Майя Каатрин Бонхофф Дудочка крысолова
Для Беккета Ходжа это был самый обычный день, то есть из ряда вон выходящий, ибо экстраординарные случайности, странные люди и нелепые ситуации липли к нему столь же легко и охотно, как белая кошачья шерсть к парадным черным брюкам.
Беккет (для жены и друзей попросту Бек) являл собою типичного ученого, как его представляют обыватели: высоколобый, рассеянный, небрежно одетый профессор компьютерных наук с мягким голосом и манерами, страдающий забывчивостью по причине непрестанно протекающих в его мозгу головоломных математических вычислений. Он не употреблял спиртного, не сквернословил, регулярно забывал о собственном дне рождения, а чтобы вовремя поздравить жену с днем ангела, прибегал к хитроумной электронной магии. Как лектор он снискал огромную популярность и был славен также в качестве автора многочисленных увесистых томов, посвященных загадкам искусственного интеллекта, нанотехнологии и экзогенного программирования; каждый из этих бестселлеров был написан своеобразным стилем, который жена его, Марианна, именовала не иначе как крутой технояз.
Но в глубине души Беккет Ходж ощущал себя великим прозаиком. Да-да, он был непоколебимо уверен, что рожден искусным рассказчиком, хотя еще ни один читатель не прочел ни единого словечка из его произведений! Так что научные и академические достижения были для него не более чем источником безбедного существования, и этой привычной деятельностью он занимался так же непринужденно, как дышал, ел, спал и отправлял иные естественные потребности.
Знаменитый профессор мечтал лишь о том, чтобы просвещенная публика приняла его литературные труды столь же восторженно, как и все прочие плоды его деятельности, и однако на пороге тридцати шести лет он находился ничуть не ближе к желанной цели, чем в тот день, когда открыл первый текстовый файл, не имеющий ни малейшего отношения к биокомпьютерам, нейронным сетям и самоохраняющимся системам безопасности, снабженным искусственным интеллектом.
Он был изрядно обескуражен полным отсутствием интереса со стороны собственного научного редактора, коему вручил свой последний и лучший роман.
– Ты сочиняешь, как программист, — меланхолически заметил Теренс Лэнс, осилив беккетовский опус, а поскольку автор явно не увидел в данном обстоятельстве ничего плохого, добавил: — Лучше пиши о том, что ты действительно знаешь, Бек.
Последний, однако, пропустил ценный комментарий мимо ушей: в конце концов, бедняга Лэнс всю жизнь редактировал учебники, а не изящную словесность! А посему, воспользовавшись академическими кредитами, профессор решительно отгрузил драгоценный роман по сетевым адресам нескольких известных издательств — и по прошествии полугода все еще дожидался ответного стука в свою персональную электронную дверь.
Так или иначе, но перед очередной лекцией он постарался избавиться от посторонних мыслей и привел в относительный порядок необходимые заметки и конспекты, написанные от руки на плотных желтоватых листах казенной бумаги. Беку нравилось прикасаться к бумажным листам, ощущая их слабый запах: для ума, привыкшего иметь дело с абстрактными идеями, это был надежный, успокоительный штрих реальности. Его чаровали сложные запахи книжных магазинов пополам с ароматом свежей типографской краски, и воображение рисовало новенькие печатные страницы собственного романа.
Встряхнув головой, профессор вновь вернулся к реальности и приступил к чтению лекции по динамическому программированию эмоционально-чувствительных развлекательно-игровых систем. Аудитория была набита до отказа; слушатели стояли в проходах, толпились у стен, втискивались в любой закуток, кое-как вмещающий человеческое тело. Бек прекрасно знал, что коллеги-преподаватели не прочь посудачить о его бешеной популярности, задавая друг другу сакраментальный вопрос: является ли причиной этакой славы тематика его лекций, или же студенты просто сбегаются поглазеть на чудака, похожего на персонажей Диснея.
После лекций его ожидали неотложные деловые встречи: одна с деканом факультета жизненно важных наук, вторая с Советом директоров крупной финансовой корпорации, третья с полковником Трейнором, представлявшим правительство. Декан нуждался в дополнительном курсе лекций по нанопрограммированию, финансисты — в новой патентованной системе безопасности для Первого Континентального Банка, правительство — в дальнейшем усилении и укреплении снабженной искусственным интеллектом самопроверяющейся и самозащищающейся Сторожевой системы, которую профессор сотворил в прошлом году по Спецзаказу Министерства обороны.
У Беккета не было ни малейшего желания обучать нанотехнологии Сверхплановую ораву студентов, о чем он заявил без обиняков. Во время беседы с посланцами Первого Континентального он никак не мог сосредоточиться, обдумывая первые строки нового романа, и принял предложение лишь потому, что Марианна, как он смутно догадывался, сочла бы своего супруга умалишенным, вздумай он отказаться. К сожалению, эта дополнительная работа наверняка помешает литературной деятельности… Торопливо выпроводив банкиров (правда, со всей возможной учтивостью), Бек тут же уселся за компьютер и за полчаса успел накропать пару страниц, прежде чем прибыл специальный армейский эскорт, которому надлежало доставить профессора к полковнику Трейнору.
Беккет не слишком любил работать на правительство. Точнее говоря, совсем не любил. Это была на редкость параноидальная кучка людей, и ему всегда было чрезвычайно трудно проникнуться их образом мыслей. А все потому, что он ужасно наивный, как любит повторять Марианна… Вспомнив эти слова, Бек мечтательно улыбнулся: только его жена умела говорить подобные вещи так, что они звучали подлинным комплиментом!
По его мнению, государственые мужи служили наглядным примером живого парадокса: дозрев наконец до решения никогда не использовать по назначению смертоносный ядерный арсенал, они принялись засекречивать его гораздо истовей, чем в прежние времена. Все равно как если бы человек, купивший ружье для защиты родного дома и семьи, вдруг осознал, что никак не может спустить курок, и тут же принялся бы прятать и перепрятывать уже ненужное, но по-прежнему опасное оружие в разнообразные, все более хитроумные тайники, снабженные для верности коварными ловушками.
Сама идея выглядела донельзя абсурдной, и хотя, выполнив правительственный контракт, Беккет должен был стать богаче на несколько миллионов, он с гораздо большим удовольствием посоветовал бы правительству попросту избавиться от ружья или, на худой конец, аккуратно разрядить его и закинуть подальше патроны.
Вместо этого они заказали ему высокотехнологичный сейф, то бишь интеллектуальную сторожевую систему, а теперь желали снабдить ее еще более коварными ловушками.
Свидание с полковником Трейнором протекало в столь теплой и дружественной атмосфере, что Беккет уже почти не чаял вырваться на свободу. Набравшись смелости, он приказал шоферу отвезти себя прямо домой, поскольку изнывал от желания очутиться наконец в своем кабинете: мобильный блок памяти, на котором было записано начало первой главы, казалось, готов был прожечь дыру в его новеньком портфеле!
Марианна оказалась уже дома.
– Удалось выбраться пораньше, — сказала она, вручая мужу стакан апельсинового сока. — Деловой ланч с Лизой Хэррис! Черт бы побрал эту женщину, у меня от нее сплошная головная боль. Вобразила, что она — пуп Земли. Тебе пришел ответ от издателя.
– Что-что?
Беку понадобилось целых пять секунд, чтобы догадаться, о чем идет речь. Невзирая на десятилетнюю практику сортировки разнородной рассеянной информации, которую его жена имела обыкновение вкладывать в свои монологи, он так и не научился делать этого быстро.
– Я говорю, что просмотрела электронную почту. — Она повысила голос, поскольку Бек уже бежал к своему кабинету, расплескивая по пути апельсиновый сок. — Какой-то барон из какого-то Сетона!
Барон оказался Лоренсом Бурбоном, а издательство — Сефтон-Хаузом. Послание гласило: «Через неделю я буду по делам издательства в Бостоне, и мне хотелось бы встретиться с Вами, чтобы обсудить Ваш роман. Я обнаружил там множество интересных идей, и думаю, мы могли бы поработать над ним вместе. Что Вы скажете о ланче в «Шератоне» в будущий вторник? Если это предложение Вас устраивает, будьте добры послать мне весточку». Далее следовал сетевой адрес, а в качестве приложения — стереоскопический фотопортрет немолодого улыбающегося мужчины с живыми темными глазами, аккуратной бородкой и роскошной шевелюрой, тронутой сединой.
Рухнув в кресло перед компьютером, Бек молниеносно вошел в Интернет. «Буду счастлив побеседовать с Вами! — трясущимися пальцами отстучал он на клавиатуре. — Может быть, встретимся в час дня? До полудня у меня лекции». К этому посланию он присовокупил собственный фотоснимок, дабы великолепный Лоренс Бурбон смог опознать его без труда.
Ответ пришел почти сразу, пока Бек, машинально прихлебывая остатки апельсинового сока, все еще читал и перечитывал первое послание. «Час дня — прекрасное время. С нетерпением жду встречи», — сообщил Бурбон.
– Дорогой, ты весь дрожишь, — промурлыкала ему в ухо Марианна. — Кажется, когда-то ты реагировал подобным образом и на меня? Профессор не был настолько рассеянным, чтобы не уловить намека.
– А почему бы нам не выбраться в город? Пообедаем в хорошем ресторане, прогуляемся…
Марианна бросила взгляд на руки мужа, машинально поглаживающие клавиатуру.
– Мы сделаем так. Быстренько перекусим у Джованни и сразу вернемся домой. У тебя будет целых три часа для работы над первой главой, но ровно в одиннадцать ты должен быть в постели!
С этими словами она удалилась, предоставив Беку возможность заархивировать драгоценную переписку с издателем и просмотреть остальную почту. Проводив жену глазами, он не мог не отметить (как и всегда!) ее гибкую, истинно кошачью грацию и в очередной раз изумился, как же это ему удалось завоевать такую удивительную женщину.
Остаток недели профессор, с замиранием сердца предвкушавший заветное свидание, посвятил на редкость плодотворной деятельности. Е свободное от лекций и семинаров время он ухитрился проделать большую часть работы по модификации пентагоновской штучки, то бишь пресловутой сторожевой системы, внес в ее программное обеспечение ряд тонких нюансов, а заодно заложил солидный фундамент проекта под кодовым названием «Банковский сейф». И каждую минуту, какую удавалось урвать от этих важных дел, он уделял доработке своего романа.
Руби, деловая партнерша Марианны, сочла последнее занятие мартышкиным трудом.
– Зачем все это, если твоей книгой уже заинтересовались?
– Издатель может; потребовать определенных изменений, — объяснил Бек.
– Но ты ведь не знаешь, каких!
Замечание это настолько его расхолодило, что всю субботу и воскресенье профессор занимался только программированием. Если не считать, конечно, двухчасовой прогулки на велосипедах с Марианной (уступка ее настоятельному требованию поддерживать физическую форму) да двух-трех коротких абзацев нового рассказа, коему, несомненно предстояло быть похороненным в той же архивной директории, где упокоились предыдущие.
Отель «Шератон» блистал вызывающей роскошью. Его гигантский центральный холл был весь в огромных зеркалах, бронзовых завитках, бежевой коже и персиковом бархате, и даже растения в кадках при ближайшем рассмотрении оказались искусными декоративными конструкциям! из той же бронзы, натуральных шелков и искусственного жемчуга.
Бек был впечатлен. Его даже слегка затошнило от волнения. Прежде он полагал, что львиная доля доходов от издательского бизнеса достается тем, кто пишет и публикует бесконечные семейные саги, душещипательные любовные романы и зубодробительные боевики, а также те кто владеет правами на их экранизацию. Сам факт, что издатель фантастики поселился среди этакого великолепия, навел его на глубокие размышления. Ни один из знакомых ему редакторов учебной литературы мог позволить себе ничего подобного.
Лоренс Бурбон оказался довольно рослым, выше самого Бека, и был одет в светлый щегольской костюм с ослепительно-белой рубашкой красным шелковым галстуком. И хотя наряд придавал ему образ лощеного сноба, лицо издателя выглядело открытым и приветливым, а в темных глазах мерцали искорки юмора. Беккет проникся к нему симпатией с первого взгляда, и надежды его воспряли… особенно когда он увидел в центре круглого столика, где их дожидался вычурный кофейный сервиз, распечатанную на отличной бумаге копию своего романа.
– Итак, доктор Ходж! — жизнерадостно воскликнул издатель, лишь только они уселись друг против друга.
– О! Прошу вас, зовите меня Беккетом или Беком… Как вам будет угодно.
– Хорошо, пусть будет Беккет, — согласился Бурбон, предупредительно наливая ему кофе. — Итак, Беккет! Я искренне рад, что наша встреча состоялась, поскольку… — Он отставил кофейник и со значением возложил обе ладони на плотную стопку печатных страниц. — Мне чрезвычайно приятно сообщить вам, что это действительно КНИГА!
Бек почувствовал, что неудержимо краснеет.
– Мне чрезвычайно приятно это слышать, — пробормотал он, — сказать по правде, я удивлен, что вы обеспокоились распечатать рукопись, ведь столько бумаги… В конце концов, любой киберчтец…
– Имейте в виду, Беккет, что ложная скромность не к лицу истинному писателю, — шутливо пророкотал Бурбон. — Это хорошая книга. Основательная. Интригующая. Весьма интересные характеры. В особенности Мартин, ваш маг-программист. По всему видно, что вы знаток программирования… Это, знаете ли, придает роману достоверность!
Бек смущенно кашлянул.
– Мой научный редактор твердит, что я и пишу, как программист… Он посоветовал мне вернуться к учебникам, ибо для беллетристики необходимо богатое воображение.
Бурбон недоверчиво покачал головой.
– Я могу объяснить подобный совет лишь тем, что ваш научный редактор боится потерять вас как автора. Этот роман написан человеком с живейшим воображением, и в то же время вы превосходно используете свои научные знания. Словом, я восхищен, иначе бы меня здесь не было… Надеюсь, я не утомил вас своей болтовней? Простите, если так, но издатель должен знать своих писателей!
«Своих писателей?!» Беккета внезапно охватило абсурдное желание Расплыться до ушей, и он поддался ему, спрятав глуповатую ухмылку в кофейной чашке.
– Что касается вашего контракта, — продолжил было Бурбон, но остановился и озабоченно взглянул на часы. — Через четверть часа у меня назначена очень важная встреча… Вы не могли бы зайти вечером? Часов в семь или восемь?
Бек был согласен на все и уже открыл рот, чтобы заявить об этом как вдруг сообразил, что не сможет предупредить Марианну.
– Гм… А нельзя ли перенести на завтра? Дело в том, что моя жена… В общем, у нас есть одно правило… Мы никогда не изменяем свои личные планы, не посоветовавшись друг с другом. И тем более в последнюю минуту!
Бурбон воздел брови.
– Здесь есть телефон, не так ли?
– Увы, Марианна отправилась в поход по магазинам. Думаю, было бы нечестно не предупредить ее, ведь у нее могли быть, то есть были.. э-э-э… совсем другие планы для нас на этот вечер.
Он густо залился краской, от души надеясь, что Бурбон не потребует уточнений.
– Ваша жена отчаянная собственница? — с какой-то странной интонацией произнес его собеседник; Беку почудилось, что это было утверждение, ставшее вопросом лишь в самый последний момент.
– Да нет, ничего подобного!.. То есть, да. Я имею в виду, мы оба такие. Видите ли, у каждого из нас столько дел, мы так мало видим друг друга… Словом, мы очень дорожим каждой минутой, которую можем провести вместе, и потому… — Он окончательно смешался и смолк.
Бурбон одарил его широкой дружеской улыбкой.
– Понимаю. Завтра так завтра! Еще кофе?
Профессор облегченно вздохнул. Они наскоро обговорили кое-какие изменения, которые следовало бы внести в роман, и Бек покинул «Шератон» на гребне адреналиновой волны, намереваясь завтра же представить СВОЕМУ ИЗДАТЕЛЮ переработанный вариант первой главы.
Приказав Дому проиграть всю фонотеку Вивальди, он с жаром приступил к правке и занимался этим, как ему показалось, лишь несколько минут, когда появилась Марианна.
– Что ты здесь делаешь, хотела бы я знать? — нахмурив брови, поинтересовалась она. — Разве у тебя сегодня больше нет занятий?
Бек глазел на нее целых две секунды, прежде чем до него дошло, что жена абсолютно права.
– Боже мой, я совершенно…
– Выпал из времени, — закончила за него Марианна. Засмеявшись она подошла к мужу и чмокнула его в лоб. — О, дорогой, я подозреваю, что ты уже на полпути к раскрытию жгучей тайны хронопутешествий!
– Кто мне скажет, что тут происходит? — вопросил за его спиной знакомый женский голос.
– Привет, Руби, — рассеянно пробормотал Бек, лихорадочно соображая, то ли мчаться во весь опор в университет, то ли позвонить и соврать, что немного простудился (кха-кха!), прилег отдохнуть… и совершенно выпал из времени.
Руби Вилсон демонстративно сложила руки на внушительной груди и обвиняющим тоном изрекла:
– Почему ты дома?
– Сохрани файл, — велел он компьютеру и обернулся к гостье. — А что, у вас назначено тайное свидание? Женщины обменялись взглядами.
– Само собой, — сказала Руби. — Разве ты не знаешь, что мы самые знаменитые ведьмы местного ковена? И как раз собирались в глубочайшей тайне принести ритуальную жертву на заднем дворе?
– Нет-нет, — покачала головой Марианна, — ты забыла, что сегодня вторник. По вторникам у нас всегда прием новых членов, а потом, разумеется…
– Оргия! — торжествующе вскричала Руби. — И как я могла позабыть?!
– Ты так и будешь здесь сидеть? — Марианна тоже сложила руки на груди, демонстративно поглядывая то на мужа, то на антикварные часы красного дерева, украшающие стену над камином. — По-моему, тебе следует немедленно отправиться в университет.
Профессор с тоскливым вожделением поглядел на компьютер, но чувство долга оказалось сильнее. Он еще раз записал драгоценный файл, выключил машину, вынул мобильный блок памяти, сунул его в карман и поспешил к своему автомобилю.
Женщины вышли на веранду и молча наблюдали за ним, а когда Бек тронулся с места, дружно помахали. «Точь-в-точь заговорщицы», — подумал он и сам удивился, с чего бы подобная мысль могла прийти ему в голову. Он удивился еще раз, когда сообразил, что и словечком не обмолвился о своем успехе с книгой. И наконец, Бек несказанно изумился, когда осознал, что ему совсем не хочется говорить об этом Марианне.
Он успел на последний семинар, а после него отправил на электронную доску объявлений извинение за пропущенные занятия. Когда Бек вернулся домой, Руби уже не было, а Марианна, завернутая в махровую простыню и с мокрыми волосами, сидела на веранде с большим стаканом апельсинового сока, в то время как домашняя аудиосистема проигрывала ей запись шорохов тропического леса.
– А теперь рассказывай, — сказала она после того, как Бек запечатлел супружеский поцелуй на ее влажном лбу. — Как прошла твоя встреча с этим типом?
Профессор поколебался, но секрет более не желал оставаться секретом.
– О, это было нечто… нечто… Нет, ты представляешь, ему действительно понравился мой роман! Просто с ума сойти. Конечно, он предложил кое-что поправить в первой главе…
– Ты подписал контракт?
– Пока еще нет, но…
– Бек, ты не обязан ничего изменять, покуда не увидишь сумму прописью.
Он воззрился на нее с изумлением.
– Но, Марианна, ему нужна эта книга! Он только хочет узнать, смогу ли я самостоятельно выправить первую главу. Она задумчиво кивнула.
– Повтори еще раз, как называется издательство. Я сказала Руби, что Сетон, а она говорит, что это, должно быть, Сефтон. Но ведь это не Сефтон?
Что-то стояло за этим вопросом, понял он, поскольку жена с преувеличенным вниманием разглядывала свой стакан.
– Это действительно Сефтон. В чем дело?
– Ты слышал что-нибудь об их последней книге?
– Не припомню. А что?
– «Голос ревущего огня», автор Ибрагим Икс.
Бек отрицательно покачал головой.
Марианна внезапно ухватила его за волосы и чувствительно дернула.
– Иногда, мой возлюбленный супруг, ты чересчур туп для этой жизни! Ибрагим Икс — крупный международный террорист, и тебе это должно быть прекрасно известно, если ты когда-нибудь читаешь те самые электронные новости, на которые мы регулярно подписываемся! Его книга — самый настоящий учебник терроризма, приукрашенный философией, оправдывающей массовые убийства. Конечно, пресса подняла большой шум, был громкий скандал в Конгрессе, но все это только увеличило доходы издательства и автора…
Тут она замолчала, пристально глядя на мужа. Немного подождав Бек спросил:
– И что?
– Так значит, ты собираешься иметь дело с подобными типами? Бек замялся.
– Видишь ли, Сефтон — большой издательский дом, и какое отношение имеет отдел художественной литературы…
– Заткнись.
– Марианна?..
– Заткнись! Заткнись!
Вскочив, она убежала в дом, и через полминуты музыка леса оборвалась.
За обедом он попробовал разрядить обстановку.
– Выслушай меня, дорогая, и попытайся понять… Я вполне разделяю твое негодование, честное слово, но в чем же я виноват? Я хочу опубликовать фантастический роман, только и всего, и мистер Икс с его аморальной книгой тут совершенно ни при чем. Я, может быть, лучший эксперт по искусственному интеллекту, но как беллетрист абсолютно неизвестен, а с помощью Бурбона ситуация может в корне измениться. Нет, ты только подумай, у меня наконец-то выйдет настоящая книга… Да я мечтал об этом добрый десяток лет!
– А как насчет моральных принципов, Беккет? Твоих личных принципов?
Он молча пожал плечами. Марианна встала из-за стола и отправилась навестить Руби. Бек доел в одиночку и отправился шлифовать первую главу. Но даже это всепоглощающее занятие не развеяло горечи от ссоры, и в итоге — главный герой, выражающий его Персональную Точку Зрения, к концу главы приобрел заметный запасец цинизма.
Марианна вернулась к полуночи, как бы в насмешку над тем «обязательным правилом», которое ее муж вынужден был разъяснять Лоренсу Бурбону. Бек давно лежал в постели, но не мог заснуть. Скользнув в темноте под одеяло, она повернулась к нему спиной, и Бек сочувствовал себя обделенным.
Когда он проснулся, Марианна дремала в его объятиях. Она сама приготовила ему завтрак, что всегда служило молчаливым извинением, однако террорист Ибрагим по-прежнему не выходил у нее из головы.
– Послушай-ка, ведь твой издатель вполне может знать, кто этот Икс и где он скрывается.
– Сомневаюсь… Откуда?
– Но кто-то же должен был переслать рукопись? Куда-то переводились деньги? И даже если через третьих, пятых или десятых лиц, все равно кому-нибудь что-нибудь всегда известно, разве не так?
– Гм… Возможно.
– Но ведь Ибрагим международный преступник!
– Ох, Марианна… Ты помнишь Салмана Рушди? Куче народу было известно, где он скрывается, но его враги так ничего и не узнали до самого падения режима.
– Но ты можешь узнать.
– Что-что? — возмутился Бек. — Ты предлагаешь мне заняться шпионажем? Я программист, а не секретный агент! К тому же я не пишу детективы, и поэтому мне не придется иметь дело с редактором, который работал над книгой Ибрагима Икса.
– А ты уверен?
Профессор не был вполне уверен, но высказался утвердительно. В конце концов, вряд ли редактор фантастической литературы мог взяться за публицистику политического толка! Бек уже собрался уходить, когда его озарило.
– Послушай, а может быть, это просто фальшивка? Нашли литературного «негра», тот состряпал книгу на базе реальной информации, затем подписали ее именем известного террориста…
– Но это же мошенничество. Не хочешь ли ты сказать, что намерен сотрудничать с мошенниками?
Он удалился, не ответив на вопрос.
В тот день у профессора были только утренние лекции, и он смог уделить почти три часа коммерческому проекту. С последним не все было гладко: банкиры из Первого Континентального пожелали установить у себя кое-какие ловушки, уже задействованные в системе Министерства, а по соображениям национальной безопасности он никак не мог использовать те же коды или даже близкие к ним. Словом, задача выливалась в создание новых подходов к решению старых проблем, что само по себе было довольно интересно, но, как выяснилось, весьма утомительно, потому что приходилось постоянно одергивать себя, дабы не зашагать ненароком по проторенной дорожке.
В три пятнадцать пополудни он был уже в «Шератоне», у дверей бурбоновского номера, имея при себе полностью переработанный вариант первой главы. Бурбон читал его в полном молчании, в то время как профессор с бокалом коктейля в руке потел и обмирал, как школьница на первом балу.
Покончив с последней страницей, издатель поднял голову и улыбнулся.
– Превосходно, Беккет! Превосходно! В особенности мне понравилось то, что вы сотворили с вашим Мартином Джеймсом… Грубоватые, но какие сочные штрихи!.. Да, мы будем с вами работать, — помолчав, провозгласил он и торжественно пожал руку своего свежеиспеченного автора. — А теперь о контракте… Я запрошу Сефтон, и они вышлют все документы на мой компьютер. Вы можете спокойно посмотреть их дома и оценить наши условия. Никакой спешки! Мне, так или иначе, придется задержаться в Бостоне еще на несколько дней.
Бек послушно кивнул.
– А… условия?
– Что ж, принимая во внимание ваши научные публикации и все прочее… Я уполномочен предложить вам аванс в двадцать тысяч. Бек снова кивнул, как китайский болванчик.
– Двадцать тысяч… (Разрази меня гром!) Это замечательно. Но я хотел бы, э-э-э… (Ах, МАРИАННА!) кое-что узнать. Ведь это Сефтон-Хауз издал «Голос ревущего огня», не так ли?
Бурбон удивленно приподнял бровь.
– Да, это так.
– Скажите, не вы ли, случайно, работали с этой книгой?
– Гм! А почему вы спрашивате?
– Видите ли, моя жена… Ей ужасно интересно, как у вас ведутся дела в подобных случаях, то есть, я имею в виду, с такими авторами, как… — Он выдавил неискреннюю улыбку. — Полагаю, она мечтает о том, чтобы я принялся за шпионский роман.
Бурбон чопорно поджал губы.
– Боюсь вас огорчить, Беккет, но я всего лишь скромный редактор и издатель научной фантастики. Это не моя епархия… Книгой мистера Икса занимался отдел публицистической литературы, но я могу вас заверить, что попала она в Сефтон отнюдь не с черного хода.
– А у вас есть черный ход?
– Не поймите буквально. Допивайте коктейль, Беккет, а я сейчас же свяжусь с издательством. Бек взглянул на часы.
– А сколько придется ждать? Видите ли, моя жена…
– Понимаю. Всего несколько минут, не более.
Пока они дожидались ответа, Бурбон смешал для Бека еще один коктейль.
– Знаете, Беккет, я все время питал надежду, что нам удастся немного поговорить о программировании. Я сейчас работаю над небольшим проектом для нашего издательства — искусственный интеллект и все такое… — Он смущенно улыбнулся. — Конечно, я только куратор, и мне придется привлечь опытного программиста, но хотелось бы вложить и кое-что свое.
Профессор живо встрепенулся.
– Да что вы говорите! В самом деле? А какая система? Охрана, контроль, безопасность?
– И то, и другое, и третье, всего понемножку. Боюсь, вы и представить не можете, Беккет, сколь серьезные проблемы возникают в нашем бизнесе. Особенно в таких издательствах, как Сефтон, с его блестящей Плеядой всемирно известных авторов.
– Как, например, Ибрагим Икс? — пробормотал профессор, уткнувшись в свой фужер.
– Да, и не только. Возьмем, к примеру, Кенига… Я уже сбился со счета, сколько раз хакеры вламывались в нашу локальную сеть, чтобы скопировать его очередной роман, и книга появлялась в Интернете задолго до того, как мы успевали отпечатать тираж. Это колоссальные убытки, Беккет, просто колоссальные! Бедняга Кениг начал было посылать нам свои романы от имени жены и с ее электронного адреса, но и это не помогло.
– Гм! Очень похоже на то, что без своих тут не обошлось… Вы полностью уверены в ваших сотрудниках, Лоренс? Бурбон поморщился.
– Наверное, вы правы, Беккет. Нет, я не могу сказать, что доверяю каждому работнику издательства. Увы. И я как раз надеялся, что вы сможете дать какой-нибудь полезный совет… — Он снова улыбнулся, но вид у него был удрученный.
А Бек, напротив, вспыхнул от удовольствия.
– Ну разумеется, Лоренс! Я с радостью помогу вам.
– Тогда завтра вечером? Устроим поздний обед! '.
– М-м-м… А насколько поздний?
– Часов в девять?
– Не могу обещать… Не знаю, удастся ли мне так быстро урегулировать свои планы, но я постараюсь.
Впервые в жизни Бек ощутил легкое раздражение при мысли о Марианне. Разве не унизительно выглядеть таким… Подкаблучником? Его охватило абсурдное желание гордо выпятить грудь и громогласно заявить, что непременно придет, невзирая на любые обстоятельства, и он открыл было рот… но ничего не сказал.
Покинув «Шератон», Бек обнаружил, что на улице уже горят фонари. Выходит, пока он общался с Лоренсом Бурбоном, на город каким-то непостижимым образом пали сумерки. Профессор удивился, но не очень, поскольку мысли его были заняты иным: он был вне себя от счастья и жаждал разделить его с Марианной.
Подъехав к дому, он увидел, что ее пикап на месте, но в окнах нет света. Так-так… Наверняка отправилась к Руби! Должно быть, жалуется, что муж не явился к обеду и даже не предупредил об опоздании!
На кухне витали аппетитные запахи, и у Бека сразу потекли слюнки; голод и раздражение успешно сражались в его душе с чувством вины. Отыскав в холодильнике сэндвич, он отправился в кабинет, чтобы в ожидании жены еще немного поработать над заказом Первого Континентального. Он поставил на место блок памяти, надел виртуальный шлем и перчатки — и решительно погрузился в трехмерный мир программы.
Та оказалась в гораздо худшем состоянии, чем он воображал, и Беку пришлось приступить к методичному наведению порядка. Он увлеченно трудился над кодовым замком для одного из самых конфиденциальных массивов данных, когда вспышка яркого света резко ударила ему в глаза, а голова его внезапно стала слишком легкой.
– Беккет Ходж! Что ты тут делаешь, дьявол тебя раздери?!
Поморгав, он увидел жену в огромной бесформенной футболке; волосы Марианны были всклокочены, а в руках она держала его собственный виртуальный шлем.
– Я… Я просто ждал, когда ты придешь.
– Зачем? Чтобы предложить мне прогулку под луной?
– Но я…
– Тебе наплевать на то, что я волнуюсь! Сперва я решила, что тебя похитили инопланетяне или шпионы. Потом — что это сделало правительство. И наконец, я додумалась до самого страшного… Что ты валяешься где-нибудь в кювете на пару с разбитым автомобилем! ГДЕ ТЫ БЫЛ?!
– Я встречался с Лоренсом Бурбоном, и тебе это известно. Он вручил мне контракт, который я должен подписать.
– И ты занимался этим до часу ночи?
Профессору показалось, что он внезапно очутился в безвоздушном пространстве.
– Час ночи? Не может быть… Это же невозможно!
– У тебя есть часы. Взгляни на них.
Бек носил часы, когда не забывал их надеть. Оттянув манжету, он продемонстрировал Марианне пустое запястье.
– Мир битком набит часами, Беккет! В твоем автомобиле есть часы. И в твоем компьютере. И пейджер показывает время. Здесь, над камином, тоже висят часы, хотя их стрелки, конечно, чертовски трудно разглядеть, когда у тебя на голове шлем. Не хочешь ли ты сказать, что ни разу не взглянул на часы?
– Вот именно. Ни разу, — пробормотал Бек, пытаясь понять, куда же подевалось время. Как могло случиться, что он вошел в «Шератон» в 3.15 пополудни, а вышел оттуда… тут он прикинул, что проработал на Первый Континентальный примерно два часа… да-да, вышел оттуда никак не ранее 10.30 вечера!
Жена презрительно швырнула ему шлем.
– Я иду спать. Теперь, когда я знаю, что ты не умер и не похищен, в высшей степени наплевать, чем ты тут занимаешься.
– Марианна!..
– Ты мог позвонить, — бросила она через плечо.
– Дорогая, мне очень жаль…
– Ты мог оставить сообщение на моем пейджере, — сказала она и хлопнула дверью.
В доме воцарилась мертвая тишина. Ошеломленный профессор продолжал сидеть перед компьютером.
К утру он окончательно продумал план действий по умиротворению разгневанной супруги. К счастью, это была суббота. Он позвонил в пекарню чуть свет и заказал ее любимые сдобные булочки. Он заварил для нее крепчайший арабский кофе и смиренно подал в постель. Он презентовал ей великолепный букет роз, которые собственноручно срезал с пышного куста, ветви которого неосмотрительно перевесились через садовый забор соседа-селекционера.
Марианна оценила его старания. Она была смущена, польщена и восхищена. И когда Руби напомнила ей об очередном походе по антикварным магазинам, Марианна предпочла уединенный уик-энд с супругом в тихом курортном местечке неподалеку от города. Счастливый! Бек совершенно позабыл про Пентагон, Первый Континентальный и Лоренса Бурбона с его контрактом. Однако издатель не преминул напомнить о себе.
Вернувшись к своему компьютеру на исходе воскресенья, Бек обнаружил три послания от Бурбона, и во всех трех говорилось одно и то же: «Надеюсь, у Вас все в порядке? Во вторник я должен быть в Нью-Йорке. Боюсь, что днем в понедельник я занят. Если Вы по-прежнему заинтересованы в договоре с издательством, мы можем встретиться в понедельник вечером. В восемь часов в моем отеле. Не забудьте принести контракт! Надеюсь, Вы сможете немного задержаться, чтобы побеседовать о программировании. Передайте мои глубочайшие извинения Вашей супруге!»
Бек оценил варианты и пришел к выводу, что возможен лишь один: пойти к Бурбону и благополучно завершить дело, Марианне же придется понять его и смириться.
Но она не желала ни понимать ситуацию, ни мириться с ней.
– Его извинения? Да плевать я на них хотела! Почему бы твоему Бурбону не пригласить за компанию и меня? Разве он не жаждет познакомиться с твоей очаровательной супругой? Что ты ему про меня наплел?
– Ничего. Просто он намерен слегка попользоваться моими мозг: ми на предмет программирования. А ты, моя дорогая, всегда находи сей предмет невыносимо скучным.
– Не столько скучным, сколько таинственным. По-моему, это все равно, что взывать к древним богам! Сплошное мумбо-юмбо, худу-вуду, сезам, откройся и так далее, и тому подобное.
– Любопытное мнение. Но в любом случае тебе будет неинтересно.
– Ты уверен? И почему ты, собственно, позволяешь использовать себя подобным образом?
– Что значит — использовать? Марианна, этот человек хочет выпустить мою книгу! И даже собирается заплатить мне за это удовольствие! У них в издательстве возникли проблемы с защитой информации, только и всего… Какой-то хакер повадился красть у них романы и переправлять в Интернет.
– Ха-ха! И ты, конечно, так растрогался, что готов дать им бесплатный совет?
– Мы не настолько нуждаемся в деньгах, — сухо заметил профессор.
– А ты спросил у него про Ибрагима?
– Представь себе, спросил! Лоренс Бурбон никогда не имел дела с мистером Иксом.
– И все же его издательство выпустило эту книгу! Бек встал с дивана и пробормотал:
– Я, пожалуй, немного поработаю.
– Так-так! Прячешь голову в песок? Это глупо, Беккет. Действительно глупо. Руби говорит…
– Мне осточертело слушать, что говорит Руби! — рявкнул профессор.
– Не кричи. Я все поняла.
Она тоже вскочила и последовала за ним в кабинет, чего прежде никогда не делала во время их редких стычек; с другой стороны, раньше Бек никогда не ругался.
– Раньше ты никогда не ругался, — обвинила она его. — Что с тобой стряслось? И почему такая ненависть к Руби? Бек шлепнулся в компьютерное кресло.
– Я не знаю, что со мной стряслось! Я устал. Я весь издерган. Я почти на грани публикации…
– Ну если одной лишь перспективы публикации достаточно, чтобы ты стал слабонервной истеричкой… Тогда я совсем не уверена, хочу ли я, чтобы тебя опубликовали!
Профессор злобно взглянул на жену. Первый раз в жизни он чувствовал искреннюю злобу, и его лицевым мышцам с непривычки было как-то неуютно.
– Может, именно в этом, Марианна?! Может быть, ты просто не хочешь, чтобы мою книгу опубликовали — по причинам, которые известны лишь тебе самой!!!
Она молча повернулась и вышла. Бек немедля отправил Бурбону электронные заверения в том, что непременно придет, и погрузился в правительственные файлы. Спать он отправился чересчур поздно (или слишком рано, это как посмотреть) и улегся на краешке постели так осторожно, словно устраивался над пропастью.
Когда он проснулся, Марианна уже ушла; как выяснилось, она встала до звонка и отключила систему. Дьявольщина, что за дешевый детский трюк! Бек изрядно опоздал на первую лекцию и горел решимостью поквитаться с женой. После полудня он вдобавок обнаружил, что оставил дома компьютерную память. Это было очень странно. Он мог поклясться чем угодно, что сунул ее в портфель, как делал каждый день на протяжении последних пяти лет, и однако, переворошив все его содержимое, нашел лишь новенький экземпляр сочинения Ибрагима Икса…. Проклятие, опять ее работа! Пылая праведным гневом, профессор сел в машину и поехал домой.
Перед крыльцом стоял автомобиль Руби, и Бека передернуло. Раньше ему нравилась компаньонка жены, однако теперь она ужасно напоминала ему холеного бульдога в костюме от Кристиана Диора. Он живо представил себе эту картинку и чуть не расхохотался, входя в дом через кухонную дверь. Женщин не оказалось поблизости, но были слышны их голоса, обсуждающие, насколько он мог понять, стиль обоев для гостиной в доме Фейнманов. Проскользнув в кабинет, он нашел блок памяти там, где жена его оставила, то есть в цветочном горшке (символика была настолько очевидной, что профессор досадливо поморщился, разочарованный подобной прямолинейностью). Сунув блок в карман, он поспешил назад на кухню и…
Женщины были уже там.
Страстно обнявшись, они пожирали друг друга влюбленными глазами.
Профессор остолбенел.
Заметив мужа, Марианна слегка оттолкнула Руби, но та лишь крепче прижала ее к себе. Кровь в жилах Бека немедленно обратилась в чистый нитроглицерин. О, нет, попытался он уверить себя, такого просто не может быть… Ему ли не знать собственной жены? Никогда, НИКОГДА Марианна не проявляла столь неестественных наклонностей…
– Привет, Бек, — сказала Руби, насмешливо блеснув глазами. — Вот уж не ожидала!
– Ой, мамочки, — пискнула Марианна и прикрыла рот ладошкой, что было совершенно не в ее стиле. Она могла бы сказать «вот дерьмо» или «ну и вляпались», но только не «ой, мамочки»… Что же эта мерзавка Руби сотворила с его женой?!
– Чем вы тут… — начал он и запнулся.
Руби пожала плечами и, бросив взгляд на Марианну, широко улыбнулась.
– Ну что ж, милочка, нас застукали.
Марианна смущенно захихикала.
– Мне очень жаль, Бек, честное слово!
Внезапно картинка застыла, и на миниатюрном дисплее, загоревшемся в мозгу профессора, появились строки:
ПОВРЕЖДЕН СИСТЕМНЫЙ ФАЙЛ РЕАЛЬНОСТИ
ПЕРЕЗАГРУЗИТЬ ВСЕЛЕННУЮ, ДА/НЕТ?
Потом зазвучал настойчивый ритмический писк, и Бек догадался, что это микроволновка… Кто ее включил? И зачем?
Марианна шевельнулась и раскрыла рот.
– Сейчас семь часов утра, — объявила она. — Семь часов утра. Кофе заварен. Жду дальнейших указаний.
Вдруг вся сцена, затуманившись, растворилась в смутном хаосе красок, и профессор обнаружил, что через стеклянную дверь балкона в лицо ему бьет яркий солнечный свет.
– Кофе заварен, — повторил Дом. — Жду дальнейших указаний. Бек рывком сел в постели и очумело потряс головой. Кошмар продолжал клубиться в его мозгу.
– Где Марианна? — воззвал он хриплым голосом.
– Ее нет, — ответил Дом.
И это означало, что его жена невероятно сердита.
Беккет Ходж решил было послать покаянную весточку на пейджер супруги, но передумал. Он принял холодный душ, оделся, невкусно позавтракал и отправился 'в университет. В перерыве после второй лекции профессору чуть не стало дурно, когда он обнаружил, что забыл дома компьютерный блок памяти.
Ну уж нет, домой он не поедет! Связавшись с Домом из своего рабочего кабинета, Бек велел ему скачать из домашнего компьютера все необходимые файлы и переслать их на его персональный университетский терминал. Немного поколебавшись, он все-таки спросил:
– Где Марианна?
– Марианна дома, — ответил Дом.
На сей раз пауза длилась так долго, что искусственный интеллект осведомился:
– Чем могу быть полезен?
– М-м-м… Она одна?
– Нет. Здесь Руби Вилсон.
Профессор бросил трубку и помчался к своей машине.
Пикап Марианны стоял посреди въездной аллейки; его багажное отделение было доверху набито коврами и образчиками драпировок. Бек вылез из машины и на цыпочках прокрался через сад к кухонной двери. Та отворилась совершенно бесшумно. — НЕ ВЕРЮ! — строго внушил он себе и вошел.
Обе женщины сидели на кухне, каждая с большой кружкой кофе в руке, и разглядывали сложный узор на плоском дисплее демонстратора. Услышав шаги, они синхронно подняли головы, и Марианна нахмурилась.
– Что случилось, Бек?
– Случилось?.. И ты еще спрашиваешь! — взорвался он, патетически всплеснув руками. — Вы вдвоем… наедине… посреди бела дня… в моем собственном доме!
Женщины обменялись взглядами.
– И что с того? — сказала Руби. — Что тут удивительного?
– Ничего. И впрямь ничего, как я погляжу. Ведь вы всегда вместе, разве не так? Боже мой, и как я мог не заметить?!
– Не заметить чего? — спросила Марианна.
– Что вы любовницы!!!
Обе уставились на него, разинув рты. Потом Руби закинула голову и оглушительно расхохоталась. Когда к ней присоединилась Марианна, Бек повернулся и покинул дом тем же путем, каким пришел.
Он приехал в «Шератон» задолго до назначенного часа и, чтобы убить время, прямиком направился в бар. Приступив к поглощению спиртного примерно в шесть вечера, профессор заказывал уже пятый коктейль, когда его обнаружил Лоренс Бурбон. С ним был еще один человек — высокий, тощий брюнет с удивительно темным загаром и маслянистыми волосами; издатель представил его как Зефа Даррена, директора художественно-оформительского отдела Сефтон-Хауза.
В номере Бурбона их ожидал изысканный обед, во время которого Даррен усердно занимал внимание гостя проблемами книжных обложек, однако по его окончании сразу же, извинившись, отошел к компьютеру, дабы обменяться с кем-то некими важными электронными посланиями.
Беккет достал из портфеля подписанные им документы и вручил Бурбону.
– Какие-нибудь вопросы? — осведомился тот.
Бек, блаженствуя на софе с чашечкой кофе, отрицательно помотал головой. Он чувствовал себя удивительно спокойным и расслабленным невзирая на все потрясения дня и воистину рекордное количество спиртного в организме.
– Кажется, это вы хотели меня о чем-то спросить, — добродушно заметил он.
– Действительно! — Бурбон улыбнулся и подсел к нему на софу. — Этот кибернетический воришка… Могу ли я устроить для него какие-нибудь электронные ловушки или, скажем, установить в нашей сети кодовые замки?
Профессор кивнул и зевнул одновременно.
– Ну разумеется, Лоренс… Хотя я не уверен, что сумею объяснить вам подобные вещи на пальцах.
– Пусть это вас не беспокоит, Беккет, ведь я и сам отчасти хакер… — Бурбон смущенно ухмыльнулся. — Конечно, я обыкновенный любитель, но все-таки надеюсь, что смогу вас понять. Вы не станете возражать, если я запишу нашу беседу? В случае чего, кто-нибудь из издательских программистов поможет мне разобраться.
Бек не возражал. Издатель, в глазах которого внезапно замерцал хищный хакерский огонек, достал из нагрудного кармана рекордер и вставил в него миниатюрный оптический диск.
– Вы даже не представляете, Беккет, как я ценю вашу любезность!
С этого момента между ними возникло то, что принято называть полным взаимопониманием. Бурбон задавал вопрос за вопросом, а Бек с радостной готовностью отвечал на них. По сути проблема была несложной, однако Ларри (профессор внезапно почувствовал, что просто не может называть своего сердечного друга иначе!) от волнения и восторга буквально ерзал на софе. Бек не мог последовать примеру издателя; какой бы ни был его душевный энтузиазм, тело, казалось, не желало повиноваться ему.
Зеф Даррен, по-видимому, не испытывал никакого интереса к их заумной болтовне. Закончив свои дела с электронной почтой, он сразу же надел виртуальный шлем и перчатки и увлеченно предался какой-то аркадной игре. Профессор усмехнулся, подумав о том, что большинство людей (в том числе Марианна) используют компьютеры лишь для развлечения. Он устроился поудобнее и продолжал говорить, говорить и говорить.
Беккет покинул «Шератон» после полуночи, чувствуя себя усталым, но необычайно взбудораженным. В кармане у него лежал контракт, где черным по белому было написано, что его роман должен быть выпущен в течение года с момента подписания вышеуказанного документа обеими договаривающимися сторонами. Спускаясь на лифте в центральный холл, Бек попытался проиграть в памяти момент своего триумфа, но не смог; от всего, что произошло в номере Бурбона, у него остались лишь неясные, спутанные обрывки впечатлений.
И все же он хорошо помнил, что несколько раз за вечер чуть было не уснул (сперва за столом, потом на софе), невзирая на бесчисленные чашечки кофе и бокалы дайкири, которыми старался взбодриться… Нервное истощение. А виновата в этом исключительно Марианна, по милости которой он лишился нормального сна!
Зато сегодня ночью он будет спать как младенец… или уже завтра? Проходя через пустынный холл, Бек взглянул на часы: двадцать две минуты первого. И кругом ни души. Нет даже дежурного портье за стойкой. Он вздрогнул, когда гигантские зеркально-бронзовые двери бесшумно распахнулись перед ним, пожал плечами и вышел на улицу.
Шаги его вдруг зазвучали удивительно звонко, словно на каблуках ботинок были набиты металлические подковки. Остановившись, профессор посмотрел вниз и увидел угольно-черный материал, напоминающий стекло и исчерченный бесчисленными параллельными бороздками. Он поднял голову и огляделся: ни домов, ни фонарей, ни автомобилей — ничего! Плоская глянцевитая поверхность справа и слева закруглялась широкой плавной дугой; за исключением громады «Шератона», высившейся за спиной Бека, весь Бостон сгинул без следа.
Профессор мог бы, конечно, в панике броситься назад в отель, но любопытство оказалось сильнее. Поколебавшись, Бек двинулся поперек концентрических борозд — туда, где виднелось красное пятно и торчащий из него серебристый штырь. Пока он шагал, его не оставляла мысль об отсутствии явных источников света. Даже тускло-черное небо не оживляла ни одна звезда, и тем не менее Бек отчетливо видел ярко-красный круг с мягко сияющим в его центре шпинделем. Остановившись на черно-красной границе (носки ботинок — на красном, каблуки — на черном), он присел, упершись кулаками в колени, и внимательно вгляделся: там были буквы, из них сложились слова, слова сформировали фразу: ПАРАД ПЛАНЕТ, СОЧИНЕНИЕ ХОЛЬСТА.
Профессор выпрямился и посмотрел направо и налево. Все было предельно ясно. Он стоял на колоссальном звуковом носителе, и не на каком-нибудь магнитном или оптическом диске, а на старой доброй граммофонной пластинке, отпрессованной из архаичного винила. Повернув назад, он зашагал к ее внешнему краю и увидел наконец искомый источник освещения: это была высокая, мягко мерцающая стена, окружавшая диск со всех сторон. В этот момент пластинка под его ногами дрогнула и начала медленно вращаться… Бек позволил ей унести себя от знакомого отеля.
Он пришел к неизбежному выводу, что спит, и испытал приступ жгучего стыда при мысли о том, что где бы ни витал его разум, бессознательное тело Беккета Ходжа по-прежнему пребывает в номере Лоренса Бурбона. Еле слышная музыка стала немного громче; прислушавшись, он понял, что играют «Марс», и стал подпевать, слегка фальшивя и не в той тональности. Безликая светящаяся стена плавно плыла мимо него, и профессор задумался, каким же образом он ощущает движение при полном отсутствии ориентиров.
И тут же заметил первый: впереди, на высоте около двадцати футов, из глухой стены выдавался большой золотистый обруч, мерцающий тем же внутренним светом. Пластинка продолжала нести его вперед, и Бек отчетливо видел, как обращенное к нему кольцо затягивается легким туманом, и тот, все больше сгущаясь и клубясь, постепенно опускается вниз. Символика сна, на его взгляд, была совершенно очевидной: кольцо, разумеется, представляло собой только что подписанный им контракт, туман же — все то, что мешало ему достигнуть сей желанной цели.
Перед самым кольцом движение замедлилось, и рядом с ним на стене появилась проволочная корзина с баскетбольными мячами. Бек начал было анализировать и это явление, но махнул рукой и, поддавшись игровому инстинкту, выудил мяч и отчаянно запустил в кольцо, будучи в полной уверенности, что непременно промажет. Но это был сон, и бросок оказался великолепным… эх, если бы он умел выделывать подобные штучки, когда учился в колледже!
Профессор расхохотался и снова протянул руку за мячом, но корзины уже не было. Раздался мелодичный хрустальный звон, словно кто-то сдвинул два бокала; клубящийся туман быстро втянулся назад и рассеялся без следа, а сияющее кольцо погасло. Пластинка опять набрала скорость, и вскоре Бек увидел второе кольцо, а на стене точно такую же корзинку с мячами. На сей раз ему пришлось совершить бросок на ходу, поскольку скорость не изменилась, — и снова мяч с невообразимой точностью влетел в самый центр кольца!
После шестого или седьмого раза профессор решил, что не станет больше играть. Ему это надоело, да и пластинка крутилась уже слишком быстро, чтобы рассчитывать на удачу. На подходе к очередному кольцу он взял мяч из корзины и принялся лениво постукивать им о бороздчатую поверхность. Музыканты играли «Уран». Когда Бек проехал невидимую черту, откуда обычно кидал мяч, пластинка опять притормозила, но он отвернулся и бросил взгляд в сторону красной этикетки: блестящего Шпинделя почему-то больше не было видно.
Уловив краем глаза неясное движение, он обернулся и похолодел: зловещий туман опускался прямо на него… Не удушающий, не ядовитый, а именно зловещий — и даже злонамеренный, хотя Бек не смог бы объяснить, откуда ему это известно. Он бросил мяч в тот миг, когда жуткие испарения уже коснулись его лица, абсолютно уверенный в том, что через секунду они выпили бы его душу.
Туман рассеялся моментально, но Бек больше не желал рисковать в следующее кольцо послал мяч издалека. И снова не промахнулся, что было чрезвычайно удивительно, поскольку спорт для него всегда оказывался истинным мучением. Когда девятый мяч под переливы струнного арпеджио уверенно влетел в девятое кольцо, мир вокруг Беккета Ходя опять изменился.
Пластинка остановилась, а в стене напротив него появилась открытая дверь. Он еще раз огляделся. Играли «Плутон», и эта мелодия, в отличие от предыдущих, навевала тревожные чувства. Но выбора не было и Бек шагнул через порог; в тот же миг все, что осталось у него за ной, кануло в кромешную тьму.
Он стоял в коридоре, в дальнем конце которого неясно просматривалась лестница. Кажется, по Зигмунду Фрейду, восхождение по ступенькам символизирует половой акт?.. Профессор издал невольный смешок, сообразив, что его игры с мячами и кольцами можно интерпретировать аналогичным образом. Да уж, воистину тайный язык сновидений всяк может трактовать по-своему.
В этот миг на полу перед ним вспыхнул простой, но постоянно меняющийся узор, составленный из белых и голубых квадратов. Беку сразу вспомнилась бабушкина кухня (вот только кафель на ее полу не менял свой цвет, подчиняясь последовательностям случайных чисел): малышом он страшно любил скакать по бело-голубым плиткам, выдумывая разнообразные варианты бессмертной игры в «классики».
Потом ему пришел на ум эпизод из любимого в детстве фантастического романа, где Доброму Доктору пришлось выбирать правильный путь по замощенной квадратными плитами площади, поскольку часть этих квадратов скрывала под собой хитроумные лазерные ловушки… Кажется, герой решил задачу с помощью числа «пи»? Он видел перед собой девять рядов плиток. 3,14159… Нет, для рядов эти цифры не годятся, но могут подойти для колонок.
Когда в первом ряду третья плитка слева засияла молочным светом, Бек подошел поближе и стал ждать. Он наступил на нее, когда она вспыхнула белым еще раз, и был вознагражден за это мелодичным хрустальным звоном. Отчаянно замигав, весь первый ряд перестал меняться а после засветился ровным светом. Взглянув под ноги, Бек увидел, что ботинки его едва-едва умещаются в квадрате.
– Ладно, — сказал он вслух. — Так и быть, сыграю в вашу глупую игру.
Он стал ждать, когда во втором ряду загорится первая плитка слева, но та вспыхнула ультрамарином, и профессор пропустил ход. Прошла почти целая минута, когда плитка снова зажглась; шагнув на нее, Бек опять услышал хрустальный звон. Как и первый, весь второй ряд бешено запульсировал и застыл.
Далее все пошло, как по маслу (жди и шагай, шагай и жди), и он уже преодолел полкоридора, но вдруг узор впереди резко изменился. Стоя на белом квадрате, профессор изумленно взирал на простиравшееся перед ним пространство: лестница отдалилась, а весь пол перед ней занимал довольно сложный орнамент, выложенный из темно-коричневых и тускло-золотых плиток. Эти квадратики были слишком малы, и на одну плитку можно было ступить только одной ногой.
Интересно, где же он видел похожий узор?.. Ну разумеется! Бек не смог удержаться от смеха, припомнив десятки общественных туалетов, которые ему довелось посетить за свою жизнь: полы в мужских уборных всегда украшало нечто подобное. Он немного подождал, но ни один квадратик не засветился. Присмотревшись к орнаменту, профессор пришел к выводу, что разбросанные там и сям светлые плитки образуют нечто вроде кривой дорожки в дальний конец коридора… Вполне доступной для того, кто не прочь как следует попрыгать!
Пока он обдумывал первый ход, стало заметно темнее; обернувшись, Бек увидел, что бело-голубые плитки гаснут ряд за рядом, и на него неудержимо наступает тьма. Осознав с неприятным холодком в груди, что не имеет ни малейшего желания выяснять, что случится, когда белый квадрат под ним погаснет, он поспешно отыскал взглядом в трех шагах от себя две золотистые плитки, разделенные расстоянием около двух футов, аккуратно примерился и прыгнул.
Приземление было вознаграждено поощрительным звоном, и золотые квадраты под его ногами ослепительно засияли. В этот миг Бек заметил, что вместо высоких черных ботинок, в которых вышел из отеля, он обут в белые теннисные туфли, и восхитился услужливой пластичности собственных сновидений. Страшно довольный собой, он быстро выбрал еще две плитки и снова удачно приземлился. Третий прыжок оказался гораздо труднее, поскольку обнаружился, лишь один подходящий квадрат, и Бек, выбирая очередную цель, вынужден был балансировать на одной ноге. Прыгнув в четвертый раз, он потерял равновесие и лишь в последний момент исхитрился попасть левой ногой на одну и правой рукой на вторую плитку, изо всех сил стараясь уравновесить тело с помощью свободных конечностей. И это ему удалось! Затем он стал Подтягивать правую ногу, чтобы поставить ее на второй квадрат… и снова только чудом не шлепнулся на пол.
С немалым трудом разогнувшись, профессор оценил мудрость предварительного планирования и скрупулезно просчитал все необходимые прыжки, повороты и перескоки до самого конца коридора. На выполнение алгоритма потребовалась уйма времени, и Бек был искренне рад, что это происходит во сне: в реальной жизни он давно бы рухнул от изнеможения. Добравшись наконец до первой ступеньки, он обернулся и окинул взглядом пройденный путь: сияющие золотые квадраты образовали стилизованный знак вопроса. Потом плитки начали гаснуть, и Бек перенес внимание на очередное препятствие.
Это была старая-престарая лестница из красного дерева — точь-в-точь такая, как в доме его дедушки и бабушки в Свампскотте. Даже пахла она точно так же: свежей политурой, застарелой плесенью и пылью веков.
Бек растрогался. Он любил эту лестницу. Ему было очень приятно видеть ее во сне. Когда-то он проводил на ней приятнейшие часы, выискивая способы подняться по ступенькам совершенно беззвучно. А это было совсем не легко, ибо старушка обожала скрипеть, стонать, трещать и жаловаться на преклонный возраст! Профессор покопался в памяти, стараясь припомнить волшебную формулу, которая доставит его на второй этаж и не вызовет нечаянным звуком толпу ужасных гремлинов… Мечтательно улыбнувшись, он аккуратно поставил ногу на середину первой ступени. Так, левый край, правый край, наступить на дырочку от сучка, обойти две ступеньки по перилам, потом опять на середину, правее, левее… Ура-а-а!
Стоя на верхней площадке, Бек обернулся, чтобы окинуть старую лестницу торжествующим взглядом, но вместо нее увидел гладкий, маслянисто отсвечивающий металлом пандус. Что это? Спуск или западня? В недоумении он шагнул к знакомой двери, но перед ним открылась не бабушкина спальня, а невыносимо зеленая лужайка, усыпанная неправдоподобно крупными и яркими цветами. Небо казалось одновременно голубым и розовым, солнце улыбалось взаправдашней улыбкой, белоснежные облачка отдавали сахарной ватой, а радостно щебечущие пташки — студией Диснея… Профессору показалось, что он узнал переводную картинку, украшавшую когда-то дверь старого холодильника.
Лужайку окружали высокие кусты с глянцевитой темной листвой, среди которой виднелись какие-то круглые ярко-оранжевые объекты, сильно смахивающие на клоунские носы. Помимо чрезмерно ликующих пташек, пейзаж был населен одной-единственной черно-белой коровой, которая усердно жевала пучок ядовито-зеленой травы, задумчиво взирая на Бека огромными шоколадными глазами. На шее у нее была голубая ленточка, а на ленточке висел золотой колокольчик.
«Ну ладно, — подумал Бек, — сыграем и в эту игру». Он подошел к корове и сказал: «Привет», — так как даже во сне не следует забывать о вежливости. Та, в свою очередь, открыла рот и изрекла: «Смотри внимательно». Сказав это, она немедля встала на задние ноги и принялась жонглировать тремя загадочными оранжевыми объектами. Откуда она их взяла, Бек так и не понял, но управлялась она с ними чрезвычайно ловко, и профессор смотрел на «циркачку» с большим удовольствием.
Корова демонстрировала свое искусство примерно с полминуты, а потом поймала один Шар передними копытами, остальные же губами и проглотила их целиком. Затем она снова опустилась на все четыре копыта, встряхнула головой (золотой колокольчик мелодично зазвенел) и задала вопрос:
– Что это было? У тебя тридцать секунд или четыре попытки, уж как получится.
– Разве не считалось всегда, что должно быть три попытки?
– Это желания. Разве я похожа на джинна? Желаний три, а попытки четыре. — Она не дала ему времени ответить, провозгласив: — Первая попытка! Начинай.
– Ты жонглировала клоунскими носами?
– Ответ неверный. Еще три попытки или пятнадцать секунд.
– Это были мандарины?
– Это твой ответ? Жонглировать мандаринами? — Она закатила глаза. — Опять неверно. Но уже теплее.
В сахарном облачке над ее головой образовалась узкая прорезь с бешено крутящимися роликами; крайний справа остановился, и на нем появилась надпись МАНДАРИНЫ. Бек подумал, что правильный ответ наверняка принесет ему приз, но что случится, если он не разгадает загадки?
– Что будет, если я не догадаюсь?
– Ты проиграешь.
– Это я понимаю. И что тогда?
– Ты выйдешь из игры.
– Ты хочешь сказать, проснусь?
– А почему ты решил, что это сон?
– Да потому, что наяву мне никогда не приходилось беседовать с пятнистой коровой, которая живет на диснеевской лужайке и умеет Жонглировать клоунскими носами!
Корова глубоко вздохнула.
– Тебе нужна подсказка? Мне позволено дать тебе один ключ. Бек кивнул.
– Тогда смотри.
И она указала ему глазами в сторону кустов, сквозь которые осторожно пробирался человечек в костюме «сафари», пробковом шлеме и с огромным сачком в руке. Натуралист явно кого-то выслеживал, но Бек не мог понять, кого именно. Он хотел спросить у коровы, но та сердито цыкнула. Тем временем охотник подкрался на цыпочках к большому кусту и с торжествующим воплем взмахнул сачком: в сетку упали два оранжевых шара. Победитель удалился, крепко прижимая их к груди.
Корова обратила на Бека невыразимо печальный взгляд и произнесла:
– Ну?
– Он… сорвал?.. Нет. Он поймал сачком… э-э-э… достал из кустов? Из кустов — два мандарина?
Еще один ролик в прорези остановился, и на нем появилась жирная двойка.
– Ну-ну, — сказала корова. — Еще теплее, но не то.
– Что теплее? — вскричал Бек, но она лишь тяжко вздохнула и отвернулась. — Из кустов — это тепло? Скажи!
Корова еще раз вздохнула, и в тот же миг в мозгу профессора что-то шевельнулось.
– Из кустов, из кустов… — забормотал он. — Искус… искусство? Нет-нет… ИСКУСНО!
Разгадка явилась к нему с воспоминанием о том, как одна из коллег-преподавательниц со смехом цитировала странные комбинации слов, которые ее студенты составляли на занятиях по грамматике. Ответ звучал нелепо, но это был его сон и его воспоминание, и Бек твердым голосом произнес:
– ИСКУСНО ПЛЕНИТЬ ДВА МАНДАРИНА!
Ролики в прорези немедленно остановились, и раздался гулкий удар колокола.
– Ну, чувак, я сдаюсь, — сказала корова и вмиг исчезла вместе с зеленой лужайкой, мандариновыми кустами и розово-голубым небом в пышных облачках из ваты. Профессор с изумлением обнаружил, что стоит посреди кладбищенского двора в окружении замшелых могильных камней, черных воронов и ослепительно белого здания мертвецкой.
Это ему совсем не понравилось. Какого черта! Вот так награда за отгадку! Сценка была до жути мрачной, но чем-то знакомой, и в памяти Бека снова что-то закопошилось. Повинуясь неясному импульсу, он решительно направился к мертвецкой.
Фойе оказалось совершенно пустым. Он заглянул в ритуальный зал и обнаружил там целую флотилию новехоньких пустых гробов с гостеприимно откинутыми крышками. В полумраке за оправленной в сталь стеклянной дверью в дальнем конце зала скрывались некие служебные помещения, и Бек от души надеялся, что ему не придется разгадывать тайны прозекторской.
Вернувшись в фойе, он заметил вход в часовню — резную деревянную дверь с изображением Солнечной системы в виде девяти шариков на концентрических орбитах вокруг центрального светила. Каждую планету сопровождал религиозный символ: Звезда Давида, пылающий огонь, цветок лотоса, крест, свастика, шри-янтра, пятиконечная звезда, звезда и полумесяц, девятиконечная звезда. Бек потянул за ручку, но дверь не шелохнулась. Он снова взглянул на Солнечную систему: планеты и символы были расположены явно не в том порядке… Еще одна загадка?
Задумавшись на пару секунд, профессор усилием воли расставил все по своим местам, начав с Меркурия с его девятиконечной звездой и закончив Плутоном с его свастикой. Гм… Плутон — девятая планета! Девять планет, девять символов, девять светящихся колец… всего по девять? Но Бек не смог догадаться, что это означает, и, пожав плечами, вошел в часовню.
Перед алтарем стоял большой черный гроб, закрытый и запертый на защелки, а рядом с ним — клоун с синими волосами и мандариновым носом, одетый в строгий черный костюм и огромные ярко-красные башмаки; лицо его выражало одновременно жгучую скорбь и безумную радость. Завидев Бека, клоун раздвинул губы в гримасе, более смахивающей на зловещий оскал, чем на приветливую улыбку, и извлек из воздуха детскую грифельную доску.
Маниакально-депрессивный паяц… Только этого еще недоставало! В детстве профессор ужасно не любил и боялся клоунов — и с тех пор, как он понял сейчас, ровно ничего не изменилось.
– Как тебя зовут? — вопросил клоун замогильным голосом.
– Беккет Ходж.
– Беккет Ходж, если хочешь продолжить игру, ты должен ответить на четыре вопроса.
Бек послушно кивнул, хотя в данный момент более всего желал проснуться, даже если ему придется полжизни каяться перед Лоренсом Бурбонон и Зефом Дарреном в том, что он позволил себе уснуть посреди дружеской беседы!
– Слушай внимательно, — мрачно сказал клоун. — Ты обязан закончить фразу. — Затем он вперился в грифельную доску и прочел: — НЕ ТРОНЬ ПЫХА…
– БУДЕТ ТЕБЕ ЛИХО! — автоматически выпалил Бек.
Клоун, злобно ухмыльнувшись, отметил что-то на своей доске, и в тот же миг с сухим треском отскочила защелка в ногах гроба. Профессор нервно вздрогнул.
– Принято, — буркнул клоун. — Слушай дальше, Беккет Ходж. РОБИН, БОБИН, БАРАБЕК СКУШАЛ СОРОК ЧЕЛОВЕК…
– И КОРОВУ, И БЫКА, И… КРИВОГО МЯСНИКА?
– Принято, — хихикнул безумный экзаменатор, шмыгая мандариновым носом. Еще одна пометка на доске и еще одна открытая защелка!
Бек затрепетал. Ледяная волна ужаса окатила его, когда он вдруг понял, что слишком хорошо знает эти последовательности.
И не только по детским книжкам и викторинам!
– Слушай дальше. ЕСЛИ ГОРА НЕ ИДЕТ К МАГОМЕТУ…
Профессор попятился.
В мозгу его бурным вихрем закружились несвязные воспоминания, постепенно трансформируясь в цепочки нулей и единиц; потом бинарные числа сложились в кодовые группы, кодовые группы — в шаблонные последовательности…
– ЕСЛИ ГОРА НЕ ИДЕТ К МАГОМЕТУ? — раздраженно повторил клоун.
…И в последнем спуртовом рывке клубок воспоминаний сформировал стройную девятиуровневую сторожевую систему, созданную Беккетом Хеджем для Министерства обороны.
Бек повернулся и бросился наутек.
– ПРЕРВАТЬ ПРОЦЕДУРУ. ВЕРНУТЬСЯ К НАЧАЛУ ПОДПРОГРАММЫ. ПЕРВАЯ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ: НЕ ТРОНЬ… — бесцветным голосом забубнил клоун, но профессор уже летел стрелой по зеленой лужайке с ее цветочками, бабочками и мандариновыми кустами. Когда он пробежал мимо коровы, та даже не взглянула на него, монотонно повторяя:
– СТОП. ПЕРЕЗАПУСК СИСТЕМЫ.
Корова растворилась вместе с лужайкой, и Бек очутился на верхней площадке лестницы, которая стала пандусом. Она все еще была пандусом, и он лихо скатился вниз на собственном заду, быстро вскочил на ноги и рванул напрямик по коридору, замощенному теперь самой обычной кафельной плиткой. Как только он добежал до гигантской пластинки, та дрогнула и стала набирать скорость.
«Если я нахожусь там, где я думаю, что я нахожусь, — подумал профессор, — я должен уйти тем же путем, каким пришел». Все подпрограммы его системы, имеющие дело с шаблонными последовательностями, дезактивировались после их завершения или отмены, но первая девятислойная западня всегда была настороже — и с той же легкостью могла среагировать на неуклюжий выход, как и на бесцеремонный вход… У Бека не было ни малейшего желания выяснять, каково это быть пойманным своими собственными сторожевыми файлами!
Ступив на испещренную бороздками поверхность, он не стал дожидаться, когда пластинка довезет его до кольца, а побежал вперед. Рассудок Бека пребывал в смятении. Какого же дьявола его сюда занесло?! И что это — наркотический сон?.. Или нечто более реальное?..
Образ Зефа Даррена в виртуальной амуниции перед компьютером в номере Бурбона обрушился на него, словно удар молнии. Вот оно что! Значит, Бек и впрямь находится внутри собственной программы? Но откуда же, откуда все эти сценки?!
Работая как программист, то есть с помощью специализированной ВР-амуниции, профессор имел дело исключительно с абстрактными объектами. «И однако, — подумал он, — если проинтерпретировать их посредством Виртуальной Реальности, управляемой его собственным воображением… если, конечно, такая система совместима с его собственной…» Он яростно потряс головой, как будто мог вытрясти все ответы на все вопросы из своего виртуального черепа.
Собственно, кто и почему — было уже ясно. Как — вполне поддавалось разумному объяснению. Но что?.. Что же могло подвигнуть двух преуспевающих сотрудников одного из крупнейших издательств на шпионаж и терроризм?!
Бек добежал до первой корзины и схватил мяч. Время! В этой части программы буквально все зависело от времени, и Он старался, как мог, отгоняя от себя мысль о том, что справился бы намного лучше, если бы не знал, что на самом деле представляют собой светящиеся кольца и баскетбольные мячи. Это были хитроумные ловушки и однонаправленные вирусы, долженствующие полностью разрушить компьютерную систему нерасторопного хакера… в данном случае — его собственный мозг. После девятого (и последнего) броска нервы Бека были уже на пределе, и все же он упрямо продолжал бежать, покуда не узрел виртуальный «Шератон», который по-прежнему высился на пустом углу, являя собой единственную ниточку, связывающую его с реальным миром. С тем самым миром, где Лоренс Бурбон и Зеф Даррен нетерпеливо ждут, когда Беккет Ходж откроет для них врата ада!
Профессор остановился и стал размышлять. Он стоял в порожденном собственным воображением мире (с искусно жонглирующими коровами и стерегущими Смерть маньяками в клоунских костюмах) и ломал голову над тем, как бы его разрушить. Что ему было нужно — так это хорошая виртуальная бомба, способная разорвать контакт между двумя системами, но Бек не представлял, как соорудить ее в этой невероятной вселенной.
Когда до него дошло, он откинул голову и бурно расхохотался… Каким бы странным ни был этот мир, но это его Вселенная, и она будет повиноваться его декретам!
Профессор быстро проверил карманы: бумажник, авторучка, пейджер… прекрасно, он-то и заменит устройство ввода информации! Он включил пейджер и открыл было рот, но остановился: а вдруг парочка негодяев, загнавших его сюда, услышит его слова? Впрочем, больше ничего не оставалось, кроме как пойти на риск. Бек поднес пейджер к самым губам и зашептал:
– Прервать подпрограмму… гм, «Шератон». Задержка 15 секунд после активации. Активировать по команде «круши». Описание процедуры: инициировать нарушение общей защиты по адресу… — Он бросил нетерпеливый взгляд на отель и торжествующе улыбнулся, когда на виртуальной стене услужливо возникла бронзовая плакетка. — По адресу 0080:0015!
Великолепно… Но все-таки недостаточно.
У сторожевой системы три открытых и два закрытых входа, прикинул он; всего, стало быть, пять. Два открытых входа зарезервированы для работы программиста со специальным оборудованием, и квалифицированный хакер способен воспользоваться любым из них. Можно, конечно, перекрыть оба, но тогда неизбежно сработает сигнал общенациональной тревоги, а во что может вылиться внезапная паника в армии, Бек даже не желал представлять.
Обдумав ситуацию, он решил, что на месте взломщика предпочел бы закрытый вход: поскольку легальный доступ к нему можно получить лишь в экстремальных обстоятельствах, весьма маловероятно, что кто-нибудь случайно помешает хакеру обделывать свои грязные делишки… Профессор уверенно продолжил инструкции и завершил процедуру фатальным для хакерской системы разрывом связи, не переставая при этом размышлять, достаточно ли долго пробыл в виртуальном мире, чтобы жена начала его разыскивать.
Вступив в роскошный холл «Шератона», он непроизвольно огляделся, словно бы Даррен или Бурбон могли выскочить на него из-за любого угла. Впрочем, профессор не думал, что эта пара располагает подобными техническими возможностями; скорее всего, даже мониторинг его передвижений ведется лишь опосредованно.
Интересно, кто же из них программист?
Вполне вероятно, что оба.
И, скорее всего, оба не имеют никакого отношения к издательскому делу.
Но откуда же его книга… Тут он вспомнил, как Бурбон лицемерно жаловался на электронные кражи; должно быть, с его собственным романом произошло то же самое.
Беккет Ходж твердым шагом пересек пространство, отделяющее его от лифтов, выбрал центральную шахту и нажал кнопку «вверх». Двери раздвинулись.
– КРУШИ! — скомандовал он пейджеру, кинул его в кабину и бросился бежать, лелея в душе светлый образ Марианны. Она не покинула его даже тогда, когда ослепительная вспышка швырнула виртуальное тело Бека в несуществующие небеса.
– Но я думала, что вы не разговариваете?
«Иногда, — сказала себе Марианна, — Руби проявляет просто невероятную тупость».
– Не разговаривать еще не значит не беспокоиться, Руби. Уже два часа ночи. Бек не отвечает на вызов по пейджеру, а Бурбон не подходит к своему телефону.
– Значит, они обмывают контракт!
– До двух ночи?
– Подумаешь, какая невидаль. Разве мы с тобой не мыли ему косточки до двух часов?
– Ты не знаешь Бека. Он никогда не задерживается так поздно, не позвонив домой.
– Гм! — Руби отхлебнула свежезаваренного кофе, и ее очки запотели. — Даже когда не разговаривает с тобой?
– Особенно в этом случае! Иначе бедняжку замучает чувство вины… Нет, он просто должен был позвонить.
Она встала с решительным выражением лица.
– Двери запирать? — вздохнув, поинтересовалась Руби.
– Как хочешь. — Мысленно Марианна уже оставила машину на стоянке «Шератона» и опрометью неслась через холл к центральному лифту.
Ей пришлось выдержать битву с ночным портье, поскольку она не имела ни малейшего представления, в каком номере поселился Лоренс Бурбон. Как выяснилось, тот снял люкс в одной из угловых башен, куда не пропускали посетителей без специального разрешения постояльцев. В конце концов Марианна, порывшись в сумочке, извлекла из нее пластиковый футляр, битком набитый витаминами, пилюлями от стресса, мятными пастилками и аспирином (хорошая ложь никогда не повредит).
– Видите ли, у моего мужа была назначена деловая встреча с мистером Бурбоном…. Но он не рассчитывал, что задержится надолго, и оставил дома свои лекарства. — Она демонстративно потрясла коробкой перед носом портье. — А ему следовало принять их уже два часа назад! У мужа больное сердце, и я так беспокоюсь…
Портье призвал на помощь мускулистого рассыльного, и тот повел взволнованную даму к лифтам, обслуживающим угловую башню. Кабина из стали и стекла совершенно не гармонировала с крикливым модерном вестибюля, а широкий коридор, куда они вышли, был декорирован в стиле королевы Анны. «Боже! О чем они здесь думают?» — возмутилась Марианна, спеша за своим проводником к номеру Бурбона.
– Он застрял.
– Как застрял? Что это значит? Зеф Даррен указал на пульсирующий курсор, который уже с минуту] пребывал в одной и той же точке многоцветного лабиринта:
– Проверь пульс.
Бурбон взглянул на крошечный дисплей, где светились жизненно важные показатели Беккета Ходжа.
– Слишком частый.
– Он чем-то сильно взволнован. Должно быть, у него не ладится с финальной частью. Программисты иногда привязывают свои процедуры к датчикам случайных чисел… нечто вроде пропуска на один день. И он, вполне вероятно, не помнит всех последовательностей… Проклятие!
Зеф злобно уставился на курсор и гипнотизировал его до тех пор, пока тот окончательно не погас.
– Вот дерьмо!
Все было точь-в-точь как в фильмах про Джеймса Бонда. Сперва она долго и безрезультатно стучала в дверь под неодобрительным взглядом своего Вергилия, как вдруг внутри кто-то горестно взвыл. У рассыльного не было электронной карточки для замков, и он отворил дверь могучим ударом ноги. Потом они ворвались в номер, но Марианна оказалась совершенно не готова к тому, что внезапно открылось их взорам.
В комнате находилось трое мужчин. Одним из них был Беккет Ходж — с виртуальным шлемом на голове, сенсорных перчатках на руках, крепко примотанный скотчем к стулу. Второй мужчина тряс его за плечи с такой силой, что у профессора клацали зубы. Третий же просто стоял столбом и…
Но тут у Марианны взыграли все ее женские и материнские инстинкты.
– Ах ты распроклятый сукин сын! — оглушительно взвизгнула она, — А ну убери свои грязные лапы от моего мужа!
Побелевший Лоренс Бурбон немедленно повиновался, однако его сообщник совершил необдуманную попытку дотянуться до софы, где валялся револьвер в кобуре. И дюжему рассыльному это сильно не понравилось.
Очнувшись, Бек удивился сразу двум вещам: что он еще жив и что находится в госпитале. У двери стоял вооруженный часовой, а в уголке палаты полковник Трейнор оживленно беседовал с Марианной.
– Где Бурбон? — с натугой прохрипел он. Марианна склонилась над ним с озабоченным видом.
– Не рановато ли для разговоров, дорогой?
– Я хочу…
– Я знаю, чего ты хочешь. Бурбон в армейской каталажке. А все благодаря твоей разумнице-жене и бравому рассыльному по имени Фрэнк! Думаю, стараниями полковника Трейнора и его приятелей из ЦРУ твой Бурбон задержится там надолго.
Бек перевел взгляд на полковника и захрипел:
– Они… они… — Он показал жестом, что желает промочить горло, и Марианна подала ему стакан воды. — Они подключили меня к ICBM с помощью какой-то особой ВР-системы… Они хотели, чтобы я сломал… сломал свои собственные коды и…
Полковник кивнул.
– Мы так и поняли, когда разобрались в их системе. Она… чрезвычайно изощренная! Наши специалисты даже не предполагали, что обычную ВР-амуницию можно настолько модифицировать.
– Но почему? Издатель… Директор…
– Деньги. Мистер Бурбон действительно работает в издательстве, но он всего лишь мелкий, малооплачиваемый редактор. Что касается Даррена, то никакой он не директор, а компьютерный эксперт. И состоит на службе у террористической группы Шалом-Шалаам, где заправляет Ибрагим Икс.
– Не может быть… Ибрагим?
Бек быстро взглянул на Марианну, на лице которой аршинными буквами было написано: А ЧТО Я ТЕБЕ ГОВОРИЛА?
– Бурбон работал над его рукописью, — сказал Трейнор. — Но мистер Икс сделал неважный выбор. Если Зеф Даррен настоящий профессионал, то Бурбон всего лишь жадный до звонкой монеты дилетант. Он даже не подумал о том, что может быть арестован, так что раскололся моментально. — Полковник немного помолчал и спросил: — Если Честно, профессор, как далеко вы зашли?
– Слишком далеко, — признался Бек, облизнув губы. — Я выполнял последние протоколы, когда… мне показалось… то есть пришло в голову…
Полковник озабоченно нахмурился.
– Но вы же остановились? Значит, все-таки узнали свои коды?
– Нет, не узнал… Но я узнал свое детство.
– Простите, не понял? Профессор устало улыбнулся.
– И не поймете. Боюсь, для этого надо побывать внутри программы. Когда Трейнор ушел, Марианна присела к нему на кровать и взяла за руку. Блаженно ощутив легкий запах ее духов, Бек открыл один глаз и сказал:
– Ты была абсолютно права. Бурбон действительно связан с Ибрагимом. А я даже представить такого не мог… У меня и впрямь не хватает воображения. Ужасный недостаток для человека, который желает писать фантастические романы.
– Скажи, на что это было похоже?
– На волшебство. На сон. На кроличью нору, куда упала Алиса. Только это была моя нора, там было все из моего детства… Вот почему я в конце концов узнал программу. Игры, в которые я играл, книги, которые читал… картинки, загадки, кафельный пол, старая лестница… И главное, клоун. Клоун в погребальной часовне!
Марианна скорчила рожицу.
– И ты еще твердишь о недостатке воображения?!
– Гм… А когда ты наконец скажешь: «Я же тебе говорила»?
– А надо?
– Боже, я понял!
– Что?
– Мой роман… Сефтон-Хауз никогда не собирался печатать мой роман!
– Откуда ты знаешь? Может, Бурбон просто воспользовался законным поводом вступить с тобой в контакт?
– Вряд ли. Меня просто надули, а я со своей пресловутой наивностью чуть было не преподнес им секреты правительства. — Он снова закрыл глаза. — Но самое худшее… Думаю, они меня чем-то опоили и внушили недоверие к тебе… и всякие мысли про вас с Руби. Им просто нужно было убрать тебя с дороги.
– Дорогой, ты уверен, что это было хуже, чем рисковать секретами дяди Сэма? Очень мило с твоей стороны. Но глупо. Кстати, о дяде Сэме. После маленького инцидента с Бурбоном полковник Трейнор и его друзья всерьез задумались над проблемой заряженного ружья.
Профессор открыл глаза и усмехнулся.
– Забавно. Я все-таки сыграл роль секретного агента. Такого секретного, что сам не знал об этом. Позвольте представиться, агент 01 — бинарный шпион!
– Ты можешь написать об этом книгу.
– Наверное, могу. Но кто ее купит?
Когда новости о виртуальной атаке и последующем аресте Ибрагима Икса стали всеобщим достоянием, у электронной двери Беккета Ходжа выстроилась целая очередь издателей. Профессор оценил предложения с помощью своего нового литературного агента и согласился на крупную сумму, предложенную солидным издательством, славящимся своими технотриллерами.
К этому контракту он отнесся вполне спокойно, ибо речь шла отнюдь не о фантастике, а о добротной документальной книге, которая — благодаря фамилии автора — наверняка попадет на полки всех университетских библиотек и специализированных компьютерных магазинов. Впрочем, учитывая сенсационность материала, у нее также были весьма недурные шансы продержаться какое-то время в начале списка бестселлеров.
По крайней мере, таковы были перспективы, покуда в дело не вмешался Пентагон в лице беспрестанно извиняющегося полковника Трейнора.
– Мне искренне жаль, профессор Ходж, но мы просто не можем позволить вам опубликовать эту книгу. Слишком много информации о нашей сторожевой системе и ее…
– Уязвимости? — подсказала Марианна.
– Я хотел сказать, о ее внутренней структуре.
– Но если вы запретите публикацию…
– Публика поднимет страшный шум, — закончил за нее полковник. — И будет совершенно права. Именно поэтому мы позволим опубликовать книгу при обязательном выполнении двух условий.
Бек встрепенулся.
– А именно?
– Прежде всего, вам придется ее основательно переработать. Я хочу сказать, беллетризировать. Измените имена, обстоятельства и последовательность событий, придумайте другие загадки…
На лице профессора проступило изумление.
– Но ведь каждый, кто следил за новостями, сразу догадается…
– А вот и нет! Потому что второе условие — отсрочка публикации.
– Как отсрочка? И надолго?
– Года на три… или на такой срок, который вам понадобится, чтобы полностью перестроить сторожевую систему.
– Полностью?..
– На самом деле вам придется создать две системы — одну для боеголовок, другую для ракет. Мы пришли к выводу, что их следует разделить… э-э-э… некоторой дистанцией.
– Но через три года ни один издатель не заинтересуется моей книгой!
Трейнор пожал плечами.
– Боюсь, что у вас все равно нет иного выхода, профессор. Мне очень жаль, но мы не можем позволить вам опубликовать книгу сейчас. Даже в виде художественного произведения.
Бек кивнул. Он продолжал кивать, как китайский болванчик, и после ухода Трейнора.
– Ты должен радоваться, — заметила Марианна, — ведь они разряжают ружье.
– Наверное, должен. Но я чувствую себя слишком опустошенным… и очень глупым. Ну почему я поддался на лесть Бурбона? Что заставило меня поверить, что я могу писать романы? Боюсь, что Терри Лэнс был прав… Мне следует писать лишь о том, что я хорошо знаю.
Марианна фыркнула.
– Терри Лэнс прекрасно справляется с учебниками, но не отличит хорошей фантастики от поделки. Кроме того, ты уже сочинил художественное произведение! Просто ты встроил его в национальную систему обороны.
Бек не мог не расхохотаться, и Марианна, которой ничего не надо было объяснять, охотно присоединилась к нему. В самом деле, что за ирония судьбы: писать романы, как программист, и программировать, как писатель-фантаст!
Профессор все еще улыбался, когда устало опустил голову на подушку. Он не знал, сможет ли уговорить издателя на литературную версию, которой к тому же придется ждать три года. Зато он знал абсолютно точно, что будет писать и книги, и программы — все сразу, одновременно и параллельно…
Завтра же и начнет.
Перевела с английского
Людмила ЩЕКОТОВА
Комментарии к книге «Дудочка крысолова», Майя Каатрин Бонхофф
Всего 0 комментариев