кавалер и протрезвел, когда после последнего танца, усадив донельзя довольную Ладу на стул, поймал страшно сердитый взгляд ее уравновешенной подруги. Что-то у них между собой не заладилось. «Уж не желает ли эта слишком правильная Лизавета срочно увести свою подругу домой? Так сказать, “динамо” во всей красе? Как бы их подслушать?..»

И озвучил удачную мысль:

– Я вас на пару минут оставлю. Пройдусь в ванную комнату! Не скучайте!

А сам сымитировал затихающие шаги и притих возле неплотно прикрытой двери со стороны наружного коридора. Подслушанное его даже несколько шокировало, никак не ожидал бурной страсти от той, которая выглядела более строгой в морали.

– Ой, он такой приятный, сильный и подвижный! – первой исторгла из себя восторги Лада.

И была тут же строго оборвана на полуслове:

– Забудь про него и больше не вспоминай! – Голос Лизаветы звенел от гнева. – Он мой! Поняла? И только попробуй с ним еще хоть один танец станцевать. Я тебя сразу же и придушу.

– Лиза?! Ты чего? – попыталась вяло защититься ошарашенная подруга. – Один раз мне попался нормальный мужчина, так ты и его пытаешься увести.

– Не увести, а оградить тебя от его влияния.

– А может, он согласится на…

– Да ты что?! Они все в этом Макиле помешаны на морали! Не знаешь разве? Так что и заикнуться не смей!

«О чем это они? – пытался понять подслушивающий кавалер. – При чем тут мораль?»

– Тогда тем более он будет мой! – упрямо заявила Лада.

– Ты в его объятиях просто сгоришь и не выдержишь. А для меня он в самый раз.

– Может, я и хочу сгореть?! – стала повышать голос Лада. – Почему это ты решаешь, кому он достанется?

– Потому что он во всем со мной советуется и слушается. Он сразу дал понять, что только со мной готов отдаться страсти.

– Не надо выдумывать! Я чувствую, с каким желанием он со мной танцует! Он весь вздрагивает, меня прижимая, и готов к ласке. Он меня прямо на руках носит!

– Удушу!!!

– Души! Но я тебе его не уступлю!

Вроде бы любому мужчине приятно такие споры по поводу своей персоны послушать, но Леонид вдруг испугался. И даже все лечащий щит не помог: либидо стремительно понижалось. Сразу припомнились чрезмерные порывы страсти последней партнерши, сразу в памяти заплясали языки пламени, и бледное тело среди раскиданных подушек словно шевельнулось.

Да и следовало срочно возвращаться в кабинку, иначе женщины и в самом деле могут устроить если не удушение, то нешуточный скандал между собой. Снова имитация топота, но на этот раз приближающегося – голоса сразу стихли. А тут и официант мимо куда-то несся. Леня притворился клиентом, который слегка навеселе (таким прощаются даже глупые оговорки), и перегородил пареньку дорогу:

– Слышь, парень, а где здесь можно комнату снять?

Тот грустно вздохнул и стал терпеливо объяснять:

– Над нами гостиница, трактир ей и принадлежит. Если хотите, можете сразу заказать желаемую комнату у распорядителя. Вам включат в общий счет.

– Ах да! Спасибо, дружище!

Леня не удержался от улыбки: как все просто! Ну видел он там на фронтоне какие-то буквы, даже читать старался, думал, это название ресторана и описание блюд.

«М-да! Хорошо, что разносчики понятливые».

За столом обе девушки сидели раскрасневшиеся и слегка наклоненные в сторону двери: пытались уловить обрывки разговора с официантом. При виде шумно вернувшегося кавалера попытались улыбаться. Ну а он сделал вид, что ничего не заметил. Уселся на свое место и стал жаловаться:

– Что-то я совсем трезвый. Наверное, много съел. А давайте еще одну дозу этого приятственного гнатара? – И, не дожидаясь согласия, дернул за витой шнурок. – И еще мне надо с вами двумя посоветоваться по одному важному вопросу. Поможете?

Красавицы, хоть и скандалили перед этим да и глазками блестели от солидной дозы гнатара, сразу дали обещание помочь в любых вопросах. Причем Лизавета накрыла его ладонь своими пальчиками и многозначительно добавила:

– В любых вопросах без исключения!..

С отчаянием, словно бросаясь головой в прорубь, Лада повторила жест подруги, при этом еще и сжав мужскую руку с немалой силой:

– А я готова не только советами помочь!

Физически наблюдая, как между женщинами начинают проскакивать опасные искры, Леонид мягко высвободил свои руки, хлопнул в ладоши и радостно крикнул вовремя примчавшемуся разносчику:

– Отлично! Значит, нам еще порцию гнатара, добавку на всех сладкого торта с творогом и самого лучшего кофе. По большой чашке. А потом пусть ваш главный зайдет… для расчета… и заказа.

Наслушавшись над кухней, что тут кушают и что пьют, он не мог ошибиться и при этом заказе. Тем более что о чашке хорошего кофе он мечтал еще с самой Земли.

Когда они опять остались втроем, набросился на дам с неожиданным вопросом:

– А где вы работаете?

Женщины смотрели друг на друга, сомневаясь, что отвечать и как. Но в конце концов Лизавета после грустного вздоха призналась:

– Уже нигде.

– Почему так?

– Да длинная история.

– И все-таки? Хоть в двух словах?

– Наш управляющий, он же владелец, разорился, вот мы и закрылись.

– Ага! Понятно! Но хоть родители у вас есть? Дом свой?

Женщины даже обиделись на такие вопросы:

– Конечно! Все у нас есть!

– И живем мы нормально! Вообще можем не работать!

Самозваный Чарли Чаплин поднял руки, словно сдаваясь:

– Спокойно, спокойно! Да я только рад за вас. Хотелось узнать, как вы оцениваете, допустим, те же комнаты в данной гостинице? Хочу вот сейчас выбрать для себя неплохую и снять на рудню-две, но я ведь остальных не видел. Вдруг там лучше? Или тут слишком дорого? Или мебель никудышная, а мне гостей принимать придется, деловых партнеров. То есть вы понимаете, что человека постороннего, прибывшего издалека, обмануть проще простого.

Лада недоуменно моргнула своими глазищами.

– Так ты кто: торговец или ученый?

Принесли порцию рома, и компания отвлеклась на выпивку, поедание торта и смакование кофе. Ароматный напиток оказался и в самом деле на уровне лучших сортов и качества приготовления. При этом глазки у красавиц блестели все больше и больше. И не только от действия алкоголя. Похоже, они собирались начать сражение между собой прямо в данной кабинке и на глазах у своего кавалера.

Ну а Леонид продолжил как ни в чем не бывало:

– Трудно даже сказать, кто я. Профессий у меня – огромное количество. Так что, кем стать в вашем городе, я еще не определился. Опять-таки и в этом вопросе мне не помешают подсказки таких рассудительных и умных женщин, как вы. Тем более вы тут в курсе, как и что происходит, сколько стоит, как можно купить и оформить.

– Но что ты хоть собираешься покупать? – решила уточнить Лизавета.

Тут и появился распорядитель, принесший счет.

– Лада, Лизавета! Гляньте, пожалуйста, сколько там с меня? Ха-ха! Уже в глазах двоится!

Дамы присмотрелись к записям и несколько побледнели.

– Девятьсот шестьдесят каспов.

Конечно, инопланетянин был хорошо подвыпивши, но считать не разучился, и эквивалент местных денег в памяти сидел четко. Самый большой номинал, примерно, по земным меркам, в пятьсот евро, имела прямоугольная монета ярко-пурпурного цвета с выпуклыми на обеих сторонах устрицами. Причем в каждой такой монете и было ровно тысяча тех самых каспов. То есть, по земным меркам, наели на четыреста восемьдесят евро.

Дорого трапеза обошлась, это все понимали, но внешне кавалер выглядел бесшабашным и довольным. Положив на стол заранее нащупанную местную монету, он сразу предупредил:

– Но мы сейчас еще отправляемся выбирать комнату для моего проживания. Имеются свободные?

– Не извольте беспокоиться! Желаете самый лучший номер?

– По крайней мере, осмотр начнем с него.

– Попрошу за мной! – И распорядитель, суетливо кланяясь, первым поспешил на выход.

Тогда как Леонид, подталкивая несколько растерянных от такого напора женщин за локотки, вновь поставил их в трудное положение своими вопросами:

– Так что у вас все-таки была за работа? Что вы конкретно делали?

– Мы работали в арляпасе, – со вздохом выдала Лизавета.

Только это незнакомое слово для землянина подспудно перевелось как «большой торговый центр». И он бесшабашно фыркнул:

– Так идите в другой арляпас. Что за проблема?

– Как в другой? – удивилась Лада. – У вас в Макиле что, сразу два?

То есть получалось, что они работали ну в очень большом торговом центре. И уже захотелось посоветовать идти в маленький «арляпасик», но благоразумие заставило придержать язык, чуток подумать и пробормотать:

– Ну я и имел в виду в другом городе.

– О-о! Это так сложно! – жаловалась расстроенная Лизавета. – Тем более что танцовщиц, которым за… – она сделала паузу и улыбнулась, – девятнадцать, в другом городе уже и не примут.

– Так вы танцовщицы?! – вырвалось у землянина.

– А ты думал, мы билетерши? – фыркнула Лада.

– Как можно! Мне показалось, что вы первые помощницы управляющего, – разразился Леонид лестью, уже догадавшись, что ошибся с правильным определением нового слова. Только следовало еще уточнить остальные функции арляпаса: вдруг это нечто типа стриптиза? Ведь недаром женщины закончили свой последний рабочий день чуть ли не под утро. Потому и спросил осторожно: – Ну а что у вас там еще такого… хм… интересного было?

Они уже поднялись на лифте на последний этаж и шли по коридору, устеленному мягким, но явно синтетическим ковром.

– Да как и везде, наверное, – пожала плечиками более рассудительная подруга. – Небольшой оркестр, пара акробатов, две певицы, один чтец, он же исполнитель песен, три артиста для небольших сценок, ну и нас шестнадцать танцовщиц.

Уже догадываясь, что арляпас – это некое кабаре с водевилем или с небольшим театром, которое, скорее всего, работает при ресторане или кафе, мэтр циркового манежа в предвкушении мысленно потер руки.

– Так, так, так!.. А теперь расскажите мне более подробно, почему ваш управляющий вдруг разорился? Вы ведь танцуете просто изумительно!

Ответить ему польщенные красавицы не успели, потому что распорядитель открыл дверь и ввел компанию в номер. Прихожая, гостиная и громадная спальня. В спальне – небольшой сейф для личных вещей, запоры которого срабатывали при идентификации руки клиента (парадоксы колонизации пришельцами из космоса!). Все удобства, а уж сама преогромная ванна сразу вызвала желание у иномирца залезть в нее и не выползать из теплой воды несколько часов. Поэтому, когда была названа цена в сто десять каспов за сутки, он даже торговаться не подумал. Сразу согласился и только, выталкивая распорядителя за дверь, попросил:

– Пусть нам доставят сюда две порции рома, лейзуену «Морского», сладостей, морса, кваса и соков.

Судя по тому, как быстро в номер доставили заказанное, в коридоре имелась прямая телефонная связь с кухней. Женщины к тому времени только и успели поведать о горестях владельца арляпаса: как того дважды обокрали грабители, а напоследок еще и его жена сбежала с заезжим торговцем, прихватив с собой все оставшиеся капиталы.

В заключение они добавили, что, хоть весь ресторан с весьма хорошей сценой продается за довольно низкую цену, выкупить его самим артистам, как они мечтали бы сделать, все равно средств не хватит. Так что, скорее всего, помещение перейдет к владельцу остальной части дома.

Во время рассказа Леонид подливал местный ром да бегал иногда в спальню. Вначале он там положил в сейф все ценные вещи из карманов, деньги и уникальные для него земные устройства. Потом оставил куртку. В последнем забеге уменьшил до минимума свет. Что-то ему подсказывало, что с затянувшимся целибатом сегодня будет покончено.

Ну и когда суть всего бедствия с арляпасом стала ему ясна, Леонид плеснул еще по чуть-чуть гнатара в удобные, широкие стаканы и выдал тост:

– Давайте выпьем за нашу совместную покупку вашего великолепного арляпаса! Ура! – Выпив свою порцию, он спросил: – Кстати, вы никогда не подумывали о гастролях вашей танцевальной группы?

– Как это? – поразилась Лизавета.

– Легко! В других городах просто заранее арендуется зал со сценой, можно и как в этом ресторане внизу, а потом лутень идут гастроли. Ведь цирк, к примеру, переезжает? И везде неплохо снимает хорошую выручку.

– Так то цирк. Там весело, интересно.

– Милые мои, поверьте: в нашем арляпасе будет так весело и интересно, что туда будут ломиться толпы желающих. Обещаю! Ну а сейчас все остальные обсуждения продолжаем при купании. У меня уже нет мочи терпеть, так хочется окунуться в теплую воду с мыльной пеной.

И, на ходу снимая рубашку, поспешил в ванную.

Первой из женщин, радостно, хотя и несколько глупо заулыбавшись, зашептала Лада:

– Ну вот, а ты боялась. И душить тебе меня не придется.

Ее подруга, тоже изрядно подвыпившая, попыталась протереть глаза.

– Может, мы его не так поняли?

– Вечно ты во всем сомневаешься! – фыркала Лада, уже начавшая раздеваться. – Я тебя ждать не буду.

Последние сомнения отверг донесшийся из ванной крик:

– Мне маску уже снимать или вы сами будете ее приподнимать по чуть-чуть?

– Мы сами! – тут же крикнула в ответ Лизавета, начиная поспешно снимать с себя платье. И уже подруге самым примирительным тоном добавила: – Постараемся войти в ванную комнату одновременно. Поняла?

– Попробуй тебя не пойми, – бормотала та. – Жить-то хочется!..

Глава семнадцатая

Мелочи быта

Наши новые знакомые, тяжело груженные деликатесным мясом, только скрылись в дальнем, пятом по счету проходе, а мы уже спешили к себе «домой». Причем я прекрасно рассмотрел, что с этого края каверны наш участок совершенно не просматривается за лесом корневых зарослей и за плавным изгибом всей гигантской пещеры. И при движении назад частенько оглядывался. Не то чтобы я совсем не доверял Крэчу и Пнявому, но ведь недаром в инструкции от барона Фэйфа ясно говорилось об отношении к чужим. Со своим зрением, как я прекрасно понял, сразу буду иметь огромное преимущество перед остальными обитателями Дна. В этом неполном мраке они адаптировались довольно хорошо и могли далеко видеть, метров на шестьдесят или чуть меньше. Но с моими умениями, усиленными первым щитом, им и близко не сравниться.

Так что, вздумай воины башни пятьдесят пять дробь четырнадцать нас преследовать с целью слежки, я бы их заметил издалека и безошибочно. Хотелось бы надеяться, что и у местных хищников зрительные органы не дадут им преимущества. Крэч что-то утверждал по поводу чуть ли не полной слепоты тех же тервелей, но это еще следовало проверить. И не раз! Те, кто тут родился и живет поколениями, могли развить в себе совсем иные способности для поиска и определения пищи.

Также хотелось разобраться в сути вот этого мизерного свечения, узнать, откуда и куда тянутся корни, высчитать все-таки наконец-то правильную глубину нашего нахождения, решить проблемы с костром да и просто нормально выспаться. Все-таки отправка на Дно меня вымотала если не физически, то уж морально точно. Хотелось просто лечь, медитацией выгнать из головы все мысли и поваляться несколько часов, словно замерший в своем росте овощ.

Опять-таки сразу после этого в голову хлынули опасения: «Ты будешь лежать, как овощ, придут желающие и схарчат тебя, как тот же кабачок с грядки. Только вот интересно, кабачку этому больно, когда его едят, или нет?..» Не знаю как овощу, но мне наверняка станет больно.

Кстати, когда мы уже добрались до кручи, ведущей к нашей временной обители, я понял, что и Ксана вот-вот свалится с ног. И с запоздалым раскаянием бросился снимать с нее питона и тяжеленное оружие. Как я мог забыть, что она явный офисный планктон? Что она, кроме карандаша и пилочки для ногтей, ничего тяжелее не переносила? (Как она выдерживала на себе такого здоровенного мужика, как Сергий, я старался в тот момент не задумываться!)

За несколько ходок отнес все наверх, затем заставил подняться рассевшуюся девушку и почти затащил и ее. Едва я ее занес, как она завалилась на одеяла, даже не в силах сказать спасибо. Но то, что она без стонов и слез выдержала нашу первую разведку, меня приятно удивляло. Вроде бы и самому ничего больше не хотелось, как завалиться точно так же, но жить хотелось больше, чем спать. Слишком уж меня напугал своими рассказами о мелкой хищной живности новый знакомый. По его словам, следовало больше всего опасаться мелких, похожих на шакалов-недоростков собачек. При встрече даже с большой стаей в пятьдесят голов хорошо укрытый толстой кожей, а уж тем более латами воин легко разгонит и растопчет этих шавок. Но вся беда была в том, что те умели подкрадываться очень тихо, без лая, и нападать всей сворой внезапно. Успеют отгрызть пару пальцев – почитай, погиб человек.

Так что наша пещерка в этом плане безопасностью не отличалась. Но еще по дороге обратно я придумал, как сделать убежище более надежным. И, наскоро перекусив, но оставив себя голодным (а что еще меня может толком взбодрить?), приступил к работе. Помогли мне уже ранее сделанные анализы внутренней структуры диковинных растений. Те, что с ядом, старался не трогать; те, что годились на костер, нарубил и занес в пещерку с большим запасом. Ну а те, что могли гореть и давать ядовитый дым, смело порубил на определенной длины отрезки. И боевая секира для такого молодецкого дела пришлась более чем к месту.

Вначале довольно удачно заложил более узкий проход в ту каверну, где мы раздобыли свои первые трофеи. Затем пришлось изрядно повозиться с проходом, через который мы сюда пришли. Там уже пришлось ворочать валуны и возводить упорные стойки. Некоторые отрезки пришлось жестко закреплять клиньями. Понятное дело, что при мощном ударе большого хищника они вылетят из своих мест, но думаю, что забраться на такую кручу что тервелям, что байбьюкам будет очень сложно. Да и новые знакомые подтверждали косвенно мои предположения.

На все эти работы у меня ушло часов пять, но зато после этого, зверски изголодавшийся, я уже совершенно не опасался нежданного к нам визита каких-то шавок. Разве что, закладывая последние отрезки и подпирая их изнутри, я стал свидетелем местного чуда: увидел, как прямо на глазах срастаются, восстанавливаются обрубленные корни. Не все, но добрая половина верхних обрубков после третьего часа начинала сочиться тягучей, смолянистой жидкостью. Порой крупные капли срывались вниз, оставляя за собой тоненькую полоску-нить, очень похожую на паутинку. Что интересно, если капля попадала чуть в сторону от пня, она со временем как бы отмирала. Зато попавшая на обрубок капля начинала впитываться, а по остывшей паутинке стекали все новые и новые порции. Постепенно паутинка делалась бечевой, становилась в палец толщиной, а затем полупрозрачная клейкая жидкость затвердевала окончательно и превращалась в ствол. И чем толще были прежние обрубки, тем быстрее до той же толщины доходил восстанавливаемый участок корня.

«Вот это лес! Или корни? – мотал я головой в изумлении. – Интересно будет и на оставшиеся пеньки посмотреть, все ли опять срастутся? Но в любом случае получается, что он вечен. Надо будет только присмотреться к тем стволам, что я пустил на закладку проходов, вдруг они все равно какую гадость ядовитую выделяют при усыхании?..»

С этими мыслями я и принялся за готовку и жарку мяса на большом, солидно разложенном кострище. Правда, огня я не пожалел после того, как рассмотрел хорошенько свод нашей пещерки и разобрался, почему здесь всюду такая отменная вентиляция. Оказывается, вокруг корней, пронзающих все и вся, имелось по периметру еще свободное пространство. Немного, миллиметра два по всему радиусу, но и этого хватало с избытком.

От запаха жареного мяса проснулась и Ксана. Некоторое время просто лежала и наблюдала за моими действиями, потом с явным трудом встала, подошла ко мне и положила руку на плечо:

– Спасибо.

Ну вот, только одно слово, а я ее уже за все простил. Ну почти за все.

– Да не за что. Как твои мышцы?

– Ну… – начала она и примолкла.

Я ей протянул первый обжаренный кусочек мяса на отколотой от корня толстой щепе.

– Да ты не стесняйся, если где сильно болит, говори. Я ведь могу помочь.

– Чего уж там, болит. – Она присматривалась и принюхивалась к мясу с подозрением. – А чье это?

Мясо что удава, что слизняка я разделал на одинаковые стейки, но сам их хорошо различал по цвету. Перед тем как впиться зубами в свой кусочек, предложил:

– А ты угадай!

Забавно было смотреть, как она скривилась, наблюдая за моей трапезой, потом печально вздохнула и осторожно сама откусила кусочек. Пожевала, хмыкнула и продолжила есть уже с удовольствием. Ну еще бы! Соль у нас в сухом пайке, как и некоторые специи, имелась с запасом, так что я постарался на славу. Хотя так и хотелось бы побеседовать по душам с тем типом, который комплектует эти вот упаковки с пятидневным пайком.

– И все-таки что болит? – продолжил я прежнюю тему, чуть насытившись.

Моя оруженосец не стала перечислять, обозначила просто:

– Все. – Затем подумала и добавила, оглянувшись на занавешенные одеяла: – Извини, я просыпалась и видела, как ты ворочал эти бревна, но ничем не могла помочь…

– Да ладно тебе!

– …и в ближайшее время не смогу опять пойти с тобой. Просто не могу вообще идти.

– Значит, будем тебя лечить. Массажем, к примеру. А может, и умениями своими попытаюсь. Я ведь тоже в некотором роде целитель. Кажется.

Скептический взгляд в мою сторону показал всю глубину веры в мои умения. Хотя она первой и припомнила:

– Ну да, твой синяк за одну ночь сошел.

– Точно! А твой до сих пор меня пугает. Поэтому давай так: я его вначале попробую полечить, потом посплю как следует, а дальше уже посмотрим, что нам делать, как нам быть.

Она легко дернула плечами, как бы напоминая, что в любом случае здесь не она распоряжается. Споласкивая руки из фляги с водой, я вспомнил, что ее у нас почти не осталось. А ведь ни сами ручейков не видели, ни у наших новых знакомых спросить не догадались. Чувствую, придется мне первым делом после сна как раз за водой и отправляться. Но пока спешить было некуда, и, разогрев руки трением, я приступил к лечению, а вернее, к попыткам быстрее вернуть нормальный цвет коже на левой щеке девушки и вокруг ее глаза. Я-то привык к этому ужасу, да и само оно прошло бы через пару дней, но захотелось поэкспериментировать с собственными силами. Раз у меня выходит края раны срастить, то как оно с синяком получится?

Девушка легла на одеяла, я присел рядом и вначале постарался своим умением просматривать внутренние структуры, разглядеть основные различия между больной и здоровой щекой. Понял очень быстро: вся проблема в омертвевших частичках крови и клетках плоти. У меня их помог быстро вывести первый щит, а вот девушке бы не помешало как-то ускорить регенерацию. Дальше пошел путем проб и ошибок, заставляя тело пациентки с утроенной эффективностью очищать поврежденный участок кожи.

Использовал и некоторые приемы из арсенала «маленьких гадостей». Ведь патриарх Ястреб мне несколько раз акцентировал, что тринитарные всплески у некоторых трехщитных служат для целительства. Конечно, пробовал я не все «гадости», а то вдруг просто поджарю кусок кожи на теле Ксаны? Тогда она меня уже точно возненавидит, и на этот раз окончательно. Но одна из «гадостей», имеющая условное название «Горячо!», вдруг заработала.

– Ой! Моя щека словно жаром пышет, – призналась пациентка, пытаясь охладить кожу на лице собственными ладонями.

– Не трогай, не трогай! – задержал я ее руку в своей. – Кажется, это помогает.

Структура кожи менялась прямо на глазах, настолько эффективно и быстро началось вымывание омертвевших клеток. При этом никаких осложнений или порчи не наблюдалось. Через пяток минут жар стал спадать, и пришлось еще несколько раз повторить тринитарный всплеск. «Горячо!» действовало великолепно.

Так что, задав импульс силы напоследок, я согнал оруженосца с одеял, давая задание на время моего сна:

– Постарайся не заснуть и прожарить-провялить над огнем все мясо. Регулярно выглядывай в щели, хотя ты же ничего не увидишь после костра. Просто приподнимай одеяло и внимательно прислушивайся. Если вдруг нежеланные гости – тормоши меня что есть сил, кажется, я буду спать без задних ног. Что еще? На синяк пока не смотри, потом вместе оценим мои усилия.

Хотя я не сомневался, что несессер она таки отыщет в рюкзаках и обязательно посмотрит. Женскую натуру исправить под себя нельзя.

С такими мыслями и провалился в сон. Выспался отлично! Хотя, наверное, еще бы дрых некоторое время, не коснись осторожно Ксана моего плеча:

– Миха, там кто-то кричит и бросает камни.

Я мигом вскочил, прогоняя остатки сна интенсивным растиранием лица.

– Где?! Кто?! Почему камни?

– С той стороны, откуда мы пришли. Вначале что-то стукнуло, я пошла прислушалась: ничего. Потом явный стук камнями начался, слушаю, голос мужской надрывается: «Эй! Кто в пещерке?! Отзовись!» Вот! – Она нервно дернулась на очередной удар по древесной преграде. – Опять!

Я уже стоял у стены из бревен на коленях, прикладывая ухо к одной из самых нижних щелей. При этом я крепко зажмурил глаза, чтобы быстрее прошло ослепление огнем, и шепнул девушке:

– Гаси костер!

С той стороны и в самом деле послышались однообразные, повторяющиеся крики. Точь-в-точь как я уже услышал от оруженосца. И спрашивается: чего ему или им от нас надо? Шли бы себе дальше.

Но ведь пока не ответишь, не узнаешь. Да и предосторожность с той стороны вполне вроде как нормальная. Допустим, кто-то знал об этой пещерке, решил сам в ней отдохнуть. Сунулся, а тут уже проход перекрыт. Но человек хамить не стал, культурно отошел на безопасное для обеих сторон расстояние и решил выяснить «кто в теремке живет?». Резонно поступает, вдруг здесь его знакомцы, а то и соратники? А может, и сам ранен да в помощи нуждается?

С удовлетворением констатировав, что мое усиленное зрение почти вернулось к норме, я аккуратно приоткрыл кусок одеяла наверху, там чуть раздвинул стволы и прокричал в ответ:

– Кто такой?!

– Витим! Из башни тринадцать дробь тринадцать.

«Ух какое несчастливое число! – подумал я. – Хотя все Дно – одно сплошное несчастье. Какие могут тут быть предрассудки?»

– И чего тебе надо?! – продолжил я допытываться, уже заметив фигуру воина, который стоял на середине подъема, метрах в десяти от меня.

– Да пройти мне надо! – даже возмутился этот невесть откуда взявшийся Витим. – А сам-то кто будешь?

Врать и выдумывать что-либо, прикрываясь хотя бы номером башни Крэча и Пнявого, смысла не было. Если этот гость их и других обитателей знает, уличит меня во лжи на счет «два». Но ведь, с другой стороны, можно просто напустить туману в ответ:

– Дальняя разведка. – (Такие изредка хаживали всюду, если выживали.) – Откуда идешь, Витим, и почему именно тут пройти хочешь?

– Да дальше по этой каверне десяток байбьюков резвится, да и назад мне по охотничьим угодьям тервелей никак нельзя, сожрут. Ко всему и ногу я изрядно повредил, хромаю сильно. А пещерку я эту знал давно, всегда через нее в другую каверну переходил.

Вроде дядька все складно глаголет. Да и уважение проявляет, понятливость, постучал деликатно, разрешения просит пройти. Почему бы и не пропустить? Тем более что он один. А тут еще и Ксана мне на ухо дельную подсказку прошептала:

– Пусть оружие все там оставит, проведем его на ту сторону и только потом отдадим.

– Умница! – шепнул я в ответ. И уже громко мужику: – Ладно, мы тебя пропустим! Только оружие оставь, где стоишь, проведем через пещеру, тогда отдадим.

– Как же я без оружия?! Ты чего? – подивился Витим.

– Да ничего! Не хочешь – как хочешь! Мы тебя не знаем и знать не хотим! – довольно грубо ответствовал я, стараясь рассмотреть как саму каверну, так и пространства вокруг нашего входа.

Большие отряды здесь не ходят, да и они бы легко перекололи десяток байбьюков своими копьями. А уж тем более с проходом через эту природную дырку не церемонились. Значит, мужик одинешенек. Но все равно пусть основное оружие оставит от греха подальше.

Видимо, воину и в самом деле деваться было некуда. Сняв шлем и озадаченно почесав затылок, он сплюнул с раздражением и выкрикнул в сердцах:

– Хорошо, твоя взяла! – и начал с ворчанием снимать пояс с мечом и кинжалами. – Но что за люди такие пошли, пуганые да недоверчивые!

Мое зрение восстановилось окончательно, и, начав разбирать щель для прохода, я первым делом посмотрел налево, в ту сторону, где как бы пошаливал десяток колобков-хищников. Как ни странно, ничего не увидал.

«Может, они “прилегли”? Или вообще по проходам попрятались? Скорее всего, мужик и не видит, что дорога освободилась. Но не говорить же ему о моей необычайной прозорливости. Пусть проходит».

Но червячок сомнения у меня в душе все-таки поселился. И чисто для перестраховки повесил на себя меч и кинжал с метательными ножами приготовил. Чуть подумал и установил Ксану с копьем в такой позиции, что атакующий сам на острие напорется. И только потом разобрал проход окончательно. Вернее, узкую щель, в которую можно было втиснуться только бочком.

– Ну ладно, проходи, мил человек.

Прихрамывая и покряхтывая, воин стал подниматься к нам. И опять меня выручила внутренняя интуиция. Слишком уж смешно мужик прихрамывал, словно перекачанный культурист на потеху публике пытался сымитировать повреждение. Хотя, как они там, культуристы, хромают и как ходят, я толком не знал, но насторожился уже по максимуму. Да и явно притворное кряхтенье мне не нравилось. Вон моя оруженосец как страдала, а даже не пискнула. А тут воин, мужчина…

Витим приблизился и, протискиваясь в щель, сразу стал озираться по всем углам нашего убежища. А когда пробрался внутрь, бросаясь на меня с ножом, резко выкрикнул:

– Их двое!

Зря он так. Хотел же его как человека усадить, мясцом накормить, про жизнь расспросить. А теперь пришлось довольно грубо отсекать ему руку, а потом засаживать меч в брюхо так, что тот с хрустом вылез из спины. При этом он, скорее всего, рассек позвоночник, потому мне и не удалось сразу выдернуть свое оружие обратно. Зато у меня еще иного колюще-режущего инструмента оставалось предостаточно.

Второй нападающий спрыгнул сверху. Где он там притаился, я только впоследствии рассмотрел. Шустрый, подвижный и верткий, он с мечом на изготовку попытался форсировать щель с ходу, но чуточку застрял да так и стал там проседать с моим кинжалом в глазнице.

Но вот третий тип оказался для меня наиболее опасным. Он прилетел откуда-то справа, используя для этого длинную веревку, конец которой был захлестнут на верхушке одного из корней у самого входа. А сам до того прятался далеко, так сказать, в мертвой зоне моей видимости. И потом долетел ко входу, используя систему «маятник». Точно так же когда-то егеря людоедов пытались нас атаковать в узкой пещерке на Скале, которая разделяла империю Гадуни от империи Моррейди.

И этот ловкач действовал просто отменно: четко приземлился, отпустил веревку, удобно перехватил короткое копье и уже начал бросок в тот самый момент, когда я только нащупал острие моего метательного ножа. Труп в щели уже порядочно осел, я был в двух метрах от врага, так что как я успел бросить нож, так потом и не смог додуматься. Наверное, помогла невероятно ускоренная моторика движений, стимулируемая первым щитом. Хотя предпочтительнее было бы мне всем телом метнуться в сторону. Но, уже бросая нож, я ощутил настолько сильнейший удар в плечо, что меня отбросило навзничь. И вот в момент падения на спину вспышка боли достигла такой максимальной яркости, что я потерял сознание.

Да и очнулся я от боли. Ксана пыталась аккуратно протереть мокрой тряпкой мое окровавленное плечо. Точнее сказать, оттереть ту старую, запекшуюся корку, которая темнела на коже черными разводами.

Наверное, моя коллега по несчастью обрадовалась моему возвращению с того света, потому что, как ни закусывала губу, не удержалась и всхлипнула. Пришлось ее призвать к порядку строгим голосом:

– Со мной все нормально! Докладывай, что с теми типами.

Она резко вдохнула, успокаиваясь, и с нарастающей скоростью стала сыпать словами:

– Всех троих ты убил. Я только доколола того, третьего, что оставался снаружи. Твой нож попал ему в шею возле уха, и он корчился в конвульсиях. Вначале подумала, что и ты умер. Кровь из тебя хлестала ручьем. У тебя был вырван из плеча кусок плоти. Но пока тебя подтягивала к одеялу и пыталась перетянуть чем-то рану, уразумела, что кровь течь перестала. Опять-таки подумала, что это из-за остановки сердца, но заметила, что ты дышишь и просто в обмороке.

– Это женщины падают в обморок, – успел я вставить с ворчанием.

– Извини: без сознания. Я боялась к тебе даже притронуться, догадываясь, что это твое тело само себя лечит. Точно так же, как синяк. Если примерно, то ты пролежал без движения целые сутки. Поняв, что ты живой, я решила выкинуть трупы наружу. Того, что в щели застрял, еле приподняла, но больше всего с первым намучилась. В том числе и вытягивая из него твой меч. Там до сих пор такая лужа крови, что мне смотреть страшно. Их оружие я тоже все собрала и сложила у той стены. Тела я скатила вниз, но далеко спускаться не решилась и стала закладывать проход. Хорошо, что успела.

– Опять гости? – забеспокоился я.

– Маленькие! Самые маленькие! Те самые шавки… – Ксана сильно побледнела. – Но их много, и они уже доедают тех троих.

– Туда им и дорога! – воскликнул я в сердцах, чувствуя сильную слабость, странное головокружение и… сильный голод. – То-то мне слышится какой-то хруст и повизгивание… Ну с этим ладно. Как ты разожгла костер?

– Твоей волшебной штучкой.

– Умница. А покушать у нас есть?

– Сколько угодно!

– А что с водой?

– И вода еще осталась!

Странно, я помнил, что у нас оставалось полфляги. Тем более что вот и тряпка мокрая на плече.

– Ходила за водой?

– Так у нас была!

– Разве ты эти сутки не пила?

– Пила! Но у нас еще много.

– А у этих уродов фляг не было?

– Нет! Мне кажется, они свои вещи и остальное оружие где-то снаружи оставили, чтобы не мешали. А пить мне ни капельки не хочется! Честное слово! Мяса вполне хватает, и так живот переполненный! – При этих словах она заметалась вокруг меня, приподнимая осторожно мои плечи и голову. Потом поднесла кусочки обжаренного на огне мяса, распаренные галеты и стала меня закармливать со словами: – Ты, главное, ешь больше, быстрее поправишься! Тем более ты так любишь покушать! Всегда твой аппетит зависть вызывал.

«Ну да, ну да, смотря какую зависть, – размышлял я. – Наверняка добить такого объедалу хочется! – Иногда замирал, прислушиваясь к боли в левом плече. – Долго ли мне валяться придется? Воды-то все равно нет, и мы даже не знаем, насколько она далеко. И врет она, ни капли не выпила, вон какие у нее губы сухие и потрескались».

– О! А ведь от твоего синяка даже следа не осталось! – заметил я с восторгом и с полным ртом. – То-то я думаю, что ты такая красивая стала!

– Спасибо! – нахмурилась она и смутилась одновременно. – И не разговаривай, подавишься!

И в самом деле, чего это я на комплименты перешел? Наверное, приятно за свои умения стало, не напрасно старался… Или по другой причине?

Отбросив неуместные мысли в сторону, попытался сосредоточиться на врачебном осмотре своей раны. Но вначале тряпка мешала. Потом пришлось ждать, пока Ксана осторожно омоет и вытрет место ранения. Потом пока привык к виду розовой, странно бугрящейся кожи. Такое впечатление, что там навсегда вот такой и останется жуткий шрам, с бугорками, рытвинками и ямками. Даже дивно, что человеческая кожа так неприятно может выглядеть. Но при этом я четко помнил, что мой первый щит еще не то может. Уж если он меня от инвалидности спас и превратил в здоровенного, могучего молодца, то уж как-нибудь с помощью хорошего питания он и кусок плеча нарастит. Главное, что кости целы!

Это я так вначале подумал. Но потом, когда все-таки рассмотрел внутренние структуры, заметил, что верх выступающей влево и вверх части ключицы таки имеет небольшую трещинку. Даже маленький надкол! Не помню, как этот участок называется, вроде как ость, да и сути это не играет большой. Болит, зараза! Удар копья и для костей не прошел бесследно. А судя по тому, насколько важна лопатка для деятельности человека и сколько там у меня вырвано мяса, сухожилий и кровеносных сосудов, самолечение может растянуться и на неделю. Если не сказать – больше. Это ведь не синяк залечить!

«Кстати, о страусах! – Мысль о самолечении натолкнула на идею испытать так хорошо себя зарекомендовавшую “маленькую гадость”. – Только удастся ли мне самого себя подогреть до нужного всплеска активности? Но в любом случае попробовать стоит!»

Вначале ничего, кроме бессилия, мои попытки не приносили. Наверное, еще и потому, что краешек лопатки я видел только одним, левым глазом. А как можно выплеснуть из себя точно заготовленную силу, кося на точку лечения одним глазом? Выход нашли с помощью зеркальца, вложенного в несессер. По моим подсказкам Ксана фиксировала зеркало в нужном положении, я концентрировался на изображении моего покореженного плеча и отправлял очередной тринитарный всплеск.

И отлично получалось! Конечно, если не считать полного бессилия после пяти-шести «подогреваний». Но как только я уставал, сразу проваливался в сон. Спал недолго, минут пятнадцать, после такое же время обильно поглощал все, что мне подавала моя забывшая о своих болячках помощница. После приема пищи лежал минут пять, посматривая на свой бушующий «внутренний котел», а как только чувствовал приемлемый уровень накопления энергии, опять приступал к лечению. Какое счастье, что мы запаслись просто невероятным количеством мяса, дров, да и пайки наши мы толком даже раскрыть не успели.

И чудо не заставило себя ждать. После пяти часов я уже осторожно мог шевелить и двигать левой рукой. На седьмом часу встал и попытался занять себя некоторым делом по хозяйству. На десятом часу я чувствовал себя вполне сносно, а моя кожа и покалеченные мышцы приобрели тот вид, который имели до ранения. После этого я уже лечил себя два часа сам, придерживая зеркало правой, а то и левой рукой. Эти последние часы, изменяя привычными для себя понятиями, я дал немного поспать доблестному оруженосцу, поведение которой я оценил по самой высшей оценке по десятибалльной шкале. Ну и между сеансами самолечения метался то к одной деревянной загородке, то к другой и все вокруг внимательно высматривал в щели. Не забывая при этом запихивать в рот и тщательно пережевывать жалкие остатки жареного мяса.

В той каверне, откуда мы пришли, шавки к моменту моего выздоровления начисто обглодали костяки наших павших врагов. Затем они немного покрутились возле загородки из бревен. Причем действовали предельно тихо, принюхиваясь и пытаясь протиснуться сквозь щели побольше. Ну, я-то те щели специально сделал! Поэтому, тыкая копьем, довольно быстро прибил с десяток доморощенных шакалят. Как ни странно, стая своих сородичей поедать не стала, а в количестве более полусотни особей быстро скрылась в тех проходах, где и находились доставившие нас сюда клети (чтобы не путаться, я решил назвать то место Лазейка, с надеждой, что именно оттуда мы когда-нибудь вернемся назад на поверхность). Видимо, у шавок срабатывало стадное соображение: наелись – хорошо! Начинаем гибнуть – плохо, пора сматываться.

Но только я собрался готовиться на выход, как со стороны Лазейки выползли друг за дружкой сразу три тервеля и отправились в левую часть каверны. Выходить к ним и проводить лихое сражение у меня не было никакого желания. Тем более теперь, когда знал, с какой скоростью они могут перекатываться на открытых пространствах. Решил за это время глянуть, что творится в другой каверне. Совпадение! Там деловито перекатывались вправо от меня сразу пять байбьюков. По логике, обе группы монстров должны встретиться «где-то там».

«У них там что, забита встреча? Или дружеские соревнования “кто кого сожрет”?»

По рассказам новых знакомых, подобные сражения являлись огромной редкостью. Монстры предпочитали в случае встречи таких и бо́льших групп просто мирно разойтись по дальним периметрам. Но уж если сражения случались, то потом особо ловкие счастливчики умудрялись на месте битвы титанов находить несколько, а то пяток груанов. Только и следовало для этого добить слишком обессиленных победителей.

Правда, настоятельно рекомендовалось отправляться на шум боя не одному, а хотя бы десятку воинов. Тогда все десять и возвращались домой, деля между собой найденные трофеи. Одиночки, как правило, не возвращались.

Так что я себе запретил даже думать о такой опрометчивой вылазке. Тем более что издалека я ни на одном из монстров фосфоресцирующих точек не заметил.

«Пусть раз повезло, но это не значит, что будет везти все время, – раздумывал я, разбирая проход в сторону объеденных костяков. – И так вон после удачи сразу такое крупное покушение. А ведь могли прихлопнуть, словно доверчивого мотылька. Да и вообще, как можно мечтать об удаче, если ты и так уже на Дне?»

– Ксана! – Я старался кричать негромко, чтобы не испугать спросонья. – Я выхожу. Пойду поищу вначале вещи этих смертников. А ты бери копье и приглядывай за мной сверху. Если что случится, кричи или спешно закладывай щель обратно стволами.

Оруженосец молча заняла указанную позицию, сжимая копье своими исцарапанными ручками и никак не в силах унять напавшую на нее зевоту. Не выспалась, бедняжка! Но к сожалению, воды у нас ни капли не оставалось. Так что…

Вначале я подобрал оружие подлого Витима. И меч, и кинжалы оказались дивно хороши, даже представить не могу, кто это и как их заказывал в «гримерке». Неужели там можно было попросить вот такие отделанные драгоценными камнями ножны? Да еще с дивным камнем в навершии рукояти? Да и сталь клинков так и манила потрогать, погладить пальцами их убойную силу. Жалко, что я не специалист в оружии и украшениях, а то бы себе тоже такие клинки заказывал. Копье – так себе, наши лучше.

Отнес все это в пещеру, подбадривая Ксану смешком:

– Не спишь на посту? Значит, получишь бублик в подарок!

– А кто это? – понеслось мне в спину.

Ну да, бубликов я тут не заметил, но пообещать-то мне не трудно:

– Тебе понравится.

После чего спустился вниз и стал прикидывать: куда я лично укрыл бы свой багаж? Понятное дело, что далеко прятать нет никакого смысла. Тем более в районе Лазейки. Разбойникам только и следовало спрятать так свои вещи, чтобы я их не увидел со стороны пещерки. Да поближе, чтобы под рукой были. Таких мест в пределах видимости было не больше пяти, максимум десяти. То есть большие валуны или высоко выступающие скалы. И уже в третьем месте я отыскал наши заслуженные трофеи. Для них вырыли углубление да придавили сверху плоскими, большими камнями. Опасались шавок, которые могли тихо подкрасться да растормошить вещевые мешки и некое подобие рюкзаков. Сильно не прятали, надеялись на легкую победу и пополнение собственных трофеев.

На месте ничего рассматривать не стал. К чему такое неосторожное любопытство? За две ходки отволок все в нашу маленькую крепость, опять хорошенько забаррикадировался, разложили приличный костер и только тогда приступили к изучению попавшихся нам предметов. Изначально обрадовались воде: сразу семь полнехоньких фляг дали нам возможность напиться от пуза. Еще и на мысль хорошую меня натолкнули:

– А ведь вода здесь где-то совсем рядом. Фляги-то полнехоньки, ни одна даже не надпита.

Теперь мы могли и каши наварить в своих котелках. Так что сразу этим делом и занялись, так сказать, попутно. Шесть одеял у нас не вызвали большой радости тем, что были явно не новые и не совсем нравились нам по запаху. Зато теперь мы сняли два наших новых с входов и повесили туда сразу по паре трофейных. Сразу сквознячки и гудение уменьшились.

Самый большой рюкзак и вещмешок оказались полны никчемного, как мы решили, мусора. Мы прямо высыпали из них на участок пола все содержимое и тогда приступили к просмотру барахла. Какие-то обрезки кож, плохо выделанные, просыпанные солью и вонючие до омерзения. Стекляшки, угольки, клинышки, кресала, кремни, обломки ножей, куски старых подошв… Да чего там только не было! И все полный отстой. Разве что два «патронташа» с пустыми ячейками, да и те почему-то старые и жутко затертые. На последнем атакующем пояс для груанов был новехонький, но его Ксана сразу сняла с трупа. Остальное оружие подельников Витима тоже в принципе оказалось никудышным. Можно сказать, что с самым лучшим они атаковали.

Запах в нашей пещерке становился невыносимым.

Поэтому точно с таким же омерзением мы стали вытряхивать куски кожи из вещмешка сразу на пол. Кажется, эти бандиты между разбоем еще и ловлей каких-то особенных крокодилов занимались. Потому что рисунок кож мне показался очень красивым и даже приятным на ощупь. Рассуждая, я и высказал предположение:

– Может, эти кожи на браслеты идут? Или ремешки для женщин?

– Первый раз такие вижу, – призналась девушка, ковыряясь в куче кож длинной щепкой от наших дров. – Да и откуда мы знаем, из чего тут делают браслеты? Хотя и в самом деле красивые… О! А это что?

В кусок кожи словно что-то было завернуто, вроде как кусок древесины. А может, камень? Да нет, слишком легок. Имея более грязные руки, я и стал разворачивать сверток, а когда понял, что там свернуто, многозначительно хмыкнул:

– И стоило это так прятать от своих товарищей? – В руках у меня был хорошо знакомый нам «патронташ», скатанный в рулон и плотно замотанный куском бечевы.

– Значит, стоило! – задышала Ксана учащенно. – Тем более с такими «товарищами». Ну! Разворачивай!

У меня и самого пальцы подрагивали.

– Действительно, пустые «патронташи» так не прячут. Неужели нам опять повезло?

Развернул. Быстро вскрыл все футлярчики. После чего мы вдвоем замерли, любуясь сразу тремя груанами, отсвечивающими волшебным мерцанием.

Глава восемнадцатая

Низвержение

По законам здешнего разбойничьего братства главным судьей всегда считался атаман. Ну а когда его не было или не стало – то казначей. Вот с прибытием в пещеру опрятного и подтянутого Барса и началось главное судилище. Причем Барс всем своим видом и словами явно сожалел о случившемся. Но вынужден был соответствовать протоколу. Вначале выслушали свидетелей: двух женщин, которые первые заметили чужачку, склонившуюся над телом убитого. Потом тех мужчин, которые подтвердили слова женщин. Затем выступил, так сказать, общественный обвинитель, старый друг покойного, который вместе с ним еще в молодости бежал из города.

Тот сразу расставил все должные акценты: ведьма сюда для того и пробралась, чтобы всех убить своими проклятиями. Атаман ее раскусил, за это и был умерщвлен подло, из-за угла. Приговор может быть только один: на Дно!

После него еще трое самозваных следователей обрисовали свое видение дела, при этом только отягощая вину нежелательной для дружины гостьи. Особо они добавили, что Шаайле нельзя даже последнего слова давать, потому что она сейчас же начнет всех стравливать между собой и очернять самых лучших и достойных.

Но и после этого Барс не стал пороть горячку:

– Хорошо, а есть кто-то, кто хочет сказать слово в защиту этой девушки?

Из отдельно стоящей группы женщин сделала шаг вперед Листа, та самая, кто больше всех помогала целительнице и практически все время находилась с нею рядом. Да и свой вопрос она неожиданно задала вашшуне:

– От чего умер атаман?

– Его кто-то отравил, – успела сказать Шаайла и чуть не была сбита с ног обвинителями и главными крикунами судилища.

Суть их гнева была одна: «Ты не имеешь права и рта раскрыть, пока тебе судья не разрешит!»

– И зря вы на нее нападаете. Отравить она не могла, – довольно смело продолжила свою речь Листа. – Уж я-то видела все, что у нее есть при себе. Уверена, не имела она никакого яда! – На поднявшийся крик она сама резко стала кричать: – И дайте мне договорить! Иначе мы все немедленно уходим! – Около двадцати женщин синхронно на это кивнули, и остальная толпа озадаченно притихла. – Здесь что-то не так, я уверена. Чужачку кто-то подставил.

– Кто? – тут же заинтересованно спросил казначей.

– Не знаю. Но почему-то уверена: если мы ее отправим на Дно, шанс оздоровления пропадет навсегда. У всех, вы понимаете? У всех пропадет!

– Так что, нам ее не наказывать за убийство? – стал давить Барс.

– Зачем, пусть справедливость восторжествует. Но для начала давайте отложим суд и подождем несколько дней. Если лекарства окажутся действенны, то целительнице можно простить даже убийство атамана. Тем более что мы еще не слышали, что она нам расскажет по этому поводу. Может, она и не виновата. Помимо этого, отсрочка суда позволит провести более тщательное следствие.

– Да ладно тебе тявкать! – вызверился на нее старый друг покойного. – Чем тебе наше следствие не нравится?! Сейчас порубаю, тварь, на капусту, если рот не закроешь!

Видимо, этот отморозок имел слишком дурную славу, да и жить ему, судя по всему, не так много оставалось. Потому так и вел себя. Листа спорить больше не стала, отступила назад и благоразумно замолкла. Но теперь выкрикнул кто-то из нейтральных мужчин:

– Давайте вначале ведьму послушаем! Говори!

Но трое молодых обвинителей буквально на пену изошли, стараясь доказать, что суд имеет право вести только главенствующий казначей. Тот пожал плечами и с прискорбием согласился с требованием воина дружины:

– Пусть говорит. Давайте и ее послушаем, – и как старый, добрый друг приветливо кивнул вашшуне. При этом он словно намекал: все будет хорошо, не волнуйся.

Но та волновалась и внутренне сильно недоумевала: почему он не скажет, что за минуту беседовал с ней и поэтому она никак не могла успеть случайно выловить атамана и еще отравить так быстро.

«Поняла! – пришла в голову единственно верная догадка. – Барс что-то заподозрил с этой чернавкой, которая ненавидела Кабана, догадался и о ее любовнике и теперь просто хочет вывести на чистую воду обоих. Ну ладно, постараюсь ему помочь».

– Сразу хочу вас предупредить: думайте, кому выгодно убийство атамана! Мне причины его убивать не было. Сами решайте: кто получил наибольшие выгоды после смерти Кабана? За три дня я точно собиралась сделать первые вытяжки и начать серьезное лечение. Причем он был бы самым первым из моих пациентов на излечение.

– У тебя бы ничего не получилось! – взвизгнула одна из женщин-активисток. – И он бы тебя сам разорвал на клочки!

– А почему разорвал? Куда он так спешил? А вы все знаете куда: на ложе к своей возлюбленной. Если бы за три дня он ничего не успел бы сделать, доказать свою мужскую силу, она бы имела право уйти к другому.

– Я поклялась ему в вечной любви! – истерически, но с должным пафосом простонала согнувшаяся у трупа чернавка. – И готова была ждать вечность!..

– Как же! – с возмущением воскликнула разгорячившаяся Шаайла. – Вчера вечером она подходила ко мне и грозила убить меня, если я вылечу Кабана. Она его ненавидела и уже имеет среди вас любовника! Вот он, в сговоре с этой подлой мерзавкой, и убил атамана!

Секунду стояла оглушительная тишина, которая затем взорвалась злобными криками, ругательствами и проклятиям и на голову ведьмы. Опять особо распинались общественные следователи, взывая к тому, что, дескать, они предупреждали: обвиняемая в попытках защититься будет порочить сейчас самых уважаемых и самых достойных. Некоторые вообще требовали смертной казни прямо на месте. Причем не просто казни, а сделать это с расчленением тела. Так сказать, в назидание всем остальным.

Тишину удалось восстановить лишь казначею, поднятой вверх ладонью. После чего он с отеческой заботой и дружеской печалью в голосе обратился к целительнице:

– Эх, девочка, ну зачем же ты так? Это самое последнее дело – наговаривать на любящую невесту нашего Кабана. Ну вот признайся, что ты сама все это выдумала? Или тебя кто-то научил? Подговорил?

Голос его резко налился сталью и стал обвинительным. А вашшуна вне себя закипела от гнева:

– Да что ты такое говоришь? И почему ты всем сразу не скажешь, что за минуту до того, как я обнаружила труп атамана, ты со мной светски болтал и трепался, насколько рад знакомству? И долго болтал, минут пять! Словно задерживал специально!

Чистосердечное изумление на лице казначея было вселенским и невероятно искренним.

– Я?! Болтал с тобой?!

Сбоку раздалось шипение обвинителя:

– И тут она пытается наговаривать! И на кого?! На судью?! Ах ты…

Его проклятия потонули в хоре других возмущенных воплей:

– Заткните ей рот!

– Не дайте ей сказать проклятия!

– Это подлая обманщица!

Десятки рук обвили тело Шаайлы, затыкая ей рот, закрывая глаза и заламывая руки. Так что окончательный приговор о своей судьбе она даже не расслышала. И пока пленницу силком, чуть ли не на руках волокли куда-то, она пыталась понять, почему казначей ее предал? Хотя самый главный ответ напрашивался сразу: секреты дружины он узнать успел, доступ к сокровищнице получил, о нужных людях в городе узнал, так почему бы и самому не стать единовластным вожаком? А позже себе в помощь обязательно кого-то из подручных подберет. Если уже не подобрал.

Скорее всего, это он лично и организовал убийство. А в таком случае любая защита изначально проигрывает. Все подстроено и продумано. Ну а нежелание выздороветь? Так порой люди бывают так глупы и агрессивны в своем неведении и противлении новым лекарствам!..

Дальше пленницу ввели в какую-то внушительную комнату, где под стеной одиноко стояла зарешеченная клеть. Не снимая плотной повязки со рта, стали насильно облачать в какие-то лежащие грудой на столах латы, поножи и наручи. Подвесили меч, пару ножей и, только перед тем, как затолкать в клеть и надеть шлем, сняли со рта повязку. Да и то сделали это после истерического крика Листы:

– Пусть хоть один рецепт мне до конца расскажет! – И, подойдя ближе к пленнице, отгороженной стальной сеткой, Листа попросила: – Пожалуйста, расскажи хоть один секрет вытяжки! Я постараюсь сделать, поверь!

Шаайла тем временем выбирала, кого из своих туповатых врагов прикончить напоследок двумя заготовленными проклятиями, да и повязка ей при этом была бы не помехой. Но говорить начала с полным равнодушием:

– Я и сама не знаю, надо пробовать и смотреть, что получится. Иногда и яд получается. Так что вы все умрете…

И в этот момент заметила то, что не могли видеть все остальные свидетели спуска на Дно: чернавка стрельнула глазами на казначея, нахмурила брови, словно подавая сигнал, и тот принял решение:

– Последняя минута до отправки!

Ну а вашшуне вдруг все стало предельно ясно. И она громко закричала для всех:

– Теперь я точно знаю, кто новый любовник этой черноволосой стервы! Это – Барс! Они вместе и задумали это убийство влюбленного по уши Кабана! Давно задумали, тщательно скрывали свои отношения, прятались от всех… Хотя ты знаешь, Барс, она тебя тоже обманула и использовала! Да вы оба друг друга стоите! И своими мерзостными поступками, своей жадностью и стремлением властвовать вы лишили всю ватагу права на исцеление. И они вымрут, и вы сами вместе со всеми, вы умрете первыми! Я проклинаю тебя, Барс, и тебя, чернавка!..

Такого разоблачения парочка не ожидала. И при всей своей наглости, цинизме и подлости они сейчас стояли и никак не могли совладать со своими нервами. Они кривили рты, пытаясь весело рассмеяться, они пытались сказать что-то уничижительное в ответ. Но самое главное, как только пошла обличительная часть речи чужачки, из зала отправки стали по одному ускользать все те, кто был в преступном сговоре с новым казначеем и активнее всех участвовал в судилище над целительницей. Ну а большинство остающихся вояк потянулись к оружию.

И в последнюю секунду перед отправлением на Дно вашшуна поняла, что проклинать никого не стоит, силы пригодятся для выживания в неизвестности. Какие бы ни были разбойники глупые, пьяные или обманутые, в любом случае они сейчас разберутся со своим казначеем по всем счетам. Вряд ли он сумеет отвертеться от грозящей ему опасности.

«Убьют его или просто выгонят с позором?» – мелькнула последняя мысль и вытеснилась холодом страха: клеть с огромной скоростью устремилась на Дно.

Наверное, если сравнивать невероятный спуск вашшуны с иными смертниками в других городах, то данная шахта являлась неким продуктом кустарного производства. Вернее, наполовину кустарного. То ли ее кто-то сооружал в экспериментальных целях, то ли прокладывал по незнанию, то ли сами разбойники, а то и их далекие предки построили эту единственную «линию», ведущую только на один из ста двадцати возможных уровней, методом «народной стройки», но объект совершенно не отвечал требованиям безопасности и минимального комфорта.

Гостью из другого мира несколько раз здорово приложило о стены, пол и потолок из-за неровностей направляющей. Сама клеть то резко ускорялась, то неожиданно притормаживала. Да и весь спуск занял раза в три больше времени, чем официальные спуски, которые стояли в каждом городе мира Груанов.

На самой финальной части началось такое резкое торможение, что Шаайла чуть не поломала себе некоторые кости от перегрузки. Затем довольно резкий удар, вышибающий дух из легких, и в облаке поднявшейся пыли – скрип раскрываемой двери клети. Но не успела девушка вздохнуть, как две пары мужских рук выволокли ее наружу и прижали спиной к какой-то скальной поверхности. Слышно было, как клеть закрылась снова и резко устремилась вверх, а рассматривающие пополнение в своих рядах мужчины вдруг разразились радостными криками:

– Ты смотри, баба!

– Ну да, в некотором роде повезло.

– Чур, я первый!

– Так она ведь страшненькая. Фу! Неужели покроешь?

– Зато фигурка как раз в моем вкусе! Пособи!..

Девушку бесцеремонно оттащили чуть дальше и, уложив на стол, стали срывать с нее латы, поддоспешник, а потом и до одежды стали добираться. А она расчетливо не сопротивлялась, берегла силы и старалась привыкнуть глазами к странной, почти полной темноте. И с каждой секундой могла рассмотреть окружающее пространство и довольно гогочущих насильников все лучше и лучше. Злость в ней разгорелась и переливала через край, цацкаться с этими отбросами общества она никоим образом больше не собиралась. Только тирания! Только полная диктатура!

И когда пришла пора действовать, просто сделала самому бойкому и ретивому кровоизлияние в мозг. Тот замер со странным хрипом и медленно стал заваливаться назад. Еще и после удара женской ножкой в грудь получил добавочное ускорение.

Подельник проводил его очумелым взглядом, потом поднял глаза на спокойно усевшуюся на столе девушку. Ну та его и спросила самым что ни на есть зловещим шепотом:

– И ты хочешь так же умереть? Сейчас устрою! Только дотронься еще раз до моего тела! Ну?!

Мужик постоял с приоткрытым ртом, что-то соображая, потом рот захлопнул и шумно сглотнул. Ну а затем доказал, что он и в самом деле весьма сообразительный:

– Да я и не хотел ничего такого. Он старший в смене, поэтому я выполнял все его приказы.

– С этого момента ты будешь всегда и везде выполнять только мои приказы! – И, чтобы еще больше обозначить свои колдовские силы, вашшуна рыкнула грозным, звериным голосом: – Ты меня понял, раб?!

– Конечно, госпожа… э-э?..

– Шаайла! Великая ведьма из иного мира!

– Мм? Великая?..

Мужик скорее был ошарашен, чем выказывал недоверие или непослушание, но наказать его следовало сейчас, сильно и очень больно, хотя и на это действие придется потратить треть оставшейся внутренней силы вашшуны.

Демонстративный взмах ладошки, и воина скрутило от жуткой рези в желудке. Еще и шипящий голос заставил его мысленно проклясть свою глупую непонятливость:

– Ты мне не веришь? Тогда я так и оставлю умирать в таких мучениях, что позавидуешь своему легко умершему другу.

– Нет! Госпожа Шаайла! Умоляю! Простите! Я верю каждому вашему слову. Клянусь!

Тотчас боль его отпустила, и он, полностью мокрый от пота, стал подниматься на дрожащие ноги. Следующий приказ поступил уже спокойным тоном, но таким, что ослушаться его было смерти подобно:

– Как тебя зовут?

– Дорт.

– Отлично, Дорт! Принеси мне мое оружие и положи на стол. Ну а теперь давай подробно рассказывай, что тут у вас творится!

– С чего начать, госпожа?

– Сколько вас, кто до меня командовал, как питаетесь, где живете и как охотитесь. Начал!

Вашшуне еще было необходимо время, чтобы восстановить свой магический резерв хотя бы до половины. Поэтому она чуть ли не полчаса слушала довольно познавательный отчет о местной жизни и подправляла его направляющими вопросами.

Прервал их занимательную беседу резкий стук клети при резком торможении.

– Что это? – Шаайла соскочила со стола, подхватила свое оружие и поспешила на звук.

За ней семенил ее несколько растерянный первый подданный:

– Еще кого-то сбросили! Невероятно! Неужели опять в банде решили побороться за место атамана?

– Ну да, решили. – Девушка уже догадывалась, кого могут сюда столкнуть обозленные разбойники. И когда она за открытой дверью заметила сидящего на полу человека, исцарапанного, оборванного и без оружия, который пытался рассмотреть густую для него темень, резко приказала: – Дорт, вяжи этого урода! И ставь к стене!

Когда недавнего казначея поставили под стенку, а клеть вновь умчалась наверх, вашшуна ударила Барса короткой, но острой сердечной болью.

– Получи!

Тот зашелся в хрипе, узнавая, кто перед ним, и становясь белее мела. А его недавняя пленница теперь на него смотрела, словно сошедшее с Ласоча возмездие.

– Тварь, твое имя теперь – Червяк! И забудь свое прежнее имя! Ты его не достоин! Если вообще будешь достоин остаться в живых. Скорее всего, я пущу тебя на корм тем слизнякам, которых буду приручать.

Что Дорт, что новоназванный Червяк непроизвольно вздрогнули, поняв, что эта ведьма и в самом деле легко приручит любого тервеля. А она дождалась, пока недавний казначей восстановит дыхание, и спросила:

– Кого еще, кроме тебя, сбросят? Чернавку?

– Да.

– Почему не сразу?

– Ее там все… напоследок. Много желающих… Если не убьют.

– Жаль, если убьют, – искренне пожалела вашшуна. – Она бы мне очень пригодилась для экспериментов. Ну ладно, подождем. Дорт, продолжай рассказ!

Власть в данном ареале Дна резко поменялась, сосредоточиваясь в женских, но удивительно крепких руках.

Глава девятнадцатая

Чудеса

Долго мы любовались сразу тремя груанами.

Чуть отдышались, и я опять с юмором приступил к подсчетам:

– Ну ладно, за десять часов мы наши нормы не насобирали. Но за сутки целых пять устриц уже нашли. Еще три денька, ну пусть рудня.

– Нельзя радоваться раньше времени! – заставила меня замолчать девушка, повысив голос. Но тут же перешла на иной тон, словно извиняясь: – Просто будем собирать помаленьку до десятка, а потом отправим тебя наверх.

– Ну нет. Только вместе! – решительно заявил я. – Учти, я не верю, что Светозарных среди женщин не бывает. Тут, скорее всего, просто жуткий закон силы: кто захватил десяток трофеев первым, тот и уходит на поверхность. Женщины в этой кровавой схватке в заведомом проигрыше. Потому и не выбираются со Дна. Поэтому запомни раз и навсегда, больше я повторять не буду: отыскиваем девятнадцать устриц, и ты отправляешься наверх без всяких разговоров. А уж одну ракушку я сам как-нибудь отыщу без особого труда и твоей помощи. Поняла?

Ксана кивнула и тут же отвернулась. Но скатившиеся по щекам слезинки я успел заметить. А для меня подобное зрелище в последнее время хуже зубной боли. Я тут же постарался вскочить на ноги и развить бурную деятельность:

– Предлагаю немедленно отправиться к башне пятьдесят пять дробь четырнадцать и попытаться продать эти шкурки нашему знакомому Крэчу. А там, если все будет удачно складываться, может, и к твоим старым друзьям наведаемся.

При упоминании о бывших служащих управления сектором бывшая секретарша непроизвольно скривилась. Видать, взаимоотношения между ними были самые неважнецкие. Да и старшина Борей мне прямо говорил: ребята попали на Дно только из-за козней и надменности Ксаны. Как это происходило конкретно, я понятия не имел, потому что раньше ни времени не было выспрашивать, ни надобности. Но сейчас в преддверии возможной встречи стоило поинтересоваться подробнее. Мне только лишних эксцессов не хватало! Вдруг троица смертников, как только опознает бывшую секретаршу, сразу бросится на нас в яростную атаку?

Потому и потребовал:

– Пока будем собираться, давай рассказывай подробно: что там у вас произошло и почему именно тебя считают виноватой в наказании этих трех исполнителей.

– Дозорными они были, – поправила меня девушка.

– Да мне какая разница!

– И кто это меня считает виноватой? Только Борей мог такое сказать.

– Ну да. А что, не так?

– Да он сам только чудом на своей должности остался. Его тоже подозревали в сопричастности к махинациям, просто ребята его не сдали, а прямых доказательств не было.

– Ну-ка, ну-ка? Одеваемся, и начинай рассказывать! – Но, глядя, как она, закусив губу, пытается неловко встать на ноги, я забеспокоился: – До сих пор не восстановилась? Дорогу осилишь?

Ксана виновато захлопала ресницами и призналась:

– Ступни плохо ощущаются. Икры болят, дотронуться не могу. И поясница.

– О-о, красавица! Такие помощницы мне не нужны, которых самих носить надо! Оруженосец так оруженосец! – При этом я проверил свой магический боезапас: полон! – Ну-ка, раздевайся и ложись на живот. Буду тебя «прогревать»!

Получилось настолько двусмысленно, что я сам скривился. Ведь имелось в виду только лечение. Да и девушка как-то странно замерла, словно в сомнении, и уставилась на меня не то вопросительно, не то осудительно. Пришлось сделать вид, что я веду себя только как целитель и мне плевать, что она там обо мне подумает.

– Чего время тянешь? Мне еще после лечения надо будет слегка восстановиться. Ну? Пошевеливайся!

Несуразно было наблюдать, с каким стеснением и робостью моя коллега по несчастью стала разоблачаться и укладываться на одеяла. И это при том, что раньше она бесстыже валялась на кровати, не скрывая от меня свои прелести, и при этом ни о каких сомнениях и речи не шло. Да и я вроде бы видел это тело во всех деталях, рисовал его, помню благодаря гипне так, что и глаза закрывать не надо для воображения, а поди ты как получилось! Глядя на то, как она легла и прикрыла обнаженные ноги краем одеяла, во мне вдруг заиграли, забегали, проснулись несколько подзабытые, задавленные обстоятельствами желания и стремления. Последний раз у меня подобное было во время моей ночи с вашшуной Шаайлой, когда она мне лечила позвоночник в пещерке у строящегося моста в Борнавские долины.

Сейчас мне пришлось прикладывать всю свою волю, чтобы решительно отмежеваться от фривольных мыслей и жестко настроиться только на одно: лечение. Но как же сложно это было сделать! Уже вроде успокоившись и встав возле пациентки на колени, я вдруг опять резко возбудился, представив, что придется массировать эти вот ноги, выискивая самые пострадавшие, перетруженные мышцы. Помогло мне настроиться на рабочий лад воспоминание о том презрении, надменности и ненависти, которыми меня одаривала в свое время эта красотка.

«По большому счету она мне только и нужна как личный оруженосец! – убеждал я сам себя самогипнозом. – Обычная носильная сила! Можно сказать, рабочая лошадь! Да, именно лошадь! Поэтому никакой низменной страсти, я не зоофил!»

Такая вот уловка сработала. Уже без всяких посторонних эмоций я ощупал вначале ступни, выискал там наиболее пострадавшие места и вполне удачно залечил их тринитарными всплесками под названием «Горячо!». Кстати, более понятное слово «горчичник» подходило к данному прогреванию намного больше. Затем перешел непосредственно к ногам, а потом и к позвоночнику. Скрюченные и частенько опухшие мышцы и в самом деле могли вызвать только слезы жалости. Не берегу я своего оруженосца, не берегу! Как бы это тельце еще потренировать как следует?

Ну и во все время лечения я заставлял Ксану освещать перипетии тех событий, вследствие которых троица дозорных угодила на Дно. История оказалась до банального проста и присуща, наверное, всем мирам, где не до конца продуман надлежащий надзор за самими надзирателями. Тогда у последних появляется желание как-то поживиться за счет своего служебного положения и повысить свое благосостояние незаконным путем. Вот те трое служащих и отыскали для себя неплохую кормушку: стали поддерживать и прикрывать шайку мелких карманников. Ну и понятное дело, выручать из тюрьмы тех преступников, которых вылавливали более честные коллеги. Заработок вроде небольшой, но постоянный, да и напрягаться слишком не приходилось. Может быть, они бы так долго промышляли, но только решили повысить заработок, давая воришкам нужные наводки: где и как воровать.

Понятное дело, так долго продолжаться не могло. Да и техника поработителей этого мира довольно быстро высчитала виновников происходящего простым анализом информации и сопоставлением. И так уж получилось, что первой сообщение «сверху» о злоупотреблениях получила и прочитала именно секретарша. И нет чтобы там обеспокоиться долей своих коллег по управлению, предупредить их, подготовьтесь, мол, а сразу доложила поставному. Вот и получилось, что она как бы (по мнению некоторых!) виновата. Потому этот «некоторый» вот так в последнее время унизительно и входил в приемную своего босса. А сама секретарша нутром чувствовала, что Борей причастен к творившимся безобразиям: ребята были его ставленниками, в его непосредственном подчинении и, скорее всего, действовали строго по его инструкциям. Ну и вела себя со старшиной более чем надменно и холодно.

На лечение у меня ушло два часа и почти половина магических ресурсов первого щита. Но все равно я остался очень доволен таким результатом. Повышение моих умений как целителя меня поражало, они возрастали невероятными темпами.

А уж как оказалась довольна к концу сеанса сама пациентка! Она так расслабилась и «поплыла» от облегчения, что перешла вначале на неразборчивое бормотание, потом попросту замолкла на полуслове и… заснула!

Я даже ей позавидовал: прибалдела на ровном месте! Но тут же себя осадил и заставил припомнить, что девушка заслуживает и большего за свое терпение, старание и самопожертвование. Все-таки ни во время разведки, ни во время остальных наших действий я не услышал от нее ни одного стона или недовольного слова. А это стоило ценить! Про ее действия после моего тяжелого ранения вообще разговор не шел: выше всяких похвал! Так что я ей не только массаж обязан делать и лечить по первому требованию, а и руки-ноги целовать!

«Стоп! Куда-то меня не туда понесло! – прямо прикрикнул я на себя мысленно, заставляя с усилием отворачивать свою морду в сторону от соблазнительно торчащих из-под одеяла женских ступней. Мысль поцеловать эти ступни меня неожиданно ввергла и в жар, и в холод. – Э-э-э, парень! Так нельзя! Иначе от оруженосца вскоре останется только…»

Что от нее останется, если я себя не сдержу и на нее наброшусь, услужливая фантазия представляла настолько ярко и красочно, что я уже всерьез за себя испугался. Гормоны забурлили в крови настолько, что вот-вот мозг мог отказать полностью, и я стал бешено припоминать, что и как мне может помочь в данной ситуации. Понятное дело, что кастрацию и даже обрезание отверг сразу. Сон – о нем и вспоминать не стоило. Медитация? Да какая, к лешему, медитация, если рядом посапывает такая великолепная, роскошная женщина! Если бы кто-то другой меня успокоил, загипнотизировал, помахивая перед глазами чайной ложечкой или чем иным поблескивающим, вот это бы мне помогло.

«Партизаны на луне! – завопил я мысленно от пришедшей мне в затуманенные мозги идеи. – Так у меня же полно объектов для медитации! И успокаивают они не в пример лучше любого гипнотизера!»

Достав трофейный пояс да положив рядом свой, я приоткрыл все пять футляров и с невероятным облегчением уставился на фосфоресцирующие, поблескивающие мерцанием груаны.

«Вот это кайф! Да с ним ни одно женское тело не сравнится… Стоп! О теле ни слова! Все равно не стоит вспоминать! А здесь… красота! Ну и как тут засомневаешься, что в этих вот устрицах не таятся целые галактики? А то и целые вселенные? О-о-о… хорошо».

Не знаю, может, самовнушение помогло, но я и в самом деле здорово отвлекся. Буквально ввалился в нирвану блаженного, умиротворенного состояния. Нет, не уснул. Каким-то краем сознания, даже, скорее всего, еще и усиленного сознания, продолжал прислушиваться к каждому постороннему звуку за сооруженными мною преградами из необычных корней. Это действие нисколько мне не мешало в возникшей медитации. Словно я выставил часть своего сознания в дозор, а остальными частями блаженствовал и отдыхал.

Наверное, мы так часа три восстанавливались. Первой вернулась в действительность Ксана: перевернувшись во сне на спину, она коснулась рукой шершавого камня за краем одеяла и проснулась. Осознала, что она только в тоненьких трусиках, поспешно накрыла ноги одеялом и рывком уселась. При этом она больше всего удивилась не моей расслабленной позе, полному равнодушию и полузакрытым глазам, а своему состоянию. Ощупала себя, чуть поерзала ногами и не удержалась от удивленного восклицания:

– Ой! А у меня ничего не болит!

Вернулся и я в этот мир, закрыв глаза и отчаянно массируя пальцами веки. Как я ни старался, но в глазах словно на фотографии отчетливо стояли пять светящихся тел. Появились опасения, что так и ослепнуть можно или мозгами съехать, если долго пялиться на подобные драгоценные трофеи. Но самое приятное, что я вдруг почувствовал в себе прямо-таки переизбыток сил. Мой щит не просто восстановился, а чуть ли не раздулся, вспух, трещал по швам, или что там у него есть, от прущей наружу энергии.

«Ничего себе! Одно из двух… или из трех? Либо мясо тервеля наконец-то правильно усвоилось и дало мне такие силы. Либо местная радиация продолжает начавшиеся у меня в теле мутации. Либо… (а почему бы и нет?) только одно созерцание груанов помогает обладателю первого щита невероятно быстро восстанавливать потраченные силы. А это уже, если судить по рассказам и наставлениям патриарха Ястреба, огромный шаг к познанию, созданию и овладению второго щита. Причем процесс этот у меня начался не через десять – пятнадцать лет, а уже чуть не сразу, если судить по временны́м меркам, после проглатывания и усвоения первого щита.

А что это значит? Ха! Да это дает нам тройные шансы при выживании на Дне и уж не знаю во сколько раз умноженные шансы на благополучное, а главное, скорейшее возвращение в нормальный мир. Ура и еще раз ура!»

Ведь при всем огромном везении и даже некоторой приключенческой авантюре нашего пребывания задерживаться здесь даже лишний час не собирался. И уже в который раз мысленно сожалел, что не высидел в колодце денька три и не рискнул заглянуть обратно в мир Трех Щитов. Если там все в порядке, поочередно бы смотался за Леней и Шаайлой, и мы бы уж давно забыли о проблемах этого порабощенного гаузами мира. Да что там забыли! Мы бы о них и не узнали, просидев в вентиляции по несколько суток.

Вспомнив о друге и вашшуне, я непроизвольно скривился и досадливо зацокал языком. Вместо того чтобы им помочь, а то и спасти, я тут…

– Что с тобой?! – Озабоченный голос Ксаны вырвал меня из плена переживаний. – Тебе плохо?

Она уж стояла одетая и даже вооруженная. Наверняка ждала, пока я сам начну собираться, а я сижу и кривляюсь, как макака. Но зато теперь я мог без всяких подспудных мыслей смотреть на свою, можно уже так сказать, боевую помощницу, подругу и соратницу. Она ведь одета… Уф! Лучше бы я не начинал! Моя уникальная память художника тут же преподнесла мысленному взору все прелести недавно нарисованной картины в стиле «Маха обнаженная», где молодая красавица получилась чуть ли не лучше, чем в жизни.

– Со мной полный порядок! – рыкнул я раздраженно.

И с бешеным ожесточением бросился одеваться и экипироваться. Стараясь при этом в нервной злобе погасить и эту проклятую память, и низменные порывы проснувшейся похоти. Не могу сказать, что я такой уж опытный воин, но по всем историческим аналогам, по всей прочитанной литературе и по всем воспоминаниям бывалых людей, озабоченный сексуально, бессмысленно улыбающийся кретин – это, как правило, первый кандидат в покойники на любом поле боя.

Хотя мне известны и другие точки зрения, кстати вполне рациональные. А именно: человек, остро чувствующий, умеющий переживать и любящий обильно заниматься сексом, – это своего рода повышенный сгусток самых противоречивых энергий. Но как раз в таком сгустке очень хорошо развиваются предвидение, повышенное чувство опасности и умения многократно воссоздавать предполагаемую ситуацию в собственном воображении. Мол, чем человек тупее и приземленнее, тем меньше у него фантазий и тем меньше вариантов боя, сложных ситуаций или неожиданных происшествий он проигрывает в своем воображении. Как следствие, когда подкрадывается, а то и нежданно падает на голову «эпическая гайка», человек не успевает ни сообразить, ни отшатнуться в сторону. Так потом и падает с гайкой в голове. Ну или уже вообще без гаек, которые его отпускают в мир иной.

Проблема подготовки заключалась еще и в том, что нам теперь было что прятать. Во-первых, самое главное – груаны. Стоит ли носить их в этом неспокойном, можно сказать, ужасном месте? Как стало понятно после нападения группы Витима, нравы здесь царят более чем дикие. Вроде бы каждый ходит с «патронташем», но достаточно другой банде заподозрить тебя в обладании хотя бы одной вожделенной волшебной устрицей, как могут и украсть, и ограбить, и просто снять с… трупа (ну до этого мы сами не допустим!). Так что, наверное, было осмотрительнее просто прятать «патронташ» с такими важными трофеями куда поглубже и куда подальше.

Но с другой стороны, вдруг дикие животные могут чувствовать или определять груаны по запаху? Ладно, в этот раз шавки были заняты обгладыванием мертвяков, да и камни большие они не смогли бы сдвинуть с места, но если они зададутся поиском? Вернее, не так они, потому как вроде мелочь изначально не могла таскать на себе такую царскую роскошь, а вот те же байбьюки, например? Или тервели? А значит, место для захоронки следует искать очень высоко, желательно под самым сводом.

Во-вторых, у нас накопилось уже немало оружия, которое в здешних условиях, как я понял, всегда оставалось востребованным дефицитом. Все-таки выражение, что тут его за века накопилось немерено, можно считать безосновательным. Пока мы ни разу не порезали ноги, переступая груды острых мечей или кинжалов. Скорее всего, никогда таких груд и не отыщем. Конечно, крупные поселения людей в башнях или в замках наверняка собирают оружие, там оно может даже накапливаться, но опять-таки только для торга, обмена или для собственной защиты. Значит, иметь некий запас – это и правильно, и пристойно. Да и всегда на крайний случай будет что иметь для срочной продажи или обмена.

Вот я и занялся перепрятыванием самого для нас ценного. И для этого мое более совершенное, чем у местных жителей, зрение сразу позволило не опасаться непроизвольного или специального подглядывания. С таким преимуществом мне ничего не стоило тщательно осмотреть окрестности, а потом и отыскать на своде каверны, совсем недалеко от нас, удобную трещину, эдакий скол породы, уходящий наискосок внутрь скалы. Забрался я наверх по толстенному, но ядовитому корню и закрепил «патронташ» с груанами надежно в найденной щели. Несколько сложней обстояли дела с нашим личным и трофейным оружием. Я-то набрал, словно на целое отделение, так что пришлось мне изрядно попотеть, перетаскивая в глубокую нору, чуть дальше по верхней кромке подъема, все наши стальные, да и не только, атрибуты. Что ни говори, но если мы вдруг сюда вернемся и не отыщем хотя бы наших одеял, уже обидно будет и досадно. А что толку от той досады, коль воришки окажутся вне нашей досягаемости?

И, только заложив нору основательно камнями, мы нагрузились рюкзаками с вонючей кожей, подхватили мизер выбранного оружия и тронулись в путь. По словам наших знакомых, если идти в темпе и нигде ни на что не отвлекаться, то от места нашей с ними встречи – один кар пути. Итого, кара полтора отвел я расчетного времени на дорогу.

Но уже издалека, при подходе к концу каверны, я рассмотрел непонятные шевеления в том самом пятом, нужном нам проходе. Я-то внушительного воина в полном рыцарском облачении рассмотрел сразу и, пока он нас не заметил, остановился и стал думать: идти дальше или благоразумно вернуться назад? Рыцарь вроде как прохаживался открыто, нисколько не скрываясь, но мало ли сколько еще подельников затаилось непосредственно в проходе? Если их будет слишком много, сумеем ли мы убежать? Вроде как сумеем, особенно если Ксана сбросит с себя все, кроме шапочки под шлемом, прижимающей волосы. Она уйдет в отрыв, а уж я всегда своими «маленькими гадостями» сумею попридержать особо ретивых преследователей.

Проинструктировав по поводу побега после условной команды своего оруженосца, я двинулся с большим интервалом впереди. И метров через пятьдесят получил подтверждение своим особым умениям: рыцарь только тогда меня заметил. А чуть позже и идущую следом мою помощницу. Замер, присмотрелся и, перехватив копье двумя руками, стал меня поджидать. Причем стоял он по центру прохода, и обойти его было весьма проблематично.

Я отчетливо видел его рот в открытом забрале и, когда он начал открываться для первого слова, успел заговорить раньше:

– Приветствую! Ты кто?

– Хм! А ты кто?

– Вообще-то нормальные люди вначале отвечают на приветствие! – последовал укол с моей стороны.

– Ну и я тебя приветствую.

– И вдобавок отвечает тот, кого первым спросили!

– Откуда ты такой умный взялся? – ворочая головой и вроде как беззлобно, рассматривал рыцарь и меня, и моего замершего чуть в отдалении оруженосца.

И я решил поерничать:

– Чудо! Мы встретили человека, который тут родился, а не как все был насильно загнан в принудительное войско. Надо же!

Своим осмотром рыцарь оказался весьма удовлетворен:

– Чудо не чудо, а тебе повезло, что ты не из группы Витима.

– Но может, все-таки ты представишься? – настаивал я.

– А зачем? Мы здесь и так все друг друга знаем, – пожал рыцарь своими массивными плечами.

– Так уж и всех?

– Конечно всех! Вот хочешь, я сейчас скажу, кто ты и в какой башне проживаешь? – Приняв мое задумчивое молчание за согласие, он продолжил: – Вот, например, того молчаливого оруженосца зовут Ксон. Ну а тебя – Михаил Македонский. Не ошибся?

– Ха-ха! – развеселился я. – Да ты, дядя, оракул?! Наверное, так и стоишь на дорогах, угадываешь имена путников и предсказываешь им счастливое будущее! Отличная работа! Только с чего ты решил, что тут должен пройти Витим?

Прежде чем ответить на вопрос, незнакомец проворчал:

– А ты и в самом деле странный. И говор твой уж очень… специфический. – Из чего следовало, что ему про нас Пнявый и Крэч рассказали все до последних примет. – Ну а про Витима, так просто уверен, что эта падаль пройдет именно здесь, другой дорогой он в данное время проскользнуть не сможет: на Синих полях байбьюки как раз затеяли брачные игры.

– И ты решил его тут дождаться? – уточнил я, не забывая внимательно поглядывать по сторонам и оглядываться.

– И обязательно дождусь! – с ненавистью процедил рыцарь сквозь зубы. Хотя потом, поднимая копье и отходя в сторону, добавил для меня довольно миролюбиво: – А ты со своим Молчуном можешь проходить.

Я приблизился к нему, оставляя пространство метров в пять, но дальше двигаться не стал.

– Во-первых, я не прохожу мимо незнакомых воинов, оставляя их у себя за спиной, так и не познакомившись. Хоть мы здесь и недавно, но осторожными быть умеем и многим премудростям уже здесь успели обучиться. Так что, может, представишься и хоть немного расскажешь о себе, раз нам о себе рассказывать нечего?

Рыцарь хмыкнул и насмешливо бросил:

– Ну а во-вторых?

– Во-вторых, оракул из тебя никудышный. И знаешь почему? По той причине, что ты будешь тут торчать до самой смерти, но своих трепетно ожидаемых друзей так и не дождешься.

– С чего бы это? – напрягся мужчина, словно приготовился к атаке.

– Слишком некрасиво Витим себя вел, – со вздохом пожаловался я. – С двумя подельниками попытался забрать у нас последние одеяла. За что и был наказан нами, а потом безжалостно съеден маленькими, противными шавками. Только костяки обглоданные и остались.

– А чем докажешь?

Я отогнул полу своей куртки и снял с пояса трофейный кинжал:

– Если ты так хорошо знаешь каждого, то, наверное, опознаешь его оружие?

Незнакомец почти бросил, а не прислонил свое копье к стене и сделал ко мне три шага, протягивая руки и осипшим голосом попросив:

– Покажи!..

Держа за рукоять и кончик ножен, я бросил оружие в руки рыцаря, и тот с печальными кивками его просто подержал. Доставать лезвие и любоваться им не стал.

– Это не его оружие, оно принадлежало моему другу, и я поклялся уничтожить его убийц! – Потом сделал шаг в мою сторону, протягивая кинжал рукоятью ко мне. – Теперь это оружие твое. По праву. Ну и… это… спасибо… Ты мне здорово помог. С тремя мне пришлось бы очень сложно. – Затем согнул руки в локтях и сжал кулаки в традиционном приветствии сразу двух миров. – Емельян меня зовут, я из замка Зуб.

Это, если вспоминать рассказы Крэча, было несколько с другой стороны от его башни. То есть если идти к башне 55/14 один кар по прямой и взять это за основную линию координат, то потом замок Зуб будет в получасе ходьбы по направлению на десять часов. По направлению на два часа через час ходьбы будет та самая башня 30/30, где и обретались бывшие сослуживцы Ксаны из управления сектора. Еще дальше по прямой в том же направлении и тот замок 18Ф300 находился, откуда грозились в скором времени перебить проштрафившихся дозорных. Хотя вражда подобных группировок всегда понятна: не любят крутые уголовники бывших работников правоохранительных органов. Пусть даже те с мелкой шушерой преступного мира и сотрудничали.

О замке Зуб Крэч рассказывал мало. Только и поделился, что с ними хорошие, добропорядочные соседские отношения и что проживает там человек пятнадцать. А почему так мало, да еще в замке, уточнить я не удосужился.

Теперь вот получалось, что облаченный в рыцарские доспехи воин стал нашим третьим знакомым на Дне. И, судя по его поведению и отношению к покойным бандитам, человек он вполне правильный, адекватный и даже открытый. Да еще и пылающий жаждой справедливого возмездия и обязательной мести. Сразу вот так его спрашивать в лоб, за что он угодил в принудительное войско, не следовало. Крэч обмолвился, что для этого вначале надо с человеком пуд соли съесть, а потом только интересоваться. Но просто пройтись вместе с ним большой отрезок пути – уже будет огромным плюсом в нашей сегодняшней разведке-вылазке.

Поэтому я предложил:

– Ну вот, раз мы познакомились и вполне хорошо друг к другу относимся, то, может, Емельян, станешь нашим попутчиком к замку пятьдесят пять дробь четырнадцать?

– А чего не проводить! Мне здесь делать больше нечего. Да и Крэч очень просил вам дорогу подсказать, если вдруг с вами встречусь.

– И сильно просил?

– О! Еще и угрожал, что обидится до смерти, если я вас в замок нашей общины переманю. Ха-ха! Вы ему невероятно понравились, выделил он и ваши умения и осторожность. А с его опытом – он только на два лутеня меньше здесь, чем я, – это много значит. Да и я вижу, что вы ребята совсем непростые.

Он подхватил копье и, нисколько не опасаясь за свою спину, двинулся впереди. Я пристроился с ним рядом, а Ксана так и двигалась сзади, разве что сократив интервал до пяти метров для лучшей слышимости разговора. А разговор у нас и в самом деле шел самый что ни на есть продуктивный и полезный.

Емельян знал гораздо больше Крэча, ибо побывал не только на этом, но и на нескольких иных уровнях. Знал о многих иных хищниках и даже в охотку поделился некоторыми методами борьбы с ними. Но меня больше заинтересовали географические, так сказать, понятия Дна. В этом вопросе наш попутчик тоже не ведал основных разгадок, но для моего понимания высветил очень много темных углов познания. Тем более что ему удалось встречаться во время своих дальних вылазок и с более сведущими, знающими старожилами.

Как я и подозревал, сто двадцать – это не то количество уровней, которое имелось в распределителе «гримерки» непосредственно в городах. По твердому убеждению Емельяна, между уровнями с «лазейками» имелось порой не то что три-четыре, а чаще и все шесть дополнительных уровней. И отсчет велся обратный, о чем на поверхности ничего не знали. То есть вначале шел первый, глубже второй и так далее, до сто двадцатого. Что уже поражало неимоверно.

Но и это показалось мелочью, когда воин авторитетно заявил:

– Никто и никогда еще не доходил до боковых границ Дна.

Такое могло быть в случае, если внутренности планеты были принизаны насквозь подобными кавернами по всему радиусу. В такое верилось с трудом.

– В голове не укладывается.

– И у меня тоже. Сам я далеко никуда не ходил, да и из наших соседей тоже… никто не вернулся. Но поговаривают, что иногда возвращались воины, которые вместе с большой группой старались стремительно дойти как можно дальше в одном направлении. Максимум лутень непрерывного пути. И там – все те же пещеры и все те же вездесущие тервели. Остальные твари варьируются от местности к местности. Те, кто возвращался из такого пути, оседал только на одном месте и больше никуда до своей смерти от старости не стремился. Ну, если уж сильно повезло, то находил десять груанов да сматывался на поверхность.

– Ну а кто-нибудь хоть раз пытался подсчитать, что и на какой глубине от поверхности находится?

– Правильно ты интересуешься, – задумался Емельян. – Да и некоторые ученые грамотеи тоже пытались этим озадачиться. Только вот ничего толкового у них не выходило. Один ветеран мне рассказывал, что лучше этих умников не слушать, а сразу им лоб копьем протыкать. Потом меньше у самого голова болит. Ха-ха!

– И ты колол? – не поверил я.

– Еще чего! Это просто шутка такая, – обиделся здоровяк. – Или ты совсем посмеяться не любишь?

– Обожаю! Порой так шучу, так шучу…

– Ага, Пнявый рассказывал. Ха-ха-ха!

Во время этой нашей прогулки мне удалось выяснить и некоторые особенности со зрением. Вернее, разницу между нами всеми и особенности. Я первый заметил в дали анфилады огромных пещер катящихся нам навстречу трех байбьюков. Ну и начал интересоваться, кто, как, кого и с какого расстояния замечает. Оказалось, что звери видят примерно в два раза хуже, чем люди. Хотя порой могут с помощью обоняния преследовать по следу. Для отрыва достаточно нарубить побольше разных корней и осторожно (бывают и ядовитые) накрошить щепу на свои следы.

После чего стал выяснять, как и с кем можно встретиться смело, например, вот нам троим. Емельян постепенно рассказал обо всех, а о байбьюках следующее: одного бы мы атаковали в любом случае. От встречи с двумя желательно убегать. Там только хорошо сработанная, наученная тройка справится. Ну а от тройки монстров надо бежать в сторону как можно шустрее.

Чуть раньше я выспрашивал у Ксаны, что она различает на периметре своего видения, и уже примерно знал расстояние. Наш попутчик мог видеть метров на шестьдесят дальше нашего носа. Потому что, разглядев первого колобка, замер на месте и стал присматриваться:

– Вроде не один… Ага!

– Мне кажется, три, – выдал я, якобы тоже всматриваясь со всей силы в неполную мглу, и через мгновение воин буркнул с уважением:

– Глазастый! Сворачиваем вон туда!

Ориентировался он прекрасно на окружающей нас местности, так что далеко нам убегать не пришлось. Забрались мы на здоровенный валун, где защититься могли бы без особого труда и откуда даже Ксана хорошо просматривала тропу по центру анфилады. Там байбьюки и прокатились, нас или не заметив, или не став связываться. Я-то видел хорошо, что опасности нет, но подождал команды со стороны Емельяна:

– Пробуем идти дальше.

Из чего я сделал окончательный вывод: обладатель первого щита видит гораздо лучше простого человека раза в три. Огромный бонус как для выживания, так и для охоты за носителями груанов. Хотя мы еще даже не успели выспросить про то, где и как можно отыскать волшебные устрицы, обитающие, так сказать, в свободном полете.

Потому что мне первому открылась диковинно построенная башня, к которой мы направлялись, и я завел разговор на более актуальную тему:

– А не подскажешь, что и как здесь можно выторговать? Что самое ценное и за чем больше всего охотятся?

– Ты не поверишь, как и все новички, но здесь порой за хорошее оружие, опеку большой общины или, например, за продаваемую обжитую башню расплачиваются даже груанами. То есть они – это местная наивысшая валюта.

– Неужели есть люди, которые расстаются с пропуском в верхний мир? – не поверил я.

На что Емельян хитро улыбнулся и кивнул головой в направлении башни, которую он не видел, но прекрасно знал, где она находится и что она уже близко:

– А ты попробуй что-нибудь выменяй на груан в пятьдесят пять дробь четырнадцать! Если отдашь все свое оружие, можешь и заполучить одну устрицу. Хотя если честно, то за один этот кинжал можешь выменять, тут такие – невероятная редкость.

– И дадут? Не пожалеют?

– Вот когда будут давать, тогда и спроси. Заодно уточни, почему они отдают, – хохотнул воин, вглядываясь в темень и тыкая туда копьем. – А вот и башня уже видна. Передохну там вместе с вами да к себе поспешу. Мне сегодня надо будет к Длани наведаться.

Я быстро достал из своего рюкзака одну из шкурок и протянул Емельяну:

– А за это вот что можно выменять?

– Ух ты! – не сдержал тот восхищенного восклицания. – Скользкие зайцы! Где это вам повезло их выловить?

Врать смысла не было, тем более я даже предположить себе не мог, как подобные, жутко диковинные зайцы, имеющие такую кожу, могут выглядеть:

– Понятия не имеем. Это наш трофей. После схватки с Витимом нам их вещи достались.

– М-да, порой этому подлому мерзавцу сказочно везло. Надо было его не сразу убивать, а еще разные секреты выведать. В том числе и про норы с этими зайцами.

– Уж как получилось.

– Догадываюсь. – Он оглянулся на оруженосца. – У него в мешке тоже кожи?

– Ну да. Еще бы знать, для чего они?

– Одежду из них шьют да сапоги тачают. Да такие сапоги – сносу им нет. Сам мечтаю когда-нибудь разжиться. Ну а цена… Вот за своих два мешка можете и два груана выторговать.

– Не может быть! – вырвалось и у меня, и у Ксаны. Но она успела вовремя закрыть свой рот, и у нее только вырвалось непонятное мычание.

Попутчик наш опять оглянулся:

– Может, он у тебя немой?

– Нет, это он так радуется. Не думал, что так скоро удастся первую устрицу раздобыть.

– Ну-ну! Удачной вам торговли!

На его многозначительный тон я пока решил не обращать внимания.

– А где подобные сапоги делают?

– Тоже захотелось? Э-эх! Да в этой башне и есть умелец – сапожник. Старожил, лет десять тут уже, штатный рубщик, да и много чего полезного умеет. Но дальше этой каверны никогда и не выбирался.

А каверна и в самом деле смотрелась солидно. Не такая большая, как соседствующие с приютившей нас пещеркой, но тоже преогромная, особенно своей высотой впечатляла. Наивысшая точка свода находилась на высоте метров семидесяти, не меньше. А вот сама башня представляла собой архитектурное диво. Этакие разные по диаметру бетонные кольца толщиной метра по четыре каждое и поставленные беспорядочно вверх друг на друга. Причем одна сторона башни при этом оставалась идеально ровной, ну а противоположная выдавалась вперед выступающими бессистемно кольцами. Пятнадцать колец, общая высота башни метров шестьдесят, упирается как раз в чуть провисший в том месте свод пещеры. И вид такой, словно несуразная, декоративная подпорка.

На большой высоте корней стояло и вилось гораздо меньше, чем по краям пещеры, да и вообще в этом пространстве их много не наблюдалось. Видимо, сказывалась интенсивная вырубка на хозяйственные нужды. Хотя я бы не удивился, если бы поработившие этот мир гаузы провели сюда даже электричество. Что им стоит? Клети вон опускают, умудряются сканировать любого человека возле Дланей да еще в ответ на запрос скидывать объемистый пакет с пятидневным пайком.

Самое интересное, что на каждом кольце виднелась глубокая маркировка цифрами: 55/14. Словно некие углубления в бетоне. От меня явно ожидалась некая оценка увиденного, и я не стал кривить душой:

– Удивительное строение. По крайней мере, снаружи.

– Ничего, ты еще на наш замок полюбуешься! Считай, что я тебя официально приглашаю в наш Зуб и обещаю свое покровительство.

– А почему вас там так мало живет? Всего пятнадцать?

– Вот когда увидишь замок, сам без слов поймешь.

– Ну а здесь почему только десяток людей? – До цели нам оставалось метров пятьдесят, но дозорного на самом широком кольце я заметил уже давно.

– Да не десяток тут, – улыбнулся Емельян. – Крэч, как всегда, темнит. Тут у них пятнадцать живет, среди них четыре женщины.

На самом ведь деле это я темнил со своими вопросами. Но и тут мне показалось, что показать себя эдаким любителем женщин будет не зазорно:

– Ну а свободные женщины здесь имеются?

– Увы, слишком много их гибнет здесь в самый первый день. Хотя чаще всего стараются их скидывать с сопровождающими мужчинами, но ведь и те новички. А возле клетей устанавливать дежурство – бессмысленное дело. Но, как это ни странно, и этого счастья тут хватает. – Его упоминание о счастье было сделано кислым тоном. После чего он сам и пояснил суть своего отношения: – И что интересно: только треть из них по большому счету наверху к себе может привлечь внимание паршивенького мужичка. А здесь они – самая дорогая валюта после груанов. Прямо войны за них ведутся.

Я непроизвольно покосился на прислушивающегося к нам оруженосца и поспешил уточнить:

– Уж не по этому ли поводу враждуют обитатели башни тридцать дробь тридцать с вояками из замка восемнадцать эф триста?

– Точно! Там один парень из башни девицу отыскал себе из новеньких, а сынок атамана из замка ее присмотрел да выкрал. Да при краже нечаянно девицу до смерти придушили. Ну, может, чего и похуже там было. Ну а «башенный» этого сынка и упокоил еще с несколькими его корешами. Совсем недавно все было, и война там как раз в последнюю стадию входит. Атаман лично собирается наказать обитателей башни и всем в округе пригрозил: кто вмешается в их разборки, того первого изведут.

Тут как раз нас и аборигены встречать вышли. Солидная, толстенная дверь из явно нержавеющей стали открылась, выпуская к нам трех воинов, среди которых мы сразу опознали Крэча.

– Добро пожаловать! – воскликнул он, расставляя руки, словно увидел старых и милых приятелей. – Долго же вы к нам добирались! Мы уже и тушки ваши оплакать успели, и на поиски выйти собирались.

– Так чего идти с пустыми руками? – спросил я после обмена приветствиями и знакомства с еще двумя встречающими. – Для пира мы ничего вкусного не принесли, но вот для торговли кое-что прихватили.

– Неужели пайки свои обменять на что-нибудь сладенькое решили? Или желаете наших спиртных напитков прикупить? Хотя чего это я?! – спохватился Быстрый, хлопая себя по лбу. – В первый раз мы вас угощаем просто для знакомства. Прошу! – Он нас пропустил вперед, а сам головой махнул нашему попутчику: – Емельян, зайдешь на стаканчик гнатара?

– Когда это я отказывался? Тем более что и мне есть что рассказать, да на ваши торги полюбоваться.

– Сосед, а как твое дело мести? – Они шли сзади, но вопрос я расслышал.

– Вначале обещанный стаканчик! – отбрил преждевременное любопытство сосед.

Ну а мы уж вошли в самый нижний уровень башни. Пожалуй, это было и самое маленькое кольцо по диаметру, метров восемь примерно. Да еще и столб с вьющейся вокруг него лестницей много места занимал. Стены глухие, без всяких окон, небольшой стол да несколько лавок. На стенах некие осветительные приспособления, напоминающие тусклые, но, самое главное, нисколько не режущие глаза лампады. Я сразу понял, что после такого освещения легко выскакиваешь на улицу и не тратишь время на привыкание к более полной темноте. Наверное, тут в основном и проходили встречи с соседями, велись торги и переговоры.

Но нас как почетных гостей, которых дозорный заметил издалека, пригласили на второй уровень, гостиный. Там уже и стол был накрыт, да и ярких лампад было не в пример больше. Это бетонное кольцо имело в диаметре метров двенадцать. Тут размещались самодельные шкафы, некое подобие приличных стульев, несколько кресел, даже весьма импозантный, большой диван, оббитый неизвестной нам кожей. Два огромных стола можно было составить и вместе, но мы все вшестером разместились весьма вольготно за одним. Ну и начался разговор с того, что Крэч с некоторым удивлением уставился на моего оруженосца, который так и не снял шлем. Даже забрало было приоткрыто самую малость.

– Ну а ты чего этот котелок не снимаешь? Не надоело разве?

Ксана молчала, как каменная Нефертити, да и мне следовало поспешить с ответом:

– Он даже меня сторонится. Не хочет лишний раз пугать своими ужасными шрамами. Хотя я уже привык к этому страху.

– Ну так… э-э… – замялся наш знакомый. – Мы ведь не звери, все понимаем.

– Увы! Я тоже парня неволить не могу. Тем более что он уже дал слово, что заговорит и снимет шлем только после нахождения пятого груана.

Крэч хмыкнул с деликатным смешком:

– Кажется, я уже говорил, что Ксон может разучиться говорить за долгие годы?

Его поддержали смехом товарищи и Емельян, а я ткнул ногой стоящие возле стульев рюкзаки:

– Почему разучится? Вон мы товар принесли. Сейчас хотим два груана получить, а через пару дней еще три выкупим. Вот и будет вас Ксон радостно пугать своими шрамами. Ха-ха! А уж когда молчать перестанет, я его сразу торговаться буду отправлять. С его душевным выражением на лице он сразу любые скидки выбивает.

Так как мой смех никто не поддержал, да еще оруженосец демонстративно повернулся ко мне всем корпусом, я не стал ерничать дальше:

– Это я так, шучу. Но вот наш товар.

– Вначале давайте отметим ваш приход в нашу башню! – оборвал меня Крэч, деловито разливая из стеклянного графина напиток чайного цвета. – А все деловые разговоры отложим на потом. Поговорим, осмотритесь, проведем вас на верхние этажи. Ну, за знакомство и за неприступность нашей башни!

Хорошие они тут тосты бросают. И пьют залпом, крякая и сразу протягивая руки за закуской. Тогда как я, еще не знакомый с местным напитком под названием «гнатар», вначале скромно принюхался, потом попробовал на язык и только потом сделал несколько глотков. Отличный, крепкий ром! Правда, присутствует некий странный привкус.

На мои манипуляции обратил внимание один из местных обитателей:

– Понравилось?

– Превосходный… гнатар. А где берете?

– Сами делаем! – стал хвастать тот, но его оборвал Крэч:

– Такие секреты я как главный купец нашей башни имею право раскрывать только нашим жителям. Так что если решитесь к нам присоединиться…

Но его, в свою очередь, перебил со смехом Емельян:

– Зря ты так с этими ребятами. Они в любом случае узнают, что гнатар может делать каждый, у кого руки растут не из задницы. Кстати, Миха, я тебе любые секреты расскажу по пути в наш Зуб. Не сомневайся!

– Эх ты! – укорил его главный купец башни. – Я ведь тебе уже хотел и второй стакан налить… – Но под смешки остальных все-таки налил. А вот когда дошел до неопорожненного стакана моего оруженосца, зашевелил в удивлении бровями: – А ты, Молчун, чего не пьешь? И не ешь ничего?

– Я запретил, – признался я с явной неохотой. Но, видя, как все уставились на меня и требуют ответа, с сомнением продолжил: – Ксон парень вроде спокойный, даже тихий… пока трезвый. А вот потом забывает про все свои клятвы, кидается шлемом и ножами и порой так пугает окружающих, что сам вздрагивает, рассмотрев свое отражение в их троекратно расширенных глазах. Оно нам надо? Вдобавок он еще и до мяса тервеля, что мы принесли, дорвался… Ужас! Представляете: почти все съел! А потом… не приняло его нутро такого надругательства. Так ему, наверное, до сих пор неприятно на пищу смотреть.

Мужики с пониманием переглянулись, сказали тост за здоровье да и выпили до дна. Так и пошло: выпили, плотно закусили, перекинулись ничего не значащими фразами и снова наливают. Ну чисто русские мужики, собравшиеся в сельской избе для обсуждения последних новостей из столицы. И только после пятой, когда все малость перекусили и развеселились, купец башни поинтересовался со смешком:

– А на обмен чего принесли? Опять тервеля убили, но сами мяса уже есть не можете? Ха-ха!

Ну я ему и раскрыл жестом иллюзиониста рюкзак со словами:

– Скользкие зайцы! – Чуть подумал и добавил: – И отдаем оптом по смешной цене: всего два груана и два малых бочонка гнатара!

Что-то мне сразу показалось, что местный ром просто обязан храниться в деревянных бочонках. И уважительное изумление на лицах обитателей башни меня только укрепило в этой мысли. Ну ведь не из-за каких-то там зайцев они на нас с Ксаной так пялились?

Один из мужиков долго рассматривать кожи не стал, а быстренько метнулся куда-то наверх. Сам потом так и не вернулся, а вот вместо него к нам снизошел местный старожил и мастер на все руки, который представился коротким словом:

– Ольшин! – Емельяну он, правда, кивнул отдельно как старому знакомому. А вот наших имен так и не спросил. Наверное, тут все знакомятся со всеми заочно.

Затем, не церемонясь, подхватил оба вместилища шкурок и высыпал содержимое на другой стол. Пока он там копался, раскладывая шкурки по размерам и подсчитывая их, мы поспешили закинуть в себя еще по два стаканчика рома, настолько тошнотворный запах отбивал всякую охоту даже разговаривать. С непривычки хмель мне ударил в голову, но я старался и присматриваться ко всему, и за сапожником следить.

Наконец он повернулся ко мне:

– Еще шкурки есть?

– Нету.

– А будут?

– Увы! Это трофей! А где взять еще – понятия не имеем.

– У кого отбили?

В двух словах обрисовал стычку с Витимом и его подельниками.

– Это хорошо! – неожиданно обрадовался ветеран. Наверное, он боялся падения цен на готовые изделия да и разгулу неподконтрольных, отмороженных разбойников в окрестностях был не рад. – Даем вам за это два груана и… только один бочонок гнатара. Согласны?

– Да! – И так напиток хотел взять только ради дезинфицирующего средства, на всякий случай. На бочонок не надеялся, хотел сторговать на графин. Никогда не тянулся к спиртному, а уж Ксана, как она утверждала, вообще первый раз напилась у меня в камере.

– Расплатись! – кивнул Ольшин купцу и поспешил наверх со словами: – Сейчас пришлю близняшек, пусть приступают к замачиванию.

Но я все не верил, что вот так, прямо сейчас с нами расплатятся груанами. Ну никак не верил! Тем более что и Емельян давал какие-то намеки на толстые обязательства и советовал расспросить детали во время самой сделки.

Так что, когда Крэч достал из шкафа «патронташ», а потом положил на стол передо мной два фосфоресцирующих чуда, я уставился на них, как на привидение. Естественно, что своими умениями я сразу бросился рассматривать внутреннюю структуру устрицы, но вот никакого отличия от настоящих устриц не находил. Поэтому все-таки не выдержал и спросил:

– Это и есть груаны? Истинные?

– Самые что ни на есть! – торжественно подтвердил Крэч.

– И их вот так легко можно обменять, купить или дать в долг?

– Естественно!

– А в чем прикол? Так ведь любой охотник может набить этих зайцев да отправиться через неделю наверх. Или я что-то не понимаю?

Мужчины и посмеялись над моим незнанием, и повздыхали сочувственно, и даже по очередной порции так называемого гнатара в себя опрокинули за удачливых и наивных новичков. И только потом Емельян, после молчаливых кивков товарищей, мне объяснил:

– Понимаешь, для пропуска наверх действительны только те груаны, которые человек отыскал на монстрах или в местах нереста и успел один час хотя бы поносить на себе. Все остальные: найденные, купленные, выменянные или захваченные в бою – недействительны. И называются «чужие». Ну разве что ты вешаешь «патронташ» на кончик копья и вместе с ним бежишь туда, где хочешь купить нечто необыкновенное и самое дорогостоящее. Там уже покупатель надевает этот «патронташ» на себя, и груаны становятся «ТОЛЬКО ЕГО». Понятно?

Я горько скривился по двум причинам: три груана, найденные у убитых нами бандитов, ни на что не годятся, и нас за ценные шкурки развели словно лохов. О чем воскликнул с негодованием:

– Так, выходит, нас обманули?!

– Нисколечко! – пожал плечами Емельян. – Это отличный обмен, и вы здорово заработали. Тем более что вы еще не знаете других возможностей груанов. Да о них наверху никто даже не догадывается!

Я уже настроился подробно выспрашивать об этих неизвестных возможностях светящихся устриц, но тут вниз спустились две молодые женщины. Похожие друг на друга как две капли воды. Я уставился на них дурея и не в силах вымолвить ни слова. Только мысль мелькнула: «Такого не может быть!..»

Глава двадцатая

Играющий тренер

Прошло четыре дня, с тех пор как Леонид адаптировался и удачно влился в культурную жизнь города Пловареша. Кабаре с рестораном, который в этом мире назывался загадочным словом «арляпас», удалось выкупить у обанкротившегося владельца уже на следующий день после знакомства землянина с очаровательными танцовщицами. Причем Лизавета и Лада оказались не только пылкими, нежными и жертвенными любовницами, но и достаточно умными, сообразительными во многих вопросах женщинами. Несмотря на свой несколько приличный для подобной деятельности возраст, они до сих пор оставались лучшими танцовщицами на сцене, считались лидерами среди шестнадцати своих коллег и подружек.

Именно женщины подсказали идею, как сэкономить массу средств и при этом сохранить в коллективе и прежнего владельца, опытного умелого организатора, у которого имелась невероятная куча знакомств не только в Пловареше, но и во многих иных городах. То есть получилось так, что оставшийся без средств хозяин, имевший звучное имя Крамар и не мене звучную фамилию Лукоян, просто перешел работать в принадлежавшее ему кабаре на условиях пайщика при долевом участии, заняв должность администратора. Ко всему прочему договорились, что на людях Крамар будет заявлять и дальше, что он остался полноправным владельцем и просто ангажировал нового художественного руководителя и прекрасного клоуна. Тогда как сам Чарли Чаплин стал импресарио.

Причем не тем импресарио, который договаривается о контрактах, поездках и гастролях, это оставили на плечах у Лукояна, бывшего владельца, а тем, что называется главным режиссером, постановщиком и стержневым артистом заново организованного, перекроенного и значительно расширенного представления. Он быстро собрал в труппу еще десяток нужных исполнителей, без всяких ненужных терзаний совести навесил на них лучшие репризы земных авторов и уже на второй день после покупки, расстаравшись с должной рекламой по всему городу в виде объявлений на расклеенных листках, дал первое выступление. На нем зрителей оказалось не так уж много, всего ползала. Все-таки слухи о разоренном владельце ходили уже парочку рудней, и мало кто верил, что дела там так быстро пойдут на поправку.

Но зато пришедшие не пожалели. Они были в настоящем восторге от того, что увидели, как повеселились и насколько прекрасно отдохнули во время вечера. Животы у всех сводило от смеха, глаза остались круглыми от восторга, а рты потом не закрывались несколько суток от пересказов всем встречным о той великолепной, красочной театральной постановке ночного водевиля.

На следующий вечер зал был забит до отказа. Ну а на третий вечер, несмотря на резко утроившиеся цены билетов за столиками, на представление уже не могли попасть местные столпы общества. Например, тот же поставной данного сектора со своей супругой чуть не подрался с администратором, ворвавшись к нему в кабинет, угрожая ему страшными гонениями и даже отправкой на Дно, если тот немедленно не впустит его в зал. Хорошо еще, что бывший владелец сам лично и давно знал поставного. Он чуть ли не на плечах у того висел, умоляя подождать, выкупить билет на послезавтра и вот тогда уже насладиться представлением.

– Когда?! – ревел главный управляющий сектором, пытаясь стряхнуть с себя прилипшего с одной стороны администратора, а с другой – шипящую успокоительные слова супругу. – Послезавтра?! Может, мне еще через лутень прийти и просить у тебя милость зайти поужинать?!

– Ну нет мест, нет! И так за столами удвоенное количество посетителей! – стонал бывший владелец арляпаса. – Стула ни одного не осталось! Веришь? Не мог ты хотя бы на два часа раньше посыльного прислать?

– Я тебе сейчас пришлю!..

Вот в этот момент и заскочил в кабинет администратора сам импресарио, запыхавшийся, уже готовый к выступлению и полностью загримированный под клоуна. С порога, еще толком не открыв дверь, он заорал:

– Стул! Мне нужен на сцену один стул! Куда они все подевались?

Но так и замер при виде батальной сцены: поджарый, физически очень крепкий мужчина держит за ворот висящего в воздухе администратора, а со второй своей руки пытается мягко стряхнуть повизгивающую от недовольства женщину. При этом сообразил, что нового друга надо выручать немедленно:

– Феноменально! Отличная получается сценка, уже завтра разыграем на спектакле: «Ревнивый муж пришел бить морду коварному искусителю!»

– Какому искусителю? – хрипел полузадушенный господин Лукоян.

– При чем тут ревность? – фыркал поставной, опуская тем не менее отчаянного администратора на пол.

– Он нам не хочет продать билеты! – пожаловалась тоже немало удрученная женщина.

И вот тут Леонид рассмеялся. Ну а его заразительный смех никогда никого и ни при каких обстоятельствах не оставлял равнодушным. В ответ ему заулыбались все три раскрасневшихся участника бурной сценки, а потом еще и посмеивались во время дальнейшего знакомства и разговора.

– Ой, не могу! – причитал клоун, первым делом шагая к женщине и целуя протянутую с восторгом ручку (как выяснилось, здесь и такие куртуазные манеры приветствия присутствовали в высшем обществе!). – Ну как можно такой прекрасной даме отказывать в такой мелочи, как жалкий билетик! Крамар, на месте ее мужа я бы тоже тебе украсил фингалами поверхность лица! С кем имею честь беседовать?

Администратор поспешил представить своих возбужденных гостей:

– Поставной нашего сектора с супругой! – Понятное дело, что и имена не забыл назвать.

А Леонид еле сдержался, чтобы не подпрыгнуть на месте от восторга. Он уже два дня сушил себе голову, как выйти на только что представленного ему человека. Как выяснилось, документов как таковых в данном мире вроде и не существовало, но вот некоторые, вроде бы и небольшие, сложности с идентификацией иномирца возникли. И касались они в первую очередь более свободного перемещения между городами. Чтобы их уладить, только и требовалось выпросить несколько поблажек у поставного сектора, заново их оформить с помощью казусов в процессуальном законодательстве, и тогда уже Чарли Чаплин станет самым что ни на есть официальным жителем данной планеты.

Поэтому следующие минуты три Леонид старался как никогда. Умудрившись и букет даме вручить, вынутый из воздуха, и ее супругу лапши на уши навешать с три короба, ну и развеселить всех так своими шутками да прибаутками, что те уже ухохатывались, даже не видя самого представления.

Ну а под конец экспресс-давления обратился с укором к хохочущему администратору:

– Крамар, как тебе не стыдно! Работать надо, а ты тут своих гостей веселишь! Неужели их негде усадить в таком огромном зале?

– Вот представь себе, что негде! – со слезами на глазах восклицал господин Лукоян. – Даже стула ни одного не осталось! Разносчики и у соседа по всему дому собрали, где только смогли.

– А это что? – Рука клоуна указывала на три роскошных кресла, которые стояли в кабинете для хозяина и для уважаемых визитеров.

– Так ведь они огромные.

– Ну так и поставной у нас человек не маленький. А уж его супругу вообще надо усаживать на самое почетное место. Так что ставь эти кресла в проходе у самой сцены и определи нашим гостям тот маленький треугольный столик, что стоит вон в том углу. Скромно, зато самое лучшее место среди зрителей. А третье кресло я забираю для выступления! – Он подхватил предмет мебели и поволок к выходу. Но уже там обернулся: – Кстати! Сегодня мы делаем и презентацию нового блюда: вареники! Причем с начинкой из жареной капусты. Со сметаной и с обжаренным луком. Изумительное блюдо! Я потом лично буду интересоваться у наших гостей, как оно им понравилось.

И умчался. При этом его крик разносчикам был слышен из коридора:

– Быстрее к администратору! Он укажет, куда устанавливать кресла для господина поставного и его супруги. Живее, живее!..

– Он как огонь! – не удержалась от сравнения женщина.

– А уж весельчак – редчайший! – похвалил поставной. – Недаром такая слава о нем пошла по всему городу.

– Вот сейчас его еще и на сцене увидите, – интригующе обещал администратор.

– А что это за блюдо такое новое?

– О-о-о! Я сам только сегодня утром попробовал первую, пробную порцию. Пришлось из-за этого срочно нанять еще пятнадцать поваров, и то не знаю, справятся ли они при таком стечении народа. Каждому ведь захочется попробовать. Под рюмочку гнатара вареники идут с непередаваемыми ощущениями!

Поставной сглотнул слюну и проворчал:

– Ты меня сейчас до голодного обморока доведешь своими рассказами. А кто автор этого блюда?

– Чарли это и придумал! Вернее, он утверждает, что рецепт ему передала его бабушка, но так как для процветания нашего арляпаса нужна звучная реклама по всем направлениям, он не пожалел этого рецепта для нашей кухни. Мало того, он обещал в ближайшее время еще с десяток уникальных блюд ввести в ассортимент. И еще! Сегодня попробуете то, что вчера вызвало общий фурор за столами: салат оливье. До чего же роскошная вещь! Мм! Правда, секрет его приготовления Чарли дал только пяти поварам, которые поклялись блюсти тайну до самой смерти и фактически только этим салатом и занимаются. Причем основной ингредиент для салата, который называется «майонез», наш Чаплин готовит сам. Никому секрет не доверяет. Но делает сразу большой лагун, чтобы на сутки хватало. Вот уж где вкуснотища!..

Парочка гостей переглянулась, и одна из самых умных в городе, по всеобщему мнению, женщин задала весьма интересный вопрос:

– Слушай, Крамар, а как же вы тогда справитесь с наплывом посетителей? Это хорошо, что мой… – она покосилась на ухмыляющегося супруга, – такой добрый и спокойный. А ведь остальные могут и добраться до твоей… хм… поверхности лица.

– Во-первых, драк я больше в арляпасе не допущу. И поможет мне в этом господин поставной. Верно я мыслю? Несколько дозорных, отряженных ежевечерне к нашему дому, нисколько не помешают при разборках с излишней толпой. А то и десяток можно. Не все же им бездельничать в управлении.

– Ну да, это устроить легко, – согласно кивнул поставной.

– И во-вторых, господин Чаплин уже сейчас ведет спешный набор дублирующего состава всей труппы.

– На случай, если кто заболеет? – обеспокоилась дама.

– Нет. Он собирается вскоре начать гастроли в других городах. Я уже начал предварительные переговоры о снятии в аренду сцен в самых огромных, наиболее вместительных ресторанах. Так что название нашего арляпаса «Звездный Чарли» скоро будет на объявлениях и в иных городах. То есть как цирки путешествуют из города в город, так и наша труппа будет то там выступать, то здесь подменять дублирующий состав. Так сказать, чтобы связь с семьями и родным домом не прерывалась.

Уже двигаясь к самому ресторану, поставной продумал только что услышанное и восхищенно помотал головой:

– Повезло тебе с этим клоуном!..

– Почему только мне? – искренне возмутился Крамар Лукоян. – Это всем нам повезло. Всему городу! Да и остальные города наконец-то узнают, что такое настоящий юмор. А то в цирк порой заглянешь, а там кроме красивых акробаток да ярких костюмов – сплошная грусть и уныние.

А переполненный зал встречал гостей гамом, ароматными запахами и предвкушением ожидающегося спектакля. Чарли Чаплин начинал победоносное, пусть и не сразу заметное, невероятно мирное завоевание мира Груанов.

Глава двадцать первая

Рабы в рабстве у рабов

В первый момент при взгляде на одинаковых молодых женщин мне показалось, что я вижу перед собой Катерину и Веру. Только несколько постаревшими и страшно осунувшимися. Настолько молодые, лет по двадцать пять, женщины были похожи на моих милых подружек. Мне привиделось, что это они, только прошедшие через какой-то временной парадокс пространства и расстояния, несколько изменившие и забывшие свое прошлое и настоящее. Ведь они меня нисколько не узнавали, скользнув по моему лицу совершенно равнодушными, ничего не выражающими взглядами.

И только на второй минуте я стал соображать, что к чему. Первое: они меня и не могли узнать по умолчанию! Я вырос, стал совершенно другим, лицо изменилось кардинально. Меня даже мать родная не узнает, и хорошо, что я, предвидя это заранее, договорился с родителями о некоем пароле после долгой разлуки.

Второе: эти близняшки все-таки не мои дорогие лисички. Верочку от Катеньки я распознавал только по одному голосу, а уж внешне я их различал только по контуру совершенно идентичных тел чуть ли не в полной темноте. Такое со мной случилось и навсегда прилипло после тяжелой болезни. Тогда как эти две женщины разнились от моих подруг всем: и голосами, которыми они стали деловито переговариваться между собой у стола; и фигурами, несколько приземистыми, с более короткими ногами; ну и той невидимой аурой, которая всегда исходила от каждой.

А ведь какое сходство по лицам! Если бы не мои умения, точно бы поверил, что вижу своих дорогих подружек, которые вдруг стали лет на семь-восемь старше. Бывает же такое совпадение в разных мирах?!

Но на мое застопоренное молчание и расширенные глаза первым обратил внимание и по-своему интерпретировал Крэч:

– О-о! Парень, да ты и в самом деле тот еще бабник! Первые юбки увидел и сразу дар речи потерял.

– Да нет, – попытался я объяснить свое состояние. – Просто у нас в роду точно такие же, жутко похожие на них двойняшки имеются.

– Ага! Заливай, заливай, а мы послушаем! – Мужчины рассмеялись.

Только мой оруженосец сидел все так же тихо, но теперь уже резко ворочал забралом то в сторону женщин, то в мою.

– Ну и почему бы на красивых женщин не полюбоваться? – поинтересовался я с раздражением. – Или за это платить надо?

– Платить не надо, – посерьезнел местный представитель купечества. – Но вот некоторые законы существуют. И как новичку я просто обязан тебе их рассказать, чтобы не было каких лишних между нами осложнений или трений. Естественно, в каждом замке или башне законы разные, и отличаются они довольно кардинально, но в нашей обители они свои и нерушимы уже больше века. По крайней мере, так указано в наших постоянно ведущихся записях.

После чего Крэч довольно грамотно и четко изложил основы их внутренних взаимоотношений. И я с ужасом осознал, что женщины здесь на положении самых крайних, униженных и обездоленных рабов. Получалась невероятная по своей абсурдности пирамида. Гаузы поработили валухов и заставляют поддерживать порядок среди людей этого мира. Но эти рабы еще из своей среды выискивают рабов более низшего порядка и заставляют служить в принудительном войске. Но и этого мало! Сами вояки в своей общине практикуют настоящее рабство к себе подобным!

Например, данные близняшки были куплены тем самым ветераном за немыслимые средства полтора года назад и беспрекословно выполняют не только все его личные прихоти, но и прихоти других мужчин. А за это их хозяин берет с других мужчин поразовую, соответствующую доплату. То есть он приторговывает еще своими рабынями с целью прямой наживы. И приторговывает не только среди своих непосредственных товарищей, но и уступая по договорной цене близняшек хоть парой, хоть порознь любому заезжему гостю.

«Раб на рабе сидящий и рабом погоняющий!» – вывел я в итоге довольно грустную классификацию местного произвола. И что самое неприятное, как моя душа ни злилась, как ни бесновалась, я четко и ясно осознавал: в данной ситуации, тем более сейчас, немедленно, я полностью бессилен. Что-либо изменить было не в моих силах.

Пока велся про них разговор, женщины с безучастным видом ходили то вниз, то вновь возвращались, отбирая по шкафам некие нужные для замачивания кож ингредиенты. Глядя на них, хотелось тут все перевернуть вверх дном, но я удосужился только на очередные вопросы:

– Ну а вот за сколько эту двойню можно выкупить?

После чего даже Емельян от души рассмеялся, обращаясь к своему соседу-приятелю:

– Ведь прав оказался! Смотри, как Миха по женщинам уже соскучился. И губа не дура, самых лучших и достойных выбрал, на старух не польстился.

– А что, и старухи продаются? – не мог я скрыть своего удивления.

– Ну, если доживают до такого возраста! – сквозь смех выдавил из себя Крэч. – Но поверь мне, толку от них в постели уже совсем никакого. Да и этих чтобы покупать, до глубокой старости придется такие вот партии скользких зайцев поставлять ежедневно. И самое смешное, что слишком частое употребление одной и той же подруги быстро ведет к привыканию, и ты ее сам начнешь быстро сдавать в аренду, чтобы вернуть хоть сотую часть потраченных на нее средств. Например, каждый из нас покупает одну из сестричек раз в рудню на два-три часа, и нам хватает с избытком. А что с ней потом делать все остальные дни? Вот то-то! Нечего с ними делать, только кормить да защищать от всякой напасти, рискуя собственной шеей. Это когда «голодный», все бы отдал и месяц бы не слезал, а как успокоился, сбросил пар, то потом и думаешь: «Какая шавка меня укусила?»

Я лихорадочно пытался сообразить, почему же так происходит. И ничего, кроме единственно верного объяснения, мне в голову не приходило: всему виной отсутствие детей. Если женщина не беременеет и не рожает, она сразу становится вещью, разменной монетой, расходным товаром. Потому что в ином случае любой мужчина бы заступился и за свою мать, и за свою сестру, и уж тем более за свою дочь. Никто бы и никому не позволил содержать слабую, беззащитную женщину в рабстве, носи она высокое и гордое звание матери или будущей матери.

Да только ах и увы, но Дно лишило попадающих сюда смертниц этой почетной привилегии: беременеть и рожать. И если выяснится, что во всем этом виноваты тоже гаузы, то мой счет к ним сразу утроится. За такую подлость поработителей следует наказывать так глубоко и жестоко, чтобы они вообще позабыли свои колонизаторские замашки и радовались, что им оставили право на существование как виду.

Пока я вот так жутко терзался и переживал, мои новые знакомые обстоятельно продолжали меня вводить в курс цен: как, что и почем. Правда, Емельян несколько разбавил грустную картинку разъяснением законов их замка Зуб. Там имелись три рабыни и четыре «свободные» женщины. Но и последние принадлежали только своим любовникам, были уже в возрасте и не настолько притягивали алчущие взгляды соседей, чтобы из-за них развязывать кровопролитные войны. То есть ситуация сложилась вполне всех устраивающая. Возжелалось мужику позабавиться женским телом, выбирал самую для него приятную кандидатуру, прикидывая, хватит ли у него на нее средств, и спешил к соседям. А там уже договаривался с непосредственным рабовладельцем. Чем красотка моложе да пригожее, тем и цена за нее выше, тем и желающих приходит больше.

Опять поймав взглядом одну из женщин, я поинтересовался:

– А спросить у них что-то можно?

– Зачем тебе? – напрягся Крэч.

– Да хоть голос расслышу женский как следует.

– Да спрашивай сколько угодно. Порой их специально поговорить с желающими выводят.

– Ну-ка, постой! – взмахнул я рукой одной из близняшек, оказавшейся поблизости. Та с фатальным видом замерла на месте, хотя ее глаза посматривали на меня оценивающе и с какой-то мизерной симпатией. – Что умеешь делать?

– Все, что прикажет хозяин, – ответила она на мой первый вопрос.

– Ну а как тебе вообще на Дне нравится?

– Жить можно, – последовала философская фраза.

– По какой причине тебя вниз сбросили? Да еще и не одну, а с сестрой?

Несколько мгновений она стояла, упрямо сжав губы. И когда я решил, что она ничего не скажет на эту тему, все-таки заговорила:

– Было совершено два покушения на гаузов, подробности этого так до меня и не дошли. Валухи разыскали группу бунтовщиков, и совершенно неожиданно мы туда затесались. Ну а наших оправданий и криков про ошибку никто слушать не стал.

– Да врет она все, как обычно, – встрял второй пирующий с нами мужчина из местных. – Про то дело нам потом новичок один рассказал. Убили там гауза и одного тяжело ранили молодые придурки из общества какой-то там борьбы. Ну вот всю эту группу и повязали. А с такими смутьянами разговор короткий: на Дно! Ха-ха!

– Вот и неправда! – с горячностью осмелилась на возражение тройная рабыня. – Мы знаем, почему нас сюда отправили! Один исполнитель приставал к моей сестре и требовал, чтобы мы с ним обе сожительствовали. Но он такой страшный, мерзкий и противный, что мы и в мыслях себе такого представить не могли. Еще и опозорили его, высмеяли при всех. Вот он нам и отомстил. Тварь!..

– Все! – оборвал резко Крэч. – Хватит болтать, пошла работать! – И уже мне, приятельским тоном: – Не верь ей. Эти сестрички такие выдумщицы. Особенно в постели.

И мерзко облизнулся. Хотелось мне ему и в морду заехать, и просто по-человечески спросить: «А тебе не жалко этих бедняжек? Вдруг где-то точно так же, на иных уровнях твоих сестер, а то и дочерей насилуют?» Потому что я лично поверил каждому слову этой несчастной девушки. И мысленно поклялся сделать все, чтобы и их вырвать из этого мерзостного рабства.

Но я прекрасно понял, почему именно в «гримерке» и именно поставной решает окончательно, куда и на какой уровень принудительного воина отправить. И наверняка он имеет четкие инструкции: родственников никогда не посылать вместе. А то и на ближайшие уровни. А он прекрасно знает все родственные отношения, картотека у него ведется, так что посылает вместе кого угодно, только не близких по родству людей. Вот и получается, брат с братом могут жить на соседних уровнях, но так до смерти и не узнать о своем соседстве.

И та история с отцом и сыном, которые каким-то образом оказались вместе в одном замке, мне в свете пришедших озарений показалась несколько странной. Либо поставные что-то иногда мутят с выбором уровня, либо людям привалило невиданное счастье. Отец и сын оказались вместе. Потому и понятна скорбь отца, когда его сына убили бывшие дозорные из управления. После такого горя кровавая вендетта просто необходима. Но в любом случае про ту историю следовало бы выяснить как можно скорее и поподробнее. Может, и не стоит нам рисковать, пробираясь к почти осажденной башне 30/30? А то еще ненароком попадем под каток справедливого возмездия.

Да только время, проведенное нами здесь, пролетело незаметно и составило уже часа три, по моим ощущениям. Пьянка грозилась затянуться надолго, пить я уже не мог, а отказываться с каждым разом становилось все сложнее. А ведь еще следовало перед уходом как-то мягко очертить свою точку зрения и обосновать причины нашего как бы временного отказа перебираться именно сюда на постоянное место жительства. Вот так прямо сразу заявлять, что мы ненавидим подобное рабство и, как следствие, совершенно не уважаем сидящих с нами за одним столом хозяев, было бы в корне неверно. А потом еще следовало выяснить, что же мне теперь делать с выторгованными за шкурки почти негодными груанами.

Вот с этого я и начал:

– Давайте так: пока я трезвый, вы мне расскажете, что мне делать с этими «чужими» груанами.

Три наших собутыльника, сотрапезника и наставника по местным реалиям, перебивая друг друга, повторяясь и путаясь, стали выкладывать здешние секретные нюансы. Говорили много, бестолково и в основном сказки да легенды. Даже при всех своих знаниях о магии и чудесах иных миров я не сумел отыскать полезные зерна истины среди шелухи слов и болтологии. Но несколько свойств и в самом деле оказались едины, незыблемы и весьма полезны. Самое основное – это я мог бы и сам догадаться, зная, что при попытке повредить устрицу она взрывается со страшной силой. Фактически при этом получалась взрывная сила, сопоставимая с силой взрыва многокилограммового артиллерийского снаряда. Или нескольких гранат, взорвавшихся одновременно. То есть бросаешь «чужой» груан во врага, а еще лучше сверху на скальную поверхность между ними, и – бабах! Пятерых, а то десяток нападающих можно вычеркивать из списков живых. Вот потому в каждом замке и в каждой башне имелось по несколько таких устриц, используемых в критических случаях кардинальным образом.

На втором месте шла дивная для нас новость, что «чужие» груаны используют при обмене с поверхностью на громадную кучу товаров повседневного спроса. Как то: кухонной утвари, тканей, ниток, иголок, котлов, гвоздей, веревок и так далее и тому подобное. Причем все это добро доставляется с поверхности словно волшебством неведомым…

Мне вначале не поверилось:

– Еще какие-то линии связи существуют с городами?

– Нет, используют те же самые, которые ведут к Дланям, – пояснял Емельян как более трезвый. – Вначале вставляешь в оттиск свою руку на пару мгновений, а потом вкладываешь туда груан. Ну и смотришь, как он исчезает из твоей жизни навсегда. Ха-ха!.. А потом тебе вместо пятидневного пайка сбрасывают десятикратное количество пакетов с самыми разнообразными бытовыми товарами и полуфабрикатами. И чего там только не попадается! У-у-у-у!.. Есть и нюанс: на второй раз тебе уже дадут нечто другое, на третий опять по новому списку получишь. Никогда не повторяются. Зато уж эти товары ты можешь поменять всегда на что тебе пожелается.

«Так вот у них откуда столько всяких мелочей в хозяйстве! И если действительно обосновываться где-нибудь на новом месте солидно да с размахом, то двойки-тройки “чужих” устриц для такого полезного дела в самом деле не жалко».

Дальше шли лечебные свойства светящихся раритетов: болит зуб – приложи к щеке, а еще лучше приложи на все время сна. Почитай, несколько лутеней после такого лечения тот зуб уже болеть не будет. Если мелкая ранка или гнойничок какой, тоже достаточно приложить на несколько суток. Заживляет и излечивает гораздо быстрее, чем при протирании гнатаром или неким подобием спирта, который тут тоже некоторые умельцы приноровились гнать. Еще можно было в дальнем походе, при долгом отсутствии нормальной воды, набрать грязную воду из какой-нибудь ямы, процедить, а потом часа на три опустить туда устрицу. Желательно две, а то и три. Все, потом вода если и не чистая на вид, то вполне безопасная в плане отравы или какой кишечно-палочной инфекции. Как я понял, тут и подобные болячки людей порой терзают. Особенно дальних разведчиков и дозорных по периметру.

Вот, пожалуй, и все основные функции, которые давали пользу обладателю «чужого» груана. То есть вроде как много, но в то же время…

Я постарался занизить значение состоявшейся сделки. Скривился в сожалении:

– Мало нам заплатили. Да еще и бочонок рома мы упустили. Кстати, а где наш гнатар законный?

Убеждая меня не волноваться понапрасну из-за таких мелочей, Крэч отправился к одному из шкафов, достал оттуда бочонок литров на восемь и водрузил передо мной на стол со словами:

– У нас все по закону! А теперь хочешь на верхние этажи пройтись?

– Да нет, давай уже на следующий раз отложим. Мы постараемся завтра прийти, если нас опять какая банда не попробует вырезать.

Упоминание о банде Витима подействовало несколько отрезвляюще на хозяев. Конечно, реши они наброситься на нас, наши шансы на сопротивление были бы смехотворными, но уважение к нам в любом случае просматривалось. Да и сосед при этом присутствовал. Наверняка между этими людьми несколько совсем иные отношения, чем предъявляются к нам. И даже в состоянии хорошего опьянения на наше желание отправиться «к себе» хозяева отреагировали вполне с пониманием. Никто сердиться или обижаться не стал. Наоборот, пожелали всяких благ в пути, крепкого здоровья и удачной охоты.

Уложив бочонок в рюкзак, довольно бесцеремонно повесил груз на плечи оруженосца, и после всеобщего прощания отправились мы с ним к своей пещерке. Но чем дальше мы уходили, тем все больше мне не давала покоя мысль: почему же к нам для знакомства выходили только три человека? Ну и сам ветеран со своими рабынями. Один дозорный наверху, итого семь, а остальные где? Неужели никому не стало настолько интересно, чтобы взглянуть на нас, а то и перекинуться несколькими словечками? Уж как по мне, то любой новый человек из верхнего мира – это незаурядное и даже радостное событие. Ну вот я, к примеру, ни за что бы не удержался от знакомства и от выслушивания новых известий о родном городе. Как бы человек ни был обозлен, его всегда ностальгически тянет на разговоры пусть тоже о рабской, но сравнительно многократно лучшей жизни.

А эти словно затаились и подсматривали! Или не подсматривали? А затаились в другом месте? После чего мне вообще в голову пришла нехорошая мысль: «Вдруг по каким-то остаточным меткам на теле тервеля можно понять: здесь было два груана? Подобными секретами даже подвыпившая компания делиться не станет. Следовательно, при разделке туши, которой мы поделились для знакомства, что Пнявый и Крэч могли понять? Светящихся устриц у нас может быть много! Подумаешь, новички! Подумаешь, ничего не знают! А вдруг им повезло? Да так повезло, что есть смысл выследить, где они остановились и чем там таким занимаются?»

Раз подозрение в моей душе уже зародилось, значит, я начинаю становиться параноиком. Поэтому еще в пределах видимости башни стал осматриваться по сторонам с особым тщанием и прикидывать, где могут для нас организовать засаду. По всей логике напрашивалось только одно место: в непосредственной близости от самой пещерки. А то и в ней самой, если местные о ней знали и помнили.

Глава двадцать вторая

Покой нам только снится

Как только Ксана перестала видеть место нашего недавнего пребывания, я поспешил забрать у нее рюкзак с бочонком рома, разрешил снять шлем и лишь собрался поделиться своими мыслями и размышлениями, как она сорвалась. Видимо, не смогла больше сдерживаться от возмущения.

– Какой же ты… – Там шла цепочка нелицеприятных сравнений, услышав которые я сделал вид, что не понял. – Зачем тебе еще рабыни?! Что ты с нами собираешься делать? Да ты меня одну защитить толком не можешь, а уже на других засматриваешься! Да ты редкостный скот, если собираешься на нас зарабатывать, продавая наши тела любому платежеспособному клиенту. Ты…

Свою речь она завершила еще более длинным списком нехороших сравнений и очень нецензурных ругательств. После чего замолкла так, словно стала глухонемой до самой смерти.

Ошарашенный такими нападками, я вначале просто не мог сообразить, что мне делать. То ли сразу завалить Ксану ударами в лоб наземь, а потом пинать ногами от злости, то ли вначале высказать все, что я о такой дуре думаю, а потом уже… пинать ногами. Мне даже обидеться не пришло в голову на такие низменные инсинуации моих мыслей и такие страшно мерзкие выводы о моем моральном облике. Даже не понимаю, что меня заставило сдержаться. Интуиция, наверное. Или понимание, что криками и злобой я ничего не достигну. А может, попытка взглянуть на себя со стороны моей единственной, пока еще верной подруги?

Через четверть кара я успокоился окончательно и выбрал правильную форму своего поведения. А что может быть лучше, действенней в споре, кроме иронии да насмешки над кем-то? Правильно: только ирония над самим собой. Ну я и начал рассуждать вслух, словно осуждая себя и высмеивая:

– Что-то в последнее время я стал слишком добреньким. А ведь как известно, доброта всегда наказуема. Люди глупые и ограниченные мое добро воспринимают как недостаток, люди злые и коварные сразу пытаются этой добротой воспользоваться в своих целях. Вон недавно покойный Витим как легко меня обманул! Мол, пройти мне здесь надо, ножка бо-бо, страшно, аж жуть, не пустите ли, дяденька, руки погреть, а то покушать нечего и заночевать негде. Теперь-то я понимаю, что такому гопнику поверит не просто новичок, а именно добрый дурак. И это просто чудо, что удалось от этих бандитов отделаться малой кровью.

Моя боевая подруга что-то фыркнула себе под нос, но промолчала.

– Что? Говоришь, сколько там той крови было? – как бы переспросил я. – И то правда: литром больше, литром меньше, чего там мелочиться. Идем дальше и смотрим: до чего довела моя глупая доброта впоследствии. Почти любой мужчина из обитателей Дна сразу бы надел на тебя суровый ошейник, не говоря уже про иные, присущие каждому одичавшему самцу строгости. А я вечно что-то не так вытворю. Решил, что взбалмошная, капризная женщина может стать боевой подругой. Размечтался, что, став коллегами по несчастью, мы забудем все прежние разногласия и совместно, сжав зубы и деля все трудности, неудачи и радости, бросимся отвоевывать себе обратную дорогу в мир людей. А как оно в ответ получается? Меня смешивают с грязью, обзывают такими плохими словами, которые, по сути, и вырваться не должны из уст просто женщины, не говоря уже о будущей матери. Как печально!..

Свой шлем моя оруженосица несла под мышкой, чтобы в случае команды сразу надеть на голову. Шапочка стягивала волосы и скрывала уши, но вот вид красных, пунцовых щек мне говорил о многом. Ну и подтверждал косвенно правильно мною выбранную линию разговора. С минуту я горестно молчал, а она шумно дышала и все сдерживала свои порывы что-то сказать. Наконец у нее прорвалось некое шипение, а потом и вполне понятные слова:

– Но как ты вел себя в башне! Это было мерзко и низменно!

– Ага, значит, вот такое отношение с твоей стороны? Давай теперь посмотрим на это дело и с других точек зрения. Например, с точки зрения нормального мужчины, который в силу своих физических возможностей может получать удовольствие с женщиной и хочет этого. Причем вначале рассматриваем вопрос чисто гипотетически, принимая наши отношения такими, как они видятся с птичьего полета. Два товарища по несчастью решили соединить свои усилия по выживанию. Причем любви или любовной близости между ними нет, и в силу горевшей между ними ненависти она невозможна. То есть они становятся настоящими боевыми друзьями, невзирая на разность полов и категорически отрицая иную близость, кроме дружеской. И вот этому мужчине вдруг захотелось жениться, скажем так. И он начинает подбирать себе пару. Даже не подбирать, тут я поторопился, а размышлять на подобную тему: мол, потом, когда-нибудь почему бы мне и не жениться? Как бы. И вот в момент своего откровения боевому товарищу он вдруг получает не мудрые советы и дружеское участие в этом нелегком житейском вопросе, а ворох грязных, жутко постыдных и мерзких оскорблений. За что, спрашивается? Чем он обидел своего боевого товарища? Нонсенс! Да так ему со следующим шагом только и остается ждать уже не проклятий в свой адрес, а коварно вставленного между ребер ножа! И поделом ему! Такому глупому и наивному добряку!

После такого длинного и гневного спича моя боевая подруга вдруг неожиданно вернула шлем на голову. Да так дальше и шла, почему-то несколько раз споткнувшись. Зрение, что ли, ухудшилось?

Но я не собирался останавливаться на полпути. Кстати, мы как раз и прошли половину дороги, пролегающей между башней пятьдесят пять дробь четырнадцать и нашей огромной каверной.

– Смотрим теперь со стороны несчастных и бесправных сестричек. А вот с ними вообще туго. Скорее всего, никто и никогда за них в этом мире больше не заступится. А ведь они чьи-то любимые дочери, чьи-то оплакиваемые сестры. Скорее всего, и любящие их парни до сих пор себе места найти не могут от такой разлуки навсегда. Так они и проживут на Дне до самой своей смерти и не обязательно доживут до пожилого возраста. И самое обидное и постыдное – это осознавать, что они сами про это знают. Я вообще удивляюсь, как это в них еще не умерло человеческое начало, как они находят в себе силы жить и надеяться хоть на что-то. У них еще есть в наличии эмоции, они злятся, они негодуют на подставившего их исполнителя, и они готовы поверить каждому, кто пообещает им хоть глоток свободы. Пусть это будет последний глоток перед смертью, но он будет! И я себе мысленно поклялся, что сделаю все, чтобы этот глоток им предоставить.

С минуту я шел молча, озлобленно пиная попадающиеся на пути мелкие камешки.

Оруженосец отстала, но я даже не оглядывался, а продолжил подводить итоги под своим длинным монологом:

– И вот я задумываюсь: зачем мне такой боевой товарищ? Не лучше ли мне сразу с ним расстаться? Сейчас? Чем впоследствии получить нож в спину в одной из наших глупых, основанных на чистых недоразумениях, ссор? И прихожу к решению: да, лучше расстаться. Понятное дело, лишь только мы вернемся к нашей временной обители, я как более сильная боевая единица оставлю себе только свое боевое оружие, которое ты и так не сможешь применять в бою, остальное все делим поровну. Кроме… Кроме, конечно же, груанов. Все семь устриц, без исключения, достаются… тебе, Ксана. А потом я отправлюсь туда, откуда пришел Витим со своей бандой. Раз они там выживали, то я тем более не пропаду. По рассказам, башен и замков – неисчислимое количество, где-нибудь устрою себе достойное убежище. А когда насобираю достаточно груанов, буду постепенно выкупать тех рабынь и прятать их в новом жилище. Всех, конечно, я не спасу, да и не собираюсь так долго сидеть на Дне, а вот близняшек поклялся и выручу. Слишком уж они похожи на моих подруг детства.

Раздавшийся сзади грохот заставил меня вздрогнуть и резко развернуться, изготавливаясь к обороне. Но нас никто не атаковал. Зато Ксана, отбросив оружие и шлем вместе с шапочкой в сторону, лежала на земле и сотрясалась от беззвучного… Не может быть! Я подошел ближе и внимательно присмотрелся, ну да – от беззвучного рыдания.

«Ну вот, довоспитывался! – навалились на меня запоздалые укоры совести. – Что-то я совсем чувство меры терять начал, увлекся…»

Встал рядом с ней на колени, перевернул на спину и приподнял за плечи:

– Ну? Что с тобой случилось? Ты споткнулась и упала? Где болит? Ну что это за слезы такие! – стал я повышать голос. – Говори, где ударилась! Прекрати рыдать и скажи, в чем дело?

Она вдруг замерла у меня на руках, а потом со всхлипами стала говорить:

– Я тебя попрошу только об одном… И ради самого себя, просто дай мне слово, что сделаешь это.

– Конкретнее!

– Я тебя очень прошу, убей меня, если не простишь за мою глупость. Потому что дальше я не пойду, и жить мне больше не хочется. А теперь: прошу прощения! Я была не права во всем.

Очередной всхлип совпал с моим облегченным вздохом. Будем надеяться, что воспитательная беседа проведена, заучена и больше нам никогда не понадобится. Это сейчас у нас б ыло время для выяснения недоразумений. А вдруг его больше не будет? Так бы и погибли порознь, считая друг друга врагами.

Эти последние размышления я озвучивать не стал, а только озадаченно проворчал:

– Прощаю! И сразу советую немедленно подниматься. Мало ли тут какие букашки по низким местам ползают. А ты волосами прямо в пыль…

Это послужило лучше всякого пинка или долгих уговоров. Подруга вскочила, долго вытряхивала шапочку, вытрясала шлем и колотила себя рыцарскими перчатками по одежде. Подождал, пока она оправится, и вновь двинулся чуть впереди, начав говорить о возможных опасностях так, словно между нами и не было малейших недоразумений:

– Не понравилось мне отсутствие в башне других обитателей. Не выйти с нами, не поговорить?.. Странно!

– Может, они на охоте? – отозвалась сзади Ксана.

– Да я не сомневаюсь, что они на вторую ходку тогда к убитому нами тервелю успели. Причем не вдвоем, а всем личным составом башни. Видела ведь, сколько у них было на столе блюд из деликатесного слизняка?

– Заметила.

– Вот я и подумал, не вздумалось ли им наше убежище разыскать? Или где поблизости от него засаду устроить?

Добавил еще и рассуждения о неких знаках на теле монстров, по которым (возможно!) опытный охотник рассмотрит точки крепления груанов. А потом продолжил рассуждения вслух. Устраивать засаду возле пяти проходов не было малейшего смысла. Ну погибнем мы в неравном бою, ну заберут они у нас сторгованные нами «чужие» груаны да бочонок гнатара. Зато нашу основную базу никак не отыщут, а уж припрятанные нами вещи и «патронташ» с груанами – тем более.

Значит, самое опасное для меня и неудобное для просмотра место исключаем. Скорее всего, они или уже возле нашей пещеры будут ждать, если знают о ней, или где-то на подступах. В крайнем случае в самом конце «нашей» каверны. От этого я и отталкивался в своих настройках на контрдействия.

Ну и у меня уже было огромное преимущество перед любыми возможными противниками: я дальше всех, можно сказать – изумительно, видел в этом слегка подсвеченном мраке. Это если не вспоминать о тринитарных всплесках, которые могут мне подсобить справиться и с двумя, а если повезет – то и с тремя противниками. Надеяться в случае стычки на Ксану было бы с моей стороны полным и крайне наивным безумием. Женщины этого мира как-то не впечатляли своими боевыми искусствами и умением за себя постоять. Вот если бы со мной рядом находилась Мария! Да плюс еще и Вера с Катериной! А почему бы и о друге Леониде не вспомнить?! О! Тогда бы наш квинтет быстро навел порядок в этом мире!

Мечты, мечты, где ваша сладость…

В районе пяти проходов таки пришлось перестраховаться и тщательно все проверить. Оставив Ксану в отдалении и приказав убегать по первому моему свисту, я быстро осмотрел самые опасные для засады места и даже проверил тот участок, где завалил тервеля. Хотелось подтвердить свое предположение о заборе мяса жителями башни. Увы, там валялся только начисто обглоданный позвоночник и массивные челюсти! Видимо, мелкие шакалята постарались, забредя сюда целой стаей.

Ну а затем мы двинулись по гигантской каверне.

Дистанцию между нами увеличили до тридцати метров, то есть на две трети зрительных возможностей моего оруженосца. Да и любой другой обитатель не видел дальше пятидесяти – шестидесяти метров. Рюкзак с бочонком несла она, готовая его бросить по первому условному сигналу. Ну а я высматривал дорогу впереди не просто так, а применяя возможности, даруемые мне первым щитом. Так и дошли примерно до центра каверны. Где и заметил первого лежащего в засаде человека, слева, метрах в двадцати от основной тропы, когда между нами было метров сто, не меньше. Тип лежал довольно удачно между валунами и в щелочку между ними просматривал так называемую дорогу. Кто это был конкретно, определить не получалось, но то, что он ждал нас, – это к гадалке не ходи. Причем я его не просто визуально заметил, а по несколько усиленному свечению над ним. Словно он был тем самым желанным для каждого раба на Дне Светозарным.

Я даже вначале засомневался в увиденном, пытаясь сообразить: как же так я его обнаружил? И только чуть позже понял, что мне помогло исходящее от человека тепло. Все-таки воздух окружающего пространства примерно варьировался между семнадцатью и двадцатью градусами по Цельсию, а людское тельце гораздо теплее. Вот некие термические флуктуации моими магическими глазками и были замечены.

Чуть сместившись влево, рассмотрел второго лежащего в засаде. Он лежал еще дальше метров на шестьдесят. Скорее всего, они расположились на пределе прямой видимости друг друга и могли согласовывать свои действия даже жестами. Ну а на двухсотметровой отметке, поднявшись чуть выше по склону к краю каверны, я уже отлично рассмотрел сразу трех воинов, которые просто сидели на валунах и о чем-то оживленно беседовали, размахивая руками. Скорее всего, обсуждали, кому и откуда нападать. Изначально их скрывал от меня изгиб рельефа. Зато теперь я даже лица мог прекрасно рассмотреть: один из них – тот самый третий мужик, который поднялся на верхние этажи за Ольшином, а второй – вообще давний знакомый: Сурт Пнявый!

Вот все и встало на свои места: не удержались обитатели башни пятьдесят пять дробь четырнадцать от подлого и коварного грабительского налета. Потому что предположить, что они решили устроить нам сюрприз, доставив сюда второй бочонок с местным ромом, мне и в голову не пришло.

До резкого поворота вправо, на кручу и к нашей пещере, троица не добралась метров четыреста, и, сколько я ни вглядывался туда, никого больше рассмотреть не получалось. Слишком корни мешали на таком расстоянии. Но предположил, что эти вояки об убежище не знают.

«А что толку! Все равно отсюда придется сматываться, житья здесь не будет, даже если я всех этих стахановцев от криминала перебью. Вот только куда идти? Куда податься? Как ни крути, а придется наведаться к башне тридцать дробь тридцать. А до того все-таки выпытать главные подробности о тех пятерых парнях, что там засели. Почему не уходят? Неужели ждут какой-то помощи от своего бывшего поставного?»

От дороги мы удалились влево метров на сто и решили немножко выждать и осмотреться. Потому что мне пришла в голову вполне рациональная мысль. Если уж сюда послана засада, то не поспешат ли по моим следам и те несколько пьяниц во главе с Крэчем, которые остались в башне? Спровадят Емельяна домой да и рванут на дележ добычи. А то и соседа уговорят поучаствовать в облаве. Хотя в душе мне очень не хотелось, чтобы Емельян оказался таким же подлым и вероломным. Были и у него свои тараканы в голове, но не настолько же!

Вариантов у меня было несколько. Самый простой: так и придерживаться дальнего левого края каверны, обойти потенциального противника, добраться спокойно до своего убежища, а дальше уже действовать по обстоятельствам. Несколько более сложный: прямо сейчас постараться атаковать врага поодиночке. Скорее всего, с первой парой я справлюсь быстро и без особого труда. «Маленькие гадости» мне в этом очень помогут. Можно было и вообще просто выждать на месте и посмотреть, как будут развиваться события дальше. Ну не будут же эти типы торчать здесь несколько суток? Еще один вариант: это вернуться да отправиться в любой из пяти проходов, кроме пятого. Все равно они куда-то выведут, где мы могли бы преспокойно выждать нужное время.

Мои размышления оказались беспочвенны, планы и прикидки рухнули, словно карточный домик от легкого землетрясения. Жизнь резко внесла свои коррективы и лишний раз доказала, насколько тяжко выживать в этом перекрученном подземном пространстве.

Вначале мы заметили спешно топающих по дороге со стороны башни воинов. Двое. Крэч Быстрый и его собутыльник. Ну ладно, и наш тоже… Мой, вернее. Ксана не пила. Быстро идут, энергично жестикулируя руками и размахивая копьями. Ну еще бы им не веселиться после такой дозы крепкого алкоголя! Спешат, болезные, торопятся.

Но не успели они отойти и ста метров по тропе-дороге, как следом за ними из средних проходов, из всех трех (!), стали нескончаемыми потоками выползать тервели. Вначале я пытался считать, но на третьем десятке сбился. И все это гигантское стадо тоже двинулось широченной полосой посредине каверны. Мало того, из первого прохода вдруг потянулся ручеек местных шавок, которые по правому краю, держась чуть ли не у самого свода, поспешили к центру каверны. Видимо, мелкие шакалята предчувствовали скорую поживу, которая наверняка остается после прохождения такого огромного стада. Причем и эта стая шавок просто поражала своим количеством: не менее двухсот особей.

А гигантские слизняки валили вперед, словно линейные броненосцы. Красиво шли, но по спине бежали мурашки от такой дикой и чудовищной мощи.

В душе я понимал, что нас монстры не видят и не слышат, но все равно с бьющимся сердцем поспешил на самую высокую точку крутого склона, под самый свод гигантского полого образования. При этом мы еще и вперед сместились, оказываясь за спиной первого лежащего в засаде мужчины и на расстоянии от него в двух сотнях метров. Отсюда вообще вид на всю полого изгибающуюся каверну оказался феноменальный. Так что мне открылся и второй ее край. И то, что я там рассмотрел, вызвало у меня непроизвольный хрип страха:

– Кажется, мы с тобой влипли, дорогая подруга! С другой стороны валит гораздо большее стадо байбьюков! Точно у них «стрелка»! А вернее, начало давно запланированного сражения! Мамочки, что тут сейчас будет!

– Но ведь они сюда не доберутся? – Глаза девушки горели надеждой, что все обойдется. – Тут такая круча…

– Да дело даже не в них, а в том, что сюда и людишки, сидящие в засаде, бежать начнут, – досадовал я. – Тут самое удобное место, и их семеро! Поэтому начинаем строить баррикаду и готовить камни для бросания вниз!

И уже без всяких проволочек, сбросив с себя мешающие куртки и отложив оружие, мы приступили к интенсивному созданию хоть какого-нибудь редута. В запасе у нас было, по моим прикидкам, всего минут десять. Но и за это время, взмокнув до последней нитки от напряжения, мы успели сделать очень многое: мы подготовились к обороне!

При этом я краем глаза наблюдал за передвижениями не только наших противников-людей, но и монстров. Крэч с подельником дошли до первого засадного поста и были остановлены недоуменным окликом. Скорее всего, примерно такого значения: «Это вы?! А куда делись наивные новички?!» Мало того, лежащий поднялся и вышел на дорогу, где троица приступила к оживленным переговорам, больше смахивающим на ругань. На эти крики поднялся и второй хит-роман. Своим троим товарищам, расположившимся чуть дальше, он ни знака не подал, ни крика не сделал, так что те и не заметили, как он ушел, спеша по дороге к троице во главе с купцом. Не знаю, за кем в тот момент перестали следить личные ангелы-хранители, но и тут вмешались некие фатальные обстоятельства.

Идущие по правому крутому склону шавки нечаянно столкнули некий камешек, а тот возьми и скатись чуть ниже, сразу попадая в поле видимости насторожившихся бандитов. Вот тут Крэч быстро оценил обстановку, подумал, что мы пробираемся где-то поверху, вне пределов видимости, и громкими криками отдал самое ошибочное в своей жизни приказание:

– Цепью! Наверх! Рассредоточились!

И все четверо стали карабкаться на противоположный от нас склон. Причем, пройди они и оглянись хотя бы через десяток метров, сразу бы заметили выплывающие из мрака туши тервелей. Да только слишком увлеклись погоней: «Вот она, цель, совсем близко! Все-таки удалось выследить новичков!..»

А тылы у них тем временем заполнялись монстрами. И самое радостное для меня и Ксаны, что слизняки, первые слизняки, добравшись до свежего человеческого следа, резко поворачивали вправо и ползли следом за нашими противниками.

– Ксана, кажется, у нас появляется лишний шанс на спасение, – скороговоркой комментировал я увиденное для своей подруги. Кстати, она самоотверженно, в надрыве продолжала обкладывать камнями наш редут. Не отвлекалась даже для междометий или уточняющих вопросов, берегла дыхание. – Но с другой стороны, если унюхают и наш след, то шансы наши сразу падают к нулю! Эти твари умудряются взбираться даже на откос такой крутизны! Эпическая гайка, да наша преграда из стволов в пещерке для такого чудища – только раз ткнуть мордой!

Тяжело дышащая оруженосец замерла на мгновение и прохрипела:

– А мы так безмятежно спали там, чувствуя себя в полной безопасности!

Так вот почему в той дыре между кавернами никто раньше подобным образом не прятался! А я-то себя таким умником мнил: как же, догадался соорудить неприступную преграду от хищных монстров! Ха! Оказалось, что она действенна только против мелких шакалят. Ну а сама дыра годна лишь как временный привал в дальней дороге. Или в лучшем случае короткая дорога для знающих, чтобы далеко не обходить. Вот потому Витим со своими подельниками и удивился невероятно, отыскав настолько любовно оборудованное жилище. И понял сразу: такую тупость могли совершить только новички. Наивные, глупые и сами просящиеся побывать в роли мальчиков для битья.

Мысли мои метались быстро. Но и военные действия в каверне развивались с неумолимостью надвигающегося цунами.

Первым заметил опасность правый крайний в растянувшейся цепочке загонщиков. Оглянулся и увидел спешащего за ним все с той же скоростью в пять километров в час тервеля. Монстру было фиолетово, куда ползти: по ровной скале или крутому, осыпающемуся склону. А вот наш недавний собутыльник запаниковал отчаянно. Его дикий вопль даже мы расслышали:

– Слизняки!!!

А уже в следующий момент на него сверху прыгнуло сразу с десяток мелких шавок. Будь он на ровном месте, только бы отмахнулся от шакалят, сбил их с себя да потоптал их ногами. А так оступился, пошатнулся и с диким воплем скатился прямо в резко раскрывшуюся пасть тервеля. Кажется, монстр придушил своими зубами человека вместе с нежданными помощницами: вместе с шавками. Оставшиеся трое людей заметались по склону, вначале не сообразив, куда отступать, а потом выбрали меньшее зло и полезли наверх. Смещаясь при этом вправо и ударами кулаков отбивая прыгающих на них шавок. Но им-то, в отличие от меня, не было видно общей диспозиции: уже по самой кромке, под сводом, им навстречу с ленивой грацией двигались сразу три тервеля. А сзади, загоняя в мешок, торопилось еще с десяток.

– Какое счастье, что ни один монстр не пошел по нашему следу! – передал я вслух мелькнувшую у меня мысль.

И опять был поражен рассуждением, брошенным Ксаной, которая остановилась возле меня:

– Ты не забыл? Хищные монстры женщин не ощущают по запаху.

Точно! Вот она, наша счастливая звезда! Моя подруга шла следом и своим запахом, скорее всего, перебивала мой. Вот по нашему следу никто и не подался! Вот мы пока и не подвергаемся опасности!

Спрашивается: почему местные мужчины, обитатели Дна, – полные идиоты? Вместо того чтобы содержать женщин, как скот, взаперти, им бы следовало в любой состав охотников, разведчиков и снабженцев включать женщину. Одна на двоих. Идет последней и «затирает» горячий для хищника след. И не было бы излишнего рабства. Сложилась бы взаимопомощь и немалое уважение к слабому полу. Хотя и не факт, что за века где-то на иных уровнях о таком явлении, как и его следствии, нормальные умники не догадались и вовсю этим не пользуются.

Тем временем баталия стала разгораться и в левой части видимого только мною гигантского представления. Там события развивались намного мягче для троицы воинов, рассевшихся на валунах. Из-за того, что те сидели чуть в низине и посматривали только в сторону своих лежащих в засаде коллег, катящиеся колобки они заметили только в тридцати метрах от себя. Но отнеслись к этому спокойно и без лишней паники. Видимо, среди них был кто-то опытный и властный. Но и он совершил роковую ошибку, неправильно выбрав направление для отступления: троица побежала направо по дороге, в сторону тех самых пяти проходов. Ну и чуть ли не сами вбежали в расставленные пасти тервелей. Один воин отшатнулся влево и стал карабкаться на противоположный от нас склон. С ним все стало ясно сразу: там еще продолжал метаться и дико орать загнанный в мешок Крэч, но спастись ему ни за что не удастся. И выхода оттуда не было. Жалость во мне не проснулась.

А вот два оставшихся вояки ломанулись практически в нашу сторону. Причем Пнявый сразу и резко сбросил с себя все, даже куртку, и отшвырнул все оружие. Что его и спасло: он оказался гораздо легче своего коллеги и с разбега сразу преодолел наиболее крутое место. Тогда как его тяжелый друг застрял, чуть сполз, потом упал, пока поднялся, тут его просто и вдавил в камни своей пастью подоспевший слизняк.

И вот тогда я впервые в жизни увидел, как убегают люди, когда за ними гонится смерть. Наверное, для этого надо родиться не просто трусом, а Трусом с большой буквы. Сурт Пнявый настолько устрашился, что ринулся по крутому склону вверх с такой скоростью, как если бы бежал по ровной беговой дорожке стадиона в финальном олимпийском забеге на сто метров. Я видел не раз подобные кадры по телевизору, будучи тогда еще инвалидом и жутко в душе завидуя великолепным атлетам, которые мчались, перегоняя ветер, словно неудержимые гепарды.

Вот где-то так примерно бежал и Пнявый. Двести пятьдесят метров до нас преодолел за двадцать секунд. Примерно. Но хуже всего, что он привел смерть и на нашу голову: по свежему следу неумолимо двигались сразу три тервеля!

В бессилии я взвыл, прекращая комментарии и хватаясь руками за голову. От этого моя боевая подруга вскрикнула, словно раненая чайка:

– Что?!

А я запаниковал. Вот каюсь, стыжусь, но признаюсь сам себе: умирать очень не хотелось, и мне было очень страшно.

В голову полезли абсурдные идеи по собственному спасению. И одна из них вдруг мне словно глаза открыла: почему я не ищу значки переходов в другой мир? Какой же я лопух! По всем логическим выкладкам, по всем моим прежним скитаниям по мирам, если я оказывался в критическом положении – всегда имелся запасной выход. То ли отысканный раньше, то ли подвернувшийся в последний момент. Именно так я спасся из замка людоедов Дефосс, отыскав знак перехода на Землю и оказавшись возле украинского города.

Ну и сейчас стал озираться по сторонам, сканируя неровную скалистую поверхность вокруг и выступающие валуны:

– Где, где значок? Ну?! Эпическая гайка! – Я еще какие-то слова выкрикивал, краем глаза замечая, что уже и Ксана увидела несущегося к нам Сурта, тоже поражена его скоростью и тоже понимает приближающуюся к нам гибель.

Тогда как в моей голове трепетало, рвалось вулканом запоздалой энергии только одно желание: найти знак перехода в иной мир! Какой угодно знак! В какое угодно место! В какой-то момент у меня даже мелькнуло вполне отчетливое желание переместиться хоть к черту на кулички! Пусть даже в тот самый замок Дефосс к людоедам. Там я хоть, по крайней мере, знал, где выход, и мог бороться, напоследок мог унести за собой жизни хотя бы десятка зроаков. А тут такая глупая и бессмысленная смерть.

Поэтому я сразу не понял и не оценил поступок Ксаны. Она ринулась навстречу Пнявому с такой скоростью, словно намеревалась убить подлого обитателя башни пятьдесят пять дробь четырнадцать. Но на самом деле пронеслась сбоку от него, повелительно скомандовав:

– Прячься возле Михаила! Вон за той насыпью!

Лицо бегущего Сурта было страшно: ни единой кровинки.

Он, наверное, и сообразить не успел, откуда тут вдруг взялась женщина и почему мы здесь прячемся. Но меня узнал! Его лицо умудрилось как-то искривиться в подобии улыбки, когда воин добежал до меня, перевалился через бруствер нашего редута и прохрипел:

– Спаси!.. Умоляю!..

А потом так и потерял сознание. Не от занесенного над ним моего кулака, а от полного изнеможения. А я так и замер, наблюдая за действиями моей боевой подруги и пытаясь осмыслить ее хаотичные движения. Она бегом петляла вокруг нашего редута, приближаясь к нему концентрически сходящимися полукругами. А у нее на хвосте наверняка уже на пределе своей видимости висели тервели. Около десятка.

И только когда девушка, уже обессиленная и тоже почти теряя сознание от изнеможения, стала приближаться к преграде из камней, я, проклиная свою тупость и постыдную панику, догадался.

– Она же «замазывает» след Пнявого! – вырвался у меня восхищенный шепот. – А я тут, дурак, значки какие-то ищу!

И, наклонившись вперед, протянул руки навстречу ринувшейся ко мне девушки. Как ей еще на последних силах подпрыгнуть удалось, понять у меня никогда не получится. Но я ее поймал весьма удачно, перекинул внутрь нашего редута, и мы оба завалились на мелкую крошку. При этом только я один и постарался отыскать щелочку между камнями и посмотреть наружу. Если все-таки монстры приблизятся, придется давать последний бой!

Пнявый лежал в беспамятстве. Ксана дышала так, что казалось, сейчас у нее легкие взорвутся. А я тянулся к оружию и чувствовал, как голова освобождается от всех посторонних мыслей. Билась, трепетала, довлела только одна мысль-вопрос. Скорее, даже всего лишь одно слово-вопрос: «Остановятся?»

Монстры притормозили на отметке в двадцать метров. Их пасти стали метаться над камнями в стороны, замирать, и мне явственно слышалось шумное дыхание: гигантские ноздри, словно поршни, втягивали окружающий воздух.

На пятнадцати метрах тервели остановились окончательно. А потом еще через три минуты повернули назад, словно по единой команде, и поспешили к разгорающемуся титаническому сражению с байбьюками.

А я осознал, что и на этот раз судьба оградила меня от явной смерти. Только моим значком-спасителем стала Ксана. Та самая Ксана, которая еще совсем недавно мечтала меня уничтожить, растоптать, задушить меня своими ручками. Девушка постепенно приходила в себя, а ее взгляд стал приобретать осмысленное выражение. С другой стороны от меня лежал враг. Подлый, коварный и жестокий. Но в данный момент беспомощный, словно грудной младенец. Такого добивать и рука не поднимется.

А вокруг нас простирался мир, четко разделенный на грани непонятными уровнями и совсем расплывчато – понятиями о дружбе и вражде. Тут граней вообще не могло быть по умолчанию.

Кто искренен? Кто коварен? И как вырваться из этого страшного мира, нам еще только предстояло решить в ближайшем будущем.

Я тяжело вздохнул, дружески, с благодарностью заглянул в глаза девушки, чуть приподнял голову над бруствером и стал комментировать именно для нее виденное мною действо на поле битвы с сотнями, а то и тысячами монстров:

– Их много. Очень много! Но им не до нас…

Конец четвертой книги

Юрий Иванович

Сумрачное дно

Раб из нашего времени – 5

«Раб из нашего времени. Кн. 5. Сумрачное дно : роман / Юрий Иванович»: Эксмо; Москва; 2013

ISBN 978-5-699-65423-9

Аннотация

Оказавшись на Дне, Борис Ивлаев, которого называют в мире Набатной Любви Михой Резким, не впадает в отчаяние, а начинает действовать. Дно кишит хищными тварями и бандитами всех мастей, но и тут можно жить и надеяться вырваться с этой каторги. Наверху пытается ему помочь его друг Леонид Найденов, а по просторам Дна бродит вашшуна Шаайла, тоже надеясь на лучшее. Колонизаторы гаузы еще не знают, что их господству в мире Набатной Любви может прийти конец, потому что даже не догадываются об истинных возможностях Михи Резкого…

Юрий Иванович

Сумрачное дно

Глава первая

Спасение и трофеи

Отчего человек радуется? Да оттого, что ему приятно. Оттого, что нечто ему доставило удовольствие, или оттого, что некто сказал доброе слово в его адрес. Конечно, имеются невероятные вершины жизненных свершений, взойдя на которые человек может смело заявлять: «Большего счастья я не познаю, могу умирать». Но, оказывается, есть и глубокие пропасти самого низменного и кошмарного существования, когда человек испытывает примерно то же самое счастье, что и на вершине, но всего лишь от банального осознания, что он не умер минуту назад. И оттого, что, возможно, доживет до завтра.

Смешное сравнение… Даже, скорей, страшное… Зато правдивое.

Но именно таким счастливым я себя и ощущал, притаившись за наспех возведенной преградой из камней и поверх нее наблюдая за сражением местных монстров. Смотрел и радовался, что сам сейчас не валяюсь жалкой кучкой растерзанной плоти. Наверное, до меня никто еще не видел на Дне чего-либо подобного. И не потому, что погибал или убегал, а потому, что попросту не мог разглядеть в здешнем сумраке ничего дальше, чем на пятьдесят-шестьдесят метров. А мне с этим повезло: как обладатель Первого Щита я просматривал почти всю огромную каверну. Обе армии хищников, их атаки и маневры были мне видны с высокого склона как на ладони.

И чем больше я смотрел, тем более поражался увиденному. Разума у здешних созданий не было, но нечто потустороннее, мистическое просматривалось в их действиях. И порой у меня мурашки пробегали по телу при виде идеально ровной шеренги атакующих тервелей. Настолько ровной, что создавалось ощущение парада. Страшные пасти рвали все, что возникало перед ними, с неумолимостью македонской фаланги. Еще напрашивалось сравнение с комбайном, который срезает колосящуюся в поле пшеницу. Атакуя такой фалангой, слизняки отлично защищали свои бока – это были их уязвимые места – да и сзади никто подкрасться не мог.

Но и байбьюки, огромные, четырехметрового диаметра шары плоти, поражали своей ожесточенностью, настойчивостью, и что больше всего удивляло – самопожертвованием для победы. Они выстраивались клином – лидер был метрах в десяти от других – и устремлялись к прущей на них фаланге. Перед самым строем все убивающих крокодильих челюстей лидер подпрыгивал метров на пять, чаще всего используя какой-нибудь бугорок или тело павшего собрата. Там его уже не могли достать пасти гигантских слизней. А потом случалось самое шокирующее: байбьюки не пытались просто прорваться в тыл и атаковать оттуда, они своей лобовой частью жестко ударялись о спинную броню противника, и происходил взрыв!

Оказывается, у лидеров клиньев были груаны, а это местное чудо при попытке его раздавить взрывалось с силой артиллерийского снаряда. Да, при этом лидеры клиньев погибали, зато взрыв легко раскидывал пять-шесть тервелей, и в образовавшийся проем вторгался набравший скорость клин. Вот тогда байбьюки и отыгрывались за отсутствие у них огромных пастей, подвижных шей и здоровенных зубов. Они и своими вытянутыми вперед пастями, усеянными кучей мелких зубов, легко отрывали от боков слизней куски мяса, и те быстро истекали кровью.

Но свои Матросовы были и среди тервелей. Некоторые особо мощные, явно старые, опытные особи сражались в одиночку. Действовали они чаще на флангах, пользуясь тем, что кожа у них раза в два толще, чем у молодых членов стаи, и там трепали байбьюков, словно Тузик грелку. Когда их окружало несколько врагов, пытаясь разделаться с ними укусами сбоку, тервель-одиночка начинал перекатываться в разные стороны, словно гигантская колбаса, затаптывая противников насмерть. А когда враги совсем уж плотно брали тервеля в клещи и вонзали-таки зубы в него со всех сторон, обреченный воин изворачивался в последний раз и с особой силой ударялся загривком о землю. Вот тогда взрыв и разносил трупы окруживших жертву байбьюков.

А ведь некоторые монстры носили на себе сразу по два груана! Сдвоенные взрывы оставляли внушительные воронки на месте побоища.

И мне стало понятно, почему после такой вот битвы поисковые партии проживающих на Дне людей находят очень мало груанов. Почти все они уничтожаются во время сражения.

А еще я дважды заметил, как монстры снимали груаны с загривка или «лба» погибшего соперника. Очень осторожно снимали, можно сказать, бережно, с помощью языка и верхней губы. А потом аккуратно укладывали трофей на кого-нибудь из находящихся рядом членов своей стаи.

«Феноменально! – метались у меня в голове мысли. – Не удивлюсь, если выяснится впоследствии, что эти тервели и байбьюки все-таки разумны. Хотя бы частично… Или, может, они просто одичали? Может такое быть? Раньше бы сказал, что нет. Пока не побывал в иных мирах и не оказался здесь… А сейчас ни в чем уже не уверен… Ух! Вот это взрыв! Неужели тервель с тремя груанами попался? Вон какая воронка получилась! О-о-о… Сколько погибло тварей… Нет! Все-таки это хищники! Злобные и неразумные монстры!.. Разве разумные устроили бы такое страшное, бессмысленное сражение? Или их расплодилось слишком много, и они сражаются за пастбища?»

Мне успели рассказать о Синих Полях, где якобы байбьюки паслись и проводили свои брачные игрища. А чем эти монстры питаются еще, кроме мяса? Неужели и в самом деле поедают упругие, как резина, кусты и густой толстенный мох? И тот же вопрос относился к тервелям. Как-то не верилось, что такие огромные создания существуют, питаясь друг дружкой. Интересно будет выяснить и это.

Строенный взрыв (если это и в самом деле рванули сразу три груана) оказался решающим. Все твари, словно по команде, замерли чуть ли не на целую минуту. Ну разве что мелкие шавки-шакалята, которых на поле боя теперь роилось до нескольких тысяч, продолжали свое неуемное пиршество, ни на что не обращая внимания. Видимо, и в самом деле некие зачатки сознания у гигантских чудовищ присутствовали. А может, погибший тервель был вожаком всей армии. Ну и раз вожак погиб, да еще с такими катастрофическими последствиями для противника, то инстинкт самосохранения подсказал каждому существу из противостоящих группировок, что пора заканчивать.

Так что по прошествии минуты обе измочаленные армии стали медленно, но уверенно расходиться. На ходу монстры жевали огромные куски плоти своих противников, которые взрывами разбросало по всей местности.

Рядом со мной сопела Ксана. Сражения она не видела, но звуки его слышала. Очнулся и зашевелился Сурт Пнявый, и мне пришлось отвлечься от происходящего в долине и уделить внимание этому представителю племени предателей.

– Ну что, гнида? – обратился я к нему. – Как тут у вас поступают с такими, как ты? Просто голову тебе оторвать – не прочувствуешь наказания. Посадить на кол? Или скормить монстрам? Ну! Отвечай! – и в приливе злобы пнул ногой пытавшегося сесть Сурта в плечо.

Он опять завалился на бок, чудом не ударившись виском о камень. Но вот на лбу рана образовалась довольно глубокая, потекла кровь. Но у меня не было ни капельки жалости к этому уроду. Скорей пожалел, что не убил нечаянно пинком. Если в советах по выживанию указывалось: «Чужого следует убить сразу», то уж такого типа, как Пнявый, сущность которого недавно прояснилась, нужно было не просто убить, а казнить самым жестоким образом. Иного это мерзкий шакал не заслуживал.

Но тут сказалась моя практичная натура.

«Убить всегда успеем, – подумал я. – А сейчас – допрос! Потом бегом вниз, искать груаны!»

Ухватив Пнявого за ворот, я рывком усадил его спиной к каменной ограде:

– Долго молчать будешь?

Пнявый, не пытаясь вытереть кровь с лица, полностью открыл веки и уставился на меня. Взгляд его был таким мутным, что меня передернуло. Так смотрят сошедшие с ума или «перегоревшие» люди. Полное равнодушие к своей судьбе…

Уверенности у меня поубавилось, но я продолжал:

– Так какую ты смерть для себя выбираешь?

Оказывается, Пнявый с ума не сошел. И окончательно от мира не отмежевался. Даже разговаривать не разучился. А вот голос его стал совсем иным:

– Мне нечего выбирать. Я уже умер. И бояться больше нечего, смерть уже позади. Всю жизнь боялся… Всю жизнь прожил как подлая, трусливая гнида… Унижался, лебезил, пытался угождать всем, кто сильней меня, и заискивал даже перед слабыми… На всякий случай… А зачем? Что мне это дало? Стоит ли мне выбирать собственную смерть? Ударь меня посильней головой о камни, да и все. И действуй без сомнений… Привыкай… Иначе на Дне не выживешь…

Вот уж и в самом деле гнида! Смерти он, конечно, заслуживал, и немедленной! Но зачем тогда, спрашивается, мы его спасали? Зачем Ксана рисковала собой, затирая его следы? Мне даже обидно стало.

Но время поджимало. Допросить его я смогу и позже, никуда этот шакал от меня не денется. Он видит только на полсотни метров, так что я его в случае чего догоню. И связывать его не надо, по сыпучему склону он в любом случае будет двигаться медленнее, чем я по ровной дороге.

Поэтому я решил его здесь оставить, а сам с боевой подругой поспешить на поиски трофеев. Ну вот никак мне не верилось, что мы останемся ни с чем после такого грандиозного сражения. Да и наших двуногих врагов-предателей следовало поискать. Даже «чужие» груаны в здешнем мире – наивысшая валюта.

Я наклонился к застывшему пленнику и прорычал ему в лицо:

– Сидеть здесь и никуда не уходить!

Но, присмотревшись, понял: моя команда пропала втуне. Сурт не шевельнулся, а взгляд его стал еще мутней. Кажется, он уже и в самом деле перешагнул в царство мертвых. По крайней мере, морально – однозначно. Но мысль добить его, чтобы не мучился, я отбросил. Пусть мучается! И хорошо, если хоть немного раскается.

Я стал одеваться – куртки и легкую броню мы сбросили, когда поспешно возводили укрытие из камней. Ксана тоже начала облачаться. Управившись с этим, мы взяли оружие и поспешили вниз. На ходу я поучал ее:

– Держаться только у меня за спиной и смотреть в оба! Там куча шавок, поэтому не расслабляться ни на секунду. Пинай их сапожками осторожно: промажешь, сама грохнешься. Облепят – покусают! И не стесняйся звать на помощь. Наша цель – груаны! В том числе те, которые могут быть на поясах мертвого Крэча Быстрого и его подельников. Их там шесть было. Пнявый – седьмой.

О худшем варианте, что наших врагов сожрали вместе с поясами, старался пока не думать. Ну и не забывал поглядывать в долину. Уходившие войска уже втягивались в проходы, так что еще минимум полчаса с той стороны даже случайно не может появиться самый отчаянный абориген. Да и толпа аборигенов не явится еще по одной причине: вряд ли кто догадается, что именно здесь состоялось редчайшее по массовости и по накалу страстей сражение. А крики и вопли умирающих монстров, грохот взрывов так далеко никак не могли долететь.

Об оставшемся наверху склона Пнявом тоже не забывал – он из-за ограды не показывался.

Когда мы оказались на поле боя, я удвоил внимание. Впрочем, мелкие шакалы нам не мешали. Они так отожрались, что еле двигались и старались убраться с нашего пути. А те, кто не мог двигаться, упирались провисшими животами в землю, скалясь на нас и злобно рыча. Опасности они не представляли, и я отказался от намерения походя тыкать им в голову копьем. Не кидаются, да и ладно.

Первого груана я заметил на перевернувшемся на спину тервеле. Видимо, его опрокинуло взрывом, а потом байбьюки разорвали ему незащищенное брюхо. Ракушка не упала с него, прилипнув к тыльной стороне шеи. Стоило мне только взять ее в руку и осторожно потянуть вниз, как она сразу отклеилась от мертвого тела. Следующую минуту мы с подругой разглядывали доставшееся нам чудо, не в силах оторваться от созерцания. Все-таки есть нечто гипнотическое, мистическое и волшебное в этих образованиях живой природы. Именно ради груанов гаузы захватили этот мир, поработили людей, а порабощенных четырехметровых валухов поставили над ними надсмотрщиками. Люди занимались сбором симбионтов, которые имели удивительно приятный, ослепительный вид маленькой вселенной. От такой красоты больше ничего и не надо: только любоваться.

Хорошо, что из транса нас вывело порыкивание сидевшей недалеко шавки. Я быстро глянул в сторону нашего редута, убедился, что пленник оттуда не высовывается, и скомандовал подруге:

– Давай свой патронташ!

Она отрешенно посмотрела не меня, и я сам стащил с нее пояс.

– Как маленькая, честное слово!.. У нас каждая минута на счету, а ей все бы любоваться сиянием… Вот! Теперь порядок! Идем дальше!

Пояс уже вновь был на ней, да еще прикрытый кольчужной опояской. Но двинувшись за мной, красавица все-таки попыталась возражать:

– Миха, а может, не надо? Ведь женщин среди Светозарных нет. Только даром этот груан «чужим» станет… Да и вообще, если кто заподозрит меня в ношении такого богатства – сразу убьют.

– Не говори глупостей! Чтобы не заподозрили, то, когда устроимся где-то в замке или в башне, пару раз покажешь пояс остальным. Пусть убедятся, что там в кармашках только нитки, иголки и пуговицы. Кстати, на одной из двойняшек в башне пятьдесят пять дробь четырнадцать я тоже видел пояс, но вряд ли кто даже помыслить решится, что у нее там груаны.

– Ну да, я тоже заметила…

Я усмехнулся:

– Ну и дружба наша станет еще крепче. Теперь ты точно от меня не сбежишь.

Ксана шутку поняла и тоже хихикнула:

– Вот это мне не повезло… А ведь так мечтала сбежать от тебя и пожить под покровительством доброго Ольшина! – Правда, тут же ее хихиканье смолкло и она другим голосом, злобным и мстительным, поинтересовалась: – Когда остальными уродами из той башни займешься?

Она меня, похоже, уже за всесильного и непобедимого Гудвина считала! Не иначе! Правда, семерых соратников и пособников Ольшина, самого старого ветерана, а скорей всего и командующего башней, уже нет. Он – восьмой. Плюс двойняшки – десять. Плюс еще три женщины, проживающие там же, как мы поняли из разговора во время пьянки. За вычетом всех остается в объекте из бетонных колец только три защитника. Ну, максимум четыре, если мы не знали о шестнадцатом обитателе. С такой группкой и в самом деле справиться будет несложно. Хотя…

Ведь суть любой башни или замка заключается в преимуществе обороняющихся перед атакующими. Запершись изнутри, используя только метательное оружие, камни и груаны, можно сдержать натиск десятикратно превосходящего противника. По крайней мере, мне так казалось, как человеку, выросшему в Интернете и видевшему подобные башни только раз и в единственном экземпляре.

Так что атаковать подлых предателей будет трудно. Скорей всего, я вообще их оставил бы в покое и отправился на поиски иного места жилья. Но поступить так не давало данное самому себе слово освободить несчастных рабынь, напоминавших мне Верочку и Катеньку. Поэтому либо мы тех уродов прикончим, либо сами головы сложим.

– Как ни велико Дно, но с теми ублюдками, которых собрал вокруг себя Ольшин, нам здесь будет тесно, – сказал я. – Либо они, либо мы!

Мы прошли мимо останков разорванных людей, и меня затошнило от этой картины. И каково же было мое удивление, когда идущая сзади Ксана обратилась ко мне вполне будничным, пусть и несколько отстраненным голосом:

– Миха, а ведь мы можем обмануть Ольшина. И довольно элементарно. Сейчас возвращаемся в их башню, входим к ним с испуганными лицами…

Я резко обернулся и с удивлением уставился в прекрасные глаза, которые теперь были прищурены и поблескивали мстительными огоньками. Похоже, моя подруга утратила чувство реальности и не замечает окружающего. Следовало как можно быстрей вернуть ее на грешную твердь всеми проклятого Дна:

– Ты о чем?

– Входим с испуганными лицами, – остановившись, повторила Ксана. – Вернее, у тебя лицо испуганное, а я в шлеме. И рассказываем, что по пути решили опять заглянуть в тот проход, где мы убили тервеля в наш первый день. Мол, мяска захотелось свеженького. А при возвращении наткнулись на прущих из трех средних проходов стада слизняков. Двинулись обратно, долго прятались, потом вышли. Услышали в долине шум сражения и решили бегом вернуться в башню к «нашим друзьям». Вот и рванули в проход номер пять. И тут ты протыкаешь Ольшина, я – второго. А уж с последним мы в два счета справимся. Даже если и еще один отыщется, то и его заколем. И девочки – свободны! Правда, здорово я придумала?

Она все это протараторила чуть ли не на одном дыхании, я стоял с приоткрытым ртом и мысленно возмущался:

«И почему я сам до такого не додумался?!»

Конечно, в варианте Ксаны были сложности. Каждая случайность могла обернуться для нас гибелью. Но вариант был хорош. Провозись мы здесь еще час, а то и полтора, все равно преспокойно вернемся в башню, и нас никто не заподозрит в обмане. Ольшину, несмотря на весь его опыт, и в голову не взбредет предположить, что мы ухайдакали сразу семерых отличных воинов. Почему их так долго не было до нашего прихода? Ждали в засаде, нас выслеживали. А почему с нами не появились в башне, тоже объяснение есть: оказались на пути монстров, да и убрались куда подальше, забились в какую-то щель и ждут окончания нежданной войны в мире фауны.

Все клеилось. Плюс уточнить у Сурта Пнявого, какая еще может быть реакция на наш рассказ.

Подругу следовало поощрить за превосходную идею.

– Молодец, – сказал я. – Опровергла утверждение о том, что все красивые женщины глупы.

Бывшая секретарша поставного выглядела польщенной. Мы пошли дальше, и она почти тут же заметила видневшийся из-под колобка пояс с кармашками. Как ни странно, но для меня пока груаны на поясах оставались невидимыми. Скорей всего, дело было в каком-то особенном материале, сквозь который мой взгляд обладателя Первого Щита не проникал.

А в этом поясе, после его небольшой очистки и просмотра, мы обнаружили груан! Пусть только один, и «чужой», но зато нежалко будет при отражении неожиданной атаки его использовать как основное оружие. Да и лишняя устрица нас делала значительно богаче во всех смыслах. Плюс ко всему наш азарт поиска усилился.

Наградой нам стали еще два груана, которые мы отыскали на лбу у мертвых байбьюков. Лбы на этих шарообразных телах выделялись шестью-семью складками, и там была твердая, непробиваемая кожа. Во второй складке снизу я и приметил желанное свечение. В первый раз мы бросились к находке сразу, а во второй я поэкспериментировал. Получалось, что я четко вижу груан во лбу байбьюка с пятнадцати-двадцати метров. И несколько напрягаясь, – с тридцати, максимум с тридцати пяти. Честно говоря, вначале я расстроился от таких скромных результатов, но немного подумал, вспомнил об отсутствии подобных способностей у других обитателей Дна и понял, что я чуть ли не держу бога за бороду. С моими возможностями я мог творить удивительные вещи и, без сомнения, долго здесь не задержусь. Как только станем вместе с Ксаной Светозарными, нам откроется дорога наверх, в мир Набатной Любви.

Несколько удивляло расположение чудесных ракушек в складках. Ведь я отчетливо видел во время боя, как раскрывшаяся у мертвого монстра складка «засветила» груан, и тот был подобран окружавшими страшилами. Почему же здесь такого не случилось? Почему складка не раскрылась раньше? Тяжело раненные колобки прожили после битвы еще некоторое время, потому что, судя по всему, пытались покинуть поле боя. И были живы, когда мы уже бродили здесь в поисках груанов.

Из этого я сделал два важных вывода. Первый: груаны поддерживают монстрам жизнь и уж точно помогают залечить мелкие раны. Второй: я допустил непростительное ротозейство! Приблизься мы чуток раньше к умиравшим хищникам, нас могло и пожевать какое-нибудь чудовище, а такое, как тервель, – еще и смертельно ударить всем корпусом во время вращения. И ведь слышал рассказы да предупреждения, слышал! И вроде запомнил, что с поля боя порой и некоторые отряды, ушедшие на сбор трофеев, не возвращаются. Но только теперь стало понятно, почему: монстры на вид мертвые, но жизнь еще в них теплится – и уж человека оприходовать у них силенок хватает. Потому что симбионты им помогают поддерживать жизнедеятельность!

«Значит, придется обзавестись методиками распознавания по шкале: «живой – совсем мертвый», – размышлял я, продолжая поиск на том участке, где видел Крэча Быстрого в последние моменты его жизни. – Иначе лимит удачи может исчерпаться ну очень скоро. И так нам везет, как… Хм! Что-то я не о том везении задумался. Как может тешить себя человек мыслями о везении, если он в глубокой… черной дыре, называемой Дно?! М-да, такое не лечится…»

Мы уже было отчаялись отыскать что-либо толковое, кроме груанов. Тут и в самом деле нужен многочисленный отряд с топорами, крюками и веревками, чтобы оттаскивать тела монстров в стороны, да еще и рубить гигантские пасти. Потому что останки предателей торчали именно оттуда. Одну мы даже раскрыли древками копий, но пояса на неопознанном трупе не обнаружили. Но опять-таки повезло моей глазастенькой подруге. Она заметила торчащий из-под тервеля сапог. И не просто заметила, а еще и опознала его и ткнула рукой:

– Из скользкого зайца! С отворотами. Такие Грэг носил.

Пришлось немного помучиться, откатывая тушу, но оно того стоило: мы стали счастливыми обладателями еще пары «чужих» груанов.

Но настолько замучились, что решили прекратить поиски. Наведаемся сюда позже, и если повезет, то и остальные пояса отыщем. Однако трупы хищников мы обошли все, и я своими умениями просматривал их отлично: ни одного вожделенного свечения.

Покинув поле боя, мы поспешили наверх, к нашему редуту из камней. Наши шансы на выживание повысились.

– Даже не верится, – сказала девушка, ощупывая свой пояс, словно проверяя, не потерялся ли. – У меня уже два «своих» груана и два «чужих»!

– Ты только при пленнике помалкивай! – предупредил я. – Да и улыбку спрячь, а то светишься, как будто уже стала… Светозарной. А еще лучше – шлем надень…

– В нем жарко!

– Ну тогда делай «морду кирпичом». И зря я тебе синяк свел, ты бы с ним более несчастной выглядела. Ха-ха!

Настроение и у меня было хорошее. В моем патронташе хранились уже три «своих» ракушки и три трофейные. Да еще три «чужих» груана, найденных среди вещей банды Витима, у нас были припрятаны возле нашей пещерки, совсем недалеко от места битвы. Мы понимали, насколько нам везло и продолжает везти. Совсем недавно здесь находимся, а уже накопили солидный запас лучшей местной валюты, и в случае нужды можем им защищаться. Ну и самое главное, у нас уже имелось пять «своих» груанов – четверть нужного количества для выхода на поверхность!

Возле нашей маленькой крепости я усилил бдительность, выдвинулся вперед и приближался к ней по верху склона. Предатель ведь мог очухаться и встретить нас гостинцами в виде камней.

Но, увидев Сурта, я со вздохом подумал:

«Окончательно сбрендил!»

Он сидел в той же позе, в какой мы его оставили, вперившись мутными глазами в никуда. Пока я стоял и рассматривал живой труп, сзади приблизилась Ксана, тоже вздохнула и поинтересовалась:

– Что будешь с ним делать?

– Добить его следует. Не оставлять же у себя за спиной…

Моя боевая подруга чуть помолчала, словно в знак согласия, и вдруг сказала:

– Еще чего! Я что, на ишака похожа?

– Э-э? – оглянулся я. – Да как тебе сказать… А почему такое сравнение?

– Бочонок гнатара я, что ли, буду носить? Пусть он носит! Он покрепче меня, вот и будет нашим носильщиком. Пока. А там посмотрим…

Я подумал и признал ее правоту. Не убивать морально угасшего человека, а подлечить, а там и перевоспитать маленько с помощью трудотерапии. Полученный нами за шкуры скользких зайцев бочонок рома весил порядочно, а бросать его жалко, в той же башне может пригодиться как угощение «от нашего столика».

– А он захочет встать и делать, что его просят? – усомнился я.

Ксана захлопала своими огромными ресницами:

– Ты меня покорил своим величием, талантами и бесстрашием, но порой поражаешь своей наивностью. Кто говорил, что этого типа надо просить? Рявкни на него – и нет проблем.

– Ты предложила, вот ты и рявкай! А я посмотрю.

Кажется, у обладателя груанов не только здоровье улучшалось или там отличное настроение гарантировалось, но еще и самооценка, уверенность в себе и сообразительность вместе с наглостью возрастали на несколько порядков. Ни секунды не колеблясь, девушка приблизилась к сидящему в трансе Сурту, наклонилась к нему и пронзительно крикнула чуть ли не в самое ухо. Мужчина дернулся, набивая себе очередную шишку на затылке, и выпученными глазами уставился на красавицу. А та нависла над пленником еще больше и истеричным до визга голосом продолжала орать:

– Чего расселся, Пнявый?! Живо встал! И топаешь впереди нас! Возвращаемся в башню пятьдесят пять дробь четырнадцать! Шевелись!!!

Отчего-то я был уверен, что мужик окончательно навернется разумом после такого стресса. А потому ошарашенно наблюдал, как Сурт молча поднялся и, словно робот, двинулся вниз. Мне пришлось подправить траекторию его движения:

– Вниз пока не спускаемся, идем параллельно склону!

И эта моя команда была выполнена с прилежанием. А может, с полнейшим равнодушием к своей судьбе? Ведь мог бедняга окончательно «перегореть» мозгами?

Именно эти вопросы я и задал девушке, когда мы направились следом. Ксана рассудила с точки зрения простой житейской логики:

– С худого козла хоть шерсти клок.

Пословица, созвучная с земной, меня порядком насмешила, и я долго хихикал. Видимо, еще и нервное напряжение стало спадать после стрессовой ситуации, вот у меня психика и среагировала в стиле моего лучшего друга Леонида Найденова. Да и мысли получили иное направление, словно перед глазами начала пролистываться виртуальная картотека.

Леня, мой друг. Он же барон Лев Копперфилд, он же оружейный мастер Чарли Эдисон. Он же – мой соратник по приключениям в мире Сияющего Кургана. Сколько мы с ним вместе пережили… Сколько раз чудом спасались… И где он сейчас? Чем занимается?

Мыслей, что он погиб, даже в голову не пришло. Такой парень в любом мире и в любой ситуации выкрутится. Тем более что он недавно и сам стал обладателем Первого Щита, возможности его и умения будут день ото дня шириться, совершенствоваться. И если он не наделает ошибок, которые я совершил, попав в мир Набатной Любви, то обязательно проживет и долго, и счастливо.

Естественно, что после мыслей о друге пришли и воспоминания о вашшуне или, говоря русским языком, о колдунье Шаайле. Причем воспоминания, несмотря на нашу с ней интимную близость, не совсем приятные. Ибо девушка с изумительной фигуркой и очаровательной грудью чуть ли не четвертого размера была не только страшненькой (мягко говоря!), но и очень меня напугала своей предположительной беременностью. Мало того, если мне и посчастливится не стать молодым безусым папашей, наша связь с вашшуной, оказывается, будет поддерживаться богами (или шуйвами, как там их называли) мира Трех Щитов до смерти кого-нибудь из нас. А судя по нашим отношениям, я умру раньше.

Девушка, убегая вместе с нами от людоедов зроаков, тоже попала в мир Набатной Любви и сейчас бродит где-то на чужбине с отысканным древним камнем-амулетом. С камнем ей повезло, а вот с выбором товарищей – не очень. Затащили невесть куда, в неизвестный мир! Она-то сильная колдунья, наверное, даже покруче меня будет в разных умениях и возможностях, так что тоже сумеет устроиться неплохо, если гаузы ее не выловят. Хотя и против них она имеет шанс применить свое ментальное оружие. О ней волноваться нечего…

«О! А ведь мы сейчас в совсем ином мире! – мелькнуло у меня в сознании. – Так что никакие силы шуйвов надо мной не властны. И заставить меня спать с вашшуной больше никто не сможет! Ура! И еще три раза ура! Да и на Земле, если я там окажусь, меня никакие иные законы не касаются. Так что в идеале, хоть так и некрасиво думать, но если Шаайла потеряется где-то в многолюдных городах здешнего мира, я не сильно буду плакать. «Се ля ви», как говорят китайцы, отрезая французам… М-да, что-то меня не туда потянуло! – Я начал выискивать взглядом нужное место. – Пора сворачивать к дороге, к нашему припрятанному бочонку с гнатаром. Все-таки не стоит терять такой ценный продукт для местной меновой торговли, как ром. И кстати, надо будет при первой же возможности выспросить, как они тут умудряются делать такой крепкий, пусть и сивушный, но вполне ароматный напиток. С моими знаниями технологий я бы не только улучшил его качество, но поставил производство на поток…»

Глава вторая

Шаайла Беспощадная

А гордая вашшуна, попав на Дно и проведя показательную экзекуцию одного пытавшегося ее изнасиловать мужчины, а потом наказав страшной физической болью пару своих новых подданных, с особым предвкушением стала дожидаться сброса вниз Чернавки. Подлую девку разбойники наверху насиловали, видимо, всей ватагой, так что посылка задерживалась. А уж очень хотелось, да и следовало по всем понятиям дождаться обманщицу, из-за наклепа которой иномирянка и попала в эти гиблые подземелья. Но и время даром тратить не стоило. Поэтому Шаайла начала допрос с бывшего казначея разбойной шайки, которому повезло побыть на должности атамана всего неполный час.

– Что знаешь о Дне? Рассказывай!

Кривясь от боли после доставшихся ему тумаков, еще недавно называвший себя гордо Барсом, а отныне именующийся Червяком, бросил, словно выплюнул:

– Ничего не знаю!

За что тут же получил еще более жуткую боль во внутренностях и упал корчась. Несмотря на почти полную утрату сил, колдунья не гнушалась наказывать строго, сразу и беспощадно:

– Ты, тварь уродливая! – грозно зарычала она, нагнувшись над разбойником. – Забыл добавить положенное мне обращение: ваше могущество! Нет!.. Лучше обращайтесь ко мне отныне оба таким образом: «Дива, путь указующая!»

В их монастыре так называли старших наставниц за высшие знания, умения в чудотворстве и за огромные заслуги перед человечеством. Конечно, себя великой чудотворницей она не считала, но ей было обещано это звание за нахождение камня-артефакта с уникальными магическими свойствами. А так как девушка это сделала, то теперь имела право на ношение высшего титула в иерархии вашшун.

Пусть для постороннего уха подобное обращение и могло звучать непривычно и непонятно, но это повысит ее престиж в глазах любого обитателя Дна.

– Извините, дива, путь указующая! – прохрипел вроде окончательно сломленный морально Червяк. – Больше такого не повторится… Мм!..

Пока он корчился, а потом приходил в себя, вашшуна уже во второй раз набросилась с вопросами на местного жителя и потребовала рассказать о здешних местах. Ее в первую очередь интересовало, где тут обитают люди, которые желают жить по справедливости, нуждаются в ее помощи и могут обеспечить и свое покровительство. Потому что сил у колдуньи было мало, и как бы она ни была горда и самоуверенна, понимала прекрасно: долго она не сможет сражаться со всеми противниками. Подловят на ошибке, ударят в спину и безжалостно уничтожат. Так что первым делом следовало отыскать хороших союзников.

Те, о ком прежде рассказывал Дорт с не совсем подходящим его внешнему виду прозвищем Медовый, ну никак не годились для совместного проживания. Человечней ведут себя пауки в банке или оголодавшие акулы в закрытом водоеме, чем подобравшиеся в нескольких башнях и парочке замков людишки. Ну и самое худшее: женщин там держали на положении бесправных рабынь и торговали ими без зазрения совести. Шаайла понимала, что она не сдержится в первые же часы своего пребывания там, и ни о каком «мягком» перевоспитании окружающих преступников не может быть и речи. Если наверху, даже в разбойной ватаге, женщины считались неприкосновенными и никто не имел права их принудить к сожительству, то здесь, внизу, сразу резко чувствовалась разница в отношении. Этого воспитанная на совсем иных принципах вашшуна не могла принять даже временно.

Потому и продолжала выпытывать да направлять мысли своего первого подданного в нужное русло. Дорт наконец понял, что именно его владычица разыскивает, и скис от осознания условий своего будущего проживания:

– Но там так скучно, ваше могущество! Все жалуются…

– А вот это уже мне решать! Твое дело рассказать все, что знаешь о них. Голые факты. И не вздумай хоть что-то приврать или о чем-то умолчать! Я тебе за это язык отращу такой, что будет он у тебя до пояса болтаться.

Творить такое она не умела, просто хорошо знала, чем порой мужчин напугать можно. Но после такой угрозы запоздало о ней пожалела: рассказчик говорил с такой скоростью, что слова звучали без пауз, порой его трудно было понять.

Подходящих мест оказалось целых два. Было и еще одно, где жили уголовники по человеческим законам, но туда они сами отбирали кандидатов долго и кропотливо. Поэтому новеньким только и оставалось, что два варианта.

Башня 04/100 стояла в самом узком месте перевала, за которым находилась небольшая, но полная трав, грибов и лишайников долина. И проживало в башне сорок человек. Желающих, может, было бы и больше, но пищи не хватало, на охоту за монстрами, как и на поход к ближайшей Длани за пайком сверху, надо было выбираться на чужие территории, а там многие обитателей башни ненавидели. Как следствие – охотились на них рьянее, чем за волшебными груанами.

Вот группа «изоляционистов» и жила на подножном корму. Но жила по строгости и справедливости: никакого рабства, полное равенство и принятие основных решений только путем всеобщего тайного голосования. Количество мужчин и женщин всегда старались поддерживать равное и всеми силами поощряли создание постоянных семейных пар. То есть в башне ноль четыре дробь сто жили трудно, впроголодь, в окружении откровенных врагов, но зато по человеческим понятиям.

А вот в замке с названием Наковальня царила полная свобода нравов, и обитатели, которых там порой скапливалось до трехсот человек, воевали со всем миром. Мужчины называли себя паладинами свободы, а женщины мнили себя ни много ни мало «иконами» все той же самой свободы. Все иконы и рыцари Наковальни вели свою жизнь по Уставу, который в ста заповедях и уточнениях к ним был глубоко вырезан на плите, служившей высоким фундаментом всего строения. По преданиям, несколько раз замок захватывали соседи, уничтожая всех свободолюбивых обитателей. И прилагали титанические усилия по стиранию хорошо видимого Устава. Но, как говорилось в легендах, никто из завоевателей долго в этом месте не задерживался: то сами вымирали от болезней, то их уничтожали неизвестные мстители.

Так что не проходило и года, как замок опять заселялся невесть откуда появившимися рыцарями, в окнах появлялись улыбающиеся лица «икон», а войны с рабовладельцами возобновлялись с прежней силой.

Шаайлу рассказ заинтересовал:

– И как сейчас обстоят дела в Наковальне?

Дорта перекосило от сомнений, но все равно он постарался говорить с крайним почтением и осторожностью:

– Дива, путь указующая! Решать тебе, но предупреждаю: лучше уж в скуке прожить оставшиеся годы в башне ноль четыре дробь сто, чем сунуть голову в мясорубку возле замка. В последние недели обстановка там обострилась до крайности, все управители соседних башен и замков объединяются, чтобы дать зарвавшимся рыцарям по сусалам, готовятся штурмовые роты, и даже из нашей башни завтра выходит боевое отделение с нужной для штурма стен экипировкой. Скоро там будет сплошное море крови.

По виду нахмуренной колдуньи да еще учитывая ее страшное личико, можно было предположить, что она осознала опасности, грозящие ей как в самой Наковальне, так и возле нее. Да и задумалась она крепко.

Но тут повисшую тишину прервал визг тормозящей клети с очередной сосланной на каторгу жертвой. И ожидающие не ошиблись в определении этой жертвы: Чернавка! Но все трое отпрянули от неожиданности, когда двери раскрылись и их глазам предстало то, что осталось от некогда гордой, надменной и восхитительно прекрасной девушки. В следующий момент Червяк бросился к своей лежащей на полу клети любовнице – она была окровавленной и голой. Восклицания, стоны и чуть ли не рыдания понеслись из глотки недавнего казначея и атамана разбойников, когда он понял, что красавица умирает.

Такое вот жестокое наказание измыслили разбойники за обман и ложное обвинение знахарки в убийстве атамана. Знахарку-то они вытащить из клети не успели, а вот ее главную обидчицу (после Барса-Червяка) наказали не просто отправкой на ту же каторгу, а постарались убить морально и физически. На девушке живого места не было. Видимо, вначале она была унижена разбойниками мужчинами, а потом ей еще и от женщин досталось.

Глядя на окровавленную Чернавку, Шаайла поразилась себе. В ней вдруг шевельнулась жалость к подлой девице и к ее престарелому любовнику. Получалось, что они и в самом деле любили друг друга. По крайней мере, Червяк. А тут еще умирающая открыла глаза, увидела своего подельника и вместо проклятий в его адрес попыталась улыбнуться разбитыми губами.

– Любимый, – раздался ее шепот, – прости меня… я не сумела… Я тебя подвела… Прощай…

Понятно, что разбойники ее возненавидели. Не будь этой Чернавки, не случилось бы беды, колдунье разрешили бы поработать с легендарным деревом мадроньо, и лекарство против страшных лучей Ласоча было бы создано. А так все пошло насмарку из-за требований красотки к бывшему атаману. Тот стал форсировать события и был уничтожен, а эти двое свалили все грехи на пришлую ведьму.

За что и поплатились. А теперь запоздало раскаивались друг перед другом. Да и перед колдуньей тоже, потому что Червяк вдруг повернулся к Шаайле:

– Прости нас, если можешь… Но знай, если Зэра умрет, я тоже долго не проживу… А если ты ее спасешь, я до конца своей жизни обязуюсь быть для тебя слугой, цепным псом, рабом и даже подстилкой для ног! Клянусь! Только умоляю, спаси ее!

Вашшуна не хотела, чтобы ее голос предательски дрогнул, а желание немедленно помочь стало заметным. Она уже находилась в одном шаге от прощения девицы. Никогда она не была жестокой, а уж в таком случае, когда дело касалось любви, готова была сама страдать, лишь бы избавить от страданий влюбленных. Поэтому заговорила вашшуна нарочито презрительным тоном:

– Зэра, говоришь? Имя-то какое…

– Самое прекрасное!

Тут в клети раздался препротивный рев, и Дорт Медовый всполошился:

– Сирена! Выносим ее оттуда, быстрей! – Он стал помогать Червяку, приговаривая: – После третьей сирены задняя стенка резко выдвигается вперед, и тем, кто замешкается… – вновь раздался рев, – …часто ломает ноги, руки, а порой и убивает. Уф! Успели!..

Пока мужчины относили девушку на стол, створки клети захлопнулись, и она со скрипом рванула вверх. А Дорт продолжал:

– Когда никого внутри нет, и сирены нет. Клеть, сразу как освобождается, удирает наверх. А здесь частенько сидит дежурный, да и наряды обходчиков нередко заворачивают. Место удобное, хищники почти не наведываются в этот тупик, а если и сунутся, то вон там наверху есть два узких лаза, ведущих в соседнюю каверну и в одну из долин. Всегда спрятаться можно.

Колдунья осмотрела Зэру Чернавку и определила, что, несмотря на побои и многократное изнасилование, с ней все не так и плохо. Разве что пришлось для гарантии устранить внутреннее кровотечение да подлечить колено. Как над красавицей ни поиздевались мужчины, как ей ни добавили напоследок женщины, она просто обязана была выжить. Если ей предоставить хороший уход и питание.

Не прошло и получаса, как вашшуна, замершая над окровавленным телом, зашевелилась, распрямила устало спину и оборвала непрерывный поток своего первого подданного:

– Помолчи пока. А она… выживет теперь уж точно… Но нести ее нужно осторожно, без тряски. Так что быстренько соорудите носилки!

Когда носилки были сделаны, пострадавшую уложили на них, прикрыли одеждой убитого насильника, умершего от кровоизлияния в мозг, и трофейным плащом. Переложили в мешок Дорта все скудные запасы пищи, которые извлекли из мешка убитого, и тронулись в путь, конечную цель которого указала вашшуна:

– Замок Наковальня!

Прошли совсем немного, и Шаайла спросила у пригорюнившегося Медового:

– Почему это у тебя такое прозвище? Неужели кровь такая сладкая?

Мужик вздрогнул:

– Не пугайте меня, госпожа! Меня так назвали за мой голос. Лучше меня никто не поет во всей округе. Даже из дальних мест порой приходят послушать мои песни в нашу башню.

– Надо же! Да ты тут знаменитость!

– Наверху у разбойников нет иного пути для посылки, как только сюда, – продолжал Дорт. – Поэтому они не знают о том, что тут сто двадцать уровней. Да еще и между ними, как многие утверждают, есть по несколько подуровней. Я ведь уже говорил, здесь целый мир, без края и конца, без дна и без крыши…

– Как называется эта местность? – спросила Шаайла.

– Здесь места называют только по номерам уровней да по ближайшему, самому крупному замку. Замок – Наковальня. А уровень – сорок четвертый… Кстати, вы не забыли, что мы будем проходить через территории, где обитают громадные тервели, опаснейшие зервы, скатраги и превышающие гаузов по размерам байбьюки?

– На память не жалуюсь…

– Как же мы пройдем? Там порой целые отряды охотников исчезают бесследно.

Колдунья ответила только после длинной-предлинной паузы, уже начало казаться, что она вообще промолчит:

– Ерунда эти ваши слизняки и прочие зверушки. Если я умею людей укрощать, то уж с дикими животными тем более справлюсь. И это… рассчитывай так, чтобы мы в удобном месте расположились на привал через два часа. А если удастся, заверни к ближайшей Длани. Не помешает и нам троим получить свою порцию продуктов.

– Но ваше могущество! Я ведь уже говорил: те, кого скидывают разбойники в своей клети, нигде не зарегистрированы наверху как «воины принудительного войска», и пайки пятидневные они не получают. А мне еще трое суток ждать, получил недавно… Жаль, в башне все осталось…

На это самонадеянная вашшуна ответила, пренебрежительно фыркнув:

– Ну сколько можно тебе твердить одно и то же? Если я диких монстров не боюсь, то с Дланями тем более справлюсь. А ты мне в этом поможешь, Медовый ты наш!

– Чем помогу? – напрягся испуганный певец.

– Да не бойся, не кровью. А вот воспоминаниями придется поделиться. Ты ведь давно здесь? Вот и отлично! Значит, со многими ныне покойными персонами общался и должен помнить…

Мужчины так и прикипели взглядами к страшной женщине, и даже израненная, но пребывающая в сознании Зэра открыла глаза, пытаясь в странном сумраке разглядеть выражение лица своей спасительницы-наказательницы. Все они подумали, что для обмана системы выдачи льготных пайков иномирянка начнет призывать в этот мир уже давно умерших предков.

Конечно, они ошибались, но, тем не менее, были не так уж далеки от истины. Шаайла могла решать сложные проблемы благодаря знаниям и умениям, которыми обладали многие вашшуны мира Трех Щитов. А уж тем более те, кто обучался в самом знаменитом и самом древнем монастыре огромного мира. Этот монастырь, по всеобщему признанию, подпитывали колдовскими силами покровители мира, достающие своими дланями силы из самого Сияющего Кургана в Рушатроне, столице империи Моррейди.

Глава третья

Восхождение звезды Леонида Найдёнова

Выходец с Земли, уже в который раз сменивший свое имя, а если говорить о последнем преображении – только фамилию, никогда не унывал. А коли вдруг и нападала тоска-грусть-печаль по поводу пропажи товарища, то ему достаточно было встать перед зеркалом и воскликнуть: «Я Чарли Чаплин!» – и он минут пять смеялся. В прошлый раз, когда он стал помощником оружейного мастера и назвал себя Чарли Эдисоном, тоже было смешно. Да и первое имя, Лев Копперфилд, – вызывало у него буйное веселье. На Земле такого себе не позволишь, а тут – сколько угодно. Пользуйся и радуйся! Ну разве что была еще одна мечта: поработать под именем и фамилией самого любимого и уважаемого Леонидом Юрия Никулина.

«Но это не к спеху, – размышлял артист, главный режиссер и импресарио в одном флаконе. – Оставлю эту идею до возвращения в столицу империи Моррейди. Уж там мы с Борей развернемся по максимуму. Построим настоящий, самый лучший в мире Трех Щитов цирк и будем зажигать! Точнее говоря – арляпасить!»

Здешнее слово «арляпас», соединяющее водевиль, исполнение песен и цирковые номера, землянину нравилось очень и очень. Было в этом слове нечто более завлекательное, чем в слове «цирк». Особенно когда конферансье орал на все помещение раскатистым, густым басом: «Арррррляаапаааассс начинает представление!» Только от этих звуков бежали мурашки по спине и настроение подскакивало на несколько порядков. А когда оркестр начинал играть марш, которому музыкантов научил Звездный Чарли, то ни один зритель не мог удержаться от радостной улыбки.

Ну и сказывалось, что Леонид теперь сам руководил всем творческим процессом своего арляпаса. Это было не только интересно, не только давало основание быть довольным собой, но и позволяло показать свои таланты в полной мере. А уж сколько задумок было на ближайшее время и на далекое будущее – не перечесть! Можно было творчески расти, тем более с багажом знаний о великих артистах своего мира. Казалось бы, что еще нужно человеку для счастья? Даже здесь, в этом странном подземном мире, жители которого не могли выходить на поверхность под прямые лучи жестокого Ласоча, можно было стать самым знаменитым, самым счастливым и самым востребованным человеком. И какая, в принципе, разница, где и с кем добиваться таких грандиозных успехов?

Ан нет! По многим причинам не лежала душа у Леонида Найдёнова к этому миру. Первая и самая главная: он сильно волновался о судьбе своего лучшего друга, боевого побратима, да и почти что родного брата по крови Бориса Ивлаева. Как он? Что с ним? Где он? От этих вопросов артист порой себе места не находил.

Вторая причина: этот мир все-таки был порабощен. Да еще и непонятно какой, но явно гораздо высшей по своему развитию цивилизацией гаузов. Да и слуги рабовладельцев, четырехметровые валухи со зверскими рожами, нешуточно напрягали. А это мешало полному спокойствию, заставляло часть сознания все время быть в напряжении.

А вот о Шаайле, вашшуне из мира Трех Щитов, он вспоминал меньше.

«Такая деваха нигде не пропадет! – говорил он себе. – Да и, наверное, уже вернулась в свой монастырь. Выждала сутки и вернулась. Не стала ждать четыре или пять дней, как настаивал Боря. Потому что найденный Ивлаевым камень-талисман не даст ей ни спать, ни есть спокойно, пока артефакт не будет доставлен по месту назначения и не применен. Да и в самом деле, разве с таким можно ждать? Наведение мора, эпидемии на подлых кречей – это же невероятный козырь! Как только рогатые твари заболеют, у них онемеют лопаточные мышцы, и вонючие уроды перестанут летать. Что может окончательно переломить ход войны в пользу людей. Да оно и правильно… иначе нельзя… людоедов и их приспешников надо уничтожать денно и нощно…»

По поводу друга он только в одном не сомневался: тот без него никуда не уйдет. А вернувшись в пантеон и не застав там никого, начнет шагать с обрыва сколько надо раз, все высмотрит, все поймет и начнет поиски.

Следовало помочь Борису в этом, а еще лучше самому как можно быстрей добраться до вентиляционной шахты и шагнуть в мир Трех Щитов. Но если перемещаться куда хочешь и как хочешь не получалось, то уже с первых дней новоявленный Чарли Чаплин постарался заявить о себе с помощью рекламы. И для этого средств не жалел.

Его администратор и бывший владелец арляпаса Крамар Лукоян чуть не плакал, не в силах переспорить своего работодателя:

– Ну на кой, скажи мне, на кой ляд нам надо расклеивать афиши о выступлениях здесь чуть ли не во всех городах? Да нам даже в нашем Пловареше никакой рекламы не надо! У нас билеты проданы на недели вперед! А можно и на десять лет вперед продать! И даже устраивай мы гастроли по иным городам, всех желающих все равно не сможем порадовать просмотром наших выступлений. И опять-таки, там тоже не понадобится развешивать дорогостоящие афиши. Уж поверь моему опыту! Так что успокойся и не мути воду своими всемирными рекламными акциями!

– Эх, Крамар, Крамар! – воскликнул артист. – Ничего ты не понимаешь в душе работников развлекательного жанра! Неведомо тебе тщеславие артиста, который мечтает не только об аплодисментах местной публики, но и о всемирной славе. Мечтает, чтобы его узнавал каждый!

– Тебе это не грозит, – возразил Лукоян. – Ты все равно ходишь по городу в маске или в сложном гриме.

– Ха! Да мне плевать лично на себя, ты ведь знаешь. А вот остальные заслуживают славы!

– Ну да… – Крамар воровато оглянулся, нет ли рядом его жены, и заговорщически подмигнул Чаплину: – Особенно танцовщицы заслуживают, ублажая тебя?

– А что делать? – развел руками Чарли. – Издержки профессии… Быть возле колодца с такой чистой и вкусной водой, да не напиться?

– Хе! Экий ты философ! На все у тебя есть оправдания… Но разговор у нас сейчас не о том: средств не жалко на печатание рекламы и расклейку ее по всем городам?

– Да ладно тебе жадничать! – укорил землянин администратора. – Денег у нас навалом, так пусть и на нас кто-то заработает. Мало того, я вот тут решил, что нам не помешает самим купить хорошую типографию и начать издавать свое, совершенно новое издание. Будет именоваться журналом, описывать все новости в сфере досуга и развлечений, и наречем мы его «Мир искусства». Как тебе идея?

– У-у-у!… – замычал в расстройстве Лукоян. – Вылетим в трубу!

В мире Набатной Любви или, как иногда его еще называли местные жители, в мире Груанов выражение «вылететь в трубу» имело тройное значение. Привычное землянину – «стать банкротом»; второе, не совсем понятное, «после броска валуха свалиться в ледяную купель»; и третье, самое мрачное и непонятное, «свалиться по трубе на Дно».

Но в данный момент ему было важно, чтобы акция с рекламой завертелась в максимально возможном объеме. Он верил, что если Борису попадется на глаза надпись «Арляпас Звездного Чарли», то земеля сразу все поймет и мигом отыщет мастера клоунады, где бы тот ни находился. А мысль с журналом пока забросил только так, для отвлечения стонов на иную тему. Но сейчас заявление о «трубе» его несколько взволновало:

– С чего это такой пессимизм? Почему это мы должны «вылететь»?

Управляющий скривился и понизил голос:

– Ты, право, словно не от мира сего. Неужели не знаешь, что все газеты и прочие печатные издания под строгим контролем гаузов? А точнее говоря, редакторы и главный цензор – это всегда валух. Мне даже слышать не приходилось, чтобы этим хоть раз занимался человек нашего мира. Даже владельцы типографии обязаны платить такие гигантские налоги и скрупулезно отчитываться за наши афиши, что я просто диву даюсь, зачем они мучаются и как сводят концы с концами.

Связываться с рабовладельцами этого мира Чаплин не собирался никоим образом. Тем более что он так до сих пор и не легализовался. Все никак не удавалось втереться в доверие к поставному сектора настолько, чтобы за взятку справить себе надежный, защищающий от любых подозрений идентификационный жетон. Да и с местным криминалитетом связываться не хотелось. Один раз выйдешь с ними на контакт, потом так и будешь сидеть на крючке и у бандитов, и у местной полиции.

А без жетона никуда из города не выйдешь. И рисковать, пытаясь опять в ночное время выбраться в общественный парк, а потом и до нужного вентиляционного воздуховода с переходом в иной мир было бы очень и очень неосмотрительно. К кому конкретно обратиться с данным вопросом, тоже было непонятно. Администратор, как самый заинтересованный человек, сподвижник и даже друг, для этого не подходил. Хоть и сам уже подозревал о создавшихся у Чарли трудностях, но еще с самого начала заявил:

– Ничем помочь не могу с восстановлением утерянного тобой жетона. Разве что, если придется, скажу, что об этой утере не знал.

Ну и хуже всего, что существовала двойная сетка для идентификации. Внутренний жетон не давал права перемещения в другие города, что невероятно усложняло возможность так необходимой экспедиции к переходу со значком. Для этого следовало оформить торгово-представительский, а он выдавался только на основе внутригородского. Вот такая петрушка получалась…

Так что следовало срочно, еще до начала гастролей или создания журнала, озаботиться собственной легализацией. Но ничего толкового в голову не приходило, разве что после интенсивных раздумий было намечено к рассмотрению одно гипотетически возможное средство. Это были новые умения, которые стали проявляться постепенно у мастера, как у обладателя Первого Щита. Рука у вашшуны в самом деле оказалась легкой. Вырезанный ею лично из крысы-пилап симбионт прижился на теле Найдёнова великолепно и уже на третий день перестал отличаться от других участков тела. А на четвертый день Леонид с радостью обнаружил у себя проблески новых возможностей. Он стал что-то различать в кромешной тьме, у него усилился слух, появилась возможность менять обертоны собственного голоса, замечать несвежую пищу (а может, и яды различать, но пока пробовать что-либо отравленное не доводилось) и проникать особым зрением в структуру не только мягких, но и твердых материалов. В том числе и металлов.

Но лучше всего было то, что его вес не изменился. Землянин опасался двух крайностей: неуемного обжорства, какое напало на друга Бориса, и сильного похудания, которому в большинстве своем были подвержены обладатели Первого Щита на ранней стадии своего преобразования. Ел Чарли Чаплин, к счастью, как и прежде, и чувствовал себя с каждым часом все лучше, если не сказать – великолепней. Разве что только одна проблемка его помаленьку начинала беспокоить: несмотря на то, что пошел десятый день его пребывания в ранге привилегированного в мире Трех Щитов кудесника, Найдёнов не выявил ни малейшего изменения на своем изуродованном лице.

А ведь он хорошо помнил, что его земляк Ивлаев начал расти, излечиваться от тяжелой травмы детства уже где-то на шестой-седьмой день после того, как проглотил симбионты. Там было не так просто как с Леонидом, когда вашшуна взяла да наклеила кусок попискивающей плоти мэтру на плечо. В плену у людоедов Бориса заставили проглотить сразу три Щита – все были уверены, что живут последние часы, а ценные симбионты ну никак нельзя было отдавать людоедам зроакам. Вот и перестарались охотники. Что с ними стало потом – неведомо, а Борису удалось вырваться из плена, и он вновь оказался на Земле. И ему сделали промывание желудка, изъяв Первые Щиты, которые начали воевать между собой, чуть не убив при этом своего носителя.

Правда, потом оказалось, что один Щит все-таки остался в желудке страдальца, прижился, так сказать, до смерти. Но наверняка он и самый сильный был среди ему подобных. Потому что выздоровление Ивлаева, а в то время уже справного барона Цезаря Резкого, шло невиданными темпами, в которые даже Двухщитные врачи верить отказывались.

«У Бори некий симбионт-уникум попался, вот он и стал красавцем за две недели, – успокаивал себя Леонид. – По рассказам специалистов, у других полгода, а то и год на излечение подобных травм уходило. Так что у меня времени еще – масса. Да и неважно, как я выгляжу. Работать даже удобнее… Самое главное, что иные умения проявились, и это мне поможет обзавестись пусть и фальшивым жетоном, но ничем не отличающимся от настоящих. Жаль только, что у меня лаборатории для этого нет. Или что там иметь желательно? Да и в металлах, всяких чипах и программировании я не разбираюсь. А ведь наверняка гаузы нечто эдакое вложили в идентификационные документы из своей технологии. Но в любом случае первый шаг надо сделать, посетив управу нашего сектора… Или не стоит рисковать? Вроде поставной от всей души приглашает, все обещает показать самое интересное… Хм! А не покажет ли он мне тюремную камеру и не спросит ли: «А где твой жетон?» М-да, лучше все-таки придумать нечто понадежнее… Да порасспрашивать Лизаветушку с Ладушкой. Кажется, наши отношения уже дошли до максимально доверительных… Если уж они ничего толкового не подскажут, тогда только и останется либо к поставному на поклон идти, либо к уголовникам в гости нагрянуть. Благо, что знаю, где их искать…»

После разговора с администратором арляпаса Леонид направился в отель, где в оплачиваемых им комнатах на двух этажах проживали артисты, танцовщицы и певцы.

Ему предстояло переговорить со своими подругами по работе и личной жизни.

Глава четвертая

Новые пертурбации на дне

Наш бочонок с ромом, никем не потревоженный, так и покоился в выемке у скалы, прикрытый камнями. Еще на подходе к нему я стал подумывать о целесообразности ношения с собой такой тяжести. Хоть у нас и появился носильщик, но не лучше ли его использовать для других, более насущных задач? Кстати, еще следовало разобраться, будет ли он нам лоялен и подчинится ли, когда окажется возле стен родной башни?

По этим вопросам мы и стали с подругой советоваться, остановившись возле приметной скалы. И опять Ксения показала сообразительность:

– Пусть несет ром, так устанет больше. Потом его прикуем за пределами видимости наручниками к дереву потолще, а сами пойдем штурмовать башню, неся бочонок… хм… на моей спине. Если башню захватим, то все равно там оставаться будет нельзя долго. Придется перебираться с освобожденными женщинами куда-нибудь в иное место. И вот тогда нам все носильщики понадобятся. А то и не на одну ходку.

Я кивнул:

– Ну да… Знать бы еще, куда перебираться станем…

– У этого спросим, – указала подруга взглядом на Пнявого. – Будет не только ром тащить, но и на вопросы наши отвечать. Давно здесь, много должен знать.

Так мы и сделали. Водрузили Пнявому бочонок на плечо, зажали его с двух сторон, да и двинулись дальше.

Как ни странно, Сурт на вопросы отвечал, правда, голос у него был безжизненный. Но сведения он сообщил интересные. Ведь во время недавней пьянки нам не то чтобы врали, но зачастую не договаривали, а то и вообще уходили от ответов. Дескать, новичкам много знать не положено, вот вольетесь в наш коллектив – всему обучим.

Вопросы выбирал я и делал это чисто интуитивно. Так, я спросил не о тех, кто остался в «родной» башне самого Пнявого, а о нашем новом знакомом, Емельяне из замка Зуб. Меня очень заинтересовал он сам и условия обитания в его твердыне. И получил весьма исчерпывающий ответ.

Емельян, как и все остальные обитатели Дна, не имел ни фамилии, ни второго имени. Как и все, он носил данное уже здесь или выбранное самостоятельно (это зависело от позиции человека) прозвище. У него оно звучало более чем оптимистично: Честный. И соответствовало сути этого воина. Истинный рыцарь, бесстрашный мститель, отличный товарищ, противник рабства. Емельян оказался чуть ли не единственным из знакомых Пнявого, который открыто и безбоязненно высказывался за предоставление женщинам полной, безоговорочной свободы. И, пожалуй, только за это рыцаря везде не любили, побаивались и кривились у него за спиной. В головах уголовников и прочей швали не умещалось, что можно и на Дне жить нормальным человеческим обществом.

По той же причине и в самом замке Зуб относились к Честному с настороженностью. Начни он устраивать в одиночку революцию, ему бы этого не простили. И, как говорится, один в поле не воин. Подобных борцов за справедливость убирали тихо и беззвучно.

Я понял, что союзник номер один – найден. И перешел на вопросы, связанные с башней 55/14. Следовало узнать: сколько, где, кто, как атаковать и кто представляет наибольшую опасность. И тут не обошлось без сюрпризов. Монотонным, скучным голосом Сурт сказал:

– Ольшин Мастер – самый старый и самый опытный во всей округе. Но командует в башне не он. Всеми делами заправляет Крэч Быстрый. Причем заправляет уже более года, убив во время жестокой драки своего предшественника на посту главного торговца, переговорщика и управляющего.

– А кому же принадлежат рабыни башни? – спросила Ксана.

– Официально их когда-то купил сам Мастер. Но неофициально они сразу принадлежали именно управляющему. Да и во всех обителях примерно то же самое. Рабовладелец, если он не сам занимает пост управляющего, обязан делиться правами на свою собственность с более сильным, пробивным и властным.

– Так что, если Крэч будет убит, то рабыни перейдут к новому управляющему? – поинтересовался я.

– Да, – ответил Пнявый.

– А что собой представляет ветеран Ольшин?

– Он нас всех ненавидит. И был против того, чтобы мы ринулись за вами и устроили засаду. Утверждал, что вы приличные люди, и, действуя на вас добром, можно добиться большего, чем силой оружия. Но Быстрый приказал ему закрыть пасть и заниматься своими делами. И послал нас всех вперед устраивать цепочку слежения. Он догадался, что вы недалеко от нас, и говорил, что вы везунчики. Тем более когда узнал, что вы справились с бандой Витима. А у каждого из той троицы, как говаривали, в патронташе всегда не меньше десятка «чужих» груанов. Вот потому вас и решили выследить и как следует пощипать вначале и уже потом силой заставить поселиться в нашей башне. Если не получится, то убить и забрать все, что вы с собой принесли сверху.

У Пнявого удалось выведать еще много полезностей. Особенно по поводу оставшихся двух типов и одного парня, которых мы никогда не видели и не знали. Ведь помимо четырех женщин возле Ольшина оставалось сразу трое мужчин. Это я выяснил, описывая хорошо рассмотренного мною типа, который шел по нашему следу вместе с Быстрым. О тех, кто погиб вместе с ним, Сурт и сам догадался, что их больше нет.

И вот эта троица, да плюс Мастер, представляла собой довольно сложную для нас задачку. Про Ольшина Пнявый утверждал, что он и за меч не берется никогда. Как незаменимый специалист он нужен всем: без него невозможна рубка деревьев, он умеет шить, столярить, гнать ром, делать стекло, строить повозки и массу всего иного, без чего не может обойтись ни одна община на Дне. (А по моему мнению, Ольшин мог сравниваться своими умениями и способностями с обладателем Первого Щита.) Таких никто и никогда не убивает. Грабят – да, но ни единой царапины при этом стараются не нанести. И ветеран до сих пор лелеет надежду собрать свои десять ракушек, стать Светозарным и отправиться на поверхность.

Причем не просто думает, а уже пару раз был в нескольких шагах от успеха, потому что разными путями, делами, торгами и заслугами пытается насобирать вожделенный десяток. Три года назад у него было уже восемь груанов, а пять лет назад он насобирал семь. Но тогда башни, где он обитал, пали. Разбойничья война здесь велась постоянно. И порой неизвестно, откуда заявлялась банда человек в сто, а то и в двести, и нагло требовала отдавать все. Легче было подчиниться, чем сидеть в блокаде долгое время, а потом все равно погибнуть. Вот малые общины и отдавали.

Хотя некоторые и сражались до последнего воина, порой даже побеждая десятикратно превосходящего врага.

На данный момент у Ольшина имелось целых шесть «своих» груанов, и он не покладая рук работал над приобретением седьмого. Но, даже имея на руках девять, он сражаться не станет.

Неким темным пятном был молчаливый парнишка лет семнадцати. На Дно он попал лишь два месяца назад и на все реагировал вяло. Его обучали, заставляли овладевать мечом и копьем, но больше он годился только на «подай-принеси». Почему он попал на каторгу, паренек не говорил, но, судя по всему, это была какая-то трагичная история. Как Лузга Тихий себя поведет во время захвата башни, было неизвестно.

Странное имя у меня ассоциировалось с семечками подсолнуха, поэтому я уточнил:

– Так что у него прозвище? Неужели Лузга?

– Это имя, и довольно у нас распространенное, – пояснила Ксана.

Башня была уже недалеко. Мы свернули в сторону от дороги, где я облюбовал нужное дерево, и уселись там – у Пнявого еще о многом следовало выспросить.

Дальше последовал разговор о самых опасных типах, оставшихся в башне. Один из них, правая рука Быстрого, вместе с ним пришедший в башню почти два года назад, некий Кегля. Внешность и ужимки Кегля имел самые мерзостные, низкие и похабные, которые только существуют в уголовной среде. Он умел очень быстро приводить себя в бешенство, становясь берсерком, что делало его очень опасным и непредсказуемым соперником в бою. К женщинам он относился с полнейшим равнодушием, зато считалось, что он обслуживает Крэча в его сексуальных утехах. Хотя никто никогда этого не видел, да и с рабынями управляющий баловался частенько. Но слухи ходили. Из чего стоило сделать вывод: Кегля будет драться до последнего. Потому что такую гниль обязательно убьют потом, как бы он перед новыми управляющими ни извивался.

Второй тип, Олег Светлый, был явной противоположностью уголовникам. Внешне. Здоровенный плечистый блондин с голубыми глазами, превосходный воин и умелец на все руки. Он даже Мастеру помогал в охотку всегда и во всем. Одно только в его характере отпугивало, противоречило прозвищу и заставляло бояться: он был садистом. Даже тервелей и байбьюков Олег убивал не сразу, а долго заставляя хищников орать, дергаться в конвульсиях и захлебываться собственной кровью. А уж о тех пленниках из числа людей, которые попадали в его руки, жалко было вспоминать, настолько жестоко он с ними обходился. Рабыни двойняшки боялись его пуще огня и больше всех остальных обитателей башни вместе взятых.

Этот тоже будет драться до победного, причем в охотку. Олег и был единственным, кто постоянно твердил Крэчу Быстрому, что следует постоянно нападать на соседей, устраивать им засады, хватать, резать и уничтожать, уничтожать, уничтожать… Короче, тот еще прогнивший насквозь фрукт. В любом ином обществе его бы давно казнили, а на Дне он продолжал здравствовать.

Но и этого оказалось мало на наши души. Среди женщин тоже имелась подлая и мерзкая овца, которая подпадала под классификацию «враг». Тридцатидвухлетняя любовница Быстрого, которую он тоже неизвестно откуда привел в башню вместе с Кеглей. Без ума влюбленная в своего патрона и готовая зубами рвать любого, кто просто замахнется на него. Хоть Олега Светлого, хоть Мастера, хоть кого угодно. Она отлично владела ножами, рапирой и умела делать яды и сонные зелья. Бедняжкам рабыням тоже доставалось от нее преизрядно, и она бы их сжила со свету от ревности, если бы не прямая угроза управляющего: «Повредишь физически мое добро – руки поломаю!» Угрозы он свои выполнял всегда, вот любовница и сдерживалась. Но все равно над двойняшками измывалась по-черному. Как бедняги только руки на себя не наложили…

Все это мы выслушали внимательно, уточняя малейшие детали.

Настало время действовать. Мы и так уже полчаса тут проторчали. Хотя я и продолжал наблюдать за башней и был уверен в том, что нас оттуда никто не видит.

Когда я приковал Пнявого наручниками к стволу, причем ядовитому, он по-прежнему бесстрастно сказал:

– Я понял, что ты с этой точки прекрасно видишь башню. А значит и зрение у тебя лучше всех. Древесину ты тоже различаешь, выбрал специально это вот ядовитое дерево. Я-то тут каждый ствол за долгое время запомнил, они ведь вечные… Миха… Молчун… не забывайте про меня. Жить мне не хочется, да и умер я уже… Но в любом случае постараюсь вам пригодиться… Удачи!

Мы двинулись к дороге, чтобы подойти к башне именно с той стороны, и я все с недоумением оглядывался на мужика. Вроде ему уже все равно, но заметил все! Даже куда я посматривал время от времени и к какому дереву подвел. Экий шустрый, даром что трус и моральный покойник. Но, может, как раз чудесное спасение в самый последний момент и заставит человека жить совсем по-иному? Может, он и в самом деле нам пригодится?

– Я ему ни капельки не верю! – заявила Ксана. – Мы можем оказаться в западне.

– Пока он нам ничего неожиданного не поведал, – сказал я. – Количество воинов примерное мы знали, в характеристиках ничего невероятного. Разве что Сурт пытается подставить под наши мечи в первую очередь своих врагов и выгородить сторонников, но мы-то в любом случае станем относиться настороженно ко всем и к каждому. А поэтому…

Мы вышли на дорогу, и я стал давать инструкции, рассчитанные на несколько вариантов развития событий. Бочонок с ромом, как только мы приблизились к башне на шестьдесят метров, я беспардонно закрепил на девичьих плечах, чтобы его было видно издалека.

Несмотря на малочисленность гарнизона, на четвертом кольце прохаживался постовой. И это был, судя по описанию Пнявого, тощий Кегля. Заметив нас и во все глаза попытавшись рассмотреть, он через десять секунд проорал что-то вниз, себе за спину, а когда нам осталось до него двадцать шагов, рядом с ним показался белобрысый красавчик. Две секунды раздумий, и он заголосил:

– Эй! Стоять! Вы откуда тут взялись?

Ну, мы еще пару шагов прошли как бы по инерции, и я, задрав голову, стал рассказывать об увиденных стадах и о наших переживаниях, пока мы прятались в дальнем проходе под номером один.

– А когда стада прошли и мы попытались двинуться за ними следом, то оттуда такие страшные взрывы, вопли и стоны раздались, что мы решили оттуда убраться. А куда? Только о вас и вспомнили, Крэч же нам официально предлагал у вас остаться. Вот мы и подумали: а почему бы и нет? Сутки у вас поживем, осмотримся, а уже тогда решим окончательно. Если не понравится, еще и в замок Зуб наведаемся, там осмотримся да поспрашиваем…

Пока я говорил, возле мужчин появилась какая-то бабенка со странной прической. Я ее из-за прически окрестил Курицей, хотя Сурт и называл имя и прозвище этой дамы.

Ни Олег Светлый, ни Кегля на бабенку внимания не обращали, слушали меня. И когда узнали, что уж сутки мы точно у них проживем, обрадовались.

– Так это же здорово, ребята! Добро пожаловать в нашу обитель! – воскликнул блондин и поспешил вниз с криком: – Лузга! Где ты там застрял?! Открывай засовы!

Кегля задергался, собираясь рвануть следом за подельником, но привитая дисциплина все-таки победила: свой пост уголовник не оставил. А Курица посмотрела на нас, улыбнулась, взмахнула приветливо рукой и тоже поспешила вниз. Но взгляд ее, выразительный, полный алчности и кровожадности, я успел рассмотреть прекрасно.

– Боюсь, бабенка в стороне не останется, – прошептал я подруге. – За спину ее к нам не пускай ни при каких обстоятельствах. Ну и про возможные яды не забываем.

На входе слышался лязг и грохот отодвигаемых засовов. Видимо, здорово забаррикадировались, от всей души. Кого только и опасались? Неужели нас? Или банды из замка 18Ф300? Все-таки там пятьдесят одних только воинов, что не могло не создать обитателям замка мрачную репутацию. А их атаман успел прославиться своей жестокостью и кровожадностью. Так что запоры – защита от агрессии. Хотя для нападающих это не помеха. Постараются зайти с мертвого угла башни, где сплошная стена, бросят метко дротик или даже копье – вот и нет часового. Потом заброс якорей-кошек на то же четвертое кольцо, а то и выше, короткий штурм, и башня взята. По крайней мере, при необходимости и имей под своим началом десяток хороших воинов я бы действовал именно так.

Но это так, размышления по ходу.

Встречающий нас блондин уже открыл дверь и с улыбкой пригласил:

– Проходите, ребята! По такому случаю можно и выпить по стаканчику.

– Вот мы и принесли наш ром обратно, не стали прятать где-то там, – не менее радостно сказал я, стараясь контролировать каждое движение противника и просматривая, что же творится внутри. А там-то, на первом этаже, никого и не было! – Куда это все подевались?

– Да зачем нам все? Больше самим достанется! – воскликнул Олег. – Сейчас женщины и еду подадут горячую, и салаты с маринадами. А наши все на охоту подались. У монстров сезон брачных игр, и их довольно легко резать. Самое удобное время для сбора груанов. Да вы присаживайтесь, ребята, присаживайтесь. А я дверь прикрою…

Его радость была понятна: все ушли на охоту за новичками, будут там где-то торчать, прятаться, выслеживать, голодать и мерзнуть, а добыча уже сама пришла, и благодаря умному Светлому – чинно-мирно дожидается своей участи. Мало того, если удастся гостей подпоить или усыпить сонным зельем, добавленным в еду, то вполне получится и самому их в плен захватить, а потом и помучить вволю. Голубая мечта садиста.

Стаканы Олег доставал из шкафа с проворством официанта, настолько спешил. Пожалуй, только это и выдавало его нетерпение.

Мы немного расслабились, осознав, что сразу нас атаковать не будут. Каким бы ни был блондин отменным воином, как бы здорово ни владел оружием и приемами борьбы, результат короткой схватки непредсказуем. А зачем ему умирать от раны? Тем более что мы о себе заявили громко, уничтожив троицу самых оголтелых бандюганов в округе.

Так что с нами следует разбираться тихо. Лучше всего – опоив сонным зельем. Или отравив насмерть. Но последний вариант для садиста не подходит. Кого тогда мучить? Да и выпытать следовало у нас обо всех наших тайниках – завидовали нам страшно, будучи уверенными, что мы где-то спрятали три десятка «чужих» груанов.

Вот гостеприимный хозяин и старался. Даже за своим ромом в шкаф полез. Но я его остановил:

– Наливаем из нашего бочонка! Мы угощаем за предоставленный на сегодня приют! Но где же закуска?

– Первую для согрева! – очень знакомо, по-славянски, провозгласил Олег и, чокнувшись со мной, махом опрокинул в себя ром. – А уже вторую – под закуску! – Глянув на Ксану, ехидно скривился: – А что, Молчун так еще и не насобирал пять «своих» груанов? Потому и не пьет? Ха-ха-ха!

Мы с ним приступили к обмену шуточками насчет всяких несуразных обетов, но мысленно я пытался просчитать ситуацию. Очень не нравилось, что я не вижу остальных и не знаю, чем они занимаются. Будь все четверо мужчин здесь, да плюс Курица, я бы начал атаку. Но пока о ней и думать не стоило. Если я завалю Светлого, то это может означать и нашу гибель. Уничтожать нас мечами не будут – просто бросят груан, и от нас в замкнутом помещении только порванные тушки останутся. Значит, следовало как минимум дождаться прихода Кегли и Курицы. Ну и желательно Мастера увидеть да лишний раз убедиться, что он безоружен и драться не собирается.

Поэтому я сказал:

– Раз мы угощаем, то зови за стол всех! Мы и закуску оплатим, у нас есть чем.

– Груаны нашли? – насторожился Олег.

– Да нет, ракушки только мечтаем насобирать. А вот еще три рюкзака с кожей скользких зайцев постараемся принести. Так что вначале хотим поторговаться с Ольшином. Хочется узнать, сколько мы заработаем.

Блондин ожесточенно зачесал в затылке, прикидывая, как нас быстрей раскрутить на найденные богатства, но от уточняющего вопроса не удержался:

– И эти три рюкзака вы тоже у Витима забрали?

– Нет, мы уже позже отыскали их тайник, на дороге к пастбищам байбьюков. Успели последнего раненого немножко поспрашивать… Ха-ха!

Светлый явно принял меня за своего брата-садиста, потому что посмотрел на меня уже совсем иным взглядом, в котором к зависти добавилось еще и уважение с восторгом. И рванулся к лестнице:

– Сейчас всех позову, кто не спит!

– И рабынь – обязательно! – крикнул я ему вдогонку. – А то я уже по женским личикам соскучился!

Садист замер на середине лестничного марша и, пригнувшись, уставился на меня:

– Ну, ты, Миха, и бабник! Неужели и в самом деле тебе настолько сперма на мозги давит?

– Почему бы и нет? Я молодой, здоровый, да и дело это приятное! – я захохотал, а потом еще и подколол его: – А тебя неужели на баб не тянет?

– Тянет… но одного раза в неделю вполне хватает, – буркнул Олег и умчался наверх.

Пользуясь его отсутствием, мы выбрали самые удобные места – спиной к стене, лицом к лестнице. Наверняка хозяева, самые основные соперники наши и самые опасные, усядутся напротив нас. Я дал новое задание подруге.

– В любом случае они оставят наверху постового, – сказала Ксана.

– Ну, тут ничего не поделаешь. Главное, чтобы наверху самый боевитый не остался. А уж потом мы даже Кеглю уговорим сдаться, объяснив ему всю диспозицию. Может, он и клюнет на обещание отпустить его на все четыре стороны. Нам только и надо, что двойняшек освободить. Ну и третью женщину, как ее? Франя!.. Поэтому настаиваем, чтобы и они за стол уселись!

Послышался топот, и по лестнице спустилась целая компания. Следом за Олегом шел словно сомнамбула Лузга Тихий, подпоясанный, с мечом в ножнах, которые смотрелись на нем как седло на корове. Оставалось только удивляться, как он в ножнах этих не запутался и не сверзился со ступенек вниз головой. За мужчинами следовали с подносами три рабыни.

Первой шла заочно нам описанная Франя Ласты, получившая свое прозвище за кожистые перепонки между пальцами ног. Атавизм у человека, наверное, да только для несчастной он стал лишним поводом для оскорблений и унижений. И хорошо, что не прижилось более обидное прозвище Жаба. Было ей пару лет за тридцать, но смотрелась молодка довольно прилично, несмотря на тяжкие три года существования на Дне. Да и веселым нравом, по словам Сурта, женщина выгодно отличалась от всех остальных. Больше бы ей подошло прозвище Хохотушка, чем Ласты, но мнения рабынь никто и никогда не спрашивал. Она считалась лучшей поварихой в башне, что хоть немного заставляло уважать женщину и скрашивало ее рабское существование.

Имена обеих двойняшек мы уже знали, но так как их было невозможно различить, то я, чтобы не путаться, называл их про себя просто первой и второй.

Женщины поставили на стол тарелки и глиняные миски с холодными закусками и салатами. Разложили ложки и ножики для мяса и встали в сторонке. Но я заставил самых ущемленных обитательниц башни усесться за стол.

– Вообще-то не положено, – пробормотал Светлый. – Тем более при посторонних.

– Какие же мы посторонние?! – моему показному возмущению не было предела. – Считай, что уже начали проживать здесь вместе с вами.

Олегу, видимо, не терпелось претворить свои задумки в жизнь, и он решил не спорить.

– Ну, тогда выпьем и закусим! – он разлил ром по стаканам.

Выпить-то я выпил, но вот на закуску уставился с подозрением и выдал свою очередную выдумку:

– Мне Емельян из Зуба рассказывал, что у вас тут часто травятся от деревьев, травки разной и мяса животных. А посему надо жить только у них, там знаток по всем этим ядам и противоядиям имеется…

– Что за чушь?! – воскликнул Светлый. – Врет этот Емеля! Если яд и бывает, то лишь в некоторых деревьях. Но наш Мастер в этом разбирается лучше, чем любой знаток в округе. И смотри: мы ведь едим!

И не только личным примером стал показывать, хватая все подряд, но и рабынь заставил коротким рыком «жрать!» присоединиться к пиршеству. Первый Щит позволял мне большинство ядов в пище рассмотреть, так что я тоже налег на еду. А Ксану мне было жалко: она только изредка приподнимала забрало шлема да закидывала в рот кусочек чего-нибудь мясного. Что служило поводом для издевок Олега.

Когда он ляпнул очередную гадость, мой оруженосец поступил воистину по-мужски: натянул рыцарскую перчатку и грохнул кулаком по столу. А потом взял стоявшее у него за спиной копье.

– Ты бы лучше Молчуна не трогал, – сказал я. – Он порой так взбелениться может, что даже я его побаиваюсь. Учти, там, наверху, – я ткнул пальцем в потолок, – у него было прозвище Бешеный.

Похоже, это садиста несильно напугало, но в выражениях он стал гораздо сдержаннее. А я постарался перевести разговор на другую тему:

– И где это ваш Мастер? Почему не спускается для торговли? Или брезгует с новыми товарищами выпить глоток рома?

– Не может он, его очередь на дежурство заступать, – пояснил Светлый. – А сменившийся Кегля сейчас переоденется и к нам присоединится. Ну а когда моя очередь придет дежурить, тогда вы с Ольшином и поторгуетесь.

Все верно он рассчитал: слабые звенья следует держать под особым контролем. Ветерана Мастера – на пост, чтобы не мешался под ногами. Хлюпика Лузгу – за стол, и присматривать за каждым его движением и словом. Ну а самых ближайших и проверенных помощников загрузить нужной работой. Вот только какой?

И словно в ответ на мой вопрос началась вторая часть банкета. Наверняка и кодовое название было типа: «Тихое успокоение новичков обнаглевших, самонадеянных». По лестнице спускались сразу двое: Курица и Кегля. На больших подносах они несли девять глубоких горшочков с каким-то горячим блюдом.

– Деликатес! Мясо тервеля в грибном соусе и с фасолью! – торжественно провозгласила любовница уже несуществующего управляющего. – Одно из самых популярных и вкусных блюд на Дне. Есть еще десяток подобных лакомств, которые я вам в ближайшие дни приготовлю. А уж когда наши охотники вернутся, мы такой пир закатим! Мм!

Вот так приговаривая и присвоив себе звание лучшего кулинара, она живо расставила горшочки перед каждым из сидящих за столом. Олег сразу пригнулся к своей порции, втягивая ноздрями ароматы и порыкивая от предвкушения. Зачерпнул ложкой соус, обжигаясь, проглотил, извлек кусок мяса, да так и оставил на горшочке, в ложке. Мол, пусть остывает. А сам опять потянулся разливать.

– Верно! – одобрил я. – Под горячее – самое оно выпить чего-то горячительного. Да ты и бабам наливай, не стесняйся, нам рома нежалко. Пусть побалуются, пока управляющего да их хозяина Ольшина рядом нет. Ха-ха! Когда им еще так повезет?

А сам в то же время максимально напряг все данные мне Первым Щитом силы и умения. И начал со сравнения поставленных на стол порций. И пока балагурил с Олегом и мерзко улыбавшимся Кеглей, успел уловить основные различия, а потом и понять, что нам подсунули не яд. В наши с Ксаной горшочки подсыпали довольно большую дозу усыпляющего зелья. Такая доза могла человека со слабым сердцем отправить на тот свет.

Но что самое интересное, точно такое же сонное зелье оказалось и в горшочке Лузги Тихого. Ну разве что доза была чуть меньше. А значит, злоумышленники сомневались в парне и собирались обезопаситься с этой стороны. Но зато и у нас теперь стало на одного потенциального врага меньше. Пусть и не сочувствующий и уж тем более не наш ярый сторонник, но, в крайнем случае, на нейтралитет Лузги мы могли рассчитывать. Тем более что парень располагался в самой неудобной позиции для исполнения моей задумки – рядом со мной слева. Рядом с ним сидела Франя Ласты, напротив нее и в торце стола – двойняшки, Курица напротив Тихого, ну и Олег с Кеглей – напротив нас с Ксаной. Действуя по плану, я поднялся, держа в руке стакан, но пить не стал, а обратился к оруженосцу:

– Слышь, Молчун, а может, все-таки хряпнешь рому? Под горячее, а? Смотри, какая вкуснятина!

Рыцарский шлем пару раз уверенно мотнулся в стороны, показывая отрицание.

– Ну а если рабыни станцуют на столе, – продолжал настаивать я, – тогда выпьешь?

На этот раз рыцарь кивнул. Чем поразил всех присутствующих. А Светлый прямо подпрыгнул на месте:

– Хо-хо! Так, оказывается, Молчун – тоже бабник?! Ну, ребята, вы и влипли! Никогда богатств не накопите, все в дырки спустите! Ха-ха-ха!

Он ведь не догадывался, что Ксана послушно выполняла мой последний наказ.

Все это я придумал для того, чтобы подольше стоять и провести отвлекающее действие. Делать это сидя было бы сложнее.

Получилось. Своими тринитарными всплесками я столкнул на пол кувшин, стоявший на комоде за лестницей, и одновременно с этим затряс с помощью охлаждающего «сквознячка» дверцу массивного, из толстых досок шкафа. Эффект превзошел все ожидания. Не знал бы сам, что творю, заикаться бы стал от страха. Двойняшки взвизгнули, Курица замычала, Кегля и Олег чуть лбами не столкнулись, выворачивая головы назад, Лузга и Франя онемели, выпучив глаза, и даже Ксана непроизвольно подалась ко мне, пытаясь то ли за меня подержаться, то ли спрятаться за спину. Хорошо, что другие этого не видели, потому что смотрели на оживший шкаф, словно тот превратился в разъяренного тервеля.

Так что мне никто не помешал претворить в жизнь вторую часть марлезонского балета. Я молниеносно поменял все три порции с сонным зельем, поставив их перед нашими врагами. А их горшочки поставил себе, Ксане и Тихому. Еще и ложку Олега с мясом водрузил на подмененный горшочек точно так же, как она и лежала.

Теперь оставалось только немножко выждать.

Глава пятая

Сбор подданных

Процессия, возглавляемая Шаайлой, продвигалась два часа практически без остановок, разве что мужчины, несущие носилки с Чернавкой, иногда для разнообразия менялись местами. Червяк шел в рваной одежде, доспехи ему не дали. На Дорте Медовом была легкая броня из кожи. Поэтому самой уставшей выглядела вашшуна, облаченная в рыцарские латы. И она решила снять с себя это железо, как только они остановятся.

«Зачем я надрываюсь, если мне надо силы экономить для другого? – думала она. – Был бы Михаил Македонский рядом со мной, уже давно бы высмеял! – Вспомнив необычного парня-героя, она загрустила: – И где он сейчас? Наверное, уже и забыл обо мне… И разыскивать не станет. Какой-то он…»

Тут Дорт рассмотрел впереди очередной ориентир в виде двух камней, один на другом, и радостно сообщил:

– О! До родника осталось метров сто пятьдесят. Как раз там, между пяти острых скал, и расположимся.

Девушка уж давно рассмотрела эти скалы, как и целую свору собачонок у их подножий. Наверное, на водопой пришли. Предел видимости она высчитала уже давно, как и выяснила все о сумрачном состоянии подземной атмосферы. Если самые зоркие могли видеть здесь на шестьдесят метров, то иномирянка довольно четко различала предметы на дистанции в триста метров. Что уже смело можно было считать отличным бонусом для выживания.

– Как далеко видят шавки-шакалята? – спросила она.

– Точно никто не знает, ваше могущество. Каждый утверждает по-разному, но правда находится в промежутке между сорока и семидесятью метрами.

– Хорошо. Останавливайтесь и ждите меня здесь. Когда услышите свист, тронетесь вперед.

И уверенная, что ослушаться ее никто не осмеет, вскоре скрылась из поля зрения своих подопечных. У певца тут же мелькнула мысль, что более благоприятного момента для побега у него не будет. Он стал оглядываться, прикидывая, в какую сторону бежать, но замер, услышав голос Червяка:

– Не торопись! Прежде чем совершить необдуманный поступок, послушай меня внимательно. Ты понял, что колдунья видит многократно дальше, чем мы?

Старожил Дна растерялся:

– Ты уверен?.. А ведь и в самом деле… Мне тоже так показалось, когда она двинулась впереди и стала интересоваться всей цепочкой ориентиров… И что теперь?

– Да ничего, думай дальше: твоя жизнь так уж безопасна в твоей башне? Можешь не отвечать, я тебя тоже внимательно слушал. А что нам даст беспрекословное служение Шаайле? Если не соображаешь, могу подсказать: длинную и спокойную жизнь. А скорей всего, и быстрый сбор груанов для всех нас троих. Ты себе только представь, укрощенные монстры будут сами приходить к колдунье и отдавать свои ракушки добровольно.

Дорт замотал головой от представившейся картины, но сразу нашел неувязку:

– Для всех не получится, женщины Светозарными не становятся.

– Тем более тебе будет выгода. Я-то ведь Зэру не брошу и останусь с ней навсегда. Зато тебе больше ценной добычи достанется, и ты обернуться не успеешь, как взлетишь в верхний мир.

Подобные перспективы сменили намерение Медового податься в бега на противоположное:

– Так я и сам уже согласился служить ее могуществу с радостью и усердием!

– А чего тогда так воровато осматривался?

– Ну не буду же я при женщине ходить по нужде! – заявил мужчина и показал на ближайший валун. – Я вон туда, если что, не вздумайте меня здесь бросить!

И с деловым видом отправился по насущным делам своего организма. А тихонько лежавшая Чернавка прошептала:

– Барс, ты молодец, что сумел уговорить этого балбеса. Иначе колдунья сильно бы разозлилась…

– Дорогая, лежи и не напрягайся, тебе даже говорить не рекомендуется. И не забывай, что я циник, и ради любви к тебе пойду на любое преступление. Мало того, что Шаайла при желании этого придурка все равно догонит, так мне еще и помощник нужен, чтобы тебя доставить в тихое место и обеспечить надлежащий уход. Идти-то нам почти сутки… В лучшем случае…

Избитая красавица, выглядевшая сейчас еще страшнее, чем вашшуна, попыталась сжать руку мужчины своими окровавленными пальцами:

– Ты… ты давал клятву…

– Тихо, тихо! Я от нее и не отказываюсь, и не подумай, что, давая, пытался схитрить. Я и в самом деле буду ее оберегать лучше отца родного, лишь бы она тебя вылечила, помогла нам устроиться в безопасном месте и попросту опекала. Потому что мне кажется, и она сама никогда со Дна не выберется. Женщина действительно не может стать Светозарной. Сама ведь знаешь…

Зэра, несмотря на головокружение, соображала на удивление здорово, хотя и говорила еле слышно:

– Но если она сумеет обмануть Длань, то что ей стоит обмануть и прибывшую за ней клеть? Да и сомнения у меня имеются. Так уж это бесспорно, что женщины не выходят в верхний мир?

– Ну да… ты права. Ты – настоящая умница! Это мы вырвались в разбойники, и нам кажется, что мы свободны. А на самом деле весь наш мир Набатной Любви – в рабстве у гаузов. Даже валухи – их беспрекословные слуги.

Наверное, он понял по глазам своей любимой, что она хочет сказать, и поспешно продолжил:

– Ну да, я не оговорился: нам именно кажется, что мы свободны. Не хотел тебе рассказывать раньше, да и не успел… Приняв дела казначея, а потом и атамана, я узнал страшную правду. Оказывается, мы все под неусыпным контролем кораблей гаузов. И они попросту нам разрешают сбросить пар, поиграться в свободу и за это требуют только одно: никого не казнить, а сбрасывать на Дно. За это они дают деньги, льготы, и за десять лет атаманства или казначейства даруют полное прощение. Вдобавок предоставляют домик в самом престижном месте любого на выбор сектора или города. И наивысшая награда – это излечение от черной гнили, которую в наших внутренностях вызывает убийственный Ласоч. Но только после десятилетней выслуги. Вот потому наши главари так бесились, не укладываясь в этот срок. Только два типа в истории вроде «ушли на пенсию к детям».

– Кошмар… – еле слышно прошептала Чернавка.

– И помалкивай! Потом я тебе все расскажу подробно. Вон уже наш боевой «побратим» возвращается.

– А ей? – выдохнула девушка.

Червяк понял, о ком идет речь. И, встав с колен у носилок, уверенно сказал:

– И ей поведаю обязательно. Она должна знать, что наверху творится, и делать соответствующие выводы.

Тут послышался залихватский свист, и мужчины, подхватив носилки, поспешили на зов колдуньи. Но, уже подходя к скалам, замерли, когда им под ноги со злобным рычанием выкатился десяток представителей не то шакальей, не то обмельчавшей собачьей породы. Дорт уже собрался было пинать шавок, как раздался повелительный голос Шаайлы:

– Куда это вы?! А ну, назад! И не сметь даже рычать на моих подданных! Запомнили их? Вот и отлично! Продолжайте нести службу! Охраняйте!

Собачата, усиленно помахивая вдруг задравшимися кверху хвостиками, бросились врассыпную.

От такой картины Медовый вновь замер каменным столбом, и пришлось сзади идущему товарищу толкнуть его носилками:

– Топай, топай! У меня уже от голода живот свело, надо будет хоть воды напиться побольше!

Носилки опустили на землю. Старожил Дна, окончательно уверовав в силу своего нового патрона, с придыханием поинтересовался:

– О, Дива, указующая путь! А вы и в самом деле сумеете заставить тервелей и байбьюков приносить вам груаны?

– Кто тебе такое наболтал? – Шаайла покосилась на невозмутимого Червяка. – Всему свое время, и больше не приставай ко мне с глупыми вопросами!

Дорт счастливо улыбнулся. Он понял, что и у него появился изумительный шанс стать Светозарным, о чем он в страшной, кровавой повседневности уже и мечтать перестал.

А чтобы заслужить такое, что надо? Правильно: работать так, чтобы подметки от скорости рвались. Вот он и старался! Носил в обеих флягах воду, словно заведенный. А колдунья с бывшим казначеем разбойников тщательно отмывали постанывавшую Чернавку. Конечно, иномирянка могла просто использовать свои умения, но к чему тратить силы? Они и так накапливались с большим трудом и во время похода так и не наполнили до краев внутренний резервуар. А ведь еще ни одной опасной встречи не было на пути! Ни одного громадного монстра не попалось.

Еды было мало. Треть Шаайла съела сама, запила водой и с отчаянием посмотрела на опустошенный мешок.

– На Дне любая живность съедобна, – тут же подсказал Медовый. – Можно быстренько зажарить пару собачек…

– Ты что?! – выпучила на него глаза колдунья. – Они такие милые, беззащитные…

Тяжело вздохнув, старожил Дна не стал вслух вспоминать сотни печальных историй, когда эти «милые» шавки загрызали даже нескольких путников. Вместо этого он решил поведать об основных вехах предстоящего пути:

– Если так и будем двигаться кратчайшей дорогой, то доберемся до первой Длани через три, три с половиной часа. Тогда, если примем перпендикулярно в сторону, то уже через час будем в другом пункте выдачи пайка. В итоге можем потерять чуть ли не два часа времени. И возле второй Длани слишком уж бывает многолюдно. Хотя в таких местах не принято совершать агрессивных действий, но всяких уродов у нас тут хватает…

То есть он разложил все по полочкам, а уж окончательное решение должна принимать колдунья. Она перевела взгляд на Червяка, словно разрешая и тому высказаться. А он, только ради того, чтобы накормить любимую, и обильно, и как можно быстрей, готов был крюк делать и в сорок часов. Потому ответил без колебаний:

– Сворачиваем к ближайшей кормушке!

– Тогда, если тут близко, сэкономим время на привале, – решила предводительница мини-отряда. – За мной! И не молчи, Медовый ты наш, начинай перечислять ближние и дальние ориентиры!

Десять собачат двинулись вместе с людьми, то бегая по окрестностям, то возвращаясь к носилкам и осторожно к ним принюхиваясь. Через полчаса именно эти шавки и подсказали злобным рычанием, что впереди некая опасность.

Вашшуна, заметившая байбьюка гораздо раньше них, только заинтересованно воскликнула:

– Ну и шарик! В самом деле – безобразное чудовище. О! Здорово! Прыгает-катится нам навстречу!

И столько в ее голосе послышалось радости и азарта, что обладатель певческих талантов опять невольно вздрогнул:

– Ваше могущество! Это все-таки монстр! Одному опытному воину с ним справиться – настоящее геройство. Вы бы с ним поосторожнее…

Колдунья только отмахнулась, с энтузиазмом устремляясь вперед. Она всматривалась в складку на лбу байбьюка, помня, что именно там порой хранятся вожделенные ракушки. Но как ни старалась, так ничего и не заметила. А приблизившись на пять метров, ударила по нервной системе животного, заставив того на две минуты замереть на месте от боли. И принялась подбирать ключики к животному и перераспределять свои силы.

За это время мужчины с носилками приблизились и смогли наблюдать дальнейшую сценку.

Вот женская фигурка сделала первый шаг и приподняла ладошку, стараясь четко сконцентрироваться на простом приказе: «Чуть откатиться в сторону, потом – вернуться обратно!»

И тут случилось неожиданное. Несмотря на явные болевые ощущения, шар с диким воплем «Байбьюк!» крутанулся назад и помчался прямо-таки с невероятной скоростью куда глаза глядят. Хотя глаз у него не было, только рот, четыре дыхательных и обонятельных отверстия и шесть дырок вместо ушей, расположенные треугольниками по сторонам от лба.

Дорта поразила скорость хищника. Когда они подошли к расстроенной девушке, он сказал:

– Если я кому расскажу, что шар умеет катиться с такой громадной скоростью, мне никто не поверит. Считается, что бегущий человек легко отрывается от этого монстра. Тервели вообще ползают со скоростью пешехода…

Шаайла удивленно воззрилась на него и вновь устремилась вперед, бормоча себе под нос:

– Чего это он от меня убегать вздумал? И ведь сумел, зроак его сожри, с «поводка» сорваться… Или он такой сильный, или это я такая неумелая? На ком бы еще раз попробовать?

Но сколько она ни всматривалась во все стороны, ни одной крупной твари больше не заметила до самой Длани. Разве что шавки спугнули с лежки одно диковинное животное, этакого громадного зайца-кенгуру. Это был местный скользкий заяц, но умчался он настолько быстро, что глаза восприняли его только как яркое желто-розовое пятно. Его удивительная по прочности и расцветке кожа очень ценилась.

В остальном – никакой опасности.

– Почему здесь так пустынно? – спросила вашшуна у местного старожила. – Неужели всех монстров охотники перебили?

– Сам удивляюсь! – дернул плечом Медовый. – Обычно по этим долинам только и мечешься, пытаясь убраться с пути двойки, тройки, а то и квартета бродящих здесь монстров. Наверное, сейчас у них затишье перед брачными играми или перед битвами. Такое бывает.

– Ладно, – смирилась с неудачей Шаайла. Она уже видела впереди главные ориентиры местной Длани. – Теперь слушайте внимательно, как вам надо себя вести и что говорить, если мы кого-нибудь встретим возле пункта раздачи пайков…

И приступила к подробному инструктажу.

Глава шестая

Многоходовая комбинация

Обе женщины довольно быстро стали для Леонида Найдёнова не только партнершами в постели, но и единомышленниками во всем. А если и ревновали немного, то лишь друг к дружке, все еще пытаясь хоть на полкорпуса вырваться вперед в гонке за доверие «нашего» Чарли. И не обращали внимания на других девушек Чаплина, понимая, что их положение гораздо выше обычных постельных утех. За последние дни мастер переспал с несколькими танцовщицами и акробатками, не в силах устоять перед их красотой и настойчивостью, но это нисколько не сказалось на роли в новом коллективе арляпаса Лизаветы и Лады.

Обе занимались финансами, кадровыми вопросами и делами аренды. И никаких сомнений не вызывало, что на эти места вокруг Звездного Чарли уже никому, по крайней мере в ближайшие годы, не протолкнуться.

– Девочки, что бы ни случилось со мной и куда бы я ни исчез, арляпас моего имени станет вашей, и только вашей личной собственностью, – сказал он им вчера. – Поэтому занимайтесь им, изучайте его, лелейте и взращивайте это дело как свое собственное. – Он понизил голос: – Сейчас я вам кое-что скажу, только об этом никто и никогда не должен узнать! Слышите?

Женщины дружно кивнули.

– Ну вот посмотрите: в вашем городе меня раньше не было. Значит, я прибыл из другого. Так? Но ведь вы никогда не слыхали о Чарли, верно? А теперь скажите, смог бы я преспокойно жить в другом городе и не организовать там подобный арляпас?

– Нет! – сказала Лизавета. – Такое в голове не укладывается.

– А что это значит? Только одно: тихая, незаметная, спокойная жизнь меня устраивала совершенно. Смешно? Еще бы! Странно? Более чем! Но коль так уже было, то так опять может быть. Я вернусь в образ тихого и ничем не выделяющегося из толпы провинциала.

– Такое невозможно! – заявила Лада. – У тебя не такая натура.

– Тебе собственный характер не позволит сидеть сложа руки! – поддержала подругу Лизавета. – Да и внешность у тебя слишком веселая, не позволяющая долго грустить или бездельничать.

– Внешность еще не показатель, – нисколько не обиделся изуродованный в детстве мастер манежа. – Ее могут изменить старость, хирург или омоложение… Верите в такое?

Женщины были вынуждены согласиться с подобным утверждением. Еще и припомнили:

– Не секрет, что гаузы смогут любого омолодить при желании.

– Да и Светозарные никогда не стареют. Кажется…

– Вот! Поэтому я вам еще раз говорю: если мне придется надолго пропасть, а то и насовсем исчезнуть, ваш долг и святая обязанность взрастить наше детище, поставить его крепко на ноги и стать самыми знаменитыми импресарио. Иного – не дано!

Да, этот разговор состоялся вчера.

А сегодня Леонид решил открыться до конца. Не доводя дело до любовных игрищ, он начал:

– На прежнее место жительства вернуться пока не могу по многим причинам. А здесь живу без жетона. Как мне зарегистрироваться в нашем секторе под своим именем Чарли Чаплин?

Соратницы стали давать советы, но Леонид находил в них изъяны и отвергал. В том числе и те, что были связаны с посещением управы сектора, кражи нового жетона и подкупа поставного или его старшин. Рисковать не стоило.

И когда, казалось, девушки исчерпали себя, в голову Ладе пришла гениальная идея. Она, правда, не кричала как Архимед, выскочивший из ванны, а начала буднично, издалека:

– Ли, ты помнишь того желудя, который вдруг в меня страстно влюбился полгода назад?

– Которого? – спросила подруга, морща лоб в воспоминаниях. В таких шикарных барышень, как они, влюблялись чуть ли не каждый вечер.

– Да этого нудного типа, который впервые попал в арляпас и сидел с отпавшей челюстью, только на меня и пялясь? О, вспомнила! Его звали Флип!

– А-а-а! Это тот, над которым мы издевались, когда он дежурил на выходе, поджидая тебя? Помню, как в лицо ему смеялись: «Флип – ну ты и влип!» Хи-хи!

– Ну, вам-то все хиханьки были, – вздохнула Лада. – А мне пришлось от него чуть ли не кулаками отбиваться. Месяц он мне прохода не давал, ревнуя к каждой тени и тратя на меня, наверное, все свои сбережения. И несколько раз откровенничал до такой степени, что меня в дрожь бросало. Да я тебе и про это говорила…

Лизавета подумала и воскликнула:

– Точно! Этот идиот пытался идеи борьбы с гаузами претворять в жизнь с помощью террора. Все рвался в разбойники податься, в северные леса…

– Вот-вот! Он даже мне предлагал все бросить и отправиться с ним. Обещал златые горы и кучи сокровищ. Мол, этого добра у разбойников – полные сундуки. Плел про свободу, романтику сражений и очарование жизни в диком лесу. Но я с ним все равно рассталась, разве что иногда он ко мне наведывался с цветами…

Леонид не выдержал:

– Очень интересно. Но не пойму, каким боком этот Флип ко мне имеет отношение?

– Два месяца назад он неожиданно пропал насовсем. Только и заявил при последней встрече: «Ты мне не веришь, но я тебе докажу! Отправляюсь в северные леса и вернусь с сокровищами!»

Чарли Чаплин демонстративно вздохнул, показывая, что эти детали его уже утомили. Но дальше разговор слушал все с большим и большим интересом.

Оказывается, Лада несколько раз была у Флипа дома. Он жил отшельником. Родители его умерли, родственников не осталось, с соседями по улице никаких отношений не поддерживал. И женщин у него никогда в жизни не было. Ну и самое главное, у Лады имелись не только ключи от обители этого страстного желудя-поклонника, но и его письменное утверждение, что она является его гражданской супругой и облечена его юридическим доверием. И она буквально три дня назад в ту квартиру заскакивала, планируя там временно разместить ангажированных артистов. Хотела сэкономить на гостинице. Не успела, Чарли опередил с арендой обоих этажей гостиницы.

В квартире подавшегося в разбойники мужчины все оставалось нетронутым со времени последнего визита Лады два месяца назад, когда Флип дал клятву вернуться к возлюбленной с сокровищами. Наверное, незадачливый тать сгинул где-то в лесах, а то и умер от излучения Ласоча. Таких случаев хватало.

Как следствие, вырисовывалось два варианта: отыскать «внутренний» идентификационный жетон или восстановить якобы утерянный. Как доверенная особа, Лада сама могла пойти в управу тамошнего сектора, отдать заявление, а потом и получить желаемое. Человек-то есть, не умер официально!

На вопрос Леонида, а нет ли Флипа в списке разыскиваемых преступников или покойников, обе красавицы заверили: коль человека не стало или его объявили в розыск, все его имущество описывается, опечатывается и переходит в реестр управы. Дальше – по обстоятельствам. А раз этого не сделано, значит Флип нигде не попался и труп его не найден.

– А как же с именем? – спросил Леонид. Он никак не мог поверить, что такой сложный вопрос может решиться настолько просто.

Оказалось, что со сменой имени еще проще. Уже с полученным жетоном все та же Лада отправляется в четвертый сектор и подает заявление на смену имени. Такая процедура общеизвестна и доступна каждому. Надо только заявить, что покупаешь в данном секторе жилище, и заплатить определенный, пусть и не каждому проходимцу позволительный, налог.

Потом, уже с новым именем, заявиться в сектор здешний, к старшине, этим ведающему, и заплатить новый налог, на покупку обители возле арляпаса. Там могут быть небольшие сложности при оформлении и просьбе о «паспорте» на выезд, но они вполне решаемы с помощью славы, личного обаяния и всего лишь парочки билетиков на представление.

Отпечатки пальцев на жетоне отсутствуют. Группа крови – тоже не пишется. Рост и внешность – примерно одни и те же. Так что никто ничего не заподозрит.

А если Флип когда-нибудь вернется домой?

«Тогда мне уже будет плевать, – рассудил землянин. – Я уже буду в мире Трех Щитов».

Так что Леонид согласился. И уже через час проводил вместе со своими дамами обыск в квартире канувшего в неизвестность поклонника прекрасной танцовщицы. Рыться долго не пришлось, жетон для внутреннего пользования отыскали. Но «междугородний» так и не нашли. Значит, хозяин квартиры точно на север подался.

Первая фаза прошла успешно. Не пришлось и с заявлением рисковать. На следующий день Лада сходила с доверенностью в четвертый сектор, уплатила налог за покупку жилья и сменила имя с Флипа на Чарли. Еще через день был получен новый жетон. А на пятый день Чаплин сам заявился в уже знакомую управу и уладил со старшиной все дела. Уплатил налог, зарегистрировался в выбранном заранее здании как проживающий там и попросил срочно сделать ему документ для предстоящих гастролей. Старшина так расстарался за пяток подаренных ему билетов, что уже вечером, на представлении, лично передал «междугородний» жетон землянину.

В ту ж ночь Звездный Чарли отправился за город – ему захотелось побывать в парке, с которого он полмесяца назад начал знакомство с миром Набатной Любви. Он опасался, что там что-то изменилось и выбраться в другой лес из труб и вентиляционных колодцев теперь невозможно.

К его счастью, это было не так. Новых заборов не настроили, колючей проволокой не огородили, валухов шеренгами не выстроили. Детей традиционно загнали обратно в город через два часа, проведя подсчет и закрыв наглухо все дупла (скорей всего, чисто декоративные) в деревьях. Взрослых горожан опять отсчитывали шестерками, не пуская большее количество в лифт. На меньшее количество не реагировали. Что лишний раз подтверждало прозвучавшее в последние дни от разных людей утверждение: «Гаузы не зверствуют. Если Ловчие кого-то поймают, то накажут, но вообще, рвущихся к свободе особо никто не держит. Сами умирают потом от опасного излучения. И таким способом гаузы избавляются от смутьянов».

Значит, главное – не попасться Ловчим. А беглых рабов никто ночами не вылавливал! Некие машины, как понял Леонид, которых и называют Ловчими (стальной шланг одной из них он видел еще из окошек шахты), ловят людей и доставляют на разборки к валухам только в дневное время!

Вот уж странное отношение гаузов к обитателям этого мира.

«Но мне сейчас не до разборок между покоренными и покорителями, – размышлял Звездный Чарли, когда, уже никого не пугаясь, возвращался из парка в город. – Завтра ночью отправляюсь в мир Трех Щитов. И, скорей всего, навсегда! А значит, нужно оставшееся время, все, до последней минуты, посвятить девчонкам. Придется Лизавете и Ладе только и делать, что записывать мои задумки и лучшие номера и слушать пояснения. Этого им должно хватить на годы…»

Придя в гостиницу, он скомандовал:

– Красавицы, подъем! Нас ждут великие дела!

И принялся за объяснения.

Лада и Лизавета отправились на вечернее представление с отрешенными взглядами, настолько у них в головах все перемешалось. Видимо, они не поверили, что могут расстаться со своим любимым другом навсегда, а потому даже не попрощались толком, только поцеловали его по очереди да и поспешили готовить и подгонять всю труппу. Сам Леонид явился в арляпас только перед своей частью программы и дал напоследок жару. Завтра его заменит кто-то из тех, кого он готовил на свое место. А публике объявят: Звездный Чарли убыл в другие города для организации гастролей. Об этом уже говорилось в последние дни, так что переполоха не случится.

Вернулся к себе, переоделся, собрал и рассовал по карманам все свои иномирские штучки и поспешил на очередную «прогулку» в парк. И опять у него никто жетона для досмотра не потребовал.

Парк Леонид покинул неспешным, прогулочным шагом. И направление выбрал вроде верно. А вот при поиске своей башенки пришлось понервничать. В ночной темноте даже обретенные умения лучше видеть не помогали. Да и, как оказалось, отметки маркеров выцвели под лучами Ласоча, лишний раз подтверждая вред опасного сияния.

Но землянин все-таки отыскал нужный колодец и, посветив в него фонарем, не сдержал радостного восклицания: все его вещи, рюкзак, оружие лежали внизу в целости и сохранности!

Спускался осторожно, уговаривая себя не спешить, иначе и ноги можно поломать. По пути прислушивался к звукам, доносившимся из отверстий, но чего-либо особенного так и не услышал. На кухне баронского дома хлопотала прислуга, там мыли посуду, что-то жарилось и парилось. Наверное, у местного барона гости.

Внизу было тихо. Первый знакомый, одиннадцатилетний мальчуган, наверняка уже спал, мечтая о повторном визите домового, так что поговорить было не с кем. Ни видеокамеру, ни ноутбук Найдёнов из рюкзака доставать не стал, хоть так и хотелось подержать предметные напоминания о родной Земле, а сразу принялся готовить оружие. Арбалет решил не собирать, ибо зроаки могли устроить засаду там. В пантеон мира Трех Щитов следовало заявляться только с мечом и метательным оружием. Звездный Чарли набрал в грудь воздуха и смело шагнул вперед с правой ноги. Мир Набатной Любви остался не просто за спиной, а в ином измерении.

Глава седьмая

Новые победы

Дверца шкафа перестала трястись. Олег Светлый уже стоял чуть в стороне от стола, стараясь держать в поле зрения чуть ли не все помещение сразу. В одной руке он сжимал вынутый из ножен меч, а второй махнул Кегле:

– Чего расселся?! Двигай туда и глянь, что там!

Несмотря на все свои уголовные замашки и вид потрепанного шакала, Кегля довольно бесстрашно двинулся к месту применения моих тринитарных всплесков. Откинул ногой обломки кувшина, встал чуть в сторонке и осторожно открыл дверцу вместительного хранилища каких-то сложенных одеял. Естественно, что там не оказалось ни шутника какого-нибудь, ни зверушки притаившейся. Поэтому мужчина презрительно фыркнул, закрыл дверь и направился к столу. Сел и молча приступил к поглощению горячего блюда.

Блондин вернул меч в ножны и, тоже усевшись, опрокинул в себя вначале порцию рома, а потом бросил в рот кусок остывшего мяса.

А я, так и продолжая стоять и делая вид, что растерян, поинтересовался:

– Что это было?

Мужчины не отвечали, а начавшая есть Курица облизалась и стала вещать таинственным голосом:

– Чуть ли не в каждом замке и башне происходят порой такие необъяснимые вещи. По легендам, это шалят привидения некогда живших здесь и внезапно убиенных людишек. И многие не только становятся седыми от подобных проделок, но и умирают от страха! Ну а уж аппетита точно лишаются!

И разразилась резким ехидным смехом. Ее поддержали оба подельника. Они наворачивали мясо и озорными глазами посматривали на меня и Ксану: мол, что, испугались?

Двойняшки тоже ели, посматривали на меня с интересом, если не сказать с восторженностью.

А вот Франя и Лузга как-то не спешили хвататься за ложки, а косились на меня с настороженностью и недоумением. Вероятно, они, сидя лицом ко мне и имея в поле зрения шкаф, заметили мои странные комбинации со сменой горшочков. И теперь пытались сообразить: что же тут произошло?

Пришлось срочно импровизировать:

– О-о! Привидений я просто обожаю! Я умею укрощать этих неугомонных и вредных представителей потустороннего мира. А если они меня пытаются обидеть или навредить, то я уничтожаю эти бестелесные сгустки. Мало того, если кто из людей пытается натравить привидений на меня, то я убиваю всех скопом.

Конечно, высказывание получилось хвастливое. Любой нормальный воин над таким только посмеется. Но на униженную рабыню и пребывающего в некоем мирке печали парня должно было подействовать.

Когда я сел, выпил и с бешеной скоростью стал наворачивать содержимое горшочка, выяснилось, что мои слова не пропали даром и ударили с нужной силой во все цели. Франя и Тихий уставились взглядами в свои порции и стали есть.

А Кегля оторвался от еды:

– Ты-то смелый, а вот Молчун почему не ест? Испугался все-таки?

Пришлось командным голосом сказать Ксане:

– Ладно, парень, раз танцевать на столе никто не собирается, то можешь не пить. Но жрать обязан, как все, по расписанию. Привыкай к общей дисциплине в башне. Нам здесь жить.

Следовало успокоить злоумышленников, показывая, что мы едим и скоро будем в нужной для них кондиции. Ксана это поняла и даже с каким-то особым удовольствием набросилась на угощение. Наверняка неслабо проголодалась. Правда, ей приходилось сложно – раз за разом засовывая ложку в приоткрытое забрало, она быстро испачкала его. Чем вызвала насмешки в свой адрес.

Выпили еще раз по требованию Олега, и у трех наших противников раскраснелись лица и заблестели глаза. Для меня алкоголь был как простая вода. Я наблюдал за троицей и с удовлетворением увидел, что зелье начало действовать.

Первым неверное движение ложкой сделал Кегля, промахнувшись мимо горшочка. Глупо и вроде нетрезво хихикнув, он продолжил насыщаться. А вот Курица стала «зависать». Съела она вдвое меньше, чем мужчины, но и этого для нее хватило. Она раза два замирала, словно в задумчивости, а в третий раз с недоумением уставилась на фасолины с подливой у нее в ложке. И начала причмокивать, стараясь понять, что с пищей не так. Видимо, даже поплыв, она задалась вопросом: «Почему, если должны засыпать другие, так резко потянуло в сон меня?»

Ну и догадалась, конечно. Выронив ложку и цепляясь слабеющими пальцами за столешницу, она не так воскликнула, как простонала:

– Подменили!..

Блондин повернул к ней голову, понял, что сделал это медленнее, чем собирался, и тоже осознал опасность. И попытался принять меры. Резко откидываясь назад, он возжелал упасть через голову, на ходу выхватывая меч. И будь он в полной своей силе, может быть, и успел бы это сделать.

Но я-то ведь уже был в наивысшей боевой готовности и просчитал каждое свое движение. Стараясь не зацепить Лузгу Тихого, выдернул меч из ножен и, разворачивая его над столом острием вперед, все-таки достал ускользающую от меня голову опасного во всех отношениях садиста. А так как у меня уже выработались приемы борьбы с самыми злейшими врагами зроаками, то и точка приложения удара получилась самая эффективная. У людоедов мира Трех Щитов наиболее уязвимые места – виски, вот и тут кончик моего меча проткнул Олегу Светлому висок. Его тело продолжало двигаться по инерции и даже умудрилось кувыркнуться через голову, но смерть уже наступила. Олег замер на полу с подломленными под живот руками.

А я попытался достать попятившегося второго уголовника. Кегля уже держал в одной руке кинжал с длинным тонким лезвием, а второй довольно лихо раскручивал гирьку на цепочке. Такой штуковиной можно не только огреть противника по голове, но и меч вырвать умеючи. Мне нравилось, что враг не орал, призывая на помощь оставшегося на посту Ольшина. То ли сонное зелье мозг затуманило, то ли силы экономил. Потому что понял: я единственный соперник. А причиной этого понимания была моя подруга, только-только начинавшая неуклюже подниматься с пола, куда я ее бесцеремонно столкнул, вскакивая из-за стола. Как-то мне показалось неудобным перепрыгивать через стол, превращая закуски и наши горячие блюда в сплошное месиво. Вот потому и двинул в сторону, грубо толкнув свою подругу. А шлем-то слетел! И все поняли, кто скрывался под видом рыцаря по прозвищу Молчун.

В том, что я справлюсь со своим противником, сомнений не было, но ведь и за спину следовало оглянуться хотя бы пару раз. Там ведь оставался пусть и флегматичный с виду, но совершенно непонятный нам Лузга. Ну и с Курицей еще не все было ясно. Я сделал обманный выпад и быстро осмотрелся.

Парень сидел с отвисшей челюстью, но уставился расширенными глазами не на труп садиста или на наш с Кеглей поединок, а на кое-как поднявшуюся Ксану. А уже вставшая Курица, пошатываясь и держась одной рукой за стол, пыталась второй достать что-то из-под задранной юбки. Вполне возможно, метательный нож. Так что следовало не затягивать и кончать начавшего приходить в бешенство Кеглю. Мне только берсерка тут не хватало.

Левой рукой я выхватил кинжал, взмахнул мечом, ловя гирьку на цепи, и перехватил удар на меньшее лезвие. Потянул врага на себя и ударил его мечом по голове. Не острием, плашмя. Оглушенный Кегля рухнул как подкошенный.

Резко обернувшись, я застыл, пораженный неожиданной сценой. Близняшки-то оказались не настолько уже безобидными агнцами! Действуя дружно и слаженно, они сбили Курицу с ног, вырвали у нее оружие, которое оказалось стилетом, и теперь охаживали ненавистную им женщину ногами и кулаками.

Еще два свидетеля произошедших событий так и сидели на своих местах, а Ксана нагнулась, чтобы поднять свой шлем. Я кивнул на горшочек Лузги Тихого:

– Тебе они тоже сонное зелье подсунули, а значит, не доверяли, знали, что ты слишком честен. Так что я уверен, что в нашей компании ты приживешься. Ну а ты, Франя? С кем и как мечтаешь существовать дальше?

Казалось, женщина пребывает в трансе, такой у нее был задумчивый и отстраненный вид, но ответила она сразу:

– Мои мечты до этого времени никого не интересовали. И разве у меня есть выбор?

За спиной у меня стало тихо. Я оглянулся – двойняшки стояли и слушали наш разговор.

– Их я поклялся освободить от рабства, как только увидел, – сказал я Фране, кивнув на них. – Потому что они мне очень напомнили моих любимых подружек. Теперь они совершенно свободны и сами вправе решать, что им делать дальше: оставаться со мной или отправляться в иное место проживания. Мало того, я обязуюсь их провести туда, куда они не пожелают. Точно так же, Франя, вольна поступать и ты.

– То есть ты против рабства? – спросил Тихий.

– Категорически против!

– А она кто? – он кивнул на Ксану. – Почему тебе подчиняется?

– Да потому что в каждом поселке обязан быть всеми уважаемый староста. А в городе – бургомистр. А в боевом отряде – командир, приказы которого выполняются быстро и беспрекословно. Тем более – в военное время. А здесь – война постоянная и кровавая. Причем не только с монстрами, но и с рабовладельческим строем. – Я оглянулся на лежавших Кеглю и Курицу. – Все понятно?

– Ну как сказать, – неожиданно оживший меланхолик кривился в сомнениях и поблескивал глазами. И опять-таки на бывшую секретаршу поставного. – Пусть она подтвердит твои слова. Или глухонемая?

– Сам ты! – рассердилась моя боевая подруга, удерживаясь все-таки от плохого слова. – Мы с Михой не просто лучшие друзья, но и почти как муж с женой! Так что только попробуй сомневаться хоть в едином его слове или распоряжении! Я тебе живо глаза выколю.

И она лихо подхватила прислоненное к стенке копье. А мне ничего не оставалось, как демонстративно прокашляться, скрывая свое изумление по поводу нашей якобы чуть ли не семейной близости. Стоит ли возражать? Я решил, что стоит:

– По поводу мужа и жены – это просто шутка…

– Ничего себе шутка! – возмущенно воскликнула Ксана. – Ты еще скажи, что не любовался мною обнаженной!

Ей удалось меня смутить:

– Так это… совсем к делу не относится. Это же… просто было для работы…

– Да ладно тебе, – уже совсем иным тоном сказала Ксана. – Опять ведешь себя как… несолидный мужчина.

Со стороны можно было подумать, что мы с ней всегда вот так пикируемся и она всегда вот так меня успокаивает и делает мне поблажки, уступая в споре. И в любом случае наши новые знакомые решат, что близость между нами есть, а я, как редиска, отвергаю это.

Во мне стало закипать возмущение. Я не хотел, чтобы меня ставили в такие рамки. Мы дружим – и только! И никакие мои, пусть даже вожделенные взгляды на прекрасное тело ни при чем! Если речь пойдет о близости, то это будет мое личное, тщательно продуманное решение, а не вот так… по заявлению противоположной стороны…

Но только я собрался резко высказаться, как сверху донесся голос дозорного:

– Эй, там, внизу! Тут прибыл вояка из башни тридцать дробь тридцать! Один из троицы дозорных-исполнителей из Макиля. Никаких моих объяснений и слушать не хочет, не верит, что все на охоте. Сказал, что прямо перед входом будет сидеть и ждать всех остальных, чтобы сделать выгодное предложение.

Он замолчал, и стало понятно: Мастер сделал заявление и ничего решать не намерен. Вы, мол, там, внизу, сами думайте, что делать. Олег бы поднялся наверх и угрозами прогнал нового гостя. Или убил представителя соседней башни, потому что ни его, ни его товарищей уголовники не любили. Не сегодня так завтра многочисленная банда из замка 18Ф300 захватит строение с пятью жителями и всех вырежет. Так, по крайней мере, угрожал главарь банды, пообещавший жестоко отомстить бывшим воякам из полиции, которых в верхнем мире называли дозорными или исполнителями. Причина – смерть сына, которого вояки убили за похищение любимой девушки одного из них и ее зверское убийство.

Все я это я вспомнил быстро и обрадовался возможности переговорить с нужным человеком. Ведь именно об этой троице предупреждал поставной Сергий, передавал приветы и сказал, что помнит о ребятах. Он же и устроил так, что его бывшие подчиненные попали вместе на один уровень.

Да и Ксана хорошо знала коллег по управе, потому что, по заверениям старшины Борея, именно она и была виновата в таком кардинальном изменении судьбы исполнителей. Правда, сама девушка совсем по-иному объясняла свою причастность к этому делу и во время предварительных разговоров со мной была решительно настроена на встречу и переговоры. Она с не меньшей уверенностью утверждала, что ребята хоть и не без греха, но отменные рубаки и довольно-таки грамотные специалисты по многим житейским и профессиональным вопросам. С такими было бы не только желательно пообщаться, но и скооперироваться для выживания в этом средоточии хищников, рабовладельцев, уголовников и прочих лишенных гуманизма уродов.

Так что мне хватило обмена короткими взглядами с Ксаной, чтобы получить ее одобрение на встречу. Разве что труп Олега следовало убрать, а сонных врагов связать на всякий случай. Я открыл большой сундук у стены и, словно хвалясь силушкой, зашвырнул туда тяжелое тело блондина. Затем вознамерился вязать Кеглю, но, присмотревшись к нему и пощупав пульс, понял, что он мертв. То ли мой удар мечом оказался смертельным, то ли доза снотворного чрезмерной для слабого сердца. А скорей всего совокупность этих факторов его и убила. Положив второй труп поверх первого, я спросил у так и сидевшей за столом парочки:

– Так вы с нами или остаетесь с Ольшином?

– С вами! – решительно заявил Лузга Тихий.

Франя тоже кивнула:

– И я буду за вас держаться, словно за папу с мамой. Только и Ольшина нам придется забирать.

Мне было некогда разбираться, почему надо еще и Мастера за собой тащить, если он может преспокойно остаться здесь. Я навис над Курицей и скомандовал подруге:

– Ксана, открывай засовы…

И замолчал, глядя на окровавленную шею мертвой женщины. Перевел взгляд на двойняшек:

– А что это с ней?

Одна из сестер твердо ответила:

– Заслужила!

А вторая добавила:

– Да и кому такая тварь нужна? Ведь ничего стоящего не знала и не умела.

Вот уж! Одно слово – Дно! Правда, перенесенные девушками унижение, страх и побои давали им полное право так поступить со своей мерзкой мучительницей.

Я уложил в сундук и третий труп, а двойняшки быстро вытерли тряпками кровь с пола. Пошептавшись с Ксаной о наших дальнейших действиях, я уселся на место своей подруги и взял в левую руку ложку, а правую положил на рукоять меча. Как бы ни подходили нам бывшие работники силовых структур, с ними следовало держать ухо востро. Ведь порой люди резко меняются и за более короткое время, чем три месяца.

С надетым на голову шлемом Ксана вновь превратилась в Молчуна. Открыла последний засов, распахнула дверь и отошла в сторону. Гость вошел и сразу рассмотрел тех, кто сидел за столом. Озадаченно хмыкнул и, поздоровавшись со всеми сразу, спросил:

– Да у вас никак смена власти произошла? Или вы наконец взялись за ум и выгнали своих опостылевших хозяев?

Ему ответила Франя Ласты:

– Сам ведь предлагал так сделать или сбежать к вам в башню. Или уже передумал?

– Нет, предложение остается в силе. Хотя, как вы прекрасно знаете, у нас сегодня очень и очень опасно…

Гость прошел дальше и осмотрелся. И наверх взглянул, и горшочки на столе посчитал, и на мокрый пол обратил внимание. Скользнул взглядом по закрывшей дверь Ксане и уставился на меня:

– И все-таки что у вас здесь творится? Неужели и в самом деле все умчались на многодневную охоту и вы тут празднуете это событие с новенькими?

– Ага, значит ты уже и про нас с Молчуном наслышан? – улыбнулся я. – И догадываюсь, от кого. Емельян Честный постарался? Как тут у вас быстро слухи разносятся. Натуральная маленькая деревня.

– Ну да, я ходил в их замок, надеясь объединиться против царящего здесь засилья банды из замка восемнадцать эф триста. Ведь расправившись с нами, эти уроды потом и за остальных возьмутся.

Двойняшки кивнули, а Франя ехидно сказала:

– Если бы женщины что-то на Дне решали! Или вы согласны даже с нами объединиться? Тогда мы живо собираемся и сматываемся с тобой вместе. Согласен?

Бывший работник правоохранительных органов повернулся к ней:

– Мы от своих слов не отказываемся, собирайтесь! Но учтите, тогда на нас станут охотиться и ваши… – Он опять глянул на меня, на замершего у двери рыцаря и, не желая называть тварей своими именами, неопределенно покрутил пальцами. – Ну, ты понимаешь, о ком я…

– Да ты присаживайся, угощайся! – предложил я.

Гость приблизился и как бы невзначай положил руку на то место, где недавно стояла посуда Курицы, – все три горшочка с сонным зельем переставили туда, где раньше сидел Кегля. И по его лицу я догадался, о чем он подумал, – ведь то место, где стоял горшочек с горячим мясом, было теплым. Три горшочка… Значит, только что здесь сидели еще три человека. А раз их тут нет и прозвучало утверждение, что все остальные ушли на охоту, то любой бы сразу заподозрил неладное. Тем более бывший исполнитель. Тем более – на Дне.

Поэтому молодой мужчина, лет двадцати восьми на вид, передумал садиться и отошел от стола:

– Что тут происходит? Если со мной что-то случится, то вы прекрасно знаете: друзья отомстят очень жестоко!

– Да все нормально, – заверил я с полным хладнокровием. – Хочу передать тебе привет от поставного Сергия. И сообщить, что он нас специально отправил на сорок четвертый уровень, посоветовав дружить и держаться вместе.

Гость прищурился:

– А чем докажешь, что ты не отпетый уголовник?

– Ну, извини! – рассмеялся я. – У Сергия собственную характеристику взять не догадался. Ну тогда свидетеля предоставлю… Может, ему поверишь…

Я кивнул подруге, и она подошла к столу, снимая шлем. Улыбнулась широко открывшему от изумления глаза старому знакомому и сказала:

– Привет, Степан!

На Дне для любого человека встретить просто знакомого считалось великим чудом. Пары родственников или друзей были редким исключением. Такое случалось из-за грубейшего нарушения правил отправки поставными секторов. И нарушались эти правила по разным причинам. В случае с двойняшками – подставивший их тип хотел сестрам побольше нагадить. В случае с бандитами, отцом и сыном был явный подкуп со стороны родственников. Что касается тройки исполнителей, тут получилось так благодаря желанию поставного дать лишний шанс на спасение оступившимся и чуть запоздало раскаявшимся парням.

Но если уж тут встречались, то радовались от всей души. Чему мы все и стали свидетелями.

– Ксана?! – заорал Степан, раскрывая объятия и бросаясь к моей подруге. Сграбастал ее, словно любовницу, подкинул несколько раз, засыпая восклицаниями и вопросами: – Мамочки родные! Глазам не верю! Какими судьбами?! Что случилось? И как вообще посмели сюда отправить тебя? Невероятно! Я в шоке! Что ты умудрилась вытворить?

Еще и в шею да в щеки красавицу несколько десятков раз зачмокал. Да так громко и смачно, что мне неприятно стало от такой картины.

«Однако! Этого даже я себе не позволяю! – Но я тут же спохватился и постарался сам себя успокоить: – Чего это я? Мне ведь все равно, пусть тискается с кем угодно…»

Девушка кое-как освободилась из объятий своего недавнего коллеги по работе и рассказала, почему сюда попала. Это предназначалось и для всех наших новых знакомых. Конечно, всей правды она не говорила и уж о Светозарном, своем тайном любовнике наверху, не упомянула. Мы эту версию с ней согласовали специально для такого случая.

По этой полуправде получалось, что некий художник из другого сектора, пылая ко мне злобной завистью, ворвался в мою камеру, когда я там работал над картинами по заказу, и попытался меня убить. Ну а так как я оказался не только умельцем в живописи, но и мастером боевых искусств, то в завязавшейся драке убил конкурента, умудрившись с разгона втиснуть голову противника между прутьями дверной решетки. По случайному стечению обстоятельств Ксана оказалась в тот момент возле той же решетки и, увлеченная событиями, не заметила, как сзади приблизился барон Фэйф с еще одним валухом. А великаны не стали разбираться, кто прав, кто виноват и кто умудрился открыть дверь в камеру временного арестанта. Отправили на Дно всех, кого там рядом увидели. И все потому, что убитый художник был очень известным. Да плюс влиятельные родственники и покровители с пеной у рта требовали самого жестокого наказания.

Единственное, что смог сделать для нас обоих Сергий, это отправить на сорок четвертый уровень, где можно было надеяться на помощь старых работников управы сектора.

Степан по прозвищу Живучий поверил всему услышанному, покивал и от всей души посочувствовал:

– Бедняжка! Вот уж не повезло, так не повезло! Хотя… тут таких оболганных хватает! Жизнь полна несправедливостей… – Он покосился на двойняшек, хотел что-то добавить, но лишь с досадой поцокал языком. – А здесь-то что творится? Может, хоть ты мне объяснишь?

Девушка молча отвела его к сундуку и открыла крышку. Увидев трупы и опознав их, парень без малейшего недоумения или порицания во взгляде кивнул и спросил:

– Не хотели слушать ваших здравых рассуждений?

– Хуже. Хотели меня и Миху Резкого, а заодно и Лузгу усыпить. Мечтали найти у нас груду светящихся ракушек, ну а Тихого – чтобы под ногами не мешался. Да не на тех нарвались… ну и остальные нам помогли.

– Ага… с мастером Ольшином все понятно, он согласится с любой властью, да и к уродам его нельзя отнести… Ну а остальные козлы? Вдруг сейчас вернутся?

Я предложил ему сесть и рассказал о недавних событиях в долине Большого Сражения. И о плененном Сурте Пнявом сообщил, поведав, что он прикован наручниками к ядовитому дереву рядом с башней.

Недавние рабыни переглянулись и, так как имели полное право голоса в новой компании, высказались.

– Пнявый трус и приспособленец! – заявила одна сестра.

– Толку с него – никакого, – добавила вторая.

– Но зато он и ни над кем не издевался, – резонно напомнила Франя. – Так что и убивать его нельзя, не заслужил.

Двойняшки тут же стали говорить, что они и словом не обмолвились об уничтожении Пнявого, но их перебил занятый другими мыслями Лузга:

– А что сейчас творится на поле битвы монстров? Там ведь можно отыскать десятки груанов!

– Не верь в эти сказки! – заявил я с такой убежденностью, словно прожил на Дне не один десяток лет. – Мы с Ксаной уже там были и поискали по всей программе.

– Ну и?

После вопроса Тихого все так и подались ко мне. Я сделал пуазу, размышляя: признаться или нет? Решил не скрывать:

– Отыскали три груана на монстрах и три на поясах Крэча и еще одного типа. И вряд ли там что еще завалялось.

Одна из двойняшек радостно захихикала:

– Да вы и в самом деле везунчики! Может, тебе всего ничего до Светозарного осталось?

– Если бы! – вздохнул я. – Это ведь только начало. Да и на дорогах ракушки не валяются. – И тут мне в голову закрался интересный вопрос, о котором я раньше не задумывался: – Слушайте… Если у кого-то забрали «свой» груан, то он становится «чужим». Затем, допустим, поменял несколько хозяев, а потом опять попал к своему первому хозяину. Он тогда вновь становится «своим»?

Все взгляды, в том числе и Степана Живучего, скрестились на Фране как на старожиле этих мест. Но та лишь подвигала бровями да пожала плечами:

– Понятия не имею. Ни разу о таком не слышала. Но наверняка Мастер в курсе, надо будет у него спросить.

– Кстати, – вспомнил я еще об одном обитателе башни. – Не пора ли нам и Ольшина пригласить на общее собрание нашего нового товарищества? Как он к этому отнесется?

– Да нормально, – заявила Франя. – Только пост оставлять нельзя…

– Я его заменю! – тут же с готовностью предложил Лузга.

– Ладно, тогда пошли наверх, попробую растолковать старику…

Она уже стала подниматься по лестнице следом за Тихим, но обернулась:

– Девочки, вы бы убрали лишнее со стола, а ты, Резкий, раз уж все яды так здорово умеешь рассмотреть, глянь, что там еще на кухне отравлено. Мало ли что…

Двойняшки живо собрали на подносы посуду, из которой ели недавние отравители, и увлекли меня за собой наверх. Уходя, я с неприязнью покосился на Ксану, которая, усевшись рядом со своим старым знакомым, завела с ним разговор. Запретить я ей не мог.

На втором этаже, в круге диаметром уже целых шесть метров, находилась кухня. Там была солидная печь с духовкой. Из стены торчали крючья с вялившимися на них кусками мяса. Массивная чугунная поверхность плиты имела дырки, которые закрывались разными по размеру кольцами, оставляя по желанию поваров нужные по величине отверстия для прямого пламени. Топилась она дровами, запасы которых занимали почти все остальное пространство этажа. Одновременно можно было готовить пищу в шести внушительных казанах и жарить на двух глубоких сковородках. По самым скромным прикидкам, накормить здесь можно было полторы сотни человек.

Но меня больше всего удивили два умывальника с широкими, явно кухонными раковинами из тусклого материала, напоминавшего медь или бронзу.

– И вода есть? – спросил я.

Сестренки недоуменно переглянулись, но тут же вспомнили, что я новенький:

– Вода есть почти во всех строениях, если они не полностью разрушены. Причем сюда поступает и вполне горячая.

– А вот на банный этаж, он у нас шестой, подается только чуть тепленькая. Но в остальных башнях и замках – тоже горячая.

Вот ведь! И об этом там, наверху, ни одна Светозарная сволочь не сказала! И мы с Ксаной уже настраивались ходить на Дне немытыми до самого последнего, победного момента. Не скажу, что нам было бы легче от такого знания, приди оно к нам раньше, но ведь уже эта деталь сильно преобразовывала устоявшееся мнение об этой странной, скорей всего, искусственно созданной вселенной внутри целой планеты. А может, и не внутри? Может, Дно находится совсем в ином месте, очень и очень далеком от мира Набатной Любви?

И опять задуматься было некогда: ко мне придвинули все котелки, кастрюли и миски с едой. В том числе и небольшой котелок, в котором, видимо, и разводили отравы Курица с Кеглей. Именно в нем находились остатки поданного нам лакомства, щедро сдобренные неким сонным зельем, и двойняшки сразу принялись его тщательно отмывать. Для Лузги, чтобы разбавить опасную концентрацию снотворного, видимо, добавили нормальной пищи из казана, в котором мяса с фасолью было еще порций на двадцать.

Ну да, тут ведь ожидали возвращения жутко голодных охотников с трофеями и готовились к празднику. Зато теперь мы добрых двое суток могли не напрягаться с приготовлением пищи и пировать на всем готовом. Наверное, от этой приятной мысли у меня вновь проснулся аппетит, и я выловил из котла внушительную кость с куском мяса. А близняшки продолжали перечислять все, что имеется на верхних этажах.

Наверх я решил отправиться после того, как закончится первое собрание нового коллектива.

Глава восьмая

Своевременные спасатели

Еще издали Шаайла заметила у стены каверны, искрещенной дырами тоннелей и прикрытой нагромождениями скальных осколков, оживленное движение. Там роилось около сотни шавок, так и мечтающих поживиться свежим мясцом. Удалось рассмотреть и людей. Трое мужиков посматривали вниз с третьего уровня дырок, двое прохлаждались на верхушке скалы, а мужчина и женщина пытались туда забраться. Только паре пришлось трудно на крутой скале. Того и гляди могли сорваться с высоты восьми метров. Выше взобраться не могли, стена стала отвесной, а силы висеть, видимо, кончались. Ну и, в-третьих, было понятно, от кого люди пытаются спрятаться: под скалой со сбежавшей от них пищей виднелись две задранные кверху морды скатрагов. Еще одна такая же монстрообразная особь бродила рядом.

Вашшуна легко опознала хищников по описанию Дорта. Этакие плоские, с костяным панцирем тараканы под два метра длиной, с гибкой чуть ли не метровой шеей и тыквообразной головой. Голова эта напоминала шкатулку, верхняя часть которой поднималась, словно на шарнирах, и получалась диковинная пасть, похожая на ковш экскаватора с крышкой сверху. На нижней челюсти имелись два смотрящих в стороны глаза. Настоящее природное чудо! Мощная шея переходила в ушастую голову, задние вытянутые вперед лапы были похожи на ласты. Благодаря упору на них скатраг мог поднимать свое тело перпендикулярно земле, доставая пастью до трехметровой высоты. С такими несуразными задними конечностями неудобно было ползти вперед, да и ходить получалось с трудом. Зато эти монстры довольно шустро бегали… задом. Четыре передние конечности ничем не отличались от тараканьих, только размеры у них были гораздо больше. Считалось, что скатраги не очень прожорливы из-за маленьких зубов и сравнительно небольшой тыквы-пасти. А старожилы утверждали, что эти твари не так едят, как пьют, – высасывают кровь из жертвы.

Опасный противник, имеющий только одно слабое место в срединной части шеи. И на него старались выходить как минимум парой копейщиков. Или поражать монстра с дальней дистанции. Главное и вожделенное богатство, сияющего симбионта, скатраги носили под костяной створкой за своими глазами, почти возле самой шеи. И сами носители обладали чуть ли не удвоенной живучестью.

Так что желание людей избежать встречи сразу с троицей таких тараканообразных тварей было вполне оправдано крайними опасениями за собственную кровушку. Тогда спрашивается, чего тут вообще делать?

Этот вопрос и задала Шаайла, рассматривая диспозицию и прикидывая свои действия. Ну а Медовый сразу сыпанул очередной информацией:

– Так ведь некоторые охотники предпочитают здесь покрутиться до истечения пятисуточного срока, чем опоздать на час или несколько. Опоздание Дланью не прощается, следующая выдача производится ровно через пять суток после предыдущей. Приходят заранее, прячутся в норах на стене или на скалах, да и, когда народу слишком много, хищники не слишком себя агрессивно ведут, напролом не лезут. Заодно встречи назначают, новостями обмениваются, занимаются меновой торговлей.

Девушка смело шла вперед, на этот раз даже не останавливая спутников:

– А почему никто не догадается построить крепость вокруг Длани? Так же будет удобнее.

– Об этом не только я задумывался, – ответил Медовый. – Другие тоже частенько спрашивают у старожилов. А те отговариваются: мол, пытающиеся окружить Длань преградой обязательно умирают в течение одного-двух лутеней. И так, дескать, было всегда. Лично я за три года не видел ни одного человека, который бы утверждал о начавшемся, а потом прекратившемся из-за смертей строительстве. Люди здесь быстро привыкают слушать дельные советы более опытных. Иначе долго на Дне не протянешь…

Когда же и он рассмотрел первого из кровососов, то резко остановился. Предложил напарнику опустить носилки на землю и приготовился метать ножи.

– Если ее могущество не справится, то у нас шансов еще меньше, – сказал он Червяку. – Копья нужны, длинные и прочные…

А только что упомянутое «могущество» так и двигалось навстречу приближавшейся к ней твари. Только в этот раз вашшуна не успела даже болью ударить – скатраг резко поднялся вертикально, заклекотал раздраженно, словно индюк, а потом вдруг побежал… назад. Его сородичи, ждущие, пока к ним, как перезрелые яблоки, не свалятся незадачливые скалолазы, не видели приближавшейся колдуньи, но услышали сигнал вольного охотника. После чего даже не заклекотали, а сразу бросились наутек. И весь десяток прирученных собачат с рычанием понесся следом за монстрами.

Дива была явно раздосадована. Остановившись, она жестом подозвала подданных к себе и набросилась на Дорта, словно это он подговорил трех тараконоподобных существ сбежать от укрощения:

– Нет, ты видел, а?! Ну почему они убегают? Это же неправильно! Я даже ничего сделать не успела. Или ты умолчал о чем-то важном? Признавайся!

Дорт втянул голову в плечи, не зная, что сказать. А бывший разбойник Барс, не удержавшись, вдруг совсем неуместно фыркнул. Тут же готовые метнуть молнии глаза уставились на него:

– Червяк, ты что?! Что тебя так рассмешило?

– Ваше могущество, я вас тоже боюсь, – сказал тот, – но, тем не менее, признаюсь, о чем я догадался: скатраги испугались, потому что… как бы поделикатней выразиться?.. Они ни разу еще не встречались с такими охотницами.

Понять его было нетрудно: мол, такая страшная на личико, что даже твари пугаются. Шаайла уже вознамерилась наказать разбойника болью, но вдруг подумала:

«Он и наверху, в той банде, был одним из самых умных и образованных. Такие не станут угодничать и дрожать от страха. Сломить его можно, и он даже не догадывается, как просто мне это сделать. Но зачем? Зачем мне глупый и дрожащий… хм… червяк? Раз он здесь, то наверняка понял самое главное: возле меня он в десятикратно большей безопасности, чем с другой, собранной из здешних отморозков бандой. Так что… пусть…»

Она улыбнулась.

– Ну-ну! Смейся, смейся над моей внешностью! Вот разозлюсь и тебя сделаю таким же «красавчиком». Что тогда запоешь?

– О-о-о! Разве мужчина такого боится? – насторожившийся было Барс расслабился. – Главное в его нелегкой судьбе – это порадовать женщину правильными словами. А как у него уши закручены или насколько нос длинный – сущие пустяки. Женщины со второй встречи уже не обращают на такое уродство внимания.

Слово «уродство» он произнес зря. Шаайла опять нахмурилась и захотела показать, кто тут главный. Но тут же вспомнила, о чем только что думала, и неожиданно для самой себя спросила:

– А как мужчины относятся уже на второй встрече к уродливым женщинам?

Команда опять двинулась вперед, преодолевая последний отрезок перед Дланью.

– Там все намного сложней, – начал Дорт. – Хотя возникновение симпатии во многом зависит от того, что есть привлекательного у женщины. Соблазнительные стройные ножки, изумительная фигурка, роскошная грудь, очаровательная шейка. Плюс изящные руки, бархатистость кожи, даже ноготки… Пусть и в гораздо меньшей мере, но их мужчина все равно подмечает на уровне инстинктов. А кое-кто теряет голову, только увидев женский пупок. Или созерцая ее со спины. Или чувствуя запах. И первое впечатление от какого-то дефекта на лице со временем стирается, особенно если у женщины добрый и веселый характер, прущая в пространство вокруг позитивная энергия. Ну и самое главное – это время. Побудь женщина рядом с мужчиной сутки-другие и, если он ей хоть чуть-чуть приятен, она начинает распространять вокруг себя флюиды влюбленности, и он… да, да! И он легко попадается в сети если уж не любви, то сильной привязанности. И внешность становится не главным. На первое место выходит внутренний мир. А это гораздо важнее, чем внешность.

Квартет уже приблизился к скале, и Дорт замолчал. А вашшуна пребывала воспоминаниями в тех днях, которые она провела вместе с мастером оружейником Михаилом Македонским:

«Что-то я не заметила его большой привязанности ко мне. Так и старался от меня как можно быстрей избавиться. И это несмотря на нашу с ним физическую близость! Неужели он настолько бесчувственный и самовлюбленный чурбан? Хотя почему чурбан?.. В последние часы он за меня сильно переживал, даже заботился… Древний артефакт отыскал, которому цены нет, и мне подарил… Ох! Как там мой камень?! – Она вспомнила, где оставила ценнейшую вещь, и даже дышать перестала от переживаний. И тут же подумала: – Вот бы мне от Михаила забеременеть! Как жаль, что мы, вашшуны, можем замечать последствия этого только через месяц…»

К сожалению, она вспомнила, что женщины на Дне не беременеют. И, как утверждал Дорт Медовый, даже если попадают сюда уже в таком положении, то на второй или третий день случается выкидыш. А если младенец уже почти был готов к рождению, то всегда рождался мертвым.

«Но в этом мире нет вашшун! – с какой-то озлобленностью сказала она себе. – Так что если я понесла, то моего ребенка никакое Дно не заберет!»

Мужчины остановились возле скалы, уложили носилки с Чернавкой на землю и поспешили на помощь к скалолазам. Зависшие на стене не могли самостоятельно спуститься – у них онемели пальцы. Котомки, оружие и веревки пары лежали у подножия. Видно, хотели подкрепиться после дальнего пути, а тут скатраги сразу с трех сторон нарисовались. Ну, людям ничего больше не оставалось, как ящерицами карабкаться на ближайшую стену.

Знавший эту местность отлично, Медовый ринулся на верхушку скалы с другой, более доступной для подъема стороны и вскоре уже спустил женщину, уцепившуюся за узлы веревки, на землю. Барс тоже не стоял – поспешил товарищу на помощь, и уже вдвоем они опустили более тяжелого мужчину. Тот стал рассыпался в благодарностях:

– Господа! Моя признательность не знает границ! И вы лишний раз подтвердили священное правило: земли возле Длани – это зона максимальной взаимопомощи и безраздельного мира. Вы настоящие рыцари! И мы будем гордиться знакомством с вами!

Но бывший казначей разбойничьей шайки сказал:

– За свое спасение вы должны благодарить нашу владычицу! Обращаться к ней следует Дива, путь указующая. Гораздо реже: ваше могущество! А зовут ее Шаайла Беспощадная! Именно она прогнала отсюда скатрагов, и именно она приказала нам поспешить и ринуться в обход скалы для вашего спасения.

Он говорил так громко, что его слышали все. Так что можно было смело утверждать: челюсти отвисли у всех семерых обитателей Дна, пришедших к здешней Длани. И никто из них целую минуту не мог вслух отреагировать на услышанное.

Вашшуна осталась довольна. Червяк оказался нужным приобретением и действовал не только по инструкции, но и проявлял похвальную инициативу.

Глава девятая

Напрасный поиск

После перехода Леонид Найдёнов замер на скальном уступе в подвале пантеона и стал прислушиваться. Сразу светить фонарем было бы рискованно. Незачем привлекать к себе внимание.

Так и простоял пришелец из иного мира минуту, словно окаменев. Потом еще две, стараясь дышать тихонько и редко. После чего здравый смысл подсказал: здесь никого нет. И уже давно. Ни один запах не говорил, что здесь кто-то жил или находится сейчас. Только застоявшийся запах пыли, плесени да старый дух кострища и коптящих, заправляемых жиром факелов.

Ну и ночное зрение заработало, убеждая своего владельца, что никто рядом не стоит, оружием не замахивается и в подвале никаких подозрительных теней не видно.

«Хорошо быть волшебником, – сказал себе великий маэстро. – Пусть даже начинающим!» – и уже смело включил фонарь.

Луч осветил все углы. Никого. Ни живых, ни мертвых. Разве что стена была раскурочена гораздо больше, чем это сделали в свое время искатели артефакта. Словно рыскавшие здесь зроаки вымещали свою злость на ни в чем не повинной кладке. И во многих местах окружающих склонов виднелись сколы и зазубрины, которых раньше не было.

«Эти мерзкие уроды явно пытались кирками и зубилами отыскать замаскированный тоннель, по которому мы от них сбежали! А эпические гайки вам во все кишки и во все дырки! Каждому! И чтобы издыхали медленно и с мучениями!..»

С такими кровожадными мыслями ненавидящий людоедов землянин осмотрел подвал и замер под отверстием, через которое он с другом и вашшуной сюда забирался. Отчетливо было видно, что плиты на дырке совсем иные, тяжеленные и толстые. Сомневаться не приходилось: уходящие отсюда зроаки и их подручные кречи завалили единственный проход. Так сказать – во избежание. Ну и не факт, что наверху до сих пор не оставлен постоянно бодрствующий пост, который и за примыкающими долинами следит: не появятся ли где из расщелины главные враги империи Гадуни? Пытаться разбирать завал сейчас, да еще и в одиночку, было глупо и преждевременно. Следовало вначале разобраться: почему нет никаких следов Ивлаева и куда запропастилась эта страшненькая лицом ведьма Шаайла?

Леонид вернулся к обрыву над пропастью, нащупал пальцами резьбу на боку скалы и задумался. То, что полукруг, разделенный на три части, обозначает три разных места в новом мире, он уже понял. А первый знак – колокол, пронзенный стрелой, был символом мира Набатной Любви. В последний раз он шагнул позже всех и попал в точку, допустим, под номером три. Куда его забросит на этот раз? Естественно, принимая во внимание факт, что никто из друзей здесь не был и опять туда не возвращался. Иначе Борис обязательно оставил бы надпись на стене или условный знак. Да и вашшуна бы придумала, как отметиться. Это если не предполагать самые худшие варианты, о которых и думать не хотелось.

Но пока не шагнешь, окончательно не определишься. Стояние на месте ничего нового не даст. Вот Леонид и шагнул. И в первый момент был уверен, что оказался в том же вентиляционном колодце, из которого сам недавно отправился в мир Трех Щитов. Точно такой же рюкзак, факелы, метатель…

«Оп-па! А мой ведь у меня в руке! Это же вещи барона Резкого! Он же господин Македонский! Он же товарищ Ивлаев! Место номер один на нашей гипотетической карте вариантов. М-да… Вот только где самого барона-товарища кречи носят?..»

Вещи в порядке. Все уложено аккуратно. Вверх тянется привязанная к рюкзаку веревка, намекая, что обязательно придется и туда карабкаться. Но переживания за друга не оставили времени на размышления. И вскоре мэтр циркового искусства рассматривал окружающее из верхнего окошка вентиляционной башни. Вокруг ночь – значит, уже хорошо, не в другом полушарии порабощенной гаузами планеты. Выбравшись на крышу, он сразу увидел слегка выцветшие знаки, которые мог оставить только землянин: русская буква «А», сделанная жирными точками. Посветив вокруг, он обнаружил на боковых стенках и другие знаки, в том числе и неразборчивые цифры. А потом увидел сразу три Ирши, подсвеченные цепочками электрических огней.

«Ага! А здесь Боря поступил явно неосмотрительно! Двинулся к Иршам, похожим на срезы вулкана, чтобы осмотреться, и… Скорей всего Ловчий его и прихватил за филейную часть. Здесь за прогулки почти не наказывают, но ведь у него не было жетона. И как он без него выкрутится? Да никак… Вот тогда его точно посадят до выяснения. А иначе говоря, до судного дня. Плохо… Конечно, он тот еще фрукт! Обязательно что-нибудь придумает. Поймет ведь, что надо о себе дать знать любым способом. Причем чем быстрей, тем лучше. Иначе я его не найду. Надо узнать, что это за город, и начать поиски. А что он умеет делать хорошо? Жрать… нет, грех так говорить о товарище! Питаться!»

И не в силах удержаться, мэтр манежа так расхохотался, что только чудом не свалился с башни вниз. Умудрившись поцарапать себе ладони, он быстро успокоился и продолжил размышления. Обжорством, конечно, прославиться можно, но не до такой степени, чтобы диковинный узник стал притчей во языцех. Но стоило учитывать и прочие умения товарища. Он-то ведь стал обладателем Первого Щита намного раньше, так что мог и чем-то иным прославиться, хотя бы разными фокусами. А то и чудесами! А то и сбежать под шумок!

«Не, если бы сбежал, уже меня бы разыскивал. Значит, запоры крепкие… Мог играми какими или забавами славу завоевать… да хоть бы шахматами. Тут такого и близко нет… Настоящее искусство! О! Кстати!.. Он ведь художник, гений, хоть и непризнанный широкими кругами общественности, искусствоведов и критиков. Надо будет и это в виду иметь: вдруг какая-то дивная картинка появится? Уж там всяко окажется некая копия с нашей матушки Земли. Уже горячо…»

Сразу идти в город на разведку Найдёнов не стал. Другу с ходу не поможешь, только сам влипнешь. И кто тогда их обоих из тюрьмы вытягивать будет?

Обновил отметки маркером и спустился вниз. Там написал краткое, хорошо понятное товарищу сообщение и задумался: что делать с вещами земляка? Оставить здесь? А надежно ли это? Перенести в подвал пантеона? Еще глупее: о том месте знают зроаки и могут наведаться в любую минуту. Значит, пусть все пока так и остается, как было.

Приготовился на всякий случай, вспомнив о людоедах, и шагнул обратно в мир Трех Щитов. А так как там ничего не изменилось, тут же развернулся и отправился в точку переноса номер два.

И замер под ночным небом с двумя лунами на верхушке холма. Сзади был уступ, а дальше начинался крутой откос. Кругом виднелась холмистая местность, упиравшаяся в лес.

Мысли сразу же приняли должное направление: лес – север – разбойники. Ни единой городской трубы вокруг не наблюдалось. Значит, все-таки вольница существует? И бунтари, убежав, живут свободными людьми?

«Вот смеху будет, если я здесь Флипа отыщу! – Леонид присмотрелся и заметил в лесу отблески костра. – Ну вот и картина Репина «Разбойники напевали». Все, как старые охотники рассказывают… Ух, ты! А это что? Никак тот самый?»

Он даже фонариком не побоялся воспользоваться, освещая со всех сторон легендарный камень-амулет, ради которого Шаайла могла насмерть загрызть десяток, а то и два зроаков. Именно благодаря этому булыжнику подлые кречи в мире Трех Щитов могли заболеть и перестать летать. Магический артефакт лежал в глубокой выемке и никоим образом оттуда укатиться не смог бы. Следовательно, туда его уложили заботливые ручки вашшуны.

Теперь следовало понять, где она сама и почему не вернулась до сих пор. Хотя догадаться было несложно: увидела огонь, да и подалась, промерзшая и оголодавшая, к теплу и к жареным колбаскам. Или чем ее там разбойники еще могли к себе заманить? А может, и не заманили? Может, попросту связали колдунью да и уволокли в свой лагерь силком?

«Не поверю в такое! – мысленно воскликнул землянин. – Скорей, это вашшуна разбойников разгонит и колбаски у них отнимет. Ну и раз здесь собрались борцы за свободу и справедливость, то наверняка законы здесь самые передовые и народ ведет себя как настоящие рыцари. Вряд ли кто осмелится обидеть женщину… хм… пусть даже и такую страшненькую. Но все-таки очень странно, как это она оставила здесь главную цель своего колдовского предназначения. Не иначе тоже во что-то влипла… И ее тоже придется как-то вытаскивать… По крайней мере, уж точно нужно к этим разбойникам наведаться в гости… Мм? А когда это лучше сделать? Конечно, днем, ибо ночью какой-нибудь глупый Робин Гуд проткнет меня стрелой, приняв за шпиона гаузов. А заращивать на себе дырки, как делает Боря, я еще нескоро научусь… Значит, откладываем разведку здесь на потом. А вот короткое сообщение оставлю. На всякий случай…»

И чуть повыше выемки с камнем, на плоском каменном срезе, написал:

«Здесь был Леня!».

Подумав, вспомнил, что его зовут там другим именем, и добавил строчкой ниже:

«И Чарли тоже здесь был!»

Еще подумал, хохотнул и дописал совсем мелкими буквами:

«А Миха – где?»

Камень забирать и уносить в пантеон не стал. Не ровен час, наведается вашшуна и получит разрыв сердца. А перед смертью обязательно проклянет того, кто на артефакт польстился. Может, и далеко землянин будет, а все равно страшно: вдруг проклятие и в иной мир достанет?

«А я только недавно в себя пришел и к женщинам потянуло, – цокая языком, Леонид в последний раз осматривался по сторонам. – Только импотенции мне не хватает! И до чего же место открытое… Какой дурак придумал здесь переход устроить?»

Оказавшись в пантеоне, решил еще раз проверить всю цепочку финальных точек. Хотя сомнений и так не оставалось.

Попробовал, начав с «родного» колодца, точки номер три. По-хозяйски прикоснулся к своему рюкзаку, а потом проскочил полный круг, уже примерно догадываясь, что обозначает момент, когда символ мира заключен в кружок и рядом или напротив имеется полукруг, разделенный на три части. Это говорило о том, что без труда возможно возвращение обратно в точку выхода. То есть можно совершать переход в три места и возвращаться сюда же из любого.

А вот когда кружка нет и второй значок молния, то переход возможен только туда и только в одно место. Как с друзьями и случилось, когда они, отправляясь в Сияющий Курган столицы империи Моррейди, неожиданно оказались на безлюдном островке в верховьях реки Лияны в царстве Трилистье.

Задумался Леонид и над теми силами, которые перекидывают человека из одного мира в другой. Сколько раз можно пользоваться одним и тем же проходом? Неисчерпаемы ли невидимые аккумуляторы? Или для этого ничего аккумулировать не надо, и используется, к примеру, энергия Большого Взрыва? Интересная задачка! Особенно для начинающего обладателя Первого Щита, который до недавнего времени понятия не имел, что подобные чудеса существуют на свете.

Но его друг Борис тоже далек от понимания сути открытий, которые он сделал практически случайно. А поэтому, раз есть еще немного времени, можно провести полевые испытания. Никто не мешает, погоня по пятам не ломится, и когда еще представится такой удобный случай?

А заодно можно собрать кое-какую информацию. Он быстро разбросал все имеющиеся в рюкзаках диктофоны по воздуховодам колодца, куда попал Борис Ивлаев. Укладывал их в отверстия как можно глубже, чтобы разговоры можно было потом хорошо разобрать.

«Полных» кругов он сделал более десятка и остановился. Не хватало от усталости свалиться в пропасть с ледяной водой. Вот оттуда уже никуда не шагнешь и не выплывешь! Мотнулся за курткой и одеялом, лег и уснул.

Проснувшись, глянул на часы и поразился: десять часов дрыхнул! Съел все припасы из карманов, выпил воду и почувствовал: мало!

«Неужели становлюсь таким, как Борька? – испуганно подумал Леонид. – И тоже стану жрать за десятерых? Хм! А что, буду самым толстым клоуном на манеже. Тоже звучит… Только вот ползать с лишними килограммами по вентиляционным колодцам точно не смогу…»

Шагнул в точку номер один, прихватив с собой видеокамеру и ноут, и принялся собирать информацию, накопленную в диктофонах. Решил, если где будет самое интересное сборище, туда видеокамеру и просунет. Разведка оказалась намного проще, чем предполагалось. Вскоре Найдёнов знал название города – Макиль и многие новости данного сектора. А когда прослушал все записи и уложил диктофоны на те же места, то уже был в курсе событий на уровне человека, недельку прожившего здесь.

Макиль, судя по всему, был крупнее, чем Пловареш. Он славился своими ткацкими фабриками и какой-то академией. Пожалуй, дворян тут было несколько больше, чем на остальных пространствах мира Набатной Любви. Местные жители увлекались соревнованиями между секторами, которые вошли в финальную стадию. Жители окружающих домов болели, конечно же, за свой сектор и в один голос утверждали, что в этом году они победят. И поможет им в этом живопись. Дескать, поставной Сергий представил на конкурс такие картины, что все обалдели. Через день шедевры будут выставлены на всеобщее обозрение, и к ним намечалось буйное паломничество.

Имени художника никто не называл, сами гадали, откуда он взялся. А в сознании землянина быстро выстроилась логическая цепочка: художник, поставной, тюрьма, управа, шедевр, Борис. А кто еще мог нарисовать нечто, ныне находившееся у всех на слуху? Только человек, прошедший обучение в Сияющем Кургане! А кто там отметился? Все тот же Ивлаев!

Значит, надо возвращаться в Пловареш, а уже оттуда мчаться в Макиль и выручать, выкупать, а то и похищать друга из тюрьмы. Иного – не дано!

«А уже потом мы вместе наведаемся к разбойникам и спросим, куда они подевали молодую колдунью. Если она сама там не решила остаться, чтобы стать атаманшей…»

Самозваный Чарли Чаплин посмотрел на часы, прикинул, что до наступления ночи у него еще часа три, и завалился спать. Силы ему понадобятся, так что нужно их накопить.

Глава десятая

Борис – освободитель

Жуя мясо у плиты, я увидел спускающихся сверху Франю и местного Мастера. Даже и не мастера как такового, а одного из редких ветеранов, который сумел здесь прожить больше десяти лет. Увидев меня, он остановился, скептически оглядел с ног до головы и пробурчал скорей себе под нос, чем для нас:

– Совсем не выглядит резким… Молодой слишком… – Он двинулся дальше, и уже почти скрывшись внизу, приказным и даже спесивым тоном дал заявку близняшкам: – И мне горячего принесите! Пока будем советоваться и ругаться, перекушу заодно.

Его уже не было видно, когда я остановил кинувшуюся за чистым горшочком девушку и крикнул вслед:

– Эй, ты! Слишком старый и уж точно не резкий! Ты забыл сказать волшебное слово «пожалуйста»! – И, подталкивая уже обеих девиц перед собой, стал спускаться. А когда увидел усаживающегося за стол Ольшина, добавил вполне спокойным, миролюбивым, но безапелляционным тоном: – Здесь рабов нет! И никогда больше не будет!

Я усадил недавних рабынь за стол и сам уселся на прежнее место. Ха! Я тут на смертоубийства иду, борясь с рабством и женской дискриминацией, а какой-то тип, еще со мной и не поздоровавшийся ни разу, будет вести себя как невоспитанное и тупое быдло!

Заело!

Конечно, я понимал, что мой демарш бессмысленный. Как бы мы ни жили дальше и как бы ни складывались отношения в нашем коллективе, девушки обязательно будут заниматься кухней и подавать мужчинам еду без слова «пожалуйста». Потому что иного не дано: охотнику и добытчику – тяготы и риски дальнего похода, а женщине – уход и поддержание домашнего очага. Не станет более сильный человек заниматься ощипыванием курицы, после того как он гонялся за этими курицами несколько часов!

Но мне все-таки очень хотелось сразу определить два русла в наших отношениях. Во-первых, женщины должны почувствовать себя равноправными гражданами нашего нового общества. А, во-вторых, даже такой прожженный циник и приспособленец, как Мастер, должен понять и оценить поворотную веху в своей судьбе. И поменять свое резко приказное отношение, в особенности к представительницам слабого пола.

Ну а пока он не только обиделся, но и порядочно рассердился. И, поиграв со мной в гляделки, сорвался на гневную проповедь:

– Что бы ты о себе ни возомнил, мальчишка, ты должен понимать, что без меня вы не проживете. Причем разговор не идет о годах, вы не протянете и нескольких дней! Без меня вы отравитесь дымом ядовитых деревьев, умрете в коликах от еще более ядовитых травок, не сможете толком выделать ценные кожи или раскроить новую одежду. Я уже не говорю про умение тачать сапоги из такой ценной кожи, которую ты сам принес нам недавно. Вот когда каждый сможет это делать, тогда мы и будем упрашивать наших девушек подать миску с кашей на стол. А пока – об этом и трепаться не стоит. А чтобы ты не подумал, что я против равенства полов, то пусть и ко мне не обращаются как в королевском дворце. Мне сказали: пошей – я сделал. Мне сказали: выбери деревья – я выбрал и пометил. И так – во всем остальном! В нормальном коллективе каждый делает все, что умеет, без всякой неуместной на Дне вежливости. Мы здесь выживаем, а не кичимся друг перед другом хорошими манерами!

Когда он закончил, на долгое время повисла тяжелая тишина. Все приготовленные мною слова оказались неуместными. Впору было извиняться перед стариком, а не дискутировать с ним.

Хотя почему стариком? Это он выглядел так. Не меньше пятидесяти пяти, а то и больше дал бы ему любой встречный там, наверху. А на самом деле мужику было всего сорок один, как поведал нам Сурт Пнявый. То есть жизнь тут, на Дне, достаточно только глянуть на такого вот старожила, явно не сахар!

И что делать дальше? Начну оправдываться – потеряю авторитет. Плевать, конечно, но все-таки неприятно! Начать возражать и настаивать на своем – как бы хуже чего не случилось. Поэтому я решил отвлечься на посторонние мысли.

«Чем эти двойняшки отличаются друг от друга? Как их различает та же Франя? Ответ простой: вон сколько у них мелких шрамиков на лице, и понятно, что все разные. Так что тут большого ума не надо: запомнил парочку самых выделяющихся, вот и нет загадки. Но ведь я вижу, что они были раньше идеально похожи, наверное, даже мать путала… Точно так же, как мои Верочка и Катенька. Но тех я различал превосходно, хоть с закрытыми глазами, только по голосу. А тут я смогу так? Как у меня получалось, ну-ка, ну-ка!.. – Я применил свое умение, которое появилось у меня еще в детстве, после тяжкой хвори. – Ха! Это совсем разные индивидуальности! Их даже слепой распознает, теперь надо только забить в память их голос, и я их никогда не перепутаю…»

Я посмотрел на одну из них:

– Как тебя зовут?

– Всяна! – Известное мне прозвище она не добавила.

– А как ты готовишь это горячее блюдо?

Девушка бойко рассказала довольно простенький рецепт. Я выслушал, кивнул и не совсем прилично ткнул пальцем в ее сестру:

– А ты, значит, Снажа. Как готовить мясо байбьюка?

Выслушав вторую симпатяшку, я понял, что даже на пределе слышимости, в густом тумане их голоса не перепутаю. И в этих голосах мне почудились запахи. Я тут же решил заменить их прежние, обидные прозвища на нормальные:

– Снажа, отныне можешь прибавлять к своему имени Мятная. А ты, Всяна, будешь Липовая.

Они уставились на меня круглыми глазами.

– А что такое Липовая?

Вот те раз? Неужели не притворяются? Присмотрелся. В самом деле удивлены. Пришлось объяснять:

– Ну, это такие очень приятные запахи. Запахи растений. И еще мед липовый бывает! Пробовали?

В их глазах – то же недоумение.

– Вы что, мед никогда не ели наверху?

Ответили не близняшки, а Франя:

– Мед не имеет запаха.

И я вспомнил, где нахожусь. Понятно, что в мире Набатной Любви, под вредным излучением Ласоча цветов могло вообще не быть. А пчелки, скорей всего, существовали на каких-то крытых агрофермах, но перерабатывали на мед не цветочный нектар, а заменители сахара. Вот запаха и не было. И как объяснить?

– Точно, ты прав! – вдруг воскликнул Ольшин. – Я только сейчас понял, что в малышках разного: запах! – Он посмотрел на повариху: – Франя, милая, ну, может, ты мне все-таки принесешь поесть? А то меня эти салаты… сама знаешь…

Та живо поднялась и поспешила на кухню. Степан крикнул ей вслед:

– И я бы не отказался от солидной мясной порции! Весь день в бегах.

– Я ей помогу! – неожиданно вызвалась Ксана, оставила свой шлем на скамье и подалась за Франей. Правда, тут же остановилась и повернулась ко мне: – Миха, а тебе сколько порций, две?

– Ну ты же сама знаешь, что… три.

Она кивнула на полном серьезе и двинулась дальше. А я пялился на Ольшина и думал:

«Неужели он сродни мне, обладателю Первого Щита? Умений у него для простого человека слишком много. И яды в деревьях видит, и запахи в ауре чувствует, и еще массу чего полезного умеет. Интересно, может ли он увидеть сияние груанов на расстоянии, как я? Хм… краеугольный вопрос… Но логика мне подсказывает, что не умеет. Иначе за десять лет он бы свой личный отряд Светозарных собрал и строем вывел их отсюда, будучи командиром. Но все равно магического потенциала в нем предостаточно, без такого знатока и мне туго придется. Так что… нравится он мне или не нравится, придется налаживать с ним более доверительные, если не сказать родственные отношения. Да и не все черное, что грязное. Если его душу хорошенько отмыть да заглянуть во внутренности характера, то может вполне нормальным дядькой оказаться. Ведь недаром за него все заступались, от Пнявого до девчонок. Кстати, надо будет за Пнявым сбегать! Иначе сожрут его дикие звери…»

– Надо срочно отсюда уходить, – сказал Мастер. Видимо, главная повариха успела ему рассказать все самое важное. – У нас осталось максимум пять, а то и четыре дня. Собираем все, что можно, грузим на арбы и уходим. Далеко уходим.

Мне такой разговор очень не понравился:

– С какого такого бодуна? Мне кажется, мы тут можем отлично обороняться. Емельяна Честного пригласим к нам жить, Степан остальных ребят приведет…

– О! Если еще и эти припрутся, то нам здесь не более трех суток останется жировать! – еще более решительно заявил Ольшин.

Тут женщины принесли пять горшочков горячего варева и две тарелки мягких лепешек горкой, и Мастер принялся за еду. Мы со Степаном последовали его примеру. Пока мужики съели свои порции, я умял полторы, приговорив заодно полную тарелку лепешек. А потом доел и все остальное под удивленными взглядами присутствующих.

Эх! Это они не видели меня пирующим, когда я еще продолжал расти!

Насытившись, я отправился к дереву, где мы приковали Сурта. Он отбивался ногами от десятка вяло атаковавших шавок. Видимо, наелись где-то или ждали остальную стаю.

На шакалят я разозлился, как только вышел из башни. И мысленно пообещал им хвосты поотрывать, если они тотчас не уберутся восвояси. Самое загадочное, что после того, как я перешел на бег, шавки дружно умчались прочь. Испугались меня, одного? Или как? Не до того было, но заметку в памяти я сделал.

Пока шел с Пнявым обратно, изложил ему основные пункты декларации о недопустимости рабства и равенстве полов.

– Ясно, – все так же без эмоций сказал Сурт.

– Понял, как себя вести?

– Да. – И уже перед тем, как войти в дверь, добавил: – У меня ведь тоже и мать, и сестры… были…

Может, что-то и получится из этого «перегоревшего» человека. Но присматриваться к нему придется постоянно. И скорей всего – долго.

Сурт уселся на место покойной Курицы. Франя сходила на кухню и поставила горшочек перед еще одним обитателем башни 55/14.

Разговор продолжился. Оказывается, покойный управляющий со своими сторонниками не таился от Мастера, открыто рассказывал о своих планах и встречах. А встречи были не с теми, кто честный, а с бандитами, которые окопались в замке 18Ф300 во главе с Зухом Чаперой. Так что о намечавшемся штурме башни 30/30, а скорей всего, и о предварительных засадах на ее обитателей было известно. Завтра вечером планировалось обложить обреченных ребят наглухо и постараться убить хотя бы парочку из засад. А потом уже можно атаковать оставшуюся тройку.

– Атаман Чапера заключил с Крэчем договор о слежке за остальными обителями нашей местности, – продолжал Мастер. – Так, например, уже давно и постоянно поставляются сведения о башне Зуб, в которой проживает известный тебе Емельян Честный. Наши-то всегда были туда вхожи и привечаемы как соседи, поэтому вызнали все.

У меня возник вопрос: как они тут узнают время? Ольшин ответил, что и часы у некоторых имеются карманные механические, да и большие раритеты, которые с маятником, во многих замках и башнях тикают. Но главная сверка происходит у Дланей. Там есть углубление, в котором высвечивается дата и время.

В очередной раз я убедился, что Дно создано никак не дикой природой.

– А что с замком Зуб? – спросил я. – Неужели банда Чаперы желает всех вырезать в пределах досягаемости своих рейдов?

– Да нет, они тут выдумали нечто более оригинальное. Хотя… о чем-то подобном мне рассказывали старожилы, когда я тут только первые месяцы обретался. Более сильные и правильно организованные облагают более слабых оброком в виде груанов. И если не платят, то в назидание остальным жестоко расправляются с ними.

Смотри-ка, что творится! И среди рабов рэкет процветает. Наверное, многие миры через такие отношения проходят, а на Дне и сам черт велел.

– Знакома такая система, наслышан, – сказал я. – Только почему таких уродов здесь так мало? Почему не пытаются так действовать постоянно?

– Так ведь даже в таком неправедном деле особый человек нужен, – ответил Ольшин. – Умеющий наладить жесточайшую дисциплину, добиться выполнения любых своих приказов. Зух своих подельников уже третий год воспитывает. А что получится после введения оброка? Понятно, что Чапера и парочка его самых злобных сержантов быстро соберут вожделенный десяток «своих» груанов, да и спрыгнут в когорту Светозарных. Ну, может, и после них, пользуясь инерцией налаженного дела, еще пара-тройка уродов домой отправится. А вот дальше самое потешное и начнется. Возникнут трения в банде, каждый захочет атаманом стать. Убийства, удушения, отравления – а в итоге нагрянут соседи и уничтожат тех, кто выжил во внутренних разборках.

Ну да, вполне логичная и работающая схема – если атаман долго на своем месте. А если приходит «халиф на час», о какой дисциплине может быть речь?

Это я прекрасно понимал. Как и то, что попасть под самое начало такой эпохи – наиболее опасное дело. Можно оказаться тем самым звеном, которое будет показательно и с собой жестокостью уничтожено в назидание остальным соседям.

Вот потому Мастер и настаивал на немедленном уходе. Причем настолько далеко, чтобы туда никак не достали ручки расшалившегося Зуха Чаперы. И все с ним согласились, только Пнявый остался безучастным.

– Нам еще нужно будет выбрать командира похода, – сказал Мастер. – Он, скорей всего, станет и управляющим новым поселением.

Меня это обеспокоило. Ясно, что при голосовании эти пятеро обязательно выберут командира из своего коллектива. Меня это не устраивало. Я не хотел, чтобы мной кто-то командовал.

И что делать, если выберут не меня? Оставаться вместе со всеми или отправляться в свободное плавание? Будучи обладателем Первого Щита, я имел прекрасные шансы и в одиночку насобирать семь недостающих мне груанов и забыть Дно как кошмарный сон. Значит, так и сделаю.

Пока я размышлял, Ольшин предложил уходить в Синие Поля.

– Я там был в самом начале второго года моего пребывания на Дне, – сказал он. – Жил тут один умник, все хвастался, что он столичный академик…

По словам Мастера, собралось их тогда сорок пять мужчин и двенадцать женщин. Большая получилась команда. Умник дал ей мудреное название «экспедиция». Рабынь не брали. Цель экспедиции – пересечь Синие Поля и добраться до крепости Иярта. Крепость была большой, целый город, как говорил один из ветеранов, который видел ее с перевала в конце Синих Полей.

Понятное дело, что на одни россказни никто бы полагаться не стал, пусть даже этот ветеран и вызвался быть проводником. Но академик нашел рукопись, в которой говорилось об Иярте. Там была и карта, и на ее краешке находилась здешняя местность. Были отмечены постройки, в том числе и башня 55/14. Вот ученый и организовал людей в поход, хотя сам к тому времени уже имел целых восемь «своих» груанов.

По карте получалось, что дойти до Иярты можно за трое суток. Это если идти по прямой и не отвлекаться ни на что. А монстры? От них же нужно убегать, прятаться, а то и сражаться. Да и прямой дороги не отыщешь. Где обойти надо, где мост перебросить, а где спуститься в ущелье и выбраться из него. Так что время в пути как минимум утраивается. А ведь любой старожил мог считать себя героем, если проводил в походе в одну сторону двое суток.

Ну и плюс ко всему, как руководитель экспедиции, академик имел право исследовать по пути все самое интересное для него. И этого интересного оказалось еще на одиннадцать дней. К концу двадцатых суток поредевший отряд достиг перевала, но до Иярты не добрался – началась миграция представителей местной фауны.

– Это теперь я уже знаю, что этому предшествует, – сказал Мастер. – А тогда никто из нас ничего толком не знал о здешних законах. С перевала мы Иярту увидали – и все. Пришлось убегать назад от полчищ не только тервелей и байбьюков, но и двух других видов хищников. О них тут знают не понаслышке, и зовут эту клыкастую братию зервы и скатраги.

Ольшин начал рассказывать о пути назад. Этот путь был отмечен кровью. В отряде осталось всего девять человек, одни мужчины, когда двое из них, академик и один из лучших охотников, насобирали по своему десятку груанов. Заложили их в патронташи, да и направились к ближайшим стенам, двигаясь по мерцающим линиям и спеша добраться до верхнего мира. Именно тогда Мастер и сподобился наблюдать такое зрелище, как уход Светозарного. Больше ни разу не видел.

Оставшиеся имели солидные запасы, лишь у Ольшина было меньше всего «своих» ракушек – шесть. И у каждого скопилось уже по два полных патронташа «чужих» груанов, которые остались от ушедших Светозарных и погибших товарищей. По тридцать штук! С их помощью можно было убивать монстров и забирать «карманные вселенные» – и такое название ходило среди некоторых «умников».

Вот семеро отважных и решили не прорываться обратно домой, а свернуть к уже разведанной ими на обратном пути долине. На входе в нее стояла диковинная, в виде перевернутой пирамиды башня 600/3003. Земли за башней простирались огромные, заманчивые, но… больше ни единого выхода из долины не было. И Длани поблизости не наблюдалось.

Они вернулись к башне – и тут нагрянули потоки мигрирующих монстров. А при миграции животные не нападали друг на друга, словно заключали на это время пакт о ненападении. Зато людей и мелких зверушек ловили бойко и поедали с огромным удовольствием. Пришлось семерым героям сначала просто отбиваться, а потом, устроившись в башне, они уже действовали по плану. Ежедневно парочка самых быстроногих уходила в Синие Поля, привлекала очередную группу из нескольких особей и своими следами завлекала в хорошо устроенную ловушку. И уже там всем скопом забивали хищников.

Мяса было навалом. Но ни одного груана они не нашли. Поначалу отчаиваться никто и не думал, такое частенько случалось. Ведь будь по-иному, никто на Дне долго бы не задерживался. Но прошло еще два дня, и нулевой результат стал напрягать. А на шестые сутки погиб первый охотник. Потом – второй.

Вот тогда до оставшейся пятерки наконец дошло, что в этой части Синих Полей пасутся, нагуливают жирок только молодые хищники или нерепродуктивные, а считалось, что у таких и быть не может груанов.

Еще некоторое время квинтет опытных воинов таился, выжидал и осматривался. Рисковать никто не хотел, хотя наличие у каждого множества «чужих» груанов позволяло проскочить несколько пастбищ со стадами тервелей, байбьюков и быстрых зервов и скатрагов. Но дело в том, что таких пастбищ были десятки.

Тремя голосами против двух было решено оставаться здесь на год, чтобы дождаться очередного гигантского сражения между тварями, убедиться, что у них наступило двухнедельное затишье, и тогда уже ринуться на прорыв. Уже и готовиться начали к долгому пребыванию тут, как вдруг один из них тяжело заболел и умер.

Двое желавших уйти тут же заявили: «Будь что будет, но мы отправляемся!» Еще и третьего уговорили рискнуть. Так что Ольшину ничего не оставалось, как присоединиться к большинству. Оставаться в одиночестве в башне он не хотел еще больше, чем прорываться сквозь стада хищников. Считалось, что отшельники через полгода либо исчезают бесследно, либо сходят с ума.

Квартет двинулся на прорыв. И тот получился настолько тяжкий, кровавый и гибельный, что домой вернулся только один человек. Да и то израненный, изможденный и нервно вздрагивающий от каждого звука. При этом он растратил не только все «чужие» ракушки, но ради спасения собственной жизни был вынужден использовать и восемь «своих». Вот с тех самых пор Ольшин Мастер и зарекся покидать знакомые места, поставив себе иную задачу: с помощью умения и знаний заработать вожделенные груаны. Чем, собственно, до сих пор и занимался.

– Судя по рассказам Михи Резкого, сражение между монстрами только что состоялось, – сказал он в заключение. – Значит, наступило «перемирие-спячка». И мы имеем возможность добраться до этой долины и поселиться в башне шестьсот дробь три тысячи три. И чем быстрей мы туда отправимся, тем с большей уверенностью выживем.

Глава одиннадцатая

Пополнение в отряде

Произнесенная Червяком речь вызвала у слушателей огромное удивление, но поверили ей мало. По крайней мере – не все. Такого на Дне не было никогда, чтобы женщина не только командовала мужчинами, но еще и, являясь каким-то там «могуществом», заставляла кланяться себе каждого встречного-поперечного. Тем более о Дивах, указующих путь, никто понятия не имел, как и о колдовских возможностях вашшун.

Вот потому один из троицы засевших в норках охотников крикнул Барсу с презрением и насмешкой:

– Балабол! По тебе видно, что ты новенький и ничего толком в нашей жизни не соображаешь. И это ты уже совсем зря: не стоит так свою бабу нахваливать. Захочешь ее продать, цена за капризулю только упадет.

Бывший разбойник нисколько не смутился:

– Вот что я скажу насчет рабства и отношения к женщинам как к предмету купли-продажи: великая вашшуна будет применять к таким самые суровые меры наказания. Начиная от омертвения детородных органов и кончая смертной казнью!

Пара скалолазов обрадованно закивала, а пять охотников, спустившись вниз и приближаясь к квартету спасателей, стали со смехом бросать всякие обидные реплики по поводу только что прозвучавших угроз. А один вообще разразился вульгарной тирадой в адрес ее могущества, рассказывая, как он сейчас будет ее иметь и в каких позах. Он и два его товарища были хорошо вооружены, облачены в латы, и их морды говорили о привычке добиваться всего в жизни грубой силой.

Именно на типа, позволившего себе самые грубые оскорбления, и указал пальчик Шаайлы. И хотя прошипела она довольно тихо, расслышали ее все:

– Вот ты, тварь, и будешь наказан первым для острастки других сволочей!

И невоспитанного мужика скрутила боль. Да такая сильная, что он упал и стал судорожно биться всем телом, исторгая стон дикого, смертельно раненного зверя.

Оба его товарища вытаращились на него, а потом взглянули на вашшуну. Судя по тому, как они сжимали оружие побелевшими пальцами, мысли броситься на странную женщину у них мелькали, но все-таки здравый рассудок возобладал.

А гостья из другого мира прекратила экзекуцию в такой фазе, что и жить охотник останется, и надолго об агрессии забудет. Сделала это не по причине экономии сил, а просто не желая убивать еще одного человека. Убийство – не метод перевоспитания. А вот жестокая боль, да потом соответствующие рассказы пережившего – это именно то, что врач прописал.

Прекратив свое воздействие болью, колдунья с угрозой поинтересовалась:

– Ну, кто еще желает получить урок хорошего поведения?

В наступившей тишине только и было слышно громкое глотание да шумное, прерывистое дыхание наказанного охотника. Удобным моментом решил воспользоваться Барс Червяк.

– Тот, кого повторно коснется наказание, умрет даже от маленькой толики направленной на него силы, – заявил он. – Если только ее могущество Дива, путь указующая, не решит поиздеваться над провинившимся, лишая его не только некоторых пикантных органов, но и конечностей, носа, ушей, языка. Или уродуя внешность настолько, что провинившегося убьют другие, из страха, что тот становится тервелем или зервом.

Вашшуна была довольна содействием Червяка и подумала, что его прозвище нужно изменить.

– А теперь давайте знакомиться, – сказала она. – Расскажите, кто вы и где обитаете.

Как она и ожидала, первыми поспешили представиться незадачливые скалолазы. Мужчина и женщина выглядели лет на тридцать, были они спортивного телосложения, среднего роста, с довольно открытыми и симпатичными лицами и походили на брата и сестру. От остальных обитателей Дна, если судить по рассказам Дорта Медового и собственным наблюдениям вашшуны, они отличались короткой стрижкой. Даже у дамы аккуратно подрезанные волосы не достигали плеч. А у мужчины еще и бородка была – этакий короткий кучерявый клинышек. Большинство же мужчин предпочитали тщательно бриться даже во время дальних переходов. Бритвенные принадлежности передавались вниз чуть ли не в каждой коробке с товаром, да и причины имелись для такого ухода за лицом. Порой именно в бороде заводились фурмезы, мелкие кровососущие черви, которые падали в некоторых местах со сводов. Но данный индивидуум, видимо, не боялся этой напасти.

– Разрешите представиться, ваше могущество, – сказал он. – Даму моего сердца величают Валерия Ирис. А меня – Зорде Шляпник. Направляемся мы в замок Наковальня и имеем намерение попроситься на постоянное место жительства. До нашего времени получения пайка осталось около четверти часа. В пути мы находимся уже три дня, ибо идем издалека, устали, вот потому и слишком расслабились на этом привале.

Его речь была какой-то вычурной. Да и Валерия Ирис, уже успевшая сделать книксен, смотрелась несколько неуместно на Дне.

– И давно вы вместе? – спросила вашшуна.

– Уже три года, ваше могущество. Фактически с того самого момента, как нам не повезло здесь оказаться. Разница в нашем прибытии всего в несколько дней.

Получалось, что парочку можно отнести к опытным старожилам сродни Медовому. И оставалось только удивляться, почему они так долго собирались отправиться к Наковальне, да и вообще решились только вдвоем двигаться по опаснейшим пространствам. Но об этом можно было и позже поспрашивать, ведь, скорей всего, новые знакомые согласятся продолжить путешествие вместе.

Остальные не слишком заинтересовали вашшуну. Двое выжидавших на скале были обитателями одной из башен. Разница в возрасте чуть ли не двойная. Говорил от имени обоих старший. Сообщил, что время получения пайка у них уже истекло, и довольно вежливо попросил разрешения пройти к Длани, а потом и вообще отправиться домой. Дескать, волноваться будут из-за нашего опоздания.

– Подождите несколько минут! – не столько попросила, сколько распорядилась вашшуна и перевела вопросительный взгляд на других.

Те уже подняли своего израненного товарища и тоже явно торопились отсюда убраться.

Они представились не слишком эстетично звучащими прозвищами, назвали номер своей башни и сообщили, что пайки уже получили. Мол, собирались уходить, но заметили приближавшихся скатрагов.

Да только Шаайла им ни капельки не поверила. Особенно насчет пайков. Что-то тут было нечисто.

Об этом Дорт Медовый рассказал довольно подробно. Места выдачи пайков располагались очень неравномерно. Порой в хорошо заселенных районах их было мало, зато в диких, полных хищников кавернах – неоправданно много. Бывало и наоборот. Но как конкретно пользовались дармовыми подачками сверху в других пределах, было почти неизвестно. В данном же районе сложилась своя система.

На эту Длань приходилось три башни и два паршивеньких замка, и посторонние здесь вроде бывали редко. А постоянные пользователи постепенно составили для себя график посещений, дабы не мешать друг другу или, наоборот, знать, когда здесь можно встретиться с тем или иным соседом. Половина обитателей жилища ходила сюда, допустим, сегодня «после завтрака», а вторая – послезавтра, ближе «к ночи». Другие башни и замки имели свой график. Ну а посторонние захаживали, как у них там по времени выпадало. И чаще всего именно к чужакам и относилось бытующее тут правило: «Увидел незнакомца – убей!» Ибо любой посторонний мог оказаться человеком, который, просидев в засаде, желает поживиться за чужой счет.

А эти трое именно на таких и походили. Тем более что соврали о якобы уже полученных пайках.

Поэтому вашшуна и заявила, обведя рукой всех присутствующих:

– Проходите к Длани, пожалуйста! Там я вас долго не задержу. И побыстрей!

Последний приказ она бросила, заметив, как кривятся физиономии лгунишек. Они явно желали поскорей отсюда смыться, но нарушить «просьбу», да еще и с сопровождением «волшебного» слова – не осмелились.

Когда все оказались возле пункта выдачи, колдунья его осмотрела с помощью своих умений, потратив на это не больше пяти минут. Сказать, что устройство ее поразило, – это ничего не сказать. Особенно скрытыми в толще стены от зрения остальных людей контурами, структурами, механизмами, обилием металла и какого-то неизвестного материала. Ничего подобного обитательница мира Трех Щитов никогда не видела. Да и не слышала о чем-то подобном. Разве что о Священном Кургане в Рушатроне рассказывали старшие наставницы еще большие чудеса. Она и представить не могла, сколько времени нужно для того, чтобы изучить это чудо.

Следовало отпускать ненужных зрителей. Но и проверку первую устроить не помешает. Левую руку вашшуна оставила на плите с отпечатком ладони, а указательным пальчиком правой ткнула в одного из троицы:

– Ты! Подойди ко мне! – Когда тот неуверенно приблизился, приказала: – Положи свою руку в отпечаток!

Тот злобно блеснул глазами, оглянулся на своих подельников, которые замерли, почти не дыша, и медленно стал приподнимать ладонь. И в самый последний момент сжал ее в кулак и попытался ударить стоявшую рядом женщину в подбородок. На таком расстоянии она как бы и шансов не имела ни увернуться, ни воспользоваться своими силами.

Но не тут-то было! Шаайла ждала подобного развития событий и оказалась более чем готова к любой неожиданности. Ловко, в миллиметрах от несущегося в нее кулака, чуть отклонилась в сторону и двумя руками подтолкнула проваливающееся мимо нее тело. Охотник так и рухнул, замерев на земле. Он уже и не дышал, и не дергался. Умер тихо, без шума и пыли.

И опять быстрей остальных зрителей пришел в себя бывший разбойник:

– Дива, путь указующая, сразу уничтожает любого, кто осмеливается поднять на нее руку или оружие! Так будет с каждым! Волшебница Шаайла – добрая, но ослушания, а уж тем более нападения не прощает.

Ногой отпихнув мертвое тело, вашшуна приняла прежнюю позу, и ее пальчик указал на следующего мужчину:

– Теперь ты иди сюда!

Тот, наверное, рухнул бы на колени, но держал на плече своего товарища, который недавно катался в конвульсиях.

– Простите, ваше могущество! – воскликнул он. – Умоляю не держать на нас зла за наш обман! Мы возвращались с охоты и просто спрятались здесь от скатрагов. А про паек мы ляпнули, не подумав. Разрешите нам уйти! Прошу! Умоляю!

– Ты не выполнил мой приказ, – с угрозой сказала вашшуна.

– Бросай это дерьмо и делай то, что приказала тебе волшебница! – посоветовал Барс.

Это подействовало. Сбросив пострадавшего наземь, мужчина поспешно приблизился к Длани:

– Простите нас за невинный обман, ваше могущество! Паек мы все равно не получим…

– Я знаю! – сказала Шаайла. – Положи руку в оттиск! Держи… – Она считала данные, что до следующей выдачи пайка осталось чуть более двух суток, и кивнула: – Теперь убери руку. Вот… Опять положи!

Она легко рассмотрела во внутренних потоках сил и энергий, как со считывающего устройства уносится волна зафиксированного слепка ладони, а уже через несколько мгновений из толщи скалы пришла ответная волна опознания и отказа. Первое исследование получилось вполне продуктивным, данный помощник больше был не нужен.

– А теперь уволоки этот труп с глаз долой! Потом можешь забирать своего вульгарного подельника и валить с ним на все четыре стороны. Только помни и рассказывай отныне всем встречным-поперечным: на Дне появилась справедливость, рабства больше не будет, а кто попробует с плохими намерениями приблизиться к замку Наковальня, будет жестоко наказан. Скорей всего – смертью! Все, не стой… Пошел, я сказала!

Лгунишка тут же ухватил бездыханное тело за ноги и поволок к ближайшей скале. Вскоре вернулся за своим еще живым дружком и, подпирая его плечом, скрылся за скалами.

Но вашшуна уже не обращала на него внимания. Она пригласила к Длани разновозрастную пару охотников. Судя по тому, как те боязливо шли, еле переставляя ноги, они себе втемяшили в голову, что пайки у них сейчас отберут. А тут еще и десять прирученных собачек вернулись из погони и уселись метрах в десяти от людей.

Пришлось девушке успокаивать охотников:

– Не переживайте за свои пайки. Мне просто нужно проследить за работой Длани в разных режимах и понять суть этого устройства. – Она посмотрела на молодого. – Смелей! Клади ладонь в отпечаток.

Тот подчинился. Его опознание прошло успешно, время подтвердилось, и через двадцать секунд щель в стене раскрылась, и оттуда на ровную поверхность плиты выехала небольшая картонная коробка. Трудно было представить, что здоровый мужик сможет прокормиться пять дней таким мизером продуктов, но мало ли что там такое высококалорийное внутри? Если вспомнить утверждения Дорта – люди выживали с такими подарками легко, не нуждаясь в рискованной охоте.

Стараясь все запомнить, волшебница попросила парня еще раз положить ладонь, делая сравнения согласия на выдачу и отказа. Потом те же операции повторила с его старшим товарищем. Когда и тот все выполнил и замер со своей коробкой в руках, Шаайла, улыбнувшись обоим, самым душевным голосом поблагодарила за содействие и пожелала спокойного путешествия.

Старший мужчина тут же с радостью двинулся от Длани. А вот парень, который представился как Игор Гончар, сказал:

– Я себе загадал: если вы нас отпустите и не станете грабить, значит, вы и в самом деле справедливые. Ваше могущество, возьмите к себе в отряд. Не пожалеете! Готов выполнять все возложенные на меня обязательства!

Услышавший это напарник резко развернулся и с испугом зашептал:

– Ты что, Игор?! Опомнись! Что творишь? Разве тебе у нас плохо? У тебя ведь в башне пояс спрятан с двумя «своими» и четырьмя «чужими» груанами!

– Пояс я в этот раз прихватил с собой, – Игор приподнял полу длинной кожаной куртки и показал его. – В башне мне не нравится, управляющий – редкостная сволочь, да и рабство я ненавижу.

Вашшуна обрадовалась:

– Ну, раз ненавидишь, значит тебе с нами по пути. Присоединяйся к нам! А правила поведения в нашем отряде тебе чуть позже расскажет Барс Че… Барс Черный.

– Спасибо! – воскликнул Игор и подошел к Барсу и Дорту, всем видом показывая, что переход в другую компанию состоялся.

Его напарник покачал головой и отправился в путь к своей башне.

Отряд под командованием гостьи из иного мира разрастался.

Глава двенадцатая

Расставание с Пловарешом

Уходя из пантеона, Леонид Найдёнов тщательно осмотрелся там, стараясь не оставить ничего нового и подозрительного. Ведь наверняка людоеды сюда еще не раз вернутся, и, скорей всего, организовав настоящую экспедицию из Трехщитных. Это у них сейчас времени нет, воюют. А вот потом могут и повторить попытки, и копаться в здешних скалах до самого конца света.

В точке номер один все оставалось без изменений. Во второй, на вершине холма, вечерело, но никого так и не было. Камень находился на месте.

Он выбрался из своего «родного» колодца, отряхнулся и направился к парку. Сейчас землянин не опасался даже Ловчего.

«А чего мне? Я дома! А что в сторону отошел прогуляться, так где написано, что это запрещено? А вот и парк…»

Правда, пришлось еще целый час бродить по аллеям, чтобы не вызвать подозрений у валухов. Потом Леонид направился к пропускному пункту. Когда он входил в лифт, оба дежуривших великана смотрели на него во все глаза, словно бараны на новые ворота.

«Явно в чем-то засомневались, гады! – с тревогой подумал мэтр. – Вот так и палятся великие разведчики типа Штирлица… Хотя нет, тот так и остался «несгоревшим», судя по книге. Кажется, еще и в Аргентине потом чудеса творил… Но мне-то с ним не сравниться… Вон, вся спина мокрая от волнения…»

Но ни слова ему не сказали и жетон не потребовали показать. На этот раз… Но следующий может стать и последним. Вдруг у них тут даже видеокамеры стоят? А по ним потом можно всех людей проверить… Если у них Ловчие есть, то что им видеотехника? Сделают описание, дадут команду присматриваться и задержать, если что. Может, и по парку аппаратурой просматривать могут, с них станется! Как-никак – космические агрессоры этот мир захватили, а не какие-то там варвары-неандертальцы.

Так что следующий выход именно здесь – только в крайнем случае.

А самое оптимальное – уже в Макиле спасти Борю и вместе с ним прорваться к его колодцу.

Через час Леонид был в родном арляпасе и еле отбился от знойных объятий своих подруг и водопада вопросов. Убедил красавиц, что у него все в порядке, и сказал, что прямо сейчас отправляется в Макиль.

– Мамочки родные! – воскликнула Лизавета. – Это же так далеко! Туда всю ночь на чугунке добираться!

– И вряд ли ты билет в купе возьмешь, – сказала Лада. – Наш управляющий за три рудни заказывал.

– Девочки, не забывайте о том, кто я и какие чудеса творит контрамарка на представление нашего арляпаса. Так что давайте мне их десяток, пачку рекламы и мешочек денег. Не переживайте, со мной ничего не случится и весточку о себе я вам обязательно передам.

Поезда здесь были смешные, маленькие, всего лишь с тремя вагончиками. И каждый из них был вдвое меньше, чем земные вагоны. Ну и понятно, что предназначались они не для таких великанов, как валухи. У этих надсмотрщиков за людьми имелись свои линии сообщения и совсем иные, по слухам, сказочные поезда. Где находятся вокзалы валухов, никто не знал.

Но и тот, который был для людей, не суждено было увидеть кому попало. Только для прохода к кассе сидевший за огромным столом валух потребовал, чтобы Найдёнов предъявил жетон, разрешающий выезд из города. Это была первая серьезная проверка всей местной системы надзора, и Леонид заметно волновался: а ну как всплывет что-то? Одно дело – выдача жетона в управлении сектора, а другое – фиксация совершенно нового человека, да еще и с измененным именем! Если уж гаузы строят космические корабли и порабощают иные миры, то что им стоит наладить строжайшую систему контроля и опознавания?

Как оказалось – ничего не стоит. В смысле материальных затрат на сложные устройства. Дежурный валух просто осмотрел жетон с двух сторон, что-то на нем прочитал, шевеля губами, да и вернул обратно:

– Проходи!

Даже не поинтересовался маской! Даже не соизволил поглядеть, кто там под ней прячется!

«Цирк! Не иначе…» – мелькнуло в голове пытавшегося удержаться от хохота землянина.

Леонид вошел в длинное помещение. Там можно было поставить три десятка будок с кассирами, и еще осталось бы место для очередей. На самом же деле в дальнем конце помещения, за деревянным барьером стоял массивный стол-бюро и сбоку от него – две этажерки. За столом восседала (иначе и не скажешь!) дама преклонных лет с таким неприступным и суровым видом, словно только что вошедший человек опоздал как минимум на несколько лет. И опоздал не просто на свидание, а на собственную казнь. И никакой очереди там не было.

Другого это, может быть, и шокировало бы, но только не великого мастера клоунады. Тем более он знал, что работать с такими вот мымрами гораздо лучше без свидетелей. Они тогда быстрей ломаются. Но не в том смысле, что выделываются, а в том, что идут навстречу пожеланиям клиента. Ну, и второй момент, весьма немаловажный: таким дамам следует льстить и дарить нечто сразу, а не потом, после изложения своей просьбы. Потому что подобная личность, если сразу скажет «нет», потом просто из принципа никогда не скажет «да!». И согласитесь, гораздо более приятно сделать приятное тому человеку, который тебя уже приятно удивил и порадовал, чем другому посетителю.

Вот великий импресарио сразу и начал еще на подходе к месту продажи вожделенного билетика:

– Так вот, так вот какое шикарное место в нашем городе отведено для такого великолепия, как врата в путешествие по чугунке! И, конечно же, на таком важном и ответственном месте работы могут находиться только самые уважаемые граждане нашего Пловареша! Доброй ночи! И сразу представляюсь: а-ап! – И он выдернул из своего объемистого саквояжа красочную рекламу арляпаса Звездного Чарли, развернул ее и уложил на стол, прямо поверх каких-то гроссбухов. – Меня зовут Чарли Чаплин, и я главный артист нашего лучшего в мире арляпаса. Вы уже у нас были, мадам…как ваше имя? – он ловко отвернул маску, показывая часть загримированного для выступления лица.

Продавец с расширяющимися глазами стала привставать из своего солидного кресла.

– Мм?.. Меня зовут Горица… – несколько растерянно сказала она.

– О! Какое чудесное имя! – завопил визитер так искренне, что не поверить ему не осмелился бы и Торквемада. Такое имя, вообще-то, не часто встречалось, но Леня его уже слышал пару раз. – Надо же, какое совпадение! И моя любимая тетушка – тоже Горица! А как она чудесно готовит! Мм! Пальчики можно проглотить! У нас, кстати, в арляпасе тоже подают несколько блюд по ее лучшим рецептам. Пробовали?..

Дама кивнула невпопад и тут же замотала головой:

– Нет… не довелось еще побывать…

– Как же так?! Это недоразумение надо срочно исправить! – И Найдёнов щедрым жестом бога, дарящего человечеству очередной материк в океане, вручил даме вожделенную для каждого горожанина контрамарку. – Вот, это вам подарок! Завтра вы свободны?

Дама закивала так, что у нее чуть не отвалилась голова. Было понятно, что она завтра на работу не выйдет, от мужа сбежит, детей родных позабудет, но арляпас посетит обязательно.

– А! Чуть не забыл! Вот вам и вторая контрамарка. Вдруг вы захотите пойти с кем-то.

А что, гулять так гулять! Тем более что билет был нужен на отходящий всего лишь через полчаса поезд. Мелочиться не стоило. Ну и, судя по виду дамы, процесс пошел, любая просьба будет удовлетворена, а если понадобится, то для клиента будет подан отдельный, литерный поезд.

Решив, что мосты наведены, а дело «на мази», знаменитый Чаплин перешел к изложению цели своего визита:

– Дорогая Горица, я, собственно, вот по какому делу… Нужен билет в Макиль…

Дама, получившая возможность хоть чем-то отблагодарить за царский подарок, тут же затараторила с таким пиететом и придыханием, словно перед ней был сам король:

– Хотите купить сразу? Или забронировать? На какой день? В каком вагоне?

– На сегодняшний поезд. Вагон не имеет значения… – Заметив, как тухнет сияющее лицо Горицы, Леонид поспешно добавил: – За любые деньги… – И наконец обеспокоенно поинтересовался: – Что-то не так?

И получил в ответ выдох горести и отчаяния:

– На сегодня билетов… нет!

– Вот уж не поверю, что в таком большом поезде не отыщется маленькое местечко для моей скромной персоны! – сказал он громко и радостно.

– Увы, – в ее голосе звучала безнадежная грусть. – Поезд маленький…

Из чего стало понятно, что ей есть, с чем сравнивать. Наверняка видела экспресс или локомотив, катающий валухов, а то и самих гаузов. Но тогда и в самом деле такая персона была «вхожа» и могла многое. Следовало на нее надавить, подсказать, намекнуть, а то и еще больше «подмазать».

– А все-таки? Может, кто-то отказался и сдал билет? Может, кто-то заболел и решил остаться дома? Или, может, билет заказан, но его так и не оплатили? А то и не собираются оплачивать? Все-таки случай особенный, сам Звездный Чарли отправляется в другие города, чтобы организовать гастроли своего знаменитого арляпаса по всему королевству. Неужели руководство чугунки откажет в моей скромной просьбе? А я уж для такого дела еще несколько контрамарок в подарок подброшу. Мне для хороших людей не жалко…

Судя по тому, как задумчиво смотрела кассирша на посетителя, некий выход все-таки имелся, и она его лихорадочно обмозговывала. Наконец решилась и осторожно стала подбирать слова:

– Есть одно купе… куда билеты никогда не продаются… И причина весьма уважительная: купе забронировано за бургомистром Пловареша. Только он имеет право там путешествовать… Ну… или, в крайнем случае, посланный им в столицу по каким-то спешным делам чиновник…

Конечным пунктом этого поезда была столица королевства, а Макиль являлся промежуточной станцией.

Леонид тут же воскликнул:

– Какое упущение! У нас в арляпасе еще ни разу не бывал бургомистр с семьей! А это – ну совсем некрасиво с нашей стороны. Поэтому, если только можно это сделать прямо сейчас, хочу через вас передать для бургомистра и его семьи восемь контрамарок на завтрашнее представление.

По ценам черного рынка на сегодняшний день эти восемь да плюс уже две выданные контрамарки стоили примерно столько же, сколько все билеты на поезд.

Горица схватила контрамарки, тщательно их пересчитала по привычке любого кассира и, метнувшись к одной из дверей у себя за спиной, крикнула, приоткрыв ее:

– Смеляна, подмени меня на пять минут! – И, уже возвращаясь к стойке, заговорщически подмигнула Чаплину: – Сейчас я все улажу, только надо связаться с кем надо!

Она умчалась, не дожидаясь, пока вышедшая девушка усядется за ее стол. Оказывается, и у такой важной персоны имелась не то сменщица, не то помощница. Причем сменщица настолько симпатичная, что минут шесть воодушевившийся Леонид заливался перед ней соловьем и страшно жалел, что не захватил еще одной контрамарки на посещение своего знаменитого арляпаса. Зато успел выяснить, где обитает красавица и как с ней можно будет встретиться потом, когда-нибудь.

А там и дама нарисовалась, отправила помощницу прочь и собственноручно выписала пассажиру огромный, красочный, со всякими рисуночками и завитушками билет в купе самого губернатора. Цена его оказалась равной официальной цене контрамарки. То есть божеской, как говорится.

Горица пожелала счастливого пути артисту и чуть ли обниматься с ним не полезла в умилении. Чарли сумел вывернуться из щекотливого положения, церемонно поцеловав даме ручку. А потом направился на перрон. До отправления поезда оставалось десять минут.

Глава тринадцатая

Решение принято, командир назначен

– Если уже так рисковать, то почему не двинуться к той самой Иярте? – подал голос Степан. – Наверное, там живется неплохо.

– Если мы нигде не будем задерживаться, продвигаясь только прямым курсом, то можем успеть все, – сказал Ольшин. – Вначале сбросить свое добро в башне шестьсот дробь три тысячи три, освоиться там, а уже потом два или три самых шустрых из нас промчатся к городу. Чтобы ничего такого не подумали, я готов и сам рискнуть и побыть за проводника. Если там что не так, успеем вернуться в нашу уже обжитую пирамидку.

– А что там может быть не так? – спросил Степан.

– Да никого живого там не видно было. Город большой, с деревьями, но пустой. Почему? Может, там какая-то смертушка притаилась?

Я прищурился:

– Интересно, и как это вы издалека увидели город и рассмотрели деревья, если видите всего лишь на шестьдесят метров?

– Так он словно подсвечивается изнутри, и край города мы хорошо разобрали в дымке, несмотря на огромное для Дна расстояние километра в четыре, – пояснил Ольшин. – Потому и колонны монстров, оттуда прущие, отлично рассмотрели и вовремя бросились наутек.

Верить ли ему? А какой смысл ему врать? Мастер и сам спастись желает, и рисковать не любит. Да и в самом деле, пара самых ловких может промчаться к Иярте и глянуть, что там. Если там никакой опасности, то желающие могут туда отправиться через год.

Но я тут же оборвал подобные размышления:

«Какой год?! Надо искать груаны и дергать отсюда уже завтра! Максимум – через неделю. Совсем катастрофично – через две! Мне Леню искать надо, может, он, бедный, в тюряге томится, а я тут буду разные города выискивать!»

Совесть, конечно, проснулась, напомнив тоненьким голоском, что и вашшуну следовало бы поискать, но я тут же убедил ее в том, что Шаайла нигде не пропадет. Наверняка уже со своим камнем волшебным вернулась в монастырь, организовала эпидемию среди кречей и теперь знаменита на весь мир Трех Щитов. А без своих летающих помощников и разведчиков зроаки чуть ли не вдвое слабей станут. Всем миром поморяне набросятся на людоедов – тут им и крышка!

Оставалось только пожалеть, что сам не принял участия в окончательном разгроме главных врагов рода человеческого.

– А может, все-таки что-то поближе подыщем для жилья? – предложила Франя. – Все тут уже знаем, со всеми знакомы… Жалко покидать знакомые места…

– А ты думаешь, мне не жалко?! – вскинулся Ольшин. – Тут, в башне, столько всего ценного скопилось… Но что делать, приходится уходить – банда Чаперы нам никогда не простит гибели Крэча и Олега. Даже откупиться не удастся… Бандиты теперь устраивают страшные казни своим врагам и тем, кто их предал. Уже человек пять уничтожили, не жалея при этом «чужие» груаны.

– Подрывают их, что ли? – спросил я.

– Хуже! Впихивают ракушку жертве в рот и заливают водой. А когда желудочный сок начинает разъедать груан, тут человек и взрывается. Минут через двадцать-тридцать…

Степан покачал головой:

– Раз так, тогда я за своими побежал. У нас ничего особо ценного и нет, чтобы взять с собой. Так что через полтора-два часа уже здесь будем.

И поспешил к выходу. Не успели за ним еще и двери закрыть на засовы, как Ольшин стал распоряжаться по поводу сборов. Да и людей он распределил по собственному уразумению:

– Миха, Ксана и Снажа – помогаете мне! Все, что укажу, сносите вниз и укладываете под стенами и в самую последнюю очередь – на стол. Всяна помогает Фране на кухне. Готовьте припасы и посуду. И учитывайте, что там Длани поблизости нет. Так что набирайте побольше специй и приправ. Ну и будем советоваться по ходу дела… За работу!

Вот после этого распределения и началась авральная работенка, по тяжести схожая с преодолением крутой полосы препятствий. Через полчаса мы все были мокрыми, а конца-края не было видно. Башня и в самом деле оказалась средоточием солидных, крайне нужных в быту запасов. Например, на четвертом, так сказать, боевом этаже-кольце, диаметр которого достигал десяти метров, имелся десяток арб в разобранном виде. Огромные, высотой в человеческий рост колеса, стальные оси и дощатые настилы с бортами, которые еще и тентами из прочной кожи могли закрываться. И все это следовало проверить, выбрать самое лучшее и надежное, смазать и спустить на веревках вниз. Потому что громоздкие детали по узкой винтовой лестнице не пронесешь. А внизу мы повозки собирали и грузили на них подготовленное на первом этаже добро.

Было решено взять четыре повозки – двенадцать человек, в том числе четыре женщины, больших нагрузок не выдержат, ведь лошадей, быков, оленей, ишаков или собак, годных в упряжку, на Дне не было. Тянуть арбы придется самим.

За два часа мы так и не успели собраться. А там и обитатели башни 30/30 явились. У них даже повозки не было, и все самое ценное они приволокли на себе. Было решено отдохнуть, перекусить, познакомиться с вновь прибывшими и разобраться с должностью командира.

За столом уместились с трудом. Франя с помощью Всяны принесла котел с едой, ткнула туда половник да выдала каждому по глиняной миске:

– Доедайте все! Оставлять жалко, а продукты в дорогу есть.

И ушла наверх, подменить Лузгу Тихого на посту.

Когда прибывшие представились, Ольшин завел разговор о командире. И, к величайшему моему изумлению, предложил на эту должность меня!

– Миха умеет такое, что вам и не снилось, – заявил он. – И даже сам еще не понял всех своих преимуществ. Но думает он быстрей вас и действует правильнее, чтобы вы там о себе ни мнили.

Насчет моего непонимания преимуществ это он зря. Их я осознавал и оценивал довольно высоко. И склонялся к мысли, что будь я в одиночестве, уже заканчивал бы собирать свой десяток груанов. Умереть от скромности мне не грозило. И желал быть командиром. Поэтому я показал некоторые свои умения в работе с тринитарными всплесками и продемонстрировал, как быстро и качественно сращиваю свежий разрез на теле.

Присутствующих это впечатлило. И не так заживление раны прямо на глазах, как «мелкие пакости», от которых они чихали, кашляли, получали «щелбаны» по уху и одергивали руку от моих «горчичников». Но все равно поставить над собой командиром новенького на Дне, да еще совсем молодого парня, они не желали. Пусть даже он трижды волшебник или фокусник.

В наш отряд влились пятеро сдружившихся мужчин. О Степане Живучем, двадцати восьми лет от роду, мы уже знали достаточно. Бывший исполнитель за три месяца успел исследовать все окрестности, много услышать, со многими познакомиться и пообщаться и при этом, опровергая главные постулаты Дна, остаться в живых. А уж сколько раз его монстры могли схарчить – не перечесть. Но везде выкрутился, везде спасся. Наверное, именно поэтому к нему и приклеилось прозвище Живучий.

Два его товарища по управе сектора не слишком от него отличались по физической подготовке и боевому умению. Одного звали Влад Серый (за цвет глаз), а второго Тимофей Красавчик. Этого так прозвали уже давно за внешность и слишком большую влюбчивость. Именно он отыскал моментально одну из новеньких девушек, взял под свою опеку и надеялся прожить с ней как можно дольше в счастье и любви. Да только сынок атамана Чаперы сам возжелал обладать девушкой, выкрал ее и, скорей всего, нечаянно при этом убил. Тимоха с друзьями сделал все, чтобы завлечь в засаду бандита с подельниками и убить их. Вот только следы не успели убрать и теперь находились в смертельной конфронтации со всей огромной бандой.

Два других охотника пробыли здесь больше четырех лет и могли считаться ветеранами. Все это время они были друзьями неразлейвода и выжили благодаря взаимной поддержке. Рабства они не признавали, хотя по неиссякаемой мужской потребности частенько наведывались в другие башни и оплачивали ласки рабынь. Их имена меня удивили своим славянским звучанием: Ратибор Палка и Неждан Крепак. Первый был очень высоким, за метр девяносто пять, и стройным, а второй – приземистый широкоплечий крепыш. Первый отлично владел сразу двумя мечами в бою и отлично бросал копье и дротик, второму не было равных во владении массивным топором на длинной ручке. Обоим было за сорок, и у обоих чесались глотки при любой выпивке. В хорошем смысле слова чесались: друзья любили громко петь. Ратибор Палка был хитрецом, тактиком, философом и стратегом. А Неждан Крепак – тараном, решающим все проблемы с помощью силы. Но и у него за простыми рублеными фразами скрывался острый, незаурядный ум.

Познакомились ветераны с проштрафившимися исполнителями в конце первой недели их пребывания здесь, во время горячего боя сразу с тремя тервелями. Лихость, сообразительность и бесстрашие новичков пришлась ветеранам по душе, а потом выяснилась и родственность душ. С того времени эти люди были вместе, деля на всех удачи и горести.

Понятно, что они выдвинули на должность командира представителя своей группы. Мол, Ратибор будет предводителем не только по причине своего высокого роста, но и по уму и опыту, а Неждан – заместителем, потому что отменный воин и отлично разбирается в тыловом обеспечении.

Спорили бурно, но в итоге пришлось прибегнуть к тайному голосованию, потому что к единому мнению прийти не удалось. И командиром стал я, а моим заместителем – Степан Живучий.

После голосования все выжидательно уставились на меня. Мол, командуй, дядя!

– Предлагаю уходить немедленно, – сказал я. – По пути заберем и наши вещички, которые мы оставили в тайнике.

Это была моя ошибка: надо было не предлагать, а приказывать. Потому что Влад Серый сказал:

– Уже поздний вечер. А за день все изрядно измотались. Так что желательно выспаться перед дальней дорогой, а выходить с утра…

Его поддержали другие.

– Ну ладно, – согласился я. – Распределяем дежурства… И давайте сразу договоримся о сигналах свистом. Так как я вижу несколько дальше остальных в этом сумраке, то иногда должен буду вам подать команду на расстоянии, причем непонятную противникам.

– Свистеть на Дне нельзя, – нравоучительно заметил Ратибор Палка. – Это сразу привлекает к свистуну всех хищников. Проверено.

– Порой бывают обстоятельства, когда хищники не так страшны, как люди, – не остался и я в стороне от поучений. – К тому же, заметив хищников за спинами наших врагов, я свистом могу направить тварей на них.

Озадаченные ветераны сразу примолкли, и я в течение получаса учил всех условным сигналам.

А потом назначил подъем на пять часов утра. И сказал, что буду дежурить первым – мне хотелось все спокойно обдумать, упорядочить мысли. Ведь плох тот командир, который сомневается в собственных действиях.

Когда на балкон пришел сменить меня Степан, я приказал ему составить список: каких и сколько мы имеем груанов. И направился в башню.

По пути в спальню седьмого этажа заглянул на шестой, в мастерскую Ольшина. Мастер копался в двух громадных ящиках, выбирая самую полезную мелочовку и аккуратно раскладывая собранное по полотняным мешочкам. Заметив меня, он со вздохом сказал:

– Больше двух лет эти запасы собирал… И поди знай, что в пути или уже на месте пригодится…

– Но я слышал, за каждый груан, отправленный наверх, гаузы дают несколько ящиков полезных в хозяйстве вещей.

– Дают. Да только не забывай, возле Пирамиды ни одной Длани нет. Когда мы еще сумеем к ближайшему пункту выдачи экспедицию организовать?

Я самонадеянно фыркнул:

– Подумаешь, Длань!.. Мне все-таки кажется, что нам по силам сразу и до Иярты добраться. Вдруг там на тварей можно охотиться прямо с балконов? Тогда становится понятна загадка невозвращенцев: они всей командой собирали по десятку груанов и становились Светозарными. А этим существам не надо спешить к старым друзьям и распинаться о райском местечке. Им гораздо лучше проживать в любом выбранном для себя секторе любого города, пользоваться всеми льготами и с презрением относиться даже к валухам.

Ольшин прекратил свою работу и прикипел взглядом ко мне:

– Ты что-то знаешь?

– Даже более чем, – не стал я его разочаровывать.

– Ну, это мне и так уже понятно, – пробормотал ветеран. – А что ты сказал про валухов? Неужели такое возможно?

– Не сомневайся. Любой Светозарный может убить великана-надсмотрщика, и ему за это ничего не будет. Мало того, сил для этого тоже хватит. Мне лично о таком случае один из валухов-техников говорил.

– Так ты с ними общался?

– А чего им меня бояться? Общался, конечно.

– И со Светозарными?

– Ну, не могу сказать, что со многими, – я оглянулся на лестницу и понизил голос до шепота. – Но уж с одним точно довелось. Да так неудачно пообщались, что я его убил. Вот за это меня сюда и забросили.

– А-а-а… – сразу дошло до мужика, припомнившего рассказы Ксаны о том, как мы сюда попали. – Так это Светозарного ты убил?

– Увы! Но даже не каюсь. Паршивый был человечишка, мерзкий, завистливый… А вы тут, наверное, и сведений не имеете, кем туда ушедшие становятся?

– Нет…. Но зато могу смело утверждать, что тот самый умник, который собрал и руководил экспедицией к Иярте, был человеком очень душевным, добрым, правильным и авторитетным. Не думаю, что, став Светозарным, он превратился в ублюдка.

– И я не утверждал, что такая трансформация обязательна. Но ведь наверх уходят в большинстве своем самые агрессивные, циничные и неразборчивые в средствах. Не так ли? Ну и какие из них могут получиться столпы общества? Вот потому, как мне кажется, они и не засвечиваются. Иначе и гаузы не смогли бы остановить ненависть, направленную на Светозарных.

Мастер молчал. Я собрался уходить и напоследок поинтересовался:

– Ольшин, а сколько у тебя груанов и каких?

Тот поджал сердито губы, цокнул языком и признался:

– Шесть «своих». И пятнадцать «чужих», полный патронташ.

– Неплохо…

Позевывая, я стал подниматься по винтовой лестнице.

А в комнате, выделенной командиру, обнаружил спящую на командирской кровати Ксану. И как на такие закидоны боевой подруги реагировать?

Будить ее я не стал. Лег рядом и тут же уснул.

Глава четырнадцатая

Экспроприация экспроприаторов

После проб с Игором Гончаром вашшуна попросила и рыцаря с его дамой проделать те же самые манипуляции с Дланью. Они тоже получили каждый по своей коробке, скрупулезно выполняя все просьбы волшебницы. Разве что уже в финале всех экспериментов Валерия Ирис стала задавать язвительные вопросы, явив всем свой чудесный голос, наблюдательность и ум:

– Если я правильно поняла, ты пытаешься изучить это место для получения пайков не совсем честным путем?

Казалось, она совершенно не опасалась беспощадную колдунью, раз осмелилась обратиться к ней на «ты» и без титула «Дива» или «ваше могущество». Но Шаайла отчетливо видела: боялась! Еще как боялась! Тогда такое поведение было еще более удивительно.

– А что, нельзя?

И опять Валерия совершенно проигнорировала строгий и умоляющий взгляд своего кавалера:

– Наверняка нельзя. Ведь это может привести к поломке устройства, и люди не получат паек.

– Я оказалась здесь незаконно, – строго начала вашшуна, – и нигде не зарегистрирована. Ни одна Длань меня не опознает. Имея точно такое же право на жизнь, что и остальные люди, я буду наказывать тех, кто создал этот ад и кто сбрасывает сюда невинных людей, словно рабочий скот. Скот, который только и служит для добычи груанов. Если вы защищаете этих изуверов и желаете смерти мне и моим товарищам, то нам с вами не по пути.

Валерия Ирис не поспешила извиниться или сказать, что ее неправильно поняли, а спросила:

– Если мы поделимся с вами нашими пайками, вы прекратите свои попытки?

– Этого мало. У нас больные и тяжелораненая. Нам следует усиленно питаться.

О том, что ей нужно еще больше сил, чем всем остальным, иномирянка скромно промолчала. И не могла понять какого-то гипертрофированного чувства справедливости, продемонстрированного новой знакомой. Люди здесь быстро превращались в зверей, а вот чтобы они беспокоились о сохранении имущества своих тюремщиков – такое в голове у иномирянки не укладывалось.

– Уверен, любой, кто оказался здесь несправедливо и не получает положенного питания, имеет право воздействовать на Длань любым способом, – заявил Зорде Шляпник. – И вырывать коробку с пайком хоть три раза на день! Если, конечно, что-то из этого получится…

Последняя фраза прозвучала словно подсказка для дамы: «Ну и чего ты нервничаешь? Никто еще от Длани ничего не добивался. В том числе и такие, попавшие сюда случайно…»

Валерия мило улыбнулась и кивнула:

– Ну да, ну да! Право и в самом деле такое быть должно. Только мы сразу хотим предупредить… – Она покосилась на явно «местного» Медового и поправилась: – …или напомнить, что любое насильственное воздействие на пункты выдачи или попытка оградить их приводит к смерти нарушителей этого закона. – Она помолчала и добавила: – Мы хотим пообедать, сутки маковой росинки во рту не было. И всех вас приглашаем к нашему столу!

Она со Шляпником двинулась к той скале, где они чуть не попали на корм скатрагам. И делала это, не оглядываясь, словно не сомневаясь, что новенькие потянутся за ней цепочкой, как гуси к любимому озерцу. Однако подданные Шаайлы даже не сдвинулись с места, глядя не нее и ожидая последнего слова. А Игор Гончар поступил иначе. Он ткнул коробку с пайком в руки Барса, отныне уже Черного, но глядел при этом только на ее могущество:

– Пользуйтесь по собственному усмотрению!

Она тут же похлопала ладошкой по плите:

– Спасибо! Ставь сюда и откроем. Хочу своими глазами убедиться, что туда кладут и можно ли этим прокормиться пять дней.

Содержимое для ада оказалось вполне на уровне. Три коробка спичек, полукилограммовый пакет соли, второй, поменьше, стограммовый – с перцем, три мешочка с травами (они были разными в каждом пайке). Упаковка чая (давали три вида, каждый раз, по очереди, иной), нечто, похожее на брикет киселя, мешочек с сушеными грибами, второй – с сухофруктами, третий – с сушеным виноградом, который тут назывался «слад». Три мешочка с крупами, в каждом чуть более килограмма. Эти сорта каш, а порой гороха или некоего подобия кукурузы варьировались в пяти обязательных комплектах. И тоже выдавались в порядке очередности. То есть пользователям Длани пища не приедалась. И можно было создать в башнях и замках запас продуктов длительного хранения. А при добавлении мяса животных в котел ни о каком голоде и речи быть не могло.

Ну и самое ценное, что было в коробке, по мнению обитателей, – это кусок странного желтого жира, граммов шестьсот, очень ароматного при поджарке, пакет хорошо подсушенных рыбных спинок, очищенных от чешуи, и пять плоских тонких коржей. Когда их окунали в горячую воду, они через десять минут набухали, превращаясь в подобие свежей хлебной лепешки. Можно было и в холодной замачивать, но тогда приходилось ждать два часа. Мало того, лепешки можно было и так жевать, если желудок здоровый.

А самое примечательное, что и коробка тоже годилась в пищу. Картон напоминал по вкусу самые дешевые войсковые галеты, жевался с трудом, проглатывался с отвращением, но от голодной смерти спасал. И его частенько в походах использовали как наполнитель, добавляя в котел с кашей и мясом. У рачительных поваров все шло в дело, как напомнил Дорт, и тут же подтвердил Игор Гончар.

Вашшуна, сразу забрав себе половину наиболее энергетически ценных рыбьих спинок, сказала:

– Накормите Чернавку самым лучшим.

Котелок был только у Гончара. Он с ним и направился к ручью. А Медовый спросил:

– Ваше могущество, а какой ствол порубить на дрова?

– Вот этот, – показала вашшуна.

Она осталась возле Длани и решила прислушаться к прозвучавшим из уст Валерии Ирис предупреждениям. Вдруг и в самом деле из устройства доставки брызнет яд? Сама-то колдунья спасется, наверное, а вот другие пострадают. Поэтому она сказала Барсу:

– Устройтесь возле стоянки этой парочки. И не отказывайтесь от их угощений. Попутно расспроси их, за что они попали на Дно.

Поедая сушеную рыбку, она продолжала исследовать сложнейшее чуда, которое представлял собой пункт выдачи пайков. Воздействуя на устройство только своими проникающими умениями, она вскоре убедилась в том, что яд непонятного свойства находится внутри в больших емкостях. Но если не взламывать щель и плиту с оттиском ладони при помощи ломов и молотов, то ей ничего не грозит.

Время улетало стремительно, и только по прошествии часа, когда вода закипела и каша уже сварилась до полуготовности, Шаайла позвала Дорта. Вначале заставила прилечь на плиту грудью, расслабиться и поверить, что у них все получится. Потом взяла его правую руку своей и стала убеждать, словно гипнотизируя:

– Ты должен помнить облик тех людей, которые погибли или умерли. Вспоминай их! Хотя бы одного, кого помнишь лучше всех и с которым ты часто соприкасался руками при совместной работе. Вспоминай!.. Особенно момент касания… Не напрягайся… Нам не нужны его имя и биография… Также мы не нуждаемся в негативных подробностях… Только про совместные действия вспоминай, про взаимопомощь… И контакт! Представляй ваш контакт руками!.. Кожей…

Медовый уже догадался, для чего это делается: волшебница хочет призвать на помощь его память и дать устройству ложный оттиск ладони совсем иного, погибшего человека. То есть призывать привидения никто не собирается, как и поднимать покойников из могил.

Потому певец и старался изо всех сил. Он знал многих, кто его благодарил за прекрасное пение, но не сумел дожить до нынешнего дня. И когда волшебница начала опускать его ладонь в выемку, он словно физически ощутил в себе отголоски каких-то не своих, чужих мыслей. Словно его сознания коснулись и в самом деле неожиданно ожившие, слетевшиеся сюда привидения.

Это заставило его напрячься, и добрые полчаса ничего не выходило. Вашшуне приходилось работать на износ, тратя все свои магические накопления. Она вспотела, вздрагивала от короткого озноба, но настойчиво пыталась загипнотизировать своего помощника.

И когда силенок оставалось только четверть, у них впервые получилось. Длань явно размышляла лишних пять секунд, словно поражаясь вдруг воскресшему индивидууму, а потом деловито выбросила коробку с пятидневным пайком.

Дальше дело пошло веселей: десять минут – и еще пять посылок из верхнего мира! Или откуда там коварные гаузы посылали эти свои подарки. После каждой посылки вашшуна шептала:

– Запоминай имя! Хорошо запоминай! Через пять суток мы опять на них получим пайки. Постарайся! Потом нам будет проще работать с Дланями…

Нагрузившись трофеями и довольно переговариваясь, парочка двинулась к биваку. Зэра Чернавка уже была накормлена и спала, остатки густой каши лежали на вздутой лепешке, и варилась вторая порция.

Прибывших с шестью коробками встретили с восторгом, удивлением и недоверием. Особенно это недоверие было заметно у госпожи Ирис.

Не заморачиваясь правилом «вначале командир должен накормить подчиненных», Шаайла набросилась на кашу, поедая ее вместе с рыбкой и лепешками. Понимала, что если она будет слаба – могут погибнуть все. Да и остальным уже было что пожевать. И только когда чуток насытилась, спросила у Барса:

– Выяснил у наших попутчиков, за какие прегрешения они оказались на Дне?

Тот со вздохом развел руками:

– Не хотят говорить. Считается, что такое выспрашивать неэтично. Только если сам человек пожелает, может рассказать. Это и «наш» Гончар подтвердил.

Игор на слово «наш» кивнул, пряча довольную улыбку. А вот Шляпник с возмущением спросил:

– Почему это так интересует ваше магичество? Мы ведь к вам не пристаем с расспросами! Правило есть правило! И не нами созданное!

– А кем? – подалась вперед вашшуна.

– Хм! Да всеми… Теми, кто тут проживает, образует сообщества…

– То есть самыми активными уголовниками, управляющими и атаманами бандитских шаек, которые руководят замками и башнями?

– Зачем же так утрировать? Я повторюсь: всеми! Или, по крайней мере, большинством.

– И что делать меньшинству? Особенно попавшему сюда по ошибке, обманом или принудительно? Тоже врать и скрывать свое прошлое? Тоже таиться, попадая тем самым в категорию преступников? Не имея при этом возможности определиться, кто честен, а кто лгун? Очень удобная позиция для отбросов общества!

Напор колдуньи смутил парочку. Дама покусала свои излишне тонкие губы и сказала:

– Но мы не преступники!

– Тогда почему вы здесь оказались?

Ирис явно хотела сказать что-то резкое, но Зорде остановил ее, мягко коснувшись ладонью плеча Валерии:

– Я сам расскажу. Вся наша беда только в том и заключается, что мы очень любим путешествовать. А в мире Набатной Любви это запрещено. Перемещаться из города в город имеют право только избранные, а уж объехать весь мир и тем более побывать на иных планетах удается только редким счастливчикам. Про Светозарных мы не говорим, они для нас малоизвестны и непонятны. Вот и мы решили спрятаться в трюме корабля гаузов, чтобы улететь незаметно в иные миры. Увы, нас отыскали чуть ли не сразу и без всякого разбирательства отправили на Дно.

Он замолчал.

Шаайла поняла, что правды не услышала. Просмотрев парочку своими умениями вашшуны, она забросала Зорде вопросами:

– А как этот корабль гаузов выглядит? В каком это было городе? Что собой представляло место стоянки корабля? Как выглядел трюм? В каких городах вы успели побывать и что в них примечательного?

То есть накрыла их своим любопытством с головой. А сама не столько прислушивалась к ответам Шляпника, сколько присматривалась и анализировала.

Мужчина выглядел самым обыкновенным. Ничего такого яркого и таинственного, что окружало того же Михаила Македонского, к примеру, тут и в помине не было. Отсутствовали и признаки, присущие обладателям Первого Щита. О высших двух тоже речь не шла. Физической силой Зорде не отличался. Разве что похвастался, что он лучший мастер по изготовлению шляп. Что мужских, что женских, разных фасонов, из разных материалов и с разной отделкой.

И доказательства предоставил: нацепил себе на голову некое подобие шлема, покрытого яркой кожей скользкого зайца. Потом нечто подобное надел и на Валерию Ирис.

Дорт Медовый шепнул Шаайле:

– У нас из этой кожи только сапоги делают. Дорогущие! Но зато им сносу нет.

Вашшуна вспомнила, как он утверждал, что этого самого зайца-прыгуна сложнее всего из остальных зверушек найти, а потом еще и поймать. Настоящий подвиг для охотника, испытание его смекалки, ловкости и удачи. И за два полных рюкзака шкурок можно получить чуть ли не три ««чужих»» груана.

Потому и спросила:

– И как же вы этих зайцев ловите?

Парочка вначале явно замялась, переглядываясь, но потом Шляпник выкрутился:

– А это личная тайна каждого охотника. Раскрывать секреты мастерства никто не станет даже собственной супруге или лучшему другу. Уж поверьте мне на слово!

Судя по молчанию и кислым физиономиям старожилов, это утверждение не расходилось с действительностью. Но смятение новых знакомых Шаайла запомнила. Что-то ей говорило о важности данного момента. Следовало все-таки выяснить, как неповоротливый на вид Шляпник, слабый физически и никчемный скалолаз, умудряется вылавливать ловких зверей с самой ценной и дорогостоящей кожей.

Хотелось задавать еще кучу вопросов, хоть обед уже и был закончен. Но тут вдруг послышалось угрожающее рычание бродящих в охранном оцеплении шавок. Все вскочили на ноги, стараясь осмотреть прикрытое скалами пространство. И вашшуне удалось обнаружить за пределами обычной для нормального человека видимости внушительный отряд в полтора десятков человек. Кто-то быстро и целеустремленно продвигался к Длани.

Глава пятнадцатая

Нежданный поклонник

При входе на перрон Чарли Чаплин подвергся тщательной проверке. Сидевший там валух тоже не слишком-то к жетону присматривался, зато скрупулезно заполнил анкету, заставив пассажира ответить на десяток вопросов. «Причина поездки?», «Как часто путешествуете?», «Сами или в компании?», «В какие города еще собираетесь поехать?» И даже такой: «Кто вас заменяет на рабочем месте, пока вы путешествуете?»

Причем, спрашивая, сидящий великан строго смотрел прямо в глаза стоящего перед ним человека, все равно находясь выше него, и создавалось впечатление, что этот валух – генерал и начальник всех королевских таможен.

А время-то истекало стремительно! Поглядывая на огромные часы на стене вокзала, пассажир занервничал и сказал:

– Только две минутки осталось!

И увидел, как огромный палец медленно утыкается в стоящий на краю стола не колокольчик, а целый колоколище:

– Пока я не позвоню, поезд будет стоять!

Валух задал еще несколько вопросов, и последнего явно не было в анкете:

– Каким таким образом у вас оказался билет в купе самого губернатора?

«Ну, точно, кагэбэшник и фээсбэшник в одном флаконе! – внутренне бесновался Найдёнов. И сам себя успокаивал: – И что тут страшного? Чего это я так разнервничался? Это его работа…»

Он снял маску, достал рекламу своего арляпаса, положил ее на стол и с пафосом изрек:

– Потому что мой арляпас – самый лучший в королевстве. Губернатор это понимает, гордится своим городом и желает ему еще больше прославиться. И для более быстрой организации гастролей любезно предоставил мне свое купе.

Некоторое время валух угрюмо разглядывал артиста, а потом неожиданно улыбнулся:

– А когда и я смогу поприсутствовать на представлении?

Пожалуй, впервые, находясь в мире Набатной Любви, Леонид Найдёнов настолько растерялся, что долго не знал, что и ответить. Наконец сумел выдавить из себя:

– А… разве вам… будет интересно?..

Странно было видеть, как великан откинулся на своем прочном, массивном стуле, а потом вообще чисто человеческим движением закинул ногу на ногу и стал рассуждать, словно беседуя со старым знакомым:

– А что здесь такого? Юмор, он порой стоит выше всяких видовых различий. Ну и самое главное, что у нас ведь с вами только одно-единственное различие: величина тела. Точно, точно! И больше ничего. Из ваших мало кто интересуется нами, но живем-то мы точно так же, как и вы, разве что в наших городках вы не бываете и редко видите наших женщин. Но по сути у нас те же проблемы в семьях, а порой те же самые смешные ситуации возникают… Или иначе говоря – анекдоты рождаются в быту. Я вот почитал записи ваших выступлений и… честно признаюсь: смеялся. И мысль мелькнула глянуть на ваше представление… Можно такое устроить?

Мэтр циркового искусства настолько разволновался, что похрустывал переплетенными пальцами, чуть их не ломая. Как настоящий талантливый артист, сценарист и режиссер, он, едва представив публику, состоящую из великанов, немедленно захотел выступать. Это было так волнующе, неожиданно и интересно, что мысли о спасении Бориса Ивлаева и поездке в Макиль остались на дальнем плане.

Он и сам не заметил, как с задумчивым мычанием оперся локтями о высокий стол валуха и, разглядывая представителя не то таможни, не то особого отдела, как препарированную бабочку, забормотал:

– Хм… а ведь это феноменальная идея! И ведь можно будет использовать массу анекдотов про великанов! Или сделать кучу забавных сценок на эту тему… Эпическая гайка! Это будет невероятно смешно и весело! А уже если создать правильные контрасты…

– Контрасты – это чудесно, – кивнул великан. – Только не будет ли кому-то обидно?

– Скажете такое! – уже с явным превосходством профессионала воскликнул землянин. – На обиженных воду возят, и такие в арляпас не ходят. Туда вход туповатым заказан…

Наверное, оба еще долго бы пялились друг на друга, размышляя и бормоча о вечном и великом: о юморе. Но тут нервы не выдержали у машиниста миниатюрного электровоза, который не мог понять причины задержки отправления. Раздался этакий вопросительный и коротенький гудок-напоминание. Оба собеседника взглянули синхронно на часы: десятиминутное, ничем не оправданное опоздание налицо.

Но валух не стал устраивать гонки, просто, церемонно возвращая билет, поинтересовался:

– Так что, можно надеяться?

– Нет проблем! – заверил Звездный Чарли.

Он выхватил еще одну рекламу и, взяв ручку великана, быстро написал на обратной стороне:

«Лизаветушка и Ладушка! Срочно устройте концерт в дневное время для господина подателя сей весточки и его приятелей. Зал для этого они подберут, скорей всего, у себя, потому что наши кресла слишком хрупкие. Крепко вас целую и верю, что вы справитесь!»

Подписался размашисто и красиво «Ваш Чарли!» и протянул службисту:

– Вот с этим к моим заместительницам, они все и без меня устроят, если не завтра, то уж точно послезавтра.

Новый знакомый явно засомневался, без слов тыкая пальцем то в загримированное лицо пассажира, то в рекламу. Мол, почему ты сам не выступишь?

– Мои ученики справятся не хуже, – заверил Найдёнов. – Ну а уж когда я сам вернусь да вам захочется нового представления, вот тогда я уже лично составлю новую программу на злобу дня. И выступлю с премьерой.

И ловко накинул маску на загримированное лицо.

– Договорились! – кивнул великан. – Меня зовут Чаеслав. Ваш вагон – средний. Счастливого пути!

Купе губернатора, единственное в поезде, было двухместное, без верхних полок, и поражало бархатом стен и мягкой кожей диванов. После того как пассажир с размаха плюхнулся на сиденье, скривившийся от такого поведения проводник спросил:

– Господин изволит путешествовать один?

– А что? Есть варианты? – Мастер клоунады неожиданно вспомнил сменщицу кассирши и печально вздохнул: – Хотя вряд ли у вас существует такой сервис, как массаж в четыре женские ручки.

Челюсть у проводника отвалилась. Состав дернулся и стал набирать скорость.

– Заказывать массажистку следовало до отправления поезда, – сказал он. – А сейчас… разве что на следующей станции есть кто из незанятых девушек.

– У вас есть прямая связь? – поразился землянин.

Проводник пожал плечами и чуть ли не с обидой ответил:

– Конечно! У машиниста электровоза. Правда, отправка сообщения – платная.

– Ага! И сколько будут стоить массажистки?

– До самого Макиля? – деловито уточнил проводник и после кивка Леонида назвал сумму.

– А что у вас, милейший, можно тут поесть и выпить? – продолжал наглеть пассажир.

Когда ему был перечислен внушительный набор напитков и еды, предоставляемых бесплатно для одного пассажира этого купе, Найдёнов расплылся в блаженной улыбке и все-таки решил добавить к списку заказов еще нечто, что можно забросить в купе вместе с массажистками.

«Вдруг и девочек придется угощать?» – подумал он.

Проводник вышел, и Леонид расслабленно перевел взгляд на окно. Поезд на скорости километров за сто пятьдесят в час вырвался из тоннеля, и взору открылись чернеющие холмы, темно-темно-синее небо и яркие звезды на нем.

«Ух, ты! Вот это красотища! – землянин прижался лицом к прохладному стеклу. – Оказывается, города не стоят тут вплотную друг к дружке! Красота!»

И вспомнив о готовящемся на следующей станции подселении в купе, уже в который раз ощутил волну счастливого предвкушения:

«А что, мне здесь нравится! Только бы Ивлаева вырвать из каталажки, и можно оставаться тут навсегда. Всяко шикарнее жить, чем в мире Трех Щитов…»

Думать о том, что друг никогда на такое не согласится, не хотелось. Как не хотелось и портить себе этими воспоминаниями настроение. Ночь обещала быть прекрасной.

Глава шестнадцатая

Боря рулит

Свои четыре запланированных часа я так и не проспал, минут десять не хватило. Меня разбудил заполошный крик Снажи Мятной:

– Миха! Проснись! Сюда целый десяток охотников прется! Со стороны замка! И, кажется, они из банды Зуха Чаперы.

«Ну да, кто еще к нам с той стороны может наведаться… – подумал я, быстро влезая ногами в сапоги и уже на ходу накидывая куртку. – Эх! Как чувствовал! Сразу надо было уходить, сразу!»

Но тут уж моя, и только моя промашка. Не настоял как командир, опоздал с выходом, и теперь вот имеем… хм… что имеем!

Я вышел на балкончик и увидел приближавшихся мужчин. Заметив меня, один из них заорал:

– Эй ты! Кто такой?! Открывай немедленно! Или пусть прячущиеся у вас трусы сами выпрыгивают наружу. У них к нам должок один есть!

Громкий хохот из десятка глоток окончательно разбудил всех обитателей нашей башни. А мне следовало решать моментально: завязать разговор или атаковать уродов сразу?

И опять подвела моя мягкотелость, присущая мне, когда я еще был инвалидом:

«Ну как же так?! Эти люди не сделали мне ничего плохого! Может быть, удастся с ними договориться и разойтись мирно?»

Момент для первой атаки на расстоянии был упущен. Прибывшие проскочили ту отметку, на которой их следовало задержать грубым окриком. Пятеро разошлись в стороны, становясь широким полукругом, а пятеро прошли в «мертвую», невидимую мне зону, под стенку самого меньшего бетонного кольца. Я шепнул уже присевшим за моей спиной мужчинам:

– Так и сидите тихо, но по моей команде резко вскакивайте и закидывайте дротиками и копьями всех, кого увидите. А я постараюсь пальцем указать каждому, где находятся ранние визитеры.

Самый мордастый из прибывших упер одну руку в бок, а второй начал поигрывать солидным копьем:

– Ты, глухонемой заяц! Что, язык проглотил? Отвечай, когда тебя спрашивают, и буди своих, пусть двери открывают!

Я демонстративно оглянулся по сторонам и сказал недоумевающим тоном:

– С кем это ты разговариваешь, вонючий и жирный урод? Тебя не учили, огрызок тошнотворного сала, что, когда приходишь в гости, надо здороваться? Или тебя, отрыжка шакала, надо поучить хорошим манерам, выбив десяток лишних зубов?

Тем самым я сразу накалил ситуацию до предела, а уж мордастого уродца рассердил так, что он покраснел, как помидор, весь затрясся и от бешенства выронил копье. Пришлось ему за ним нагибаться под мерзкий смешок подельников. Его успокаивающе похлопал по плечу другой бандюга и обратился ко мне:

– Да поздороваться мы можем, – глаза прищурены, самоуверен, шлема на голове нет, и прическа ежик. – Мы люди с понятиями, наших соседей уважаем и дружим с ними. Но тебя видим впервые, потому и сомневаемся в твоем праве там находиться. Поэтому не надо с нами ссориться.

– А кто вы такие и чего среди ночи шатаетесь по дорогам? – спросил я. – Все нормальные люди спят еще!

– Нас тут все знают, – ухмыльнулся бандюга. – Да и ты кто такой, мы догадываемся: Миха Резкий, новенький-зелененький… Хе-хе! Позови-ка нам Крэча или Олега. Мы все вопросы с ними решим.

Его информированность впечатляла. Быстро же они тут все узнают! А значит, имеют чуть ли не постоянную связь с замком Зуб. Если вообще с тамошними жителями у бандитов не заключен союз. Очень настораживающий аспект.

– Нет их, – сказал я. – Еще вчера ушли на охоту, а потом на поле сражения байбьюков и тервелей. Наверняка до сих пор копаются среди трупов, разыскивая груаны.

Все-таки у меня еще теплилась надежда, что, услышав это, ранние гости вернутся в свой замок.

– Ну тогда позови Ольшина…

– А его велено будить только тогда, когда все остальные наши вернутся.

– Ты зря нас сердишь! – уже совсем иным тоном, с угрозой рыкнул Ежик. – Предупреждаю: если беглые уроды из башни тридцать дробь тридцать прячутся здесь, мы вас на мелкую стружку нарежем и заставим друг друга жрать.

– Здесь нет посторонних, – спокойно сказал я. – Только свои! А вот когда придут Олег с Крэчем, с ними и будете разговаривать.

Ежик пожал плечами и махнул рукой:

– Ломайте, ребята!

И тотчас на дверь обрушились тяжеленные удары. Оказывается, эти уроды притащили с собой два молота и теперь пытались выломать металлическую преграду. И наверняка опыт у них в подобных делах был, раз не стали просто штурмовать.

Хотя, возможно, таким вот грохотом бандиты желали доказать нам серьезность своих намерений. Ибо такой, как Ольшин, командуй он обороной, сразу бы предпочел сдаться.

Ну а у меня исчезли последние сомнения. Указав присевшим товарищам, кто где стоит напротив башни, следующим движением я швырнул вниз «чужой» груан. Перила балкона защищали меня от осколков, и я не сильно-то и отклонялся назад и тем более не приседал. Прогремел взрыв, мордастый Ежик и еще трое упали. Я метнул копье и скомандовал подчиненным:

– Бросайте!

И во врагов полетели копья и дротики.

Получилось эффективно – с десяти метров, да еще и сверху, бросать более чем удобно.

Мы замерли с дротиками наготове, прислушиваясь к затихающим стонам умирающих. В невидимой нами зоне могли еще оставаться притаившиеся враги. Чтобы развеять сомнения, я голосом киношного злодея прорычал:

– Джон! Кидай вниз еще один груан!

Подействовало! От башни бросился, петляя, словно заяц, один из выживших бандитов. Но с той стороны стоял Неждан Крепак. И он подтвердил свое мастерство копьеметателя. Его первый дротик пронзил убегающему бок, а второй добил в спину.

И все равно стоявший рядом со мной Ратибор Палка сомневался:

– Вдруг там еще кто выжил?

Привязывая веревку к крюку, коих в толще нависающего над нами следующего этажа было предостаточно, я услышал недоуменный вопрос Влада Серого:

– А кто такой Джон?

– О! Это герой романов, который всегда боролся за справедливость! – Я показал на один из припасенных на балконе камней: – Как только я начну спускаться, сбросьте его вон с той стороны.

Ратибор все сразу понял, кивнул и приготовился отвлечь внимание от моего спуска. А я еще раз внимательно осмотрел видимые мне пространства. Людей видно не было, а вот хищники нарисовались. Метрах в трехстах, по направлению на Зуб, паслось сразу два квартета байбьюков, а по направлению к Пяти Проходам виднелось среди корней-деревьев несколько тервелей. Но в нашу сторону они не двигались, так что опасаться не стоило.

Обвязавшись веревкой, я кивнул Ратибору и быстро спустился вниз. Брошенный в стороне камень оказался бесполезным: там были только трупы.

Поскольку сражаться больше было не с кем, нам следовало срочно грузиться и отправляться в поход.

– Открывайте двери! Начинайте спускать повозки! – рявкнул я, зная, что услышать меня никто посторонний не может. – Надо сматываться отсюда побыстрей!

Дождавшись, когда дверь откроют, я по лестнице поднялся аж на девятый этаж. Там тоже имелся балкончик. И раньше тут и выше были окна! Сейчас они были заложены наглухо. А почему? Загадка…

Я наблюдал и за окрестностями, и за подготовкой к походу. Повозки спустили на землю и собрали довольно быстро. Нарастили борта и стали переносить туда вещи. Мастер и Франя тщательно укладывали грузы и закрепляли их.

Все работали с огоньком и сноровкой, разве что Сурт Пнявый выделялся заторможенностью и отстраненным, словно неживым взглядом. Но в то же время язык бы не повернулся сказать, что он отлынивает от работы.

Трупы обыскали, забрали самое ценное оружие и патронташи с груанами. Теперь у нас стало на десять врагов меньше и на восемь «чужих» груанов больше. Отличные итоги, которые менее опытных защитников могли настроить на благодушие. Мол, если мы тут без единой царапины один десяток положили, то и с оставшимися четырьмя расправимся.

Но сейчас даже офисная работница Ксана понимала, что нам просто повезло и нападавшие не были настроены на самые крайние меры. Иначе они издалека стали бы забрасывать груаны на балкон, а при желании и дверь подорвать могли с их помощью.

Работа внизу кипела, и мы уложились в два часа. Вряд ли за это время в замке 18Ф300 хватятся ушедших вояк. Ну а если и хватятся, то пока пошлют разведку, пока та вернется, пока два или полтора десятка соберутся да выйдут в путь…

«Опять ты надеешься на авось?! – оборвал я сам себя. – Каждый раз везти не будет! И вполне возможно, что первый десяток отправили только для оцепления, а вся банда уже идет к башне для штурма. А если увидят жилище брошенным да своих не отыщут, то не на шутку встревожатся и рванут к ближайшим соседям…»

От таких мыслей поневоле начнешь подгонять остальных:

– Все! Завершили погрузку! Тащите трупы в башню! Уходим! Степан, давай на нижний пост, пока я занят буду!

Сбежал вниз, дождался, пока занесут последнее тело, вытолкал за дверь расстроенного Мастера и скомандовал всему каравану:

– Отправляйтесь к Пяти Проходам, мы со Степаном вас догоним. Только сразу забирайте максимально влево, если прямо – то там несколько тервелей пасется.

Запер дверь на все засовы и стал химичить с растяжками, используя груаны как гранаты. Уж по этой теме я массу интересного в Интернете накопал.

«Подойдут, глянут, – размышлял я. – Кровь наверняка заметят. Поймут, что было столкновение. Но наверняка решат, что мы в башне затаились. Скорей всего, для страховки метнут груан на балкон. Коль в ответ тишина, одно из двух: либо дверь начнут ломать, либо наверх пошлют лазутчиков. В любом случае надо устроить им сюрприз и внизу, и наверху. Да так, чтобы мои «гранаты» случайно не сдетонировали от возможных взрывов раньше времени».

Внизу я закрепил два груана в мешочке из толстой кожи на груди у лежавшего на столе спиной вверх трупа Ежика. На мешочек набросил петлю, а конец веревки опустил в расширенную ножом щель между досками стола и там закрепил с помощью палочки. Чтобы тело не продавило груаны до взрыва, приспособил две глиняные миски вместо подпорок.

Топорно? Согласен. Любой, кто заглянет под стол, сразу заподозрит неладное. Но тут таких трюков вроде не устраивают, так что должно сработать. Сразу, не сразу, но труп Ежика захотят снять со стола, вот тут и рванет.

На четвертом этаже и того проще подстроил. Самый красивый сундук закидал тряпками, да еще и каменной плитой придавил. Дескать, спрятал. Ни один мародер не удержится, чтобы в сундук не заглянуть… «ха» – три раза, в последний раз.

Выйдя на балкончик, я похвалил себя за отданную своевременно команду на поспешный уход: вдали между корней просматривались идущие в нашу сторону вооруженные граждане. Явно со стороны неприятеля и явно не с гуманными намерениями. Я туда даже присматриваться долго не стал.

Покинув башню, мы со Степаном бросились догонять своих. Правда, я тут же замер, вспомнив о небольших сравнительно стадах хищников в округе и об их слишком большой «любви» к свисту. И посвистел в сторону байбьюков. Расстояние было предельное, по утверждениям ветеранов, но колобки услышали и поспешили к башне.

Потом то же самое я проделал с тервелями, которых наш караван обходил метров на сто левее. И эти клюнули на свист! Спячка у хищников или перемирие, но некоторые особи все-таки паслись и не против были поохотиться. Так что грех было такой возможностью не воспользоваться. По моим подсчетам, монстры приблизятся к башне на пару минут раньше людей. Как говорится: получите по рецепту доктора Айкакбольно. Бандитам придется вначале повоевать с фауной Дна или отступить. А мы и рады выиграть время!

– Левее! – уже на бегу скомандовал я бегущему впереди Степану. – Еще чуток… на всякий случай…

Имелось опасение, что тервели, дойдя до нашего следа, так по нему и двинутся за нами, но и это не страшно. У нас ведь и женщины есть, которые след перебьют своим запахом, да и определенный сорт дерева, резко пахнущего, можно нарубить в щепу да за собой посыпать. Когда нет спешки и слаженная компания, все проблемы решаемы.

Пробежав метров триста, я опять остановился и сказал Степану:

– Так и беги до наших метров двести.

Взобрался на валун побольше и стал наблюдать за событиями у башни 55/14.

По наши души пришли сорок два человека! А ведь кто-то же еще и в замке остался. Рабыни, к примеру, сторожить добро, чтобы его случайный прохожий не «прихватизировал». И у меня мелькнула запоздалое сожаление:

«Вот в этот момент можно было и напасть на замок! Да освободить там всех… Опять-таки, ни подготовки не было у нас, ни времени, ни четких разведданных… Вон уже ранее заявленная численность банды, и та занижена…»

Байбьюки в количестве восьми особей прибыли раньше всех. А так как крови там свежей хватало, то монстры резко оживились, перекатываясь в разные стороны и чуть ли не вылизывая землю и камни. Тервели вышли на последние полсотни метров одновременно с людьми, и обе группы, заметив друг друга, ускорились.

Вот тут сразу и стала видна выучка и дисциплина существ более разумных и более организованных. Воины перестроились так, что с ходу нанесли удар по хищным шарам максимально эффективный. Сразу же семь колобков сдулись, не в силах противостоять настолько многочисленным противникам. А там и последний зверь истошно прокричал перед смертью название своего вида. Далее такая же печальная участь постигла и гигантских слизняков. Тех одолели еще быстрей, сразу же после умерщвления привычно проверяя загривки на наличие груанов. Мне удалось все рассмотреть и понять, что бандитам ни одного нового симбионта не попалось.

Эта заварушка пошла нам на пользу. Что байбьюки слизали, что носившиеся вояки затоптали, но следы прежнего кровопролития были уничтожены почти полностью. И наши враги никак не могли разобраться в происходящем. Наверняка решили, что все в башне прячутся, а постового нет из-за присутствия рядом хищников. Никто ведь в здравом уме при такой обстановке не станет ломиться в гости.

Башню окружили по дальнему периметру и стали дружно орать, призывая показаться хоть кого-нибудь. Естественно, крики игнорировались, мертвые при всем желании кричащих подельников не смогли бы отозваться, а уж тем более – выйти. Тогда разбойники, не собираясь толпой, переговорили издали, и один из них забросил груан на балкон четвертого этажа. Если бы там сидели укрывшиеся в засаде – им точно не поздоровилось бы. Но никто там не сидел, и вновь повисла тишина.

Я присмотрелся к человеку, отдававшему приказы. Он стоял ко мне спиной, и основным его отличием от остальных был чисто женский хвост волос, свисавших из-под шлема на спину. Да и на самом шлеме торчали два цветастых пера какой-то птицы. Оказалось, что Чапера не лишен тяги к украшательству.

Последовала команда забросить кошки на балкон и подняться наверх по веревкам. И тут нашлись дельные исполнители, вскарабкавшиеся на четвертый этаж, словно белки. Их первый доклад последовал с балкона. Второй – после беглого осмотра этажа. Третий – после осмотра двух верхних. Ну и четвертого так и не поступило. После команды атамана открыть дверь разведчики, скорей всего, уже на ходу решили заглянуть в сундук. Как же, потом ведь придется со всеми делиться!

Глухо громыхнуло, и на балкон вместе с дымом вывалился только один разведчик, что-то рыкнул вниз и свалился с ног. Тут же в башню был отправлен еще один боец. Он дисциплинированно ринулся на первый этаж и открыл двери для свободного доступа остальных подельников к трупам убиенных нами бандитов. Трупы он заметил и опознал сразу, потому что восклицал нечто гневное из раскрытых дверей и показывал руками себе за спину. К нему поспешили человек шесть и приступили к скорбному труду по выносу начавших коченеть тушек.

Я с замиранием сердца ждал:

«Неужели сорвется?!»

Да нет, рвануло! И так неслабо для сдвоенного взрыва. Но! Одна пара возвращавшихся к двери мужиков посторонилась, пропуская вторую пару, выносившую труп, когда сработала моя мина. Выходившие упали, но тут же вскочили на ноги, показывая, что они нисколько не пострадали. Затем из дыма ловкий разведчик выволок еще одного раненого, так что в итоге всего лишь минус один! Да второй – наверху. Ну и два раненых… Жаль!

Маловато? Ну да, хотелось бы еще десяток упокоить… Но и такой результат стоил потраченных усилий и дорогостоящих ракушек. Лишь бы у нас потерь не было и противник уменьшался в количестве. Каждый член моей команды дороже даже десятка бандитов.

Тут я заметил то, что собравшиеся вокруг башни бандиты еще не видели: со стороны замка Зуб к месту событий торопились восемь хорошо вооруженных воинов. Если они на нашу защиту – то им труба. Даже предупредить я их никак не успеваю. А вот если это встречаются союзники…

Выждав полминуты еще и заметив поднятое во взаимном приветствии оружие, я понял, что нашему каравану следует очень и очень поторопиться. Потому что у преследователей с этой минуты будет только одно направление для поиска нас: мимо Пяти Проходов, мимо Лазейки (где наша точка прибытия на Дно) и дальше на Синие Поля. Правда, там еще несколько ответвлений есть, но пока мы в Поля не углубимся, так и придется опасаться слишком уж настырных следопытов. Двенадцать убитых подельников бандиты нам не простят.

Единственное, для чего я еще задержался, это чтобы убедиться, есть ли среди прибывшей восьмерки Емельян Честный. И с удовлетворением выдохнул, бросаясь вдогонку за своими. Не было! Уж очень не хотелось этого симпатичного и прямого рыцаря увидеть в числе наших врагов.

Наш караван я догнал уже напротив Пяти Проходов и как раз вовремя. Навстречу, из каверны имени Великой Битвы, навстречу лениво катились три байбьюка. Они были еще метрах в двухстах пятидесяти от нас, но следовало уже решать, уходить в сторону метров на пятьдесят или принять бой. В мясе мы пока нисколько не нуждались, да лишний раз рисковать не хотелось. Опять-таки кинутся по нашему следу, а тут свежие трупы. Зачем оставлять новые следы?

Поэтому наш отряд в каверне взял левее, выбирая дорогу сквозь нагромождение валунов и более обильный здесь кустарник. Трудно, согласен! Не то что по дороге, но спорить со мной никто не стал. Да и сами убедились чуть позже, рассмотрев на пределе своей видимости упомянутых мною. Женщины шли в хвосте каравана и «затирали» наши следы.

Мы уже разминулись с опасностью, и я приказал выходить на дорогу, как вдруг, последний раз оглянувшись на монстров, у одного из них заметил мелькнувшее сияние груана. Взял тяжелое копье и скомандовал Крепаку:

– Неждан! Хватай свою оглоблю и за мной!

Ветеран без слова выпрягся из дышла арбы, схватил свое копье и с радостью направился за мной следом. Недаром говорят, что лучший отдых – это смена занятия. Надо будет мужикам в дороге почаще устраивать подобные развлечения.

Нашей боевой паре повезло – передний хищник покатился дальше, а пара оставшихся свернула в средний, пожалуй, один из самых узких проходов. Именно оттуда выходила на великую битву колонна тервелей. Неужели сейчас у них такое перемирие, что монстры ходят друг к другу в гости?

Ветеран уже все сообразил, поверив в мои умения окончательно:

– У кого из них груан?

– У последнего.

– Атакуем, командир! Ты только мне не мешай и подстраховывай. Куда бить, знаешь?

– В ушные дырки.

Неждан кивнул и направился в проход. Я последовал за ним. У нас была выигрышная позиция – проход узкий, маневрировать хищники не смогут и уж тем более напасть на нас одновременно. А уж с одним колобком два опытных охотника всяко справляются. Правда, я-то далеко не опытный.

Когда до байбьюка осталось метров двадцать, он нас заметил. Замер на миг и покатился обратно. Я отчетливо рассмотрел сияние во второй складке у него на лбу и даже удивился, почему не видел этого раньше.

А Неждан уже действовал не хуже, чем недавно бандиты. Укол справа от себя, отскок на четыре шага и укол в левую часть байбьюка. И опять отскок. Он явно попал в жизненно важные места монстра, потому что тот стал попискивать недовольно и заметно сбавил скорость. Но в конце концов выкатился из узкого прохода на более широкое пространство, и вот тут мы ударили с обеих сторон одновременно.

Истошный вопль «байбьюк!» напомнил свисток арбитра, возвещающий о победе. Когда из-за первой проседающей туши выкатилась вторая, то мы с ней и не цацкались. Довольно легко закололи тварь, нанеся всего по одному расчетливому удару. Байбьюк умер быстро, даже предсмертный крик прозвучал как-то скомканно и неуверенно.

И тогда я понял, что мне и тут помогают умения обладателя Первого Щита. Я словно по наитию чувствовал, куда именно надо тыкать острием копья, чтобы нанести смертельные ранения. Даже показалось, что и одного удара хватило бы. Будет возможность, постараюсь повторить.

Мой напарник бросился доставать трофей. Сноровисто потыкал острием кинжала в края складки, а когда та стала разглаживаться, подставил широченную ладонь под выпавшее богатство.

– Ух ты! – воскликнул он. – Сразу два! Ай да Миха! Ай да везунчик!

Он шагнул ко мне и протянул добычу. И ни жадности у него в глазах не было, ни сожаления. А я замер, решая, как поступить. И сказал, стараясь, чтобы сомнение не прорвалось в тоне:

– Это не мои груаны. Это – наши груаны. И наверх мы отправимся все вместе. А если не получится вместе, то первыми уйдут самые слабые. Командиру по должности следует уходить последним. Так что… вот тебе пустой патронташ, вкладывай ракушки в него и цепляй на копье. Знаешь ведь, что к чему?

Неждан как-то рывками втянул в себя воздух и пробормотал:

– Знаю… – Откашлялся и добавил каким-то особенным, словно отеческим тоном: – Спасибо, Миха. За всех нас спасибо. И от меня – отдельное…

Мне даже неудобно стало. Не заслужил я этих «спасибо».

– Ладно, – сказал я. – Пошли отсюда.

И, уже развернувшись, услышал тихое, словное предсмертное «эй!..». Опять резко поворотился на сто восемьдесят градусов и уставился на выпучившего глаза ветерана:

– Ты чего?

– Это не я… – растерянно пожал он плечами. Затем неуверенно ткнул рукой с груанами вправо от себя: – Это вроде как оттуда…

Мы замерли на мгновение, не дыша, и на этот раз уже более отчетливо услыхали второе восклицание. Оно раздавалось из прохода номер два. Я переглянулся с напарником, укоряя его и себя в том, что мы и по сторонам не смотрели пару последних минут. Могли легко подвергнуться неожиданному нападению особо хитрых двуногих монстров.

Взяв копье наперевес, я бесстрашно двинулся во второй проход. Идти далеко не пришлось: на десятом шагу наткнулся на труп с выбитыми зубами. Видимо, весь рот ему разворотило копье, и это случилось совсем недавно. Кровь еще не успела свернуться.

– Он из замка Зуб, – сказал догнавший меня ветеран. Пояс с груанами уже висел, примотанный чуть ниже наконечника копья.

Двинувшись дальше, мы наткнулись еще на два тела. Мертвый мужчина продолжал сжимать рукоять меча; поблескивающее лезвие другого меча торчало у него в спине. А второй мужчина был жив и, несмотря на окровавленное лицо, пытался улыбаться. Правой рукой он зажимал глубокую резаную рану на левом бицепсе, а пальцами левой пытался свести края не менее глубокого и длинного пореза у левого виска. Это был Емельян Честный.

– Ребята… – простонал он. – Я так и знал, что это кто-то из людей байбьюков оприходовал. И надеялся, что это Михи работа…

А я уже пытался срастить его рану на виске. Она оказалась не настолько глубокой и опасной, как на первый взгляд, просто сильно кровоточила. Через три минуты я перешел уже к обработке его раны на бицепсе. А рыцарь, повеселевший от мысли, что смерть отсрочена в очередной раз, принялся рассказывать о своих последних приключениях.

Еще вчера, поняв, что на меня с Молчуном готовится покушение, он обратился к охотникам, которые проживали с ним под одним кровом. Хотел предотвратить нашу смерть, а то и вообще уговорить нас на переход к нему. Уж слишком он компанию Крэча да уголовников типа Кегли недолюбливал. Но его компаньоны заявили, что в епархию соседей им соваться не с руки, ссориться из-за каких-то новичков они не собираются. И ему, Емельяну, запрещают. Не помогли рекламные заявления насчет меня, мол, я везунчик и мы с Молчуном представляем отличную воинскую пару. Раз уж банду Витима уничтожили…

Никакие уговоры не помогли. Тогда вконец разозлившийся Честный встал из-за стола и ушел, решив в одиночку помочь новичкам – отыскать, предупредить и хотя бы провести в другие башни или замки. Ему вслед полетели угрозы и пожелания лучше вообще на глаза не попадаться. Каждого из там собравшихся он порвал бы голыми руками, но большой стаей и шавки могут сожрать тервеля.

Он ушел без особых припасов, добрался до Пяти Проходов и сразу в трех из них увидел колоннами прущих куда-то слизняков. Хорошо зная отнорки в пятом проходе, он спрятался там, несколько раз за это время выходя и прислушиваясь сначала к шуму сражения, а потом к шороху возвращавшихся обратно тервелей. Догадавшись, что это именно сражение монстров, он предположил, что я и Молчун, если не попались в лапы бандитов, то уж точно пали в кровавой заварушке представителей местной фауны.

Выспавшись, он только выбрался сюда, как нарвался на отступающих от пары байбьюков знакомцев. Те посыпали следы за собой мелкой щепой и, увидев отступника, сразу бросились в атаку. Сомнений не возникало: они искали Емельяна, чтобы убить. Да только сил и умения у него оказалось достаточно для уничтожения предателей.

Убедившись, что рыцарь вполне сносно стоит на ногах и может передвигаться, я сказал:

– В нашей компании тринадцать человек, и мы отправляемся в Синие Поля искать для себя новое место жительства. Предлагаю тебе, как командир отряда, присоединиться к нам.

– Я готов! – тут же произнес он с бледной улыбкой. – Только одна просьба: выдерните мой меч из этого недоумка.

Здоровому и крепкому как бык Неждану это не составило особого труда. Пинок, рывок, и вот уже вытертый об одежду трупа меч передан его владельцу. Нас стало четырнадцать, и я мысленно улыбнулся:

«Все-таки это лучшее число, чем тринадцать…»

«Ну да! – сказал в глубине сознания кто-то ехидный. – А сто четырнадцать – еще лучше! Но тогда ты отсюда не раньше, чем после ухода на пенсию выберешься!.. А зачем тебе это?..»

Глава семнадцатая

Длань – дойная корова

Отряд неизвестных воинов не просто двигался к Длани. Шаайла сразу рассмотрела четыре огромные порожние арбы, которые легко катили за собой мужчины, держась за поперечины оглоблей. А подобное здесь означало, что готовится один из самых дорогостоящих и сложных обменов посылок с поверхностью. Туда служивые «поставного войска» отправляют «чужой» груан, а взамен получают оттуда очень много нужных в быту вещей. Начиная от топоров и спичек и заканчивая сковородками, нитками и рулонами добротной ткани. Зрелище, особенно для посторонних, довольно редкое. Тем более что, судя по такому количеству арб, предполагался обмен сразу двух редкостных ракушек. Наивысшая местная валюта в действии.

Понятное дело, что иномирянка сразу же поспешила к пункту выдачи, желая не упустить ни единой возможной для ее сил и умений детали. За ней потянулись Дорт Медовый и Игор Гончар. Рыцарь и Валерия не тронулись с места, потому что не поняли жестов колдуньи своим помощникам и ничего пока не видели, ну а Барс Черный остался охранять сон своей изломанной побоями возлюбленной.

Приближающееся воинство, еще до того как рассмотрело Длань и людей возле нее, отправило туда пятерых закованных в латы товарищей, которые стали ходить возле скал и смотреть, нет ли кого наверху. Обратили внимание и на троицу во главе с вашшуной и узнали обоих мужчин:

– О! И наш знаменитый певец здесь! По какому случаю так далеко забрался?

– Ну а ты, Гончар, с какой стати один? Аль позабыл, что у вашей башни слишком много врагов?

Трое двинулось дальше на осмотр местности, а парочка задержалась возле знакомых, дожидаясь ответа. И судя по тому, что они на парня не набрасывались, врагами его башне или по крайней мере ему лично они не были.

– Разве я так далеко живу или редко здесь бываю? – улыбнулся Дорт, успевший нашептать, что полагалось чуток раньше ее могуществу, и получивший от нее указания, как надо себя вести. – Тем более что вы не раз приглашали в свою башню спеть и обещали хорошее угощение.

– Ну а я выбрал других спутников по жизни, – заявил Игор. – И теперь проблемы моих бывших опекунов и соседей это только их проблемы.

– Ну и правильно сделал! – похвалил его один из воинов, оглядываясь на приближающийся отряд. – Можем к себе принять, ты нам подходишь.

– А пойдет ли он к нам? – усомнился его товарищ. – Тем более что у нас очередной потоп… Поэтому наше приглашение спеть и погостить пока отменяется.

– Вот же вам не везет! – от души посочувствовал Дорт.

И стал шептать вашшуне о бедах прибывших воинов.

Их башня 32/43 располагалась всего в часе ходьбы отсюда как раз в направлении замка Наковальня. Все называли ее Сосулькой, потому что она и в самом деле была похожа на сосульку. Башня считалась неприступной, стояла в тихом, полном полезных зарослей месте, и с одной стороны ее прикрывала близкая стена каверны. Разве что обзорный балкончик располагался на пятом этаже, а не на четвертом, как у большинства местных строений. Самая большая беда башни, очень удобной, просторной и безопасной, таилась внутри нее самой. И этой беде спаянный коллектив из двадцати мужчин и пятнадцати женщин, весьма редко посторонних к себе принимавших, ничего противопоставить не мог.

А заключалась беда в следующем. То раз в лутень, то два, а порой и раз в три лутеня на верхнем этаже неожиданно открывались отверстия в стенах и потолке, и из них под огромным напором рвалась вода. Что печально: скорей горячая, чем теплая. Да так быстро лилась, что чаще всего затапливала первый этаж (где дверь не успевали открыть), а потом и все, что выше, до самого балкончика на пятом. Иногда вода лилась сутки, иногда двое, но в любом случае от кипятка и от пара большинство вещей, продуктов и запасенных шкур приходило в негодность. Да и сами обитатели жили как на вулкане, не зная, когда в очередной раз проснутся в запотевшей бетонной бане. И ведь вынести вещи и дрова для просушки некуда! Нет здесь солнечных лучей и хорошо ощущаемого ветра, вот потому так и трудно что-то просто подсушить: все над огнем приходится подвешивать да над печкой.

Вода чистая, да толку от этого! Вроде и остальные этажи перекрыли, вроде и спальни оградили от потопов, вроде и самое ценное приноровились хранить в сухом и недоступном месте, а все равно каждая новая трагедия сильно выбивала обитателей Сосульки из ритма жизни. И хотели бы в другое место перебраться, да не было в округе ничего подходящего, а что есть достойного, все занято.

Когда подтянулись повозки, Дорт Медовый спросил:

– А почему все-таки не примете приглашение из замка Наковальня да к ним не переберетесь? Они ведь вам давно предлагают.

Хоть в Сосульке и преобладали отпетые уголовники и прочие, попавшие сюда не за красивые глазки личности, сами они войнами ни на кого не ходили, держали нейтралитет. За спинами над ними посмеивались, но связываться опасались. И все равно предложения от рыцарей и их женственных икон присоединиться всем казались неправильными. Рабства в Сосульке вроде не было, но никто не мог понять, что общего между ярыми борцами с рабовладельческим строем на Дне и явными уголовниками. Тем не менее в Наковальне были готовы встретить вечно мокрых, пусть и не совсем безгрешных соседей.

– А зачем? – ответили Дорту. – Наковальне недолго осталось роскошествовать! Лутень, максимум два! И нам что, вместе с рыцарями погибать? За их баб? У нас и свои «иконки» не хуже!

На первый взгляд, мужики казались веселыми. Да и силушкой вроде никого природа не обидела. Но глаза их были полны грусти, усталости и какой-то безнадежности. Такой волшебнице, как вашшуна, рассмотреть реальные психоматрицы этих мужиков было проще простого. Так что манеру разговора она выбрала самую подходящую.

Начала с того, что представилась командиром отряда, идущего в замок Наковальня. Причем идущего туда не прятаться от неприятностей, а чтобы помочь рыцарям в борьбе против смертельного окружения.

– А если нас туда придет много, то и победа над врагами будет одержана без потерь. Поэтому приглашаю идти с нами.

Вначале женщину со страшненьким личиком слушали с изумлением. Такое тут бывало очень редко, чтобы женщина высказывалась при мужчинах, да еще и незнакомых. Потом послышались смешки, хохот, а там и свист раздался вперемежку с вульгарными словами.

Поэтому все даже присели от неожиданности, когда вроде негромкий шепот достиг ушей каждого:

– Если кто еще посмеет мне адресовать плохое слово, жестоко накажу!

А тут и Дорт закричал с надрывом и сделал отчаянное лицо:

– Ее могущество Дива, путь указующая – одна из самых сильных чудотворниц нашего мира! Любой, кто попытается на нее напасть, – умрет!

Как ни странно, слова Медового приняли во внимание. Свистеть перестали, ругаться тоже. Но явное неверие читалось в настороженных взглядах и хорошо слышалось в обращении управляющего Сосулькой:

– Мы даже женщин посторонних не обижаем, потому что придерживаемся нейтралитета. Но когда нас пытаются обмануть, мы считаем, что имеем право наказывать обманщика. Дорта, если что, мы обязательно накажем. А ты, женщина, чем докажешь свои возможности творить чудеса?

– Довольно уважительные слова, вежливые, – сказала Шаайла. – Я опасалась, что озверевшие на Дне мужчины уже давно забыли об уважительном отношении к женщинам. И мне очень приятно, что мои опасения не подтвердились. Ну а чудеса… Для таких, как вы, я сделаю это с удовольствием. Это намного приятнее, чем причинять сомневающимся боль, лишать их мужского достоинства или убивать точечным ударом силы в мозг. В чем вы нуждаетесь? Мне и так нетрудно догадаться: в пище. Но свои пайки вы уже получили?

– Да, три с половиной дня назад. И уже сегодня собирались на охоту.

– Поэтому я постараюсь потребовать для вас у Длани достаточно коробок с продуктами. Вы готовы на это посмотреть? Тогда становитесь ближе, а мы вам с Дортом покажем, как это делается. Слушайте мои пояснения внимательно и постарайтесь настроиться правильно. Потому что именно каждый из вас имеет право вспомнить и представить рядом с собой товарища из числа погибших и получить паек вместо него. Итак, слушайте.

Она объяснила, как настраиваться на воспоминание, как представлять, и даже попросила Медового поделиться опытом. А потом показала, как надо прилечь на плиту и расслабить готовую для возложения в оттиск руку. И подчеркнула, что важно верить в ее, Шаайлы, руководящую роль во время чуда.

На глазах у зрителей Дорт трижды получил коробки с пайками. Но если первая была воспринята со снисходительными улыбками (мол, такое и мы можем раз в пять суток!), то вторую и третью с недоверчивостью вскрыли, не в силах поверить в случившееся. Все-таки три раза подряд один человек никак не мог получить паек.

Затем попробовали это сделать зрители. У первого, правда, ничего не вышло, зато второй с воплями радости получил от пункта раздачи целых четыре коробки. И громко перечислил тех, кто уже погиб, но кого он отлично и навсегда запомнил.

Суть осознали почти все, и еще полтора десятка коробок заняли свое место сбоку от транспортных средств местного назначения. А затем вашшуна обратилась к управляющему:

– Вы пришли за новым имуществом и готовы потратить на это два груана. Но давайте попробуем получить то же самое за один. Для этого только и надо, что помочь мне в исследованиях Длани. Потому что я здесь совсем недавно и еще не во всем разобралась. Согласны? Тогда приступим!

Получившие гору коробок с пайками уже твердо верили в чудо и готовы были для эксперимента пожертвовать даже самой ценной местной валютой. А иномирянка впервые взяла в свои руки маленькое светящееся чудо.

Глава восемнадцатая

«А мне здесь нравится!»

Проводник не обманул. Но слишком скромно отозвался о подсевших в следующем городе массажистках:

– Худые они какие-то, господин…

Видимо, он принадлежал к тому племени, что обожает горячих пышечек. Зато пассажир еле успевал сглатывать слюнки, как только рассмотрел вошедших в купе и снявших с себя просторные плащи с капюшонами девушек.

«Да таких хоть сразу на сцену выпускай, без всяких репетиций! – завопил он мысленно. – А они свой талант массажами губят!»

А вот следом за массажистками вошли в вагон как раз такие женщины, которые нравились проводнику: в теле, мощные, пробивные. Каждая несла по корзинке с заказанной Найдёновым едой, доставленной из ближайшего ресторана. Леонид рассчитался с ними, и они покинули вагон.

Поезд поехал дальше, и уже через пять минут девушки смеялись от шуток клиента, рдели от его комплиментов и угощались едой. Через полчаса они хохотали уже так, что их, наверное, слышал машинист электровоза. А еще через полтора часа с пылом и с жаром вытворяли такой массаж своему милому и сердечному другу, что, если бы его оплачивать даже по самой низкой цене, все равно денег не хватило бы и более богатому человеку, чем Леонид Найдёнов. Потому что душевные порывы на самом деле бесценны.

И уже засыпая под утро, землянин с еще большей уверенностью в своей правоте размышлял:

«Надо будет приложить максимум усилий, чтобы уговорить Бориса остаться здесь. Этот мир прекрасен, а люди достойны восхищения. И не такие уж огромные строгости устраивают колонизаторы. Никаких тебе зверств, народ живет хорошо, сыто и достойно. А что имеются некие запреты, так советскому человеку, и уж тем более россиянину нашего времени не привыкать. На Земле бюрократы такие, что здешние им и в подметки не годятся. Зато здесь при желании любой человек может развиваться в любом направлении, и никто ему препон не чинит. Вон даже простые массажистки преспокойно работают на междугородних транспортных коммуникациях и составляют великолепную компанию чуть ли не первому встречному. И взяли точно по прейскуранту, ни копейки больше. А в работу всю душу вкладывали. Надо будет им что-нибудь подарить при расставании…»

Проводник со всей деликатностью постучался в дверь купе за полчаса до прибытия в Макиль. Леонид проснулся бодрым, несмотря на ночные развлечения и всего лишь три часа сна, и вскочил с дивана словно подкинутый пружиной:

– Уже встал! – оповестил он уже своего практически друга. – Подавай нам чай, да покрепче! И бекон с яйцом. Целый день мотаться придется…

Девушки на словесные призывы даже глазки приоткрыть не соизволили. Но как только Леонид стал их тормошить, как был затянут вниз и наглухо прикрыт очаровательными телами.

– Ах вы… притворщицы! Почему не встаете?

– Ждем еще пару капель положенной нам ласки! – страстно требовали женские губки. – Или ты имеешь что-то против?

– Да я страшно, страшно желал бы и дальше путешествовать… Но увы! Мне скоро выходить… А вам тоже? Или поедете дальше?

Красавицы заговорили по очереди:

– Нет, мы только до Макиля. И у нас сегодня выходной… А так как у нас здесь родственники, то мы можем этот день здесь провести. И с тобой продолжить чудесное общение. Хочешь? Или ты шутил, что с нами тебе весело и интересно?

– Ну что вы, что вы! С вами действительно не соскучишься… – он так и продолжал лежать, придавленный сразу двумя телами. – А что, вы и город прекрасно знаете?

– Да уж получше тебя! Мы сюда частенько приезжаем… Ага! И очень многие места знаем. В том числе три арляпаса… Угу! Они как раз недалеко от вокзала находятся.

Леонид задумался. Следовало хотя бы в один арляпас наведаться для отвода глаз. А если не терять время на поиски, то и все три можно оббежать, на ходу придумав повод для перехода на картины, а потом и на посещение выставок. Если картины окажутся знакомыми или намекающими на земные аналоги, то можно будет придумать, как объяснить свой интерес к самому художнику. И тут помощь новых подружек может оказаться существенной. Им – развлечение, а Звездному Чарли – приятные для глаз Сусанины. Да и для престижа не повредит, если ведущий артист иногороднего арляпаса будет передвигаться по Макилю с такими вот красивыми, эффектными и притягивающими взор барышнями.

Тем более что не обязательно представлять их массажистками междугородней чугунки, можно представить их танцовщицами. Поэтому Чарли сказал:

– Малышки, я с вами и в самом деле хочу прогуляться, но с одним условием: я всем вас представляю в случае нужды своими танцовщицами. Договорились?

Даже без последовавших потом заверений, по одному только блеску глаз можно было догадаться о положительном ответе обрадованных массажисток. И все трое принялись поглощать доставленный завтрак и обсуждать предстоящий маршрут.

Чужой город встретил землянина громадной (такой в Пловареше не было) площадью. Там стояли несколько памятников, весело искрились струями воды сразу пять фонтанов, а клумбы и декоративный кустарник заставляли поразиться и засомневаться, что все это выращено в подземном пространстве, а не на открытых солнечным лучам просторах. Вид площади портили разве довольно частые, пусть и окрашенные в белый цвет металлические опоры. А вот ажурные арочные своды, наоборот, ее очень украшали.

Первый арляпас, наиболее известный в Макиле, гости посетили сразу. Но там в такое раннее время не оказалось никого, кроме только начавших работать поваров и уборщиц. Сюда следовало наведаться вечером. Предполагалось, что и в остальных делать пока тоже нечего, но заглянули и туда. Второй арляпас был закрыт на ремонт. По крайней мере, так гласило объявление, а на стук в дверь никто не отозвался.

А вот на третьем удивила дощечка: «Продается!» И вторая, чуть поменьше, повешенная рядом: «Срочно!» Там был на месте и владелец арляпаса, и директор труппы. Посетители были приняты без всяких проволочек. Леонида удивило недоумение на лицах местных коллег, когда он представился и начал рассказывать о себе. Оказывается, об арляпасе Звездного Чарли в Пловареше здесь ничего не знали. Местные газеты ни единой заметки не давали, а жиденький ручеек путешествующих между городами не в силах был донести сюда тот всплеск невероятной популярности и зрительского восторга, который царил в Пловареше.

Найдёнов выяснил, за какую цену продают арляпас, и пожелал осмотреть все помещения. На ходу спросил:

– Неужели в таком большом городе так мало посетителей?

– О! Посетителей у нас всегда хватает! – ответил директор. – Дело в том, что ни я, ни управляющий не собираемся оставаться в Макиле. У нас уже и квартиры в столице куплены, и дело налажено, да и труппа фактически собрана. Там совсем иные, более грандиозные перспективы.

Владелец энергично закивал.

Несмотря на радостный вид обоих, Леонид им не поверил. Скорей всего, они и в самом деле перебираются жить в столицу, но вот насчет постоянного большого количества посетителей они лгали.

Разумеется, покупать арляпас он не собирался и стал переводить разговор на интересующую его тему:

– Что-то мне убранство вашего основного зала не нравится. Как и холла с гардеробной. Нет никакого лоска, изящества в дизайне, изюминки. Вот почему бы, к примеру, не повесить несколько полотен известных художников? Я у себя так делаю, и посетителям это нравится. Денег, конечно, это немалых стоит…

– Вот именно! – кивнул владелец. – И очень немалых! А толку с того? Народ приходит не ради картин, а чтобы вкусно пожрать да полюбоваться задираемыми к потолку ножками. Желательно, чтобы и трусов не было. Вот и вся тяга к прекрасному!

При этом на красоток, представленных как лучшие танцовщицы, он даже не косился, зная по своим работницам, что те ко всему привычны и таких разговоров нисколько не стесняются.

– И все равно, без картин арляпас смотрится не так, – продолжал гнуть свое землянин. – А чтобы купить полотна подешевле, надо выискивать молодых талантливых художников. Или уже совсем разочаровавшихся и не ждущих признания. А то и тех запрягать в работу, которые сидят по какой-либо вине в тюрьмах. Говорят ведь, что у лишенного свободы человека резко обостряется художественное восприятие мира. Не правда ли? Или у вас тут таких нет?

Его вопросы попали на благодатную почву. Оба собеседника, порой противореча друг другу, а порой сходясь во мнениях, стали описывать один из последних случаев, когда некий сидящий в тюрьме преступник нарисовал такие картины, что его сектор завоевал первое место в городских ежегодных соревнованиях. В других городах тоже было такое, уже и неизвестно кем введенное развлечение, но в Макиле не первое десятилетие эти соревнования проходили с ажиотажем. Еще за полгода до финалов и подведения итогов здесь начиналась подготовка, тренировки, отборочные соревнования и прочая, прочая, прочая…

Чего там только не было и в каких только видах спорта, быта и искусства не соревновались. И одним из самых значимых пунктов была графа «изобразительное искусство». Предоставлялось три картины от каждого сектора, и каждой выставляли оценки не только самые уважаемые и образованные граждане, но и валухи, а также несколько кураторов из числа колонизировавших планету гаузов.

Вот в этом году и случилось чудо, о котором стало известно вчера вечером. Победили с невероятным отрывом от всех иных творений картины ранее никому не известного художника. Все три! И создавались шедевры не где-нибудь, а в тюрьме, по заказу господина поставного. Пока, как ни старались вызнать газетчики, имя автора не было известно. Но уже сегодня утром открылась выставка, где эти картины выставлены для всеобщего обозрения.

– О! Вот такими шедеврами и надо украшать главный зал арляпаса! – воскликнул Чарли после того, как выяснил адрес выставки. – И я прямо сейчас отправлюсь туда и если даже не куплю эти творения, то дам заказ талантливому художнику. Может, это дешевле обойдется…

Собеседники не стали его отговаривать, да и о другом были их мысли:

– Ну и как вам наше заведение?

– Что вам сказать… – уже стоя в холле, задумался гость. – Не хочется вас обижать, но… Все какое-то маленькое, серенькое и убогое. Потолки низкие, двери – словно для худых лилипутов. Кухня – тихий ужас…

Он с минуту перечислял все замеченные и придуманные минусы, а напоследок заявил:

– Но вполне возможно, что я все равно куплю ваш арляпас, если вы согласитесь на мою цену, да еще и разделенную на три выплаты. Причем сразу говорю: торговаться не намерен.

И назвал цену вдвое меньшую заявленной продавцами. Пока те ошарашенно открывали рты, собираясь возмутиться, заверил в самой искренней симпатии к ним, пообещал принять с положительным ответом в любое время дня и ночи, узнал у девушек адрес намеченной для проживания гостиницы, сообщил, попрощался и поспешил на улицу.

Уже там, двигаясь к выставке, массажистки поинтересовались:

– Зачем ты так занизил цену арляпаса?

– Ты его не собирался покупать?

Леонид непринужденно рассмеялся, хотя в душе уже и пожалел, что прихватил девиц с собой. Дело по поиску друга оказалось проще пареной репы, и теперь красотки только мешаться будут под ногами. Но приходилось продолжать общение.

– Ничего вы, малышки, в торговле не понимаете. Я их пугнул, и теперь слово за ними. И я буду не великий Чаплин, если мы не сторгуемся где-то посерединке между их предложением и моим.

– Вряд ли… Подобное здесь не принято. Если и торгуются, то не более чем за пять процентов.

– Ха-ха! Уж поверьте мне, сведущему в арляпасах, что мы с этими типами сторгуемся! И вообще, не забивайте свои прекрасные головки такой неинтересной бытовухой! Ага… кажется, уже и пришли?

– Да, это здесь, – подтвердила одна девушка.

Ее подруга добавила:

– А вон написано, что вход платный. И догадываюсь, что вот эта огромная очередь как раз туда и выстроилась…

Чарли ее и поставил в эту очередь, а вторую девицу пристроил в очередь к кассе. А сам решил сделать попытку прорваться к цели в гордом одиночестве без всякой очереди. Зная, что подобное лучше всего устроить со служебного входа, он устремился туда. Опасался, что там будет валух, но у входа дежурил, мягко говоря, обильный весом мужчина лет сорока, с сердитым и неприступным лицом, говорящим о том, что здесь и мышь не прошмыгнет. Но ведь тем и отличается бессловесная мышь от мэтра клоунского искусства, что она говорить не умеет, а потому ей и не суждено проходить степенно и с достоинством. И ее не проводят со счастливой улыбкой к самому директору данного средоточия культуры. А там парочка смешных фраз, несколько восхищенных комментариев по поводу величественности здания и вкуса оформителей, и вот уже гость, стоя несколько сбоку от общей, медленно ползущей очереди, с восторгом рассматривает знаменитую картину «Последний день Помпеи» в иной интерпретации. Да такой интерпретации, что сомнений в ее авторстве не оставалось. И хоть и значилось под картиной незнакомое имя «Миха Резкий», Леонид был уверен: так в этом мире назвал себя Борис Ивлаев!

Ну а когда присмотрелся к картине «Маха обнаженная», то только слюнки глотал непроизвольные. Гойе и не снилась такая великолепная натурщица, которую Ивлаев изобразил словно живой. И у этой картины зрителей буквально подталкивали четыре дюжих служителя, приговаривая однотонно:

– Проходим! Проходим! Не задерживаемся!

Иначе там образовалась бы жуткая пробка.

«Ай да Борька! Ай да гений! – восторгался Найдёнов своим земляком. – Такую красоту сотворить умудрился!.. И где только такую куколку отхватил?! Везет же пацану!.. Но и я сглупил, заявляя о покупке таких картин для своего арляпаса… Если я их там повешу, зрителей прибавится точно, вот только тогда ни на моих танцовщиц никто не взглянет, ни к моим репризам никто не прислушается… Хе-хе! Ладно, друг, я иду за тобой! Держись!»

Глава девятнадцатая

Отрыв от погони

Пока я сращивал раны Емельяна, Неждан снял с убитых по патронташу, в которых оказалось по два «чужих» груана. Ну и мимо нескольких полезных каждому воину мелочей не прошел, собрав с полмешка трофеев. Кому они будут принадлежать в дальнейшем, его не волновало, это решать командиру. Мы двинулись догонять караван. Возле нашей с Ксаной пещерки следовало сделать привал и достать припрятанные там вещи и груаны банды Витима.

А еще там было много рыцарского снаряжения и вооружения, которого тут не имел никто. О пружинной каленой проволоке я никому и не заикался: создание метателя в виде доски дело еще нескорого будущего. Да и арбалет можно будет достойный соорудить, имея металл, который я выдурил у наивного искусственного интеллекта, заведующего обеспечением тех, кто отправляется на Дно. Сколько бы тут и чего ни было, но свое добро я намеревался забрать и тащить, если понадобится, на собственном горбу.

Место вчерашнего побоища мы прошли, зажимая носы. Такое количество начинающей гнить плоти не могли проглотить и тысячи собравшихся здесь шавок. Падальщики валялись вокруг, не в силах двигаться от переедания и порой даже не рыча, когда мы отшвыривали их пинками с дороги. Здесь я впервые увидел ярко-розовых мохнатых гусениц с руку человека. Эти поедатели плоти копошились чуть ли не везде, куда доставал взгляд.

– Мохасики, – пояснил с какой-то лаской Неждан Крепак. – Редко появляются из земли и только вот в таких случаях. Безобидные существа… если их не трогать.

– Плюются ядом? – попытался угадать я.

– Хуже! – рассмеялся ветеран. – Так бьют молнией, что человек валяется часа два в отключке. Шавки к ним, даже умирая с голоду, ближе, чем на полметра, не подходят. И тервели стараются мохасиков не затоптать нечаянно, а то им тоже достается…

– Неужели в обморок падают?

– Да нет, просто минут пять стоят на месте и ошарашенно оглядываются. Словно забыли, куда шли и что делали.

– Так в этот момент и надо их… – я копьем наколол воображаемого противника.

Знаток местных реалий с досадой цокнул языком:

– Такие чудеса редко случаются. Там, где мохасики, и тервели, и байбьюки стараются не появляться.

Я смотрел на диковинных гусениц и старался понять смысл их существования. Они здесь вместо муравьев? Или вместо крыс? Кто-то их создал специально? Иначе зачем у них такая жесткая защита ударами током? Существо «мохасик розовый, трупы поедающий, током бьющийся» настолько ценное, что его стоит изучить. Это же небольшой генератор! И его можно приспособить для здешнего быта.

Мы догнали караван и остановились на привал. В другую каверну можно было пройти либо через пещерку, либо двигаясь по дороге в обход. Повозки через пещеру не пройдут, их надо будет разбирать и таскать груз на руках. И я решил разбить караван на две группы: повозки отправить по дороге, а самому вместе с Ксаной заняться припрятанным добром. И Емельяна с собой взять.

Только на привале рыцарь рассмотрел мою подругу, которая раньше скрывала лицо под шлемом, и выпучил глаза от восторга:

– Ай, да Молчун!.. Ай, да рыцарь-соратник!..

Я никак на это не отреагировал и обратился к двойняшкам:

– Снажа Мятная и Всяна Липовая, подойдите ко мне!

А затем во всеуслышание повторил примерно то же, что сказал Неждану возле Пяти Проходов, и, вложив по одному, пока еще ничейному груану в трофейные патронташи, прикрепил их у растерявшихся девушек на талии. Затем два «чужих» груана подарил вместе с патронташем Фране, пообещав, что следующий ничейный трофей будет для нее. То есть я как бы окончательно закреплял равенство в нашем отряде и материально подтверждал, что рабов среди нас нет. Все мы – равные обладатели самой ценной здесь валюты.

Не скажу, что при этой сцене все выглядели радостными. Двойняшки боялись поднять глаза. Франя испуганно косилась то на одного, то на другого мужчину. Ксана сверлила меня взглядом, ноздри ее трепетали, и я так и не понял, то ли от гордости за меня, то от искреннего желания подраться. Ольшин кривился, словно съел лимон. Бывшие исполнители тяжело и грустно вздыхали. Лузга Тихий выглядел обиженным (ему-то пока ничего не досталось, а он вроде мужчина!). Ратибор Палка был возмущен. Я догадывался, что он мне еще припомнит такую самодеятельность. А его старый друг Неждан откровенно радовался.

Невозмутимым, словно старый индеец, сидящий на раскаленных углях, выглядел только Сурт Пнявый. Ну, от него я пока никаких эмоций и не ожидал. А вот что с ним будет, если он своим трудом заслужит свой первый груан?

Поживем – увидим…

Привал окончился, одиннадцать человек впряглись в повозки и направились дальше по дороге. Глядя им вслед, я лишний раз убедился, что огромные колеса легко преодолевают любую ямку или бугорок.

– Иди прямо вверх, там увидишь пещерку, – сказал я Емельяну. – А мы с Ксаной смотаемся к нашему тайнику за трофеями и нашим барахлишком оттуоттудада.

И отправился с подругой к хорошо заметному мне крученому корню-дереву. Пока шли – молчали. А когда я, прихватив веревку, стал карабкаться к своду, моя спутница все-таки высказалась:

– Надо было эти груаны мне отдать! Или себе оставить! Или ты этим девкам больше доверяешь? А вдруг они сбегут?

Я замер, уставившись на нее с укором:

– Как тебе не стыдно?! Как ты можешь сомневаться в своих новых подругах?

– Какие они мне подруги?! – проворчала красавица. – Я им точно глаза выцарапаю, если они посмеют еще раз на тебя так смотреть! Только и делают, что на тебя косятся, каждый твой шаг замечают и между собой как крыски шушукаются! У-у-у! – она со злобой сжала кулачки. – Ну вот скажи, разве мало им вокруг мужиков? Чего это они пытаются помешать нашим отношениям?

Я помолчал и вкрадчивым голосом поинтересовался:

– А разве между нами есть какие-то отношения? Ну, кроме дружеских, конечно.

Ксана усмехнулась:

– Только не надо притворяться недоумком, тебе это не идет. Да и не поверю я. Или ты ждешь, что я сама буду проявлять инициативу? А ты будешь себя вести как зажравшийся рабовладелец и шага навстречу не сделаешь? Ха! Не много ли ты себе позволяешь?

Вот так вот! Я еще ничего не сделал, а меня уже и обругали на голом месте. Ни за что! Или как раз за то, что ничего не сделал?.. А желаю ли я таких отношений?

Продолжив подъем, я стал размышлять.

Хочу ли я, скажем так, секса с Ксаной? Ну и чего скрывать? Конечно – хочу! Как любой здоровый молодой самец, у которого гормоны хлещут через край даже в самых тяжких ситуациях. Ведь не надо врать самому себе: что бы мы ни творили, от чего бы ни спасались, у меня всегда проскакивают некие потусторонние мысли. То ножка женская мне видится голая сквозь брюки, то попа непроизвольно завораживает, заставляя тормозить даже во время бега, то голосок томный звучит, словно музыка летнего, несущего прохладу и покой ручья. То вообще хочется прижаться к пышным волосам и просто замереть на какое-то время, словно ощутив себя в ином мире…

Понятно, что стоит мне только ощутить Ксану в своих объятиях, как мой мозг будет отгорожен от тела непроницаемой стеной. Или не будет? Все-таки я не зверь какой-то, прекрасно себя знаю и в любом случае постараюсь доставить удовольствие не только себе. Тем более что моя бурная юность успела получить высшее образование в сфере сексуальных удовольствий. То есть в этом плане я за себя могу поручиться: в скота не превращусь.

А что мне не дает расслабиться до конца и принять Ксану с тем же удовольствием и даже вожделением, как я, например, воспринимал Мансану?

Первое: девушка мне сразу не понравилась своим снобизмом, спесивостью и высокомерным презрением ко всем окружающим. Хотя чуть позже оказалось, что все это относилось к старшине управы Борею. Но факт такой имелся, а начальное ощущение западает в душу чуть ли не навсегда.

Второе: Ксана хотела меня убить. И не раз. И даже была к этому очень близка. Правда, если копнуть в себе глубже, то эти попытки я ей уже давно простил. И наше боевое товарищество – в самом деле не пустой звук. Я смело могу доверять Ксане свою спину и ради нее в бою пожертвую собой не раздумывая. Но тут был один маленький штришок: если мы станем интимной парой, как это отразится на боевой дружбе? Не пожелает ли моя любовница помыкать мною не только в постели, но и в повседневной жизни? А еще хуже, если нечто подобное случится в бою. Я ведь отныне несу ответственность не только за самого себя. И другие люди вверили свою жизнь в мои руки. Уместна ли в такой ситуации моя физическая близость с подчиненной? Тот еще вопрос!..

Третье: не совсем приятное. Ксана была любовницей, если не сказать, жалкой любовницей поставного Сергия. Хотя как человек, поставной мне довольно симпатичен, и я его уважал за исключительно деловые качества и честный характер, а не за его громадный рост в два с половиной метра. Так что это и не совсем отрицательный момент получается. Наоборот, жалко малышку становится, после того как представлю, что этот детина Сергий вытворял с такой хрупкой и беззащитной секретаршей.

Ну и четвертое, да, наверное, и самое главное. Моя боевая нынче подруга когда-то была любовницей Лучезарного. Мало того, что обманывала Сергия, мало того, что выдавала некоторые тайны, так еще и спала с тем человеком, которого я ненавидел за подлость, низость и оголтелый цинизм. Всей душой ненавидел, так сильно, что умудрился голыми руками убить существо, которое могло уничтожить даже четырехметрового валуха. Все в шоке, сам я в шоке, гаузы от такого убийства тоже в шоке, и что? Да ничего, только и всего, что я на Дне! А где-то меня бедный Леня разыскивает. Если сам в тюрьме не голодает… Да и Шаайлу жалко, она в быту все-таки наивная и непроходимая дура… Примерно…

Радости мне эти размышления не доставили.

Нагрузив на себя наши богатства, мы двинулись к пещерке. И у меня появилась такая мысль: если на мои вопросы Ксана ответит полностью и откровенно, то я, может, и прощу ее мерзкую близость со Светозарным. Но если же начнет юлить и недоговаривать, то я не стану скрывать главную причину, по которой наше сближение в интимном плане невозможно.

И, не откладывая дело в долгий ящик, я приступил к выяснениям:

– Расскажи, как и где ты познакомилась с тем художником из другого сектора? И почему у вас завязались такие близкие отношения?

Что-то подсказывало мне, что, пока мы работали и молчали, моя подруга проделала примерно тот же самый мыслительный процесс. Ну, может, он и проходил с чисто женской непоследовательностью, но к главному выводу она пришла такому же: нашим отношениям мешает убитый мною Светозарный. И если это не осветить, то ничего у нас не получится.

Ксана тяжело вздохнула и начала рассказывать:

– Я вначале на него вообще внимания не обратила. Он при первой встрече даже на меня рассердился за полное его игнорирование. Но я и на это плюнула да забыла. Но затем он стал попадаться у меня на пути постоянно и баловать разными подарками. То цветы вручит, которые я обожаю, то безделушку какую-нибудь… И при этом долго держит меня за руку и складно так описывает суть подарка, его скрытый смысл или какие сны снятся каждому из подаренных цветков. Это было жутко интересно, и я сама не заметила, как стала с ним простаивать в скверике возле моего дома часами. А потом как-то совершенно естественно и легко оказалась у него в постели. Вот мы вроде еще только разговариваем, держимся за руки, и вдруг раз… и уже в постели, разгоряченные после близости. Вот так мы и встречались… И как-то стеснялась не ответить на любой его вопрос, который он задавал таким любящим и сердечным тоном…

Она замолкла уже в пещере, уставившись, словно загипнотизированная, на разожженный Емельяном костерок. А я сбросил свой груз и, не обращая внимания на Емельяна, продолжил спрашивать:

– А ты скучала по нему, когда была на работе?

– Даже и не помню… Он меня всегда встречал возле моего дома, когда был свободен от работы. Порой я ему позировала, а он продолжал рассказывать интересные сказки и романтические истории…

– О чем истории? – Я уже примерно догадался, почему все случилось.

– Мм… Не помню…

– А хоть одну сказку расскажи.

– Ну-у-у… – затянула она, припоминая. Но так как ничего в памяти не всплывало, она озадаченно нахмурилась.

А я продолжал:

– А когда он… умер, что ты почувствовала?

Она с минуту молчала, копаясь в своей памяти, а потом призналась:

– Поняла, что меня уже точно отправят на Дно. Только это было как бы фоном к иной, потрясшей меня чуть ли не до смерти мысли: мне было абсолютно все равно при виде его окровавленной смятой головы. Я была ошарашена иным вопросом: «Неужели я была влюблена в этого… человека?!»

У меня уже не было сомнений. Став Светозарным, человек получал много разных способностей. В том числе (возможно, это проявлялось у каждого по-разному) и способность гипнотизировать при вербальном контакте. Касаешься руки и говоришь любую чушь, но при этом внушаешь человеку нужную тебе мысль. К примеру: «Ты меня любишь и готова выполнять все мои желания!» И достаточно. Эпическая гайка свалилась камнем подчинения на мозги несчастной красавицы! Светозарный и тут, на Дне, наверное, был моральным уродом, и преобразование его не сильно исправило. Вот он и пользовался как своими «талантами», так и своим положением.

После своих признаний Ксана «зависла», опять уставившись на язычки огня. И мне следовало срочно выводить ее из этого состояния. Что я и сделал рассерженным командирским ревом:

– Ну и чего встали?! Смирно! Мысленно маршировать на месте! И ушами не шевелить! Я сказал, не шевелить! И глазами чего на меня косишь?! Разве поступало приказание коситься на командира? Вот я тебя сейчас заставлю маршировать на ушах!

Наконец подруга поняла, что я шучу, расслабилась и даже попыталась улыбнуться:

– Я чуть не оглохла…

– Чуть не считается, тем более что нам и в самом деле надо приготовиться… – Я отошел и выглянул в каверну Великого Сражения. – Пока никого не видно, но подготовиться не помещает. Начинаем рубить стволы и восстанавливаем непроходимую загородку. Живо хватай топор и приступай. Ближние к входу не трогай, а вон те, все пять возле валуна, руби и волоки сюда…

Мы уже было приступили к работе, как меня остановило восклицание Честного:

– Постойте! У меня тут одна неплохая идейка появилась. Смотрите, сколько костер ни горит, а при открытом проходе между кавернами дым сильно тянет в сторону, откуда мы пришли.

– И что? – спросил я.

– Ну да, вы такого трюка не знаете. Помните про корень-дерево, которое выделяет при горении ядовитый дым? Его еще мухоморным называют?

Я кивнул, начиная понимать, к чему он клонит:

– Насчет сквозняка ты прав. Мы еще когда тут жили, постоянный поток воздуха в одну сторону отметили.

– Вот! Ну а раз ты умеешь различать сорта древесины, то давай чуть ниже разожжем несколько костров. Дым, конечно, будет сильно рассеиваться в пространстве, да и к своду больше подымается, но в любом случае на живые существа он оказывает огромное влияние даже в малой концентрации. Нападает сонливость, кашель, болит живот, нарушается координация движений. А при сильном отравлении человек часто спотыкается и падает, еле ворочает оружием, а то и проваливается в обморок. Хотя смертей я не помню от такого дыма, но угорали многие. Порой по нескольку суток потом валялись, словно тряпичные куклы.

Он еще продолжал говорить, а я уже рубил первое правильно выбранное дерево. Таких тут тянулось к своду много. И вскоре у нас на склоне, со стороны каверны Большой Битвы (я каждый раз менял слова в названии, но суть от этого не менялась, и меня все прекрасно понимали), уже горели сразу четыре гигантских костра, очередные дрова в которые я подкидывал издалека. Костры мы развели в выемках, прикрытых солидными валунами, так что заметить их снизу можно было, только подойдя чуть ли не вплотную.

А я стал экспериментировать с простейшими средствами личной безопасности, применяемыми во время химической войны. Начавшееся отравление организма я легко аннулировал с помощью живущего во мне симбионта, Первого Щита. А для исследований в ход пошли сложенные во много слоев и намоченные водой тряпки, а затем сделанный из плотной кожи респиратор. Наконец я изготовил маску на все лицо из дорогущей, яркого цвета кожи скользкого зайца. И получилось удачно! «Дышащая» кожа, которая умудрялась не промокать, будучи на ногах, теперь, прикрывая нос и рот, каким-то неведомым образом не пропускала ядовитые, или, иначе говоря, галлюциногенные вещества в клубящемся дыму. Не все, конечно, и не настолько качественно, как лучшие войсковые противогазы, но невероятное открытие, которое любой ветеран Дна оценил бы по достоинству, было совершено. При определенной обработке и магической проверке созданных противогазов можно будет, наверное, расхаживать у самых костров.

Дым, тем не менее, хоть и сильно рассеиваясь и частично уходя вверх, просачиваясь потом в щели вокруг корней-деревьев, все равно этаким облаком накапливался на склоне. Костры мы разожгли метрах в двадцати ниже пещерки. А так как склон тянулся метров сто восемьдесят-двести, то со стороны дороги костры обычный человек не увидел бы в сумрачном тумане, как бы ни старался. А мне дым не мешал видеть окрестности, да и контролировать разрастающееся ядовитое облако, которое уже дотянулось до дороги. Оно, кстати, ни Ксане, ни Емельяну видно не было.

– Такое отравление плохо тем, что запах не чувствуешь, – сказал Емельян. – Только когда странную вялость в себе заметишь или на других внимание обратишь, тогда и понимаешь, что кто-то мухоморное дерево жжет.

Теперь оставалось проверить нашу задумку на практике. И я даже пожалел, что наших преследователей не видно. С каким-то вожделением в очередной раз присмотрелся к пределам здешней видимости и среди дальних стволов заметил движение двуногих монстров, поборников рабовладения.

Увидел, вначале сдуру обрадовался, а потом со скорбью мысленно завопил:

«Эпическая гайка! Ну что у меня за желания идиотские?! Поосторожней с такими надо, вон как исполняются! Ведь наверняка и в этой своре ветераны отыщутся, знающие про эту пещерку. И много будет радости, если они все сюда ринутся?»

Но так как времени еще было предостаточно, решил облегчить нам эвакуацию отсюда. Начал накидывать на себя свое добро и распоряжаться:

– Все-таки банда идет по нашему следу, поэтому сносим все тяжести вниз, да еще метров на двести отнесем их дальше по дороге. Емельян, останешься там и будешь поджидать караван. Мы с Ксаной вернемся и, может, даже немножко повоюем. Бегом!

Конечно же, Честный сразу от нас отстал. Потом, несмотря на спуск, приотстала и Ксана. Ну а я, словно снегоукатчик на склоне, сбежал вниз, а потом еще отмеченные двести метров пробежал по дороге в направлении Лазейки. Да там все свое добро и свалил на приметном валуне. Съестного в вещах ничего не было, так что даже появись здесь шавки, вряд ли они позарятся на железо.

Ни мгновения не задерживаясь, бегом устремился обратно, встретив сначала Ксану, а потом Емельяна. И почти с самой верхней части склона рассмотрел вдали наш караван. Все целы, потерь нет. Теперь только не допустить удара с этой стороны.

Проскочив пещерку и выглянув в каверну Громадного Побоища, я уже чуть ли не вплотную рассмотрел приближавшуюся банду. Грамотно шли, чувствовался опыт и умелая организация. В авангарде двое, налегке, бегут и проверяют на обочинах все подозрительные места, где могут притаиться метатели дротиков. За ними, не далее чем в сорока метрах, еще трое, готовые прийти авангарду на помощь в случае чего. Затем уже основная часть отряда. Ну и в арьергарде, метрах в тридцати, еще одна пара охотников в рыцарском облачении.

Всего я насчитал сорок семь человек. Много… Только и радовало, что у меня здесь ну просто изумительная для обороны позиция. Имея груаны и острое зрение, можно дать хороший отпор даже такой вот многочисленной банде.

Но как они станут действовать? Было бы здорово, если бы они так и шли дальше в том же направлении. Ведь на дороге кое-где видны следы, и преследователям понятно, что караван никуда не свернул и уходит в конец каверны. А там был поворот не только туда, где Лазейка и Емельян с моими вещами – Ольшин говорил, что есть еще два прохода, уводящие в другие лабиринты. К тому же после Лазейки начинались Синие Поля, а туда никто, будучи в здравом уме, не совался. Хотя Витим с подельниками где-то там удачно охотился на скользких зайцев. Но кто станет утверждать, что Витим – это личность со здравым умом? Правда, тогда что же получается? И мы попадаем в ту же категорию, что и тройка убиенных мною бандитов?

Шайка остановилась напротив пещерки, и парочка бывалых проходимцев стала тыкать в ориентиры и указывать вверх по склону в мою сторону. Я же хоть и волновался, но ехидно посмеивался, своим зрением замечая, что туча мухоморного дыма уже и на дорогу солидно просела, так что наши враги уже вовсю вдыхали вредные галлюциногены.

«Вдох глубокий, ноги шире! – зазвучала у меня в голове песенка Высоцкого, чуточку подправленная нынешними обстоятельствами. – Не стесняйтесь, три-четыре!» – я вздрогнул от прикосновения к плечу:

– Что ты там видишь? – счастье, что это была Ксана, а не какой-нибудь тервель.

– Мог бы уже и не ответить, – проворчал я, переводя дух, – если бы умер от разрыва сердца. Зачем так подкрадываться? А если бы я с испугу ударил кулаком, а то и мечом?

Она удивилась:

– С испугу? Здорово! Теперь всем буду хвастаться, что Миха меня боится. Пусть и передо мной трепещут.

Я не удержался от смешка. Все-таки приятная у меня подруга. Прикольная. И умная, что особенно радует.

Жаль, что враги нас не радовали, не дали нам спокойно пообщаться, а то и хоть разок поцеловаться. Сразу десяток, назначенный Зухом Чаперой, этаким развернутым веером стал быстро карабкаться по склону. А я пожалел, что не смогу с такого расстояния бросить груан в гущу бандитов. А желательно бы и самому атаману шкурку подпортить. Издохнет он – глядишь, и у нас бы проблем не стало. А для этого все средства хороши.

Но немного спуститься по склону и оттуда метнуть здешние волшебные «гранаты» я не рискнул. Давно осознав, что расчетливо входить в густой дым пока не готов. Не хватало мне самому где-то там свалиться. А то, что дымок и в самом деле едкий и забористый, я убедился быстро, наблюдая за карабкающимся вверх десятком.

Начали они живо, но с каждым метром на них словно лишние рыцарские латы набрасывали, а в крови алкоголь накапливался. Уже на третьем десятке метров они стали спотыкаться, на шестом буксовать, а на сотом почти остановились. Благо, что десятник оказался опытным командиром, сообразил что к чему и рыкнул команду:

– Назад! Всем на дорогу! Мухоморное дерево горит! А ты, – ткнул он в самого здоровенного подельника, – за мной!

И предпринял вместе с ним отчаянную попытку на пределе физических сил все-таки добраться до пещерки. Наверное, понял, что костры мы могли разложить, да и уйти дальше, и в этом следовало убедиться. Оба на ходу выхватили фляги и стали пить. Как потом я убедился, у них был там крепкий ром, который здесь называли гнатар. Употребление алкоголя резко снижало воздействие мухоморного дыма на организм.

А вот об этом мне Емельян не рассказал! То ли забыл, то ли, скорей всего, и сам не знал. Но все равно действие десятника сказалось на его «благе» самым отрицательным образом. Видя, в каком состоянии оба бандита добираются до меня, я даже заготовленный «чужой» груан не стал использовать. Просто из темени пещерки метнул тяжелое копье десятнику в грудь, а потом и второе, поданное мне подругой, – в спину с криком развернувшегося бандита. Тот тоже упал и прокатился метров двадцать, продолжая орать не хуже, чем умирающий байбьюк. Пришлось ринуться за ним, добить ударом меча и быстренько возвращаться в чистую атмосферу, моля свой Первый Щит, чтобы он как можно быстрей очистил надышавшиеся гадостью легкие. Я так спешил, что даже копье не стал выдергивать. Благо, что оно было трофейное, из оружия упокоенной нами банды Витима.

Из десятника копье старательно вынул и обыскал бандита. Спустившиеся вниз воины, пошатываясь, поспешили за отрядом, который бегом снялся с места и двинулся вперед, по следу каравана. Почти все бандиты снимали фляги с поясов и хлобыстали гнатар. Отбежали они недалеко, метров на триста, и остановились. Минут пять совещались, размахивая руками, а потом побежали дальше. Наверное, определили окончательно наш маршрут: Синие Поля. И вознамерились догнать, во что бы это ни вылилось.

Но ведь их уже только сорок пять! Еще два – в минусе!

Метнувшись к противоположному выходу из пещерки, я сделал сразу несколько дел. Увидел, что караван уже загрузился моим добром и готов трогать дальше. Потому дал им три длинных сигнала свистом, которые обозначали «вперед!». И скомандовал Ксане:

– Догоняй наших! Только особо не спеши, не хватало еще ножки поломать…

Ну а сам подбросил в костры дрова. Мало ли что? Вдруг бандиты через час или два сюда вернутся? Ведь тут можно намного путь сократить.

Я еще раз тщательно проверил одежду и ремни убитого десятника. И мое усердие было вознаграждено интересной находкой. В голенище сапога находился пришитый потайной карманчик, а в нем увесистый кожаный мешочек. Маленький запас золотых украшений и нескольких довольно крупных драгоценных, мастерски ошлифованных камней. Но не они меня удивили, а серебряный медальон на серебряной же цепочке. На одной его стороне был запечатлен образ стоящей женщины с откинутыми назад руками-крыльями, а на другой красовались Три Щита! Символ отлично знакомого мне мира поморян!

Я не сомневался, что держу в руках украшение со значками переходов между мирами! Потому что и значок женщины с крыльями мне встречался в лабиринтах Священного Кургана. Я, наверное, минут на пять выпал из реальности, крутя медальон и так и эдак и ломая себе голову, как он может действовать и действует ли вообще.

Что это? Весточка из иного мира для меня? Такого быть не может!

Хотя… если припомнить всесилие Священного Кургана и Лобного Камня в нем, чего только не нафантазируешь. Но все равно подобным образом весточки или напоминания не передают. И оставалось только пожалеть, что труп мне уже ничего не расскажет. Умел бы – оживил обязательно, так мне захотелось узнать, откуда у этого типа такая вещичка. И плевать мне было бы на моральную сторону такого поступка.

Но сидеть в раздумьях было некогда, и, решив поинтересоваться о находке у ветеранов, я бросился догонять наш караван.

Глава двадцатая

Шаайла на пути к наковальне

Первым делом вашшуна уточнила, что, как и куда следует закладывать на самой плите Длани. Потому что и при обмене валюты существовала некая система подачи. Если каждый раз перед отправкой груана наверх прикладывалась одна и та же рука, то было замечено, что товары поступают все более и более полезные, а то и остро необходимые. То есть сверху словно поощряли создание огромного хозяйства именно под рукой опытного, постоянного управляющего.

А если груан «продавал» новичок, то ему и давалось столько же по весу и по количеству ящиков, но внутри находились явно меньшие по ценности в быту товары. Наверное, именно поэтому и появились в башнях да замках управляющие, которые отправлялись к пунктам выдачи пайков вот в таких случаях. И можно было понять гаузов: ведь чем больше, долговечней и сплоченней коллектив, тем больше у него шансов выжить во враждебной среде. Тем больше в конечном итоге местной валюты отправится наверх.

Поэтому чудотворница только подержала первый «чужой» груан в руках, ощутила исходящее от него приятное тепло и вернула нахмуренному воину со словами:

– Возложишь ладонь в выемку и отправишь груан только после того, как я приготовлюсь к просмотру.

И сама разместилась на плите таким образом, что находилась там с ногами и с распростертыми руками. Именно так она лучше всего ощущала пульсирующую в устройстве энергию. Причем энергия эта, когда ракушку приблизили к приемному отверстию, вдруг стала пульсировать и вращаться в радужных коловоротах в несколько раз быстрей и насыщенней. И это оказалось полезным. Подрастратившая было силы вашшуна в течение минуты ощутила себя пресыщенной в магическом плане, готовой к любым подвигам и свершениям! И это случилось, когда она только готовилась, когда только предполагалась продажа груана гаузам – поработителям этого мира!

– Начинай! – сказала она управляющему, и тот приступил к хорошо знакомому ему ритуалу.

Ладонь в выемку на плите – сигнал опознания умчался куда-то вдаль. И вернулся с еще большей скоростью, словно обрадованный сухому сену огонь. Но это не был сигнал «Опознано! Паек получать еще рано!» Он звучал как «Опознано! Готов к приемке!». Словно у Длани были собственные глаза и она видела, что тут готовится совсем иная, уже обменная операция.

И когда выемка мягко засветилась изнутри, груан был опущен на углубление на плите. Миг, и ракушки не стало, а куда-то вверх умчалось теплое и радостное солнышко.

И все. Длань со следующего мгновения стала вновь совершенно неживым, лишенным любой энергии каменным сгустком. А воины у боковой скалы вскоре стали подхватывать выпадающие прямо из нерушимой каменной толщи внушительные ящики и оттаскивать их в сторону. Глядя на такое действо, человек из технически развитой цивилизации смело бы заявил: телепортация! Тогда как здешним свидетелям хватало объяснения попроще: «Да здесь такое всегда творится…»

Первая партия была получена.

Переставший хмуриться управляющий поинтересовался:

– Что будем делать дальше?

– Получать плату за следующий груан, – с улыбкой заявила чудотворница. – Но! На этот раз ты ракушку в углубление не кладешь, а после моей команды отходишь с ней на несколько шагов. Все понятно? Значит – действуем!

На этот раз приток силы она ощутила еще больший, хотя вроде больше уже и не способна была вместить. Быстро сформировала на ладони комочек светящейся субстанции и аккуратно выкатила ее в углубление. При этом она старалась создать в бурлящих под ней потоках нечто такое же, что уже было при наложении настоящего груана.

– Отходи! – скомандовала она управляющему башни Сосулька, одновременно и свою руку отдергивая от точки передачи.

Полежала на плите, прислушиваясь, и за момент до начала передачи добавила для изготовившихся мужчин:

– Оттаскивайте!

И те вновь заворочали тяжеленные ящики. Только успели чуток отдышаться, как последовала новая команда растерянному обладателю приготовленного на обмен груана:

– Пробуем повторно! – И через некоторое время: – Отходи! – Через выверенный промежуток: – Принимайте! – А затем на волне восторга, что у нее все получилось: – Еще раз!

Но как ни был растерян ветеран, он сообразил:

– Ваше могущество, может, хватит? Нам же грузить будет некуда…

Только тогда вашшуна поняла, что гора ящиков слишком велика и погрузить их всего лишь на четыре арбы – дело непростое. А ведь еще следовало не забывать и о куче коробок с пятидневными пайками. Надо знать меру.

Но что ее радовало больше всего, так это три вещи: у нее с обменом получилось еще проще, чем с пайками; появилась новая возможность наполнять свое тело чудотворными силами; и все окружающие люди смотрели на нее с обожанием, восторгом и, что было еще приятней, – с верой в ее могущество. В этот раз никого из пятнадцати здоровенных, разгульного и уголовного характера мужчин не пришлось наказывать болью или иными карами. А ведь как раз на подобные действия и тратился огромный внутренний резерв вашшуны, который восстанавливался медленно.

Каторжане стали споро загружать арбы. Управляющий приблизился к девушке и протянул ей так и не спрятанный «чужой» груан:

– Дива, путь указующая! Ваше могущество… он – ваш. И это вот, для ношения…

Второй рукой он протягивал пояс с закрывающимися кармашками из плотной кожи. Таких оклеенных изнутри мягким бархатом ячеек было пятнадцать, и в них хрупкие ракушки могли храниться в полной безопасности. Дорт Медовый уже успел рассказать и о том, что валюта Дна может взрываться.

– Спасибо! – тронутая Шаайла приняла подарок, полагая, что честно его заработала.

Она намеревалась исследовать доставшееся ей удивительное существо. А возможно, и приспособить, приручить пусть даже «чужого» симбионта к своему телу. Говорят, что такое невозможно, только ведь в этом аду никогда еще не было человека с ее умениями. А уж она постарается!

Тут она вспомнила, что в этот мир попала не одна. Вместе с ней сюда перенеслись и два обладателя Первых Щитов – Михаил Македонский и Чарли Эдисон. Вполне возможно, что они тоже смогли бы как-то более полноценно воспользоваться груанами.

«Если они и в мире Набатной Любви, то наверху остались, – тут же подумала она. – Что им тут, на Дне, делать? Разве что меня начнут искать… Или не начнут? – Этот вопрос ее сильно рассердил: – Пусть только попробуют обо мне забыть! Особенно этот зазнайка Миха! Я ему за это!.. Я ему!.. Да я его…»

Так и не сумев придумать достойное наказание оружейному мастеру, вашшуна тяжело выдохнула и вернулась в окружающее ее грешное подземелье. Рядом стоял Игор Гончар.

– Что будем делать? – спросил он. – Они предлагают нам двигаться с ними до башни. Это нам по пути.

– Тогда с ними и отправляемся. Наши уже поели и собрались?

– Можно и так сказать. Только вот эта парочка… Валерия Ирис и Зорде Шляпник… Как только увидели возле Длани кучу народа, так сразу и спрыснули в направлении Наковальни. То ли испугались, то ли не захотели нас поддержать… Даже котелок свой не забрали.

– Ну и ладно. Слишком они странные. Без них проще будет…

Так как время у них еще было, то Шаайла, чувствуя в себе невероятный прилив сил после махинаций с Дланью, решила добавочно подлечить Чернавку, чтобы та могла идти сама.

Курс лечения был проведен настолько интенсивный, что девушка стала извиваться на расстеленном плаще, словно ее опустили в муравейник.

– Мне жарко! – пожаловалась она. – Я сейчас закипать стану! Хватит! Умоляю!

Но вашшуна только улыбалась краешками губ и приговаривала:

– Ничего, ничего! Раз жарко, значит, все быстро восстановится… а раз восстановится, то и сама ходить сможешь…

– Я уже могу! Могу идти сама!.. Только перестань мне внутренности выжигать!

Судя по этим восклицаниям, Чернавка подумала, что чудотворница ее так и не простила за подлые поступки и теперь под видом лечения убивает. Да и у стоявшего рядом Барса наверняка такие же мысли в голове роились. Потому что он бухнулся на колени и стал умолять:

– Прости ее! Лучше меня убей!

– Да что вы оба заладили?! – возмутилась иномирянка, прекратила лечение и встала с колен. – Если я сказала, что простила, значит так и есть. Иначе бы и не лечила! Ну? Как самочувствие?

Зэра притихла, со страхом прислушиваясь к происходящим внутри ее тела процессам выздоровления:

– Вроде лучше… Могу попробовать встать…

– Не надо! Постарайся до башни спать. А на привале я тебя опять гляну. Собрались? Отправляемся! А то вон нас сколько человек заждалось…

На этот раз троице идти было гораздо легче. Потому что оружие и доспехи, которые раньше тащила на себе Шаайла, теперь положили на арбы благодарные жители башни 32/43. Мало того, несколько раз мощные и выносливые охотники подменяли Барса и Дорта у носилок.

По пути вашшуна продолжала черпать информацию об окружающем пространстве, но теперь уже расспрашивая ветерана, управляющего Сосулькой. Тот знал не в пример больше певца или молодого Гончара вместе взятых. Ибо находился на Дне восемь лет и чего только за это время не пережил. Хотя больше всего жаловался на то, что с пристанищем им никак не везет и он бы многое отдал тому, кто сумеет закрыть эти отверстия, изрыгающие горячую воду.

– О такой напасти даже в легендах местных ни разу не слышал! – возмущался он. – А сегодня как проснулись, так даже не стали дожидаться, пока вода спадет с первых пяти этажей. С ругательствами спустили арбы, собрали их да сюда подались… Можно сказать, что именно по вине этих затоплений за последний год никто из наших и не ушел в Светозарные. Слишком много груанов уходит на обмен у Длани.

– Так вы даже «свои» и «ничейные» ракушки отдаете? – поразилась новенькая.

– Приходится… Со слезами, но отдаем. Потому что за них скидывают на ящик, а то и на два товара больше. Наверняка где-то там, наверху, я уже давно числюсь не меньше, чем бургомистром огромного многонаселенного города. Больше, чем я, никто в наших землях не тратится…

Вскоре иномирянка смогла разглядывать издали башню и начала задавать вопросы. Ответы следовали незамедлительно, а уважение к чудотворнице еще больше возросло. Умение видеть настолько далеко превращало девушку в уникальную личность. Под предводительством такого командира или хотя бы при наличии такого товарища рядом можно было легко расправляться со многими трудностями в обороне, обеспечении коллектива продуктами и пополнении поясов с кармашками самой ценной местной валютой.

Так что по прибытии к башне многие уже крепко задумались: «А не отправиться ли нам в замок Наковальня вместе с чудотворницей, уже как члены ее отряда?»

Ну а когда уже все своими глазами увидали родное гнездышко, из глоток непроизвольно вырвались и стоны, и рычание, и ругательства. Потому что лучше здесь отнюдь не стало. Парующая горячая вода шумным потоком срывалась с балкона пятого этажа и туманной речкой утекала куда-то в сумерки.

Часть оставшихся женщин пытались спасать разлагающееся от пара добро, спуская его вниз на веревках, а часть с причитаниями принимала это добро внизу и раскладывала для просушки. Великий Потоп – не иначе!

Что такое геотермальные воды, Шаайла знала. Но вот как их перекрывать, да еще и на самом верхнем этаже, подпирающем свод, даже не догадывалась. Но на уговоры управляющего поддалась, позволила себя усадить в люльку и поднять на восьмой этаж Сосульки, где тоже был балкончик и выходы из внутренних помещений.

Поход к Наковальне пришлось отложить. Причем не столько из-за уговоров пострадавших жильцов, сколько из человеческого любопытства. Вашшуне очень уж хотелось посмотреть на строптивые заслонки и понять, откуда через них низвергаются такие реки горячей жидкости. Когда еще подобная оказия представится?

Да и потеря кара-второго времени особой роли в дальнем пути не играет.

Глава двадцать первая

Печальные новости

Знаменитый Чарли появился возле массажисток через час, когда те, продвигаясь с очередью, прошли только половину дистанции.

– Картины мне уже описали со всеми подробностями, – сказал он, – так что не вижу смысла стоять в очереди. Отправлюсь в тюрьму и договорюсь с живописцем. Но вы, малышки, если хотите, можете оставаться и любоваться полотнами. Все утверждают, что они того стоят. И встретимся мы потом в…

Но девушки его перебили:

– Нет, Чарли, мы с тобой!

– С тобой намного веселей, чем здесь.

Делать нечего, пришлось артисту согласиться:

– Тогда быстренько отсюда сматываемся!

– А билеты?! Пропадут ведь!

Одна из массажисток умчалась с билетами к кассе и вернулась с тройкой горожан, которые со счастливыми лицами заменили их в очереди. А когда отошли чуть дальше, девушка не просто вернула деньги за билеты милому другу, но еще и похвасталась, что денег в полтора раза больше.

– Если можно заработать, делая кого-то счастливым, зачем от этого отказываться? Ну и наше содержание тебе обойдется несколько дешевле.

– Ну да, ну да, – покивал довольный маэстро. – Я на вас еще заработаю несметные богатства, когда вы начнете выступать в моем здешнем арляпасе.

Так, болтая на ходу, они и добрались до управы сектора, который был вчера вечером признан победителем соревнований этого года. И на входе начались трудности.

– Попасть к поставному можно только по предварительной записи, – заявил дежурный. – Ближайшее свободное окно – через две рудни.

За его спиной маячил прохаживающийся старшина с белыми, как у альбиноса, волосами, а еще дальше восседали два валуха.

Ждать десять дней Леонид не собирался. Да и томящийся в тюрьме друг не простит подобной задержки. Поэтому великий артист задействовал весь свой богатый арсенал воздействия на зрителей и постарался, если уж не приблизить официальную встречу с первым лицом управы, то выяснить способ свидания с узниками. И впервые в жизни потерпел на поприще уговоров неудачу. Дежурный еле сдерживался от улыбки, и реакция на шутки чувствовалась, но оставался неприступным. Отвечал строго, зачитывал выдержки из правил для посетителей. А по этим правилам получалось, что с находящимися здесь узниками никаких свиданий не положено. В городской тюрьме – да, здесь – нет.

Позже и старшина подключился к разговору, заметив настойчивость прибывшей компании. Он стал выяснять причину встречи с поставным, а также личность того узника, которая так интересует визитеров.

Пришлось уже более широко освещать свою деятельность, показывать рекламные плакаты, рассказывать об арляпасах и их украшении лучшими картинами и статуями. И о большой заинтересованности местным талантом, который создал такие великолепные картины. Мол, сильно мечтаю и сам сделать несколько заказов, а потом хвастаться шедеврами, украшающими стены самого посещаемого заведения.

– То есть ты готов купить те картины с выставки? – уточнил старшина, представившийся Бореем.

– Несомненно! – воскликнул Чарли и добавил с сомнением: – Хотя они не слишком-то и соответствуют профилю моих увеселительных заведений.

– И сколько ты готов заплатить?

Гость подумал и назвал явно маленькую сумму. И тут же сказал:

– Но за картину с танцовщицами на сцене или за портрет клоуна я готов и втрое больше заплатить.

Старшина рассмеялся:

– Втрое?! Да ты, видимо, совершенно не разбираешься в живописи. Уже сейчас за картины, победившие на конкурсе, предлагают в сто раз больше. Так что, господин Чаплин, ты еще и близко не созрел для беседы с господином поставным. И вряд ли дозреешь даже через две рудни. Поэтому прошу покинуть управу и не создавать очередь.

– А-а-а… – начал было растерявшийся Леонид, но был бесцеремонно прерван:

– А все остальные вопросы решаются служащими нашей управы в трех соседних помещениях. Всего хорошего!

– Но мне обязательно надо переговорить с художником! – сорвался на крик маэстро. – Неужели это так трудно устроить?

– Невозможно! – рявкнул старшина. – И не заставляй применять силу!

К нему уже спешили двое исполнителей с такими решительными лицами, что сомневаться не приходилось: сейчас они вышвырнут назойливого посетителя вон! Несмотря на присутствие красавиц! Так всех троих и спровадят из управы пинками.

Пришлось удалиться, но недалеко, в те самые помещения, куда допускалась основная масса горожан.

– И что этот старшина такой злой? – возмущался Звездный Чарли. – Да со мной в Пловареше поставные сами встречи ищут! А здесь такое наплевательское отношение к великому искусству развлечений! Ну, ничего, вот открою тут арляпас, они еще ко мне сами проситься будут!

Массажистки, видя, что их милый друг не собирается покидать управу до победного конца, предложили разделиться и действовать с разных сторон. Землянин согласился. Поглядев им вслед, он принялся изучать местные правила.

И выяснил, что сделать запрос о любом узнике и попросить о встрече с ним может любой подданный королевства. Следовало только правильно составить прошение да с нужными акцентами разъяснить причину свидания.

Тут вернулись массажистки и, отведя в сторонку, порадовали удачно собранными сведениями. Им в этом вопросе повезло несказанно: встретили свою старую знакомую, когда-то тоже работавшую на чугунке массажисткой, а недавно умудрившуюся устроиться на работу в управу лучшего сектора Макиля. Сведения были интересными.

Оказывается, Миха Резкий успел прославиться не только как художник, но и как невероятный обжора и любитель выпить. Его картины, рисунки и эскизы уже считаются шедеврами мировой культуры и принадлежат не просто поставному или курирующему этот сектор барону Фэйфу из валухов, а всему сектору, городу и королевству. Так что ни о какой покупке не может быть и речи.

Художник написал еще и два портрета, которые подарил поставному Сергию в знак дружбы. А именно: автопортрет и портрет Сергия. И то город требует вернуть оба произведения искусства народу. В данный момент ведется тяжба.

А вот дальше пошли новости самого пессимистического толка. Миха Резкий уже числился искупившим свои прегрешения коротким тюремным наказанием, когда в глупой драке убил Светозарного. А за подобное убийство раньше просто и незатейливо казнили. Но гаузы ввели мораторий на смертную казнь. И теперь всех приговоренных к максимальной мере наказания ссылают на Дно. Кстати, и некая распрекрасная натурщица тоже оказалась причастна к убийству и отправилась на Дно вместе с Михой.

Расстроенный таким поворотом дела Леонид забыл об осторожности и начал сгоряча задавать неосмотрительные вопросы:

– Что это за тюрьма с таким названием? Где она находится?

Девицы переглянулись, и одна из них мягко поинтересовалась:

– А у вас в Пловареше разве не знают?

Только тогда сигнальные колокольчики зазвенели в сознании, землянин попытался выкрутиться:

– А?.. Почему не знают?.. Слышал, как же… Просто с этими постоянными выступлениями все остальное из головы словно молотом вышибает. Напомните мне, малышки, что там самое страшное?

– Да все там – хуже не придумаешь!

– Оттуда возвращается только один из двадцати мужчин, их называют Светозарными. И мало их, один-два на весь город, и живут скрытно, и в лицо их не знают. Поговаривают, что бывшие преступники кардинально преобразуются и становятся неприкасаемыми даже для валухов.

Ну и еще несколько деталей о Дне добавили, по которым выходило, что ничего хорошего бедного Бориса не ожидало внизу. Этакий ад с хищными монстрами где-то в глубинах планеты. И из этого ада возвращаются только герои, собравшие десяток волшебных светящихся ракушек – груанов.

– А нельзя выкупить каторжника на свободу? – спросил Леонид.

– Нет.

– А сократить ему срок каторги?

– Нет.

– А можно его там посетить? Или хотя бы отправить туда передачу?

Массажистки уже молча мотали отрицательно головами, присматриваясь к милому другу как к душевнобольному. И до него наконец дошло, что он спрашивает о том, что известно всем с самого детства. Поэтому благоразумно, хоть и запоздало примолк, тяжко повздыхал и выдавил из себя с сожалением:

– Эх! А у меня уже такие планы имелись по поводу новых картин!.. Вот незадача-то…

Несмотря на препаршивое настроение, землянин вдруг ощутил зверский голод. И вспомнил, что завтракал еще в поезде. А потому покинул управу и вместе с подружками отправился в ближайший ресторан.

Из окна ресторана была видна гостиница, в которой и советовали остановиться девушки как в одной из самых пристойных. По их мнению. Да и адрес он владельцам арляпаса именно этот дал. Пока сидели в ожидании заказанных блюд, Звездный Чарли подрастерял аппетит. Поэтому обжорством не занимался, хотя и съел гораздо больше, чем привык в последние годы. Но это поддавалось объяснению.

Отобедали, вышли на площадь и направились в гостиницу. Там сопровождаемый массажистками Найдёнов устроился в номере, и тут в дверь постучали.

Глава двадцать вторая

Синие поля

Догнал я наш караван, когда пыхтящие от усердия мужчины уже приближались к сужению каверны, к тому месту, которое мы с Ксаной назвали Лазейкой. Пристроился к «упряжке» ветеранов – Ольшину и Ратибору, и показал медальон, переворачивая то одной стороной, то другой.

– Нашел, что ли? – поинтересовался Ольшин.

– Нет. Десятника грохнул и обыскал как следует. Вот такой мешочек у него нашел с вот таким добром, – и на второй ладони показал мелочовку.

– Все-таки полезли в пещерку? – сказал Ратибор. – И теперь знают, куда мы направляемся?

– Ну, знают. Зато их стало еще двумя меньше. И дымком мухоморного дерева мы их здорово прокоптили.

Я опять встряхнул медальном, а прочие безделушки спрятал в карман.

– Встречается тут такого добра предостаточно в тех самых сокровищницах, с золотыми побрякушками, – сказал Мастер. – Поговаривают, что им многие тысячи лет, и они здесь появились задолго до того, как гаузы стали сбрасывать на Дно первых преступников. И никто об этих полостях в недрах Набатной Любви не знал. Нам тот умник, который водил экспедицию к Иярте, лекцию читал на эту тему. Доказывал, что тут какое-то «смещение пространства» присутствует. Только вот я так толком и не понял, чего это и куда смещается. Уж слишком витиевато баял… Вот, кстати, и у него подобный медальон имелся…

– Подобный? Но с иными рисунками?

– Вот именно, что с иными. Три щита мне бы навечно в память врезались.

– И что именно на его медальоне было?

Завхоз нашего отряда долго морщил лоб, пытаясь припомнить, но так и не смог:

– Запамятовал… Что-то уж больно дивное да непонятное… И дружок мой подобную же безделушку носил. Так его, бедного, вместе с ней и схоронили. И вот те рисуночки я запомнил…

– И что там было? – заволновался я.

– Ну, с одной стороны известный знак нашего мира: колокол, пронзенный стрелой. А со второй – козлиный череп с большими рогами, а между ними лежащая на боку цифра восемь. Я еще над товарищем издевался, нахваливая его медальон и эту тварь с рогами. Говорил, что такими его предки были. Он посмеивался в ответ, мол, раз наш мир, значит, и предки общие. На козлов похожие… Хе-хе! Еще у одного охотника видел на шее, но рисунки рассмотреть не довелось.

Тут же в моей феноменальной, благодаря гипне, памяти всплыло подобное изображение, присутствовавшее в пантеоне империи Моррейди. Теперь уже точно прослеживалась пусть и непонятная, пусть и диковинная, но связь между этим местом, всеми остальными мирами и Священным Курганом. И по поводу «смещения пространства» – лекцию этого умника послушал бы с удовольствием. Ведь по моим предварительным подсчетам получалось, что мы упали невероятно глубоко во время отправки. И если здесь только сорок четвертый уровень, то вся планета из подобных дырок состоит, что ли? И то не умещаются пространства по параметрам, горизонт ведь я на поверхности видел – планета отнюдь не гигантская.

«Вдруг подобные медальоны служат или служили их владельцам для перехода между мирами? – подумал я. – О-о-о! Это было бы просто феноменально! И разгадав этот секрет, я бы мог шагнуть непосредственно в мир Трех Щитов! Наверное… И если это все действует… А скорей всего, – нет. Потому что даже «умник» понятия никакого не имел о своем медальоне, а носил его просто как украшения. Иначе сразу бы спрыгнул отсюда по-иному, а не ишачил, собирая свой десяток груанов».

Я начал расспрашивать Ольшина о сокровищах и получил от ветерана исчерпывающие ответы. Тем более что к тому времени я его заменил на месте ишака, и он просто шел рядом.

Мои наблюдения оказались верными: особо никто отысканных сокровищ на себе не носил. Так только, цепочки там да колечки попроще, потому что любая лишняя мелочь на теле при выживании в этом аду не помогает, а мешает. Наверное, поэтому и не очень ценят найденные сокровища – они как средство платежа идут после лакомых кусков мяса убиенных монстров. Хотя бывали и исключения. Некоторые чахли над златом, собирали его, искали новые сокровища, устраивали тайники. Но над ними посмеивалось, а то и издевалось подавляющее большинство каторжан. Или не каторжан, а, как их называли наверху официально и с явной издевкой, «солдат принудительного войска».

Что еще интересно, так это резкое изменение отношения к сокровищам тех, кто становился Светозарными. Среди них тоже встречались такие, кто копил их, собираясь забрать с собой. Но как только десятый «свой» груан оказывался у них в патронташе, «новосветозарные» устремлялись по мерцающим стрелкам к ближайшим клетям и плевать хотели на золото и бриллианты. Даже когда им напоминали об этом, только презрительно отмахивались да щедро раскрывали сопровождающим места тайников. Видимо, любовь к золотому тельцу симбионты в своем носителе искореняли.

– Если что и уносили с собой, – завершил пояснения Мастер, – то лишь то, что было при них. Да и то, скорей, об этих вещичках просто забывая. Ведь возле самой клети любой снимает с себя латы и оставляет оружие. Даже самое ценное, редкое и памятное бросает, которое прежде обещался хранить, лелеять и затачивать до самой смерти. Даже патронташи с «чужими» груанами скидывает.

– Ну, с оружием понятно, – сказал Ратибор Палка. – Я свое тоже мечтаю бросить и никогда больше даже не смотреть в его сторону. Лишь бы живым отсюда вырваться.

– Вырвемся! – заверил я его с оптимизмом. – Все вырвемся! Тем более в такой дружной и спаянной компании, как наша. У меня еще вопросик: а такие вот вещицы вам на Дне не встречались?

И я достал из кармана пластиковую карточку, которая отыскалась среди вещей баресса Уделя. Этого толстого мерзкого людоеда мы убили возле дороги при продвижении по тылам зроаков к Борнавским долинам. Она меня тогда поразила своей несуразностью в мире средневековья. От обычной банковской карты она отличалась втрое большей толщиной и сложнейшей начинкой магнитных и прочих кодов.

Вот я и подумал: а вдруг и здесь попадается нечто подобное? Оказалось, что нет. Оба ветерана покрутили карточку в ладонях, чуть ли на зуб не попробовали и заявили, что такого никогда не встречали.

Мы миновали Лазейку, и я, с ходу просмотрев насквозь очередную открывшуюся нам каверну, обрадованно сказал, что многочисленных хищников не наблюдаю. Несколько одиночек, находившихся далеко друг от друга, для нас опасности не представляли.

– Так и топайте по прямой! – дал я напутствие. – А я вернусь и устрою нашим преследователям сюрприз. В любом случае это их приостановит, а то и заставит благоразумие проявить да назад возвратиться. Ольшин, дай мне парочку «чужих»…

Мастер не слишком верил в эффективность подобных растрат, но, поворчав, груаны выделил, и я, взяв из нашего багажа красивый, довольно ценный меч и котомку со старыми шмотками, зайцем рванул обратно. Потому что приметил там удобное для диверсии место. Ну и приманку использовал для мужчин не менее привлекательную, чем для ребенка мячик или кукла.

В самом узком месте, где арка потрескавшегося свода нависала всего в пяти метрах над головой, уложил в основание опорной стены сразу три груана, зажатые удавкой в кожаном мешочке, и заклинил их намертво камешками. А веревку, ведущую от мешочка, привязал к поставленному на острие мечу. Достаточно его взять и попытаться приподнять, так сразу и рванет.

Догнал караван вовремя. Они-то не видели, а я издалека рассмотрел катившихся нам навстречу байбьюков. Одиннадцать колобков спешили куда-то по своим колобковским (а может, колобочьим?) делам, поправ завещанное им предками наставление: после великой битвы впадать в спячку и никуда не шастать до большого перемирия!

– Вправо! Вправо поворачивайте! – закричал я. – Вон меж тех валунов одинаковых пройти старайтесь!

Караван слаженно повернул в указанном направлении, а там и я к нему присоединился и отправил четверку наших женщин в арьергард «затирать» следы. Не хватало нам еще и преследователей в виде хищных монстров.

Но небольшое изменение маршрута обеспокоило нашего завхоза:

– Мы с грузом, люди Чаперы – налегке. Скоро могут нагнать…

– Ерунда. У нас отрыв солидный.

– Сомневаюсь… Со следующей каверны Синие Поля начинаются, и там уж точно петлять придется. Зато пройдя еще две большие пещеры, мы выйдем к разветвлению, после которого нас трудно будет проследить. Там десяток дорог в разные стороны и на другие уровни открывается.

– Тогда не помешает поднажать! – решил я. – Эх, навались! – и личным примером задал более высокий темп продвижения.

Вскоре опять вырулили на основную дорогу и стали наверстывать утерянное при объезде время. А там и Синие Поля показались, покрытые жесткими ядовито-зелеными кустами выше пояса. Как раз здесь и паслись всеядные хищники да жирок нагуливали, пожирая растения не хуже, чем людей и друг друга. Только и осталось удивиться, с чего это упругие, словно резиновые, растения синими обозвали.

Шумно дышавший Неждан Крепак пояснил:

– Они два раза в год… во время цветения… синеют.

Мы уже достигли середины второй каверны, когда до моих ушей донесся отголосок далекого взрыва. Плохо было то, что, по моим расчетам, мы эту каверну должны были преодолеть до взрыва. А хорошо – что кое-кто из преследователей нарвался. Ведь не думаю, что это байбьюки позарились на меч и решили его пожевать. А значит, хоть без парочки идущих в авангарде подельников бандиты останутся. Может, и проход завалило основательно, и тогда подчиненным Зуха придется завал разбирать. Хотя… чего им разбирать его? Не с арбами, чай, гонятся. Проскользнул в дыру, да и бегом за нами.

Так что следовало еще поднажать. Ну и попутно что-нибудь придумать.

Кроме меня взрыв услыхала только Ксана, идущая последней. Она же и расшумелась по этому поводу, вызвав вопросы наших обеспокоенных товарищей. Пришлось раскрыть секреты моего минирования, тем самым подняв им настроение. Наверно, уже все поверили, что нам удастся дойти до разветвления, а потом и окончательно затеряться.

В следующем узком проходе никакого места для минирования мне не попалось. Или ничего не заметил путного по неопытности. Все-таки знания из Интернета – это одно, а вот настоящий боевой опыт – нечто совсем иное.

Поэтому для лучшего знакомства с местностью ближе к оконечности третьей каверны я вместе с мощным Нежданом рванул вперед. Но и в этом проходе ничего путного не наблюдалось. Как-то все криво, далеко и неудобно. А второй раз устраивать слишком явную ловлю на дешевую приманку – глупо. Не поведутся бандиты. Только зря груаны им отдадим.

Да и дорога здесь шла чуть ли не рукотворная из слегка слоящегося и поколотого местами гранита. Один из таких расколов меня и привлек. Идущий впереди меня Крепак шагнул на широкую плиту, и та резко качнулась под его весом. Сделал шаг дальше, она встала на место. Ха-ха! Чем не место для минирования?!

Когда я объяснил простенькую систему закладки, ветеран восхищенно пробормотал:

– Ну да!.. Все правильно… Плита опустится, раздавит насмерть ракушку и… Хм! Почему же раньше никто до такого не додумался?

– Жадные все, потому и не додумались, – заявил я, протягивая руку за его поясом с груанами. – Когда уже враг атакует, только тогда и применяют самое ценное. А ведь жизнь дороже, и о ней следует заботиться заблаговременно… Давай к нашим навстречу, пусть объезжают эту плиту.

Караван обтек меня, и каждый подчиненный поглядывал на меня по-разному: кто с сомнением, кто с уверенностью или с восторгом, а кто и с…

«Чего-то я не о том думаю! – осадил я свои фривольные мыслишки, отвернулся от Ксаны и, лежа на животе, принялся устанавливать под плиту сразу пять груанов. – И так обстановка нервная, а я невесть о чем размечтался. Может, я больной? Или это у всех в моем возрасте гормоны бушуют?»

Осторожно встав, я направился назад посмотреть, где враги. Оказалось, что десять бандитов уже пересекли бегом три четверти каверны, а остальные шли колонной в дальнем конце гигантской пещеры. Ничто банду не задержало! Ни байбьюки, с которыми они явно столкнулись, ни мои сюрпризы партизанской войны. То ли моя первая «мина» никого не затронула, то ли гибель нескольких моральных уродов только обозлила остальных. Жаль, что из-за кустов и корней-деревьев мне было сложно рассмотреть точное количество преследователей. Да и некогда было их пересчитывать! Я бросился догонять свой отряд.

– Поднажмем! Если жить хотим…

Караван ускорился, и через некоторое время я заметил впереди разветвление, которое еще не видели остальные.

А тут сзади и жахнуло! Солидно так! Основательно! Даже на голову посыпался песочек со свода да застучали, словно дождь, мелкие камешки. Вот уж где должно соблюдаться главное правило спелеологов и строителей: без шлема – низзя!

Но нам повезло – никто не пострадал. Разветвление все приближалось.

– Спокойнее! Переходим на быстрый шаг! – скомандовал я.

Приотстал и замер, наблюдая за тылами. Там висело облако пыли, которое выметнулось из последнего пройденного нами прохода. Душевно рвануло! Хотелось надеяться, что взрывная волна уничтожила немало бандитов.

Но тут из пыльного облака вырвались трое парней. Видимо, самые быстрые в банде, личный резерв атамана. И задачу им поставили одну: догнать противника и связать боем. Многие командиры так поступили бы.

А я? Наверное, нет. Терять людей, посылая их на таких монстров, как мы? Ха! Это явный просчет, и с этой малой группой мы должны управиться быстро и без потерь с нашей стороны. Обязаны!

Да и лишний урок непонятливым преследователям не повредит.

Догнал своих, потребовал помощи двоих лучших воинов, умеющих метать дротики и копья. Выдернул из принадлежавшего женщинам тюка несколько одежд из тонких тканей, необходимых для задуманного. Помощниками оказались Ратибор Палка и Степан Живучий. Кто бы сомневался!

– Куда сворачивать будете? – спросил я у Ольшина.

– Вон там, за третьим тоннелем, будет резкий поворот направо и вниз. Нам в него, и второй поворот налево – наш. Дорога там неважная, хоть и все время спуск небольшой, но пройдем отрезок, и в километре от того места старые развалины не то башни, не то замка. Там вас и подождем.

– Договорились!

Увлекая товарищей за собой, я побежал к намеченному рубежу. Копьеметателей расставил за большими валунами по сторонам от дороги и объяснил, оглядываясь на несущихся к нам врагов:

– Метну в них груан, когда двое будут находиться вон там и вон там. Бросать буду по третьему, но наверняка упадут все. Сразу после взрыва вскакивайте и будьте готовы пригвоздить каждого, кто останется жив. Все! Залегли!

Отбежал ближе к проходу и присел за пропитанный каучуком кустик. Достал очередной груан и стал приноравливаться, как половчей его и поточней метнуть.

Три парня неслись во весь дух. И только рассмотрев резко сходящиеся стенки каверны, стали замедлять бег, готовя копья для боя. Когда они приблизились к намеченным мной точкам, я метнул свою живую «гранату». Прогремел взрыв – и я вскочил на ноги.

Лидер тройки катался по камням, закрывая окровавленное лицо руками, а два его соратника пытались подняться. Но тут и мои вояки на «отлично» сработали. Бросок Ратибора – и с пронзенной шеей упал уже труп. Степан же сначала пробил врагу плечо, а вторым дротиком пронзил голову.

Подбежав к лидеру, я приголубил бандита мечом по затылку. Правда, в последний момент развернул лезвие и ударил плашмя, надеясь его расспросить. Коль получится, конечно…

Взглянул на остальную банду – она все с той же скоростью приближалась к середине пещеры. Подобрал трофейное копье, проверил его на упругость и вставил острием между камней. Получилось приспособление для метания. И скомандовал товарищам:

– Забирайте этого и этого, их копья тоже и несите за караваном.

Уложил в тряпочку камень величиной с кулак и очередной «чужой» груан. Рукой забросить груан далеко – проблематично, а вот с помощью палки-металки – запросто. И мягкий бросок получится, что для хрупкой ракушки немаловажно. Судя по одобрительному кряканью ветерана, тут такое до меня тоже не делали.

Ратибор и Степан вскинули на плечи раненого и убитого и направились следом за караваном, а я начал отстрел врагов с дальней дистанции. Первый мой снаряд оказался для преследователей словно гром с ясного неба. Никто вроде в авангарде от взрыва не пострадал, зато ринулись от дороги в стороны, словно бильярдные шарики при правильной разбивке центральным. И залегли как под пулеметным огнем. Но тут раздалась команда Чаперы, и две пары бойцов побежали ко мне вдоль сходящихся стен пещеры.

Ха! Мне-то что? Камней хватает, тряпок тоже… Два новых броска – и картинка словно по заказу! Убитых нет, зато в каждой паре по одному раненому, которого его товарищ на полусогнутых уже волочет в тылы. Еще одна попытка прорваться по центру – и новый труп. А я, войдя в раж, крикнул своим подправленным голосом, которым не стыдно и арии распевать:

– Любого, кто пойдет вперед, забросаем груанами! Нам такого добра для вас не жалко! Ну, уроды, кто смелый?

Последовали новые команды, и впереди остались только три человека. Наверное, самые глазастые. Они тщательно пялились в сумрак перед собой, не сомневаясь в том, что лучше них никто не видит. Остальные встали и стали оттягиваться к своему атаману. Эти тоже были уверены в своей полной невидимости для меня. Но я-то их видел! И теперь только и мечтал, чтобы моя палка-металка смогла забросить снаряд еще дальше, в самую гущу скапливающихся бандитов.

Очередной камень, обрывок одежды, груан – и вот я уже максимально оттягиваю металку, готовясь швырнуть смертельный подарочек. И вдруг – хрясть! И я с трясущимися руками, сжимающими снаряд, сижу на заднице.

Копье не выдержало и сломалось. А без него метнуть мой подарочек дальше, чем на шестьдесят метров, – не получится. Ничего больше не оставалось, как засунуть неиспользованную ракушку вместе с камнем за пазуху, взвалить тело убитого на плечи и рвануть по следам Степана и Ратибора. Труп я решил сбросить хотя бы в двадцати метрах дальше нашего поворота, чтобы сбить со следа бандитов.

Так и сделал. И, уже собравшись возвращаться, столкнулся с огромным скопищем животных, которые своей ярой расцветкой меня вначале чуть не ослепили, а потом чуть своей массой не затоптали.

«Скользкие зайцы! – опознал я животных с дорогущей кожей. – Эпической гайкой вам между ушей! Куда же вы, твари, мчитесь? И откуда?!»

Некоторые через меня перепрыгивали, и будь у меня руки подлинней, да с когтями – запросто поймал бы парочку этих шустриков-кенгурят. Может, и мечом бы нарубил, но не до того было, не время для охоты. К тому же пытался разобраться: куда это они? И с какой стати? А местечко и в самом деле замечательное для засады, и наверняка Витим со своими подельниками именно здесь и устроил славную охоту.

И тут мне все стало понятно. Из широкого прохода, следом за зайцами, сплошной волной накатывалось стадо байбьюков. То ли они таким образом устроили облаву на мелкую живность и гнали их в пасть другим, то ли случайно так получилось, разбираться было некогда: мне следовало как можно быстрей удирать отсюда.

Отбежал назад и, оглянувшись на труп, пожалел, что туда его волок. Его уже вовсю рвали колобки. И стаду конца-края не было видно. Вспомнил о запрете на свист и придумал, чем занять наших настырных преследователей. Разлился громкой трелью, словно Соловей-разбойник. Все колобки на мой свист не откликнулись, но добрая половина охотно повернула к раздражающему их объекту. Ну а сам «объект», не будь дураком, рванул по проходу вслед за караваном. Если за мной пойдут, отбегу на пару сотен метров да настрогаю на свой след кору нужного дерева. Байбьюки развернутся и наткнутся на бандитов. И те уже ни в коем случае не подумают, что мы скрылись в том направлении. А если монстры не пойдут по моему следу – еще лучше. Пусть сразу на простор каверны выходят да вступают в сражение с нехорошими людишками.

Бежалось мне легко, привольно. Да и мысли нахлынули чуть ли не праздничные. Все-таки поле боя, несмотря на явное преимущество врага в численности, осталось за нами. Да и бандитов теперь намного меньше, только в последнем столкновении мы убили четверых, и двое раненых. Чем не изумительный результат, достигнутый без капельки пролитой крови с нашей стороны? Лепота!

Своих я увидел издалека. Они уже затолкали арбы в развалины. Часть людей готовилась с оружием в руках выступать мне на помощь, и среди них выделялась мечущаяся Ксана со шлейфом распущенных волос вместо шлема. Емельян обессиленно сидел на земле, пытаясь отдышаться. Все-таки недавняя потеря крови, несмотря на залеченные мною раны, сказывалась на рыцаре.

Заметив меня, бегущего, приветственно подняв руку, все несказанно обрадовались, запрыгали и замахали руками в ответ. И только Ратибор продолжал стоять на коленях возле пленника.

Когда я поведал о том, что произошло, Ратибор встал и, дождавшись тишины, рассказал о том, что услышал от уже испустившего дух пленного:

– Чапера поклялся, что не вернется в замок, пока нам не отомстит. Все поддержали его, так что успокаиваться нам рано. А вот хорошие новости – это резкое уменьшение поголовья двуногих хищников. Твоя, Миха, затея с мечом унесла жизнь одного разведчика и легко ранила двоих. А второй сюрприз убил сразу четверых и троих серьезно ранил. А плетущиеся в тылах воины замка Зуб готовы прекратить погоню немедленно и вернуться домой. Их удерживает со всеми только угроза физической расправы.

Такие новости нас всех порадовали. По самым скромным подсчетам, врагов оставалось в живых тридцать семь человек и среди них семеро раненых. Значит, боеспособных только три десятка. А если воины замка Зуб прекратят погоню – нам вообще праздник. Тогда чуть ли не на равных становимся с шайкой Зуха Чаперы.

Ну, где-то так… Примерно…

Теперь следовало решить, что делать дальше, и все уставились на меня. А тут и решать было нечего: как минимум, большой привал. Все выглядели как загнанные лошади, а Емельяна Честного нужно было еще и подлечить. Поэтому я сказал:

– Всем отдыхать и отъедаться! Можно спать. Я немного полечу нашего рыцаря, подправлю остальных, а потом буду наблюдать за дальним входом в эту пещеру. При крайне опасной ситуации бежать в указанном мною направлении, не думая об арбах. Жизнь любого из нас дороже всего барахла вместе взятого. Понятно? Тогда отдыхать!

Я подсел к Емельяну. К сожалению, восстановительная терапия в моих умениях числилась в зачаточном состоянии, и мне предстояло экспериментировать. А это может как помочь, так и навредить.

Начал я с устранения сильно заметных покраснений сращенных ран. Особенно на плече под кожей просматривался дивный клубок пульсирующих, переплетенных язычков пламени. Если бы раненый вылежал должное время, то регенерация проходила бы в состоянии покоя и осложнения не случилось бы. А так не просто пришлось быстро идти, но даже бежать. Вот рану и «растрясло». Но хорошо, что у меня уже имелись навыки, примененные как на Ксане, так и на самом себе.

Я применил тринитарные всплески, которые назвал «горчичниками». И хотя твердо верил, что такое лечение поможет, с досадой цокал языком, наблюдая за весьма медленным прогрессом в ликвидации воспаления.

Выход мне подсказал сам больной:

– А может… мне приложить к коже «свои» груаны?

«Вот я склероз ходячий! – стал укорять я себя, и хорошо, что мысленно. Иначе весь авторитет знахаря растерял бы. – Ведь говорили мне, что даже «чужой» груан, приложенный к щеке, зубную боль снимает, а в случае подобных ран тоже помогает, ускоряет лечение…»

– И это попробуем… – пробормотал я. – Просто хотел испытать другие методы… Чувствуешь, как горячо?

– Более чем, – признался рыцарь, вытирая здоровой рукой пот со лба. – Так и кажется, что плечо сейчас разорвется, словно туда груан засунули.

– Понадобится – и это устроим! Где «твои» ракушки? И сколько их у тебя?

– Три, я ведь тебе говорил… И шесть «чужих». Вот… и вот…

Я заставил рыцаря повернуться набок и уложил три ракушки на розовый шрам, делая это с такой уверенностью, словно творил подобное уж сотни раз. А тут Ксана мне миску с холодной кашей и мясной подливкой поднесла, так что мой червь обжорства сразу проснулся, и губы еле успели прошептать боевой подруге: «Огромное спасибо…» Подруга кивнула с улыбкой и умчалась за новой порцией. Я ел и смотрел, как лежащие груаны начали светиться чуточку ярче. Скорей всего, это заметил только я. Мне удалось рассмотреть и прозрачную вуаль, которая мягко впиталась в кожу и стала медленно прогревать ткани, нежно подталкивая к ускоренной регенерации.

Я это видел! Давился очередной порцией каши и мычал с восторгом. Но в то же самое время был недоволен.

Оглянулся вокруг – все уже поели и посматривали на меня с недоумением. У них я ни подсказок не найду, ни помощи не дождусь. Я понял, чем недоволен: медлительностью регенерационного процесса! Это все могло растянуться часов на пять, а то и шесть! Мои «горчичники» и то быстрей восстановят покров, уберут воспаление и залечат рану.

И тут мне пришла мысль доктора-коновала:

«А не совместить ли два метода? А попутно попробовать сгустить вуаль этих симбионтов. Вдруг что и получится…»

Совершенно забыв данную себе клятву «Не навредить!», я отставил впервые за много дней миску с едой и с увлеченностью маньяка приступил к экспериментам. Не знаю, наверное, именно вот так некоторые и становятся хирургами и прочими стоматологами. Им попросту становится жутко интересно: «А что там внутри? И что будет, если мы вот здесь подденем? Или вот тут потянем? Или в этом месте придавим? А посильней? Ага! Больно? Значит, ткани живые…»

Честно признаюсь: именно такие мысли в моей голове и были.

Глава двадцать третья

Отрыв от погони

Может, мне повезло, а может, обладатель Первого Щита ну никак не смог бы повредить раненому, работая в контакте с груанами. Но рыцарь не умер, руки не лишился и даже значительной боли не испытал.

Я был поражен, когда через полчаса моих несуразных опытов Емельян собственноручно снял груаны с плеча, уложил их обратно в пояс и демонстративно, лихо недавно раненной рукой сделал несколько круговых движений.

А потом заявил с восторгом:

– Целехонька! Совершенно вылечилась!

Выслушивать его благодарности я не стал и поспешил к своей подруге:

– Как у тебя? Ничего не болит?

– Ну как тебе сказать… Все болит, – призналась Ксана. – Но больше всего левый локоть. Так косточкой ударилась, что все тело болью пронзило…

Тут я тоже использовал имеющиеся у девушки груаны и уже привычно заставил образующуюся вуаль сгуститься и вкупе с моим «горчичником» излечить ушиб в течение пяти минут. При этом пациентку так расслабило, что она прикрыла веки и пробормотала:

– Хорошо-то как…

– Вот и поспи!

Дав такой наказ, я перешел к двойняшкам:

– Что у вас?

У одной синяк был возле лодыжки, а у второй чуть выше коленки. Мне пришла идея провести интенсивную терапию не с помощью одиночных «своих» груанов, а с помощью «чужих». И одновременно на двух пациентках. Уложил на синяки сразу по четыре штуки и стал поочередно посылать на них свои тринитарные всплески.

Через пять минут обе стали восхвалять мои чудотворные действия до небес. Вроде и лестно, но случайно я обратил внимание на Ксану – она уже нисколечко не спала, а смотрела на меня и на ноги двойняшек так, словно хотела испепелить взглядом и то и другое. Я не стал обострять ситуацию и принялся за других подчиненных, залечивая растяжения и ушибы. Меньше всех пришлось повозиться с Франей: всего лишь небольшая, хоть и глубокая царапина. Больше всех – с Лузгой Тихим. У этого молодого парня были три ушиба и два растяжения. Сказывалось слабое физическое развитие и отсутствие опыта.

Заметным оказалось и старание Сурта Пнявого. Толкал и тянул мужик не меньше других, и теперь у него болели ключица и спина. С позвоночником я провозился больше всего, припомнив, что и со мной было нечто подобное, потом давшее сильное осложнение. Но тогда со мной находилась вашшуна Шаайла, излечившая меня по некоей древней методике, идущей в комплекте с горячим девичьим телом. Зато сейчас у меня были груаны. Пусть и «чужие», но много. Я их целую горку наложил на спине у Пнявого, а потом создал такую густую вуаль и взбодрил ее таким громадным «горчичником», что у Сурта не только позвонки встали на место, но наверняка и все болезни пропали. По крайней мере, он мне так и заявил, и в его глазах загорелся огонек, свидетельствуя о просыпающемся интересе к жизни.

Себя я после всех этих лечебных манипуляций в течение двух с половиной часов чувствовал отдохнувшим, сытым (все-таки четыре порции между делом приговорил) и готовым хоть сейчас в новый бой.

В сторону возможного появления противника я тоже не забывал посматривать каждую минуту. И то ли байбьюки помогли своей атакой, то ли банда проявила благоразумие и решила уйти, то ли сбилась с нашего следа, но нас никто пока не беспокоил.

Я не стал соваться назад с разведкой. Все успели поспать, чувствовали себя вполне сносно, и я решил не засиживаться в этих развалинах. Тем более там даже воды не было. Хотя керамические трубы виднелись. Наверное, водопровод либо засорился, либо некие местные системы безопасности отключили подачу воды в этот сектор. Да и вообще руины при ближайшем рассмотрении вызывали неприязнь и желание убраться отсюда поскорее. И хорошо, что белеющих костей не наблюдалось, что, по утверждениям ветеранов, случалось в других подобных местах.

Так что, проведя на привале часа три, мы с уверенностью и оптимизмом двинулись в намеченном направлении. Правда, Ольшин предупредил:

– Дальше придется идти гораздо осторожней и с постоянным боевым охранением. Потому что могут появиться зервы и скатраги.

И начал нам рассказывать, что к чему и как с этими тварями бороться. Но если тараканы с ластами меня не сильно испугали, с ними можно было бороться вполне эффективно, то зервы представлялись более опасными хищниками. И в первую очередь из-за своей скорости и маневренности. По сути это были маленькие ящеры ростом до метра шестидесяти. Будь они покрупнее, явно бы выели на Дне все живое. А так человек, да и другие монстры могли бороться на равных с этой зубастой и агрессивной напастью.

Кстати, груаны у весьма редких носителей из ящеров находили в конце спинного гребня, почти у основания хвоста. Оттуда ракушку следовало извлекать, сделав разрезы с двух сторон от дырочки.

Выслушав, на что способны зервы, особенно в стае, я пожалел, что у меня нет умений Шаайлы. Та легко могла приручить любое животное. Правда, сам я этого не видел, но так утверждали обитатели мира Трех Щитов, и не верить им не было оснований. А вспомнив о своем общении с вашшуной, пожалел, что не попытался выведать у нее некоторые тайны. Вдруг ее умения и умения обладателя Первого Щита кое-где совпадают? Вдруг и я бы смог с помощью ментальных приказов повелевать неразумными представителями хищной фауны? Тогда была бы вообще не жизнь, а сказка! В моих фантазиях тервели и прочие местные монстры сами приносили выращенные груаны и уходили восвояси.

«Вот была бы лафа, так лафа!» – думал я.

И хорошо, что задел ногой за камень и быстро вернулся в действительность. Не стоит в таком мире с головой погружаться в мечты.

Вздохнув, я продолжил расспросы, выясняя, где у зервов самые уязвимые места для поражения. Но нет-нет да и возвращался к теме укрощения. Только для такого эксперимента следовало подготовиться более чем фундаментально. Потом завлечь в ловушку любого монстра и воздействовать своими умениями, привязывая их к тринитарным всплескам. Авось что-то и выйдет. Или попробовать использовать груаны и для укрощения? Знать бы еще – как! Ничего, кроме использования ракушек в борьбе с хищниками как гранат, в голову не лезло.

Ну разве что припомнился мне один момент, когда я сильно разозлился и два десятка шавок кинулось от меня врассыпную. Что тогда было? Нужно бы поэкспериментировать в этом направлении.

А потом пошли у нас очень уж частые стычки с тварями, и другие мысли вылетели из головы. Большие группы мы обходили стороной, а вот одиночек или пары уничтожали без особого напряжения, словно проводили расчистку дороги от камней и корней-деревьев. Небольшим, но весьма приятным бонусом в походе стал еще один груан, который я торжественно вручил Фране. Следующий был обещан Лузге Тихому. Ну а Сурт Пнявый пока скромно помалкивал.

Таким рваным темпом мы пересекли еще четыре громадных поля, не считая мелких пещер и переходов. От усталости у всех уже подкашивались ноги, поэтому пришлось остановиться на ночлег, так и не добравшись до того места, которое Ольшин обрисовал уже давно. Там громоздилась одна страшно неудобная башенка, но для одной ночи она сгодилась бы. Будь у нас побольше сил, добрались бы до нее. А так пришлось сворачивать в узкий проход, углубляться в него и баррикадироваться арбами, камнями да срубленными корнями.

Пока мужчины возились с укреплением лагеря, женщины приготовили ужин, и вскоре мы ели салат и обильно сдобренную кусками мяса кашу. Мой желудок явно имел некие подвалы, куда, к удивлению всех, провалилось несказанное количество еды.

Спать стали укладываться кто где, подстелив побольше одеял. Для меня место приготовила Ксана, а когда я лег и расслабленно вытянулся, демонстративно устроилась у меня под боком. И пусть мы оставались в одежде, еще и ногу на меня закинула и обняла как личную собственность. Лучше бы она этого не делала! Я-то ведь не железный! И вместо желанного сна полчаса пытался успокоить непослушную, наэлектризованную запылавшей фантазией плоть.

А потом еще полчаса мы оживленно шептались.

– Ты чего не спишь? – начала подруга. – Вертишься, вздрагиваешь? Тебе со мной неприятно?

– Ха! Скорей наоборот! Но вот как раз по этой причине я и заснуть не могу.

– Так тебе и надо! – последовал неожиданный вывод. – Не будешь в следующий раз всяким кикиморам ноги ощупывать.

– Но, но! – изобразил я возмущение. – Я их лечил!

– Тоже мне врач нашелся… То он художник, то он видит лучше всех… Но в любом случае ты молодец и я тобой горжусь.

Этакая милая женская непоследовательность! Наверное, большинство женщин этим специально пользуются, чтобы сбить нас с мысли и заставить забыть о заготовленном ответе. Так что не успел я еще решить, что сказать, как тема поменялась:

– А как ты будешь делить груаны дальше? Пнявому тоже достанется?

– Не знаю… А ты как думаешь?

– Да он вроде нормальный. Скорей всего, не предаст. Да и старается все время, не волынит. Хотя маска безразличия на лице так и осталась… А вот двойняшки себя ведут премерзко! Мне показалось, что они не так нам с Франей помогали готовить ужин, как по сторонам глазками стреляли. И ладно бы только кому-то одному, а то всем подряд! А Тимофея Красавчика даже языком обе дразнили. А ведь он парень очень скромный и целомудренный. Вогнали охотника в такую краску, что я еле сдержалась от ругани. Но завтра они у меня получат.

То есть моя подруга уже не только на меня права заявила, но и на командование женской частью отряда губу раскатала. Франя – умная, мягко уступит, а вот сестрички наверняка устроят обструкцию новой начальнице. Они только-только обрели свободу и будут бороться против любого угнетения, в чем бы оно ни проявлялось. Да и характер у них для такой борьбы вполне подходящий, рабство в башне 55/14 их сломать не успело.

Пришлось настойчиво втолковывать Ксане, чтобы не зарывалась и не вздумала командовать там, где командир должен быть только один. Мне только ссор тут не хватало! А еще я предложил ей убрать и ножку, и ручку, и дать мне спокойно выспаться.

– Ну ладно, – с тяжким вздохом согласилась Ксана. – Пусть только мы доберемся до нашего нового места жительства…

И отстранившись от моей тушки, дала ей наконец-то уснуть. Увы! Не прошло и часа, как нас побеспокоили хищники. Причем те самые опасные и подвижные, о которых только сегодня поведал наш ветеран, проводник и завхоз. Сразу три зерва подобрались к нашей баррикаде и стали ожесточенно грызть громадные колеса арб, толкать камни и частокол. Может, у них тут тропа? Или на запах наших потных тел и пищи зубастые твари притопали?

Высказать, что их гнетет и чего они хотят, ящеры не спешили, а вот к нашим телам ох как рвались!

Пришлось мужчинам вставать, брать копья подлинней да приступать к сражению. Ольшин, правда, сказал, что если монстров поколоть копьями, нанося неглубокие раны, то они уберутся, потому что не настолько глупы, как тервели или байбьюки. Не знаю, может, это и правда, но нам попались совсем неправильные зервы. Пришлось упокоить всех троих многочисленными ударами в шею, где имелись уязвимые места.

Но и после этого спокойствие не наступило. Хищники приходили еще два раза, то парой, то сразу квартетом. Но и я сумел извлечь из этих визитов то, что могло пригодиться в сражениях. Ведь присматриваться своими умениями к ящерам гораздо удобнее из-за непреодолимой для них преграды, чем делать это во время скоротечного боя. И мне удалось довольно четко рассмотреть некое скрещение внутренних энергий на пасти, сразу за внушительными ноздрями ящера.

Спросил у Мастера, что это за место такое, и узнал, что там прочнейшая костяная пластина, ударив по которой разве что тяжеленным топором и проломив ее, можно зверюгу оприходовать. И мне стало понятно, что место и там уязвимое имеется, потому и прикрыто так надежно. А почему бы не ударить туда своим «горчичником»? Эксперимент – великое дело!

Вот и попросил товарищей:

– Последнего не убивайте и отступите! Пусть ко мне тыкается.

Взял копье на изготовку и начал пробовать. И минут через пять нечто дельное стало вырисовываться. Последовательность получалась такая: вначале я использовал «щелбан», от которого у противника могли дергаться уши. Но тут уши не дергались, зато скрещение энергий под пластинкой скручивалось бубликом. И в этот момент ящер застывал на месте. Потом я лепил на пасть замершего зверя «горчичник», и бублик превращался в буравчик, верхним концом выступавший над пластинкой. Словно оживший червяк сомнения и недоумения пытался выглянуть и узнать, что же вокруг делается. И вот когда этот червячок выглянул в пятый раз, я легонько, можно сказать, еле-еле прикоснулся к нему кончиком копья. И тут же монстр свалился бездыханным!

Мы тоже замерли и задумались. Причем у каждого была своя версия.

– Умер от прежних наших уколов! – заявил Ратибор Палка.

– А может, и от старости… – пожал плечами Ольшин.

– Нет, явно от голода! – заявил Влад Серый.

А Степан Живучий добавил:

– Подавился слюной только от одного нашего вида.

Но все равно поглядывали на меня с ожиданием: что я скажу? А мне нужно было ждать другого случая для проверки.

– А чтобы от голода не умерли мы, – сказал я, – давайте-ка сварганьте из этого крокодила ходячего шашлычок. Что тут у него самое вкусное?

– Ребрышки хороши копченые, – ответил Ольшин. – Только эти ребрышки сначала часов пять надо мариновать.

– Тогда бросаем его и завтракаем тем, что есть.

Свои действия по упокоению ящера я запомнил, и уже в пути, как только нам попался зерв одиночка, бесстрашно двинулся к нему. И провел атаку с блеском, уложив зверя на месте.

Чуть позже я выбрал парочку этих быстрых и агрессивных монстров. И тоже справился с ними без труда. После чего рискнул и отправился к замеченной издалека группе из трех зубастых ящеров. Меня, правда, подстраховывали Неждан Крепак и Степан Живучий, но их присутствие свелось к роли статистов. Все наши видели мое короткое, но победоносное сражение.

– Не могу своим глазам поверить! – воскликнул Ольшин, когда я вернулся. – Ведь из-за этих тварей в экспедиции погиб каждый третий! А ты их словно и не трогаешь почти… кажется, что только пугаешь… а они падают… и все…

Ну, со стороны оно так, может, и смотрелось: легко да просто. И будь у кого-то мои умения обладателя Первого Щита, я бы с радостью обучил своих товарищей владению тринитарными всплесками. Но увы! Как я помнил по рассказам моего старого наставника Трехщитного, не каждый мой коллега там умел владеть более чем одной «маленькой пакостью». Поэтому я просто объяснил суть своих умений, предупредил, чтобы сами-то они не расслаблялись, после чего… освободил себя от обязанностей «ишака».

То есть уходил вперед или передвигался сбоку от каравана и продолжал исследования своего зрения и тринитарных всплесков. По большому счету, уже было все равно, за сколько часов мы достигнем места назначения: за пятнадцать или за двадцать пять. В Синих Полях спокойно, от погони мы явно оторвались. А значит, можно развивать свои возможности, пока обстановка позволяет. Во-первых, мне следовало значительно увеличить дистанцию, с которой я мог замечать сияние груанов; а во-вторых, нечто подобное сотворить с тринитарными всплесками, дабы с их помощью отыскивать некий магический центр и в телах других монстров.

Мы здесь не навечно обоснуемся – только до тех пор, пока каждый из нас не получит комплект «своих» груанов. Всех остальных каторжан мы спасти не в силах, такую задачу я перед собой и не ставил. И никогда не поставлю! Спасти их можно было только изгнанием колонизаторов из мира Набатной Любви.

Все отнеслись к моим действиям и приказам с пониманием. Я приказал прикрепить тонкой тряпочкой один «чужой» груан на шлеме Влада Серого. Уж больно у бывшего исполнителя шлем был удобный для этого, с небольшими шишаками, за которые тряпочка и крепилась. И удаляясь от каравана в разные стороны, я стал высчитывать и распознавать нужное мне свечение. Потом стал творить такое же с одним из личных симбионтов. Затем подобные образцы составляли парами. Пары меняли местами, приспособив и шлем Тимофея.

Во время этих моих проб на пути попадались хищники, и я присматривался к одиночкам и небольшим группам. И тут повезло подловить одного тервеля с груаном. А потом и тройку зервов, один из которых тоже имел чудодейственную ракушку. Раздачу трофеев сразу производить не стал – «ничейные» уложили в кармашки новенького пояса и подвесили на кончике закрепленного на арбе копья. После чего мои эксперименты резко перешли в новую фазу: пошли положительные результаты.

У каждого груана было свое свечение – как по цвету, так и по интенсивности. Ярче всех сияли «ничейные». Их я стал замечать вначале с расстояния двадцати метров и даже в закрывающих их наглухо кармашках. Наблюдения за ними помогли мне понять разницу в свечении «своих» и «чужих» ракушек. Вскоре я уже с тридцати метров мог просмотреть все груаны, которые были у моих товарищей и в багаже на арбах. Что меня больше всего порадовало, так это совпадение количества увиденных мною ракушек с теми данными, которые имелись у моего заместителя. Ведь это в его ведении был учет груанов, и его никто не обманул, когда подавал «декларацию о доходах».

Но порадовался – и ладно. Теперь мне следовало увеличить дистанцию просмотра и подобрать лучшие методы уничтожения других монстров. Но если с дистанцией худо-бедно, со скрипом, но получалось, то отыскать «буравчик» у других хищников мне никак не удавалось. Ни у тервелей, ни у байбьюков наложения не то ауры, не то блуждающей энергии не наблюдалось.

Не было ничего подобного и у скатрагов, которые стали встречаться нам все чаще и чаще. Этих ластоногих тараканов приходилось уничтожать, пользуясь советами опытного Мастера. С одиночками и даже с парами мы справлялись легко, а более многочисленные группы обходили.

Зато у одного скатрага нашли очередной груан, который присоединили к общим трофеям. А чуть позже я уже с дистанции пятидесяти метров, откуда нас никак не могли видеть хищники, рассмотрел еще одну вожделенную ракушку. Правда, мы не ринулись на охоту – слишком уж большой была стая – но все равно это был настоящий прорыв в охотничьей деятельности. Ведь отныне можно было разбивать даже большую стаю на части и уничтожать выбранных особей по отдельности. Достаточно было только правильно воспользоваться моим зрением да свистом. Ну и побегать в таком случае мне придется раза в три больше, чем остальным.

Натренировавшись вдоволь, я издалека крикнул:

– Ольшин, ищи место для привала! Или все-таки тянем до Лежащей?

– Тянем! – решил наш проводник. – Тут совсем немного осталось, если я не ошибаюсь. Если видишь три ущелья, то в среднее нам надо пройти всего лишь метров на пятьсот.

– Вижу! Всего километр туда остался… И даже могу пробежаться туда в разведку.

– Если не боишься нас одних бросить…

Этого я не боялся. Только одинокий тервель топтался в стороне от нашего маршрута. Не опасен, без груана. Вот я и ускорился к интересному объекту, где мы собирались сделать большой привал часика на два, а то и на три.

Эта башня отличалась от других разрушенных тем, что она хоть и упала на бок, но осталась сравнительно целой. Только раскололась в нескольких местах, так что в нее удобно было заходить. Ольшин со товарищи наткнулись на нее на обратном пути из экспедиции. Пришлось им отступать перед полчищами хищников и несколько часов отсиживаться внутри развалины. Тогда ей и дали имя Лежащая. Ольшин распалил мой интерес сообщением о том, что на некоторых этажах есть непонятные механизмы из толстенного гнутого железа. И вроде это железо нельзя было разобрать, раскручивая болты. По словам ветерана, оно было словно сросшееся, и со шрамами на месте срастания. Ну и последний штришок: нигде больше ничего подобного Ольшину не встречалось. И легенд о таком он не слышал.

Ну и как мне было отказаться от такой экскурсии? Тем более что и крюк-то делался всего лишь в два километра.

Вот наш караван и сместился плавно с одного края каверны на другой и уже находился рядышком с тремя ущельями. Я заглянул в среднее рассмотреть массивное тело рухнувшей башни и побежал на разведку.

Система постройки все та же: скрепленные между собой блоки примерно одной и той же конфигурации. Здесь это были толстенные, перевернутые кверху дном тарелки. Наверное, красиво смотрелась, когда стояла, упираясь в свод. Все-таки за шестьдесят метров, а то и все семьдесят, хотя в положении лежа строение казалось чуть ли не стометровым. Удивляли две вещи: что могло уронить такую крепкую махину и почему она не рассыпалась?

В основании виднелся вроде каменный, почти ровный срез, и в нем несколько забитых грунтом не то отверстий, не то углублений. Из одного из них тоненькой струйкой текла холодная, кристально чистая вода и после небольшого каскада вполне пригодных для хозяйственных нужд лужиц терялась под остатками разрушенной стены. Но срез явно не выглядел итогом природного разрушения. Поэтому мне пришла в голову одна версия:

«Чем-то спилили. Чем-то таким супер-пупер, из космических технологий. Не удивлюсь, если лазером. То же самое можно сказать предварительно и о стыке со сводом… Спрашивается: кому эта башня мешала? А если мешала стоящей, то почему не разрушили до конца? Да и еще и нагромождения железа внутри оставили… Теперь я понимаю того умника, который не спешил отсюда на поверхность и организовывал экспедиции по Дну. Тут исследователю можно три жизни провести и не соскучиться…»

Просмотрев ущелье, насколько позволяли его изгибы, я оценил стратегическое положение башни, а потом различил возле ее основания остатки разрушенной, той самой, замеченной сразу крепостной стены. Кто-то здесь когда-то устроил нехилый форпост, соединив стены ущелья между собой и соорудив таким образом неприступную крепость. Вполне возможно, что ущелье переходит в несколько отдельных долин, в которых можно преспокойно жить, не опасаясь нашествия хищников. А то и таких полезных животных разводить, как скользкие зайцы.

Так что секрет упавшего монстра можно было считать приоткрытым: кто-то всесильный посчитал крепость неуместной и уничтожил ее обитателей. Или только повалил башню? И страшно любопытно было бы узнать: когда этот монстр рухнул? В течение четырехсот двадцати лет господства гаузов или раньше?

Мне было трудно определить степень запустения, но вкрапления мха виднелись повсюду, резиновые кусты тоже росли в самых неожиданных местах, а некоторые корни-деревья пронизывали трещины в местах раскола. Учитывая, что местные деревья самовосстанавливающиеся и почти всегда растут в одном и том же месте, возникало подозрение, что Лежащая таковой остается уже давненько. Весьма и весьма! Хотя у нашего Мастера на эту тему поинтересоваться тоже не помешает. С его опытом он время падения определит более точно.

Чтобы войти, я выбрал самую широкую щель. Взглянул на дорогу – караван уже входил в ущелье – убедился в отсутствии опасности и собрался сделать первый шаг. Но вспомнил, как меня совсем недавно чуть не затоптали скользкие зайцы, и, с улыбкой выставив копье перед собой на всю длину, пошевелил свисающие корешки резинового куста. Так, на всякий случай. И застыл.

В мрачной глубине резко раскрылись (именно раскрылись, а не стали мне видны) два громадных фиолетовых глаза!

Глава двадцать четвертая

Нереальная удача

В гостиничный номер вошли хозяин арляпаса и директор труппы.

– Не ждал, что вы так быстро, – растерянно сказал Леонид. – Неужели у вас такая спешка?

– Увы! Дела семейные не терпят отлагательств, и мы решили, что лучше уж потерять половину от начальной цены, но зато немедленно отправиться в столицу, – объяснил хозяин. – Поэтому мы согласны с предложенной вами суммой. А также с передачей этих денег в три этапа.

Это было неожиданно – ведь Леонид не собирался покупать арляпас. И его жутко заниженное предложение ну никак не могло быть принято.

«Неужели досуг в Макиле организован так плохо, что на представления вообще никто не ходит? – тем не менее проклюнулся профессиональный интерес. – Ай! Не о том я думаю!.. Как бы этих деятелей деликатно отшить, но и не опозориться при этом? Сам же утверждал, что готов их принять с ответом в любое время дня и ночи… О! Скажу, что первая выплата будет мною собрана только через лутень. А последующие тоже с таким интервалом. На подобное согласятся лишь полные дебилы. Ха-ха!»

Рано смеялся, пусть и внутренне. Как только он озвучил свои новые требования, те были с радостью и моментально приняты. А ведь на дебилов, да еще полных, респектабельные мужчины ну никак не тянули. Даже закралось подозрение, что арляпас уже давно продан, и не раз, а стоящие перед ним аферисты пытаются прокрутить куплю-продажу по «надцатому» кругу. Память услужливо подсказывала, что подобных афер на Земле хватало.

Но тогда отсрочка в лутень с первым платежом к чему? Ведь за это время любая ложь раскроется и покупатель все равно ничего не потеряет, а аферисты ни на чем не наживутся. И здравый рассудок подсказал мэтру:

«Покупай! Хуже от этого не станет! Тем более что придется тут надолго застрять: вытащить Бориса с каторги черт знает откуда – та еще задачка. И будет шикарный повод не только тут остаться с проживанием, но и мотаться в Пловареш или в остальные города, коль приспичит… Скорей всего, это Дно находится не в центре королевства, а в местах ну очень отдаленных!»

– Хорошо, – сказал он. – А что с труппой? Вы всех артистов в столицу забираете?

– Увы, – опечалился директор. – Более половины мы уже отправили в столицу, но остальных никак… Пришлось дать расчет. И так жалко, все такие талантливые, энергичные, и в каждой танцовщице столько артистизма.

– Хм! Вы так хвалите, что сомнения одолевают… – вырвалось у Чарли.

– Зря вы так, – обиделся собеседник. – Мы немедленно дадим всем знать, и уволенные соберутся к вам на просмотр уже сегодня вечером. Сами сможете убедиться!

– Хорошо, хорошо, гляну обязательно, – пообещал смутившийся Чаплин.

Стороны перешли к делу, итогом которого стало подписанное при двух свидетельницах соглашение о купле-продаже. Никого другого при этом в данном мире не требовалось. Только и следовало потом оформить покупку в управе сектора, где находился арляпас.

Управляющий с директором после этого живенько попрощались, сказав, что ожидают нового хозяина в арляпасе для передачи ключей и прочего. Глядя на закрывшуюся за мужчинами дверь, Леонид долго пытался понять:

«А в чем фишка? Где меня развели? И почему я, даже не заплатив ни копейки, чувствую себя обманутым лохом?»

Помогли ему прийти в себя новые подруги:

– Ты не рад, что сделал такую выгодную покупку?

– Или ты мечтал приобрести арляпас еще дешевле?

Девушки явно ехидничали, если не заподозрить их в чем похуже. Следовало либо срочно от них вообще избавляться, либо найти дело, которое их накроет с головой и не оставит времени для подколок. Причем дело, нужное в первую очередь ему. Поэтому землянин живо изобразил восторг и дикое неверие в собственную удачу:

– Я ведь готов был купить дороже! А то и за предложенную цену! А тут такой фортель фортуны! Вот видите, как полезно торговаться!

С ним соглашались, похихикивая:

– О! Ты просто гений торговли!

– Получаешь прибыль там, где другие только теряют!

– Ага! Значит, теперь вы мне верите безоговорочно? – спросил Леонид и, получив утвердительный ответ, стал уточнять: – И готовы мне помочь в любом вопросе, который я посчитаю наиважнейшим?

Вот тут красавицы припомнили, что и они умеют торговаться, и наступил предел отпущенного для «милого друга» кредита:

– А что мы с этого будем иметь?

– У нас ведь тоже немалые текущие расходы. Да и нашим родственникам следует оказывать помощь.

После этого стало значительно легче. Все-таки нормальная человеческая натура была гораздо понятнее Найдёнову, чем услуги, оказываемые ближнему только за его красивые глазки. Да, он веселый, да, с ним жутко интересно и празднично, но надолго ли? Тем более для таких красоток, у которых работа массажистками – лишь прикрытие для основной, древней как мир профессии. Если бы они и дальше бросались выполнять любую его просьбу и были готовы сопровождать куда угодно, Леонид бы постарался избавиться от новых подруг немедленно.

А так, помня, насколько они хорошо сработали в управе сектора, откуда Боря загремел на каторгу, ушлый Чаплин придумал задание типа: «Сходи-ка ты в тридесятое царство да принеси мне перо жар-птицы!».

И сумму вознаграждения он назвал сразу:

– Получите по две сотни каспов, если найдете мне того, с кем я могу поговорить о досрочном освобождении Михи Резкого. Его картины мне нужны как воздух, и я готов пойти на любые траты.

Девушки притихли, покусывая в задумчивости губки, а потом одна из них сказала:

– Но ты даже не видел эти картины. С чего это ты так ими загорелся?

– Видел! – воскликнул он. – Пока вы стояли в очереди, я вошел со служебного хода, все уладил, и меня в виде исключения провели в зал. И что я вам хочу сказать: там именно то, что мне больше всего импонирует, и тот стиль, который мне больше всего нравится. В моих арляпасах должны быть именно такие картины! – Он сделал паузу и спросил: – Согласны?

Девушки переглянулись и кивнули. А значит, их можно было немедленно отправлять в бой:

– Тогда расстаемся на время! Я в арляпас, принимать ключи, а вы на поиск того, кто сидит выше всех и может решить наши проблемы. Жду вас либо в моей новой собственности, либо уже здесь, поздно вечером. Пойдем вместе поужинаем.

И направился к двери.

На улице мужчина и женщины разбежались в разные стороны. Хотя землянин и не бежал, а шел спокойным шагом. Он хотел все обдумать.

И думы его обуяли не совсем праздничные. Этот мир оказался все-таки колонией, тут была некая страшная каторга, о которой Леня пока не имел малейшего представления.

И у кого это выяснить? Зайти в книжный магазин и попросить книгу о Дне? Хорошая идея! Землянин стал осматриваться, выискивая магазин. Да вот он!

Звездный Чарли вошел, потолкался среди покупателей, листавших книги, а потом бочком придвинулся к продавцу – полному розовощекому мужчине за прилавком:

– Мне бы книжечку одну…

– Да хоть сотню! – жизнерадостно сказал толстяк.

– Там, где очень подробно описана…

– И таких у нас предостаточно!

– В смысле, познавательных, о не совсем приятном…

– Драмы у нас тоже в наличии!

– Ну, это не совсем драма…

– Скажите название или о чем эта книга.

– О месте каторги… которое называется Дно.

Сказал и ощутил вокруг себя звенящую от удивления тишину. Разговор услышали все и теперь пялились на Леонида, как на ожившего покойника. Продавец пришел в себя первым и даже мило улыбнулся:

– Вы, наверное, шутите? О Дне у нас книг нет и никогда не было.

Вроде враждебности в его голосе не было, и Леня решил уточнить:

– А почему не было? Мне вот интересно узнать, что там, на каторге… Первый раз сегодня о ней услышал…

– Потому что никто толком об этом месте под землей ничего не знает. Разве что о жутких монстрах, которые едят каторжан, да о груанах, которые надо забрать у этих монстров. Когда соберешь нужное количество – твой срок вышел. Становишься Светозарным и возвращаешься на свободу.

– Да? Так почему эти Светозарные не напишут мемуары о Дне?

Продавец задумался, и вместо него ответил один из покупателей:

– Да потому что эти Светозарные начинают новую жизнь, маскируются под иного человека и никогда не признаются в прошлом наказании. Никто их никогда не видел и не знает. Вот я, к примеру, сколько ни интересовался, чисто так, из любопытства, так ничего и не узнал… – Он сделал паузу и с ходу подтвердил реноме страшно любопытного человека: – А вы откуда? И почему ничего про Дно не знаете?

Ничего не оставалось, как, торопясь к выходу, соврать:

– Да это меня так родители воспитали. Про все умалчивали…

И уже закрывая за собой дверь, услышал обрывок очередного вопроса:

– А в школе…

Как ни странно, после таких жутких подробностей он оживился:

«Подумаешь, монстры! Борька там живо с ними разделается и эти… как их?.. груаны в два счета соберет! Он же вон какой вояка! Да плюс обладатель Первого Щита. В темноте видит, металл чуть ли не насквозь просматривает, ушами противника шевелить умеет и… Да много чего! Поэтому поражаюсь: почему он еще не на свободе? Или ему все-таки нужна помощь отсюда? А какая именно? Может, мне самому вниз спуститься? Или отсюда как пособить ему с досрочным освобождением? Мир тут вроде без взяточников, но неужели внушительная сумма не поможет ускорить мне желанную встречу с другом? Ха! Уверен, что поможет! И мне почему-то кажется, что славные массажистки и нужного человечка мне разыщут. Они такие… А не разыщут, так я сам куда надо пробьюсь! Денег уже предостаточно, а при нужде – местный арляпас раскручу за несколько дней. И через неделю больше, чем в Пловареше начну зарабатывать. Город-то здесь крупный, да и зрители небедные. Так что, Боря, держись! Иду к тебе на помощь!»

И резко ускорил шаг. До его новой недвижимости оставалось совсем чуть-чуть.

Оказывается, его там ждали. Что тут была за система оповещения, неизвестно – может, все имели мобильные телефоны?! – но возле входа уже оживленно переговаривались пять девиц и трое парней с музыкальными инструментами. И они приветственно махали руками еще нескольким коллегам, замеченным издалека. А нового хозяина они сразу узнали по описанию и незаурядной внешности. В маске здесь никто не ходил.

Потому и дверь распахнули, и приветствиями осыпали, как и заверениями, что готовы немедленно показать все, на что способны. Ничего не оставалось делать, как выдавить:

– Ладно, проходите в зал и готовьтесь…

А в кабинете, уже отныне его собственности, старый управляющий и прежний директор труппы вручили все, что нужно, заставили расписаться в книге приема-передачи и умчались, словно на пожар. Или не на пожар, но уж точно на последний поезд, после ухода которого чугунка закроется навсегда.

Вот такие дела! Не успел прибыть в город, а уже собственник солидной недвижимости. Только вот никак в голове не укладывалось: радоваться или насторожиться от такой удачи?

Оставшийся в одиночестве, Чаплин в некоей прострации побродил по кабинету, выдвинул ящики стола, постучал зачем-то по дверце простенького железного ящика, наверняка используемого вместо сейфа, да и двинулся с обходом всех остальных помещений. И как ни присматривался скептически, они ему все больше и больше нравились. В том числе и небольшая уютная комната, которую можно использовать для себя и при нужде жить в арляпасе. В период становления это было бы оптимальным вариантом. Кухня теперь казалась приличной, как и подсобные помещения. Да и вообще…

Только и осталось, что двинуться на звуки настраиваемых инструментов. Да его и тянуло взглянуть на коллег. А вдруг они и в самом деле вполне себе ничего? Вдруг и в самом деле костяк труппы можно будет набрать уже сегодня? А завтра начать интенсивную работу здесь, совмещенную с рекламой там. То есть в городе.

Пока новый владелец, словно лунатик, бродил по зданию, в главном зале со сценой уже собралась солидная компания уволенных членов труппы. Десять танцовщиц, несколько акробатов, жонглер и несколько полноватый для его занятия самокатчик. Потом страшно было смотреть, как он несуразно катался на одноколесном велосипеде. Но из него получится великолепный второй клоун. Как бы…

Оркестр, как оказалось, оставался в Макиле в полном составе. И хоть мелодии играл пригодные только на похоронах, но потенциал имел немалый, другие мотивы схватывал на лету, и в нем просматривалось самое важное: готовность к новым экспериментам.

О танцовщицах нельзя было сказать, что они лучшие. Но великому маэстро был дан талант и не из таких девчонок сотворить прим. Так что он, как говорится, не отходя от кассы, принялся ковать ухваченное в руки «железо». И так увлекся этим творческим процессом, что, наверное, сутки не сходил бы со сцены и заморил своих новых работников насмерть. Но в одной из коротких пауз его громко и требовательно окликнули из зала:

– Господин Чаплин! Да хоть на минутку отвлекитесь!

– Чарли, ну сколько тебя можно звать?!

Найдёнов всмотрелся в темноту зала и распознал своих милых подружек. Массажистки призывно махали руками, и когда он подошел к ним, принялись рассказывать:

– Мы нашли того, кто в курсе всего. В том числе и по делу Михи Резкого. Он сам лично провожал его на каторгу и говорил с ним. Очень важная персона и невероятно занятая. Поэтому следует мчаться к нему на встречу немедленно! Если уж что-то и как-то можно решить в этом городе, то надо обращаться только к барону Фэйфу.

Естественно, что маэстро тут же объявил оркестрантам и всем остальным о сборе завтра ранним утром, попросил вызвать поваров, официантов и прочий обслуживающий персонал и оповестить тех, кто желал бы работать в арляпасе Звездного Чарли.

Затем помчался следом за девушками. Они привели его не в управу, а в другой дом, показавшийся землянину странноватым из-за слишком больших дверей и окон. Провели по полутемным пустым коридорам и возле последней двери стали инструктировать:

– Чарли, мы за тебя поручились, так что веди себя прилично!

– В том смысле, что все свои просьбы излагай солидно, без криков и эмоций, как ты можешь…

– …и без своего лишнего порой хохота!

– Постарайся говорить откровенно. Поверь, тогда ты добьешься гораздо большего и намного быстрей!

Одна из них заглянула за дверь, попросила разрешения ввести посетителя, и они обе затолкали мужчину в громадную комнату. Только и шепнули в спину:

– Удачи!

А она ему ох как была нужна!

Потому что в комнате, рассевшись на громадном диване, землянина ждал валух. Тот самый барон Фэйф, который и мог решить все вопросы о бедном каторжанине.

«Ну да! – понеслись мысли в голове у Леонида. – Никто иной, кроме главных надсмотрщиков, такие вопросы не решает. Только, кажется мне, сейчас вопрос стоит не столько о спасении друга, а о том, как бы мне самому не угодить на Дно…»

Глава двадцать пятая

Продвижение к цели

При подъеме на верхний этаж Сосульки Шаайлу сопровождал управляющий. Судя по его бормотанию, он поверил в невероятные силы чудотворницы и сулил златые горы, лишь бы их не заливало. Он был готов отдать за это целых пятнадцать груанов – невероятное богатство!

Как ни старались они уворачиваться от воды, но все равно вымокли основательно, пока добрались до плюющихся кипятком и паром отверстий.

– Ого! – покачала головой вашшуна, рассматривая потолок, выглядевший, словно дуршлаг. – Это так всегда было или дырки увеличились?

– Увеличились, – вздохнул мужчина. – Но раньше хоть постоянно не лилось…

Гостья отнеслась к задаче со всей ответственностью, но за час только и смогла понять, что никакие посылы энергии куда-то вверх ничего толкового не дают. Поток разве что только не увеличился. Видимо, что-то там просто сломалось, и тут, скорей, такие мастера оружейники нужны, как Миха Македонский с его помощником Чарли Эдисоном. Те бы что-то придумали.

– А почему вы отводной желоб не сделаете? – спросила она.

– Нельзя стены пробивать, – ответил управляющий. – Вернее, пробить-то можно, но тогда башня рухнет. Так утверждают все ветераны. Поэтому и окон не делаем.

– Ну, тогда могу посоветовать только одно: бросайте это жилище и отправляйтесь вместе с нами в Наковальню. Свою опеку я вам обещаю, хищники от меня убегают, больных и раненых я вылечу, да и с моим усиленным зрением мы любую опасность сможем обойти или к ней подготовиться. Ну а войны я не допущу, самых агрессивных быстро в здравый рассудок приведу. Даже груанами в них швыряться не придется.

– Надо, чтобы все решали.

Они спустились вниз, и управляющий обратился к своей ватаге:

– Даже чудотворница не смогла перекрыть воду. Поэтому может и такое случиться, что башня рухнет… Чудотворница предлагает вместе с ней отправляться в Наковальню. Решайте! Все теперь зависит от вас.

Шаайла тем временем занялась ошпаренной женщиной, у которой пострадали лицо, шея и руки. Ожоги исчезли прямо на глазах. И это вкупе с предыдущими чудесами у Длани, умением вашшуны укрощать животных и убивать врагов на расстоянии развеяло последние сомнения. Люди принялись грузить имущество на повозки. Таким образом маленький отряд из пяти человек сразу пополнился на тридцать пять единиц, а в караване оказалось одиннадцать арб.

Это снизило скорость передвижения, и сразу было решено сделать ночевку в одном из известных ветеранам ущелий. Чернавка уже почти все время шла самостоятельно, разве что иногда придерживаясь за край арбы или за пояс своего любимого. И это та, которая еще ранним утром находилась при смерти!

Вашшуна по дороге расспрашивала обо всем ветеранов и узнала многое. В частности, о повадках хищников и свойствах местных растений. К ее удивлению, в этом сумрачном аду росли и целебные травы. Много полезного рассказала ей этакая матрона Сосульки Ришиналь Мудрая. Она была душой коллектива, к ее мнению все прислушивались. В голове у нее хранилась масса самых разных сведений, и она охотно делилась ими с вашшуной, продолжая на равных с мужчинами тянуть арбу.

Даже поздним вечером, после ужина, под храп быстро заснувших людей Шаайла продолжала беседовать с Мудрой.

– Так почему все-таки вы не приняли приглашение рыцарей и не перебрались к ним в Наковальню? – спросила она.

– Да потому что нам, женщинам, это невыгодно! – заявила Ришиналь заговорщическим шепотом. – Какие бы трудности ни возникали, порядок у нас последние пять лет не меняется. Как только очередной мужчина погибает или собирает десять груанов и уходит в Светозарные, его женщина обязана выбрать себе следующего мужчину из пяти холостых. А тех мы тоже подбираем в нашу башню заранее и именно с этой целью. Каждая из нас ничем не рискует, в рабынях не мучается, разменной монетой тоже не служит и живет, можно сказать, на всем готовом, в сытости и полной безопасности. Нас уважают, ценят и любят. Да и мужчины при нас ухожены, одеты, обуты и накормлены. Как следствие, в нашем коллективе самая низкая смертность, всего четверо на одного Светозарного. А у других? Хорошо, если только двадцать гибнет на одного счастливчика. Да плюс женщины…

– А у вас разве женщины не гибнут?

– Ну, как же, гибнут, – призналась Ришиналь. – Но редко. За пять лет мы потеряли всего троих. И то одна умерла из-за слабого сердца, а вторая сильно маялась желудком, а как ее вылечить, мы не знали. А в Наковальне не так. Мало того, после ухода своего рыцаря икону разыгрывают на рыцарском турнире. Мало того, что мужики сами гибнут, дураки, так еще и нас лишают права выбора. Вот потому мы к ним и не шли… Это уже не говоря о готовящейся против нас войне…

– И как же вы сейчас решились?

– Из-за тебя, конечно! И сомневаться не приходится, что ты нас в обиду не дашь.

– Спасибо за доверие! – улыбнулась Шаайла. – А вот еще один вопрос: почему все-таки женщины не становятся Светозарными?

Мудрая тяжело вздохнула:

– Понятия не имею… Но сама лично наблюдала, как мужчины все новые груаны начинали отдавать своим избранницам. И коль не погибали до того, торжественно вручали и последнюю ракушку. Но, увы, светиться никто не начинал, дорога светящаяся к стенам или к клетям не открывалась, а вот разочарование было страшное… Причем подобные истории до нас и со стороны доходили. Порой с горя и от потери надежды женщины накладывали на себя руки, а подавляющее большинство мужчин так и не могли больше насобирать второй десяток для себя. Знаю только об одном славном охотнике, который все-таки вырвался отсюда после смерти своей возлюбленной…

Минуты три собеседницы сидели в полной тишине, и Ришиналь подвела итог:

– Так что наша участь неизменна. Именно поэтому только и остается так устроить окружающий мир, чтобы жилось здесь как можно спокойнее и по возможности счастливо.

Такую философию вашшуна признала правильной. Но только для попавших сюда жительниц мира Набатной Любви! Сама же она и мысли не могла допустить, что останется здесь до самой смерти и никогда больше не увидит свой мир Трех Щитов.

«Мне бы только в тот лес разбойничий попасть! – подумала она, стиснув зубы. – А там я живо найду тот холм со ступенькой, подберу древний талисман и шагну… нет, прыгну в родной мир!.. Но как, как вырваться из этого мерзкого и унылого сумрака?.. Если бы хоть нас, вашшун, здесь было несколько… Или парочка обладателей Первых Щитов, Двухщитных, а то и Трехщитных! Да хоть бы тот же Миха здесь оказался… – И тут же мысленно воскликнула: – Нет! Не надо!.. Миха пусть остается наверху… Пусть хоть он выживет и не рискует ничем… А я уж как-нибудь сама справлюсь… Можно ведь помочь новым Светозарным, а потом и помощи сверху дождаться. Нет… это вряд ли получится…»

Ришиналь, заметив состояние чудотворницы, подтвердила свое прозвище. По-матерински прижала ее к себе, и какой стойкой ни считала себя Шаайла – не выдержала и разрыдалась.

А когда выплакалась под поглаживания Мудрой, почувствовала облегчение в душе. Смертная тоска отступила, мир уже не казался таким черным, а будущее совсем безрадостным. Сидевшая рядом женщина показывала своей жизнью, что человек, если он настоящий, останется человеком в любых условиях и при любых обстоятельствах. И существование его не будет напрасным. Всегда отыщутся те, кто примет от тебя посильную помощь и по достоинству ее оценит. И ради этого стоит жить назло всему и вопреки ударам судьбы.

Уснула Шаайла незаметно для себя.

А проснулась утром в тепле, укрытая двумя одеялами. Никто ее будить не посмел, собирались в дорогу тихо, говорить старались шепотом. Потому что спокойную, без атак хищников ночь посчитали заслугой чудотворницы.

А девушка лежала с закрытыми глазами и думала:

«Ну и какая разница, что утро здесь такое же сумеречное, как ночь или полдень? Полезные и вкусные растения даже здесь растут, без доступа солнечного света. И разве меня огорчит отсутствие свежих фруктов? Да нисколько! Вон Ришиналь уже двенадцать лет здесь, ей тридцать шесть, а выглядит на тридцать, не больше. А почему? Да потому что живет с внутренней гармонией и радуется каждой прожитой минуте. И я постараюсь быть такой же. А уж с моими возможностями мы с ней тут такую веселую жизнь устроим! Э-эх!..»

Вот в таком полном оптимизма настроении она вскочила на ноги, позавтракала, быстро провела сеанс лечения с Чернавкой и во главе каравана направилась к Наковальне. И опять двигались только прямо, без схваток с хищниками, спокойно, размеренно. Шаайла продолжала расспросы, и ей охотно отвечали.

Когда вошли в гигантскую каверну, в конце которой стоял замок Наковальня, никто не понял, почему вашшуна, вскрикнув, замерла на месте, а потом бросилась вперед. Но, пробежав несколько десятков метров, вернулась. Даже в сумерках было заметно, что ее страшненькое личико стало бледным. Она громко сказала о том, чего остальные еще не могли видеть:

– Замок горит!

С минуту все стояли в полной тишине, переваривая услышанное, а потом раздался спокойный, уверенный голос Ришиналь Мудрой:

– Что бы там ни случилось, нам надо двигаться вперед. Возможно, сумеем помочь пострадавшим.

– Правильно! – тут же пришла в себя и чудотворница. – Вы двигайтесь в том же темпе, а я с пятью охотниками побегу вперед. Дорт, Барс, ты, ты и ты – за мной!

И выбранные девушкой мужчины тут же сорвались за ней следом.

Глава двадцать шестая

Кот – помощник?

Наверно, от испуга мои умения возросли на порядок, и я смог рассмотреть неведомого хищника так ясно, словно того осветило прожектором. В глубине помещения сидел, закрутив вокруг лап пушистый хвост, не то барс, не то рысь, не то котяра переросток. Сидя, он достигал мне до пояса. Сразу я его не рассмотрел потому, что глаза у него были закрыты, а густая шерсть сливалась с местными сумерками. Не черная шерсть была и не серая, а именно сумрачно-дымчатая, с переливами.

У этого чуда была огромная, явно непропорциональная голова. И глазища на этой голове поначалу показались мне глазами какого-нибудь гигантского монстра. Хотя если припомнить слонов или бегемотов, то у них глазки как раз до смешного маленькие по сравнению с остальным телом.

Все это я рассмотрел моментально, как и сразу осознал миролюбивое ко мне отношение. Создание пялилось на меня скорей вопросительно, а то и просительно, чем агрессивно. Несколько раз мило облизнулось, а потом и первые звуки из себя исторгло. И звуки эти напоминали хруст грецких орехов, когда их раскалывают, что совсем далеко от привычного мяуканья. Передо мной был хищник, но как добыча я для него был слишком велик, поэтому атаки и не последовало.

Раз первое «слово» было сказано, то и мне вроде молчать не пристало.

– Ну и кто ты такой? Тот самый ученый кот, который ходит по цепи златой?

Общение пошло: хищник с разными интонациями повторил один и тот же хруст.

– Это ты так представляешься? – спросил я, стараясь высмотреть все, что находилось в тылах неожиданного хранителя башни. – Тогда получается, что тебя зовут Хрусть? Ну? Чего уставился? Хрусть ты или не Хрусть?

Видимо, котяре было все равно, а может, и в самом деле его так звали. Еще пару раз «хрустнув», он поднялся, с достоинством и грацией подошел ко мне и стал тыкаться мне башкой в бедро. Ай да знакомство! Ай да Хрусть!

А моя свободная рука уже поглаживала упругий короткий мех на затылке зверя, а потом и за ухом. Вот тут уж мой новый знакомый захрустел! И сомневаться не приходилось, что от удовольствия! Тело его выгнулось дугой, хвост встал трубой, а шерсть засветилась фиолетовыми искорками. Ха! Еще один местный ходячий генератор?

Видя такое игривое отношение животного, я потрепал его по загривку, испытывая при этом странную легкость в теле и успокоение, просветление сознания. Хрусть завалился на бок, а потом и на спину, продолжая похрустывать от удовольствия. Я присел рядом на корточки и перенес поглаживания на шею зверя и его чуть более светлое брюшко. Что еще удивило, так это поразительная чистота, свежесть поблескивающей шерсти. Или это создание умеет мыть себя магией, словно вашшуна?

В такой вот позе забавляющегося бездельника меня и застали двое соратников, двинувшихся на мои поиски. И у Ксаны, и у Ольшина глаза были не меньше, чем у моего нового знакомого. С минуту они пялились на меня в полном недоумении, метров с пяти, а потом девушка напряженным голосом спросила:

– Это кто?

Моментально зверь крутнулся под моей рукой, уперся лапами в землю и приготовился к прыжку. Пришлось действовать точно так же, когда успокаиваешь готовую к атаке собаку:

– Тихо, тихо! Это свои! – Ну и рукой на всякий случай поспешил крепко ухватить кота за загривок. – Все нормально, тебя никто не съест. Это Ксана и Ольшин, они хорошие и не кусаются… иногда…

Зверь под моей рукой расслабился, видимо, голос подействовал успокаивающе. Зато не скрывал своего волнения ветеран:

– И в самом деле, Миха, кого это ты нашел?

– Это я у тебя хотел спросить. Поджидал тут меня, а может, просто прятался… – я мотнул головой на раскол. – Но зверушка добрая, милая.

– В первый раз вижу такую…

Я припомнил, что в мире Набатной Любви о кошках, пумах, а уж тем более тиграх люди понятия не имели. То ли тех уничтожили на заре цивилизации, то ли гаузы всех вывезли, но вот не было тут кошачьего рода-племени. Но это их не было наверху, а на Дне могли и водиться. Ветеран, вон, не знал даже, что творится на одном, сорок четвертом уровне, а их тут целых сто двадцать! Да плюс межуровневые пространства. Не удивлюсь, если окажется, что диковинных зверушек здесь тысячи видов.

Вот только удивляло, почему этот кошара такой домашний, добрый и ласковый. Неужели травоядный и кустиками питается? Ни за что не поверю! Достаточно только посмотреть в его пасть или потрогать торчащие наружу клыки. Такие мох жевать не станут… Хотя… Жрут же тервели и байбьюки те же кустики, да и другие растения, по утверждениям ветеранов. Так и этот может быть всеядным… или питаться по сезонам: то мясом, то капустой… Или он еще малолетка…

Последняя догадка могла оказаться верной. Для проверки я бесцеремонно, на правах старого знакомого, опрокинул Хрустя на спину и стал ощупывать и осматривать. Я, конечно, не зоолог, но мнение некоторое составил, да еще и у Ольшина спросил, присевшего рядом со мной:

– Неужели это щенок?

– Трудно сказать… Но если да, то с его мамой я не желал бы встретиться на одной тропинке. – Мастер всмотрелся в раскол с явным опасением. – Ты туда не заходил?

– Вот сейчас и загляну! – решил я. – А вы подкатывайте арбы вплотную сюда!

Ветеран вернулся к каравану, а меня взялись сопровождать сразу двое. Причем котяра как-то слишком уж сердито похрустывал на пристроившуюся у нас в арьергарде Ксану. Ревновал, что ли? Но пока мы обошли, а вернее, с некоторым трудом облазили четыре ближайших этажа, мои сопровождающие подружились с котом настолько, что уже и девушка почесывала его за ушами и ласково трепала за холку. И теперь я недовольно и ревниво хмыкал, удивляясь звериному непостоянству и все больше подозревая, что найденыш все-таки еще совсем молодой и глупый.

Осмотр двух найденных конструкций из металла поставил меня в тупик. Как ни присматривался к погнутым, сваренным намертво швеллерам, балкам и профилям, не мог даже предположительно понять, для чего они предназначались. То ли станина сложного пресса, то ли прокатный стан, то ли некие абстрактные скульптуры больного художника… Что интересно, собирали их и сваривали уже в башне. К полу прикреплены не были, занимали до половины всего этажа, при падении съехали набок и теперь сильно затрудняли и так проблематичное передвижение внутри Лежащей.

Та еще загадка!

Следы проживания людей тоже были весьма многочисленными и не совсем приятными. Помимо догнивающих лежаков и другой мебели, ржавых доспехов и оружия тут лежало множество белеющих костей. Башню наверняка не просто уронили, а вместе с обитателями. А потом еще и добили выживших. А так как костей хищников не наблюдалось, то значит, нападали такие же люди. Только понять было трудно, здесь кости одних только защитников или нападавших тоже. Да и вообще у меня после осмотра четырех этажей весь интерес пропал. Только двумя вопросами в голове больше стало. Да и тот, что связан со временем падения башни, наверное, Ольшин решит в два счета.

Он и решил, пока устраивали лагерь да готовили к ночлегу одно из первых помещений:

– Лет двести, двести сорок… примерно. Хотя надо будет еще внутри покопаться, может, что из конкретных привязок к датам отыщем, а то и рукописи или книги какие-нибудь. Сейчас или утром?

Я пожал плечами. Какой смысл в этих поисках? Ну узнаем мы дату, а толку? Если спрыгнем отсюда Светозарными, так и о тайнах этих сразу забудем.

– А вот утром и решим! – Я показал рукой дальше вдоль ущелья: – Пройдусь туда, гляну.

Ксана двинулась следом, словно так и надо. И Хрусть не отставал. Подозреваю, что он принял меня за маму… или за папу… если он еще маленький. Местность кот знал – начал носиться во все стороны, всем видом показывая, что это его территория. А метров через триста требовательно захрустел, остановившись возле расщелины, из которой тянуло теплой сыростью. Вряд ли он заманивал нас в берлогу к своим родителям, но копье я на всякий случай сжал в руках покрепче.

Еще в самом начале извилистого прохода нам послышался шум воды, а потом мы увидели пар. Он шел от ручейка, который падал со стены, пересекал небольшую пещеру и исчезал под противоположной стеной. Посреди пещерки было несколько выемок, и в этих лужах найденыш стал прыгать и плескаться не хуже какого-нибудь дельфина. Я даже и не подозревал, что представители семейства кошачьих настолько воду любят.

И стала понятна необычная чистота меха Хрустя. Видимо, он тут частенько купается. Пока я пялился на игрища котяры в воде, моя боевая подруга молниеносно разделась и с радостным писком присоединилась к купанию. Похоже, у нее совсем поехала крыша из-за долгого пребывания в скотских условиях и невозможности нормально помыться. Работая секретаршей, она ох как следила за своей внешностью! И в вопросе устройства банного дня понять красавицу было совсем нетрудно.

Как нетрудно было оправдать и мои действия. У меня тоже поехала крыша, и все тормоза ушли на то, чтобы ее остановить. Основной инстинкт остался бесконтрольным, на него тормозов не хватило. Ну и попробуй проконтролируй себя, если в полутьме призывно белеет обнаженное женское тело! А посему я разделся, пожалуй, еще быстрей и чуть ли не сразу после этого оказался в воде в таком интересном положении, что девушке пришлось меня сильно придерживать, дабы меня не смыло течением. Ну и…

Нас даже присутствие Хрустя не смущало. Да и вел он себя паинькой: сидел в метре от нас, да только менял наклон головы, то так, то этак рассматривая, что мы творим. Вероятно, он в темноте такой с паром умудрялся видеть не хуже меня. Разве что в финале, когда моя подруга слишком уж бурно стала кричать, зверюга вопросительно похрустела. Словно спрашивала: «Ты свою самку и в самом деле хочешь сырой съесть?» Но дальше вопроса дело не пошло. А там и мы уже успокоились. Чуток полежали расслабленно, раскинувшись в почти горячей воде, и вспомнили, что нас могут начать искать.

Так что мы не стали залеживаться, хоть желание продолжить было взаимным. Ограничились только затяжным поцелуем.

– Как только поужинаем, возвращаемся сюда, – заявила Ксана. – А остальным расскажем об этом месте потом…

«Хорошо, что на Дне женщины не беременеют», – подумал я.

Мы быстренько оделись и вернулись в лагерь. Судя по тому, как все посматривали на наши мокрые волосы, народ догадался, что мы отыскали более удобное место для мытья, чем здесь. Но спрашивать никто не стал, потому что поспел горячий ужин и все в единодушном порыве бросились утолять голод.

После ужина Ольшин сказал:

– Надо проверить всю башню. Иначе спокойно не уснем.

Ну, надо, так надо.

– Тимофей, идешь со мной! – распорядился я. – А ты, Степан, в другую сторону пойдешь с…

– Я с ним пройдусь! – неожиданно вызвалась Ксана. Наклонилась ко мне и шепнула на ухо: – Туда ближе, мы вернемся раньше, и я сразу к нашему ручью. Жду тебя там, не задерживайся!

А мне съеденный ужин словно желаний плотских прибавил, так мне вновь захотелось хорошенько и теперь уже долго, долго «мыться». Поэтому я согласно угукнул и, несмотря на отягощенный перееданием желудок, довольно бодро потопал по намеченному маршруту. Правда, чуток не рассчитал, все-таки проходы там оказались довольно сложными. Центральная лестница, которую еще и непонятные конструкции в нескольких местах сильно погнули, была едва проходима, а потом и вовсе закончилась тупиком. А мне-то что? Раз тут никто из хищников не прячется, значит, смело можно возвращаться. И отправляться… Правильно! На помывку.

Вернулись к костру, где в одиночестве сидела Снажа Мятная.

– А где все остальные? – спросил я.

– Спать легли. А Неждан Крепак на пост заступил возле развалин стены.

– А Степан и…

– Тоже вернулись, – ответила молодка. – Ты есть будешь? Еще много осталось…

– Нет, спасибо. Пойду еще осмотрю окрестности.

Глянул на кота, которого за ужином баловали и ласкали все, а посему явно перекормили жареным мясом. Хрусть делал вид, что спит, но я в его сопровождении не нуждался и потопал в его пещерку с водными аттракционами.

И пока дошел, настолько явственно припомнил, что у нас с Ксаной уже было, да плюс то, что мы собирались совершить, что разогрелся без всякого кипятка или горячего душа! Моя любвеобильная натура восторжествовала и моментально взяла все тело под полный контроль. Тем более что обстановка была сугубо мирная, для секса более чем подходящая, вот мои гормоны и разбушевались.

В пещерку я буквально влетел, раздеваясь на ходу и вздрагивая от желания. И набросился на лежащее в воде женское тело. Ксана, видимо, заждалась меня и наградила своими фантазиями более чем бурно. А когда распластала меня и уселась сверху, то вытворила своим задом такие интенсивные движения, что я не удержался и сорвался в нирвану удовольствия.

Замер, приходя в себя и пытаясь отдышаться с закрытыми глазами. Девушка слезла с меня и тоже притихла.

А потом ей захотелось еще. Да так резко, настойчиво и умело захотелось, что моя плоть уже через минуту откликнулась стопроцентной готовностью, и мы продолжили. Но теперь я уже не спешил. Постарался задействовать максимум своих сил и полноту умений, опыта у меня хватало. Так что наконец и девушку прорвало на стоны, хотя до того она сдерживалась. Когда у нее наступил оргазм, и я не смог удержаться от своего второго подряд извержения. А откатившись в сторону и раскинувшись в потоке воды, сообразил: что-то не так.

Попытался припомнить весь процесс. Может, я где-то опозорился как мужчина? Нет, в этом плане все на уровне… А что же не так?

И только поводив языком по губам, слегка опухшим от поцелуев, я уловил странный вкус. Словно мятного чая напился… Или липового? Потому что и этот вкус пробивался из-под мятного… Затем мне вообще поплохело, потому что я каждой из раскинутых рук явственно ощущал женское тело! Одно и то же! Вернее, одну и ту же женскую отличительную особенность: весьма аппетитную грудь. Только левой рукой я ощущал правую, а правой – левую грудь!

Ну как тут с ума не сойти? Я вскочил на четвереньки, как это сделал Хрусть во время знакомства с Ксаной и Ольшином. И мой взгляд заметался между двух совершенно идентичных женских тел. Мозг, конечно, быстро отыскал правильный ответ, но несколько секунд тот пытался пробиться сквозь дикую мысль:

«Чудо! Ксана удвоилась! И у меня теперь две подруги!»

Но потом все встало на свои места, и я прохрипел бесстыже пялящимся на меня и блаженно улыбающимся двойняшкам:

– Вы чего это вытворили?! И где Ксана?!

Обе хитрованки затараторили, сменяя друг друга без малейшей паузы:

– Все нормально! Не переживай! Нам понравилось!

– И с твоей Ксаной ничего не случилось. Она со Степаном застряла в одной из комнат башни. Там дверь заклинило.

– А то нечестно получается: ей все, а мы как будто бесправные!

– Ну да! И мы первые имеем на тебя право за наше спасение.

– Долг платежом красен!

А я уже лихорадочно одевался и орал не столько в негодовании, как в диком смущении:

– Эпическая гайка! Вы что, поссорить меня с женой вздумали?! Или войну решили устроить?! Да она вас обеих лепешками по скалам размажет!

– Если узнает! – вставила Всяна Липовая со смешком. – А ты не будь болтуном и спокойно пользуйся и нашими ласками…

– А уж мы не проболтаемся, – томно проворковала ее сестрица Снажа Мятная. – Если ты, конечно, будешь себя хорошо вести…

– Да вы… да вы!.. – никак не мог подобрать я слов, запрыгивая в сапоги. – Шантажистки! Как только додумались до такого?!

– Ха! Это ведь так просто! Особенно когда я услышала ваши шепотки о месте свидания…

– А эту пещерку мы еще во время ужина нашли. Даром, что ли, больше всех метались да всех пытались обслужить? Да огонь поддерживали для общего блага?

Я припомнил, что, когда мы с Ксаной шептались, кто-то и в самом деле мог оказаться у нас за спинами, прикрытый повешенными одеялами. Так что подслушать нас несложно было. А уж с блокировкой разведчиков в Лежащей двойняшкам просто повезло. Вот и воспользовались они комиссарским телом на всю катушку!

И ведь в мою невиновность никто не поверит, начни я оправдываться!

Поэтому ничего больше не придумал, как самым строгим, полным злобы и угрозы командирским голосом приказал:

– Пока я вернусь со Степаном и Ксаной, чтобы вы уже спали на своем месте! Бего-о-о-ом!

Плутовки хоть и со смешками, но начали быстро одеваться. Я же побежал выручать бедных разведчиков. И как оказалось, успел более чем вовремя, потому что чудом сумел спасти своего заместителя от растерзания. По крайней мере, он так мне говорил с огромной благодарностью в голосе и бегающими от страха глазами. Что он только не пережил во время короткого заточения!

Начала Ксана вроде спокойно, требуя делать все возможное, чтобы выйти. Потом стала высмеивать парня. А когда он по наивности своей попытался поставить давнюю знакомую на место, то получил такой шквал ругани, сопровождаемый размахиванием мечом, что уже и с жизнью простился. Хорошо, что я начал стучать с той стороны, пытаясь открыть перекошенный люк между этажами. Это его и спасло от вошедшего в бешенство рыцаря Молчуна. Ну да, он с тех пор к подруге больше по имени не обращался. Только по прозвищу Молчун или официально так: «госпожа рыцарь».

То ли испугался, то ли обиделся.

Но и на мою голову вначале упал шквал негативных эмоций. Красной нитью в этих эмоциях проходил один вопрос: «Почему так долго не бросался на мои поиски?!»

Ну я-то истерические крики выслушивать не стал, не командирское это дело. Потерпел малость для приличия, а потом прорычал красавице прямо в лицо:

– Не замолчишь немедленно, затолкаю обратно в тот люк и оставлю там ночной дежурной до утра!

Подействовало. Обиделась. Губки надула, глазками блестит, что двумя лазерами. Ноздри трепещут от гнева. И ни слова с уст.

Чем я попытался воспользоваться, обрадовавшись, что мне не придется вновь идти сегодня в нашу интимную пещерку. Каким бы я ни был ненасытным любовником, но есть же и у меня какие-то пределы выносливости. Тем более что пар в ушах я сбил целых три раза и мое тело уже на подвиги не рвалось так рьяно, как прежде.

Но не тут-то было! Не успел я демонстративно пересчитать всех спящих в первом помещении, как Ксана двумя руками схватила меня за локоть и потянула на выход. При этом она приговаривала:

– Мы можем вообще не общаться, но наказывать меня лишением своей ласки ты не имеешь права! Я не рабыня! Так что не вздумай мне перечить!

Ну вот и где, спрашивается, здесь логика? Значит, она не рабыня и ей слова не скажи! А я тогда кто? Который бессловесный и который о возражениях даже права подумать не имеет? Или имеет право, но только соглашаться?

Пока я так размышлял над сложной философией отношений между полами, мы добрались до нашей пещерки, которой я уже мысленно дал название Гнездо Озорных Купидонов. Начали раздеваться одновременно, но красавица успела сбросить с себя все раза в три быстрее. А потом и за меня принялась. Но видя, что я несколько потухший, встала на камешек, чтобы смотреть мне глаза в глаза, и, обняв, стала поглаживать мои еще влажные волосы.

– Ты здесь был и меня ждал? – зашептала она горячо.

– Конечно, был! И даже успел два раза… э-э-э… искупаться. А тебя все нет и нет!

«И это мне, скорей всего, повезло, – проскочила мысль. – Представляю, что случилось бы, если бы люк удалось вам со Степаном выбить и ты сюда примчалась… О-о! Наверное, я бы точно с ума сошел, если бы подумал, что одна превратилась в три…»

Подруга потянулась ко мне с поцелуем и нежным ласковым голоском проворковала:

– Ты прости меня, пожалуйста! Просто и меня пойми, я так перенервничала, ожидая этой минуты… Не сердись…

Естественно, сердиться я не мог и не имел никакого морального права. Наоборот, чувствовал себя страшно виноватым и готов был сделать все для исправления своей ошибки.

Ну и постарался это все сделать как надо.

Давненько я так не усердствовал. Наверное, в последний раз так выкладывался, когда в первую ночь своего близкого знакомства с Мансаной постарался понравиться ей как мужчина. А ведь я тогда еще был увечным. Сейчас же у меня было крепкое и здоровое тело, немереные мужские силы и некоторые умения, которые и в этом деле мне предоставлял Первый Щит. Чего стоило только мое новое осязание внутренней ауры, которое помогало улавливать со стопроцентной гарантией, что именно чувствует моя партнерша в тот или иной момент нашей близости и как этот самый момент довести до пика удовольствий.

И вот сейчас уже Ксана дошла до таких вершин сладострастия, что вначале орала столь громко, что я был уверен: все проснулись и прислушиваются. А потом охрипла и перешла на стон. Вылечить связки я ей мог чуть ли не сразу, во время соития, но не стал отвлекаться. Да и свои барабанные перепонки пожалел.

Закончилось тем, что девушка на мне так и уснула, обвив руками и ногами, и я с полчаса тоже пребывал в дреме. И во время оной мне снилось, что я как торпедный катер рассекаю поверхность изумрудного озера, а на мне с визгом катаются по очереди разные красавицы с самыми что ни на есть привлекательными формами. При этом они умудрялись делать повороты плавсредства, ударяя меня по губам то левой, то правой грудью. Еще и менялись как-то до жути шустро, прямо на ходу. То одна «рулит», то вдруг раз – и уже другая! А потом: а-ап! И мною управляет… ну, правильно (как же без нее-то?!) моя незабвенная Мария Семеновна Ивлаева. Моя лучшая подруга детства, моя самая страстная партнерша по сексуальным забавам и самая частая героиня моих сновидений.

Но если раньше Машка снилась как-то приятно или я с ней легко справлялся, заставляя действовать по моим прихотям, то теперь получилось как-то совсем грубо и некрасиво. Управляя мной, как катером, подруга, видимо, отправила меня на рифы возле берега, потому что спину мне стали рвать удары камней и верхушки торчащих на мелководье коряг. Естественно, что мне стало больно, и я возопил:

– Что ж ты творишь?! Куда рулишь?! Гаишников на тебя нет! Ты же мне всю спину порвешь! Тормози!

Да где там! Стоило мне только пошевелиться, как Мария добавила скорости и, ерзая на мне с особой преднамеренной жестокостью, добилась того, что вода стала заливать мне лицо. А дополнительное погружение спровоцировало окончательную порчу моего кожного покрова. Теперь я уже явственно ощущал, как из ран на спине струится горячая кровь, опекая мне низ спины и ноги.

И даже в страхе открыв глаза, я понял, что сон все равно продолжается: кровь из меня вытекает, спина вся разорвана, я горю, а вплотную к моему лицу раскрытые женские глаза.

Правда, тут же раздался взволнованный женский голос:

– Ой! Ты только глянь, Миха, какая горячая вода стала течь! – И вроде как нетяжелое женское тело скатилось с меня. – Вставай, а то ошпаришься!

Ну это я и сам уже понял, осознав где я и что со мной. Все-таки не на мягком матрасе лежал! И даже не на одеялах! И неровности каменного дна настолько врезались в спину, словно туда ножи вонзили. Да вдобавок и ручей вдруг стал плеваться совсем уж горячей жидкостью. Вот и пришлось мне выкатываться на сухой камень, словно раненому моржу, а потом со стонами дожидаться, пока Ксана своими нежными пальчиками чуточку не разгладит появившиеся у меня на спине вмятины.

Хорошо расслабились! И благо, что не сварились, как куски тервеля в бульоне!

Быстренько оделись, да и помчались в лагерь досыпать в нормальных условиях. Ведь завтра предстоял последний переход к Пирамидке, башне нашего нового места жительства. И перед тем, как лечь, сказал Владу Серому:

– Там справа, в трехстах метрах, есть пещерка с горячей водой. Пусть желающие моются…

Глава двадцать седьмая

Под колпаком

Великан при виде вошедшего человека попытался мило улыбнуться и приглашающе взмахнул лапищей:

– Проходи, садись!

Но все это ничего иного, кроме страха, не вызывало. Леониду хотелось быстренько развернуться и с криком «Извините, ошибся дверью!» или «Я дома утюг забыл выключить!» умчаться отсюда куда подальше. Теперь он понял, почему в этом здании и окна большие, и двери словно для танков предназначены. А уж последние наставления этих подлых предательниц, которые наверняка его сдали надсмотрщикам с потрохами, припомнились дословно.

Но раз уж он здесь оказался, придется продолжать игру и надеяться хоть как-то выкрутиться и смягчить неожиданный удар судьбы. Вот только ноги плохо слушались, неся тело к вполне нормальному стулу, стоявшему возле журнального столика. Хотя «журнальным» он считался и выглядел только относительно валуха! Для человека он смотрелся вполне обычным, обеденным, персон так на двенадцать…

Барон, дождавшись, пока визитер усядется, заметил:

– Какой-то ты скованный… Художник Миха держался не в пример тебе привольно и с моими коллегами общался, словно со старыми приятелями.

Ничего не оставалось, как вежливо уточнить:

– Речь идет о господине Резком?

– О нем, красавчике, о нем. Или тебе другие подобные художники известны?

– Нет. Видел картины только этого.

– И как они тебе?

– Феноменально!

– Неужели ни разу прежде тебе не доводилось видеть подобные? – прищурив глаза, допытывался великан.

Хорошо, что врать землянину ни капельки не пришлось:

– Ни разу в жизни! Я даже представить себе не мог, что мне выпадет такая удача полюбоваться творениями этого гения. Потому и мечтаю приобрести полотна в свои арляпасы.

Валух озадаченно крутанул головой, видимо, все-таки не веря. И спросил с улыбкой:

– Только об этом и мечтаешь? А о чем еще?

Вопрос был несколько провокационный. Мол, если ты ко мне пришел с просьбами, то пора уже и приступать к их изложению, заниматься мне праздной болтовней недосуг. И Леонид решился, подбирая слова осторожно, словно вступая на тонкий лед:

– Еще мечтаю, чтобы Миха Резкий работал в моей, предоставленной для него студии… ни в чем не нуждался… и ежедневно творил, творил, творил…

– Увы, это невозможно. Все убийцы отправляются на каторгу, и только мораторий гаузов на смертную казнь ограждает их от жестокого уничтожения немедленно.

– Э-э-э… но ведь бывают исключения?.. Досрочное освобождение за хорошее поведение, амнистии там разные…

– То есть ты считаешь, что за совершенное преступление он не должен быть наказан? – Голос барона стал строгим.

– Ну зачем же так? – сделал мэтр тактическое отступление. – Наказание должно быть неотвратимо, дабы другим неповадно было. Но ведь обстоятельства каждый раз иные бывают, и всех под один параграф не загонишь…

– Или ты сомневаешься в компетентности судей или в результатах проведенного расследования? – продолжал греметь голос великана.

– Да нет, я в ином смысле… Имею в виду изменение формы наказания. Типа домашнего ареста… Да под поручительство хорошего, всеми уважаемого человека… Тем более если виновный раскаялся в содеянном и готов исправиться….

Барон Фэйф молчал, и Леонид продолжил:

– Мы как ценители гениальной живописи должны понимать, что он принесет несоизмеримо больше пользы обществу своим талантом, а не прозябанием на какой-то каторге, собирая какие-то груаны… Не правда ли?

Барон выдержал огромную паузу и спросил:

– То есть ты готов ручаться за этого художника своим добрым именем и даже всем своим состоянием?

– О! Несомненно! За такого гения любой готов поручиться!

– Но каторга очень далеко. Если тебе придется ехать туда, согласишься ли ты бросить все свои дела?

– Немедленно! Хоть на край света!

– Похвально, похвально такое самопожертвование! – поощрительно покивал надзиратель, наверняка занимавший чуть ли не самый высокий пост. – Тем более ради чужого, совершенно незнакомого человека… Вы ведь раньше никогда не виделись?

При этом вопросе Найдёнов вскинул брови, но мысленно живо изменил вопрос на «Вы ведь на этой планете с Михой никогда не виделись?». И ответил с непоколебимой уверенностью:

– Ни разу не встречались!

И тут, судя по еле заметно дрогнувшему уголку губ, барон не поверил. Он решительно выдохнул и стал засыпать посетителя вопросами, касавшимися всего, чего угодно, от искусства до семейных отношений. Причем делал это совершенно бессистемно, словно поставив себе задачу прослыть любителем поболтать. То об арляпасах что-то спросит, то о новых блюдах, то детьми поинтересуется…

Но моментально вспотевший от волнения землянин сразу догадался, что его просто проверяют на знание местных реалий. Причем спрашивают о том, что известно любому местному жителю, и тот даст ответ с ходу, вполне естественно, не задумываясь. Не отвечать на вопросы – это все равно что обвешать себя плакатами с надписью: «Я – из другого мира!»

И Леонид понял, что проигрывает по всем статьям!

В конце концов великан не выдержал:

– А может, хватит нам уже ломать комедию, господин Чаплин? И ты откровенно расскажешь, из какого мира ты и Миха к нам прибыли?

Внутренности у Лени сжались, словно перед падением, а осипшее горло выдавило:

– Так уж… и из другого…

– Ну ладно, пусть будет из «третьего»! – со смешком сказал великан. – Интересно будет послушать.

Горло окончательно заложило, и пришлось землянину долго и натужно прокашливаться. Валух его нисколько не торопил, воды не предлагал и терпеливо ждал. А великому мэтру циркового искусства приходилось лихорадочно продумывать, куда это он влип, чем это ему грозит и как из этого всего выкрутиться.

Логично рассуждая, нетрудно было понять, что его разоблачили еще раньше, до прихода в это здание. Скорей всего, даже массажистки уже были в курсе его иномирского происхождения. Потому их наставления звучали теперь слишком уж многозначительно и двусмысленно. Значит, взять его под арест, упечь в тюрьму управы, а то и сразу отправить на пресловутую каторгу могли без проволочек и уж тем более без этой беседы. Да и если бы надсмотрщики цивилизации желали получить ответы на все свои вопросы, то действовали бы совсем иначе.

Ан нет! Уважили! Вероятно, он у барона дома, с ним цацкаются… Мало того, наверняка это барон дал указание ускорить, удешевить, упростить покупку арляпаса! Потому что таких идиотов, каким казался бывший владелец, не могло быть на свете.

А теперь шпиона выловили, имущество заберут…

И тут же пришло на ум: а если шпион во всем признается?

«Что мне грозит? – размышлял Леонид Найдёнов в максимальном режиме. – Свою родную цивилизацию я не предаю и даже понятия не имею, как туда вернуться. Ни на кого не работаю. Сам еще недавно радовался, что здесь мне нравится. Раскаиваться мне не в чем. Никого не убил, никого не ограбил, не изнасиловал. Да и вообще никому ничего не должен. Мало того, передо мной стоит наиважнейшая задача: любыми путями спасти друга, вырвать его с каторги. И для решения этой задачи все средства хороши. О местах переходов в мир Трех Щитов надо молчать даже в мыслях и о Шаайле вспоминать не стоит… а вот все остальное можно рассказать. Главное – делать это вдумчиво и осторожно…»

Он тяжело вздохнул и покаянно развел руками:

– Ваша взяла… Деваться мне некуда… И как вы меня раскусили?

– А очень просто… – и барон принялся перечислять.

Слабое знание быта. Полное неведение о каторге, которой пугают детей малых. Не хотел покупать арляпас. Странный интерес к художнику. Ничего не знал о поезде. О лживом имени и украденном где-то жетоне вообще было сказано с презрением и попыткой устыдить. Точно такой же акцент, как у Михи Резкого. Такие же замашки и некоторые специфические словечки. Тоже немалый, резко выделяющий из толпы талант. Лицо в старых шрамах. В этом мире со шрамами не ходят – их устраняют в больницах чуть ли небесплатно.

Ну и еще кучка да две тележки деталей.

Причем эту самую кучку не мог подметить никто иной, кроме массажисток. А значит, они не только массаж умеют делать да интимные услуги оказывать, но еще и служат в структуре, где у всех чистые головы, горячие руки и железные сердца.

«Или там как-то иначе говорилось о чекистах? – Леня злился на девочек. – Скорей всего, у них руки, словно стальные крюки! Перламутрицы продажные! О как в доверие ко мне втерлись! Ловко… А я чем думал? М-да… точно не головой…»

Но мысли – это одно, а вот что рассказывать дальше и как при этом не завраться, не попасться на противоречиях – следовало подумать хорошенько. Хотя легенда мало отклонялась от правды. Особенно если забыть о Земле и преподносить несколько подретушированную версию приключений в мире Трех Щитов:

– Вообще-то мой друг Миха не столько художник, которым он стал совсем недавно, после одного сложного магического обряда как оружейный мастер и рыцарь. Совершенно случайно он попал в плен к смертельным врагам нашей цивилизации, и его все посчитали погибшим. Три его лучшие подруги отправились на войну, чтобы за него отомстить. Но он тем временем чудом спасся, познакомился со мной, и мы уже вместе сумели не только оторваться от врагов, но и здорово им насолить только одними своими умениями хорошо прятаться и устраивать разные пакости. В этом деле Михе как обладающему магическими умениями – нет равных. Ну, от врага-то мы сбежали, а вот потом пришлось мчаться за подругами следом, пытаясь вырвать их из горнила войны…

– У вас там все еще бегают с мечами и колют друг друга копьями? – спросил барон.

– Можно подумать, здесь не так!

– Но тут есть электричество и все остальное!

– Электричество и у нас есть… И поезда подземные имеются.

– Допустим. И как вы здесь оказались?

– Это все Миха с его умениями. Нас враги прижали так, что мы оказались в западне. Еще чуть-чуть, и прощай, головушка. Но тут моему другу и удалось сотворить некий волшебный обряд. Вот нас и перебросило сюда. Жаль только, что в разные места. Пришлось устраиваться самостоятельно, а потом начинать розыски. Ну и чисто случайно услышал про удивительные картины, глянул на них, увидел несколько модернизированную копию одного нашего всемирного известного полотна. Сразу все понял… Ну а дальше-то и рассказывать нечего… – Он взглянул на барона: – Поможете друга с каторги вытащить?

Великан подвигал кустистыми бровями:

– Некоторые возможности у нас имеются, скрывать не стану. Но именно «некоторые», сильно ограниченные и связанные с риском. Причем с риском, как это тебе ни покажется странным, грозящим в первую очередь именно мне… Да, да! Не удивляйся! С тобой я могу быть откровенным, потому что гаузы, узнав о тебе, сразу схватят тебя и разложат на атомы. А потом соберут в нужном им виде. Так что не вздумай к ним попадаться. Волей-неволей, но ты теперь связан с нами. Иного тебе не дано.

– А с «вами» – это с кем? – осторожно спросил самозваный Чарли Чаплин.

– Я не отвечу. И сам знаешь почему. Возвращаясь к нашим возможностям… нам придется много и напряженно поработать для освобождения твоего друга. Мы тут хоть и надсмотрщики, но тоже у гаузов в рабском положении. И если они будут недовольны нашей службой, пострадает вся наша цивилизация. Так что я очень рискую.

Леонид проникся. И посмотрел на великана уже совсем иными глазами. Скорей даже как на собрата по несчастью, чем на более сильного, опытного и много знающего союзника.

– Даже так стоит вопрос… – протянул он. – Ну… а если меня поймают эти ваши гаузы?

– Надо всеми силами постараться этого не допустить, – заявил барон. – Живым тебе попадать к ним нельзя. А поэтому с этого часа за тобой будут следовать постоянно и везде твои новые подруги. И ты не сомневайся в них, при внешней их хрупкости и беззащитности они надежные и решительные воины. Ты даже сообразить не успеешь или испугаться, как смерть примет тебя в свои объятия. Следом умрут и они.

«О-о-о, как тут все строго, – загрустил землянин. – Девчонки-то ну совсем не по тем делам! И в ангелы-хранители никак не годятся… Но, с другой стороны, где я и где гаузы? Если уж валухи меня прикроют своей тайной организацией, то бояться мне нечего. А там Бориса выдерну, и он что-нибудь да придумает…»

– Ну как, начинаем сотрудничать ради общего дела? – спросил барон.

И Леониду ничего иного не оставалось, как согласиться:

– Всенепременно! Но только у меня одно условие… Хочу переименовать моих спутниц. Так будет солидней и звучней.

– Всего лишь? Да на здоровье! – расслабился великан. – И как назовешь?

– Горгона и Ехидна!

Заметив непонимание в громадных глазах громадного собеседника, Найдёнов сослался на древние легенды, где эти две особы женского пола слыли якобы самыми умными, хитрыми и прекрасными. И мысленно расхохотался:

«Ну и пусть думают, что я их сравнил с полубогинями. Главное, чтобы не узнали правду. Иначе сразу мне устроят смерть от несчастного случая… Или чего похуже! Ха-ха-ха!»

Жизнь продолжалась, просто у великого артиста появилась новая роль. А это его никогда не пугало.

Глава двадцать восьмая

Великое переселение

Больше всего Шаайла опасалась, что на замок рыцарей совершено коварное нападение разбойников. Но сколько она ни присматривалась издалека, трупов не замечала, стычек тоже, а вот людей было предостаточно. Но все они только и делали, что стояли и уныло, безысходно смотрели на пламя. И, видимо, именно они и были погорельцами.

Несколько удивляло, что никто не метался, не пытался гасить огонь, никаких криков не слышалось, но она поняла, в чем дело. Спасли наверняка всех или уже не было никаких шансов к спасению остальных. Ну а гасить огонь попросту было нечем: вся вода и трубопроводы находились в самом строении, только вот в отличие от Сосульки тут вода самотеком не прорывалась и не потушила пожар.

Да и горело довольно прилично, хоть и не слишком дымно. Верхние этажи уже прогорели, и некоторые башенки крошились и рушились под собственной тяжестью. Нижние, видимо, разгорелись совсем недавно. Многие люди стояли в опаленной одежде, некоторые с ожогами. Вокруг валялись горы вещей, которые, видимо, успели выбросить с многочисленных балкончиков и из окон верхних этажей. Тут окон хватало, и кое-где тлеющие веревки ясно показывали, каким образом успели эвакуироваться из огня многие обитатели. Точнее говоря, бывшие обитатели, потому что вряд ли кто и когда сможет вновь жить в этом выгоревшем здании.

В стороне от толпы вашшуна увидела Валерию Ирис и Зорде Шляпника. Они стояли со скорбными, чуть закопченными лицами. Правда, одежду им удалось сохранить в целости, как и заплечные мешки, оружие и разные мелочи на поясах. Вашшуна подошла к ним:

– Кто-нибудь пострадал? И как возник пожар?

Валерия узнала ее и удивленно подняла брови:

– А быстро вы добрались со своими носилками!

– Как это печально! – тут же воскликнул рыцарь. – И это еще чудо, что обошлось без жертв и в дыму никто не задохнулся! Все успели выскочить или спуститься по веревкам, все до единого! А вот замок…

– Почему он загорелся?

– Скорей всего, неосторожное обращение с огнем на кухне среднего уровня. Там слишком много было запасено дров и продуктов, ведь крепость готовилась к осаде, которую ожидают через несколько дней. Коптили мясо, вот где-то и недосмотрели…

– Так вы успели сюда еще вчера вечером? – спросил Барс. – Неужели всю дорогу бежали?

– Мы не зайцы, чтобы бегать, – с апломбом заявила Ирис. – Просто все время шли, тем более что мы налегке. Даже свой котелок вам оставили. Кстати, вы его нам вернете? А то теперь нам предстоит обратная дальняя дорога, здесь больше делать нечего… Да и опасно находиться из-за предстоящей войны. Надо уходить немедленно… вот потому и напоминаем о котелке!

– Вернем, не сомневайтесь, – заверила Шаайла. – Пусть только караван наш подтянется. А что с остальными будет? Куда они денутся?

И опять свое мнение с этаким философским трагизмом стал высказывать Зорде:

– Все разбегутся в разные стороны и вверят себя в руки фортуны. Хотя, может, именно такое изменение в жизни и повлияет весьма положительно на ее продолжительность.

– А почему не проводят расследование? – спросил Барс. – Почему не выясняют, кто виноват?

Шляпник только горестно развел руками, а Ирис раздраженно сказала:

– Похоже, еще не проснулись… неудачники! – Видимо, последнее слово у нее вырвалось невольно, потому что она тут же пустилась в объяснения: – Ну а как иначе их теперь можно назвать? Раньше они были – сила, а сейчас именно неудачники. Да еще и нам такое разочарование доставили своей расхлябанностью… А сколько я с вечера пьяных среди них заметила, кошмар! Даже их иконы заливались дурацким пьяным смехом…

После такого заявления причина пожара становилась более понятной.

Погорельцы увидели приближавшийся караван, и в их рядах началось некоторое шевеление. На пятерых мужчин с Шаайлой даже внимания не обратили, а вот скрип арб и стук колес все-таки насторожил: как-никак война на носу. Но опознание прибывших произошло быстро, большинство обитателей Сосульки здесь были хорошо знакомы.

Ступор закончился, начался обмен мнениями, понеслись горестные стенания и вопросы, что делать и куда теперь идти. А там и ответы стали звучать, причем вариантов слышалось все больше и больше. Постепенно все собрались вокруг каравана, и прибывшие затопленцы тоже вступили в разговор.

И только две женщины, отгородившись от остальных арбой, вели отдельную беседу. Но тема была та же самая: куда пойти, куда податься?

Умудренная жизнью Ришиналь говорила вашшуне о том, что во главе с чудотворницей люди имеют отличные шансы достичь любого, даже самого отдаленного места. А удобное место для поселения есть. Пусть далеко, пусть не до конца проверенная легенда, пусть даже не все туда решатся отправиться, но стоило рискнуть.

Вашшуна согласилась, а подошедший управляющий, пусть и бывший, дал свое согласие и от имени всех двадцати мужчин покинутой Сосульки.

Шаайла взобралась на арбу и оттуда обратилась ко всей толпе:

– От имени нашего отряда в сорок человек я выдвигаю предложение ко всем: идти с нами! Куда именно, сейчас скажу. Совсем недавно прошли сражения между монстрами, и на какое-то время воцарилось затишье. Хотя это и не столь важно, ведь я могу распугивать с нашего пути любых хищников. Но в любом случае наша дорога будет прямой, без объездов. Мало того, на всех встречных Дланях мы сможем брать столько пайков и ценного товара за груаны, не отдавая их, сколько нам понадобится. Ни голода, ни сложностей у нас в походе не будет. Ну и наконец, я умею не только физически наказывать встающих на пути у нас врагов, но и убивать их на расстоянии. Уже вижу по вашим глазам, что многие согласны отправиться с нами. Наша конечная цель – город Иярта!

Люди молчали, переваривая услышанное, и вашшуна добавила:

– Думайте, советуйтесь с теми людьми, кто меня уже знает, и подходите договариваться об участии в походе к Ришиналь Мудрой! А я пока вылечу тех, кто получил ожоги! Пусть вначале подойдут те, кто получил самые сильные…

И лихо спрыгнула с груды увязанных ящиков на землю.

Люди спорили. Люди присматривались. Люди задавали кучу вопросов. И в ответах на них особо распинался, делая рекламу своей покровительнице и предводительнице, Барс Черный. Умел мужик и говорить красиво, и доказывать обстоятельно.

И все-таки опять решающими в выборе оказалось излечение вашшуной пострадавших при пожаре. После такого можно во что угодно поверить и куда угодно отправиться, лишь бы всегда оставаться вместе с такой замечательной целительницей.

Так что начались сборы, и вскоре большая колонна людей двинулась в направлении легендарного города. И предводительницей этой колонны, несмотря на недовольное ворчание некоторых рыцарей, была без всякого голосования или обсуждения выбрана Шаайла.

К сорока членам ее отряда прибавилось более сотни человек. Причем примерно шестьдесят процентов этой сотни составляли здоровые физически, подготовленные к любому бою воины. А многие рыцари еще и успели спасти из огня свои доспехи и отличное оружие. Так что по боевой, ударной мощи увеличившийся караван если и не мог бы противостоять сборной армии соседей, то уж отдельные отряды врага, коль те вдруг встретятся на пути, размолотил бы играючи. А то, что главная воительница в отряде видела дальше всех, да еще и могла своей силой ударить по противнику издалека, удесятеряло преимущества.

И уже никто не сомневался, что, как бы далеко и долго ни пришлось идти, удача им будет сопутствовать. А иначе и переселяться не стоило!

И мало кто обратил внимание, что к колонне пристали два новых, только вчера вечером прибывших человека. Валерия Ирис и Зорде Шляпник шли вместе со всеми, ничем особо не выделяясь, так и не потребовав свой котелок.

Правда, один человек все-таки за ними нет-нет да присматривал. Да еще и своей любимой Чернавке что надо на ушко нашептал, а потом и Дорту Медовому с Игором Гончаром дал указания. Недаром ведь Барс сумел, будучи в разбойниках, пробиться и в казначеи, и даже час побыть атаманом. Наблюдать и делать соответствующие выводы он умел очень и очень неплохо. К тому же он чуть ли не лучше всех понимал: случись что с чудотворницей, и не факт, что кому-то из огромной толпы удастся выбраться на волю Светозарным. Судьба второго раза исправиться уже не даст. Надо беречь то, что имеется.

Очень беречь.

Ну и мечтать о городе Иярта. Потому что в мечтах больше всего и находит человек сладкого забвения и забывает хоть ненадолго о суровой действительности.

Колонна людей с оптимизмом двигалась к своему ближайшему будущему.

Глава двадцать девятая

Отсроченная смерть

Уром в нашем стане царила полная тишина и покой. Смену постовых, которую они сами проводили по установленному Степаном порядку, ночью никто толком не слышал. Да и они не шумели, сбегав по очереди к ручью, а потом утром и всем остальным товарищам показав туда дорогу. А я в первый раз в этом мире вообще спал как убитый. Ксана рядом со мной тоже сопела в две дырочки, ни на что не реагируя. Хотя после того, что она пережила, это и неудивительно. Как и насчет меня удивляться не приходилось. Укатали Сивку крутые горки!

Позже выяснилось, что и двойняшки спали так крепко, что осторожно тормошившая их Франя так и не смогла добудиться своих помощниц для приготовления завтрака. А тихонько возившийся со своими флягами Ольшин шепотом посоветовал главной кухарке:

– Да оставь их ты в покое! Молодые, пусть выспятся… Нам все равно спешить некуда, часов через шесть будем на месте. Так что не торопись… А лучше сходи в ручей да искупайся. Там истинная лепота!..

То есть все просыпались, когда кому вздумалось. А так как все у нас подобрались в компании деликатные и понятливые, то, видя непомерную усталость командира и его крепкий сон вместе с особой приближенной, догадывались, в чем дело, и каждый расползался по делам. Или торопился в Гнездо Озорных Купидонов. Занятие нашлось для каждого. Кто крепление грузов на арбах проверял, кто колесной смазки добавлял во втулки осей, кто готовить помогал или перебирать найденное вчера в башне имущество.

Так что проснулся в блаженстве. Не открывая глаз, ощутил теплое тело у себя под боком и понял, что жизнь удалась! А я чувствую себя преотлично. И где-то даже из глубины сознания стало подниматься этакое непроизвольное желание еще больше отсрочить выход к Пирамидке, отдохнуть здесь сутки, а то и двое, и самое главное – вволю понежиться в том самом гнездышке, которое оккупировали ну совсем озорные купидоны.

Да только совесть, как всегда, вмешалась и все испортила. Напомнила о бедном Лене, который наверняка где-то тыкается по углам или дымоходам, меня разыскивая. Как бы ему самому срочно моя помощь не потребовалась! Да и вашшуна не всесильна. И наивностью не обделена. Ее тоже, чувствует мое сердечко, выручать придется. А уж о приснившейся недавно Марии лучше вообще не вспоминать. И ее, и Веру с Катей точно надо спасать из лап зроаков!

Сразу тело резко выдохнуло и начало самопроизвольно подниматься, не слушая команды сознания «лежать!». Что-то проворчала Ксана, а я уже сидел, осматриваясь. Первой на мое пробуждение среагировала Франя:

– Ну, наконец-то наш командир изволил выспаться! Завтрак уже трижды разогревала! Садитесь кушать!

Хорошее приглашение, от которого я бы и мертвый не отказался.

Я ел и рассеянно смотрел по сторонам. Вот Ксана помчалась в кустики. Вот, хихикая и перешептываясь, встали двойняшки. Вот Степан вернулся со страшно довольным лицом из купальни и уже собрался было со мной заговорить, но, заметив возвращавшуюся подругу, резко направился к своим котомкам. А вот и Ольшин выстроил свои фляги, которые у него в хозяйстве предназначались для гнатара. В стороне валялись и несколько найденных здесь сосудов, в которых по запаху, как было вчера определено, тоже бултыхался ром. Вот Мастер и занялся с утра купажированием разных сортов, утверждая, что в сумме получится несколько емкостей с изумительным напитком.

Заметив мой интерес к его искусству, он протянул одну из фляг со словами:

– Попробуй. Не пожалеешь.

Спиться я не боялся, так что попробовал. Глоток. И тут же очень, ну очень пожалел! И больше никогда ему в таких вот вопросах верить не буду. От попавшей в рот мерзости меня настолько резко затошнило, что я даже наружу выскочить не успел. Где сидел, там и исторг свой последний глоток и часть только что съеденной каши. Еле-еле отдышался, удерживая в желудке все остальное и глядя на свои не столько побледневшие, сколько позеленевшие ладони. Наверное, и лицо было под стать смертельной зелени. После чего с полными слез глазами обратился к недоумевающему ветерану:

– Ты чего?! Отравить меня вздумал?!

Ольшин пожал плечами, демонстративно отпил из той же фляги и даже попытался обидеться:

– Ничего ты во вкусе настоящего гнатара не понимаешь! Это же амброзия! Напиток богов получился!

– Фигвам! – разозлился я. – Это натуральная «тошниловка» получилась! Капля этой гадости в харю любого тервеля, и он скручивается бубликом в предсмертных судорогах!

– А что такое бублик? – вот это его удивило.

Запамятовал я, что в этом мире подобная мелочь не производится. Пришлось на пальцах показывать, как он выглядит. А потом спешно заедать добавочной порцией мерзкий вкус во рту и преследующий меня неприятный запах. Наверное, именно по этой причине я страшно разнервничался, стал жалеть, что мы так поздно отправляемся в путь, и за короткое время успел заставить всех резко мобилизоваться. И мы уже через полчаса после инцидента с «тошниловкой» выступили дальше по маршруту.

И последний член нашей команды не отставал, стараясь не удаляться от меня дальше, чем на десять метров. Чувствовал Хрусть, кто в этом караване главный! Я придумал название для его вида: когуяр. Вроде и когтистый, и кот, и ягуар, и рычащий в одном флаконе.

А чтобы остальные не спорили, я со всем своим командирским авторитетом заявил:

– Примерно так это животное и называется в том месте, где я вырос.

Но некую часть авторитета из-за неприятия моим организмом адской смеси старого и нового гнатара я потерял несомненно. Поскольку в пути Ольшин только и делал, что распинался о своем умении купажировать. А чтобы ему поверили, давал каждому попробовать по глотку, а то и два. Женщины от этой гадости отказались сразу, только понюхав. Сурт Пнявый глотнул словно воду и лишь равнодушно повел бровями. Лузга и бывшие исполнители, когда пили, старались не кривиться и одобрительно кивали, наверное, чтобы уронить мой престиж. И только Ратибор да Емельян с Нежданом шумно хвалили напиток, чмокали, словно выпили сироп, и просили еще.

Комики! Очень мне напоминавшие моего друга Леонида Найдёнова.

Но обижаться на них не стал. Шутить в любом случае полезно! И опять приступил к своим экспериментам над хищниками и продолжил работу по усилению уже полученных умений. И результаты привели меня в отличное настроение.

Поэтому и шестичасовой путь с привалом на обед показался коротким. Еще и новый груан заполучил и беззаботно сунул его к трем уже имеющимся «своим».

В свою новую обитель под номером 600/3003 и под названием Пирамидка мы вселялись радостно, шумно и с энтузиазмом. Ее вид несколько отличался от того, что о ней говорилось. Это была не пирамида с вонзающейся в землю вершиной, а четырехугольная призма, нижний этаж которой имел в длину восемь метров, а верхний – все двадцать. И три круговых балкона на пятом, восьмом и четырнадцатом этажах.

Пирамидка оказалась весьма удобной, просторной, прекрасно приспособленной для обороны и вообще изумительной в плане повседневного быта. Три просторные кухни на разных этажах. Горячая и холодная вода. Канализация в санузлах с нормальными унитазами белого цвета, умывальниками и душем. Ванн не было. Видимо, строители в смету не вложились. А вот окна были. Начиная с восьмого этажа и выше довольно широкие и высокие проемы имелись практически в каждом помещении, а в некоторых и по два. Состояли окна из трех створок: средняя – неподвижная, а боковые открывались внутрь помещения. Там было какое-то очень прочное стекло, а может, и не стекло – я в данном аспекте был не подкован.

Единственный минус башни – кухонные плиты следовало топить дровами. Но тут уж ничего не поделаешь, такое было везде на каторге.

Я не успел особо присмотреться к башне 55/14, где раньше жило большинство моего отряда, но даже, по моему мнению дилетанта, условия жизни здесь были гораздо лучше. Как и по сравнению с башней Зуб, по мнению Емельяна. Исполнители тоже считали, что их брошенное жилье гораздо хуже. А вот Мастер авторитетно заявил, что в большинстве замков условия получше будут.

Так что Дно мне подбросило очередные темы для размышления. Ну вот хоть головой меня об стенку бейте, но не поверю я, что гаузы подобное выстроили специально для каторжников! Или не гаузы. Да пусть кто угодно! Ну не могли такие здания в сложнейшей системе глубочайших недр построить специально для уголовников и политически неблагонадежных личностей. Скорей, тут создавались лаборатории, исследовательские центры, а то и дома отдыха для желающих пожить в интересном месте.

Хотя я и понимал, что мои догадки могли быть неверны. Если припомнить слова «умника» о совмещенных пространствах, то Дно вообще может находиться в иной вселенной. Просто со стороны мира Набатной Любви в эту вселенную имеются некие телепорты. Гаузы их отыскали, запитали энергией, грамотно использовали и только закладывают все необходимое для нормальной работы. То есть подают для каторжан пайки и бытовые товары. А взамен получают груаны. Много груанов. И это им, несомненно, выгодно.

Потому и держат в рабстве не только людей, но и валухов.

С такими размышлениями я обошел всю башню с «ног до головы», осмотрел каждый из двадцати трех этажей и даже дал, где посчитал нужным, распоряжения. Дать-то я их дал, но заметил, что их не бросаются исполнять сломя голову. То есть моим знаниям и опыту тут приложения не было. Как и моим умениям. Все прекрасно справлялись и без моих ценных указаний. Даже Ксана отыскала для себя дельное занятие, оборудуя для нас двоих спальню на восьмом этаже.

Я вынужден был признать, что лучшего помещения и сам бы не выбрал. Но от мысли соваться в оформление интерьера сразу благоразумно отказался. Женщины любят устраивать домашний уют, вот и нечего туда мужчинам направлять свою энергию. Тем более что Ксана старше меня намного (чуть ли не на шесть лет!), и в этом деле я ей ну совсем не советчик.

Я там только и сделал, что быстро опробовал душ да переоделся в новую, несколько мне тесноватую, но мягкую и добротную одежду. А старую, вместе со всем содержимым карманов, оставил для стирки. Из старого обмундирования только пояс с четырьмя новыми груанами нацепил. Тело хотело чистоты и праздника.

И жаль, что этим праздником пока не с кем было поделиться. Все выглядели слишком озабоченными.

Почувствовав себя в башне пока ненужным, я решил заняться разведкой местности. Самое командирское дело. Тем более что отправляться в такую вылазку я не боялся и в гордом одиночестве. Монстры меня уже не пугали совершенно.

Расслабился. Поверил в свою неуязвимость. И на вопрос Степана Живучего: «Кого берешь с собой?» ответил:

– И один справлюсь. Я недалеко, в пределах вашей видимости.

И пошел. Лелея в душе своей мечту отыскать где-нибудь рядом еще одно Гнездо Озорных Купидонов, как следует оборудовать его, а потом устроить Ксане сюрприз. О коварных и хитрющих двойняшках я старался не вспоминать. Они свое от меня получили, меня как следует за свое спасение отблагодарили – и финита ля комедия.

Дошагал до ущелья, прошел вдоль одной его стены, потом перебрался к другой и повернул назад. И уже выйдя оттуда, в отходящей резко в сторону стене каверны рассмотрел несколько трещин. Ветеран про них и словом не обмолвился, да и когда мы шли, я на них внимания не обратил, а сейчас заинтересовался и поспешил туда с проверкой. В одной – ничего. Во второй – лужица, образованная редкими каплями. В третьей, еще на входе, услышал частый стук капель и заторопился вперед…

И тут мне по затылку чем-то тяжелым и капнуло! И хорошо так капнуло! Даже мой хваленый Первый Щит не уберег меня от потери сознания.

В себя пришел оттого, что меня поливали ледяной водой. И понял, что руки у меня крепко связаны сзади, я почти гол и тело болит от побоев. Не знаю для чего, но меня, уже связанного и без сознания, пинали так, что дышать было трудно. Такое впечатление, что мне либо горло порезали, либо трахею перебили. Я даже говорить толком не мог.

Зато видел и слышал прекрасно. Три бандита стояли за моей спиной полукругом и насильно, за волосы, держали меня на коленях. А передо мной стоял Зух Чапера.

– Ты новенький, хоть и страшно везучий был… до сей поры, – ухмыляясь, сказал он. – Убить тебя я всегда успею. Поэтому пока живи. Отправляйся к своим баранам и одним только своим видом покажи им, что с ними скоро будет. Ну а сможешь говорить, поведай, что сроку им осталось ровно трое суток. Пусть знают о грядущей пытке и отсчитывают каждую оставшуюся минуту, вздрагивая при этом!

Я с хрипом пытался вдохнуть воздух окровавленным горлом и думал:

«Никогда! Никогда больше не отпущу волосы длинней, чем на толщину пальца! И никогда больше ни один урод не сможет меня держать вот в такой позе!»

Меня рывком поставили на ноги, вывели из расщелины, да так, не развязывая руки, и подтолкнули по направлению к Пирамидке:

– Тебе туда! Топай… доживать последние дни!

И утробный хохот из четырех глоток понесся мне в спину.

И я пошел. С трудом, потому что болело все тело, резало в желудке и не хватало воздуха. Сжав зубы и стараясь не сглатывать, потому что не хотел глотать собственную кровь. Крикнуть я не мог, хотя увидел нашу башню с четырех сотен метров, как только обогнул выступ стены каверны. О свисте вообще речи не шло. Так что поторопить товарищей с помощью никак бы не получилось.

И наверно, именно это мне немного прояснило мозги.

Поведение Зуха было странным. Ну, пусть он не понял, что я командир всей нашей компании. Пусть не знал обо всех моих умениях. Пусть не заподозрил, что я самый опасный и смертельный для них противник (глупое пленение пока исключаю из списка моих положительных качеств). Но в любом случае зачем меня отпускать? Целесообразнее убить и устроить засаду на тех, кто отправится на мои поиски. Каким бы ни был атаман злобным и агрессивным, вряд ли он со своим умом стал работать на публику. Эти вот дешевые угрозы и запугивания «даю вам три дня жизни!» – чистейшей воды Голливуд. Не пойдет Чапера на такое без какого-то коварного замысла.

Теперь бы только понять, какого именно замысла. Что первым приходит на ум, там это отравление чем-то очень и очень заразным. Есть ведь и такие яды, наружного действия. Недаром ведь меня раздели и весь я вывалян неизвестно в чем. Друзья бросятся меня отмывать, яд попадет им на руки, и летальный исход обеспечен всем… А есть ли такие яды на Дне? Вроде никто не рассказывал, но надо будет спросить… Выплюнуть кровь и спросить!..

Так, идем дальше в поисках причины… Яд внутрь? А чем это навредит моим сторонникам? Да ничем…

Но тогда почему у меня такое ощущение, что горло буквально расцарапано изнутри?.. Может, в меня что-то впихнули?..

Я прислушался к боли в желудке и окаменел:

«Груан! Эти твари затолкали в меня груан!!!»

Вот теперь головоломка с моим «временным помилованием» оказалась разгаданной. Эта ушлая сволочь, получив в руки мою глупую самонадеянную тушку, моментально все просчитала. Крики, ругань, угрозы, толчок в спину, и когда я окажусь в башне или в окружении товарищей – груан взорвется. И это случится минут через двадцать-тридцать, как говорил Ольшин.

Я оглянулся и увидел, что все четверо идут за мной следом с копьями, метрах в восьмидесяти. Медленно идут, со скоростью страшно избитого человека. И ждут взрыва. Потом бросятся вперед и добьют тех, кто будет рядом со мной.

Единственное, чего они не учли, так это мой Первый Щит. Ну и того, что у меня в голове не только быстро пазл сложится, но и мелькнет единственная мысль, которая может помочь мне спастись. Как обладатель Первого Щита, я если и не восстанавливался на глазах, то мог избавиться от болевых ощущений. И только за счет этого значительно ускориться. А ведь еще и процесс регенерации шел во мне сейчас на полную катушку.

И я побежал. Побежал из последних сил.

Дежурным на пятом этаже стоял Лузга Тихий. И, может, это было к лучшему. Он настолько растерялся, увидев голого окровавленного человека, что дал общую тревогу с некоторым опозданием. Опознав меня, все выскочили из башни. Я, не столько выплюнув, сколько вытолкав кровь языком на подбородок, постарался сказать внятно:

– Опасность! Во мне груан! Разрежьте мне веревки на руках и принесите флягу с тошниловкой! Сзади идут четверо, дождутся взрыва и бросятся сюда всех добивать!

Мои указания выполнили почти мгновенно. Руки мне освободили и принесли флягу. И были готовы метать копья во врагов.

– Заливай в меня! – прохрипел я Ольшину, задрал голову и зажал нос.

И отвратная жидкость, которую он так нахваливал, полилась в мою многострадальную глотку. Ядреная смесь подействовала на мои внутренности с эффективностью напалма. Все там у меня скукожилось и выгорело моментально. По крайней мере, мне так показалось. Ольшин с Нежданом перевернули меня чуть ли не вниз головой и начали трясти, вдобавок несколько раз резко надавив на вспучившийся живот.

Я извивался, не в силах вздохнуть, и исторгал из себя все съеденное за обедом.

– Есть! Выпал! – раздался радостный вопль Неждана.

Я открыл глаза и увидел то, что было перед моим носом. Оказалось, что я уже стою на четвереньках над лужей тошнотворной мерзости и меня никто не держит.

– Эк тебе п-повезло! – с выпученными глазами, заикаясь от страха, прошептал Ольшин. – Н-не взорвался!

И аккуратно, двумя пальцами достал светящийся груан из мерзкой вонючей жижи. Его старый друг прервал восхищенное мычание и воскликнул:

– Кому рассказать – не поверят! И сам бы не поверил, если бы собственными глазами такое не увидел!

Но я-то догадывался, в чем тут дело: это меня Первый Щит спас! Изолировал симбионта в моем желудке, завернул в некое силовое поле и вытолкал вон из своей законной обители.

Мастер времени не терял. Несильно размахнувшись, бросил осклизлую ракушку за угол башни. Там она и рвануло, никому не причинив вреда.

А оба ветерана уже схватили копья и помчались на позицию к остальным нашим воинам. Все они выстроились в линию метрах в двадцати от башни. И такой расчет оказался верным. Чапера со своими охотниками ворвался в предел видимости, зная, что до точки взрыва не менее двадцати метров. То есть они просто бежали, не готовясь работать копьями. А наши были готовы, да еще и сделали рывок навстречу, сокращая дистанцию. Восемь копий, а за ними и восемь дротиков отправились во врага.

Как ни странно, все четверо тоже успели метнуть свои копья. Вот уж и в самом деле оказались лучшими. Но большего сделать не смогли. Двое, в том числе и атаман, погибли сразу. А вот оставшиеся глисты выкрутились. Упали наземь, метнулись в стороны и, петляя как зайцы, бросились наутек.

Преследовать их никто не стал. Четверо направились к трупам, держа еще по дротику на изготовку, а трое занимались раненым товарищем. Я нашел в себе силы встать и на полусогнутых конечностях двинулся туда. И хорошо, что все наши женщины, вместе с метавшимся у них под ногами Хрустем, представляли собой последнюю линию обороны на балкончике пятого этажа. Не то бы меня спеленали, облили гнатаром и унесли в спальню на восьмом этаже. А так я был властен над собой, не слушая призывные вопли, несущиеся сверху.

Мало того, я вдруг почувствовал фатальное равнодушие к собственной жизни. Вернее, не столько даже равнодушие, как некую подспудную уверенность, что все на мне зарастет, самое страшное осталось позади и никуда я из этой жизни так скоро не уйду.

Конечно, все во мне болело и стонало, но зато я видел лучше всех, и уже только это заставляло меня оставаться на командирском посту.

Ранили, и довольно серьезно Сурта Пнявого. Дротик вошел ему в левое плечо и вылез наконечником над лопаткой. Благо что рядом стояли те, кто несколько мгновений назад спасли от смерти меня самого. Они уже выдернули дротик и пытались остановить кровь. Я подошел и скомандовал Степану:

– Передай вперед: стоять на месте! – говорил я тихо, загробным голосом, потому что громче просто не мог. – Те двое отбежали в Поле и приняли резко влево. Сейчас стоят, прислушиваются. Пытаются отдышаться…

И медленно склонился над раненым. Вначале зарастил рану в плече. Потом гораздо большую над лопаткой. Десятком «горчичников» продезинфицировал внутренние порывы и запустил максимальный процесс регенерации.

– Кладите его на живот и все груаны горкой – на рану, – сказал я Ольшину.

Создал вуаль да и припечатал ее к телу Сурта своим горячительным тринитарным всплеском.

– А теперь пусть полежит до нашего возвращения. Женщинам крикните, чтобы не смели спускаться вниз и не открывали двери. И… подайте мне дротик…

– Может, лучше копье для опоры? – предложил Степан.

– Мне не для опоры, – проворчал я, словно старый дед. – Идем этих гавриков ловить, пока они не заблудились и на корм зервам не попали. Разбиваемся на тройки, со мной Емельян и Ратибор. Моя тройка обходит бандитов справа, вторая – слева. Прислушиваться к сигналам. Емельян, будешь свистеть вместо меня.

Прежде чем мы отправились на облаву, я предупредил, что надо взять одного бандита живым. Следовало узнать, где остальная банда.

Облава оказалась долгой – волчары были опытные, выносливые и самые скользкие. Но и они не смогли ничего противопоставить нашему главному преимуществу: обозрению всей каверны. И как бандиты ни метались, как ни петляли, как ни пытались прятаться за валунами, зарыться в землю, мы уверенно сжимали кольцо. А пару раз даже использовали помощь зервов. Нам ничего не стоило поманить и раздразнить хищников свистом, а потом, уйдя в сторону, быстро присыпать наши следы щепой.

Наконец, мы загнали врага в тупик и стали забрасывать копьями. Одного ранили, второй предпринял отчаянную попытку вырваться. Убежал как бы за пределы видимости и быстро стал взбираться к самому своду по серпантинному корню-дереву. Он нас не видел, но я-то его рассмотрел как облупленного! И вскоре уже Неждан Крепак с двумя товарищами деловито строгал толстенное дерево в самом низу и раскладывал из этих щепок костерок. Оно хоть и не было мухоморным, но уж всяко шустрого петушка с насеста слезть заставит. А не захочет, так пусть падает и разбивается. О чем ему и прокричали наверх, когда дымок уже устремился к своду.

Мы вшестером обступили раненого бандита и приступили к допросу. Я подошел туда, прихрамывая, последним, подождал, пока товарищи расступятся, и только тогда увидел вблизи того врага, который со своими дружками недавно чуть не убил меня. Увидев меня, бандит дернулся, пытаясь вырваться из жесткой хватки и отползти назад. В его глазах застыл ужас.

– Разве ты не погиб?! – пробормотал он. – Тебе же два груана в глотку затолкали!!!

Мне стало плохо, и я непроизвольно схватился за живот. Словно это могло помочь. А здравый смысл подсказал:

«Не паникуй… Все нормально… С тех пор уже много времени прошло… И раз все в порядке – значит, второй груан ты переварил. Твой Первый Щит и не на такие чудеса способен. Спокойно!»

Да и товарищи от меня после такого известия не бросились врассыпную. Ольшин, всегда перестраховывающийся сотню раз и никогда не рискующий своей шкурой, сегодня бил все рекорды наплевательского отношения к смерти. Он шагнул ко мне, нагнулся и приложил ухо к моему окровавленному животу. С минуту прислушивался в настороженной тишине и спросил:

– Болит?

– Нет…

– Спазмы ощущаешь?

– Нет…

– Ну, тогда даже не знаю, что подумать… – Он распрямился, озадаченно почесал в затылке, а потом словно невзначай заглянул мне за спину: – А ты… того… не обделался?

Я хотел возмутиться, но, начав набирать в легкие воздух, почувствовал резкую боль и вспомнил о поломанных ребрах. Поэтому проговорил тихо, на медленном выдохе:

– Да ты что? Я ведь даже тужиться не могу…

И понял, что не могу удержаться от смеха. Так и стоял, трясясь, как умирающий старец, хватая раскрытым ртом воздух и не в силах даже расставить руки в стороны.

И жалел, что великого артиста Найдёнова нет со мной рядом. Уж он бы тут осмотрелся, прислушался к моему смеху, хмыкнул и позавидовал:

– Интересно же люди живут! Весело!

А что я ему бы ответил? Наверное, только одно:

– Поживи тут с мое: обхохочешься!

Эпилог

Представители высокоразвитой цивилизации, называющие себя гаузами, могли общаться между собой с помощью речи и с помощью образов, передаваемых друг другу в момент соприкосновения. Сейчас двое гаузов общались с помощью речи. Они были высшими координаторами колонии «Мир Набатной Любви» и в своей главной резиденции не боялись быть подслушанными ни обслуживающим персоналом из числа людей, ни охранниками из числа великанов валухов.

Да и нравилось им речевое общение, которое они не могли себе позволить нигде, кроме как в этом здании, расположенном в столице здешнего королевства.

Правда, тема разговора была не совсем приятная, если не сказать печальная. Один гауз нервничал, покрикивал и жаловался на судьбу, а второй его успокаивал, стараясь представить дело так, будто ничего страшного не случилось.

– Ну как ты не поймешь? – воскликнул первый. – Если количество груанов резко пойдет на убыль, нам не поздоровится! А я не хочу вместо хорошо обеспеченной старости оказаться на задворках какой-нибудь задрипанной планетки для малоимущих!

– Не надо так драматизировать, – сказал второй. – Подобные спады были, есть и будут всегда. От нас это совершенно не зависит, как и от количества сбрасываемых на Дно каторжан.

– Но именно от нас зависит хоть какое-то наведение порядка на пространственных уровнях! А мы фактически почти ничем своего присутствия там не показываем. И вот результат, какого еще никогда не было в истории: груаны не доходят до поверхности. Тогда как товары вниз идут по справедливому обмену.

– Ну и что? Это вообще проблема техников! Пусть они мудрят с телепортами и разбираются с поломками. Наше дело сообщить вовремя, вот и все!

– Да?.. Ну а как тебе вдруг такой резкий всплеск активности давно умерших каторжан? То от них уже месяцами и годами не было регистрационных откликов, а тут вдруг все разом так и заявились? С чего бы это?

– Не с чего, а откуда! Или ты забыл, что межуровневые Длани находятся в труднодоступных местах, а там есть целые замки с людьми, которым просто негде брать свои пайки каждые пять суток. Представь, очередной замок разрушен. Что начинается? Очередное переселение. Вот тебе и сотня-вторая нежданно оживших «мертвых душ». Ха-ха! Чем не сюжет для приключенческого романа?

– Ну а что делать с нашими агентами? Если вдруг с ними что-то случится, то нас уже точно ждут огромные неприятности. Тут тебе нечем будет ответить в обычном стиле: «Ничего страшного, все это полная ерунда!» Не так ли?

Второй шумно зафыркал, что у гаузов означало смех:

– Давай подумаем, что мы можем сделать и как именно в этот момент воздействовать на агентов? И тебе тоже крыть нечем: а никак не можем! А значит, зачем волноваться преждевременно? Погибнут – тогда и будем метаться. Хотя ты прекрасно знаешь, что и тут можно устроить великолепную, никем на разоблачаемую подмену. Поэтому предлагаю начать подбор новой пары вне всяких официальных каналов. Останутся живы прежние, мы этих проведем по ведомству тайной полиции. Погибнут наши основные – мы вместо них подставим новеньких. И все, какой аудитор будет сличать личностные данные или отпечатки пальцев каких-то людишек? Да никто из них ни разу в жизни полом агентов не поинтересовался! Ха-ха! А ты переживаешь… Все будет хорошо, вот увидишь!

На этой оптимистической ноте разговор и закончился.

Но преобразования, начавшиеся на Дне, только-только набирали силу. И никто из колонизаторов мира Набатной Любви не мог предвидеть, в какое цунами вскоре превратится пока еще еле заметная волна всемирных изменений.

И волну эту своими действиями уже начали разгонять всего лишь два, ну максимум три человека.

Конец пятой книги

Юрий Иванович

Преодоление

Магия – наше будущее –

Текст предоставлен издательством

«Раб из нашего времени. Кн. 6. Преодоление : роман / Юрий Иванович»: Эксмо; Москва; 2014

ISBN 978-5-699-69980-3

Аннотация

Раб из нашего времени, Борис Ивлаев, или, как его называют в мире Набатной Любви, Миха Резкий, даже на каторге сумел неплохо устроиться. Он обладатель Первого Щита, убийца самого Светозарного – императора людоедов, и вообще – неимоверно крут. Но и у самых крутых бывают проблемы. Особенно если обитатели Дна, матерые уголовники, возненавидят выскочку. Вот и получилось, что Миху Резкого заставили проглотить парочку симбионтов-груанов. А ведь, как известно, от груанов польза лишь инвалидам и безнадежно больным, а здоровому как бык каторжанину – только мука. Но Миха не из тех, кто прощает обидчиков…

Юрий Иванович

Преодоление

© Иванович Ю., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

* * *

Пролог

Мало того, что Дно является одной из самых жутких, смертельно опасных каторг всего мироздания, так ещё и вечные, давящие на психику сумерки этого мира могут лишить психологического равновесия самых нравственно стойких и самых морально выносливых людей. И если человек ещё здоров физически, то он как-то справляется с этим ежеминутным, гнетущим кошмаром. А вот когда приболеет, вот тогда на него и наваливается вначале хандра, потом жуткая тоска с печалью, а потом и обрушивается на сознание всей своей массой мрачная безысходность. И тогда его не могут спасти ни верные товарищи, ни любящий человек, ни отличные лекарства в виде отваров из местных травок или перемолотые в труху корешки нескольких иных, бодрящих и возбуждающих растений.

И тогда в сознание каторжанина стучится костлявой рукой смерть, которую он не просто не старается отогнать от себя, а воспринимает со смирением, с облегчением и даже с определённой радостью. И как же ему не радоваться, когда все мучения остаются позади и ничего больше не связывает несчастного с миром живых?

Сумрак прорывается в сознание…

Ну разве что туда ещё прорываются некоторые иные воспоминания, лишний раз давая человеку, а скорей всего и последний, просмотреть свою бренную жизнь.

Вот так примерно и я рассуждал, когда порой приходил в себя, выныривая из кошмаров, и осознавал гнетущую, сумрачную реальность вокруг. Мне страшно хотелось открыть глаза и увидеть солнечные лучи. Я страстно желал вкусить взглядом хотя бы нормальный светлый день. Да что там нормальный, я бы и от мрачного, дождливого дня не отказался! Лишь бы это был день , а не вечный сумрак. Лишь бы за окном что-то бушевало: ветер, дождь, гроза, блистали молнии или даже ревел неудержимый ураган.

А там, сколько я ни всматривался после возвращения в сознание, висела всё та же серая мгла.

И в какой-то момент я понял, что устал бороться за собственную жизнь.

Потерял ту связующую нить, которая держала все мои разрозненные кошмары и мучения воедино. И реальность стала распадаться на рваные, скомканные фрагменты моей жизни, за которыми я отстранённо наблюдал, словно случайный, совершенно незаинтересованный зритель. Разве что некоторые, особенно занимательные и произошедшие в последнее время, я как-то с удивлением приписывал своей биографии. Остальное казалось чужим, несущественным и неинтересным.

Словно посторонний, давно не относящийся ко мне мир, я вспоминал Землю. Моя жизнь до десяти лет – вполне нормальная и даже насыщенная интересными событиями, и после десяти – когда я превратился в инвалида и перестал расти… Неинтересно…

Приключения, связанные с нахождением дороги в мир Трёх Щитов, – какие-то будничные и ничем не примечательные. Ну, подсмотрел случайно, как Грибник делает шаг и переносится в иную вселенную, ну самому удалось совершить подобное, чисто случайно при этом не погибнув, что в этом привлекательного? Похищение меня вонючим кречем, попадание чуть ли не на стол к людоедам вообще проходило одним мрачным, потрясающим всё естество пятном. А уж насильственное возведение меня в обладатели Первого Щита – сразу при воспоминании вызывало рвотную реакцию. После такого жутко неприятного воспоминания даже моя лихая попытка побега из империи Гадуни и уничтожение при этом множества зроаков во главе с принцем, владельцем замка Дефосс – не взбадривали.

Не взбадривала и моя эпопея, которую я пережил с Леонидом Найдёновым, когда мы по ошибке попали не в Рушатрон, а опять-таки к границам людоедской империи Гадуни и там своими арбалетами задали жару двуногим тварям и их крылатым подручным. Убийство императора людоедов вообще соотносилось с кем-то иным, словно это и не я целился в этого гада на максимальном расстоянии поражения для моего арбалета.

Разве что само пребывание в Священном Кургане, Лобный Камень, чарующая музыка гимна, волшебная Гипна, после которой я стал академиком среди художников – это несколько кололо сердце какой-то приятной истомой и ностальгией. Всё, что прекрасно, – манит к себе, предлагая пережить это повторно… Только вот манило как-то слабо, еле-еле…

Приятно было вспомнить только про моменты осознания, что я начал расти и выздоравливать. Наверное, это и было одной из самых ярких, пережитых в моей жизни эмоций…

Дальше шли более яркие картинки, и уколы беспокойства становились сильней. Потому что приходилось волноваться за Марию, Катерину и Веру, моих подруг детства и дальних родственниц. Они сдуру решили, что раз меня кречи похитили, то, значит, уже и зроаки съели, да и подались в армию наёмницами, чтобы за меня отомстить. Мы с Лёней бросились на их поиски, пересекли империю Моррейди в ином направлении и опять сразились с аспидами рода человеческого зроаками и их приспешниками, рогатыми тварями кречами. Моих подружек нам нагнать не удалось, пришлось самим убегать в иной мир… В мир Набатной Любви…

А там сразу мы потерялись в пространствах, потом тюрьма, сложности с легализацией и совсем уж для меня неуместное, случайное убийство Светозарного. За это меня гаузы, колонизаторы мира, без суда и следствия зашвырнули на каторгу, которая называлась Дно.

И всё бы ничего, здесь тоже можно выжить, особенно обладателю Первого Щита, если бы не куча всяких «но», «только вот» да «если бы». Ценнейшая валюта данных недр – это груаны, уникальные симбионты, которые помогают вылечиться, зарастить раны, а то и поставить на ноги неизлечимых инвалидов. Мне только и следовало как можно быстрей насобирать свой десяток и, получив за это амнистию, вернуться в нормальный мир. Но вот тут и свалились на мою голову мрачные обстоятельства, организационные трудности и социологические условности общества с засильем уголовников. И когда жизнь вроде как стала налаживаться, мне в очередной раз не повезло.

Причём не повезло очень, ну очень крупно. Я потерял на какой-то момент бдительность и попался в лапы самых подлых, ненавидящих меня бандитов. Те решили подорвать удивительными ракушками не только меня, но и моих товарищей, и пока я находился в беспамятстве, протолкнули мне в горло сразу два груана. Одного симбионта мне удалось исторгнуть из себя с помощью особо мерзкого местного рома, и мы посчитали с друзьями, что я спасён…

Увы, только через два часа выяснили от пленённого врага по поводу второго груана. Вначале мне тоже показалось, что ничего страшного. Раз сразу не разорвался, то проблема решена. И я вначале очень сильно надеялся в этом вопросе на свой Первый Щит. Ведь он тоже не что иное, как симбионт, улучшающий человека, защищающий его и поддерживающий его здоровье в полном порядке. И вдобавок дающий своему носителю некоторые (а кому повезёт, то и многие!) магические умения. А значит, обязан был изолировать постороннего «чужака» в желудке, а потом и переварить его благополучно. Или хотя бы попросту убить. Тихо так убить, быстро и для меня безболезненно.

Увы… не получилось, видимо, у него… Оплошал мой Щит, подвёл хозяина…

И хоть в башню Пирамидка, нашу новую обитель, я вернулся на своих двоих, и даже несколько часов после этого ещё ходил, принимал душ и пытался поесть, потом всё-таки свалился. Меня начали доставать боли, повысилась резко температура, начались потери сознания, одолели провалы памяти, полные кошмаров, и порой ломали страшные судороги по всему телу, от которых меня не могли спасти никакие массажи, удержания на кровати и даже прочные, наглухо стягивающие конечности и торс ремни…

Подобное растянулось на многие дни… Очень многие… Казалось, что мои мучения растянулись на месяцы и на годы… Но, как я смутно улавливал периферией своего сознания, прошло всего лишь жалких десять дней… пустяк по сравнению даже с моим восемнадцатилетним возрастом… Но и этот пустяк меня сломал…

И я начал уставать… Просто уставать бороться, и ничего больше…

Обстоятельства обернулись против меня…

Сумрак, надоевший снаружи, прорвался и в сознание…

И даже мельтешение кадров из прожитой жизни стало замедляться.

Глава первая

Новое состояние

Ольшин Мастер, самый опытный среди обитателей башни Пирамидка, шумно выдохнул в расстройстве и бережно отпустил кисть больного, такую же бледную, как простыня. В тоне ветерана сквозила какая-то злая обречённость:

– Я не врач, ручаться не могу, но кажется, Михе стало ещё хуже. Несмотря на прекращение жара и судорог, количество ударов его пульса продолжает падать. Сейчас оно не больше двадцати в минуту. Насколько я могу судить, он либо проваливается в кому, либо…

Он многозначительно замолк, не договорив самого страшного и поглядывая на собравшихся в командирской спальне товарищей и побратимов. У всех них на лицах читались скорбь, сопереживание и скорбное уныние. Видно было, что им страшно взглянуть на Михаила Резкого. Парень из здоровенного и сильного молодца за десять дней превратился в подобие прозрачного скелета с ссохшейся, старческой кожей. Как они ни старались все эти дни протолкнуть в него пищу – это толком не получалось, и каждый раз выкидывалось организмом обратно. В том числе ни отвары никакие не принимались, ни чистая вода.

Причина такого состояния была ясна – проглоченный груан, но вот ни методов лечения этого, ни подобных случаев в практике Дна не имелось. Так что как спасти парня, никто и предположить не мог.

Вернее, ещё в первый день идея была подана, и сейчас Степан Живучий о ней напомнил:

– Надо было ему всё-таки аккуратно разрезать живот и вытащить этот неразорвавшийся симбионт!

И сейчас, точно так же как и десять дней назад, Ольшин уточнил:

– Сам берёшься резать или пошлём за хирургом?

Некие понятия они все дружно имели, где у человека какие внутренности находятся, но одно дело знать это несколько гипотетически да рассматривая вывалившиеся внутренности врага, а другое дело кромсать ножом своего друга, соратника и командира. Степан настаивал именно на коллективной ответственности, мол, резать будем все вместе, подсказывая и советуясь прямо на ходу. Да только ветераны такое отвергали категорически. Они гораздо лучше знали, насколько сложно сделать надрез возле желудка, чтобы не повредить центральные артерии или не умертвить важнейшие внутренние органы.

Но увы, ничего больше кроме хирургического вмешательства предложить не смогли. Вот больной и дошёл до критического состояния, о котором говорили все внутренние и внешние признаки. Плюс постоянно уменьшающийся по количеству ударов пульс.

Пожалуй, единственная, кто из всех собравшихся верил в спасение Резкого, это Ксана Молчун, его жена, в её же понимании и по её же утверждениям. Потому что сам парень никогда с подобным определением семейственности вслух не соглашался. Хотя, и это было не секрет, спал вместе с подругой на одной кровати, и ещё на пути к Пирамидке уединялся с красавицей в пещерке с горячими геотермальными водами.

Вот и сейчас Ксана выглядела рассерженной и раздосадованной:

– Ну и чего вы все приуныли?! Подумаешь, пульс замедлился! Вы просто не знаете, насколько Миха здоровый и живучий. Какой он выносливый и двужильный…

– Знаем… – с соболезнующим вздохом вырвалось у одной из двойняшек по имени Снажа. – Крепкий парень был…

Сказала, наткнулась на хмурый, пытающийся вразумить взгляд своей сестры и растерянно прикрыла рот, словно ляпнула что-то не то. Все остальные тоже на неё как-то странно уставились, словно переваривая услышанное и соображая по поводу некоей двусмысленности. Да и сама Ксана враз припомнила, как эти бесстыжие девки оголяли перед её мужем свои ноги, притворяясь ранеными и нуждающимися в лечении. Старая ревность сразу проснулась, и красавица поспешила уточнить:

– В каком смысле крепкий?

– Да в прямом! – фыркнула вступившаяся за сестру Всяна. – Неужели ты не видела, как он, израненный да жутко избитый, будучи весь в крови, смог заставить себя лечить Сурта, а потом ещё и тех ублюдков в поле вылавливать?

– Это я видела…

– И что? Это ли не свидетельство его крепости?

Назревала неприятная ссора, которую прервал решительной сменой темы Ратибор Палка:

– А вот моя догадка скорей всего оказалась самой верной. И дело тут вовсе не в груане, а в побоях.

Он с самого начала как раз отыскивал причину болезни именно в последствиях избиения Михаила. Тому очень здорово досталось от бандитов. По всему телу синяки, ссадины и кровавые стёртости. И сам парень ещё успел признаться, что у него сломано несколько ребёр. Так что ветеран сразу утверждал: виной всему либо омертвение печени, либо закупорка желудочно-кишечного тракта.

Но вот ему уже возражали буквально все, и с огромной убеждённостью. Потому что все себя считали большими знатоками признаков, по которым видно отказавшуюся работать печень и которые указывают на неправильную работу желудка. В этих вопросах даже Лузга Тихий считал себя знатоком, и даже оживший окончательно в последние дни и оправившийся от раны Сурт Пнявый.

Так что Ратибору не светило оказаться правым… зато в споре быстро исчезло само упоминание о начавшейся ссоре между женщинами.

Кричали и шумели все сразу и одновременно. И только один участник сборища помалкивал да с укором посматривал своими фиолетовыми глазищами на устроенный балаган. Прижившийся в коллективе Хруст, здоровенный представитель семейства кошачьих, которого Миха назвал, видоопределил когуяром, стал уже всеобщим любимцем. И мало кто вспоминал, что его отыскал в Лежащей именно командир и что только Резкого неведомая в мире Набатной Любви, а также и на Дне зверушка почитает за своего не то папу, не то маму. Спит под дверью его спальни, а остальным разрешает себя ласкать и гладить постольку-поскольку. Ну разве что Ксане позволял себя баловать и тискать несколько больше, чем всем остальным обитателям башни шестьсот дробь три тысячи три (600/3003).

Что интересно, на охоту Хруст не ходил, от башни дальше полусотни метров не отлучался и довольствовался только тем мясом, которым его угощали люди. К тому же, сколько к нему ни присматривались десять последних дней, так и не подрос, из чего сделан был резонный вывод, что котяра взрослый и уж никак к детским особям не принадлежит. Из особых странностей животного было замечено огромное пристрастие к чистоте и к частому купанию. И уже на третий день пребывания в новом жилище когуяр наловчился сам открывать в душевой краны с водой и торчать под струями, а то и дремать там по полчаса как минимум и по нескольку раз на день.

Но никому и ни в чём он не мешал, и чаще когуяра особо не замечали. Особенно во время споров. До сегодняшнего дня. Потому что именно сейчас Хруст и прервал разросшийся диспут с криками своим странным поведением. Вначале слишком громко захрустел, привлекая внимание к себе и словно требуя тишины, а потом, встав на задние лапы, склонился над умирающим и демонстративно лизнул его в щеёу.

После этого все и заметили с явным опозданием, что парень лежит с открытыми глазами и явно кривится от излишнего шума.

Тотчас к исхудавшему телу ринулась Ксана, нависая над ним и с беспардонной ревностью отталкивая громадную кошачью голову:

– Миха! Ты как? – зашептала она, заливаясь слезами. – Не умирай, скажи хоть что-то!

Больной перестал кривиться и зашептал:

– Как же вы кричите!.. Оглохнуть можно…

Все присутствующие и так уже молчали, боясь громко вздохнуть, но красавица всё-таки взмахнула повелительно рукой и пробежалась по ним грозным взглядом, пресекающим любые разговоры. После чего опять зашептала:

– Как ты себя чувствуешь? Что тебе надо? Чего ты хочешь?

Для неё не было более авторитетного врача, целителя или знахаря, чем Резкий, поэтому она и пыталась узнать у него самого, чем лучше всего помочь или как спасать истощённый организм.

Ответ раздался только на последний вопрос:

– Спать хочу… И тишины…

– Может, хоть воды попьёшь? Или съешь чего?

– Потом…

Этого было достаточно для интенсивных взмахов ладошек, после которых все на цыпочках стали выходить из спальни. И уже снаружи Степан Живучий вспомнил, что пришла пора менять наблюдателя, и поторопил Емельяна Честного:

– Смени Тимофея Красавчика. Пусть тоже порадуется, что наш атаман очнулся.

Глава вторая

Преобразование и выздоровление

Эти последние слова Степана я расслышал за закрытой плотно дверью настолько прекрасно, словно он мне их крикнул в ухо. Но в то же время меня не громкость покоробила, а само определение «очнулся». Да, я как-то выпал из транса или комы, пришёл в себя от жуткого рёва и какофонии криков, да от странного, можно сказать, жестокого удара по щеке, но сделал это как-то не так, неверно, не по-настоящему, с какими-то несуразными, кошмарными искривлениями окружающего пространства. Вокруг меня всё ломалось, извивалось и струилось, искажённое потоками миражей. Собственные руки, ноги и прочие части тела и их пропорции то удлинялись невероятно, то сокращались до несуразности. Сплошное смещение масштабов и водоворот из привязок и постоянных зрительных ориентиров.

То есть на меня свалилась реальная, как мне в тот момент показалось, стадия полной шизофрении.

Хотя, и это было очень странно, голос Ксаны я узнал. Как и вполне отчётливо понял каждое сказанное ею слово. Оно тоже гремело у меня в голове всемирным набатом, но хоть уже не убивало и не пыталось меня размазать тонким слоем по вселенной. Мои ответные слова, вырывающиеся из непослушных губ, можно было сравнить с медленным, скрежещущим камнепадом. Искажённая действительность меня не слушалась и не поддавалась контролю совершенно.

Вопрос о пище и еде я понял. Как и осознал, что поесть было бы желательно. А ещё лучше – просто попить воды. Но в тот же момент я понимал, что сил для этого мне не хватит, а чтобы их набраться, следует срочно поспать. Иначе – никак! Немного поспать, час, два, но поспать обязательно. Как это соотносилось с пониманием самого себя, с процессом возможного выздоровления или с подспудными инстинктами выживания, осознать тоже не получилось. Только и пришло понимание, что так надо, так будет для меня лучше.

Ну и заснуть в рёве не получилось бы. Потому и попросил тишины.

Она и наступила. Но такая относительная, что я продолжал кривиться и мысленно возмущаться такими вот нехорошими поступками по отношению ко мне. Где-то громыхало, кто-то топал, что-то падало, некто возле меня шумно дышал, нечто ворочали и тащили по полу, а чуть в отдалении продолжали беспардонно переговариваться. И наверное, минут десять я бесполезно пытался отстраниться от этого шума-грохота, а потом не выдержал и раскрыл глаза. И даже смог повернуть головой на разные стороны от кровати.

И тогда окончательно начал понимать, что я свихнулся. Никого в помещении не было, кроме сидящей рядом на стуле Ксаны. А она смотрела на меня во все глаза и дисциплинированно, если не сказать испуганно, молчала. Но как она шумно при этом дышала! Кошмарно, словно работали кузнечные мехи, да ещё и посыпанные в местах трения песочком.

Но увиденное мобилизовало умственную деятельность у меня в черепушке, и пришло нежданное понимание абсурдности ситуации: как может меня раздражать громкое дыхание замершей и дышащей через раз подруги? Что случилось-то? Откуда вдруг такая невероятная слуховая чувствительность? А раз она вдруг настолько болезненная, то нельзя ли это как-то подправить? Как-то уменьшить звук?

Иначе я попросту не усну.

Так что я опять закрыл глаза и попытался сосредоточиться на тех каналах, по которым звук поступает ко мне в мозг. И дело-то оказалось простейшее! Только и пришлось создать некие вакуумные прослойки перед слуховыми мембранами, как тотчас сознание укутала блаженная тишина, а всё моё тело стало погружаться в нирвану сонной прострации. Причём именно сонной, а не кошмарной и болезненной прострации, которая меня окружала последние десять дней.

Ну и наступил сон, во время которого мне даже что-то приснилось. Какая-то мешанина не связанных между собой сценок и картинок, которые было трудно разобрать, а уж тем более запомнить. Зато осталось общее впечатление от сна, что он добрый, радостный, лёгкий, светлый и… настраивающий на выздоровление.

Так что когда по истечении двух часов я проснулся, то ощутил своё тело несколько иначе. Всё ещё неживое и совершенно чужое, оно замерло в недвижимости от дивной истомы, в которой даже потянуться не было ни сил, ни желания. Хотелось вот так просто лежать, редко вздыхая, и тупо радоваться тому, что остался в живых. Все остальные мысли куда-то исчезли, испарились, словно и голова моя очистилась от ненужных дум, переживаний и забот о собственном существовании.

То есть из одного состояния моя аура стала перетекать в другое. И затрудняюсь определить точно, в какой мне было бы хуже. Ведь в таком вот состоянии расслабленного овоща сознание тоже перестаёт бороться с негативными факторами окружающего пространства.

Благо, что Ксана оставалась рядом и каким-то образом почувствовала, что я проснулся. Поэтому не просто стала меня спрашивать и что-то говорить, а наклонившись, аккуратно коснулась моего плеча.

Это она потом клялась и божилась, что аккуратно и именно коснулась. А мне-то показалось, что со всего маху врезала кулаком! Да ещё и облачённым в рыцарскую перчатку! Так что раскрыл глаза от боли и возмущения настолько резко, что ослеп в первые секунды. Потом всё-таки рассмотрел, что к чему, и по шевелящимся губкам подруги понял, что она что-то оживлённо и быстро говорит. Вначале удивился такому странному методу общения, когда ни звука не удаётся расслышать, но потом вспомнил о вакуумных берушах, которые я сам себе и создал недавно, мечтая выспаться в тишине.

Убрал первую с левого уха, и тут же на него оглох. Ксана не просто говорила, она орала истерическим голосом, усиливая его громыханием и треском стреляющих молний.

– Зачем ты кричишь?.. – вырвалось у меня. Одновременно с этим я возвратил прослойку вакуума в ухо, пытаясь спасти барабанную перепонку. – Разве так можно?..

Ксана сжала губы, но тут же перешла на мимику. Причём настолько ясную и понятную мне, что я сразу поверил: она только что говорила спокойно, чуть ли не шёпотом. Следовательно, всему виной моё обострившееся во время болезни восприятие. И что теперь делать?

Тут тоже, несмотря на слабость и головокружение, удалось додуматься быстро. После чего я из правого уха вакуумные беруши стал убирать по слоям, постепенно утончая. При этом попросил вслух:

– Продолжай говорить… Только негромко…

– Я уже и боюсь что-то сказать, – зашептала она.

– Хорошо… Можешь чуточку громче…

– Ты вроде как проснулся и стал улыбаться, – повысила она голос. – Но глаза не открываешь и дышишь редко. Вот я и коснулась плеча… А ты как застонешь! Как весь дёрнешься!

Звук я отрегулировал, оставив беруши вполне себе толстыми и решив, что со слухом у меня отныне будут сложности немалые. Понять бы ещё, что конкретно и почему такое искривление в головешке произошло.

На остальные слова Ксаны тоже внимания особого не обратил, а вот про воду вспомнил одним словом-просьбой:

– Пить! – тотчас стакан оказался у моих губ, а женский голос попытался упредить следующее желание:

– Может, укрепляющий отвар из трав? Или чай? Тут всё есть, под рукой!

Сделал десяток маленьких глоточков и прислушался к ощущениям в гортани, пищеводе и желудке. Ну и, конечно же, отчётливо вспомнил основную причину своего нынешнего недомогания. Мой симбионт, который меня вылечил в последние месяцы от инвалидности, затем дал новые силы и массу полезных магических умений, наверняка все эти последние десять дней вёл отчаянную борьбу с чужаком, с насильно в меня помещённым груаном. Тоже симбионт, и тоже с дивными, не до конца исследованными свойствами, но пребывание которого в желудочном соке человека провоцирует взрыв через полчаса. То есть следовало разобраться, что у меня во внутренностях и как.

Судя по тому, что я не взорвался, – мой Первый Щит всё-таки справился с опасностью. Вот только какой ценой он это сделал? Общий упадок сил и навалившаяся дистрофия ощущались мною даже без ощупывания исхудавшего тела. Так что вполне мог случиться и такой вариант, что мой личный симбионт погиб в борьбе с чужим, опасным существом. Так сказать, пал смертью храбрых в бою, но своего носителя всё-таки спас. Чем мне такой вариант грозит? Жить, наверное, буду, но про дивное зрение в темноте да про квинтет тринитарных всплесков придётся забыть навсегда.

Правда, тут же мелькнула в сознании подсказка:

«Чего тут мучиться в неведении? Надо просто проверить хоть одно своё умение… Хотя бы тот же «щелбан»… Хотя бы на той же Ксане… М-м? А если она обидится? Да рассердится?..»

Пришлось оборвать её совершенно бессмысленный и невоспринимаемый диалог:

– Ничего не слышал, потом повторишь… А сейчас прислушайся…

По тому, как она дёрнулась головой в сторону, я понял, что мой тринитарный всплеск подействовал! Умения мои при мне! Мой Первый Щит жив и продолжает здравствовать! Ну а вместе с ним и у меня имеются все шансы выкарабкаться окончательно.

И пока я блаженно лыбился и выслушивал недоумённое женское бормотание, из внутренностей моего организма стали доходить новые сигналы. Если перевести их на общепринятый язык, то интерпретировались они как:

«Выпитая вода принята и расфасована по нужным кладовым. Теперь не помешало бы чего-нибудь более существенного. А посему подайте-ка нам те самые отвары из трав! Посмотрим, на что они годны!»

Ну я и прошептал:

– Давай отвар!..

Выпил, опять прислушиваясь к себе и к рассказу Ксаны о том, как они тут все эти десять дней волновались, и как она верила, что я обязательно справлюсь со своими недомоганиями. Ну и дождался очередных указаний из желудка:

«Эй, вы там, наверху! А не пора ли нас чем существеннее покормить? Может, не обязательно и мясца… да много… да жирного… да с грибной подливкой!.. Но хотя бы какого-нибудь… салатика, что ли?»

Хорошо, что мозги у меня ещё не совсем покоряются желудку (хотя были случаи, но кто такие несуразицы вспоминает?). Поэтому я сообразил, что именно в данный момент будет для меня самое полезное. Тем более я знал, что оно у нас имеется, благодаря получаемым пятидневным пайкам:

– Ксан, а киселя готового нет? – видя, как заполошно подруга вскочила и собралась бежать на кухню, вспомнил и про местный изюм, который тут называли несколько иначе: – И пусть сразу мне на потом слад в кипятке размочат. Немного, с полмиски…

Пока девушка отсутствовала, попытался двигать руками и ногами. Нижние конечности вроде как слушались, но всё равно двигаться не хотели. Руки удавалось поднести к лицу и даже рассмотреть, просматривая словно прозрачные, на свет стоящей на столе большой лампы. Вот тут я окончательно поразился произошедшим со мной метаморфозам. А точнее говоря, тому страшному похудению, которое сделало меня за десять дней похожим на вилку в профиль. Такое впечатление создавалось, что даже кости внутри ссохшейся обёртки из кожи стали тоньше в два раза.

«Эк меня истощила эта борьба с груаном! – одуревал я, пытаясь рассмотреть, что у меня там вместо крови течёт. – Так, наверное, святые мощи выглядят, или йоги, которые годами ничем кроме воздуха не питаются… Хм! Как это Ксана на меня ещё глянуть не боится? Наверное, личико – в страшном сне такого не приснится… О! И кровь какая-то слишком бледная стала… Теперь-то я точно понимаю, как выглядит «голубая» кровь и почему. Все чудеса от голода творятся, не иначе! Хе-хе! Она и течёт теперь так, что ни один пульс у меня толком не прощупывается…»

К сожалению, глянуть на остальное своё тело не получалось, сил поднять голову – не хватало. Но когда примчалась Ксана с обещанием, что кисель сейчас будет, я попросил положить мне под голову ещё одну подушку, после чего сосредоточился на попытках просмотреть собственный желудок.

Но не тут-то было! Ничего кроме покрова истончившейся кожи да распластавшейся под ней жалкой мышечной массы рассмотреть не удалось. А ведь раньше я не только себя, но и любого другого человека просматривал вполне неплохо. С рентгеном себя не сравнивал, но уж всякие любые кости, а то и переломы на них видел прекрасно. Другой вопрос, что я никогда толком не разбирался в том, что вижу, это да, такое существовало. Кажется…

Потому что с явным усилием попытался вспомнить:

«Лопатку собственную, да ещё и с помощью зеркала, просматривал точно. Внутренности того же Лузги, в том числе на животе, – увидеть в любом внутреннем слое – тоже труда не составляло. А вот сам себе? Кажется, нет…»

Вот и выяснил, что до сей поры не просматривал я свой желудок. Даже когда понял, что где-то там затерялся местный симбионт, даже когда боль меня стала крутить и валить с ног, даже когда судороги брюхо мне скручивали – не заглядывал. Словно боялся увидеть там нечто такое страшное, от чего сразу бы в обморок свалился.

И вот тоже как-то странно! Знал ведь, что там у меня Первый Щит, и попыток его рассмотреть не проявил. Скорее всего, и не понял бы, где он там и чем отличается от иной внутренней плоти, но всё-таки сам факт такого равнодушия поражает. Уж не находился ли я всё время под неким гипнотическим запретом: «Сюда заглядывать нельзя!»?

А теперь что получается? Запрет пропал, а зрения лишили? Или там что-то непроницаемое появилось? Надо бы посмотреть на кого иного да сравнить… О! Хотя бы Ксану просветить!

И я во все глаза уставился на пришедшую с киселём подругу.

Глава третья

Многообразие новостей

Но перенапряжение стало сказываться, закружилась голова. И уже в подобном головокружении приступил к поглощению киселя, выпив две кружки которого заснул на часик в пресыщенном состоянии. Проснулся от голода и слопал размякший в кипятке изюм. После чего, опять впадая в дрёму, заказал себе на следующий приём пищи жиденькой кашки, заправленной прожаренными на пайковом жиру местными корешками по́йду. На Дне по́йду использовали вместо лука, потому что вкус был вполне сходным с земным аналогом.

Следующая кормёжка уже представляла собой кашу, сваренную на мясном бульоне. Потом попробовал несколько кусочков самого нежного мяса байбьюка, которого охотники принесли чуть ли не сразу к плите. Затем кашу с мясом и подливкой. Ну и к обеду одиннадцатого дня я уже еле смог удержаться, чтобы не съесть только одну , нормальную порцию. Страшно хотелось хотя бы несколько порций.

Состояние в тот момент стало совершенно такое же, как во время нашего с Леонидом путешествия на барке по реке Лияна, в империи Моррейди. Тогда я как раз начал расти и восстанавливаться после своей инвалидности, и на меня нападал такой жор, что наверняка все припортовые таверны, где мы заказывали пищу, до сих пор помнят о прожорливом заказчике и пересказывают обо мне легенды. Я бы, может, и сейчас сорвался и пошёл в разнос, но здравый смысл да и все мои товарищи хором уговаривали меня не горячиться и сдерживаться. Да и где оно видано, чтобы ходячий скелет (я же попытался вставать!), десять суток не принимавший даже воды в органы питания, вдруг через сутки после прихода в себя стал наворачивать за пятерых?

Вот я и держался! Сцепив зубы и пытаясь иногда прохаживаться по нашей спальне, порой содрогаясь от судорог при долетающем ко мне запахе пищи, но держался. Съел солидный полдник, потом приговорил ужин и уже через час стал требовать от Ксаны ужин под номером два. Мол, так положено во всех приличных домах Парижа и Москвы. Моя подруга не просто сама со слезами на глазах уговаривала меня сдерживаться, но и ветеранов позвала, которые массированной атакой на моё сознание уговорили меня продержаться хотя бы до завтрака и таки заставили улечься и попытаться заснуть.

Соглашаясь с ними, я и в самом деле попытался спать. Даже некоторые фильтры себе на нос соорудил, отсекая намертво все запахи, связанные с пищей. И на пару часов это помогло. Но я чувствовал каждое движение Ксаны, которая легла тихонько с другой стороны кровати и долго настороженно прислушивалась к моему дыханию. Верилось, что она переживает от всей души, остаётся начеку, а посему не даст совершить задуманное. Поэтому я сильно разозлился на такую настойчивость и стал мысленно повторять, словно заведённый:

«Ну спи уже, спи! Чего ты всё вертишься? Спать!»

Не знаю, что помогло, скорее всего усталость, усыпившая Ксану, но я и не слишком задумывался. Убедившись, что она крепко уснула, я со всеми присущими шпионам осторожностями встал, укутался в одеяло, да и потопал на кухню второго этажа. Правда, пристроившийся возле меня Хруст начал было вопросительно похрустывать, но я его быстро успокоил коротким и строгим «Тс!» В пути мне тоже повезло, большинство обитателей Пирамидки спали, а дежурный с балкончика пятого этажа на лестницу не поглядывал, у него другая задача: смотреть за подбирающейся снаружи опасностью.

На первом этаже слышались голоса засидевшихся допоздна Неждана и Франи, но они-то мне как раз и не могли помешать. Я аки злодей подкрался к котлу с мясом, уже проваренным и готовым для прожарки на завтрак, подвинул поближе к себе солидный бачок с оставшейся после ужина подливой с обилием пассировки из пайды и приступил к… трудно даже дать определение моим действиям одним словом. Наверное, крыша у меня в самом деле съехала, и если бы чувство голода оказалось ошибочным, внутренности и мой Первый Щит не справились бы, я бы и из кухни не выполз. Или до утра уж точно загнулся от заворота кишок. А так я мясо ел руками прямо из котла, а подливку черпал и пил сразу половником. Ни хлеба не искал, ничего иного на закуску, просто сидел и тупо поглощал всё, до чего дорвался. А, нет, вру! Не просто поглощал, а старался кушать тихо и негромко чавкая, ибо мечтал ещё об одном: чтобы меня никто вот сейчас не застукал на кухне, рычащим аки тигр, с половником в одной руке и куском мяса в другой.

Когуяр вёл себя на удивление скромно и понятливо: только раз ткнулся головой в бедро. После чего получил от щедрот «моего столика» кусок мяса величиной с его башку, да и подъедал его, смотря на меня расширенными, полными естественной зависти глазами. Он словно говорил взглядом: «Такому, как ты, лучше на пути не попадаться! Если голодным будешь, и шкуру снимать не станешь!»

И я с ним мысленно соглашался.

Мяса было много, на всех. Так что мне его хватило. Подливка тоже ушла на ура, и совесть меня не мучила тем, что Фране придётся готовить для обеда второй казанок. Всё это аккуратно доев, я прислушался к своему внутреннему состоянию, и пусть с трудом вздохнул, но зато удовлетворённо. Ощущение дикого голода во мне показалось сильно приглушённым, словно уснувшим. Ну и следовало поспешить в свою комнату, поднявшись аж на семь этажей! Вот уж где был геройский поступок!

Стараясь не разразиться кряхтением и стонами, придерживая провисший живот двумя руками, я кое-как всё-таки добрался до нашей спальни, впервые пожалев, что не выбрал для этого третий этаж. Ну и что, коль окна нет? Зато плиты рядом! В любой момент можно подскочить на один всего лишь пролёт и ухватить нечто вкусненькое! Тем более в самый момент готовки, когда Франя колдует над плитой и вокруг распространяются самые ароматные и аппетитные запахи!

В этот момент, стоя возле кровати, я сглотнул обильно выступившую слюну и понял, что меня надо… срочно лечить! Мне опять захотелось вернуться на кухню!

И как я понял, виной всему оказалась всё та же крутая лестница: пока я её преодолевал, успел проголодаться.

«Ну нет, теперь-то я должен сдержаться! – вполне здраво и действенно осадил я сам себя и, уже собравшись лечь, присмотрелся к своей прекрасной подруге. Ксана разоспалась, разогрелась и даже раскрылась, приоткрывая миру свои прелести. Честно говоря, не они и не фривольные мысли меня остановили от укладывания спать, а нечто совершенно иное. Интенсивно циркулирующая во мне после «второго ужина» кровь подтолкнула меня к исследовательской деятельности. Я ведь мечтал устроить сравнительный просмотр желудка и всего, что его окружает? Мечтал. Но днём мне это сделать не дали разные… хм, обстоятельства. А так как настроение оставалось боевым, поза пациентки вполне подходящей, то я и решил заняться полезным делом. Аккуратно придвинул к кровати табурет да и начал просмотр.

И сразу моё сознание стало фиксировать массу различий. Стоило мне только напрячься и как следует сконцентрироваться, как все внутренние органы девушки, а вернее говоря, легко просматриваемые срезы, стали появляться у меня словно в добротном медицинском атласе. Хотя определение «добротном» было бы слишком неверным и далёким от истины. В атласе что? Картинка! А здесь? Вот именно: живая картинка! Где всё шевелится, вздымается, кровоточит, омывается желудочным соком и…

В общем, куча разных и, честно признаться, не совсем приятных в эстетическом плане функций, которые у непривычного к подобному зрелищу человека могут вызвать если уж не рвоту, то непроизвольное гадливое отношение. И я чуть ли не сразу зарёкся на будущее таким вот образом просматривать ту, которую обнимаешь, которую ласкаешь и тело которой целуешь с самым восторженным мычанием.

Да-с! Вредно такое просматривать ещё не окрепшим, молодым разумом. Тем более что никогда не мечтал стать хирургом, а уж тем более меня не привлекало сопоставить себя с гинекологом. Как-то оно всё не по мне…

Вспомнил, как совсем недавно экспериментировал с раной Емельяна Честного, пытаясь залечить порезанные у него на плече мышцы. Так там было совсем иное! Там я и в самом деле чувствовал себя экспериментатором, даже опытным врачом, потягивая или прогревая то или иное мышечное волоконце! А здесь? Брезгливость я в себе, пусть и немалым усилием воли, подавил, но вот толком разобраться в хитросплетении органов так и не смог. Общее понимание, конечно, имелось, но вот разобраться в тонкостях структур и в верном расположении самого желудка не сумел. Мне там чего только не мерещилось, и каких только образований я там не обнаружил. Другой бы врач за мои возможности душу гаузам, а то и самим зроакам продал бы, а мне вот… не пошло, что ли… Или к такому зрелищу надо вначале привыкнуть?

Как бы там ни было, но аппетит у меня словно серпом отрезало. На кухню тащиться вновь я не стал, а улёгшись со своего края, попытался теперь уже и себя просмотреть. И опять… вигвам! Ничего увидеть не смог! Словно нижний слой, за которым и таились мои бренные внутренности, кто-то густо забелил молоком, мелом или известью. Этакая молочная каша, сквозь которую я даже свой позвоночник просмотреть не мог.

Поднял взгляд чуть выше – рёбра вижу. Скосил на ключицу, тоже кости просматриваются. Наклонился в сторону – и даже собственный крестец рассмотрел. А в районе живота, под слоем кожи и всё тех же мышц – белый туман. Ну и что прикажете делать? Чем это мой Первый Щит настолько от меня отгородился? И с какой такой стати?

Хорошо, что припомнил рассказы старого патриарха, с которым мы с Лёней встретились по пути в Борнавские долины. Так вот этот старикан Трёхщитный утверждал, что только его молодой, опытный, полный сил коллега сумеет просмотреть во внутренностях иного человека тот же, к примеру, Первый Щит. А уж для каждого обладателя Трёх Щитов просмотр точно такого же обладателя – вообще дело немыслимое. Только и могут определять силу и мощь по иным, косвенным признакам, которые и не сразу-то рассмотришь.

Вспомнил. Успокоился. Заснул в сравнительном блаженстве.

Ну и дальше – как в одной народной пословице: сколько волка ни корми, а он всё равно жрать хочет!

То есть проснулся я, стыдно даже самому признаваться, всё от того же голода.

И видимо, слишком резко проснулся, потому что Ксана уже нависла надо мной, готовая сорваться и принести всё по первому требованию:

– Миха! Ты как? Тебе плохо?

Я и в самом деле задумался, что ей ответить. Ну и как можно быстрей провёл ревизию собственного состояния. Получалось, что организм идёт на поправку, теперь ему только и требуется, что хорошее и полноценное питание. Честно говоря, уже и самому стыдно было выглядеть каким-то жутким, отличающимся от всех остальных людей монстром, но сдерживаться от вполне естественного желания не смог. Поэтому и ответил:

– Нет, мне не плохо… мне очень плохо! Потому что наступила пора первого завтрака!

– Но ведь ещё все спят, – пыталась воззвать красавица к моему благоразумию. – Даже Франя ещё не встала…

– Так что мне теперь, как командиру, учебную тревогу объявить, чтобы все встали и наконец мне покушать принесли?

– Не надо! Я быстро!

Она вихрем умчалась из спальни, обдав меня своими вполне приятными запахами. Что сразу повернуло мои мысли в иную сторону:

«Ого! Кажется, я и в самом деле твёрдо пошёл на поправку! Если уж в таком состоянии крайнего доходяги меня потянуло на некие близкие контакты с женским полом, можно не переживать о последствиях переедания. Мой Щит точно выжил! Ха-ха! – Но мысленно отсмеявшись, задумался по дальнейшей логической цепочке: – Он-то выжил, а вот что случилось с груаном?»

Тут вариантов было несколько, и самый оптимальный для меня являлся и самым естественным по своей природности. То есть мой желудок, при активной помощи нашего общего симбионта, – переварил чужака. Война окончена, потому что воевать больше не с кем. Осталось только отпраздновать хорошим… завтраком.

Я уменьшил толщину своих вакуумных беруш и прислушался, что там творится на кухне. Там бушевала в явном недовольстве Ксана, попрекая слабо отнекивающуюся Франю в неумении хоть что-то держать про запас. Потом к их голосам присоединились ещё и голоса двойняшек, да усиленный шум посуды, и я понял, что придётся подождать ещё какое-то время, а потому продолжил размышление о груане. Причём размышления уже не совсем приятные.

Потому что стал обдумывать второй вариант: что случится, если чужой симбионт не уничтожен? Казалось бы, как такое возможно? Иного и не дано, как либо раствориться в желудочном соке, либо взорваться за момент до собственной смерти. Да только фантазии и множество знаний из Интернета живо подкинули мне альтернативу. Коль мой Щит настолько силён и всемогущ, то он мог и не переваривать врага, а попросту его изолировать от внешних смертоносных обстоятельств. А именно: создать вокруг груана некую не растворимую желудочным соком оболочку. Просто? Неимоверно сложно! Но не значит, что невозможно! Тем более свойств своего Щита, его возможностей и инстинктов сохранения я так толком и не знаю. Что бы там мне ни рассказывали старый патриарх или встречавшиеся мне на пути Двухщитные, никто толком мне все плюсы и минусы обладателя разложить по полочкам не смог. А значит, и такой вариант исключать было нельзя.

Теперь следовало сообразить, что это мне давало при таком варианте. По большому счёту любой груан – это некое оздоровительное влияние на организм. Причём даже в состоянии неактивной ракушки пассивное лечение наверняка для человека продолжалось. И если у меня в желудке будет этакий вечный «позитивный фонарик», то это мне пойдёт только на пользу. А раз так, то мой личный симбионт мог и вполне сознательно пленить чужака, чтобы черпать из него дополнительные для себя силы и энергию.

Лепота! Иначе и не скажешь! Если бы…

…Если бы не тот факт, что пресловутые ракушки слишком уж взрывоопасны. Правда, они никогда не взрываются в поясах (что тоже требовало тщательного и скрупулёзного исследования и перепроверки!) при падении человека или при его слишком жёстких прыжках. Но ведь всё когда-нибудь случается впервые. И этим самым новатором быть ох как не хотелось! Да и вообще, носить у себя во внутренностях живую гранату (пусть и с примотанной намертво чекой или даже без взрывателя) – то ещё удовольствие! Вдруг щёлочка в оболочке появится и туда сок желудочный незаметно проникнет? Или кто мне в бою ногой в живот засадит? В ином бы случае я выжил, а тут – эпическая гайка! И радости мало посмертной, что ударивший ногой неприятель тоже со мной рядом окочурится.

Вот и думай тут: польза от второго варианта или преждевременная седина в бороду? Да и до бороды ещё вначале дожить надо, ибо моя любимая и незабвенная бабушка Марфа частенько твердила: «Все болезни – от нервов!» И следствия сразу проистекают от причин, вызывающих нервные стрессы. То есть: буду волноваться о груане – умру очень скоро от сонма навалившихся на меня болячек. И Первый Шит не спасёт.

Я тяжело вздохнул и прислушался к неведомо куда исчезнувшему аппетиту.

«Вот я уже и начал волноваться! – запаниковал я, чувствуя близкую смерть в самом расцвете своей молодости. – Сливайте воду, господа, трактор дальше не поедет!»

Благо, что в этот момент в спальню вошла Ксана с внушительным подносом. Мои ноздри уловили запахи съестного и свежезаваренных лепёшек, и я тут же запамятовал о постыдных для любого нормального мужчины мыслях. Во мне опять проснулся сильный, агрессивный зверь, которому теперь хоть десяток груанов зашей под кожу – ничего страшно не будет. Лишь бы его не отвлекали от тройной… хм! А моя подруга явно постаралась и ругалась на Франю не зря: от четверной порции! Благо, что на подносе чего только не было из того, что можно собрать на кухне в тот утренний период, когда первая вода на плите только вскипела.

Подкрепляться я начал, снисходительно поглядывая на Ксану, которая, поглаживая моего когуяра, вела с возмущением монолог:

– Ты представляешь, наша главная кухарка настолько разленилась, что нагло врёт мне в глаза! Заявляет, что ещё вечером отварила мяса и на завтрак, и на обед, а теперь лагун пуст. Причём на полу отыскалось несколько кусочков, этаких небольших остатков, по которым Франя решила, что мясо слопал Хруст! И как у неё язык поворачивается такое выдумывать? Он ведь у нас такой маленький и совсем много не ест… правда, морда ты наша?

Когуяр стоически переносил трёпку и поглаживания, кося на меня укоряющими глазами и как бы спрашивая и сам же отвечая: «Кто всю капусту пропил? Командир! А кого козлом отпущения назначат? Бедного котика…»

С самыми благими намерениями я попытался выгородить прирученного друга, да только рот был настолько занят, что вышло у меня в итоге лишь невнятное мычание. А жесты руками были восприняты совсем неправильно:

– Да ладно тебе, не стоит так сердиться и кого-то наказывать. Хорошо, что я Франю разбудила чуть раньше, и она вполне успевает приготовить на всех полноценный завтрак. Да и двойняшек подняла ей на помощь. Они вообще-то в последнее время жутко вредные стали и заносчивые, со мной через губу разговаривают, но как узнали, что ты на поправку пошёл и ранний завтрак потребовал, сразу забегали словно ошпаренные и на помощь Фране бросились. Хотели ещё и сами поднос тебе отнести, но я это безобразие в корне пресекла!

Да уж! Всё-таки моя подруга, на правах моей интимной пассии, так сказать, особы особо приближённой, всё-таки попыталась подмять под себя женскую часть нашего коллектива. И как бы чего не вышло из возможной конфронтации между ней и двойняшками. Они-то вроде обещали помалкивать о моём с ними, пусть и случайном, не по моей вине совершённом грехопадении, но если начнётся скандал, что угодно у женщины на язык сорваться может. Разъярятся, то какие угодно доводы в споре начнут приводить, а там и до трагедии недалеко.

Но что я мог предпринять для этого в данную минуту? Правильно, только прожевать, что во рту накопилось, да изречь:

– Мы с тобой очень близкие стали, почти родные. Но это не даёт тебе права покрикивать ни на Франю, ни на Снажу со Всяной. У нас полное равенство, и подчинение полагается только командиру или его заместителю.

И продолжил уминать свой первый завтрак. А что, мне такая английская нумерация приёмов пищи начинает нравиться. А припомнить хорошенько, так ещё и много других жутко полезных традиций, существующих у иных народов Земли, можно будет припомнить да и ввести в постоянный распорядок дня.

Подруга же нахмурилась и смотрела на меня, словно командир боевой части пять атомной подводной лодки – на кока-инструктора. Вроде и прикрикнуть хочется (звание позволяет), да сомнения терзают и должность примерно одинаковая не даёт. А ко всему прочему, ещё и кок на подлодке неофициально считается матросами вторым человеком на корабле после кэпа. Я знаю такие отношения, мне дядька рассказывал, служивший на Северном Флоте в конце семидесятых.

Но и ум Ксаны лишний раз показал себя во всей своей глубине. Женщина промолчала, ни единым словом не высказав своего недовольства, а попросту продолжила свой пересказ, сменив тему разговора:

– Ну и, наверное, сейчас Степан Живучий к тебе с докладом поторопится. Пока ты тут болел, он пытался всеми командовать. Но… честно говоря, не слишком-то у него получалось… – это она мне поведала так, словно рассуждала вслух. Подобное делают, как мне кажется, только супруги, которые вот таким образом как бы не «закладывают» подчинённых своего супруга, а наоборот, делают вид, что защищают: – Хотя понять его можно, на поле боя он грамотно действует, недаром его таким прозвищем наградили. Ну а в быту да повседневных проблемах ему ещё сложно. Молод, опыта маловато…

А меня она что, уже в старики записала? Во, девка, даёт!

Это же надо! При мне, которому ещё солидный кус до двадцати остался, мужчину двадцати восьми лет молодым обзывать! Или это я уже так старо стал выглядеть, или мой авторитет поднялся куда-то на нереальную, заоблачную высоту. А пребывая так высоко, и зазнаться можно, потерять связь с действительностью. А чем это чревато?

Тут же вспомнилась моя промашка, когда как последний олень угодил в засаду к бандитам. Да и не в засаду, скорей всего. Атаман там со своими лучшими вояками просто отдыхал после длительной погони за нами, иначе я их рассмотрел бы с большего расстояния заранее. Вот тогда я тоже замечтался, посчитал себя непобедимым, и… меня победили. Хорошо, хоть слишком коварным Зух Чапер оказался, любил излишне лукаво умничать, строить многоходовые комбинации и не знал про мои уникальные таланты и умения. Иначе и мне пришли бы кранты вкупе с эпической гайкой и всем моим подопечным, которые выбрали такого молодца, как я, командиром.

Кстати о докладе. У меня стал резко прорезаться повышенный интерес ко всему, что произошло в наших окрестностях за истекшие одиннадцать суток.

И появление моего заместителя оказалось как нельзя более своевременным. Мало того, следом за ним в спальню вошёл и наш официальный завхоз, Ольшин Мастер. Мой поднос к тому моменту оказался девственно чист от еды, и я отстранённым тоном попросил Ксану ещё раз сходить на кухню и принести повторно «…чем-то подзакусить». Когда она уже была в дверях, крикнул ей вдогонку:

– И пусть с завтраком поторопятся, хочется уже чего-нибудь горячего в пустой желудок забросить.

Вошедшие мужчины ничего не знали про полный поднос, и уж тем более я не спешил признаваться в своём ночном ограблении кухни. Так что они просто порадовались за меня:

– Ну, раз аппетит прорезался – выживешь! – стал заверять меня Степан.

– И сегодня можешь уже постепенно порции свои увеличивать, – разрешил ветеран. Я не стал никого разочаровывать тем, что уже давно не только увеличил порции, но и участил их до неприличия. Просто поблагодарил от всей души и задал вопрос о самом главном:

– Ну и где сейчас находятся остальные бандиты из шайки Чапера?

Тотчас мне предоставили результаты допросов обоих пленников. Оказалось, что в банде недовольство огромными потерями достигло такого предела, что возвращаться на прежние места жительства решили не только вояки из замка Зуб, но и подавляющее большинство подчинённых самого Зуха. Кто был ранен, кто собирался сопровождать товарищей назад, а кто открыто заявил, что не видит никакого смысла преследовать таких опасных и коварных врагов, которые однозначно и навсегда решили уйти из этих мест. Мол, всем остальным можно будет и так рассказать, что беглецов убили, а кому надо – отомстили. Большего для нагнетания страха и не требуется.

Чапер осознал, что начни он уничтожать наиболее говорливых – ему самому несдобровать, порешат на месте, какие бы вокруг него ни сгруппировались боевые и преданные сторонники. А ведь он считал себя человеком слова, да и кровная месть за убитого сына требовала от него исполнения данной во всеуслышание клятвы. Поэтому он двоих своих давних друзей отправил в замок вместе со всеми, чтобы хоть какой-то порядок поддерживался до момента его возвращения, а сам с тремя самыми отчаянными головорезами, готовыми за него хоть в огонь кинуться, поспешил на наши розыски.

А мы-то, честно говоря, не слишком-то и уничтожали наши следы от арб! Понадеялись на стада животных, которые всё затирают своими тушами, и на том опростоволосились. Рисковая четвёрка по одному проскакивала по всем проходам, а потом опять возвращались к месту сбора, и одному повезло наткнуться на наши следы поблизости от развалин, где мы делали большой привал. А дальше они двинулись по заметной временами колее, словно на прогулке. И в той самой малой пещерке, куда я сдуру сунулся, в самом деле устроили привал.

Пока я лежал без сознания, один проскочил до поворота в ущелье, заметил изменившие направление колеи и понял, что мы либо на большом привале, либо уже на конечной точке нашего маршрута. Вот и разыграли гамбит с моим минированием. Ещё и двух груанов при этом не пожалели.

Так что нам повезло. Ну и мне – в особенности. Перемудрил Чапер. Убей он меня сразу, мог потом и всю остальную нашу компанию сильно, очень сильно пощипать.

Но не получилось у него.

А у меня следующий вопрос появился:

– Что с пленниками?

Степан пожал плечами, покосился на завхоза и продолжил:

– Ты особых распоряжений по их поводу отдать не успел. А второй ко всему тоже ранен оказался: когда его дымком подкоптили, слишком уж неудачно по стволу опускаться начал, вот обе ноги и поломал при падении. Допрашивали мы их отдельно, потом менялись и перепроверяли. Хоть какими они себя стойкими и крутыми ни считали, а всё как на духу поведали, во всём сознались и много ценных секретов про Чапера и про замок восемнадцать эф триста (18Ф300) поведали. При желании мы теперь этот приют мразей впятером взять сможем. Кстати, твой пояс с «твоими» груанами один из них таскал, пока от нас убегал, так что теперь они «чужие» стали…

– Чего уж там… новые насобираем… Ну а с уродами что?

– Добили мы их… – без лишних эмоций встрял в разговор Ольшин, словно речь шла о мелких шавках. – Всё равно бы от ран умерли и от переломов, а лечить у нас некому было.

– Ага… – уж мне тем более жалеть о такой казни не приходилось. И так много чести для подонков, что так долго пришлось по Полю за ними побегать: – Ну и правильно сделали. Пусть хоть после смерти удобрением послужат. Ну а что творится в окрестностях?

Тут уже сам Мастер стал отвечать, как проводник, нас сюда приведший и могущий дать более полный и точный сравнительный анализ, чем кто-либо:

– Полную разведку тех долин провели, что дальше за нашим ущельем тянутся. Монстров там не так уж много скопилось, при регулярной охоте за две-три рудни изведём. Мало того, с десяток скользких зайцев заметили. Но эти шустрики в какие-то норы ушли, словно в воду канули. Три дня там ловушки стоят, а всё равно пустые. А вот количество растений в наших долинах чуть ли не утроилось за девять лет! И в количестве, и в ассортименте. Мы ведь тогда тут долго жить собирались, вот и высадили семена разные, в том числе и самые редкостные, а они так разрослись за года, что любо-дорого смотреть. Почитай человек двести можно кормить и салатами, и варёными корешками, и полезными отварами потчевать на постоянной основе. Судя по всему, никто в это райское местечко за девять лет ни разу так и не наведался, так что нам в этом повезло…

– А что с броском в сторону города Иярта?

Оба охотника уныло переглянулись и признались:

– Без тебя не рискнули…

– Да и бабы тут такой хай по этой теме устроили…

Тут как раз и Ксана вернулась, опять с полным подносом. И услыхав последнюю фразу, заинтересовалась:

– Это вы о чём?

– Не обращай внимания, – улыбнулся Ольшин, – это мы о своём, о мальчишеском! – но видя, что поднос ставится сразу мне на кровать, не преминул уточнить: – Эй, Молчун! А разве это не для нас всех троих угощение?

– Если кто не ел десять суток и совсем ослаб – могу и ему принести! – с готовностью заявила моя подруга. Но выждала паузу и добавила уже совсем иным, ехидным тоном: – Завтрак будет готов через полчаса, и я обязательно расскажу «бабам», что некоторые воины обессилели и в столовую не придут. – После чего демонстративно наклонилась надо мной: – Миха, дорогой, тебе ещё чего-нибудь принести?

– Да нет, спасибо! Буду надеяться, что я всё-таки воин и до столовой дойду сам.

– Тогда я пойду, присмотрю там…

И ушла, не договорив, где это «там», но явно давая понять, что захваченное лидерство терять не намерена. Я постарался не акцентировать на данном аспекте внимания скривившихся побратимов, а подхватив в руки самое вкусное, перед тем как начать есть, поощрил рассказчиков:

– Да вы не стесняйтесь, говорите, говорите!

Те только облизнулись, показывая, что и сами успели проголодаться после давнего ужина, но попрошайничать не стали. Ведь при желании и сами могли бы сбегать на кухню в любое время или ту же Ксану попросить с должным пиететом и уважением. А потому продолжили описывать возникшие трудности и свои соображения по этому поводу. Без такого «зрячего», как я, плюс переживая о моём же здоровье да ещё и располовинив отряд, Степан не решился отдать чёткий приказ на марш-бросок к Иярте. А сам Ольшин и намёком не напомнил о запланированной акции. Теперь же о таком рейде вообще было поздно говорить: стада хищников вот-вот начнут свои ежегодные массовые миграции, и вернуться под спасительное прикрытие стен Пирамидки боевая тройка разведчиков может и не успеть. Почитай три дня туда придётся потерять да столько же обратно.

Но больше всего пессимизма у моих друзей вызвало отсутствие в округе взрослых, матёрых монстров с груанами. Мало что тех и так трудно было отыскать без моих привычных подсказок, так опять данный сектор заселяли только молодые или нерепродуктивные особи. Сколько вылазок ни делали, в том числе и сравнительно дальних в последних два дня – толку ни малейшего!

– Даже паршивенького груана не обнаружили! – жаловался уже Степан. – Хотя тварей набили более чем преизрядно.

– А что, и такие ракушки бывают? – подивился я новому определению.

– Это он так, образно, – поморщился, как от зубной боли, Ольшин. – Но проблема-то всё равно перед нами стоит солидная. Благодаря тебе все настроились на добычу, а потом и на… – он и ладошками вверх указал, и глаза закатил артистично, всем видом намекая о вознесении наверх в статусе Светозарных. – …Не хочется повторять всуе, чтобы не сглазить… Так что теперь все надежды только на твоё ближайшее выздоровление. Без твоих умений здесь только жить хорошо, сытно и безопасно.

Ну в этом-то и у меня сомнений не было. Сам только и мечтал поскорее силёнки восстановить, чтобы хоть копьё из рук не выпадало. Но вот про одно направление своей деятельности завхоз так и не доложил. Пришлось самому напомнить:

– Что у нас с Дланями?

– С этим проблема, – нахмурился Мастер. – Так ни одной и не отыскали поблизости. А посему получается, что две досягаемые от нас в дневном переходе.

Я уже поел, отставил пустой поднос и протирал руки полотенцем, задумавшись над последней проблемой. Ну и вспомнил некую часть прозвучавшего ранее доклада:

– А вот по поводу зайцев… и тех нор… Может быть такое, что через них можно пробраться в иные каверны или в иные лабиринты Дна?

– Вполне возможно. Только вот норы скользких шустриков не для человека. Там только шавки вольготно пройдут да мохасики. Разве что ещё твой когуяр проберётся.

Мы все трое уставились на Хруста, который с полным, а может, и с показным равнодушием восседал в ногах моей кровати. А потом я стал выбираться из-под одеял и надевать на себя чего попроще.

Побратимы хоть и смотрели на мою худобу со страхом и сопереживанием, не удержались от поощрительных улыбок:

– Я думал, он шутит, – заявил Степан, – когда про поход в столовую на завтрак говорил. А он, ха-ха!..

– Значит, точно пошёл на выздоровление! – сделал окончательные выводы Ольшин.

– Не угадали! – поспешил я возразить в силу своей противоречивой натуры. – Кушать мне не хочется, но как командир я просто обязан подавать пример наивысшей дисциплинированности. Ибо опаздывать на завтрак – это кощунство для любого уважающего себя воина!

От такого пафоса побратимы весело переглянулись и на оба голоса принялись дурачиться, восхваляя своего командира и расписывая тяготы своей жизни до того, как встретились со мной:

– Вот уж нам не везло! И завтраки пропускали…

– И обеды порой холодные жевать приходилось!

– Ну да, ну да! Зато теперь мы за Михой, как за каменной стеной!

– Только отныне придётся обязательно успевать за стол, хотя бы с ним одновременно…

– Почему так?

– Опаздывать нельзя. Иначе всё будет съедено до нас!

Я тоже не оставался в долгу, в меру своего повышающегося настроения пытаясь отвечать колкостями или шутками. И вот так балагуря, мы опустились на третий этаж, где для обитателей башни и оборудовали столовую, совмещённую с главным продуктовым складом. Естественно, что первый этаж традиционно был оставлен под гостиную, и там тоже стояли столы. Но там мы собирались пировать в случае прибытия каких-либо гостей, коих мы вообще не ждали. Именно поэтому и было принято решение обедать личному составу в более удобном и просторном помещении третьего этажа.

Ну и приятно было, что при моём появлении там уже сидели все остальные, кроме стоящего на дежурстве Влада Серого, приветственно и радостно заорали, перебивая друг друга. Увидев меня ходящего, да ещё и самого спустившегося в столовую, теперь уже никто не сомневался в моём выздоровлении. А значит, и в собственном благополучии в ближайшем будущем.

Глава четвёртая

Квартирант или хозяин?

Дальнейшие пять дней моего постепенного выздоровления и восстановления сил прошли для меня несколько скучно, уныло и однообразно. Всё-таки уставал я быстро, коленки подрагивали, и, несмотря на более чем усиленное питание, мышечная масса на моём теле нарастала очень медленно.

Единственное, что мне давалось легче всего, так это бесцельное разглядывание трофейного медальона со значками, неспешное осмысление сути этого предмета и попытки додуматься, как этой штуковиной пользоваться. Если, конечно, она не есть след банального человеческого подражания. Как, например, в том же мире Трёх Щитов некоторые всё-таки могли рассмотреть значки на стенах Священного Кургана, и они сразу же вставляли рассмотренные знаки в свои фамильные гербы. Так и в данном случае могли быть люди, наладившие ширпотребовское производство таких вот безделушек, которые ничего кроме как эстетического удовольствия владельцу не доставляли.

Вот и я пялился на обе стороны медальона и… впадал в нирвану прострации. Да всё без толку.

Но три действа, которыми я мог оказаться полезным всей команде, всё-таки совершались. Например, я разродился некоторыми советами Фране в готовке новых блюд и мясных кулинарных изделий (чем поразил её и всех остальных невероятно), и теперь у нас в меню каждый раз было что-то новое, идущее на «ура-а-а-а!» Также я старался в моменты бессонницы озадачиваться дежурствами непосредственно у окна собственной спальни. Оттуда у меня открывался отличный вид на начало ущелья, которое выходило в Синее Поле той самой огромной каверны, где по пространствам оной мы в первый день гоняли бандитов. Для нас опасность от тварей и прочих нежданных визитёров могла исходить только оттуда, поэтому моего наблюдения хватало в полной мере.

А так как я в первые дни толком даже свистеть не мог, то мне соорудили удобный и звонкий тревожный колокол из куска подвешенной железяки, звенящей не хуже пожарной рельсы. И этого хватало, тем более что монстры нас проведывали нечасто после первых дней заселения. Вроде бы и нетяжкий труд, в котором меня чаще всех сменял ещё достаточно слабый после ранения Сурт Пнявый, но, тем не менее, очень существенный в момент, когда каждая пара рабочих рук была в страшном дефиците.

Ну и я наконец нашёл в себе силы заняться созданием метателя. Он бы нам весьма и весьма пригодился во время намечаемого рывка к городу Иярта. А когда Ольшин с Ратибором поняли суть этого невероятно эффективного оружия, то мы стали одновременно делать сразу четыре метателя, благо, что пружинной стали у меня хватало и на несколько большее количество этого крайне передового, можно сказать запретного, на Дне оружия. И для этого окончательно было переоборудовано в лабораторию-мастерскую все пространство четвёртого этажа. Там было вполне удобно для этого и просторно. Медленно, но проблема повышения нашей боеспособности решалась.

А почему медленно и почему рук рабочих не хватало, оно и понятно.

Потому что ещё во время моего первого завтрака мы решили более грамотно прикрыться от намечающегося нашествия хищников, которое могло бы не столько помешать лично нам, как невероятно сильно повредить наши сельскохозяйственные угодья. Ольшин Мастер буквально на пену изошёл, доказывая нам всем, что шикарные угодья мы обязаны сберечь любой ценой. Пусть даже мы через пять дней все станем Светозарными и вознесёмся в верхний мир, но даже при таких раскладах хороший и полноценный запас на местных плантациях не повредит. Ну и так как древних, полуразвалившихся стен в самой узкой части ущелья хватало, то следовало только дружными усилиями восстановить старое да местами пристроить новое. И тогда уже ни к самой башне монстры не прорвутся, ни наши корешки (пусть и не нами взращённые!) не проредят.

Здравое мнение, которое мы вынуждены были признать верным и принять к исполнению. Ну а тот десяток-полтора молодняка, который выпасался у нас, в тылах, не слишком-то и рвался в Поля, так что его можно было истреблять постепенно, пуская на свежее мясо и сдабривая блюда из всё тех же клубней и корней. Каши-то следовало экономить, новые пайки получать было негде.

Вот все обитатели башни Пирамидка, кроме меня да посильно работающего, подраненного Сурта, и пахали на возведении стен чуть ли не круглые сутки. И получалось это у них под руководством и при непосредственном участии самого ветерана великолепно. Как раз тогда и я понял, каким образом на Дне делают и на чём конкретно замешивают довольно прочный, чуть ли не до крепости цементного, раствор. Для этого использовали сразу три имеющихся в грунтах компонента: известь, глину и песок. Что уже само по себе позволяло бы строить какие угодно по величине здания. Но для повышенной прочности в раствор добавляли и густую, патокообразную массу, которую вываривали из иных, несъедобных клубней вперемешку со щепой мухоморного дерева. Вначале меня это сильно напрягало, боялся, что все в башне отравятся галлюциногенным паром, но Ольшин своё дело знал чётко. Опасное при сгорании, мухоморное дерево при варке превращалось в вязкий пластилин, разбавлялось до нужной консистенции соком клубней, а после остывания через несколько часов вкупе с иными компонентами немногим недотягивало до прочности цемента.

Женщины кололи щепу, копали клубни да корешки, варили и носили патоку и даже порой успевали замешивать растворы. Ну а мужчины ворочали булыжники, рубили мешающие корни-деревья, поднимали на ребро и закрепляли намертво неровные природные плиты. И таки успели перегородить ущелье от диких, не званных нами визитёров. Потому что к концу пятого дня я рассмотрел со стороны Поля внушительное, под сорок особей стадо скатрегов, которое вполне целенаправленно двигалось в нашу сторону. К тому моменту я уже и голос восстановил, так что смог раздельно прокричать, откуда, в каком количестве и какая опасность движется в нашу сторону.

Так что приготовиться успели все преотлично. И несмотря на низкую, на некоторых участках не более двух с половиной метров высоты, стену, монстры так и не смогли через неё перебраться. Ну разве что становились на свои ласты да недоумённо заглядывали поверх стены, поднимая свои головы на метровых в длину шеях.

А я уже к тому времени притопал со своего наблюдательного поста к месту событий и довольно легко просмотрел прибывших попастись на наших полях нахлебников на предмет наличия груанов. И у одной зверюги имелся желанный для нас раритет! После чего наш отряд действовал до приятного слаженно и дружно. Одни отвлекали нерепродуктивных особей, вторые завлекали выбранного мной скатрага чуть в сторону, и вскоре уже первый трофей в данной местности оказался в моём личном патронташе.

– Лиха беда – начало! – уверенно огласил я товарищам. – Дальше будет легче!

Как бы не так. Фиговый из меня пророк оказался.

Дальнейшие три дня нас разочаровали окончательно! Хотя наша преграда выстояла и даже постепенно совершенствовалась. А мои опасения, что разогнавшиеся байбьюки станут перепрыгивать стенку, оказались беспочвенны. Видимо, эти колобки на такое способны лишь в момент наивысшего самопожертвования, поступаясь собой для общего дела. Ну и понятно, что во время Великого сражения. То есть с этим всё у нас получалось.

Но! Ни в одном стаде больше не отыскалось ценной особи-носителя. Одна молодая шушера, а старые – все бесплодные. Так что стал всё чаще и чаще подниматься вопрос: «Что делать дальше?» Следом за ним второй: «Где набрать каши и прочей съестной мелочи?», ибо крупы у нас заканчивались. Ну и женщины на полном серьёзе и довольно остро поставили передо мной вопрос: «Когда ты нас избавишь от привидения?»

Я вначале только посмеивался, будучи уверенным, что наши дамы меня просто разыгрывают или шутят. Ведь точно таким же образом я сам «пошутил» с уголовниками Олегом и Кеглей, перед тем как их убить. Сам же в россказни и глупые легенды о потусторонних существах ни на грош не верил. Пока в конце концов не убедился в этом собственными глазами. Дело происходило на нашей «средней» кухне десятого этажа. Готовить там было неудобно по причине напрасного подъёма дров на такую высоту, а вот коптить там мясо да просушивать корешки с травками при малом расходе щепы – было наиболее целесообразно.

Вот сидя в очередной раз на своём посту у окна, я и услышал недовольный визг Франи и Снажи Мятной именно сверху. Они явно пытались то ли кого-то проучить, то ли от кого-то избавиться, обращаясь к нему при этом нехорошими словечками типа «тварь премерзкая» или «чмо невидимое». Опасности вокруг нашего «поместья» не наблюдалось, да и Сурту крикнул, дабы он меня подменил, поэтому я и решил проверить причину криков. Будучи уверен, что меня опять пытаются разыграть, и обладая уже необходимой прытью для лёгкого бега, я поспешил по лестнице наверх, стараясь не споткнуться о тушку моего постоянного сопровождающего Хруста. Ну и когда ворвался в кухню, остолбенел от удивления. Сценка того стоила.

Снажа двумя руками держалась за медный лагун с промаринованным мясом и изогнувшись всем телом пыталась дотащить его до плиты. Там над съёмными чугунными кольцами располагались крючья и куски проволоки, на которых мясо для копчения-вяления и развешивалось. Ну а Франя, с широкой и массивной метлой, колотила своим орудием по пустому пространству вокруг лагуна и требовательно рычала:

– Отпусти, урод! Отпусти, тварь премерзкая! Чмо ты поганое!

Судя по их экспансивности и позам (если это был бы розыгрыш меня, наивного!), то получалось, что емкость медную они ловко и незаметно привязали к полу, а теперь разыгрывают сценку «Экзорцисты за работой, изгоняющие прожорливого беса башни Пирамидка». Ибо никакой логике не поддавалась суть бессмысленного удержания того, что невидимое «ничто» и так не смогло бы употребить себе в пищу. Или всё-таки могло? И теперь занималось безнаказанным воровством?

Мне стало невероятно весело, но свой хохот я сумел сдержать, намерившись посмеяться позже и громче всех. А вместо этого стал наблюдать всеми возможными для меня средствами и умениями. Хотя изначально только и сосредоточился на мысли:

«Как это они лагун сумели к полу приклеить?»

А он и не был приклеен намертво. Время от времени ёмкость чуточку сдвигалась под усилиями тянущей женщины, ну и, наверное, взмахи метлы, хоть и лупящие куда попало в пустое пространство, создавали определённые трудности шутнику. Но потом я мельком глянул на когуяра и удивился ещё больше. Хруст находился в нижней, стартовой позиции для атаки, его полностью раскрытые глаза чуть ли не светили перед ним фиолетовым светом, а азартно подрагивающий кончик хвоста испускал вокруг себя фиолетовые искорки. То есть зверь не просто смотрел, он видел нечто конкретное! Но всё равно атаковать не спешил. А почему? Да, наверное, прекрасно понимал бессмысленность подобной атаки или заранее ставил себя в положение проигравшего. Потому что так и не двигался с места, приседая на лапы, возле моей ноги.

Тут и я максимально напряг присущие мне и подаренные Первым Щитом таланты, пытаясь тоже рассмотреть это непонятное «Чмо». И на моё счастье, успел это сделать довольно быстро, начав пробовать на пустом пространстве все мои тринитарные всплески. Второй же вариант, которым я вызывал у противника или врага кашель и раздражение в гортани, подействовал. Правда, не так, как на человека, а послужив определённым лакмусом или проявителем, словно наполнив собой то самое пространство в ином измерении, которое занимало существо. И оно у меня предстало перед глазами в виде мешка с четырьмя лапами. Именно мешка! Раза в два большего, чем мне помнился тот же мешок с мукой, ну и лапы в длину чуть выше моего колена. Без головы, без хвоста или иных понятных человеческому восприятию органов.

И этот мешок большей частью своего корпуса просто навалился на лагун почти всем телом, а двумя лапами упирался в пол. А значит, масса у него или определённая сила имелись о-го-го! Оставалось лишь удивляться, что ему понадобилось? Какого лешего он так себя ведёт? И почему не пытается, к примеру, ухватиться за тех же Снажу и Франю? Судя по тому, как метла порой проходила сквозь туманную дымку мешка, иные физические предметы на него никак не воздействовали.

Но я-то непрестанно продолжал охаживать уже видимое мне создание иными тринитарными всплесками. На «чих» он никак не отреагировал, на «щелбан» – тоже. А вот первый же пробный «горчичник» оказался ему не по нраву. Сгусток так весь и передёрнуло, словно он попал под удар тока. Ну и уже вторым, максимальным по силе и по площади всплеском силы я приголубил «Чмо» от всей души. Тут ему и досталось в полной мере: меняя на ходу цвет на розоватый, мешок соскочил с лагуна и с истошным скрипом, на приличной скорости ринулся прямо на ближайшую стенку. В какой-то момент мне показалось, что сейчас будет смачный шлепок или удар, но странное привидение вонзилось в стенку, словно той и не существовало в природе. Миг – и нет ничего!

Только растерянная и раскрасневшаяся Снажа сидит на попе да спешно пытается поставить емкость обратно на попа. Но всё равно несколько кусков маринованного мяса вывалилось, и теперь уже когуяр, разбалованный подачками ото всех, решил, что это для него, и с грацией и достоинством устремился на кормёжку. Еле бедняга успел отскочить от метлы, которой его презлющая Франя хотела приголубить под горячую руку:

– Назад! Это не тебе! – потом подняла голову, увидела меня и разразилась претензиями в адрес командира: – Ну а ты чего стоишь?! Делай хоть что-нибудь! Иначе эта тварь нас с ума сведёт своими издевательствами! Ты её хоть увидел? Как она хоть выглядит?

Потому что по моему остекленевшему взгляду поняла, что увидел. Но я ничего лучшего не смог придумать, как тупо спросить:

– А какие они вообще бывают?

– Да никто даже приблизительно не знает. Таких же зрячих, как ты, на Дне испокон веков не было. Выдумывают разное: кто про змея толстенного с пастью тервеля рассказывает, кто говорит, что это люди, здесь погибшие когда-то, а кто утверждает, что лично нащупывал в пространстве невидимую клешню рака-переростка.

– Хм! А про такой вот мешок, на таких вот лапах никто не упоминал? – пришлось ладонями показывать размеры и высоту.

– Не-а! – теперь наша главная повариха смотрела на меня с восторгом: – Неужели и в самом деле рассмотрел?

– Не только рассмотрел, но и ударил по нему огромным «горчичником». Слышали, как он со скрипом противным убегал?

– Конечно, слышали! – заговорила и Снажа. – У меня от него прямо зубы свело! А убежал-то он куда?

– Туда! – и ткнул пальцем на стену, только сейчас поняв, что она наружная. Приблизился к ней, ощупал и тут же стал бормотать: – Толщина приличная, чуть ли не восемьдесят сантиметров… И наверняка внутри могут быть полости… Но и «Чмо» немаленьких размеров! Или оно может сжиматься?..

Обе женщины ловили каждое моё слово, присматриваясь, как я ощупываю стенку и пытаюсь просмотреть её в глубину. Они сразу уверовали, что раз командир взялся за это дело всерьёз, больше никаких пакостей в Пирамидке твориться не будет. От поднявшегося настроения даже расщедрились на кусок мяса для Хруста, и тот его неспешно, с этакой барской деликатностью прожевал и проглотил.

Но именно котяра мне напомнил своим присутствием, что он пыльный (а может, просто туманный?) мешок видит. А раз видит, то может и по запаху чувствовать. Ведь обоняние, иначе говоря, нюх у животных гораздо больше развит, чем у человека. Ну и дальше пошла вполне логическая цепочка:

«Смотря у какого человека! – вспомнил я о себе и о стоящих во мне до сих пор фильтрах на звуки и запахи. Я с ними в последнее время варьировал, подбирая для себя максимально оптимальные, и не понимал, откуда на меня подобная напасть свалилась. – Или всё-таки это меня Первый Щит наградил такими способностями? За какие такие, спрашивается, заслуги? Но раз уж они есть, то почему бы ими не попробовать воспользоваться?..»

Вот я и попробовал. Осторожно, не спеша. Потому что, если резко убирал все фильтры, то мог попросту в обморок свалиться от водопада рухнувших в моё сознание запахов. Ведь как-то ориентироваться в них, изолировать ненужные и прислушиваться только к одному, я ещё толком не научился. Поэтому первые пяток минут то сидел на корточках возле стены, то передвигался по всей кухне или принюхивался к лагуну. А во время оного действа попросил Франю скрупулёзно пересказать все случаи, когда им мешало или пугало это самое «Чмо». А пока женщина тараторила, продолжал поиски.

Из слов нашей главной поварихи получалось, что несуразности, происходившие с участием привидения, имели некоторую систему. Непонятное Чмо, как я его уже окончательно окрестил, тяготело к медным вещам, кислым и сырым (что весьма важно!) маринадам и к предметам домашнего обихода, которые делались из мухоморного дерева. Таких предметов, несмотря на вред древесины при сгорании, имелось предостаточно, потому что порода была самая мягкая, хорошо изгибаемая в сыром виде и потом невероятно прочная после усыхания. То есть приложение силы мешок о четырёх ногах прикладывал именно возле или на эти три категории предметов. Что уже можно было применять в разрабатываемых вариантах поиска.

Но пока я ориентировался в основном по своему обострившемуся обонянию.

И в конце концов выделил для себя некий специфический запах, который трудно было перепутать с остальными. Тем более что этот запах мне был знаком с раннего детства, начиная с которого я любил возиться с принесёнными отцом с завода детальками, а потом и паять их. Это был запах плавящейся канифоли. А ведь он не просто редкий, а практически неуместный в данном мире запах. Тем более на Дне. И уж точно в данной башне. Уж здесь паять было нечего, водопроводные трубы – и то керамические.

Поэтому я, хоть и с большим трудом, настроился на ароматы канифоли да и двинулся в обход всей башни. Хотя чуть ли не сразу понял: мешок, обладатель четырёх лап, подался куда-то наверх. Но чем выше я поднимался в сопровождении Хруста, тем больше приходилось нам времени терять на каждый этаж. Всё-таки каждый последующий был больше нижерасположенного, да плюс некоторые оказались завалены невесть кем и когда оставленной рухлядью. Спальные комнаты, конечно, каждый себе очистил в меру своего понимания, а вот неиспользуемые помещения так толком и не разбирались по строгим настояниям Ольшина. Пока времени из-за строительства стен не было для проведения толковой инвентаризации, но он собирался это сделать, когда ритм жизни устаканится и какое-никакое время свободное появится. А как раз последнего и не намечалось в предстоящие… годы. Да и какой смысл возиться, расчищать и облагораживать? Дополнительные площади нам не нужны, так что пусть валяется…

Другой вопрос, что отыскать в этом «пусть валяется» что-то конкретное оказалось задачкой практически невозможной. Нагромождение рухляди творилось иногда такое, что будь у меня умения в сотни раз большие, всё равно бы насквозь эти кучи не просмотрел. К тому же у меня создалось чёткое ощущение, что зловредный «мешок» явно понял, кто его припёк, и теперь сматывался от меня вполне целенаправленно. И понятно, если он тут проживал давно да мог передвигаться в толще стен, то тайников у него и удобных схронов предостаточно. Как я ни старайся, всё равно не поймаю это Чмо поганое. Только вот, как говорится, чем задачка кажется более непосильной, тем больший возникает азарт в попытках её разрешения.

И я начал с того, что наибольшим лакомством для когуяра стал его дрессировать на определение места пребывания нашего нелегального квартиранта. А моя одомашненная зверушка очень любила те самые кусочки очищенной тарани, которые поступали на Дно вместе с пятидневными пайками. Запас этого ценного для тела энергетика у нас имелся порядочный, и для моего лучшего и скорейшего восстановления мне к нему был открыт полный, неограниченный доступ. Вот рыбка у меня и валялась по всем карманам, и как только организм требовал что-то пожевать, я сразу же затыкал его прожорливую пасть очередным кусочком.

И когда я заметил, что Хруст уставился на одну из куч вроде как медного хлама, поманил его за собой и ткнул в то место под стеной, где и мог притаиться «мешок». Потому что я сам ориентировался по сильному запаху канифоли. А потом и непосредственно Чмо рассмотрел, которое половиной своего тела пряталось в стене. Присел и похлопал ладонью по полу, затем заставил примерно такой же жест сделать Хруста. И когда у того получилось – угостил кусочком рыбки.

Потом удар горчичником по странному привидению, новый визг и новые попытки отыскать. С третьего раза когуяр меня понял, и как только осознавал, где Чмо прячется, подходил к тому месту и деликатно постукивал лапой по полу. За что и получал очередную награду. Так мы раз шесть отыскивали непрошеного постояльца, «подогревали» его до розового цвета и опять шли на дальнейшие поиски по его же следу.

В конце концов он забился уже в такое место, что мы к нему и близко подобраться не могли. Как и увидеть не получалось за горами нагромождённой рухляди. Да и понял я, что толку от наших действий – никаких. Неведомое существо всё равно из башни не съедет и пакостничать не перестанет. Его либо следовало вылавливать более солидной ловушкой, либо оставить вообще в покое и не морочить себе голову. В принципе, не такая уж и большая это проблема. Хорошо уже, что теперь я его могу увидеть в пространстве, чётко локализовать по запаху и наказать, не отходя от кассы.

Так что мой прирученный помощник получил и седьмой, заслуженный кусочек тарани, и мы поспешили в нашу главную столовую. А как же иначе? Поработал? Силы потерял? Значит, надо их срочно восстановить!

К тому времени на третьем этаже уже все собрались на очередной ужин, поэтому засыпали меня вопросами по теме: «Что собой представляет Чмо? И как ты его наказал?» Ну я-то не сильно распинался, потому пересказать, как и что выглядит, – недолго, как и коротко поведать о не совсем эффективной экзекуции. Зато взамен я потребовал теперь уже и от наших ветеранов пересказать подробно всё, что они только могли слышать о местных привидениях. Уж слишком меня заинтересовало не известное, как мне казалось, ни в одном мире существо. И естественно, что больше всех и скрупулёзнее по этой теме мог выступить Ольшин Мастер.

Хотя и начал он с того, что посоветовал:

– Лучше всего не обращать на привидения ни малейшего внимания. Тогда они пакостят всё меньше и меньше, а со временем привыкают к людям, осваиваются отыскивают свои ниши в жизненном пространстве и становятся практически незаметны. Да и никто их никогда ни увидеть не смог, ни пощупать, в этом Франя права… А вот тот же «умник», который нас в экспедицию к Иярте собрал, довольно много времени уделял попытке привидения рассмотреть, изучить, а то и приручить. Я-то сам его ранних экспериментов не видел и ему не помогал, но вот один из его старых помощников как раз со мной на эту тему очень долго общался. И кое-какие размышления того академика сумел объяснить…

Мы слушали ветерана с удовольствием, не перебивая.

Конечно, и времени прошло немало, и объяснения те оказались скорее фантазиями ученого, чем чёткими результатами экспериментов, но самая суть заключалась в определении происхождения загадочных созданий. Академик утверждал, что привидения не рождаются на Дне и уж ни в коем случае не являются бестелесными прообразами убиенных здесь людей, а попадают сюда извне, из иного мира. Причём не мира Набатной Любви, а какого-то совершенно иного. И путь попадания один: через Длани, вместе с большими ящиками с товарами, которые гаузы обменивают на светящиеся груаны. Сумел подсчитать академик каким-то образом и продолжительность жизни невидимых сущностей: около двадцати лет. А также склонялся к мысли, что размеры и масса привидения соответствуют среднестатистическому мужчине. Примерно, конечно, и никак себе толком не представляя конфигурацию, число конечностей или голов.

Весьма и весьма интересные выводы, которые мне можно было положить в начало собственных умозаключений. Но если опираться именно на них, то первые выводы уже напрашивались. В башне пятьдесят пять дробь четырнадцать (55/14), откуда мы прибыли, привидений не было. Это что Ольшин, что Франя утверждали с полной уверенностью. Значит, привести его с собой мы сюда не могли никак. Он уже давно здесь. Опять-таки не более двадцати лет, если верить академику, который наверняка для таких выводов собирал определённую статистику. А так как в последние десять лет в Пирамидке никто кроме Мастера и его нескольких друзей не жил, то Чмо по возрасту довольно взрослая особь. Если к этому приплюсовать ещё и заверения нашего завхоза, что и до его первого появления здесь прежние обитатели отсюда убрались ещё на десять лет раньше, то наш невидимый обитатель вообще стар, а то и на последнем издыхании.

Этакие логические размышления, опять-таки основанные на ничем не подкреплённых рассказах от кого-то кому-то.

Тем не менее итоговый вывод мною был сделан:

– Вполне возможно, что наше привидение не сегодня, так завтра само умрёт. Если уже не окочурилось от моих горчичников. Поэтому продолжаем наблюдать за «мешком», и только если он продолжит творить свои прежние пакости, я за него возьмусь всерьёз. Вон Хруст его уже сразу чувствует, подходит ближе и стучит лапой по полу, то есть присматривайтесь к тому месту… А потом мы общими усилиями и ловушку придумаем как соорудить.

Пока я рассказывал, как обучал когуяра и чем его за это надо поощрять, Франя сидела задумчивая, словно что-то припоминала. Потом стала рассуждать:

– Если оно такое большое и массивное, то не лучше ли его задобрить, чем с ним сражаться? Однажды я слыхала, что в одном из замков для ублажения привидений наливали на пол в кладовке острые маринады, а потом там становилось сухо-сухо. То есть кто-то их тщательно вылизывал с пола. Но зато и пакостей или прочих безобразий в том замке никогда не творилось.

– Попробуй, – сразу же разрешил я. – Если Чмо начнёт к выбранному тобой месту приходить регулярно, то и мне его изучать станет намного проще. Потому что гоняться за ним по всей башне – дело ну совсем бесперспективное. Он попросту начнёт отсиживаться в стенах, как мне кажется.

Вот наша главная повариха и попробовала. Причём место для приманки или прикормки выбрала не пустое, а заставленное поленницей дров, которые мы стали заготавливать непосредственно в самой кухне или на первом этаже. Ну вот был такой закон, положено было внутренним распорядком любой обители иметь запас дров не меньше чем на две недели. Так что и наш завхоз старался хоть частично наполнить наш резерв и топливными компонентами.

Франя попросила не просто на пол укладывать дрова, а на приподнятые, установленные на чурочках лаги. Вот под ними-то и было пространство высотой сантиметров пятнадцать, ещё и какой-то естественный сток туда получался, и лужа, там налитая, по остальному полу не растекалась.

Первый день налитый маринад оказался нетронут, а вот на второй, со дня нашего обсуждения, Чмо не просто спустилось туда, но и лежало в луже настолько долго, что жидкость три раза, после пополнения, высыхала начисто. Зато за эти несколько часов ни единой пакости не произошло, ни одна женщина не напугалась, а я успел довольно тщательно и спокойно присматриваться к странному существу. Видел-то привидение только я. Остальные – как ни приглядывались по моим указаниям, ничего не заметили. Ну а Хруст – не считался. Он только то и делал, что раз в час подходил к поленнице дров, стучал лапой по полу, получал очередное поощрение в виде чего-то вкусного и с чувством отлично исполненного долга уходил в сторону.

«Мешок» по своей толщине был раза в два толще, чем щель, но это его нисколько не смущало. Верхняя часть тела просто совмещалась с дровами, словно тех не было. Лапы были расставлены в стороны, и похоже, что такая распластанная позиция помогала максимально абсорбировать в себя кисленькие субстанции рассола или маринада.

Своим горчичником я создание щемить, а уж тем более прогонять не стал, тем более что во второй раз Чмо на такую нашу приманку может и не клюнуть, ищи его тогда по всем этажам. Следовало его максимально изучить и только потом решать: прогонять, попытаться поймать или вообще больше не обращать внимания.

Но так как моё восстановление ещё не завершилось, охотиться, а уж тем более отправляться в дальние рейды мне было нежелательно, то как истинный, если не сказать врождённый исследователь-натуролог, я решил поработать над своей будущей докторской диссертацией на тему: «Привидения Дна промаринованные, расслабленные и с чем их едят».

Особо интересная деталь тех исследований, в чём я почему-то был на сто процентов уверен, что существо меня заметило, узнало и тоже постоянно за мной присматривало. Кое-какая реакция Чмо просматривалась и на когуяра. Когда хищник подходил ближе и постукивал своими немалыми коготками, привидение подтягивало лапы под себя, словно готовясь немедленно или сражаться, или убегать. Но всё равно у меня даже малейшего предположения не закралось в голову по поводу возможной разумности данного существа. Ну вот хоть убейте меня, но я не поверю, что невидимая протоплазма может иметь разум! А может, и не протоплазма, может, там сгусток гравитационного поля? Или вдруг это некий сгусток радиомагнитных колебаний? Или кусок ожившей и перемещающейся самостоятельно радиации?

Всё могло быть… Хотя тут же проистекали следующие вопросы: зачем этому сгустку лапы? Где в нём конкретно центр всеобщей координации? И почему так любит маринады и рассолы?

После простых визуальных наблюдений, которые я проводил, сидя в некоем подобии кресла, постепенно перешёл к экспериментам с предметами.

Ну и не прогадал, верно проанализировав и иные сведения и россказни. Всё-таки именно медь и древесина мухоморных корней могли оказывать воздействие на плоть неведомого существа. Причём многое зависело от скорости воздействия. Когда я медленно тыкал медным прутком или палкой из нужной древесины, Чмо совершенно не реагировало на прикосновения. Зато при ускоренных тычках лапы стали недовольно подёргиваться. Ну а когда я прутком из меди слегка хлестнул по дивной конечности, раздался недовольный визг, и лапа резко отдёрнулась под поленницу. Потом она опять медленно, словно расслабляясь, выползла наружу. Зато я понял: некое оружие, а точнее говоря, орудие наказания для привидения было найдено. Теперь любая женщина сможет легко отогнать проказника в сторону, стегая в точку основного безобразия либо медным прутком, либо тонкой хворостинкой мухоморного дерева.

Когда я сообщил об этом окружающим, меня поздравили с удачными результатами экспериментов, но Франя и тут оказалась при своём мнении:

– Чем каждый раз хвататься за хворостинку, я лучше три раза в день этой твари налью кружку маринада.

На что Неждан Крепак рассмеялся:

– Эдак он к тебе привыкнет, приручится, станет за тобой ходить постоянно, а потом и в постель к тебе заберётся! Ха-ха-ха!

– Ну-ну! – не осталась в долгу кухарка. – Ты лучше смотри, чтобы он к тебе не забрался! А то ведь ещё неизвестно, вдруг он женского рода и уже давно к твоей кровати присматривается?

– Вот уж нет! Я в свою кровать никого не пущу! – решительно заявил ветеран. И тут же, словно в сомнении, добавил: – Никого, кроме… тебя, конечно же!

Уже почти все заметили, что данная пара сходится всё ближе и ближе, и вскоре в нашем коллективе появится очередная семейка. Это если меня и Ксану считать первой семейной парой. Похоже, охотник и наша главная повариха и так уже успели сойтись на интимном интересе, но в одну спальню до сих пор перебраться не решались. Вернее, Франя не решалась. Тогда как Неждан уже всё чаще и чаще пытался надавить на женщину даже при посторонних. Не в физическом плане, конечно, надавить, а в моральном, больше шутками да подковырками, как только что.

Вот и сейчас сказал, замер, но не на женщину свою смотрит, а на меня. Да и она в мою сторону косится, ждёт реакции. Словно я у них сватья, сводник или шафер в одном флаконе. Но с другой стороны, тоже как-то довольно приятно на душе, пусть я и молод по сравнению с ними, а вон как уважают, готовы прислушаться к моему мнению, получить командирское одобрение, а то и благословение.

А мне что? Мне не жалко. Тем более что люди хорошие, и пара у них получится просто замечательная. Есть у них обоих нечто единое в духовной сущности, в рассудительности, степенности и постоянстве. Такие если сходятся, то на всю жизнь.

Поэтому я и решил устроить не просто этакий официальный переход одного человека в спальню другого, а сделать это праздничным днём. То есть устроить присущее каждому нормальному миру торжество. Естественно, Дно нормальным миром никак не назовёшь, но раз у нас отличный коллектив сложился, значит, надо нагибать окружающую действительность под нас, а не под неё подстраиваться. В этом плане песня у Макаревича как нельзя лучше подходила. И я, несколько неожиданно даже для себя, пропел:

– Не стоит прогибаться под изменчивый мир,

Пусть лучше он прогнётся под нас!

Однажды он прогнётся под нас!

С моим новым голосом, который уже восстановился после кошмарной эпопеи с груанами, прозвучало более чем колоритно, музыкально и… здорово. Мне лично настолько понравилось, что представил любимого певца словно наяву. Остальные тоже рты приоткрыли, и я, уже бравируя голосом, пропел целый куплет песни:

Один мой друг он стоил двух он ждать не привык

Был каждый день последний из дней

Он пробовал на прочность этот мир каждый миг

Мир оказался прочней!

Ну что же спи спокойно позабытый кумир

Ты брал свои вершины на раз!

Не стоит прогибаться под изменчивый мир,

Пусть лучше он прогнётся под нас!

Однажды он прогнётся под нас!

Сделал паузу и только потом продолжил:

– Я это к чему пою… Давайте устроим свадьбу! Самую шикарную и красивую. Ну и гульнём на этой свадьбе от всей души! – не заметив понимания и единодушия от моих слов, пояснил более конкретно: – То есть устроим так, чтобы Неждан и Франя имели полное право называться мужем и женой. Ура! Дамы и кабальеро! Ура!!

Вот теперь уже до всех дошло окончательно, что и к чему. Все зашумели, начался бурный обмен мнениями и восклицаниями, а моя идея действительно пошла на ура.

Вот только задумчивый, слишком многозначительный взгляд Ксаны меня напрягал не по-детски.

Глава пятая

Разведка долин

По поводу своей подруги – словно в воду глядел. Не успели мы вечером только уединиться в нашей спаленке, как в мою сторону сразу полетели первые упрёки:

– Почему это не наша свадьба оказалась первой? Чем мы с тобой хуже и почему это наши отношения не достойны того, чтобы их отпраздновать по наивысшему уровню?

Положа руку на сердце, следовало признать упрёки справедливыми. Да и отношение девушки ко мне можно было сравнивать с самыми романтическими, возвышенными и чуть ли не сродни подвигу. Она успевала везде: и в общественных работах участвовать, и со мной во время моего недуга словно с ребёнком малым нянчиться. А уж когда мы несколько дней назад вновь возобновили наши постельные утехи, то можно было бы смело заявлять, что лучшей любовницы, подруги и возлюбленной грех было бы не пожелать любому нормальному мужчине.

Только вот я почему-то не видел Ксану по отношению к себе именно женой. И совсем не потому, что меня нельзя отнести к мужчинам «нормальным». Или там слишком уж капризным, разбалованным, скандальным и уж тем более семейным тираном по бытовым проблемам. Скорее наоборот, я в решении наших житейских проблем предоставлял подруге полную свободу, инициативу и во всём оказывал бесспорную поддержку. Но…

Если бы я оставался в этом мире навсегда, может, я бы сразу разрешил вопрос, ответив примерно так: «Мне просто неудобно было влезать раньше с нашим праздником, чем более старшим нашим соратникам. Да и командир должен себя вести поскромнее… Поэтому устроим наш праздник чуть позже, когда будут благоприятные условия». И всё! Тема была бы закрыта.

Но многие, да что там говорить, невероятно многие планы, связанные с миром Трёх Щитов и с миром Земли, заставили меня так и замереть на вдохе, а потом и на долгое время примолкнуть.

Ксана долго паузу выдержать не смогла и решила обидеться:

– Даже так? Ты со мной не желаешь на эту тему и словечком обмолвиться? Может, ты со мной уже и спать не собираешься?

Я пожал плечами и начал возмущаться таким поворотом разговора:

– Да я ещё и подумать не успел над твоими вопросами!..

– Ну тогда сегодня будешь спать отдельно! – уже совсем не прислушиваясь к моим словам и решив меня наказать жестоким образом, постановила красавица. – Заодно у тебя и время появится на «продумать».

И демонстративно стала стелить для себя на отдельном, совсем узеньком лежаке. Я так и стоял возле окна, делая вид, что растерян и сильно озадачен. Хотя на самом деле только и старался, чтобы не рассмеяться от такой сцены. С моим опытом в интимных отношениях, да ещё именно меня лишать доступа к прекрасному телу? Право, не смешно! При желании я сам заговорю кого угодно, отвлеку, заболтаю, и та же Ксана не заметит, как уже через пять минут будет трепыхаться у меня в объятиях. Но с другой стороны, я сегодня чувствовал какое-то моральное опустошение, хотя физически толком ничего и не делал целый день. Только отъедался да вёл наблюдения за Чмо.

Поэтому так великолепно совпало, что я как раз просто хотел завалиться и просто, без всяких затей, страстных стонов, воплей на всю башню и порванных извивающимися телами простыней – выспаться. И вон оно, получается как в песне: мечты сбываются!

Только я отлично знал также, что надо делать, чтобы отцепившийся от паровоза вагон не догнал его опять. То есть следовало подтолкнуть его с уклона, а не в другую сторону, и тогда можно спать спокойно. Поэтому я и начал с хорошо разыгранным недовольством:

– Ксана, а при чём здесь одно к другому?

– А вот будешь знать!

– И ты вот так, с недрогнувшим сердцем решишься спать от меня отдельно?

– Да! – с апломбом заявила она, будучи уверенной, что уговоры с моей стороны будут длиться вечно.

– И даже не придёшь погреть мне спинку?

– Вон пусть тебе Хруст греет!

– И ты не пожалеешь о своём поступке? – канючил я.

– Никогда! – заявляя настолько категорически, она гордо задрала подбородок, смотрела в другую сторону и наверное, сама восторгалась своей непреклонностью. А мне ничего больше не оставалось делать, как завалиться на нашу кровать и, укутываясь в одеяла, с трагическим пафосом воскликнуть:

– Злая ты! Съеду я отсюда… куда глаза глядят…

– Да на здоровье! – всё ещё будучи на волне своего решения меня наказать и противоречить в любом моем высказывании, продолжала подруга.

– Ты даже поговорить со мной не хочешь…

– Было бы с кем разговаривать!

Всё. Логическая цепочка нашей перепалки замкнулась. То есть мы пришли к тому, с чего и началась перепалка, только уже с противоположным знаком. Вначале меня обвинили, что я не хочу поговорить на нужную тему, а вот теперь последовало финальное заявление, что это, оказывается, со мной разговаривать не хотят.

Что и требовалось доказать!

Ведь недаром я столько книг вычитал в Интернете по психологии супружеских отношений. Женщины – они слишком эмоциональны и страшно сами любят сбивать нас, мужчин, своей зигзагообразной логикой. Но при этом легко попадаются на провокационныё фразы, уходят в сторону и в конце концов начинают сами себе противоречить. Надо только верно и быстро этим воспользоваться и ни в коем случае не затягивать диспут до бесконечности. Иначе сама женщина забывает тему начатого разговора, и хуже всего, может по ходу припомнить ещё десяток иных тем, по которым она с полным правом считает себя жестоко обиженной.

Я в классическом стиле уложился во все временные нормы и постарался уснуть как можно быстрее. По всем расчётам и статистикам, дальше следует такая картина: умная женщина имеет все шансы обдумать разговор, понять свои ошибки и свести всю перепалку к шутке. Но она должна уложиться в десять минут. А вот не совсем умная (потому что глупых среди них не бывает по умолчанию, что бы о себе мужчины ни мнили), если не уложится в это время, тоже поймёт, что не права, но обратного хода ей уже не будет.

Для мужчины лучшая стратегия на втором этапе – это уснуть в течение этих вот десяти минут.

Я почти успел, но Ксана оказалась очень умная, она заговорила где-то в конце шестой минуты:

– Что-то я мало одеял взяла… Миха, брось мне одно своё!..

И прислушалась к моему размеренному и громкому сопению, которое я старался имитировать со всех своих сил. Но, наверное, опыта не хватило, потому что красавица не поверила:

– Только не надо притворяться, что меня не слышишь! – короткая пауза. – Или тебе одеяла жалко? – потом возмущённое фырканье: – Как я его грела всё это время, так быстро забылось! А я как здесь замёрзну насмерть и простужусь, так ему глубоко наплевать!

И я услышал, как она нервно и шумно встаёт со своего холостяцкого лежака. Ну и, конечно, дыхание у меня сбилось от еле сдерживаемого смеха. Желающая обелить себя женщина всегда устроит так, что виноват всё равно окажется мужчина. И вот тут особенно важно сделать так, словно это ты её прощаешь, проявляешь истинное рыцарское великодушие. Если успеешь…

Я успел:

– Прелесть моя! Ну так иди ко мне, и я тебя буду греть! – и быстро развернулся лицом к ней навстречу. Ксана двигалась ко мне, даже не захватив свои одеяла, потому что нам вдвоём обычно (если учитывать последние две ночи) и под одним жарко было. Ну и понятно, что её приятная нагота окончательно развеяла в моём сознании мысль рано лечь и долго спать.

Как наущается многими книгами о семейных отношениях: «…никогда не доводите ссору до абсурда. Тем более, когда дело идёт к перемирию. Уступайте женщине, и будет вам счастье!»

Ко всему, несмотря на более укороченное время сна, утром я чувствовал себя прекрасно выспавшимся. Довольно бодро выскочил из кровати, не забыв чмокнуть жутко сонную подругу в носик, и помчался умываться. Но, видимо, слишком экспансивно чмокал, потому что вскоре под струями душа оказался не только я. Ксана там же и с ходу попыталась продолжить вчера начатый разговор:

– А вот когда, конкретно, проводить свадьбу Неждана и Франи будем? Почему бы сразу сегодня и не устроить?

– Так ведь, по сути, у нас ничего путного на свадебный стол и нет. Почитай все ценное, что у нас из пайковых запасов имелось, выели. Вон, даже каш не осталось…

– Так что, придётся нам к той далеко расположенной Длани идти?

– Ты о чём, милая? Вон сколько монстров по Полям бродит! Рядами и колоннами маршируют! Такое впечатление, что зверьё не пасётся или там переселяется, а целенаправленно всё живое в Полях вытаптывается. Туда не сунешься… Поэтому мы пойдём другим путём!

– Ага… слышала. Хотите по заячьим норкам в иные каверны проползти? Степан с Тимофеем смеялись, говорили, что там даже дети не протиснутся.

– Много твой Степан понимает… Как и Тимофей…

– Да уж не меньше твоего!

Нет, я не ревновал, но всё равно резко развернулся, присматриваясь к лицу подруги, которая явно на меня сердилась. И даже догадывался почему: женщин в этом походе с тщательной разведкой наших внутренних долин мы ещё вчера решили оставить в башне. И только два вышеназванных охотника высказались за то, что и женщин можно было бы взять. Мол, опасности никакой.

Честно говоря, я в своих силах сомневался, куда уж там нашим дамам по всяким ходам-переходам изгибаясь да на четвереньках карабкаться. А рыцарь Молчун так и тряслась от желания отправиться вместе с нами. Пришлось подраскрыть подноготную таких высказываний:

– Тут дело совсем в ином. Что Степан, что Тимофей в последнее время слишком уж стали приударять за двойняшками. Неужели ты не заметила? Вот им мало уже «домашних» отношений, захотелось в романтический поход отправиться.

Для меня вначале показалось жутко странным прозвучавшая отповедь:

– Ну и пусть отправляются! Девки здоровые, сильные, вполне могут при случае и сами арбу тащить.

И только уже вытираясь, догадался о тлеющей постоянно ревности Ксаны насчёт двойняшек. Поэтому она решила, что чем быстрее завяжутся твёрдые отношения у двух иных пар, тем она сама будет спокойнее. Как ни странно, в подобном вопросе я с ней полностью был солидарен. Я сам постоянно находился в напряжении, ловя на себе многозначительные, заговорщические взгляды Снажи и Всяны, краснея от их подмигиваний и стараясь не попадаться им на пути, когда рядом никого нет из посторонних. Потому что пару раз обе девушки довольно беспардонно бросались ко мне с поцелуями и буквально требовали, чтобы я под любым предлогом среди ночи пробрался к ним в спальню. Ещё и обещали при этом:

– Мы себя тихо будем вести…

– И не станем бесстыже кричать, как эта твоя… Молчун…

Что хуже всего, у меня не было даже нормальной возможности для уединения с ними, чтобы там уже на них наорать от всей души, построить как следует и толком пригрозить разгулявшимся не на шутку девицам. Их поведение следовало кардинально исправить, тем более что все предпосылки для этого были. Малое количество женского пола в нашем коллективе довольно сильно мужчин напрягало, так что две свободные женщины начинали становиться яблоком раздора. Даже казалось бы, не совсем вернувшийся к жизни Сурт Пнявый смотрел на красавиц и непроизвольно облизывался. А уж про постоянно краснеющего и смущающегося Лузгу Тихого нельзя было вспоминать без улыбки. Парень буквально млел возле девушек, превращался в тупого барана, хотя на прежнем месте жительства побаивался посматривать в сторону чужой собственности.

Да и не сравнить было двойняшек нынешних с той парой затюканных, измученных и печальных овечек, которыми они казались раньше. Теперь это были свободные, брызжущие энергией и красотой женщины, которые только одной улыбкой могли осчастливить каждого не только из нашей компании, но и высшего дворянского сословия мира Набатной Любви.

Опять-таки с оговоркой по поводу «всех»: лично я двойняшек не то чтобы побаивался, но почему-то всеми силами старался даже не вспоминать о той нашей страстной, пусть и нечаянной с моей стороны близости в Гнезде Озорных Купидонов.

Вот потому я и решил, уже одетый и собравшийся спускаться вниз:

– Ладно, тут ты и в самом деле права. Пусть отправляются с нами. А ты всё-таки шепни на ушко своим старым друзьям, чтобы они не терялись и ухаживали чуточку поактивнее. А уж я постараюсь, чтобы они чаще оставались с малышками наедине…

Зря такое словечко вставил, подруга сразу напряглась:

– Тоже мне, нашёл малышек! Чего это ты так ласково?..

Пришлось поспешно ретироваться, чтобы не нарваться на более едкие вопросы.

А на подворье, чтобы не терять времени до означенного завтрака, уже возились с одной арбой мой заместитель и все наши ветераны. Было решено не на себе волочь молоты, кирки, ломы и несколько массивных рычагов, а всё это катить за собой на транспортном средстве. Вот мужчины и занимались делом, мечтая выступить в поход как можно раньше. Я в процесс погрузки не вмешивался, зато решил сразу решить вопрос с окончательным составом:

– Мне кажется, для обороны башни лучше всё-таки оставить на пару мужчин больше… – а так как возражений с ходу не последовало, все только на меня уставились выжидающе, я продолжил уже с большей уверенностью: – С Ксаной и Франей останутся Лузга, Емельян и Сурт. Ну разве что ты, Неждан, можешь поменяться с Емельяном или с Суртом. Решай сам.

Видно было по сморщенному лбу ветерана, что он и в поход хочет с нами отправиться, и со своей будущей супругой побыть. А так как ему семейная жизнь ещё нисколечко не приелась, он думал недолго:

– Пойду сообщу Емельяну, что остаюсь вместо него.

Когда мы остались вчетвером, довольно деликатно поинтересовался Степан:

– А-а-а… с чего это вдруг? Вчера вроде думали иначе.

– Мало ли что там мы вчера думали, – проворчал я, потом шагнул к своему заместителю и прошептал на ухо: – Незаметно побеседуй с Ксаной! Она тебе растолкует, что к чему.

Тот тоже убежал. Ну а оставшиеся Ольшин и Ратибор просто глазели на меня вопросительно, так что пришлось им тоже давать некие пояснения своих действий:

– Дело молодое, житейское. Пора уже давать шанс парам как-то вместе образовываться… Что Степан, что Тимофей в последнее время за двойняшками сильно приударили, и те вроде их не отвергают. Так что пусть рядом побудут во время нашей разведки.

О-о-о! Вот тут у наших ветеранов рожи-то и скривились. Сразу мелькнуло у меня подозрение, что они сами на свободных девиц глаз положили, а тут вдруг молодой командир им всю малину перепортил. Да и последующие слова Ратибора моё предположение подтвердили:

– К чему такая спешка? И с чего именно такое решение? Ты тем самым как бы подталкиваешь женщин по выбранной именно тобой дороге. А может, у них иное мнение? А может, они пожелают выбрать кого-либо иного? Сам же утверждал о полной свободе выбора и полном равноправии.

– Так… выберут – значит, выберут, – растерялся я. – Против этого я и не собираюсь даже полусловом возражать.

А тут ещё и Ольшин влез со своими философскими размышлениями:

– И ты не забывай, командир, что женщины все разные бывают. Это твоя Ксана только за тебя держится, но ведь иные придерживаются совсем иного поведения, руководствуются иными вкусами и правилами выбора. Есть же такие красавицы, которым каждый день нового мужчину попробовать хочется, а то и сразу от двух получить чувственные удовольствия… И с этим, если ты ратуешь за полную свободу и самоопределение, тоже следует считаться.

Я только руками развёл от услышанного:

– В принципе… и против такого никаких возражений не имею. Но…

– Раз не имеешь, то давай во время завтрака, не откладывая это дело в долгий ящик, и закрепим этот вопрос законодательно. Чтобы потом ни у кого из нас не было двоякого толкования того или иного действа.

– Верно! – более чем решительно поддержал его Ратибор Палка. – Женщины должны получить гарантии своих чаяний, а не бояться, что в данном вопросе опять будет использоваться грубая мускульная сила.

Мне ничего не оставалось, как, озадаченно почесав затылок, согласиться. Тем более я душой и сердцем верил, что наши две красны девицы сделают правильный выбор. Что Степан Честный, что Тимофей Красавчик – парни хоть куда. Всем критериям соответствуют, и любой с такими орлами не зазорно под венец отправиться.

Но чтобы сбросить с себя на всякий случай любой груз ответственности в будущем, я ткнул указательным пальцем в нашего завхоза:

– Вот ты, умник-философ, предложил этот закон, ты и двигай его в массы. А я посмотрю, как народ проголосует.

Хотя в итоговом голосовании я не сомневался. Наверное, никто не станет возражать против такого предложения. Потому что женщинам он более всех выгоден: лишний раз подтверждает их личную свободу и даже право выбора будущего супруга. Так они вообще получаются в привилегированном положении. Ну а свободные самцы будут исподтишка мечтать, что истинно свободные самочки хоть раз в неделю выберут именно его. А то и две на раз. Хе-хе!.. Львами себя, что ли, мнят? Наивные чукчи!

Хотя… От Всяны и Снажи можно ожидать чего угодно. Может, кому и в самом деле повезёт, точно так же, как мне.

Так что завтрак у нас получился насыщенный и продолжительный. Мне-то хорошо, я ни в прениях, ни в обсуждении самого закона не участвовал, заранее со всеми согласившись и наплевав на каверзные дополнения, которые как раз больше всего и оспаривали. Я просто деловито и слишком скучно набивал собственное брюхо. При этом поражаясь, как туда столько всего влезает:

«Гадом буду, если мой Первый Щит не организовал там внутри какой-то пространственный карман и туда всё это сваливает. Или установил некий телепортационный канал, по которому отсылает гуманитарную помощь своим бедным родственникам… Или нечто совсем страшное у меня там творится?»

Думать о каких-то страшных глистах не хотелось даже краешком сознания. Но волнения на эту тему не пропадали. Да и в самом деле: той едой, что я в себя затолкал за последние десять дней, можно было смело накормить всех остальных обитателей нашей башни ещё долгое время. А я если поправился, то совсем немного, и до прежнего цветущего и одной рукой размахивающего любым по тяжести оружием ещё было ой как далеко. Получалось, что от смертельной борьбы с груаном я восстанавливаюсь дольше, чем от полученной в детстве тяжёлой инвалидности. Нонсенс какой-то…

Но закон приняли, все остались жутко довольны, и я стал поторапливать:

– Ладно, господа рыцари и прекрасные, высокочтимые дамы! Хватит… жрать! Пора в поход!

А так как у нас уже всё было собрано, то и выступили мы довольно скоро. Оставшимся оставили довольно много «чужих» ракушек, чтобы они могли защищаться даже в случае нападения внушительной банды, да плюс ко всему в последние дни я успел усовершенствовать наш самодельный колокол. Тот висел на башне со стороны наших угодий и представлял собой одну тяжеленную часть, подвешенную более жёстко, и вторую в виде раскачивающегося по длине лома. Он-то и колотил по изогнутому подобию рельсы, которая резонировала настолько громко и направленно, что мы наверняка сигналы тревоги расслышим даже в самых дальних, совсем диких наделах.

А мы далеко и отходить не собирались. Шли по проторённой первыми разведчиками тропе. Ибо во второй долине как раз и были замечены скользкие зайцы, а потом и обнаружены многочисленные ходы в пристенном лабиринте. Или, точнее говоря, в этаком крупном завале с несколькими осыпями и каменными нагромождениями. А чуточку дальше, на противоположной стороне каверны, наличествовал ещё больший лабиринт, который девять лет назад довольно тщательно попытался исследовать Ольшин со своими друзьями. Но туда мы собирались наведаться после заячьих нор. Ветеран утверждал, что там сплошные тупики, но вдруг они не всё хорошо осмотрели?

Так что уже через два часа наши вояки пытались ломами, кирками и молотами расширять самые перспективные заячьи норы и посредством ползания аки змеи, заглянуть в неведомое да отыскать сумрачный свет в конце тоннеля. Причём роль змей в охотку исполняли наши девицы, рискуя застрять где-то там навечно. И хорошо, что к их ногам привязывали верёвки! Пришлось пару раз увлёкшихся поисками двойняшек вытаскивать за их аппетитные конечности наружу, потому что их зажимало в узких местах не по-детски.

Увы, три часа адского труда оказались совершенно напрасны. Дыры в земле и между камней тянулись в бесконечность и, судя по отсутствию зайцев, на самом деле куда-то вели, но как долго? Как далеко они тянулись? Без наличия в руках управляемого робота-вездехода разведать конечные точки выходов у нас никак не получилось бы. А все мои умения по просмотру твёрдых тел оказались не у дел. Нигде тоненькой стеночки я не заметил, как ни напрягался и ни тужился. Кругом массивные, толстенные стены.

Хруста тоже послать на разведку в норы не удалось: как я его ни уговаривал, он не соглашался. Хрустел возмущённо, топорщил свои усы кошачьи, но так и не полез в заячьи норы. Да и какой бы толк с его разведки был, если после возвращения он нам ничего толком рассказать не сумел бы?

Как ни странно, никто не расстраивался и не унывал. Много шутили, смеялись и даже порой просили меня что-то спеть из тех бодрых песен, которые и я сам любил в последнее время включать в репертуар.

Наверное, поэтому Ольшин предложил с ходу:

– Раз у нас столько сил осталось, то давайте на ту сторону двигаемся. Просмотрим там главный тоннель вдоль стены, а уже потом будем решать с обедом.

Переход занял всего десять минут, и уже на месте ветеран стал организовывать непосредственно процесс разведки:

– Вот это самая большая промоина, она чуть ли не по центру тоннеля находится. Но ещё два выхода находятся в торцах тоннеля. Поэтому предлагаю начать осмотр сразу с двух сторон, чтобы сократить время. Нас много, и разбиваемся на две группы…

Вот тут я и заметил, как все шесть мужчин слишком уж одинаковыми, скошенными взглядами посмотрели на двойняшек. Наверняка все шестеро подумали, что девушки окажутся именно возле него, а так как они были неразлучны, то могло получиться два на два. Но пока я соображал и с ухмылкой ждал, как оно всё образуется, наш завхоз уже начал распределение:

– Ну, с командира толку мало в переноске молота, он еле за копьё держится, так что тебе, Миха, придётся арбу сторожить…

«Ну кто бы сомневался в твоей хитрости, старый лис, – старался я удержаться от хохота. – А вот как вы дальше делиться-то будете? Ох, умора!..»

И тут неожиданно встряла Всяна Липовая:

– А что же вы о самом главном не подумали? Обед на носу! Поэтому давайте, мужики, разбивайтесь на тройки и двигайте каждый на свой участок. А мы со Снажей как раз за полтора-два часа вкусный горячий обед приготовим. И чтобы нам удобнее было и безопаснее, затяните арбу вон на тот взгорок, возле стены. Там если что, и от монстров можно отбиться, и мы в том гроте не будем настолько в глаза бросаться.

Так как все стояли в явном ступоре, её сестрёнка стала покрикивать:

– Шевелитесь, ребята, шевелитесь! Потом сами же глотки драть начнёте, что проголодались!

Как это было ни странно, мужики смирились с таким обломом. Хмурясь друг на друга, они с разгона затолкали наше транспортное средство на крутой взгорок возле самой стены и закатили его в глубокий грот, образованный двумя скальными плитами, резко выступающими из стены и сходящимися вверху треугольником.

Я же в тот момент демонстративно присел на камешек, словно мне нездоровилось, а сам старался сдержаться от разрывающего мои внутренности хохота. Уж слишком мне физиономии мужские казались потешными да недалёкими.

Зря смеялся над крушением чужих планов!

После чего исследователи разбились на две группы, подхватили инструменты да и подались в разные стороны. И посматривая им вслед да краем глаза наблюдая за резвящимся рядом когуяром, я задумался:

«Вот и наметилось у нас некоторое противостояние… Бывшие исполнители держатся вместе, а ветераны образовали своё трио. И все это – из-за женщин, каждый из них понимает истинные причины. Хорошо это или плохо?..»

Мои чапаевские думы прервал крик Снажи:

– Миха, иди сюда и помоги срубить корень-дерево. Заодно определи, не мухоморный ли он, и зажги нормальный костёр!

Ну да, я хоть и выздоравливающий, но отлынивать от посильных дел не имею права. Хоть и со вздохами, взобрался наверх, подхватил топор и стал присматриваться к нескольким древесинам, спускающимся на край площадки чуть ли не вдоль стены. Выбрал одну, примерился рубить, как сбоку раздался довольно напористый голосок Всяны:

– Ну-ка дай топор на минутку! – Когда я его ей отдал, думая, что она собирается порубить захваченное нами в дорогу мясо, она уточнила: – Далеко уже все ушли?

Без задней мысли я глянул в одну, потом в другую сторону и сообщил:

– Доходят до отметки в километр примерно…

– Вот и здорово! – сзади меня обвили руки Снажи, а спереди ей стали помогать меня раздевать шаловливые и ловкие ручки её сестры. – Мы одни и всё успеем!

– Так что радуйся!

А я от такой наглости слова растерял и зафыркал, как тюлень. На что сразу же получил ворох укоряющих восклицаний и открытых угроз:

– Ай да ловкач! Забыл про наши обещания?

– Или память отшибло и свои слова тоже не помнишь?

– А ведь мы давно такого момента ждали!

– Ну и поняли прекрасно, что ты нам в этом помогаешь! Правильно?

– Потому что если ты сейчас начнёшь чем-то возмущаться и кричать, что мы тебе не нравимся, мы всё равно не поверим!

– А потом не только Ксане расскажем о твоём коварстве, но и во всеуслышание заявим всем остальным, что мы выбрали именно тебя как своего мужчину!

– И пусть только кто-нибудь попробует хоть слово сказать против! Единогласно за новый закон проголосовали.

Вот так вот! «Хочется как лучше, – как вещал один политический деятель славянского мира на Земле, – а получается как всегда!» Знал бы, что новый закон так ловко можно повернуть против меня же, такое бы устроил этому философу-извращенцу Ольшину, что он бы вообще забыл, как в сторону девиц поглядывать!

Хотя некоторые попытки призвать к благоразумию сторон всё-таки принимал:

– Девочки, ну нельзя же так! Что же вы творите-то! В любой момент могут ребята вернуться! Я не могу об этом даже подумать в такой нервной обстановке! У меня ничего не получится!.. Давайте как-нибудь потом, в следующий раз… а?..

– Как же, дождёшься от тебя следующего раза! – усердствовала с моей одеждой почему-то уже оказавшаяся голой Снажа. – Ну и тогда наша близость пойдёт в иной счёт.

– А я буду присматривать по сторонам! – заверяла меня Всяна, помогая без всякого стеснения завалить меня, запутавшегося в не до конца снятых штанах, на расстеленное заблаговременно одеяло. – Так что ты ни о чем не думай, а спокойно себе развлекайся!

И тут же голос её сестры, добравшейся до моих мужских отличий, довольно оповестил:

– Да всё у него нормально, уже вижу, что справится…

Ну и началось…

Конечно, чего уж там кривить душой, если бы я не захотел, ничего бы у красавиц не получилось. Всё-таки я мужчина, пусть и не вернувший себе форму, но просто из уважения к самому себе при желании двум бы здоровенным врагам глотки перегрыз. Так что с двумя противницами слабого пола уж всяко бы справился. Но в том-то и дело, что они были дамами. Да ещё и весьма, весьма привлекательными. И я к таким был неравнодушен всегда, а уж этим симпатизировал несоразмерно в частности. Уж слишком они мне Верочку и Катеньку напоминали. Ну и как истинный любитель приключений, а тем боле фривольных, подумал:

«А когда ещё в моей жизни представится подобный романтический случай? Стоит ли потом жалеть всю жизнь да запоздало каяться, что не расслабился и не получил должного удовольствия? Так что гори все остальные рассуждения демагогического толка синим огнём! Пошла жара! Да и время нельзя затягивать, в самом-то деле… Как говорится, раньше ляжешь… раньше… или встанешь?.. А-а-а! Без разницы!..»

В общем, за минут сорок я успел порадовать обеих своих любовниц по полной программе. Да и свои обещания они выполнили: не кричали, стоны сдерживали, и одна постоянно и внимательно посматривала в обе стороны от нашего грота. Я не думал, что вернувшиеся вдруг мужчины нашего отряда, застав меня с девушками в таком вот положении, озверели бы и потянулись к оружию. Всё-таки никому из них двойняшки ни повода для близости, ни надежды не давали, но в любом случае в нашем дружном коллективе случился бы страшный раздор. А то и вообще могло бы дойти до отделения противостоящих группировок и тотального расселения. Благо, что искать иные строения не обязательно, жить можно вот хотя бы в этих самых пещерах…

А уже через час после ухода товарищей на осмотр тоннеля я сидел возле быстро разложенного девушками костра, отогревал почему-то озябшие ладони и тупо пялился в тыльную стенку грота. Стыдно мне не было, укоры сознания не заедали, но вот пустота в душе всё-таки образовалась. Вот именно в ней я и пытался разобраться.

Пытался, но не получалось. Сколько и как я ни старался, ничего к умным размышлениям не подталкивало. А вот стена привлекала к себе внимание всё больше и больше. Что-то в ней было неправильное… Да и почему мне за странным глиняным покрытием и толстым слоем мха мерещатся блоки правильной прямоугольной формы? Да и вся стена какая-то слишком тонкая…

Или мне и в самом деле после чрезмерного усердия на ниве удовольствий мерещится, или…

Глава шестая

Пошли за кашей, вернулись с машей

Оказалось, что ничего мне не мерещится. Просто потраченные на бурные интимные удовольствия силы расслабили моё тело и сознание настолько, что проснулись, а правильнее говоря, полнее раскрылись некие иные мои возможности. Видимо, Первый Щит мой после отчаянной борьбы с симбионтом-чужаком уже достаточно восстановился и начал опять усовершенствовать моё бренное тело. Вот в некоем ракурсе, в некоем особом состоянии я и просмотрел насквозь не только мох, сеточку корней и слой глины, но и блоки правильной формы. И даже тот факт понял, что в общем, стена не настолько и толстая, всего около полуметра, а то и меньше.

Уже имея горький опыт в таких делах, я не стал сразу срываться на ноги, теряя ту тоненькую нить связи с новым умением, которую потом придётся восстанавливать и вспоминать долгое время. Не меняя положения тела и постаравшись запомнить своё состояние, я аккуратно вышел из него и тут же попытался вернуться. Некоторые трудности возникли, но всё равно получилось. Тренировка пошла полным ходом, и минут за десять я добился чуть ли не автоматического вхождения в нужный транс этакого супернаблюдения. И на вхождение в него хватало всего парочки секунд. Про себя я назвал данное состояние «оком волхва», дабы не путаться с некими иными вариантами уже имеющихся у меня умений по просмотру разных веществ.

И только убедившись, что «око волхва» действует, как и положено, я встал и начал делать разминочные движения.

Тут же ко мне со спины подскочила Всяна, которую я узнал по голосу, и ласково замурлыкала:

– Миха, уже готовы салаты, размокла лепёшка, мы нарезали печенину и копчёный струдель байбьюка. Садись кушать.

Лепёшка была последняя, но даже когда её брали в дорогу, не обсуждалось и не оспаривалось, что она будет для выздоравливающего командира. Струдель, кстати, делался по моим технологиям. Плоский срез мяса отбивался хорошенько, потом мариновался денёк в специях, скатывался в рулончик, скреплялся бечевой и после этого вялился в лёгком дыму около суток. Итог такого действа сделал обжорами почти всех. Только вот, увы, на всех пока не хватало в полной мере, добрую половину я сам и съедал.

И понятно, что упоминание о таком деликатесе сразу же наполнило рот слюной. Пришлось вначале её проглотить и, взяв собственную волю в кулак, заявить:

– Прежде чем что-то кушать, надо заработать. А я ещё ничего и не сделал…

Тут же от большого котла, в котором она помешивала мясо с клубнями, отозвалась со смешком Снажа:

– Это ты зря скромничаешь! Если хочешь, то мы всем подтвердим, что ты заработал на пятикратную норму.

Ничем больше не смог ответить на такое заявление, как категорическим:

– Не хочу! Ваших поблажек… – и поспешил к нашей арбе.

Молоты и кирки ребята забрали с собой. Зато оставалось несколько тяжеленных профилей из прочного, непонятного мне сплава металла с большой долей чугуна. Мы их прихватили в качестве более мощных рычагов, использовать которые пришлось бы при смещении особо массивных валунов. Ну и сейчас мне такая тяжеленная оглобля и понадобилась для пролома стены.

Видя, как я согнулся под немалой тяжестью, красавицы сразу бросились на помощь с недоумёнными причитаниями:

– Чего это ты хватаешь?

– Надорвёшься! Она же тяжеленная! И что ты задумал?

– Да вот, малышки, пришла пора рубить «окно в Европу»!

– Куда, куда? – переспросили они синхронно.

– Ну это так, образно… имеется в виду: в иные пространства открыть дорогу… – покряхтывая под тяжестью профиля, я всё-таки принял помощь девушек, указав им держаться за один конец нашего импровизированного тарана. – Так, молодцы! – Место я тоже приметил, чуть ниже пояса, и ткнул туда рукой: – Раскачиваем и ударяем со всей дури по стене. А я буду корректировать попадание в одну точку.

Конечно, с их объединённой помощью, пусть и женской, у меня получилось вдвое лучше. Силёнок-то у меня ещё физических маловато скопилось. А так мы действовали довольно мощно. После первых ударов облетели вся глина и мох. Потом стали крошиться блоки на стыке. С десятого удара и более солидные трещины зазмеились по стене от места ударов. Ну и с двадцатого – довольно приличная дыра, в которую может пролезть мужчина, уже оказалась пробита.

Первым делом я отогнал попытавшихся сунуться туда двойняшек:

– Назад! Вдруг там сейчас зерв какой покажется?! Да и обед может пригореть… – Потом шикнул на изготовившегося к прыжку Хруста: – Сидеть!

Здравый смысл возобладал у девушек над природным любопытством, и они отпрянули обратно. Да и когуяр уселся в смиренном, благоразумном ожидании. Потому что тоннель, нам открывшийся, был довольно узким для больших монстров, а вот ящеры могли там и в самом деле протиснуться. А лучшего воина против этих продажных и агрессивных созданий, чем я, на Дне было не сыскать. Так что именно моё право шагнуть первым в прорубленное «окно» ни девушки, ни Хруст не оспаривали. Да и с обедом поварихам следовало поторапливаться: наши поисковые группы придут примерно через час, а из горячих блюд толком ничего не готово. Само собой, что спросят ехидно: «А чем это вы здесь занимались?»

Поэтому в новое, только что открытое пространство я отправился в гордом одиночестве, если не считать беззвучно двигавшегося следом когуяра. Да не забыв прихватить среднее копьё с широким лезвием вместо наконечника. Десяток метров – поворот. Потом ещё несколько подобных участков. После чего… тупик!

Благо, что сразу же рассмотрел, что стенка тут не цельная, а скорее всего просто сложена без раствора, камень на камень, и прикрывает не столько тоннель, как резко сузившийся проход, в который потом придётся заползать на четвереньках. Возвращаться у меня и мысли не возникло. Несколько резких движений, и стена развалена. За ней сетка из корней с вплетениями мха. Удары копьём, и взору открывается обширное пространство уже совсем маленького, короткого прохода. А за ним…

«Есть новая каверна! – возопил я мысленно, хотя очень хотелось заорать во всю глотку. – Ха-ха! От нас ничего не спрячешь! Всё раскопаем! – подрезая корни разросшихся снаружи резиновых кустов, откинул получившийся полог в сторону да и выбрался наружу. Пара шагов, и я уже совсем иным, хозяйским глазом осматриваю наши новые владения. – Хм! А ведь ни одной башенки не видно или замка… Тоже нечто вроде Синих Полей?»

На просторах и в самом деле виднелись группки хищников, которые барражировали в разных направлениях, довольствуясь подножным кормом. Но даже если и так, то лишь для благоприятной добычи груанов и такая вот территория ох как пригодится! Охота для нашей компании – это наше всё! Лишь бы тут тоже не оказались пастбища для молодняка и нерепродуктивных особей.

Ну и вообще стоило бы здесь осмотреться более тщательно. Так что я, глянув по сторонам, подивился обилию зарослей кустарника, густым гирляндам свисающих корней-деревьев, да и двинулся влево. Прошёл метров сто, скорее по Полю, не слишком приближаясь к стене каверны, и уже собрался поворачивать обратно, как рассмотрел узкую тропинку, уводящую в самую гущу зарослей. Причём тропинка явно не звериная, когтей тех же самых зервов я не заметил, а более массивные хищники оставили бы за собой целую просеку. Да и присевший рядом Хруст вёл себя совершенно спокойно, а то и равнодушно.

Странно! Неужели сюда захаживают люди?! Потому что когуяр только на них не реагировал, как я догадывался.

Утроив бдительность и взяв копьё на изготовку, я довольно бесстрашно двинулся по тропинке, пожелав сразу выяснить местные странности. И был несказанно поражён, когда в массивной скальной стене каверны увидел уже раз виденную мной в пути Длань.

– Эпическая гайка! – вырвалось у меня вслух восторженное восклицание. – Сбылась мечта идиотов! Теперь у нас и каша будет! Ха-ха! Слышь, Хруст? И твои любимые деликатесы опять появятся!

И уже со всех ног, позабыв про осторожность и про тех, кто данную тропу мог проложить, я бросился непосредственно к месту выдачи пайков и прочей благодати из иного мира. Когда мы шли, а точнее говоря, бежали с места нашего прежнего жительства, нам только и попалась в пути одна Длань, где мы все попросту в страшной спешке получили свои пайки да умчались дальше. На какие-то осмотры или исследования мне не дали ни капельки времени. Зато сейчас я себе не мог отказать в желании истинного исследователя как следует толком всё ощупать, посмотреть и хотя бы частично понять, что собой вся эта штуковина представляет.

Отставил копьё в сторонку, сосредоточился на своих умениях и начал осмотр.

Причём сразу не стал заморачиваться с мелкими своими способностями, а начал с нового: использовал «око волхва». И минут пять с не передаваемым словами восторгом наблюдал за многочисленными потоками энергии, переплетениями каких-то стальных конструкций, обилием каких-то ёмкостей и за переливами массы светящихся струек, водоворотов и мигающих пульсаций. Последние сомнения, что этот мир построила некая уникально развитая техническая цивилизация, у меня развеялись окончательно. Теперь я точно знал, что Дно создавалось для иных целей, а не для каторги, и создавалось, скорее всего, не гаузами. Те, наверное, просто отыскали нечто и теперь на этом наживаются, используя банальный колонизаторский, а точнее говоря, рабовладельческий гнёт.

Но пока великие политические догадки я отбросил в сторону и самым тщательным образом продолжил изучение Длани. Первым делом меня заинтересовал сам момент получения посылки. Так что перед тем как положить свою ладонь в углубление, я задействовал свои умения и возможности по максимуму и во время самого действа довольно хорошо успел рассмотреть весь процесс моего опознания, отправки сигнала куда-то наверх, а потом вернувшегося приказа: «выдать», и чуть позже вывалившейся коробки с пайком. Проследил так же внимательно и за реакцией пункта выдачи на мою попытку получить второй пакет. Меня опознали, и где-то там фигурально скрутили русскую фигу.

«Ладно! – не расстроился я нисколечко. – А что вы будете делать, когда я вам груан отправлю? – Я его достал из кармашка своего пояса, но, заметив, как сразу «взыграла» вся установка внутренними сполохами, мысленно воскликнул: «Ух ты, как сразу вы все там… да и тут – возбудились! Никак тоже какой «третий глаз» работает?.. Или нюх у Длани особый на ракушки?.. Но отдавать я вам пока ничего не собираюсь… Не мне же таскать ящики!..»

Но рукой с груаном над приемной выемкой поводил. При этом тщательно пытался проследить все реакции огромного и скорее всего телепортационного агрегата. И тут меня отвлекла совсем иная реакция. Вернее, не так отвлекла, как попросту вернула в окружающий мир. Мой когуяр не просто хрустел, а буквально щёлкал резкими звуками, предупреждая меня об опасности. И резко крутнувшись вокруг своей оси, я замер на месте с занесённой вверх рукой. Груан в ладони так и продолжал поблескивать, готовый стать гранатой в случае необходимости. Потому что копьё я по глупости оставил в нескольких метрах от себя, да и упало оно наземь.

А со стороны тропы замерли сразу пять изготовившихся то ли для рывка, то ли для броска копий женщин. Все в полудоспехах из прочной кожи, в железных шлемах, на шеях и на бёдрах защиты с кольчужными вставками, прикрывающими пах, коленки, шеи и нижнюю часть лица. Весьма грозные на вид воительницы получались, и скорее всего, это именно они и протоптали к данной Длани тропинку.

Успел я также и к глазам присмотреться. Страху в них не было, агрессия тоже не распознавалась. А вот море любопытства плескало изрядное, потому я и не стал строить из себя крутого мачо и рявкать на них с максимальной строгостью.

– О, милые дамы! Рад вас приветствовать! – начал я распинаться, с улыбкой провозглашая приветствие и вполне естественным жестом опуская вниз руку с груаном. – Какая неожиданная, но жутко приятная встреча! Разрешите сразу представиться: Миха Резкий, рыцарь. На Дне всего лишь четыре рудни. Попал сюда скорее по недоразумению, чем за совершение противоправного поступка.

После чего даже сделал легкий поклон головой и чуть ли не щёлкнул каблуками сапог. Не получилось из-за неровного грунта, только как-то нелепо шаркнул ножкой. Но в любом случае все мои слова, вежливость, приветливые манеры и даже поклон произвели на дам самое благоприятное впечатление. Они разом зашевелились, расслабленно опустили копья и, сделав несколько шагов, вышли на край площадки перед Дланью. Теперь нас разделяло всего лишь пять метров, но меня уже не боялись. Да и худое, до сих пор измождённое после болезни лицо сразу навевало уверенность и более малочисленному противнику мысль: «Да с таким хлюпиком любая из нас одной левой справится!» К тому же в глазах у женщин теперь горело не только любопытство. Кажется, хотели заговорить чуть ли не все одновременно, но это желание прервала самая крупная среди них, явный лидер или командир. И спросила сама:

– Откуда ты тут взялся?

– Из соседней каверны, – не собирался я врать.

– Но там раньше никто не жил! – сообщила женщина. – И мы тебя заметили уже возле самого начала тропы. Как ты тут оказался?

– Случайно. Просто шел вдоль стены и увидел тропку в заросли.

А мысленно уже просчитал: «…заросли простираются всего на тридцать метров, начало тропы они видели, скорее всего, и Длань под присмотром, значит, наблюдатель у них где-то в стене возле пункта выдачи пайков. Не высоко, максимум десять метров…»

– Ты знал раньше об этой Длани? – вопросы звучали и дальше.

– Понятия не имел! А так как всего лишь раз, и уже давно, получал паёк, то вот решил хоть таким образом утолить голод.

Все пятеро опустили взгляды на мою коробку и вспомнили о Хрусте, который уже успокоился совершенно и теперь сидел на попе как паинька:

– А это что… или кто такой?

– Понятия не имею! Сам его отыскал дней пятнадцать назад в одной из разрушенных башен. Вот он ко мне привязался, привык и помогает в меру своих возможностей. Ну а я – ему. Ибо самое великое предназначение каждого разумного человека – это помогать ближнему своему в выживании. А теперь мне не терпится услышать ваши имена и узнать, каким образом столь благородное общество оказалось в этом месте?

«Это место» я обвёл широким взмахом ладони, попутно просматривая стену у себя за спиной и чуть по сторонам. И отчётливо рассмотрел в довольно широкой щели напряжённо за мной присматривающее женское личико.

«Скорее всего, у них там пещера и несколько дырок в стенах для наблюдений… Вот меня оттуда и заметили! А я, ротозей, кроме Длани ничего не видел… Хорошо хоть не агрессивные убийцы сразу по мою душу заявились… Но и однородный женский коллектив на Дне – полный нонсенс. Подобные общества амазонок тут никогда не выживают, что бы такого они о себе ни мнили… Скорее всего, их мужчины в дальнем рейде или на охоте. Или спят… Или ранены…»

Старшая боевого квинтета не спешила рассказывать о себе и о своих подругах, а наоборот, нахмурила брови:

– Ты так и не рассказал, как ты здесь оказался?

– С удовольствием проведу вас по своему пути, – пообещал я торжественно. – И слово рыцаря, как вы знаете, – закон! Но вначале я тоже должен знать, с кем свела меня судьба, понять ваши намерения, выяснить ваши взгляды на то же рабство, которое я ненавижу всеми фибрами души и готов с ним бороться до последней капли крови!

Мой спич, раскрывающий сразу и полно основные критерии характера, более чем подействовал на слушательниц. И как оказалось впоследствии, каждое слово пало на благодатную почву. Сделав такое открытое заявление, я сразу же из категории «неизвестный таинственный рыцарь» переместился в категорию «истинный рыцарь, поборник борьбы за женскую независимость, союзник и соратник».

Одна из дам слегка коснулась плеча самой воинственной, как бы прося слова, и заговорила сама:

– То есть ты и в самом деле готов защищать женщин от рабской доли даже в этом страшном месте?

– Не только готов, но и сразу начал защищать! – без ложной скромности похвастался я. – И не жалею, что пролил за это правое дело столько крови! Как видите, до сих пор ещё толком не излечился. А если сомневаетесь в моих словах, идёмте со мной и познакомитесь с моими подругами, которые совсем сравнительно недалеко сейчас готовят обед. Их я поклялся освободить из рабства, как только увидел, и сделал это! Они вам сами всё это могут рассказать.

Теперь уже ко мне шагнули чуть ли не все, начав говорить буквально наперебой. От этого даже когуяр отпрянул мне за спину и недовольно захрустел. Наверно, ему показалось, что меня атакуют. Но я же только выставил левую ладонь вперёд, а правой упрятал груан в кармашек пояса, внимательно при этом стараясь понять речь, льющуюся сразу из нескольких источников.

Как это ни странно, но я понял всё. И картина мне представилась следующая.

За добрым десятком Полей отсюда, за широкой и бездонной пропастью, есть целый кусок уровня, довольно-таки густонаселённый. Вот там, в одном из замков, который назывался несколько брутально Бочка, и проживала громадная ватага уголовников, содержащая своих подельников, и в особенности женщин, в строгом подчинении, а фактически в рабстве. Но и женщины им попались не совсем уж покорные, в особенности пара из них. Два несомненных лидера организовали своих подруг, подговорили их на побег, приготовились заблаговременно, и как только основная часть ватаги убыла на очередную войну, живо отравили и перебили оставшуюся часть гарнизона, прихватили самое ценное и сбежали. Тем более что пятнадцать дней назад как раз и продолжалось в стадах хищников великое перемирие-спячка.

Добрались сюда, отыскали Длань, обустроились в пещерах и затаились.

Сколько их – пока не говорили. Как и на свою пещеру старались пока не коситься. И последней фразой мне далось пояснение:

– О себе мы рассказали почти всё. Остальное ты узнаешь, когда мы поговорим с твоими подругами. Согласен?

Подобные предосторожности я только приветствовал. Но меня волновало ещё одно:

– Удалось ли вам хорошо запутать следы? Ведь взбешённые разбойники наверняка ринутся за вами следом.

– О, по этому поводу не переживай! Мы уничтожили единственный мост, который существовал через пропасть, а ни обойти её, ни преодолеть, спустившись на дно, – невозможно. Так что погони – не будет.

Вот это сообщение меня окончательно порадовало. Поэтому весело подхватил под мышку коробку с пайком, поднял упавшее копьё и с максимальной вежливостью пригласил новых знакомых следовать за собой:

– Милые дамы, тогда приглашаю вас на обед! Мы как раз к нему успеваем!

И пока мы шли, довольно красочно описал, из какого я города сюда попал, какими заслугами на ниве рисования и живописи отличился и насколько мне нравится петь новые песни.

Песнями они интересоваться не стали, а вот услышав, что я из Макиля, несказанно обрадовались. Оказывается, в их группе имелась одна женщина и как раз тоже из Макиля, но пока она вместе с остальными находилась. Но в любом случае уже все радовались, предвкушая нашу встречу.

Тут уже и лаз я им показал. После чего и по проходу провёл прямо к нашему гроту. А уж там состоялась истинная встреча, достойная создания эпического полотна «Встреча союзников». Хотя тут полотен можно было нарисовать массу: «Стоящие истуканы», «Неверие», «Знакомство», «Бурная радость», и для апофеоза: «Птичий базар»! Потому что я, как только перезнакомил женщин, сразу как-то отошёл на второй, если не на десятый план. Все семеро начали говорить и обмениваться информацией одновременно. Уж на что я себя считал умным, умеющим ухватить суть даже в подобном балагане, и то припух, отвалил в сторону, присел на камень возле арбы да и стал присматриваться к уже появившимся из центрального тоннеля мужчинам.

Те все шестеро шли медленно, чувствовалось, что устали, а уж по унылым лицам можно было догадаться, что ничего не нашли толкового. Мало того, кажется, они и поглядывали друг на друга слишком косо и нелицеприятно. Из чего можно было сделать вывод, что Ольшин начал при всех распространяться о подноготной сути принятого во время завтрака декрета. И подобные разъяснения наверняка сильно не понравились Степану и Тимофею, которые уже собрались прибрать в личную собственность последнюю пару остающихся у нас «свободными» девушек.

Ну как тут за себя, везунчика, не порадоваться?! Не успела только проблема назреть и превратиться в нечто опасное, как судьба подбросила шикарный выход. Даже будь этих женщин всего пятеро, уже все проблемы в нашем коллективе с преобладанием в количестве мужчин снимались. А ведь беглых-то рабынь ещё сколько-то там в пещере, и, вспомнив о своем незнании, я попытался прислушаться к последним обменам информацией в царящем у костров балагане.

Но уловил только то, что двойняшки с восторгом описывали новым знакомым только недавно принятый закон. То есть от всей души радовались за себя лично, что они на привилегированном положении и ни один мужчина не имеет права настаивать в отношениях с ними на интимной близости. Беглые рабыни истекали слюнками, пялились на счастливиц круглыми от восторга глазами, и наличие мужчин в нашей компании, о чём я раньше промолчал, теперь воспринимали словно благо, заслуженное в прежние тяжкие дни рабской неволи.

Даже удивляюсь, как моя команда долетела до ушей крайне заговорившихся близняшек:

– Снажа и Всяна! Расставляйте миски и наполняйте их! Наши поисковики в черте видимости!

Услышав мои слова, гостьи тут же бросились ко мне, и уставились в сумерки, в точку, куда указывала моя рука. Там как раз для них в сумерках замаячили первые тени, и никто изначально и не заподозрил меня в повышенной «зрячести». Наши тоже пытались как можно быстрее рассмотреть взгорок с гротом, но когда поняли, что там посторонние, вначале ринулись вперёд, потом замерли на месте, рассматривая сидящего меня и пяток непонятных фигур обок. У меня даже создалось впечатление, что они заподозрили самое худшее, сейчас бросят молоты и кирки наземь и понесутся выручать меня из плена.

Пришлось мне свистнуть товарищам условным сигналом: «Всё в порядке! Продолжить движение!» После чего они не стали разбрасывать инвентарь и понеслись вперёд чуть ли не вприпрыжку. А дамы-то, дамы как себя повели! Живо поснимали с себя всё лишнее, в особенности шлемы, и постарались только доступными им жестами расправить несколько слежавшиеся и скомканные волосы. Вызвав тем самым у меня очередную волну философских, скорее всего, неуместных измышлений:

«Чудно и сказочно творение, имя которому женщина. Ещё только недавно эти несчастные были ущемляемы хуже скота и готовы были убить любого мужчину, вставшего у них на пути… Да что там готовы, они и убивали, рвясь к свободе и ненавидя наше мужское племя хуже смерти. А вот прошло всего лишь несколько рудней, обстановка изменилась, они сами излечились от побоев, подправили душевное равновесие и вновь готовы рискнуть, присматриваясь к новым мужчинам. Почему так? Почему они нам всегда прощают? Неужели в этом как раз и заложен матушкой-природой главный инстинкт выживания рода человеческого?»

Наши поисковики взобрались на взгорок и замерли на месте. При этом они вели себя как истинные джентльмены, которые никогда первыми не заговорят с женщинами, пока их не представят друг другу. Я уже было и рот раскрыл, пытаясь припомнить новые имена и боясь их неправильно приклеить, как тут между мной и гостьями возникла Всяна, бойко перечислила имена всех присутствующих и позвала к столу. Добавив, наверное, для самых непонятливых:

– Всем хватит!

А я-то был как раз из наиболее сообразительных, поэтому уселся первым на самом лучшем месте, возле большого казана, и приступил к трапезе. Тогда как остальные мои товарищи несколько опозорили мужское племя растерянностью и неуместным стеснением. Уж на что мне Ольшин казался непробиваемым, невозмутимым, да и тот явно волновался. Ратибор с Емельяном тоже несколько нервничали, а уж троица бывших исполнителей вели себя как растерявшиеся девственники. Хорошо, что наши двойняшки так и фонтанировали счастьем и энергией, поэтому перехватили инициативу беседы в свои руки. Они живо поведали о сути ведущихся нами поисков, кратко описали каждого мужчину и его подвиги (как ни странно, обо мне и слова не сказали), а потом вновь заставили женщин пересказывать эпопею своего побега. При этом они многозначительно смаковали все подробности именно геройств беглянок: как те убивали своих мучителей, как сбрасывали со стен замка последнюю пару особо рьяно сражающихся мужчин, как лихо взорвали мост, на котором уже находились три преследователя, ну и как не побоялись жить в глухих, не имеющих ни единого строения Полях.

И вот когда пересказ эпопеи закончился, самая сильная и боевитая красавица вдруг спросила напрямик, обращаясь к самому старшему среди нас:

– А у вас в башне много места? Для нас всех хватит?

– Э-э-э… – замялся Ольшин, косясь в мою сторону. – А сколько вас? – Ведь мы до сих пор так ни разу и не услыхали названного количества беглянок. По крайней мере, мужчины, потому что обе мои любовницы на этот вопрос как-то слишком уж знающе скривились в ухмылках.

Ну женщина и выдала:

– Нас двадцать три… – выждала паузу и, словно извиняясь, добавила: – Одна не выжила, умерла в пути от ран.

И замолчала, не сводя взгляда с ветерана. Точно так же на него пялились и четыре её подруги. Да и было о чём печалиться!

Ведь одно дело, когда в наш коллектив влились бы пять, ну, скажем так, максимум десяток женщин, но что делать с двумя десятками?! И вопрос не в самом расселении по комнатам или в нехватке иного места под крышей, та же наша Пирамидка могла обслуживать население в две сотни человек. Одна из главных проблем возникала в существующей классификации охотника. Этим делом на Дне могли заниматься только мужчины, что бы там женщины о себе ни мнили. А значит, наши ребята сразу превращаются в добытчиков, и на шее каждого отныне будут висеть чуть ли не по три женщины. У каждого! И это что, придётся каждую обеспечивать десятком груанов?

Нереальное дело для этого ада, даже с помощью такого разностороннего специалиста, как я!

Но и это ещё не всё. Как бы там ни было, но если факт невозможности превращения женщин в Светозарные подтвердится, что случится в дальнейшем? Какие бы чувства ни возникли, как бы коллектив ни сдружился, всё равно мужчины начнут уходить после сбора своего десятка груанов. Тем более что ветераны не раз твердили, что люди при этом резко меняются и плевать хотели на окружающих, на любимых или на накопленные богатства. Только и рвутся по видимым им стрелкам к ожидающим их клетям.

То есть женщины прекрасно понимают, что придет время и они останутся одни. Или им придётся повторно рисковать с выбором компании и скорее всего опять становиться рабынями.

Вот такие проблемы сразу нарисовались у меня в сознании, и сразу же высветился ответ:

«Ну и что в этом страшного? Несчастные женщины и сами согласятся жить, особенно если им в распоряжение достанется отличная и ухоженная обитель. Да и стену можно будет возвести повыше, и тогда уже точно обитательницам Пирамидки ничего угрожать не будет…»

А тут меня и Мастер добил своим ответом:

– Мы находимся в боевом походе. А во время оного любые подобные вопросы, в том числе и о пополнении нашего коллектива, вправе решать только командир. Вот пусть он и принимает решение.

И под ошарашенными взглядами пяти пар глаз ткнул рукой в мою сторону. Хитрый, старый перец! Знал прекрасно, как можно уйти от личной ответственности, и ушёл. Теперь если что не так, все претензии будут ко мне одному.

К тому времени я уже доел свою последнюю, уже и не помню какую по счёту миску, тяжело вздохнул, и… злая улыбка у меня не получилась. Потому что когда я сыт – я крайне добрый. Я даже на Ольшина не обиделся. И недоверчивые взгляды пятёрки воительниц «Этот безусый задохлик – командир над такими мужчинами?!» – меня не смутили. Хотя и хотелось сразу, со старта, всех поставить по ранжиру и показать крепкую командирскую власть. Но сытость подвела, паясничать было лень. Поэтому я только и отдал распоряжения:

– Присоединяйтесь к нам, милые дамы! И если вам понравится в нашей обители и вы будете согласны выполнять наш строгий устав, то мы будем рады вас принять в наш дружный коллектив. Отправитесь с нами немедленно или пригласите всех своих соратниц-подруг?

– Конечно же, все пойдём! – даже как-то возмутилась женщина. – Мы дали клятву друг другу не расставаться до самой смерти!

Я постарался не кривиться от такого пафоса, а скомандовал своим подчинённым:

– Все шестеро вместе с малышками можете отправляться к Длани за пайками. А я останусь тут и покараулю арбу.

Как лично для себя, то хотелось вздремнуть после сегодняшних треволнений, потраченных усилий и обильной трапезы. Так чего мне мотаться туда-сюда без толку?

Без меня справятся! И даже Длань мне в такой лености исследовать не хотелось.

Также я и без обсуждений понимал, что в данный момент нашему завхозу нет никакого смысла получать более громоздкие и количественные ящики взамен за груан. Это можно будет сделать и отдельным караваном, прихватив все имеющиеся у нас арбы. Благо, что всё у нас теперь под боком, недалеко. Да и на ту сторону можно будет протащить арбу в разобранном виде и уже там использовать на той мизерной дистанции в сто метров.

Мавр сделал своё дело, мавр может умывать руки.

Глава седьмая

Большая плата

Все наши соглашались с моими распоряжениями беспрекословно.

Но тут вдруг одна из женщин заявила:

– У нас тяжелораненая подруга. Она почти при смерти! Как будем переносить её?

А третья её дополнила, так и не спросив о знахаре в наших рядах:

– И у нас много добра накопилось ценного, мы десять груанов в Длани наменяли.

«Оп-па! А вот это уже новая проблема! – всполошился я, начав медленно и неуклюже подниматься, словно старец. – И не так с барахлом, его позже можно перевезти, как с раненой. Придётся самому топать… Ну и сам догадаться мог, какие ценные трофеи могли захватить беглянки в замке: вон у каждой патронташ с тремя «чужими», а уж в пещере этого добра наверняка у каждой хватает. И баб можно понять, им надо было устраиваться на новом месте, вот и гребли все, что Длань им давала…»

Уже двинувшись к проломленной стене, отдал приказания:

– Емельян, Влад и Снажа! Останетесь здесь и всё съестное уберёте внутрь прохода. Не хватало нам тут по возвращении тервелей застать… Как уберёте, двигайтесь за нами следом: влево сто метров, к Длани. Остальные, за мной!

Так мы все и двинулись, мои подчинённые молча, а женщины отчего-то ворча и возмущённо между собой переговариваясь. Неужели им не понравился мой мягкий и ненавязчивый стиль руководства? Озадачиваться я не стал, как и прислушиваться, а сосредоточился на управлении собственным телом. Потому что живот как-то странно меня перетягивал вперёд и всё время норовил свалить набок. Наверное, придётся прекращать обжорство…

Когда вышли на простор каверны, женщины деловито и по-хозяйски меня обогнали, а самая худенькая из них, отдав тяжелое вооружение с себя подругам, устремилась к их месту проживания. Да оно и понятно, какое бы ни было жилище, но там сейчас начнёт твориться сущее светопреставление, когда остальные семнадцать товарок узнают, что к ним направляются соратники по борьбе против рабства. А точнее говоря, мужчины. Потому что на новых соратниц им пока явно наплевать с высоты своих смотровых щелей.

Мне удалось расслышать, что посыльная начала выкрикивать новости, как только появилась в пределе видимости своих дежурных. Тоже верно, чего терять лишние несколько минут? Тем более что фразы были довольно лаконичны, но информативны:

– К нам идут друзья! Рыцари! Готовьте Зоряну, ведём знахаря!

Пока шли, я припомнил, что именно это имя было связано с одной из пары лидеров рабынь, которые и организовали восстание в замке разбойников. Или просто совпадение? Чтобы уточнить, я окликнул впередиидущую воительницу:

– Милая, а Зоряна – это кто? Одна из ваших атаманш?

– Можно и так сказать, – повернулось ко мне печальное лицо, хотя глаза продолжали оглядывать с полнейшим недоверием. – Только вряд ли ей какой и знаменитый врач поможет… Мы ведь почти все в знахарстве ведаем, опытные в таких вопросах…

– Да? – от всей души порадовался я такому обилию коллег. – И что, многие из вас умеют сразу сращивать края резаной раны?

Женское личико скривилось:

– Нет…

– Или умеете сращивать порванные мышцы, сращивать внутренности за полчаса?

– Ещё чего! Такого никто не умеет!

И я понял, что коллег тут и близко нет, поэтому уже стал заранее уточнять подоплеку смертельной болезни:

– Какие у вашей атаманши симптомы болезни?

– Да ранения получила, ещё в замке, но вроде всё нормально вначале шло, не переживали. Но пока сюда добирались, пока пещеру и Длань отыскали, часто на земле спать довелось, вот раны и застудились. Только начали устраиваться, Зоряне и поплохело, и нет чтобы сразу лечь, так она больше всех надрывалась. Пока спохватились – поздно. Жар, обмороки… Уже второй день в себя не приходит… Совсем плоха…

Я резко выдохнул, и, несмотря на колики в боку, перешёл на бег:

– Быстрей! – мой окрик отлично подстегнул наших, а новенькие ускорились с ворчанием и недовольством. И опять я не стал строить из себя самодура, пресекая недисциплинированность и посторонние разговоры. Да и сам разумом понимал, что лишняя выигранная минута вряд ли спасёт человека, умирающего от гангрены. Но вот сердце приказывало торопиться без раздумий и прочих проволочек.

Не знаю, вовремя мы успели или как, но я к остальным и не присматривался даже, и не здоровался, с порога анфилады пещер потребовав:

– Показывайте больную!

Ну и когда приблизился к ней, то понял сразу – передо мной не больная, а именно умирающая. Лицо, распухшее до безобразия, да и всё остальное тело с неприятными очагами заражения красного, а порой уже и синего цвета говорило, что несчастной недолго осталось. Но неужели предчувствие меня даром сюда так торопило?

Вот и я не поверил, скомандовав:

– Вынимайте все «чужие» груан из поясов и укладывайте на тело больной! Живо! – первый сам же начал выкладывать имеющиеся у меня пять, и ко мне сразу же присоединились и все остальные мои подчинённые. Тогда как многочисленные беглые радетельницы свободы некоторое время стояли замершие на местах и только переглядывались. Пришлось и на них рявкнуть с максимальной свирепостью: – Ну чего рты раскрыли?! Приказа не слышали?!

Кажется, подействовало, потому что после естественной толчеи Зоряна оказалась полностью скрыта под сплошным слоем из наивысшей местной валюты. А кое-где ракушки лежали даже в два, а то и три слоя. Получалось, что беглянки захватили у своих поработителей в виде трофеев по полноценному поясу каждая. А то и больше было у некоторых. Молодцы, девчонки, не с бухты-барахты побег устраивали, всё продумали. А следовательно, лидеры у них и в самом деле стоящие попались, за жизнь такого человека стоило побороться.

Вот я и начал сосредотачиваться, только и бросив в сторону:

– Меня не отвлекать! Рядом не ходить! И не шуметь!

А дальше уже Степан и Ольшин постарались создать для меня наиболее комфортабельные условия для работы. Если кто и переговаривался, то лишь в иных помещениях или на выходе. Если кто и стоял у меня за спиной, то молча и без движений. Да и я на какой-то там минуте, чтобы полностью отрешиться от мира, поставил полные заглушки на свои барабанные перепонки в ушах. Ну и начал работать.

С таким количеством груанов мне ещё сталкиваться не приходилось. Как, впрочем, и с таким тяжким заболеванием в последней стадии. Сразу усилить опустившуюся в тело вуаль от ракушек у меня не получилось, то ли опыта не хватало, то ли банально силы не распространялись на такой широкий захват. Поэтому я стал воздействовать на группы симбионтов. Вначале «запустил» на максимальную регенерацию те, что были уложены прямо на лице умирающей. Справедливо посчитав, что спасти мозг от разрушительного жара – первостепенная задача. Затем подтолкнул и усилил работу вуали в районе сердца и лёгких. Потому что синева явно указывала на острую недостачу кислорода в крови. И только после этого уже гораздо быстрее запустил все остальные группы.

Посидел, понаблюдал за оживившимися потоками крови в организме и понял, что нет согласования между всеми группами. Они так и выделялись на теле, словно независимые друг от друга, пусть и плотно расположенные амёбы.

Опять начал с групп, возлежащих на голове и груди. Но уж на пятой минуте вынужден был признать своё бессилие в данной операции согласования. И ничего толкового в голову не приходило, как я мысленно ни перенапрягался. В какой-то момент я даже в панике стал озираться по сторонам, словно выискивая некую недостающую деталь процесса. Тут ко мне и бросились две женщины, замершие до того у меня за спиной:

– Что надо?! Чего-то не хватает?!

– Ты только скажи!

А что я им скажу, когда и сам ничего толком не знаю? Только и спросил:

– Вы видите, что я делаю? Или хотя бы вуали от груанов?

Женщины отчаянно замотали головами, ещё и голосом подтвердили, что нет. То есть хоть каких-то сведущих в медицине людей и тут не оказалось. Дернувшись с досадой, словно меня током ударило, я хотел было опять сосредоточиться вниманием на умирающей, но тут сообразил, что моя левая рука отчаянно сжимает мой же пояс для груанов. И как раз в том месте, где у меня лежал единственный «свой» симбионт, который был подобран во время нашего удачного отражения атаки монстров на стену.

«Что это? Какая связь? – заметались у меня мысли в голове. – Или это мой Первый Щит даёт некую подсказку? А какую именно? Он ведь вроде пока чужака в желудке убивал нежно и переваривал, наверняка успел хорошенько изучить и выяснить все его слабые и сильные стороны. И что сейчас мне пытается подсказать? Наверняка ведь по последней теме… (если такое вообще возможно!), а последнее у меня что? Ага… попытка «связать» воедино разные участки. Точно! И что?.. Пробую? Но тогда «свой» может превратиться в «чужого», причём очень быстро… Хм! А меня он спасёт? Один-единственный? Ха, три раза!..»

И рука уже достала груан из кармашка и занесла над обеими группами. С минуту я колебался, пытаясь понять, что за разноцветье появилось, замельтешило между группами симбионтов и тем, который был у меня в руке. А потом с полнейшей уверенностью, словно делал это уже не раз, положил «свой» груан именно в нужную точку на стыке между группами чужих. По идее он никак не должен был там лежать, по закону тяготения должен был скатиться, но… замер на уклоне, словно приклеился.

Но зато через него, словно по перемычке-предохранителю, ринулись цветные вспышки, несущиеся навстречу друг другу. Оба поля сразу же заработали в каком-то едином ритме. А я уже кричал как оглашенный:

– Давайте мне «свои» груаны! Быстрей! – и тут же понял, что у беглянок подобного не может быть по умолчанию. Поэтому завопил ещё громче, словно это меня ранило: – Степан! Ольшин! Груаны мне! Срочно!

Первым примчался Тимофей, вероятно, находящийся ближе всех, и безропотно мне отдал свой пояс с двумя неприкосновенными залогами его свободы. Их я укладывал практически без раздумий, сразу видел тот единственно верный канал для соединения. Потом примчался Степан, отдавший все свои три. Потом Ольшин, со стоном протянувший мне свой пояс сразу с шестью единицами наивысшей для каждого каторжанина валюты.

Но мне уже с последнего дара хватило только три. Остальное вернул ветерану со словами:

– Не расстраивайся. Поверь, оно того стоило. И потом всё верну…

И сам опять вошёл в транс наблюдения. Вот теперь уже процесс пошёл такими немыслимыми для меня темпами, структурами и смещениями, что я жутко пожалел, что никто из окружающих этого чуда не видит. Больная женщина постепенно оказалась словно в светящемся, сияющем коконе-саркофаге. Мне даже показалось, что её чуть приподняло над ложем, и теперь даже снизу у неё некая плотная световая прокладка. Остатки бинтов и некоторые части одежды словно растворились в том сиянии или стали прозрачными. Потом стали просматриваться насквозь внутренние органы и даже самые мелкие кровеносные сосуды. Да и не кровь уже там курсировала, а странная сверкающая субстанция золотистого цвета. По крайней мере, мне так показалось.

Ну а потом я понял, что моего дальнейшего участия в лечении не понадобится. Скорее всего, Зоряна уже начала выздоравливать, и спасти её всё-таки удалось. Теперь только и осталось подождать и присмотреться, как саркофаг будет действовать дальше.

Я вышел из транса и расслабленно откинулся на спинку топорно сделанного стула. Но при этом вдруг почувствовал сильную связь, даже некое притяжение между собой и светящимся коконом-саркофагом. Опять-таки наитие мне подсказало или Первый Щит, что разрывать эту связь, вставать и куда-то отходить в сторону – не следует. Поэтому я не придумал ничего лучше, чем пробормотать:

– Всё, кажется, успели спасти…

Одна из женщин у меня за спиной прошептала:

– А что это её приподняло и держит? Словно над пустотой зависла…

– Хм! Жаль, что вы не видите, что вижу я… Но ничего, постараюсь когда-нибудь нарисовать, тогда поймёте… А, кстати, где ваша вторая лидер? Их ведь двое побег организовывали?

– Да… Но второй уже нет, – скорбно вздохнула женщина. – Погибла, когда мы спешили к мосту, прикрывала нас от преследователей…

Вот она, цена свободы: собственная жизнь… Остальные подруги спаслись и здравствуют, а самая боевая и активная – пала в бою. Видимо, великая полководец и организатор оказалась. А таких людей, да среди женщин, трудно найти. И это ещё счастье, что Зоряну удалось спасти. И ведь не укоришь её подруг, которые нарвались на меня, развесили уши да и подались в наш лагерь обедать. Все они тут себя специалистами крупными мнили и давно списали своего командира в боевые потери. Ведь на Дне от гангрены никогда и никто не излечивался.

Я опять присмотрелся к сияющему саркофагу и засомневался:

– А излечится ли? – произнеся эти слова непроизвольно вслух. – Всё-таки она была уже при смерти…

Возле меня к тому моменту собрались около десятка человек, присматриваясь к творящемуся чуду и оживлённо перешёптываясь. Ну и мой заместитель, расслышавший мои слова, попытался меня взбодрить:

– Если уж ты её на ноги не поставишь, то больше некому.

А наш завхоз попытался перевести разговор в деловое русло:

– Командир, мы тут уже всё осмотрели и самое ценное вынесли. Пайки тоже получили… Так что можем отправляться!

– Молодцы! Быстро-то как! – похвалил я и услышал:

– Почему быстро, ты уже три часа работаешь.

– Ух, ты! – поразился я и признался: – Мне показалось, минут сорок сижу…

Пока я оглядывался с недоверием по сторонам, Ольшин напомнил:

– Миха, так что с отправлением?

– Что, что… – задумался я. – Забирай половину людей и топайте к Пирамидке. Там сделаете смену, пусть часть работает, а часть возвращается сюда с арбами… Мне же пока здесь придётся сидеть, ни шагу не могу позволить сделать в сторону. Степан, носилки есть удобные и мягкие?

– Соорудим! – пообещал вояка.

– Ну тогда с ещё тремя носильщиками оставайся рядом. Если увижу, что можно, тогда понесём её осторожно.

– Может, на арбе?

– Забудь! Её и так, может, придётся тут пару дней вылёживать.

– Хорошо, делаем носилки.

– И это… – я прислушался к себе, лишний раз признавая, что меня легче убить, чем прокормить. Но вслух об этом заявлять не стал, просто жестом подозвал своего заместителя к себе и шёпотом попросил на ухо: – Чего-нибудь мне пожевать сообрази! А то проголодался, аки зверь голодный.

Охотник деловито кивнул и помчался к выходу. Туда же поспешил и Ольшин. А вот женщины так и стояли в явном сомнении, и я не мог понять, что их беспокоило. Наконец одна из них помялась и словно невзначай спросила:

– Пояса наши для груанов тут оставить?

Кажется, у меня глаза загорелись не хуже, чем у Терминатора, потому что вопрошавшая сразу сникла, шагнула в сторону и словно спряталась за спинами своих подруг. И меня сразу охватили нехорошие предчувствия по поводу этого нашего пополнения в виде женского батальона. Не иначе как я с ними ещё ох как намучаюсь!

Но и вопрос не оставил без ответа. Ткнул рукой в одну из женщин, которая присутствовала со мной всё время рядом:

– Пояса оставьте ей! Она потом ракушки разложит и раздаст каждой обратно.

Тотчас все зашевелились, забегали, сложили свои пояса в сторонке на скальном выступе да и помчались наружу. Наверняка никому здесь оставаться долго не хотелось, все мечтали как можно скорее добраться до нормального, цивилизованного даже для условий Дна жилища.

Возле меня остались только две дамы, наверное, наиболее сильно привязанные к Зоряне, да мой дымчато-сумеречный когуяр, о которого если не спотыкаться, то быстро забываешь о его присутствии. А ведь зверушку тоже, наверное, кормить пора, насколько я припоминаю, его во время обеда не слишком щедро двойняшки и угощали.

Поэтому обратился всё к тем же помощницам:

– Для моего зверя каких-нибудь вкусных остатков не отыщется? Боюсь, как бы он сильно не проголодался…

Ведь когда ещё там мне Степан что-нибудь принесёт?

Одна женщина тут же умчалась в тот зал, где у беглянок находилось некое подобие кухни, и вскоре у меня на коленках уже стояла плетённая из кустарника ваза, полная всякой мелочи. Ну я и стал подкармливать Хруста, сам себе иногда закидывая в рот некий кусочек вяленого мяса или сушёного корнеплода. А чтобы не было так скучно, попросил беглянок рассказать некие основные этапы их рискованных приключений. И особенно меня интересовали действия и поступки именно Зоряны.

Вот её ближайшие подруги и постарались меня ввести в курс дела. И опять я подивился косности человеческого мышления и присущему каждому индивидууму зазнайству. Прежние рассказчицы много чего недоговорили, обошли, упустили, сделали вид, что позабыли, зато каждая не постеснялась хорошо описать собственную роль в событиях во время, до и после побега. Конечно, роль лидеров они признавали, должное им отдавали, но троекратно меньше, чем полагалось бы. Да и эта заминка, когда я потребовал груаны для лечения, о многом говорила. Мои подчинённые всё отдали без промедления, даже «свои» симбионты выложили, а эти «бабцы»!.. Понятное дело, что наличие такого богатства, или, иначе говоря, приданого, многим вчерашним рабыням вскружило голову. Но ведь нельзя до такой степени черстветь сердцем, жалея для своей спасительницы и освободительницы какие-то ракушки!

К концу рассказа вернулся Степан Живучий вместе с Владом Серым, принесли носилки. Тяжеловатые они, конечно, получились, зато мягкие, пружинные из-за уложенных на дно резиновых листиков. Так что четыре мужика одну женщину легко понесут и деликатно.

– Кого ты ещё оставил?

– Тимофей и Емельян, – огласил заместитель очевидное. – Они там уже тервеля оприходовали и сейчас мясо на костре жарят. Так что ужин не за горами! Ха-ха! Хотя, я вижу, тут тебя уже деликатесами подкармливают?

– Да это мы для его зверя принесли, – начала оправдываться зардевшаяся женщина. – Что осталось… А он сам ест…

– Увы! Ничего не поделаешь! – с бравадой стал восклицать Степан. – Как командир решит, так и будет. Имеет полное право сам всё съесть, если того требует стратегия очередного сражения, а может и сам десять дней не кушать, лишь бы мы жирок нагуливали.

В общем, не успел я опомниться и вставить хоть парочку своих слов, как оба бывших исполнителя уже вовсю трепались с представительницами прекрасной половины человечества. То ли такое настроение у них совпало, то ли некая искра нужная и вовремя проскочила, но вели они себя уже через полчаса словно старые и добрые знакомые. А потом в нашу общую компанию вполне естественно вошли и Влад с Емельяном, принесшие столько нажаренного мяса, что даже я успокоенно вздохнул, получив в руки громадный казанок. Второй такой же был на всех. В том числе и на моего Хруста. Так что ужин у нас прошёл замечательно, весело и познавательно. И это несмотря на то, что рядом возлежала недавно находившаяся при смерти особа.

Время от времени я присматривался к ведущимся процессам в её теле и пытался понять, что же там творится. На первый взгляд, в организме происходило нечто, весьма сходное с полной заменой или тщательной очисткой крови. Потом весьма интенсивно сияли участки тела, поражённые гангреной. Там сияние явно выжигало заразу и попутно восстанавливало повреждённые ткани. То есть регенерация, похоже, шла на клеточном уровне полным ходом. И всё то же моё наитие настоятельно подсказывало: «…ни во что не вмешивайся!»

А мне и счастья другого не надо, что только обнимать пустеющий казанок да философствовать над кульбитами нашей судьбы. Вон оно всё как вдруг и резко повернулось! Было нас четырнадцать, не считая когуяра, а тут сразу стало тридцать семь человек. Конечно, могло и такое случиться, что часть женского батальона не пожелает сожительствовать с нами в одной башне, но что-то мне подсказывает, что подобные пожелания некоторых наивных котоводов (или правильно когуяроводов?) судьбой учитываться не будут. Все как одна пожелают жить в нашем коллективе.

А чем плохо такое количество? Да хотя бы именно количеством! Уже не говорю о большинстве представителей женского пола. Это же совсем иной контингент получается, совершенно иные отношения. Начнутся свары, ссоры, интриги, причём такие, в которые мне как мужчине и влезать нельзя. Хочется мне или не хочется, но придётся на должность моего заместителя, командующего женским батальоном выдвигать именно особь слабого пола. Как говорится…

Кто на эту роль подойдёт? Ксана хороша, и с тремя подчинёнными легко справится, всё-таки опыт работы в управе ей худо-бедно командовать поможет. Но то – с тремя, а как получится с двадцати шестью? Да-с, проблемка!

Хорошо, если Зоряна на ноги быстро встанет. Скорее всего, она любой женский контингент сумеет построить по ранжиру, умениям и по характеру. Её сидящие рядом подруги своими рассказами меня в этом сразу убедили. Правда, и тут есть подводные течения и нюансы. К примеру, как на такое отреагирует Ксана? А если плохо отреагирует, то как это скажется на мне? С одной стороны, мне плевать, у меня иных проблем хватает, но с другой стороны, хочется покоя в башне, потому что на иных направлениях нам в ближайшее время придётся ох как здорово попотеть. И совсем не значит, если я уйду в рейд, допустим, к тому же городу Иярта, то должен пустить на самотёк всё, что останется у меня за спиной. Ответственности за такое количество новых подруг я не желал совершенно, но раз уж она оказалась возложена мне судьбой на плечи, назад историю не переиграешь. Придётся соответствовать. А также искать харизматичного, духовно крепкого и авторитетного помощника.

Поэтому я и вернулся к более тщательным наблюдениям за больной. Кокона-саркофага я уже практически не замечал, поэтому максимум своего внимания сосредоточил на проистекающих внутренних процессах. Полюбоваться было чем, и я только страшно жалел, что особо толком ничего не понимаю в творящемся на моих глазах выздоровлении. Любой настоящий Врач полжизни бы отдал за право находиться сейчас на моём месте, а вторую половину – за толику доставшихся мне умений.

Я же себя чувствовал как дикий папуас, впервые с осторожностью заглядывающий в микроскоп и слушающий пояснения своего такого же дикого собрата о том, что они наблюдают. То есть ну очень интересно и… почти ничего не понятно. Наверное, поэтому факт о завершении данной стадии лечения первым заметил не я, а именно одна из подруг Зоряны:

– Ой! – воскликнула она. – А почему вон тот груан почернел и стал рассыпаться?!

– Ах! – вторила ей тут же вторая. – И ещё два почернело!

Теперь уже мы всей компанией с выпученными глазами наблюдали за гибелью груанов. Они как-то хаотично чернели в общем светящемся пространстве и потом кошмарно рассыпались почти невесомым прахом. Один даже на лице больной такое с собой сотворил, и я был вынужден банальным сдуванием убирать мелкую пыль, чтобы интенсивно дышащая женщина не втянула прах ноздрями в лёгкие. Но в какой-то момент всем нам подумалось, что лечение сорвалось и от всех груанов ничего не останется.

И хорошо, что мы ошиблись. Половина симбионтов всё-таки выжила. Единый кокон пропал, связующие перемычки перестали служить мостками связей, проблески да искорки тоже перестали выделяться, а вуаль силы приподнялась из тела и втянулась в оставшиеся жить груаны. Правда, «свои» и в самом деле стали «чужими». Связь, приковавшая моё тело к ложу, тоже исчезла, и я скомандовал собирать симбионты с тела и укладывать в патронташи. А сам резво умчался в туалет. Всё-таки ел я и пил достаточно много, а засидевшись шесть часов на одном месте, можно и кони двинуть, если не справлять естественные надобности.

Ну и когда вернулся в пещеру, сразу наткнулся на ликующие и радостные вопли пары подружек: Зоряна открыла глаза и пока ещё с явным недоумением пыталась осмотреться. Даже что-то попыталась прошептать. То есть сам факт невероятного исцеления, а точнее говоря, возвращения с того света, можно было считать свершившимся. Удивительные живые существа, лечебную силу которых я усилил с помощью своего Первого Щита, оказались и в самом деле волшебными.

Другое дело – какой ценой обошлось лечение. Мои шесть часов потраченного времени – сущий пустяк, недостойный никакого упоминания, а вот чуть более сотни рассыпавшихся в прах груанов, пусть и «чужих», – это уже следовало учитывать. Боюсь, что не каждая из беглянок спокойно воспримет уменьшение своего приданого чуть ли не вполовину. Могут начаться тёрки и возмущение, тем более что всегда вопрос можно повернуть так, что ракушки уничтожились по вине низкого профессионализма знахаря или по вине его разгильдяйства. И попробуй потом докажи, что ты не лысый.

Кажется, и женщины это поняли чуть ли не самыми первыми. Потому что в два голоса стали обещать:

– Мы свои все до единого груана отдадим!

– И Зоряне тоже некая доля должна причитаться от общего количества.

– А остальные мы потом отыщем…

– Да, да! Мы точно вернём! Ты только сразу их, пожалуйста, успокой, а?

А я только шумно и многозначительно выдохнул. Получалось, что все эти шустрые бабёнки уже даже и долю лидера между собой поделили? Однако!

Я сразу припомнил, что в уставе нашей башни есть пункт, который чётко говорит: «Командиру при дележе полагается три доли, заместителю – две. Родственникам погибшего – две…», ну и там разные мелочи, сейчас к делу не относящиеся. Но одна из них весьма важная: «…в остальном же командир при дележе добычи руководствуется сиюминутной целесообразностью, жизненно важной для всего коллектива».

О! Как всё прорисовано! И пусть только хоть какая-то жадина рот откроет или потребует свои груаны обратно в полном количестве! Я им такое устрою, что здешний сумрак им светом испепеляющих молний покажется!

Но в данный момент особо распинаться не стал, а только успокоил:

– Это уже не ваши проблемы! Сам разберусь с претензиями! – заметив, что губы выздоравливающей продолжают шевелиться, попросил всех замолкнуть и склонился, прислушиваясь.

Мог бы и сам догадаться, что после такого интенсивного лечения наступает сильное обезвоживание и человек хочет пить. О чём несчастная и просила.

Так что ещё какое-то время мы её тщательно и обильно поили, и только после этого удалось перекинуться несколькими словами:

– Зоряна, как себя чувствуешь?

– Не пойму… Не могу поверить, что жива… Я ведь уже умерла?..

– Пока человек жив, он не имеет права говорить о своей смерти.

– Чудо… После того, что было со мной, – не выживают.

– Ну… в некотором роде, – вынужден был я согласиться. – И на создание этого чуда ушло более сотни груанов.

Несмотря на своё всё ещё жуткое и слабое физическое состояние, лидер беглянок обеспокоилась своими подопечными:

– А где все остальные? И кто ты?

– Да все уже с радостью поспешили к своему новому месту жительства, и если им там понравится, так и останутся там жить. Это недалеко, мы тебя туда отнесём… – Видя, что женщина именно меня буравит взглядом и хочет продолжить расспросы, пришлось пояснить немного и о себе: – Рыцарь я. Зовут Миха. Имею некоторые очень полезные для выживания умения и таланты, вот потому в нашей башне Пирамидка меня и выбрали командиром. Боремся против любого проявления рабства.

Не зная, что ещё добавить, развёл руками, кивнул головой на обеих подруг больной и сообщил:

– Они тут пока с тобой посидят, поболтают. Но ты поменьше говори и постарайся в любом случае поспать. Мы сейчас прогуляемся час, два по окрестностям, присмотримся к хищникам, потом вернёмся, и если твоё состояние позволит, отправимся в нашу обитель.

Ну и поспешил с друзьями на охоту. Во-первых, и в самом деле следовало разведать, что здесь за монстры пасутся довольно обильными стадами, и выяснить по поводу наличия у них груанов. А во-вторых: очень хотелось хорошенько размяться после долгого сидения камнем. Видимо, я окончательно пошёл на поправку, раз мои внутренности потребовали увеличения физической нагрузки.

Отсутствовали мы два с половиной часа. За это время обе подруги успели выболтать Зоряне все собранные о нас сведения, проследить за её сном и даже напоить рекомендованным мною отваром. Так что к нашему приходу лидер беглянок чувствовала себя ещё лучше, и я решил, что вполне возможен её перенос на носилках. Да и мы пребывали весьма в благодушном настроении. Потому что, не особо напрягаясь, набрали в скоротечных схватках сразу пять «ничейных» ракушек. И это – не выходя из данной каверны! Ещё пяток сияний я заметил в иных группах животных, но мы к ним не стали соваться из-за их опасной многочисленности. То есть теперь у нас не только Длань имелась, но и отличные просторы для перспективной охоты. Но с другой стороны, несколько настораживало такое обилие разных представителей местной фауны: если есть переходы отсюда в иные просторы, то не нагрянут ли сюда иные нехорошие редиски? С одной стороны, они могут к данному месту и не добраться, а с другой?..

Но пока мы собирались и пока выбрались из пещеры, к пункту выдачи пайков успела прийти вторая партия как наших, так и десятка самых активных и боевитых «новеньких» в нашей компании. Они приволокли с собой три арбы, которые женщины решили загрузить наиболее ценными в хозяйстве предметами быта. А тех у них скопилось предостаточно, и особенно меня поразило большое обилие ковриков. Мягкие, пушистые, они тоже подавались завхозам-мужчинам в количестве две штуки в каждом комплекте товаров за груан. Но, видимо, женщинам выдавалось десятикратно больше.

Ну и я не сомневался, что первой нам навстречу поспешит Ксана Молчун. Не знаю, что она себе подумала, но, только внимательно меня осмотрев, успокоилась и стала рассказывать, что начало твориться в башне с приходом такого огромного пополнения. При этом она старалась скрывать своё недовольство, но я-то на раз считывал все её новые тревоги и волнения. Я-то толком девиц и женщин, которые вырвались из разбойничьего замка, не рассматривал, а вот она успела рассмотреть среди них и стройных, и симпатичных, и теперь опасалась такого огромного количества конкуренток в деле сугубо индивидуального воздействия на мою любвеобильную тушку.

Мало того, покосившись глазами на довольно моложавых и приятственных внешне подружек лидера, вдруг воспылала ревностью не к ним, а именно к больной. Это было настолько странно и нелепо, что я вначале даже не понял. Опухшая до безобразия, с перекошенными чертами лица, со сбитой в паклю причёской, Зоряна сразу показалась моей боевой подруге наиболее опасной. И начала она с шипения, когда мы уже двинулись на нашей стороне непосредственно к башне:

– Чего это ты так волнуешься о её состоянии, что сам чуть ли носилки не тащил?

– Ох! Не видела ты того состояния, в котором мы её застали! – высказал я своё сострадание без всякой иной мысли. – Вот потому нельзя её внутренности неожиданным ударом побеспокоить, там всё только-только возрождаться и восстанавливаться стало.

– А у самого не так? Тебе же ничего тяжёлого нельзя поднимать! А ты какую-то корову таскаешь, – фыркала Ксана. – Сама идти может, вон, как глазами поблескивает!

– Эт, ты зря. Ей ещё покой и покой нужен.

– Ну, ну! Посмотрю, как она в башне себя вести станет, попав на всё готовенькое. Там уже некоторые пытались права качать, но я их с ходу на место поставила. И хорошо, что двойняшки меня поддержали со всей категоричностью. Сразу заявили, что именно я твой заместитель на женской половине.

Я не сдержался от улыбки:

– А справишься с таким боевым контингентом? Это тебе не Франей командовать и не малышками. Да и те, если ты не забыла про упокоенную Курицу, могут человека зарезать в мгновение ока. А эти все беглянки более десятка здоровенных мужиков на тот свет спровадили. Им слово поперёк сказать – можно и на грубость нарваться. А настаивать начнёшь, так они за свою свободу зубами любую преграду перегрызут.

Моя боевая подруга капризно надула губки:

– Если ты меня поддержишь, никто из них и слова поперёк моих распоряжений не скажет.

– В любом случае тебе помощница или соратница понадобится, которая среди них обладает несомненным авторитетом. А что мне удалось услышать об этой Зоряне, так она как раз к таким врождённым лидерам относится.

Вот тут и прорвалась плохо скрытая ревность в голосе. Ксана, видимо, пыталась представить своё высказывание в виде шутки, но слишком уж неуместной она получилась:

– Может, ты мне её в помощницы не только в руководстве прочишь, но и в нашей постели?

Я постарался ответить тоже шуткой:

– Тогда я точно никогда не поправлюсь и буду возле плиты мёрзнуть. Хе-хе! – Потом попытался призвать к здравому смыслу: – Ксан, ты о чём? Человек ещё одной ногой в могиле находится, а ты уже ей такие фривольные подвиги приписываешь!

Но, кажется, мои укоры пропали втуне. А может, на пути к Длани новенькие рассказали Ксане нечто конкретное, где Зоряна предстала как обольстительная красавица, могущая окрутить любого мужчину только одним движением век. Поэтому и зародились подобные ревнивые предвидения. Но я, по крайней мере, от пары подруг, не отходящих далеко от носилок, ничего такого не слышал. Да и в голове у меня как-то не укладывалось сравнить это опухшее, скорее отталкивающее от себя одним видом создание с очаровательной красоткой. Никак не ассоциировалось у меня истинное лидерство с женским коварством и неотразимостью.

Затем у нас разговор перешёл на иные, бытовые темы, а там и час нашего пути к обжитой башне пролетел. Тем более что мы всех остальных, собирающих караван, не ждали, а, компактной группой окружив носилки, двигались от грота к нашему дому.

Там же, пока устраивали мы раненую во временном лазарете первого этажа, я весьма удивился именно командной активности, которую Ксана проявляла по отношению к новенькой. И что удивляло отдельно, так эта невероятная поддержка некоего командирского статуса моей боевой подруги со стороны двойняшек. Практически по любой мелочи они заставляли консультироваться с Молчуном, советовались демонстративно сами и частенько во всеуслышание заявляли:

– А вот в этом вопросе надо поинтересоваться у Ксаны! – или:

– Как Молчун скажет, так и будет! – а когда в какой-то момент мы остались со Всяной наедине, – девица откровенно мне пояснила:

– Поддерживая во всём твою подругу, мы имеем неплохие шансы официально стать твоей второй и третьей женой. Всё-таки нас она примет в семью с гораздо большей симпатией, чем кого-либо другого.

И убежала. Оставив меня с приоткрытым ртом ошарашенно размышлять над услышанным. В действиях сестёр просматривался свой резон и правильный расчёт, и у них такая нереальная вроде как задумка могла и претвориться в жизнь. Подобного на Дне никогда не могло твориться по умолчанию, потому что на каждых троих мужчин приходилась всего лишь одна женщина.

Но к нашему случаю подобная статистика не имела никакого отношения, точнее говоря, у нас всё было с точностью до наоборот: двадцать семь женщин на десять мужчин! Да плюс ко всему – несколько непродуманный, поспешно принятый только ранним утром устав. По нему получалось, что женщины выбирают мужчин и те попросту чуть ли не обязаны соглашаться с предложением тепла и ласки. Но подобное прокатывает, когда женщин меньше, а не когда их втрое больше! Избавились от одной проблемы, чтобы мужчины не передрались между собой, как тут же получили проблему совсем иного порядка: как бы не загнуться от сверхобилия того самого тепла и ласки.

«Правильно говорится, – философствовал я, присматриваясь к больной, уснувшей, измученной после тряски перехода. – Если хочешь стать причиной насмешки со стороны богов, расскажи им о своих планах и мечтах».

Что-то я там явно напутал в знаменитом высказывании, но суть от этого не менялась. Ничего не оставалось после таких размышлений, как перед отправкой на покой порадовать себя иным знаменитым изречением:

– Жить стало лучше, жить стало веселее!

Глава восьмая

Игра в бюрократа

Со следующего дня в нашей башне началась совершенно иная, можно сказать, что невероятно насыщенная событиями жизнь. После завтрака я попытался сосредоточиться на завершении работы над метателями, но не тут-то было!

Вначале меня побеспокоила делегация «обиженных». Как я и предвидел, отыскались среди новеньких и такие, что нагло расшумелись по поводу «…слишком уж странного, таинственного уничтожения наших груанов! Которые мы завоевали собственной кровью!»

Спорить я с ними особо не стал. Как и сразу затыкать рты своим, пока ещё не всеми признаваемым командирским авторитетом. Просто вежливо попросил составить поимённый список и там отметить конкретно: сколько и у кого чего недостаёт. Напоследок пообещав разобраться на первом же общем сходе.

Несколько озадаченные такими ответами, просительницы ушли. Но вскоре некоторые из них вернулись в составе второй, ещё более многочисленной делегации. На этот раз была высказана просьба от всех: назначить немедленный сход и на нём решить вопрос о приёме в коллектив Пирамидки новых обитательниц. При этом громогласно говорилось, что устав выучили и обдумали всё, с условиями проживания согласны и ждут не дождутся обретения законного гражданства.

Изначально я поразмыслил о послеобеденном времени для собрания, но вовремя одумался. Да и некие воспоминания о разнополой психологии промелькнули в голове. Такая метода, когда мужчины на сытый желудок лучше поддаются уговорам, при засилье женщин не прокатывала. Дамы, наоборот, резко активируются в спорах, когда сыты и проблема предстоящей трапезы перед ними не маячит. Ну и конечно же, при условии, что мужчины не поглощали алкоголь.

А с выпивкой у нас получался солидный напряг: Неждан Крепак для своей предстоящей через пару дней свадьбы с Франей успел выкупить весь гнатар у товарищей и надёжно припрятать. Новых заквасок пока не было, да и устройство перегонное Ольшин не собирал, не до того было в «доме Облонских». Поэтому все обретались трезвыми до синевы. Что радовало: ведь мне требовались для поддержки злые мужчины. Как следствие, назначил собрание за час до обеда, на этаком открытом пятачке перед башней. Ведь если я в своём праве выбирать и планировать заранее, то любой фактор следует использовать себе на пользу.

Да и оставшееся время провёл не зря: провёл воспитательную работу среди товарищей, а потом по отдельности обработал не только Франю, чтобы знала, когда что вставить и где сделать заявление, но и Ксану с двойняшками. Причём для каждой из них высветил несколько разные резоны и доводы, которые они и должны были бы защищать для собственного блага и морального благополучия.

Ну и непосредственно в ходе всего нашего мероприятия, как и в его подготовке, применил самое тяжёлое и действенное оружие: отличное знание бюрократии планеты Земля. Уж мне в своё время повезло прочитать множество книг о советской действительности, начиная от «Собачьего сердца» Булгакова и заканчивая специально выисканным в Интернете «Пособием для парторга первичной заводской организации во время проведения собраний, как открытых, так и закрытых». Да уж, имелось и такое шедевральное творение застойных времён, которое мне однажды понадобилось проштудировать для ролевой игры.

А сейчас эти знания пригодились:

– Начинаем открытый сход обитателей башни Пирамидка! – торжественно заявил я и тут же был перебит чистосердечным возгласом удивления со стороны Снажи Мятной:

– Что значит «открытый»? Раньше такого у нас не было.

– Правильно. Ибо раньше мы собирались только свои, посторонние сюда не допускались. Но так как сегодня в наш коллектив будут приниматься посторонние пока ещё женщины, то по закону они ещё нам чужие. Но! Мы уже их пригласили на наш сход, они могут на нём присутствовать пока без права голоса: слушать нас, наблюдать, как у нас творится устав и принимаются новые законы. Вот потому и называется наше сегодняшнее общение открытым.

– Правильно, командир, – весело поддержала меня Франя. – Пусть видят, что у нас всё честно и по закону происходит.

– Так мы что, – стала уточнять одна из беглых рабынь. – Пока никакого права голоса не имеем?

– Ты правильно сказала: «пока», – продолжил я вести собрание. – Но как только мы вас примем, вы сразу становитесь полноправными нашими товарищами и подругами. И согласитесь, что это справедливо: ведь это не мы к вам пришли напрашиваться на место под крышей, а вы к нам. Верно?

Ну тут уж «посторонним» на нашем собрании ничего не оставалось делать, как соглашаться. Потому что их заранее о чём-то таком предупреждали.

Ну а дальше уже всё было делом крючкотворства в лучшем бюрократическом стиле. Начал я с того, что поинтересовался:

– Все помнят наш устав? – Такой тоже имелся, и любой его мог прочитать, потому что висел на стене первого этажа. Только вот никто толком не мог сопоставить и верно понять соотношения старых параграфов с новыми. А те, кто мог понять, были мною заранее и в должном стиле обработаны. Поэтому я продолжил: – Поэтому приступаем к первому пункту повестки дня: упорядочение существующих законов и внесение некоторых поправок.

Поправки и в самом деле казались несущественными, роль женщины в обществе вроде как усиливали. Правда, некоторые «посторонние» хмурились, смотрели на меня с подозрением и недоверием, но глубинного смысла изменений так и не поняли. Да и сомневаюсь я, что они вывешенный устав толком вычитали, на подобные писульки на Дне совершенно внимания не обращали. Тем более никто не заметит, что я уже в старом успел переправить некоторые слова или переставить их местами. Вроде мелочь, а как благотворно меняет ситуацию в пользу командира. И тогда получается как в армии: пункт первый: командир всегда прав. Пункт второй: если командир не прав, читай закон. Ну и дальше уже идёт пункт третий: устав говорит чётко – командир прав всегда.

Да и мои нынешние подчинённые после предварительных разъяснений понимали прекрасно: для них же стараюсь. Поэтому принимали поправки, текст клятвы и некоторые новые законы быстро, без всякого тайного голосования. Ксана все наши нововведения чётко и быстро записывала, и напоследок весь устав был принят в целом.

После чего я огласил пункт второй: приём новых членов в наш спаянный и дружный коллектив. Тут тоже обошлось без споров или осложнений. Некоторое недоумение у вступающих воительниц вызывала клятва, но после напоминания типа «Да мы здесь никого не держим! Колхоз – дело добровольное!», все двадцать две женщины зачитали, что следовало, и были приняты весьма торжественно. Я пожимал руку, громко выкрикивал новое имя и выражал надежду в искренней вечной дружбе.

По поводу Зоряны я сразу заявил, что она будет решать судьбу после своего выздоровления. Ну и конечно же, даже моя ревнивая Ксана не обратила внимания на строку: «Командир имеет право преобразовывать личный состав в структурные подразделения и назначать над ними командиров со стороны по своему собственному усмотрению».

Предвидя заранее и несколько повышенный интерес к своему телу, и даже зная, чем этот интерес в будущем обернётся, дописал я в устав и такую строчку:

«В случае спорного притязания на внимание мужчины сразу нескольких групп женщин (в группе не менее двух!) жена или постоянная сожительница оного обязана выбрать только одну группу, не более! Далее вопрос о новом члене семьи решается голосованием».

Подобные сноски в момент принятия казались полным абсурдом. Но я-то знал уже об одной настырной группе и хорошо помнил, как они умеют добиваться поставленных перед собой задач. Лучше уж они, чем невесть кто и сколько.

Ну и напоследок, напомнив, что обед на носу, объявил пункт третий нашего собрания: разное. Вот тут ко мне и подскочила самая наглая бабёнка со списком утерянного ею и добрым десятком её подруг имущества. Подскочила, потребовала:

– Как командир, сразу скажи, когда нам это вернут?

Я внимательно вчитался, подсчитал и с удовлетворением понял, что не все пострадавшие заявили о претензиях. Значит, не всё ещё с ними потеряно. Ну а этим, «дружбы не помнящим и боевого товарища не чтящим», я начал разъяснение весьма популярным в ближайшие дни вопросом:

– Ты устав читала? Ну, раз читала и не поняла, объясняю тебе на пальцах.

Напомнил вначале о доле командира в любом бою. Потом о доле павшей подруги, то есть второго равнозначного Зоряне командира, которую (долю) по правилам следовало откладывать в общий фонд. И затем довольно быстро, доходчиво посчитал, сложил, умножил и отнял. А потом то, что получилось в сумме, уже разделил как полагается. Так что вместо семи, восьми груанов убытка количество потерь уменьшилось до одного, максимум двух груанов на персону.

Вот тогда я и возопил:

– И неужели вам жалко такой мизерной платы за спасение жизни вашей боевой подруги, которая ценой своих ран спасла вас от рабства, довлеющего над вами до самой смерти?! Неужели вы потом сможете, глядя ей в глаза, потребовать вернуть то, за что она с лихвой оплатила своей пролитой кровью?

Подействовало! Почти все пострадавшие отвели глаза и даже слово сказать в поддержку своих прежних требований не посмели.

То есть смело можно было отправляться на обед…

Но тут я глянул поверх стены в Поле, что уже давно не делал, отвлёкшись на коллективные проблемы, и подпрыгнул от неожиданности:

– Зервы! Очень много! Больше двух сотен! Все на стену!

Ящеры и в самом деле пёрли в нашу сторону огромным, никогда ещё мною не виденным стадом голов в двести пятьдесят. Пока их за двести метров увидел только я один, но ведь хищники двигались очень быстро, со скоростью бегущего в среднем темпе человека, и попали в поле зрения остальных уже секунд через двадцать. Но нам и этого хватило для размещения по местам. Мне только и оставалось, что небольшие группы женщин, по две-три особи, быстро закрепить за каждым из мужчин.

Там у нас и так было сосредоточено до половины всего метательного оружия, так что много подносить от башни, находящейся в двадцати пяти метрах, не потребовалось.

Мало того, перед началом отражения атаки нам даже удалось обменяться мнениями по поводу такой массированной атаки:

– Неужели поняли, что у нас тут теперь можно поживиться нежными тельцами? – хохотнул Степан Живучий.

– Вряд ли, – возразил я ему и напомнил: – Женщины, наоборот, запах жилища перебивают. Ну и сегодня из нас никто в Поле не выходил. Ольшин! Это у тебя надо спрашивать: чего эти твари к нам прутся?

– У нас такое пару раз было, – отозвался ветеран, отводя руку для броска копья. – И мы такие стаи пропускали… Они ведь на пастбища наши прутся… Э-эх!

Его дротик первым, а за ним и все наши полетели в приближающуюся стену хищников. Такой навалы следовало опасаться в первую очередь и стараться ранить как можно большее количество зервов подальше от стены. Прыгать высоко они не умели, как и взбираться на стену, но вот пройти по трупам себе подобных да попросту перешагнуть остаток стены – запросто. Вот этого мы больше всего и опасались. Поэтому и бросали всё что можно – издалека. Копья оставляли напоследок, а тяжёлые копья – уже для непосредственного столкновения.

Себе я выбрал самый опасный участок, понимая, что комплексными атаками тринитарных всплесков группу в двадцать особей остановлю, если постараюсь…

Если!.. Потому что силёнок и ловкости ой как не хватало!

Конечно, добрую половину тварей мы остановили на расстоянии от стены. Десяток-полтора убили, около сорока ранили, примерно полста хищников – испугались и отпрянули. Всё-таки берсерков среди животных всегда мало, несмотря на их хищническую ярость и резкую антипатию к человеческому племени. Но всё равно возле стены атакующих ящеров оказалось неожиданно много, и я в тот момент сильно пожалел, что не скомандовал своевременное отступление в неприступные внутренности нашей башни. А потом уже и думать об отступлении оказалось поздно, пришлось сражаться с максимальной отдачей всех сил.

От себя ещё до начала боя отогнал всех, даже Ксану отправил на помощь Степану, поэтому действовал легко и раскованно, не боясь одиночных тварей пропустить мимо себя. Да и те, что начали со временем перескакивать через стену, от меня не отлучались, стараясь повалить именно меня вначале, а потом уже мчаться к остальным целям. Это мне и помогло навалить вокруг себя целые редуты из зервов. И действовать я к концу боя стал, словно робот на конвейере: посыл «щелбана», затем «горчичник», и только хищник в непонимании замирал, а у него из-под пластинки за ноздрями вырывался буравчик так и не разгаданного отростка внутреннего духа, как я касался этого буравчика и отскакивал в сторону следующего противника. В те моменты главное было не споткнуться об уже лежащие тела и не упасть. Попади я под задние лапы кровожадных ящеров, тогда бы уже точно не встал, разорвали бы на мелкие кусочки.

У меня же где-то на периферии сознания сложилось такое мнение, что самая боевая и сильная часть стаи как раз и направила остриё своей атаки именно на меня. Настолько вокруг меня было жарко, настолько тесными рядами пытались хищники смести самую мешающую и самую зловредную преграду.

Ну и наверняка мне опять повезло хотя бы в том, что кожа у зервов жёсткая, словно наждак, и ноги, да ещё и одетые в сапоги из кожи скользкого зайца, несмотря на тавтологию, по ней не скользят. Кровь-то я зверям не пускал, так что вокруг оставалось сухо, и поскользнуться просто было не на чем. Только и следовало, что чётко соразмерять свои прыжки по колышущейся и прогибающейся под моим весом плоти да правильно от неё отталкиваться.

Мало того, когда вокруг меня живые зервы кончились, я ещё успел к группе слева и там добил парочку особо трепещущихся и настырных. И только потом расслышал голос Степана, который умудрялся успевать следить за всем полем боя:

– Мы победили! Остальные уходят!

А я вспомнил о возможных трофеях и прохрипел:

– Надо бы груаны поискать! – и поспешил на стену, попутно оглядываясь вокруг себя и отыскивая такое желанное и вожделенное сияние. Всё-таки ни у кого язык бы не повернулся сказать, что на нас нападали молодые или там нерепродуктивные особи. Матёрое шло войско, хищники все крупные, мощные, как на подбор.

Минуту стоял, оглядываясь, вторую… пятую! Потом, не веря своим умениям рассмотреть издалека, пошёл вплотную между нагромождениями тел, и… ничего!

Ни единого, самого завалящего (хотя назвать подобное чудо завалящим язык не поворачивался) груана на поле боя мы так и не отыскали!

Честно говоря, я такого никак не ожидал. А уж ветераны, и в особенности Ольшин, – тем более. Мастер только и твердил как заведённый:

– Такого не может быть! Это же не молодняк!

Но мириться с реальностью что ему, что всем остальным пришлось. Тем более что и переживать по большому счёту было не о чём, ведь у нас теперь есть места для охоты на территориях за Дланью. Ну и самое главное, наше сражение прошло без жертв с нашей стороны. Мелкие царапины, синяки, ссадины или ушибы – не считались, а единственный перелом руки, который получила одна из слишком боевитых воительниц, я решил уже после возвращения в башню попробовать залечить при помощи всё тех же груанов. Причём хватило и тех восьми штук «чужих», которые и были в поясе у пострадавшей.

На весь процесс восстановления кости ушло около часа. А с моим непосредственным участием – два раза по пять минут. Вначале, когда настраивал и усиливал целительскую вуаль симбионтов, и в финале, когда убрал излечивающий контур и присматривался к почти зажившей кости. Не могу сказать, что она стала как новая, всё-таки некая полоска на месте перелома просматривалась, и моего опыта не хватало для точного определения. Просто посоветовал женщине еще денёк-два поносить руку на перевязи и регулярно подходить ко мне для текущего медосмотра.

Ну а дальше в тот день наш коллектив закрутило и накрыло чисто бытовыми проблемами, в особенности связанными с заготовкой мяса. Вырезали из ящеров, которые лежали в Поле, с той стороны нашей стены, только самые лучшие, самые деликатесные части. Потому что туда стали стягиваться большие, по несколько сотен в каждой стае шавок. Они-то всё не съедят, без мохасиков не справятся, но могли изрядно попортить самое наилучшее. И уже во вторую очередь наши раздельщики возились с тушами на нашей стороне от стены.

Но для заготовок полуфабрикатов в маринаде нам банально не хватало ёмкостей, и тут уже пришлось изгаляться, выкручиваться нашему завхозу, который уже поздней ночью, если судить по часам, отправился с группой из десяти человек к Длани и там выменял сразу три груана на новые ящики с товаром. Как ни странно, его желания оправдались, и наша кухня пополнилась довольно большим количеством медной посуды емкостного формата. Словно где-то там кто-то понял, что нам нужны большие казанки, лагуны и некое подобие тазиков.

Ну и можно сказать, что до самого утра весь коллектив Пирамидки пахал словно рабы. Некоторые новенькие так и заявляли:

– В пещере нам лучше жилось: ели и отсыпались только… А здесь жилы тянем, надрываемся, словно опять в замке оказались…

На что Ратибор Палка попытался пошутить, а заодно и напомнить:

– Ладно вам жаловаться! В замке вам не только работать приходилось, как бесправным рабыням, но ещё и ублажать всех подряд по принуждению. Тут вам такое не грозит, свобода!

Как ни странно, никто не смеялся над его шуткой. Зато нахмуренных, озлобленных взглядов он получил на свою ауру в полной мере, если не с избытком. Наверное, многие тогда впервые поняли, что жизнь по уставу и установленным законам – тоже не сахар. И тоже не освобождает от тяжкой, порой рутинной и скучной работы. Может, кто и пожалел, что перебрался в нашу Пирамидку?

Я подобными вопросами не заморачивался, потому что уже к вечеру ходил словно сомнамбула, от зевоты чуть не сворачивал себе челюсть, и меня общими усилиями, да ещё под жёсткой опекой моей гражданской супруги Ксаны, уложили спать возле её тела. Хотя и могло считаться, что это она улеглась возле меня, воспользовавшись моей слабостью.

А наутро мы увидели на многочисленных телах павших вчера зервов яркие тельца мохасиков. Много их оказалось, наверное больше тысячи. А к вечеру их уже копошилось на останках вдвое большее количество. Ну и я, пытаясь изучить этот феномен здешней фауны, поспешил к нему, чтобы понаблюдать с близкого расстояния. Тем более что у меня теперь имелось в числе умений такое важное, как «око волхва».

Глава девятая

Опасные опыты

Вначале возле мохасиков я возился до завтрака. И пожалуй, впервые с момента нашего знакомства Ксана меня буквально уговаривала, а то и силой тянула пойти и покушать. Что я и сделал чуть ли не на ходу, обеспокоив товарищей своей новой болезнью «Презрение к пище» и умчавшись вновь в Поле разглядывать дивные, изумительно красивые по своему строению и функциональности создания. Теперь-то я их видел и понимал совершенно иначе, более полно. А главное – более правильно. И всю составную этих созданий разделил на три вида их деятельности: переработка падали, воспроизведение потомства и поддержка собственной неприкосновенности.

На первый вид деятельности у мохасиков уходило много, почти сорок процентов всей вырабатывающейся телом энергии. Причём сама энергия вырабатывалась не с помощью получения калорий от поглощаемого мяса, а концентрировалась из окружающего пространства, притягиваясь ворсинками дивной шерсти, втягиваясь внутрь удивительного живого генератора и давая силы для всей деятельности в целом.

Тогда как поглощаемая плоть хищников, порой съедаемая вместе с костями, перерабатывалась в несколько непривычные мне по консистенции и внешнему виду составы. Эти составы выводились сразу с двух дренажных отверстий, одно – в виде черной, поблескивающей рыхлой массы; а второе – очень похожее на мутный, белёсый кисель И только ближе к обеду я разобрался с первым: некое подобие торфа, сильно разбавленное перегноем. Ну а по второму составу просто сделал предположение: тоже некие полезные для растений субстанции, не имеющие резко негативного запаха. К примеру, те же фосфаты, или та же селитра, или некая разновидность переработанной мочевины. В этой отрасли сельского хозяйства я не был должным образом подкован.

То есть не иначе, как мохасики питались духом святым (образно выражаясь) и предназначались создателями только Дна для утилизации и быстрой переработки умерщвлённой плоти. Этакий главный козырь в нерушимости круговорота в мире местной флоры и фауны.

Ещё десять процентов ярко-розовые создания тратили на создание в себе неких яиц, в которых и вызревало будущее потомство. Яйца состояли не из скорлупы, а из толстой-претолстой плёнки матовой консистенции, и, как я понял, каждое из них чуть ли не сразу получало некое охранное поле из еле мерцающего электричества.

А вот само создание мохасик все оставшиеся пятьдесят процентов собираемой из пространства энергии тратило на поддержку той самой уже не раз упомянутой собственной неприкосновенности. И два страшнейших разряда молнии у любого мохасика сразу же были наготове для любого живого существа, которое приблизится к ним слишком близко. Затем третья молния могла ударить через секунд тридцать, четвёртая – через минуту, а пятая уже лишь через три минуты. Местному ассенизатору далее требовалось ещё большее время для восстановления своего внутреннего поля. Ну и окончательно полное насыщение зависело от времени нахождения в покое. К примеру: две молнии – потом полный покой, и мохасик будет во всеоружии через десять минут.

И второй вариант: экспериментатор заставляет разряжаться мохасика очень долго, допустим, более чем восемь-десять минут. В таком случае полное восстановление затягивалось чуть ли не на час. А для пуска первой молнии требовалось минут сорок. То есть при желании эту ярко-розовую и пушистую гусеницу величиной с руку взрослого мужчины можно было и в ладонях подержать, и за пазухой поносить.

Но! Только с максимальной осторожностью! Ибо такое действо тоже не взбрело бы в голову ни одному нормальному индивидууму, который бы присмотрелся к жвалам да и к пасти в целом местного чистильщика. Своими челюстями животное легко отгрызало куски костей! А уж мясо, пусть даже с жилами, или толстую кожу, рвало и отщипывало, словно мягкую, размоченную бумагу. Ну и не следовало забывать и жидкой субстанции, которую наряду с торфом и перегноем выдавал мохасик из себя. При попадании на кожу она оставляла довольно сильный и неприятный ожог. Словно некая щёлочь или кислота. Одежду тоже тот «киселёк» портил изрядно, и только кожа скользкого зайца (вот уж незаменимые сапоги получались!) была совершенно не подвержена разъеданию или истончению.

Кстати, классификация «индивидуум нормальный, здраво рассуждающий, брезгливый, осторожный» – меня лично не касалась никоим образом. Я и в руки мохасиков хватал, и одежду себе почти всю попортил, и ожогов с десяток получил довольно больших размеров. Ну а уж использование для опытов и экспериментов объевшихся шавок, которых вокруг было в переизбытке, вообще давало право гринписовцам занести меня в чёрную книгу самых страшных злодеяний против животных, а потом и сжечь вместе с этой книгой на костре. Потому что диких и злобных шакалят я отправил под удары молний в немереном количестве. А что делать? Ну не собственные же руки подставлять?! Да и приставленного ко мне в виде охраны сопровождающего такое моё отношение к шавкам совершенно не трогало. Кажется…

Ну и апофеозом всем моим экспериментам стало родившееся желание притащить мохасика в нашу лабораторию и уже там попытаться верно и грамотно использовать вылетающую из создания молнию.

Кстати, именно в тот момент я вдруг вспомнил, что забыл просмотреть моим новым умением «око волхва» найденный медальон. Да и на карточку трофейную, захваченную из вещей людоеда, тоже не мешало бы глянуть.

Эти мысли у меня как-то все вместе сформировались в одну кучу как раз к ужину. Правда, я на него опоздал и навёрстывал упущенное в гордом одиночестве, прямо на кухне. Поэтому во время оного действа я и потребовал у Франи один из лагунов. Ещё и руки расставил в стороны с уточнениями:

– Такой вот, самый большой… Ну и самый глубокий… А! И с крышкой!

Под рукой у нашей главной поварихи теперь находилась ещё одна любительница и умелица стряпать, и женщины между собой нашли довольно быстро общий язык, если не сказать, что подружились. Вот к своей новой подруге госпожа Ласта и стала апеллировать с возмущением:

– Нет, ты слышишь, до чего наш командир додумался?! Лагун ему самый большой подавай! – и уже ко мне: – А мясо маринующееся, с таким трудом и умением возделываемое, – выбросить прикажешь? Сам же распорядился сделать солидные запасы долгохранящихся копчений.

Не совсем последовательно я пожал плечами и тут же утвердительно кивнул:

– Что, разве у нас мало мяса? Как по мне, то надёжнее всего и безопаснее держать мохасика в лагуне, подкармливая его тем же мясом, чем в каком-нибудь деревянном ящике.

Зря я такое сказал. Франя не только сама переполошилась, но и всех остальных наших сподвижников напугала. И вскоре мне уже мешали кушать чуть ли не десяток человек. Потому что и у них тоже в сознании не укладывалось: как это можно такое опасное существо занести в башню?

И больше всего возмущался наиболее опытный и знающий Ольшин:

– Как тебе могло в голову такое взбрести?! Я знаю случаи, когда люди погибали только от удара одной молнии! И даже присно известный тебе по моим рассказам академик один раз больше суток провалялся в отключке, когда попытался там что-то сотворить с этой розовой гадостью и получил наглядный урок своей тупости и самонадеянности. После этого он даже издали к мохасикам не присматривался, обходя их десятой дорогой.

– Нашёл о чём вспоминать, – фыркнул я и приложился к здоровенной кружке, запивая ужин отваром из местных корешков. Этим воспользовался Ратибор:

– Не забывай: кто не прислушивается к советам ветеранов, долго на Дне не живёт!

Я ответил ему только после того, как тщательно вытер руки и рот полотенцем:

– Ага! Ты ещё сравни меня с тем самым академиком!

Прозвучало несколько хвастливо, что вызвало новую волну возмущения у моих товарищей. Поэтому пришлось им напомнить, обращаясь к одному только Ольшину:

– А что, разве не правда? Ну что вот тот ваш академик умел? Разве он видел такое великолепие натуралесы, как наше Чмо? – Отыскав мешок с ногами на его уже привычном месте под поленницей дров, я выхватил уже давно заготовленный там медный пруток и стеганул создание по торчащей в сторону лапе. Тотчас раздался недовольный визг, и лапа была подтянута, зато я начал отсчёт: – Вот оно, первое доказательство моего превосходства. Второе: он мог видеть груаны на телах хищников? Третье: он их распознавал? Четвёртое: он умел убивать зервов одним касанием? Пятое: он умел сращивать края ран? Шестое…

– Остановись! – попросил Мастер. – Ты лучший, и спору нет…

– …Но именно поэтому, – продолжила вместо него Ксана, – ты не имеешь права излишне рисковать. Иначе и нам всем в этом мире несдобровать. Ты должен помнить, что несёшь ответственность не только за себя, но и за нас всех. Потому что мы выбрали тебя командиром, и ты с этим согласился.

– Вот! – торжественно воздел я указательный палец к своду. – Именно, что согласился! И если вы меня не будете слушать, то попросту развернусь и уйду. И коль сказал, что мне нужен лагун самый большой, то будьте добры его изыскать немедленно. А если понадобится ещё больший, то и его найдёте!

– А больший-то зачем? – с испугом выдохнула Франя.

– Ну как же… – Я озадаченно почесал висок, пытаясь припомнить мелькнувшую только что мысль. Хорошо, что опять наткнулся на поленницу у стены. – О! Для пленения нашего привидения было бы хорошо отыскать нечто огромное… Или склепать из подручного медного материала… Этак с ванную! Большущую… Кажется, я придумал, как нам это Чмо выловить, и тоже к опытам подключить…

Теперь уже тоже заволновался Влад Серый, который больше времени, чем все остальные наши соратники, не считая Хруста, охранял меня сегодня в поле:

– И ты его тоже?.. Как тех шавок?

Я и сам поморщился от неприятных воспоминаний о сегодняшней работе:

– Что ты, что ты! Шавок у нас миллионы, а вот мешок с ногами – всего один! Может быть… Так что его беречь надо, изучать, приручать…

Тут уже Неждан Крепак не удержался от логичного вопроса:

– А зачем он тебе? Да ещё и в огромной ванне? Он в последнее время ведёт себя паинькой, никого не трогает, никому не мешает, Франя вон на него не нарадуется… хоть и не видит.

– Ха! Что за вопросы! – Вопрос был в принципе верным, я и сам не понимал, на кой мне пленённое или пусть даже прирученное существо подобного толка. Но не лепетать же мне о каком-то наитии и о какой-то гипотетической пользе. Поэтому я только и придавил неуместное недовольство своим авторитетом, когда заявил: – Безопасность нашей Пирамидки – превыше всего! И для этого любые средства хороши! Так что… через пять минут опустошите для меня вон тот, самый огромный казан. Думаю, что подойдёт…

И быстренько умчался сменить потрёпанную одежду, продырявленную во многих местах кислотной патокой.

Глава десятая

Тупик в экспериментах

Очередные четыре дня прошли в круговерти начавшихся опытов, экспериментов, доделок оружия и в попытках самому окончательно излечиться от никак не проходящей слабости. Аппетит у меня вроде как вновь резко улучшился, но это всё равно не сказывалось на внешнем облике настолько активно, как мне хотелось бы. Выглядел я всё так же страшно исхудавшим, если не сказать что похуже в адрес надоевшей мне худобы. Правда, при этом у меня хватало сил и желания на ежевечерний секс с Ксаной, а порой ещё и на утренний. И чувствовал я себя как при этом, так и после на удивление преотлично. Если бы ещё не общая слабость, которая порой на меня накатывала какими-то нерегулярными волнами, я бы вообще считал себя совершенно здоровым и готовым к любым подвигам.

А так ни о каких бурных сражениях с тварями, а уж тем более о дальнем рейде к городу Иярта не могло быть и речи. Да и про мои некоторые излишества в постели, которые слышны были очень многим, мнение складывалось самое что ни на есть негативное. И в первую очередь этот негатив соратники стали выплёскивать именно на мою красавицу, которая всё-таки всеми правдами и неправдами попыталась захватить лидерство в женском батальоне. Но если там ей никто не перечил, то вот, глядя на меня с жалостью и состраданием, за излишний разврат пытались отругать:

– Может, вы с Михой перерыв на недельку сделали бы в своих развлечениях? Ты посмотри, он ещё бледней и тоньше стал! Так ты его совсем заездишь!

И это были ещё самые спокойные и деликатные укоры. Чаще всего друзья не стеснялись в выражениях и так грубо нападали на девушку, прикрываясь улыбочками, что даже моя бледная кожа краснела и уши в трубочку сворачивались. Причём и обе двойняшки не отставали от остальных, если не сказать, что шли в лидерах разнообразных подколок и подначек. Ещё и ёрничали с глубинным подтекстом порой:

– Ну ладно, ты сама умрёшь от истощения, так если бы проблема была в тебе!

– Проблема в том, что после тебя Миху только на свалку останется выбросить, мы его даже в четыре руки расшевелить не сможем!

Моя подруга ревниво поблескивала глазами и нешуточно грозилась:

– А я вам сейчас сразу руки ваши бесстыжие повыдергаю, чтобы к чужому хозяйству не тянулись!

Но наедине со мной и сама стала относиться к нашим забавам настороженно и с оглядкой. От чистого сердца волновалась:

– Может, мы сегодня без этого обойдёмся? Выспишься хорошенько… а?

Но я начинал прислушиваться к себе, пытаясь отыскать подсказку у Первого Щита или какие иные противопоказания, но ничего кроме острого желания приступить к ласкам как можно быстрее не находил. То есть знал чётко: осложнениями мне это не грозит. Ну а раз хочется и можется, то какого лешего себя ущемлять и от чего-то отказываться? И так жизнь суровая, беспросветная, сплошные сумерки! Ещё и без существенной причины лишать себя маленьких житейских радостей? Да ни в жизнь!

Вот я и расслаблялся по полной программе. Тем более что полюбил я это дело страшно. И тем более, что отказываться от такого роскошного женского тела – это смертельный грех даже на смертном одре. Не я ли, будучи недоростком-инвалидом, глазами, полными тоски, провожал подобных красавиц и мечтал: «Эх! Вот бы мне такую! Я её вообще из объятий никогда не выпускал бы!»? Так что раз такой подарок у меня в руках, то надо соответствовать. Иначе в следующий раз Фортуна не откликнется на мои просьбы и пожелания, жестоко проигнорирует крики души и исстрадавшейся плоти.

В общественной жизни за эти четыре дня участия я не принимал. Так, некие мелкие проблемы, которые я выслушивал во время ужина и на которые отвечал то своему заместителю, то завхозу:

– Разбирайтесь вы с этими мелочами сами, не до того мне.

Ну и раз в день, как правило, перед завтраком, наведывался к выздоравливающей. Там я минут пять всматривался в тело взглядом рентгенолога, просматривал процессы регенерации тканей, ну и на свои мизерные понятия в медицине делал определённые выводы. Главный – дела идут на поправку. Побочные: надо ускорить! А посему шлепал «горчичники» в разные участки и рекомендовал то или иное питание. На третий день разрешил ходить. На начало пятого с удивлением рассмотрел, что Зоряна не старше двадцати трёх лет на вид, красотой лица не блещет, но и нельзя утверждать, что ничего в нём нет интересного или притягательного. Очень симпатичное личико, задорное, весёлое, да ещё и с какой-то непонятной сразу изюминкой. А изюминка просматривалась при попытке девушки улыбнуться: на щеках образовывались ямочки. Ну и фигурка у неё, постепенно приходящая к нормальным кондициям, могла посоревноваться с изяществом линий даже в сравнении с таким эталоном, который имелся у Ксаны.

Но тогда я как-то не придал этому значения. Иных забот в голове хватало.

Порой краем уха прислушивался и к большим проблемам, но открещивался от них, стараясь глубоко в них не вникать.

Зато всё остальное время этих дней я отдал науке, оружию и естествознанию. Так мы завершили важную работу над четырьмя метателями, сделали проверку точности, и получившие это оружие вояки стали с ним тренироваться. Орудия убийства у нас получились классическими, трёхзарядными, да большего от них и не требовалось. Тогда как Ольшин с Ратибором приступили к созданию ещё двух метателей самостоятельно, а также к изготовлению и проковке выкидываемых в цель ножей. По стычкам и сражениям со зроаками или с кречами я прекрасно помнил, что подобных ножей всегда не хватает, а какие-нибудь в метатель не вставишь. Потом таскай тяжеленную доску даром. Так что сразу озаботил товарищей накоплением запаса.

На показательных стрельбах я сделал всего три выстрела, но показал сразу же уникальный результат: с двадцати пяти метров пробил насквозь три ящика из-под хозяйственных товаров насквозь, попав точно в правый глаз каждой из нарисованных фигур. После чего вручил своё оружие Степану, похлопал его покровительственно по плечу и посоветовал:

– Тренируйтесь, братцы! И чтобы результаты были не худшими, чем у меня!

К голой науке я приравнивал исследование и пробы с медальоном. Ну и с карточкой, естественно. Только плетения и некие схемы на карточке под пронизывающим «оком» оказались настолько сложными и таинственными, что разобраться в них не стоило и пытаться. Поэтому я сразу её отложил в дальний карман до лучших времён. А все свои усилия сосредоточил на более простом и примитивном на вид кругляше из серебра.

Там мне удалось рассмотреть, что это простенькое на вид изделие всё-таки имеет внутри себя некую сложнейшую схему. Даже не так схему, как не объяснимые для меня загибы, некие сплетения и завороты расплавленного металла внутри самого объекта. Точно определить, что я вижу, и тем более озвучить это чёткими научными критериями, было бы невозможно, но если допустить грубое сравнение, то, наверное, точно так же, с небольшой лупой в руках выходец из наших Средних веков мог бы рассматривать компьютерный процессор последнего поколения. То есть он бы, наверное, понял, что предмет у него в руках явно искусственного происхождения, но догадаться, для чего он служит и как им пользоваться, – была бы для его ума непосильная задача.

Разве что я имел немалые преимущества перед тем человеком с лупой. Самое главное, я знал про суть выдавленных значков и верил, что они служат для перехода между мирами. Ну и уже второстепенное моё преимущество: я догадывался, что для нормальной работы подобного устройства, а точнее говоря, для запуска его в действие, потребуется немалая толика энергии. И она должна либо накапливаться в самом медальоне, либо подаваться обладателем оного в момент использования.

Конечно, я толком-то не знал, как действуют те места, в которых умудрялся я переходить из мира в мир. Вернее, даже представления не имел, какие поля силы и чем направлялись в нужных местах и с нужными векторами, но если всё-таки верить в необычность этого небольшого украшения на цепочке (а я верил!), то следовало понять сам принцип закладки неких сил в этакие переносные порталы. А принцип мог быть только один: взялся за кругляш пальцами, сжал его определённым образом в неких местах – и шагаешь с правой ноги… в задуманное место. А для этого должен быть аккумулятор энергии либо в самом медальоне, либо сам человек должен подавать нужное напряжение на свои пальцы.

Вот эти самые размышления меня и подтолкнули к более близкому и тщательному изучению мохасиков. Мне нужны были их молнии, и неважно, под каким соусом: то ли таскать за собой в мешке данное создание и «доить» его на искру нужной силы, то ли самому научиться абсорбировать в себе распылённые в пространстве вокруг кванты нужной энергии.

Немалая сложность заключалась также и в том, что у меня имелся всего лишь единственный экземпляр украшения. И мне попросту его, а точнее говоря, его внутренние «завороты» не с чем было сравнить. Поэтому я показал медальон чуть ли не каждой новенькой, тыкая его под нос и спрашивая:

– Видела подобные украшения?

Припомнила только одна, прожившая на Дне три с половиной года и смело считавшая себя ветераном. Но видела она данную безделушку только несколько раз у одного весьма и весьма скрытного типа, который погиб чуть более года назад. Кому досталось оставшееся после него имущество, бывшая рабыня понятия не имела.

Но опять-таки уже третье подобное упоминание (помимо того, что я держал в руках) давало мне неплохие шансы на то, что при должном поиске подобные экземпляры всё равно отыщутся. Правда, для этого следовало податься к людям, а то и вообще поселиться в густозаселённом районе, что было нам неприемлемо. Самый лучший вариант – это заняться поиском кладов в окружающей нас местности, но он вынужденно откладывался до моего полного выздоровления.

Но таким образом и эти работы по изучению медальона были связаны с изучением представителей местной фауны. А конкретно – мохасиков. Тут меня ожидал целый веер открытий, новинок и волнующих озарений. Первый экземпляр я поймал довольно быстро, обесточив его уже не теми зверскими методами, когда использовались шавки, как в первый день моих опытов. Я уже себе соорудил простейшее устройство заземления: на длинной, совершенно сухой палке и после должной разрядки молнии, ушедшей в землю, безбоязненно подхватывал пушистое, ярко-розовое тело на руки и перемещал куда угодно. Только вот следовало аккуратно держать от себя верхнюю часть создания, которая, извиваясь, пыталась откусить всё, что попалось ей в жвала. Но это было несложно.

Далее надлежало хорошенько понаблюдать вначале, как будет себя вести местный санитар пространств в неволе. Вдруг он сумеет прогрызть дырку в медном листе? А потом и сбежит от меня непосредственно в башне? Я и сам жить хотел, и прочих обитателей нашей башни не собирался подставлять под удар.

Сразу существо, оказавшееся в лагуне, сворачивалось в колечко и несколько минут не двигалось. Словно набиралось сил для побега. Потом начинало ползать по дну, раза три по часовой стрелке и раза три обратно. То есть составляло для себя чёткий план помещения. Затем устремлялось вверх по стенке. А так как оно в длину представляло собой все шестьдесят, а то и шестьдесят пять сантиметров, то уже вытянувшись перпендикулярно вверх, доставало до края тюрьмы, собираясь преспокойно выбраться из заточения. Но тут я накрывал ёмкость плотно прилегающей крышкой и придавливал сверху парой камней. Несколько минут гусеница ползала по полностью замкнутому пространству, что наблюдалось мною при помощи «ока».

А потом зверушка начинала пробиваться на волю. Причём весьма и весьма интенсивно пробиваться. Первая же накопленная ею молния ударила в самое тонкое место крышки, и с первого раза там образовалась небольшая раковина словно проплавленного металла. И это с учётом того, что лагун стоял на земле и некое заземление всё-таки у него существовало!

Пришлось срочно с помощью толстой проволоки и колышков из арматуры делать более достойное, тотальное заземление. После этого имущество башни больше порче не поддавалось, но мохасик продолжал регулярно колотить молнией в одно и то же место с усердием запрограммированного робота. Часа через четыре подобная деятельность прекращалась, животное расслабленно сваливалось на дно лагуна и в течение часа умирало. То есть в полной неволе, да без подкормки, мохасики долго не тянули.

Другое дело, когда я им время от времени подбрасывал куски мяса. Создания деловито начинали переработку кусков плоти, образуя под собой слой гумуса, в который со временем и зарывались всем телом, оставляя наверху только голову. То есть гумуса много – гусеница не умирает, а просто, сидя в нём, засыпает. Ну и чем больше мяса, тем плодотворнее работа и никаких попыток выбраться на волю даже при снятой крышке. Что вновь и вновь упорно возвращало моё сознание к одной и той же мысли: передо мной чётко и навечно запрограммированное создание. Ибо любое иное живое, пусть даже совершенно неразумное существо постарается сбежать, как только представится первая возможность.

«Значит, всё-таки это – робот. Живой робот, или подобие андроида, – размышлял я, сидя уже над четырьмя лагунами, кои я реквизировал на кухне у стенающей Франи. – Но что мне толку с подобного вывода? Как и чем мне такое может помочь? Если бы я здесь собирался жить долго, до самой старости, то я бы что угодно сотворил, начиная от мощного аккумулятора до прожектора на башне, который бы давал возможность часовому заранее рассматривать в этом сумраке любую опасность. Но мне подобная трата сил и времени – не нужна. Значит, остаётся только в одном направлении работать: либо самому научиться накапливать энергию, как делает это мохасик, либо использовать силы молний для запуска перехода в иной мир. Получится что-то? Не попробую – не узнаю…»

И я, сокрушённо вздохнув, продолжал свои работы, вновь перейдя в фазу живодёрства. То есть разряжал мохнатых гусениц, а потом препарировал их тельца, стараясь разгадать тайну накопления банального электричества. И хорошо, что творил всё это под стеной с нашей, внутренней стороны. В башню переносить все свои опыты не спешил.

Зато втемяшилось мне в голову, что если я сотворю себе шубку или куртку из этого нежного меха, то тоже начну абсорбировать именно в себе окружающую энергию. Шкурки получались большими по площади, подсыхали и сшивались довольно легко, и вскоре у меня имелась небольшая простынь с разрезом посредине, которую я мог накидывать на плечи в виде пончо.

Что самое парадоксальное, процесс некоего накопления и в самом деле стал получаться. Волосы у меня стояли дыбом, кожа начинала слегка светиться и чесаться, а с указательного пальца срывались небольшие синие по цвету искорки. Причём при повышении скорости моего передвижения, то есть при беге, электричество стало притягиваться ко мне чуть ли не ручейками.

Но вот тогда меня и ударило жуткой болью по всем внутренностям и суставам! Создавалось такое впечатление, что по жилам у меня вместо крови потекло расплавленное олово, так меня крутило от боли. Я даже крикнуть не смог, свалившись на четвереньки и принявшись исторгать из себя всё, что было съедено за последние сутки. Похоже, моя «шубка» оказалась для меня противопоказана. И хорошо ещё, что я сумел как-то её с себя сбросить в последний момент. Наверное, это меня и спасло, потому что сразу полегчало и вновь вернулось умение соображать. Но вот продолжившиеся боли в желудке так и не дали мне толком заснуть в последующую ночь. И та как раз и предшествовала дню пятому, на который была назначена предстоящая свадьба Франи Ласты с Нежданом Крепаком.

По причине случившейся бессонницы появилось время подумать несколько отвлечённо от проблемы поиска. И разобраться в приоритетах своих экспериментов более трезво, рассудительно:

«Не иначе как мой Щит ношение подобного пончо отвергает. Или даёт верную подсказку, что оно мне пока и не требуется. Ведь не может такого быть, чтобы для запуска переносного портала требовалась сила молнии в триста восемьдесят вольт! Да и втрое меньше – для человека чрезмерно. Значит, следовало тыкать в медальон как раз теми самыми маленькими искорками. Вполне, что их и хватит… А дальше портал может сам вытягивать должные для своей деятельности силы из окружающего пространства. Ну и для чистоты экспериментов необходимо всё-таки иметь несколько таких украшений. Мало того, вернувшись в мир Трёх Щитов, я смогу спокойно поработать с находками в нормальных, отлично оборудованных лабораториях. Где бы их только сыскать?.. Да побольше?.. Ха! А потом ещё в нужный мне мир улизнуть! Правда, сделанное открытие тоже не следует забывать: наверняка отыщутся добровольцы, которые поносят «шубку» на себе, а я тогда более внимательно присмотрюсь к ним со стороны. Может статься, для них это будет безопасно…

Ну и пора всё-таки заняться самым главным: охотой за груанами. Вон какие проблемы у охотников! Без меня у них ничего не получается… Я ведь не академик какой-то, мне домой надо спешить, девчонок от зроаков спасать… Мария мне всё равно не простит такую продолжительную отлучку… но, может, хоть не сразу на кусочки терзать начнёт…»

Вот с такой последней мыслью я и уснул под самое утро.

Глава одиннадцатая

Пир на дне

Ну а пятый день, раз мы его заранее запланировали праздничным, так и начался с отличного настроения, с шикарного завтрака и с приятной, весёлой суматохи вокруг. Из всех работ на сегодня планировались лишь готовка, накрытие столов и уборка после пиршества, которую предполагалось совместно с иными мероприятиями растянуть от обеда до… пока не надоест.

А вот чтобы всё получилось красочно, весело и интересно, мною было заранее объявлено сразу три конкурса, к которым приказывалось подготовиться всем без исключения. Особо умничать на темы конкурсов я не стал, объявив самые традиционные и народу понятные: песня, танец и устный, короткий, но обязательно смешной рассказ. А чтобы интерес особый подогреть, объявил призовой фонд от лица командира: за первое место – груан «ничейный». Что создало невероятный переполох в сознании всех наших «новеньких». Они всё никак не могли поверить, что в перспективе и они могут насобирать десяток «своих» симбионтов и попытать счастья. Вдруг и в самом деле удастся вернуться в мир Набатной Любви? Все легенды и утверждения ветеранов были против такого события, но надежды живут в каждом человеке до его последней минуты существования, поэтому все невероятно ответственно отнеслись к подготовке и репетициям. А глядя на дам, и наши рыцари стали задумываться над своим репертуаром.

За второе место было обещано два «чужих» груана, за третье – всего один.

Конечно же, с оговоркой, что данные награды будут выдаваться по мере их накопления в запасниках командира.

Сам же я, как главный рефери и судья конкурсов, в программе выступал вне конкурсов. Тем более, что у меня-то было с чем выступить: только смешные истории и анекдоты я мог рассказывать неведомо какое время. Ну а получив удивительный, регулируемый голос, я мог такие песни исполнять, с которыми раньше и заикнуться не смел на людях. Вознамерился, образно говоря, закатить показательную программу.

Вот потому и был занят с утра совсем ничего. Проведал Зоряну, рассмотрел её ямочки на щеках и разрешил кушать всё, лишь бы немного. А потом только и делал, что подкармливал пленённых мохасиков, напевал себе под нос выбранные для выступления песни да носился по башне со своим мохнатым пончо несколько потускневшего розового цвета. А почему с ним? Да потому, что решил подыскать первого добровольца на ношение данной шубки. Ибо хоть и не рабочий день, а кое-какие проблемки в любом случае можно попутно разрешить.

К сожалению, мои попытки не увенчались успехом, и любой встреченный мной человек (неважно, какого пола) отказывался слишком резко и категорически. Наконец я добрался и до Емельяна, который меня вчера видел в жутком, наэлектризованном состоянии и даже помогал прийти в себя глотком воды из собственной фляги.

– Ты это… друг наш Честный! – перегородил я рыцарю дорогу, а так как исхудамши был, то и руки в стороны расставил. – Пошто всем о вчерашнем случае растрепался? Получается, тебе уже ничего секретного доверить нельзя?

Того смутить удалось только частично, не чуял он за собой вины:

– Так ведь в чём секрет-то был, Миха? Ты сам с ног свалился, и это не только я подметил… а потом уж все вопрошали: какая беда с тобой стряслась? Беспокоились! Ну и как было не пояснить народу, что наш командир и от удара дубины не помрёт? А уж тем более эти шкурки… – он с опаской покосился на пончо в моих руках. – Для тебя – тьфу, и забыть!

– Почему только для меня? – сделал круглые глаза. – Она и для всех безопасна! Вот, давай на тебя примерим, поносишь часик, я мне надо со стороны посмотреть…

Всё-таки шустрый Емельян и ловкий! Не успел я к нему шагнуть, а он уже от меня в пяти метрах стоит и так ревностно приговаривает:

– Нет уж, нет уж! Уволь, командир, от своих забав несусветных. Я рыцарь простой, в твои дела с советами не лезу, так что и ты меня не втягивай.

Тут я уже и разозлился:

– А кого мне втягивать? А?! Мне доброволец нужен, потому что я на себе не вижу всего, что полагается! Тогда как после твоих рассказов-страшилок все на это пончо смотрят как на ожившего после разделки тервеля. Вот за твою болтовню излишнюю ты у меня и будешь добровольцем…

– Но я не согласен!

– …В приказном порядке! И ничего не бойся: сам ведь знаешь, что и вылечу, и на ноги поставлю…

И всё равно Честный от меня пятился и даже слегка побледнел от переживаний. Как только и догадался напомнить:

– Ну так совсем не по уставу получается! Ведь праздник сегодня, все работы отменены! А ты меня против всяких правил припахать желаешь. Так нельзя! И мне ещё надо слова песни подучить, я тоже петь собираюсь… – опять покосился на «шубку» и несколько неуверенно добавил: – И танцевать тоже…

– Мм? Ну… раз и танцевать… – протянул я в задумчивости. Вроде и в самом деле не по справедливости получается и противоречит моим же предыдущим распоряжениям. – Тогда ладно. Только завтра с утра не вздумай отлынивать, сразу после завтрака и приступим.

Кажется, рыцарь и тому был рад, что получил отсрочку почти на сутки. А там, глядишь, ещё чего поменяется, или иной доброволец отыщется, так и прокатится дело на тормозах в архив.

«Наивный! Склероз-то на меня не свалился! – размышлял я, чисто инстинктивно отправившись на кухню. – И впредь наука не только ему будет не болтать понапрасну о моих опытах!»

Возле плит места было мало: женщин теснилось как на вокзале, да и блюд уже готовых хватало. Но на меня прикрикнуть, а уж тем более выгнать никто не осмелился, да и привыкли к моим четырёхразовым подкормкам между четырёхразовым питанием. Потому и делали вид, что не обращают внимания на меня. Только одна Франя на правах шеф-повара и нынешней невесты на будущем торжестве деловито ткнула мне пальчиком в одну огромную сковороду с потушенными корнеплодами и в казанок с кусками обжаренного мяса. Мол, отсюда можешь наедаться, сколько тебе влезет.

А руки-то следовало освободить! Вот я и подвесил своё энергособирающее пончо на уложенные вдоль стенки дрова. Добровольца-то нет! Ну не на себя же эти шкурки напяливать? Тем более что мне противопоказано… Да ещё и во время такого ответственного процесса, как приём пищи.

Вот я и приступил к своему второму завтраку, попутно размышляя на тему: какой бы ещё рецептик припомнить, чтобы разнообразить наше и так уже вдвое возросшее меню? Присел я удобно, на табурет, опираясь спиной на дрова время от времени, и расслабился более чем солидно.

Поэтому чуть не подавился и не свалился на пол, когда возле меня сбоку, снизу понеслась вдруг страшная волна звуков, напоминающих визг циркулярной пилы, смешанный с рыком страшно перепуганного кабана. Ну или давно не кормленной свиньи, и тоже страшно перепуганной. К этому добавились вскрики перепуганных женщин да грохот нескольких уроненных предметов. Да я и сам с выпученными глазами уставился на увиденное и, наверное, отпрыгнул бы в сторону от неожиданности, если бы не пришлось удерживаться на пошатнувшемся табурете.

Сбоку от меня, под упавшим пончо, кто-то копошился, продолжая визжать!

Конечно, я быстро сообразил, что кроме как Чмо на такое безобразие никто не сподобится. Каким-то образом он оказался несколько в стороне от своей щели под дровами, а упавшая нечаянно «шубка» из шкурок мохасиков весьма удачно его прикрыла. И что самое удивительное, она оказалась для нашего привидения невероятно сильными путами. Пленнику только и оставалось, что конвульсивно дергаться, оставаясь на месте, и визжать от ужаса. Как я понимал, наша живая, но невидимая достопримечательность могла при желании и прямо в пол провалиться, пару раз я такое замечал во время прежних наблюдений и погонь, но тут и эти способности у существа напрочь отказали.

Зато у меня в голове стали складываться дельные мысли по поводу возможного приручения Чмо. Правда, ещё раньше я ни одного дельного предложения так и не получил из аналитического отдела своего мозга по теме: «Какая вообще может быть польза от этого чуда?» Но сам процесс укрощения или жёсткой поимки привлекал. Поэтому я и тут подумал:

«Была бы зверюга, а уж как её заставить служить человеку, всегда придумается! Главное, что первый шаг сделан, управа на него найдена более жёсткая, чем избиение прутками… Вот уж, как правильно сказал кто-то из великих: «Случайность – мать открытий, а парадокс – отец!» Или не так говорили?.. Неважно…»

И в самом деле, следовало прекратить в первую очередь визг, который резал слух и мешал верно действовать. Поэтому я попросту приподнял накидку и намётанным глазом присмотрелся к мешку. Тот сразу примолк, но судорога по всему телу продолжалась. Лапы бессильно расползлись в стороны, и он ну никак не был способен к побегу. А то и того хуже: мог так и концы отдать от полученного шока да страха.

Поэтому следующее действие я провёл на чистой интуиции. Опустил руку в мутную плоть создания и, вяло ею шевеля, словно поглаживая, стал посылать эмоции успокоения, доброжелательности и счастья. Чмо сразу расслабилось, судороги ушли, и уж совсем дивным для меня и невероятным показались ответные эмоции, донесшиеся до моего сознания: благодарность и… узнавание. Неужели мои долгие наблюдения за существом оказались замечены? И неужели это дивное существо обладает даром узнавания?

Ну а почему бы и нет? Что я знаю про его организацию, кроме внешнего вида? Да ничего! А ведь она наверняка более высокого уровня, чем у дикого, живущего на инстинктах зверя. Ведь недаром «мешок» живёт в башне, любит соленья и рассолы и дремлет в тёплых местах кухни. Скорее всего, у него и мозг некий имеется, который по своему уровню может дотягивать до уровня домашних питомцев. А то и до такого уровня, на котором находится когуяр Хруст. А значит, наш интерес друг к другу мог быть взаимным, как итог: и узнавание имеется. Ну и мои умения, данные мне Первым Щитом, наверняка помогают идущему в данный момент обмену эмоциями.

Пока я так размышлял, привидение успокоилось, стало шевелить лапами и вновь бочком заползать в щель под поленницу с дровами. После чего мне пришлось срочно отвлечься на помощь иного толка. Одна из женщин во время всплеска паники здорово ошпарила руку раскалённым жиром, уронив сковородку, и теперь её стоны перекрывались восклицаниями сочувствия и сварливым гомоном её товарок. Не знаю, уж кто решил такое, но, кажется, именно меня считали виновным в создавшейся суматохе. Ведь привидения до сих пор никто из новеньких не видел, а рассказам Франи и двойняшек верили слабо. Вот и решили, что это нечто командир учудил.

Хорошо, что мои умения как целителя в последнее время только неуклонно, стремительно возрастали. Поэтому на полное устранение повреждений ушло не более пяти минут. Причём даже груаны не понадобились. Только что и осталось небольшое покраснение, на которое изумлённая женщина поглядывала с недоверием. Что мне не понравилось в данной сценке, так это отсутствие благодарности со стороны пострадавшей. Словно слова «спасибо» в природе не существует. Придётся опять вносить некие мизерные дополнения в устав.

А может, это я так несолидно смотрелся в роли командира? Худой, зелёный доходяга… Скорее всего именно на уважении со стороны старожилов нашего коллектива я пока и выруливал на поворотах руководящего поста. А как оно дальше будет, если не заставлю себя уважать всех без исключения? Не стоит ли как можно быстрее переговорить на эту тему с Зоряной? Тем более что она уже всё с большей активностью начинает подключаться к общественной жизни, нисколько не заботясь тем фактом, что официально она к нам не принята на проживание и продолжает оставаться в качестве гостьи.

Мысль хорошая, и надо будет чуть позже претворить её в жизнь. Пока же я поспешил к поленнице дров, решив продолжить более близкое знакомство с нашим привидением. Опять запустил руку в то пространство, которое можно считать плотью, и вновь стал посылать должные эмоции дружелюбия, участия и желания к сотрудничеству. Причём варьировал эти эмоции в разных видах и в разной комплектации, надеясь получить в ответ хотя бы те же отклики, что и раньше.

Но реальность превзошла все мои самые смелые ожидания. Минут через пять я получил в ответ не отблеск эмоции, а осторожное, если не сказать максимально деликатное, обжатие моей ладони. То есть Чмо удосужился выйти со мной на физический контакт, а мои настойчивые предложения о дружбе дали первые благоприятные результаты. Хотя я до сих пор толком не мог понять, что я с этой дружбы, если она всё-таки наладится, буду иметь? Меньше будет твориться на кухне безобразий? Так «мешок» и так никого давно не трогает, а Франя на него не нарадуется. Раскроет, а может, расскажет некие тайны Дна? Так у него рта нет, и о каких-то там тайнах у подобного сгустка протоплазмы, бездарно проводящего жизнь возле маринада, – глупо выспрашивать. Может, с его помощью застращать новеньких женщин, а потом предстать перед ними в роли спасителя? Так это – не в моём стиле, честность не позволяет, да и слишком дешёвая получится популярность.

Правда, детская восторженность, ещё не утерянная моим повзрослевшим телом, быстро дала самый верный ответ: причина для дружбы не нужна, дружба возникает из естественного желания просто дружить.

Всё правильно, выгоды искать – это уже совсем иные отношения, меркантильные. Мы вон, к примеру, с Хрустом отлично подружились, и нам ничего больше друг от друга не надо, кроме как млеть от осознания, что мы есть друг у друга. Странно? Более чем! Но это и в самом деле правда. Когуяр меня даже толком не защищает, только раз и подал сигнал тревоги возле Длани, да и то скорее от собственного испуга. Мяса себе он и сам отыщет сколько угодно, жить он тоже может в любой расщелине, бегает быстро, так что понять, почему он так ко мне привязался, ничем иным кроме дружбы объяснить нельзя.

Так что почему бы нечто подобное не случилось и с Чмо?

Вот я и старался приложить максимум усилий для укрепления завязавшейся между нами симпатии. Ну и уже в который раз пытался тщательно рассмотреть, что же собой представляет наше привидение. Размерами «мешок» всё-таки был громадным, до двух метров в длину, сантиметров восемьдесят в ширину и в самой толстой своей части сантиметров до шестидесяти. То есть по всем стандартам и в самом деле вдвое превышающий типовой мешок с мукой, которые мне помнились. Ну и лапы следовало учитывать: каждая, этакая толстенная колбаса, длиной более полуметра. Только по этим данным стоило предположить, что некая гипотетическая масса привидения может превышать сотню килограммов.

На этом все наблюдения исчерпывались. Ни ушей, ни рта, ни хвоста, ни прочих иных отростков или органов не просматривалось. Мало того, было бесполезно угадывать, где у Чмо зад, а где перёд. Со всех сторон – полная идентичность. Насколько я разобрался, то и движение могло производиться в любую сторону с одинаковой скоростью. Только и различались такие понятия, как спина и живот, по растущим именно в одну сторону лапам. И то не факт, что эти лапы не могли разворачиваться в иную сторону.

Но в конце концов мои осторожные, аккуратные ощупывания, а также ответные подталкивания дали какой-то толк. Чмо вновь вытолкнуло себя из-под поленницы, и словно подсказывая толчками моей руке, куда двигаться, выдавило её к самому углу своего мешкообразного тела. И вот тогда вдруг улавливаемые мной эмоции стали десятикратно более сильными! А в сумме они, как мне показалось, проецировали в моё сознание только один короткий вопрос:

«Ты кто?»

Глава двенадцатая

Игра в вопросы

Первый момент я не поверил в правильность своего восприятия. Потому что подобные вопросы может задавать только иное разумное существо. К тому же существо, имеющее идентичное твоему сознание, потому что иначе его не поймёшь. Ибо даже мысленные фразы должны как-то синхронизироваться с наслоениями того воспитания и развития, которые оказывает вся история цивилизации на двух особей, ведущих диалог.

Мы могли общаться на одном языке с великанами валухами. Тоже в принципе загадка, но тут наверняка ответ прост: они выучили человеческую речь. Как я понял, теми же умениями общения обладали и гаузы, которые размерами были меньше хищных монстров байбьюков и в остальном мало чем от них отличались. Ну там совсем иная подоплёка: там пришельцам из космоса помогают совершенные технологии. Но вот чтобы одинаково смогли мыслить человек и мало кем видимая субстанция из протоплазмы, – это увольте, выходит за все рамки понимания. У нас ведь совершенно иное развитие! Я – человек, венец матушки-природы и продукт батюшки великого Космоса. И оно – простите за расизм, непонятно что, где и как, натуральное так сказать… Чмо!

Разве оно может со мной общаться?!

Хорошо, что я замер, и все эти мои рассуждения благоразумно прозвучали где-то на задворках сознания. В остальном же здравый реализм и нажитый в последнее время космополитизм – восторжествовали. Не дёргаясь и не допуская в эмоциях ехидства, недоверия и уж тем более презрения, я попытался проявить заинтересованность, вежливость и некую толику удивления. То есть сделал вид, что переспрашиваю, уточняю услышанный мной вопрос.

При этом рукой так и постарался аккуратно водить над углом «мешка», всеми силами и умениями пытаясь отличить от других и отыскать разницу. Пока я её не замечал. Полнейшая идентичность! Но вот повторный вопрос понял с ещё большей ясностью: «Ты кто?»

Пришлось в ответ должным образом сконцентрироваться и выдать встречный вопрос: «А ты кто?»

Меня то ли не поняли, то ли проигнорировали, в третий раз спросив одно и то же. Пришлось отвечать. Но тут всё-таки нечто вырвалось из подсознания, и я ответил с излишним пафосом: «Представитель человеческой цивилизации!»

Два слова-вопрос прошелестели в сознании четвёртый раз. Тогда я ответил проще и незатейливее: «Человек». И вновь тот же самый, уже в пятый раз прозвучавший вопрос.

Теперь я уже стал нервничать, предполагая одно из трёх: либо надо мной издеваются, либо я неправильно отвечаю, либо меня вообще не слышат. Ну да, был ещё и четвёртый вариант: передо мной робот, у которого замкнуло что-то в цепи. Или пятый, самый неприятный: что крыша у меня съехала окончательно, и мне это всё общение попросту мерещится. Захотелось попросту плюнуть на весь этот цирк, пнуть «мешок» ногой да и вернуться к выданному мне казанку с мясом. Я ведь второй завтрак так и не успел оприходовать!

Хорошо, сила воли быстро укротила неуместный голод и уняла неуместное раздражение. И я стал варьировать свои собственные вопросы, пытаясь хоть таким образом добиться иной реплики в мою сторону. Тем более что вторая рука моя, ощупавшая второй уголок, там ничего ценного и разумного не нашла, а до второй конечности «мешка» я банально не доставал.

Ну и с раза десятого я догадался спросить:

«А какой, собственно, ответ от меня ожидается?» – и был приятно поражён сменой изрядно заезженной пластинки:

«Ты должен дать чёткую классификацию по трём видам: наездник, управленец или турист!» И опять: «Кто ты?»

Эпическая гайка! А кто это возле меня?! Если мне окончательно соображаловка не отказала, то скорее всего одно из двух: либо созданный из протоплазмы робот, либо некое прирученное создание с вживлёнными в него контурами управления и контакта. Вот этот самый уголок, за который я держусь, наверное, контур управления; дружеские толчки именно к этому контуру не что иное, как попытка живого, а вполне возможно, что и полуразумного существа подсказать возможную форму общения. А теперь только осталось, что логически обдумать и верно выбрать правильность ответа.

Сразу почему-то мне не захотелось называться туристом. Хотя сам факт подобного толкования меня, болезного, настраивал на оптимистический лад и уже чуточку приоткрывал завесу грандиозной тайны Дна. То есть оно когда-то и кем-то было построено для решения самых широких и многообразных задач. В том числе и в сфере развлечений. Иначе на кой, спрашивается, здесь туристы нужны? Версию, что Чмо свалилось сюда из иного мира случайно и в единственном числе, а уж тем более было нечаянно сброшено сюда гаузами вместе с большими ящиками, я сразу отторгал как неуместную.

Хотелось бы ещё узнать, что туристы здесь делали, как развлекались и какие у них были отношения с привидениями. Но тут пока ответов ждать не приходилось и довольствоваться только своими, пока ещё скромными догадками.

Далее у меня предстал выбор между управленцем и наездником. Причём следовало учитывать, что я даже понятия не имел, кем по общей классификации может оказаться наездник. С ним можно было попасть впросак, если эта категория контакторов принадлежала к пилотам неких летающих тарелок. А из меня пилот, как из дерьма пуля.

Да и роль управленца к данному историческому моменту мне подходила больше всего. Ведь недаром тут на всех поселениях вместо слова «командир» больше используют определение «управляющий». Значит, нечто такое складывалось исторически или чувствовалось людьми подспудно. А может, и такие были, как я? И сумели выяснить о Дне массу полезного, интересного и ценного?

Следовательно, представиться управляющим было бы самым честным и предпочтительным для меня. Но я всё-таки попытался схитрить:

«Какая разница между наездником и управляющим?»

«Ты кто?» – тупо донеслось в ответ. И стало понятно, что к дальнейшим уровням разговора меня допустят лишь после конкретной самоидентификации. Открыл рот, готовясь сказать ещё и вслух «управляющий», но вместо этого у меня мысленно вырвалось слово: «наездник…» И кто меня за язык дёрнул? Вернее, не ту кнопку в мозгах нажал? Потому что вслух я ничего так и не сказал. Зато со стороны Чмо моей руки коснулась волна дружелюбия и успокоения. А потом и мысль донеслась предупреждающая:

«Сейчас будет немного больно, на руке будет сделан символ наездника, который позволит пользоваться боевым сеМЃрпансом…»

Кто такой сеМЃрпанс и где он пасётся, я переспросить не успел. Изрядная боль ударила в ладонь, прострелила по всей руке и по позвоночнику пронзила моё исхудавшее тело до самых пяток. Приоткрытая челюсть непроизвольно сжалась, чуть не откусив язык, а вышеупомянутые пятки так резко и сильно упёрлись в пол, что я отпрянул назад, грохнулся с табуретки, да при этом ещё чуть не опрокинув на себя все сложенные под стеной дрова. С минуту полежал, покряхтывая да поглядывая на обступивших меня женщин, понял, что боль прошла, и стал вращать правую ладонь у себя перед глазами.

Поначалу в глазах у меня рябило, но потом я всё-таки рассмотрел изумительно чёткую татуировку чёрного цвета. Там был от груди и выше изображён некий мужчина со вскинутыми вверх руками, и в них он ловко раскручивал не столько лассо, как довольно странную угловатую коробку на конце верёвки. Детали одежды тоже были прорисованы довольно подробно: вроде как рубашка, и поверх нее жёсткий жилет со множествам карманов и идущими крест-накрест ремнями. А на голове шапка из довольно толстой материи, нечто среднее между будёновкой и той шапкой, которую строители надевают под пластиковую каску. Было сходство с головными уборами и монголо-татар, но вот нисколько не узкие глаза, пышные усы и не менее пышная борода наездника принадлежали скорее донскому казаку, чем кому-либо иному.

Пока я рассматривал своё новое украшение, рядом появилась Ксана и резко прикрикнула на столпившихся вокруг меня женщин:

– Не стоять! Скоро праздник, а столы ещё пустые! Шевелитесь! – после чего сразу протянула руку мне для помощи, спрашивая при этом обеспокоенно: – Тебе плохо?

Приняв с удовольствием от неё помощь, я вновь уселся на табурет и даже с благодарностью прижался ладонью к женской ручке:

– Уже хорошо… спасибо! – потом показал ей свою татуировку. – А как тебе это?

– Что?! Сломал?! – подруга стала аккуратно ощупывать мою конечность. – Пошевели пальцами! Где болит? Может, тебя в спальню провести, приляжешь?

– Да всё нормально! – поспешил я успокоить. – Ты рисунок видишь?

Правильно я догадался по её виду: ничего она не видела. Да и всё логично складывалось, раз Чмо невидимое, то и след от его метки-символа тоже не каждому будет виден. Называть татуировку клеймом как-то не хотелось, так и проданным жеребцом себя недолго почувствовать.

Но в данный момент ни о какой спальне не могло быть и речи. Я отсюда с места не сдвинусь, пока с этого «мешка» всю нужную информацию не вытрясу. А будет молчать или увиливать, то не погнушаюсь на него опять, словно нечаянно, пончо из шкурок мохасиков уронить. Для открытия глобальных тайн этой каторги я ни перед чем не остановлюсь! Конечно, полуразумное существо жестоко пытать не стану, но небольшая боль ещё никого не убивала (я вон уже и забыл, как меня тряхануло!), а только языки развязывала…

Так что отсюда не уйду. Пусть даже свадебное торжество без меня начнётся или очередная ватага зервов на башню ринется, с места не сдвинусь.

О чём и заявил Ксане, добавив заверения, что у меня всё в порядке и под полным контролем. Главное, чтобы мне никто не мешал и не отвлекал на иные дела. А чтобы добиться лучшего послушания, опять приложился к ручке красавицы губами и пообещал, что сегодня вечером буду навёрстывать упущенное вчера. И этого оказалось более чем достаточно, чтобы меня больше никто не беспокоил. Правда, сама Ксана Молчун после этого стала регулярно, раз в пять, десять минут, заглядывать в кухню и присматриваться к моему состоянию. А то мало ли до чего меня доведут эти игрища с невидимым! Вон, уже раз грохнулся…

Тогда как мой продолжившийся диалог с «мешком», оказался невероятно сложным и заводил постоянно в такие тупики, где я получал один и тот же ответ на три десятка моих самых витиеватых вопросов.

Например, один из них в разных вариантах звучал проще всего так:

– Что такое сеМЃрпанс? – а ответ звучал до тошноты одинаково:

– Эти знания включены в программу обучения наездника.

И всё. Ни, где эти сеМЃрпансы обитают, ни что они едят, ни кого на себе носят, ни как выглядят вообще, и чем боевые отличаются от небоевых – один и тот же ответ.

Однозначные были получены ответы и на десяток иных вопросов.

Но не могу сказать, что моя настойчивость не принесла и некоторые результаты:

– Для чего служит символ у меня на ладони?

«Для управления сеМЃрпансом, для главенства над управляющими и туристами, для проникновения в арсеналы, для управления раМЃймольке, для точного адресного направления скаМЃдвы, для отправки груанов с помощью Длани в ОСАР (особый склад армейского резерва)…»

Больше ни разу я такого исчерпывающего, длинного, таинственного и непонятного ответа в течение всего допроса не получил. Поэтому вначале минуты две сидел, тщательно прогоняя фразу в памяти и стараясь точно запомнить незнакомые слова. Но вот расшифрованная аббревиатура ОСАР меня сразу поразила до самых печёнок. И я на некоторое время затаил дыхание в глубоких раздумьях. Потом рискнул и задал тот же самый вопрос и с некоторым облегчением услышал тот же самый ответ, слово в слово. То есть получалось, что главное – это правильно спросить.

Но увы, сколько я ни изгалялся в дальнейшем, больше мне так не везло. Далее скрытный мой собеседник ссылался то на инструкции, то на мои знания, то на мою же полную личную информированность. А если и проскользнули некие данные, факты или намёки, то они только ещё больше запутали, нагромоздили создающийся у меня в голове хаос. А уж кто такие или что такое раМЃймольке или скаМЃдвы – даже намёка не проскочило. Для чего служат арсеналы, хранится ли там оружие, да и вообще, тут ли они – тоже ни полслова. Про ОСАР, особые армейские склады, то я предположил, что они где-то там, в ином мире. Потому что Длань переносить волшебные ракушки в некие подземные хранилища, может и станет, но какой в этом смысл? Всадник и сам бы туда отправился, если это так близко.

Ну и некоторые слова меня окончательно убедили в довольно удачном выборе титула именно наездника. То есть теперь я как бы мог командовать управляющими и туристами по праву своего старшинства в непонятной иерархии. Теперь мне только и оставалось, что найти обе категории подчинённых, построить их и вести…

После чего я печально вздохнул:

«Куда вести-то? Свет в конце тоннеля не виден, лозунги «Построим коммунизм!» – тоже не видны. Хотя… где, как не на Дне, исповедуется главный признак коммунизма: «От каждого по возможностям, каждому – по барабану!» Э-э-э… или там не так было? Да и плевать мне на какие-то лозунги, главное – выбраться отсюда поскорее! Качай этот мешок, Боря, качай!..»

Вот так я себя и подгонял, придумывая все новые и более каверзные вопросы и придерживая за уголок дружески ко мне настроенного Чмона (или правильно Чма?) И в конце концов понял, что само неведомое животное со мной как таковое не общается. Просто у него на уголке вживлён некий чип или программа, которая и уполномочена ответить разумному человеку на несколько вопросов, поставить нужную метку-символ да послать его на все три… четыре стороны.

Нечто подобное лепят на животных, рыб и птиц наши учёные на Земле, дабы проследить пути их сезонной миграции, ареалы расселения или продуктивность того или иного вида. Поэтому для тех, кто создал или модифицировал Дно, не составляло ни малейшего труда сделать такой чип, который мог и отвечать, и подсказывать, и наставлять некие заблудшие души на путь истинный. Правда, сомнения сразу возникали: если тот же наездник получал полное обучение, при котором знания включены в программу, то зачем ему давать новые подсказки? Зачем ставить метку-символ? Зачем вообще упоминать о боевых сеМЃрпансах? Неужели попадавшие сюда частично теряли память? Или тут порой творилось такое, что контуженые туристы вдруг мнили себя управляющими? Или наоборот, наездники притворялись туристами?

Вследствие такого вывода стали напрашиваться сотни новых вопросов, которые я и поторопился задать. Часть осталась безответна, а вот некоторые объяснения весьма и весьма заинтриговали:

– Почему на моём символе наездник с бородой и усами?

– Традиция, которой самые могучие и ловкие воины следуют неукоснительно тысячи лет.

– То есть я тоже отношусь к категории «могучих воинов»?

– Отношение – весьма отдалённое, но – несомненное.

Вот и понимай как хочешь… Но в любом случае вопросы из меня сыпались, как капли дождя с неба в дождливую погоду. Причём я не гнушался задавать и вопросы чисто провокационного характера или с таким умыслом, чтобы запутать вживлённую кем-то программу:

– Как будет выглядеть метка-символ на руке у туриста?

– Как называется верёвка на моей метке?

– Где туристы закупают апельсины?

– Почему символ управляющего: мужчина, держащий женщину на руках?

– Зачем в арсенале собралось столько бочек с мёдом?

– Как точно произносится название предмета, который раскручивает на верёвке наездник?

Только на последний вопрос я получил чёткий ответ: «ВиМЃмлач». Ну и верёвка вдруг оказалась банальным и привычным мне шпагатом. То есть мне следовало ездить на боевом сеМЃрпансе, раскручивать над головой у себя шпагат с привязанным к нему виМЃмлачем и швырять последний в…

Дальше моя фантазия буксовала полностью. По детской логике, для такого простого действа самым ловким и могучим воином быть не обязательно. Ну, раскрутил, ну зашвырнул куда подальше, в чём фишка?

«А-а-а!.. – пришло в голову некое озарение. – Скорее всего, речь идёт о соревнованиях! Некое подобие наших олимпиад. Кто дальше булаву… или как его там… виМЃмлач закинет, да ещё и на скаку, тот и чемпион. Кстати, надо будет спросить: кто устраивает эти соревнования. Да и вообще немного удариться в сторону спорта, авось и ещё слово, два получат косвенные разъяснения или подсказки…»

Хотя больше мне в тот день ничего выяснить не удалось. Если до этого момента я ещё как-то отправлял от себя всё больше нервничающую Ксану, то уже когда «молодые» пришли по мою тушку и потребовали обещанное мной торжество немедленно, волей-неволей пришлось покидать насиженный табурет и отправляться на свадьбу. Тем более что и в самом деле пообещал по глупости устроить некий новый обряд, который я подсмотрел в мире Трёх Щитов и который тут не практиковался. Уж больно хотелось устроить нечто необычное, радостное и новое…

Инициатива наказуема! Знал бы, что у меня такие важные расспросы состоятся сегодня, сразу бы с утра объявил боевую тревогу и отменил бы мероприятия. Но выйдя на приготовленную площадку возле самого основания башни, увидел одухотворённые лица жениха и невесты и благоразумно перенёс на завтра все свои подспудные мысли разделаться тут по-быстрому, а потом сбежать.

Расслабился. Оставил позади все проблемы и переживания. Вдохнул полной грудью и всей душой и телом устремился на праздник. Тем более что сам в нём играл главенствующую роль. Конечно, как организатор, исполнитель и массовик-затейник, а не как действующее лицо. Потому что главными там всё-таки были жених и невеста.

Глава тринадцатая

Угроза многожёнства

Свадьба у нас прошла великолепно. И по всеобщему признанию ветеранов, о чём-то подобном на Дне даже не слышали. Все танцевали, пели, рассказывали смешные истории и водили хороводы. Потом я торжественно оглашал победителей, а новобрачные вручали награды. И всё это в окружении пятнадцати костров чередовалось: застолье, конкурсы, танцы, импровизации и вновь пышные тосты, которыми я тоже поразил всех без исключения. Из музыкальных инструментов у нас имелось несколько бубнов, разной тональности колокольчики да десяток самодельных флейт, на которых играли все по очереди и кто во что горазд.

Было очень светло, мы настолько окружили себя светом, что у некоторых слезились глаза. И всё потому, что мы заранее запасли огромное количество дров и теперь их расходовали беззаботно и без малейшей экономии.

Единственной дамой, которая участвовала лишь в конкурсе рассказов, была Зоряна. Танцевать после болезни она ещё не смогла, а петь тоже отказалась на том же основании, хотя было заметно, что причина совсем иная. По сути, её рассказ был лучший и несомненно заслуживал высшей награды, но тут меня от такого итога в судействе остановила высшая политика нашего маленького государства. Во-первых, сама кандидатка в победительницы, когда я на неё взглянул и поощрительно показал большой палец руки, отрицательно мотнула головой, словно умоляла так не делать. А потом я заметил косой взгляд из-под нахмуренных бровок моей ненаглядной Ксаны, которая слишком уж пристально и нехорошо посматривала то на меня, то на выздоравливающего лидера и организатора побега недавних рабынь.

Ну и в данный момент мне как-то невыгодно было и самому выделять человека, которого я мысленно прочил на место своего главного союзника в наведении порядка в Пирамидке, а потом и поддержании его в моё отсутствие. Поэтому я благоразумно присудил Зоряне только третье место. Кажется, все таким результатом остались довольны. Кроме меня…

Мои личные выступления, конечно, ошеломили всех. Особенно когда я для каждого подобрал соответствующее ударное место, заставил стучать колотушками или деревянными молотками в нужном ритме и голосом не хуже, чем у Фредди Меркьюри, спел знаменитую на Земле роМЃковую композицию. Честно говоря, публика не восприняла один из лучших хитов нашего двадцатого века с должным трепетом и восторгом, как мной ожидалось. Но тут уж ничего не поделаешь… Зато зрителям сильно понравились некоторые русские хиты конца двадцатого и начала двадцать первого веков. Во время припевов некоторые даже умудрялись подпевать со второго и уж точно с третьего повторения припева.

Ну и спиртного оказалось неожиданно много. Неждан расщедрился и выставил, наверное, все свои запасы. Этого вроде как хватило, ну и мне – в особенности. Я ещё хорошо помнил, когда, будучи уже в «хорошем» состоянии, поинтересовался у своего заместителя:

– Степан, как у нас с дежурством? Не заснут на посту?

– Те, кому назначено стоять на посту, уже отсыпаются, – доложил Живучий. – Ну и сам буду проверять.

Меня такое обещание вполне устроило, я окончательно расслабился, и в итоге даже мой хвалёный Первый Щит, который неплохо справлялся с выводом алкоголя из крови, – не справился. А может, специально так поступил, что перестал меня защищать от «зелёного змия»? Или всё ещё моя слабость сказалась? А то и всё в сумме?

Но в какой-то момент я вдруг осознал, что того и гляди свалюсь со стула, а сидящая рядом Ксана монотонно зудит в самое ухо:

– Миха, пошли уже спать! Ты мне что обещал? Миха! Веди себя достойно!..

Терять авторитет командира, уткнувшись мордой в салат из корешков, в самом деле не стоило. Эта мысль оказалась и чёткой, и руководящей: стараясь не пошатываться и не сталкиваться с дверными косяками, я поспешил в нашу спаленку. А вот пока дошёл, меня развезло окончательно, и на сознание навалился полный мрак.

Мне-то показалось, что я просто тихо-смирно завалился в постель и вырубился, но утром моя зазноба наговорила мне же и про меня же кучу гадостей и всяких инсинуаций. А именно: что сам не мог толком раздеться, рвался голым к окну и хотел спеть нечто эпохальное народу, орал непристойности и вульгарности и даже пытался имитировать некое подобие секса. Дескать, мужчина слово дал – мужчина сделал. Ксана всё это стоически выдержала, потом сбросила мою уснувшую тушку с себя и отправилась присматривать и помогать в уборке после пиршества.

Вначале я только посмеивался и ничему не верил, потом некие проблески в памяти подтвердили сказанное, мне стало стыдно, и я полез извиняться. Извинялся долго, потому что завтрак как таковой у нас на сегодня был отменён заранее. Каждому вменялось самому идти на кухню и наворачивать всё, что ему хочется. Или, при желании, готовить что-либо свежее. Это так умно Ольшин присоветовал поступить, потому что хорошо знал, чем заканчиваются особо бурные возлияния.

Ну и пока мы прохлаждались на нашем ложе и я как-то пытался наверстать вчера упущенные удовольствия, Ксана мне поведала о последних новостях в создании семей. Я-то почти ничего не замечал в последние дни, занятый работой, экспериментами и глобальными проблемами, а вот моя пассия всё заметила и всё взяла на учёт. По её словам, получалось, что «бесхозных» мужчин в нашем коллективе не осталось. Даже вчерашнего девственника Лузгу Тихого потеснили в его спальне сразу две, пусть и старшие, чем он, но вполне себе аппетитные молодки.

А сразу трёх в собственное окружение допустил Ольшин Мастер. По поводу чего Ксана со смешком добавила:

– Не знаю, как он с ними управляется, но уже две ночи все в его квартете чрезвычайно довольны друг другом.

Расслабился наконец и окончательно отогрелся, вернулся к полноценной жизни и Сурт Пнявый. Потому что именно сам довольно активно и целеустремлённо ухаживал сразу за двумя женщинами. Одна согласилась к нему перебраться ещё за две ночи до вчерашней свадьбы, а вторая сделала это уже непосредственно после торжества. Также по две гражданские супруги отыскали себе бывшие исполнители, да в таком результате никто и не сомневался: самые молодые, сильные и ловкие охотники. Полный комплект всех положительных качеств для мужчины.

То есть «однолюбами» в нашем коллективе оказались всего трое: женатый официально Неждан Крепак, потом командир башни и, несколько неожиданно, – Емельян Честный. Причём последний сразу заявил, что он как рыцарь не приемлет многожёнства, но в то же время не зарекается от постоянства. То есть если почувствует некое привыкание к сожительнице, будет её без всякого угрызения совести менять на другую.

Несколько неожиданную позицию занял Ратибор Палка. Он не стал никого выбирать на постоянной основе, а вот уже несколько ночей подряд приглашает к себе одну из дам, оставшихся «свободными». При этом даже не допуская оставления в своей комнате на день хотя бы одного предмета одежды от очередной пассии.

То есть из прибывшего к нам пополнения в двадцать три особы четырнадцать уже оказались пристроенными возле мужчин на постоянной основе. Это радовало, и наверное, всех радовало. Ну, почти всех… Потому что оставшиеся девять да плюс ещё и пара двойняшек из старого состава начали образовывать некую гремучую смесь, могущую разорвать в дальнейшем весь коллектив на противоборствующие группировки.

Начать следовало с того, что в любом большом женском коллективе всегда отыщутся такие «бабцы», на которых никакой мужик и в голодный год за мешок кукурузы не полезет. Ну вот бывают такие, как же без них! Глянул на такую – тысячи вариантов мыслей могут в голове проскользнуть по поводу дальнейших с ней отношений, но даже проблеска не будет на желание с ней покувыркаться в постели. Ну и такими нас судьба наградила количеством ажно в четыре особи. Получился сразу этакий «квартет отверженных», которые давно уже между собой консолидировались, обозлились на весь мир и готовы были скандалить, дебоширить и огрызаться по любому поводу и без повода. К тому же выяснялось, что даже будучи рабынями в замке в своё время, их никто не использовал по прямому назначению как женщин. Разве что по пьяни, случайно, по ошибке и в полной темноте наглухо закрытого помещения. В остальном их разбойники использовали просто на любых домашних работах.

И ладно бы только эта проблема. Назревала иная, касающаяся уже конкретно моей исхудавшей и бледной тушки. Причём к большим группам она отношения не имела. Ну и по остальным мне поступила информация. Одна женщина, хоть и весьма симпатичная, ни на кого не претендовала, устроив себе спаленку отдельно от всех и без всякого стеснения заявившая:

– Мне всё равно, кто ко мне придёт, того и приласкаю.

Ещё одной оказалась Зоряна, которая проходила по категории «выздоравливающая, не принявшая гражданство». Её пока в расчёт никто не принимал.

А вот оставшееся трио довольно боевых, активных женщин не скрывало своих намерений потеснить Ксану на моей кровати. Причём уже с нагловатой беспардонностью предлагали моей подруге такой вариант:

– Мы можем и не все трое приходить на ночь, а только по две. Но если ты захочешь выспаться или отдохнуть, то в ту ночь мы придём все трое.

Возраст у них разнился от девятнадцати до двадцати шести, но вот характер у всех трёх был совершенно идентичный, более чем боевой. Ну и не могу сказать, что они имели во внешности нечто отталкивающее или неприятное. Вполне себе симпатичные, стройные подруги, хоть и не красавицы и уж ни в коей мере не могущие сравниваться с Ксаной или с теми же двойняшками.

А вот последние две подруги, из «старого» состава, вели себя на удивление нейтрально и независимо. И в последние дни выбрали изумительно верную тактику поведения. В особенности по отношению к моей гражданской супруге. Они буквально во всём поддерживали Ксану, грудью вставали на её защиту, а в спорных ситуациях слаженным хором своих голосов быстро решали любую проблему в сторону своей закадычной и лучшей подруги. При этом обе совершенно перестали на меня пялиться, шушукаться и отпускать подначки на разные фривольные темы. Ну и, как следствие, бывшая секретарша управы несколько неосторожно для себя купилась на скрытую лесть и поверила в бескорыстную женскую дружбу.

Потому что, нашёптывая мне последние сплетни, только и делала, что с удовольствием цитировала своих новых подруг и восхваляла их действия: «И тут Всяна ей как скажет!..» Или: «Вот тогда Снажа ей и залепила…» То есть двойняшки во всём и безоговорочно признали полную власть моей подруги над женским батальоном, поддерживали во всех мелочах и в малейших начинаниях. И понятное дело, это рыцарю Молчуну, как величали официально мою пассию, такое отношение нравилось.

Вот такая ситуация в личностных отношениях сложилась в Пирамидке на следующее утро после свадебного торжества. И не стоило быть оракулом, чтобы предсказать возможные вскоре события. Тем более что устав все заинтересованные стороны продолжали изучать, а двойняшкам я сам уже давно подсказал, как и с кем себя надо вести и что сделать в нужный момент.

Но, честно говоря, в то утро у меня почему-то мелькнули мысли в голове:

«Скорее бы выздороветь да рвануть в рейд к городу Иярта. Не то, чувствую, дела семейные, обжорство да излишние чувственные удовольствия меня настолько расслабят, что я так и проживу на Дне до глубокой старости. Об этом ли я мечтал? К этому ли я стремился?.. А ведь ещё столько дел!..»

Последнее упоминание заставило меня действовать немедленно. Словно током по мозгам долбануло, и сознание просветлело моментально. Чмокнул Ксану в губки, выскользнул из её объятий и, энергично одеваясь, продекламировал:

– Труба зовёт в неведомую даль! Забудь скорее про печаль! Нельзя терять, мой друг, и дня, спеши скорей седлать коня!

Нахмуренные бровки красавицы выгнулись от удивления. Хотя поразилась она не стихотворной строке:

– А что такое «седлать коня»?

М-да! Нет, нет, но временами у меня проскакивают несвойственные этим мирам выражения. Ни в Набатной Любви, ни на Дне понятия не имеют о гужевом транспорте и уж тем более не догадываются, кто такой конь и как его седлать. Да и вообще моя подруга слишком умная, всё на лету схватывает. Ещё когда меня в тюрьме томили, она первая догадалась, по выловленным в моей речи словечкам, что я не от мира сего.

Но здесь-то мне бояться нечего. Тем более после вчерашней викторины вопрос-ответ с чипом нашего привидения удалось выяснить, что некие серпансы, да ещё и боевые тут возможны. Значит, и седло отыщется, поэтому, брызжа хорошим настроением, я пояснил в охотку:

– Конь – это такое огромное животное, помогающее человеку быстро передвигаться и на большие расстояния. Но чтобы на спине у коня было удобнее сидеть, туда прикрепляют этакое кожаное сиденье, которое и называется седло. Вот оттуда и это выражение – «седлать коня».

Видя, что сейчас вопросы только продолжатся, я бросился на выход из спальни, пояснив на ходу:

– Я на кухню!

– Ну тогда и мне что-нибудь принеси! – тут же потребовала моя дама завтрак в постель. По правде говоря, она более чем заслужила такие для себя поблажки своей лаской, усердием и уходом во время болезни. Так что у меня в душе заворочалось раскаяние и желание хоть такую радость ей доставить, но… Я ведь не столько подкрепиться спешил, как опять заняться интенсивным общением, а возможно, и дальнейшим приручением нашего «мешка». Поэтому замер в дверях и чистосердечно признался:

– Милая, я бегу работать. Наше Чмо оказалось поистине бесценным кладезем новой информации, и во время обеда я постараюсь суммировать полученные результаты. Так что жди новых сенсаций!

Порадовал, называется… Зато послал красавице несколько воздушных поцелуев и заработал-таки снисходительную, прощающую улыбку. Правда, уже удаляясь от нашей комнаты, услышал крик в спину:

– Что за имя такое унизительное у нашего привидения? Придумай другое!

«И в самом деле, некрасиво получается… – вынужден был я согласиться, спускаясь по лестнице на второй этаж. – Пока оно пакостничало, иначе как Чмо – и язык не поворачивался назвать. А вот если мы станем друзьями, имя и в самом деле придётся менять. На какое?.. На ту же букву? Можно и так… Чегевара, что ли? Коммунисты зашибут. Чаплин?.. Лёня не простит за своего кумира… А, ладно, пусть будет Чамби! Несколько по-детски звучит, но на иную кличку «мешок» ещё не заработал. Вот если докажет, что он умнее Хруста, тогда нормальное человеческое имя типа Чарльза или Чемберлена получит… Может быть…»

Глава четырнадцатая

Разбирательства с историей

И ребусы со словами

На кухне я встретился со Степаном, который меня поставил в известность о сегодняшнем распорядке дня:

– До обеда все будут отдыхать и отсыпаться, – он многозначительным взглядом обвёл пустующую кухню, показывая, что народ вставать не спешит и намерен объявленные полдня использовать с максимально возможной леностью и ничегонеделанием. – Ну а потом собираемся податься на охоту к Длани. Хотелось бы всё-таки груанами разжиться.

– А здесь чего не идёте?

Степан глянул на меня с непониманием, но потом вспомнил, насколько я увлекающаяся натура и не всегда обращаю внимание на разные мелочи. Потому и напомнил с должным терпением:

– Так после той атаки огромного стада зервов к нашей стене никто вообще не приближается, да и по всей каверне бродят только несколько одиночек молодняка. Словно испугались поселившихся в Пирамидке людей. А вот у Длани зверьё непуганое, и много.

– И сколько вас таких романтиков?

– Десять-двенадцать наберётся вместе с женщинами. А ты?.. Может, тоже с нами?

Естественно, с моим зрением да сигналами свистом не охота получается, а сплошное и удалое развлечение. Это любой понимал. Но меня в данный момент манили тайны неких арсеналов и армейских складов, да и с полученным титулом наездника следовало разобраться как можно скорее. Поэтому добыча груанов меня пока нисколько не прельщала:

– Некогда мне! С Чмо… э-э… с Чамби контакт наладил, важные сведения получаю. Во время обеда суммирую и с вами поделюсь.

– Неужели настолько интересное? – не поверил Степан.

– Не то слово! Вначале ахнете, потом дара речи лишитесь… – так приговаривая, я уже набирал на большой поднос этакую горку для завтрака и размещал возле поленницы с дровами. – Так что на охоту – без меня. Пока…

Мой заместитель кивнул и отправился начинать подготовку к малому охотничьему рейду. Но судя по его такой вот утренней активности и нежеланию поваляться в кровати со своими двумя пассиями, что-то у него не так. Либо в сексе парень не настолько жадный, либо напарницы у него не совсем в удовольствие. А может, он и в самом деле настолько ответственно относится к своей должности заместителя? В любом случае, в нашем женском коллективе долго секреты не продержатся, скорее всего, уже до обеда Ксана мне поведает причину такой ранней побудки молодого и здорового мужчины.

Чамби так и покоился на своём любимом месте, и, судя по стойкому запаху маринада, оттуда исходящему, Франя для прирученного привидения ядрёного рассола не пожалела. Но когда я начал «ощупывать» бока и углы так до сих пор и не понятой мной протоплазмы, создание проснулось, зашевелилось и, вроде как опознав меня, в охотку выползло на открытое пространство целиком. Некий чип-метка так и остался в том же самом углу, как и вчера, а значит, некое понятие всё-таки имелось у создания, где перёд, а где зад. Вот с вопросов на эту тему я и начал наш диалог.

Хотя какой мог быть диалог между разумным человеком и наверняка поломанным, не совсем правильно отвечающим, вживлённым в живую плоть устройством? Ну да, словно между слепым и глухим, не иначе. Я у него одно спрашиваю, а оно мне своё талдычит. И порой так однотонно и однообразно, что несколько раз у меня мелькнуло желание каким-то образом отрезать это инородное вживление и выбросить к такой-то матери. Как ни странно, во время таких вот моих порывов Чамби словно пугался угрозы, начинал волноваться и нервничать, а значит, его так настроили, чтобы свой чип он берёг пуще собственной жизни.

Это я тоже попытался выяснить: кому сколько лет, какой сейчас год, когда последний раз с чипом говорил наездник и каким образом приручить то самое существо, которое мешок с четырьмя лапами?

Ну и по капельке, по росинке, худо-бедно, а некая информация в мои закрома памяти накапливалась. Тем более что похмельный синдром у меня отсутствовал, и голова благодаря Первому Щиту работала с изумительной ясностью. Кстати, и со стороны мне ничего не мешало: пищу я подхватывал и жевал чисто автоматически, сидящему рядом когуяру кидал кусочки по мере требовательного усиления его хруста, ну а на всех остальных обитателей башни, которые бродили по кухне в поисках съестного, а то и готовили себе, совершенно не обращал внимания.

А полученная информация стоила потраченных усилий. Так, я узнал, что сейчас четыре тысячи сто тридцать девятый год (4139) по летоисчислению. Летний месяц живец, третий день второй рудни. Интересный факт? Невероятно!

Я тут же поискал глазами и среди нескольких фигур сразу зацепил Ратибора Палку. У него и спросил, употребив привычное укороченное для быта имя:

– Рат! Напомни мне, пожалуйста, какой сейчас год и время года в Набатной Любви?

– Год – тысяча пятьсот второй, – ничему не удивляясь, ответил ветеран. – Осень, листвень.

А что это значило? Да массу чего!

Также не менее интересным оказался и тот факт, что Чамби имел возраст только чуточку меньше, чем шесть столетий. Его основное предназначение – помогать управляющим. Ну и в питании как таковом он совершенно не нуждается.

Несколько озадаченный, я попытался доброй сотней разных вопросов выяснить: а зачем же тогда «мешку» валяться в острых рассолах или в маринадах? И на один витиеватый вопрос получил не менее странный ответ. Что, дескать, во время слишком долгого бездействия некоторые системы существа от старости приходят в негодность, теряется взаимосвязь между органами, как следствие – требуется дополнительная, повышенная кислотность для усиления вышеупомянутых связей. Объяснение туманное, зато можно было понять, что существо сильно старое, как и остальные ему подобные. Но ещё шестьсот лет назад всё было в порядке, всё работало, действовало, и прогуливались туристы. Ну, может, и не прогуливались, скорее всего, просто прятались в башнях да любовались пасущимися монстрами. Потому что мне кажется, ни для кого в те давние времена сумрак помехой не был, все видели далеко, точно как я.

Или сумерек вообще не было как таковых.

Может, здесь и воздух некий особенный? Целебный? Что ни говори, а ведь кругом сплошные пещеры. Да и само наличие груанов на Дне настраивает на мысли, что именно эти чудесные ракушки и составляли основное здешнее богатство. Потому что трудно поверить в нехватку мяса и разведение байбьюков именно с целью прокормить технически развитую цивилизацию.

Хотя кто его знает, чем те же гаузы питаются? Может, у них на прародине-планете тоже сплошное недоедание? Надо будет всё-таки поинтересоваться на эту тему: какие налоги собирают колонизаторы с мира Набатной Любви? Вот уже сколько здесь нахожусь, а ни разу спросить не удосужился. И плевать, если попаду впросак, пусть даже дети об этом знают, но мне сейчас не до разведения политесов и сохранения инкогнито иномирца. С моими травмами и болезнями могу смело сослаться на то, что частично кое-что забыл во время горячки.

С этого вопроса я и начал наше обеденное застолье:

– Что именно гаузы или валухи вывозят из нашего мира? – так как все уставились на меня с недоумением, пояснил: – Вдруг они массированно вывозят продукты питания? Или ценные полезные ископаемые?

В этом вопросе неожиданно лучше всех оказался подкован Неждан Крепак, служивший до каторги при самом губернаторе своего города. Он и поведал с полной уверенностью:

– Нет, наши продукты им не нужны, у них какое-то своё, особое питание. А вот некие металлы в недрах, да, добывают. Причём сразу на местах перерабатывают и пускают на нужды. Причём ни люди, ни валухи на тех шахтах и сталеплавильных заводах не работают, поговаривают, что там только особые машины всё делают. Ну и по поводу уже готовой стали никто ничего точно не знает. Может, часть и вывозят на своих кораблях, но считается, что всё добытое у нас идёт на развитие именно наших городов.

Сказанное и на информацию не тянуло. Раз люди в добыче не участвуют, то откуда они, загнанные в города и живущие там без права на свободное перемещение, могут знать, что творится в местах добычи? Ничегошеньки они не знают! Скорее всего, планета уже дырявая насквозь, за четыреста двадцать лет колонисты все полезные ископаемые уволокли на свои нужды, а людям оставляют только прожиточный минимум.

То же самое и по продуктам питания. Только считалось, что все салаты, зелень, фрукты и овощи выращиваются в наземных оранжереях, чуть не под открытым светом Ласоча. А вот кто там урожай выращивает? Кто собирает его? Опять же – кто угодно, только не люди. А тем что дали, то и употребляют.

То есть мой вопрос пропал втуне. Да и толку с него было бы мало. Как я уже почти уверен, то гаузы колонизировали этот мир только за возможность доступа на Дно. Причём сами сюда не лезут по каким-то причинам, а посылают вместо себя каторжников. Чужими руками жар загребают.

Правда, на эту тему я попытался уточнить:

– Ну а вот как в мире Набатной Любви жилось до гаузов?

Опять недоумение, но теперь уже отвечать стал Ратибор Палка, который был связан с историей тем, что работал в типографии, где и печатали историческую литературу. Да и так он хорошо знал, что тогда в мире творилось:

– Да чего там рассказывать, в дикости мы жили, только-только научились нормальные мечи делать да рыцарские латы ковать. Ни электричества у нас не было, ни водопровода с канализацией, да и подземных городов не существовало как таковых. Только некоторые столицы самых крупных и богатых королевств частично в землю зарывались. Остальные жители днём прятались в домах, а вся жизнь велась в ночное время. Так что наши поработители, получается, сильно подтолкнули нашу цивилизацию к развитию…

– Ладно, с этим понятно. А вот раньше, до гаузов, прилетали иные разумные из великого Космоса?

Вот и открылась до сих пор неведомая мне сторона древней истории. Причём об этих древних легендах, про которые гаузы всячески замалчивали и старались искоренить малейшие упоминания, рассказывали детям на ночь словно сказки. Вот в тех и говорилось, что прилетали иные разумные, и не раз прилетали, а очень часто, чуть ли не ежегодно. Причём внешний вид имели точно такой же, как и мы.

Прилетая, они почти ни во что не вмешивались, и только если разражались большие войны, уничтожали зачинщиков. Да если вдруг нападали на людей некие болезни или массовые эпидемии – помогали с излечением. В остальном же они утверждали каждый раз: «Вы сами должны развиваться и сами достигать иных горизонтов для своей цивилизации».

Вот тут я и задал свой главный вопрос:

– А хоть чем-нибудь особенным те пришельцы отличались от нас? Ну, там формой носа, остротой ушей или какими иными татуировками на теле?

– Конечно, – заявил Ратибор, и все закивали после его слов. – Отличие имелось, и большое. Их за это отличие называли чаще даже прижившимся в народе прозвищем Меченые. Потому что на правой ладони у каждого была сложная и красивая татуировка, говорящая о профессии каждого или о его нынешнем занятии. Почему нынешнем? Да потому, что рисунки порой у одних и тех же пришельцев менялись, если верить древним легендам и сказкам. Как именно менялись – о том точно неведомо.

Я озадаченно покивал головой и выставил перед собой свою правую ладонь:

– А здесь вы никакой татуировки не видите?

Как все ни присматривались по очереди, как ни подсвечивали многочисленными фитильными лампами, никто изображение наездника рассмотреть не смог. Из чего я сделал вывод, что зрение за четыреста двадцать лет у здешних аборигенов изменилось достаточно сильно. Раньше-то они когда-никогда, но в небо дневное посматривали, а теперь за века проживания под землёй некоторые особенности зрения нивелировались, вот они ничего толком и не видят. Ни на моей ладони, ни в окружающих сумерках.

Вопросы на меня тоже хлынули, потому что все были жутко заинтригованы моим диалогом с Чамби, самим непосредственно рисунком и выведанными у древнего существа древними тайнами.

Скрывать я ничего не стал, а всё подробно и тщательно изложил в наилучшей последовательности. Ну и в финале задал последний вопрос:

– Кому и что известно про сеМЃрпансы, раМЃймольке, скаМЃдвы, ОСАР или виМЃмлач? Постарайтесь припомнить всё, что даже отдалённо связано с этими словами.

Увы, и на это никто из моих друзей ничего толкового ответить не смог. Пожимали плечами и несколько женщин, наших новых согражданок по Пирамидке, оставшихся сидеть за столом или находившихся в обеденном зале третьего этажа. Всем ведь было интересно послушать, а уж у той же Зоряны ярче всех глаза блестели от любопытства.

И только один Ольшин с большим сомнением и осторожностью стал слова подбирать:

– Боюсь ошибиться, может, я чего и путаю, но, кажется, именно обычное ведро, которое опускали в колодец, в древности так и называли: вимлач.

– Ну хоть что-то… – бормотал я, уже в который раз присматриваясь к рисунку на своей ладони. – Значит, наездник не шкатулкой размахивает и не с намерением заехать ею своему противнику по лбу, а… хм, если я правильно понял… неким предметом, с помощью которого надо вынуть…

Повисшую напряжённую тишину прервал вопрос-слово от моей Ксаны:

– Груан? – Не скажу, что оно прозвучало как подсказка. Скорее всего все думали примерно одинаково. Скорее слово прозвучало как подтверждение.

Да и какого лешего, спрашивается, мотаться наездникам по Дну на каких-то боевых серпансах, крутить над собой лассо из шпагата и метать куда-то оригинальную, как можно понять даже на небольшом рисунке, шкатулку? Да только для одного: для извлечения из монстров, прямо на ходу, и ни в коем случае их не убивая, самого чудесного и волшебного, что здесь имеется, – груанов! Уже для великой цивилизации, покорившей космос и иные пространства телепортации, создать уникальное устройство – как нам дерево срубить каменным топором. Трудно – зато реально.

И тогда становится понятно очень многое, более логично выстраивается единая структура здешнего бытия. Монстры – неприкасаемы. Их, наоборот, разводят и всеми силами поддерживают полноценное размножение, хороший, свободный выпас и постоянное взращивание на себе бесценных ракушек.

Наездники – те самые ловкие парни, которые эти груаны разыскивают, аккуратно их изымают. С немалым, кстати, риском для собственной жизни. Потому и оплата их труда наверняка была наивысшая. За каждую ракушку им неплохо платили. И опять-таки государство есть государство, пусть даже космическое, и оно обязано бдеть за свои общие интересы. Поэтому допуская сюда так называемых добытчиков, им наверняка вменялось в обязанность: один груан раз в день сдать в ОСАР, потому что армейский резерв – дело первостепенной важности.

После чего следовало логично предположить, что цивилизация Меченых – воевала. Причём воевала плохо или крайне неудачно. Потому что гаузы их победили, а в виде трофея и Дно захватили. Если вообще Дно не являлось главной причиной конфронтации. Груаны – того стоят. Тем более что мы, возможно, и о сотой части их волшебных качеств не ведаем.

Вимлач, я как мог скрупулёзно и как понимал сам, тщательно нарисовал на листке бумаги, но никто и никогда ничего подобного не видел.

Боевые серпансы – это, скорее всего, некие мощные коняги, на которых охотники и передвигаются по Синим Полям.

Управляющие – те, кто заведует башнями и принимает в них гостей.

Туристы – любители поглазеть, насладиться экзотикой, пощекотать себе нервы дикими нравами, коих хватает во все времена и в любой цивилизации.

Осталось только выяснить, что такое раМЃймольке и скаМЃдвы. Да и то напрашивалась некая догадка после таких вопросов: чем могут наездники управлять? И что куда отправлять? Почему бы не лифтами? Или теми самыми клетями, которые и доставляют нас вниз? Только и осталось уточнить да определиться окончательно.

И что для этого необходимо?

Только одно: искать, искать и искать!

Понятное дело, отыскать боевых серпансов – дело немыслимое. Те давно уже вымерли. А вот отыскать некие тайники, да в них тот самый вимлач – и полдела будет сделано. С моим зрением да без необходимости убивать монстра количество добываемых груанов сразу удвоится.

Вот об этом я и заявил:

– С завтрашнего дня приступаем к поиску тайников, которые остались после Меченых. А сегодня мне придётся продолжить беседу с Чамби. Должна же нам и с него лично получиться какая-нибудь польза!

Глава пятнадцатая

Неудачная охота

Команда в двенадцать человек отправилась к Длани сразу же после затянувшегося обеда. А я даже провожать их не стал, не маленькие и не первый день на Дне, сами знают, что надо с собой взять и как вести себя во время охоты. Разве что меня несколько удивило острое желание Ксаны тоже отправиться вместе с отрядом. Причём об этом я уже узнал позже, когда моя подруга пришла ко мне на кухню жаловаться:

– Представляешь, Степан своей властью запретил мне идти с ними! Вообще парень обнаглел!

Я с трудом вник в суть возмущения, но когда понял, не удержался от смешка:

– Да ты никак уже и мужчинами нашей башни хочешь командовать?

– Неправда! Он брал чуть ли не всех желающих, а мне отказал!

– Ну и правильно сделал… сразу по трём причинам… – видя недоумение в глазах красавицы, отпустил уголок «мешка» и стал объяснять: – Странно, если ты не понимаешь. Ведь охотница из тебя – никакая; потом – тебе следует присматривать за порядком здесь, когда командир занят, а его заместитель в походе; ну и моё мнение как главного обладателя тобой и первого защитника – тоже должно учитываться. А я ведь согласия не давал. Так что…

Крыть Ксане было нечем. Ничего не оставалось, как тяжело вздохнуть, и отправиться на зов двойняшек, которые её пытались дозваться с верхних этажей. Ну а я, подёргав для разминки затёкшими плечами, вновь склонился над нашим привидением. У меня как раз развивалась новая ветка вопросов, которые можно было сформулировать в два основных: «Может ли мне помочь Чамби хоть в чём-то?» И «Откуда вообще следует начинать любые поиски?»

На первый получил только один коротенький ответ-утверждение: «Может».

На второй нечто более загадочное и непонятное: «Начни с себя».

Тоже мне, чип-философ!

Ничего более конкретного, как я ни изгалялся с перестановкой слов в предложениях, получить не удалось. Но если подойти к подсказкам вдумчиво, с толком, то и таким мизером можно и нужно воспользоваться. То есть следовало прекращать заниматься словоблудием, а переходить уже конкретно к приручению хорошо меня узнающего привидения. Раз он как бы призван помогать управляющему, а тот, в свою очередь, мне, наезднику, то и прямое подчинение должно присутствовать.

Вот с этими мыслями, то поглаживая Чамби, то подталкивая его, я стал просить, требовать, приказывать, угрожать, умолять, чтобы он отправлялся искать мне то, что я от него требовал. Причём использовал весь список малознакомых слов и непонятных терминов. Начиная от серпанса и заканчивая вимлачом. Кстати, довольствовался не только словами, но и физическим воздействием. То есть порой похлёстывал невидимую плоть медным прутком или легонько касался его туши своей накидкой из шкурок мохасиков. На пруток реакция была одна – обида и непонимание. На опасные шкурки – вообще шоковая: полное отключение сознания и непонятный страх с тотальным параличом.

То есть пришлось от такого воздействия отказаться. Но что характерно, некие подвижки в дрессировке всё-таки наступили. К концу третьего часа Чамби после моих команд срывался всё быстрее и быстрее с места, носился по кухне и бодро, словно собачонка, возвращался обратно. За что я ему плескал на пол чуток маринада из кружки. То ещё зрелище для женщин было со стороны: сижу, сижу, что-то шепчу себе под нос. Потом раз, выпрямился, и взглядом таким бешеным по всей кухне вожу. Потом его опять рядом с собой в пол уткну и рассол плескаю. А того раз – и не стало!

Затем я попытался с той же кружкой сам бегать за Чамби следом, надеялся, что он меня куда-то да приведёт. Фигушки! Никуда он меня водить не собирался, банальной дурью маялся и выпрашивал очередной глоток кислятины.

Тогда я его сам за собой стал заманивать и по нескольким этажам башни поводил. Вроде как идёт, собака, но однозначно ничего не ищет! Как вообще эти дрессировщики со зверями в цирке справляются? Адский, наверное, труд!

Попытался заманить «мешок» из башни наружу и тут понял, что он опять боится. Чуть ли не каждый его шаг пришлось рассольчиком поливать. Да и от меня уже никуда снаружи не метался, так и держался возле ноги, не хуже чем Хруст с другой стороны. Кстати, на когуяра, хоть тот его чётко видел, привидение не обращало ни малейшего внимания.

В конце концов, мне это страшно надоело, я отпустил Чамби на его любимое место под поленницей, а сам, вспомнив совет «Начни с себя», отправился осматривать «оком волхва» каждую стеночку и каждое перекрытие в башне. А и в самом деле: если что прятать ценное, так почему не в самом месте проживания? Стоило это проверить на практике.

Но и дальнейшие три часа интенсивного поиска не принесли ничего дельного. Что я только не рассмотрел, начиная от самих труб и всей системы канализации до не замеченной мной раньше хорошо скрытой системы вентиляции. К тому же вдоль этой системы обнаружилась проводка, весьма напоминающая электрическую, и пустые пространства, в которые так и просилась установка компактных, но мощных вентиляторов. Выходы у проводки тоже имелись наружу, в виде узких щелей. Чем не вилка разъёма, пусть и непривычной формы? Подал ток – и вентиляция идеально выгонит застоявшуюся на этажах сырость.

А дальше? Да ничего! Ни тебе аккумуляторов, ни генераторов… Хоть бы остатки какого завалящего отыскались… Ноль!

Окончательно разозлившийся от своих неудач, я осознал ещё и голод, отчего расстроился ещё больше, и поспешил на ужин. Думал, что я его уже давно пропустил, а оказалось, что его ещё и не подавали.

– Ждём охотников, а те запаздывают, – пояснила мне Ксана, только увидев издалека и особым женским чутьём уловив, что я сейчас хуже любого хищника. – Но ты садись, мы тебе уже всё подаём!

Нет, я, конечно, порой хуже зверя бываю, но всё-таки человек. Сопереживание и мне присуще, тем более что я не во вражеском окружении, кругом только друзья и союзники. Поэтому остановил подругу, сам озадачиваясь такой задержкой:

– Постой! И намного опаздывают?

– Примерно на час.

По существующим традициям, охотников ждали всегда, но не более двух часов. Потом следовало либо самим садиться за стол, либо (если имелась такая возможность или необходимость) организовывать некую встречную колонну для помощи. На Дне чего только не случалось, вплоть до того, что заблудиться могли в новой местности. А уж про остальные сюрпризы и вспоминать не стоило.

Но я для начала выскочил на пятый этаж и посмотрел вдоль ущелья в глубину наших угодий. Всей дистанции до грота я отсюда просмотреть не мог, мешал изгиб стены каверны, но на видимых мной двух километрах никого.

По сути, можно и пробежаться эту парочку километров… но не на голодный же желудок! А чтобы не терять много времени на ужин, я минут за пять наглотался самого деликатесного мяса, подвесил на пояс две фляги с водой да, прихватив с собой десяток распаренных лепёшек, устремился к Длани. Со мной отправился и Тимофей Красавчик, как самый быстрый из остающихся в башне мужчин.

Не скажу, чтобы мы с ним бежали, скорее быстро двигались в рваном темпе. Я успел, доставая из сумки на боку, съесть только пять лепёшек, как обогнули выступ, мешающий полному просмотру каверны, и мне открылась вся перспектива. После чего я и сумку в сторону отбросил, и меч, и только с копьём наперевес устремился вперёд. Потому что увиденная картинка иначе действовать не позволяла.

Отряд охотников как раз свернул к небольшой кучке валунов, собираясь оставить там обе арбы, на которых лежали целых три тела наших товарищей. Уже только это заставило заныть сердце от самых нехороших предчувствий. Ну и ко всему прочему, отряд с тыла настигали сразу три байбьюка. Этих тварей, наверное, всего-то и было три штуки на наших угодьях, паслись они всегда порознь и казались полными меланхоликами. А тут вдруг собрались в кучку и решили поохотиться на двуногих царей природы. Хищники были уже в сорока метрах от людей и, наверное, вышли на визуальный контакт чисто случайно, потому что по следу бы у них никак не получилось, сзади шли сразу три женщины, затирая привлекающий животных след.

А нам ещё бежать было метров пятьсот, не меньше. По излишней суете я понял, что должного сопротивления оказывать в отряде некому, там ещё и легкораненые оказались. Поэтому я решил подать сигнал условным свистом: «Иду на помощь!» Плохо получилось, но зато меня услышали, поняли, верно сориентировались и не стали останавливаться. Так и ускорились в сторону приближающейся подмоги. Поэтому расстояние между нами стало сокращаться гораздо быстрее, чем до преследовавших хищников. Всё-таки байбьюки не в Великом Сражении участвовали, где некоторые особи достигали скорости ну очень быстро бегущего человека, здесь они двигались со скоростью восемь-девять километров в час. Если бы не арбы да раненые, отряд бы попросту успел добежать до Пирамидки, раньше чем его настигнут оголодавшие на подножном корме монстры.

Уже пробегая мимо отряда и с ходу начиная бой, я успел хорошо рассмотреть, кто там лежит на арбах и кто легкораненый формально остаётся в строю. Везли Емельяна и двух женщин. Ещё одна женщина имела руку на перевязи, а её соседка шла с перевязанной головой. Сразу с несколькими повязками каждый двигались Сурт Пнявый и Степан Живучий. Так что в сражении толком могли принимать участие только Лузга Тихий и Влад Серый, остающиеся четыре женщины продолжали переть арбы. То есть из тринадцати человек на ногах оставалось только десять, да и те с тремя хищниками справиться почти не имели шансов. Так что нам повезло прибыть вовремя. А уж им-то как повезло!

Конечно, в сражениях с колобками я не имел такой эффективности поражения в уязвимые места, как в стычках с зервами. Отыскать некий отросток ауры, чтобы одним касанием умертвить байбьюка, я так и не сумел. Но в любом случае лучше меня никто с ними не справлялся. Потому что мне только и требовалось, что небольшое отвлечение колобка в сторону, чтобы он развернулся ко мне чуть боком. Тогда уже самую уязвимую точку у него возле ушей я видел, скорее, даже чувствовал прекрасно. Ну и мои товарищи уже были натренированы мной именно на решение таких задач. Так что первого мы убили в четыре копья, потом второго байбьюка, стремящегося прорваться к раненым, я попросту догнал и кольнул удачно с тыла. Ну и третьего мы взяли в грамотное оцепление, и я его прихлопнул, как на показательных учениях. Никому из трёх помощников даже напрягаться не пришлось.

После чего я с прежней скоростью устремился к арбам, вопрошая на ходу самое главное:

– Живы?! – слишком мне два тела показались мертвенно неподвижными.

– Да! – отвечал Влад, потому что у моего заместителя ещё и рот оказался под перевязью. – Но Емельян больше всех пострадал, может и не выжить.

Так что я к самому тяжело раненному и устремился в первую очередь. Ну и с ходу успел увидеть переломы ног, руки и нескольких рёбер. Причём одно ребро продавило сильно плевру лёгкого, и там стала скапливаться кровь. Так что действовать следовало немедленно, и правильно поступили горе-охотнички, что спешили к башне. Одним наложением груанов на пострадавшего они бы только оттянули смерть того на четверть часа, не больше.

Конечно, потребовались «чужие» груаны и сейчас, коих я наложил на грудь Емельяна почти два десятка, но с моими импульсами для повышенной регенерации вправление ребра, его сращивание и починка плевры заняли не более получаса.

Ну и за это время я успел выслушать подробный рассказ от Влада Серого о печальных событиях на охоте.

Началась она вполне удачно для группы. Чуть ли не первые три зерва, которые немного отстали друг от друга при атаке, были уничтожены лихо, без всяких осложнений. С премиальным бонусом тоже повезло: сразу два груана!

Народ взбодрился, почувствовал кураж и двинулся прямиком через сумерки примерно в сторону левого выхода из каверны с Дланью. Прошли во вторую и убили двух тервелей. Потом две пары байбьюков. Тут ни одного трофея. Но не унывая, спешили дальше, надеясь на благосклонность фортуны. И хорошо ещё, что вовремя заметили надвигающуюся с правого борта фалангу тервелей. Похоже, целое огромное стадо двигалось по Полю, случайно прижимая людей ко второму такому же стаду.

Охотники ткнулись влево, вправо, а потом бегом ринулись в тылы, пытаясь укрыться в стены каверны, где и проходов узких хватает, и деревья толще, и валунов огромных предостаточно. И опять нарвались лоб в лоб на тервелей. Хорошо, что это оказалась просто пара, которую можно было с таким количеством копий успокоить весьма быстро. Но! Пространство-то было почти ровное!

Вот поэтому слизняки и запустили в ход своё самое страшное и опасное оружие при атаке: они попросту стали вращаться, словно огромные колбасы-катки, подминая под себя всё живое или растущее. А когда такая туша катится, то даже средней толщины корни-деревья не могут их задержать. Что ещё случается при этом, так это обрыв корня у самого свода. Тогда он своим падением может не только покалечить, но и насмерть убить. Причём не только человека, но и какого-нибудь хищника.

Вот нескольким в отряде и не повезло: древесная ветвь стеганула так сильно и коварно, что половина повалилась словно от удара дубины. И в данной ситуации спасло всех только хладнокровное действие самого Степана и берущего с него пример Сурта. Они очень удачно метнули по груану навстречу катящимся каткам, останавливая монстров, а потом уже и добивая своими копьями.

Затем довелось спешно взбрасывать на себя раненых и вдоль стены каверны на полусогнутых выбираться из готовой захлопнуться западни. Потому что обе стаи так и продолжали сходиться. Успели проскользнуть буквально под самым краешком фаланги хищников. Немного отдышались, сделали перевязки уже только возле Длани. А потом, видя тяжёлое состояние Емельяна, решили его спешно доставить в башню. Хотя и подумывали вначале просто послать за мной гонца.

Вот и получился итог охоты слишком отрицательный. Вроде два трофея добыли, но в то же время и два потратили. А крови-то сколько ушло и нервов! Ну и повезло, что только чудом не обошлось без жертв.

Так что я уже прямо там, на месте экстренного лечения, и пришёл к выводу, который и огласил как непререкаемый приказ:

– Всё, хватит. Наохотились… Теперь без меня на подобные мероприятия ни шагу! – Видя, как женщины особо приуныли, считавшие себя до того воинами наравне с мужчинами, ехидно добавил: – Разве что кто из вас научится видеть хотя бы метров на двести.

Но тут уже все без исключения осознавали, что без моей помощи нечего и рыпаться. Лучше уж смиренно дожидаться моих приказов, чем пополнить своими растерзанными тушками печальную статистику Дна.

Единственное, чем я их смог подбодрить и поднять настроение, так это отослав Тимофея в башню с распоряжением:

– Пусть греют ужин и накрывают на столы! Голодные охотники возвращаются!

Глава шестнадцатая

Одинокий искатель истины

Четыре дня после неудачной охоты, пока все выздоравливали, а я постепенно отъедался и набирал вес, никто о далёких рейдах и не думал. Наши мастера доделали и отладили последние метатели, и у нас появилось сразу шесть единиц этого замечательного оружия. Так что мужчины, а вместе с ними и десяток женщин, теперь чуть ли не круглосуточно тренировались стрелять из метателей и быстро их заряжать.

До моих показателей никто вплотную не приблизился, но и имеющиеся результаты позволяли отныне даже одному охотнику эффективно действовать против любого монстра. А при особой ловкости да проворстве – то и против двух.

Мужчины стреляли вполне ровно и одинаково, а вот среди женщин сразу определились два лидера: ожидаемый – Ксана Молчун, которая бывала на стрельбище чуть ли не дольше всех; и неожиданный – Зоряна, потому что она была ещё слабее всех после выздоровления и сама чуть ли не падала под тяжестью метателя. Но вот стреляла на удивление результативно, словно её руками владела особая интуиция прирождённого стрелка.

Поглядывал я на неё всё время издалека, выискивая случай остаться наедине да поговорить на многие житейские темы. Но Ксана, а в последнее время и обе двойняшки явно сговорились между собой и оставлять меня наедине с Зоряной не собирались ни за какие коврижки. Ну а так как женские трения тоже стали ужесточаться, особенно между группами, то я, опасаясь за собственный здравый рассудок, старался не провоцировать, не усложнять и не разжигать. Пытался всеми силами и личным поведением оттянуть назревающие сложности и прогнозируемые мной скандалы.

А чтобы меньше самого себя накручивать, опять с головой ушёл в эксперименты, раскрытие тайн, приручение Чамби и поиски по близлежащей округе. Правда, теперь я один не ходил. Меня сопровождал в обязательном порядке кто-нибудь из парней в полной боевой выкладке; затем Хруст, которого я бесцеремонно вырывал из лености и дрёмы; ну а в последний день и наше легендарное привидение. Мне всё-таки удалось так скомпоновать состав маринада, что это существо из непонятно чего шло за мной куда угодно, хоть на край света. Правда, толку от него так и не было ни малейшего! Он даже на хищников, если с ними приходилось изредка встречаться, не обращал ни малейшего внимания и, походя, проходил насквозь.

Кстати, через нашу крепостную стену мы просачивались бочком, сквозь оставленную только для человека, да ещё и с поворотом, щель. Главное, в неё не мог даже самый вёрткий зерв протиснуться. А вот наше привидение приходилось в эту щель чуть ли не на руках проталкивать. Хотя оно могло просто стену пройти насквозь. Не нравилась она ему, что ли?

Но я-то видел, как эта мешковатая туша может при желании словно материализоваться в обычном пространстве! Лагун, к примеру, удерживал, мог стул из мухоморного дерева передвинуть, а то и огромный комод без особого труда с места сдвинуть, да и все остальные предметы порой шевелились или вздрагивали во время перемещения Чамби сквозь них. А от чего это зависело? Вот это пока не поддавалось разгадке. Но работы в этом направлении велись постоянно.

За это время, теперь уже с помощью «ока волхва», я повторно осмотрел обе стены нашего ущелья и все прилегающие к ним иные участки, доступные пешему осмотру и досягаемости молота на длинной рукояти. Несколько полых пространств отыскал, но те приравнивались скорее к природным пустотам, чем к рукотворным тайникам разумных существ. Заметил также и несколько гораздо больших пещер и старался просматривать их внутренности тоже, потому что возиться с проломом перемычек не хотелось, да и не все находились для этого в удобных местах. Так, к примеру, внушительную полость я рассмотрел на середине той стены ущелья, от которой наша Пирамидка отстояла несколько дальше, метрах в пятидесяти. Там, на высоте в тридцать метров, своими умениями я нащупал внушительную пустоту, но вот как забраться на такую высоту? Построить из дерева легкое подобие строительных лесов? Так времени уйдёт масса! Да и что там можно спрятать для человека? Он же не птица, чтобы туда летать в случае надобности.

Если что и прятать будут, то лишь в пределах хотя бы приемлемой досягаемости. Ну и скорее всего тайники, склады или некие ангары здравомыслящие индивидуумы будут оборудовать недалеко от жилищных построек. А Длани потому и расположены несколько дальше, что глупые туристы норовят заблудиться. Пока его найдут, он хоть паёк получит да первый голод утолит. Так что в околицы пункта выдачи пайков я даже наведываться не стал, рыскал только в пределах километра от Пирамидки.

Но увы, как ни старался, как ни высматривал, ничего толкового или перспективного не заметил. При этом мне ни Хруст ничем не помогал, ни тем более приставший к нашей компании Чамби, а про очередного охотника я уже и не вспоминаю. Те уже ходили сопровождающими так, словно шли на тяжкую каторгу. Да и я сам устал, разочаровавшись чуть ли не окончательно и начиная осознавать всю бессмысленность моих передвижений.

Но именно расслабленное состояние во время отдыха натолкнуло на раздражённую мысль, которая оказала поворотное воздействие на всё наше бытиё. Как раз я восседал на валуне возле той расщелины, где меня чуть не убил Зух Чапер со своими садистами, теребил уголок «мешка» с шипом в руке, продумывал очередной каверзный вопрос и попутно мечтал хоть о каком-нибудь транспорте в этом аду. Хоть ишака бы заиметь! И наверное, именно мечта трансформировалась в мысленное восклицание:

«Хоть бы ты меня подвёз!» – потому что спина массивного привидения позволяла на себе улечься, не только усесться. И я прямо-таки дёрнулся всем телом, когда до меня дошла суть раздавшегося в голове ответа:

«Куда?»

Вздрогнул и тут же быстро выбрал самый оптимальный ответ:

«Вези меня к боевым сеМЃрпансам!»

«Принято. Ожидание посадки», – последовал жутко безэмоциональный, но страшно взволновавший меня ответ. Разум и логика подсказывали, что подобное невозможно, но некая интуиция шептала: «Да ничего страшного, надо попробовать! Попытка – не пытка!»

Ну и мне ничего не пришло в голову, как привстать с валуна, где я располагался, да так и не выпуская из руки уголок с чипом попытаться усесться на «мешок», перекинув через него ногу. Хуже всего я, наверное, смотрелся в глазах сопровождающего меня Ратибора Палки. Ветеран точно решил, что командир окончательно сбрендил и мне пора под нещадное наблюдение психиатра, настолько я дико смотрелся со стороны. Ведь если со мной что не так да приспичило по нужде и не снял при этом штаны….

Судьбе было угодно не издеваться надо мной до крайности: только начав приседать, я ощутил, что спина Чамби вдруг стала довольно упругой и жесткой. Словно новое автомобильное сиденье. Материализовался! Облегчённо выдохнув, я поднял одну ногу и довольно ловко пристроил её на неожиданно выдвинувшуюся сбоку полочку.

А у меня в голове раздалось новое слово: «Готовность…» И я понял, что подняв и вторую ногу да если не тронусь мозгами от счастья, то точно прокачусь.

У моего сопровождающего глаза уже практически вывалились из орбит, над отвисшей челюстью висел язык, поэтому я счёл нужным благоразумно предупредить:

– Рат, как только я поеду, постарайся бежать за мной и не отставать… – чуть подумал и добавил: – Но если я очень быстро поеду, тогда возвращайся в башню и жди меня там.

Вояка как-то шумно сглотнул, втянул язык и кивнул, чуть сам при этом вперёд не завалившись. А я поднял вторую ногу и… тронулся в путь!

Причём тронулся не сразу, а вначале здорово приподнявшись. А потом в горизонтальном движении почти не испытывая ожидаемой тряски. Чуть наклонившись, я глянул вниз и по сторонам и обнаружил, что лапы привидения неожиданно вытянулись, став раза в два длиннее, и двигались иноходью, что и создавало такой плавный ход. Скорость тоже быстро стала постоянной, километров пятнадцать в час. Когуяр бежал рядышком без напряжения и как ни в чём не бывало. А вот Ратибор уже через три десятка метров стал заметно отставать. Да и куда ему было гнать с такой прытью, будучи укутанным в половинные рыцарские доспехи? Но пока мчался изо всех сил, сбросив оцепенение с себя и стараясь не отставать.

Ну и я сразу постарался сориентироваться, куда же мы отправляемся? А мы шли по Синему Полю почти по прямой линии. Мимо нашего ущелья с башней и куда-то туда, к оконечности данной каверны. А до той было где-то километра три, и даже сейчас я отчётливо просматривал среди корней-деревьев несколько довольно крупных групп то одних, то иных хищников:

«Эпическая гайка! Куда это я прусь?! Не слишком ли я поторопился? Надо было вначале всё продумать… Ага! Если повторную команду ещё дать удастся! Хм! А вот для остановки что надо сказать?.. Или придётся на ходу выпрыгивать?.. Мамочка!..»

Не пришлось ни выпрыгивать, ни давать команду «стоп!» Мой нежданный скакун-иноходец сам замер на Поле перед огромным, круглым, почти как шар, валуном. Отсюда открывался изумительный, прямой вид на наше ущелье, и наша Пирамидка смотрелась словно на ладони. По сути, не больше чем один километр по прямой линии.

Ну и до самого валуна мне оставалось метра три. А когда я присмотрелся, то понял, почему мы не приблизились к камню вплотную: вокруг него словно специальная квадратная платформа возвышалась над землёй на полметра некая плита. Но! Плита не из камня, а из той самой невидимой протоплазмы, из которой состоял и сам Чамби!

Почему я раньше её не заметил, ведь несколько раз здесь проходил? Если не больше… Но когда это было! И при каких обстоятельствах! Я ведь тут ничего не искал в последние дни. Да и раньше почему-то мысли даже не возникло поискать некие тайники в Поле. И уж ни в коей мере я не присматривался, пытаясь тут увидать нечто такое, что похоже на невидимую остальным людям субстанцию!

Вот так-то! Грандиозный минус моим разносторонним знаниям и моей хвалёной смекалке. Всё по скалам искал, да в каждую расселину пытался запихнуть своё отощавшее тельце! Тоже мне, представитель иного мира и развитой цивилизации!

Пока я так себя «опускал», всё ещё сидя на Чамби с укоротившимися ногами, ко мне добежал изрядно запыхавшийся Ратибор Палка, оббежал несколько со стороны и с напряжением заглянул в лицо. Чё он там высматривал? Не растут ли на мне рога и не зацвели ли на мне лютики? С его точки зрения простого наблюдателя, могло и такое случиться. Но спросил он с самым дружеским участием:

– Ты как? – наверное, не сомневался, что я пережил не меньшие страхи, чем он. Ну и, наверное, точно так же спрашивали товарищи Юрия Гагарина после его первого полёта в космос: с придыханием, завистью и восторгом.

Прежде чем ответить, я осторожно спустился с «мешка», встал на ноги и достал флягу с самой приятной для привидения смесью. Вылил все остатки прямо сквозь центр создания на грунт, и только убедившись, что оно плюхнулось «впитывать», ответил:

– Как видишь, жив, здоров… Ну а как со стороны моя поездка смотрелась?

– Мороз по коже продрал! – признался Ратибор. – О таком даже в легендах про Меченых не рассказывали.

– Да потому и не рассказывали, что не знали, как они тут на Дне развлекаются.

– То есть они тут все на таких же привидениях ездили?

– Да не все, а только управляющие башнями, мы ведь уже дискуссировали на эту тему. А наездники ездили на боевых серпансах.

Теперь ветеран с мистическим ужасом уставился на валун:

– Вот на таком?!.

Ну да, плиту-то он не видел, хоть и стоял в ней по щиколотку обеими ногами. Я уже и не сомневался, что искомое находится внизу. Нам только и стоит, что отгадать систему вскрытия либо нагло выворотить валун из лунки, где он сидел, погрузившись на треть. Или на четверть? И что-то мне подсказывало, что всё будет решено грубой физической силой. Поэтому я только чуточку присмотрелся к местам стыка и сразу же скомандовал своему сопровождающему:

– Давай в башню, и пусть сюда спешит всё работоспособное население. На арбу пусть погрузят все наши рычаги, ломы и несколько самых сухих брёвнышек. А! И возьмите пятилитровый бидон маринада, а желательно и сразу два. Если нет готового, пусть Франя сделает на скорую руку.

Ветеран с опаской осмотрелся в мало проницаемые для его взгляда сумерки:

– А монстры далеко? – Резонный вопрос! Я привстал, осматриваясь поверх валуна. Вроде как всё в рамках относительного спокойствия, хищников хоть и много, и в паре мест по десятку виднеется, но каких-либо заходов фаланг в нашу сторону не производится, да и посматривать я буду всё время. Чуть что, уйдём прогулочным шагом.

– Всё нормально, пусть идут все. Мы – прямо напротив нашей башни, а она – во-о-он там! – рукой указал чёткое направление и подбодрил: – Поторопись!

Ветеран умчался, а я опять грохнулся на четвереньки и пополз вокруг камня, присматриваясь внимательно и на максимальную глубину. Валун не был таким уж огромным, чтобы стать для нас неподъёмной задачей, всего лишь высотой мне по грудь. Может, чуть ниже… Не совсем уж идеально круглый, скорее эллипсоидной формы, лежащий в выемке боком. Разве что отцентрован эллипсоид по оси, если присмотреться строго на башню. Что навевало некие правильные мысли по поводу остальных подобных конюшен напротив каждой башни или каждого замка. Но наверняка в данном каменном массиве тонн пять наличествовало… А то и больше!

Понаблюдав, пришёл к однозначному выводу: вниз уходит зев пустого пространства! Причём нижняя часть камня оказалась густо обклеена тем самым материалом из протоплазмы. То есть он однозначно служил крышкой или пробкой нижнего хранилища, препятствуя проникновению как туда и возможному побегу оттуда. Значит, по логике получалось, что внизу точно такие же создания, как и Чамби. Странно? Да ничего подобного! Раз наше привидение такое, что может перевозить человека, то и боевые серпансы могут быть идентичные по своей плоти, только уж наверняка иной, более удобной для погони за монстрами формы. Может, даже с шестью ногами или восемью лапами? Жаль, что они не уместились на моей наладонной татуировке, уже бы знал.

Что мне ещё удалось рассмотреть, так это некий мощный держатель в виде элементарного рычага, упирающийся в камень снизу. Причём несколько шарниров и сложных упоров позволили мне сделать предположение, что внизу нечто сходное петле-упору, какие примерно используют для крепления мебельных дверок в кухонной мебели. Открываешь такую, и дверца торцом не трётся, да ещё и в сторону отходит, полностью открывая створ. А значит, и понимание пришло: валун приподнимается, а потом резко возносится вон туда, как раз в противоположную от башни сторону.

Так и представилась картинка из фантастического фильма: лихие наездники, гремя шпорами, мчатся от Пирамидки в сторону конюшен и дистанционным пультом включают подъём валуна, после чего бесстрашно прыгают ногами вперёд и уже через минуту выносятся в Поле на золотистых… нет, на белых единорогах! Эх! Красота!

«Вот именно! – въевшееся в кровь беспокойство не дало помечтать. – Если они пользовались пультами и рычаг сейчас заклинен намертво, то придётся тогда эту пробку взрывать груанами. А подобное решение проблемы явно не добавит командиру популярности среди народа. Особенно после того, как выяснится, что внизу ничего ценного нет. А скорее всего, те самые коняги или олени наверняка за шестьсот лет издохли от голода или от старости… Как-то оно будет?..»

Пока я натаптывал тропу вокруг «пробки», вверенный мне гарнизон Пирамидки, чуть не посшибав друг друга и не разбив лбы от усердия и суматохи, наконец-то перебросил наружу стены арбу, все нужные рычаги с инструментами, и дружной, утыканной торчащими в стороны копьями толпой понёсся в мою сторону. Наверное, только выздоравливающий Емельян остался в башне, да и тот теперь маячил на балкончике пятого этажа в роли дежурного по дозору.

Причём даже на ходу продолжались расспросы Ратибора по поводу того, как Миха лихо катался на невидимом привидении. Со своим уникальным слухом, который появился у меня после тяжкого исцеления от постороннего симбионта и который я теперь мог использовать в самых широких спектрах, я каждое слово в приближающейся толпе мог расслышать и с расстояния в двести метров. И судя по восторженным восклицаниям Палки и по его словам, он мне делал неплохую рекламу и восстанавливал реноме настоящего учёного, истинного исследователя и заботливого командира. Потому что говорил:

– Правильно он нас на охоту не отпускал! Берёг, переживал! Потому что этих самых сёрп… э-э-э… сеМЃрпансов разыскивал! Зато теперь…

Что «теперь» он не договаривал, но очередная легенда на Дне точно появилась. Если мы вернёмся в густозаселённые ареалы, будет что рассказать моим соратникам. Теперь бы только не опростоволоситься и хоть что-то найти… Хоть копыта какие-нибудь или рога…

Чтобы даром народ не настраивался на сокровища всех миров или там ещё на какие-нибудь неимоверные «ништяки», я сразу и довольно откровенно поведал о своих размышлениях, опасениях и финальных выводах. Да ещё и добавил, что ошибки исключать нельзя, «мешок» меня мог принять за врага и специально привести к смерти. Поэтому по моему малейшему сигналу тревоги всем немедленно всё бросать и без оглядки мчаться в сторону башни. А то мало ли чего оттуда полезет?..

Народ понял, осознал, дружно кивнул головами да и ухватился за подручные инструменты. Я лично стал руководить, где именно подкладывать брёвна и толстые чурочки, показывать, откуда заносить рычаг и куда опускать, метался, расставляя людей каждого на его точки, пока…

Я уже упоминал, что Ксана у меня очень умная? Ну да, и не раз. И вот сейчас в этом не только я лишний раз убедился, а женский батальон был вынужден признать, что старшая над ними достойна занимать положенное ей место. Вот никто не догадался, и даже предложений никаких не делали, доверяя мне безгранично и слепо! А моя подруга взяла и засомневалась. Или это у неё от вредности и врождённого недоверия? А чтобы я выслушал, остановившись на месте, ещё и крепко ухватила меня за пояс:

– Стой! Я вот чего… Раз ты наездник, то эта дверца из камня должна тебе как-то по-иному открываться. Зачем ломать-то?

Ещё и взглядом уткнулась в мою правую ладонь, упоминая о татуировке.

Тотчас и у меня мысли заработали в нужном направлении. Весь низ валуна я уже во время своего осмотра на четвереньках ощупал не хуже самой Ксаны. Но ведь верхней части я ни разу не касался! А судя по тому, что энергии здесь в окружающем пространстве хватало, то некие считывающие устройства могли находиться в работоспособном состоянии тысячелетиями. Ну а нет – так и суда нет! Но попробовать стоило несомненно.

И я, словно специально оставляя отпечатки своих ладоней по всей поверхности валуна, принялся его шлёпать пятернёй, начав, естественно, с самой высокой точки. И со страхом отпрыгнул в сторону метра на два, когда после уже четвёртого шлепка массивная заслонка резко содрогнулась, протяжно заскрипела и стала… подниматься!

Глава семнадцатая

Наездники – бравые и ловкие?

Из открывшегося зева дохнуло жутко старым, прелым воздухом, который-то и воздухом назвать язык не поворачивался. Если двумя словами, то «спёртая вонь», не иначе. Хотя я тут же усилил фильтры своего сверхчувствительного обоняния, и всё стало терпимо. А вот мысль появилась жалостливая:

«М-да! В такой душегубке никакие привидения не выживут!» На этом фоне ехидный шёпот какой-то из женщин только краем сознания зафиксировался:

– И зачем тогда мы это всё железо сюда пёрли? – И тут недовольные нашлись!

Покосился вначале на Чамби, который никак не реагировал на открытие гипотетической «конюшни», а продолжал счастливо валяться в налитой для него луже маринада, потом на Хруста. Тот ещё более флегматично реагировал на зев круто уходящей вниз лестницы и на неприятный запах. Ну разве что когуяр посматривал в данный момент на меня с неким интересом. Мол, а дальше что?

Тогда как у меня в голове появилось несколько неуместное в нынешней ситуации размышление:

«И вот чего это неизвестное животное так ко мне привязалось? Если бы у меня никаких умений не было, подумал бы, что это шпион из иной галактики! – Но дальше внимание переключилось на открывшийся проход. – Долго ли ждать, чтобы там проветрилось? И темно там слишком… А почему так?..»

Шагнул ближе, заглянул… Да нет, вроде и внизу ступеньки просматриваются… Оглянулся на Хруста и хлопнул себя по бедру, призывая:

– Ну что, пошли? – Когуяр подошёл с готовностью, встал рядом, но дальше не двинулся, прохрустев нечто на своём языке, весьма напоминающее:

– Только после вас, сударь!

Зато с другой стороны от меня не менее молниеносно оказалась Ксана, сжимая в своих деликатных ладошках короткое копьё. Пришлось ей тихо, но твёрдо возразить:

– Нет, ты побудешь здесь! – А когда губки стали раскрываться для возражения, уже более интимно добавил: – Иначе в случае неприятного сюрприза внизу и моего побега от страха могу тебя нечаянно затоптать. А мне это больше нравится делать в постели.

Женщины на подобное тают и реагируют правильно: подчиняются. Да и остальным я жестом показал, чтобы вниз не спускались, если что – позову.

Выдохнул, да и потопал вниз, забрав из ручек подруги малое копьё. Таким в узком и тесном пространстве – самое то ворочать. Плавный изгиб тоннеля. Ступеньки высокие, тридцать, а то и тридцать пять сантиметров, стены голые, как и свод. Ни единой выемки или подставки для факела. Камень шершавый, грубой обработки, похоже, как неким проходческим комбайном бурили, слишком уж всё ровное да идеальной конфигурации.

Ступени прокрутили меня во время спуска раз вокруг невидимой оси, и я уже подумал, что подвалы тут чуть ли не на нижерасположенном уровне, как взгляду открылась довольно большая квадратная комната со стороной метров в восемь. Да и высота, наверное, отметки в четыре метра точно достигала.

По левой стороне виднелись ниши прямо в камне, создающие видимость стеллажа. И вот в них я и рассмотрел то, что у меня тоже имелось в татуировке: вимлачи! Каждая шкатулка возлежала на витой бухте верёвки, или того самого шпагата, как здесь называли, и было их штук двадцать. Но как только я протянул руку и коснулся первой бухты, шпагат стал осыпаться и разваливаться рыхлыми хлопьями. То есть за шесть веков (а то и больше) простейшие верёвки не выдержали здешней сырости и превратились в прах.

Ну с этим-то проблем не было, бечёвки и верёвки разной толщины, гибкости и прочности поставлялись в хозяйственных ящиках на Дно постоянно. Только груаны не жалей да в Длань закладывай! Поэтому гораздо оптимистичнее показался тот факт, что сам вимлач оказался, как мне привиделось с первого взгляда, а потом и на ощупь, внешне вполне целым, а возможно, и действующим. С него ничего не сыпалось и не выпадало. Только и следовало теперь внимательно осмотреть при хорошем освещении да разобраться, как он действует.

Ну и раз отыскалось то, чем бросаются лихие наездники, то теперь бы не мешало выяснить, на чём они скачут. А вот тут меня ожидал полный облом, как показалось вначале. Ничего и никого в помещении больше не было: ни рогов, ни копыт. И только задействовав тот особенный взгляд, которым я замечал Чамби, я обратил внимание, что прислонившись к дальней стене, стоит цельная плита из протоплазмы: от стены до стены и от пола до свода. И толщиной – более чем полметра. Присмотрелся внимательнее: нет, не цельная! Словно из восьми плит, каждая в метр шириной. Потом ещё присмотрелся и заорал в сторону лестницы:

– Ксана! Неси сюда бидон с маринадом! Степан, Ольшин! Вы двое тоже можете спуститься! Не спеша! Спокойно!

Первой, видимо, оттеснив своего старого приятеля по управе, а моего заместителя, примчалась подруга. Передала мне бидон и срывающимся голосом поинтересовалась:

– Ну?! Что отыскал?!

Отдал ей копьё и освободившейся рукой ткнул в стену с плитами:

– Жаль, что вы не увидите, – это я говорил уже и мужчинам, стоящим рядом. – Там, у стены, восемь огромных плит точно такого же вещества, из которого наше привидение. Вон я вижу свисающие толстенные лапы… Они огромны! Раза в два, а то и больше, они массивнее и величественнее нашего «мешка»!.. Воистину – боевые сеМЃрпансы!

На этот раз первым засомневался и оборвал торжественную тишину Ольшин:

– Они хоть живые?

Вначале я присмотрелся к умной роже когуяра, который слишком уж узнаваемым взглядом окидывал одну «плиту» за другой. Кажется, он поразился величине данных созданий, но… не боялся. Значит, они просто в этаком, законсервированном, что ли, состоянии. А раз их меньший собрат-управленец нуждается в рассоле (теперь я не сомневался, что Чамби – тоже серпанс), то и этих не помешает слегка побрызгать теми же «благородными» специями. Но не всех! Я испугался только одной мысли, что они вдруг все разом оживут да бросятся на выход единым стадом. Причём материализуются при этом и не захотят подчиняться наезднику.

Поэтому я решил пока потрогать и побрызгать только одного, самого крайнего справа. Предварительно потребовав от присутствующих:

– Встаньте вон в том углу… на всякий случай.

Вначале касание рукой и попытка нащупать у пола тот самый угол с информационным чипом-определителем. Нетути! И мешочек-то – преогромный, до потолка я никак не дотянусь. Может, надо некую лестницу соорудить? Или встать мужчинам на плечи? М-м… всё равно могу не дотянуться до свода.

Продолжил водить рукой, эманируя доброжелательность и призывая проснуться. Вигвам! Тоже ноль эмоций! Если ничего не получится и с маринадом, придётся сооружать лестницу, благо есть из чего.

Окунул ладонь прямо в бидон, да так и поводил ею в толще протоплазмы. И сразу ощутил ментальный интерес к моей плоти. Руку словно обвеяло приятным, тёплым ветерком, и она стала сухая.

«Отлично! Жив, курилка! Пробуждение пошло!» – Правда, я удивился выверту своего сознания: при чём тут «курилка»? Или ассоциации возникли по поводу неистребимой и вредной привычки к кислому и острому?

Не жалея, несколько раз поводил мокрой ладонью внутри серпанса, несколько раз брызнул обильно на стенку, которая почти моментально стала сухой, а потом не пожалел и засунул в протоплазму целый бидон. О! Вот тогда существо и вздрогнуло, затряслось так, словно к нему голые провода с током в триста восемьдесят вольт присоединили. И в течение минуты такой тряски ёмкость с маринадом опустела полностью!

И напоследок массивный с виду мешок стал на меня… падать.

В левую сторону я отскочил весьма проворно, хотя тут же понял, что напрасно: существо материализоваться не спешило. Зато вместо этого стало перебирать огромными лапами, словно разминая их и готовясь к забегу. И я тут же устремился к не опробованным ещё двум уголкам. Есть! В правом (тоже в правом!) углу оказалась точно такая же метка-определитель с информацией, которая сразу же стала действовать. Причём не начала с того тупого и недоумённого вопроса, которым меня задолбал Чамби: «Ты кто?», а деловито проинформировала:

«Отпечаток получен и прошёл идентификацию. Данный боевой серпанс закреплён за наездником три пять «К» «О» семнадцать, дробь четыре тысячи сто восемьдесят два (35КО17/4182). Добро пожаловать на охоту, господин!»

Правда, там, в обращении прозвучало совсем иное слово: «иггельд», мне непонятное и незнакомое, но суть его я перевёл для себя примерно как «господин». Ха! А этот ленивый и несговорчивый Чамби ко мне ни разу с уважением не обратился, на «ты» да на «ты», словно и не знает, как надо к истинным иггельдам обращаться! Ну и раз со мной сразу повели такой доверительный и галантный диалог, то теперь не приходилось сомневаться: информация ринется отныне на меня водопадом!

Я даже подпрыгнул от обуявшей меня радости и громко протрубил начальные такты известной на Земле симфонии:

– Па-па-па-пам! – А потом встал в эффектную позу перед своими соратниками и пафосно воскликнул: – Мы победили, друзья! Фортуна награждает достойных и настойчивых! Один сеМЃрпанс у нас уже есть, теперь мне надо будет его обкатать… в смысле объездить, а потом постараюсь и для вас устроить по такому же самоходному средству. Дайте только время! Дайте только срок! А! Прихватите штук шесть вимлачей, – ткнул рукой в ниши, – будем разбираться, как они действуют, и начинать тренировки.

Развернулся, не пригибаясь, ухватился за правый уголок «мешка» и потащил его к лестнице со словами:

– Топаем, топаем ножками… хорошо. Сейчас посмотрим в поле, на что ты способен… э-э-э, надо бы тебе имя достойное придумать…

На довольно узких ступенях меня сильно заинтриговало: как же довольно солидный по размерам мешок пропихнётся в самое верхнее отверстие? Оно ведь облеплено не проникающей для него протоплазмой, а значит, не пропустит в ширину… Или пропустит? Не знаю как единороги, но сеМЃрпансы оказались и ловкими, и весьма сообразительными, и… Даже не знаю, как верными словами описать то, что произошло дальше. Огромное создание просто встало на ребро, и его две нижние лапы раздвоились! И дальше оно пошло как костяшка домино, превратившаяся в лошадь на четырёх ногах. А верхние тоже раздвоились и теперь свисали по сторонам как некие подобия рук.

Ай да ловкач! Воистину боевой! И воистину стоящий на более высоком уровне развития, чем живущий одними инстинктами управленец Чамби.

Все свои действия и некоторые мысли я громко комментировал вслух, так что и трое вышедшие за мной следом были в курсе происходящего, да и остающиеся наверху очень скоро обо всём догадались. И про мои попытки дать диковинному коню особенное имя услышали. Так что вместо конструктивных подсказок, как обращаться с серпансом, забросали меня самыми различными вариантами прозвищ, имён и кличек для него. И это те, кто ничегошеньки не видел! Ни копыт, ни рогов!

Пришлось обломать народ утверждением:

– Да ладно, имя я ему уже придумал. Пусть только прокатит меня вначале, а там уже решу окончательно.

Ну и приблизился к замершему на месте, но теперь уже в положении лежащего мешка, если так можно выразиться, но стоящего на лапах. То есть и в самом деле идентичный, но большой брат вдвое меньшего Чамби.

Опять ухватился за чип и спросил мысленно:

«Как лучше всего располагаться наезднику на боевом серпансе в случае движения в сторону?»

Каверзный вопрос, на который я надеялся получить более развёрнутый ответ, куда садиться и за что держаться. И что вы думаете, получил в ответ?! Да всё ту же абракадабру и канцеляризмы, коими меня потчевала информативная структура нашего привидения из Пирамидки! Мало того, здесь уже ощущалась твёрдость и суровая непреклонность, с которой чужие послания вонзались мне в голову:

«Подобные вопросы со стороны иггельда – некорректны!»

И такой вариант ответов за пять минут изменился лишь единожды. Когда я спросил: «Имеется ли гарантия, что мой боевой серпанс в добром здравии и полной исправности?», мне ответили коротко и однозначно: «Да!»

Ну и что оставалось делать? Тем более, когда на меня с любопытством и ожиданием смотрят практически все жители нашей башни? Правильно: показать им высший класс настоящих наездников! И бояться было нечего: лошадями в мире Трёх Щитов я управлял более чем лихо, даже порой некие чудеса джигитовки показывал, глядя на Леонида, который и в такой акробатике считался мэтром.

Разве что прежде чем начать попытки усаживаться, подошёл к стоящему валуну и коснулся ладонью его запомнившегося участка. Тотчас скрипнуло, ухнуло, и массивный камень улёгся обратно на своё место. Всё правильно, мало ли какая живность туда попадёт, ноги себе поломает, скиснет, забродит, серпансы остальные проснутся да разбегутся невесть по каким Полям, словно одичавшие или бесхозные. Перестраховка не повредит.

Только после этого отправился к своему «единочипу» и стал на него усаживаться. Что сделать оказалось намного труднее, ведь размеры тела подо мной увеличились вдвое! Даже глядя на мои потуги, из толпы наблюдателей посыпались смешки да подначки. Причём весьма справедливые, упрекающие меня как мужчину. Как, например, одно из них: «Не умеешь сам, пропусти вперёд женщину!»

Хорошо, что не пропустил…

Кое-как всё-таки удалось усесться на спине создания, чуть ближе к его головной части с уголком, хотя было страшно неудобно. Никаких выступов для ног, да и держаться не за что. Так что я сидел словно в центре большого, упругого матраса длиной четыре и в ширину один метр. И когда я мысленно приказал «Вперёд!», этот подлый, тупой «матрас» вдруг резко встал на задние лапы и рванул куда-то в стиле бегущего человека. Но это уже было последнее, что я сообразил в момент собственного падения. Потом у меня потемнело в глазах и начисто сбило дыхание от страшного удара спиной о землю.

Глава восемнадцатая

Лихой кавалерист

Когда зрение и дыхание восстановилось, я просипел:

– Где… этот гад?!

Ну да, нашёл у кого спрашивать! Что Ксана, осторожно поддерживающая мою голову, сразу и подтвердила:

– Мы ведь его не видим. И чем это он тебя так ударил?

Со стороны это наверняка смотрелось совсем смешно: вот я уселся на воздух, на высоте чуть ли не метр, потом следует мощный пинок снизу, и моя тушка грохается на спину. И после чего звучит мой глупый вопрос.

Так что я грустно вздохнул и с кряхтением, словно старый дед, стал подниматься. В сознании нарисовалась картинка, на которой эта подлая тварюга где-то до сих пор так и мчится по Полям, и будет бежать, пока не свалится в пропасть какую, или пока не издохнет. Ведь команды «тпру!» так от меня и не последовало. Теперь можно забыть про первого серпанса и начинать будить второго.

«Эх! А ведь хотел прекрасным, легендарным именем назвать: Росинант! – пытаясь осмотреться, сожалел я. – А он оказался недостоин…»

Мешали обступившие товарищи, но когда они чуть раздались в стороны, я с удивлением увидел своего боевого конягу, который только и отстоял метров на пять дальше нашего старта. То есть потеряв седока, он тут же остановился, опустился на четыре лапы и теперь дисциплинированно ждал моего возвращения. Выглядело так, будто это я спрыгнул по своим делам, а серпанс ни в чём не виноват.

Что заставило меня задуматься и не спешить с выводами. Однозначно, что мои действия оказались неверными, а то и вообще недопустимыми как для наездника. Хорошо, что вообще инвалидом не стал! Хотя, если пару раз ещё так грохнусь, точно позвоночник сломаю, а Шаайлы рядом нет, спасти меня будет некому.

Поэтому я максимально напряг свои извилины, и подойдя к «мешку», ухватил за уголок с чипом. Видно, падение мне помогло, дельно встряхнуло, и мои последующие вопросы пошли в нужном оформлении:

«Можно ли получить от тебя дельный совет в деле воспитания ребёнка?» – пусть и с некоторым опозданием, но ответ последовал позитивный:

«Несомненно! Воспитание детей имеет приоритетное первенство во всём!»

«Каким образом мне лучше всего обучить ребёнка езде на серпансе?»

«По незыблемым законам империи Альтру, езда на боевых серпансах детям запрещена!» – О! Ещё название некоей империи проскочило! Неужели Меченые – оттуда?

«Я не точно выразился, – ещё более тщательно подбирая слова, продолжил я подбираться к тайне. – Эта сущность только ростом как двенадцатилетний ребёнок, а на самом деле уже давно совершеннолетний…»

«Маловероятно!»

«…Потому что он прилетел в этот мир из иной галактики!»

«Принято. Возможно позитивное решение вопроса. Но только в том случае, если ты, иггельд, берёшь всю полноту ответственности на себя! – последовала заявка. – Ибо сие действо классифицируется как внештатная ситуация».

«Принимаю всю ответственность на себя! – торжественно изрёк я, довольный собственной хитростью. Но тут же дёрнулся от удара тока в руку. Хорошо долбануло, душевно, до самых печёнок пробрало. И я не сдержался от крепкого словечка: – Что за…!?»

Ну и чип меня информировал равнодушной, бюрократической мыслефразой:

«Ответственность запротоколирована, блок информации по обучению неполноценных и низкорослых особей сброшен в твою нейросеть, иггельд!»

Пока я возмущался, перебирал ругательства нескольких миров и ощупывал голову левой рукой, у меня и в самом деле кое-что всплыло в сознании странное и чужеродное. Замелькали какие-то графики и рисунки, хаосом запестрели непонятные знаки и символы. Ко всему прочему письменность мне неведомой империи Альтру оказалась сплошной абракадаброй. Я в ней только и мог, что отыскивать некие знакомые буковки, знаки препинания или символы. В остальном же это сразу казалось чуждым и не поддающимся расшифровке.

Но зато отлично были понятны даже для неграмотных рисунки, наглядные плакаты и некоторые схематические изображения. Уж не знаю, чем сброшенный мне блок обучения коротышек или инвалидов отличался от блока для полноценных наездников, но главную суть посадки я уяснил сразу. Как потом понял и некоторые иные нюансы управления, упаковки багажа и способов передвижения. Хотя мысленно вынужден был признать, что сам я до такого не скоро додумался бы.

Усаживаться наезднику следовало на серпанса словно на край дивана, но с торца, оставляя уголок с чипом по правую руку от себя. Затем животное вставало на задние лапы, а сиденье под человеком прокручивалось как система «ваньки-встаньки», то есть головой вверх, а ногами всегда вниз. Ещё и с боков наездника оставшиеся борта мягко обжимали, не давая выпасть даже во время резких поворотов серпанса, при его жёстких прыжках с валуна на валун или во время иных сопровождающих охоту кульбитов.

Багаж мог достигать веса самого наездника (с условием максимальной подвижности и манёвренности при охоте) и располагаться как раз там, где я первый раз так неудачно и неправильно расселся. А вот чтобы он не упал, следовало перед началом движения дать некую команду созданию из протоплазмы (или из чего оно там состоит?). Команда была короткая, из двух слов, ну и я предвидел, что во время испытаний уж всяко догадаюсь, какие именно это слова.

Также имелась возможность транспортировки боМЃльшего груза, как я понял, пятикратного моему весу. Но тогда боевой «единочип» сможет передвигаться только плашмя и только с небольшой скоростью. Для этого следовало разгадать в имеющейся команде сразу три слова, причём отличные от двух слов в команде по удержанию малого багажа в вертикальном положении.

Но эти мелочи с багажом можно было решать позже, мне же сейчас не терпелось всё-таки нормально проехаться, проверить полученную информацию и доказать собравшимся зрителям, что первое падение оказалось чистым недоразумением. Потому я и рискнул второй раз своей многострадальной спиной, усаживаясь так, как показывалось на рисунках. К тому же я был уже готов и даже при резком вставании серпанса вроде как мог нормально сгруппироваться и не падать, как мешок с картошкой. Да и курс обучения инвалидов-коротышек изобиловал несколькими этапами привыкания, сопровождаемыми командами, о сути которых можно было догадаться по рисункам.

Поэтому вторая моя попытка прошла изумительно, чуть ли не под овации восхищённых зрителей. Уселся. На всякий случай покрепче ухватил уголок с чипом, а левой рукой крепко держался за торец «матраса». Дал команду встать. О-о-о!

Оказавшись на высоте четырёх с половиной метров, ощутил себя не то чтобы птицей, но уж нечто родственное жирафу – точно померещилось! Лепота! Так и захотелось от восторга завопить нечто громкое и бессмысленное.

Но удержался. Слишком уж безрассудно может получиться. Мало ли как мои вопли будут интерпретированы созданным в виде привидения серпансом? Поэтому вначале осторожно скомандовал: «Влево!» Так боком и стал продвигаться над забранными вверх и с раскрытыми ртами головами зрителей. Потом команда «Вправо!» Вернулся назад и двинулся чуть дальше. «Стоп!» Идеальное послушание!

«Потихоньку… вперёд!» – нормальная команда, при которой мой «единочип» двинулся вперёд словно пешеход. При этом «седло» подо мной даже не скрипнуло и не содрогнулось. «Ускоряемся!» – тоже отлично действовало. «Ещё быстрей!» – и это понималось! И хотя ветер уже сказочно обдувал мне лицо, теперь уже точно создавая ощущение полёта, я не побоялся и дал команду: «Максимальная скорость!»

Вот тогда мы уже рванули! Со скоростью километров тридцать в час понеслись, если не больше. При этом большинство валунов серпанс не оббегал, пропуская их сквозь себя. Огибал только те, которые превышали три метра и могли хотя бы краешком достать до моих ног. Точно так же, мягко, огибались и все корни-деревья у нас на пути. Появилась некоторая тряска и лёгкая вибрация, но несущественная, комфортной езде не мешающая, а присмотревшись вниз, я понял, в чём причина такой плавности нашей скачки. Нижние лапы уникального транспортного средства опять раздвоились, вытянулись чуть ли не вдвое и теперь очень напоминали паучьи. Только те складываются в суставах, а у серпанса они втягивались, а потом вновь словно выстреливались вперёд. Ни один робот с гидравлическими конечностями не смог бы сравниться с таким вот универсальным не то созданием, не то существом.

Но меня больше всего интересовало, как мы будем разминаться с хищниками, которые почти все успевали меня заметить несущегося на верхнем уровне, сделать атакующую стойку и даже потянуться ко мне пастью. А ведь не следовало забывать, что зубастые створки своих челюстей тот же тервель мог раскрывать в проходах на высоту до пяти метров; те же тараканоподобные скатреги доставали своими мордами на гибких шеях на высоту до четырёх почти метров; ну и байбьюки, четырёхметровые колобки, могли подпрыгивать на метр в своём гневе (не путать с моментами в Великих Сражениях), доставая на отметку до пяти метров, и ударить меня своим лбом с несколькими складками. Я мог безбоязненно проноситься лишь над зервами, да и то резвые ящеры могли использовать для прыжка ко мне те же валуны или возвышающиеся скалы.

Но пока у моего лихого скакуна была команда двигаться вперёд, он грамотно обходил как одиночных монстров, так и их скопления, полностью освобождая седока от ненужных мелочных команд и сам выдерживая строго основное, заданное ему изначально направление. Ха! И это мне весьма и весьма нравилось!

Оставалось только один момент проверить: не размажет ли боевой Росинант меня по стенке? Он-то, существующий в виде некой протоплазмы, свободно вонзится в твёрдую преграду, а мне на такой скорости может быть больно. Мягко говоря…

Поэтому я сместил наш путь скорее к стене каверны. Там притормозил серпанса и на самой малой скорости попросил меня доставить к вертикальной скальной поверхности. Идеально получилось: я мог касаться руками скалы, Росинант частично утопал в тверди, но меня о камень не било, а в худшем случае только мягко касалось твердью. То есть создание умело… всё.

Теперь мне оставалось немного попрактиковаться, научиться метать вимлач (если он остался работоспособен за последние шестьсот лет!) и…

Понятно, что я сам начну охоту первым, и скорее всего в одиночку. По сути, если резерв выносливости серпанса позволит, то я без всякой помощи или помощников могу и к городу Иярта наведаться в гордом одиночестве. С такой скоростью за день туда доберусь, а имея на вооружении метатель – с любой напастью справлюсь.

Но! Как я уже заметил и принял к сведению: в одиночку по Дну передвигаться вредно. Словно включается некий негативный процессор и на человека словно из рога изобилия сыплются все возможные и невозможные неприятности. Я не суеверный, в приметы не верю, да только забывать рассказы ветеранов, а уж тем более игнорировать их – нельзя… Точно, точно! Лучше уж перестраховаться и действовать отлично слаженной командой. Тем более что отныне у меня не только команда имеется, но и транспорт для ударной группы.

Другой вопрос, как транспорт этот заточить под тех, кто его не видит и не чувствует? Да и сам транспорт, пока не поставит метку на ладонь наездника, его слушаться не будет. Так мне кажется… или будет? Пока неизвестно. Только вот повозиться придётся в любом случае. И оно того стоит.

Приняв такое решение, я перестал тыкаться руками в стену на высоте пяти метров, да и поспешил к своим товарищам. Отныне придётся участвовать в экспериментах всем и каждому, и я уже примерно начал прикидывать, как оно всё будет организовываться.

Глава девятнадцатая

Морока с приручением

Толпу обитателей нашей Пирамидки я догнал в тот момент, когда они возле стены уже просачивались в щель для пешеходов. Это мой заместитель правильно решил: нечего торчать в открытом Поле, когда командир ещё неизвестно когда вернётся с первой выездки. Но ещё издали я заметил по жестам и по крикам, что народ между собой довольно яростно дискутирует. Как только меня увидели, рты у всех закрылись, а у большинства улыбки расцвели до ушей.

Кстати, именно в тот момент я заметил, что Хруст держался возле моей подруги, даже и не подумав гоняться за мной по Полю, а Чамби этаким неповоротливым хвостом тоже ходил за Ксаной. Но если с когуяром всё ясно, он кроме меня только девушке и разрешал себя тискать или гладить, то вот почему привидение к моей даме прилипло? Неужели мы с ней так сроднились, что у нас теперь даже запах один? Не мешало бы разобраться на досуге… Может, даже у самого чипа информационного выведать: с чего это такие предпочтения? Вроде как ревности у меня не было, но удивления хватало.

Ну и поспешившая ко мне Ксана сразу вложила кого следует, не став дожидаться моих вопросов:

– Ты представляешь, эти дуры решили, что ты нас бросил и больше не вернёшься!

И перечислила имена участниц того самого «квартета отверженных», которые остались без мужчин и которым вряд ли удастся заинтересовать собой кого бы то ни было. Хотя, употреби они свою активность и желание выделиться крикливым недовольством в иное русло, могли бы исправить положение. Ведь недаром говорится, не родись красивой, а родись активной. Или: на каждый товар свой покупатель отыщется. Только и надо, что правильно этот товар показать, лицом, а не… тем местом, о котором вспоминать негоже.

Но факт оставался неприятным. Очень не хотелось мне свар, скандалов и неуместных отвлечений личного состава на полемики бессмысленного толка. Но с другой стороны, и террор вроде как вводить не хотелось. Чем приструнить женщин, на Дне долго думать не приходится. Только вот тогда получится вопреки собственной совести и объявленного для всех равноправия, свободы выбора и демократического самоопределения.

И тем не менее, меры придётся принимать в самое ближайшее время. Иначе пойдут совсем нежелательные брожения в коллективе, а потом исправлять ситуации станет намного сложнее. Да и командир я, в конце концов, или нет? Неужели со своими знаниями истории, имея примеры сразу нескольких миров, не найду нужных слов для перевоспитания? Неужели не достучусь до сознания женщин, которые пусть и обделены природной красотой, но всегда в своих сердцах должны оставаться хранительницами и создательницами домашнего очага?

Осталось только решить: при всех их воспитывать, четверых сразу или по отдельности? Ну и более важный вопрос: куда пристроить своего невидимого скакуна? Женщины если и сбегут из башни – то не страшно, а вот Росинанта терять не хотелось. Да и что-то мне подсказывало, что не положено наездникам менять своих боевых серпансов словно перчатки. Недаром нас зафиксировали и идентифицировали настолько сложным и витиеватым номером.

Опять прятать под камнем показалось неправильным. Далеко, да и нагрянувшие толпы хищников могут не пропустить. Так что сразу прежнее место для хранения Росинанта отпало. Это если не упоминать того момента, что привидение-мешок под валуном опять начнёт задыхаться, или что там с ним происходит без притока свежего воздуха, и провалится в спячку. Потом попробуй его добудись и приведи в боевую готовность, коль потребуется это сделать немедленно.

Завести серпанса в башню? Вроде несложно, он сквозь стены проходит, зачем ему дверь. Но мне сразу припомнилась одна картинка в сброшенном блоке информации: на ней всадник лихо раскручивает над головой шпагат с вимлачом и восседает на мчащемся боевом привидении. А оно (и это самое важное!) своими передними, удлинившимися лапами словно отталкивает рвущихся в атаку на человека тервеля и скатрега. То есть дивное создание не только могло носить охотника за груанами с огромной скоростью, но ещё и должным образом предохранять его с помощью своих частично материализовавшихся в пространстве лап. Только для этого и следовало, что произнести три слова команды, которые чётко были прописаны под картинкой. А каких?

Увы, глядя на них, только и оставалось, что тяжело вздохнуть и понадеяться, что и эта сложная абракадабра будет разгадана банальным перечислением слов, подходящих по смыслу и контексту действия.

Но как раз по этой теме меня больше всего напугало предположение, что Росинант вдруг пожелает чисто инстинктивно получить дополнительную порцию маринада или рассола, а ему не дадут. Или не поймут его действий. И что он станет делать? С его-то тушей, массой и силой? Попросту оттолкнёт кухарку или повариху, и ту придётся тряпочкой собирать со стены… Потому что я хорошо помнил, как Чамби в своё время баловал и доводил своими выходками Франю с двойняшками до белого каления. Но то – Чамби. А это – Росинант. Надлежало учитывать разницу между управленческим серпансом и боевым.

А посему следовало поискать место для «единочипа» снаружи башни. Рядом с ней тоже не оставишь. Попробовать привязать к мухоморному дереву? А чем? Нарезанными полосками из шкурок мохасиков? Хорошая идея, но сгодится для другого важного действа. Тогда как прозрачное существо – и привязывать не за что, ни головы у него, ни талии, ни рогов… Да и обидеться может коняга, нечто полуразумное и вполне живое в ней имеется, как ни крути. Лучше с ним как-то дружить и приручать, а не усмирять и дрессировать.

Ну и подкармливать во время приручения, чем положено. Франю я попросил сварганить рассола побольше, а Ксану, как только будет готово, принести мне очередной бидон.

После чего, не приближаясь к Пирамидке, я отправился вправо, к несколько дальше отстоящей стене нашего ущелья. Там возведённая нами стена создавала некий уютный уголок, или иначе говоря, площадку, дополнительно укрытую за несколькими валунами, ежами бурно разросшихся кустарников и густо свисающими корнями-деревьями всех пяти здешних модификаций. Получалось намного ближе, если сравнивать с расстоянием до валуна, и довольно-таки удобно. Поэтому я уже издалека окрестил то место конюшней. Потом подумал и переименовал в стоянку, так намного импозантнее звучало для уникального транспортного средства да и для его обладателя. Не называть же место постоя как-то иначе? Конюшня – не подходит совершенно. А серпансарня или серпанса… хм, тем более не звучит.

Но придя на место и удачно спешившись с внушительной высоты, задумался над проблемой фиксации Росинанта именно здесь. Вначале его как бы заставляю стоять на месте я. Потом придержит (возможно!) бидон, второй с маринадом. А после того, как жидкость будет употреблена истосковавшимся по кислинке организмом?

Стал припоминать все переданные мне с обучающим блоком картинки, внимательно рассматривая их и так, и эдак. Одна вроде как подходила: серпанс стоит именно на боку, лапы в сторону наездника, а рука последнего поднята, словно в приказе или как при гипнозе. Ну и два слова в приказе, которые наверняка в мире Альтру даже детям были знакомы. А нет, так прочитать могли. Жаль, что я не могу…

Но зато у меня настойчивости хватает! Хоть и жалко времени, но никуда не денешься: вытянув руку в жесте, похожем на нацистское приветствие, и чувствуя себя страшно глупо, я принялся подбирать слова команды из двух слов:

– На бок!.. Лежать здесь!.. Лечь рядом!.. Завалиться боком!.. Стать стенкой!.. Отдыхать немедленно! Спать, скотина! (ну, это у меня вырвалось нечаянно), – ну и так далее и тому подобное. Додумался даже до такого словосочетания, как «Создать заграждение!»

А что? Вдруг он именно в таком положении может прикрыть наездника от несущейся лавины скользких зайцев?

Так меня и застали пришедшие с бидонами закваски Ксана Молчун, Тимофей Красавчик и Лузга Тихий: нахмуренного, злого, раздражённого и выкрикивающего разные словосочетания. Ну, вначале чинно стояли в сторонке и с уважением прислушивались к звучащей абракадабре. Ещё бы! Командир всё знает! Командир по воздуху летал! Попробуй в авторитете и поразительных знаниях такой личности засомневайся!

Но потом всё-таки здоровый скепсис взял верх, все трое поняли, чего я добиваюсь, и, приблизившись вплотную, стали нашёптывать вполне дельные подсказки. И опять-таки неплохо показала умение логично мыслить моя подруга:

– Миха, тебе его надо спать уложить? – Я выдохнул раздражённо и кивнул:

– Уже сотни раз слово спать повторил в разных вариациях.

– А обращался ты к нему по имени?

– Мм?! – я уставился на смутившуюся девушку, словно она ляпнула несусветную глупость, потом задумался, хмыкнул и решил попробовать. Начал с самого простого: – Серпанс, спать! – ноль эмоций. – Росинант, спать!

И о чудо, ты свершилось! Видимое мной тело-матрас-мешок, до того расслабленно лежащее на пузе, приподнялось на лапы, сильно ими оттолкнулось, и, словно в цирке, встало на ребро. Да так и замерло, свесив лапы точно так же бессильно и равнодушно, как они у него свисали в хранилище под валуном.

– Уф! – выдохнул я с таким чувством, словно до того час занимался самой непосильной работой. – Вроде уснул…

Опять подумал и потянулся к чипу в очередной попытке вытянуть новые секреты:

– Обязательно ли ставить кислотную подкормку серпансу в условиях его чрезмерной консервации и явного дряхления его плоти после шестивековой спячки?

Так загнул, что и сам не понял. Но чип разобрался быстро:

– Некорректный вопрос со стороны наездника.

Ну и терпение моё лопнуло окончательно. Тем более что в башне ждал разогреваемый ужин. Поэтому я уже без всяких сомнений поставил прямо в пространство протоплазмы один бидон и стал присматриваться. Вначале потянуло жидкость солидно, где-то пол-литра ушло за пяток секунд. Потом потребление ещё более снизилось, а когда я установил второй бидон рядом с первым, то ощутил некую ауру удовольствия, блаженства и… уверенности в завтрашнем дне.

Вот теперь уже и я обрёл некую уверенность, что Росинант точно будет спать и до утра отсюда никуда не денется. А то и до следующего вечера простоит дисциплинированно на указанном ему месте. И мы все вчетвером поспешили на ужин.

Правда, я и этот отрезок в пятьдесят метров постарался использовать ко всеобщей пользе и быстренько проинструктировал обоих парней и девушку, что надо будет говорить во время моих воспитательных выступлений, в каких местах поддакнуть, а в каких без всякого стеснения высказать «свою» точку зрения. Кажется, все трое прекрасно меня поняли, тем более что цели стояли перед нами правильные и в душе ни у кого мои методы их достижения не вызывали противления.

Но сам ужин прошёл как-то скомканно, и мне только удалось более подробно поведать о своих планах создания отряда наездников, которые, даже не убивая монстров, смогут в идеале собирать груаны с большой, невероятной для Дна скоростью.

Все поели быстро, как и быстро убрали со стола, и слушали в основном меня. Пока я не доел свои три порции и не подвёл окончательные итоги сегодняшнего дня, знаменательного во всех отношениях.

Вот тогда-то одна из «квартета отверженных» не удержалась и заявила:

– И какая польза нам будет от вашей «невероятной скорости»? Вы за три дня, максимум за рудню насобираете себе по десятку груанов да подадитесь в Светозарные. А нам, бабам, что останется здесь делать? Ладно, ладно! Не будем пока повторять твои сказки, что женщины тоже могут покинуть Дно. Примем как должное, что легенды не врут и нам здесь жить до смерти. Так какой нам смысл радоваться тому, что останемся одни? Какая нам польза с этих таинственных привидений?

Эта женщина была довольно примечательна, выделялась из общего числа именно своими негативными, как бы сразу бросающимися в глаза чертами. Чёрные как смоль волосы, чёрные глаза, широкие скулы, узкие, некрасивые губы, рано для её возраста появившийся второй подбородок и слишком длинный, с горбинкой нос, по которому в Средние века на Земле в Европе сразу выделяли ведьм из любой толпы. Ей бы самое место пришлось в кочующем таборе цыган на должности соглядатая за молодыми и неопытными девушками и юношами. Вот там она была бы на своём месте!

Её имя тоже оказалось ей под стать: Журба. И прозвище – Бланш, потому что, будучи рабыней, ей доставалось чуть ли не больше всех остальных за вредность, ехидство и бойкий язык, а синяки под глазами у неё не переводились.

Если с ней разбойники в замке не справлялись, то как с ней тут справиться? Но сразу форсировать разговор я не стал, сделал тактическую паузу.

Вначале предложил перебраться на два этажа выше. На пятом было попросторнее, чем в столовой, да и дежурный мог бы слышать всё, а то и принимать участие в общем разговоре своими репликами, потому что как раз стоял на вахте Емельян Честный, а он на подобные темы любил порассуждать.

Ну и когда все уселись, я начал, словно мы и не прерывались на перемещение:

– Польза у вас будет большая: потому что одни вы не останетесь!..

И тут встрял несколько неожиданно Неждан Крепак:

– Если так случится, что Франя не станет Светозарной, то и я останусь. Жить здесь можно, а в таком хорошем месте, как Пирамидка, – то и отлично жить. Ну а при совместной жизни с близким, любимым человеком так можно и до самой смерти жить в счастье и покое.

После такого заявления все с минуту сидели в полном молчании. Разве что иногда шумно вздыхали да слышно было, как хлюпает носом залившаяся слезами Франя, прижавшаяся к плечу своего мужа.

Ну и у меня все заготовленные заранее слова и поучения из головы вылетели. Только и крутился один вопрос: что случится, если десяток груанов женщинам не помогут покинуть каторгу? Раньше я торжественно пообещал, что в любом случае постараюсь насобирать десяток груанов Ксане, а потом и двойняшкам. И вот когда уже точно не получится, тогда и буду дальше думать. Хотя чего самого себя обманывать? Ни к чему… Потому что мысленно понимал: если десяток симбионтов Ксане не помогут – я уйду. Слишком уж много завязано у меня в иных мирах отношений, слишком много взято обязательств, слишком много друзей и близких людей ждут от меня помощи. Оставаться здесь я не имею никакого права, ни морального, ни душевного. То есть история моя прежняя сильно превалирует над историей нынешней. И вряд ли удастся что-либо в этом отношении изменить… Не настолько я привязан к своей новой подруге, и не настолько мне её красота вскружила голову, чтобы забыть обо всём на свете. Разве что…

Ну разве что удастся именно здесь, внизу, раскопать, расшевелить нечто такое таинственное и чрезвычайное, что оно поставит на грань краха всё существование каторги, как таковой. Вон уже сейчас я совершил невероятное: отыскал серпансов и даже сумел объездить боевого. Хотя тут несомненную помощь оказал мой Первый Щит да вдруг появившиеся после тяжкого недуга дополнительные умения. Правильно говорят: все, что нас не убивает, делает нас сильнее. Вон груан меня не разорвал, и, переваривая его, я чуть ласты не отбросил. До сих пор худой и кашляю. Зато «око волхва» приобрёл, уникальный слух, невероятное обоняние и способности мысленно разговаривать с разными чипами-определителями.

Но опять-таки, нам ничего не известно, что творится на иных уровнях. Может, там тоже гоняют по Синим Полям на подобных привидениях, но… допустим, найденные вимлачи не работают. Или ещё некая несуразица случается, оставляющая людей на каторге, невзирая даже на их кровно заработанный десяток груанов. Ведь в любом случае гаузам невыгодно, если люди быстро будут отсюда выбираться, становясь Светозарными. Как утверждают ветераны, наверх уходит «чужих» груанов раз в шесть больше, чем в патронташах каторжан, добившихся освобождения. Так что высшая цивилизация обязательно пакостные ограничения введёт, лишь бы люди именно здесь жили до самой смерти.

Но пауза кончилась. Никто больше Неждана в таком порыве не поддержал.

И следовало срочно продолжить, пока атмосфера висела доброжелательная и доверительная. Вот я и вспомнил про одну историю, как раз недавнюю и со мной происшедшую:

– Никогда и никому не известно, что ждёт его в будущем. Так и выйдя отсюда, люди сильно преображаются, становятся совершенно иными, если не сказать странными. Многие Светозарные живут в Набатной Любви скрытно, тая свою прежнюю историю, меняя имена и не общаясь больше со своими родственниками. Почему так? Что с ними происходит?

Тимофей Красавчик кивнул в сторону Ольшина:

– По словам очевидцев, человек, насобиравший десятый груан и вложивший его в кармашек своего пояса, меняется чуть ли не сразу. Он моментально забывает о своих товарищах и стремится быстрее покинуть Дно, оставляя здесь всех и вся.

– Точно, – подтвердил Мастер. – Сам видел, как наш академик изменился. Держа в руке последний груан, говорил одно, а как стал Светозарным – его словно подменили.

– Надо было его оглушить, а потом пояс снять! – слишком уж кровожадно и злобно прошипела Журба Бланш. – Как бы он тогда уйти сумел?

Тут же отозвался Ратибор Палка, тыкая в женщину, подобную цыганке, указательным пальцем:

– Все, кто пытался совершить подобное, – погибали. Причём от рук самого Светозарного. Потому что его в тот момент ни убить, ни даже ранить не получается. А сам он буквально голыми руками начинает разрывать тех, кто пытается его остановить или хотя бы помешать целенаправленному движению.

– Вот видите? – задал я вопрос, на который и не ждал ответа. – Не всё счастье там, где нам кажется издалека. Возможно, люди сами превращаются в монстров, опасных, асоциальных и безжалостных, и поэтому не стоит ли порадоваться людям, которые пусть и на Дне, но остаются людьми?

– Нет уж, нет уж! – опять прошипела Журба. – Мне в любом случае наверху было бы лучше.

– Чем? Если и тут человека гнетёт зависть, то и наверху эта зависть только усилится. Вот вам пример: я рисовал картины, уже сидя в тюрьме за мелкий проступок. Но и там меня отыскал один художник, решивший меня убить за лучшие умения в живописи. А ведь он был Светозарный! Вдумайтесь в это! Имел силы, достаточные для убийства валуха, ни в чём не нуждался, жил в роскоши и довольстве, а всё равно пришёл мне мстить… – сделав паузу и видя, как все с затаённым дыханием ждут продолжения, не стал их разочаровывать: – Ну а дальше завязалась драка, в которой я этого козла и убил. И не жалею о своём поступке… хотя и попал за это на Дно. Вот так-то, дамы и господа! Так что будем думать все вместе и постараемся хоть как-то, хоть что-нибудь улучшить для тех, кто остаётся. А пока остаётся хоть маленькая надежда, давайте не будем ссориться, не будем нарушать устав и необходимую дисциплину, а будем относиться друг к дружке с максимальной доброжелательностью.

После чего без всякой паузы продолжил разговор, развернувшись всем корпусом к мадам Бланш. Хотя в душе понимал, что в любом случае придётся с ней о некоторых вещах переговорить сугубо наедине. Но то позже, а сейчас следовало её хоть чем угодно озаботить:

– Вот ты, Журба, скажи откровенно, отыскала ты себе дело по душе?

Её чёрные глаза блеснули недоумением и подозрительностью:

– Миха, ты о чём?

– Ну вот, к примеру, есть люди, которые умеют делать нечто особенное, интересное, уникальное. Или там музыку сочинять умеют, стихи писать, картины рисовать. Вот что ты умеешь?

– Стихи?.. Ха! Скажешь такое! Я что, на полную дуру смахиваю?

– Это ты зря! Поэты и поэтессы – особо уважаемые в любом коллективе люди! – моё заявление прозвучало при молчаливом одобрении и многочисленных кивках. – Даже здесь, на Дне, и даже бывшим рабыням требуется красивый слог, дивная рифма и прекрасные музыкальные строфы. Вон как у нас интересно и с восторгом восприняли конкурсы во время свадьбы Неждана и Франи. До сих пор приятно вспомнить. А?

Тут уже все голосом и краткими восклицаниями стали выражать свой восторг по поводу пения, танцев и весёлых историй. От этого Журба растерялась ещё больше:

– Так я… не пишу стихи…

– Необязательно стихи. Можно ведь заниматься любимым делом, увлекаться хобби, – рассуждал я. – Вот что тебе нравилось в юности делать больше всего?

Неожиданно озлобленное выражение на лице женщины стало мягко сменяться на более расслабленное и умиротворённое, и она призналась еле слышным шёпотом:

– Мать у меня умела делать удивительно красивую фаянсовую посуду… И меня научила… И фарфор у нас получался…

– Так это же прекрасно! Делай посуду для нас, и мы тебя за такую красоту на руках носить будем!

– А зачем она?.. На Дно чего только не подают и чего только в башнях не сыщешь. И кружки, и миски, и крынки…

– Но ведь они некрасивы, – убеждал я, – словно для скота сделанные. А мы – люди! Нам хочется предмета касаться красивого, прекрасного, одухотворённого. Так что давай, приступай к своему прекрасному творчеству, а мы все тебе поможем. Белые глины тут есть, я сам видел…

– Но нужна печь обжига… а я даже не знаю толком, как она строится.

– Ерунда! Неужели ты думаешь, что мы с Ольшином Мастером тебе печь не соорудим? Тем более что мне известна принципиально новая, удобная, выгодная в плане экономии дров конструкция. Так что приступай к работе, наверняка и помощники у тебя найдутся, пока первые пробы да сушка, так мы уже и печь обязательно возведём. Уж больно хочется поесть с красивой, домашней посуды да воспользоваться изящными, тонкостенными чашками.

– А можно ещё и вазы сделать! – с горящими глазами воскликнула одна из женщин. – И раскрасить их!..

Обсуждение новых направлений по народному хозяйству нашей коммуны пошло полным ходом. И та же мадам Бланш играла в этом обсуждении далеко не последнюю скрипку.

Глава двадцатая

Выбор и обучение

В тот же вечер, после обсуждения новых ремёсел, я умудрился прижать вредную мадам Бланш в укромном уголке и поинтересоваться:

– Спрашиваю как командир, которому не имеешь права не ответить! – сразу начал я со строгого предупреждения. – Потому что это важно для поддержания психологического отношения в коллективе! Поэтому отвечай как на духу: как ты относишься к мужчинам?

– В каком смысле? – задёргалась Журба.

– В интимном! В смысле любовной близости?

– Ненавижу! – лицо женщины перекосилось от злобы и бешенства. – Всех козлов ненавижу! Твари и уроды моральные!

Я, конечно, не надеялся, что она мне вот так, чуть ли не на ходу всё откровенно про себя расскажет. Но всё-таки попробовал:

– А почему? Женщина ты видная, да и фигурой бог не обидел. С какой стати ты на них так взъелась?

– На «них» или на «вас»? – съязвила Бланш.

– Напоминаю, ты разговариваешь с бесполым существом, с командиром!

– А-а-а… ну если так… То скажу: эти козлы меня изнасиловали, когда мне было тринадцать лет. Жаловаться в управу было стыдно и бесполезно…

У меня вырвался сочувственный вздох:

– М-да! Какие только твари не встречаются в мирах… И везде стараются уроды поиздеваться в первую очередь над самым слабым и беззащитным…

– Ну, ты не думай, что такая уж беззащитная! – хмыкнула Журба. – Подросла немного и троих своих обидчиков одного за другим убила. Жаль, четвёртого не успела, сюда сбросили…

Вот те раз! А вот этого она никому из подружек по рабству не рассказывала. Такая отчаянная и злопамятная особа ни перед чем не остановится. Вроде была в своём праве, уничтожая обидчиков, но всё равно с ней надо осторожно. Человек, решающий свои проблемы такими способами, и при мелкой обиде средства ответного удара выбирать не станет. Тем более деликатничать не станет, скорее крайне жестокий метод изберёт. В особенности после проживания в качестве рабыни в замке с разбойниками.

За себя-то я не переживал, а вот за остальных женщин стоило побеспокоиться. Особенно в отношении Ксаны было почему-то тревожно. Она у меня слишком самонадеянная стала в последние дни, пытается на большинство женщин покрикивать, действует в отношении них с позиции верховенства и всевластия. И начинает прорываться в её характере то же высокомерие и снобизм, с которым она когда-то обращалась к старшине управы Борею. Как раз за это ещё во время нашей первой встречи девушка мне очень не понравилась.

А здесь тем более – обстановка совсем иная, не управа. Нарвётся на такую вот мстительную натуру, как Журба, да и получит удар длинного шила в сердце. Подобные случаи даже среди бесправных рабынь встречались, мне ветераны и о таком успели порассказать.

Так что дельный у нас разговор получился, когда я предложил заняться Бланш фарфором и пообещал печь для обжига соорудить. Может, эта деятельная натура и отвлечётся от козней, происков и создания коалиции против существующего командования.

Ну и начатый разговор по поводу мужчин следовало завершить в некоем позитивном ключе. Если уж не вдохнуть оптимизм в заледенелую душу, то хоть подбодрить, дать хоть призрачную, но надежду:

– Зря ты с такой ненавистью ко всем мужчинам относишься. Вот возьми, к примеру, Неждана. Любая женщина согласится с ним в огонь и в воду. А Емельян, чем плох? Те же Ольшин и Ратибор? И сама ведь знаешь, что таких рыцарей истинного духа – хватает. Ну и есть такая поговорка: как себя поведёшь, так к тебе и будут относиться. Здесь среди нас насильников нет, так что относись к мужчинам нормально, спокойно, приветливо и сама не заметишь, как ухажером обзаведёшься.

– Как же! – с досадой вырвалось у Журбы. – Обзаведёшься тут, когда вас втрое меньше! Да и нужен он мне… как…

– Не зарекайся! – перебил я её. – Вот тогда своё счастье и встретишь. К тому же мужчины на Дно прибывают регулярно, может, и мы новичков отыщем да к нам приведём. Сейчас, когда серпанс у меня появился, я огромные просторы с разведкой объехать могу. А уж если ещё нескольких человек усажу, о-о-о! Сама в курсе, как тогда наша жизнь изменится.

Бланш поморщилась в сомнениях, но всё-таки спросила:

– А женщины тоже смогут на серпансах ездить?

Тут моя информированность заканчивалась, но ответил я откровенно:

– Не знаю. Но завтра с утра будем пробовать с каждым. Если кто ощутит метку на уголке серпанса, значит, и шанс получения татуировки у него будет. Следовательно, и наездником он станет, или она – наездницей.

– А если все сумеют ощутить метку?

– Тогда все и станут наездниками!

– Привидений не хватит. Ты ведь говорил…

– Наверное, ты плохо слушала! – я заметил боковым зрением, что нас с помощью когуяра отыскала Ксана, подходить пока не стала, но посматривает издалека несколько недоброжелательно. Потому поспешил завершить разговор: – Коль такое хранилище с серпансами имеется здесь, то оно будет и возле каждого замка или башни. И теперь я знаю, как их разыскивать, как вскрывать и как будить уникальные создания для верховой езды. Главное, чтобы все наши соратники сгодились для контакта! Спокойной ночи!

И поспешил к недовольной чем-то красавице. Кстати, по поводу моего только что состоявшегося разговора с Журбой она выказала только любопытство:

– О чем договорились?

– Посоветовал ей не разочаровываться в жизни и ждать своего мужчину.

– Хи! И она согласилась ждать?

– Почему бы и нет? Уже само ожидание заметно скрашивает жизнь одинокого человека. А уж если у неё получится дело с фарфором, то она уже точно перестанет быть проблемным человеком.

– Ты уверен? – Мы уже зашли в нашу спаленку, и подруга плотно закрыла за нами дверь, только покосившись на отправившегося в свой угол Хруста. После чего перешла на возмущённый шёпот: – А мне кажется, что Бланш будет продолжать мутить воду и выдумывать разные подлости. Потому что намечается самая несусветная и жуткая мерзость, и никто другой кроме как Журба не смог бы придумать подобную гадость.

Теперь уже и я заволновался, усевшись на кровать, но так и не начав раздеваться:

– Что случилось-то?

– Да пока ты с этой черноглазой ведьмой разговаривал, ко мне три подруги её подходили. И заявили с наглостью и апломбом, что завтра намерены потребовать общего схода для решения очень важного вопроса.

– Это у них получится только на послезавтра, – ухмыльнулся я.

– Не в том суть. Они заявили, что их поддержит для поднятия вопроса ещё одна группа, и они все вместе собираются протолкнуть в жизнь выгодное именно им решение. Причём совершенно по-хамски добавили, что скоро твоими ласками будут иметь право пользоваться не только я. Представляешь?! Я до сих пор в таком шоке, что плохо соображаю… даже ответить им не смогла как следует, словно онемела…

Признания красавицы меня совершенно не расстроили, скорее похвалил сам себя за собственную предусмотрительность. Так что равнодушно потянулся, зевнул и пробормотал:

– Не о чём беспокоиться. В любом случае всё будет зависеть от твоего решения. Устал… В душ и спать! Или ты хочешь…

– А ты не хочешь? – облизнулась моя красотка и первой умудрилась оказаться в душевой комнате. Под струями воды мы и начали наши интимные ласки и забавы. Потом переместились на кровать, и уже там я с некоторым удивлением заметил глубокую задумчивость Ксаны. Вроде вся в страсти и блаженстве, но явно о чём-то постоянно размышляет. Всё-таки моё усилившееся восприятие окружающего мира и в таких вот нюансах теперь помогало разобраться.

Так что успокоились мы довольно быстро, и я так же быстро притворился, будто сразу уснул. А сам тихо наблюдал за тихонечко вставшей подругой, которая пошла на цыпочках к столу, где у нас громоздились все черновые, рабочие и чистовые записи. Отыскала там полный, последний проект нашего устава и стала внимательно в него вчитываться.

«О, милая! До тебя только сейчас стало доходить, что некие сноски и дополнения, на первый взгляд совершенно незначительные, могут в корне поменять трактовку любого закона. Причём поменять в пользу именно командира. Сама же писала всё и красиво переписывала, а сути сразу-то и не поняла. Надеюсь, что все остальные тем более не докопались до нижнего, самого важного слоя… А значит, проблем особых не будет. Пока… Ну, разве что некие сцены ревности придётся пережить… Но это не смертельно… А со временем – уже и не актуально будет…»

С этими мыслями и уснул. На завтра у меня имелось громадьё великих планов.

А утром, когда подался к Росинанту, уже имел готовый план-минимум, что надо опробовать и какие действия произвести с каждым. И во время завтрака объявил примерную очерёдность для каждого, чтобы на «стоянке» вокруг меня не толпились все сразу. Ещё и Степану наказал наблюдать, чтобы не получилось как в том выражении: то густо, то пусто.

Кого я сразу прихватил с собой, так это, естественно, Чамби, использовав для приманки особый сорт его любимого маринада. Потому что именно этот меньший представитель здешних привидений, по моему пониманию, мог ставить на ладони рисунок-классификатор. Что-то мне настойчиво подсказывало, что боевой серпанс на такое был неспособен. Да так оно в будущем и вышло.

Кстати, оставленные нами вчера бидоны в плоти привидения оказались пусты только на две трети каждый. Что настраивало на оптимистический лад и подтверждало отличное состояние доставшегося мне скакуна.

Первыми, естественно, я проверял мужчин, начав с самой боевитой и перспективной троицы – бывших исполнителей. По сравнению с самым молодым Лузгой и наиболее старшими ветеранами они мне казались наиболее перспективными, а конкретнее: более цивилизованными в самом широком смысле этого слова. То есть они могли и в волшебство поверить, и про иные миры гаузов были осведомлены, и самые новые веяния в психоаналитике могли воспринимать без неуместного ретроградства.

Ну и как с самыми первыми посетителями моей «лаборатории» под открытым сводом мне следовало именно с ними провести первые тесты и сделать сравнительные анализы в деле установления первого контакта. Потому что я рассуждал, исходя от противного:

«Кто такие наездники? Ну понятно, что самые лучшие и самые максимально обученные к выживанию на Дне. То есть они и курсы определённые проходили где-то там в иных мирах, и некими умениями обладали, свойственными носителям Первого Щита, и по иным критериям могли отличаться от остальных представителей цивилизации Меченых. Но раз на Дно попадали такие личности, как «туристы», то управленческий серпанс должен был уметь устанавливать контакт даже с такими простейшими, совершенно далёкими от боевых скачек индивидуумами. Значит ли это, что контакт состоится в любом случае? Даже если человек не видит существо из неведомой протоплазмы?

Вот это я и выяснял в первую очередь. Изначально заставлял охотников браться то за один чип ладонью, то за второй. Сложность тут увеличивалась в несколько раз ещё и тем, что они ничего не чувствовали и ничегошеньки не осязали. Не каждый человек сможет, глядя на пустоту, «ухватиться» за неё, а потом ещё и мысленно начинать переговоры с тем, что зажато у тебя в ладони. Так и свихнуться недолго. А посему всё делалось под моим строгим контролем и словесным руководством.

Но ребята старались, тем более что верили в то, что я над ними не издеваюсь и не подшучиваю. Сами собственными глазами вчера видели, как я летал по воздуху аки мыльный пузырь, а потом ещё и подробные объяснения увиденному получали. И глядя на них, верилось, что получится хоть что-то. Но…

Ничего не получалось! Часа два мы мучились, совершая действия то так, то этак, но ни единой посторонней мысли у моих лабораторных экземпляров в головах не возникло. А я о сути первого вопроса даже не намекал, потому что иначе они бы сами решили, что он уже у них в голове крутится.

Помогла случайность. Поправляя ладонь Влада Серого на чипе, я сам чётко услышал вопрос: «Ты кто?», но при этом и сам Влад глаза расширил от удивления. И на меня взгляд вскинул: мол, не ты ли это шепчешь? Процесс пошёл! Далее выяснили ещё быстрее: если моя ладонь лежала поверх ладони иного человека и не касалась уголка с чипом, то до меня вопрос доносился несколько приглушённо, зато обладатель нижней ладони слышал вопросы вполне отчётливо. А впоследствии слышали и все остальные, довольно малоинформативные изыски управленческого информатора.

Ну и пришла пора отвечать на поставленный короткий вопрос. Первым, давая мне «прислушаться» к его диалогу, отвечал Влад Серый. Ну и конечно, его ответ звучал:

«Наездник!» – ага! Как бы не так! Слишком умный чип не согласился с подобным заявлением и выдал:

«Несоответствие телесных параметров с заявленной классификацией».

На какой-то момент осталась лишь моя ладонь, и состоялся иной диалог:

«Какое поручительство я должен дать для возведения управляющего в статус наездника?»

«Запрещено!» – То же самое было повторено при моей попытке обучить управлять серпансом и туриста. Но я-то не забыл про разные исключения, которые помогут обойти неукоснительную инструкцию. И завёл хорошо знакомую песню:

«Здесь появился представитель иной, дружественной цивилизации. Как мне его обучить езде на боевом серпансе?»

«Как только тебе, иггельд, вздумается! – с удивительной вежливостью отвечал Чамби. – Всё идет под твою личную ответственность и фиксируется в картотеке».

«И после курса обучения инопланетный турист сможет стать наездником?»

«Вполне… Если его телесные параметры станут соответствовать затребованной конфигурации».

Вот и предел наших мечтаний обозначился… Но сдаваться я не собирался так просто, подозревая, что при должной настойчивости и упорстве можно даже искусственный интеллект обмануть, не то что какой-то там информативный чип, сращенный с дружелюбно настроенным к нам созданием. Поэтому после кучи новых вопросов, задаваемых то малому, то большому «мустангу здешних прерий», совершил быстрый эксперимент. Уселся на Росинанта, а Влада уложил у себя за спиной, на место багажа. Потом приказал закрепить груз, встать и приготовиться к бегу. Если бы мой товарищ не остался закреплён, то он не упал бы болезненно, как я вчера, а попросту сполз бы вниз да встал на ноги. Но! Он вполне мягко, но прочно оказался обхвачен наростами протоплазменного тела, а потом ещё и свободно мог двигать плечами и руками, которые оставались свободными. Чем не огромный плюс? Так ведь можно не только раненого перевозить, но и помощника, который метательным оружием поможет и спину прикрыть, и непосредственную атаку усилить.

Уже хорошо!

Поэтому вернувшись к уголку нашего малого «мешка», мы продолжили диалог-викторину. И теперь на вопрос, кто он, Влад ответил, что управляющий.

Увы! И это не прокатило. Зато после оглашения себя туристом парень услышал предупреждение, весьма созвучное с данным вчера мне:

«Сейчас будет немного больно, на руке будет сделан символ туриста, который позволит воспользоваться услугами гостиничного комплекса…»

О возможности такой боли я предупреждал соратников заранее, поэтому новоявленный турист удержался на ногах, не застонал, ну разве что чуточку покривился от пронзившей его тело боли. А потом со скрипом разжал скрюченную ладонь, и мы все вчетвером уставились на новую татуировку, потому что её уже увидел каждый! Рисунок того стоил, чтобы им полюбоваться: на фоне края планеты с многочисленными кольцами типа Сатурна чётко прорисовывался удивительный по грациозности контуров и по фантастичности внешнего дизайна космический корабль. По крайней мере, я-то сразу понял, что это за транспортное средство, и быстро описал аборигенам Набатной Любви суть данного строения и для чего оно передвигается в космическом пространстве.

Выслушав мои пояснения, ребята прониклись, а Серый так вообще загордился и даже на меня взглянул чуть ли не свысока. Мол, у тебя там какой-то ковбой простенький, а у меня – красота и величие необъятного космоса! Не пропали мои рассказы втуне, оставили след…

Вот так у нас появился первый турист. И не отпуская его далеко «от кассы», я сразу же провёл с ним первые опыты. А именно: после продолжительной возни с материализацией усадил на своё место на Росинанта, приказал крепко держаться за пустоту и приказал своему серпансу просто подняться. Конечно, мы и товарища с двух сторон подстраховывали, чтобы он не свалился и голову не сломал, да и верёвку за один из корней подцепили, чтобы Влад сам руками держался.

Сложность заключалась ещё и в том, что в момент первой команды я держал своего скакуна за чип в его правом «верхне-переднем» уголке, а что случится, когда существо-привидение встанет? Руки-то мои на высоту чуть ли не в пять метров не достанут!

Обошлось. Никто не упал. И никто никуда не ускакал, потеряв контакт со своим наездником. После чего я, оставляя руку просто в плоти серпанса, скомандовал:

«Шажок вперёд!» – Он выполнил, я убрал руку, отодвинулся на метр и продолжил: «Шажок назад!». «Два шага вперёд!». «Шаг в сторону!»

Лепота! Мой боевой Росинант слушался даже без всякого тактильного контакта со мной! А вскоре мы и расстояние определили: за чертой в двадцать метров серпанс начинал плохо слышать и приходилось мысленно кричать, пробивая его глухоту. Но ведь и два десятка метров – это великолепный результат, который позволит мне в случае неудачи с приобретением второго наездника самому водить за собой все восемь боевых серпансов, груженных хоть соратниками, хоть любым иным грузом.

Вторым вызвался обозначить свою классификацию Степан Живучий. На высшую ступеньку в иерархии Меченых он пробиться не смог, чего-то у него в организме явно не хватало. Может, кальция? Кстати, после рассказанного мной анекдота на эту тему[1]1

Пациент у доктора начинает требовать и вопрошать: «Почему у меня рога не растут? Жена изменяет, а рога не растут!» Доктор как смог объяснил, что это скорее идиоматическое выражение, чисто образное, рогов у мужчин в натуре не бывает. После чего пациент с благодарностью жмёт доктору руку: «Спасибо, порадовали! А то я уже испугался, что у меня в организме кальция не хватает!»

[Закрыть] мы все минут на пять сделали себе перерыв, хихикая и расслабляясь.

А вот на управляющего мой заместитель неожиданно сгодился! И получив удар болью по всему телу, стал обладателем совсем иного рисунка. Теперь уже на фоне заходящего или восходящего солнца виднелось с полтора десятка башен и замков разной, порой самой изощрённой конфигурации и пропорций. Но что самое интересное, что Влад Серый наколку Степана не видел! Как ни присматривался, под каким углом ни смотрел, не видел – и всё тут.

Естественно, что сразу же у нас в головах появились догадки, что последний испытуемый, Тимофей Красавчик, однозначно должен быть тоже управленцем. И то как минимум! Иначе выводы не укладывались бы в логическое русло.

Поэтому когда третий испытуемый прочувствовал вопрос «Ты кто?» и собрался отвечать, я ему чисто с научной точки зрения посоветовал:

– Говори, что наездник! – Тот и сказал. И наши с ним глаза стали расширяться, когда мы услышали от Чамби предупреждение о боли. После чего наш Красавчик дергался и скрипел зубами от неприятных ощущений больше любого из нас (если не вспоминать про моё падение с табуретки от неожиданности).

А потом только я сумел рассмотреть у него на ладони лихого казака с усами и бородой, раскручивающего над своей головой шпагат с вимлачом на конце. Ни Степан, ни Влад новой татуировки не видели. Хоть и хмурились от зависти.

Но несуразности на этом не кончались: Тимофей все равно не видел рисунка на моей ладони!

И почему так? С какой такой стати подобные различия вроде как специалистов, стоящих на одной ступени? Пыхтящему от зависти Владу пришла в голову оригинальная идея:

– Вдруг Чамби раздаёт рисунки просто в порядке очереди? И мне не повезло оказаться туристом, потому что был первым в списке?

– Ха! Поверь мне, – начал я его утешать. – Туристами могут быть только наибольшие счастливчики, бездельники и богатеи. Так что ещё неизвестно, кому из нас больше повезло. Ну и давай рассуждать резонно: простая очередь при таких вопросах и ответах – полный нонсенс. Было бы совершенно неверно так думать и всё списывать на некие банальности. Тут что-то иное помогает выбору… Да и вскоре это станет ясно, как только проверим ещё нескольких человек.

– Да ладно, – Степан вытянул свою правую руку ладонью вверх. – А что мне это даёт? Откроет некие тайны или даст власть над башней? Или Чамби мне станет подчиняться?

– Вот сейчас и продолжим выяснять, – решил я и утолил жажду водой из фляги. – Начнём с Чамби… а потом ты вернёшься в башню и попробуешь прикладывать ладонь во все возможные для тайников места. Вдруг чего и откроется…

С нашим малым «мешком» получился прокол: он никому кроме меня и не думал подчиняться! Что мы только не делали, как не уговаривали, как ребята не старались задобрить его с помощью маринада, реакции – ноль! Зато меня и катал лично, и по моей просьбе возил уложенные на него валуны, и любое из тел человеческих: что туриста, что управляющего, что наездника номер два.

Из чего мы пришли к предварительному выводу, что единожды прирученный серпанс, что малый, что большой, уже никем иным не приручается и чужие команды не слушает. Недаром мне при знакомстве с Росинантом выдали некий длиннющий номер произведённой регистрации. Как его там… а: тридцать пять «К» «О» семнадцать дробь сорок один восемьдесят два (35КО17/4182). Помню… Хотя для чего, понять не могу.

– Ладно, Степан, – решил я прервать наши мучения. – Давай в башню и начинай её «щупать». Влад, ты смени на посту Лузгу, а ты, Тимофей, направляй ко мне следующую троицу… Эй? Тим?.. Что с тобой?

Тот словно в трансе крутил головой в разные стороны, глядя то на башню, то в Поле через стену, то вдоль нашего ущелья в его глубь. И шептал при этом всё громче и громче:

– Может, кажется… Да нет!.. Точно!.. Ребята, я вначале сомневался, но теперь точно вижу… метров на двадцать дальше, чем раньше… Ну да, ориентиры-то я все кругом знаю, до каждого валуна или корня…

Степан скорбно вздохнул, но зависти в его словах не чувствовалось:

– Хоть что-то полезное на тебя ещё свалилось, кроме титула! Может, и нам ещё парочку раз удары болью для себя попросить?

В общем, все трое потопали в сторону башни вполне довольные и с отличным настроением. А мне пришли в голову иные вопросы, которые я стал задавать чипам, каждому по очереди:

«Чем отличается титул иггельда от обращения к простому всаднику?»

«Некорректный вопрос».

«Обязаны ли местные аборигены обращаться ко мне по титулу иггельд?»

Вот тут управленец мне и выдал:

«Иггельд – это имя. И подобными именами нарекаются подданные империи Альтру, превысившие по своим магическим показателям четвёртый уровень».

– Но разве я уже подданный империи Альтру?! – вырвалось у меня мысленно и вслух от неожиданности.

«Несомненно!» – донёсся ментальный отголосок ответа. Мне же ничего не оставалось делать, как помотав ошарашенно головой, продолжать выпытывать всё более и более интересные подробности. Причём следовало не забывать и витиеватости вопросов, если я хотел получить на них несколько косвенные, но ответы:

«Значит, мои магические показатели уже доросли до восьмого уровня?» – несколько смелая заявка, опирающаяся на утверждение, что у меня всего-то чуть выше четвёртого. Но как иначе определиться по шкале неведомых мне магов?

«Подобного не существует в природе, – равнодушно сравнял меня с плинтусом чип-всезнайка и тут же вознёс на небывалый уровень: – Шестой – наивысший!»

Даже некие пафосные интонации у безжизненной программы вдруг прорезались, когда она забулькала о чём-то наивысшем.

«О! Значит, у меня пятый уровень?!» – шёл я по горячему следу.

«Вопрос некорректен».

«Ура! Значит, у меня шестой?!»

Вот теперь уже тон стал неожиданно холодный и строгий, как у прокурора:

«Строгое предупреждение! С занесением в личную картотеку! Подобные кощунственные инсинуации уголовно наказуемы! Ибо бросают тень на самого императора! Только у него и десяти его министров есть право именоваться наивысшими титулами! Империи Альтру!»

Ко мне как раз приблизилась троица очередных подчинённых, издалека попытавшись со мной заговорить. Но я требовательно прижал палец к губам, призывая к тишине и надолго впадая в транс раздумий.

«И чего это тут творится? Куда это я попал, где мои вещи и с кем это меня сравнивают? Неужели с ребёнком подготовительной группы, который считать до шести не умеет? Или слова информационного чипа – это плод поломки от старости? После четырёх идёт цифра пять, если, конечно, в шкале не предусмотрены десятые доли. Хм! А ведь очень даже может быть… Это в мире Трёх Щитов идёт градация тамошних волшебников по тому, сколькими Щитами владеет маг. То есть всего лишь три уровня мастерства, и мне из Трёхщитных довелось видеть только одного, сильно престарелого настоятеля одного из монастырей Леснавского царства. Он уже доживал свой век и даже мои внутренности не смог просмотреть насквозь, чтобы точно мне поведать, в какой именно точке бренного кишечника закрепился мой ушлый симбионт.

То есть с тем миром – всё ясно. А вот мир Альтру, который мне до этого момента казался чисто техническим, подкинул очередную загадку. Оказывается, у них там ещё и магия существует! А это уже ни в какие ворота не лезет хотя бы по теме: если они все такие вот умные, да ещё и волшебники, то как же их победили гаузы? Да ещё и Дно с груанами при этом оттяпали? Или следует предполагать самое худшее для Меченых? Такое тоже могло случиться: неожиданное и полное уничтожение всей цивилизации. После чего понятно: все остатки и наследство достаются представителям иных цивилизаций. Или победителям… Или шакалам…

Только пока – не в том суть, – опять направил я свои мысли на начальное русло. – Если судить по шестиуровневой системе Альтру и сравнивать с аналогами мира Трёх Щитов, то я уже стал даже чуточку сильнее, чем Двухщитный. А о чём это говорит? Только об одном: некоторые мои размышления, которые я гнал от себя изо всех сил в последние дни, имеют под собой самые твёрдые основания!..»

И в этом содержались мои главные логические заключения.

Действительно, моё неожиданно появившееся из ниоткуда «око волхва», уникальный слух, невероятные обоняние и осязание – это уже такие умения, которыми даже не все Трёхщитные могут похвастаться. Если к этому добавить сразу пять тринитарных всплесков, которыми я умею пользоваться, то получается вообще сказочная картинка из моих способностей. То есть пора мне уже давно попробовать свои силы в создании малых пульсаров, эрги’сов и прочей продукции военно-бытовой магии, которой обладают высшие маги мира Трёх Щитов. Только вот знаний у меня по созданию тех самых пульсаров – никаких, а эрги’сов – почти никаких. Говорю никаких, потому что патриарх всё-таки успел мне дать парочку уроков, которые были приняты мной с огромной благодарностью и… в полусонном состоянии. Что-то в мозгах засело, но сумею ли я этим правильно воспользоваться? Тем более что там есть и особенные правила безопасности, не выполняя которые может изрядно пострадать, а то и погибнуть сам волшебник.

Но и это не столь важно…

Меня буквально трясти стало, когда я стал думать о главном: откуда во мне это всё взялось и откуда оно всё продолжает браться?

В голову так и лез неприятный аналог из собственной жизни: в меня насильно впихнули сразу три шкурки крысы-пилап, тех самых желанных и редкостных симбионтов мира Трёх Щитов. Впихнули, чтобы я с ними умер. Но я успел спастись, чудом вырвавшись на Землю. Там меня стали крутить жуткие судороги, боли помрачили сознание, и я чуть не умер. Благо, что добрые люди успели довести до госпиталя и там врачи сумели сделать мне промывание желудка. Но, как потом оказалось, промыли мне не всё! Один Первый Щит у меня во внутренностях сумел закрепиться намертво, и я в итоге стал «счастливым» обладателем тамошней магии.

Хорошо хоть избавление от инвалидности и быстрый рост как-то компенсировали пережитые мной судороги, страхи и мучения. В том числе одно из мучений – чрезмерное обжорство, которое до сих пор меня делает белой вороной в любой стае.

Но сам факт был пугающим: думал, что остался без единого симбионта, но один всё-таки прижился.

Страшно…

Не произошло ли точно так же с проглоченными груанами?.. Один из меня выскочил благодаря «тошниловке», созданной Ольшином… А вот второй?.. Я ведь его так и не обнаружил…

А что это значит?..

И что значит моя жуткая болезнь, во время которой я десять суток неподвижно лежал в страшной коме?

Ой, мамочки!.. Неужели во мне, в моём бренном, измученном погонями и бедствиями теле ещё некое существо прижилось?!. А такое может быть?.. Кто бы подсказал?.. Два симбионта из разных миров в теле человека из третьего мира! Бывает такое?.. Это же… это кошмар! О-о-о!.. Слишком мягко сказано… Это не кошмар. Это самая печальная трагедия!

Или нет?.. Может, я слишком нервно к этому отношусь? Всё вроде под контролем… С ума не сошёл… Ведь живой пока, соображаю. Мыслями моими тоже никто не овладел: детство помню. Маму с папой – люблю, соскучился по ним, так видеть хочу немедленно, аж слёзы на глазах выступили.

Что ещё? О Марии помню, как и о двойняшках Катерине и Вере. Увидеть хочу? Хм! Не то слово! Не только увидеть, а и… всё остальное!

Да и вся остальная память – ни капельки не пострадала. При желании мог вспомнить чуть ли не каждый день прожитой жизни. Следовательно, нечего сидеть как полный дебил или закоченевший истукан! Работать!

Вот с этой последней мысленной командой я и вышел из транса, осмотрелся по сторонам и приступил к дальнейшей инвентаризации, а правильнее сказать, классификации личного состава.

Глава двадцать первая

Сюрпризов – полные карманы

Следующими ко мне были направлены Лузга Тихий, Сурт Пнявый и, конечно же, Ксана Молчун. Причём моя пассия наверняка приняла к сведению уже рассказанную ей Владом версию про очередь, поскольку заявила мне безапелляционно:

– Я пока понаблюдаю, а татуировку на ладони буду делать третьей.

Но самый молодой обитатель нашей башни тоже явно боялся и не хотел почему-то быть туристом. И всем пример правильного подхода к подобному выбору показал Сурт. Он в последнее время всё больше и больше становился этаким философом с вполне правильным, как по мне, мировоззрением. Вот и сейчас он подтвердил создавшееся о себе мнение, что после второго своего возрождения он значительно поумнел и поменял свои характеристики в лучшую сторону:

– Тут бояться нечего, ибо от выбора Судьбы не отвертишься. Тем более, когда начальные условия равны, то и бояться нечего.

У меня уже системы подачи информации были сформулированы на ять, процесс обучения тоже оформлен в лучшем стиле, так что уже через пяток минут стало ясно с Пнявым, и он получил свою татуировку. Причём на его примере стало ясно: никакой очерёдности не существует, выбор производится после снятия неких параметров с тела человека, и никакие пристрастия личные или посторонних на это не влияют.

Потому что Сурт стал отныне управляющим.

Этим он не загордился, не похвастался, а лишь глубокомысленно пробормотал, присматриваясь к татуировке:

– Никому не дано предсказать изменения, которые произойдут в его будущей жизни…

Что характерно, его рисунок увидел только я из посторонних. Как следствие, что Тихий, что Молчун несколько загрустили, понимая, что в лучшем случае они могут стать только «туристами».

Но в любом случае уже и Лузга совершенно спокойно пошёл на контакт с невидимым ему привидением. И насколько можно было судить по наружной реакции на боль, его долбануло чуть ли не сильнее всех. А может, точно так же, как и Тимофея Красавчика?

Но пока парень со стонами вздрагивал и никак не мог толком открыть глаза, я сам развернул его ладонь и первым присмотрелся к символу. Его, кстати, увидели все: космический корабль на фоне Сатурна. Ну и пока я подбирал соответствующие слова поддержки для парня, он наконец-то открыл толком глаза, осмотрелся и воскликнул:

– Вижу! Вижу! – Я даже чуть отпрянул от неожиданности:

– Чего на ухо орёшь? Так и оглохнуть можно!.. Чё видишь-то?

– Их! Их вижу! – восторженно лепетал Тихий, тыкая левой рукой в Чамби и Росинанта. – Отлично вижу! Один – как мешок с четырьмя ногами, а второй, как… большой мешок… и тоже с ногами!

– О-о-о! Так это же здорово! – только и оставалось мне воскликнуть.

Теперь я уже точно был уверен, что нанесение символа человеку на ладонь не заключается только в этом чисто визуальном действе. Удар по всей плоти и по сознанию болью провоцирует и побудку неких дремлющих в любом человеке сил, возможностей или умений. Пусть эти умения и минимальны, пусть они не всегда и большую пользу принесут, но они есть, и это настоящее чудо!

Теперь надо будет только копнуть ещё у Влада и у Степана, заставить, чтобы они сами за собой присмотрели, и скорее всего, у них тоже обнаружится нечто, весьма помогающее для проживания не только на Дне, но и где угодно.

Ну а пока я высказался на тему своих догадок, и мы бурно это обсуждали, Лузга вначале описал цвет, в котором он видит серпансов: этакий розовый, но блёклый, не идущий ни в какое сравнение с необычно яркими мохасиками. Вот это уже меня удивило: сам-то я как ни присматривался, так и видел привидения молочно-туманными.

А потом новый «турист» добавил с уверенностью в голосе:

– И дальше у меня видеть получается! Метров… на двадцать.

– Отлично! Как и у Тимофея! Ха-ха! Получается и в самом деле, что судьба нам приятные сюрпризы подбрасывает там, где мы порой ничего хорошего не ожидаем. Ну а ты, Сурт, ничего нового за собой не чувствуешь?

Но Пнявый, как ни озирался, как ни прислушивался к себе и как бока ни ощупывал, никаких ништяков за собой не заметил. Но оптимизма не растерял:

– Всему своё время. Возможно, моё сознание ещё не созрело для восприятия новых возможностей тела.

Чувствую, пора ему прозвище менять на Философ. Или сразу присвоить ему нечто уникальное, пусть и чужое? Можно ведь и Сократом назвать. Хотя… нет, слишком много чести будет для бывшего уголовника породниться с таким великим человеком. Да и не время сейчас такими мелочами голову захламлять.

Поэтому я вопросительно взглянул на Ксану:

– Ты готова? – получив её ладонь в свою, стал подводить к невидимому ей чипу: – Помнишь, что тебя будут спрашивать? Ну и не забудь начинать ответы с «Наездника».

И очередной сюрприз! Ксане чип решил присвоить тоже титул наездницы!

Наверное, поэтому она и боль от нанесения наколки восприняла с восторженной улыбкой на устах и повизгивая скорее от удовольствия, чем от неприятных ощущений. Тут же раскрыла плотно сжатые веки, взглянула на ладонь и запричитала в некоей экзальтированности:

– У меня другой рисунок! Я – наездница! Ух, как здорово! – Пока мы присматривались к её ладошке, она уже и по сторонам осмотрелась, продолжая голосить: – Вижу! Тоже вижу розовые мешки! О-о! А тот какой здоровенный! И дальше! Дальше тоже вижу! Причём вижу не просто на двадцать метров больше, а… а на все тридцать! С трудом, но противоположную стенку ущелья просматриваю! – затем ткнула пальчиком в сторону наших поясов: – И сияние груанов вижу!

А это уже было о-го-го какое достижение! Надо только будет попробовать вначале с расстояниями, и сможет ли она видеть сияние непосредственно на теле животного. Ну и сразу появившаяся дальность в прозрении сквозь сумрак тоже впечатляла. По имеющимся у меня в голове данным, до иной стенки ущелья было все девяносто пять метров, что сразу ставило Ксану в особое, привилегированное положение. К тому же она видела серпансов! К тому же она теперь наездница! Ну и вовсе не большая мелочь, но тоже страшно интригующая: мы все видели рисунок на её ладошке. Даже Лузга, будучи «туристом», видел татуировку. Только в отличие от мужского варианта с бородатым казаком там была изображена женщина в такой же островерхой будёновке из толстенной ткани и с раскручиваемым вимлачом над головой. Да пожалуй, одежда разнилась: вместо некоего жилета из ткани с карманами на женщине просматривался меховой жилет.

К чему бы это? Или наездницы – это уже чисто хобби?

Но в любом случае такое несомненное выделение женщины над всеми предыдущими, прошедшими испытание мужчинами невероятно удивило. Даже невозмутимый внешне Сурт воскликнул с пафосом и апломбом:

– Свершилось нечто, меняющее весь уклад жизни на Дне! А возможно, что и во всём мире!

Несколько приземлённо мыслил Лузга, предположивший:

– А вдруг это какая-то ошибка? Вдруг привидение ошиблось? Ну сами подумайте, как может быть женщина главнее мужчины?

Пришлось его наставлять на путь истинный:

– Во-первых, данные метки ещё ни о чьём верховенстве не свидетельствуют. А во-вторых, не забывай о равенстве в нашей Пирамидке. Коль мы это признаём, то даже женщина, имеющая определённые знания и заслуги, может стать командиром.

И опять Тихий возразил:

– Не бывает такого. И никогда раньше о подобном не слышал!

– О-о! – рассмеялся я, вспомнив о вашшуне из мира Трёх Щитов. – Ты просто ещё не встречал таких женщин. Есть, к примеру, одна великая ведьма, на личико ещё страшнее, чем Журба Бланш, но я почему-то уверен, что она и армией мужчин командовать сумеет не хуже, чем я вами.

– И как её зовут? – тут же поспешила уточнить моя пассия.

– Шаайла, – и не подумал я скрывать. – А вот фамилию или прозвище… Хм, так ни разу и не услышал, кажется…

– Тобой она тоже командовала?

Я самодовольно ухмыльнулся:

– На мне где сядешь, там и слезешь. Разве не заметно? – судя по ироническому взгляду, девушка думала несколько иначе. Или просто надеялась на нечто эдакое? Об этом тоже подумаю на досуге (коль он будет!), а пока следовало поторапливаться: – Ладно, ребята и девчата, дуйте в башню, отсылайте ко мне следующую троицу. Время-то уже почти к обеду, желудком чувствую!

Лузга двинулся трусцой, Сурт деловым, размеренным шагом, ну а Ксана, в чём я не сомневался, задержалась возле меня, намереваясь выяснить свой новый статус не при всех:

– Миха, ну скажи честно и откровенно: теперь я уже выше рангом, чем Степан Живучий?

– Нет. Это даже не обсуждается.

– Ну почему? – закапризничала, если даже не возмутилась красотка. – Он ведь только управляющий?

– Мы живём по законам мира Меченых и по нашему уставу. Так что читай его внимательнее!

– Кстати, про устав! Я там в него вчиталась…

– И когда только успела?

– …И заметила много подводных камней. Но самое главное, что поправками и сносками узаконивается многожёнство. Я правильно поняла?

– Неправильно! Многомужество – тоже. «Равенство во всём!» – вот наш девиз!

– Что за абсурд?! Получается, что я сама буду просто обязана принять в нашу семью чуть ли не каждую желающую шлюшку?!

Не стал я напоминать своей пассии, что она в прошлом тоже вела не совсем приличный образ жизни, ох, как не стал. Ибо подобное недостойно для образа истинного джентльмена. Но от нравоучений не удержался:

– Порой надо смириться с очевидным. Но! Всегда остаются альтернативные варианты, и у человека выбор есть почти во всех, даже самых безвыходных ситуациях. Поэтому ещё раз настоятельно советую внимательно перечитать устав. Там очень много отыщется для тебя полезного и познавательного.

Рассердил я красоту ненаглядную, ох как рассердил! По всему было заметно, что она ещё хотела бы со мной пререкаться на поднятую тему, но к нам уже приблизились трое ветеранов, поэтому она лишь гневно сверкнула на меня глазищами да с высоко задранным подбородком умчалась к Пирамидке.

Оглядываясь на неё, Ратибор Палка высказался с одновременным восхищением и сомнением:

– Неужели она отныне и в самом деле наездница? – видимо, новость разлетелась после заявлений Лузги Тихого моментально.

– Ну и что здесь такого? – пожал я плечами. – Это ещё ничего не значит и никого ни перед кем не возвышает. Потому что «туристы» тоже могут преспокойно разъезжать на серпансах в составе отряда. Как и управляющие! – после чего обратился к Ольшину, который с самого начала возился с найденными вчера шкатулками, имеющими дивное название вимлач: – Как твои успехи? Разобрался с находками?

– Ты знаешь, как в них ни копаюсь, как ни пытаюсь понять, что к чему, а вот никак! – признался наш завхоз и воистину на все руки Мастер. – Вроде как основную идею улавливаю, понимаю, а вот как оно будет действовать на самом деле… И что-то мне подсказывает, что без твоего участия в просмотре и разгадке этой штуковины не обойтись.

– Ладно, когда тут со всеми определюсь, присоединюсь к тебе. А пока… вот ты первый и начнёшь… а потом сможешь сразу топать в свою мастерскую… Готов?

– Не только готов, но и жутко заинтересован… пораньше уйти. Дел много.

– Ну да, не у тебя одного… Давай ладонь… полшага ещё вперёд… Вдруг такое случится, что с татуировкой ты секреты вимлача поймёшь гораздо быстрее?

Ветеран только фыркнул на это, намекая, что сам рисунок ума не прибавит. Видимо, не поверил рассказам первой тройки об увеличении дальности зрения, или просто не обратил внимания. Но я-то уже был уверен, некоторые полезные умения и силёнки символ любому человеку увеличивает.

Короткая инструкция, кивок головы, и мы аккуратно сжимаем чип на уголке Чамби. Мысленный ответ на вопрос, и… момент истины: предупреждение о боли! А потом и татуировка наездника на ладони Ольшина. Но если рисунок Ксаны видели как турист, так и управляющий, то четвёртого по счёту наездника в нашей компании только он сам и я.

Чему Ратибор, ставший «туристом», и Неждан, ставший управляющим, сильно удивлялись. Зато мне стрельнула в голову отличная идея задать сравнительный вопрос, идущий как бы от меня лично:

«Чем отличается мой символ на руке от символа только что определившегося всадника?»

«Вопрос некорректен». – Ругаться хотелось, но я сдержался. А чуть позже Ольшин задал вопрос уже от себя. Причём такой, на который я в своё время получил чёткий и пространный ответ:

«Для чего служит символ у меня на ладони?» – вот ветерану ответили:

«Для управления сеМЃрпансом, для главенства над управляющими и туристами, для точного адресного направления скаМЃдвы, для отправки груанов с помощью Длани в ОСАР (особый склад армейского резерва)…»

Ха! Вот и разница определилась! В ответе отсутствовали слова: «…для проникновения в арсеналы, для управления раМЃймольке…» Следовательно, на эти объекты доступ для Ольшина Мастера останется закрытым. Почему? Хотя сразу понималось, что мой именной чип Иггельда открывал гораздо большее количество дверей. Их бы только теперь отыскать!..

Но это уже десятый вопрос. Мне же пока не хватало аналитических мощностей собственного мозга, чтобы подобрать нужные вопросы и получить такие желанные ответы. Я уже был уверен, что чип знает невероятно много и точно так же много из него можно вытянуть, но для этого нужны помощники. А также писари… А ещё лучше – Леонид с компьютером, куда друг сразу бы заносил нужную информацию и уже использованные словосочетания.

Мечты, мечты, где ваша сладость… Эх!

И опять мы долго провозились, пытаясь выяснить как можно больше. Уже второй раз прозвонил колокольчик, которым дежурный созывал всех на обед, а мы всё пытались понять, что у нас в плюсе. Наездник ничего не получил кроме самого титула. Неждан к пышной должности управляющего приобрёл уникальный слух, поэтому зажимал постоянно уши ладонями и умолял нас говорить как можно тише. Пришлось ему срочно устанавливать такие же, как у меня, вакуумные фильтры (или с чего они у меня там получались?). Ну а «турист» Ратибор Палка теперь мог видеть во всех подробностях серпансов. А какие там подробности? Мешок да четыре лапы!

Поэтому на обед мы добрались к последнему звонку, опасаясь, что нам уже не достанется положенных порций. Но в столовой ещё и есть толком не начинали: стоял ор, шум, велись дискуссии и споры каждого со всеми, тыкались под нос друг другу ладони и на основе этого уже заранее пытались определить: кто есть кто и кто кем помыкать будет.

Ещё с порога прислушавшись и поняв, о чём речь, я добавил своему оперному басу должной мощи и рявкнул:

– Прекратить балаган! – Тотчас наступила тишина, в которой отчётливо прозвучало моё заявление: – Символ на ладони ничего не значит в плане равенства или старшинства. Все остаются в прежних должностях, и никто не имеет права игнорировать наш законный, утверждённый устав. К тому же каждый раз новая татуировка показывает иные свойства, предугадать невозможно, кто её увидит, а кто нет. А если и увидит, то это ещё ничего не значит. На этом всё, деловая часть обеда закончена, приступаем к трапезе. Бытовые вопросы – разрешаю огласить после окончания обеда. Горлу и хлебу! Или как говорят в мире Меченых, который называется Альтру, приятного аппетита!

И неважно, что я приврал, а точнее говоря, выдумал традицию иного мира. Главное, все тихо и чинно приступили к обеду, осознавая грядущую интригу, размах грядущих приключений и близость приоткрывающихся тайн.

Вот только жаль, что мне приходилось есть за пятерых, что при таком количестве народа меня страшно раздражало и нервировало. Я только приступил к последней порции, заботливо поставленной мне Франей, а все остальные уже поели, запили, отдохнули, расслабились и теперь тупо пялились в мою сторону. Поэтому я не выдержал и разрешил:

– Пока я ем, можете высказываться по бытовым проблемам.

Ну тут и сыпануло с десяток вопросов, ходатайств и требований. С этим я справился просто превосходно: попросту сваливал решение на плечи своего заместителя, завхоза или неформальной командирши женского батальона. То есть и на Ксану тоже. А что? Если берётся командовать, то пусть не отлынивает от ответственности.

Ну и в конце обеда, когда я уже перешёл на отвар, с главными претензиями выступили представительницы «квартета отверженных». Сама Журба, правда, сидела в сторонке, словно она не при делах, но чувствовалось: морально она своих подельниц поддерживает:

– Мы требуем созвать общий сход! Сегодня же! Потому что накопились такие проблемы, которые решаются только общим голосованием.

Командир мог запретить сход во время боевых действий, во время войны и во время дальнего похода. Или когда в том же походе пребывало больше трети от всего количества жителей нашего колхоза.

Но мои же права мне позволяли назначить сход в течение последующих трёх суток с часа высказанного требования. Так далеко оттягивать момент дебатов я не стал, а выбрал нечто среднее:

– Хорошо. Завтра после ужина и обсудим ваши проблемы.

– Это не только наши, но и ваши проблемы! – как-то уж слишком многозначительно на меня поглядывая, заявила одна из самых мощных по своим телесам дама. – Но почему не сегодня?

– Все ответы найдёшь в уставе, – скучающим голосом заявил я. – К тому же заявителей на сход должно быть не меньше пяти. Это тоже записано. Если не согласны одиночки, они только и имеют право, что покинуть нашу башню в знак протеста. А сколько вас?

Тотчас и последняя троица выделилась из коллектива:

– Мы тоже присоединяемся к заявлению, – вполне сочная фигурой и красотой дама указала ладошкой на своих подружек и добавила ехидно: – Теперь количество заявителей командира устраивает?

– Более чем, – кивнул я, стараясь, чтобы внутренний смех не вырвался наружу.

Пока всё было ожидаемо и предсказуемо. К «отверженным» добавились и «капризные», вернее, то самое трио, которое поставило для себя целью выбрать наиболее желанного мужчину и установить над ним чувственный контроль. Правда, я не был уверен, к кому они потянутся и на кого попытаются наехать: прельстятся моей худенькой фигуркой или выберут кого повнушительней? Но почему-то не сомневался, что в любом случае что квартет, что три «капризули» окажутся в пролёте. Уж слишком я отлично и на несколько ходов вперёд продумал сноски и дополнения в уставе. А уж самое коварное дополнение вообще звучало несколько подло для распоясавшихся феминисток:

«Коли женщина не выбрана и не договорилась с каким-либо мужчиной полюбовно, то один раз она имеет право попытаться в составе группы войти в семью любого из выбранных мужчин на постоянной основе, если для супруги мужчины будет альтернативный выбор между претендующими группами».

Бинго! Я был уверен, что из недавних рабынь никто сложного выверта не поймёт и уж тем более самонадеянно пропустит два коротких слова «один раз». Вот если бы они были умные, начитанные, умели лавировать в бюрократических заморочках и сумели бы между собой договориться, о! Тогда они тут дел натворили! А так…

И ещё одна строчка там есть, отсекающая само изменение наших одобренных законов:

«Любое изменение устава проходит только в случае набора более чем двух третей голосов всего личного состава». Конец цитаты. Пояснений не требуется. Ну и пока обе двойняшки весьма интенсивно гнут линию поведения, рассчитанную на отведение глаз всему коллективу в иную сторону: одна заигрывает постоянно с Владом Серым, а вторая – с Тимофеем Красавчиком. Так что завтра вечером всё и решится.

Поживем – увидим. Но пока смеяться не буду, мало и что…

Так и отправился на «стоянку», оставив на лице некое судорожное напряжение.

Глава двадцать вторая

Огласите весь список, пожалуйста…

Дальше пошло дело сравнительно проще, начался некий конвейер. Хотя сюрпризов при классификации всех и каждого – хватило. Вначале «обломилось» Емельяну Честному и Фране Ласте. Они определились как «туристы», хотя почему-то были уверены, что станут «управляющими». Из дополнительных умений за пережитую боль они получили усиленное зрение, став видеть сквозь здешний сумрак метров на двадцать дальше.

Далее вроде должны были подойти двойняшки, но они были задействованы Ксаной для каких-то работ, поэтому ко мне парами и тройками пошли женщины, вырвавшиеся из рабства. Тут всё пошло сравнительно ровно: двадцать одна – «туристы», с умениями дополнительными дальше видеть, лучше слышать или замечать блекло-розовых серпансов. Так что теперь получалось, что Ксана имеет полное право ими командовать, даже привидение подтвердило эту её самовольно захваченную привилегию. Оставалось только мне самому утвердить некую должность для подруги официально. Только я всё ещё сильно сомневался и не хотел идти на такой шаг. Интуиция возражала почему-то…

А исключения из списка нового пополнения составили две особы, от которых я нечто подобное ожидал. Первой в управляющие выбилась Журба Бланш. Причём она ещё и смогла очень далеко видеть: тоже, как и Ксана, смогла чуточку рассмотреть противоположную стену ущелья. Пришлось её похвалить и выразить надежду, что уж теперь производство фарфора организуется ещё быстрее. А напоследок шёпотом посоветовал не примыкать ни к каким группировкам, а вести себя открыто, нейтрально ко всем без исключения.

Не знаю, осознает ли она мои намёки, но ушла в башню довольная.

Второй классификацию управляющего получила Зоряна. Открытая, сильная натура, имеющая в своём характере стальной стержень и не ломающаяся ни перед какими трудностями и тяжкими испытаниями. Я бы удивился, если бы чип такого человека не отметил. Но она ещё и полученными плюсами выделилась: получила все три сразу. Могла видеть серпансов, смотрела на тридцать метров дальше и получила суперслух. Может, и ещё чего со временем проклюнется?

Но это уже было очень хорошо. Тем более что я собирался уже на завтрашнем сходе объявить, что даю должность Зоряне, как человеку со стороны.

Этой я тоже посоветовал держаться нейтрально, пока быть готовой возглавить своих подруг в случае необходимости. Кажется, она поняла, перед уходом пообещав:

– Я переговорю с самыми надёжными и честными подругами. Они тебя во всём поддержат.

Ну и к моменту нашего короткого разговора я уже окончательно присмотрелся к ней и вынес окончательный вердикт: полностью здорова. Разве что ещё набавить килограмм-два для неких приятных округлостей. Но тут, как говорится, не к спеху: были бы кости целы, а мясо нарастёт.

Двойняшки с одной из женщин прибыли последними. Принесли с собой два бидона с маринадом, предназначенным Росинанту для ночной «кормёжки», и выглядели игриво, довольными, а то и бравирующими своей красотой и свежестью. Ещё и подмигнули мне с ходу:

– Давай нас быстро проверяй и отпускай первыми.

– У нас там куча работы ещё осталась.

Вроде в последнее время они достаточно подружились с Ксаной, и та их работой, как Золушек, не нагружала. Да и завхоз с моим заместителем красавиц не трогали лишний раз. А тут, видимо, так совпало, поэтому я не стал спорить, обращаясь к одной из них:

– Снажа, иди сюда и давай свою ладошку!

Она с готовностью её протянула и тут же поинтересовалась:

– А как ты нас отличаешь? Ведь все остальные нас путать начали.

Ну да, я тоже заметил, что в последние дни обе сестрёнки стали и прихорашиваться, и одеваться совершенно одинаково. Не говоря о том, что за последние рудни они чуть поправились на лучших харчах, приятно округлились, порозовели и посвежели. Уж не знаю, какие, из чего сделанные мази, кремы или пудры они использовали, но отличительные шрамики на лицах перестали быть заметны. Даже Франя, ранее подруг своих давних различавшая только с одного взгляда, теперь порой терялась и ошибалась. А уж остальные обитатели Пирамидки и подавно перестали распознавать в сестричках кто есть кто.

Ну а мне что говорить? Правильно, отделался шуткой:

– Командир знает всё! – и приступил к инструктажу и к действиям. Честно говоря, я почему-то не ожидал получения классификаций для двойняшек больших, чем «туристов». Не было в них ни жилки прирождённых лидеров, ни стального характера, ни тяги к карьерному росту, ни высокопафосной надменности или чрезмерной гордыни.

Поэтому был буквально ошарашен, когда после первого же ответа «Всадница» от чипа понеслось предупреждение о предстоящей боли. А потом, как и все остальные, уставился с недоумением на появившийся на ладошке символ.

Ну да, наездница! Вне всяких сомнений. И татуировку видели мы все, в том числе и оказавшаяся свидетельницей женщина.

– Ой, как здорово! – запрыгала от восторга Всяна, отталкивая сестру в сторону, становясь на её место и протягивая и мне ладошку: – Миха! Давай, делай и меня наездницей! – и несколько многозначительно добавила: – Ведь я со Снажей в одинаковых правах!

Мне даже неудобно стало. От такой настойчивости даже растерялся чуток:

– Не от меня зависит, – попытался я как-то снять с себя всякую ответственность. – И ты это, не наглей… И потом не расстраивайся, если чего не получится… Туристом быть – тоже сказочно…

– Ладно, ладно! Ты мне зубы не заговаривай! Делай, что должен!

Пришлось установить ладошку Всяны куда следовало, повторить инструкцию, дождаться вопроса, ответа, а потом… опять отвесить челюсть от удивления. И эта – наездница!

В некоторой растерянности я получил десяток радостных поцелуев, большинство из которых пришлись в губы, как я ни уворачивался, и стал свидетелем радостных плясок вокруг меня совершенно одинаковых с виду девиц.

Вторая свидетельница всего этого ошеломлённо поглядывала на нас, явно подозревая какой-то сговор. Пришлось ее поторопить:

– Давай быстрей ладошку! Кажется, наше привидение в отличном настроении и слишком щедрое. Может, и тебя получится пропихнуть под этот шумок в наездницы!

Ага! Как бы не так! Турист! Последний в нашем списке.

Но зато явно обиженный турист, если судить по его плотно сжатым губам и прищуренным глазам. Вот так и наживают врагов на ровном месте и будучи ни в чём не виноватым. Хорошо хоть она видела всё собственными глазами и не сможет утверждать, что делал я что-то не так или иначе, чем с остальными женщинами. Процесс у меня уже был отработан в деталях.

Но всё равно настроение у меня было двоякое. И вроде как радовался прибавлению в нашем отряде наездниц, и вроде как что-то меня сильно смущало. И никак не мог понять: что именно? Обида или недобрый взгляд последней «туристки»? Да плевать! А что тогда?

Так задумался, что голова у меня заболела. И вроде была у меня задумка лихо промчаться на Росинанте по Полям да взгорьям или поспрошать чип «о разном», но после такого – решил дать себе отдых. Не так телу отдых, как мозгам, которым уже маниакально мерещились особо и хитро вывернутые вопросы.

Потому только и сделал, что «усыпил» на бок серпанса, свистнул Хруста да вместе с последней троицей женщин подался в задумчивости в Пирамидку. Ну а Чамби за мной и так потопал без всякого свиста. Его теперь и маринадом приманивать не требовалось, сам хвостом следовал.

Понятно, что шустрые двойняшки умчались вперёд, и меня уже на первом этаже встречал гул вопросов и требований дать пояснения. И даже пожалел, что не устроил себе скачки перед ужином. Но верная подсказка пришла моментально:

– Оставьте меня в покое, и так голова раскалывается. А мне ещё с Ольшином в мастерской работать надо. Вон, все вопросы к ней, – я кивнул на женщину, оказавшуюся последней в списке. – Она всё видела и вас, неразумных, просветит. А получится у неё хорошо осветить новое чудо, сделаю личным глашатаем командирской воли.

И умчался наверх, пока все на меня пялились и пытались уложить в голове только что услышанный набор слов.

А что, как командир имею право каждому раздать почётную должность, пусть она и окажется бессмысленной синекурой. Зато будет приятно каждому, люди будут гордиться, глядишь, и ссориться между собой меньше станут, да мне козни строить прекратят. Великое дело – иметь своих выдвиженцев, которые тебе обязаны.

Наш завхоз и в самом деле корпел, обставив себя довольно яркими лампами и выкрутив в них фитили до отказа. То есть работал, выпучив глаза, если уместно так выразиться. Ну и я к нему без лишних проволочек присоединился. Взял в руки уже тщательно очищенный, смазанный жиром вимлач и стал с ним проделывать все возможные для данной шкатулки действия. Вначале хотелось самому понять принцип работы.

Тем не менее, разговор между нами самый отвлечённый завязался:

– Что там внизу за шум был недавно? – пробормотал Ольшин.

– Да всё о том же, – в тон ему ответил я. – О символах на ладонях…

– А именно?

– Нас, наездников, всего шестеро. Но никогда бы не подумал, что мужчин будет всего трое… – Заметил сместившийся на меня взгляд, пояснил: – Двойняшки тоже обладают теми же талантами, что и Ксана. Ну да, ну да… Меня это не меньше твоего поразило.

– И что дальше?

– Знамо что: завтра разбудим ещё пять серпансов и начинаем тренировки нашей кавалерии. Скорее всего, и хотя бы один вимлач надо будет мне опробовать в работе. Успеешь отладить?

– Давай, помогай… Тогда, может, и успею.

И мы перешли непосредственно к обсуждению дивного устройства по добыче груанов.

Глава двадцать третья

Богатые трофеи

Просидели мы с Ольшином над вимлачами далеко за полночь. Но общими усилиями, а главное, после непосредственных опытов над груанами примерно догадались, как они работают. По сути, это был резко и широко открывающийся ковш этакого мини-экскаватора, который при ударе как бы присасывался, раскрывался, кусался, впивался, вынимал, вбирал, предохранял и схлопывался. А когда его приближали к «своему» груану, он начинал заметно светиться. На «чужие» он не реагировал.

Воистину, каждый вимлач представлял собой уникальный артефакт.

Чего там только не было: направляющие, шарниры, зубы, присоски… и всё это из непонятного совершенно материала, напоминающего металлизированный пластик. То есть ни пятнышка ржавчины и ни одной ямочки коррозии. Но главное, что там наличествовало, – некая сила, которую я ощущал как-то особенно, неким подспудным чувством. И по этим ощущениям получалось, пусть это и покажется смешным, что данная шкатулка не просто предмет или чисто техническая поделка, а некое одухотворённое, а то и вообще живое существо. Когда я поделился этими мыслями с Мастером, он не удивился:

– Очень даже может быть! Ибо кто бы смог аккуратно и деликатно вынуть настолько сложное существо, как груан, из тела носителя? Да ещё при этом его не повредив? И не взорвав? Только такое же, пусть и полуразумное, но живое существо. Вполне возможно, что мы сейчас держим в руках иной симбионт, который срабатывает при совместных действиях наездника и вимлача. Ну и когда рядом возникает особенная сила «ничейного» или «своего» груана.

Нельзя было с такими рассуждениями ветерана не согласиться. Поэтому мы сразу постарались к парочке наиболее подвижных на вид вимлачей приделать надлежащие по длине и прочности куски шпагата. Потом ещё немножко поругались и соорудили из подручных средств некое подобие шкатулки, идентичное по весу и размеру. Сразу три штуки. И тоже прикрепили к небольшим бухтам шпагатов. Тренироваться-то на чём будем?! С нашим минусовым опытом можем попросту разбить ценные артефакты прошлого о камни. Их ведь у нас тоже не безграничное количество.

Ну и когда уже собрались расходиться спать, к нам явился измученный Степан Живучий.

– Ты чего не спишь? – воззрился я на него. – Или дежурного проверял?

– С дежурными всё в порядке, жить хотят все, так что бдят и сменяются без излишнего контроля, – заявил он. – Но ты, наверное, забыл, что отправил меня ощупывать всю башню?

– Ах, да! Помню! Но, судя по твоему виду, ты ничего конкретного не отыскал?

– Ну да, в руках-то у меня ничего нет! – проворчал мой заместитель, раскрывая грязные и пыльные ладони. – Чего и только не перещупал… но три странных места отыскал… Когда к ним ладонь прикладываю с символом, её словно иголками колет.

Новость меня несколько взбодрила и заставила недоверчиво хмыкнуть. Я-то ведь ничего не отыскал! Правда, настойчивости Степану и кропотливости не занимать, в отличие от меня могло ему и в самом деле повезти. Да и не было у меня раньше символа на ладони. Опять-таки, если идентифицированный управляющий что дельное отыскал.

– Ну и где именно эти три места располагаются?

– Два – на первом этаже, по бокам от двери. И одно – на пятом этаже, в большом зале собраний, на стене возле выхода на балкон.

В самый низ тащиться не хотелось, усталость всё-таки сказывалась, а вот подняться всего на один этаж мы согласились. Всё равно ведь – по пути к спальне. И уже там я уставился на стену:

– Ну и где тут что?

– Вот здесь! – Степан приложил ладонь по левой стороне от выхода на балкон, откуда на нас посматривал иногда дежурящий Влад Серый. – Колется…

Приложил и я ладонь к тому же месту. И в самом деле, кололось. Потом Ольшин повторил наши манипуляции, и у него появились аналогичные ощущения. А вот сколько Влад ни прикладывал ладонь – ничего не почувствовал. «Туристу» тайны Пирамидки приоткрываться не хотели. Но и нам непонятное явление ничего толком не подсказало. Сколько я ни присматривался «оком волхва» к стене и к её внутренностям, толком ничего не рассмотрел. Ну были там вроде некие ниши, а может, и просто бетон иного состава, но и только. Каких-либо металлических предметов я внутри не увидел.

Так что мы понимали: ломать здесь стену никак не стоит. Особенно помня о легендарном на Дне утверждении: любая попытка пробить окна или иные двери в стенах приводит к полному разрушению всего строения.

Поэтому и возиться не стали.

– Утро вечера – мудренее! – провозгласил я и первым отправился спать. – Спокойной ночи!

Думал проскользнуть в кровать как мышка, стараясь не разбудить Ксану, но она словно ждала моего прихода. А может, всё-таки услышала мои крадущиеся шаги.

– Я уже собиралась отправляться на твои поиски…

– Спи, милая, спи! – шептал я, забираясь под одеяло. – Работали мы с Ольшином, вимлачи проверяли. Завтра день напряжённый, будем серпансов объезжать да учиться метать шкатулку с максимальной точностью… Спокойной…

Договорить у меня не получилось, помешал затяжной поцелуй. А потом и сонливость куда-то испарилась. Так что мои ответные ласки не заставили себя ждать… и выспаться как следует не удалось. А когда уже засыпал, меня посетила беспокойная мысль:

«Может, следует воздерживаться от настолько обильного секса? Иначе я так и останусь тощим, как велосипед…»

Но к моему немалому удивлению, к завтраку я поднялся вполне бодрым, свеженьким как огурчик и полный желания сворачивать горы. Ну и во время утренней трапезы заявил:

– Все наездники, а также все управляющие отправляются со мной к хранилищу серпансов с полным вооружением и с запасом пищи как минимум на хороший обед. Если получится приручить и остальных больших привидений, то уже сегодня займёмся и тренировками по метанию вимлачей, и совершим дальнюю вылазку с целью разведки. За старшего в башне остаётся Ратибор Палка. Франя, готов маринад?

Ещё вчера я заказал нашей главной поварихе максимальное количество кислого продукта, который так необходим созданиям из непонятной протоплазмы. И она, как всегда, успела:

– Бидонов только всего четыре, придётся вам в лагуне нести.

– Ничего, было бы что нести, а помощники отыщутся. Чамби попрошу…

– А жидкость у него на спине не расплещется?

– Оружие понесёт, запасы, а уж ёмкости народ сам дотащит. Всем всё понятно?

– К сходу вы успеете вернуться? – нахмурилась одна из «квартета отверженных».

– Несомненно! А даже если не успеем, то без нас всё равно сход недействителен, читайте устав. Больше ничего?.. Тогда через пятнадцать минут все собираемся в полной готовности возле стены. Я туда подъеду уже на своём Росинанте.

Проходя через кухню, позвал с собой Чамби, но уже возле двери наружу вспомнил про вчерашние находки Степана. Ну и решил потратить минуту-вторую на проверку. Места уколов в ладонь отыскал сразу, не дожидаясь подсказок своего заместителя. Причём покалывало меня в обе ладони одинаково. То есть символ как бы был ни при чём. Или это только так на меня действовало?

Справа просматривалась некая ниша с тремя полками, на которых что-то размещалось. Слева я определил солидную ёмкость размером с Чамби, которая была более чем наполовину заполнена каким-то металлическим мусором вперемешку с прочей мелочовкой непонятного происхождения. А вверху узкая щель шириной в два пальца, которую мы раньше принимали за вентиляционную. Такое создавалось впечатление, что в эту щель скидывалось все ненужное, чуть ли не мусор. Хотя и мысль пришла, что там не предметы для утилизации собирают, а нечто использованное, но мешающее. При этом несколько вредное при разложении. К примеру, имеются ведь контейнеры, куда сбрасывают отслужившее своё батарейки? Дабы общий мусор не загрязнять едкой кислотой или сильным ядом. Может, и тут нечто подобное?

Заинтриговали меня емкости довольно сильно. И в другое время я бы от них не оторвался, пока не вскрыл и не рассмотрел, что же там внутри хранится. Но не менять же из-за находки уже сформированные планы? Тем более что тайники в стенах никуда не денутся, а вот выезды на серпансах и тренировки с вимлачами – намного важнее всего остального.

Росинант дисциплинированно отсыпался или что он там делал в своём положении «на боку», и стоило мне его только коснуться, как моментально завалился на все четыре лапы, готовый к труду и обороне. А мне ничего не оставалось, как мысленно восторгаться таким вот чудом, оставшимся после уникальной цивилизации Меченых:

«И за сотни лет не сгнил! И силища в нём осталась! И сена ему косить не надо! Ха! Даже навоз после такого создания разгребать не приходится! Я уже не говорю о том, что нет того тяжёлого запаха, который присутствует вокруг коней. Они, без сомнения, животные умные и благородные, но порой от самого наездника такое амбре стоит, что хоть нос затыкай. Конечно, когда привыкаешь, то внимания стараешься не обращать… Но в любом случае, если бы такие создания, да в мир Трёх Щитов перенести! Вот была бы благодать! И тогда уж точно людоедов всех вместе с кречами за парочку лутеней истребили бы поголовно. М-да! Опять не о том размечтался…»

Оседлал своего скакуна и поспешил к собравшейся у стены команде. Там оказалось у них уже всё собрано, компактно упаковано, сложено на спинах, и руки свободны для переноски бодрящего кисляка. Так что решили погрузкой Чамби не заморачиваться. И просмотрев Поле, не найдя там ничего для людей опасного в виде полчищ местных монстров, я скомандовал:

– Двигайтесь пока сами, а я вперёд, вскрою хранилище, пусть проветривается!

Ну а дальше у нас началась морока! Пока разбудили, пока провели регистрации, пока каждый наездник дал своему «коню» имя – вагон времени прошёл. Потом я на всякий случай разбудил ещё и седьмого серпанса, пришлось с ним какое-то время поэкспериментировать.

Там оказались свои нюансы: в полной мере командовать им, пока он не зарегистрирован, мог только я. Что лично восседая, что на расстоянии. Видимо, данное мне имя Иггельд давало и в самом деле неоспоримые преимущества перед остальными. Тогда как иные наездники могли им пользоваться, но не могли брать с собой багаж. Управляющие вообще на него никак не могли воздействовать при попытках подчинения, зато сразу двое могли находиться на спине в виде багажа, при этом остающимися незакреплёнными руками прекрасно пользоваться оружием. То есть в качестве эскорта за моей спиной могли составлять солидную боевую поддержку в любом противостоянии хоть с монстрами, хоть с агрессивно настроенными людьми.

Но и тут было исключение: за нашими женщинами-наездницами тоже мог двигаться такой же эскорт, но только в том случае, когда я давал «Безымянному» чёткую команду:

– Двигаться за «Ветром» (так своего коня назвала Ксана) и охранять!

Двойняшки своих серпансов назвали Силач и Друг, Тимофей и Ольшин – Змей и Дракон, соответственно.

А вот на уже закреплённых «чужих» серпансах управляющие могли и сами передвигаться, управлять ими, но! Лишь только в радиусе, не превышающем тридцать метров. Стоило хозяину выйти из этого круга, как создание останавливалось, падало на четыре лапы и замирало. Несколько неудобно, но в любом случае отлично! Получалось, что достаточно будет зарегистрировать оставшиеся два «коня» на любых наездников, и у нас в любом случае появится мощный боевой отряд кавалерии из восьми единиц. Учитывая ещё и помощь воинов, находящихся в багажном отделении, мы легко могли бы справиться с любым, даже многократно превышающим нас по численности соперником. Причём в роли «багажа» могут выступать и наши самые умелые в обращении с оружием «туристы».

Непосредственно с самим управлением особых проблем не возникло. Командует человек мысленно «вперёд!», – его и несёт создание дивное, нерукотворное. «Быстрей» – мчится быстрей. «В сторону» – повело в сторону. Ну и так далее. То есть никакой сложности. Да ещё и бережно при этом относится как к седоку на себе, так и к живому грузу: ни разу никого ни скалой не зацепило, ни корнем-деревом. И вскоре уже все лихо носились на разрешённом мной участке между хранилищем и нашей стеной, размахивали верёвками и метали муляжи вимлачей по обозначенным мной кустикам. Что удивительно, но с боМЃльшим азартом и весельем дело проходило у девушек, чем у Ольшина с Тимофеем. Да и с меткостью у красавиц дела шли гораздо результативнее. В этом они только командиру уступали, да и то мне приходилось стараться, прикладывая все силы и присущие только мне одному умения.

Но в любом случае пока отправиться к стаям монстров и попробовать на них натуральных сборщиков груанов я не решался. Догадывался, что вначале следовало сработаться парами или ещё лучше тройками, повысить меткость метания, а уже только потом отправляться на охоту.

Но что нам мешает просто совершить небольшой рейд по окрестностям? Недалеко, километров на десять? Ну и конечно же, в направлении к городу Иярта? Да и другой вопрос следовало проверить: насколько далеко серпансы могут удаляться от своего «генерального» хранилища? Вдруг они не имеют права пересекать некие невидимые нам границы?

Время только приблизилось к обеду, поэтому я изложил свои соображения вслух. И никого в компании не нашлось, кто бы от моего предложения отказался или выразил малейшее сомнение. Наоборот, встретили его с воодушевлением и с криками радости. А единственный, кто из нас бывал в том направлении, ещё и признался:

– Да я сам хотел предложить то же самое. С таким транспортом нам просто грех не начать дальние выезды, постепенно проверяя, что там дальше творится.

«Безымянного» решили не брать, я его уложил спать в хранилище и опустил валун на свое место. Пятеро управляющих расположились за спинами моих подчинённых, а тихоходного Чамби и скорее всего не нужного нам в пути когуяра я отправил в башню. Причём мне показалось, что малый «мешок» обиделся при этом. Так что на полном серьёзе пришлось ему пообещать:

– Ничего, в следующий раз попробуем тебя на Росинанта вместо багажа водрузить. Вдруг и такое у нас получится.

Может, мне и показалось, но привидение чуть повеселело и потопало в нужном направлении более бодро. Ну а Хруст уже давно прекрасно и дисциплинированно реагировал на команду: «Иди домой!» Сразу разворачивался и неспешно косолапил к башне.

Ну и перед самой отправкой в путь, зажав чип своего «скакуна» в руке, я решил попробовать не так с новыми вопросами, как с новыми приказами. Причём для лучшего понимания моих намерений окружающими произносил слова ещё и вслух:

– Росинант! Вези к арсеналу!

«Приказ не подлежит выполнению», – тут же донеслась до меня ответная мысль.

– Каковы причины невыполнения приказа? – строгость моя была не показной, уж очень я мечтал отыскать арсенал с уникальным техногенным оружием.

«Не получается определить направление из-за полного отсутствия маяков».

– Тогда начать движение в сторону ближайшего арсенала, местоположение которого имеется в памяти!

«Такие ориентиры тоже отсутствуют».

Вредничает мой Росинант, а точнее, этот чип специально или как? Или в этом плане получения новых познаний следовало мне ориентироваться у Чамби? Но скорее всего, с арсеналом у нас полный пролёт…

Но оставались ещё и иные непонятные на Дне значения:

– Отправляемся к ближайшему раМЃймольке!

Вот тут лафа и пошла! Мы двинулись в некоем направлении! Причём как раз в том, куда и собирались проскочить на разведку. То есть влево, если оставлять Пирамидку за спиной, к выходу из каверны. Другой вопрос, долго ли нам ехать? Час или двое суток? Актуальный вопрос, особенно когда нет карты под рукой и не знаешь, как сориентироваться. Поэтому я и поторопил события:

– Быстрей! – А заметив, что все остальные пять серпансов держатся за передним плотным строем, добавил: – Максимальная скорость для всего отряда! – для себя решив: если за два часа не доберёмся к цели, в любом случае повернём обратно.

Эх! Вот тогда мы и помчались! И сам радовался, и слышал, как сзади то и дело звучали ликующие восклицания и крики товарищей, когда мы с лёгкостью преодолевали глубокие рытвины или овраги, огибали острые скалы, или проскакивали плотные скопления корней-деревьев, не шелохнув ни одно из них. А уж для ветерана подобное передвижение вообще казалось нереальным, и он раз десять, не меньше, повторил во всеуслышание:

– Вот бы нам таких помощников раньше! Ну почему академик не додумался их отыскать?!

Ему, наверное, каждый из компании выдал по две версии ответов на подобные сожаления. Но ближе всех к правде подошла Зоряна, восседающая за спиной у Снажи Мятной:

– Тут дело не в уме или способностях твоего академика. Всё дело в нашем общем везении. Потому что именно оно спровоцировало такое событие, как сбор-сосредоточие нас всех вокруг Михи. А уже сам Миха, радуясь счастью лицезрения таких довесков к его судьбе, попросту должен был мобилизоваться, напрячься и таки отыскать это хранилище с большими привидениями.

Во как лихо, и главное, тонко польстила командиру. И не подкопаешься вроде, во всём виновата присущая каждому обитателю Пирамидки фортуна. Дескать, она-то и заставила бездельника-командира работать и вытягивать всех окружающих из глубокой задницы. А не было бы меня, то другой бы на моём месте, хочет он этого или не хочет, точно таким же стал умным, сообразительным и до жути много умеющим.

Правда, я сам себя отстранил быстро от подобных мыслей и убрал с лица довольную улыбку. Потому как хоть и свет в конце тоннеля стал прорисовываться смутным пятнышком, это ещё не значило, что мы так уж быстро до него доберёмся.

Хотя вот до цели нашего путешествия мы доехали сравнительно быстро. Уже через двадцать минут мы пересекли вторую каверну, промчались мимо полуразрушенной башни, которая служила хорошим ориентиром Ольшину, свернули в одно из ущелий и, добравшись до самого его завершения, замерли в полуметре от вертикальной каменной стены.

Пока осматривались по сторонам, обменивались мнениями:

– Вот это мы скакнули! – восхищался ветеран. – Километров десять, не меньше! Да с такими темпами мы за полдня до Иярты домчимся.

– К тому же, – добавила Журба из-за его плеча, – в полной безопасности.

– А что это за развалины мы проехали? – заинтересовался Тимофей. – Вы их девять лет назад хорошо исследовали?

– Да, как раз эти, сам академик осматривал, – подтвердил Мастер, теперь уже имеющий в своем послужном списке и титул наездника. – И уже тогда утверждал, что разрушение произошло лет триста назад, не меньше. Ну и там уже до нас не единожды вычистили всё самое ценное и полезное.

– А кто вычистил, известно? – поинтересовалась Зоряна.

– Примерно догадались. В противоположной стене каверны – иные ущелья и анфилады пещер, которые ведут в шесть громадных Синих Полей, на которых стоят до сих пор десять башен и четыре замка. Не знаю как сейчас, но девять лет назад они были совершенно безлюдны, зато добра там хватало. Да и красиво там так, что кто-то сразу окрестил ту местность Усладой. Жаль, что я с товарищами на обратном пути не смог там схорониться, полчища хищников нас именно к Пирамидке оттёрли.

– А почему же мы не туда жить отправились? – резонно поинтересовалась Всяна.

– Во-первых, туда нам дальше было бы, лишние сутки пути. А во-вторых, академик сразу заявил по массе костей в самих строениях, что люди там умерли все и одновременно лет за пятнадцать до нашего прихода. И утверждал, что жить там долго никому не советовал бы. Что-то в той Усладе было не в порядке, по его просвещённому мнению. Но виды там и в самом деле прекрасные.

И он принялся в подробностях описывать красоты тамошних башен и замков.

Прислушиваясь к их разговорам только краем уха, я чуть ли не сразу по прибытии принялся тщательно исследовать, казалось бы, монолитную стену перед собой. Что понял сразу, преграда здесь, скрывающая некие пустоты за собой, – весьма внушительная. Уж не знаю как оно и в каком аспекте раскрывалось, но толщина была не менее метра. Может, створки наружу распахивались на сложных петлях, может, вначале внутрь утапливались, но две плиты шириной в полтора и высотой в три метра я обнаружил. Причём нижняя часть створа находилась на высоте в три с половиной метра от грунта. А точка для приложения ладони с символом вообще на отметке в пять с половиной метров. То есть не имея серпанса, пеший человек, имей он хоть трижды больше умений и способностей, чем у меня, ничего бы не нашёл и ничего бы не нащупал.

А я нащупал. И даже ощутил ответные покалывания. То есть получалось, что меня вроде как опознали и вроде как давали некие знаки. Знать бы ещё, что это за знаки и почему всё-таки этот раймольке не раскрывается? Если у наездника над ним власть, то как заставить его слушаться?

Как я предполагал, здесь скорее всего нечто такое, что может вознести человека, а то и вместе с серпансом, на поверхность. Либо лифт, либо подъёмник попроще, но мог быть и ангар с таким сложнейшим устройством техногенного мира, как телепорт.

И как внутрь пробраться? Я ведь даже за такой толщей ничего толком просмотреть не мог и потому сразу отвергал идею долбить преграду с помощью кирок и ломов. Тем более что у нас с собой была всего лишь единственная кирка, прихваченная на всякий случай. Использовать для вскрытия силу взрывов груанов мне даже в голову не пришло. Так, мелькнуло по краешку сознания и тут же спряталось навсегда. Никакого резона и ни малейшего смысла. Тем более в данной ситуации.

Поэтому ничего не оставалось, как вновь обратиться за информацией к чипу-всезнайке. Опять-таки, подбирая вопросы и порой перекручивая их до неузнаваемости от первого варианта. Вот на один такой я и получил более-менее вразумительный ответ. Спрашивал я так:

«Если исключить, что произошла крупная авария в этом раймольке, то почему тогда не открываются входные ворота?»

«Значит, отсечены каналы связи и линии питания со стороны империи».

«То есть любой раймольке ведёт в Альтру?» – поспешил я уточнить.

«Вопрос некорректен». – Тут же сбилась на набивший оскомину повтор глупая программа. Но сделанной оговорки оказалось мне вполне достаточно для вывода: за данной стеной нечто, ранее доставлявшее в империю Меченых! Неважно, что и в виде чего. Пусть там точно такая же клеть, которая нас доставила на Дно из Набатной Любви, суть это не меняло: данное место в самом деле отсечено от Альтру либо по причине полного уничтожения империи, либо после смены хозяев. Неужели гаузы всё-таки победили в войне с такой могущественной цивилизацией?

Хотя вопрос о победителях и проигравших меня беспокоил мало. В данный момент я припомнил, что нечто подобное данной плите есть у нас и возле Пирамидки. Но там она на высоте метров тридцати, как раз в той стене, у подножия которой мы и устроили «стоянку» для серпансов. Ну и толщина там намного меньше, раз я заметил её с большого расстояния. Если тут – раМЃймольке, то что тогда там? И каким образом это спросить, чтобы мне ответили «честно и откровенно»?

Новая куча вопросов, напоминающих перемещение слепого по площади в поисках выхода, которого нет. Добился сущей мелочи:

«Отсечение каналов связи может сказаться на башне нашего проживания?»

«Нисколько не скажется».

«То есть наша башня неуничтожима?»

«Уничтожима. Отсекатель имеет независимое местное питание».

Дальнейшие поиски ответов вели опять в тупик одной и той же фразы.

Но я заволновался ещё больше: что за «отсекатель»? И какого барабана он делает в толще стены нашего ущелья? Да ещё и в таком странном словосочетании, как «башня – уничтожима»? Кого, что, от чего он отсекает? Если он имеет собственное, автономное питание, то он может сработать в любой момент. А по какой причине он вообще срабатывает? Или такое происходит лишь в случае нападения врага на обитателей башни, и тогда именно их отсекает нечто?

Правда, тут же перед глазами так и предстала Лежащая, где я отыскал Хруста. Та башня была более чем срезана, возможно, что и лазером, как в верхней части, так и в нижней. И что-то мне подсказывало, что подобное отрезание, по мнению чипа-всезнайки, называется «отсеканием». Теперь бы следовало выяснить, почему данное отсекание происходит? Если по причине проникновения в башню врага, то кто этого врага определяет последние четыреста двадцать лет? Или за этим следит некая уже явно вышедшая из строя автоматика?

Вот и думай теперь над странной кучей силлогизмов и несуразиц. Но в свете моих новых догадок следует обязательнее присмотреться к разрушенным башням и к той странной пустоте, которая находится в стене нашего ущелья. И чем быстрее я раскрою эту загадку, тем мне же будет спокойнее.

Но как бы там ни было, дольше оставаться именно в тупике данной расщелины я не видел смысла. Поэтому скомандовал:

– Возвращаемся!

Меня тут же попытались остановить вопросами и предложениями:

– Командир, обеденное время уже давно позади. Может, перекусим?

– А ещё лучше в Усладу проскочить, там бы и пообедали.

– И заодно сокровища поискали бы!

– Там и Длани имеются. Целых две.

– Ага, их тоже бы проверили.

Прежде чем решать, решил проконсультироваться с чипом, хотя раньше он на подобные вопросы мне не отвечал. Но теперь мы были далеко от дома, и некий ресурс всё-таки выработался:

«Каков резерв хода остался у Росинанта на максимальной скорости?»

«Полчаса».

«А сколько потом потребуется времени на отдых для полного восстановления сил Росинанта?»

«Вопрос некорректный».

– Ну и сам дурак! – пробормотал я себе под нос от нахлынувшего раздражения. После чего медленно выдохнул, возвращая самоконтроль, и огласил для всех: – Оказывается, наши скакуны тоже имеют предел сил. А учитывая, что ваши проснулись только сегодня, они могут и домой недотянуть. Поэтому… Возвращаемся по старому следу и делаем привал возле разрушенной башни. Там пообедаем, а я заодно осмотрю развалины. Вперёд!

Пять или семь минут, и мы на месте. Компания сразу же стала располагаться на привал, подпаивая серпансов из фляг и выкладывая на удобный валун наши съестные припасы, а я сразу же отправился исследовать руины, от которых мы расположились метрах в сорока. Теперь-то я сразу разобрался, что данное строение никто специально не валил и не «отсекал» И как верно говорил Ольшин Мастер, оно пострадало вследствие небрежной эксплуатации поселившимися здесь хозяевами. Скорее всего по причине попыток пробить несколько окон, а то и дверей в наружных стенах. Треть постройки так и осталась торчать в чуть скособоченном состоянии, а остальные обломки валялись по всему периметру, словно намекая: отваливались они не все скопом, а постепенно.

Хотя я всё-таки внимательно постарался осмотреться в поисках неких гипотетических Отсекателей. Потому что мог примерно рассчитать, где они могли находиться. Увы! Ничего подобного моё «око волхва» не обнаружило. Развалины находились практически в открытом Поле, и до ближайшей стены каверны насчитывалось метров двести, двести двадцать. Очередная загадка? Или что не так? Почему возле Пирамидки и скорее всего возле Лежащей есть некие Отсекатели, а здесь – никакого намёка на него? Что за неравноправие? Или сюда враги не доберутся? Вокруг слишком далеко всё просматривается?

Мало информации. Придётся и дальше мучить чип вопросами, в том числе и тот, который таскает в своей плоти Чамби. Что-то мне упорно кажется, что управленческий контур информации знает намного больше, чем рабочий контур боевого сеМЃрпанса.

Некоторое время я в сомнении постоял перед раскрытой покосившейся главной дверью. По сути, на ней ни единого пятнышка ржавчины не было, могла бы ещё сотни лет служить, а вот… не дожила. Меня же нисколько не интересовали дальние внутренности и пять – шесть оставшихся этажей, только то, что я надеялся отыскать внутри и осмотреть по двум сторонам двери. То есть проверить, имеются ли здесь такие же пустоты или ниши, как в Пирамидке.

По поводу поиска управленческого «мешка» с лапами и заморачиваться не стоило: ни одно живое существо не станет обитать в настолько ветхих руинах. Так что искать тут некого.

Потом всё-таки решил, что на голову мне ничего не рухнет, если я буду осторожен, и вошёл внутрь. А ко мне уже спешила Ксана с озабоченным лицом. Причём на ветхость строения она нисколько не обращала внимания, будучи уверена в моей предусмотрительности, а вот о моей худобе озаботилась. Всунула мне в руки огромный бутерброд из двух лепёшек, между которыми лежал толстенный кусок мяса. Такой и куснуть было невозможно с одного раза. Но я не привередливый, сглатывая слюну, успел поблагодарить красавицу: «Спасибо, милая! Но зря ты мне свою лепёшку отдала…», и впился в итог гигантомании зубами.

Пока съел треть, просто стоял и смотрел на стенки с помощью «ока». И к моей вящей радости, всё оказалось совершенно аналогично пустотам Пирамидки. Справа – ниши, слева – мешок. Разве что наполненный металлическим ломом и всяким мусором еле-еле на осьмушку. Ко всему ещё, по наружным плитам, прикрывающим пустоты, были заметны трещины. Видимо, подействовал общий перекос строения, дающий увеличенное давление на самые слабые конструкции. Потом я всё-таки решил приложить татуировку в нужные точки. Бутерброд переложил в левую руку, а правой, словно врач, ощупывающий смертельно больного или заразного пациента, стал прикасаться к стенкам.

Никаких покалываний! Некогда огромное и крепкое здание оказалось мертво совершенно! Да и чего я ожидал? Что оно заговорит вдруг со мной и откроет тайны своей погибели? Ну, настолько наивен я не был.

А вот возможность до конца разбить треснувшие плиты меня весьма заинтриговала. Чтобы удостовериться в прочности основной стены, я вышел и осмотрел её снаружи: ни единой трещинки. Уже хорошо! Потом вернулся и ещё раз, чуть ли не царапая взглядом, проверил треснувшие плиты. Отыскал в них самые слабые точки и поспешил к нашему биваку за киркой.

На меня все смотрели с явным укором, когда я брал в руки рабочий инструмент каменотёса, но высказался вслух только Ольшин:

– На нас-то башня не рухнет, а вот тебе своей головы не жалко?

– Ничего, – усмехнулся я, – сколько тут тех руин? Если что, за час откопаете! – Больше мой авторитет в данном вопросе никто оспаривать не посмел. Раз командир так решил, значит, уверен в своих действиях.

Но самонадеянность излишнюю не проявлял. Усилил свой слух, почти начисто убрав пробки-фильтры. Не поленился ещё по разу тщательно осмотреть, что внутри, что снаружи, и только после этого стал ударять киркой по намеченным местам. Ударю – и замру, прислушиваясь к гулкому эху и готовый выскочить наружу быстрее скользкого зайца, если услышу скрип или шорох начинающегося обвала. Зато точки приложения силы оказались выбраны мной идеально! Правая плита лопнула и частично осыпалась уже после третьего удара. Мне только и осталось, что аккуратно вынуть оставшиеся куски, по ходу дела присматриваясь к предметам, плотно лежавшим в трёх нишах. И пусть меня выругают на первом же родительском собрании за излишнее хвастовство, но я чуть ли не сразу чётко понял, что перед собой вижу.

Там, в герметичных упаковках из прозрачного подобия пластика лежали те самые островерхие шлемы-шапки, в которых красовались показанные на рисунках наездники и наездницы. В количестве шестнадцати штук. Легкие на вес, но необычайно толстенные и дивно плотные на ощупь.

Сегодня у нас удачный день!

Глава двадцать четвертая

Неплохой улов

Теперь следовало бережно собрать имущество, бережливо сбережённое для нас временем и историей. Мог бы и сам донести находки до бивака, но зачем мне тогда подчинённые? Поэтому вышел из двери и, не повышая голоса, позвал:

– Ксана, Снажа! – опасался крушения остатков от громкого даже крика. – Идите сюда. Только спокойно и сильно не топайте.

А загружая трофеи на протянутые женские руки, уже думал о другом. Не о «мешке» с другой стороны от двери, а о здешнем хранилище для серпансов.

«Как же я забыл о намерении каждые развалины проверить по этой теме? Если у нас будут ещё восемь отменных скакунов, да ещё восьмёрку отыщем возле Лежащей, то в сумме получится двадцать четыре! И тогда мы сможем всем личным составом нашего колхоза путешествовать по бескрайним просторам Дна, куда нам только вздумается. Ещё и с багажом! Ха-ха! Вот красота-то какая будет! Эх! Если бы не заботы о друзьях и подругах в иных мирах, я бы здесь на год остался! Уверен, что не пожалел бы. А так…»

А так приходилось, после ухода девушек, опять браться за кирку и вновь осторожно, выверенно бить в намеченные точки. Правда, после каждого из четырёх моих ударов я выскакивал наружу, готовый бежать дальше, но, постояв минуту, возвращался обратно, видимо, скрипы мне мерещились от перенапряжения. Но наконец, и второй плиты останки осыпались вниз вместе с… тускло поблескивающими украшениями.

Легендарный тайник! Да ещё и с сокровищами!

Но тогда получается, что подобные хранилища имеются в каждом строении? И никто об этом никогда не догадывался?

Вряд ли такое возможно. Скорее всезнайки либо становились Светозарными, либо погибали, так и не раскрыв многие тайны своим приятелям. Ну и сразу возник немаловажный вопрос в голове: а мне нужны эти побрякушки? На Дне они идут по цене вязаного носка, не дороже, а наверху… Да ещё и попав сразу в лапы гаузов, которым доведётся отдать пояс?.. Там от них мне и в самом деле проку никакого не будет, придётся метаться в поисках друзей да быстрее возвращаться в мир Трёх Щитов.

Пока я так размышлял, выбирая самые изящные безделушки из кучки драгоценностей и поделок из кости, серебра, платины и прочих непонятных мне сплавов и веществ, рука наткнулась на очень знакомый и можно сказать, что желанный предмет: медальон! Точно такой же по размерам и толщине, как уже у меня имеющийся. Резко поднеся его к лицу и сдув слой пыли и мелкого крошева, я жадно всмотрелся в отлично различимые выпуклые значки-символы.

Знакомые! Но… только лишь по памяти, благодаря гипне. Потому что такие тоже имелись в Священном Кургане столицы империи Моррейди. С одной стороны: простейший, банальный цветок ромашка, вид сверху. Наверное, некий мир Ромашки. На второй стороне: пятиконечная звезда на фоне вздымающейся морской волны. И неважно, как он называется, ни в этот, ни в тот с цветочком, я бы всё равно не отправился, будь у меня такая возможность сделать это даже немедленно. Но как второй объект для тщательного изучения украшение подойдёт более чем.

И в тот момент мой усиленный слух уловил слишком уж подозрительный скрип. Я привстал, готовый рвануть с низкого старта, но больше пока не раздалось ни звука. Накинув медальон с цепочкой на шею, принялся лихорадочно, хоть и стараясь не шуметь, собирать спешно всё, что вывалилось из тайника в холщовую сумку. Там у меня лежала пара кусков вяленого мяса в тряпочке, но я даже вытряхнуть их не додумался. Так и засыпал туда всё, что попалось под руку.

Глянул ещё раз внимательно на пыль под ногами: вроде больше ничего не осталось. Да так на цыпочках и подался наружу. Отбежав метров пять, стал регулировать себе нормальный слух, потому что за мной все единодушно наблюдали с улыбками и явно собирались посоревноваться в подначках.

Угадал. Первым решил надо мной подшутить Тимофей:

– Командир! Да тебе никак привидение женского рода попалось?!

– Может, это он попался?! – хохотнул Ольшин. – Его долго не было!

– Тогда зачем он так убегает? – своим звучным басом воскликнул Неждан. – Неужто не понравилось?!

– Ага! – вторила ему Журба Бланш. – Неужели Ксана всё-таки лучше?!

Тут уже грохнули смехом все вместе, даже только что упомянутая Ксана весело смеялась. Ну и… этого вполне хватило! Мне оставалось до бивака пройти несколько метров, как глаза у веселящихся подчинённых стали как блюдца, и они подавились собственным смехом. Башня рухнула вниз, с громыханием и скрежетом складываясь в самое себя.

Земля под ногами тоже этак знатно содрогнулась, но до нас даже мелкого камешка не долетело. Да и пыль, вставшая облаком и закрывшая от нас руины, тут же, пусть и медленно, стала сноситься в противоположную от нас сторону общим потоком воздуха. Зато теперь пришла моя очередь посмеяться:

– Ну а вы-то чего привидения испугались? Меньше дрожали бы от страха, башня бы ещё сто лет простояла! Ха-ха-ха!

Все завздыхали пристыженно, замотали головами и зацокали языками. Разве что Всяна Липовая озорно показала мне язык. Хорошо, что нахмуренная Ксана не видела, уж слишком эротично у баловницы получилось и призывно. Зато заметила эту нашу краткую мизансцену Зоряна, дёрнула в удивлении бровями и замерла в задумчивости.

– Ладно, народ! – заорал я. – Трофеи собраны, уходим! По коням!

Ещё во время первых выездок я так часто называл серпансов, и всеми это уже воспринималось без вопросов. Хотя был уверен, опять вечером в постели подружка у меня будет скрупулёзно выпытывать подоплёку каждого нового услышанного от меня слова. Она у меня такая….

Только и хочется надеяться, что сегодня ей будет не до того, после общего схода Пирамидки. Может быть.

Уселся сам, скомандовал подъём и огласил для всех:

– А сейчас – к ближайшему хранилищу! Пора нам увеличивать количество нашей кавалерии! – Мой Росинант уже двигался, и вроде как в правильно рассчитанном мной направлении, к точке примерно в километре напротив приваленной теперь обломками двери. А погрузившие «багаж» наездники тоже поднимали своих серпансов и торопились за мной следом. – Скорей! Ещё скорей!

Конечно, можно было и пешочком пройтись эти девять сотен метров, но кавалеристы мы или папуасы африканские? Да и хотелось удостовериться, что во время следующего подобного приказа мой резвый скакун доставит меня именно к подобному объекту, а не куда ему вздумается.

Расчёты не подвели: и хранилище оказалось примерно там, где надо, и существо иномирское меня доставило именно по назначению. Правда, прикрытие теперь было совершенно иное: не валун, а здоровенная, массивная, плоская плита. Причём стояла она так наискосок, что смотрелась, будто верхушка подземной скалы, торчащей на поверхности. Зато окантовка из протоплазмы вокруг неё однозначно указывала: цель достигнута. Что интересно, из всех остальных прибывших за мной следом соратников, данную окантовку заметили только Ксана и двойняшки.

С чего бы это им такие бонусы идут?

Мысль мелькнула и пропала. А я уже ползал по плите, пытаясь отыскать точку для контакта с символом на ладони. Она оказалась несколько в ином месте, не в центре, а на боковой грани. Но вся местная система подъёма тоже оказалась в рабочем состоянии: скрипнуло, ухнуло, и вот уже плита задрана к небу, а нам открыта ведущая вниз лестница с уже знакомыми высокими ступенями.

Пару минут я подождал, давая помещению внизу чуток проветриться и обсуждая со всеми наши открывающиеся перспективы. Потом, в сопровождении Ксаны, Степана и Ольшина, отправился вниз.

Но при этом я хорошо слышал ведущиеся наверху разговоры:

– Теперь даже у меня будет свой личный серпанс! – восторгалась Журба. И я так понял, что производство фарфора накрылось медным тазом.

– Конечно! – распаляла больное воображение своей товарки по рабству Зоряна. – Миха такой! Он для каждого личного скакуна отыщет. И мы теперь можем никого не бояться, даже если наши мужчины уйдут в Светозарные!

– Здорово! – вроде и негромко шептала Бланш. – А как думаешь, если мы сами потом себе мужчин выбирать будем, они согласятся жить по нашему уставу?

– Ещё бы! – фыркала лидер, коей я прочил командование женским батальоном после нашего с Ксаной ухода. – Им же это будет выгодно. Никакого риска в сражениях с монстрами, а потом ещё и десять груанов, после определённой выслуги по времени в наших постелях!

Ого! Либо Зоряна до сих пор скрывала хорошо свой характер и взгляды на крутой интим, либо она сейчас попросту грамотно подыгрывает фантазиям Журбы, вызывая ту на полную откровенность.

Жаль, что я разговор до конца не дослушал. И по довольно простой причине: слишком расстроился. Делать внизу было нечего, а посему я быстро, возглавляя расстроенное трио почётного сопровождения, поднялся обратно на поверхность. Ещё и ладошкой махнул огорчённо двойняшкам, не желая давать пояснения. Их дал вместо меня Степан:

– Обокрали нас… Всё враги вынесли… Даже самого завалящего сеМЃрпанчика не оставили… И вимлачи уволокли…

И таким плаксивым тоном это сделал, что мы от его ёрничества опять рассмеялись. И настроение тут же вернулось приподнятое. А и в самом деле, в чём проблема? Второе хранилище оказалось пустым? Так ведь и башня тут давно разрушена. Может, есть в этом какая связь? Да и плевать!

Ведь отныне мы с нашими знаниями и умениями что угодно разыщем и кого угодно под седло поставим. Было бы только желание и… время.

Эх, опять это упоминание о времени! Оно меня точно седым сделает!

Ну и помня об ограниченности нашего ходового ресурса, заторопился к Пирамидке. И только возле крепостной стены, а точнее, с внутренней её стороны, решил всё-таки провести первую охоту с использованием вимлача. Причём сам, без сопровождения и без «багажа». Потому что заметил сравнительно недалеко шесть тервелей, и на загривке одного из них – притягивающее взор сияние.

Но вначале сам ресурсом поинтересовался и всех остальных наездников по этому вопросу напряг. У моего скакуна оставалось четверть часа с максимальной нагрузкой, у остальных – только по пять минут. Разбираться смысла не было, что тому виной: наличие «багажа» или более короткий период функционирования. Но моей дальновидностью коллеги прониклись и повели своих сеМЃрпансов на «стоянку». Там они намеревались закормить громадные привидения по максимуму уже давно и обильно заготовленными маринадами. Закон некоего сохранения энергии, оказывается, и в таких вот созданиях из протоплазмы существовал. Но и помощников у них для этого дела хватало: по сигналу дежурного, заметившего приближение отряда, нас выскочило встречать почти всё население нашей башни.

А я первым делом загрузил прямо на стене наших управляющих работой, отдав им холщовую сумку с найденными драгоценностями:

– Пока меня не будет, разберитесь с этим и разложите найденное по сходству и ценности.

Сам же первым делом вскрыл герметичный пакет и достал из него шапку наездника, присматриваясь к ней и прицениваясь со всех сторон. Сам материал поражал сразу: некие вискозные соединения, которые без высочайше развитой химической промышленности не получишь. Такая вещь и в упаковке не нуждается: валяясь в болотной жиже – не сгниёт. Внутренний слой мягкий, словно выложенный пухом, внешний – невероятно пружинистый, не поддающийся никакому разрыву. Не удивлюсь, если эта ткань и остриё тяжёлой стрелы, а то и пулю сквозь себя не пропустит. О толщине я уже не раз упоминал, она достигала сантиметров шести. Что нового оказалось, незаметное на наших наладонных символах, так это откидывающийся, пусть и тонкий козырёк. Когда он опускался вниз, то служил защитой от яркого солнца сверху. Или от дождя? Хотя тут ни первого, ни второго не бывает. А зачем тогда украшение, подобное козырьку, на Дне? Некая несуразность дизайна или новая тайна?

Тоже не помешает выяснить, изгаляясь в составлении новых вопросов.

Но чего-либо особенного в шапке я больше не обнаружил. Вполне возможно, что она только для того и служила, чтобы оберегать головы нечаянно вывалившихся седоков при ударе о камни? Как служат мотоциклетные шлемы мотоциклистам? Но некая обязательность просматривалась в обоих случаях. Раз на рисунках наездники изображались только так, то и я не стал игнорировать её ношение. Хотя изначально она мне показалась громоздкой и весьма неудобной в употреблении.

Но ничего, привык быстро. И когда добрался до облюбованной шестёрки тервелей, уже и не обращал внимания на нечто толстое и несуразное у себя на голове.

Хищники меня не просто заметили, а сразу же стали разворачиваться в мою сторону для встречной атаки. И чуть ли не моментально раскрыли свои пасти по самому максимуму, имея возможности цапнуть меня верхними резцами за ноги. И у меня вначале даже не получалось зайти за спину выбранному носителю груана. Твари попросту крутились на месте, расставив на меня огромные пасти. И наверное, они понимали, что пойдя в атаку на меня в виде колбасы-катка, ничего не добьются, банально не хватит высоты тела, которая у них не превышала двух с половиной метров.

Тогда пришлось их брать на измор: мой Росинант стал тупо нарезать вокруг группы монстров круги в одну сторону. На десятом – хищники ревели от злости. На двадцатом – уже просто пялились, не всегда успевая развернуться. И хоть на тридцатом уже и у меня стала голова кружиться, зато тервели перестали вращаться на местах и даже с каким-то унынием прикрыли свои пасти наполовину.

Вот только тогда я и начал забрасывать свою удочку-ловушку на прочном шпагате. Несмотря на предварительные тренировки, намучился я немало. Более десяти бросков оказались безрезультатными, и хорошо ещё, что вимлач не застрял между громадными тушами и ни разу шпагат не запутался в раззявленных ртах. Когда шкатулка падала не туда, приходилось обратно её выдёргивать с огромной силой, выбирая верёвку внатяжку как можно скорее. И один такой рывок, спровоцировавший полёт ловушки прямо мне в голову, показал, что шлемы скорее всего и носятся для предохранения оной как от ударов по темечку, так и от выемки мозга.

А что? Вдруг такое и в самом деле возможно? Метнул вимлач в человека, тот без мозга и остался. Пусть комок с извилинами и намного больше груана, но уж больно устройство хитрое да зубастое, не удивлюсь, если им и врага можно уничтожать.

Ну и не помню уже, на каком броске я разозлился на свою неумелость невероятно. Но именно от накала страстей и охотничьего азарта как раз в тот момент уловил явную связь между груанами моего пояса и груаном на теле хищника. Эта связь просматривалась в виде мерцающего ручейка, а точнее, этакой лохматой верёвки, которая дугой вверх изгибалась между нами. Вот я по этому «мостику» и постарался в очередной раз отправить свой вимлач.

Получилось! Летящий предмет словно прилип к дуге в её конечной части, корректируя свой полёт на последних метрах. Шкатулка идеально попала куда надо и замерла там словно приклеенная. В тот же момент и сам тервель-носитель резко завизжал от страха, но в то же время на пару мгновений словно окаменел в неподвижности. А потом я понял, что пора резко дёргать за шпагат. Тоже успел это сделать вовремя: вимлач только-только стал отваливаться от загривка замершего монстра.

Держа шкатулку двумя руками, отъехал подальше от недовольно рычащих хищников и только там стал осматривать свой первый, добытый подобным образом трофей. Мы ещё вчера ночью догадались с Ольшином, как именно следует доставать ракушку из ловушки… и вот сияющий симбионт красуется у меня на левой ладони!

А мыслей-то, мыслей сколько по данному событию в голове закрутилось! Типа: и волки сыты и овцы целы. Или: «Собирая яблоки – не надо рубить всё дерево». Ещё и такая загадка припомнилась: «Как выплавить жир из кита, не убивая его?» Наверняка в данном мире Мечеными делалось всё возможное, чтобы ни в коем случае не уничтожать животные особи, которые чаще остальных умеют создавать на себе вот эти самые чудесные ракушки. И надо признать, что решили они эту проблему гениально.

Ну и перспективы нашего коллектива мне теперь виделись вполне радужными. Если получится обучить ещё и «управляющих» грамотно пользоваться вимлачами, то нам с Ксаной можно смело возвращаться в мир Набатной Любви одними из первых (думать, что сделать это моей подруге не удастся, я себе запрещал категорически).

В идеале, следовало бы и каждого «туриста» научить «разговаривать» с Чамби. Тем более что это возможно, каждый второй из них с момента классификации видит тушку привидения как малого, так и боевого. То есть в идеале даже «туристы» могут отправляться на охоту. Причём не обязательно на боевых серпансах. Ведь если наловчиться и потренироваться, можно и пешему воину добывать груаны с помощью уникальных шкатулок.

В таком оптимистическом настрое я и поспешил к Пирамидке.

Глава двадцать пятая

Смена семейного статуса

Народ так и ждал меня на стене. А благодаря улучшившемуся зрению Ксана, двойняшки, Журба и Зоряна заметили меня первыми и сообщили остальным. Так что уже мой проезд на ту сторону стены сопровождался градом вопросов и не менее быстрыми восклицаниями-ответами с моей стороны.

Поступила при этом и должная информация:

– Побрякушки, что ты отыскал, уже в башне. Почистили и разложили на одном из столов первого этажа.

– Наших серпансов мы накормили и спать на бок уложили.

– Ужин давно готов, ждали только тебя.

Ну и как тут не порадоваться за такой дружный, сплочённый коллектив? Я и радовался! Поставил своего Росинанта на стоянку, погрузил в его плоть ёмкость с маринадом, несколько равнодушно прошёл мимо стола с поблескивающими драгоценностями и даже не стал оглядываться на тайник с левой стороны от двери. Лежат там некие тайны до сих пор, значит, и завтра они никуда оттуда не денутся. А то и послезавтра можно будет с ними разобраться на досуге. Тем более что цельную плиту взламывать не хотелось по многим причинам. А значит, повозиться придётся долго и кропотливо.

И вскоре уже сидел за столом, время от времени и сам вставляя в общий разговор фразу-другую о наших планах на завтра и повторяя, какие великие свершения нам предстоят в ближайшем будущем. А уж какими вкусными мне показались приготовленные блюда! Прямо и не верилось, что мы находимся на страшной и смертельно опасной каторге, мрачно называемой Дно.

Но, увы, на этом идиллия и закончилась. Потому что после ужина мне не дали заняться ещё кое-какими делами, а всё-таки настояли на проведении схода.

Я ещё попытался как-то образумить неразумных:

– Может, без новых требований проживём? Вроде у нас всё хорошо, к чему ещё что-то менять? Как бы хуже не получилось…

– Хуже некуда! – яро мне на это возразила одна из «независимого трио капризуль». – Потому что нарушается главный принцип нашего существования – полное равноправие сторон. Поэтому…

– Поэтому мы… – резко и многозначительно перебила её дама из «квартета отверженных», – требуем удовлетворения наших насущных проблем!

Ого, как они запели! Дружно… Сговорились, небось? Хотя сидящая чуть в стороне Журба Бланш кривилась несколько непонятно, то ли с досадой, то ли с сожалением. Но как я понял, она после сегодняшнего дня многое переиграла бы в стане своих сторонниц, да попросту не успела это сделать. А может, те её и слушать не стали?..

Но как командир, я должен был реагировать на глас народа по уставу.

– Хорошо, давайте обсудим ваши требования, если они выдвигаются, конечно, не менее чем пятью гражданами нашего колхоза… э-э, извините, хотел сказать – коллектива! Итак?..

– Нас больше чем пятеро! – заявила активистка.

– Тогда прошу поднять руки, кто именно! – потребовал я. – А мы сделаем записи в протоколе заседания. Это чтобы потом, впоследствии, никаких не было претензий в какой-нибудь ошибке. Ну и наши новички, коль такие появятся, будут обучаться на конкретных, уже описанных примерах главным законом нашего мирного сосуществования. Пиши, Ксана, пиши…

Бумаги и письменных принадлежностей у нас после посещения Длани хватало с избытком. Так что моя подруга в окружении обеих двойняшек и при их помощи, кстати, стала штатной стенографисткой.

Поднялись шесть рук, а после того, как на Журбе скрестились и шесть недовольных взглядов, поднялась с явной неуверенностью и седьмая рука. Коалиция определилась, теперь мне только и осталось, что выслушать их требования да постараться не рассмеяться вслух:

– Итак, уважаемые дамы, что вы желаете заявить?

– У нас в уставе прописано, – начала с напоминания всё та же активистка из квартета. – Что состав семьи может быть неограничен и в неё могут вступить любые желающие, которых выберет основная супруга. Так как мужчин мало и мы лишены их внимания, то мы хотим потребовать ввода нас в одну из семей с правом хоть раз в неделю заниматься с каждой из нас постельными утехами.

– О-о! – протянул я с пониманием. – Ну а мужчины-то выдержат?

– Мы будем выбирать среди тех, кто несомненно выдержит!

– Ну что ж, – я развёл руками, обводя взглядом всех присутствующих и стараясь подбирать слова наиболее деликатные. – Требование справедливое, законное. Теперь вам только и осталось, что обозначить тех мужчин, дополнительное внимание которых вы бы хотели получить.

И мне почему-то казалось, что уже все без исключения понимают, к чему дело идёт. Моя Ксана сидела красная и гневно блистала глазами, обе двойняшки что-то ей шептали в пурпурные ушки, а все остальные в компании с разной степенью заинтересованности переводили взгляд то на меня, то на семь озабоченных женщин, то опять на меня.

Ну и продолжение спектакля последовало без антракта:

– Я и моя подруга составляем одну группу, которая желает сожительствовать с Михаилом Резким. Тогда как Журба Бланш со своей подругой составляет вторую группу и претендует тоже на… – она сделала эффектную паузу и выдала: – …Михаила Резкого!

Стараясь внешне не выдать бушующих во мне эмоций, я перевёл взгляд на Бланш и её подругу:

– Это так? – те синхронно кивнули, хотя Журба тут же отвернулась недовольно в сторону. Видимо, и в самом деле не по её установкам пошёл процесс.

Но по сути представительницы квартета придумали неплохо. Ведь как ни крути, а Ксане пришлось бы выбирать одну из пар вполне законно. А если не нравится, то сама уйди-подвинься! Хоть две из них, но могли потребовать от меня исполнения супружеского долга. Демократия в действии!

Но я-то знал, что основные гвозди программы – ещё впереди. Поэтому с вежливой улыбкой обратился ко всем присутствующим:

– Кто ещё хочет сделать заявление?

– Мы! – тут же отозвалась лидер «независимого трио». – У нас точно такое же требование, здесь мы оригинальничать не станем… – После чего ехидно ухмыльнулась в сторону «квартета». – …Как не станем оригинальничать и в выборе мужа, который наверняка отдаст предпочтение более молодым и более красивым. Поэтому все трое желаем сожительствовать с Михаилом Резким!

Теперь уже тишину прорвало, заговорили и заспорили все разом. Три дамы из квартета набросились на конкуренток с обвинениями в нечестности, подлости и двурушничестве. Те не остались в долгу, возражая, что никому ничего не должны и всё делают по закону. И чувствовалось, что они уверены: молодой парень, то бишь я, в любом случае выберет троицу молодых и симпатичных женщин, чем пару облезлых, непритязательных внешне крокодилов.

Тогда как Тимофей Красавчик откровенно хохотал. Франя тоже хихикала. Степан выкрикивал мне советы соглашаться со всеми предложениями, правда, старался не смотреть при этом на Ксану. Ну и все остальные высказывались в меру своего воспитания, распущенности и фривольности поведения. В большинстве довольно весело и благожелательно ко всем сторонам ведущегося диалога. Если, конечно, можно было назвать получившийся бедлам диалогом.

Один я сидел молча и вежливо улыбался. Пока не дождался повторно полной тишины. Все замерли, ожидая, как же я буду выкручиваться из создавшегося положения. А я опять слово в слово повторил уж звучавший вопрос:

– Кто ещё хочет сделать заявление? – и вроде как больше никаких предложений не дождавшись, вздохнул: – Ну тогда…

Вот тут двойняшки и отозвались, не посрамив своего главного учителя:

– Мы! – сказали они в унисон, но дальше говорила более активная Снажа. – Мы тоже хотим иметь своего мужа и тоже получать от него положенные ласки. Но у нас…

– А вы какого мужчину себе желаете? – перебил её заговорщически подмигивающий Тимофей. – И надо ли для этого выступать на общем сборе? – он давно был уверен, и не скрывал этого, что хотя бы одна из сестёр перейдёт ночевать в его спальню. А втайне надеялся, что обе к нему переберутся.

Судя по тому, как Снажа ему улыбнулась многообещающе, к тому и шло. Но вот тон её стал несколько суховат:

– Ты не дослышал, Красавчик!.. Но у нас… нет второй группы, с которой можно было бы достойно бороться за право входа в иную семью. Так ни с кем и не удалось договориться… – вроде и грустно говорила, но явно выдумывала: ни с кем они и не собирались о чём-то договариваться. Разве что в момент последнего, всеобщего гама весьма активно уговаривали именно мою гражданскую супругу на грядущий выбор. – Поэтому, – продолжила Снажа всё тем же горестным тоном, – нам ничего не остаётся, как тоже побороться за право полежать в одной постели с… Михой Резким.

Вот тут уже и мне пришлось поработать артистом. С полным недоумением я воззрился на двойняшек, стараясь показать, что уж я-то с ними точно не сговаривался и сам в шоке от такого заявления. Так что пристально наблюдавшая за мной Ксана поверила. И это было самое главное. А раз поверила – то и выбор сделает правильный.

После очередной волны шума и балагана я уже делано раздражённо призвал к полной тишине и возмущённым тоном провозгласил:

– Вижу, что устав у нас слишком мягкий и слишком много некоторым позволяет! Но! Как командир, я не имею и малейшего права от него отступиться, поэтому оставляю выбор за той, кто обязана это сделать по закону. Итак, Ксана Молчун, выбирай! Группа номер один, группа номер два или группа номер три?

Конечно, уже и все понимали, каков будет выбор красавицы, и даже догадывались, что подобный цирк я предвидел давно, и возможно, даже сам его спровоцировал, но суть от этого не менялась. Моей подруге ничего больше не оставалось делать, как после тяжёлого вздоха огласить:

– Группа номер… три!

А у меня в голове прозвучала строка из знаменитой басни Крылова: «…и щуку выбросили в речку!» И опять еле удержался от хохота. Поэтому финал нашего схода провёл скомканно, кратко перечислил стоящие на завтра задачи, пожелал всем спокойной ночи и поспешил… на кухню. Ну да, у меня ещё имелась куча и большая тележка вопросов к Чамби. Вернее, не так к привидению, как к его чипу-всезнайке-партизану. Следовало хоть часть нужной информации из невидимой протоплазмы извлечь.

Как всегда, у нас беседа началась с интеллектуального разогрева, во время которого я получал привычные, блеклые ответы о своей некорректности и, бросаясь в крайности, пытался нащупать золотую середину.

В конце концов у меня получилось:

«В нынешних условиях, при полной потере связей с родной империей Альтру, чем лучше всего подкармливать боевых серпансов, чтобы увеличивался их запас непрерывного хода?»

На подобный вопрос чип Росинанта ответил, как обычно, и, как мне показалось, таким тоном, словно делал это с высокомерной издёвкой: «А нам плевать! Ты наездник, ты и суши себе голову!» А вот «управленец» ответил более чем развёрнуто. Видимо, такой вариант событий у него в программе был обозначен:

«Иггельд может воспользоваться эрги’сом. В ином случае следует перемолотые верхние части веточек плегетты залить кислотным соусом или маринадом и дать настояться минимум сутки».

– А что такое плегетта? – вырвалось у меня.

«Вопрос некорректный». – Ну кто бы сомневался! Как говорится: читай устав!

Но я ведь тоже не дурак! Сразу сообразил, у кого в данной местности имеются верхние части «веточек»: только у того самого «резинового» кустарника, который любят пожирать пасущиеся монстры, скользкие зайцы и неведомо кто ещё из местных обитателей. Только люди его не использовали совершенно. Ни на что он не годился. До сих пор… Потому что если забродившей кашицей можно будет кормить серпансов, то лучше и не придумаешь: на наших внутренних угодьях этой самой плегетты – хоть комбайн загоняй!

Но комбайна у нас нет… увы… Зато есть куча народа!

Так что я тут же вскочил, бросился к сигнальному колоколу и два раза в него бамкнул. «Малая тревога! Все ко мне!»

А нечего спать так рано ложиться, тем более что командир не спит! А когда все сбежались, самым счастливым тоном заявил:

– Стало известно, чем кормить серпансов!

Тут же объяснил народу, что надо делать, и отправил работать. По крайней мере, завтра вечером мы уже сможем дать нашим скакунам полноценный корм. А значит, и выносливость увеличится, дальность рейдов возрастёт, условия охоты улучшатся и… так далее и тому подобное.

Не могу утверждать, что народ слишком уж воодушевился от полученного задания, всё-таки большинство уже спать улеглись, но вслух недовольство высказано не было. Прихватив мачете, ножи и маленькие топорики, заготовительный отряд имени «Свергателей рабства» подался на наши разросшиеся плантации плегетты. Жалко самих себя? Командир – диктатор? А никто и не обещал, что коммунизм наступит сразу и для всех.

Тем более что я и сам не спешил выспаться, наживаясь на труде своих товарищей и подруг, а поспешил на стоянку заняться ещё более важным делом. Потому что знал, что такое эрги’с.

Придя на место, уселся в позе медитации сбоку от шести спящих на боку «матрасов», в полуметре от своего резвого Росинанта, и сконцентрировался на воспоминаниях. Без этого – никак.

Мир Трёх Щитов… Война с людоедами… Наш лагерь переселенцев на пути в Борнавские долины… Спокойный, размеренный голос настоятеля монастыря, патриарха Ястреба Фрейни… И его слова о том, как надо создавать мягун. Простые вроде, незатейливые: «…ментальным захватом взять у себя в районе крестца должную толику накопленной энергии, приподнимая всё это, пронести через сердце для окраски в розовый цвет, а затем правой рукой вынуть из левого плеча. И сразу при этом бросить в противника. Чем быстрее, тем лучше. Иначе энергия опять начнёт частично утекать обратно в тело, а частично в окружающее пространство. Всё понятно?..»

Мне в тот вечер важнее было запомнить, ибо моих сил тогда и на один тринитарный всплеск не хватало. Но и понял я, что ментальный захват получался лишь у обладателя Трёх Щитов; розовая краска вырабатывалась в сердечной мышце… лишь у обладателя Трёх Щитов; вынуть «мягун» и удержать его для броска в ладони мог… лишь обладатель Трёх Щитов.

Ко всему прочему, патриарх бегло перечислил ещё несколько типов подобного магического оружия, которое всё именовалось общим словом. Тем самым словом эрги’с, о котором мне недавно говорил Чамби. Совпадение? Или речь идёт о совершенно разных понятиях?

Сомневаюсь только по той причине, что язык у нас един и очень многие значения – одинаковы! Так что сомневаться, что речь идёт именно об одной из разновидностей магического чуда, которое на Земле принято больше называть шаровой молнией, фейерболом или пульсаром – я не стал ни минуты.

Причём информационный чип ясно и чётко указал: именно Иггельд (то есть я, по утверждениям тех же серпансов!) может, именно может воспользоваться данным энергетическим сгустком для солидной подпитки или там подкормки протоплазменного скакуна. А значит, некие силы у меня для подобного действа имелись.

Другой вопрос, смогу ли я «…ментальным захватом взять у себя в районе крестца должную толику накопленной энергии…» и так далее? Но если где и пробовать это, а потом ещё и куда-то «…сразу при этом бросить…», то лучше это сделать именно здесь, возле серпансов. Никто не пострадает, а в случае удачи ещё и не пропадёт даром созданная с такими трудами энергия. Потому что я заранее настраивался на долгий и кропотливый труд. По крайней мере, если часа за три ничего не получится, то лишь тогда спать отправлюсь.

Посидел с минуту, пялясь на так и закрытую для меня, непросматриваемую часть с прижившимся Первым Щитом и затаившимся где-то там груаном, вздохнул и стал присматриваться к тому месту, которое у человека именуется крестцом. А оно опять-таки почти полностью пряталось за непроницаемой областью желудка. Пришлось изворачиваться и чуть ли не сбоку рассматривать непосредственно основание собственного позвоночника.

Вначале ничего толком не разобрал и не понял. Пришлось варьировать собственное «око волхва» то так, то этак. Потом всё-таки определил, что как раз вон то, светло-зелёное сияние и может оказаться той самой «накопленной энергией». Имелись, конечно, опасения, что если я попытаюсь её собрать ментальным захватом, то выгребу и нечто жизненно важное для своего организма.

Поэтому для начала я решил создать эрги’с самого минимального размера и, пользуясь памятными инструкциями Ястреба Фрейни, ухватил маленький комочек светло-зелёного сияния, приподнял его к сердцу и с удивлением понял, что окрашивается он не в розовый, а насыщенно-красный цвет.

«Наверное, так и надо, – мелькали мысли. – Кровь – красная… мягун станет розовый… тем более после броска ещё более обесцветится…»

Приподнял захватом окрасившийся комочек к левому плечу, чуть не зарабатывая косоглазие, подхватил это сияние в правую ладонь да и бросил в своего верного Буцефала… Ой, прости меня, верный Росинант! Ошибся!..»

Но зато попал, благо сидел всего лишь в полуметре. Кстати, эрги’с так и не стал розовым, но, вонзившись в протоплазменную плоть, словно взорвался шаровой молнией, освещая густым пурпуром весь объём серпанса, словно бы изнутри. И вспышка эта продлилась секунды три. И вновь сумерки. И вновь ни малейшего движения.

Хорошо или плохо получилось? Язык без костей, спросить лишний раз мне не трудно, а уж руку протянуть к чипу и того проще:

«Насколько увеличился резерв Росинанта после подкормки эрги’сом?»

«На три часа при максимальной нагрузке, Иггельд!»

Мне показалось, или в тоне чипа-всезнайки прибавилась толика уважения ко мне? Решил сразу же это проверить:

«У меня имеются опасения, что излишняя подкормка серпанса после его долгой спячки может сжечь его внутренние структуры. Как этого избежать?»

«Опасения безосновательны, Иггельд. Резервуары любого серпанса – безграничны. В крайнем случае, он может перекинуть излишки корма или поделиться уже накопленным с иными серпансами».

«На каком расстоянии он может делиться с другими?»

«Вопрос некорр…» – дослушивать я не стал, отбросив от себя уголок «мешка» с чипом с крайним раздражением. Вот же гадость! И что бы такое придумать с этой программой чёртовой, чтобы она беспрекословно и полно отвечала на любой мой вопрос? Прожечь её эрги’сом большего размера? А поможет? Или мой Росинант вообще после такой экзекуции глухонемым станет?

В любом случае ещё хоть разок следовало попробовать с созданием простейшего мягуна. Да и к самочувствию прислушаться следовало. Вдруг я после второго свалюсь от бессилия?

Правда, при рассмотрении «накопленной энергии» она так и просматривалась нетронутым сгустком общей величиной в два моих кулака. Много это или мало? Патриарх о величине ни слова не сказал.

Но всё равно я попытался теперь вытащить толику раза в два большую, чем первая. Получилось ещё быстрее и проще, но зато мой «матрас с лапами» светился уже целых десять секунд. А на очередной вопрос о резерве чип меня уведомил, что Росинант теперь может безостановочно скакать на десять часов больше.

Немало этому подивившись и осознав себя в том же состоянии, с теми же силами, что и прежде, я вдруг почувствовал в себе угрызения совести:

«И зачем народ с постелей поднял? Диктатор недоделанный!.. Хотя кустарника вокруг – лес густой! – Я встал и посмотрел на окрестности башни. – Наверняка уже и накосили, и перемололи в мясорубках, да и спать завалились. Час, как-никак, я всё-таки провозился…»

В самой башне я на несколько минут остановился у стола, на котором несколькими кучками поблескивали найденные в развалинах драгоценности. Присмотрелся к ним, к нескольким вещицам, которые тоже можно было отнести к украшениям, заколкам или брошкам, но ничего для себя интересного не обнаружил. Интригующих меня медальонов больше не было. А всё остальное на Дне – не больше чем побрякушки. Вон, возле двери ещё раз в пять больше этого добра валяется, а желание туда добраться как-то не одолевает. Разве что из-за медальонов с заветными символами…

Надо будет завтра кому-нибудь поручить составить опись, так, на всякий случай, чтобы потом знать, где и что конкретно было найдено. Я почему-то не сомневался, что этого добра мы ещё отыщем предостаточно. И поручу я это дело Зоряне.

А теперь что? Правильно: пора отправляться на покой.

Ну и пошёл почивать, совершенно забыв при этом, что моё семейное положение сегодняшним вечером кардинально изменилось. И теперь моей женой считается не одна красавица, а целых три.

Поэтому замер в остолбенении, когда рассмотрел на своей не такой уж широкой для огромной семьи кровати сразу три тела. Ксана лежала на одном краю, лицом к стене, накрывшись чуть ли не с головой и делая вид, что спит. А со второго края разлеглись привольно обе двойняшки, потешно подмигивая мне и дразня прочей беззвучной мимикой. Глядя на них, я умудрился себя ещё больше завести и порадовать:

«Замечательно, что я сумел сэкономить два часа времени на тренировках с эрги’с. Так что… Вполне возможно, что сегодня всё-таки успею выспаться…»

Мотнулся в душ, а когда улёгся в постель между девушками, то сразу с жаром и страстью накинулся только на одну Ксану. Потому что знал: вначале мне её следует с особой лаской и настойчивостью «раскалить докрасна», заставить поверить, что именно она – самая лучшая и несравненная, а уж потом она будет готова на какие угодно вмешательства в наши фривольные забавы посторонних, новых для неё лиц. Ибо верил, раз она уже легла в одну кровать с новыми подругами, значит, уже смирилась со всем и готова ко всему.

Главное теперь было её не испугать, не обидеть нечаянно сорвавшимся словом или неуместным жестом, и тогда ей… понравится.

Обязательно понравится!

Глава двадцать шестая

Шаайла – дива, указующая путь

А вот огромному отряду в сто сорок человек, ведомому могущественной вашшуной к легендарному городу Иярте, – не повезло. Хотя о таких понятиях, как везёт или не везёт, на Дне рассуждать не приходится. Здесь само понятие «дожил до утра» уже считается везением.

Но данному отряду не повезло особенно. Шесть дней пути никто не знал ни горя, ни трудностей: Дива, указующая путь, легко распугивала по округе всю хищную живность, превращая дальнее путешествие в увеселительную, беззаботную прогулку. Ночевали в пустующих замках, коих по дороге попадалось немалое количество; ели вдоволь мяса, которое добывали ушедшие в стороны или вперёд отряды рыцарей; а во встреченных Дланях совершенно бесплатно и без всякой очереди получали любое количество пайков и любую груду ящиков с товарами повседневного быта.

Скорее всего, именно по этой причине большинство уже день на четвертый, а в особенности на пятый, стали роптать:

– А какого зерва мы прёмся в неведомое, когда и тут отныне можем жить долго, счастливо и привольно? Зачем нам какой-то город, если и сюда уже никак не дойдут наши враги и недоброжелатели? Смотрите, какой огромный и красивый замок! Остаёмся здесь?

Меньшинство посматривало на Диву, ожидая, что скажет она. А сама она только пожимала плечиками и отвечала:

– Никто никого не держит, оставайтесь. Но я двигаюсь дальше. Замки и башни – это хорошо. Но почему в них никто не живёт? Ну и наверняка в большом городе отыщется много тайн, достойных нашего внимания. Мне будет интереснее там.

Понимали все: там, где останется жить Шаайла, – проблемы никогда обитателей не коснутся. Ибо с ней будет многократно безопаснее, вольготнее и, что немаловажно, – многократно сытнее. А кто откажется от такой жизни?

Вот и не оставался никто, а по утрам, пусть и с недовольными лицами, рыцари, охотники и прочие дамы вновь собирались в путь и двигались дальше. Да и какая разница людям, прошедшим пять дней по пересечённой местности в полной безопасности и довольстве, сколько ещё путешествовать? Если надо, то две, а то и три рудни будут топать да открывать для себя новое и удивительное.

Тем более что на шестую ночёвку вообще остановились в исполинском, по меркам Дна, замке, четыре башни которого подпирали свод очередной каверны. Да и Длань оказалась сравнительно рядышком, всего в одном километре. Толпа желающих, возглавляемая вашшуной и таща за собой разгруженные арбы, смоталась к пункту раздачи и набрала всего столько, что можно было прокормить впятеро больше народу.

И опять вечером было празднество. Горели костры, ярко освещая окрестности, звучали песни, водились под них хороводы. Всем было радостно и весело, и теперь уже большинство решило остаться здесь надолго, но заявить об этом только поутру. К чему портить праздник предстоящим расставанием? Тем более что до города Иярта, по имеющемуся устному описанию, оставалось не больше однодневного перехода. Так что обязательно отыщутся и такие, которые пойдут за Дивой, указующей путь хоть на край света. Или, аллегорически выражаясь, – до следующего, ещё более глубокого Дна.

Все гуляли, веселились…

Спать легли. А потом по тревоге встали и прослезились.

Костры-то прогорели, и хищников не было видно, так что с этой стороны опасности не было. А вот новые, дивные твари, с коротким мехом вместо открытой кожи, со странным строением тела, шокировали людей не только своим видом, но и способом передвижения! Они восседали в невидимых сиденьях и парили над землёй на высоте не менее четырёх с половиной метров!

Да и сами они своим ростом достигали почти трёх с половиной метров в высоту, когда стояли на задних лапах. А огромные клыки и прочий набор зубов в пасти сразу создавали первое мнение о неведомых созданиях: ярые хищники!

И эти парящие в воздухе твари ругались на понятном языке, проклинали пришельцев и грозились убить всех до единого. Оружия у них тоже хватало, хотя оставалось удивляться умению, ловкости их когтистых лап не только бросаться копьями и дротиками, но и умело, грозно размахивать мечами. И только в пределах видимости вашшуны этих неведомых существ виднелось около трёх сотен.

Паника обитателей замка не коснулась, никто не расстроился и не испугался. Место для обороны отличное, еда есть, ну и «…с нами Дива, могущая убивать врагов на расстоянии!» Именно этого действия, наказать для острастки некоторых тварей, и потребовали рыцари у задумавшейся предводительницы:

– Убей нескольких – а остальные сами разбегутся! – Охотники и воины и не подумали вступить в переговоры с хищниками, считая это ниже своего достоинства. До сих пор со стороны замка не раздалось ни одного крика или ответного ругательства.

Вашшуна не сразу и отреагировала на такое, долго молчала, вспоминала о рисунках в своём монастыре, где были изображены точно такие же твари. Только там они двигались несколько иначе и не парили в воздухе. Наставницы их называли «тенями смерти» и объясняли, что те когда-то в древности обитали в мёртвом ныне царстве ешкунов. Потом они погибли вместе со всеми живыми тамошними существами. Больше о них ничего не было известно. Наставницы даже не упоминали, что «тени смерти» разумны и умеют разговаривать на едином языке империи Моррейди.

Только после этих воспоминаний вашшуна ответила, аккуратно подбирая слова:

– Убить – не долго. А вот оживить – неосуществимо. Поэтому подумайте, стоит ли спешить? К тому же мы не знаем, кто они, откуда, чего хотят, сколько их и с чего они вдруг нам угрожают. Возможно, это просто их личный замок, и узнав, что мы немедленно отправляемся в дальний путь, они отпустят нас с миром. Не так ли?

Понятно, что на такие разъяснения самые горячие головы сразу поостыли, иной реакции логика не признаёт. В самом деле, вдруг здесь банальная ошибка, и повода для конфронтации не существует?

Правда, когда Дива сделала попытку выйти наружу замка, её не пустили. Буквально на плечах у неё повисли Дорт Медовый, Барс Чёрный и Зэра Чернавка, хором уговаривая не рисковать, а поговорить с неизвестными с балкона пятого этажа. Причём никакие уверения колдуньи, что она держит всё под контролем и ей хватит сил уничтожить чёрные химеры, не принимались к сведению. Умеющий красочно говорить, Барс убедил девушку остаться в замке и вести переговоры с более безопасного места. При этом он напирал на её ответственность как лидера всего огромного отряда:

– Ты не только собой рискуешь, но и всеми нами! Так прислушайся к здравому рассудку, умоляем!

В общем, уговорили. Вышла тогда Шаайла на балкон и прокричала вниз:

– Мы пришли к вам с миром и через час уйдём дальше! Почему вы так агрессивно настроены и почему нам угрожаете оружием?

Парящие в воздухе создания замерли, прислушиваясь к голосу женщины, а потом вперёд выехали сразу пятеро из них, замерли в двадцати метрах от замка и начали переговоры, не выпуская своего оружия из рук:

– Мы вас предупредили, что любой появившийся здесь человек будет уничтожен!

– Но с какой стати? – удивилась Шаайла. – Мы ведь вам не причинили вреда и не собираемся оставаться на ваших землях.

– Таков закон: каждый, кто приблизится к городу Иярта на четыре дня пешего пути, должен быть уничтожен. А вы и так успели забраться слишком далеко.

– Но кто придумал такой закон? И почему бы вам не жить с нами в дружбе? У нас есть много нового, интересного, мы можем вам помочь с получением пайков и с получением разных предметов быта от Дланей.

– У нас есть всё, и нам от вас надо только одно: чтобы вы все умерли. Потому что данный закон существует испокон веков, а если мы его не исполним, то погибнем сами!

– Что за глупости вы говорите! – стала сердиться вашшуна. – Если вы решите напасть на нас, то погибнете сами!

На что переговорщики рассмеялись странным утробным смехом, и один из них заявил:

– Ваше сопротивление бессмысленно! И те, кто продолжит сопротивляться нашей воле, страшно позавидуют тем из вас, кто погибнет в первом бою.

– Но мы не собираемся с вами воевать! Мы взываем к миру!

– Поздно… Война уже начата!

И все пятеро одновременно метнули свои дротики, целясь именно в девушку, которая начала переговоры. Её спасло только предвидение Барса, который подсёк ей коленки и пригнул ниже перил. Вооружённые рыцари вступили в бой, кидая свои копья, слишком поздно, снизу успели метнуть дротики ещё два раза. В результате этого скоротечного обмена смертью два рыцаря были убиты, ещё трое – ранены. А вот никто из «теней смерти» не пострадал. Словно пятясь задом, они отступили метров на пять назад, и летящие в них копья словно отбивал некто невидимый. И они возобновили свои вульгарные ругательства, превосходя в этом постыдном деле даже самых отъявленных уголовников и отщепенцев.

Вот тут и встала Шаайла на ноги, оттолкнув от себя спасшего её мужчину, и простёрла ладонь в сторону неведомых тварей с криком:

– Так умрите же вы! Раз не понимаете человеческого общения!

Первая тварь зашаталась в воздухе, обвисла в сторону, но так и не упала наземь, а вместе с остальными продвинулась спиной назад ещё метров на пять, и там нападающие уже почему-то стали недосягаемы для смертельных ударов вашшуны. Осмотрев своего погибшего соплеменника, они подняли такой страшный вой, что, казалось, даже замок завибрировал. И сквозь этот вой долетали рычащие вопли:

– Ты – ведьма! Мы тебя не убьём, мы тебя изжарим живьём, а потом каждый из нас вкусит с кусочком твоей плоти кусочек твоей божественной силы! А всех остальных мы просто уморим голодом.

На штурм они больше не пошли. И уж тем более в ближний бой не лезли. Зато окружили замок своими биваками в две шеренги и остановились на постой. Жгли костры, стояли на постах, самые ловкие из них упражнялись с метанием дротиков по замку с расстояния в тридцать метров, а самые крикливые круглосуточно сквернословили и выкрикивали угрозы.

Вот так и наступил паритет. Рыцари не могли контратаковать, но и не могли действенно защищаться. Нет, нет, да и выбывали раненые из строя, и если бы не своевременное лечение вашшуны, замок бы пал за три рудни. А так народ сражался. Прихваченные в последний вечер у Длани пайки экономили, запасы мяса тоже, а к концу третьей рудни придумали отличное развлечение: дружным свистом привлекали к замку стада монстров и наблюдали за потехой.

«Тени смерти» поспешно вскакивали на нечто невидимое и убегали. Порой организовывали бой, если монстров было мало. Но в любом случае не оставляли людям возможностей для решительного, отчаянного прорыва в дальние Поля. Да и скорость у них была несоразмерно большая, чем даже у быстро бегущего человека.

После такого свиста и паники в рядах врага охотникам удавалось выскочить из замка и набрать мяса. Но к тридцатому дню кончились специи, соль, пайда и питательные клубни. И все окончательно пожалели, что отправились в настолько дальнее путешествие.

Голод вроде не грозил, но паритет затягивался.

И на сороковой день послышались первые голоса, которые открыто стали обвинять в своей предстоящей гибели именно Шаайлу. Тогда же она в первый раз услышала от некоторых, что она ведьма. И что характерно, больше всех в распространении этих слухов и обвинения усердствовали двое: Валерия Ирис и Зорде Шляпник. Та самая пара путников, которых малая тогда ещё группа под предводительством Шаайлы спасла от скатрегов ещё возле самой первой Длани. Оставалось только поражаться такой вот неблагодарности со стороны спасённых, но при разговоре глаза в глаза что женщина, что мужчина юлили, лгали и отвергали от себя все обвинения в сеянии злобы и вражды в коллективе.

Барс вместе с Суртом пытался следить за парочкой, но так никаких пока жёстких компрометирующих материалов на Зорде и Валерию и не отыскали. Но в любом случае советовали Диве попросту уничтожить затесавшихся в их ряды провокаторов и возмутителей спокойствия.

Этого делать было нельзя. Указующая путь понимала прекрасно все негативные последствия такого поступка, но ситуация всё обострялась, а выхода так и не виделось.

Когда её никто не видел, вашшуна плакала. Жалела, что вообще связалась с такой толпой народа, и лихорадочно размышляла, как выбраться из такой незавидной ситуации. Перебирала все варианты, вплоть до собственного побега… но все же сама и отвергала.

Оставалось только надеяться на чудо. Или надеяться на исполнение вообще несуразной мечты: чтобы здесь появился мастер-оружейник Миха, его друг Чарли и они с помощью своего удивительного оружия спасли потерявшую волю к победе вашшуну.

Но разве подобные мечты исполняются? Никогда… И что тогда остаётся? Только плакать и… мечтать дальше.

Глава двадцать седьмая

Чарли чаплин – познающий тайны гаузов

После того как Леонид Найдёнов, прячущийся в Набатной Любви под именем Чарли Чаплин, побывал на беседе у великана барона Фэйфа, прошло две рудни, а он так и не решился на побег в мир Трёх Щитов. Хотя любой здравомыслящий человек уже давно бы сбежал оттуда, где его разоблачили как иномирца, приставили к нему круглосуточное сопровождение и держали постоянно «под колпаком». Правда, следовало назвать и те причины, по которым землянин никак не мог решиться на побег из такого проблематичного места. Первая, самая главная, – это всё-таки надежда на освобождение своего друга Бориса Ивлаева, который скрывался под именем Михаила Резкого, с каторги. Уже только одно это стоило пребывания в ином городе, круглосуточной работы на износ, и прочих, связанных с подобным переселением мытарств.

Вторая причина: было всё-таки интересно узнать многие мелочи как про самих гаузов, так и про поставленных здесь надсмотрщиками великанов. Информация по этим темам скапливалась и росла после каждого разговора с бароном Фэйфом.

Третий повод – было жутко интересно поработать с новым арляпасом громадного города Макиля, создать в невероятно сжатые сроки великолепную труппу и получить после первых выступлений ещё большую славу, чем свалилась на него в городе Пловареш.

Ну и последний повод Леонид считал самым несущественным, хотя порой и кривился от своих же мысленных возражений на сей счет. Его плотно круглосуточно пасли! Обе девушки, теперь с гордостью и удовольствием носящие имена Горгона и Ехидна и думающие, что это имена богинь, сопровождали его всегда и всюду. И даже если он долго засиживался в туалетной комнате, стучали в дверь, требуя отозваться немедленно. Чувствовалось, что к иномирцу приставили самых лучших, самых ответственных и самых ретивых служак местного антиколониального подполья. Такие ни мгновения не задумаются перед убийством своего подопечного, если поступит команда от их руководителя или возникнет малейшая угроза пленения объекта гаузами.

И при этом девицы старались оставаться ласковыми, обворожительными, обаятельными, милыми, весёлыми, нежными и крайне любящими женственными особами. И чаще вели себя так естественно, душевно и радостно по отношению к нему, что даже великий маэстро превращений забывался, принимал их отношения за чистую монету и отвечал полной взаимностью. Но как только приходил в себя, тут же вспоминал, насколько эти фурии смертельно опасны, старался отгородиться от них эмоциональными щитами и с головой окунуться… в работу.

Ничего больше делать не оставалось. Потому что порой девицы ему казались сущим кошмаром. Конечно, при желании и крайней необходимости знаменитый Чаплин сбежать всё-таки мог. Будучи человеком весьма предусмотрительным, а также обладая большой фантазией, заблаговременно стал предпринимать нужные шаги в этом направлении, готовя для себя иную одежду в неприметных местах, необходимый грим с париками и некоторые неприятные сюрпризы, которые могли бы задержать его преследовательниц в случае отрыва от погони.

Но это всё делалось попутно, на всякий случай и для личного морального успокоения. Мол, когда пожелаю, тотчас уйду.

А беседы с валухом продолжались, некие мероприятия планировались, и определённые шаги предпринимались.

Изначально барон поделился с Чарли Чаплином общими сведениями, касающимися непосредственно каторги. Что вначале вызывало неверие, так это утверждения валуха, что большинство сведений он сам узнал совершенно недавно, в последние недели. Источник своей информации он не указывал и потребовал на эту тему даже не заикаться. Но сам землянин сделал скорее всего верное предположение: кто-то из техников-великанов сумел подключиться к терминалу связи гаузов или попросту научился подслушивать их приватные разговоры. Потому что главные особенности и детали той страшной преисподней, находящейся невесть где, звучали так, словно были подхвачены из разговора.

Но даже этих намёков, полунамёков и недоговорённостей хватило, чтобы понять: даже Борису Ивлаеву, несмотря на все его умения и проворность, выжить будет архисложно. То есть следовало пойти на всё, пожертвовать чем угодно, но срочно друга вытягивать оттуда любыми способами. И сам Леонид решил даже приоткрыться перед бароном во время четвёртой встречи. Не в том, что он обладатель Первого Щита и в будущем станет магом, а в той толике силы, которой уже мог пользоваться:

– Мои умения не велики и не идут ни в какие сравнения с умениями моего друга, но в последнее время у меня невероятно развился слух.

– О, как! – оживился валух. – И насколько конкретно развился?

– Если вокруг меня не будет иных, мешающих шумов, то я могу легко расслышать разговор людей, стоящих в самом конце улицы. То есть метрах в ста, а возможно, что и в двухстах.

– Мм! Неплохо, а правильнее сказать, – феноменально. Пока, правда, не знаю, где бы и как твои способности использовать, но обязательно над этим подумаем.

Ну и после этого сбор сведений, или, иначе говоря, их поступлений, продолжился. Так, например, стало известно, что гаузы всё-таки иногда используют тех же Светозарных для инспекций на Дно. Кого именно и по каким критериям отобранных, вначале было неизвестно. Только и проскочило утверждение, что каждого разведчика на Дно посылают уже сильно и сильно омоложенным. Из чего был сделан вывод: люди, уже побывавшие на Дне, отправляются туда шпионить как раз за это самое омоложение и продление собственной жизни.

Ну и подпольщики получили некий шок, когда узнали о возрасте шпионов: чуть ли не под сотню лет, а точнее, той паре, которую гаузы в страшном секрете готовились забросить вниз, – было уже по девяносто девять лет. А вот второй паре, которая вроде как действовала в данное время на Дне, – и того больше: по сто девять лет!

Полный нонсенс, который сразу заставил задуматься: а не используют ли гаузы метод подачи заведомо ложных инсинуаций? Вот только в головах подпольщиков никак не укладывалось: а для чего так врать? В чём скрытый глубинный смысл такой дезинформации?

Ко всему прочему, ни у кого не укладывалось в голове главное противоречие: если с каторги никогда не возвращались женщины, по всеобщему мнению, не могущие стать Светозарными, то как угораздило попасть в шпионы? Ведь пара-то разнополая, что одна, что другая. Или бывают некие исключения? А может, есть особый канал как доставки туда, так и выемки своих засланных «казачков» обратно?

Информации явно не хватало. Пока подпольщики на эту тему могли только додумываться, анализируя уже имеющиеся данные, да собирать новые.

Была и одна замечательная новость: Миха Резкий по неким спискам оказался среди живых, потому что относительно недавно на него был отправлен продуктовый пятидневный паёк. Мёртвые его получить не могли, значит, каторжанин жив. Такая вот статистика, единственная в своём роде, гаузами как-то велась, а валухи и даже поставные секторных управ имели к ней доступ. Зачем? Скорее всего причина была одна: если каторжан становилось на Дне катастрофически мало, начиналась усиленная борьба с мятежниками и прочим уголовным сбродом, и популяция населения каторги резко возвращалась к среднестатистической норме.

И вот как раз по прошествии двух рудней барон Фэйф предложил подрагивающему от свалившейся на него славы маэстро помочь ради общего дела:

– У нас чуть не произошло страшное несчастье. И только в самый последний момент, рискуя собственной жизнью, наш техник сумел убрать подслушивающее устройство из резиденции главных кураторов нашего континента. Если бы он этого сделать не успел, очень многие головы полетели бы… Но! Суть теперь такова, что мы лишились своего постоянного источника информации. А новые установленные приборы безопасности в резиденции не позволят опять наладить прослушку. Вот мы и вспомнили о твоём умении хорошо слышать… Не передумал помогать?

– Нет, готов. Но как вы себе это представляете?

– Легко. Под видом уборщика ты проникаешь с нашим человеком на объект и там остаёшься на ночь в изолированной кладовке с мётлами и тряпками. Ручной труд гаузы не отвергают, ибо считают роботов-уборщиков более подверженными техническому вмешательству со стороны.

– Как же новые приборы в резиденции?

– Ха! Они совершенно не рассчитаны на определение живых людей по стуку сердца, к примеру. А забираться в закрытую на наружный замок кладовку и копаться там среди тряпок ни один гауз не станет.

– Это я понял. Но как далеко жилые помещения от той кладовки? Если больше трёх стенок, то мои ночные бдения окажутся бесполезны.

– С одной стороны две, а с другой – три стенки.

– Подходит… А что насчёт риска?

Барон Фэйф развёл огромными ручищами:

– Риска для тебя – никакого. Можешь и сам рассудить логично: твой арест – это для нас всех самое печальное событие. Согласен? А раз ты пойдёшь на это дело, то мы уверены в твоей полной безопасности. Ну… разве что ты страдаешь клаустрофобией и начнёшь выламывать дверь кладовки изнутри.

Чарли Чаплин заверил, что не будет творить подобную глупость. Да и мысленно согласился, что его помощь в подобном вопросе может оказаться весьма и весьма существенной. А с арляпасом можно и перерыв сделать на пару ночей. Труппа уже и сама может выступать, и никто не удивится, если Звёздный Чарли отправится по делам в иные города.

Вот так и получилось, что запасшийся продуктами, водой и терпением, Леонид следующие пять ночей таился как мышка в подсобном помещении. И всё это время слушал, слушал, слушал… И подслушал-таки нечто важное и эпохальное, о чём раньше и догадаться никто не мог. Подаренное ему Первым Щитом умение сделало возможным узнать главную тайну о Светозарных.

Оказывается, любой каторжанин, имеющий на себе десять «чистых» груанов, не запятнанных чужой аурой, сразу попадает в приемное отделение гаузов всё той же резиденции, в лабораторию, расположенную на крыше громадного здания. Пояса с симбионтами забирают и тут же курьерскими кораблями отправляют в метрополию. Там, в итоге сложной операции, груан вшивают во внутренности ждущего своей очереди гауза, и тот с той поры проживает на сто пятьдесят – двести лет больше обычного.

Ну и дальше начиналось самое интересное: связь между «носителем» или «добытчиком», как назывался Светозарный, доставивший груаны, и ракушками из его пояса существовала долгое-долгое время. Причём странная, мистическая и никому не понятная связь, которую никакими новейшими техническими средствами нельзя было прервать даже на огромных расстояниях. А именно: если Светозарный погибает в течение двадцати семи лет, то вместе с ним погибают и те десять гаузов, внутри которых приросли доставленные человеком груаны. Но и это ещё не всё! Потом, в течение ещё шестнадцати лет, если «носитель» погибает или просто умирает, – всё те же десять гаузов долго и жутко, порой в течение нескольких лет – болеют. Ну и в последующие лет сорок испытывают шок и лежат пластом сутки после смерти «добытчика».

Вот потому и выгодно колонизаторам, чтобы Светозарные жили по сто, сто пятьдесят лет. Причём жили где угодно и по собственному выбору, хоть в метрополии, хоть в иных жилых системах на выбор, хоть у себя на родине, хоть с изменёнными данными, лицами и даже с иным строением фигур. Ну и мало того, что бывшие каторжане при «вознесении» получают определённые силы, невероятную живучесть, некоторые таланты и магические умения, так им ещё и сами гаузы стараются предоставить всё из возможного арсенала уникальных способностей.

Ну и становилось понятным, почему их могут уговорить на деятельность разведчика лишь после столетнего юбилея в собственной жизни. Раньше рисковать их жизнями высочайшее начальство не позволит.

А тут такое чрезвычайное происшествие стряслось: какой-то узник, банальный живописец, взял да и убил Светозарного. Понятное дело, что разбираться в невиновности Михаила Резкого никто и не стал. А стали бы, произошло бы самое худшее: гаузы бы догадались о его странной исключительности, и…

Так что хорошо даже, что он так быстро, после гневного приказа «Отправить на каторгу!», там и оказался.

Вот такие сведения…

Ну и, наверное, к ним прицепом, удалось узнать, где находится новая пара разведчиков, как она готовится и как с ними можно познакомиться. А уже после удачного знакомства хоть как-то на них воздействовать.

Ну и кто сможет воздействовать на семейную пару ветеранов, которым под сто и которые, несмотря на внешнюю молодость, плевать хотят на красивых представителей противоположного пола? Да никто! Никто… пожалуй… кроме великого маэстро циркового манежа. Именно поэтому Звёздный Чарли «неожиданно» вернулся из дальней поездки по королевству и стал подбираться к невзрачной на вид парочке, которая жила в Макиле почти рядышком с резиденцией гаузов и больше ничем внешне не отличалась от тысяч подобных им сереньких обитателей подземного города.

А как можно к таким влезть в душу? Верно, только силой великого искусства, которое способно вызвать смех. Вот и Леонид Найдёнов начал с того, что сумел окольными путями передать Светозарным контрамарки на своё выступление. От такого подарка даже такие монстры и циники не отказались.

Знакомство состоялось. Первые контакты оказались удачными. Симпатии закрепились. Сближение по всем направлениям пошло полным ходом.

Но даже сам Леонид понятия не имел, как заговорить о самом главном и каким образом уговорить эту странную пару ему помочь. А посему оставалось только форсировать сближение по всем направлениям, стараться выяснить историю парочки и аккуратно приближаться к решению задачи. Один неверный шаг, одно неосторожное слово, и согласившиеся стать разведчиками люди всё доложат колонизаторам, а жизни подпольщиков окажутся под смертельной угрозой.

Да и своей жизнью землянин отчаянно рисковал. Но что не сделаешь ради настоящей дружбы! Да всё… что в собственных силах.

Только и оставалось надеяться, что Боря справится с акклиматизацией на Дне и дождётся помощи.

Глава двадцать восьмая

Промышленная добыча

А я на помощь со стороны совершенно и давно перестал надеяться. Да и не думал, не мечтал, что Леонид прикладывает максимум умения, силы и таланта для моего спасения. У меня как раз наступило утро, первое утро после того, как я себя прочувствовал очень женатым человеком. Всё-таки побыть в роли почти официального супруга сразу трёх красивых женщин – это невероятное изменение в собственной жизни, могущее дать забвение от массы напастей, тревог и волнений.

Наверное, поэтому утром я проснулся в этакой приятной неге и истоме. Покручивало все косточки мышцы, сразу напоминая, что перед тем как заснуть, я в деле укрепления новой семьи превзошёл самого себя. Что Ксане, что Всяне со Снажей – понравилось. Хоть некоторые моменты вначале и показались им несколько непривычными, но страсть и жажда продолжить желанное удовольствие быстро сметали последние бастионы стеснения или стыдливости. Ну а мне стесняться в таких ситуациях уже давно не приходилось.

Так что и я остался в восторге, и девушки не стали сдерживать себя в особо сладострастных моментах. Наверное, многие соседи услышали звуки нашей первой «брачной» ночи, но мы этими деталями бытия не заморачивались. Нам хорошо – значит, это наше личное дело.

Наверное, по причине моего первого подвига, вошедшего в летописи нашей семьи, рано проснувшиеся подруги меня будить не стали, а тихонько ускользнули на кухню. Вполне возможно, что им не терпелось поделиться впечатлениями друг с другом. Может, решили меня побаловать на завтрак чем-нибудь особо вкусненьким?.. А то и вообще подать раннюю трапезу в постель? Мне кажется, что я заслужил и такую благодарность.

Словно в унисон моим мыслям, зазвенел кухонный колокольчик, созывая народ на первую трапезу. Никто мне ничего не принёс!

«Однако я разоспался! – броском поднял собственное тело, наскоро умылся и уже через несколько минут устремился в столовую третьего этажа. – Ага! Тут уже все в сборе! И лица – м-м… не у всех счастливые… Наверное, всё-таки почитали устав как следует и заметили сноску, что в конкурсе можно участвовать только один раз… Не повезло дамам!»

Ну да, теперь они по законам могли только ждать приглашения от какой-нибудь пары или семьи, которое те будут делать только по собственной воле и заранее заявляя о конкретном сроке приглашения.

Зато мои все три красавицы сидели отдельно с сияющими личиками и старались почему-то не встречаться со мной взглядами. Никак уже вполне мирно поделили как свои обязанности в семье, так и свои права или почётные привилегии. Двойняшки – весьма умные и сноровистые девушки, с любой соперницей при желании замирятся, найдут с ней общий язык. Да и Ксана не настолько уж скандалистка, а ревновать она меня тоже по большому счёту ни к кому не смеет.

А чтобы сразу и надолго занять народ великими проблемами, стоящими перед нашим колхозом, я сразу же, нарушая некоторые традиции не говорить о делах во время еды, стал озадачивать всех без исключения.

Работа, можно сказать, весьма интересная, но и не менее неподъёмная, отыскалась для всех. Следовало немедленно отправиться почти всем «туристам» к Длани за новыми товарами быта, тех же лагунов, казанков и котлов катастрофически не хватало. Потом им следовало интенсивно тренироваться в метании копии вимлача, которых пока было только две, но которых Ольшин обещал соорудить ещё несколько в течение ближайшего часа. Он сразу и умчался в мастерскую, после того как я, евший в три раза дольше него, огласил новую, великую концепцию, подтверждающую идею нашего истинного равенства:

– Если сегодня нам на охоте удастся добыть сразу два десятка новых груанов, то их распределение будет проводиться поровну между всеми. Да! Именно между всеми! То есть в какой-то момент у каждого из нас накопится по девять «своих» ракушек, после чего мы поставим эксперименты по возведению в Светозарные женщин. Получится – феноменально! Нет – значит, желающие мужчины уходят. Но именно тогда и будем определяться окончательно. Ах да! Немедленно, с самого утра я со всеми наездниками, Суртом и Степаном, отправляемся к хранилищу. Вначале следует обязательно разбудить и зарегистрировать оставшихся бесхозными серпансов. Кто поел: не сидим! Работаем! Все вопросы – вечером!

Подействовало. Никто больше не выглядел обиженным или недовольным, все отправились выполнять поставленные перед коллективом великие задачи. Кажется, разъяснил всё чётко и правильно. При таких великих задачах все мелкие житейские и бытовые обиды банально уходят на последнее место. Так что я доедал в гордом одиночестве, пусть и спешно, зато не осыпаемый неуместными вопросами.

После завтрака я быстро смотался к хранилищу, и уже общими усилиями подняли оба серпанса. Попытки зарегистрировать их на управляющих – не прошли, поэтому пришлось нам с Тимофеем брать это дело на себя. Так что теперь на нас уж числилось по два удивительных создания, которые могли всегда двигаться за нами следом, выполняя наши мысленные команды.

Но и управляющие могли на них ездить, после нашего разрешения, так что Степан с Суртом отправились с новой парой серпансов к стоянке обучать первую группу «туристов» езде в качестве «багажа». Тоже нужное дело, вдруг нам понадобится срочная транспортировка людей? Вот и разместим за плечами у каждого наездника по два человека.

А так как я теперь был уверен, что смогу «подкормить» наших скакунов создаваемыми эрги’сами, то задумал сразу же, немедленно смотаться к Лежащей и там поискать положенное по статусу хранилище. А в пути ещё и добычу груанов вести, ибо теперь у каждого из нас было по шлему да налаженному, проверенному вимлачу. А что не все ещё натренировались бросать как следует ловушку, то не беда, научатся по ходу дела. Тем более, когда вон нас сколько! Несколько человек будут отвлекать монстров, и кидающий спокойно попадёт в цель, не напрягаясь.

Пообещали своим, что вернёмся часа через три-четыре, и умчались.

И если бы не частая охота, то путь, когда-то проделанный нами пешком за шесть часов, проделали бы меньше чем за час. Но не отвлекаться на сбор груанов было бы грешно. То там сияние замечу издалека, то в другом месте – сразу два! К тому же группы хищников оказывались немногочисленными, три, пять, очень редко шесть особей. А в те большие стада, которые просматривались издалека, мы старались благоразумно не влезать.

И так трофеев хватало! Пока добрались до разрушенной башни, в которой я когуяра отыскал, у нас в активе скопилось одиннадцать ракушек! И это мы ещё толком не старались, часто мазали и слишком долго возились со сбором трофеев. Конечно, пять штук симбионтов пришлось на мою долю, а два – на долю сразу зазнавшейся Ксаны. Но и такие результаты казались нам эпохальными. Если мы после обеда уже основательно займёмся охотой на наших Полях, то улов будет троекратно выше. А значит, поставленная мной во время завтрака нереальная задача окажется более чем выполнима в самом скором будущем.

Хранилище мы отыскали с трудом, потому что на этот раз «крышки» как таковой не было. Ни валуна огромного, ни плиты массивной, а мой Росинант, выполняющий приказ «Поехали к ближайшему хранилищу!», замер в особо густом скопище кустарника той самой плегетты, на языке Меченых. Даже уплотнительного слоя протоплазмы вначале видно не было, пока не начали разгребать крошево камней да накопившуюся за века землю. Именно тогда появилась уверенность, что тут уже до нас кто-то побывал.

– Такое впечатление, что валун взорвали груанами, – поделился своими выводами Тимофей. Но Мастер ему возразил:

– Какой смысл взрывать? Можно ведь и с помощью рычагов взломать, как мы в первый раз намеревались сделать. Скорее всего тут совсем иная система закрытия. Да и присмотритесь, мы сейчас слишком уж в стороне от Лежащей.

Похоже, и в самом деле каждое хранилище устраивалось по-разному. А чем конструкторы при этом руководствовались: сохранением тайны или банальной идеей разнообразить ландшафт?

И опять чип-всезнайка прикидывался тупым службистом, который придерживается только священных параграфов и инструкций.

«Ничего, ничего! Я до твоей сути ещё докопаюсь! – мстительно транслировал я свои мысли в уголок зажатой рукой протоплазмы. – Выжгу к такой-то матери начисто!» – и на это, как ни странно, получил равнодушный ответ:

«Угроза – некорректна».

Плоский камень с точкой прикосновения для ладони мы всё-таки нашли: это оказалась верхушка скалы, всё тело которой как бы не просматривалось. Его своим символом задействовал Ольшин. После чего все еле успели отскочить в сторону: под углом в сорок пять градусов приподнялась массивная, метровой толщины полоска земли. И судя по образовавшимся осыпям и куче камней, насыпавшихся на ступеньки, закрыть хранилище потом будет проблематично. Кажется, его вообще ни разу не вскрывали со времени первой закупорки. Но проблема закрытия решаема и сейчас не актуальна. Больше волновало: есть ли там, внизу, нечто полезное нам, или нет?

Фортуна продолжала нам улыбаться: восемь «замороженных» у стенки серпансов и шестнадцать отлично сохранившихся вимлачей! Ура!

И на этом фоне сгнивший шпагат нас нисколько не расстроил.

Ну а после этого я показал своим соратникам и жёнам, что я умею творить как обладатель Первого Щита и как гипотетический глотатель (всё-таки уверенности в этом не было!) груана. Доставая из левого плеча маленькие, насыщенно-красные эрги’сы, я швырял те в каждого из «больших мешков», те секунды три красочно мерцали, затем опускались на лапы и превращались в вожделенных для каждого обитателя Дна скакунов.

Процесс регистрации у нас не занял много времени, и вскоре мы уже покидали хранилище, не озадачиваясь даже замаскировать неплотно просевшую на прежнее место толщу земли. И каждый из нас, кроме Ксаны и Мастера, вёл за собой на мысленных поводках по серпансу. А у моей главной жены и у ветерана на ментальной привязи имелись сразу по два скакуна. С такой транспортной силой мы уже становились настолько мобильной боевой единицей, что нам и проживать в одном месте не было смысла. Все тридцать семь обитателей Пирамидки могли тронуться в путь единовременно, да ещё и место для самого необходимого багажа и продуктов питания оставалось.

В таком отряде не только что Иярты достичь можно, но и самые пределы Дна поискать, а то и рискнуть непосредственно до первого уровня добраться и там выходы на поверхность этого мира отыскать. А может, и не этого? Может, в Набатную Любовь имеются всё-таки непосредственные дороги?

На обратном пути мы тоже добычей груанов не пренебрегали, и ещё восемь вожделенных трофеев оказалось в наших поясах. Поэтому новость, которую я огласил народу после нашего прибытия к Пирамидке, потрясла всех:

– Дамы и рыцари! Мы смогли не только раздобыть восемь новых серпансов, но по ходу дела добыли, не убив ни одного монстра, целых девятнадцать груанов! А после обеда намереваемся это количество как минимум удвоить! – начавшийся рёв ликования я резко оборвал: – Но! Подобное геройство возможно только в одном случае… Если нас отлично покормят сытным и полноценным обедом!

Это я уже зря ляпнул. Потому что Франя откровенно обиделась, сразу начав интересоваться:

– А когда это я готовила не сытно или не вкусно?!

Еле выкрутился, несколько минут отчаянно убеждая, что это у меня такая шутка вырвалась, да и то не к месту и не в тему. Наша главная повариха успокоилась только после получения «ничейного» груана, который стал у неё первым за время пребывания на Дне.

Конечно, трапезу мы постарались не растягивать, и вскоре вновь все шесть наездников, облегчённым составом, без багажа и вполне ровной, развёрнутой шеренгой устремились в Поле. Только теперь уже в направлении Иярты. Конечно, к городу легендарному мы и не стремились, у нас на сегодня была только одна цель: охота за груанами. И когда мы вернулись к башне, даже чуток опоздав к ужину, сюрприз получился невероятный. Нам даже вначале не поверили, когда мы заявили, что за шесть часов охоты мы промыслили сорок шесть груанов. Подобное вообще ни у кого в голове не укладывалось. А у тех, кто пробыл на Дне слишком долго, особенно у женщин, вместо открытой и понятной мне радости или восторга на глазах появились слёзы…

Наверное, поэтому ужин у нас прошёл в прочувствованном, одухотворённом молчании. Большинство женщин нет-нет, да ощупывали невзначай пояса с парой «своих» груанов, а взгляды их при этом затуманивались мечтательной дымкой. Велика сила конкретного примера и жажда конкретного действия, перед которыми даже устоявшиеся легенды крушатся и рассасываются, как неуместная сплетня. И у меня появилась уверенность, что до момента полных комплектов из девяти ракушек наш коллектив приобрёл невероятное единство и сплочённость. Можно было не опасаться больше ни мелочных ссор, ни дрязг по поводу малочисленных мужчин или какого бытового имущества.

Вон на золотишко с драгоценными камнями никто и не зарился, всю ночь на первом этаже пролежало. И это несмотря на то, что мы здесь все разные, совершенно чужие и недавно даже знакомы не были друг с другом.

Ну и простая арифметика подсказывала, что до очередной поворотной вехи в нашей истории оставалось не так много времени. Если мы за день добыли шестьдесят пять груанов, то в дальнейшие дни, совершенствуясь в бросках и методах охоты, добудем ещё больше. Но даже при таких цифрах нам понадобится всего лишь пять, максимум семь дней, чтобы каждый из нас заимел проходной десяток груанов. Нам-то в сумме всего и надо, что триста семьдесят ракушек! Смешное количество, при наличии серпансов, вимлачей и дружной, спаянной единой целью команды. И несмотря на некоторые сомнения по поводу наших женщин, я уже стал задумываться над совсем иной проблемой.

Ведь даже барон валухов, который мне чуток помог при отправке сюда, толком ничего о Светозарных не знал. А как они поднимаются наверх? Конкретно: куда они попадают? Скорее всего непосредственно в лапы гаузов, которые и забирают пояс с десятком груанов. А дальше? Какова процедура проверки? Что гаузы творят с бывшими каторжанами? Какой выбор и в чём именно предоставляют? Оставляют ли вообще этот самый выбор или сами решают, куда и кого поселять в дальнейшем?

Куча вопросов, которые меня интересовали более чем. Ибо оказавшись наверху, мне следовало немедленно бросаться к переходу в мир Трёх Щитов. Если с Леонидом и Шаайлой всё в порядке, то далее на курьерской скорости мчаться на спасение или для помощи Марии, Веры и Катерины. А что случится, если гаузы меня арестуют? Или попросту поместят на пару месяцев в некий изолятор? Или отстойник? Ведь так толком и неизвестно, что творится со Светозарными там, наверху. Не получится ли так, что меня вообще решат ликвидировать за устройство на Дне революции? Вдруг имеется возможность постоянного надзора за каторгой?

Я, конечно, силён, крут, магические умения даже по меркам Трёхщитных – у меня о-го-го! Если не сказать, что зашкаливают! Но хватит ли этого, чтобы справиться с гаузами? Хватит ли совокупности моих талантов, чтобы справиться с представителями невероятно развитой в техническом плане цивилизации? Тем более что эти представители каким-то образом победили самих Меченых!

Много мыслей, сомнений, а дельного совета по существу ждать не от кого. Всё, что знали, ветераны мне уже поведали. А информационные чипы если и знали о войне империи Альтру, а уж тем более про самих гаузов, то ни слова во время мысленных диалогов не сказали.

Ужинал я долго. Думал… наверное, правильнее будет сказать терзался своими мыслями, – мучительно долго. Ну и когда осмотрелся по сторонам, то понял, что вновь остался за столом чуть ли не в одиночестве. Возле меня находились только двое: Степан Живучий и Франя Ласта.

Вначале я поинтересовался у своего, тоже не на шутку задумчивого заместителя:

– Чего грустим? Какие проблемы?

Тот чуть помялся, но потом, несмотря на присутствие Франи, признался:

– Не нравятся мне… некоторые. Имею в виду мужиков. Потому что женщины за сегодня притихли окончательно и ведут себя более чем сознательно. А вот наши… – видя мой недоумённый взгляд, он охотно пояснил: – Ты ведь уже час тут сам сидишь в трансе каком-то, а жизнь идёт, народ высказывается вне столовой, я это всё слышу и на ус мотаю.

– Уяснил! – отозвался я с пониманием, ещё и кивнул. А мой зам продолжил:

– Особенно мне не понравились высказывания Тимофея в его разговоре с Ольшином. Он довольно грубо заявлял, что «…командир вообще с ума сошёл! До такой степени бабам волю давать и весь наш труд, всю нашу ценную добычу в навоз превращать неуместным дележом!» А когда я вмешался, начал интересоваться, с чего это он так возмущается, что Тима, что Мастер разбежались в разные стороны. И лица у них были недовольные, о шутке речи и быть не может.

Вот тебе и идиллия! Вот тебе и дружный коллектив! Что-то я где-то упускаю или не всё понимаю. Вроде бы все радоваться должны, мобилизоваться во время предстоящих дней, а оказалось, что роптать народ не перестал.

Тут ещё и Франя поддакнула:

– Да и не только они. Влад с Емельяном и Лузгой – тоже отдельно сгруппировались да к стене отправились. Тоже что-то оживлённо обсуждают. Только Сурт ведёт себя спокойно, но улыбка у него стала появляться слишком уж отстранённая, словно он… неполноценным стал.

Я думал недолго:

– А в чём, собственно, проблема? У нас такие нынче открылись блестящие перспективы, что народу нет никакого смысла быть недовольными. Пять, шесть, ну пусть семь дней, и самые нетерпеливые отправляются наверх, а кому это не удастся, или пожелает остаться, начинает налаживать собственное долговременное существование.

Теперь кивнул Степан:

– Вот именно! Это вроде как даже дитю малому понятно. Но именно поэтому слова Тимофея Красавчика меня так и удивили. За что-то он на тебя обозлился. Я, конечно, попытаюсь не сегодня, так завтра у него всё выпытать, всё-таки мы давние друзья-приятели… но…

Понятно было, что положение моего заместителя могло вызвать зависть, а то и разброд между старыми товарищами. Но я уже, кажется, понял причину, по которой Тимофей мог меня особенно невзлюбить. А именно: переход в мою семью сразу обоих двойняшек, к которым он сам питал особые чувства и которых давно добивался. Приход в наш коллектив огромного количества женщин, две из которых стали жить с Тимофеем, немного сбросил ему пар с мозгов, но всё равно сокровенные желания никуда не делись. А вчера вечером и последние надежды рассыпались прахом. Пока я с тремя девушками предавался у нас в спальне телесным удовольствиям, кто-то не спал и подпитывал у себя в душе злобу и раздражение.

И как на это реагировать? Только пожал плечами:

– Ладно, чего уж там… Думаю, не стоит форсировать разбирательства и нагнетать напряжение. Ещё раз напомню: через пять дней все наши волнения рассосутся и гроша ломаного стоить не будут.

Степан согласно кивнул и, разведя ладони, показал, что у него больше новостей нет. Он уже начал вставать, как Франя заговорила о своих проблемах:

– Слушай, Миха, может, выпустим уже этих мохасиков твоих? Мало того, что они лагуны самые здоровенные занимают, да постоянно их подкармливать требуется, так они, почитай, уже всё пространство в лагунах и заполнили землёй какой-то или навозом. Почитай, только дырка пустого пространства и осталась, в которой они сидят. Ну и страшно мне: крышку палкой открываю, мясо издали бросаю! – она сама хихикнула от получившейся рифмы. – Жить-то мне ещё не надоело. А другие никто и на метр к этим гусеницам не приближаются.

Я озадаченно почесал затылок. Из-за последних событий совсем из головы вылетели заботы о почти прирученных живых генераторах молний. Ведь я их оставил, причём самые лучшие и уже почти послушные экземпляры для опытов с подачей тока на медальон. Но раньше я опасался, что сила молнии попросту разрушит структуру неизвестного соединения, так похожего на серебро, и отложил опыты. Сейчас у меня уже целых два украшения с интригующими символами, так почему бы и не рискнуть одним из них? Причём сделать это можно немедленно. Энергии во мне ещё много оставалось нерастраченной, как и желания потрудиться на благо общества и… Ладно, пусть только будет общества и личной выгоды. А семья подождёт.

Вот я и встал, сразу предупреждая Степана:

– Пойдёшь со мной. Вдруг что помочь придётся… подержать там что…

И по лицу заместителя отчётливо прочитал, что он уже жалеет, что не убрался от меня как можно дальше. Слишком он хорошо помнил меня обожжённого, в дырявой одежде и с красными пятнами по всему телу, следами ретивого приручения и исследования мохасиков.

Лагуны мы выволокли из маленькой, отведённой только для этого дела кладовки. У всех трёх на крышках стояли камни, хотя я подозревал, что при желании санитары Дна могли бы и такой вес приподнять в случае голода или иных экстренных обстоятельств.

Вскрыл один лагун, присмотрелся. Мохасик вроде как дремал, а может, и крепко спал в образовавшейся норке, наружу торчала только головная его часть с устрашающими жвалами, глазки – закрыты. Присмотрелся глубже: все жизненные процессы практически приостановлены, разве что текут вяло-вяло. Ну да, так по расчётам и должно быть, падали-то вокруг нет.

Подкинул кусочек мяса, существо проснулось за минуту, а на второй уже наворачивало паёк своими жвалами. Так как даже самой сильной молнии я не опасался, то решился поднести вначале руку, а потом и коснуться ярко-розового меха. Голубые искорки при этом так и заискрились вокруг пальцев, но парализующей молнии так и не сорвалось в мою сторону.

– Ух, ты! – не удержался замерший рядом Степан. – Неужели узнал? – так как я продолжал осторожно водить над тельцем уже двумя руками, пытаясь понять: вбираю я энергию или, наоборот, отдаю, ответила стоящая в паре метров Франя:

– Сразу видно, что Миха с такой напастью играючи справляется. Вишь, как его искорками мохасик ласкает! Ещё бы наш командир научился, да нас научил монстров приручать, дабы те сами нам груаны приносили…

– Как же, – ворчал охотник, – таких тварей не приручишь! И уж на что Миха кудесник, а и у него предел умений имеется.

Тоже мне, зам! В собственного отца-командира не верит! Но обижаться, как и отвечать на такие размышления, я не собирался. Сидя рядом с лагуном на табурете, достал из-под одежды медальон да, так и не снимая цепочки с шеи, принялся тыкать его в искрящийся мех. Причём пробовал то одной рукой держаться, то другой, то вообще на меху оставлять, не прикасаясь пальцами. И что заметил: если держу знак двумя ладонями, касаясь кругляка чуть ли не десятью пальцами, то искорки начинают втягиваться в медальон.

«О! Это уже прогресс! – обрадовался мысленно, продолжая крутить украшение на все стороны. – Но чего же внутренняя структура не насыщается? Мало ей, что ли?»

И минут через десять решил, что очень мало. Не помешало бы двинуть туда всю молнию, полноценную. Тогда, может, чего и получится. Вопрос только в том, что делать с руками? Как только я убирал пальцы, искорки переставали втягиваться в кругляш, а значит, и молния туда не втянется. Ну и нужен был посторонний человек, или предмет, или то и другое, чтобы мохасик всё-таки ударил молнией.

Долго думать не приходилось. Соорудил из длинной палки этакий изолятор, к концу присобачил медный пруток и вручил в руки Степана со словами:

– Как только скомандую, один конец прутка прислоняешь к медальону у меня в руках, а второй заводишь на шерсть мохасика. Как только молния ударит – тут же пруток убираешь в сторону. Всё понял?

– Чего тут не понять-то? – обиделся заместитель.

– Ну мало ли… Вдруг перепутаешь… к себе пруток прислонять вздумаешь… Готов?.. Давай!

Пальчики я сложил правильно, руки от себя вытянул, на всякий случай даже глаза прищурил, глядя на тот значок, где распростёрлась пятиконечная звезда на фоне морской волны… Но всё равно, когда долбануло молнией, втекающей в украшение со значками, у меня полностью отключилось зрение от вспышки, наступила чернота и…

…И я увидел вздымающуюся ко мне океанскую волну!

Глава двадцать девятая

По чьей вине я здесь?

Это уже потом я понял, что меня посетило только изображение некоей волны, этакая визуальная проекция на сетчатку глаза. Но в тот, первый момент мне показалось, что я и в самом деле оказался в некоей точке, куда вся эта пенная, тяжеленная масса воды грохнется сейчас, раздавит меня и уволочёт в пучину.

Так что моё тело повело себя чисто инстинктивно: откинулось назад, опрокидываясь с табурета. Наверное, со стороны слишком дико смотрелось и смешно, потому что даже после того как встал с посторонней помощью и уселся обратно, моих «помощников» ещё минут пять пробивало на хихиканье.

А я как раз эти самые минут пять и потратил на то, чтобы вернуть себе нормальное зрение. Ну и нисколько не обижался, сам прекрасно понимая, какое нелепое падение совершил. Главное, что не ушибся, пальцы молнией не обожгло, и возможностей нормально размышлять не потерял. Вот я сам и думал, то кончики пальцев своих рассматривая, то никак не пострадавший медальон чуть на зуб не пробуя.

Можно было смело считать опыт удавшимся! И кричать: «Эврика!» Потому что отныне у меня не было сомнений, что связь с помощью этого украшения с иными мирами – существует. Требовалось, конечно, уточнить ещё: только ли изображение передаётся, или что ещё можно с этого медальона поиметь, сколько времени оно может длиться, сколько энергии надо подавать и так далее и тому подобное. Но факт оставался фактом: здесь, на Дне, когда-то, кто-то носил вот такие простые с виду безделушки для контактов с иными мирами. Причём носил скорее всего повседневно, часто меняя и часто используя… Может быть.

Или возможны иные варианты? Да легко! Услужливая фантазия мне их сразу же подбросила десятками: возможно, сюда наведывались охотиться, или подрабатывали наездниками те самые лица, которых я условно называю Грибниками. А потом они попросту оставляли ненужные им уже устройства связи в башнях. Или все прибывшие сюда Грибники погибли все разом. А может, у каждого из них был свой замок с целыми сундуками подобных сувениров, которые потом разграбили каторжане. Имелся ещё и вариант наличия именно на Дне такого сооружения, как Священный Курган, а то и на каждом уровне есть такая величественная постройка.

Не может такого быть? Но пока не доказано обратного, стоит и такое мнение выслушать. К примеру, в мире Трёх Щитов Священный Курган не только в Рушатроне, столице империи Моррейди, возвышается. Точно такой же, по утверждениям любого жителя, и уж тем более обладателя Щитов, стоит и в Шартике, царстве ешкунов. Причём стоит он в бывшей столице царства, которая, как поговаривают, видна с территории как самой империи людоедов Гадуни, так и с территории единственных союзников зроаков княжества Тайланов.

Конечно, царство в данный момент вымершее, и на его пространства ни единое живое существо даже залететь не может, но верить приходится: в месте соединения трёх государств когда-то процветал город, гораздо больший по размерам, чем Рушатрон. Такое трудно в голове укладывалось, но я толком ничего про мир Трёх Щитов не знал, так что не мне судить о величии древней истории чужого мира.

Мне главное сам прецедент: если подобных сооружений уже больше одного, то могут быть подобные им где угодно и в каком угодно количестве. И связь между многими – нарушена, а то и потеряна совершенно. И не этот ли отголосок разрушения я и слышал второй раз в музыке Лобного Камня? И не эти ли неполадки кому-то срочно следовало устранить? А те же Грибники, допустим, по этому вопросу и не чешутся. Вот Пантеон, если в него заложено создателями чувство самосохранения, и выискивает средства и людей «со стороны», не брезгуя даже такими случайными путешественниками между мирами, как я.

А почему? Почему именно я?

Хотя логику иного, возможно, и чисто машинного разума, – можно понять. Раз существо научилось ходить между мирами – значит, оно особенное. Хоть в чём-то, хоть как-то! Следовательно, его можно наградить некими дополнительными способностями, мелкими умениями, талантами в виде гениального живописца, и пусть себе «раскачивает лодку». Может, конечно, сдуру и так раскачать, что и последний, или последние Священные Курганы в руины превратятся. Но может как раз и наоборот получиться: такие ситуации создадутся, что пойдут подвижки к лучшему. То есть любое новшество (без применения новейшего оружия) может стать сродни революции, влекущей за собой кардинальные изменения сразу в нескольких мирах.

Теория? Да она уже почти в действии!

Потому что, продолжая вспоминать себя и свои приключения, я начинал понимать, что в силах Священного Кургана было очень и очень многое. Так, он не скрыл от меня значка в замке Дефосс, благодаря чему я сумел сбежать из-под топоров людоедов на Землю. Потом нечто аналогичное произошло в подвалах разрушенного Пантеона возле Борнавских долин. Оттуда я бежал с друзьями в мир Набатной Любви. А дальше дошло до того, что оказался на Дне. А всегда ли по причинам именно моих действий? Всегда ли у меня получилось бы что-то изменить собственной волей? Получалось, что моё желание улизнуть в сторону довольно сильно, если не решающе сильно. Из той же тюрьмы с помощью своих художеств я почти выбрался. Но!..

Тут и припёрся ко мне ревнивый Светозарный. Казалось бы, там наслоились совсем иные случайности, нагромоздились чужая ненависть и конфронтация, но, тем не менее, разгневанный мужик пришёл ко мне в камеру, устроил скандал, и мне его пришлось убивать, чтобы выжить самому. Казалось бы, в чём именно видится «рука» всё того же Лобного Камня, толкающая меня на каторгу? Вроде и нет никакого влияния…

Ан, нет! Есть! Потому как все Светозарные, по моему мнению, не сильно-то и будут вмешиваться в жизнь и деятельность простых обывателей. Что для него обиды какой-то Ксаны? Да ему наплевать и растереть на то, кто её имел, имеет или будет иметь. О том же поставном, который часто и нещадно издевался над девушкой, художник из другого сектора всегда знал, но даже палец о палец не ударил, чтобы помочь красавице. А тут взял и пошёл. Да так при этом взбесился, что попытался меня уничтожить. Что это, как не явный нонсенс в поведении? И если не Курган такой нонсенс в поведении спровоцировал, то больше некому.

Итог: меня всё-таки запроторили сознательно, специально. Может, и случайности помогли, может, и моя неусидчивая натура виновата, но когда появилась возможность забросить меня на Дно, это было сделано более чем надёжно, шансов выскользнуть у меня не было.

Все эти мысли новые наслоились на размышления старые, и…

Хорошо, что Степан меня всё-таки выдернул из размышлений, тормоша за плечо и заставляя вздрагивать обеспокоенными вопросами. Иначе я бы в этаком трансе на несколько часов завис:

– Эй! Миха! Да очнись же ты! Там тебя твоя Ксана разыскивает, кричит, что серпансов они уже накормили…

– А?! – приходя в себя, покрутил я головой. – Откуда кричит?

– Сверху… Видимо, думала, что ты своих жён уже дисциплинированно в кровати ждёшь, сразу туда они и побежали.

«Ну да! У них теперь только одно на уме! – пришли ко мне в голову мысли вместе с неожиданным раздражением. – А я тут думай: какого рожна меня сюда затолкали, и на что этот Священный Курган, или пусть даже его Лобный Камень, надеются! Сволочи они! Однозначно! Если бы они меня конкретно что-то попросили, я бы для них горы свернул, а в данном варианте сам себя обманутым и униженным буду чувствовать всё время. Поэтому принимаю волевое решение: полностью игнорирую подобные медальоны, не желаю тут искать нечто величественное и делаю вид, что мне совершенно неинтересно, куда подевались Меченые. Вследствие этого бросаю все свои силы, знания и умения только на одно: скорейшее освобождение себя, родного, из этого мрачного места! Решено! Только охота и сбор груанов! И ни на что постороннее не отвлекаюсь. Удастся выполнить свои обещания и женщин отправить раньше – отлично! Нет – пусть не сетуют, а я ухожу!»

С табуретки я вскочил настолько резко и с таким опасным блеском в глазах, что мой заместитель и главная повариха отпрянули в стороны.

– Ты чего? – выдохнул Степан. Срывать злость на товарище и соратнике не следовало, поэтому я постарался взять себя в руки:

– Да это я так, всё ещё молния в глазах рябит… И в самом деле спать пора, завтра будем бить рекорды по добыче груанов!

И тронулся к выходу. Тотчас мне вслед возмутилась Франя:

– А с этими тварями что делать-то? Может, выпустим их вне башни?

Чуть подумав, я принял решение:

– Пусть ещё день-два поживут у нас, на всякий случай. Но мяса им больше не давай, они и так с неделю в спячке проживут.

– А камни?

– Конечно, наложите на крышку… – уже в дверях бросил я назад, через плечо.

А вот в дверях своей спальни я замер в невообразимом недоумении. Все три мои гражданские супруги весело игрались, а точнее сказать, устроили себе настоящий парк аттракционов с участием… Чамби! И развлечение называлось: «Усядься на привидение и постарайся продержаться на нём как можно дольше». «Мешок» довольно быстро семенил лапами, двигаясь по комнате зигзагами, а девицы, будучи в самом минимуме нижнего белья, довольно азартно и ловко плюхались на малого сеМЃрпанса животами, обхватывали руками и ногами и не поддавались пытающимся их стаскивать подругам. Зрелище получалось не только потрясающее и жутко весёлое, но и воистину невероятное. Да и со стороны вдобавок ко всему – эротичное. И благо ещё, что комната у нас была огромная, места хватало, привидение внутрь мебели не входило и в пол, сквозь настеленные в два слоя коврики, не проваливалось.

Родео! Настоящее родео, применительно к местным условиям.

Сидящий в нише Хруст тоже поглядывал на забаву максимально расширенными глазами, а я так вообще не знал, как правильно отреагировать. Мог бы и присоединиться к забаве, душа так и звала вперёд, но… Меня смущало несколько деталей. Во-первых: данное существо впервые, без моей команды оказалось в моей спальне. Во-вторых: почему оно слушается именно этих женщин? Я, конечно, не ревную, но всё равно странно получается. Приручил-то его я, а в последние дни «мешок» всё время старался вертеться возле Ксаны. Ну и в-третьих: двойняшки вроде как не могли раньше касаться Чамби, он для них не материализовался. А тут они не просто касаются, а катаются на нём, используя как игрушку. Подобным образом себя только дети ведут, которым домашние собаки позволяют с собой творить что угодно.

Но то ведь дети! И здесь – не собака! Вон, даже когуяр посматривает на существо из протоплазмы с каким-то сожалением и братским сочувствием.

Наконец красавицы заметили меня, стоящего истуканом, с хохотом раскатились в стороны, уселись прямо на полу и засыпали уверениями, что Чамби – душка, все было очень здорово, и отныне он будет ночевать возле нашей кровати.

Хотел было возмутиться и воспротивиться такому беспределу в моей личной горнице, но… Вспомнил, что у нас намечается дней через пять… тяжело вздохнул… согласно махнул рукой и поплёлся в душевую. Пусть девчонки потешатся…, пока я с ними рядом. А меня не будет, так останется у них иной верный друг и помощник. Даже два друга: Хруст и Чамби.

Уж с ними они точно не пропадут. Да и мысль вполне здравая пришла мне в голову:

«А там и я со своими делами в Трёх Щитах управлюсь, и обязательно сюда вернусь, чтобы во всём тщательно разобраться. Ведь ещё недавно я был тут слаб, уязвим и смертен, а сейчас… ха-ха, сейчас мне тут море по колено! Возле любой башни отыщу серпанса и в одиночку завоюю любой замок. А уж сюда, на сорок четвёртый уровень, доберусь даже со сто двадцатого! Точно! Это я здорово придумал!..»

И уже совершенно успокоенный, нырнул под упругие струи тёплой воды. Впереди предстояла вторая «брачная» ночь.

Глава тридцатая

Адская работа

Ну и на следующий день для наездников началась воистину адская работёнка. Всё время носились как угорелые до обеда, а потом и после ужина. Хорошо хоть заготовки из забродившей массы перемолотой плегетты оказались невероятно эффективным кормом для наших скакунов. А во второй половине дня мы пересели на резервные привидения, которые знатно наелись постоянно подносимой им подкормкой. Так что мне только два раза в течение этих суток пришлось подкармливать серпансов малыми эрги’сами. Но и безграничный практически запас хода нас не слишком выручил.

Причём действовали мы вроде как всё лучше и лучше в плане сыгранности и спаянности коллектива, а вот результаты в конце дня не впечатлили: всего лишь тридцать девять груанов. Естественно, для исторических аналогов – это второй подобный результат, но по сравнению со вчерашним днём – сплошное расстройство. Мы надеялись увеличить добычу, а тут такой резкий спад.

Хотя были и веские причины для оправдания: в наши края мигрировали огромные стада скатрегов. А добывать у них груаны – та ещё проблема. Хранятся-то они у них под тыльной частью головы, в очень неудобном месте, попасть туда вимлачом – дело немыслимое, практически невозможное. Разве что чисто случайно монстр задирал голову вверх, и тогда уже летящий в цель вимлач попадал куда следует. Но так получалось только один раз на сто, а то и на сто пятьдесят бросков. Поневоле рассвирепеешь, плюнешь на таких тварей да и подашься искать байбьюков, тервелей или зервов.

Но в том-то и дело, что остальных хищников становилось всё меньше и меньше. А нам в погоне за ними приходилось удаляться от Пирамидки всё дальше и дальше. И это тоже накладывало на наши действия некий отпечаток нервозности и неуверенности. Особенно у меня всё время было какое-то предчувствие нехорошее, словно беда какая приближалась.

Может, вновь какие твари попытаются стену атаковать? Так я вроде строго-настрого приказал даже не делать попыток оборонять нашу возведённую искусственно преграду. Всем приказал закрываться в замке и сидеть там, носы только на балкончики высовывая. Слава труду, но мы в последнее время запаслись и мясом, и клубнями, и грибами, так что могли в осаде хоть лутень просидеть.

А что тогда меня беспокоило? Каждый раз теперь, пребывая у стены или в срединной части башни, я нет-нет да и посматривал в сторону таинственной полости, в которой находился, по словам чипа-всезнайки, не менее таинственный «отсекатель». Забраться бы туда, не пожалеть пяток «чужих» груанов да взорвать там имеющиеся вместо створок или дверей плиты! Тогда, может, окончательно бы успокоился и больше туда не косился. Вдруг там давно уже ничего нет? Или попросту погнило? Я только «за!» такой вариант. Хуже, если там какие камеры установлены, тупые чипы ими командуют, да ещё и оружие какое страшное в своём распоряжении имеют. Вот тогда хватай тапочки и беги без оглядки!

Или перебраться в иное место? Туда, где башня или замок стоят на открытой местности? Вроде такого добра в той же местности, называемой Услада, – сколько угодно. Можно и в других местах поискать достойный, а лучше всего, – неприступный замок. Но как подумал о переезде, трате сил, времени и нервов, сам себя обругал за такие мысли.

«Вот если ничего с уходом женщин не получится… вот тогда и будем думать! А уж тут всяко разно пять дней протянем! Вперёд!»

Это я себя так подгонял, увидев вдали подходящую стайку зервов в количестве одного десятка. К концу дня мы уже легко и такие многочисленные группы атаковали, если я замечал хотя бы одно вожделенное для нас сияние груана. Если же виднелось два или больше – все сомнения тем более забывались моментально.

Ну и дальние передвижения с громадной скоростью по соседним кавернам приносили и другие результаты. Мы наткнулись на такие места, о которых даже наш местный проводник Ольшин Мастер не имел никакого понятия. Да и никак не могла возглавляемая академиком экспедиция обойти все отнорки и лабиринты даже этого прилегающего к нам участка. Так что Длань мы заметили чисто случайно. К тому же она находилась чуть ли не в центре громадного Поля, среди небольшого скопления валунов, являя собой самый громадный из них. Только благодаря своей величине этот валун и привлёк моё внимание издали, а уже потом мы всей компанией рассмотрели присущие пункту выдачи пайков приметы.

Нам вроде как по очереди ничего не полагалось, да и не до того нам было, но короткий привал мы решили всё равно сделать. А я, конечно же, не смог обойтись без очередного эксперимента. Причём совсем ничего нам не стоящего, потому что «чужих» груанов у нас теперь хватало: у каждого наездника имелось по пятнадцать штук, по полному патронташу. Это я своим приказом заставил бывших рабынь сдать все «чужие» груаны в общую кассу, оставив возле себя только «свои» и пару «чужих» – на всякий пожарный случай. Ну и в свете последних событий и моих недавних распоряжений о подготовке ко всеобщему восхождению в Светозарные, никто и слова пикнуть против не посмел. Вот у нас и было сосредоточено очень много «гранат» в самых важных точках нашего фронта: в отряде заготовителей-охотников и при обороне Пирамидки, на пятом этаже, возле дежурного.

Приложил свою ладонь с символом не к оттиску для всех, словно прочувствовал это сразу, а к тому месту, куда следовало укладывать груан, и стал ждать. Видимо, местная техника давно не использовалась, потому что долго, секунд девять, не отзывалась и никак не реагировала. Прогревалась, что ли?

Зато потом надписи с датой и временем замерцали и сменились на строчки:

«Иггельд, с какими намерениями ты прибыл?»

Ага! Вон оно как! Даже имя моё уже знают. А значит, весь комплекс в своём большинстве полностью работоспособен. Вот только у меня сразу вопрос появился: на кого этот комплекс работает? Судя по тому, что груаны получают гаузы, то на них. Но судя по незнанию гаузов о тех же серпансах, вимлачах и прочих никому не ведомых «вкусняшках», у данных систем осталась масса независимости и способностей к самоопределению. Иначе любой каторжанин знал бы об этих тайнах, а поток груанов наверх однозначно при этом утроился бы. Возможно, тут остались и некие нетронутые оккупантами структуры, которые им ни за что и никогда не станут подчиняться. И хорошо бы проверить: не осталось ли какой связи с империей Альтру.

А как это сделать? Правильно! Вот я и проговорил, попутно общаясь и мысленно:

– Желаю передать груан в ОСАР!

И опять данное устройство надолго замкнуло. Видимо, вёлся поиск тех телепортационных каналов, по которым когда-то в древности наездники передавали означенные им налоги в Особые Склады Армейского Резерва. А каналов могло и не быть… Да скорее всего и не было… Подтверждения чего я ждал долгих полминуты. Но неожиданно засветилось другое сообщение:

«Иггельд! Тебя нет ни в каких списках подданных империи Альтру. Поэтому налог не обязателен». – О! Уже интереснее! Не обязателен, говорите? Тогда пойдём от противного:

«Желаю передать груан в ОСАР на добровольных началах».

«Без всяких дополнительных условий?» – тут же высветился вопрос. Меня немного раздражало, что Длань не общалась со мной мысленно, как чипы серпансов. Но с другой стороны, кто тут моим мнением будет интересоваться?

Поэтому продолжил диалог спокойно и с достоинством:

«Без всяких условий! Но! У меня только одна просьба, прошу её выполнить, если это возможно».

Пять секунд ожидания, и вот чтоб я так жил, ехидный вопрос:

«А груан?» – то есть жертвуешь на благо империи, жертвуй! А торгуешься – какой же ты доброволец тогда?

Ну я и отправил левой рукой свой подарок неведомому ОСАРу. Эх, как же мощно и красочно после этого забушевала энергия во внутренностях валуна! Только ради этого было не жалко сделать такие пожертвования!

Но я получил не только эстетическое удовольствие или приобрёл дополнительные, пусть и мизерные знания о самих процессах неведомой телепортации. Всё моё естество однозначно словно набухло самой положительной и приятственной энергией. У меня сразу пропал вечно грызущий голод, куда-то испарилось неважное настроение, а кровь по жилам и капиллярам ускорилась в движении как минимум в полтора раза. Уже с привычными навыками я тут же присмотрелся к скопищу своей внутренней магической силы в районе крестца и понял, что там её стало вдвое больше.

«Ха! Да такой обладатель Первого Щита, как я, только за полученную порцию силы должен сдавать груан ежедневно и радоваться, что в виде налога не собирают все пять или десять! И мне кажется, что я слишком мало внимания уделил именно Дланям. У них внутри невиданные резервы кроются и возможности, не иначе! Скорее всего, и с получением информации именно здесь мне помогут. А то и непосредственно с самими Мечеными удастся связаться. Ведь куда-то же отправили мой груан? Значит, особый склад армейского резерва действует? Ну?.. Чего молчите? Будете выполнять мою просьбу или нет?!»

Мои последние мысли ловили. Буря внутри валуна улеглась, а на панели появились новые слова нашего общения:

«Спрашивай, Иггельд, поведай о своей просьбе».

«Мне необходима информация. Ещё лучше – непосредственная связь с кем-нибудь из империи Альтру. Потому что чипы, или как вы там их называете, серпансов не дают мне полные, требуемые ответы. Причём информация, предоставленная мне, наверняка поможет в конечном итоге и самой империи. Поэтому прошу ответить на некоторые мои вопросы. Хотя бы…»

«В данный момент просьба невыполнима. Потому что у тебя нет нужного допуска к тайнам империи».

«Ну так дайте мне этот допуск! В чём проблема-то?!» – не удержался я.

«Нам о тебе ничего не известно. Расскажи, как ты попал на пространства Вожделенной Охоты?» – Ого! Насколько пышно величают это проклятое сумраком место! Ну и мне скрывать было нечего:

«Ха! А то вы не знаете, что эти места уже давно никто так не называет! А поработители этого мира гаузы устроили здесь каторгу для людей, называемую Дно. Вот меня сюда и забросили насильно без суда и следствия, за убийство одного подленького и завистливого Светозарного. Но я мечтаю приложить все свои силы, знания и умения для изгнания колонизаторов из мира Набатной Любви! – Я отдышался, подумал, и добавил: – Ну вот, вроде обо мне и всё. Этой информации достаточно?»

«Нет. Гораздо больше интересует, Иггельд, на каком основании тебе присвоено данное имя?»

«Понятия не имею. Так меня впервые назвала информационная система серпанса. Причём она уверена, что всё остальное я должен знать по умолчанию, и постоянно мне отвечает только одно: «Вопрос некорректен» или что-то в том же духе. Ответ мой засчитывается?»

«Несомненно. Только ты неверно понял наш предыдущий вопрос. Он обозначает, что нас интересует в первую очередь: какими силами и умениями ты обладаешь, раз стал обладателем такого легендарного имени?»

А вот это меня, несмотря на явную лесть по поводу легендарности, уже сильно напугало. Я даже ладонь с татуировкой отодвинул от массивной плиты, чтобы мои мысли не прослушали. Кто такие «мы» и почему «они» так подробно мной интересуются? Если Меченые, то готов хоть сутками с ними общаться, не сходя с места. А если это гаузы? Не стоило забывать, что это именно они колонизировали данные миры, ссылают сюда каторжан и нещадно эксплуатируют местных монстров, не просто забирая у них светящиеся симбионты, но и убивая при этом. И если они сейчас подслушивают? Не говоря уже о том, что полностью всё держат под контролем?

Правда, логика мне тут же подсказала, что такое невозможно. Ибо гаузы не знают про серпансов и тем более не могли узнать моего нового имени. Всё-таки тут наверняка осталось несколько искусственных интеллектов, которые продолжают держать связь между собой и кое-что контролировать собственными силами. Так что отвечать можно было бы откровенно, до конца, но…

Я решил несколько перестраховаться:

«Сведения о себе для империи я готов предоставить в полном объёме, – заверил я, опять возложив ладонь на место. – Но вы уверены, что нас сейчас гаузы не подслушивают?» – Три секунды и ответ:

«Не уверены. Опасения твои имеют основания. Тогда, если уверен в незнании этого словосочетания гаузами, назови два слова, которые могут разрешить проблему хотя бы частичной твоей идентификации».

Ну и что им сказать? Планета Земля? Ерунда она для них… Священный Курган? Хм… слишком уж величия много в таких словах… Имя своё настоящее назвать? Тем более неуместно. Ещё и высмеют за самонадеянность… А вот название мира, в который я сейчас больше всего стремлюсь, будет в самый раз:

«Три Щита!»

«Принято. Жди нашего ответа».

«И долго ждать?»

«Несколько суток. Может, вдвое дольше».

Ай да ответ! Ничем не лучше «Вопрос некорректен». Но ждать несколько суток? И ничего не узнать сейчас? Я прямо весь затрясся он неудовольствия и раздражения:

«Ну хоть на маленький вопрос ответьте! Который никак не может касаться тайн империи Альтру! Неужели так трудно?!»

«На маленький, и на один – не трудно. Задавай!» – Ух, какие мы щедрые и добрые! А у меня в голове сразу кавардак создался от хаоса заметавшихся мыслей, каждая из которых вопила и кричала громче всех, что именно она самая важная и решающая.

Но я выбрал одну из последних, которая мне не давала покоя как раз на последнем километре пути перед Дланью:

«Как приноровиться вынимать груаны из скатрегов? Потому что бросать вимлач точно никак не получается…»

«Простейшее решение проблемы: послать в животное эрги’с контактного усыпления, наиболее экономичный и незатратный его вариант. Скатреги на него очень чувствительны, впадают в спячку на пять минут».

М-да! Замечательная подсказка! Ещё бы толком объяснили мне, как этот мягун контактного усыпления создаётся, цены бы не было таким подсказкам. Но переспрашивать или уточнять я не стал, сам осознал, что для Иггельда подобные вопросы ну совсем некорректны. Догадывался, что владеющие информацией структуры и слушать не захотят о том, что я маг-самоучка и никогда нигде толком не учился и ничего даже о собственных способностях не знаю. А если и знаю, то до смешного мало.

Вздохнул, распрощался мысленно со всей системой подкормки пайками, и уже в пути или во время охоты весь остаток дня только и делал, что метал в противных скатрегов эрги’сы самых произвольных экспериментальных форм, свойств и размеров. Получалось, мягко говоря, не очень. А два раза так вообще перестарался: зачерпнул энергии слишком много, мягуны получились чрезмерными и… Первый раз монстру разорвало голову, причём к этой силе взрыва добавилась и разрывная мощь груана. А второй раз хищника вообще всего по Полю взрывом разметало мелкими ошмётками и завалив насмерть нескольких иных особей, которые пострадали безвинно. Естественно, что трофеев нам такое «усыпление» не прибавило, зато уважение ко мне со стороны наездников и наездниц стало зашкаливать. А то и вообще переходить за черту вполне здравых опасений. Они старались теперь больше ехать у меня за спиной и не спешили вырываться вперёд.

Но так я в тот день способы усыпления скатрегов и не освоил.

Зато вечером, несмотря на усталость, попытался покумекать над тайником с золотыми побрякушками возле входной двери. Только настроился да стал чётко воспринимать покалывание в ладонь и начал варьировать ответные посылы силы, как по лестнице спустилась Ксана:

– Миха, тебе заняться нечем больше, когда тебя сразу три супруги ждут?

– Для вас же стараюсь, – попытался я отшутиться, постукивая костяшками пальцев по стене, внутри которой скрывался тайник. – Буду считать, что это ваше приданое.

– Ха! Всё равно ты нам, а мне в особенности, останешься должен по гроб жизни! – Ну кто бы сомневался, что моя красавица нуждается в каком-то приданом?! – Но в любом случае, есть дела поважнее…

– Что-то случилось? – уже несколько обеспокоившись, я развернулся к подруге всем корпусом. – Заболела? Или не ты?

– Я молода и здорова! – фыркнула Ксана. – И не в пример некоторым доходягам нахожусь в полном расцвете своей красоты. А вот иных своих друзей ты позабыл. Например, Хруст тобой хоть раз, хоть немножко осматривался с позиции неких внутренних повреждений у него?

– Ну-у-у… – затянул я, пытаясь понять, не разыгрывают ли меня. – Когуяр выглядит прекрасно… аппетит отменный… что с ним не так?

– Ну да! Ты его приручил и… забыл. А бедное животное ходит за тобой по пятам, само ничего сказать не может, а мы сразу и не догадались. Но уже давно я заметила, что у него к спине, ближе к задним лапам, лучше не прикасаться. Что-то у него там неправильное, болезненное… Ты бы присмотрелся, а?

Хруста рядом с девушкой не было, и я вначале заподозрил банальную попытку таким вот образом быстрее заманить меня в спальню. Но слишком уж моя подруга говорила откровенно, и никакой хитринки в её словах или второго дна не ощущалось. Так что я и вправду почувствовал укоры совести. Найдёныш мне вроде и в самом деле почти тенью стал, и к нему настолько привык, что и внимания не обращал. Но если у него некие сложности, то следовало с ними немедленно разобраться. А тайник с золотыми побрякушками и в самом деле подождёт до завтра.

Ну и приступив к осмотру Хруста в нашей спальне, я в самом деле был немало удивлён неприятным, аморфным наростом у него на позвоночнике. Очень походило на старую, плохо залеченную травму, которая и доставляла животному постоянное неудобство, боли и дискомфорт. И как я раньше на это внимания не обратил?

Тем более что в наших условиях, да при наличии массы «чужих» груанов, даже излечение более сложных и страшных костных заболеваний – не проблема. Только мне и надлежало, что наложить на спину котяры сразу тридцать штук симбионтов, примотать их аккуратно длинным полотенцем, а потом своими силами ускорить деятельность опустившейся на рану вуали. При этом Хруст повёл себя более чем с пониманием: старался вообще не шевелиться, а когда мои руки оказывались рядом с его пастью, так и норовил их облизать своим шершавым языком с явной благодарностью.

Так что процесс лечения я запустил, следить за ним смысла не было до самого утра, и я не стал разочаровывать томящихся ожиданием наездниц.

А утром, сняв с тела когуяра груаны и присмотревшись к старой ране, с удовольствием обозрел почти совершенно обновившиеся позвонки. Некоторое воспаление вокруг них ещё оставалось, но лишь как остаточный фон, только способствующий конечной регенерации. Всё-таки симбионты – настоящее чудо из чудес!

Запротоколировав это в своей памяти и во всеуслышание, я вновь поспешил совершать великие дела.

Глава тридцать первая

День несчастий

На второй и третий день после моего «свидания» с Дланью наша добыча пусть медленно, но неуклонно росла. Сорок два, потом пятьдесят четыре груана, ну и к концу четвёртого дня у нас уже на каждого обитателя Пирамидки приходилось по восемь «своих» симбионтов. Стоило ли говорить о том ажиотаже, который царил в нашем коллективе в начале пятого дня?!

Да, все были твёрдо уверены, что именно сегодня мы и завершим нашу программу-максимум, и уже к вечеру, в крайнем случае, завтра утром, начнём провожать первых подруг и товарищей, отправляющихся наверх в ранге Светозарных.

Поэтому новость, которую нам во время завтрака сообщила Франя, вначале не дошла до моего сознания:

– Хруст словно с цепи сорвался. Фактически в башне и не сидит во время вашего отсутствия, а постоянно охотится. И я его полчаса назад видела, так он стал в полтора раза больше. Я даже испугалась, подумала, его мамаша или папаня заявились…

Я покривился и решил уточнить:

– Ты ничего не напутала?

– Да нет. Твой когуяр регулярно приходит за своим жареным кусищем мяса на каждую трапезу. Хоть и охотится, но к готовой пище тоже пристрастился. Так что я даже представить не могу, что наш бы пропал, а вместо него кто новый жрать повадился аппетитно прожаренные порции.

Вот тогда меня и пронзила догадка по поводу бедного животного:

«Э-э, брат! Да ты никак тоже инвалидом был, как и я! И возможно, что и не рос из-за той напасти на своем позвоночнике?! Как же я раньше не заметил? Надо будет Ксану отдельно чмокнуть пару раз в губки и похвалить за особую наблюдательность и сообразительность… Но тем не менее, всё хорошо, что хорошо кончается!.. Хотя… если продолжить мысль дальше, то у Хруста ещё одна странность немалая: почему он не рычит или не мяукает? Может, у него и гортань повреждена? Я её не сильно-то осматривал, да и понятия не имею, всё ли там в порядке, сравнить-то не с кем. Но глянуть да просто так поэкспериментировать не помешало бы. Если уж лечить котика, то до конца…»

После завтрака я об этом не забыл, но, выйдя наружу, так нигде поблизости когуяра и не приметил. Да и спешить следовало на очередную охоту. Сегодня мы решили немного изменить тактику. Навыки у нас уже имелись огромные, в том числе и в стратегии окружения монстров, расчленения большой группы на одиночные особи, отвлечения внимания и непосредственно самого броска вимлача. Теперь у каждого наездника в багажном коробе за спиной имелось по три готовых к использованию вимлача, так что упустить какой-либо трофей было проблематично. Ну и самое главное, что Ксана ещё более усилила своё умение видеть сияние груана и теперь могла это сделать с расстояния до тридцати метров.

Именно по этой наиважнейшей причине мы и решили разбиться на два отряда, в каждом из которых имелся свой «зрячий». И каждому для усиления придали «управляющего» на серпансе, которым командовал командир группы. Снажа, Всяна и Неждан отправлялись со мной, ну а Ксана считалась старшей в группе: Ольшин Мастер, Тимофей Красавчик и Сурт Пнявый. Таким образом мы надеялись увеличить нашу дневную добычу. Пусть бы она и не удвоилась, но в полтора раза могла бы увеличиться без особого перенапряжения сил. Тем более что в наши близлежащие Поля с обилием скатрегов отправился я, а Ксана могла лихо охотиться на остальных монстров, кои располагались в кавернах со стороны нашего сюда переселения.

Первые два часа прошли феноменально для моей группы. Количество наших трофеев достигло пятнадцати, и мы уже вслух стали рассуждать о том, что сегодня вечером часть обитателей прекратит своё существование в качестве каторжан и вернётся в верхний мир. Рано радовались, а я так вообще забыл старую пословицу: не говори гоп, пока не перепрыгнешь.

Только мы погнались за троицей зервов, один из которых не желал отдавать нам носимый симбионт по душевному согласию, как я далеко вдали заметил всего лишь пару наездников, которых сопровождали два серпанса без всадников. Сразу сердечко нехорошо ёкнуло, я прокричал об изменениях в направлении и первым развернулся к товарищам. Когда чуток приблизились к ним, я рассмотрел Ксану и Сурта, и волнение несколько спало, чего-то я вначале слишком уж испугался за свою первую супругу. Но и возможное несчастье с такими опытными воинами, которыми считались пропавшие наездники, невероятно расстраивало. Неужели они погибли? Или тяжело ранены? Тогда почему их бросили? И почему старшая в группе, умеющая просматривать сумерки не более чем на сто метров, вдруг так настойчиво и безалаберно меня разыскивает? Или она с «управляющим» тоже пострадали?

Сблизились мы быстро, и уже чуть ли не с полусотни метров я стал выкрикивать:

– Что случилось?! Что с Тимой и Ольшином? – но подруга не отвечала, пока вплотную мы к ним не приблизились. И обессиленно развела руками, как только мы остановились:

– Их уже с нами нет…

– Как это случилось?! – досадовал я, предполагая самое худшее.

– Ушли… Стали Светозарными… и ушли.

Вот так номер! Вот это жест доброй воли и истинного единения в коллективе! Никак в голове не укладывалось, что наши соратники, рыцари и товарищи, так могли поступить! Но факты – упрямая вещь, и Ксана рассказала, как происходили события, под философское молчание Сурта.

Им тоже повезло с самого начала охоты, попались обильные стада тервелей, которые удавалось легко разбить на малые группы. Помощники отвлекали, девушка лихо метала вимлачи, стараясь даже не терять времени на их опорожнение собственным ручками. Попросту перекидывала шкатулку кому ни попадя, взамен получая пустую и продолжая броски. Такое у нас практиковалось, да и поясов, заготовленных для сбора «ничейных» трофеев, в багаже у каждого имелось предостаточно. Мы же сегодня намеревались побить наш вчерашний рекорд.

Поэтому вначале компания даже не поняла, с какой это стати Тимофей Красавчик вдруг развернул своего серпанса и устремился куда-то в противоположную сторону. Подумали, что он осознал некую опасность или обнаружил невесть что ценное, раз так поступает, и поэтому устремились за ним в погоню. И только после этого заметили как странное свечение вокруг беглеца, так и пульсирующую дорожку из стрелок желтоватого света, заметную перед всадником.

Вот тогда Сурт и крикнул:

– Он убегает от нас! – и ему вторил со странной грустью Ольшин:

– Точно! Он решил стать Светозарным! И стал им…

Ксана попыталась пронзительными криками остановить своего старого товарища по работе в управе, но бывший исполнитель даже не оглядывался назад. Мало того, когда приблизился к стене и двинулся в углубление между двух выступов, то попытался прямо на серпансе въехать в раскрывшиеся для него ворота. Да только существо из протоплазмы замерло в метре от створок, не реагируя на последние приказы своего наездника.

Тиму это не задержало надолго. Спешился и стал проворно скидывать с себя почти всё лишнее, в том числе: почти всё оружие, полный пояс с пятнадцатью «чужими» груанами, второй пояс с одним лишним «своим», шлем, лёгкие доспехи, прикрывающие грудь и плечи, и куртку. После чего спокойным шагом вошел в клеть лифта, совершенно игнорируя отчаянные призывы Ксаны остановиться и хотя бы поговорить. А та ведь была уже в пяти метрах и тоже спешивалась!

Как только Светозарный шагнул в центр клети, как наружные створки закрылись наглухо, оставляя на месте зева натуральную, ничем нетронутую скальную поверхность. Мою подругу и это не остановило. Она принялась обстукивать стену рукоятью своего кинжала, присматриваясь к еле заметным щелям и восклицая:

– Тимка, сволочь! Вернись! Уйдём все вместе! Или хотя бы сутки подожди! Что ж ты такой предатель?! Сурт, Ольшин! Помогайте мне! Давайте заложим вот сюда… и сюда по парочке груанов и взорвём эти ворота!

Пнявый поспешил не столько исполнить требование старшей группы, как с целью её приостановить и успокоить:

– Ничего страшного не случилось… Это ведь не трагедия… Мы и без него справимся…

Вроде как помогло, женщина застыла на месте, пялясь в стену и размышляя над поступком Тимофея. Но тут у них со спины послышался голос Мастера:

– Это точно… Не только без него, но и без меня… справитесь… А мне… мне уже сил не хватает сдерживаться…

Оба соратника развернулись к говорящему, выпученными глазами и потеряв дар речи наблюдая его трансформацию в Светозарного. Ольшин уже всё лишнее с себя сбросил, оставив на себе только пояс с восемью «своими» груанами и с двумя открытыми, но ещё пустыми кармашками. А ещё две «ничейных» ракушки ветеран держал в обеих руках очень близко к поясу.

– Как же так?.. – выдавила из себя Ксана. – И ты?.. Ты тоже нас предаёшь?!

Стоящий невдалеке человек ещё не светился весь и полностью, а странно мигал, словно горящий фитиль под порывами ветра. И наверное, ещё мог себя контролировать от давящего на него гипнотического влияния. Потому что даже попытался оправдываться:

– Простите меня, но я больше не могу… Десять лет я нахожусь в этом аду… десять лет я ежедневно пытаюсь выжить… И несмотря на мои умения и знания, меня только чудом обходила смерть. Порой казалось, что свобода близка, груанов у меня собиралось много, но… Каждый раз очередная напасть или страшное стечение обстоятельств превращали меня в начинающего каторжанина… Я больше так не могу… я боюсь. Боюсь, что через час что-то случится страшное и…

Последнее слово попытался сказать Сурт:

– Да у нас всё нормально! Ты же видишь, как мы отлично, продуктивно охотимся. Ольшин, остановись! Завтра ты уже сможешь уйти честно, с гордо поднятой головой, попрощавшись со всеми нами, со своими тремя жёнами и не испытывая потом укоров совести за своё поведение. Одумайся!..

Страшная борьба с самим собой читалась на перекошенном от сомнений лице Охотника, но всё-таки желание уйти в мир Набатной Любви немедленно пересилило все остальные. Словно бросаясь в ледяную воду, Ольшин выдохнул, а его руки последним, резким движением вложили недостающие груаны в комплект им подобных. И тотчас новый Светозарный осветился всей видимой кожей, словно насыщаясь изнутри мягким, золотистым светом.

Тогда как свидетели этого процесса тоже на месте не стояли. Причём не по своему желанию они это сделали. Просто со стороны стены, к которой они стояли спиной, их толкнула упругая волна воздуха, швыряя метра на два вперёд и роняя на землю. Пока они встали опять на ноги, Ольшин уже проходил возле них. Ксана попыталась ему было заступить дорогу, но наткнулась на такой дикий, фанатичный взгляд, что благоразумно замерла на месте. Он был ей очень хорошо знаком. Точно такой же взгляд был у её любовника, когда тот бросился убивать конкурента-живописца. Но тот конкурент был Михой, который мог и умел за себя постоять, тогда как здесь и в данный момент женщина не могла ничего сделать. А уж метнуть в спину хорошо прежде знакомого человека кинжал – тем более рука не поднялась.

Да и не получился бы бросок, скорее всего: ближе чем на три метра подойти к раскрывшимся створкам не получалось, там словно стояла невидимая глазу упругая стена из пружинящих кустов плегетты.

Та же клеть вернулась за новым Светозарным, или иная, понять не удалось. Как только вошедший человек шагнул в центр лифта, наружные створки закрылись наглухо, навсегда оставляя у него за спиной как само Дно, так и все связанные с ним страхи и опасения. Каторгу навсегда покинул ещё один узник.

Ну а его бывшим товарищам ничего больше не оставалось, как собрать раскиданные вещи и пояса с груанами да отправиться на наши поиски. Хорошо ещё, что лишившиеся наездников серпансы беспрекословно выполняли приказы своих новых опекунов.

Но в нашем коллективе стало меньше на два человека. При этом, по всеобщему мнению, в мире Набатной Любви стало на два… предателя больше. Потому что при всём понимании совершённого поступка, никакое иное определение ушедших в голову не приходило.

Тимофей к этому шёл, как теперь поняли и вспомнили, – сразу. Просто до того у него не было такой возможности укомплектовать свой десяток полностью. Я собирал наши все трофеи, да и существовала всё-таки опасность пострадать от моего гнева. Пусть и выглядел тощим да кашляющим, но одного Светозарного всё-таки убил. Да ещё и голыми руками.

Ну а Ольшин… Тот просто не смог удержаться при таком раскладе. Да и в последнее время он слишком часто грезил фантазиями о том, как он вернётся домой и обнимет своих дочерей, коих он успел сотворить до своего уголовного преступления, целых три штуки. Сломался человек… и в самом деле одни всего лишь сутки не выдержал…

Ну и у нас у всех настроение упало ниже плинтуса. А тут ещё и вся фауна вокруг нас словно ополчилась. Стада на нескольких Полях не просто стали монолитными или многочисленными, а необычно агрессивными, и во время одной из наших отвлекающих акций здоровенный тервель так раскрыл свою гигантскую пасть, что зубами попросту ударил по ногам Неждана. Благо ещё, что некое седло, плотно придерживающее наездника, не позволило выпасть тому в гущу озверевших монстров. Но нога пытающегося мужественно перенести боль Крепака оказалась сломана. Причём сразу в трёх местах. И потом, когда мы попытались устроить бивак и оказать самую первую помощь раненому и малость отдохнуть, нас стало окружать нежданно огромное стадо зервов.

Пришлось и с того удобного для отдыха места уходить весьма поспешно. Правда, я успел обложить ногу Неждана двумя десятками груанов, обмотать их тряпками и настроить опустившуюся вуаль исцеления на процесс ускоренной регенерации. Но как оно будет действовать во время движения?

Поэтому после недолгого раздумья было принято решение возвращаться в башню. День, а то и два нас не спасут, а продолжать сбор трофеев в таком паршивом настроении было бы нецелесообразно со всех точек зрения. И уж кто-кто, но командир должен понимать это самым первым.

Вот мы и вернулись к Пирамидке ещё за час до обеда. И уже только этим, и уж тем более неполным составом переполошили всех остальных обитателей. Наверное, по этой причине я с ходу двинул речь, которую заготовил во время пути:

– Дамы и рыцари! Наш коллектив понёс первые потери, но никто не погиб! И это самое главное. Подробности вы сейчас все узнаете… А чтобы никто не расстраивался и не грустил, сразу объявляю остаток этого дня выходным. Отпразднуем, обдумаем, посоветуемся и… бросим жребий. Потому что уже сегодняшним вечером попробуем открыть двум женщинам, которым повезёт, дорогу в Светозарные!

Понятно, что такое объявление сразу же нивелировало подлое предательство двух наездников, довольно ценных для нашего коллектива. И несмотря на бурный рассказ Ксаны, к побегу бывших соратников отнеслись философски: «Чего уж там, поздно тыкать кулаками да вслед плеваться, коль не в кого…»

Глава тридцать вторая

Крушение надежд

Ну и выходной для меня тоже мог оказаться полезным во всех смыслах. Всё-таки интенсивная охота последние пять дней вымотала основательно. Хотелось отдохнуть и расслабиться. Но, опять-таки, расслабляться в ничегонеделании позволить себе не мог. А вот попутно решить отложенные до лучших времён вопросы – пожалуйста! Нет лучшего отдыха, чем смена деятельности или занятий!

Тем более, что нерешённых задач было немного. После обеда собирался смотаться к нашей ближайшей Длани и поговорить с… ну ладно, пусть будет с «системой чипов». Интересно было: получили они уже ответ «оттуда » и как они дальше со мной будут общаться?

Потом следовало всё-таки более пристально осмотреть Хруста и, если потребуется, довести лечение зверя, который и в самом деле стал раза в полтора массивнее и больше, до конца. Ну и покопаться хотелось с тайниками возле входной двери. Мечта отыскать медальон с символами Земли и мира Трёх Щитов – постоянно довлела в сознании. Тем более сейчас, когда некий путь передачи изображения оттуда мной уже был разгадан.

Тогда как все остальные события, как то: голосование, обсуждения и эксперименты с полным десятком груанов – вполне проходили по статье «праздничные мероприятия». Будет весело, интересно, интригующе. А может, и величественно. Как я надеялся…

А не получится… увы! Ничего тогда не поделаешь, скорее всего, этот день для некоторых станет самым несчастливым днём в жизни. Возможно, даже худшим, чем первый день попадания на Дно. Но лучше уж так, чем тянуть с этим делом лишний день, а то и два.

Но про возможный негатив старался пока не думать.

И за оставшееся время сумел довольно скрупулёзно осмотреть Хруста. Тот и в самом деле рос стремительно, особенно телом, и создавалось впечатление, что такая вот огромная у него голова по отношению к телу, как было прежде, – нечто неправильное. Голова тоже чуть росла, но тело прогрессировало больше и быстрее, и вскоре животное превратится в более гармоничное существо. Жаль, что трудно было понять: он уже вырос или ещё будет расти?

Ну а с горлом, вернее, с теми мышцами и жилками, которые составляли у котяры голосовые связки, я долго не мог разобраться. С виду – вроде нормальные, целостные, ни пятнышка порчи, ни порывов или старых шрамов. И опять-таки не было рядом второго подобного экземпляра, чтобы сравнить и выявить отличия. Я уже было и успокоился, решив, что так оно и надо, и начал вставать с колен. Как вдруг прирученное создание ловко ухватило меня зубами за рукав куртки, придержало и захрустело. Причём просительно захрустело, жалобно, словно умоляло себя полечить. Засомневавшись, я вновь положил ладонь на шею когуяру. И тот вновь распластался как коврик, готовый лежать смирно и ждать окончательного исцеления.

«Умный, что ли? – подивился я таким действиям несомненного хищника и задумался: – Понятно, что разумным данное существо быть не может по умолчанию, но его сообразительность – поражает. Пожалуй, смекалистей, чем собака или лошадь, мой Хруст выглядит. Не удивлюсь, если и некоторые слова научится выговаривать… Как попугай. Или научился бы, коль не этот его явно нечеловеческий хруст в гортани… Человеку даже трудно так голосовыми связками изгаляться… – В мозгу у меня шестерёнки завращались, вдруг неожиданно сместились два совершенно разных понятия, и в голову пришла единственно верная в данных условиях идея: – Эврика! Я не хирург и не врач, так что мне всё простительно…»

– Лежи, лежи! – это я приказал обеспокоившемуся когуяру. Сам же выскочил из нашей семейной спальни, пытаясь отыскать кого-то из своих гражданских супруг. Первой на глаза попалась младшая из двойняшек: – Всяна! Бегом сюда! – завёл в комнату, закрыл дверь и распорядился: – Ложись! Да не на кровать!.. И не в прыжке!.. Раздеваясь на ходу… На пол ложись! И не моргай своими ресницами! Возле Хруста ложись… ага, вот здесь… И так тоже на меня смотреть не надо, я тебя к нему не вместо корма кладу… про иные извращения тоже забудь!.. Расслабься… Хорошо… Теперь скажи: «А-а-а!» Громче! И дольше тяни. Отлично. Теперь попробуй похрипеть точно так же, как наш когуяр. Ну! Чё не так? А ты старайся, импровизируй… О! Уже лучше!..

Минут десять я потратил на сравнительные просмотры голосовых связок человека и животного в разных режимах и во время произнесения разных звуков. Одну ладонь держал на женской шее, другую, соответственно, на шее животного. Глупо? Особенно глядя со стороны? Весьма! Не спорю. И даже не удивлялся ступору застывшей в дверях Ксаны, которая пришла меня звать на обед, потому что колокольчиком решили сегодня не пользоваться.

Потом и Снажа прибежала, уставившись на расположившийся на полу «натюрморт»:

– Чего это он? – вырвалось у неё обо мне. – Душит сразу обоих?

– Я несколько иначе решила, поэтому твою сестру тоже вначале хотела придушить. Но, кажется, он выбирает просто, кому из них разрешить оставаться жить в нашей спальне. Хруст вырос, места совсем ничего осталось…

Конечно, Снажа заступилась за сестру, у них началась тихая и вполне себе милая перепалка, но я старался не обращать на женщин внимания. Потому что обнаружил некую странность в горле у когуяра: две зеркально расположенные связки, которых вообще не было у человека. При попытках издавать звуки они блокировали, пережимали все остальные связки и даже простое рычание превращали в этакое щёлканье, треск, который нам и слышался как хруст. Если бы их не было, то и звуки были бы совершенно иные, вполне возможно, что и бархатисто-мяукающие.

И ладно бы эти лишние органы только мне одному показались странными! Но некий внутренний голос, который я уже давно приписывал Первому Щиту, словно настойчиво внушал мне в сознание: «Этих связок там быть не должно! Они – явный вред! Надо их немедленно убрать!»

Ха! Легко сказать: «убрать!» Да ещё и немедленно! А вот как? И главное – стоит ли творить такие вещи? Это же не гангрену излечить, и кость сломанную срастить, и не декомпрессионные патологии на позвоночнике устранить. Это надо резать или умертвлять совершенно целое и здоровое на вид внутреннее образование плоти. И раз оно там существует, значит, так и надо! Правильно? Трудно себе представить, что случится, если те же гаузы вздумают людям отрезать носы на том основании, что у них самих вместо некоего свисающего вперёд хряща – просто округлые отверстия. И тут уже я ничего с собой не мог поделать, внутренний голос не мог меня переспорить.

Чего уж там говорить! Тут даже груаны не смогут помочь!

И опять глас моего симбионта оживился во время упоминания о своих коллегах. И у меня в голове родилось этакое совместное коммюнике, или, иначе говоря, итоговое решение консилиума целителей, знахарей, врачей и прочая, прочая, прочая…

Звучало оно так: «Груаны наложим, за поведением зверя – понаблюдаем. Если недовольства не будет, то вместо команды лечебной вуали на регенерацию попробуем дать команду «Убрать всё лишнее и ненужное!» Можно и сформулировать её несколько иначе, делая акцент на устранении лишнего жира или приведении органов в идеальный порядок».

Получится ли? Мне казалось, что нет. Первому Щиту – уверенности в положительном решении проблемы хватало за троих! Или там большинство создавал прижившийся у меня в желудке местный симбионт?.. Хруст глядел на меня преданными глазами и был готов на всё. А мои женщины стали торопить меня на обед. Так что я не стал терзаться и заморачиваться, слишком поверил уже в то, что груаны вред никак принести не могут. Наложил, примотал, дал ментальные установки, взгрел вуаль своими тринитарными всплесками, да и…

Да и подался на обед.

А вот поесть толком мне так и не дали. Потому что изначально пришлось объяснять, как я вижу предстоящий жребий и как представляю сам момент испытания. А потом начался бедлам. Со спорами, криками, порой оскорблениями, а пару раз даже чуть драка не началась. До абсурда дошло: даже меня в открытую обвинили в укрывательстве будущих предателей и мягкости и в том, что не сделал никаких попыток к задержанию. А всё потому, что большинство женщин не желало никакого жребия, а буквально требовало, чтобы именно её назначили командирским указом. Ну и на вопрос почему, отвечали: «…потому что я сделала больше всех!», «…заслужила подобное трижды!», и причин «…именно у меня на немедленное возвращение домой – тысячекратно больше, чем у вас всех вместе взятых!»

И как я ни сопротивлялся, меня тоже втянули в эту постыдную ругань и склоку. Хорошо, что додумался, как это всё разрулить, начав с себя, а точнее говоря, со своих близких:

– Милые дамы!.. Хотя признаться, что после всего услышанного от некоторых из вас, определение «милые» у меня вязнет на языке… Но всё-таки продолжу… У нас двадцать семь женщин, и мужчины заранее не входят в число тех, кто участвует в жребии. Мало того, мы уменьшим и это количество теми лицами, которые зависят от меня как от супруга. То есть вычёркиваем из списка Ксану, Всяну и Снажу! Кто ещё сам, добровольно, хочет отказаться от сегодняшних экспериментов?

Мои три красавицы скривились, как от лимона, переглянулись между собой, поцарапали и меня своими взглядами и… промолчали. То есть понимали, что уж они-то без моей помощи да за моей спиной никак обделёнными не останутся. Да и сами, хвала судьбе, – наездницы. Пожелают – тотчас отправятся на охоту, и до полных комплектов – им всего ничего!

И это было правильно. Политически верно. Они меня поняли и догадались, для чего и как я прекратил ненужную, совершенно бессмысленную склоку. Помимо их троих, на мой призыв отказаться от жребия откликнулись и остальные.

Сразу же первой Франя заявила:

– Я буду готова уйти, только держа за руку Неждана. Так что подожду…

– Я тоже готова уйти самой последней! – оповестила Зоряна. – Раз уж я вас освободила от рабства, то хочу собственными глазами увидеть, как вы станете свободными. Все! Все до единой!

За ней тут же отозвались две её лучшие подруги. Потом ещё три женщины исключили себя из списка. А затем неожиданно заговорила Журба Бланш:

– Мне тоже следует поторопиться на свободу, у меня там дети остались. Но я уступаю дорогу остальным, мне не жалко! – и повернувшись ко мне, со смешком добавила: – Ты, командир, ошибку сделал. Надо было их пугнуть разными непроверенными последствиями и вызвать на это дело добровольцев. Поверь, тогда бы из них всего-то и вышли пятеро, ну… максимум шестеро. А уж тогда – жребий.

После такого выступления отказались ещё целых шесть женщин. Причём некоторые из тех, которые только недавно пеной исходили и готовы были вцепиться в волосы друг дружке. Итого: семнадцать в минусе. Осталось десять. Да и они уже как-то не слишком рьяно и страстно тянули жребий. Стыд разобрал, или и в самом деле опасаться чего стали?

Но я, жутко довольный наступившим затишьем, быстро провёл жребий, поздравил счастливиц с предстоящим испытанием, и уже двигаясь от стола, заявил:

– Награждение десятым симбионтом будет проводиться сразу после ужина! Пока же готовимся к торжественному ужину в честь выходного дня!

– А почему не сразу?! – кинулись мне наперерез самые активные дамы.

– Потому что головой надо думать! – вызверился я на них. – И помнить: что я делал в последние дни и о чём, ничего не скрывая, рассказывал! Мне обещали через Длань дать новые сведения, и эти сведения могут иметь невероятную важность для предстоящего эксперимента. Вдруг нам что-то неизвестно? Вдруг испытуемым грозит смертельная опасность? А мы о ней – ни слухом, ни духом? Поэтому я вначале отправляюсь с тремя наездницами к Длани… Ну и со мной в обязательном порядке отправится Журба. Потому что она у вас там для пещеры выменивала груаны на товары, она же должна будет и получить сейчас новые.

– Зачем нам новые? – послышался недоумённый вопрос.

– Потому что ранее на Дне управляющих-женщин не было. И вы это сразу заметили по получаемым товарам. Чего только стоит обилие мягких ковриков и красочных тканей, которыми вы застелили своё первое жилище, ставши свободными. То есть на ручку Бланш уже идёт совершенно иная поставка, и нам следует продолжать в том же духе. Ну и мои научные магические изыскания требуют именно таких вот изменений.

Когда я заикался о науке и о магии, пусть и не к месту, споры смолкали окончательно. Командир – это святое. Ну а если он ещё и колдун, увлекающийся наукой, значит – «…жираф большой, ему видней!»

Так что я быстро смотался с собрания наружу, вздохнув полной грудью вне стен башни. Неужели привыкаю к открытым просторам каверны и ущелья? М-да… так и полюбить Дно недолго…

С собой к Длани я взял только женщин-наездниц и восседающую на отдельном серпансе Журбу Бланш. В поводу мы вели ещё сразу восемь мешкообразных скакунов, которым предстояло доставить полученное у Длани добро в Пирамидку. Была сложность, что товары придётся протаскивать через узкий проход, соединяющий обе каверны, но ехать только из-за этого к иному пункту выдачи пайков, где я имел честь разговаривать неведомо с кем, тоже было накладно. Огромные стада тварей, бродящие по Полям, меня настораживали. Может, завтра их станет меньше?

А тут и ближе, и спокойнее. Да и в каверне, на той стороне, оказалось относительно тихо и спокойно. Вот только путешествие наше оказалось почти напрасным. Полномочий для разговора со мной ещё не было получено, личность моя, как подданного империи Альтру, – не подтвердилась, и даже моё очередное пожертвование груана в ОСАР никого не заинтересовало. Точнее говоря, со мной вообще не захотели общаться.

Но злился я недолго, а переключился на исследование магических, или пусть будет телепортационных потоков энергии в самой Длани. Наша новая управляющая подносила груан к плите – и начинались фейерверки, за которыми я наблюдал во все свои «глаза», коих у меня теперь хватало с избытком. Груан уходил к гаузам – начинались иные движения, которые я тоже фиксировал с максимальным тщанием. И так, пока не ушёл третий груан. После чего мы отправились в обратный путь. И то пришлось большую часть груза, которую мы посчитали ненужным, при переноске так и оставить в боковых отнорках тоннеля.

В башне всё было в полном порядке и спокойствии, и я сосредоточил свои дальнейшие усилия на вскрытии тайника, куда жившие шесть веков тому обитатели Пирамидки сбрасывали свои находки. И здесь меня постигло разочарование. Нет, тайник я вскрыл! И золотых украшений с драгоценными камнями там оказалось предостаточно. За такой клад в иных мирах можно графские замки покупать. Но меня огорчил иной факт: медальона – ни одного! Печально…

И даже ужин не радовал, во время которого я сидел слишком задумчивый и рассеянный. Но уж во время испытаний волей-неволей, но всеобщий ажиотаж события, предвкушение интриги, страх разочарования – передался и мне. Решались судьбы двадцати семи женщин, двадцати семи людей, которые оказались рядом в этом аду и которые теперь с придыханием ждали: получится пройти их подругам в Светозарные – или нет.

Последние инструкции от меня, в которых я пытался предвидеть самые цветастые варианты событий. Последние пожелания и просьбы подруг передать весточку наверху родственникам. Хотя каждая верила, что вскоре она сама это сделает…

И вот уже обе стоят возле меня, сидящего на табурете по бокам, а я раскрываю кармашки пояса с трофеями последней охоты. У избранниц уже было по девять «своих», и вот настал момент, когда они взяли ещё по одному «ничейному» груану и подрагивающими пальцами вложили в пояса. Полный комплект! И…

В те моменты никто в нашей большой столовой не дышал.

И ничего!.. Ничегошеньки не произошло. Никакого свечения тела. Никаких видимых световых стрелок. Ни капельки отчуждения к окружающим. И… ни единого шанса на избавление от пожизненной каторги!

Страшно такое осознать… Даже мы, мужчины, ощутили себя потерянными и полностью подавленными. Страшно видеть вокруг себя женские глаза, в которых только одно: скорбь, скорбь и постоянная скорбь…

Все разбрелись кто куда. А я отправился утешать своих красавиц. И к огромному удивлению, застал их не в слезах и в соплях, а в компании с Чамби и Хрустом. Нет, никто не веселился, и уж тем более не игрался, просто все пятеро сидели, полулежали на полу вокруг остающегося в перевязи с груанами когуяра, смотрели друг на друга, переговаривались, грустили, поглаживали животных и… и продолжали жить.

Я даже своего удивления скрывать не стал:

– Молодцы, девочки. Я вами горжусь. Боялся, что вы будете в истерике. А тут…

Ксана шумно и тяжело вздохнула и, не глядя на меня, пробормотала:

– Рано радуешься, мы всё равно внутренне истерим… И внешне всё равно сорвёмся… Просто заранее договорились не кормить себя напрасными надеждами. Давно настроились оставаться здесь до конца… И даже рады, что ты теперь можешь сам безмятежно от нас уйти, со спокойной совестью и с чувством выполненного долга. Ты и так совершил невозможное для нас. А Дно… Да что Дно! Здесь тоже можно жить, причём даже счастливо… – она помолчала, переглянулась с двойняшками и добавила: – Хотя тоже понимаем, что второго такого счастья, которое мы испытали с тобой, у нас в жизни больше не будет. Но, тем не менее, всё равно и за это благодарны.

Пришлось и мне усаживаться к ним на пол, лихорадочно размышляя: что ещё можно сказать, какие утешения отыскать или что такое дельное придумать. Давать обещания, что я за ними вернусь и обязательно как-нибудь, но вытащу отсюда, вроде как было неуместно. А все остальные слова казались пустыми, ненужными и несуразными. И мы просто сидели обнявшись, словно прощаясь навсегда.

Глава тридцать третья

Последний рейд

Слёзы всё-таки у красавиц полились, и до выполнения обещания Ксаны закатить истерику оставалось совсем ничего, когда я решил освободить нашего терпеливого когуяра от повязок с груанами. Да и посмотреть заодно, что у него там со связками. Ну и размотал широкую полоску ткани.

Что сразу удивило: от четырёх груанов остался лишь прогоревший пепел!

– Ничего себе! – воскликнула Снажа, быстро вытирая слёзы с глаз, чтобы те не мешали видеть. – Такое только при лечении Зоряны было.

Заинтригованными оказались и Всяна с Ксаной, у которых слёзы стали подсыхать моментально. Да и я ещё затараторил словами, убеждая, что наверняка произошло нечто из ряда вон выходящее. Лишь бы женских слёз не видеть, от которых я тупею и не могу толком соображать.

Но присмотревшись к гортани животного, вынужден был заявить вслух:

– А ведь те две странные связки исчезли! Полностью! Словно их и не было! И теперь остальные выглядят, как… хм, боюсь ошибиться, но совершенно как человеческие…

– То есть его можно научить разговаривать? – решила уточнить младшая из двойняшек. На что я пожал плечами:

– Почему бы и нет… – Затем потёр мех когуяра за ушами, обращаясь к нему: – Ну как? Сможешь теперь разговаривать?

Первое чудо, что Хруст кивнул. Точно так же, как киваем и мы, выражая согласие. Но это ещё можно было как-то объяснить случайностью или там совпадением. Чего порой звери натворят.

Но когда он хрипло, невнятно, но в то же время сказал:

– Да… – мы все впали в некий ступор. А я в некотором испуге отдёрнул руку, треплющую существо за ухом.

Котяра смешно пошевелил усищами, потом издал такие звуки, словно прокашливается, показательно кивнул и уже более старательно повторил:

– Да! – Ну я и решил проверить: схожу я с ума или мне просто мерещится:

– То есть ты нас понимаешь? – кивок и то же самое короткое слово: «Да!» в ответ. – И по сути, можешь со временем говорить, как мы? – вновь подтверждение. – Все остальные… мм, – я уже опасался называть иных созданий монстрами, – …животные на Дне тоже умеют разговаривать?

– Нет! – И вполне понятное нам отрицательное мотание головой.

У меня сразу от сердца отлегло. Потому что признать разумным существо, которое спит с тобой в одной спальне, – это одно. А вот подумать то же самое о тварях, на которых охотишься, порой разрывая их с помощью эрги’сов на части, – совсем другое.

Масса простых вопросов собирался задавать и дальше. Потому что в голове сразу же зазвучали странные литавры, а чей-то дурной голос, сходный с голосом Леонида Якубовича, ведущего «Поля чудес», завопил в сознании: «Есть, есть контакт с представителями иной цивилизации!»

Но тут меня за локоть тронула Снажа и заговорила самым просительным тоном:

– Миха, а ты нам Хруста оставь, пожалуйста! Не забирай с собой! А?

– Ну так… э-э-э… – растерялся я, вообще-то и не думавший о таком. Хорошо, что меня выручила Ксана:

– А всё равно посторонних к клетям не подпускает некая сила, отталкивает. Так что у нас теперь будет новый защитник. Правда, Хруст? – и на этот вопрос представитель иного разумного вида ответил положительно.

– И мы тебя будем учить нашим словам? – умилилась Снажа. – И ты сможешь с нами разговаривать?

– Да! – уж это слово получалось у когуяра с каждым разом всё лучше и отчётливее.

– Вот и здорово! – обрадовался я тому, что грустные мысли покинули прекрасные головки моих подруг. – Ложимся спать, а завтра с утра продолжите обучение!

И личным примером показал, что и как надо делать: вскоре завалился на кровать и даже одеялом накрылся чуть ли не с головой. Как ни странно, но моему примеру никто следовать не спешил. Все три женщины так и зависли возле когуяра, то шепча ему что-то на ухо, то требуя от него словесного подтверждения. И уже засыпая, я подумал:

«Да ладно, пусть себе забавляются… Чем бы женщины ни тешились, лишь бы истерики не закатывали. А уж когда их целых три!..»

Как и когда три жены забирались в нашу постель, я не услышал, тихонько это сделали, без грюка и без стука. Но тем более сердце чуть не выскочило из груди от хлестнувшего по крови адреналина, когда кто-то вдруг стал толкать меня… снизу!

Пока я озирался по сторонами, пытаясь понять, что происходит, меня опять наподдали, да так, что перелетел через Ксану и с воплем грохнулся на пол. И только тогда понял, кто это так зверствует: наше привидение-управленец! Но не успел я рта раскрыть для новых криков, как заметил тянущийся к моей правой руке уголок «мешка» с чипом. Ухватил его со злостью, и мысленно завопил:

«Чамби, ты чего творишь?!» – потому что не хотел пугать жён, которые тремя парами глаз пялились на меня в изумлении с кровати. Да и Хруст уже стоял рядом, нервно помахивая кончиком хвоста и готовый защищать друга от неизвестных неприятностей. И неприятности не заставили себя ждать:

«Иггельд! Бросай всё и немедленно выскакивай из башни! – вопил в моём сознании голос чипа-всезнайки. – Она сейчас будет уничтожена Отсекателем! Быстрей! Быстрей на выход!»

Конечно же, я не мог вот так вот сам взять и побежать. Но сомневаться в предупреждении чипа-всезнайки даже не подумал. На шутки или розыгрыши он был не способен по умолчанию. Для начала я заорал так, словно меня убивают:

– Тревога! Всем наружу! Бросать всё! Бежать! Башня сейчас завалится!

И в тот же момент мысленно попытался спросить:

«А почему ты меня предупреждаешь?»

«Приоритеты спасения Иггельда стоят на первом месте! Всё остальное – неважно!»

«А за что башню собираются разрушить?»

«Обитатели оной нарушили главный запрет: ограничение передвижений массы животных! Нельзя было строить стену!»

И почему эта сволочь о таком запрете только сейчас говорит?! Но подумать об этом было некогда. Я подхватил свои одежды в охапку, да так и прижимал левой рукой к телу, метатель подхватил правой, и уже стоя возле лестницы, орал по её направлению вверх:

– Всем! Всем немедленно вниз! Используйте верёвки для скоростного спуска! Бросать всё! Башня сейчас рухнет!!!

Больше крикнуть я ничего не успел, потому как последовавшие звуки заглушили все остальные шумы и крики. Но эти же звуки заставили и всех остальных обитателей башни нестись вниз по лестнице и спускаться по верёвкам с такой скоростью, что только чудом никто не свернул себе шею. А всё потому, что откуда-то из-под самого свода раздавался залихватский, но муторно переворачивающий душу свист. Так свистит ветер среди развалин, так свистел, пусть и намного тише, я, привлекая в нужные моменты хищников в выбранном направлении. И большинство моих соратников этот свист осознали и поняли правильно: кто-то или что-то привлекает в нашу сторону стада монстров! А тех за вчерашний день на ближайшем Поле скопилось, словно тут им мёдом намазано! Но если все они ринутся в нашу сторону, то…

«Куда же нам тогда прятаться?! – уже выскочив наружу, запаниковал я. – Стада просто прорвутся за стену по головам друг друга!» – передо мной выбежали мои полуголые красавицы, тоже держа одежды единым клубком и тоже умудрившись захватить свои персональные, доставшиеся им после предательства Ольшина и Тимофея метатели. У нас четверых всё-таки времени добежать вниз с восьмого этажа было больше, чем у остальных.

И из дверей у меня за спиной уже выскакивали наружу и все остальные обитатели Пирамидки. И хорошо, что я вспомнил очевидное:

– К стоянке! – начал орать я, перекрикивая свист. – Всем бежать к серпансам! Ксана! Будите их и грузите людей в багаж!!!

Там было хоть как-то возможно спрятаться за валунами, а то и попросту усевшись на скакунов и заставив их подняться хотя бы на те же валуны. По сути, такое было возможно уже хорошо освоившимся с управлением наездницам. Да и управляющие могли хорошо распоряжаться серпансами в пределах огромного радиуса вокруг всадниц. Ко всему, на каменных полках у самой стены у нас имелось простейшее режуще-колющее оружие, в основном копья и дротики, которые мы собирали по иным строениям и развалинам и которые нуждались в небольшой доработке или восстановлении. Там же, в скальных расщелинах, мы складировали и десяток вимлачей, коих скопилось у нас и в башне предостаточно.

Пятясь в угол наших угодий, я только и молил судьбу, чтобы все люди успели покинуть строение. Вроде как выбежали и спустились по верёвкам все на первый взгляд, никто никого не звал истерически и не разыскивал, но уверенности у меня полной не было. Надо будет прямо сейчас, на стоянке пересчитать людей. Жаль, что я никак не мог крикнуть об этом сразу. Сплошная неразбериха вокруг, паника, крики, бессмысленные взвизги… а Степан Живучий уже проскочил к серпансам. Рядом со мной крутился Хруст, тогда как Чамби всё так же бесцеремонно и настойчиво продолжал меня отталкивать от Пирамидки.

И когда я почти уткнулся спиной в валуны, началось светопреставление.

Это было бы величественно красиво, если не было бы так кошмарно страшно. В нависающей стене ущелья, возле которой мы находились, нечто раскрылось, осыпая нас мелким гравием, песком, кусками мха и мелкими кустиками и открывая тёмный, мрачный зев помещения, в который даже вездесущий сумрак не проникал. А потом оттуда с гудением выметнулся ярко-голубой луч, упёршийся в основание нашей Пирамидки, и легко срезал её наискосок, словно острая шашка лозу. Причём срез получился с уклоном в сторону стены. Потом луч метнулся вверх, делая там асимметричный разрез. Башня ещё только со скрипом первый раз качнулась, а зев со всеразрушающим лазером уже закрылся наглухо с противным, чавкающим звуком.

А мы с выпученными глазами, держась друг за друга от прущих из нас эмоций, наблюдали, как вначале медленно, а потом всё с большим ускорением башня заваливается в сторону стены. Прочность продольная оказалась у Пирамидки намного меньшая, чем у той же Лежащей, наша обитель начала раскалываться ещё в падении. Ну а когда рухнула, то рассыпалась почти окончательно, осталось только несколько крупных половинок и углов от средних этажей. Так что непонятно было, с чего это вдруг обломки занялись обильным и повсеместным пламенем. И на этой фазе катастрофы не все беды закончились! Огонь ещё только разгорелся, как стали рваться оставленные в спешке груаны!

Вот тут уже крупные осколки камней, щебня, а то и горящие обломки мебели, пылающие дрова – полетели опасными для жизни фейерверками в разные стороны. Пришлось нам всем прикрывать отвисшие челюсти и выпучившиеся глаза да словно на войне во время артобстрела хорониться за россыпью валунов непосредственно на самой стоянке. Хорошо хоть с началом взрывов противный, лишающий способности соображать свист прекратился. И только когда всё начало стихать, я присмотрелся к соратникам.

Большинство были почти раздеты догола, кое-кто держал одежду в руках, кое-кто делился ею с теми, кто находился рядом. Но главное, что Степан, сам будучи полураздетым, уже быстро и дельно всех пересчитал и крикнул мне, даже не дожидаясь встречного вопроса:

– Командир! Все здесь! И относительно здоровы! Мелкие травмы, ушибы и царапины – можно не считать.

Ксана с двойняшками уже парами укладывали людей на спину серпансов, сажали кого-то из них на места сидения наездника и поднимали наших скакунов в стоячее положение. Вот как раз первые из оказавшихся чуть повыше женщин и закричали, тыкая рукой в сторону стены:

– Монстры! Много! Очень много!

Несмотря на то, что останки башни ещё местами горели, в пролом уже начала втягиваться буквально река шевелящейся массы. Похоже, там в едином строю двигались все представители хищной фауны Дна. Ну разве что скользких зайцев не хватало, которые тоже наверняка были недовольны построенной стеной, перекрывшей охраняемые нами угодья сразу множества прекрасных долин.

Ну и уже сам, усаживаясь на своего Росинанта, я окончательно рассмотрел, что мы лишились практически всего. По два пояса, со «своими» и «чужими» груанами имели только шесть-семь человек. В том числе я со своими жёнами. Ну и большим чудом можно было считать наличие у нас здесь всех шести метателей. Помимо меня и моих жён к этому новому оружию отнеслись ответственно и обладающие им Степан Живучий да Неждан Крепак.

Остальные наши «боевые единицы», как я уже упоминал, даже одежду не успели вынести, и теперь это всё если и не сгорело, то однозначно подверглось порче. А что не пострадало во время падения, взрывов и пожара, сейчас втаптывалось в грунт лапами прущих в долины, и к нам в том числе, монстров.

В багаж на своего скакуна я усадил сразу два существа, одно из которых уж точно было разумным: Чамби и Хруста. И оказавшись почти в полном обжиме боевого серпанса, оба вели себя спокойно, с достоинством. Ну ладно ещё малое привидение, оно-то частично чипу подчинялось, и его большим экземпляром собрата было не удивить. Но вот равнодушная морда котяры, которая потёрлась о моё плечо, когда мы поднялись вверх, меня всё-таки сильно удивила. Я не удержался и спросил:

– Хруст, ты раньше катался на таком вот существе? – и тот оправдал мой интерес:

– Да. – Потом поднатужился и, жутко коверкая слова, произнёс то, что я распознал как: – Меня катали!

– Кто? Кто тебя катал? – и вновь трудно понимаемое слово:

– Родители.

Как раз в тот момент настала пора покинуть и стоянку. Хищники, причём самые подвижные из них, зервы, добрались и сюда. И счастье, что мы уже усадили всех людей, подняли оставшихся свободными серпансов и поднялись сами. Так что наездницы и управляющие мой приказ об эвакуации в сторону Поля все восприняли деловито:

– Так и двигаемся влево! Вон к тому низкому участку стены. Проникаем сквозь неё и по краю ущелья уходим в Поле!

Можно было умчаться в другую сторону, к тому проходу, что вёл в иную каверну и к Длани, но я испугался. Вдруг с той стороны нас тоже ждут в засаде полчища иных хищников? Да мы даже на серпансов не успеем вскочить! Нас покромсают прямо на входах-выходах!

Поэтому лучше – в открытое Поле! Там уж мы любое стадо обойдём и от любого преследования скроемся на просторе.

Так и получилось. И уже в третьей по счёту от нас каверне мы остановились для того, чтобы осмотреться, глянуть и перевязать мелкие раны, ну и самое главное: решить, куда мы отправимся дальше? Вариантов хватало, и по сути, теперь в любом месте мы сможем устроиться с не меньшим комфортом. Разве что отныне придётся держать наружную дверь постоянно закрытой, и прежде чем выйти во двор, доведётся осматриваться на наличие под боком пасущихся или сидящих в засаде на человека хищников.

А там и хозяйством обзаведёмся, благо, что «чужих» симбионтов у нас хватает, и вимлачи отыщем, и «своих» груанов накопим быстро и много. Как ни странно, но гибель Пирамидки я перенёс вполне спокойно, меня сильно согревало, заставляло мириться со случившимся осознание, что никто при этом бедствии не погиб. А задержка на несколько лишних дней меня не пугала.

Пока все спешивались и начинали громкую, экспансивную дискуссию по выбору нового места нашего жительства, я оставался на своём Росинанте и заканчивал очередную утомительную беседу с Чамби. Несмотря на приоритет моего спасения, чип-всезнайка не стал раскрывать мне новые тайны, как всегда, ограничиваясь своими мерзкими от однообразия ответами. Но мне упорства и настойчивости не занимать, поэтому кое-что я всё-таки постарался выпытать, и к моменту привала наш диалог приблизился к своей кульминации. А основная тема – это основные отличия между женщинами и мужчинами на Дне. Я пытался страстно выпытать, почему десяток груанов одним ничего не даёт, а других делает Светозарными. И получил на один из своих перекрученных вопросов некое многозначительно объяснение:

«Женщина по своей природной ценности и моральной значимости стоит в полтора раза выше, чем мужчина!»

С таким утверждением я, как истинный джентльмен, спорить не собирался, но уточнять разные детали продолжил и русло своих словесных изысканий повел в сторону разницы в наших символах на ладонях:

«Почему тогда мою татуировку вижу только я сам, а моих жён – любой человек?»

«Потому, что это твои жёны».

«То есть и любая иная женщина, став моей женой, тоже станет наездницей?»

«Ни в коем случае».

«Что за нонсенс?! Ты сам себе противоречишь! Коль жена – значит, наездница? Почему же иная не сможет быть на их месте?»

«Сможет, если выполнит определённое условие». – Ох и нелегко с этим чипом! Но я его, редиску, дожму:

«И в чём это определённое условие заключается?»

«Женщина должна либо родить от Иггельда, или стать от него беременной».

«Ага! – всё ещё настроенный на иное, усердствовал я. – Значит, женщина должна быть особенно здорова? Полноценна во всех смыслах?»

«Нет. Именно быть беременна в актуальное время от тебя, или уже являться прежде рожавшей от тебя ребёнка».

«Э-э-э?.. – Тут моё сознание начало накрывать чем-то отчаянно-печальным. – Ты о чём?.. Какая беременность?!. На Дне разве могут женщины беременеть?!.»

«От Иггельда – могут».

«И-и-и… все три мои жены… уже… того?..» – Я не завершил своё предложение полностью, но эта чёртова ехидная информационная структура проявила впервые странную инициативу, соблаговолив ответить на так и не заданный вопрос:

«Даю позитивное подтверждение на твой вопрос. Все три твои супруги беременны. Как Иггельд, ты можешь в этом удостовериться самостоятельно!»

Вот тут меня и пришибло окончательно. Не знаю, сколько я так просидел с отвисшей челюстью, ошарашенный нежданной новостью о будущем отцовстве, но меня вернул в окружающий ад вопль Степана Живучего:

– Командир! Что с тобой?! Мы все ждём от тебя ответа, а ты словно ума лишился!

– Ась?.. Ответа?.. На что? – не так меня интересовало любопытство окружающих, как просто хотелось как можно скорее остаться в одиночестве и обдумать собственное горе.

– Ну как же, раз ты молчал, предоставляя право решать нам самим, то мы постановили и практически единогласно проголосовали: немедленно отправляемся в Иярту. Наши женщины уверены, что именно там они смогут жить в полной безопасности и счастье до самой глубокой старости. Ты как на это смотришь?

А никак я не смотрел! Я вообще плохо соображал, кто я такой и что со мной творится. Поэтому только равнодушно пожал плечами и пробормотал:

– Ладно…. В Иярту, так в Иярту…

И тут же все стали вновь усаживаться и укладываться на серпансов, разве что теперь уже постарались оседлать всех привидений, чтобы нагрузка была более равномерной на каждого скакуна. А перед самым отправлением ко мне с двух сторон приблизились Ксана и Емельян Честный, начав утешать от всей души:

– Миха, да ты не расстраивайся так, мы и на другом месте отлично устроимся. Ты только в первые дни нам помоги…

– Да и мы тут решили, – от имени остальных мужчин говорил рыцарь, – что пока ты не уйдёшь, мы тоже останемся, поможем женщинам на новом месте.

– Только не грусти…

– Не стоит так убиваться…

– Бытовой хлам того не стоит…

– Главное, что все целы! И очень ждут от тебя помощи!

Я печально кивал на их слова, а потом не выдержал и спросил:

– Да? А кто мне поможет?..

И не дождавшись ответа от изумлённой супруги и не менее изумлённого товарища, тронул Росинанта вперёд. Нам предстоял не такой уж долгий рейд в легендарный, никем из нас ранее не виданный город Иярта.

А что будет с нами там? Не стоило этим заморачиваться.

Приедем на место – всё и выяснится. Но в первую очередь мне следовало разобраться с самим собой. И предстоящее разбирательство казалось самой нереальной, непосильной для меня задачей.

Конец шестой книги

Юрий Иванович

Возвращение

Магия – наше будущее –

Юрий Иванович

Раб из нашего времени. Кн. 7: Возвращение

© Иванович Ю., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Пролог

Эта семейная пара, прибывшая из столицы королевства, поселилась в данном секторе города Макиль сравнительно недавно. И три лутеня[4] не прошло, как Селидор и Анна Ванш въехали в этот небольшой, но уютный домик, расположившийся с самого края Пятой Арочной площади. Причем, несмотря на скромные габариты здания, примыкающего тылами к скале светлого мрамора, и сравнительно небольшой садик вокруг него, подобное место жительства считалось весьма и весьма престижным. Подобных, обособленных от остальных кварталов домов даже в столице королевства насчитывалось не много, а уж в Макиле и подавно не превышало количества в две сотни. А ведь данный город считался в стране вторым по величине и четвёртым по численности населения.

То есть сомнения ни у кого не вызывало: Анна и Селидор – люди ну очень состоятельные, раз могут себе позволить жить в такой роскоши. Но титулами новые обитатели не хвастались, гербами не кичились, прислуги не имели и о себе никому толком не рассказывали. С соседями здоровались вежливо, даже радушно улыбались, но на откровения или более близкие контакты не шли. Только и стало в последние рудни известно, что Селидор Ванш – скульптор, а его супруга Анна – декоратор интерьера. Причём настолько талантливые и довольно прославленные, что их приглашают украшать внутренности своих жилищ не только великанывалухи, но и колонизаторы этого мира – гаузы.

Также поступили к новым обитателям заказы на оформление интерьеров и от нескольких, самых богатых и титулованных жителей самого Макиля. Но тем придётся ждать долго: семейство Ванш сразу заявило, что на ближайший год у них уже всё расписано, в том числе и на дальние, долгие путешествия время выделено, а на последующие годы список заявок пока ещё только формируется.

В гости к пожилой паре тоже никто не хаживал с первого дня вселения, да и нескольким наиболее наглым, беспардонным соседям напроситься с визитом не удалось, как они при этом ни старались.

Зато в последние дни гости повадились ежедневно. И не ктонибудь, а самая наибольшая знаменитость города, о ком в последние дни только и говорили с придыханием и восторгом. К Ваншам зачастил сам Звёздный Чарли, обладатель одноимённого арляпаса и директор одноимённой труппы артистов, которые своими выступлениями не просто всколыхнули всю творческую жизнь города, но совершили культурную революцию, не меньше. То есть в гости хаживал человек, по всеобщему признанию, занимающий первую строчку в любых рейтингах популярности. На выступления его арляпаса, откуда некоторых зрителей выносили по причине страшных колик, спровоцированных смехом, не мечтали попасть только глухослепые. А таких благодаря медицине космических колонизаторов среди подданных королевства не было уже несколько веков.

Так что пообщаться с великим Чарли Чаплином грезил любой горожанин, а уж принимать у себя в гостях такую личность мечтали самые титулованные и много мнящие о себе дворяне. Поговаривали, что сам губернатор ожидает артиста и маэстро у себя в замке только через полторы рудни, тогда как Ванши принимают Чаплина так часто и настолько душевно, словно он им сын родной. Причём не одного принимают, а с обеими очаровательными подругами Чарли, от вида которых у любого нормального и здорового мужчины слюнки текут и на пару ночей бессонница наступает. Порой и добрая часть труппы вместе с музыкантами заваливались в гости, и тогда уютный домик в три этажа сотрясался от лихих песен и заливистого смеха, порой переходящего в истерический.

А соседям только и оставалось поглядывать в сторону вдруг резко меняющегося дома и завидовать. Ну и порой при этом задаваться вопросом:

«Ну почему мне так не повезло? Я ведь тоже люблю посмеяться и песни петь обожаю, а уж танцевать!.. Но ко мне такие гости не захаживают. Почему? Не иначе этот Чарли всётаки очень близкий родственник Ваншам… Точно! Вон они его как провожают! С жаркими объятиями и чуть ли не со слезами на глазах… А ведь слышно же на всю площадь, что завтра на обед его будут ждать и нечто особенное готовить собираются… Мда! Интересно люди живут!..»

Завидовали…

И никто не мог слышать, что проводившее гостя семейство обсуждало между собой, двинувшись в сад и там усевшись в уютной, увитой плющом беседке. Тогда как очень активно обговаривался очередной визит Чаплина, да и перспективы следующих тесных отношений рассматривались.

– Ох, Сели! – вздыхала мечтательно пребывающая в явном довольстве мадам Анна. – У меня до сих пор бока болят после шуток Чарли! До чего же он плодовит на всякие весёлые рассказы! Настоящий гейзер таланта и гениального юмора!

– Ну да! – вторил господин Ванш своей супруге, со счастливой улыбкой на лице. – Я бы его даже не гейзером назвал, а истинным вулканом в скорбной юдоли нашего застоявшегося искусства. Вот припомни: где мы и когда так беззаботно смеялись и веселились?

– Нигде! Ни в одном мире такого одарённого маэстро не встречали. А ведь нас трудно поразить и рассмешить…

– Вот, вот!

– …Но именно поэтому, как мне кажется, он на нас свои шутки и проверяет. Потому что сразу понял: лучше, чем мы, никто его юмор, репризы и номера не оценит.

– Ну, в этом он и сам признался, что лучших советчиков, чем мы, у него ещё не бывало… – Селидор задумчиво почесал висок, потом незаметно осмотрелся по сторонам и перешёл на тревожный шёпот: – Но именно это меня и беспокоит.

Супруга на него посмотрела в явном изумлении:

– Ты о чём?

– Да всё о том же. У меня окончательно сформировалось мнение, что Чаплин знает, кто мы.

– Подумаешь! – женщина пренебрежительно дёрнула плечиком. – В иных столицах об этом многие знали, да и в королевстве нашем достаточно информированных людей. Ктото мог проговориться, а потом этот факт и до мэтра дошёл. Он ведь с какими только личностями не общается. К тому же некоторые Светозарные и не скрывают своего статуса, живут, как им вздумается, и ни на кого внимания не обращают.

Её муж протяжно вздохнул, цыкнул языком и стал говорить ещё тише, почти не раскрывая при этом губ. Если бы кто находился с ним рядом, то не смог бы разобрать слова в неясных звуках. Подслушивающий решил бы, что чета просто дурачится, издавая пыхтящие и сопящие звуки:

– Нам сейчас нельзя привлекать к себе лишнее внимание, никоим образом.

– А мы и не привлекаем! К тому же не вижу ничего плохого в том, если мы расскажем Чаплину про нашу бурную молодость более открыто. Он ведь человек самых широких интересов, Дном интересуется, древней историей и готов будет выслушать про нас любую историю с трепетом и уважением.

– Рассказать ему?! В принципе, можно… Но не в тот момент, когда с таким тщанием готовимся к миссии! Как по мне, то лучше потом… после возвращения…

– При чём здесь это? Парень относится к нам, словно к родителям! – возмущалась Анна. – Мне кажется, ему можно многое доверить… – но тут же сама спохватилась: – Конечно, про нашу миссию на Дно говорить не стоит, всётаки это не только наша тайна, но про остальное – можно с парнем и поделиться.

– Анна! Да ты в своём ли уме?! – зашипел супруг. – Гаузы строго предупреждали, чтобы мы не вздумали хоть в чёмнибудь проколоться. Я почемуто уверен, что наша заброска на каторгу даже их высшим начальством не одобрена. Так что, если вокруг нас хоть какой нежелательный скандал закрутится, нас тут же ликвидируют. В нашем возрасте с нами никто нянькаться не станет!

Женщина тяжело вздохнула. Ей хотелось оспорить слова мужа, но нечем было. Так что пришлось согласно кивнуть:

– Ладно, ничего я ему рассказывать не буду… пока. А вот когда вернёмся обратно с новыми комплектами груанов, тогда и видно будет!

– Не забывай, дорогая, что надо будет ещё и задание гаузов выполнить при всём при том. А мы его ещё так и не получили.

– Увы! Мудрят чегото эти круглотелые! Либо тайну нам в самый последний момент раскроют, либо сами до сих пор разобраться не могут…

– Тс! – скривился непроизвольно Селидор. – Ты ведь знаешь, как гаузы не любят такого прозвища, как круглотелые. Жутко звереют…

– Хихи! – не удержалась мадам Ванш от смешка. – Пусть вначале поймут, что мы тут пыхтим, а потом звереют!.. Твари противные!..

Уж за такое высказывание она получила от супруга не только гневный, укоризненный взгляд, но и щипок за мягкое место. И ко всему он тут же сменил тему разговора, перейдя на общение простыми понятными словами:

– Давай лучше решим, что мы на завтра придумаем из блюд. Ведь маэстро так трудно удивить чемлибо…

– Уговорил! – Анна сделала вид, что сердится: – Но если ты меня ещё раз ущипнёшь за попу… то я… то я…

– И я тебя тоже люблю! – наклонился к ней супруг и чмокнул звучно в щёчку. После чего встал и галантно подал даме ручку. – Пошли в торговый центр, пока он ещё не закрылся.

И, уже обсуждая предстоящие покупки, супружеская пара двинулась к выходу из своего сада.

Глава 1

Борис Ивлаев – в печали

Если бы мы мчались к легендарному городу во всю прыть, то наверняка бы домчались к нему часа за два непрерывного движения с максимальной скоростью. А скорей всего – и за полтора часа управились бы.

Но мы перемещались по полям и кавернам не спеша, тщательно сверяясь с имеющейся у нас картой, которую составил сбежавший предатель Ольшин. И умудрились общий путь до нового пристанища, не считая привала, растянуть на шесть часов. Это не упоминая того, что пристанище мы себе устроили несколько в стороне от первоначальных замыслов. Ну и к самому привалу мы готовились так, словно к ночлегу или стоянке на несколько суток. Слишком тщательно и долго выбирали место, во всех смыслах удобное и принимая все меры полной безопасности. Както народ чересчур проникся событиями бурной ночи с крушением Пирамидки и теперь дул на холодное.

Ну и сказывалось отсутствие под руками простейшего кухонного инвентаря. Поэтому мы вначале всётаки нашли Длань, выменяли два «чужих» груана на товары бытового и хозяйственного предназначения – и только потом, отыскав во всех понятиях выгодное место, расположились с привалом. Одного убитого байбьюка хватило на обильный мясной завтрак; а отведённого времени на улучшение своего внешнего вида, починку и реставрацию оружия и подсчёт всего, что имелось наиболее ценного в нашем распоряжении. Не то чтобы в этом была крайняя необходимость или мы хотели въехать в легендарный город, словно на параде, а просто мой заместитель пытался занять людей по максимуму. Потому что как раз во время безделья человека одолевают разные печали, негативные мысли и упаднические настроения.

И Степану в деле полной загрузки личного состава с невероятной активностью помогали лидер недавних рабынь Зоряна, ставшая с ней вдруг както заодно Журба Бланш, ну и не сбросившая с себя полномочий командира женской части нашего отряда Ксана Молчун. При этом моя главная супруга оставила невдалеке от меня обеих двойняшек с их метателями.

Смешно, но так оказалось, что меня, командира и бравого обладателя Первого Щита, владельца имени Иггельд, а возможно, обладателя прижившегося внутри груана, охраняют две девицы. Пусть бойкие, пусть красивые, но всётаки дамы.

Смешно? Не то слово! Особенно если вспомнить, что они обе (да и Ксана в том числе!) от меня беременны. Кошмар? Скорей – Армагеддон или мир вверх тормашками! Как это понять и осмыслить?

Вот потому я и сидел осторонь от всех, словно мешком пришибленный, пялился неведомо куда и никак не мог отыскать у себя в сознании точку опоры, чтобы вновь обрести духовную устойчивость в этом странном, изменчивом мире.

Наверное, если бы на нас ломились стада хищников или приходилось убегать на пределе сил, с кемто сражаться, проливая кровь, а то и попросту Степан на меня наорал и заставил заняться интенсивной рубкой дров, я бы не впал в такую глубокую мрачную хандру и меланхоличную депрессию. Однозначно! Но прежняя репутация мага и ученого, мой авторитет мыслителя и знатока всего сущего, моя всегда непререкаемая правота сыграли против меня.

Раз командир восседает в стороне и ни во что не вмешивается – значит, он думает. Значит, мешать ему – не приведи судьба! Наоборот, следует создать для него тепличные условия, оградить покоем и позвать за импровизированный стол на всё готовенькое. А то и сразу казанок полный обжаренного мяса под нос подставить. Ведь уже не раз было подмечено: когда я глубоко задумывался, то мои руки начинали кормить тело своего носителя независимо от воли хозяина.

Мда… они у меня такие… В смысле, руки…

Я пришёл в себя, только когда подсунутый мне казанок оказался пуст. А до того думал над своей судьбой и никак не мог понять: как это меня так угораздило? Почему именно на мою долю выпало столько разных пертурбаций, сложностей, приключений и жестокости? Ну и почему именно я из десятков, а то и сотен тысяч каторжан сподобился такого счастья, как стать отцом? Пусть и в не настолько уж далёком будущем.

Никто до меня на Дне такого не вытворял! Ни от кого женщины здесь не беременели! Четыреста двадцать лет такого не случалось! А может, ещё и при Меченых такого тут не было. А от меня ррраааз – и сразу три штуки! А?! Ну и где всемирная справедливость?! За что мне такие неуместные, а главное, совершенно несвоевременные бонусы?! Или это не бонусы, а наказание? Хм! Оно мне надо, в неполные девятнадцать лет узнать, что стану скоро многодетным отцом?!

Мало меня вашшуна Шаайла, ведьма из другого мира, пугала своим возможным материнством! Причём эти запугивания до сих пор не кончились, ведь только после двухмесячного срока девица сможет узнать, понесла она или нет. А потом, благодаря тому что в мире Трёх Щитов имеются некие потусторонние силы, управляемые вашшунами, эта страшненькая на лицо ведьма меня и на краю света сыщет. Но то – гдето там и както почти уже забылось…

А здесь?! Что же тут творится?! Мамочка родная! Куда я попал и где мои…

Кстати! А как «мамочка родненькая» отнесётся к тому, что станет бабушкой? И что скажет отец? Хм… это если я ещё вырвусь отсюда к родителям на родную Землю… Ага! И если они меня ещё при встрече узнают… Хотя бы пароль не забыли, который я с ними шутки ради оговаривал!..

И опятьтаки: чего я родителейто опасаюсь? Они у меня не хищники, детей не едят, глядишь, и к внукам нормально относиться будут… Но что мне сейчас делать? Как теперь своё место в этой сутолоке и чехарде событий определить? Ещё вчера думал только одно: «Уже через сутки, максимум двое я смогу вырваться в мир Набатной любви!» Предполагал потом както смыться от космических колонизаторов гаузов и глянуть, что с моим другом Леонидом Найдёновым и где он. Мм… ну да, о вашшуне Шаайле тоже надлежало побеспокоиться, хотя что с такой станется? Она и сама кого угодно в бараний рог скрутит только одними проклятиями, а если ещё и прочие колдовские штучки применит – то сливай воду сразу! Революцию гаузам устроит, не меньше.

Хотя зачем ей революция? Она ведь отыскала свой каменьартефакт, а значит, нет для неё ничего святее и актуальнее, чем продолжить с его помощью борьбу с людоедами и их приспешниками кречами. Поэтому девица уже наверняка в своём монастыре давно и творит страшную волшбу против мерзопакостных летающих сатиров.

Опять я отвлёкся от своей печали…

Что с отцовством теперь делатьто? И главное: смогу ли я бросить своих гражданских жён со спокойным сердцем, как собирался это сделать ещё вчерашним вечером? Если подходить к этой проблеме с холодной тряпкой на лбу и с детским, ещё крепко сидящим во мне цинизмом – то смогу. Чего тут сложного? Своих младенцев я в руках не держал, радость подобную не испытывал и привыкнуть к ней не мог по умолчанию. Да и логика подсказывала, что, оставшись здесь на года , я ничем особо не помогу ни детям, ни их матерям. Наверное…

Только вот не получалось никак решиться на «уход» в Светозарные.

Ибо холодной тряпки на лбу не было, а детский цинизм наглухо душило ещё в том же детстве воспитанное сострадание к себе подобным. То есть к калекам, слабым, ущербным, малым и беззащитным. Бросить собственных детей, пусть даже не видя их и не зная пока, и тем более в такой адской обстановке, позволить я себе не мог. И всё! На этом размышления прерывались!

Круг замкнулся! Мозги опять впадали в ступор. Мысли вновь текли по старому, уже заезженному руслу: почему… зачем… нельзя! Почему… зачем… нельзя!

«И как вырваться из этого порочного круга размышлений?» – именно этот вопрос у меня формулировался, когда казанок оказался пуст, и я почувствовал от этого дискомфорт. Стараясь не отвлечься, я ухватился за новые варианты вопросов:

«Но ведь выход какойто должен быть? Несомненно!.. И каков он? Ну, хотя бы самый оптимальный? Естественно, только один: доставить будущих мамаш в нормальный, полноценный мир. Пусть даже такой «подземный», как мир Набатной Любви. Там они будут жить в достатке и радости, даже при моём отсутствии. Вариант максимум: доставить их «наверх» Светозарными, чтобы они сами смогли себя защитить от любой напасти и от любой агрессии. В этом моменте заверениям валухов можно верить: бывшие каторжане по силе превосходят великанов и живут где и как им вздумается. Причина такого отношения неясна… но она должна мною восприниматься как данность…

Увы! Как данность следует воспринимать и тот факт, что десяток груанов так и не помогают женщинам «вознестись», в отличие от нас, мужчин. И что теперь? Может, есть возможность отправить женщин в какоенибудь иное место? В ту же империю Альтру, к примеру? Но как? Тем более что эти тупые Длани так на мои предложения о сотрудничестве и не откликнулись… Редиски! Или всётаки подойти к этой да пообщаться? Спешитьто вроде некуда… Хоть просто спрошу…

Ааа… чем заняты все остальные?»

Вырвавшись из плена своих размышлений, я впервые более или менее осмысленно вокруг осмотрелся. Народ занимался кто чем, вроде все были при деле, и на меня, пришибленного, не глазели. Деликатные! Вернее: наивные! Не знают, что я из хитрого и сообразительного наездника, охотника и воина в последние часы превратился в юнца, который во всём сомневается и чуть ли не обделался от страха и неожиданности, когда узнал, что стану отцом сразу троих детей.

Ну что ж, и то хорошо, что жизнь без меня в коллективе не замерла. Меня выручили прежние заслуги и наработанный ранее авторитет. Никто не сомневался, что я невероятно занят и обдумываю суть самого мироздания, не меньше. Иначе рванись ко мне народ с вопросами да потребуй личного вмешательства в житейские мелочи, вся моя сложная пирамида уважения и авторитета рухнула бы, словно карточный домик под лёгким дуновением ветерка.

Хотя… если бы мне это помогло решить все житейские проблемы, я бы сам разрушил положительное мнение о себе безжалостно и бесповоротно.

Но раз не опозорился… то, может, стоит держаться и дальше?

Может, стоит себя показать ещё более крутым? Ещё большим умельцем во всех начинаниях? А как это лучше сделать? Если судить по просмотренным мною кинофильмам да по прочитанным книгам, я должен сейчас смотреть на всех волком, рычать короткие, грозные команды и ни в чём не сомневаться. Пусть даже после моих команд гибнут люди, рушатся горы или превращаются в пыль целые империи. Только так поступают воистину харизматичные лидеры.

Кстати! Об империях! На своих людей орать у меня совесть не позволит, а вот на Длань, как на представителя той самой неведомой Альтру, – самое то! Тем более что у меня имеются все права выставить претензии системе и обвинить её в попытках убийства! Ха, и ещё самого Иггельда! Потому что никак иначе разрушение Пирамидки классифицировать нельзя. Только как покушение!

Взбодрив себя подобными мыслями, я отбросил казанок, вскочил и вприпрыжку понёсся к Длани. Обеспокоенные двойняшки тоже вскочили на ноги, подхватили свои метатели и рванули за мной следом. Охрана, какникак… эпическая гайка!

И только пробежав метров сто, стал себя мысленно укорять:

«В любом случае, тупость мозги подкосила основательно, бесполезно отрицать обратное… Ну чего мне стоило вскочить на Росинанта и промчаться эти пятьсот метров с ветерком? Или того же Чамби попросить меня прокатить более степенно и неспешно? Или это я тренируюсь бегать, словно Одиссей! От жены да от детей? Хм! Странные тогда получаются у моего тела инстинкты выживания: никак не соответствуют инстинктам продолжения рода…»

Но как бы там ни было, хорошая пробежка меня резко встряхнула, разогнала кровь по жилам и заметно отогнала местный сумрак от моего опухшего от тяжких дум мозга. Я и разозлился как следует, и настроился на скандал побоевому! Сейчас я им всем!..

Даже не отдышавшись, немедля поместил правую руку с символом наездника в нужное место плиты над Дланью. Меня идентифицировали быстро, и в глубине щели с экраном высветилась строчка – вопрос, обычный для начала любого диалога:

«Иггельд, с какими намерениями ты прибыл?»

– Подать жалобу по поводу попытки моего уничтожения! – Я говорил вслух и транслировал то же самое мысленно. – Некий Отсекатель уничтожил моё жилище и подверг мою жизнь крайней опасности! Разве такое допустимо?»

Ответ последовал на удивление моментально:

«Недопустимо! – похоже, общая некая система тут и в самом деле действовала, передавая сведения обо мне всем остальным информационным блокам, оставшимся от империи Альтру. – Но только вина в нарушении собственной безопасности лежит именно на тебе, Иггельд».

– Что за нонсенс?! Или мне следовало груанами взорвать этот чёртов лазер заблаговременно?!

«Порча подобного имущества запрещена, – решила мне напомнить система – сообщить некие совершенно мне не известные правила. – В случае нарушения этого правила стоимость восстановительных работ будет оплачена за твой счёт, Иггельд».

Ох и наглые железяки! Вместо того чтоб принести извинения, так ещё и сами пытаются меня обвинить! Уже еле сдерживаясь от желания попинать каменный массив Длани, я выкрикнул:

– Может, вы с меня ещё и стоимость башни Пирамидка решите высчитать?!

«Возможно и такое решение арбитражного суда. Хотя и действует постоянная амнистия в отношении всех Меченых, занимающих ступень совершенства выше четвертого ранга. Но в любом случае Иггельд обязан фиксировать любое изменение существующего ландшафта и сопоставлять его с автоматикой устранения преград на Пространствах Вожделенной Охоты».

– Фиксировать?! Сопоставлять?! – Я готов был уже драться кулаками с Дланью. – А какой, спрашивается, эпической гайкой я должен это сделать?!

«Не гайкой, а с помощью панели управления лазером на пятом этаже, в стене около входа. Там имелись регуляторы отключения Отсекателя или переведения его в иной режим деятельности».

Я вчитался в слова, вдумался, и… и у меня по спине пробежали мурашки. Ведь отыскал Степан своим символом на ладони тот тайник, отыскал ведь! И я тот кусок стены хорошенько ощупал! Но так и не удосужился поколдовать над ним с должным вниманием и усердием! Открыл бы, глянул на панель управления, может, и разобрался бы, что куда и откуда передвинуть или переключить. И всех трагедий прошедшей ночи просто не случилось бы!

Или случилось бы? Ну да, ничего теперь не остаётся, как самого себя утешить мыслью: «Все, что ни делается, всё к лучшему!» Ибо нажми я чтото не так на той панели, и Отсекатель меня вместе с башней сразу вдоль и разрезал бы. А так я живой, невредимый, стою с отвисшей челюстью и… позорюсь перед двумя красавицами, будущими мамашами моих детей.

Ой, нет… уже перед тремя: Ксана не просто сама приехала на своём боевом се рпансе, но ещё и моего Росинанта за собой прихватила. Хочет показать, что умней командира? Или в самом деле любит? Но пока ничего не спрашивает, замерла на месте, переглядывается с подругами и прислушивается.

Ну и я челюсть подтянул, решимость свою подстегнул и вновь с претензиями на Длань набросился:

– В любом случае жалоба на незаконные действия Отсекателя мною будет подана при первой же возможности!

«Это твоё право».

– А сейчас я требую немедленной эвакуации моих жён в более цивилизованные условия проживания!

Некий искусственный интеллект завис на минутку в странных раздумьях. Я же терпеливо ждал, стараясь не встречаться глазами со своими супругами, которые невероятно оживились после такого моего заявления. Пока не хотелось даже полусловом раскрывать женщинам тайну о сути их совсем иного отныне статуса. Потому что я никак не мог представить, как они к новости о своей беременности отнесутся. Мало того, следовало ещё и самому тщательно просмотреть внутренности обласканных мною тел. Может, это и не совсем приятно (до сих пор вздрагиваю при воспоминаниях о просмотре внутренностей Ксаны!), но в любом случае необходимо. Потому что информационный чипвсезнайка мог попросту чтото перепутать. А то и преднамеренно ввести меня в заблуждение.

Хотя… кого я пытаюсь провести? Самого себя? Да и какой смысл лгать неким информационным структурам вообще и такой личности, как Иггельд, в частности? Правильно, никакого… Но проверить придётся всё равно, для уже полного и окончательного успокоения… Да какого там успокоения?! Скорей для окончательного приговора над моей беззаботной, холостяцкой жизнью! А точнее говоря, жизни без всякой толики ответственности перед подрастающим поколением.

И вот когда назад дороги не будет, волейневолей, а придётся и женщинам открывать глаза на их невероятное на Дне положение. Потому что, насколько я правильно понимаю, им теперь беречься надо. Или как там? Тяжести не носить, много мучного не есть… мм? Что ещё? Гулять чаще… молочное есть больше?.. Нет, это, кажется, уже потом, при кормлении младенцев! Совсем тупею…

Уйдя в собственные мысли, перестал следить за надписями на информационном, в бытность используемом для показа времени там, наверху , на экране. А сейчас на нём высветилось:

«Что ты понимаешь под словами: «…более цивилизованные условия проживания»?» – пытаются спрыгнуть с темы? Но и я не лыком шит:

– На правах Иггельда требую немедленной отправки моих жен в империю Альтру!

«Требование законно. Отправка невозможна».

– Требую назвать причину, по которой отправка невозможна!

«Все каналы телепортационной связи с империей отсечены».

– Что мне надо сделать для восстановления этих каналов? – давить так давить!

«Информация секретна, доступ у тебя отсутствует».

– Что надо сделать для получения доступа к секретной информации?

И на это я получил более чем невероятное пояснение:

«Следует вначале доказать полную лояльность империи. В знак этого передать в ОСАР две тысячи «чужих» груанов и четыреста «нейтральных».

Бешенство от такой нереальной цифры я моментально в себе подавил и продолжил с некоторым злорадством:

– Ага! Значит, я имею право обвинить систему здешнего контроля ещё и во лжи!

«Подобное невозможно. Инсинуации лжи нам не подвластны».

– И тем не менее! Ведь только что я прочитал утверждение, что мои груаны будут доставляться в ОСАР! А каким образом? Простым: каналы доставки там не отсечены! И ложь определена! Так что потом буду требовать у императора полного сожжения вашего информационного поля и операторских структур!

Я бросил самодовольный взгляд по сторонам, мельком заметив, что мои красавицы замерли, с восторгом ловя каждое моё слово. А то! Знай наших! Мы не только именем императора пугнуть могём, но и сами, возможно, произведём наказание Дланей, лгущих людям! Вот сейчас как дам по экранам эрги’сом средней силы, только щебень от всей этой каменной скалы останется!

Ого! Кажется, я слишком громко подумал. Мои кровожадные мысли были услышаны!

Но пункт выдачи пайков если и напугался, то дрожать не стал и в молчанку не подался. Вполне продуктивный, по сравнению с предыдущими, диалог продолжился. Правда, с нового предупреждения:

«При уничтожении Длани побочными средствами защиты могут быть непроизвольно умерщвлены твои супруги, Иггельд. Поэтому настоятельно рекомендуем не применять крайние меры агрессии к ни чем не виновным пунктам связи, обмена и информации».

Тут меня и пронзила догадка, после которой ляпнул наобум:

– Надеюсь, что каналы для точного адресного направления ска двы открыты и действуют без сбоев?

Правильно! Раз тут открытым текстом намекнули, что я нахожусь на некоем пункте связи, то почему бы не опробовать свои мысли по поводу таинственной ска двы? Коль её следует отправлять, то пусть только попробуют мне отказать! И не комунибудь отказать, а самому Иггельду! (Знать бы ещё, что это за имя?..)

Не отказали:

«Каналы действуют. Отправка возможна. Размер – три минуты».

– Отлично! Тогда записывайте моё устное сообщение! – чегото я окончательно перешёл в своём обращении к системам на множественное лицо. Они вроде бы не возражали и меня не поправляли, так почему бы и нет? – Готовы?

И, дождавшись коротенького слова «Да», в течении трёх минут умудрился впихнуть самое основное о себе, жалобу на системы, требование эвакуировать моих жён и желание как можно быстрей получить доступы к скрываемой от меня информации. Даже успел обидеться на невероятно высокий налог в две тысячи четыреста груанов, после передачи которого в ОСАР мне якобы будет открыт доступ к тайнам империи.

– …На которые, если честно, мне глубоко плевать! – успел я выдать в финале своего послания, не удержавшись хоть от маленькой, но толики презрения к бюрократической системе, которая меня игнорировала и до сих пор классифицировала, несмотря на обращение «Иггельд», как ненадёжного элемента.

Надпись мигнула, высвечивая:

«Собрано в пучок ска двы. Иггельд, назови точный адрес получателя».

Ну и как тут не ругаться? Или надо мной издеваются? А то и снимают скрытой камерой? Ждут, что я сейчас скажу адрес: «на деревню дедушке»? Или я знаю некоего Васю Пупкина в иной Галактике? Или и в самом деле рискнуть и назвать такое имя? По теории вероятностей, вполне возможно, что и такой человек отыщется в дебрях неведомой мне цивилизации Меченых.

Но что случится дальше? Придёт моё сообщение этому самому Пупкину, а тот в состоянии непроходящего алкогольного или наркотического опьянения. И что дальше? Да ничего! Плевать он станет на моё сообщение, как я только недавно плевал на некие доступы к тайнам. И про меня так никто из властных структур не узнает. А что тогда? Ведь ни о каком ином, пусть даже наезднике я не знаю. Сказать самому главному наезднику? Или самому старому дедушке?

Ха! Так я и скажу! На подобное соображаловки хватит! Вот и заявил:

– Получатель: император Альтру!

«Адрес получателя такого ранга следует подтвердить особым секретным кодом. Иначе отправление невозможно. Как будет вводиться код: голосом или высветится цифровая панель?»

Я даже руку убрал с плиты, чтобы моё мысленное восклицание не было считано:

«Скотина железная! Высвети у себя в голове свои ячейки ущербные! Эпическую гайку тебе в процессор! – потом досчитал до трёх… медленно, успокоился, положил ладонь на прежнее место и продолжил общение:

– Свой личный код я вам не доверяю. Поэтому отправьте ска дву в приёмную императора.

«Отправлена. Как только будет принят ответ, ты его сможешь получить в любом пункте связи».

Поняв по своим подрагивающим коленкам, что я вновь и теперь уже окончательно разнервничался, пусть и по другим причинам, решил прекращать дальнейшие разговоры. И так все последние дни на износ живу, а тут ещё ночные перипетии, проблемы с беременными женщинами, споры с хитро сделанными системами…Захотелось упрятаться в какоенибудь крепкое здание, как улитка в ракушку, и сутки ничего не делать…

Только подобное светит мне не раньше, чем мы доберёмся до Иярты. Поэтому я поспешил усесться на Росинанта, пристроить у себя за плечами Всяну, убедиться, что Снажа ловко восседает за Ксаной на её Ветре, и скомандовал:

– Ладно, двигаемся к городу! Посмотрим, насколько Ольшин нам наврал о его величии!

И мы двинулись к остальным членам нашего отряда.

Глава 2

Временный постой

С места привала мы двинулись в путь уже максимально загруженные тем самым товаром бытового назначения, который мы выменяли у Длани на груаны. Как мы поняли по се рпансам, с трудом поднимающимся для движения стоя, нагрузка на них получалась чрезмерная. Но форсировать движение на максимальной скорости мы не собирались, хотя всё равно по сравнению с пешим движением, да ещё и с арбами, мы двигались как минимум раза в три быстрей.

Зато при такой скорости каравана я в одиночку успевал не только разведать дорогу в сложных тоннелях или переходах лабиринтов, но сразу просматривать пространства очередной каверны, а порой даже охотиться на монстров и уже выверенными бросками вимлача реквизировать у бездумных хищников замеченные мною груаны. Причём гонялся только за зервами, коих здесь хватало, и за скатрегами, коих теперь получалось усыпить совсем уж минимальным по силе эрги’сом. Эти два типа монстров мне удавалось обирать настолько быстро и незатейливо, что я мог охотиться и без помощи иных наездников.

То есть отряд двигался кучно и по оптимальному маршруту, а я только за первые полтора часа получил в виде трофеев пятнадцать «нейтральных» груанов.

Что характерно, интенсивное движение, броски вимлача, короткие стычки с хищниками нисколько не мешали и дальше протекать у меня в сознании мыслительному процессу. И основная его суть всё так же и состояла в вопросе: «Что делать с женщинами и как их доставить в нормальное место проживания?»

Ибо меня одолевали огромные сомнения в том, что в Иярте можно будет спокойно жить, здравствовать и уж тем более выращивать детей. Раз уж этот город легендарный, да ещё и на картах был обозначен, то наверняка за четыреста двадцать лет каторжане были обязаны построить в нём некое светлое общество. Или необязательно светлое, но в любом случае прочное и незыблемое. Тогда о нём пошли бы слухи по всем весям и долинам. Но слуховто не было! И тотчас в голове появлялись резонные выводы, что жизнь там не сахар. А то и вообще лучше туда не соваться!

Да и воспоминания о секторе Услада с пустынными замками и башнями, в которых тот же умникакадемик не рекомендовал жить, меня сильно настораживали. Они сравнительно совсем рядом от Иярты, но никто там не живёт. Почему? Возможно, что лифты туда каторжан вообще не доставляют, но ведь двадцать пят лет назад там жило много людей, а потом все вымерли. Нетрудно предположить, что и до того – вымирали. Но хуже всего, что неизвестны конкретные причины массовой смерти.

Хорошо, что мужчины будут с женщинами в первые дни, а потом? Нам уходить всё равно придётся, а оставшиеся женщины в любом случае останутся… женщинами. Их удел вести домашнее хозяйство, а не воевать… как некоторые…

Наверное, именно поэтому в душе у меня затеплилась радость, когда у нас на пути возникло внушительное препятствие и появилась уважительная причина свернуть в сторону в поисках временного пристанища. С того места до Иярты оставалось, наверное, всего лишь четверть часа хода со средней скоростью. Может, и не до самого города, но уж точно до описанного предателем перевала, с которого он увидел город. Однако пройти дальше мы бы не смогли. В узких, перекрученных проходах, особо прорисованных Ольшином на своих картах, оказались сотни тел самых разных монстров, которые, похоже, пали вчера в сражении между собой или в каком ином природном катаклизме. Перемирие между хищниками ещё не окончилось, но и прочих причин такой массовой гибели мы с ходу себе не представляли.

Можно было бы протиснуться мимо гор плоти пешему человеку, даже идущему с багажом на плечах, но трупы животных буквально кишели тысячами мохасиков. А эти живые генераторы не будут разбираться: нечаянно их коснулись или специально, треснут шаровой молнией, и поминай как звали! А то и хуже: попадёт кому из моих супруг – и всё, конец беременности.

Поэтому я приказал отряду стоять на месте, а ветеранам хотя бы примерно выяснить причину такого массового падежа. А сам отправился по довольно широкому ущелью, ведущему кудато резко влево. На имеющейся у нас карте оно было только обозначено, но не разведано. Мчались мы быстро, потому что массивный и быстро растущий Хруст, который уже весил гораздо больше меня, передвигался своим ходом, а Чамби остался возле женщин.

Ущелье окончилось и перешло в анфиладу пещер со сложными, уходящими на иные уровни перекрёстками, и вот там уже я поплутал предостаточно. Хорошо хоть не заблудился! Сунулся, наверное, в десяток проходов и с особым восторгом отыскал Длань, приткнувшуюся в самом неожиданном, практически незаметном издалека месте. Порадовавшись удаче, бросился нарезать круги по околице, пока не наткнулся на нечто новое и, несомненно, дивное: в дальнем углу пещеры, в которую я заглянул скорей для проформы, просматривалось жёлтое пятно. Вначале показалось, что там несколько скользких зайцев пасутся, а их более яркая раскраска просто сливается в единый фон. Всётаки пещерка внушительная попалась, метров сто простиралось между мною и заинтересовавшим меня местом. Но, приблизившись, понял: это так странно желтеет никогда мною на Дне не виданная травка. Не густо, редким ковром, она словно высыпалась из уводящего кудато прохода.

А в нём травка была гуще и выше. Пришлось спешиться, потому что высота сводов не превышала трёх метров, и идти ногами по упругой растительности мне очень понравилось. Доставляемое при этом удовольствие было нереальным. Ступать было мягко и непривычно. По мху, конечно, тоже приятно ходить, но по траве – совсем иное дело. Сразу мне вспомнилась наша родная деревня Лаповка и счастливое босоногое детство.

Оглянувшись на своего друга, котяру Хруста, я заметил, что он на траву даже лапой не ступил. Да и какой он котяра? Вот так, сидя на выступающей плите, он своими повадками и размерами уже напоминал мне небольшого тигра. Только мех у него был не цветными полосками, а под цвет местных сумерек. Но всё равно – красавец! Неужели почувствовал некую опасность?

– Ты чего? Не идёшь со мной?

– Нет, – односложно подтвердил тот, ещё и головой мотая при этом.

– Эта трава что, до такой степени для тебя вредна? – Когуяр настолько неопределённо покрутил башкой, что я понял, слов у него для объяснений не хватит. Поэтому только уточнил: – Но ты меня будешь ждать здесь?

– Да! – успокоил меня друг. Ещё и повторил: – Да!

А раз он меня не задерживал и не возражал против моего прохода, значит, за меня не опасался. Что именно ему не нравится здесь, можно и позже разобраться, главное, что се рпанс за мной топает без малейшего сомнения.

Всего лишь два поворота, и глазам открылась здоровенная, изгибающаяся вдали кудато вправо, каверна. Изза выступающей стены финал её виден не был, но дух и так захватывало от пестроты открывшейся картины: яркая жёлтая трава почти по пояс, на её фоне редкие островки кустарника плегетты и яркооранжевые пятна многочисленных зайцев, которые паслись в этом диковинном месте, словно тут для них было священное Эльдорадо. Общую пастораль даже несколько портили корнидеревья, которые и здесь деловито пронзали пространство от самого низа до сводов.

Мой Росинант топал за мной боком, как доминошка на ребре, и я поспешил попятиться к нему, лихорадочно нащупывая уголок с информативным чипом.

«Почему не исполняется главное правило безопасности наездника?!» – отправил я свою мысль, прекрасно уже освоив иносказательную манеру диалога с этим бездушным сгустком информации. И тот повёлся, общение началось:

«Обвинения безосновательны, показания окружающей среды – в норме, препятствий агрессивной плоти не обнаружено».

«Неправда! – притворно возмущался я. – Данная трава имеет слишком яркий цвет, а значит, радиация повышена троекратно. И состав воздуха нарушен, мне трудно дышать!»

Я врал и выдумывал напропалую, лишь бы заставить чип оправдываться. Но, как это часто бывает в подобных случаях, ткнул несколько раз пальцем в небо и таки выколол глаз скрывающимся откровениям:

«Состав воздуха безопасен и полностью соответствует нормам взращивания травы «паломник». Если дыхание затруднено, рекомендуется вставить очистные фильтры в козырёк и натянуть его на дыхательные отверстия. Радиация тоже безопасна для человека, потому как соответствует уровню тепличного статуса, максимально пригодного для взращивания паломника и для отпугивания неуместных здесь форм жизни».

Вот это я понимаю, пласт информации! Всегда бы так полноценно на мои вопросы отвечали заумные огрызки некогда бывшей здесь империи Альтру, цены бы им не было!

Но теперь ещё следовало разобраться с тем, что я услышал, и както этим правильно воспользоваться. Поэтому я замер на месте и первым делом стащил шлем наездника с головы. Откинул козырёк, рассмотрел его более пристально своим «оком волхва» и понял, что он трёхслойный, при желании между слоями ткани можно что угодно вставить. Другой вопрос, как этой штуковиной рот и нос прикрыть? До губ кромка ткани доставала, но и только.

Попробовал тянуть… вроде ткань подалась вниз. Надел шлем обратно на голову, для удобства, и стал тянуть козырёк вниз двумя руками. Оторву так оторву! И вроде к тому шло! Но вместо разрыва козырёк повис на прозрачной плёнке, которая выпускалась непосредственно из шлема. По виду схоже с полиэтиленом, но явно не он. Зато теперь ткань не только могла плотно закрыть рот и двумя выступами буквально перекрыть носовые отверстия, но и, скрючившись, своей формой напоминала респиратор. То есть примотай такой шарфом к лицу – шикарно выйдет! А если ещё полоской из выделанной шкурки скользкого зайца это сделать – феноменально получится. Шкуркато даже дым мухоморного дерева не пропускает, как я уже давно понял, и вот тогда выходит полный, исключительно удобный противогаз. А пленка – глаза прикроет от того же дыма или капель яда.

Но как мы раньше не додумались козырёк вниз потянуть? Ведь кто только и как шлемы в руках не крутил, пробуя на прочность разрыва. Посчитали его просто бессмысленным украшением, а за ним вон какая важная тайна скрывалась. Огромный плюс в копилку выживания при здешних условиях. Лепота!

Только осталось те самые, упомянутые вскользь фильтры отыскать, да между слоями вставить. Надо бы спросить, по горячим следам… Но пока поднял козырёк наверх и попросту положил его там на ткань основы. Он сразу же выровнялся, а плёнка втянулась обратно в толстую, до пяти сантиметров ткань. Боюсь ошибиться, но кажется, на мне некое подобие устройства, в котором можно и в открытый космос выйти.

Ну и чтобы не забыть:

«У меня закончились очистные фильтры, а последняя Длань у меня на пути заявила, что у неё запасного комплекта нет. Наказать устройство за ложь или поискать другую Длань?»

Мне показалось, или чип боевого серпанса и в самом деле задумался перед ответом? Такое лучше сразу отвергать, наверняка «разумник» просто завис, собираясь мне выдать обычную ахинею о некорректности. Но не получилось, пришлось ему отвечать:

«Наказание бессмысленно. Система просто повреждена, раз не может выдать требуемое, и нуждается в техническом осмотре специалистами».

Ещё лучше! Значит, во время очередного захода в пункт выдачи пайков потребую не только фильтры, а и всё, что только в голову взбредёт. Выдою эти системы по полной! Таиться они от меня вздумали…

Теперь следовало разобраться с «взращиваемой» растительностью и непосредственно с самими зайцами. А то место уж больно странное. Если трава идёт людям на корм, то почему её животные жрут? Вдруг здесь тоже некий сторож имеется; а скорей наверняка! Та самая «радиация» и отгоняет всех посторонних. Недаром разумный когуяр сюда даже не сунулся, вон, и на травку жёлтую наступать не решился. Как бы у него начать расспрашивать, что он ещё знает и о чём пока сказать не может?

Но сейчас пусть чип оправдывается на мои гнусные инсинуации:

«И всётаки радиация здесь явно повышена! Мои жены поели местную зайчатину, и им стало плохо! Или это следствие ядовитой травы паломник?»

«Подобное невозможно, – стал меня заверять зажатый в ладони уголок серпанса. – Что паломник, что скользкие зайцы абсолютно безвредны для человека. Наоборот, трава считается лечебной и помогает абсорбировать, а потом и выводит из организмов омертвевшие клетки. То есть для беременных, наоборот, полезно употреблять паломник ежедневно и как можно в больших количествах».

Так, с этим вопросом разобрались более или менее! Теперь по поводу монстров – уточнить осталось:

«Всё равно я чувствую, что с радиацией чтото не в порядке! Она явно не справляется с возложенными на неё охранными функциями. Как я могу рассмотреть отсюда, в траве видны остатки тервелей и скатрегов. Откуда они тут взялись?»

«Вопрос некорректен и не по адресу, – ого, чтото новенькое с этим адресом! Да и на этом ответ не закончился: – В случае выдвижения претензий следует обратиться непосредственно к владельцу данных угодий».

«А почему тогда владелец от меня прячется?!»

«Он не прячется, он отсутствует».

Ну да, не получилось пообщаться с Меченым. Это я заранее понимал. Но както продолжить в том же духе догадался, готовя в уме новый вопрос о хозяине:

«И почему зайцы жрут паломник? Разве это не безобразие?!»

«Возмущение неуместно. Одна из целей взращивания паломника – это подкормка зайцев для резкого увеличения их репродуктивности и необходимого наполнения ими Пространства Вожделенной Охоты».

О как! Оказывается, зайцев подкармливают и размножают целенаправленно. Особая, уникальная порода этих животных ценится не только каторжанами, но, как выяснилось, была чуть ли не в генетических лабораториях выведена. Может, это в империи Альтру такой слоган придумали: «Кожа прочная важна, всем для красоты нужна!»?

Долго думать было некогда, следовало додавить на тему владельца:

«Но если я поселюсь в имении владельца данных угодий, а он неожиданно вернётся, мне его обязательно придётся убивать в случае возникшего спора?»

«Предположение по всем нравственным параметрам и с точки зрения законности неуместно. Ибо никто не станет устраивать споры с Иггельдом. Зато с самого Иггельда с момента его несанкционированного входа в не принадлежащее ему помещение строгой охраны начнёт стягиваться двойная оплата, исходящая из стоимости временной аренды. Возможен даже штраф, наложенный на подданного империи, виновного во временной приватизации».

Напугали ежика голой задницей! Боюсь я их штрафов так, что, наверное, сбегу от страха с этой каторги! Но мне следовало вначале выяснить самое главное: где эта самая собственность находится? Вдруг там нечто ценное для меня завалялось? Или случайно позабытое? Вот на этом я и сосредоточился, экспериментируя с вопросами наглостью и методом тыка:

«Сейчас дам задание боевому серпансу разрушить чужую собственность! Он с этим справится?»

«Нет», – короткий ответ, но меня совершенно не устраивающий.

«Тогда я готов уплатить двойную сумму аренды. Мой Росинант сумеет отличить место жительства владельца данных угодий от иных зданий?»

«Нет. Подобное доступно только Иггельду».

«Тогда требую с точностью до одного метра высчитать расстояние до оговариваемой нами собственности! Сколько?»

Но тут уже моё везение и прозорливость кончились, чипвсезнайка опять сбился на своё любимое наущение, что я, дескать, веду себя некорректно. Ну и ладно! Всё равно, как я понял, некая обитель сравнительно недалеко от этого места. К тому же она почти не будет отличаться от иных башен и замков, потому что различия неведомы даже моему боевому серпансу.

Для этого требовалось промчаться до поворота каверны и глянуть, что за ней виднеется. Но незамедлительно я это не сделал по двум причинам: уже давно пора было возвращаться к отряду, и слишком жалко было упускать такую замечательную охоту на скользких зайцев. Здесь их было так много, что даже простая атака на них с дротиками и копьями единой шеренгой наездников приведёт к невероятной добыче. И пусть всего не зацапаешь, но при виде такого количества вожделенной, всегда и заранее убегающей дичи у меня буквально разум мутился от предвкушения. Ну и, конечно же, тотчас отыскивалась тысяча поводов, по которым следовало обеспечить остающихся на Дне женщин качественной и красивой кожей на ближайшие сорок лет жизни.

На выходе с травяного ковра я по привычке потрепал когуяра по его ставшей за последние дни словно каменной шее:

– Дружище, так почему ты со мной не пошёл туда ?

– Там – опасность, – заявило разумное создание.

– Опасность для меня?

– Нет. Только… для… меня…

Говорил Хруст всё ещё с трудом, медленно, тщательно стараясь выговорить каждое слово. Наверное, по этой причине я сразу не стал засыпать массой появившихся у меня вопросов. Но один всётаки задал:

– То есть ни тебе, ни твоим родичам ходить по жёлтой траве нельзя? – Котяра отрицательно мотнул головой, и пришлось уточнить: – И что там для тебя опасного?

– Не знаю… Говорили… помню… нельзя.

– Родители всегда стараются научить избегать опасностей, – не так спросил я, как констатировал, и получил на это утвердительный кивок. – Ладно, мчимся к нашему отряду! Показывай дорогу, если не забыл.

Хотя и мой серпанс дорогу помнил, да и я отыскал бы, но когуяр мчался впереди нас, словно хотел лишний раз похвастаться своими умениями ориентироваться в пространстве. А я заранее готовил в мыслях комплекс вопросов к нему. Да и жёнушек не помешало бы порасспрашивать, о чём они с ним шептались, когда я уже уснул перед крушением башни.

Ввиду моего долгого отсутствия в отряде уже стали беспокоится. Тем более что причины для беспокойства имелись более чем существенные.

– Мы тут тщательно всё рассмотрели, – с ходу начал приблизившийся заместитель, – и уверены, что половина монстров была убита с помощью копий, дротиков и тяжеленных топоров на длинной ручке. Нам удалось отыскать один такой, а потом и саму ручку, торчащую из пасти тервеля.

– Однако! – поразился я. – Неужели ещё ктото, кроме нас, направляется к Иярте?

– Да нет, некий отряд двигался с той стороны, и именно в районе этих перекрёстков он столкнулся с несколькими сошедшимися именно сюда потоками хищников. Вот всё тут и смешалось в кровавой бойне. Правда, ни одного трупа людей мы не обнаружили, но они явно сразу же после боя ушли в том направлении, где нами предполагается последний перевал перед городом.

Я грустно покивал головой:

– Вот оно как получается: шли, шли, а тут уже, оказывается, и занято…

– Необязательно так, командир, – встрял в разговор Ратибор Палка. – Вполне возможно, что нам только рады окажутся!

Но на это с сомнением покачал головой второй ветеран Дна, Неждан Крепак:

– Давно мы от одних улепётывали без оглядки? Как бы и здесь такие не оказались!

– Вот потому мы и думаем, – вновь заговорил Степан Живучий, – что вначале было бы хорошо разведку сделать в том направлении.

– Правильно думаете, – согласился я. – Тем более что у нас некое отклонение от маршрута предстоит. В одном чудном месте не только осмотримся, но постараемся устроить массовую облаву на скользких зайцев. Там же я и Длань отыскал. Новые приправы и казанки придутся весьма кстати для пиршества из зайчатины. Отправляемся немедленно, детали поясню на месте. По коням!

Такая чисто земная команда, употребляемая мною, за пару дней прижилась к се рпансам, которых половина пассажиров«туристов» и не виделато толком. А так как вещи тут и не разбирали для привала, то мы выехали к каверне с жёлтой травой уже через две минуты.

На месте странную растительность с не менее странным названием «паломник» ощупали и после моего личного примера да заверений о большой пользе попробовали. Неплохо на вкус, немного мне напомнило щавель, частично ревень, смешанный с топинамбуром. Но ветераны сразу признались, что ни о чём подобном даже в местных легендах не слышали.

Ну, такому незнанию удивляться не стоило. Порой люди годами жили в одном месте и не знали, что творится недалеко от них, всего в нескольких часах пешего пути. А кто много знал – не всегда долго жил. Или довольно быстро возносился, аки Светозарный. Главное противоречие Дна – в действии.

Ну и с ходу я объяснил свой нехитрый план предстоящей охоты: используем все се рпансы, сидя на которых, смогут метать дротики или орудовать копьями даже женщины. Главное, сразу самым лихим наездникам продвинуться вперёд, охватывая жёлтое поле большой дугой, и прижать пасущихся зайцев к левой стене каверны. Ну а спешившиеся «туристы» пойдут с копьями по полю и станут добивать подранков или тех, кого усыплю я. Какими бы уникальные создания ни были скользкими и шустрыми, без добычи мы никак не останемся.

А напоследок ещё и бонус пообещал:

– И, как мне кажется, на другом краю каверны есть либо башня, либо замок. Может, удастся там остановиться на большой привал, а то и на ночёвку.

Уже собираясь податься в проход, опять обратил внимание на усевшегося осторонь от травы Хруста, уцепился рукой за чипвсезнайку:

«Мой друг когуяр опасается войти на плантации паломника. Почему?»

«Его уничтожит направленный луч излучения»

«А мои жёны от подобных лучей не пострадают?» – сразу зародились опасения.

«Для людей излучение не вредно».

«Тогда как мне обезопасить когуяра?»

Редкостный случай, но ответы я получил и на этот вопрос:

«Есть два способа. Первый: установление на теле когуяра отличительной вуали Гимбуро, доступной в создании Иггельду. Второй: размещение на теле когуяра… – в тот момент я принял идентификацию чипом разумного вида тигров как следствие моего утверждения, – двух поясов с пятнадцатью груанами каждый».

Ну, с вуалью, да ещё и с таким неуместным названием, как Гимбуро, – это явно не ко мне. Однозначно меня не за того принимают. А вот с поясами – проблем нет. На мне мойто без толку пылится, да и все три мои жёнушки успели вынести самое главное своё приданое из рушащейся Пирамидки. Поэтому полминуты, и когуяр с двумя поясами крестнакрест повитый, словно матрос патронташными лентами, опасливо вопрошал:

– Смерть?.. Опасность?..

– С моим поясом тебе ничего не грозит, – заверил я его. – Ну, разве что будет мешать во время предстоящей охоты. Смелей! Смелей топай за мной! У нас сегодня на обед – вкуснейшая, нежная зайчатина!

Самто я так до сих пор и не пробовал, но ветераны утверждали, что очень вкусно.

А потом была охота, во время которой мы наверняка побили очередной рекорд в наборе трофеев подобной, жутко увёртливой и скользкой дичи. Кидали дротики, ножи, кололи копьями, я метал усыпляющие эрги’сы, когуяр просто сдавливал головы пёстрым созданиям своими клыками… В общем, зайцев мы сгоряча набили столько, что когда я вернулся к месту нашего сбора после просмотра издалека второй части каверны, то увидел немыслимую гору ярко раскрашенных тушек. А женщины всё продолжали и продолжали выносить из травы новые и новые тельца.

– Мда! – расстроился я, бормоча себе под нос: – Гринписовцев на нас нет… да и не съедим мы столько…

Но подскочивший ко мне Степан был на седьмом небе от счастья. Причём мнение он высказывал общее:

– Грандиозно мы поохотились! О такой удаче и в легендах не сказывалось! Только самих шкурок на одежды и обувь нам хватит на столетия! А уж мяса!..

– Опомнись! – попытался я его вразумить, – И шкурки сгниют, и мясо! Разве мы столько переработаем?

– Запросто! – ликовал мой заместитель. – Вот увидишь, ничего у нас не пропадёт!

– Да что ты за человек? На сегодня хватит, и так через пару дней в Светозарные подадимся…

– Ну и что? Зато женщины счастливы останутся! Ты лучше расскажи, что там за поворотом?

– Да ничего, – скривился я от расстройства. – Вожделенного замка – нет! Даже башни паршивенькой не отыскалось… Обманули меня, ввели в заблуждение…

– Ну а место для привала есть?

– Под стенами – сколько угодно нагромождений, гротов и даже проходов. Но те, видимо, не сквозные, зайцы туда не убегали. Ныряли они в норы, которые по правой стороне, там тех дырок немерено.

– Ну, вот в тех гротах и расположимся! – восклицал Степан. – Тем более что ты утверждал: хищники сюда не зайдут. Правильно?

– Вроде так мне объяснили… Но бдительность терять не стоит, – напомнил я, принимая решение. – Оставь здесь пару управляющих на всякий случай, а все остальные пусть тянутся за мной по правой стороне. Я же вперёд, подыскивать место. Потом вернёмся, нагрузим серпансов в лежачем положении и доставим к новому биваку.

– А к Длани когда?

– Успеется! Вначале разместимся.

Сбор трофеев ещё продолжался, но я справедливо решил, что с этим делом справятся и без беременных женщин. Поэтому свистом призвал к себе наездниц и довольно облизывающегося когуяра и уже вместе с ними помчался к наиболее удобным, как заметил издалека, местам для разбивки лагеря. А если учитывать, что нам здесь придётся пару дней проторчать, осторожно разведывая конечный участок маршрута к Иярте, то следовало выбрать во всех смыслах самую оптимальную и безопасную точку дислокации.

Естественно, что лучше всего это сделать среди внушительных обломков скал, а то и в тупиковом проходе внутрь массива, а посему вот в таком нагромождении мы и принялись бороздить пространство на серпансах, не спешиваясь с них. Хруст нам помогал вполне осознанно и целеустремлённо.

Правда, первой повезло Всяне, младшей из двойняшек. Она так завопила, что я вздрогнул от неожиданности:

– Смотрите, смотрите! Длань!

Объехав пару обломков, я замер перед торчащим из грунта монолитом.

– Ничего себе! – поразился я, присматриваясь к светящимся индикаторам суточного времени. – Тут в получасе ходьбы уже есть один пункт выдачи, и вдруг второй?.. Разве такое бывает?

– Какая разница? – рядом уже крутилась ликующая Ксана. – Главное, что у нас всё будет под боком. Ты себе только представь, сколько понадобится лагунов, соли и специй для заготовки мяса и подготовки шкурок. Мне Франя говорила…

– Ну, ну, – улыбался я своей старшей супруге со скепсисом. – Посмотрю, как ты будешь шкурки снимать с этих кенгурят!

– Как ты их назвал?

– Не обращай внимания…

Вот тут когуяр ко мне и примчался, весь взъерошенный и мелко вздрагивающий. Даже пояса с груанами теперь смотрелись на нём както жалко, без пафоса.

– Миха!.. – выдохнул он и глазами да кивком головы указал на отвесную стену каверны. – Там… смерть… чувствую… и она меня… ударила!

Опасность меня сразу вогнала в боевую готовность.

– Девочки! Двигаетесь сзади за мной метрах в десяти! Не ближе! Ну а ты… – вновь повернулся к разумному тигру серой расцветки. – Веди! Или подсказывай, куда двигаться. Посмотрим, кто там такой страшный…

Представитель иного разума двинулся вперёд не спеша, постоянно на меня оглядываясь и стараясь не отрываться от лап серпанса дальше, чем на метр. А когда провёл по лабиринту из валунов и торчащих под нависшей стеной скал, вообще ускользнул мне за спину. Но уже через пяток метров замер и я, пытаясь рассмотреть открывшееся моему взору зрелище.

Изначально сам грот, громадный и широкий, утапливался в стены каверны метров на пятнадцать. Выглядел он при этом слишком рукотворно: идеальные углы, правильные изгибы, везде чуть ли не отшлифованный красный мрамор. Затем понизу лестница, шесть метров в ширину, взбегала четырьмя десятками ступеней вверх, сужаясь до трёх метров к крыльцу. А уже за просторным крыльцом на высоте четырёх метров просматривался красивый каменный портал, по всему периметру которого шёл орнамент растительной тематики, нанесённый посредством глубокой резьбы.

Сама двустворчатая дверь отстояла ещё на два метра глубже в портале и сразу вызывала к себе уважение завидной неприступностью. Её и касаться не стоило, чтобы понять: такую взломать – с ходу не получится и команде грамотных подрывников. Скорей весь грот на голову завалится, чем створки распахнутся для нежданных гостей.

Ну, и над порталом виднелось то, что Хруст обозвал «смертью» и пожаловался, что оно его «…ударило». Этакий овальный в ширину раструб непонятного оружия, который хищно взирал на нас из ниши, с господствующей высоты, и не имел мёртвого угла для обстрела.

Увиденное диво тотчас и резко выходило за рамки того объёма информации, который был накоплен у меня к данному времени. О таких строениях или жилищах даже в мечтах никто словечком не оговаривался. И уж никто не додумался о таком говорить в сказках или легендах.

У меня сразу рассеялись последние сомнения в принадлежности этой твердыни. Наверняка здесь обретался в древности владелец местных плантаций травыпаломника. Тот самый, который сейчас «…отсутствует, а не прячется». А скорей всего уже и не спрячется, потому что помер давно. Вряд ли он такой живучий, чтобы прожить намного дольше четырёхсот лет.

«Хотя… наверняка у него могут быть родственники, наследники… И что с того? – размышлял я с ехидством. – Разве смогут они мне помешать тут устроиться, разместиться с комфортом и жить сколько вздумается? Ха! Счёт мне за аренду удвоят? Штраф взыщут? Ой, не смешите меня! Пусть вначале меня со Дна достанут, накормят да спать уложат, а уж потом я с ними рассчитаюсь!.. Хехе! Мне не трудно, я – Иггельд! – мысленно похихикав над так и не понятым своим именем, стал спешиваться. – А вот как внутрь попасть? Кажется, помощи от боевого чипа не дождёшься…»

Поэтому обернулся к женщинам и скомандовал двойняшкам:

– Снажа, Всяна! Скачите к каравану, и пусть сразу всё нужное грузят на серпансов и прямиком двигаются к этому месту. Только располагаются под открытым сводом, опасности от монстров здесь нет. Но сразу же привезите сюда ко мне Чамби. Уж если он как управленческое привидение не сумеет нам помочь в проникновении в этот… хм, замок, то тогда придётся двери взрывать.

Обе женщины умчались, зато Ксана попыталась подъехать ко мне ближе.

– Ээ, нет, милая! – замахал я на неё рукой. – Лучше ещё дальше отъезжай назад! Давай, давай! Вот… оттуда можешь за мной приглядывать! – Сам обернулся к парадному входу и деловито потёр руки: – Нус! С чего начнёмс?! – и начал с вопля: – Эй, хозяин! Принимай гостей!

Глава 3

Сделал гаузам гадость – коллективу радость

Мой крик не получил ни малейшего отклика. В том числе и минимальное эхо отсутствовало. Этого следовало ожидать. Иначе даже не знаю, как бы я среагировал, откройся вдруг дверь и появись на пороге сонный мужик с недовольной рожей да спроси развязно: «Ну и чего припёрлись?»

Но здравые рассуждения у меня имелись.

– Хруст, ты к самой двери приближался? – тот мотнул отрицательно головой. – В начале ступенек тебя чемто ударило?

– Да… неприятно… очень…

Ну, раз его не убило, то меня и подавно с ног не свалит. Поэтому я спокойно двинулся вперёд, а потом решительно стал подниматься по ступенькам. Чего в жизни не случается? Вдруг дверь открыта? Или за верёвочку какуюнибудь потянуть надо, и тоже створки распахнутся?

Ощущения были не из приятных, но на жерло диковинного оружия старался не коситься, как будет, так и будет. Поднялся без коварных неожиданностей, приблизился к двери вплотную и стал осматривать: за что дёрнуть, куда потянуть или куда нажать.

Долго осматривался. Потом не поленился и стал ощупывать преграду и всё, что к ней примыкало. Ни тебе шнурка, ни кнопки для звонка, ни выемки для ладони, как на расположенном здесь под боком пункте выдачи пайков. Да тут вообще ничего не было! Дверная ручка – и та отсутствовала. Замочной скважины – не наблюдалось. Коврика, чтобы ноги вытереть – и то не постелили! Две монолитные створки из тусклого, похожего на чугун металла, и только узкая щель на всю высоту на стыке между ними. Да и та неглубокая, всего сантиметров пять, а потом упиралась в изогнутый профиль створки. То есть не сквозная щель, проверил кончиком кинжала.

С презрением фыркнув, надавил на вроде как нужную створку плечом. Идентично, как если бы упирался в скалу. Постучал кулаком – такое же впечатление. Попробовал колотить рукояткой кинжала – понял, что скорей навершие рукояти расклепаю, чем на тихий, глухой звук ктото откликнется. В досаде засунул кончик холодного оружия в щель и попытался шевельнуть створку при помощи рычага. Сейчас! Лезвие опасно прогнулось, а дверь даже не рассмеялась. И ведь лом туда не засунешь!

Неужели рвать придётся? Хотя в любом случае надо вначале с чипом, а то и с двумя посоветоваться. А! Ещё и про Длань не забыть! Вдруг здесь более разговорчивая попадётся? Ну и напоследок попытался применить метку наездника на своей ладони. Вначале всю дверь «облапил», потом мрамор вокруг неё, стирая пыль, толстым слоем лежавшую в резьбе, но так ни разу меня силой слабого тока и не кольнуло. Следовательно, узнавать меня не собирались, гимна ждать тоже не приходилось, и торчать здесь больше нечего.

На том мой осмотр и закончился. Спустился вниз, уселся на своего Росинанта в его лежачем положении. Хорошо продумал предстоящие вопросы и команды, да и ухватился за уголок с чипом:

«Насколько хватит ресурса при максимальной скорости?» – отвлекающий вопрос.

«Полтора часа стандартного времени». – Гдето так я и предполагал.

«Тогда на малой скорости и в таком вот положении – вперёд!»

«Распоряжение – невозможно в исполнении».

– По какой причине? – от досады я стал и вслух говорить.

«Вопрос некорректный».

– Но мне надо внутрь жилища! Вперёд!

Больше я от подлого чипа ничего не добился, как ни пытался менять слова в своих вопросах и приказах. Тот талдычил одно и то же. Обиделся, что ли? Или ему нельзя двигаться в сторону закрытой двери?

Пришлось задавать новую команду, подвезти меня к ближайшей Длани, и через минуту мы с Ксаной уже делились последними новостями с передовой частью нашего отряда. Неведомый замок в толще скал – невиданное и неслыханное на Дне чудо, как ни странно, особого ажиотажа или интереса не вызвал. Неждан Крепак пренебрежительно махнул рукой:

– Может, за той дверью и нет ничего? Соорудили пустышку…

– Ты не веришь информации наших серпансов? – поразилась Ксана. – Они ведь утверждают, что это чьито владения, жилище.

Пока ветеран пожимал плечами, с более насущными проблемами влезла Журба Бланш, которая после предательства Ольшина непроизвольно, по стечению обстоятельств оказалась в роли нашего завхоза:

– Командир! Надо добирать бытовой товар как минимум на три груана. А то и на все пять. Иначе шкурки попортятся, и мясо без маринада не успеем заготовить. Про котлы и лагуны – вообще не упоминаю, самая острая нехватка.

Понимал, что жертвовать груанами придётся, а то и полным десятком, но всё равно стала жаба душить. К тому же здравый рассудок подсказывал, что если мы в замок проберёмся, то там отыщем всё нам необходимое. Вот только когда я те двери вскрою? И вскрою ли вообще? А у Дланей, ко всему, есть такая неудобная тенденция, как давать в общем вале товара гору ненужных, порой даже никогда, вещей.

Правда, тут же пришла хорошая идея: коль я могу разговаривать с системами некоего контроля, то, может, следует попросить у них конкретный товар? Ту же соль, к примеру? Или специи? Сомневаюсь, что получится, но почему бы не попробовать?

Вот я и предупредил требовательно на меня глядящую Журбу:

– Вы пока начинайте разделку зайцев, а я попробую уговорить пункт на более конкретные поставки.

К тому времени уже почти все были на месте и самыми спешными темпами оборудовали лагерь, готовились к работе с яркими тушками, и заняты были все без исключения. Даже для Ксаны и двойняшек отыскалась работа, и те довольно эффективно, пусть и бесцеремонно стали использовать Чамби во время мелких перевозок.

Бездельничал только Хруст, уже переевший свежего мяса во время охоты и теперь ожидавший, когда же его угостят прожаренными деликатесами. Подался и я работать, ибо как ещё можно назвать умственную деятельность, заточенную под яростное желание поторговаться?

Первые вопросы и ответы нашего общения с Дланью, а точнее, с системами, которые за ней скрывались, были стандартными. Допуска на меня так и не было, тесного сотрудничества, как и полной подачи информации, не предвиделось. Выборочный заказ товаров – тоже игнорировался. Но я всётаки стал брать быка за рога:

«Те груаны, которые мы посылаем в обмен на ящики с товарами, всё равно ведь не доходят до империи Альтру?»

«Не доходят».

«Причина этого – гаузы, которые считаются врагами империи? – Получив лаконичное подтверждение, продолжил: – Но выто храните преданность Альтру?»

«Несомненно. Такой болезни, как предательство, мы не подвержены».

«Ой, как отлично сказано! Значит, любой вред, нанесённый гаузам, – это благо для империи Альтру! Верно?» – но, увы, меня раскусили:

«Ни в каких диверсиях или в саботажах мы не имеем права принимать участие».

«Так это и не требуется! Вам надо лишь выбрать, кому помогать: мне или гаузам?»

«В любом случае мы обязаны быть нейтральны».

Вот уж чёртовы железяки! Какой дурень их программировал? Но!.. Вдруг эта оговорка «обязаны» – не случайна? Мол, ничего мы не имеем права делать против утверждённых программ, но если очень захочется, то… может, чего и подскажем.

Уже хорошо будет. Поэтому я стал осторожно излагать свою проблему:

«Груанов у нас мало, а товара для спасения и благоустройства людей – надо много. Но товара определённого, конкретного. Как так устроить, чтобы мне взамен на «чужой» симбионт давали то, что я прошу?»

«Вопрос некорректен», – прозвучало как издевательство. Я даже взбесился:

«Ну почему?! Почему вопрос некорректен?!» – и ответ неожиданно последовал:

«Потому что Иггельд может всё. В том числе брать товары в долг, без оплаты».

Я так и замер над плитой, чуть наклонившись вперёд, словно готовый атаковать невидимого врага собственным лбом. До чего же гениальная и тонкая подсказка! До чего же простой и лёгкий выход! Я так несправедливо ругал системы и обзывал их создателя нехорошим словом! Эх! А они вон как изящно обошли запрет и подсказали самое главное. А вернее, напомнили мне, ротозею, какого они обо мне высокого мнения.

Вполне вероятно, что всё будет не так просто и не так быстро, но идея мне была подана верная. И теперь только оставалось удивляться, как я до этого сам не додумался. Надо было выяснить: как делается заявка от собственного имени, что куда прикладывать и по какому адресу отправлять.

Ну я и окунулся сразу же всем сознанием в эксперименты. Довольно быстро перепробовал просьбы, приказы и заявки официальным тоном. А потом чуть ли не моментально вышел на мысль использования груана, чтобы просмотреть все этапы операции «валютатовар». Правую ладонь вложил в оттисквыемку, а левой приблизил «чужой» груан к выемке телепортации. И, как всегда, залюбовался разноцветными потоками, завихрениями, вспышками энергии, которые пульсировали во внутренностях Длани, ощутил полное насыщение своего тела силой, почувствовал в крови невероятный прилив адреналина и… быстро спрятал груан обратно в кармашек пояса. А вместо него, немножко замешкавшись с непривычки, зачерпнул в себе той самой зеленоватой субстанции над крестцом, приподнял её, вынув через правое плечо, и буквально уронил полученный яркопурпурный эрги’с в выемку для телепортации. Ухнуло последний раз, нечто пространственное унеслось кудато, и наступила короткая пауза.

А я опять застыл на месте, пытаясь предугадать реакцию автоматического пункта доставки. Клюнет на пустышку? Или раскроет обман? А то вдруг попытается наказать обманщика? Ветераны страшные вещи про Длани рассказывали, и уж точно было известно, что любой погибал, кто пытался нанести вред пункту выдачи пайков или огородить его крепостной стеной.

Поэтому напрягся после лёгкого шипения, а потом и резко вздрогнул, когда сбоку от валуна, словно вывалившись из его внутренностей, появился первый ящик с товаром. С радостным смехом я бросился к нему, стараясь быстро оттащить в сторону, потому что система подачи выдавала последующий ящик примерно через десять секунд. А когда оттянул и второй ящик, заорал во весь голос:

– Журба! Ко мне! И двое мужчин покрепче! Быстрей!

Мадам Бланш примчалась первой, а там и Емельян со Степаном появились.

– А почему сразу не позвал? – удивился мой заместитель, бросаясь ко мне на помощь и хватаясь за второй край внушительного, но уже последнего в этой партии ящика. – Надорвёшься ведь.

– Да так получилось… – пытался я отдышаться. – Мне казалось, что бесплатно нам ничего не дадут…

– Ты о чём? – уже и Емельян заволновался. – Хочешь сказать, что это, – он удивлённо пялился на ящики, – ты получил без груана?

– Не хочу сказать, а уже сказал! – разогнувшись, я шагнул к плите с оттиском и довольно беспардонно подтолкнул туда же мадам Бланш. – Сюда становись, правую руку в выемку… левой держи груан… Только держи, я сказал! – оглянулся на охотников: – А вы чего стоите? Вот эти все шесть ящиков сложите аккуратно чуть дальше. Тут сейчас много таких придётся складывать, места не хватит. Рассчитывайте примерно на партию, которую можно выменять на двадцать груанов! – Степан и Емельян одинаково замычали от услышанного и стали с кряхтением перекладывать ящики в сторону. Пока они возились, я закончил инструктировать нашего неофициального пока ещё завхоза и заглянул ей в глаза: – Всё поняла?

– Всё. Только сомнения остались: а меня не накажет, руку отрывая?

– Скорей всего, что нет. Но если боишься…. То я позову Неждана. Пусть он тогда заменит ушедшего от нас предателя.

Больше Журба не сомневалась, лишь плечами пошевелила, словно разминаясь.

– Начали! – Я только бросил взгляд на изготовившихся соратников и потянул из себя первый эрги’с.

А дальше у нас начался ритмичный и от этого несколько отупляющий конвейер, и мы работали не покладая рук минут сорок. Что характерно, но моя внутренняя энергия моментально возобновлялась, стоило только Журбе поднести груан к приёмной выемке и подержать там пять секунд. Благодаря этому я не боялся возможного упадка сил и захватывал из себя зеленоватой субстанции довольно щедро, не жалея. Так что постепенно отдаваемые мною эрги’сы стали вдвое, а потом и втрое большими. Ну и при этом я совершенно не посматривал в сторону приёмщиков товара, к которым довольно своевременно подключились на помощь Влад Серый и Лузга Тихий. Они мотались парами, всё ускоряясь и ускоряясь, и только к финалу обратили внимание, что десятисекундные паузы между появлениями ящиков сократились чуть ли не вдвое.

Вначале с шипением пожаловался Неждан:

– Миха! Ты что творишь?! До смерти загнать нас хочешь?!

– Труд облагораживает человека! – буркнул я, но всё равно вынужден был глянуть в ту сторону, после того как услышал от запыхавшегося Степана Живучего:

– Да тут не шутки, Миха, творятся! Тебе на каждую твою обманку – десяток ящиков скидывают. И втискивают всё в ту же минуту!

Я когда глянул – обалдел! Штабеля ящиков, а между ними – мечущиеся носильщики, к которым на помощь уже присоединилась и третья пара, Сурт и Ратибор. После такого зрелища и в самом деле пришлось остановиться, встряхиваясь от сковавшего члены ступора и тут же оттягивая нашего завхоза за плечи назад. Не то она могла так и уронить в выемку зажатую в левой руке ракушку. Кажется, на неё нашло нечто гипнотическое, потому как глаза её дико блестели, руки тряслись, а щёки подёргивались от нервного тика. Неужели и в ней накопился переизбыток какойто там энергии?

Вопрос о самочувствии я задать не успел. Журба оглянулась на ящики, радостно взвизгнула и метеором устремилась к своим подружкам, крича на ходу:

– Живём, подруженьки! Теперь у нас уже всё есть! – и, подхватив топор, лихо стала вскрывать первый ящик.

Точно с ней чтото не так! По крайней мере, адреналин в крови так и бушует. Ну а я, дождавшись выпадения последнего ящика, успел досчитать их до девяти штук. Что и в самом деле соответствовало сделанному заявлению моего заместителя: десяток за одну отправленную наверх обманку. Когда примерно посчитал ящики, мне чуть не стало плохо: зачем нам столько?! Впору было начинать торговлю, выдавая за груан по двенадцать, а то и по двадцать ящиков добра, заработанного тяжким, непосильным трудом.

А тяжким ли? Прислушался к себе: хоть сию секунду готов прыгнуть в постель к своим подругам! Энергия изнутри буквально распирает! Даже мысль сумасшедшая в голову пришла:

«Если сейчас пойду и зафигачу в эту дверь максимальный по силе эрги’с, то от неё только расплавленные лужицы металла останутся!»

Остановило лишь то, что таинственное оружие с овальным раструбом может раскусить мой агрессивный замысел чуточку раньше, и лужицу плоти могут сделать из меня. Или та же отдача от взрыва нанесёт мне «…тяжкие повреждения, несовместимые с жизнью».

Хорошо, что одумался. Даже постарался присесть на ящик и успокоиться. Как говорится: «Если очень хочется поработать, ляг, поспи. Может, пройдёт…»

У меня не прошло. Пока сидел, внутреннее перевозбуждение спало, но царящий вокруг ажиотаж радости, веселья и трудового энтузиазма не давал расслабиться окончательно.

«Такое впечатление, что они с этими шкурками на ярмарку в иной мир собираются! – подумал я и тут же мечтательно добавил: – Вот бы сглазить!.. – но и сам себя осадил: – Мда!.. Не с моим счастьем… Ну ладно, люди заняты, значит, и мне вроде как стыдно рассиживаться, словно нахлебнику… Только что выбрать первоочередной задачей: нервная беседа с чипомзнайкой нашего Чамби или обстоятельно и подробно поговорить на интересные темы с Хрустом?..»

Естественно, что я бы предпочитал пообщаться с когуяром. Всётаки представитель иного, разумного вида, говорящий с нами на одном языке! Это же сколько Нобелевских премий можно получить после такой беседы! А уж про личное любопытство, разгорающееся сразу при взгляде на сумрачного, изящного тигра, вообще не стоило упоминать. Но… я выбрал обременительный и раздражающий разговор с чипом управленческого привидения. Благо что и Чамби крутился рядом, а позвать его по имени труда не составило.

Позвал. Поговорил. Пожалел. Три «П» получалось: «полярнопопулярный песец» напрасно потраченному времени. Почти тот же пустопорожний разговор, во время которого чип меня только в одном убедил: Иггельд может всё. И права имеет войти всюду. И любую собственность может использовать или взять в аренду, кроме одной: той, которая принадлежит императору и его семье.

Ха! Кто бы сомневался! Ни один правитель своего не отдаст, это я знал, не будучи даже близко обретавшимся возле власть имущих. Любому подданному глотку перегрызёт за попытку только вторгнуться в недвижимость. А уж какомуто приблудеиномирцу даже особую, новую казнь придумают. Это если поймают. А не поймают…

«Какая шикарная идея! – опять замечтался я. – Только и надо отыскать собственность императора, заняться там вандализмом, похулиганить или провести инсценировку самопоселения. Потом посидеть часик и дождаться, когда тебя отправят вместе с жёнами в Альтру на судебное разбирательство. Мм?.. Нет, наверное, лучше пусть бы только жён забрали… а я уж сам до мира Трёх Щитов доберусь. Знать бы только как, где, и что… мягкое постелить, когда падать будешь…»

Но последний вопрос по этой теме задал:

«Где здесь, на Пространствах Вожделенной Охоты, можно отыскать личную собственность императора, чтобы со всем усердием защищать её от посягательств врагов и недоброжелателей?»

«Нигде, – последовал досадный ответ. – В иных мирах и в колонизированных пространствах высшему правителю Альтру и его родственникам запрещено иметь собственные владения от рождения и до самой смерти».

Подобный закон вызывал немалое уважение. Хотя и на родной планете император наворует столько, что мама не горюй! При желании… Но мнето какой толк с подобного запрета? Только время утерял безвозвратно: полтора часа как и не было!

Да и Хруст уже умчался на запах жареного мяса, а принюхавшись, и я понял, что пора обедать. Не то озаботятся не на шутку. Вон, Ксана уже за мной несётся… Губами шевелит… Хорошо, что успел полные фильтры на входящие звуки убрать. Потому и услышал:

– Миха! Ты чего? Не слышишь, как тебя за стол зовут?

Вскакивая на ноги, даже оправдываться не стал. Внутренняя энергия – это хорошо. А только мясо – оно привычнее както.

Глава 4

Закономерные взаимосвязи

Про утверждения чипа, что Иггельд может всё, я хорошо запомнил. Но после обеда сразу к двери не подался, а, уединившись с когуяром чуть в сторонке, вдали от гама, шума и суеты, решил с ним поговорить «по душам». Перед тем как задать первый вопрос, вспомнил о том, что моего странного приятеля здешние системы опознания тоже назвали когуяром. Это просто совпадение или както так было принято к употреблению именно моё произвольное, казалось бы, определение? С этого и начал:

– Ваш вид и в самом деле называется когуярами?

– Да, – неспешно, с паузами рассказывал разумный тигр. – Сколько помню себя первые лутени своей жизни, родители всегда говорили, «Мы, когуяры…» Или: «Ты, когуяр…».

– Мм! Так вот почему ты мне кивнул во время нашего знакомства… Интересное получилось совпадение… Ну а где твои родители? И все остальные когуяры?

– Родители погибли, а как мне кажется, были убиты нашими кардиналами. И после этого меня колдуны лишили речи и выгнали из города. Очень большого города, где много замков и башен. Я тогда ещё совсем молодой был, но уже расти перестал, вот шаманы и решили, что уроду не место среди всех…

– И этот город называется Иярта?

– Скорей всего, да. Где он находится, трудно сказать, может, это вы к нему и шли. Самому мне сейчас понять трудно, когда бродил после изгнания, заблудился. В той башне, где ты меня нашёл, я уже к тому времени полтора года жил. Думал, так и умру в одиночестве… А когда тебя увидал, то решил: будь что будет! Ну и очень хотелось, чтобы отец оказался прав.

– Ну а что ты знаешь о своём народе? – Я старался задавать наиболее конкретные вопросы, с помощью которых можно было бы выяснить максимум подробностей за короткое время. – Неужели вы исконные обитатели Дна?

Хруст сильно задумался, прежде чем отвечать, и говорил потом в явном сомнении:

– Затрудняюсь ответить. Кардиналы всегда твердили, что это наш мир, наш город и наше исконное предназначение – охранять его от людей. Отец был против этого и всё время рычал во время редких разговоров на эту тему. Утверждал, что с людьми надо дружить и жить в мире…

Я прекрасно понимал друга. Подобная система мне знакома по многим историческим аналогам. Дорвавшиеся до власти лицемерыдегенераты, да ещё возведшие себя в высокие религиозные саны, просто обязаны держать свой народ в чёрном теле, насаждать ему постоянно образ врага. Иначе простой люд вырвется из подчинения, рабства и быстро сомнёт своих циничных лидеров.

Но задумавшийся когуяр продолжал ворошить свои юношеские воспоминания, пытаясь и сам разобраться в истории своего народа:

– Что я очень хорошо и чётко помню, так это сказки, которые мне мать обязательно рассказывала на ночь… Ну и потом мы с товарищами многими легендами делились между собой.

И он стал мне пересказывать то, что помнил и что сейчас выделил особо. Похоже, у них таким образом проводят обучение молодняка, обучают законам и правилам поведения в обществе, поясняют, что единственно верно, потому что письменность у когуяров отсутствовала. Не с их лапами удержать в руке то, чем можно писать. И так удивляло, как они своими когтями умеют делать, ремонтировать оружие и с ним обращаться.

Учили детей, как ухаживать за серпансом, как его кормить… (Да, да! Оказалось, этот вид живых существ видел привидения и умел ими пользоваться!) Подсказывали, куда можно ходить, а куда нельзя (про поля с жёлтой травой паломник было известно, тех было очень много вокруг города). Наущали никогда не заходить в полуразрушенные или потрескавшиеся здания (а детвора изза своего любопытства всё равно заходила, и во время одного из обвалов был повреждён позвоночник маленького Хруста). Давали рекомендации, как действовать во время редких землетрясений на Дне.

Ну и рассказывали истории про героев и диковинные миры, которые иначе как сказочными не считались. Но именно там говорилось: когдато когуяры жили в ином мире, полном ветра, громадных рек и бездонного синего свода над головой. Жили в некоем царстве долго, счастливо и, как подчёркивалось особо, в совершенной гармонии и мире с другими разумными созданиями. Про вид этих созданий не говорилось конкретно, но несколько раз у матери прорывались всётаки утверждения, что речь идёт именно о людях.

Но пришла в тот мир страшная беда, убивающая всё живое. Почти все погибли в той стране, что люди, что иные разумные и неразумные создания, и остались в живых только обитатели одного огромного города Шартика, где возвышалась главная святыня, место поклонения всех когуяров в виде массивного, округлого, куполообразного здания. Ни одной башни, подобной тому зданию, на Дне нет и ни одного замка. Разве что в главном храмовом комплексе имеется нечто удивительное, называемое Планетарий.

И пришлось жителям столицы убегать спешно от той беды, бросая всё и спасая только своих детей. А помог им в этом знаменитый путешественник, легендарный герой, спаситель всего народа Чаруш Эльринг. Потому что только он знал, где находятся в святыне проходы в иные миры, и только он ведал, как провести через них когуяров. Он же и утверждал, что знает, когда наступит время и беду прежнего мира можно будет развеять, после чего обещал всех вернуть в привычный мир.

Вот так народ и оказался на Дне, где тоже оказались люди, знающие о многих мирах и разрешившие жить беженцам в специально для них построенном городе. Звали их Меченые за символ на правой ладони, они умели и могли всё. Вначале было хорошо, все сумрачные тигры жили дружно и верили в скорое возвращение домой. Но потом случилось сразу два больших несчастья: случайно погиб Чаруш Эльринг, а потом людям пришлось воевать с какимито своими врагами. И в какойто момент они все эвакуировались в свой мир.

Когуяры остались совершенно одни, не зная, что делать, куда податься и что их ждёт в будущем. Долгое время жили сами и начали вымирать, дичать, сами превращаться в хищных животных. Вот тогда и явились на Дне странные посланцы новых колонизаторов и донесли волю новых властелинов этого мира: никогда не разрешать людям селиться ближе к городу, чем на пять дневных переходов пешком. А за это будет даваться священным охранникам города любая пища, которую дальше уже станут распределять кардиналы. Причём пища, оружие и товары будет подаваться регулярными партиями прямо в центральные храмовые комплексы, в которых кардиналы проводили свои торжественные литургии.

Странные посланцы ушли и больше никогда не появлялись, а впавший в дикость народ – вновь возродился. И даже сумели отыскать, а потом и приручить боевых се рпансов, которые остались в одном из тайных городских хранилищ после ухода Меченых.

Вот с тех пор и повелось, что военные отряды на се рпансах совершают дальние поездки по анфиладам каверн в разные стороны, и если встречают людей, то уничтожают их. Это возведено в культ воинской славы, и каждая особь, невзирая на пол, с детства мечтает стать лучшим, самым знаменитым наездником или наездницей. Вот потому инвалида Хруста, которого родители назвали Багнеяр и которого колдуны оказались бессильны излечить, не просто голоса лишили, а вдобавок сделали извергом. Сидетьто он на скакуне не мог изначально!

Как мне помнилось по древним сказаниям русского народа, извергами называли в славянских поселениях тех особей, которых изгнали прочь. Ведь смертных казней как таковых у славян не существовало, самое жестокое наказание было – сделать человека извергом, то есть изгнать его из семейного и родового круга.

Но меня в рассказе Хруста Багнеяра заинтересовало два момента. Вначале я акцентировался на первой вскользь им упомянутой детали:

– А кто именно приходил к вашему народу с посланиями от новых властелинов Дна? Как они выглядели? И в чём их странность заключалась?

Когуяр как мог, так и объяснил:

– Вроде они похожи на людей, но в легендах о них всегда говорится, что они «треугольные», потому что у них голова такая… треугольником. Челюсти широкие, а лоб кверху сужен…

Непроизвольно почёсывая затылок, я не удержался от восклицаний:

– Эпическая гайка! Ты смотри, как всё взаимосвязано! И здесь людоеды зроаки отметились! – Дальше уже бормотал себе под нос: – Ну да, при допросах кречи подтверждали, что самые страшные для зроаков – это гаузы, которые якобы поедали их младенцев… Конечно, и гаузы могут быть разные: одни бороздят космос и несут прогресс в иные цивилизации, а вторые – выращивают диких зверей, похожих на людей, а потом сами их и съедают… Но в любом случае можно предварительно предположить: гаузам сюда хода нет при всём их желании… А посему они послали вниз зроаков… Интересно, каких именно? Из мира Трёх Щитов или… Хм! Вот уж загадка мироздания!..

Действительно, сразу получалась дикая головоломка. Если гаузы так всесильны, то почему они не отыскали и не покорили мир Трёх Щитов? В то же время некие зроаки ими использовались для наущения когуяров на «путь истинный». При этом я знаю, что зроаки империи Гадуни – это только некая, сбежавшая от круглотелых колонистов этническая часть людоедов. А как они могли сбежать? Правильно: только воспользовавшись переходом, возле которого имеется символ иного мира. О том, что людоеды порой видят эти значки и пользуются найденными переходами, свидетельствует факт их проникновения в Священный Курган великого Рушатрона. Было такое? Оо! Ещё как было! Именно поэтому уже более трёхсот лет паломники Кургана входят туда только с оружием и готовы в любой момент защитить свою святыню от самых злобных и кровожадных агрессоров.

Но из вышесказанного можно сделать ещё один вывод: в среде зроаков могли отыскиваться порой личности, подобные мне. Пусть редко, но могли. А значит, некие тайные передвижения, о которых не знали даже гаузы, могли осуществляться на протяжении последних веков.

Тут же мне припомнилась отпущенная мною жить людоедка, некая княгиня Верски. И эта дворянка из высшего общества, приближенная к императору людоедов, утверждала: «…Гаузы – это завоеватели мира, в котором родилась цивилизация зроаков. Тысячи лет они держали нас в рабстве и поедали наших младенцев. Тысячи лет они ставили над нами жуткие эксперименты, превращая нас в животных и беспрекословные машины для убийства. Тысячи лет они забирали наших лучших воинов в неизвестность, и почти никто из воинов назад никогда не возвратился. Гаузы – это зло. Гаузы – это гибель!..»

Вот оно как, логика и хорошая память помогают в попытках сделать правильный анализ и верные выводы!

Воинов забирали, куда угодно посылали, а потом, скорей всего, уничтожали. Да только не всех, нескольким наверняка удалось смыться, а потом и перебраться к «своим» в мир Трёх Щитов. И это косвенно может подтвердить та самая вещь, которая немыслимо сложным маршрутом оказалась у меня: та самая карточка, что в куче прочих вещей мы реквизировали у баресса Уделя, казнённого начальника тайного надзора империи Гадуни. Та самая техногенная карта, которая меня невероятно поразила в мире, где таких вещиц не может быть по умолчанию.

Вспомнив о давнем трофее, которому никакие перипетии моей судьбы оказались не страшны, я достал карточку и протянул когуяру:

– Ты когданибудь видел нечто подобное?

Скорей всего, так спросил, желая и своего нового друга занять чемто, пока я сам впал в ступор размышлений. Уж это я понимал: коль гаузы тут никогда не были, то вряд ли подобные карточки могли быть знакомы когуяру, которого изгнали из города ещё молодым да неопытным.

Но то, как осторожно когтистая лапа взяла вещицу и стала вращать перед огромными фиолетовыми глазами, меня сразу насторожило:

«А что, здесь, на Дне, только гаузы могли оставить предмет высочайшей технической культуры?! Я ведь про Меченых совершенно забыл! Коль тут «туристы» не гнушались драгоценные побрякушки с собой забирать да медальоны редкостные в щели тайников возле дверей небрежно сбрасывали, то что для них подобные банковские или невесть для чего иного карты?! Вот именно: выбросить и забыть! Ну а побывавшие здесь посланники гаузов могли и позариться на сокровища, да и захватить с собой то, подо что влезли. И подобная штуковина – чем не сувенир из далёкого мира? Нашли здесь, пронесли в мир Трёх Щитов, там редкостную вещь приняли за неразгаданный артефакт, и тот после цепочки убийств оказался у начальника императорской охранки. Ну а самому барессу Уделю уже не повезло нас позвать с дороги, приняв нас изза шлемов за таких же, как он, людоедов…»

Пока я так рассуждал, заговорил Хруст Багнеяр:

– Утверждать не могу… в руках не держал и настолько вплотную не рассматривал… Но, кажется, нечто подобное имеет один из кардиналов. Правда, носит он это в деревянной рамочке, а та на блестящей цепи висит у него на груди…

Вот! Вот оно, подтверждение моим здравым, жутко логичным рассуждениям. Даже самому за себя приятно стало, такого умного и сообразительного.

Но теперь следовало уточнить и вторую, страшно заинтриговавшую меня деталь рассказа. А точнее, пересказа древней легендысказки. Могло быть и простое совпадение, случайность, но в свете последних событий я уже улавливал некие закономерности. Поэтому попросил:

– Ты говорил о прежней родине вашего народа, как про земли «некоего царства», где столицей был город Шартика. А самого названия царства не помнишь? Или название полное того мира?

– Нет… мира не помню, хотя мать вроде пару раз упоминала… А вот название царства мне слишком смешным показалось, потому и запомнил: называлось оно царство Ешкунов.

На это я самодовольно закивал и чуть не воскликнул «Земеля!» Хорошо, сам сразу вспомнил, что вообще из другого мира, с Земли. И вспомнил те мизерные сведения, которые теснились у меня в голове, по поводу той северной страны, располагавшейся за царствами Веричей, Леснавским и за империей Гадуни. Ага, ещё оно граничило с княжеством Тайланов, или, как их порой называли, МакТайланов, предателей всего рода человеческого. И именно в Шартике, о которой я совсем недавно вспоминал, и находился, по утверждениям всех людей, второй Священный Курган. В своё время на то царство снизошла беда страшная, после которой вымерло всё живое, и до сих пор на те пространства даже маленькая пичуга залететь не может. Смерть там злющая и непонятная поселилась.

Но теперь оказывается – не все там вымерли в древности! Вон, когуярыто спаслись. И теперь понятно как: открыв один из переходов непосредственно в Священном Кургане. Видно, тому великому спасителю по имени Чаруш Эльринг повезло несколько больше, чем мне. Он не только видел значки, но и сумел понять, как ими воспользоваться. Или, по крайней мере, вскрыть только один из переходов. Вполне и такое возможно, я ведь в иных местах рушатроновского Кургана лбом бился лишь возле того знака, который вёл в пустынный мир или на мир Земли. По иным направлениям и не пытался прорваться. Боялся, что меня забросит в незнакомое место, а то и сразу в пасть к демонам.

А Чарушу Эльрингу того одного перехода хватило. Не погибни он случайно, наверняка сумрачные тигры вернулись бы на свою землю, и царство Ешкунов было бы заселено по всему своему пространству. А значит, герой и спаситель когуяров знал тайн и секретов поболее моего.

Но мне и своих хватало для длительной умственной деятельности.

Глава 5

Радость или горе?

Так и застала отыскавшая нас Ксана картину «Чапай и его друг Петька думают». Я – в позе роденовского Мыслителя, а когуяр – пытающийся просмотреть карточку на свет и заодно попробовать её на клык. Правда, трудно было бы сразу определить, кто из нас кто.

– Надо же, как хорошо они устроились! – с ходу позавидовала моя супруга. – Я тоже хочу быть командиром и ничего не делать! – Она уселась рядом со мной на мшистый камень и пожаловалась: – У меня от этих заячьих тушек уже спина болит!

Ну и как тут не заругаться! Страшным усилием воли я постарался удержать на месте своё кудато попытавшееся мчаться или чтото срочно сотворить тело. Потому что совесть рявкнула на сознание так, что оно сжалось до размеров грецкого ореха:

«Какая же ты сволочь! Сам расселся, как барин, а беременные женщины котлы ворочают! Да у такого, как ты, никогда потомства не будет! В утробе, бедняги, задохнутся! И матери их быстро ноги протянут! Папаша!»

Несколько вяло я попытался огрызаться, что, дескать, я в папаши никогда не рвался и сейчас не рвусь, но был тут же обложен ещё более нехорошими словами и восклицаниями типа:

«А не рвался в папаши, так надо было себе своё хозяйство узлом завязать или вообще отчекрыжить! Тогда бы бедные женщины не мучились и не умирали, надрываясь!»

Пришлось вставать, предупредив Ксану: «Ты тут посиди!», и мчаться на поиски двойняшек. Отыскал их, потянул за собой, а Чамби уже сам поплёлся за нами следом. И теперь в таком тесном семейном кругу я приступил к разборке и освещению создавшейся проблемы. Привидениеуправленец и так всё знало. Ну, разве что Хруста членом семьи считать не положено, но как только я вспомнил, что он за нами в Гнезде Озорных Купидонов наблюдал с полным равнодушием и смирением, слов не нашлось, чтобы отправить его куданибудь по иным делам. Мне кажется, коль он видел сексуальные игрища между особями человеческого вида, то как минимум наиближайшая персона к нашей семье после моих родителей. Скрывать от него больше нечего.

Другой вопрос, как правильно начать разговор, как верно подвести к кульминации животрепещущей темы и как, чего уж там самого себя обманывать, извлечь в будущем для себя хоть какието бонусы. Потому что я знал из литературы, что когда делаешь нечто хорошее женщине просто так, она воспринимает это со временем как должное. Хотя изначально готова пожертвовать очень, очень многим. А когда по прошествии времени ей напомнить, что, мол, я ведь для тебя сотворил тото и тото, она даже не поймёт, что от неё требуют. Потому что давно забыла всё, что ей невыгодно помнить. Может при этом и обидеться. Может и скандал устроить. Может вообще уйти…

(Мда… чего я, собственно, и добиться хочу.)

А вот когда ей сразу (заблаговременно!) ставишь определённое условие: я тебе создаю такой вот прожиточный минимум, но ты мне за это всего лишь то обещаешь и вот это делаешь! Договорились?

Сам я подобные методы в жизни не испытывал, но в советы психологов и психоаналитиков верил. А потому собирался и сейчас использовать.

Начал я совсем с иной, посторонней темы:

– А у нашего Хруста и второе имя есть, Багнеяр!

– Знаем, – заверила меня Снажа. – Он нам ещё вчера вечером рассказал.

Вид у неё был уставший, хотя хуже всех выглядела самая слабая среди трёх беременных, Всяна. Та уже вообще зевала. Следовало форсировать разговор, пока красавицы не уснули:

– Ну, тогда вы знаете, что мне очень скоро уходить от вас придётся.

Сразу три пары глаз начали наполняться слезами, и я поспешно заявил:

– Но! Вы ведь знаете, как я к вам отношусь. А поэтому готов остаться ещё на пару дней и окончательно вас устроить на новом месте жительства, если… – сделал очень длинную паузу и только тогда продолжил: – Если и вы пойдёте мне навстречу и выполните мои условия.

От такого поворота разговора Ксана попыталась возмутиться. Нахмурилась, задёргала нервно плечами, но обсевшие её с двух сторон двойняшки чуть ли не силой её придержали за руки и зашикали:

– Чего уж там, пусть говорит!

– А не то прямо сию минуту уйдёт!

– Точно! Вон копьё стоит, с насаженным на него поясом и с одиннадцатью нейтральными груанами.

– И если эти спрячем, что ему ещё два недостающих отыскать?..

Ну да, мне ведь только пары до комплекта не хватало, чтобы стать Светозарным и умчаться отсюда в телепортационной клети. Всётаки пара сестричек более рассудительна и меркантильна, чем Ксана Молчун. Та больше взрывная, пылает сиюминутным гневом и готова сразу раскрывать свои помыслы. А эти… настоящие лисички! Наверное, именно поэтому я подспудно решил правильно: вести разговор сразу со всеми тремя, а не поодиночке.

Мои гражданские супруги сами помогали выходить мне из щекотливого положения. Теперь надо было грамотно подать краеугольный камень бытия:

– Так вот, мои условия! Первое: вы отпускаете меня отсюда и от себя вообще – сугубо добровольно! И не имеете ко мне больше никогда никаких претензий!

Теперь уже все три наездницы недоумённо между собой переглянулись и высказались со всей откровенностью:

– Можно подумать, если не отпустим, ты останешься на Дне! – Ксана.

– Мы тебя ещё вчера отпустили… – Всяна.

– Потому что тоже очень хорошо к своему мужу относимся… – Снажа.

Я согласно кивнул головой и добавил:

– Обещать не могу, ибо не знаю, куда судьба забросит, но в любом случае буду помнить о вас и постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы облегчить вашу будущую участь!

– А как облегчить? – тут же задала вопрос оживившая Ксана.

– Понятия не имею. Но стараться буду. Теперь второе условие: вы всегда скрупулёзно будете выполнять мои наущения, советы и рекомендации, даже после моего ухода. Даже через много лет! Согласны?

За всех стала отвечать Снажа:

– Не сомневайся, выполним. Потому что верим: ты нам плохого не посоветуешь.

– Ну и третье условие: вы никогда, ни одним плохим словом не станете обо мне вспоминать! А если вспоминать, то лишь хорошими словами и без претензий. И это – очень важно! Договорились?

После такого даже двойняшки уставились на меня с подозрением. Всётаки женщин трудно обмануть в таких вот вопросах. Они не умом разбираются, а сердцем чувствуют: «…нас хотят поиметь! Без предварительной ласки!» И хоть сами минуту назад были готовы и на это, и на что угодно, сразу начинают отыскивать в словах оговорившегося мужчины упущенную выгоду. А я не просто оговорился, я сделал это преднамеренно, явно и многозначительно.

После такой оговорки психологи рекомендовали два варианта: либо разразиться потоком слов, за водопадом которых укрыть саму суть требуемого. Причём укрыть теми плюсами, которые женщины получат, согласившись на самое непонятное им условие. Тогда она растает, расслабится и согласится.

Либо устроить диспут.

А вот второй вариант казался предпочтительнее: дождаться полемики и всё верно пояснить на простейших примерах. И первое слово вырвалось у Ксаны:

– Ты от нас чтото скрываешь?

– Конечно, скрываю. Но, по сути, это ничего не меняет по теме моего ухода.

– Но это нам повредит? – осторожно подбирала слова Всяна. – Ну, то, что ты скрываешь, а мы потом узнаем?

– Скрывать я в любом случае могу, до самого прощания с вами. Да и промолчи я, вы эту новость и без меня узнаете.

– Тогда на чём ты нас хочешь подловить? – нахмурилась Снажа. – Ты обещал нас опекать, давать только хорошие советы…

– Именно! Именно хорошие, и вы в любом случае будете мною довольны. Но пройдёт время, вы переосмыслите всё с вами произошедшее и захотите большего. А то и пожалеете, что вообще со мной связались. Люди имеют привычку забывать добро, а мне не хочется, чтобы вы меня поминали лихом ни при каких обстоятельствах. Я ведь вас не до смерти, но тоже люблю.

От такого моего признания женщины мило улыбнулись. Не удержались. Всётаки первый раз такие слова в свой адрес услышали. А я, чтоб не терять инициативу, быстро пример привёл, сказочный. Озёра тут подземные были, в том числе и с рыбой, так что некое понятие «золотая рыбка» в мире Набатной Любви имелось. Вот я и поведал о рыбаке и его старой бабке. И мораль пояснил: сколько старухе ни давали, всё ей мало казалось.

Мои красавицы на это рассмеялись и поспешили заверить, что они не такие. И как бы жизнь в дальнейшем ни сложилась, будут помнить обо мне только хорошее.

– Тогда обещаете выполнить третье условие? – стал я уточнять.

Всяна скорей игриво, чем с умыслом, поинтересовалась:

– А что нам за это будет? Ты так и не сказал, чем обязуешься нам помочь и на сколько дней тут остаться. Говори конкретно!

И судя по тому, как три пары глаз на меня уставились, они уже хотят большего, чем хотели час назад. Я и начал, добавив в голос пафоса и благозвучности:

– Обеспечу вас не только ящиками с товаром на многие, многие годы вперёд, но и попытаюсь вас обучить таким деяниям с Дланью! – А что, раз они мои супруги, то здешние системы просто обязаны выполнять все их прихоти! В крайнем случае пусть накопленные долги списывают на мой счёт, не страшно, выкручусь, где бы меня кредиторы ни достали. Иггельд я или не Иггельд?

Женщины удовлетворённо кивнули. Словно поощряя к новым обещаниям.

– Постараюсь устроить вам здесь жилище по самому наивысшему уровню! – увы, подобное только звучало, а как оно получится на самом деле, я старался не думать, следовало срочно касаться самого главного: – Ну, и подробно поведаю о вашей самой главной тайне!

И пусть потом докажут, что известие о беременности, да ещё и на Дне (!) – это не самая сногсшибательная новость! Да и сама суть тайны всегда жутко интригует каждую женщину. А уж когда о ней, любимой, речь зашла!..

Стратегия разговора сработала, вычитанное мною в Интернете помогло. Мои красавицы понимали, что от меня в данный момент они и так получают слишком много, поэтому официально подтвердили, что соглашаются с третьим условием.

Я встал, прошёл несколько раз тудасюда, словно разогреваясь, и уже рот открыл, готовясь высказаться приготовленными фразами, как вдруг вспомнил, что лично до сих пор женщин и не проверил. А вдруг местные системы информатики и контроля чтото напутали? Вот только опростоволоситься мне не хватало в таком сложном вопросе!

Тут же сообразил, как всё провернуть быстро и, огласив вескую причину, под видом лечения спины, проверить плод у каждой.

– Ксана! Ты жаловалась на боль в спине. Это может быть опасно! А я обещал о вас позаботиться. Нука, ложись вот сюда! Ээ… да не на живот, на спину!

Уложил её на более ровную выступающую каменную глыбу, наклонился, подавил в себе непроизвольное отвращение к ожидаемой картинке и стал присматриваться. На ёрничающих двойняшек старался не обращать внимания, вот те и старались:

– Классный у нас командир, всё видит!

– Ага! Позвоночник сквозь живот рассматривает. Зоркий!

– А ято размечталась, что он нас по очереди прямо на камне и разложит да свой долг мужской выполнит. Хихи!

– И не говори! Всего четыре дня ему осталось нашими телами наслаждаться, а ведёт себя, как дед старый, сто лет с нами проживший…

На их смешки и Ксана отреагировала, всколыхнувшись в смехе и сбивая мне всю с таким трудом настраиваемую картинку её матки. Пришлось на них шикнуть:

– Вы мне мешаете! Потом когда расскажу, что я увидел, и вам не до смеха будет!

Те прониклись переживаниями за подругу и больше не ехидничали. Ну а я благодаря своим пусть и мизерным познаниям в анатомии всётаки рассмотрел самое главное, что теперь уже безоговорочно делало меня отцом.

Тяжко вздохнул и, стараясь скрыть печаль, нахлынувшую после короткой надежды, скомандовал:

– Вставай! Теперь ты, Снажа! – Мда, сколько шило не таи, оно всё равно из мешка вылезет. Оставалось только удивляться, почему женщины до сих пор сами ничего не прочувствовали и не догадались? А как? С чего это я взял, что они обязаны всё знать? Тут ведь у дам даже критических дней не бывает. Да и не рожавшие они ни разу… – Вставай! Теперь самая младшенькая!

Всяна улеглась и томно проворковала:

– Правда, что «самая младшенькая» обозначает «самая любимая»?

– Неправда! – раньше меня заявила «старшенькая» Ксана. Но делала это не со злостью и без ревности: – Это обозначает, что они самые глупенькие, недалёкие и наивные.

– Ах ты!..

– Ша! – остановил я начинающуюся пикировку. – Тут и в самом деле назревают у вас, малышки, некие проблемы. И как раз связанные с теми тайнами, которые я вам открою!

Опять взял минутную паузу, сосредоточился и закатил пространную речь о величии духа, поворотных вехах в истории мира и роли отдельных личностей на этих самых поворотах. Заверил, что их три имени навсегда войдут в летописи Дна, потому что они стали первыми.

Тут Ксана меня немножко не к месту перебила:

– В чём первыми? В получении титула наездниц?

– Милая, титул наездниц – это уже следствие, а не причина вашей будущей славы. Так сказать, аванс и повышенные бонусы, которые вы по причине знакомства со мной получили для повышения собственной выживаемости. Уже отныне вы можете дальше видеть, замечать привидения и окантовку хранилищ с ними, Ксана даже видит груаны на телах хищников. И это ещё не все ваши возможные умения и пока ещё нераскрытые таланты. И всё это вам дано здешними силами за то, что познакомились со мной, и за то, что стали первыми!.. – после чего замолк и замер на месте. Может, я и грешил лишними паузами, но самому хотелось торжественности и праздничной бравады. И когда уже томить слушательниц стало стыдно, с пафосом продолжил: – Именно вы стали первыми в истории Дна женщинами, которые зачали здесь детей и станут мамами! – пока ещё на личиках зависло непонимание, я завершил речь дифирамбами и деловыми распоряжениями:

– Вы – самые лучшие и прекрасные женщины этого мира! И я горжусь тем, что судьба нас познакомила! Но отныне вы должны себя беречь с утроенным усердием. Поэтому: от этого часа запрещаю вам хвататься за тяжести, переутомляться или пренебрежительно относиться к собственному питанию. Вам необходимо больше спать, просто прогуливаться и заниматься несложными текущими делами, не требующими приложения физических усилий. Про все остальные житейские премудрости, связанные с беременностью, вы и сами, как женщины, лучше меня знаете.

Присмотрелся к своим гражданским жёнам, с некоторой тревогой в душе ожидая, что сейчас произойдёт и как они на такое грандиозное событие отреагируют. Пока они сидели в совершенно одинаковых позах, несколько испуганно ощупывая свои животики ладонями. А в глазах уже просматривался панический страх и неуверенность в завтрашнем дне. Хоть и жалко их было, но пришлось строго напомнить:

– И не забывайте: если вы нарушите принятые вами условия, я ухожу в Светозарные немедленно! – затем проворчал себе под нос: – У меня там, понимаешь, с людоедами война… кречам мстить надо… – и тут же спохватился: – Кстати, о вашем привилегированном положении заявлю во время сегодняшнего ужина. Так что не переживайте, совсем недолго осталось…

Вот тут и началось то, чего я больше всего опасался и чего всеми силами старался избежать: преддверие большого скандала. Вначале всхлипнула Всяна:

– Недолго осталось?.. До твоего ухода?.. – Снажа тут же обняла младшую на двадцать минут сестру за плечи и сердито нахмурилась:

– Вот именно поэтому он и собирается нас покинуть!

А Ксана так вообще вскочила на ноги, в ярости сжимая кулачки:

– Ты!.. Ты знаешь, как это называется?!..

Я печально развёл руки в стороны и признался:

– Знаю! Знаю и сильно терзаюсь укорами совести. Потому что мучаюсь запоздалыми сожалениями, что не удержался, что не подумал своей головой, к чему наши сексуальные игрища могут привести. Если бы предвидел – ни одной из вас и пальцем не коснулся! Но хочу напомнить о третьем условии: если вы будете высказываться обо мне плохо или обвинять во всех смертных грехах, я и в самом деле уйду немедленно. И кому тогда от этого будет хуже? Поэтому вы тут сами посидите полчасика и подумайте на эту тему! А я пробегусь, посмотрю, чем народ занимается, да окрестности проверю… На всякий случай…

И пока скандал не превратился в реки слёз, быстренько сбежал с места событий. Так сказать, мавр сделал своё дело, мавр может спрыгивать со сцены в зрительный зал. Главное – не свалиться во время прыжка в оркестровую яму.

Что характерно, но вначале Хруст, а за ним и Чамби потопали за мной. Хотя я предпочёл бы, чтобы они оставались на месте и хоть както развлекли, а иначе говоря, разделили с женщинами их радость от факта грядущего материнства. Увы, почемуто они не захотели ничего делить, а когуяр так вообще постарался не встречаться со мной взглядом. Ну да, хоть и молодой, но разумный, понимает те моменты, во время которых женским особям попадаться под руку не стоит.

Глава 6

Подсказки со всех сторон

На пути мне встретилась вся разгорячённая от работы Зоряна.

– Миха, – бросилась она мне наперерез. – Фране не хватает помощниц при засолке и компоновке маринадов, и она ищет твоих жён. Где они?

Пришлось мне вспомнить, что обещал ввести льготы для будущих мамаш и вообще всеми силами защищать институт материнства. Поэтому немедля заявил:

– Увы, на сегодняшних работах ни одна из троих работать не сможет. Так что справляйтесь сами.

– Это ещё почему? – нахмурилась лидер бывших рабынь. – Все надрываемся, как рабыни бессловесные, а они прохлаждаться будут? И всё потому, что слишком близки командиру?

– Ну и как тебе не стыдно такие вещи говорить! – попытался я её укорить.

– Мне?! Да это тебе должно быть стыдно! И твоим девицам!

– Ладно, ладно, чего ты раскричалась? – покривился я. – Во время ужина я всем поведаю те уважительные причины, почему они сейчас заняты совершенно иными проблемами. Договорились?

– Что значит «договорились»?

– Да то и значит! – стал я сердиться. – Что за свои распоряжения несу ответственность только я. Ведь ты мне доверяешь?

– Доверяю. Полностью! – даже уточнила Зоряна. И тут же спросила со всей строгостью и напором: – А ты мне доверяешь?

– Мм… уже догадываюсь, к чему ты клонишь…

– Раз догадываешься, то говори, чем они таким заняты. Я никому не проболтаюсь, а вот чем успокоить остальных наших подруг, найду.

– Уверена? Хм! – не удержался от сарказма после её кивка. И, не скрывая ехидства, продолжил: – Хорошо, тогда я тебе расскажу невероятную тайну, о которой хочу сообщить во время ужина. А заодно проверю, как ты вообще умеешь слово держать…

Мне, по сути, уже никакой разницы не было, мог и сейчас выйти к народу и сделать официальное заявление. Конечно, трудно просчитать реакцию каждого и всего коллектива нашего в целом, но всё равно объявить о беременности женщин следует как можно быстрей. Но раз обещал в определённое время это сделать, вынужден придерживаться правил неразглашения. При этом как командир имею право информировать отдельных личностей по мере необходимости. В данный момент оная как раз и наступила. Ну, и заодно проверю, сможет ли Зоряна удержать в себе эпохальные сведения и как она будет ушедших с работы женщин отмазывать:

– Готова слушать?

– Ято готова. А ты уже придумал стоящую сказку?

– Хехе! О подобном сказки не рассказывают! – перешёл я на торжественный тон. – О таком впоследствии слагают легенды! И не улыбайся! Над таким даже шутить нельзя! – Зоряна, скорей всего, прониклась, напряглась и перестала улыбаться. И я перешёл на шёпот: – На Дне случилось то, чего ещё никогда не было! По крайней мере, не было за период устроения здесь каторги… Сразу три женщины (и ты понимаешь, о ком я говорю) волею различных обстоятельств и невероятных совпадений… оказались беременны! И в обозримом времени станут мамами!.. – сделав паузу, на этот раз выжидательную, я с участием присмотрелся к собеседнице и со вздохом кивнул: – Да уж! Такие вот дела… Теперь ты понимаешь, как сложно мне сейчас, как трудно вам, женщинам, придётся без нас, мужчин, и как нам всем теперь нужно ограждать двойняшек и Ксану от любой тяжёлой или вредной работы…

Ещё раз вгляделся в затуманенные глаза Зоряны и удивился, насколько мои слова её ошарашили, шокировали и вогнали в некий ступор. Но жалеть её не приходилось: сама напросилась на знание великой тайны, вот теперь пусть и мучается. Или чем она там занимается сейчас?.. А у меня других дел хватает. О чём и напомнил:

– Пошёл я… Мне ещё с дверью возиться…

Стал поворачиваться, как произошло для меня совершенно неожиданное действо: Зоряна рухнула на колени, намертво обхватила меня за ноги и натужным шёпотом пролепетала:

– Умоляю!.. Миха, сделай и мне ребёночка!..

Я чуть сознание не потерял от нахлынувших на меня эмоций! Причём волн некоего эмпатического удара было две, со стороны женщины и от сумбура мыслей у меня в голове:

«Да что же это такое?! Как же я самое главное упустил?! До чего ж я самонадеянный и недалёкий болван! Они же все могут захотеть детей!.. И не просто захотеть, а и потребовать?.. Ой! Бежать надо!.. Груаны! Где груаны?! Они же там, возле будущих матерей… Ёёёё моё! Как же я влип!..»

Наверняка от меня в стороны понеслась такая волна паники, испуга, а то и ужаса, что Зоряна несколько пришла в себя, сумела понять гнетущие меня мысли и продолжить свои мольбы уже более связно и конкретно:

– Миха, ты ни в чём не сомневайся, я всё устрою и всё, что надо, придумаю! И на твои чувства, и на статус жены нисколечко не претендую. И все остальные мои подруги никогда ни о чём не догадаются! А по поводу беременности… Мы с тобой тоже чтонибудь придумаем!.. Или о комнибудь чтонибудь сочиним! Главное, не отвергай меня сразу и не спеши уходить немедленно!.. Поверь, всё у нас получится, и всё будет хорошо!

Я даже головой потряс от нереальности создавшейся сценки. Подобное должно както твориться наоборот: ну там рыцарь, стоя на коленях, прекрасную даму убалтывает на близость или хотя бы на благосклонный взгляд. А как это всё будет смотреться со стороны? Застань нас сейчас ктото из нашего колхоза, спектр домыслов будет невероятно широк. Начиная от угрозы с моей стороны убить несчастную женщину за какойто проступок и кончая моим требованием отдаться мне же здесь и немедленно. Ну а несчастная жертва, мол, умоляет меня её пожалеть и отпустить. И никто, ни один фантазёр не догадается об истинной подоплёке творящегося действа.

А мне уже было плевать на чьёто мнение и на то, что народ может подумать обо мне плохо. Я зациклился на одном: немедленно вырваться из мёртвой хватки женских ручек. И уже жалел о том, что проболтался преждевременно, что сам не продумал всех последствий подобного поступка, что Зоряна вдруг оказалась такой сильной и что она вообще… слишком живая стала. Нехорошо, конечно, но я подумал:

«Не успел бы я её тогда спасти от гангрены, сейчас бы сразу несколькими проблемами было бы меньше! – и тут же мысленно завопил от уколов совести прямо в темечко: – Да, да! Я не прав! И больше так думать не буду! Самое честное слово! – чуть попустило в голове, зато стало колоть в руки, когда я непроизвольно уже пытался вырваться из захвата, чуть ли не ломая женские пальчики. – Ладно, ладно! Стою я… И разговариваю… Ага! И компромиссы ищу… И постараюсь её не обидеть!..»

– Ты вот что… – начал я в растерянности, оглядываясь воровато по сторонам. – Встала бы… а то некрасиво… И этот смотрит, Хруст…

– Ты про меня думай, а не про него! – шептала женщина. – Скажи только да! Или хотя бы пообещай, что всё обдумаешь и сам всё устроишь! Хорошо?

Меня это уже начало бесить, и я больше по причине нежелания оставаться в таком глупейшем положении, чем соображая реально, что говорю, пробормотал:

– Ну всё, всё… какнибудь утрясём эти вопросы… Только вставай и не стой на коленях…

Женщина вскочила на ноги, как отлично выдрессированный новобранец, преданно заглянула мне в глаза и с придыханием отчеканила:

– Я тебе верю! И буду ждать! – после чего резко развернулась и убежала к тому месту, где велись в нашем лагере основные работы.

А я ещё пару минут стоял на месте, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Потом заставил себя присесть на ближайший валун, потому что так легче думалось. И жалел, что не смог заставить себя быть в разговоре резким, строгим и циничным. Получалось, что пусть и косвенно, пусть и не совсем конкретно, но я всётаки дал некое обещание и теперь даже представить себе не мог, как от него отвертеться. Наиболее оптимальный вариант виделся один: Зоряна не сумеет удержать язык за зубами и растреплется об эпохальном событии немедленно. Ну… или в течение оставшихся до ужина часов. Тогда у меня будет полное право заявить: ты меня подвела, так что теперь ничего не требуй!

Увы! Не с моим счастьем так легко решать подобные проблемы! Вспомнив, какие были глаза у Зоряны во время последней сцены, я только тяжело вздохнул: имея иные цели и желания, человек собственный язык быстрей откусит, чем даст повод обвинить себя хоть в единственно неверно сказанном слове.

Наткнулся на сочувствующий взгляд когуяра и попытался улыбнуться:

– Что, друг, у ваших воинов такие же проблемы с женскими особями?

– Не помню… – тот склонил голову набок, словно и в самом деле силился вспомнить нечто важное. А может, и просто неспешно рассуждал вслух: – Моя мать проблем отцу не создавала… про остальных – понятия не имею… Но две жены – редкость… Три – такого не было… Кажется… Слишком накладно, дорого… А вот про людей… Считается, что человеческая женщина дороже в содержании… в полтора раза… И за нанесённые им обиды мужчины расплачиваются гораздо большим трудом. Сказка даже такая есть…

Скорей чтобы отвлечься, я поинтересовался:

– И в чём смысл той сказки?

Когуяр толком смысла не знал, мораль тем более не понял своим детским на то время умом, зато суть уловил хорошо. Некий охотник выручал друга из беды и для этого непосильно работал целый год. А когда решил то же самое сделать для своей женщины, то ему пришлось трудиться в поте лица целых полтора года.

Когда я понял, что это вся история, только раздражённо пожал плечами:

– Тоже мне, сказочники! Банальности только повторять… Чип мне тоже утверждал, что женщина дороже мужчины в полтора раза… Ладно, брат по разуму, если ты не голоден, то пойдёмка мы к той самой двери, постоим, подумаем… Да с одним молчащим партизаном пообщаемся… Чамби! Тащи своего информационного симбионта на допрос!

И мы все трое поспешили к бронированному, охраняемому и неприступному входу в каменный замок. Там уже побывали, осмотрели и ощупали преграду все без исключения члены нашего коллектива. Неизвестное оружие на людей совершенно не реагировало, словно тех не существовало. Да и Хруста, как я понял, скорей не ударило, а попросту отпугнуло неприятными ощущениями, явно намекая подобному существу, что ему здесь не место и это собственность подданных империи Альтру.

Дверь тоже не реагировала на иных.

Но именно она меня и натолкнула на прочие мысли, которые спешил теперь проверить на практике. Рассуждения мои не отличались от прежних дум большой изощрённостью. Простая логика подсказывала: коль жилище большое, то в нём или в него обязательно должно быть несколько входов или выходов. Ну, не поверю, что прежний владелец, а точнее говоря, строитель всего этого, все внутренние загрузки, наладки и даже транспортировку мебели производил только через этот центральный портал. Да, Длань отсюда недалеко, что весьма удобно для проживающих, но ведь могли быть и резервные выходы? Или некие технические коридоры? Причём эти коридоры после использования наверняка заложили наглухо каменными блоками, а потом снаружи замаскировали деталями и материалами здешнего ландшафта.

Точно такая же стена была мною найдена в начале короткого прохода, который выводил из ущелья с Пирамидкой на просторы иных Синих Полей и прочих огромных каверн.

Но ходить по округе сейчас и с помощью «ока волхва» просматривать подобные стены – может оказаться действом безрезультативным. И уж наверняка длительным по времени. А ещё неизвестно, какой толщины те искусственные пробки и смогу ли я их рассмотреть. Я предпочитал более лёгкий путь, который мне поможет и забыться от переживаний последних событий, и потренироваться в умении «расшатать» логику искусственного интеллекта.

То есть следовало так запутать машинную сообразительность чипавсезнайки, дабы он проговорился о нужных мне элементах здешней архитектуры.

Вот я и приступил к очередному раунду противостояния. И сразу признаюсь, я его проиграл вчистую. Как я только ни мудрил, как ни изгалялся с вопросами и с отдачей дивных, несуразных приказов, ничего у меня не получилось. Чиппартизан словно издевался надо мной. Молол ничего не значащую чепуху, ссылался на набившую оскомину некорректность и даже отказывался меня везти к: служебному входу для передачи экстренного сообщения; техническому люку для загрузки жизненно важных технических элементов; медицинскому блоку или госпиталю для доставки важных лекарств умирающему человеку; и… так далее и тому подобное…

Часа полтора – в бездну вакуума бесполезности!

Зато в одном из ответов прозвучало уже знакомое предложение. И не суть важно, что я перед тем спросил, неважно, что конкретно пытался выяснить. Но когда вновь услышал ценнейшую подсказку, которую к тому же косвенно подтверждал в своей недавно рассказанной сказке Хруст, получил очередной шок в своей жизни. Причём очень солидный и продолжительный шок. Потому что минуты две, а может, и больше, точно не дышал.

Со стороны чипа прозвучало:

«Женщина по своей природной ценности и моральной значимости стоит в полтора раза выше, чем мужчина!»

А потом у меня в голове словно какието пазлы стали складываться: один плюс половина – равняется полтора. Десять плюс половина – равняется пятнадцать. В поясе для груанов – пятнадцать ячеек. Пятнадцать – это сумма десяти и пяти. Мужчина – это десять. Женщина – в полтора раза дороже. Это значит – пятнадцать!!!

Просто? Невероятно просто!

И спрашивается: чем я думал раньше? И почему об этом на Дне никто раньше не додумался?

Или сложно? Особенно учитывая невероятную стоимость «ничейного» груана? Невероятно сложно! Ибо никто не станет терять ещё целых пять симбионтов, рискуя в борьбе и поиске за каждый собственной жизнью.

Это мне сейчас легко! На серпансе, да с таким уникальным инструментом, как вимлач! Ха! Да я мог ещё в тот же день, когда мы одарили двух женщин десятыми груанами, одной ещё пяток втюхать для эксперимента и посмотреть, что у нас получится. Мог? Запросто! Если бы… Ну да… читай выше: если бы… думал нужным местом.

«Кстати! А чего это мне так плохо стало? – появилась тревожная мысль в сознании. – Тьфу ты! Я же не дышу!»

Словно вынырнув с громадной глубины, бурно задышал, стараясь провентилировать застоявшиеся лёгкие. Живу вроде недолго, но разные причины смерти пришлось наблюдать, но чтобы человек чуть не умер изза того, что задумался и перестал дышать?! Уму непостижимо!

Только потом вспомнил, кто я, где я и что мне надо сделать немедленно. А так как восседал я в тот момент на Чамби, ожидая, что тот меня отвезёт к прочим, замаскированным воротам дворца, то попросту дал иную команду серпансууправленцу:

«Отвези меня к моим супругам!» – и тот повёз со скоростью очень быстро идущего пешехода. А я себя мысленно похвалил за умное решение. Не придётся лично сбивать ноги, метаться по нашему огромному лагерю и разыскивать своих красавиц для совершения ещё одного эпохального действа.

Глава 7

Есть! Есть такое чудо!

Как это ни странно для женской натуры, но все три мои жёнушки оставались на том же месте, где я их оставил. Правда, обстановка вокруг них значительно изменилась. Вопервых, с помощью примерно двух десятков ящиков и так закрытое валунами со всех сторон пространство было переоборудовано в некое подобие большой комнаты. Соорудили нечто похожее на мебель, украсили все тканями, ковриками и прочими предметами быта.

Ну и, вовторых: на сделанном вполне сносно столе стояла новая посуда, громоздились подставки с распаренными лепёшками, казанки с хорошо прожаренным мясом, миски с проваренными клубнями, чаши с салатом из жёлтой травы паломника, и всё это сдабривало атмосферу лучшими и самыми пахнущими приправами и специями. А три будущих мамаши этак непринуждённо трапезничали, обсуждая попутно нечто своё, женское, далёкое от окружающей действительности.

Чамби замер от них в метре, и только тогда на меня обратили внимание:

– Миха, ты как раз вовремя!

– Смотри, какое мясо только что принесли!

– Как раз такое тебе нравится! Сейчас ещё кисель дадут.

Я несколько растерялся, думая, что за вознёй с порталом в замок совершенно выпал из действительности, проторчав там вместо двух все четыре часа:

– Это что, я ужин прозевал?

– Нет, просто для нас подали несколько раньше, – приступила Снажа к объяснениям. – Всё равно ведь одновременно на всех не приготовишь, вот Франя и готовит пищу такими партиями. Ну и первая – пошла командиру и его жёнам. А мы и не спорили! Хихи!

– Тем более что Зоряна, – продолжила за сестрой Всяна. – Такая милая, приятная, ну прямо прелесть! Сказала, что уже всё и без нас сделали. Да и ты, мол, такой приказ издал: нас не отвлекать, потому что мы занимаемся мысленной работой!

И все три довольно схоже пошевелили бровками, показывая ту самую работу, которой они тут в поте лица занимаются. Я же мысленно поаплодировал лидеру беглых рабынь: сумела и тайну главную утаить, и самым привилегированным подругам угодить, и моё распоряжение их на работы не привлекать исполнить.

Но меня вдобавок поразили убранство и меблировка созданной под открытым сводом комнаты. Конечно, до максимального, полноценного уюта нашей спальни в Пирамидке данной «опочивальне» было далеко, но ведь следовало учитывать окружающие нас обстоятельства, а по ним получилось роскошно.

Вот на это я и развёл руками:

– Ну а с этим кто постарался?

– Не знаем, что уж там Зоряна твоему заместителю нашептала, но Степан распорядился, всех мужчин сюда привёл, и они дружно, всего за полчаса вот такую красоту соорудили. Сказали, что нечто подобное они теперь для каждой семьи соорудят и для отдельных компаний.

Ну да, ящиков у нас теперь хватало. Причём не пустых, а полных. А не хватит, так я ещё «одолжу» у гаузов, мне не жалко… их. Ну, и сама идея достойна похвалы: вскроет командир таинственный за мок или нет, а размещаться людям следует не на голой земле. И не потом. А именно сегодня. Мог бы я и сам додуматься до такого банального решения.

Но в данный момент мне думать мешали аппетитные запахи. Видимо, проголодался, пока… не дышал. Ну и великую догадку оглашать не спешил. Видимо, опыта поднабрался, а он гласит: «Прежде чем порадовать когото, подумай, а не съедят ли тебя самого на радостях?»

Ибо недавно уже одну даму порадовал, так теперь не знаю, как буду избавляться от её странных претензий. До неё сразу трёх осчастливил, так потом еле умудрился сбежать от слёзных разбирательств. И не стоило мне самого себя вводить в заблуждение надеждами, что грозовая атмосфера рассосалась сама собой, и дальше у меня светит только безоблачное будущее. Я ведь видел прекрасно, что все три мои красавицы страшно скованны, напряженны. И только стараются изображать спокойствие и беззаботность. Достаточно неосторожного слова, и Борису Ивлаеву мало не покажется. Не спасёт парня и чужое имя, под которым он скрывается в этом мире.

Да и вовремя припомнилась одна из любимых поговорок бабушки Марфы: не стоит решать проблемы на пустой желудок! И я поспешил за стол.

– Вы правы, малышки! Нельзя отказываться от горячего ужина, пусть даже приготовленного несколько преждевременно.

Уселся за стол и немедля приступил к обж… то есть я хотел сказать: к несколько непомерному поглощению пищи. Правда, Ксана попыталась было начать разогревать голос перед «концертом»:

– Это ты к кому обращаешься? Знаешь, что я не люблю этого слова? – но двойняшки её остановили:

– Дай ты ему спокойно поесть.

– Вдруг не в то горлышко попадёт…

– Ага! Оно ему и во втором горлышке не помешает… – ворчала моя «старшая» супруга. – Проглотит и не подавится!..

Видимо, настроилась солидно поругаться со мной и оспоритьтаки неправомочность моего третьего условия, на которое они согласились по своей глупости и наивности. И ведь знал, что женщинам сколько ни дай, всё им мало будет! Могут и настроение испортить перед грандиозным экспериментом… Кстати, покосился на копьё, которое так и стояло чуть сбоку, и на пояс на нём с одиннадцатью «нейтральными» или «ничейными» груанами. На месте… Никто не тронул…

Своё застолье я закончил весьма нетрадиционно. Все привыкли, что я наедаюсь от пуза, а потом пару минут сижу с осоловевшими глазами, пытаясь перенаправить конструктивную энергию своего тела из потребительского органа в тот, что иногда думает. На этот раз я просто отодвинул миску в сторону, подхватил полотенце и, вытирая на ходу руки, подался к копью с поясом.

– Ты куда?! – вскочила на ноги Снажа. – У нас разговор серьёзный к тебе!

Ну и почему бы хоть изредка не показать себя самодуром? Психологи семейной жизни тоже рекомендуют таким образом разнообразить обыденную повседневность. К тому же подобное поведение со стороны мужчины заставляет женщину быть настороже, ей всегда необходимо быть начеку: что у него в данный момент на уме? Не будет ли только хуже, если я закачу истерику или начну капризничать?

Конечно, в этом деле важно не переборщить. Меру перебирать нельзя, следует показать, что ты порой бываешь зол, несдержан, но вполне себя контролируешь. То есть – ты мужчина! И силу свою знаешь, соразмеряешь и когда надо – применить не замедлишь.

– Молчать! Я тебе слово не давал! – нехорошо оскалился я на среднюю жену. – И сядь на место! – снял пояс, развернулся к женщинам и потряс им: – Вначале меня послушаете!

Ну, и совсем не вовремя в нашей «спальне» за момент до того появилась Зоряна с кастрюлей киселя. Причём она мои последние слова, сопровождаемые потрясанием ремня, восприняла совсем неоднозначно. Она ведь не знала, что находится в кармашках этого ремня, и явно решила, что попала на крутые семейные разбирательства. Поставила кастрюлю на стол, внимательно пригляделась к моим трём побледневшим красавицам, отчаянно посмотрела на меня и всётаки нашла в себе мужество вмешаться:

– Миха! Так делать нельзя!..

Уважаю! За твёрдую позицию, за готовность защитить иных слабых, за решительность в деле становления справедливости и равноправия между полами. Пусть даже и сама при этом пострадает и лишится самого для неё желанного, вожделенного и святого в личностном плане.

Но в данный момент Зоряна явно ошиблась, будучи совершенно не в теме, и банально мне мешает. Поэтому и с ней я не стал церемониться или деликатничать:

– Давай, давай, топай отсюда! Тоже мне, комиссар в юбке! Мы и без тебя разберёмся! – но, видя, как она решительно хмурится и пальчиком тычет в сторону ремня, скривился: – Торжественно обещаю сегодня своих жён не бить! Устраивает?

– Аа? Сегодня? А разве вчера и завтра…

– Ну, ты посмотри на неё! Мало тебе моего обещания?! Вот и иди отсюда! У нас важный момент повышения «мысленной деятельности».

– И как ты меня назвал? Что это такое?

– Да как тебе сказать… Это такая должность, вроде заместителя командира, но комиссар занимается не военной подготовкой, а моральной. То есть является заместителем по воспитательной работе.

И свободной ладонью замахал в раздражении: «Уходи! Не мешай нам!»

Заметив, что будущие мамаши не просто заулыбались, а стали ещё и беззаботно хихикать, неформальный лидер ушла, но напоследок одарила меня очень многозначительным, угрожающим взглядом. Мол, не смей тут никого обижать!

У меня даже руки опустились от удивления:

– И чем это вы её так к себе приворожили? – спросил я притихшее вновь трио. – Или о чёмто успели проболтаться? – все три головки мотнулись отрицательно. – А то смотрите, как она себя повела: готова была на командира с кулаками кинуться, лишь бы он своих супруг ремнём не стегал по задницам! С чего бы это у неё такие к вам симпатии?

Обе старшие на это лишь высокомерно фыркнули, а вот младшенькая то ли в самом деле поверила, то ли совсем наивной притворилась:

– А ты что, нас и в самом деле стегать собрался?

– Да нет, я же обещал комиссару… не бить вас… больно… Но ремешок этот нам как раз и нужен сейчас… – опять им чуток потряс, а указательным пальцем поманил Всяну к себе: – Раз ты у нас самая… хм, хитрая, тобой и займёмся первой. Иди ко мне!

Судя по тому, как, покачивая бёдрами и закатывая в притворном испуге глазки, Всяна пошла ко мне, то она просто играла роль наивной глупышки. Ещё и голосом постаралась говорить дрожащим:

– А дядя меня не обидит? Мне и в самом деле будет приятно?

Снажа прыснула смехом, Ксана тоже непроизвольно заулыбалась, а я тяжело, с укором вздохнул:

– Тётя! Вы бы молоденьких мальчиков своими развратными жестами не возбуждали напрасно, а? Не надо забывать про свой возраст…

– Но я всё равно выгляжу моложе тебя! – возмутилась женщина уже от всей души. Всётаки зря я неосторожно коснулся возраста. Поэтому пришлось вновь проявлять самодурство:

– Стой и не брыкайся! Руки! Я говорю: руки в стороны разведи! И не шевелись!.. И ни слова не говори!.. И глаза закрой!.. Не смей подсматривать! А вы… обе, не смейте хоть слово пикнуть! А то получите у меня… этим самым…

Уже ворча под нос себе нечто неразборчивое и бессмысленное, я приступил к самому процессу. И не стал ничего говорить, и не стал никому ничего объяснять. К чему эти лишние нервы? К чему лишнее расстройство или разочарование? А уж как потом назвать происшедшее, эпохальным событием или неудавшимся опытом, дело историков. Вначале надо дело сделать.

Вот этим я и занимался. А Ксана со Снажей всё прекрасно видели, только не могли осознать подоплёки происходящего. Вот я раскрыл все кармашки на поясе, облегающем женский животик, проверяя наличие у Всяны восьми «своих» груанов. Потом застегнул их обратно и расстегнул кармашки тех семи, которые оставались свободными. А потом один за другим стал вставлять туда семь симбионтов, недостающие до «полного» комплекта в пятнадцать единиц. Когда оставалось вложить последний, заметил, что моя Липовая дама с изумительным вкусом и запахом держит глаза широко распахнутыми.

– Что сейчас чувствуешь?

Она прошептала еле слышно:

– Меня всю внутренне трясёт… Кажется, я сейчас стану ветром…

– Это ничего… это не страшно… Главное, ты сосредоточься на том, что здесь рядом твоя сестра и я с Ксаной. Поэтому постарайся не уходить… хотя бы сразу. Хорошо? – она только дрожанием обозначила кивок…

…А я вложил последний груан.

Зря я так поступил. Наверное, это следует делать самому носителю, посторонним к «полному» поясу вообще нельзя касаться. Ибо тут же меня по внутренностям чтото ударило. Словно туда, во все точки сразу, рухнул тяжеленный бульдозер. Или трактор… Не знаю… Не понял… Не разобрался… Только осознал себя пятящимся, а потом упершимся спиной в стоящие друг на дружке ящики нашей «опочивальни».

И всё это время не мог отвести взгляд от сияющей фигуры. Точнее говоря, не столько сияющей, как светящейся неким внутренним светом золотистого оттенка. Воистину – Светозарная!

И только чуть позже в моей голове опять голосом Якубовича прозвучало:

– Есть! Есть такое чудо в этом мире!

Далось мне это «Поле Чудес». Насколько я помню, я и смотрелто его всего раз десять в своей жизни. А вот же, каков ведущий въедливый, запоминающийся…

Глава 8

Сезам, откройся!

Первой к Всяне устремилась её сестра. Правда, последний метр она преодолевала осторожно, словно прощупывая перед собой пространство вытянутыми пальчиками:

– Малышка, до тебя можно дотронуться? – но коснулась, так и не дожидаясь ответа. Потом уже более уверенно обняла замершую Светозарную двумя руками, при этом заглядывая ей в лицо, потерявшее выразительность и живость:

– Как ты, родная? Что с тобой?! Как ты себя чувствуешь?!

Да и мы с Ксаной стали маленькими шажками приближаться к двойняшкам, напряжённо ожидая первого поступка женщины, которая вотвот покинет Дно. Правда, я тут же стал готовить и поднимать к левому плечу довольно внушительный по размерам эрги’с усыпляющего действа. Десятикратно меньшего мне хватало, чтобы остановить зерва, так что, думаю, и тут хватит. Риск имелся подобного применения, но что будет, то и будет!

В любом случае мне бы не хотелось, чтобы Всяна вот так нас всех бросила, развернулась и ушла. А хотелось надеяться, что именно родственная связь с сестрой её хотя бы чуточку задержит. Вдобавок и беременность както должна свою роль сыграть. Да и вообще, что мы знаем о подобном чуде? Мужчиныто ладно, что с них взять, получил десяток груанов и больше ничего не соображает, а как будет с женщиной? Всётаки она натура совсем иной организации, да и вообще оценивается «…в полтора раза выше, чем мужчина! »

Эрги’с швырять не пришлось. Мои рассуждения и предположения имели под собой самые веские основания. Всяна никуда рваться не стала, уходить тоже не спешила, и отношения её к нам не претерпели какихлибо кардинальных изменений. С неким судорожным всхлипом вздохнув, она наконецто тоже подняла руки, обнимая сестру, лицо её ожило, вернувшись к нормальной мимике, и она стала отвечать на вопросы. Правда, начала с последнего, словно забыв о первых:

– Чувствую себя странно… Горячо, очень горячо внутри… Но не больно, приятно… И дышится совсем иначе… И слышится… И видится…

Ну кто бы сомневался! Она и так уже была наделена некими способностями и умениями после получения на ладонь символа наездницы, а сейчас так наверняка станет кудесницей почище, чем вашшуна Шаайла!

Тем более что, оказавшись от Всяны всего в одном метре, я чётко рассмотрел невероятную по размеру вуаль, которая обернула своего носителя практически сплошным коконом. Разноцветные силовые потоки не то целительской, не то магической направленности струились от пояса вверх и вниз, там закручивались водоворотами вокруг головы и ног, а потом обратно по спине возвращались в комплект симбионтов из пятнадцати единиц. Да и вся структура, свечение симбионтов теперь достаточно отличались от известных мне «чужих», «своих» или «нейтральных». Отныне я воочию мог наблюдать ещё и четвёртую разновидность преобразования местных ракушек.

– А стрелки! Ты их видишь? – продолжала Снажа держать сестру в объятиях и выпытывать приоритетные вещи. – Потому что я – не вижу.

– Мне и видеть не надо, – улыбнулась её младшенькая сестра. – Знаю, где клети находятся: они в соседней каверне, вторая через два перекрёстка…

– А уходить тебя не тянет?

Светозарная прислушалась к себе:

– Немножко тянет… В любой момент знаю, что отныне могу уйти отсюда… Но здесь же ты. Я тебя не оставлю! Да и Миха пока ещё здесь, Ксана… Мне, кажется, мы отсюда одновременно уйти сможем…

Тут и я посчитал своим долгом вмешаться, радуясь, что приготовленный для употребления эрги’с не потребуется:

– Малышка, а ты никакой связи с системами не чувствуешь? Ну, это такой голос в голове, похожий ты слышала, когда общалась с нашим малым серпансом Чамби. – Заметив, как она пытается в себе чтото услышать, посоветовал: – Ты сама тоже попробуй позвать. Вдруг кто и откликнется?

Но нет, сколько Всяна ни старалась, никого из посторонних она не услышала. Зато, пока пыталась это сделать, непроизвольно так прижала сестру, что та вскрикнула с некоторым испугом:

– Ой, мне больно! – тут же младшенькая ослабила объятия и стала сумбурно извиняться перед старшей сестрой, но та никак не могла поверить: – Постой, постой! Ты что, стала сильней? Сильней меня?

– Да я всегда была тебя сильней! – презрительно фыркнула Липовая, возвращаясь в своё почти прежнее, обычное состояние. И у нас отлегло от сердца: ни в бездушного монстра, ни в морального урода она не превратилась.

Уже и я, не отводя пристального взгляда от дивной, но начавшей меркнуть вуали, потрогал женщину за плечико, потом погладил по открытой коже руки:

– Точно тебя не тянет от нас уйти?

– Повторю: желание есть, но вполне себе терпимое. Я себя контролирую, хотя понятно, что если вдруг исполняется мечта, то трудно противиться её воплощению в жизнь… Вот если бы ты отдал последние груаны Снаже, да мы бы немедленно отправились на охоту за недостающими тремя… Может, желание отправиться домой и стало бы непреодолимым.

– Понятно… Ксана, ты видишь вуаль от комплекта? Ту, что светится? Правда, сейчас уже слабей…

– Нет, вуаль не вижу, – отчиталась моя старшая супруга, тоже потрогавшая подругу. – А вот симбионты её совершенно иной, особенный цвет имеют…

– Ну, это сразу заметно. А вот жаль, что защитную вуаль ты не замечаешь… Снажа, может, тебе это доступно?

Но и та, сколько сестру ни рассматривала и сколько её ни поворачивала разными сторонами, так ничего и не рассмотрела. Обсуждения мы продолжили, вопросами так и частили, но легко было заметить, что и внутреннее свечение золотистого цвета стало меркнуть. Вот это нас и взволновало: вдруг нельзя задерживаться на Дне? Вдруг следует настойчиво и немедленно мчаться к ближайшей клети? Иначе – срок истечёт, и счастливый билет окажется недействителен.

Но Всяна, когда услышала наши единодушные опасения, только рассмеялась:

– Ничего подобного! У меня такое твёрдое ощущение, что я могу вознестись наверх когда угодно и с какого угодно места. Главное – приблизиться к воротам, и тогда они сразу раскроются…

Она продолжила описывать свои ощущения как существующих врат, так и направлений к ним, а мне вспомнились мои нынешние мучения с главным входом в каменный замок. Поэтому я прервал рассказчицу, не обращая внимания на осуждающие взгляды иных жён:

– Ещё наслушаетесь! А скоро – и сами всё ощутите! Но меня больше волнует вопрос с проживанием здесь, более комфортное устройство и нам, и всем остальным не помешает. Поэтому сосредоточься и подумай: нет ли здесь более удобного входа в неприступную обитель? Или какимто образом можно вскрыть главную дверь?

Всяна несколько растерялась:

– А как надо сосредотачиваться?

– Как, как! – досадовал я. – Кверху каком! Ээ… извини, не то сорвалось! – зацокал языком и попытался объяснить: – Ну, не знаю… просто расслабься, подумай об этой стене, постарайся представить в ней проход или тоннель в жилые помещения. Точно сказать не могу, оно, наверное, для каждого поразному происходит, но раз ты дорогу к клетям верно ощущаешь, то, может, и здесь у тебя чтото получится?

Новоявленная Светозарная дисциплинированно закрыла глаза и постаралась расслабиться. Потом вновь открыла, опять закрыла, позже уселась на ящик, но за пять минут так ничего и не рассмотрела. За это время внутреннее свечение исчезло окончательно, кожа стала совершенно нормального, естественного оттенка, а вот прикрывающая всё тело вуаль так и осталась. Жаль, что, кроме меня, никто эту красоту рассмотреть не сумел. Но из вышесказанного можно было сделать вывод, что именно вуаль – это и есть тот самый своеобразный полог, гарантия безопасности для любого обладателя полного комплекта груанов. И я не удивлюсь, если пояс с пятнадцатью груанами даёт владельцу бо льшую неприкосновенность, чем пояс с десятком «своих» симбионтов. Раза этак в полтора, не меньше.

Да и не только неприкосновенность. Наверняка он, помимо пока ещё не проявившихся умений или способностей, ещё и силы увеличивает. Вот на эту тему я и решил сразу предупредить:

– Малышка, ты только не забывай о своей странной силе. А посему не вздумай когото ударить сгоряча, мало ли как оно получится вместо пощёчины… – Пока та радостно хихикала, добавил: – Ну а по поводу замка…

Но тут меня Ксана перебила:

– А может, ей надо только к главному входу приблизиться? Отсюда ведь – далеко!

– Ох, милая! – очень строго отозвался я на это. – Если и дальше останешься такой же умной, быть тебе министром вашего королевства!

Красавица на это высокомерно хмыкнула, задрала носик ещё выше и изрекла:

– Не сомневайся, справилась бы! – на что Снажа не задержалась, чтобы не подначить подругу:

– Кто бы мог подумать?! Тогда получается, что нам по уму и способностям – вообще придётся королевами стать?

Старшая жена зашипела зло, выставляя вперёд ноготки, ей в ответ последовали те же самые действия, сопровождаемые задорными восклицаниями Всяны:

– Ай, как здорово! Неужели подерётесь?!

Но все три дамы лучились радостью, весельем, явным желанием повеселиться и подурачиться. Теперь они уже ни о чём не переживали, ничего не опасались и выглядели счастливыми до невероятности. И както совершенно спонтанно, одновременно ухватились за руки, подняли их вверх и стали подпрыгивать в маленьком хороводе. Затем закружились вокруг меня, явно потешаясь над моим озабоченным до сих пор видом.

Вот именно в такой момент к нам нагрянул мой заместитель. Недоумённо постоял, пялясь на празднество, и кашлянул, привлекая к себе внимание:

– Миха! Там народ на ужин собирается… все будут ждать твоей речи… Зоряна обещала чтото такое страшное и интригующее им от твоего выступления, что невероятный творится ажиотаж. Меня уже достали вопросами, что да как? А я ничего не знаю. И Зоряна говорить не хочет…

Видимо, Степан немного приревновал или обиделся: мол, ктото ведает некие тайны, а он как второе лицо в коллективе – ни сном ни духом. Пришлось выгораживать лидера в женском коллективе, недавно назначенного комиссаром:

– Скорей всего – она просто догадалась, а то и сумела увидеть самую главную тайну, о которой я скоро сообщу. Ну и старается она по той причине, что новую должность я ей подыскал. Будет твоим заместителем по моральному и духовному воспитанию. Называется должность – комиссар. Ты как к этому относишься?

– Да нормально, – пожал плечами бывший исполнитель.

Ему и в самом деле формально было наплевать, в любом случае он уже через тройкупятёрку дней будет вне каторги. В этом ни один мужчина не сомневался. И Живучий понимал, что оставшиеся женские структуры в любом случае будут нуждаться в командире, а лучше Зоряны на это место не отыщешь.

А я уже двинулся на выход, увлекая расшалившихся жёнушек за собой:

– Мы ненадолго наведаемся к этим неприступным дверям, надо ещё коечто проверить. А люди пусть приступают к ужину, скажи им, Степан, что вскоре они и в самом деле услышат от меня грандиозную новость. Ха! И даже не одну! А целых две!

За нами неслышно двинулись и наши неизменные сопровождающие: полуразумный Чамби (надо ему всётаки более солидное имя придумать!) и разумный когуяр Хруст Багнеяр.

Расстались мы с моим заместителем после третьего поворота в лабиринте валунов и вскоре вчетвером стояли на верхней площадке лестницы, утопленной в толщу скалы, и в который раз рассматривали двустворчатые двери. Привидениеуправленец поднялось с нами, а вот сумрачный тигр благоразумно остался внизу ступенек.

И тут я опять стал терпеливо объяснять Светозарной, что она должна предпринять, куда посмотреть, насколько расслабиться и всё тому подобное. Хоть Всяна слушала внимательно, кивала с пониманием, явно старалась всё выполнить в точности, но всё чаще и чаще переводила взгляд с двери на меня и обратно. У меня даже подозрение закралось нехорошее: это она нас так демонстративно в тупости, что ли, сравнивает?

Хорошо, что ошибся. А может, по той причине и ошибся?

Но оставшаяся с нами по своей воле, отныне уже свободная обитательница мира Набатной Любви вела себя так странно по иной причине. Потому что в конце концов не выдержала и поинтересовалась:

– Миха! А почему вы так одинаково светитесь?

– В районе мозга? – пошутил я на тему прежнего предположения.

– Нет. Да ты сам разве не видишь? – Она сделала последний шаг к двери и провела ладошкой по узкой щели между створками. – Вот отсюда исходит еле заметное голубоватое сияние, и… – её ладошка протянулась ко мне и коснулась куртки, в районе верхней кромки печени, – и вот здесь тоже.

– Хм! Интересно… мне ничего не видно… Хотя само имя Иггельд, как утверждали чипывсезнайки, позволяет открывать эту противную дверь. Неужели мне надо к ней для открытия печенью прикоснуться? Вздор!.. А как ты сама смотришьто?

Красавица как могла, так и объяснила свои ощущения, а я чуть ли не лицом влип в преграду, стал присматриваться, используя услышанные подсказки. Старания принесли свои несомненные плоды: некое голубоватое свечение и в самом деле рассмотрел. Причём как потом ни прикладывался туда ладонью с символом наездника, ничего такими действиями не добился. Ни малейшего покалывания, тепла или какой иной гадости. Неужели это какаято радиация просачивается?

Тогда откуда она у меня в печени взялась?

С раздражением отступил назад, упёрся подбородком в грудь и стал присматриваться к указанному Всяной месту. И уже через полминуты перешёл на восклицания вслух:

– Эпическая гайка! Это же нечто прямоугольное! И скорей всего лежит во внутреннем кармане! – Рука уже полезла за обшлаг куртки, нащупывая старый трофей, который попал ко мне после уничтожения баресса Уделя, начальника тайного надзора в империи людоедов. – Что же ты сразу о форме не сказала?..

– А мне она показалась овальной… – пожимала плечиками женщина. – Ну, почти…

Достал ту самую дивную карточку, размышляя о которой недавно пришёл к выводу, что попала она в мир Трёх Щитов именно со Дна. И вновь подивился хитросплетениям и несуразицам в её доле. Неужели этот артефакт, с уникальной внутренней начинкой великой космической цивилизации, вновь попал в место своего изначального нахождения?

Мелькали в сознании и сожаления, типа: «…мог бы и сам раньше до такого догадаться! А то всё здесь ощупал, чуть не целовал каждый сантиметр, а вот до такого простого решения не додумался!» Благо что превалировали иные: «В любом случае повезло, что с нами уже одна Светозарная есть!»

Немного ещё помудрил, рассматривая артефакт и прикидывая, какой именно стороной вставить её в имеющуюся щель, потом решительно вздохнул и вставил первой попавшейся. Секунды две стояла оглушительная тишина, я уже было собрался продолжить пробы со сторонами или движениями по щели вверхвниз, как тут чтото хрустнуло, скрипнуло, зашуршало, повторилось так всё несколько раз, а потом и левая створка со щелчком приоткрылась, словно подтолкнутая пружиной. Всего лишь чуточку приоткрылась, сантиметров на пять, мол, сами дальше толкнёте.

Ну, я и толкнул…

А потом первым осторожно и медленно шагнул внутрь открывшегося взгляду холла. Женщины дышали мне в шею, вцепившись в рукава и за карманы куртки, при этом чуть ли не подталкивая вперёд, так их терзало присущее их натурам любопытство. Я сделал не больше двух шагов и жён остановил расставленными руками:

– Не спешим! Просто смотрим и думаем! Ага! Чамби?.. Нука, подай мне тот хитрый кусок твоего тела, который мнит себя большим умником!

Малый серпанс просто прошёл сквозь нас, подставив нужный мне уголок с чипом под правую руку. Гадом буду, он гораздо умней, чем некая искусственно прирощенная в него программа! К сожалению, некогда было этот вопрос продумать как следует.

Ибо увиденное нами впечатляло. Овалом вытянутый вперед холл простирался метров на тридцать, ну и в высоту до изящного арочного свода достигал метров десяти. Пол из полированной мраморной мозаики. У затянутых почти доверху тканями стен – некая массивная, по виду тоже мраморная мебель в виде столиков и лавок. Там же витиевато расписанные кувшины, подставки со статуями людей в натуральную величину, голых и в разных одеяниях. Прямо напротив входа – самая широкая, метров пять лестница, манящая наверх и там уходящая в стороны. По бокам от неё – два более узких спуска кудато в подвальные этажи. По сторонам холла, строго по центру, иные лестницы, уводящие на верхние этажи, тоже более узкие, метра три всего. И от этого прекрасного места веет несомненной роскошью, величием, удобствами и даже неким притягательным уютом.

Наверное, поэтому от пришедшей в голову мысли я даже несколько испугался:

«Если мы сейчас отправимся на исследование этого чуда, то выберемся наружу только через несколько суток!» – а я ведь забыл, что уже давно сжимал в правой ладони уголок с чипом вовремя подсуетившегося Чамби. А посему моя мысль была услышана и расценена, как начало нового диалога:

«Иггельд желает сразу просмотреть условия аренды или сделает это после надлежащего отдыха с дороги?»

Ну да! Я ведь тут путешественник великий! Тудасюда мотаюсь, осматриваю достопримечательности! Ха! С дороги я! И наверняка этот договор ещё тот… Но спросить лучше сразу:

«И сколько времени у меня уйдёт на согласование, просмотр договора!»

«Четверть часа стандартного времени».

Недолго в принципе… Но… там же меня… то есть нас, народ ждёт! Да и вообще, исследовать эту обитель следует наверняка всем колхозом. Так и быстрей будет, и действенней, и веселей, и интересней. А поэтому следовало немедленно податься на ужин. Там сделать обещанные заявления и только тогда торжественно «въехать» в наше новое жилище. Так что я направил нужную мысль:

«С арендой разберёмся позже!» – а вслух заговорил с женщинами:

– Отправляемся на ужин! Точнее, на моё триумфальное сообщение. А уже потом, вернувшись сюда и образовав несколько отрядов, приступим к осмотру помещений. – Развернулся сам и стал подталкивать своих жёнушек со словами: – Ничего, ничего! Ещё насмотритесь! Но не забывайте, что вам всё равно здесь жить совсем ничего. Хаха! Да и всем остальным – тоже.

Это их хоть както примирило с действительностью, и они заспешили вперёд. Я даже дверь за собой не стал прикрывать. Зачем? Всё равно наверняка счётчик за аренду уже включен, так что…

И для меня более важным в данный момент казалось не само жилище, пусть и невесть насколько комфортное, как появление между нами, а скорей всего, и на всём Дне, первой Светозарной. Ко всему радовало, что она не только нас не покинула, но уже начинала приносить конкретную пользу коллективу. Теперь уже можно позволить себе быть уверенным в завтрашнем дне!

И попутно решать все остальные проблемы, не спеша, с толком и расстановкой.

В нашей общей импровизированной столовой народ не столько ел, сколько отчаянно и бурно дискутировал. Причём все основные шишки, похоже, сыпались на голову раскрасневшейся и нахмуренной Зоряны. Самые активные и агрессивные подруги пытались у неё вытянуть доверенные мною секреты. Но та держалась стойко, громко отвергая от себя все обвинения и инсинуации и ссылаясь только на моё право разглашать или не разглашать суть собственных знаний, открытий или исследований.

При нашем появлении все настороженно стихли, уставились на меня с немыми вопросами в глазах и даже дыхание затаили. Чувствовали, что грядёт нечто эпохальное и невероятно значимое.

А я, так и оставаясь стоять на входе, дождался, пока не рассядутся мои гражданские супружницы, и начал со знаменитых слов из великого произведения:

– Я собрал вас всех сегодня здесь, чтобы сообщить два приятнейших известия… Ээ! Простите: целых три приятнейших известия! Итак, начнём с первого, касающегося нашего нового места проживания…

Эпохальное заявление началось.

Глава 9

Опасный энтузиазм

Уже тот факт, что удалось легко вскрыть вход в неведомый замок, который «…только с самого своего холла поразил наше воображение!», обрадовал народ и невероятно его экзальтировал. Сквозь рёв и восторженные крики мне еле удалось докричаться до сознания тех, кто уже вскочил с мест и собирался ринуться на исследования таинственного замка:

– Стойте! Стойте! Там всё совсем иное, а потому требует к себе совершенно другого обращения, исследования, потом и аккуратного заселения. Добавлю только то, что потом лично мне придётся оплачивать из собственных средств ту сумму, которая набежит за аренду временно предоставленной нам жилплощади! Ещё раз акцентирую на этом ваше внимание: аренду. Вдумайтесь в это слово и запомните его. То есть не забывайте, что мы там будем в гостях, и пожалейте мой ну очень тощий кошелёк.

Стойко переждав новую волну вопросов, восклицаний и заверений, дождался тишины и перешёл ко второму пункту доклада. Во время оного меня сопровождало гробовое молчание, а недоверчивые взгляды чуть дыры не протёрли в тельцах наездниц. Но все три вели себя настолько спокойно, независимо и без неуместного стеснения, что чужие эмоции самого разнопланового характера соскальзывали с их ауры, словно вода с гусей.

И что интересного я заметил в поведении защитной вуали вокруг Всяны, что она своими краями, словно этаким легким туманом, вдруг стала накрывать и сидящих рядом Ксану со Снажей. Особенно в районе их животиков. Вот это получалось чудо! Сразу в голове такое не укладывалось, но иного объяснения увиденному я отыскать не мог: некие магические структуры, признав определённое сходство пока ещё крошечных зародышей, восприняли всех троих за единое целое и теперь на голом инстинкте защищали всех мамочек и деток одновременно.

«Супер! Блеск! – метались у меня в голове сплошные восторги. – Этак и амбулаторные обследования будущих мамаш проводить не придётся! Посадил их таким образом, иии… пошли исцеления, коррекция и разные там физиотерапевтические процедуры. Лепота! А уж когда каждая из них станет Светозарной!.. Ооо!»

А народ продолжал безмолвствовать. Похоже, они нам поверили, но всё никак не могли уложить подобное событие у себя в головах. Зато такая тишина мне пригодилась во время оглашения последнего приятнейшего известия:

– Ну и самое главное, дамы и рыцари, граждане и гражданки, а также милые подруги и дорогие друзья – напоследок! Все вы знаете, что женщины в Светозарные никогда не попадали и до сих пор так и оканчивали свою жизнь на Дне! Ааа… притихли? Сразу уловили мою оговорку «до сих пор»?.. И я скажу вам, что правильно уловили. Молодцы! И хвала вам, всем тем, кто верил в чудо и продолжал мечтать, несмотря ни на что! Потому что оно свершилось! – прерывая нарастающий шум, я резко поднял обе руки вверх, раскрытыми ладонями на уровне плеч. Опять зависла тишина, и я продолжил уже несколько буднично, без чрезмерного пафоса: – Запомните этот день! Именно сегодня я догадался, почему на наших поясах для груанов пятнадцать ячеек. Именно сегодня я провёл эксперимент, на который добровольно вызвалась Всяна, и заполнил её пояс пятнадцатью груанами. И она – стала первой! А за последующие дни и все вы станете Светозарными! Я имею в виду женщин, потому что мужчинам для такой привилегии достаточно всего десятка груанов.

Закончил говорить. Опустил руки. И старался подмечать малейший всплеск выражаемых эмоций. Всётаки вначале в нарастающем шуме преобладало недоверие. На мою младшенькую жену пялились так, что будь она гранитным камнем – расплавилась бы в магму или рассыпалась бы пылью.

Но потом встал Сурт Пнявый и довольно громко спросил:

– А почему она тогда не светится? Тимофей Красавчик, Ольшин Мастер – светились, когда нас предали и покинули Дно.

Ну да, Сурт был единственный из всех свидетель и очевидец, не считая Ксаны. Вот она на этот вопрос и ответила:

– А Всяна Липовая вначале светилась! Потом мы её долго осматривали и ощупывали, и к тому же она как женщина сумела воспротивиться «воле ухода» и остаться с нами. Хотя до сих пор чувствует места, где клети в верхний мир её ждут в любую минуту.

Сурта такое объяснение вполне удовлетворило, и он уселся обратно, с философской, несколько блаженной улыбкой обнимая своих двух гражданских жён за плечи. Тогда как Емельян Честный, так и не видя внешне ничего в одной из двойняшек нового или особенного, воскликнул:

– А чем конкретно она докажет, что стала Светозарной?

Тут уже Снажа вскочила с места, устремившись к рыцарю со словами:

– Чем докажет? Да запросто! Вот иди сюда, иди, иди! Не бойся! – Она подтащила его к сестре, которая тоже встала, и осторожно своими руками стала проталкивать ладонь мужчины вперёд: – Ты ведь сильный? Ну, так попробуй просто в ответном рукопожатии сильно сдавить её ладонь…

Я прекрасно видел своим зрением, как странно замигала световой пульсацией вуаль безопасности, с какимто явным нежеланием и опасением пропуская сквозь себя мужскую руку навстречу протянутой женской ладошке. Но никаких кар не последовало, наверное, подобное действо, да ещё и согласующееся с волей носителя комплекта, не расценивалось как опасное или агрессивное.

Потом ладони соприкоснулись, но некоторое время их хозяева не спешили жать друг другу руки. Он опасался, она не решалась. Снажа вновь вмешалась, потребовав более конкретных действий. Емельян решился и начал наращивать давление, и очень скоро его глаза выпучились не столько от усилий, как от удивления: Всяна с интересом прислушивалась к собственным ощущениям и улыбалась. А потом и она сжала свою ладонь в ответ и… явно переборщила. Не сдержавший стон рыцарь резко приселпригнулся от неожиданной боли. А когда Светозарная испуганно выпустила ладонь мужчины, того буквально отшвырнуло на пару метров невидимой силой.

На ногах он не удержался, нелепо завалившись на спину. К нему тут же поспешили несколько человек, помогая подняться. Хотели спонтанно броситься ему на помощь и обе мои жены, но я успел грудью встать у них на пути и строго напомнить:

– Вам нельзя поднимать тяжести! – после чего развернулся к Честному, который, страдальчески морщась, баюкал свою пострадавшую кисть, и подбодрил его: – Потерпи чуток, сейчас подлечу! – и уже ко всем остальным: – Огромная просьба к вам всем, не от командира, а от друга и товарища: присматривайте, пожалуйста, за беременными, не давайте им хвататься за тяжести… Ибо дети – это наше всё! И я уверен, что у каждой из вас после обретения свободы будут свои детки… Так что вы меня и друг друга хорошо понимаете…

Теперь уже верили все безоговорочно каждому моему слову. А в особенности тому, что скоро все окажутся на свободе и начнут строгать детей столько, сколько им захочется. Вот тут и началось всеобщее ликованье и веселье. К начавшемуся балагану, объятиям и поцелуям, попыткам осторожно потрогать, погладить Светозарную присоединились все без исключения. Даже стоявший в дозоре Лузга Тихий, в нарушение всех правил, устава и норм безопасности, оказался в общем столпотворении. Подкрадывайся к нам в то время враг, наверняка бы решился на эффектную и результативную атаку.

Но слава судьбе, наличию недремлющего командира и жёлтой травке паломнику: дикие монстры сюда не забредали, разбойников тоже не было, а родственники Хруста, ненавидящие людей, в такое место войти не могли по умолчанию.

«Или могли? – подумал я обеспокоенно и начал карабкаться на валун, который без разрешения покинул дозорный. – Если эти сумрачные тигры используют боевых серпансов, то их чипы могли подсказать наездникам, как безопасно для их здоровья проникать в подобные места. Не думаю, что когуярам так сложно будет накопить тридцать «чужих» груанов… Или трудно? Да ещё и на большой отряд разведки, готовой атаковать немедленно?..»

И только на вершине валуна, осмотревшись, успокоился окончательно. Никто нас не атаковал и никто не собирался нами поужинать. Кажется, даже свои, находясь в эйфории счастья, не заметили, куда я подался. И я, со вздохом усевшись лицом в сторону положенного наблюдения, углубился в собственные размышления:

«Ладно, сегодня уже никакой охоты! Слишком много треволнений, событий и пертурбаций произошло. Да и замок обследовать да просто осмотреться – жутко интересно. Опятьтаки мне слишком долго шастать по чердакам и подвалам вроде как не пристало. Выберу для нас спальню – и в люлю. Завтра день не менее напряжённый предстоит. Надо вначале разведать места для безопасной охоты, как можно дальше от того перекрёстка, и начать самый интенсивный сбор трофеев. И плевать на ту Иярту в частности и на всё Дно в целом! Выбираться отсюда следует немедленно! Иначе исследования, поиск, эксперименты затянутся на столетия. Здесь придётся работать (коль в будущем появится время и возможность вернуться и легко уходить обратно) комплексно, в сопровождении отлично вооружённого и полностью экипированного отряда наездников. И уж тем более только после того, как все мои остальные дела и обязательства окажутся выполнены…»

В невидимой мне столовой шум стал стихать, а потом и обеспокоенные вопли моих подружек послышались:

– Миха! Ты где?! Отзовись! – потом уверенный голос Зоряны:

– Он на валуне, сменил там дозорного, пока мы тут радовались.

Молодец комиссар. Не только за мной успевала присмотреть, но ещё и дежурного спасла от жестокого наказания за грубейшее нарушение. И заместителя выгородила: это ведь на Степане лежит ответственность за караульных и проверка их бдительности. Ну и попутно мой авторитет повысила как командира: даже когда все с ума посходили от радости и восторга, он продолжает обо всех беспокоиться и умудряется обо всём помнить.

Первым на валун прибежал раскрасневшийся и жутко смущённый Лузга. Как бы сменяя меня на посту, он благодарно прошептал:

– Спасибо, Миха!.. И это… извини, пожалуйста! Совсем в голове мысли попутались…

– Понимаю, сам такой… Поэтому на первый раз прощаю! – хлопнул его по плечу и, уже спускаясь с валуна, стал отдавать распоряжения: – Сейчас все отправляемся в замок, разбиваемся на пять групп и начинаем планомерные обследования. Старшими групп идут Степан, Ксана, Снажа, Всяна и я. Остальные могут вокруг них кучковаться по собственному усмотрению. Но! Каждый командир должен чётко знать, где его подчинённые, и не терять их из виду. Повторяю особо: никто не должен заходить кудато – если его не видят остальные! Держаться плотной кучкой, единым коллективом. Потому что мы не знаем всех опасностей, царящих внутри.

– Да что нам сделаетсято? – не удержался от позёрства Влад Серый.

– Всё может быть, – добавил я в голос строгости. – Вдруг последний владелец был маньяком? Или помешанным на системах безопасности своего замка? Вдруг он понаставил ловушек, волчьих ям и какой иной пакости по всем проходам? Или устроил до сих пор действующие механические ловушки, разрубающие человека насквозь или натыкающие его на пики? Вотвот! Поэтому смотреть в оба и не расслабляться!

– Вдруг какието двери будут закрыты? – это уже моя Ксана деловито уточнила.

– Ни в коем случае эти двери не трогайте. Только запоминайте, где они, и заносите на общий план… Ага! И самое главное! – Я указал рукой на стену каверны, нависающую у нас над головами. – Наверняка именно там имеются щели или окна для наблюдателей за этой оранжереей с травой паломник. Мне видятся вполне удобные для этого трещины и даже некие тёмные пятна. Поэтому Степан и Ксана – первым делом отправитесь по боковым лестницам наверх и исследуете проходы в нашу сторону. Надо будет в любом случае там выставить дозорного и придумать систему всеобщего оповещения в случае чего.

– Не лучше ли двери немедленно за собой закрыть? – вроде как резонно высказалась Журба Бланш. Я усмехнулся:

– А потом утром выйти сюда же и нарваться в этом лабиринте на засаду? Ну и мне ещё самому надо будет остаться возле двери и разгадать все её секреты закрытияоткрытия изнутри. Всё, можете отправляться! – и подошёл к Емельяну. – Давай руку, лечить буду…

Но к тому моменту уже все чётко осознали, что в моей группе будет меньше всего интересного. Как же, командир будет возиться на входе, а все остальные будут открывать для себя невиданные тайны иной цивилизации!

Поэтому тут же кучки народа окончательно сгруппировались вокруг назначенных мною командиров по семьвосемь человек, и Ксана, возглавив общую колонну, двинулась первой на великие свершения и поиски сокровищ.

Мало того, Емельян тоже понял, что он может упустить самое интересное и потрясающее приключение в собственной жизни, поэтому вырвал пострадавшую недавно руку из моих ладоней и затараторил:

– Да ладно тебе, Миха, не переживай, уже всё прошло! – и бросился за остальными, выкрикивая старшей сформировавшегося отделения: – Всяна! Я тоже с вами!

Я растерянно оглянулся вокруг себя и никого, кроме Зоряны, не заметил. Ну, правильно, на данный момент никому от меня уже ничего не требовалось. Нормальная человеческая реакция на прежнюю зависимость. Тоже читал на эти темы выкладки психологованалитиков.

Даже Хруст Багнеяр поспешил за Ксаной, провожая её к двери, словно почётный эскорт, а серпанс Чамби (какое же дать ему звучное имя?) пристроился сбоку от ушедшей Всяны.

А вот с лидером бывших рабынь – совсем иной коленкор. Ей от меня «надо». И очень много. Сравнительно много, конечно. Потому что желаемое ею ничего сложного для мужчины не представляет. Особенно если партнёрша довольно привлекательна, умна, достойна, мила и вызывает к себе огромное уважение. Комиссар моё уважение уже завоевала – более чем. Ну а всего остального у неё было не отнять. Особенно фигурка впечатляла. А грудь, чисто визуально была чуть ли не роскошнее, чем у моей Ксаны. Даже удивительно, как это она успела так быстро восстановиться, посвежеть, округлиться и похорошеть после критического состояния полутрупа.

В голове у меня зашевелились неожиданно бурно фривольные мысли:

«Так что можно будет со временем… когда мои будут на охоте… – и сам себя строго оборвал в самом начале: – Очнись! Тебе мало нежданного отцовства?! Хочешь полный батальон наклепать?! Совсем уже местный климат мозги из одного места в иное переместил?! Если ещё пару часов назад твоё полуобещание было действительно, то теперь оно не актуально! Станет эта девица Светозарной, выйдет на свободу и пусть рожает, сколько хочет и от кого хочет! С тебя хватит! И так всех уважил… Большего для неё сделать невозможно!..»

Этого наущения хватило вполне. Сделав вид, что меня устраивает такое количество помощников, я тоже двинулся к замку, бормоча себе под нос:

– Надо было себе Сурта взять в помощники, всё ж помощней женщины…

– Ничего, я тоже сильная! – уже идущая за мной почти впритык Зоряна слышала всё. – К тому же не беременная, тяжести могу ворочать любые. Пока…

Вот коза! Явно от своих прежних поползновений на командирскую тушку не отказалась. Да и я, чувствую, не против был бы комиссарское тело под собой ощутить…

«Опять за своё?! – взрыкнула совесть. – Работай! Занимайся делом! О посторонних вещах не думать! Проверил дверь, отыскал жён, и грейся между ними! Хватит с тебя… редиска!»

Ну, хватит так хватит, я ж не спорю. Тем более что пока я осмотрю запоры да прикину способы открытиязакрытия, комиссару точно надоест возле меня топтаться. Женское любопытство неутолимо! Наверняка уже жалеет, что не пошла вместе со всеми! И точно сбежит, когда ей станет совсем неинтересно.

Ладно, посмотрим…

Глава 10

Аренда нынче дорогая!

Хруст так и сидел возле первой ступеньки, Ксану проводил, а сам не решался двигаться дальше.

– О! Вот с тебя и начнём! – обратился я к нему. Вначале поправил на друге оба ремня с груанами, которые позволяли ему находиться в каверне, и только потом поинтересовался. – На какой ступеньке тебя ударило?

– На пятой… – ну да, считать когуяр умел, хотя письменности у его народа не было в данный момент истории.

– А внутрь замка хочешь попасть?

– Да… Тоже интересно…

Никто и не сомневался, разумное создание всётаки. Спрашивал я скорее для порядка, и попутно размышляя. Раструб неизвестного оружия на людей не реагировал и никак не воздействовал. А вот данного аборигена явно не пропускал. Почему? Расизм? Личная неприязнь? Да по какой угодно причине, вплоть до тривиальной блажи в голове у последнего владельца.

Я прислушался, что творится в самом замке, куда дверь была раскрыта настежь. Тихо, панических воплей или призывов о помощи не слышно. Значит, примем за основу, что внутри никаких ловушек нет, там явно начался деловой, ну пусть с восторженными восклицаниями и вздохами, процесс исследований. Следовательно – внутри безопасно. Скорей всего, и для когуяра. Как это проверить? Или проще отключить само оружие?

– Ладно, посиди пока здесь, гляну, что там с дверью, более подробно.

Зоряна прошла за мной, словно личный телохранитель. Правда, на Хруста всётаки непроизвольно косилась, видимо, до сих пор с трудом воспринимала реальность, что неведомый, быстро подрастающий зверь, хищник – такое же разумное существо, как и человек.

На этот раз вход со стороны холла я осмотрел досконально.

Вторая половинка толстенного, сантиметров тридцать полотна подпиралась массивной трубой, упирающейся в небольшое углубление в полу. Снять трубу оказалось проще простого, но вот снаружи дверь не удалось бы пробить и массивным тараном. Затем осмотрел уже открытую створку. Дыры внутри, направляющие для стопоров, которые намертво пронзали толщу створки, утапливаясь заподлицо в боковины рамы сверху, снизу и сбоку. Если штыри титановые, да полотно по прочности им не уступает, то, наверное, лишь сотня груанов могла бы вынести эту преграду. Может быть…

Но зато слева от дверей имелись две металлические клавиши. Нажав правую вверху, я услышал предупреждающий звонок. Загудело нечто, и правая створка стала закрываться. Хлопок, грохот, скрип заходящих по направляющим штырей – и замок неприступен.

Нажатие на ту же клавишу внизу – дверь стала открываться в обратном порядке. Ну, разве что после небольшого приоткрытия пришлось потянуть створку на себя для полного открытия.

Нажатие на левую клавишу внизу – и открыта левая створка. Загадок у двери больше не осталось, она полностью раскрыта для приёма гостей.

А загадка оружия? Больше ни единой панели или включателя не видно. Значит, должен быть общий центр управления, откуда и производятся должные настройки имеющихся в строении систем. Надлежит поискать именно этот центр? Несомненно! Вот только одному это делать не следует… Да и в компании с Зоряной – тоже.

Потому я вышел наружу и высказал другу свою новую идею:

– А давай я тебя на себе занесу? Уж по мне эта зараза точно ударить не осмелится, главный арендатор, какникак! Кому потом оплату предъявлять? – после чего я пригнулся, упираясь локтями в колени: – Давай, вставай и ложись мне на плечи!

Друг так и сделал, не став мне противоречить и положившись на меня не только в фигуральном смысле. Выпрямившись с некоторой натугой, я запоздало задумался о несуразном весе моего разумного собрата. Да и лапы его свисали по моим бокам, чуть ли не доставая до ступенек.

– Экий ты вымахал! – пыхтел я. – Больше меня весишь! Ещё расти будешь, или как?

– Немножко… наверное… ещё… – бормотал когуяр, стараясь сжаться и стать меньше в преддверии неприятного удара.

Что характерно, раструб неведомого оружия в самом деле вздрогнул, когда я ступил на пятую ступеньку, а потом вибрировал всё время, пока я не вошёл в мёртвый угол его поражения.

Опустив с себя Хруста, я с недовольством признался:

– Мне и в самом деле показалось, что вотвот по нам треснет! Надо будет поискать быстрей некий центр управления… И Чамби нет! Вот куда с Ксаной он попёрся, когда он мне сейчас нужен?

– Могу найти! – с готовностью предложил когуяр.

– Да? Ну, давай, позови его ко мне, буду очень признателен. Меня потом найдёшь?

Нерезонный вопрос для такого уникального разумного создания.

– Тебя ещё легче, чем Чамби! – напомнил друг и, живо сорвавшись с места, устремился к лестнице, ведущей направо.

Ну да, моя старшая жена гдето там. А мне куда податься? Верно, лучше всего по парадной лестнице. Наверняка комната управления гдето там, рядом с кабинетом или спальней самого владельца. Или всётаки в подвалах? Рядом с прочими агрегатами технических служб? Ладно, пройдусь вначале наверх, а там видно будет!

И тоже потопал в выбранном направлении. Только краем сознания сообразил, что Зоряна так и следует за мной в нескольких шагах сзади. Молча. Ну и пусть топает, главное – не мешает.

Второй этаж – только один холл. Но теперь уже практически пустой, и на стене просто выложенные мраморной мозаикой рисунки, ткани нет. А где же боковые коридоры? Почему именно такая планировка? Или пространство второго этажа по сторонам – это совсем для иных целей? Ладно, топаю выше…

Третий этаж встречает уже не холлом, а преогромным круглым залом, в котором не стыдно будет и королям, а то и самому императору закатывать придворные балы. Метров сорок в диаметре, не меньше. Хотя парадная лестница ведёт кудато ещё выше, но и тут хочется хоть както осмотреться и сориентироваться. По бокам виднеются широкие проходы, которые анфиладами комнат разбегаются в стороны. По их оконечностям просматриваются балясины перил, значит, вспомогательные лестницы ведут вниз и там уже соединяются с первым и вторым этажом.

«Ага, понятно, – подоброму позавидовал я умопомрачительной архитектуре замка, который правильнее назвать дворцом. – Там – рабочие помещения, наверху – жилые. Посредине шикарное воплощение мечты о широких пространствах для игр, забав и развлечений. Хорошо тут отдыхал владелец! Наверняка со всей округи знать собиралась и большинство туристов летели на огонёк, словно мотыльки… Кстати! По теме огоньков… Неужели здесь нет освещения?»

Стал лучше присматриваться к стенам и сводам. И тут же стали видны первые особенности техногенного мира. А самое интересное просматривалось на противоположной от парадной лестницы стене: чтото слишком странное. Не то пейзаж, не то…

Приблизился ближе и ахнул: с расстояния в три метра стена оказалась попросту прозрачной. И за ней прекрасно в оба конца просматривалась вся каверна с растущими на ней желтыми, колосящимися травами паломника. И даже создавалось такое впечатление, что повсеместный сумрак – никакая не помеха для просмотра.

Пока я сомневался да вглядывался, не удержалась от восклицания восторженная Зоряна:

– Ах, какое чудо! Я вижу всю каверну! Как странно… Почему это происходит, Миха? У меня улучшилось зрение?

– Нет… это улучшилось наше благосостояние, – хмыкнул я и ткнул пальцем в отлично видимую фигурку Лузги Тихого. Тот стоял на валуне, дисциплинированно пялился на Поле, но нетнет да поглядывал завистливо в нашу сторону. – Жаль, что его позвать отсюда не получается… Может, ты сбегаешь? Поставим его здесь на посту. А я пока дозор отсюда нести продолжу.

– Хорошо! – с готовностью согласилась женщина, и не успел я оглянуться, как от неё только сквознячок остался. Шустрая! Исполнительная… Навсегда ли?

Да и что тут бежатьто? Через минуту женщина уже энергично выкрикивала нашему дозорному мои распоряжения и, помогая жестами, звала за собой. А ещё через две минуты уже они оба стояли рядом со мной, и я инспектировал Лузгу на профпригодность:

– Как далеко видишь каверну?

– Мм! – мычал парень, вращая головой в разные стороны. – Там… всю! А там… тоже всю! Надо же!..

Теперь уже точно стало понятно, что это не «управляющая» от «туриста» вдруг стала отличаться улучшенным зрением, а такое усиление, улучшение изображения производит прозрачная стена. Мне теперь спокойнее будет.

– Вот тут и стой! И тебе приятней, и нам спокойней. Увижу Степана, объясню, куда смену присылать. Или сам кого увидишь, тоже говори, что пост отныне в этом зале находится.

После чего, не став прислушиваться, что творится на иных направлениях поиска, устремился этажом выше. А там уже царил некий шаблон. Так и просилось на ум определение «спальный район». Сразу четыре коридора, попарно убегающие в стороны, и вереницы дверей в них. Только по скромным подсчётам, здесь можно было разместить четыре сотни гостей.

Но вот хозяин свои покои не станет сооружать в подобной тесноте. Да и для кабинета простор нужен. Для почётных гостей опятьтаки апартаменты требуются, коль уже на то пошло.

Пятый этаж оправдал собой все мои предположения. Причём парадная лестница не кончалась и вела выше! Но резонные рассуждения меня не торопили наверх. Не станет же владелец, словно юный спортсмен, каждый раз метаться по лестницам? Хотя, коль у них телепорты имеются, то что им стоит особо незаметные лифты соорудить? Или такие, что только внутри помещений видны?

Прикинул примерное расположение нескольких видных от лестницы шикарных дверей и подался к наиболее импозантным. Если уже устраивать некий кабинет или комнату для бесед с высокими гостями, то только там.

Изящно декорированная под старину ручка легко подалась вниз, но… створка так и не открылась. Ни туда, ни назад! Обманка? Или заранее продуманное издевательство над посетителями? Или всётаки самое священное место в здании: рабочий кабинет владельца? Хотелось верить, что последнее.

А так как надежды на имеющуюся у меня карточку тлели постоянно, то я первым делом стал искать, куда же сей предметключартефакт всунуть. Ага! Нашёл чуть ли не сразу! Между стеной и накладной декоративной доской дверной рамы манила своим синим цветом неприметная простому взгляду щель. Всунул карточку в неё, замки защёлкали, штыри зашуршали, полотно вздрогнуло. Ещё раз, нажав ручку, потянул дверь на себя: открыто! Бросил первый взгляд внутрь помещения и сам себе под нос пробормотал:

– Дамы и господа! Добро пожаловать в личный мир представителя империи Альтру!

В самом деле кабинет! Причём не меньший, чем холл второго этажа. Разве что кабинет прямоугольной формы, воздушный и прекрасный, непривычно убегающий вдаль по невероятно белому, прямо до некоего ослепления мрамору. Стены тоже светлые, но там мрамор бежевого оттенка. Мебели мало, зато каждый предмет словно вырос именно на своём месте, настолько выдержан оптимальный, единственно верный и продуманный внутренний дизайн. Видимо, здешний специалист по интерьеру был великий гений своего дела!

У дальней стены, оформленной под стилизованные, гигантские окна, небольшой письменный стол, несколько кресел, особо шикарный стул в виде трона – для владельца. А сквозь ложное окно опять пробивается контур какогото пейзажа. Уже догадываясь, что и эта стена прозрачная, я побрёл к ней, намереваясь скорей рассмотреть, что за ней скрывается.

– Неужели там иная каверна? – вслух высказывал предположения, двигаясь неспешно и с трудом отводя взгляд от редких статуй, стоящих на низких подставках вдоль стен. – И тоже засажена жёлтой травкой?..

Ошарашенный красотами и поглощённый размышлениями, я не обратил внимания на факт закрытия входной двери. Ну, закрылась, ну, щёлкнули замки… какая разница?.. И на странное шуршание у себя за спиной внимания не обратил, как и на стук роняемых предметов…

Только когда меня требовательно остановили метрах в шести от окна, потянув куртку у меня с плеч, оглянулся и замер. Зоряна стояла уже совершенно нагая и тянулась ко мне с объятиями. А у неё за спиной по полу валялись раскиданные детали её одежды.

– У нас мало времени! – предупредила она с многообещающей улыбкой. – Но тебе для выполнения данного обещания – вполне хватит!

Наверное, всётаки местный климат слишком повышает, активизирует либидо. Потому что вопящую совесть, пытающуюся меня остановить от непоправимого поступка, так никто из остальных моих добродетелей и не услышал. Зато голос оголтелого и развратного бабника звучал отчётливо и ясно:

«Сколько той жизни на нашем веку?! Гуляй, пока молодой!»

Глава 11

Рай местного масштаба

Секс с Зоряной произошёл совсем не такой, на какой рассчитывалось изначально. Вроде бы и всё нормально, можно сказать – прекрасно, женщина старалась изо всех сил. Да и как мужчина я своё получил в течение получаса в полном комплекте. А вот в финале ощутил некое опустошение и моральное неудовлетворение.

И почему так? Может, не заметил со стороны партнёрши откровенной страсти и не услышал от неё криков, к которым привык в последние соития со своими жёнами? Так порой звуковые эффекты и не важны, если разбираться. Не ощутил именно любовного порыва со стороны красавицы? Так вроде и не рассчитывал на подобное. Она и не заявляла, что отдаётся мне по любви, скорей – вытребовала близость только ради увеличения собственной семьи. Потому что как бы её жизнь ни сложилась в дальнейшем и с кем бы ни свела судьба, свой ребёнок для неё станет в любых иных семейных отношениях самым дорогим и наиболее близким на свете существом. Да и для любого человека подобное отношение – краеугольное в существовании разумной цивилизации. Те, кто забывают о своих детях или отказываются от них, заведомо это ущербные, несчастные люди. Они обречены на вымирание.

Наверное, именно подобные размышления меня и расстроили, не дали насладиться прекрасным телом Зоряны в полной мере. Ибо после бурного финала в голову ринулись сомнения, начавшие меня одолевать вместе с разбушевавшейся совестью:

«А как ты в будущем сможешь помогать ребёнку? Как сможешь ему проявить отцовскую заботу, если женщина исчезнет навсегда с горизонта твоего бытия?»

Сложнейший вопрос! Но я был подспудно рад, что его решение приходится откладывать на потом. Возлежать на узком, неудобном диване, скорей даже кушетке, предназначенной только для сидения, было неудобно. Да и самое главное – некогда. Даже комиссару не хотелось нарываться на неприятности с моими жёнами, если те какимто образом нас здесь застукают, а мне – тем более!

Поэтому мы довольно быстро оделись, и я обеспокоился созданием хотя бы простейшего алиби. Постояв у двери и не услышав снаружи никаких посторонних голосов, я зашептал замершей возле меня любовнице:

– Вроде никого! Я выхожу первым и осматриваюсь. Если кого замечу, закрываю дверь наглухо и запрещаю сюда входить кому бы то ни было. Тогда тебе придётся переждать…

– Хорошо…

– Если же коридор пуст, отправляешься к Лузге и постарайся всё время оставаться возле него. Скажешь, что мы пошли осматривать разные коридоры, а потом я кудато затерялся…

Она в знак согласия подставила губки для поцелуя, и я чмокнул их с внутренним вздохом. После чего поспешил выйти из помещения. Нам повезло: на данный этаж исследовательские группы ещё не добрались. Метнувшись к лестнице, глянул на нижний пролёт, никого! И призывно махнул рукой любовнице, следящей за мной через приоткрытую дверь. Она тотчас вышла, проскользнула на лестницу и отправилась на третий этаж, к несущему там дозор парню. Я же, расслабленно вздохнув, помотал головой, словно осуждая сам себя за излишества, да и подался обратно в кабинет. До стенкито прозрачной я так и не успел добраться! Поэтому опять разгорающееся желание это сделать заставляло не стоять на месте, а двигаться с большей интенсивностью. Но, открывая двери, замер на месте: в конце коридора, куда выходили все двери данного крыла, послышался шум, голоса, затем показалась Снажа, а за ней и вся её компания сопровождающих.

Меня средняя супруга увидела сразу и помчалась в мою сторону, начав восторгаться издалека. Эмоции от увиденного её переполняли настолько, что рассказ о красотах и чудесах получался сумбурным, скомканным и трудно усвояемым. Но я смотрел на неё и слушал со счастливой улыбкой по той простой причине, что «…Зоряне удалось выскользнуть отсюда всего минутой раньше!» Удачно у нас получилось: «И волки сыты, и… хм, вторая волчица – тоже удовлетворена…»

Наконец Снажа выговорилась, перевела дух и заглянула в приоткрытую дверь:

– А здесь что? И почему ты один?

– Ну, мне не опасно и одному здесь передвигаться. А здесь… вот сам только что открыл. Вроде как на кабинет владельца похоже… До того с наружной дверью возился, для дежурного новое место отыскал… Теперь он на третьем этаже большого зала стоит…

– Мм? А мы и не видели…

– Хотите, спускайтесь по парадной лестнице, и его увидите.

Никто не хотел. Народ желал продолжать исследования, а я уже догадался, что никакой опасности для людей в замке нет, поэтому группы могут разбиться, а одиночки вести исследования самостоятельно. Вот и заявил об этом, порекомендовав передать разрешение всем иным встреченным группам. После чего и направление указал:

– Поднимайтесь этажом выше и там всё осмотрите, коль ещё этажи имеются – и по ним пробегите. Но примерно через час все собираемся на третьем этаже, в зале возле дежурного наблюдателя.

– А спальни где нам для себя выбирать? – поинтересовалась одна из женщин.

Как я понял, на втором этаже из жилых комнат тоже подобного добра имелось огого сколько, и там закрытых наглухо дверей было всего лишь процентов двадцать пять. Удобных спален, которые по сравнению с Пирамидкой казались целыми апартаментами, тоже хватало для пары сотен человек, поэтому, дабы личный состав находился как можно ближе к выходу да в одном месте, я распорядился селиться на втором этаже.

Дважды повторять разрешения не пришлось, пять секунд, и возле меня остались Снажа да поднявшийся снизу по лестнице Хруст Багнеяр. За ним следом по ступеням семенил своими толстыми лапами Чамби. Я взглянул вопросительно на супругу, и она тут же отчиталась о своих дальнейших намерениях:

– Я с тобой! Мне так будет интереснее… Вон, ты сразу наткнулся на кабинет, здесь самое ценное, наверное…

– Сейчас посмотрим… – широко открыв дверь, я вошёл первым. – Интересно! И шикарно всё смотрится! – но долго не разглядывал, а так и двинулся прямиком к дальней стене.

Оглянулся на женщину – та продолжала крутить головой по сторонам. Тогда как Хруст двигался за мной следом. Проходя мимо кушетки, он резко вильнул, обходя её по дуге, а потом ещё и с недоумением на меня глянул.

Ну да! Мне самому показалось, что там пахнет… мм, как бы это точней выразиться? Сексом, что ли?.. И это у меня на обонянии и слухе толстенные фильтры стояли, низводя меня до уровня обычного человека! А что говорить о разумном звере, у которого тот же нюх развит для охоты и поиска любого противника или любой убегающей пищи? Вот мой друг сразу всё и понял. Наверное…

Ну а потом я шагнул ближе к стене, и её конструктивные особенности раскрыли во всей красоте раскинувшийся с той стороны пейзаж. Увидеть подобное я никак не ожидал.

Вопервых, сама пещера была настолько гигантской, что нереальность подобного пространства в толщах недр попросту не укладывалась в сознании. Точка обзора находилась на уровне двенадцатого этажа, не меньше, а до свода оставалось ещё раза в три больше. Вытянутое вдаль эллипсом пространство простиралось километра на два с половиной. В самом узком своём месте пещера раскинулась километра на полтора.

Вовторых, по центру пещеры, занимая более трети территории, возвышался город из башен и диковинных замков, настолько различных и витиеватых конфигураций, что, только рассматривая их вот так, издалека, можно было потратить сутки, и подобное времяпрепровождение не приелось бы. Некоторые, особо высокие строения достигали свода, часть имела между собой связующие переходы и акведуки на разной высоте, и даже имелось некое различие по цветовым гаммам, тяготея всётаки к спокойным тонам, если не сказать, что тусклым. Видимо, за последние века экстерьер ни разу не ремонтировался и не подкрашивался.

Поражали и толстенные корнидеревья, которые доставали до самого свода, но делились на прямые, слегка перекрученные и извивающиеся серпантином. Таких массивных и высоких растений до сих пор на Дне видеть не приводилось.

Ну и втретьих: город был обитаем. В нём, буквально совсем рядом со стеной, находились представители того самого разумного вида, один из которых сидел сейчас рядом со мной и тоже с восторгом рассматривал открывшуюся перед нами панораму.

Глянув мельком на Хруста, я не удержался от вопроса:

– Узнаёшь родные места?

– Да, – согласился тот. – Это мой город.

– Но ты утверждал, что ещё надо хорошо питаться, чтобы догнать своих земляков в росте. А вы почти одинаковы. Или мне кажется?

– Я не говорил… Скорей всего, у меня будет бо льший рост благодаря наследственности.

– Но в любом случае, они тебя примут обратно в своё общество?

– Скорей всего… – усиленно размышлял мой друг. – Ведь болезнь побеждена, я стал расти… Проклятие кардинала – тоже уже недействительно… Разве что они сильно удивятся, что я вновь начал разговаривать… Если узнают меня вообще…

Причём в каждом его слове звучало столько сомнений, что и я потерял твёрдость в своих суждениях. Сейчас я колебался в том, желает ли Багнеяр вернуться к своим соплеменникам. О чем и спросил:

– А ты желаешь вернуться в свой дом?

Ну вот, даже ответил не сразу:

– Не знаю… Друзья вроде должны меня помнить и относились ко мне хорошо… А вот шаманы с кардиналами – редкостные ублюдки… Скорей всего, именно с ними у меня будут проблемы. Вольнодумство моих родителей они никогда не забудут и не простят…

Разговор наш вёлся независимо от наблюдений. Тем более что как раз под нашими «окнами» проходила дорога, уводящая влево и там метров через сто ныряющая в некое узкое ущелье. Именно туда и оттуда довольно шустро и часто проезжали наездники на серпансах. В большинстве – одиночки, реже – парами или тройками. Приветствовали ездоки друг друга весьма своеобычно: левой рукой словно резко гладили себя по затылку, а потом протягивали её, скорей кидая, словно при ударе вперёд, вытягивая при этом немалые когти на всю их длину.

Настораживало отличное вооружение всадников. В багаже торчали копья, дротики, виднелись большущие мечи, щит. Хотя на самих когуярах одежды или доспехов никаких не было. Потому что ремни и некие набедренные повязки, прикрывающие чресла, одеждой считать нельзя. Скорей они относились к боевой амуниции и приспособлениям для ношения чегото. Но в любом случае становилось понятно: обитатели огромного мегаполиса (по масштабам Дна) ведут некие боевые действия с неизвестным противником. А то и находятся в состоянии тотальной войны с кемто. Врага определить тоже труда не составило: с кем ещё воевать сумрачные тигры могут, как не с людьми? Точнее, с каторжанами Дна, которые по какимто причинам отправились в Иярту с этой стороны.

Эти мои предварительные выводы подтвердил и Хруст:

– Странное движение, слишком интенсивное… Если воины уходят в дальний рейд, то возвращаются только с победой, уничтожив врага до последнего, и только всем отрядом. Неужели ктото добрался к Иярте настолько близко?..

– Ха, меня спрашиваешь? – хмыкнул я. – Нашёл местного… А самто ты после изгнания в какую сторону ушёл?

– Вон туда! – он уверенно ткнул в противоположный край пещеры, но несколько правей. – По Второму ущелью. Хотя, если говорить точнее, там не ущелье, а широченная, большая каверна. Её за стеной сейчас не видно… А это ущелье, что рядом с нами, уходит влево и называется Третьим.

Неплохо! Моё чувство пространства и ориентации не подвело. Всё так и получалось на составленной в уме карте, как я предположил. Гдето там, в конце Второго ущелья, есть переходы, перекрёстки, где мы и застряли, остановились в движении изза гор трупов хищников и облепивших эти трупы мохасиков. Именно оттуда девять лет назад и рассмотрели участники экспедиции, в которой находился Ольшин Мастер, легендарный город. И просто невероятная удача для нашего коллектива, что мы не прошли дальше по уважительным причинам. Иначе были бы атакованы когуярами и преследованы до самого победного конца. Конечно, у нас тоже есть серпансы, и только один я обладаю со своими эрги’сами невероятной атакующей силой, но в любом случае открытое противостояние с таким агрессивно настроенным противником окончилось бы для нас плачевно.

Так что устроенное накануне побоище, скорей всего самими когуярами, которые не пустили поток монстров к городу, нас и спасло. По крайней мере – большинство из нас.

Кажется, Хруст думал примерно то же самое:

– С той стороны, да и по всем ущельям, всегда стоят дозоры. Ну и дальние разъезды постоянно в пути. Только это… Миха, я тебя попрошу…

Такое предисловие меня насторожило:

– По какому поводу?

– Ты бы сразу всех подряд не уничтожал, а? Всётаки в большинстве своём когуяры вполне нормальные и миролюбивые… И отец, и многие его друзья не хотели с людьми воевать… Это всё кардиналы с шаманами творят, да и тех гаузы заставили… Иначе новые завоеватели Дна могут перекрыть потоки пищи, которые нам в город подаются…

– Ха! Фиг они перекроют! – не выдержал я. – Тут действует система поставок, которую установили Меченые и которая почти гаузам не подчиняется!

– Правда?..

– В основном! Ну, может, я ещё коекаких тонкостей не ведаю. Но уже почти полностью уверен, что при желании и при обширных знаниях можно вообще полную независимость Дна устроить. Да и прочие революционные преобразования наворочать…

Кажется, Хруст не понял таких политических сложностей, потому что глядел на меня с явным опупением. Пришлось переключаться в разговоре на более насущные проблемы и близкие ему понятия.

По его рассказу в беседе со мной я помнил, что боевых серпансов обитатели города отыскали после посещения их зроаками. И даже сумели както укротить и начать использовать, став тем самым непобедимыми в любом воинском сражении даже с многократно превосходящим их в численности противником. Что характерно, серпансовуправленцев они тоже видели, но никак на них воздействовать не могли. Как не умели вообще мысленно общаться с чипамивсезнайками. Малые привидения в городе не жили изначально, после его постройки, но постепенно, неведомо какими путями и маршрутами, стали стягиваться в Иярту. И по примерным воспоминаниям Багнеяра, их скопилось за века более сотни, что невероятно нервировало, а то и бесило как шаманов, так и кардиналов. Как они ни старались изгнать эту «напасть» прочь из города или подчинить своей воле – ничего у них не получалось.

А значит, моя задумка могла получиться, тем более что с моими умениями она особо сложной в исполнении не представлялась.

Глава 12

Новый наездник и первые сепаратисты

Ещё раз хорошенько обдумав запланированное действо, я приступил к воплощению его в жизнь. Первым делом следовало уточнить одну деталь. Но начал я с просьбы:

– Хруст, дружище! Дай мне свою правую лапу, пожалуйста! – Получив желаемое, стал рассматривать кожаную подушечку, огранённую сейчас только чуточку торчащими когтями. Светлая, шероховатая, она была по размерам чуть ли не вдвое больше моей, но я подивился её прочности и одновременно эластичности: – Как вы только умудряетесь с такими когтями держать меч или метать дротики?

– Трудно, конечно… Поэтому воины и тренируются с самого детства… Я только чуточку успел набраться воинского мастерства…

– Понятно… Ну а в легендах не говорилось, что среди вас появлялись особи с такими символами, как и у нас на ладонях?

– Нет, ни разу о таком не слышал. Хотя многие сказки могли и позабыться или утеряться за столетия.

– То есть у вас точно никогда не было ни «наездников», ни «управляющих», ни «туристов»? – получив утвердительный кивок и словесное подтверждение «Не было!», я продолжил свою мысль: – А если бы среди обитателей города появился ваш собрат с подобным символом на подушечке лапы?

– Ооо! Его сразу по всем рангам и титулам поставили бы выше любого кардинала! – уверенно заявил представитель иного разумного вида. – Легенды у нас хоть и считаются больше сказками, но ясно говорят: возвращения Меченых хотят все. Ну, по крайней мере, подавляющее большинство. Кардиналы да шаманы – будут против, конечно… И то – не все.

– А ты согласишься, если мы попробуем тебе метку поставить? Желательно – наездника?

Хруст озадаченно помотал головой. Скорей всего, тотчас хотел заявить, что подобное невозможно. Но потом осмотрел меня с ног до головы, стоящую рядом Снажу, оглянулся на мягкую кушеткудиван, где я недавно баловался с Зоряной, и зафыркал в сомнении:

– Я и так поражаюсь, как тебе всё удаётся и ты всё успеваешь. Так что… почему бы и не попробовать?.. Только как ты это будешь делать? Чамби на меня никакого внимания не обращает, словно специально игнорирует…

– Ну, тут мы уже вместе постараемся чтонибудь придумать. Для начала… я просто с ним побеседую на эту тему…

И, подхватив уголок с чипом в правую ладонь, перешёл на мысленный диалог с малым серпансомуправленцем:

«Имеются ли противопоказания или негативные последствия для подданных империи Альтру при общении с когуярами?»

«Нет, таковых не зарегистрировано».

«Возможно ли под полную ответственность Иггельда сделать из когуяра официального наездника?»

«Да», – очень короткий ответ, после которого программа обычно переходила на набившие оскомину ответы про некорректность. Но ято уже соображал, как и что спрашивать:

«В связи с невероятной опасностью уничтожения меня, то есть Иггельда, нуждаюсь в подсказке на тему: как поставить символ на лапе когуяра».

«Противоречие! Взаимосвязь – отсутствует». – Вот же зараза, намекает, что Иггельд может умирать спокойно, сумрачный тигр в виде наездника ему и так ничем не поможет. А если попробовать иначе?

«Приказываю назвать основное условие, необходимое для нанесения символа на лапу когуяра!»

«Кворум личностей, сходных с Иггельдом, с общей силой в пять целых восемьдесят три сотых от максимально собранного потенциала».

Вот такая заявка. И она оказалась последней уступкой мне, любопытному, со стороны чипапартизана. Больше ничего путного у него вытянуть не удалось. Но ведь и это немало для умного и рассудительно аналитика. Конечно, скромней надо быть, и настолько уж великим аналитиком я себя ни мнил, но рассуждать постарался, задействовав всю доступную логику и рациональное мышление.

Кворум – значит, некое количество, необязательно точное, лишь бы их некая «сборная» сила достигала тех самых целых и сотых чисел. Про меня было сказано, что силёнки мои превышают четыре единицы. Жаль, что не удалось выяснить, насколько точно.

Идём дальше: где взять личностей, себе подобных, на Дне? И насколько каждый новый тип наподобие меня сможет добавить силы в общую копилку? Ведь не факт, что суммируемая сила просто складывается, как в арифметике. Вдруг именно таких, как я, надо целый десяток? И хорошо – если только один…

Мои напряжённые размышления прервал приход в кабинет Всяны. Она несколько отвлекла внимание своими восклицаниями и восторгами, а потом и новыми ахами по поводу увиденного пейзажа, но она же и натолкнула своим видом на новые вполне правильные мысли:

«А каким уровнем силы сейчас обладает Светозарная? Не удивлюсь, если у неё все пять единиц. Ибо она сейчас совмещает в себе сразу две… хм, пожалуй, даже три силы! И это не может не сказаться: комплект из пятнадцати симбионтов, наездница и будущая мать ребёнка от самого Иггельда. Про остальные мелочи в виде умения, полученных способностей и личностных талантов можно уже и не упоминать. Хохо! А ведь ещё кучу магических сил имеют в себе и Ксана со Снажей! И я буду не я, если мы, собравшись все вчетвером, не составим необходимый для эксперимента кворум! Мда… это я здорово придумал! Ура!»

Оставалось дождаться Ксану и продумать процесс посвящения когуяра в Меченые. Хотя чего там продумывать? Нечто подобное я же лично совершал с каждым человеком из нашего коллектива. Попросту брал его руку, опускал на чип и накрывал сверху своей ладонью. Устанавливалась связь с программой, следовал вопрос – и серпанс«управленец» помечал каждого сообразно его талантам, способностям или предназначению. Ну а раз нужен кворум в случае с иным разумным существом, то мы все наверняка обязаны сложить свои ладони на лапе Хруста, тем самым суммируя силу, необходимую для отдачи приказа. Именно приказа! Потому что иначе не видать Багнеяру иного символа, чем символ «туриста».

Теперь требовалось опробовать теорию на практике.

Похоже, народ уже носился по всему дворцузамкукрепости, а при встречах чуть ли не на ходу передавал друг другу последние новости. Потому что заявившаяся Ксана начала возмущаться, ещё пересекая порог огромного кабинета:

– Мы там, в зале третьего этажа, уже почти все собрались, а вы тут чем занимаетесь? – кстати, по поводу красоты самой комнаты и ландшафта за окном она особых восторгов не выразила, видимо, привыкла. Да и город с когуярами уже успела рассмотреть: в одной оказавшейся раскрытой роскошной спальне этого же этажа тоже имелась прозрачная стена на эту сторону. – Ааа… думаете, как помочь Хрусту вернуться к друзьям и знакомым?

– Неа! – тут же живо откликнулась Всяна. – Миха соображает, как поставить на лапу нашему общему другу символ наездника. Правильно?

Охотно кивнув головой, я стал пояснять:

– Всё верно, девчонки. И выход, как мне кажется, придумал. Только для этого потребуется от нас общая кооперация, одной моей силы может не хватить… Становитесь в кружок… Хруст, давай свою лапу… а теперь о сути…

Ну и пояснил сжато свои размышления и как вижу предстоящий процесс. А так как ничего сложного в предстоящем действе не было, мои супруги сплели свои пальчики с моими, и мы таким дивным живым спрутом накрыли лапу когуяра, которую, в свою очередь, опустили на чипвсезнайку.

Тотчас услышали хорошо понятный и до дикости знакомый мне вопрос: «Ты кто?», обращённый явно не к нам, уже Меченым. Хруст согласно инструкции попытался мысленно молчать и не паниковать, тогда как наша четвёрка всей своей мысленной волей в едином порыве выдала: «Наездник!».

Чтото в программе, как нам показалось вначале, зашкалило. Когуяра солидно тряхнуло током, и он не отдёрнулся в сторону только потому, что уткнулся в меня. Да и полученную силу тока мы в большинстве перевели на свои ладони. Рассердиться на такой странный знак никто не успел, а после недолгого зависания программа выдала:

«Будет немного больно, Багнеяр, надо потерпеть».

Ну, это ерунда, по поводу боли нас тоже всех предупреждали, но при чём здесь имя? Да ещё и правильно угаданное? Неужели подтвердили старое? Или Хруст по какимто критериям был уравнен возможностями со мной?

Эти вопросы мелькали уже несколько позже, ибо боль оказалась для сумрачного тигра неприемлемой. Получив татуировку на лапу, он попросту завалился на пол без сознания. Так что вначале пришлось его просматривать со всем тщанием, а потом и приводить в себя самыми простейшими средствами. Когда он открыл глаза, первое, что я у него спросил, это:

– Лапа не болит?

– Нет… А что там на ней?

– Да ты, красавец, нарисован! В шлеме! И лихо размахивающий над головой вимлачом! Э!.. Девочки!.. Отдайте лапу её хозяину, а то татуировку протрёте взглядами!..

Те не только рассматривали, но ещё и своими ноготками пытались кожу испытать на прочность, а рисунок на долговечность. Удивляюсь, как товарищ по разуму, будучи без разума и в отключке, не полосонул непроизвольно женщин своими когтями? Мне чуть не стало плохо от разыгравшейся фантазии.

Но в руки себя взял быстро, двинувшись первым к месту общего сбора:

– Всё прошло на «отлично!» Имеем нового коллегу, полноценного наездника. Скорей всего, отныне, ещё и подданного империи Альтру. И наша суммарная мощь, красавицы, составляет не менее пяти целых и восемьдесяти трех сотых от какогото максимума. Если учитывать, что шесть – у императора Альтру, то мы с вами кто? Правильно – сила! Даже не представляю, насколько она увеличится, когда и вы двое станете Светозарными…

– И ты! – напомнила мне Ксана очевидное.

– Ну… со мной не так всё ясно, – напомнил я. – Мужчины сразу бегут со Дна, ничего не соображая, так что… – Я примолк, мы уже выходили в зал, но мне в спину зашептала ехидно Всяна:

– Ничего, Миха! Мы знаем, за что тебя удержать можно!..

Постарался на эту угрозу слишком явно не вздыхать, а немедля обратился к Степану:

– Все здесь? – Поняв по кивку, что все, продолжил, уже обращаясь ко всем присутствующим: – Дамы и рыцари! Дворец в нашем распоряжении, а мы – в полном спокойствии! Завтра начнём разведку и сбор груанов. А сейчас кратко, в нескольких словах, ответьте мне на общие вопросы. Франя, что с кухней?

– Я такой роскоши представить себе не могла, – затараторила наша шефповар. – Правда, плиты в большинстве своём странные, такие дровами не протопишь, но вполне достаточно и обычных печей для приготовления пищи. Вот только дров нет – ни единого поленца.

– Журба, что у нас с запасами провианта в замке?

– То же самое, что и с дровами, – улыбнулась та. – Ни щепотки соли. Зато с водой – полный порядок, не просто горячая, а кипяток плещет, если холодной не добавлять.

– Что с подвалами? Кто там был?

– Три этажа, – стал докладывать Степан Живучий. – Самый нижний – на уровне каверны, где расположена Иярта. Там есть специальные окна для просмотра, кажется, что когуяры на серпансах всего в одном метре от наблюдателя проезжают. Дверей и выходов не нашли. Ну а сами помещения голые и пустынные. Такое впечатление, что либо не успели обставить мебелью, либо они предназначены для чегото особенного, вплоть до устроения игрищ, хороводов, или сделаны под запас.

– Кто добрался до чердака? И на какой он высоте?

– Всего, от уровня входной двери, – стал докладывать Влад Серый, – вверх возносится восемь этажей. Но два последних – практически пусты и ничем не обставлены. Если и есть спальни, то пустые, зато душевых, отлично действующих, хватает. Моё мнение – там вполне удобно разместить мастерские или художественные студии. Окна смотровые выходят на обе стороны, но большинство – в сторону Иярты.

Напоследок я поинтересовался:

– Что ещё заметили настолько важного, о чём нам всем и командиру следует знать немедленно?

Судя по улыбающимся и счастливым лицам, заметили подруги и товарищи много, но все это не входило в категорию «важное и немедленное». Иначе каждый мог бы изливать свои восторги до утра. А ведь уже по всем понятиям царила глубокая ночь, когда все порядочные разумные ложатся баиньки и отдыхают. Поэтому я распорядился:

– Всем отдыхать! Сейчас наглухо закрою наружную дверь. Нужную часть товаров принесёте утром. Располагаться на втором этаже с левой стороны от входа. Дежурных менять через каждый час…

Так и думал, что недовольные даже в таком раю отыщутся! Одна из «квартета отверженных», стараясь говорить тоном невинным, задала весьма каверзный вопрос:

– А почему нельзя занимать спальни более шикарные? Вон, на третьем этаже есть.

Не хотелось рассусоливать на тему того, что личный состав лучше всего компактно поселить в одном месте. Не поймут. Да и более веская причина у меня имелась, которой я не постеснялся воспользоваться:

– Напоминаю в последний раз: этот замокдворец мы не просто оккупировали, как делается везде на Дне, а я его взял в аренду. Особо подчёркиваю: я, именно я взял его в аренду! И понятия при этом не имею, чем мне придётся расплачиваться за использование такого шикарного, пусть только и второго этажа под наши общие нужды. Человек я не богаче каждого из вас и опасаюсь, как бы с меня кровью отдать долг не потребовали. А у меня её тоже мало… Так что в несколько ином, более комфортном помещении имеют право поселяться только женщины в положении. Всё понятно? Тогда расходимся отдыхать!

Народ зашумел, вполне радостно и весело, даже голоса некоторых, особо раскрепощённых женщин послышался:

– Так и мы не против стать беременными!

– Но не от кого!

– Может, командир пособит? Хихи! Хаха!

Тут встал со своей мраморной лавки, где он восседал вместе с Франей, Неждан Крепак, дождался сравнительной тишины и заговорил:

– Командир, тут такое дело… Сил у нас ещё хватает, и мы бы хотели всётаки закончить засолку шкурок скользких зайцев и заготовку, мариновку мяса. Конечно, только на добровольных началах… – Так как я смотрел на него с полным недоумением, он стал объяснять: – Ты правильно заметил о нашей бедности, поэтому хотелось бы вернуться в мир Набатной Любви уже людьми обеспеченными или имеющими средства для нормальной семейной жизни. Както сильно не хочется зависеть от гаузов и кланяться этим колобкам…

Все окончательно притихли, ожидая моей реакции. Пришлось пояснить, как мне вознесение Светозарных видится:

– Скорей всего, это гаузы обязаны кланяться каждому носителю, принесшему наверх особый комплект груанов. И за это предоставлять им всё, что те только не пожелают.

– А вдруг ты ошибаешься? – вопрошал хозяйственный Неждан.

– Может, и так… Но как ты вынесешь за собой рюкзаки с изумительной (согласен!) и очень дорогой кожей, если соображаловка теряется, и даже всё лишнее человек с себя перед клетью сбрасывает?

– Так то человек , – ухмыльнулся ветеран. – А если будет нести моя жена? Светозарная? Да ещё обладающая немереной силой? Если уж Всяна себя контролирует и от мужа не убегает, то моя Франя тем более ценный груз не бросит. А то и меня заставит чтото нести, если мы правильно к вознесению подготовимся.

Вот тут уже все задумались. Практической смекалке супружеской пары оставалось только позавидовать. Подобные шкурки – в любом мире достояние, а иных сокровищ у нас под боком нет. И даже «чужие» груаны, скорей всего, нельзя наверх доставить, рядом с полным «светозарным» комплектом. Недаром их сбрасывают с себя возносящиеся, действуя на голом инстинкте или на конкретном внушении.

Рассуждая почеловечески, следовало разрешить самым усердным «колхозникам» работать хоть круглыми сутками без сна. Но для командира подобное было неприемлемо. Изза сонных, постоянно оступающихся людей остальные тоже будут страдать, ошибаться, перерабатывать, рисковать получением травм. В итоге – потеря времени, темпа, а потом и лишняя задержка на Дне в течение суток, а то и двух.

Всё это я объяснил спокойным рассудительным тоном и напоследок спросил:

– Хотите изза этого задержаться на лишние дни?

Вот тут меня народ и ошарашил:

– А что? – пожал плечами Неждан, оглядываясь на согласно кивающую Франю. – Мы тут готовы и лутень лишний пожить. Серпансы есть, вимлачи тоже – куда спешить? Ты, Миха, спокойно возносись со всеми, кто захочет, ну а мы уже и сами свои груаны доберём, без лишней спешки.

Тут же друг за дружкой отозвалось ещё две женщины, одна «на всё готовая»:

– Тоже с удовольствием поживу лутень, а то и два.

– А я, – заявила вторая, из «независимого трио», – вообще не против здесь на несколько лет остаться… Что меня в Набатной Любви ждёт? Серость и скука с детства знакомого города. Зато здесь… мм! Романтика!.. И роскошь…

У меня буквально челюсть отвисла от таких вывертов человеческой психики: добровольно оставаться жить на каторге! Уму непостижимо!

Меня попыталась както защитить умная, сообразительная Ксана:

– Какие вы хитрые! Сами будете жить в этом дворце, а оплачивать ваше проживание будет Миха?

На что отозвалась Франя, обладающая житейской смекалкой на самом высочайшем уровне:

– Ты, красавица, законы не передёргивай, мы и сами всё хорошо знаем. Как только Миха Иггельд Резкий покинет Дно, сразу срок аренды, оформленной на него, закончится и перейдёт на нас. А мы уж какнибудь этот вопрос уладим, чай, тоже грамотные…

И я отлично заметил, как на мою супругу уставилось сразу около двадцати пар глаз, смотрящих с вызовом и с подозрением. Оно и понятно, льготников, пусть даже и беременных, имеющаяся в любом коллективе некая часть народа всегда недолюбливает. Тем более когда объём льгот зашкаливает все разумные пределы.

По виду Ксаны стало понятно, что она собирается ринуться в словесную перепалку. Двойняшки тоже решили её поддержать, а видимая только мне вуаль Всяны замерцала тревожными, пурпурными бликами. Этак и до крайностей может дойти, и хорошо, что я уже мысленно собрался, подтянул челюсть на место и знал, как действовать.

Громко хлопнул в ладоши, останавливая готовых ринуться в жёсткий спор жёнкрасавиц, и огласил командирскую волю:

– Хорошо, тогда слушайте мой приказ: любой может заняться хозяйственной деятельностью и делать личные накопления, но вначале обязан предупредить об этом моего заместителя командира и моего комиссара. Как вы знаете, комиссаром у нас Зоряна. Кто не знает – пусть запомнит. Только после этого предупреждения «вольных ремесленников» снимают с общественных работ, и они действуют только для себя и в собственных интересах. Остальные, кто спешит домой, переходят в ранг… эээ, пусть будет «космонавтов», и работают только на общее благо. Все действуют по моим строгим приказам и всеми силами помогают заполнить пояса именно космонавтов. Причём первыми будут уходить без разницы между полом те, кто будет выбран жребием. Исключение составлю только я! В данной группе я уйду последним. Ну вот, вроде теперь уже всё… Ах да! Чуть не забыл! Со стороны «вольных ремесленников» тоже обязан выставляться дозорный, бдящий на посту нужное количество часов, которое легко вычислить по количеству людей каждого коллектива. Как обращаться с наружной дверью – Зоряна знает. Вопросы есть? – так как все молчали и только растерянно переглядывались между собой, я добавил: – Тогда спокойной ночи! Всё остальное решают заместитель и комиссар!

И не оборачиваясь, никого за собой не призывая, поспешил наверх по парадной лестнице. За мной всётаки устремились супруги, друг Хруст и безмолвный Чамби. А остальных я и не ждал.

Глава 13

Баба с воза – кони в экстазе

Только в кабинете Снажа у меня поинтересовалась с опаской:

– А не слишком ли ты резко всех разогнал по отдельным артелям? Вдруг тот же Степан и та же Зоряна примкнут к вольным ремесленникам? Да и остальные?.. Тогда мы сами останемся, пусть и названные громогласно какимито «космонавтами»…

– Ха! В таком случае вообще никаких проблем для нас! – воскликнул я, грузно усаживаясь в кресло, предназначающееся владельцу. – Мы немедленно вскакиваем на серпансов и отправляемся на сбор груанов. И уже через десяток часов оказываемся в Набатной Любви. Разве не так?

Вынужденные со мной согласиться женщины заулыбались, а Всяна хвастливо напомнила:

– А я так вообще могу в любой момент домой отправиться! – подошла ближе к окну и воскликнула: – О! Посмотрите! Центр Иярты словно светиться начал!

Я просто развернул своё кресло, благо что то вращалось, и тоже уставился на город. Над тем и в самом деле возвышался этакий призрачный купол света, добавляя освещения на внутренние улицы и здания.

Данную странность пояснил когуяр, не успевший о такой детали городского быта поведать раньше:

– Странно, правда? Ночь – светлей, чем день… Но по старым легендам так слегка светилось именно ночью. А днём здесь было так же невероятно светло, как в Шартике, откуда наши прародители сбежали в этот мир, чтобы не погибнуть. Но «большой» свет исчез, сменившись вечным сумраком, вместе с уходом Меченых…

Печальный итог, когда одна великая цивилизация покидает своих подопечных на произвол судьбы. Хотя стоило отдать империи Альтру должное: мегаполис они построили, беженцев благоустроили в роскоши, питанием и водой обеспечили. Ну а всё остальное…

А всё остальное меня пока не волновало! Я вновь развернулся и наткнулся на требовательный взгляд Ксаны, которая улеглась боком прямо на стол. Она и опередила меня с вопросом:

– Почему мы не отправляемся в нашу спальню? Там такая огромная душевая…

– Потому что надо ещё поработать для собственного блага! – перекривил я её.

– То есть ты предлагаешь неотложно отправляться к серпансам, а потом на сбор груанов?

– Нет! Только надо нам облазить этот весь кабинет да отыскать некий пульт управления всем замком. По идее, он должен быть здесь. Не отыщем, посмотрим в спальне. Поняли, девочки? Тогда приступаем!.. Всяна, кончай хихикать! Я на твои новые возможности надеюсь больше всего. Ищи!

Но та явно не спешила выполнять мои распоряжения. Упёрла ладошки в бока и стала у меня выспрашивать:

– А интересно, как я буду в этом поясе с груанами заниматься сексом? Раньше мы их снимали, и они не становились «чужими», главное было не перепутать. А что будет сейчас? Всётаки комплект, особо ценные структуры…

Решил над ней немножко поиздеваться:

– Ради великих целей стоит идти на любые жертвы! Запомни это, малышка. Поэтому мы тебя вычеркиваем из списка ночующих рядом с мужем. Думаю, в соседней спальне тебе будет спать и комфортнее, и уютнее, и спокойнее… И не надо так на меня смотреть: потому что кушать мы так и будем продолжать за одним столом, не переживай!

Младшенькая снисходительно хихикнула:

– Это не я, это ты должен переживать… и вон они! – она ткнула пальчиком в сестру и в Ксану. – Потому что я уверена, такого удовольствия, как достичь оргазма вместе со Светозарной, вы никогда ещё не получали.

Не скрою, такое заявление меня жутко заинтриговало. Да и не только меня! Как ни крути, а наличие особой магической силы у Всяны пёрло через край. И если эта мощь да в момент оргазма пойдёт на его усиление, то чувственные наслаждения могут удвоиться… А если утроятся?.. А если…

Нервно облизнувшись, я оборвал свои пока ещё неуместные фантазии и жалостно попросил:

– Всяна, а может, вначале всётаки поищем?

– Всё равно не пойму, зачем оно тебе? – удивилась Светозарная, кардинально меняя свой тон с игривого на недовольный: – Всё роскошно, всего хватает, три жены тебя ждут и обещают невероятное блаженство, чего ещё тебе неймётся?

И все они, в том числе и Хруст, уставились на меня вопросительно. Вот под этими взглядами я осознал окончательно, что же мне не даёт покоя. Чуть покривился в сомнениях, но решилтаки высказаться:

– Понимаете, мне покоя не даёт то интенсивное движение за окном, – большим пальцем ткнул себе за спину. – Там идёт война, гибнут люди, и мне кажется… что надо им помочь…

– Да кто они тебе такие, чтобы им помогать?! – излишне резко воскликнула Снажа. – Уголовники и каторжники!

И ей не менее зло вторила Ксана:

– Вон, даже наши решили отказаться от твоего командования! А какой же ты благодарности дождёшься от иных обитателей Дна?

Я невесело усмехнулся, тяжко вздохнул и заговорил после солидной паузы:

– Не столь важно, как повели себя наши , имеют полное право, руководствуясь тем же уставом. И вопрос не стоит именно в людях, надо спасать обе стороны. Наверняка гибнут и когуяры, а нарвутся на солидную банду, а то и армию, им и серпансы не помогут. Причём война ведётся до дикости бессмысленная и ненужная. Поэтому помогать следует и людям, и нашим братьям по разуму… Хочу я этого или нет, но пока не разберусь с этой проблемой – не уйду. А для вас груаны найдутся уже завтра… Но ещё хочу напомнить по поводу каторжников и уголовников: не так дано две девушки тоже считались уголовницами, находясь в беспросветном рабстве… Может, мне надо было пройти мимо и забыть про них? Наверное, мы бы с Ксаной и сами насобирали двадцать пять груанов…

В ответ мне не прозвучало ни звука. Разве что Всяна с шумом развернулась от стола и, деловито поспешив к стене, начала её ощупывать и просматривать. Её примеру последовали и все остальные, исключая только Чамби, опрос которого я оставил уже на завтра. А я, начав внимательно осматривать письменный стол, всётаки дал некие пояснения:

– Мне следует либо самому проехаться по Третьему ущелью, либо подслушать, о чём говорят снующие по дороге всадники. Раз там внизу есть окна, должны быть и слуховые отверстия. А то и непосредственные выходы… Не поверю, что в таком великолепном дворце не были предусмотрены потайные двери… Но, скорей всего, они имеют общую блокировку именно отсюда…

Увы, ничего интересного мы в кабинете не отыскали. Как и в расположенной рядом спальне, которую мы выбрали себе для отдыха.

Единственное, что меня привлекло среди нескольких вещиц, расположенных в ящике прикроватной тумбочки, это несколько необычный, но всётаки явно узнаваемый свисток. Остальные безделушки так и не нашли во мне ни малейшего отклика или понимания. А вот свисток внимание привлёк сразу, громоздкий, круглый, как рулетка, и необычайно тяжёлый для пластмассы. Недолго думая я приложился к нему губами и подул.

Лучше бы я этого не делал! Воздух вокруг меня завибрировал, женщины скривились, а когуяр так вообще закрыл уши лапами. Ибо мощно зазвучал неприятный, низкий свист. Подозреваю, что он ещё и на низкочастотном уровне кишки рвёт.

– Миха, прекрати! – надрывно закричала Ксана, а когда свист стих, Всяна с уверенностью заявила:

– Точно такой же свист раздавался со свода, перед крушением Пирамидки. Изза него все твари тогда в нашу сторону ринулись.

Увы, имелся такой случай в нашей недавней истории. Ничего хорошего, только печаль. Хотя… если бы не рухнувшая башня, мы бы и здесь не оказались. Чем не улучшение? Вот и оправдывается старое изречение: «всё, что ни происходит, – к лучшему!»

Поэтому весьма ценное устройствосвисток я прикрепил к цепочке одного из медальонов, собираясь его тоже носить за пазухой. И пояснил:

– Вдруг понадобится? Чё мне губы свои портить свистом?

Только после этого я разрешил себе в первую очередь опробовать кровать, которую уже успели застелить чистыми, новейшими, «только из Длани» простынями.

Несколько интересно было наблюдать, как моется Всяна. Вначале помыла голову и грудь, наклонившись сильно вперёд, потом перевесила пояс с комплектом груанов себе на шею и домыла остальное тело. Всётаки снять с себя символ ранга Светозарной она не осмелилась, но меня настойчиво терзали немалые сомнения на тему: а не будет ли нам мешать пояс во время секса?

Оказалось, что зря сомневался. О поясе мы забыли уже на пятой минуте. А на десятой началось такое, что можно увидеть лишь в эпицентре бушующего грозового облака. Это если глаза не сгорят после первой же вспышки молнии.

У нас не сгорели. Да и мозги не оплавились, как мне показалось на двадцатой минуте. И здание не разрушилось, как я опасался, почувствовав странную вибрацию всего монолита. А барабанные перепонки не лопнули, а голосовые связки не порвались, наверное, чисто случайно. Просто повезло…

Ну и к двадцать пятой минуте мы просто провалились в полный мрак какогото затянувшегося экстаза. Видимо, восприятие зависло на какойто максимальной для него черте, а чтобы прочувствовать дальше, не хватило эротических рецепторов и наличных органов восприятия. Вот потому на вершине оргазма мы ничего, кроме мрака, уже и не чувствовали.

Потом уже Хруст рассказал, что над Ияртой купол «ночного» света так ярко разгорелся, что в городе поднялась всеобщая паника. Когуяры попряталась в зданиях, и на улицы никто не высовывался, пока вновь не наступил дневной сумрак.

Звуки нашей оргии услышали и поняли все новосёлы без исключения. А кто улёгся раньше спать, ещё около часа вздрагивал от странной вибрации, которая волнами накатывала на весь каменный массив уникальной постройки.

Единственные, кто никак не отреагировал на случившееся, – это серпансы. Однако управленец и боевые скакуны отсыпались про запас. Неужели догадывались, что вскоре им придётся работать на износ?

Глава 14

Первые сведения

Проснулся я невероятно рано, по моим чётким ощущениям, проспав всего часа четыре. Женщины спали, нисколько не реагируя на мои движения и на уход. Тогда как я чувствовал себя настолько свежим, отдохнувшим и выспавшимся, что ощутил… зверский голод. Ну да, все люди как люди, а мой Первый Щит, а теперь ещё и устроившийся в желудке груан меня в какогото прожорливого зверя превратили. Надоело, честное слово!

Но возмущаться и выказывать мысленное недовольство – это одно, а воспротивиться и не отправиться на поиски кухни – это уже вообще сверх всякой силы воли. Единственное, что я ещё смог сделать по чувству долга, так это пройтись через зал третьего этажа и проверить стоящего в дозоре человека. Судя по тому, что меня там встретили два улыбающихся женских личика, нас, космонавтов, осталось ещё предостаточно, и ко мне как к командиру доверительные и уважительные отношения не исчезли.

Такое у нас практиковалось: если дежурили дамы, то вдвоём, два часа вместе. Надёжней – не заснут, и веселей. Меня они встретили не только добрыми улыбками, но и чисто свойскими подначками:

– Миха, да ты и не спал, поди? Аль жёны не дают? – спрашивала одна с наигранным сочувствием, а подруга ей же и отвечала:

– Конечно, не дают! Вон как бедного парня заездили, чуть замок не развалился!

Смущаться мне не пристало, но разговор постарался перевести на иную тему:

– Кому ещё, кроме меня, не спится?

– Да почитай вся бригада «вольных ремесленников» трудится, свою долю шкурок спешат выделать, – последовал обстоятельный доклад. – Всего их восемь человек, и завтра собираются на новых зайцев охотиться.

– Тоже есть свой позитив в этом! – хохотнул я. – Будем до самого последнего дня обеспечены свежим мясом. А то ведь маринованное приестся быстро. В каверну никто не захаживает?

– Неа! Только зайцы пасутся да… размножаются!

И давай обе хохотать. И, уходя, я бросил обещание:

– Ничего, скоро и у вас появится возможность размножаться как следует. Вот только домой попадёте…

На кухне зайчатины хватало, как свежей, так и маринованной. А вот жареной – ни одного кусочка. Но я не гордый, как говорится, «Голод – не тётка, а мать родна. Заставит шевелиться любого лентяя, коль приспичит!» Да и плита раскалённая была готова, возиться с дровами не пришлось. А сам процесс жарки – простейшее дело! Маленькие кусочки быстро прожариваются и съедаются с пылу с жару, а большие уже с лепёшкой идут – только успевай переворачивать да старайся, чтобы жир горячий на руки не брызнул.

За этим интенсивным творческим процессом меня застал Неждан, принесший очередную гору товаров от Длани. Разгрузился на большой стол и поспешил ко мне. При этом глаза не прятал, но некое смущение в его словах всётаки ощущалось:

– Командир, ты на нас не обижаешься?

– Ни капельки! По уставу у нас на подобное отделение каждый имеет право.

– Ну а если чисто потоварищески?

– Ещё лучше! – не кривил я душой. – Это ж мне теперь насколько меньше времени придётся терять на добычу груанов! Лепота! Так что работай себе и ни в чём не сомневайся!

– Ну, ежели так… Но в случае нужды ты нам сразу говори, что угодно сделаем, поможем и повоюем.

– Спасибо, учту.

На том мы и расстались. Неожиданно появился Чамби. То ли меня по следу нашёл, то ли и без меня прекрасно знал, где кухня находится. Ему я тут же плеснул маринада на пол, а потом прикосновением с чипом устроил контакт:

«Чем занимаются мои супруги?»

«Спят», – последовал лаконичный ответ, полностью меня устраивающий. Но так как следующей моей целью были подвалы и тамошние окна в сторону Иярты, то наличие серпанса возле себя я воспринял с оптимизмом: вдруг чтонибудь при поиске выходов, слуховых щелей или неких пультов управления подскажет.

Полчаса интенсивной жарки утолили мой голод, а жар от плиты, наоборот, разморил, вгоняя в сон и вялость. Захотелось отправиться в спальню да завалиться досыпать между манящими женскими телами. Пришлось себя самому к порядку призывать:

«Если спать хочется, то можно. А вот если опять здание трясти – то не фиг. Иначе таким, как Неждан, стану и в этом замке до самой пенсии застряну! Работать!»

Прихватил в бидоне немного маринада, поманил за собой Чамби, да и отправился на поиски запасных выходов на ту сторону. Сразу же из первого смотрового окна рассмотрел усилившееся сияние купола над Ияртой, но значения этому не придал и уж тем более не связал с моими личными страстными излишествами в новой спальне. Решил, что под утро купол светится сильней, а раз всадников на дороге не видно, то все когуяры дисциплинированно отсыпаются.

То есть огорчился от того факта, что ничего с той стороны не услышу, даже если и наткнусь на слуховые щели. Но искать оные приступил с необходимым рвением и сноровкой. При этом руководствовался здравыми рассуждениями того, откуда лучше всего подслушивать и подсматривать. Но тотчас допустил ошибку: думал с позиции нормального человека.

По этой причине потерял напрасно полчаса. И только заметив некие просмотровые щели на высоте пяти метров, задумался:

«Великаны здесь жить не могли, кровати и вся остальная мебель – нормальные. А почему же так высоко? Лестницы? Нет их, и неудобно… Боевые серпансы? Уже горячо… Всётаки здесь царит культ «наездников» даже среди Меченых. Не удивлюсь, если некоторые на этих громадных привидениях чуть в туалет не ездили. Пока вроде верно рассуждаю… Мало того, здесь в подвалах могли эти скакуны и храниться на любой повседневный или пожарный случай. Надо, сел на него, приподнялся на пять метров и, в полном удобстве восседая, смотришь на дорогу; надо – дальше по той же дороге… О! А ведь это мысль! Однозначно и выход удобнее всего, надёжнее делать как раз на том уровне! Привидението пройдёт сквозь любую стенку, а человека пронесёт при этом только лишь сквозь специально рассчитанное и открытое на тот момент отверстие. Значит, что? Значит, надо мчаться за своим Росинантом!»

С этим я мигом управился. И вскоре, уже восседая на боевом серпансе, присматривался к каждой щели и прислушивался к каждой дырочке. Причём заметил, что в город в одиночку, парами, а то и небольшими группами когуяры продолжают возвращаться. То ли разъезды какието шлялись, то ли разведчики, то ли посыльные. Но все они, как только выезжали из Третьего ущелья и город попадал в пределы прямой видимости, замирали в явном удивлении. Было с кем – интенсивно переговаривались и, резко стартуя с места, устремлялись в сторону мегаполиса. То есть нечто, а похоже, излишнее сияние, их явно удивляло.

А потом мне повезло: отыскалтаки слуховые отверстия! При этом сместился уже порядочно по внутреннему фронту самого дворца, зайдя влево немного за отметку самого поворота дороги. И там замер, усилив свой уникальный после приживления груана во мне слух.

Первая пара когуяров обменивалась репликами ещё перед поворотом.

– Чего это там так светится? – озадачился первый.

– Наверное, дозорные костры жгут… – меланхолично предположил второй.

– Костры? С какой стати? Или они, идиоты, хотят нарваться на суровую кару от кардиналов? – но когда рассмотрели купол над городом, остановили своих серпансов в изумлении: – Ничего себе! С чего это такая яркость?!

Меланхолик тоже удивился:

– Такое только в легендах рассказывают… Неужели Меченые возвращаются?

– Не говори глупостей! – первый нервно оглянулся по сторонам и, понизив голос, зашипел на товарища: – Или забыл, как за подобную ересь шаманы карают слишком болтливых? Ускоряемся!

– Может, дождёмся остальных?

– С какой стати? Или боишься, что твоя Чайшан заблудится с кемто другим в кустиках плегетты? Хаха!

Сомневающийся меланхолик промолчал, и оба умчались в Иярту. А я задумался над услышанным. Вроде ничего не значащий разговор, а информации много. И про отношение воинов к легендам, и про опасливое отношение к шаманам и кардиналам, и про подспудное желание верить в сказку и дождаться тех, кто построил народубеженцу этот роскошный мегаполис. К тому же, как я понял, следом ещё ктото движется, и решил не продолжать поиски выхода, а оставаться на месте.

И не прогадал! Через четверть часа показался более многочисленный отряд когуяров. Четверо возвышались верхом, а ещё две пары ехали на боевых серпансах, которые двигались в режиме «большой багаж», не стоя, а лёжа. То есть в горизонтальном положении везли на себе по одному раненому и одному сопровождающему, которые поддерживали пострадавших. Один раненый лежал вроде как без сознания, а второй перемежал свои высказывания порой стонами боли, а порой ругался. Благодаря своему усиленному слуху я их начал хорошо слушать ещё метров за сто от поворота:

– …Всё равно надоело! Тем более что лично я не вижу никакого смысла в этой затянувшейся осаде. Люди просто хотели уйти, и воевать с нами никто не собирался!..

– Да ладно тебе, Вынту, возмущаться! – довольно весело отозвалась особь женского пола, двигавшаяся верхом. – Это ты просто злишься, что ранен. А вот нечего было подставляться под дротики! Да и серпансом управлять лучше следовало…

– И кто бы меня учил, а?! – ещё больше горячился раненый Вынту. – Ты самато, Чайшан, давно в отряд попала? Да и сама только в тылах как самка отсиживаешься. Вдобавок толком ни с кем ещё не сдружилась, потому тебе и не жалко никого. И забываешь, что от рук той человеческой ведьмы уже одиннадцать когуяров пало! А раненых сколько!.. И никто понять не может, чем она их убивает… какаято невидимая смерть…

– Но среди убитых – не все воины, – продолжала беспричинно веселиться особа женского рода. – Четыре шамана погибло, чем не повод для продолжения хорошей войны?

Но в тоне и словах было столько двусмысленности, что закрадывалось подозрение: Чайшана чуть ли не радуется смерти четырёх служителей местной религии. На это обратил внимание и командир отряда, прорычавший более чем грозно:

– Придержи свой глупый язычок, Чайшан! Не то отправлю на суточные дежурства на скалах!

Самка фыркнула с презрением, но ничего больше не сказала. Зато раненому терять было нечего. А может, рана ему слишком досаждала, увеличивая раздражение:

– Ха! Если бы только шаманы воевали, я бы не возмущался. Но они и нас на штурм замка гонят уже полный лутень. А теперь ещё эта затея с тараном им в головы взбрела! Опять будут трупы с нашей стороны, вот увидите. Потому что ничего толкового с этим тараном не получится.

– Это ты зря! – отозвался ещё один всадник. – Таран против башни или замка – дело стоящее, вон сколько примеров в истории… Но всё равно с тобой согласен, без жертв не обойдётся. Как по мне, то лучше продолжать планомерную осаду и ждать, когда люди вместе со своей ведьмой от голода вымрут.

Тут отряд достиг поворота на дороге, и светящийся купол над мегаполисом тоже им стал заметен. Без подобного освещения или костров когуяры тоже видели, как обычные люди, не дальше шестидесяти метров. Так что любое усиление видимости для них было невероятным по значимости событием. Правда, командир рыкнул нечто неразборчивое, и на месте останавливаться никто не стал, так и начали обсуждение в продолжающемся движении:

– Что за чудо?! Невероятно ярко светится!

– Ну да, такого никогда раньше не было! Может, чтото случилось?

– Было раньше такое, было! – восклицала Чайшан. – Когда Меченые нами опекались, говорят, что днём было светло, как на нашей древней прародине!

От такого напоминания примолкли и задумались все, продолжая удаляться от меня, и уже потом, на пределе слуха, мне удалось различить слова командира отряда:

– Чего даром гадать, скоро всё точно узнаем…

Ну вот, коечто прояснилось для меня и по конкретике ведущихся боевых действий. Некие люди, причём в большом количестве, довольно успешно обороняют захваченный замок. И, несмотря на длительную осаду, когуярам так и не удалось сломить грамотное сопротивление.

Порадовало и отношение воинов к Меченым вообще и к шаманам да кардиналам в частности. Несмотря на прошедшие столетия, о прародине помнили, своих опекунов и покровителей ждали с трепетом. А вот власть теократов недолюбливали, мягко говоря.

Но что неожиданно и неприятно напрягло, так это слова о ведьме и названный срок осады – лутень. Чуть больше времени я нахожусь в мире Набатной Любви, естественно, что столько же – одна мне хорошо знакомая особа, которая при желании может убить любое живое существо на расстоянии. Пусть одно существо, максимум два, но может. Иных ведьм с такими талантами я просто не встречал и о таких не слышал.

«Да нет, такого не может быть изначально! – пытался я рассуждать трезво и взвешенно. – Шаайла по умолчанию не может попасть на Дно. Вопервых, она помешана на своем волшебном камнеартефакте и наверняка носилась с ним, пока не оказалась у себя в монастыре, под защитой иных вашшун. А вовторых, гордячка скорей погибнет, чем позволит кому бы то ни было, пусть даже гаузам, себя пленить, судить, а потом и отправить на каторгу. Невозможно такое! Ну да… Скорей всего…»

Тем не менее подспудное беспокойство во мне выросло, а червячок сомнений так и точил сознание разными нехорошими предположениями и гипотезами. А как этого червячка укротить? Только окончательно выяснив всю подноготную вокруг и внутри осаждаемого замка. Кто это может сделать? Только Хруст. Но он ещё слишком молод и неопытен, справится ли он? Без меня – вряд ли. Значит, надо отправляться с ним и мне? Точнее говоря – ему со мной! А для этого?.. Правильно: отыскать вначале всётаки выход наружу именно с этой стороны замка. Иначе сомневаюсь, что нам удастся проскочить по такой дальней объездной дороге без столкновения с многочисленными разъездами и заслонами вокруг города.

Конечно, иных вопросов в голове крутилась тьматьмущая, но поиск выхода – наиболее актуален. Этим я и занялся, смещаясь всё дальше и дальше влево от первой точки подслушивания. Потому как понимал: место для выезда прямо на дорогу должно быть более или менее потайное, со стороны не просматриваемое и даже при тщательном осмотре вблизи – неразличимое.

И вскоре такое отыскалось, идеальное во всех отношениях. На высоте восседающего на скакуне наездника я вначале заметил четыре уголка всё того же, присущего здесь любой тайне синего цвета. На стене собой уголки образовывали прямоугольник шириной метр, а в высоту все два. То есть восседающий всадник, в том числе даже и когуяр, мог бы проехать внутри прямоугольника, не касаясь его стенок.

Только сложность заключалась в том, что стена была сплошная, монолитная. Как я ни присматривался, никаких створок, петель, упоров рассмотреть в камне не удалось. Даже щёлочек какихлибо не замечалось. Полчаса бился над решением этой проблемы, пока не догадался, да и то скорей от злости и раздражения, запустить в центр прямоугольника эрги’с среднего размера.

Вот тогда появился действенный результат: высветился тоннель синего цвета, выводящий наружу сквозь стену толщиной в четыре метра. С той стороны теперь прекрасно просматривался участок небольшого лабиринта между несколькими валунами и скальными обломками. Но! Если смотреть обычным зрением, стена так и оставалась монолитной, единой в своей целостности.

«Эпическая гайка! – не мог понять я. – Это что, надо сквозь это проходить?! Через иную, плотную материю?! Или там всётаки дыра, а камень в ней – муляж, обман зрения или магический фокус?..»

Потом всётаки решился и попытался потрогать насыщенный синий цвет тоннеля рукой. Та провалилась в пустоту. Именно в пустоту! Не в кисель, не в иную вязкую субстанцию или имеющее плотность вещество, а в полнейший вакуум. Хотя… дышатьто там хоть можно? А зачем, спрашивается? Проскочил быстро опасный участок – и дыши себе сколько вздумается! Ну а если не проскочишь? Если вдруг тоннель закроется? Захлопнется? Или вообще некая изощрённая ловушка?

Пока я думал и сомневался, прошло две минуты, и яркость свечения прямоугольника стала падать. Примерно пятнадцать секунд ещё прошло, и всё стало попрежнему: передо мной гранит, которыйто и взрывами запаришься взламывать. Но делать нечего, запустил второй эрги’с, несколько большего размера, и стал ждать, засекая время.

Теперь тоннель был готов к употреблению минуты три, за которые я осмелился и голову в него засунуть на пяток секунд. Неприятное, должен признаться, ощущение. Это ещё я глаза не открывал и старался даже не думать, что мои мозги смешиваются с некоей твердью, но всё равно в сознании некий туман сгустился и словно мелкой пыли туда насыпали. Следовательно, передо мной не иллюзия, а всётаки натуральная стена, которую на время превращают в нечто… нечто…

А вот во что конкретно, мой отсталый мозг представителя цивилизация Земля додуматься так и не смог. Да и какая разница, коль самое главное достигнуто? И к чему там переживать про собственную безопасность, коли тут уже давно никто и никогда даже на свод не поглядывает. А ведь камни время от времени и оттуда падают! И ничего, привыкает народ, гораздо больше опасностей с иных направлений, вот самые мизерные серьёзности и нивелируются.

Так что на третий раз я решился. Высветил тоннель эрги’сом большой величины и быстренько промчался на Росинанте туда и обратно. Потом прислушался и проделал то же самое ещё раз. Отдышался. Дождался, пока стена вновь станет монолитной, и сделал пробы для самого короткого освещения тоннеля. А уже потом поспешил в выбранную моими жёнушками спальню. Те к тому времени проснулись, помылись, оделись и обсуждали вопрос: точно ли они отыщут меня на кухне?

Увидев меня, первой удивилась Ксана:

– Когда ты встал, что мы даже не услышали?

– Часа три назад…

– И всё это время… жарил мясо? – поразилась принюхавшаяся ко мне Всяна. Вот, отныне следует учитывать её невероятно усилившиеся умения и возможности.

– Да нет! Уже два часа по подвалам пыль собираю, – повернулся к подошедшему Хрусту. – И разговоры твоих земляков выслушиваю. Все они клянут шаманов, не хотят воевать и сильно удивляются слишком яркому освещению в городе. Предполагают, что это связано со скорым возвращением Меченых.

Сумрачный тигр заметно оживился:

– Правильно! Я бы тоже так думал!

Но Снажа обратила больше внимания на мои иные слова:

– То есть ты отыскал щели, через которые можно слышать разговоры с дороги? Может, тебе и выход удалось найти?

– Удалось, без всякого «может». И уже через час я в компании Хруста Багнеяра проедусь по Третьему ущелью.

– А может, мы сами проедемся? – закинула удочку Ксана, выделяя местоимение. – Зачем другом рисковать?

– Нет! – с ехидством ответил я. – Не вы, а я и Хруст! Потому что дамам в положении вообще наказано сидеть дома и никуда дальше порога не высовываться! Поняла?

Теперь уже за старшую жену заступились обе двойняшки:

– И кричать на беременных женщин нельзя! – наущала меня Снажа. – Иначе…

– …иначе мы тебе устроим такое наказание, – подхватила Всяна с излишней строгостью, – что ты ооочень пожалеешь!

– А именно? – не смог я удержаться от любопытства. Ну и загордившаяся Светозарная мне выдала:

– Будешь спать от нас отдельно!

– Ойии!.. – затянул я притворно, словно меня пронзило зубной болью. – Как же так?! Неужели вы такие бессердечные и злые?! Напугали… дрожат коленки… сейчас заикаться начну!.. – но тут же быстро развернулся, двинулся к выходу, увлекая за собой когуяра: – Дружище Хруст! Поспешим на кухню завтракать, потому что нам скоро уезжать! К тому же нам ещё и ночью, благо я сегодня свободен, удастся сделать массу добрых и полезных дел. Поэтому правильное питание – основа великих свершений!

И перешёл на бег, ставя попутно на барабанные перепонки в ушах полные фильтры, отсекающие любые звуки. Пора уже показать окончательно зазнавшимся женщинам, кто в доме истинный хозяин.

Глава 15

Боевая разведка

Уже возле кухни я фильтры из ушей убрал и прямо на ходу принялся обучать своего брата по разуму некоторым теориям и формам государственного переворота. В финальной части своих поучений довольно сжато, но ёмкостно поведал ему основные азы агитационной работы в массах. Сам я не политик и в революциях не участвовал, но моего уровня знаний хватало и не для такого обучения.

Так что бедный когуяр только слушал, чуть пару раз не подавившись пищей в особо интересных, а порой и брутальных местах.

– Да, да, мой друг! – наущал я его, не забывая при этом набивать свой желудок во время коротких пауз. – Не все методы кажутся красивыми и достойными, но без них – никуда. Вспомни, как и за что убили твоих родителей, и тебе сразу станет проще. С монстрами и угнетателями твоего народа не зазорно бороться и самыми монструозными методами, ничего в этом постыдного нет!

Мои супруги тоже располагались поблизости, сверлили меня недовольными взглядами, но старались уловить каждое слово. Как же, такое готовится, а в их помощи никто не нуждается! Обиднос! Наверное… Я старался пока всеми силами игнорировать их присутствие, ибо мне не особо понравились наезды, которые могут позволить себе только те женщины, которые уверены в пожизненном супружестве со своим близким и желанным мужчиной. Мы так не договаривались, обещаний на подобное я тоже не давал, так что и нечего меня шантажировать или запугивать.

Тем более чем шантажироватьто? Я хоть и страстный поклонник прекрасного женского тела, но не настолько уж голоден, чтобы терпеть непорядочное ко мне отношение. А если некая особа возомнила о себе нечто эпическое да вдруг решила, что после сегодняшней ночи я подсел на некий сексуальный наркотик, то она глубоко заблуждается. Скрывать не стану, пережил во время секса со Светозарной нечто немыслимое, феерическое и желанное для повторения чуть ли не ежечасно… Вот, только мельком припомнил, и уже захотелось! Но! Сила воли действует, и достаточно вспомнить…

«А кого, собственно, конкретно вспоминать?.. Мм… О! Да хоть бы свою несравненную Марию Семёновну Ивлаеву, да не менее желанных Веру Васильевну, да Катерину тоже свет Васильевну, как сразу хочется оставить это Дно как можно скорей за плечами и не вспоминать о нём до самой смерти! Дас! Вот такой я!..»

Другое дело, что уже данные обещания выполняю, о друзьях радею, Хрусту и его народу вызвался помочь, и даже вон безымянным отрядом, который возглавляет некая ведьма, готов озаботиться в ущерб собственным планам и вполне очевидным политическим потребностям. Так что укорять меня не в чем! По отношению к недавним рабыням и к той же Ксане я все свои прежние обязательства не только выполнил, но и многократно перевыполнил.

Таким образом я рассуждал и оправдывал свои действия.

И вполне естественно старался сделать так, чтобы все подобные рассуждения легко читались по моей мимике, в моих жестах, да и во всём поведении в целом. Как следствие, мой демарш был воспринят красавицами совершенно правильно и, надеюсь, вызовет у них и в дальнейшем единственно правильную реакцию. Посмотрим, как они всё поняли и насколько гибкую тактику выберут в дальнейшем…

Сама лекцияконсультация, преподанная когуяру и совмещённая с завтраком, растянулась на час, но она того стоила. Мало того, слушатель мне попался очень способный и страстно желающий кардинально изменить бытие своих соплеменников, попрать в тлен заведомо ложные, насаженные насильно шаманами да кардиналами порядки оголтелой теократии. И когда я в итоге спросил, запомнил ли он основные постулаты и что ему из сказанного неясно, Хруст ответил, ничуть не хвастаясь:

– Память у меня невероятная, и я помню каждое сказанное тобой слово. Причём сказанное не только сегодня. С пониманием, а точнее говоря, с принятием всего сказанного и воплощением этого в жизнь – несколько сложней. Путаница маленькая появилась… Но о ней – потом, когда я смогу правильно вопросы сформулировать…

– Отлично! Тогда отправляемся в путь. Разве что вначале и тебе выберем шлем наездника.

Эту деталь я тоже оговаривал как весьма важную при определённых обстоятельствах. Коль уже придётся пользоваться легендами и подспудным желанием когуяров верить в древние сказки, то и определённые символы следовало задействовать с максимальной пользой. И в нужный момент, при нужном стечении народа, Багнеяру следовало не только символ на подушечке правой лапы продемонстрировать, но и шлем на голову напялить да в нём покрасоваться.

Правда, я опасался, что должного размера не отыщется, всётаки голова у друга казалась несколько крупней, чем моя, но такая оценка оказалась ошибочной, скорей по причине сильно торчащих кошачьих ушей и густого меха. Да и размеры головных уборов оказались ещё такие в запасе, что там даже две моих головы могли уместиться.

Мало того, мы провели тренировки по комплексному надеванию шлема. То есть опуская козырёк, оттягивая его вниз и создавая некое подобие противогаза. Не знаю, насколько плотно такой противогаз препятствовал проникновению воздуха со стороны, но в любом случае морда моего собрата по разуму преображалась, становилась неузнаваемой, весь облик приобретал иной вид, и вряд ли бы кто усомнился, что видит перед собой истинного «наездника».

Не забыли также и про оружие, и про ремни, и про некое количество одеял, в которые следовало завернуть багаж, да и сам багаж подобрали вполне соответствующий поставленным целям. И только когда собрали это всё в подвале возле моего Росинанта, следующие за нами женщины попробовали както о себе напомнить. Вежливо попытались, чуть ли не заискивающим тоном:

– Миха, а как вы вообще собираетесь передвигаться? – начала Ксана. – Тебя же издали заметят и сразу атакуют. Война ведь!

– Посмотришь, как… – лаконично ответил я, собирая копья и дротики в единую вязку и заматывая её в одеяло, чтобы не рассыпалась.

– Может, всётаки и нас возьмёшь в помощь? – нежно улыбалась Снажа. – Какникак, три наездницы на боевых серпансах – это великая сила. Только наше умение метать вимлачи может решить исход любого поединка. Сам ведь говорил, что вимлач можно и как оружие использовать?

– Говорил… – равнодушно согласился я, укладывая на лежащего серпанса собранный багаж несколько особенным образом. – Но своих решений я не меняю.

Тут и Всяна подошла, своими умениями Светозарной пытаясь осмотреть наружную стенку подвала.

– Ай, какой у нас муж строгий да неподкупный! – начала она с ёрничества. – А скорей всего, что и обманщик. Потому что нет здесь никаких выходов. Уж я бы заметила!

– Ну, нет так нет, – покладисто согласился я, усаживая Хруста на место наездника, а сам пристраиваясь у него за спиной в виде багажа. Связку копий и прочего оружия я не стал закреплять, продолжая держать её в руках. После приготовлений мысленно скомандовал серпансу встать и, уже оказавшись на высоте, с положенной строгостью обратился к жёнушкам: – Ведите тут себя хорошо, не вздумайте мне изменять… с кем попало, и не смейте покидать замок. Мы – часа на три, максимум на пять. Если что – вернёмся раньше.

На женских личиках читалось всё: повышенное внимание, напряжение, желание высмотреть новый секрет и, скорей всего, явно самовольная попытка этим секретом воспользоваться.

Ну, ну, мои строптивые малышки! Посмотрю, как вы тут потом злиться станете! Соорудил чётко выверенный, малый эрги’с, годный лишь для тридцатисекундного насыщения портала, и метнул его в должный прямоугольник тоннеля. А когда проход открылся, держа копья параллельно движению, скомандовал нашему скакуну двигаться вперёд. И под разочарованные, изумлённые восклицания женщин мы отправились в путешествие по Третьему ущелью.

Правда, после выхода замерли на некоторое время, устраивая багаж несколько удобнее, да и сам я разместился чуточку ниже, накрывшись и закутавшись в несколько одеял. Подобные тюки за собой возил здесь чуть ли не каждый всадник, да и мой друг утверждал, что нормальный воин за собой таскает чуть ли не всё своё ценное имущество вкупе с оружием и с найденными трофеями. Так что никому и в голову не придёт, что за спиной у молодого когуяра прячется человек.

Да так и получилось: несколько встреченных нами всадников, с которыми мы разминулись, просто салютовали в здешнем приветствии и мчались дальше. Никто на нас вообще особого внимания не обращал.

– Вас так много или вы все на одно лицо? – продолжал я разговор с Багнеяром, выглядывая у него изпод локтевого сустава.

– Ну что ты! Конечно, мы все разные. Нас больше ста тысяч, знать всех невозможно. А я ещё и сильно изменился, вряд ли меня даже друзья детства узнают.

Навстречу нам проехали три всадника, везущие в горизонтальном положении на серпансах внушительные тюки и обломки чегото завёрнутого в мешковину.

– Ого! Эти тоже с войны возвращаются?

– Скажешь такое! – Хруст находился в невероятной эйфории от своего состояния, возвращения в родные места и веселился от моего непонимания. – Это повезли в город утренние поставки грибов, корешков и питательных клубней. По Третьему ущелью и в его околицах самые лучшие поля, оранжереи и пещеры с разными культурами. Тут же – много башен и замков с многочисленными жителями. Вот местные крестьяне, не желающие становиться воинами, и проводят сбор урожаев, а потом выменивают его в городе на нужную им пищу и прочие предметы быта. Ведь поставки от новых владык идут только через храмы кардиналов.

– Помню, ты говорил… Кстати, я присматриваюсь ко всем встречным и не вижу у них никакого отличия от тебя в росте. Ты говорил, что ещё должен здорово подрасти, а на самом деле уже вроде как во всей красе…

– Всё равно должен! И всё равно подрасту! – радовался своей силе когуяр. – И причина проста: мои родители были чуть ли не самыми большими среди обитателей всего города. Так что просто обязан вырасти таким, как был мой отец!

– Тем лучше. Тогда искренне за тебя рад! – Хотя гораздо важнее для нашего вояжа был факт того, что никто не заподозрил бы в моём друге неуместного возле военных действий юношу. Ну и ещё одна замеченная несуразность меня интересовала: – А почему никто не мчится с максимальной скоростью? Почему только треть мощи скакунов используют?

Прежде чем ответить, Хруст надолго задумался, проанализировал имеющиеся у него сведения и наконец выдал мне результат размышлений:

– А наши серпансы не такие, как те, что ты отыскал. И, честно говоря, никогда не слышал, чтобы когуяры разыскивали привидений гдето возле дальних башен или замков. Все наши были найдены в гигантском хранилище непосредственно под городом и наверняка предназначались Мечеными для какихто иных целей. И хорошо, что они бессмертны и навечно закреплены за семьями, иначе город давно бы остался без транспорта. Да и кардиналы тогда имели бы совершенно безграничную власть, у них и так постепенно накапливается в храмах всё больше и больше привидений, которые остались от полностью вымерших или погибших семей. Наверняка там и четыре наших скакуна, которые по праву принадлежали отцу и матери… – он сделал паузу, и я ею воспользовался:

– То есть те же соседи не могут забрать себе бесхозных серпансов, даже если у них большие, многодетные семьи?

– Никогда! Хотя формально считается, что потом кардиналы распределяют привидения среди самых неимущих. На самом деле всё оседает под их лапами.

Знакомая политика. Теперь понятно, почему и войны теократам выгодны. Ещё сотнядругая лет, и самое главное средство влияния на общество – транспорт – сосредоточится у них. После чего их власть станет неоспорима и безгранична.

– Экие хитрецы! – только и вырвалось у меня. Тогда как друг с достойной похвалы последовательностью продолжил давать свои выводы:

– Поэтому наши серпансы не настолько выносливы. Как я помню, кормить их пробовали всем, но так толком пищу и не подобрали. В том числе и перемолотые веточки плегетты не подходят. Как итог, наши скакуны могут ускоряться только на небольшой промежуток времени: во время боя или в случае крайней срочности, и на небольшую дистанцию.

– Вот и вся причина? Хаха! – повеселел я, тотчас решив сократить время переездов с места на место. – А ведь нашему трио голод и бессилие не грозит! Росинант, максимальная скорость!

И мы рванули втрое быстрей. Естественно, на нас теперь с удивлением оборачивались и пристально пытались рассмотреть все. И каждый встречныйпоперечный, наверное, размышлял на тему, что случилось да куда это так мчится одинокий всадник? Но сумрак быстро скрывал нас от любопытных взглядов, и никто не мог нас обвинить в излишней мобильности на огромные расстояния. Это лишь я видел всех и вся, а нас толком и рассмотреть не могли изза большой скорости.

К месту событий мы после перехода на максимальную скорость домчались менее чем за час, успев по пути обсудить и те вопросы, которые меня интересовали в первую очередь. Конечно, сравнительно молодой Багнеяр не мог со стопроцентной уверенностью заявить, какие порядки царят в отрядах и как они могли измениться за год его отсутствия в Иярте. Но, учитывая консервативность общества и попытки тех же кардиналов ещё более заморозить новые веяния и прогресс в любой сфере отношений, можно было рассчитывать и на имеющиеся воспоминания юноши. А по ним получалось, что появившийся на поле боя или рядом с ним одинокий всадник если и вызовет удивлённые взгляды или недоумённые вопросы, то лишь вытворяя нечто совсем несуразное. К примеру, ринувшись в самоубийственную атаку на врага. Или мешая своими действиями остальным атакующим.

Конечно, предпочиталось отправляться в дальние объезды, а уж тем более идти в бой против людей только под командованием опытных, проверенных в схватках ветеранов. Их и назначали командирами. При этом потери были существенно меньшими, чем в тех самовольных ватагах, которые отправлялись в рейды внепланово и стихийно. Про одиночек в дальней разведке вообще не вспоминалось, не было таких изначально. Всётаки Дно – не то место, которое воспитывает в разумном существе пренебрежение к собственной жизни. Минимально возможный по количеству отряд или ватага составлялся из десяти воинов. При этом молодых новичков там могло оказаться не больше двух. И то им следовало ещё заслужить подобное отличие, красуясь на городских соревнованиях невероятным воинским умением.

Так что система формирования отрядов и ведения самой войны для меня прояснилась довольно отчётливо.

Кучу костров, а потом и сам замок, шикарный и эффектно смотрящийся чуть ли не по центру каверны, я заметил издалека. А подъезжая ближе, постарался так выбрать путь, чтобы нам меньше мешали скопившиеся вокруг воины и чтобы даром не пересекать многочисленные небольшие лагеря, скорей всего, устроенные каждым отрядом в отдельности. Потому что как раз на краях этих лагерей стояли дозорные, посматривая во все стороны, в том числе и наружу образовавшегося огромного круга. Да это и понятно: фаланги хищных монстров могут надвинуться из сумрака в любой, даже самый неожиданный момент. По рассказам Хруста, подобные фаланги порой пытались и сам мегаполис атаковать. Так что при всём желании не расслабишься.

Кстати, именно два огромных стада байбьюков я сразу заметил у дальней окраины каверны. Но те стояли на месте, мирно выпасая себя, любимых, в обильных зарослях местного кустарника и мха. В любом случае они на ближайшие часы ни для кого опасности не представляли.

Видел я всё прекрасно и уже благодаря только этому мог передвигаться, как мне удобно, и творить, что только пожелаю. Ну и попутно со всем тщанием высматривал, как же ведётся осада. Как таковые войска в линии или хотя бы сплошной толпой не стояли, и непосредственно на штурм всей массой никто не шёл. Барабаны не стучали, знамёна не реяли, а полководцы мечами не указывали лихой кавалерии, откуда и как наносить удар. Да и вообще, если разобраться, вокруг располагалось не более трёх, максимум четырёх сотен когуяров. Посчитать их было сложно изза постоянного движения: ктото приезжал, ктото перемещался к соседям, а ктото, отсалютовав на прощание товарищам, отправлялся в сторону Иярты. Вахтовый метод, что ли? Сутки через трое? Причём трое – у себя дома? Или выходные здесь – святое дело? Весь видимый мною бедлам скорей напоминал некое развлечение, пикник или принудиловку в самом нелицеприятном её уразумении.

Одни – веселились. Именно в прямом понимании этого слова. Кушали за походными столиками, пили спиртные напитки (гнатар здесь тоже делали, хотя мой друг по малолетству его никогда не пробовал), пели песни, а потом устраивали завлекательные скачки. На этих скачках пять или шесть всадников на серпансах выстраивались в линию, разгонялись и с довольно приличного расстояния метали по нескольку дротиков в сторону укрывающихся за перилами балконов людей. Причём ближе чем на тридцать пять, тридцать метров никто из отчаянных копьеметателей не приближался.

Почему не приближался? Трудно было сразу понять. Хотя на первый взгляд имелось простое объяснение: защитники тоже отвечали бросками копий и дротиков. Запросто могли убить. Могли, но… На таком расстоянии серпансы невероятно легко и небрежно отбивали передними лапами всю смертоносную сталь, которая летела в их лихих, разудалых и страшно весёлых владельцев.

Затем атакующие возвращались к столам, спешивались и вновь присоединялись к пиршеству. А их через какоето время на линии атаки сменяли товарищи на свежих скакунах. Эти все, напомню, веселились. И про них Хруст Багнеяр сказал с некоторым презрением:

– Бездельники! Мухоморная знать! Кичатся древностью своих родов, хвастаются, что они дворяне, и во всём поддерживают кардиналов с шаманами. Но их мало, и никто их не жалует из народа, а уж тем более не любит.

Вторая категория воинов, и этих было больше всего, тренировалась, отшлифовывая воинское мастерство непосредственно на поле боя. Под руководством ветеранов к замку мчались пятёрками или десятками молодые воины, с чётко выверенной дистанции метали дротики и, слаженно развернувшись, отходили назад. Порой и большими группами отрабатывали взаимодействие между собой. Причём необязательно поблизости от башни, просто в пределах её видимости. Но в любом случае это защитников нервировало и постоянно напрягало.

Про них мой гид поведал, что это и есть самая элита воинского контингента когуяров. Отряды, пусть и независимые, собираются вместе во время войны и выполняют обязательные наущения гаузов по уничтожению любых людей, которые осмелились приблизиться к Иярте. Но делают это самостоятельно, под командованием выборных командиров, которых избирают именно ветераны.

Ну и третий контингент, которых я выделил отдельно от непонятных кучек и малых групп, – это те самые подневольные воины, которых заставляли не просто воевать как остальные, а достаточно сильно рисковать при этом и выполнять самые тяжкие общевойсковые обязанности. Знал я уже и о статусе подобных воинов: это те, кто не имел собственного серпанса и оружия или задолжал храму слишком много за излишние порции продуктов или необходимого в быту товара. Ими уже командовали шаманы и кардиналы, коих я сумел рассмотреть более чем отлично.

Первых было больше, целых семь особей. Они невероятно сильно выделялись от обычных когуяров своими нарядами. Причём отличались в самую худшую сторону. Да и вообще понять не могу, у шаманов это чисто ведомственное мышление? Или у них потомственная тупость в этом плане? Потому что данная семёрка была выряжена в такую несуразицу свисающих безалаберно кож, тканей, ремней и плетёных косичек из разного материала и всевозможной толщины, что даже психически ненормальные маньякифетишисты им обзавидовались бы. Представляю, как всё это скопище вещей пропитывается по том и затем неимоверно смердит. Даже не удержался и уточнил:

– А от ваших шаманов сильно неприятный запах исходит?

– Жутко! – одним словом выразил своё отношение к вопросу с омерзением зашевеливший усами Багнеяр.

– А от кардиналов?

– Оо! Там совсем наоборот… От них идут странные, дурманящие ароматы, – фыркнул мой гид. – Сами кардиналы утверждают, что приятный запах им придаёт купание в храмовых источниках. Есть сказки, легенды, что раньше так приятно мы все пахли. Только секрет такого действа утерян, а храмовники утверждают, что эта благодать им даётся свыше, помимо всякой на то личной воли. Якобы за истинное и правильное служение всему народу.

Я только хмыкнул, присматриваясь к одному из двух как раз сейчас видимых мне кардиналов.

Скорей всего и здесь – голая ложь. Подобным служителям и не такие действия присущи, лишь бы доказать свою значимость, исключительность и претендовать на особые льготы по всем остальным позициям. Ко всему, секрета могло и не быть, потому что кардиналы щеголяли затянутые от ушей до кончика хвоста в сплошные одежды из кожи скользких зайцев. Ну и тремя особо яркими вставками на них пестрели полоски из шкурок мохасиков. Зная о свойствах уникальной кожи, я не сомневался, что при желании и запах будет при таких одеждах вполне приятный.

А вот наличие шкурок мохасиков меня сильно обеспокоило. Будь их больше, чем три, носящий их когуяр свалился бы с ног от одурманенного состояния. Знаю, на себе испытывал, когда занимался опытами со сбором местного электричества. Но вот что случится, если шкурок будет мало? Да ещё и расположить их в строго определённом порядке? Я ведь до такого не додумался, но как раз в этом действе и могут заключаться некие невероятные выгоды. Так, к примеру, обладатели шкурок могут накапливать в себе именно нужную энергию, именно в нужном количестве, а потом и использовать её для конкретных действий.

– Слушай, а ваши кардиналы круглыми молниями не швыряются? Ну, как мохасики?

– Не слышал о таком, – признался Хруст. – Хотя про них разное рассказывают и утверждают, что никакой воин в открытом поединке с кардиналом не справится.

– О как! – воскликнул я, удерживая руками спадающую мне на глаза складку одеяла. – Всётаки пользуются тайнами электричества для одурачивания простого народа! Кто бы сомневался…

Так как я не спрашивал, а просто констатировал, да ещё и не совсем понятно, то мой друг промолчал. А я, взяв себе на заметку особую опасность при схватке с таким противником, отправил серпанса ближе к той самой группе подневольных, которыми командовали шаманы. Так как вокруг той группы по дальнему периметру скопилось десятка два банальных зевак из числа свободных воинов, то и Багнеяр вполне спокойно затерялся среди них, не особо привлекая к себе внимание.

Там происходило самое интересное: велись некие приготовления для использования тарана. И собирались его использовать несколько странным способом, но от этого не менее действенным. Толстенное металлическое бревно с острым наконечником устанавливали на четыре стоящих в колонну серпанса. И направляли острие прямо в наружную округлость одной из угловых башен замка. Сомнений не возникало: один всадник может разогнать скакунов до нужной скорости, командуя ими с тыла, на том же расстоянии в тридцать метров. А чтобы ценнейший таран ненароком не свалился на землю при ударе да там и не остался под прицелом копий защитников, к нему по сторонам привязывались многочисленные (по десять с каждой стороны) верёвки. Длинные верёвки, метров по пятьдесят каждая. Противоположные концы этих растяжек на своих серпансах крепили всадники, стоящие колоннами на дальних флангах. Упадёт таран, они его тут же выволокут обратно, сами при этом не рискуя попасть под град дротиков и прочего метательного оружия защитников.

А чем может быть опасен удар тарана бетонным стенам необычайной прочности? Да именно самой попыткой разрушения, непосредственно первой трещинкой. Потому что теория Дна утверждала: любая попытка пробить лишнюю дверь или окно в стенах башни либо замка может привести к его разрушению.

И эту аксиому никто и никогда не опровергал.

Но хуже всего это факт моего бессилия перед началом уже готовящегося акта. Практически у шаманов и вояк уже всё было готово к нанесению первого удара. А как им помешать прямо сейчас – никак сообразить не мог. Оставалось только, бессильно сжимая кулаки, наблюдать из своего багажного отделения. Прозвучал громкий крик одного из шаманов, и вся взаимосвязанная группа стала набирать скорость в сторону замка. Конечно, одна башня, ещё и не сразу рухнувшая, не создаст защитникам больших проблем в обороне, но определённые сложности в любом случае возникнут.

Наверное, все, кто с этой стороны осады находился, видели начавшийся разгон и замерли, пытаясь не упустить самые интересные моменты.

Как оказалось, не дремали и люди на стенах и балконах. Они заранее заметили приготовления врага и сумели всех удивить, даже меня. Может, и не совсем действенной оказалась их контрмера, но в любом случае сюрприз удался. Когда тарану осталось преодолеть последние шестьсемь метров до стены, сверху на него обрушилось облако горящего жира. Естественно, что верёвки сразу же стали гореть или, по крайней мере, затлели. А тут и удар состоялся. Причём весьма и весьма для стены болезненный: образовалась выемка сантиметров в десять и несколько коротких трещинок, разбежавшихся в стороны от получившегося углубления.

Что характерно, таран не свалился с корпусов серпансов, которые стали сразу же отступать для последующего разгона. Но вот верёвки тлели, а то и горели уже основательно. И, кажется, защитники готовились выплеснуть вниз повторную порцию горящего жира. Молодцы, ребята! Отличная идея! Мне понравилось, явно неадекватное мышление у когото!

В итоге главному погонщику пришлось дать сигнал всеобщего отхода на исходные позиции. А за отметкой в тридцать метров от стены и прочие всадники к тарану подскочили, поливая верёвки водой и ликвидируя тление. Но второй удар наносить не рискнули. Да и со стороны кардинала, наблюдавшего за всеми действиями подчинённых, раздался крик:

– Быстрей назад! Убирайте верёвки непосредственно у тарана и крепите их на длинные поводки из проволоки!

Тоже умная сволочь! Хотя мне оставалось только удивляться, почему те же кардиналы не догадались подобным образом уничтожить любое строение на расстоянии пятидневного пешего перехода от Иярты? Ведь тогда никто бы из людей и не двигался в данную сторону, глядя на тотальные руины у себя на пути. Войне конец? Несомненно! Что же тогда мешает? Ха! Ответ прост: без войны и шаманы не смогут добиваться поставленных перед собой целей! Ведь постоянно ущемляя собственный народ, следует денно и нощно пугать его врагом внешним, тогда и можно творить любые беззакония под личиной суровой необходимости.

Как бы там ни было, но вскоре таран опять окажется в действии, и мне мешкать нельзя. Уже собравшись отправлять Росинанта в нужном направлении, я замер, наблюдая за новым событием. Тут постарались те самые вояки, которые прибыли на пикник, а не на войну. Очередная шеренга атакующих так увлеклась бросками копий и дротиков, что один из них глубоко провалился вперёд, оказавшись метрах в двадцати пяти от стен. Тотчас на одном из балкончиков поднялась во весь рост женщина, а тело зарвавшегося метателя обвисло в седле серпанса однозначным и несомненным трупом. Причём погиб он не от попавшего в него дротика или копья. Скакун его всётаки сдал назад, видимо, руководствуясь последней командой, но владельца это уже не спасло.

А над всем полем сражения из уст тех, кто видел эту дивную смерть соплеменника, вырвалось с выдохом ужаса одно только слово:

– Ведьма!

Тогда как меня поразило совершенно другое.

Я даже вздрогнул, выглядывая сквозь щели между одеялами, настолько фигурка и осанка девушки мне показались сходными с вашшуной Шаайлой. Но, присмотревшись внимательнее, понял, что обознался: данная ведьма в отличие от моей знакомой была невероятно красива лицом. Просто диво, как хороша! И в то же время грозный взгляд воительницы пронизывал злобой и ненавистью настолько мощно, что только полный глупец ринулся бы на неё в самоубийственную атаку.

Стало окончательно понятно, кого и по какой причине больше всего страшатся осаждающие. Наверняка даже ярко разодетые кардиналы, чувствующие себя избранными и непобедимыми в ярких шкурках, не осмелятся пересечь отметку в тридцать метров. Ай, девицакраса! Ай да молодец!

Всётаки отправив Росинанта, куда собирался, и придав ему максимальную скорость, я задумался о своих, пусть и молниями мелькнувших мыслях. Потому что они оказались всё теми же, фривольными. И в чём причина? Что со мной? Или местный климат и в самом деле убирает контроль над сознанием, когда просыпаются некие иные детородные органы и инстинкты? Ведь это странно: только раз издалека увиденная девица мне сразу показалась весьма и весьма соблазнительной. Даже подумалось:

«Мм! Такую прелестницу смело можно и четвёртой супругой в семью вводить! Маслом кашу не испортишь!»

Мда… Ничего о себе плохого думать не хотелось, поэтому я без стыда и без зазрения совести спихнул все мои фантазии, вожделенные фантазии и мечты на Первый Щит и на прижившийся по его вине гдето там у меня во внутренностях груан:

«Точно! Это они из меня животное творят! Это они оба превращают меня в хищника, упивающегося духовной кровью бедных, наивных женщин! Стыд симбионтам за это и позор! Обрушим же на них, дорогие товарищи, всё наше презрение, всё наше негодование и не менее справедливое возмущение…»

Я уже почти себя оправдал, когда меня лапой за голову потормошил Хруст:

– Миха, а куда это мы несёмся? Я уже третий раз спрашиваю…

– Мм?.. Извини, дружище, задумался… А несёмся мы вон туда, к этим стадам байбьюков. Видишь?

Тот уже и сам их рассмотрел, непроизвольно вздрагивая от такого громадного количества монстров:

– Зачем?! Неужели ты решил сейчас заняться сбором груанов?!

– Хм! А ведь ты прав! Вон, с ходу вижу пяток… нет! Десяток сияний! Ай да стадо! Настоящие, реликтовые монстры! Но… – тяжело вздыхая, я достал с груди висящий там свисток, – нам пока от хищников только и требуется, что заманить их за собой в сторону замка. Надо срочно, хотя бы на короткое время снять осаду. В идеале лишить шаманов их тарана… Ну и пообщаемся с защитниками, познакомимся… Хехе! Давай, брат, закрывай уши…

После чего начал дуть куда положено. Эх, и веселуха началась! Бедные монстры словно с ума посходили и осатанели! Взбесились почти все и почти сразу! И тут же единым фронтом покатились в мою сторону.

Мало того, преодолев первую сотню метров и взбадриваемые постоянным свистомгудением в их сторону, байбьюки стали ускоряться. Причём до такой скорости, которую я наблюдал только раз, во время Великого Сражения в долине возле Пяти Проходов.

Естественно, что я ещё посвистел. А потом порадовался, что мой скакун развивает скорость до тридцати километров в час. Ибо преследующие нас монстры двигались со скоростью несколько большей, чем двадцать километров в час, а то и все двадцать пять.

Ято не сообразил, а вот Багнеяр сразу же подумал о своих соплеменниках:

– Они же все погибнут! Надо их раньше предупредить!

– Всех? – надоумил я его коротким вопросом, ускоряя своего боевого коня до максимума. – Надевай шлем! Опускай козырёк! Заходим справа, там основная группа воинов…

И быстро подсказал, что кричать и кому.

Ушли в отрыв мы легко, и некий запас в минуту у нас оставался. Да и к месту событий успевали вовремя, таран только подготовили к началу второго удара. Прошли сначала по правому флангу всей осады, если смотреть с только что пройденного маршрута, и там Хруст прокричал:

– Уходите к Иярте! Слева накатываются взбешенные байбьюки! – после чего вскинул вверх правую лапу и ликующе заорал: – Меченые возвращаются!

Этого хватило всем когуярам, присутствующим на том фланге. Ветераны рявкнули слова команд, спешенные воины моментально оказались у серпансов, а потом и на высоте, и все, одновременно разворачиваясь, ринулись в верном направлении.

Расстояние и сумрак не позволили тем, кто был на противоположном крае осады, увидеть, чётко услышать и уж тем более правильно понять происходящее. Поэтому мы промчались вдоль крепости, стараясь не пересекать отметку в тридцать метров от стен (мне только помереть от проклятия не хватало!), накатили к группе шаманов и там последовал иной крик:

– Взбешенные байбьюки атакуют с нашего тыла!

Впоследствии мы ринулись к сектору, где проводился пикник:

– Фаланги монстров накатываются справа! – правда, там тоже было добавлено крамольное восклицание: – Меченые возвращаются!

Этих тоже Багнеяр жалеть не собирался. Да и кто любит отребье, которое лебезит перед власть имущими тварями, а собственный народ ущемляет всеми правдами и неправдами? Они сами себя не любят. Так что…

Паника в лагере пирующих, а может, и поминающих недавно павшего подельника поднялась страшная. Скорей всего, там никто ничего и не понял, кто атакует и куда надо наступать. Но мы возле них задерживаться не стали, а вернулись к группе с шаманами. А там меня ждало немалое разочарование вкупе с опасностью. Если все простые «подневольные» всадники моментально вскочили на серпансов и пусть недружной толпой, но устремились к дальней стене каверны, то девять когуяров, носящие полные церемониальные одежды, остались возле брошенного наземь тарана. Вскочили на своих скакунов, но после этого не стали мчаться кудато, а довольно ловко и все вместе взгромоздились на массивный валун, высотой под три метра, в самой верхней его части.

Шаманы при этом смотрели в разные стороны, а вот оба кардинала – только в мою. И при этом готовили какуюто пакость.

Глава 16

Создание имиджа

Скользких правителей, облачённых в кожи скользких зайцев, несмотря на смешную тавтологию, следовало опасаться. Это я чувствовал и без всяких точных знаний про их умения или чудодейственные способности. Да и само появление для них в периметре осады какогото шустрого когуяра, строящего из себя сказочного «наездника», уже само по себе было смертельным вызовом всей их системе власти. Если они сейчас же, немедленно не накажут явного обманщика, провокатора и самозванца – теряется всякий смысл их существования. Тем более что самозванец сам решил вернуться в их сторону.

Также меня насторожил неоспоримый факт того, что данная группа в девять особей так спокойно отнеслась к сообщению о мчащемся сюда стаде хищников. Они могли, конечно, попросту не поверить крикам Багнеяра, но могли и остаться на месте по причине полной уверенности в своей безопасности. То есть имели в своём распоряжении некоторые, весьма эффективные меры защиты от многих напастей.

Именно поэтому я не согласился с намерениями своего друга.

– Ближе! Подводи ближе серпанса! – не просил, а требовал он, держа в левой руке три дротика наготове, а правой уже готовясь метнуть в ненавидимого врага четвёртое метательное оружие. – Сейчас я им покажу!

– Нет, дружище, рисковать не будем! – возражал я, направляя Росинанта чуть правее, на страшно неудобный для покорения, но зато и более всего высокий обломок скалы, торчащий метрах в сорока от валуна с шаманами. – Для начала мы посмотрим, что сотворят с врагами добрые зверушки…

Чтобы моему скакуну взобраться наверх, пришлось его класть плашмя, самому Хрусту спрыгивать и карабкаться на лапах, а сам я только чудом не вывалился из багажного отделения. Но всётаки мы взобрались, наездник опять вернулся в седло, а серпанс поднялся в вертикальное положение. Глядя на разъярённое стадо, я крепко сомневался в собственной безопасности. Ибо четырёхметровые шары катились с шумом и грохотом копытных бизонов по той причине, что подпрыгивали постоянно. И самое опасное, что некоторые в своих прыжках достигали верхней отметки около восьми метров. Этак они с разгона могут и от края нашего обломка оттолкнуться да и снести меня и моего хвостатого друга напрочь.

Поэтому я немедля заготовил первый эрги’с у себя в левом плече, готовый его швырять в самого шустрого и боевого байбьюка. В том, что шаманов сметут с их валуна, я уже ни капельки не сомневался. Масса взбесившихся, прыгающих монстров уже заметила висящую в воздухе группу из девяти страшно раздражающих их особей, и некоторые подкорректировали направление своего движения именно на валун. Хотелось надеяться, что одинокая цель в виде моего Росинанта для них интереса не представляла. Да и видят ли монстры громадные, мешкообразные привидения?

С некоторым удовлетворением я осознал, что мы находимся на пределе средней видимости для человека и от самого замка. То есть защитники, а уж тем более прекрасная ведьма, нас видят.

А потом мне стало не до осмотров окрестностей. Шаманы таки совершили неожиданное чудо. Как ни был плотен строй огромного стада, а всё равно он по неведомой причине раздался в стороны и стал обтекать валун с девятью зависшими над ним когуярами. Частично эта просека достигла и нашего обломка скалы, позволив мне не отвлекаться на уничтожение особо прытких экземпляров. И вся моя личная ловкость пригодилась для отражения иной атаки на нас, более опасной и неожиданной: кардиналы запустили в нашу сторону по шаровой молнии!

Причём шаровые молнии были вдвое, если не втрое большими, чем творили мохасики. Ну а уж про расстояние – вообще не упоминаю, не стань я сам свидетелем подобного, не поверил бы!

И хорошо, что у меня первый эрги’с был наготове! Я отправил его навстречу опасности, раскрываясь при этом так, что со стороны валуна меня увидели. И только со стороны замка меня не было видно за фигурой восседающего наездника.

Взрыв от столкновения оказался такой мощный, что если бы я не закрыл вовремя глаза, ослеп на десяток секунд точно. Зато сумел понять, что взорвалась только одна шаровая молния. Вторую взрывной волной отбросило далеко в сторону, но она не потеряла своей целенаправленности! Повернув по дуге, она вновь настырно, хоть и с меньшей скоростью устремилась обугливать наши бренные тушки. Пришлось и её уничтожать вторым посланным навстречу эрги’сом.

Не знаю, как шаманы, занятые в поддержании некоторого контура защиты вокруг валуна, но вот кардиналы, опознав во мне человека, тоже не ослепли от взрывов, а с какойто маниакальной экзальтацией в голове заорали, тыкая в нашу сторону лапами:

– Колдун! Предатель!

– Подлый самозванец! Мы тебя растерзаем, отступник!

Но ничего лучшего не придумали, как запустить в мою сторону ещё по одной шаровой молнии. После чего меня уже с головой накрыло боевым азартом и яростной злостью. Эрги’сы полетели с моей стороны пусть и не с пулемётной скоростью, а всего лишь с двухсекундным интервалом, но и этого оказалось достаточно для всеобщей разгромной победы. Со стороны противника только и успела ещё в мою сторону сорваться всего одна, пятая по счёту шаровая молния. До моей скорострельности обоим кардиналам было, как из Иярты до Шартики на усах. Да и эта, выпущенная последней, стала причиной гибели первого из семи шаманов. Его попросту вырвало взрывом из седла, и на землю он упал уже мертвым, так и не ощутив ужаса от смыкающихся на его плоти хищных зубов.

Следующие три жертвы, кардинал, и ещё пара шаманов, оказались разорваны в клочья уже непосредственно взрывами моих эрги’сов. И, наверное, поэтому защитный контур оказался разрушен. Тотчас над валуном пронеслись уже практически последние особи огромного стада, которые стали замедляться, уткнувшись в замок и обтекая его со всех сторон. Своими прыжками монстры сбили второго кардинала и ещё одного шамана. Больше прыгать было некому, и я, чтобы не рисковать и не оставлять свидетелей, видевших меня в живых, тремя эрги’сами добил носителей потной, излишне зловонной одежды.

Нам с Хрустом с четверть часа ничего больше не оставалось делать, как наблюдать за волнующимся вокруг стадом, за окрестностями и переговариваться. Монстры сильно рассредоточились в стороны, а их передние шеренги так и продолжали катиться и прыгать кудато вдаль, выискивая для себя в бешенстве обязательную жертву, а одиночные особи вокруг нашего обломка скалы постепенно успокаивались.

– А ведь от шаманов и кардиналов только мелкие окровавленные клочки остались! – с удовлетворением констатировал мой друг. – Жаль, что раньше этих уродов зверушки не пожрали.

– Ты когото из них помнишь лично?

– Двух шаманов узнал и кардинала, которого ты разорвал взрывом. Они были подручными той твари, которая меня прокляла и выгнала из города. Они же чтото сделали и с моим горлом, после чего я не смог больше разговаривать. Так бы и помер Хрустящим, если бы не ты…

– Ерунда! Не о том думаешь. Сейчас нам следует решить, что делать будем с теми девятью серпансами, которые остались на валуне. Люди их не видят, зато просматривают вещи в багаже и некоторое оружие. Не отдать ли этих скакунов защитникам замка?

– Дело твоё, это твои законные трофеи, – заверил брат по разуму. – Но сумеют ли люди укротить, а потом и правильно использовать серпансов?

– Ну, ты же видел, какая у них уникальная ведьма! Думаю, что она справится с таким делом, особенно если ты дашь ей некоторые нужные разъяснения.

– Я?! – поразился Багнеяр, явно не желающий приближаться к девушке ближе, чем на тридцать метров. – Ты о чём?! Я же не самоубийца!

– Ничего, ничего, ты, главное, слушай от меня подсказки…

– А не лучше ли тебе самому с ней переговорить? Никто же тебя из наших не увидит. Или есть кто поблизости?

– Ты знаешь, сам не пойму почему, но чтото меня от такого шага удерживает, – признался я. – Наверное, это потому, что мы пока ничего не знаем о тех, кто оккупировал этот замок… При всём уважении к ведьме, там внутри может оказаться сброд из самых отъявленных негодяев. Всётаки не стоит забывать, что здесь для людей – каторга.

– Помню… сам с каторжанами знаком очень близко… – сподобился мой брат по разуму на юмор. – Жуть до чего опасные и неадекватные существа!.. Но ты так и не сказал, кто ещё тут остался из осаждающих?

– Ну, воины с ветеранами во главе, – начал комментировать я, осторожно выглядывая изпод одеяла. – Ушли грамотно и далеко, в пределах видимого пространства – никого не вижу. А вот любители повеселиться спасаются под самой стеной каверны, и, кажется, им очень жарко… не все выживут…

– Вот уж по ком душа не болит… – легко отмежевался Хруст от избранной элиты своего родного города. – А мы ещё долго будем на этой скале торчать?

– Мда, – озадачился и я. – Монстры рассосались, но всё равно ещё рано спускаться. Разве что мне сонными мягунами воспользоваться, которые я против скатрегов применяю?..

– А тебе их хватит?

Уместный вопрос, при таком засилье вокруг хищников. И я сильно пожалел, что у меня нет свистка обратного действия, который мог бы если не усыпить байбьюков, то хотя бы ввести их в спокойную прострацию. Но, достав его, я стал рассматривать и думать:

«А что случится, если подуть вот в это отверстие с другой стороны? Вдруг как раз реверс иного воздействия сработает?.. Попытка – не пытка…»

Предупредил когуяра, на всякий случай поднатужился, дунул и… И ничего не произошло. Только непонятное шипение да насмешливое бульканье свидетельствовали о моём фиаско. Да мой компаньон решил опять пошутить:

– Может, туда не дуть надо, а когтем ткнуть? – наверное, чтото связанное с местными понятиями юмора, о которых надо вначале знать, а потом уже уметь понимать.

– Увы, когтей у меня нет, поэтому придётся нам по полю побегать… Но вначале надо придумать, как трофейных серпансов с валуна снять и заставить слушаться?

– Не понял! – чистосердечно удивился Багнеяр. – А ты разве отсюда их позвать не можешь?

То ли он мне так льстил, то ли и в самом деле глубоко уверовал в мои уникальные способности, но мне была приятна такая безграничная вера. А с минуту подумав, я и в самом деле решил попробовать. Всётаки Иггельд – это не хухрымухры, а обладатель воистину легендарного имени! Да и наездник с невесть какой по значимости циферкой, обозначающей магическую силу. Только надо хорошенько подумать.

А думать было и не о чем. Вначале просто позвал, как зову иных серпансов, идущих за мной следом в едином строю. Ноль эмоций, как и ноль движений. А на второе блюдо оставалась лишь одна идея, связанная с тем, что местных скакунов практически ничем не кормят. А раз они вечно голодные, слабые и квёлые, то почему бы не попробовать с ними, как с собачками: приманить едой? Сытной, калорийной такой, в виде малого, годного на все случи жизни эрги’са? Или пусть мягуна, как чаще их называл мой учитель, патриарх монастыря Ястреб Фрейни.

Вся сложность заключалась в том, чтобы не перекормить сразу, а потом ещё и суметь двигать свою приманку перед несуществующим носом серпансов. А не получится, так… придётся торчать здесь гораздо дольше.

Начал с самого крайнего, стоящего ближе к нам. Покормил, практически искоркой, освещая внутреннюю структуру скакуна пурпурным светом, и…

И оказался отвлечён бурным гомоном и восклицаниями со стороны замка. Пришлось выглянуть изпод левого локтя Хруста, чтобы посмотреть, в чём дело. Оказывается, с нашей стороны собралась порядочная толпа людей, человек под пятьдесят. Десятеро из них с мясницкими топорами готовили в сторонке лестницы. Понятно: осада длительная, питаться защитникам уже давно нечем. По крайней мере, недоедание наверняка всех достало.

А остальные человек сорок тщательно наблюдали за нами. И когда я подкормил чужое привидение на валуне, все его увидели и не удержали вырвавшиеся восклицания. Кажется, они впервые заметили мешкообразную структуру и осознали, кто именно носил врагов и делал их практически непобедимыми. Там стояла и ведьма, вглядываясь в нашу сторону огромными глазищами. Ага, значит, и она только сейчас рассмотрела…

Но пока нас никто и не думал атаковать, да и возможности у них не было. Кричать, призывая к диалогу неожиданного и крайне непонятного союзника, люди тоже не стали. Пытались пока додуматься до всего своими рассуждениями.

Ну и ладно, лишь бы пока не мешали.

Второй эрги’с отправил не просто медленно, а готовясь его отдёрнуть перед самым носом привидения. Получилось ещё лучше: брошенный мягун в момент своей остановки растаял в воздухе полностью и рассосался энергией в пространстве. Но зато последовала первая реакция от серпанса: он резко двинулся вперёд, пытаясь вобрать в себя так и не доставшуюся ему пищу.

Прецедент был создан, и дальше оставалось только безостановочно и усиленно работать. Честное слово, трудился я так напряжённо, что стал мокрым. Но и друга, чтобы не простаивал даром, решил задействовать. Заставил его вытянуть правую лапу вперёд, как бы в позе призывающего колдуна, и всеми мыслями звать скакунов к себе.

Не знаю, это помогло ли, или мои личные призывы, но уже с пятнадцати метров серпансы павших шаманов и кардиналов довольно бойко топали к нам и по приказу останавливались у подножия нашей скалы. Там я каждого ещё разок подкармливал небольшой порцией и принимался за следующего.

А в финале, после протяжного выдоха, поинтересовался у жителя мегаполиса:

– Интересно, за сколько можно было бы продать этих скакунов у вас в городе?

– Торговля запрещена законом, – последовало напоминание. – Только наследники получают право пользования, а если таковых нет, то скакуны передаются в храм. И уже оттуда кардиналы могут распределить их наиболее нуждающимся, многодетным семьям. А ты что, торговать серпансами собрался?

– Может, и не на Дне, а гдето там… в ином мире…

– Ого! Какие у тебя планы!

– Но ты не думай, что я забыл о ваших законах. Просто ещё одну идею придумал: когда будешь выступать с речами перед народом, не забудь добавить, что в подвалах храмов у кардиналов скопилось более десяти тысяч серпансов, и все они будут розданы народу сразу после возвращения и признания власти Меченых.

– Сколько?! Неужели они столько накрали?! – вознегодовал Багнеяр. Я сомневался и в десятой части названного количества, но говорил с полной уверенностью:

– А то ты не знаешь, на что эти хитрецы способны! – Даже если я и ошибусь, большой роли это играть не будет, к тому времени от теократии останутся только рожки да ножки. Тогда как сам факт такого щедрого обещания сразу привлечёт на сторону первого наездника среди когуяров добрую половину народа. С предвыборной кампанией как таковой здесь не знакомы, и любой землянин в этой земле в мгновение ока стал бы президентом. Разве что потом, если продолжит лгать и его в этом разоблачат – ему может не поздоровиться.

Ещё минут десятьпятнадцать мы прождали, ведя интенсивные обсуждения того, как можно говорить, что надо сказать, а о чём лучше и намёками не вспоминать. В том числе я успел проинструктировать друга, как себя вести возле замка и что конкретно сказать именно ведьме. Потому что я подозревал: она сама впервые рассмотрела серпансов только сегодня и не скоро сумеет укротить девятку таких немыслимых для человека созданий.

Ну и наконец, заметив вокруг нас только редких, одиноких хищников, я решил, что пора двигаться. Тем более что защитники замка не только уже лихо и быстро кромсали туши байбьюков, цепляли их к крюкам и поднимали на стены. Похоже, они интенсивно готовились сделать вылазку. Причём объектом этой вылазки вроде как планировалась именно наша скала. Так что я не на много ускорил нашу встречу.

Спускаться вниз – три секунды! Ибо Росинанту попросту удалось сбежать по крутому склону с огромной скоростью. После чего мы, не останавливаясь, промчались два десятка метров и замерли как раз на необходимой для полной безопасности отметке. Трофейные серпансы тоже за нами ускорились после моего призыва и остановились рядом. Ибо, переговариваться с защитниками замка и с тридцати метров прекрасно получалось.

– Люди! – завопил Багнеяр. – На эти пространства мира, который называется Дно, возвращаются его прежние владельцы! И называются они Меченые, потому что носят на правой ладони… или лапе, вот такой символ! – он поднял лапу и показал почётную отметку, хотя мы и не надеялись, что ктото, кроме ведьмы, хорошо сумеет рассмотреть татуировку. Затем спешно перечислил, что нарисовано у него, а что у «туристов» и «управляющих». – Ненужную войну между вами и моим народом я постараюсь остановить. Но вначале мне бы хотелось узнать: кто вы такие и какими происками судьбы оказались в этом месте?

Как ни странно, ведьма отвечать не стала, а после её еле заметного кивка заговорил представительный мужчина, назвавшийся Барсом Чёрным, который ранее не иначе как подвизался глашатаем самого короля. Довольно красочно, понятно и охотно пояснил, что здесь люди с высокими понятиями чести, противники рабства и справедливо ратующие за полное равноправие между полами. Поэтому мужчины в их коллективе считаются рыцарями, а дамы – называют себя иконами. То есть дамы проповедуют главным своим достоинством женственность, достойную только поклонения и восхваления.

Большая часть прибывших людей раньше проживала в огромном замке, который сгорел, меньшая – это люди из башни, в которой разрушился до основания водопровод, а сама башня превратилась в водопад с кипятком. И напоследок Барс Чёрный поведал, что шли они с мирными целями в легендарный город Иярта, где намеревались отыскать покой и мирное существование, и воевать ни с кем не собирались. А однажды, переночевав в этом замке, со следующего утра были вынуждены защищаться от «сумрачных теней», как он назвал когуяров.

Мой друг сильно почемуто подивился последним словам рассказчика и в свою очередь тоже представился:

– Меня зовут Хруст Багнеяр, и я первый официально признанный империей Наездник среди когуяров. Именно так звучит правильное название нашего народа. А чтобы сделать жест доброй воли и в знак примирения, передаю вам в дар девять серпансов, на которых можно передвигаться очень быстро, довольно просто и весьма удобно.

– А откуда они у вас? – неожиданно влез в переговоры мужчина, стоявший чуть осторонь от основной группы. – И по какому праву вы ими распоряжаетесь?

– Серпансами наш народ владеет испокон веков, и у нас их предостаточно. Поэтому те, которые ранее принадлежали шаманам и кардиналам, жаждущим войны, теперь имею право передать любому, кому посчитаю нужным.

– Но почему ты убил шаманов? – надрывался всё тот же мужчина, невзирая на шиканья и осуждающие взгляды стоящих невдалеке соратников. – Неужели ты и в самом деле предатель и самозванец, как они успели прокричать перед смертью?

Нужный ответ, после моей подсказки шёпотом, не заставил себя ждать:

– Шаманы очень боялись прихода Меченых, потому и не желали допустить моего появления ни на поле боя, ни среди моего народа. Но кто ты такой, настолько рьяно ратующий и переживающий за угнетателей нашего народа?!

– Нисколько я за этих тварей не переживаю, потому что я человек! – неожиданно и рьяно озлился мужчина. – Тогда как ты, тварь хищная, достоин только смерти! И вести с тобой переговоры – это позор для настоящего рыцаря.

Даже я не сразу стал соображать, как надо ответить на подобные оскорбления. Но тут Барс Чёрный заорал на грубияна, явного провокатора, своим отлично поставленным голосом:

– Закрой пасть, Шляпник! Не то голову сверну! И не марай звание рыцаря, оно к тебе никоим образом не относится! Ты и так одной ногой стоишь на помосте с виселицей за свою подлость, гнусность и лицемерие! И мы знаем о том, что ты готовил заговор против Дивы, Указующей Путь!

И в подтверждение его слов, словно и в самом деле сейчас провокатора арестуют и повесят, к нему двинулись пять серьёзно настроенных мужчин. Названный Шляпником тут же разразился площадной руганью, восклицая, что он имеет право на собственное мнение. А раз ему не верят, не слушают и решили тут издохнуть от грязных лап этих людоедов, то он со своей дамой уходит из этого места гнили и безобразия немедленно.

Резко развернулся и вместе с женщиной скрылся в дверях внутреннего помещения. Через минуту он уже выскочил из замка наружу и неожиданно быстро, грамотно лавируя между нескольких одиночекбайбьюков и заблаговременно обходя большие группы хищников, устремился в сторону ближайшей боковой стены данной каверны.

Такое поведение выбило из колеи всех участников переговоров. Полное отсутствие логики в словах и действиях парочки буквально шокировало. Подобным дичайшим и бессмысленным образом даже самоубийцы не поступают. Вроде как наметился проблеск в завершении войны, вроде как появился шанс людям вырваться из осады, спастись, уйти на новое, спокойное место… Только живи и радуйся! Или этот Шляпник совсем помешался?..

И только чуть позже я уловил суть самого беспокоящего меня момента: странный провокатор видел дальше, чем обычные люди. А что это могло значить?

Следовало немедленно выяснить! И я стал задавать вопросы через когуяра:

– Кто этот предатель и давно ли он с вами?

– Пристал во время пути! – отвечал Барс. – У нас есть подозрения, что это он со своей Ирис устроил поджог замка рыцарей, а когда узнал о путешествии в Иярту – незаметно пристроился к общему каравану. Всё время осады вёл себя премерзко, устраивал смуту, ссорил людей между собой и даже призывал казнить Диву за неудачное размещение всего каравана в этом замке.

– Ладно, тогда владейте серпансами и разбирайтесь пока с ними, – провозгласил Хруст. – Они сейчас пройдут прямо сквозь стены… стоп! Про багаж забыл! – это он мне напомнил вовремя о «разгрузке», что и я сделал, заставляя скакунов сбросить удерживаемые захватами вещи убитых шаманов и кардиналов. – Вещи тоже соберите и сохраните, если они потом потребуются для осмотра, попрошу их тогда предоставить. А сейчас я поспешу в погоню за вашим предателем, есть у меня к нему парочка вопросов…

Ведьма шепнула чтото Барсу на ухо, и тот поинтересовался:

– У тебя или у вас? Потому что мы знаем: у тебя за спиной ещё ктото прячется. Если он с тобой заодно, то почему нам не покажется?

«Ага! Знают они! – мелькнула у меня мысль. – Явно ведьма сумела просмотреть!»

Но шёпотом уже успел дать нужную подсказку Багнеяру. И тот её продублировал:

– Ваша ведьма – просто молодец! Даже второго Меченого увидела! Тогда ей тем более не сложно будет с серпансами разобраться. Ну а показываться моему другу нельзя по уважительной причине: за этим миром порой ведут незаметное наблюдение гаузы, и ему никак нельзя попасть в их поле зрения! До встречи! Мы ещё обязательно увидимся!

Последние слова он уже выкрикивал на максимально возможной для Росинанта скорости. Я гнал нашего скакуна напрямик к тому месту, где только несколько мгновений назад рассмотрел петляющую между монстров парочку. Они и в самом деле были вынуждены двигаться бегом по пересечённой местности, невероятно большими дугами обегая кучки бродящих у них на пути хищников.

Направленность их движения показалась мне слишком странной и слишком целевой. Уже начав с ними быстрое сближение, я сообразил, что они норовят попасть в некую расщелину, виднеющуюся на фоне вертикальной стены каверны. И мы вроде как успевали их нагнать в любом случае. Ещё несколько хищников мешали убегающим промчаться напрямик. Но тут, когда между нами оставалось метров двести, Шляпник обернулся и легко нас заметил. Его дальнейшее поведение решило всё: пара ринулась не просто строго по прямой, а игнорируя при этом две пары байбьюков. Ни один нормальный человек не смог пробежать мимо одного монстра, а уж два – в любом случае подомнут под себя даже самого шустрого человека, бегущего мимо них. Придавят, накатят, а то и сразу пастями порвут. Если они скользких зайцев порой фалангами загоняют и ловят!..

Так монстры и собирались сделать. Но тут от обеих фигурок людей в сторону хищников мелькнули неуместные в этом мире росчерки чегото летящего, что можно выпустить только из оружия. Несущиеся искорки втыкались в колобков, и те моментально замирали на месте, словно парализованные. Может, и умирали сразу… но меня не это волновало! Я пытался экстренно просчитать: кто эти люди и почему они от нас так резво и, главное, открыто пользуясь высокотехническим оружием, убегают?

Времени у меня на раздумья оставалось секунд десять, не больше. И опятьтаки при условии, что надо знать, куда же беглецы так отчаянно норовят спрятаться? Если это представители неких местных владельцев, которые оставили здесь свои замки и плантации с травой паломник, то они бы так безрассудно действовать не стали.

Если это непосредственно представители империи Альтру – тем более.

А что их могло напугать больше всего? Однозначно новость о появлении Меченых! Ну и сам факт использования на Дне серпансов!

И кто от этих новостей придёт в бешенство?! Только новые хозяева этого мира?

А кто у нас тут новые хозяева? Правильно, гаузы!

Значит, предатели работают на них и рвутся передать архиважные новости о событиях на Дне, которые могут повлиять на расклад отношений на невесть каком уровне. На межмирском! На отношениях между цивилизациями! А то и вообще…

Дальше додумать я не успевал, уже твердо и уверенно зная: парочку надо уничтожить! В любом случае, узнай гаузы о Меченых или о серпансах – сюда могут отправить целые толпы зроаков или какихнибудь иных содержащихся у них в рабстве людоедов. То есть карательные отряды придут по душу многих каторжан, а уж когуяров – в первую очередь.

Вдруг в расщелине стали раскрываться двери, за которыми пряталась готовая к приёму Светозарных клеть. Ну и сама процедура мне стала ясна до безобразия: только люди, имеющие по полному комплекту груанов, могут безопасно передвигаться по Дну в любом направлении. А имея при себе уникальное оружие, вообще ничего могли не бояться, передвигаясь куда угодно и ночуя в любом понравившемся месте.

Не вызывал удивления и сам подбор предателей, шпионов или наблюдателей, которых гаузы могли подготовить в мире Набатной Любви. Не знаю, могу только предполагать, как они уговаривают на новые приключения и немалый риск, но такую гниду, каким был художник, которого я убил в тюрьме, помоему, большого труда уговорить не стоит. Он сам отправится на каторгу с удовольствием. Тем более располагая удесятерённой силой! Тем более с имеющимся багажом знаний, опыта, умений и улучшенного зрения. Ну и плюс – оружие.

Итог: пара опускается вниз, легко стреляет себе кучу зверушек, собирает комплекты, становится Светозарными вторично. Скорей всего, в тот момент и мужчины себя могут уже прекрасно контролировать, не бросаясь к лифтам в иной мир на голых инстинктах. А потом, скорей всего, опять с удвоившимися силами, делать на Дне всё, что требуется пославшим их хозяевам.

А силы точно прибавились!

Бегут сволочи так, что расстояние между нами почти не сокращается!

И я понял, что мы не успеваем!

Немного! Всего лишь метров на двадцать, а то и пятнадцать, но не успеваем!

И скорей всего неуместной могла бы показаться фраза из какогото припомнившегося мне фильма: «А пуля всё равно быстрей!». В ином случае – да, я бы просто посмеялся или печально вздохнул. Но сейчас эта фраза мне подсказала самый верный, единственно правильный выход. Пистолета у меня не было, автомата – тем более, как и снайперской винтовки. Да и вообще на индейца я не сильно тянул. Но зато у меня имелись эрги’сы, а они всётаки летели значительно быстрее наездника… к тому же изначально запущенные на максимальной скорости.

Ну, я и гребанул со своего крестца силёнок магических столько, сколько уместилось в захват, а потом швырнул получившееся чудо в сторону раскрытой двери. Такого огромного мягуна у меня ещё никогда не получалось: с гигантское яблоко! Да и учитель мой утверждал, что больше чем пяти сантиметров в диаметре в природе не существует. Наверное, я был сильно зол. Или слишком увлечён погоней.

Зато Шляпник с Ирис успели всётаки вскочить в клеть!

Дверь стала закрываться, оставалась только быстро сужающаяся щель…

Но в самый последний момент мой эрги’с всётаки проскользнул внутрь!

А я… А я, увлёкшийся недотёпа, не успел остановиться…

Глава 17

Не совсем триумфальное возвращение

Рвануло так, что содрогнулось всё пространство вокруг. Со свода каверны рухнули каменные обломки, многие корнидеревья возле стены оказались оборваны и скрипящими плетьми стеганули вниз, а почва под ногами сотряслась, как при жестоком землетрясении.

Больше всего разрушений пришлось на стену каверны и на упрятанный в её толще лифт межмирского соединения. Изнутри вспучился огненный шар, разрывая прочный камень, словно гипсокартон для декораций, и разбрасывая его обломки во все стороны. А больше всего острых осколков и непосредственно сама взрывная волна ринулись именно нам навстречу. И можно было считать огромным чудом тот факт, что серпанс успел прикрыть своими лапами не столько меня, как в первую очередь когуяра.

Удар оказался настолько силён и страшен, что нас не просто остановило, а отбросило метров на десять назад, а потом ещё и проволокло по совсем не мягкой поверхности ещё полтора десятка метров. Что оказалось наиболее для нас чувствительным и болезненным моментом. Я выпал из багажного отделения, и мой друг Багнеяр в седле не удержался. Нас прокатило по земле, словно тряпичные куклы, нанося раны, ушибы и даже ломая кости. Но в любом случае можно было считать себя счастливчиками только по одной причине: мы остались живы! А я – даже не потерял сознание.

В последнем существенную помощь наверняка оказали прижившиеся во мне симбионты. Первым делом, независимо от моего дикого желания выть от боли, они эту самую боль притупили, локализовали и сняли её давление на сознание. Затем немедля взялись за устранение самых тяжких последствий падения. Устранение открытых ран, остановка крови и вправление наиболее пострадавших костей на место. Хотя у меня оказалось больше вывихов да растяжений, но и без явных переломов не обошлось: правая кисть висела плетью, с левой стороны груди скрипели треснувшие рёбра, скулы свело от боли в поломанной челюсти, дышать мешала скопившаяся в поломанном носу кровь, и правая нога была неестественно вывернута в коленке.

Так что первые пять минут я попросту отходил от шока, пялился в пространство вокруг да поглядывал иногда с унылым фатализмом на свод, откуда всё ещё продолжали рушиться обломки, способные убить кого угодно. Несколько неуместно в голове крутилась строчка из песни Высоцкого: «Как ты выжил? Как ты спасся? – каждый лез и приставал…» Соображал я плохо, что за мохнатый мешок лежит чуть поодаль, – не понимал, да и вообще любой подоспевший к нам в то время хищник схарчил бы нас без всякого с нашей стороны сопротивления. Но байбьюки, пользуясь инстинктами самосохранения, теперь споро откатывались от эпицентра взрыва.

Потом мой Первый Щит прояснил мне мозги самым кардинальным способом: ударил болью по нервным окончаниям. И как раз той болью, от которой следовало избавляться в первую очередь: в сломанной ноге. Ведь какими бы ни были у меня защитники и врачеватели, сами они поставить кости в нормальное положение не могли, для этого требовалось моё осознанное вмешательство, мои руки да приложенные верно усилия. Ну, я и стал всматриваться для начала в свою коленку. Неприглядная получалась картинка, при которой любой нормальный хирург, наверное, скорей всего, отрезал бы всю ногу, чем стал бы спасать повреждённый участок. Но ято не специалист, да и собственную плоть отрезать жалко. Поэтому, руководствуясь подсказками своих симбионтов на интуитивном уровне, приступил к самолечению.

Тому, что правая кисть меня слушается, хотя чувствительность пальцев утеряна, я не удивился. Да и общих сил мне хватило для постановки костей в требуемое для сращивания положение. А вот некие прозрачные сгустки, которые я заметил в крови и которые своим сквозным проникновением костной ткани словно наращивали, сшивали, склеивали обломки и зазубрины – поразили. Присмотрелся к кисти, а потом и рёбрам: там работали аналогичные сгустки. За собственной челюстью я присмотреть не мог, зато почувствовал, как стало возобновляться дыхание через нос. Неужели и оттуда удалось устранить спёкшуюся, свернувшуюся кровь?

Всётаки прижившиеся во мне существа оказались уникальными врачевателями! Я сам умел себя заштопать и подлечить, но чтобы сделать это так быстро и качественно – мечтать не приходилось. Помню свои проблемы, когда пытался излечиться от страшной раны, нанесённой мне копьём одним из бандитов Витима. Уж сколько я времени изгалялся, чтобы с помощью зеркала зарастить пострадавшую костную ткань, сколько сил у меня на это ушло и времени! А тут я даже помощником оказался постольку поскольку.

«Получается, – размышлял я, оставаясь в роли скорей пассивного наблюдателя, чем участника событий, – что Первый Щит не только в несколько крат усилился после пленения груана, но и перешёл на совершенно иной уровень врачевания, осознать который мне в данный момент невозможно. Правда, подобное чудо мне уже приходилось наблюдать, когда сотни груанов создали вокруг умирающей от гангрены Зоряны сияющий кокон и вернули женщину с того света. Кажется, там тоже прослеживались подобные сгустки, преобразующие загнившую ткань в здоровую, полноценную плоть. Но тогда вожделенных ракушек было невероятно много, а во мне всего одна, да несколько штук на поясе… Исходя из этого можно утверждать теперь уже более уверенно, что мой Первый окончательно трансформировался в Третий Щит. Иного объяснения отыскать не удастся, исцеление слишком уж крупномасштабное ведётся… Ага! А что там с моим другом творится? Вроде как шевелится…»

В самом деле, застонавший когуяр не только пошевелился, но и звуки подал, в виде стонов и некоего бормотания ругательного толка. Поэтому пришлось ползти к нему на левом боку, помогая себе левой рукой и надеясь, что срощенные ребра не пострадают при резких движениях. А добравшись до Хруста, приступил к его тщательному обследованию, сразу же сращивая наиболее раскрытые, кровоточащие раны.

Как ни странно, местный абориген получил всего два, можно сказать незначительных перелома. А вот внешность его пострадала кардинально: во многих местах шерсть оказалась сорвана. Из восьми усов осталась лишь половинка одного, ну и начисто оказалось оторвано правое ухо. Уж не знаю, как орган слуха так угораздило приложить и каким образом отрезало, но отныне непропорциональная морда когуяра смотрелась на удивление страшной, если не сказать зверской. Онто себя со стороны не видел, но когда я ему описал внешние потери, мой боевой товарищ чуть не заплакал. Мне ничего лучше не придумалось, как утешать шуткой сомнительного свойства. И сожалеть, что во время погони мы не догадались надеть шлемы.

Когда первая помощь была оказана, я даже осмелился на эту тему утверждать:

– А что… ты без уха – лихо смотришься! Ещё бы повязку на глаз, костыль в лапы – и вылитый кот Базилио! Был у нас такой герой… Тогда тебя точно все кардиналы испугаются и бросятся врассыпную только от одного вида.

– Да? – поразился когуяр. – Ещё и глаза лишиться? – шутка не оказалась оценена должным образом, раненый загрустил ещё больше. – Если уж сволочи кардиналы испугаются, то наши девушки тем более в мою сторону даже не посмотрят… У нас увечные воины никогда семей не имеют…

Подобная постановка вопроса меня несколько смутила, так что я не отыскал ничего лучшего, как с оптимизмом заверить:

– Нашёл о чём печалиться! Новое ухо отрастим! А не получится, так ты в шлеме наездника в любом случае самым желанным кандидатом в женихи станешь. Хаха! С нами не пропадёшь! Мм… в смысле, со мной… А как ты себя вообще чувствуешь?

– Паршиво… Такое ощущение, словно тервель пожевал и выплюнул…

– Но сидетьто сможешь?

– Зачем? – поразился Хруст. – Я и лёжа умереть могу.

– Да, кажется, со стороны замка к нам делегация любопытных продвигается, – сообщил я новость, поглядывая в центр каверны. – Ведьма и десяток рыцарей вместе с ней тронулись по нашим следам, желают выяснить, что здесь так сильно взорвалось… Так что пора нам сматываться…

Раненый страдальчески поморщился:

– А может, у них в замке отлежимся? Хотя бы денёк?

– Не получится, – вздохнул я, мысленно подзывая к себе находящегося недалеко и нисколько не пострадавшего серпанса. – Наши волноваться будут, да и нельзя у посторонних на постой останавливаться, когда собственная обитель не так далеко расположена. Не доверяю я им, вдруг ещё какиенибудь предатели или шпионы в той толпе затесались? Так что давай… пробуй заползти на Росинанта. А я коекакие наши вещички соберу.

Чем и занялся, опираясь на подобранное копьё из нашего арсенала. С ногой обращался осторожно, словно она была слеплена из воска, хотя внутренняя интуиция подсказывала действовать более свободно. Но слишком уж запоминающейся оказалась картинка того, что творилось у меня в коленном суставе ещё совсем недавно, поэтому я не рисковал.

Удалось собрать всё, что осталось в целости и приличном состоянии, набрать для себя одеял и всё это пристроить на место багажа. Потом ещё и Хруста усадить в нужную позу, словно ребёнка.

Осматривать то, что осталось на месте лифта, я не стал. Хотя, будь я в нормальном состоянии, обязательно бы полюбопытствовал, что там теперь просматривается из структур в открытом, развороченном зеве и что там осталось от шпионивших на Дне Светозарных.

«Хотя… что там от них могло остаться, кроме мокрого места? – размышлял я, поднимая серпанса и малым ходом отправляя его по дуге к выходу из каверны. – После такого эрги’са никакие силы, умения и способности не спасут. Вот если бы Шляпник действовал иначе, вся итоговая картина могла бы измениться в иную сторону. А так парочка шпиков поспешила… явно поспешила!..»

Теперьто я данный аспект отлично осознавал. Парочке лазутчиков не следовало так торопиться. Дождались бы нас, поинтересовались бы, в чём, собственно, дело, а когда наша бдительность подувяла, расстреляли бы нас из своего оружия. Вряд ли бы нас даже серпанс спас при этом.

То есть враг по собственной глупости себя выдал и меня заставил действовать в атакующем режиме. Итог: повезло нам, а не им. Хотя могло получиться с точностью наоборот.

Наш путь так и проходил в обход встречной группы рыцарей, во главе с их Девой, Указующей Путь. По логике, следовало с ними пообщаться сейчас более подробно, выяснить некоторые детали, а скорей всего и самому открыться, но наше ослабленное, а если судить по когуяру, то плачевное состояние не позволило продолжить торжественный обмен любезностями и углубить, несомненно, полезное знакомство. Вот мы и торопились «домой».

Причём сам путь заранее напрягал неведомыми деталями и неопределённостью. К примеру: как далеко докатилась передовая волна стада байбьюков? Насколько далеко умчались основные воинские силы когуяров, не имеющие большого запаса хода на своих маловыносливых серпансах? Ну и как отнесутся к Хрусту Багнеяру его соплеменники, когда увидят? Станут ли останавливать? Узнают ли? И в каком виде лучше ему проезжать: надев шлем наездника или не скрывая виднеющихся на голове повреждений?

Сам Хруст мне дать подсказки не мог, потому как находился в полубессознательном состоянии. Всётаки головой его изрядно приложило о землю и о камни. Так что приходилось внимательно осматриваться из своего багажного отделения и самому по ходу дела принимать нужные решения.

Монстры далеко после раздражающего свиста моего устройства не рвались. Можно сказать, что самые взбешенные, потеряв в тылах поддержку всего стада, быстро успокоились и рассеялись уже к середине второй каверны. Гдето там, по окраинам и под стенами, группировались и отступившие воинские силы города Иярта. Они поступали довольно мудро: просто спешивались с уставших скакунов и прятались либо на высоких скалах, непреодолимых для монстров, либо за прочными стенами многочисленных башен и замков, которых в окрестностях хватало с избытком. Ну и самое для меня выгодное, нас никто издалека не видел, и мы могли выбирать свой путь по самому оптимальному маршруту.

Другой вопрос, когда мы достигли теснины, то есть изрезанного проходами и пещерами выхода из второй каверны, там, на солидной высоте, на стенах располагались наблюдатели, которые в любом случае могли нас заметить и обратиться с вопросами. Причём с самыми естественными и логичными. Например: что там возле замка творится, или почему ты не прячешься от взбесившихся байбьюков?

И опятьтаки, как и что ответить, если мой друг еле языком шевелит от усталости и бессилия? Так бы напялил шлем да и прокричал бравым голосом: «Не сметь возвращаться к замку! Не сметь воевать с людьми!» А что делать в таком болезненном состоянии? Может, нам и в самом деле следовало вначале в замке отлежаться да более близко с ведьмойкрасавицей познакомиться?

Пришлось выбирать нечто среднее, что подходило в нашем положении. То есть шлем я на Багнеяра натянул аккуратно, а вот отвечать на любые вопросы – запретил. Пусть думают что угодно. Да и не станут же иные воины кидать копьями или дротиками по спокойно движущемуся всаднику? Хотелось в это верить… А потом… потом мы можем рвануть так, что за нами никто не угонится!

Приблизились, дозорные нас заметили. Стали присматриваться, опознали по головному убору. Ух, какое тотчас движение началось на стенах и на скалах! Вниз никто не спустился, вокруг виднелись байбьюки, но весть по цепочке распространилась со скоростью звука:

– Меченый едет! Наездник!

Незамедлительно я зашептал своему товарищу:

– Если сможешь, просто подними лапу и покажи им символрисунок. Вдруг да и рассмотрят его как следует. Но будь постоянно готов к неожиданному рывку.

Нас и в самом деле вознамерились остановить если не силой, то вопросами точно. Причём спрашивал один, довольно солидный по возрасту, что понял даже я, перед нами ветеран:

– Эй! Ты кто? И почему вдруг заявил, что Меченые возвращаются?

Мой Росинант продолжал двигаться со скоростью пешехода, а Хруст медленно, с явным усилием поднял правую лапу и раскрыл когти веером. Ветеран находился метрах в пяти выше нас, поэтому сразу же присел, а потом и стал на четвереньки, чтобы тщательнее рассмотреть татуировку на подушечке лапы Меченого. Но и вопросы не прекратил задавать:

– Но откуда ты взялся и как тебя зовут? – упорное молчание его основательно обеспокоило. – Почему ты не отвечаешь? Это ведь явное неуважение к старшему по возрасту и по званию!

На это мой друг сделал такое движение лапой, словно с презрением отметал любое обвинение с высоты своего высочайшего предназначения.

– И почему ты прячешь своё лицо?! – уже не на шутку рассердился вопрошающий.

Вот тут Багнеяр не удержался и прохрипел, тем более что расстояние уже было самое минимальное до нависшего у нас над головой ветерана:

– Кардиналы и шаманы – убиты… Все серпансы, которые у них спрятаны в храмах, – принадлежат всему городу. И там скопилось десять тысяч… кажется…

На большее у него сил не хватило, и он умолк. Ещё и покачнулся, словно вознамерился всем телом упасть за уроненной вниз лапой. Повисла напряжённая тишина… а мы всё двигались дальше. Да так и оказались в мёртвой зоне, недосягаемой для броска копья или дротика. Но вдруг и на ту сторону проходов есть внутренние, ведущие поверху переходы? И некие прислужники кардиналов вознамерятся нас догнать да метнуть нечто убойное в спину?

Поэтому я не стал рисковать, а скомандовал серпансу двигаться с максимальной скоростью. Вот мы и помчались, ощущая встречный поток воздуха, словно сильный ветер. Удивляюсь, как основной наездник от тряски и болтанки сознание не потерял? Но зато больше нам никто не встретился и уж тем более не смущал настойчивыми вопросами. А вскоре мы уж стояли возле стены каверны, перед последним поворотом на Иярту, и я присматривался к месту нашего проникновения во внутренности величественного замка. Отыскал по запомнившимся ориентирам быстро, а там и внутри очутиться для нас оказалось делом одной минуты.

Глава 18

Выросшая мощь

В подвальном зале нас ждала целая компания. Не только все три будущие мамаши с возлежащим возле них мешкомуправленцем, но и Франя со своим супругом, Нежданом Крепаком, восседали на принесённых стульях и вели оживлённую беседу.

Поэтому именно к ним я и обратился в первую очередь:

– Думал, вы на зайцев охотитесь или отсыпаетесь… Помогите снять Хруста! Ранен бедняга изрядно и замучен… Чамби! Держи багаж!

Общими силами мы аккуратно сняли когуяра с седла, уложили на малое привидение, и только после этого я соблаговолил отвечать на вопросы изрядно обеспокоившихся женщин. Тем более что и по моей изорванной, окровавленной одежде было сразу понятно: мы побывали как минимум в мясорубке.

– Ничего страшного, – начал я самыми простыми словами. – Просто злополучно упали да неудачно покатились… Но вот груанов «чужих» собрать около полусотни да подлечить нашего друга – будет делом весьма своевременным. Так что двигаемся наверх…

Оставив Росинанта у потайного тоннеля, ведущего наружу, мы все подались наверх, стараясь придерживать тело Багнеяра, чтобы оно не свалилось со спины Чамби. По пути и во время лечения я бегло пересказал эпопею наших приключений и довольно изрядно попугал наличием на Дне гаузских шпионов. Так что меня слушали с открытыми ртами и не перебивая. Всётаки взорванный мною лифт между мирами, да ещё и вместе со стеной, потряс воображение всех без исключения.

В одной из спален обложили когуяра груанами, а я запустил в действие заживляющую вуаль. К слову сказать, делал это с пояснениями, раскрывая всю подноготную действа всё прекрасно видящей Светозарной. Причём не просто видящей, но и всё прекрасно понимающей соратнице в деле врачевания. То есть отныне Всяна смогла бы запустить механизмы исцеления, используя нагромождение связок из местных симбионтов. Что не могло меня не радовать. Лишние силы, новые умения и дополнительный целитель в нашем коллективе никогда не помешают.

Правда, тут же мелькнули мысли совершенно неуместного характера:

«Надо срочно отправляться на сбор груанов! И безотлагательно делать Светозарными Ксану и Снажу. Не знаю, как они смогут лечить или делать чтото иное, но вот секс сразу с тремя Светозарными, наверное, стоит всех иных мыслимых и немыслимых удовольствий… Или не стоит? Или это может быть опасным для жизни? Ну да… может… Если я такое чудо не попробую, буду жалеть до конца жизни!.. Да и какой мужчина, окажись он на моём месте, отказался бы от подобного чуда?..»

Хруст Багнеяр, обёрнутый тонкой вуалью исцеления, впал в нирвану сна, а я озвучил свои размышления вслух. Конечно, несколько в иной форме, чтобы не смущать находящихся рядом Неждана и Франю:

– Отправляюсь на охоту! Кто со мной?

Сомневаться не приходилось: вызвались все присутствующие. Ещё и ветеран смущённо добавил, косясь на свою супругу:

– Мы, собственно, тебя потому и разыскивали, что хотели бы присоединиться к тебе во время сбора трофеев. Уж больно хочется и нам быстрей комплект насобирать.

– Как же так?! – поразился я, уже догадываясь о подспудных причинах такого желания и мысленно похохатывая над парочкой. – Вы же собирались ещё на Дне пожить? Или передумали?

– Конечно, поживём! – многозначительно и заговорщически подмигнула мне Франя. – Только почему бы и мне при этом не стать Светозарной? Силы прибавятся, умения возрастут, зайцев больше поймаю… да и вообще, не только ты один по ночам кричать от удовольствия будешь…

После такой заявки мне ничего не оставалось, как под смешки супруг поддакнуть:

– Да, уж! Скользкие зайцы того стоят!

Пожалуй, только Всяна не участвовала в общем веселье. Продолжая присматриваться к повреждениям на голове Хруста, она заявила:

– Мне кажется, можно нашему другу и новое ухо отрастить… Но для этого понадобятся «ничейные» груаны. Как минимум – две штуки.

– Хм! Откуда такие сведения? – удивилась её сестрица. – Или ты стала лучшим целителем, чем Миха?

– Не знаю, – призналась наша пока единственная в коллективе Светозарная. – Вот чувствую просто – и всё. Даже вижу мысленно, куда и как эти груаны потом установлю…

– Отлично! – похвалил я её. – Тогда отправляемся немедленно. Тем более что обитатели Иярты сейчас будут заняты своими городскими делами, им будет не до дальних разъездов или войны с людьми. И нам в наших окрестностях никто не помешает. Но всё равно, предупреждаю сразу и категорически: держаться единым отрядом и ни в коем случае не отставать больше чем на два десятка метров.

Естественно, что с командиром никто не спорил, и вскоре наш отряд, увеличившийся за счёт Степана Живучего, Емельяна Честного и квартета «туристок», уже выезжал из каверны с разросшейся в ней густой травойпаломником. Яркие краски растительности и зайцев остались позади, а мы довольно резво, на свежих и застоявшихся серпансах, ринулись по проходам и анфиладам пещер на поиски больших пространств Синих Полей. Быстро отыскали одно из таких, приготовили вимлачи, и бескровная охота пошла в максимально благоприятном для нас, ускоренном режиме.

Убивать никого не приходилось. Риска для людей тоже почти не было. Только метай в выверенном направлении уникальный вимлач, а пока твой сидящий в багаже помощник опустошает его, доставай и бросай следующий. Хищников матёрых и репродуктивных в любом смысле на пастбищах хватало. Мы только успевали «выдоить» одну группу, как тут же оказывались рядом со следующей, полной иными монстрами. Только и успевай разворачиваться да посматривать, чтобы тебя не зажали сходящимися фалангами.

Практически получалось чуть ли не развлечение. Если бы ещё не значительные усилия при метании вимлачей да не резкие рывки во время их подбора, можно было охотиться таким образом чуть ли не целый день. А так усталость сказывалась довольно быстро. Особенно это замечалось среди женщин, переставших делать результативные броски, и часа через два мы поспешили в крепостьзамок, ставший нам на время родным домом. Даже беглый подсчёт трофеев не мог не радовать.

Неждан Крепак как независимый ремесленник, охотящийся отдельно, насобирал восемь ничейных груанов, что даже на один превосходило то желанное для Франи количество, возводящее её в сан Светозарных. Правда, решили они совершать сиё действо в стенах нашей каменной твердыни.

Ну а мы все, относящиеся к «космонавтам», получили вообще огромный урожай в семьдесят три груана. Правда, стоило упомянуть, что добрую треть собрал лично я. Около четверти умудрилась собрать наша Светозарная Всяна, лишний раз доказав свою невиданную для обычной женщины силу, выносливость и ловкость. Ну а вся остальная доля добычи приходилась на Степана Живучего и беременных супружниц. То есть, даже отнимая два симбионта, нужные для полного излечения Хруста, мы уже сегодня могли сделать Светозарными не только Снажу и Ксану, но и ещё сразу нескольких женщин (учитывая наличные «свои» груаны) из нашей команды. Феноменальный результат, дающий твёрдую уверенность в завтрашнем дне.

Получился очередной праздник на ровном месте и не менее торжественный, чем состоявшийся накануне. Вначале все с затаившимся дыханием наблюдали, как становится обладательницей полного комплекта Франя. Некая бессознательность во взгляде у неё тоже появилась, как и у Всяны в своё время, но и она сумела совладать с непроизвольной, а может, и искусственно навеянной тягой немедленно покинуть Дно. Проигнорировала появившиеся светящиеся указатели, а чуть позже и своё собственное внутреннее сияние сумела погасить простым усилием воли. Правда, в этом ей помогла моя младшая супруга, уже переживавшая подобное.

В финале представления, на которое собрались все обитатели нашего замка, главный шефповар убедила своими заверениями в первую очередь любимого законного супруга:

– Вот теперь мы с тобой уже точно в мир Набатной Любви вернёмся обеспеченными и ни от кого не зависимыми! – мгновение помолчала и выдала совсем крамольную мысль, за которую гаузы наверняка объявят её врагом номер один: – И мне кажется, мы имеем право не отдавать имеющиеся у нас груаны, а оставить пояса возле себя до самой смерти.

Внешне я окаменел после услышанного, а внутренне содрогнулся от осознания революционной идеи:

«Какой простой вывод она сделала, а какие далёкие и великие последствия это может иметь! Мы, конечно, точно не знаем, как и в какой последовательности Светозарные наверху отдают свой пояс и что за него получают взамен. Но если подумать, то почему люди обязаны чтото отдавать вообще? Это их законные трофеи, они обладают ими с полным правом, и вполне возможно, что забрать груаны силой не могут даже гаузы со всей их невероятной мощью технически развитой цивилизации. Вполне возможно, что пояса забираются обманом или в момент неполного, одурманенного состояния, владеющего человеком после переноса в грохочущей клети.

И что тогда получается? Если Светозарные останутся в своём мире ещё и с поясами, полными груанов, то они станут совершенно неуязвимы, непобедимы и независимы. Верно? Или как? Если такое возможно, то в самое ближайшее время колонизаторы из космоса станут совершенно неуместны в чужом мире. Их, не мудрствуя лукаво, без всякого оглашения войны попросят удалиться восвояси!

И… колобкам ничего не останется сделать, как уйти…»

Вот такие нереальные и сумбурные мысли заплясали у меня в голове после эпохального заявления нашей кухарки Франи. Они между собой не стыковались, хромали в логике, пугали белыми пятнами незнания действительности, но главное зерно спасения здешнего мира имелось: колонизация станет бессмысленной, если аборигены перестанут отдавать гаузам пояса с симбионтами. И никакие военные действия пришельцам из космоса не помогут.

Из глубокой задумчивости меня вывел громкий вопрос Степана Живучего:

– Командир! Так кто следующий на очереди в Светозарные?

И, судя по насмешливым, но всепрощающим взглядам окружающих, никто не сомневался в предстоящем выборе. А потому я не стал никого разочаровывать:

– Защита материнства, тем более на Дне – это самое важное и краеугольное в нашем обществе. Все вы прекрасно осознаёте, как трудно сберечь ребёнка в условиях суровой каторги. Поэтому первыми по льготной очереди проходят Снажа и Ксана. Дальше – определим жребием.

И без всяких дальнейших оговорок сунул в руки моих жён полный пояс с пятнадцатью груанами. После чего хотел было незамедлительно перейти к жребию, но меня слушать не стали, всем хотелось лишний раз понаблюдать за чудом превращения вполне обычных женщин в Светозарные. Да чего уж там скрывать, и мне оторвать взгляд от этого спектакля не удалось. Обе будущие матери устроили из вкладывания груанов в свои пояса целое шоу, и пятнадцатые симбионты вложили одновременно, стоя спинами друг к дружке.

Многоцветная вуаль защиты, объединившись, получилась такая ёмкостная и обширная, что стало жалко тех, кто этого не видел. Подобное чудо могли наблюдать всего три человека: я, Всяна и Франя. Ну и по мере своего желания высказаться женщины пытались передать словами то, что видели только с помощью глаз и полученных умений. Но как можно слепому объяснить понятие о радуге? Поэтому оставалось утешать зрителей словами:

– Ничего! Вот станете Светозарными – сами всё увидите!

И в данном вопросе отыскались сомневающиеся.

– Как же мы увидим, – возопил с обидой Влад Серый, – если после сбора полного комплекта мужчин тотчас лишает воли неведомая сила, и они бегом уносятся со Дна?

Резонный вопрос, над которым непроизвольно задумались все без исключения. Потом посыпались разные предложения, колебавшиеся от «привязать заранее», до «…пусть командир сразу усыпляет эрги’сом!» Но самое дельное и разумное суждение послышалось от всё ещё отсвечивающей золотом Ксаны:

– А почему мужчины зацикливаются именно на десятке? Нельзя ли одновременно вставить в пояс десятый и одиннадцатый груан? Или сразу и двенадцатый? Тогда общая, добавочная сила позволит контролировать собственную волю и собственное тело. Не правда ли?

Несомненно, гениальное решение, невозможное прежде, когда каждый симбионт добывался потом, кровью и с невероятным риском для жизни. Подобное действо «вложить в пояс ещё и одиннадцатый груан» – никому в голову прийти не могло. А сейчас мы могли экспериментировать как угодно и когда захотим. Хотя бы немедленно. О чём и заявил во всеуслышание Ратибор Палка:

– Давайте прямо на мне это и опробуем, а? Готов рискнуть собственным здоровьем и… всем остальным…

Вот тут ему досталось в полной мере от женского коллектива. У каждой дамы отыскалось крепкое или нелицеприятное словечко в адрес ветерана, возжелавшего так быстро и незаметно проскользнуть в Светозарные. К чести ветерана и судя по его смеху, было понятно, что он пошутил и попросту издевается над своими же подругами в первую очередь.

Но мне как командиру следовало вмешаться и успокоить наиболее разнервничавшихся персон:

– Ну и чего расшумелись? Предложение может вносить каждый, невзирая на свой пол и семейное положение. И разве за это надо обзываться плохими словами? – гомон немедля поутих и только немного возобновился после моего напоминания: – Тем более что по уставу в жребии могут участвовать и мужчины! Но… мы не будем пока форсировать их отправку с каторги домой. Будем выполнять данные женщинам обещания. Поэтому предлагаю… Либо выбирать жребием, либо дополнить комплекты тем подругам, у которых в поясах наибольшее количество «своих» груанов.

Меня вначале никто не понял и не поддержал. Даже ктото громко возмутился:

– А почему это: комуто всё, а комуто – ничего?!

Пришлось перейти к пояснениям:

– Всё элементарно, и арифметика проста. Изначально мы уверены, что наши Светозарные не помчатся домой, а деньдва ещё с нами побудут. Сил у них становится больше, чем у мужчин, охотиться за груанами они смогут не хуже Всяны, которая показала сегодня невероятные результаты, и уже только этим значительно ускорят возвращение всех остальных в мир Набатной Любви. В том числе и мужчин здесь не оставят. Я надеюсь…

Моя последняя оговорка вызвала заметное оживление среди народа. Понеслись шуточки и подначки, но зато больше никто не спорил и не возражал. Мои решения были единодушно признаны верными и справедливыми. И тут же владелицы наибольшего состояния стали выкрикивать, сколько у них груанов. Получалось не густо, но в любом случае оставшегося количества трофеев хватало для возведения в Светозарные сразу шести женщин. Правда, я несколько опасался того момента, что, когда они засветятся, то плюнут на всех и вся и подадутся к лифтам, но тут уже приходилось рисковать. Да и в любом случае, ничего страшного не случилось бы, уйди от нас хоть все преобразованные женщины. Едоков станет меньше, остальных всё равно обеспечим, пусть и на день позже.

Но никто не ушёл, все удержали свои чувства и желания под контролем. Да и как не удержать, если человек становится многократно сильнее, да ещё и остаётся в окружении себе подобных? Да и свежие воспоминания довлели над каждой женщиной: совсем недавно они были бесправными рабынями, а ещё вчера были уверены, что так и умрут в этих проклятых местах, вынужденные в лучшем случае здесь оставаться до глубокой старости. Какими бы ни были дамы порой скандальными, как бы ни ругались между собой и как бы ни питали взаимных антипатий, всё равно у них чувство локтя и взаимной поддержки развито на генетическом уровне гораздо лучше, чем у мужчин.

Для примера стоило припомнить покинувших нас Тимофея Красавчика и Ольшина Мастера. Те бросили всё, как только у них в руках оказалось по десятку груанов, и ушли. Кстати, узнаем ли мы когданибудь, как сложилась их судьба? Или оба наших знакомца так и канут в неизвестность тайного переселения в иные города или в иные миры?

«Не о том думаешь! – пришло своевременное напоминание. – Надо вначале глянуть, что там с Хрустом… Он ведь сам из замка выйти не сможет. Да и ухо ему пусть Всяна новое вырастит… если получится. Потом не мешало бы перекусить, сформировать отдельный отряд охотников во главе со Степаном и Франей, а самому…»

Ну да, самому следовало вновь присмотреться: что творится в городе Иярта, а то и наведаться к тому самому замку, где ведьмакрасавица, или, как её пышно называют, Дива, Указующая Путь, вместе со своими соратниками так долго выстаивала против превосходящих сил противника.

Правда, тут же возникал вопрос: стоит ли брать с собой жён? И стоит ли уже прямо сейчас засвечиваться перед всеми когуярами тем, что здесь появились подданные империи Альтру?

Над этой проблемой ещё следовало подумать на сытый желудок.

Глава 19

Политика вмешательства

Хруст оказался более чем выздоровевшим и ждал нас в холле с упрёками:

– Наблюдаю за вашими действиями давно, а крикнуть сквозь прозрачную стенку не получается. Хотел послать Чамби, так он мои просьбы игнорирует.

Ну да, выйтито он сам не мог, на лестнице его могло опять приголубить болезненным ударом непонятное нам оружие. То, что он уже двигался ловко и быстро, – радовало, но вид его всё равно не внушал симпатии. Помятый, без уха, с выдранными отовсюду клочьями шерсти. Кожато зажила, даже шрамов не осталось, а вот меховая прослойка так и не восстановилась.

Поэтому наша Светозарная «со стажем» немедля стала распоряжаться когуяром, как своей собственностью. Настолько ей захотелось похвастаться своими недавно обретёнными умениями целителя:

– Пошли в ближайшую спальню! Буду тебе ухо отращивать!

И ведь она была не одна в своём стремлении вылечить и нарастить, вокруг неё толпилось теперь восемь обладательниц полного комплекта груанов. Одна лишь Франя не стала задерживаться в холле, а умчалась со своим Нежданом по делам их «шкурной корпорации». А вот эта вся восьмёрка неизвестно насколько осчастливленных силой женщин сейчас обступила представителя иного разума и готова была его лечить, не сходя с места.

Мой друг даже засомневался както, излишне занервничал:

– Может, не надо? Или какнибудь потом с этим ухом решим? Мне вроде как не мешает…

Пришлось его подбадривать обещаниями:

– Лично буду присматривать при регенерации. Заодно сам получу новые навыки, а потом и тебе объясню суть происходящего.

В итоге мы уже через две минуты плотно обступили кровать, на которой Хруст вытянулся на левом боку, а руководящая всем процессом Всяна стала выкладывать на повреждённое ухо два «ничейных» груана. После короткой медитации над телом выложила в разных местах ещё и полтора десятка «чужих» симбионтов, а потом стала руководить своими коллегами, заодно и мне раскрывая только ей пока видимые тайны:

– По сути, мы бы могли его излечить собственными силами, без уникальных ракушек, но мне кажется, у нас не получится должная синхронизация действий. Поэтому от вас, девочки, только требуется усилить, насытить своими силами ту вуаль, которую мы сейчас образуем. А для этого концентрируйте свой взгляд на нижней кромке вуали симбионта, тяните её мысленно вниз, а потом ею же обволакивайте поврежденное ухо или участки кожи, на которых отсутствует мех. Всё понятно? Тогда начнём… Миха! Ты тоже можешь нам помогать, у тебя даже лучше, чем у меня, должно получаться.

Вот процесс и пошёл.

Ещё будучи начинающим обладателем Первого Щита, я умел быстро сращивать края резаной раны и творить прочие подобные чудеса. Так я во время нашего путешествия спас Леонида Найдёнова, в то время подвизавшегося под видом справного барона Льва Копперфилда. Да и сам факт излечения той же Зоряны от запущенной формы гангрены вызывал у меня гордость за свои умения врачевателя. Но то, что я увидел сейчас, – поражало своей невероятностью и скоростью процесса. До сих пор не мог себе представить, что часть тела, пусть и сравнительно небольшая, может вырасти на глазах в течение всего одной минуты! Потом в течение второй – покрыться должным мехом, и уже на третьей – начать нервно шевелиться от пристального к себе внимания. Правда, оба «ничейных» груана при этом рассыпались пеплом и прозрачным дымом, но чудо того стоило.

Событие неординарное, и я уже приоткрыл рот, собираясь об этом заявить с должным пафосом во всеуслышание, как заметил некий сбой в работе восьмёрки Светозарных. Их словно качнуло невидимым для меня и неощутимым ветерком. Похоже, они сами вначале не поняли сути происходящего, в изумлении поглядывали друг на друга и моргали в недоумении.

– Что это с вами? – обеспокоился я, поглядывая на странно сосредоточившуюся Всяну. Видимо, ей, уже освоившейся лучше всех с новым даром, было дано гораздо лучше ориентироваться в преобразованиях окружающего пространства. Да и когда она ответила, в голосе звучала полная, непоколебимая уверенность:

– Прибыла клеть с новыми каторжанами. Это в той каверне, где мы недавно охотились. Ворота открылись, и люди выбрались наружу. Как раз в том самом месте, куда меня тянуло после возведения в Светозарные. То есть в самом к нам ближайшем… Кажется, их двое…

– А почему вас так качнуло? – продолжались мои расспросы.

– Не знаю… Скорей всего, мы теперь всегда сможем чувствовать прибытие новеньких… Ну и когда ворота открываются…

Хруст тем временем, почувствовав, что странные силы его отпустили, а оставшиеся целыми груаны с него быстро убрали ловкие женские пальчики, встал и постарался оказаться у меня за спиной. Видимо, чудесное восстановление утраченного уха ему не понравилось побочными эффектами или ощущениями.

Но женщины уже на него никакого внимания не обращали, словно позабыли. Им сейчас хотелось действовать, покорять, спасать, сворачивать горы и переворачивать миры, настолько они ощущали себя всесильными и могущественными. Это всё выражалось не только во взглядах и многозначительной мимике, но и в словах Ксаны, которая возомнила себя лидером и беспардонно попыталась принять командование на себя:

– Сейчас надо отправить когонибудь к тем каторжанам. Если они вполне нормальные люди, примем на поселение. Ну а нам следует всётаки показаться жителям города Иярты. В свете последних событий и после уничтожения кардиналов с шаманами возле дальнего замка – это необходимо сделать как можно быстрей.

Все остальные женщины на эти слова кивали с умным видом, даже не косясь в мою сторону. И когда только успели узнать историю наших с Хрустом приключений? Но меня больше всего поражал сам факт резкого преображения женщин из положения зависимых подопечных в статус самозваных, но мною не востребованных повелительниц. Я не против полезной инициативы и грамотно высказанных предложений, но не таким же тоном! И не с таким вот непререкаемым апломбом! Тем более неприятно слышать подобное от старой боевой подруги, которая ещё недавно заглядывала мне в рот, ловя любое слово и тут же бросаясь на исполнение моей любой прихоти.

Поэтому я начал с невинного вопроса:

– Ксаночка, милая, да ты вновь заболела звёздной болезнью?

– Это как? – нахмурилась бывшая секретарша поставного. – Не слышала о такой…

– Как же?! А в момент нашей первой встречи ты чем болела? Хорошо помню, с каким высокомерием и гордыней ты встретила меня и старшину Борея. Считала себя не меньше чем королевой или пупом земли, а уж как на меня уничижительно посматривала! Вот это и называется: звёздная болезнь. И чтобы от неё излечиться, пришлось тебе на Дне побывать. И вот, новый рецидив…

Подруга прекрасно поняла, о чём я и к чему веду, но ни раскаиваться, ни идти на попятную пока не спешила. Наоборот, сама перешла в атаку:

– То есть мы и дальше должны быть послушными овечками и следовать безмолвно только в выбранном тобой направлении?!

– Несомненно, дорогая! Да и в уставе так написано…

– Только не надо нам тыкать в нос уставом, который ты написал, пользуясь нашим безграничным доверием и святой наивностью. Ты там всё подтасовал в свою пользу заранее и преднамеренно. А вот ни в одной строчке не прописал ответственность, которая должным образом налагается на любого мужчину во время воспитания, взросления и становления детей. Неужели не понимаешь, как это смотрится нелепо со стороны? Ты требуешь от нас полного повиновения, а сам собираешься через день, максимум два покинуть нас навсегда! То есть глушишь в нас любую инициативу, отвергаешь любую попытку самоопределения и выбора линии поведения. Забывая при этом, что вскоре мы останемся сами в огромном мире, без защиты и без мужской поддержки. Не слишком ли много ты себе позволяешь?!

Мне ничего не оставалось, как мысленно, но всё равно ожесточённо почесать затылок. Во как завернула лихо! Мою же правоту обернула для меня виною. Теперь, что ни скажи в ответ, всё равно будет звучать как оправдание. Получалось, что я весь такой плохой, змейискуситель, обманщик, «поматросил и бросил». Изначально знал, на что иду, и собирался кинуть несчастную (а если припомнить, то сразу три несчастные женщины!) на произвол судьбы. Да и вообще весь я такой негативный и отрицательный.

Ещё и все остальные дамы затихли, приоткрыли ротики от чрезмерного внимания и теперь ждали, чем закончится наша милая семейная перепалка. И мне ничего не оставалось, как поступить самым неадекватным способом. Я не стал отвечать и уж тем более возмущаться, а попросту развернулся и вышел из комнаты. Понятное дело, что и Хруст тут же сориентировался, успев выскочить за дверь раньше меня. Тогда как Чамби вообще держался возле моей правой ноги, словно приклеенный. А когда мы устремились по коридору в сторону дворцовых кухонь, когуяр с чисто мужской солидарностью посочувствовал:

– Нелегко тебе… А что теперь делать станешь?

– Хм! Будто у меня есть выбор! – вырвалось возмущение. – Что бы ни случилось и как ни станут разворачиваться события, я постараюсь выполнить все свои обещания. То есть: сделать Светозарными всех остальных «космонавтов», помочь тебе с революцией в Иярте, ну и убедиться, что Дива, Указующая Путь, вместе со своими соратниками находится в полной безопасности.

Мы уже стояли в кухне и осматривались, когда мой починенный, с новым ухом друг поинтересовался:

– А не лучше ли пригласить весь отряд людей на жительство в этот замок?

– Наверное, так и сделаем… Они тут и в самом деле гораздо быстрей станут Светозарными. Тем более что все они противники рабства, как утверждают…

– А что станут делать твои жены? – когуяр нервно оглянулся назад. – Ну и остальные их подруги?

– Что хотят, пусть то и делают, – фыркнул я, заметив Степана и взмахом руки подзывая заместителя к себе. – Хотят – пусть хоть немедленно покинут Дно, а мне ещё есть кем командовать и о ком заботиться. Самое важное, что на просторы Третьего ущелья или непосредственно к городу они без меня выбраться не смогут.

– А если смогут?

Этот сложный вопрос я проигнорировал, обращаясь к Живучему:

– Степан, там в ту каверну, где мы охотились, забросило двух новых каторжан. Возьми парочку помощников и сгоняйте, гляньте, кто такие. Если нормальные люди – пригласите к нам. Опасайтесь схождения фаланг, там монстров кучи, и на охоту даже не отвлекайтесь. Потом вечерком все вместе ещё раз отправимся за трофеями.

– Хорошо. А ты куда?

– Ещё раз с Хрустом смотаемся к осаждённому замку, посмотрим на месте и определимся с рыцарями и с их иконами окончательно.

– А где все наши… – Степан тоже несколько с опаской оглядывался по сторонам, – все наши Светозарные дамы?

– Гдето здесь, – неопределённо взмахнул лапой Хруст. А я со смешком добавил:

– Кажется, они решили сформировать свой отдельный, независимый отряд. Только ещё не знают, как и в каком направлении будут действовать. Правда, официального заявления ещё не сделали. Поэтому, как только их увидишь, немедленно загружай самыми разнообразными и трудновыполнимыми заданиями. Нечего бездельничать! Пусть поработают на благо общества.

Вид у моего заместителя был потешный: он согласно кивал, но вся остальная мимика ясно говорила: «Нет уж, батенька! Ты с ними сам разбирайся! А я сейчас за новенькими каторжанами отправлюсь и постараюсь как можно дольше не возвращаться да в ваши разборки не вмешиваться. Сам наплодил Светозарных, вот сам за них и отдувайся!»

Я придираться не стал, формально приказ отдан, и мавр умывает не отмывающиеся от черноты руки. А там… а там посмотрим. Теперь для меня главное было быстро, в незаметном месте перекусить, а потом так же незаметно смыться из замка вместе со своим другом из числа местных аборигенов. Желание чтото доказывать, а уж тем более обелять себя, у меня отсутствовало напрочь. И в самом деле, сколько мне тут осталосьто времени провести? Может, Ксана частично и права, выказывая своё недовольство?

Разыскивая, что поесть, а потом и укромное местечко рядом с многочисленными хозяйственными помещениями, заметил уходящего Степана, который в сопровождении Емельяна Честного, Лузги Тихого и ещё одной бойкой молодки поспешил отправиться на поиски новеньких каторжан. Сомневаться в их воинской мощи не приходилось: пусть новенькие и окажутся агрессивными маньяками, всё равно не справятся с перемещающимися на серпансах «управляющими» и «туристами». Да и скакуны во всех ситуациях отлично защищают своих наездников.

И я не стал праздно проводить время только за набиванием желудка. Левой рукой ел, а правой держался за чипвсезнайку и пытался приказным внушением запрограммировать его на нужную мне деятельность:

«При возникшей опасности для интересов империи Альтру приказываю тебе как Иггельд выполнять все мои распоряжения немедленно и с максимальной точностью!»

«Неправомочное требование, – тут же отозвалась мерзкая программка. – В данных условиях и без приёма условного кода от контролирующего секции моё подчинение необязательно».

«Зато приоритетно!» – пытался я задавить нахрапом.

«Лишь в случае деловой целесообразности соответствующей моей непосредственной деятельности», – пыталась меня опутать непонятностями неподкупная частичка искусственного интеллекта.

Но зато мне впервые стало известно о некоем «контролирующем». Вот бы до него добраться да вправить электронные мозги на место душевным таким ударом эрги’са! Империя в опасности, а он до сих пор не привёл условным кодом все привидения в боевую готовность. Так что, скорей всего, у меня ничего с моей задумкой не получится, но отступать от своих намерений я не стал:

«Ты обязан заботиться о безопасности любого наездника! Разве не так?»

«Только во время критических ситуаций и лишь после конкретной, чёткой команды».

Ну и как с таким саботажем бороться? Получалось, что, начни меня сейчас ктолибо убивать, Чамби и лапой не пошевелит для оказания помощи? О какой тогда обязанности идёт речь?

«Критическая ситуация приближается! Поэтому слушай моё чёткое и конкретное приказание!» – на самом деле я шёл вабанк и уже совершенно не верил, что программка мой приказ выполнит хотя бы частично. К тому же она успела вставить несколько ехидных словечек в мою пафосную речь:

«По моим аналитическим выкладкам – вокруг царит полное спокойствие».

«Близятся политические преобразования! – вовремя вспомнил я и о другой стороне медали. – Поэтому ты как творение империи должен сделать всё возможное и невозможное, чтобы Пространства Вожделенной Охоты вновь вернулись к своим законным хозяевам! – во время маленькой паузы я с удовлетворением заметил, что чипвсезнайка помалкивает, а значит, я на верном пути. Ведь молчание – это и знак согласия! А потому усилил нажим: – Сейчас стоит вопрос о том, чтобы остановить ведущуюся между людьми и когуярами войну, сделать их союзниками и партнёрами, после чего общими усилиями избавиться от контроля над Дном со стороны космических завоевателей гаузов. После чего власть империи Альтру вновь вернётся на Пространства! Ну и важной частью программы восстановления является возвращение всего разумного вида когуяров под длань управления Мечеными. Надо немедленно ликвидировать или хотя бы отстранить от власти в городе Иярта шаманов и кардиналов, ставших на позицию предательства интересов империи. А для этого ты немедленно отправляешься в город и мобилизуешь для поставленной задачи всех находящихся там малых серпансов. Все твои коллеги обязаны всеми силами и в любом месте уничтожать или изолировать от остальных кардиналов и шаманов. При этом до простого народа следует донести главную мысль: «Меченые» возвращаются! А Хруст Багнеяр – первый Меченый Наездник среди народа когуяров. Он и его друзья из числа людей – неприкосновенны…»

Опять я выжидательно замолчал, вдруг уловив совершенно неожиданный вопрос:

«Каковы сроки выполнения приказа и куда мне возвращаться после его реализации?»

Конечно же, я захотел многого и сразу:

«Срок выполнения – сутки! Потом возвращаешься ко мне!»

«Наличие энергии не позволит выполнить такой приказ в такие сроки. Необходима полная закачка ёмкостей».

Ха! Такой прихоти я только обрадовался. Уж мне ли не знать, чем кормить подобные привидения. Раз уж боевым подходят мои эрги’сы, то малым – тем более понравится! Вот я и запустил в структуру Чамби вначале маленький комочек энергетического мягуна. Тот принял подачку, но после уточняющего вопроса заявил, что ёмкости заполнены только на восемь и две десятых процента.

Да мне не жалко! Щедро зачерпнув энергии у себя в районе крестца, я влил в управленческого ишака эрги’с величиной с добрый персик. Чем сразу заполнил не видимые мною аккумуляторы мешка под завязку. Даже лишнее добро оказалось, рассевшееся вокруг нас в пространстве в виде безвредных искорок.

Сразу же после этого Чамби, не прощаясь, не уточняя больше ничего и не дублируя полученные команды, развернулся, двинулся прямо к стене, где благополучно скрылся из поля нашего зрения. Мне даже не верилось, что всё им было понято правильно и будет выполнено с точностью и пунктуальностью.

Пересказал весь свой разговор Хрусту, и тот тоже засомневался:

– Слишком общими поставленные тобой задачи выглядят… А если шаманы скинут свои вонючие кожи? Или кардиналы оденутся в обычную воинскую одежду с ременными портупеями? Ну и второй вопрос: некоторые шаманы считаются вполне лояльными к народу и к Меченым. Да и парочка кардиналов пользуется огромной симпатией у народа. Жалко будет, если сотня Чамби уничтожит всех единым махом…

Я только развёл руками:

– Теперь уже поздно… Да я и предположить не мог, что слишком умничающий и не соглашающийся к сотрудничеству чип так неожиданно отправится выполнять такой сомнительный приказ. Скорей выдумал его в порядке эксперимента… Хотя в любом случае, польза от малых серпансов будет невероятная…

– Мне бы не помешало податься в город и осмотреться на месте, – резонно заметил когуяр. – Вдруг там все преобразования завершатся мирно и без крови. Всётаки воинские отряды – это несомненная сила. А если ветераны выступят единым фронтом и поведут за собой молодёжь, кардиналы сразу и добровольно сложат с себя все полномочия власти.

– Жди! Так они и сложат! – ёрничал я. – Ещё и в лапу с символом поцелуют! Ладно… поели? Отправляемся! И вначале всётаки промчимся к тому замку. Посмотрим на их действия и тогда окончательно решим, как с ними поступать.

После этого мы поспешили в подвалы, к оставленному там для отдыха Росинанту.

Глава 20

Страсти вселенского масштаба

Гдето после пятого поворота мы с другом пожалели, что не можем двигаться сквозь стены, как серпансы. Потому что были замечены, а потом и плотно окружены с обеих сторон Снажей и ещё тремя женщинами из новоявленной когорты Светозарных. Разговаривала со мной только средняя супруга, но и остальные её коллеги выглядели решительными и агрессивно настроенными. А будущая мамаша сразу начала с упрёка:

– Так себя ответственные мужчины не ведут! Мы тебя всюду ищем, а ты прячешься! А вдруг бы с нами чтото случилось?

– Не с моим счастьем! – ворчал я в ответ, стараясь сделать свой шаг шире и стремительнее. – Ну и я никогда не утверждал, что беру под свою ответственность всех подряд, до самой их смерти.

– Вот ты как заговорил? – хмурилась Снажа, практически на бегу пытаясь ухватить меня за рукав. – И куда это ты так торопишься?

– Дела, малышка, дела!.. Если вы уже вышли из нашего коллектива «космонавтов», то многие ещё остались в нём и нуждаются в моей помощи. Так что… не отвлекай, пожалуйста, и не задерживай…

– Но мы тоже не вышли из коллектива! – возмутилась красотка под одобрительный гул своих товарок. – Следовательно, тоже имеем право на твою опеку и поддержку.

– Ох, как здорово! Значит, помните устав и готовы выполнять мои приказы? Тогда немедленно отправляйтесь на кухню обедать!

Ага! Так они и послушались! Продолжили легко бежать рядом вприпрыжку, хотя и видно было, что могут мчаться гораздо быстрей и до самого горизонта. Всесилие даёт человеку излишнюю самоуверенность.

– Мы уже поели, – заявила Снажа. – И теперь готовы с тобой отправиться в Иярту.

– Отлично! Когда вы мне понадобитесь, я вас позову, – заверил я с максимально возможной серьёзностью. – А сейчас отправляйтесь на поиски новеньких каторжан. Поможете в этом Степану и его маленькому отряду.

В ответ раздалось категорическое возражение:

– Нет! Мы обязаны находиться рядом с тобой!

– Смелая заявка… И кто же вас обязал к такому действу? Вроде в уставе ничего подобного не предусматривается.

– Не притворяйся недотёпой, тебе не идёт. И не забывай, что ты всётаки в нашей с сестрой власти… – резко остановила она меня и шёпотом, прямо в ухо, попыталась шантажировать: – Мы ведь можем рассказать Ксане, что ты нас соблазнил гораздо раньше, чем она дала согласие на нашу близость. Представляешь, что с тобой после этого будет?

С некоторым усилием я вырвался из её хватки и со смехом двинулся дальше:

– Всего лишь? Хаха! Я бы сильно удивился, если бы вы эту тему между собой уже сотню раз не перетёрли! – судя по напряжённому молчанию, моё предположение оказалось совершенно верным. – Да и вообще, девочки, в город я сейчас не собираюсь, там идёт война. Несмотря на всю вашу неприкасаемость, вас тоже могут убить. А оно вам надо?

Мы как раз вошли в нужный подвал, и я без всякого ответа понял: надо! Светозарные полным комплектом ждали меня там, готовые к немедленному выступлению и одним только видом давая понять: ничего они не боятся и готовы показать свою удаль, силу и лихачество в любом столкновении. Что мои жёны, что остальные обладательницы полных комплектов груанов восседали на боевых серпансах, в багажных отделениях которых топорщилось оружие и вимлачи. Даже о метателях не забыли, нашем самом ультрасовременном для местных условий оружии. А те дамы, что нас «привели» сюда, тоже быстро оседлали своих заранее приготовленных скакунов. Только одиноко возлежащий под стеной Росинант выглядел совсем не побоевому.

И пока я раздумывал, как быть, Всяна от имени всех остальных заявила:

– Пойми, с нами ты будешь в большей безопасности. Как и мы – возле тебя. Об этом даже спорить бессмысленно. И если ты попытаешься уйти за стену без нас, мы всё равно бросимся следом.

– И какой смысл в вашем сопровождении?! – возопил я в последней попытке призвать женщин к здравому рассудку. – Я и сам со всеми проблемами справлюсь! Вамто зачем туда рыпаться?!

– А нам интересно! – заявила Ксана, с вызовом глядя на меня. – Мы тоже люди и тоже хотим увидеть всё самое интересное, пережить всё самое интригующее и побывать в приключениях. А то покинем Дно не сегодня, так завтра, и вспомнить потом на старости лет будет нечего. Раз уж мы равны во всём, то дай и нам возможность хоть както самореализоваться. Тем более что тебе стоит верить: нам и в самом деле ничего не грозит. Мы тут некоторые испытания провели и убедились в полной для себя безопасности.

– Эээ?.. Какие испытания? – скривился я от нехороших предчувствий.

– Самые простейшие: роняли друг на друга огромные камни с большой высоты или бросали тяжеленные копья почти в упор. Так или опасность нас огибала по дуге, либо нас самих слегка неведомые силы отталкивали чуть в сторону.

– А если бы не оттолкнули?! А если бы не обогнули?! – негодовал я, представляя, что могло случиться при таких глупых и ничем не ограниченных, проведённых без подстраховки испытаниях.

– Миха, ну хватит кипятиться без всякой причины! – капризно надула губки Всяна. – Сам видишь, что с нами всё в порядке, ни одной царапинки и ни одной шишки нет. Так что зачем даром теряешь время?

Я шумно выдохнул, считая мысленно до десяти и стараясь успокоиться. Кажется, в этом споре я проиграл, и мои дальнейшие аргументы не будут попросту услышаны. Теперь мне с такой толпой Светозарных не справиться. И жалеть поздно, ничего не изменишь. Знал бы, что так получится, с чистой совестью неотложно бы отправлял каждую в мир Набатной Любви и сейчас бы не имел совершенно никаких проблем. И чего это меня потянуло на такие опасные, а самое главное, хлопотные эксперименты?

Да и, с другой стороны, ни за кого из этих восьми женщин переживать не придётся. Это скорей меня могут убить чисто случайно, а то и преднамеренно, а вот убить обладателей полных комплектов…

Но тут же память мне услужливо подсказала недавние события. То есть тот момент, когда я зверски уничтожаю Шляпника и мадам Ирис. А ведь они тоже считались чуть ли не бессмертными! И что от них, кроме мокрых пятен на осколках камней, осталось?

Вот тото же! Поэтому я не погнушался и огласил мелькнувшее у меня напоминание вслух. А напоследок добавил:

– Поэтому наша совместная поездка возможна только в одном случае: вы все твёрдо мне обещаете выполнять мои приказания без малейшего возражения, немедленно и скрупулёзно. Никакой самодеятельности или неуместной инициативы! Иначе… иначе я сам никуда не двинусь…

Однако женщины уже вразнобой, зато довольно торжественно давали обещания слушаться меня, как папу родного, а то и больше, чем самого строгого родителя. Это меня окончательно примирило с действительностью, и уже через пять минут весь наш отряд оказался на дороге Третьего ущелья. Мы сразу же взяли максимальную скорость и понеслись через каверны в сторону замка.

Видели нас многие когуяры, да и скрываться теперь не виделось смысла. Все мы были облачены в шлемы наездников, а каждая женщина восседала на своём серпансе, только я один в виде багажа стоял за спиной Хруста. Мой излечившийся от ран друг теперь орал во все стороны и каждому встречномупоперечному одно и то же:

– Меченые возвращаются! Конец предательской власти кардиналов! Нас ждёт Шартика!

Конечно, с обещанием возвращения на прародину когуяров мы торопились, чуть позже придётся объявить, что подобное переселение состоится ещё не скоро. Но такой лозунг был признан Багнеяром самым эффектным и правильным. Именно он меня заверил, что, услышь народ такое, с шаманами за власть даже воевать не придётся. Те сами сбегут в неведомые дали Дна, лишь бы не отсвечивать. И даже не будет попыток возвращения, потому что предательство интересов империи Альтру не подлежит прощению.

Небольшой обман ради торжества справедливости и для общего дела никогда не повредит, утверждал сумеречный тигр. Вот потому сейчас и выкрикивал несколько не обоснованные историей своего народа лозунги.

Конечно, имелись и попытки нас остановить. Но делались они мягко, без агрессии, просто издалека криками и жестами встречаемые на пути когуяры просили остановиться и поговорить. На это мы кричали, что главный разговор состоится в Иярте. А пока народу следует взять под арест всех столпов, поборников и апологетов нынешней власти.

Воевать с нами никто не собирался, и уже через час с небольшим мы оказались возле замка. Хотелось бы сказать, что не осаждаемого, но, к моему удивлению, вокруг всётаки существовала жиденькая цепочка из разъездов. Причём разъезды осуществлялись тройками. Потому что становиться полным стационарным лагерем всё ещё не позволяли многочисленные монстры, которых я утром разгневал неприятным для них свистом.

Одна тройка отдыхала в отдалении, за пределами видимости со стен замка, а вторая демонстративно проезжалась на выделенном ей участке туда и обратно. После чего менялась с уже отдохнувшими всадниками, восседавшими на более свежих серпансах. Поэтому наверняка у защитников крепости создавалось ложное ощущение продолжения осады, хотя когуяров вокруг было не более шести десятков.

По единой форме вояк было понятно, кто такие здесь собрались, игнорируя общественное мнение и новость, что «Меченые возвращаются!» Это были те самые подневольные кавалеристы, которые находились под командованием и прессом нынешней власти. Оставалось только поражаться, откуда здесь взялось ещё два шамана на похасах, которые носились по периметру всего жиденького оцепления и гневными, грозными окриками поддерживали шаткую дисциплину. Видать, те ещё любители повоевать и покомандовать попались!

Всё это мы прекрасно рассмотрели издалека, посовещались, а потом плотной группой двинулись в сторону самого ближайшего горлопана. Стоило бы запечатлеть для истории, как увешанный шкурами когуяр заметил наши очертания в сумраке и, бросившись нам навстречу, заорал:

– Кто такие?! Почему так медленно плетётесь?! Где остальные?! – видимо, очень надеялся на возможную подмогу из города. – Не молчать! Отвечать…

На последнем слове он уже рассмотрел нас отлично и дал такого петуха писклявым голосом, что мы все дружно грохнули издевательским смехом. Ещё смешней выглядело резкое изменение курса шаманского серпанса на кардинально противоположный и его попытка умчаться от нас куда подальше.

Врага упускать было нельзя, поэтому я демонстративно свалил противника хорошо подсвеченным усыпляющим эрги’сом. Хотя не сомневался: все остальные свидетели этого события подумали, что шаман убит. Ведь он безжизненной куклой висел в седле остановившегося на месте скакуна. Что было на руку, а точнее говоря, на лапу вновь возопившего Багнеяра:

– Война с людьми окончена навсегда! Меченые возвращаются! Так что можете идти обратно домой, власть предателейкардиналов и шаманов низложена будет в самое ближайшее время.

Все разъезды собрались кучками, но покидать место событий не торопились. Зато своё мнение о происходящем выразили чисто воинскими приветствиями, показывая, что к прибывшим не питают никаких агрессивных намерений.

А мы не спеша, немного огибая замок по дуге, отправились на противоположную сторону периметра. Там тоже повторилась примерно та же история, что и с первым шаманом. Но второй экземпляр попытался нас с ходу и довольно активно атаковать, закидывая дротиками, а в финале метнув довольно лихо тяжеленное копьё.

Немного волнуясь, я проследил, как дротик уклоняется резко в сторону, даже не коснувшись вуали одной из Светозарных, и только после этого, сам уклонившись со своим скакуном от копья, усыпил не в меру ретивого неприятеля.

Опять те же воззвания со стороны Хруста, и опять та же одобрительная реакция со стороны подневольных храму воинов. А мы уже развернулись обратно к замку и двигались навстречу вывалившей нам навстречу делегации его защитников. Впереди всех двигалась, чуть ли не бегом, та самая красавицаведьма. Цветов она не несла, музыка тоже не гремела, но торжественность и праздничность предстоящей встречи так и витала в воздухе грозовыми разрядами. А поэтому я как истинный джентльмен тоже решил встретить даму, стоя на ногах. Положил своего Росинанта, спешился. И с подобающим выражением на лице двинулся навстречу спасённым.

И каково же было моё изумление, когда последние разделяющие нас два метра ведьма пролетела, словно на крыльях. И с визгом восторга повисла у меня на шее, душа в не поженски сильных объятиях.

– Михаил! Родной мой! Я знала, верила, что ты меня спасёшь! – орала она на удивление знакомым голосом. – Как же я тебя ждала!

И меня затянуло в омут неожиданно страстных, умопомрачительных поцелуев.

Глава 21

Опасней оружия нет

Это я уже несколько позже, когда пришёл в себя и подумал, вспомнил интересное выражение: «Опасней оружия нет, чем ревность любящей женщины!» А в самом начале я ничего не соображал изза пылких поцелуев, ошарашенного узнавания Шаайлы по голосу, невероятного изумления по поводу её внешности и попытками догадаться, что послужило таким кардинальным изменениям. Ведь из страшненькой, кривоносой и косоглазой дурнушки, на которую и смотретьто было неприятно, вашшуна превратилась в роскошную, очаровательную, прелестную красавицу. Да и употреблённые мною синонимы и определения считались неполными.

По поводу последнего недоумения понимание пришло быстро: виной всему груаны! Если с их помощью можно было оживить разлагающийся от гангрены полутруп, то за месяц с лишним подправить внешность, которая была изуродована колдовским проклятьем, такая специалистка по магическому воздействию, как воспитанница монастыря целительниц, в любом случае могла без лишних проволочек или проблем.

То есть наложила себе на лицо десятокдва «чужих» груанов – и вот она, несравненная красота, похищенная подлой судьбинушкой, вернулась на своё законное место.

Более сложной загадкой оказался вопрос: как девушка с её способностями и талантами вообще сумела оказаться на Дне? Подобное могло случиться со мной, вечно влипающим в разные неприятности или приключения. Это могло коснуться моего друга и боевого соратника Леонида, явного чужака данного мира, к тому же имеющего слишком приметную внешность. Но как здесь оказалась одна из лучших, одна из самых активных, хитрых, изворотливых вашшун мира Трёх Щитов?

Пока я это пытался осознать, только краем сознания зафиксировав, что целуюсь с очаровательной колдуньей взасос и с язычком, основные несуразные проблемы нависли у меня над головой. Тем более что неприятности эти рухнули не со стороны простых людей, отменных воиноврыцарей или хищных, но неразумных тварей, а со стороны сразу трёх наделённых невероятными силами, умениями и ещё фиг знает чем Светозарных.

Первой на нас, слившихся в объятиях, коршуном налетела Ксана и банальным образом попыталась оттолкнуть от меня Шаайлу. Причём делала она это с рычанием, сквозь которое прорывались совсем нехорошие слова, которые красивым девушкам даже слушать не рекомендуется, не то что произносить. Но при этом действе случилось невероятное: некие силы моего близкого контакта с красавицей ведьмой, а также наши личные возможности, видимо, объединились и мы спонтанно оказались защищены от внешнего физического воздействия. Вот и получилось, что Ксана резко была отброшена в одну сторону, а мы рухнули в другую. Причём рухнули далеко и солидно, буквально прокатившись по земле несколько метров. Ещё и неудачное получилось падение: мой лоб соприкоснулся с выступающим из земли камнем и оказался располосован, вследствие чего появилась рана восьми сантиметров в длину. Моей старшей супруге досталось не меньше, правда, в виде простых ушибов, но это не доставило ей вреда или испуга, только взбесило многократно. И она с истошным криком вскочила на ноги:

– Убью, тварь!

Этот крик окончательно вернул меня в действительность, и я понял, что совершенно неважно, кому угроза адресуется. Скорей всего нам обоим, иномирцам. Пытающаяся выбраться изпод меня вашшуна уже мало походила на разумного человека, если судить по страшному взгляду и сведённым злобной судорогой мышцам лица. Она явно вознамерилась убивать! Причём не столько в попытке отомстить за себя, как в инстинктивном желании спасти именно меня, лоб которого украшала кровавая рана. А уж кому, как не мне, было отлично ведомо о способностях ведьмы и её умении нанести вред любому организму на большом расстоянии. Ещё недавно я был свидетелем, как она убила ментальным ударом одного из когуяров, пытавшегося атаковать замок.

Именно её действие предвиделось настолько опасным, что даже вуаль защиты Светозарной могла не справиться при отражении такой опасности. И я понял, что никакие мои увещевания или попытки силой удержать вашшуну Ксану не спасут. Ведь колдунью невозможно остановить, попросту придерживая за руки, она бьёт по своей жертве собственным разумом, и против этого никакую преграду не поставишь. Хотя гипотетически можно чтонибудь соорудить. Но я такого способа не знал, а об экспериментах в таком скоротечном событии и речи быть не могло.

Так что ничего мне не оставалось, как воспользоваться усыпляющим эрги’сом, который буквально выпал у меня из левого плеча и свалился прямо в глаза ослеплённой гневом Дивы. Получилось более чем удачно: никто ничего толком не заметил и тем более не понял, кто, что и как совершил.

После чего я успел с застывшей красавицы подняться и даже сгруппировался, защищаясь от столкновения с несущейся на меня Ксаной Молчун. А та, видя, что я стою у неё на пути и прикрываю собой распростёртое тело обидчицы, сосредоточила остриё своего тарана именно на мне. Причём тарана конкретного, в виде двух выставленных вперёд кулаков. Будь на её месте даже самый громадный, тяжеленный мужчина, я бы не так опасался, а тут я прекрасно видел переливающуюся ауру вокруг Светозарной и понимал, как сильно мне сейчас от неё достанется. Поэтому не просто чуточку отклонился в сторону, а прыгнул туда, стараясь уйти от контакта с защитным коконом. И хорошо, что проявил чудеса ловкости и акробатики! Меня только краешком зацепило, но создалось такой впечатление, что по всем открытым участкам тела словно металлической тёркой прошлись. Теперь кровь у меня брызнула сразу из десятка порезов и потёртостей, и вонзившаяся в сознание боль подстегнула к дальнейшим решительным действиям.

Ксана, правда, споткнулась обо чтото и упала, но вскочить на ноги второй раз уже не успела: очередная усыпляющая искорка пробила её немыслимую по силе защиту, и взбешенная красавица улеглась рядышком со своей соперницей.

Но если бы всё в жизни было так просто и легко!

Оказывается, ещё более крупные неприятности нависли чёрной тучей у меня над головой. Потому что в бой уже мчались Снажа со Всяной и их пять товарок Светозарных – с одной стороны. Отряд рыцарей и неслабо вооружённых дам в количестве тридцати особей – с другой стороны. Причём кто и кого собрался убивать, понять в грядущем сражении было невозможно. Сторонники Дивы, Указующей Путь, серьёзно потрясали оружием и уже готовились к броскам копий и дротиков. Ну а моя женская команда хотела то ли спасти Ксану, то ли наказать меня за измену супругам, то ли разорвать чужую ведьму голыми руками. А учитывая полыхающие на каждой Светозарной защитные вуали, сделать им подобное кровопускание было плёвым делом. И если бы я промедлил хотя бы лишнюю секунду, бойня бы началась и стала бы совершенно неподконтрольной.

Так что мой рёв ещё успел предотвратить лязг оружия и грохот столкновения схватки:

– Стоять!!! Всем стоять и не двигаться! С женщинами ничего не произошло опасного, я их просто усыпил! – и хорошо, что я тотчас узнал среди рыцарей того импозантного мужчину, помощника Дивы: – Барс Чёрный! Останови своих людей! И заставь их опустить оружие! Потому что все женщины с моей стороны – Светозарные! Вреда вы им не принесёте, а они вас порвут на кусочки! А вы, – это я уже повернулся к своим. – Замрите на месте и даже дышать лишний раз не смейте без моей команды!

Конечно же, нарушительницы отыскались, и я заранее предвидел, кто ими окажется. Первой возмутилась Всяна:

– А почему ты стал целоваться с этой кикиморой?! – и она обвинительно ткнула пальчиком в лежащую Шаайлу. А её старшая сестрица ей тут же поддакнула:

– За такое тебе язык отрезать полагается!

– Ничего себе! – возмутился я, быстро соображая, как всего несколькими словами замирить всех окружающих друг с другом, со мной и с красавицей вашшуной. Конечно, помирить формально, и только на первое время, но и этого было вполне достаточно: – А целовался я с ней по праву нашего супружества!

Тут же вокруг меня воцарилась такая тишина, что стали слышны голоса воинов, которые так и продолжали группкой толпиться на периметре недавней осады. Ближе они подойти не решались, вмешиваться в события – тем более, зато жадно ловили каждое слово с нашей стороны и фиксировали все наши жесты, благо расстояние между нами всего лишь немного превышало тридцать метров.

Именно присутствие поблизости когуяров и заставило меня в последующей речи несколько изменить приоритеты, сместить акценты и, пользуясь полуправдой, как соблюсти собственные интересы, так и подтвердить намеченные на Дне политические преобразования.

– Я и Шаайла, которую здесь называют Дивой, знакомы уже давно и пришли сюда из иного мира. Просто судьба разбросала нас настолько, что мы потеряли друг друга и не знали, как отыскать. К тому же Шаайла за последний месяц сильно изменилась внешне, и я её попросту не смог сразу узнать. Ко всему прочему, меня зовут Иггельд, я являюсь подданным империи Альтру и благодаря этому символу на ладони считаюсь наездником на Пространствах Вожделенной Охоты. Именно так Меченые называют данные подземные территории, которые испокон веков принадлежали империи.

Руку с раскрытой ладонью я поднял над головой, вращая её во все стороны и давая хотя бы частичную возможность рассмотреть татуировку даже когуярам. Не знаю, что они видели с такого расстояния, но в непроизвольном порыве продвинулись в нашу сторону и остановились только метрах в десяти, когда Барс Чёрный с недовольством лязгнул мечом по щиту. Всётаки этот воин не до конца доверял недавним врагам.

Пришлось мне, сделав нужные знаки руками для своих подчинённых, и на эту тему добавить нужной пропаганды:

– Война между когуярами и людьми закончена навсегда. Это по наущению гаузов предавшие свой народ кардиналы вели постоянные кровавые конфликты, чтобы люди не смогли понять главных тайн Дна. Потому что, поняв, уже давно избавились бы от космических колонизаторов, гаузов. Отныне на Дне воцарится мир, и любой человек, а возможно, и когуяр сможет стать Светозарным. Особенно если представители двух разумных видов объединятся между собой.

Мои последние заявления были встречены слушателями с особым восторгом. Конечно, имелись в виду рыцари и когуяры. Потому что мои супруги уже пытались возложить тело Ксаны на улёгшегося горизонтально боевого серпанса. Им помогали Хруст и две коллеги, тогда как оставшиеся обладательницы полных комплектов груанов, точно такую же помощь оказывали Шаайле. Там уже старались помочь две бойкие женщины из числа сопровождения Дивы.

Появились неотложные вопросы. Тот же Барс недоумевал:

– Если они все… – кивок на копошащихся женщин из моей команды, – Светозарные, то почему до сих пор на Дне?

– Мы решили помочь остальным участникам нашего отряда собрать нужные комплекты и уйти в мир Набатной Любви одновременно.

Раздались вопросы и от группы когуяров:

– А нам зачем становиться Светозарными? Или так мы сможем попасть в Шартику?

Пришлось их несколько разочаровать:

– Сомневаюсь, что вам так быстро удастся вернуться на свою прародину. Для этого следует восстановить каналы связи с империей Альтру, и только когда основные силы Меченых вернутся на пространства, ваша основная проблема тоже решится.

– Но разве ты и твои самки не смогут помочь в этом?

– Не знаю. Надо вначале осмотреться в Иярте, попытаться отыскать тот путь, по которому вы пришли сюда, а уже потом решать проблему с открытием этого пути.

После чего я понял по оживлению в обеих группах хлопочущих женщин, что усыплённые мною красавицы начинают приходить в себя. Хорошо, что остаточные силы эрги’сов тормозили все реакции в просыпающихся организмах, но всё равно мне следовало лично провести наущения, объяснить и на корню зарубить все возможные в дальнейшем противостояния. А так как Ксане положение вещей могли объяснить Снажа со Всяной, да и старшая супруга считалась менее опасной в атаке, то я первым делом поспешил к вашшуне.

Та уже открыла мутные глаза, пытаясь сообразить, что с ней происходит, на чём она лежит и кто это вокруг собрался. Увидев меня, она тотчас оживилась, вспомнила недавнюю заварушку, напряглась, как пружина, и попыталась вскочить на ноги. Пришлось всей силой придавить её к телу серпанса и самым убедительным, душевным голосом достучаться до разума:

– Шаайла! Успокойся! Ничего страшного не произошло, просто маленькое жизненное недоразумение. Поэтому даже не вздумай применять свои умения среди моих друзей и союзников. А в особенности против моих близких подруг, которые являются здесь моими супругами и сейчас беременны. Ведь ты как женщина должна понимать, насколько опасно тревожить будущих матерей в данный период, а мы с тобой во время встречи не совсем адекватно себя повели, чем вызвали неуправляемый взрыв ревности со стороны моей старшей супруги. И теперь…

– У тебя кровь на лбу, – неожиданно перебила меня вашшуна. – И на щеке…

– Ерунда! Она уже засохла, и я за пару минут устраню на себе все порезы и потёртости! – заявил я с твёрдой уверенностью в собственных силах.

– …и на Дне – невозможно забеременеть! – голос ведьмы стал крепче и строже. – А уже беременные женщины, попав на каторгу, на второй день лишаются детей!

– Ну, так получилось, что мы в моменты близости находились в одном из горячих источников, – стал выдавать я заранее продуманную полуправду. – Видимо, чтото поспособствовало уникальному исключению из правил. К тому же я стал подданным империи Альтру, и меня наградили не то почётным званием, не то прославленным именем Иггельд.

При этом я холодел от мысли, что сейчас ведьма заявит и о своей беременности. Правда, ещё два месяца не прошло с момента нашего интимного действа, а раньше этого срока подобные ей просто не видят своего плода и не осознают должного состояния будущей матери, но вдруг она чтото выяснила с помощью груанов? Вдруг всё те же симбионты ей помогли не только личико подправить, но и плод сохранить? Или всё ещё хуже? Ведь, к примеру, у Шаайлы мог произойти выкидыш, и сейчас меня обвинят ещё в более страшных прегрешениях перед ней? Например, в отправке в этот мир, а потом и в нежелании вовремя прийти на помощь? Ведь она в момент встречи пылко восклицала, что верила в меня и ждала со спасательной миссией.

Судя по тому, что взгляд Дивы постепенно оттаивал, я догадался о вполне мягком решении назревшего конфликта. Всётаки институт материнства для вашшун – чуть ли не самый главенствующий в человеческих отношениях. А уж по поводу ревности с их стороны можно было не озадачиваться. Вроде бы… Ибо фривольные связи с мужчинами ведьмы с помощью сил мира Трёх Щитов могли и имели право поддерживать даже при наличии постоянной жены у попавшего в зависимость партнёра. Об этом я хорошо помнил по рассказам самой вашшуны, которыми она меня огорошила после нашего сексуального контакта.

Или она всётаки мне солгала? Или, иначе говоря, нафантазировала?

Пока приходилось принимать на веру и ждать должной реакции. И она, соответственно, последовала:

– Не бойся, мать твоего ребёнка я не трону… Но ты просто обязан передо мной отчитаться по теме: откуда тут вдруг у тебя взялась супруга и почему ты сразу ей обо мне не рассказал.

– Ну… здесь же совсем иной мир… И законы шуйвов здесь недействительны.

– В этом ты ошибаешься и сам впоследствии осознаешь свои заблуждения. Но что меня больше всего поражает, если я правильно поняла и не ослышалась, ты заявил о своих подругах во множественном числе. То есть все восемь – это матери твоих будущих детей?

Я не удержался от нервного смешка:

– Ты за кого меня принимаешь? Или ты так шутишь? – затем хмыкнул с притворным возмущением. – Но тогда должны быть пределы подобным шуткам…

Сбоку отозвалась прекрасно слышавшая каждое наше слово одна из Светозарных:

– Да мыто в принципе были бы не против подобной беременности, тем более что в отряде на каждого мужчину по три с лишним женщины приходится. Но Миха у нас парень с высокими моральными принципами. С кем попало не ляжет!

И вместе со второй своей коллегой ехидно и весьма многозначительно захихикала. И всё это прозвучало настолько ханжески, если не сказать издевательски, что я окончательно расстроился и смутился. После таких откровений со стороны мне больше ничего не оставалось, как поспешно дать пояснения в широко распахнутые глаза Шаайлы:

– Шутки у них дурацкие! И близких подруг у меня всего три!.. – сказал и сам запнулся на полуслове, вспомнив, что, скорей всего, и Зоряна может без стеснения заявить, что мы с ней согрешили, а то и объявить себя будущей матерью. – Эээ… как бы… супруг гражданский получается…

Моя заминка не осталась незамеченной, особенно со стороны Дивы. Потому что она презрительно усмехнулась и стала подниматься, оттолкнув мои руки:

– Да мнето что до твоих отношений? У вашшун совсем другие понятия о морганатических браках. Для нас ровней считаются лишь дворяне с наивысшими титулами. Какойто оружейный мастер не имеет права считаться моим законным супругом, даже при всём его желании и при всех поблажках с моей стороны.

Несколько запутанный таким туманным объяснением, я отступил в сторону, пытаясь осознать глубинную суть сказанного. Непонятно было: то ли меня оскорбили, то ли осчастливили? Ведь я сам когдато мечтал, чтобы данная ведьма обо мне забыла и до конца дней своих никогда не вспоминала. Правда, тогда она была на личико страшнее атомной войны, а сейчас…

А прекрасная Дива, Указующая Путь, уже рассмотрела стоящую между двойняшек Ксану и с царским великодушием изрекла:

– Не переживайте, женщины. Ваш супруг мне не нужен! Разве что я тоже от него беременна, и тогда раз в полгода он будет обязан делить со мной ложе по законам нашего мира. Но до этого ещё далеко, поэтому пользуйтесь им на здоровье! Пока…

Вот теперь я уже не сомневался, что меня унизили во весь рост, и внутри меня както слишком бурно вскипели многочисленные, хотя и совершенно неравнозначные чувства. С одной стороны, хотелось в ответ оскорбить, обозвать женщину, которая пять минут назад меня страстно целовала, а только что пренебрежительно отвергла. Но, с другой стороны, чувствовалось облегчение, что громадная проблема, пусть и сиюминутная, разрешилась так просто. И на всё это накладывались: чисто юношеская обида, здоровый скепсис, недовольство отверженного донжуана, злость на самого себя и на свидетелей моего позора, ну и здоровый цинизм, одним махом отвергающий все вышеперечисленные чувства и терзания.

Вдобавок и вполне здравая мысль сформировалась в сознании:

«Так будет даже лучше. Осталось только Леонида отыскать. Тогда как вашшуну не надо будет спасать, опекать её и препровождать в иной мир. Она сама прекрасно со всем этим справится. Тем более что считает по положению себя выше меня, недостойного, а людей своего отряда кидать на произвол судьбы не собирается. Надо будет только помочь им с серпансами и вимлачами… А точнее, всё нужное оставить им в наследство после нашего ухода…»

Вот так и заканчиваются порой страницы личностных отношений. Вроде и не было у нас любви как таковой, а всё равно на душе кошки скребут… Почему, спрашивается?

Глава 22

Добрая воля

Мои мысли подтвердились, после того как Дива обратилась ко мне ледяным, официальным тоном:

– Господин Македонский, в какой нашей помощи нуждаются ваши люди? – ну да, онато знала меня именно под таким пышным именем, что в данный момент было совершенно неважно. Одним больше, одним меньше…

Но после таких слов даже её соратники скривились, как от зубной боли. Ведь это мы были их спасителями, мы их избавили от голода, смерти и осады, и по всем нормам общечеловеческих отношений нас следовало благодарить, а не с презрением спрашивать, не нуждаемся ли мы в чёмто.

Но к тому моменту я уже вернул себе полный самоконтроль и соображал на должном уровне. Так что мой ответ прозвучал в тему:

– Ну что вы, что вы! Не стоит себя затруднять нашими мелочными проблемами и делишками. Тем более что госпожа Шаайла всегда чрезмерно занята и погружена в заботы. Разве что официально приглашаю вас всех погостить в нашем замке, который находится возле города Иярта.

– Спасибо за приглашение. – Дива стала разворачиваться, намереваясь уходить. – Как только у нас появится время и возможность, мы к вам наведаемся.

– Уважьте, не погнушайтесь, уважаемая! – ёрничал я. – Разве что вынужден уточнить, что приглашение действительно в течение двух сток. После этого срока нас уже не будет на Дне, мы все отправляемся по своим делам, которые ждут нас дома. Так что прошу извинить, если нас не застанете.

Это уже прозвучало как явная насмешка с моей стороны. Ведь я прекрасно знал, как срочно Шаайле надо вернуться с найденным мною артефактом в монастырь и как она наверняка страдает по этому поводу. С её болезненной ответственностью за порученное дело более месяца находиться неизвестно где и не иметь возможности вернуться в свой мир, и даже не подать туда весточки – это могло оказаться личным адом, ежечасно пожирающим сознание и наносящим страшные душевные раны.

А тут такой шанс предоставляется! Только и надо, что мирно существовать с теми, кто чуть ли не все поголовно уже Светозарные, да должным образом умаслить их командира. Тогда и Дно останется быстро в прошлом, и в остальном перемещении в мир Трёх Щитов помощь будет оказана, самая что ни на есть полноценная и всеобъемлющая. Следовательно, только что состоявшая ссора, а точнее говоря, унижение главного союзника и его демонстративное отторжение было более чем неуместным и несвоевременным. Уж это Шаайла осознала моментально после моего многозначительного, ехидного извинения.

Поэтому ведьма вновь резко ко мне развернулась, непроизвольно закусив губу и настолько гневно поблескивая глазами, что я несколько занервничал. А ну как бросит проклятие, навсегда лишающее меня радости отцовства? С неё станется и не такое учудить! Вроде я уже и не останусь без потомства, как бы… но всётаки рано мне ещё на покой…

С минуту Дива таращилась на меня, видно, сдерживая свои эмоции и стараясь рассуждать резонно. Это заметил её главный помощник, Барс Чёрный, и довольно деликатно сделал небольшую, но важную подсказку:

– Указующая, как бы нам решить проблему с подаренными серпансами?

И это пошло красавице на пользу. Хотя свой барский, презрительный тон на более вежливый она так и не сменила:

– Ах, да! Чуть не забыла. Эти самые привидения, что у нас теперь во дворе замка стоят… Что с ними делать? Они так и не хотят меня слушаться.

– Неужели мой друг так плохо объяснил? – чистосердечно удивился я, огладываясь на безмолвно топчущегося рядом Хруста. – Вроде всё так просто… А! Вспомнил! Нам тогда Шляпник помешал…

– А что с ним случилось? – тут же поинтересовался Барс. – Мы так ничего и не поняли. Как и не отыскали останков той парочки.

– Увы, несчастный случай, который обычно происходит со всеми предателями подобного толка. Клеть не захотела их доставлять к гаузам и банально взорвалась. – После такого объяснения я развёл руками и вздохнул печально: – Бывает…

Но все прекрасно поняли, что уничтоживший врагов взрыв – дело моих рук. И даже в глазах Шаайлы появилось непомерное удивление. Правда, она первая высказала вслух верную догадку:

– Это ты такой взрыв устроил теми самыми шариками, которыми и кардиналов уничтожил?

– Не угадала. Не теми самыми… – не стал я скромничать. – А гораздо большим по размеру.

И опять в разговор вмешался Чёрный:

– Здорово! Такого человека, как ты, очень выгодно иметь в союзниках.

За что получил грозный взгляд оглянувшейся Шаайлы и немедленно благоразумно примолк. Но когда Дива отвернулась, заговорщически подмигнул мне, показывая, что он полностью на моей стороне. Да и в самом деле, зачем приплетать некие личностные отношения к общественным? Особенно когда дело касается войны и мира между разумными видами. И тем более когда оно затрагивает личную жизнь и свободу. Ведь любой из рыцарей уже понимал, что если их отряд будет нами брошен в результате ссоры лидеров, то им ещё не скоро представится шанс вырваться с каторги в родной мир. Да и немногие доживут до подобного счастья.

Понимала это, а точнее говоря, окончательно осознала и Указующая Путь:

– Так что делать с серпансами?

В этом проблем не было. И в течение десяти минут я образно, качественно и понятно объяснял все тонкости укрощения и подчинения боевых скакунов империи Альтру. Ещё и показал на примерах. Получилось превосходно, но… Все эти сведения смогла получить и употреблять в жизни только одна Шаайла. Всем остальным её соратникам даже момент посадки в седло оказался неподвластен. Конечно, в качестве багажа их можно было перевозить, но вся беда была в том, что больше одного боевого серпанса ведьме единовременно не подчинялось. А чтобы подобное произошло, следовало облагородить её правую ладошку как минимум символом «управляющий». А всем её соратникам нанести статус «туристов».

И что для этого требовалось? Вернее – кто? Конечно, Чамби! Но тот отправился с важным заданием в Иярту, и заменить его было некем.

«Разве что в данном замке имеется подобное привидение, – сообразил я. – И это бы решило все наши проблемы. Иначе торчать нам тут долго и нудно. А я ведь ещё сегодня собирался устроить большую охоту…»

Про то, что намечалось на ночь, я пока старался даже мысленно не проворачивать в сознании. И прошлых эмоций от секса только с одной Светозарной хватало с головой.

На мои конкретные вопросы я получил качественные, не менее конкретные ответы. Да. Некое привидение, а скорей всего целых два, устраивали пакости в замке, и больше всего на кухне. Сама вашшуна пыталась несколько раз рассмотреть существо, а то и изгнать его, но так и не успела этим заняться надлежащим образом. Ведь с постоянной вражеской осадой ей порой и выспаться было некогда.

Долго раздумывать я не стал, потребовав, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Отправляемся на кухню! – а чтобы за мной не увязалась вся моя свита, распорядился: – Багнеяр! Ты пока побеседуй со своими сородичами и объясни им новую политику партии. А вы, девушки, составьте нашему другу компанию. Мало ли, вдруг ктонибудь сдуру его обидеть попытается…

Трюк не удался, возле меня демонстративно пристроилась Всяна. И несмотря на её детское, наивное выражение на личике, настроена она была решительно, мол, ни на шаг не отойду! Да и остальные её соратницы и мои члены семьи так строго посматривали, что я даже порадовался: как это целое трио в надзор за мной не пристроили?

Ну, и деловито поспешил в замок. При этом Шаайла поневоле вынуждена была идти всё время рядом, не только потому, что следовало показывать дорогу, но и по причине моего буйного красноречия. Я решил забыть про недавнее унижение, поставил себя выше всех личностных дрязг, обид и разборок и буквально засыпал Диву инструкциями, советами и рекомендациями. Все они в первую очередь касались умения обращаться с серпансами обоих типов, как боевыми, так и управленческими. Обрисовал и места их хранения, и конкретное отличие от тех скакунов, которыми пользовались когуяры. Расписал устройство вимлача и предельно ёмко объяснил, как им пользоваться. Разве что уточнил вначале:

– С какого расстояния видишь груаны на телах монстров и различаешь ли разницу в свечении между «чужими», «своими» и «ничейными»?

Оказалось, что вашшуна разницу не видит, как и не может наблюдать симбионты, помещённые в кармашки специальных поясов. Я не удержался, высказав укор:

– Вот потому ты и не рассмотрела предателей в своём отряде! У них ведь пояса были с полными комплектами. Не удивлюсь, если не только Ирис, но даже Шляпник имел все пятнадцать симбионтов.

– А зачем это мужчине? – удивилась Шаайла.

– По моим догадкам, так он становится сильней и легко справляется с навязанным ему инстинктом немедленно покинуть Дно.

Нас сопровождало два рыцаря и одна женщина, выглядевшая не менее боевой и авторитетной, чем Барс Чёрный. Так сказать, лучшая тройка особ, приближенных к мадам, Указующей Путь. Так что я все свои поучения старался высказывать громко и чётко, чтобы они тоже запоминали.

Малый мешокпривидение мы отыскали быстро. Как я и предполагал, экземпляр смеси неведомой мне технологии и живой, прозрачной плоти находился на участке маринадов и солений, бессовестно разлёгшись прямо на громадном тазу со спешно приготавливаемым мясом. Мои подсказки, как рассмотреть подобное чудо, Дива ухватила сразу, после чего, лично лицезрев создание, не удержалась от брезгливости:

– Вот сволочь! Это он так постоянно наше мясо подъедал?!

– Нашла о чём беспокоиться! Малый серпанс, да, наверное, и большой, чистейшее по отношению к нам создание и вредней не больше окружающего нас воздуха. Но самое важное в нём и полезное для нас – это чип. Вот он, рассмотрела? Теперь слушайте все, что надо делать, когда у вас в голове появится примитивный и несложный вопрос «Кто ты?»

Дальше всё пошло у нас быстро, слитно и без проволочек. Первой свою ладошку под моей и под ладонью Светозарной Всяны на чипумник, с которым я перед тем перебросился несколькими проверочными вопросами, возложила красавица ведьма. И на раздавшийся вопрос мы ответили вместе с ней: «Наездница!» Само собой разумеется, что такого сильного магического индивидуума информативная программа в любом случае должна была определить как наездника. Но я хотел перестраховаться, потому и надавил своим авторитетом Иггельда и уникальностью владелицы полного комплекта груанов. Всётаки чем выше ранг в классификации подданных империи Альтру, тем шире и основательней перечень получаемых бонусов, льгот и девайсов.

Последовавшие затем предупреждение и боль нанесения символа меня расслабили окончательно. И дальше наши действия пошли как на автомате. Я заставил ещё толком не пришедшую в себя вашшуну накладывать и свою ладошку вместе с нашими на ладонь очередного кандидата в Меченые. И мы уже все вместе пытались с убеждением мысленно восклицать слово «Наездник!»

Не знаю, что помогло, моя личная сила или совокупность её с силой ведьмы и Светозарной, но все три наших сопровождающих тоже получили ранги наездников.

– Отлично! – не скрывал я радости. – Теперь вы уже сами разберётесь с полученными умениями, а также быстро прогоните всех остальных ваших икон и рыцарей через этот чипопределитель. С лишними вопросами к этому партизану тоже не приставай, – советовал я уже непосредственно красавице. – Просто давай ему приказы. А если не выполняет, постарайся приказать то же самое, но иными словами. Иногда получается и такая хитрость. Всётаки это не живой разум, и его можно обмануть.

Напоследок, чувствуя, как не успеваю по своим делам, я скрупулёзно объяснил, как отыскать нужный поворот Третьего ущелья и возле каких окон наблюдения ждать нашего ответа и конкретного провода во внутренности уникального замкадворца.

Когда мы двигались назад, к выходу, Шаайла, несмотря на присутствие рядом строго нахмуренной Всяны, поинтересовалась:

– Не пойму, почему ты так стараешься для меня, после того, как был унижен и отвергнут? Неужели надеешься заслужить хоть толику моего уважения?

Не совсем искренне я хохотнул:

– Ха! И тут меня поддеть норовишь? Только это бесполезно… А помогаю по той причине, что мы всётаки боевые товарищи и делаем одно общее дело. Со зроаками и кречами ещё воевать и воевать, и твоё скорейшее возвращение в монастырь вашшунцелительниц – это огромное подспорье для всего мира Трёх Щитов. И наша личная неприязнь или разногласия не имеют никакого отношения к твоему предназначению. Кстати… – я даже замер на месте от запоздалой мысли: – А камень ты не потеряла?

– Нет. Оставила в надёжном месте.

– Помогать при его доставке тебе надо? Всётаки в пантеоне до сих пор людоеды могут держать засаду.

– Справлюсь сама. В крайнем случае напишу на стене для тебя условное обозначение и буду ждать в лесу с разбойниками.

И она в двух словах пересказала о горе , лесном массиве и проживающих там вольных разбойниках. Последние подробности мы уже оговаривали, приближаясь к моей группе женщинСветозарных.

– Ага… Теперь я всё понял… Но ты учитывай при повторных переходах, что в мир Набатной Любви ведут три тропинки. Скорей всего, чередуясь между собой в чётком порядке.

– Об этом я и сама догадалась. А… – она, видимо, хотела ещё спросить нечто личное, но рядом со мной встала Ксана, сверлящая её ревнивым взглядом, и вашшуна явно сменила тему: – Много людей из твоего отряда останутся на Дне ещё на некоторое время?

– Человек восемь, не меньше. А из твоих?

– Такое ощущение, что не меньше половины. Особенно сейчас, когда воевать не придётся и можно будет вполне быстро и безопасно стать Светозарным. Среди наших чуть ли не все романтики подобрались, и дома их особо никто не ждёт. А если ты разрешишь всем перебраться в твой дворецзамок и обладательницы полного комплекта смогут иметь детей, то боюсь даже подумать, сколько желающих останется…

По её глазам я видел прекрасно: как только её люди научатся управляться с серпансами, обустроятся в надёжном месте проживания и лишатся опасности погибать в бессмысленной войне – Дива моментально покинет Дно. И, скорей всего, это будет через два, максимум три дня. То есть мы гдето там, в Пантеоне, и встретимся. Если вообще не отправимся туда вместе.

Это меня почемуто обрадовало, и прощался я уже в совершенно отличном настроении:

– Ладно, тогда модернизируйтесь, ищите хранилища серпансов, и ждём вас в гости. А мы пока свои проблемы решим да в город Иярта наведаемся. – И скомандовал своему отделению Светозарных: – По коням!

Глава 23

Первый визит

Уже приподнимаясь и начиная движение, услышал, как Хруст меня начал информировать по итогам своих переговоров. Все воины минут десять назад двинулись в сторону города и делали это с намерением не только нас защищать в пути, но и единым с нами строем выступить против ненавидимых ими шаманов и кардиналов. Только они опасаются, что не смогут даже на короткой дистанции поддерживать максимальную скорость движения.

– У них ведь совсем иные серпансы, – напомнил друг.

Как по мне, то подобный отряд в шестьдесят с лишним когуяров, да ещё грамотно проинформированный и в нужном контексте настроенный – это огромная сила. Таких бы, и в самом деле, сразу пристроить к делу и при въезде в город показать нашу полную и всеобъемлющую дружбу. Каким бы непобедимым ни считался мой отряд, союзники вокруг него никак не помешают.

Другой вопрос, что у меня оставались сомнения:

– А ты в них уверен? Не ударят твои сородичи нам в спину?

– Да что ты! – даже обиделся Багнеяр. – Они если и выполняли приказы этих вонючих шаманов, так лишь от безвыходности. А за право получить в семью боевого серпанса они готовы Меченых на руках носить. Да и вообще, без всяких подачек или наград согласны помогать. Воевать в бессмысленных бойнях никому не хочется. К тому же я среди них узнал одного нашего соседа: так он честнейшая и принципиальная личность. Такой не обманет и другим не позволит.

– Коли так… то постараюсь их серпансов взбодрить, – пообещал я. – В любом случае, на шестьдесят эрги’сов в виде искорок мне мизерной части сил хватит. Ещё и на большое сражение останется, если что…

Так и получилось. Мы только начали нагонять отряд когуяров, как Хруст стал выкрикивать пояснения:

– Сейчас великий Иггельд подкормит ваших серпансов, и вы до самого города сможете мчаться с максимальной скоростью.

Пришлось соответствовать определению «великий», разбрасывая искорки мягунов во все стороны, пока мы проносились сквозь колонну ещё недавно подневольных, принадлежащих храмам воинов. Подобная подкормка и в самом деле оказалась вполне достаточной и обильной, и скакуны когуяров бодро и резво пристраивались следом за нашим отрядом, выдерживая одинаковую с нами скорость.

Я запоздало подумал:

«Кажется, охота на сегодня накрылась. Просто некогда будет ещё и с вимлачами по полям метаться. Следует всётаки сразу заезжать в город и уже на месте осматриваться, прикидывать, что к чему. Скорей всего, Чамби уже отыскал себе подобных, и если с нужного хвоста начнёт потрошить представителей власти Иярты, то вряд ли те окажут ощутимое вооружённое сопротивление. Против привидений любое оружие бессильно. А вот они, материализуя частично свои невидимые поверхности, такого могут натворить, что мама не горюй!»

По пути нам встречались небольшие группы, разъезды, а может, и дозоры, которые толком не знали, что творится, почему люди так бесшабашно разъезжают на серпансах и как вообще себя вести. Тем, кто был верхом и пытался к нам пристроиться хоть на некотором отрезке, поясняли суть революционных преобразований более подробно. Тем, кто просто стоял осторонь или располагался на нависающих скалах, давали информацию лозунгами, короткими, но весьма доходчивыми. По крайней мере, все нами встреченные когуяры прекрасно понимали, что власть кардиналов окончена, Меченые возвращаются, войны больше не будет и вожделенная Шартика стала намного ближе.

Возле последнего поворота, где как раз и можно было попасть в наш временный дом, я остановил отряд и сделал слабую попытку избавиться от женщин:

– Может, вы устали? И пойдёте отдыхать?

– Мы ещё выносливей, чем ты! – от имени всех заявила Снажа. – Поэтому, если устал, сможешь возвращаться домой и сил набираться, а мы и сами в город наведаемся.

Ну да, теперьто они себя ведут словно бога за бороду ухватили. Хотя, конечно, при желании я мог бы их загнать под кровлю арендованной мною твердыни, но каких нерв и сил мне это будет стоить? И есть ли смысл настолько сильно надеяться на тех, кто и в самом деле по многим показателям превосходит самых сильных мужчин и которым даже брошенное в упор копьё вреда не причинит?

Спорить – себе дороже. Однако приказал в любом случае держать наготове имеющиеся у нас метатели. Мало ли кто и с какими намерениями нам встретится в пути? А я ведь могу и не успеть во все стороны обернуться, если вдруг атака на нас состоится одновременно по всему периметру окружающего пространства.

Приближались мы к городу, как и въезжали на его околицы, практически со скоростью пешехода. И всё по причине того, что были столпотворения когуяров на перекрёстках и на улицах. Приходилось останавливаться возле каждой громадной группы и устраивать короткие митинги. Причём как оратор Хруст Багнеяр с каждым разом становился всё лучше и лучше, словно это умение к нему пришло одновременно с символом наездника. Да и мои постоянные подсказки вкупе с предварительными наущениями играли огромную роль. Моего друга слушали, словно вожделенного оракула: с приоткрытыми пастями и подрагивающими от напряжения ушами.

Как ни странно, но и на наши вопросы народ отвечал вполне дельно, с толком и знанием реалий. И вскоре мы знали, что происходит в городе, какова расстановка сил и на каких позициях закрепились противоборствующие группировки.

Войны и массового кровопролития пока удавалось избегать. Как только, ближе к обеду, в Иярту просочились основные новости о возвращении Меченых, а потом и вернулись из оставленной осады первые отряды ветеранов, сразу стало понятно, что власть не продержится долго. Фактически все и сразу высказались в едином порыве: «Кардиналы и шаманы, прочь из города!» И этого новым лидерам скоротечной революции показалось достаточным.

Представители местной диктатуры тоже не стали нарываться на неприятности и с ходу вступать в жестокие поединки. А под видом сдерживания народа, увещевания и призывов к спокойствию и порядку сумели мгновенно произвести мобилизацию всех своих сторонников и ни много ни мало как уйти в глухую оборону в самых выгодных для этого секторах. Таковых, причём огромных по размерам, оказалось четыре, и центром каждого из них являлся храмовый комплекс. Если рассматривать эти комплексы трезво и без неуместного хвастовства, то взять их штурмом было невозможно. По крайней мере, с ходу или без длительной осады.

Вот потомуто сформировавшиеся воинские силы проимперской ориентации вынуждены были остановиться в момент первого применения оружия. Напрасные жертвы им были не нужны, да и получалось, что силы как бы равны. В наступившем паритете любая сторона, атаковавшая первой, оказалась бы в проигрышной ситуации не только по причине тактики или воинской стратегии, но и по моральным причинам. Никогда ещё народ не воевал между собой в подобных масштабах, и это было слишком опасно для тех, кто первый бы начал кровопролитную бойню.

Вот стороны и выжидали, занимаясь переговорами, осыпанием друг друга угрозами и постепенным накапливанием у себя в тылах воинского потенциала. По правде говоря, такое выжидание было более выгодным для основной массы горожан. Их было гораздо больше кардинальских приверженцев, они были грамотно организованы, и всётаки дух предстоящей свободы уже твёрдо овладел всеми их помыслами.

Когуяров даже не пугал тот факт, что в грядущих сражениях шаманы применят некое неизвестное оружие. Или те же кардиналы воспользуются своими убийственными шаровыми молниями.

– Нас больше! – заявляли они. – И во много раз больше!

Но правильно делали, что не рвались штурмовать хорошо укреплённые храмовые комплексы. Да и происшедшие час назад события подтверждали: лучше выждать, а там и Меченые помогут или ещё какие неведомые силы.

Ибо и в самом деле свершилось чудо. Защитники ближайшего к нашей окраине храма вдруг огромным сжатым кулаком вырвались за стены комплекса и ринулись на прорыв к иному храму. Никто их останавливать не стал, уйдя благоразумно с пути гремящей оружием толпы. Мало того, от этой толпы в разные стороны прыснуло несколько десятков прихлебателей и поборников низводимой власти. Они, как крысы с тонущего корабля, старались скрыться в окружающих улочках, а потом и пробраться за стены своих личных башен или замков. Нескольких индивидуумов удалось перехватить, даже допросить без применения особо жестоких методов. Их вначале просто побили как следует, потоптали лапами, а уже потом стали спрашивать.

Ну и те пожаловались, что нескольких кардиналов храма и пару десятков шаманов вдруг ни с того ни с сего атаковали вредные малые привидения. В результате такого коварного действа несколько особей погибло, некоторые священники оказались заперты в полной изоляции в глубоких подвалах и только могли оттуда вопить да взывать о немедленной помощи.

Оставшиеся у руководства кардиналы не стали спасать своих коллег и уж тем более не знали, каким образом противостоять малым серпансам. Поэтому не нашли лучшего выхода, как бросить всё и чуть ли не в полной панике бежать к соседнему храмовому комплексу. Остальные три помещения считались значительно неприступнее первого, а следовательно, и более безопасными с точки зрения свергаемых диктаторов. И в данный момент проимперские силы уже занимают таким странным образом освободившийся комплекс и проводят там полноценные обыски.

В момент пересказа последних новостей к нашему столпотворению примчались двое посыльных, которых ветераны послали с сообщением к горожанам. А кричать они важную новость начали ещё издалека:

– В подвалах храма найдены боевые серпансы!

– Много! Не меньше тысячи!

– И это ещё не все подвалы исследованы!

– А значит, Меченые правы: власти нас давно и бессовестно обворовывали!

Получалось, что я со своими инсинуациями не слишкомто и ошибся! Теократы в самом деле скапливали у себя наиболее ценное и важное для народа, то, без чего существование каждого быстро бы превратилось в окончательное рабство. И если в данном, самом малом храмовом комплексе серпансов не менее тысячи? То сколько тогда суммарно окажется во всех четырёх? Не окажется ли выдуманная мною цифра в десять тысяч пророческой? Тем более что прозвучала она из уст Багнеяра, который в течение одного дня и так стал настоящей легендой, харизматичным лидером и несомненно, что первым когуяром в табели о рангах популярности. Плюс у него символ на лапе, плюс людисоюзники, легко уничтожающие даже солидную группу предателей, ставленников гаузов. Поэтому не будет ничего удивительного, если мой друг, несмотря на его относительную молодость, станет в скором будущем если не президентом или князем, то одним из самых уважаемых членов общества.

Но всё это дело будущего, пусть и весьма близкого, а сейчас мне следовало срочно решить, что нам делать дальше. Хотя было всего два варианта: вернуться в арендованный замоккрепость или отправиться к освободившемуся храмовому комплексу. Имелся ещё третий вариант, который в запальчивости выдвинул Хруст. И хорошо, что сделал это не во всеуслышание:

– А может, нам и возле остальных храмов проехаться? Как только нас увидят кардиналы, сразу побегут из города.

– Ага! Или сразу бросят своих смертников в кровавую бойню! – осадил я его с должным нажимом. – Порой загнанные в угол создания способны на самоубийство и в безвыходном состоянии могут натворить страшные дела. Пусть лучше поварятся в собственном страхе да послушают последние новости… Ну и не забывай про действия Чамби и его коллег. Пусть медленно и тихо, зато уверенно они и до остальных комплексов доберутся, наводя там порядки.

Находящаяся рядом Снажа одобрила мои рассуждения весьма своеобразно:

– Правильно, Миха! И в самом деле, лучше наведаться в уже освобождённую от врагов твердыню да там осмотреться.

Хотелось мне, конечно, из ярого чувства противоречия скомандовать: «Возвращаемся домой!» – но самому жутко хотелось посмотреть, что собой представляет обитель шаманов, как там установлены Длани, каким образом идут поставки для города и насколько эти поставки обильны. Ну, и на тех воиновветеранов, которые ведут народ за собой, не мешало бы посмотреть. И хотя бы коротко пообщаться. Поэтому и попросил Хруста:

– Дружище, если помнишь, веди нас к этому самому ближайшему храму.

– Конечно, помню! Здесь недалеко! – и он стал мне подсказывать, куда направлять Росинанта.

В самом деле, мы достигли нужного места уже минут через пять, и я даже поразился, почему огромный, массивный комплекс мне не удалось рассмотреть издалека. Но, присмотревшись, понял, что он удачно расположен в небольшой низине, его сильно закрывают уникальные башни с замками и, наконец, корнидеревья вокруг него достигали невероятной толщины, встречались и такие, которые подходили под формат «в три обхвата». Ну и вся эта застройка величиной с квартал в высоту вздымалась не более чем на тридцать метров.

Полюбоваться было чем. Одна только крепостная стена, окружавшая внутри расположенные здания, смотрелась великолепно. Потому что на её постройку пошли бетонные модули в виде горизонтальных труб большого диаметра, которые местами смещались по уровням, расширялись или утончались. Несмотря на полную несуразицу подобной постройки, смотрелась она настолько эффектно, что только снаружи её можно было рассматривать часами.

– А для чего она вообще была предназначена строителями изначально? – поинтересовался я. Увы, мой друг ответить на этот вопрос не смог даже приблизительно, но немного позже один из престарелых когуяров всётаки высказал предположение:

– По некоторым легендам, здесь жили сами Меченые. Они же и контролировали, а точнее говоря, присматривали за пунктами выдачи питания и бытовых товаров. Именно присматривали, разрешая брать каждому по потребности. Это уже потом всеми четырьмя секторами доставки завладели кардиналы с шаманами, и любая выдача стала проводиться через их лапы.

Этот же старик, с поседевшей шерстью, сопровождал нас практически по всему комплексу, давая должные подсказки или высказывая предположения о том или ином месте. А так как рассматривать там было не просто на часы, а на месяцы, то и времени мы потратили более двух часов вместо означенного мною «короткого визита».

Кстати, наш отряд разделился, я пересел в качестве багажа на серпанса Всяны и вместе с Ксаной и Снажей совершал экскурсию по комплексу. Тогда как Багнеяр довольно интенсивно и активно проводил встречи с ветеранами, представителями знати, которые вдруг откудато подтянулись, и с авторитетными, всеми уважаемыми когуярами города. Как я понимал, в обсуждаемых вопросах друг мог прекрасно и без меня справиться, а потом уже со мной поделиться новостями. Тогда как мне показалось важней осмотреть твердыню, фактически неприступный оплот прежней власти. Ну и гдето подспудно я надеялся выловить хоть когото из малых привидений, если не самого Чамби, и выспросить: что тут творилось и как оно будет происходить в иных храмовых комплексах.

К сожалению, ни одного из малых серпансов не было, из чего был сделан верный вывод о перенаправлении их атаки на иных шаманов. И мне уже ничто не мешало рассматривать, спрашивать и ощупывать.

Интригующих своей тайной зданий, как и резко отличающихся от привычных мне Дланей, в комплексе оказалось предостаточно. Причём пункты поставки оказались довольно простыми и удобными, а каждый из них выдавал всего лишь три вечно одинаковых варианта, либо пайка, либо ящика с товарами. Причём здесь Дланей было шестнадцать. Учитывая, что в трёх иных местах их было больше восьмидесяти, то можно было не сомневаться в максимально возможной обеспеченности обитателей города всем необходимым.

Но больше всего меня поразила странная чаша в самом сердце закрытого стеной квартала. Глубиной около двадцати метров и диаметром около пятидесяти, она могла служить когдато и озером, и бассейном, и просто некоей гигантской антенной. Тем более что по центру виднелись остатки каменного шпиля, к верхушке которого вела узенькая, обвивающая спиралью штырь, лестница. Пройти по такой, даже притираясь спиной к внутреннему стержню, было бы сложно, ну и бессмысленно. Ибо непосредственно верхушка штыря с верхней площадкой отсутствовала. Словно была отломана после попадания снаряда.

Именно на отверстия в поверхности, выщербленные ступеньки и прочие механические повреждения в структуре шпиля я и обратил внимание нашего сопровождающего:

– Такое впечатление, что его пытались взорвать груанами. Или я ошибаюсь?

– Легенды говорят разное, а сами шаманы считают это место проклятым. В сам Планетарий входить не рекомендуется даже кардиналам…

– Как? – поразился я. – Неужели так сама чаша называется?

– Ну да, Планетарий, – подтвердил старик. – Древнее, таинственное слово, которым называют такие вот две чаши в иных храмах, и нечто закрытое непроницаемым куполом в центральном храме. Выглядят они поразному, но называются одинаково…

– То есть и здесь когдато имелся купол?

– Никому не известно. Зато порой сюда сбрасывали особо провинившихся шаманов, заставляя оставаться в чаше по несколько суток. Если он выдерживал испытание, ему прощали вину, а в ином случае сброшенный вниз служитель просто кудато исчезал. И тогда его считали особо виновным, раз его уничтожил сам Планетарий. Что интересно, простых когуяров сюда даже близко никогда не подпускали.

– А что находится в самом главном Планетарии? Под закрытым куполом?

– Этого даже кардиналы не знают, – последовал ответ. – Потому как никто не может попасть внутрь, никогда створки ворот не открываются. И даже когда, по легендам, в город наведывались зроаки, они тоже не смогли пробраться внутрь. Только заявили, что уничтожать купол нельзя, иначе весь город погибнет, а здания разрушатся. Поэтому и есть предположение, что внутри некое сердце, или источник силы, благодаря которой ведутся поставки пищи и товаров через Длани.

Версия как версия, тем более что никаких сведений не имелось, как и для чего именно Меченые возвели подобные Планетарии. А может, и не Меченые… А может, и не возвели, а, наоборот, разрушили? Но если судить по факту нормальной деятельности Дланей в данном комплексе, то Планетарий к поставкам никакого отношения не имеет. А вот факт исчезновения из чаши наказуемых меня, как не раз переходившего между мирами, заинтересовал невероятно. У меня фантазии стали рисовать вполне реалистичные картинки существования как самих символов иных миров, так и переходов к ним. Сверху мне рассмотреть было неудобно, но я представил себе, что на некоторых торцевых ступеньках имеется значок. Разумное существо попросту добирается до нужной ступени и шагает в сторону. Причём наверняка внизу ничего нет, основные грани переходов в верхней части шпилей. А он тут разрушен… Но! Обломки валяются у основания! А значит, на них мог и значок какойнибудь остаться! Может, какой и действует? Вот наказанный штрафник, бродящий от безделья по обломкам, шагает с одного из них, и… Пропадает в неизвестности! А так как переход может быть только отсюда – туда , то несчастный уже никогда не возвратится. Как бы он ни старался и что бы он там ни вытворял.

Правильность моих догадок подтверждали и местные легенды, по которым сюда зроаки ходили, минуя надзор колонизаторов гаузов, и отсюда некие ценности выносили. Та же карточка, которая сейчас лежала у меня во внутреннем кармане и с помощью которой открывались самые потайные и неприступные места, – тому яркий и неопровержимый аргумент.

А что это значило? Только одно: придётсятаки мне сюда ещё вернуться, опуститься в эту или в иную чашу, а то и непосредственно к Планетарию центральному добраться да всё тщательно осмотреть. Коль отыщу хотя бы маленький кусочек знакомого мне символа, то, следовательно, и дорога в нужную сторону отыщется. А это было бы здорово! Сразу отсюда попасть, к примеру, в мир Трёх Щитов! Да ещё и прямо в Сияющий Курган!

«Стоп, стоп! – остановил я свои фантазии. – Кудато я слишком далеко разогнался. Вначале надо про Леонида всё выяснить, а потом мчаться на поиски этих трёх дурочек, которые в легион подались, а сейчас гдето в розданных им баронских наделах партизанят. Или уже оттуда смылись? Если головы у них соображают, то давно сидят в Рушатроне и ждут моего возвращения. Ну а если не соображают… хм! Тогда да, до сих ор в горах вокруг Борнавских долин прячутся. Волосы длинные, а ума!..»

Все эти мысли у меня мелькали в голове, пока я, ползая на четвереньках, исследовал дотошно край чаши. Так уж мне хотелось отыскать хоть какието подтверждения тому, что и здесь имелся массивный, прикрывающий всё купол. Но то ли я архитектор неважнецкий, то ли конструктор из меня никакой, ничего явного по этой теме не заметил. Или тут всегда так было, или чаша сия никогда в виде натурального Планетария не существовала. А времято шло!

Так что, когда встал на ноги, осмотрелся вокруг и подивился усилившемуся освещению, не удержался от восклицаний вслух:

– Оппа, девоньки! А ведь уже ночь наступила. По коням! И быстренько отправляемся домой. Визит окончен.

Глава 24

Знал бы, где упадёшь, – соломки подстелил

Отыскав Хруста, я первым делом поинтересовался:

– Может, ты хочешь в городе остаться? – на что тот доверительно сообщил:

– Нельзя. Заикнулся было, да все советуют подальше убраться, несмотря на усилившийся ночной свет. Все как один твердят, что кардиналы замышляют чтото нехорошее, и так просто сдаваться не собираются. Мало того, много шаманов попросту сняли с себя шкуры и теперь отираются среди горожан. Только недавно одного опознали совершенно случайно и взяли под арест. Утверждает, что послан следить за каждым моим шагом.

Подобное событие настораживало, и я тут же скомандовал всему нашему отряду, в том числе и Багнеяру, покинуть Иярту. Мысли кардиналов в тактическом плане просчитывались на раз: кто мутит больше всего воду и подталкивает горожан к революции? Конечно же, наездники! Причём не только люди, но и непосредственно когуяр, имеющий на лапе высочайший, самый почётный в местной иерархии символ. Следовательно, легче всего устроить уничтожение именно его и людей, его окружающих, после чего всё быстренько вернётся на круги своя.

Естественно, кардиналам вернуть власть будет не так просто, повоевать и пролить крови придётся преизрядно, но в любом случае это станет теократам сделать гораздо проще после устранения Багнеяра. А в лучшем варианте и после непосредственного убийства меня вместе со Светозарными дивами.

Так что успокоился я только за городской околицей, когда спасительная для нас стена самой гигантской пещеры оказалась в пределах пары сотен метров.

– Ну и чего так торопиться? – выражала свои претензии Ксана, до сих пор так и не простившая мне поцелуев с Шаайлой. – Нас там на банкет уже приглашали, целую башню пообещали выделить в наше распоряжение, а ты кудато мчишься на ночь глядя, словно полоумный.

– Бойся данайцев, дары приносящих! – изрёк я сентенцию своего мира, совершенно непонятную для супруги. – В гостях хорошо, а дома лучше. Так что не отставайте! Подтянись!..

Крикнул это, оглянувшись назад, потом стал поворачивать голову опять вперёд, и мгновенно гдето внизу подо мной рвануло! И здорово так рвануло! Не будь нас с Хрустом на скакуне, тот бы и не почесался, пропустив обломки разносящихся камней сквозь себя. А так как он был запрограммирован на защиту наездников, то сгустил, материализовал свою плоть снизу доверху, тем самым и сам подвергаясь воздействию взрыва. Именно поэтому нас подкинуло на добрый десяток метров! Как я только не выпал из багажа, как не сломал шею, как не повредил позвоночник – оставалось поражаться! Падали мы вниз совсем без должной координации, с явной потерей центровки и равновесия. В результате так приложились боками о грунт, что всётаки вывалились из облегающих нас выступов и, задыхаясь от ударов по телу, кувыркнулись по земле.

В то же самое время я успел заметить ещё два взрыва под ногами серпансов, везущих женщин, и уже больше не сомневался, что на Дне отыскались иные умельцы, знающие, как с помощью груанов заминировать дорогу.

Но если бы только взрывы нас побеспокоили! Со стороны того самого места, где мы незаметно проникали в нашу твердыню сквозь тоннель в стене, на нас ринулось два десятка когуяров на боевых серпансах. Причём по внешнему виду никто из них не напоминал шаманов или кардиналов. Обыкновенные воинские ремни, соответствующие обычной экипировке. Но вот свои шаровые молнии, которые умели создавать только кардиналы, в нас запустили сразу восемь нападающих.

Наверное, нам, упавшим наземь, крупно повезло. Потому что все эти светящиеся шарики понеслись в сторону женщин. Меня и Хруста посчитали уже выбывшими из игры или в крайнем случае достойными лишь окончательного добивания. Что в принципе было совсем недалеко от истины. Даже я в момент кувыркания по земле не мог толком сгруппироваться и уж тем более адекватно встретить несущуюся угрозу своими эрги’сами. А Хруст сумел приподняться со стонами только через несколько минут.

Так что нас спасли лишь свойства и силы Светозарных. Оказалось, что и серпансы прекрасно различают тех, кого возят. Ибо нисколько под женщинами не материализовались, защищая от осколков и взрывной волны. Все эти неприятности попросту обогнули женские тела, рассеиваясь в пространстве. А вот дальше лихие наездницы показали себя с самой лучшей стороны. Метателей у них было шесть, причём считалось, что лучше всего из них стреляют мои супруги, потому как они в своё время больше всего тренировались с ними. Ну и несомненный лидер – это Ксана, которая постепенно подтягивалась к моим высочайшим результатам.

Всё равно, когда все шесть обладательниц полного комплекта груанов, получившие невероятные для простых людей силы, умения и возможности, достали у себя изза спин метатели и начали стрельбу по атакующим нас врагам, то нанесли устроителям засады феноменальный урон. Тем более что даже от второй партии шаровых молний, пущенных в их сторону, никто из наездниц не прятался и не шарахался. Все тщательно прицеливались, удачно распределяя противников между собой, и с невероятным мастерством, если не сказать азартом, попадали по когуярам. Что интересно, боевые серпансы горожан делали попытки прикрыть лапами своих седоков от летящих лезвий, но нисколько в этом не преуспели. Причина, как я потом додумался, – это слишком высокая скорость короткой полоски калёной стали. Она летела раз в пять быстрее любого дротика, и уж тем более копья, и защиты от неё не оказалось.

В результате этого второго, если считать взрывы первым, столкновения было убито двенадцать атакующих врагов, и два из них изрядно ранено. Причём пало сразу шесть кардиналов из восьми. Остальные шесть всадников тоже были бы убиты, но у моих защитниц кончились лезвия в метателях, а зарядить подобное оружие на ходу невозможно. Зато дамы с удивительным проворством, силой и меткостью перешли к метанию дротиков, которые по пучку имелись у каждой. Но тут уже серпансы выручали когуяров, прикрывая тех от большинства летящего оружия.

И всё равно результат имелся: один убитый шаман, который так и обвис на своём скакуне, утыканный в упор, словно ёжик иголками, и двое раненых, пытавшихся уползти с поля боя, были безжалостно пришпилены к земле.

А тут и я встал на ноги, глубоко вдохнул, зачерпнул нужную толику энергии и начал своё справедливое мщение. Хватило всего три эрги’са, после взрыва которых разорванные в клочья тела оставшейся пятёрки уже ничем и никому не могли угрожать.

В завершение я опросил, нет ли пострадавших, посоветовал дамам осмотреться по окрестностям, а сам бросился с помощью к Хрусту. Тот уже полулежал, пытаясь распрямить свои топорщащиеся совсем неправильно усы.

– Опять я самое слабое звено, – констатировал он с недовольным урчанием. – И опять ты меня спас… и твои женщины помогли…

– Где болит? Как себя чувствуешь? – стал я его опрашивать, надеясь, что будет так быстрей и правильней. – Пошевели лапами!.. О!.. Теперь хвостом!..

К совместному нашему удивлению, когуяр себе ничего не поломал, не оторвал и не порезал. Вся сила удара пришлась на спину, потому и выбило сильно дыхание, потому и не смог сразу встать на ноги.

Но уж когда почувствовал себя отдышавшимся, первым делом бросился обыскивать трупы и багаж замерших на месте, лишившихся управления серпансов. Ему со странной заинтересованностью поспешили на помощь все три мои супруги. Мне же почемуто на трофеи или какието ценные артефакты было наплевать. И я первым делом провёл пять женщин во внутренности замка. А там мне навстречу бросился обеспокоенный не на шутку Степан:

– Мы видели засаду! Слышали, как они переговаривались, поняли, кого ждут, но ничем не могли помочь! – страдал он. – Ты представляешь, насколько мы переволновались, наблюдая за вашим сражением и не имея ни малейшей возможности даже предупредить?!

– Ну да, моя вина… – кивнул я, высвечивая тоннель для обратного выезда наружу. – Надо было и этот момент продумать, не догадался… Огоньком можно было посигналить или ещё чемнибудь…

Зато спешивающиеся Светозарные смеялись и веселились. А одна из них заявила с полной уверенностью:

– Да будь этих шаманов в три раза больше, ничего бы нам не грозило. Мы бы их голыми руками порвали!

Уже напоследок я бросил через плечо своему заместителю:

– Надеюсь, ужин для нас оставили? Ну, и готовьтесь к разборке трофеев…

Уже будучи на месте сражения, ещё минут пятнадцать поторапливал трофейную команду:

– Ну сколько можно копаться? Бросайте вы это всё барахло между валунами, никуда оно до утра не денется… Жрать хочется не подетски!

Но все двадцать трофейных серпансов собрал лично, а потом и завёл в подвалы замкакрепости. Если уж не для горожан, так для отряда Дивы, Указующей Путь – такой подарок точно пригодится. Интуиция мне подсказывала, что подобная щедрость мне в будущем обязательно зачтётся.

Глава 25

Прогрессоры – осветители

Подвалы нашей обители и в самом деле оказались безразмерными. Даже не отходя далеко от первого зала у стены, мы и серпансов разместили, и кучу снятого с погибших когуяров барахла накидали. Да и багажа у павших врагов оказалось преизрядное количество.

Однако заниматься его сортировкой и классификацией мне категорически не хотелось. Программа действий в мозгу уже выработалась кристально чёткая: еда – душевая – сон. Причём если под словом «сон» подразумевался секс с тремя Светозарными, то это ещё ничего не значило. Потому что первые две позиции были многократно более важными. По крайней мере, мне именно так казалось на зверски голодный желудок. И если бы стоял вопрос: илиили, то «сон» явно проиграл бы.

Единственное, на что я отвлёкся и потратил вынужденно минут пять, так это на нового обитателя нашего замка. Степан его первый заметил и ткнул в него рукой:

– О! Тут ещё один мешок появился! Или это и есть наш Чамби?

Вдоль стены и в самом деле двигался малый серпанс, то ли просто прогуливаясь, то ли исследуя новые для себя помещения. Но я сразу, на какомто подсознательном уровне понял, что это не наш старый знакомый. А чтобы перепроверить и прекратить подобные шатания по арендованному мною замку, я быстро продвинулся к привидению и ухватил его за правый угол с выращенным там чипом. Контакт был установлен моментально:

«Ты обязан подчиниться и выполнять все мои приказания!» – заявил я с ходу.

«Приказ принят, Иггельд (во как меня стали моментально узнавать!), но затруднён в исполнении, – шла ко мне информация. – Энергия на исходе, нуждаюсь в срочной подпитке».

А мне и не жалко. Маленькая искорка эрги’са высветила сущность малого серпанса розовым оттенком, и он сразу словно налился невидимыми мускулами и целенаправленной мощью. После чего я поспешно засыпал чип вопросами на тему: кто такой, откуда здесь взялся и какого лешего вообще сюда припёрся? Оказалось, что он только недавно очнулся, разбуженный всплеском некоей силы, оперативная память ещё в процессе перенастройки, и никаких конкретных задач перед ним не стоит.

Тогда я ему заявил, ленясь выдумывать более конкретные задачи:

«Отныне тебя звать Второй. И ты везде и в любое время сопровождаешь меня на расстоянии трёх метров по правому флангу! Исполнять!»

С удовлетворением проследил за должным перемещением «управленца» и потом в двух словах описал процесс наблюдавшим за нами подругам и товарищам. Завершил словами:

– Рабочий день окончен! Осталось только поужинать!

Мы всей шумной компанией поспешили в сторону трапезной, рассказывая на ходу о наших впечатлениях о городе, горожанах и политической обстановке в Иярте. Вернее, это женщины экспансивно делились впечатлениями, не давая мне даже словечко вставить. И особенно они хвастались показанными в последнем бою умениями, наверняка сами при этом восторгаясь и упиваясь обретённой силой, ловкостью, умениями и чуть ли не бессмертием.

То же самое продолжилось и во время ужина, когда нас окружили чуть ли не все остальные наши товарищи по «колхозу». Ну и только там я сумел както отделиться немного в сторонке со своим заместителем, чтобы поинтересоваться:

– А что у вас тут новенького? Каторжан отыскали?

– Втрое больше ожидаемого! – со смешком заявил Степан и стал пояснять более пространно: – Отыскали мы целых шесть человек, и сейчас они все устроены, накормлены, подлечены и спать уложены. Конечно, самым среди них негативным с виду оказался один тип уголовной внешности. Редкий экспонат, которого можно сразу сажать в тюрьму без суда, следствия и обвинений только за один внешний вид. Правда, он самый израненный оказался, его чуть зервы не сожрали, чудом спасся. Ну, и он утверждает, что на Дне уже двое суток и успел пройти немалое расстояние.

– То есть это не его ли почувствовали наши Светозарные недавно, когда ворота в соседней каверне открылись?

– Может, и не его… Хотя, когда ты сам на него посмотришь и послушаешь – тоже ни единому его слову не поверишь, – криво улыбался бывший работник правоохранительных органов в управе поставного.

– А кто остальные пять? – уже скорей по инерции поинтересовался я. – Очередные уголовники?

– Не сказал бы. Два молодых парня и одна женщина, которые утверждают, что ни в чём не виноваты и заслали их на каторгу по ошибке. Эти как раз попали сюда в искомое время и, кажется, в интересующем нас месте. Выжили чудом благодаря нашему своевременному вмешательству. Ещё одна пара довольно пожилых людей, которых скорей можно к старикам причислить. О таких великовозрастных каторжанах давно не слышал. Но… – Степан задумался и зацокал языком. – Как раз они мне и показались наиболее странными.

– Семейная пара?

– Вот! Как раз в точку вопрос! Утверждают, что познакомились только после выхода из клети, но мне удалось заметить между ними некую связь. Такое впечатление, что они словно мысленно разговаривают, словно чувствуют друг друга спинным мозгом, зная, что творит другой, даже не глядя глазами. Весьма импозантная, загадочная пара…

Я пожал плечами:

– Чего же ты хотел? С возрастом как раз и приходят опыт, умения, тактичность и подспудные ощущения любой опасности… За что ихто на Дно отправили?

– Какойто совсем несуразный случай у каждого, но больше всего меня насторожило другое. В той местности, где мы их отыскали, виднелось слишком много трупов байбьюков, зервов и тервелей. Прямо побоище какоето там произошло, не иначе…

– Ну и что? Чему тут удивляться? Монстры, хищники…

Мой заместитель интенсивно почесал макушку, пытаясь правильно сформулировать сделанные выводы:

– Вроде всё верно… Только туши монстров лежали както не так… Уж ято насмотрелся на бренные останки этих чудовищ, громоздящихся после внутренних сражений между собой. Да и зияющих ран не было или вырванных зубами участков плоти… Просто лежали, словно ктото из них банально кровь выпустил…

Мне тотчас почемуто припомнился убегающий Шляпник и его дама Ирис, которые стреляли из некоего оружия по байбьюкам, и те застывали, оседали на грунт, как проколотые надувные колобки.

Вроде как ассоциация неверная, никакого отношения к пожилой паре не имеющая, но просто так отмахнуться от подозрений бывшего исполнителя я не имел права. Другой вопрос, что лень и усталость, навалившиеся на меня после обильного насыщения желудка, настраивали на философский лад. И я уточнил:

– А если я лично с ними утром побеседую? Ничего страшного не случится?

– Нет, конечно. Да и спят они давно без задних ног, чего людей даром тормошить? Но положил я их в отдельном крыле, и часовой предупреждён, на всякий случай. Присматривает за комнатами новеньких.

– Вот и отлично! А то у меня уже глаза слипаются… Спать иду…

Но Степан, воровато оглянувшись вначале на Второго, потом на моих жён и на прочих Светозарных, понизил свой голос до шёпота:

– Понимаю, что спать ты сразу не ляжешь… мм, как и в прошлую ночь… Да и извини, если что не так спрашиваю… Но как оно вообще с «такими» женщинами получается?..

Ну да, совсем я позабыл, что отныне не только я получил такую возможность милования с обладательницами полного комплекта груанов. У бывшего исполнителя было своих две подруги, да ещё одна ему досталась в наследство от предавшего нас Тимофея Красавчика. И теперь одна из них оказалась в когорте наиболее уникальных женщин данного мира. Так что ему сегодняшней ночью тоже светило получить должную толику высших чувственных наслаждений, и я, как мужчина другого мужчину, прекрасно понимал сомнения и терзания боевого товарища.

Поэтому постарался его подбодрить, как только умел:

– Отлично получается! Главное, не комплексуй, расслабься и смело получай доставшееся тебе благо. Вам всем понравится! Ну да… и рога у тебя после этого не вырастут… слишком большие!.. Не бойся!.. Хаха!

Настроение у меня улучшилось до максимума, и я подал пример всем остальным, не только заявив, что пора спать, но и сам первым отправившись в выбранную нами накануне спальню. Уже там меня догнали все три супруги, и самая старшая попыталась в последний раз пугнуть меня неким наказанием:

– Если честно, то ты своим поведением сегодня не заслужил хорошего с собой обращения… – я согласно кивнул, быстро раздеваясь и направляясь в душевую. Это красотке не понравилось, и она вспомнила о других наших задумках: – И ты собирался поискать пульт управления защитой замка… Тем более у тебя ещё один помощник появился… – это она имела в виду наполовину торчащего из стены Второго.

Уже из душевой я крикнул:

– Ксана, милая, если тебе не спится, и силы плещут через край – можешь заниматься поиском. Найдёшь – буду премного благодарен. Могу к тебе и Второго прикомандировать. Ну а мы с Всяной и Снажей – всётаки будем спать…

И «старшенькая», видя, как обе двойняшки, отводя от неё взгляды, быстро разделись и юркнули следом за мной под упругие струи воды, поняла: продолжит качать права или ревновать – будет спать отдельно. Наказав тем самым не столько меня, как самоё себя. Так что вредничать больше не стала и опоздала к нам на широкую кровать не более чем на однуполторы минуты.

А потом началось то действо, которое я подспудно, да и, чего там скрывать, с огромным, непреходящим вожделением ждал целый день. Настолько мне чудесной показалась предыдущая ночь и до такой степени невероятными перспективами рисовалась наступившая, помноженная как минимум на три. А если вспомнить ещё и про арифметическую прогрессию, да три умножить на три, то могло получиться девятикратное усиление чувственного банкета.

Вот только одну деталь, весьма немаловажную, из воспоминаний я непроизвольно упустил. Прошлой ночью, на пике удовольствия, а точнее говоря, как раз на подходе к этому пику – наступила полная тьма в сознании, тотальный провал в памяти. Мне показалось, что это было просто с непривычки или от излишней усталости, а оказалось…

Оказалось, что восприятие простого человека имеет свои пределы. Кто бы он ни был и что бы он собой ни представлял, он не может вознестись выше собственного тела. Пусть даже он собственник Первого или Третьего Щита, носитель прижившегося во внутренностях груана, владелец пышного имени Иггельд, хозяин уникальных возможностей, умения и способностей, обладатель, пусть и временный, трёх распрекрасных женщин – всё равно это не даёт ему право замахиваться на то, что доступно, наверное, лишь сущностям, сравнимым с богами.

Не рассчитано наше тело на подобное чудо. Причём не только моё тело и сознание пасовали, но и более чувственные тела женщин оказались невосприимчивы для несоизмеримого удовольствия.

Потому что уже на десятой минуте нашего соития мы все вчетвером провалились в полный мрак бессознательности.

И только утром, проснувшись и начав осторожно себя ощупывать и осматриваться по сторонам, мы поняли, что некое действо всётаки продолжалось и потом, после рухнувшей на нас беспросветной пелены мрака. Об этом свидетельствовали слишком влажные, перекрученные простыни, обрывки двух одеял, разбросанные всюду подушки, опрокинутые иные предметы мебели, синяки у нас на телах (и это при невероятной регенерации тканей у меня и Светозарных!) и болезненная ломота в костях и мышцах.

Когда мы это всё осознали и сопоставили мнения – нам стало страшно.

Такого удовольствия – не хотелось. Потому что человек – это существо разумное, и если нечто происходит помимо его воли, а уж тем более помимо сознания, да ещё и не фиксируется памятью – тут впору провалиться в пропасть ужаса, раздвоения личности, полного сумасшествия и окончательной умственной деградации.

Что интересно – сделанные выводы были единодушными, и оспаривать их никто не осмелился. Единодушие оказалось полным, никто не возразил даже из чувства противоречия. А это, в свою очередь, пугало ещё больше. Поэтому даже итог наших рассуждений я подводил шёпотом:

– Девочки, чтото мы делаем не так. Или нечто творим, что делать вообще нельзя. При таких провалах памяти можно очнуться или полным «растением», или осознать себя зависимым, а то и рабом чегото страшного и неизвестного.

– Вот и мне кажется, – подала голос деловая Снажа, – что сексом тебе, Миха, надо заниматься единовременно только с одной из нас…

– А остальные что делать станут? – интересовалась Всяна у сестры.

– Наблюдать и присматриваться к каждой детали.

– И как ты себе это представляешь? – повысила голос недовольная Ксана. – Неужели вы удержитесь и останетесь обе бесстрастными наблюдательницами, когда мы будем в кровати кувыркаться?

– Почему это сразу «вы»? – фыркнула Снажа возмущённо. – Или только тебе по плечу самые опасные и непосильные задачи? На кого жребий укажет, та и останется с Михой.

Глаза заблестели у всех трёх жён в преддверии острой перепалки, но я легко нашёл нужные доводы и резоны:

– Нашли о чём спорить! Мне кажется, уже сегодня мы насобираем груанов столько, что большая часть наших подруг и товарищей покинет каторгу. В крайнем случае уже завтра из нас здесь никто не останется. Поэтому предлагаю вам троим уже сегодня преспокойно отправиться по домам. Так вы сможете помочь друг другу, если у вас после выхода их лифтов начнутся некие трения с гаузами.

Двойняшки переглянулись, тогда как «старшенькая» сразу прочувствовала наибольшую опасность такого действа:

– Думаешь, я не догадалась, зачем тебе это надо?! Сразу! Ты хочешь нас спровадить, чтобы в этой спальне, на ещё не остывшей от нас кровати предаваться похотливому разврату с той подлой ведьмой! И не делай такие круглые глаза! У тебя все твои мысли на лбу написаны!

– Ну… знаешь ли! – только и смог я выдохнуть с возмущением. – До такого додуматься!..

– Оо! Ты ещё не то можешь! Я в этом не сомневаюсь! – Ксана первой сорвалась с кровати и с обиженным донельзя видом стала одеваться.

– Ну что ты её всё время дразнишь? – зашипела на меня Снажа. – Неужели трудно оставаться рыцарем до конца?

– Сам же напоминаешь, – вторила ей Всяна, – что завтра расставаться придётся! Мог бы последний день потерпеть и не злобствовать!

– Это я злобствую?! – поразился я от всей души, но меня уже никто не слушал, все деловито одевались и демонстративно разговаривали только между собой. – Ладно, ладно! Хотел вам приятные сюрпризы устроить, но теперь…

Даже такая абстрактная приманка не сработала, любопытство ни у кого не взыграло, никто не оказался заинтригован до такой степени, чтобы продолжить со мной общение на должном уровне. Но я ни капельки не расстроился: пусть лучше будут благоверные на меня сердиться и устраивать показательное игнорирование, чем начнут всюду следовать за мной по пятам и рыдать в три ручья. Вот тогда я бы незамедлительно завыл в отчаянии и выполнял бы любую их прихоть. Так что счастье было на моей стороне, и верёвки вить из меня морально никто не догадался. Пока…

Ну и сам приступил к одеванию. А так как у нас теперь одежды имелось с избытком, и два шкафа оказались наполненными только моими, подходящими мне по размеру одеждами, то я решил несколько сменить внешний вид и не совсем свежую одежду, в которой я находился весь вчерашний день. Новый костюм с солидным камзолом мне был впору. И камзол отлично закрывал не только пояс с груанами, но и некоторое оружие, которое носилось мною по укоренившейся привычке.

А так как дамы принимают утренние процедуры, а потом и одеваются не в пример дольше мужчин, то я выскользнул из нашей спальни самым первым, тотчас наткнувшись в коридоре на Влада Серого.

– Мы со Степаном к тебе уже третий раз поднимаемся, уже решили и в дверь постучать… – начал он вместо приветствия, хотя и разглядывал мои обновки с некоторым удивлением..

– Случилось что?

– А ты на город смотрел? – ответил он вопросом на вопрос.

– Мм? Да нет, – сознался я. – У нас на окнах плотная штора.

И тут же повернул в кабинет, выслушивая на ходу пояснения от второго нашего бывшего исполнителя:

– Мыто все по спальням были в тот момент, а на посту у дороги Третьего ущелья Сурт Пнявый стоял. Так он оказался шокирован сиянием над Ияртой. Там словно солнце яркое взошло, все когуяры по своим домам попрятались, а те, кто к городу направлялся, – назад повернули, боясь зрения лишиться. Всё это случилось как раз в тот момент, когда мы все, кто имеет Светозарную среди подруг, в постелях оказались.

Помимо Степана да Влада подобное счастье имел и Лузга Тихий, а Емельяну сразу две обладательницы полных комплектов достались. Вот все мужчины и не преминули воспользоваться моментом да с головой окунуться в нирвану новых удовольствий.

Хотя я сразу заметил по внешнему виду рассказчика, что особо счастливым он себя не ощущает. Рассматривая чуть ли не дневное освещение над Ияртой, я не только помотал головой, но и признался:

– Чтото тут не так… Я лично ничего после определённого момента не помню. Полный провал памяти, словно умер… А у тебя как?

– Во! Точно и у меня такое же! – оживился воин. – Словно ктото чемто тяжеленным по голове треснул! Полный мрак! И у Степана то же самое! Все мы провалялись в кроватях до недавнего времени, и хорошо, что хоть к утру Сурта Ратибор пришёл сменить.

Данный ветеран у нас оказался единственным, кто не имел постоянной партнёрши на ночь, сам предпочитая захаживать к одной из двух дам, которые жили отдельно и проявляли к нему благосклонность. Потому и отправился сменять к утру товарищей… А уж отстоявший две вахты Сурт отправился в первую очередь к Степану, узнавать, что с тем случилось.

Вид в спальне оказался довольно странный, но заместитель командира всётаки был разбужен, поднят, опрошен, а впоследствии и задействован для осмотра арендованного мною замка. Всё оказалось в порядке, даже вчера найденные новенькие из своих опочивален не выходили. Так что все успокоились и ждали только моего появления.

К данному моменту сияние над Ияртой стало падать, уменьшившись по интенсивности чуть ли не вдвое. И мы, уже на ходу обсуждая случившееся, поспешили устроить небольшой диспут по свежей теме. Сомнений ни у кого не вызывала природа странного свечения, а точнее говоря, его невероятная связь именно с нашими ночными сексуальными забавами.

А почему так получалось, у нас имелись только три версии. Одна из них: Меченые в своё время устроили фирменное издевательство над когуярами. И звучало оно так: «Пока тут дядя Иггельд с тётей не спят – и вы, кошки драные, спать не будете!» Но подобное ярко выраженное, негативное издевательство представителей высшей цивилизации над молодым разумом както в голове не укладывалось. И так они для сумрачных тигров создали райские условия проживания, обеспечивали всем, а со временем обещали и домой помочь вернуться, в легендарную Шартику. Какой тогда смысл проводимых пертурбаций по освещению?

Так что, скорей всего, в наличии чисто техническая поломка, проявившаяся изза долгого отсутствия на Дне представителей и специалистов технической службы. Гдето нечто замкнуло, вот и светится. Хм! Видимо, очень хорошо замкнуло!

Ну и третья причина: всётаки секс. А какова взаимосвязь свечения с сексом?.. Вот встретимся с представителями империи – у них и узнаем.

Я покосился на застывшего в трёх метрах Второго, вполне резонно рассуждая, что не помешало бы и чипавсезнайку по этой теме вопросами погонять. Вдруг чтото вредная программа (если уже восстановила рабочую память) и выболтает полезное для нас. Вот только времени не хотелось терять, и я отложил это дело на потом, продолжая пока сам выдвигать разные версии случившегося. Но явное озарение не приходило. Пока…

А скорей всего, фривольные забавы со Светозарными женщинами на Дне вообще запрещены. По крайней мере, иной дельной подсказки мы так и не придумали.

Глава 26

Нежданные вестники

Пока мы обсуждали и спорили, в некое подобие выбранной нами для диспута столовой стали стекаться не только наши товарищи, но и те шесть новичков, которых привёл вчера Степан со стороны второй, если считать от ближайшего перекрёстка, каверны. Первым появился наиболее импозантный, довольно огромный тип, которого исполнители только за внешние параметры и совсем уж «доброе» личико с ходу классифицировали как оголтелого уголовника.

На самом деле хватило пяти минут, чтобы понять данного человека: вечно голодный, довольно простой, если не сказать наивный, непритязательный мужчина, к которому с ходу прилипло прозвище Добряк. Да и загремел он на каторгу только за то, что, защищая слабого, в драке с пьяными хулиганами зашиб насмерть одного из них. А тот оказался родственником самого губернатора. Старая как мир справедливость навыворот: героя вместо награды жестоко наказывают.

В его безопасности я разобрался первым, а пока Светозарные подруги продолжали его колоть беглыми ироничными вопросами, я с помощью Второго быстренько провёл эксперимент: выяснил профпригодность здоровяка с точки зрения Меченых. К всеобщему и немалому удивлению, тот оказался «управляющим» и тотчас получил помимо умения видеть серпансов ещё и умение слышать многократно лучше, чем прежде. Пришлось его тут же отдать в обучение Неждану, который имел те же самые подаренные чипомумником способности. Иначе Добряк мог оглохнуть без сооружения у себя в ушах должных глушителей и фильтров.

Ещё двое парней и несчастная женщина, кои прошли по категории «туристы», вообще не вызвали у нас интереса, а вот появившаяся последними парочка стариканов сразу ввела меня в боевое состояние. Причём в настолько боевое, что я притворно сорвался на скандальный тон, желая подчеркнуть степень опасности и резко, безоговорочно привлечь к своим условным жестам внимание каждого из посвящённых. К сожалению, таких было в нашей компании мало: только мои жёны да Степан. Ранее у меня времени не было со всеми заучивать то, что, к примеру, мой друг Леонид Найдёнов, он же Лев Копперфилд, и он же Чарли Эдисон улавливал даже периферийным зрением.

Да и для расшумевшихся женщин пришлось устраивать целое шоу, чтобы они прониклись и стали действовать, как положено.

– Да сколько можно ждать завтрак?! – возопил я, стуча обеими ладонями по столу. Причём постучал пять раз, выпученными глазами глядя на всех посвящённых. Всем видом напоминая то, что данный стук обозначает: «Крайняя опасность». – Растрепались тут, как на базаре! А кто кухней будет заниматься? – это я обратился к своим красавицам, сразу примолкшим и насторожившимся. – И почему ещё не все собрались в зале? Или на охоту только добровольцы пойдут? А оружие и вимлачи ты у всех проверил? – это уже были конкретные указания Степану: «Сейчас здесь будет жарко! Срочно всем вооружиться!»

Ксана и тут не подвела, оказалась наиболее сообразительной:

– И в самом деле! Чего это мы без толку рассиживаемся? А нука, все по своим рабочим местам! – и чуть ли не силой стала разгонять из зала тех подружек, которые не были Светозарными и в случае возникшей потасовки могли пострадать в первую очередь.

Двойняшки тоже довольно быстро въехали в тему, заметавшихся вокруг стола людей, ничего не понимающих «колхозниц» и «ремесленниц», начали со смешками подталкивать к выходу. Своим коллегам, или «бессмертным», как себя иные пять счастливиц возомнили, они умудрялись только одной мимикой дать понять самое главное: «Делай, как мы!»

Так что, пока удивлённые пожилые люди прошли к столу и уселись напротив меня, вокруг уже всё постепенно утрясалось, разгонялось и должным образом приготавливалось. Степан проверял с показушной строгостью оружие, расставляя воинов, как ему казалось удобным, и отстраняя к выходу наиболее слабые звенья. Ну а женщины устроили живой водоворот своим броуновским движением, отвлекая странных людей от подноготной всех наших приготовлений.

Да и то, сказать, что они были «странными» – это ничего не сказать. Только я мог заметить наиболее главную опасность и несуразность, исходящую от чужаков: что мужчина, лет шестидесяти пяти на вид, что его сверстница, худощавая, стройная тётушка, были обладателями полного комплекта груанов. Причём по пятнадцать «своих» симбионтов имелось в поясах у каждого. То есть перед нами, несомненно, были Светозарные. Причем такие, у которых имеется уникальное для Дна оружие, с помощью которого они в течение всего нескольких часов успели собрать нужное количество груанов. И кем они после этого могли оказаться? Только шпионами гаузов. Вот это всё и напрягало…

Правда, как и у взорвавшихся Шляпника или Ирис, я у пришедших не заметил никаких вуалей защиты вокруг тел. Но сам же, скорей всего, угадал причину подобного: повторно попавшие на Дно люди – это уже, скорей всего, Светозарные следующего уровня, с более сложной вуалью, которая мне попросту не видна. Да и данный аспект размышления у меня проскользнул гдето далеко на задворках готовящегося к бою сознания. Следовало сосредоточиться на атаке, а потом провести её быстро, желательно бескровно усыпляя прибывших по наши души шпионов. Для этого я уже у себя в левом плече заготовил два полуфабриката эрги’сов такой насыщенности и размеров, что, получи их простой человек, – «уснёт» с летальным для себя исходом.

Все эти действия, приготовления и размышления у нас заняли не больше минуты. И вот уже пара стариканов, или пожилых людей, как принято говорить, дабы не обидеть подобных, уже восседает за столом напротив меня. А дама с сухой, но вежливой улыбкой начинает разговор:

– А вы тут шикарно устроились! Трудно в такое поверить: некие существа вместо транспорта, невероятный по комфорту замок, совершенно безопасная пещера, в которую хищники не заходят по причине уникальной травы, ну и… – она многозначительно уставилась на Хруста Багнеяра, который восседал рядом с моим стулом, а потом и на Второго, расположившегося ещё чуть правей на положенной ему дистанции в три метра. – Удивительные создания у вас в союзниках. Или этот тигр только один такой существует в природе?

– Ну что вы, что вы! – заулыбался и я в ответ, только несравненно радушнее. – Подобными друзьями у нас тут целый город и несколько секторов заселено. При возможности мы вам их покажем и познакомим… Но, с другой стороны, раз вы к нам в гости наведались, может, начнёте с представления и расскажете, по какому поводу или по каким делам в наши края?

То есть я сразу дал косвенно понять, что резко отделяю гостей от всех остальных каторжан, которых сбрасывают на Дно на общих основаниях. И по дрогнувшим бровям старика определил, что он мою оговорку заметил и оценил. Но больше никаких эмоций старик не проявил, говорил ровно и холодно:

– Какие дела могут быть на Дне у человека? Только одно: выжить. Ну, разве что ещё познать окружающий мир да познакомиться с достойными представителями нашего племени. Меня, например, сразу поразило: почему такой молодой по возрасту парень командует более опытными товарищами? Можно сказать, ветеранами. Или повиновение достигается криками и угрозами?

Это он ссылался на тот показной ор, который я устроил в момент вхождения парочки в зал. Подобные, чисто одесские хитрости, когда на вопрос отвечают вопросом, меня с толку не сбили. Улыбку я спрятал, сменив её обеспокоенностью:

– Видимо, у вас чтото со слухом не в порядке и вы не расслышали, как я попросил вас представиться. Или всётаки расслышали?

Старик демонстративно вздохнул, а дама улыбнулась ещё шире:

– Наверное, здесь мужчинам легче командовать по той причине, что женщин троекратно больше? Хотя подобное соотношение к делу не относится, тут мы спорить не станем. А вот по поводу нашего представления… разве это так важно?

Теперь уже демонстративно вздохнул я:

– На Дне – архиважно! Должны мы както с вами определиться? Либо выгнать взашей, как в честной компании нежелательных; либо приветить, как единомышленников; либо как коварных и опасных врагов – сразу…

Договаривать слово «уничтожить» я не стал. Иного просто в моей речи и не предвиделось по умолчанию. Но дама явно решила манкировать словами:

– Перевоспитать?! Хм! Тогда ты и в самом деле отличный командир, если даже врагов перевоспитываешь и заставляешь работать на дело общего блага. Хвала таким умелым организаторам! Но если ты так уникален и умён, то зачем тебе наше представление? По сути, ты только по одному нашему виду легко определил, кто мы, для чего здесь и как нас зовут. Не правда ли?

Я покачал головой и любезно согласился:

– Чего уж там, истинная правда. Кто вы такие – видно издалека, зачем вы здесь – тоже сомнений не вызывает. Вот разве что с именами – явная проблема и неувязочка: угадать ваши имена невозможно, да и не…

– Почему же? – неожиданно перебил меня старец, а уголки его губ дрогнули в попытке скрыть ехидную улыбку. – Имена тоже читаются если не на раз, то после нескольких минут разговора с человеком.

Я не удержался от покровительственного хмыканья:

– Неужели? Может, вы принадлежите к кочевому племени цыган? И тоже, как они, умеете гадать по ладони, пророчествуя будущее и раскрывая прошлое?

– О цыганах – не слышали, – продолжил мужчина, смешно шевеля носом, словно пытался удержаться от чиха. – Но суть их занятия поняли правильно. И вынужден тебе признаться: да! Мы умеем угадывать имя человека, к примеру, просто глядя на его поднятую раскрытую ладонь. Хочешь проверить?

Нет, конечно же, я не повёлся на этот дешёвый, явно цирковой трюк. Наоборот, заподозрил пришедших типов в невероятном коварстве и подготовке некоей пакости в мой адрес. Стопроцентно, они уже поговорили с некоторыми обитателями нашего «колхоза», выпытали всё, что им следовало выпытать, и теперь хотят втереться в доверие якобы своими паранормальными возможностями. Знаем! Проходили! Интернет почитывали! Да и непосредственно на самих цыганок насмотрелся я в своей жизни. Менято они как калеку и недоростка никогда не обижали и назойливо не приставали, зато и не слишком скрывали от меня все свои умения, навыки и способности. Словно чувствовали родственную душу, которой после дружеского подмигивания можно раскрывать любые тайны.

Поэтому вначале я ещё раз подвигал у себя в плече эрги’сы сна, готовый их выхватить в сотые доли секунды, а потом со смешком поставил левую руку локтем на стол и раскрыл ладонь в сторону гостей:

– Угадывайте! – и уставился на них с немым вопросом: «Ну и как вы теперь будете корячиться?»

Парочка повела себя и тут странно. Вгляделись через стол в мою ладонь, впервые переглянулись между собой и одновременно сочувственно закивали. И только после мастерски выверенной паузы, когда мне уже хотелось на них рявкнуть, а то и некрасиво выругаться, женщина заговорила:

– Тяжёлый случай… совсем мальчик запутался…

– Ну да… – вторил ей напарникшпион с самым ханжеским, притворным видом. – Столько имён, что, наверное, и сам уже не помнит своего настоящего… Тебе какое назвать? Нынешнее или предыдущее?

– Ха! Может, прекратите этот балаган? – стал я наливаться злостью. – Называйте имя, которым меня наградили родители! И побыстрей! Потому что дальше наш разговор уже будет вестись совсем в ином русле!

Шпионы опять переглянулись и продолжили тем же тоном:

– И какой невоспитанный стал! Разве родители таким его мечтали увидеть?

– А уж матьто наверняка вся испереживалась, вспоминая о сыне.

– Ну да… Увидела бы его вот таким – рассудка бы лишилась…

Я уже было хотел оборвать неуместный диалог грубым окриком, как дама выразила совершенно искреннюю озабоченность:

– Но в любом случае Наталья Ивановна была бы рада повидаться с сыном.

– Да и Павел Сергеевич, порадовался бы за свою кровинушку. Вон как вымахал! – в тон ей поддакивал старик.

А у меня отвалилась челюсть, ударив больно в грудь.

Потом чуть ли не выпали из глазниц выпученные глаза.

И только затем я понял, что (в который раз за последнее время!) не дышу.

«Эпическая гайка! Откуда они знают имена и отчества моих родителей!» – металась в голове однаединственная дельная мысль. Все остальные смешались в кашу, образуя в сознании сумбур и внося полный раздрай.

Наверное, я даже со стороны выглядел растерянным и, мягко говоря, не совсем адекватным. Только слюны, стекающей на подбородок, не хватало для полного, однозначного диагноза. Да ещё и ладонь, словно окаменевшая, торчала перед моим лицом. Чем не картина «Двоечник всётаки вызвался к доске!»

Ещё и гости, в которых я вдруг обнаружил явные черты цыганского происхождения, продолжали как ни в чём не бывало:

– И его детское имя уже под новыми с трудом просматривается…

– Да, беда с парнем…

– Или всётаки попробуем?

– Давай… Вижу, что до здешнего имени он както совсем диковинно назывался: «Михаил Македонский». Это в честь чего? Наверное, сочетание слов «Мак» и «Дон», не иначе…

– Ну да… А вот прежнее имечко вообще смешно звучало: «Цезарь Резкий». Цезарь – это от чего производное?

– Хм! Наверное, от слова «цедит». Вот только что? Мёд или яд?

Тут не выдержала и в нашу жутко «интеллектуальную» беседу со всей бесцеремонностью вмешалась Ксана Молчун:

– Чего это вы Миху разными гадкими словами обзываете?! Никакой он вам не Цезарь! А просто: Миха Резкий!

– Ох, девонька! Мало ты ведаешь о папочке своего будущего ребёнка! – заявила дама, чем уже и мою старшую супругу вогнала в некое состояние оцепенения. – Его большую часть жизни вообще иначе называли. От рождения он своими родителями именовался как Борис Павлович Ивлаев.

– Ну да, – добавил старик с наглющей ухмылкой. – Это у него на ладони чётко всё прописано!

Какоето время я, развернув ладонь к себе, тупо на неё пялился, пытаясь честно рассмотреть: где там и что написано. Но подсознание, уже должным образом подстёгнутое логикой, здоровым скепсисом, резоном, а в особенности той самой наглой ухмылкой собеседника, уже интенсивно работало в нужном направлении:

«Или они читают мою память как раскрытую книгу, или волшебники! Но волшебниками они не могут быть по умолчанию, потому что тогда бы и Шляпник с Ирис были бы точно такими и меня на раздва уничтожили. А эти – попросту знают чтото обо мне и теперь без церемоний издеваются. У кого могли узнать? От моих мамы с папой? Но те не знали про последние приключения под именем Македонского. А кто знал? Про всё вышеперечисленное? Только Лёнька! А где он? Гдето там наверху! А эти старые мухоморы откуда припёрлись? Да сверху же! И разве не мог мой товарищ с ними раньше договориться и всё это разыграть, обговорить и продумать? Ох!.. Ну, Лёнька! Ну, циркач!!!»

Стараясь резко не менять выражение лица, я положил ладонь на стол и виновато признал:

– В самом деле – написано… – а потом, словно о том и говорили, поинтересовался: – А что ещё мой друг передавал? Да и вообще, как он там устроился?

Глава 27

Информация к размышлению

Обстановка за столом сразу разрядилась, и оба гостя доброжелательно рассмеялись.

– А ты молодец! – крякнул «шпион». – Не ожидали от тебя такой рассудительности.

– Хорошо продержался! – похвалила и его напарница, сразу представляясь: – Меня зовут Анна, а моего мужа Селидор. Есть у нас и родовое имя Ванш, которое носят дети, внуки и правнуки… но это к делу не относится. – Анна оглянулась на замерших в напряжении и любопытстве людей и начала с предупреждение: – Тем более что мы носители не только наших тайн, но и тех, кто нам доверился и может погибнуть изза утечки нежелательной информации. Поэтому ты, Миха, понимаешь: последующий наш разговор будет вестись только с тобой наедине. Куда отправимся? Или…

– Да нет, выйдем, пусть люди спокойно завтракают, – решил я, поднимаясь и отправляясь к выходу. – Чего всех гонять, коль удобных помещений – не пересчитать!

Как раз мне навстречу из кухни заносили приготовленный завтрак, и возглавляющая эту процессию Франя обеспокоилась:

– Отказываешься от моей стряпни? Зазнался?

– Куда я денусь? – фыркнул я, готовый шутить от хорошего настроения. – Легче холостяком остаться, чем без твоей вкусной стряпни. Скоро вернёмся, так что и нам три порции оставьте.

Но скоро – не получилось. Наша беседа слишком затянулась, и прошло не меньше часа, прежде чем я познал новые секреты, получил приветы от друга и должным образом оценил происходящее. Правда, стоило упомянуть и о нескольких минутах нервного смеха, на который я сорвался в самом начале беседы после сообщения нового имени, под которым Леонид Найдёнов удачно легализовался в мире Набатной Любви. Всётаки он осуществил свою мечту и стал Чарли Чаплином! И естественно, что с приставкой «Великий»! Иного я от него и не ожидал.

Ещё меня поразило и заставило гордиться осознание того факта, что друг сумел не только сам устроиться в сложной среде иного социума, но ещё и обо мне не забыл, прилагая все силы, умения и уникальные таланты артиста для моих поисков. Результат ждать себя не заставил: выход на барона Фэйфа, а потом и знакомство со стариками, налаживание крепкой, чуть ли не родственной дружбы и последовавшие затем откровения. То есть в любом случае от меня только и требовалось, что остаться в живых за прошедший месяц и несколько рудней. Всё остальное по моему спасению творилось, организовывалось весьма и весьма эффективно.

Например, не будь у меня груанов, разведчикинаблюдатели легко бы помогли наполнить комплект, причём в максимальном количестве пятнадцати штук, а потом и дали бы дельные советы, как этот комплект правильно использовать после выхода на поверхность. Для этого у супругов Ванш имелись уникальные парализаторы, верх технического достижения цивилизации гаузов. Но только парализовали они людей, а вот самих колонизаторов, а также всех монстров Дна вылетающие искорки тайного состава попросту убивали. Именно поэтому космические агрессоры крайне редко и весьма неохотно давали данное оружие посторонним. Ну и ещё один немаловажный фактор: парализаторы – это единственное, что пропускала вниз сложная, не поддающаяся никакому контролю со стороны система «лифтытелепорты».

Непосредственная причина, по которой гаузы послали вниз новую пару своих шпионов, заключалась в недоумении. Колонизаторы не могли понять, почему огромные средства уплаты в виде товара и продуктовых пайков уходят вниз, а груаны наверх не поступают. Могла быть поломка всей системы, остановить, починить или перенастроить которую они не могли раньше, и вряд ли у них получится в ближайшем будущем. Вот ничего и не оставалось, как послать вниз добровольцевнаблюдателей. Причём сделали это ближе к той Длани, из которой не так давно изъяли невероятное количество товара, а взамен не дали ни одной чудесной ракушки. И отправили супругов Ванш ещё и потому, что стало известно о гибели прежних агентов.

– Вот после уничтожения этих пластин они и узнаю т о гибели своих шпионов. – Селидор оголил плечо и показал некое подобие наплечного доспеха из тонкой, серого цвета стали. – Что это – мы понятия не имеем, но нас убеждали, что сигнал о нашей смерти достигнет нужного прибора в любом случае.

В тот момент я не на шутку разволновался:

– А вдруг они и сейчас нас подслушивают?

– Быть такого не может! – заявил старик со всей ответственностью. – Иначе гаузы знали бы, как и от чего погибли прежние агенты, а так они даже место их уничтожения нам дали только приблизительное, наказав и это дело расследовать.

И он пересказал все свои остальные выводы по этой теме.

Раскрылись мне затем и многие тайны самих гаузов. О них мои собеседники узнали, побывав в нескольких иных мирах в путешествиях, которые предоставлялись Светозарным довольно часто и довольно легко. Как выяснялось, никакой войны со звёздной империей Альтру колобки не вели никогда. Они попросту оказались в нужном месте в нужный час, а может, давно выжидали удобного момента. И когда вокруг империи Альтру сомкнулось жёсткое кольцо воистину страшных космических агрессоров, Меченым стало не до дальних своих колоний. Связь метрополии с Пространствами Вожделенной Охоты стала резко ослабевать, была проведена на всякий случай полная эвакуация всех находящихся здесь имперцев, и вот тогда связь прервалась окончательно. И гаузы незамедлительно подсуетились, колонизировав мир Набатной Любви и находящиеся в нём самые простейшие системы «лифтытелепорты», которые вели в иное, как его научно называли, «внепространственное образование». О том, что в данный момент творится в империи Альтру, колобки не то что не знали, но даже побаивались в ту сторону поглядывать или посылать корабли разведки. Вполне здраво опасались, что тогда и о них вспомнят и моментально уничтожат под горячую руку.

Груанами колонизаторы пользовались вовсю, но нельзя было утверждать, что вживление симбионта популярно или престижно. С каждым годом наука и медицина данной цивилизации делали всё новые и новые открытия, позволяющие продлевать сроки жизни или улучшать здоровье не только после соединения с чудесной ракушкой. Но всё равно спрос на груаны, пусть постоянно и падающий, намного перекрывал идущие из Набатной Любви поступления. И любой Светозарный жил почти до ста лет, будучи уверен в своей непогрешимости, силе и бессмертии. А убив того мерзкого художника в тюрьме, я тем самым уничтожил сразу десяток гаузов, живущих фиг знает в каких иных мирах. Вот потому меня и наказали, несмотря на личную опеку и попытки защитить самого барона Фэйфа.

Ну и напоследок старики, коим по возрасту оказалось около сотни лет, обрисовали свою ситуацию, те самые причины, по которым они вновь согласились побывать на Дне. Гаузы в принципе всегда и каждому Светозарному предлагали вновь отправиться на каторгу, суля при этом златые горы и утверждая, что разведчики и наблюдатели практически ничем не рискуют. Уничтожить их никто не в силах. Но бывшие каторжане, несмотря ни на какие посулы, не соглашались. В душе у каждого, невзирая на его алчность, или высокие моральные свойства, или жажду справедливости, навсегда воцарялся подспудный страх перед Дном, не позволяющий даже гипотетически представить себя вернувшимся в адское место. Не соглашались и супруги Ванш, одна из редких пар, сумевших вырваться со Дна с нужными комплектами и сохранившими на всю жизнь крепкую любовь друг к другу, уважительные отношения, привязанность и полное доверие.

И настал такой момент, когда паре пришлось задуматься о смысле существования вообще и о своём месте в этом бытие. Им захотелось на последней трети своей жизни сделать нечто такое, чтобы потом уже и умереть было не жалко. Ни в чём и никогда они не нуждались, как и не нуждались их многочисленные потомки, ибо гаузы свято блюли обещания обеспечивать Светозарных всем, чего только они не пожелают. В разумных пределах, естественно. Но и эти пределы соответствовали примерно уровню жизни богатого графа, а то и маркиза самого большого королевства мира Набатной Любви. Но Анна и Селидор всегда мечтали о большем, мечтали о самом сокровенном для своих собратьев. А именно: о свободе для своей цивилизации и о полном праве самоопределения, выбора в развитии. Уж онито лучше всех понимали, что такая мягкая колонизация может продлиться тысячелетия, и космические завоеватели ничего и никогда по своей воле не изменят.

И однажды они просто догадались, что после возвращения со Дна комплекты груанов можно не сдавать. Стали над этим думать, собирать разрозненные сведения и со временем только ещё больше утвердились в своей догадке. Как убедились и в том, что колонизаторы совершенно ничего не смогут сделать строптивым, отказавшимся им повиноваться Светозарным. А как только об этом станет известно всему народу и всем каторжанам, так сразу и начнётся крах ненавистной колониальной системы. Завоевателям просто не будет смысла самим находиться в данном мире и держать здесь тысячи своих великановнадсмотрщиков. То есть и валухи в определённый момент преспокойно отправятся на свои планеты. Да плюс ко всему люди данного мира станут в конце концов чуть ли не полубогами, заполучив умения, силу, выносливость и прочие таланты Светозарных.

Великое дело свободы и величия, на алтарь которого не зазорно и собственные жизни положить. Только следовало самим через всё пройти, опробовать, испытать, а уже потом заявлять всем во всеуслышание.

Однажды семейство Ванш деликатно, словно в большом сомнении, заинтересовалось дополнительными льготами и премиями за намеренный поход на Дно. Гаузы рьяно продолжили агитацию, убеждая в правильности такого интереса, и старики словно нехотя и с большим сомнением таки дали себя уговорить. И вот они здесь. Да ещё и попутно смогли узнать о судьбе одного из каторжан, преданный друг которого за короткое время стал для Анны и Селидора чуть ли не родным сыном.

Не говоря о том, что меня сильно порадовали совокупностью своих действий и доставленных сведений.

И ещё, как мне показалось лично, приоткрылась одна из самых важных тайн мира Набатной Любви. Оказывается, лучи вредоносного светила, висящего над планетой, можно было легко аннулировать, добавив в атмосферу ничтожную толику нескольких ингредиентов. После этого создавалось бы определённое поле, сродни озоновому слою над Землёй, и обитатели могли бы выбраться из своих подземных городов для проживания на поверхности. Тайна – с которой ни барон Фэйф, ни его соратникивеликаны, ни супруги Ванш не знали, что делать. Ведь узнай гаузы об утечке такой информации – могут разъяриться невероятно. И тогда всем достанется, а валухам – в первую очередь. Но уж если сразу две новости разнесутся, о возможности оставлять себе груаны и про шанс проживать на поверхности, деколонизация мира ускорится в несколько раз.

Этот вывод несколько выбил меня из колеи здравых рассуждений. Особенно в свете того, что я себе когдато возомнил: моё присутствие здесь не напрасно и было подстроено Священным Курганом для неких великих преобразований. А что получается на самом деле?

«Вот передо мной сидят люди, которые и без всякого моего участия, пусть и с помощью таких, как барон Фэйф, сумели бы добиться освобождения своей цивилизации от колониального гнёта. Тогда зачем меня судьба сюда забросила? Неужели я здесь всётаки оказался чисто случайно? Неужели все мои выдумки и душевные страдания – гроша ломаного не стоят?..»

Такие примерно мысли меня посетили, когда я довольно сжато пересказал паре стариков и о своих мытарствах на Дне, приключениях и некоторых недавних размышлениях.

– А ведь никто наверху и не догадывается о наличии серпансов! Мы сами их, только второй раз став Светозарными, смогли рассмотреть! – восторгался Селидор. – Вот бы их нам на поверхность!

– Вряд ли подобные создания смогут существовать в иной среде, – осадила Анна восторги своего супруга. – Мне более важным кажется факт, что когуяры твёрдо намерены жить в мире с людьми. Это может стать основой для распространения здесь наиважнейших сведений. Причём всё можно преподнести так, что тайные сведения сумрачные тигры получили из своих источников. И в данный момент уже начали должную пропаганду среди людей. В том числе и нас надоумили не отдавать укомплектованные груанами пояса.

– Да, ты права… – задумался Селидор. – А уж при наличии боевых серпансов и вимлачей наверх хлынет настоящий поток Светозарных, непримиримых, желающих справедливости и свободы. Тогда вообще гаузов с планеты выметут за невероятно короткое время. Ну и мне самому бы очень хотелось глянуть на эти вимлачи… Да и на серпансе бы промчаться!..

Его дама сердито на него взглянула и перешла на строгий тон:

– Ты так говоришь, словно меня не существует!

– Правильно говорю, – скривился тот. – Рисковать вначале лучше мне, а уж потом…

– Не оправдывайся! Уж всяко Светозарная, да ещё и во второй раз, легче приручит скакуна, чем какието туристы. Кстати, Борис, может, твой Чамби… эээ, вернее, Второй, нам сразу символы на руки поставит?

– Вот и проверим! – тут же начал я манипуляции с чипомумником в уголке малого привидения. – Тем более мне самому интересно, обладателям комплектов мы ещё наносить символ не пробовали. Итак, что надо ответить на вопрос…

Краткая инструкция, и вот уже на правых ладонях у супругов Ванш красуются несмываемые татуировки. Чаяния мои оправдались на все сто: новенькие, а точнее говоря, вернувшиеся вновь на каторгу «старенькие» были обозначены как «наездники».

– Вот и отлично! – порадовался я. – Тогда сразу же отправляемся всем колхозом на сбор груанов. Давно пора мне начать снаряжение и посылку людей на поверхность по двум причинам: обещание такое давал, скоро сюда полторы сотни иного коллектива явятся, ну и в Иярту надо как можно быстрей наведаться. Там полным ходом идёт освободительная революция.

Судя по тому, с какой готовностью и как шустро вскочили на ноги наши новые друзья и союзники, они от меня сегодня ни на шаг не отойдут. Что уже радовало. Ну и когда мы входили в столовую, я поинтересовался:

– Несмотря на все ваши прошлые заслуги и нынешние комплекты, вы по ловкости выглядите как тридцатилетние люди. Внутренне…

– О! Это один из обещанных гаузами бонусов, – улыбнулась Анна. – Утверждалось, что мы и внешне помолодеем на Дне в течение месяца примерно до сорокалетнего возраста. По крайней мере, прежние, тобой уничтоженные лазутчики выглядели никак не старше.

– Подтверждаю! – заверил я. – Сам неплохо успел рассмотреть Ирис и Шляпника.

Остывший завтрак мы съели чуть ли не на ходу, сразу поспешив к остальной компании, давно готовой к намеченной охоте. Вернее, уже и не охоте, а, как не раз правильно подмечалось, к «сбору груанов». А когда я на эту тему высказался вслух, Всяна звонким голосом меня дополнила:

– Ещё лучше будет назвать это соревнованием! Потому что это именно соревнование в ловкости, силе и выносливости. И кто больше всех соберёт симбионтов, тот получит от Франи большой и роскошный торт. Правда, подруга?

Наша главная шефповар, которая и не слишкомто желала тащиться на свободу с тюками кожи скользких зайцев, на это рассмеялась:

– Хорошо, будет вам торт!

Вот в вожделении сладкого мы и умчались на Синие Поля близлежащих каверн.

Глава 28

Отряд набирает силу

Четыре часа интенсивного «соревнования» принесли воистину рекордные результаты. Хоть на сбор отправились только восемь наших Светозарных да все мужчины, мы вместе с семейством Ванш, которые тоже показали отменные умения осваиваться на ходу с любыми устройствами, добыли чуть ли не четыреста груанов.

Такое количество нас озадачило в первую очередь тем, что его негде было хранить. Мы просто не сообразили захватить с собой больше поясов с ячейками, вот и пришлось изгаляться. А именно: было решено сразу на месте экипировать каждого нашего воина полным комплектом. Мы сделали это на первом же привале.

А начали с меня. Тем более что подсказать было кому.

– Желательно вкладывать в патронташ, – советовал Селидор. – Десятый симбионт одновременно с одиннадцатым. Тогда тяга мчаться к ближайшим воротам почти не присутствует.

– А лучше всего одновременно шесть вставить, до полного комплекта, – наущала Анна Ванш. – Тогда вообще, как мне кажется, никаких проблем не будет. Тем более вон у тебя сколько вокруг лишних шаловливых ручек…

Это она на моих супруг намекала, которые с озабоченным видом меня обступили в тот момент. Уж не знаю почему, но они опасались, что я, став Светозарным, сразу от них сбегу, даже не попрощавшись.

Они дружно вставили в мой пояс недостающие груаны. А потом точно такие же процедуры были проведены и остальными мужчинами нашего колхоза.

Проблем, как и обещала Анна, не было. Это если говорить о больших… А вот малых – хватало. Вопервых, мы светились, словно лампы, ещё очень долго. Это мешало сосредоточиться и частенько вызывало беспричинный смех у нас самих. Вовторых, временами становилось настолько жарко, что мы боялись расплавиться, словно кусок льда под летними лучами солнца, Ну и втретьих, мы постоянно подмечали в самих себе некие, пусть и малозначительные изменения. Это я говорю про остальных мужчин, насколько я сумел понять по их словам.

У меня лично преобразование или некое перерождение, улучшение умений пошло не совсем по ожидаемым канонам. И долго думать о причинах порой сковывающей меня боли не приходилось. Уж не знаю, кто с кем и против кого объединился или начал воевать, но явно мой Первый Щит, а вместе с ним и прижившийся в желудке груан не восприняли радостно влияние на тело целого комплекта «своих» груанов. А может, наоборот, само объединение ракушек в полтора десятка решило меня подлечить, подновить, улучшитьусилить и вдруг наткнулось на неких совершенно не ожидаемых приживал. Вот объединение и решило уничтожить посторонние телу наросты или хотя бы подчинить своему влиянию.

А что получается, когда соседи не понимают друг друга? Да ещё и каждый только себя считает единственно правильным и разумным? Верно, получается война.

Поэтому мне пришлось на последних часах охоты не столько соревноваться в ловкости и силе, сколько максимальными усилиями воли сдерживаться от колик, резких уколов по всей нервной системе, непроизвольных стонов и интенсивно восстанавливать порой совершенно спёртое дыхание. Ни помочь я своему телу не мог, ни совета спросить у четы Ванш, ни от своих подруг потребовать, чтобы они както мои муки утихомирили. Понимал прекрасно: мои проблемы только моими и останутся. Если уж мой всё прошедший и везде выживший Первый Щит с ними не справится, то уж иные посторонние создания точно не помогут моим бренным внутренностям.

Я сильно жалел и интенсивно себя корил за необдуманность поступка:

«Куда спешил?! Чего стоило потом, уже после охоты, преспокойно, будучи дома, на кровати, заполнить на себе весь комплект груанов?! Нет! Решил всё первым на себе испытать! Тоже мне, Эйнштейн недоделанный выискался!..»

Наблюдения за другими мужчинами показали: те при желании могли отныне гоняться с вимлачами за монстрами и без помощи всяких серпансов. Сами словно в боевых жеребцов превратились, прямо на глазах усиливаясь, и к концу охоты даже в чёмто уже и опережая разухарившихся женщинСветозарных. Это не могло не радовать. Как и тот факт, что никто из соратников не рвался домой и даже единым словом не упомянул о свободе, оказавшейся на расстоянии вытянутой руки.

В замоккрепость мы возвращались заслуженными триумфаторами. А когда народ узнал о доставленных трофеях, то ликование достигло апогея. Конечно, ещё со вчерашнего дня никто не сомневался, что отныне легко сможет покинуть Дно, причём в любое выбранное по собственному желанию время. Но одно дело знать, а другое – вот так, сразу, уже заполучить полный комплект и ощутить себя всесильным, чуть ли не бессмертным существом. А комплект получили все наши – без исключения.

Мало того, даже новеньким досталось два груана. Один был вручён женщине, которая не могла удержать слёз и постоянно плакала, а второй, по жребию, достался Добряку. Здоровяк до того умилился от такого подарка, что на короткое время его лицо стало похоже на лицо восторженного ребёнка, и все окончательно узрели его истинную, скрываемую за страшной оболочкой сущность. Тогда у меня мелькнула мысль, что мужику можно личико уголовное подправить, устранить, так сказать, ошибки повитухи, явно изуродовавшей младенца во время родов. Только оставалось заинтересовать этим случаем когонибудь из свободных Светозарных, а ещё лучше дождаться прибытия Шаайлы с сопровождающими.

Обед у нас получился праздничным, роскошным, но быстрым до удивления. Не знаю почему, но я себе вбил в голову однуединственную мысль:

«В этом мире мне больше делать нечего! И без меня справятся! Проконтролирую ход всего нескольких событий и мчусь в мир Трёх Щитов спасать Машу, Веру и Катю! Вот уж кого надо срочно вытягивать из неприятностей! И так сколько времени потерял!..»

Поэтому пища мне в рот не лезла, чем я безмерно удивил всех без исключения, а своих интимных подруг – больше всего. Они попытались наброситься на меня с вопросами, когда я встал изза стола, но я уже закусил удила, поставив перед собой конкретную цель:

– Значит, так! Нужен десяток добровольцев, чтобы перегнать трофейных серпансов к отряду Дивы, Указующей Путь. Степан, будь добр, займись этим вопросом. Да и не только трофейных скакунов доставьте, а всех наших резервных, которые нам не нужны. Пусть рыцари со своими иконами быстрей перебираются, осваиваются на новом месте, потому что завтра большинства из нас здесь не будет. Меня – уже точно в обед вы не увидите! Максимум – к вечеру прощаюсь с Дном. Очень важные дела заставляют меня торопиться.

– Так почему ты до сих пор здесь? – фыркнула раскрасневшаяся Ксана.

– Надо обязательно помочь нашим братьям по разуму с преобразованиями в городе. Поэтому часть из вас отправляется со мной. Нам теперь никакие кардиналы с шаманами не страшны. Ну и надо будет нашим гостям всё объяснить и со всем познакомить. После нашего ухода Анна и Селидор любезно обещали ещё с рудню оказывать когуярам посильную помощь как своими силами, так и силой своего оружия. Вы со мной?

Это я уже к жёнам обращался, и Всяна, умело надув губки, капризно потребовала:

– Только попробуй от нас хоть на шаг отойди! Должны же твои дети попрощаться со своим ветреным и безответственным папашей.

К нам присоединились трое из женщин Светозарных, с которыми мы ещё вчера побывали в Иярте, а две согласились отправиться в более дальний путь с моим заместителем и спешно собираемой им командой.

По пути в подвалы Анна Ванш всё старалась у меня выпытать о самом для неё сокровенном:

– Ну и как же твои подруги смогли забеременеть? На Дне подобное немыслимо!

– Всё течёт, всё меняется! – философствовал я, не желая почемуто до конца раскрывать все свои маленькие секреты. И один из них – тот, что меня нарекли здесь странным именем Иггельд. – Но почему ты удивляешься? У вас ведь много детей, больше десяти, как я помню.

– Ну да, четырнадцать, – уточнила омолаживающаяся старушенция. – Но все они уже там, наверху, были зачаты и рождены. А удивляюсь я по той причине, что вспомнила одну маленькую, но важную деталь. Когда мы первый раз вознеслись с комплектами, меня отдельно проверяли на устройстве определения пола ребёнка и начальной профилактики. Я тогда не придала этому ни малейшего значения и вспомнила только сейчас…

Мы с её мужем так и замерли на месте, пытаясь осмыслить услышанное:

– То есть они предполагали, что ты могла быть беременна? – стал уточнять Селидор. Она кивнула.

– Похоже, что так… – потом взглянула на меня и без всякого стеснения дала пояснения: – Мы ведь сексом, будучи в новой ипостаси, на Дне не занимались. Просто не до того было, последний груан для мужа добывали, но сам факт…

– Точно! – ухватил я мысль. – Сам факт проверки намекает, что подобное здесь возможно. Особенно между готовыми к вознесению партнёрами. Следовательно, моих подруг наверху могут ожидать осложнения. И мы даже не знаем, какого свойства. Или есть и по этой теме домыслы?

Дама переглянулась с супругом и пожала плечами:

– Ни малейших. Но как бы эти осложнения не оказались с негативными последствиями.

Все наши сопровождающие замерли рядом, настороженно ловя каждое слово. Хотя я не только для них озвучил свою мысль:

– Мда! Значит, придётся мне своих супруг сопровождать по домам лично… А то мало ли что…

Мои красавицы тут же заулыбались, прощая мне многое из прошлых обид и даже некоторые – авансом. Видимо, они уже настроились, что придётся им возвращаться по домам в одиночестве, а тут такая удача. Относительная, конечно.

Тогда как я усиленно думал: каким образом в «свой» малый коллектив и под каким предлогом включить и Зоряну? Почемуто я ни капельки не сомневался, что она добилась своего и теперь тоже готова в будущем стать матерью. Пока комиссара никто не заподозрил в интимной близости со мной, но если я вдруг начну брать её под явную защиту перед выходом на поверхность, это может спровоцировать очередной скандал. А мне с головой хватило и того разбирательства, которое учинила ревнивая Ксана при моей встрече с Шаайлой. Вроде и смелым себя считаю человекам, чуть ли не бесстрашным, а вот как подумаю о женской ревности, так и сосёт под ложечкой. С какой бы это стати?

Задумался, пока на боевых серпансов усаживались, сам и ответил:

«Наверное, по той причине, что я по натуре совершенно не скандальный. И мне легче женщине уступить, чем бессмысленно и долго с нею спорить. Особенно в моменты её не контролируемого разумом бешенства. Ну да, именно бешенства! А как ещё иначе можно назвать эти несуразные нападения, вопли, попытки убить или как минимум расцарапать? Это же сущий кошмар, не иначе! И счастье моё, что в детстве ничего подобного в нашей семье не видел, золотые у меня родители и во всех смыслах правильные…»

Эрги’с для создания тоннеля я сделал большой, дабы успели обе группы с кучей скакунов не спеша выехать наружу, и сам оказался за стеной последним. Большая часть наших Светозарных друзей заспешила к дальнему замку, вокруг которого мы вчера окончательно сняли осаду. А восемь человек во главе со мной и девятый Хруст поспешили в город, над которым до сих пор просматривалось повышенное по сравнению со вчерашними сутками сияние.

Кстати, Багнеяр сразу стал высказывать опасения:

– А если вокруг замка с твоей знакомой Дивой опять осада?

– Таких полных идиотов наверняка и среди шаманов нет, – хмыкнул я. – А если отыщутся, то что они смогут противопоставить практически бессмертным людям?

– А вдруг на нас новую засаду уже в самом городе устроят? Наверняка кардиналы в бешенстве после пропажи своей засады.

– Скорей наоборот: либо будут сидеть ниже травы, либо уже давно бежали из города в дальние дали.

– А ты не боишься, что храмовники могут некое новое оружие применить? Мало ли что у них припрятано…

– Имели бы – давно применили! – проворчал я и только тогда догадался, что же беспокоит моего друга: – Постой! Да ты, наверное, за себя опасаешься? Ну да! Как я сразу не догадался! Мыто ведь все отныне силами груанов защищены, а ты только ремешками…

В самом деле, когуяр размышлял правильно. Хоть на нём и имелась перевязь сразу двух патронташей, но они были с «чужими» груанами и никакой особой пользы носителю не давали. И начнись некая заварушка, мы безоглядно бросимся в бой, а вот о безопасности Хруста можем и не вспомнить. Поэтому даже спокойнее было бы поменяться с ним местами. Но тут выходила на первый план политика: как можно такому популярному среди своих тигру сидеть в багаже? Конфуз получится.

Только и остаётся, что самому помнить о друге постоянно и остальных предупредить. Я успел это сделать уже в предместьях, когда нас встречали, сопровождали и пытались разговорить на ходу горожане. Все обещали учесть.

А потом нам пришлось отвечать на многочисленные вопросы и выкрики из толпы:

– Эй! Меченые! Почему ночью так было светло? Многие пострадали и сейчас почти ослепли!

– По ночам надо спать дома, а не шляться по улицам! – громко заявила им Ксана, сегодня настроенная более чем решительно и агрессивно.

– А вот шаманы утверждают, что данный свет сожжёт всех Меченых. Поэтому вы вчера и сбежали из города. Правда ли это?

– Наглые выдумки! – рассмеялся Багнеяр. – Это просто наши союзники люди проводят разные любовные эксперименты…

– Любовные?! Это как?!

– Отныне их женщины, проживающие на Дне, тоже могут иметь детей.

– Ага! Значит, людей станет слишком много, и они нас выгонят из города? – завопил ктото. – Точно так же утверждал и кардинал вчера возле главного храма!

– Никто нас не выгонит! Иярта наша на века! – продекламировал мой друг и добавил: – А уж когда вернёмся в легендарную Шартику, то мы и сами с удовольствием передадим наш город людям в пользование.

В толпе явно затерялись подосланные провокаторы, пытающиеся осуществить нечто конкретное. И я пока не мог понять, что именно. Сразу несколько когуяров, грамотно расположившись в разных местах, выкрикивали заученные фразы. А может, это только мне так казалось? Может, народ и в самом деле волновался и переживал?

– Но кардиналы утверждают, что вы и есть наши враги!

– Что вы только притворяетесь Мечеными!

– И что вы не сможете пройти испытание на честность у главного Планетария.

– Кардиналы утверждают, что вы побоитесь вступить с ними в дискуссию при свидетелях!..

– И уж тем более не осмелитесь войти в храм даже в сопровождении всех воинов, которые встали на вашу сторону.

– Ибо вы обманщики и лгуны!

– А ваши символы на ладонях – просто дешёвая подделка из стойкой краски!

– Истинные Меченые могли открывать Планетарий, заходить в него и выходить обратно!

– Докажите, что вы истинные! Попробуйте войти в Планетарий!

При последних восклицаниях я прямо весь задрожал от пронзившего меня интереса. Никак нас решили одолеть с помощью не подвластных никому тайн? Или просто подталкивают к опрометчивому поступку?

Ай да неприятель нам попался! Ай да пройдохи эти кардиналы! Сомневаться не приходилось, что без боя они не сдадутся, но тут они целый спектакль разыграли, никак всю ночь готовились, роли учили. Вот только вряд ли они догадываются, с кем связаться решились. А уж любая попытка навязать нам дискуссии при большом скоплении народа им же во вред и обернётся. Да и на секреты их посмотреть очень захотелось, к которым они не то что остальных когуяров не подпускают, но и сами вокруг, как дикари, пляшут.

Поэтому я довольно быстро нашептал своему другу нужные ответы, и тот, нисколько не сомневаясь в их правильности, воскликнул:

– Мы не против устроить показательный спор с кардиналами! Если они не побоятся и не попытаются устроить западню или провокацию. А чтобы этого не случилось и всё обстояло более чем честно и прозрачно, мы для гарантии пригласим ветеранов и лучших воинов нашего города. Так что вначале сделаем крюк, а уже потом вместе со всеми побываем и у главного храма. И вот тогда поговорим!

На это наше заверение основная масса народа, до того момента в некоем напряжении помалкивающая и настороженно ждущая, разразилась приветственными, ободряющими криками. Видимо, до нашего приезда горожан всеми силами пытались убедить, что мы струсим и на общение с кардиналами не пойдём, а мы сломали заранее созданный сценарий.

Теперь мне оставалось проявить ораторское искусство, основанное на сотнях прочитанных книг и интернетовских наставлений. И, не откладывая дело в долгий ящик, я приступил к инструктажу своего хвостатого друга.

Единственное, что меня смущало и вызывало недоумение, это длительное бездействие Чамби и набранной им команды. Вчера они действовали более чем эффективно, а тут целая ночь прошла, а про них, вернее, про неадекватные, необъяснимые события никто из горожан даже не заикается.

Странно…

Глава 29

Ценность артефакта удваивается

Возле главных войсковых казарм Иярты царило полное спокойствие. Никаких толп, никаких зевак из числа горожан, размеренная жизнь, видны пешие патрули, чувствуется наивысшая воинская дисциплина и единое слаженное командование. Причём следовало учитывать, что большинство воинов сейчас сосредоточено вокруг трёх больших храмов и на охране четвёртого, который представители почти низвергнутой власти сдали вчера без боя.

При упоминании данного события меня опять кольнуло нехорошее сомнение:

«И куда это Чамби подевался со своей «бригадой»? Неужто кардиналы против них нечто сумели устроить? Или в ловушки поймать? А может, развоплотили привидения? Хотя даже я не представляю, как справиться с малыми привидениями, когда они станут действовать в едином порыве и с единой целью… И ни одного вокруг не видно… Куда подевались? Может, послать Второго на его поиски?..»

Пока я размышлял да по сторонам осматривался, Хруст уже полным ходом вёл общение как с ветеранами воинских отрядов, так и с оказавшимися здесь видными представителями городской общественности. Решали они во время общения единственный вопрос: стоит ли поддаваться на уговоры кардиналов и устраивать с ними некие дискуссии? Тем более опасным казался многим когуярам сам процесс вхождения в главный храм, и самое страшное – в крытый Планетарий. По их утверждениям, туда за всю историю вообще никто не входил. И даже раздавшееся утверждение, что это могли делать Меченые, было под огромным сомнением. По тем же легендам получалось, что даже техники и учёные империи Альтру не смогли попасть в Планетарий, а попросту построили Иярту вокруг него. Наверное, надеялись раскрыть тайну уникального здания совместно с выходцами из Шартики, да так и не успели.

Неожиданно небольшой комментарий последовал от Анны Ванш, которая на своём боевом серпансе восседала с левой от меня стороны:

– Они говорят о зроакахлюдоедах? – получив мой кивок, продолжила: – Довелось нам с мужем и про этих созданий слышать. Гаузы жаловались, что те от них кудато сбежали из своего мира и продолжают там прятаться вот уже много веков. Но их поиски целенаправленно ведутся и в наше время.

«Вот он какой взаимосвязанный парадокс получается, – размышлял я. – Гаузы имеют полную власть над зроаками и на заре своего развития поедали их младенцев. По сути, они и сейчас неизвестно чем питаются в своей метрополии… Как бы использовать их злость против людоедов за непослушание? Да ещё и натравить колобков на зроаков, чтобы те их если и не уничтожили в мире Трёх Щитов, то попросту оттуда забрали бы? – и разочарованно вздохнул, понимая бессмысленность собственных мечтаний: – Не получится! Да и нельзя круглотелым даже намёками указывать на иные технически неразвитые миры. Они и их колонизируют без всяких моральных терзаний, а уж с такими космически развитыми пришельцами обитатели империи Моррейди бороться никак не смогут. Поражение неминуемо!..»

Тем временем когуяры, взбодрённые заверениями о нашей неуязвимости, а также экспансивным рассказом моих супруг о вчерашней, уничтоженной нами засаде, решились отправиться к главному храму. Правда, сразу же делая оговорки и озабоченно давая советы Багнеяру:

– Диспут – понятие растяжимое. Поэтому нельзя поддаваться на провокации словами. И в любом случае надо продолжать гнуть свою линию. Настаивай на их немедленном уходе из храмов. Если они это сделают добровольно, можно разрешить всей этой братии даже остаться проживать в городе. Но сразу взять с них слово, что они станут такими же, как все, горожанами. То есть равными среди равных.

Советов и подсказок, порой несуразных и противоречивых, уважаемые горожане и ветераны давали много. Меня больше всего согревало непосредственное отношение всех к Хрусту. Теперь никто ни на грамм не сомневался в его лидерстве, и обращение было соответствующее: как к вождю, как к идейному атаману, как к президенту, в конце концов. И как раз идея о президенте меня увлекла своей простотой.

Ведь это будет нетрудно – составить краткий свод выборных законов и оставить этот свод сумрачным тиграм в пользование. Всего усмотреть нельзя, но основные постулаты, сроки избрания и метод голосования можно описать жёстко, не допуская двоякого толкования. Если потом никто не станет выгравированное на камне исправлять – то могут жить долго, праведно и счастливо. Опятьтаки если я со временем не вернусь с дельными помощниками и не попытаюсь вернуть когуяров в их легендарную Шартику.

Обсуждения закончились, о взаимодействии и поддержке договорились, и уже огромной массой, в сопровождении нескольких воинских отрядов мы двинулись к главному храмовому комплексу Иярты.

Вот там уже бушевало народное столпотворение! В самом деле, революция! Пока, правда, бескровная и мягкая, но, скорей всего, именно сегодня решится дальнейшая участь как теократии, так и новой формы правления. Огромная площадь была заполнена по периметру тысячами горожан, ну а центр, смыкающийся с главными крепостными воротами комплекса, оставался пустым, без всякого оцепления или ограждения. Наверное, заранее было объявлено, что именно туда прибудут для дискуссии новоявленные Меченые.

Открытое пространство. Со стен просматривается как на ладони. Несколько шаткая позиция, на которой нас могли бы смять одним ударом как живой силы, так и некоего дальнобойного вооружения. Видя, как я кривлюсь в сомнениях и недовольстве, Селидор Ванш меня успокоил:

– Не забывай о нашем оружии. Мы с его помощью можем целые фаланги монстров останавливать, так что при нужде любую шайку врагов с ног повалим.

– Вы вовремя у нас появились, – согласился я. Но и про свои силы напомнил: – Если потребуется, то я эти ворота одним ударом разнесу. А то и башни по сторонам свалю. Пусть только попробуют агрессивность проявить или чтото нехорошее затеять.

Да уж, наша атакующая мощь да плюс уникальные силы и вуали Светозарных делали нас заведомыми победителями в любой схватке или вооружённом столкновении. И что самое приятное – никто из недоброжелателей о наших истинных возможностях пока ничего не знал. Разве что враги, в свою очередь, достанут из потайных подвалов некое супероружие да используют его против новоявленных Меченых. Вчера нас недооценили и не использовали ничего стоящего, решили действовать по старинке. Да и далековато от города опасались вывозить ценные артефакты, коль такие у них имелись… А вот сегодня могут пойти на крайние меры.

Так что я всётаки перестраховался, давая нужные подсказки своему другу. А он уже распорядился окружающими нас воинами. Они распределились в своей основной массе двумя плотными шеренгами вокруг, уложив боевых серпансов в горизонтальное положение. То есть сами бдели и скакунов своих не перетруждали.

Вскоре кардиналы появились с довольно внушительной сворой шаманов. Причём не на крепостной стене расположились, как я предполагал, а открыли ворота и довольно смело, в пешем порядке «вышли к народу».

В ярких одеждах из шкур скользких зайцев оказалось два десятка личностей, но я подумал, что при желании кардиналы могли выйти на площадь и в одеждах шаманов. Так что коварного удара шаровой молнией можно было ждать от какого угодно когуяра. В том числе и со стороны горожан, толпящихся вокруг центрального места событий. И я опять начал переживать по поводу самого уязвимого среди нас, по поводу Хруста.

Встреча началась, и в нашу сторону понеслись речи, состоящие из обвинений в обмане и не весьма лестных для нас характеристик. Мы же, а вернее, наш главный официальный оратор, вступать в базарную перепалку не торопились, солидно и с достоинством выжидая должного момента для вступления. Я не молчал, моментально подсказывая другу нужные ответы на то или иное напрасное обвинение.

Багнеяр мне отвечал, хотя губами не шевелил. Удачно давал нужные для ориентировки пояснения. Делал он это, не раскрывая пасти и не светя клыками:

– Вон тот, второй справа от кричащего, и есть тот самый кардинал, который меня проклинал. А его помощники испортили мне голосовые связки…

– Ага! Значит, это у него карточка, подобная моей?

– У него. Только он её на виду не носит, а под одеждами…

Вроде наши оппоненты не отличались между собой по внешнему виду, но я постарался выделить имеющиеся различия и хорошенько их запомнить. С указанным типом мне хотелось пообщаться больше всего. И весьма плотно пообщаться. Поэтому сонный эрги’с я готов был в первую очередь швырнуть именно в этого властолюбца.

Наше молчание было принято за растерянность, и наконец главный крикун среди разодетых ярко, как павианы, тигров, воскликнул:

– Молчите? Вам нечего сказать в своё оправдание?

И пришла пора говорить моему другу:

– Да нет, просто ждал своей очереди для высказывания. Ты говорил десять минут, теперь я буду говорить столько же.

Кардиналы возмущённо завопили в три голоса, пытаясь попросту взять нас на глотку, но тут, по предварительной договорённости, вперёд выехали два самых уважаемых и степенных воинских командира, и один из них заявил:

– Требование Багнеяра – справедливо! Нет смысла перекрикивать друг друга, мы не на базаре. Поэтому придерживайтесь очереди. Когда поднято копьё с белым султаном – говорит Меченый. Когда с кожей скользкого зайца – говорят храмовники. Сейчас десять минут имеет Багнеяр. Потом диспут будет продолжаться отрезками по одной минуте для каждой стороны. Кто будет нарушать это правило – считается лгуном, моральным недоноском и будет изгнан из нашего города! Говори!

И поднял копьё с белым султаном, сделанным из неких диковинных перьев.

Наши оппоненты, конечно, заволновались и зашумели, пытаясь опротестовать подобное решение, но всенародный гул и несколько лидеров из среды шаманов вовремя образумили недовольных и призвали к тишине.

Вот тогда приготовившийся уже давно Хруст выдал наилучшую речь в своей жизни. Всё грамотно разложил по полочкам, раскрыл лживую сущность теократов и мастерски отверг все маразматические обвинения в наш адрес. Напомнил и про украденных у города боевых серпансов, и про убитых борцов за права обездоленных. И даже успел раскрыть основные причины, по которым нынешней власти выгодно продолжение войн с людьми.

Уж не знаю, как удержались наши противники от злобных выкриков и воплей досады, но они угрюмо молчали. Зато все слушатели одобрительным шипением выразили полную поддержку своему молодому лидеру.

Казалось бы, дальше и спорить не о чем, правда на нашей стороне, но тут пара самых крикливых кардиналов продолжили так называемый диспут, стараясь уложиться в отведённую их стороне минуту. Зря, их самонадеянность только ухудшила отношение к ним горожан. Ибо на каждую реплику или ложную инсинуацию наша сторона отвечала убийственной логикой и ярчайшими примерами. Дошло до того, что после каждой минуты, во время которой звучала речь одного из кардиналов, народ стал посмеиваться и презрительно фыркать. Подобное презрение ясно указывало на победителя, но враги не сдавались, пустив в ход самый последний аргумент:

– Хорошо! Мы готовы признать власть Меченых и вновь блюсти законы проживания, которые нам оставили представители империи Альтру. Но одного символа на руке мало! Мы требуем полной проверки ваших полномочий!

Так как я уже заранее настроился на посещение и осмотр местной достопримечательности, то с нашей стороны последовал вполне ожидаемый вопрос:

– И в чём эта проверка будет заключаться?

– Наш представитель откроет первые запоры на створках Планетария, а ваш – должен вскрыть вторые запоры. И если вход откроется, то Меченый обязан пройти по мостику через озеро на остров Забвения, а потом вернуться обратно. Так завещано нам нашими предками, и так мы обязаны действовать во благо всего народа сумрачных тигров. Иначе не видать ни нам, ни нашим потомкам вожделенной Шартики!

И опять я в дальнейших действиях руководствовался лишь понятиями безопасности Хруста. Хотя тот еле скрывал своё недовольство, когда обязан был выкрикивать после моих интенсивных подсказок:

– Зная ваше коварство и помня, как вы бессовестно убили моих родителей, я не могу вам полностью доверять. Поэтому посылаю вместо себя к Планетарию своих союзников, людей. Они осмотрят ваши запоры и сделают должные выводы. А коль сумеют – то сразу и откроют непреодолимые простыми смертными створки. Проводите их!

На последнем восклицании я настаивал особо. Должно было прозвучать, как приказ, не иначе. А уж как на это отреагируют наши противники, так мы и расценим, попытаемся просчитать их намерения.

К немалому удивлению, храмовники спорить или торговаться не стали. Они расступились, поклонились вежливо да жестами предложили следовать за собой. Но лишь только я заикнулся:

– Пойду один… – как меня тут же прервали двойняшки, опережая друг друга:

– Ещё чего?!

– Только с нами!

Ксана помалкивала, но решительное выражение её прекрасного личика говорило без слов.

А тут ещё и чета Ванш довольно вежливо, но настойчиво предложила свои услуги:

– Миха, нам будет тоже весьма интересно глянуть на местное чудо.

– Да и с нашим опытом мы можем заметить гораздо больше ценных и познавательных деталей.

Действительно, побывавшие в нескольких технически развитых мирах люди могут несоизмеримо больше, чем я. Я это прекрасно понимал, так что и спорить смысла не было. Я строгим голосом скомандовал троим остающимся Светозарным прикрывать Багнеяра собственными телами от любой опасности. Потом подумал и приказал то же самое делать и Второму. И опять чип меня удивил, легко согласившись:

«Объект взят под охрану».

После чего я взгромоздился за спину Снаже, она подняла своего серпанса, и мы двинулись внутрь храмового комплекса. За нами последовало около пяти десятков убелённых сединами ветеранов и прочих «представителей общественности». Так сказать, для освидетельствования. И как только пересекли линию ворот, я внутренне одобрил себя за излишние осторожности. Иначе мог бы лишиться Второго, а «третьего» в окрестностях могло и не отыскаться. Потому что значительное внутреннее пространство между стеной и первыми зданиями было заполнено замершими малыми серпансами. Среди них мне не удалось отыскать взглядом Чамби, но вряд ли он не попался в эту ловушку вместе со всеми. Уж не знаю, чем храмовники парализовали наших «непобедимых» диверсантов, но в данный момент те выглядели полностью обездвиженными.

Идущие пешком шаманы мешкипривидения не замечали, потому как шли сквозь них без всякого сомнения, а вот некоторые кардиналы, как я приметил, старались двигаться только по свободному пространству. Значит, видели, значит, они и устроили некую пакость. И в данный момент мы ничего противопоставить не могли. Начать нащупывать чипы и пытаться вступить в контакт с выведенными из игры помощниками тоже было нельзя: наши сопровождающие могли расценить подобные действия неверно. Следовало разбираться незаметно или сразу начинать открытое воинское противостояние.

Хотя… если уж на то пошло, то сражение мы могли начинать немедленно. Обстановка, что бы там себе ни мнили храмовники, именно для нас складывалась наиболее благоприятная. Если мы сейчас ударим, то от наших врагов только и останутся рожки да ножки. Да и взгляды супругов Ванш, а уж тем более напряжённые лица моих подруг говорили только об одном: ты только подай условный знак, а мы их порвём, словно Тузик грелку. И моральных терзаний при этом ни они, ни я не испытывали: спроси народ, почему начали убивать друг друга, всегда можно смело заявить, что враг попытался напасть первым. В том числе и свидетелей можно ввести в заблуждение простейшими трюками в виде падения, притворных криков боли и прочих штучек, за которые опытные футболисты выпрашивают у судей пенальти. Победители всегда правы… Но…

Но мне очень хотелось посмотреть на Планетарий и хотя бы поверхностно обследовать. Подобный артефакт мог оказаться чуть ли не самым важным в данном мире и, скорей всего, был связан с построением или возникновением Пространств Вожделенной Охоты. Мне даже возмечталось, что с помощью загадочного строения или используя его внутренние устройства можно будет связаться с империей Альтру. А что? Я уже в этом мире ничему не удивлюсь, тут всё возможно.

А там и вожделенный объект, жемчужина данного комплекса, открылся нашему взгляду. Причём ни прорваться к нему с ходу, ни рассмотреть издалека, с иных высотных башен и замков, было бы невозможно. Его окружала вторая стена, потом практически сплошной частокол из корнейдеревьев, стоящих в несколько рядов, ну и напоследок всё строение располагалось в глубокой ложбине. Когда мы пришли, то верхняя часть купола только и была чуть выше уровня нашего местоположения. Так что к створкам нам пришлось спускаться по широкой лестнице с узкими, но высокими ступенями. Двигаться по ним пешему человеку было бы проблематично, но боевые серпансы преодолевали ступени, сантиметров по шестьдесят в высоту каждая, легко. Тогда как сумрачные тигры просто плавно прыгали, особо при этом и не напрягаясь.

На месте мы все спешились, потому что к некоему подобию гигантского пульта управления следовало войти под стальной козырёк, нависающий на трёхметровой высоте. Самое печальное, что особо, да ещё так с ходу, рассматривать было нечего. Только и показалось, что данные створки, наверное, и сотней груанов не взорвёшь. Точнее говоря, запоры, которые пронзали преграду насквозь, никак с них не вышибешь. Уж не знаю, из каких сплавов было создано строение, но такое нам точно встречалось впервые. Мы, конечно, пощупали вещество и костяшками пальцев постучали, но ничего в голову дельного о его составе не приходило. Даже Анна и Селидор озадаченно покачали головами, а потом и руками развели. Мол, понятия не имеем, что перед нами.

А вот кардиналы долго рассусоливать с нами не собирались. Тот самый, на которого указал мне Хруст, продвинулся на правую сторону пульта, достал точно такую же карточку изза пазухи, да так и, не снимая цепочку у себя с шеи, вставил артефакт в щель считывающего устройства. А я именно в тот только момент с досадой вспомнил, что во время утреннего одевания в новые одежды совершенно позабыл о своём артефакте, который мне открыл вход в замоккрепость и в личный кабинет давно усопшего хозяина. Он так и остался в моей прежней куртке во внутреннем кармане. И теперь мне оставалось не показать собственную растерянность и рвущееся из меня раздражение.

Тем временем три толстенных штыря стали утапливаться кудато в подземелье. Но на месте оставалось ещё четыре штыря. Именно на них указал иной местный деятель:

– Вам предстоит открыть вторые запоры!

Ну а мы, как истинные Меченые, ни о чём не беспокоясь, уже деловито и тщательно осматривали левую сторону пульта. Причём отсвечивающую знакомым для меня сиянием щель супруги Ванш увидели чуть ли не раньше меня:

– Ничего сложного…

– Простая система дублирования…

– А вот есть ли у них самих второй ключ? – многозначительно поинтересовалась Анна. Тут Всяна ей напомнила о поставленных нам условиях:

– Наверняка есть. Ведь они описали и озеро внутри, и мостик с островком…

Селидор рассмеялся:

– Эх, внучка! Как ты им легко поверила! Они могли знать об озере, но никогда его собственными глазами не видеть. А это – совсем разные вещи.

Наш разговор слышали все, в том числе и расположившиеся у нас за спинами свидетели, но нас это не смущало. Ведь мы ни капельки не сомневались, что наши символы на ладонях настоящие.

Только вот и хитрость вселенская от наших врагов нами сразу просматривалась, которую я тут же постарался осветить, продолжая разговор:

– Делото пустяковое! Только и надо, что вот сюда вставить второй ключ! Вы же его у меня видели? – даже не оборачиваясь, напомнил я супругам, и те единовременно кивнули, ещё и голосом подтверждая наличие у меня точно такого же артефакта. После чего я продолжил: – И зря не напомнили, чтобы я в карман новой одежды переложил! Хотя тут явная вина кардиналов! Предупреждать заранее надо, что и как затевается!

Чем оправдываться – лучше самому нападать. Вот я и попёр с обвинениями на храмовников, что они всё подгоняют под себя и поведение их никак нельзя назвать джентльменским.

Пара крикунов после моего наезда попыталась возражать, срываясь на оскорбления и обвинения в нежелании признаться в том, что открыть вторые запоры нам не по силам. Но тут вмешался один из ветеранов:

– А ведь ничего страшного не случилось. Люди и в самом деле не знали, что нужен некий ключ, и попросту не взяли его. Думаю, что во второй раз они уже обязательно придут с ним в руках…

– Они даже не знают правильного названия! – вопил жутко рассерженный кардинал, обладатель карточки. – Священный крииль – называют вульгарным словом ключ!

– Ну и что страшного? – пошевелил в недоумении усами ветеран. – У каждого разумного вида могут быть свои названия. А я, к примеру, вообще от тебя подобное словечко первый раз слышу.

– Да им и не нужен крииль! – продолжал возмущаться всё тот же тигр в ярких одеяниях. – Настоящие Меченые могли сделать то же самое действие, просто приложив ладонь вон к той щели!

– Неужели?! – чистосердечно удивился я. А потом проделал требуемую процедуру. – Может, и в самом деле?..

Все на короткое время замерли истуканами, ожидая результатов моей пробы. Что интересно, некое пощипывание или покалывание, словно иголочками, я ощутил прекрасно. После чего попытался задействовать весь возможный спектр своих умений и возможностей, которые у меня в теле накопились за последние месяцы. К тому же заметил, как затрепетала на руке защитная мантия Светозарного, явно реагируя на некие встречные потоки энергии.

И что я осознал с полной уверенностью, так это непреложный факт: будь у меня возможность простоять вот так сутки, максимум двое, я бы обязательно умудрился задействовать систему смещения штырей. Только следовало поупражняться, поэкспериментировать да скрупулёзно продумать направленность идущей от меня энергии.

А так вот… с ходу?… Увы! Что я и признал, отходя в сторону и пожимая плечами:

– Сегодня не настроен на работу. Попробуйте вы.

А чем судьба не шутит? Вдруг у когонибудь из моих соратников получится?

Но тут проявил гонор недовольный кардинал:

– Хватит глумиться над нашей святыней! – и вынул карточку из прорези. – Вы нас пытаетесь обмануть своей наглостью и бесцеремонностью! Но мы не будем сейчас устраивать скандала, а дождёмся следующего вашего прихода. Если вы и тогда не продемонстрируете свои умения истинных Меченых, мы заявим об этом всему народу, и вас разорвут на куски как подлых самозванцев. А пока уходите отсюда немедленно!

Правда, его гнев и возмущение мне показались слишком уж наигранными, чуточку неестественными. Уж не знал ли этот святоша о том, что карточка у меня есть? И не расстроился ли по поводу её отсутствия в данное время? Хм! Вопросы интересные! Интуиция мне так и шептала, что я вовремя рассмотрел и почувствовал то, что следовало почувствовать. Но тогда спрашивается: что же здесь такое затевают? И почему так настойчиво пытаются «разрешить» войти внутрь Планетария?

Штыри уже вернулись на своё прежнее место, так что возиться со второй щелью было бессмысленно. И мы поспешили к своим серпансам по лестнице, затем мимо зданий комплекса и уже без всяких сложностей или препон оказались на площади.

Сопровождавшие нас ветераны успели первыми начать речь, опередив спешащих следом за нами храмовников:

– Меченые отложили пробу, так как имеют на это право. Они сказали, что им надо подготовиться. Поэтому пусть назначат время следующего своего прихода!

Честно говоря, мне ничего не стоило сгонять в наш замок, взять с собой артефакт в виде карточки и уже через час вновь попытаться вскрыть Планетарий. Ещё и мои сопровождающие были того же мнения.

– Не стоит надолго откладывать процедуру открытия, – шепнул мне Селидор.

– А хочешь, я сама быстренько за карточкой смотаюсь? – предложила наша вся из себя деловая Снажа.

– Без меня ты в замок только через сутки объездным путём доберёшься, – осадил я слишком самоуверенную женщину. – Так что всё равно мне придётся…

– Но до вечера успеем? – шептал и Хруст. – Надо бы сразу… народ волнуется…

А я недоумевал: чего спешить? Мне самому жутко интересно, но вначале не помешало бы разгадать все истинные причины происходящего, понять задумки теократов и выявить коварный подтекст их действий и заявлений. А это на ходу да за короткое время не сделаешь. Обязательно следует подумать хорошенько, обсудить каждую мелочь, припомнить каждое сказанное слово, интонацию…

Ну и ещё пару мыслишек у меня на тему повышения нашей безопасности имелось.

Поэтому я заявил, а точнее, подсказал правильный ответ Багнеяру:

– Собратья! Раз уж так получилось, что надо отправляться за ключом, то сообщаю, что сразу вернуться мы никак не успеем. У нас на сегодня запланирован банкет по случаю проводов большой группы наших союзников в мир Набатной Любви. Поэтому мы прибудем к вам завтра… – после чего он с досадой щёлкнул зубами и договорил через силу: – После обеда…

А я уже шептал для всех одновременно:

– Быстренько, быстренько! Не стоим на месте! Двигаемся к выезду! Домой! Все едем домой! Ни с кем не прощаемся и ни с кем больше не беседуем! Хруст! Тебя касается! Ещё наговоришься со своими сородичами!

Одну из моих мыслей Ксана частично раскусила уже на околице города. И то ей наверняка помогла чрезмерная и странно однобокая ревность:

– Мне кажется, ты спешишь по причине прибытия важных гостей?!

– Ах, да! – постарался я воскликнуть непринуждённо. – Может, к нам и в самом деле ктонибудь наведается… Но мне важней уже сегодня торжественно проводить всех, кто хочет покинуть Дно.

– Смотрите на него, какой у нас заботливый командир, – ёрничала старшенькая супружница. – Придётся и нам возле него оставаться до последнего, пусть не думает, что мы чёрствые эгоистки. Правда, девочки?

Двойняшки тут же закивали:

– Конечно, мы останемся!

– И Миху проводим со всеми почестями.

– Какойникакой – а всётаки отец наших деток, надо его приветить на прощание.

– Ну да! А уже после него и сами каторгу опостылевшую покинем!

Пришлось и мне улыбаться им в ответ и радоваться от всей души:

– Я и не сомневался, что вы меня хоть чуточку любите и уважаете. Поэтому постараюсь к моменту нашего прощания обязательно для вас устроить приятные сюрпризы. Чтобы память надолго осталась обо мне…

Теперь уже в раздражении и с досадой зафыркали все три мои интимные подруги. И в потоке слов вычленялось самое главное:

– У нас твои «сюрпризы» будут до конца жизни в виде детей и внуков перед глазами бегать.

Что интересно, после таких заявлений чета Ванш неожиданно и заливисто расхохоталась. Обижаться на них никто не стал, но зато все дружно затихли в недоумении. И я не сомневался, что вскоре молодеющим старикам придётся отвечать на строгие вопросы: «А что мы такого смешного сказали?»

Глава 30

Новые инструкции

Уже в замке я первым делом метнулся в нашу спальню к старой одежде. И облегчённо вздохнул лишь после того, как карточкаартефакт с местным названием «крииль» очутилась у меня в руках. Слишком уж ценной и незаменимой она мне показалась в свете последних событий. Этак она мне поможет не только в местную достопримечательность попасть, но и определённого прогресса достигнуть с местными системамипрограммами управления, распределения и самообороны. Да и вообще давно мне следовало вновь податься к Длани да пообщаться с искусственным интеллектом. Вдруг меня уже давно признали в Альтру «своим», приветили и ждут не дождутся, как оказать наиболее эффективную помощь?

Но вначале я поинтересовался у супругов Ванш, что они знают по этой теме. Оказалось, что ничего. Мало того, были очень удивлены, когда поняли, что я могу получить в пункте выдачи благ мирских и питания всё, что угодно, и при этом ничего не отдавая взамен:

– О таком гаузы даже не подозревают. Мыто были посланы с проверкой, но предполагалось, что однадве Длани просто были до основания разрушены упавшими каменными массивами. Считается, что системы управления и замены действуют настолько незаинтересованно, независимо и верно, что в своё время даже Меченым не подчинялись.

– Неверно! – помотал я головой. – Мне сразу чип поведал, что как наездник я могу очень много. А конкретно: «…управлять се рпансом, главенствовать над управляющими и туристами, проникать в арсеналы, управлять ра ймольке, по точному адресу направлять ска дву, отправлять груаны с помощью Длани в ОСАР (особый склад армейского резерва)…»

– Ух, ты! – поразился Селидор. – А про ОСАР ты нам ни слова не сказал.

При этом и он, и его жена смотрели на меня укоризненно. Мол, с чего это вдруг такое недоверие? Но я и не думал смущаться или оправдываться:

– Сразу обо всём не расскажешь. Некогда. И так на ходу спим, можно сказать. К тому же тайна была не моя, каждого первого встречного к ней не подпустишь. Зато теперь, когда вы стали наездниками и практически стали чуть ли не полноценными подданными империи Альтру, можно и поделиться секретами. Вот сейчас вместе к Длани и наведаемся…

И мы отправились на выход, в каверну с травой паломником.

Возле меня к тому времени оставались только супружницы и чета Ванш, все прочие, кто оставался в замке, как это ни странно, с небывалым азартом откликнулись на призыв одной из Светозарных: «А давайте отправимся на сбор груанов!».

Оставалась только пара дежурных, бдящих за каждой из сторон, и наша главная повар, которая своего супруга Неждана отпустила развеяться с вимлачом. Онато и попалась нам на пути первой:

– Неужели и вы от ужина отказываетесь? Тем более праздничного?

Чтото у меня в груди ёкнуло, мой вечно голодный зверь внутри организма стал ворочаться и пробуждаться. Но с сознанием он пока совладать не смог:

– Франя, дорогая, нам пока некогда… да и остальных нет никого…

– Миха! Я тебя не узнаю! Когда это тебя останавливало отсутствие сотрапезников?

– В самом деле… сам поражаюсь… – но, пока я пожимал плечами и уже готов был соглашаться, сознание меня остановило своевременным напоминанием: «После общения с пунктом выдачи – энергии в теле будет через край! Это лучше бессмысленного физического переедания!» Потому и выдал: – В самом деле спешим… Может, потом, через пару часиков…

И всё равно к выходу не успел. Уже в холле нашу компашку остановил крик догоняющего нас Емельяна, который дежурил у «окон» со стороны пещеры с Ияртой:

– Там огромная толпа во главе со Степаном и Дивой приехали! Просят их в замок впустить!

Ну да, кроме меня, никто эрги’сы делать не умеет. Хотя, может, у кого и получилось бы? Будь время и терпение для обучения… Но об этом пока не могло быть и речи.

Так что пришлось самому возвращаться в подвалы и запускать прибывших с «чёрного входа». И, конечно же, не обошлось без косых взглядов между моими женщинами, презрительного игнорирования друг друга и демонстрации только им понятных амбиций. Например, сама вашшуна, пока остальные проходили вперёд, обратилась ко мне так:

– Приветствую тебя, мой первый супруг!

На что стоящая чуть в сторонке Снажа не упустила случая проворчать, словно себе под нос, но весьма разборчиво для остальных:

– Каждая ведьма любого мужчину называет первым… – а её сестричка тут же подхватила:

– Как только помнит их в лицо? Ведь каждый день, поди, меняет их парами!..

И обе встали так, что оказались за спиной впереди стоящей Ксаны. Этаким атакующим треугольником. И что я обнаружил удивительное, так это практическое слияние всех трёх защитных вуалей в единое целое.

Кроме меня, этого никто не видел, разве что Шаайла заметила чтото. Потому что, уже собравшись ударить по оскорбившим её женщинам неким проклятием или болью из своего арсенала, вдруг широко раскрыла глаза, разочарованно выдохнула и… поспешила следом за ушедшим вперёд Степаном. К тому времени он удалился на приличное расстояние, громко расписывая красоты замка, его особенности и те уникальные места, которые сейчас покажет новеньким.

Мне же пришлось идти в колонне замыкающим, проверив, не остался ли кто снаружи и правильно ли разместили се рпансов в соседних подвальных помещениях. В первой партии прибыло около половины всего отряда Дивы, более семидесяти человек. За остальными рыцарями и их дамами, которые остались в стойко выдержавшем осаду замке, Степан с помощницами собирались отправиться завтрашним утром.

Когда мы всётаки двинулись следом за остальными, а мои три красавицы чуть ушли вперёд, Анна Ванш с сочувствием зашептала только для моих ушей:

– А эта Дива – и в самом деле твоя супруга?

– Хуже… – признался я с таким видом, словно съел лимон. – С супругой можно расстаться, а Шаайла грозилась меня до самой смерти привечать. Одна надежда, что она не беременна или что она останется в ином мире. Ну… или я гдето в ином месте поселюсь…

– Но она же так прекрасна! Чем ты недоволен?

– Да… сейчас она – прямо загляденье. А вот до каторги могла напугать любого мужчину своим личиком. Проклятие на ней было…

Тут вставил свой вопрос и тщательно прислушивающийся к нам Селидор:

– Если она такая страшная была, как же ты соблазнился? – причём спрашивал не с издёвкой, а с искренним мужским сочувствием. Потому я и не стал скрывать:

– Темно было… я сильно болел… да и фигурка у неё!.. И всё такое упругое, бархатное на ощупь!..

Мы уже дошли к площадке между валунами нашей каверны, где и располагалось место доставки. Вокруг находились штабеля ещё не раскрытых ящиков, и только один их вид заставил Анну Ванш сменить тему разговора:

– Однако вы тут и набрали! Зачем вам столько?

– Чисто спортивный интерес, – сознался я. – Надо же было определиться, что я умею и как оно всё делается…

Я расположился непосредственно над опознавательной панелью, положил ладонь в выемку и прочитал на утопленной в глубине панели ожидаемый вопрос:

«Иггельд, с какими намерениями ты прибыл?»

«Узнать ответ по поводу отправленной мной в приёмную императора ска двы! – Я предпочёл общаться мысленно, тренируясь и намереваясь коечто выяснить не для ушек моих трёх красавиц. – Сколько можно ждать?!»

«Ожидание оправдано, скадва отправлена по длинной цепочке древних ретрансляторов, которые давно не используются. Но в любом случае ответ будет доставлен по окончании двух часов».

«Ну хоть чтото… – при этом я услышал у своих ушей два разочарованных вздоха, мои супруги читали ответы, которые адресовались мне. – Но как мне дополнительно обезопасить будущих матерей в местных условиях?»

«Вопрос некорректен», – опять пошла в ход старая пластинка. А мне это и было в данный момент на руку. Я продолжил задавать простые, порой бессмысленные вопросы вполне целенаправленно, специально.

И уже через десять минут добился желаемого: моим красавицам надоело читать одно и то же, и они попытались найти себе более достойное занятие. Они о нём ещё раньше обмолвились, и я тогда дал разрешение. То есть сработало банальное женское любопытство: а что в остальных ящиках может быть отличительного? Вдруг там особо уникальные вещицы, никогда ранее на Дно не попадавшие? Ведь подобного количества ящиков ни один завхоз или управляющий не получал. А мы всё равно завтра покинем каторгу, и всё останется невесть кому, как думали женщины.

Мало того, в паре ящиков, вскрытых нашим завхозом, обнаружились бутылки с вином, ромом и ещё несколькими видами горячительных напитков. Событие для Дна более чем неординарное, случающееся крайне редко и сразу заносимое в легенды. Ну, раз тут такое огромное количество ящиков, то наверняка отыщется что выпить. Тем более что повод имеется – прощальный банкет.

И теперь красавицы с азартом, позвав на помощь чету Ванш, принялись вскрывать и бегло осматривать каждый ящик. А почему не потворствовать подобному капризу? Тем более что дождей здесь нет, товар не попортится, обитателям замкакрепости хватит на многие годы. Ну а у меня появилась возможность поговорить с Дланью по душам:

«Требую ответа на вопрос о моём отцовстве! Сколько женщин ещё беременно от меня?»

Системы не раздумывали ни секунды:

«Ещё одна, кроме прежних трёх. По имени Зоряна».

Подобного я ожидал, хотя и не сдержался от грустного вздоха. Вот ведь как порой у людей бывает: хотят детей, а не могут сделать. То болезни мешают, то несовпадения по циклам. А про меня такое сказать – легче самому себе ухо отгрызть. Только полчаса побаловался на неудобной кушетке и уже папа!

Эпическая гайка!

Но, с другой стороны, и радость у меня в душе затеплилась. Ибо получалось, что пугавшая меня вашшуна и дальше остаётся нормальной, в смысле не беременной. Хотя, может, как раз для женщин беременность и есть «нормальное» состояние?

Тем не менее я решил уточнить:

«То есть системы надзора и наблюдения чётко уверены, что будущая мать моего ребёнка зовётся Зоряна, а не Шаайла?»

И тут меня те самые системы огорошили, расщедрившись на невероятно полный ответ. Будто решили поехидничать:

«Нет. В случае Зоряны – уверенность стопроцентная. А вот по поводу Шаайлы – просмотр состояния и проведение прочих тестов к особе с магическим рангом более чем в три целых и семь десятых – невозможен. Помимо этого ограничения, названная тобой, Иггельд, женщина, имеет ещё и природные системы скрытия подобной информации. Поэтому её материнство пока не просматривается».

Мда! Рано обрадовался! Вашшуна и в самом деле не привирала, утверждая, что может узнать о своей беременности лишь после двухмесячного периода. Вот уж будет фокус, коль я сразу, с ходу стану отцомгероем! А уж как мои мама с папой обрадуются!.. Ха! И если бы только они! Мне почемуто чётко представились подрагивающие от злобы губки Маши, которая, узнав с восторгом о моём спасении в сонме людоедов, может очень неадекватно отнестись к моей фривольной личной жизни.

Правда, неуместный цинизм, несколько оттолкнув в сознании ошарашенную совесть в сторону, заявил: «Да какая разница, от скольких детей бегать? От четверых или пятерых? Всё равно попотеть придётся…»

И ничего не оставалось, как с унынием согласиться: «Ещё и как попотеть!..»

Хорошо, что вспомнил про иные вопросы, которые собирался задать системам, иначе хандра меня окончательно одолела бы. Было что обсудить, выпытать непосредственно по Иярте. И мои намётки, а также догадки, что я имею право требовать ответы и должные подсказки, оправдались на все сто.

От Длани последовали объяснения о самих поставках продовольствия и товаров, подающихся в город. Оказывается, там тоже имелись постоянные наблюдательные пункты, которые не просто «глазели», а ещё и строго подсчитывали количество когуяров. А потом любые запросы выполнялись из расчёта необходимого плюс десять процентов сверх лимита. То есть Меченые не позволяли сумрачным тиграм изначально возлежать на лаврах и на полном обеспечении со стороны. Есть почти всё, и с голода никто не умрёт, но изобилия нет и никогда не будет. Значит, народ будет сам работать и шевелиться в нужных направлениях, чтобы разнообразить свой быт, рацион питания и желание, тягу к рационализаторству. Не совсем точный и верный расчёт – но действенный. Общество когуяров физически выживало. Разве что морально деградировало… Но и это можно было понять: в своё время новую политику горожанам навязали жестокие, кровожадные зроаки. Уж ято хорошо знал, как тяжко воевать с этими циничными и жестокими уродами.

В тексте всего вышесказанного мне пришло одно весьма ценное откровение в читаемых строчках: «Иггельд имеет право поднять или уменьшить доставку для обитателей города на десять, максимум двадцать процентов! И сделать это в конкретно выбранные дни каждого лутеня».

От такого откровения я озадаченно почесал виски. Ничего себе у меня власть! Вот оно: либо изобилие, либо значительное «затягивание поясов». Двадцать процентов – это примерно одна пятая. То есть семьвосемь дней из сорока я имею право (а наверняка и возможность!) перекрыть все поставки в город. Феноменально! Да только подобное правовозможность позволяет изгнать храмовников из комплексов в течение парочки дней. Товарто, несмотря даже на оцепление пунктов выдачи и конфронтацию вокруг них, продолжает непрерывным потоком поступать жителям Иярты. Перекрой я этот ручеёк и поставь условие «Изгнать кардиналов и шаманов из города!» – как даже воевать не придётся. Три дня, и от теократов следа не останется. Если…

Если, конечно, у них давно не накоплен в подвалах комплекса запас продовольствия на лутень. А то и на два местных месяца…

Так что, если подумать, подобный шантаж следует оставлять лишь на крайний случай. Да и некогда мне тут торчать так долго, следовало обеспечить победу народному правлению быстро и малой кровью. А лучше всего – вообще бескровно.

Поэтому я перешёл к очередной серии вопросов:

«Храмовники сумели обездвижить все малые серпансы Иярты. Поэтому наши помощники не могут выполнить важнейшее, поставленное перед ними задание. Как вырвать «управленцев» из плена и вновь сориентировать на выполнение поставленной задачи?»

Наверное, даже человек с моим титулом не смог бы действовать против такой напасти «корректно», потому что мне ответили довольно подробно и полно. Оказывается, в главном комплексе, где и находился Планетарий, имелось устройство банального отбора энергии, которое попросту обездвиживало малые привидения. Кстати, боевых серпансов устройство остановить не могло, а вот таких, как Чамби, – запросто. Да и вообще, отправься мой посланник со своей командой вначале по двум иным комплексам, дело было бы давно кончено. Скопившиеся в одном месте шаманы и кардиналы потеряли бы огромную часть силы и авторитета и были бы вынуждены прекратить любое противостояние.

Также мне растолковали, как бороться с устройством: попросту вывести его из строя огромным по емкости эрги’сом. Получится переизбыток приема и отбора энергии, и устройство попросту сгорит. Ну а малые привидения тут же продолжат прерванную деятельность. Подсказали и самое слабое место для атаки, и способы, и даже примерную силу, обрисовали качество создаваемого мягуна. И после получения такой информации немедленно появилось у меня желание:

«Отправляюсь немедленно в Иярту! Через два часа там всё будет кончено! И я свободно покопаюсь в Планетарии… – и тут же сам испугался: – Вдруг именно тот кардинал со второй карточкой умудрится сбежать?! Мда… Лучше действовать медленно, но с гарантией…»

Осталось выяснить тайны самого Планетария. Увы! Вот на эти вопросы информация поступила ничтожно мизерная.

«Считается единственной постройкой, говорить о которой – прерогатива высших конструкторов и создателей Пространств Вожделенной Охоты. Коды доступа и вхождения – системе неизвестны. Что находится внутри и для чего – неизвестно. Предназначение – неизвестно. Некие знания секретов когуярами – предполагаются».

«Ну и ладно! – расслабилось моё сознание. – Завтра там сам побываю и все тайны приоткрою. По крайней мере, попытаюсь приоткрыть…»

И хорошо, что вспомнил ещё об одном важном аспекте, на который хотелось получить пояснения. Достал карточку и почти прислонил её к месту приёмки груанов с вопросами:

«Что за напасть? Почему моя вещь стала плохо срабатывать?»

Вот тут и последовала самая большая пауза в нашем диалоге. Хорошо, что это было не игнорирование моего вопроса, а банальная аттестация уникального артефакта. Потому что потом последовало утверждение:

«Крииль в полной исправности. Повреждений не обнаружено».

Уже хорошо, что сказанное кардиналом название этой штуковины подтвердилось. Теперь бы ещё выяснить все её возможности и полезности:

«Тогда почему я не могу связаться с прежним владельцем крииля?» – вроде верно спросил, затуманивая смысл и логику, но противные системы опять сбились на набившую оскомину банальность:

«Вопрос некорректный». И что с ними после этого делать?!

На этом моя интимная беседа с Дланью и закончилась. Ко мне спешила небольшая группа новеньких во главе с Дивой. А их, как порядочный экскурсовод, вёл Степан Живучий, с гордостью тыча в штабеля ящиков:

– Вот, посмотрите, сколько наш командир товара заготовил! Вашему отряду на всё про всё хватит! – заметив меня, он экспансивно воскликнул: – Миха! Там Франя настаивает на всеобщем застолье. Ты же сам предупреждал о празднике в честь ухода с каторги.

Тут же на эти крики изза ящиков появились мои раскрасневшиеся супружницы с полными сумками добытых в ящиках бутылок со спиртными напитками, а следом – посланные гаузами на Дно тоже изрядно загруженные наблюдатели. Но я не успел огласить радостно, мол, пора за стол, раз такое дело, как томно улыбнулась и заворковала Шаайла:

– Ах, Миха! Я тут таких панегириков в твой адрес наслушалась! Прямо душа за тебя радуется! Одно смущает: почему ты своим полным именем тут не представился?

– А какая разница? – пожал я плечами, не поняв подноготную коварного вопроса. – Чем Резкий – хуже Македонского?

– Да тем, что тебе не принадлежит! – заявила Шаайла, поблескивая глазами, словно в азарте погони. – И оно, как раз наоборот, не хуже, а воистину лучше твоего прежнего.

А рядом уже стояли три будущие мамаши, с ходу настроившись на скандал и агрессивно реагируя на само появление Дивы. И хуже всего, что я опять не успел должным образом, тактично замять подозрительную тему. Зато несколько некстати вмешалась в разговор Ксана:

– Не тебе судить, как нашего мужа называть! А нам всё равно! Пусть хоть Михаил Македонский, Цезарь Резкий или Борис Ивлаев! Мы его не за имя любим!

– Ах, вот оно как?! – рассмеялась вашшуна с особым сарказмом. – Так он себе ещё и уникальные имена героев присваивает? Самим Цезарем назвался?! Незаслуженно пользуется чужой славой? Героя из себя великого корчит?

Видно было, что она в крайнем раздражении и еле сдерживается, чтобы не сотворить против меня своё фирменное проклятие, после которого мужчины не могут иметь потомства. Ято уже понял, к чему моя старая боевая подруга клонит, хотел сделать обтекаемое заявление, но Ксана и тут меня опередила:

– Ему не надо никого из себя корчить! Он и есть герой – спасший нас всех! И тебя, кстати, тоже!

– Да?! А ты хоть представляешь, кто такой Цезарь Резкий в нашем мире?! – кривилась от злости Дива, Указующая Путь. – Это величайший герой современности, имя которого прославлено на тысячелетия! Потому что этот знаменитый барон лично убил не одну тысячу людоедов, а потом и самого их императора уничтожил! Ему уже памятники возводят по всему миру, а в это время какойто оружейный мастер нагло прикрывается святым именем! Позор! За такое деяние его бы у нас казнили на месте!

Мне ничего не оставалось, как в растерянности развести руками и протянуть длинное, возмущённое «Оооо!..»

А что ещё прикажете делать? Начинать объясняться, что знаменитый барон и оружейный мастер – одно и то же лицо? Тут и с логикой дружить не надо: сразу примут мои слова за неуместные оправдания и вряд ли мне поверят. Я сам посмеивался над теми слухами, восторгами и баснями, которые в мире Трёх Щитов овевали наши с Лёней взятые изначально для смеха имена. И сам же радовался, что там никто конкретно не знал, кто мы такие и где мы скрываемся. В самом деле, могли затоптать по суммарности самых разных чувств и отношений. Потому и выбрали иные, тоже звучные имена. А тут Анна и Селидор Ванш сделали мне медвежью услугу, высветив перед всеми не только моё сокровенное имя на Земле, но и то, под которым нам удалось в ином мире убить самого главного людоеда империи Гадуни.

Все стояли и смотрели на меня. Кто с надеждой, что я сейчас лихо оправдаюсь. Кто с недоверием и подозрением. Кто с желанием поприсутствовать на бурном «семейном» скандале. А кто и со злорадством и явным триумфом: «Вот он сейчас опозорится!»

Поэтому ничего не оставалось, как разочаровать всех без исключения:

– Дамы и господа! Прошу всех на торжественный ужин! – и деловито поспешить в замок. Мавр сделал своё дело, мавру наплевать на свою репутацию, главное – чтобы не было… войны.

Ну да, так ещё моя любимая бабушка Марфа говаривала…

Глава 31

Неожиданное сражение

Пока дошли до замка, сие действие как раз хорошо совпало с прибытием той группы Светозарных, которые ездили на охоту за груанами. Они появились среди нас, громко обсуждая перипетии событий, хвастаясь успехами и показывая пояса с трофеями. Понятно, что народ на такое событие отвлёкся, а я успел нашептать Степану:

– Как хочешь, но рассади моих подружек отдельно! Не то будет драка, спинным мозгом чувствую…

– А чего это Дива так себя ведёт? – недоумевал заместитель. – Так про тебя все детали выспрашивала, так интересовалась, а потом решила обгадить… Зачем?

– Потому и расспрашивала, чтобы повод отыскать.

– А что с этим Цезарем не так? В самом деле…

– Забудь! И не обращай внимания. Просто поверь мне на слово: там всё честно и без обмана. Я в таких вещах врать бы не посмел. Всё, дружище, работай! С меня причитается!

Кстати, в тот момент было сделано заявление, которое окончательно подтвердило наши предварительные предположения. Прибывшие охотники, будучи все Светозарными, некоторые пояса с «ничейными» груанами, добытыми с первых минут, носили на себе. Долго носили, больше двух часов. Но те так и не стали «чужими».

Следовательно, новые симбионты можно было отдавать человеку, уже имеющему полный комплект ракушек, без всякого опасения, что те «потеряют» будущего хозяина. То есть и в этом деле приоритет Светозарных поднимался ещё выше. А мне следовало подумать, а лучше всего и посоветоваться с Дивой по поводу награждения группы рыцарей и дам её отряда полными комплектами. Такой отряд быстро и легко поможет и всем остальным шагнуть на верхнюю ступеньку в иерархии Дна.

Мой товарищ расстарался вовсю, на короткое время превратившись в строгого распорядителя банкета. Но зато усадил за столы народ так, что неприятельницы или недовольные друг другом сотрапезники даже глазами встретиться не могли, не то чтобы переговариваться и тем более ругаться. Даже я оказался окружён с одной стороны Хрустом Багнеяром и Журбой Бланш, а с другой – Анной и Селидором Ванш. А уже за стариками сидели мои супружницы. То есть тоже оказался в относительном покое. Ещё и Второй прямо у меня возле ног разлёгся, тоже быстро привыкнув почемуто именно ко мне, словно получил от пленённого врагами Чамби должные указания и инструкции.

Ну и пока рассаживались, состоялась передача добытых на последней охоте груанов. Трио Светозарных довольно показательно и приятно для меня просто принесли полные пояса с «ничейными» груанами к нашему краю стола, подвесили их на стену у меня за спиной и громогласно заявили:

– Мы нашему командиру доверяем больше всех!

– Кому он пожелает вручить добытые нами ракушки – так тому и быть!

– А пожелает с собой забрать наверх , так имеет на то полное право!

– Тем более что мы ещё и завтра с утра охоту устроим. Прощальную!

Только по их уверенности в себе, весёлости в интонациях, горделивой осанке и величию в каждом движении просматривалась незаурядность, непобедимость и чуть ли не царственность личностей, которые ещё недавно считались рабынями уголовников. То есть, с одной стороны, они своим поведением и внутренними устремлениями уже явственно показывали: «…мысленно мы уже дома, там, в мире Набатной Любви». А на словах и на деле отдавали дань уважения своим друзьям, соратникам, единомышленникам, которые и им помогли вырваться с каторги, и сами уже стояли выше банальных и сереньких человеческих радостей. При взгляде на таких людей тотчас возникала уверенность, что ничего гаузы не смогут противопоставить ни женщинам Светозарным, ни мужчинам. Как только все наши доберутся наверх, так и пойдёт отсчёт последних дней колонизации мира.

Ну а с поясами что делать… так всегда успею подумать. Главное, что, усаживаясь на место, поверх голов уловил завистливожгучий взгляд вашшуны. И, наверное, в тот миг частично понял, почему она так лютует и настроена против меня. Всётаки ей сильно не повезло. И к разбойникам в плен попала, и на Дно её сбросили, и с огромным отрядом просидела в жёсткой осаде такое огромное время, а так толком ничего не добилась. Ну, разве что сняла со своего лица страшное проклятие Трёхщитного людоеда. На всех остальных направлениях Дива, Указующая Путь, потерпела поражение. А ведь однозначно считала себя многократно более сильной ведьмой, имеющей больше сил, умений и способностей, чем жалкий обладатель Первого Щита.

Конечно, и тут она не права, пытаясь меня унизить, оскорбить и даже опозорить. Если уж честно смотреть на события в мире Трёх Щитов, то мы с Леонидом себя показали с первого момента нашего знакомства с ней самым лучшим образом. И зроаков набили кучи, и армию людоедов сдержали, дав нашим войскам эвакуироваться через ущелья, да и каменьартефакт кто ей отыскал, как не я? А вот же, злится, ревнует, козни строит…

«Может, ей прямо сейчас дать полный комплект груанов? – пришла в голову вполне здравая мысль. – Станет Светозарной да и поспешит к ближайшим вратам. Ещё и напомнить ей со всей строгостью, мол, в монастыре тебя ждут! Торопись! Побежит как миленькая… Для неё долг – превыше всего! Тем более в свете решения такой проблемы, как победа над всемирным злом, над кречами. К тому же ничто её тут больше не держит, её люди уже почти все устроены, накормлены и имеют гарантии скорого вознесения наверх. Точно, надо попробовать. Мм?.. Или нет?.. Прояви я сейчас неуместную щедрость, со стороны моих супружниц такое начнётся, что самому впору будет бежать к ближайшим воротам… А ведь надо ещё както в нашу компанию Зоряну пристроить…»

Лёгкая на помине женщина как раз встала изза стола и стала произносить торжественный тост. Хорошо сказала, красиво. Начала с того, что предупредила:

– Никому не желаю такого горя, как побывать на Дне в роли каторжанки, а ещё хуже в роли бесправной, всеми унижаемой рабыни. – Потом сделала короткую паузу и продолжила: – Но тем более сейчас мне видна огромная разница в собственном сознании, если сравнивать день недавний и день сегодняшний. Я стала иной. Я стала чище и проще. Я поняла, что такое любовь, жизнь, дружба и самопожертвование. И я горжусь тем, что мы были эти дни вместе, как единая крепкая семья. Именно поэтому хочу сказать: я вас всех люблю крепкокрепко и буду помнить до самой смерти!

Правда, при последних утверждениях она смотрела только на меня, что не осталось без внимания со стороны моих супружниц. Они сразу зашептались, а я был вынужден пояснить в ту сторону чете Ванш, так что и все три красавицы услышали:

– Мне удалось вернуть Зоряну с того света, вылечив от запущенной до крайней стадии гангрены.

Старики согласно закивали, подтверждая законную благодарность со стороны весьма симпатичной женщины, да и мои официальные подруги сразу успокоились. Зоряна и в самом деле имела право благодарить в первую очередь только меня. Иной бы её никто не спас.

Всем остальным тост тоже понравился, ужин получался, несомненно, более торжественным, праздничным, воистину запоминающимся. Поэтому вторым встал Неждан Крепак, высказавшийся в том же духе о дружбе и всеобщей любви, но напоследок добавивший:

– Здесь я нашёл свою любовь, своего самого близкого человека. Здесь мы с ней создали семью. И детей у нас будет много…

– Когда ещё до этого дойдёт! – засомневался ктото со стороны.

– Что значит когда?! – рассмеялся ветеран, без всякого стеснения поглаживая Франю по плечику. – Мы уже прошлой ночью постарались, и, кажется, получилось. А сегодня ещё раз закрепим успех. Да! И не надо хихикать! – однако и сам смеялся от всей души. – Хотя мне тоже жалко наших союзников, слепнущих в Иярте от яркого ночного света! Но я перед ними отдельно извинюсь… Зато будем гордиться с Франей, что наш первый ребёнок был зачат именно на Пространствах Вожделенной Охоты!

За этой речьютостомзаявлением последовали и другие, не менее пылкие, торжественные и откровенные. Но мне сразу бросилось в глаза, что многие наши сотрапезники, из числа «наших», затихли, явно присматриваясь к себе и друг к другу. И осознал, что это они вспомнили о многих своих умениях, дарованных обладателям полного комплекта симбионтов, и сейчас пытаются отыскать в себе или в своих подругах последствия прошлой ночи. Раз уж Неждан с Франей подобное смогли рассмотреть, то, значит, и остальным Светозарным даны эти возможности.

Я сильно порадовался, что Зоряна сидит от нас тоже довольно далеко и что больше внимания мои три красотки сосредоточат вначале друг на дружке, а потом именно на Диве, но всё равно обеспокоился:

«Как бы чего не вышло…»

Окружающая нас действительность подбросила редчайший отвлекающий фактор. Всё мироздание содрогнулось, заскрипело, вздрогнуло и даже загрохотало. Произошло землетрясение! Причём довольно сильное по местным меркам и стандартам.

Явление не слишком частое на Дне, но всётаки происходящее раз в два или три года. Интенсивность тоже бывала разная: от лёгкого сотрясания до появления в сводах, стенах и нижних перекрытиях уровней гигантских трещин или провалов. Что характерно и косвенно подтверждало некую искусственность данного мира, так это довольно быстрое, порой в течение нескольких часов схождение трещин. Не до конца, конечно, порой следы оставались на поверхности, словно шрамы, навечно, но тем не менее структуры некоей саморегуляции пытались восстановить те стандарты, которые ими поддерживались до землетрясения.

Почему каменная твердь вздрагивала, трещала и лопалась – знали, наверное, только Меченые. И то не все, а лишь конструкторы и создатели, о которых мне вскользь упомянула Длань во время беседы. Народ же относился к этому стоически и с присущим фатализмом. Только и рекомендовалось посматривать наверх да опасаться падающих со свода камней или больших скальных обломков. Жертвы, конечно, бывали при подобных катаклизмах, но на удивление мизерные и незначительные. По крайней мере, достойных упоминаний массовой гибели людей даже в легендах не было.

Наверное, именно поэтому никакой паники среди пирующих не случилось. Ну, вскочили все на ноги, ну, посмотрели на крепкие, нерушимые своды зала, ну, оглянулись с тревогой друг на друга – а тут уже всё и закончилось. И Ратибор Палка в полной тишине заявил:

– Мой гнатар даже не расплескался! Чем не удача? Вот за неё и предлагаю выпить!

Ну да, замок наш, видимо, построен совсем из иного материала, и прочность тут несоизмеримо большая. Ничего на голову не рухнуло, мебель не опрокинулась, а упавшие некоторые бутылки можно и не считать крупной неприятностью. Хотя скрежет и грохот казались подозрительно неприятными.

Все выпили, вновь уселись на места, и пошли оживлённые воспоминания ветеранов об уже пережитых землетрясениях. Тогда как я, тоже несколько успокоившийся по поводу прекращения ненужных разговоров о беременностях, нащупал под ногами Второго, ухватил его за чип и решил поинтересоваться у представителя систем: что такое землетрясение, почему оно происходит и чем чревато для человека. Диалог у нас пошёл, как всегда, ни шатко ни валко, но определённую информацию я всётаки вытянул. Ибо уже знал, как спрашивать иносказательно, не расписываясь в собственной тупости и незнании.

Как я и предположил, сотрясения происходили изза невероятного давления, испытываемого структурами Дна. Уровней – сто двадцать только официально, перекосы неизбежны, вот и рвётся в самом слабом месте. А падающие камни, а то и целые пласты скал со свода – весьма и весьма опасны. И хорошо, что люди в основном сидят в башнях или замках, там они гораздо в большей безопасности, чем на открытых пространствах. Ещё неприятность могли представлять для человека монстры, которые через трещины, расщелины или провалы могли перебраться с иных уровней. Чипвсезнайка мне не стал перечислять все виды ужасных хищников, только косвенно упомянул, что они «многочисленны и разнообразны», но мне и собственной фантазии хватило. Это ведь и в самом деле кошмар: только некая общность освоилась в борьбе с одной кровожадной напастью, как тут тебя атакует другая. Понятно, что свидетелей такого вторжения мало, большинство погибает.

Кстати, именно на мой конкретный вопрос и последовал конкретный ответ:

«Скатреги и зервы нетипичны для данного уровня. Они расселились с иных уровней и ассимилировались рядом с байбьюками и тервелями. Иные виды тоже проникали сюда довольно часто, но были уничтожены преобладающими представителями местной фауны».

Вот такую интересную консультацию я успел получить, перед тем как мы все опять вскочили на ноги после крика ворвавшейся в зал дежурной:

– Замок в правом крыле – пронзила трещина! Вверху она даже шире, чем внизу! И оттуда выползают огромные змеи! Я одну убила копьём, так за ней десятки вывалились!

Порча самого замка нас совершенно не взволновала, ведь не по нашей же вине! А наличие иных тварей – это уже крупные неприятности. И здорово, что все из «наших» – Светозарные. Как мы поняли по поведению иных монстров, они от нас отныне старались банально сбежать, даже пасть никто на нас не осмеливался открыть. И змеи – не осмелятся! А вот новеньким постояльцам может не поздоровиться. Да и как это будет выглядеть? В месте нашего проживания по коридорам змеи ползают?

Вот мы всем кагалом и ринулись на устранение нежданного вторжения. И уже на месте событий оценили всю опасность. Это были не змеи в моём понимании, а гигантские анаконды! Длиной до десяти, а то и более метров, да в диаметре около тридцати, тридцати пяти сантиметров! И такие блестящие, извивающиеся шланги, украшенные громадными пастями с нереально длинными зубами, решили похозяйничать в арендованном мною замке! Что поразило больше всего, змеи с верхнего уровня кидались бесстрашно и агрессивно на любого человека. Чему поразилась вашшуна, что и на неё бросались, словно на простую смертную. И она ничего не могла поделать с подобным, как ни старалась применить все свои умения укрощения животных. Видимо, ползучие гады никак не попадали в категорию укрощаемых, а может, ведьме просто сил или опыта не хватало.

Зато Шаайла довольно легко ментальными ударами змей убивала. Ещё больший урон наносил я, поражая монстров насмерть минимальными искорками эрги’сов. Ну и остальные Светозарные действовали на загляденье: без лишнего риска, слаженно, чётко и продуктивно. А идущие по нашим следам рыцари и женщины из отряда Дивы только оттаскивали длиннющие тела вначале с дороги, а потом и наружу из замка. Неприятно, когда в доме у тебя валяются подобные экземпляры разлагающейся плоти, а замок уже и новенькие считали своим домом.

К тому же после часа стихающей бойни и после нескольких небольших содроганий всего массива мы заметили, что щель резко уменьшилась, чуть ли не втрое, а новые особи неожиданной армии вторжения перестали к нам просачиваться.

Обыскав все коридоры и заглянув во все помещения, двери в которые открывались простым нажатием на полотно, мы убедились в отсутствии спрятавшихся гадов и вздохнули с облегчением. Вот там, стоя над одним из самых массивных «шлангов», мы и провели последний на сегодня диалог:

– Хорошо хоть успели почти банкет завершить, – резюмировал Степан наше сражение. – Хотя я опять проголодался… наверное, заразился обжорством от нашего Михи… Может, опять за стол?..

– Нетушки! – решительно заявила молодая женщина, которая проживала в одной комнате с самым молодым из наших парней. – Нам с Лузгой последняя ночь тоже пригодится. Чтото мне подсказывает, что зачатые именно на Дне дети будут особенными. Так что… спокойной ночи!

После такого напоминания все заторопились, даже те наши дамы, которые считались свободными и независимыми. Только Неждан с Франей, ощупывая поверженного монстра, решили вслух:

– А мы ещё часик пободрствуем…

– Ну да! Когда ещё нам и где подобная шкура попадётся…

Кажется, они стали фанатами разных дивных шкурок и их ярыми собирателями.

Я же поспешил первым делом в наш пиршественный зал и захватил оттуда подаренные пояса с ничейными груанами. По их применению у меня уже были соображения, и первое относилось именно к моему другу Хрусту. Но так как тот раньше всех отправился почивать в выбранную для себя комнату, я решил провести опыты с его вознесением в Светозарные наутро. Ведь в любом случае оно мудренее вечера.

Глава 32

Наставник – ученики

А ночь опять стала невероятно яркой и запоминающейся для жителей города Иярта. Опять воздух там светился настолько интенсивно, что даже в нашей спальне сквозь тяжёлые шторы пробивались мерцающие отсветы. А уж как бедные когуяры закрывались от света в своих башнях и замках, приходилось только догадываться.

Что характерно, мы знали, что они знают, что мы знаем про их знание о причине такого свечения, и нисколько этим не смущались. Уж всяко местные обитатели ещё одну ярко освещённую ночь выдержат. Делото житейское…

Правда, тут же пришло понимание, что ночьто не последняя! Новенькие вскоре тоже станут Светозарными, и ночные фривольные игрища продолжатся, явно мешая спать сумрачным тиграм. Так что не удивлюсь, если у них в скором времени время суток поменяется, что им же и пойдёт на пользу. Главное: смогут ли они привыкнуть к такому яркому свету?

Ну и нас, ночующих в замке Светозарных, на этот раз больше интересовали эксперименты. Очень не хотелось проваливаться в беспамятство полной черноты. Не знаю, кто там и как пробовал, но в нашей спальне мы постарались всё сделать с полным, довольно жёстким контролем. И всё это – как можно в меньшем масштабе. То есть я ласкался с одной из женщин, а две остальные попросту наблюдали, давя наши чрезмерные эмоции и поддерживая нас своими вуалями.

Вот тогда получилось то, о чём мы только подспудно раньше догадывались. Наши удовольствия перескочили на несколько иной, более высокий (в чём мы не сомневались!) уровень. И провала в чёрную бездну при этом не случилось. Тактильный контакт както странно и мгновенно нивелировался, зато резко, скачком усиливалось духовное единение, загоняющее нас на невероятные вершины блаженства и удовольствия.

Я даже испугался к середине ночи, когда после двух часов получаемой услады понял: подобного восторга я уже никогда не получу с обычными женщинами. А если проведу с данным трио ещё несколько ночей, то так навсегда и останусь с ними, не имея желания даже посмотреть в сторону иных женщин. Тогда же мелькнула и догадка, почему такая пара, как Анна и Селидор Ванш, всегда неразлучны, всегда вместе и всегда – единое целое. Иначе они просто не смогут существовать, если перестанут чувствовать друг друга рядышком. А уж что с ними сейчас произойдёт, после повторного вознесения и качественного омоложения – трудно даже представить. Может, они даже мысленно общаться смогут. Между прочим, как я понял, по поводу наличия у них новых детей – они и не сомневаются.

Вот такие у меня появились размышления, когда я попытался уснуть. Моито красавицы сразу засопели со счастливыми улыбками на личиках, а я распереживался.

Конечно, тут же мне и негативный пример пришёл на память. Те же Ирис и Шляпник, не к ночи будь сказано. Почему они не стали единым целым, живущим только ради любви и продолжения рода? Почему они подличали и продолжали предавать человечество? Почему не попытались обратить полученную силу на благо других и на собственное благо в первую очередь? Загадка… Неисповедимы деяния человеческие, и поступки их не объяснимы никакой логикой. Да и что я знал о погибшей паре? Может, у них имелись даже некие оправдания своим поступкам?

Но моя личная будущая жизнь озаботила сознание по максимуму. Я больше часа не мог уснуть, прикидывая, что делать, как себя вести и что предпринять в первую очередь. Потому что заподозрил некий опасный момент в имеющихся отношениях: кажется, все три моих супружницы уснули с твёрдой уверенностью: «Теперьто Миха от нас точно никуда не денется!» И хуже всего было уже мною самим додуманное: несколько ночей – и мы навеки вместе!

А меня это почемуто бесило. Заставляло бунтовать. Дразнило чувство противоречия. Нервировало и раздражало. Ну, и на заднем плане вставало чёткое осмысление факта, что если я «остепенюсь», то уже точно не смогу спасти своих старых подруг детства. Маша, Катя и Вера так и погибнут в жестокой войне со зроаками, а я не смогу даже проведать их могилки и прошептать последнее «Прости…» Если они уже не погибли, пока я тут сомневаюсь, мечусь и теряю драгоценные часы, сутки, а то и рудни…

Потому и принял твёрдое решение: что бы ни случилось, но после завтрашнего обеда я покидаю Дно, забираю Лёню и вместе с ним возвращаюсь в мир Трёх Щитов. Тройственная услада и дивные светящиеся ночи – это одно, а долг и обязательства перед самыми близкими и верными мне подругами – совсем иное.

Только так подумал – как сознание моментально расслабилось, и я уснул. Значит, правильное решение принял.

Утром ещё и умудрился раньше красавиц вскочить, подгрести свои одежды в единый ком, прихватить пояса с подаренными груанами и беззвучно выскользнуть из нашей спальни. Оделся чуть ли не в общем коридоре, проверил наличие самых дорогих для меня вещиц и артефактов, да и подался в спальню Хруста. Друг уже не спал, видимо, услышав мои постукивания по двери и узнав меня издалека:

– Входи, входи, чего ты там замер? Чтото случилось?

– Пока ничего, но хочется и тебя приобщить к нашей компании обладателей полных комплектов. Давай, будем пробовать… А то я постоянно опасаюсь мощной на тебя атаки от кардиналов и переживаю, что в тот момент мы тебя прикрыть не сумеем. Да и вообще, сегодня вечером ты уже останешься без моей поддержки…

– Понимаю. Но вряд ли у тебя чтонибудь получится. Когуяры Светозарными не становятся, уже не раз пробовали…

– Десять груанов?

– Да, наверное, и все пятнадцать, – пошевелил друг усами в раздумье. – А шаманы наверняка и все двадцать на себя цепляли.

– И тем не менее никто из них и никогда не догадался сразу два пояса надеть с «чужими» груанами и войти в долины с жёлтой травойпаломником! – торжественно заявил я. – Следовательно, шансы у нас есть! А поясов… ха! Хватит! Надеюсь… Но начнём с одного всётаки…

И незамедлительно навесил на друга полный комплект пятнадцати «ничейных» груанов.

Постояли, прислушиваясь и присматриваясь. Ничегошеньки… Немедля я и второй полный пояс нацепил. И опять мы застыли в некотором разочаровании. Я уже было к третьему поясу потянулся, как тут чтото в мироздании прорвало, действо свершилось, инициация пошла, из тела сумрачного тигра полилось жёлтое свечение, и он застонал от нахлынувших на него чувств, эмоций и массы прочих впечатлений.

И только чуть позже стал шептать:

– Миха!.. Со мной такое творится!.. Такое дивное и удивительное!.. Невероятно!..

– Ну да, представляю себе! – пытался я морально поддержать друга. – Если нас от одного комплекта колбасило не подетски, то уж тебя сразу царём природы делает, не иначе! Не удивлюсь, если отныне те же зервы у тебя с лапы есть станут, а тервели станут ходить ровными колоннами по два. Ну? Как сейчас самочувствие?

Когуяр отвечал с трудом, не совсем ещё чётко соображая и не ощущая, а точнее говоря, не умея управиться с новыми умениями. И на мои вопросы бормотал нечто несуразное. Пришлось мне самому проделать первый, самый простейший эксперимент. Подхватил поувесистей мраморную подставку для вазы, да и бросил с небольшой скоростью в Хруста. Конечно, не в голову метился, да и силу не прикладывал, но главное заметил: вуаль безопасности легко отклонила летящий предмет в сторону. Есть подтверждение высокого статуса!

– Уф! – выдохнул я с облегчением. – Теперь я за тебя спокоен! А чтобы ты быстрей сам разобрался с полученными бонусами, советую отправиться на утреннюю охоту, которую устраивают наши Светозарные в виде прощального развлечения. И сам разомнёшься, и вимлач лучше освоишь, и новые груаны соберёшь для дела. Небось быстро супругу себе отыщешь? А?

О! А мой друг ещё и смущаться умеет! Потому что даже охрип, когда отвечал:

– Куда мне спешить? Успеется…

Зря он попытался скрыть от меня то вожделение и желание, которое проклюнулось у него и во взгляде, и в повадках. Да и не удивлюсь, если на такого харизматичного лидера не ринутся с любовными атаками самые прелестные представительницы его вида. И никакая мужская особь, полная сил и чувственного задора, не устоит перед любовной страстью агрессивной молодой леди.

Оставалось проверить, как на когуяра, имеющего теперь совсем иные пояса с иными груанами, отреагирует входная дверь нашего дворцазамка. Мы поспешили на выход. Потом проверили, убедились и порадовались. Загадочное оружие на фигуру сумрачного тигра даже не дёргалось. Также оказалась не опасна и яркожёлтая травка паломник, а точнее говоря, та радиация, которая способствовала взращиванию данной культуры. Отныне Багнеяр мог передвигаться где угодно, ничего не опасаясь, мантия его прикрывала отлично.

Пока мы бродили по траве, наружу вывалилась толпа любителей поохотиться. Узнав, что Хруст отправляется с ними, и уже в качестве Светозарного, добытчики встретили это сообщение дружным рёвом и вскоре всем отрядом умчались в сторону каверн с Синими Полями.

Наверное, эти крики живо подняли с кроватей всех остальных обитателей замка. Первым ко мне примчался Степан, отвечающий за передислокацию к нам новеньких.

– Слушай, Миха! Открывай быстрей выход наружу с нашей стороны, – немедля начал он по делу. – Иначе там эта Дива лбом стенку разбивать начнёт. Уже полчаса пытается тебя скопировать да тоннель открыть, и ничего не получается.

– Ну и чего такая спешка? – вопрошал я, устремившись вместе с замом к подвалам. – Собирались ведь после завтрака отправиться?

– Как бы не так! Твоя Шаайла заявила, что ей надо срочно покинуть Дно, а пока её люди все не устроены, она не имеет морального права их бросить.

– Некая логика есть… а вот в пробивании стены лбом – ни малейшей.

Уже на месте я чуточку понаблюдал из коридора за действиями ведьмы. Что меня удивило, так это её умение тоже доставать из себя некие мягуны мизерного размера и запускать их в твердь стены. Но те попросту отскакивали от камня или оставляли на нём чёрное пятнышко копоти. То есть создаваемые эрги’сы и отдалённо по свойствам не походили на мои, а значит, заведомо не могли принести желаемый результат. Об этом я заявил, появляясь в помещении с переходом:

– Зря стараешься. Не тот у тебя калибр! – после чего тотчас заслужил колючий взгляд, легко совместимый с любым тяжким проклятием, и раздражённое шипение:

– Ну да! Ты ведь меня даже не собираешься научить!

– Дело в другом: у тебя не получится, – заверял я, присматриваясь вначале к ней. – Сил мало, да и умения ниже должного уровня. Смотри, какой надо…

И уже показательно забросил в нужный квадрат достаточный по силе эрги’с. На что не получил ни «Спасибо», ни «До свидания!». Дива живо направила своего серпанса в тоннель, её несколько человек сопровождения потянулись за ней, Степан тоже, ну а ведомые ими четыре десятка боевых серпансов попросту ломанулись следом единой, слитной толпой. Имто тоннель был не нужен вообще.

Мой заместитель успел крикнуть напоследок:

– Часового не успел выставить! Иначе кто сообщит, когда мы вернёмся…

Только я собрался идти за завтрак, как навстречу мне попалась резво бегущая Всяна. И эта тоже, даже «Доброе утро!» не сказала:

– Вот ты где! И чем занимаешься?

– Иду завтракать, – провозгласил я чистую правду.

– А куда подевалась твоя ведьма? – посматривала она в сторону покинутого зала.

– Со Степаном уехала. Или ты хотела вместе с ней к замку наведаться?

– Не угадал. Мы по иной причине тебя везде ищем! Проснулись, а ты исчез! – несколько резко и зло воскликнула красавица, но тут же сменила тон и так повисла на мне, обняв за шею, что пришлось остановиться: – Миха, дорогой! Мы понимаем, что очень скоро придётся расстаться, но хоть пообещай, что не уйдёшь, не попрощавшись! Обещаешь?

– Не сомневайся, я не такой! – заверил я. – Тем более с близкими и родными мне людьми… Нам надо будет пообщаться и о многом договориться…

Она мне моментально поверила, пошла рядом, крепко прижимаясь к моей руке. Да и тон стал игривым:

– С чего это ты нас родными стал называть? Даже общие дети не делают нас кровными родственниками.

– Ну да… такие рассуждения мне знакомы… И тем не менее нечто родственное всё равно остаётся на всю жизнь.

– Ой! И я в этом уверена!

Чувствовалось, нечто в наших размышлениях было подетски наивным и несерьезным. Но, с другой стороны, почему мы должны придерживаться точки зрения людей, реально смотрящих на человеческие отношения и во многом разочаровавшихся? Вот мы и верили в самое лучшее, в самое романтическое и в самое светлое, что есть в отношениях между мужчиной и женщиной.

Уже во время завтрака я серьёзно задумался над тем, кого оставить вместо себя на должности «проводника». Легче всего было Шаайлу обучить доставать из себя нужный эрги’с и «высвечивать» им тоннель чёрного входа со стороны Иярты. Но она сама уже сегодня собиралась покинуть Дно. И милостей от меня ждать не станет, быстро наберёт свои пятнадцать груанов за короткое время. Раньше от неё монстры убегали в панике, а сейчас она на серпансе любого нагонит.

Тогда как тут ещё многие остаются. В том числе и из состава «старичков». Можно было и новеньких просмотреть да с помощью Второго должным образом классифицировать по рангам. Мне казалось, на примере своих супружниц, что чуть ли не любой управляющий сможет из частички внутренней энергии соорудить нужный сгусток мягуна. А посему ещё во время завершения завтрака я сделал объявление и довольно популярно объяснил суть предстоящего учения. Ибо мне не было смысла терять время на малоперспективных, сложных или скоро убывающих со Дна учеников.

Ещё завтрак не окончился, как супруги Ванш заявили:

– Ты нас первых проверь. Ну и вообще поясни, куда смотреть надо и что видеть. Даже если у нас не получится ничего, будем сами со временем практиковаться. Такое оружие в любом случае может пригодиться в выяснении отношений с гаузами. Насто они уже чуть ли не своей собственностью считают, поэтому наш бунт и заявление о полной независимости могут воспринять весьма и весьма неадекватно.

Получалось, что они записывались если не в основные ученики, то в вольные слушатели точно. Впоследствии я стал просматривать всех ко мне подходящих более внимательно, первым делом проверяя сам факт наличия скопления энергии в районе крестца, а потом уже и объёмы этой энергии.

Как ни прискорбно было осознавать, но вначале я никого толкового не отыскал. Даже те несколько Светозарных дам из нашего коллектива, которые собирались ещё пожить некоторое время на Дне, имели в себе совершенно ничтожные накопления нужной магической субстанции. И это на фоне моих супружниц, у которых искомой субстанции было в несколько раз больше, чем даже у тех же стариков Ванш. Некий выверт природы или иные неведомые мне причины? Потому что ранг у всех одинаковый… это раз. Ну а два: я уже здорово наловчился рассматривать нужное место в женских телах и поразился – почти все они оказались тоже будущими роженицами!

Нет, я, конечно, чегото подобного ожидал, но не в таком же количестве! И на какойто момент вывалил всю свою растерянность на восседающих рядом Анну и Селидора. При этом добавил в недоумении:

– Такая массовость противоречит даже законам природы.

– Как раз и не противоречит! – заявила авторитетно почтенная дама. А видя выражение скепсиса у меня на лица, снизошла до пояснений: – Ты ведь знаешь, что на Дне у женщин не бывает привычных в нормальном мире перерывов в сексуальной жизни. А что это значит? Только одно: здесь женщины всегда готовы к моменту будущего материнства. В любой миг! Всё остальное только зависело от мужчин да от определённых обстоятельств. И никто никогда об этих обстоятельствах не догадался.

На это Селидор напомнил своей жене:

– А как было догадаться? Каждый груан добывался тяжким трудом, с невероятным риском для жизни. И подлые гаузы об этом ни единым словом не обмолвились. Хотя с ними всё ясно: боялись они этого момента до жути.

– Почему боялись? – полюбопытствовал я.

– Пока никто из нас не знает. Но предположить можно… Например: любой родившийся после зачатия на Дне – сразу становится Светозарным. Как тебе такая версия?

Мне ничего не оставалось, как затянуть в изумлении букву «о». Фантазия нарисовала отряд таких Светозарных, которые идут по империи Гадуни и зачищают мир от всякой мерзости типа зроаки или кречи. Ну, и в иных местах мироздания такие отряды невероятно пригодились бы.

Я бы ещё много чего нафантазировал, но меня вернул в реальность один из новеньких рыцарей, топчущийся рядом:

– Так ты когото ещё осматривать будешь?

– А кто остался?

– Ваши Франя и Неждан остались. Со шкурами гигантских змей возятся, всё пытаются яркость и гибкость сохранить после выделки…

– Давай их тоже сюда! – закомандовал я, вздыхая и осматривая нескольких выбранных для обучения человек. – Скажи, что только на две минутки, и они будут свободны.

Супруги пришли быстро, сразу напомнив о заявлении в две минутки. Но каково же было моё удивление, когда я в них отыскал наиболее вероятных и магически одарённых кандидатов в «проводники». Нужной субстанции у них оказалось столько же, сколько у моих супружниц, и я, несмотря на все возмущения и протесты, повёл группу избранных в подвалы замка.

– Вам же самим пригодится! – наущал я недовольную в особенности главного шефповара. – Собирались ведь несколько рудней здесь жить. Вот и покомандуете.

Может, парочка слишком зла была или обижена на меня за отрыв от такого важного дела, как разделка анаконд, но обучение у нас прошло как по маслу. Полчаса, и недоумевающие от своей крутости друзья уже могли проезжать по тоннелю в обе стороны, словно сквозь совершенно пустое пространство.

– Отлично! – радовался я. – А теперь, Франя и Неждан, постарайтесь тому же самому обучить и всех здесь присутствующих. По крайней мере, проведите с ними первый урок, ибо потом придётся оставлять чёрный вход на них. Заодно впустите нашего Степана и Диву с остатками её отряда, когда они прибудут. А у меня срочное дело!

Я умчался к Длани, вспомнив, что отведённые мне два часа давно истекли и пора получить весточку от самого императора.

Глава 33

Обмен: клятва – за информацию

Кто бы сомневался, что все три мои интимные подруги увяжутся за мной следом! А когда я попробовал заикнуться, что им тоже не помешало бы владеть техникой выемки и отправки эрги’сов, с апломбом заявили:

– Нужда заставит – научимся!

– К тому же теорию мы знаем. Практикой займёмся наверху!

– А мог бы и сам, персонально нас обучать.

– Некогда, малышки, некогда! – отмежевался я. – Мне ведь ещё за сегодня столько дел успеть надо! Наш выход согласовать, действия на поверхности, заявления для гаузов, и хоть капельку предугадать их действия на нашу антиколониальную революцию.

Уже пару раз по ходу событий мы предварительно прикидывали, как лучше всего возноситься наверх, в каком порядке и с какими интервалами. А по утверждениям наблюдателей, двух человек одна клеть вмещает в себя и тянет легко. Раз они парные – то получается в сумме четыре человека. Уже для меня хорошо. Но я бы хотел видеть рядом ещё и Зоряну, а в идеале и Шаайлу, для которой я не пожалею полного комплекта груанов, как только она вернётся в ближайшие часы. И тут возникают первые сложности: потянет ли лифт трёх человек?

Об этом следовало посоветоваться с Дланью. Причём так настоятельно посоветоваться, чтобы системы надзора и контроля прочувствовали мою озабоченность и не вздумали юлить или чтото недоговаривать. Ну а так как и некоторые вопросы конфиденциального характера мне следовало задать, то лишние ушки, а точнее, читающие текст глаза, во время беседы мне тоже не нужны. Но как деликатно отправить своих очаровательных соратниц, которые решили жёстко исполнить данное себе обещание: не отходить от командира до самой последней минуты окончательного расставания?

Перед площадкой с Дланью я замер на месте и решил действовать открыто:

– Дальше я пойду один.

– У тебя от нас секреты?! – возмутилась Ксана.

Пришлось несколько покривить душой, честно глядя боевой подруге прямо в глаза.

– Иначе мне не дадут должный статус и нужные коды систем. Я ведь говорил про обещание скоро дать ответ о моей полной легализации или правомерном признании.

Три красавицы смотрели на меня изпод нахмуренных бровей, но концовку моего последнего общения они не видели, подробностей не знали, а потому были обязаны верить на слово. Тем более и так знали, что полного доверия ко мне со стороны систем нет. Ну и самое главное: ято рядом, никуда не исчезну.

Эти ответы я прочитал по мимике и, не дожидаясь даже кивков, двинулся дальше. С ходу, не дожидаясь первого вопроса в стиле «Чё надо?», сам навалился на орган местного искусственного интеллекта. Ну, или кто он там есть на самом деле:

«Что с ответом на мою скадву?»

«Ответ положительный, общение установлено приоритетное».

«Что обозначает приоритетное?» – стал уточнять я.

«Регистрация твоей матричной основы завершена, подданство империи признано. Лично от императора – благодарность за переданный груан».

«О как! Может, мне ещё и пряник передали за мою лояльность?»

«Пряник передать невозможно при всём желании императора. Но твоя лояльность доказана в любом случае, многодетный отец – лучший подданный империи Альтру».

Чтото мне не понравилось, как меня нахваливают. Какието нехорошие ассоциации возникли, аллегории с подвешенной перед носом ишака морковкой. Чувствовалось, что от меня чтото хотят и напрягли Длань с некоторыми вербальными восхвалениями.

То есть следовало прерывать подобное общение и пытаться добиться именно мне нужной информации:

«Какова грузоподъёмность каждого лифта в случае возвращения людей в мир Набатной Любви?»

«Цифра грузоподъёмности колеблется и зависит от многих факторов, в том числе от технического износа механических частей, времени последнего ремонта, возможных тектонических встрясок пространств…»

Перечисление грозило затянуться до бесконечности. Но я понял самое неприятное: то ли система опять начала чудить, игнорируя непосредственный приказ империи, то ли оттуда некие хитроманы решили на меня надавить с нужной стороны, подтолкнув в нужном направлении. И я вскипел:

«Немедленно ответить мне на конкретный вопрос: могу ли я в лифт одновременно с собой поместить ещё двух женщин во время подъёма?!»

– «Можешь. Но подобное не рекомендуется. Предпочтительнее оставаться на месте, отладить полноценную связь с империей и дождаться корпуса спасателей».

Ну чего там, не скрою! Подобное уже интересно:

«И когда этот корпус сможет сюда прибыть?»

«Делается всё возможное для ускорения его отправки и переноса. А также империя питает огромные надежды на полноценную помощь Иггельда в данном вопросе».

– Когда?! – рявкнул я ещё и вслух.

«Сроки варьируются от трёх дней до нескольких лутеней».

Вот и морковка нарисовалась для ишака. Я тут ещё неизвестно как и сколько корячиться буду, дабы военные какогото корпуса могли прорваться к давно утерянному миру. А потом они ещё по прибытии выставят мне счёт за аренду замка какогото лорда! Оно мне надо?!

«Сожалею, но помочь ничем не могу! – заявил я, стараясь не сорваться на оскорбления невинной техники. – Мне необходимо срочно доставить беременных женщин в родные для них обители!»

«Имеется уникальное предложение от императора! – в стиле баламутакраснобаярекламщика понеслись строки на экране. – Каждой женщине, оставшейся на Просторах и родившей здесь, будет предоставлен дворянский титул, надлежащий замок и достойное обеспечение до самой старости!»

«Нет! Они ни в чём не нуждаются, у них уже всё есть. И хотят только одного – домой! И я обязан сопровождать в целях их личной безопасности!»

«Об этом не стоит даже волноваться, Иггельд! Доставка женщин в лифтах будет произведена с максимальной осторожностью и стопроцентной гарантией их неприкосновенности!»

Ишь, ты! Как заливает! Ну ладно, так и продолжим:

«Но я опасаюсь, что к женщинам плохо отнесутся гаузы. Возможны нежелательные инциденты во время идентификации, могут последовать попытки отобрать комплекты симбионтов…»

«И это всё решаемо, Иггельд. Мы намерены дать полные пакеты информации, как следует общаться с гаузами, что от них требовать и как добиться полного содействия с их стороны. Мы готовы передать эти пакеты за краткую присягу боевого порядка с твоей стороны».

Я даже несколько опешил:

«Присягу?! С какого бодуна и кому именно?»

«Присягу империи Альтру! И сделать это с целью окончательно доказать свою полную лояльность».

«А разве моего отцовства не хватает?!»

«Для гражданских дел и ведомственных приоритетов – вполне. А вот если ты отпустишь всех беременных женщин, то обязан хотя бы сам остаться в арендованном замке и вспомоществовать прибытию корпуса спасателей. Причём ты сейчас можешь заслушать весь тот невероятный список наград, поощрений и подарков, которые получишь от империи после завершения первого этапа восстановления контроля над Пространствами Вожделенной Охоты»…

И по экрану побежали строчки, описывающие золотые горы, виллы на мармеладных островах и райские кущи на берегах молочного моря. И всё это в моём пользовании и на веки вечные для моих потомков. Получалось, что я буду жить лучше самого императора. Это даже я понял, никогда не бывавший в Альтру дикарь.

Я задумался. И, признаюсь честно, даже в какойто момент отнёсся к сказочным предложениям вполне серьёзно. Уж больно огромные, уникальные блага мне описывались. И сомнений не вызывало, что мне будет предоставлено всё, а то и больше. Ещё и того добавят, что у меня в представлении не умещается и на что фантазии, пока ещё ущербной, не хватит. Однозначно, от таких предложений не отказываются.

Хотя и приз для Альтру – тот ещё! За возможность вернуть себе Пространства они что угодно отдадут, даже планетные системы, если я затребую. Потому что вряд ли где ещё в мирах существует такое чудо, как груаны. За них стоит бороться и награждать, и…

О плохом думать не хотелось. Тем более что молодость так беспечна.

Ну и самое главное: что я для себя уже всё решил. А собственное решение превыше всего. Да и Машка меня заждалась…

Значит, следовало отказаться!

Но! Тогда мне не передадут пакет инструкций, как вести себя с гаузами. А мне безопасная доставка будущих матерей – прерогатива номер один. Её тоже следует решить, невзирая ни на что! И какой из этого вывод?

Да простейший: ради высшего приоритета и прерогативы номер один – я любую присягу считаю смехотворной и несущественной. На войне как на войне, следует из двух зол выбирать хотя бы меньшее. И если меня когданибудь поймают ищейки какойто там империи (о которой я толком даже ничего не знаю!) да предадут в руки суда за нарушение какойто там клятвы, то смех мой будет безудержнее смеха от реприз Леонида Найдёнова. И я, наверное, сойду с ума. А там пусть попробуют меня судить и чтото вменить в вину…

Хаха! Мне уже смешно!

Хорошо, что сумел сконцентрироваться и перейти на шёпот:

– Согласен дать присягу!

«Повторяй читаемые строчки вслух!» – последовала команда Длани. И новые строчки поплыли у меня перед глазами.

Прочитал. Повторил вслух. Попытался вникнуть, отыскивая особую ширину, глубину и возвышенность… Мысленно пожал плечами: да ничего особенного. У нас, наверное, на Земле даже в таких маленьких государствах, как БуркинаФасо, клятвы строже и торжественнее выдумывают. И там по концовке обязательно надо рычать слова, подобные этим: «И пусть меня разорвёт на части наш шаман, если я хотя бы мысленно попытаюсь нарушить данную присягу!» Меня же вообще ответственностью не озаботили. Подозреваю, что все тонкости наказаний описаны в иных сводах законов, которые достанут в нужный момент.

Ха! А я уверен, что подобный момент никогда не наступит!

Поэтому после завершения клятвы потребовал в грубой форме:

«Ну, и где обещанные мне пакеты информации?»

«На каких носителях Иггельд желает получить и в каком количестве?» – последовало тут же уточнениезапрос.

Чудненько! А ято переживал, что придётся с экрана читать да потом лекцию для остальных сограждан нашего колхоза устраивать. А тут вона как цивилизованно и с уважением! Хоть и не на «вы», но в третьем лице обращаются! Поэтому осталось прикинуть количество, потом чуть прибавить на всякий случай, а напоследок ещё и на два умножить, чтобы не пожалеть. Ну и выдал:

«Бумажный носитель в виде удобной книжицы, с крупным, хорошо читаемым шрифтом, в общем количестве двух тысяч экземпляров…»

Не успел я ещё додумать заказ, как из каменного массива, откуда всегда появлялись телепортируемые ящики с товаром, стали вываливаться аккуратные пачки печатной продукции, затянутые в прозрачный плотный пластик. Ещё и красная полоска имелась, потянув за которую, можно было вскрыть пакет без ненужного физического усилия. Что я и сделал, жестом подзывая подружек, не сводящих с меня взглядов.

Коротко приказал им ознакомиться с содержанием. А сам первый подхватил экземпляр, с ходу определяя по весу и по объёму брошюрки:

«Кажется, меня жестоко подставили… За такую клятву, и вот это всегото текста?! – вырвалось изначально разочарование. Но чем больше вчитывался в чёткий, логично и верно составленный текст инструкции, тем больше соглашался: – Оно того стоило… И пусть меня совесть порой станет обзывать клятвопреступником, но зато я отныне и до скончания своей жизни уверую, что сами матери и мои дети ни в чём нуждаться не будут! Да и опасности, не преодолимые простому человеку, им не грозят… Еловая жизнь! Повезло малым! И мамкам – тоже! Да и всему миру Набатной Любви – теперь совсем иная, новая эра светит! Ууу! А это что?.. Получается, что гаузы обязаны не только атмосферу обустроить, но ещё и полную экономическую реформу под новую инфраструктуру провести! Мда… Неисповедимы судьбы людские и дела колонизаторские…»

Конечно, много там было и простейшего, о чём мы уже сами догадались и как мы бы действовали, если бы не получили инструкции. Но одно дело догадываться и предполагать, а другое – твёрдо веровать в свою правоту, в каждое сказанное слово и быть не в позе сомневающегося революционера, а в положении истинного хозяина собственного мира. Тем более если хозяева эти окажутся Светозарными и потребуют от космических колонизаторов полного возмещения нанесенного за четыреста двадцать лет ущерба.

Самое печальное для гаузов – что они просто будут обязаны выполнить все требования, а потом убраться с планеты подобрупоздорову. Навсегда! Даже не помышляя о военном вмешательстве или минимальном саботаже. Потому что существует одинединственный, но краеугольный камень всех нынешних отношений между цивилизациями. А именно: достаточно сделать зло Светозарному, который не отдал свой пояс с комплектом, или нанести ему хотя бы небольшую рану, как все гаузы, которые имеют в своей плоти приживлённый симбионт, будут ощущать те же самые мучения. Все! До единого! А гаузов с груанами внутри – миллионы! И срок давности приживления – неважен!

До того колонизаторы банально наглели, пользуясь растерянностью вознёсшихся. Требовали пояс с груанами, мотивируя отдачу тем, что это откуп за преступление и символ всепрощающей амнистии. Да и вся предварительная пропаганда настраивала людей только на одно: отдал груаны – свободен!

И вот эта шарашка накрылась.

Вопросы есть? У меня не было! Хотя я прочитал брошюрку бегло, скорочтением, но с места двинулся самый первый: подхватил две пачки и поспешил в замок. Тогда как три красотки так и остались у Длани, внимательно вчитываясь в каждую строчку и пытаясь предвидеть значительные изменения в своей жизни.

В замке я тут же разослал дежурных рыцарей с печатной новинкой ко всем. И наказал:

– Читать при малейшей возможности! Всем! Обязательно! Невзирая на ранг! Ну и Светозарным отложить все дела и только читать! Через два часа собираемся в главной столовой замка!

В подвал сам решил занести солидную стопку. И как раз успел туда вовремя: прибыл Степан с Дивой и со второй половиной её отряда. Они были удивлены, что их провели внутрь замка гордые собой Франя с Нежданом, но ещё больше поразились, когда после вывода людей в главный холл замка каждому была вручена книжица и последовал строгий приказ изучать содержимое.

Ворчали не все, и недолго. На второй минуте все замолкли, стараясь запечатлеть в сознании каждое слово. И только одна Шаайла пролистала брошюрку, зафиксировала её в своей памяти, начала обдумывание и попутно устремилась за мной. Ято успел смыться из холла, но не успел далеко спрятаться, ведьма меня догнала на пятом этаже, возле кабинета. Я его даже открывать не начал, когда от ступеней донеслось:

– Стой! Куда ты убегаешь? Не бойся! – стоило уточнить, что рассмешила она меня не на шутку своими восклицаниями. Но я решил удержаться от обидных хаханек, задав встречный вопрос:

– А ты собралась со мной драться?

– Ну да, стоило бы тебя наказать за присвоение чужого имени! – Она старалась глядеть на меня грозно, но меня это нисколько не пугало. – Скажи, зачем ты назвался Цезарем?

– Какая разница? – пожал я плечами. – Всё равно тебя уже не убедишь в своей невиновности.

– А ты попробуй!

– Некогда! И смысла не вижу. Всё равно скоро расстанемся и больше не увидимся.

– Забыл о законах нашего мира? – прищурила ведьма глаза с угрозой. На что я не удержался от ухмылки и многозначительной фразы:

– Законы вашего мира меня не касаются.

– Ты решил остаться здесь?

– Знала бы, какие мне награды обещаны императором! – похвастался я. – К тому же пришлось дать клятву, чтобы получить взамен вот эти инструкции. Зато теперь вам всем будет известно, как вести себя с гаузами. И оно того стоило!

Вашшуна задумалась, поглядывая то на дверь кабинета, то на меня:

– Послушай, а может, тебе довелось лично знать Цезаря Резкого или Льва Копперфилда?

– Ты чего? – притворно рассердился я. – Опять ссору затеваешь?

– Ладно, ладно! Не злись! Я другое хотела спросить… – и, неожиданно шагнув ко мне вплотную, заглянула в глаза с минимального расстояния: – Но если ты останешься здесь, то, может, нуждаешься в моей помощи? Хочешь, я тоже останусь?

Что было особо неприятно, так это пропажа ощущений ног. Я не мог отступить и ужаснулся, поняв, что ощущают парализованные люди. Потому выдавил из себя несуразное напоминание:

– А как же твой каменьартефакт? Его ведь ждут в монастыре!..

– Какая ерунда! – беззаботно улыбнулась красавица, понимающая, что любой мужчина должен быть без ума от её нынешней красоты. – Я ведь закончу это задание быстро. Заставлю гаузов доставить меня в лес с разбойниками, потом привезу камень в монастырь и уже через неделю вернусь на Дно. Ты ведь дашь мне сегодня полный комплект груанов?

Ай да девка! Да я бы ей три комплекта по пятнадцать отдал немедленно, если бы знал, что она умчится сейчас же и мы больше никогда не встретимся. Но в томто и беда, что я не сомневался: в любом случае она вернётся! Гаузов наизнанку вывернет, разбойников оседлает, до монастыря стрелой домчится, а там и сюда вернётся как ни в чём не бывало.

Только бы правильно понять причины такого предложения. Потому что хоть убейте меня, но я не поверю, что ведьма действует сейчас из врождённой любви к приключениям. Или просто хочет без лишнего труда выманить у меня вожделенные для каждого каторжанина груаны. Про третий вариант я даже подумать боялся.

Поэтому спросил напрямик:

– Спасибо, в помощи я не нуждаюсь, но с чего это такое самопожертвование?

– Забывчивый ты мой! Когда ты отыскал для меня каменьартефакт, я торжественно поклялась тебя защищать, помогать в трудный час и обучить тебя своим тайным знаниям! Помнишь?

Честно говоря, я чётко помнил, как хитростью вырвал у Шаайлы обещание обучить нас с Лёней приёмам защиты против специфических проклятий вашшун, лишающих мужской силы. Она тогда, в пылу поисков вожделенного булыжника, могла пообещать всё, что угодно, но большего я от неё не требовал. Ни о какой опеке в трудный час и речи не шло!

Но ноги попрежнему не слушались, голова отрицательно качаться не могла, и губы непроизвольно уже хотели прошептать «да»… когда меня спас появившийся друг.

– Миха! Какая отличная у нас получилась охота! – со стороны лестницы ко мне спешил Хруст, перепоясанный крестнакрест поясами с груанами, своими прежними и новыми. – Иди, командир! Принимай трофеи!

Ноги тут же обрели подвижность, онемение по остальному телу тоже исчезло, и я ринулся когуяру навстречу:

– Ну вот и отлично! Сейчас пообедаем и отправимся завершать твои дела в Иярте! – на Шаайлу оглянулся словно мимолётно: – А по твоему последнему предложению сразу отвечаю «нет!» Пошли вместе с нами, будет общее обсуждение инструкций. И я постараюсь тебя сопроводить до первой встречи с гаузами…

Вашшуна удивлённо хмыкнула и поспешила за нами.

Глава 34

Водоворот коварства

В очередной раз подтвердилось, что груаны не меняют своей значимости, находясь на телах Светозарных. Все так и оставались «ничейными», доказывая народную притчу, что в полное ведро и капли не дольёшь.

И опять все трофейные пояса были торжественно переданы мне. Мол, ты командир, ты ими и распоряжайся. Тогда я объявил:

– Начнём с новеньких. А вернее, с тех, кто доблестно целый месяц выдерживал осаду замка, не предал и не бросил своих товарищей и внёс наибольшую лепту в общее дело. Конечно же, первой получает пояс Дива. Ибо ей уже сегодня надо спешить в свой мир по невероятно важным делам.

С этим делом справились быстро, благо процесс нам всем уже был привычен и на сияние мы не засматривались. Ну а на испепеляющих нас взглядами супружниц я старался не смотреть, заикой становиться не хотелось.

Затем право определения ещё четверых мужчин и двух женщин я отдал во власть уже Светозарной Шаайлы. Ну и посоветовал ей выбирать среди тех в первую очередь, кто не бросится опрометью к лифтам, а вначале хотя бы руднюдве останется помогать остальным товарищам и соратникам.

Пока она выбирала и одаривала, отошёл немного в сторону с четырьмя полными комплектами и вручил их Хрусту со словами:

– Они тебе тоже нужны, чтобы выделить одногодвух самых верных и перспективных сторонников. А уже вместе с ними вы и добычу наладите, и за порядком в городе присмотрите. Как ты понял по разговорам, империя Альтру в скором времени сюда обязательно вернётся. Так что когуярам осталось до возвращения в Шартику совсем немного. Ну и я постараюсь сюда вернуться, как только выполню все взятые ранее обязательства. Тем более что в свете обещанных мне наград было бы неплохо и в самом деле помочь какомуто там корпусу спасателей, который Меченые собираются сюда отправить.

Багнеяр согласно кивал, нисколько не сомневаясь в моих словах, прогнозах и обещаниях. Тем более что до сей поры все мои начинания претворялись в жизнь, а проекты, кроме проживания в Пирамидке, доводились до логичного конца.

Вот и сейчас я не стал долго с ним оговаривать нашу предстоящую поездку в Иярту, только сообщил:

– Обсудим наши действия прямо в пути, думаю, отныне кардиналы против нас и не пикнут. Ну а сейчас короткое обсуждение инструкций с народом, затем обильный обед, и сразу в город. До вечера мы должны успеть всё.

И тут же события стали ускоряться, уплотняясь во времени в единую, сжатую до предела спираль. Обсуждений как таковых не было. Получив несколько вопросов не по существу, а скорей просто из желания порассуждать, я заявил народу, что они и так всё сами поймут, особенно после второго или третьего прочтения. Слишком понятны были советы и конкретные указания, как себя вести, что делать, что говорить и что требовать у гаузов.

Обед тоже прошёл скомканно и сумбурно, сопровождался отбором желающих ещё раз со мной и Хрустом проехаться в город и обсуждением с четой Ванш их дальнейших действий. Старики, хоть и на глазах омолаживающиеся, решили не спешить с возвращением по двум причинам. Вначале им ещё следовало както снять с себя наплечные нательные доспехи, и потом они хотели помочь жителям замка не только со становлением на новом месте, но и с рассылкой известий в разные стороны. Было решено, что о важнейших изменениях в политической структуре Дна, про когуяров, серпансов, новые способы добычи груанов, начало краха колонизации должны узнать все каторжане. Как и про самое удивительное: женщин Светозарных и факт их возможности иметь детей прямо здесь. Тогда мгновенно появится стимул сотрудничать, дружить, защищать каждого представителя своей цивилизации и вместе возноситься в мир Набатной Любви уже с совершенно иными помыслами.

Эту задачу по распространению новостей и решили на себя взвалить Ванши. Тем более что делать пешие переходы не придётся, боевые серпансы несравненно удобнее в преодолении дальних пространств. Да и когуяры могли бы помочь в этом деле, став теми самыми посланниками мира и носителями благостной вести. Приоритеты в среде сумрачных воинов поменять несложно: отныне почёт будет не тому, кто лучше убивает людей, а тому, кто дальше всех побывает от города, разведав новые территории и отыскав самые дальние от Иярты поселения. К тому же следовало и на близлежащие уровни передать уникальные новости. Если это случится в самые ближайшие рудни, процесс деколонизации ускорится невероятно.

И к концу скоротечного обеда на мою душу снизошло успокоение:

«Прекрасно! Что в мире Набатной Любви, что на данных Просторах Вожделенной Охоты – и без меня со всем прекрасно справятся. Если бы не тайна Планетария, мог бы уходить немедленно. А так придётся ещё раз поддержать авторитет нового харизматичного лидера когуяров и попутно удовлетворить собственное любопытство. Потому что воевать больше не с кем… Надеюсь!..»

И мы отправились в Иярту. В принципе компания не изменилась: я, Хруст, мои три красавицы супружницы, чета Ванш да три Светозарные дамы, уже бывавшие с нами в храмовом комплексе. Про Второго и упоминать не стоило, чтобы он не задерживал нас тихим ходом, я его закрепил в виде багажа на спине своего Росинанта. Оказалось, что и такая транспортировка возможна. К тому же мне нужно было малое привидение для осуществления задумки по освобождению его коллег. Может, получится только Росинанта использовать, но окончательно решу уже на месте.

Двигались быстро, но с Багнеяром, едущим на отдельном серпансе, успели обозначить отдельные вехи его обращений и выступлений. Опять он должен будет оставаться на площади, а когда мы с шаманами отправимся к Планетарию для его вскрытия, начать вести самую оголтелую пропаганду того, что передано было мне с инструкциями Дланью. А точнее говоря – передано от лица всей империи Альтру.

Чтобы молодой лидер когуяров не сбился с мысли, да и для зачитывания некоторых пунктов из книжицы, возле него оставались Анна и Селидор. Они собирались призвать под свои знамёна добровольцевпосыльных, которым предстояло разнести хорошие новости как можно дальше по Дну.

Напоследок мы посовещались и для усиления сил остающимся на площади решили добавить троицу наших Светозарных женщин. Хотел было и подруг оставить, но те даже заикнуться на эту тему не дали.

А на площади, а потом и в храмовом комплексе повторилось всё то же самое, что и вчера. Нас ждали всё те же представители и ветераны. Затем появились всё те же кардиналы с толпой шаманов и проводили нас к Планетарию. И там точно так же были убраны первые запоры на створках.

Однако к тому моменту я внёс два изменения в ход событий. А именно: спешившись с Росинанта, я потянул за собой и парализованного Второго. При этом держал его за чип левой рукой и постоянно подпитывал собственной энергией. «Управленец» держался отлично и готов был в случае чего давать мне любую информацию и оказывать посильную помощь. Правда, оставаясь привязанным к левой руке постоянным контактом.

Но и мой лихой скакун, избавившись от наездника и багажа, не остался на месте. Ему я приказал медленно, не особо привлекая к себе внимание, двигаться в сторону того самого устройства, которое, забирая энергию, парализовало Чамби со всей его сборной командой коллег. Диковинный агрегат, стоящий под открытым навесом, я рассмотрел сразу же, ибо подсказки Длани по этой теме были более чем подробны. Так что мой боевой серпанс нёс на себе огромный эрги’с, замаскированный под груан и уложенный в пояс вместе с десятком «чужих» ракушек. Как только мой посланец в нужное время войдёт в рабочий резервуар устройства, мой эрги’с взорвётся, высвобождая ещё и энергию соседствующих с ним груанов. Поэтому в любом случае ловушка либо будет разнесена в клочья, либо перегорит от переизбытка полученной энергии.

Время для взрыва я установил в полчаса. Посчитал, что этого мне вполне хватит для попытки пробраться внутрь, дальнейшего осмотра строенияартефакта и для определения его значимости.

А потом можно сделать и завершающий удар по теократам. Оживившиеся малые серпансы их живо пленят, а сопротивляющихся кардиналов закатают в рулончик.

Единственное, в чём я сомневался: наступит ли момент истины, когда я вставлю в приёмную щель свою карточку, или как его тут называют – крииль. В противном случае придётся начинать боевые действия, не сходя с места. И не только по той причине, что я опасался врагов, а по той, что боялся упустить самого важного среди них, владельца точно такой же карточкиартефакта. Почемуто я себе вбил в голову, что обладать именно парой криилей – архиважно. Да и логика подсказывала: подобные объекты вскрываются только таким вот способом.

Даже глаза от полученного морального удовольствия я прикрыл, когда наступил момент истины, и вторые запоры стали утапливаться в подвальные глубины. Затем и створки приоткрылись, но на смехотворно малое расстояние, сантиметров на сорок, если не меньше. Солидный мужчина, а уж тем более с пивным животиком, внутрь и не пропихнётся. А кардинал, оставив свою карточку в щели, уже сделал шаг к узкому входу и вежливо так пригласил:

– Тебе, Меченый, только осталось пройти на внутренний остров!

Хотя сам глазами так и косил в пространство между створок, намереваясь там чтото рассмотреть. Что удивительно, но и моё зрение не справлялось с густой темнотой, которая плотным саваном скрывала внутренности Планетария. Заинтригованный, я уже было шагнул вперёд, да рука, плотно держащая крииль за край, остановила на месте. Тут я и раскусил задуманное коварство: неужели хотят меня артефакта лишить?!

«Вигвам! – удержал я собственную ярость в мыслях. – С собой заберу!»

Но только выдвинул из приёмной щели, как створки стали смыкаться. Вставил – вновь разъехались. Попробовал повторить действия – те же результаты. Вот хитрющие кардиналы! Что, сволочи, удумали?!

Но ведь они не сообразили, что, когда у меня перед глазами образец, то я всё в отличие от храмовников прекрасно вижу. Я и Длань подобным образом обманывал, проследив, какая энергия и каким образом переправляется в неизвестность. Потом взамен подсунул фантомное изображение груана, да ещё и насыщенное силой, и впоследствии имел что пожелается.

А здесь аналогично поступить нельзя?

Присмотрелся, ещё с десяток раз повторил движения «сунулвынул» и… ничего сложного не увидел. Ещё пара минут и несколько потраченных напрасно эрги’сов, которые я старался вставлять в щель, прикрывая её собственным корпусом от посторонних взглядов, и вот он, результат! Пятый или шестой мягун так и завис в приёмной щели, створки вновь раскрылись пусть и на узкое, но вполне для меня проходимое расстояние. А карточку я демонстративно спрятал опять во внутренний карман моего лёгкого камзола.

И лёгкой походкой двинулся ко входу. Дальше был цирк местного значения. Ято уже хорошо научился понимать по мимике Хруста многообразные эмоции сумрачных тигров, так что прекрасно разобрался в кривляньях храмовника, обладателя крииля: презрение, недоверие, шок, алчность, восторг, недоумение, паника, страх, бешенство, ужас, растерянность и фатализм бесноватого стоика. В последнем, конечно, я уверен не был, но в любом случае еле удержался от смеха. Потому что убедился в действиях кардинала. Вначале он верил, что у меня ничего не получится с непонятными играми «засунулвынул», затем он впал в ступор, оттого что я отошёл и карточку забрал с собой. Естественно, что после этого он решил, что надо створки закрыть, ведь предварительный план пошёл для него наперекосяк. И он стал выдёргивать свою карточку из щели опознавательного сканера. Да не тутто было! Карточка не только не поддавалась, а окуталась защитным свечением, не давая острым когтям когуяра к себе даже притронуться. Естественно, что после короткой паники наступил страх, переходящий не совсем логично в лютую злобу, ну и напоследок моему врагу ничего не оставалось делать, как ждать моих исследовательских действий.

А я, с уверенностью, что меня внутри закрыть не сумеют при всем желании, стал протискиваться внутрь Планетария. Что характерно, Второй не смог пройти по привычке, частично пронзая твердые предметы, в данном случае толстенные створки, своей невидимой плотью. Ему пришлось становиться на ребро и буквально протискиваться за мной следом. Такое впечатление, что я даже ему помогал, с усилием протягивая за собой. Будь расщелина чуть уже, мешокпривидение никак не пролез бы.

За мной легко впорхнули все три супружницы, держа на изготовку свои метатели, а уже за ними – всего лишь два кардинала и несколько, точнее говоря, пять особей из числа свидетелей моего триумфа, то есть из отряда уважаемых представителей Иярты. И уже там, расположившись на овальной площадке двенадцати метров в длину, мы все замерли и стали осматриваться. К тамошней темноте надо было привыкать, да и не темнота это оказалась, а некое совершенно иное по составу и характеру освещение. Не знаю, как остальные, но ято сразу почувствовал, как мои органы зрения интенсивно перестраиваются.

От площадки, где мы находились, и в самом деле к центру гигантского шара вела узкая тропинка, а точнее говоря, бетонный мостик. Упирался он в подобие возвышающегося и сужающегося кверху шпиля, обломки подобного я видел в раскрытой чаше первого исследованного мною храма. Только здесь всё было более массивное, добротное и целёхонькое. Сам шпиль возвышался на три метра и завершался площадкой диаметром метра в полтора. Похоже, основная его часть, вокруг которой обвивались выдолбленные в корпусе ступеньки, опускалась вниз, скрываясь чуть ниже уровня мостика в странной, маслянистой жидкости. Состав никоим образом не напоминал воду, и даже случайно упасть туда мне не хотелось почемуто.

В верхней сфере ничего не было. Что вызвало неуместные мысли:

«Что я там ожидал увидеть? Трапеции для акробатов? Или свисающие вниз качели? Так это далеко не цирк на воде, и мэтр Леонид Найдёнов не выкатится изза кулис, веселя публику своими шутками…»

Вспомнив заразительный смех своего лучшего друга и беззаветного боевого товарища, я непроизвольно улыбнулся… И тут же услышал скрипучий от ненависти голос кардинала:

– Чему радуешься, Меченый? Тебе ещё надо подняться на центр островка и вернуться обратно.

– А с какой стати ты мне указываешь, что делать?! – развернулся я к нему всем корпусом, с угрозой во всей позе, да ещё и так разминая пальцы, словно готов был задушить любого противника. – Мне и тут хорошо! Чего мне туда тащиться?

До сих пор удивляюсь умению когуяров пожимать плечами, но и этот сделал такое же движение:

– Не знаю… – при этом кардинал явно испугался, смирился с поражением, окончательно утратил внешне всю агрессивность, словно выпустил из себя воздух и стал меньше ростом. Только и забормотал заученно, на одной воле к сопротивлению, словно первоклассник на уроке: – В легенде сказано чётко: «…Меченый обязан пройти в центр острова, чтобы разобраться с системами координации. Затем отыскать путь в свой мир и только после этого принимать решение «О Первом Шаге». Иначе возможны ошибки в идентификации пространственного смещения…»

Ха! А ведь хорошо тигрище молитвулегенду заучил! Все бы так умели! Даже интонацией идеально выделил слова с большой буквы, чем и мне, несомненно, помог лучше разобраться, что у нас здесь и к чему.

Тут же мне припомнились размышления у разрушенной чаши первого храма. Мне ещё тогда показалось, что исчезающие особи просто ступают с граней обломков центрального шпиля и переносятся в неведомые дали. А здесь так вообще однозначная подсказка в самом тексте инструкции. То есть человек, обладающий даром видеть значки, по какойто определённой системе на ступеньках или шпиле может определить положение Дна в многомерном, с бесчисленными мирами пространстве.

К подобным знатокам я себя не причислял никоим образом. Но быть здесь и не рассмотреть ступени со значками?! Или не осмотреть край верхней площадки? Да я бы себе такого разгильдяйства никогда не простил! А вдруг там и в самом деле переходы? Да ещё и в такие места, которые мне знакомы? Или в которые я в любом случае шагну с удовольствием?

А значит, следовало и в самом деле прогуляться по мостику. Только о безопасности подумать не помешает. Паранойей я вроде не страдаю, да и рухнули все планы теократов меня сюда заманить, закрыть и отправить к ядрёной бабушке. Ещё и карточки лишить хотели! Редиски!.. Но всё равно стоило бы прикинуть, что они могут внутри Планетария учудить?

Что я и стал делать, начав с опроса чипавсезнайки. Но уже после пары вопросов я понял, что Второй мне тут не помощник. Объект он никак не идентифицировал, к системам здешнего надзора и контроля присоединиться не мог, так что ничего толкового подсказать не мог. Как и просчитать не был в состоянии линии поведения приунывших, замерших в молчании кардиналов.

Пришлось додумывать самому:

«Больше у них ничего против меня нет… Ну да! Только и могут, что держаться за букву легенды. Или что учудят? А что могут? Броситься ко мне и попытаться столкнуть в воду? Так я их порву эрги’сами на клочья, пусть только дёрнутся в мою сторону! К тому же попрошу моих Светозарных красоток присмотреть за храмовниками и подержать их на прицеле своих метателей. Только чтобы их самих не столкнули… И на линии огня друг у друга чтобы не стояли… Правильно, расставлю всех вот так…»

И принялся командовать:

– Малышки! Встаньте вот тут у стены и присматривайте за этими наряженными под клоунов кардиналами. Если что они начнут творить не так, валите их без всякой жалости! А вы, господа, встаньте пожалуйста, вот сюда, к перилам, чтобы не мешать никому, в случае чего… Вот и отлично! А я пройдусь и гляну, что там на островке творится…

Никто и звука не проронил в знак недовольства или несогласия.

Ну, я и пошёл, прикидывая на ходу, что до разрушения устройства, которое блокирует малых серпансов, осталось от силы шестьсемь минут. Мостик крепкий, основательный, вроде как железобетонный. Да и топать по нему недалеко. А уже метров с пяти от шпиля я с восторгом умудрился рассмотреть неясные пока ещё закорючки на ступеньках! Присмотрелся лучше, не переставая шагать и не выпуская из правой руки чип Второго…

Есть! Есть такие символы на этих гранях! А потом ещё и по краям площадки рассмотрел вожделенные изображения, символизирующие иные миры. Площадка оказалась не круглой, а с гранями, каждая длиной сантиметров двадцать пять. Да плюс на ступеньках символы… Не на каждой, а примерно с высоты моего плеча и выше… Точное количество сразу не поддавалось подсчёту… Понятно, что не Священный Курган с его обилием… ну так изначально действующих тут Планетариев было четыре! А благодаря подаренной мне гипной памяти да усиленных Лобным Камнем умений я мог видеть, считать и сравнивать увиденное. Тем более что рассматривать значки было весьма удобно, поднимаешься вверх и прекрасно видишь торцы ступенек, расположенные витком выше. А там и грани площадки – хоть ощупывай, хоть реставрируй.

Что меня мгновенно поразило, так это наличие новых, никогда ранее мною не виданных значков! Их было примерно три четверти от общего числа… Но уже сам факт их наличия подтолкнул к формированию определённой мысли:

«Может, я всётаки сюда не случайно попал?.. Неужели здесь имелся некий аналог Священного Кургана, но только ведущий в совершенно иные пространства?..»

И только после этого я осознал второй, важнейший аспект увиденного: каждый символ перехода в иной мир не был обведен кружком и имел рядышком полукруг с тремя секторами. А это значило, что отсюда можно уйти только туда! Пусть и в три разных места.

Нонсенс? Ибо кто это отсюда будет шагать туда, не имея возможности вернуться и шагнуть ещё раз? А значит, я ещё не все тайны знаю про контрфорсы. Потому что даже уже пройденные мною действовали поразному. Например, тот полукруг, куда мы прошли с Леонидом и оказались на безлюдном островке в верховьях реки Лияны, нас доставил в одно место с интервалом в две минуты. А вот когда мы из Пантеона попали в мир Набатной Любви – интервал был всего лишь в минуту, и нас расшвыряло с Шаайлой и Леонидом по разным весям. Следовательно, и в данном случае нельзя всё утверждать однозначно… Следует долго и много экспериментировать…

Было бы только когда! И главное – где!

Тем более что в следующий момент я увидел на грани верхней площадки знакомый до боли, родной символ нашей Земли! И замер в волнении на короткое время, ощупывая его пальцами левой руки.

Родной мир!.. Рядышком!.. Есть возможность подняться по оставшимся ступенькам и шагнуть домой…

Только сразу вернул в чувство контрфорс. Куда он меня забросит?

А потом и логика возвратилась: мне ведь вначале надо вернуться в мир Трёх Щитов! Причём сразу желательно в Борнавские долины, в Пантеон возле них! К чему мне делать такой дальний и длительный путь: вначале на Землю, а потом чуть ли не через всю империю Поморов? Вот если бы три кружочка, символ Земли, были ещё в одном, то был бы шанс сразу вернуться обратно. Заглянул бы к себе, вдохнул воздух отчизны – и обратно… Но увы! Чётвертого кружка не было, вернуться не получится…

На странно почерневшую, словно выжженную площадку я всётаки поднялся, так и ведя за собой Второго за чип. И даже примерился к нужной грани, представляя, как бы я сейчас шагнул домой…

Из мечтаний меня грубо вырвал визгливый голос одного из кардиналов, про кучку которых я совершенно запамятовал:

– Меченый! Что ты там отыскал настолько интересного, о чём можно было бы нам поведать?

Ну да, онито ничего не видели! И мои действия им были непонятны. Но не буду же я отчитываться какомуто пройдохе! Много чести. Потому и отмахнулся:

– Не твоего ума дело! – на что получил угрожающее:

– Ну тогда избавь нас от своего присутствия!

Тотчас чтото хрустнуло, заскрипело, и конец бетонного моста, ведущий на остров, стал стремительно подниматься к своду! Одновременно с этим все кардиналы запустили с рук по шаровой молнии в сторону Ксаны и Всяны, а Снажу попытались атаковать сразу два когуяра из числа городских наблюдателей! Оказывается, они заранее были на стороне теократов, делали вид, что за нас, но готовясь к последнему, самому коварному удару.

И не будь будущие мамочки Светозарными, не получи они добавочные умения и лучшее на Дне оружие как супруги Иггельда, атака врага могла бы окончиться для них печально. А так молнии обогнули защитные мантии женщин и полетели дальше, взрываясь безобидными сполохами на боковой стене свода. А оба предателя оказались отброшены в стороны, налетев при этом на своих подельников и помешав им запустить по второй молнии. И уже вовсю щёлкали убийственные полоски стали, сорвавшиеся с направляющих метателей. Оставшиеся три представителя знати просто рухнули на пол, сжавшись там в комочки, а потому нисколько не пострадали. А вот кардиналы и два их пособника не просто заработали по одному, а то и два ножа в грудины, но ещё и получили несколько массивных ударов метателями и ногами моих супружниц. Будь они обычными женщинами, пинки у них не получились бы настолько эффектными и результативными, но невероятные силы обладательниц полного комплекта груанов и тут сказались. Сразу два кардинала проломили своими телами перила ограждений и без особого всплеска рухнули в маслянистую жидкость. Следом за ними туда же свалился и один из предателей. Причём никто из упавших даже вскрикнуть не успел, хотя явно оставались ещё живы. У всех, кто видел падения, сложилось такое впечатление, словно странная жидкость моментально всосала в себя когуяров. Раз! И нет никого! Даже круги в стороны не расходятся! Жуть вселенская! Не иначе!..

Но мне оказалось не до вздрагиваний и мурашек по телу, как и не до осознания ужаса подобной смерти! Мне в тот момент грозила ещё более непонятная смерть! Причём почувствовал я её раньше, чем смог рассмотреть: сверху на меня навалилась волна невероятного жара, от которого стали хрустеть волосы на голове. И ведь меня ещё защищала вуаль Светозарного!

Когда я поднял глаза и присмотрелся, то увидел опускающийся на меня сгусток тускло отсвечивающей красным окалины. А может, и не окалины, может, какая иная субстанция ко мне приближалась, но сути это не меняло. Я сразу сообразил, почему поверхность площадки чёрная, словно прожаренная! Здесь никто, видимо, не имел права долго задерживаться! А может, и кардиналы, ныне уже покойные, всётаки сумели задействовать незаметный для нас рычаг или кнопку…

Спрятаться на острие шпиля было негде.

Прикрыться – тем более! И так моя мантия доживала последние секунды.

И все обстоятельства меня толкали только к одному: к немедленному переходу в один из миров! Рассуждать или раздумывать, куда отправляться, не пришло бы в голову даже безумцу! А я так тем более знал, за какой гранью находится мой мир!

Поэтому, уже шагая домой , успел крикнуть в сторону площадки с боевыми подругами, интимными супругами и матерями моих будущих детей:

– Передайте Леониду, что я жду его в Борнавских долинах! И к вам я ещё вернусь!..

Короткий всплеск темноты.

Разливающаяся по голове боль от ожога. И вялое сопротивление в руке, которая всё так же сжимала чип малого, управленческого серпанса…

И тут же леденящая стужа, вышибающая слёзы из всё ещё закрытых глаз…

Ну, и конечно, мысль, радующая не столько смыслом подуманного, как самим своим существованием. Ведь если я мыслю, значит, существую:

«Куда это я попал?!..»

Эпилог

Глаза я открыл, уже поднимая обе ладони, чтобы смахнуть с головы всё ещё тлеющие волосы. И тотчас осознал, почему мне так холодно в нижней части тела: я больше чем по пояс стоял в гигантском сугробе!

Думалка в мозгу совсем не отказала, потому что я нежданно для некоторых органов чувств просто нырнул всё той же обожжённой головой в сугроб.

Чтото зашипело. Мысли стали замедляться. Движение крови в ногах – тоже.

Зато боль ожога – исчезла. И заработал инстинкт самосохранения. Если я ещё с минуту таким образом буду остужать вскипевшие мозги, так и замёрзну в скрюченной позе залётного эмбриона.

Уже вынимая голову из сугроба, я лихорадочно оценивал дико несуразную, но в чёмто смутно знакомую картину. Согнувшиеся под тяжестью снега чёрные деревья, какойто несуразный забор из красного кирпича, почти погребённая в белом плену беседка и наглухо закрытая ставнями, двухэтажная, довольно симпатичная вилла. Крыша здания тоже поражала невероятной шапкой снега и свисающими с карнизов сосульками.

Память быстро убрала с картинки снег, сосульки, добавила зелени в нужных местах, и сведённые судорогой губы прошептали с недоумением:

– Эпическая гайка… в еловой жизни! Никак… Черкассы?!

Ну да! Не столько они, как их дальний пригород! То самое поместье некоего Казимира, куда я попал с окровавленным топором в руках, когда бежал от людоедов из крепости Дефосс. Тогда я тоже оказался именно в этой точке переноса… Но тогда было лето, конец августа, благодатная пора…

А сейчас? Понятно, что разгар зимы! Но месяц какой!

Я принялся лихорадочно подсчитывать дни, проведённые в приключениях, и понял, что я не был дома месяца четыре. А то и больше. И сейчас примерно канун Нового года…

И… И куда, как мне теперь двигаться?

На коченеющих ногах я выбрался из сугробов, возле самой виллы отыскал кусок открытого тротуара, где снега было чуть выше щиколоток, и стал подпрыгивать, отряхивая с себя наледь и интенсивно согреваясь. Даже остановившийся рядом со мной малый серпанс не вызвал ничего, кроме раздражения:

– Тебето греться не надо! А вот мне требуется срочно тепло! И чтото подсказывает, что в дачном посёлке нынче никто гостей не ждёт…

Как ни странно, но именно это создание иного разума подсказало мне, как надо действовать в собственном мире. Оно просто прошло сквозь стену, скрываясь внутри здания. А я чем хуже?! И с какой стати давно заматеревшая совесть не позволит мне воспользоваться жилищем без разрешения хозяев? Ха! Да мне за целый замокдворецкрепость стоимость аренды снизили! Может быть… А уж тут!.. Тьфу! Плюнуть и забыть!

И я со спокойной душой отправился вскрывать входную дверь виллы. Уж если со Дна выбрался, то в родном славянском мире точно не пропаду!

Конец седьмой книги

notes

1

В мире, где происходит действие романа, время измеряется в следующих величинах: кар – один час; сутки – двадцать каров; рудня – неделя, пять суток; восемь рудней – лутень, или месяц по земным понятиям; десять лутеней – год.

2

Клайдены, зуавы, барессы – виконты, графы, маркизы.

3

Поцарники – принцы.

4

В мирах Набатной Любви и Трёх Щитов дни и месяцы отсчитываются одинаково: год состоит из десяти лутеней (месяцев); каждый лутень имеет восемь рудней (недель); ну и каждая рудня – пять дней. В сутках – двадцать часов.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg