«Посланец старейшин»

Стен Папелл Посланец старейшин

Этот роман посвящается моей жене Надежде Павловне, чья забота и любовь придали мне силы и энергию, чтобы написать его. Я буду вечно любить ее за доброту и прекрасную душу.

Я хотел бы выразить благодарность Сергею Лупалу, ведущему инженеру-конструктору Санкт-Петербургского центрального научно-исследовательского института робототехники и технической кибернетики за его неоценимую помощь, Надежде Павловне, выпускнице Ленинградского института культуры имени Н. К. Крупской, затем работавшей в Институте обработки полезных ископаемых «Механобр», в библиотеке технической документации и государственных стандартов, заведующей отделом библиотеки Института культуры, а также компьютерному гению Эмилю Дармо, который оказал мне помощь при написании этого романа, и высоко ценимому мной редактору Виктории Жиро. Еще мне хотелось бы поблагодарить профессора Ричарда Блэра из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе и знакомых из ФБР, Сикрет Сервис, ЦРУ и АНБ, которые останутся безымянными.

ПОСЛАНЕЦ СТАРЕЙШИН

Пролог

Эрнста Шульца ничуть не интересовало мнение приемной комиссии. Он был старшим администратором и подчинялся только Францу Чизеку, который осуществлял надзор над Австрийской академией изящных искусств и гордился тем вкладом, который могли внести талантливые студенты в культуру нации. Сначала оценивались работы потенциальных студентов, созданные во время обучения в средней школе, потом кандидата должна была признать достойным приемная комиссия.

Шульц напряженно думал о том, как можно отменить вердикт комиссии, решившей большинством голосов отказать художнику в приеме в престижное учебное заведение. Судя по заявлению, кандидат оставил среднюю школу в Линце в 1905 году, переехал в Вену и жил в доме 29 по Стумперштрассе.

– Он, несомненно, талантлив, – сказал один член комиссии, – но представил только пейзажи.

– Не согласен, – сказал другой. – В изображении человеческого тела нет абсолютно никаких подтверждений таланта, именно по этой причине мы отказали ему в прошлом году.

– Это придет со временем, – возразил Шульц. – Зато есть чувство цвета, а сцены городской жизни и виды Дуная весьма интересны. Он определенно подает большие надежды.

– Это противоречит правилам приема, – сказал еще один член комиссии.

– Вы понимаете, что окончательное решение, по должности, принимаю я, – мягко напомнил Шульц. – И я собираюсь оценить представленные полотна более объективно, но немного позже.

Вене еще предстояло увидеть хаос 1914 года, когда эрцгерцог Франц-Фердинанд отправится в увеселительную поездку в Сараево и будет убит сербским националистом, что станет началом Первой мировой войны. А пока, как всем запомнится, люди танцевали вальс под мелодии Штрауса, и процветала индустрия туризма. Жизнь в этом городе была прекрасной, как, впрочем, в большинстве европейских городов, и континент наслаждался ролью лидера в современном мире.

Ничто не предвещало потрясений в наступившем десятилетии, по крайней мере, не выглядел роковым знамением отказ в приеме в академию какого-то художника, который впоследствии перевернет весь мир. Как можно было заметить такое незначительное событие среди других ежедневных мелочей?

Шульцу уже стукнуло сорок девять, каштановые волосы начали редеть, животик округлился, но он был вполне удовлетворен достигнутым положением в жизни и пользовался заслуженным уважением среди коллег. Этот день, ничем не отличавшийся от других дней 1909 года, для него был особым, по крайней мере, так он думал, сидя в своем кабинете на втором этаже.

Рабочий день уже заканчивался, а Шульц все рассматривал акварели кандидата, поворачивая их то под одним, то под другим углом к свету и утверждаясь в мысли, что этого человека следует принять в академию несмотря на возражения комиссии. Вероятно, это можно было объяснить прекрасным расположением духа – чуть раньше, идя по аудитории, в которой студенты выполняли эскизы, Шульц почувствовал на себе взгляд Фриды Кемпф, самой привлекательной, по его мнению, девятнадцатилетней студентки с ниспадающими на плечи светлыми волосами и фантастически пышной, сочной грудью. Он решил, что она все еще целомудренна, и в голове заплясали сексуальные видения, мысли о возможном свидании, которое выведет его из хандры, продолжавшейся с семнадцатого года его двадцатитрехлетней семейной жизни. Хильда была на четыре года моложе него, но слишком сильно любила пирожные и конфеты и в последнее время заметно прибавила в весе.

А недавно они перестали заниматься сексом. Шульц вынужден был признать, что мысли об измене ему не чужды, чего нельзя было даже представить в то время, когда Хильда была молодой и цветущей женщиной. Неужели у него начинается второе детство, как у большинства мужчин ближе к пятидесяти? Но Фриду Кемпф, казалось, не смущал его возраст, а взгляд ее голубых глаз заставлял его самого видеть мир в новом свете. Да, сегодня он определенно готов романтично обнять жену, когда она уберет со стола и вымоет посуду, показать, какой он по-прежнему пылкий любовник.

Он взглянул на часы – до окончания рабочего дня осталось меньше часа. Не без удовольствия решил отложить решение по кандидату и его акварелям до следующего утра, мгновенно погрузившись в предвкушение любовных утех. Двое детей Шульца давно живут самостоятельно, он полновластный хозяин в доме, и его женщина сегодня желанна, несмотря на полноту. Да, Шульц полон сил, и ничто, абсолютно ничто не помешает ему удовлетворить животную страсть.

* * *

Хильда Шульц, совершенно измотанная утомительным днем, сидела на кухне пятикомнатной квартиры на Херцогембург-штрассе – извилистой улицы, опоясывавшей небольшой холм. Квартира была старой, но ухоженной, потому что семьи, жившие в ней на протяжении многих лет, принадлежали к высшим кругам и гордились своим домом. Окна со шторами выходили на юго-запад, солнце уже клонилось к горизонту, отбрасывая на стол тень от палки для штор.

Сегодня она приготовила венский шницель, и кухня была буквально пропитана его ароматом. Жаркое из вымоченной в уксусе говядины, краснокочанная капуста с отварным картофелем и шницель, разве можно себе представить более приятное угощение для уставшего после работы Эрнста? Это поможет ей скрыть подавленное состояние, которое возникло еще утром, когда она, принимая ванну, увидела кровь в воде и поняла, что наступили месячные. Она знала, что через пять-шесть лет наступит менопауза, и мысль об этом подавляла ее еще сильнее, чем мучительные спазмы.

– Не стоит так расстраиваться из-за менопаузы, Хильда, – попыталась успокоить ее фрау Айнсдорф, жившая через площадку. Ей было за шестьдесят, и лет десять назад она овдовела. – Мы должны просто смириться с этим фактом в жизни, а сделать это не трудно, потому что у тебя есть Ганс и Хельга.

Она вспомнила слова фрау Айнсдорф, заметив, как тень от палки для штор прошла еще четверть дюйма по красной клетчатой клеенке. Хильда не собиралась обсуждать эту проблему и упомянула о ней, только почувствовав очередной спазм. Скорее всего, она ускорила приход месячных горячей ванной, как это случалось уже много раз за последние годы. Она встала, чтобы помешать большой ложкой воду, в которой варился картофель. Эрнст мог прийти в любую минуту, и Хильда знала, что ей надо было успеть слегка подрумянить бледные щеки, чтобы скрыть свое подавленное настроение.

Она прошла в ванную комнату и долго рассматривала седеющие волосы в висевшем над раковиной зеркале, поправляя выбившиеся из прически пряди. Ее карие глаза постарели преждевременно, сеточка морщин вокруг них становилась все более заметной с каждым днем. Последние два года она пользовалась кремом для лица, но он не смог остановить естественное старение кожи на вздернутом носике и постоянно поджатых губах. Хильда провела пальцем по накрашенным помадой губам, потом чуть припудрила щеки, чтобы придать им розовый оттенок. Неужели ей суждено было провести остаток дней, становясь все более непривлекательной, пока другие женщины будут смотреть на мужа с все возрастающим интересом, причина которого – его высокое положение в академии?

Но ведь у нее было два внука, и скоро должен был родиться третий. Хотя бы ради этого стоило жить, потому что будущее исчезало прямо на глазах, на тех самых глазах, которые смотрели на нее сейчас с блестящей поверхности зеркала. Невозможно было избежать участи стареющей женщины, невозможно было не чувствовать обиды по отношению к мужчинам, которые с возрастом становились лишь более привлекательными. «Перестань так думать», – приказала она себе и в этот момент услышала, что открывается дверь в квартиру.

– Я пришел, – услышала она голос мужа, выходя из ванной.

– Как раз вовремя, – ответила Хильда, когда дверь закрылась. – Чувствуешь запах?

– Венский шницель! – радостно воскликнул муж. – А я как раз голоден, и не только в прямом смысле!

Она подошла и поцеловала его, он снял шляпу и положил ее на полку рядом с дверью.

– Как прошел день?

– В обычных для моей должности хлопотах, – попытался пожаловаться Эрнст. – Любое ничтожество мнит из себя… если, конечно, верить этому безумному невропатологу.

– Уверена, Фрейда беспокоят не только собственные проблемы.

– Это тебе, – вдруг сказал он, протягивая белую прямоугольную коробочку дюйма в три длиной.

Она была поражена.

– Что это?

– Посмотри.

Хильда сняла цветастую бумажную обертку и подняла крышку. В коробке лежал флакон духов, она открыла его и вдохнула аромат.

– Как это мило. Но по какому случаю?

Он направился на кухню, на запах венского шницеля.

– А по такому, моя лапочка, что ты сейчас наденешь мое любимое синее платье, жемчужное ожерелье, а после чудесного ужина мы займемся любовью, как звери в лесу.

Она мгновенно погрустнела.

– Эрнст, – произнесла она, – я очень рада, что тебя посещают такие романтические мысли, но это невозможно. По крайней мере, еще дней пять.

У него чуть не отвисла челюсть.

– О чем ты говоришь?

– О ежемесячном наказании, от которого нет покоя. Началось сегодня утром, когда я принимала ванну.

– Сегодня?

– Спазмы просто изматывают меня, даже сейчас, когда я разговариваю с тобой. Прости.

У него мгновенно упало настроение, навалилась депрессия и мгновенно подавила приятное возбуждение в нижней части живота, которому не суждено было разрядиться. Он понимал ее страдания и ничем не мог их облегчить. Эрнст чуть было не попросил ее заняться анальным сексом, но не посмел, потому что это было запрещенным предметом. Хильда не могла позволить себе подобной вольности, это немыслимо для женщины, занимавшей такое высокое положение в обществе, жене одного из руководителей академии. Весь воздух вышел из воздушного шара Шульца, и остаток вечера прошел немыслимо скучно.

* * *

Подавленное состояние сохранилось и на следующее утро, оно лишь усилилось, когда Эрнст Шульц прошел по аудитории, и стоявшая у мольберта Фрида Кемпф не обратила на него внимания. Ни малейшего! Может быть, лишь в своем воображении он поймал ее столь многообещающий, как ему показалось, взгляд, а в действительности он был для нее не более чем стареющим сорокадевятилетним мужчиной, годящимся ей в отцы?

Его глаза словно застилало какое-то мутное желе, все предметы из окна кабинета, расположенного на втором этаже, казались мрачными, несмотря на солнечный день. Буквально все вызывало раздражение, даже в животе бурчало от неудовлетворенности. Только вчера он чувствовал себя молодым и полным сил, а сейчас остался лишь скрип в стареющих костях. Никаких приключений, никаких свиданий, никаких чувств. Буквально все казалось скучным и унылым, даже акварели того абитуриента, все еще лежавшие на его столе.

Он брал их в руки по очереди, пытаясь вернуть чувства, которые только вчера вызывало у него великолепие пейзажей и натюрмортов, тончайшие оттенки желтого и зеленого цветов, благодаря которым словно оживало полотно «Церковь на горе». Да, он принял бы этого человека в академию. Но только не сегодня. Сегодня каждое полотно казалось ему унылым, как собственное настроение, и он быстро согласился с коллегами в том, что данному соискателю следует отказать. Они были правы. Художник ничем не доказал свое мастерство в изображении человеческого тела, он представил только картины, на которых были изображены реки, горы и цветущие деревья. Да, конечно, они правы. Академия изящных искусств известит кандидата о повторном отказе.

Шульц положил картины на стол и вышел из кабинета.

Когда он закрыл за собой дверь, в кабинете, заваленном работами подающих надежды молодых художников, воцарилась тишина. Стало так тихо, что был слышен грохот проносившихся по улице карет, чихание двигателей входивших в моду автомобилей и даже голоса прохожих. Обычный день в Вене 1909 года.

Шульц не удосужился даже посмотреть имя художника на полотнах, настолько ему было на все наплевать. В нижнем правом углу каждой картины стояла подпись «А. Гитлер». Художника вынудили выбрать другой путь в жизни, что станет причиной гибели более пятидесяти миллионов человек. И все это только из-за менструации фрау Шульц.

В следующем тысячелетии кровопролитию суждено было повториться. В десятикратном объеме.

Глава 1 СТРАННЫЕ СОБЫТИЯ

День 1. 7.20

День был ясным, и яркие лучи солнца освещали бескрайние заснеженные просторы Северо-Сибирской низменности. На голубом небе даже самый внимательный наблюдатель смог бы заметить лишь одно крошечное пятнышко – это на высоте почти в семь километров летел американский бомбардировщик-невидимка, похожий на летучую мышь, непонятно как оказавшийся на этих широтах. На гигантских просторах не был слышен даже грохот его двигателей. За его полетом при помощи «ящика Пандоры», установленного в подвале главного здания Агентства национальной безопасности (АНБ), внимательно следила спутниковая система слежения и регистрации данных США.

«Ящик Пандоры» представлял собой довольно большую многогранную коробку, на наружных поверхностях которой не было каких-либо измерительных приборов или дисплеев. Внутри находился компьютер, собранный на арсенид-галиевых чипах, в несколько раз превосходящий по быстродействию знаменитый суперкомпьютер «Gray-У/МР». Команда ученых и офицеров АНБ наблюдала за происходящим на огромных экранах, а компьютерные гении не спускали глаз с оборудования, которым были заставлены все столы.

За полетом невидимки следили также сорокатрехфутовый телескоп «Хаббл» и камера, предназначенная для передовых исследований, более мощная, чем «Хаббл Дип Филд». Она имела девяносточетырехдюймовый отражатель, изготовленный компанией «Корнинг Глас» из материала, называемого «стеклом со сверхнизким коэффициентом расширения». При направлении камеры на цель изображение передавалось на вторичное зеркало диаметром двенадцать с половиной дюймов, где делилось на сегменты для анализа.

Чувствительность «Хаббла» была настолько высока, что при его помощи можно было разглядеть человека, прикуривающего сигарету на Луне. Благодаря сверхъестественной способности увеличивать наблюдаемую вселенную в триста пятьдесят раз он позволял астрономам рассматривать объекты, находящиеся на расстоянии четырнадцати миллиардов световых лет от Земли. Наблюдение за «Стелсом» было пустяковой задачей.

Но совсем не пустяковой она была для небольшой группы русских специалистов, находившихся с огромными бульдозерами и самосвалами в траншеях десятиметровой глубины в тридцати двух километрах от эпицентра. Люди, одетые в многослойные одежды для защиты от мороза, практически не отличались друг от друга. Одежда была примечательна не только толщиной – шлемы странной формы делали всех похожими на космонавтов, а темные щитки на глазах были предназначены явно не для защиты от холода. Группа спряталась в траншеи, чтобы не выделяться на белоснежном поле, и только один человек находился на поверхности и наблюдал за приближением «невидимки» в мощный бинокль.

В зоне сброса была возведена нелепая конструкция, напоминавшая куб с закругленными углами высотой с двадцатиэтажный дом. Она была накрыта брезентом, обработанным химическими веществами и закрепленным стальными тросами, привязанными к столбам, глубоко вбитым в промерзшую землю. Метрах в двадцати от куба находилась панель размерами примерно тридцать на тридцать сантиметров, также накрытая брезентом, закрепленным такими же стальными тросами. Обе конструкции выглядели достаточно странно на белоснежном фоне – следы русских специалистов, установивших их, были практически не заметны.

Второй пилот «Стелса» увидел впереди зону сброса и открыл люки бомбового отсека. Сброшенный предмет было практически невозможно заметить невооруженным глазом. Просто темная точка стремительно и бесшумно, из-за завываний ветра, стала падать к земле. Подгоняемая силой тяжести, она падала все быстрее и быстрее. Проследив за ее падением, наблюдатель, стоявший у края траншеи, мгновенно упал на землю и пополз вниз по крутому склону, подав остальным сигнал, что все должно произойти через считанные мгновения.

Так и случилось, буквально за несколько секунд до падения на землю точка взорвалась, вспыхнув ярче тысячи солнц. Волна испепеляющего жара распространилась на многие километры от эпицентра термоядерного взрыва, пронеслась над траншеей. Люди, находящиеся в ней и защищенные специальными костюмами, ждали, когда пройдет взрывная волна. Грибовидное облако высоко поднялось в безоблачное небо. Когда опасность миновала, если вообще можно считать полностью безопасной зону взрыва, один из людей взглянул на часы и подал сигнал остальным. Они мгновенно поднялись в кабины пяти армейских грузовиков, двигатели взревели, и машины стали подниматься по крутому склону.

Грузовикам, выстроившимся в линию, понадобилось минут двадцать, чтобы доехать до выжженной поверхности, огромной воронки, глубиной метров сто, и медленно уносимого ветром грибовидного облака. Грузовики спустились в воронку. Пока ничего удивительного люди не увидели, последствия взрыва были вполне ожидаемыми.

За всем этим наблюдал оперативный центр противокосмической обороны США, подчиненный командованию воздушно-космической обороны североамериканского континента, расположенный глубоко под землей в горах Шайенн рядом с Колорадо-Спрингс. Антенны комплекса, похожие на диковинные заросли, жадно поглощали сигналы датчиков, расположенных по всему земному шару. Этим утром система раннего обнаружения баллистических ракет навела свой загоризонтный радар на зону арктической тундры и приготовилась к приему данных. По каким-то непонятным причинам взрыв никого не удивил.

В зоне сброса, на дне огромной воронки, исчезли только брезентовые покрытия, буквально испепеленные в момент взрыва. Русские вышли из кабин грузовиков и, вооружившись счетчиками Гейгера, осторожно направились к конструкциям. Только у двоих ничем не приметных людей не было счетчиков, они были наблюдателями, которых не интересовали научные данные. Один из них обошел огромную конструкцию с одной стороны, второй – с другой. Встретились они за ней и стали рассматривать объект более внимательно. Конструкция, казалось, совсем не пострадала от взрывной или тепловой волны. Возможно, взгляд их глаз, закрытых почти черными щитками, был удивленным. Они увидели, что конструкции были изготовлены из пластика в три дюйма толщиной, но явно не из обычного. На них не осталось ни единой царапины, ни единого обуглившегося места. Абсолютно ничего, словно они только что были доставлены с завода. Оба мужчины коснулись конструкций, провели по гладкой поверхности ладонями, защищенными перчатками.

Потом они подошли к квадратной панели, которая также совсем не пострадала от взрыва, за исключением исчезнувшего брезентового покрытия. Высокий и худощавый наблюдатель поднял панель с земли, осмотрел со всех сторон и передал коренастому мужчине, который тоже внимательно ее осмотрел. Они посмотрели на небо, на грибовидное облако, которое стремительно разгонял ветер. Скоро не должно было остаться и следа от того, что произошло в этом богом забытом месте.

* * *

День 2. 13.30, восточное поясное время

Президент США Чарльз Патрик Макферсон смотрел в окно зала заседаний западного крыла Белого дома. Он был явно озабочен встречей в Москве с президентом России Лавровым, предстоящей через двадцать семь часов, и с нетерпением ждал русского курьера – работающего совместно с ЦРУ офицера службы внешней разведки. Стекла, отделявшие зал от улицы, были чрезвычайно толстыми, что являлось совсем не лишней мерой предосторожности, учитывая возможность снайперского выстрела. В каждую раму было вставлено шесть слоев обычного стекла, разделенных пленкой из поливинилбутираля, создающих прозрачный пуленепробиваемый щит.

Попивая дымящийся кофе, президент думал также об огромном значении совещания в Женеве, предстоящего через десять дней и посвященного проблемам СОИ. Государственный секретарь Лоуренс Скотт Джонсон повесил трубку.

– Служба безопасности сообщает, что курьер приближается к зоне парковки, господин президент.

Президент ничего не сказал, он был слишком поглощен мыслями о том, что должен был доставить курьер, и о последнем взрыве русской термоядерной бомбы.

Секретарь Джонсон не без основания считал, что всегда мог читать мысли президента, и этот момент не был исключением.

– Уверен, что все прошло по плану, сэр.

Президент Макферсон пристально посмотрел на государственного секретаря.

– Рассматриваемая концепция имеет большое значение для будущего мира, она позволит усовершенствовать оружие массового поражения и удовлетворить потребности неразвитых стран в данном материале.

– Я никак не могу поверить в то, что все прошло так гладко, но, тем не менее, это – реальность. Сложно представить, что такое никому не пришло в голову раньше.

– Всему свое время, Ларри.

– Если результат соответствует тому, что нам сообщили, и в Женеве будет принято решение… – Джонсон замолчал.

Президент едва заметно улыбнулся.

– Да, будет повод для праздника, конечно же, при условии, что осуществлению нашего плана ничто не помешает. Мы по-прежнему не знаем, что могут предпринять наши противники.

– Поэтому и решили устроить проверку, господин президент. Информация на диске позволит точно узнать, затевается ли что-то.

– Все будет решено в течение двадцати четырех часов. К визиту в Москву все готово?

– До мельчайших деталей, сэр.

Президент Макферсон удовлетворенно кивнул. Благодаря росту в шесть футов и коротко остриженным темным волосам он выглядел моложаво в темном костюме в тонкую полоску. Президент был старшим сыном в ирландско-американской семье, его отец в год его рождения занимал должность сопредседателя банка «Чейз-Манхэттен». Он гордился тем, что к шестидесяти пяти годам у него не появилось ни одного седого волоса. Ему не было и четырнадцати лет, когда он понял силу богатства, без которого немыслимы успехи в политике, и еще не раз убеждался в этом во время обучения в Йельском университете. Чарльз поступил именно в этот университет потому, что многие его выпускники становились президентами. По крайней мере, так утверждал отец, когда будущий президент заканчивал обучение в Военной академии Джефферсона.

Став сенатором от родного штата Коннектикут, он одержал сокрушительную победу на президентских выборах, естественно, не без помощи отца, и сейчас правил страной уже второй год второго срока. Макферсон гордился тем, что был единственным католиком после Джона Фицджеральда Кеннеди, ставшим главой исполнительной власти. Он полагал, что несет полную ответственность за решение идеологических проблем, связанных с предстоящей финансовой глобализацией. Эта операция получила кодовое название «Глоба-Линк».

Президент все еще стоял у окна, смотрел на улицу, и государственный секретарь Джонсон почувствовал, что сейчас следовало молчать, а не настаивать на разговоре. Лоуренс Скотт Джонсон, покинувший процветающую инвестиционную компанию «Меррил Линч», чтобы стать членом кабинета, задумался. Он прикидывал, сколько денег мог бы заработать, уйдя в отставку, на первой же эмиссии акций после объединения компаний, которым будет поручено производство нового пластика, только что прошедшего испытания в северной Сибири. Джонсон решил, что, покончив с делами, непременно встретится с Раймондом Брукманном – председателем совета директоров компании «Макроникс» и одним из разработчиков теории «Глоба-Линк». Слава богу, он успел покинуть Уолл-стрит до того, как разразился скандал, связанный с использованием конфиденциальной информации в компаниях «Энрон» и «Уорлдком».

– Голосование в Женеве, господин президент, станет переломным моментом в мировой истории, а ваше имя займет достойное место во всех книгах, которые еще предстоит написать, – заверил президента государственный секретарь.

* * *

В Вашингтоне, округ Колумбия, стоял прекрасный майский день, пышно расцвели вишни. Казалось, воздух был пропитан политическим оптимизмом. Алексей Владимирович Иванов – высокий мужчина, еще вчера рассматривавший пластиковую конструкцию в сибирской тундре, остановил свой черный «Ниссан 240 8Х» на стоянке у Белого дома. Он уже предъявил свои документы сотрудникам службы безопасности, которые проверили, есть ли его имя в списке людей, ожидающих встречи с президентом.

Его сотрудничество с ЦРУ началось в тот день, когда террористы взорвали Всемирный торговый центр. В качестве сотрудника Службы внешней разведки – российского аналога ЦРУ, он вступил в борьбу с всемирным терроризмом со стороны России. ЦРУ без промедления приняло помощь, предложенную президентом Лавровым, там знали, что Иванов был одним из лучших оперативных сотрудников. Сам Алексей в то время был недоволен, и это чувство сохранялось до сих пор, поскольку на его предупреждения о том, что может случиться в процессе борьбы с терроризмом, никто не обратил внимания. Карл Ротштейн, непосредственный начальник, заместитель директора центральной разведки, не стал его слушать из-за каких-то внутренних бюрократических распрей. Именно поэтому Иванов был весьма невысокого мнения о способностях своего нового начальства предвидеть последствия, особенно до событий одиннадцатого сентября.

Алексей Владимирович вышел из машины и закрыл ее. Он был чуть выше ста восьмидесяти сантиметров ростом, и через два дня ему должно было исполниться сорок два. У него были густые темные волосы, которые спадали на лоб и почти закрывали круглые солнцезащитные очки, сидевшие на орлином носу. Каждое его движение свидетельствовало о ловкости и настороженности, выработанных в течение многих лет тайной работы в условиях постоянной опасности. Прикрепив пропуск с фотографией к лацкану, он с «дипломатом» в руке направился к входу в Белый дом.

За Ивановым, подходившим к особняку главы исполнительной власти, наблюдали в бинокль из офисного здания на Пенсильвания-авеню. Огромные линзы закрывали лицо этого человека, но он следил за каждым шагом посетителя.

Иванов прошел мимо нескольких сотрудников службы безопасности, вошел в небольшую прихожую и оказался перед огромным объективом камеры. Он знал, что нужно делать, и сразу же прижался левым глазом к резиновому обручу. Сверкнула вспышка, и камера сделала электронную фотографию сетчатки глаза. Ее узор был уникальным и позволял идентифицировать человека лучше отпечатков пальцев. Он сравнивался с изображениями, хранившимися в файле. На обработку снимка сетчатки глаза Иванова потребовалось чуть больше времени, чем обычно, потому что он посещал Белый дом впервые. Алексей знал, что создается отдельный файл. Наконец сотрудник службы безопасности проводил его к двери приемной западного крыла. Здесь Иванов обменялся рукопожатием с государственным секретарем Джонсоном, который проводил его в зал заседаний, где он пожал руку самому президенту.

– Образец у вас? – сразу же приступил к делу президент.

– Конечно, сэр, – ответил Иванов на хорошем английском, хотя и с легким русским акцентом. Он открыл «дипломат» и достал из него прямоугольную панель, привезенную из тундры.

Государственный секретарь Джонсон протянул президенту телефонную трубку.

– Соединение установлено, сэр.

Президент Макферсон взял трубку «горячей линии», а государственный секретарь принялся рассматривать панель. «Горячая линия» была проложена сразу же после Карибского кризиса, для обеспечения быстрой и прямой связи между Джоном Фицджеральдом Кеннеди и Никитой Хрущевым. Сначала использовался наземный и подводный кабель, потом была введена спутниковая связь с использованием российского спутника «Молния» и американского «Интелсат». Исправность канала проверялась ежечасно, русская сторона говорила на русском языке, американская – на английском.

Пока государственный секретарь рассматривал со всех сторон панель, Иванов внимательно прислушивался к разговору президента, хотя, естественно, мог слышать только одну сторону.

– Да, он уже здесь, – сказал президент явно довольным тоном, глядя на Иванова. – Образец доставлен. Полагаю, в дальнейших испытаниях нет необходимости. Согласен. Обсудим на предстоящей встрече. Счастливо.

Президент передал трубку Джонсону и достал из ящика письменного стола компьютерный диск в прозрачном пластмассовом футляре.

– Этот диск необходимо доставить президенту Лаврову лично. Он ждет его. Никто не должен знать о его содержимом. Информация является секретной, и вас лично совершенно не касается. Для всех, находящихся вне этой комнаты, этого диска просто не существует. Вам понятно?

– Да, господин президент.

* * *

День 2. 15.05, восточное поясное время

Штаб-квартира ЦРУ находилась в Лэнгли, штат Виргиния, не очень далеко от Белого дома. Буквально через двадцать минут Иванов припарковал машину у корпуса Оперативного центра, где его ждал заместитель директора центральной разведки Карл Ротштейн. Войдя в здание, Алексей прошел к лифту для высшего руководства, расположенному в дальнем конце зала, и поднялся на седьмой этаж, где находился кабинет заместителя директора центральной разведки.

Иванов рассказал Ротштейну о том, что произошло в тундре и в Белом доме. Они сидели друг напротив друга у письменного стола, Ротштейн задумчиво крутил в руках компьютерный диск в футляре и с любопытством разглядывал его, понимая, что Иванов не имел ни малейшего представления о содержимом этой штуки. Потом он толкнул его по столу к Алексею и проследил за тем, как тот убирал диск в «дипломат».

– Гм, – задумчиво пробормотал Ротштейн.

Мозг Ротштейна, как всегда, лихорадочно работал, Карл пытался понять, что могло быть на диске, и имел ли он отношение к взрыву в северной Сибири, который зафиксировало Агентство национальной безопасности. Почему информация была совершенно секретной даже для собственной Компании? Может быть, в отношениях двух государств возникло нечто новое, что уже вызвало такую суету в обоих правительствах? Ротштейну ситуация совсем не нравилась, не нравился даже ее запах. Она явно шла вразрез с его осознанием собственной важности и значительности, а этого он никому позволить не мог.

– Носом чую, здесь что-то не так, – сказал он.

– Послушайте, Геннадий почему-то запретил мне заниматься поиском группы чеченских террористов, работающих в Москве, и это после захвата заложников в театре. Потом этот незапланированный взрыв в Сибири, и я лечу на самолете в Белый дом. Мне это тоже не нравится.

– Зачем все это?

– Я не знаю, не знает и Геннадий, мы просто взяли этот кусок пластика. Существование химического материала, способного выдержать такой нагрев и ударную волну, с точки зрения науки невозможно, вернее, было невозможно, а участие Америки в подготовке взрыва не имеет разумного объяснения.

Ротштейн пристально смотрел на своего подчиненного.

– Это имеет какое-то отношение к предстоящей встрече в Москве. Мы ничего не знаем о ней, и это кажется мне подозрительным, – он задумался на мгновение, потом снова посмотрел на Иванова. – Алексей, что, черт возьми, происходит?

– В порядке подчиненности, я узнаю об этом последним, сэр. Знаю только, что вдруг стал посыльным. Хотел у вас спросить.

– О'кей, ты спросил у меня, а я спрошу у директора центральной разведки. Ничего другого предложить не могу, потому что президент не разговаривает с самыми преданными ему людьми. Пластик, способный выдержать такой нагрев… – он замолчал. – Придется повозиться и найти источник информации. Думаю, сделать это будет не слишком сложно, особенно в Вашингтоне. Ведь дело касается национальной безопасности, – добавил он язвительно. – Впрочем, оставим на время Капитолийский холм в покое, – он откинулся на спинку кресла и положил ноги на стол. – Жаль, что мы не можем отправить этот диск в Москву при помощи «Федерал Экспресс». Тебе самому не пришлось бы возвращаться, едва успев прилететь сюда.

Заместителю директора центральной разведки исполнился пятьдесят один год. Он всегда был победителем, по крайней мере, считал себя таким с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать лет. Тогда он жил в районе Рего-парка в Нью-Йорке, заселенном так называемым низшим средним классом. Он понял, что отличается от других детей, когда учился в начальной школе. Его отец – строительный рабочий – мог позволить себе снять для семьи запущенную квартиру, которая ничем не отличалась от других в этом районе. Ротштейн скоро понял, что находится в социальной ловушке и выбраться из нее можно, лишь добившись превосходных результатов во всем. Он стал отличником по всем предметам, потом капитаном бейсбольной команды и, наконец, президентом общества студентов Нью-Йоркского университета. Карл осознал, что будущее зависит только от него, а другого выхода нет, хотя бы потому, что он был евреем.

В те дни быть евреем значило подвергаться издевательствам, о которых не принято было говорить со стороны других детей, а именно этого ему хотелось избежать. Например, все снимали штаны в каком-нибудь пустынном месте и проверяли, кто обрезан, а кто нет, после чего начинались разнообразные издевательства. Но это было только начало. Его большой нос, да и остальные черты лица явно говорили об иудейском происхождении, и это отделяло его от живших рядом ирландских католиков, поляков и итальянцев. Тем не менее, тогда он частенько добивался расположения самых красивых девушек, даже в Государственном университете Нью-Йорка, в котором Карл изучал право. Остальные парни не могли понять, что находили девушки в этом противном горбоносом еврее.

Но это было много лет назад, и он старался забыть о прошлом. Именно гордость, как он полагал, помогла ему подняться по служебной лестнице. Став адвокатом скорее волей случая, а не в результате напряженной работы, он поступил на службу в агентство. Ему везло: сначала у него сложились хорошие отношения с бывшим директором центральной разведки Вулсли, потом добиться вершины помогали политические связи. Он мог стать преподавателем или превратиться в говорящую голову на кабельном телевидении «Фокс». Он был не против поработать и в академии, возможно, даже консультантом. Впрочем, об этом думать было рано. Сейчас его занимала загадка диска и большого взрыва в Сибири – он не любил, когда его держали в неведении.

Зазвонил телефон. Заместитель директора центральной разведки, словно очнувшись, схватил трубку:

– Ротштейн.

Алексей тем временем подошел к окну и стал смотреть на стоянку машин для посетителей, потом – на сосновую аллею, отделявшую комплекс зданий агентства от шоссе Джорджа Вашингтона и долины реки Потомак. Взгляд его мог замереть на десять секунд или десять минут, это не имело значения, потому что время словно остановилось в этот момент. По крайней мере, он сможет повидаться с Еленой. Алексей по заданию Форсайта провел в Америке два месяца, она могла встретить его, когда он возвращался из тундры. Прекрасная Елена. Алексей не мог дождаться встречи с ней. Но, задумавшись, он перестал слышать разговор Ротштейна, словно находился в забытье, пока голос заместителя директора центральной разведки не вернул его в реальность.

– Звонил Форсайт. Его команде удалось обнаружить след Юсефа и определить, что сейчас он прячется в многоквартирном доме в Бруклине, рядом с парком Сансет. Я вызову для тебя вертолет, – он взглянул на часы. – Будешь там часа в четыре, останется достаточно времени до наступления темноты.

* * *

День 2. 16.32, восточное поясное время

Парк Сансет находился в заброшенном районе Бруклина, рядом с парком Боро. Здесь жили в основном чернокожие и латиноамериканцы, такого рода изменения начались еще в шестидесятые годы, когда белые семьи среднего класса начали покидать этот район, обрекая его на запустение. Законы выживания, действующие в этом месте, означали необходимость приспосабливаться к любым преступлениям, совершаемым лишь для того, чтобы заплатить владельцам трущоб достаточно низкую арендную плату за перенаселенные квартиры, построенные еще в начале двадцатого века. Люди привыкли к оглушительному грохоту вагонов надземки, проносившихся на Кони-Айленд каждые пять или десять минут. Именно на этих улицах молодежные банды защищали свои территории при помощи выкидных ножей и пистолетов, именно здесь они торговали любыми наркотиками, вошедшими в моду.

Было почти пять часов вечера. Члены одной из молодежных банд с подозрением наблюдали за белым фургоном с эмблемой «Драйно, Инк.» на обоих бортах, повернувшим на узкую улицу с односторонним движением, на которой не было никаких магазинов, только жилые многоквартирные дома. Они знали, что фургон был не из их района, потому что никогда не видели его прежде. Это, как и то, что на переднем сиденье сидели двое белых мужчин, не могло не насторожить их.

Чет Форсайт сидел за рулем, а Алексей Иванов смотрел на номера домов.

– Двести двадцать седьмой дом впереди справа, квартира пять, – сказал Форсайт.

– Бюро решило не марать руки?

– За это я получаю деньги, амиго. Ты ведешь себя слишком нагло. У Компании не хватает сотрудников из-за этой кутерьмы на Ближнем Востоке. СВР считает Ближний Восток зоной интересов России, верно? Лично я, прослужив в Компании почти двадцать лет, считаю, что отложить на старость можно, только работая на себя, особенно после событий одиннадцатого сентября.

Лицо Форсайта, которое из-за образа жизни было преждевременно испещрено глубокими морщинами, выражало крайнее удивление. Он выглядел старше своих пятидесяти двух лет, и его волосы, в которых совсем недавно проседь была еще едва заметна, с каждым днем становились все белее. Его лицо с грубыми чертами было обветренным, как у моряка, а не у агента, привыкшего работать в одиночку. Взгляд был усталым.

– Может быть, поужинаем и немного выпьем сегодня?

– Если только не слишком поздно. У меня билет на балет.

– Все русские с ума сходят по балету. Это у вас в крови?

– Это называется культурой, Чет, с ней знакома только элита американского общества.

– А кто еще может себе это позволить, учитывая цены?! Когда вылетаешь?

– Сегодня ночью.

– Значит, у тебя будет шанс повидаться с Еленой. Счастливчик.

Алексей задумался.

– Да, можно и так сказать.

– Следующий дом справа, – сообщил хриплым голосом Форсайт. – Остановимся здесь.

Пока Форсайт припарковывал фургон, Иванов достал из кобуры под мышкой девятимиллиметровый пистолет «глок-26», быстро проверил его и убрал назад. Выйдя из машины, он бросил взгляд на подростков. На нем был комбинезон сантехника, Форсайт был одет в такой же. Он вышел из кабины, закрыл дверь и запер ее. Алексей посмотрел на тротуар, усеянный битыми стеклами, на перевернутые мусорные баки, почувствовал запах бедности. Рядом со ступенями, ведущими к двери дома двести двадцать семь, сидел небритый пьяница с грязной рожей и полупинтовой бутылкой в руке. На противоположной стороне улицы на тротуаре валялся еще один пьяница – он крепко спал.

Алексей окинул взглядом все пять этажей, обращая особое внимание на поднимавшиеся к крыше пожарные лестницы, именно там наркоманы обычно курили крэк. Судя по тому, что на каждой лестничной площадке было по две квартиры, квартира номер пять находилась на третьем этаже. Это означало, что в нее можно было попасть только по старой грязной лестнице.

Наваффшах Юсеф стоял рядом с раковиной и делал то, чему его учили последние четыре года – собирал одну из составных частей бомбы. Он понятия не имел, кому ее передаст. Его это не касалось, он просто выполнял приказ. У этой операции не было центра, она проводилась одновременно в разных местах, разбросанных по всей стране, чтобы у ФБР не возникло подозрений. Юсеф очень гордился тем, что именно ему доверили работу с такими ценными веществами – два грамма трития, упакованные в никель-водородные аккумуляторы, доставили только вчера. Он относился к избранным, знал место и время Очищения. Огромная честь – отдать ради этого жизнь, на церемонии посвящения он поклялся сделать это.

Юсеф был не арабом, а подтянутым чернокожим мужчиной двадцати семи лет с заплетенными в косички волосами. До того как он шесть лет назад принял ислам, его звали Отисом Чарльзом Брауном, он был одним из троих детей Марты Браун, которая воспитывала его в одиночку большую часть жизни. Его отец, которого он почти не знал и еще меньше хотел вспоминать, стал бродягой. Свое детство Юсеф провел среди афро-американцев, итальянцев и пуэрториканцев. Но чернокожий всегда оказывался обманутым, вне зависимости от того, кто жил по соседству. В то время в школах было модно применять программы защиты прав ущемленных групп, но у него никогда не было персонального наставника, и никто не руководил процессом обучения мальчишки, да и его сестер тоже. Мать много работала, и Чарльз был предоставлен самому себе. После занятий в школе он торчал на углу или играл в пул, если у него были деньги.

Парень понимал, что такая жизнь не приведет ни к чему хорошему. Ему нужна была цель, и он выбрал занятия легкой атлетикой. В то время его героем был Карим Абдул Джаббар, о котором он читал в газетах. Этот человек давно принял ислам и выбрал спокойный для себя образ жизни. Чарльз считал Карима крутым и умным. А к братьям, которым не удалось добиться спортивной стипендии для обучения в колледже, относились так… нет, только не это. Чарльз был очень умным. Он хотел реализовать свои способности, но зарплата в стране была такой, что прожить на нее можно было только в том случае, если вкалывать весь день на двух работах. Нет, ему было нужно нечто другое. Хотелось нанести удар по власти белых людей, которым было наплевать на черных. Юсеф перещеголял самого Карима, чувствовал себя более значимым, чистым, способным победить врагов Корана. Он был более ценным, чем арабские мусульмане, потому что был черным, и его нисколько не касалось тайное наблюдение за мусульманами, проводимое ФБР. Его мулла отлично понимал это, и после проверки на верность Юсефу сначала доверили доставлять сообщения, потом – отмывать деньги и, наконец, заниматься оружием. Это было его призванием, и через четыре года, каждый день которых обязательно отмечался пятью молитвами, он заслужил уважение. Конечно, к его обязанностям относились только три операции всего процесса. Он изучал армейские наставления по применению специальных методов и средств, руководства по изготовлению бомб, а однажды, еще до одиннадцатого сентября, ему показали карту, на которой были отмечены такие достопримечательности, как статуя Свободы, Центр Рокфеллера и Пентагон. Сейчас он должен был сделать свою работу на этой кухне, принадлежавшей старухе-мексиканке. Все было продумано – она жила одна и нуждалась в деньгах. Но с тритием следовало обращаться крайне осторожно.

Дверь вдруг словно взорвалась от резкого пинка Иванова, во все стороны полетели щепки от косяков.

– Ни с места!

Юсеф не расслышал команды из-за шума. Он почувствовал только панический страх, пробежавший по позвоночнику к голове, и бросился к пистолету сорок четвертого калибра, лежавшему у сушилки для посуды. Удар Иванова, рассекший кожу на черепе, настиг его прежде, чем он успел дотронуться до рукоятки пистолета. Но Юсеф не почувствовал его, он совсем ничего не ощущал, просто попытался ударить Иванова ногой по яйцам. Форсайт бросился на него, сбил с ног, и они покатились по линолеумному полу. Юсефу удалось ударить Форсайта по зубам и на секунду лишить чувств.

Пока Алексей поднимал Юсефа с пола и прижимал его к стене, в квартире вдруг появились пьяница и бездомный, несколько минут назад валявшийся на тротуаре. Они незаметно прошмыгнули в комнату. Возможно, у Юсефа от удара сломались ребра, он закричал от боли, а Алексей прижал к горлу террориста «глок-26».

– Давай, испытай меня, Навафф! – закричал Иванов. – Хочешь попасть в рай немедленно или чуть позже?

Глаза Юсефа закатились, он замер от боли и страха, потом начал харкать кровью. Форсайт устало поднялся с пола, вдруг почувствовав себя слишком старым для подобных потрясений. Бездомный и пьяница, которые на самом деле были агентами Моррисом Аппельбаумом и Брайаном Шепардом, притащили на кухню визжащую мексиканку лет шестидесяти, которая, как всем стало ясно буквально с первого взгляда, была лишь безобидной испуганной женщиной, пустившей Юсефа в квартиру лишь ради того, чтобы добавить несколько долларов к своему чеку социального обеспечения.

– Что вы вытворяете? Как вы посмели? – визжала она в ужасе оттого, что весь привычный мир словно обрушился вдруг на нее. – Я вызову полицию, ублюдки!

– Кто еще есть в квартире? – спросил Иванов у Шепарда.

– Никого, – ответил Шепард.

– Здесь только он и эта визгливая старуха. Пусть эксперты проверят всю квартиру, – сказал Алексей Аппельбауму. – Соберите все это дерьмо и отправьте в Лэнгли. Да, зачитайте ему его права.

– Насрать мне на его права, – сказал Шепард.

– Зачитай, – повторил Иванов, достав непонятно откуда наручники и застегнув их на запястьях Юсефа.

– И побеспокойся о том, чтобы Юсефу было удобно и приятно, – несколько язвительно добавил Форсайт.

– Об этом не волнуйся, – услышал он в ответ.

Как и все остальные группы, работающие в Манхэттене, Моррис Аппельбаум и Брайан Шепард якобы дежурили с девяти до пяти часов в конторе, расположенной в здании Си-Би-Эс на Парк-авеню, хотя она не значилась ни в одном указателе. Моррис, вернее, Мори Аппельбаум, человек с квадратной челюстью и подстриженными под «ежик» светлыми волосами, служил в Компании уже восемь лет после окончания университета Нотр-Дам, потому что его всегда больше интересовала работа на правительство, чем, допустим, футбол. Первые три года он проработал в Лэнгли, потом был переведен в Нью-Йорк, после того как один из агентов стал жертвой загадочного убийства. Его жена и двое детей жили в Скарсдейле, он пытался вести нормальный образ жизни, предпочитал перебирать бумажки до пяти часов, но иногда вынужден был принимать участие в операциях, подобных сегодняшней, которые, в чем он никому не признавался, несколько скрашивали чересчур монотонную жизнь.

Шепард, напротив, занимался этим ради Бога и страны.

Когда Юсефа увели, Иванов и Форсайт еще раз осмотрели кухню, обратив особое внимание на первоклассное лабораторное оборудование, и решили, что нуждаются в покое и отдыхе.

Ни тем ни другим им, естественно, насладиться не удалось.

Глава 2 ПОД НАБЛЮДЕНИЕМ

День 2. 22.00

Этой майской ночью в пустыне, раскинувшейся километрах в шестидесяти от Кабула, рядом с границей с Пакистаном, стояла самая лучшая погода, на которую только мог надеяться Абдул Расул Сайяф. Скоро накатится испепеляющий жар лета, запечет землю, лишив ее последней влаги. Но даже жар будет лучше зимы, проведенной в горах, когда единственным источником тепла являлся огонь, сопровождавшийся предательским дымом, позволявшим американцам, зорко следящим за этой пещеристой местностью, легко находить все убежища.

Час назад Сайяф, повернувшись в сторону Мекки, произнес пятую, последнюю из обязательных молитв, в которой он, как обычно, заверил Аллаха в том, что всегда останется его верным слугой, будет вести жизнь праведника и не нарушать заповеди Корана. За час до этого он навел прицел своего русского «Калашникова» на место, расположенное в двухстах шагах от своего укрытия, и плавно нажал на спусковой крючок. Пуля пробила каску американского солдата, которому было не больше девятнадцати лет от роду. Он умер, не почувствовав боли, и Сайяф считал, что пощадил неверного. Буквально через несколько минут после этого налетели вертолеты «блэкхоук», но Сайяф, естественно, успел уйти с чувством гордости за то, что внес свой вклад в дело мести за «Талибан», последние представители которого теперь вынуждены были скрываться в горах к востоку от Кабула и в Пакистане.

Скоро ему уже не придется применять столь не эффективную тактику. Его молодой протеже Мухаммед Хуссейн Насрала, которому было всего семнадцать, восхищался меткостью Сайяфа и прекрасно знал, что его герой обладал многолетним опытом. Еще мальчишкой он прекрасно проявил себя в качестве шпиона Северного альянса, внеся свой вклад в поражение советских оккупационных войск, а теперь воевал против американцев, которые пришли якобы помочь его народу, а на самом деле преследовали свои, сугубо империалистические цели. Сам Сайяф считал, что недавнее поражение не было бесполезным, потому что ему поручили то, что никогда не приходилось делать ни одному другому сунниту. Став избранным, он почувствовал спокойное удовлетворение. Через три дня он оставит это место и перелетит в город, который ему пока не назвали. Там он получит от «Хезболлы» достаточно денег, чтобы зафрахтовать уже подготовленный для него самолет.

«Аль-Каида» стала остро нуждаться в средствах, потому что американцам удалось перекрыть денежные потоки. «Хезболла», с другой стороны, была хорошо организована и спонсировалась странами Ближнего Востока и Южной Америки, а также получала миллионы долларов от благотворительных организаций в Америке, которые пока не попали в поле зрения ФБР. Поступали деньги и из других стран, в которых мусульмане обладали реальной властью.

Сайяф сидел у входа в пещеру, подальше от огня и треска горящих дров, и думал не о том, что предстояло сделать, а о том, что он потерял менее года назад. А лишился он жены и двоих детей, Сайда, трех лет от роду, и пятилетнего Раджкумара. Они, вместе с еще семнадцатью гражданскими жителями, погибли во время атаки американского истребителя Г-18. У него разрывалось от боли сердце – так быстро лишиться будущего. Одна бомба, и вся семья исчезла.

Он посмотрел на звезды на ясном небе. Миллионы и миллионы небесных светил были созданы Аллахом с известной только ему самому целью. Иногда по небу пролетала падающая звезда, словно послание Всевышнего, в котором он говорил, что чувствует мысли Сайяфа, что находится рядом с ним и поддерживает его в том, что нужно было сделать. Сайяфа успокоили такие мысли, и он повернулся к огню, к Мухаммеду, который будет поддерживать огонь всю ночь, сидя у костра с винтовкой. Скоро придет сон, а когда Сайяф проснется, новый день приблизит его на шаг к поездке на восток, в Исламабад, а потом еще дальше.

Сайяф был не молодым, не старым. Ему было тридцать три, рост сто восемьдесят сантиметров, а тело выглядело так, словно устало от долгих лет борьбы и убийств, в то же время он обладал физической силой двадцатипятилетнего. Старыми были его глаза, они видели слишком много смертей близких и друзей. Сайяф жил теперь только ради того, чтобы умирали неверные. Только от этого он мог получить удовлетворение, все остальное не имело ни малейшего смысла. Он был моджахедом, борцом за свободу, и будет им до конца дней своих.

«Когда я был преподавателем английского и испанского языка в университете? – спросил он себя. – Четыре года назад? Пять?» Время потеряло для него всякий смысл. Он начал работать в университете, когда был женат уже шесть лет, то есть женился поздно, по обычаям своего народа. Все студенты были мужчинами, женщины не могли получить образование, если они, конечно, не стали похожими на американок, не обесчестили себя тем, что вступили в борьбу с мужчинами собственной страны. Здесь подобного произойти не могло, потому что неуважение по отношению к мужчине наказывалось публичным избиением плетьми на площади, потому что мужчины являлись борцами за свободу и исполнение предначертаний Всевышнего. Мальчики, которым предстояло стать мужчинами, должны получить прекрасное образование, как это было угодно Аллаху. Сайяф вспоминал о своих университетских днях с легкой улыбкой на потрескавшихся губах. Она явно говорила о его тоске по мирному времени. Кто в следующий раз попытается отнять у исламского мира его традиции, сделать его игрушкой в руках могущественного правительства иноверцев, которое будет использовать чужую землю ради собственной выгоды, а потом уйдет с богатой добычей, оставив после себя только пыль и пещеры?

Но победы неверных на этот раз не будет, потому что мир стал другим. «Теперь у нас есть сотовые телефоны и Интернет, – думал Сайяф. – Теперь гяурам не удастся отрезать мой народ от остального мира, где есть телевидение и другие технические средства, способные мгновенно передать сообщение куда угодно. Мир стал другим, но современность не способна уничтожить исторические корни: „Макдональдсы" и Всемирная паутина будут отправлены на свалку истории, а наша священная земля возродится».

– Пора спать, – сказал он Мухаммеду.

– Когда мы получим оружие для дальнейшей борьбы? – спросил юноша.

– Оружие доставят через перевал из Джелалабада еще до рассвета. Тебе нужно хорошо отдохнуть.

– Ты скоро уйдешь, – печально произнес Мухаммед, которому уже сообщили о том, что Абдул скоро оставит его.

– Ты присоединишься к другой группе моджахедов и продолжишь убивать американцев. Не волнуйся. Аллах укажет тебе путь.

– Мне будет не хватать тебя, Абдул.

– Да, – печально сказал Сайяф. – Я тоже буду по тебе скучать. Другие научат воевать тебя лучше, чем я. Не бойся, ты не останешься один.

– Я ничего не боюсь, – сказал молодой воин. – Вернувшись в Кабул, я буду защищать свою семью, потому что уже стал мужчиной.

Улыбка тронула губы Сайяфа.

– Среди нас больше нет мальчишек, верно, Мохаммед? Они остались в другом времени.

– Ты увидишь, я не подведу тебя.

– Конечно, мой молодой друг. А сейчас мне нужно отдохнуть, чтобы набраться сил для того, что я должен сделать.

Сайяфу надо было подготовиться к священному полету в ад.

* * *

День 2. 1 8.30, восточное поясное время

Безоблачное небо уже потемнело, наступали сумерки – любимое время Алексея, когда солнце уже закатилось и небо предвещало наступление темноты, когда зажигались бесчисленные лампочки и рекламы, создававшие впечатление, что Манхэттен никогда не спит. Он сидел с Форсайтом на открытой террасе кафе на Второй авеню в районе восточных пятидесятых улиц, которое скоро должно было заполниться одинокими людьми, ищущими приключений. Ночная тусовка модной толпы, или сейчас это называлось по-другому? Алексей провел ладонью по лежавшему на коленях «дипломату» и закурил. Курить за столиками на улице пока еще не запретили.

Форсайт смотрел, как попыхивал сигаретой Алексей.

– Никак не можешь бросить?

– И даже не пытался, – ответил Иванов, которому было совершенно наплевать на то, насколько далеко зашла в Америке борьба с курением, чуть ли не главной проблемой, стоящей перед великой страной.

Мясо было давно съедено, они откинулись на спинки стульев и наблюдали за смазливыми девчонками, которые парами или тройками прохаживались по улице и выбирали подходящий бар или кафе, в котором им могло повезти.

Форсайт, проработавший в Манхэттене уже восемь лет, слишком хорошо знал, чего хотят эти одинокие женщины, но он был, слава Богу, счастлив в браке и разглядывал красоток чисто ради развлечения. В конце концов, супружеская жизнь не могла запретить мужчине оставаться мужчиной. Впрочем, он получал мало удовольствия даже от этих взглядов – разум слишком устал от работы, особенно после событий во Всемирном торговом центре. Чет чувствовал, что становится пережитком прошлого, внештатным сотрудником Компании, который все уже видел и постепенно разваливается, трескается по всем швам. Форсайт гордился прежними достижениями и был разочарован бесцельно загубленными жизнями, нелепыми операциями, моралью, которую давно погрузили в огромный мусоровоз и увезли на свалку. У Америки появились новые враги – террористы, заключившие невероятный договор с Богом. Как можно было победить таких людей?

Иванов знал, что чувствовал Чет, они часто разговаривали об этом. Внутри самой Америки находились миллионы врагов, которые могли приходить и уходить, наносить удары, когда им заблагорассудится. Ужесточить порядок выдачи виз? Иванов знал, что Форсайт воспримет такое предложение как шутку, ведь любой человек мог пешком перейти границу практически где угодно из-за недостаточного количества пограничников, которые были обычными людьми и не имели возможности надежно охранять тысячи миль границы на севере и юге. А что предпринимали политики, которые знали об этом? А центр по борьбе с терроризмом ЦРУ? Они не могли переписать законы. Форсайт прекрасно понимал, что страна находится в состоянии глубокого кризиса. Сколько еще ни в чем не повинных американцев погибнет?

– Что сейчас происходит в твоей голове? – насмешливо спросил Иванов, попыхивая сигаретой.

– Тебе незачем об этом знать.

– Я и так знаю.

– О'кей, знаешь. Ты знаешь, я знаю, знают буквально все.

Привлекательная официантка поставила перед ними две бутылки пива.

– Будете еще что-нибудь заказывать?

– Принесите счет, – сказал Иванов.

Она улыбнулась и ушла. Форсайт окинул взглядом стройное тело.

– Ничего нового, – ехидно заметил он.

Иванов уже рассказал ему о привезенном в Белый дом образце пластика. Форсайт был просто поражен. Они долго говорили об этом, но так ничего и не решили, потому что абсолютно ничего не знали. На самом деле Иванов хотел поговорить о диске, но понимал, что не имеет права это делать. На нем была записана информация, доступ к которой разрешался по принципу служебной необходимости, а таковой для Форсайта не существовало, впрочем, как и для Ротштейна. Но думать об этом Иванову никто не запрещал.

– Когда мы получим сведения из Лэнгли?

– Скорее всего, завтра. У Юсефа найдено оборудование для изготовления бомбы, и директор центральной разведки сильно разозлится. Все знают, что Аппельбаум и Шепард владеют ситуацией, и Шепард, насколько я в курсе, ждать не будет, потому что ему совершенно наплевать на конституционные права граждан, если могут погибнуть простые люди.

– Ресурсы «Аль-Каиды» практически истощены, – заметил Иванов. – Теперь она получает средства только от «Хезболлы», крышей которой «Аль-Каида» считается. За всем этим стоит Иран, поставляющий деньги, оружие и все остальное через Иорданию. Я проверил это через доверенных лиц на Ближнем Востоке. Их банки распухают от наших нефтяных долларов.

– Как это работает?

– Мои источники в Москве сообщают, что в этом завязаны Бейрут, Бангкок, Парагвай и даже организации в США, в частности в Мичигане и Северной Каролине. Кроме того, поставки осуществляются через Индию на Ближний Восток, а также через Гонконг. Примерно двадцать миллионов долларов в год поступают только по этим каналам.

Иванов много раз задумывался, почему спецслужбы Америки не смогли предотвратить события, случившиеся одиннадцатого сентября. Почему не было проанализировано нападение на военный корабль ВМС США «Коул» в 1998 году и взрыв восьмого августа того же года в посольстве США в Найроби, унесший более четырех тысяч жизней. Компания знала о существовании ячейки «Аль-Каиды» в Кении задолго до нападения и держала ее членов под наблюдением. Более того, было получено письмо на восьми страницах от члена «Аль-Каиды», который предупреждал о предстоящем нападении. Посол США в Кении Пруденс Башнелл умолял Вашингтон усилить охрану, но так ничего и не получил, несмотря на предупреждения «Моссада» о том, что будет заложена бомба. А потом, три года спустя, произошли события одиннадцатого сентября, которые навсегда изменили Америку.

Почему они не смогли соединить точки, все сопоставить?

– У нас и так работы по горло, амиго.

– Ты думаешь, Юсеф – часть этой цепи?

– Конечно, нет, – ответил Форсайт. – Я считаю, что его просто подставили, чтобы скрыть более крупную рыбу. Впрочем, мы все равно вынуждены будем рассмотреть и этот вариант.

– Компания знает. У нее связаны руки, вот и все. Никто не хочет, чтобы война вспыхнула по всему миру.

– Лично я думаю, что Компания попыталась проглотить слишком большой кусок, – сказал Форсайт. – У нее не было выбора, верно? Если разобраться по существу, весь мир, за исключением самых верных друзей, настроен против нас после событий в Ираке.

– Пока это – ваша забота. Лично я сегодня хочу отдохнуть.

– Я забыл, ведь Мариинский театр здесь на гастролях. Что дают сегодня? «Спящую красавицу»?

– «Лебединое озеро».

– Ничуть не лучше.

Форсайт пил пиво из горлышка, когда официантка принесла счет.

– Спасибо, джентльмены, – сказала она, надеясь на щедрые чаевые, и ушла, цокая высокими каблуками на очень длинных ногах.

Форсайт никогда не понимал, как женщины всю ночь могут ходить на таких шпильках.

– Нам есть чем заняться. Сафед Альхазми все еще продолжает работать под прикрытием мечети в Бенсонхерсте. Я думаю, нам пора его арестовать.

– А Кабиб Шах Эс-Саид, а племенник Наваффа?

– Они встречаются друг с другом в Чайнатауне, по-прежнему пропускают деньги через свою благотворительную организацию, якобы для изучения ислама.

– Как досье на Рамази Альхмади?

– Толстеет, амиго. Наконец, вчера начали прослушивать его сотовый телефон.

– Я вернусь дня через три, – сказал Иванов, доставая бумажник. – Обсудим все еще раз.

– Как Елена?

– Как всегда, прекрасна. А Роберта?

– Я думал, ты так о ней и не спросишь.

– Как всегда, все в порядке, – с улыбкой произнес Иванов.

– Пока терпит меня, значит, действительно все в порядке.

– Понятно.

Положив деньги на стол, Форсайт уже собирался встать.

– Поеду на метро, – сказал он и добавил более серьезным тоном: – Будь осторожен, амиго. Дальше будет только хуже.

Иванов удивленно посмотрел на него, понимая, что коллега, конечно, прав. Форсайт работал в спецслужбе половину жизни и мог учуять беду за милю, чувствовал ее костями. Но Алексей ощущал, что назревало еще и нечто другое, глобальное и загадочное, не имеющее никакого отношения к терроризму.

* * *

День 2. 19.00, восточное поясное время

Иванов включил свет только у входной двери, потом набрал комбинацию цифр, чтобы отключить сигнализацию, и вошел в трехкомнатную квартиру, построенную в начале XX века. Все здания на Риверсайд-драйв, идущей вдоль Гудзона, были старыми, но ухоженными, и снять в них квартиру было чрезвычайно трудно. Компания арендовала ее после событий одиннадцатого сентября, потому что понимала, что исламские фундаменталисты никуда не исчезнут, а для борьбы с ними очень пригодится русский специалист Алексей Иванов.

Он закрыл входную дверь на все четыре замка и внимательно осмотрел гостиную, спальню и старомодную кухню с огромным обеденным столом. В последний раз он был здесь меньше недели назад, но ему казалось, что прошла целая вечность. Иванов подошел к встроенному в стену сейфу, положил в него «дипломат» и крутанул диск кодового замка. Он заглянул в холодильник и увидел, что морозильная камера забита замороженными обедами. Они лежали здесь уже несколько месяцев, так, на всякий случай, потому что он никогда не обедал дома.

В спальне Алексей подошел к платяному шкафу и снял с вешалки белый смокинг с черными брюками. Он не солгал Форсайту, потому что действительно собирался приятно провести время, прежде чем сесть в такси и отправиться в международный аэропорт имени Джона Фицджеральда Кеннеди. Билет в театр, приобретенный девять дней назад, лежал в ящике комода. Иванов взглянул на часы, увидел, что у него есть еще час до начала спектакля в Линкольн-центре, потом его взгляд упал на фотографию восемь на десять, на которой он был изображен рядом с Еленой.

Снимок был сделан четыре года назад, когда они зарегистрировали брак в московском Дворце бракосочетаний. Церемония была обычной гражданской, без всяких излишеств и заняла всего несколько минут. Незадолго до этого их представил друг другу Рене Шометт. Сейчас Елена выглядела так же, как и в тот день. Привлекательная блондинка с прямыми волосами до плеч, красивыми голубыми глазами и прямым носом. Очень по-русски красивая. Они встретились во французском консульстве в Санкт-Петербурге, получив предложение СВР «объединиться» после взрывов в Лондоне, произведенных по приказу чеченского генерала Джохара Дудаева, скрывавшегося в то время в горах и убитого российской ракетой 21 апреля 1996 года, что, впрочем, до сих пор не было доказано.

Иванов взял фотографию и долго смотрел на нее. На него вдруг нахлынули воспоминания о том, как они ходили на балет около года назад. Та зима в Санкт-Петербурге была холодной и снежной. Алексей вдруг вспомнил, что Форсайт почему-то предположил, что в Линкольн-центре сегодня будут давать «Спящую красавицу», ведь именно на этот балет Чайковского они ходили тогда с Еленой.

Они договорились встретиться у входа в Мариинский театр, он пришел рано, увидел огромную толпу людей, надеявшихся в последнюю минуту купить билет с рук. Елена еще не подошла. Он почувствовал, как холод проникает сквозь кожаное пальто, потер руки в перчатках, чтобы согреть их, и решил отойти вправо, подальше от ярко освещенного входа. Рядом с ним висела афиша в стеклянной витрине, туристы, по виду в основном из Азии, фотографировали ее, выдыхая огромные клубы пара.

Алексей решил покурить и отошел еще дальше вдоль стены театра. Он перешел улицу и прислонился к парапету набережной Крюкова канала, проходившего перпендикулярно улице Декабристов, на которой сейчас жили в основном «новые русские», потому что только они могли заплатить сумасшедшие деньги за квартиры в этом элитном районе. Он закурил «Мальборо» – эти сигареты до сих пор оставались одними из самых популярных в России, и выдохнул дым в морозный воздух. И вдруг он увидел ее. Женщина выходила из-за угла, словно знала, где его искать.

Она, очень по-русски, была одета в элегантное длинное норковое манто и шляпу из такого же меха. Елена выглядела безупречно, в ней было шикарным буквально все, даже походка. Она держалась прямо, шаги были длинными и грациозными. Елена без всякого притворства сообщала всем, кто смотрел на нее, что она была прекрасной женщиной. Глядя на нее, Алексей не мог не подумать о том, как сильно он ее любил.

У них были билеты в ложу, которую раньше мог занимать только царь Николай II, она располагалась на уровне бельэтажа, строго в центре зала. Из фойе они прошли в небольшой, богато украшенный зал, на стенах которого висели картины, а вдоль стен стояли обитые шелком диваны и статуи Моцарта, Баха и Римского-Корсакова. Этот зал находился сразу за царской ложей, в нем поддерживался идеальный порядок, стояло несколько столиков со стульями, был даже слуга, готовый выполнить любую прихоть. Алексей говорил с ней о каких-то пустяках, чтобы снять напряжение. Он не знал, о чем с ней говорить, и почему-то чувствовал себя виноватым. Сейчас, глядя на фотографию, он вспомнил все в мельчайших подробностях.

Тогда он стремительно бежал по жизни, ему хотелось всего и сразу, хотя Алексей не мог вспомнить почему. Может быть, его тревожило то, что она уделяла ему больше внимания, чем он ей? Тогда у него почти не оставалось времени на Елену, а она требовала внимания, которое было необходимо для поддержания нормальных отношений. Он корил себя за то, что мог так мало дать ей. Сейчас Алексей смотрел на свое лицо в зеркале и видел, как он устал. Почему он вдруг вспомнил о том давнем чувстве вины, если последние два года были полны любви?

* * *

Многоцветные фонтаны во дворе Линкольн-центра осыпали брызгами толпу, продвигавшуюся к входу в театр. Иванов превосходно выглядел в белом смокинге, он чувствовал себя уверенно в толпе театралов в черных бабочках и блестящих вечерних платьях. Гастроли Мариинского театра были знаменательным событием, и даже американцы отдавали дань уважения самой знаменитой в мире балетной труппе. Кроме того, он шел на балет Чайковского, самый любимый. Тем не менее Алексей не мог окончательно выбросить из головы мысли о том, что происходило в мире, об угрозах «Аль-Каиды», грозившей применить оружие массового уничтожения. Но особенно его беспокоили мысли о пластике, который мог защитить от термоядерного взрыва, о его химической основе. Американцы и русские тайно договорились о производстве этого материала, но с какой целью? Что именно происходило в тайне от всех, и действительно ли в тайне? К сожалению, завтра у него не будет времени поговорить обо всем с Геннадием в Москве, а сделать это было крайне необходимо.

Он вдруг почувствовал какую-то необъяснимую тревогу и остановился, чтобы закурить, не подозревая, что на другой стороне широкой Коламбус-авеню, пересекавшей Бродвей, в небоскребе Американского общества композиторов, авторов и издателей, среди множества ярко освещенных окон было несколько темных. Из одного из них за ним кто-то наблюдал в тот же бинокль, который использовался при визите Алексея в Белый дом. Лица этого человека, как и прежде, не было видно, но наблюдал он за Ивановым крайне внимательно.

Глава 3 ПЛАНЫ, КОНТРПЛАНЫ

День 3. 10.00

Из предосторожности Елена Ванеева не взяла фамилию мужа, хотя ее брак с Алексеем ни для кого не был тайной. Она купила новое платье от Шанель в ЦУМе на Красной площади, вышла на переполненную народом улицу и тут же посмотрела на затянутое тучами небо в надежде, что дождя не будет. Елена, как и большинство москвичей в это время года, захватила с собой зонтик и сейчас держала его в руке вместе с большой сумкой и пакетом с покупками. Она шла быстро, иногда останавливаясь и проверяя, нет ли за ней хвоста.

Она была красивой двадцатишестилетней блондинкой, яркая внешность и уверенные манеры автоматически причисляли ее к категории «новых русских». Люди, спешившие непонятно куда, смотрели на Елену с завистью – вся одежда на ней была создана модными европейскими модельерами, за исключением лишь некоторых предметов, сотворенных американцами Келвином Кляйном и Биллом Блассом.

Она работала курьером Федеральной службы безопасности и по долгу службы часто бывала во Франции, где во время одной из поездок и была завербована. Конечно, у нее были на то собственные причины, как и у любого другого человека, решившего изменить родине.

В ее случае все можно было объяснить историей семьи. Прадед Елены Павел Александрович Ванеев был близко знаком с князем Юсуповым, аристократом, принимавшим участие в убийстве Распутина. После октябрьского переворота прадед примкнул к большевикам. Он сделал это скорее из-за страха, учитывая сокрушительное поражение Белой армии, чем по политическому пристрастию.

Его сын – дед Елены – дослужился до звания майора, потом попал в плен, когда воевал с немцами. Ему удалось спастись бегством, он долгое время скрывался в лесах в Германии, пока его не нашел в конце 1944 года немецкий крестьянин. Этот человек, как и многие другие немцы, понял, что война безнадежно проиграна, и решил использовать спасенного русского не только в качестве дешевой рабочей силы, но и для того, чтобы было кому за него заступиться после неминуемого краха Третьего рейха.

Ему удалось сбежать во Францию, участвовать в Сопротивлении и, одному из немногих, вернуться в Россию. После войны он возглавлял комсомольскую организацию пригорода Ленинграда Павловска. Он женился на бабушке Елены, которой удалось пережить девятисотдневную блокаду, и все в том же Павловске родилась мать Елены. Она получила хорошее образование и добилась высокого положения в администрации стекольной фабрики, расположенной в Невском районе Ленинграда.

Мать Елены давно погибла в железнодорожной катастрофе. Деда за неосторожные высказывания о стране и партии, признанные подрывными, сослали в Восточную Сибирь, где он и умер за колючей проволокой от голода и пневмонии. Его смерть озлобила Елену, которая считала отца невиновным. Позднее государство осознало свою ошибку и реабилитировало деда, а Елена благодаря хорошим оценкам в университете, где она изучала языки и научилась без акцента говорить по-английски, получила работу во время правления Бориса Ельцина. Ее приняли в ФСБ, в отдел, занимавшийся борьбой с хищениями государственной собственности. Ее переход на сторону врага был вызван именно озлобленностью. Алексей, естественно, был в курсе, боялся, что все станет известно ФСБ, и надеялся на чудо, на то, что ей каким-то образом удастся избежать поимки и тихой ликвидации без суда и следствия.

Она доехала на такси до станции метро «Охотный ряд» и посмотрела на часы. Точность в ее деле имела исключительно важное значение – Елена должна была прибыть на встречу с агентом на станцию «Площадь Революции» на поезде, который покажется из тоннеля через четыре с половиной минуты. Метро Нью-Йорка славилось грязью и огромным количеством бездомных, а станция «Площадь Революции» была похожа на зал оперного театра, перенесенный под землю. Она была безупречно чистой, в мраморных арках висели замысловатые люстры, стены украшали подсвеченная роспись и мозаичные панно со сценами из истории России. Красота этой станции могла очаровать любого человека, увидевшего ее впервые.

Поезда московского метро славились тем, что ходили четко по графику и никогда не опаздывали. Вовремя прибыл и нужный ей поезд. Он вылетел из черного тоннеля, прорытого глубоко под московскими улицами, и, заскрипев тормозами, остановился, из него хлынули люди. Потом толпа подхватила Елену и буквально внесла в вагон. Динамики прохрипели: «Осторожно. Двери закрываются», створки сомкнулись, и люди, которым посчастливилось попасть в вагон, оказались стиснутыми, как сардины в банке.

Ей предстояло встретиться с мужчиной, лица которого она не знала. Этого требовали соображения безопасности. Он был обычным курьером, низшим звеном в иерархии разведчиков. Елена могла бы узнать, как он выглядел, но не хотела. Отличить его она сможет по газете «Известия», которая должна быть сложена в прямоугольник двадцать на тридцать сантиметров, с подогнутыми верхним правым и левым нижним углами. У нее застучало в висках от жуткого грохота поезда, несущегося к следующей станции, на которой она передаст французскому агенту микрокассету с расположением хранилищ химического оружия. Француз передаст ее американцам, что послужит урегулированию отношений, нарушенных после начала войны в Ираке.

Господи, как ей хотелось поскорее выбраться из этой кровавой неразберихи. Но на этот раз кровавой не только на словах. Теперь будет резня. «Алексей, любимый, – говорила она мужу, в котором не чаяла души. – Ты поступаешь, как считаешь нужным, я делаю то же самое. Мы оба играем с огнем. Исчезнем мы в пламени или сможем спастись? Потому что всего одна ошибка, один Гаих рав…»

Она отвлеклась от грустных мыслей, задумалась о том, что предстояло сделать буквально через несколько секунд, когда поезд остановится на станции «Библиотека имени В. И. Ленина» и они на мгновение коснутся друг друга. Когда толпа ринется из вагона, курьер случайно уронит газету, она – пакет с покупками, передача, благодаря ловкости рук, произойдет мгновенно и будет сопровождаться извинениями. Конечно, если случится нечто непредвиденное, придется доехать до следующей станции. Но все прошло гладко, как всегда, и Елена вышла из вагона вместе с толпой.

На частном такси она доехала до Манежной площади, чтобы пополнить свою коллекцию дамских аксессуаров еще одной сумочкой от Луи Виттона.

* * *

День 3. 20.00, восточное поясное время

Президент Макферсон, поглощенный мыслями о предстоящей встрече с Лавровым, тупо смотрел на письменный стол и практически не замечал профессора Мюллера, нерешительно вошедшего в Овальный кабинет вместе с государственным секретарем. Главным для него, как и для всех других президентов со времени правления Рейгана, была Стратегическая оборонная инициатива. Искусственный интеллект компьютерной системы стал практически совершенным благодаря тому, что Комиссия по бюджетным ассигнованиям выделила дополнительно несколько миллиардов долларов на его усовершенствования, и сейчас он мог перепрограммировать некоторые элементы собственного программного обеспечения, пока межконтинентальная баллистическая ракета находилась в полете.

Именно этим объяснялось присутствие в Овальном кабинете профессора Мюллера – директора отдела вычислительной техники Ливерморской лаборатории, который возглавлял разработку Стратегической оборонной инициативы. Еще в молодости он считался лучшим студентом в выпуске Калифорнийского технологического университета, а два года назад защитил докторскую диссертацию по физике высоких энергий. Его диссертации был присвоен гриф «Совершенно секретно». Как считал профессор, проблема СОИ состояла в том, что ни одно оружие не могло считаться чисто оборонительным или чисто наступательным. Уже был изобретен высокочастотный квадрапол, который использовался при разработке пучкового оружия на нейтральных частицах, в ходе исследований применялась магнитная установка сдерживания плазмы «Токамак», а в рамках СОИ шли в ход и многие другие новейшие открытия.

Профессор Эрих Иоганн Мюллер был маленьким опрятно одетым мужчиной за шестьдесят, похожим на ксерокопию Альберта Эйнштейна, с копной седых волос, в очках для чтения на грушевидном носу. Его интересовала только наука, но никак не политика, и он знал, когда нужно было говорить, а когда следовало промолчать. Сейчас он терпеливо ждал, пока президент не попросит объяснить то, что его интересовало, но первым не выдержал государственный секретарь.

– Кому пришла в голову идея использовать СОИ в качестве прикрытия, господин президент? – спросил Джонсон. – Вам или Лаврову?

– Конечно, советнику по национальной безопасности, – раздался ответ. – Когда я что-нибудь делал, не выслушав своих советников?

– По вашему приказу я разъяснил пресс-секретарю Лаури, что взрыв, произошедший вчера в Сибири, не будет освещаться средствами массовой информации.

В ответ не последовало никакой реакции.

– Тем не менее, – продолжал государственный секретарь, – вы не можете не признать, что эта новость была ошеломляющей.

– Все произошло именно так, как и предсказывалось лабораторными испытаниями, – коротко заметил президент.

– Результат напрямую связан со Стратегической оборонной инициативой, хотя цель не была воздушной.

Профессору начинало надоедать такое бесцельное растрачивание времени, у него были более интересные дела, которыми он с удовольствием занялся бы, если бы его не вызвали в Белый дом. Что касалось СОИ, он знал, что привлекательность любого оружия, как и кинозвезды, зависела от отношения к нему стороннего наблюдателя или от направления, в котором оружие было нацелено. Он знал также, что успех в военных действиях всегда определялся необходимым равновесием наступательных и оборонительных вооружений, именно в этом состояла истина. Сторонники ядерного оружия не считали атомную войну чем-то немыслимым, да и не могли считать, пока существовали такие мятежные страны, как Северная Корея, которые в любую секунду могли зажечь фитиль. Да, проблема, несомненно, была комплексной, но всегда существовало решение, хотя и не всегда идеальное. Впрочем, мир никогда и не был идеальным.

Президент, наконец, посмотрел на профессора Мюллера.

– Я просмотрел ваши замечания, но мне нужно резюме по программе, на тот случай, если у меня не будет времени внимательно изучить все материалы. Мне нужна, так сказать, суть Стратегической оборонной инициативы. Разве она не зависит от нашей ведущей роли в компьютерной технике?

– Зависит, – ответил профессор.

Государственный секретарь Джонсон вопросительно посмотрел на президента Макферсона и откашлялся.

– Доктор Мюллер, объясните президенту все более подробно, чтобы все стало абсолютно понятным, если возникнет необходимость отвечать на вопросы Лаврова при личной встрече.

Перед глазами доктора Мюллера на мгновение возникли все его труды по физике и ядерной химии. Некоторые могли считать его неприятным человеком, но он прекрасно понимал сложности, возникавшие в том случае, если чистую науку пытались поставить на службу политическим интригам.

– Господин президент, – откашлявшись, сказал профессор. – Будет лучше, если я объясню в первую очередь некоторые технические вопросы. – Он помолчал, но, не дождавшись ответа, продолжил: – В данном виде оружия в огромной степени используются давно существующие технологии, но на квантовом в-уровне. В нашем случае, например, атомы определенного вещества дублируются, что приводит к колебаниям электронов между состоянием энергии и покоя. В данном случае энергия высвобождается в форме сфокусированных инфракрасных волн.

– Мне уже говорили об этом, – сказал президент.

– Итак, в процессе разработки Стратегической оборонной инициативы, если припоминаете, высказывались предложения об использовании лазеров для поражения приближающихся межконтинентальных баллистических ракет противника. Но такие предложения не были лишены недостатков. Для генерирования лазерного луча, мощности которого будет достаточно для поражения такой ракеты, необходимо использовать относительно коротковолновый диапазон, то есть чем меньше длина волны, тем мощнее луч. Но в случае уменьшения длины волны непомерно возрастает энергия, необходимая для генерирования такого луча, поэтому совершенно не стоит поднимать в космос многотонное силовое оборудование. По мнению научных кругов, лазер следовало бы оставить на земле, рядом с источниками энергии, а на орбите разместить отражатели, для отклонения лазерного луча и поражения целей. По результатам опытов это было признано неосуществимым, ведь даже по математическим расчетам ясно, что невозможно обеспечить необходимые оптические свойства и обработку поверхности таких зеркал.

– Понятно, понятно,– нетерпеливо произнес президент. – Ближе к сути.

– О'кей, попробую все упростить для краткости. Рассматриваемые нами рентгеновские лазеры не были признаны эффективным противоракетным оружием из-за того, что в качестве источника питания необходимо использовать атомный взрыв, а это слишком опасно.

– И появился другой лазер, – сказал президент, взглянув на часы, – его уже ждал вертолет.

– Да, господин президент. Лазер гамма-диапазона, или гразер, показался нам достаточно удачным вариантом, потому что такое устройство вызывает колебания самого атома, а не электронов, для генерирования импульса энергии. Вы можете припомнить, что еще в колледже вас учили, что протон или нейтрон ядра атома обладает массой, превосходящей в тысячу восемьсот раз массу электрона.

На мгновение профессор вдруг подумал, что находится в аудитории, а его студентами являются два самых могущественных человека в Соединенных Штатах.

– Итак, что касается гразера, – продолжил он. – Ядра изотопа рубидия насыщаются энергией рентгеновских лучей. Затем колебания генерируют «лазерный» импульс, то есть пучок энергии в виде гамма-лучей. Длина волны гамма-излучения крайне незначительна, гораздо меньше ангстрема, что позволяет получить пучок шириной не менее четырех километров, чего вполне достаточно для поражения цели.

– А это означает, – заключил президент, – что он может поразить, как недавно было доказано, несколько ракет или боеголовок одним импульсом.

– Таким образом, – продолжил профессор, меряя шагами кабинет, – энергия, высвобождаемая импульсом гразера, равна приблизительно двадцати триллионам ватт, то есть ее вполне достаточно для уничтожения любой цели.

Секретарь Джонсон снова откашлялся.

– Что именно, по вашему мнению, необходимо обсудить при встрече с президентом Лавровым? – несколько неуверенно обратился он к президенту.

– Я проконсультируюсь по этому вопросу со своим кабинетом, – сказал президент. – Естественно, я доверяю Лаврову ничуть не больше, чем он мне.

– Естественно, – сказал государственный секретарь.

* * *

День 3. 19.00

Погода была пасмурной, обычной для Москвы в это время года. Полковник Илья Васильевич Юсуфов застегнул шинель, собираясь уйти из здания ФСБ. Ему было под пятьдесят, небольшого роста, с узкими плечами. Внешний облик этого человека не совсем соответствовал занимаемой должности помощника начальника Второго главного управления, но недостатки физического развития с лихвой компенсировались хитростью и коварством. В его обязанности входили операции по обеспечению внутренней безопасности и контрразведка, поэтому он не доверял буквально никому. Особенно американцам. Он не испытывал личной неприязни к американским гражданам. Они были обычными людьми, не хуже и не лучше других. Ему просто не нравилась Америка.

Да и не ему одному. Десяткам миллионов россиян не нравилась Америка – страна, которая навязывала свой образ жизни фильмами, наполненными сексом и насилием, устанавливала новый век декаданса, приправленный быстрым питанием и сатанинской музыкой.

Еще ему не нравилось, что американцы вбили себе в невежественные головы мысль о том, что они во всем превосходят русских или европейцев. Илье Васильевичу не нравилось их самодовольство, вызванное превосходством в технике и финансовым доминированием в мире. Он считал американцев империалистами, навязывающими свою волю неразвитым бедным странам, смиренно ожидающим подачки в виде финансовой помощи.

Годы, проведенные под воздействием марксистско-ленинской теории, невозможно было вычеркнуть из жизни, и Юсуфов оставался коммунистом. Как коммунист он вмешивался в игру политиков, свято веря, что Советский Союз одержит сокрушительную победу в холодной войне. Проблема заключалась в том, что западная идеология периода, предшествующего глобализации, отличалась непредсказуемостью, особенно в военной сфере, и именно поэтому Восток опасался ее, никогда в этом не признаваясь. Партия тратила миллиарды на шпионскую деятельность против Запада, а потом все это одним взмахом было выброшено на свалку. Тем не менее десятилетний план по освоению нефтяных месторождений в России, разработанный американцами, был достаточно выгодным и мог стать основой нового союза.

Юсуфов остановился у двери, которая вела во двор, где его ждала машина, и осмотрелся. Стены были отделаны какими-то ржавыми гранитными плитами, которые предназначались для здания страховой компании, названия которой он, естественно, не помнил. Все здание представляло собой отражение эпохи, когда строились дома с высокими потолками и огромными дверьми, длинные коридоры были плохо освещены, потому что не следовало обращать внимания на лица людей, которые по ним ходили. Здесь все по-прежнему передвигались с серьезным видом, держа рты на замке, словно боялись выболтать секреты, которые свято хранили привидения, населявшие это здание.

Илья Васильевич вышел на улицу, закурил «Винстон», посмотрел на небо, окинул взглядом Лубянскую тюрьму и серый дом на площади Дзержинского. Здание было неразрывно связано с советской историей, в нем находился еще КГБ – Комитет государственной безопасности, который раньше назывался ВЧК – Всероссийской чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией и саботажем, основанной по приказу самого Ленина 20 декабря 1917 года. Именно здесь проводил допросы Феликс Эдмундович Дзержинский – Железный Феликс – первый председатель ЧК, поляк по происхождению.

Юсуфов долго смотрел на здание – столько истории в одном месте. Потом он поднял взгляд на пасмурное небо, после посмотрел на проносившиеся мимо американские и немецкие машины, вспомнил о том, как все было раньше, и пожалел о том, что старого уже не вернуть. Впрочем, перемены в постсоветской России оказались не слишком значительными, во многом они были чисто внешними. Большевистские традиции, зародившиеся в ЧК в далеком семнадцатом после победы Великого Октября, сохранялись группой настоящих профессионалов, которые до сих пор называли себя чекистами. В сущности, и до сих пор никаких перемен не произошло. Так думал Юсуфов, глядя на темнеющее небо. Чекисты менялись, оставаясь прежними. Он улыбнулся. Как там говорили американцы? Все повторяется.

Но сейчас его занимали другие мысли. Первая и самая главная из них была о том, что Алексей Иванов, переданный, так сказать, в аренду Америке для взаимодействия в борьбе с терроризмом, был послан в Белый дом с секретной миссией. Это не совсем устраивало Юсуфова. Конечно, рано или поздно он узнает обо всем, ведь в Кремле плохо хранятся тайны. Илья Васильевич решил действовать крайне осторожно, потому что происходило нечто странное, и он обязательно должен оказаться в числе посвященных, рано или поздно.

Он сел на заднее сиденье черного «мерседеса», сделал еще одну затяжку и сказал водителю:

– На Остоженку.

Там находилась штаб-квартира СВР, в которой, в чем он не сомневался, Иванов должен был встретиться с Христенко.

* * *

День 3. 20.30

Хмурые тучи над Москвой разродились дождем, который заколотил по крыше здания СВР на Остоженке, 51/10, куда Служба внешней разведки вынуждена была переселиться из старого здания КГБ на площади Дзержинского после реорганизации российских спецслужб. Служба внешней разведки состояла из нескольких управлений, одним из которых было управление охраны, подчинявшееся непосредственно президенту страны Виталию Лаврову. В частности, к этому управлению относилась служба «Альфа» – подразделение быстрого реагирования, используемое для борьбы с терроризмом. Бойцы именно этого подразделения в девять часов вечера 23 октября 2002 года освобождали театральный центр на Дубровке, в котором чеченские террористы удерживали более восьмисот заложников.

СВР начиналась как центральная служба разведки, подчиняемая КГБ, потом, 8 июня 2000 года, была реорганизована в Службу внешней разведки. Ее Первое управление, возглавляемое в то время Сергеем Николаевичем Лебедевым, специализировалось действительно на внешней разведке, или контрразведке, и отвечало за координацию контрразведывательных операций на территории бывших республик и за ее пределами, а также за борьбу с наркотиками, организованной преступностью и терроризмом.

Из окна второго этажа смотрел на залитые дождем мрачные улицы Геннадий Игоревич Христенко – низенький и коренастый генерал, начальник Первого управления в течение двух последних лет. Он думал не об образце пластика, взятого им и Алексеем Ивановым три дня назад на месте термоядерного взрыва, а о том, с каким трудом он, совершенно измученный приступами кашля, встал сегодня утром после практически бессонной ночи.

Ему было уже семьдесят пять, он отказывался уходить в отставку, хотя уже мало чем напоминал молодого крепкого офицера, боровшегося с венгерскими повстанцами в 1956 году, и даже зрелого мужчину, командовавшего войсками в Афганистане в 1979-м. Сейчас Геннадий Игоревич был седовласым стариком, который проснулся в шесть утра от грохота в голове и увидел, что на улице было еще темно, совсем не так, как на севере, где в это время года уже наступали белые ночи.

В первую очередь он прошел в туалет, чтобы помочиться, потом умылся и принял две таблетки аспирина. Закашлявшись, Христенко выплюнул то, что скопилось в груди, и долго рассматривал желтоватую мокроту с прожилками крови, потом посмотрел в висевшее над раковиной зеркало и увидел еще раз, что сделали долгие годы войн с Героем Советского Союза. Когда-то ясные голубые глаза были воспаленными, взгляд безжизненным, обычно румяное лицо стало теперь бледным, как у трупа. Кожа на щеках обвисла, нижнюю часть некогда красивого лица покрывала серая щетина.

Он прополоскал рот водой, чтобы смыть неприятный привкус, прошел на кухню, чтобы сварить кофе, подумал, стоит ли что-нибудь съесть, но решил ограничиться только кофе. Мысли генерала были заняты термоядерным взрывом в Сибири, о котором еще ничего не написали в газетах. Он хмыкнул, прекрасно зная, почему не написали – привычная логика военной политики.

По мнению Христенко, российская демократия по-прежнему находилась в руках структуры, породившей тоталитаризм, в которой, включая его самого, служили офицеры, поддерживающие этот режим. Их жизнь изменилась, причем не в худшую сторону. Он тоже полагал, что у него есть будущее, пока год назад не начались приступы сухого кашля, становившиеся день ото дня все более мучительными. Да, такой была сегодняшняя жизнь. Его сын Сергей, воевавший в Афганистане полковником, погиб, жены он лишился тридцать лет назад. В квартире, казалось, было холодно от одиночества. Он поднес к уху трубку цифрового телефона, чтобы вызвать служебную машину.

– Рамази Альхмади и Кабиб Шах договорились о встрече в Чайнатауне, чтобы переправить в Бейрут очередную сумму отмытых денег. Форсайт будет заниматься этим вопросом, пока я не вернусь.

Голос Иванова резко отвлек Христенко от печальных мыслей, напомнил о том, что он должен сообщить не совсем приятные новости. Он не знал, с чего начать.

– Да, включи эту информацию в свой рапорт, я разберусь с этим позже, – сказал Христенко и потушил окурок в пепельнице. – Сейчас мы должны обсудить другой вопрос. – Он глубже опустился в кресло, пристально посмотрел на Алексея, его голос стал резким. – То, что я скажу, предназначено только для твоих ушей. Первое главное управление было проинформировано о том, что ты отдал президенту Лаврову диск с записью альбома «The Beatles» под названием «Наги Бау'в Ш amp;М». Настоящий диск хранился здесь для обеспечения безопасности. Нам сообщили об этом из Кремля по линии служебной связи буквально за двадцать минут до твоего прихода.

Алексей был шокирован.

– Я передал диск, который получил в Америке. Другого у меня не было.

Христенко криво усмехнулся.

– Это было проверкой с целью обнаружения шпионов. Они не верят даже собственной разведывательной службе. Возможно, в операции участвовали вражеские элементы, и это необходимо было выяснить. Я нисколько не удивлен. Если произойдет малейший сбой в их довольно слабой системе безопасности, им достаточно будет только указать пальцем на тебя и тех, кто был связан с тобой.

– Не понимаю.

– Обдумай следующее. Зачем было отдавать диск тебе, если президент Макферсон мог лично передать его Лаврову? Тебя использовали как пешку, впрочем, как и всех нас. Встретимся в клубе ровно в три. Пока отправляйся в отдел «Курск» в библиотеке имени Ленина, найди на двадцать второй полке «Войну и мир». Я в качестве начальника Первого главного управления просмотрел настоящий диск, более того, сделал копию и спрятал ее в этой книге.

Лицо Алексея стало еще более удивленным.

– И?…

– Потом. Все потом.

– Геннадий Игоревич, этот пластик… Почему молчит научное сообщество?

– Потому что научное сообщество ничего не знает о нем, не считая посвященных.

– Но…

– Потом. – Беспокойный генерал о чем-то задумался, потом встал, подошел к окну и вдруг чему-то улыбнулся. – Да, возможно, мы передали не тот диск, но копия настоящего понадобится в качестве доказательства того, что должно произойти. Шпион, если он есть в СВР, ЦРУ или КГБ, не подозревает о его существовании.

Иванов не знал, как относиться к его словам, его лицо выражало замешательство, и он, сидя в кожаном кресле, явно ждал, когда Христенко продолжит.

Но генерал молчал, он думал о том, что ничего подобного не могло произойти раньше, когда военная сила имела значение. Тогда ядерный арсенал Запада представлял главную угрозу для социалистического лагеря, и противостояние этому арсеналу было первейшей обязанностью советских вооруженных сил. СССР необходимо было иметь возможность уничтожить ядерный арсенал западных стран, если кризис достигнет такого состояния, когда словами решить ничего уже невозможно.

«Настоящей целью, – думал Христенко, – являлось уничтожение американских ракет, что означало разработку своих высокоточных и дорогостоящих средств доставки, способных уничтожить американские ракеты „Минитмен", подводные лодки и базы бомбардировочной авиации, нанести удар, который разоружил бы Запад, не вызвав всемирной катастрофы». Христенко был уверен в том, что они должны были обладать преимуществом нанесения контрударов, направленных на оружие, а не на людей. Но правила игры изменились с развалом СССР и появлением западных ракет «Трайдент Д-5», поставивших под угрозу старую советскую оборонную доктрину благодаря развитию западной глобальной системы навигации и определения местоположения, без которой американские подводные лодки не смогли бы достаточно точно определить координаты русских пусковых установок и поразить их.

Голова Христенко была занята мыслями об этом, пока он смотрел на залитую дождем улицу из окна второго этажа. Его грудь вдруг затряслась от приступа кашля. Он выплюнул мокроту в носовой платок и спрятал его в карман.

– Нам не все сказали, мой друг, – сказал Христенко, доставая очередную сигарету «Кэмел» и прикуривая от золотой зажигалки, купленной лет двадцать назад. – Как сказали бы англичане, что-то назревает. – Христенко вдруг улыбнулся. – Подумай сам, Алексей Владимирович, в северных районах Сибири взорвано термоядерное устройство, но средства массовой информации не получили об этом никакой информации, несмотря на то что взрыв был зафиксирован спецслужбами многих стран. Через девять дней главы этих правительств собираются в Женеве, якобы для обсуждения глобальной экономики и американской Стратегической оборонной инициативы.

Иванов долго и пристально смотрел на него.

– Геннадий Игоревич, что происходит?

В кабинет, стряхивая капли дождя с зонта, вошел Юсуфов.

– Я слышал, что ты должен был вернуться, – сказал он Иванову. – Но информация поступила достаточно неожиданно.

– Из меня сделали посыльного, и мне это совсем не нравится.

– Никогда не соглашался с мнением Лаврова о том, что ты сможешь помочь американцам, – сказал Юсуфов, снимая шинель и бросая ее на спинку стула. – Опыт работы с западниками в течение многих лет не изменил моих убеждений. Есть информация для службы внутренней безопасности?

– Для ФСБ ничего нового.

– Я до сих пор удивляюсь, что для этого задания выбрали именно тебя, – сказал Илья Васильевич. – Нет, не хочу сказать ничего плохого, мне просто любопытно, почему не кого-либо другого.

Они уставились друг на друга, а Христенко, знавший, что эти люди никогда не испытывали взаимной симпатии, молча наблюдал за ними. У Юсуфова возникли какие-то подозрения по отношению к жене Иванова Елене Александровне, и они давно не давали ему покоя. Если дело в этом, если подозрения оправдаются, если Алексей знает об этом, счастливая супружеская пара мгновенно превратится в шпионов и заговорщиков.

– Ваше любопытство всегда было оправданным, Илья Васильевич, – сказал Христенко, чтобы разрядить обстановку.

– Тем не менее я не получил обещанное Лавровым повышение по службе.

– Уверен, вы заставите его еще раз задуматься об этом, если вам удастся разоблачить очередной заговор.

– Именно этим я и намерен заняться. – Юсуфов не спускал глаз с Иванова.

– Может быть, что-нибудь придумаете, – вставил Иванов, – когда Лавров будет вечером встречаться с американским президентом.

– У меня возникала такая мысль, особенно после того как я узнал, что ты передал не тот диск.

– Только не упоминайте меня в связи с этим недоразумением, – быстро произнес Иванов.

– Ага, значит, все было запланировано? – с улыбкой спросил Юсуфов. – Может быть, у вас есть что сказать по этому поводу?

– Медлить не буду, если что-нибудь придет в голову.

Христенко чувствовал какую-то скрытую угрозу, но не мог понять, с чем она связана. Он знал только, что нечто ужасное происходило между лидерами мировых держав, и у него было средство остановить это – он сказал Иванову правду.

Геннадий Игоревич успел просмотреть диск.

Глава 4 УДАР

День 3. 21.50

Дождь, заливавший московские улицы, вдруг прекратился словно по приказанию вышестоящей инстанции как раз в тот момент, когда борт номер один – сделанный на заказ «Боинг-747-200В», принадлежавший восемьдесят девятому авиаполку базы ВВС Эндрюс, остановился точно в указанном месте аэропорта Внуково, в который по традиции прибывали все президенты, и к нему мгновенно подъехали трапы. «Старлифтеры» приземлились за час до этого, и из них уже выгрузили пуленепробиваемые лимузины, фургоны, оружие и все необходимое для кортежа президента.

Самолетом президента управляли полковники ВВС США, экипаж состоял из двадцати шести человек, которые размещались в носовой части, на удалении примерно в двести футов от административного персонала, сопровождавшего главу государства, и еще дальше от личных апартаментов президента, который даже здесь мог насладиться уединением. На самолете было установлено девятнадцать телевизоров, восемьдесят пять телефонов, несколько устройств двухсторонней радиосвязи, факсы, компьютеры и великое множество других электронных приборов, для подключения которых потребовалось двести тридцать восемь миль проводов. Был предусмотрен пункт оказания медицинской помощи, в котором командовал личный врач президента. В его распоряжении был набор необходимых лекарств и даже складной операционный стол. Все на борту носили матерчатые тапочки, чтобы не испачкать ковер, закрывавший весь пол. Таковы были правила. Прессу, как обычно, разместили в изолированном носовом отсеке самолета.

Красная ковровая дорожка была расстелена от самолета до небольшой площадки. У трапа стоял посол США, достопочтенный Уильям Фармер, седовласый мужчина с аристократической внешностью, рядом с ним – его жена Дора, пожилая женщина плотного телосложения, и несколько сотрудников протокольной службы, в обязанности которых входило обеспечение визита. Дипломат и его жена были одеты в официальные костюмы от лучших модельеров. Лейтенант ВВС открыл люк самолета, и на трапе мгновенно появились сотрудники секретной службы, сразу же принявшиеся настороженно осматриваться.

Обычно секретная служба требовала гарантии зоны обзора в триста шестьдесят градусов. Группа, обеспечивающая безопасность, заключала охраняемое лицо в «движущийся футляр», перекрывая все возможные углы обстрела. Эта методика основывалась на так называемой оценке угрозы, теоретическом уровне опасности, которой могло подвергаться охраняемое лицо, будь то президент, первая леди, вице-президент, члены их семей и так далее. Используя текущую разведывательную информацию и данные о предыдущих попытках нападений, секретная служба определяла необходимое количество охранников. Для обеспечения безопасности президента США обычно задействовались все имеющиеся в наличии силы.

Русский военный оркестр заиграл марш, придавая торжественность моменту, и президент Макферсон вышел на трап в сопровождении жены Флоренс и государственного секретаря Лоуренса Скотта Джонсона. Журналисты, немедленно включившие камеры, отметили, что президент, несмотря на долгий полет, выглядел отдохнувшим и элегантным. Он был в отутюженном костюме в тонкую полоску, белой сорочке с пуговицами на концах воротника и черных оксфордских туфлях.

Потом под звуки «Звездно-полосатого флага» президент, окруженный телохранителями, обошел строй американских офицеров и, наконец, подошел к микрофону.

– Этот визит станет началом новой эры в истории, наша встреча послужит на благо бедных и нуждающихся во всех частях света, – начал президент свою приветственную речь. Потом он немного поговорил о глобальной экономике, договоре о свободной торговле и ценностях, которые обещал принести миру, и направился в сторону встречавшей его российской делегации.

Когда официальная церемония закончилась, он отвел в сторону посла Фармера и спросил нарочито спокойным голосом:

– Как дела?

– Все в порядке, господин президент. Прибыло уже порядка двадцати двух процентов официальных лиц, участвующих в приеме. Как запланировано, они примут участие в переговорах в Женеве на следующей неделе.

Президент ухмыльнулся.

– Мы зададим им жару, старина, – почти не шевеля губами, произнес он.

* * *

День 3. 22.05.

Елена, ни на минуту не забывая об осторожности, вошла в вестибюль станции метро, опустила жетон в прорезь турникета, спустилась по длинному эскалатору вниз, села на первый же поезд, идущий в западном направлении, и через несколько минут оказалась на станции «Дзержинская». Здесь она пересела на поезд до станции «Комсомольская» и поднялась наверх.

Прижимая к себе сумку для покупок, она прошла по парку «Сокольники» на север. Несмотря на позднее время, небо было еще светлым, но в парке практически никого не было, за исключением некоторых любителей катания на коньках. Каток для отдыха горожан был специально устроен на замерзшем озере. Она быстро шла по парку, иногда останавливаясь и проверяя, нет ли за ней слежки. Хвоста не было. Елена вышла из парка, перешла по мосту через Яузу, узкую речку, впадавшую в Москву-реку. Она прошла пару кварталов, снова остановилась и осмотрелась.

Потом Елена поймала такси, доехала до проспекта Достоевского и вышла у своего дома, квартирой в котором она владела задолго до замужества. Она прошла к входу в огромное здание, построенное в начале пятидесятых. В нем все было старым. Водопровод, тесный лифт, в каменной пещере парадного постоянно воняло сыростью.

Открыв дверь в квартиру, она сразу же увидела Алексея. Выронив сумку, Елена бросилась к нему в объятия.

– Любимый, ты давно меня ждешь?

– Чуть меньше часа. Хотел позвонить из Штатов, но мне запретили.

Она забыла закрыть дверь и сделала это сейчас, выглянув в коридор. Постоянная настороженность, боязнь совершить ошибку, пусть даже незначительную, выворачивала их жизни наизнанку.

Она вдруг улыбнулась немного шаловливо и посмотрела ему прямо в глаза.

– Готова поспорить, ты забыл.

– Забыл? О чем забыл?

– Сегодня – твой день рождения.

Он словно остолбенел.

– О боже. Неужели?

– Официально он наступит часа через два, – она снова улыбнулась. – С сорок вторым днем рождения, любимый. Счастья тебе.

Она высвободилась из его объятий, посмотрела в глаза и крепко поцеловала в губы. Он ответил на поцелуй, ощущая тепло ее тела, излучаемую ею любовь. Они долго стояли обнявшись, потом неохотно разжали руки, а он все продолжал смотреть на ее прекрасное лицо.

– Я купила тебе подарок, – сказала Елена, наклонилась к валявшейся на полу сумке и достала из нее небольшую коробочку в подарочной упаковке.

– Надеюсь, тебе понравится.

Он взял подарок, разорвал позолоченную упаковку и на крышке футляра увидел выгравированное слово «БиппШ». Алексей поднял крышку, под тонким слоем бумаги лежала золотая газовая зажигалка. Он достал ее из футляра, открыл миниатюрную крышечку, щелкнул и долго смотрел на красно-синий язычок пламени.

– Очень красивая, спасибо, – он нежно поцеловал ее в губы. – Жаль, нет времени отпраздновать. У тебя все в порядке?

– Да. А у тебя?

– Многое случилось. – Он рассказал ей о взрыве на севере Сибири, о доставке образца пластика в Белый дом, об обратном полете с диском, который оказался поддельным.

Ее взгляд стал испуганным.

– Что это значит? – спросила она не менее испуганным голосом.

– Не знаю. – Потом Алексей рассказал ей о том, что ему предстоит съездить в библиотеку имени Ленина за настоящим диском, и сказал, что узнает обо всем после встречи в клубе с Геннадием Игоревичем Христенко.

– Мне это совсем не нравится, – слова жены прозвучали как предупреждение.

– Мне тоже, но мы ничего не сможем предпринять, пока я не встречусь с ним.

Елена старалась избегать потрясений в жизни, но это редко удавалось. Понятно было, что не удастся и на этот раз.

– Ты обязательно должен продолжать работу в Америке? У них есть собственные специалисты. Пусть сами решают свои проблемы.

– Уже слишком поздно, разве не так? Впервые в истории мир вокруг разваливается на части, а людям ничего не сообщают, опасаясь паники. Никто ничего не знает. Компания не дает никакой информации в прессу, а в вечерних новостях людей пичкают какой-то ерундой. И все потому, что может нарушиться ситуация на рынке и экономика придет в упадок.

Она долго смотрела на него молча, пытаясь до конца осознать серьезность ситуации, потом устало опустилась на стул в прихожей. Елене с самого начала не нравилась внезапная командировка Алексея в Америку, сотрудничество СВР и ЦРУ, непонятно чем оправданная дружба России с Америкой. Она знала, что ЦРУ и ФБР помогали готовить подразделения «Альфа» для борьбы с чеченскими террористами, но сейчас все зашло слишком далеко, стало влиять на ее жизнь, ее семью. Муж почти никогда не бывал дома, и ей надоело это терпеть.

– Скажи мне правду, – попросила она, набравшись храбрости.

– В Америке слишком много тараканов. Они расползлись за многие годы по всем штатам, по всем округам. У спецслужб было достаточно времени для того, чтобы допросить мусульман, обнаружить потенциальных террористов и отпустить невиновных. Но это бесполезно, потому что все границы открыты и останутся открытыми. Тараканы будут приползать и уползать, когда им заблагорассудится, – он посмотрел ей прямо в глаза и добавил: – Тараканы будут всегда, как бы эффективно против них ни действовали.

Его голос выражал тревогу, даже отвращение. Он прекрасно понимал, что борьба была безрезультатной, потому что действительно эффективные методы считались неконституционными, по крайней мере, все заявляли об этом. Но шла война, не так ли? Неужели нужен был взрыв в Нью-Йорке или Чикаго, чтобы Америка встряхнулась, перестала быть наивной? Да, именно наивной, он часто говорил себе об этом, но не имело смысла втягивать во все Елену.

– Ты знаешь то, чего не знают они? – спросила она.

– Нужно просто вспомнить историю. Сомали в девяносто третьем и девяносто четвертом, заговор «Аль-Каиды» на Филиппинах, первый взрыв Всемирного торгового центра в девяносто третьем, попытку покушения на президента Буша в девяносто пятом и отсутствие реакции на него, взрывы в Риаде в девяносто шестом, нападение на «Колу» в двухтысячном. Потом начались нарушения режима санкций иракцами, наконец, снятие этого режима, неспособность противодействовать нарушению прав человека в Курдистане. Следует только спросить себя, что сделала Америка для предотвращения агрессии? Многие скажут, что ничего, а Усама бен Ладен заявляет, что американцы не способны защитить себя, потому что боятся потерь, потому что морально слабы.

– И ты так думаешь?

– Посмотри на это с другой стороны, – быстро ответил Алексей. – Компания знала, что два подозреваемых в связях с «Аль-Каидой» человека, а именно Халид аль-Михдар и Навафф аль-Хазми, въехали в страну, но ничего не сообщила ФБР или АНБ. Агент ФБР посылает из своего офиса в Финиксе письмо в штаб-квартиру, начинающееся словами «Настоящим хочу сообщить коллегам из нью-йоркского бюро, что существует возможность координированных усилий Усамы бен Ладена, направленных на засылку в Соединенные Штаты людей для обучения в гражданских авиационных университетах и колледжах», – Алексей смотрел ей прямо в глаза. – Но ФБР никак не отреагировало на полученную информацию, не смогло понять, что террористы могут использовать гражданские самолеты, пока не наступило одиннадцатое сентября. Бюро, из-за собственной слепоты, не смогло увидеть то, что находилось у него под носом.

Он уже обсуждал это с Форсайтом и сейчас, с трудом сдерживая гнев, заговорил торопливо и сбивчиво:

– Они знают все больше с каждым месяцем, с каждым днем. Знают о слиянии «Аль-Каиды» и «Хезболлы». И невозможно все объяснить только войной между палестинцами и израильтянами. Можно было раньше, но только не сейчас, когда разработана «Дорожная карта», которая имеет неплохие шансы обеспечить мир. Сейчас весь Ближний Восток выступает против Америки, и вторая война в Заливе здесь ни при чем, никто не говорит о том, что американских солдат убивают. Саудовская Аравия, Сирия, Египет – все мусульманские страны участвуют в этом и поступают очень мудро, умиротворяют американцев, разрешая создать несколько авиабаз на своих территориях. И не следует забывать об Иране, самом худшем из врагов. Иран оплачивает устройство учебных лагерей террористов по всей Европе и Ближнему Востоку, они посылают туда своих инструкторов из Иранской революционной гвардии и Министерства разведки, как ЦРУ и ФБР посылают своих инструкторов для обучения союзников. Хочешь кофе?

– Нет.

Он прошел на кухню, чтобы сварить кофе себе.

– У них даже есть своя террористическая телевизионная станция с самым современным спутниковым оборудованием, – крикнул он оттуда Елене. – Она называется «Аль-Манар», или «Маяк», и ежедневно делает передачи о гибели американских солдат. Американцы знают только об «Аль-Джазире» и понятия не имеют о существовании «Аль-Манара». Американское правительство молчит, проскальзывают лишь небольшие статьи в прессе и короткие репортажи. Люди находятся в неведении, их больше беспокоят компьютерные игры.

Он вернулся с чашкой дымящегося черного кофе.

– Они используют Ливан и его центральный банк, а оттуда переводят деньги в банки по всему миру, даже в Америку. Соби Файад – одна из центральных фигур, обеспечивающих финансовые потоки, работает в том месте, которое хорошо известно Компании. Это так называемая «Тройная граница», в которой пересекаются рубежи Парагвая, Бразилии и Аргентины. Для начала бюджет в несколько сотен миллионов долларов, плюс отмытые деньги от торговли наркотиками. И куда они направляются? В Техас и Северную Каролину, что тоже известно. Так что же им не известно? Хочешь узнать больше? Об этих тараканах я могу рассказывать часами. Здесь, на родине, мы отключаем отопление и вымораживаем их. А Америка не желает даже изолировать от общества…

Она слушала его молча, а он, уставший от всего, пил кофе.

– Достаточно, – сказал он, наконец решив сменить тему разговора. Алексей рассказал жене о том, как ходил на спектакль Кировского театра в Линкольн-центр, как жалел, что ее не было рядом. – А теперь расскажи мне о себе. Я беспокоился о тебе и жутко скучал.

Ее охватил приступ ярости. Она даже не стала задумываться о том, чем он вызван, потому что в глубине души знала это и хотела, чтобы узнал и он.

– Я еще раз спрашиваю тебя, как долго это будет продолжаться?

Он, конечно, понимал, что она имела в виду.

– Я подам рапорт о переводе.

– Когда?

– Не знаю точно. Когда это будет оправдано.

– А что будет с нами?

– Нам придется немного подождать.

Ее гнев вырвался наружу.

– Хорошо, я говорила «мы». А теперь спрошу о себе. Что будет со мной? Что я должна делать, зная, что тебя в любой момент могут застрелить ради патриотических чувств к Родине? Ждать телефонного звонка от Христенко, который сообщит мне о том, что я стала вдовой? Ждать, когда тебя наградят посмертно, и потом хранить медаль на книжной полке?

– Ты знаешь, что в данный момент я ничего не могу предпринять.

– А как быть с моими желаниями? Как быть… – Она замолчала, почувствовав вину за то, что уже несколько раз едва не изменила ему. Елена пыталась заглушить мучительную страсть чтением книг или бумажной работой.

Он, конечно, понимал, что она имела в виду – после стольких лет супружеской жизни знал каждую частичку ее тела, ее души, знал, что она не могла обратиться даже к Богу, потому что не верила в него.

– Как долго ты пробудешь в Москве? – спросила она.

– Я должен вернуться в распоряжение Форсайта по приказу Ротштейна.

– Ты не работаешь в ЦРУ! – закричала она. – Ты – офицер СВР и должен находиться рядом со мной! – Она немного успокоилась, сказала уже нормальным голосом то, о чем боялась говорить раньше: – Я… я хочу ребенка, Алексей.

– Клянусь, у нас будет ребенок.

– Когда? Когда закончится все это безумие? Когда мы заживем нормальной жизнью?

– А когда ты прекратишь заниматься тем, чем занимаешься сейчас? – спросил он, зная, что она поймет, что именно он имеет в виду и явно не одобряет. – Другого выхода нет, ты знаешь.

Везде была стена, куда бы Елена ни повернулась, и рано или поздно она должна была разбиться об эту стену. Оба понимали это слишком хорошо.

– Не знаю, – раздраженно ответила она. – Они рассчитывают на меня. – Елена рассказала Алексею о том, как передала материалы в метро. – Рене спрашивает о тебе при каждой встрече.

Рене Гаспар Шометт был старым и верным другом, французским адвокатом и по совместительству агентом «Сюрте».

Алексей сделал еще глоток и поставил чашку на стол, его голос стал мрачным.

– Елена, то, чем ты занимаешься, считается изменой. За это тебя могут расстрелять, наплевав на мораторий!

– Франция – наш союзник!

Сначала ему показалось, что он неправильно понял ее. Жена говорила так, будто считала свои поступки оправданными и была убеждена в этом, но в это трудно было поверить. Все происходящее было лишено логики, и по каким-то непонятным причинам он не мог объяснить ей, хотя пытался много раз, что это не было игрой, что ее тщетные попытки установить равновесие в мире обречены на провал, что они не похожи на героическое участие ее деда в движении французского Сопротивления. У нее не было оправданных причин становиться шпионкой, совершать совершенно бессмысленные поступки. Почему такая умная женщина не могла понять, что ее отбросят в сторону, словно ее и не существовало? Тем не менее, она продолжала заниматься этим, а он – любить ее.

– Остерегайся Юсуфова. Особенно его. Он не доверяет даже собственной матери, не говоря уже о правительстве, крайне тщеславен, ему достаточно малейшего повода, чтобы уничтожить любого. Этот тип любой ценой добьется повышения по службе, даже если не найдет доказательств твоей вины.

– Я веду себя очень осторожно, любимый. Как всегда. Я волнуюсь о тебе, а не о себе. Я просто не могу понять, что будет с нами, как я смогу все выдержать, – она выпрямила ноги, но не свела колени вместе.

Он, конечно, заметил это. Не мог не заметить, потому что хотел ее так же страстно, как она его.

– Все образуется. Мы – умные люди и проживем долгую жизнь вместе.

Она продолжала сидеть с разведенными ногами, словно бросая ему вызов своим бесстыдством.

– Когда ты поедешь в библиотеку?

Он взглянул на часы.

– У меня есть чуть меньше двух часов.

Повисла неловкая пауза, они посмотрели друг на друга, понимая всю глубину чувств, необходимость близости, порыв. И не было необходимости все это скрывать. Да и зачем? Было ли это тоже игрой? Они были мужчиной и женщиной, которые страстно хотели друг друга. Вдруг весь мир исчез для них, остались только они двое, все остальное перестало существовать, не нуждалось в рациональном объяснении. Только он и она.

– Я так люблю тебя, Алексей, – сказала она чуть не плача. – Люблю всей душой, всем телом. Я… я хочу тебя…

Не нужно было дальнейших слов. Он взял ее за руки и помог встать. Объятия и поцелуи тоже были лишними. Он просто поднял ее на руки и отнес в спальню. На кровать они упали, крепко обнявшись, его язык проник ей в рот, а ее пальцы уже расстегивали ширинку, чтобы нащупать пенис. Они считали «пенис» дурацким словом, особенно она. Это был ее член, так она всегда говорила, с тех пор как они впервые занимались любовью. Впрочем, так они тоже не говорили. Так можно было говорить, по их мнению, в песнях и стихах. Трахаться – так они говорили. Это слово нравилось им честностью и прямотой. Оно звучало сексуально и пошло. Она оттолкнула его от себя и взяла член в рот. Время словно остановилось, они очнулись, когда ему пора было уходить.

* * *

День 3. 23.30

Час назад в Москве снова начался дождь, сейчас он прекратился, и в лужах на мокром асфальте отражались яркие неоновые огни. Алексей, одетый в плащ, пересек на своей синей четырехдверной «Ладе» оживленную Арбатскую площадь, свернул по Воздвиженке на Моховую. У него рябило в глазах от красных, оранжевых, синих мигающих огней рекламы, в этом столица России ничем не отличалась от Гонконга или Парижа.

Как изменился его город, с тех пор как страна стала частью мирового сообщества. Алексей вспоминал прошлое, сравнивал его с шокирующим настоящим, поворачивая то вправо, то влево на оживленных перекрестках. Наступала ночь, и машин становилось все больше – москвичи спешили на поиски развлечений.

Плохое должно было перейти в нечто большее, чем просто плохое, Алексей чувствовал это желудком. Выражение лица Геннадия Игоревича, его голос, этот загадочный пластик, подмена диска – все говорило о том, что начиналась новая игра. Алексей думал о том, в чем она могла заключаться, когда поднялся по небольшому склону и остановил машину на пустой площадке, рядом с темным зданием Всероссийской библиотеки имени В. И. Ленина, закрытой на ремонт. В воздухе густо пахло строительной пылью.

Нащупав фонарь, он вышел из машины, закрыл дверь и посмотрел на тусклые лампочки, освещавшие дорогу к библиотеке. Перешагивая через кучи мусора и какие-то кабели, он направился к боковому входу, у которого стоял охранник в форме, подозрительно наблюдавший за его приближением.

– Посторонним вход воспрещен, – не терпящим возражений тоном произнес он.

– Я здесь по делу, – сказал Иванов.

Он достал кожаный бумажник и предъявил удостоверение сотрудника СВР. Охранник направил на документ луч фонаря, сравнил лицо Иванова с фотографией и резко выпрямился.

– Чем могу помочь?

– Как пройти в отдел «Курск»? Знаю, что это на втором этаже.

Охранник указал на закрытую дверь недалеко от того места, где они стояли.

– Идите туда, – сказал он. – Только смотрите под ноги.

– Обязательно. Спасибо.

Иванов, обходя бетонные блоки и электрические кабели, направился к двери. Он толкнул дверь изо всех сил, и она со скрипом распахнулась. Алексей включил фонарь, нашел лучом заваленную мусором лестницу и поднялся на второй этаж. Там он направил луч на стеллажи, закрытые толстой прозрачной пленкой, чтобы защитить бесценные тексты от мусора и пыли. Осторожно ступая, он прошел вдоль отдела «Курск», отыскивая взглядом полку, на которой стояли произведения авторов, фамилии которых начинались с буквы «Т».

Он внимательно рассматривал корешки, прижимая одной рукой прозрачную пленку к книгам, пока не нашел книги Льва Николаевича Толстого, и наконец, «Войну и мир». Иванов наклонился, поднял пленку и снял с полки толстый том. Он уже забыл, какой тяжелой была эта книга, и вдруг подумал о миллионах людей во всем мире, читавших на разных языках об Анне Павловне Шерер, князе Василии Курагине, графе Безухове. И о Наташе. Прекрасной Наташе, воспоминания о которой на минутку вернули Алексея в студенческие дни.

Нетрудно было заметить щель между страниц в том месте, где Христенко спрятал диск. Алексей достал его, затем вернул роман на полку и опустил прозрачную пленку. Христенко положил диск в прозрачном футляре в полиэтиленовый пакет с застежкой, который Алексей открыл, но сам диск трогать не стал. Он уже собирался убрать его во внутренний карман пиджака, когда его вдруг ослепил луч фонаря. Алексей закрыл глаза ладонью и попытался достать пистолет.

– Не двигайся, – услышал он приказ на русском языке, произнесенный очень знакомым голосом, хотя Иванов и не мог понять, кому он принадлежал. – Думаю, ты предпочитаешь остаться живым, товарищ.

Алексей инстинктивно замер.

– Кто ты такой?

– Положи диск на пол, медленно.

Алексей выполнил приказ, чувствуя, что этот человек не шутит, понимая, что на него наставлен пистолет, хотя он и не мог его видеть.

– Подними руки и отойди на шаг назад.

Алексей повиновался, луч больше не слепил глаза, и зрачки постепенно привыкали к темноте.

– Не глупи и не пытайся достать оружие. Я знаю, что оно у тебя есть. Ты и сам не захочешь его использовать, если позволишь мне более подробно обрисовать ситуацию.

Дрожь пробежала по спине Алексея, желудок его сжался.

– Кто ты такой?

Человек, державший фонарь, расширил луч, чтобы он освещал большую площадь. Он положил фонарь на полку и отошел, чтобы они могли разглядеть друг друга. Алексей замер от шока, у него не было слов, чтобы описать то, что он увидел.

Себя!

– Боже мой, – пробормотал Алексей. Больше он ничего не мог произнести, потому что никогда в жизни не видел ничего более невероятного, более нелепого. Он стоял, подняв руки, смотрел на свое лицо, свои волосы, свое тело и слышал, как он теперь понимал, свой собственный голос. Иванов смотрел на своего двойника и думал, что видит какой-то трюк, дурной сон. Но этого не могло быть, человек был настоящим, но не принадлежащим реальности. Впрочем, очень реальным был наведенный на него пистолет с глушителем.

– Меня зовут Алексей Владимирович Иванов, – произнес призрачный двойник голосом Алексея. – Алекс, если угодно. Я следовал за тобой из Вашингтона в Нью-Йорк, потом оказался здесь, как и было запланировано. Я понимаю, в каком состоянии ты находишься, но у меня нет времени, мне нужно, чтобы ты выслушал меня. Ты только совершенно случайно оказался нужным нам человеком. Все было запланировано с самого твоего рождения, расписано на все сорок два года жизни.

Алексей был слишком поражен, чтобы отреагировать, и Алекс продолжил:

– Я знаю твоих знакомых, твои взгляды, даже предпочтения в постели. Ты не будешь ни в чем нуждаться, пока будешь скрываться.

– Я ничего не понимаю. Пожалуйста, объясни хотя бы суть дела, прежде чем меня убить.

– Ты не умрешь, Алексей Владимирович Иванов.

Раздался тихий щелчок спущенного курка, и Алексей мгновенно почувствовал нечто постороннее в своем теле. Он не был уверен, где именно, в груди или шее. Чем бы это ни было, действовало оно быстро, лишая его сил, сознания, разума. Алексей успел только понять, что теряет сознание, что никак не может повлиять на то, что происходит. Его двойник Алекс стал каким-то размытым, неясным. Собрав последние силы, Иванов прошептал резиновыми губами:

– Три часа ночи, клуб «Ночная жизнь»… Геннадий Христенко…

Алекс посмотрел на свалившегося на пол Алексея, быстро снял с его запястья часы и запомнил время. Четвертый день отсчета, ноль часов пять минут, до двенадцатого дня осталось восемь суток. Потом он быстро надел подмышечную кобуру с девятимиллиметровым «глоком-26», взял бумажник, удостоверение, водительские права, внутренний и заграничный паспорта, сотовый телефон и, конечно, диск. Открыв бумажник, он посветил фонарем, увидел приличную сумму в рублях и долларах и фотографию Елены. Да, ее звали Елена. Он все узнал о ней, когда на него пал выбор Старейшин.

* * *

День 4. 00.15

Алекс появился на свет ровно сорок два года назад, одновременно с Алексеем. Образцы ДНК – дезоксирибонуклеиновой кислоты – были отобраны у каждого новорожденного обоих полов в каждой стране мира, и двойные спирали для каждого ребенка были созданы далеко от Земли. Были подготовлены к псевдобеременности суррогатные матери, которым в кровь вводили гормоны, в частности человеческий эстроген, пока ДНК была заморожена в жидком азоте. Затем, в нужный момент, она вводилась в матку, в которой происходило развитие клона. В результате на планете была создана специальная колония существ, развивающихся по законам своего общества. Алекс знал, что был одним из тысячи, и каждый ребенок обучался языку, культуре, человеческим привычкам, традициям по фильмам и видеозаписям. Первичные выводы были подтверждены двадцать один год спустя, во Втором Отчете, непосредственно перед окончательным отбором, произведенным шесть месяцев назад.

Алекс был отобран в результате простого логического заключения. Алексей Владимирович Иванов соответствовал всем параметрам, в полной степени представлявшим Америку и Россию. Обе эти страны обладали термоядерным потенциалом, способным разрушить планету и заразить всю ее поверхность на многие тысячи лет. Все живое, за исключением микробов, могло исчезнуть после нескольких миллиардов лет существования. Иванов социально и политически был связан с обеими державами. Алекс должен был определить причину, повернувшую планету на этот курс развития, после того как первая атомная бомба была взорвана в Хиросиме.

Критическое значение имело подтверждение или не подтверждение Второго Отчета. Предстояло определить, выбрало ли человечество двадцать один год назад путь, способный обеспечить выживание себя как вида, достойно ли оно быть принятым в Ассоциацию двадцати шести планет. Алекс должен был произвести такую оценку и принять решение. Три дня ушло на подготовку контакта с Алексеем. Ему доверили собрать эту информацию для Старейшин, его мысли должны были сохраниться в памяти для составления Третьего, возможно, Последнего Отчета. Судя по часам Алексея, у него оставалось восемь дней, два часа и четырнадцать минут до запуска двигателей – фактор времени он не мог контролировать.

Алекс быстро научился управлять простой «Ладой». Правда, у него тряслись руки, когда он летел по Новому Арбату в поисках клуба «Ночная жизнь», который должен был стать отправной точкой для вынесения решения. Алекс стал Алексеем Владимировичем Ивановым, и сейчас он чувствовал одновременно страх и возбуждение, глядя на людей, которые ходили по улицам, ехали на машинах или в автобусах по чудесному городу Москва, основанному еще в 1147 году.

Иванов назвал имя Геннадий. Оно послужит отправной точкой для Алекса, потому что он знал всю биографию Алексея. Находясь в капсуле, он использовал инфузор «Аура Детонатор» с тончайшим зондом, который был разработан в 9251 году Новейшей Эры его планеты. Инфузор перенес всю земную жизнь Алексея в тело Алекса и должен был позволить Алексею влиять, при необходимости, на его поступки. Алекс думал, что знал всю жизнь Алексея, детали его взаимоотношений с другими людьми. Он чувствовал тяжесть «глок-26» под плащом и ни на секунду не забывал о том, что ему было запрещено лишать человека жизни, даже если его собственная окажется в опасности. Он снова посмотрел на часы Алексея. Оставалось восемь дней, два часа и двенадцать минут. Иванов должен был понять важность его миссии, когда они проживут какое-то время вместе, как одно целое.

Никаких секретов от него не будет.

Алекс был удовлетворен жизнью среди себе подобных. Ему пришлось пройти курс обучения, необходимый для выполнения этого задания. Он принадлежал к закрытому обществу, в котором никогда не возникало разногласий, их просто не могло возникнуть по определению. Он вырос в семье, которая любила его, как потом любили двое детей и жена, тоже клон человека с измененными инстинктами и ценностями, созданный сорок два года назад. Но он не мог позволить себе задуматься о ней даже на мгновение, все следовало отмести в сторону, чтобы слиться с этим миром, потому что без этого он не сможет определить степень угрозы собственной планете.

Только ради этого он оказался здесь.

Он был среди людей, с которыми ему предстояло слиться, чтобы думать и чувствовать как человек. Таким был план с самого начала, но сейчас, когда он смотрел на людей, гулявших по улицам, говоривших на русском языке, которым он владел в совершенстве, его обуревали странные чувства. Алекс услышал, как туристы разговаривали между собой на английском, когда остановился перед светофором. Он часто представлял, как будет себя вести на этой планете, но эти представления были далеки от реальности. Алекс был среди них, что случилось только дважды до него, и могло не случиться более никогда, если Старейшины примут такое решение.

Алекс прислушивался к шуму города и глазел на спешивших по своим делам людей. «Люди» – это слово, судя по их словарям, означало несколько человек. Он специально занимал мозг такими мыслями, чтобы успокоиться. Необходимо было расслабиться. Он не был здесь чужим. Сейчас он был одним из них, должен был выполнить свою миссию и подтвердить Второй Отчет, составленный двадцать один год назад.

Все уже началось.

Глава 5 ЛЮДИ

День 4. 00.30

Клуб «Ночная жизнь», расположенный на оживленной московской улице Петровке, был набит под завязку. Он размещался в обширном здании бывшего склада. Окна отсутствовали, поэтому гостям трудно было судить, что сейчас на дворе – день или ночь. Для состоятельных личностей в клубе имелось казино, где эти почтенные господа имели возможность оставить солидную часть средств, нажитых тем или иным способом.

Клуб охраняли плечистые молодые люди в одинаковых пиджаках с оттопыривающимися левыми подмышками. Впрочем, точно так же оттопыривалась подмышка и у самого Алекса, когда он входил в клуб с залитой дождем улицы. Создавалось впечатление, что место это ему давно и хорошо знакомо, но это лишь благодаря тому, что его незримо сопровождал Алексей.

В зале гремела оглушительная музыка – плод усилий группы из пяти человек, а умело расставленные динамики усиливали ее до такой степени, что тряслись столы. Посетители сидели в отдельных кабинетах или просто за столиками. На женщинах были короткие платья в обтяжку, выгодно подчеркивающие все достоинства фигуры. Сверкали бриллианты, на столах искрилось шампанское. Благодаря живой современной музыке клуб становился все более и более популярным. Здесь пили, танцевали, из рук в руки переходили дозы наркотиков стоимостью в тысячи долларов и евро.

Один из танцующих, парень в пиджаке и футболке, оставил свою компанию и подошел к Алексу, стоящему у входа. Инстинкт подсказывал ему, что этот человек пришел сюда вовсе не в поисках развлечений.

– Чем могу помочь? – осведомился он.

– Я должен встретиться с Геннадием Христенко, – обводя взглядом зал, отозвался Алекс. – Он меня ждет.

– Как ваша фамилия?

– Иванов.

– Подождите здесь, – бросил парень и удалился.

Алекс, конечно, ожидал, что его будут проверять.

Сердце неистово колотилось, антенна в мозгу дрожала от переполняющей его энергии.

Он обратил внимание на то, что всем девушкам в клубе от восемнадцати до двадцати семи лет. Стараясь выглядеть привлекательнее, они явно злоупотребляли косметикой. Девушки раскачивались в танце, их длинные распущенные волосы колыхались. Партнерами в основном были мужчины, как минимум раза в два постарше своих спутниц. Те изо всех сил старались выглядеть как можно более сексуальными. Им было явно неведомо, что еще несколько поколений назад просвещенные дамы старались доказать, что женщина есть нечто гораздо большее, и в знак протеста сжигали свои бюстгальтеры.

Но эти девушки воспринимали себя прежде всего в качестве сексуальных объектов, причем даже в большей степени, чем могли бы предположить их партнеры. У всех женщин имелось то, что больше всего влекло мужчин – вагина. Именно она была для них самым главным, а самый большой интерес для любой находящейся здесь женщины представлял мужской пенис, поскольку именно он давал им возможность получения сексуального наслаждения, да и многого другого тоже. Например, хорошей работы в будущем, поскольку женщина всегда считалась вещью в себе, единственной целью которой было привлечь как можно больше пенисов, чтобы максимально повысить шансы на выгодное замужество.

Алекс внимательно разглядывал мужчин. Танцующие пары крепко прижимались друг к другу промежностями. Мужчины старались таким образом привлечь, внимание подруг к самому ценному из того, что у них есть, будто призывая попробовать это на вкус. Впрочем, на теле имелись и другие местечки, отлично подходящие для орального секса, которые можно было активно использовать и в танце. Основным инструментом для этого являлся напомаженный рот. Помада всегда служила приманкой для мужчин. А после того как основная жизненная функция женщины – деторождение – будет исполнена, она станет компенсировать быстро увядающую физическую привлекательность. Но девушки, заполняющие клуб, находились в самом цветущем возрасте, поэтому макияж был для них просто жизненно важен.

Их глаза – еще одно средство проявления сексуальности – завлекали мужчин тушью, тенями, накладными ресницами и уголками глаз, подведенными карандашом. Уши девушек были украшены модными серьгами все с той же целью – привлечь мужской пенис, только в данном случае с помощью сверкающих бриллиантов в золотой или серебряной оправе, тяжело оттягивающих мочки ушей.

В результате своих наблюдений Алекс пришел к выводу, что каждая из девушек являлась своего рода подарочным набором в красивой упаковке. Здешние мужчины давно оценили каждую по десятибалльной шкале, причем исключительно в зависимости от потенциальных достоинств их вагин, впрочем, всегда тщательно прикрытых от нескромных глаз, поскольку их обладательницы инстинктивно охотились за самым лучшим из предлагаемого. Контакт обычно бывал практически мгновенным и происходил исключительно на подсознательном уровне. Кандидат должен был доказать, что способен обеспечить своей избраннице соответствующий образ жизни невзирая на ее образование и профессию. Словом, мужчинам предстояло пройти скрупулезную проверку, и они отлично знали, что к ним внимательно приглядываются.

То, что предлагали женщины, было настоящим искушением для мужчин, в первую очередь для их пенисов. И прежде всего привлекательным должно было быть лицо. Кроме того, исключительно важную роль играла длина волос – она напрямую указывала на то, насколько девочка заинтересована в обретении мужчины. Впоследствии, по мере ослабления интереса к мужскому полу волосы становились все короче и короче. Согласно Второму Отчету, лучшим примером тому могли служить тележурналистки.

Предлагаемый набор прелестей, помимо тщательно укрытой вагины, также включал фигуру со всеми ее достоинствами и недостатками. Привередливые пенисы крайне редко клевали на обладательниц пышных форм. Следующим по важности был размер бюста, а поскольку операции по увеличению объема груди мало-помалу превращались в настоящую индустрию, от того, что девушка могла выставить напоказ, сильно зависели ее шансы на успех.

Алекс очень хорошо знал, что женщины и их вагины обладают нешуточной властью. Именно благодаря этой власти в один прекрасный день женщинам предстоит править миром. Впрочем, с точки зрения законов природы и человеческих инстинктов, это было вполне естественно, поскольку женщины куда разумнее мужчин. Слабость мужчин заключалась в их ненасытном эго, которое требовало постоянной дозаправки, постоянного самоутверждения, которое только вагины могли им предоставить.

Женщины всегда пользовались этой властью. Мужские слабости заставляли самцов сражаться за лучшую из представленных вагин, причем дело могло запросто дойти до смертоубийства. В прежние времена их единоборство выливалось в форму дуэлей. Женщинам оставалось радоваться лишь одному – что мужчинам так до сих пор и не пришло в голову объединиться и распоряжаться женщинами на равных правах.

Алекс сразу понял, насколько правы мужчины-мусульмане, которые всегда держали своих женщин максимально закрытыми, тем самым лишая их власти. Размышляя надо всем этим, Алекс рассеянно следил, как покачиваются в танце пары и в такт их телодвижениям вагины трутся о пенисы. Ему потребуется еще несколько дней, чтобы в полной мере оценить, насколько женская половина человечества продвинулась вперед за прошедший двадцать один год.

Второй Отчет подтверждается.

Музыка смолкла, танцующие остановились и зааплодировали, но разноцветные зелено-красно-пурпурные лучи цветомузыкальных прожекторов продолжали обшаривать зал, высвечивая даже самые потаенные его уголки. В наступившей тишине стали слышны обрывки разговоров и веселый смех. Явно настало время освежиться шампанским или пивом, ставшим в последние годы самым популярным напитком среди молодых людей и девушек, которые зачастую пили его прямо на улице.

Надо расслабиться, напомнил себе Алекс, надо чувствовать себя комфортно.

И тут вернулся охранник.

– Пожалуйста, следуйте за мной.

Он повел Алекса мимо столиков в дальний конец зала, где было не так многолюдно. Похоже, владельцы заведения обсуждали в этом уголке грядущие сделки с важными деловыми партнерами, на пальцах которых сверкали перстни с крупными бриллиантами, а на запястьях красовались дорогие «Ролексы» и «Патек-Филиппы». Здесь, в стороне от толпы, было значительно тише.

Охранник подвел Алекса к столику, стоящему на небольшом возвышении, за которым сидел Христенко, внимательно разглядывающий его. Впрочем, ум Геннадия Игоревича явно был занят сейчас чисто деловыми вопросами.

Здесь Христенко был уже не генералом, а чистым бизнесменом. За столиком он сидел один, а когда Алексей приблизился, молча дождался, пока уйдет охранник.

– Присаживайся, милости прошу, – сказал Геннадий Игоревич, указывая на соседний стул. Затем он повернулся к стоящему неподалеку официанту, обслуживающему его и только его одного.

– Водки для моего друга, – бросил он.

Официант кивнул и мгновенно исчез. Алекс уселся на предложенный стул, не переставая разглядывать зал.

Заметив это, Христенко улыбнулся.

– Можно подумать, что ты здесь в первый раз.

Алекс улыбнулся:

– В принципе, вы правы, но здесь все всегда кажется каким-то новым. Как в первый раз.

Христенко не смог удержаться от смеха, потом полез в карман за пачкой «Кэмела».

– Да, пожалуй, это верно. Сейчас у нас в России как будто все в первый раз – лучше стали казино, упрочились связи с колумбийскими картелями. То есть человек либо в деле, либо нет.

Христенко прикурил, глубоко затянулся и вдруг зашелся в приступе мучительного кашля. Он вытащил из кармана платок и отхаркнул в него смесь мокроты и крови.

– Прошу прощения, – извинился он, – но сибирский климат мне тоже не пошел на пользу.

Он явно был серьезно болен.

– Что с вами?

– Лучше не спрашивай, – ответил тот и залпом осушил бокал шампанского. После этого снова заговорил, но теперь в его голосе чувствовалась напряженность: – Диск ведь у тебя. Давай…

Алекс толкнул к нему по гладкой поверхности стола небольшую прозрачную коробочку. Христенко поймал ее и, открыв, тут же принялся внимательно изучать то, что находилось внутри. Алекс тем временем разглядывал своего собеседника, которого сегодня видел впервые в жизни, и внимательно следил за всеми его движениями. Вдруг Христенко покажется, что дело нечисто, и на лбу его запульсирует предательская жилка, или он промолчит тогда, когда следовало бы рассмеяться.

В этот момент вновь появился официант и поставил перед Алексом открытую бутылку «Столичной» и стопку. Христенко потянулся, взял бутылку и налил стопку до краев. После этого Геннадий Игоревич поднял бокал. К этому времени официант уже успел вновь наполнить его шампанским. Алекс проследил за тем, как его пожилой визави одним глотком осушает бокал, затем поднес стопку к губам и опустошил ее. Его обожгло так, как не обжигало еще никогда в жизни. Дыхание перехватило, ему показалось, будто он вот-вот задохнется. «По мне этого не должно быть заметно», – напомнил он себе.

В это время к их столику подошел какой-то человек – по ухваткам, похоже, из руководства клуба – извинился и протянул Христенко какой-то документ, требующий его подписи.

– Сколько килограммов? – спросил Христенко.

– Триста.

– Смотри, проверь лично.

– Ну, разумеется.

Христенко поставил подпись.

– Ну, вот и порядок.

Его подчиненный тут же безмолвно удалился, а Христенко откинулся на спинку стула и бросил на Алекса пристальный взгляд. В этот момент снова зазвучала музыка – на смену первой пришла вторая рок-группа. Это вызвало одобрительные возгласы присутствующих, которым не терпелось вновь начать танцевать. Но двое за столиком были достаточно далеко от царящего в зале безумия. От него их отделяло метров сто, так что имелась возможность спокойно поговорить.

– Вот, казалось бы, я – плоть от плоти своей Родины, служению которой отдал всю жизнь, – наконец заговорил Геннадий Игоревич, одновременно начальник Первого главного управления СВР и отчасти мафиози, которому приходилось вести рискованную игру, чтобы в конце жизненного пути не гнить на служебной даче. – Надеюсь, ты понимаешь, что моя любовь к Родине по-прежнему на первом месте, – он задумчиво обвел взглядом клуб. – Взять хотя бы это заведение – я владею им, хотя лишь на восемьдесят процентов. Все это безобразие продлится еще лет эдак пятьдесят – пока демократия реально не встанет на ноги. Но к тому времени на свете уже не будет меня, старого вояки, да и тебя тоже. Единственная разница в том, что у тебя есть свои принципы, а в наше время на рынке этот товар крайне редкий. Именно поэтому я и остановился на твоей кандидатуре, учитывая то, что должно случиться.

– Должно случиться?…

Генерал в очередной раз затянулся «Кэмелом» и наклонился ближе к Алексу.

– На этом диске содержится часть базы данных «Глоба-Линк». Речь идет о полном слиянии всех мировых корпораций в единое целое. Все компании мира в один прекрасный день вдруг накроют планету одним большим зонтом. На диске содержатся материалы тайных переговоров глав мировых правительств и руководителей крупнейших корпораций, имевших место в Белом доме четыре месяца назад, когда президент Лавров находился с визитом в Штатах. На этом совещании обсуждались проблемы производства пластика, который тайком выпускается одной из архангельских фабрик. Химическая формула этого вещества является строжайшей тайной. И формула, и сама фабрика принадлежат филиалу одной из крупнейших электронных корпораций – «Макроникс» со штаб-квартирой в Лос-Анджелесе, а именно в местечке под названием Калвер-сити. Так вот, этот пластик и «Глоба-Линк» являются основными предметами обсуждения. На первый взгляд они никак не связаны, но тем не менее таинственным образом являются ключевыми элементами слияния.

Христенко, явно ожидая какой-то реакции от Алекса, смолк. Но тот по-прежнему молчал, пристально глядя на собеседника. Просто сейчас он услышал такое, чего до сих пор ему слышать не доводилось. Христенко вытащил из внутреннего кармана пиджака ручку.

– Нечто вроде этого.

Он очень аккуратно, разборчиво – так, чтобы ошибки быть не могло – изобразил заглавную букву «Г». Остальные буквы были строчными, потом шел дефис, а после него снова заглавная буква «Л», за которой опять следовало несколько строчных. – «Глоба-Линк», – вслух произнес он, показывая надпись Алексу. – Корпорация, название которой по всему миру осмеливаются произносить только шепотом.

После этого он под внимательным взглядом Алексея поджег листок, щелкнув своей дорогой зажигалкой «Зиппо», и положил его в пепельницу.

– Кстати, российское представительство «Макроникс» находится в Петербурге, а не в Москве, – продолжал Христенко. – Нужно выяснить, для чего нужен пластик, который производят в Архангельске. Как я уже говорил, этот диск является нелегальной копией, поэтому все совершенно неофициально. Но завтра в двенадцать ноль-ноль на приеме в честь открывающегося в Женеве совещания по проблемам СОИ вице-премьер Кудрин должен вручить мне подлинный диск.

Не дожидаясь реакции собеседника, Христенко продолжал:

– Да-да, Александр Леонидович ухитрился через свою агентуру достать подлинный диск. Понимаю, что для тебя это полная неожиданность, но по-другому я рассказать тебе об этом не мог. Американский президент Макферсон, да и наш собственный предпочли дождаться результатов испытаний свойств пластика и только потом передать копии диска руководителям других стран. Теперь дело только за тем, чтобы правительства всех стран мира, а их по последним подсчетам сто пятьдесят два, стали участниками проекта и приняли участие в его начальных стадиях. Это чистая уловка, чтобы под прикрытием СОИ установить новый мировой экономический порядок. И вице-премьер Кудрин очень боится остаться на обочине, как, впрочем, и девяносто шесть процентов из нас.

Алекс постарался скрыть удивление. У него не было ни малейшего опыта в подобных делах, и не хотелось, чтобы по его поведению это стало ясно.

– Геннадий Игоревич, но ведь у вас скоро появится легальная копия. Так почему бы не воспользоваться ею?

– Это если мы ее получим. Именно потому я тебе все и рассказываю. Но, посуди сам, какова будет степень доверия ко мне, после того как выяснится, чем я теперь занимаюсь, – генерал обвел рукой огромный зал. – У меня не будет ни малейшего шанса сохранить зарубежные счета, если придется доказывать свою правоту из тюремной камеры. Ты должен проследить за тем, чтобы Елена оставила кудринскую копию в тайнике в метро. Возможно, где-нибудь неподалеку от американского посольства. В любом случае, на данном этапе ничего определенного сказать нельзя. Как бы то ни было, она займется всеми необходимыми приготовлениями.

– А где она его получит?

– На завтрашнем приеме Кудрин вручит диск мне, а я передам его ей. Через неделю в Женеве под видом международной встречи по проблемам СОИ состоится голосование по вопросу слияния, и если решение будет принято единогласно, то через девять дней их план начнет воплощаться в жизнь. Мы просто не можем оставаться в стороне и смотреть на то, как мир превращают в сверхмонополию, контролируемую крупными корпорациями, в которой компании одних стран сольются с компаниями других. Следовательно, возникнет куча противоречий в области международного права, банковского законодательства и во многих других областях.

Христенко снова наклонился к Алексу:

– Алексей, ты должен остановить «Глоба-Линк». Кстати говоря, полное название ее «Глобал Инкорпорейтед», или «Глобал Инк.». Ее богатые акционеры, члены советов директоров крупнейших компаний и политические лидеры, намерены проворачивать свои дела в условиях единой мировой экономики – именно того, о чем много лет молили развитые страны, якобы во благо беднейших.

– А вам все это точно известно?

– Один из моих людей присутствовал на встрече в Вашингтоне, представляя холдинговую компанию, владеющую частью акций этого заведения. Он просто невероятно богат за счет кокаиновых плантаций в Пакистане, кроме того, владеет несколькими крупными зарубежными банками. Он кое-чем мне обязан – в частности, именно я дал ему возможность так раскрутиться. Видишь ли, Алексей, я – стреляный воробей, и на мякине меня не проведешь. Когда на Родине в один прекрасный день снова воцарятся закон и порядок, я тут же покончу со своим нелегальным бизнесом, уйду на покой и буду спокойно проживать то, что успел накопить.

Христенко затушил окурок в пепельнице. В это время снова зазвучала музыка, о которой они уже практически забыли. До их ушей донесся веселый смех. Генерал потянулся к бутылке, поднял ее и наполнил стопку до краев. После всего услышанного Алекс постепенно начал приходить в себя.

– В общем, Алексей, у нас в распоряжении всего-навсего восемь дней. Как и в случае голосования присяжных по делу об убийстве, достаточно всего одного голоса против, чтобы смертный приговор не был вынесен. Если, конечно, им каким-то образом не удастся переубедить человека, проголосовавшего так. А человеком этим будешь ты.

– Я?

– Я по своим каналам уже подбросил информацию о тебе трем самым богатым людям в мире: Андре Робеспьерру, главе банка «Евро-Свисс», Владимиру Юрьевичу Румянцеву, сопредседателю компании «Спейс-Диск», крупнейшего в России разработчика и производителя спутниковых телекоммуникаций, а также Раймонду Брукманну, председателю совета директоров фирмы «Макроникс».

Христенко вытащил из-под стола атташе-кейс, открыл его и достал желтый конверт небольшого размера.

– Здесь, – продолжал он, – краткие досье на каждого из этих троих, являющихся ключевыми фигурами. Поскольку за последнее время произошло столько всего невероятного, тебе следует поторопиться. Мы с тобой оба знаем, что формула пластика оказалась верной. Ты, Алексей, один из немногих людей, которым я доверяю. Я распустил слух о том, что ты не принимаешь идею «Глоба-Линк» и в Женеве намерен голосовать против. Я подготовил документы, в которых указано, что ты являешься директором банка, владеющего этим клубом. Ты теперь Михаил Михайлович Филиппов, бизнесмен с внушительным опытом работы в крупнейших банках. Кроме того, ты якобы еще являешься и специалистом по международному праву, а это должно произвести на них впечатление. Для солидности я открыл на твое имя в банке «Джинив Свисс» счет на пять миллионов американских долларов. Думаю, эта сумма вполне позволит вам с Еленой без забот прожить остаток жизни. Все это я сделал без твоего согласия, поэтому если ты не согласишься, то все можно отыграть назад. Но, разумеется, слухи о том, что ты, то есть Филиппов, намерен голосовать против и тем самым сорвать принятие решения, могут навести их на мысль о твоем устранении. Да ты пей, не стесняйся.

Алекс поднес стопку к губам и залпом выпил содержимое. Ну просто жидкое пламя!

– Ты, Алексей, самый лучший. Именно поэтому Лавров и выбрал тебя для связи с ЦРУ. Дайте мировым средствам массовой информации доказательства существования заговора, чтобы он стал достоянием гласности. Для журналистов это будет крупнейшей сенсацией в жизни – не то что все эти мелкие войнушки, которые постоянно вспыхивают и затихают. Именно СМИ являются единственным шансом простых людей. Американцы и наше правительство, как, впрочем, и главы всех прочих государств, не доверяют своим разведкам, поскольку там служат такие же обычные люди, как мы с тобой. Это относится и к МИ-6, и к «Сюрте», и к «Моссаду» – словом, практически ко всем. Именно поэтому президент Макферсон и дал тебе эту фальшивку – хотел проверить, как обстоит дело с безопасностью. А без доказательств, Алексей, у простых людей вообще не останется надежды.

Алекс крепче сжал желтый конверт.

– Никому не следует доверять, друг мой, – заметил Христенко. – В особенности Юсуфову, который поддерживает Лаврова. Кого же опасается «Глоба-Линк»? Просто террористов или организации, пустившей щупальца по всему свету и в любой момент готовой начать революцию?

Алекс немного подумал, затем сказал:

– Вероятнее всего, последнего.

– Именно. – Христенко передал Алексу толстый пояс для денег, который он также держал под столом. – Здесь наличные, двести тысяч долларов. Они потребуются тебе на текущие расходы. – Алекс расстегнул пояс и уставился на пачки американских долларов в сотенных купюрах. – Постарайся не появляться в своей московской квартире. Я забронировал тебе номер в отеле «Метрополь», а также в «Невском Паласе» в Санкт-Петербурге. Номера сняты на твое новое имя и наверняка потребуются при поездках в Архангельск и обратно.

Затем Христенко вручил Алексу заграничный и внутренний паспорта с уже вклеенными фотографиями и новым именем. Алекс внимательно просмотрел документы и благодаря опыту Алексея понял, что они настоящие.

– Все остальное предстоит организовать уже тебе самому, – продолжал Христенко. – Если они клюнут, то обязательно постараются вступить с тобой в контакт. Возможно, через своих шестерок. Это может быть очень опасно. Если все пройдет успешно, то тебе придется исчезнуть, поскольку вы с Еленой тут же станете мишенями для самых разных разведок. И здесь, и в Америке – короче, повсюду. Причем покушение может состояться, когда вы меньше всего будете этого ожидать.

Алекс по-прежнему лишь молча смотрел на Христенко. А что ему еще оставалось делать?

* * *

День 4. 2.00

Снова начал моросить дождь, а движение на Петровке было все таким же плотным. Алекс сидел за рулем Алексеевой «Лады», он так еще и не пришел окончательно в себя после того, что услышал о будущей судьбе обычного трудового люда. Вся власть окажется в руках элиты, составляющей четыре процента населения этой планеты. Только тот, кто родился в узком кругу руководителей «Глоба-Линк» – единого всемирного суперкартеля, – будет иметь шансы на обеспеченную жизнь, в то время как большая часть человечества окажется в низшей касте.

А может быть, это чувство вины? Алексей Иванов был призван помочь потушить этот пожар, и Алекс был уверен, что он так именно и сделал бы или, по крайней мере, попытался бы это сделать. Алекс был послан сюда не для того, чтобы изменить это общество, а просто для подтверждения Второго Отчета. А теперь он ухитрился угодить в самую гущу заговора сильных мира сего, имеющего целью еще большее угнетение слабых и бедных. Честная игра в этом мире популярностью явно не пользовалась, что было ему ясно с самого начала. Впрочем, это его совершенно не касалось. Или, может быть, касалось, поскольку он не давал Алексею Иванову возможности помочь, а сам Алекс до сих пор так и не мог принять для себя определенного решения.

Сейчас, вспоминая происшедшее, он понимал, что угодил в паутину всемирного заговора, а такое вовсе не предусматривалось заранее, поскольку он находился здесь исключительно для того, чтобы наблюдать и подтверждать или опровергать выводы своих предшественников. К этому он был вполне готов, но возникла опасная проблема использования Алексея Иванова, и теперь Алекс был обязан помочь ему. К этому его подталкивали собственные моральные принципы, да и Старейшины наверняка одобрили бы такое решение.

Какая судьба ждет его, если он примет предложение Христенко и ввяжется во всю эту историю, Алекса не так уж беспокоило, поскольку он понимал, что личное участие во всей этой истории позволит ему куда лучше понять те вещи, о которых раньше приходилось только догадываться. Ведь в первую очередь придется научиться сохранять себя в мире, где выживание было, пожалуй, самой главной наукой, с которой ему до сих пор сталкиваться никогда не приходилось. Алекс знал, что обязан Иванову хотя бы за это, особенно с тех пор, как сознание Алексея очутилось внутри сознания Алекса, и землянин отлично знал, что именно делает гость в каждый отдельный момент.

Машинально наблюдая за светом фар проносящихся мимо автомобилей, он сознавал, что ни в коем случае не сможет поступить с Алексеем Ивановым непорядочно, поскольку сам и являлся Алексеем Ивановым, Христенко был его наставником, а Елена – женой. Поэтому у Алекса просто не оставалось иного выбора, как придерживаться собственных моральных правил. Он зарегистрируется в отеле «Метрополь» в Охотном ряду как Михаил Михайлович Филиппов и сделает то, о чем просил его Христенко. Алекс изыщет для себя возможность попасть на фабрику «Макроникс» в Архангельске и постарается выяснить все, что только можно, об этом так называемом пластике. Задание достаточно несложное, а выполнив его, он сольет информацию о «Глоба-Линк» в средства массовой информации, одновременно продолжая заниматься собственным делом, поскольку часы все тикали и тикали.

Все фильмы об этой цивилизации, снятые во время составления Первого и Второго Отчетов, которые он успел пересмотреть, не могли заменить даже часа, реально проведенного здесь. Именно так и было написано в Отчетах, но ведь его готовили как раз для этого. Христенко сказал ему, что отель находится неподалеку от Красной площади, и Алекс вдруг осознал, что направляется именно в ту сторону. Значит, он все для себя окончательно решил.

Он добрался до Театральной площади и пытался сообразить, где площадь Революции. Там ему предстояло свернуть направо. Алекс пытался прочитать надписи на указателях, но бьющий в глаза свет фар встречных машин не давал такой возможности. В этот момент кто-то из машины позади него дал автоматную очередь, и заднее стекло разлетелось вдребезги. Алекс был потрясен и едва не потерял управление. Через дыру, отороченную осколками стекла, в салон мгновенно проникла вечерняя сырость. Алекс резко обернулся, пытаясь разглядеть, кто на него покушался. В идущей позади него машине сидели двое, но из-за бликов неоновых реклам, играющих на ветровом стекле, лиц он как следует рассмотреть не мог.

Прогремела еще одна очередь, только на сей раз пули вгрызлись в бок «Лады», поскольку Алекс как раз свернул за угол, чтобы уйти от убийц, и прибавил скорость. Но преследователи не отставали, буквально повиснув у него на хвосте. Человек, сидящий рядом с водителем, как раз выставил из окна автомат и теперь снова целился. Алекс резко свернул налево, в какую-то длинную аллею, и стремглав промчался через нее. Преследователей это несколько задержало, поскольку его маневр явился для них полной неожиданностью. Но когда Алекс выскочил на какую-то другую широкую улицу, машина преследователей была тут как тут. Алекс резко обошел автобус, сделал правый поворот и до отказа выжал педаль газа. Его тут же прижало к спинке кресла. Теперь он несся по какой-то оживленной улице, не имея ни малейшего представления о том, где находится и куда направляется.

Впереди показалась боковая улочка, и Алекс резко бросил машину направо и промчался по темному проезду, где было припарковано лишь несколько машин. Он быстро остановил машину там, где было потемнее, и выключил зажигание. Похоже, от погони удалось оторваться, поскольку преследующая его машина вскоре пронеслась мимо и затормозила на следующем углу. Убийцы явно пытались понять, куда же делась «Лада». Их машина неподвижно замерла на углу, затем развернулась и двинулась назад, только теперь очень медленно, поскольку сидящие в ней люди внимательно разглядывали темные припаркованные машины, одной из которых и была «Лада».

Понимая, что они обязательно заметят его машину и узнают ее по разбитому стеклу, он резко врубил двигатель и бросил «Ладу» в направлении, противоположном тому, в котором двигались незнакомцы. Те в это время как раз добрались до конца улицы и тут заметили отчаянный рывок Алекса. Они тут же резко развернулись и на всех парах помчались за «Ладой», которая неслась по направлению к Красной площади. Оказавшись на открытом месте на улице Варварка, машина преследователей снова нагнала его, но выстрелов больше не было.

Алекс свернул на Москворецкую улицу и направился к Большому Москворецкому мосту. Обе машины теперь буквально летели, обгоняя транспорт, медленно въезжающий на мост. Преследователи поравнялись с машиной Алекса, и в окне снова появился автомат. Алекс неожиданно бросил машину влево и врезался в машину преследователей. Из-за высокой скорости столкновение сделало свое дело, и водитель не справился с управлением. Машина перескочила через поребрик, с грохотом врезалась в ограждение моста, проломила его и рухнула в воду. Поднялся огромный фонтан воды, и проплывающие мимо прогулочные суденышки пронзительно загудели.

Машины позади Алекса остановились, но сам он продолжал мчаться вперед и отчаянно пытался найти улицу, в которую можно будет свернуть после моста. Подходящих узких неосвещенных улочек оказалось более чем достаточно. Он свернул в одну из них, припарковал машину в самом темном месте и постарался успокоиться, вспоминая предупреждение Христенко о вполне вероятном неожиданном покушении.

То есть враг был уже в курсе.

Алекс откинулся на спинку кресла и на мгновение прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями.

Он понимал, что в него стреляли, пытались убить, но воспринимал это как-то отстраненно. Кто-то желал смерти Михаилу Михайловичу Филиппову, а ведь теперь это он и был. Дыхание мало-помалу приходило в норму, и тут Алекс заметил человека, спокойно прикуривающего сигарету на заднем сиденье черной машины, стоящей совсем рядом. Он не сводил глаз с «Лады» Алекса.

* * *

Юсеф не знал, день сейчас или ночь, не представлял, сколько времени он провел в этом месте, связанный по рукам и по ногам, и понять не мог, где именно находится. После того как ему сделали инъекцию, он вообще ничего не помнил. Может, он по-прежнему пребывал на кухне старой мексиканки, а может, его перебросили на другой край света. Ни окон, ни смены дня и ночи. Время как будто остановилось. Правда, одежда на нем была та же самая, хоть это-то он понял. Юсеф чувствовал, что лежит на столе, может быть, даже на кровати, но в таком случае эта кровать была не слишком-то мягкой. Может, это какая-то больница? Он вообще ничего не чувствовал с того дня, когда эти люди вломились в квартиру в Бруклине. Черт, да ведь он был самым обычным парнем, пытающимся добиться успеха, может, войти в историю или что-нибудь вроде этого. Но сейчас он ни в чем уже не мог быть уверен, поскольку ни хрена не чувствовал.

Еще никогда в жизни он не был настолько расслаблен. Похоже, та дрянь, которую они ему вкололи, будет получше всякого крэка – настолько ему было легко и спокойно. Словом, так хорошо он еще никогда себя не чувствовал. Вся беда была в этих снах – по крайней мере, он считал это снами. Сейчас ни в чем нельзя было быть уверенным. Черт, ведь не такие же они идиоты, чтобы решить, будто бомбу он делал в одиночку. Просто ему принесли несколько частей, которые нужно было собрать, а потом, когда он закончил, забрали готовую работу и передали ее куда-то дальше для дальнейшей доводки. Ведь он ни хрена не понимает во всех этих штуках, которыми так и пестрит Интернет, – вроде разных там химикатов, радиоактивности и всего такого прочего. Разбираться в подобных вещах было делом ученых мулл. А он был просто крошечным звеном в длинной цепи. Так неужели они этого не понимают? Или, может, они просто боятся, что он знает куда больше, считают, что именно он самый главный в этом деле?

Юсеф в очередной раз с трудом ухитрился разлепить глаза, отвлекаясь от своих мыслей. Над головой по-прежнему горела все та же лампочка, скупо освещая то, что, по его представлениям, было крошечной каморкой, затерявшейся в самом центре какого-то несуществующего лабиринта. Юсеф помнил, как просил адвоката, но никак не мог вспомнить, что же ему на это ответили. Этих ребят звали Мори и Шеп.

Мори по всем статьям был настоящим придурком, до конца преданным службе. Да уж… Для этого некрасивого еврейского парня с большим крючковатым носом не существовало ничего, кроме «Бога-и-Родины». В общем, этот Мори старался все делать по правилам, а может, это сказал ему Шеп – сейчас точно не вспомнить. Они перешучивались о том, что у Мори есть подружка в Скарсдейле, а параллельно задавали Юсефу вопросы насчет того, кто передал ему блоки питания и тритий. Только вот шиш они чего из него вытянут. Пускай хоть всего исколют. Плевать. Рано или поздно им все равно придется предоставить ему адвоката, поскольку он, как и всякий американский гражданин, обладал таким правом. Да, пожалуй, Юсефа больше беспокоил тот, второй, по имени Шеп. Сразу чувствовалось, что с ним шутки плохи.

– Рано или поздно ты все равно заговоришь, – сказал ему Шепард. – Так какой смысл тянуть резину?

Но голос Шепа казался Юсефу просто каким-то очень далеким эхом. Да черт с ними, с ублюдками, пускай говорят, что хотят… и говорят, и говорят, и говорят. Потому что никогда еще ему не было так хорошо.

– Да не волнуйся, получишь ты своего адвоката. Но только если начнешь говорить и дашь нам возможность разматывать дело дальше, – заявил ему Мори. – Имя, Юсеф. Всего лишь имя твоего старшего. Кто забирал у тебя готовую работу и передавал ее дальше?

Юсеф улыбнулся:

– Слышь, приятель, а может, двинешь мне еще дозу этой своей прелести? Глядишь, после этого я подобрею, и язык у меня развяжется.

– Давай-ка лучше я им займусь, – сказал Шепард Аппельбауму. – Пока его вообще у нас не забрали.

– Подожди, пока Форсайт составит свой отчет.

– Подожди да подожди, – с отвращением бросил Шепард. – Мы все время только и делаем, что чего-то ждем. И я вовсе не намерен давать этому типу соскочить с крючка. Заваривается какая-то очень большая каша, я это нутром чую. И пошли в задницу все эти защитники гражданских свобод и неприкосновенности личности.

Брайан Шепард неприязненно разглядывал Юсефа. Поступая на работу в фирму, он все представлял себе совсем иначе. Ну, совершенно по-другому. После окончания Уитонской школы в Чикаго он поступил в Северо-Западный университет на юридический факультет. Брайан всегда знал, чего именно хочет, поскольку вырос на фильмах о Джеймсе Бонде: красивая жизнь настоящего шпиона, куча красивых женщин и постоянные командировки во всякие экзотические страны, возможность сыграть по-крупному в казино в Монте-Карло. Поэтому он не мог скрыть разочарования, когда в Лэнгли ему три года пришлось возиться с бумажками, корпеть над кодами да передавать разные указания руководства по защищенной линии шпионам, находящимся на заданиях за границей, которым повезло больше, чем ему. Ему попросту даже не дали возможности проявить себя, доказать, насколько ценным полевым агентом он мог бы быть.

Три года среди бумажек.

А потом, наконец, ему представился шанс. После 11 сентября Брайана перевели в нью-йоркский филиал, который занимался отловом подозрительных мусульман. Но, в конце концов, это ничего не дало, поскольку Конгресс войны никому не объявлял, да и, по правде говоря, солдатом Шепард был никудышным. Но сейчас он вполне готов был на подвиг – расколоть Юсефа аж до самых пяток.

Ему просто необходимо именно сейчас получить эту информацию, чтобы показать, насколько он хорош, одним махом перепрыгнуть с черной полосы неудач на счастливую белую. Тогда у его начальства появится причина отправить его за границу и мечта его станет явью. Может быть, он будет агентом 008 или 009, раскатывающим на собственном «Астон-Мартине». Вот только Форсайт ни за что не позволит ему выйти за рамки закона, тем самым сводя на нет все мечты о новой жизни. А ведь именно поэтому Брайан до сих пор не женился – чтобы быть свободным человеком, который раскатывает где хочет и любит кого хочет. И при всем при этом для своей страны он всегда оставался бы героем, поскольку был настоящим патриотом.

– Успокойся, – сказал Мори. – Никто не знает, что он здесь, и Форсайт передал его в наше полное распоряжение. Во всяком случае, на время.

– Неужели ты не понимаешь? Он ждет возвращения Иванова, а потом они всю славу присвоят себе, а нас снова пошлют ворошить бумажки. Лучше дайка я разговорю этого ублюдка.

– Попробуй ввести ему еще скополамина, – посоветовал Мори.

– Времени в обрез, дружище.

– Хочешь, чтобы дело попало в Бюро, и они сняли бы все сливки? В принципе, они считают, что это их юрисдикция.

Это сразу встряхнуло Шепарда. В этом деле главное – не терять голову. Ему платили вовсе не за инициативу.

– Ладно, давай еще скополамина, – кивнул он.

Глава 6 ПОСЛЕДНИЙ ТОЛЧОК

День 4. 2.45

Алекс, дорого одетый, вышел из такси перед входом в роскошный пятизвездочный отель «Метрополь» в Охотном ряду. В его атташе-кейсе лежали досье Андре Робеспьерра, Владимира Юрьевича Румянцева и Раймонда Брукманна, полученные от Христенко, а также двести тысяч долларов наличными. Его тут же проводили в пышно отделанный вестибюль и подвели к стойке регистрации. Клерк, довольно заносчивый с виду, но вежливый, при его появлении как бы невзначай взглянул на настенные часы, давая понять, что хоть час и поздний, но для них это дело привычное, поскольку деловые люди времени не выбирают.

– Для меня забронирован номер, – сказал Алекс, будто ничего не заметив.

– Как вас зовут?

– Михаил Филиппов, – он протянул клерку внутренний паспорт. Тот его внимательно изучил, затем бросил взгляд на список забронированных номеров.

– Да, номер четыреста семь. Ваш багаж?

– Нет, только кейс.

– Ну и прекрасно, господин Филиппов.

Клерк нажал кнопку звонка. Мгновенно появился юноша в униформе, который взял у клерка ключ от номера Алекса, взглянул сначала на него, потом на гостя.

– Прошу вас, следуйте за мной.

После недолгого подъема на лифте Алекс был препровожден в номер 407. Это оказался роскошный «люкс» со спальней и гостиной. Парень привычно принялся показывать Алексу, где что лежит, потом получил двести рублей чаевых, вручил ключ и покинул номер. Алекс остался наедине с окружающими его тишиной и роскошью, на какое-то мгновение ему даже показалось, что он всегда обитал именно в таком месте. Но, оставшись наедине с собой, он сразу вспомнил о недавнем покушении. Сейчас он вполне мог быть мертвым, а не живым. Христенко знал, о чем говорил, когда упомянул об опасности, которая очень скоро может грозить Алексу.

Недавно пережитое покушение научило его быть осторожным. Он запер входную дверь и, снимая на ходу пальто и пиджак, проверил комнаты на предмет чего-либо подозрительного. На огромной кровати лежал гостиничный махровый халат. Сняв рубашку, Алекс накинул его. «Да, удобно. Чувствуй себя как дома», – мысленно повторял он, направляясь в ванную комнату. Там он умылся горячей водой с мылом и почувствовал себя куда бодрее. Затем Алекс позвонил портье и попросил соединить его с бюро обслуживания. Обязательно надо было чего-нибудь перекусить, а то он уже и не помнил, когда в последний раз ел. Зато теперь наверняка придется иметь дело с мясом убитых животных, и ничего тут не поделаешь, поскольку инициативу перехватил Алексей.

– Бюро обслуживания? Да, я хотел бы заказать бифштекс по-нью-йоркски, с кровью, вареный картофель, овощной салат, черный кофе и бутылочку приличного «каберне совиньон». Номер четыреста семь… Благодарю.

Положив трубку, он вытащил из атташе-кейса мобильный телефон Алексея, набрал номер, который знал на память, и, усевшись в кресло, принялся ждать ответа.

– Алло? – послышался наконец голос с легким французским акцентом. Собеседник был явно удивлен столь поздним звонком.

– Рене? Это Алексей. Как ты, друг мой?

– Неплохо, неплохо. Недавно говорил с Еленой и как раз упомянул, что ты очень давно не звонил. Я уже подумал, не улетел ли ты в Америку.

– Таков был изначальный план, но ситуация изменилась.

– Ты из дома звонишь?

– Нет, и Елены со мной тоже нет. Я ночую в отеле «Метрополь». Знаешь его?

– Что ты там делаешь?

– Это долгая история. Извини, что побеспокоил так поздно, но мне срочно требуется одна услуга.

– И какая же?

– Понимаешь, не хотелось бы говорить об этом по телефону.

– Понятно. И как скоро?

– Ты не мог бы быть в Москве прямо завтра?

– Алексей, да ведь и так уже завтра. А не может это дело подождать пару дней?

– Боюсь, что нет. Дело очень срочное.

– Понятно,.– еще бы не понять, когда такое явное напряжение сквозило в голосе Алексея. – Короче, утренним рейсом я вылетаю в Польшу на встречу с клиентом. Если после этого я ближайшим рейсом вылечу в Москву, то буду там где-то в середине дня. Ну как, годится?

– Заодно и пообедаем, – согласился Алекс. – Номер четыреста семь, фамилия Филиппов.

– Не понял.

– Я все тебе объясню при встрече.

Французскому адвокату, работающему на «Сюрте», сразу стало ясно, что больше вопросов задавать не стоит.

– Хорошо. Тогда, скажем, в час дня, если, конечно, не будет накладок с рейсами.

– У тебя ведь есть номер моего мобильного. Так что до завтра.

– О'ревуар, – последовал щелчок ложащейся на место трубки.

Алекс отложил мобильник, поудобнее расположился в кресле и открыл желтый конверт, который передал ему Христенко. Там было три кратких досье. Он открыл первое – это оказалось досье Андре Робеспьерра – и начал читать.

Андре Робеспьерр, шестьдесят четыре года, второй ребенок Жоржа и Рене-Мари Робеспьерров, родился в Париже. Его прадед Жак Робеспьерр до прихода нацистов являлся исполнительным директором Французского национального банка, затем до окончания войны сотрудничал с национал-социалистами в вишистском правительстве. Его сын, которого также звали Жак Робеспьерр, был вынужден после войны пробивать себе дорогу в приличное общество. Он поступил на службу простым чиновником в банк «Евро-Свисс», сделал удачную карьеру и зажил жизнью порядочного человека, едва ли не представителя исчезнувшей к тому времени старой аристократии. Ему даже удалось добиться расположения де Голля.

К этому времени Андре Робеспьерр, внук Жака, также сделал обычную для людей своего круга карьеру и ко времени окончания холодной войны стал членом совета директоров. Все эти годы Робеспьерр вел просто образцовый образ жизни, типичный для выходца из богатой семьи, получил дополнительно к французскому еще и швейцарское гражданство, что являлось обычным делом для людей его положения. После того как он нажил миллиарды долларов на подпольной торговле перуанскими наркотиками и разместил деньги на секретных счетах, его сделали членом правления швейцарской фондовой биржи. С учетом двух просторных особняков в обеих странах, многочисленных слуг, мгновенно выполняющих любое желание членов его семьи, частых поездок за покупками в тогдашний Западный Берлин и совершаемых раз в полгода прогулок на яхте «Мано», длина которой составляла сто сорок футов, стоило сказать, что он живет как человек, который может себе ни в чем не отказывать. Двое его сыновей, Клод и Ив, стали членами совета директоров банка «Евро-Свисс».

Робеспьерру оставалось лишь стать самым богатым французом в Европе, и в этом он устроил товарищеское соревнование с русским олигархом Владимиром Юрьевичем Румянцевым, сопредседателем правления «Спейс-Диск». Они частенько бывали друг у друга в гостях и обменивались суждениями по поводу дальнейшего развития капитализма, насчет того, что считать законным и незаконным, после того как деньги претерпели процесс очищения в банке. Это был их способ проводить досуг, подшучивая друг над другом во время охоты, которой они любили заниматься в просторных владениях одного или другого.

Алекс оторвался от чтения и попытался представить себе, что думает по поводу всего происходящего Алексей, честный человек и патриот бывшего Советского Союза, ныне ставшего союзником Соединенных Штатов. Вызовет ли информация о преступной деятельности Робеспьерра ненависть у Иванова, человека, прошедшего нелегкую школу жизни в Советском Союзе?

Алекс снова взялся за досье и уже собрался было продолжить чтение, когда услышал негромкий стук в дверь. Нервы его не выдержали, он подскочил как ужаленный и схватился за свой автоматический «глок-26». Спрятав его за спиной, он отпер дверь и впустил в номер официанта в накрахмаленной униформе, катящего перед собой столик на колесиках, уставленный покрытыми крышками тарелками, фужерами и столовым серебром.

– Да, спасибо, – поблагодарил Алекс, вручая официанту триста рублей чаевых.

– Благодарю вас.

Официант поклонился и покинул номер, тихо прикрыв за собой дверь. Алекс запер ее, ощутил аппетитный запах доставленной еды и приступил к трапезе. Когда он покончил с едой, веки его отяжелели. Он знал, что пора ложиться спать – ведь Рене, скорее всего, уже летит в Польшу. При завтрашнем разговоре с ним нужно быть свежим. Перед тем как лечь, Алекс посмотрелся в висящее на стене зеркало и подумал, что он все-таки человек, следовательно, должен выжить невзирая на все окружающее его насилие.

* * *

В темном небе еще висела полная луна, но над Пакистаном уже занималось утро. Сайяф полулежал на заднем сиденье угнанного джипа, мчащегося по проселочной дороге, поднимая за собой шлейф пыли, уносимой ветерком к близлежащим горам. Впереди сидели двое талибов, вооруженных АК-47 и внимательно наблюдавших за окрестностями, где их в любую минуту могла поджидать засада бойцов «новой армии», теперь сотрудничающей с американцами в расчете добиться каких-то своих жалких целей, тем самым оскорбляя Аллаха. Пассажиры джипа, бешено несущегося вперед и то и дело подпрыгивающего на ухабах, хранили полное молчание.

Чтобы выбраться из Афганистана, потребовался всего день, они проскользнули через пакистанскую границу в неохраняемом месте, где произошла успешная встреча с союзниками талибами. Жара угнетающе действовала на всех без исключения, и неверные покинули свои посты, оставив их на попечение пакистанским предателям. Гяуры не знали, что те, кому они доверили охранять границу, на самом деде были моджахедами. Поэтому в нужное время граница оказалась открытой. Джип свернул с проселочной дороги на плоскую пыльную равнину, миновав несколько постов «Аль-Каиды», он подъехал к небольшому самолету. Пилот уже сидел на своем месте и наблюдал за приближением автомобиля. Было ясно, что в любой момент могут появиться американские самолеты, но на этот случай в распоряжении бойцов были переносные зенитные ракетные комплексы «земля-воздух».

Джип остановился рядом с монопланом, Сайяф без лишнего шума просто помахал своим провожатым и поспешил по пыльному полю к самолету. Внезапно завелся мотор, чихнул и заработал, постепенно набирая обороты. Вскоре лопастей единственного пропеллера уже не было видно. Охранник с ракетной установкой внимательно обвел взглядом небосклон в поисках непрошеных гостей. Но утро было тихим, а небо пустым. Сайяф быстро забрался на заднее сиденье двухместного самолета и пристегнулся.

Затем взял с пола летный шлем, надел его и поднял большой палец, давая своим друзьям талибам знак, что все в порядке. Те лишь улыбнулись в ответ, довольные успешным завершением операции.

Этот день вообще начинался удачно. Его люди заметили два американских самолета, которые тут же и сбили из своих ПЗРК. Один из пилотов каким-то чудом остался жив, талибы тут же расстреляли его в упор и несколько мгновений наблюдали за тем, как несчастный умирает. Сайяф обшарил комбинезон убитого и нашел в одном из карманов фотографию, на которой были сняты женщина лет около тридцати – скорее всего, жена – и двое детей, мальчик и девочка, лет пяти и семи соответственно. Сайяф в сердцах плюнул на фото, изорвал его и пустил клочки по жаркому сухому ветру. Счастье улыбалось ему потому, что американцы начали расслабляться, считая, будто уже одержали полную победу.

Но уже становилось ясно, что «Талибан» обосновался в стране всерьез и надолго, а американцы, как и русские до них, очень скоро вынуждены будут убраться домой. Это в очередной раз продемонстрирует неверным, что вторглись они сюда понапрасну, им никогда не захватить Средний Восток, которым испокон веку владели братья Сайяфа. Насколько же наивно было даже думать о том, будто деньги и оружие способны в одночасье уничтожить тысячелетнюю историю его народа и превратить его в продавцов гамбургеров и порнокассет. Как это было и с русскими, молодые жизни американцев расходовались здесь совершенно понапрасну. Единственной целью всего этого было удовлетворение самолюбия тех политиков, которые считали, что в один прекрасный день смогут захватить эту землю, благословленную Аллахом.

Да, американцы и впрямь начали терять бдительность, думая, что одержали окончательную победу, на самом же деле они лишь наплодили вдов и безутешных матерей. Очень скоро успех перейдет на сторону моджахедов, и они снова пойдут вперед – особенно после завершения его миссии. И тогда прежняя жизнь будет продолжаться еще тысячу лет, на протяжении которых люди с благодарностью будут отбивать поклоны Мекке, как это уже неоднократно случалось за множество минувших веков. К примеру, после Второй мировой войны англичанам и французам не удалось поработить свободолюбивый народ. Все их усилия оказались напрасными, а об их мертвых давным-давно забыли. Так будет и на этот раз. С помощью средств, выделенных организацией «Хезболла», которые будут потрачены строго по назначению, Сайяф сможет выполнить то, чего от него ожидают. Учитывая разницу часовых поясов, Сайяф точно знал, что джихад свершится ровно через восемь дней.

Пилот прибавил газу, двигатель взревел так, что едва не лопались барабанные перепонки, а потом Сайяфа вдруг вжало в спинку кресла, да с такой силой, которой ему никогда прежде не приходилось испытывать. А потом они наконец-то оказались в воздухе, и рев мотора стал тише. Сайяф вдруг очутился посреди безбрежного пространства, внизу тянулись мирные горные хребты, служившие родным домом его семье на протяжении многих поколений. Что бы ни случилось, он знает, где обрести тайное убежище. Впрочем, все, что связано с выполняемой сейчас миссией, было строго засекречено и тщательно спланировано. Ему лишь сказали, что придется пересечь территорию Сирии. Он снова бросил взгляд на небо и возблагодарил Аллаха за то, что тот сделал его одним из избранных. А уж Сайяф-то точно не посрамит Его, милостивого и милосердного.

Пока все шло как надо.

* * *

День 4. 9.00

Российский президент Виталий Борисович Лавров стоял у одного из окон своего кабинета, выходящего на Соборную площадь. Это был крепко сложенный человек шестидесяти восьми лет от роду с густыми брежневскими бровями, нависающими над проницательными голубыми глазами. Сейчас он собирался с мыслями перед встречей с американским президентом Макферсоном, которая должна была начаться через двадцать минут. Он знал, что должен обдумать предложение России о вступлении во Всемирную торговую организацию, что Гаагский суд и Соглашение о партнерстве и сотрудничестве с ЕС практически утратили свое значение, поскольку в силу вступало предложенное Брюсселем «Соглашение о добрососедстве», которое гораздо лучше служило интеграции России в Европу. Впрочем, все это покажется сущими мелочами по сравнению с тем, что его ожидает на совещании по проблемам СОИ в Женеве.

Окончательное голосование по «Глоба-Линк».

По-прежнему не сводя взгляда с Соборной площади, Лавров вдруг неожиданно для себя улыбнулся. Он бросил взгляд на несколько церквей, находящихся на территории Кремля, – Архангельский собор, храм Двенадцати Апостолов, Благовещенский и Успенский соборы. Потом перевел взгляд на церковь Ризоположения и башни, посвященные святому Петру, святому Николаю и Спасителю. Зимой Кремль с куполами храмов, высящимися тут и там, производил какое-то сказочное впечатление.

На протяжении всей своей длительной военной и политической карьеры Лавров пробивался все выше и выше по служебной лестнице, сметая на своем пути тех, кто не понимал стоящих перед партией задач. Партия была обречена, но этой стране нужна сильная рука – причем одна, а не тысячи мелких. Люди понимают это и стремятся к этому!

Раздался стук в дверь.

– Да!

Дверь открылась, на пороге стояла его секретарша – очаровательное создание лет двадцати четырех, не больше.

– Виталий Борисович, президент Макферсон прибыл на десять минут раньше срока.

Лавров повернулся спиной к окну и несколько мгновений молчал.

– Пусть подождет.

* * *

День 4. 11.00

Алекс допил кофе, который заказал после завтрака, подошел к окну и уставился на стену бесконечного дождя. Ночь прошла хорошо, утром он побрился и принял душ. Наконец, отойдя от окна, он плюхнулся в кресло, чтобы внимательно изучить досье Робеспьерра.

На протяжении последних двух лет Андре Робеспьерр наладил деловые связи с самыми крупными и могущественными банками России, Южной Африки, Германии, США, Саудовской Аравии, Англии и Венесуэлы. Совсем недавно он еще раз летал в Америку, где у него состоялись закрытые переговоры с президентом Макферсоном и Раймондом Брукманном, прошедшие в Кемп-Дэвиде. Теперь им предстоит встретиться на московском приеме, где соберутся лидеры многих стран, которые через семь дней примут участие в женевском совещании по СОИ. Робеспьерру известно, что Михаил Михайлович Филиппов намерен голосовать против, поэтому он, чтобы не поставить под удар судьбу «Глоба-Линк», способен пойти на самые крайние меры.

Личная жизнь Робеспьерра полностью подчинена финансовой деятельности. Брак его был заключен по расчету – он женился на довольно невзрачной женщине по имени Симона Робб-Грийе, с родословной, восходящей еще ко временам Французской революции. Для человека вроде Робеспьерра это очень важно, поскольку значительно повышает его престиж в деловых кругах, который стоит на третьем месте после денег и Бога. Сегодня он с нетерпением предвкушает предстоящее зачатие «Глоба-Линк», в которой по праву собирается стать главным акционером – держателем контрольного пакета акций самой богатой и единственной из корпораций, остающейся в мировой истории. По слухам, он как-то обмолвился, что после окончательного голосования в Женеве даже Наполеону пришлось бы склониться перед могуществом Робеспьерра.

Тренированный ум Алекса сразу уцепился за одну из вех семейной истории Робеспьерров. Интересно, почему дед финансиста сумел добиться благоволения де Голля как раз накануне предоставления независимости Алжиру? Кроме того, оставался и вопрос сотрудничества деда с вишистским правительством. Правда, де Голль якобы как-то сказал – разумеется, совсем по другому поводу – примерно так: «Великий воин-патриот всегда имеет право на одну-единственную ошибку…»

В дверь постучали. Не успела горничная зайти в номер, как Алексей уже понял, что именно насторожило Алекса в ее лице.

Конечно же, глаза – в них светился острый разум, вряд ли свойственный гостиничной простушке.

Казалось, она чем-то напугана.

– Простите за беспокойство, – сказала темноволосая гостья и направилась в ванную комнату. – Я буквально на секундочку.

Алекс молча наблюдал за тем, что она делает в ванной. Наконец, она вернулась в гостиную.

– Я принесла вам свежие полотенца, – сообщила девочка. – Еще раз извините за вторжение.

– А вы не могли бы оставить мне еще одно полотенце? Просто бросьте его на кровать.

– Полотенце? Ах да, конечно, – с этими словами она двинулась к кровати.

Тут Алекс почувствовал на лице внезапное дуновение ветерка. Он едва успел отклониться вправо, как в стену над его головой впилась пуля, выпущенная из пистолета с глушителем. Алекс тут же сбил со стола лампу.

Девушка бросила свои полотенца и с хладнокровием опытного киллера навела ствол на Алекса. Тот бросился на пол, цепляясь пальцами за основание столика, на котором стояла лампа, и выставил его перед собой, пытаясь защититься от следующих выстрелов.

Он вскочил и бросился на нее, придавив к стене с такой силой, что у девицы пошла изо рта кровь.

– Козел!

Ругательство сопровождалось шумом упавшего на пол пистолета. Когда она снова потянулась было к оружию, Алекс с силой опустил ей на ноги край столика. И тут в ситуацию включился уже Алексей. Схватив оружие, он завладел контролем над телом, поднялся и схватил девушку за волосы. Волосы оказались париком, оставшимся в руке Алексея. Девушка молниеносно выхватила откуда-то из-под своей униформы горничной нож, тусклый металлический блеск которого буквально парализовал Алексея. Он не знал, что лезвие было покрыто сукцинил-холином, смертельным ядом, за считанные секунды вызывающим паралич.

Она тут же бросилась на него, выставив перед собой нож. Он отпрянул и пистолетом сильно ударил девушку по руке, сжимающей нож.

– А ну замри! – велел он. – Не то использую те патроны, которые у тебя еще остались!

Она вдруг замерла и теперь стояла молча, хватая ртом воздух.

– Кто тебя послал? – рявкнул Алекс.

– По телефону. Приказ поступил по телефону.

– От кого?

– Не знаю. Он позвонил из номера на другом конце коридора.

– Сколько бы он ни посулил тебе, я заплачу вдвое больше. А теперь давай-ка спустимся вниз и посмотрим, кто же зарегистрирован в том номере.

– Вряд ли я смогу идти, – отозвалась она. – Кажется, у меня сломана нога.

– Давай помогу, – предложил он, но стоило ему обхватить ее за талию, как она молниеносно схватила нож и попыталась пырнуть им Алекса в живот. Он едва успел отскочить, и лезвие всего на какой-то миллиметр не достало до рубашки. Теперь девушка надвигалась на него, водя ножом из стороны в сторону.

Он снова ударил ее пистолетом, на сей раз угодив куда-то между грудью и под мышкой. От удара она лишь пошатнулась, но тут же пригнулась, выставив перед собой левую руку. Алекс отскочил назад, лихорадочно ища взглядом хоть что-то, чем можно бы было отражать ее выпады. Она снова бросилась на него как раз в тот момент, когда его нога метнулась вперед. Кончик лезвия прошел всего в миллиметре от коленной чашечки, но тут удар Алекса достиг цели и отшвырнул ее назад.

Девица упала, схватила валяющуюся на ковре лампу, но он пнул ее в руку, сжимающую нож. Рука отлетела назад, и кончик лезвия вонзился чуть выше левой груди. Глаза девушки тут же выпучились как у дауна, а губы растянулись в какое-то страшное подобие улыбки. У нее начались конвульсии, она корчилась на полу, все ее тело сотрясала крупная дрожь. В наступающей агонии она поджала колени к животу, из пересохшего горла вырывались приглушенные крики. Она стала кататься по ковру, вцепляясь в него пальцами, изо рта пошла пена. Наконец, тело судорожно дернулось в последний раз, глаза широко раскрылись и остекленели, глядя в никуда.

Алексу пора было убираться. Уходить по коридору было нельзя, поскольку там могла быть устроена ловушка. Даже входную дверь приоткрывать было опасно. Он подошел к телефону и позвонил дежурному портье.

– Это из номера четыреста семь. Простите, что беспокою вас, но у меня прихватило сердце.

После этого он бросил трубку, подошел к двери, отпер ее и прислушался. Не прошло и тридцати секунд, как в номер влетел старший портье, за которым поспешал коридорный. Алекс пинком ноги захлопнул дверь и показал им свой «глок».

– Никто не пострадает, если будете делать, что я скажу. Снимите китель и фуражку, – приказал он коридорному. Потом, обращаясь к портье, сказал: – Позвоните, пусть сюда придет управляющий. Скажите ему, что у вас, похоже, на руках труп.

Портье метнулся к телефону и распорядился прислать управляющего.

– Как быстрее всего попасть в холл? – спросил Алекс у портье.

– По лестнице! – едва ли не взвизгнул ошалевший от страха портье.

– А где она?

– В самом конце коридора, в сторону лифтов.

– Хорошо, а теперь послушайте, что я вам скажу, – бросил Алекс. – Через несколько секунд в коридоре будет управляющий, а с ним, скорее всего, еще кто-то. Когда я открою эту дверь, вы с криками – нет, рыдая – выскочите в коридор и помчитесь, куда глаза глядят.

– А что сказать, если спросят? – робко осведомился коридорный.

– Что ты до смерти перепуган и больше всего хочешь поскорее убраться отсюда! – Алекс был откровенно удивлен тем, насколько полезно оказалось сейчас красноречие Алексея. – Ничего трудного в этом нет.

Он уже слышал в коридоре звуки шагов трех или четырех человек. Схватив свой атташе-кейс, Алекс рывком распахнул дверь и выпихнул в коридор портье:

– Давай, ори!

Когда портье заорал во всю глотку, Алекс набросил на плечи плащ и выскочил в образовавшуюся за дверью толпу. Внезапно раскрылись двери лифта, и он увидел дородную горничную со стопкой чистых полотенец. Алекс быстро юркнул внутрь и уже хотел было нажать кнопку пятого этажа, но тут заметил, что она и так горит. Он молча ждал, с трудом переводя дыхание, пока, наконец, лифт не остановился на пятом этаже и горничная не вышла. Тогда он нажал кнопку шестого, последнего этажа.

Когда двери открылись на шестом, Алекс сначала убедился, что в коридоре никого нет, и лишь потом выскользнул из лифта. Глаза его напряженно обшаривали пустой коридор, нервы были натянуты до предела. В дальнем его конце, возле двери на лестницу помещался служебный лифт. И тут появилась уборщица, толкая перед собой тележку. Она нажала кнопку, и двери служебного лифта почти сразу открылись. Оставив тележку, уборщица вошла в кабину, и створки за ней сомкнулись.

Да, пользоваться этим лифтом, пожалуй, не стоило, уж слишком он был изолированным, очень легко там можно устроить засаду. Лестница, ведущая на крышу, сулила больше шансов, поскольку вряд ли кто-нибудь станет спускаться по ней вниз. Алекс поспешно подошел к тяжелой двери, на мгновение остановился у тележки, взял с нее две пепельницы и рассовал их по карманам плаща.

Прижимая к груди атташе-кейс с денежным поясом, он вышел на лестничную площадку и прислушался. Внезапно громко хлопнула дверь на лестницу этажом ниже. Алекс услышал чьи-то шаги и тяжелое дыхание. Он вытащил одну из пепельниц, швырнул ее в лестничный колодец и бросился вниз, сжимая в руке пистолет.

Грохнули два выстрела. Его «глок» был выбит из руки и загремел вниз по ступенькам. В этот момент открылась дверь, ведущая на крышу. Там, на площадке, стоял крепко сбитый мужчина в черной кожаной куртке и целился Алексу в голову. Человек, стоящий ниже Алекса, выстрелил и свалил убийцу, стоящего наверху. Киллер рухнул и покатился вниз по лестнице, а Алекс тем временем потащил из кармана вторую пепельницу и только тут сообразил, что перед ним Рене Шометт в деловом костюме.

– Рене! – воскликнул Алексей. – Мы окружены!

– Нет, выход есть. Я останавливался в этом отеле не меньше дюжины раз, – в его речи снова стал заметен французский акцент. – Пошли на крышу! Там есть фрамуга, высота всего три или четыре метра. Надо лишь прыгнуть, и мы на этаже. Скорее!

Алекс подобрал пистолет, они бросились вверх по лестнице и распахнули дверь на крышу. По-прежнему моросил дождь. Рене сразу рванул вперед, Алекс поспешил за ним.

Рене стукнуло пятьдесят пять, он был чуть ниже ста восьмидесяти сантиметров ростом, очень подтянутым и мускулистым, со светлой кожей, голубыми глазами и прямым носом. Щеточка усов в стиле популярного киноактера Дэвида Нивена придавала ему особый шик.

– Там, под фрамугой, складское помещение, через которое можно будет выбраться на улицу, но нельзя терять ни секунды! – крикнул Рене.

Фрамуга в металлической раме оказалась шириной в метр с лишним. Внизу Алекс разглядел небольшое складское помещение, заставленное ящиками и коробками. На складе не было видно ни души. Рене сунул Алексу свой пистолет и дернул металлическую раму на себя. Та поддалась и упала на бетонный пол. Рене прислушался, но ничего подозрительного не заметил. Держась за край отверстия, он свесился вниз, повисел так несколько секунд, еще раз проверяя склад на предмет постороннего присутствия. Но все было тихо. Тогда он разжал руки и спрыгнул вниз, перекатившись набок при приземлении. Поднявшись, он кивнул Алексу, давая понять, что можно следовать за ним.

Алекс осторожно бросил Рене оружие, затем сам спрыгнул вниз. Приземление прошло не так гладко, но помог Рене, успевший поймать его в объятия. Алекс не предполагал, что за последние полчаса на его долю выпадет столько приключений, и почувствовал, как в крови вскипает адреналин.

– Давай быстрее! – неожиданно рявкнул Алекс. – Я должен очень многое тебе рассказать!

Глава 7 ПЕРЕДАЧА

День 4. 14.10

Все это было частью плана, но из всех людей, собравшихся в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца, окна которого были плотно зашторены, чтобы не докучать гостям пасмурным днем, об этом знали только трое. Теплый свет изящных светильников в сочетании с живой фортепианной музыкой русских композиторов создавал уютную атмосферу. Впрочем, гости не обращали на музыку почти никакого внимания. Она была лишь фоном для коктейлей и легкой болтовни, украшением мероприятия служили присутствующие в зале важные персоны, которые, учитывая важность истинных мотивов, послуживших причиной их появления здесь, пребывали в прекрасном расположении духа. Это собрание можно было бы сравнить с коктейлем, сбиваемым обычным кухонным миксером из политико-финансовых ингредиентов. Но коктейль был довольно мягким, поскольку под высокими сводами зала собрались мировые лидеры, включая президентов Лаврова и Макферсона, руководители крупнейших и наиболее значимых корпораций, представители мировых средств массовой информации, а также вездесущие шпионы, придававшие этой смеси щекочущую нервы остроту. Миксер был включен около двух часов назад и, поработав немного, превратил достаточно разношерстную толпу в некое подобие единого целого, что, в принципе, и являлось задачей устроителей мероприятия.

Юсуфова особенно интересовали шпионы, скрывающиеся под личиной обычных хорошо одетых гостей. И интерес этот был вызван вовсе не тем, что в свое время он начитался отечественных и западных политических детективов с их героями и злодеями. Нет, дело было просто в том, что это входило в его обязанности заместителя начальника Второго главного управления ФСБ. Не избегал его внимания даже президент Российской Федерации, который в данный момент болтал с Еленой Ванеевой, совершенно очаровательной в своем вечернем платье от Оскара де ла Рента. Ее изящные, отлично ухоженные пальчики сжимали рюмку с коктейлем «водка – мартини».

За Лавровым внимательно наблюдал шестидесятисемилетний израильский премьер-министр Итцек Соломон. На нем был костюм от Армани, прекрасно гармонирующий с беззаботной улыбкой, играющей на его губах, будто и в помине не было кровавого израильско-палестинского конфликта. Ему тоже улыбались в ответ, но за этими улыбками скрывалось знание того, что он прежде всего и всегда еврей. Его дед воевал с англичанами и с арабами и был вернейшим последователем Аббы Эбана, которому в 1948 году удалось убедить Организацию Объединенных Наций образовать государство Израиль.

И тем не менее между евреями постоянно возникали склоки, партия боролась с партией, в то время как арабские страны все чаще призывали к уничтожению Израиля даже несмотря на новый план мирного урегулирования «Дорожная карта». Как и у всех остальных присутствующих на приеме лидеров, на уме у него была куча собственных проблем, о которых – по крайней мере, на сегодняшний вечер – он старался забыть, учитывая, что всем очень скоро предстояло узнать, каким станет новое будущее.

Хуже всего было то, что беспокойство, скрывающееся за его улыбкой, было связано с «Израильским рыбным рынком», как он обычно любил называть про себя Кнессет с его набором представителей множества партий – от ультралевых до ультраправых. Эти выразители мнения простых граждан, у каждого из которых дома хранилось минимум по два автомата, вечно потрясали кулаками и стучали ими по столу. Но Итцек Соломон прекрасно владел собой, демонстрируя образчик безукоризненно вежливого поведения.

Юсуфов понял это, стоило ему только посмотреть на израильского премьера. Затем он, держа в руке бокал с коктейлем, обвел взглядом зал, раздумывая о том, что за всем этим скрывается нечто большее, чем договор о СОИ, поскольку его всегда учили быть прагматичным. Почему здесь собраны главы всех крупнейших корпораций? Его отец был участником событий, связанных с Карибским ракетным кризисом, и вел дело предателя Олега Пеньковского. Ядерное оружие всегда будет частью равновесия, существующего между Россией и Америкой, особенно теперь, когда некоторые государства, ведущие себя понаглее прочих, начали производство собственного оружия массового уничтожения. Если оно будет использовано, то погибнет около двадцати миллионов людей, никак не меньше.

У договора СОИ были свои достоинства и недостатки. В результате его подписания ядерный статус России определенно изменится, а прежние договоры по стратегическим наступательным вооружениям вскоре будут аннулированы. Теперь Родина уже не в состоянии нанести первый удар, а все миллиарды, истраченные на создание ракетно-ядерного комплекса,, можно смело считать выброшенными на ветер после появления на Западе новой лазерной технологии.

Юсуфов до сих пор не утратил своей веры, и его подозрения в отношении присутствующих были весьма крепкими, поскольку он был уверен, что за этим приемом, внешне совершенно формальным и предваряющим женевскую встречу, скрывается нечто куда более серьезное. Его орлиные глаза продолжали рыскать по залу в надежде хоть что-нибудь заметить – что угодно, не вписывающееся в общую картину. Он чувствовал, что на его глазах происходит нечто куда более важное, чем очередной официально объявленный прием. Илья Васильевич, стараясь не выделяться из толпы, потихоньку потягивал коктейль, продолжая свое наблюдение.

Генерал Христенко сегодня был в военной форме и разыгрывал роль политика. Сейчас он вежливо болтал с российским премьер-министром Кудриным, человеком довольно изможденного вида, одетым в полосатый костюм. Ему было уже за шестьдесят, голову украшали редкие седые волосы, а на изрезанном морщинами лице был написан страх перед тем, что их план может сорваться. Диск Христенко уже был передан, а негромкий разговор и улыбки на лицах служили всего лишь маскировкой, поскольку оба боялись провала.

Монотонный разговор служил Христенко лишь прикрытием, в то время как он разглядывал Елену, которая смеялась над какой-то остротой, отпущенной генеральным директором и председателем совета директоров крупнейшей телекоммуникационной компании «КТ amp;2». Геннадий Игоревич мог полагаться исключительно на Алексея. Дождавшись вальса, он пригласит Елену танцевать и незаметно передаст ей диск. А ведь здесь присутствуют представители всех мировых СМИ, подумал Христенко. Вскоре они узнают о готовящемся заговоре, результатом которого станет превращение мира в одну гигантскую корпоративную тюрьму с узаконенным корпоративным рабством.

День 4. 14.15

Дождь прекратился, и сквозь тучи пробился одинокий солнечный луч. Москвичи спешили по своим делам, многие из них торопились за покупками в модный торговый центр «Манежная площадь», недалеко от которого в уличном кафе напротив Посольского клуба в Брюсовском переулке под широким зонтом сидели Алекс и Рене Шометт. Они уже пообедали и теперь пили по второй чашке кофе, когда Алекс, наконец, закончил свой рассказ о событиях в «Метрополе» и о том, чем они были вызваны. Он все еще не оправился от недавно пережитых передряг, но старался этого не показывать, зная, что Алексей поступил бы на его месте именно так.

Рене Шометт был не только опытным адвокатом, к услугам которого часто прибегали клиенты из стран ЕС, но еще и другом Алексея. Хотя Рене и был старше Алексея на десяток с лишним лет, их дружба уходила корнями в долгие годы шпионских игр, в ходе которых друзья не раз выручали друг друга. Принцип «Бей, или будешь убит», царящий буквально во всем мире, был не для них. Больше сорока лет назад отец Шометта попал на службу во французскую разведку и был отправлен работать в бывший французский Индокитай в качестве официального представителя своей страны по вопросам послевоенного восстановления. Когда в этом регионе объявилась Америка, Шометту-старшему удалось завести в этой части мира более чем полезные связи. Именно через его сына и при содействии «Сюрте» Алексей был представлен Елене. За последующие годы Иванов и Шометт крепко сдружились. Именно поэтому Алекс в обличье Алексея, узнав о «Глоба-Линк», обратился за помощью к Рене, а не к кому-либо еще.

Когда Алекс наконец смолк и откинулся на спинку кресла, Рене продолжал молча смотреть на него. Он явно был глубоко потрясен безумием зреющего заговора. Мозг его лихорадочно работал.

– Да, они выбрали подходящий момент, – наконец произнес Рене. – А что тут еще скажешь? Слияние мелких компаний в более крупные – вещь неизбежная, за которой последовало и неизбежное объединение корпораций-гигантов. А теперь настало время нанести последний удар и превратить их в единую непобедимую силу, с которой вряд ли кто-нибудь сможет тягаться. Не помогут и международные суды, поскольку они всегда будут заодно, включая и адвокатов.

– Великаны среди великанов, – добавил Алекс, – которые поработят профсоюзы, простых людей. Образование и специальности будущих выпускников университетов станут определяться исключительно потребностями «Глоба-Линк», будь то медицина, юриспруденция или другие науки. Люди, окончившие простые школы, обречены будут работать на самой грязной работе, вроде шахт. Причем никто из них не будет иметь ни единого шанса на открытие собственного дела, поскольку любое предприятие можно будет создать лишь как часть или филиал «Глобы». Короче, «1984» вашего Оруэлла наступит уже очень скоро, причем эту реальность уже не сможет ниспровергнуть никто, обремененный мыслями о свободе или индивидуализме.

– Ваш Оруэлл? – удивленно переспросил Рене. Алекс оговорился.

– Да неужели я такое ляпнул?

Шометт очень скоро забыл об этом, зато Алекс – нет. Сколько ошибок он, сам того не подозревая, уже совершил или еще совершит? Интеллектуально он был подготовлен, но практически – нет. Уверен ли он, например, в том, что сможет совершить насилие, когда до этого дойдет дело?

– Голосуя против, ты ведь ставишь на карту собственную жизнь, – заговорил Рене. – И этот Геннадий Христенко, и множество других людей, противодействующих заговору, окончательно решили для себя, что предпочитают жить в мире свободы, которому вот-вот придет конец.

– Нет, не придет, если удастся предоставить убедительные доказательства мировым средствам массовой информации. Подобный скандал по поводу закулисного политического сговора станет для сильных мира сего настоящим ударом. Они наверняка предпочтут все спустить на тормозах.

Шометт допил свой кофе и наклонился к Алексу так, будто боялся, что его могут услышать случайные прохожие на шумной улице.

– Давай-ка конкретнее. Да, ты должен отправиться в Архангельск, выяснить как можно больше по поводу производства этого пластика и о том, для чего именно его собираются использовать. Если ты действительно хочешь убедить мировые СМИ в существовании заговора и сделать этот план достоянием гласности, у тебя должны быть очень веские доказательства. Когда ты уезжаешь?

– Завтра.

– Ты, конечно, понимаешь, что тебя снова попытаются остановить. Тебе нужно сменить отель и не высовываться. Попробуй «Националь» на Моховой. Это рядом с театром Ермоловой. Думаю, ночь ты там проведешь вполне спокойно. А я, если понадоблюсь, буду во французском посольстве.

Наступило молчание. Рене нужна была возможность объективно оценить значение и масштабы того, о чем он только что услышал.

– Нам потребуется помощь, Алексей. Для нас с тобой это задача невыполнимая. Мне нужно некоторое время, чтобы подумать о том, кого привлечь.

– До встречи в Женеве остается восемь дней.

– Журналисты должны получить доказательства за два дня до этого, чтобы успеть все проверить. Так что, Алексей, остается всего шесть дней. Когда Елена получит диск?

– Геннадий Игоревич должен передать его на приеме.

– А когда она передаст его тебе?

– Ей что самой это делать было бы глупо. Нужен человек, который собьет их со следа.

– Например?

– Думаю, кто-нибудь из «фирмы»… из сотрудников посольства.

– Полагаю, что Елена легко это устроит, – заметил Рене. – Она умница. И знает, что и как делать.

– Да, вопрос только в том, знаю ли, что делать дальше, я сам. – Он прикинул, как на его месте поступил бы Алексей, машинально разглядывая расположенный напротив театр имени Маяковского, столь популярный среди туристов. – На меня охотятся три очень могущественных человека. Поэтому получить диск, да еще и сохранить его в целости становится вопросом выживания.

– Вот уж никогда не думал, что мы когда-нибудь окажемся настолько близки к концу, – задумчиво произнес Рене.

– К концу чего?

– Всей привычной нам жизни.

Друзья обменялись взглядами, начиная осознавать масштабы и сложность стоящей перед ними задачи. Да, оставалось всего шесть дней.

Пианист закончил одну из вещей Римского-Корсакова и для разнообразия – чтобы отдохнуть от русских композиторов – заиграл вальс Штрауса. Именно этого и ждал Христенко, чтобы извиниться и покинуть премьера Кудрина. Подойдя к Елене, мило щебечущей с генеральным директором «NT amp;Z», он вежливо поклонился.

В то время как журналисты ненавязчиво брали интервью у гостей, записывая их на диктофоны, Юсуфов следил за тем, как Христенко приглашает Елену на танец, в то же время не упуская из виду всего остального, происходящего в зале.

В последний раз Христенко танцевал вальс много лет назад. Поэтому сейчас, танцуя с Еленой, он чувствовал себя крайне неловко – этакий спотыкающийся старикашка, неуклюже вальсирующий с прекрасной чувственной женщиной. Но, как было отлично известно им обоим, он должен был выполнить задание, причем исключительно опасное. По крайней мере, танцевали не они одни, поскольку вальс был очень популярным танцем.

– Простите, что не поздоровался с вами раньше, Елена Александровна, но здесь оказались люди, которых я не видел тысячу лет.

– Я все отлично понимаю, Геннадий Игоревич. Ваше приглашение – большая честь, и я вам очень за него благодарна.

– Я видел Алексея вчера. И думал, что вы можете быть вместе.

– У него какие-то неотложные дела, – ответила она. – В библиотеке имени Ленина.

– Наверняка какие-то научные изыскания.

Они кружились посреди зала, заполненного другими парами.

– Разве все это не прекрасно? – заметила она. – Очень напоминает сцены балов в «Войне и мире».

«Война и мир» были паролем, и теперь они оба знали, что им предстоит сделать через несколько мгновений.

– Алексей очень удивился, узнав, что выбран для столь деликатной миссии в Белом доме, – с милой улыбкой сказала она.

Они были уверены, что к их разговору прислушиваются, только не знали, кто же именно.

– Времена так сильно изменились… – заметил Христенко.

– Да, мир стал совсем другим. Раньше никогда бы не подумала, что такое возможно.

– И никто так не думал.

– А вам не кажется, что мир стал куда лучшим местом?…

– В некоторых отношениях, – кивнул он. – Но в других…

Он не закончил фразы, не будучи уверен в том, что именно готовит им будущее.

Они несколько секунд молчали, генерал старался успевать за молодой красивой партнершей. Но тут он вдруг споткнулся, едва не упал, хорошо, что Елена как-то успела поддержать его. Он снова выпрямился, чувствуя, как окружающие смотрят на него с затаенной насмешкой.

– Какой же я неуклюжий!

– Вы в порядке?

– Разумеется. Просто перед вами типичный образчик старого дурака, который давным-давно не практиковался не только в танцах.

– Может, нам лучше спокойно посидеть? – предложила она.

– Когда я был помоложе, я бы и слушать об этом не стал. Но сейчас, пожалуй, и впрямь не отказался бы от бокала вина.

Юсуфов смотрел, как они перестали танцевать и отправились туда, где подавали вино. Конечно, это могла быть всего лишь игра его воображения, но, может, и нет. И дело было не в том, как Христенко споткнулся об ее ногу, а в том, как она удержала его от падения. Скорее всего, происшествие было абсолютно невинным. Но на всякий случай позже он еще раз просмотрит этот момент в записи камер слежения, которыми был буквально утыкан зал.

* * *

День 4. 15.00

Алекс и Шометт взяли такси до отеля «Националь» на Моховой улице, неподалеку от Кремля. Но, поскольку номер у них не был забронирован, поселить гостей оказалось некуда. Тогда Рене отвел дежурного администратора в сторону, показал ему свой дипломатический паспорт и еще кое-что. После этого администратор вернулся к Алексу, уже сияя улыбкой и то и дело ощупывая карман, где лежали деньги, сунутые Шометтом. После этого Рене попрощался с Алексом. Другие постояльцы, заполняющие внушительный холл, смотрели, как двое мужчин пожимают друг другу руки.

После того как его проводили в номер, Алекс почти сразу снова вышел, крепко сжимая ручку атташе-кейса. Швейцар поймал ему такси, и вскоре он уже был на проспекте Достоевского, перед домом, где жили Алексей и Елена. Асфальт уже подсох, тучи на небе постепенно расходились. Он проверил, не следят ли за ним, потом вошел в подъезд.

Сев в лифт, Алекс поднялся на четвертый этаж, попутно нащупывая в кармане ключи, поскольку Рене напомнил ему, что Елена в это время будет на приеме. Отперев двери, он вошел в квартиру и тут же снова запер оба замка. Сейчас посланец Старейшин впервые получил возможность посмотреть, как живут здешние люди, поэтому он обошел гостиную, где стоял диван, кресла и шкафы. Кухня его просто поразила. Алекс не удержался, открыл воду и подумал, насколько же примитивно устроена система водоснабжения, не говоря уже о древнем – тысячелетней давности – холодильнике.

Все так же крепко сжимая в руке атташе-кейс, он прошел в их спальню, где увидел старинную мебель, которую в эти времена все еще делали из настоящего дерева. Алекс стоял, оглядывая комнату и раздумывая о том, насколько его жизнь отлична от этой. На тумбочках у каждой из двух кроватей стояли фотографии Алексея и Елены, сделанные в день их свадьбы, а также детское фото Алексея, где он стоял рядом со своим отцом, советским офицером в форме, и матерью, простой на вид женщиной в длинном платье и с задумчивым взглядом. Алекс знал, что их обоих уже не было в живых, он знал буквально все об Алексее Владимировиче Иванове, о его связях с СВР и ЦРУ, и о том, насколько тщательно выбирали человека, подходящего для миссии Алекса.

Он вернулся в гостиную, испытывая странное чувство в этом мирке, где ему никогда не жить. Время шло, а ему еще предстояло так много сделать, причем такого, на что он ни за что не посчитал бы себя способным.

Тут он услышал звук ключа, поворачивающегося в наружной двери, – кто-то собирался войти! Алекс принялся лихорадочно шарить по комнате в поисках убежища. Скорее всего, это Елена. Он не рассчитывал, что она так рано вернется с приема, но логические рассуждения сейчас не годились. Конечно, Алекс был ее мужем, но встречаться с ней пока не хотел. Стал поворачиваться ключ во второй двери, и тогда Алекс на цыпочках бросился к дивану и спрятался за ним. И как раз вовремя, поскольку внутренняя дверь открылась и в квартиру беззаботно впорхнула Елена. Алекс по-прежнему сидел неподвижно, боясь даже дышать, а она тем временем бросила ключи на стол и отправилась в ванную комнату, расположенную в конце коридора.

Он был рад тому, что она по привычке закрыла за собой дверь, хотя и думала, будто в квартире одна. Алекс прокрался к выходу, задержался на мгновение, зная, что сейчас она должна либо спустить воду в туалете, либо открыть душ. Именно так все и случилось – сначала громко заурчал унитаз. Под этот звук Алекс поспешно открыл внутреннюю дверь, потом наружную, выскользнул на площадку, закрыл обе двери за собой и бросился вниз. Его буквально трясло, а ведь с этой женщиной ему предстояло познакомиться куда ближе.

* * *

День 4. 16.50

Помещение выглядело как внутренности телевизионного фургона во время трансляции ответственного футбольного матча. Оно было тесным, повсюду тянулись провода и кабели, подключенные к видеоаппаратуре. В данном случае на множестве мониторов прокручивались записи, сделанные камерами в Георгиевском зале, на приеме, который закончился час назад. На каждом экране изображения немного отличались друг от друга, поскольку камеры были расположены под разными углами. Они то и дело останавливались на гостях, попадающих в их поле зрения.

Юсуфов и двое других людей следили за мониторами, явно скучая. Наконец Илья Васильевич нашел то, что искал – генерал Геннадий Христенко и Елена Ванеева танцуют вальс. Юсуфов, заметив старого вояку, придвинулся к монитору поближе.

– Он приглашает ее на танец, – сказал один из двоих присутствующих, эксперт-сурдопереводчик. Пара закружилась в вальсе, ее примеру последовали и другие. – Трудно сказать, о чем они говорят, – продолжал эксперт, – поскольку они все время крутятся. Нет ни одной камеры, в поле зрения которой постоянно были бы видны их лица.

– А как насчет хотя бы небольших обрывков разговора – что в них можно понять? – спросил Юсупов. Эксперт присмотрелся повнимательнее.

– Что-то по поводу того, что он никудышный танцор, – пауза. – Что-то насчет какого-то Алексея, которого они оба знают.

– Это ее муж. Дальше.

Снова пауза.

– Что-то насчет мира – похоже, пустая болтовня, хотя точно утверждать невозможно. Слишком уж быстро они кружатся.

Они следили за тем, как Христенко спотыкается, а она удерживает его от падения.

– Ну-ка, останови, – приказал Юсуфов.

Техник остановил запись.

– Прокрути еще раз с того места, где он спотыкается, – велел Илья Васильевич.

Техник отмотал ленту к нужному месту, где Христенко споткнулся о ногу Елены. Юсуфов буквально впился взглядом в монитор, не сводя глаз с танцующей пары. Да, Елена подхватила генерала и помогла ему удержаться на ногах.

– Еще раз,.– сказал Юсуфов, – только медленно.

Они прокрутили запись еще раз, уже в замедленном темпе. Когда Христенко начал падать, его рука вынырнула из внутреннего кармана кителя. Движение длилось лишь какую-то долю секунды, больше они ничего не видели, поскольку все закрыла спина споткнувшегося генерала. Когда танцоры восстановили равновесие, камера засекла, как рука Елены сует что-то в низкий вырез платья. Движение было умелым и практически незаметным.

– Еще раз к тому месту, где он спотыкается, – бросил Юсуфов.

Техник перемотал запись, и Илья Васильевич в очередной раз принялся смотреть происходящее в замедленном воспроизведении.

– Останови здесь!

Их взглядам предстала смазанная картинка, на которой было видно, что Елена что-то сжимает в руке.

– Теперь по одному кадру, – быстро сказал Юсуфов.

Кадр за кадром он просматривал изображение. Ее рука определенно прятала что-то за вырезом платья.

– Они все время кружатся, поэтому изображение не ахти какое, – заметил техник.

Юсуфов откинулся на спинку стула, не сводя взгляда с экрана монитора. Он лихорадочно думал.

– Он что-то ей передал.

– Но…

– Говорю тебе, передал!

– Ну, во всяком случае, по тому, что мы увидели, определенно этого утверждать нельзя, – возразил техник. – Другие камеры вообще не засекли этого момента.

– Все равно, он что-то ей передал. Но что именно? И почему такая скрытность?

Ответа не было.

Христенко то ли приехал с тем, что собирался передать, то ли должен был получить посылочку от кого-то из гостей, прикинул Юсуфов.

– Имеются другие записи, где генерал разговаривает еще с несколькими гостями, – вмешался техник. – Но ничего подозрительного там вроде бы нет.

Взгляд Юсуфова по-прежнему был прикован к застывшему смазанному изображению Елены.

– Он что-то ей передал, – со всей убежденностью наконец заявил он.

– Она ведь из ФСБ, – удивленно заметил техник.

– А он, как тебе отлично известно, вообще начальник Службы внешней разведки. – Юсуфов снова с удовлетворением откинулся назад. – Что-то было передано тайком, и это более чем странно. Им явно есть что скрывать.

– Что вы говорите? – переспросил техник.

– Да вот говорю, что они оба, возможно, вражеские шпионы.

* * *

День 4. 17.30

Джо Брентано уже давно не испытывал такого возбуждения. Он был агентом ЦРУ при американском посольстве в Москве, где, как это было прекрасно известно русским, кишмя кишат шпионы. Впрочем, как и в российском посольстве на Манхэттене, в миле или около того от здания Организации Объединенных Наций. Все это было частью игры, в которую долгие годы играли две великие державы и продолжали играть даже теперь, через много лет после распада Советского Союза. А в сущности, почему должно быть иначе? Даже Израиль, уж на что дружественный Америке, имел своих шпионов в Вашингтоне, Нью-Йорке – да и вообще повсюду. Брентано служил в Москве всего два месяца и занимался в основном рутинной расшифровкой секретных сообщений, поступающих через спутники, подвешенные над всем миром, в оптоволоконное дешифровальное устройство, или как оно там правильно называется.

В этот день он получил послание, адресованное лично ему. В нем говорилось о секретном задании под кодовым названием «Танцор». Джо кое-что разузнал и выяснил, что речь идет о женщине, работающей на ФСБ и требующей особого обращения. Ему предстояло что-то забрать у нее и передать Алексею Иванову. Но с чего такая секретность, если она может попросту передать это что-то ему сама – особенно учитывая их супружеские отношения. Как-то не вяжется, если только она не хочет, чтобы в случае слежки ее супруг оставался чист. Может быть и такое, но Брентано в любом случае предстояло выполнить задание. Встреча должна была состояться в метро на станции «Театральная площадь».

Джо все еще был одинок и страшно хотел завести знакомство с девушкой. В родном Балтиморе он не был уже три года. Там у него за год до начала подготовки в ЦРУ была девочка, учительница начальных классов, но она не вызывала особых чувств, а ему этого так хотелось! Она была самой обычной, ничем не выделяющейся девушкой, которая стремилась лишь завести домик в пригороде и наполнить его детишками. Но Брентано, познавшему, что такое скука, хотелось гораздо большего – этакой жизни с огоньком. Закончив с отличием Джорджтаунский университет в Вашингтоне, защитив диплом по политологии, которая оказалась вовсе не такой уж захватывающей, он прошел курс обучения в Лэнгли, после которого получил назначение в посольство в Москву. Только вот делать ему было практически нечего. Джо казалось, что эту душевную пустоту наверняка сможет заполнить хорошая интрижка, но с русскими девушками следовало быть осторожным, поскольку любая из них могла оказаться шпионкой. Он смотрел в окно, стоя рядом с сержантом морской пехоты, охраняющим вход в посольство, и, раздумывая над всем этим, вдруг понял, что совершенно неожиданно получил важное задание. К нему следовало быть готовым – он бросил взгляд на часы – через два часа. В 19.30 будет еще светло.

Но зато снова заморосил дождь.

Дождь в Москве был такой штукой, к которой он уже привык, а серые камни и вечно пасмурное небо этого города уже давно пропитали его до мозга костей. Конечно, будь у него девочка, так пусть за окном сколько угодно шел бы дождь, когда они занимались бы любовью… Впрочем, эта фантазия так фантазией и оставалась. Зато теперь ему предстояло настоящее дело. Да, черт возьми! Да, да, да! Наконец-то Джо Брентано испытал возбуждение. Он поднял телефонную трубку, нажал одну цифру и в ожидании забарабанил пальцами по столу.

– Слушай, Сэм, а у нас здесь есть специалист по макияжу?

– По макияжу? – растерянно переспросил голос в трубке.

– Да-да, именно. Мне предстоит выход на сцену.

* * *

День 4. 19.25

Как определить незнакомого сотрудника ЦРУ, Елена уже знала. Встреча должна состояться через пять минут, незадолго до окончания часа пик в метро, поскольку в такой толкучке слежка была крайне затруднена. В мае московское солнце в восьмом часу вечера все еще пребывало на небосводе. До наступления темноты времени оставалось порядочно. Елена, следом за длинной вереницей других пассажиров, ступила на быстро уходящую вниз лестницу эскалатора. Под мышкой у нее был сегодняшний номер «Московских новостей», который она должна была передать агенту.

На станции «Театральная» скопилась толпа, поэтому Елене пришлось с трудом пробиваться к определенному месту на платформе, где она и стала ждать поезда, который должен был прийти через двадцать секунд. Когда он с грохотом подкатил к платформе, она приготовилась к напору толпы, крепко прижимая к себе сумочку и газету. Двери открылись, она отступила в сторону, чтобы дать выйти приехавшим пассажирам, затем ее буквально внесло в вагон, где Елена, чтобы удержаться на ногах, едва успела ухватиться за поручень.

Если все идет по плану, то агент, с которым она должна встретиться, должен быть уже в вагоне и теперь проталкиваться к ней под видом того, что он собирается выходить. На передачу посылки у них всего одна остановка, а на следующей станции, на «Лубянке», им предстоит выйти и разойтись в разные стороны.

Когда поезд тронулся, она почувствовала, как толпа прижимает к ней мужчину с таким же номером «Московских новостей» под мышкой, свернутым так, что на виду оказался раздел финансов. Елена постаралась не смотреть на этого человека, в особенности на его лицо, на случай, если ее будут допрашивать под «сывороткой правды». В любом случае она действительно не сможет его описать. Елена скользила глазами по рекламе на стенах вагона, а тем временем ждала следующего знака, который последовал через несколько мгновений – он потерся рукой об ее руку. Их газеты теперь находились в каких-то двух дюймах одна от другой, уголки страниц были загнуты соответствующим образом. Шум поезда был просто оглушительным, и большинство пассажиров пыталось сосредоточиться на собственных газетах или книгах, нисколько не обращая внимания на происходящее вокруг.

Вот в такой-то обстановке он начал незаметно просовывать газету ей под мышку, а она проделывала ту же процедуру с ним. Обмен вполне уложился в две минуты, в течение которых поезд следовал от станции до станции. Теперь оба агента стояли, будто ничего не произошло. Она продолжала разглядывать рекламу, радуясь, что все прошло гладко, и с нетерпением ожидая, когда же состав, наконец, прибудет на «Лубянку». Почувствовав, что поезд начинает тормозить, Елена напряглась, готовясь к напору толпы и так и не взглянув на своего связника. В другом конце переполненного вагона Елены стояли Юсуфов и агент ФСБ Грызлов, блондин плотного телосложения с невыразительными чертами лица. Они следовали за ней всю дорогу от ее квартиры. Опытный взгляд Юсуфова проследил за точно выполненной передачей, после чего он кивнул Грызлову, а тот наклонил голову в ответ. С этого момента процедура была стандартной.

К этому времени Грызлов служил во Втором управлении уже пять лет и постоянно искал возможности получить повышение – стать вторым заместителем Юсуфова. В карьере наступил двухлетний застой, а ему страшно хотелось завоевать уважение жены, да и прибавка к жалованью не помешала бы. Он пытался откладывать на новый телевизор с широким экраном, который, в общем-то, был им не по карману. Несмотря на то что супруга преподавала в Инженерном институте, зарплата у нее была тоже небольшая. Грызлов верил, что если он успешно справится с этим заданием, то заслужит похвалы начальства, а то и вожделенное повышение. Он знал, что толпе с ним не справиться, поэтому, когда поезд подходил к платформе, по-прежнему не спускал с Елены глаз.

Юсуфов с любопытством разглядывал агента ЦРУ, поскольку никогда его раньше не видел. Он знал в лицо практически всех шпионов в американском посольстве, работающих под дипломатическим прикрытием, этот же был какой-то новенький. Человек, одетый в самую обычную черную кожаную куртку, как и практически половина мужчин в вагоне, поскольку такие куртки сейчас были в моде, все время вертелся, выделяясь среди окружающих, а это было глупо. Да и вообще он был как-то не очень похож на типичного агента, поскольку имел рыжеватую шевелюру и носил остроконечную бородку. «Странно», – подумал Юсуфов, готовясь арестовать шпиона и заполучить переданную ему газету.

Когда поезд с грохотом ворвался на станцию «Лубянка» и начал тормозить, Джо Брентано знал, что ему следует делать. Но он испытывал страшное неудобство, поскольку у него сильно чесались голова и лицо, но почесаться было никак нельзя, поскольку могли съехать парик и бородка. А все этот проклятый косметический клей! Джо должен вести себя спокойно, делать вид, будто он иностранец, занимающий солидную должность в американской компании, выполняющей важные заказы российского правительства. Он сам все это придумал, не сообразив, что в вагоне жара и он вспотеет, а соответственно появится зуд. Впрочем, вытерпеть можно, скоро ему выходить.

Поезд, наконец, остановился, и началась толкучка. Одни выходили, другие пытались войти. Немилосердно толкая друг друга, пассажиры в душе проклинали соседей, наступающих им на ноги. Брентано даже не взглянул на свою связную, когда их буквально вынесло на платформу. Он вместе с другими пассажирами тут же направился к выходу, крепко зажимая под мышкой сложенную газету и чувствуя, что она чем-то неуловимо отличается от той, которую отдал он. Сзади его постоянно толкали, он не имел возможности определить, есть ли за ним слежка. Слишком много народу вокруг. Но ничего, он об этом позаботится, как только окажется на улице и пойдет заранее продуманным путем – по тихой улочке, где сразу можно будет заметить даже самого неприметного человека. Поднимаясь на эскалаторе, он снова и снова продумывал дальнейший путь. Юсуфов, отделенный от преследуемого шпиона с бородкой всего тремя пассажирами, не спускал с него взгляда и тогда, когда они, наконец, оказались на улице. «Да этот парень просто дурак, – подумал Илья Васильевич. – Легкая добыча». Елена направилась к выходу на другом конце платформы, запруженной людьми, и встала в очередь на эскалатор. Наконец, ее буквально вытолкнули на движущиеся ступеньки. Теперь ей оставалось лишь выбраться на улицу и смешаться с прохожими. Газету и сумочку она по-прежнему крепко прижимала к себе. «Связной оказался довольно неплох, – думала она. – Даже я ничего не заподозрила бы». Это было отрадно. Она попыталась расслабиться и слиться с окружающими.

Но почему до сих пор молчит Алексей? Они занялись любовью, и это было просто восхитительно, а потом он отправился в Ленинскую библиотеку. Однако вечером домой он не вернулся и не позвонил. Его мобильный был отключен, она пыталась связаться с ним четырежды, но все напрасно. Конечно, его работа частенько требовала долгих отлучек, но звонил он обязательно. Елена была уверена, что вечером муж обязательно позвонит. Перед его отлетом в Нью-Йорк на встречу с этим… как его?… ах да, Форсайтом, они могли бы устроить романтический ужин и провели бы вместе, по крайней мере, одну ночь. Но сейчас она постаралась отогнать эти мысли и решила зайти в ЦУМ на Красной площади. Знакомая продавщица Ольга накануне рассказала, что сегодня они должны получить новую партию платьев от Оскара де ла Рента. Разумеется, это возможно только в том случае, если она ухитрится поймать такси, что в это время дня и в этом месте сделать очень трудно.

Слава богу, дождь кончился и снова выглянуло солнце. Надо же, Брентано забыл свой зонтик. Казалось бы, такая простая вещь, а он взял да и лопухнулся. Впрочем, теперь это не имело значения. Зонтик оказался не нужен, и Брентано, смешавшись с толпой, пошел по Лубянской площади по направлению к Театральному проспекту, где постоянно полным-полно туристов, затем свернул в Большой Черкасский переулок, где, как он знал, всегда бывало малолюдно. Его так и подмывало взглянуть, что же такое он несет в газете, но Джо сдержал себя.

Человек, похожий на солидного бизнесмена, дошел до улицы Ильинка и свернул направо, в Никольский переулок, как раз там, где находилась небольшая синагога. Как он и предполагал, здесь было практически безлюдно и тихо, даже шум автобусов сюда не доносился. Брентано был просто одним из прохожих, оказавшихся в этот час в этом месте.

Юсуфов, стараясь не бросаться в глаза, следовал по другой стороне улицы в полуквартале от Брентано. В своем плаще он совершенно не отличался от окружающих и постепенно начал сокращать разделяющее их расстояние, на случай, если придется догнать и задержать шпиона. Рыжий был в контакте с Еленой Ванеевой, и уже одно это делало его возможным агентом ЦРУ, но наверняка сказать было невозможно. Больше всего на свете Илье Васильевичу хотелось выяснить, что же такое вложено в эту самую газету. Ничего, придется потерпеть. Сейчас он следит за шпионом – это ясно как день – и в Лубянской тюрьме, не больно-то приятном местечке для любого подозреваемого, все равно так или иначе вытянет из него информацию. Ну, Христенко, ну, предатель. Давно следовало приглядывать за ним поплотнее.

«Ладно, об этом потом», – подумал Илья Васильевич, ощущая тяжесть «дерринджера» на бедре. Он был одним из немногих, кто пользовался этим оружием, именно оно было у него самым любимым. Юсуфов вообще любил быть не таким, как все остальные. Именно это делало его особенным и отличало от стада. Может быть, перед тем как президент Лавров улетит в Женеву, он успеет попасть к нему на прием и рассказать о заговоре, обеспечив тем самым назначение на пост начальника Второго главного управления.

Заметив идущего за ним по противоположной стороне улицы Юсуфова, Брентано похвалил себя за внимательность. Нет, в метро он его не просчитал, но разве в такой толпе кого-нибудь выделишь взглядом? Все шло, как он и планировал, – тихая улочка, где каждый прохожий на виду, а уж человека из ФСБ он чуял за милю, как переодетого копа в балтиморском гетто. Но откуда же они узнали? Происходило что-то такое, что ему страшно не нравилось, но сейчас было не время раздумывать об этом. Впереди показалось здание, также являющееся частью заранее продуманного плана. Войдя в подъезд, через обширный холл можно было выйти через черный ход. Джо через плечо бросил мимолетный взгляд на русского агента, как раз пересекающего Ипатьевский переулок возле церкви, и понял, что расстояние между ними сокращается.

Брентано как ни в чем не бывало вошел в подъезд. Стоило ему оказаться вне поля зрения преследователя, как он пулей метнулся к черному ходу, выводящему в переулок. Сейчас ему позавидовал бы любой бегун-олимпиец. Он знал, что русский агент найдет вестибюль пустым и растерянно замечется, потом, возможно, заметит черный ход и выскочит следом за Джо, не зная, куда бежать дальше – направо или налево, поскольку, пока он оглядывался, Брентано уже успел воспользоваться черным ходом другого здания.

Оказавшись в вестибюле, Юсуфов чертыхнулся. Он метнулся направо и инстинктивно сделал правильный выбор. Там оказался черный ход, ведущий в здание. Шпион наверняка им воспользовался. В вестибюле несколько жильцов дожидались лифта, но черный ход казался более логичным путем отхода для человека, пытающего скрыться. Юсуфов бросился туда и оказался на соседней улице, среди людей, спешащих домой. Он мгновенно обшарил улицу взглядом, но преследуемого нигде не было видно.

Слава тебе, Господи, наконец-то можно спокойно почесаться, подумал Брентано, поспешно преодолев несколько кварталов. Он стащил с головы парик, отклеил бородку и рассовал их по карманам. После этого снял куртку, вывернул ее наизнанку и теперь оказался в красном вязаном жакете. Больше Джо ничем не был похож на того человека, за которым следил агент ФСБ. Этот русский, который считал себя таким крутым, на самом деле никуда не годился, и Брентано, не теряя времени, приступил к осуществлению финальной части плана. В двух улицах отсюда, на площади Революции, помещался офис агентства, занимающегося передачей бандеролей и посылок по всему миру. Он уселся в кресло, развернул газету и увидел вложенную в нее коробочку с диском. Затем Джо подошел к клерку и решил воспользоваться возможностью попрактиковаться в русском:

– Я хотеть отправить пакет в Нью-Йорк, – начал Брентано. – Поможете упаковать?

Клерк улыбнулся:

– Вы, должно быть, американец, да?

– Ладно, ребята, настанет день, и вы меня от своего не отличите, – огорчился уже по-английски Брентано.

Елене все же повезло с такси – это оказался новенький «мерседес». Она вышла из машины возле ЦУМа, где всегда было многолюдно. Особенно на площади перед универмагом – самым популярным местом у состоятельных русских дам, которые могли щеголять там друг перед другом в дорогих шубах и высоких сапогах. Она шла к входу в магазин, предвкушая, как сейчас подберет себе что-нибудь из новой коллекции Оскара де ла Рента, о чем давно мечтала, но не могла найти ничего подходящего. Интересно, правду ли говорила продавщица Ольга насчет новых поступлений? Может, хоть сегодня повезет.

– Госпожа Иванова? – окликнули ее сзади. Она остановилась, обернулась, удивляясь тому, что окликнувший ее человек не воспользовался фамилией, которую она носила всю жизнь.

– Да?

Грызлов с застенчивым видом, теребя в руке шляпу, сказал:

– Я – Сергей Борисович Грызлов из Второго главного управления. Вы работаете на четвертом этаже, а я – на втором, в Управлении военной контрразведки. Так что мы с вами, можно сказать, коллеги.

Она улыбнулась:

– Что, собственно, вам угодно?

– Прошу прощения за беспокойство. У нас есть основания полагать, что вы узнаете человека, которого задержал полковник Юсуфов, и поможете допросить его. Не исключено, что вы могли видеть его где-то раньше. Поверьте, это займет буквально несколько минут.

Она увидела, как к тротуару подрулила машина, за рулем которой сидел мужчина в кожаной кепке.

– Ну, разумеется. Всегда рада помочь.

– Мы будем вам крайне признательны.

Глава 8 ПОПАЛАСЬ

День 4. 22.00

Номер Алекса в отеле «Националь» был не менее роскошен, чем прежний, в «Метрополе». Он стоил около тысячи пятисот долларов в сутки, сумму совершенно умопомрачительную, по понятиям Алекса, но он, следуя совету Шометта, сегодня снял этот номер и заплатил вперед наличными. В апартаментах были расписные потолки и французская антикварная мебель. Наверняка это по достоинству оценили бы по-настоящему богатые люди, пожелай счастливчик, снявший номер, устроить прием и блеснуть своим богатством и властью. Рене считал, что выкинуть такой финт имеет смысл, поскольку Алекс выдавал себя за одного из будущих участников предстоящего голосования по «Глоба-Линк», и с этим нельзя было не согласиться.

Алекс схватился за мобильник и бросил взгляд на часы. Было десять вечера.

– Да, совершенно верно, один до Архангельска. Только вы не смогли бы придержать его, а то я еще не знаю, когда точно смогу выехать?

– Михаил Михайлович Филиппов?

– Совершенно верно. Я заплачу наличными прямо в кассу перед отправлением.

– Отлично. Спасибо.

Он отключил телефон, отложил его, открыл атташе-кейс, отодвинул пояс с деньгами и «глок-26». На дне кейса лежал желтый конверт с досье. Алекс уселся в кресло у торшера и начал читать справку о Владимире Юрьевиче Румянцеве, сопредседателе правления фирмы «Спейс-Диск».

Владимир Юрьевич Румянцев, родившийся 12 октября 1938 года, был единственным сыном Надежды Павловны и Юрия Яковлевича Румянцевых. Его деды и бабки находились в дальнем родстве с Николаем II и во время Октябрьской революции 1917 года вынуждены были бежать в Париж. Однако их сын, отец Владимира Юрьевича Румянцева, вернулся в коммунистическую Россию вскоре после разгрома белого движения. Он отрекся от эмиграции и после смерти Ленина во всем помогал Сталину. В конце концов он стал членом Политбюро.

Тем временем его сын Владимир Юрьевич учился в Московском государственном университете, самом престижном вузе страны, на факультете журналистики, и после смерти Сталина в 1953 году стал одним из ведущих советских пропагандистов. Он писал речи для Леонида Брежнева, которого сменил Андрей Черненко. После недолгого пребывания этого старикана посту генсека Владимир продолжал работать с Юрием Андроповым и Михаилом Горбачевым.

Ко времени смерти своего отца в 1972 году и матери в 1980-м Румянцев уже занимал пост начальника отдела пропаганды Гостелерадио. Он женился на Марине Клебановой и в 1974 году, через два года после смерти отца, был избран членом Политбюро, в то время возглавляемого Брежневым. Помимо роскошной квартиры в Москве на Кутузовском проспекте, Румянцеву была выделена большая дача в Сестрорецке, к северу от Санкт-Петербурга, где он и проживает с женой в настоящее время.

Его брак с Мариной Клебановой оказался неудачным с самого начала, и Владимир начал пить. Он частенько бил супругу, знакомые не раз видели ее в ссадинах и синяках. Но она никогда не жаловалась на мужа. Мария проживает в собственной части дома, состоящей из восемнадцати комнат. Кроме того, на участке имеется отдельно стоящий дом для гостей из восьми комнат, яхта в собственном доке на Неве и охотничьи угодья, круглосуточно охраняемые группой из шести охранников с питбулями.

Румянцев давно дружит с Андре Робеспьерром, они часто бывают друг у друга в гостях и по этому поводу всегда устраивают торжественные приемы. У них много общих интересов, от охоты до совместной деятельности по обеспечению финансового доминирования «Глоба-Линк» при содействии крупнейших корпораций и мировых политических лидеров. Его личный секретарь, Светлана Нармонова, проработала с ним последние десять лет и пользуется его полным доверием. Как она попала на эту должность, неизвестно, но эта женщина родом из небогатой семьи. Светлана проживает там же, на даче, и при необходимости сопровождает шефа в деловых поездках. Нармонова никогда не была замужем, считается, что она иногда оказывает шефу услуги сексуального характера. Впрочем, такого рода информация никогда подтверждена не была.

Внезапно послышался какой-то шум, потом он повторился – как будто в тишине номера металлом скребли по металлу. Замок провернулся, опустилась ручка двери. Алекс вскочил с кресла и едва не бросился вперед, но остановился и взглянул на часы Алексея. Как раз наступило время, когда горничная должна стелить постель. Он вернулся в кресло и принял как можно более беспечный вид, как будто ожидал этого визита.

– Прошу прощения, – послышался мужской голос, сопровождаемый негромким стуком по дверному косяку.

– Да? – отозвался Алекс, не поднимая головы. А когда поднял, то был просто потрясен, поскольку видел в материалах Христенко фотографию Андре Робеспьерра.

Робеспьерр по-прежнему стоял в дверях. Во взгляде его явственно читалось и одобрение, и снисходительность. Тот же странный коктейль чувств присутствовал и в его тоне, когда он продолжил говорить:

– Я как раз собирался поужинать и тут вспомнил, что мы с вами живем в одном отеле. Мой номер на седьмом этаже. Простите, я вас не отвлекаю?

– Ну что вы, разумеется, нет.

– Вы ожидали, что я вступлю с вами в контакт?

– Да, но не таким образом.

– Но все же вы ожидали нашей встречи?

Алекс разглядывал высокого худощавого человека. Этот могущественный финансовый воротила в свои шестьдесят четыре года выглядел страшно изможденным, одежда висела на нем, как на вешалке. С виду он казался очень хрупким, особенно учитывая легкую проседь, выпирающие скулы и узловатые, длинные, тонкие пальцы человека, страдающего артритом. Тем не менее Алекс знал о нем, одном из богатейших людей в мире, достаточно, чтобы тот произвел на него впечатление.

– Да, – ответил Алекс.

Робеспьерр с легкой улыбкой заметил:

– У вас голос типичного банкира, в отличие от меня, хотя у нас общие финансовые интересы.

– «Евро-Свисс»? Да, этот банк мне знаком.

– Равно как и ваш – мне, господин Филиппов.

Посетитель прикрыл за собой дверь.

– Позволите присесть?

– Разумеется. Гость сел, скрестил ноги и обвел взглядом номер.

– Партнеры по бизнесу сообщили мне, что на предстоящей встрече вы намерены голосовать против. Это правда?

– Да, правда, – отозвался Алекс, в упор глядя на финансиста.

– Со мной сопровождающий. Он ждет в коридоре за дверью. Но я подумал, что нам с вами лучше побеседовать приватно, как банкиру с банкиром.

* * *

Елена не имела ни малейшего представления о том, что ее пытают. В сущности, она вообще ни о чем не имела представления, поскольку ничего не чувствовала. По словам врача, объяснившего все Юсуфову, суть процедуры состояла в том, чтобы лишить человека всех природных чувств: зрения, осязания, слуха, обоняния и вкуса. Сейчас женщина пребывала в бездонной пустоте. Подобная техника в прежние времена иногда использовалась в психиатрии, при этом пациенты подвергались шоковой терапии в емкости с водой. Но это было слишком грубо, и с тех пор наука ушла далеко вперед. Елена понятия не имела, что она, обнаженная, лежит в контейнере с тепловатой грязью, по температуре точно соответствующей температуре ее тела. Ее руки и ноги были широко разведены в стороны и зафиксированы ремнями в неподвижном положении, тело почти полностью погружено в грязь за исключением лица, чтобы она могла дышать. В помещении царила абсолютная темнота, даже тоненький лучик света не пробивался снаружи.

Елена, напичканная лекарствами, не могла.произнести ни слова, хотя, придя в себя после глубокого забытья, и пыталась заговорить. Правда, она не была уверена, удалось ли ей это сделать… Впрочем, как и ни в чем другом. Однако никакая наука не могла заставить ее перестать думать, чем она и занялась, как только вернулось сознание. Жива она или нет? С уверенностью этого сказать было невозможно. «Может быть, смерть выглядит именно так?» – спросила она себя. Может быть, на Лубянке ее отравили, когда она попросила чашку чаю, ожидая, когда Юсуфов попросит ее помочь опознать человека, за которым он якобы следил. Впрочем, чай на вкус был самым обычным, а потом она ничего не помнила вплоть до настоящего момента.

«Так, может, я и в самом деле мертва? – снова задала себе вопрос Елена. – Может, именно так и выглядит потусторонний мир – абсолютное ничто, где ты полностью лишен всех ощущений и чувств, не чувствуешь ни боли, ни удовольствия, словом, ничего, кроме подвешенного состояния. Может, Господь уже переговорил со мной и наградил этим ощущением абсолютного покоя?»

Но почему же тогда она сохранила способность мыслить? Ведь Елена помнила связного в метро, платье от Оскара де ла Рента, которое хотела купить, как и то, что Алексей до сих пор так и не позвонил. Но ведь если она спокойно думает о подобных вещах, то как же она может быть мертвой?

«Погоди-ка, – одернула она себя. – Но ты ведь дышишь!» В этом она была уверена. А если так, то тело сохранило и другие функции. Придя к такому выводу, она попыталась пошевелить руками, но ничего не почувствовала. То же самое оказалось и с ногами. Хотя Елена и пыталась изо всех сил пошевелиться, ничего не выходило. Да, похоже, действует лишь ее разум, да и это может ей только казаться. Ощущение окружающего «ничто» не проходило, но все же она вроде бы была жива. Или считала, что жива.

Елена вынуждена была признаться себе в том, что, возможно, бредит. В голове у нее хороводом проносились картинки из далекого детства. Вот мама рвет цветы на лесной поляне, а кругом высятся огромные деревья. Да, себя она тоже видела, тогда ей было восемь лет. Мама позвала ее и спросила, что она хочет на завтрак. А еще перед мысленным взором всплыла Яна, их домработница, которая всегда так хорошо к ней относилась.

Елена всегда удивлялась, почему это у них есть домработница, в то время как большинство остальных людей живут очень скромно. У нее даже был репетитор, Валера, который занимался с ней историей, чтением и арифметикой. Вот почему она знала больше других девочек, вместе с которыми ходила в школу. А бабушка и дедушка, который давным-давно умер, – почему они так часто смеялись, гладили ее по головке и дарили разные подарки? Может, так и должно быть перед смертью? Начинаешь вспоминать прожитую жизнь, заново просматриваешь собственное прошлое и видишь, что в нем было чудесно, а что – ужасно. Какие ты совершала ошибки, о которых стоит пожалеть. Вспомнились вдруг дедушкины похороны и то, как она все время плакала, не понимая, почему он больше не движется.

Елена чуть было не заплакала, но и это у нее не получилось. Она могла только думать. И чем больше она думала, тем сильнее впадала в панику, поскольку теперь была по-настоящему испугана. «Кричи, – приказала она себе. – Кричи!» И она изо всех сил пыталась закричать, но ничего не выходило. От потрясения у нее по спине пробежал холодок, а из глаз неожиданно потекли слезы, которые тут же смешались с неподвижной грязью. «Попробуй еще! Кричи!» И Елена пробовала и пробовала закричать, но все было напрасно.

* * *

Алекс достал из холодильника-бара виски, содовую и налил порцию Робеспьерру, который по-прежнему наблюдал за ним, развалившись в кресле и скрестив ноги. Воцарилось молчание. Робеспьерр изучал Алекса, который буквально чувствовал на себе взгляд тощего миллиардера и размышлял о намерениях «Глоба-Линк». Да, в мире все меняется, изменения будут наслаиваться одно на другое, и так до тех пор, пока не произойдет окончательное слияние всех мировых корпораций в единое целое.

Но тогда уже будет поздно пытаться препятствовать этому процессу, происходящему сначала на национальном уровне, а потом и на международном. Любой мало-мальски разумный человек без труда понял бы, к чему все это приведет, и тем не менее никто так и не высказался негативно по этому поводу. Поэтому Алекс был уверен в том, что, узнав о его намерении голосовать против, остальные участники сговора будут просто в шоке, получив удар ниже пояса. Именно поэтому Робеспьерр, генеральный директор банка «Евро-Свисс», явился сюда, чтобы переубедить господина Филиппова.

Алекс передал гостю стакан.

– Благодарю вас, – кивнул банкир, не сводя взгляда с лица Алекса. – Я все никак не могу понять, то ли вы подпали под влияние какого-то религиозного культа, то ли попросту недопонимаете смысла происходящего. Возможно, из-за какого-то изъяна в воспитании.

– То есть вы ведете к тому, что меня можно по суду признать невменяемым, после чего мой голос утратит значение. Да, конечно, можете попробовать, но вряд ли из этого что-нибудь получится, несмотря даже на то, что вас поддержит часть так называемой прогрессивной мировой общественности.

– Тогда почему же вы так неразумно себя ведете?

Себе Алекс виски наливать не стал. Он уселся на диван и смотрел, как Робеспьерр отхлебывает напиток.

– Говоря попросту, потому что это зло.

– С чего вы взяли?

– Это капиталистический тоталитаризм, который собирается воцариться во всем мире.

– Так вы, значит, своего рода философ?

– Напротив, это чистая математика. Доллар и евро начнут процесс слияния с шекелем и иеной, и так далее и тому подобное, до тех пор, пока на планете не останется одна-единственная финансовая структура, которая навсегда отринет от себя тех, кто к ней не принадлежит. Словом, этакий клуб для избранных, где индивидуум больше никак не зависит от самого себя, он превращен в беспомощную жертву тех, кто окажется у власти.

– Беспомощные жертвы, – эхом отозвался Робеспьерр. – Все это сущая чепуха. Мы построим мир, где каждый, особенно простые люди, будут иметь гарантированную работу, независимо от происхождения или цвета кожи.

– И все работают на «Глоба-Линк», не имея права нарушить установленные вами законы или потребовать справедливой стоимости товаров и услуг. Словом, единая общемировая корпорация, захватившая власть над человечеством, заговор, который станет концом всех заговоров.

– Похоже, господин Филиппов, вы начитались каких-то страшных сказок. Лучше взгляните на мир, подумайте, каков он есть и каким был всегда. В Африке вечный голод, на Среднем Востоке вопиющая отсталость, страны Третьего мира при нынешнем положении вещей никогда не обретут собственной развитой промышленности, поскольку сверхдержавам, правящим миром, выгодно удерживать их в этом состоянии. Например, Соединенным Штатам. Деньги всегда были самым главным и дальше будут таковыми оставаться. Альтернативы нет. Вы просто не хотите признать исторические реалии. Миром всегда правили аристократы, династии и короли, которые никогда не давали простому народу шансов получить все честно заработанные деньги. Правила игры, принятые «Глоба-Линк», учитывают это.

– Вот только пожаловаться в случае чего будет некуда, – ответил Алекс за Алексея. – Простой человек – будь то мужчина или женщина – лишится права делать то, что ему хочется, без одобрения «Глоба-Линк». А это будет все равно что биться головой о стену. Может, ваши намерения и конструктивны, но в перспективе, как неоднократно демонстрировала история, власть захватят «денежные мешки», а простые люди не будут иметь ни единого шанса изменить свое положение.

– Но так всегда обстояло дело. Просто мы пытаемся быть более демократичными.

– Демократичными? В застывшем мире плутократов, где обычным людям, не рожденным в системе, не останется выбора? Слушайте, мистер Робеспьерр, я считал вас куда более умным человеком.

– И вы, значит, считаете, что ваш голос, поданный против в Женеве, изменит действительность? Тогда непонятно, кто из нас больший идеалист.

– Интересно, а расширение НАТО и последующее вступление в этот блок России не сможет явиться поводом для прочих стран согласиться с вашим планом?

Робеспьерр, не отвечая, отставил стакан и поднялся.

– Я надеялся, что в ходе беседы мне удастся заставить вас воспринимать происходящее более отчетливо. Очевидно, мне это не удалось. С вашего позволения, я пойду, и будем надеяться, что за оставшееся время вы все же успеете прозреть.

– Все возможно, – отозвался Алекс, оставляя Робеспьерру слабую надежду на то, что возможны варианты. – Кстати, можете передать мои соображения Владимиру Румянцеву, поскольку я собираюсь встретиться с ним в четверг, в одиннадцать вечера, и еще раз все обсудить.

Мало-помалу хитрый план Алекса начинал действовать.

– Не сомневаюсь в том, что он с нетерпением ждет этой встречи, – бросил Робеспьерр, подходя к входной двери и собираясь ее открыть.

– И вот еще что! – слова Алекса заставили худого банкира остановиться и обернуться. – Известно ли вам о новом пластике, недавно изобретенном, но так ни разу и не упомянутом ни в научных журналах, ни в прессе?

– Пластик?…

– Да. Он создан «Макроникс» – компанией вашего партнера, и содержится в строжайшей секретности.

Робеспьерр встретился с Алексом взглядом, улыбнулся и открыл дверь.

– Похоже, придя сюда, я совершил ошибку. Ну что ж. Я расскажу о нашем разговоре Владимиру Юрьевичу. Думаю, это лишь подогреет его желание встретиться с вами. Что же касается меня… Может, еще и увидимся, господин Филиппов. А может, и нет.

С этими словами он вышел, прикрыв за собой дверь.

Алекс тут же схватился за телефон и связался с дежурным портье.

– У меня возникли кое-какие проблемы, – объяснил он дежурному, – и очень важно, чтобы я занялся ими немедленно. Я сохраняю за собой номер, но сейчас хотел бы попросить у вас совета. Как выбраться из отеля незамеченным.

– Грузовой лифт, – послышался в трубке вежливый голос. – На нем можно спуститься в подвал, куда нам доставляют припасы.

– А вы не могли бы вызвать такси и попросить водителя подождать там?

– Разумеется, господин Филиппов.

– И, пожалуйста, предупредите охрану, что я собираюсь уйти тем путем.

Алекс повесил трубку, быстро выдвинул ящик стола и вытащил канцелярские принадлежности и конверт, на котором написал адрес французского посольства и указал имя адресата – Рене Шометт. Потом наклеил на конверт марки, которые купил в вестибюле, пока регистрировался, и положил конверт в атташе-кейс. Оттуда он достал пояс для денег, который застегнул на талии.

Надев плащ, Алекс вышел из номера, проверил коридор, нашел грузовой лифт и нажал кнопку. Мгновение спустя двери открылись, и, увидев, что кабина пуста, он вошел внутрь. Изнутри кабина была похожа на небольшую палату для душевнобольных, обитую войлоком, только здесь, видимо, их роли играли разные припасы и товары. Алекс нажал кнопку подвального этажа.

Когда двери открылись, он вышел из лифта с атташе-кейсом в руке и сразу заметил нескольких грузчиков в гостиничной униформе, сновавших взад-вперед и громко переговаривающихся между собой. Он остановил одного из них, который как раз проходил мимо.

– Не подскажете, где здесь выход? – спросилI Алекс.

– Идите по этому коридору, – указал грузчик. – Он выведет вас к разгрузочной рампе, а там уже и служебный выход. Только учтите, он охраняется.

– Ничего, охрана обо мне знает.

– Снаружи будет переулок. Сверните направо – и выйдете на соседнюю улицу.

– Спасибо.

Алекс миновал рабочих, но, прежде чем подойти к столику дежурного, остановился. Что-то было не так. Впереди, перед столиком охранника стоял другой человек и о чем-то разговаривал с дежурным. Незнакомец в плаще то и дело незаметно оглядывался по сторонам. Это был плотный коренастый тип с широкими плечами, смуглым лицом и коротко стриженными темными волосами. Заметив этого человека, Алекс нырнул обратно в коридор, по которому попал сюда, надеясь, что остался незамеченным. Но незнакомец неожиданно двинулся следом за Алексом, на ходу запуская руку в карман.

«Пистолет, – подумал Алекс. – Неужели этот тип осмелится при охраннике пустить в ход оружие?» Он прикинул, не лучше ли вернуться в подвал, где грузчики могли бы помешать нападению, но было поздно. Если Робеспьерр расставил своих сторожевых псов, то они повсюду. Нет, самое лучшее – это вести себя как можно менее подозрительно. Алекс направился прямиком к охраннику, миновав незнакомца, который остановился и уставился на него.

– Моя фамилия Филиппов, – сказал он охраннику. – Надеюсь, дежурный администратор известил вас о том, что я буду выходить здесь?

Охранник заглянул в свои записи.

– Да, господин Филиппов. Вам вот сюда, в эти двери. Они выведут вас на улицу. Мне как раз недавно сообщили, что вас ждет такси.

– Благодарю.

Алекс толкнул дверь, забранную стальными прутьями, за ней свернул направо и оказался в переулочке. Незнакомец в плаще тут же вышел следом. Теперь они были совершенно одни, и здоровяк неожиданно бросился на Алекса, придавил его к стене и стал вытаскивать пистолет. Алекс ударил атташе-кейсом по вынырнувшей из кармана руке с оружием. Пистолет отлетел в сторону, а Алекс мгновенно обхватил здоровяка рукой за шею и крепко, как в тисках, зажал ее. Оба повалились на тротуар. Не давая незнакомцу возможности отреагировать, Алекс ударил его головой об асфальт. Здоровяк вдруг обмяк, из раны на голове потекла кровь. Алекс подхватил свой атташе-кейс, валяющийся в метре от них, и бросился по направлению к улице. Он был потрясен мыслью о том, что смог применить физическую силу против другого человека.

Такси уже стояло у тротуара, и Алекс нырнул на заднее сиденье.

– Давай, давай! – рявкнул уже Алексей, овладевая ситуацией.

Нетерпение в голосе пассажира явно удивило водителя, он резко рванул машину с места.

– Пожалуйста, в аэропорт «Шереметьево-1»,– уже более спокойно сказал Алекс, понимая, что напугал водителя. – Кстати, а вы не знаете, где можно сделать ксерокопию документа?

Теперь, зная, куда они направляются, водитель свернул направо, в сторону аэропорта.

– Да, знаю. Прямо на углу…

– Отлично. Тогда подбросьте меня туда и подождите. Это займет всего несколько минут.

Копировальная мастерская оказалась недалеко от Красной площади и была открыта круглосуточно, в ней приторговывали сувенирами для туристов. Алекс сделал вполовину уменьшенные копии досье, уложил их в гостиничный конверт, адресованный Рене Шометту, который вернул в атташе-кейс. Он поспешно вернулся к ожидающей его машине и вскоре уже мчался в аэропорт.

* * *

Елена по-прежнему плавала в жидкой грязи, нагретой до температуры тела, которой не чувствовала, как, впрочем, не чувствовала и ничего другого, поскольку до сих пор находилась под воздействием препаратов, введенных ей. «Интересно, сколько же я пробыла в чистилище, – думала она, ожидая, когда Господь вынесет свой приговор. – Ад это окажется или рай? Значит, вот как Всевышний решил обставить мою последнюю исповедь, заставив заново вспомнить всю жизнь. Но в чем же таком я когда-либо согрешила?» Во всяком случае, не в детстве, это Елена помнила точно. Она всегда любила и уважала родителей. Может, дело в том, что она так рано лишилась девственности? Но ведь это не ее вина. Ее тело требовало удовлетворения желаний, вспыхнувших в первое лето, проведенное на даче.

Был день рождения Саши. Да-да, именно тогда это и случилось. В тот день ему исполнилось восемнадцать. Ее родителям пришлось срочно уехать, поскольку заболела пожилая родственница. Таким образом, Елена была предоставлена самой себе на целые две недели. Они с Сашей как раз были в сарае, и тут хлынул ливень. Ей было около семнадцати, и тело уже давно обрело женственные очертания, а месячные начались четыре года назад. Да еще пришедшее этим летом какое-то странное томление между бедер. Но откуда Саша мог об этом знать, когда вдруг положил руку ей на грудь? И почему она не смогла остановиться, даже когда начались занятия в школе?

Как же часто она заставляла Алексея заниматься с ней любовью до свадьбы. Даже он был удивлен, когда она призналась в том, что за последние шесть лет сменила пять любовников. Что же пошло не так на третий год их супружества? Может, все дело в вечных разлуках? Ведь ей так мучительно хотелось чувствовать его тело рядом со своим. А если не его, то…

Елена испытывала необыкновенную легкость, какое-то просто волшебное состояние. Никогда еще она не была так спокойна и в то же время так не паниковала, поскольку не владела своим телом – она по-прежнему пребывала в этом безмолвном ничто. Плохо было лишь одно – Алексей не позвонил.

По-своему он вел себя в отношении нее довольно отстраненно, постоянно думая об очередном задании, а не о ней. Да и о любви говорил нечасто. Он знал, что она пребывает в неуверенности, но никогда не пытался развеять ее сомнений, не уделял ей достаточно внимания, в чем она так нуждалась, поскольку ее постоянно грызла мысль о том, что у него может быть другая женщина. Ей следовало быть более разумной, не контролировать каждый его шаг.

«Господи, пусть он любит меня, пусть у нас все начнется сначала!» Она могла дышать, но не чувствовала запахов, как и пальцев на руках и на ногах, хотя неоднократно пыталась пошевелить ими. Может, на самом-то деле она ни в каком не в чистилище, а все это ей просто снится? Вот только она не помнила, как засыпала. Где она была вчера вечером и с кем? Неужели она сделала что-то неправильно… что-то опасное? Она попыталась вспомнить, когда последний раз ела, но безуспешно.

Нет, погоди. Она была в метро. Да, вот именно. Но где оказалась потом? Она старалась мыслить логически, вспоминать, но без всякого успеха. Тогда Елена снова попробовала коснуться чего-нибудь, чего угодно, но безуспешно. Ощущение подвешенности в пространстве – и новый приступ паники. Постой. Ведь появилось что-то новое, какое-то необычное ощущение в глотке.

– Аххххх.

Теперь она могла издавать звуки, понятия не имея о том, что уровень жидкости был понижен на два дюйма. Снова «Ахххх». Она слышала собственный голос! Она слышит! Значит, жива! И тут внезапно послышался какой-то звук. Но исходил он не от нее, а откуда-то извне. Какое-то царапанье, как будто кошка дерет когтями мебель. Да, она действительно слышит! Боже ты мой!

– Елена Александровна Ванеева, – послышался чей-то голос из невидимого громкоговорителя, – вы признаны виновной в шпионаже! И вам придется искупить свою вину. Такая возможность предоставляется вам потому, что вы всегда были настоящей патриоткой и не собирались сознательно предавать свою Родину!

Сказанное было совершенно справедливо! Она заплакала, заплакала потому, что просила Бога о прощении. Ее голос был на месте, живот вдруг тоже ожил, и она получила возможность извиваться.

«Я жива! Благодарю Тебя, благодарю Тебя, благодарю Тебя!» Она плакала и плакала, из глаз непроизвольно текли слезы, грудь от возбуждения высоко вздымалась. «Благодарю Тебя, благодарю Тебя, благодарю Тебя, благодарю Тебя, благодарю Тебя!» Юсуфов и подполковник-психиатр, блондинка лет тридцати с небольшим, одетая в белый халат, наблюдали за ней, стоя за зеркалом.

– Да, комбинация сработала. Пентотал натрия, скополамин, версед, – стала перечислять врач.– Теперь она выложит нам абсолютно все, что знает, и еще будет благодарна за это.

– Зато чего не знает, того не скажет, – недовольно заметил Юсуфов.

– То, чего не знает, она с радостью для нас узнает.

Юсуфов лихорадочно думал: «Итак, Алексей Иванов – предатель, с самого начала знавший, что его жена подослана. Надо организовать слежку за его квартирой, хотя, впрочем, я сомневаюсь, что он там появится. Желательно заполучить его живым… но, на худой конец, можно и мертвым».

– Разрешите приступать?…

– Прежде всего выясните, на кого она работает. – Илья Васильевич закурил сигарету, наслаждаясь наполнившим легкие дымом, выпустил дым через нос и несколько мгновений наблюдал, как две струйки завиваются в воздухе. – Что же касается Христенко, – задумчиво продолжал он, – то он человек серьезный, носит звание Героя. С ним я должен быть осторожнее.

Врач включила магнитофон.

* * *

Аэропорт «Шереметьево-1» предназначался исключительно для международных рейсов и сейчас, ночью, был почти безлюден. Это расстроило Алекса, который надеялся затеряться в толпе. Он опустил конверт, предназначенный для Шометта, в почтовый ящик, затем подошел к кассе «Аэрофлота», где его приветствовала симпатичная кассирша.

– У вас отложен билет на Архангельск на имя Михаила Михайловича Филиппова. Я хотел бы оплатить его. Когда вылетает следующий рейс?

Кассирша в униформе сверилась с компьютером.

– Будьте добры, ваш паспорт. – Он достал его, и она тут же принялась за оформление билета. – Отправление в восемь утра. Вы должны быть на регистрации за час до вылета.

Восемь часов утра. Что же ему делать до этого времени, где переночевать?

– Скажите, а здесь поблизости есть какой-нибудь отель?

– Да, есть. В «Шереметьево-2». Туда ходит специальный автобус, который останавливается прямо у входа. Он отправляется каждые двадцать минут.

Алекс бросил взгляд на часы в зале. Почти полночь. К тому времени, как он окажется в номере, у него останется несколько часов на сон, в шесть утра он позавтракает и через час после этого окажется у стойки регистрации. По крайней мере, у него будет время хорошенько все обдумать, находясь в относительной безопасности. Да, но как же быть с пистолетом Алексея? Его не удастся пронести через таможенный контроль.

Он расплатился наличными за билет, затем отправился к автоматическим камерам хранения и спрятал там «глок-26», наплечную кобуру и пояс для денег, предварительно убедившись, что за ним никто не следит. Себе он оставил приличную сумму в долларах и толстую пачку пятисотрублевых купюр. Потом тщательно запер ячейку и положил ключ в карман. После этого Алекс обвел взглядом полупустой зал. Какой-то рабочий ремонтировал электрическое табло. Алекс направился к нему, заметив, что у того за поясом торчит моток изоленты.

– Прошу прощения, – обратился он к электрику, – я бы хотел купить у вас катушку изоленты. Сколько?

– Извините, но это вещь казенная.

– Я заплачу вам две тысячи рублей.

– Две тысячи!

Увидев в руке Алекса толстую пачку пятисотрублевых купюр, электрик огляделся, желая убедиться, что их никто не видит. Алекс отсчитал обещанную сумму и протянул ее рабочему. Тот быстро сунул четыре купюры в карман. Алекс отправился в бар, где подавали спиртное, и заказал водку и чай. Он уселся за один из свободных столиков в полупустом зале и, убедившись, что на него никто не обращает внимания, оторвал кусок изоленты и прикрепил ключ от камеры хранения к нижней части столика, тщательно запомнив, где именно тот расположен. После этого он вышел из бара и стал искать туалет, по ходу дела выбросив моток изоленты в урну для мусора.

Наконец он увидел указатель и понял, где находятся туалеты. Пересекая зал, он вдруг заметил в противоположном его конце Робеспьерра с двумя типами, которые тут же ринулись к нему. Алекс мгновенно скрылся из виду, юркнув в большой мужской туалет, вдоль стены которого тянулся ряд писсуаров.

В дальнем конце туалета, у раковины, какой-то человек в зеленом халате пялился в зеркало, внимательно изучая прыщики на своем лице. Больше в туалете никого не было. Алекс подошел к одному из писсуаров. Рабочий тем временем покончил со своим занятием, бросил взгляд на Алекса и вышел.

Зная, что в распоряжении у него, возможно, всего каких-то двадцать секунд, Алекс обвел взглядом выложенное кафелем помещение. Окна! На высоте человеческого роста красовались три окна, закрашенные белой краской. Разумеется, снаружи будут еще и вторые стекла. Он взялся за белые пластмассовые ручки запоров, попытался приподнять раму одного из окон, которая подалась всего на несколько дюймов. Оказалось, что никаких препятствий за окном нет, но в эту щель ему явно было не пролезть. Тут он услышал за спиной какое-то клацанье, а потом на кафель поставили что-то металлическое. Обернувшись, Алекс увидел старика в белом халате, с ведром и тряпкой. Поняв, что Алекс – пассажир, старик вытащил карманные часы и взглянул на время.

– Это служебный туалет. А пассажирский откроется только в шесть утра.

Думать нужно было быстро. Просто выйти тем же путем, которым пришел, он не мог. Единственный выход из аэропорта был в главном зале, но сейчас явно было не время носиться туда-сюда, да и люди Робеспьерра следовали за ним по пятам.

Тут Алекс, схватившись за грудь, рухнул на колени.

– Врача! – с трудом выдавил он, глядя на старика. – Мне нужен доктор.

Старик растерянно уставился на него, а Алекс повалился на пол и откатился к стене.

– Врача! – снова выдавил он.

Наконец поняв, что пассажир может вот-вот умереть, старик выбежал из туалета за помощью.

Алекс тут же вскочил, схватил пустое ведро, оставленное стариком, и, перевернув, подставил его под окно в качестве табуретки. Снаружи донесся какой-то шум и крики. Алекс схватил свой атташе-кейс и с размаху двинул им в окно, высадив не только стекло, но и раму. Он свесился в темноту и, крепко прижимая к себе атташе-кейс, вылез наружу, а когда звуки приблизились, спрыгнул в темноту.

Удачно приземлившись, он бросился бежать.

Бетонная дорожка вскоре вывела его едва ли не к самому входу, залитому яркими огнями, где выстроилась вереница такси, ожидающих прилетевших пассажиров. Дальше тянулся тротуар, а за ним – большая автостоянка с несколькими освещенными будками, где обслуживали пассажиров с собственными машинами. Ага, а вот и здоровенный черный лимузин, преследовавший его на темных московских улицах накануне ночью.

Алекс уселся в одно из такси.

– Видите вон ту черную машину? – спросил он водителя.

Тот взглянул в указанном направлении.

– Да.

– Сейчас скажу, что надо делать, а пока включайте счетчик и отъезжайте в сторонку, где потемнее.

Совершил посадку очередной рейс, и наружу потянулась длинная вереница пассажиров, получивших багаж. Среди них была и женщина средних лет с волосами, забранными под шляпку. Вместе с ней шел Робеспьерр и два его охранника. Значит, они больше не ищут его, мелькнула мысль у Алекса. На самом деле они встречали эту женщину и столкнулись с ним совершенно случайно. Они направлялись к черному автомобилю. Робеспьерр и женщина уселись на заднее сиденье, а охранники устроились впереди. Машина выехала со стоянки.

– Следуйте за этой машиной, куда бы она ни поехала, – сказал Алекс водителю. – Если не потеряете, я заплачу тысячу рублей сверх счетчика.

Черная машина выехала на шоссе и помчалась обратно к Москве. Вскоре показались кварталы жилых многоэтажных домов, а потом автомобиль оказался уже и в центре Москвы, с его высоченными офисными зданиями и ярко освещенными неоновыми рекламами клубов, у которых сейчас был самый разгар работы. Алекс взглянул на часы. В городе, который становился все более и более похож на Лас-Вегас, по крайней мере, по ночам, был уже час ночи. Автомобильный поток все еще был довольно плотным, но черная машина виднелась постоянно.

Робеспьерр спокойно закурил, не подозревая, что за ними следят, а охранник, сидящий впереди, закончил разговаривать по телефону, сложил его и убрал в карман.

– Звонили из больницы. Врачи говорят, что Жан-Жак поправится. Ему просто оцарапало голову, и он пришел в сознание, как только его привезли в больницу.

– Смотри, никому об этом ни слова.

– А как же Филиппов?

– Мы знаем номер его рейса. Пока этого вполне достаточно.

В это время Алекс с таксистом следили за тем, как черная машина подкатывает к американскому посольству и останавливается.

– Поехали, – сказал Алекс, бросая взгляд в заднее окно и про себя удивляясь такому странному результату слежки. Впрочем, день был длинный, и ему обязательно нужно было поспать. – В гостиницу «Шереметьево-2».

Глава 9 ПЛАН

День 5. 7.00

С утра, в отличие от прошлой ночи, аэропорт «Шереметьево-1» был запружен громко переговаривающимися людьми, из громкоговорителей то и дело звучали объявления, слышался детский плач. Словом, этим ранним пасмурным утром все пришло к норме. Прежде чем вернуться в аэропорт, Алекс позавтракал в отеле и по мобильному позвонил Христенко. Но по голосу генерала сразу стало ясно, что их могут подслушивать. Алекс попросил его перезвонить через час, и Христенко понял, что должен говорить из автомата, чтобы никто не мог отследить номер.

Алекс уселся возле стойки регистрации рейса до Архангельска, куда летели в основном деловые люди, и тут его телефон зазвонил снова.

– Это я, – послышался голос Христенко.

– Я в аэропорту, на пути на фабрику «Макроникс». Что случилось на приеме?

– Передача состоялась. И я уверен, что никто ничего не видел. Елена должна была передать посылку связному из американского посольства. Я уверен, что это уже произошло.

– С кем у нее была встреча?

– Не знаю.

Зато знал Алексей. Это наверняка Джо Брентано. Ему было поручено отправить диск в Нью-Йорк, на его квартиру на Риверсайд-драйв.

Тут Христенко закашлялся и не мог остановиться, наверное, секунд десять. Алекс слышал, как он сплевывает густую мокроту.

– Да, Геннадий Игоревич, похоже, лучше вам не становится.

– Курить надо бросать.

– Дело не только в курении. Скажите, давно вы так кашляете?

– Около двух лет.

– А кровью харкаете?

– Ничего, как-нибудь поправлюсь.

– Думаю, вам лучше обратиться к врачу, – посоветовал Алекс, понимая, что Христенко серьезно болен. Он не мог сказать генералу, откуда это знает, но тренированный слух и глубокие знания сразу позволили распознать нечто очень серьезное, вполне возможно, даже туберкулез. В первый раз он услышал, как Христенко кашляет, еще в клубе, но тогда не придал этому значения. – Вам надо хотя бы обследоваться.

– Обязательно приму к сведению.

– Да нет, я серьезно.

– Я понимаю. Просто не хочу давать им повод упечь меня в больницу, особенно учитывая то, что сейчас происходит. Думаю, врачам придется подождать.

– Геннадий Игоревич, вы мне нужны.

– К вашим услугам. Не бери в голову.

Алекс смотрел, как сотрудница «Аэрофлота» занимает свое место за стойкой и включает компьютер, готовясь к началу регистрации пассажиров.

– От Елены известий нет? – спросил Алекс.

– Нет. Впрочем, оно и лучше. Она вполне способна сама о себе позаботиться. Чем меньше у нее контактов со мной, тем лучше.

Ну, по крайней мере, диск находился уже в пути, а это хорошо.

– Ладно, не пропадайте.

Он разъединился с Христенко и набрал другую серию цифр.

– Американское посольство, – ответил женский голос.

– Джо Брентано, пожалуйста.

– Секундочку.

Алекс обвел подозрительным взглядом пассажиров, сидящих вокруг.

– Мистер Брентано не отвечает. Вы можете оставить для него сообщение на голосовой почте.

«Скорее всего, просто дрыхнет дома», – подумал Алекс, но номера домашнего телефона Брентано у него не было.

– Нет, спасибо, лучше я еще раз попозже позвоню. Благодарю вас.

Он снова отключился и набрал еще один номер.

– Посольство Франции, – ответил молодой голос по-французски.

– Вы говорите по-русски?

– Чем могу помочь? – уже по-русски спросил собеседник.

– Я понимаю, что сейчас раннее утро, но Рене Шометт ожидает моего звонка. Это очень срочно.

– Один момент, месье.

– Шометт слушает, – вскоре сонным голосом ответил Рене.

– Рене, это я. Эта линия безопасна?

– Да. Я ждал твоего звонка, но не настолько рано.

– У меня очень мало времени.

Он рассказал Рене о визите Робеспьерра и о человеке, которого он оглушил и который, по его мнению, был личным охранником незваного гостя. Затем поведал о недавней ночной встрече в аэропорту, о своем бегстве и о том, как он проследил за Робеспьерром до американского посольства.

– До американского посольства? – задумчиво переспросил Рене. – А вот этого, боюсь, я не понимаю.

– Ничего, какие ваши годы! – Алексей был удивлен тем, как быстро Алекс усвоил все его идиомы и выражения. Он добавил: – Ничего не рассказывай обо всем этом Карлу Ротштейну.

– А почему?

– Потому что происходит нечто такое, о чем знают лишь несколько человек, и я не уверен, что он один из них. – «Впрочем, – подумал Алекс, – он и вряд ли когда-нибудь об этом узнает». – Я свяжусь с ним, когда сочту нужным. А тем временем я хотел бы, чтобы ты съездил в камеру хранения и в бар аэропорта «Шереметьево-1».

– В бар?…

– Пошарь под третьим столиком от стойки бара, у окна. – Он рассказал Рене о приклеенном изолентой ключе, назвал номер ячейки в камере хранения. – Отвези пистолет и пояс с деньгами в Петербург, в отель «Европа», только не в номер Елены. Я уже забронировал там номер и на себя. Воспользуйся своим удостоверением сотрудника «Сюрте», чтобы не иметь проблем из-за пистолета с охраной аэропорта.

– Когда?

– Послезавтра.

– Почему так поздно?

– Потому что обратно я поеду поездом. Вполне возможно, что аэропорт под наблюдением – даже сейчас, когда я говорю. Из Петербурга я собираюсь нанести визит на дачу Румянцева. – Он рассказал Рене о досье, предназначенном французскому посольству. – В тексте есть кое-какие сведения о Светлане Нармоновой, это секретарша Румянцева. Хочу, чтобы ты позвонил ей.

– Зачем?

– Она поможет нам, хотя и сама не знает об этом. А сказать ей нужно вот что…

* * *

День 5. 7.45

Шометт страшно устал, чувствовал себя совершенно разбитым. Не помогли даже пять часов сна в посольстве, где он сейчас сидел за своим столом. Вчерашние события полностью лишили его каких-либо эмоций и энергии. Столько физических сил сразу он не тратил уже много лет. Стол стоял у окна, задернутого цветистыми занавесками. В ушах Рене все еще звучал голос Алексея, с которым они говорили сорок пять минут назад. Шометт выглянул на улицу, взглянул на хмурое небо и подумал, что в любой момент снова может пойти дождь. Промозглый воздух наполнял и офис, соответствуя его собственному настроению, да еще сказывались последствия перелета в Варшаву.

Шометту вспомнились последние минуты, проведенные с женой, Клодеттой, накануне отъезда из Франции. Она уже собралась ложиться спать, и они напоследок смотрели ночные новости. Рене задремал, но уже через несколько мгновений проснулся, почувствовав у себя на бедре ее руку. Ей хотелось заняться с ним любовью, перед тем как он уедет в международный аэропорт Шарля де Голля, но у него просто не было сил на любовные игры. Потом ее рука скользнула с его бедра на пенис. Воспоминания о тепле ее плоти и нежности внушительных грудей, выпирающих из-под атласной ночной рубашки, возбудили его, но тут раздался звонок стоящего на столе телефона. Он взял трубку.

– Рене Шометт слушает.

– Это Жан-Луи, – послышался на другом конце линии знакомый голос человека, работающего в парижском управлении «Сюрте».

– Да, Жан-Луи, слушаю, – ответил Рене, зная, что линия все еще безопасна.

– Минут сорок назад мы получили шифровку. Ее уже расшифровали, и я подумал, что вас это может заинтересовать, раз уж вы так внезапно вылетаете в Москву, чтобы встретиться с Алексеем Ивановым, который, по вашим словам, путешествует под фамилией Филиппов.

– Дальше.

– Согласно полученной информации, некто Михаил Михайлович Филиппов проживал в Москве в отеле «Националь». После того как он неожиданно покинул отель, а это подтверждает управляющий, мосье Филиппов жестоко избил какого-то человека у служебного входа. Потом Филиппов сбежал, а незнакомец был доставлен в больницу. Сейчас власти уже разыскивают Филиппова, чтобы допросить его. А рассказываю я вам все это потому, что вас видели вместе, когда он селился в отеле. Вполне возможно, что русская милиция ищет также и вас.

– Чепуха. В это время меня там даже и близко не было. А моя встреча с ним была связана с совершенно конфиденциальным вопросом, касающимся одного из моих клиентов, – солгал он. – Кстати, в шифровке говорится, сильно ли пострадал этот незнакомец?

– Тяжкие телесные повреждения, Рене. Мужчина ударился головой об асфальт и получил глубокую черепно-мозговую травму. Власти считают, что шансов выжить у него совсем не много. Не исключено, что пока мы с вами разговариваем, он уже умер.

– Это ужасная ошибка. Мосье Филиппов просто не мог никого убить.

– Поскольку он вообще не способен на насилие?

– Нет, дело в том, что он ни за что не поставил бы под угрозу выполнение миссии.

– Что за миссия, Рене? Это какое-то политическое дело?

– Скорее, частного характера.

– А вы тоже с этим связаны?

– Разумеется, нет.

– Свидетелем был охранник, который подтвердил, что фамилия разыскиваемого человека Филиппов. Зная о ваших тесных отношениях, «Сюрте» не хотела бы быть замешанной в это дело.

– И не будет, Жан-Луи, обещаю. Что-нибудь еще?

– Ну, еще Филиппов заранее предупредил администрацию, что покинет отель через служебный выход, а это не совсем обычно для постояльца.

– Согласен.

– Хорошо, раз вы ни при чем, то счастливо.

Шометт повесил трубку, подошел к окну и взглянул на затянутое тучами небо. До чего же все мрачно, подумал он. А теперь, когда его друг Алексей попал в беду, ситуация стала еще мрачнее.

* * *

День 5. 8.00

Солнце взошло три часа назад и теперь немилосердно палило, гоня через каменистую равнину вихри раскаленного ветра, несущего клубы пыли. Сайяф сидел в хижине, затерявшейся где-то в районе пакистано-афганской границы, и ждал появления одного из лидеров джихада, который должен был сообщить новости о дальнейшем выполнении миссии.

Сайяф встал рано, позавтракал инжиром и стаканом чая. Он слышал, как американские самолеты с ревом проносятся над равниной. Час назад поступило сообщение об акте возмездия, совершенном в Кабуле. Автобус с десятью детьми и восемнадцатью взрослыми предателями, продавшимися новому режиму, мужчинами и женщинами, был взорван молодым героем, который, милостью Аллаха, теперь обитает в раю.

Сайяф потянул дым из кальяна и бросил взгляд на экран портативного шестидюймового телевизора, где «Аль-Джазира» передавала последние новости, рассказывая его братьям-арабам о действиях американских «миротворцев» в Ираке. Тонкая улыбка исказила его губы, когда Сайяф подумал о том, что эту страну с ее богатейшей историей и традициями просто бесполезно пытаться изменить согласно какой-нибудь там резолюции ООН. Это совершенно невозможно, независимо от того, кого именно империалисты поставят у власти в стране, которая видела и походы Александра Македонского, и Траяна, и Хулагу-хана, пережила времена Оттоманской империи и британского владычества.

Он вспомнил о своем посещении священного города Кербела, расположенного к юго-западу от Багдада, которое состоялось еще перед второй войной в Заливе. Тогда его принимал сам настоятель храма имама Хуссейна. Он являлся потомком пророка Мухаммеда и угостил Сайяфа чаем в своей огромной мечети, сверкающей золотом. Здесь покоился прах Хуссейна.

Хуссейн и его семейство были убиты в Кербеле в 680 году в ходе борьбы за право называться истинными потомками Мухаммеда. Его смерть стала ключевым событием в глубоком расколе между шиитами, которые признавали законным наследником Али, отца Хуссейна, и суннитами, которые верили, что наследовал пророку Абу Бакр, первый халиф. Улыбка все еще не покинула лица Сайяфа, когда он сделал очередную затяжку, размышляя о том, что Америка считает, будто может полностью изменить историю. Нельзя шквалом бомб и миллиардами долларов насадить западную идеологию в исламской стране, а народу привить чуждую культуру, высшей ценностью которой является не Коран и его святое учение, а «экстази». Ничего, уже недолго осталось ждать того времени, когда христиане и иудеи станут свидетелями печального конца своей агрессивной политики.

В ушах Сайяфа до сих пор стояли яростные воинственные крики. Это были те месяцы, когда Америка воевала с талибами, желая установить контроль над средневосточной нефтью, что позволило бы ее правителям уничтожить еще больше мучеников Веры. Но эта попытка обрести большую власть, чем та, что они уже имеют, окажется тщетной, а все из-за недоверия к Саудовскому королевству, чьи нефтедоллары помогают распространять по всему миру ваххабитский тоталитаризм, а это означает, что те и другие непременно столкнутся. Это основательно пошатнет режим мулл в Иране, сократится их финансовая помощь мученикам. Но американской агрессии вскоре придет конец – неизбежный результат того, что собирался совершить Сайяф, как уже много раз случалось в истории с колониалистами. И тогда в мусульманском мире снова воцарится покой. В дверном проеме показалось лицо охранника.

– Идут моджахеды, которые будут готовить вас в путь.

– Слава Аллаху.

* * *

День 5. 8.45

Шометт через французское посольство взял напрокат машину, новую «хонду», и теперь припарковал ее на шумной стоянке «Шереметьево-1» – таким был первый шаг в поисках ключа. Неброско одетый, в длинном пальто, рубашке и галстуке, с пустой сумкой в руках, он внимательно оглядел стоянку, желая убедиться, нет ли поблизости кого-нибудь подозрительного, кто мог бы следить за ним. Но с уверенностью этого сказать было невозможно, поскольку повсюду сновали люди, с багажом и без. Он запер машину и двинулся к аэропорту вместе с направляющимися к входу другими пассажирами, стараясь затеряться в толпе, которая становилась все больше, поскольку люди подходили со всех сторон.

Рене все еще не мог оправиться от того, что услышал от Алексея в уличном кафе неподалеку от отеля «Метрополь». Зная теперь, что смена отелей ничего не дает и что в любой момент может случиться что угодно, он, проталкиваясь в запруженное людьми здание аэровокзала, старался быть еще более осторожным.

Внутри все оказалось именно так, как он и ожидал. Сотни людей переговаривались на разных языках, стараясь перекричать других, чтобы их было слышно. Туристы, бизнесмены, студенты. Громкоговорители каждые несколько секунд изрыгали маловразумительные объявления, а пассажиры суетились в поисках нужной стойки регистрации.

Шометт приступил к поискам бара, в котором Алексей спрятал ключ от камеры хранения. Наконец, он увидел нужный указатель и стал протискиваться через толпу. В дальнем конце зала Шометт, наконец, увидел бар и вошел в помещение. Он заметил, что все столики заняты, чего никак не мог предвидеть. Рене вспомнил, как Алексей говорил, что ключ спрятан под третьим от стойки столиком у окна. За ним как раз имелось одно свободное место, но было бы подозрительно усаживаться там, ничего не заказывая. Он подошел к стойке, облепленной людьми, и, наконец, оказался возле бармена.

– Чего желаете? – спросил бармен.

– Водку с тоником, пожалуйста, – сказал Шометт, вытаскивая из кармана деньги.

Он наблюдал за тем, как бармен умело смешивает напиток и ставит его на стойку.

Шометт расплатился, взял бокал и направился к третьему столику у окна. Место все еще было свободно. Не спрашивая разрешения, он уселся и расположился поудобнее, поставив сумку рядом со стулом. За столиком сидела хорошо одетая девушка лет двадцати с небольшим и двое парней того же возраста. Они были заняты милой беседой и не обращали на него никакого внимания.

Рене отхлебнул из стакана и как бы невзначай обвел взглядом бар, будто просто от скуки. Он медленно протянул руку и ощупал нижнюю поверхность крышки перед собой. Ничего. Шометт сделал еще глоток и поставил стакан на стол, потом снова как можно более незаметно пошарил под столиком. I И снова пусто.

Он бросил взгляд на стаканы соседей по столику и понял, что молодые люди уходить еще не собираются. Значит, он не сможет ощупать стол там, где они сидят. Что же делать? Он опять пригубил напиток и взглянул на часы. Троица по-прежнему не обращала на него ни малейшего внимания, и тут ему в голову пришла идея. Поставив стакан, Рене достал из внутреннего кармана бумажник, сделав вид, будто что-то там ищет, а потом как бы невзначай уронил его, убедившись, что он оказался под столом.

– Ой, извините, пожалуйста, – сказал он по-русски, тут же ныряя под стол. Подняв бумажник, Шометт оглядел всю нижнюю поверхность стола и понял, что никакого ключа, прилепленного изолентой, здесь вообще нет. Удивленный и не готовый к такому исходу, он снова уселся на стул.

– Прошу прощения.

Девушка и парни лишь дружески улыбнулись Шометту, засовывающему бумажник обратно в карман. Мозг его лихорадочно работал. Что могло случиться? Может, Алексей ошибся? Да нет, это на него не похоже. Да, здесь что-то другое – либо ключ уже нашли те, кто прошлым вечером следил за Алексеем, либо… постой-ка! Бар наверняка убирали каждый день, и делалось это скорее всего тогда, когда рейсов было меньше всего, то есть в середине ночи. Так подсказывал здравый смысл. А чтобы помыть полы, непременно нужно сдвинуть столики. Следовательно, столик с ключом просто переставлен теперь на другое место.

Шометт тут же поднялся и поставил стакан на стойку. Он оглядел помещение, насчитал пятнадцать столиков и, выйдя из бара, вернулся в зал ожидания. Окинув взглядом огромный зал, он заметил уборщика в униформе, монотонными взмахами щетки подметающего пол. Рене не спускал глаз с этого человека до тех пор, пока тот не закончил свою работу, подобрав собранный мусор в большое уже и без того полное мусорное ведро. Затем уборщик исчез в служебном помещении за автоматически закрывшейся дверью.

Встав за дверью, Шометт дождался, пока уборщик снова вышел с уже пустым мусорным ведром. Тот отправился в другой участок зала и снова начал подметать, прокладывая себе путь среди пассажиров. Шометт вернулся к двери в подсобку, убедился, что за ним никто не наблюдает и, как будто по ошибке, вошел. К счастью, внутри никого не оказалось. Он быстро оглядел помещение, увидел ряд ящичков для одежды и открыл один из них.

Внутри на крючке висел рабочий комбинезон.

Когда Рене, переодетый служащим аэропорта, вернулся в бар, там по-прежнему было многолюдно. Вооружившись обнаруженной в подсобке щеткой, Шометт двинулся между столиками. Никто не обращал на него ни малейшего внимания. У каждого столика он извинялся перед сидящими посетителями и быстро проходился щеткой под столом. Таким образом он получил возможность осматривать нижнюю поверхность крышек, но ключ, приклеенный изолентой, обнаружил лишь под восьмым столиком, стоящим довольно далеко от окна. Ему хватило нескольких секунд, чтобы отлепить ленту и взять ключ, после чего он поспешно покинул заведение. «Все могло бы быть и гораздо хуже», – сказал себе Рене и вернулся в подсобку, где в шкафчике висели его вещи. К счастью, пока он переодевался, никто его не заметил.

Снова окинув взглядом зал ожидания, Шометт, теперь уже в нормальной одежде, протолкался к ячейкам камеры хранения, сунул ключ в замок, и его глазам предстал пояс для денег, «глок-26» и кобура для него. Он бесцеремонно сгреб все это в свою пустую сумку, не забывая проверять, нет ли слежки. Когда он, наконец, подошел к дверям и вышел на улицу, дыхание его постепенно выровнялось.

Теперь у него были две самые главные вещи, необходимые для выживания Алексея, – деньги и оружие.

* * *

День 5. 9.30

Алекс наконец привык к мощному рокоту двигателей реактивного аэрофлотовского Ту-134. Он выглянул в иллюминатор, за которым тянулись бесконечные облака, ярко освещенные солнцем. Прошло уже больше часа после взлета, и сейчас пассажиры, заметно нервничающие при взлете, наконец, успокоились, готовясь приятно провести время, оставшееся до прибытия в Архангельск.

К этому моменту Алекс прожил кусочек жизни одного из миллиардов людей, населяющих этот мир, и на себе испытал первобытный страх, пронизывающий их. Да, здесь было крайне опасно, и все время нужно было оставаться начеку. Ведь в него уже стреляли, когда он ехал в Алексеевой «Ладе», а второе покушение на его жизнь было совершено в отеле «Националь». И нет никаких гарантий, что такое не повторится снова.

Прежде чем подняться на борт, Алекс внимательно изучил всех пассажиров. Вместе с ним их было шестьдесят восемь. Самолет вылетал с полной загрузкой, остальные шестьдесят семь человек были больше всего похожи на респектабельных бизнесменов. Женщин среди них было почему-то очень мало, всего три. Убедившись, что все занимаются своими делами, Алекс нагнулся к атташе-кейсу, стоящему на полу, между ног, открыл его и вытащил досье Румянцева, которое так и не дочитал вчера в отеле.

Заплатив взятки правительственным чиновникам, Румянцев на заре эры телекоммуникаций воскресил «Спейс-Диск» с помощью крупных финансовых вложений и приобрел несколько российских информационно-развлекательных каналов. Это случилось после того, как его, наконец, приняли в ельцинский клан. Румянцев платил гроши своему персоналу, поэтому сотрудники вскоре покидали его в поисках лучшей жизни. Потом будут писать, что он был заинтересован не столько в нажитом капитале, сколько во власти, которую тот давал. Он получил возможность перестраивать российскую экономику так, чтобы она приносила доход, а у него все пухли и пухли карманы. И верхом изворотливости этого человека было то, что, в конце концов, он объявил себя банкротом. Формальное признание этого акта обошлось ему очень не дешево.

Отложив досье, Алекс задумался. Робеспьерр наверняка уже успел уведомить Румянцева об их встрече в отеле «Националь» и о том, что Филиппов собирается посетить Румянцева у того на даче завтра в 23.00. Здравый смысл подсказывал, что так оно и есть, что они подготовятся к его визиту и, скорее всего, подготовят ловушку. Но именно это и нужно было знать Алексею, чтобы предугадать наихудший сценарий и заранее решить, как себя вести. Лучше идти на это, будучи готовым, нежели попасть впросак, не имея собственного плана.

Алекс уже осознал, что речь идет о судьбе приблизительно девяноста шести процентов мирового населения. Колеса уже крутятся, и никакого вмешательства в свои планы организаторы «Глоба-Линк» не потерпят. И для Алекса все начнется в Архангельске, в северном русском городе, о котором он никогда раньше не слышал. Он попробует узнать насчет этого самого пластика, который там производят, и о его назначении. Это было началом пути, вот только посланец Старейшин и понятия не имел о том, куда этот путь приведет. А теперь ему оставалось только ждать, пока самолет доставит его в этот город. Алекс убрал досье в кейс, запер его и снова поставил на пол между ногами. Наконец-то он мог позволить себе смежить веки под рокот двигателей.

Алекс, как и его жена, был рожден в колонии себе подобных. Там он ее и встретил; оба они были выведены из одной и той же ДНК. Воспитанием его до совершеннолетия занимался доброволец, который постарался искоренить в нем все недостатки представителей рода человеческого. Единственной целью Алекса должно было стать выполнение миссии, для этого же готовили и многих других.

Он был особенным, как и все подобные ему, и он завершит эту миссию, вынесет окончательное определяющее заключение, на которое, учитывая его подготовку, можно будет всецело полагаться. Алекс, получивший лучшее в своей колонии образование, готовился к этому всю свою жизнь и знал, что когда-нибудь настанет день, и именно он станет избранным, поскольку на Земле сложатся обстоятельства, которые необходимо будет изменить. В данном случае речь шла о ядерных арсеналах России и Соединенных Штатов Америки, каждый из которых в отдельности представлял большую угрозу, чем арсеналы всех остальных стран вместе взятые. И все это несмотря на непрекращающиеся попытки помешать нескольким особенно ретивым правительствам в их стремлении обзавестись не худшими арсеналами.

Но Алекс знал, что эти правительства рассуждают, в общем-то, верно. А что еще может поставить их в равные условия, как не ядерное оружие? России и Америке придется обращаться с ними с уважением и присвоить им соответствующий международный статус. Почему они должны иметь меньше, чем другие страны? Алекс чувствовал справедливость их стремления к политическому равенству, хотя с человеческой точки зрения его логика была неприемлема. Америка и Россия никогда не расстанутся со своими ядерными вооружениями, боясь полностью довериться друг другу и уничтожить сразу все бомбы на планете, даже несмотря на принятую Программу снижения ядерной угрозы.

Для него было очевидно, что люди никогда не научатся доверять друг другу, и вот этого-то Алекс больше всего и боялся. Он не знал, хватит ли у него сил, чтобы столкнуться с реальностью окончательного подтверждения Второго Отчета, составленного двадцать один год назад. А поскольку больше не поступало указаний и дальше брать образцы ДНК у новорожденных, Алекс понимал, что если его окончательное решение будет отрицательным, то это посещение данного мира – последнее. Он надеялся, что все окажется не так, поскольку в душах людей было добро… вот только в каком соотношении к злу?

Следовало учитывать то, что люди на этой планете никоим образом не контролировали обстоятельства своего рождения, а это делало их такими, какие они есть, – наследниками десятков тысяч предшествующих поколений. Но Алекс не мог принимать в расчет этот момент, поскольку его согражданам все это было известно и они вовсе не винили в этом нынешнее человеческое поколение. И все-таки обитатели Земли дошли до крайней стадии отчаяния и страха, поэтому им следовало как-то изменить ситуацию, причем самостоятельно, иначе все пошло бы насмарку. Алекс снова напомнил себе, что он не должен судить. Его задача – только подтверждать или опровергать.

Небо еще больше затянуло тучами, и Москва погрузилась в серые сумерки. Но люди как всегда спешили по своим делам мимо Всероссийской библиотеки имени В. И. Ленина.

Внутри, на темном втором этаже секции «Курск», зарывшись между грудами книг, неподвижно лежал на боку Алексей, прикрытый толстым полупрозрачным пластиком, защищающим драгоценные тексты. Трудно было сказать, жив он или мертв, поскольку тело было абсолютно неподвижным. Но только на первый взгляд. Если кто-нибудь сейчас нашел его в этой гробнице и придвинулся бы поближе – гораздо, гораздо ближе, – то смог бы заметить, как неожиданно дернулся его правый безымянный палец с обручальным кольцом.

Глава 10 РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЗА УБИЙСТВО

День 5. 9.30

Архангельск находится в североевропейской части России, он был основан в 1584 году Иваном Грозным. Но теперешнее свое название город получил лишь после того, как царь Алексей Михайлович, отец Петра I, повелел именовать его так в честь Ми-хайло-Архангельского монастыря, история которого уходит в незапамятные времена.

Благодаря своему расположению на Северной Двине, недалеко от Белого моря, город всегда был крупнейшим центром внутренней и международной торговли. Даже Европа проявляла к нему немалый интерес.

Неудивительно, что в Архангельске быстро развивалась промышленность, особо выделялся судостроительный и судоремонтный завод «Красная Кузница». После развала СССР он был частично приватизирован, и Раймонд Брукманн из «Макроникс» со штаб-квартирой в Калвер-сити, штат Калифорния, неожиданно стал совладельцем предприятия.

Вот к этому городу под пасмурными небесами и подлетал Ту-134. В небольшой иллюминатор Алекс разглядел обширную промышленную зону, уныло-серые корпуса заводов и фабрик, которые пейзажа отнюдь не красили. Не было видно ни леса, ни цветов – вообще ничего, радующего взгляд. Все выглядело старым, скучным и грязным, особенно теперь, весной, когда таяли снега.

Алекс подхватил свой атташе-кейс и отправился с ним в туалет, по пути оглядывая пассажиров. Одной из трех женщин на месте не оказалось – должно быть, она тоже была в туалете, в другой кабинке. Но когда он возвращался, ее все еще не было.

Аэропорт был куском совершенно плоской открытой равнины, насквозь продуваемой всеми ветрами. Самолет очень мягко коснулся земли, пробежал немного по полосе и остановился. К нему тут же покатилась пассажирская лестница.

Когда люк распахнулся, у выхода уже образовалась очередь. Первыми выходили двое бизнесменов, за ними шла Светлана Нармонова, та самая женщина, которой недавно не было на месте. Она была весьма привлекательна, прямые светлые волосы обрамляли волевой подбородок, было заметно, что эта особа весьма неравнодушна к макияжу. На ней была теплая куртка, в тон куртке шляпка, которую она сняла и прижимала к себе, чтобы ее не сдуло ветром, а также юбка ниже колен. Неся в руке сумку, она осторожно сошла на бетон и поспешно направилась вместе с остальными пассажирами в небольшое здание аэровокзала.

Оказавшись внутри, Светлана миновала холл, запруженный встречающими, и вскоре присоединилась к другой толпе, скопившейся чуть подальше, ожидающей прилета других рейсов. Тут она остановилась, поставила сумку на пол и принялась следить за входящими в зал пассажирами своего рейса, одним из которых был Алекс со своим атташе-кейсом. Она увидела, как он отошел в сторонку, остановился и тоже принялся осматриваться.

Алекс обратил внимание на возбужденную толпу, собравшуюся вокруг парнишки лет семнадцати, продающего «Правду Севера», местную архангельскую газету. Те, кто уже купил номер, начинали читать и были явно крайне удивлены. Алексу стало любопытно, он подошел к толпе и через плечо одного из читающих увидел заголовок: «УБИЙСТВО АМЕРИКАНСКОГО ПОСЛА В РОССИИ».

В статье, снабженной фотографией погибшего, говорилось, что вчера поздно вечером в американском посольстве в Москве был найден застреленным чрезвычайный и полномочный посол Уильям Фармер. Рядом с фотографией посла была помещена паспортная фотография Михаила Михайловича Филиппова, подозреваемого в этом убийстве и до сих пор не обнаруженного. И тут Алекс вспомнил черный автомобиль, за которым он следил накануне вечером. Эта машина и привела его прямиком к американскому посольству.

Зная, что теперь его разыскивает милиция, Алекс обвел взглядом присутствующих, желая убедиться, что никто не обращает на него особого внимания. Нет, вроде все тихо.

В это время Нармонова, не спуская глаз с Алекса, вышла из здания аэропорта к веренице такси, ожидающих пассажиров, и уселась на заднее сиденье одного из них. Когда машина тронулась, она увидела выходящего Алекса. Тот, прикрывая лицо, тоже сел в такси, и машина отъехала.

Такси Нармоновой покружило по городу и вернулось к главному входу в аэропорт. Она вышла и расплатилась с водителем. В аэропорту она взглянула на часы и только потом направилась к стойке регистрации рейса до Санкт-Петербурга. Она вытащила из сумочки билет на самолет и встала в очередь.

Пока ее миссия проходила нормально. До отправления оставалось сорок минут.

* * *

В десять часов вечера единственным звуком в манхэттенской мансарде Чета Форсайта был шум то включающегося, то выключающегося холодильника. Только он иногда нарушал тишину, царившую здесь после ужина. Сидя в кресле с включенной настольной лампой, единственным источником света в квартире, Чет налил себе еще один полный стакан «Столичной» и залпом проглотил ее. Эту привычку он завел в Москве, где служил еще во времена холодной войны. Водка обожгла грудь, затем желудок. Это был третий стакан с тех пор, как он решил пока не спать. Форсайт откинулся на спинку кресла и на мгновение закрыл глаза.

Он страшно устал после дня, проведенного с Шепардом и Юсефом, в попытках сдержаться и начать попросту выколачивать информацию из мусульманина. «Все это довольно необычно, – подумал Форсайт. – Черные мусульмане всегда были верны своей стране, а этот предал ее». Но, наведя о нем справки, Чет понял, что у Юсефа никогда не было настоящей жизни, как нет и перспектив. Единственное, что ему оставалось, – это надувать щеки и чувствовать себя важным человеком. Тем временем американские часики тикали, а Шепард страшно не любил действовать по инструкции. В наши дни такой подход уже не годится, негодовал Брайан. После разрядки правила игры изменились. Сегодня враг обитал прямо здесь, а не сидел в окопе где-то на далеком фронте.

Форсайт предвидел это еще много лет назад, еще со времен того инцидента в казармах морпехов в Бейруте. Но и после него никаких особых мер по обеспечению безопасности принято не было – все свелось к бюрократическим ограничениям, восходящим ко временам принятия конституции и первых законов, которые совершенно не годились для той обстановки, которая сложилась теперь. Да, каждый американец имел право владеть оружием, но ведь Томас Джефферсон не предвидел, что оно может оказаться в руках подростков. Форсайт уже был готов в отчаянии опустить руки и продать то, что осталось от его души. Конечно же, Шеп был прав. От отживших стратегий следовало отказаться. Неужели нужно по-прежнему держаться за устаревшие параграфы, пока многочисленные жертвы не докажут их полную негодность? Покажи допрашиваемому кузькину мать, Господи Боже мой, любой ценой заставь его говорить. И пошла она, эта «Международная амнистия». Форсайт понимал, что рассуждает как динозавр, пытаясь поддержать законы своих предков, сегодня всю эту честную игру с конституционными правами террористов нужно было просто снести на помойку.

Он взглянул на небольшой будильник на столике рядом с собой. 10.05 вечера – значит, в Москве сейчас 9.05 утра. Именно поэтому он и не ложился спать. Сейчас Фарит Матвеевич Букаев уже должен быть у себя в офисе. Его старый приятель в свое время отошел от разведки и контрразведки и организовал недурной бизнес, став финансовым консультантом. Офис его располагался совсем недалеко от Красной площади. Они вместе были в игре на протяжении пятнадцати лет, а когда холодная война закончилась, Фарит сразу понял, что его время пришло. Ему пора было начинать вести нормальную жизнь, зарабатывать деньги для клиентов, рискнувших вложить средства в экономику новой капиталистической России. Но Форсайт знал, что за долгие годы эта деятельность Фариту наскучила. Конечно, он стал состоятельным человеком, имел очаровательную жену и троих ребятишек, но страшно тосковал по тем временам адреналиновой лихорадки. Именно на это и рассчитывал Форсайт, набирая международный номер и слушая гудки, доносящиеся с другого конца света.

– Да! – наконец послышался в трубке голос Букаева.

– Вот тебе и да, старый пень, – ответил Форсайт. – Как ты там, чертяка?

– Неужели это ты, друг мой? – снова послышался знакомый голос с сильным русским акцентом. – С чего бы это? Одиннадцать месяцев ни слуху ни духу… Совсем забыл старого друга, да? Как поживают твои новые друзья-террористы?

– Не смешно, – отозвался бывший глубоко засекреченный агент, теперь работающий в открытую и в душе больше всего на свете желающий вернуться в старые добрые времена. Все изменилось, и, похоже, пора было уходить на покой. Пожалуй, это было бы самым умным. Но произошло нечто такое, что никак не давало ему покоя, нечто, о чем он узнал из шифровки, поступившей по защищенной линии из Лэнгли. Правда, благодаря утренним газетам ничего секретного в ней не осталось.

– Честно говоря, я так и чувствовал, что ты вот-вот позвонишь, – спокойно заметил Букаев. – Уж не статья ли о Михаиле Филиппове с фотографией Алексея заставила тебя набрать мой номер?

– Никакого Филиппова я не знаю. Алексей находится на задании, но я абсолютно не представляю, что все это значит. Знаю только одно – он никогда не позволил бы себе хоть каким-то боком оказаться замешанным в убийстве. Это полная чушь.

– Газеты пишут, что, по словам охранника отеля «Националь», где Иванов был зарегистрирован под фамилией Филиппов, Алексей избил человека по имени Жан-Жак Буклер. А потом он убил американского посла в Москве Фармера.

– Либо Алексей не знает об этом, поскольку не читал газет, либо он на время залег на дно по какой-то другой причине. Но это явная подстава. Причем эти ублюдки из посольства здесь явно ни при чем, иначе мне шепнули бы с фирмы.

– Нет вопросов, полностью с тобой согласен, – сказал Фарит, голос которого на мгновение заглушили помехи. – Так ты поэтому позвонил, да? Чем я могу помочь?

– Во-первых, позволь поплакаться тебе в жилетку, – едко заметил Чет. – Этот идиот, посольский поверенный в делах, явно что-то знает, поскольку я уже два часа назад запросил у него информацию, а ответа так до сих пор и нет. Его зовут Лоуренс Холлингсуорт, это он заверил газетчиков, что американцы тут совершенно ни при чем, но будут внимательно следить за ходом дела. Это все, что мне известно, впрочем, больше он никаких заявлений и не делал. Даже Алексею, которому давно пора быть в Штатах, не удосужился помочь.

– То есть ты просишь меня об услуге в ответ на те, которые оказывал мне?

– Ты правильно понял. Я хочу, чтобы ты выяснил, жив Алексей или мертв, а если жив, то где находится. И выясни, пожалуйста, что известно Холлингсуорту, поскольку он молчит, а больше узнать не у кого.

– Нет проблем, товарищ! – последовал ответ по-русски. – Уж мы-то знаем, как заставить человека говорить.

– Уж вы-то знаете. Он помалкивает, и наверняка на это у него есть веские причины. Короче, тебе и карты в руки.

– То есть у меня карт-бланш?

– Полнейший.

– Ну, прямо как в старые добрые времена, скажи, а? Честно говоря, мне что-то изрядно наскучила вся эта законность. Да еще и косить, надо под крупного бизнесмена.

Форсайт продиктовал Букаеву номер своего личного телефона и, повесив трубку, налил себе еще порцию «Столичной», после чего откинулся в кресле. Завтра предстоит долгий день в обществе Шепа и Юсефа. Похоже, сейчас самое лучшее – напиться и уснуть. По крайней мере, радовало одно – его русский друг отлично знал, что делать. Господи, да где же может быть Алексей, и что вообще происходит?

* * *

День 5. 9.10

Оставив атташе-кейс в камере хранения, Алексей взял в аэропорту «Талаги» такси и велел водителю отвезти его на «Красную Кузницу», фактически принадлежащую ныне Раймонду Брукманну. Всю поездку Алекс молчал, разглядывая пустыри, тянущиеся по обе стороны дороги. Со временем они наверняка превратятся в жилые кварталы, и вдоль улицы Гагарина, где они сейчас находились, выстроятся многоквартирные здания.

Такси миновало небольшой мост, ведущий на остров Соломбалу, застроенный жилыми и производственными зданиями. Затем жилые кварталы неожиданно кончились, и потянулись старые мрачные заводские постройки. Именно здесь такси и свернуло налево, на Никольский проспект, затем еще раз налево. Наконец, машина остановилась перед заводской проходной.

Алекса угнетали мрачная атмосфера, серые улицы, бесконечные заводы и вечно затянутое тучами небо. Он представил себе, какими здесь должны быть зимы. Небось, снегу по колено, ледяной ветер и жуткий мороз, полностью отбивающий у людей охоту высовывать нос на улицу. Так они, должно быть, и сидели по своим квартирам, которые, по его представлению, были очень старыми, в домах, построенных еще во времена Хрущева или Брежнева, в основном пятиэтажных, лишь кое-как способных защитить обитателей от стужи.

Алекс слышал грохот молота, треск сварки и шум работы станков, которые из-за отсутствия средств никогда не модернизировались. Даже корпуса «Макроникса» выглядели довольно убого, несмотря на богатство миллиардера Раймонда Брукманна, досье которого Алексу еще предстояло прочитать. Грохот едва ли не оглушал.

– А кому принадлежит это заведение? – громко спросил Алекс у таксиста, ожидающего денег.

– Не знаю, – так же громко ответил тот. – Правда, слышал, будто сюда здорово вложился какой-то американец.

Алекс, на всякий случай стараясь держаться вполоборота к водителю, который мог видеть его фото в газете, спросил:

– Кстати, о деньгах. Сколько с меня?

– Семьсот рублей.

– А вы меня не подождете?

– Долго?

– Думаю, с час… может, и меньше.

Таксист немного подумал и заметил:

– Только учтите, вам это в копеечку встанет.

Алекс вытащил пачку купюр, при виде которой водитель вытаращил глаза.

– Вот ваши семьсот. А вот еще две тысячи.

Глаза у водителя при этих словах буквально полезли на лоб. Он взял семьсот рублей и пообещал:

– Буду здесь, как штык!

– Как вас зовут?

– Иван.

– Грозный, – с улыбкой закончил за него Алекс.

– Точно, – улыбнулся в ответ Иван.

– Где здесь проходная?

– Вон за тем углом, – показал таксист.

– Тогда жди меня здесь, Иван.

Алекс, довольный тем, что Иван, похоже, еще не читал утренней газеты, ссутулился и двинулся к указанному углу. Начался мелкий дождик. Работяги сразу обратили внимание на его деловой костюм и с любопытством провожали его взглядами. Им, похоже, уже приходилось видеть приезжающих сюда из города бизнесменов, пришло в голову Алексу.

Свернув за угол, сразу скрывший из виду такси, Алекс вошел в проходную, где стоял просто оглушительный грохот. В данный момент здесь было пусто. На стене Алекс увидел табличку со стрелкой, указывающей на туалет. Он решительно направился туда и зашел в комнату, где было пять писсуаров, три кабинки и три умывальника. В туалете уже было двое рабочих – один мыл руки над раковиной, другой обосновался у писсуара. Когда Алекс тоже встал у одного из писсуаров, оба уставились на него. Наконец, тот, что мыл руки, вытер их и вышел. Заводской шум проникал повсюду, заглушая даже шум воды, текущей из крана. Рабочий у писсуара закончил свои дела и перешел к раковине. Алекс застегнул ширинку, оправил одежду, потом опустился на колени и проверил кабинки. Убедившись, что там нет ничьих ног, он поднялся и подошел к раковинам, где мыл руки рабочий. Алекс открыл кран, потекла вода. Когда рабочий повернулся к рулону бумажных полотенец, чтобы вытереть руки, Алекс мгновенно вырубил его, ударив ребром ладони по шее. Не теряя ни секунды, он затащил бесчувственное тело в третью кабинку, закрыл дверцу и взгромоздил жертву на унитаз.

Алекс вышел из туалета в рабочей одежде, точно такой же, как и у всех остальных. Он направился туда, где шум был громче всего, и вошел в большой Цех, похожий на самолетный ангар: высоченные своды, повсюду массивные станки, рабочие, стоящие у станков и разъезжающие на автопогрузчиках. Словом, все как обычно.

Алекс взял какую-то тяжелую деталь неизвестного ему назначения, уложил ее на тележку и покатил через цех. Никто по-прежнему не обращал на него внимания. Он внимательно оглядывал цех, где стоял оглушительный шум. Алекс искал пластик, но ничего похожего пока на глаза не попадалось. В основном здесь были автозапчасти и детали для судов, производимые людьми, похожими на роботов.

В дальнем конце цеха он, наконец, нашел то, что искал – огромные круглые слитки полупрозрачного пластика. Значительная часть их стояла рядами, а вокруг суетились рабочие, очищая и полируя эти болванки. Алекс взглянул на них и подошел ближе, чтобы как следует все рассмотреть, а заодно и пощупать. Все называли этот материал пластиком, но на самом деле на пластик это похоже не было. Нет, конечно, это был не пластик. Алекс напряг память, пытаясь вспомнить кое-что из того, чему его так старательно учили. Через несколько мгновений шум в голове вдруг стих, и перед его мысленным взором предстала школьная доска с формулами и уравнением теплового переноса Фурье. В принципе, это был гипотетический полимер, в который входила такая структура, как высокотемпературный полимер-полибензимиазол, или целазол, к которому были добавлены борциркониевые и кремнийуглеродистые связи, композитный материал, представляющий собой сверхтермоустойчивую керамику.

Алекс понял, что прочность химических связей материала – самое обычное фононное уравнение – влияет на распространение тепла в твердом теле. Высокоэнергетичный фонон с трудом поддается возбуждению, поскольку он отражает тепло, вместо того чтобы поглощать его. И уравнение теплопередачи Фурье в данном случае свидетельствовало о том, что в данном материале тепло вообще распространяться не будет, и он спокойно выдержит близкий термоядерный взрыв. Алекс был удивлен. Формула материала, по крайней мере, на два столетия опережала нынешний уровень развития науки на этой планете.

Значит, кто-то в «Макроникс» открыл эту формулу и планирует использовать ее для нужд «Глоба-Линк», прикинул Алекс. Но для чего именно? Он застыл в глубоком раздумье, нахмурив лоб и машинально обводя взглядом огромные слитки в попытке определить их назначение.

Какая-то работница – лет, пожалуй, сорока или около того – большим куском мягкой ткани протирала поверхность одного из слитков на уровне человеческого роста. Алекс поднял один из валяющихся вокруг кусков ткани и подошел к ней.

– Привет, я – Игорь, – громко сказал он, стараясь перекричать окружающий шум. – Вот, первый день как вышел. А завцехом отправил меня сюда.

– Так ты знаешь, что надо делать? – прокричала она в ответ.

– То же самое, что и вы.

– Сам видишь, дело нехитрое.

– А для чего это? – спросил он.

– Надо отчистить налет.

– Нет, я не о том. Для чего вообще этот пластик?

– Понятия не имею, – прокричала она. – Что-то совсем новое, всего с полгода как появился.

– И куда же его отсюда отправляют?

– Точно не знаю. Поговаривают, что часть идет на Ижорский завод в Петербург, а часть в Америку, в Калифорнию.

– Да неужто в Америку! – с деланным удивлением переспросил он. – Случаем, не в Калвер-Сити?

– Никогда про такой не слышала.

– А про Лос-Анджелес?

– А, да, вот про Лос-Анджелес слышала, – громко откликнулась она. – Это где кино снимают, да? Только я стараюсь поменьше спрашивать, а то как бы беды не накликать. Кстати, и тебе советую.

– Да-да, конечно, – согласно кивнул он.

Лобовое стекло заливал дождь. Иван докурил сигарету и тут увидел выворачивающего из-за угла Алекса. Он мигом выскочил и распахнул дверь.

– Ну как, все в порядке? – спросил Иван.

– Да, спасибо, – Алекс уже отсчитал две тысячи рублей и теперь протянул их водителю. Глаза у Ивана снова полезли на лоб. – Сейчас едем обратно в аэропорт, – продолжал Алекс, – там подождете меня буквально минутку, и поедем на железнодорожный вокзал.

– Конечно, начальник!

Ту-134 мягко коснулся посадочной полосы в санкт-петербургском аэропорту «Пулково-1», а десятью минутами позже Светлана Нармонова спустилась по трапу, прошла через здание аэровокзала и вышла на улицу, где ее уже ждал черный автомобиль. Жан-Жак Буклер, которого Алексей якобы убил в тот вечер у отеля «Националь», сейчас вместо плаща был затянут в нарядную униформу. Он сразу заметил Светлану и распахнул перед ней заднюю дверь. Она удобно устроилась на плюшевом сиденье, а Буклер тем временем вернулся за руль, тронул машину с места и помчался прочь.

* * *

День 5. 10.00

Дождь давно перестал. Двое мужчин на архангельском вокзале, покуривая, внимательно приглядывались к пассажирам, спешащим на поезд № 189 до Санкт-Петербурга. У одного из них на голове была повязка, частично скрывающая и лицо. До этого они следили за пассажирами в аэропорту «Талаги», но тот, кто им был нужен, там так и не появился. Зато он оказался здесь, среди садящихся на поезд пассажиров. Алекс только что вошел в вагон, и оба наблюдателя тут же сложили свои газеты.

Прижимая к себе атташе-кейс, Алекс нашел свое место и уселся, прижавшись щекой к оконному стеклу и наблюдая, как опаздывающие пассажиры спешат к поезду. Тепловоз уже дал гудок, извещая, что состав вот-вот тронется. Поезд и так уже отставал от расписания на девять минут.

Голова Алекса была так занята разными мыслями, что он не сразу заметил газету, оставленную на свободном кресле рядом с собой. Такую же он мельком видел в аэропорту «Талаги», и в ней под его паспортным фото значилось, что он убийца посла Уильяма Фармера. Алекс быстро схватил ее и начал читать, в то же время стараясь сидеть так, чтобы лицо его не видели пассажиры, снующие по проходу. Но он так и не успел ничего прочитать, поскольку в кресло рядом с ним плюхнулся какой-то мужчина.

Алекс быстро сложил газету и убрал ее подальше. Как только поезд тронулся, Алекс попытался сосредоточиться на более чем неприятных событиях, происшедших с ним за последние сорок восемь часов. А их было достаточно. Сначала стреляли в его машину. Покушение на его жизнь в отеле «Метрополь», Рене, подоспевший как раз вовремя, чтобы помочь ему бежать, визит Робеспьерра в «Националь», и Буклер, который, как сообразил Алекс, скорее всего пытался его убить. Потом еще одно покушение в аэропорту «Шереметьево-1» тем же вечером, и лимузин, который, по его мнению, был связан с гибелью посла Фармера. Кто же обставил все так, что его обвинили в убийстве, и откуда у этих людей взялось паспортное фото, красовавшееся теперь в газетах? Сказать, что сейчас его жизнь была под угрозой, значило не сказать ничего. Скорее всего, начало этой череде неприятных событий было положено, когда от Христенко Алекс узнал, что он, Михаил Михайлович Филиппов, на предстоящей встрече в Женеве собирается голосовать против. О чем, впрочем, Геннадий Игоревич его сразу и предупредил. Планы «Глоба-Линк» нужно было сорвать, и сделать это должен был не кто иной, как Алексей Иванов. И эта керамика, которую они называли пластиком, – где тут связь? Во что был вовлечен Иванов перед тем, как его жизнь на время была прервана, Алекса сейчас интересовало мало. Ему надо было завершить собственные дела – дать Старейшинам подтверждение или опровержение Второго Отчета, составленного двадцать один год назад, и сообщить о том, что теперь, поскольку его жизнь находится под угрозой, вся миссия может провалиться.

– Простите, вы случайно не говорите по-английски? – неожиданно спросил сосед, газета которого была развернута на той самой статье с фотографией. Алекс продолжал сидеть отвернувшись.

– Да, говорю.

– Какая удача! – сосед протянул руку. – Меня зовут Барстоу. Бобби Барстоу.

По акценту Алекс решил, что его сосед родом откуда-то со Среднего Запада, и они обменялись рукопожатием.

– Алексей Иванов.

– Какая радость, что в наше время весь мир знает английский. По крайней мере, бизнесмены знают.

Алексу вовсе не хотелось поддерживать разговор, но и невежливым человеком выставлять себя не было желания. Наверное, проще всего не задавать вопросов и не давать лишних поводов к продолжению разговора.

– Уверен, что русский язык для вас серьезная проблема.

– Да, он очень труден для изучения, это же настоящие джунгли. Но я все равно пытаюсь его освоить. Уже выучил «да» и «нет», и еще «спасибо». Но когда дело доходит до настоящего разговора, у меня все тут же вылетает из головы. Кстати, а вы американец?

– Нет, но я учился в Йеле, а потом два года прожил в Нью-Йорке, – солгал Алекс.

– Люблю Нью-Йорк. Сам-то я из Чикаго, с Северной стороны. Согласитесь, великий город Чикаго!

– Да, – главное – не развивать разговор.

– А вы в этих краях по делам?

– Да, по финансовым. Банки, знаете ли, и все такое.

– Это все благодаря здешнему новому порядку. Просто удивительно, насколько быстро Россия влилась в общее русло.

– Согласен.

Барстоу сложил газету, но по-прежнему держал ее на коленях.

– А я занимаюсь компьютерами, и знаете, если что и стоит продавать в России, так это именно их.

– Да, это верно.

– А теперь, значит, вы назад, в Санкт-Петербург?

– Ага, я там живу.

– Фантастический город. Я, правда, еще так и не сходил в Эрмитаж, но вылет у меня только послезавтра, так что обязательно успею. У меня в Архангельске была двухчасовая деловая встреча. Говорил с людьми, которые там собираются открыть торговлю компьютерами.

В этот момент пассажирка, сидящая перед Алексом, дородная старушка лет, наверное, семидесяти, с платком на голове, поднялась и пересела на другое место. Алекс с облегчением отметил, что его сосед на время смолк. Но молчание его длилось недолго.

– Да, компьютеры и впрямь изменили мир. Ведь Россия раньше была как бы на другой планете – ну, вы понимаете, что я имею в виду. Сегодня можно жить где угодно – в любом городе, в любой стране – и иметь возможность запросто отправить электронное письмо знакомому в Сибирь или в Бразилию, будто живешь через улицу от него. Люди просто еще не понимают, насколько маленьким стал этот мир.

– Это верно, – надо было терпеть, не заводить его!

– А вы женаты? – спросил Бобби.

– Нет.

– А я вот уже тринадцать лет, двое детишек.

Алекс вежливо улыбнулся:

– Типичная американская семья.

– Да, наверное, можно сказать и так.

На пустое кресло, только что покинутое старушкой, плюхнулся какой-то подросток и тут же включил транзисторный приемник. Послышался обычный хард-рок, который так любили тинейджеры, но музыкальная программа внезапно была прервана выпуском новостей, привлекшим внимание Алекса.

– Извините, – сказал он. – Можно я послушаю?

Барстоу наблюдал, как русский наклоняется вперед, прислушиваясь к передаче. Ему тоже стало интересно.

– Интересно, а что они там говорят? Пожалуйста, переведите, если вам, конечно, не трудно.

Алекс, потрясенный услышанным, начал переводить:

– Главнокомандующий силами НАТО Анатоль Боннард два часа тому назад застрелен в Брюсселе. – Он замолчал, вслушиваясь. – Он вышел из машины, собираясь переходить улицу, и тут же раздался одиночный выстрел. Пуля попала прямо в сердце. Она выпущена из того же оружия, из которого был убит американский посол в Москве.

– Господи, значит, это сделал тот же самый тип!

– Интерпол оповестил все свои филиалы в Европе. На всех границах ведется тщательная проверка на предмет выявления человека, подпадающего под описание убийцы.

Снова пошла рок-музыка, и Алекс откинулся на спинку кресла, совершенно потрясенный.

– Лучше бы поймать этого типа до того, как он в конец не разбушевался. Черт, что творится с этим миром?

Очень хороший вопрос, подумал Алекс. Возможно, главнокомандующему удалось что-то узнать о «Глоба-Линк» и каким-то образом выразить свое несогласие с ее планами – как и послу Фармеру. Кто знает, скольким людям еще придется умереть, чтобы заговор не стал достоянием гласности, хотя бы до момента окончательного голосования? Алекс обвел взглядом вагон, прислушиваясь к тому, о чем переговариваются соседи, также слышавшие новости.

– Милиция уже вовсю его ищет, – задумчиво сказал Алекс.

– Что до меня, так за его жизнь теперь не дам и ломаного гроша. Куда бы этот убийца ни отправился, он знает, что его ищут.

– Позвольте, я пройду?

– Понимаю, пора пи-пи, – заключил Барстоу. – В этих поездах от тряски буквально всех так и тянет сходить по-маленькому.

Торговец подобрал ноги, и Алекс, прихватив газету и атташе-кейс, выбрался в проход. Придерживаясь за ручки на спинках кресел, он добрался до конца вагона и вышел в тамбур, аккуратно прикрыв за собой раздвижные двери. Здесь стоял страшный шум, а сам тамбур, где разрешалось курить, был совсем крошечным. За окнами тянулись городские предместья. Алекс подошел к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха и попытаться хоть как-то успокоиться. Он чуть-чуть опустил стекло, и в лицо ему ударил порыв свежего ветра. Алекс поспешно выбросил газету и закрыл окно.

Его могли узнать в любую минуту, поскольку фотография теперь красовалась в газетах всего мира. Любой незнакомый человек мог оказаться потенциальным киллером, значит, ему нужно сохранять полнейшее самообладание. Интересно, удастся ли ему добраться до Санкт-Петербурга без происшествий? Сейчас он пожалел о том, что с ним нет «глока», – нет, не для того чтобы убивать, а просто для самообороны. Он надеялся, что Рене уже забрал в аэропорту оружие и получил в посольстве досье. Ане мог ли он позвонить в «Сюрте», звонок этот отследили и теперь его линия на прослушке? Известно ли уже властям, что Рене и он связаны? «Как же Старейшины будут разочарованы моей работой, – думал Алекс, – но кто же мог ожидать такого развития событий? Что случилось, то случилось, и с этим вряд ли можно что-либо поделать».

Двери в тамбур неожиданно распахнулись, вошел какой-то мужчина и закрыл за собой дверь. Алекс поспешно отвернулся, поскольку мужчина явно не собирался переходить в следующий вагон. Незнакомец намеревался постоять в тамбуре, как и сам Алекс. Неужели его выследили? Стоя спиной к незнакомцу в холодном шумном крошечном тамбуре, Алекс как бы невзначай взлохматил волосы, пытаясь хоть как-то изменить внешность на случай, если мужчина будет приглядываться к нему. Он жалел, что у него нет с собой черных очков, хотя в такой серый пасмурный день они выглядели бы довольно странно.

Мужчина закурил у противоположной двери и уставился на мелькающий за окном пейзаж. Так это все? Просто перекур? Мужчина не обращал на Алекса ни малейшего внимания, и он постепенно успокоился, кое-как привыкнув даже к оглушительному лязгу вагонов. Опасность подстерегала каждую секунду, узнать его мог кто угодно, в любой момент, в любом месте. Что бы он ни предпринял дальше, его действия не должны вызывать подозрений. А если он задержится здесь слишком долго, то как раз и вызовет их. Особенное любопытство наверняка проявит этот сосед-бизнесмен, который сразу заподозрит неладное, – уж слишком долго Алекс проторчал в туалете. Да, пожалуй, лучше вернуться на место и спокойно ехать дальше.

Кое-как прикрывая лицо, он добрался до своего места и увидел, что Барстоу заснул. Какое облегчение! По крайней мере, не надо будет с ним болтать. Он осторожно переступил через ноги бизнесмена и тихо опустился в кресло, не желая будить соседа. Наконец, усевшись, он с облегчением перевел дух и заметил, что пассажиры поудобнее пристроились в своих креслах, приготовившись к долгой дороге. Многие читали газеты или книги. Подросток с транзистором пересел, и теперь кресло перед Алексом оказалось свободным, что было ему только на руку. Он бросил взгляд на ровно дышащего во сне Бобби Барстоу, потом снова повернулся к окну.

Поезд подошел к следующей станции, Исакогорке, где простоял тридцать пять минут, пассажиры выходили и садились новые. Вскоре послышался скрип – это кто-то уселся в кресло перед Алексом. На сей раз это оказался мужчина средних лет, похожий на крестьянина.

Когда состав, наконец, тронулся, Алекс попробовал задремать, чтобы скоротать время, но он был для этого все еще слишком взвинчен. Если ничего не случилось до сих пор, то вполне можно было предположить, что и до Санкт-Петербурга он доберется без приключений. Его не оставляли мысли о встрече, назначенной с Рене, и внутренние часы Алекса тикали все быстрее, пожалуй, слишком быстро для него. Может, лучше было лететь самолетом? Может, за аэропортом не наблюдают? Его нервы были напряжены до предела. Он просто не мог позволить воображению одержать над собой верх – по крайней мере, не в данных обстоятельствах. Поставив атташе-кейс на пол между ног, он закрыл глаза и все же ухитрился задремать.

Когда поезд остановился в Обозерском, небольшом городке, где стоянка была всего пять минут, крепко спавший Бобби Барстоу даже не проснулся. Следующая короткая остановка была в Емце. Алекс понял, что поезд для здешних жителей был практически единственным средством передвижения, поскольку автомобиль в этих северных русских краях можно было использовать далеко не всегда.

Торговец компьютерами Барстоу по-прежнему спал. Алекс решил, что его сосед привычен к подобным путешествиям, поэтому и не реагирует на остановки. Ему казалось, что все пассажиры едут исключительно в бурлящий жизнью огромный Санкт-Петербург.

Примерно через час поезд добрался до Плесецка и снова остановился на пять минут. Алекс обратил внимание на большое количество военных, некоторые из них садились в поезд, собираясь в Санкт-Петербург. Рядом со зданием вокзала громоздилось какое-то военное оборудование под охраной солдат. Когда поезд снова тронулся, Алекс вспомнил, что Плесецк представляет собой сплошную запретную зону, поскольку в здешних лесах раскинулся русский космодром.

Часы, казалось, не летели, а ползли, и поездка для Алекса превратилась в долгое мучительное испытание. Солнце уже садилось, лесные деревья отбрасывали длинные тени. В это время года темнеет поздно, а скоро, в июне, вообще придет пора белых ночей.

Люди пересаживались с места на место, многие спали, кое-кто все еще читал. Появился проводник в форме и предупредил сидящего перед Алексом мужчину, что скоро будет Вологда – следующая остановка. Почему-то – Алекс и сам не мог понять, почему именно, – по спине у него вдруг побежали мурашки. На него кто-то смотрел. Он был в этом уверен. Может, один из севших на поезд солдат, которые сейчас весело болтали? Или пассажир, который сел раньше, в Емце? А может, крестьянин? Или бизнесмен? Или киллер? Ни одна из этих идей по душе ему не пришлась, особенно последняя. Но ощущение было совершенно реальным. Но тогда кто же? И где он… или она?

Алекс должен был выяснить это, а для этого придется встать, выйти в тамбур и посмотреть, кто будет следить за ним или отправится следом. Он потянулся за атташе-кейсом и случайно опрокинул его на ногу бизнесмену. Тот, удивленный, тут же проснулся, огляделся, чтобы понять, где он находится, и понял, что проспал довольно долго.

– Прошу прощения за то, что так быстро отключился, – сказал он. – Просто прошлой ночью было не до сна.

– По-моему, это лучший способ путешествовать, – вежливо улыбнулся Алекс.

– Может быть, но мои почки иного мнения. Пойду схожу по-маленькому.

Барстоу встал и, слегка покачиваясь, отправился в конец вагона. Алекс тоже поднялся и, прихватив атташе-кейс, двинулся в том же направлении, что и Барстоу. Но туалет оказался не только занят, туда стояла очередь. Алекс не задерживаясь прошел мимо и вышел в пустой тамбур, закрыв за собой дверь и оставшись наедине с грохотом вагонов. В тамбуре было холодно. Алекс подошел к окну и выглянул наружу, где тянулись бесконечные поля и леса.

Странное ощущение чьего-то взгляда не проходило. Что же такое настораживало его? Поезд постепенно замедлял ход. Должно быть, скоро будет Вологда – довольно крупный город с развитой промышленностью, торговлей и многочисленной милицией. Алекс решил изменить свой план и сойти в Вологде, прервав поездку. Он смешается с толпой, и никто не обратит на него внимания, не сочтет странным, что он выходит в большом городе. Со своим атташе-кейсом он практически ничем не будет отличаться от любого другого бизнесмена, прибывшего по делам.

Поезд все замедлял и замедлял ход. Значит, на вокзал он прибудет через считанные минуты. Алекс взглянул на часы. 21.40. Его по-прежнему не покидало чувство, что за ним наблюдают. Нет, все же он действительно сойдет в Вологде.

Беспрерывный лязг металла не позволил ему расслышать, как кто-то открыл дверь и вошел в тамбур, не захлопнув за собой дверь. И тут в его затылок уперлось холодное дуло пистолета. Алекс замер.

– Даже не думайте, – послышался знакомый голос, только на сей раз без среднезападного акцента. – Думаете, доживете до голосования в Женеве? – спросил Барстоу. – У вас нет ни единого шанса.

Алекс медленно повернулся лицом к бизнесмену.

– На кого же вы работаете?

– А вот это уже не ваше дело, мистер Филиппов. Ваше дело понять, что вам пришел конец.

Алекс знал, что у людей замедленные рефлексы, не чета тем наносекундам, в которые он мог среагировать. Так оно и оказалось. Его ладонь, показавшаяся Барстоу каким-то смутным пятном, схватила противника за руку с пистолетом и ударила ею по металлической стенке с такой силой, что запястье с треском сломалось. А кроме того, колено Алекса одновременно влетело бизнесмену в пах. Пистолет не успел выстрелить, так как Барстоу мгновенно потерял сознание. Он медленно, как мокрая тряпка, сполз по стене на пол. Алекс, не теряя времени, схватил «смит-вессон» сорок пятого калибра.

После этого он быстро закрыл дверь, предварительно проверив, не идет ли кто-нибудь. Но никого не было, а поезд двигался все медленнее. Бросив пистолет в атташе-кейс, Алекс быстро подошел к выходу и распахнул дверь. В лицо ему ударил шум локомотива и холодный ветер. В наступающей темноте впереди можно было различить здания. Наконец-то цивилизованный город, а не пустынные поля, которые он видел целый день.

Алекс выбрал относительно ровное место и спрыгнул.

* * *

День 5. 22.40

Господи, да что же творится? За последние сорок восемь часов Юсуфов испытал целую кучу потрясений. Во-первых, Иванов был обвинен в убийстве охранника и американского посла, а теперь еще и командующего войсками НАТО Анатоля Боннарда в Брюсселе. Похоже, Алексей спятил и совершает убийство за убийством, несмотря на то что его фото опубликовано в газетах. Что-то здесь было не так, но у Юсуфова не было оснований подвергать сомнению факты до тех пор, пока он все не выяснит. Он уже отдал приказ найти Иванова и, если нужно, прикончить его. Помимо всего, этот человек был женат на предательнице, а значит, и сам был предателем, поскольку не мог не знать о ее измене.

Христенко что-то передал Елене, которая работала на французов. Теперь и сам генерал находился под подозрением в сотрудничестве с ней, следовательно, представлял собой угрозу для безопасности Родины. Но вот собрать доказательства его вины, достаточные для справедливого суда, – это совсем другое дело. Христенко был Героем Советского Союза, а в настоящее время являлся более чем влиятельной персоной, начальником Первого главного управления СВР. Так что это окажется для Юсуфова совсем непростой задачей, тут требовалось фактов куда больше, чем застывшие кадры видеокамеры. Они недостаточно убедительны. Здесь понадобятся веские неопровержимые доказательства, поэтому Юсуфов поручил дело группе из двенадцати человек, по четыре человека на смену, чтобы вести круглосуточное наблюдение за генералом.

Смущало то, что Христенко видели в диско-клубе «Ночная жизнь». Пожилой человек среди толпы любителей рок-н-ролла – это не было на него похоже. Кроме того, клуб принадлежал мафии. Прошлым вечером люди Юсуфова наблюдали за тем, как генерала везут домой из штаб-квартиры СВР, а из окна квартиры напротив его дома в бинокль разглядели, что он выпил две рюмки водки, переоделся, и водитель отвез его в клуб. ФСБ пришлось привлечь своих курсантов, достаточно молодых, чтобы не выделяться в толпе подростков. Они видели, как он пьет шампанское и подписывает какие-то бумаги так, будто занимается собственным бизнесом. У Христенко не было доказанных связей с мафией, так что все это в качестве доказательства не годилось, а то, что он сидит в клубе в такое позднее время, тоже не противоречило никаким правилам. Получив первый отчет от своих людей, Юсуфов раздраженно треснул кулаком по столу, поскольку у него пока не было ничего, за что бы можно было зацепиться и прижать Христенко. Но наблюдение будет продолжаться даже в то время, когда старый генерал спит – с часу до шести, – а потом, после утреннего кофе делает зарядку. Все это было подмечено в тот же бинокль, поскольку Христенко не задергивал шторы. Обратили внимание и на его постоянный кашель – у генерала явно были серьезные проблемы со здоровьем.

У себя в спальне Юсуфов принял решение и набрал номер.

– Пусть его квартиру поставят на прослушивание, а в каждой комнате установят камеры. И еще одну напротив его входной двери на площадке.

– А у лифта? – спросил его собеседник.

– Да, и у лифта тоже. Я хочу, чтобы просматривался каждый сантиметр.

Илья Васильевич бросил трубку и в глубокой задумчивости подошел к окну. Это станет игрой в «поживем-увидим», которая будет продолжаться, пока не появятся доказательства. Юсуфов по натуре был человеком терпеливым, в ФСБ давно привыкли к расследованиям, тянущимся недели, а то и месяцы. Кроме того, после приема прошло всего два дня. Что же до Иванова, то не мог же он просто взять и раствориться в воздухе. Елена во время допроса под наркотиками утверждала, что не знает, где он теперь находится. Конечно, поиск продолжался, но люди Юсуфова приходили с пустыми руками. Алексей Владимирович Иванов – ну где же вы?

Глава 11 УБИТЬ ШПИОНА

День 5. 23.00

Алекс приземлился на кучу гравия, скатился с нее, несколько раз перевернулся и, наконец, застрял в колючих зарослях каких-то сорняков, оцарапав лицо и руки. Он несколько мгновений полежал, приходя в себя после удара о землю. Правая рука была ушиблена и немного болела, а все тело ныло, но времени заниматься собой не было. Ему следовало как можно быстрее затеряться, поскольку он был уверен, что буквально через несколько минут это место будет кишеть людьми, разыскивающими серийного убийцу. Ведь обезумевший маньяк скрывался не где-нибудь, а прямо здесь, в Вологде. Он услышал пронзительный гудок, поднял голову и увидел отходящий от вокзала состав, направляющийся на север. Алекс с трудом поднялся на ноги и изо всех сил бросился через пути. Поезд с грохотом пронесся мимо. Алекс увидел какое-то заброшенное здание, где можно было передохнуть, но, конечно, совсем недолго. Эта постройка представляла собой слишком уж очевидное убежище и вскоре будет окружена вооруженными людьми. Нужно устроиться так, чтобы ты видел преследователей, а они тебя – нет. Но местность вокруг была совершенно ровной, здесь не росли даже деревья, за которыми можно было бы спрятаться. Справа от заброшенного здания находилась свалка, на которой высились кучи земли и мусора. Она и была единственным местом, подходящим для недолгого отдыха.

Он поспешил к пирамидам мусора и полез на одну из них. Ноги глубоко увязали в мягкой смеси земли и отбросов. Вонь, царящая на свалке, на мгновение отвлекла его от боли. А когда Алекс добрался до вершины и растянулся там, то почувствовал, что лицо заливает пот, а дыхание участилось от усталости и страха.

Он обвел взглядом окрестности станции, а потом взглянул на сам вокзал. Его поезд уже давно остановился у платформы, откуда после тридцати пяти минут стоянки он отправится дальше, в Санкт-Петербург. На платформе сновали люди, которых постоянно останавливали несколько милиционеров. Явно шел поиск пассажира, изувечившего человека в тамбуре поезда № 189.

На платформу въехал желтый милицейский газик с мигалкой на крыше, потом откуда-то издали послышались гудки. Бригада медиков быстро вытащила носилки. Милиционер требовал, чтобы они поскорее забрали жертву. К ним подъехала еще одна милицейская машина, из нее появились двое мужчин и женщина, которые тут же стали указывать в том направлении, где прятался Алекс. Милиционеры уселись в машину, и она рванула с места. Наконец, газик остановился, они вылезли и, размахивая оружием, отправились через пути, потом обошли кучи гравия и начали пробиваться через колючие заросли. Алекс обернулся и посмотрел, что делается сзади. Там тянулась грунтовая дорога, сплошь в колеях от тяжелых грузовиков, ведущая к невысокой ограде с воротами, запертыми на толстую цепь. Но рисковать и перебегать туда не стоило. Уж слишком опасно. Куда надежнее оставаться здесь, в зловонном мусоре. Один из милиционеров вызвал по рации помощь, а в это время другой вылез из машины и взобрался на кучу гравия. Но и оттуда он ничего не увидел, о чем и крикнул своему коллеге. Тут неожиданно подоспела вторая машина. Из нее вылезли те двое, что следили за посадкой Алекса в поезд в Архангельске, и в одном из них Алекс узнал охранника Робеспьерра, Жан-Жака Буклера. В газетах было написано, что Алекс размозжил ему голову об асфальт у служебного входа отеля «Националь». Но тот, как ни странно, был вполне жив, только лоб и часть лица скрывала повязка. Буклер вытащил пистолет и что-то отрывисто скомандовал своему напарнику. В его голосе явно слышалось предвкушение мести – похоже, он все еще не мог забыть, как Алекс лупил его мордой об асфальт.

Алекс следил за тем, как Буклер и его неряшливо одетый помощник приближаются к пустующему зданию. Они разделились, одновременно нырнули в оба подъезда с дверями, давно сорванными с петель, и исчезли внутри. Алекс еще раз оглянулся на ограду, находившуюся метрах в двухстах от него.

Прикидывай!

Он может сползти по мусорной куче вниз, рвануть к проволочной изгороди, перелезть через нее, до того как эти двое выйдут из здания. Да, стоит попробовать! Алекс вскочил и кинулся вниз по склону. В этот момент послышались два пронзительных гудка – это его поезд давал сигнал к отправлению. Алекс видел, что теперь перрон был пуст, все пассажиры разошлись по своим вагонам. Милиционеров там тоже не было. Поезд тронулся, набрал скорость и вскоре скрылся. Кругом опять стало тихо.

Прошло несколько минут, и из здания показался Буклер. Он несколько секунд постоял, разглядывая заросли высокой травы за путями, через которые совсем недавно пробирался Алекс, затем развернулся и пошел к свалке. Увидев это, Алекс пополз на четвереньках в сторону, и тут среди мусора на глаза ему попался кусок электрического провода. Он схватил его и пополз дальше, помогая себе ногами. Наконец, Алекс кое-как зарылся в отвратительный мусор и замер.

Зловоние было таким, что его едва не вырвало. Появились какие-то насекомые, которые, пробираясь под одежду, ползали прямо по телу. Ничего, по крайней мере, он хоть как-то спрятался, а шаги становились все ближе и ближе. Алекс затаил дыхание, чувствуя на всем теле крошечные лапки. Больше всего на свете ему сейчас хотелось вскочить, отряхнуть с себя эту мерзость и чесаться до потери сознания. Но тут звук шагов раздался совсем рядом. Помощник Буклера с пистолетом в руке остановился в полутора метрах от него и оценивал ситуацию.

Алекс неожиданно бросился на него и выбил оружие. Противник был так ошеломлен, что даже не успел вскрикнуть, когда Алекс накинул ему на горло провод и стал душить, затягивая его все туже и туже. Наконец, мужчина обмяк и упал прямо ему под ноги, так и не издав ни звука, даже когда Алекс немного ослабил давление, чтобы не задушить его совсем. Он быстро скинул с себя заполоненную насекомыми одежду и забросил ее подальше, оставив только пистолет. Затем начал раздевать лежащего без сознания противника, проверять каждый карман, а потом натягивать его одежду на себя.

Слышно было, как Буклер вдалеке кричит что-то неразборчивое, наверняка разыскивая помощника. Наконец он появился на противоположном краю мусорной кучи, направляясь в сторону Алекса, но только задом наперед, видимо, боясь упустить жертву.

Алекс, теперь полностью переодетый, ждал, а Буклер подходил все ближе и ближе. Среди мусора, в полуметре от Алекса, валялся булыжник размером с нормальный кирпич. Алекс быстро нагнулся и схватил его, крепко зажав в кулаке. Затем, когда Буклер был уже в каком-то метре от него, Алекс с силой опустил булыжник на его голову. Тот мгновенно потерял сознание и рухнул как подкошенный, не успев издать при этом ни звука.

Схватив атташе-кейс и пистолет, Алекс пересек железнодорожные пути и оказался в настоящем болоте – яме с водой, в которой он так нуждался, чтобы смыть с себя грязь. Он проверил карманы своей новой одежды, нашел около двух тысяч рублей, которые интересовали его меньше всего, и совершенно ему не нужные водительские права. Но, кроме того, он обнаружил выкидной нож, который вполне мог пригодиться, газовую зажигалку и расческу.

Власти будут искать человека, одетого совсем не так, как теперь был одет Алекс. Сейчас он, к собственному облегчению, скорее был похож на русского крестьянина от сохи. По крайней мере, это было уже что-то. Вот только головной убор ему не достался. Ну, ничего, он что-нибудь найдет или украдет, поскольку лицо обязательно нужно хоть как-то прикрывать.

Покончив с делами, он отправился прочь от вологодского вокзала и шел до тех пор, пока не решил, что от двух валяющихся без сознания мужчин его отделяет достаточное расстояние. Ноги едва держали, Алекс споткнулся и упал. Совершенно измученный, он перевернулся на спину, подсунул под голову вместо подушки атташе-кейс и уставился в звездное небо.

За пределами этой галактики с ее бесчисленными звездами был родной дом, жена, двое детей – воспоминания буквально затопили его. Правда, вспоминалось обо всем этом как-то печально, поскольку еще неизвестно, что станется с ним здесь. Он попал в крайне опасную ситуацию, не являвшуюся частью миссии. Но теперь назад пути не было. Алекс тихо лежал, чувствуя, что поступил правильно, хотя и не мог быть в этом абсолютно уверен. Опасность подстерегала повсюду, а его к такому не готовили. Теперь впереди его ожидали только критические ситуации, и у него не было никаких планов насчет того, как их улаживать. Об этом еще нужно будет подумать. С мыслями обо всем этом Алекс вскоре и погрузился в глубокий сон.

* * *

День 6. 7.00

Рано утром Юсуфов получил сообщение, что Христенко, регулярно посещающий недавно открывшийся оздоровительный клуб, в котором были и сауна и русская парная, вышел из дому. Илья Васильевич приказал одному из агентов немедленно отправляться в это заведение и дожидаться там появления генерала. Тем временем сам он с четырьмя своими специалистами шерстил квартиру Христенко. Натянув хирургические перчатки, они последовательно просматривали вещь за вещью в поисках хоть чего-либо, могущего дать зацепку, – искали записку, наскоро нацарапанную во время телефонного разговора, крошечный клочок бумаги, который мог бы служить напоминанием о предстоящей или уже состоявшейся встрече с кем-то. Годилась даже такая мелочь, как отпечаток пальца, волосок или какая-нибудь безделица, принадлежащая одному из гостей, неважно как давно посетившему квартиру. Все подобные находки они собирались отправить в лабораторию, сотрудники которой, возможно, и превратят их в столь необходимые улики, способные заставить суд поверить в то, что Христенко шпион.

К сожалению, Геннадий Игоревич был не настолько глуп, чтобы вести дневник, в квартире вообще не обнаружилось ничего, написанного от руки и тщательно спрятанного. Нашлась только пачка писем, которые Юсуфов, уже предвкушая успех, принялся просматривать, но вскоре понял, что все они восходят к эпохам Хрущева и Брежнева и были посланы генералу давно покойными членами его семьи. Словом, не нашли ничего, на чем можно было бы построить дело о шпионаже. До этого момента Юсуфов был убежден, что отсутствие улик в квартире только подтверждает его теорию. Он с самого утра пребывал в дурном расположении духа, проснулся потому, что во рту пересохло и намечались все признаки надвигающегося гриппа. Полковник ворочался с боку на бок несколько часов, наконец, плюнул на недомогание и в пять утра все же поднялся.

Никто из членов группы не издавал ни звука, поскольку Христенко мог сам установить жучки у себя в квартире как раз на случай появления вот таких непрошеных гостей. Юсуфов знаком показал, что надо сфотографировать буквально все в каждом закоулке двухкомнатной квартиры. Холодильник, выдвинутые ящики, странички чековой книжки, кредитные карточки – словом, ничего не было забыто. Потом снимки будут тщательно изучены на предмет приобщения их к делу, если таковое все же удастся возбудить.

Обыск занял около полутора часов. Агенты, оставшиеся снаружи, сообщили, что Христенко все еще находится в оздоровительном клубе и квартиру можно покинуть незамеченными. Юсуфова особенно бесило то, что ни единая мелочь не связывала Христенко и Алексея Иванова. Возможно, это могло бы помочь установить местонахождение убийцы американского посла. Но Юсуфов умел выжидать. Алексей все равно рано или поздно должен был объявиться – хотя бы для того, чтобы повидаться с женой, признавшейся в шпионаже, а об этом он обязательно узнает.

* * *

День 6. 7.30

Когда Алекс открыл глаза и взглянул на пустые проемы, когда-то бывшие окнами этого заброшенного дома, снаружи для разнообразия светило солнце, что радовало само по себе. Мысль об этом здании, уже обысканном Буклером и его помощником накануне вечером, пришла ему в голову около двух часов ночи, когда Алекс, заснувший на голой земле, проснулся, дрожа от холода. Замки на его атташе-кейсе были сломаны, но досье оказались на месте, равно как и пачка рублей и американские доллары. Потерял он только свой «смит-вессон» и мобильник. Алекс пытался было их отыскать, но безуспешно.

Он решил, что, скорее всего, после того как Буклер и его помощник отчаялись найти беглеца и прекратили поиски, они по телефону вызвали вертолет, который и забрал их, приземлившись в каком-нибудь укромном месте. Мало того что Алекс дрожал как осиновый лист, у него еще и страшно болела голова – видимо, от удара, полученного при прыжке с поезда. Он понял, что не сможет проспать до утра под открытым небом, и, хромая, потащился к этому заброшенному зданию, которое могло послужить хоть каким-то укрытием.

Внутри он обнаружил ржавый сельхозинвентарь, поломанные строительные инструменты и дряхлую мебель. Видимо, здесь когда-то держали лошадей, и он нагреб под голову немного сухого сена, оставшегося на полу. В этот момент мимо с грохотом промчался поезд, напоминая, что беглец находится совсем рядом с вокзалом.

Днем Алекс шел по улицам в поисках аптеки и вскоре нашел ее. Он купил антисептики, вату и аспирин, затем воспользовался общественным туалетом, где умылся и почистился. Ссадины и синяки страшно жгло от наложенной мази. В универмаге он купил пару темных очков, а в магазинчике секонд-хенда – вязаную шапочку, закрывающую уши.

Потом он нашел ресторан, поскольку не ел уже чуть ли не сутки, и заказал яйца, ветчину и булку. Все оказалось очень вкусным, и он быстро подчистил тарелку, а потом, чтобы убить время и хоть немного отдохнуть, стал заказывать кофе чашку за чашкой.

Выйдя из ресторана и чувствуя себя теперь гораздо лучше, Алекс снова отправился бродить по городу. Навстречу попадались самые разные люди, было много милиции, хотя на него не обращали внимания. Много попадалось и студентов с книжками, которые пользовались в основном велосипедами и трамваем. Городская жизнь продолжалась, как будто в мире ничего чрезвычайного и не происходило. Людей больше заботили собственные проблемы. Словом, все здесь текло своим чередом.

Алекс узнал, что поезд из Архангельска прибудет только в 21.47. Он решил сесть на него и продолжить путешествие в Санкт-Петербург. На вокзале Алекс купил билет. Поскольку мест в спальных вагонах снова не оказалось, ему пришлось второй раз подряд соглашаться на общий вагон.

Он сидел рядом с вокзалом, провожая взглядом приходящие и уходящие поезда, пассажиров, снующих со своим багажом. Здоровье было нормальное, ссадины и синяки больше не жгло. Около глаз и на скулах повреждения тоже были, но их скрывали темные очки, которых никто, кроме Алекса, здесь не носил.

Чтобы убить время, он отыскал местный кинотеатр, в котором шел старый американский фильм «Терминатор» с Арнольдом Шварценеггером в главной роли. «Мелодрама, – подумал Алекс, – но вполне правдоподобная, если учесть то, как люди относятся к человеческой жизни». Фильмы, доставленные на его планету двадцать один год назад со Вторым Отчетом, в основном представляли собой образчики приключенческого жанра, боевиков и триллеров. Старейшины всего в трех из них насчитали сто семь трупов. Смерть на киноэкране была крайне популярна среди зрителей. Они приветствовали смерть, потому что погибшие «получили по заслугам». В пустые головы и не приходило, что у «плохих парней» могут быть жены и дети. Словом, это больше всего напоминало развлечение каменного века.

Когда Алекс зашел в другой ресторан, было почти шесть вечера. Он не знал, когда еще приведется поесть, поэтому и провел за столиком больше двух часов, поглощая солидную порцию мяса с картофелем и овощами, а также выпил две рюмки водки, настоянной на перце, которая приятно согревала усталое тело. Через некоторое время он заплатил метрдотелю за предоставление телефона и позвонил на квартиру Христенко.

Там никто не отвечал.

* * *

День 6. 18.20

Шометт сидел в посольстве за тем же столом, что и вчера, и дочитывал копии досье. После этого он снял трубку и, согласно указаниям Алексея, позвонил на дачу Румянцева. Как и следовало ожидать, ответила секретарь, Светлана Нармонова.

– Алло?

– Простите, вы, случайно, не Светлана Нармонова?

– Да, это я, – послышалось в трубке. – А кто говорит?

– Меня зовут Рене Шометт. Я адвокат парижской юридической фирмы «Монтраша Интернейшнл», представляю делового партнера одного из ваших родственников, о существовании которого, как мне сообщили, вы и понятия не имеете. В данный момент я не могу назвать имя этого человека, но имею поручение сообщить, что вы унаследовали от этого родственника значительную сумму денег.

– Унаследовала? Боюсь, я что-то не понимаю…

– Мне поручено увидеться с вами и объяснить все в подробностях. Лучше сделать это в приватной обстановке.

– Да, я понимаю. Кстати, а как вы узнали мой номер?

– Мне сообщили, что вы личный секретарь господина Румянцева и с вами можно связаться, позвонив на его дачу.

– Это верно.

– Если не возражаете, предлагаю встретиться в Санкт-Петербурге.

– Когда?

– В настоящее время я нахожусь в нашем офисе в Москве, но, если вас устроит, могу приехать туда завтра.

– Где?

– В кафе «Новая Голландия». Знаете его?

– Кажется, да, – отозвалась она. – Это где-то неподалеку от главпочтамта, верно?

– Вы совершенно правы. Давайте встретимся, ну, скажем, завтра в шестнадцать ноль-ноль. Это возможно?

– Я нахожусь всего в получасе езды от Петербурга, так что это не составит проблемы. Значит, говорите, родственник?

– Совершенно верно, дальний и очень богатый.

– Как я вас узнаю?

– Я высокого роста, светлые волосы, среднего телосложения. В петлице моего серого в полоску пиджака будет белая роза.

– Значит, наследство… – повторила она.

– Да, и сумма весьма значительная. Я посвящу вас в детали и покажу необходимые документы, которые вы должны будете подписать.

– Вас зовут Рене Шометт, да?

– Совершенно верно. Итак, до завтра.

– В кафе «Новая Голландия» в шестнадцать ноль-ноль.

– Да, в шестнадцать ноль-ноль, – деловито подтвердил он. – До свидания.

– Скорее уж «пока», как говорят у нас в России. Или лучше сказать «адью», – быстро ответил очаровательный, даже игривый голосок. – Ведь вы француз?

* * *

День 6. 21.47

Поезд № 189 прибыл к перрону вологодского вокзала точно в срок. Алекс без проблем отыскал свое кресло – оно оказалось самым последним в ряду, прямо у двери, ведущей в тамбур. Место рядом с ним оставалось свободным, и он был очень этому рад. У него не было ни малейшего настроения поддерживать беседу о пустяках, потому что все тело еще болело, особенно левое плечо, на которое пришелся основной удар при вчерашнем прыжке с поезда. Больше всего сейчас ему хотелось бы поговорить с Христенко и сообщить ему, что за ним, Алексом, идет охота, его пытаются убить. Геннадий Игоревич предупреждал его об этом и оказался совершенно прав.

Алекс смотрел, как в вагон входят пассажиры, находят свои места, усаживаются и начинают болтать друг с другом. Наконец поезд тронулся, и как раз в этот момент снова начал моросить мелкий дождь. Крошечные капельки собирались на стекле в более крупные и стекали вниз.

Поезд быстро набрал скорость и теперь мчался в наступивших сумерках. Далекие огоньки становились все отчетливее – вот-вот должна была спуститься ночь. Алекс смотрел на эти светлые точки, размышляя, что же ему делать дальше. Вскоре состав сделал остановку в Череповце. Алекс знал, что прибудет на Московский вокзал в 10.35.

В Череповце села всего одна пассажирка – дородная старуха, повязанная платком. Она заняла место в другом конце вагона. Когда поезд тронулся, Алекс с удивлением заметил, как бабка достала мобильник, набрала номер и начала с кем-то говорить. Настала ночь, дождь ненадолго усилился, а потом прекратился. К этому времени почти все пассажиры уже спали, включая и старуху. Ясно было, что эти люди привыкли к таким ночным поездкам. Через некоторое время и у Алекса стали слипаться глаза, но уснуть он так и не смог. Когда поезд прибыл в Тихвин, было 6.38 утра. Солнце уже взошло, и Алекс порадовался ясной погоде. Пассажиры в основном еще спали, и Алекс выключил ночник над головой. Он уже и думать забыл, что вообще включал его.

Человек в простой одежде, сидящий по другую сторону от Алекса, встал, оставив на сиденье газету. Алекс перегнулся через проход и взял газету, чтобы узнать хоть какие-то новости. Под заголовком «РАЗЫСКИВАЕТСЯ ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ» он прочитал, что, по словам свидетеля, один из солдат выстрелил в человека, скорее всего, убившего посла Фармера, и ранил его в левое плечо. Теперь милиция ищет человека с таким ранением. Тут Алекс невольно поморщился от боли в той же самой части тела.

Локомотив гудком возвестил об отбытии, и тут Алекс вдруг схватил свой атташе-кейс. Он понял, что Московский вокзал в Санкт-Петербурге наверняка просто кишит теперь людьми, ищущими Михаила Михайловича Филиппова, раненного в левое плечо. Следовательно, возможны проверки. Состав уже тронулся, когда Алекс осторожно спрыгнул на перрон и немного постоял, глядя вслед уходящему поезду. Он вышел на шоссе, проходящее по соседству с вокзалом, и увидел приближающийся грузовик, направляющийся на юг, в сторону Санкт-Петербурга. Алекс поднял руку и, когда грузовик затормозил возле него, взглянул на водителя:

– Вы в Санкт-Петербург?

– Да.

– Возьмете меня с собой за триста долларов?

При упоминании столь значительной суммы водитель уставился на него с явным недоверием. Для большей убедительности Алекс вытащил из кармана пачку долларов и отсчитал три сотенные купюры.

Лицо водителя расплылось в широкой улыбке.

– Поехали!

Андре Робеспьерр находился в самом центре замечательного города на Неве. Он покуривал сигарету на заднем сиденье своего лимузина, стоявшего у Московского вокзала. Андре машинально наблюдал за проносящимися мимо автомобилями и, бросив взгляд на часы, понял, что поезд из Архангельска прибывает через три минуты.

Буклер с перевязанной головой и его помощник, оба все еще в синяках после схватки с Филипповым в Вологде, стояли на обоих концах платформы и следили за тем, как поезд с громким шипением останавливается. 10.35. Точно по расписанию. Пассажиры один за другим начали выходить, их внимательно оглядывали наблюдатели.

Но Михаила Михайловича Филиппова среди прибывших не было.

* * *

День 7. 11.30

Юсуфов сидел в приемной кремлевского кабинета Лаврова. Он ждал назначенной встречи с президентом, от нечего делать с любопытством разглядывая висящий на стене российский герб.

Юсуфов считал, что этот символ достоин современной России, он олицетворяет единство всех народов страны. Илья Васильевич отвел взгляд от герба и стал вспоминать события сегодняшнего утра, когда он, наконец, добился встречи с президентом.

Проснувшись, полковник побрился, посмотрелся в зеркало, висящее в ванной, и пришел к выводу, что его внешность решительного человека не совсем соответствует содержанию. Надо же, ухитрился упустить возле метро преследуемого человека, а это было непростительно.

По телефону ему сообщили о ходе слежки за Христенко. В принципе, он не хотел беспокоить Лаврова разными мелкими подробностями, особенно учитывая его предстоящую встречу с президентом Макферсоном, а потом и совещание по СОИ в Женеве, которое должно было состояться на следующей неделе. Хотя, в общем-то, мелочей здесь не было. Полковник убедил в этом себя и объяснил ситуацию помощнику президента России, который, в свою очередь, передал услышанное Лаврову. Правильно, что он поступил именно так – теперь уже не надо было начинать все с самого начала, рассказывать о Елене Ванеевой, явной шпионке, и о Христенко, пока только подозреваемом в шпионаже. В дверях кабинета появился президент Лавров.

– Прошу, – вежливо сказал он Юсуфову, возвращаясь за стол и опускаясь в кресло. На столе стояла чашка горячего чаю. Президент поднес ее к губам и сделал глоток, глядя на посетителя, усаживающегося в кресло.

– Спасибо, что нашли время принять меня, господин президент.

– Рад, что ты осознаешь всю ценность времени, – ворчливо заметил президент. – Его следует ценить превыше всего, поскольку оно ни для кого не останавливается, даже для самого Бога, если он, конечно, есть.

– Надеюсь, вас информировали о сложившейся ситуации?

– Да, я в курсе. Только не забывай, что генерал Христенко всего лишь подозреваемый. Если ты ошибаешься, то можешь серьезно повредить своей карьере. Надеюсь, ты и сам это понимаешь. Верность генерала не подвергается сомнению до тех пор, пока тебе не удастся доказать обратное.

– Я это понимаю, господин президент.

– Тем не менее у тебя на Христенко до сих пор ничего нет.

– Да, ничего такого, что можно было бы предъявить в качестве улик суду. Но это всего лишь вопрос времени.

– Конечно, признание Ванеевой очень важно, но она ведь просто мелкая сошка. Все равно, важно то, что она может быть нам полезна. Так в чем суть дела, в котором, по-твоему, замешан Христенко?

– Пока не знаю, господин президент. В первый раз я почувствовал что-то неладное, когда увидел его с Алексеем Ивановым на Остоженке. Впечатление было такое, словно при моем появлении они тут же прервали разговор. К тому же совершенно очевидной теперь становится и связь Христенко с мафией.

– Полковник, открою тебе один маленький секрет. Дни мафии сочтены, причем не только в России.

– Что вы имеете в виду?

– Именно то, что сказал. Это займет еще год, ну пусть два. Когда установится новый мировой порядок, ее существование будет навсегда прекращено не только в нашей стране, но и во всем мире.

– Простите, но я что-то не очень вас понимаю, господин президент.

– Неважно, – Лавров снова отхлебнул чаю иI спросил Юсуфова: – Кстати, не желаешь?

– Нет, благодарю.

Президент улыбнулся.

– Будь уверен, Илья, я в тебе не сомневаюсь. Если Христенко виновен – докажи, и продвижение по службе тебе обеспечено.

– Это было бы высокой честью для меня.

– И смотри, сделай все, что требуется, до моего отъезда в Женеву. Ты меня понял?

Юсуфов неожиданно вскочил и вытянулся по стойке «смирно».

– Так точно, господин президент! Разрешите идти?

Лавров неторопливо поставил чашку на стол.

– Не спеши. Ты мне не сообщил ничего нового об убийствах посла Фармера и командующего силами НАТО Анатоля Боннарда. Да-да. Я знаю, что границы перекрыты, Иванова ищут, под контролем все аэропорты и тому подобное, но, по моим сведениям, до сих пор ни одна из попыток задержать его не увенчалась удачей.

– Этим занимается ФСБ, господин президент.

– Только я не хочу, чтобы его поймали.

– Прошу прощения…

– Как уже сообщили газеты, он перемещается под фамилией Филиппов. Так вот, я хочу, чтобы при задержании этот человек был убит, а не схвачен. Причины тебя никоим образом не касаются. Я ясно выражаюсь?

Приказ президента не особенно удивил Юсуфова.

– Я лично прослежу за этим, господин президент.

– Причем это должно быть сделано до открытия совещания по СОИ в Женеве. Не забудь, от этого зависит твое повышение.

Юсуфов отдал честь и вышел.

Президент Виталий Лавров откинулся на спинку кресла, закурил «Мальборо» и почувствовал глубокое удовлетворение от сознания того, что является участником игр, по сравнению с которыми вся возня времен холодной войны показалась бы просто детскими «кошками-мышками». Да, ставки теперь несоизмеримо выше. Полковник Юсуфов и понятия не имел о том, что встает заря нового мира, и это сейчас самое важное. Об этом не должен был знать никто, лишь ведущие мировые политические и финансовые лидеры. А на всех остальных очень скоро будет просто наплевать, поскольку вся планета превратится в одно сплошное заведение по улучшению человеческой расы. Независимо от всей предшествующей истории и предрассудков. Наступит новая эра, и мелочи вроде шпионажа станут просто ни к чему. Новая система консолидирует планету и породит способы сотрудничества, объединяющие мир. В этом обществе слово «война».станет архаизмом, а придурки вроде Юсуфова и Христенко, да и службы безопасности вообще станут анахронизмом. Закулисные интриги, тайные заговоры исчезнут навсегда, а они с президентом Макферсоном сегодня вечером вылетят в колыбель нового мира – Женеву. С глубоким удовлетворением Лавров взял трубку и велел принести ему стакан шерри.

Глава 12 КОЗЕЛ ОТПУЩЕНИЯ

День 7. 13.45

В нескольких километрах от Московского вокзала в Санкт-Петербурге находится площадь Искусств. Посреди нее разбит сквер, в центре которого стоит памятник Пушкину, за которым высится великолепный Русский музей. Он помещается в бежево-белом двухэтажном дворце, обнесенном оградой. Слева от него стоит храм Спаса-на-Крови, который строился двадцать семь лет и был закончен в 1907 году. Он увенчан шестью мозаичными куполами и возведен на месте, где было совершено покушение на царя Александра И. Осуществил его революционер Игнатий Гриневицкий, член группы «Народная Воля», возглавляемой Софьей Перовской. 1 марта 1881 года Гриневицкий бросил в карету царя бомбу, убившую того наповал. Церковь была возведена на том месте, где царская кровь обагрила мостовую.

Площадь Искусств названа так, поскольку здесь располагается Малый театр, который очень любили посещать цари и представители высшей аристократии. Государственная филармония имени Дмитрия Шостаковича тоже расположена неподалеку, а напротив нее возвышается исключительно элегантный гранд-отель «Европа».

Посреди всего этого чарующего великолепия, у самого входа в отель затормозил грузовик, забрызганный грязью и выглядящий здесь, по мнению швейцара в униформе, совершенно не к месту. Алекс вылез из кабины с атташе-кейсом в руке, помахал на прощание водителю, который тут же отъехал, скрывшись в клубах густого выхлопа.

Алекс кивнул швейцару и направился к стойке портье, где предъявил паспорт Алексея и подтвердил бронирование номера на фамилию Иванов, поскольку назваться Филипповым было равносильно самоубийству.

Его роскошный номер состоял из двух комнат, обставленных антикварной мебелью, здесь были огромные зеркала и просторные шкафы. Все это Алекса нисколько не интересовало. Положив свой атташе-кейс прямо на пол, он схватил телефонную трубку, набрал длинный междугородный номер и стал ждать соединения.

– Алло?

– Чет, это я, Алексей. Извини, что беспокою тебя в такую рань, просто у меня нет выхода.

– Где ты? – спросил тот хриплым спросонья голосом. – Я уже несколько дней не могу с тобой связаться.

– Я в гранд-отеле «Европа» в Санкт-Петербурге, номер триста четыре. Только что вернулся из Архангельска.

– Арх… чего?

– Из Архангельска. У «Макроникс Индастриз» там завод, производящий тот самый пластик, о котором я тебе говорил. Они делают из него какие-то огромные отливки, о назначении которых на заводе, похоже, никто ничего толком не знает. А теперь за мной охотятся очень богатые и могущественные люди.

– Прошу, не так быстро.

– Ты читал газеты?

– Да, знаю. Тебя подозревают в убийстве посла Фармера и Анатоля Боннарда.

– А что тебе об этом известно?

– Насчет Фармера что-то знает Холлингсуорт, но ничего не говорит. Я позвонил своему старому приятелю Фариту Букаеву и попросил заняться Холлингсуортом. Он обещал позвонить.

– Значит, ты в курсе дела, – заключил Алексей. – Конечно же, это чистой воды подстава.

– Но зачем?

– Затем, что они считают меня богатым финансистом, который собирается проголосовать против на совещании по СОИ в Женеве. А совещание это затеяно, чтобы слить все мировые корпорации под эгидой «Глоба-Линк». Мой голос против сорвет все их планы, соответственно, пока я жив, этим идеям не суждено осуществиться.

– Ого! А что же это за слияние такое? Алексу пришлось рассказывать о «Глоба-Линк».

Форсайт был явно потрясен.

– Ты это серьезно?

– Чет, они ведь не просто так пытаются меня убить. Пока мне просто везло. Мировым СМИ о происходящем ничего не известно, и я должен оставаться в живых достаточно долго, чтобы успеть предъявить им веские доказательства готовящегося заговора. В противном случае всем нам конец. Кстати, Рене Шометт тоже в курсе, он помогает чем может.

– Все это просто невероятно.

– Поверь, это чистая правда. Это именно заговор, который должен был осуществиться рано или поздно, учитывая нынешнюю степень слияния корпораций. Конечно, объединение национальных компаний происходит в пределах соответствующих стран, но стоит на сцене появиться «Глоба-Линк», как о границах будет забыто и слияние станет общемировым.

Возможно, это и дико звучит, но можешь сам проверить хронологию последних укрупнений корпораций, и все встанет на свои места.

– Господи!

– Пока на первых полосах газет красуются террористы и муссируются проблемы послевоенного Ирака, никто просто не обращает внимания на то, что затевается в верхах. А им только и нужно, чтобы все было шито-крыто. А что известно Ротштейну?

– Ротштейн никогда не делится информацией с мелкими сошками. Обычно он ждет, когда ты сам принесешь ему что-нибудь в клюве.

– Но ведь он читает газеты, – перебил Алекс. – Неужели Карл так тебе ничего и не сказал?

– Сказал только, что Юсуфов ему звонил и хочет тебе помочь.

– И он поверил?

– Никто не знает, когда и кому верить или не верить. Думаю, они на это и сами не очень-то рассчитывают. Крайне странная разворачивается история.

– Не более странная, чем тот ядерный взрыв, который не был зафиксирован ни одной из станций слежения. Разве это тебе не кажется необычным?

– Слушай, это же очевидно. Так какой у тебя план?

– Поставить общественность в известность о планах «Глоба-Линк».

– И что для этого требуется?

– Собрать доказательства и передать их мировым СМИ – словом, взорвать заговор. Я собираюсь посетить одного из заводил всего этого дела по имени Владимир Румянцев, которому, наряду с остальными, я нужен только мертвым, причем сдохнуть должен до женевской встречи. Понимаешь, Чет, я собираюсь сделать их заговор достоянием гласности, потому что они собираются в качестве прикрытия использовать проблемы СОИ. В Женеве состоится окончательное голосование по «Глоба-Линк», и все, за вычетом моей скромной персоны, одобрят объединение. Короче, это событие, пожалуй, будет самым крупным в мировой истории.

– Так вот, значит, почему звонил Джо Брентано. Всего этого он, конечно, не знал, но встречался с Еленой. Она передала ему какой-то диск, а он отправил его на твою квартиру на Риверсайд-драйв.

– Молодец. На этом диске записаны все доказательства, необходимые для раскрытия истории с «Глоба-Линк». Думаю, это надолго отобьет им охоту к чему-либо подобному.

– Для меня это слишком…

– А от Елены известий нет?

– Нет ничего. Я пробовал ей звонить, чтобы узнать последние новости, но пока она так и не отвечает.

– А что с Юсефом?

– Ничего. Он отказывается говорить на том основании, что его слова могут быть использованы обвинением против него самого.

– И все?

– Пока да. Специалисты обнаружили два грамма трития. Устройство, которое мы нашли у него на кухне, возможно, украинского или северокорейского происхождения. Эта штука чище, чем плутоний – короче, мы вообще не сообщали о нем русским.

Алексей сориентировался мгновенно.

– Значит, эти сукины дети пытаются сделать бомбу!

– Это точно, – с сарказмом в голосе подтвердил Форсайт. – А может, она у них уже и есть, даже и не одна – мы этого давно боялись. И устроились они прямо здесь. Разумно, да? Не требуются расходы на транспортировку.

– Ладно, сейчас не до бомбы.

– Да-да, совсем не до нее.

– Что говорит Ротштейн?

– Он отдает нам Юсефа, но ненадолго. Да и Шел может держать его еще сорок восемь часов, а потом должен будет отпустить. С этого момента я умываю руки. Короче, все спецслужбы готовы ничего не делать, лишь бы оставаться политически корректными.

Алекс был настолько потрясен, что на мгновение потерял дар речи.

– Так что сказать Елене, если она позвонит? – спросил Чет.

– Что мы встретимся с ней на петербургской квартире завтра в шестнадцать ноль-ноль.

– Понял. Короче, ты занимайся своими делами, а мы тут поможем, чем можем. И ради бога, амиго, будь поосторожнее.

* * *

День 7. 15.30

Христенко уже должен был бы появиться у себя в офисе, но заранее позвонил и сообщил, что его сегодня не будет. У него, мол, простуда и он плохо себя чувствует. Сидя за кухонным столом, генерал налил себе водки и бросил взгляд на здание напротив, освещенное послеполуденным солнцем. Сегодня для разнообразия дождя не было, хотя, впрочем, Геннадию Игоревичу на это было наплевать. Проклятый кашель, вот что действительно доставало его. Даже два часа, проведенные сегодня утром в парилке, не помогли. Снова зазвонил телефон, уже не в первый раз, но он не стал брать трубку.

Генерал снял крышку с тарелки с колбасой и солеными огурцами, выпил, закусил, потом опрокинул еще рюмку «Столичной», припомнив, как ему не давали пить в госпитале, когда он в прошлый раз лечился от туберкулеза. Но болезнь вроде бы отступила.

Господи, как же ему чудесно жилось в прежние времена, когда он был молодым и здоровым. Тогда он чувствовал себя таким живым, таким полезным Родине, а теперь стал стариком, время которого неумолимо истекает… Как истекло оно и для всего Советского Союза.

Христенко был свидетелем перемен, видел глубокие политические перемены, инициатором которых стал Горбачев. Да, начать-то он начал, но попросту не представлял, что делать дальше. Своим бездействием и невмешательством во внутреннюю политическую жизнь других соцстран он развалил Варшавский договор. Это и явилось окончательным падением мировой социалистической системы. Ирония заключалась в том, что сам Горбачев ничего такого не предполагал.

Советский народ десятилетиями удерживали вместе исключительно угрозой силы. Лишь оружие гарантировало, что молдаване, латыши, таджики и прочие народы будут послушно следовать в кильватере Москвы. Они любили коммунистов еще меньше, чем их предки любили царей.

И поэтому, когда Горбачев сломал хребет партии, он тем самым лишил себя возможности контролировать народ, не будучи в состоянии предложить ему ничего взамен. Люди, которые на протяжении семидесяти лет осуществляли план построения светлого завтра, внезапно лишились перспектив. Поэтому все последующие политические маневры Горбачева в конечном итоге оказались неэффективными.

Американцы, не менее глупые, чем советское партийное руководство, были застигнуты врасплох событиями в Грузии и Прибалтике и практически игнорировали войну, уже начавшуюся в южных республиках. При выводе войск из Афганистана пропало более полумиллиона единиц оружия, и Советская армия ничего не могла с этим поделать. Неужели американцы не понимали, что в один прекрасный день Шалтай-Болтай все-таки грохнется со стены? Любому было ясно, что последствия этого будут ужасны. Горбачеву не хватало дара политического предвидения, он так ничего и не смог придумать.

Союз был обречен развалиться. Конец его был предрешен.

Беря руками колбасу, Христенко вспоминал позднейшую историю. Он отломил кусочек черного хлеба, положил в рот и с удовольствием разжевал. Довольно, напомнил он себе, и отправился в туалет мыть руки. В девяноста девяти процентах российскиx домов туалет и ванная комната представляли собой отдельные помещения, но его квартира была построена во времена Хрущева. Никита посетил Америку и оценил там, насколько удобно сходить по-большому, а потом тут же помыть руки без необходимости идти в соседнее помещение.

Христенко отвернул кран и вымыл руки, потом вытер их грязным полотенцем. Потом у него снова начался приступ кашля, и только после этого генерал взглянул на себя в зеркало и подмигнул стоящему там старому приятелю.

Геннадий Игоревич вышел из туалета, уселся за маленький стол и посмотрел на фотографию своего покойного внука, получившего пулю в Афганистане, и его жены Сони с трехлетним правнуком Сергеем. Выцветшей фотографии, спрятанной за стеклом, было много лет, уголки ее истрепались. Все, что было у него в жизни, осталось позади, впереди уже не было ничего.

На войне, по крайней мере, всегда знаешь, кто твой враг. Сегодня корпорации сулят озолотить страну, хотя на самом деле лишь набивают карманы. Христенко знал, что это так, поскольку входил в одну из них и ненавидел все это – взятки, коррупцию, подкуп, необходимый для получения права на ведение бизнеса. Душа Родины давно исчезла, осталось лишь гниющее тело.

Генерал с трудом облачился в форму и собрался уходить. Но сначала он вытащил из почтового ящика газету «Москоу Таймс» и отнес ее на кухню. Потом вышел и запер за собой дверь. Водитель сидел за рулем служебного автомобиля, но Христенко махнул ему, давая понять, что хочет пройтись.

Стоял чудесный день, дождь вымыл московские улицы. Так что сегодня люди могли дышать чистым воздухом, в котором не было сажи, летящей из высоких заводских труб.

Генерал зашел в почтовое отделение, находящееся в квартале от его дома, и подошел к телефонам-автоматам. Он достал карточку и набрал междугородный номер. Послышался голос оператора:

– Гранд-отель «Европа». Чем могу помочь?

– Мне нужен один из ваших гостей, Михаил Филиппов.

– Один момент, – последовала короткая пауза. – Прошу прощения, но у нас нет никого, зарегистрировавшегося под этим именем.

– Извините. Попробуйте разыскать Алексея Иванова.

В номере Алекса зазвонил телефон.

– Алло?

– Это Геннадий Игоревич.

– Куда вы пропали? Я уже два дня не могу с вами связаться.

– Алексей, слушай внимательно. За мной следят. Не знаю почему. Мой телефон прослушивается, а в квартире установлены камеры.

– Что случилось?

– Елену арестовала ФСБ. Я не видел ее с самого кремлевского приема, но слухи такие ходят. Вполне возможно, что меня подозревают, но она ничего не может им рассказать, кроме того, что я передал ей диск. Поскольку они не знают, что именно записано на диске – ведь у них его нет, – у них нет и доказательств того, что я в чем-то замешан. Им ничего не известно о «Глоба-Линк», поэтому не к чему меня привязать. А то, что Елена помогала французам, тоже никоим образом не вовлекает меня в эту историю. Они установят за ней хвост, чтобы выйти на тебя. Отдан приказ не брать тебя живым, хотя это может быть и подстава.

– Диск был отправлен в мою нью-йоркскую квартиру.

– Отлично. Что удалось узнать в Архангельске?

Алекс рассказал генералу об огромных пластиковых отливках неизвестного назначения и о том, что он только что вернулся из города Ижоры, расположенного километрах в двадцати к юго-востоку от Санкт-Петербурга, где происходила сборка элементов, поступающих из Архангельска, из которых монтировались огромные поверхности совершенно непонятного назначения.

– Алексей, все ответы в Калвер-сити. Очень важно, чтобы ты все выяснил до встречи в Женеве. В противном случае у нас не будет достаточных доказательств, которые можно было бы предъявить средствам массовой информации.

– Понимаю, и сейчас как раз занимаюсь людьми, связанными с проектом. Меня ждет Владимир Румянцев. Собираюсь подыграть ему, поскольку он хочет переубедить меня по поводу голосования или убить, поскольку Робеспьерр его уже предупредил.

– Слушай, а как по-твоему, почему убили посла Фармера?

– Потому же, почему и Анатоля Боннарда. Должно быть, они что-то узнали. Кстати, когда я следил за Робеспьерром от «Шереметьево-1», то видел, как его машина сворачивает к американскому посольству. Значит, там кто-то работает на них, – теперь уже в основном говорил Алексей, а не Алекс. – Возможно, Холлингсуорт, поверенный в делах. Во всяком случае, так предполагает Форсайт, который занимается этим делом со своего конца.

– В общем, делай все, что считаешь нужным, но старайся не высовываться. Интерпол тоже получил приказ насчет тебя.

– Ничего, я справлюсь.

Христенко бросил взгляд в окно почтового отделения и увидел то, чего и следовало ожидать.

– Наружка на другой стороне улицы. Я сейчас куплю почтовых марок и пойду.

– Когда мы сможем встретиться?

– Сам не знаю, – генерал снова закашлялся, буквально сгибаясь пополам. Даже сотрудницы отделения обратили на него внимание. – Мне пора.

– Геннадий Игоревич, кажется, вы серьезно больны.

– Это все острая колбаса. Когда-нибудь она убьет меня. Ладно, пока.

Повесив трубку, Христенко достал платок и сплюнул в него мокроту, перемешанную с кровью. Крови было много.

* * *

День 7. 15.50

Алекс только что вернулся в номер после поездки в Ижору, пригород Санкт-Петербурга. Там помещался второй завод фирмы «Макроникс», похожий на архангельский, как родные братья. Он отложил атташе-кейс и попросил телефонистку отеля соединить его с Вашингтоном по вроде бы обычному номеру, который сразу выводил на защищенную линию. Трубку взял Карл Ротштейн, и Алексу сразу стало ясно, что тот буквально брызжет слюной от нетерпения.

– Господи, да что же такое творится? – сразу выпалил он в трубку. – Я знаю, что ты непричастен к этим убийствам, но почему подставляют именно тебя?

Алекс чувствовал, что лучше не посвящать Ротштейна в детали. Во всяком случае, пока.

– Просто им нужен козел отпущения, которыми стал ваш покорный слуга. – «Удивительно, – подумал Алекс, – насколько легко в мою речь вплетается жаргон Алексея». – Я не имею никакого отношения к троим убитым, один из которых, кстати, живехонек.

– Где ты?

Алекс объяснил.

– И тебя, значит, окрестили Филипповым. А кто он такой?

– Никто. Это просто псевдоним, которым я пользуюсь.

– Но ведь во всех газетах это имя значится под твоим фото!

– Я собираюсь выяснить, чьих рук это дело, но пока ничего определенного сказать не могу – нет доказательств. Дай мне пару дней, пока я доберусь до Штатов. Придется пробираться нелегально, поскольку пограничные службы настороже.

– Ладно, Алексей, но мне потребуются исчерпывающие объяснения. Звонил Юсуфов – он тоже ничего не понимает. Не знаю уж, почему он так интересуется тобой, ведь ты работаешь на СВР, а не на ФСБ. А Христенко из СВР тоже отмалчивается. Так что мне сказать начальству?

– Постарайся ничего не говорить, пока я не разузнаю побольше. На это уйдет еще пару дней.

– А больше я тебе и не даю. Моя страна не станет укрывать человека, подозреваемого в убийстве, даже если ты и не виновен. Я за это головой отвечаю.

– Понятно.

– Тебе хочет помочь московский поверенный в делах Лоуренс Холлингсуорт. Ему известно, что ты не причастен к убийствам.

– Ладно, приму к сведению.

Ротштейну реакция Алексея явно пришлась не по душе.

– Надеюсь, ты сам-то ясно представляешь себе масштабы происходящего? – доносящийся из-за океана голос неожиданно стал резким. – И еще звонила Елена. Она искала тебя и не имеет ни малейшего понятия, во что ты ввязался. Думала, мне что-нибудь известно.

– Встречусь с ней потом.

– Да, она сказала, что встречается с тобой завтра на петербургской квартире. Она, как и все, читала газеты и до смерти перепугана.

Значит, она разговаривала с Четом, удовлетворенно заключил Алекс.

– Я говорил с Форсайтом, – сказал он, меняя тему разговора, чтобы проверить Ротштейна. – Он говорит, что из-за политкорректности у него связаны руки.

– Да, в этой стране есть законы, защищающие любого ее гражданина, включая и мусульман вроде Юсефа, которого мы подозреваем в терроризме.

– Да к черту закон, – огрызнулся Алекс. – Идет настоящая война, неужели это непонятно?

– Ты, конечно, понимаешь, что нужен нам здесь. Таков приказ.

– Ты когда-нибудь слышал о «Глоба-Линк»?

– А что это такое?

– Сейчас рассказывать не могу.

– Значит, по-твоему, я должен пропустить мимо ушей все, что от тебя услышал? Да за кого ты меня принимаешь?

– За человека, который мне доверяет.

– Ты сам себе противоречишь. И что прикажешь с тобой делать?

– Во-первых, я тебе не звонил. Ты не разговаривал со мной с тех пор, как я передал этот диск Лаврову, и не имеешь ни малейшего понятия о том, что происходит.

Алексу было слышно тяжелое дыхание Ротштейна. Тот явно колебался.

– Ладно, Алексей, два дня… Если, конечно, ты столько проживешь.

Алекс тупо уставился в пространство, он никак не мог поверить, что Ротштейну неизвестно об аресте Елены, которая подозревается в шпионаже. Или он знает? Может, и это какая-то ловушка? Ротштейн знал, что президенты Лавров и Макферсон готовятся к визиту в Женеву и оба получили информацию о сбежавшем Алексее Иванове. Но внешне впечатление такое, будто ничего и не происходит. Почему Лавров до сих пор не переговорил с кем надо и не отдал соответствующих приказов? И почему он ничего не говорит СВР по поводу Христенко? Хотя, с другой стороны, вдруг сообразил Алекс, еще неизвестно, знает ли что-нибудь Лавров. У Ротштейна не было ни малейшего представления о том, что должно случиться, а теперь «Глоба-Линк» вплотную занялась еще и Христенко. Словом, голосование будет проведено в отсутствие Филиппова, да и дело с концом. Жизнь пойдет своим чередом – только это будет уже совсем другая жизнь.

Зазвонил телефон. Это оказался Рене.

– Я заезжал в отель, только записки не оставил, – сказал он. – Думал, ты уже на месте. Пакет для тебя спроси у портье.

Алекс рассказал ему о своем визите на завод «Макроникс» в Архангельске, о возвращении с пересадками в Санкт-Петербург и о том, как он в конце концов добрался до города на грузовике. Потом упомянул о поездке в Ижору, где у «Макроникс» был второй завод.

– Кстати, ты договорился о встрече со Светланой Нармоновой? – поинтересовался он.

– Да, в кафе через десять минут. Выясню интересующие нас имена.

– Подготовь пути отхода, чтобы у нас был запасной вариант, после того как мы созовем эту пресс-конференцию. Мне здесь сейчас небезопасно.

– Почему?

– Я недавно говорил с Ротштейном – здесь что-то не так. Возможно, он тоже в этом замешан.

– Подробнее.

Алекс рассказал Рене об аресте Елены и о том, что Ротштейн об этом даже не обмолвился.

– Христенко сказал, что ее отпустили, – с недоумением заметил он. – Но почему?

– Не знаю. Кто стоит за всем этим?

– Юсуфов. Он считает, что жар-птица практически у него в руках.

– Они могут использовать ее, чтобы устроить для тебя ловушку. Смотри не попадись.

– Мы с ней встречаемся завтра на квартире.

– По-моему, Алексей, это не слишком умно.

Он поколебался.

– Мне нужно убедиться.

– Ты можешь поставить под угрозу всю операцию, – осторожно заметил Рене.

– Так ведь и моя жизнь висит на волоске. Придется рискнуть и сунуться в возможную ловушку.

– А что ты собираешься делать теперь?

– Отдохну, а в двадцать три ноль-ноль у меня встреча с Румянцевым, которая тоже наверняка будет ловушкой. Если я уйду живым, то буду точно знать, что делать дальше. Потом мне нужно будет попасть в Штаты, и тут потребуется твоя помощь. Все обычные виды транспорта под наблюдением.

– Но за пределами России, наверное, смотрят не так уж тщательно.

В этом Рене был прав.

– Предлагай. Слушаю тебя.

– Постарайся всеми правдами и неправдами пробраться в Финляндию. Там, в Хельсинки, живет мой коллега Лейф Крононсонн, который говорит по-английски. Я предупрежу его. Встретишься с ним на станции Вантаа послезавтра в двадцать три ноль-ноль. Он отвезет тебя в аэропорт Хельсинки, – Рене описал, как выглядит Крононсонн. – Скажешь ему пароль «Анастасия». Я попрошу, чтобы он тебя там ждал. У него для тебя уже будет билет на рейс «KLM» до Лос-Анджелеса.

Алекс лихорадочно думал.

– Я изменю внешность и попробую выбраться из России под именем отца Филиппова, православного священника.

– Хороший выбор. Я узнаю у Лейфа номер рейса и встречу тебя в Лос-Анджелесе, в баре терминала Брэдли. Это даст нам запас по крайней мере в четырнадцать часов до начала совещания в Женеве. А о том, когда я там буду точно, сообщу тебе чуть позже.

– Значит, Лейф Крононсонн на станции Вантаа в двадцать три ноль-ноль, – повторил Алекс.

– Кстати, в этом отеле ты тоже не в безопасности, ведь Ротштейн знает, что ты здесь. Лучше скройся куда-нибудь и побыстрее! – велел Рене. – Немедленно!

Через пару минут Алекс с атташе-кейсом пробежал мимо лифта и бросился вниз по лестнице, крепко держась за перила и перепрыгивая через две ступеньки за раз. Очутившись в вестибюле, он пошел помедленнее, не желая привлекать к себе внимание, и подошел к стойке портье.

– У вас должен быть пакет для Алексея Иванова, – сказал он человеку в униформе.

– Ваш паспорт, пожалуйста.

Алекс предъявил паспорт Алексея, получил пакет, оставленный Рене, поблагодарил портье и направился к выходу. Он дошел до площади Искусств, где на скамейках вокруг памятника Пушкину было полно туристов. Потом Алекс отправился в немецкий ресторан «Чайка» на канале Грибоедова, где можно было поесть, а то он буквально умирал от голода. Там, в туалете, Алекс вскрыл пакет Рене и надел на себя пояс с деньгами, потом наплечную кобуру и сунул «глок» на место.

Теперь он был вооружен.

Глава 13 ОХОТА

День 7. 15.58

Двухмоторный самолет прогревал двигатели, готовясь перебросить Сайяфа сперва через Северную Африку, а потом и через Атлантический океан. Это был следующий этап его путешествия. Сам он сидел в палатке с двумя шиитскими муллами и вместе с ними по афганскому обычаю ел прямо руками из общего блюда. Он знал, что в конце путешествия окажется где-то в Южной Америке, но где именно, понятия не имел. Сейчас он находился на юге Ливана, на какой-то тайной базе, где имелось даже несколько самолетов, предназначенных для нанесения ударов по Израилю. Конечно, это его не касалось, но теперь средства, выделяемые Ираном и Саудовской Аравией, пойдут на наказание не только евреев, но и настоящих неверных, американцев. Пути Аллаха неисповедимы.

– Большая честь для меня разделить с вами трапезу, почтеннейшие, – с уважением сказал Сайяф муллам.

– Это ты оказываешь нам честь, – сказал тот, что постарше, человек лет семидесяти с задубевшим от многолетнего пребывания на палящем солнце лицом. – Твои верность и храбрость, проявленные в борьбе с неверными, нам хорошо известны. С твоей помощью и с поддержкой «Хезболлы» мы обязательно отвоюем то, что принадлежит нам по праву. Скоро этот темный период в нашей истории закончится, и мы станем благодарить Аллаха за его милость.

– Мне еще никто не рассказывал о деталях путешествия.

– Их ты узнаешь, когда прилетишь в следующий пункт назначения. Повсюду рыщут шпионы ЦРУ, и доверять нельзя никому.

– Это понятно.

– Ты пробудешь там совсем недолго, а потом тебя ждет долгий утомительный путь на грузовике. Тогда и получишь дальнейшие приказы. Когда доберешься до места, снова отдохнешь и подкормишься в обществе наших братьев, – сказал старик.

– Я еще ни разу не был по ту сторону Атлантического океана.

– Это континент грешников, не признающих ислама. Но и среди них есть истинно верующие. Я сам был там и видел, как они стараются ради победы нашего дела.

– Для меня это будет совершенно новый мир. Большой самолет, стоящий невдалеке от палатки, взревел моторами, готовясь к вылету.

– Настало время молитвы, а потом ты начнешь свою миссию во имя Аллаха, – улыбнулся старик. – Твой героизм останется в памяти людской на тысячи лет.

* * *

День 7. 16.03

Юсуфов сидел у себя в кабинете, весьма недовольный тем, что Иванов все еще жив. Конечно, ясно, что он изворотлив, но ведь не настолько же, чтобы тягаться с могущественной ФСБ. И еще этот псевдоним Филиппов – к чему он? Как бы то ни было, Алексей где-то должен скрываться, а бесконечно прятаться он не может. Было бы настоящей удачей доказать, что он работает на Запад. Это ничуть не умалило бы всей важности борьбы с терроризмом, зато еще раз продемонстрировало бы существование взаимного недоверия между Востоком и Западом. Дружба, возникшая было между сверхдержавами, лишь доказывает, что Россию используют в качестве подставы в американской империалистической игре за обладание мировыми запасами нефти. Юсуфов никогда не допустит этого, пока он занимает пост заместителя начальника Второго главного управления. Скоро все выяснится. В любом случае, именно он раскроет заговор, американский план отбросить Родину назад в темные века, сделать ее отсталой и неспособной идти в ногу с остальным миром.

Зазвонил телефон.

– Да?

– Сейчас с вами будет говорить президент, – послышалось в трубке.

– Спасибо, – Юсуфов нажал другую кнопку. – Слушаю вас, господин президент.

– Мне требуются доказательства вины генерала Христенко или его признание. Таким образом мы сможем обвинить ЦРУ в причастности к сговору, а заодно и явить миру наше истинное лицо, показать себя как последовательных противников холодной войны. – Но тут российский президент вспомнил, что и ЦРУ и СВР в новом мире станут не нужны. Впрочем, Юсуфову об этом знать необязательно. Во всяком случае, пока.

– Мои люди занимаются этим, господин президент.

– Докладывайте каждые восемь часов.

День 7. 16.08

Чувствуя себя совершенно разбитым, Христенко вернулся из почтового отделения домой и после очередного приступа кашля с кровью и двух рюмок водки снова улегся в постель. Через некоторое время он кое-как ухитрился задремать, но в его возбужденном мозгу продолжали мелькать зловещие сны.

Чуткие микрофоны ловили каждый звук и передавали на магнитофоны, установленные в квартире дома напротив. В конце концов аппаратура уловила шорох откидываемого одеяла и новый приступ кашля. В медицинской карточке было написано, что у генерала слабые легкие, он особенно подвержен гриппу и заболеваниям дыхательных путей. Команда Юсуфова заключила, что Христенко очень тяжело болен. Генерал громко высморкался, и агенты с улыбками переглянулись. Этот звук был чем-то похож на корабельный гудок в тумане.

Они следили за небольшими экранами, на которые транслировалось изображение с видеокамер. На них пожилой человек отправился в ванную. В общем-то, все члены группы в какой-то степени испытывали жалость к старому генералу, ведь они так давно и плотно наблюдали за ним, что его жизнь в какой-то степени стала частью их жизни.

– Конечно, он такой же человек, как и все мы, – бросил один из агентов другому, – однако все равно предатель. Для человека с такими военными заслугами это просто невероятно.

Наступило молчание, оба агента задумались над тем, как дело генерала может быть представлено в суде. Открытый процесс? Вряд ли Родина-мать позволит публично судить своего Героя.

На экранах было видно, как Христенко вышел из ванной и взял «Москоу Таймс», которую утром достал из ящика. Он уселся за кухонный стол, налил себе чашку чаю и развернул газету, чтобы ознакомиться с последними мировыми новостями. В особенности с тем, что пишут по поводу предстоящего в Женеве совещания по СОИ. Христенко намазал ломтик черного хлеба маслом, откусил кусочек и отхлебнул из чашки.

– Жрет, как мужик деревенский, – заметил один из агентов. – Хотя, чего еще ожидать от старого казака!

– И все-таки он был крупным военачальником. Да ты сам посмотри, это же боевой конь, которому по старости пора на живодерню. И знаешь что – думаю, он и сам это понимает.

Они снова уставились на экраны. Теперь Христенко отправился в туалет по-большому. Магнитофоны записывали даже малейшее бурчание его желудка. Потом они следили за тем, как он, закончив, подошел к висящей на плечиках форме и одел ее, сверкнув звездами на погонах. Потом Геннадий Игоревич вышел из квартиры, по-прежнему кашляя и тяжело дыша. Агенты слышали, как поворачивается в замке ключ.

Один из агентов бросился к телефону и доложил:

– Он выходит из дому.

Потом они следили за тем, как Христенко садится в служебную машину, которая тут же выехала на улицу и вскоре исчезла из виду. Члены группы расслабились и переглянулись. Сегодня в поведении генерала ничего подозрительного замечено не было, заключили они, выключили магнитофон и стали звонить Юсуфову с докладом.

* * *

День 7. 16.21

Алекс предпочел бы, чтобы стемнело пораньше, когда он не будет так бросаться в глаза, но в это время года в Санкт-Петербурге на ранний приход ночи рассчитывать не приходилось. После мая придет июнь, а с ним и белые ночи, когда почти три недели круглые сутки будет светло как днем. Сейчас же темнота наступит лишь около одиннадцати вечера и продлится до четырех часов утра. В общем, срок довольно небольшой, особенно если за тобой охотятся убийцы. Кроме того, было только 16.21, то есть едва ли не середина дня. Алекс с неизменным атташе-кейсом вышел из немецкого ресторана. Под одеждой, которая ему даже не принадлежала, скрывался пояс для денег.

Он очень устал от постоянного напряжения и необходимости все время быть начеку. Оказавшись на набережной канала Грибоедова, Алекс принялся разглядывать кишащих тут туристов. Канал с его набережными был весьма живописен и очень напоминал Венецию. Прохожие в основном были хорошо одеты и искали, где бы перекусить, а потом отправиться в театр или в филармонию. Но Алексу сейчас было не до классического искусства. Он огляделся, проверяя, не следит ли кто за ним. До визита на дачу Румянцева оставалось еще почти семь часов. Мимо курсировали милицейские машины, много было и обычных постов. Но они, похоже, никого специально не искали.

Но это не относилось к агенту ФСБ Кудрину, худощавому, даже костлявому человеку с темными короткими волосами. Он сидел за рулем припаркованного «мерседеса». Рядом расположился его напарник по фамилии Чайка. Выяснив, что Иванов остановился в «Европе» и почти сразу ушел из отеля, они только что тщательно проверили окрестные улицы. В отеле им сказали, что такси он не брал, значит, отправился куда-то пешком. И тут они внезапно увидели его, стоящего возле немецкого ресторана.

Кудрин тут же повернул ключ зажигания.

Чайка, крупный светловолосый человек во французском свитере, тут же вылез из машины в полуквартале от Алекса, на другой стороне канала, и кинулся к небольшому мостику, ведущему на другую сторону. Слева под мышкой свитер слегка бугрился, выдавая присутствие пистолета. У них был приказ немедленно задержать Иванова. Алекс заметил Чайку, протискивающегося среди туристов и грубо расталкивающего их без всяких извинений. Взгляд агента был буквально прикован к нему.

Алекс, виляя среди прохожих, тут же бросился налево, к Невскому проспекту, ринулся на другую сторону прямо под красный свет и даже чуть не попал под машину. Чайке повезло больше. На светофоре как раз загорелся зеленый, и он кинулся догонять Алекса. Кудрин тем временем тронулся было с места, но тут же застрял в пробке. Непрерывно сигналя, он с трудом вырвался на Невский.

У Алекса отчаянно билось сердце. Прижимая к себе атташе-кейс, он свернул налево и пробежал мимо казино «Мани-Хани», то и дело оглядываясь на Чайку, который не выпускал его из виду. К тому же агент знал, что машина тоже следует за ними.

Алекс бешено работал ногами и вскоре оказался в Апраксином переулке, запруженном туристами. Он увидел Большой драматический театр имени Товстоногова и нырнул в открытые двери. В вестибюле стояла очередь за билетами. Грудь Алекса тяжело вздымалась, пот заливал лицо. Он быстро снял куртку, чтобы хоть немного изменить внешний вид, и перекинул ее через атташе-кейс, прикрывая его, после чего с извинениями пристроился в середине очереди. Мгновением позже в вестибюле возник Чайка. Он не был уверен в том, что Алекс заскочил именно сюда, тоже задыхался от быстрого бега и лихорадочно шарил глазами по толпе, ища человека с атташе-кейсом, но не находил его.

Чайка быстро забежал в пустой зрительный зал, не обнаружил там ничего интересного, вернулся в вестибюль и принялся более внимательно разглядывать стоящих в очереди людей. Он мог бы поклясться, что видел, как Иванов забегает сюда, и решил подождать. Очередь двигалась довольно быстро. Тем временем Кудрин подъехал к входу и остановился. Чайка бросился к нему, сообщил, что преследуемый находится где-то рядом, и получил приказ вернуться назад. Пока его не было, Алекс как раз скрылся в дверях пустого зрительного зала и бросился вперед по проходу. Заметив, что дверь зала закрывается, Чайка все понял, распахнул дверь и увидел Алекса, бегущего к сцене. Тот заскочил на нее и метнулся куда-то налево, за кулисы.

Через несколько секунд Чайка был там же, но беглец исчез. Тем временем Алекс заметил холодный дневной свет, проникающий на сцену через распахнутые двери запасного выхода, и выскочил на улицу. Он по мосту перебежал Фонтанку и помчался по переулку Джамбула, выходящему к джазовой филармонии, у которой без всякой цели снова свернул налево, на Владимирский проспект – еще одну широкую улицу с толпами людей, спешащих по своим делам. Алекс бросил взгляд через плечо и увидел, что Чайка отстает от него на квартал и, бешено работая локтями, продирается сквозь толпу, не затрудняя себя извинениями. Алекс продолжал бежать, но чувствовал, что долго так не выдержит. Он забежал в музей-квартиру Римского-Корсакова, купил билет и тут же скрылся в туалете.

Алекс совершенно выбился из сил, его легкие не привыкли к такой атмосфере. Зайдя в кабинку, он уселся на унитаз, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Посидев немного, встал, помочился, потом проверил, заряжен ли «глок» Алексея. У него был совершенно ясный приказ Старейшин – ни в коем случае не отнимать ничьей жизни. Но ведь преследователь не знает об этом. Он снова сел, слушая, как люди входят, делают свои дела, спускают воду, моют руки и выходят.

В половине квартала от музея стоял Чайка, совершенно сбитый с толку и не знающий, куда бежать дальше. Здесь был центр города с множеством зданий, в которых запросто мог скрыться беглец. Если начать обыскивать все дома подряд, то только потеряешь время, а жертва запросто сбежит. Тут к тротуару подъехал кудринский «мерседес», и агенты понимающе переглянулись. Продолжать погоню было бессмысленно. Иванов мог спуститься в метро на станции «Достоевская» и уехать практически куда угодно. Оценив ситуацию, Чайка нехотя уселся в машину и полез за сигаретами.

Они его потеряли.

* * *

День 7. 16.18

Войдя в кафе «Новая Голландия», Шометт обвел взглядом столики, в основном пустые, и сразу увидел сидящую у окна женщину, которая, скорее всего, и была Светланой Нармоновой. На ней был черный явно дорогой костюм, хорошо гармонирующий со светлыми волосами. Выглядела она значительно моложе своих пятидесяти восьми. Заметив Рене в сером в полоску костюме с белым цветком в петлице пиджака, она медленно сняла темные очки и улыбнулась, давая понять, что узнала его. Ведь мало того, что он исключительно подробно описал свой внешний вид по телефону, так еще и держал в руке типично адвокатский коричневый кожаный портфель. Рене приблизился к столику.

– Вы, должно быть, Светлана Нармонова?

– Да, а вы, конечно же, Рене Шометт. Приятно познакомиться.

– Взаимно, – с улыбкой отозвался он и уселся за столик напротив нее. – Вот моя карточка.

Она взяла протянутую визитку, довольно внимательно прочитала ее и, кажется, осталась вполне удовлетворена тем, что он действительно адвокат из крупной юридической фирмы с филиалами в Америке, а конкретно в Нью-Йорке и Чикаго.

– Надеюсь, вы понимаете, что ваш звонок меня изрядно удивил, – призналась она. – Никогда не слышала, чтобы у меня были какие-то богатые родственники. Я вообще сирота, меня удочерила семейная пара на Урале. Но они, как и большинство людей во времена Брежнева, были довольно бедны.

– Их фамилия была Нармоновы?

– Да.

– Вас удочерили после Отечественной войны, и вам ничего не известно о настоящих родителях?

– К сожалению, это так.

Подошла официантка, и Рене заказал кофе, потом открыл портфель и достал из него пачку документов. Продолжая говорить, он время от времени сверялся с бумагами.

– Возможно, это для вас полная неожиданность, но ваш настоящий отец – немецкий офицер, лейтенант Отто Шмидт. Его часть захватила в плен вашу мать, и два года она провела в лагере. Ее звали Яна Артюхова. Короче говоря, они полюбили друг друга. Она была очень красива, и лейтенант хотел, чтобы она осталась с ним, хотя сам на тот момент был женат. Но ему страшно не хватало женского внимания. Вы, конечно, понимаете, что на войне такое случается.

– Откровенно говоря, я просто потрясена. Откуда вам все это известно? И почему я должна вам верить?

– Сейчас объясню, – начал Шометт. – Ваш отец спас жизнь русскому солдату, Виктору Игоревичу Шевченко. Он пристроил его рабочим в одно из хозяйств под Варшавой, поставляющее провиант германской армии. К концу войны Гитлер оказался практически не в состоянии обеспечивать страну продовольствием. Вскоре подошли войска маршала Жукова, и все заключенные были освобождены. Шевченко уже и не надеялся пережить эту страшную войну. Официантка принесла Рене кофе и бесшумно удалилась.

– Шевченко узнал, что вся его семья погибла, да и в сталинскую Россию возвращаться ему не хотелось. Там его снова отправили бы в лагерь, из которого выпустили, чтобы отправить на фронт, – Рене сделал глоток горячего кофе и осторожно поставил чашечку. – Шевченко бежал на Запад еще до падения Берлина и объяснил американским властям, какая судьба ожидает его дома. Он получил политическое убежище, а через некоторое время был отправлен в Штаты, где обосновался в штате Иллинойс, в небольшом городке Скоки. Он был по гроб жизни благодарен лейтенанту Шмидту, спасшему ему жизнь, причем откуда-то знал, что вы являетесь внебрачной дочерью спасителя. Остается только предположить, что лейтенант сам ему об этом рассказал, а потом Шевченко продолжал следить за вашей судьбой по своим каналам.

Шевченко занялся бизнесом и добился больших успехов, производя сельскохозяйственное оборудование. Небольшое производство постепенно превратилось в солидный завод, а в пятидесятые годы, когда Америку захлестнул экономический бум, стало по-настоящему крупным предприятием. В общем, через несколько десятилетий он стал по-настоящему богатым человеком. По какой-то причине, не существенной сейчас для нас, он так никогда больше и не женился, соответственно не имел наследников.

Год назад врачи сказали, что у него рак и жить осталось недолго. Ему не оставалось ничего другого, как с нашей помощью составить завещание, согласно которому все состояние переходило вам. Он был обязан вашему отцу жизнью и чувствовал себя обязанным перед вами, в то же время отлично зная, кто вас удочерил и где вы находитесь.

Она слушала его, совершенно потрясенная. Услышанное слишком медленно укладывалось в голове. Как же все это странно. Никто никогда и словом не обмолвился ей о настоящих родителях, а уж тем более о том, что ее отец был офицером вермахта. Но, как бы то ни было, она выжила, хотя жизнь и была бедной и нелегкой. Закончив школу, Светлана отправилась в Москву и поступила на экономический факультет университета, вскоре вступила в партию.

В двадцать с небольшим лет у нее завязался роман с одним из женатых профессоров, который познакомил ее с видными партийными деятелями. Вскоре она стала одной из секретарш генерала Владимира Юрьевича Румянцева, который после распада Советского Союза купил акции приватизированной российской компании спутниковой связи. Всего через пять лет она стала знаменитой «Спейс-Диск».

Нармонова со временем стала личным секретарем и теперь даже жила на даче Румянцева. Она была хорошо знакома с его женой, его детьми, всеми его делами, а также с ближайшими деловыми партнерами. Всю эту информацию Шометт почерпнул из материалов, переданных Алексом.

– Сами понимаете, у меня просто слов нет, -сказала она. – Все это как снег на голову. Я вдруг узнаю, что стала наследницей богатого американца, о котором даже никогда не слышала.

– Вполне понимаю ваши чувства, мисс Нармонова. Именно поэтому я и подумал, что будет лучше, если мы сначала встретимся с вами в неофициальной обстановке. Просто потом вам придется отвечать на множество вопросов в суде.

– Я что-то не понимаю…

– Речь идет о миллионах долларов, и судья по делам о наследовании в Америке должен быть полностью уверен в ваших правах.

– И что это за вопросы?

– Исключительно частного характера, мисс Нармонова.

– Интересно, в чем же проблема?

– Я подготовил несколько заявлений, которые вы должны подписать, а я заверю вашу подпись. Таким образом будет засвидетельствована ваша кровная связь с Отто Шмидтом. Кроме того, требуется ваше личное заявление, чтобы начать судопроизводство. Нужно также заручиться поддержкой нескольких человек, занимающих высокие должности, которые знают, что вы личный секретарь господина Румянцева. К примеру, коллеги вашего работодателя и он сам.

– Думаю, это проблемы не составит, – выпалила она. – Это можно сделать всего лишь одним телефонным звонком.

– Но сначала нужно написать заявление. Предлагаю сделать это у меня, в номере в отеле «Европа», где я остановился. Главное, мисс Нармонова, это имена важных людей, так или иначе связанных с вашим работодателем, к которым с уважением отнесется суд. Желательно, чтобы это был кто-то, приглашенный на совещание в Женеве.

– Когда? – возбужденно спросила она. – Когда это можно сделать?

– Если вас не затруднит, то завтра. Скажем, в десять утра? Я приглашу стенографистку, она запишет ваше заявление. Оно должно быть заверено нотариусом, причем с указанием имен ваших поручителей, включая господина Румянцева.

Светлана тяжело дышала.

– Боже мой, миллионы и миллионы долларов!

День 7. 17.55

Алекс очень долго просидел в кабинке, наконец решился выглянуть наружу и убедился, что в туалете никого нет. Он умылся над раковиной и после этого, впервые после поездки на грузовике из Тихвина, почувствовал себя освеженным. Выйдя в вестибюль, Алекс окинул взглядом толпящихся там людей, но не обнаружил никого, напоминающего преследователей. После этого он бочком выбрался на улицу и понял, что слежки больше нет. Что же дальше? Алекс собирался немного отдохнуть, как следует поужинать и вздремнуть у себя в номере. Но теперь эти планы казались совершенно нереальными. Он задумчиво провожал взглядом прохожих, куда-то спешащих в этом чужом городе. Впрочем, не таком уж и чужом для Алексея, в теле которого временно пребывал Алекс.

Стемнеет не раньше одиннадцати – за час до полуночи, напомнил он себе. В принципе, он мог бы отправиться на квартиру Алексея, где завтра должен встретиться с Еленой, но это было слишком опасно. Квартира – наверняка первое место, за которым установил слежку Юсуфов. Алекс был уверен, что люди из ФСБ уже побывали там и наверняка побывают еще. Но где же пересидеть до наступления темноты?

Он пошел куда глаза глядят, только теперь обращая внимание на то, что раньше выпадало из поля его зрения. В общем-то, все улицы были похожи одна на другую: шедевры архитектуры, центры развлечений, казино. Неоновые рекламы ожили около восьми вечера, но на фоне неба, все еще ярко освещенного солнцем, они терялись. Алекс брел, совершенно не выбирая дороги, не имея цели и, в конце концов, зашел в какое-то кафе перехватить чашкукофе. Он совершенно не понимал, почему это Алексей, будучи русским, все же предпочитал кофе, а не чай. Усевшись за столик, он вполуха слушал поп-музыку и разглядывал других посетителей. Здесь были и туристы, и влюбленные, и пьяницы. Его никто не беспокоил, можно было сидеть, сколько захочется, но через некоторое время он почему-то забеспокоился, оплатил счет и снова вышел на улицу.

К этому времени Алекс страшно устал, все тело болело. Подумав, он отправился в отель «Невский Палас», снял номер на имя Алексея Иванова, потом пошел в Гостиный Двор на Невском, самый большой универмаг в Санкт-Петербурге. Там нашел отдел мужской одежды и приобрел новые брюки, солидный пиджак, носки, рубашку и галстук. Старую одежду он выбросил в мусорный бак и, взглянув на себя в зеркало, остался очень доволен тем, что выглядел как настоящий успешный бизнесмен. Потом в обувном отделе Алекс купил пару туфель, дорогой магнитофон в отделе бытовой электроники, зашел в аптечный отдел и купил антисептиков для левого плеча, которое все еще здорово болело. Зайдя в мужской туалет, он перевязал руку и снова вышел на улицу, прикидывая, как ему избавиться от вполне возможной слежки и попасть на дачу Румянцева.

Время, казалось, остановилось, поскольку небо было все так же ярко освещено, хотя самого солнца уже и не было видно. Он взглянул на часы, которые показывали 20.15. Интересно, куда это его занесло? Алекс поискал взглядом табличку. Она гласила: «Ул. Правды». Мостовая была старая, залитая водой из-за испорченных стоков. По сторонам возвышались жилые многоэтажные здания, построенные еще в сталинскую эпоху.

Возле сквера на улице Достоевского, застроенной почти целиком дореволюционными домами с коммунальными квартирами, прислонившись к стене, стояла привлекательная девочка. Она курила сигарету и провожала взглядом Алекса, устало идущего мимо. На вид ей было двадцать с небольшим, длинные светлые волосы обрамляли хорошенькое личико с накрашенными губами и подведенными глазами. Соседним зданием оказалась захудалая гостиница, рассчитанная явно не на тех состоятельных людей, с которыми Алекс сталкивался в дорогих отелях. Взгляды девушки и Алекса встретились, и он сразу понял, что она проститутка. Он подошел к ней, она встретила его милой улыбкой.

– Хотите хорошо провести время? Если так, то сами знаете – это всегда пожалуйста.

– Нет, я не знал, – улыбнулся он. – Но, в принципе, хорошо провести время любому туристу приятно.

– Гостиница обойдется в три тысячи рублей. Нужно будет показать паспорт и заплатить вперед.

– А кредитки не принимаются?

– Здесь – нет.

Алекс снова улыбнулся, поняв, что это возможность, которой следует воспользоваться.

– Как тебя зовут?

– Лариса. И имейте в виду, за деньги личная информация не дается, – решительно ответила она.

– Хорошо, хорошо.

Вестибюль гостиницы был старым и обшарпанным. На вошедших тут же уставился убого одетый портье, человек средних лет, с короткой сальной бородкой, жующий огрызок гаванской сигары. Алексу сразу стало ясно, что портье и девочка знакомы.

– Нам комнату, – объявила Лариса.

– Ваш паспорт, – сказал портье Алексу. Тот протянул ему паспорт Филиппова, предпочитая не светить здесь документы Алексея. По его мнению, это было не так уж и опасно, поскольку здешние обитатели отродясь не читали газет, никогда не смотрели телевизор и совершенно не интересовались тем, кто и за что разыскивается милицией. Портье вернул паспорт и заставил Алекса расписаться в регистрационной карточке. Лариса с портье в это время обменялись понимающими взглядами. Алекс отсчитал три тысячерублевые купюры и вручил их портье. Ключа здесь, похоже, не полагалось. Портье просто кивнул девушке, которая отлично знала, куда идти, поскольку проделывала это множество раз. Алекс отправился за ней по шаткой лестнице, скрипевшей при каждом шаге, и на втором этаже они оказались перед дверью с номером 202. Она открыла дверь, пропуская Алекса вперед. Комната оказалась обшарпанной, совсем небольшой, у стены стояла старая кровать с продавленным матрасом. Он сразу положил на кровать атташе-кейс. В комнате не было ни плиты, чтобы вскипятить чай, ни каких-либо других предметов обстановки, могущих сделать это любовное гнездышко более приятным местом. Ларисе это было явно совершенно безразлично. На уме у нее были только деньги, и чем короче окажется визит клиента в этот совсем не роскошный номер, тем лучше.

– Да, конечно, тут не «Невский Палас», – усмехнулся он.

– По очевидным причинам в «Невский Палас» я попасть не могу, – возразила она. – Хотя денег я там заработала бы куда больше, – заметила девушка, а потом пригляделась к нему повнимательнее. – Сдается, что я уже где-то видела твое лицо.

– Да, мне об этом часто говорят. Наверное, я просто похож на обычного среднего русского человека.

– Нет, дело не в этом. Кроме того, на мой взгляд, ты вовсе не выглядишь средним. Вообще-то, ты очень даже привлекательный. Никогда бы не подумала, что тебе приходится покупать женщин за деньги.

– Наверное, все женатые мужчины то и дело посматривают налево, – улыбнулся он, все еще озираясь вокруг.

– Да, практически все мои клиенты – женатики. После рождения детей женщины обычно быстро набирают вес, и тогда их мужья начинают искать себе что-нибудь постройнее и посимпатичнее.

– Вроде тебя.

– Спасибо. Как тебя зовут?

– Для тебя – Алекс. Фамилию не скажу.

– Само собой.

– Слушай, а ты много здесь зарабатываешь?

– Уж лучше здесь, чем сидеть за копейки в библиотечной пыли.

Для Алекса это было приятной возможностью хоть с кем-то нормально поговорить. Этого ему не приходилось делать с тех пор, как он шесть дней назад ввязался во всю эту историю. Неужели прошло столько времени?

– Кстати, а сколько с меня? – спросил он.

Она окинула его быстрым оценивающим взглядом. Человек явно состоятельный. Возможно, имеет собственный бизнес.

– Две тысячи рублей.

Алекс понимал, что с него она запрашивает больше, чем запросила бы с кого попроще.

– Хорошо, две так две, – согласился он, вытаскивая нужную сумму из пачки тысячерублевых купюр и вручая ей.

Она была очень довольна тем, что так дорого запросила и что все прошло так гладко, поскольку знала, что он мог начать торговаться и она опустила бы цену вдвое. Девочка вообще умела оценивать людей по внешнему виду, а на сей раз это было особенно легко. Здесь сказывался опыт, приобретенный за последние годы. Ведь она выросла в маленькой северной деревушке, где о подобных несусветных вещах и вовсе не слыхивали.

– Ты первый разденешься или я? – спросила она.

Алекс никогда ни на секунду не предполагал, что может оказаться в подобной ситуации, тем более время начинало поджимать. Еще так много нужно было сделать в этом мире, о проблемах которого так мало знала эта девочка, – впрочем, как и все остальные.

– Знаешь, я бы хотел, чтобы ты для меня кое-что сделала, – сказал он.

– Извращения обойдутся дороже.

– Извращения?

– Ну, сам же знаешь: садо-мазо и анальный. Чего именно ты бы хотел?

– Ты умеешь водить машину?

– Что-что?

– У тебя есть права?

– Да, но…

– Я хочу, чтобы ты взяла для меня машину напрокат.

Она остолбенела.

– Ты это серьезно?

– Даже очень.

Она бросила на него подозрительный взгляд.

– А почему ты сам этого не сделаешь?

– Слишком много штрафных квитанций, – соврал он. – Сама же знаешь, гаишники это проверяют.

– Откуда же мне знать. Сроду не арендовала машин.

– Так сделаешь или нет? Ты только подгони ее к входу, я запрыгну, а ты вернешься сюда как ни в чем не бывало.

– Но ведь ответственность за машину будет на мне.

– Застрахуй ее на полную стоимость на случай угона или аварии.

– А это с ней обязательно должно случиться?

– Честно говоря, я и сам не знаю. В любом случае, ты ничем не рискуешь.

Она пристально посмотрела на него.

– А ведь я как увидела тебя, сразу почувствовала, что ты какой-то не такой. И я точно где-то уже видела тебя раньше.

Он быстро сменил тему:

– А здесь поблизости где-нибудь есть контора по аренде?

– Это в центре-то Петербурга? Да полным-полно.

– Значит, для тебя это не будет проблемой.

Он ждал ее окончательного решения.

– Это как сказать.

– Я тебе хорошо заплачу.

Но она все еще колебалась.

– А сколько?

– Пять тысяч рублей.

Она вытаращила глаза.

– Целых пять тысяч?

– Да, но отдам их, когда ты подгонишь машину к гостинице.

– Я смотрю, ты времени даром не теряешь.

– Я просто тороплюсь. Так сделаешь?

Она лихорадочно думала.

– Сначала покажи деньги.

Он снова вытащил пачку тысячерублевок и отсчитал сумму, необходимую для оплаты аренды. Лариса взяла деньги.

– Слушай, а тебя, случаем, милиция не разыскивает, а?

– А разве я похож на преступника?

– Да нет, зато деньги похожи на воровские.

– Но я действительно не преступник. Придется тебе поверить мне на слово.

– Что мне толку от твоего слова? Но вот деньги – это совсем другое дело.

– Сколько времени это займет?

Она немного подумала.

– До конторы минут десять на такси. Если не случится никакой непредвиденной задержки, то машина будет здесь через полчаса.

– Вот и отлично.

– Какая тачка нужна?

– Практически любая. Сойдет и «Лада». Вот только откуда я узнаю, что ты вернешься с машиной, а не сбежишь с деньгами?

– Портье там внизу отлично меня знает. Мне не нужны никакие неприятности, а ты, похоже, увяз в них по уши.

– Ты получаешь от меня предостаточно. Стоит того это дело или нет?

Она пощупала пачку денег и снова взглянула на него.

– Вообще-то, все это мне страшно не по душе…но я это сделаю.

Глава 14 РАНДЕВУ С ОПАСНОСТЬЮ

День 7. 21.18

Глядя в окно, выходящее на улицу, Алекс увидел, как Лариса на синей «Ладе» тормозит возле гостиницы и бросает взгляд на окно их номера. Он помахал ей, давая понять, что сейчас спустится, еще раз проверил свой «глок», вышел в коридор с неизменным атташе-кейсом в руке и поспешил вниз по лестнице.

Портье за стойкой с кем-то говорил по телефону. Он увидел спускающегося постояльца, тут же явно испугался и побледнел. Алекс заметил это и сразу почуял неладное. Если он был прав, то, возможно, все решит тысячерублевая бумажка, которую он тут же выудил из кармана. Скорее всего, портье узнал его по фотографии в газете и позвонил в ФСБ.

Не успела нога Алекса коснуться последней ступеньки, как портье выудил откуда-то из-под стойки пистолет. Алекс тоже выхватил свой и прямо через стойку бросился на противника, который от неожиданности и паники нажал на спусковой крючок. Алекс навалился на него и сунул ствол своего пистолета в лицо портье. Тот выронил оружие, и оно со звоном покатилось по полу. Алекс, не долго думая, изо всех сил огрел противника по голове атташе-кейсом, и тот, обливаясь кровью, сполз на пол.

– Только не убивайте! – взмолился он. – Я бедный человек, у меня двое внучат. Я всего лишь исполнял свой долг!

На лестнице появилась другая проститутка. Услышав выстрел и увидев, что происходит, она тут же заорала благим матом. Алекс метнулся к ней и свободной рукой зажал девушке рот.

– Заткнись! – гаркнул он ей на ухо и угрожающе помахал пистолетом перед носом. Но девица продолжала издавать приглушенные крики и яростно пинала его, пытаясь угодить между ног, а пальцами норовила ткнуть ему в глаза. У Алекса просто не оставалось иного выбора, как оглушить ее ударом рукояти пистолета. Она безвольно осела на пол, но тут наверху стали открываться двери. Когда Алекс сунул пистолет обратно в кобуру и бросился прочь на шумную, забитую транспортом улицу, вслед ему раздались новые крики и женский визг.

Лариса сидела за рулем и, стоило ему появиться из дверей, тут же вышла из машины. «Интересно, слышала ли она выстрел?» – подумал Алекс. Машина тихо урчала, но благодарить девушку времени уже не было. Он просто сунул ей обговоренные пять тысяч, прыгнул за руль и врубил скорость как раз в тот момент, когда широкоплечий агент ФСБ Чайка, который потерял его в пешем преследовании, ухватился за переднюю дверцу машины. Алекс надавил на газ, и «Лада», визжа покрышками, рванулась вперед. Тем временем Чайка вытащил свой пистолет. Алекс пытался избавиться от преследователя, ударив его о припаркованную чуть дальше машину, но Чайка держался крепко и поднял оружие, собираясь выстрелить через окно. Алекс пригнулся, и пуля вдребезги разнесла стекло с его стороны. Посланец Старейшин распрямился и что было сил кулаком заехал Чайке в лицо. Хватка агента ослабла, он не удержался и покатился по асфальту между отчаянно сигналящими машинами. Алекс же тем временем мчался по Разъезжей улице.

Опуская разбитое пулей стекло, чтобы оно не бросалось в глаза, он быстро свернул направо, на Владимирский проспект, одну из широких центральных улиц. Вместе с потоком машин он помчался на север, пересек Литейный мост, который, в конце концов, должен был вывести его на Приморский проспект, а потом и к северным пригородам Санкт-Петербурга. Небо, наконец, стало темнеть, примерно через час на город опустятся сумерки. На какое-то время Алекс был в безопасности, водители соседних машин явно не обращали на него ни малейшего внимания.

Следующая остановка должна была состояться на даче Румянцева, где, как предчувствовал Алекс, его ждал сущий ад.

* * *

День 7. 14.30, восточное поясное время

Юсеф потерял счет времени, не представлял, какой сегодня день, и вообще не знал, в том же самом месте он находится или его перевезли куда-то еще. Он пребывал в полном забытьи примерно… день? А может, неделю?

Дневного света в помещении по-прежнему не было. Но на сей раз он не лежал на твердой поверхности, а сидел в кресле в какой-то комнате. Свет был направлен ему в глаза так, что не позволял рассмотреть окружающее. Видны были только два темных уродливых силуэта неверных, называющих себя Шеп и Чет. Они явно из ФБР, или ЦРУ, или откуда-нибудь еще в этом роде.

Юсеф не чувствовал тела, даже собственного веса, и это было клево, поскольку намного все упрощало. В таком состоянии он мог бы пребывать до конца жизни, торчать на лучшей в мире дряни до тех пор, пока не наступит святой момент Очищения. А уж потом эти два урода ничего не смогут с ним сделать.

Но тут лицо парня по имени Шеп, или уж как его там по-настоящему, постепенно стало проясняться. Сколько же он еще может продержаться? Похоже, эти два придурка только и могут, что вкатить ему еще несколько доз. Проклятье, ведь есть же у него эти чертовы гражданские права, и ни хрена этим двум уродам тут не светит. Это был его туз в рукаве, и они могли сколько угодно продолжать тыкать его иголками. Но, похоже, последний раз его ширнули довольно-таки давно. Видимо, собираются попробовать что-то другое – но что?

Шепард внимательно рассматривал Юсефа, извивающегося в кресле, а Форсайт тем временем закурил и загасил спичку. Сейчас его больше всего занимали мысли о том, где находится Алексей, который так и не вышел на связь. Но Чет знал, что Иванов обязательно выполнит все, что ему поручено, и теперь настала очередь Форсайта выудить из Юсефа все, что только возможно, перед тем как с ним расстаться, а потом умыть руки. Во всяком случае, он сделал все, что только мог. Но в глубине души все же чувствовал – нет, он не справился. Что-то должно было случиться и, возможно, очень скоро. Но что именно?

Он сделал глубокую затяжку и выпустил струйку дыма в направлении лампы. Затем взял стул с прямой спинкой, поставил его рядом с Юсефом и постарался показать себя человеком терпеливым.

– Навафф, буду с тобой откровенен. Для нас не секрет, что ты лишь маленький винтик в ничего нестоящей для нас ячейке. Нам известно, что ты и твои люди – всего лишь краешек чего-то гораздо большего. Может, и вы это знаете, а может, и нет. Вас просто используют, давая возможность почувствовать собственную значимость, принять участие в том, о чем вы и понятия не имеете. Они выбрали вас, поскольку поняли – вам больше незачем жить, и вы клюнули, поменяли свои убеждения и решили, что делаете добро для всего мира. А знаешь что? Мы ведь обращаемся с тобой, как с важной персоной. Я серьезно. Но мы-то оказали тебе такую честь, а вот ты никак не проявил себя важным человеком.

В глазах Юсефа лицо Форсайта расплывалось, казалось мутным пятном. А его голос, как ему представлялось, звучал в каком-то мраморном зале, вроде того, куда его четыре года назад таскали на суд за мелкое воровство. Юсеф до сих пор помнил такое же эхо, когда слово брал помощник прокурора, да и сам голос был очень похож.

– Вот взять хотя бы агента Шепарда – он все это видит в совершенно ином свете, – продолжал Форсайт. – Ему хочется как следует заняться тобой. Он считает, что ты не понимаешь языка нормальных граждан этой великой страны и тебе на все плевать. Врубаешься? Агент Шепард считает, что ты понимаешь совсем другой язык, не имеющий ничего общего с английским, и, возможно, он прав. Так вот, если не хочешь испробовать на своей шкуре его методы, то расскажешь мне о том, что затевается. В противном случае у меня просто не остается иного выбора, как передать тебя ему. Ты этого хочешь?

– Слышь, мужик, ты вообще о чем?

– Я говорю о том, что агент Шепард порой по-своему толкует закон, особенно в отношении шпионов, предателей и прочих людей, которые хотят причинить вред его стране. Понимаешь, к чему я клоню? Он хочет, чтобы я разрешил ему сделать это по-своему, и пропади они пропадом эти твои конституционные права, поскольку ты не имеешь никакого отношения к Конституции, следовательно, не имеешь и никаких прав. Ну, вроде как талибы, которые сидят в клетках на базе Гуантанамо на Кубе. По мнению агента Шепарда, ты принадлежишь именно к этой группе, и он хочет лично ходатайствовать, чтобы предать тебя суду военно-полевого трибунала. Тебе это надо? Эту дрянь мы кололи тебе, а не ему, и настроение у него препаршивое. Так как же мы все-таки поступим? Если он займется тобой по-своему, то тебе это точно не понравится. Ты врубаешься, что я говорю?

– Я получу адвоката, и тогда ты в полной жопе, козел. Я имею свои права, так что отсохни.

Форсайт снова сделал затяжку и взглянул на Шепарда.

– Ну и что ты думаешь?

– Думаю, что пора начинать делать это по моему методу, – заключил тот.

– Надо же дать парню последний шанс.

– Мы просто теряем время.

– Но если мы ничего не добьемся, то прощай наши задницы.

– Насчет задниц – это в любом случае, – спокойно заметил Шепард. – Но я уверен, что Юсеф может дать нам маленький кусочек паззла, которого не хватает до полной картинки. Пока не станет слишком поздно.

Юсеф неожиданно усмехнулся и сказал:

– Уже поздно!

* * *

День 7. 23.00

Алекс засунул «глок» и пояс с деньгами в атташе-кейс, где лежали досье, вышел из «Лады», направил высокочувствительный микрофон магнитофона в сторону дома и включил его. Магнитофон и атташе-кейс он спрятал в соседних кустах. После этого снова уселся за руль, отпустил тормоз и медленно подкатил к открытым воротам дачи Румянцева.

Въехав на территорию дачи, он притормозил, чтобы осмотреться. Его внимание сразу привлекла роскошная яхта, пришвартованная к причалу на берегу Невы. Хотя до полуночи оставалось еще около часа, небо все еще было светлым, окрашенным в нежную смесь серого и светло-голубого цветов. Именно на фоне этого неба, сливающегося с нежной зеленью березовой рощи, Алекс и различил очертания большого хозяйского дома, расположенного метрах в двухстах от ворот. Он знал, что его ждут, недаром ворота открыты, но вот что будет дальше – это вопрос.

Не успел он снять ногу с тормоза и двинуться дальше, как к машине бросились два питбуля, которые не отставали до тех пор, пока он не подкатил к дому.

Метрах в пятидесяти Алекс заметил небольшой домик для гостей. Архитектурой он чем-то напоминал творения Трезини, постройки которого, наряду со зданиями Росси, легли в основу исторического архитектурного облика Санкт-Петербурга. Единственную разницу составляло то, что здание было выложено из современного кирпича, а не из традиционного камня. Оно было двухэтажным, с двойными окнами для лучшей тепло– и звукоизоляции. Некоторые из окон были освещены. Да, его явно ждали, а собак спустили специально, чтобы поприветствовать гостя. Глаза псов были темны, зубы оскалены, из пастей вырывалось тяжелое дыхание.

У главного входа дорожка поворачивала и шла вокруг дома. Алекс затормозил и выключил двигатель. К машине направлялся охранник в камуфляже с пистолетом на бедре. В руке он держал длинный черный хлыст. Алекс нутром чуял, что если он без разрешения выйдет из машины, собаки тут же порвут его в клочья. Поэтому он просто оставался на месте, тем временем охранник достал серебряный свисток. Очевидно, он был ультразвуковым, и поданный сигнал человеческим ухом не воспринимался. Питбули тут же бросились к охраннику и уселись по обе стороны от него, не отрывая взгляда от машины и тяжело дыша.

Охранник открыл дверь.

– Прошу вас, выходите. Только, будьте добры, остановитесь ровно в четырех шагах от машины. Ровно в четырех шагах, господин Филиппов.

– А это что за штука? – спросил Алекс, кивая на черный хлыст.

– Просто небольшая проверка. Это детектор, способный определять наличие металла.

Охранник обвел хлыстом Алекса точно так же, как это делает служба безопасности в аэропорту, не забыв при этом ни головы, ни обуви, ни паха.

– Думаете, я настолько глуп, чтобы явиться сюда с оружием?

– Мне платят не за то, чтобы я думал, господин Филиппов. Я лишь выполняю свои обязанности.

Охранник снова свистнул, и оба пса неожиданно ринулись вперед, как будто собираясь наброситься на Алекса. Но они миновали его, свернули налево и по круговой дорожке убежали куда-то в лес. Алекс по-прежнему стоял как завороженный. Над этими существами власти у него не было.

– Прошу вас, господин Филиппов, следуйте за мной.

Войдя в дом, они оказались в огромном холле, переходящем в гостиную с удобными креслами и диванами, возле каждого из которых стояло по столику с дорогими настольными лампами, заливавшими пространство вокруг мягким теплым светом. Но не это сразу же привлекло внимание Алекса – нет, он увидел Робеспьерра и Румянцева, стоящих в глубине гостиной и осторожно улыбающихся.

Румянцев оказался коренастым мужчиной в фиолетовом бархатном пиджаке, подпоясанном серебряным шнуром. Всем своим видом он больше всего напоминал какой-то фамильный портрет. Густые каштановые волосы были коротко подстрижены, а из-под кустистых бровей выглядывали голубые глаза. Алекс вдруг вспомнил окончание румянцевского досье.

После подтверждения итогов Беловежских соглашений между Россией, Белоруссией, Казахстаном и Украиной, а также отставки Михаила Горбачева в 1991 году с СССР было официально покончено. Началась приватизация всего и вся, в том числе и средств массовой информации, и благодаря многомиллионным взяткам Владимир Юрьевич Румянцев получил полный контроль над новым российским телевещанием. После запуска «Спейс-Диска» была создана первая российская коммерческая телекоммуникационная система, которая связала воедино телевизионные приемники всех россиян. Такая монополия тут же получила благословение как высших законодательных органов страны, так и самого президента Лаврова. На сегодняшний день Румянцев является владельцем крупнейшей в России спутниковой телевизионной вещательной системы, способной соперничать с такими гигантами, как американская «Си-эн-эн» и британская «Скай Ньюз Ченнел».

Преобразовав структуру компании таким образом, чтобы появилась возможность выплачивать крупные дивиденды акционерам, в основном бывшим партийным деятелям, крупным военным и политикам, Румянцев оставался владельцем восьмидесяти шести процентов акций, оцениваемых в тридцать шесть миллиардов долларов. Склонность к выпивке никогда не мешала ему безжалостно достигать своих целей. Он буквально спал и видел, как бы еще расширить и укрупнить «Глоба-Линк». Тут его ничто не остановит, и он уничтожит любого, кто осмелится встать у него на пути. Учитывая возможное вступление России в НАТО, Румянцев уже включил в свои планы и президента Виталия Лаврова, который оказал влияние на руководство других стран, добившись их согласия стать частью обширной империи мировых корпораций, действующих в условиях новой единой экономики.

Алекс уже давно понял, что Румянцев и Робеспьерр являются в «Глоба-Линк» тяжеловесами, а люди вроде Филиппова обречены или идти в ногу, или отправляться прямиком на тот свет. Причем никто о них и не вспомнит, как это произошло даже с куда более крупными фигурами – послом Фармером и главнокомандующим войсками НАТО Анатолем Боннардом.

По-прежнему улыбаясь, Румянцев сделал шаг навстречу Алексу и протянул руку.

– Очень рад, что вы пришли, господин Филиппов. Или я могу называть вас просто Михаил Михайлович?

– Интересная у вас манера принимать гостей, – саркастически заметил Алекс, имея в виду питбулей. – Интересно, чем вы собачек кормите? Чистой вырезкой, что ли?

– Да, вы не лишены чувства юмора, – улыбнулся Румянцев. – Это хорошо. Накануне столь радикальных перемен без чувства юмора ну никак не обойтись.

Приблизился Робеспьерр, они с Алексом обменялись рукопожатием. В своей ладони Алекс ощутил длинные тонкие пальцы, тронутые артритом, – это был все тот же высокий худой человек шестидесяти с чем-то лет.

– Рад видеть вас снова, – сказал он.

– Благодарю и прошу прощения за неприятный инцидент, случившийся при выходе из отеля. Я испытал большое облегчение, узнав, что ваш охранник серьезно не пострадал.

– Это была просто неуклюжая попытка приставить к вам охрану на тот случай, если вы измените позицию по обсуждавшемуся нами вопросу.

– Мне стало известно, что вы в Женеве собираетесь голосовать против, – вмешался Румянцев. – Если позволите, то постараюсь убедить вас изменить позицию.

– В таком чудесном доме просто невозможно вести себя невежливо по отношению к хозяину, – заметил Алекс. – Хотя, как говорят, порой я чересчур откровенно высказываю свое мнение, особенно когда чувствую, что люди со мной лукавят.

– Только не в данном случае, – заметил хозяин. – Прошу вас, садитесь, устраивайтесь поудобнее. Может быть, бокал французского вина или рюмку русской водки?

– Вина, пожалуй.

– Ну, вина так вина. Думаю, стоит поднять тост за добрые отношения между серьезными деловыми людьми, которые не утратят своего значения и после совещания в Женеве.

* * *

День 7. 23.15

– Вон он.

Юсуфов, дабы быть уверенным в том, что все идет как надо, восседал на переднем сиденье автомобиля. Христенко, проработав допоздна и выйдя из штаб-квартиры СВР, сел в ожидающую его машину, и она тронулась с места. Юсуфов приказал двигаться следом примерно с километр, потом свернуть в сторону, а место его машины заняла другая. Юсуфов же, чтобы не отстать, продолжал двигаться по параллельной улице.

За развитием событий он следил по радио. Разговоры были краткими и деловыми. В преследовании принимало участие шесть машин, которые часто сменялись, но одна постоянно была впереди ведомого, другая позади. Машина Христенко остановилась у небольшого круглосуточного магазинчика. Было известно, что он останавливается здесь несколько раз в неделю. Естественно, в магазине у Юсуфова имелся свой человек, таких вещей полковник не упускал. Было очень важно знать, что именно покупает Христенко, с кем он разговаривает.

После того как он рассказал об этом деле всем заинтересованным лицам, включая и президента Лаврова, который проявил личную заинтересованность, несмотря на занятость, связанную с предстоящим совещанием по проблемам СОИ в Женеве, Юсуфов мог бы сказать, что все идет своим чередом. Машина Юсуфова внезапно рванулась вперед, обгоняя автомобиль Христенко, и полковник вышел из нее напротив дома генерала, как раз там, где находилась квартира, занимаемая его группой.

Наблюдатели ненавязчиво поглядывали в окна, они видели, как машина Христенко подрулила к подъезду, генерал выбрался из нее и вошел в парадное.

– Объект вошел в здание, – послышался трескучий радиоголос из динамика.

Когда Христенко выходил из лифта, мимо прошествовала юная пара, шепча друг другу слова вечной любви, и скрылась за поворотом. Микрофоны уловили только часть их пылких признаний, тем временем Геннадий Игоревич отпер входную дверь.

– Он на экране, – возвестил оператор.

– Держитесь подальше от окон, – посоветовал Юсуфов, но люди с биноклями и так стояли уже довольно далеко от них. Пока свет в квартире был выключен, никто не смог бы заметить, что там кто-то есть.

Что членам группы больше всего нравилось в старом генерале, так это его привычка держать шторы раздвинутыми. Они следили за тем, как он проходит в спальню, переодевается, накидывает халат и влезает в шлепанцы, потом отправляется на кухню, разогревает себе суп и варит сосиски. После этого Христенко вскрыл бутылку водки, сел за стол и просто уставился в окно.

– Несчастный одинокий старик, – посочувствовал один из агентов. – Хотелось бы знать, его решение помочь французской шпионке явилось актом отчаяния, желанием вновь ощутить прилив адреналина или чем-то иным?

– Как бы там ни было, мы это скоро выясним, – ответил ему Юсуфов.

* * *

День 7. 23.30

Робеспьерр и Румянцев, впрочем, как и прочие главы крупнейших мировых корпораций и политические лидеры держав, просто пугали Алекса. Кто он такой по сравнению с двумя миллиардерами, вместе с ним ужинающими за полночь за одним столом? А испуг его был вызван тем, что они искренне верили в теорию, осуществление которой на практике обязательно повлекло бы крайне тяжелые последствия, вызвало бы хаос, меняющий ход истории на ближайшую тысячу лет.

Простые люди смогут опомниться только тогда, когда они поймут, что оказались в рабстве, которому придана законная форма, и бороться с этим можно, только взявшись за оружие. Только вот бесполезно было объяснять все это монополистам, сидящим напротив и вроде бы слушающим доводы Алекса. Они попросту не слышат его. Как гласит пословица: «Слеп не тот, кто не видит, а тот, кто видеть не хочет».

Разговор в этом духе продолжался за столом уже около часа. Появился официант, поставивший перед каждым из присутствующих по порции утки по-пекински с разнообразными гарнирами, а также несколько бутылок редкого вина и экзотический десерт, включающий фрукты из самых разных уголков мира.

– Вы не хотите понять только одного, – сказал Румянцев. – На самом деле единственное, что нас волнует, – это мир во всем мире. Сами посудите, каково теперь положение. У каждой нации свои цели, их лидеры готовы потворствовать лишь собственному «эго». В ходе истории все конфликты, случавшиеся до сих пор, доказали свою несостоятельность, поскольку по большому счету ничего не изменилось, за исключением политических идеологий, которые тоже так никуда и не привели. Со времен великой Римской империи мир не знает безопасности, а все войны, унесшие многие миллионы жизней, стабильности так и не принесли. Каждая из войн имеет целью навязать противникам собственную философию, но, как вы и сами понимаете, ничего кроме кровопролития они не приносят. Да ладно, пусть люди поклоняются своим богам и идолам, лишь бы это происходило в обстановке всеобщего мира и процветания. Неужели в этих доводах есть какой-то изъян?

– Нет, в принципе с вашими доводами я согласен, – кивнул Алекс, отхлебнув из бокала. – Просто вы не хотите признать, что лишаете обычного человека возможности управлять собственной судьбой, своим успехом, пусть и незначительным, но достигнутым за счет личного упорного труда и учебы. Вы предлагаете перекрыть все каналы, попросту захлопываете перед человеком дверь, поскольку, если он не является членом «Глоба-Линк» – единственной остающейся в мире корпорации, – то больше ему попросту некуда постучаться.

Робеспьерр сделал глоток вина и поставил бокал на стол.

– Всегда останется место для малого бизнеса, хозяин которого упорным трудом и при небольшом везении может купить себе акции «Глоба-Линк», стать акционером и получать свои дивиденды, какими бы незначительными они ни были. Искоренение соревновательности приведет к ликвидации конфликтов в обществе. Мы приглашаем всех, кто достаточно целеустремлен, присоединиться к нам в единой попытке и добиться своей цели. В новом мире будет обеспечена справедливость и свобода для всех. Один мир, один свод законов, которым подчиняются все. Это будущее, Михаил Михайлович. Не будете же вы отрицать, что за этой сухой логикой скрывается еще и бездна чувств. Так почему же вы по-прежнему противитесь такому мирному решению?

– Еще до создания «Глоба-Линк» люди пришли в этот мир, будучи заведомо неравны друг другу, – пояснил Алекс. – Новая аристократия назовет их попросту рабами, рухнет общество, которое проделало столь долгий путь, стремящееся выкарабкаться из грязи.

Их разговор был прерван появлением одного из слуг. Он наклонился и что-то шепнул на ухо Румянцеву.

– Господа, прошу прощения, срочный телефонный звонок. Прошу вас, не стесняйтесь.

Румянцев вместе со слугой ушел, а Робеспьерр снова глотнул вина.

– Ваше намерение голосовать против помешает становлению общества равных возможностей для всех трудящихся, – сказал он. – Создание одной, единой корпорации гарантирует мирное сосуществование всех народов.

– Да, но только по установленному набору правил. И определять их будет «Глоба-Линк». Несогласие же с ними некоторых политических партий, стран или личностей немедленно навлечет на них карательные санкции.

– Согласен, нет в мире совершенства. Но взгляните сами, каково положение дел сейчас. Неужели не ясно, что мир, пройдя столь долгий путь, желает улучшения. Людей не устраивает постоянная борьба за власть, когда одна группа политиканов отбирает ее у другой. Согласитесь, наверняка есть путь и получше.

– Ну да, вроде фиксированных цен, чтобы бедные всегда оставались бедными.

– Бедные всегда остаются бедными и будут оставаться таковыми дальше, за исключением, может быть, одного на тысячу, который вытянет счастливый билет, давая надежду себе подобным. Именно корпорации заправляют финансами, занимаются производством товаров и предоставлением услуг, создают общий знаменатель для всех, готовых трудиться не покладая рук. Нет, Михаил Михайлович, перемены необходимы, и если вы можете предложить нечто лучшее, мы вас внимательнейшим образом выслушаем.

– Как вы верно заметили, совершенства в мире не существует, и в ваших рассуждениях есть определенная логика, но все равно для тех, кто родился вне системы «Глоба-Линк», это означает своего рода рабство. Разве у Гитлера и Наполеона не было на этот счет своих теорий?

– Но ведь они думали только о себе, варились в собственном соку. Это были совершенно приземленные правители, планировавшие уничтожение сотен миллионов людей, которые мешали осуществлению их целей. Лично я считаю, что такая аналогия неуместна. Впрочем, вы ничем не лучше их, поскольку хотите воспользоваться доставшейся вам властью для изменения хода исторического развития, переделки всего общества, формировавшегося многие тысячелетия.

Вернулся Румянцев с бутылкой коньяка, сел за стол и придвинул чистые коньячные рюмки.

– Прошу прощения, что прерываю вас, – извинился он, с явным удовольствием начиная разливать коньяк по рюмкам. – Между прочим, этот коньяк из собственных погребов Наполеона, – при этих словах Робеспьерр лишь недоверчиво усмехнулся. – Во всем мире осталось только четыре таких бутылки, причем местонахождение остальных трех является тщательно охраняемой тайной.

– Михаил Михайлович как раз пытался втолковать мне, что «Глоба-Линк», по его мнению, чем-то сродни нацизму и вообще тоталитаризму, поскольку она создает единую власть над всем миром.

– Единую власть – да, согласен, – кивнул Румянцев, любуясь янтарным напитком. – Но в случае с Гитлером все решал один человек. У нас же предполагается принимать решения коллегиально, на совете директоров, который будет переизбираться раз в два года.

– В плане руководства, возможно, и да, – сказал Алекс. – Но сам принцип власти остается прежним. Я считаю, что такой режим очень скоро покажет свою суть, предоставляя блага лишь избранным.

– Да разве не так оно и было испокон веку? – заметил Румянцев. – Сама по себе «Глоба-Линк» – система куда более честная и справедливая, чем все те, которые создавались в мире в течение последних шести тысяч лет. Неужели в ходе нашей беседы вы этого так и не уяснили?

– Я приехал сюда не только затем, чтобы выслушать ваши доводы, но и попытаться переубедить вас. Впрочем, похоже, мне это не удалось.

– Думаю, со временем вы все же примете нашу точку зрения. И крайне желательно, чтобы это произошло еще до начала женевского совещания, – заметил Робеспьерр.

Румянцев, наконец, завершил священнодействие и отставил бутылку в сторону.

– Предлагаю тост за то, чтобы мир становился все лучше, независимо от того, каким путем пойдет история.

Алекс взял рюмку, втянул носом чудесный аромат, в душе будучи наполовину согласен с тостом. Сделав глоток, он поставил рюмку и удовлетворенно откинулся на спинку кресла.

– Я явился сюда, чтобы попытаться переубедить вас, зная, что именно вы вместе с Раймондом Брукманном стоите у истоков «Глоба-Линк». Надеюсь, мне все же удалось заронить в ваши умы хоть тень сомнения в необходимости столь поспешного голосования. Наверное, подобную проблему все же стоит сначала обсудить с лучшими умами человечества.

– Кстати, с этими умами мы уже советовались, и все их возражения были внимательнейшим образом выслушаны и учтены, – сказал Румянцев. – Должен сказать, что некоторые из их соображений оказались весьма серьезными. Но, в конце концов, они хорошенько подумали и встали на ту точку зрения, которой придерживаемся мы и крупнейшие мировые лидеры, руководители Соединенных Штатов, России, Китая, Евросоюза, НАТО. Но вы, насколько мы понимаем, продолжаете пребывать в заблуждении. Ваше право голоса в решении столь важного для всего мира вопроса создает опасный прецедент.

Алекс знал, что главное не имена, а политические посты. Теперь все, что прозвучало за этим столом, было записано на пленку.

– Опасный для кого? – спросил он. – Уж, конечно, не для Уолл-Стрит и других мировых бирж.

– Очень жаль, – сказал Румянцев. – Мы считали вас вполне разумным человеком. Но теперь я понимаю, что мы ошибались. Вы твердо решили уничтожить то, что мы создавали с таким трудом. Друг мой, это было вашей ошибкой. К сожалению, ваше решение невозможно рассматривать иначе, как крайне вредное.

Какие-то нотки в голосе Румянцева – как будто Филиппов уже проголосовал против – насторожили Алекса. Он лихорадочно пытался оценить ситуацию, но мозг работал недостаточно быстро. Алекс только теперь заметил, что они так и не притронулись к коньяку, а просто ждали, когда напиток подействует на гостя. И теперь он вдруг ощутил подступающую дурноту, которая начала подниматься из желудка, захватывая мозг. Тело больше не слушалось, в коньяк явно было подмешано какое-то сильное средство. Окружающее стало медленно вращаться перед глазами, наконец, ясность мысли и вовсе покинула его.

Алекс попытался было встать, опершись руками о стол, но ноги стали как ватные. Он был бессилен что-либо предпринять. Напротив маячили два расплывчатых пятна, лица Румянцева и Робеспьера, а потом все поглотила темнота.

Алекс потерял сознание.

* * *

Рене Шометт бросил взгляд на часы, висящие в вестибюле гранд-отеля «Европа». Было 11.55 вечера. Он подошел к стойке портье, осведомился, в каком номере проживает Алексей Иванов, и сообщил, что у них назначена встреча. Портье снял трубку и стал звонить в номер, а Рене тем временем ждал, оглядывая вестибюль, ярко освещенный старинными люстрами. Вскоре портье положил трубку.

– Прошу прощения, господин Шометт, но господина Иванова в номере нет.

Рене такого никак не ожидал.

– Ничего не понимаю. Ведь именно на это время у нас с ним была назначена встреча.

– Если он не смог явиться к назначенному сроку, вы можете подождать его в номере, – портье нажал кнопку интеркома. – Дежурный!

Как из-под земли возник молодой человек в униформе, украшенной позументами.

– Проводи господина Шометта в номер господина Иванова, да, в триста четвертый, и отопри ему дверь, – велел портье молодому человеку, вручая ему ключ.

– Спасибо, – поблагодарил Рене.

С «дипломатом» в руке он последовал за своим провожатым к лифту. Из ресторана доносилась громкая музыка. Они в молчании поднялись на третий этаж, по толстой ковровой дорожке дошли до триста четвертого номера, и молодой человек отпер дверь.

– Благодарю, – сказал Рене и вручил парню пятидесятирублевую купюру.

– Спасибо, – кивнул коридорный и отправился обратно к лифту.

Рене между тем вошел в номер Алексея и запер за собой дверь. Как ни странно, но ничто в номере не говорило о том, что постоялец собирался ложиться спать. Кровать была не застелена, в ванной нет свежих полотенец. Рене уселся на диван и огляделся. Пустующий номер производил какое-то гнетущее впечатление. Почему же Алексей до сих пор не вернулся от Румянцева? Может, он все еще там?

День выдался тяжелый, и Шометт страшно устал. Нужно было найти стенографистку для записи завтрашнего разговора со Светланой Нармоновой, а потом договориться с нотариусом. Еще предстояло подготовить кое-какие официальные бумаги и набросать список вопросов. От еды и вина, выпитого в кафе на канале Грибоедова, его разморило, и он почувствовал, что вот-вот заснет. Рене встал, сходил в ванную, умылся холодной водой и взглянул на свое усталое лицо в зеркале над раковиной. Может быть, это старость подкрадывается куда быстрее, чем он рассчитывал? Может, это связано с нависшей над миром опасностью и неожиданными убийствами американского посла и главнокомандующего силами НАТО? Не говоря уже об аресте Елены и вынужденном бегстве Алексея ради спасения своей жизни.

Все это произошло слишком быстро, и Рене чувствовал, что опасность нарастает. Новые морщинки на лице появились совсем недавно, раньше их не было.

Похоже, к норме все уже никогда не вернется.

Он отвлекся от этих нерадостных размышлений и попытался трезво обдумать происходящее. Потом, повинуясь какому-то подсознательному порыву, взял трубку и, назвав номер, попросил телефонистку связать его с дачей Румянцева. Буквально через полминуты Шометт услышал гудки на другом конце линии, а потом трубку взяли.

– Дача господина Румянцева, – послышался мужской голос.

– Это Рене Шометт, коллега Михаила Филиппова. У господина Филиппова была назначена встреча с господином Румянцевым, но он так до сих пор и не вернулся в отель, где мы должны были с ним увидеться. Он, случайно, еще не у вас?

– Простите, о ком вы спрашиваете?

– О Михаиле Филиппове.

Наступила пауза.

– Прошу прощения, – снова послышался тот же голос, – но сегодня вечером никакого Михаила Филиппова здесь не было.

– Должно быть, это какая-то ошибка. С кем я говорю?

– Я коллега господина Румянцева, Андре Робеспьерр. Я провел с господином Румянцевым весь вечер, но Михаила Филиппова в гостях у него не было.

– Это совершенно невозможно, сэр, – возразил Рене. – А я не мог бы поговорить с самим господином Румянцевым?

– Секундочку…

На самом деле прошло, должно быть, секунд двадцать.

– Румянцев слушает. Коллега сообщил мне, что вы заблуждаетесь по поводу якобы пребывающего у меня гостя по имени Михаил Филиппов. Боюсь, это какая-то ошибка. Я вообще не знаю человека с таким именем. Жаль, что ваш приятель так подвел вас. Уверен, что он все же появится и все вам объяснит.

– Понятно, – пробормотал Шометт. – Извините за беспокойство.

– Ничего страшного. Спокойной ночи.

Только Румянцев положил трубку, как телефон зазвонил снова. Это оказалась Светлана Нармонова, которая тут же поведала боссу о состоявшемся сегодня разговоре с адвокатом, с которым у нее назначена еще одна встреча завтра утром у него в отеле.

– Он из Чикаго, – продолжала она, – и я должна предоставить ему юридически заверенные сведения о своей личности. Точно не знаю, о какой сумме идет речь, но, во всяком случае, о миллионах!

– А обо мне он ничего не спрашивал?

– Только просил, чтобы вы тоже заверили бумаги.

– Знаешь, Светлана, все это очень странно, да и время какое-то совсем неподходящее. Кстати, а он предъявил тебе какие-нибудь документы, удостоверяющие его личность?

– Ну конечно! Он настоящий джентльмен с самыми утонченными манерами. Мы должны встретиться с ним и с нотариусом у него в отеле и оформить все необходимые документы. Суд рассмотрит их в конфиденциальном порядке, так что можно будет избежать уплаты налогов. Короче, тогда вся сумма достанется мне целиком.

– Да, я знаю, это довольно распространенная практика, чтобы не кормить чиновников.

– Так ты будешь?

Он на мгновение задумался.

– Хорошо, завтра в десять в гранд-отеле «Европа». Как его зовут?

– Шометт. Рене Шометт. Я встречу тебя в вестибюле.

– Да. Послушаем, что нам скажет этот твой Шометт.

Румянцев положил трубку, обдумывая все то, что он только что услышал от Светланы, потом они с Робеспьерром без лишних слов встали, прошли по длинному коридору и, распахнув дверь, вошли в комнату. Алекс лежал на кровати в совершенно одурманенном состоянии. Зрачки его были расширены, глаза остекленели, из правого уголка рта стекала струйка слюны. Время от времени он мотал головой из стороны в сторону, было ясно, что сейчас его сознание полностью выключено. Когда они вошли, он пробормотал что-то нечленораздельное.

У кровати сидел врач. Ему было лет шестьдесят с небольшим, голову украшали редкие седые волосы, из-под халата выпирал изрядный животик. Сейчас доктор склонился над Алексом, пытаясь разобрать, что тот бормочет. Но, услышав, что кто-то пришел, он поднял голову и отрицательно покачал головой.

– Боюсь, этот человек бесполезен, – сообщил врач. – Либо он ничего не знает, либо наркотик на него просто не подействовал, что для любого человеческого организма практически невероятно. Единственное, что он мне поведал, так это историю о своей поездке в Архангельск и о стычке с Жан-Жаком в Плесецке.

– Нет, ему известно гораздо больше, – сказал Робеспьерр. – Вообще, как-то даже странно, что он выдает именно ту информацию, которой мы и так уже располагаем.

– Под такой дозой он никак не в состоянии себя контролировать.

Робеспьерр недоуменно взглянул на Румянцева. Тот немного помолчал, потом обернулся к доктору.

– Ладно, готовьте его к последнему путешествию.

Ошарашенный Шометт буквально рухнул в кресло. В голове у него все еще звучал негромкий голос Румянцева. Сказать, что дело нечисто, значило ничего не сказать. Творилось что-то очень подозрительное, только непонятно было, что же теперь делать! Может, они вообще уже прикончили Алексея? А может, он просто не сумел добраться до дачи и с минуты на минуту появится на пороге номера?

Рене нужно было как следует все продумать, поскольку события развивались вовсе не так, как он рассчитывал. Как же ему поступить? Во-первых, Алексей наверняка не угодил в лапы ФСБ, поскольку был слишком умен, чтобы они сумели его обыграть. Во-вторых, он точно был на даче Румянцева и, скорее всего, по-прежнему пребывает там в качестве пленника.

Само собой, Алексей располагал какой-то необходимой им информацией, значит, его не убьют, но используют все возможные средства, чтобы заставить его заговорить. Впрочем, их наверняка ждет разочарование – не так много ему было известно, только они этого не знают. В-третьих, скорее всего дача Румянцева представляла собой настоящую крепость, и шансы проникнуть туда и вызволить Алексея были практически нулевыми. В-четвертых, Шометт не мог отправиться в СВР и все им рассказать, поскольку Михаил Филиппов находился в списках разыскиваемых и на сотрудничество спецслужбы рассчитывать не приходилось. Да и сам Христенко был в опасности. Он с самого начала, с момента испытаний на сибирском полигоне, находился в контакте с Алексеем.

Не приходилось рассчитывать и на помощь ЦРУ, поскольку они сами разыскивали Алексея Иванова у себя в Вашингтоне. Кроме того, к делу вполне уже мог быть подключен и Интерпол. Конечно, всегда можно обратиться непосредственно к Ротштейну и рассказать ему всю историю, втянув в нее таким образом и Чета Форсайта. С другой стороны, это могло навести на Форсайта определенные подозрения, а он в данный момент был необходим Алексею в качестве союзника. Да, самым неразумным было бы хоть как-то подставить Форсайта.

В заговоре вместе с правительствами были завязаны могущественные корпорации с многомиллиардными капиталами. Именно они являлись инициаторами голосования в Женеве, и Рене не видел реальных причин, могущих помешать зловещему заговору по воцарению «Глоба-Линк», если только в дело не вмешаются мировые СМИ. А задействовать их еще только предстояло. Рене не желал, да, впрочем, и не мог подвергать этот план ни малейшей опасности, иначе все их усилия пойдут прахом. Так что же делать? Неужели остается рассчитывать только на то, что Алексею как-то удалось пробраться в Финляндию?

Но тут усталость стала брать свое, глаза закрылись, и Шометт крепко проспал остаток ночи.

Глава 15 ПОБЕГ

День 8. 9.20

Сайяф сидел в пассажирской кабине позади пилота, накрепко пристегнутый к креслу. Порывы ветра, то и дело бьющие в фюзеляж, сотрясали и все его тело, а порой и перебивали дыхание. Может быть, причиной тому была не столько нехватка воздуха, сколько взвинченные нервы.

Это был первый этап девятичасового перелета, сейчас Сайяф впервые увидел голубые-преголубые небеса, которые вскоре окрасились в фиолетовые тона, а потом и вовсе почернели. Еще никогда в жизни ему не доводилось видеть ничего столь прекрасного и в то же время столь простого – день, переходящий в ночь, а потом обратное превращение. Солнце медленно взошло на востоке, и тут состоялась первая посадка для дозаправки. Это было в городе Фесе, на территории Марокко. Ожидая, когда из небесной выси вынырнет двухмоторный самолет, возле полосы расположилась команда техников.

Именно здесь Сайяф впервые получил возможность умыться, сходить в уборную и, после утренней молитвы в соседней мечети, позавтракать фигами и чаем. Местные вожди приветствовали Сайяфа с большим уважением, как старого товарища, занимая его рассказами о былых сражениях в давным-давно прошедших войнах. Он знал, что следующая посадка для дозаправки будет в Тенерифе, на Канарских островах. Там, на небольшом аэродроме, имелось все необходимое: еда, сигареты и самое главное – время, достаточное, чтобы спокойно совершить второй намаз из пяти.

Вскоре они с пилотом уже снова были в самолете. Взлет прошел без сучка, без задоринки. «Да, пилот, пожалуй, хорош, – подумал Сайяф, – несмотря на то, что парнишке еще нет и девятнадцати». Юноша хорошо служил делу, и его пассажир, к которому он относился с большим уважением и почетом, тоже не ударит лицом в грязь. Солнце было уже почти в зените, пот заливал глаза. Перелет казался бесконечным, и Сайяф старался не вспоминать о погибших друзьях, которых было так много. Он никогда не думал, что Атлантический океан столь широк, столь бесконечен. Время от времени на сверкающей под солнцем глади воды появлялись точки – корабли, также пересекающие океан.

За долгие часы полета ему так и не довелось увидеть ни единого военного самолета, и это явно было знамением Аллаха. Те же немногие, что встретились, были обычными пассажирскими лайнерами с написанными на борту названиями авиакомпаний, которые он не раз видел по телевизору. Он подумал о пассажирах этих огромных машин, направляющихся в разные концы света, в дальние страны, где их ждали родные и близкие. Большие лайнеры вскоре становились крохотной точкой, а потом и вовсе исчезали.

О таких вещах Сайяф задумывался впервые. Большую часть жизни он провел в пустыне, в хижине из камня и песка, и совершенно не представлял, насколько велика эта планета и как же по-разному живут люди в разных краях. Но все изменилось, когда явились американцы со своими бомбами и начали стирать с лица земли горные деревушки, убивая детей и обрабатывая города оружием точного наведения, которое одинаково хорошо разрушало и пещеры, и мечети. Муллы предупреждали, что все это обязательно произойдет, как только империалистический Запад решит сокрушить истинно верующих. Так оно и случилось, но не было забыто. У Сайяфа тоже будет свой звездный час, как и у любого правоверного, даже беднейшего из бедных. И с каждой минутой своего путешествия он к этому часу приближался. Следующую посадку самолет совершил на небольшой полосе в Кайенне, во французской Гвиане, где их снова поджидала команда техников. Здесь Сайяфу был предоставлен ночлег – палатка и походная койка. Перед тем как отойти ко сну, он совершил последний из пяти намазов, а потом отдал должное горячему чаю и рыбе, выловленной неподалеку от Острова Дьявола – знаменитой французской тюрьмы, теперь превращенной исключительно в достопримечательность для туристов. Рыбы было полным-полно, и Сайяфа угощали от души. Он ел у костра, вместе с воинами Аллаха, курил и смеялся, слушая веселые истории, рассказываемые за едой. Остаток полета над океаном был недолгим, и вскоре они совершили посадку на крошечном секретном аэродроме в Бразилии, в Фоз-до-Игуасу, в районе трех границ, откуда были явственно видны дымы костров, на которых готовили себе еду парагвайцы. Сайяфа тут же усадили в небольшой катер и доставили на тайную базу, спрятавшуюся выше по реке. Всю дорогу капитан беспокоился, как бы им по пути не попасть под огонь снайперов наркоторговцев, доставляющих тюки с марихуаной к побережью для дальнейшей отправки в Америку.

Катер прошел под мостом Международной Дружбы и вскоре оказался в городке Сиудад-дель-Эсте, что означает «Город на Востоке», расположенном в самом центре района трех границ, где сходились рубежи Аргентины, Бразилии и Парагвая. Вот уже на протяжении почти тридцати лет город служил оперативной базой контрабандистов, фальшивомонетчиков и прочих столь же достойных лиц. Теперь же, когда «Хезболла» стала щедро финансировать террористические организации, здесь появились и базы исламистов. Американскому ЦРУ и британской МИ-6 было отлично известно о том, что здесь творится, но ничего поделать с этим они не могли. Переброска Сайяфа теперь была уже наполовину осуществлена.

Значит, вскоре он получит окончательные инструкции.

* * *

День 8. 9.40

Шометт неожиданно открыл глаза и увидел за окнами яркий солнечный свет. Он заснул, сидя в кресле. Рене бросил взгляд на часы. Светлана Нармонова должна была появиться через двадцать минут. Он встал и покачнулся. Алексей так и не вернулся со встречи с Румянцевым. Для верности Шометт заглянул в спальню. В постели явно никто не спал, тем не менее покрывало было отброшено. Кто-то здесь явно побывал. Он быстро заглянул в ванную и увидел, что полотенца там висят свежие. Что же происходит? Вернувшись в гостиную, он взял трубку, связался с портье и спросил, не появлялся ли ночью Алексей Иванов.

– Да, судя по записям, он здесь был, – ответил портье. – А в три часа ночи выписался.

– Но это невозможно!

– Сожалею, но это была не моя смена.

– А откуда ваш коллега мог знать, что это именно Иванов?

– Этого я не знаю. Вот здесь есть пометка, что номер на всякий случай подготовлен к приему нового клиента.

– Это Рене Шометт. Я говорю из того самого номера… из номера, который мне сейчас просто необходим. Через пять минут я спущусь и сниму его официально.

Он положил трубку, взял свой «дипломат», спустился вниз и снял номер на сутки. После этого он быстро вернулся, чтобы успеть подготовиться к встрече. Нотариус и стенографистка должны были появиться в одиннадцать. До прихода самой Светланы оставалось всего несколько минут. Разговор с ней надо будет построить так, чтобы узнать имена людей, участвующих в заговоре. Это самое главное.

Уже не оставалось времени прикидывать, что могло случиться с Алексеем на даче Румянцева. Рене снял наплечную кобуру с «кольтом-44», снова отправился в ванную и посмотрелся в зеркало. Лицо его было все еще довольно несвежим. Он быстро принял душ и на скорую руку побрился. Ну, теперь, пожалуй, вид у него стал более деловой. Кожа все еще горела от жестких струек душа, Рене насухо вытерся и быстро оделся, потом вернулся в гостиную и еще раз проверил, все ли в порядке. У него в распоряжении оставалось семь минут.

Он придвинул письменный стол поближе к дивану, переставил кресло. Это заняло около двух минут. Затем Шометт снова надел кобуру и сунул «кольт» на место. На случай, если придется воспользоваться оружием, он для тренировки несколько раз выхватил и снова спрятал его. У него вдруг появилось чувство, что Светлана Нармонова придет не одна. Все шло вопреки плану. Рене снова взглянул на часы. Почти десять утра.

Он начал волноваться, еще раз окинул взглядом комнату, и тут раздался стук в дверь, который как-то не вписывался в общую картину. Интересно, почему портье не сообщил по телефону, что к нему гости? За годы службы в «Сюрте» он стал чуять подвох за версту. Сейчас был как раз такой случай.

Стук повторился.

Он вытащил «кольт», подошел к двери, чуть приоткрыл ее. За дверью стояла Светлана Нармонова, а у нее за спиной маячил Владимир Румянцев. Сам Румянцев! Шометт сразу узнал его по фотографиям, неоднократно виденным в газетах. Что он здесь делает?

– Доброе утро, госпожа Нармонова, рад видеть вас, господин Румянцев. Прошу вас, входите.

– Благодарю, – ответила она.

Шометт широко открыл дверь и, встав за ней, дождался, пока они войдут. Румянцев задержался на пороге, быстро огляделся и кивнул кому-то, дожидающемуся в коридоре. Держа руку в кармане, в номер вошел его охранник Буклер. Шометт неожиданно захлопнул за ними дверь и ткнул стволом в Буклера.

– Эй, ты, – рявкнул он. – А ну-ка вынь руку из кармана, только очень медленно!

Буклер медленно вытащил руку из кармана, костяшки его пальцев побелели от напряжения. Шометт вынул у него из кармана пистолет и обратился к Нармоновой:

– Видите мой кожаный портфель? Внутри лежит веревка. Начинайте их связывать. Сначала этого, -он кивнул на Буклера. – Сперва руки, потом ноги. Быстрее! Я объясню, как завязывать узлы.

Нармонова, до смерти перепуганная, буквально лишилась дара речи и без колебаний повиновалась приказаниям Шометта. Через десять минут Румянцев и Буклер уже сидели на стульях, связанные по рукам и ногам. Рене проверил веревки, завязанные, согласно его указаниям, особыми узлами. Если связанный человек начинал пытаться высвободиться, они затягивались сильнее.

– Зачем вы это сделали? – явно паникуя, спросила Светлана Шометта.

– Слишком долго объяснять, – он указал на кресло. – Садитесь!

Она села, и Шометт связал ей руки и ноги так же, как она до этого упаковала своих сопровождающих. Из коридора послышались голоса каких-то явно подвыпивших бизнесменов на отдыхе. Потом они утихли, эти люди явно скрылись у себя в номере. Снова стало тихо, и Рене постепенно начал успокаиваться.

– Мы предполагаем, что вы друг Филиппова, -наконец заговорил Румянцев, поняв, что Шометт уже почти спокоен и его палец на спусковом крючке не трясется.

– Вы солгали мне по телефону. Что случилось с Михаилом Филипповым?

– Поверьте, он уехал по собственной воле, после того как нам удалось переубедить его по поводу голосования.

– Переубедить? – усмехнулся Шометт. – Интересно, каким способом? Приставив пистолет к голове? Почему-то во мне все крепнет чувство, что больше не придется увидеть его живым.

– Думаю, вы просто начитались дешевых детективов, – улыбнулся Румянцев. – Я уверен, что он вот-вот свяжется с вами по телефону.

– И именно поэтому он самым загадочным образом среди ночи выписался из номера? И убийства американского посла и главнокомандующего силами НАТО ничего общего с этим не имеют? Интересно, сколько же еще людей, не согласных участвовать в заговоре, вам предстоит прикончить?

Входная дверь вдруг с грохотом распахнулась, и в номер ворвались двое мужчин, вооруженных пистолетами с глушителями, и тут же начали стрелять. Выстрелом у Рене сразу выбило «кольт». Крышка стола была вся искорежена пулями, повсюду валялись щепки.

– Не его! – крикнул Румянцев.

Шометт вдруг почувствовал сильный удар в руку, рукав пиджака стал пропитываться кровью. Он обернулся и увидел, что Светлана Нармонова мертва, пуля снесла ей полчерепа. Два киллера прикрыли за собой двери и принялись развязывать Румянцева.

Шометт, кривясь от боли, спросил:

– А зачем вам было убивать ее?

Он взглянул на мертвую женщину.

– Она слишком много знала, а иллюзорные мечты о наследстве сделали ее недостаточно надежной. Ведь все это часть плана Филиппова, не так ли? Зато вы еще можете быть кое-чем полезны нашему делу – естественно, пока.

– Так где же Филиппов? – Рене снова поморщился от боли и бережно прижал простреленную руку к груди.

– Хорошо, так и быть, открою вам правду, – последовал ответ. – Он мертв… и поверьте, мертвее не бывает.

* * *

Настенные часы в офисе ФСБ показывали 11.30. Елена дрожащей рукой набрала международный номер. Когда ей ответили, она постаралась, чтобы голос ее звучал спокойно.

– Алло?

– Это я, Чет, Елена, – осторожно представилась она. – Как поживаете?

– Да вот торчу здесь, как всегда, – быстро отозвался Форсайт. – Алексей звонил и сказал, что вас арестовали. Это правда?

– Меня только допрашивали, – быстро ответила она. – В управлении решили, что я работаю на французов – просто смех, да и только! Но, разумеется, пришлось им кое-что рассказать.

– А именно?

– Что Алексей просил меня передать Брентано диск в метро. Что я эту его просьбу выполнила. Что больше мне об этом деле ничего не известно.

– И они купились?

– А чего тут покупаться? Им ведь на самом деле нужен Алексей. И вообще, я за него страшно беспокоюсь, он уже так давно не давал о себе знать.

– С ним все в порядке. Мы вчера с ним разговаривали.

– Слава богу! И где же он?

– В Петербурге, – голос Чета стал еле слышен, на линии появились какие-то помехи. – По крайней мере, он сказал, куда собирается.

– А где он был?

– В каком-то городе на севере России, забыл, как он называется.

Дыхание Елены участилось.

– А… обо мне он спрашивал?

– Он сказал, что если вы позвоните, то надо передать, что вы встречаетесь на квартире сегодня в шестнадцать ноль-ноль.

Она снова взглянула на часы.

– Сегодня?

– Да-да, сегодня. Если он припозднится, то подождите его.

– А откуда он узнал о моем аресте?

– Наверное, от Христенко.

Она пыталась собраться с мыслями.

– И что он делает?

– Этого он мне не сказал, – солгал Форсайт, зная, что линия небезопасна. – Зато он очень беспокоился о вас.

– А каково мне было прочитать в газетах, что его разыскивают за три убийства!

– Вы же знаете, что это подстава. Происходит нечто очень серьезное, и это как-то связано с совещанием в Женеве. Он особенно на эту тему не распространялся.

– А что насчет диска?

– Не знаю, что сделал с ним Брентано. А вы в Москве?

– Да.

– И с вами все в порядке?

– В полном. Это была просто обычная формальность.

– Постарайтесь успеть на ближайший рейс до Петербурга. Времени должно хватить. И хорошо бы по возможности определить слежку. Вашему мужу угрожает серьезная опасность.

– Буду осторожна. Если он снова позвонит, передайте, что я очень его люблю.

– Думаю, вы это скажете при встрече. Сейчас ему требуется вся ваша любовь и поддержка.

– Так, говорите, в шестнадцать ноль-ноль?

– Совершенно верно.

– Ну, спасибо, Чет. Берегите себя.

– Обязательно!

Елена услышала, как ее собеседник кладет трубку, и тоже медленно опустила свою. Потом откинулась на спинку кресла и едва не расплакалась.

В соседней комнате Юсуфов задумчиво положил трубку параллельного аппарата и неслышно появился на пороге кабинета, где сидела Елена, тупо уставившись в пространство. Лицо полковника выражало полное удовлетворение.

– Прекрасно.

* * *

Алекс медленно разлепил расширенные глаза и тут же почувствовал приступ тошноты. В окно пробивался свет, но сказать точно, день сейчас или ночь, было невозможно, поскольку белые ночи были едва ли не в самом разгаре. Только взглянув на часы, он понял, что сейчас двенадцать тридцать пополудни. Тогда Алекс попытался оглядеться и сообразить, где он. Пока ясно было одно – его здорово одурманили каким-то наркотиком. Комната, где он лежал, была почти пустой, за исключением его койки, письменного стола, деревянного стула и лампы. Через открытую дверь он увидел раковину и унитаз в соседней каморке. Алекс окончательно понял, что находится в тюремной камере, заметив, что окна здесь забраны решетками. Он не сразу увидел их, поскольку они были скрыты занавесками.

Алекс прислушался, но ничего не услышал, затем смежил веки и попытался сосредоточиться и набраться сил. Он проголодался – похоже, уже давно ничего не ел, а за ужином его просто стошнило. А потом еще этот напиток, чем бы он там ни был, после которого он потерял сознание. Теперь же, лежа на этой кровати, он должен сохранить остатки энергии, поскольку, так или иначе, отсюда нужно было выбираться. Ему необходимо вернуться в Петербург и встретиться на квартире с Еленой. Вот только он не имел ни малейшего понятия, как это сделать. Алекс был уверен, что за ним наблюдают – может быть, и не в данный момент, конечно, – но они знают, что он здесь, а он не имел ни малейшего понятия, где находится охрана.

Послышалось царапанье когтей, потом звук поворачивающегося в замке ключа, больно резанувший по ушам, отодвинулась задвижка, и дверь открылась. На пороге стоял охранник в форме – тот самый, который заведовал питбулями. Оба пса оставались в коридоре. Охранник, который казался Алексу всего лишь размытым силуэтом, внес поднос и поставил его на стул возле кровати. Еда. Есть очень хотелось, но он боялся, что если поест, то его снова стошнит.

– Добрый день, господин Филиппов. Как спалось?

– Спал, как дитя, – последовал саркастический ответ Алексея. – А где же все остальные?

Охранник вопрос проигнорировал.

– Я вам принес сосиски, яйца, крепкий чай и хлеб. Советую поесть, чтобы поддержать силы – так и доктор говорит.

– Какой еще доктор, и сколько это еще будет продолжаться?

– Что будет продолжаться? – охранник как будто не понял вопроса.

– Когда я увижусь со своими гостеприимными хозяевами?

– В доме никого нет, кроме обслуги. Господин Румянцев и господин Робеспьерр уехали. Они распорядились покормить вас, чтобы вы набрались сил.

Охранник вышел и снова запер дверь, оставив Алекса наедине с тишиной. Впрочем, он ведь был прав. Если Алекс и впрямь собирался как-то выбраться отсюда, ему требовались силы. Вот только никакого плана действий у него пока не было. Конечно же, он сразу подумал о Рене и о том, чем могло закончиться подписание документов в гранд-отеле «Европа». Все ли прошло нормально? Может быть, если Рене удалось выудить имена, то у них появились дополнительные козыри, которые можно будет выложить перед журналистами на пресс-конференции в Америке.

Алекс съел сосиски и выпил чай, опасаясь, не подмешано ли туда чего. Но еда оказалась нормальной, а желудку давно настала пора чем-нибудь заняться. Самым разумным сейчас было бы размяться, пробежаться на месте, чтобы полностью вернулась координация движений. Алекс чувствовал, что действие наркотика ослабевает все больше и больше. Так он и поступил, пробежался трусцой по комнате, время от времени бросая взгляд в зарешеченное окно. За ним был виден густой лес, пышная зелень, словом, нормальная жизнь шла именно там, снаружи, где ему и требовалось как можно скорее оказаться.

Алекс заметил узкую тропинку, которая от опушки леса подходила едва ли не к окну и поворачивала куда-то влево. Расстояние до леса было никак не больше тридцати метров, к тому же окружающая зелень помогла бы проскользнуть незамеченным. Он был уверен, что все еще находится на даче Румянцева, следовательно, и Нева где-то неподалеку.

Алекс услышал шаги возвращающегося охранника и царапанье когтей безмолвных питбулей. Он быстро лег в кровать и принял прежнюю позу. Опять повернулся ключ в замке, отодвинулась задвижка, и дверь распахнулась. В комнату вошел охранник, чтобы забрать поднос. Собаки сидели снаружи и внимательно следили за гостем.

– Как завтрак, господин Филиппов? Надеюсь, понравился?

– Он понравился бы мне еще больше, если бы я мог хоть ненадолго выйти отсюда, чтобы размять ноги, да и вообще все тело затекло.

– А заодно и прикинуть, как лучше сбежать? – усмехнулся охранник. – Неужели вы думаете, что я так глуп?

– Если бы вы были глупым, то не получили бы такую ответственную должность.

– Льстите, да? Лесть всегда приятна, но в данном случае она вам ничем не поможет.

– Да дай ты мне хоть чуть-чуть пробздеться, – взорвался Алекс, в котором снова взыграл жаргон Алексея. – Сам же понимаешь, мне отсюда никак не убежать. Ты лет на десять меня моложе и намного сильнее, чем я. Так что против тебя и твоих четвероногих друзей у меня нет ни единого шанса.

– Именно поэтому меня здесь и оставили с вами, и я постараюсь не разочаровать хозяина. Я делаю то, что мне говорят, босс хорошо ко мне относится, да и жить в такой местности одно удовольствие. Короче, меня здесь все устраивает, и я не собираюсь терять работу.

Целый час простоял Алекс у окна. На часах было 13.30. Он прикинул, что у него в распоряжении будет секунд двадцать или тридцать. Скороспелый план был довольно примитивен, но пока ничего другого в голову не приходило. Он до отказа открыл все краны в ванной комнате. Звук льющейся воды сразу привлек внимание охранника, и тот решил проверить, в чем дело. Алекс быстро подошел к двери и притаился за ней с высоко поднятым над головой стулом, прислушиваясь к топоту лап и фырканью питбулей в коридоре. Опять повернулся ключ в замке, снова отодвинулась задвижка.

Алекс, высоко держа стул над головой и для пущей устойчивости пошире расставив ноги, дождался, пока охранник, озадаченный шумом воды, не окажется в комнате, а затем резким ударом ноги захлопнул дверь и опустил стул ему на голову. Но удар лишь слегка оглушил парня. Алекс снова замахнулся стулом и еще несколько раз обрушил его на череп охранника. Наконец тот обмяк на полу, лицо заливала кровь, он был мертвенно бледен. За закрытой дверью бешено лаяли лютые псы. Алекс тут же снял свисток, висящий у охранника на шее. На нем было три отверстия, и каждому звуку соответствовала своя команда. Он чуть-чуть приоткрыл дверь, прикрыл пальцем первое отверстие и свистнул. Питбули тут же словно сошли с ума и принялись с удвоенной яростью кидаться на дверь. Алекс снова захлопнул ее и всем телом навалился на створку. Он прижал пальцем второе отверстие на свистке, снова приоткрыл дверь и свистнул. На сей раз псы явно были сбиты с толку, перестали бросаться на дверь и, рыча, заходили кругами. Нет, похоже, это отверстие тоже не годилось. Он попробовал третье, и тут собаки мгновенно остановились, подняли уши, явно ожидая следующего сигнала, пока не понятного. Алекс изо всех сил свистнул еще раз. Этот звук и оказался тем самым, которого они ждали. Собаки неожиданно помчались прочь и скрылись в каком-то другом помещении, где, очевидно, должны были находиться по этой команде.

Сработало.

Алекс отошел от двери и склонился над лежащим без чувств охранником. Он быстро обшарил его карманы. Бумажник с деньгами, «магнум-357» на бедре. Пистолет был тяжелым и неуклюжим, зато мог остановить кого угодно, и Алекс сунул его за пояс.

Оказавшись снаружи, он захлопнул за собой массивную дверь, услышал щелчок замка и звук возвращающейся на место задвижки. Недавний заключенный бросился бежать и вскоре уже несся по тропинке, прикидывая, сколько еще остается до берега Невы. Оказалось, что река была в сотне метров, но в густом лесу это расстояние показалось Алексу бесконечным.

Неожиданно послышались какие-то мужские голоса. Алекс тут же нырнул в густые кусты, полностью скрывшие его от случайного взгляда, и стал прислушиваться. По тропинке, громко переговариваясь, быстро шагали двое мужчин. Похоже, они о чем-то спорили. Алекс не мог сказать, ссорятся ли эти люди между собой, или они просто не сошлись во взглядах по какому-то вопросу. Ясно было лишь то, что они движутся в сторону дачи, с которой он только что сбежал. Алекс понимал, что очень скоро незнакомцы обнаружат бесчувственного охранника и не станут терять время, тут же поднимут тревогу. В распоряжении у беглеца оставалось всего несколько минут, а преодолеть предстояло порядочное расстояние. Как только голоса мужчин затихли вдали, Алекс бросился вниз по высокому склону, спускающемуся к реке. Сердце его отчаянно колотилось.

Затем он, наконец, увидел реку и побежал к воде уже по открытому месту. Нева была совсем рядом, когда Алекс услышал звуки сирены – короткие гудки, перемежающиеся лаем собак, которые явно бросились в погоню. Они были все ближе и ближе, а лай их становился все громче и громче. Стоило Алексу представить капающую у них с языков слюну и огромные клыки, как псы оказались прямо перед ним и тут же набросились на него. Когда один из питбулей вцепился ему в рубашку, Алекс рухнул на колени, а потом повалился в грязь. Яростно рыча, оба пса стремились дотянуться до его горла.

Алекс не смог бы убить человека, но ведь это были звери. Два выстрела разнесли череп первого пса, а второй получил тяжелое ранение в живот. Но уже с яростным лаем приближались другие собаки. Беглец нырнул в реку и поплыл прочь что было сил. Сначала он держался под водой, сколько мог, а когда легкие уже готовы были взорваться, вынырнул на поверхность и понял, что отплыл достаточно далеко. Алекс медленно плыл вдоль берега до тех пор, пока территория дачи и свора кровожадных псов, теперь кружащих в растерянности возле забора, явно остались далеко позади. Он поплыл дальше, страшно довольный тем, что ему удалось выжить.

Алекс позволил течению нести себя вдоль берега, он уже заметил удобный, отлогий и безлюдный пляжик, но тут вдруг в поле его зрения появился катер, явно направляющийся к нему. Значит, мира и покоя ждать нечего. Счастье изменило ему, это был личный катер Румянцева.

Он отчаянно погреб к берегу, едва заставляя двигаться усталые руки и ноги, то и дело уходя под воду. Негромкий, но мощный гул двигателя свидетельствовал о скорости и маневренности катера, который то подходил ближе к заросшим лесом берегам, то удалялся к самой середине реки в поисках плывущего человека.

Алекс побрел к берегу по илистому дну реки. Пистолет охранника по-прежнему торчал у него за поясом. Звук мотора катера снова стал громче, люди на нем явно осматривали каждый метр берега. Алекс набрал полную грудь воздуха и погрузился в воду с открытыми глазами.

Луч света от прожектора, включенного средь бела дня, обшаривая поверхность воды прямо над ним, становился все ярче. На какое-то мгновение, показавшееся вечностью, он уперся прямо в беглеца. Алекс попытался отодвинуться, но тут луч ушел в сторону. Он снова вынырнул, когда легкие были уже буквально объяты пламенем. Алекс понимал, что не должен издавать ни звука, но с трудом сдерживал дыхание, рвущееся из груди. На катере, оказавшемся совсем неподалеку от него, вдруг выключили двигатель, и на палубе появился человек с мощным биноклем, принявшийся внимательно изучать береговую линию.

Двигатель снова заработал, и катер Румянцева медленно двинулся к берегу. Тут Алекс заметил на реке, чуть поодаль, несколько других катеров, также обшаривающих поверхность реки. Интересно, почему же этот проклятый катер не ведет поиски вместе с ними, а буквально прилип к этому небольшому участку берега? Может, они все-таки заметили его? Если так, то эти люди вели себя довольно странно, вовсе не так агрессивно, как можно бы было ожидать.

Алекс снова бесшумно ушел под воду, пронырнул под катером, потом слегка приподнял голову над поверхностью, изучая движение других катеров. Но тут он увидел вовсе не лучи прожекторов, а несколько автомобилей, двигавшихся по улочке небольшого поселка. Алекс оказался в пределах очередной группы летних дач. Но если там были дачи или пристань, то должна быть и дорога, выходящая на трассу, которую, возможно, сейчас тоже прочесывали люди Румянцева.

Катер скользнул к пристани, оба его мощных винта теперь были переведены на задний ход. Алекс видел, как с носа катера на пристань соскочил человек с канатом в руках и набросил конец на причальную тумбу. За ним на причал перескочили еще трое, быстро прошли к берегу и стали подниматься по склону. Один из мужчин пошел по диагонали направо, а двое других – налево. Алексу было совершенно ясно, что они собираются занять в лесу позиции, удобные для наблюдения и перехвата, в то время как их коллеги проверяют дачи. Руки и ноги Алекса совсем отяжелели и тянули его ко дну. Он понимал, что долго не продержится, и должен был немедленно придумать, как спастись. Все тело уже начали сводить судороги. Он попытался избавиться от них, поджав ноги к животу и массируя сведенные холодом мышцы, за этим занятием наглотался воды, и теперь пришлось выкашливать ее. Снова приподняв голову над поверхностью, Алекс увидел, что мужчины бегом возвращаются на катер, их поджидает человек, стоящий у причальной тумбы. Впрочем, нет, он ошибся. Этот человек бросился им навстречу и, похоже, засыпал вопросами. Потом он вернулся к катеру, отвязал швартовый конец и сам перескочил на борт. Двое других последовали за ним, а один остался на берегу.

Катер отошел от причала и двумя своими винтами теперь полосовал воду буквально в полутора метрах от головы Алекса, который сумел вовремя нырнуть. Потом он снова свернул к берегу и замедлил ход, освещая лучом прожектора густые прибрежные заросли, а через несколько секунд развернулся и двинулся назад, в сторону дачи Румянцева. Алекс приподнял голову над водой, с трудом хватая воздух, и тихонько поплыл к берегу, затянутому тиной. Он с трудом выполз из воды среди кустов, поднялся и тащился вверх до тех пор, пока не добрался до сухого места. Здесь он наломал веток и набросал их на себя так, что открытым оставалось только лицо. Ему обязательно нужно было отдохнуть, полностью восстановить кровообращение в конечностях и особенно в шее. Именно шея всегда первой подавала телу тревожные сигналы. А уже потом можно будет подумать о том, как быть с человеком, укрывшимся выше по склону.

Через некоторое время он откинул ветки и листья и взглянул на часы. До встречи с Еленой на петербургской квартире оставалось полтора часа. Он надеялся, что она, как и должна была, позвонила Форсайту. Алекс постарался расслабиться и несколько раз согнул и разогнул ноги, чтобы они снова начали слушаться. Все тело болело, но острая боль постепенно отпустила. Как там Рене, пронеслось у него в мозгу. Может, он до сих пор ждет Алекса в гранд-отеле «Европа»? Впрочем, самым главным была сейчас его собственная судьба. Ему требовалось немного времени и покоя, чтобы собраться с мыслями, ведь до сих пор было неясно, для чего предназначены гигантские отливки, которые изготавливались в Архангельске и на Ижорском заводе.

Он на четвереньках пополз через заросли вверх 1о склону от берега реки. Стоило Алексу хрустнуть веткой или со стуком задеть камень, он тут же замирал, ожидая, когда вернется тишина. Вскоре выше по склону он увидел человека, подробно разглядеть которого мешали зеленые заросли. Мужчина прислонился к дереву и внимательно оглядывал пространство внизу. Тем временем Алекс добрался до вершины склона и обогнул незнакомца, а оказавшись выше его, бросился на свою жертву.

Он был в метре от цели, почти мог слышать его дыхание. И тут внезапный шум! Хрустнула ветка, на которую наступил Алекс. Мужчина повернул голову, и в этот момент Алекс обрушился на него, сжимая «магнум» в руке. Рукоять тяжелого пистолета ударила сначала в висок, а потом в горло. Мужчина пошатнулся, оглушенный, попятился и закричал. Алекс снова набросился на противника и принялся душить его, не давая кричать. Потом он с силой ударил его «магнумом» в лоб. Кожа треснула, и брызнула кровь.

И тут его жертва замолкла, потеряв сознание.

Алекс сразу начал переодеваться, поскольку его одежда была мокрой насквозь. Размеры вполне подходили. Он вытащил из кармана мужчины бумажник. Там оказалась приличная сумма в рублях и паспорт. А вот обувь по размеру не подошла, оказалась мала. Алекс тщательно вытер свои туфли, а носки противника обеспечили ему окончательную сухость. Он прикрыл неподвижное тело ветками, поднялся вверх по склону, к дороге, стараясь держаться под прикрытием деревьев, и отправился забрать свой атташе-кейс.

Теперь, когда питбули остались далеко позади, Алекс минут десять спокойно шел вдоль шоссе, и тут позади вдруг появился автобус № 416 до Петербурга. Алекс выскочил на шоссе, отчаянно размахивая руками. Автобус затормозил рядом с ним, водитель открыл дверь.

Алекс вошел, тут же окидывая взглядом пассажиров, это были в основном рабочие да несколько пенсионеров, с любопытством разглядывающих его.

– Понимаете, машина перевернулась на берегу. Мне нужно куда-нибудь в центр Санкт-Петербурга, чтобы вызвать помощь, – сказал он водителю.

– Я еду по Приморскому шоссе до метро «Старая деревня». А оттуда можете добраться до «Садовой» и пересесть на линию 2.

– А где гранд-отель «Европа»?

– Возле станции «Невский проспект».

– А долго ехать по городу, сколько времени это займет?

Водитель немного подумал.

– От двадцати до тридцати минут.

Алекс прикинул, что будет в центре к 16.15 и успеет на встречу с Еленой – ну, может, минут на пятнадцать опоздает.

Итак, решено.

ВТОРОЙ ОТЧЕТ ПОДТВЕРЖДЕН

Пролог

История, в которой крепко увяз Алекс, развивалась уже восьмые сутки. Старейшины Ассоциации поручили ему подтвердить или опровергнуть Второй Отчет, составленный двадцать один год назад, в котором говорилось, что цивилизация, развивающаяся на этой планете, недостойна того, чтобы стать двадцать седьмым членом объединения. Невероятное расслоение общества на богатых и бедных, религиозные и национальные распри, приводящие к постоянным опустошительным войнам, не позволяли этого сделать. Со слишком уж завидным упорством жители Земли уничтожали все то, что их окружало.

Для выполнения задания Алексу пришлось воспользоваться знаниями, жизненным опытом и профессиональными навыками жителя этой планеты Алексея Владимировича Иванова, сотрудника русской Службы внешней разведки, тело которого, погруженное в глубокий сон, оставалось в секретном отделе «Курск» московской библиотеки имени Ленина. Алексей занимался проблемами исламского терроризма, сотрудничал с американскими спецслужбами. Начальник Второго главного управления СВР генерал Христенко, старый человек, умирающий от туберкулеза, доверил Алексею информацию, из которой следовало, что руководители крупнейших мировых корпораций, лидеры ведущих стран, в том числе США и России, задумали невероятное. Они решили объединить весь мир в рамках одной корпорации, которая называется «Глоба-Линк». Исчезнет свобода выбора и действия, несколько человек будут управлять целой планетой. Вооруженные силы США, НАТО и России приводились в состояние повышенной боевой готовности, чтобы подавить любое выступление противников этого проекта, пока еще строго засекреченного. До его обнародования и голосования, которое должно пройти на совещании в Женеве, оставалось четыре дня. Надо было торопиться. Алекс просто не мог не помочь Алексею, его жене Елене и всем, кто готов был не допустить захвата родной планеты небольшой кучкой миллиардеров. Шел восьмой день борьбы, до финала оставалось всего четверо суток. Меньше ста часов.

Глава 1 ВО ПЛОТИ

День 8. 14.00

Шестидесятисемилетний министр обороны России Сергей Николаевич Ушаков, грузный человек в сером костюме, сидел за столом в штаб-квартире ФСБ и попыхивал кубинской сигарой, пытаясь сохранять невозмутимое выражение розовощекого лица. По другую сторону стола разместился полковник Юсуфов. Ему было совершенно ясно, что президент прислал сюда министра, чтобы хоть немного остудить пыл чересчур уж рьяного полковника, так пока и не доказавшего измены генерала Христенко. В уголках рта министра были заметны беспокойные морщинки. Он уже посмотрел запись, сделанную камерой слежения на приеме, где Христенко передал Елене Ванеевой диск с информацией о компании «Глоба-Линк».

– Улики недостаточно убедительны, – заявил после просмотра министр обороны. – Да, конечно, обстоятельства несколько подозрительны, но обвинять заслуженного генерала в шпионаже на таких основаниях, думаю, было бы слишком.

– Все это принято нами во внимание.

– И вы уже сообщили обо всем президенту, – согласился пожилой министр. – Но достаточно ли этого для предъявления обвинения?

– Вполне, – кивнул Юсуфов, доставая из пачки сигарету и прикуривая. – Особенно учитывая признание Ванеевой.

– Но ведь у вас нет диска, который можно было бы представить суду в качестве вещественного доказательства.

– Этого не потребуется.

– Вот как? И почему же?

– Я заставлю добровольно признаться самого Христенко.

– Добровольно? – пробурчал министр обороны себе под нос. – Ас чего бы это ему признаваться?! Ведь на карту будет поставлена его репутация, не говоря уже о самой жизни. А ведь до сих пор вам не удалось заметить за ним ничего более предосудительного, чем чрезмерное пристрастие к водке.

«Интересно, – раздумывал Юсуфов, – и почему это Лавров так интересуется именно этим генералом, герой он там или нет? Может быть, это как-то связано с грядущим совещанием по проблемам СОИ в Женеве?» Юсуфов все время чувствовал, что происходит нечто очень важное, но ему неизвестное, у него попросту нет необходимой информации. Но разве мог он спросить об этом в открытую, накликав на себя тем самым гнев Лаврова?

– А вам известно, что состояние здоровья Христенко буквально критическое? – продолжал министр. – Медицинские данные свидетельствуют, что у него конечная стадия туберкулеза. Мы уж давно подумывали о том, чтобы отправить его в почетную отставку. Но пока Христенко еще является начальником Первого главного управления!

Молчание.

– Вы просто берете на себя слишком много, Илья Васильевич, и мой добрый совет – будьте поосторожнее, – заметил министр обороны и продолжал: – Если бы этого не требовалось, меня бы сюда не послали.

– Я обязательно учту то, что вы говорите. Но, поймите, у меня есть и собственные обязанности. Как вам, должно быть, известно, я беседовал на этот счет с президентом, и он распорядился продолжать наблюдение, – Юсуфов произнес это с едва скрываемой злостью и затянулся сигаретой. – Дело поручено мне.

– Просто нужно быть осторожным. Очень-очень осторожным.

– Это предупреждение, Сергей Николаевич?

– Нет, что вы, просто добрый совет.

– Поверьте, я всегда высоко ценю ваши советы.«Этот сукин сын пытается лишить меня самого реального шанса на повышение, который мне когда-нибудь выпадал, – подумал Юсуфов. – А вот хрен он угадал!»

– Что ж, в таком случае, думаю, визит к вам не оказался напрасной тратой моего личного времени, – заметил Ушаков.

«Не твоего, а моего, – подумал Юсуфов. – Чтобы расколоть Христенко, мне нужен еще один день, ну максимум два».

* * *

День 8. 16.45

После полудня ясное доселе небо стали затягивать мрачные тучи, и когда Алекс дошел от метро «Невский проспект» до гранд-отеля «Европа», Санкт-Петербург погрузился едва ли не в сумерки. Внимательно оглядевшись на предмет возможной опасности, он не заметил в припаркованных у отеля машинах никаких подозрительных личностей, наблюдающих за входом. Никто не слонялся без видимого дела у входных дверей.

Через три минуты дневной портье, которому явно не по душе пришелся наряд Алекса, сообщил, что тот больше не является их гостем, согласно записям, он еще в три часа ночи от них выписался. Кроме того, портье сообщил, что его номер снял господин Рене Шометт, с которым у господина Иванова на вечер была назначена встреча. Узнав, что Алексей ночью выписался, он тут же снял тот же номер, а вскоре отбыл в сопровождении нескольких мужчин.

– А во сколько это было? – спросил Алекс.

– В десять тридцать, – последовал ответ.

– Опишите, пожалуйста, тех людей, которые были с ним.

Портье изо всех сил честно старался это вспомнить, но, в конце концов, сдался и заявил, что за смену перед глазами проходит столько народу, что он боится ошибиться. Алекс поблагодарил его и вышел на улицу, где попросил швейцара вызвать ему такси. Почти тут же подкатила машина, и Алекс, дав стражу гостиничных дверей щедрые чаевые, плюхнулся на заднее сиденье.

Он попросил водителя отвезти его в ближайший дорогой магазин мужской одежды на Невском проспекте. Тот тут же включил скорость, и машина тронулась.

Сейчас у Алекса в первый раз выдалось время отпереть цифровой замок атташе-кейса. Там был пояс с деньгами, «глок», его паспорта и досье. Алекс попытался представить, что же произошло. Он знал о назначенной Шометтом встрече со Светланой Нармоновой, где должны были присутствовать стенографистка и нотариус, но кусочки головоломки никак не складывались. Через десять минут машина остановилась у магазина «Босс», витрины которого были оформлены черно-белыми фотографиями Хэмфри Богарта из «Касабланки», выглядящего очень круто. Алекс попросил водителя подождать.

Здесь он купил себе серый в полоску деловой костюм, рубашку, галстук, носки и ботинки, переодевшись, посмотрелся в зеркало и решил, что выглядит вполне прилично. Расплатившись наличными, Алекс отправился в примерочную, надел обновки, под которыми спрятал пояс с деньгами, а одежду, снятую с охранника на даче Румянцева, выбросил в мусорный бак. Снова сев в машину, он велел водителю: – В «Невский Палас».

Пятизвездочный отель «Невский Палас», построенный консорциумом «Коринтия», появился на Невском проспекте сравнительно недавно, это была одна из роскошных гостиниц, украшающих главную улицу города. К тому времени, когда машина остановилась перед входом, начал накрапывать дождь. Когда швейцар в форме распахнул дверь, Алекс щедро расплатился с водителем и получил в ответ «большое спасибо» и широкую улыбку.

Элегантно одетый бизнесмен с атташе-кейсом вошел в отель, взглянул на гостеприимно распахнутые двери художественного салона «Лувр» и обвел взглядом холл, который уходил в глубь здания и был накрыт стеклянным потолком во всю длину. В центре высился стеклянный купол, под которым располагались двести восемьдесят два чудовищно дорогих номера. В блестящем бежевом мраморе пола отражался яркий свет многочисленных фонарей. Персонал был аккуратно одет, мужчины – в красные пиджаки и черные брюки, женщины носили такого же цвета жакеты и короткие черные юбки.

Все были исключительно обходительны и профессиональны.

Алекс подошел к стойке, обратив внимание, что на часах 17.15 – то есть на полчаса больше, чем он рассчитывал. Елена сейчас, наверное, нервничая, дожидалась мужа в их квартире. Об этом ее должен был попросить Форсайт.

Он представился Алексеем Ивановым, предъявил паспорт и снял довольно скромный номер за шестьсот пятьдесят долларов в сутки, сказав, что вскоре должна прибыть его супруга. Алекс расплатился наличными долларами и был препровожден в номер, состоявший из гостиной и застеленной персидским ковром спальни с огромной кроватью.

В гостиной имелся прямой телефон, спутниковое телевидение, сейф, мини-бар и все необходимое для подключения компьютера. «Да, без мыла в жопу влезут», – подумал Алекс, уже привыкший к ужасным манерам Алексея. Он дал коридорному приличные чаевые и, наконец, остался один посреди молчаливой роскоши. Бросив атташе-кейс на диван, он позвонил во французское посольство в Москве.

– Нет, – ответил голос с сильным французским акцентом. – Ни для господина Филиппова, ни для господина Иванова никаких сообщений не оставлено.

– Тогда скажите, кто-нибудь из сотрудников в последнее время разговаривал с Рене Шометтом?

– Прошу прощения, но мы не имеем права…

– Ничего, я понимаю. Спасибо.

Он отправился в ванную комнату, умылся, затем вышел из номера. В холле ему выдали фирменный зонтик с символикой отеля и вызвали такси, которое помчало его по Владимирскому проспекту, обычно забитому транспортом. Он велел водителю проехать по Московской улице, застроенной дореволюционными жилыми домами, теперь в основном заселенными состоятельными людьми.

Алекс разглядывал улицу и прохожих с тщательностью какого-то автомата, едва ли не нюхом стараясь учуять хоть какие-то признаки опасности. Ведь он знал, что его ищут, причем многие. Он внимательно приглядывался к припаркованным машинам, входам в магазины, к любым местам, которые могли быть использованы в качестве ловушки. Самым сложным оказалось то, что практически все держали над головой зонтики, поэтому лица людей разглядеть было трудно.

Он попросил водителя свернуть в Кузнечный переулок, где машина остановилась перед Кузнечным рынком, одним из самых популярных в городе. Алекс велел водителю подождать, вылез из такси и раскрыл зонтик, поскольку дождь уже разошелся не на шутку. Он нашел телефон-автомат, набрал номер телефона квартиры, где его дожидалась эта женщина, не сводя при этом глаз с парадного пятиэтажного дома, который находился совсем рядом, на Московской улице, 15. Он знал, что Елена нервничает, поскольку было уже без пяти шесть и он опаздывал на два часа. Телефон в квартире дал лишь один гудок, потом трубку сняли.

– Привет.

– Не говори, просто слушай, – спокойно сказал он, не сводя глаз со входа в дом. – Немедленно уходи из квартиры, возьми такси и поезжай в отель «Невский Палас». Тебя там уже ждут, знают, что подъедет моя жена. Коридорный проводит тебя в номер. Жди меня там. Я хочу убедиться, что за тобой не следят.

– Уже ухожу.

Алекс услышал щелчок положенной трубки, вернулся в такси и снова уставился на парадное сквозь залитое дождем окно. Через шесть минут он увидел, как она выходит, раскрывает зонтик и идет на угол, чтобы поймать такси. При виде ее скорее отреагировал Алексей, чем Алекс, который знал об их отношениях все до мельчайших подробностей. В груди Алекса вдруг тревожно заколотилось сердце Алексея.

На ней был длинный плащ, черная сумка на плече. Как всегда, она шла с высоко поднятой головой, длинные ноги горделиво ступали по мокрому асфальту. Алексей страстно любил ее не только за то, что она была совершенно незаурядным человеком, но и как просто великолепную женщину. Правда, им почти не выпадало возможности побыть вместе. Она постоянно ускользала от него. Нет, не потому, что он был с ней недостаточно нежен, просто в последние годы работа постоянно разводила их в разные направления.

Во время последней встречи в московской квартире они почти ничего не успели сказать друг другу. Он лишь сообщил, что должен побывать в главной московской библиотеке и забрать диск, оставленный Христенко в отделе «Курск» библиотеки имени Ленина. Слишком уж он рвался вперед, мечтая получить от жизни все и сразу, хотя сейчас и не смог бы припомнить, чего именно желал так страстно. Разве могло это идти хоть в какое-то сравнение с чувствами, которые он испытывал по отношению к ней, хотя внешне это практически никак не выражалось. Они оба были чересчур преданы своей работе, месяцы разлуки сливались в годы.

Он видел, как она поймала такси, села в него, наклонилась вперед к водителю, чтобы назвать ему адрес, при этом не забывая обшаривать взглядом улицу, – не появится ли вдруг какая-нибудь подозрительная фигура, не тронется ли с места одна из стоящих у тротуара машин.

– Видите вон то такси? – спросил он водителя. – Следуйте за ним, старайтесь держаться примерно в полуквартале позади, но не теряйте из виду. Если придется, проезжайте на красный свет, штраф я заплачу.

Через несколько минут ее такси свернуло на Невский проспект и остановилось перед входом в «Невский Палас», где швейцар тут же подскочил к машине, распахнул дверь и помог Елене выйти. Такси Алекса притормозило метрах в ста от отеля, и он внимательно наблюдал за происходящим. За это время по Невскому промчалось множество машин, но ни одна из них не остановилась, даже не притормозила у входа в отель. После этого Алекс велел водителю тоже подъехать ко входу.

Щедро расплатившись с таксистом, он еще раз окинул взглядом залитый дождем проспект, вышел из машины, нырнул под козырек входа и снова огляделся, убедившись, что никто за ними не следит. Войдя в холл и вернув зонтик, Алекс подошел к стойке, за которой был все тот же портье, с которым он разговаривал раньше, и спросил:

– Скажите, моя супруга прибыла?

– Да, буквально три минуты назад, господин Иванов. Мы проводили ее в ваш номер.

– Благодарю.

Он еще раз окинул взглядом холл. Здесь в основном были деловые люди, мужчины и женщины, на вид сплошь иностранцы. Никто не смотрел на него, и чувства подсказывали, что ничего подозрительного нет. Однако осторожность еще никому и никогда не помешала. Он уже слишком много знал о новообразованной корпорации «Глоба-Линк» и ее целях, о тайно производимом пластике, назначение которого ему до сих пор не было понятно. Могущественные, богатые люди больше всего на свете желали, чтобы он исчез из жизни.

В тягостных раздумьях Алекс поднялся на лифте на свой этаж и по коридору, застеленному ковровой дорожкой, бесшумно подкрался к номеру.

У двери он огляделся. Никого не заметил и негромко постучал.

– Кто там? – негромко спросили из номера.

– Это я.

Дверь открылась, на пороге стояла Елена. На лице ее явно читалось облегчение пополам с внезапной страстью, которая так и рвалась наружу. Она бросилась к нему, заключила в объятия, увлекла за собой в номер и только потом вспомнила об открытой двери, которую тут же захлопнула.

– Милый, милый! – она впилась губами в его губы, сжала его так крепко, будто это был их последний поцелуй.

Правильно откликнулся на ее реакцию Алексей. Он нежно обнял и принялся целовать свою жену, с которой Алекс даже ни разу не разговаривал. Он не смог выдержать поцелуя дольше трех секунд, хотя она и не хотела отпускать его от себя, чтобы до конца прочувствовать его любовь. В его объятиях было нечто странное, хотя она и не могла определить, что именно. Просто что-то было не так. Но после всего пережитого за последние несколько дней ее уже мало что могло удивить в их отношениях. Она отлично знала, что ее любимый разыскивается за убийство. Такого Алексея она никогда в жизни не видела. Он ласково выпустил ее и спросил:

– Ты в порядке?

– Да. Да, конечно.

– А ты проверила?…

– Слежки не было. Все в порядке.

Он снял пиджак, заглянул в спальню, в ванную комнату, потом прислушался, а она тем временем следила за тем, как он проделывает привычную и давно ей знакомую процедуру. Когда он, наконец, вернулся в гостиную, Елена уже сидела на диване.

– Газеты читала? – напрямик спросил он.

– Не поверила ни единому слову.

Их взгляды встретились.

– Тогда ты знаешь, что все это часть заговора.

– Да, но зачем все это? Что такое могло случиться со времени нашей последней встречи – с того дня, когда ты отправился в библиотеку?

Значит, про библиотеку она знала. Это еще нужно обмозговать. Просто сейчас он думал совсем о другом.

– Слушай, а как в газетах было преподнесено убийство посла Фармера?

– Ну, пишут, что он был убит поздно вечером, хотя точное время смерти до завершения экспертизы не указывается. Смертельным оказался выстрел в голову – пуля попала в основание черепа. Тело обнаружили на следующее утро в Москве-реке, плавающим лицом вниз. Оно пробыло в воде несколько часов и его прибило к берегу. Были приведены даже слова поверенного в делах Лоуренса Холлингсуорта, который утверждает, что именно тебя последним видели с послом, после чего ты якобы исчез.

– А насчет Анатоля Боннарда?

– По данным Интерпола, у вас была конфиденциальная встреча по поводу намечающегося совещания в Женеве. Это я узнала через свои источники в СВР, поскольку в газетах практически ничего не было. Скажи, но ведь это все неправда, да?

– Полная чушь.

– Тогда зачем все это?

– Затем, что они хотят убрать меня с пути, – ответил Алекс.

– Не понимаю. Кто и с какого пути пытается тебя убрать?

– А что еще тебе сказали?

– Что у тебя тяжелое умственное расстройство. Врачи-психиатры считают это следствием длительной работы в разведке, а кроме того, со времен афганской войны у тебя еще в сравнительно молодом возрасте наметилась склонность к убийствам невинных женщин и детей. Еще сказали, что ты побывал в плену, тебя пытали, а потом ты бежал, перебив охрану. Выбираясь к своим, ты длительное время находился в условиях страшной жары, и организм подвергся обезвоживанию. То есть внешне ты производишь впечатление нормального человека, но на самом деле – маньяк-убийца.

«Великолепно устроенная ловушка, – подумал Алекс. – Целый набор совершенно лживых сведений о человеке, якобы полностью подтверждающих и объясняющих его психические отклонения. Даже по времени все было рассчитано просто идеально».

– Кстати, не забудь и о Рене, – неожиданно продолжала она. – В газетах пишут, что он твой приятель, французский адвокат, который вполне может знать о твоем местонахождении, но тщательно эту информацию скрывает.

«Значит, Рене у них в руках», – подумал Алекс, тупо глядя в пространство. «Глоба-Линк» имеет связи в самых высших кругах и ни перед чем не остановится. Михаил Михайлович Филиппов, сбежавший банкир, теперь стал больше похож на муху, которую пока просто случайно не могут поймать. Раз за разом он ускользал из расставленных ловушек, последняя из которых была устроена на даче Румянцева. Теперь он снова оказался на свободе, следовательно, сезон охоты на Алексея Иванова продолжался.

– Где ты так долго был? – спросила она. -Я чуть с ума не сошла от беспокойства.

– В Архангельске, на заводе «Макроникс». Слышала что-нибудь об этой фирме?

Он рассказал ей о своем посещении заводов в Архангельске и Ижоре, где производили огромные пластиковые блоки, предназначение которых ему до сих пор так и не было ясно. Но ведь именно они испытывались семь дней назад в Сибири в условиях ядерного взрыва.

Алексей пояснил:

– Это как-то связано с готовящимся захватом власти.

– С каким еще захватом? – недоуменно переспросила она. – Не понимаю.

– «Глоба-Линк» хочет убрать меня с пути до совещания в Женеве.

Она явно растерялась.

– «Глоба-Линк»?…

Тогда он рассказал ей всю историю целиком. Она отреагировала на услышанное так же, как и Рене, поскольку заговор был слишком обширен и, на первый взгляд, совершенно безумен. Она была так поражена, что некоторое время сидела в полном оцепенении.

– А голосование, значит, состоится на совещании по СОИ, да? – для верности.переспросила она.

– Да, на совещании по вопросам СОИ. По крайней мере, так они его называют – естественно, для отвода глаз.

Он уселся на диван рядом с ней, а она молча смотрела, как он сидит, подперев голову руками, и смотрит в пространство. Через некоторое время Елена снова заговорила:

– Так что там насчет этого пластика?

– Сам не знаю. Но какая-то связь наверняка существует.

– Не понимаю.

– Пока я и сам больше ничего объяснить не могу.

Один момент в его поведении вдруг показался ей странным.

– Слушай, да ты ведь больше не куришь!

– Что?

Губы ее тронула легкая улыбка.

– Да просто ты, когда нервничаешь, всегда куришь.

Он тут же спохватился.

– Просто сигареты кончились, а купить не успел.

– Ты же знаешь, у меня для тебя всегда припасена пачка.

Она вытащила из сумочки пачку «Кэмела».

– Где твоя зажигалка?

– Зажигалка?…

– Ну да, «Данхилл», которую я подарила тебе на день рождения.

Он попался.

– Наверное, потерял… Ты уж прости.

Как глупо с его стороны было не подумать о том, что Алексей курил! Елена зажгла спичку, он прикурил, сделал глубокую затяжку и едва удержался от приступа кашля. Она тем временем встала, подошла к окну и уставилась на струйки дождя за стеклом.

– Хорошо, если бы ты мог сообщить мне побольше фактов, – наконец прервала молчание Елена. – Например, кто конкретно в этом замешан?

– Ну, например, Андре Робеспьерр. Он председатель банка «Евро-Свисс». Потом Владимир Юрьевич Румянцев, сопредседатель «Спейс-Диска», – тут он смолк и взглянул на нее.

Она обернулась и тоже посмотрела на него, чувствуя, что он колеблется. Алекс несколько мгновений испытующе глядел на нее, и тут у него мелькнула внезапная мысль. Он потушил сигарету в пепельнице и поднялся с дивана.

– В чем дело? – спросила она.

Он вдруг все понял, посмотрел ей в глаза, потом приблизился к Елене и остановился прямо перед ней. Алекс искал в ее лице хоть какое-то смущение, какое-то напряжение в уголках губ, потупленные глаза.

– Почему ты не рассказала мне об аресте? -спросил он.

У нее слегка – чуть заметно – расширились глаза.

– А откуда ты?… – она смолкла, потом продолжала: – Христенко… Я не знала, что он… – она снова смолкла, пытаясь как можно быстрее решить, не расставил ли Алексей ловушку родной жене. Не загнал ли он ее в ее же собственный капкан?

– Да там ничего особенного и не было, – как ни в чем не бывало ответила она через секунду. – Юсуфов после приема просматривал записи с камер слежения, и ему показалось, будто Геннадий Игоревич передает мне диск. Он не был в этом уверен, поэтому организовал за мной слежку. Когда я передала диск Брентано в метро… – она снова запнулась, лихорадочно думая. – Они так и не поймали его, поэтому я просто не знаю, что случилось дальше с диском. Поверь, задержание было чистой формальностью. Они проверили меня на детекторе лжи, я его прошла, а потом было нечто вроде психологической проверки… Сама даже не знаю, как именно надо это назвать.

Ей был знаком этот его взгляд – ведь он сам был шпионом по натуре, иначе на такой службе долго бы не протянул. Его рука внезапно взметнулась и ударила ее по лицу с такой силой, что Елену отшвырнуло к стене. Она негромко вскрикнула.

– Ведь они перевербовали тебя, верно? – это был уже не вопрос, а констатация факта.

Она, все еще не пришедшая в себя, отрицательно помотала головой, но его рука тут же снова пришла в движение. На сей раз женщина повалилась на пол. Алексей знал, за что ударил жену. Должно быть, он все понял по ее поведению, и теперь ей уже ничего не удастся объяснить. Он рывком поставил ее на ноги.

– Так что, скажешь, это не так?

С этими словами он отвесил ей еще одну пощечину, и все лицо женщины покрылось красными пятнами от ударов. Она споткнулась о небольшой журнальный столик, упала и слабо вскрикнула. Елена, почти оглушенная, с сожалением и стыдом смотрела на мужа, лежа на полу. Все было кончено, ее обман раскрыт. У них никогда ничего больше не будет, поскольку она предала своего единственного союзника, единственного человека, которого любила. И едва она осознала это, как эмоции тут же выплеснулись наружу, у нее начался едва ли не истерический припадок. Елена встала на колени, по ее щекам потоком лились слезы. Сейчас она была похожа на ребенка, который без спросу взял пирожное из вазы и был на этом пойман и отшлепан отцом, причем не со зла, а из любви, чтобы навсегда отучить ребенка воровать. Его малышка плакала, сознавая, что виновата, но объяснять это уже не было нужды. И она знала, что Алексей это понимает.

Алекс ничего не говорил, просто стоял над ней, чувствуя, как от удара горит рука. Он ждал, когда Елена выйдет из этого состояния. Наконец рыдания прекратились, она подняла залитое слезами лицо и виновато взглянула на него.

– Они собирались меня убить. Ты же знаешь, каковы эти типы. Они сказали, что смерть будет медленной и мучительной. Пойми, Алексей, я… Да, я просто испугалась. Я оказалась в полной власти Юсуфова, а умирать так не хотелось! – теперь ее била крупная дрожь. – Мне… мне просто не хотелось умирать! – последние слова она уже выкрикнула, как бы призывая его понять, что ей пришлось пережить, и закрыла ладонями мокрое от слез лицо.

Он решил дать женщине выплакаться, и тут она, полностью обессиленная всем произошедшим, снова подняла голову и взглянула на него. Ее глаза, в которых читалась лишь любовь к нему, буквально молили о прощении. Алекс помог ей подняться с пола, обнял, давая почувствовать, как сильно любит ее Алексей. Она тоже молча обхватила его, как никогда нуждаясь в муже.

Он ласково погладил ее по голове. Она и Алексей работали в спецслужбах, но выросли в постоянном страхе перед системой. Страх, укоренившийся в душах, было очень трудно изжить – он был в крови, несмотря на новые правительства и идеологии, сохранился до этих дней. И, продолжая сжимать ее в объятиях, Алекс понял, насколько этот страх в ней глубок.

Он подвел ее к дивану, она тихо присела на краешек и теперь смотрела прямо перед собой, выплакав все слезы. Елена просто сидела, плечи поникли, глаза стали пустыми, будто она находилась в каком-то гипнотическом трансе.

Алекс принес из ванной полотенце и вытер ей глаза. Она уже перестала всхлипывать, и единственным звуком в комнате был стук дождевых капель по подоконникам. Он дал ей несколько секунд, чтобы успокоиться, усевшись на диван, притянул ее к себе, а она положила голову ему на плечо. Елена была совершенно опустошена. К тому, что она уже сказала, добавить ей было нечего. Поэтому они сидели молча, в душе он уже простил ее, поскольку Алексей любил эту женщину. Эти двое пробыли мужем и женой четыре года лет и просто не могли позволить кому-то или чему-то разрушить свою любовь.

Наконец Елена кивнула, давая понять, что ей уже лучше. Она по-прежнему молчала, все так же прижавшись головой к его плечу, вспоминая все события пяти дней, прошедших с тех пор, как Алексей вернулся из Америки. Должно быть, его тоже терзал страх, поскольку он знал, что обвинен в убийствах, которых не совершал, а теперь Юсуфов начал охоту за ним. Как же ничтожно мало сочувствия она проявила к мужу до этого момента, когда все вдруг стало отчетливо ясно.

– Иногда я сама задумываюсь, что и зачем делаю, – наконец негромко сказала она. – До сих пор я жила с сознанием превосходства над остальными. Я получила работу в самых высоких эшелонах власти, жила куда лучше многих. А на самом деле все это оказалось просто засыхающим куском вчерашнего пирога, который не лезет в горло, – он по-прежнему молчал. – Папа любил повторять, что Родина – это все, даже если она убила тебя и всех, кого ты любил. Родина – это крепость, где, даже если тебя постигла неудача, всегда оставалось главное, что никуда не денется и после твоей смерти. Правда это или просто лицемерие? Я до сих пор так и не поняла этого. Думаю, для меня имеют значение лишь наши собственные жизни – твоя и моя. Или такой подход тебе кажется слишком эгоистичным?

Сейчас с ней был только Алексей, исключительно он.

– Знаешь, Елена, все, что у нас по-настоящему есть, – это мы с тобой. Я всегда знал это, хотя верно служил своей стране и готов был за нее погибнуть. Теперь же на кон поставлено нечто большее, чем одна страна, вся планета вдруг съежилась до размеров горошины. Мы все заложники сил, которые хотят захватить власть.

Сейчас разговаривал с ней только Алексей, поскольку у Алекса просто не было возможности по-настоящему понять их истинные чувства. Тут пришелец с далекой планеты впервые начал кое-что осознавать, в первый раз за все эти дни он сумел ощутить их чувства друг к другу, особенно когда увидел, как она нежно гладит его по лицу, затем прижимается губами к его губам, сначала лишь нежно касаясь их, а потом впившись со всей накопившейся страстью.

– Мы с тобой в большой опасности, – сказала она, чуть отодвинувшись. – Но сейчас мне на это наплевать.

Он понял, что она имеет в виду, и его вдруг охватил приступ страха. Это не было частью плана, да и Старейшины никогда ни о чем подобном не упоминали. Что же делать дальше? Будет ли порядочно с его стороны вторгнуться в интимную жизнь Алексея? Но и отвергнуть ее сейчас было бы не только актом несправедливости. Алексей ни за что бы не смог так поступить, поскольку любил эту женщину.

В принципе, Алекс был знаком с человеческой любовью по материалам Второго Отчета – он и сам был человеком, только с другой планеты, и все же это человеческое слово «любовь» не до конца было ему понятно. Его даже удивляло, как может вещь настолько простая быть в то же время такой загадкой.

Алекс знал, что любовь состояла из четырех основных частей, которые не располагались по важности в каком-либо определенном порядке. Это половое влечение, симпатия, нужда в партнере и уважение к нему. Большинство супругов на самом деле не любили друг друга, что и служило причиной такого множества разводов. В обычных среднестатистических семьях существовали довольно слабые любовные отношения, все зависело от личных ощущений, сложившихся в данное время. Алекс предположил, что главным является половое влечение, но и так бывало далеко не во всех случаях. Иногда основную роль играл социальный статус, деньги, семья или работа. В основном, конечно, эти отношения носили сексуальный характер, но, если прочие составляющие отсутствовали, пары быстро распадались.

Взаимную симпатию понять было еще легко. Он нравится ей, она нравится ему. Им приятно в обществе друг друга, у них много общих интересов. Пока имеют место половое влечение и взаимная симпатия, нередко бывает так, что срабатывают и два остальных компонента – уважение и потребность друг в друге. Алекс знал, что именно они в межполовых отношениях были наиболее сложными из-за меняющихся обстоятельств жизни. Вступающие в брак человеческие пары обычно располагали тремя из четырех компонентов и удовлетворялись этим, поскольку считали, что надо быть реалистами. Но стоило со временем исчезнуть одному из трех моментов, что могло случиться по прошествии двух недель или двух лет, и брак, в конце концов, заканчивался разводом.

Половое влечение было самым хрупким из компонентов, особенно для женщин. Они часто утрачивали его, как только начинали чувствовать себя полностью уверенными в том, что их жизнь обрела стабильность. Например, после рождения детей. Порой половое влечение исчезало с возрастом, и партнер начинал похаживать на сторону. Супруга с возрастом набирала вес, и муж тут же терял к ней интерес, поскольку переставал видеть в ней девушку, на которой когда-то женился, хотя бывало и наоборот. Но как может женщина стремиться оставаться привлекательной для мужчины, к которому она, например, потеряла уважение? Оно всегда стоит во главе угла, поскольку если мужчина не добивается в жизни успеха и не зарабатывает больше жены – это важнейшая причина для разрыва. Не имея уважения к мужу, немногие женщины способны испытывать к нему половое влечение, поэтому отношения на этом практически заканчивались, хотя требовались месяцы, а порой и годы чтобы это осознать.

Самым важным компонентом была потребность друг в друге. В развитых индустриальных странах она встречалась как раз реже всего, особенно среди людей со средними и высокими доходами. Если допустить, что отношения средней пары базируются на трех из четырех компонентов, а со временем один из них пропадает, неважно по какой причине, невзирая на наличие детей, отношения снова катятся к разводу.

«Интересно, неужели полный спектр человеческих любовных отношений доступен только молодым людям?» – подумал Алекс, зная, что это во всяком случае никак не относится к Елене и Алексею, поскольку они явно обладали всеми четырьмя компонентами этой загадочной любви.

– А где сейчас Юсуфов? – вдруг спросил он.

– Даже не знаю. Ему известно, что я здесь, с тобой, а Геннадий у него в руках.

– Значит, он тебе доверяет.

– Он вообще никому не доверяет, – возразила она. – Пока мы с тобой в этой комнате, мы в безопасности. А вот как там снаружи – это дело совсем другое.

– Значит, нам надо придумать, как отсюда выбраться.

– Да, но только чуть позже. А сейчас давай посвятим хоть немного времени себе самим, – она снова поцеловала его. На сей раз поцелуй продолжался дольше и был крепче. Наконец она отпустила его, чтобы перевести дыхание. – Мы обязательно все придумаем, а сейчас мне нужен только ты, – прошептала она. – Я страшно хочу тебя, дорогой.

Глава 2 ДЕЛА НОЧНЫЕ

День 8. 19.00

У Христенко опять началось кровохарканье, кроме того, он никак не мог уснуть. Да арестованный генерал и не знал, сколько сейчас времени, поскольку у него отобрали часы. Он сидел на единственной табуретке, которую ему оставили в этой камере в подвале Лубянской тюрьмы. В камере без окон размерами полтора на два метра помещались только койка, которой он пока не воспользовался, и унитаз.

Стены были очень толстыми, поэтому сквозь них не проникало ни звука. Под потолком висела лампочка, защищенная стальной сеткой, назначением которой было не дать узнику возможности разбить лампочку и перерезать себе горло стеклом. Христенко знал, что раньше такое случалось. Больше всего его бесило, что с ним обращаются как с одним из обычных предателей, сидевших в этой камере до него, предателей, которые работали против Родины. Такое отношение было личным оскорблением.

Его поместили сюда после ареста. Он знал, что Юсуфов получил ордер, но так и не успел с ним связаться. Впрочем, конечно, этого можно было ожидать в любой момент. Он знал, что его специально держат здесь в полной изоляции. То, что он совсем не спал, никого не интересовало. Охранники наверняка знали об этом, ведь они то и дело поглядывали в дверной глазок.

Здесь было своего рода чистилище, в котором заключенного оставляли наедине со своими мыслями, чтобы он мог поразмышлять о собственной вине. Христенко знал об этом, поскольку именно он был одним из тех, кто придумал эту предварительную изоляцию, когда заключенный постепенно начинал осознавать, что на помощь ему никто не придет. Он пребывал в полном одиночестве, отрезанным от друзей, семьи, страны.

Геннадий Игоревич был бессилен что-либо предпринять, ему оставалось только держать себя в руках. У него отобрали форму, обувь, и теперь он сидел в обычной тюремной робе и в тапочках. В камере было довольно сыро и прохладно. Миска каши, которую ему сунули через отверстие в верхней части двери, так и стояла нетронутой, и по ней уже ползали какие-то насекомые.

За примерно двенадцать часов, которые он провел здесь, голову его посетило множество мыслей.

Ему было очень жаль, что невозможно позвонить партнерам и попросить их продать его долю акций «Ночной жизни». Он знал, что неминуемый конец приближается. Это чувствовалось по ощущениям в груди. Генерал раздумывал об этом и понял, что деньги умрут вместе с ним, поскольку оставить их было некому. Он был последним из своей семьи, одинокий пожилой человек, героическая жизнь которого закончится точно так же, как у какого-нибудь преступника. Да, такого Геннадий Игоревич, конечно, не предполагал.

Впрочем, все это теперь не имело значения. Если Алексей в конце концов соберет пресс-конференцию и сделает достоянием гласности информацию о заговоре, то это вполне оправдает смерть еще одного Героя Советского Союза. Если бы он только мог хоть как-то узнать, что этот новый общественный рак наконец остановлен. Но связи с внешним миром не было никакой, и от этого становилось очень грустно.

Снова начался приступ кашля, очень мучительный, с еще большим количеством мокроты и крови, которые он сплевывал на пол. «Господи, я бы сейчас что угодно отдал за стакан водки и сигарету», – подумал он. Тут дверь неожиданно открылась, и в камере появился охранник.

– Вы даже не притронулись к еде. Лучше поешьте, генерал. Они хотят, чтобы на допросах вы были сильным. И по-моему, с вашей стороны мудрее всего было бы рассказать то, что они хотят услышать.

– И что же, интересно?

– Ну, разумеется, что вы предатель Родины…

– Никакой я не предатель! – хрипло отозвался Христенко, в горле которого стояла кровь.

– Ну, это теперь уже не вам решать, – едва ли не с симпатией заметил охранник и снова закрыл дверь камеры.

– Я не предатель! – еще раз крикнул Геннадий Игоревич, и его слова, уловленные микрофоном, прозвучали во временном кабинете Юсуфова, в главном здании, где полковник сидел за столом, как всегда, покуривая любимый «Уинстон».

Он велел врачу поместить Христенко в ту же самую емкость с грязью, где недавно лежала Елена Ванеева, но эскулап заявил, что он категорически против. Генерал был слишком стар, не выдержал бы наркотиков. Пусть Юсуфов сам подумает, как будет выглядеть, если по его вине умрет герой.

Но Илья Васильевич был удовлетворен уже и тем, что узник, похоже, ломается и, скорее всего, не будет уж слишком упрямым. Допрос можно начинать хоть сейчас. Христенко пробыл в изоляции достаточно долго для того, чтобы ее влияние сказалось на столь пожилом человеке. Функции его организма были расстроены, режим кормления постоянно менялся, чтобы арестованному казалось, будто между раздачами пищи прошло очень много времени, хотя на самом деле – всего полтора часа. Искажения психики пленника будут только полезны для дела. В случаях, подобных этому, дезориентация всегда была ключевым моментом, особенно когда к допрашиваемому нужно было быть помягче.

Да, Юсуфову нужно было быть с этим человеком крайне осторожным, поскольку Христенко не был обычным головорезом. Он был генералом с богатой подвигами военной биографией и начальником Первого главного управления. Юсуфов сможет воткнуть себе в шляпу по-настоящему роскошное перо, когда он преподнесет президенту на серебряном подносе доказательства того, что предатель сотрудничал с французской секретной службой. Изоляция в камере наверняка сломит дух генерала. Это даже лучше пытки. Врачи правы. Как показала история, и человек под пыткой, и тот, кто пытает, рано или поздно сходят с ума. Палачей порой даже клали в лечебницу и заменяли другими, а иногда их даже расстреливали, поскольку они становились бесполезны для государства.

Но тогда было тогда, а сейчас – сейчас, особенно при наличии современных научных методов, которые не оставляют никаких внешних следов, ни малейших свидетельств того, что с человеком обращались как-то не так. Теперь все делается на самом современном уровне. Времена Берии давно прошли, и Илья Васильевич мог с чистой совестью сказать, что с Христенко обращались вполне пристойно, хотя Юсуфов вовсе не был дураком и никогда бы не поверил, будто генерал от такого обращения мог бы действительно тронуться. Он был старым стреляным воробьем, умирающим от туберкулеза, и никак не мог, не имел права покинуть этот мир раньше, чем Юсуфов заработает свое перо.

Полковник потушил сигарету, вышел из кабинета и отправился вниз по лестнице, в подвал, подошел к камере Христенко. За ним наблюдал охранник, который слишком хорошо знал свое место, чтобы говорить что-нибудь такому большому начальнику, пока тот сам к нему не обратится. Юсуфов остановился перед дверью, нагнулся к глазку и увидел, что старик сидит на табурете и смотрит куда-то в пространство. Интересно, о чем он сейчас думает? Да, это и впрямь уникальный случай, и действовать здесь требовалось аккуратно.

– Приведите его, – приказал Юсуфов охраннику, отправляясь в комнату для допросов, расположенную по другую сторону коридора. Сначала он решил проверить, все ли у него в порядке, и зашел в туалет. Там плеснул себе в лицо холодной воды, тщательно вытерся, чтобы выглядеть посвежее, и взглянул на себя в зеркало. Стало ясно, что неплохо бы оправить форму, что он и сделал, поскольку было очень важно, чтобы пленник увидел, как должен выглядеть офицер, верный своей Родине.

Войдя в комнату для допросов, Юсуфов поудобнее расположился за пустым столом, под крышкой которого размещались несколько кнопок для включения микрофонов, вмонтированных в голые стены, и видеокамеры, установленной за двусторонним зеркалом. Охранник ввел Христенко, тут же вышел и закрыл за собой дверь.

– Присаживайся, Геннадий, – пригласил Юсуфов, наблюдая за тем, как старик с трудом опускает на стул усталое тело. Он обратил внимание на то, что лицо Христенко стало пепельно-серым, почти бескровным. Теперь предатель сидел прямо напротив, и полковник заметил, что со времени их последней встречи в СВР, когда Иванов вернулся из ЦРУ, у него заметно ввалилась грудь. Столько всего крайне необычного случилось за какие-то несколько дней -и Юсуфову это ни капельки не нравилось. А еще ему надоело быть всего лишь заместителем начальника Второго главного управления.

Христенко взглянул на своего мучителя глазами, вокруг которых выделялись красные ободки, и ничего не сказал.

– Ты ужасно выглядишь, – между делом заметил Юсуфов, как приятель приятелю. – Наверное, пора подлечиться как следует. Побольше спать, а то у тебя, похоже, с этим делом проблема.

– Небось, твои видеокамеры подсказали.

– Тебя ведь нормально кормили, да?

– Спроси своих тараканов.

Юсуфов издал негромкий смешок, зная, что очень скоро Христенко растеряет свой сарказм. Старый стервятник старался держаться, поскольку и сам был отлично знаком с процедурой. В общем, оба были два сапога пара, и все, что их разделяло, так это только поколение. И все же Юсуфов был удивлен, что Христенко не колется так быстро, как он рассчитывал. Более того, похоже, он вообще не собирался колоться.

– Ну так расскажи мне, – наконец, заговорил Юсуфов, – почему, не говоря уже о твоем тайном участии в махинациях мафии, ты еще и продал нашу Родину. Вот ведь какой простой вопрос, заданный одним офицером российской разведслужбы другому.

– Никого я не предавал.

«Все равно я тебя сломаю, – про себя огрызнулся Юсуфов. – Это лишь вопрос времени».

Но именно времени у полковника и не было. Он знал, что Христенко вот-вот умрет.

* * *

День 8. 23.00

Алекс стоял у окна в номере отеля и смотрел на серое небо, которое наконец начало темнеть. Дождь тем временем прекратился. Елена ушла из номера, казалось, уже целую вечность назад, и теперь он дожидался ее возвращения и стука, чтобы отпереть дверь. Голову его заполняли мысли о том, что же такое произошло между ними, когда дождь барабанил в окно.

Именно после этого Алекс рассказал ей о диске, который был отправлен в их нью-йоркскую квартиру. Если он не успеет раскрыть заговор, то всего через какие-нибудь недели или месяцы по всему миру начнутся вспышки насилия, только никто не будет знать, каковы их причины и цели. Зашатаются правительства, которым известно, что такое народный гнев. Единственное, что сейчас может остановить процесс, так это скандал, поднятый в мировых средствах массовой информации.

– Учти, Елена, это не какая-то дурацкая шутка. Это кульминация процесса окончательного всемирного слияния.

– Но раз Рене об этом знает, – спросила она, -что, по-твоему, с ним могло случиться?

Он рассказал ей о встрече, назначенной Рене секретарше Румянцева.

– Светлана Нармонова для получения наследства должна была предоставить имена поручителей и совершенно искренне полагала, что ее наниматель предоставит их. Мне кажется, он раскусил этот план и захватил и Рене и Нармонову, а может, и прикончил их. Шометт для них куда более опасен, чем когда-нибудь смогу быть я. У него обширные контакты в американских военных кругах, в частности с теми людьми, которые занимаются поставками оружия. А ведь именно они могут быть особо заинтересованы в том, чтобы не допустить господства «Глоба-Линк».

Алекс следил за тем, как она подходит к окну, за которым раскинулся город. Факты настолько ошеломляли, что нельзя было вот так просто принять их во внимание и двигаться дальше. Пока Алекс смотрел, как женщина неподвижно стоит спиной к нему, в комнате царила тяжелая тишина. Они снова были парой, командой, чего не случалось уже давным-давно. Они снова готовы действовать сообща, и Алексей был очень этому рад.

Теперь в тишине и в одиночестве Алекс плюхнулся в пузатое кресло и почувствовал, насколько устал. Предстояло еще так много сделать, но отныне он не волен поступать, как ему заблагорассудится. Ведь Юсуфов охотится за ним. Что же до Елены, то, как только открылось, что она ведет двойную игру, ее жизнь оказалась в опасности.

– Даже если диск с материалами встречи организаторов «Глоба-Линк» в Вашингтоне может доказать всю опасность их планов, все равно обязательно возникнет вопрос о международном суде, – сказала она, выходя из номера.

– Да, но без помощи средств массовой информации дело просто никогда не дойдет ни до какого международного суда. «Глоба-Линк» своей властью уже отдала приказ убить меня. В Вашингтоне кто-то должен быть на нашей стороне, причем человек из военных кругов. Моя идея заключается в том, чтобы использовать досье, запись разговора на даче Румянцева, свидетелей, которых нам удастся найти, для убеждения не только журналистов, но и могущественных людей в правительствах разных стран, которые выступят против заговора. Пока же наши враги сильны и многочисленны в иностранных посольствах, на военно-морских и армейских базах, в полиции, Интерполе, даже в министерствах иностранных дел многих стран.

Алекс вспомнил короткое молчание, наступившее, когда она смотрела на город, отчаяние, прозвучавшее в ее голосе.

– Слушай, Алексей, неужели у нас есть хоть малейший шанс выбраться из всего этого живыми и обрести хоть немного мира и покоя?

– Когда все это закончится, я бы хотел, чтобы мы уехали, исчезли из этого гнилого мира и просто наслаждались бы друг другом. – «Алексею бы точно этого хотелось, – подумал он. – Да и сказал бы он это точно так же». – Разве это звучит просто как волшебная сказка?

Лицо ее осунулось от усталости.

– Надеюсь, что нет. Мне все это противно точно так же, как и тебе, и я уверена, что мы не одиноки. Это точно так же противно всем остальным людям в мире, которые едва зарабатывают на хлеб. Если «Глоба-Линк» победит, начнется революция, – заключила она, – и я уверена, что власть предержащие к ней готовятся. Да, ты прав – я тоже больше не хочу жить в этом мире. Я устала бороться, но ничего иного нам пока не дано.

Неожиданно в ней забурлила какая-то новая энергия, появилась какая-то идея. Она снова уселась рядом и посмотрела ему в глаза.

– Они ищут Филиппова, а не Иванова, поэтому у нас есть небольшая отсрочка. Ты прав, мы должны найти кого-то, кто поможет нам, выслушает и будет готов донести правду до людей во всем мире.

– У тебя есть кто-нибудь на уме?

– Генерал-лейтенант Джош Аткинс. Помнишь, вы с ним работали, когда он был заместителем начальника штаба во время афганской войны?

Алекс знал всю историю жизни Алексея.

– Погоди-ка, Джош Аткинс, говоришь? Да, когда меня впервые направили в ЦРУ после разгрома талибов, его работа была закончена, и сейчас он снова в Вашингтоне.

– А я работала с ним до этого. Он один из немногих, кому мы можем доверять.

Алексей задумался.

– Пожалуй, ты права. Он всегда был исключительно честным человеком, выступал против политической коррупции. И он знает нужных людей, которые организуют встречу с прессой. Вполне возможно, что Джош захочет нам помочь.

– Но с чего начать?

Он отлично знал ответ на этот вопрос.

– Мы должны разбежаться в разные стороны и встретиться уже в Штатах. Слишком опасно быть вместе, потому что тогда нас обоих убьют и все будет напрасно.

Елена по-прежнему лихорадочно думала.

– У меня есть крестная, Марина Гордеева. Она живет в окрестностях Хельсинки и последние двадцать пять лет работает с русской православной церковью. Она может подготовить на церковном бланке письмо, подтверждающее, что ты священник, направляющийся в Хельсинки по церковным делам. Отправь свое новое фото в посольство для Брентано, а паспорт на имя Филиппова он пусть передаст крестной.

Некоторое время он молча обдумывал идею.

– Да, мы должны выбраться из России.

– Устрой все так, чтобы я могла сообщить крестной, кто повезет паспорт. Тебе нельзя лететь самолетом и плыть на пассажирском теплоходе – это слишком опасно. И постарайся не пользоваться мобильником, поскольку у Юсуфова все под контролем.

Оставшись в комнате один, Алекс, прислушиваясь к царящей в номере тишине, раздумывал о том, что не мог сказать ей – у него осталось всего семьдесят два часа и сорок пять минут, а потом он должен вернуться в библиотеку, где поменяется одеждой с Алексеем и отправится домой.

Послышался негромкий стук в дверь, тут же оторвавший его от мыслей. Алекс подскочил к двери и прижался к ней ухом.

– Кто там?

– Это я.

Он отпер дверь и открыл ее. В номер скользнула Елена с каким-то свертком и сумкой, которую она, видимо, купила.

– Люди Юсуфова внизу. Один в холле, и еще несколько на обеих сторонах улицы. Мне удалось пройти незаметно, потому что я знаю, кто они такие.

Алекс смотрел, как она открывает сверток и вытаскивает из него полное одеяние русского православного священника, темный парик и длинную бороду в тон ему.

– Отлично, – похвалил он. – А теперь я хотел бы, чтобы ты сделала вот что…

* * *

День 8. 23.30

Военный вертолет президента Лаврова Ми-8 неподвижно замер на взлетной площадке всего в сотне метров от резиденции. Пилот, полковник Владимир Клебанов, читал руководство по эксплуатации новых вертолетов, производимых объединением Камова. В любой момент мог поступить приказ доставить глав двух крупнейших держав в аэропорт «Внуково».

Когда сумерки спустились на Москву, в кабине вертолета загорелся яркий свет. Полковник хотел было закурить, но это было против правил. Он опустил руководство и взглянул на здание, из которого должны были появиться два самых могущественных человека в мире.

В кремлевских коридорах на своих постах стояли агенты русской и американской секретных служб и надменно поглядывали друг на друга. На всех были темные костюмы, а вот в темных очках необходимости не было. В звуконепроницаемом коридоре было тихо, однако агенты по привычке то и дело оглядывали его, хотя отлично знали, что ничего из ряда вон выходящего здесь не случится.

Русский президент Лавров сидел за письменным столом и наблюдал за тем, как помощник наливает ему очередную чашку чаю. В другом конце кабинета в удобном кресле сидел американский президент Макферсон и тоже пил чай. Ему было что сказать по поводу новостей о российском банковском деятеле Михаиле Михайловиче Филиппове, который мог пробить брешь в броне предстоящего совещания по СОИ, которое должно было состояться послезавтра в 10.00.

Между обоими президентами теперь существовало взаимное доверие, оба они были очень озабочены тем, что прочитали в «Москоу Тайме» и «Вашингтон Пост» насчет Филиппова. Его фотографии красовались на первых полосах, а в статьях говорилось, что он разыскивается за убийство посла Уильяма Фармера и главнокомандующего силами НАТО Анатоля Боннарда.

Но в настоящий момент тревога американского президента по поводу Филиппова отступила на второй план, его мысли были заняты национальной экономикой США и шансами его партии на переизбрание – через два года истечет срок его президентства. Как он сможет объяснить американским избирателям подписание нового закона о корпоративной реформе?

В неудобное положение его ставило еще и то, что обе политические партии по уши погрязли в коррупции, поскольку за последние пятнадцать лет корпорации выделили им около двухсот миллиардов долларов, которые растворились в партийных кассах, причем львиная доля этой суммы досталась его собственной партии. После Женевы этой проблемой нужно будет заняться.

Кроме этого президенту Макферсону было отлично известно, что средний оклад руководителя корпорации за последние десять лет вырос на пятьсот семьдесят процентов, в то время как зарплата среднего американца поднялась лишь на тридцать шесть процентов. В Америке один процент населения контролировал более пятидесяти процентов личных состояний. Девяноста процентами всех акций владели десять процентов самых богатых людей, а сорок два процента акций принадлежали лишь одному проценту элиты.

Нужно будет заняться этим, когда он вернется домой, учитывая, что евро превзошел доллар и что Соединенные Штаты больше не могут высоко держать голову и считать себя мировой моделью идеального общества, поскольку им пришлось оставить своих бедных на произвол судьбы.

Но ведь в других странах бедняки живут куда хуже. Взять хоть Африку, Средний Восток, индийцев, попрошайничающих на улицах Калькутты. Так чего же еще хотят американские бедняки, когда они и так живут лучше всех своих собратьев в мире?

В душе президент Макферсон понимал, что все эти проблемы решатся, стоит «Глоба-Линк» начать действовать, поскольку больше ни одна страна не будет критиковать Америку, не будет американских корпораций, как и английских, японских и любых других. Останется только одна, причем защищающая бедных от богатых и наоборот. «Глоба-Линк» оказалась простой и оригинальной идеей, которая будет претворена в жизнь менее чем через сорок восемь часов.

Президент Лавров бросил в чай кусочек сахара, затем с явным беспокойством на лице откинулся на спинку кресла и посмотрел на своего американского коллегу.

– Это дело с финансистом Филипповым, якобы убийцей, может причинить серьезный вред нашим национальным интересам. По описанию он очень похож на одного из сотрудников СВР, который занимается «Аль-Каидой» вместе с вашим ЦРУ.

– Тогда возникает другой вопрос. На свой страх и риск он действует или нет, остается он верным нам или нет. Может, он двойной агент с собственными планами, – заметил президент Макферсон. – Нет никаких сомнений в том, что он – Алексей Владимирович Иванов, которому я передал диск, чтобы проверить, нет ли предателей среди сотрудников нашей собственной разведки.

– Очень умно с вашей стороны было провести именно такое испытание. Этот человек вел двойную жизнь. Если исходить из того, что мы не хотим беспокоиться сами и вызывать беспокойство в наших странах, что нам следует предпринять, чтобы при этом не выглядеть полными идиотами?

Президент Макферсон допил чай и стал осмысливать ситуацию.

– Наверное, у него есть какой-то план, – наконец сказал он, отставляя чашку. – Но вряд ли это серьезно. Почему он это делает, можно только гадать, поскольку союзников у него нет. Он человек без страны, решивший бороться со всем миром голыми руками. Такую идею вряд ли можно назвать разумной, поскольку ему некуда идти и не к кому обратиться за помощью.

Президент Лавров встал, подошел к окну и уставился на сверкающие купола церкви Ризоположения и на сгорбленных бабушек и дедушек, выходящих оттуда.

– А его жена, Елена Ванеева, тоже двойной агент.

Президент Макферсон взглянул на часы.

– Виталий, нам пора. Борт номер один уже в Женеве и ждет моего прибытия. Мой госсекретарь сейчас уже нервно барабанит пальцами по столу. Что же касается этого шпиона, Иванова, – я лично сделаю несколько телефонных звонков. С нашими-то возможностями – мы обязательно найдем и ликвидируем его.

Глава 3 ОПАСНОЕ ДЕЛО

День 9. 1.00

Алекс чувствовал себя каким-то кочевником, поскольку ему предстояло выписаться из своего отеля и тут же снять номер в другом, чтобы получить возможность отоспаться и не появляться на улицах, особенно на протяжении завтрашнего длинного светлого дня. К счастью, когда он с час назад вышел из гостиницы, была уже ночь. Елена ушла на тридцать минут раньше него – время вполне достаточное, чтобы полностью взять себя в руки, настроиться и выйти прямо через парадный вход на улицу, где дежурили люди Юсуфова. Но они искали вовсе не православного священника, что значительно облегчало задачу Алекса.

Он сделал фотографии на паспорт и отправил их и паспорт Филиппова Брентано, с которым Елена к этому времени уже должна была повидаться в московском посольстве. Поскольку священники слыли людьми небогатыми, он решил найти недорогую гостиницу и снял номер неподалеку от Витебского вокзала. Гостиница так и называлась «Витебский вокзал», располагалась она на Подольской улице. Оказавшись на втором этаже, в номере со скрипучей кроватью, на которой валялся прорванный матрас, Алекс посмотрелся в зеркало. Отражение оказалось вовсе не таким ясным, как в роскошной ванной комнате в отеле «Невский Палас», поскольку здесь зеркало было треснуто и заляпано грязью.

Макияж придавал его лицу, украшенному длинной бородой, несколько сероватый оттенок, а лицо украшала длинная борода. На нем были очки в тонкой оправе с простыми стеклами, и никто даже подумать не мог, что этот человек находится в бегах. Голову покрывал клобук, специальный священнический головной убор, а одеяние составляла ряса – черный хлопчатобумажный балахон до пят. На рясу была накинута мантия из того же материала, на груди висел позолоченный крест. Костюм бизнесмена, который был на нем до этого, теперь лежал в сумке, досье и распечатанная запись разговора с Румянцевым и Робеспьерром находились в атташе-кейсе, а пояс с деньгами все так же стягивал его талию.

Отражение, смотревшее на него из зеркала, имело печальный вид, поскольку Алекс уже долгое время не имел возможности быть самим собой, как физически, так и эмоционально. Он отвернулся от зеркала, присел на край кровати, и тут его захлестнула страшная усталость. Он сильно затосковал по дому и по своей собственной жизни. Посланец Старейшин сидел, думая о том, что еще предстоит сделать, перед тем как можно будет вернуться. И снова мелькнула мысль, а что же с Рене и с Геннадием Игоревичем? Неужели «Глоба-Линк» убила и их?

– Святой отец, зачем вам останавливаться в такой дыре? – спросил его неряшливый портье внизу. – Ведь в соседней церкви вас с радостью пустили бы переночевать.

– Просто не хочется причинять им хлопоты. Надеюсь, что пробуду здесь лишь одну ночь.

Портье взглянул на него едва ли не подозрительно. С чего бы это такому солидному священнику останавливаться на ночь в их сомнительном заведении. Названная им стоимость ночлега значительно превышала обычную, но рубли тут же перешли из рук в руки. Портье просто не имел права лезть с расспросами к уважаемому человеку. Обычно у них в гостинице каждому гостю предоставлялась проститутка, что давало три четверти дохода этого почтенного учреждения, но сейчас явно был совсем не тот случай. Сквозь стены номера Алекс слышал женское хихиканье и хвастливые голоса клиентов, которые строили из себя важных персон. Всю гостиницу наполняли звуки занятий сексом. Алекс тут же выкинул все это из головы и вернулся к реальности своей миссии. Ему нужно было бы выспаться, но предстояло переодеться в деловой костюм, как-то незаметно проскользнуть мимо портье, когда тот отвернется, и выйти на улицу. Там он поймает такси и отправится в бар, где часто бывают моряки с торговых судов.

В духоте номера Алекс уже начал потеть. Нужно было сходить в ванную комнату, расположенную в другом конце коридора, и умыться. Вода оказалась горячей и освежающей, но драгоценное время уходило. Чем скорее он договорится, тем лучше сможет выспаться, что ему было совершенно необходимо, поскольку надо постоянно быть начеку и заранее чувствовать опасность, которая может выскочить из-за любого угла. Например, милиция, разъезжающая по улицам на машинах и проверяющая документы у людей, которые кажутся хоть чем-то подозрительными. Он должен вести себя совершенно невозмутимо, как будто оказался в этих местах исключительно по делам бизнеса.

Пистолет оставался в кобуре под мышкой.

* * *

День 9. 2.00

Такси довезло его до бистро, расположенного неподалеку от Фонтанки. Это была дешевая забегаловка для окрестных жителей и торговых моряков.

– Моряк с рыбной пристани вас устроит? – спросил таксист, когда Алекс объяснил, что ему нужно. – Он постоянно здесь ошивается после работы. Я не раз возил его. Зовут его Вадим. Фамилии я не знаю, да она вам и ни к чему, верно? – любезность водителя была вполне объяснимой, он заметил доллары, зажатые в руке пассажира, хорошо одетого бизнесмена.

Войдя и оглядевшись, недавний священник сразу понял, что половина посетителей уже изрядно отравлена водкой. Выпивка была для них единственной целью в жизни, да еще они интересовались вульгарно одетыми проститутками, охотившимися за их деньгами. Стоило Алексу войти, как взгляды этих милых, но падших созданий немедленно обратились на него.

Он был рад уже хотя бы тому, что больше не нужно носить бороду, под которой страшно зудела кожа. Почесаться же он не осмеливался из боязни, что борода отвалится. Да, хоть какое-то утешение, сказал он себе, подойдя к стойке с атташе-кейсом, который поставил на пол и крепко зажал между ног. Человек, который, возможно, и был владельцем бара, толстый грузин, жующий сигарету, окинул хорошо одетого посетителя пристальным взглядом и подошел к нему, тут же расстелив перед гостем салфетку.

– Пить будете?

– Пятьдесят граммов «Столичной».

– «Столичная» дорогая.

– Ничего, я заплачу.

– Только вперед.

Алекс вытащил пачку сторублевых купюр и три из них положил на стойку. Владелец бара был уверен, что этот бизнесмен как-то связан с мафией, обделывающей свои дела в соседних доках.

– «Столичная», – повторил он, поворачиваясь за рюмкой и бутылкой фирменной водки.

Одна из самых блондинистых проституток в короткой юбке и на высоких каблуках тоже заметила сторублевки и быстро подобралась поближе, опередив товарок. На вид ей никак не больше восемнадцати, или около того, прикинул Алекс.

– Привет, – поздоровалась она. – Меня зовут Яна. А вы турист или в Петербурге по делам?

– Какая разница, – натянуто улыбнулся в ответ Алекс. «Будь вежливым и обходительным», – предостерег он себя.

– Да, в общем-то, никакой, – согласилась Яна, оглядывая его уже более внимательно. – У нас здесь частенько бывают туристы и бизнесмены. Им просто хочется отведать настоящего русского колорита. Слишком быстро надоедают все эти модные места, где пиликают на скрипках.

Владелец заведения налил рюмку водки и поставил перед ним.

– Угощение для девушки?

– Боюсь, не сегодня, – он повернулся к Яне: – Прости, но у меня туго со временем.

– Чтобы выпить, его нужно не так уж и много, – возразила она.

– Как-нибудь в другой раз.

– Разумеется, в другой раз, – передразнила она и отошла. Какой смысл попусту терять время.

Не говоря Алексу, сколько стоит водка, владелец взял одну из сторублевок и разменял ее в кассе. Алекс тем временем стал оглядывать помещение более внимательно. Кто-то бросил монету в музыкальный автомат. Помещение наполнил голос Аллы Пугачевой, которая исполняла «Старый друг» – романтическую вещицу о двух влюбленных, которым пришлось разлучиться, но они остались после этого добрыми друзьями.

Немногие посетители заведения слушали музыку, поскольку большинство было поглощено хриплоголосыми разговорами, то и дело прерываемыми взрывами хохота. Водка явно давала себя знать.

Алекс оглядел шумный бар, где явно собирались завсегдатаи. Моряки сидели кучками или по одному, погруженные в собственные мысли, некоторые сгорбились над кружками с пивом.

Он взял свою рюмку и опрокинул ее чисто по-русски, сразу все пятьдесят граммов. Нет, больше он пить не будет. Ему нужна ясная голова. Алекс знаком подозвал бармена.

– Еще одну? – едва ли не крикнул тот, стараясь перекрыть шум, стоящий в зале.

– Нет, я ищу моряка по имени Вадим, – прокричал в ответ Алекс. – Мне сказали, он частенько к вам захаживает.

Бармен подозрительно взглянул на Алекса:

– А у вас к нему какое-нибудь дело?

– В общем, да. Вы знаете, о ком я говорю?

– Никогда о таком не слышал, – с этими словами бармен двинулся прочь.

– Двести рублей, – крикнул ему вслед Алекс. Услышав о деньгах, тот сразу остановился.

– У него что – неприятности?

– Вовсе нет. Просто мне нужно обсудить с ним одно дело.

Грузин снова смерил Алекса взглядом затем бросил взгляд на лежащие перед ним сторублевые купюры, схватил бумажки, быстро сунул их в карман и кивком указал куда-то налево:

– Вон, в конце стойки.

На человеке по имени Вадим, как и на многих других, были морской бушлат и фуражка. Он сидел за почти опустевшей кружкой пива. На вид молодому человеку было года двадцать четыре или около того, из-под фуражки выбивались светлые волосы. Когда Алекс, забрав сдачу, подошел к парню и взгромоздился на соседний табурет, тот как раз закуривал сигарету. Вадим искоса взглянул на Алекса, но больше никакого внимания ему не уделил.

– Скажите, вы Вадим? – спросил Алекс..

– Ну, допустим, так, а что? – послышался равнодушный ответ.

– Мне нужна от вас услуга, я за нее неплохо заплачу. Еще пива?

Вадим снова оглядел Алекса, на сей раз чуть более заинтересованно.

– А почему бы и нет.

Алекс сделал знак бармену принести моряку еще пива и, не теряя времени, перешел к делу:

– Я потерял паспорт, а нужно как можно быстрее выбраться из России в Финляндию. На судне, без лишних вопросов. Вы знаете капитана, который мог бы взяться за это дело?

– У вас нелады с законом?

– Разве я похож на преступника? Это долгая история, и у меня просто нет времени рассказывать ее целиком.

Вадим немного подумал и сказал:

– Это возможно.

– Я буду тишайшим пассажиром, который ни во что не лезет. Устройте мне встречу с нужным человеком, и вы не пожалеете об этом.

– Сколько?

– Две тысячи.

– Рублей?

– Долларов.

Глаза моряка слегка расширились, хотя он старался не показывать, насколько предложение его заинтересовало.

– Две тысячи долларов, – повторил он, убеждаясь, что не ослышался.

– Пятьсот сейчас, остальные после организации встречи с капитаном.

Вадим молчал, а бармен тем временем принес еще одно пиво. Алекс с лихвой заплатил ему, и они снова остались с глазу на глаз.

– Мне не очень хочется связываться с ребятами из мафии, – сказал Вадим. – У меня жена вот-вот родит, да и послужной список в порядке.

– Я не из мафии. У меня финансовый бизнес, на завтрашний вечер в Хельсинки назначена важная встреча. А без паспорта я сразу застряну на границе. Видите, все очень просто. Скажите это капитану и добавьте, что он не пожалеет.

Вадим подумал, отхлебнул пива.

– Вы говорили, что пятьсот дадите вперед.

Алекс полез в карман, вытащил пачку сотенных долларовых купюр, отсчитал пять и, прикрыв ладонью, придвинул Вадиму. Моряк взял деньги, пересчитал их и сунул в карман.

– Мне нужно позвонить.

Он еще раз отхлебнул пива, потушил сигарету в пепельнице, наполовину заполненной окурками, и соскользнул с табурета. Алекс следил, как он пересекает зал, на противоположной стороне которого висел телефон, и набирает номер. Когда ему ответили, он прикрыл трубку ладонью и поплотнее прижал ее к уху, потому что в зале стоял изрядный шум. После этого Вадим начал говорить. Алекс не спускал с него глаз, зная, что моряк может просто дать деру с пятью сотнями, хотя, впрочем, он не выглядел настолько глупым, чтобы отказаться от остальных полутора тысяч. Через полминуты парень повесил трубку, вернулся к стойке и взгромоздился на табурет.

– Завтра в девять утра встречаемся у причала к югу от Дворцового моста. Капитан сказал, что готов переговорить с вами, только если это не связано с наркотиками. Иначе разговора не будет.

– Да нет, никаких наркотиков, – успокоил его Алекс. – Я ведь уже объяснял – дело просто во времени и в удобстве. Остальные деньги я вам заплачу завтра на причале.

Моряк улыбнулся и поднял кружку с пивом за здоровье богатого бизнесмена:

– Салют!

Алекс взглянул на часы Алексея и быстро прикинул, что когда ему удастся проникнуть обратно в гостиницу и привести себя в порядок, он сможет поспать примерно четыре с половиной часа. Этого должно хватить, а то глаза уже немилосердно резало и жгло. Он должен уговорить капитана переправить его через залив, это еще на шаг приблизит его к уничтожению «Глоба-Линк».

Времени было в обрез.

* * *

День 9. 9.10

Несколько дней назад в Москве Алекс и Рене сидели в уличном кафе напротив Посольского клуба в Брюсовом переулке. Теперь там же, только за другим столиком, в одиночестве завтракал Лоуренс Холлингсуорт, поверенный в делах американского посольства. Для разнообразия утро было солнечным, и москвичи, заполняющие столики вокруг, пользовались этим.

На сорокаоднолетнем Холлингсуорте, отличавшемся благородной внешностью, был серый фланелевый костюм от «Братьев Брукс» и модная рубашка с аккуратно повязанным галстуком, он то и дело поглядывал на спешащих мимо пешеходов, его переполняло чувство полного довольства собой. Посол Уильям Фармер доверил ему крайне конфиденциальную дипломатическую информацию. К несчастью, вскоре посол был убит этим сумасшедшим, Филипповым, находящимся сейчас в розыске. Словом, у начальства он находился в полном доверии. Для его карьеры все складывалось как нельзя лучше.

Его родители всегда мечтали о том, чтобы их сын состоял на дипломатической службе. Отец Лоуренса был мэром Уэйна, городка в Небраске, население которого порой доходило аж до пяти тысяч человек. Это было неплохим стартом для их единственного сына, а при наличии необходимых связей им удалось пропихнуть его в престижный университет Брауна, где он получил диплом по политологии. Холлингсуорт был женат, имел двоих детей-подростков и уже мечтал о том, как устроит их в Американский университет в Вашингтоне.

Его возвращение в Штаты было лишь вопросом времени, а там через два года его, возможно, ждет повышение – если только партия президента Макферсона проиграет выборы. Больше всего Холлингсуорт радовался тому, что ему доверены кое-какие секреты Белого дома. Например, он знал о натовской военно-морской базе в Ростоке, где готовилось нечто такое, что вскоре станет большим сюрпризом для мирового сообщества.

– Будь я проклят, если это не Ларри Холлингсуорт, – послышался мужской голос. Человек говорил по-английски с сильным русским акцентом. – Я ведь не ошибся?

– Прошу прощения, разве мы знакомы? – ответил поверенный в делах, не узнавая Фарита Букаева. – Должно быть, вы меня с кем-то перепутали.

– Ничего подобного. Ты – сын Мэри и Питера Холлингсуортов из Уэйна, штат Небраска, ведь так? Я старинный приятель твоего отца, который много лет был там мэром. Мы вместе учились в университете Небраски, правда, так давно, что и вспоминать не хочется, чтобы в очередной раз не думать о возрасте. Я видел Питера всего месяц назад во время деловой поездки и обещал ему, что, если буду в Москве, обязательно найду тебя. Понимаешь, я уже пятнадцать лет американский гражданин. Можно присесть на минуточку?

Поверенный в делах, слегка ошарашенный, но не желающий показаться невежливым, указал на свободный стул:

– Прошу вас, садитесь. И Букаев сел.

– В последний раз, когда я тебя видел, ты играл в защите за университет Брауна. Ты тогда разозлился, как черт, когда твой принимающий упустил мяч, который стоил вам игры. По-моему, вы тогда играли с Йелем, если, конечно, память мне не изменяет.

Холлингсуорт улыбнулся:

– Вы там были?

– Сидел рядом с твоей матушкой и отцом. А если углубиться в воспоминания еще дальше, то я припоминаю и твои детские снимки в серебряных рамочках на каминной полке у вас дома. Тогда тебе было лет семь или восемь.

Холлингсуорт повнимательнее пригляделся к незнакомцу. Фарит Матвеевич Букаев, которому теперь было под семьдесят, человек с седой гривой длинных волос, в конце семидесятых был оперативным агентом КГБ при Юрии Андропове, который позже помог прийти к власти Михаилу Горбачеву. Накануне путча 1991 года он вышел в отставку, но с тех пор не находил себе покоя. Ему страшно не хватало постоянной игры в кошки-мышки. Заклятый враг Чета Форсайта, с которым они познакомились, когда тому было за тридцать, он не раз с удовольствием разыгрывал с ним политические шахматные партии, в которых они старались обойти друг друга и находили удовольствие в победе над противником. А с развалом Советского Союза Букаев и Форсайт не теряли связи, оказывая друг другу по старой памяти разные услуги.

Холлингсуорт как раз и был одной из таких услуг…

Букаев, женатый вот уже тридцать два года и имеющий взрослых детей, у которых уже были собственные чада, чувствовал, что жизнь скучна. Но благодаря звонку Форсайта теперь он снова сможет принять участие в политической игре. Стоило ему согласиться проделать так называемую «подколку» с поверенным в делах, как он ощутил, что жизнь I вдруг снова наливается яркими красками.

– Боюсь, я не помню вашего имени, – немногоI растерянно пробормотал Холлингсуорт.

– Фарит Букаев – такое имечко вам, ребята, так просто не забыть. Ты не против, что я с тобой на «ты»?

– Нет-нет, ничего. Заказать вам что-нибудь, сэр?

– Если не трудно, кофе. У меня тут неподалеку деловая встреча, но я пришел слишком рано.

Холлингсуорт сделал знак официанту, показав ему свою чашку кофе и кивая на гостя. Официант тоже кивнул и ушел.

– Роскошная погода, не правда ли? Я сейчас занимаюсь международными общественными связями, а контора вот уже двенадцать лет находится в Линкольне, штат Небраска.

– И как вам нравится Америка?

– Честно говоря, очень уж донимает весь этот терроризм, ненависть к Америке, столь распространенная по всему миру. Вообще, после одиннадцатого сентября жизнь сильно изменилась. А для тебя?

– Абсолютно с вами согласен.

Официант принес кофейник и налил кофе в одну из чистых чашек, поскольку столик был заранее накрыт на четверых. Холлингсуорт сделал знак налить и ему тоже, и тут Букаев с официантом обменялись едва заметным взглядом.

День 9. 9.20

В Санкт-Петербурге утро тоже было солнечным, что не сулило ничего хорошего для Алекса, поскольку яркий солнечный свет лишь играл на руку его врагам. Снова одетый как русский православный священник, он вышел из гостиницы и нашел общественный туалет, где опять переоделся в костюм бизнесмена, сунув священническое облачение в сумку. С атташе-кейсом в одной руке и сумкой в другой Алекс отправился на встречу с Вадимом.

С моряком они встретились там, где и договорились, – у пристани к югу от Дворцового моста, где на воде покачивались лодки, поскрипывая и стукаясь бортами о причал.

На сей раз Елены, способной помочь ему, рядом не было, и Алекс сам, как уж мог, оглядел окрестности на предмет подозрительных фигур. Затем он протянул моряку полторы тысячи долларов:

– Вот ваши остальные деньги. Пересчитайте. Вадим взял пачку купюр и сунул в карман.

– Встреча будет не здесь. Если кто-нибудь нас увидит, мне конец. Пошли, капитан ждет.

Вадим с Алексом двинулись вперед, то и дело опасливо поглядывая по сторонам.

– Последнее судно, – сказал парень. – Я дал капитану слово, что наркотиков у вас нет. Вполне возможно, что он вас обыщет.

– Вот уж хрен, – отрезал Алекс, используя жаргон Алексея, ведь вокруг его талии было намотано столько денег, что здешние рисковые ребята, узнав об этом, без раздумий его убьют. И пистолет не очень-то поможет.

– Тогда он захочет узнать, почему вы отказываетесь от обыска. Ведь вся ответственность на нем. Если его поймают за транспортировкой наркотиков, он угодит в тюрьму, причем очень надолго.

– Вы сказали капитану насчет моего паспорта?

– Да, я уже все ему объяснил. Но это его судно, не мое. Договаривайтесь сами. Я уверен, он поймет, что вы настоящий бизнесмен, а не какой-нибудь там наркокурьер. Судно идет в финский порт Котку. Главное – поосторожнее с экипажем. Они будут подозревать неладное. Денег у вас много, а вы не плывете туристом и не летите.

Алекс с Вадимом подошли к суденышку средних размеров, стоящему у причала, и капитан смерил будущего пассажира опасливым взглядом. Он был подозрительным человеком лет около шестидесяти, с красным обветренным лицом и без передних зубов.

– Значит, в Финляндию хотите попасть? – спросил капитан. – Тогда вам придется снять пиджак и позволить мне обыскать себя.

– Я уже объяснил все Вадиму. Я на это не согласен.

Алекс поставил на землю сумку и кейс и полез в карман за заранее отложенными деньгами, одновременно поглядывая на трап, по которому на борт взошли двое моряков.

Удар в живот был совершенно неожиданным, Алекс согнулся пополам, обхватив себя руками, воздух со свистом вырвался из легких. Краснолицый капитан тряс правой рукой, которую отшиб о пояс с деньгами. Алекс упал на доски причала, вытащил пистолет и направил его капитану в грудь. Тот замер как вкопанный.

– А теперь моя очередь, – еле выдавил Алекс сквозь стиснутые зубы. – Снимай куртку!

– Что?…

– Ты слышал. А ну, снимай! Потом переверни и потряси!

Капитан нехотя снял короткую куртку.

– Я просто хотел убедиться, что вы не перевозите наркотики, – попытался объяснить старик.

– Если бы я вез наркотики, то выбрал бы лучший способ переправить их через залив, чем с тобой. А теперь давай – переворачивай и тряси!

Капитан перевернул куртку и встряхнул. На доски пирса выпали короткоствольный револьвер и нож с выкидным лезвием.

– Понимаете, просто этот экипаж только что нанят. Я ни одному из них не доверяю, – стал объяснять капитан.

– Послушай, я всего лишь хочу без проблем оказаться на другой стороне залива. Я пассажир нервный, и чуть что не так, сразу начну стрелять. Ясно?

– Я не хотел причинить вам вред – только проверить насчет наркотиков.

– Ты и так уже мне повредил, – огрызнулся Алекс. – Умереть, что ли, хочешь?

На лице капитана был написан неподдельный испуг.

– Прошу вас!

– Когда вы отходите?

– Когда я скажу.

– Сколько членов экипажа?

– Всего один.

– Ты лжешь!

– Ах да, двое, – вспомнил капитан. – В Котке нам придется перегружать на железнодорожные платформы здоровенные ящики.

– Мне нужно в Хельсинки.

– Там сядете на поезд до Хельсинки через Повоо. Это совсем рядом.

Алекс пристально глядел на капитана.

– Ладно. Давай приказ к отходу! Быстро!

Капитан подобрал свое имущество.

– Хорошо. Поднимайтесь на борт и все там осмотрите. Я не хочу, чтобы вы боялись. У испуганных людей с оружием часто шалят нервы. Деньги отдадите в каюте.

Вадим, все еще не оправившийся от потрясения, смотрел, как Алекс засовывает пистолет обратно в кобуру, берет вещи и поднимается на борт. Пока он обводил взглядом палубу, стараясь ничего не упустить, моряк с полученными деньгами поспешил прочь.

– Если эти двое сделают хоть что-нибудь подозрительное, я тебя убью.

– Я все понял, – голос капитана дрожал. – Я только хотел поинтересоваться насчет наркотиков, вот и все. Понимаете, милиция часто проверяет суда, а я не хочу неприятностей.

– Я тоже, – буркнул себе под нос Алекс, когда двое матросов отдали концы и убрали трап.

Алекс прислонился к переборке, пока капитан отдавал приказы и заводил мотор. Судно начало отходить от причала и, наконец, двинулось вниз по Неве.

– Топливный бак почти пуст. Нам нужно заправиться, – сказал капитан. – Вон там, впереди, видите пристань? Сойдете с одним из матросов и просто потолчетесь вокруг. Я не хочу, чтобы они заподозрили неладное, потому что у них бензин левый, и покупаю я его намного дешевле. Закуривайте и расслабьтесь.

Алекс вытащил пять тысяч и показал их капитану, но не отдал.

– Если по каким-либо причинам будет задержка, то возвращайтесь на то место, где вы меня взяли, и только тогда получите деньги. Я не хочу, чтобы меня обманули.

– Все будет в порядке.

– И тем не менее. Время дорого.

Пристань становилась все ближе и ближе, суденышко замедлило ход. Остались позади роскошные здания Эрмитажа и Адмиралтейства. Алекс почему-то очень нервничал.

Может, кто-то наблюдает за ним?

– В чем дело, Ларри? Ты вдруг так побледнел…

– Я и сам не знаю, – пробормотал Холлингсуорт. Глаза его были полуприкрыты, а стул почему-то не казался таким надежным, как прежде. – Наверное, съел что-то, хотя я всегда заказываю здесь одно и то же.

– Нет, думаю, еда тут ни при чем. По-моему, ты заболеваешь, и, судя по твоему виду, болезнь нешуточная.

Тут Холлингсуорт начал заваливаться набок, и Букаев едва успел подхватить его.

– Официант! – крикнул он, и к столику тут же подскочил тот самый официант, с которым Букаев чуть раньше переглядывался.

– Что случилось?

– Моему другу вдруг стало плохо, – ответил по-русски Букаев. – Он важный человек в американском посольстве, думаю, ему срочно нужен врач.

– Я сейчас вызову «скорую», – сказал официант.

Букаев все еще поддерживал Холлингсуорта.

– Я сам об этом позабочусь, – сказал он. – У меня тут рядом машина. Помогите мне без лишнего шума довести его до нее.

Холлингсуорт слабел все больше и больше. Букаев с официантом подхватили поверенного в делах и с трудом поставили на подгибающиеся ноги. Вряд ли кто-нибудь обратил внимание на то, как они повели Холлингсуорта к букаевской машине, где впереди уже сидели водитель и еще один человек. Пассажир заметил приближение троицы и вылез из машины помочь им. Букаев, Холлингсуорт и официант тем временем уже подходили к задней дверце. Пассажир с переднего сиденья помог Букаеву и официанту осторожно загрузить поверенного в делах, теперь уже практически совершенно обмякшего, на заднее сиденье. Букаев дал официанту пятьсот рублей.

– Это за хлопоты и за завтрак. Я прослежу, чтобы он немедленно получил необходимую медицинскую помощь.

– Благодарю вас, – сказал официант, беря деньги.

После этого Букаев втиснулся на заднее сиденье рядом с Холлингсуортом и захлопнул дверь. Водитель тронул машину с места, и вскоре она растворилась в потоке транспорта.

Пока машина неслась по улицам, пассажир, оказавшийся врачом, без лишних слов достал черный чемоданчик, раскрыл его и начал искать необходимое.

– Не волнуйся, все будет в порядке, – сказал Букаев поверенному в делах – Черт-те что подают в этих ресторанах.

Холлингсуорт ответить был не в состоянии, он все еще находился под действием наркотика, который официант добавил в кофе. Пока машина неслась по городу, доктор вытащил из чемоданчика шприц, а Букаев закатал поверенному в делах рукав. Врач нашел вену на руке Холлингсуорта и воткнул туда иглу. Укол должен был подействовать через несколько секунд, и двое заговорщиков терпеливо ждали. Букаев вытащил небольшой магнитофон и включил его. Они ждали целую минуту, чтобы действовать наверняка, а машина тем временем мчалась все дальше и дальше.

– Ларри, где Алексей Иванов? – ласково спросил Букаев, немедленно приступая к выполнению просьбы Чета Форсайта. – Ты ведь знаешь, что он не убивал посла Фармера. Так где он сейчас?

– Не знаю.

– Почему Филиппова обвинили в убийстве?

– Приказы…

– Чьи приказы?

– Карла Ротштейна.

– Заместителя директора ЦРУ?

Голос Холлингсуорта был похож на голос зомби.

– В посольство три дня назад пришло требование по защищенной линии. Не знаю… не знаю почему. Я не имел права задавать лишние вопросы.

– А что еще сказал Ротштейн?

– Хотел знать, где находится Алексей Иванов. Я… я не знаю.

– Черт! – в сердцах выругался Букаев. – Ларри, кто убил посла Фармера?

– Это было заранее подготовлено.

– А кто готовил?

– Приказ отдал Андре Робеспьерр, мы получили его прямиком из Лэнгли.

– Почему?

– Не знаю.

– Ты сам когда-нибудь видел Филиппова?

– Нет. Только фотографии в газетах. Фото Иванова.

– Я говорил со своим человеком из французского посольства, – отчетливо произнес Букаев прямо на ухо Холлингсуорту. – Уже два дня отсутствует французский адвокат по имени Рене Шометт, приятель Иванова. Что тебе об этом известно?

– Дело рук Румянцева.

– Владимира Румянцева, миллиардера?

– Да.

– Зачем?

– Не… не знаю.

– Он убил Шометта?

– Нет. Переправил его в Германию… на военно-морскую базу НАТО в Ростоке.

Это сообщение заставило Букаев а на несколько секунд замолчать. Интересно, что, черт возьми, вообще творится на этой самой военно-морской базе НАТО?

– Что там происходит, Ларри?

– Подготовка.

– К чему?

– Не знаю. Совершенно… совершенно секретно.

«Непонятно, зачем американским военным нужен Рене Шометт», – подумал Букаев. Происходили какие-то странные вещи, причем в совершенно бешеном темпе, и Иванов каким-то образом оказался в гуще событий. Букаев знал, что Холлингсуорт не вспомнит ничего из случившегося. Наркотик распадется в крови через двадцать минут, поэтому проблем не возникнет. Они отвезли поверенного в делах в ближайшую больницу и оставили его там. Но все это сбивало Букаева с толку, поскольку он никак не мог увязать факты, имеющиеся в его распоряжении, в единое целое. Однако у него хватило ума понять, что происходит нечто весьма загадочное. Но что же именно? Он свяжется с Четом Форсайтом, и пусть тот попробует сделать выводы. Во всяком случае, услугу он ему оказал.

Значит, все фифти-фифти, как любят говорить американцы.

Глава 4 БЕГИ РАДИ НЕГО, БЕГИ!

День 9. 10.00

Алекс стоял на причале и курил сигарету, вытащенную из той самой пачки, которую дала ему Елена. Может быть, он поступил неправильно, бросив прямо на причал сумку и атташе-кейс, но у него просто не было выбора. Судно стояло пришвартованным у одной из топливных колонок, где капитан обычно брал бензин. Алекс не мог выдавать себя за члена экипажа из-за своего делового костюма. Его волновало, что кто-нибудь может подумать именно о том, что и происходило на самом деле. Он взглянул на противоположный берег Невы и почувствовал себя еще более неуютно, увидев здание милицейского управления на набережной Макарова, возле которого стояло довольно много людей в форме.

Терпение, сказал он себе. Вскоре он окажется за пределами России, а в Финляндии тут же станет православным священником, не боясь быть узнанным. Он встретится с крестной Елены, у которой находятся паспорт Алексея и бумага из церкви. Потом, в 23.00, он увидит Лейфа Крононсонна на станции Вантаа и получит от него билеты на самолет. Рейс «KLM» доставит его в Америку, где он выполнит все обязательства перед Ивановым, расскажет миру правду о том, что ему известно, и развалит корпорацию «Глоба-Линк».

Стоя на пристани, он чувствовал какое-то напряжение, но не мог определить его источник. Алекс знал, что чем дольше он проторчит в Санкт-Петербурге, тем опаснее для него это будет. Ведь сейчас его ничем не прикрытое лицо открыто любопытному взору любого, кто помнит газетные снимки преступника, разыскиваемого за несколько убийств.

Наблюдая, как капитан спорит с человеком, заправляющим его судно топливом, и делает при этом неприличные жесты при виде цифр, быстро меняющихся за стеклом счетчика колонки, Алекс чувствовал, что время не на его стороне, медленно тянущиеся минуты казались ему часами. Чтобы снять нервное напряжение, он решил пройтись по пристани и, взяв на всякий случай сумку и кейс, подошел к ремонтному цеху, где в сухих доках стояли ряды пустых корпусов судов. Цех был огорожен высоким забором, у открытых ворот сидел охранник, курил и читал газету.

Что-то заставило Алекса резко обернуться. Он увидел, что старый капитан едва ли не бежит в его сторону, отчаянно при этом жестикулируя. Он явно хотел предупредить о какой-то опасности, и Алекс тут же завертел головой, пытаясь понять, в чем же дело. Странно, как капитан догадался, что его пассажир, каким бы солидным бизнесменом он ни казался, старался избегать встреч с представителями властей. Да и обещанные пять тысяч он явно не хотел потерять. Тут на капитана внезапно набросились трое. Один схватил старика за руки и развернул, а двое остальных принялись молотить его по лицу. Ясно было, что, разделавшись с капитаном, они попытаются ограбить Алекса, по виду которого легко можно было догадаться о том, что он далеко не беден.

После того как Старейшины выбрали Алекса для выполнения этой миссии, он прошел основательную подготовку, всесторонне изучал как Россию, так и Америку, и знал, что российские города были поражены преступностью, несмотря на периодические наскоки президента Лаврова на коррупцию и мафию с целью поднятия собственного престижа. Россия занимала третье место после Колумбии и Сальвадора по числу телесных повреждений, убийств и самоубийств на душу населения.

Вдруг откуда ни возьмись появилась милиция и стала разнимать дерущихся. Один из милиционеров бросил взгляд на Алекса, прищурился, явно пытаясь получше разглядеть его лицо, наполовину прикрытое кепкой. Алекс мгновенно нырнул под ряд лодок, стоящих в сухих доках, несколько раз больно проехавшись макушкой по их днищам и потеряв кепку. Теперь он во весь дух мчался к противоположному концу территории мастерской. Мешали лишь атташе-кейс и сумка. Пустившиеся в погоню милиционеры уже догоняли его, но тут как раз лодочные корпуса закончились, и он бросился в открытые ворота, миновав охранника, по-прежнему читавшего газету. Тем временем один из милиционеров по сотовому стал запрашивать дальнейших указаний. Единственным преимуществом Алекса было то, что на улицах Санкт-Петербурга, запруженных народом, он сможет быстро затеряться в толпе. Если, конечно, повезет.

Он почти не чувствовал боли от ссадин на голове и лице, причиненных днищами лодок. На какое-то время ему удалось оторваться от преследователей. Под трели милицейских свистков Алекс перебежал по мосту Ново-Адмиралтейский канал и оказался на широком Английском проспекте, где людей на тротуарах было уже достаточно много. Ноги вынесли его на Храповицкий мост, ведущий на Большую Морскую, еще одну широкую улицу. Царящий там шум полностью поглотил звуки свистков. К счастью, у милиционеров не было в распоряжении машины – должно быть, они оставили ее там, у пристани.

Лавируя среди прохожих у Юсуповского дворца, Алекс понимал, что на какое-то время он получил преимущество. Впереди был Невский проспект с вечными толпами народа. Там уже его вряд ли кто-нибудь узнает. Сердце от бега едва не выпрыгивало из груди, он перешел на шаг и смешался с бесчисленными туристами, которые бродили по магазинам и осматривали исторические достопримечательности. Только теперь Алекс набрался духу оглянуться и посмотреть, сильно ли он оторвался от милиции. Погони нигде не было видно. Он ушел от них, или ему казалось, что ушел. Теперь нужно было срочно найти туалет и привести себя в порядок, ведь Алекс знал, насколько неважно выглядит со всеми этими ссадинами и царапинами.

Забитый покупателями Пассаж с его многочисленными магазинами подходил для этого больше всего, и беглец решил воспользоваться такой возможностью. Пришлось едва ли не локтями прокладывать себе дорогу среди ранних покупателей, но наконец он обнаружил мужской туалет, заперся в кабинке и только теперь по-настоящему смог перевести дух и привести в норму пульс. Лицо заливал пот, и Алекс промокнул лоб туалетной бумагой, воспользовался унитазом по прямому его назначению, потом вышел из кабинки и подошел к раковине, где в первый раз получил возможность взглянуть на себя в зеркало. Лицо было в засохшей крови от порезов. Он смыл кровь и, как смог, привел себя в порядок. Во всяком случае, относительный. Все же это лучше, чем ничего.

Сейчас он впервые вспомнил о капитане, который предупредил его об опасности, пусть даже сделал это главным образом из-за пяти тысяч долларов, которые пока не получил. Капитан, как велел Алекс, будет его ждать, но сначала нужно спокойно все обдумать и затеряться достаточно надолго, чтобы все успокоилось, поскольку милиция наверняка рыщет в районе пристани.

Патрульные машины будут прочесывать улицы, к тому же Алекс был уверен, что люди Юсуфова уже извещены о его появлении. В одеянии священника ему ничего грозить не будет, но он не мог рискнуть переодеться, поскольку священник с атташе-кейсом и сумкой сразу станет бросаться в глаза.

Ему придется сохранять обличье бизнесмена, в этом имидже, по крайней мере, нет ничего необычного. Он обретет безопасность на городских улицах, но из-за разгара белых ночей не может рассчитывать на спасительную темноту. Придется передвигаться при свете дня. Прежде всего нужно выбраться из этого района города, где милиция особо тщательно ищет его.

Рубли уже подходили к концу, и Алекс с опаской заглянул в обменный пункт и поменял доллары, купил в аптеке солнцезащитные очки с широкой оправой, затем смешался с толпой на станции метро «Площадь Восстания», где поезда всегда были битком набиты людьми, многие из которых читали книги и газеты. Слава богу, его фото больше не украшало первые полосы. Он проехал четыре остановки, выскочил на станции «Нарвская» под объявление «Осторожно, двери закрываются» и поднялся наверх. Там миновал несколько оживленных улиц, прошел мимо большого памятника Сергею Кирову на проспекте Стачек. Потом вместе с толпой на остановке стал дожидаться троллейбуса, постоянно ища взглядом патрульные машины. Пока он был в безопасности и с облегчением перевел дух, когда к остановке на углу Стачек и Трефолева, наконец, подошел троллейбус.

Алекс нашел свободное место в задней части салона, где какая-то компания распевала немецкие песни и страшно веселилась. Хотя лето еще не наступило, но благодаря чудной майской погоде туристский сезон шел полным ходом, и Алекс вдруг оказался в самой гуще туристов. Он про себя отметил довольно значительные отличия между русскими и немцами. Мужчины и женщины с банками пива в руках чувствовали себя совершенно свободно, вставали со своих мест и пересаживались вперед, поближе к друзьям, иногда даже заговаривали с пассажирами, которые их не понимали. Сидящие впереди немцы вскоре затянули песню, причем вовсе не ту, которую пели сзади. Вскоре это превратилось в соревнование «кто громче», закончившееся взрывом хохота как раз тогда, когда троллейбус остановился, выпустив часть прежних и впустив новых пассажиров.

Алекс по-прежнему сидел на своем месте, поставив сумку и атташе-кейс между ног и поглядывая на окружающих его людей. Он дружелюбно улыбался иностранным соседям, а сам тем временем думал о Елене, о том, сумеет ли она встретиться с генерал-полковником Джошем Аткинсом, который, по ее словам, мог бы им помочь. Для этого ей придется вытащить генерала из его оперативного штаба, не вызвав подозрений у наблюдателей из «Глоба-Линк». Елене придется придумать, как убедить генерала в существовании заговора, ему же придется доказывать это другим людям. После того как он окажется на борту рейса «KLM», у него останется около двенадцати часов до посадки в Лос-Анджелесе, где ему потребуется защита от тех, кто на него охотится. Алекс знал, что теперь это уже не только «Глоба-Линк», но и гораздо более широкий круг охотников, которые могут оказаться где угодно, в любом уголке земного шара. Он чувствовал, что зараза распространяется очень быстро.

Троллейбус притормозил у следующей остановки. Несколько русских пассажиров вышли, зато сели еще туристы. Они узнали тех, кто уже находился в салоне, и приветствовали друг друга бурными возгласами, высоко поднятыми банками и бутылками с пивом. Веселый смех едва ли не заглушал шум троллейбуса и уличного движения.

И тут Алекс увидел мужчину лет сорока, который выглядел так, словно выпил лишнего. Сжимая холщовую сумку, он пробирался по проходу. Одежда на нем была старенькая, на голове вязаная шапочка. Алекс решил, что это бездомный, один из (тех несчастных, которых он видел на станциях метро. Там они сидели, прислонившись к стене, и провожали жалостливым взором людей, проходящих мимо. Иногда тем, у кого это получалось лучше всех, давали какую-нибудь мелочь. Должно быть, этот человек один из них, решил он, пока тот, цепляясь за поручни, пробирался по проходу трясущегося троллейбуса. Поблагодарив одного из туристов, он принял банку пива и несколько бутербродов в прозрачном пакете. Двое туристов поклонились ему, как если бы он был особой царских кровей, а он присоединился к ним, подхватив какую-то немецкую песню, хотя Алексу было ясно, что по-немецки этот человек не знает ни слова. Он всех забавлял своими выходками, особенно когда начал неловко танцевать, принимал протягиваемые рубли и совал их в сумку. «А эти туристы, похоже, великодушные ребята», – подумал Алекс, в душе жалея бедного нищего, который уже приблизился к нему, держа раскрытую сумку перед собой, чтобы любой мог опустить туда подаяние.

– Не подадите несколько рубликов на лечение больному человеку? – спросил он.

Алекс кивнул, сунул руку в карман и дал побирушке сторублевку, которую тот тут же запихал в сумку.

– А ты турист, как эти, или из наших? – неожиданно спросил этот человек.

– Я здесь по делу… Просто деловая поездка.

– Сдается мне, что нет, – заметил вдруг нищий. Его рука нырнула в сумку, а губы приблизились к уху Алекса. – Мы искали тебя на каждом поезде, на каждом автобусе и трамвае. Ты лучше не дергайся, потому что у меня пистолет с глушителем. Во всем этом шуме-гаме никто ничего не заметит, даже мужик, который сидит рядом с тобой. Так что, Михаил Михайлович Филиппов, вы наш пленник.

Он наклонился к туристу, сидящему рядом с Алексом, похлопал его по плечу и жестом попросил уступить место. Тот с улыбкой поднялся.

– Подвиньтесь! – скомандовал мнимый нищий Алексу, усаживаясь рядом и раскачиваясь в такт подпрыгивающему на ухабах троллейбусу.

Нельзя было терять ни доли секунды. Молниеносным движением Алекс сунул руку в сумку и схватился за сухую кисть, сжимавшую спрятанный пистолет. Изо всех сил стиснув ее, он принялся отжимать живую человеческую плоть, сжимающую металл. Раздался звук, похожий на плевок, – это выстрелил пистолет, проделав в сумке дырку с обожженными краями, сама же пуля ушла куда-то вниз.

Этот тип боролся с отчаянием безумца, такого отпора Алекс никак не ожидал. Мужчина яростно отбивался до тех пор, пока Алекс не заломил ему руку за голову и не придержал там. Теперь у обоих руки были полностью заняты. Нищий ни за что не хотел выпускать пистолет, а у Алекса не хватало сил вырвать оружие. Единственное, что он мог, так это удерживать его направленным в пол. Алекс стиснул его каменные пальцы своими – сила против силы, – но по искаженному яростью лицу противника понял, что сдаваться он не собирается.

Троллейбус несся по длинному проспекту Стачек, шум в салоне достиг апогея, хор поющих голосов заглушал металлический скрежет и шум двигателя. Никому не было дела до отчаянного поединка, происходящего на задних местах. Не прекращая борьбы, Алекс почувствовал, что троллейбус замедляет ход. Он резко въехал мужчине локтем в левую сторону груди, чтобы на мгновение парализовать его и завладеть оружием. Но тот держался, крепкие мышцы напряглись, практически парализуя Алекса, который теперь буквально не мог пошевелиться.

– Отпусти! – прошипел он сквозь зубы. – Я тебе ничего не сделаю, а заплачу втрое больше того, что обещали они!

– Нет! Вам некуда бежать. Вас караулят повсюду! – с этими словами нищий с неимоверной силой вдруг рванулся, внезапно высвободив свою руку из-за головы. Его кулак тут же метнулся Алексу в лицо, но тот успел перехватить запястье и на сей раз зажал руку на коленях у противника.

– Ты лжешь! – крикнул он, стараясь перекричать поющих. – Никто не может знать, что я в этом троллейбусе!

– Ошибаетесь, – хрипло огрызнулся человек, по голосу которого чувствовалось, что ему очень больно. – Я стоял вместе с вами на остановке, а потом позвонил по телефону.

– На кого ты работаешь?

– На правительство.

– Чье?

– Скоро сами узнаете!

– Ты не связан с «Глоба-Линк». Этого просто не может быть!

– Они платят в долларах. Наблюдатели выставлены на всех трамвайных и автобусных маршрутах, на пристанях и в аэропортах. А ваше лицо всем известно из газет.

– Что они говорят?

– Ничего я вам не скажу. Вы попались. И лучше сдавайтесь подобру-поздорову. Это все для вас упростит.

– Да, конечно, пуля в голову все очень упростит, – с натугой в голосе ответил он.

– Пуля – это хотя бы не больно. Вы просто еще молоды и не знаете, что такое боль, причиняемая руками опытного человека.

– Отпусти пистолет!

Троллейбус подъезжал к остановке, туристы одобрительно загалдели, по-прежнему не выпуская из рук банок и готовясь выходить. Противник вдруг неожиданно рванулся и мгновенно вонзил зубы в левую руку Алекса, совсем рядом с той раной, которую он получил на обратном пути из Архангельска. Укус был яростным, щербатые зубы глубоко впились в плоть, кровь брызнула и потекла по сероватому лицу мнимого бездомного.

От боли Алекс дернулся, дав противнику возможность наконец высвободить руку, которую он до этого держал мертвой хваткой в сумке. Тот тут же выстрелил, пуля миновала пальцы ног Алекса на какие-то миллиметры. Он схватился за невидимый ствол и принялся выкручивать пистолет, но тут мужчина снова нажал на курок.

Глаза его вдруг полезли на лоб, а тело выгнулось дугой. На старенькой куртке в области живота быстро расплывалось кровавое пятно. Он был мертв, и у Алекса к горлу подступила тошнота. Согласно инструкциям Старейшин, он мог убивать только в порядке самообороны и, в принципе, знал, что никаких правил не нарушил. Тем не менее убийство было для него чем-то совершенно чуждым. Чтобы не наблевать прямо здесь, ему нужно было глотнуть свежего воздуха. Его била дрожь и не было времени обдумывать случившееся. Этот человек собирался убить его, и где-то впереди, в каких-то минутах езды Алекса поджидали другие люди, собирающиеся сделать то же самое. Действовать надо было быстро.

Не стоять на месте!

Вырвав пистолет из каменных пальцев внутри сумки, он вытащил его, увидел, что это автоматический «браунинг» с коротким глушителем, и сунул его за пояс под пиджак. Алекс быстро запахнул одежду убитого так, чтобы не было видно крови, а на мертвые глаза надвинул шапочку. Чуть подумав, он вытащил из сумки банку пива, открыл ее и приладил на коленях покойника. Тут троллейбус как раз остановился на углу Нарвского проспекта.

Средние двери открылись, и вовсю распевающая толпа повалила на выход. Алекс тем временем лихорадочно искал в сумке сотовый телефон, но так и не нашел его. Значит, этот человек солгал или, может, заплатил кому-нибудь, чтобы дали позвонить. Если так, то почти не остается шансов уйти. Теперь каждого мужчину, выходящего из троллейбуса, будут внимательно разглядывать. Думай быстрее!

Грузный мужчина, держащий за руку пышногрудую супругу, что-то сказал по-немецки, указывая на мертвого. Они с женой смеялись, считая, что этот русский просто хватил лишнего.

Алекс вышел вместе с ними. Темные очки в широкой оправе скрывали большую часть его лица. Он снова пожалел, что потерял на пристани кепку, но делать было нечего.

Он знал, что смерть может поджидать его на любом шумном перекрестке, и с трудом удерживал себя в руках. Пока они шли по улице, немец что-то говорил ему, но Алекс не слышал ни слова. Он просто кивал и смеялся вместе с немцем, на время влившись в эту толпу туристов. Постоянно шарящие вокруг глаза Алекса вдруг засекли двух мужчин, движущихся с той же скоростью ему наперерез. Их взгляды сразу приковали его внимание. Он не мог знать наверняка, на государство работают эти личности, или это люди Юсуфова, которым было поручено найти Елену, после того как они потеряли ее в «Невском Паласе». Заметив их, Алекс быстро попрощался с новыми друзьями и остановил проезжающее такси. Забравшись на заднее сиденье, он нагнулся к водителю:

– До ближайшего метро, пожалуйста.

«Лучше перестраховаться», – твердил он себе.

Водитель молча включил скорость, Алекс тем временем выглянул через заднее стекло и увидел, как те двое опрометью перебегают улицу, отчаянно сигналя руками водителю стоящей у тротуара машины. Но когда они добежали до нее, такси, везущее Алекса, уже растворилось в потоке транспорта. Может, тот человек говорил правду? Может, действительно перекрыты все перекрестки? А может, и весь город? Он ощутил боль в прокушенной руке, порылся в атташе-кейсе и вытащил рулон ваты, который купил в аптеке, когда нужно было позаботиться о ране на груди, уже заживающей, но все еще время от времени посылающей стрелы боли.

Прижимая ватный тампон к руке в месте укуса, он увидел, что кровь засохла, но рана требует обработки. В машине это сделать было невозможно, потому что ее постоянно трясло.

Алекс вышел на проспекте Маршала Говорова. Расплатившись с водителем, он подхватил свои атташе-кейс и сумку и поспешил ко входу в метро «Кировский завод», надеясь, что ватный тампон хоть сколько-то продержится на ране. На эскалаторе он спустился в недра города, где и нашел служебный туалет, которым ему разрешила воспользоваться за пятьдесят рублей пожилая женщина. Оказавшись у раковины, он смыл засохшую кровь, как следует закрепил тампон пластырем, затем просто умылся, потому что лицо и шея были покрыты буквально коркой высохшего пота.

Он знал, что пока еще рано возвращаться на пристань, поскольку там сейчас наверняка кишмя кишит милиция. Естественно, его персона уже увязана с Еленой, и агенты Юсуфова ищут теперь и ее. Алекс почувствовал, что петля затягивается, и, выходя из туалета, пристально оглядел толпу людей на платформе, в надежде заметить подозрительный взгляд или неожиданные движения, которые выделили бы преследователей из толпы обычных пассажиров.

Вроде бы ничто не настораживало, но Алекс предпочел не возвращаться на проспект Стачек. Вместо этого он решил отправиться в место, где у него будет время подумать. На «Владимирской» Алекс пересел с первой линии на третью, вышел на Невский проспект на станции «Площадь Александра Невского» и заплатил пятнадцать рублей за то, чтобы побродить среди могил на кладбище, ставшем последним приютом многих российских исторических знаменитостей.

Алекс сел на каменную скамью, давая отдохнуть уму и телу и зная, что ему некуда идти кроме как к старому капитану, который помнит, что пять тысяч долларов ждут не дождутся его и будут отданы всего лишь за один коротенький рейс в Котку. Во время своего недолгого отдыха он вдруг осознал, что почти не спал прошлой ночью, а сегодня еще ничего не ел. Каждый мускул жаловался на судьбу, кости ныли от изнеможения. Но царящая здесь атмосфера действовала умиротворяюще, хотя Алекс и находился среди мертвецов.

Его внимание привлекла одна из могил за поворотом аккуратно ухоженной дорожки. Он нашел в себе силы встать и подошел к большому памятнику из черного гранита, высотой около шести метров от основания до кончиков крыльев ангела, который охранял бюст Петра Ильича Чайковского. По левую сторону располагался еще один гранитный ангел, держащий ноты произведений композитора. Мемориал был обнесен решеткой из кованого железа, укрепленной на мраморном основании.

Чуть правее, у той же дорожки, стоял черный мраморный бюст Федора Михайловича Достоевского, за ним виднелся огромный серый камень, должно быть, около восьми метров высотой, на вершине которого был установлен массивный крест.

«Стоит только взглянуть, что может создать человек, – думал Алекс. – Возвышенные музыку и поэзию, невероятной красоты живопись, книги, и все это лишь малая толика того, на что способны люди. Другие же части их существа заставляют обитателей этой планеты плести друг против друга заговоры с целью изуродовать, убить или украсть. Как же они свернули на кривую дорожку и позволили тьме захватить себя? Что пошло не так с самого начала, что необходимо вырвать с корнем, и если будет на то добрая воля, то сколько поколений для этого потребуется?»

Найти ответы на эти вопросы он должен был всего за несколько дней.

Почувствовав, что достаточно отдохнул, Алекс вышел с кладбища и оказался на Невском проспекте, как всегда, шумном и забитом транспортом. Он перешел на другую сторону вместе с толпой туристов, также посещавших могилы знаменитостей, огляделся в поисках кафе и вскоре нашел то, что искал. У дверей сгрудились люди, любуясь видами города, – толпа, которая снова позволяла ему чувствовать себя в безопасности. Алекс спустился на три ступеньки вниз и сразу оказался в атмосфере рок-н-ролла. Он с удовольствием устроился за столиком в одной из пластиковых кабинок, поставив на пол надоевшие атташе-кейс и сумку.

Телевизор был включен, ведущий рассказывал о событиях дня, но из-за грохочущей музыки не было понятно, что именно он говорит, пока на экране не возникала картинка. Он заказал яичницу с ветчиной, тосты и много кофе. Кофеин был необходим для того, чтобы и дальше держаться на ногах. Жадно расправившись с едой, он попросил пятьдесят граммов водки. Нужно было успокоиться. Алекс почувствовал, как водка растекается теплом, снимает дрожь в теле. Потом он подхватил вещи и отправился в мужской туалет. В кабинке он снял пиджак и положил оба пистолета и кобуру в сумку, радуясь тому, что больше не нужно будет таскать их на себе. Затем Алекс подошел к раковине, разорвал рукав рубашки, промыл рану, снова умыл лицо и шею.

Он повернул голову как раз тогда, когда в туалет зашел подросток с плеером на поясе и в наушниках и сразу направился к писсуару. Алекс вернулся к своему занятию и осмотрел следы от укуса на руке, потом оторвал кусок бумажного полотенца и сильно прижал его к ране, но крови не было. Больше он сейчас ничего не мог сделать, так как обращаться к врачу означало рискнуть и почти наверняка быть выданным милиции. Ничего нельзя оставлять на волю случая. Алекс быстро бросил окровавленный тампон в мусорную корзину, а сверху набросал несколько скомканных бумажных полотенец. Тем временем подросток закончил свои дела, мельком глянул на Алекса и вышел.

Алекс насухо вытерся и почувствовал себя освеженным. Но, взглянув на себя в зеркало, он увидел лицо Алексея Иванова, осунувшееся от усталости и с покрасневшими глазами. Алекс знал, что его двойник сейчас спит. Он рассматривал отражение с чувством какого-то потрясения, не имея ни малейшего понятия о том, через что ему еще предстоит пройти. Опыт, нажитый за последние дни, делал разум бдительнее и острее.

Он взглянул на часы – время уходило. В создавшейся ситуации Алекс мог принять только одно решение, которое подсказали ему глаза в зеркале. Нужно изменить методы выполнения своей миссии. До этого он был преследуемым, но теперь все станет иначе. Скоро он вернется к капитану и начнет все сначала, сам станет охотником, который сам должен все продумывать, планировать, строить козни и получать удовольствие от той боли, которую причиняет живым существам. Алекс поклялся себе, что с этого момента ничто и никто не сможет более встать на его пути и не помешает ему сделать достоянием гласности все то, что ему известно о корпорации «Глоба-Линк». С этой мыслью у него вдруг появились новые силы, которые помогут пройти по этому пути до самого конца. И начнется все это прямо сейчас.

Слово чести.

Глава 5 УБИВАЙ, УБИВАЙ ПОВСЮДУ

День 9. 1.00, восточное поясное время

Яркая луна низко висела над небосклоном, ее призрачный зеленоватый свет проникал сквозь планки жалюзи логова Чета Форсайта, расположенного в никому не известном месте. Что-то три раза громко звякнуло, прежде чем Форсайт выплыл из полусна-полуоцепенения, вызванного вечерним возлиянием. Он даже примерно не представлял, откуда могут исходить подобные звуки, и только через несколько мгновений сообразил, что это телефон. Чет нажал кнопку, и на часах высветилось время. Один, черт побери, час этой проклятой ночи. На четвертый звонок, ругаясь про себя, он дотянулся до телефона, не столько затем, чтобы ответить, сколько с целью прекратить этот невыносимый шум.

– Да, да, да, – прохрипел он в трубку.

– Просыпайтесь, друг мой, – послышался голос Фарита Букаева с сильным русским акцентом. – Я слышал, в Нью-Йорке завтра обещают прекрасный день.

Форсайт сразу узнал этот голос.

– Фарит, какого хрена ты звонишь среди ночи? Что случилось?

– Я тут проверил военно-морскую базу НАТО в Ростоке. Прокрался туда среди ночи с инфракрасной камерой, чтобы картинки получились посимпатичнее. Недалеко от базы проводит учения соединение подводных лодок и боевых кораблей. Думаю, они готовятся к какой-то войне, но это не наши проблемы. Куда интереснее то, что там за решеткой находится наш друг Шометт. Во всяком случае, так мне сообщили кое-какие люди за хорошие деньги. Ситуация осложнена тем, что за ходом учений наблюдает какой-то адмирал. Да и вообще на этой самой базе собралась куча всяких шишек, в том числе и политиков.

– Но почему, во имя всего святого, они держат там Шометта?

– Не знаю. Может, его голова слишком уж набита какой-то интересной информацией? Убить его значило бы подключить к делу «Сюрте», а им, надо полагать, сейчас этого совсем и не хочется. Словом, твоя задача – вытянуть из него факты, но для этого нужно сначала вытащить его оттуда.

– А ты не можешь?

– При хорошем планировании все возможно, друг мой, – ответил Букаев, произнеся слово «друг» по-русски.

– Используй любые доступные средства. Сдается мне, что совещание по СОИ в Женеве всего лишь прикрытие для чего-то очень секретного, и они страшно не хотят, чтобы об этом пронюхала пресса. А это означает, что признание Шометта, обнародованное в мировых СМИ, могло бы сыграть важную роль в деле Алексея. Ты не мог бы отправить эти фотографии по факсу в наш нью-йоркский офис, чтобы я утром забрал их?

– Нет проблем.

– Я тебя люблю, Фарит.

– Тогда, значит, мы будем квиты?

– Нет, я останусь тебе должен. Холлингсуорт сравнял счет, а Шометт выведет тебя вперед.

– Понятно, – сказал Букаев. – А вообще, в чем дело?

– Слышал когда-нибудь о «Глоба-Линк»?

– О чем?…

– Это долгая история, и не стоит рассказывать ее по телефону.

– Я видел фото Алексея в газетах. Его разыскивают за убийство.

– Он не виноват. Это подстава.

– Зреет что-то крупное, да?

– Такое крупное, что тебе и не снилось. Как можно скорее вытаскивай Шометта и сажай на рейс до Лос-Анджелеса. Он будет знать, что делать.

– А почему в Лос-Анджелес?

– Потому что там будет Алексей.

– А где он сейчас?

– Понятия не имею.

– Твой голос постоянно пропадает. Ну и дрянь же эта спутниковая связь.

– Ладно, действуй. Используй столько людей и денег, сколько понадобится. За мной не заржавеет.

– Евро? А то сейчас американский доллар на втором месте.

Тут Форсайт в первый раз за все время разговора улыбнулся.

– Да-да, большие жирные евро.

– Кстати, Холлингсуорт сообщил, что работает с кем-то по имени Брукманн – Раймонд Брукманн – в Лос-Анджелесе. Это тебе о чем-нибудь говорит?

– Еще как! Брукманн – председатель фирмы «Макроникс», являющейся частью корпорации «Глоба-Линк».

– Опять это слово!…

– Твой голос почему-то пропадает, – крикнул в трубку Форсайт. – Перезвони попозже.

– Нет проблем. Как в старые добрые времена, да?

– Да-да, как в старые добрые, Фарит. Только сделай то, о чем я просил, и как можно быстрее!

– Пока, – попрощавшись по-русски, Букаев повесил трубку.

Форсайт медленно положил трубку, совершенно забыв о гудящей голове. Сейчас его мысли были совсем о другом, и когда он начал сопоставлять факты, понял всю серьезность происходящего. Чет уставился прямо перед собой, но ничего не видел.

– Боже мой!…

* * *

День 9. 13.00

Сайяф вспомнил путешествие по реке, под мостом Международной Дружбы, которое два дня назад привело его в город Сиудад-дель-Эсте, или Город Востока, расположенный на стыке трех границ в Южной Америке. Он вспомнил, как тысячи людей ожидали своей очереди перейти мост, будто это было единственной возможностью заниматься бизнесом. Бразильские полицейские старались поддерживать порядок. У въезда на мост, как рой гигантских насекомых, сгрудились грузовики, автобусы, мотоциклы.

– Грязное это место, – сказал Сайяфу его сопровождающий. – Все, кто там стоит, занимаются противозаконным бизнесом.

– И никто с этим не борется? – спросил Сайяф.

– Они делают свой бизнес, мы – свой. Жизнь продолжается.

В городе жило примерно двести тысяч человек, включая национальное меньшинство – почти тридцать тысяч арабских мусульман, многие из которых входили в состав террористических организаций, базирующихся и в Южной Америке. В основном они принадлежали к «Хезболла», шиитской группировке, поддерживаемой Ираном, но часть относилась к «Хаммаз», а часть – к «Аль-Каиде». Именно «Аль-Каида» и направила Сайяфа сюда. «Хезболла» также содержала тренировочные лагеря в отдаленной местности возле Фоз-до-Игуасу, где обучали детей и внушали им ненависть к евреям и американцам.

У этого моста Сайяфу вспомнилось, как он со своим проводником спустился на берег, после чего им предстояло пройти еще с полмили до Сиудад-дель-Эсте, и тут вдруг почувствовал совершенно невероятную жару. Улицы были забиты людьми со своими «лохас» – лотками. Торговали здесь чем угодно: часами, валютой, порнографией, медикаментами, сотовыми телефонами. Сайяф заметил даже магазин, торгующий автоматами АК-47 по триста семьдесят американских долларов за штуку. Ему было сказано, что здесь можно купить и взрывчатку, но она очень дорогая.

Чего Сайяф не знал, так это того как умело отмываются деньги в этих местах. В обмен за доставку товаров из Гонконга индийские торговцы вывозили наличные из Парагвая на Средний Восток. После вычета прибыли десятки миллионов долларов переводились на счета в американских или ливанских банках. Годовой бюджет только «Хезболлы» составлял более ста миллионов долларов, а американские правоохранительные органы были бессильны что-либо сделать.

Пройдя полмили, они получили от своих людей мотоцикл с бразильскими номерами и въехали на территорию Парагвая в шлемах, закрывавших лица.

– Большинство арабов живет на бразильской стороне, – крикнул через плечо проводник. Сайяф тем временем мертвой хваткой вцепился в его талию, опасаясь за собственную жизнь, потому что они неслись с невероятной скоростью по неровной грунтовой дороге. Грохот мотора почти заглушал слова проводника. – Они благодарят американцев за повышение цен на сигареты! Торговать ими стало теперь куда выгоднее.

Сайяф не знал, что «Аль-Каида» большую часть средств зарабатывала в Сиудад-дель-Эсте. Главным ее эмиссаром здесь считался Али Низар Дахруг, который и оплатил путешествие Сайяфа. Он переводил по восемьдесят тысяч долларов в месяц в банки Америки и Среднего Востока. Деньги эти якобы предназначались для религиозной организации «Холи Лэнд Фаундейшен», базирующейся в Техасе. Несмотря на существование в этом районе Южной Америки контртеррористического центра ЦРУ и на то, что спецслужбам были известны арабские агенты в Европе, Юго-Восточной Азии, Западной Африке и Америке, ЦРУ было не в состоянии прекратить денежный поток.

Однако Сайяфу было сказано, что его основным спонсором является Имад Изз-аль-Дин, таинственный человек, который, в отличие от Усамы бен Ладена, никогда не давал интервью арабскому спутниковому телеканалу «Аль-Джазира». Отцом спонсора был шейх Мохаммад Изз-аль-Дин, шиитский ученый, сын которого с малых лет обучался у Ясира Арафата в лагерях движения «Фатх» в Палестине. Интересно то, что в Аргентине проживало около двухсот тысяч евреев, это была их самая крупная колония в Южной Америке, хотя в последние годы все больше и больше их стало уезжать в Израиль из-за жесточайшего экономического кризиса, поразившего этот район.

– Забавно, – снова крикнул через плечо проводник, – что за восемнадцать месяцев ливанские эмигранты в штате Северная Каролина продали почти на восемь миллионов долларов контрабандных сигарет для «Хезболлы», пока это дело не пресекли. Этими деньгами ты сейчас и пользуешься во славу Аллаха!

В мечети пророка Мухаммада Сайяф совершил свой второй намаз. Мечеть занимала первые три этажа двенадцатиэтажного жилого дома. У входа был установлен большой полумесяц и звезда – символы ислама. На втором этаже мечети Сайяф увидел портрет Сайида Мухаммада Хуссейна Фадалла, духовного лидера движения «Хезболла». Это произвело на него впечатление.

Сайяф слишком хорошо помнил позавчерашний день, знал, что он получит инструкции именно здесь, а пока сидел на циновке, ел финики и запивал их чаем. По мере того как слова лились из уст его спонсора, глаза Сайяфа становились все круглее, он постепенно осознавал, что удостоился получить задание огромной важности. Ему было сказано, что завтра на восходе солнца он вылетит рейсом до Мехико, а оттуда его на машине отвезут прямо к американской границе, чуть южнее Техаса. Он должен будет дойти до городка Насо, расположенного между Агуа Приета и Ногалесом, и уже там узнает, в чем будет состоять заключительная часть его миссии.

Выполнив ее, он заслужит благословение Аллаха.

* * *

День 9. 13.30

– Он крутится с боку на бок вот уже часов семь с лишним, – сообщил охранник Юсуфову, когда тот приник к глазку в двери камеры Христенко и смотрел на старика в тюремной одежде едва ли не целую минуту. Арестованный генерал лежал на койке, пытаясь заставить себя уснуть. Но Юсуфов знал, что это не сработает. Все дело было в кофеине, который старику добавили в пищу, чтобы лишить сна и тем самым снизить уровень сопротивляемости во время допроса. Тут он увидел, что Христенко встал и начал ходить по камере, как он это, по докладам охраны, делал всю ночь. Он пытается довести себя до изнеможения, понял Юсуфов, чтобы наконец заснуть.

– Через полчаса приведите его ко мне.

Юсуфов, крепко проспавший целых восемь часов на Лубянке, с легкой улыбкой взглянул на охранника, затем принял душ, побрился, а один из его подчиненных привез из квартиры, расположенной неподалеку от Красной площади, свежую форму. Ботинки были начищены до зеркального блеска. Юсуфов плотно позавтракал, выпил несколько чашек кофе и, наконец, почувствовал себя просто великолепно. Он практически не обратил внимания на неодобрительные взгляды врача-психиатра, которому не нравилось, что с арестованным стариком обращаются таким образом. Юсуфов лишь улыбнулся ему, он знал, что делает.

Полковник вошел в комнату для допросов и просмотрел папку с отчетом президенту Лаврову, который тот должен был прочитать до отлета в Женеву, куда направлялся и президент США Макферсон. Он взглянул на часы и сделал в зеркало знак, что готов. Вскоре ввели Христенко. Было видно, что он сильно ослабел и осунулся, вокруг глаз появились темные круги.

Юсуфов пытался не выказывать раздражения или вести себя как-то иначе, чем на предыдущей встрече.

– Ну и как вы сегодня, Геннадий Игоревич? Слышал, ваш кашель становится все сильнее и сильнее. Нет, вам и вправду нужно побольше следить за собой.

– Все в ажуре, – прохрипел старик. – Мы что же, опять той же херней, что и в прошлый раз, будем заниматься?

Он уселся на стул напротив Юсуфова, и охранник оставил их одних.

– Вопрос из чистого любопытства. Скажите, что же все-таки послужило истинной причиной вашего предательства?

– Попросил прибавки к окладу, а мне отказали, – саркастически усмехнулся Христенко.

Юсуфов пропустил издевку мимо ушей, но раздражения уже сдержать не смог.

– Я ведь показывал вам запись. На видеопленке зафиксировано, как вы передали некий диск Елене Ванеевой, французской шпионке, о чем вы, очевидно, были осведомлены. Что на диске, я пока не знаю. Зато вы наверняка знали его содержание, иначе не стали бы подвергать себя такому риску. Так что же записано на этом диске?

– Рецепт цыпленка табака.

Юсуфов не реагировал.

– Генерал Христенко, – неожиданно взревел он, – Герой Советского Союза, защитник своей страны. Вы были великим человеком, а теперь посмотрите, что с вами стало – начальник Главного управления оказался совладельцем ночного клуба, партнером мафии. Что случилось, Геннадий?

Христенко снова зашелся кашлем, крови было больше, чем прежде. Юсуфов протянул ему платок, который Геннадий взял и начал отхаркивать в него красную от крови мокроту.

– Я не могу помешать тебе прикончить меня, но ты сначала взгляни на того человека, которого собираешься казнить. Я посмотрел в это твое двустороннее зеркало и увидел, что в моем лице не осталось ни кровинки. Смерть свое возьмет уже совсем скоро, а я ее никогда не боялся.

– Но ведь ты все-таки чего-то боишься, – заметил Юсуфов. – Интересно знать, что же именно может превратить генерала в дрожащего от страха мальчишку?

– Мир, который скоро станет лагерем для рабов, и ты будешь среди них. И еще долго после моей смерти ты будешь думать обо мне и вспоминать то, что я говорил тебе в этой комнате. И вот тогда ты поймешь, что такое настоящий страх.

– Ты просто старый маразматик, который совершенно выжил из ума, а такой человек не должен занимать пост начальника Первого главного управления, несмотря на все былые заслуги. А твои связи с организованной преступностью…

– Не обеспечены достаточным документальным подтверждением. Не умеешь ты вести допрос, Илья Васильевич, а та дрянь, которую мне подсыпали в кашу, тут не поможет.

Он собирался заставить Юсуфова думать, что окончательно выжил из ума, и любая полученная от него информация в суде не будет иметь никакой ценности. Юсуфов, скорее всего, понимает это, заключил Христенко, и тем не менее продолжает дурацкую игру. Но с другой стороны, Геннадий Игоревич очень устал, разум изменял ему, сознание ускользало, вводя в какую-то полудрему, когда он уже не мог отличить реальность от вымысла.

Юсуфов понял, что продолжать допрос сейчас невозможно.

– Генерал Христенко, когда я вас сломаю, мы еще поговорим и о диске, и о многом другом. Очень важно, чтобы вы осознали, в кого превратились, и постарались закончить жизнь так же достойно, как прожили ее.

Юсуфов нажал потайную кнопку, и дверь отворилась. Охранник увел Христенко. Выходя из комнаты, тот оглянулся на своего мучителя. Оставшись один, Юсуфов успокоился, взял папку, расстроенный тем, что дал волю гневу, и отправился в свой кабинет наверху. Христенко зря сказал, что он не умеет вести допрос. То, что сейчас произошло, и не было никаким допросом. Полковник просто использовал еще одну возможность перебить сон арестованному.

Через десять минут Юсуфов набросал черновой график подобных перебивок, которые будут продолжаться до тех пор, пока старик, освобожденный от своей должности в СВР, не сознается в предательстве и не расскажет о содержании диска, который он передал Елене Ванеевой. Оставалось надеяться, что это случится раньше, чем он умрет, а жить ему, похоже, осталось всего несколько дней.

Раздался стук в дверь кабинета.

– Войдите, – откликнулся Юсуфов.

Вошли два агента ФСБ в цивильной одежде. Один из них был пятидесятивосьмилетним краснолицым ветераном, другой – новичок лет двадцати пяти, высокий парень с коротко стрижеными светлыми волосами. Глаза его бегали, он боялся посмотреть на начальство, настолько плохи были новости, которые они принесли.

– Мы ее потеряли, – жалобно промямлил ветеран.

Сначала Юсуфов ничего не сказал, стараясь показать, насколько он терпелив, хотя, услышав эту новость, Илья Васильевич готов был взорваться. Пока он прикуривал, прошло несколько невыносимых секунд. Потом шеф выпустил струйку дыма в направлении двух несчастных агентов, от чего они съежились еще больше.

– Итак, если я правильно понял, – наконец заговорил Юсуфов, – вы проследили за Ванеевой до отеля «Невский Палас», а не до их квартиры, где она должна была встретиться с мужем. Потом вы видели, как Иванов входит в отель, причем камеры перекрывали все входы. Предполагалось, что, оставшись с ним наедине, Елена вытянет из него информацию. Потом почти два часа спустя она покинула отель через служебный вход, чтобы оторваться, как вы говорите, от наблюдения, и вы последовали за ней. Ванеева посетила несколько магазинов на Невском, где что-то покупала, потом зашла в церковь, откуда вышла с большим пакетом. После этого она поймала такси и вернулась в отель, после чего вы больше ни ее, ни его не видели. Я правильно излагаю?

– Да! – ответил ветеран. – Само собой, мы удостоверились, что Иванов там зарегистрировался, но когда нам показалось странным, что Ванеева больше не появляется, мы отправились в его номер, который оказался пуст. Отель был перекрыт снаружи и изнутри, мы обыскали его и допросили всех сотрудников. Горничная показала, что пара, по описанию схожая с Ванеевой и Ивановым, действительно находилась в номере, но никто не видел, как они уходили, а в отеле их нигде не было.

«Мало мне других проблем, так теперь еще и это», – подумал Юсуфов, затягиваясь сигаретой.

– И вы, значит, так и ушли ни с чем, – ровным голосом сказал он.

– Нет, там было нечто выпадающее из общей картины. Наряду с прочими хорошо одетыми гостями, которые заезжали и выезжали, примерно через три часа после возвращения Ванеевой из отеля вышел священник. Сперва мы ничего такого не заподозрили, но когда начали опрашивать персонал, выяснили, что никакой священник у них не останавливался. Они тоже видели, как он пересекает вестибюль и выходит. Но, конечно, к тому времени его и след простыл.

– А Ванеева?…

Молодой застыл на секунду, потом сказал:

– Возможно, она переоделась в униформу отеля и…

– И просто ушла, прикинувшись одной из сотрудниц, – закончил за него Юсуфов.

– Если она переоделась, то откуда же мы могли это знать, – сказал ветеран.

– Из общей картины, – пробормотал Юсуфов себе под нос.

– Мы прихватили с собой пленку, на которой заснят священник, – вставил молодой. – С вашего разрешения…

– Давай.

Молодой вставил кассету, которую сжимал в руках, в видеомагнитофон, включил монитор и стал дожидаться, пока тот прогреется. Потом он посмотрел, сколько пленки отмотано, и включил видеомагнитофон. На экране появилась картинка входа в отель, снятая из офиса, расположенного через дорогу. Бородатый священник в рясе с крестом на груди неторопливо вышел из отеля, он нес в руках атташе-кейс и сумку.

– Останови! – велел Юсуфов.

Молодой нажал кнопку, и картинка застыла. Юсуфов вгляделся в чуть размытое изображение.

– Добавь резкости и увеличь лицо, – последовал очередной приказ.

Молодой быстро заиграл кнопками компьютера, к которому был подключен видеомагнитофон, увеличил лицо, убрал рябь. Трудно было сказать, Алексей это или нет, особенно мешали черная борода и очки, но рот священника очертаниями напоминал рот Иванова. Да и общие пропорции тела были те же.

– Идиоты! – сплюнул Юсуфов. – Он ушел прямо у вас из-под носа! – полковник снова сел и вытащил новую сигарету. – Выключи.

Молодой выключил аппаратуру, а Юсуфов курил и думал, стряхивая пепел в пепельницу.

– Он перевербовал ее, – наконец заключил Илья Васильевич. – Я чувствовал, что ей нельзя доверять, и оказался прав. А сейчас она может быть где угодно, даже за границей.

Ветеран напрягся.

– Мы проверим аэропорты и вокзалы.

– Да-да, проверьте, но слишком много потеряно времени.

– А что с Ивановым? – спросил молодой.

– Видели, как он в деловом костюме выходит из троллейбуса на проспекте Стачек, но и там идиоты, похожие на вас, упустили его, – полковник сделал затяжку и на секунду задумался. – Я уверен, он знает, что у вас есть запись, и сделает вывод, что мы узнали его. Хотя вы будете контролировать все въезды и выезды из страны, он и об этом догадается и заляжет на дно где-нибудь здесь, в Петербурге, чтобы улеглись страсти, – Юсуфов снова затянулся и раздавил окурок в пепельнице. Думать надо было быстро.

– Для него очень опасно путешествовать под именем Филиппов, поэтому он воспользуется своим собственным, но только в качестве русского священника. Следовательно, он должен как-то ухитриться раздобыть паспорт. Однако пользоваться им в России было бы безрассудно.

Юсуфов встал и подошел к окну. Кабинет находился на третьем этаже, и из окна открывался прекрасный вид на город. Многочисленные пешеходы и автомобили напомнили ему муравейник. Где-то среди миллионов петербургских муравьев скрывались Алексей Иванов и Елена Ванеева. С их стороны было бы глупо путешествовать вдвоем, следовательно, они двинутся разными маршрутами – по крайней мере, поначалу. Но Иванова разыскивают за убийство, милиции отдан приказ найти и арестовать его.

Что же он собирается сделать? По мнению Юсуфова, это было как-то связано с содержащейся на диске информацией. «Ох уж мне этот диск, – повторял про себя Илья Васильевич. – Записанная на нем информация должна быть невероятно сильной. Ведь она сделала предателем начальника Первого главного управления СВР, а еще имели место убийства американского посла Фармера и главнокомандующего силами НАТО Анатоля Боннарда. Что же, во имя всего святого, происходит?» -спрашивал он себя, продолжая смотреть на муравейник, обитатели которого занимались своими делами. Нет, он обязательно выбьет правду из Христенко, пусть даже это и будет последним делом в его жизни.

Он обернулся и посмотрел на агентов, которые теперь выглядели еще более поникшими, чем раньше.

– Садитесь на телефоны, – рявкнул он. – Алексей Иванов не должен покинуть страну, или вам головы не сносить!

* * *

3.00, тихоокеанское поясное время

Раймонд Брукманн проснулся и с удивлением понял, что звонит его личный телефон, номер которого был известен очень немногим. Большая комната, расположенная в правой части верхнего этажа особняка, выстроенного по его собственному проекту, была залита лунным светом. Особняк был построен еще в пятидесятые годы, когда Калвер-сити в Калифорнии был престижным местом, к тому же расположенным неподалеку от процветающей киностудии «Метро-Голдвин-Мейер». С тех пор многое изменилось, студию на корню купила японская фирма «Сони», и все, что от нее осталось, так это каркас небольшого офисного здания. Но Брукманн не расставался со своим имением просто по соображениям удобства. Поездка до аэропорта «Санта-Моника», где его всегда ждал надежный реактивный «Лир-60», занимала буквально считанные минуты.

Два года назад Брукманн перенес операцию по шунтированию сердечных артерий, он был страшно бледен и морщинист, особенно бросались в глаза морщинки вокруг глаз и под тонким носом. Узкий рот походил на щель – обескровленные губы создавали именно такое впечатление. В свои семьдесят с лишним лет он, как и почти все его ровесники, страдал артрозом, локти и колени были шишковатыми, да и ходил Раймонд уже с большим трудом. Голову Брукманна украшала грива длинных редких седых волос, спутанных во время сна, которая свисала на костлявые плечи. Даже пальцы слегка дрожали, но этого и следовало ожидать. Костлявая рука выскользнула из рукава шелковой пижамы и включила ночник. На стоящем на тумбочке будильнике было 3.05 утра. Только после этого он поднял трубку.

– Да?

– Это говорит Юрий Тоцкий из санкт-петербургского офиса Интерпола, – послышался едва разборчивый голос. Говорили по-английски, с сильным русским акцентом. – Извините, что бужу вас в столь поздний час, но вам стоит узнать о том, что Михаил Филиппов от нас ускользнул. Один из наших осведомителей видел, как какой-то бизнесмен садится на небольшое грузовое судно на пристани на Неве, но не ясно, он это или нет.

– Давно?

– Прошло полчаса, может, час.

– Идиоты! – заорал Брукманн в трубку.

– В судовой декларации значатся запчасти для станков, которые будут доставлены в Котку в Финляндию, и вполне возможно…

– Пусть Интерпол перекроет весь тот район. Найдите его и убейте. Повторяю: найдите его и убейте!

* * *

День 9. 22.00

Переход через российскую границу очень беспокоил Алекса, но капитан надежно спрятал его. Еще в Петербурге он положил в карман две с половиной тысячи долларов и страстно мечтал получить вторую половину обговоренной суммы, что и произошло в финском порту Котка, куда капитан доставил этого странного бизнесмена.

Было уже около десяти вечера, но белые ночи давали себя знать не только в России, но и в Финляндии, которая расположена севернее. Небо все еще голубело, когда Алекс, одетый как русский православный священник, нервничал, стоя на автовокзале в Котке. Атташе-кейс и сумка стояли у его ног. Здесь должно было начаться осуществление плана Елены. Не встретившись с нужным человеком, он не мог двигаться дальше, а большие часы на стене неумолимо тикали. Алекс провожал взглядом приходящие и уходящие автобусы и пассажиров. Пожалуй, со времени его прибытия на эту планету, восемь дней назад, это были самые спокойные люди из всех, кого он встречал.

Священническая ряса и мантия были как раз в пору, зато вот черные ботинки немного жали. Пистолет, взятый у убитого агента, изображавшего нищего, он выбросил за борт, когда судно приближалось к Финляндии.

Направляясь к телефонной будке, Алекс вспоминал наиболее важные части досье, лежавших в его атташе-кейсе. Мелочи он наменял на русские рубли, пользующиеся здесь определенным спросом, так что ее было даже с избытком. Алекс набрал международный номер и принялся считать гудки. Два гудка, три гудка – затем послышался голос Форсайта:

– Алло?

– Это я, – ответил Алекс, стараясь говорить как можно тише.

– Ничего не скажешь, подходящее ты выбрал времечко, – проворчал Форсайт. – Где ты, черт возьми?

– По телефону сказать не могу, но пусть лампа не гаснет. – Форсайт знал эту кодовую фразу, означавшую «никому ничего не говори». – От Ротштейна есть известия?

– О тебе, во всяком случае, пока ничего. Это даже как-то странно, учитывая все эти статьи в газетах. Какой ему смысл связываться со мной и спрашивать, где ты находишься.

– Особенно когда меня разыскивают за несколько убийств. Ну а как по-твоему, что вообще творится?

– Так я же говорю – что-то очень странное. Все держится в строжайшей тайне, и мне даже близко не удалось подобраться к сути событий.

– Меня преследуют Юсуфов и русская милиция. Значит, Интерполу должно быть хоть что-то известно. Дьявол, неужели он тебе не доверяет?

– Я не знаю, что творится, но чувствую, как назревает нечто очень большое.

– А как там Юсеф?

– Он пока у нас, и Ротштейну мы ничего не говорили. Шеп говорит, что у нас есть еще восемнадцать часов, а потом, грубо говоря, он готов переломать этому деятелю руки и ноги. Брайан чует что-то неладное, а до сих пор он еще ни разу не ошибался. Конечно, мы рискуем, но, думаю, в данном случае можем послать всех этих бюрократов к такой-то матери.

Алекс рассказал о том, что Юсуфов завербовал Елену, и о событиях, произошедших в номере отеля «Невский Палас».

– Значит, теперь они ищут и ее тоже, – сухо констатировал Форсайт. – Просто замечательно.

– Завтра в полдень она должна ждать меня в отеле «Плаза», зарегистрировавшись там под своим обычным псевдонимом, который тебе известен.

– Ну-ка, поподробнее!

Алекс взглянул на часы и понял, что говорит излишне долго. Он не мог позволить себе быть отслеженным, поскольку и так находился в розыске.

– Слушай, у меня всего несколько секунд. Знаешь, Шометт пропал. Возможно, что он даже убит.

– Нет, он жив. Рене содержится в заключении на военно-морской базе НАТО в Ростоке.

– А как ты узнал?

– Да Фарит Букаев оказал услугу – он был мне должен одну – и обколол Холлингсуорта прямо рядом с нашим московским посольством.

Алекс несколько мгновений молчал.

– А НАТО-то тут с какого бока?

– Я и сам себе задаю этот вопрос, но в голову ничего путного не приходит. Но ты прав. Затевается что-то действительно очень большое. Сам-то как думаешь?

Тут Алекс начал осознавать масштабы происходящего.

– «Глоба-Линк».

– Ну да, и это притом, что сюда замешаны люди из НАТО, следовательно, и Америка, и Европа. Ты, похоже, шутишь.

Алекс снова взглянул на часы.

– Послушай, мне пора. И помни: пусть лампа не гаснет.

– Конечно, амиго. До встречи.

Алекс повесил трубку и снова отправился в центр зала ожидания, выискивая взглядом связного. Он нервничал. Даже в совершенно невинно выглядящем зале опасность окружала его со всех сторон. Хорошо хоть, что рана в плече и укусы на руке больше не доставляли страданий. Видимо, вчера он своевременно и правильно применил нужные лекарства. Теперь ему нужно было лишь немного везения. Алекс вспомнил о Рене, сидящем в застенках в Ростоке, и тут к нему подошла монахиня в черном одеянии. Это была худая женщина лет шестидесяти с чем-то. Седые волосы были расчесаны прямо посередине и опускались вниз, обрамляя ярко-голубые глаза.

– Извините, это не вы отец Алексей Иванов? – спросила она. Голос ее был таким негромким, что окружающий шум его почти заглушал.

– А вы, должно быть, сестра Марина Гордеева, крестная Елены?

Последовал утвердительный кивок и тонкая улыбка.

– Вы не очень-то похожи на свою фотографию в паспорте. Все приходилось делать в спешке. А вот и письмо от церкви.

Она протянула ему запечатанный желтый конверт. В этот момент рядом с ними остановилась обнявшаяся пара влюбленных, возможно, поджидая кого-то. «Выглядят они совершенно невинно», – подумал Алекс, но тут сестра склонилась к нему и шепнула:

– Иди с Богом.

С этими словами она пошла прочь, остановилась на секунду, обернулась и улыбнулась, а потом исчезла, смешавшись с толпой.

Алекс подхватил атташе-кейс и сумку и отправился туда, где можно было прочитать расписание автобусов, идущих через Порвоо. После этого он вышел на посадочную платформу, где, тихо урча, стоял автобус. Алекс опасливо огляделся и вдруг увидел неприметного блондина лет тридцати с чем-то. Мужчина в деловом костюме искоса взглянул на русского священника.

Алекс вошел в салон двухвагонного автобуса, нашел свободное место и в окно увидел, что блондин мечется по платформе, отчаянно подавая кому-то знаки, явно призывающие предпринять какие-то действия. Через несколько секунд к нему подбежал другой человек, и прежде чем вновь расстаться, они быстро о чем-то переговорили. После этого один вошел в передний вагон автобуса, а другой – в ту же дверь, которой только что воспользовался Алекс. Однако оставалось загадкой, откуда они могли знать, что Алексей Иванов или Михаил Филиппов, называйте как хотите, скрывается под видом священника? Однако опыт, нажитый Алексеем, подсказал ему, что эти двое выглядят и ведут себя как сотрудники Интерпола. Они его нашли.

И загнали в ловушку.

* * *

День 9. 13.30, восточное поясное время

С момента посадки на самолет Елена пересекла целых восемь часовых поясов. Вылетев из Санкт-Петербурга, в международном аэропорту имени Кеннеди она пересела на рейс компании «Дельта». Направляясь вместе с другими пассажирами в зал таможенного досмотра, Елена была уверена, что проблем не возникнет. Она записала в декларацию сумму в пять тысяч долларов, но в лифчике спрятала еще двадцать незаконных тысяч. Ведь Алексей предупредил жену о том, что нельзя пользоваться кредитными карточками.

Из отеля «Невский Палас» она выехала накануне вечером, обманув соглядатаев Юсуфова. Перед этим Елена прокралась в служебную раздевалку и подобрала там себе форму горничной. Потом она как следует поработала с косметикой. В конце рабочего дня Елена присоединилась к очередной смене, закончившей работу. Она знала, что ее немедленно арестуют, если узнают, но следом за ней в метро «Невский проспект» никто не вошел. Проехав одну остановку, Елена снова вышла на улицу и купила все необходимое для дороги, потом взяла такси до аэропорта «Пулково-1». Там она сняла косметику, переоделась и по американскому паспорту на имя Мелиссы Джонс взяла билет на ближайший рейс до Нью-Йорка с пересадкой во Франкфурте, в Германии. Она не доверяла никому, и перелет крайне ее утомил. Елена все время боялась, что на ее плечо вдруг ляжет чужая тяжелая рука. После приземления она взяла такси и попросила водителя несколько раз объехать терминалы аэропорта, чтобы удостовериться, что за ней не следят, а затем велела ему ехать в отель «Плаза» на Манхэттене.

Стоял чудесный весенний день, ярко светило солнце, город был полон звуками забивающего улицы транспорта и каких-то строительных машин, возводящих очередной небоскреб в квартале от «Башен Трампа». Добравшись, она без проблем сняла в отеле «Плаза» номер.

За последние годы Елена бывала на Манхэттене много раз, и он впечатлял ее гораздо больше Лондона, где ей нравилось только одно – красные двухэтажные автобусы. Нью-Йорк был крайне динамичным, постоянно растущим городом, сердце которого билось в своем особом ритме. Она посмотрела на Центральный парк, начинающийся прямо напротив отеля. Будь у нее время, она с удовольствием прогулялась бы по дорожкам зеленого центра Манхэттена, где симпатичные конные экипажи катали туристов, громко восхищающихся красотой этого места. Вестибюль отеля наполняла скрипичная музыка, доносившаяся из элегантной гостиной. Елена заплатила сорок шесть долларов наличными за день пребывания, отпустила подносчика багажа в униформе и вошла в свой номер, который располагался на четвертом этаже. Он был выдержан в светло-бежевых тонах и буквально очаровал ее. Она тут же повесила на дверь табличку «Не беспокоить» и заперла ее на ключ. Елена только сейчас поняла, насколько устала после перелетов. За все время ей удалось поспать едва ли пару часов.

Она открыла сумку и выложила на диван смену одежды: белую блузку и пару черных джинсов. После этого Елена приняла душ, вымыла голову и почувствовала себя значительно бодрее. Ее чудесные светлые локоны сейчас были мокрыми, а после того как она вытерла их полотенцем, превратились в сущий хаос. Утешало одно – бюстгальтер больше не оттягивали спрятанные там деньги.

Почти придя в себя, она вышла из ванной в белом купальном халате, который предоставлялся отелем, взяла пульт и включила телевизор. Попереключав множество каналов, она, наконец, наткнулась на новости Си-Эн-Эн. Выпуск вела коротко стриженная ведущая, программа которой, похоже, дошла уже до середины.

– Поиски Михаила Филиппова до сих пор не дали результата. Он разыскивается за убийство американского посла в России Уильяма Фармера и командующего Объединенными силами НАТО Анатоля Бон-нарда, – на экране появилось паспортное фото Алексея. – Если увидите этого человека, убедительная просьба связаться с ФБР или обратиться в ближайший полицейский участок, хотя, по имеющимся данным, на территории Соединенных Штатов преступника сейчас нет. В последний раз его видели в России, в Санкт-Петербурге. – На экране снова появилась ведущая, которая продолжала: – Кроме того, ему предъявлено обвинение в государственной измене, поскольку не исключено, что он и Алексей Иванов, агент СВР, российского аналога ЦРУ, одно и то же лицо. Любая поступающая информация будет достойно вознаграждена и сохранена в абсолютной тайне.

Елена выключила телевизор открыла окно, чтобы хоть немного подышать свежим воздухом, и взглянула на зеленое пространство Центрального парка. Вдалеке блеснуло небольшое озерцо, вокруг которого толпились группы ребятишек со своими нянями, любуясь плавающими в озерце утками. Она сделала пару глубоких вдохов, потом плюхнулась на кровать и попыталась расслабиться и хоть немного собраться с мыслями. Елена должна была связаться с генерал-лейтенантом Джошем Аткинсом, который, как она надеялась, им поможет, узнав обо всей истории с «Глоба-Линк». Кроме того, у нее был номер телефона Чета Форсайта. Он должен знать, что она уже здесь – во всяком случае, так сказал Алексей – на случай непредвиденных обстоятельств. Но пока все обстоятельства были исключительно непредвиденными, поскольку до открытия женевского совещания оставалось всего каких-то шестьдесят часов, а если они действительно хотели, чтобы весь мир узнал о «Глоба-Линк», то пресс-конференцию в Вашингтоне нужно было провести еще раньше.

Она взглянула на часы. 14.48, или 2.48 пополудни, как сказал бы американец. Ей пора было одеваться, ловить такси. Елена твердо запомнила все, что должна сделать. Уставившись в потолок, она вдруг поняла, что ее жизнь за последние сорок восемь часов изменилась настолько, что обратной дороги нет. Сейчас ей больше всего хотелось спокойно жить с Алексеем, завести ребенка и стать нормальной женой, которая отмечает с мужем семейные праздники и слышит детский смех. Но это был бы совсем другой мир. В этом мире у них с Алексеем не было семьи, не было детского смеха, их жизни постоянно подвергались опасности. Каждая секунда была дорога. Вот только усталое тело подвело, и, сама того не сознавая, Елена медленно закрыла глаза и заснула.

Глава 6 ВЫСШЕГО ПОРЯДКА?

День 9. 22.40

Алекс, одетый по-прежнему как русский православный священник, сидел на заднем кресле автобуса, мчащегося по отличному шоссе. Взмокшими от волнения руками он быстро листал маленький черный молитвенник, оказавшийся в конверте, где лежали также его паспорт и то самое письмо от церкви на русском и финском языках, которое крестная составила по просьбе Елены.

Он должен был оказаться на железнодорожной станции Вантаа в 23.00, но все это теперь могло рухнуть, поскольку они все-таки засекли его. Первый агент, одетый в штатское, сидел в передней части автобуса, неотрывно глядя в затылок второму, тому самому, который заметил Алекса на автовокзале.

Алекс притворялся, будто читает молитвенник, а сам тем временем лихорадочно пытался найти выход. Он понимал, что шансов у него практически нет, но, с другой стороны, он знал, кто его противники. А они не знали, что он это знает.

В наступающей темноте автобус мчался по шоссе, обрамленному лесом, и до Силтакийя, где несколько человек вышли, а несколько вошли, ничего не происходило. Мужчины, которые, как подозревал Алекс, следили за ним, по-прежнему неподвижно сидели на своих местах. Автобус тем временем снова набирал скорость. Следующей остановкой, как в микрофон объявил водитель, была Пихтаа. Проехали и этот городок, а потом и следующий – Тессйоке. И снова пассажиры входили и выходили, а автобус продолжал свой маршрут. Наконец впереди показалась небольшая река, за которой чуть севернее раскинулся Харсболе. Колеса прогремели по небольшому мосту, и автобус помчался дальше, к Порвоо. Там Алексу предстояло пересесть на поезд до Хельсинки и сойти на станции Вантаа, где его будет поджидать Лейф Крононсонн.

На станцию Порвоо автобус прибыл по расписанию. Отец Алексей Иванов подхватил свои атташе-кейс и сумку и вышел. Оба охотника двинулись следом за ним. Стараясь выглядеть как можно более безобидно, Алекс купил в кассе билет и вошел в вагон поезда, уже шипящего у перрона поезда. Агенты последовали за ним и уселись порознь, но неподалеку от него. Именно в этот момент, пока поезд еще поджидал других пассажиров, Алекс неожиданно встал и направился в заднюю часть вагона, пройдя мимо одного из преследователей, который внимательно на него посмотрел. Алексу показалось, что этот человек напряжен. Возможно, он боялся провалить задание. Как бы то ни было, Алекс решил использовать это обстоятельство себе на пользу.

Туалет оказался свободен. Алекс запер за собой дверь и некоторое время прислушивался к звукам шагов садящихся в вагон пассажиров. Потом он чуть приоткрыл дверь и увидел, что того самого человека, который смотрел на него, на месте уже не было. Беглец быстро выскользнул из туалета и направился в тамбур, соединяющий два соседних вагона, то и дело извиняясь перед пассажирами, продолжающими входить в поезд. Дойдя до последнего ряда пустых кресел рядом с тамбуром, Алекс вдруг сел у окна, оглядел платформу и увидел одного из агентов, бегающего взад-вперед. Он даже подбежал к ожидающему кого-то священнику, внимательно его осмотрел и убедился, что это совсем не тот человек, который ему нужен. Сообразив, что преследуемый не выходил, агент снова поднялся в вагон. Все его поведение свидетельствовало о крайней тревоге, но потом, когда он увидел Алекса, преспокойно сидящего в кресле, на лице этого человека отразилось облегчение. Оказывается, его подопечный просто сменил место.

Пока поезд стоял, местный полицейский решил проверить пассажиров, внимательно приглядываясь ко всем мужчинам. Отец Иванов показал ему свой паспорт и письмо, в котором излагалась причина поездки. Полицейский кивнул, вернул Алексу бумаги и паспорт, после чего перешел к другому пассажиру. Во время проверки агенты разделились, один из них отправился к передним дверям, другой – к задним, потом они уселись в трех рядах позади Алекса. Наконец, к вящему облегчению Алекса, поезд тронулся.

Теперь или никогда.

Отец Иванов поднялся с кресла и сделал вид, что изучает дальнейший маршрут по висящей на стене схеме, а на самом деле смотрел в окно, за которым проплывали огоньки далеких домов. Так продолжалось несколько секунд, агенты внимательно смотрели на него. Тут он увидел проплывающий мимо окна указатель и сделал вид, что пытается его прочитать. Какой-то пассажир в это время направился к передним дверям и отвлек на секунду внимание агентов.

Пора!

С атташе-кейсом и сумкой Алекс направился в задний конец вагона, открыл дверь, шагнул в наполненный грохотом колес переход и оказался в соседнем вагоне. Закрыв за собой дверь, он побежал по проходу, снова в тамбур, и снова в следующий вагон, с трудом сохраняя равновесие в разогнавшемся поезде. Он оглянулся и увидел то, что и ожидал. За ним гнался один из агентов.

Алекс пробежал третий вагон, в котором было куда больше пассажиров, которые с любопытством смотрели на бегущего священника и подумывали, наверное, а не случилось ли чего в поезде. Алекс добежал до задней двери, на которой по-фински было написано «груз», а чуть ниже по-русски: «товарный». Он отодвинул дверь и ступил в полутемный вагон. Из громкоговорителя внезапно донеслось: «Керава!» – это было название следующей станции, за две остановки до Хельсинки. Поезд начал замедлять ход.

Алекс прошел в самую темную часть вагона, сел и стал ждать. Железнодорожник в форме открыл двери, вошел, а потом закрыл их у себя за спиной.

Вместо того чтобы направиться прямо к Алексу, он двинулся прямо к двери, на которой не было ручки, лишь замочная скважина. Железнодорожник отпер ее своим ключом и скрылся за ней, аккуратно заперев с другой стороны. Между тем состав, приближаясь к станции, все замедлял ход. Алекс тут же осмотрел дверь с замочной скважиной и понял, что он в западне, из которой не было выхода. Единственным источником света в вагоне была голая лампочка, болтающаяся на проводе. Алекс затаился за штабелем каких-то ящиков возле двери, полез в кобуру под рясой, вытащил «глок» и навернул на ствол глушитель, извлеченный из кармана.

Дверь с надписью «товарный», через которую Алекс попал в вагон, вдруг очень медленно открылась. Сначала появился ствол пистолета, и только потом сам человек. Алекс выстрелил, с негромким звуком пуля попала туда, куда он и хотел, – выбила пистолет из руки преследователя. С пальцев мужчины тут же закапала кровь. Алекс выскочил из-за ящиков, сшиб незнакомца с ног и придавил его коленом к полу. Теперь ствол с глушителем был прижат к виску противника.

– Вы говорите по-русски?

– Да!

– Какие вам были даны указания?

– Следить за вами! Только не стреляйте! Я всего лишь железнодорожный детектив.

– Кто?

– Железнодорожный детектив. Нам с напарником приказали следить за вами!

– Кто приказал?

– Интерпол.

– А сами вы, значит, не из Интерпола?

– Нет, у них вечно не хватает людей, поэтому попросили проследить за вами меня и моего напарника. Интерпол следит за всеми лицами мужского пола, прибывающими морем и по железной дороге. На станции вас видели входящим в мужской туалет в деловом костюме, а потом оттуда вышел уже священник. Бизнесмена так и не обнаружили, поэтому попросили нас проследить за священником. Мы должны позвонить им и сообщить, куда вы направляетесь!

Ни секунды не раздумывая, Алекс со всей силы огрел детектива пистолетом по голове, и тот потерял сознание. Алекс быстро оттащил его за ящики и сам затаился там же, услышав, что кто-то идет. Это возвратился тот самый железнодорожник в форме. Он открыл дверь с надписью «товарный» и скрылся за ней.

– Керава! – объявил громкоговоритель, и состав начал тормозить. Следующая станция была уже Вантаа, стоянка там недолгая, но и этого времени вполне хватит для ареста. Ведь детектив, напарник которого временно безопасен, уже все, конечно же, доложил куда следует. Оставаться здесь означало самому себя запереть в клетке. Нужно было покинуть поезд прямо сейчас, не доехав до станции.

Алекс заметил стоп-кран, рванул его на себя, тут же подскочил к двери с надписью и перебежал в следующий вагон. Он промчался по проходу как человек, у которого вдруг возникло неотложное дело, то и дело извиняясь, если задевал других пассажиров. Нужно было покинуть поезд до того, как будет обнаружено бесчувственное тело железнодорожного детектива. Он добежал до выхода и, покрепче прижав к себе атташе-кейс и сумку, спрыгнул с поезда, который замедлял ход. Состав со скрежетом полз вперед еще с полминуты, и только после этого остановился. Тем временем Алекс огляделся и бросился в темноту.

По крайней мере, он был жив, зато оказался во многих километрах от станции Вантаа, где Лейф Крононсонн, который должен был передать ему билет на самолет, ждал пароля «Анастасия».

* * *

День 9. 21.40. Германия

Шометт понял, что его накачали наркотиками, поскольку не было иного способа затащить его сюда. Когда прошло действие той дряни, которую вкололи ему люди Румянцева, он обнаружил, что находится в тюремной камере, вместе с другими заключенными, спящими на койках. Надо же, Румянцев убил свою личную секретаршу. Рене постарался поскорее выбросить эту мысль из головы и обдумать свои перспективы.

Он прикинул, что сейчас где-то около полуночи.

Звуки типично военной активности, доносящиеся снаружи, показались ему довольно странными. Будь у него возможность встать с койки, подойти к зарешеченному окну и оглядеться, Рене получил бы куда лучшую возможность строить догадки. Но руки были пристегнуты к койке, поэтому подняться он не мог.

В себя он пришел от громких выстрелов. Били большие пушки – такие, которые используются на поле боя во время войны. При каждом залпе темную камеру на секунду освещали яркие вспышки. Войну пока никто не объявлял, и было совершенно очевидно, что огонь ведется по мишеням. Интересно, где же это он находится?

– Вы пришли в себя, – по-английски констатировал человек, лежащий на соседней койке. – Я уж думал, вы вообще никогда не очухаетесь.

Рене повернул голову. Это говорил чернокожий парень лет двадцати с небольшим. Он был одет в серую тюремную робу и тоже пристегнут к койке. Рене быстро окинул взглядом помещение. В камере находилось около тридцати коек, на которых лежали люди примерно того же возраста – некоторые белые, некоторые темнокожие, некоторые латиноамериканцы. Все заключенные на данный момент крепко спали, несмотря на грохот.

– Кто вы? – негромко по-английски спросил Рене.

– Джеймс Браун, Военно-морской флот США. Меня, как и всех остальных, привезли сюда из тюряги. Мы отбывали срок за самоволку. Военная полиция нас всех отправила сюда.

– Значит, говорите, вы с флота?

– Вы находитесь на военно-морской базе НАТО. А находится она в Германии, в Ростоке, и проводят здесь учебные стрельбы. Знаете, дружище, у них какие-то серьезные планы, причем все держится в строжайшем секрете. Никто из нас понятия не имеет о том, что здесь делается, но они очень тщательно готовятся к чему-то, что должно произойти очень скоро. Может, даже в ближайшие несколько дней.

Росток. Балтийское побережье Германии, сообразил Рене.

– У вас вроде французский акцент, да? Так какого же черта вы здесь забыли? Вроде бы это не ваши игры, – заметил парень.

– Кое-кто решил, что я представляю опасность для того самого предприятия, о котором и вы говорите.

– Я знаю только то, что военные что-то замышляют, больше ничего никому не известно. Вы послушайте этот грохот, приятель. Они очень серьезно настроены провернуть что-то крупное, но сейчас ведь мирное время, так что я просто ничего не понимаю. Впрочем, как и остальные ребята.

– А как по-вашему, что они собираются делать с вами и всеми этими людьми?

– Хотят использовать нас, когда придет время. Но как и для чего именно, мне неизвестно. Единственное, что я понял, так это то, что они готовятся к какой-то войне. Может, к очередной сваре в Персидском заливе. Там ведь после Ирака постоянно что-то происходит. Хотя, кто знает.

Батарея крупнокалиберных орудий произвела очередной залп, ярко осветив на несколько мгновений ночное небо и тюремную камеру. Здание вздрогнуло.

– И долго это продолжается? – спросил Шометт.

– Да уже с неделю будет. По крайней мере, столько я здесь проторчал, да и ребята тоже. Во всем этом вообще нет никакой логики, но кто, черт возьми, запретит мне шевелить мозгами? В один прекрасный вечер я обкурился травки и не вернулся на базу. За самоволку меня заперли. Я уж думал, тем все и обойдется. Когда выкликнули мою фамилию, я вообще решил, что вот и отпускают, но вместо этого меня вместе с остальными парнями отправили сюда. И я до сих пор понятия не имею, за каким дьяволом.

Дала залп другая батарея тяжелых пушек, да такой мощный, что содрогнулись стены тюрьмы, явно сооруженной наспех.

– Цель поражена! – донесся откуда-то издалека голос, усиленный громкоговорителем. – Молодцы.

Тут же послышались радостные крики военных, они радовались как дети, выигравшие чемпионат колледжа по бейсболу. Шометт подумал, что все это подобно какому-то бессмысленному кошмару, который можно увидеть в сюрреалистическом фильме. Но учитывая то, что ко всему этому имел отношение Румянцев, не верить в реальность происходящего было невозможно. Может, это имело какое-то отношение к совещанию в Женеве и к «Глоба-Линк»? Или всему причиной убийства, которые вешали на Алексея? Но что может быть общего у американских военных с «Глоба-Линк»?

– Кормят нас здесь впроголодь, к тому же, видимо, подмешивают какую-то наркоту, потому что ни у кого из нас совершенно не осталось сил. Настоящая куча зомби. Похоже, они не хотят допустить, чтобы кто-нибудь из нас сбежал. Понимаете, это вроде какого-то концлагеря. Не исключено, что здесь и не одна такая тюрьма, но нам все равно ни хрена этого не узнать.

– А сами-то вы как думаете, что за тема? – спросил Рене, на всякий случай использовав американское жаргонное выражение.

– Ну, я уже говорил, похоже, они готовятся к нападению какого-то противника или к чему-то вроде того. В принципе, все это обходится налогоплательщикам в кругленькую сумму, а ведь, не считая этих гребаных террористов, мир уже долгие годы не воевал.

Раздался очередной залп больших пушек, осветивший ночное небо и встряхнувший здание.

– А сам-то ты врубаешься, приятель? – спросил Шометта Джеймс Браун. – Какого хрена здесь делают ребята из НАТО?

– Тут вы совершенно правы. Похоже, готовится нечто вроде тайной операции, о которой обычные люди ничего не знают.

Оба на некоторое время замолчали, в камере воцарилась тишина, и Шометт попытался обдумать все услышанное. Если подобное происходило в одной стране, входящей в НАТО, то вполне могло происходить и в прочих – возможно, даже по всему миру. Военные готовились явно к чему-то большому. А если так, то как он мог что-либо доказать, не узнав подробностей? И только потом можно было подумать и о том, как бежать отсюда, чтобы поведать это широкой общественности. Шестое чувство подсказывало Рене, что готовится какая-то тайная операция, и он должен обязательно выяснить ее суть и сообщить о ней миру. Но пока он, наряду с другими товарищами по несчастью, был заключенным в тайной немецкой тюрьме, и кто, если на то пошло, когда-нибудь узнает, что он здесь?

– Слушайте, а самолеты здесь летали? – спросил Рене, которому стало интересно, замешаны ли здесь ВВС.

– Да нет, ни разу не слышал.

– Но кто-то же должен хоть что-то знать. Кто вам каждый день приносит еду?

– Да какие-то моряки кормят три раза в день, но жратвы так мало, что впору протянуть ноги.

Шометт некоторое время помолчал.

– Надо отсюда выбираться, – наконец сказал он.

– Да, это вы верно говорите, – в голосе Брауна слышались саркастические нотки. – А еще нам должны доставлять письма из дома.

«Алексей должен отыскать меня, – решил Шометт. – Он ведь знает, что я исчез. Но как он сможет это сделать?»

* * *

День 9. 23.15. Финляндия

Он был благодарен судьбе за то, что наконец-то стемнело. Часы над входом на станцию Керава отщелкивали минуты, пока Алекс следил за тем, как поезд снова тронулся в направлении Вантаа, где он должен был встретиться с Лейфом Крононсонном.

Он нашел безлюдное место и теперь выжидал, а поезд тем временем медленно набирал ход. Алекс подумал, что второй детектив может найти своего напарника в бессознательном состоянии и на ходу выскочит из поезда, чтобы не упустить преследуемую жертву. Именно так и произошло. Этот человек выскочил из хвостового вагона с пистолетом наготове, пробежал несколько шагов и с трудом восстановил равновесие, едва не упав и не свернув себе шею.

Алекс, прятавшийся за небольшим строением возле автостоянки у вокзала, видел из своего укрытия, что его преследователь буквально в панике. Он быстро выпрямился и стал шарить глазами по платформе. Алекс пригнулся и бросился на автостоянку, где сошедшие с поезда пассажиры садились в машины.

Через мгновение стоянка опустела, шум поезда стих вдали, и неожиданно установилась полная тишина. Теперь платформу освещал только один фонарь, выхватывая из темноты ряд деревьев по периметру автостоянки. Небо становилось все темнее, и Алекс перебежал из одного укрытия в другое. Теперь он прижимался спиной к стене небольшого каменного строения, пистолет с глушителем был наготове, хотя он и надеялся обойтись без стрельбы, несмотря на то что его жизнь сейчас явно была в опасности.

В тишине вдруг прогремел выстрел, звук которого быстро растворился на обширном пространстве автостоянки. По щеке Алекса резанул кусочек отбитого пулей кирпича. Алекс упал на землю, откатился в сторону, вскочил и бросился прочь от освещенной фонарем станции. Еще три пули взбили фонтанчики земли возле его ног, когда он нырнул в заросли деревьев. Алекс тяжело дышал. Ему придется устроить этому киллеру ловушку, притворившись, будто он ранен. Алекс издал стон, достаточно громкий для того, чтобы преследователь его наверняка услышал. Шум поезда давно стих, агент, услышав в полной тишине стон жертвы, осторожно, но проворно стал красться к месту, где затаился Алекс.

Среди устилавшего землю гравия Алекс отыскал довольно большой камень. Он крепко сжал его в руке и стал ждать появления агента. Когда тот оказался где-то в метре, он размахнулся и швырнул свой снаряд в правую сторону от него. Когда камень стукнулся о землю, преследователь мгновенно развернулся и несколько раз пальнул на звук. Тем временем Алекс дважды выстрелил ему по бедрам, и тот грузно осел на землю. Алекс подбежал к преследователю, пистолет которого теперь валялся совсем рядом, а его владелец был без сознания. Он ухватил за воротник своего несостоявшегося убийцу и оттащил его в кусты. Потом замер, прислушиваясь, не раздадутся ли какие-нибудь звуки, но кругом стояла тишина. Решать надо было быстро. Сколько отсюда до станции Вантаа? Во всяком случае, меньше сорока пяти минут езды – это он понял из увиденной в поезде схемы маршрута. Ему надо было срочно связаться человеком, ожидавшим его на той станции, но как это сделать?

Он вернулся на платформу и увидел невдалеке какую-то освещенную станционную постройку, похожую на невысокую башню. Алекс побежал туда прямо по путям, на бегу прикидывая, на кого же он похож после всех передряг, только что пережитых. Но, быстро окинув себя взглядом, понял, что, в общем-то, все еще выглядит как священник.

Наконец, добежав до башни, он увидел, что металлическая дверь наверху заперта. Взлетев по железной лестнице, Алекс заколотил в створку двери. Через стеклянное окошечко были видны двое мужчин, занятых своей аппаратурой и несколькими мониторами, наверное, выдающими свежую информацию. Один из операторов, услышав стук в дверь, обернулся и нажал какую-то кнопку. Включилось переговорное устройство. Говорил оператор по-фински.

– Вы говорите по-русски? – крикнул Алекс, стоящий за массивной дверью.

– Да. Что вам нужно?

– Я приехал из Санкт-Петербурга. Я священник, – из-за двери прокричал Алекс. – На станции Вантаа меня ждет человек, а я по ошибке сошел здесь. Я – паломник, и мне нужно срочно связаться с этим человеком.

– В двух кварталах к северу отсюда есть церковь, – последовал гнусавый ответ по-русски. – Оглянитесь и увидите ее. Там наверняка есть телефон.

Алекс обернулся и увидел церковный шпиль. Он бросился вниз по ступенькам и побежал к церкви, крепко сжимая ручки атташе-кейса и сумки. Пробежав две улицы и обливаясь потом, он, наконец, оказался перед дверью, на которой было укреплено распятие, и громко постучал. Дверь открыл худой, почти лысый священник, обратившийся к гостю по-фински.

– Вы говорите по-русски? – для Алекса этот вопрос уже стал привычным.

– Да, мой отец был русским. Входите же, входите. Что я могу для вас сделать?

Алекс вошел и оказался в жилой комнате – главный вход в церковь находился с другой стороны здания.

– Простите, что побеспокоил, но мне срочно нужна помощь, – продолжал Алекс и рассказал настоящему священнику то же самое, что и оператору на башне.

– Думаю, легко смогу вам помочь, брат мой. Как зовут человека, который должен встретить вас?

– Лейф Крононсонн. Он ждет меня на станции Вантаа – я должен был сойти с поезда там. Я был бы вам очень благодарен, если бы вы сообщили ему, что я здесь.

– Значит, говорите, Крононсонн? У меня есть телефон. Сейчас позвоню на станцию и узнаю, там ли он. Он тоже священник?

– Нет. Но мне просто необходимо увидеться с ним.

– Тогда подождите минуточку, а я пока свяжусь со станцией, – сказал священник. – Может, хотите бокал вина?

– Нет, благодарю вас.

– Значит, говорите, Вантаа?

– Да. И, пожалуйста, скажите тому, кто вам ответит, что я жду господина Крононсонна здесь, а еще передайте ему слово «Анастасия». Это самое главное.

– Значит, говорите, «Анастасия»?

Привычка худого священника сначала повторять все услышанное уже начинала доставать Алекса, но он держал себя в руках.

– Да, «Анастасия».

– Тогда я сейчас вернусь.

Пожилой священник вышел из комнаты, а Алекс тем временем уселся на небольшой диванчик. Это была первая возможность отдохнуть, он был очень этому рад и тут же задремал. Ему казалось, что прошла целая вечность до того момента, когда вернулся священник и сказал:

– Да, господин Крононсонн ждал вас на станции Вантаа. Ваш знакомый на машине, он передал, что заедет сюда за вами минут через тридцать пять. Так вы точно не хотите выпить со мной по бокальчику вина?

– Большое спасибо, но нет, – вежливо улыбнулся Алекс.

Беглеца никак не покидало ощущение, что в любой момент, из любого угла может выскочить кто-то с намерением его убить. Кроме того, он не должен был забывать и об Алексее Иванове, запас питания которого иссякнет через сорок девять часов, а потом он начнет голодать.

А ведь Алексу еще предстояло слетать в Америку.

* * *

День 9. 5.30, восточное поясное время

Елену разбудил громкий телефонный звонок, она приподнялась, потом села и какое-то время не могла прийти в себя. Подобная утрата контроля над собой страшно разозлила ее, но злость тут же прошла, стоило телефону зазвонить во второй раз. Стряхнув остатки сна, она сняла трубку:

– Алло?

– Это миссис Джонс?

– Да, это я.

– Вас беспокоит администратор отеля, – сообщил мужской голос. – Хотелось бы узнать, довольны ли вы обслуживанием.

– Да, вполне. Благодарю вас.

И тут ее собеседник сказал вдруг:

– Мы искали вас, миссис Иванова. Просто боялись, что по пути из аэропорта в отель что-то произошло.

По спине у нее пробежал холодок.

– А кто это говорит?

– Человек, желающий вам помочь. Мы целых сорок пять минут пытались найти вас и вот только что обнаружили. Позже вы убедитесь, что мы с вами – одна команда. Я сейчас поднимусь к вам и постучу сначала один раз, потом – два, потом – три.

Говоривший оборвал связь.

Она прикинула, что звонившему человеку потребуется секунд тридцать, чтобы дойти из вестибюля до лифта, еще двадцать секунд он простоит в лифте, который поджидает других пассажиров, еще секунд тридцать уйдет на посадку и высадку пассажиров, еще пятнадцать – на то, чтобы оказаться на ее этаже, еще двадцать – на поиски ее двери. Таким образом, у нее в распоряжении оставалось не более двух минут. Нужно было собраться, одеться и бежать отсюда прочь. За многие годы Елене приходилось проделывать это множество раз, поэтому она не стала тратить время попусту.

Через девяносто секунд, уже с чемоданом в руке, она приоткрыла дверь и оглядела пустой коридор. Потом вышла, закрыла за собой дверь и бросилась к лестнице. Уже спустившись на следующую площадку, она услышала, как кто-то вышел из лифта на ее этаже. Елена понимала, что этих людей должно быть несколько, и лестница, выходящая в вестибюль, наверняка тоже перекрыта. На следующей площадке она вернулась в коридор и увидела широко открытые двери лифта, куда тут же и нырнула. Лифт был полон людей, она едва втиснулась в кабину. Сердце бешено колотилось, тем не менее она пыталась понять, что же произошло. Возможно, они отследили всех прилетевших из России женщин, путешествующих в одиночку, и вели их непосредственно до отелей. Задача была не из легких, но она понимала, что эти люди не остановятся ни перед чем.

Когда на первом этаже двери лифта открылись, воздух снова наполнила скрипичная музыка. Елена как ни в чем не бывало прошла к выходу из отеля, ведущему к южной стороне Центрального парка, радуясь, что послушалась Алексея и заранее оплатила все счета. Она попыталась засечь исподволь наблюдающие за ней глаза, но ничего подозрительного не заметила. Оказавшись на улице, она сказала швейцару в униформе, что ей нужно такси, и тот тут же жестом подозвал первую из длинной очереди машин, поджидающих клиентов. Она дала швейцару доллар на чай и нырнула на заднее сиденье.

– Угол Риверсайд-драйв и Западной 75-й улицы.

Через тридцать минут такси высадило ее в нужном месте. Держа в руке свой небольшой чемоданчик, Елена дождалась, пока машина не отъехала и не исчезла в потоке уличного транспорта. Стоя здесь, она на мгновение почувствовала себя в безопасности и взглянула на здание на углу, богато отделанное, населенное бизнесменами, художниками и студентами из преуспевающих семей, где Алексей жил после 11 сентября. Елена бывала тут, но в последний раз с полгода назад.

Она внимательно оглядела всех прохожих, но люди на тихой улице казались совершенно обычными. Здесь были в основном няни с колясками, выгуливающие своих подопечных в это время дня. Излюбленным местом для прогулок был Риверсайд-парк, раскинувшийся по другую сторону улицы и выходящий на Гудзон и Нью-Джерси. Елена отперла своим ключом входную дверь, окованную железом, и прошла в вестибюль. Она не могла доверять даже собственным ощущениям, во всяком случае, не при нынешних обстоятельствах, поскольку понимала, что «Глоба-Линк» пойдет на самые неожиданные шаги, чтобы захватить ее. И тогда о ней больше никто никогда ничего не услышит. Сознавая это, она тщательно обследовала все закоулки вестибюля.

В отеле «Невский Палас» Алексей сказал ей, что здесь появляться будет опасно, но иного выбора просто не было. Направляясь к лифту, который уже стоял внизу, прислушиваясь к стуку собственных каблуков по голому полу, живо вспоминая тот их разговор, она нажала кнопку своего этажа и тут вспомнила, насколько медлителен этот старый механизм. Он долго полз по шахте и, наконец, остановился на третьем этаже. Она прислушалась, но все было тихо, и Елена на цыпочках подкралась к дверям их квартиры, к которой была прикреплена записка от соседки: «Пожалуйста, постучите ко мне. Я получила за вас посылку. Сара Дженнингс».

Слава тебе, Господи, подумала она, совершенно не желая заходить в квартиру Алексея, поскольку там могла быть поставлена прослушка или даже вообще подготовлена засада. Тот факт, что владельцем квартиры являлся Алексей, ни для кого не был секретом, как и то, что он пользуется ею, когда дела приводят его сюда. Поэтому войти и угодить в ловушку было бы самой большой глупостью с ее стороны. Загонщики уже знали, что она на Манхэттене, знали, что она остановилась в отеле «Плаза», – ведь выследили же они ее от аэропорта. Оставаясь на месте или перемещаясь, она все равно постоянно была мишенью безжалостных людей, которые не остановятся ни перед чем. Учитывая то, что Юсуфов наверняка предупредил о необходимости ее задержания все здешние правительственные службы, шансы на успешное завершение миссии были примерно пятьдесят на пятьдесят, а такой расклад ее никак не устраивал.

В тишине лестничной площадки она тихонько подобралась к дверям соседки слева и негромко постучала, предпочитая не пользоваться звонком. Будь же дома! Ну, пожалуйста, будь дома!

– Кто там? – послышался из-за двери женский голос.

– Это я, – вполголоса ответила Елена, – ваша соседка. Увидела на двери записку насчет посылки.

Сначала она была внимательно осмотрена через дверной глазок, потом послышались щелчки нескольких отпираемых замков, дверь открылась, и на пороге возникла Сара Дженнингс, на лице которой отражалось явное удивление. Это была добродушного вида женщина лет шестидесяти с чем-то. Ее муж умер пять лет назад от сердечного приступа, и с тех пор она жила одна. Наконец удивление на ее лице сменилось широкой улыбкой.

– Боже мой! Елена! Это сколько же мы не виделись? С полгода?

– Да, где-то около того, – как можно приветливее ответила Елена. – Как поживаете, Сара?

– Прошу вас, входите же! Главное, не обращайте внимания на беспорядок. Я уже три дня не убиралась, спина ноет – сил нет.

Елена вошла, совершенно не собираясь обращать внимание на то, что творится в квартире, поставила чемоданчик на пол, а миссис Дженнингс тем временем закрыла дверь и по привычке снова ее заперла.

– Вот уж никак не думала вас увидеть, – заметила соседка. – Полагала, что за посылкой явится Алексей. Я его видела здесь пять или шесть дней назад, что-то вроде того. Он с вами?

– Нет, он в отъезде по делам.

– Ах да, у него же эта экспортно-импортная компания. Да-да, помню. Все время мотается по свету. Наверное, интересно видеть разные страны.

– А когда доставили посылку? – спросила Елена, переходя к делу.

– Кажется, позавчера. Может, выпьете чашечку кофе? Или предпочитаете чай? Я знаю, все русские очень любят чай.

– Нет, спасибо, ничего не нужно.

– А посылочка вот она, лежит себе на столе, – соседка подошла к небольшому столику, стоящему у стены прихожей, на котором красовалась цветочная ваза, и взяла лежащий рядом с ней пакет. – А выглядите вы как всегда очаровательно. Последний раз, когда мы виделись, вы, кажется, собирались на балет в Линкольн-центр. Что же это было? – попыталась припомнить она.

– «Жизель».

– Да, точно! А до этого мы встречались всего три раза.

– Хорошая у вас память, – вежливо заметила Елена. Все ее внимание сейчас было сосредоточено на пакете, а не на поддержании светской беседы.

Миссис Дженнингс вручила ей посылку.

– Вот, возьмите, милая. Ничего, что я получила ее за вас?

– Наоборот, я крайне вам благодарна. Скажите, а в последнее время никто не заходил и не спрашивал Алексея?

Соседка задумалась.

– Да нет, что-то не припомню. Здесь вообще очень тихо. Только иногда, как обычно, доставляют почту, и всякое такое. Скажите, вы долго пробудете в Нью-Йорке?

– Нет, я тут проездом. Заехала специально для того, чтобы забрать пакет. Как ваше семейство?

– Отлично, просто отлично. Троим внукам уже пять, четыре и два года, растут, как на дрожжах. А вы-то когда собираетесь обзаводиться потомством?

– Надеюсь, скоро.

– А то сами понимаете – возраст. Смотрите, не упустите время. Нынешнее поколение совсем не думает о таких вещах. Все у них карьера да карьера, а о семье и речи нет. Стыд и позор, что отношение к семье настолько изменилось.

Сара снова улыбнулась.

– Обязательно передам ваши слова Алексею, когда увидимся. Я уверена, он будет полностью с вами согласен.

– Ваш муж такой хороший человек, он прекрасно одевается и любит искусство. Обязательно передавайте ему от меня привет.

– Непременно. Извините, но мне действительно пора. Можно попросить вас об одолжении?

– Да, конечно!

– Если кто-нибудь будет спрашивать, не говорите, что я здесь была. Это что-то вроде игры, мы разыгрываем друзей.

– А-а, значит, хотите удивить их, да?

– Вот именно.

Соседка отперла дверь.

– Долго здесь пробудете?

– Нет, нас ждут знакомые в Бостоне, – тут же придумала Елена. – Мы с Алексеем там как раз и встретимся сегодня вечером.

– Что ж, тогда желаю приятного путешествия. И смотрите, не забудьте передать супругу привет.

– Само собой, передам, и еще раз спасибо вам, миссис Дженнингс.

– Сара. Зовите меня просто Сара.

Так и не зайдя в квартиру, Елена с посылкой в чемодане вышла на улицу и стала ловить такси. Теперь, когда диск был у нее, она должна была найти в Вашингтоне генерал-лейтенанта Джоша Аткинса, а время между тем неумолимо уходило. «Интересно, – подумала она, – удалось ли Алексею добраться до Финляндии, и встретился ли он с крестной. Если да, то все ли шло так, как было запланировано? Успел ли он на поезд?» В голове одновременно крутилось множество мыслей, но ей надо было сконцентрироваться на своих задачах. А для того чтобы их выполнить, надо оставаться на свободе.

В этот солнечный день такси на улице что-то не было видно. Выискивая взглядом ярко-желтую машину, она не заметила черный «седан», который вылетел из-за поворота, пронесся по улице и неожиданно с визгом затормозил в двух сотнях метров от нее. Она подумала, что это, возможно, какая-то авария, и взглянула в ту сторону. Задняя дверь распахнулась, из машины выбрался армейский офицер, остановился на тротуаре и уставился на Елену.

Она бросилась бежать.

Глава 7 УЗЕЛ ЗАТЯГИВАЕТСЯ

День 9. 00.15

Сейф Крононсонн не стал дожидаться поезда на станции Вантаа, поскольку звонок со станции Керава поступил раньше. Он вернулся к своему «вольво», оставленному на стоянке, сел за руль и поехал в Керава. Что-то заставило отца Алексея Иванова сойти с поезда не на той станции, и неизвестно еще, не подвергался ли он опасности. Часы на приборной панели показывали 00.15, когда вдали, наконец, показались немногочисленные огоньки, все еще горящие на станции Керава.

Лейф Крононсонн был поджарый человек шестидесяти пяти лет с неплохо сохранившейся светлой шевелюрой и простым невыразительным лицом, украшенным ярко-голубыми глазами. Сейчас он время от времени занимался финансированием сделок по недвижимости, а изначально являлся агентом КГБ, работающим под прикрытием в Париже. Он и его русская жена Лидия Драмриева жили там недалеко от русского посольства. Откровенно говоря, Крононсонн являлся двойным агентом, который работал еще и на Францию. В качестве связного, обеспечивающего контакты со вторыми хозяевами, ему был выделен сотрудник по кличке Дуга, он же Рене Шометт.

Жена Крононсонна Лидия время от времени втайне от мужа отправляла своей подруге Лине Лесиной дорогие шубы с дипломатическим багажом. Лина продавала их за доллары и, действительно, прежде чем ее поймали, накопила немалую сумму. Когда эта история была раскрыта, Лидию отправили в Москву, где она неожиданно исчезла. В КГБ утверждали, будто она впала в депрессию и покончила с собой. Лейф, при содействии Шометта, от подозрений был очищен, вскоре после этого пала Берлинская стена, а следом за ней – и сама контора глубинного бурения. После распада СССР Крононсонн заявил, что уходит на пенсию, вернулся в родную Финляндию, чтобы возиться с внуками. Чего он не сказал, так это того, что французская «Сюрте» время от времени продолжала привлекать его к своим тайным операциям.

Именно по этой причине он и пошел навстречу Рене, согласившись помочь его другу бежать из России и посадить его на рейс «KLM» до Америки. «Элементарное задание», – думал Крононсонн, следя за дорогой. Добравшись до Керава, он притормозил и огляделся. В это время на улицах было темно и пусто. Железнодорожная станция находилась невдалеке. Там тоже было пустынно, лишь какой-то человек одиноко сидел на скамейке.

Пока Алекс в обличье отца Иванова ждал помощи, он вытащил досье Раймонда Брукманна, председателя совета директоров фирмы «Макроникс», американского электронного гиганта, и стал его читать.

Раймонд Брукманн родился в семье Хильды и Максвелла Брукманнов в самый разгар Великой Депрессии, 5 ноября 1935 года в городе Лэнсинг, штат Мичиган. Он был средним из трех сыновей. Родители Раймонда эмигрировали в Америку из Дюссельдорфа в 1928 году. Семья владела небольшим предприятием по производству электромоторов, в то время это дело находилось еще в зародыше. Бизнес шел достаточно благополучно, поэтому Максвелл Брукманн имел возможность вложить деньги в бурно развивающуюся автомобильную промышленность и переоборудовал старенький заводик, выпускающий непонятно что, под производство автомобильных двигателей.

После получения контракта с компанией Форда семейный бизнес стал быстро развиваться, и когда грянула Вторая мировая война, правительственные контракты на производство военного оборудования буквально в одночасье сделали владельцев предприятия богатыми людьми, поскольку объемы производства сразу увеличились в десятки раз. Когда в 1945-м осела военная пыль, у Максвелла Брукманна было десять тысяч рабочих и завод, в пятьдесят раз превосходящий по масштабам первоначальное производство. Брукманны стали одним из самых богатых семейств в Лэнсинге.

Раймонд, бывший тогда еще подростком, посещал частные школы, а затем поступил в Калифорнийский технологический институт, который и закончил с отличием. Надвигался электронный век, и, получив диплом инженера, он стал работать в семейном бизнесе. С рождением компьютеров Раймонд Брукманн запрыгнул в новый бизнес обеими ногами. Разглядев потенциал новой техники, он со временем начал получать правительственные контракты. Это случилось после того, как одну из производственных линий он перестроил для производства компьютерных чипов.

Дела особенно пошли в гору с началом космической эры, когда мир навсегда изменился. К тому времени Брукманн-старший уже умер от сердечного приступа, и Раймонд стал главой предприятия. Он организовал новую фирму, названную «Макроникс», и началась гонка за настоящим состоянием. К началу семидесятых он был уже мультимиллиардером, напрямую связанным с президентом Ричардом Никсоном, а также с самыми выдающимися семьями Америки, занятыми в банковском бизнесе и авиастроении. При разработке «Шаттла» конструкторы неоднократно советовались с ним, а вложения в иностранные компании со временем сделали его одним из богатейших людей в мире.

Раймонд Брукманн известен своей безжалостностью в делах, он активно скупает отечественные и иностранные компании, которые могли бы с ним конкурировать. Известно, что ему доводилось подкупать губернаторов и сенаторов, а на Капитолийском холме у него очень сильное лобби. К пятидесяти годам он уже был женат на Мелиссе Форд, праправнучке двоюродного брата Генри Форда, и имел двух сыновей, которые учились в Йельском университете, собираясь заняться политикой. Супружеская верность не являлась отличительной чертой Брукманна. У него были любовницы в Детройте, Бостоне и Нью-Йорке. Ходили слухи, будто у него имеется незаконнорожденный сын. С целью обеспечить будущее парня, он открыл счет на его имя.

Но новости все же просочились в прессу, жена Брукманна очень переживала, вскоре сошла с ума и была помещена в частную лечебницу, где и провела последние пятнадцать лет. К тому времени мать Раймонда умерла, и он стал единоличным владыкой своего финансового королевства. К этому времени он переместил все органы управления своей империей в Калвер-сити, в Калифорнию, поддерживая теснейшие связи с политиками и бизнесменами Силиконовой Долины.

Президент Рональд Рейган уже начал протаскивать свою концепцию «звездных войн», или Стратегическую оборонную инициативу, а во времена правления Клинтона России волей-неволей пришлось признать ядерное превосходство Америки, заручившись обещанием о будущем приеме в НАТО, куда ее и так уже приглашали в качестве наблюдателя. Нынешний президент Чарльз Патрик Макферсон, избранный на первый срок шесть лет назад, воскресил программу СОИ именно при негласной активной поддержке Раймонда Брукманна.

«Макроникс Индастриз» к настоящему времени превратилась в обширную империю, участвующую в программе создания Международной космической станции и в подготовке полетов на Марс. Щедро вкладывается она и в создание «Хаббла». Именно Раймонд Брукманн пытался организовать слияние «Дженерал Электрик», IВМ и «Майкрософт», но это у него не получилось. К настоящему времени мировые средства массовой информации не располагают сведениями о его участии в закулисных политических махинациях.

Человек встал со скамейки, заметив, как Крононсонн дважды мигнул фарами, медленно заехал на стоянку и нашел ближайшее к станции место. В темноте он почти не мог различить черты лица незнакомца с атташе-кейсом в одной руке и сумкой в другой, но по мере того как человек входил в полукруг, очерченный светом фар, стало ясно, что к машине направляется русский священник.

Боковые окна машины Крононсонна были заранее опущены, поскольку ночь выдалась теплая. Он сумел разглядеть, что священник высок, крепкого телосложения, носит бороду и очки. Лейф следил за тем, как отец Иванов подходит к пассажирской двери машины, останавливается и заглядывает внутрь, чтобы они имели возможность ясно рассмотреть друг друга.

Алекс взглянул на невыразительное лицо человека, сидящего за рулем, и сказал:

– Рене Шометт говорил, что я должен упомянуть его имя.

– А еще что? – спросил Крононсонн.

– Анастасия.

Алекс почувствовал, что глаза незнакомца буквально ощупывают его.

– Ваш паспорт, – распорядился водитель.

Алекс показал ему американский паспорт, переданный крестной Елены. Крононсонн быстро просмотрел его и вернул.

– Садитесь.

Алекс страшно устал от всех недавних бегов по Санкт-Петербургу, ухода от милиции, морского перехода в Финляндию и, наконец, побега с поезда. Садясь в машину, бросая на заднее сиденье атташе-кейс и сумку и захлопывая за собой дверь, он чувствовал только одно – что ему страшно хочется спать. Крононсонн без лишних слов тут же тронул машину с места и выехал с тускло освещенной стоянки.

Этим двоим было о чем поговорить, но только не сейчас. Крононсонн понимал, что священнику есть что скрывать. Пусть дыхание отца Иванова сначала придет в норму, а уж потом они обсудят исчезновение Рене и еще многое другое.

Алекс слишком хорошо знал, что его ждет по прибытии в Лос-Анджелес. Раны на его груди и руке почти затянулись и больше не доставляли беспокойства. С этого момента он будет двигаться только вперед и вверх.

Это было начало конца его миссии.

* * *

День 9. 16.15, восточное поясное время

Елена была страшно голодна. Она сидела за столиком в «Забарз» – ресторане, специализирующемся на еврейской кухне, при большом универсальном магазине в верхней части Вест-Сайда. Она съела бублик с лососиной и сливочным сыром и выпила чашку горячего кофе. Ресторан был, как всегда, забит под завязку, и сейчас среди входящих и выходящих ньюйоркцев, в руках которых были мешки для покупок, она чувствовала себя в полной безопасности.

Когда Елене становилось не по себе, у нее неожиданно появлялся вдруг волчий голод, который непременно нужно было немедленно утолить. Именно в таком состоянии она перебежала через Западную 76-ю улицу, через Вест-Энд-авеню, затем свернула налево, на Бродвей, даже ни разу не оглянувшись, чтобы посмотреть, не преследует ли ее тот армейский офицер. Елена посмотрела назад только раз, когда шла по Западной 81-й улице. Теперь чемоданчик казался невыносимо тяжелым. Она немного успокоилась и поняла, что ей срочно нужно поесть.

Елена помнила, что в этой части Бродвея полным-полно всяких магазинов, магазинчиков и разнообразных ресторанчиков с национальной кухней.

Она кинулась в один из магазинов женской одежды и делала вид, будто выбирает покупку, до тех пор, пока не почувствовала себя в безопасности, убедившись, что никто не влетел следом за ней в торговый зал. Отдышавшись, она двинулась вперед по Бродвею, пока не дошла до ресторана «Забарз».

Елена доела свой багель, откинулась на спинку стула и принялась наслаждаться кофе. Дальнейшие действия, которые придется предпринять, ей были отлично известны. Допив кофе, она подхватила чемоданчик, вышла из ресторана, остановилась у лотка, купила телефонную карту, соскребла с нее PIN-код, а затем двинулась по Бродвею дальше на юг, к банку, расположенному напротив входа в метро на Западной 72-й, где Бродвей пересекался с Амстердам-авеню. Елена вошла в банк и прошла к телефону-автомату, поставила на пол между ног свой чемоданчик, затем набрала «800» – общедоступный бесплатный код Пентагона. Когда звонок, наконец, прошел, она набрала еще несколько номеров, с помощью которых можно было обойти вежливый автоответчик и выйти на живого оператора.

– С вами говорит мисс Эндрюс. Чем могу помочь?

– Мне необходимо поговорить с генерал-лейтенантом Джошуа Аткинсом.

– Сейчас соединю вас с его приемной. Одну секундочку.

В трубке послышались звуки Второго концерта Рахманинова. Она ждала, в то же время шаря взглядом по залу. Снизу послышался шум поезда метро.

– Офис генерала Аткинса, – сказал, наконец, женский голос.

– Генерала Джошуа Аткинса, пожалуйста.

– А кто его спрашивает?

– Его двоюродная сестра. Это личный звонок – ну, понимаете, семейное дело.

– Прошу прощения, мэм, но генерала сейчас нет. Может быть, передать ему что-нибудь?

– А Джош, вообще-то, все еще в Пентагоне? В прошлый раз я вроде бы связывалась с ним именно по этому номеру.

– Прошу прощения, но подобная информация не подлежит разглашению. Будьте добры, позвоните в Военно-кадровый центр на авиабазу Рэндолф в Сан-Антонио.

– Послушайте, я – его кузина. В нашей семье возникли непредвиденные обстоятельства. Было бы очень неблагоразумно с вашей стороны посылать меня по разным инстанциям. Вам известен характер генерала? Скажите мне вашу фамилию.

– Лейтенант Уэнтворт, его секретарь.

– Личный секретарь?

– Да, мэм.

– Настоятельно советую вам сообщить мне, в Пентагоне он или отправился в командировку, и где именно я могла бы его найти. В противном случае я вынуждена буду сообщить ему, что вы не позволили мне немедленно связаться с ним по неотложным семейным обстоятельствам. Речь идет о тяжелой болезни одного из наших родственников. Если вы готовы взять на себя такую ответственность, лейтенант Уэнтворт, я сейчас же вешаю трубку и попытаюсь использовать другие возможности. Кстати, вам должно быть известно значение слова «разжалование».

«Слава богу, она снова не заставляет меня слушать Рахманинова», – подумала Елена, когда в трубке на мгновение наступила тишина.

– В данный момент генерала нет в Вашингтоне. Последние три недели он находится на авиабазе «Эвардс» в Калифорнии. Возможно, вам удастся связаться с ним там.

– Тогда дайте мне, пожалуйста, его тамошний телефон, – едва ли не рявкнула раздраженная Елена.

Секретарша генерала Аткинса неохотно оттарабанила номер. Елена повесила трубку, снова огляделась – ничего особенного, люди входили в банк и выходили из него. Она сунула в аппарат телефонную карточку и набрала серию цифр. Ей ответил другой женский голос:

– Офис генерала Аткинса. Чем могу помочь?

– Будьте добры, генерала Аткинса.

– Как вас представить?

– Это его кузина, Елена. И прошу вас, не забудьте упомянуть мое имя, так и скажите, что звонит Елена.

– Секундочку.

На сей раз это оказался Моцарт, целых пятнадцать секунд Моцарта.

– Елена, это вы? – послышался в трубке знакомый голос старого летчика, ветерана Вьетнама.

– Слава богу, наконец-то я до вас добралась! Нам нужно увидеться, и чем скорее, тем лучше.

– Вчера мне звонил Чет Форсайт и сообщил, что вы на пути в Нью-Йорк. По словам Алексея, который с ним говорил, вы должны были прилететь из Финляндии. Поверьте, вас разыскивает половина моих людей. Так что происходит?

Слава богу, муж все-таки добрался до Финляндии! Так вот, значит, на кого работал тот офицер, который вышел из черной машины.

– Происходит такое, о чем я не могу говорить по телефону.

– Это что-то очень срочное?

– Именно так, и времени почти не осталось.

– Тогда, пожалуй, не стоит тратить слов понапрасну. Садитесь на первый же рейс до Лос-Анджелеса, а по прибытии перезвоните моей секретарше. Моя сестра живет в Санта-Монике, то есть минутах в двадцати от аэропорта. Будет лучше, если нас не увидят вместе в аэропорту, там слишком много любопытных глаз. На углу Монтана и Седьмой улицы есть кофейня «Старбак». Там мы с вами и встретимся за одним из наружных столиков. Я буду в цивильной одежде. В Лос-Анджелес вы прилетите примерно к двадцати одному ноль-ноль по местному времени, так что будьте в «Старбаке» через тридцать минут после этого. Кофейня закрывается в десять, после девяти посетителей уже не будет, и мы сможем спокойно поговорить. Я сейчас закончу кое-какие дела, а потом, часа через три, вылечу на вертолете. Вас все это устраивает?

– Вы просто чудо, – облегченно вздохнула она.

– Ладно, как бы то ни было, все это еще не конец света. Успокойтесь.

Елене хотелось сказать, что это и впрямь может стать концом света – по крайней мере, концом того мира, в котором они жили, но она предпочла промолчать.

– Ничего, я спокойна. Так приятно снова слышать ваш голос.

– А как там Алексей? Слышал, СВР одолжило его ЦРУ.

– Джош, это было целую жизнь назад. Когда встретимся, я обо всем расскажу вам подробнее.

– С вами все в порядке?…

– Ну, в основном. Это долгая история. Кстати говоря, у меня для вас есть подарок. Думаю, он вам понравится – разумеется, если вы вообще любите сюрпризы.

– Интересно, что же это?

– Диск с информацией.

– Что-что?

* * *

День 9. 16.45. Мексика

Гористый район Невадо де Толука к югу от Мехико почти ничем не отличался от подобных местностей в Асадабаде, у границы с Пакистаном, где Сайяф укрывался от американских марионеток, этой так называемой армии Северного альянса. Он помнил грохот, дым и взрывы «умных бомб», пробивавших своды пещер, в которых они укрывались, и погубивших столь многих членов его группы.

Северный альянс прорвал их оборону. Талибы и его собственные бойцы из «Аль-Каиды» вынуждены были отступать через горы. На такой высоте земля насквозь промерзла, и водителям приходилось вести машины по заранее размеченной дороге, чтобы не застрять. Он хорошо помнил небольшой лагерь противника, на который наткнулись его люди. Он был окружен невысокими укреплениями, между которыми во все стороны торчали стволы пулеметов. Здесь находилась всего одна рота бойцов. Сайяф подумал, может ли он по-прежнему доверять своим союзникам талибам, но решил пока не переживать на эту тему. Он вспомнил, как из блиндажа вышел командир батальона, дожевывая пищу, которую, наверное, сбрасывали сюда с самолетов. Сайяф под покровом темноты подкрался к нему, а тот, увидев его, округлил глаза от удивления.

– А ты еще кто такой? – невнятно спросил он, продолжая жевать.

– Аллах акбар! – воскликнул Сайяф, нажимая на спуск своего автомата.

Тут же разразился сущий ад. Небольшая победа принесла людям Сайяфа бронетранспортеры и семь грузовиков. Все остальное, что невозможно было унести, они сожгли, а в первую очередь разбили все радиостанции. Три дня спустя отряд пересек пакистанскую границу в Пешаваре. С тех пор прошло уже около двух лет. Таким было начало его долгого пути к Очищению, до которого осталось совсем недолго.

После того как они с пилотом коснулись земли ровно в два часа ночи по восточному времени, на автостоянке в западном районе Мехико его встретил обшарпанный «шеви». Пилот сообщил, что сейчас заправится и полетит обратно, а Сайяфу отныне предстоит продолжать миссию с помощью членов небольших ячеек «Аль-Каиды». Одна из них уже обеспечила его машиной с водителем. Все шло по графику, и первый этап поездки в здешние горы занял всего час с четвертью. После этого путники устроили привал. Было солнечно и сухо, почти как в Афганистане, отчего Сайяф чувствовал себя как дома. Вот только тортильи с рисом и бобами оказались такими острыми, что он едва не сжег себе нёбо. Да и чая здесь не пили, только кофе. Причем очень крепкий и горький.

Водителем оказался старик по имени Хосе, которому за прокат его «шеви» хорошо заплатили. Сайяфу выдали грязные белые штаны, не доходящие ему до лодыжек и кое-где дырявые от старости, и простую рубашку, которую следовало заправлять в эти самые штаны. Все это перетягивалось веревкой на поясе, а на ноги он нацепил стоптанные кроссовки. Широкополая соломенная шляпа прикрывала лицо от солнца, но его и так всю жизнь покрывал густой загар, и Сайяф внешне практически не отличался от мексиканцев, которые помогали их делу, пусть и не по идеологическим соображениям, а за деньги. А знание испанского языка оказалось очень кстати.

К сожалению, у здешних представителей «Аль-Каиды» не оказалось обещанного американского паспорта, который значительно бы все упростил. Ничего, когда придет время, Сайяф сам займется этой проблемой. Все равно без бороды на вид он был стопроцентным мексиканцем, а ничуть не мусульманином, и знал не только испанский, но и английский. Причем настолько хорошо, что мог даже убедительно имитировать мексиканский акцент. А документы раздобыть можно, это всего лишь вопрос времени, рассудил он, глядя на Хосе сквозь мерцающее пламя костра, на котором и была приготовлена эта острая пища.

– В принципе, жизнь здесь неплохая, – рассказывал ему Хосе по-испански, пока они ехали узкими горными дорогами. – Город близко, всегда можно раздобыть то, чего не хватает. Федералы нас сильно не достают.

– А где вы молитесь? – спросил Сайяф, когда они по ухабистой дороге огибали гору.

– Церкви у нас нет. Каждую неделю приезжает падре, проводит службы. К сожалению, и школы у нас тоже нет. Мы учим ребятишек воровать и возим в город девчонок, после того как им исполнится четырнадцать. Те достаточно зарабатывают, обслуживая денежных клиентов. В целом живем не так уж плохо и благодарим Господа нашего Иисуса Христа за его милость.

«Этим девкам у нас вкатили бы по тысяче ударов хлыстом», – подумал Сайяф, но смолчал, не желая спорить со стариком. Наблюдая за тем, как Хосе ремонтирует «шеви» перед следующим отрезком пути, он грыз тортилью и прихлебывал горький кофе. Дорога до американской границы займет большую часть дня, а когда он окажется в городе Нако, расположенном между Агуа-Приета и Ногалесом, прямо напротив американского города Бисби в Техасе, в небе уже будет светить полная луна.

Сейчас Сайяф уже не так часто вспоминал о тех временах, когда он изучал иностранные языки, а в мире было куда больше уважения к мусульманскому образу жизни. Теперь же мир стал просто отвратительным местом, недостойным продолжать существование в нынешнем виде. Его дети были мертвы, три жены тоже, погибли все близкие друзья, и его мало что привлекало в этом мире.

Кофе был настолько крепким, что Сайяф глотал его с большим трудом. Впрочем, кофеин только пойдет на пользу. Сотворив четвертый намаз и воздав хвалу Аллаху, который и сейчас с ним, он поспит, а потом ему предстоит долгий путь на север. По дороге он сможет попрактиковаться в английском с мексиканским акцентом.

Хосе как раз начал заводить машину, когда Сайяф выплеснул остатки напитка в придорожную пыль. На лице старика цвела зубастая улыбка, показывающая, что все в порядке. «Да, – подумал Сайяф. – Пока все в порядке. Но даже здесь, в горах, в такой дали от Техаса, люди обязательно скоро услышат удивительные новости. Сам Аллах испытывает меня».

«Скоро, – повторял он про себя. – Теперь уже совсем скоро».

* * *

День 10. 3.00

Христенко никогда не считал себя добрым самаритянином. За долгую жизнь он убил многих, поскольку был солдатом на нескольких необъявленных войнах, а на войне убивают, чтобы остаться в живых. Теперь же его мысли занимали вещи, которые никогда раньше в голову не приходили, и все только потому, что его собственная смерть была не за горами. Можно было только надеяться, что мир, оставленный им другим людям, будет лучшим, чем прежний, потому что он жил в нем и старался изменить его. Сама мысль о том, что его жизнь имела хоть какой-то смысл, была достаточной причиной для того, чтобы в душе генерала воцарилось спокойствие.

Однако он знал, что все пойдет прахом, если Алексей провалит задание. Объединившиеся корпорации стиснут мир в смертельных объятиях, и уже никто ничего с этим не сможет поделать. Поднимутся ли люди в единой последней революции, добиваясь свободы, или окажутся беспомощными агнцами, угодившими в жадные лапы сил, рвущихся сейчас к власти? Да разве у корпораций и так ее мало? Когда же настанет конец играм и без того невероятно могущественных людей, которые видят возможность подняться еще на ступеньку выше? Чего Христенко не мог понять, так это того, как в подобной игре могут участвовать государства. Сами народы ни в чем не повинны, но именно они станут жертвами злокачественной опухоли, которая медленно разъедает их страны до тех пор, пока не станет слишком поздно остановить ее, невзирая на все международные законы.

Даже тюремные охранники видели, что Христенко чувствует себя все хуже, и докладывали об этом Юсуфову, который сейчас смотрел на пленника через пустой стол в комнате для допросов. Полковник понимал, что у больного туберкулезом старика жизни остается в обрез, но нужно было выдать на-гора хоть что-нибудь стоящее, показывающее, как рьяно он выявляет врагов любимой Родины. Возможно, это его последний шанс получить генеральские звезды на погоны. Но они светят только после доклада президенту Лаврову о том, что он раскрыл дело. А ведь до встречи в Женеве остается менее двух суток. Юсуфов ежедневно получал отчеты от охранников и медиков, наблюдавших за Христенко, и считал, что для получения признания время еще есть.

Он смотрел, как Геннадия Игоревича бьет очередной приступ кашля, после которого старик отхаркнул еще больше мокроты. Лицо его посерело, серая тюремная одежда была измазана засохшей кровью и мокротой, плоть висела на костях, как пиджак на вешалке. Но у Юсуфова не было времени на телячьи нежности. У него было задание, которое следовало выполнить, и возложенная на него ответственность. Да, Алексей Иванов проскользнул у него между пальцев, но ведь Юсуфов не мог поспевать за всем. По крайней мере, Христенко был у него, сидел в камере, и это тоже было победой. Поэтому он дал старому солдату прокашляться и сплюнуть в нечистый носовой платок. Тем временем микрофоны ловили каждый звук, а камеры, установленные за двусторонним зеркалом, снимали все происходящее. Еще наступит звездный час допроса Иванова и Ванеевой, но пока и этого достаточно.

Заместитель начальника Второго главного управления ФСБ, удовлетворенный этой мыслью, закурил и выпустил дым через нос, дожидаясь, пока у пленника не закончится приступ кашля. «Терпение», – твердил он себе, следя, как тоненькая струйка сигаретного дыма поднимается к потолку.

– Итак, Геннадий Игоревич, мы подошли к концу афганской войны, когда вас представили к званию Героя. Вы стали начальником Второго главного управления КГБ, и мир оказался у вас в кармане, а звезда ваша продолжала восходить.

– Я был солдатом и выполнял свой долг.

– А может, это была просто хитрость, и все, что вы сделали, послужило лишь прикрытием для работы на французов?

– Напрасно ты ищешь, за что ухватиться. Я никогда не думал ни о чем, кроме блага Родины.

– До каких пор? Когда ваши взгляды изменились?

– Они никогда не менялись.

– У меня есть документальное доказательство того, что вы – французский шпион. И этого отрицать вы не можете.

Так продолжалось часами, без каких-либо прорывов. Старика Христенко допрашивали в самое разное время суток, в основном ночью, когда он был наиболее уязвим. Но он так и не сказал ничего серьезного, такое упрямство выводило Юсуфова из себя. Он взглянул на часы, было 3.15 ночи. Старик сидел, навалившись на стол, и молчал.

И Юсуфов, и Христенко были измотаны. Полковнику было нужно только одно – добиться признания. Уже потом имело смысл переходить к деталям, именам и датам, пришлось бы возвращаться далеко в прошлое и отсматривать едва ли не всю карьеру Христенко. Вот только времени у Юсуфова почти не было, к тому же он не хотел, чтобы смерть старика оказалась на его совести.

– Если вам сейчас больше нечего добавить, я отключу камеры, и попозже попробуем еще раз, – предложил Юсуфов, затягиваясь сигаретой.

– Ты попусту теряешь время, Илья Васильевич, – болезненно улыбнулся Христенко, не желавший показывать, насколько ему плохо. Его убивали его же собственные легкие, и дым сигареты Юсуфова состояния никак не облегчал. С другой стороны, если бы ему дали сигарету – чему никогда не бывать, поскольку никотин может ускорить приближение смерти, – Христенко и сам с удовольствием выкурил бы ее.

– Вы всю жизнь старались показать, какой вы герой, но все это рассыплется как карточный домик, когда закончится следствие.

– Всему когда-нибудь наступает конец, – негромко заметил Христенко.

– Не стоит питать иллюзий, Геннадий Игоревич, – вдруг улыбнулся Юсуфов. – Умирающий старый алкоголик, связанный с русской мафией… Неужели вы думаете, будто люди оценят вас иначе?

– А не все ли равно?! Мне и жить-то осталось всего ничего. Думаю, мы оба знаем, что время никому не дает спуску.

– Лично я, старина, собираюсь жить и дальше.

– Да, только в мире, о котором ни хрена не знаешь.

– Ну-ка, еще разочек – неужели грядет Армагеддон, как в каком-нибудь научно-фантастическом фильме? Может, поясните поподробнее?

– Перемены, – улыбнулся Геннадий Игоревич. – А ведь некоторые думают, это прогресс. Кульминация того, к чему дело шло все эти долгие годы.

– Перестаньте нести ахинею!

– Скоро сам убедишься.

– Ваши предсмертные фантазии ничего не значат – по крайней мере, лично для вас.

– Как и ни для кого из нас.

Юсуфов уставился на пленника.

– Ваше счастье, что у вас не осталось родных.

– Да, которых можно было бы пытать. Благодарю Бога за это.

Христенко снова начал кашлять и отхаркнул кровью. Юсуфов с отвращением показал в зеркало, чтобы помощники выключили камеры, потом встал, снова затянувшись сигаретой. Качая головой, он повернулся и вышел из комнаты для допросов.

В неожиданно наступившей тишине Христенко ждал, когда охранник отведет его обратно в камеру. Интересно, мелькнуло у него в голове, а где сейчас находится тот диск, который раз и навсегда положит конец «Глоба-Линк»?

* * *

День 9. 23.45, тихоокеанское поясное время

Окна высоченного здания на бульваре Уилшир в Лос-Анджелесе, выходящие на четыреста пятое шоссе с его никогда не прекращающимся потоком транспорта, были темными, за исключением редкого огонька там, где по ночам работали некоторые сотрудники ФБР, АНБ и прочих федеральных служб. В одном из безликих офисов, битком набитом компьютерами и прочим современным электронным оборудованием, сидели Елена и генерал-лейтенант Джош Аткинс. Это был высокий симпатичный мужчина шестидесяти с небольшим лет, с легкой проседью на висках, в линялых джинсах и рубашке с расстегнутым воротником.

Когда генерал Аткинс был переведен из Форт-Орда, оказалось, что Алексея как раз «одолжили» ЦРУ. Старшие офицеры Аткинса запросто болтали с ним о различных операциях, но сам генерал в подробности никогда не вдавался. Не его это было дело. Он был управленцем и имел очень мало отношения к тому, что делается в Лэнгли. Не та тема.

Генерал-лейтенант Джош Аткинс в Пентагоне служил последние два года. Он завоевал репутацию честного и прямого с подчиненными человека, и ходили даже слухи, будто в неформальной обстановке с ним можно говорить как с равным.

Окончив после Вьетнама Уэст-Пойнт, он в звании полковника участвовал в операции «Буря в пустыне», выполняя свои обязанности безупречно, потом сменил несколько должностей на разных военных базах в Европе и к 11 сентября стал уже генерал-майором, а потом получил и еще одну звезду. Перед отзывом в Пентагон он занимал должность в Форт-Беннинге. Сейчас Джош был уже дедушкой и дожидался выхода в отставку. Он не имел прямого отношения к борьбе с исламскими организациями типа «Аль-Каиды», как, впрочем, и вообще к делам на Среднем Востоке.

Однако сейчас ситуация была совсем иной, и когда Елена выключила компьютер, продемонстрировавший им содержание диска, в его проницательных карих глазах отражалось неподдельное изумление,. Он увидел материалы, рассказывающие о последней встрече руководителей ведущих государств и крупнейших мировых корпораций, состоявшейся в Вашингтоне. Двумя часами ранее Елена прилетела в аэропорт Лос-Анджелеса и отправилась в Санта-Монику, где он уже поджидал ее в кафе «Старбак», расположившись за столиком на улице.

– Я весьма признательна вам, Джош, за то, что вы согласились увидеться со мной. Это гораздо больше, чем мы с Алексеем вправе были бы ожидать, и если бы у нас были иные возможности, то, уж поверьте, мы ни за что не стали бы втягивать вас в это, – начала разговор Елена.

– Расскажите подробнее о том, что я должен сделать, чтобы не допустить этого безобразия.

– Алексей хотел бы, чтобы вы связались с некоторыми знакомыми людьми, прежде всего со специалистами по вопросам права и по военным проблемам. Именно они должны в первую очередь получить информацию о «Глоба-Линк», о которой вскоре, надеюсь, узнает и весь мир.

Елена не стала терять время и вкратце рассказала, что план по созданию единой общемировой корпорации уже приведен в действие и что окончательное голосование в Женеве пройдет через тридцать шесть часов. Генерал Аткинс внимательно слушал, начиная осознавать масштабы последствий намечаемого слияния крупнейших мировых корпораций, и за все время рассказа ни разу не перебил ее. Даже когда она закончила, он воздерживался от комментариев до тех пор, пока не просмотрел диск. Для этого им пришлось сесть в стоящую неподалеку машину генерала и за пятнадцать минут добраться до здания на бульваре Уилшир.

Теперь, когда он лично ознакомился с материалами последней встречи в Вашингтоне и узнал о намеченном на завтра в Женеве голосовании, генерал, несколько мгновений не говоря ни слова, смотрел в одну точку, осознавая что же должно произойти. Казалось, даже его лицо постарело на пару лет, когда он, наконец, принял решение и взглянул на часы.

– Я срочно вылетаю в Вашингтон, – спокойно сообщил он. – Утром встречусь с одним журналистом, который аккредитован при Белом доме. Пока не хочу называть никаких имен, но мир должен узнать об этом.

– А вы можете доверять этим людям?

– За двадцать лет я познакомился со многими влиятельными людьми. Они могут связаться со службами новостей ведущих телекомпаний, которые не замедлят пустить полученный материал в эфир.

– Международных?…

– Да, конечно. Это Си-Би-Эс, «Европа», русская «Орбита», даже «Аль-Джазира». С ними со всеми свяжутся завтра утром, и в середине дня мы организуем пресс-конференцию в Национальном пресс-клубе.

– Алексей уверен, что все государства должны будут привести свои армии в состояние боевой готовности, – предупредила Елена.

– Они не посмеют пустить в ход силу. А вот мировые лидеры наверняка заявят, что это липа, состряпанная одной из террористических организаций, чтобы дестабилизировать мировую экономику. Довольно разумно.

– Уж больно велики масштабы всего того, что теперь готовится, Джош. Возможно, эти планы будут осуществляться с куда большим применением насилия, чем мы можем себе представить. Стоит только пронестись слуху, и начнется всемирная паника с массовыми волнениями. А уж если президент подключил к делу Интерпол, то наши жизни в серьезной опасности.

Он на мгновение задумался.

– Вы говорите о президенте Соединенных Штатов?

– Да. Ведь это его последний срок – а потом лекции по университетам да книжка с автобиографией.

На это он ничего не ответил.

– Если то, что мы видели, – правда… – генерал Аткинс замолчал, так и не договорив.

– Алексея пытались убить несколько раз. – Елена рассказала Джошу об Андре Робеспьерре и Владимире Румянцеве, о ловушках, которые повсюду расставила разведка. – Они убьют его при первой возможности.

– А вас?

– Меня тоже, а заодно и вас, если узнают, что вы в курсе событий.

Генерал коснулся диска, который держал в руке.

– Я сделаю копию в соседнем кабинете. Позвоните мне в Пентагон по прямому номеру, который я вам дал, и мы завтра же встретимся. Когда точно, пока не знаю. Мне требуется некоторое время. А вам надо как следует выспаться. Снимите номер в одном из отелей, отдохните, а потом делайте то, что должны.

Она замялась, потом тихо спросила:

– Джош, как вы думаете, у нас есть шансы?

Он улыбнулся:

– Чертовски хороший вопрос. Алексей прав. Стоит средствам массовой информации ознакомиться с содержанием этого диска, они тут же бросятся делать репортаж века. «Глоба-Линк» лопнет как мыльный пузырь, когда люди увидят его.

Елена наклонилась и сжала его руку. Ей нужна была его сила. Она еще никогда не чувствовала себя столь измотанной, а ведь должна была сделать самое важное дело в своей жизни, оправдывающее ее собственное существование. Вот если бы еще им с Алексеем удалось выбраться из всего этого и прожить оставшиеся годы в мире и покое, если только мир и покой вообще возможны. Но это она узнает буквально в течение следующих двадцати четырех часов.

Интересно, удастся ли ей когда-нибудь снова увидеть Россию?

* * *

Юсеф сидел в кресле с прямой высокой спинкой, руки его были примотаны скотчем к подлокотникам, а лодыжки – к ножкам кресла. Но Форсайт и Шепард сняли повязку с его глаз, и он смог разглядеть дату и время на часах Чета. Теперь он точно знал, когда это должно случиться. Форсайт по-прежнему негромко спрашивал, склонившись к самому уху, где находятся его братья и как их зовут. Юсеф знал, что у них не получилось хоть что-то у него выведать, поскольку он принимал наркотики большую часть взрослой жизни и даже под дозой не мог бессознательно сказать лишнего. Неужели они и вправду решили, что он окажется крысой и расскажет им о том, что происходит, и над чем именно он работал с момента начала войны в Ираке. Ему удалось даже передать братьям то, что он сделал, до того как они ворвались на кухню старой мексиканки. Эти двое, как и все остальные, очень скоро обо всем узнают, а он окажется в раю. Так обещал мулла.

А пока хорошо и то, что его хотя бы кормили. По-видимому, где-то неподалеку был «Макдоналдс», поскольку его пичкали гамбургерами и жареным картофелем. Интересно, он все еще в Бруклине или уже в другом месте? Наркотики и повязка на глазах не позволяли сделать определенный вывод. Он помнил лишь периоды забытья, потом яркий свет, бьющий в глаза. Даже по нужде его не отпускали. Принесли судно и подсунули под задницу, как в какой-то долбаной больнице. Но то место, где он сейчас находился, явно не было больницей, потому что в больницах есть окна. Нет, это какое-то секретное заведение, так что никто никогда не будет знать, жив он или мертв. Важно было то, что его не били – значит, не хотели оставлять следов.

Он боялся не столько Форсайта, поскольку тот действовал как профессионал, стараясь, чтобы все было по закону. Нет, куда больше его беспокоил Шепард, который был похож на бомбу с подожженным запалом. Ему было на все плевать, и пару раз он едва не сорвался. Но Форсайту до сих пор удавалось удерживать его в рамках.

А у самого Форсайта не было ни малейшего представления о том, чём заняты мысли Юсефа. Он знал, что сейчас мозг пленника буквально купается в скополамине, который так и не помог вытянуть из него правду. Впрочем, не помогло и все остальное. Чет сидел на стуле, склонившись над небольшим столиком со стоящей на нем пепельницей. Пожалуй, он стал слишком много курить. Он знал, что должен встретиться с Алексеем либо в Лос-Анджелесе, либо в Вашингтоне, а пока остается только ждать. А это означало, что время работы с Юсефом истекает. Рано или поздно ему придется оставить Шепа наедине с задержанным или попросту передать его Ротштейну.

Он затушил сигарету и бросил взгляд на напарника, который читал статью о предстоящем совещании по вопросам СОИ в Женеве. Дочитав, Шеп поднял глаза на Форсайта, явно пребывающего в унынии. Шепард всегда знал, что чувствует напарник, поскольку работал с ним достаточно давно.

– Ну и что ты думаешь? – спросил он Чета.

– Насчет?…

– Насчет того, чтобы позволить мне применить старые испытанные методы.

– Я за него отвечаю.

– Тем более. Ты все равно уже совершил проступок, не доложив о задержании этого типа. Если никаких результатов так и не будет, то как ты будешь все это оправдывать?

– Не знаю.

– В любом случае, это пахнет отставкой. Я бы даже сказал, она просто дышит тебе в спину.

– А ты-то что? Как твоя спина? – поинтересовался Форсайт.

– Лично я собираюсь выйти сухим из воды.

– Интересно, каким же это образом?

– А самым простым. Ведь то, что я из него выбью, с лихвой перекроет все мои прегрешения.

– А ты так уверен в том, что происходит что-то серьезное?

– Зуб даю.

Шепард был абсолютно серьезен, и Форсайт это чувствовал. Кроме того, он знал, что Шепу и раньше доводилось нарушать правила, и это сходило ему с рук, поскольку давало результаты. Он просто никогда не рассказывал Ротштейну всего до конца, а того в случае каких-либо отступлений от закона интересовал исключительно результат.

– Нет, я в этом участвовать не хочу, – наконец сказал Форсайт.

– Тогда позволь мне взять дело в свои руки. Мы делали все как полагается, но результатов не добились. Ты не хуже меня знаешь, что «Хезболла» дает «Аль-Каиде» очень солидные бабки на какую-то необычную затею. Все агенты во всех городах переведены на уровень готовности «пять», но пока на западном фронте без перемен. Все настолько тихо, что даже подозрительно. Как мне кажется, это либо биологическая, либо ядерная бомба, и этот ублюдок наверняка хоть что-нибудь да знает.

Форсайт молчал, сознавая, что Шеп прав. Чет уже некоторое время назад пришел к тому же выводу, поскольку со времени уничтожения Всемирного торгового центра не случалось ничего серьезного, хотя какие-то попытки провести крупный теракт «Аль-Каида» все же предпринимала. У него было то же ощущение, что и у Шепа. Рано или поздно в страну протащат бомбу, собранную в Северной Африке или на Среднем Востоке, и куда-нибудь ее заложат. Причем информаторы фирмы о таком варианте ничего не могли сказать с уверенностью, и это было плохо.

Молчание Форсайта вдохновило Шепарда, который испытал даже некое чувство удовлетворения. Он стоял, прислонившись к запертой двери, а теперь оттолкнулся от нее, сделал несколько шагов по направлению к Юсефу, остановился и взглянул в устремленные на него карие глаза. Неожиданно он со всего маху врезал Юсефу в нижнюю челюсть, разбив ему губу и опрокинув на пол вместе со стулом. Крик был коротким, скорее от неожиданности, чем от боли, и теперь Юсеф лежал на полу, почти оглушенный и сложившийся вдвое. Шепард взглянул на Чета, чтобы понять его реакцию, и с удовлетворением отметил, что тот совершенно бесстрастен.

– Надо бы проверить, нет ли еще сообщений от Ванеевой, – заметил Шеп. – Может, ей удалось узнать что-нибудь новое.

Форсайт смотрел, как из уголка рта Юсефа, корчащегося на полу и не вполне понимающего, что с ним произошло, все сильнее течет кровь.

– Ладно, у тебя двадцать четыре часа, – наконец буркнул Форсайт. – А я пошел обедать.

Глава 8 ПОХОРОННЫЙ ЗВОН

День 10. 2.00. Германия

Фарит Букаев, выглянув в окно кабины, убедился, что на базе НАТО темно и тихо. Впрочем, в такое время суток этого и следовало ожидать. Бывший советский летчик, потом работавший на КГБ, выключил двигатель своей маленькой «Сессны» и с трехсотметровой высоты бесшумно спланировал на заранее присмотренную коротенькую посадочную полосу. Ею давным-давно никто не пользовался, поскольку для военных самолетов она не годилась.

На борту. «Сессны» находились шестеро спецназовцев, судя по фигурам, молодых и крепких. Лиц этих парней видно не было, их скрывали маски, была такая и у Букаева. Все были вооружены стандартными девятимиллиметровыми «хеклер-кохами» с глушителями. На поясах торчали запасные обоймы, висели ножи и мотки тонкой проволоки. Наступил момент, к которому они столько готовились.

Букаев посадил планирующую «Сессну» точно на полосу, залитую лунным светом. Стоило колесам коснуться земли, как он объявил в маленький микрофон, укрепленный у уголка его рта:

– Мы сели, – а потом, когда самолет, наконец, бесшумно остановился, совершенно спокойно добавил по-английски с густым русским акцентом: – Давайте же сделаем это.

Все семеро мгновенно выпрыгнули из самолета, бесшумно подбежали к высоким стенам базы НАТО и присели на корточки в высокой траве, оценивая ситуацию. Неподалеку виднелись металлические ворота базы. Тут же были извлечены покрытые резиной крюки и заброшены на ворота. Быстро перебирая руками, спецназовцы поднялись по веревкам, добрались до верха ворот и бесшумно спрыгнули вниз, оказавшись на территории военно-морской базы.

Охранник неожиданно очнулся от дремоты и сразу даже не понял, что происходит, увидев загадочные фигуры, выглядевшие так, будто они собрались ограбить банк.

– Эй! – крикнул он.

В ответ последовали два точных бесшумных выстрела, и часовой умер раньше, чем его тело коснулось земли.

Букаев обшаривал взглядом территорию. Он заметил ряд бетонных причалов, у которых покачивались на воде подводные лодки, обращенные носами в море. Дальше полукругом располагалось несколько невысоких бетонных строений с маленькими окошечками. Из некоторых пробивался неяркий свет. Все эти постройки соединялись переходами, которые вели к более высокому зданию. Окна здесь тоже были небольшими, а внутри царила темнота.

– За мной! – хрипло шепнул Букаев своим бойцам, и те бесшумно бросились вперед с оружием на изготовку. Один из спецназовцев остался позади у ворот и принялся вмазывать какое-то вещество, похожее на пластилин, в механизм замка. Потом он взял небольшое круглое устройство размером с монету, втиснул его в образовавшийся комок и замазал поверху еще одним слоем того же вещества. Взрыва не последовало, но жаркое ярко-голубое пламя мгновенно расплавило сталь. Спецназовец тронул створку рукой, и та легко поддалась. Тем временем остальные ползком продвигались к промежутку между двумя бетонными строениями, соединенными переходом.

Букаев, ползущий впереди, едва слышно щелкнул пальцами, но его люди услышали этот звук. Все мгновенно замерли, поскольку появился еще один охранник с болтающимся на плече автоматом. Он, видимо, почувствовал что-то неладное, остановился и стал озираться, но тут один из бойцов прыгнул на него из тени с длинным ножом наготове и мгновенно перерезал горло.

Группа продолжала ползти вперед и, наконец, добралась до перехода. Букаев с пистолетом в руке собрал своих людей у входа в первое здание. Он снова щелкнул пальцами, и все плотно прижались к земле. Из-за двери потягивало дымком сигарет, слышались негромкие мужские голоса. Трое людей Букаева отделились от группы и поползли к двери. Секунд девяносто царила мертвая тишина, потом ее нарушило негромкое плюханье выстрелов. Находившиеся в помещении охранники не успели оказать сопротивления. Трое спецназовцев вернулись к остальным, дожидавшимся их, и Букаев сделал знак всей группе двигаться вперед. Они добрались до окна первого здания, и Фарит осторожно заглянул внутрь. Убедившись, что это не то, что им нужно, он отрицательно помотал головой, давая понять, что цель находится не здесь. Группа поползла к следующему зданию.

– Стой, кто идет? – вдруг громко спросили из темноты. Из двери появился какой-то человек и двинулся по бетонной дорожке. Ответа не последовало. Охранник подошел ближе, и тут его схватили за плечо, развернули, а острый, как бритва, нож перерезал ему горло. Бездыханное тело было тут же оттащено в тень. Группа двинулась ко второму зданию, где в окнах виднелся свет. Букаев жестами отправил своих людей в разных направлениях, и они мгновенно расползлись в стороны.

Фарит поднялся и заглянул в первое освещенное окно. В помещении оказалось еще десять вооруженных охранников, о чем-то оживленно беседующих. Пепельницы были полны окурков. Букаев некоторое время понаблюдал за ними, оценил вооружение, затем оторвался от окна.

– Похоже на расстрельный взвод, получивший приказ, – донесся до остальных его шепот. – Не высовываемся.

Члены группы укрылись в самых темных местах, а тем временем десять охранников вышли на улицу и отправились к следующему зданию. В этот момент центральную площадку базы залил яркий свет, неизвестно откуда взявшийся. Один из охранников отпер дверь, и с оружием наперевес все они ринулись внутрь.

– Встать, быстро! – рявкнул один из них. – Живее, живее! Все на выход!

В помещении находилось около пятидесяти узников в полосатых робах и в наручниках. Похоже, всех их сейчас расстреляют те, кто, как теперь понял Букаев, являлись собственной полицией «Глоба-Линк». Заключенных построили в колонну и повели к бетонной стене, торчавшей на дальнем краю освещенного пространства.

Все случилось, как по сигналу – хотя никакого сигнала подано и не было. Обреченные люди внезапно рванулись бежать в разные стороны, некоторые набросились на охранников, пытаясь оглушить их скованными руками. Раздалось несколько выстрелов, и трое узников упали замертво.

– Вперед! – скомандовал Букаев своим людям, и группа вступила в бой. Секунд двадцать раздавались лишь негромкие хлопки глушителей, а потом все было кончено. Узники, ошеломленные таким поворотом событий, молчали, тогда Букаев громко крикнул по-английски:

– Шометт, вы где?

– Здесь, – послышался слабый голос. Букаев пошел на голос и обнаружил, что Рене стоит на коленях, еще не пришедший в себя от потрясения.

– Вы в порядке?

– Да… думаю, да.

– Что, черт побери, это за место?

– Здесь собрали людей из регулярной армии и военно-морской разведки, причастных к приему каких-то секретных кодированных сообщений НАТО. Это как-то связано с подготовкой к борьбе с массовыми беспорядками. Думаю, я знаю, почему эти самые беспорядки должны возникнуть, но прежде всего выведите меня отсюда.

Букаев совершенно неожиданно улыбнулся:

– Чет Форсайт велел передать привет, если я все же спасу вашу французскую задницу.

Он помог Шометту подняться на ноги.

– Эти ребята сами найдут выход отсюда, – сказал Букаев. – Они знакомы с территорией базы, а вот свое будущее пусть уже устраивают сами.

– Будем надеяться на лучшее. А я должен помочь Алексею. Кстати, где он?

– Летит в Лос-Анджелес.

– Я тоже должен туда попасть!

Фарит снова улыбнулся и по-русски заметил:

– Нет проблем.

* * *

День 10. 8.45, тихоокеанское поясное время

Раймонд Брукманн только что позавтракал кукурузными хлопьями с кусочками бананов, залитых теплым молоком. Теперь, откинувшись на спинку любимого кресла в просторной столовой, он бросил взгляд в открытое окно. Стоял чудесный солнечный день, как, впрочем, и большинство дней в Южной Калифорнии. У него было прекрасное настроение, вызванное скорой победой на совещании по СОИ в Женеве, до начала которого осталось всего каких-то пятнадцать часов. На эту победу он работал много лет, пока, наконец, не удалось достучаться до всех ведущих политических лидеров. Ему приносило чувство глубокого удовлетворения то, что жизнь прожита не напрасно, он не ограничился лишь щедрыми пожертвованиями в многочисленные благотворительные фонды. Нет, тут все было просто и ясно – благодаря ему мир изменится к лучшему.

Сейчас он с удовольствием выкурил бы сигарету, но врач уже давно лишил его этого удовольствия, поскольку семидесятилетнее тело буквально балансировало на грани жизни и смерти. Почему богатые, добившиеся успеха люди должны умирать именно тогда, когда у них уже есть все? Это всегда раздражало его, но уж такова была реальность. Он встретит Создателя с отвагой прирожденного лидера, и, возможно, если Библия не врет, для него в Вечности найдется особое место.

Брукманн задумчиво вздохнул, вдруг осознав, насколько быстро пролетела жизнь. Нынешнее поколение не имело понятия о трудностях, тем более о таких, которые пришлось преодолеть ему. Они совершенно не ценили своей молодости, принимали ее как должное. В свое время и он был таким же, зато теперь научился ценить каждый очередной прожитый день, поскольку жизнь его близилась к концу. И вот после стольких лет рядом нет человека, которому он мог бы поверить свои сокровенные мысли. Оказавшись на самой вершине, он остался совершенно один.

Теперь глава «Макроникс» общался с людьми только на собраниях совета директоров, в остальное же время был полностью предоставлен сам себе. Единственным достижением последних лет явилась «Глоба-Линк», и этим вполне можно было удовлетвориться. Как только состоится голосование в Женеве, труд его жизни можно будет считать завершенным, и он сможет полностью отойти от дел. Главным его союзником теперь стали стрелки часов, он то и дело поглядывал на них, в уме отсчитывая время, оставшееся до начала совещания.

Раздался стук в дверь.

– Да.

Вошла горничная Грета, которая обслуживала его вот уже двадцать лет. Это была опрятно одетая коротко стриженая немка, давно избавившаяся от акцента.

– Мистер Норрис просит о встрече с вами, – сообщила она.

– Пусть войдет.

Грета слегка поклонилась и вышла, закрыв за собой дверь. Секунд через тридцать в дверь снова постучали.

– Входите, Фил, – отозвался Брукманн еще довольно звучным голосом.

Вошел Фил Норрис в деловом костюме и закрыл за собой дверь. Он работал на Брукманна с той поры, когда оставил пост спецагента ФБР, заняв высокооплачиваемую должность руководителя обширного отдела безопасности фирмы «Макроникс». Сейчас ему было уже пятьдесят с небольшим, но костюм в полоску не мог скрыть отлично тренированного тела. Светловолосый и тщательно выбритый человек улыбнулся, пожелал боссу доброго утра и застыл, ожидая дальнейших указаний, например приглашения присесть, которого в данном случае так и не последовало.

– Как себя чувствуете, сэр?

– Учитывая, что остались только кожа да кости, сносно. В чем дело?

– У меня на линии секретарь вице-президента. Он говорит, что его шеф хочет побеседовать с вами.

– Соедини.

Фил Норрис подошел к телефону.

– Соедините, – приказал он и несколько секунд подождал. – Да, господин вице-президент, мистер Брукманн сейчас будет говорить с вами. Секундочку, сэр.

Брукманн взял трубку:

– Доброе утро, Джон. Как у вас там, в Вашингтоне?

Некоторое время после этого он молча слушал, время от времени кивая в знак согласия с чем-то. Норрис внимательно наблюдал за ним.

– Да, насчет Филиппова я знаю. Но, думаю, беспокоиться особенно нечего. У меня все под полным контролем.

После этого он снова замолчал, слушая собеседника.

– Он должен прилететь рейсом «KLM» из Хельсинки. Посадка через сорок минут, если не будет никаких накладок, – Брукманн взглянул на Норриса. – Мой человек уже выезжает.

Снова последовало короткое молчание.

– Джон, мы обо всем позаботимся, можешь ни о чем не беспокоиться. Президент в курсе?

Снова молчание.

– Хорошо. Я уже переговорил с Румянцевым и Робеспьерром. И будь добр, извести Интерпол, что с этого момента я все беру на себя.

Норрису страшно хотелось бы услышать, что ответил на это вице-президент США.

– Все пойдет как запланировано, – продолжал Брукманн. – Вас будут постоянно держать в курсе.

Норрис взглянул на часы, понимая, что теперь в любую секунду его могут отправить на задание.

– Хорошо, ладно, я скоро перезвоню. И мой горячий привет Маргарет.

Брукманн закончил разговор и передал трубку Норрису, который принял ее и положил на аппарат.

– Думаю, тебе пора. Возьми с собой столько людей, сколько считаешь нужным, – приказал старик.

– Слушаюсь, сэр. Позволите копию этого факса?

– Да, она вон там, на столе.

Норрис подошел к стоящему в углу журнальному столику, на котором лежала отлично выполненная цветная фотография. Он взял ее и стал внимательно разглядывать русского финансиста Михаила Михайловича Филиппова, снятого перед вылетом из Хельсинки. Человек этот был в одежде православного священника. Норрис улыбнулся:

– Да это просто подарок, сэр.

* * *

День 10. 9.15, тихоокеанское поясное время

В окно аэропорта Елена увидела самолет компании «KLM», заруливающий на стоянку. Его пассажиров теперь ждет получение багажа и таможенный контроль. Она внезапно почувствовала прилив адреналина – ведь ожидание длилось более часа.

Этим утром она прошлась по магазинам, чтобы сменить гардероб и выглядеть более по-американски, чем теперь, и купила пару линялых джинсов в обтяжку, которые сейчас были на ней, и бежевую куртку. С собой у нее была большая сумка, набитая всякими личными вещами и служившая лишь одной цели – стать похожей на всех, не выделяться из толпы. Если Юсуфов и послал своих людей «контролировать аэропорты, то им будет куда труднее ее вычислить. К тому же в Америке так много аэропортов, что они вряд ли знали, в каком именно сейчас находится она. Елена прошла к пункту таможенного контроля и встала среди других встречающих. Она увидела Алексея в толпе прибывших пассажиров. В руке он сжимал паспорт, который ее крестная Марина Гордеева передала ему на автобусном вокзале в Котке. Он шарил глазами по залу, пытаясь отыскать ее или заметить что-нибудь подозрительное. Впрочем, она была точно в таком же положении, поскольку им обоим грозила одинаковая опасность. Наконец, священник, мало-помалу продвигавшийся вперед, заметил ее. Подошла его очередь, таможенник взял паспорт, как-то странно посмотрел на него, однако штамп был поставлен, и с этой проблемой было покончено. Деньги в поясе остались не замеченными, как это произошло и на таможенном контроле в Финляндии.

Когда Алекс, наконец, миновал контроль, у Елены появилось огромное желание броситься к нему, крепко обнять и расцеловать, но подобное поведение могло бы показаться странным по отношению к священнику. Поэтому они лишь вежливо поздоровались, в то время как другие прилетевшие пассажиры вовсю целовались с встречающими и приветствовали друзей.

– За тобой нет хвоста? – негромко спросил он.

– Не думаю. Ведь никто не знает, как ты выглядишь и где находишься, – и Елена поспешно добавила: – Нам нужно поговорить.

Они отправились в кафе, взяли по чашке чаю, нашли свободный столик в углу и сели. Алекс видел, что она старается сдерживать эмоции и не совсем уверена в том, хорошо или плохо то, что она собирается рассказать. «Но, с другой стороны, что в эти дни могло произойти хорошего?» – спросил он себя. В кафе было довольно шумно, неподалеку от них стоял телевизор, работающий канал передавал последние новости.

– Президент Макферсон и российский президент Лавров вместе с французским президентом Морисом Жене и британским премьер-министром Лоуренсом Уэйнрайтом сегодня в девять утра по европейскому времени дали первую официальную пресс-конференцию по поводу проблем по вопросам СОИ, которые они хотели бы обсудить с лидерами других государств на совещании в Женеве.

– Как долетел? – спросила Елена. Он обвел взглядом зал.

– Без приключений. Насчет Геннадия Игоревича ничего не слышно?

– Все еще на Лубянке. Говорят, он очень болен.

– Они непременно воспользуются этим, чтобы убить его. Таковы старые кэгэбэшные методы, используемые Юсуфовым. Он всегда придерживался традиций. – Алекс был огорчен услышанным, но дело было не в его личных переживаниях. Просто он знал, как хорошо относится к Христенко Алексей. Пожалуй, лучше сменить тему. – Расскажи, что новенького?

– Вчера вечером я связалась с Форсайтом и рассказала ему о встрече с генералом Аткинсом, который намерен организовать в Вашингтоне пресс-конференцию завтра в девять ноль-ноль. У него много влиятельных знакомых, работающих в средствах массовой информации.

– Ладно, об этом позже, – едва ли не ледяным тоном перебил ее Алекс. – Я рассказал Чету по телефону суть всей истории с «Глоба-Линк». Он просто ошалел. Впрочем, это естественно. И об исчезновении Рене Шометта я тоже его информировал. Он пообещал, что попытается что-нибудь разузнать о его местонахождении.

– Он узнал. Его приятель, отставной комитетчик, нашел Рене на военно-морской базе НАТО в Ростоке.

В глазах Алекса вспыхнула радость, и тогда она со слов Чета рассказала ему о том, как Букаев организовал налет на военно-морскую базу.

– Да, круто они взялись за дело, – заметил Алекс. – Убивают всех, кто встает у них на пути.

– Хорошая новость – это то, что Рене находится в пути.

– Сюда?

– Да. Он прибывает через час.

– Какой рейс?

– Не знаю. Никто не знает. Форсайт сказал, что сам будет здесь и найдет нас.

– Так, значит, с ним все в порядке?

– Насколько я поняла. А еще Чет сказал, что собирается сообщить обо всем происходящем Ротштейну. Букаев рассказал Чету о частной охране, используемой на базе НАТО, и о боевых кораблях, ожидающих приказа.

– Они готовятся предотвратить панику, – сделал вывод Алекс. – И это вполне понятно. Но ведь после того как на пресс-конференции мировых СМИ будет разоблачен заговор «Глоба-Линк», подтвержденный материалами диска, все это ударит по ним самим. А Чет не упоминал о Юсефе?

– Сказал только, что с ним собирался поработать Брайан Шепард.

Алексей был удивлен.

– То есть он оставил Шепарда наедине с Юсефом?

– Точно не знаю. В подробности он не вдавался.

– Значит, он ничего не сказал об этом Ротштейну. Но почему?

– Не знаю. Он об этом ничего не говорил.

Алекс был слегка сбит с толку и попытался осмыслить услышанное.

– Пояс с деньгами сейчас на мне. На таможне меня особо досматривать не стали, наверное, из уважения к сану священника. Возьми доллары с собой в Вашингтон.

Они отхлебывали чай, и Алекс видел, с какой любовью Елена смотрит на него. Он с трудом выдавил улыбку и спросил:

– Ну а ты сама-то как?

– Ужасно по тебе соскучилась. Знаешь, Алексей, мы с тобой настоящие бродяги, и когда все это останется позади, нам даже негде будет приткнуться. Что с нами будет?

– Без родной страны, когда буквально все охотятся за нами? Не знаю, я пока еще об этом не думал.

Конечно, он лгал. Проблема эта встанет уже перед Алексеем Ивановым, а не перед ним. Но Алекс знал, что они обязательно найдут выход. Ему не давала покоя мысль о том, что совсем уже скоро предстоит встреча с мужем Елены. Это означало, что он должен вернуться в Россию. Но как? Да и времени осталось в обрез.

– Ладно, давай решать проблемы по мере их возникновения, – наконец сказал он.

Она дала ему мобильный телефон и паспорт на имя Михаила Михайловича Филиппова, который забрала в отеле «Невский Палас». Священнику предстояло снова стать бизнесменом. Потом Елена рассказала, что генерал Аткинс прошлым вечером сделал Копию диска для себя.

– Она у меня в сумочке.

– Вот и держи ее при себе…

Ход его мыслей был прерван очередным выпуском новостей, который вела симпатичная журналистка. Она сидела за столом и читала главную новость:

– …в автокатастрофе, произошедшей в Вашингтоне, неподалеку от Пентагона. Местная дорожная полиция считает, что машина потеряла управление и врезалась в бензовоз, который взорвался. Оба водителя мгновенно погибли. За рулем бензовоза находился некто Джеймс Брэддок, сорока четырех лет, проживающий в Ньюарке, штат Нью-Джерси. За рулем легковой машины находился Честер Форсайт, судя по документам, торговец компьютерами из Лэнсинга, штат Мичиган. На данный момент это вся информация, предоставленная полицией, ведущей расследование.

Лицо Елены внезапно стало пепельно-серым.

– Чет… он мертв.

Перед мысленным взором Алекса возникло лицо Чета. Люди на этой планете, наверное, никогда не перестанут убивать друг друга.

Второй Отчет подтверждается.

Отец Иванов поспешно вскочил.

– Пошли отсюда.

Подхватив свои атташе-кейс и сумку, он быстро вывел Елену из кафе и оглядел зал в поисках чего-либо подозрительного.

– Его убили, – прошептал Алекс, – как и всех остальных, и как убьют еще многих.

* * *

День 10. 22.00

Небо все еще голубело, хотя до полуночи оставалось всего каких-то два часа. В поселке Рублево-Посадское, расположенном в двадцати пяти километрах от Москвы, накрапывал дождь. Среди здешних коттеджей находилась и дача Христенко – двухэтажный дом, принадлежавший ему практически всю жизнь, по комнатам которого до сих пор разносилось призрачное эхо голосов умерших домочадцев, напоминавших генералу, что и его время не за горами.

Военная форма и тюремная роба были заменены на белую хлопчатобумажную рубашку и синие джинсы. Геннадий Игоревич сидел на стуле в оцепенении от приконченной им бутылки водки. Юсуфов знал, что после того как они привезут Христенко сюда, жить тому останется недолго, и просто позволил генералу глушить себя водкой последние дни или часы жизни. Точно сказать, сколько ему еще отпущено, было невозможно. Наливая себе трясущимися руками новую стопку водки, Христенко слышал, как уходит Юсуфов и хлопает дверца его машины. Лежащий рядом с ним на столе платок был сплошь пропитан полузасохшей мокротой и кровью.

Старик считал, что кашлять он больше просто не сможет, для этого уже не оставалось сил, но тут снова начался приступ, изо рта хлынули слизь и кровь. Казалось, это никогда не кончится, грудь разрывала мучительная боль. Да, смерть станет для него избавлением.

Он услышал, как заводится «мерседес» Юсуфова и двигатель тихонько урчит. ФСБ явно поставило на Христенко крест, поскольку расстрелять его значило бы испортить отношение общества к себе, и Геннадий Игоревич это знал. Этот раунд он выиграл, и на лице старого генерала появилась улыбка удовлетворения. Сейчас он с удовольствием попарился бы в бане, очистил бы тело и душу, но для измученного тела такой подвиг был непосилен. Он просто старик, доживающий последние дни. В замутненном сознании всплыли образы Алексея и Елены.

– Что вам останется? – громко спросил он их, зная, что уже бессилен что-либо изменить, не допустить возникновения того нового мира, от которого они вынуждены будут скрываться до конца своих дней. В новом мировом порядке им не найдется места. Он ждал ответа, но слышен был только стук дождевых капель по крыше да урчание мотора юсуфовского автомобиля. Если бы Геннадий Игоревич мог увидеться с Алексеем и Еленой еще один раз, он пожелал бы им счастья, удачи, которая непременно потребуется этой паре, если они не смогут сорвать заговор «Глоба-Линк». Но все теперь в руках провидения. Он честно выполнял свою работу на благо Родины на протяжении многих лет, теперь настала пора внести свой вклад молодому поколению. Геннадий Игоревич был слишком изможден, чтобы заниматься всем этим и дальше.

Он закрыл глаза и больше их уже не открывал.

Юсуфов пристегнулся и бросил взгляд на широкое окно дома Христенко. Ему казалось, что оно как-то странно плывет в струях воды, стекающей по лобовому стеклу. Он включил дворники, затем, после поворота выключателя ожили фары, позволяя более отчетливо видеть окружающее. Полковник твердо знал, что эта встреча со стариком, сидящим сейчас на своей даче и напивающимся в хлам, была последней. Доставив его сюда, Юсуфов выполнил приказ президента Лаврова, который распорядился оставить старика в покое. Его не стали расстреливать, проявили милосердие.

Илья Васильевич попросту не мог понять, что же происходит в стране и в мире, а то, чего он не понимал, ему всегда не нравилось. Если во всем этом были как-то замешаны Христенко, Ванеева и французское правительство, то что же он теперь может поделать? В любом случае, что сделано, то сделано, да и Лавров велел оставить все как есть. Все они предатели, как Иванов, так и остальные. Юсуфов просто не в состоянии был разобраться в извилистых ходах политической мысли, особенно когда именно простота решения являлась ключом к сохранению страны. А ему вдруг приказывают бросить все и отойти в тень.

Он включил передачу, выехал с подъездной дорожки дачи Христенко на дорогу и медленно поехал в сторону Рублево-Успенского шоссе. Теперь небо стало почти совсем темным, его полностью затянули облака, которые в это время года особенно упорствовали. Может быть, выпить перед сном чашку горячего чаю, а завтра видно будет, ведь в Женеве откроется это непонятное совещание, куда съедутся все главы государств и руководители крупнейших мировых корпораций.

Интересно, а корпорации-то что там забыли?

* * *

День 10. 10.30, тихоокеанское поясное время

Шометт сидел в кресле второго пилота белого реактивного «Гольфстрима-IV», летящего в голубом небе. После рейда на базу в Ростоке Букаев среди ночи отвез его во франкфуртский аэропорт, где самолет уже дожидался пассажира. Стоило Рене взойти на борт, как «Гольфстрим» тут же стал выруливать на взлет. Только теперь,– впервые за два дня, с тех пор как его схватили в Санкт-Петербурге, у Рене появилась возможность перевести дух и сомкнуть глаза. Он совершенно выбился из сил и благодарил Бога только за то, что все еще жив.

Шестидесятипятилетний пилот Жан-Клод Рено был широкоплечим мужчиной с редеющими каштановыми волосами и голубыми глазами, выглядевшим лет на пятнадцать моложе своего возраста. Он прослужил во французских ВВС двадцать лет, а потом, по соображениям экономии, был уволен в отставку, когда французский президент Жене начал свой второй президентский срок. Жена развелась с Рено за шесть лет до этого, поскольку его почти никогда не было дома и между ними не осталось почти ничего общего. Он ни в коем случае ни в чем не винил ее, особенно после того как она познакомилась в Париже с далеко не бедным бизнесменом и тот быстро заполнил психологическую пустоту в ее душе. Вскоре после этого неуемный характер Рено привел его к знакомству с Шометтом, который в то время консультировал «Сюрте». Они с Рене провели четыре тайные операции в Алжире, последняя из которых закончилась всего четыре месяца назад. И только позавчера позвонил Букаев и попросил организовать этот перелет.

Шометт уже проснулся и, не считая того, что был давно не брит, после целой ночи сна под мерное и почти не мешающее гудение двигателей чувствовал себя гораздо лучше. Особенно рядом со старым приятелем. Жан-Клод протянул ему чашку кофе, и Рене сразу почувствовал, как горячий напиток придает ему сил. Теперь оставалось только дождаться встречи с Алексеем, поговорить с ним, передать пакет от Букаева и узнать, что случилось за последние два дня.

У Шометта появилась возможность отвлечься и вспомнить прошлое. Он взглянул на свои руки, которые как-то раз в прямом смысле слова оказались испачканными в крови. Его несостоявшийся палач тогда даже не удосужился скрыть, что собирается сделать. Пришел приказ избавиться от скомпрометировавшего себя агента «Сюрте». Его следовало прикончить в фургоне, на стоянке, находящейся в двух кварталах от Елисейских полей, где Рене тогда жил в отеле «Парк-Вандом». Телефонный звонок застал его за завтраком – он сидел в уличном кафе, пил кофе и ел круассан. Получив по телефону указание встретиться со связным в фургоне, он ни секунды не колебался.

Откуда Шометту было знать, что когда в салон забрался связной в хорошем костюме, с каменным выражением лица и стальными нервами, это был его смертный приговор.

– Вам было поручено проследить Анатоля Ренуара до условленного места встречи в «Монпарнас-Тауэр», чтобы мы смогли схватить его наркоагента из Марселя.

– Я так и сделал, – ответил Рене.

– Тогда почему же вы врезались в его машину, да еще так, что она вписалась в стену? В рапорте ясно сказано, что вы тут же бросились к его машине, подбросили в салон героин, а потом незаконно арестовали его за перевозку наркотиков.

– Я выполнил то, что мне было поручено, – ответил связному Шометт. Происходящее немного удивляло его и очень ему не нравилось. Появление этого человека не было частью операции, и какое-то шестое чувство подсказывало, что пора сматываться. Но все, что он успел, так это взяться за ручку двери.

– Стоп! – крикнул связной. – Закупка наркотиков была моей операцией, и я все время подозревал, что вы – подсадная утка, вот только не мог этого доказать. Вы никуда не уйдете!

Связной вытащил откуда-то небольшой «дерринджер-32», но Шометт молниеносно выбил оружие из руки противника. После этого они схватились врукопашную прямо на переднем сиденье, на виду у людей, идущих к своим машинам. Связной схватил Рене за глотку, пытаясь большими пальцами пробить ему кожу и порвать пищевод. Тут Шометт вытащил из нагрудного кармана пиджака проволоку с петлями на концах. До сих пор ему еще ни разу не приходилось пользоваться ею.

Рене, практически лишенный возможности дышать, просунул большие пальцы в петли и накинул проволоку на шею связного, натянув ее так, что она врезалась в кожу. Противник хотел было вскрикнуть, убрал ладони от горла Шометта и схватил его за руки. Но было поздно, хлынула кровь, глаза связного едва не вылезали из орбит. Он еще пытался ткнуть пальцами Шометту в глаза и ослепить его, но не успел. Когда Рене оттолкнул от себя бездыханное тело, вся машина была залита кровью.

– Лос-Анджелес дал разрешение на посадку, – сказал Жан-Клод, и Шометт тут же вернулся к действительности, удивляясь, почему у него в памяти всплыл именно тот случай, имевший место за два года до падения Берлинской стены. – Садимся через несколько минут. Ты в порядке?

Шометт снова взглянул на руки. Нет на них никакой крови. Даже ногти аккуратно подстрижены. Шум двигателей становился громче. Рене пару раз моргнул, чтобы отвлечься от этих мыслей, и сделал то, чего не делал уже давным-давно – улыбнулся.

– Так точно, мой капитан, – ответил он по-французски. – Станцуем рок-н-ролл.

Глава 9 ДОСТАВКА

День 10. 11.15, тихоокеанское поясное время

Елена осталась за столиком в кафетерии, а Алекс встретил Шометта в частном ангаре и был представлен Жан-Клоду. Шометт сказал Алексу, что он обещал Рено пять тысяч долларов за перелет куда бы то ни было. Алекс согласился и объяснил, что ему требуется.

– В Вашингтон сегодня – без проблем. Жду вас в Международном аэропорту Рейгана в ангаре номер четыре. Вылет в девять тридцать по восточному времени, – последовал ответ Жан-Клода на английском с сильным французским акцентом. – Бак будет полон, а машина готова к полету.

– Хорошо, вот только я не могу гарантировать, что успею вовремя, – признался Алекс. – Пять тысяч получите, когда все будет позади.

– Половину у самолета, половину – когда все закончится.

Алекс согласился.

Никто не усомнился в полной безобидности русского православного священника, когда они с Шометтом вернулись в кафе, где их ждала Елена, перед которой стояла чашечка кофе. Она с подозрением поглядывала на окружающих, что было вполне понятно. После всего, что случилось за последние двадцать четыре часа, трудно не стать параноиком. Заметив возвращающихся Алекса и Рене, она облегченно улыбнулась.

Теперь, когда они собрались все втроем, Рене рассказал все подробно, начав с того, как Румянцев похитил его и поместил в тюрьму на базе в Ростове, охраняемую наемниками «Глоба-Линк». Именно там стояли военные корабли НАТО, ожидающие приказов. Каких именно – этого Шометт не знал, но на ближайшее будущее что-то явно было запланировано. Могли начаться какие-то военные операции, в которые будет втянуто множество стран, а может быть, и все, с Америкой во главе.

Шометт извлек пакет, завернутый в упаковочную бумагу и перевязанный бечевкой.

– Это дал мне Букаев и просил передать тебе, – сказал он с неистребимым французским акцентом. – Здесь запись допроса Холлингсуорта, который Фарит провел неподалеку от американского посольства. Я бы не назвал это откровением, но он сказал, сам того не ведая, поскольку Букаев вколол ему какую-то дрянь, что страны НАТО готовы предоставить в распоряжение «Глоба-Линк» свои вооруженные силы. А еще он назвал имена глав правительств и крупнейших мировых корпораций, которые тоже в этом замешаны. Они собираются использовать лучших юристов для изменения международного законодательства. Когда все будет готово, господство «Глоба-Линк» станет законным. У недовольных не останется никаких юридических оснований для протеста.

– А убийство посла Фармера и главнокомандующего НАТО Анатоля Боннарда? – спросил отец Иванов, поправляя очки на носу.

– Все там, на пленке. Оба узнали о подлинных целях совещания в Женеве и выразили свое несогласие, угрожая предать гласности весь заговор.

– Чем, разумеется, тут же подписали себе смертный приговор, – заключила Елена.

– Верно, – согласился Шометт. – И судя по тому, что записано на этой пленке, их участь постигнет еще очень многих.

Елена рассказала Шометту о помощи, которую предложил оказать генерал Джош Аткинс. Он соберет всех известнейших мировых журналистов завтра утром в вашингтонском пресс-клубе.

– Тогда ни у кого не останется сомнений в том, что вот-вот должно произойти, – закончила она.

– А когда мы с ним встретимся? – спросил Шометт.

– Вы с Еленой сядете на ближайший рейс до Вашингтона, – вмешался Алекс. – Генералу Аткинсу для пресс-конференции нужны и эти доказательства. Он наверняка сегодня же ночью подготовит копии материалов для всех представителей пресс-корпуса. Один из нас, перед тем как продемонстрировать материалы, скажет вступительное слово, чтобы все могли понять и оценить масштабы угрозы, представляемой «Глоба-Линк», еще до того, как увидят запись. А материал будет говорить сам за себя.

В неожиданно наступившей тишине Алекс и Елена переглянулись, и это не ускользнуло от взгляда Рене.

– В чем дело? – спросил француз.

– У нас для тебя плохие новости, – неуверенно начал Алекс. – Чета убили.

Рене был явно потрясен.

– Когда?

– То ли ночью, то ли утром, – ответил Алекс, а потом пересказал то, что они с Еленой узнали из теленовостей. – Мы и сами узнали об этом не больше часа назад.

Рене опустил голову, не в силах найти подходящих слов. Он и так все понял. Алекс и Елена дали ему пережить горе. Наконец, он снова заговорил:

– Это наверняка подстроил кто-то из тех, кому он доверился, считая своим человеком.

– Возможно, мы этого никогда и не узнаем, – сказал священник. Лицо его пылало гневом. – Сам же видишь, реализация заговора уже началась, завтра в Женеве это будет просто подтверждено. Ты не разговаривал со своими ребятами в «Сюрте»?

– Нет. Я уверен, что теперь они тоже участвуют в этом.

– Как и все секретные службы, – добавила Елена. – Мы вступили в борьбу с силами, которые никому не остановить.

– Но они будут остановлены, – убежденно заметил Алекс. – Я уверен в том, что нет власти более могущественной, чем мировые средства массовой информации, и как только правда выйдет наружу, планы «Глоба-Линк» лопнут. Ладно, сейчас главное – не терять времени. Нужно как можно скорее передать материал генералу Аткинсу.

– А ты? – спросил Шометт. – Ты чем займешься?

Алекс почесал свою фальшивую бороду, потом снял очки и взял в руку висящий на груди крест.

– «Глоба-Линк» все еще ищет Филиппова, – напомнил он Рене, и их взгляды встретились. – Вряд ли Геннадий Игоревич Христенко хотел бы, чтобы я их разочаровал.

* * *

День 10. 14.45, восточное поясное время

Брайан Шепард утратил все иллюзии. Мечта о том, что фирма когда-нибудь отправит его в далекое экзотическое место, где его будут ублажать прекрасные сирены, развеялась окончательно и бесповоротно. Каждый день одно и то же – бумажная работа и слежка. И это теперь, когда террористы осадили его страну. Господи, неужели он родился под несчастливой звездой, почему именно его направили работать с ФБР, АНБ и с новым Министерством внутренней безопасности, под эгидой которого объединялись все спецслужбы, подчиняющиеся одному человеку, стоящему на верхушке пирамиды?!

Он представил, как Дж. Эдгар Гувер переворачивается в своей могиле, увидев, что творится сейчас в его родной стране. Романтика полностью исчезла, зато повсюду воцарилась рутина. Шепард думал об этом, обводя взглядом большой хозяйственный магазин, расположенный неподалеку от того места, где содержался привязанный к стулу Юсеф с заклеенным скотчем ртом. Теперь, когда Форсайта убили, ему придется все довести до конца самому, и пусть кости упадут так, как уж получится. Может, Чет узнал что-то, чего не следовало знать, и поплатился за это? Впрочем, все это было неважно, а его ждала работа, причем не из приятных.

С точки зрения Шепарда, Америка сидела теперь в полном дерьме, поскольку слишком много туда понаехало разных ублюдков. И не было способа защитить свою страну, поскольку она всецело полагалась на бюрократию, бумаги и инструкции, а не на своих лучших агентов, имеющих право получать информацию любыми способами. Правила игры изменились, и максимум, что могло сейчас делать АНБ, это контролировать телефонные переговоры, причем большая часть этой работы шла коту под хвост.

Чушь какая-то.

Существовал один-единственный способ узнать, что же именно планирует враг, – нарушить конституцию США. Джордж Вашингтон, Томас Джефферсон и все остальные отцы-основатели никак не могли предвидеть Америку с веб-сайтами, которые накачивают людей пропагандой или сообщают о том, как сделать атомную бомбу в домашних условиях, на обычной кухне. Это не говоря уже об электронной почте, содержащей зашифрованные послания. Знай такое отцы-основатели, они наверняка тут же сели бы и написали новый свод законов, развязывающих разведслужбам руки.

Ладно, если они не смогли, то он сможет, поскольку это единственный способ прижать к ногтю всех этих борцов за права человека и не допустить, чтобы они уничтожили Америку. И если даже он при этом рискует своей головой, то так тому и быть, поскольку Шеп любит свою страну, и пошли к такой-то матери все эти исламские террористы, решившие, будто им позволено делать что угодно. А как к этому относятся ни в чем не повинные американские мусульмане? Создали они хоть какую-нибудь организацию для борьбы со своими собственными злодеями? Как же, разбежался. Если бы эти люди были евреями, то израильтяне насели бы на них так плотно, что Америка вообще не оказалась бы в такой беде, в какую попала сегодня. Но мусульманам было на все наплевать.

Америке нужен независимый человек, и им станет Брайан Дэниел Шепард. «Нет, настало время повзрослеть и твердо взглянуть в глаза реальности», – думал он, глядя на продавца, возвращающегося с заказанными им товарами.

– Кажется, я подобрал все, что вы хотели, – сказал продавец. – Давайте посмотрим: один молоток, клещи, дюймовые гвозди без шляпок, небольшой мясницкий тесак, четырехдюймовые тиски, средний шуруповерт «Филипс» и полдюжины двухдюймовых шурупов. Кажется, все?

Шеп проверил разложенный перед ним на прилавке товар.

– Вроде все.

– У вас кредитка?

– Только наличные.

Брайан платил наличными, потому что он не хотел светиться с этой покупкой. Ведь есть шанс, что его начальство начнет расследование. Тогда слово ублюдка Юсефа встанет против его слова, и кому же поверит руководство? Шепард будет начисто отрицать всякие обвинения в дурном обращении. В военном трибунале он заявит, что нашел мерзавца-террориста уже в таком виде и лишь воспользовался его состоянием ради безопасности Америки. Может, все это выглядело и не слишком разумно, но ведь он собирался выяснить, что этот ублюдок намерен делать со смертоносным тритием, который попал в руки негодяев, ненавидящих Америку. Да, пожалуй, именно он, Брайан Шепард, был единственным патриотом, кому это было по плечу.

* * *

День 10. 12.30, тихоокеанское поясное время

Елена взяла атташе-кейс Алекса и отдала ему пояс с деньгами. Он удостоверился в том, что она и Рене Шометт действительно сели на рейс «Дельты» до Вашингтона. Самолет должен был совершить там посадку примерно через пять часов. Потом Алекс взял свою сумку, обвел взглядом зал на предмет подозрительных личностей, отправился в мужской туалет и расположился в кабинке. Там он сменил имидж, стал бизнесменом в сером в полоску костюме, а религиозная атрибутика отправилась в сумку.

Неплохо было бы принять душ, чтобы освежиться, но и раковины было достаточно. Оказалось, что в туалете он не один. У соседней раковины стоял еще кто-то из пассажиров.

Было приятно избавиться от надоевшей бороды и от очков, а хорошо сидящий костюм придал Алексу чувство свободы, которого он уже давненько не испытывал. Его сосед закончил свои дела и вышел, а Алекс тем временем утерся бумажной салфеткой, потом завязал галстук, смахнул пылинку с плеча и напоследок еще раз взглянул на себя в зеркало. Ему казалось, что в туалете он теперь один, но отражение в зеркале свидетельствовало об ином. За спиной недавнего священника стоял человек, держащий в руке автоматический пистолет, глушитель которого внезапно оказался у виска Алекса.

– Добро пожаловать в Америку, мистер Филиппов. Или вернее было бы сказать «святой отец»? – криво усмехнулся Фил Норрис. – Те двое, с которыми вы были, меня не интересуют, поэтому я просто ждал.

– И чего вы хотите?

– Если вас не затруднит, то уделите, пожалуйста, совсем немного вашего времени для встречи с мистером Брукманном. Мои помощники будут следовать за нами в отдельной машине, поэтому никаких фокусов выделывать не советую.

– Знаю, вы не поверите, но я и сам собирался встретиться с ним.

– Ну, еще бы! – саркастически заметил Норрис, потом указал стволом пистолета на дверь. – Так пошли?

Алекс взглянул на человека с пистолетом в руке. Он явно имел хорошее образование и ничем не походил на обычного громилу.

– Итак, визит к затворнику Раймонду Брукманну, – задумчиво сказал Алекс. – Что ж, с удовольствием.

* * *

День 10. 13.00, тихоокеанское поясное время

На большом светло-сером камне, установленном на газоне перед снежно-белым административным зданием, красовалась надпись: «МАКРОНИКС». Здание было восьмиэтажным, и Алекс предположил, что верхний этаж целиком занимают апартаменты Брукманна. Машина с Алексом и Норрисом въехала на служебную автостоянку. За ней следовал второй автомобиль.

Водители остались в машинах, а четверо пассажиров вышли и вскоре оказались в отделанном мрамором вестибюле с лифтом, обслуживающим напрямую только этаж с апартаментами Брукманна. Пока кабина бесшумно поднималась наверх, Норрис стоял у кнопочной панели. Кроме него в лифте было еще двое охранников весьма плотного телосложения с короткими военными стрижками. Они стояли по обе стороны от финансового магната Михаила Филиппова. В руках у него была сумка, которая подверглась обыску, но ничего кроме священнических причиндалов в ней обнаружено не было – свой «глок» он оставил в камере хранения в Международном аэропорту Брэдли. Раздался сигнал, означающий, что лифт прибыл на верхний этаж, двери бесшумно раскрылись, и они оказались в холле, застеленном толстым ковровым покрытием. Миновав стол секретаря – женщины лет сорока, которая лишь молча проводила четверку взглядом, они вошли в коридор, в конце которого была дверь с табличкой «Посторонним вход воспрещен».

Норрис негромко постучал и, не дожидаясь приглашения, открыл дверь. Они с Алексом вошли и оказались в офисе с окном во всю стену. Шторы по бокам окна в любой миг могли быть задернуты простым нажатием кнопки. За столом сидел Раймонд Брукманн, который явно с нетерпением ждал гостей. Он предупредил секретаршу, чтобы его не беспокоили ни при каких обстоятельствах. Старческие глаза некоторое время внимательно изучали Филиппова, потом Брукманн дал знак Норрису оставить их вдвоем. Начальник службы безопасности развернулся и, не говоря ни слова, вышел. Поставив сумку на пол, Алекс обвел взглядом помещение и заметил фильтры, очищающие наружный воздух от смога и пыли.

– Присаживайтесь, мистер Филиппов, – предложил Брукманн.

– Благодарю вас, – Алекс опустился в удобное кресло по другую сторону стола. – Вы хотели меня видеть по какому-то делу?

– Прежде всего хотелось просто на вас посмотреть, – отозвался мультимиллиардер. – А кроме того понять, что у вас на уме и почему вы намерены завтра в Женеве голосовать против, хотя вы туда вряд ли попадете, как, впрочем, и я. Сами видите – я нездоров, но мой голос будет отдан по доверенности. А вот ваш фигурировать и вовсе не будет.

– Говорят, вы один из основателей «Глоба-Линк». Прежде всего, с чего вы взяли, будто вам сойдет с рук готовящийся сговор?

– Ой, ну перестаньте! Ведь совершенно очевидно, что, если современное индустриальное общество хочет выжить, необходима новая глобальная экономика. Водички не хотите?

– Нет, спасибо.

– Особенно это касается небольших стран, экономика которых заметно отстает в развитии, – продолжал Брукманн. – Да и Америке подобная ситуация ни к чему, поскольку в наше время все страны должны гармонично сотрудничать. Но когда мы начали движение к новому мировому порядку, никакой гармонии в отношениях между странами не было. Поначалу мы просто не могли не оказать помощь посткоммунистическим странам, чтобы они оправились от шока, но Всемирный банк скоро понял, что такие крупные долги никогда не будут возвращены, а денег у него просили еще и еще. Трудная ситуация сложилась и во многих странах третьего мира, необходимо срочно поднять уровень жизни их населения, все еще страдающего от голода и болезней. Современная мировая экономика привела к легкомысленному использованию и распределению ресурсов, позволившему корпорациям какое-то время совершать свои преступления незаметно для общества, – продолжал Брукманн. – Но очень скоро все это вызвало сильную ответную реакцию. Я имею в виду не только попытки исламистов уничтожить Америку, хотя подобные преступления были просто пагубны не только для США, но и для всего остального мира. Стремление Америки к «открытости» не работало, хотя мы и раньше пытались сломать барьеры и внедрить единый международный порядок. К сожалению, наши союзники пришли к выводу, что это делается исключительно в американских интересах, будет выглядеть по американскому образцу и регулироваться американской мощью, в особенности учитывая нынешнее военное присутствие Америки практически во всех регионах мира.

Алекс молча смотрел на седую шевелюру Брукманна. Тот тоже неожиданно замолчал и обернулся, удивляясь, почему это его гость до сих пор не произнес ни слова. «Он выглядит очень умным человеком, – подумал Брукманн, – и все же есть в нем какая-то неестественная отчужденность».

– Может, это немного и похоже на американский империализм, – снова заговорил Брукманн. – Поэтому нам пришлось отказаться от всяких мыслей о мировой гегемонии. Нельзя было допускать, чтобы другие страны обвиняли нас в неуважении к международной системе, которую именно мы и помогали создавать.

– Пожалуй, это разумно, – наконец кивнул Алекс.

– Аргументом в пользу этого решения послужил тот факт, что американцы и европейцы больше не разделяют единый взгляд на мир, не говоря уже о мнении обитателей Южной Америки, Азии и Африки. Поэтому прежде всего мы должны были покончить с понятием о едином международном порядке, служащем исключительно интересам Америки, поддерживаемым военной мощью. И как же добиться того, позвольте вас спросить, чтобы поле для игры стало абсолютно ровным? С «Глоба-Линк» это перестанет быть проблемой.

– Все страны, как и все люди, богатые и бедные, получат свою законную долю, – закончил за него Алекс.

– А как это осуществить?

– Создать «Глоба-Линк».

– Вот именно. А что, собственно, вам во всем этом не по душе?

– Прежде всего преступный сговор.

– Уверяю, как только изменятся международные законы, в нем не останется ничего преступного.

– Согласен. Но ведь вы боролись с тоталитаризмом почти восемьдесят лет, а теперь готовы устроить практически то же самое во всем мире.

– Да, только без угрозы войны. Неравенство уйдет, экономика всех стран будет вовлечена в дело.

– Это вам так кажется. Вы накидываете удавку на горло бедным и создаете мировую аристократию, когда только избранные смогут разбогатеть.

– Представители среднего класса тоже смогут делать состояния. История показывает, что человек, стремящийся к успеху, всегда найдет к нему путь.

– Нет, если вы перекроете все возможности для тех, кто никак не связан с «Глоба-Линк», их шансы – один к десяти тысячам.

– Но вы видите только одну сторону происходящего. На самом же деле каждый будет иметь гарантированную работу, поскольку конкуренция между корпорациями исчезнет. Средний класс получит твердую основу для устройства жизни без страха остаться не у дел. Мне кажется, мистер Филиппов, в этом-то уж «Глоба-Линк» надо отдать должное.

– Я считаю, что вы просто создаете невидимую тюрьму, одну для всей планеты, в которой люди будут прозябать, пока вы обираете мир и отправляете его богатства на свои счета. Такая модель будущего мне не по душе.

– Думаю, вы не одиноки, но если мы хотим получить мир без войн, то перемены неизбежны.

– Без войн? Да вам гарантирована война в каждом поколении. Как только люди поймут, что никакие амбиции не допустят их в привилегированный класс, вы получите восстание, масштабов которого и представить себе не можете.

Впервые за все время их разговора Раймонд Брукманн улыбнулся.

– Мы это заранее предвидели. Может быть, придется даже иметь дело с ядерным оружием в руках фанатиков. Конечно, ряд возмущений в качестве реакции на давно копившуюся ненависть произойдет, но к тому времени «Глоба-Линк» получит полную власть над миром и сумеет добиться того, чтобы все важнейшие семьи мирового сообщества были достаточно защищены. Полностью, – подчеркнул Брукманн, улыбаясь.

Ага, вот оно!

Алексу поначалу было неясно, что означает вся эта возня вокруг секретного ядерного взрыва на севере Сибири, но вот теперь все сложилось в единую картину. Это было не просто испытание – это было начало захвата власти «Глоба-Линк» еще до голосования.

– Пластик, который производит «Макроникс», выдерживает температуру ядерного взрыва, – поддержал Брукманн его догадки.

– Да, ваши заводы производят его в большом количестве.

– Он сможет защитить целые города, мистер Филиппов, достаточно большие, чтобы вместить те тысячи семей, которые начнут управлять миром, как только осядет незначительное количество радиоактивной пыли и полностью очистится воздух после направленной против нас ядерной атаки. Новые химические средства нейтрализуют боевые вирусы и остаточную радиацию. Все это уже находится в разработке в наших лабораториях и испытано на довольно больших территориях. Может, нашим предкам это и показалось бы научной фантастикой, но уже разработаны штаммы антител, о которых широкой публике еще ничего не известно. Поверьте, мы еще не готовы к подобной атаке на данный момент, но в течение десяти лет… – Брукманн неожиданно замолчал, лицо его выражало крайнее удовлетворение. – Надеюсь, теперь вы представляете общую картину?

Алекс постарался собраться с мыслями.

– Значит, ваши ученые опровергли уравнение теплопередачи Фурье, и вы тут же подумали не о том, что от этого мог бы выиграть мир, а попросту решили использовать открытие для защиты мировых лидеров, которые, в свою очередь, возьмут на себя защиту глав корпораций, слившихся в «Глоба-Линк».

Брукманн явно был потрясен, кровь отхлынула от его лица.

– Откуда вам известно про уравнение Фурье?

– Это простая математика. Вы обнаружили, что фотоны не могут взаимодействовать, соответственно и тепло сквозь этот материал не пройдет. Конечно, примитивно, но вполне пригодно, поскольку ваша ядерная физика еще не открыла «радионовые молекулы». Но вы их вряд ли когда-нибудь и откроете, поскольку вам подобные исследования просто ни к чему.

Брукманн был бел как полотно, казалось, что его глаза вот-вот вылезут из орбит.

– Кто вы?

– Человек, способный разглядеть серьезные изъяны в вашей структуре «совершенного мира». Лично я считаю, что он в любом случае обречен.

– Ваши знания… Вы знаете то, что неизвестно никому другому…

Он не смог закончить фразу хоть мало-мальски разумно и почувствовал, как по спине пробегает холодок. Дрожащим пальцем Брукманн нажал кнопку на столе. Дверь тут же распахнулась, и в проеме появился Норрис.

– Слушаю, сэр.

– Мистер Филиппов покидает нас, – потом он сказал, обращаясь уже к Алексу: – Кто бы вы ни были, мне очень жаль, что вы не работаете с нами. Всего хорошего, мистер Филиппов. Не забудьте забрать вашу сумку.

В бесшумно идущем вниз лифте по обе стороны от Алекса снова торчали двое верзил. Норрис тоже стоял рядом, держа руку в кармане, где явно был пистолет. У Алекса практически не было шансов выбраться живым из этой передряги. Они спокойно пересекли вестибюль, выйдя через широкие двери, оказались на обычном калифорнийском солнцепеке и направились к стоянке. Мимо как раз проезжала патрульная полицейская машина, и Алекс понял, что это его шанс. Но как поступить?

Он решил имитировать обморок, и тут же безжизненно упал на раскаленный солнцем асфальт, чем немало удивил Норриса и его подручных. Патрульная машина остановилась, из нее вышел полицейский в форме, чтобы узнать, в чем дело. Мордовороты недоуменно уставились на Норриса, а тот на мгновение растерялся, не зная, как поступить с приближающимся полицейским.

– Что это с ним? – спросил тот.

– Не знаю, – ответил Норрис. – Сами же видели – шел-шел, а потом вдруг взял да и упал.

Коп склонился над Алексом.

– Похоже, он потерял сознание. Возможно, это сердечный приступ. Пожалуй, лучше вызвать «скорую».

– Офицер, думаю, в этом нет необходимости. Мы сейчас погрузим его в нашу машину и следом за вами отвезем в ближайшую больницу.

– Его лучше не трогать, пока врач не выяснит, что с ним, – возразил полицейский. Он выпрямился и направился к патрульной машине. Норрис пошел вместе с ним. Когда коп уселся на водительское сиденье и взял в руки микрофон, Норрис аккуратно прострелил ему висок и тихо прикрыл дверь.

Пока верзилы смотрели вслед начальнику, ушедшему с полицейским, Алекс резко выбросил вверх оба кулака. Одному из противников он угодил в челюсть, а второму в висок. Верзилы были на мгновение оглушены. Алекс вскочил, схватил их за головы и стукнул друг об друга. Оба охранника тут же потеряли сознание. Норрис мгновенно дважды выстрелил в Алекса, промахнувшись всего самую малость. Увидев всю эту картину, какая-то женщина, проходившая мимо, стала кричать, а Алекс тем временем подхватил свою сумку и бросился к привезшей его сюда машине, за рулем которой по-прежнему восседал шофер в форме. Увидев приближающегося Алекса, он выскочил из машины и бросился на него.

Алекс швырнул в лицо шоферу сумку и пнул его в промежность, потом схватил за воротник и резко ударил коленом в лицо. Удар получился на славу, и шофер тут же обмяк. Алекс схватил свою сумку, нырнул за руль, увидел, что ключ торчит в замке зажигания, и тут же с визгом рванул с места, вырулил со стоянки и влился в поток уличного автотранспорта. Сейчас за рулем на самом деле сидел Алексей, очень хорошо знавший Лос-Анджелес. Он выскочил на шоссе Санта-Моника и свернул на запад, на Сепульведу, обгоняя несущиеся в том же направлении машины, вырвался на бульвар Линкольна и устремился к аэропорту.

Оглянувшись и убедившись, что преследователей на хвосте нет, беглец успокоился и пристроился в ряд других автомобилей, движущихся в том же направлении. Лицо его заливал пот. Алекс свернул к аэропорту и скоро припарковался на стоянке номер четыре напротив аэровокзала «Брэдли-Интернешнл».

Оставив ключ в замке, он кинулся ко входу, потом в камеры хранения.

Достав свой «глок» из ячейки, Алекс выскочил наружу.

– Где ангар номер четыре? – спросил он какого-то техника.

– Вон там, – указал тот. – Пройдете пять зданий, потом свернете направо.

– Спасибо.

– Эй, постойте-ка. Но ведь вам туда нельзя!

– У меня пропуск! – крикнул через плечо Алекс, бросившийся бежать. – Еще раз спасибо.

К тому времени, когда Алекс добежал до ангара, его костюм был насквозь мокр от пота. Ангар располагался в зоне, где обслуживались частные самолеты. Кругом сновали люди. «Сколько лиц, -думал Алекс. – Где же здесь Рено?» И вдруг он услышал:

– Алексей, это вы?

Рено был все в том же бежевом костюме, что и в прошлый раз. Он стоял, прислонившись к своему «Гольфстриму-IV», в руке у него был шлем, а во рту дымилась сигарета.

– Вы правильно сделали, предупредив меня, что будете одеты иначе, не как священник.

– Нужно торопиться, Жан-Клод.

– Понял. Следуем в Вашингтон, округ Колумбия, – Рено затоптал окурок. – Мы договорились, что половину вы заплатите мне сейчас – наличными.

– Как только окажемся в воздухе, – ответил Алекс, чувствуя, как оттягивают талию пропитанные потом банкноты.

Рено улыбнулся:

– Такси подано, прошу садиться.

Оказавшись в воздухе и почувствовав, как самолет делает разворот над Тихим океаном, чтобы направиться на восток, Алекс наконец позволил себе расслабиться и откинулся на спинку одного из восьми пассажирских кресел. Гул двигателя успокаивал его и казался каким-то родным.

Он набрал на мобильнике вашингтонский номер, хорошо известный Алексею.

– Ротштейн, – последовал отрывистый ответ.

– Это Алексей. Я на пути в Вашингтон, хотел бы договориться о встрече.

– Самое время, тебе не кажется? Да и вообще тебя разыскивают. Ты сейчас – чистый яд.

– Но мне больше некому доверять. Нам просто необходимо поговорить.

– Где?

– В клубе «Парадайз» в двадцать три ноль-ноль.

– Надеюсь, ты понимаешь, что ловушку подстраивать бесполезно?

– Да я и в мыслях этого не имел.

– О'кей.

– Если ты будешь не один, я сразу это пойму, так что не глупи. И не бери с собой диктофон. Если я запаникую, несдобровать нам обоим.

– Слушай, знаешь, а ты ведь просишь не так уж и мало.

– Ты же заместитель начальника разведки. К кому же мне еще обратиться?

– Откуда ты летишь?

– Какая разница?

– Никакой. Просто интересно, как тебе удалось проникнуть в страну.

– Так, значит, в двадцать три ноль-ноль.

Алекс отключился. Теперь все решало время, поскольку через пятнадцать часов он должен встретиться с Алексеем Ивановым в отделе «Курск» библиотеки имени В. И. Ленина. И на встречу эту он никак не должен был опоздать.

Ему казалось, что все часы на планете тикают прямо ему в ухо.

* * *

День 10. 22.00

В ночном небе показался серпик луны. Сайяф стоял в небольшой толпе, состоящей из трех десятков мексиканцев, и ничем не отличался от всех остальных мужчин, собравшихся на окраине города Нако, между Агуа-Приета и Ногалесом, находящимся прямо по ту сторону границы от Биксби, штат Техас, на берегах могучей Рио-Гранде. В толпе были женщины и дети, тоже собирающиеся переходить границу, эта процедура происходила здесь по меньшей мере три раза в неделю после захода солнца. Люди особо не боялись, никто не задавал никаких вопросов – все отлично знали, что должны делать. Сайяфа, собиравшегося затеряться среди них, это вполне устраивало. Куда легче будет переправиться через Рио-Гранде вместе с этими людьми, стремящимися попасть в Техас, где алчные американские фермеры нелегально наймут их на работу.

Очень скоро воцарилась долгожданная тьма – прикрытие, о котором заранее подумали мексиканцы. Группа по сигналу вступила в реку, женщины старались зажимать детям рты, чтобы те не кричали, и держа над головой самых маленьких, которые еще не умели плавать. Сайяф уже знал, что американские границы смехотворно прозрачны, наркоторговцы тоннами переправляли свое зелье через эту реку.

Он знал, что наркотики сгружаются с грузовых судов в мексиканском порту Вера-Крус, потом на частных самолетах переправляются на посадочную полосу, расположенную где-то в пустыне, в штате Юта, а уже оттуда распространяются во все концы страны.

Два часа назад Хосе высадил Сайяфа из своего потрепанного «шеви», пожелал ему удачи и двинулся обратно на север через горы. Переправиться Сайяфу никто не поможет, он должен самостоятельно продвигаться к назначенной цели. Речная вода была теплой, течение – спокойным. Он вместе с остальными двинулся вперед. Вода поднималась по грудь, от реки исходило зловоние, по ней плыл всякий мусор. Сайяф старался держаться в центре группы.

Добраться до противоположного берега оказалось очень просто. Сайяф оставался в воде и увидел потрепанный грузовик с брезентовым верхом, ожидающий в назначенном месте. Мексиканцы быстро набились в кузов, да так плотно, что там практически нечем было дышать. Двери закрылись, и грузовик быстро покатил прочь, растворяясь в темноте. Сайяф плыл вдоль северного берега еще минут двадцать и только потом выбрался из воды. Он разделся, как можно тщательнее выжал свою мексиканскую одежду и разложил ее на песке. Ночь жаркая, тряпки высохнут очень скоро.

Взглянув на часы, он понял, что добрался до нужного места несколько раньше условленного срока, и стал ждать, устремив взгляд на пустынную страну, освещенную луной и простирающуюся докуда хватало глаз. Пограничники в этом районе появлялись редко. Где-то через полчаса подойдет грузовичок. Водитель наверняка знает эти места и отвезет его в ближайшую закусочную, которых в Америке так много. Он сможет быстро что-нибудь съесть и утолить жажду, а уже потом пустится дальше на восток.

Чего у Америки было не отнять, так это изобилия пищи и множества сытых людей – жирных и мягких, как их характеры. Может, конечно, у них и могучая армия, но вся эта мощь достигалась за деньги, а не благодаря мужеству солдат. Отбери у них оружие, выставь сытого янки один на один с любым моджахедом, и все то, что он успел сожрать, станет добычей шакалов, которые тут же ошалеют от такого количества жирной еды.

«Интересно, – подумал Сайяф, – а как же они при таком количестве жира занимаются любовью?» При этой мысли он едва не рассмеялся, но сейчас было не время для веселья. Если все пройдет как надо, то к полудню он окажется там, где и должен. В этой стране никто и никогда не требует предъявить паспорта, что лишь облегчает задачу ее врагам. А ведь при таких границах они не в состоянии спасти не только мир, но даже и собственную страну. Пограничная стража у них – смех, да и только. При этой мысли Сайяф улыбнулся. Он лежал голый на песке, смотрел на узкий серпик луны, а тем временем его мексиканская одежда быстро высыхала.

Минут через пятнадцать он заметил вдали на дороге облачко пыли, которое быстро приближалось. Сайяф оделся, и еще через десять минут подъехал пикап. Сайяф помахал водителю рукой. Сидящий за рулем мальчишка-мусульманин заметил его.

Парнишка остановил машину и вылез. Он был темноволосый, в потрепанной одежде. Сайяф быстро подошел к нему.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Панчо, – все верно, это был пароль.

– Что у тебя для меня?

Парнишка сунулся на переднее сиденье и достал холщовую сумку.

– Вот, – сказал он.

Сайяф осторожно взял сумку двумя руками и прикинул ее на вес. Да, бомба оказалась легкой.

– А джинсы и кроссовки?

– Здесь, в машине.

– Слушай, где здесь поблизости можно перекусить? Я просто умираю с голоду.

– Ближайший «Макдоналдс» находится примерно в двадцати милях отсюда. Я вас там и высажу. Деньги у вас с собой?

Сайяф вытащил из кармана заранее приготовленные двести долларов и вручил их парнишке.

– Извини, еще не высохли.

Мальчишка посмотрел на деньги и остался доволен.

– Залезайте в машину, а по дороге переоденетесь. Неподалеку от «Макдоналдса» стоянка грузовиков, где проститутки обслуживают дальнобойщиков. Там наверняка быстро найдется попутный транспорт.

– Вот и отлично.

Панчо сел за руль, отпустил тормоз и тронул машину в ночь.

Волей Аллаха пока все шло гладко.

* * *

День 10. 23.15, восточное поясное время

Клуб «Парадайз» – название не больно-то оригинальное, зато полностью отвечающее содержанию – располагался в районе красных фонарей, сразу за границей округа Колумбия. Здесь молодые фигуристые девицы демонстрировали свое искусство на сцене и извивались вокруг шеста в такт музыке.

За столиком в дальнем уголке зала сидели Карл Ротштейн и Алекс, у которого между ног стояла сумка. Он теперь стал обладателем тонких усиков и очков в роговой оправе. Блестящие черные волосы были зачесаны назад с помощью небольшого количества геля. Правда, такая прическа ему совершенно не шла. Они заказали напитки и по ходу разговора отхлебывали их.

– Несмотря на то что мне известно о том, что ты не виновен в совершении тех убийств, – сказал Ротштейн, – я не могу игнорировать приказ директора ЦРУ, гласящий, что тебя нужно взять живым или мертвым. Вот так обстоят дела, дорогой Алексей Иванов. Поэтому меня здесь нет, и мы с тобой вообще не знакомы.

Алекс улыбнулся:

– Береги свою задницу – это двенадцатая заповедь.

– А какая же одиннадцатая?

– Не попадайся.

– Тоже существенно, – кивнул Ротштейн и переменил тему разговора: – Форсайт рассказал мне о комедии, которая завтра должна состояться в Женеве. Я не поверил ему, а сейчас не верю и тебе.

– И вот его уже с нами нет, – вставил Алекс; – Это тебе ни о чем не говорит?

– Но там все выглядело как обыкновенная авария. Несчастный случай, каких тысячи.

– Все это чистый фарс. Его убили.

– Так, говоришь, у тебя есть доказательства насчет Женевы? – спросил Ротштейн.

– Не с собой, но они есть. Завтра в Национальном пресс-клубе состоится пресс-конференция, и ты сам все узнаешь. Думаю, что это будет настоящий удар по женевскому совещанию. А уж что произойдет дальше, я тебе сказать не могу.

– Что-то все это странно звучит. Давай пока оставим эту тему.

– Имеющиеся у меня доказательства вызывают у них желание вымазать меня дегтем и вывалять в перьях. Но я хотел ввести тебя в курс дела, чтобы ты не выглядел дураком, а то еще и тухлым яйцом по физии можно получить, – снова пробился в речи Алекса жаргон Алексея.

– Значит, в десять утра? – переспросил Ротштейн.

– Диск представит Рене Шометт, с ним будет генерал Джош Аткинс. Конечно же, я не могу предвидеть, что случится потом, но очень хочу надеяться на то, что планам «Глоба-Линк» придет конец.

Ротштейн сделал очередной глоток, а Алекс закурил сигарету. Хорошо, что в подобных заведениях курить пока не запрещалось. Ротштейн откинулся на спинку стула, осмысливая услышанное. Он все еще недоверчиво крутил головой.

– Значит, по данным допроса Холлингсуорта, – заговорил Ротштейн, – Румянцев имел беседу с послом Фармером, а когда тот выразил свое несогласие, Робеспьерр со своими подручными подставили тебя, будто это ты совершил убийство.

Алекс выпустил тонкую струйку дыма.

– Можешь добавить этот случай к списку других преступлений этих ребят – думаю, скоро он станет еще длиннее.

– Просто кошмар какой-то!

– Я надеюсь прежде всего на мировую прессу. Для журналистов это материал всей жизни, и они будут ломиться по телам товарищей, чтобы первыми озвучить такую сенсацию.

– А как ты думаешь, что будет с тобой? Почет и уважение? Всемирный герой? Неужели вы с Еленой надеетесь пережить это? Да ваши жизни и гроша ломаного не будут стоить. Надеюсь, вы уже продумали, как быть дальше?

Алексу был известен ответ на этот вопрос. Алексей, находящийся сейчас в Ленинской библиотеке, знал все, что происходило в эту самую минуту здесь, в клубе «Парадайз». Когда наступит время, и Алексей снова вернется к нормальной жизни, они с Еленой будут готовы к любым неприятностям.

– Советую просто исчезнуть. Навсегда, – продолжил Ротштейн.

– Конечно, об этом стоит подумать. Кстати, а как поживает наш друг Юсеф?

– Хороший вопрос. Его забрал Брайан Шепард и исчез. Этот сукин сын успел нарушить, кажется, все законы этой страны. Теперь эти двое где-то скрываются, и мы не имеем ни малейшего понятия, где именно. Шепард знает, что стоит нам до него добраться, как он тут же будет арестован. – Ротштейн покачал головой. – Он же сумасшедший, сам знаешь.

– Нет, я этого не знал.

– Когда он проходил медицинскую проверку, было установлено, что Шеп страдает острой формой мегаломании, считает себя Господом Богом от разведки, которому все дозволено, понимаешь? Этот тип страдает и склонностью к извращениям. Тогда мы решили, что он идеально подойдет для некоторых заданий, при выполнении которых особая щепетильность совершенно неуместна. Кроме всего прочего мы так ничего и не узнали насчет трития, обнаруженного в бруклинской квартире, где вы задержали Юсефа. Скорее всего, его протащили с Украины или из Грузии. Сейчас они торгуют оптом и в розницу плутонием, ядерными запалами и чем хочешь.

– А куда же смотрит Министерство внутренней безопасности?

– Оно вечно отстает на шаг. Во что превратился мир! Могу тебе сказать, что я безумно от всего этого устал. Но работу бросить никак не могу. Ведь именно за это мне и платят. У меня на шее жена и ребятишки. Что еще новенького?

Через пару минут Алекс вышел из «Парадайза», оставив Ротштейна сидеть за столиком, и растворился в толпе, то и дело проверяя, нет ли за ним слежки. Если за ним следят, то сегодня вечером он не увидит ни Елены, ни генерала Аткинса. Это было предусмотрено их планом. У этих двоих своя задача – организация завтрашней пресс-конференции.

Алекс снял номер в скромной гостинице, улегся на кровать и лежал в тишине номера. Единственным звуком был доносящийся с улицы шум машин. Он знал, что нужно поспать, поскольку завтра предстоит тяжелый день. Чтобы его не отследили, на всякий случай лучше не пользоваться мобильным телефоном. Кроме того, его не покидала мысль, что именно Ротштейн организовал убийство Форсайта.

* * *

День 10. 23.45

Сайяф стоял на обочине, недалеко от «Макдоналдса», где съел чизбургер с жареной картошкой и выпил кока-колы. Теперь он чувствовал себя гораздо лучше. Рядом находились автомастерская и мотель с разбитой неоновой вывеской. Сайяф наблюдал за молоденькими девчонками в мини-юбках, туго обтягивающих бедра. Грузовики останавливались, и девицы, уперев руки в боки, заговаривали с водителем. Некоторые соглашались воспользоваться недорогими услугами и отправлялись в мотель в обществе выбранной особы. Так он наблюдал за проезжающими мимо грузовиками около часа и только потом, наконец, решился остановить один из них.

– Если вы на восток, то, может быть, согласитесь взять пассажира?

– Что, попутка нужна, да? – спросил грузный водитель, окидывая взглядом нищего мексиканца. – Нет, приятель, извини.

– Я заплачу вам тысячу долларов.

– Сколько-сколько?

– Тысячу долларов.

– Тысячу баксов? – Водитель едва не расхохотался. – Да откуда тебе взять такую кучу денег?

– У меня они есть.

– Вот как? Тогда покажи.

Сайяф вытащил пачку стодолларовых купюр, отсчитал десять из них и протянул водителю, у которого едва не отвалилась челюсть.

– Вот ровно тысяча.

Водитель взял деньги и еще раз пересчитал их, затем принялся просматривать каждую бумажку при неярком свете узкого серпика луны, как будто мог определить, настоящие они или поддельные. Он сразу к обратил внимание на то, что купюры старые, следовательно, скорее всего, настоящие.

– Не часто доводится встречать мексиканца с такой кучей денег, и, в принципе, мне плевать на все остальное, даже если ты везешь наркоту. Как тебя зовут?

– Мануэль.

– А меня друзья называют Бумером. Считай, что ты уже в пути, Мануэль, – сказал водитель, убирая деньги в бумажник. – Залезай.

Глава 10 ЗАГОВОР

День 11. 9.00, восточное поясное время

Профессор Эрих Мюллер сидел за своим столом, заваленным всякой всячиной, в недрах Ливерморской лаборатории. На нем был белый халат, на крупном носу – очки для чтения. Он уже почти забыл о разговоре с президентом, состоявшемся неделю назад в Белом доме. Они тогда обсуждали предстоящее совещание по СОИ в Женеве. Утро выдалось ясное, и кабинет весело освещал солнечный лучик. Профессор был полностью погружен в бумаги, но тут раздался звонок интеркома. Мюллер, раздраженный тем, что его отвлекают от дела, нажал кнопку.

– Да?

– У нас тут звонок от оперативника по имени Брайан Шепард, – проскрипел мужской голос из динамика. – Будете говорить?

– Как вы сказали, Шепард?

– Да, профессор.

– За прошедшую неделю я уже слышал это имя, вот только никак не соображу, в связи с чем, – профессор Мюллер порылся в памяти. – Ах да, да, припоминаю. Он работал вместе с агентами Форсайтом и Ивановым. Давайте, я отвечу. – Профессор Мюллер щелкнул выключателем и снял трубку: – Да, агент Шепард, чем могу быть полезен?

Брайан звонил из телефона-автомата, расположенного у заправочной станции, машинально наблюдая за тем, как водители наполняют баки бензином. Он прижал трубку плотнее.

– Я занимаюсь делом, которое мы начали в Бруклине, где были найдены аккумуляторы со следами трития. Агенты Форсайт и Иванов отправили их в вашу лабораторию для исследования. Теперь дело веду я, и хотелось бы узнать, как там с этими аккумуляторами.

– Я составил отчет и отправил его по обычным каналам, – последовал ответ профессора.

– Но, видите ли, профессор, вашего отчета я так и не получил. Вы не могли бы рассказать мне суть, без всей этой научной белиберды. Я все равно в таких делах мало что понимаю.

Профессор Мюллер откинулся на спинку кресла и снял очки.

– Попросту говоря, если к атому водорода добавить нейтрон, то получится дейтерий. Если добавить еще нейтрон, то получится тритий. Именно он и содержался в этих аккумуляторах. Добавьте тритий во взрывное устройство с расщепляющимися материалами, что вполне под силу любому химику, и в плутонии или уране начнется цепная реакция – особенно если уран обогащенный. Еще лучше для этих целей использовать гидрат лития, тогда реакция будет более стабильной.

– Профессор, а можно помедленнее? – взмолился в трубку Шепард. – То есть вы хотите сказать, что так и делается атомная бомба?

– Да, если вам удастся достать плутоний-239 и 240, что не так уж просто.

– Но ведь у русских этого добра как грязи!

– Да, конечно, но…

– И разве эта дрянь после распада Союза не продается на черных рынках Грузии и Украины?

– Да, подобные слухи ходили, но реально ничего подтверждено не было.

– Но ведь ядерные технологии теперь есть у Ирана и у Северной Кореи.

– Да, но…

– А Иран снабжает огромными деньгами движение «Хезболла», а «Хезболла» передает их «Аль-Каиде».

– Понимаете, агент Шепард, последние несколько лет именно этого мы и боялись. Но для создания атомной бомбы требуется нечто гораздо большее.

Стоящий в телефонной будке Шепард поежился.

– Что же именно?

– Нужно окружить этот тритий очень тщательно очищенным ураном-238, а это уже требует других материалов вроде рений-вольфрама и бериллия, – продолжал объяснять профессор. – Вы, кажется, попросили изложить самую суть. Кроме того, к этим аккумуляторам должен прилагаться таймер, причем с очень точной установкой времени. В общем, все не так просто, как вам кажется.

– Но предположим – всего лишь предположим, – что эти террористы сумели купить достаточно бывших советских ученых и собрать бомбу. Если помните, после распада Союза там больше всего бедствовали как раз ученые.

Профессор Мюллер крепко зажмурил глаза и с явным раздражением ответил:

– Предполагать можно все что угодно, агент Шепард. У нас просто нет никаких доказательств того…

– Я просто сказал «предположим», вот и все, – весьма невежливо перебил его Брайан. – Если зайти чуть дальше и допустить, что у кого-то есть линия для сборки всего этого воедино, то мы придем к выводу, что обычные студенты легко могут сделать это, если не в квартире, то в одном из наших продвинутых университетов, после чего ракета легко доставит такую бомбу по назначению.

Профессор быстро терял терпение.

– Если бомба собрана в одном из наших университетов, то ракета просто не понадобится. Бомба вполне уместится в обычном рюкзаке.

– Значит, такое все же возможно, я правильно понял?

– Этого мы опасаемся вот уже много лет.

– Значит, подобное может произойти, – это был не вопрос, а констатация факта.

– Да, может. Такое мы не раз видели в фильмах. А теперь прошу меня извинить, я немного занят. У вас больше нет вопросов?

Молчание.

– Агент Шепард!

Молчание.

– Агент Шепард, вы меня слышите?

Послышались короткие гудки, и профессор Мюллер положил трубку.

* * *

День 11. 9.15, восточное поясное время

Затемненный зал Национального пресс-клуба, расположенного на 14-й Северо-Западной улице, стал похож на кинозал, куда набилось более сотни журналистов из ведущих мировых телекомпаний, крупнейших журналов, самых популярных газет и агентств новостей. Все присутствующие внимательно смотрели на шестифутовый экран, расположенный в передней части комнаты, рядом с эмблемой клуба.

Интервью с Лоуренсом Холлингсуортом записал Фарит Букаев, лица которого видно не было, но голос с ярко выраженным русским акцентом слышался отлично. Зрители не смогли бы сказать, где именно велась съемка, Холлингсуорт на экране выглядел совершенно спокойным, никто ни за что бы не догадался, что он находится под воздействием наркотиков.

– И что предполагается сделать после осуществления плана? – задал вопрос невидимый интервьюер.

– Объединить все мировые корпорации, большие и малые, установить контроль за всеми средствами массовой информации во всех странах, начать пропаганду корпоративного образа мышления. Короче говоря, захватить абсолютную власть.

– А международные законы?

– Они будут изменены, как и национальные. По примерным прикидкам, на это после совещания в Женеве уйдет приблизительно два года. Все правительства должны будут отчитываться перед «Глоба-Линк». Это произойдет несмотря на возможные протесты, которые, наверное, вызовут ряд локальных конфликтов, но военные, действующие совместно под эгидой ООН, быстро подавят их.

В темном зале сидел и Алекс с наклеенными тонкими черными усиками и в очках с роговой оправой. Сидящую рядом с ним Елену тоже было не узнать. Она была в джинсах, в короткой куртке, голову украшал черный парик до плеч, а лицо изменил грим и массивные очки.

Несмотря на успешную пресс-конференцию, которая привлекла пристальное внимание мировых СМИ, Елена не могла бы сказать, что она вполне удовлетворена. Она чувствовала опасность, что-то было не так. Уж чересчур гладко все прошло, и это ее беспокоило. По другую сторону зала у стены стояли генерал Джош Аткинс и Рене Шометт, пытающиеся оценить реакцию аудитории.

Раймонд Брукманн, сидящий в толпе журналистов, поспешно делающих заметки в блокнотах, стоически терпел происходящее. Все присутствующие были откровенно шокированы, явно потрясены услышанным. Они буквально впитывали каждое слово, представляя себе, какое впечатление произведут на весь мир экстренные выпуски газет и программы последних новостей. Если бы не звучащие с экрана голоса, то в зале стояла бы абсолютная тишина.

– То есть конечной целью заговора является захват власти? – опять послышался голос Букаева за кадром.

– Да, организаторы «Глоба-Линк» хотят полностью завладеть мировой хозяйственной структурой, избавиться от конкуренции и установить беспредельную власть.

– Вы сказали, что мировые политические лидеры больших и малых стран являются участниками сговора и потребуются услуги военных для подавления протестов низших классов. Такое военное сотрудничество уже организовано?

– Да. Силовые структуры начнут превентивные действия немедленно после того, как в Женеве все участники единогласно проголосуют за передачу власти «Глоба-Линк».

– А совещание в Женеве будет организовано под предлогом обсуждения программы СОИ, которая уже два года заполняет первые полосы газет, – заключил Букаев.

– Да. Был сделан вывод, что оружие массового уничтожения при «Глоба-Линк» окажется совершенно не нужным, поскольку все страны станут членами единой корпорации, которая и гарантирует их безопасность.

– Иными словами, – резюмировал русский голос, – подготовлен всемирный заговор, изначально задуманный владельцами корпораций – миллионерами и миллиардерами, – которые вступили в сговор с мировыми политическими лидерами.

– Да.

Несколько секунд прошло в молчании, искусно запланированном Букаевым специально для того, чтобы публика могла осознать услышанное. Журналисты заерзали в креслах.

– Расскажите мне еще раз о военно-морской базе НАТО в Ростоке, – продолжал Букаев. – Вы говорили, что там идет подготовка к использованию военной силы.

– Именно так. Она будет пущена в ход, когда будет оглашена информация о создании глобальной тоталитарной системы и нового мирового порядка, при котором судьбы всего человечества будут определять всего пять процентов богатых людей.

В комнате наверху для каждого из журналистов, присутствующих в зале, готовилась копия диска, а также распечатка пленки, которую они сейчас смотрели. Все это делали клерки, которых генералу Аткинсу удалось набрать с помощью своих многочисленных личных друзей. Алекс вошел, до крайности взволнованный тем, что творилось внизу, и прошел к телефону. Взяв трубку, он начал набирать номер.

– Ты кому звонишь, Алексей? – послышался у него за спиной знакомый голос. – Это ведь ты, да? Просто ужасный маскарад.

Алекс обернулся и с удивлением увидел Карла Ротштейна.

– Я… я не думал, что ты появишься.

– Разве такое событие можно пропустить!

– Раз уж ты здесь, то у ЦРУ появляется отличный свидетель.

– Само собой. А твоя СВР?

– Я должен сообщить новости Геннадию Игоревичу.

– Христенко мертв.

Удар был нанесен слишком грубо. Надо было бы дать возможность хоть как-то внутренне подготовиться, сначала намекнуть.

Но здесь был не тот случай, поскольку Карл Ротштейн, замдиректора разведки, считал, что не следует попусту тратить время. Палец Алекса замер над кнопками телефонного аппарата.

– Как мертв? – Алекс даже не был уверен, что задал этот вопрос вслух.

– Нет, совсем не так, как тебе представляется – никакого насилия, никаких служебных интриг, хотя его и подозревали в государственной измене. Нет, если хочешь знать, он умер от туберкулеза. Тело было найдено на даче полковником Юсуфовым, которому больше всего на свете хотелось подвести его под расстрел.

Алекс понимал, что сейчас чувствует Алексей, находящийся в Ленинской библиотеке, – горечь утраты старого друга, бывалого солдата, который видывал многое и многому его научил. Кладя трубку, он решил, что пусть лучше Елене это скажет Алексей, поскольку их обоих это касалось куда больше, чем его. Но Алексу тоже было жаль старого генерала.

– Подойди к окну и выгляни на улицу, – сказал Ротштейн.

Алекс подошел к окну и выглянул. Здание было полностью окружено агентами ФБР, одетыми в форменные куртки, только и ждущими сигнала, чтобы ворваться внутрь. За ними на бронемашинах разместилось небольшое подразделение спецназа морской пехоты – человек двадцать при полной выкладке, с винтовками «уэзерби-магнум 460» с оптическими прицелами.

Алекс мгновенно все понял, но позволил Ротштейну окончательно проявить себя. Тот вытащил свой «сорок пятый», но пока держал его так, чтобы пистолет не бросался в глаза. Слишком уж много было вокруг посторонних людей.

– Я сказал начальнику, что отпущу тебя несмотря на приказ о твоем аресте, поскольку был уверен, что ты выведешь меня на Елену, которую ждет трибунал. Кстати, ее парик это просто и смех и грех.

– А кто отдал приказ?

– Мой начальник и его русский коллега. Мы не стали препятствовать организации этой пресс-конференции исключительно ради того, чтобы наконец отловить тебя. Уж больно ты оказался вертким для Интерпола, – тут Ротштейн улыбнулся.

– Если внизу начнется стрельба, то кого-нибудь могут убить.

Ротштейн сунул пистолет в карман пиджака, но продолжал сжимать его в руке.

– Сейчас мы спустимся вниз, медленно и без фокусов. Потом ты возьмешь Елену за руку, и мы выйдем наружу, где вас тут же задержат. Кстати, теперь и Шометта разыскивает его «Сюрте».

Алекс понимал, что они с Еленой оказались в ловушке, и принялся прикидывать, есть ли у них шансы уйти.

– Ладно. Твоя взяла.

– Делай вид, что ничего особенного не происходит, и тогда мы спокойно выйдем на улицу, – посоветовал Ротштейн.

Те, кто работал в офисе – в основном начинающие сотрудники и студенты, занимались своим делом и не обратили внимания на двух мужчин, спокойно выходящих из помещения.

Оказавшись в коридоре, Алекс и Ротштейн стали спускаться по безлюдной лестнице, при этом Карл отставал на три ступеньки. Алекс спускался не спеша, причем намеренно, чтобы Ротштейн был полностью уверен в беспомощности своей жертвы. С этого момента в дело вмешался Алексей, долгие годы тренировок которого не прошли даром. Последовал молниеносный разворот, затем удар, сбивший Ротштейна с ног. Грянул выстрел – это Карл непроизвольно нажал на курок пистолета, спрятанного в кармане.

Пуля прошла ему через коленную чашечку, и он громко заорал от боли. Пришлось Алексу зажать ему рот ладонью левой руки, в то время как правой он ухватил Ротштейна за горло и изо всех сил ударил лицом об колено.

Замдиректора разведки тут же потерял сознание, его брюки быстро пропитались кровью. Алекс взял пистолет, сунул его за пояс и прислушался, не идет ли кто. Но кругом пока стояла тишина. Все были настолько поглощены тем, что происходило в темном зале, расположенном чуть ниже, что не слышали ровным счетом ничего, кроме диалога Букаева с Холлингсуортом, транслируемого в этот момент.

Зато наверху выстрел кто-то услышал, послышался топот бегущих ног. Алекс промчался оставшиеся полпролета и юркнул в темный зал, где присутствующие были все еще поглощены передаваемым интервью. Рене сразу заметил Алекса, шепнул об этом Елене, и она тут же подхватила его сумку. Алекс сделал им знак присоединиться к нему в задней части зала. Даже Раймонд Брукманн, взбешенный разоблачениями, которые звучали с экрана из уст Холлингсуорта, ничего не заметил, а троица тем временем собралась у запасного выхода. Алекс шепотом вкратце рассказал, что произошло и что их ожидает снаружи. Они недоверчиво вытаращили глаза.

– А как же генерал Аткинс? – спросила Елена.

– Его признают невиновным, поскольку никаких приказов, запрещающих организовать пресс-конференцию, у него не было, – объяснил Алекс.

– Что же нам делать? – с тревогой в голосе спросил Шометт.

– Здесь есть другой выход, – поспешно сообщил Алекс. – Туннель на всякие непредвиденные случаи. Он, например, используется, когда здесь выступает президент. Быстро!

Они проскользнули за дверь аварийного выхода, и в этот момент позади послышались крики. Присутствующие в зале вскочили на ноги.

– Что случилось? – крикнул кто-то. – Включите свет!

За аварийным выходом оказался длинный коридор, на другом конце которого виднелась освещенная надпись «Выход». Но Алекс повел Елену и Рене совсем не к ней, а в противоположном направлении, где виднелись открытые распашные двери, за которыми оказалась ведущая вниз лестница. Они поспешно спустились на три пролета и больше не слышали, что творится наверху. Пока фэбээровцы, получившие сигнал тревоги и сообщение о том, что ранен заместитель директора разведки, врывались в здание, Алекс нашел дверь без каких-либо обозначений, которая легко ушла в стену. За ней открылась еще одна лестница, ведущая в недра здания, а за ней оказался новый узкий туннель метров двенадцати в длину. Все трое бросились туда. В конце туннеля Алекс распахнул еще одну дверь, и они бегом поднялись на два лестничных пролета, приведшие их к пожарной лестнице. Алексей, знающий дорогу, ухватился за нижнюю ступеньку и полез первым. За ним двигалась Елена, а Рене был замыкающим. В потолке оказался массивный железный люк, крышку которого Алекс медленно приподнял и отодвинул в сторону.

Он осторожно поднял голову и увидел, что находится позади спецназовцев, которые тоже бросились в здание. По звукам, доносящимся из Национального пресс-клуба, было ясно, что там царит паника. Кое-кто из журналистов вырвался наружу, кругом царила полная неразбериха. Алекс подтянулся и вылез на улицу, а потом помог Елене. Они очутились за зарослями кустарника в Першинг-парке. Кусты оказались настолько высокими, что до поры до времени за ними можно было укрываться. Алекс знаком велел Рене отправиться к одной из бронемашин с открытым верхом, а сам задвинул крышку люка, после чего они, пригибаясь, направились к бронемашине, в замке зажигания которой были забыты ключи.

Спецназовцы вывалились наружу, гоня перед собой обезумевших от страха людей. В это время Алекс запрыгнул на водительское сиденье и повернул ключ. Мотор с ревом ожил, послышались выстрелы из «уэзерби-магнумов». Алекс помог Елене забраться на соседнее сиденье, а Рене запрыгнул на заднее как раз тогда, когда пули загрохотали по заднему борту. Он не успел захлопнуть дверцу, бронетранспортер с визгом покрышек рванул прочь, но одна из пуль попала Шометту в затылок, он вывалился из машины и, уже мертвый, покатился по асфальту.

– Рене! – вскрикнула Елена.

– Нет! – рявкнул Алекс, зная, что уже поздно.

Бронемашина разогналась до приличной скорости, и тут пуля разбила лобовое стекло, пройдя совсем рядом с левым плечом Алекса. Через четыре секунды беглецы оказались за пределами снайперского огня. Спецназовцы прекратили стрелять и бросились к оставшимся транспортерам. Алекс в зеркало заднего вида наблюдал, как семь бронированных машин устремляются за ними в погоню. Инициативу взял на себя Алексей, он направил Алекса на юг, на 14-ю улицу по Конститьюшн-авеню, затем резко свернул налево по Индепенденс-авеню. Елене оставалось только отчаянно цепляться за все, что попадало под руку.

Движение было довольно плотным, и броневики на городской улице выглядели как настоящие чудовища. Алекс то и дело поглядывал в зеркало заднего вида на семь гонящихся за ними бронемашин, которые теперь отставали всего на полквартала. Через разбитое лобовое стекло он заметил пробку на пересечении с 7-й улицей и понял, что тут им никак не проскочить. Пришлось повернуть направо за музеем Холокоста, и машина выскочила на скоростную эстакаду 12-й улицы сразу за почтамтом. Тут Алекс вдавил педаль газа в пол и помчался на юг, к мосту Фрэнсиса Кейса, который соединял берега канала Вашингтона. На другом берегу он быстро обогнал медленно движущиеся машины, ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы пересечь мост Джорджа Мейсона. Прямо впереди был выезд № 11, но Алекс миновал его, поскольку на уходящем на юг триста девяносто пятом шоссе машин было немного. Он снова вдавил педаль газа в пол.

Семь бронемашин, в каждой из которых находились по два спецназовца, теперь отставали от него на четверть мили, следуя колонной, похожей на поворотах на змею. Они отчаянно сигналили, требуя, чтобы им дали дорогу. Солдаты знали, что их оружие с телескопическими прицелами даже при всей гладкости дороги бесполезно на таком расстоянии – для точного выстрела им нужно было подобраться поближе. Алекс и Елена тоже знали об этом, но понимали и то, что на этом шоссе они в настоящей ловушке и им не остается ничего иного, как удерживать дистанцию между собой и преследователями, что было вряд ли возможно.

За выездами № 10 и № 9 шоссе уходило направо, огибая южную часть здания Пентагона. Алекс под негодующие автомобильные гудки вырвался вперед, миновал выезд № 8 и продолжал нестись на юго-запад, оставляя справа от себя Арлингтонское национальное кладбище. Трассу покидать смысла не было, поскольку на городских улицах у него не было ни единого шанса уйти от преследования. Надо было срочно что-то придумывать. Вскоре подвернулась удачная возможность. Он увидел два длинных грузовика, тащившихся по полосе медленного движения. Грузовик, идущий сзади, решил обогнать передний, водитель включил сигнал левого поворота, свернув на соседнюю полосу и одновременно набирая скорость.

Сознание Алексея работало, как компьютер. Он знал, что делал, когда вписался между двумя грузовиками, идущими бок о бок. Две скоростные полосы, забитые машинами, оставались слева от них. Елена на всякий случай ухватилась за ручку двери, а Алекс неожиданно выскочил на обочину и поравнялся с огромным грузовиком. Он выхватил пистолет Ротштейна и всадил несколько пуль в два задних колеса тяжеловоза, которые с грохотом взорвались. Алекс же тем временем рванул вперед, пока поврежденный грузовик не занесло.

Семь бронемашин теперь отставали от него примерно на одну восьмую мили. Водитель грузовика потерял управление и не смог удержать длинный кузов от заноса. Тот с размаху врезался в первые два броневика, водители которых отчаянно пытались затормозить. Следующие две бронемашины влепились в первую пару, все четыре закрутились и на высокой скорости вылетели с дороги на поля армейского гольф-клуба. Оставшиеся три броневика успели избежать столкновения. Подбитый грузовик, наконец, со скрежетом остановился, перегораживая дорогу, а водители уцелевших транспортеров отчаянно сигналили, требуя дать им проехать.

Пока три оставшихся на шоссе бронемашины с трудом выбирались на скоростную полосу, Алекс выиграл немного времени. В зеркало заднего вида он заметил, что спецназовцы связываются с кем-то по телефону. Приближался выезд № 7, но он по-прежнему не хотел рисковать, возвращаясь на улицы. Поэтому он проскочил границу Александрии, штат Вирджиния, за которой находился выезд № 6.

– Что мы можем сделать? – громко, чтобы он мог ее слышать, спросила Елена.

– Сам не знаю! – крикнул он.

– Осталось еще три машины.

– Сам вижу.

– Попробуй оторваться!

– Как?

– Откуда я знаю? Придумай что-нибудь! Выезд № 6 был буквально перед ними. Алекс уже было миновал его, но тут заметил, что по въездной эстакаде на триста девяносто пятое шоссе выливается плотный поток машин. Он резко нажал на тормоза и, сделав крутой поворот направо, ринулся по эстакаде против движения. Воздух наполнил визг тормозов машин, пытающихся избежать катастрофы. Елене казалось, что им точно не миновать лобового удара, она зажмурила глаза, а Алекс тем временем бросал машину то влево, то вправо, то и дело оказываясь буквально на волосок от столкновения со встречными машинами.

Три бронемашины последовали за ним, но их водители оказались не так удачливы, поскольку двое из них почти сразу угодили в аварию, столкнувшись с четырьмя другими машинами, и все шесть практически перегородили дорогу. Но первый броневик проскочил и теперь мчался за Алексом. Впереди показалось табло, извещающее, что вскоре будет въезд № 5 на триста девяносто пятое шоссе.

Алекс выжал газ до отказа и рванул к въезду на шоссе, однако преследующая их бронемашина висела на хвосте. Ее водитель, сержант Брэдшоу, двадцативосьмилетний парень, прошедший курс специальной подготовки в Кэмп-Пендлтоне, несясь по тихим улицам предместья под рев мотора, был просто в отчаянии. Ему нечего было сказать капралу Стентону, с которым он подружился всего три месяца назад. Лица у обоих были мрачные; по телефону пришел приказ стрелять на поражение. Оба были великолепными снайперами, вот только из-за постоянных рывков и поворотов не могли применить оружие, хотя Стентон крепко сжимал свою винтовку, дожидаясь возможности прикончить этих предателей, несущихся впереди. Ему нужно было всего несколько спокойных мгновений, чтобы прицелиться и попасть прямо в затылок водителю. Сейчас все зависело от его кореша, сидящего за рулем и гнавшего машину к въезду № 5.

Но Алекс вдруг решил плюнуть на шоссе и снова свернул в паутину улиц, промчался мимо поля для гольфа и увидел здание, в котором явно располагалась больница. Он резко притормозил и свернул на стоянку. Здесь было полно машин, принадлежащих как посетителям, так и персоналу, у каждого из сотрудников имелась собственная стоянка. Алекс втиснул машину на первое же попавшееся место из тех, что были поближе к входу. Он быстро схватил сумку, лежащую на заднем сиденье, а Елена тем временем выскользнула из машины. Затем, когда на стоянке с визгом затормозила бронемашина преследователей, они вместе бросились в больницу.

Блестящий пол был явно недавно тщательно вымыт, в приемном отделении царила тишина, здесь находилось лишь несколько посетителей, медсестер в халатах и врачей. Алекс и Елена резко сбавили темп, делая вид, что они пришли навестить больного. Алекс знал, что двое убийц в военной форме будут здесь с минуты на минуту, поэтому сразу повел Елену к лестнице, которая привела их в подвал.

Сержант Брэдшоу и капрал Стентон, увидев бронемашину, припаркованную у входа, остались сидеть на своих местах, тщательно осматривая стоянку. Их глаза отмечали любое движение, хотя в принципе особого шевеления вокруг не замечалось. Держа оружие на изготовку, они вышли из машины. Слова им были не нужны – Брэдшоу просто кивнул Стентону, приказывая идти в одну сторону, а сам направился в другую. Не найдя никого, кто выглядел бы похожим на беглых преступников, оба вояки бросились ничком на асфальт, проверяя, не прячутся ли те за машинами или под ними. После этого они показали друг другу знаками, что результат поиска отрицательный, и осторожно вошли в вестибюль приемного отделения больницы, где туда-сюда сновали посетители и медицинский персонал.

Алекс и Елена стояли в самом низу лестницы, ведущей в подвал. Он приложил палец к губам, призывая соблюдать тишину, медленно приоткрыв дверь, выглянул и внимательно осмотрел помещение. На глаза попалась табличка с надписью «Прачечная». Алекс еще раз убедился, что поблизости никого нет, взял Елену за руку, и они скользнули вдоль стены, остановившись у двери, из-за которой доносился равномерный гул стиральных машин.

Алекс увидел, что большое помещение пусто, и они с Еленой спрятались за широкими трубами, идущими вдоль пола. В этот момент в прачечной появился негр-служитель, катя перед собой большую тележку с грязным бельем. Он оставил ее возле стиральных машин и вышел. Алекс и Елена при его появлении буквально застыли, но служитель их не заметил. Почувствовав себя на время в безопасности, они бросились к тележке. Алекс протянул сумку Елене и стал поспешно рыться в грязном белье.

По центральному вестибюлю больницы шли врач и медсестра из отделения скорой помощи. Это были Алекс и Елена в медицинских шапочках и хирургических масках, скрывающих лица. Парик Елена сунула в сумку, которую завернула в белую простыню.

Они как раз пересекали вестибюль, когда к ним, опустив оружие, чтобы не пугать попусту, подошел Брэдшоу.

– Прошу прощения, мы ищем смуглокожего мужчину и темноволосую женщину. Вы их здесь случайно не видели?

– Видел, – ответил доктор Алекс. – Но это было несколько минут назад. Они пошли вон туда. – Он указал на лестницу, ведущую в подвал. – А что, какие-нибудь проблемы?

– Нет-нет, обычная работа, пусть вас это не тревожит. Скажите, а кто на этом этаже регистрирует приходящих посетителей?

– О них можете узнать в приемном отделении.

– Спасибо, – Брэдшоу повернулся к Стентону: – Оставайся здесь, – с этими словами Брэдшоу направился к окошечку, где очередь была покороче.

Алекс и Елена в своих белых халатах вышли на улицу и быстро оглядели стоянку. Они понимали, что в их распоряжении считанные секунды, спецназовцы вот-вот поймут, что их обвели вокруг пальца. Внимание Алекса привлек черный «Форд-Эксплорер», и они бросились к нему. В этот момент на стоянку въехало такси, чтобы высадить пассажиров. Алекс попробовал ручку двери «Форда», обнаружил, что машина не заперта. В это время Елена следила за главным входом. Ключей в замке зажигания не было. Вмешались навыки Алексея, пришлось нажать рычаг, поднять капот. Елена придерживала его, а Алекс тем временем соединял провода, ведущие к зажиганию. Сверкнула искра, и машина завелась.

В приемном отделении симпатичная молоденькая медсестра-негритянка в белом халате только что закончила говорить по телефону. Стентон и Брэдшоу ждали, когда она освободится, а пока нервно шарили глазами по вестибюлю.

– Прошу прощения, – наконец, обратилась она к ним, – ни одной пары с названными вами приметами никто из персонала не видел.

Военный вертолет «4-46 Си-Найт», вызванный Стентоном по телефону, как раз был на подлете. От рева двигателя дрожала земля. Брэдшоу и Стентон бросились наружу и увидели, как к выезду со стоянки медленно движется черный «Форд», а какая-то женщина средних лет отчаянно размахивает руками.

– Мою машину угнали, мою машину угнали, -визжала она, едва ли не перекрывая рев вертолета.

Оба спецназовца тут же вскинули винтовки и принялись посылать пулю за пулей в удаляющийся автомобиль, выбив затемненные стекла и угодив в бензобак. Машина взорвалась, превратившись в огненный шар, а женщина просто ошалела от увиденного. Брэдшоу и Стентон бросились к горящему «Эксплореру», чтобы убедиться в том, что все, кто был внутри, мертвы. Но к немалому своему удивлению они через разбитые окна увидели, что внутри горящей машины никого нет.

Алекс и Елена, сняв больничные халаты, сидели на заднем сиденье такси, покинувшего автостоянку с минуту назад. Услышав грохот, они оглянулись и через заднее стекло увидели столб черного дыма, поднимающийся над автостоянкой, оставшейся теперь в трех кварталах позади. Елена, довольная тем, что черный парик носить больше не требуется, встряхнула головой, и ее светлые волосы свободно рассыпались по плечам. Слишком устав, чтобы говорить, они устроились поудобнее и молча смотрели вперед.

– А какой вам нужен терминал в аэропорту Рейгана? – спросил водитель.

Глава 11 ЗДРАВСТВУЙ И ПРОШАЙ НАВСЕГДА

День 11. 9.45, восточное поясное время

Жан-Клод Рено в изящном серебристом летном комбинезоне сидел в пилотском кресле «Гольфстрима-IV», стоявшего в четвертом ангаре Международного аэропорта Рейгана, и то и дело поглядывал на часы, на которых как раз было 9.45. После того как они вчера прилетели из Лос-Анджелеса, Алекс сказал ему, что его, Елену и Рене можно ожидать в любой момент после 9.30. Поэтому Жан-Клод уже дважды запускал двигатели, чтобы прогреть их.

Он рано позавтракал в торговом центре «Кристал Сити Андеграунд», потом поймал такси, высадившее его у терминала. Здесь он предъявил удостоверение пилота, документы на стоянку и отправился туда, где его ждал самолет.

Он снова взглянул на часы, не зная, что Алекс и Елена только что миновали службу безопасности при помощи цээрушной карточки с фотографией. Плотная латиноамериканка лет сорока с чем-то лишь бросила на них мимолетный взгляд, поскольку никаких сообщений об Алексее Иванове не получала. Ничего не слышала она и про Елену Ванееву.

Алекс, крепко сжимая сумку, вместе с Еленой направился к выходу, ведущему к ангарам со второго по седьмой, и едва сдерживался, чтобы не побежать, боясь вызвать подозрения. Поднялся ветер, взлетающие и садящиеся пассажирские самолеты создавали просто оглушительный шум. Алекс держал Елену за руку, но чтобы она услышала его, все равно приходилось кричать.

– Еще примерно двести метров!

– Не уверена, что дойду, – прокричала она в ответ.

– Дойдешь!

Они прошли второй ангар, у Елены не было сил разговаривать. Она страшно нервничала, легкие, казалось, готовы были вот-вот взорваться. Алекс тоже был не в лучшем виде, зная, что они в любом случае должны идти вперед, поскольку каждая секунда была на счету. А тут еще этот проклятый ветер в лицо. Каждый очередной метр казался десятью, а неумолчный рев самолетов превращал окружающее в кошмар. Второй ангар, выглядел бесконечным, но, наконец, они его миновали. Казалось, что сумка, в которой лежало одеяние священника, пояс с деньгами, черный парик и «глок-26», словом, все необходимое для продолжения пути, была набита свинцом.

Наконец, к их великому облегчению, показался нужный ангар, а в нем – родной «Гольфстрим», своим длинным стреловидным носом нацеленный наружу, на летное поле. Двигатели под крыльями были уже запущены. Рено увидел их, спустил трап и помог Алексею с Еленой взойти на борт. Елена, опираясь на его руку, прошла в конец салона и уселась в заднее кресло. Все трое не обменялись ни единым словом, поскольку говорить было не о чем да и незачем. Алексей тоже поднялся на борт и протянул Рено сумку, чтобы тот передал ее Елене.

– А где же Шометт? – наконец спросил француз.

– Ему не повезло.

Жан-Клод проводил Алекса до кресла второго пилота, поднял трап, закрыл люк, уселся в свое кресло и отпустил тормоза. Колодки из-под колес были давно убраны, поэтому машина тут же медленно покатилась к выходу из ангара, и, пока Алекс с Еленой с трудом приходили в себя, Рено связался с диспетчерской и запросил разрешение на вылет.

Изящный белый самолет катил через поле минуты две, не меньше, и только после этого смог встать в хвост очереди пассажирских машин, ожидающих вылета. Алекс и Елена переглянулись, их усталые глаза сказали друг другу, что теперь все в порядке. Но Алекс все равно был настороже, подозрительно осматривал поле, ожидая, не появится ли внезапно служба безопасности аэропорта. Он просто не мог чувствовать себя в безопасности, пока они не окажутся в воздухе, но сейчас был бессилен что-либо сделать. Оставалось только ждать.

– Что случилось с Шометтом? – спросил Рено по-английски с сильным французским акцентом.

Алекс рассказал ему об их побеге и о том, как погиб Рене. На лице Жан-Клода отразилась печаль.

– Ладно, во всяком случае, он погиб не впустую, – наконец сказал пилот.

Елена откинула голову на подголовник, пытаясь успокоиться и отдышаться.

– Долго еще ждать? – спросила она Жан-Клода.

– Перед нами три самолета, – через плечо бросил Рено, управляя медленно ползущим «Гольфстримом». – Думаю, минуты через четыре взлетим.

Сама не понимая почему, Елена вдруг тихо заплакала – переживания наконец-то дали о себе знать. Мужчины понимающе переглянулись, потом Рено вытащил из кармана какой-то пакетик и вместе с термосом передал его Алексу. Тот развернул пакетик и увидел две таблетки.

– Это поможет заснуть, – пояснил Рено. – Думаю, вам обоим это не помешает.

Алекс повернулся к Елене, дал ей таблетку и налил чашку горячего кофе.

– Выпей, – сказал он, ничего не объясняя.

Она так и сделала. Свою таблетку Алекс пока отложил. Самолет наконец начал выруливать на стартовую позицию, Рено снова связался с диспетчерской для получения окончательного разрешения на взлет.

– Куда летим? – спросил француз.

– В Москву. Кстати, а сколько туда лета?

– А когда вам нужно там быть?

Алекс взглянул на часы.

– Сейчас восемнадцать ноль-ноль по московскому времени. Мы могли бы долететь к двадцати трем ноль-ноль?

– Всего за пять часов? Может быть, если идти на максимальной скорости, – ответил он. – Нам придется заправиться в Лондоне, а это тоже займет какое-то время. Правда, судя по прогнозам, ветер у нас будет попутный.

На Елену, наконец, подействовало снотворное, и мозг ее начал успокаиваться. Самолет был уже в воздухе, и под мерный гул двигателей женщина, уставшая сверх всякой меры, погрузилась в глубокий сон.

Алекс оглянулся, проверил, все ли у нее в порядке, пристегнута ли она. Он был рад, что Елена заснула, да и ему требовалось отдохнуть, поскольку впереди оставалось еще много дел. Он проглотил свою таблетку и запил ее кофе, а в это время Рено, откинувшись на спинку кресла, разгонял самолет до максимальной скорости.

Алекс посмотрел на часы. Если они совершат посадку, как договорились, то у него останется еще шестьдесят пять минут для прощальной встречи с Алексеем.

Он закрыл глаза и погрузился в глубокий сон.

* * *

День 11. 14.00, восточное поясное время

Тяжелый грузовик катил на северо-восток по Северной Каролине. Сайяф сидел молча, поставив сумку позади себя на откидное сиденье, а Бумер тем временем слушал какую-то музыку в стиле кантри, красоты которой Сайяф не понимал, да и не хотел понимать.

Они останавливались в Новом Орлеане, в мотеле для дальнобойщиков, где сняли себе по отдельной комнате. Таковы были правила – избегать переутомления, которое часто приводило к автокатастрофам. Водители обязаны были отдыхать десять часов, и Бумер объяснил все это мексикашке. Они позавтракали, потом снова двинулись в путь, а по дороге дважды останавливались для устранения мелких неполадок. Сайяф очень переживал, что не может сотворить молитву, но Аллах, наверное, поймет и простит его.

– Так ты, значит, из Детройта, – с лицемерным дружелюбием начал Бумер, зная, что мексиканский наркодилер бессовестно врет.

– Я уже целых шесть лет как гражданин Америки, – ответил Сайяф с хорошо поставленным мексиканским акцентом.

– А ты женат?

– Ага. У меня двое подростков.

– Типичная американская семья, скажи?

– Очень, очень типичная.

– А мы с женой видимся редко, вечно я в рейсах, – пожаловался Бумер. – При нынешних ценах на горючее каждый рейс обходится все дороже и дороже. А все проклятые арабы. Наверное, мне надо было идти в колледж и изучать эти самые компьютеры. Сейчас все на компьютерах, а я в них ни бельмеса не понимаю. Видно, будущее в них, в этих самых компьютерах.

Сайяф промолчал, поскольку у него не было желания поддерживать беседу. Ему хотелось, чтобы Бумер повнимательнее следил за дорогой и благополучно доставил его туда, где ему надлежало быть. Бумера же, в свою очередь, этот тип раздражал. Американский гражданин, мать твою! Впрочем, его денежки были ничем не хуже других. Если бы его не подвез Бумер, он нашел бы какого-нибудь другого водителя, и все дела. Ему просто не нравилось, что какой-то мексикашка брезгует поболтать с ним. Нет уж, не выйдет.

Однако вышло, и Сайяф был очень этим доволен – американец, наконец, замолчал. Теперь в кабине звучала только музыка. Сайяф с интересом смотрел на поля и фермы, мелькающие за окном. Как здорово была ухожена эта земля, сколько травы и деревьев. И как много машин на дороге, причем новых машин. Совсем не бедно жили эти испорченные толстые люди, у которых за душой не было ничего кроме денег и наркотиков, с помощью которых они предавались греху. Американцы были всем довольны, они считали, что живут в самой лучшей стране мира. При этой мысли у Сайяфа в душе появилось ощущение грядущего торжества. Со времени 11 сентября «Аль-Каида» не затевала ничего подобного.

Ничего, все скоро изменится.

* * *

День 11. 23.00. Москва

Снова зарядил дождь, крупные капли сверкали в ярком свете огней аэропорта «Домодедово». «Гольфстрим-IV» коснулся посадочной полосы даже на пять минут раньше намеченного срока и неторопливо выкатился с полосы на слабо освещенную часть поля, где стоял «мерседес» с выключенными фарами, практически невидимый в темноте.

Елена, снова надевшая черный парик, и отец Иванов со своей сумкой спустились по трапу следом за Жан-Клодом, который держал над ними большой зонт. Все трое подошли к большой машине, из которой вылез Фарит Букаев. Стоя под зонтиком, Алекс рассказал ему о гибели Шометта.

Букаев с искренним сочувствием склонил голову.

– Мне будет его не хватать, – наконец сказал бывший оперативник КГБ.

– Как и всем нам, – добавил Жан-Клод и повернулся к Алексу: – Он отдал мне последние распоряжения, велел вытащить вас отсюда. Сейчас я заправлюсь и через два часа буду ждать вас на этом месте. Главное – не торопиться.

Елена повернулась к Букаеву:

– Так, значит, нам придется здесь и распрощаться, Фарит Матвеевич?

– За вами будущее, – ответил он. – Здесь для вас жизни нет, поэтому будьте осторожны. Юсуфов жаждет реванша, и ради этого пойдет на все.

– О нас не беспокойтесь, – мягко сказал ему Алексей. – С нами все будет в порядке.

Букаев крепко обнял Елену. В наступившей тишине стало слышно, как капли дождя барабанят по зонту.

– Храни вас Господь, – сдавленным голосом сказала она.

Наконец, Фарит обернулся к Алексу:

– Мы с Жан-Клодом пока выпьем немного и поболтаем о старых добрых временах. Ключи в машине, – с этими словами он обнял Алекса. – Пока, дружище.

– До свидания, Фарит, – ответил растроганный Алекс.

Московские улицы, по которым катил на «мерседесе» отец Иванов, были ярко освещены, машин на дорогах было все еще довольно много. Город жил, переливался мигающими неоновыми вывесками и слепящим светом фар встречных машин, умывался дождем, который мгновенно исчезал под взмахами дворников на лобовом стекле.

Елена сидела рядом с Алексом, погруженная в собственные мысли. Друзья никогда больше не услышат о ней, поскольку им с Алексеем придется исчезнуть. При этой мысли ей стало горько. Ее школа, детство, теперь оставшееся далеко в прошлом, – все это оставалось в совершенно другом мире. Слушая шелест дворников по ветровому стеклу, она с трудом сдержала слезы. Фарит был прав – для них с Алексеем главным становилось будущее. Прошлого больше не будет. При этой мысли она вдруг почувствовала себя ужасно старой.

Алекс бросил взгляд на часы на панели, все время ощущая тяжесть «глока» под мышкой. Пистолета Ротштейна с ним больше не было. Часы показывали 23.50, время было на исходе. Еще десять минут уйдет на то, чтобы добраться до Алексея Иванова, потом Алекс исчезнет. Он доставит Старейшинам свое решение. Они полагаются на его мудрость, послужившую причиной того, что его отправили с этой миссией.

Так где же, в сущности, люди свернули не туда? Он вспомнил, с какой жалостью смотрел на водителей встречных машин и пешеходов, после того как в первый день пребывания в России издали наблюдал за ядерным взрывом в Сибири. Он вспомнил, что на третий день после его возвращения из Вашингтона, как и сегодня, шел дождь, когда он последовал за Алексеем Ивановым в библиотеку, чтобы занять его место в этом мире, вспомнил огни и шум в клубе «Ночная жизнь», где он встретился с Христенко, чтобы начать эту безумно опасную гонку. Согласие на нее было моральным обязательством перед Алексеем Ивановым, хотя никаких таких приключений он и не планировал. Тут Алекс снова взглянул на часы. Елена, полулежа на заднем сиденье, проверила содержимое сумки, где лежали пояс с деньгами и паспорта, потом взглянула на него и спросила:

– О чем ты думаешь?

– Мне нужно вернуть диск туда, где я его взял, – солгал он. – Так решил Геннадий Игоревич. Надо вложить диск в «Войну и мир». Я не спросил его, почему. А ты подожди меня в машине.

– Ты надолго?

– Нет, всего на несколько минут.

– А потом?

– Мы встретимся с Жан-Клодом и последуем плану Рене.

Она помолчала, подбирая слова.

– Интересно, Алексей, почему у меня такое странное чувство – как будто на самом деле это не мы с тобой?

– То есть?…

– Сама не знаю. Просто у меня такое чувство, а объяснить его я не могу.

Он взглянул на нее:

– Все будет в порядке. Это от усталости, тебе ведь пришлось так много пережить.

Она задумалась над его словами.

– Нет, тут что-то другое, только я не понимаю что.

До Всероссийской библиотеки имени В. И. Ленина оставался примерно квартал, и Алекс выключил фары, перед тем как зарулить на стоянку, погруженную в темноту. Потом он остановил машину.

– Запри двери.

В бардачке Алекс нашел фонарик, вышел из машины и захлопнул за собой дверь. Зонтик он брать не стал.

Одинокая лампочка освещала путь через грязные лужи. Наконец, он добрался до погруженного в темноту входа, открыл дверь и вошел. Взглянул на пыльный пол и, внимательно прислушавшись к царящей вокруг тишине и убедившись, что никого поблизости нет, включил фонарик. Вслед за лучом света он поднялся на второй этаж, где и находился отдел «Курск».

Здесь ничего не изменилось, всюду стояли все те же многочисленные книжные шкафы и стеллажи, покрытые прозрачной полиэтиленовой пленкой, защищающей драгоценные тексты от пыли и мусора. Он аккуратно прошел к тому же ряду книг авторов, чьи фамилии начинались с буквы «Т», остановился, заглянул под пленку и увидел лежащего Алексея, погруженного в глубокий сон и нормально дышащего.

Алекс взглянул на часы Алексея, переведенные на московское время, и увидел, что у него есть еще тридцать две секунды до того, как Алексей Владимирович Иванов придет в себя. Он отцепил бороду, снял очки и отложил их в сторону, затем снял священническую рясу. Потом пристроил фонарик так, чтобы они с Алексеем могли видеть друг друга, и уселся на ящик с книгами. Алексей тем временем стал шевелиться.

Агент СВР открыл глаза и какое-то время моргал, прежде чем осознал реальность произошедшего и разглядел собственного двойника в хорошем деловом костюме, приобретенном в Санкт-Петербурге, о чем Алексею уже было известно. Он откинул пленку и постарался убедить себя в реальности всего, что произошло. Алекс понимал его и не торопил, представляя, что сейчас переживает этот человек.

Алексей окончательно пришел в себя. У него было ощущение, что прошло всего какое-то мгновение с того момента, как он восемь дней назад нашел здесь диск. Другим потрясением, причем ничуть не меньшим, было видеть напротив себя двойника. Ощущение такое, будто смотришься в зеркало. Тут Алекс положил на ящик рядом с ним копию диска, принадлежавшую Христенко.

– Тебе известно все, как я и обещал, включая и представление об опасности, в которой вы оба находитесь. Сейчас мы обменяемся одеждой, ты вернешься к Елене, и вы будете продолжать жить. Причем ей ничего знать не обязательно.

Алексей еще секунду посидел, чтобы вернуть ясность мысли, потер глаза, помял мышцы своего мускулистого тела.

– Должен поблагодарить тебя за то, что ты в трудные минуты здорово помогал мне, проявляя свои способности. Например, водительские навыки в Вашингтоне, – продолжал Алекс.

– Я готов был помочь и во многих других случаях, но ты сам мне не позволял вмешиваться, – Алексей помолчал немного. – Ты ведь так и не объяснил мне, зачем тебе все это было нужно. И вообще, зачем ты здесь?

– Этого я тебе сказать не могу, – отозвался Алекс. – У тебя всего несколько минут. А то Елена начнет беспокоиться. Сам знаешь, она до смерти напугана и ни в чем уже не уверена. Так что теперь тебе придется думать за двоих.

– А ты?

– А я должен делать то, что мне поручено, и время моего пребывания здесь крайне ограничено.

– Откуда ты? – спросил Алексей.

– Этого я тебе тоже не могу сказать. Моя жизнь будет продолжаться, как и раньше, а твоя – как будто ничего этого не было.

Алексей пристально взглянул на него.

– Так ты не один из нас, верно?

– Верно.

– И как же на самом деле выглядят ваши?…

Ответом было молчание.

– И как далеко отсюда вы живете? Опять молчание.

– Насколько же вы должны быть более продвинуты?… Как вы относитесь к нам? Ладно, может, дашь хоть какой-нибудь совет?

– Нет. Отныне ты полностью предоставлен сам себе, и выводы тоже предстоит делать тебе самому. Если хочешь чего-нибудь добиться, старайся не размениваться на мелочи. Сам выбирай варианты дальнейшего развития событий.

– Ты имеешь в виду наше будущее?

– Точно. Будущее этого мира. Вам в нем жить, так что это ваше дело. Что же до моего мира и моего задания, то оно выполнено.

Алексей на мгновение прикрыл глаза и перевел дух.

– А откуда твои узнают все, что ты видел и слышал?

– У меня в организм имплантированы специальные микрочипы. На них все записано.

– Кроме твоих мыслей.

«Да, верно, – подумал Алекс, – кроме моих мыслей. А ведь это самое главное».

– Я постараюсь подробно изложить их.

Алексей немного подумал.

– Так, значит, ты мне вообще ничего не скажешь?

– Скажу, что ваша жизнь чрезвычайно коротка. Вы рождаетесь и умираете, не имея возможности даже моргнуть, но человечество совершенно этого не учитывает. Эта мысль должна помочь тебе любить, а не ненавидеть. К сожалению, ваша история учит пока совершенно иному.

Алексей подумал о разоблачении «Глоба-Линк» и сказал:

– Благодаря тому, что ты вместо меня сделал, жизнь у нас станет гораздо лучше. Я на это надеюсь.

– Сама по себе не станет.

Алексей понимающе кивнул.

Он вместе с Алексом пережил все, и теперь был куда мудрее, чем раньше.

– У тебя случайно нет сигареты?

– В пиджаке. Сейчас мы переоденемся и расстанемся.

Алекс дал Алексею пачку сигарет и новую зажигалку. В окружающей тишине Алексей прокрутил в памяти все события, пережитые вместе с Алексом за последние восемь дней. Одно из воспоминаний особенно взволновало его.

– Ты спал с моей женой.

– Сам знаешь, у меня не было возможности этого избежать. Впрочем, ей и ни к чему знать об этом. Если расскажешь, она подумает, что ты спятил. Это ты был со своей женой. Она хорошая женщина, тебе с ней очень повезло. Слушай, времени остается все меньше. Через час двадцать три минуты тебе и Елене надо быть у самолета.

– Знаю, – Алексей подумал и добавил: – Да, пожалуй, мне с ней действительно повезло.

– Вот твой бумажник и все остальное. С этого момента каждый из нас должен отправиться своим путем.

Алекс смотрел на свое второе «я», понимая, что на осознание невероятности всего происшедшего ему понадобятся недели, а то и месяцы или даже годы.

– Интересно, как прощаются при подобных обстоятельствах?

К его удивлению, Алекс довольно тепло улыбнулся.

– Мы с вами больше никогда не встретимся, Алексей Владимирович Иванов. Желаю вам удачи на всю оставшуюся жизнь. К сожалению, вы здесь в основном полагаетесь именно на удачу.

Алексей улыбнулся в ответ, но не сразу смог подыскать слова для ответа. Он встретился с чудом.

– Ладно, желаю тебе счастливо добраться до дома. Кем бы ты ни был…

Нет, «кем бы ты ни был» звучало нехорошо. Он имел в виду совсем не это. Алексей споткнулся при подборе понятия, которое точнее всего выразило бы то, что он думает. Он поднял голову и встретил устремленный на него взгляд. Все происходящее сейчас и то, что происходило на протяжении восьми дней, пока он лежал в сонном забытьи, было просто сверхъестественным. Нечего и говорить, он был в долгу у этого пришельца, выполнившего невероятно опасную работу. Но почему он за нее взялся? Было совершенно ясно, что у гостя тут свои собственные дела, но какие? Зачем все это понадобилось, и первый ли это визит, или они посещали планету и раньше? Возможно, не раз и не два.

За этим визитером должен стоять могущественный разум, который привел его сюда. И как пришелец смог попасть на Землю? Подходящих слов не находилось. И снова – зачем? «Чем вызван его интерес к нам? Неужели желанием контролировать нас, как утверждалось во множестве книжек? Он обладает возможностью обмениваться со мной мыслями так, что я незримо присутствую при всем, что с ним происходит, вот только его собственных мыслей прочитать не могу. Елена подумает, что я спятил. Об этом нельзя рассказывать вообще никому. Пришелец прав – мне никто попросту не поверит».

Слово, на котором он споткнулся, все еще было здесь, все еще требовало выхода. Он глянул в устремленные на него глаза и попытался произнести вслух то, что хотел. «Пусть знает, что я о нем думаю!» Голос Алексея был хриплым, но это все равно не помешало ему, хотя потребовалось собрать всю силу воли, чтобы вытолкнуть из себя эти слова. Нет, не «кем бы ты ни был».

– Чем бы ты ни был.

* * *

День 12. 14.15, восточное поясное время

Шепард вытащил из холодильника бутылку «буд-вейзера», свернул крышку и сделал глоток по пути в соседнюю комнату, где находился Юсеф, руками и ногами накрепко примотанный скотчем к необычному креслу с высокой спинкой, будто привезенному из какого-то тюдоровского замка. Рот Юсефа был заклеен, голова примотана скотчем к верхней части спинки. В общем, он мог шевелить только пальцами рук и ног, чем в данный момент и занимался, чтобы хоть немного унять отчаянный страх, который вызывал вид инструментов, принесенных вчера Шепардом. Сейчас они были разложены на маленьком столике неподалеку от него. Во всяком случае, ему казалось, что это было вчера, поскольку в этом помещении без окон не было ни дня, ни ночи. Из-за той дряни, которую кололи ему Форсайт и Шепард, он вообще не имел понятия, сколько времени находится в заключении. Нет, Юсеф никогда ничего не скажет неверному, тот лишь зря теряет время. Но что это за штучки-дрючки?

Брайан Шепард поставил бутылку на столик и подтянул кресло поближе.

– Сынок, – обратился он к Юсефу, – понимаешь, в жизни каждого человека наступает момент, когда ему предстоит повзрослеть и взглянуть в лицо фактам. А один из этих фактов заключается в том, что физическая боль очень быстро избавляет любого фанатика от верности кому бы то ни было. Стране, религии или какой-нибудь дурацкой идеологии. Надеюсь, ты понимаешь это?

Юсеф лишь молча смотрел на него.

– Да, такое случается со всеми нами, с хорошими и с плохими. Иногда жизнь буквально доводит до слез, вот как в твоем случае. Понимаешь, у тебя нашли некоторые составляющие атомной бомбы, и у меня не исчезает ощущение, что вы, ублюдки, сделали их несколько штук, а какой-то ученый недоделок, ненавидящий Америку, помогает вам, сволочам, собирать их. А раз такое дело, малыш, то обязательно должен существовать какой-то план, и ты, как один из команды, обязательно должен знать, что происходит. Ты хорошо меня слышишь?

Никакой реакции.

Шепард взял с маленького столика ножницы и разрезал штаны Юсефа над левым коленом. Он делал это медленно и аккуратно, потом отложил ножницы, взял молоток и загнал гвоздь в коленную чашечку Юсефа примерно на одну восьмую дюйма. Из-под скотча донеслись приглушенные крики.

Из раны тут же потекла кровь, но Брайан не стал вытирать ее, поскольку знал, что крови будет гораздо больше. Отложив молоток и гвоздь, спецагент взял шуруп и ввернул его в окровавленное отверстие. Все то время, пока он окровавленными пальцами вкручивал шуруп в коленку, Юсеф продолжал сдавленно кричать. Ввинчивать шуруп глубже у Шепарда уже не хватало сил. Теперь лицо жертвы было в поту, заливавшем глаза, но Брайана это волновало мало.

– Юсеф, так ты собираешься отвечать на мои вопросы?

Но правоверный мусульманин лишь корчился в кресле от боли.

– Так, значит, нет? – понимающе кивнул Шепард. – Ладно, давай продолжим, может, ты все-таки передумаешь.

Шуруп теперь торчал из коленной чашечки дюйма на полтора. Шепард взял филипсовский шуруповерт, вставил его в крестообразный шлиц шурупа и включил самую малую скорость. С каждым очередным оборотом вопли Юсефа, приглушенные скотчем, становились все громче, а кровь из раны лилась ручьем.

– Слушай, говнюк, в стране уже есть бомба, или кто-нибудь собирается привезти сюда эту мерзость, которая может убить много американцев?

Но ответом были лишь сдавленные вопли.

– Юсеф, если возникнет желание поговорить, ты только кивни.

Ответом были все те же вопли.

– Ну, смотри сам, – устало сказал Шепард. С этими словами он снова вставил жало шуруповерта в шуруп и сделал несколько оборотов, чувствуя, как металл прогрызается сквозь кость.

Теперь Юсеф орал уже безостановочно. «Интересно, – подумал Шепард, – сколько еще он выдержит, прежде чем заговорит или вырубится?» Именно на этот случай Брайан прикупил в аптеке по соседству с хозяйственным магазином нюхательную соль. Теперь кровь лилась так обильно, что не было видно шляпки шурупа. Шепард протер операционное поле, чтобы ясно видеть, что делает.

– Ты подумай, Юсеф. Торопиться-то нам некуда.

Шепард сделал еще глоток «будвейзера» и вкрутил шуруп в коленную чашечку чуть глубже. Юсеф буквально забился в конвульсиях, а потом обмяк. «Черт, – выругался про себя Брайан. – Интересно, что по этому поводу скажут борцы за гражданские права?» Он взял нюхательную соль. Времени терять было нельзя – он всегда за версту чуял всяческие неприятности и был уверен, что следует поторапливаться. Шепард отломил кончик большой ампулы и сунул ее под нос Юсефу. Тот пришел в себя и снова забился в конвульсиях.

– Вот и молодец, – ласково сказал Шепард. – Ты лучше не вырубайся, потому что в таком состоянии ты бесполезен. А нам с тобой есть о чем поговорить.

И он потянулся за окровавленным шуруповертом.

День 13. 00.30

Ливень прекратился, но на Новодевичьем кладбище все еще моросило. У свежей могилы генерала Героя Советского Союза Геннадия Игоревича Христенко стояли грязные лужи. Похоронен он здесь был по заслугам. На каменной плите была закреплена фотография Геннадия в военной форме и в чуть заломленной набок фуражке. Тогда ему было лет сорок, сразу становилось ясно, что это здоровый, сильный человек, который далеко пойдет.

На кладбище в половине первого ночи было безлюдно. Только Алексей и Елена стояли под зонтиком у могилы, скорбно склонив головы. Они прощались со старым другом. Впрочем, Геннадий Игоревич вряд ли одобрил бы их появление здесь, потому что это было слишком опасно. «Берегите себя», – сказал бы генерал, будь он жив. Алексей и Елена прекрасно знали это. Что ж, по крайней мере, теперь он покоился в мире рядом со своей женой Соней и сыном Сергеем. Хоть на это-то уж Бог для него расстарался.

Они еще немного постояли молча, зная, что время их враг, потом Алексей взял Елену за руку и нежно сжал в знак того, что им пора идти. Ведь их ждет еще одно неотложное дело, а потом и Жан-Клод у своего «Гольфстрима-IV» с полными баками. Он наверняка уже то и дело нервно поглядывает на часы.

– Прощай, друг! – напоследок негромко сказал Алексей.

Глава 12 УДАР МИЛОСЕРДИЯ

День 13. 1.15

Дождь прекратился незадолго до того, как Юсуфов, проработав далеко за полночь, вышел из своего кабинета и оказался на улице. В лицо дохнуло весной и свежестью. Менее получаса назад он разговаривал по защищенной линии с президентом Лавровым, который сказал ему, что совещание по СОИ обязательно состоится и никаких неожиданностей не предвидится. Теперь Юсуфов знал, что стоит за этим совещанием. Лавров даже намекнул на вполне возможное повышение в звании и должности при том условии, что обязательно будут задержаны Иванов и Ванеева. Без этого дело не может считаться окончательно закрытым.

Несмотря на поздний час, Юсуфов решил пройтись пешком, поскольку улицы были свободны от машин, отправившихся на ночлег. Он сделал глубокий глоток свежего воздуха, оправил форму и двинулся вперед по тротуару, не обращая внимания на служебную машину. Путь его лежал к Покровскому собору, уже темному в это время суток. В тишине слышен был даже звук его собственных шагов, что в Москве было большой редкостью. Он вытащил пачку «Уинстона» и закурил, наслаждаясь моментом. Давненько уже полковник Юсуфов так остро не чувствовал, что весь мир у него в кармане.

– Илья Васильевич! – раздалось вдруг за спиной, и Юсуфов тут же остановился. Голос был ему знаком. Он обернулся и увидел, что его окликнул священник.

– Так вы знаете меня, святой отец?

– Я – Алексей Иванов.

По телу Юсуфова пробежала дрожь – это был инстинкт, скорее даже рефлекс. Ясно было, что ему угрожает опасность. Но даже в этой ситуации он оставался абсолютно спокоен. При мысли о том, что Иванов, находящийся в международном розыске, осмелился вдруг появиться в самом центре Москвы, его губы тронула легкая улыбка.

Юсуфов приблизился, остановившись метрах в семи от Алексея.

– Ты что о себе возомнил? Торчишь тут, зная, что тебе конец?

– Я только что вернулся с кладбища, где похоронен Геннадий Игоревич Христенко – человек, которого вы убили.

– Чушь какая-то. Он умер от туберкулеза. Болезнь продолжалась уже несколько лет.

– Вы его убили.

– Он был двойным агентом, шпионил против Родины. Доказательства записаны на видео. Факты свидетельствуют и против твоей жены, Елены Ванеевой, которая тоже оказалась предательницей.

– Они всего лишь пытались не допустить прихода к абсолютной власти компании «Глоба-Линк». Думаю, вы уже читали об этом в газетах. Так что они не большие предатели, чем вы.

– Ах да, «Глоба-Линк». Значит, твоя супруга возомнила, что вы способны этому помешать?

– Мы обо всем рассказали мировой прессе и сделали достоянием общественности весь заговор. Теперь все кончено.

– Да, нашуметь вам удалось, – с некоторым удивлением кивнул Юсуфов. – И на этом основании ты решил, что войдешь в историю как спаситель человечества от самого себя? Похоже, Алексей Владимирович, вы просто начитались детективов. Я только что разговаривал с президентом Лавровым. По его словам, все идет своим чередом, а я, к слову сказать, теперь уже точно получаю повышение. «Глоба-Линк» станет реальностью после голосования, которое состоится через девять часов.

– Больше и не понадобится. Я полагаю, что сейчас о раскрытом заговоре вещают все телеканалы, пишут все газеты и журналы, рассказывают все радиостанции.

– Ну ты даешь! Неужели думал, что материалы с вашего диска когда-нибудь попадут в печать, чтобы любой козел мог с ними ознакомиться?

– Это была сенсация века. С «Глоба-Линк» покончено!

– Вы предоставили материалы представителям корпоративных изданий! То-то же! «Орбита», наше российское телевидение и все остальные каналы во всех странах, лондонская «Таймс», как и другие крупные газеты – все они являются собственностью корпораций. Неужели ты хоть на мгновение мог подумать, что кто-нибудь из этих журналистов стал бы рисковать карьерой, выпуская подобный репортаж? Не будь идиотом!

Алексей буквально оцепенел. Юсуфов был прав – они с Еленой, Шометтом и генералом Аткинсом говорили напрямую с противником. Все эти люди спокойно поглощали информацию, зная, что им не разрешено будет ее обнародовать. Это не было вопросом честности и совести, это было вопросом выживания. Боже милостивый, все впустую! Какими же дураками были они, рассчитывая, что журналисты, являющиеся неотъемлемой частью прогнившей системы, ухватятся за сенсационную тему.

– И вы знали об этом с самого начала, – пробормотал Алексей негромко. – И все главы государств тоже участвуют в этом. Они собрались под видом совещания по СОИ, которое тщательно организовали главы крупнейших корпораций, богатейшие люди мира.

– Ага, теперь ты все понимаешь! Только вот поздновато ты повзрослел, Алексей Владимирович.

Алексей все еще пребывал в ступоре, тупо глядя на собеседника и только сейчас начиная осознавать всю серьезность того, что он наблюдал глазами Посетителя. Да, Юсуфов прав. Все усилия оказались напрасны, Шометт и все остальные погибли ни за что, поскольку свободное общество исчезнет, а миром будут править директора корпорации «Глоба-Линк» и назначенные ими руководители государств.

Алексей лихорадочно осмысливал происходящее. Он знал, что СВР обо всем этом в известность поставлена не была, Христенко все выяснил по своим каналам. Интересно, а как же в американском Пентагоне, в их отделе специальных операций? Они знали? Знала ли их военная разведка? ЦРУ-то точно было не в курсе, ведь для Форсайта новость оказалась неожиданной и просто ошеломляющей. А Шепард из контрразведки? Замдиректора разведуправления Ротштейн, в принципе, должен бы был что-нибудь знать. А сам Посетитель? Может быть, он появился здесь именно для того, чтобы сделать определенные выводы и дать оценку этому миру.

Разве такое возможно?

– Даже сознавая неизбежность того, что должно произойти, – проговорил Алексей, – вы все же пытали мою жену.

– Она предательница Родины, и умрет за это… как и ты!

Его рука уже легла на рукоять пистолета, но во лбу Юсуфова вдруг появилась дырочка – как раз над правым глазом. Выстрел был негромким, вряд ли его слышал кто-либо из прохожих.

Из темноты появилась Елена в черном парике с «глоком» Алексея в руке. Она молча наблюдала, как тело Юсуфова оседает на землю. Алексей пошарил глазами вокруг – вдруг кто-то все же услышал выстрел. Но место было безлюдным.

Елена замерла, уставившись на мертвое тело, а Алексей тем временем отобрал у нее пистолет. Все разыгрывалось по сценарию, который был ей абсолютно непривычен. Она подошла к трупу, лежащему в луже крови на тротуаре. Сейчас Елена была похожа на зомби, и взгляд, которым она наградила убитого, был совершенно мертвым. Таким же невидящим, как и взгляд Юсуфова, уставившегося в пространство.

Но она была довольна.

Теперь в России им делать было больше нечего – этот период жизни миновал. Сейчас они были просто мишенями, и единственное, что им оставалось, – это бегство. Они бросились к букаевскому «мерседесу», который должен был доставить их к Жан-Клоду.

И к свободе.

* * *

День 13. 13.00. Женева

Этот город, мировой центр огранки алмазов и часового производства, раскинулся на берегу Женевского озера. На покрытой рябью водной поверхности реяли паруса прогулочных яхт. В озере отражались здания набережной, окрашенные в пастельные тона, а система рукотворных прудов была излюбленным местом влюбленных и мыслителей. Берега украшали средневековые стены и витражи, вдоль набережной тянулись многочисленные кафе, при каждом из которых имелся небольшой причал, где можно было взять напрокат яхту или катер любых размеров. Старинные здания, выходящие фасадами на озеро, соперничали красотой с современными. Короче говоря, Женева была городом непредсказуемым, отличающимся каким-то особым духом нейтральности и толерантности.

В Женеве помещались Швейцарский национальный банк, Цюрихский союзный банк Швейцарии, Швейцарская банковская корпорация, банк «Швейцарский кредит» и еще множество других. Репутация всех этих банков была достаточно двусмысленной – в них аккумулировались средства, утаенные корпорациями от налогов, не говоря уже о деньгах мировых наркобаронов и диктаторов, укравших их у своих народов, которым они принадлежали по праву.

Не было ничего удивительного в том, что для голосования по «Глоба-Линк» была выбрана женевская Палата министерств. Ведь съезжались туда руководители крупнейших государств, миллиардеры, мультимиллионеры, председатели советов директоров крупнейших мировых корпораций, а также боссы мафиозных структур. Зал был набит битком, многие деятели масштабом поменьше даже стояли вдоль стен. Все взоры были устремлены в сторону стола президиума, протянувшегося от стены до стены, за которым восседали российский президент Лавров, американский президент Макферсон, президенты стран – членов НАТО, лидеры ядерных держав и крупнейших государств обоих полушарий – все с наушниками наготове.

Саудовский принц Аль Фез, одетый в национальный костюм, стоял у самого края возвышения и говорил в микрофон по-арабски. Переводчики в стеклянной будке, ужасно похожей на телефонную станцию начала двадцатых годов прошлого столетия, буквально кипели от напряжения, переводя то, что он говорил, на десятки других языков. Принц как раз заканчивал свое вступительное слово. Основная часть его речи звучала уже на английском через мощную акустическую систему, обрамляющую стены и потолок помещения:

– Семнадцать держав к настоящему времени обладают ядерным оружием, и многие из них никак не гарантируют безусловного его неприменения. Поэтому для нас стал суровой необходимостью поиск оптимального способа установления мира во всем мире, чтобы не допустить начала военных действий, актов безумия, которые повергнут мир в хаос.

Нашим намерением является найти поддержку во всем мире, среди самых влиятельных членов мирового сообщества, и с их помощью образовать единый орган, который окончательно утвердит справедливость для всех народов Земли.

Принц откашлялся.

– Все мы согласились на концепции «Глоба-Линк», которая будет являться единым носителем власти во всем мире. Но для нового общества потребуется один центральный банк, который будет управлять финансами всех стран. Ведь правильно организованная финансовая структура куда более могущественна, чем оружие массового уничтожения. Это положение превратится в закон через пять лет. Называться всемирный банк будет «Глоба-Банком». В обращение будет введена единая валюта – «глобадоллар». Трудящиеся всех стран станут получать зарплату, которая позволит им вести весьма достойный образ жизни.

Принц сделал глоток «перье» из стакана, стоящего рядом с ним. После этого он перешел к заключительной части своего выступления, говоря опять по-арабски, а в наушниках снова послышался английский перевод:

– Мы собрались здесь для того, чтобы провести голосование по легализации «Глоба-Линк», которая будет обеспечивать процветание наших стран и народов, – причем, согласно выработанным раньше правилам, голосование должно быть единогласным. Вы должны голосовать по совести, полностью доверяя мудрости «Глоба-Линк», которая будет выступать в качестве связующего звена для всех народов мира. Вы уже выслушали мнения ведущих мировых политиков, которые выступают за такой шаг вперед, за устранение разницы в уровне жизни различных слоев общества, стран и народов нашей планеты. У нас общий интерес – единство и стабильность. Ваши бюллетени, заполненные от руки, будут собраны для составления официального протокола. А теперь просто так, из любопытства, поднимите руки те, кто за это предложение.

Руки присутствующих взметнулись и оставались поднятыми до тех пор, пока принц и сидящие за столом президиума не обвели взглядами огромный зал. Это заняло примерно с полминуты. Затем принц склонился к микрофону и произнес по-английски:

– Кто против?

Поднятые руки разом опустились, и все принялись шарить по залу взглядами в поисках голосующих против. Прошло еще двадцать секунд, но против никого не было.

– В таком случае, принято единогласно, – снова зазвучал голос принца. – Вы совершили мудрый выбор, необходимый для дальнейшего развития нашего сотрудничества и перехода к следующей стадии выработки международных документов, которые превратят это окончательное решение в закон. Хотелось бы поздравить вас с этим решением и выразить особую благодарность руководителям двух самых могущественных держав на планете – Соединенных Штатов Америки и Российской Федерации. Благодарю вас, и да благословит вас Аллах.

Зал разразился оглушительными аплодисментами.

* * *

День 13. 14.10, восточное поясное время

Огромный грузовик Бумера несся по шоссе № 9, выводящему с федеральной трассы № 1 на восток через Элизабет. Дальнобойщик был счастлив, как жаворонок, думая о тысяче баксов, которые этот мексикашка, тайком пробравшийся через границу, ему заплатил. Должно быть, он торгует героином. Марихуана занимает слишком большой объем, в дорожную сумку ее много не засунешь. Но Бумеру это было по барабану. Ему просто подфартило, и он снова вспомнил о цифровом телевизоре, который давно собирался купить. Он уже отложил пару штук, но этого было недостаточно. А с этой лишней тысячей сумма набегала порядочная. Неплохой будет подарок старушке на день рождения, она уже два года только о нем и говорит. Так что очень скоро супруга сможет смотреть свои мыльные оперы как приличный человек.

А ведь в августе начинаются отборочные встречи по футболу! Он, вроде павлина, распустившего хвост, будет сидеть в окружении приятелей и смотреть матчи по цифровому телевизору с большим экраном. При этой мысли Бумер даже стал мурлыкать какой-то веселый мотивчик, что, впрочем, за поездку делал неоднократно. А Мануэль всю дорогу сидел тихо, как церковная мышь, и Бумер вполне понимал его. Наркодилеру ни в коем случае не нужны неприятности, и винить его в этом трудно. Пусть себе сидит рядом, молчит и любуется на окружающие пейзажи.

Сайяф знал, что они приближаются к Нью-Йорку, это было ясно по дорожным указателям. Слава Аллаху, он выучил в университете английский, практиковался, а теперь вот может использовать его на святое дело. К тому же этот американец не задавал лишних вопросов, а просто гнал и гнал вперед к своей старушке.

– Да, моя старушенция терпеть не может, когда я заначиваю пару долларов, – признался ему Бумер за завтраком в семь утра. Заодно он просматривал газету и увидел заголовок, гласящий, что совещание по СОИ в Женеве имело колоссальный успех. Дальнобойщик был не очень уверен в том, что такое «СОИ», но ему на это было плевать, поэтому он быстро перешел к спортивному разделу. – Она, конечно, знает, что я иногда имею дело с проститутками на стороне. Но ведь это ничего не значит, верно? Так, отсосут у тебя, чтобы совсем не скуксился. Когда долго гоняешь грузовик, все эти пройденные мили начинают как-то давить на тебя. Поэтому время от времени обязательно нужно встряхнуться. Представляешь, даже она это понимает. Вот уж женщина так женщина.

Сайяф ничего не ответил, но Бумер в этом и не нуждался. Ему было вполне достаточно и того, что рядом сидел кто-то, к кому можно обращаться, к тому же он был не очень-то привычен к пассажирам. Он был уверен в том, что больше никогда не увидит этого ублюдка, и знал, что наркодилер думает точно так же.

– Да, Нью-Йорк – вот это местечко, – неожиданно сменил тему Бумер. – Правда, в центре мне бывать приходилось нечасто, я ведь сгружаю товар в доках и забираю другой, прибывающий на судах. Ночевка, а потом снова в путь. Вот так целых восемнадцать лет. В принципе, жаловаться особенно не на что, вот только цены на бензин все время растут из-за этих поганых арабов. Но при твоих делах на такие мелочи вряд ли обращаешь внимание, да?

Ответа опять не последовало.

– Конечно, тебе об этом нечего беспокоиться, если денежки достаются легко. А я только и могу гонять грузовик. Но время – деньги, чем быстрее я доставлю товар, тем больше заработаю.

Сайяф не имел ничего против всех этих разговоров водителя, особенно после того как тот выключил глупую музыку. Но он был рад тому, что благодаря Аллаху путешествие подходило к концу. Бумер свернул с двести семьдесят восьмого шоссе, проходящего через Нью-Джерси, и ушел в сторону Стейтен-Айленда, с трудом протиснулся по улицам, не предназначенным для большегрузных фур, и, наконец, остановился на Гэннон-авеню у вывески, гласящей, что здесь производится посадка на стейтен-айлендский паром.

Затормозив, он указал на вывеску Сайяфу, уставившемуся на панораму Манхэттена. Подобное зрелище тот до этого видел лишь на фотографиях и по телевизору. Особенно поражали высотные здания, подпирающие небо вокруг того самого места, где когда-то был Всемирный торговый центр. При мысли об этом Сайяф улыбнулся.

– Не знаю, сколько сейчас стоит проехаться на пароме, – сказал Бумер. – В прежние времена билет обходился в сущие гроши. Представляешь? Всего какие-то долбаные пять центов! Я слышал, что сейчас это вроде доллар с чем-то, – тут он улыбнулся. – Но ты-то, думаю, можешь себе это позволить.

Сайяф подхватил свою холщовую сумку.

– Вы были очень добры. Спасибо за то, что взяли меня с собой, сеньор.

– Да брось ты. В компании всегда веселее. Похоже, ты, как и я, не собираешься долго здесь торчать – скинешь груз и с денежками отправишься домой, верно?

– Да, деньги… Вы совершенно правы. Если я сяду на паром, никто не будет проверять у меня паспорт?

– Еще чего! Мануэль, ты же в Америке. Здесь свобода, ты пойми. Приезжай и уезжай когда вздумается, и никому до этого дела не будет. У тебя свое дело, и ты обязательно его сделаешь, как я – свое, – Бумер полез в бумажник. – Вот моя визитка. В любое время, как застрянешь на шоссе, звони – номер короткий, легко набрать с любого телефона. Если я неподалеку, то считай, что проезд тебе обеспечен.

Сайяф поднял сумку и пожал Бумеру руку.

– Спасибо за дружбу.

– Да ладно, не стоит.

– Значит, мне надо просто пройти в эти ворота и сесть на паром, да?

– Советую идти с остальными пассажирами. Это проще всего. А мне вот придется добираться через туннель, вкруговую.

Сайяф с сумкой выпрыгнул из кабины, а Бумер захлопнул за ним дверь.

– Ну, до встречи, Мануэль. Удачи тебе.

Сайяф помахал ему на прощание и несколько мгновений стоял, наблюдая за тем, как многотонный грузовик с ревом трогается с места и уезжает. На улице было полно пешеходов. Сайяф огляделся и решил последовать совету Бумера, пристроившись к толпе пассажиров, желающих попасть на Манхэттен. Стоял самый разгар рабочего дня, и Сайяф в душе был этому рад. Миллионы американцев забились сейчас в офисы, расположенные в этих небоскребах, что как раз и соответствовало плану.

Он встал в уже образовавшуюся очередь и начал медленно продвигаться к билетной кассе, лишний раз убедившись, что ему ничто не грозит. У многих его соседей в руках были чемоданы и «дипломаты», поэтому из толпы он ничем особенным не выделялся. Сайяф попросил у Аллаха прощения за пропуск первого и второго намазов и продолжал стоять в очереди рядом с неверными, то и дело поглядывая на часы.

Все шло, как было задумано. В центре города он окажется меньше чем через час. Как же называется это место? Ах, да, Таймс-сквер. Каждая их ячейка в Америке знала точное время святого Очищения. В три двадцать пополудни Сайяф включит таймер, который отсчитает шестьдесят секунд.

Он невольно улыбнулся при мысли обо всех этих американских киношках и книжках, в которых изображалось именно такое событие, просто так, для развлечения. У американцев сформировался какой-то крайне странный, явно извращенный вкус при всем спокойствии и комфорте жизни в их стране. Они очень любят смотреть на то, как умирают другие люди. Да, у Сайяфа были причины улыбаться.

Жаль только, что он не увидит результата.

* * *

День 12. 14.27, восточное поясное время

Шепард уже высосал две упаковки «будвейзера» и чувствовал себя паршиво как никогда. Дело было не в крови и всякой дряни, сочившейся сперва из коленки, а потом и из прочих мест его подопечного на протяжении последних пяти часов, начиная с самого утра. Нет, совсем не в этом. Брайану доставляло удовольствие причинять Юсефу боль, и жалел он лишь о том, что не может так же попотчевать каждого террориста, который попадется ему в руки. Решили угрожать американскому образу жизни? Ничего у вас не выйдет. И не от стонов и воплей Юсефа он так паршиво себя чувствовал – его окончательно достал запах нюхательной соли. Без пива тут было никак не обойтись.

Передать этого ублюдка в руки Ротштейна и закона было бы большой ошибкой, поскольку Юсеф являлся американским гражданином и пользовался всеми конституционными правами. А ведь в данном случае все они полная чушь. Ладно, сейчас этот парень всецело находился во власти Шепарда, и тот собирался обязательно выяснить, что же происходит, и плевать он хотел на борцов за гражданские права. Вот только от недостатка сна он стал уставать, да и терпение было на исходе. Даже жена не знала, где он находится, а теперь еще и Чет погиб. В общем, все складывалось не так, как он предполагал. Террористы убивали их одного за другим, и Брайан чувствовал, что его очередь тоже подходит. Пусть это будет последним, что он сделает в жизни, но любой ценой надо узнать насчет таймера. Для чего он предназначен и на какое время будет установлен. Именно ради этого он один за другим рвал Юсефу ногти плоскогубцами. Все кругом было залито кровью. Разъяренный Шепард даже отрезал пленнику пару пальцев на левой ноге мясным ножом.

Таймер – для чего был нужен таймер?

Он вернулся в комнату с пивом в руках, сделал глоток и бросил взгляд на Юсефа, примотанного к креслу. Со рта лента была давно снята, чтобы ублюдок мог говорить. Упрямая маленькая сволочь. Шепард даже не удосужился спустить отрезанные пальцы в унитаз, из них все еще сочилась кровь. В помещении не было окон, застоявшийся воздух все больше и больше насыщался едким запахом нюхательной соли, и Брайана начинала мучить тошнота.

Он проверил, надежно ли примотана к креслу голова пленника, потом дополнительно примотал руки на запястьях, а ноги – на щиколотках и придвинул стул поближе.

– Так на чем мы остановились, а, Юсеф? Ты что-то говорил насчет таймера. Для чего он нужен, может, яйца варить? Что, проголодался? Может, перекусишь чего-нибудь? Без проблем. Когда все это кончится, мы закажем себе по отличному бифштексу. Вы ведь, я слышал, едите мясо? Так как насчет поесть? Отличный бифштекс, в меру прожаренный, с картофелем и салатом. А вот если ты очень скоро не заговоришь, я вынужден буду заняться твоими причиндалами. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю? Это твои яйца. К ним даже прикасаться страшно, настолько это больно. У тебя ведь их два, верно? Ты же родился нормальным ребенком, вот только на жизненном пути однажды свернул не туда и решил, что американцам придется умирать из-за какого-то вашего джихада. Надо тебе было пойти в колледж, как сделали многие из твоих сверстников. Но нет, тебе хотелось стать кем-то выдающимся и уничтожить множество людей, которые изо всех сил трудятся, чтобы оплатить счета и прокормить детей, – Шеп укоризненно покачал головой. – Ладно, все ясно, ты оказался полным придурком и добился лишь того, что теперь мы здесь с тобой только вдвоем, – Брайан повнимательнее пригляделся к Юсефу и постарался сфокусировать взгляд, поскольку пиво уже давало о себе знать. – Ничего, что мы с тобой вот так запросто болтаем, а? Здесь ведь не с кем больше поговорить. Здесь только я и ты, Юсеф, а времени у нас просто навалом.

Рядовой член «Аль-Каиды» был неподвижен, глаза его запали от перенесенных мучений. Лишь липкая лента не давала ему сползти вниз – ведь сознание он терял уже восемь раз. Моргать Юсеф еще мог, но это, пожалуй, было единственным движением, на которое он был способен. Ненависть к сидящему перед ним существу подталкивала Шепарда на то, чтобы показать Юсефу еще один из своих приемчиков, просто чтобы тот хоть немного очухался. Но по большому счету это ничего не даст.

– Так, значит, ты молчишь. Ты вообще собираешься разговаривать со мной и рассказать, что же все-таки происходит? Понимаешь, если ты не заговоришь прямо сейчас, я засуну эти тиски тебе между ног и зажму в них твои яйца. Ты угадал, Юсеф, оба яйца по очереди, и до тех пор пока не распухнут вены и яйца не посинеют. Потом они начнут кровоточить. Поначалу не сильно. Затем я приведу тебя в сознание нюхательной солью и закручу тиски посильнее. Поворот, еще поворот. Понимаешь, Юсеф, тебе все равно придется поговорить со мной, даже если это будет последний разговор в нашей жизни. Ты ведь упоминал про какой-то таймер, так? Все же решил сотрудничать или пожертвуешь своими яйцами на омлет?

Нет ответа.

Шепард глотнул еще пива и укоризненно покачал головой. Он никогда в жизни не предполагал, что ему на самом деле придется прибегнуть к пыткам. Но теперь иного способа получить так необходимую информацию уже просто не было. Юсефа поймали с составляющими атомной бомбы, и никакой ошибки тут не было. Шепард то и дело повторял себе, что нутром чует беду, а это чувство его еще никогда не подводило. Вот-вот должно было случиться нечто очень страшное. Нужно было убедиться, что он правильно расслышал слово «таймер» – если, конечно, его пленник его действительно произнес.

– Ладно, Юсеф, дело твое. Я ведь тебе говорил, что времени у нас вагон и маленькая тележка. А может, нет? У нас много времени или совсем мало? Может, совсем-совсем мало, а? Может, его вообще не осталось? Ты как думаешь?

Шепард заглянул в запавшие глаза, ответившие ему безжизненным взглядом.

– Короче, сейчас я начинаю эту процедуру с тисками. Ведь ты сам так захотел, вот и получишь сполна.

В принципе, Брайану было не по душе это занятие, но свое дело он должен был довести до конца, поскольку никто другой не мог сделать это. Вечно ему достается самая грязная работа, а отдачи никакой. Никаких очаровательных женщин, которых он мог бы завербовать и после нескольких совместных дивных ночей заставить работать на фирму. Какое разочарование! Никаких тебе встреч в темных закоулках с передачей планов свержения очередного недружественного режима. В общем, никакого Джеймса Бонда. Только бумажная работа в департаменте, который так легко позволял террористам шмыгать из страны и в страну, когда им угодно, поскольку Америка выступала за открытые границы, свободу, правосудие и справедливость. Американцы всегда были хорошими ребятами, и Шепард сейчас был одним из них, делающим справедливое, законное дело. Ведь именно в этом он поклялся, устраиваясь на службу в ЦРУ.

Но это было до одиннадцатого сентября.

Он снова глотнул пива, поставил бутылку на пол и направился к столику, на котором лежали четырехдюймовые серо-стальные тиски. Взвесив их на руке, Шепард оглянулся на Юсефа, пребывающего в полубессознательном состоянии, потом снова взглянул на тиски. Это был последний козырь, и он с него пошел.

И даже снаружи, где светило солнце, через несколько мгновений послышался визг, которого в этом мирном пригородном зеленом районе доселе не слыхивали. Совершенно жуткий звук.

Как будто исторгнут он был из самой пучины ада.

Глава 13 РАЙ

День 13. 14.35, восточное поясное время

Хотя добрый профессор Мюллер и пытался все объяснить агенту Шепарду, не вдаваясь в детали, на самом деле все было совсем не так просто. Чтобы получить плутоний-239 и плутоний-240, требовался лишь обогащенный уран. А уже сам плутоний являлся источником нейтронного излучения, отлично взаимодействующего с дейтерием, который Юсеф должен был доставить из своей квартиры в мечеть на Оушн-Парквей буквально перед тем, как Алексей и Чет захватили его. Плутоний являлся самой важной и дорогой частью всего устройства, получен он был через истинно верующих людей с Кавказа, которые посвятили себя справедливому делу Аллаха, возжелавшего покарать неверных, не поклоняющихся священному Корану. После этого все дело ограничилось разъяснениями нескольких ученых из Каирского университета.

Они, например, сказали о том, что тритий был нужен для взрывателей. Выброс плотного пучка нейтронов, возникающий в результате их активации, вызывал реакцию деления ядер, которая, в свою очередь, способна была послать уже гораздо больше нейтронов во второй сосуд с тритием, где, соответственно, начиналась еще одна реакция распада, и так далее. Словом, ключом ко всему был именно тритий, хранившийся на квартире у Юсефа для нужд террористов, собирающихся смонтировать третью бомбу, помимо тех двух, что у них уже имелись. Одна из них сейчас находилась в холщовой сумке Сайяфа.

Сторонники ислама в Калифорнийском и Массачусетском технологических институтах, которые уже разъехались по родным странам, чтобы избежать ареста, использовали плутоний, провезенный контрабандой через мексиканскую границу. Он был упакован в специальные тигли из сульфида серы, которые являлись абсолютно инертными и не поддавались проверке.

Через границу были перевезены и бериллиевые цилиндры, для большей плотности содержащие ренид вольфрама. Все устройство находилось в полиэтиленовом корпусе, чтобы Сайяфу было легче его нести. Внешняя его поверхность была покрыта медью, а внутренняя – родием.

Таймер располагался рядом с аккумуляторами, выключатель был устроен так, что для активации устройства требовалось лишь нажать красную кнопку, и через шестьдесят секунд начнется цепная реакция. Во время взрыва выделится большое количество гамма– и рентгеновского излучения и все прочие прелести. Самое главное, чтобы Сайяф мог в любое время нажать кнопку таймера. Разумеется, он понятия не имел о всяких научных тонкостях, поскольку это было не его дело. Он был не ученым, а воином Аллаха. В его задачу входило лишь получить бомбу, вовремя доставить ее на место, выбранное для акции, и нажать эту кнопку. Важно, чтобы взрыв произошел в районе, где на небольшой площади сосредоточено наибольшее количество американцев.

Обо всем этом Сайяф и раздумывал, выходя из такси, взятого им при выходе с парома, поездка на котором ему очень понравилась. Оказавшись на Таймс-сквер, он с удивлением увидел заполняющие улицы толпы людей, спешащих по своим делам.

Сайяф дал таксисту щедрые чаевые, дождался, пока машина не исчезнет в шумном потоке транспорта, потом снова взглянул на часы. Два тридцать девять пополудни. Он приехал на место рановато. До взрыва оставалась ровно сорок одна минута, и Сайяф решил побродить, поглазеть на витрины окрестных магазинов. Держа в левой руке сумку с бомбой, он разглядывал самые разнообразные товары: спортивное снаряжение, фотоаппаратуру, одежду. Пригляделся он и к огромным отелям и офисным зданиям, которые столько раз видел в фильмах, просмотренных специально для того, чтобы легче было ориентироваться на месте.

Очень скоро здесь все будет совсем не так.

После уничтожения Всемирного торгового центра ситуация значительно усложнилась во всем, кроме одного – въезда в Америку и выезда из нее. Это по-прежнему оставалось делом несложным. Сайяф подумал о тех, кто скоро погибнет. Американцы никогда не отличались особо твердым характером, что делало их достаточно легкой мишенью. От долгих лет купания в материальных благах они стали толстыми и мягкими, основным их занятием было зарабатывание денег. Мягкое ходячее желе, наслаждающееся песнями, в текстах которых прославляется даже убийство родителей.

Сайяф снова взглянул на часы. Прошло всего семнадцать минут. «Остается еще двадцать четыре минуты», – подумал он, направляясь к памятнику Джорджу М. Коэну, американскому композитору и продюсеру времен Первой мировой войны. Голова памятника была основательно покрыта птичьим пометом.

Двадцать четыре минуты.

* * *

День 13. 14.50, восточное поясное время

Лазурная вода оказалась такой чистой, что видно было, как вдоль берега курсируют стайки рыб. И Алексею, и Елене уже и раньше при выполнении разных заданий приходилось видеть карибский прибой, только порознь. Но сейчас их было двое, а со всем прочим было покончено.

Они сидели в купальных костюмах в пляжных креслах под ярким солнцем и чувствовали, как его тепло пропитывает их тела, натертые маслом. Небольшие волны накатывались на песок всего в метре от их ног. На расстеленном одеяле стояли две бутылки пива, только что вынутые из походного холодильника, валялся роман Сомерсета Моэма и потрепанный сборник кроссвордов.

Теперь они жили в месте, о котором знали только Жан-Клод и Букаев, основательно удаленном от непредсказуемого будущего. Здесь не было ни телевизора, ни радио, ни портативного компьютера, только местные жители, с которыми они со временем подружатся и будут вместе стареть.

Близких друзей у них не осталось. Родителей ни у нее, ни у него не было, а дальняя родня никогда не считалась частью жизни. В этом мирном уголке они были только вдвоем, и денег у них было вполне достаточно, чтобы безбедно прожить остаток жизни. А что им еще нужно было кроме общества друг друга? Оба прекрасно сознавали это, и обсуждению эта мысль не подлежала, поскольку за последние несколько лет, когда они почти все время были разлучены, Алексей с Еленой много раз об этом думали.

– Может, соберусь, напишу книгу и издам под псевдонимом, – неожиданно сказала Елена, закрывая глаза.

– И кто ее будет читать?

– Конечно же, ты, глупенький. Мне всегда хотелось написать книгу.

– Приключения?

– Еще не уверена. Но обязательно нечто такое, что оставит хоть какую-то память обо мне.

– Хочется доказать, что в этом мире твоя жизнь прошла не напрасно, – скорее не спросил, а констатировал он.

– В таком ключе я об этом не думала, – улыбнулась Елена, не поворачиваясь к нему. – Но, в принципе, вопрос интересный.

– А вот лично я хочу просто состариться, растолстеть и остаток жизни быть любимым.

– Слишком много ты хочешь.

– Слушай, так как насчет той яхты, которую мы смотрели?

– А сколько за нее хотят?

– Десять тысяч, – сообщил он.

– Она требует кое-какого ремонта.

– Подумаешь! Будет даже приятно с ней повозиться.

– Что ж, любимый, если это доставит тебе удовольствие, – глаза женщины были по-прежнему закрыты, и она чувствовала, как солнечные лучи обжигают кожу. – Мы сможем ходить под парусом и рыбачить, а я буду готовить и вышивать. Как тебе такая перспектива?

– Чудесно, – Алексей сделал глоток пива, снова откинулся на спинку кресла и тоже закрыл глаза. – С меня более чем достаточно того, что осталось у нас позади. Мы пытались стать счастливыми, но в том мире у нас мало что вышло.

– По крайней мере, мы остались живы. Судьбу надо благодарить хотя бы за это.

Он бросил на жену короткий взгляд, потянулся и взял ее за руку.

– Слушайте, Елена Александровна, а я вам сегодня уже говорил, что страшно вас люблю?

– Всего один раз, – откликнулась она. – А мне это требуется минимум четыре раза в день.

– Обещаю.

Наступила тишина, они лежали, овеваемые океанским бризом. Неизвестно почему, но Елена вдруг вспомнила о своем погибшем отце. В детстве она была особенно близка именно с ним, а еще больше они сблизились, когда она стала учиться в Ленинградском университете на Васильевском острове. Ей по-прежнему его не хватало, и всегда будет не хватать. У нее в ушах до сих пор стоял папин смех, она часто вспоминала, как морозными зимами он брал ее на подледную рыбалку. Ей даже иной раз удавалось вытянуть разную мелочь, которую они потом жарили на обед. У папы же был врожденный талант рыболова, и ему всегда попадалась крупная рыба, как будто он знал какой-то секрет. Он говорил ей, будто все дело в движении запястья.

И с чего она вспомнила об этом именно сейчас, именно в этот момент? Возможно, причиной тому был негромкий плеск волн, лижущих песок у самых ее ног. Она открыла глаза и уставилась на узкую полоску пены. Ей не хотелось, чтобы Алексей спрашивал, о чем она думает, поскольку Елена никогда не любила говорить о своих детских воспоминаниях. Прежняя жизнь больше уже никогда не вернется. Да и вообще, если она и дальше будет вспоминать обо всем этом, то расплачется. Поэтому она продолжала молчать, просто нежась под солнцем в обществе единственного человека, которого любила. Елена до конца дней своих будет заботиться о нем, не испытывая при этом ничего кроме счастья.

Когда она размышляла, что именно представляет для нее наивысшую ценность, то на ум сразу приходили слова из песен и строки стихов: любить и быть любимой. А действительно, что еще имело значение? По крайней мере, уж этого-то мы все заслуживаем. Ведь речь идет о самой малости. А может, это вовсе не такая уж и малость, порой размышляла она.

– А что у нас сегодня на обед? – вдруг спросил Алексей.

Она подумала и сказала:

– Полный интернационал. Борщ и маца. Устроит?

– Звучит восхитительно.

– Наверняка на этом острове где-нибудь найдется поваренная книга.

– Я сам тебя научу, – не открывая глаз, пообещал он.

Мысли Алексея Владимировича сейчас были в прямом смысле слова космически далеко от Елены. Есть другая планета где-то в этой же вселенной, на которой существует разум. Может быть, даже и не одна. И что же стало с Посетителем? Где он находится сейчас, в данный момент? Алексею, как и любому мало-мальски разумному человеку, хотелось бы задать ему кучу вопросов, испокон веку мучающих людей, но Гость не захотел разговаривать.

Откуда же он? Неужели мы не одиноки? Возможно, на своем веку мы этого так и не узнаем. Хотя в те последние моменты он лежал в Ленинской библиотеке, но одновременно пребывал и в букаевском «мерседесе», в котором подъезжали Посетитель и Елена. «Как будто это не мы с тобой», – сказала она тогда. Алексей будет всегда помнить этот момент, поскольку никогда не сможет открыть ей правду. Да она просто сочтет его сумасшедшим, что и не удивительно. Нет, о таком никому не расскажешь. Но больше всего его интересовала цель визита.

Что такое было известно Посетителю, чего никогда не узнает он, Алексей? Эта мысль будет мучить его до конца дней, поскольку он был единственным, кто знал о визите. А может, подобное случалось уже и раньше? Да, напомнил он себе, именно так оно и было. При рождении Алексея был взят образчик его ДНК. Кто-то получил его и доставил туда, где стали готовиться к новому визиту через сорок два года. Дорого бы он дал, чтобы узнать ответ на вопрос о том, как и для чего это делалось.

Алексей размышлял о цели Посетителя с того самого момента, как вернулся к Елене. Весь остаток жизни он проведет наедине с этими мыслями. И все же в каком-то смысле он мог считать себя счастливым, поскольку выбор пал именно на него. Вот только почему именно он, этого Алексей понять никак не мог. Ему нужно просто примириться с самим собой и быть благодарным судьбе уже за то, что случившееся с ним происходило с очень немногими людьми, которые тоже унесут эту тайну в могилу.

– О чем задумался? – спросила Елена.

– О борще и маце.

– Проголодался?

– Немного.

– Хочешь вернуться?

– Да нет, еще рано.

Она выпустила его руку и улыбнулась.

– Знаешь, я бы хотела пристроить дополнительную комнату.

Он прикрыл глаза ладонью от солнца и взглянул на жену.

– Это зачем?

Она кокетливо поморгала, но ничего не сказала. Наконец, он сообразил и улыбнулся.

– Да неужели?

Услышав это, она буквально покатилась со смеху.

– Быстро же ты прочитал мои мысли.

– Ты никогда не отказывалась заниматься любовью, но вопрос о детях мы никогда не обсуждали.

– Не отказывалась, но прошло уже довольно много времени с тех пор, когда мы занимались этим в последний раз.

Он застыл.

– Что ты имеешь в виду?

– Отель «Невский Палас» – давным-давно. А для меня давным-давно – это очень долго.

Отель «Невский Палас» – Посетитель. У Алексея появился неприятный комок в горле.

– Расскажи мне об этом.

– О чем?

– О том, как мы занимались любовью в отеле.

– А что тут рассказывать?

Он с трудом подбирал слова.

– Скажи… а я вел себя как обычно?

– В каком смысле?

Он постарался как можно равнодушнее пожать плечами.

– Да в любом. Например… тебе понравилось?

– Странный вопрос. Ты и сам всегда знаешь, что мне нравится, и в тот раз ты тоже это чувствовал.

– Значит… ты получила удовлетворение, – это было скорее утверждение, чем вопрос.

Она подозрительно прищурилась.

– Что ты хочешь сказать?

– Ничего, – так было безопаснее. Пусть она никогда не узнает правды.

Но тут уже ей стало любопытно.

– Раз уж ты упомянул об этом, то скажу, что у меня действительно было какое-то… необычное ощущение. Просто раньше я об этом как-то не задумывалась.

– Необычное в каком смысле?

Она с трудом подбирала слова.

– Я не уверена. Должно быть, это попросту мое воображение.

– Нет, ну скажи.

– Ну, знаешь, каким ты иногда становишься отстраненным? Впрочем, все мы порой таковы – как будто мысли блуждают неизвестно где. Что-то вроде этого. Но, с другой стороны, тогда на Невском были люди Юсуфова, и нам нужно было переждать. Возможно, дело было именно в этом – я имею в виду в опасности.

Он слегка напрягся и спросил:

– Я был отстраненным вообще или от тебя?

– Не знаю. Просто у меня возникло тогда такое ощущение.

– Значит, говоришь, необычное?

Она попыталась было получше собраться с мыслями, но в памяти так ничего и не всплыло.

– Нет, не могу этого описать. А почему ты спрашиваешь?

Он покачал головой, как будто разговор не имел большого значения.

– Да нет, просто так, – с этими словами он взял ее за шею и притянул к себе, нежно приникнув губами к ее губам. – Я люблю вас, Елена Александровна. Вот видите, я снова сказал это.

– А я люблю тебя, мой сверкающий рыцарь в купальном костюме. Так когда отправимся обедать? – спросила она. В голосе женщины явно слышалось неожиданно вспыхнувшее желание.

Без дальнейших слов они встали с кресел и начали их складывать. Но теперь в его подсознании затаился какой-то червячок. Алексей даже сам не понимал, в чем дело. Нет, вовсе не в том вечере в номере «Невского Паласа», а в чем-то другом. Может, это какое-то предзнаменование? Нечто такое, чему он не мог дать точного определения, и тем не менее червячок продолжал грызть его.

– Чет! – вдруг воскликнул он.

Она замерла и уставилась на него, зная, что Форсайт мертв.

– При чем тут Чет?

– Дело не в Чете. В Шепарде! Я ведь оставил их с Юсефом! – он подумал о емкостях с тритием, обнаруженных на той бруклинской квартире, казалось, целую вечность назад. И тут мозг Алексея лихорадочно заработал. Ротштейн о Юсефе ничего не знал.

– Шепард и Юсеф, – глухо пробормотал он, только сейчас сообразив, что эти двое до сих пор находятся где-то наедине друг с другом. Специальный агент Брайан Шепард вел свою собственную войну, поскольку всегда ненавидел правила, мешающие ему выполнить свою работу до конца.

– Боже мой!

* * *

День 13. 15.10, восточное поясное время.

Окровавленные пальцы Шепарда одиннадцать раз подряд отчаянно набирали номер на телефонном аппарате, а сам он едва не задыхался от спешки. Казалось, прошла целая вечность, пока ему ответили. Разговор, ведущийся по этой линии, невозможно было записать, она миновала любых операторов и выходила прямо на личного секретаря.

– Офис мистера Ротштейна, – ответил женский голос.

– Это специальный агент Шепард. Соедините меня с шефом – срочно!

– Да, агент Шепард, но он сейчас… в туалете.

– Так вытащите его оттуда, и быстрее, быстрее! Ситуация чрезвычайная! Действуйте!

– Эээ… один момент, агент Шепард.

– Да беги же за ним, тупая стерва!

Молчание продолжалось без малого тридцать секунд, показавшихся ему целой жизнью. Дрожащими пальцами Брайан вытащил сигарету из пачки, закурил и несколько раз жадно глотнул дым. Легкие его горели, грудь, казалось, готова была взорваться. Тридцать секунд могли стоить восьми миллионов человеческих жизней, а этому козлу приспичило в туалет! А если он отправился не по-маленькому? Вдруг ему приспичило по-большому? Значит, потребуются еще секунды на то, чтобы подтереть задницу! Проклятье!

В Нью-Йорке был обычный рабочий день. Сайяф слышал, что американцы называют этот город «Большое яблоко», вот только не мог понять почему. Какая связь между Манхэттеном и яблоками? Это оставалось для него полной загадкой, поскольку вокруг было стекло и бетон, а вовсе не фруктовые сады. Он знал, что ему надо переодеться. Иначе он выглядел подозрительно, именно как мексиканец, совсем недавно пересекший границу, но когда эта мысль пришла ему в голову и он совсем уже было решил купить деловой костюм и галстук, чтобы выглядеть как самый обычный житель Нью-Йорка, то понял, что времени на это уже не остается. Приходилось болтаться в прежнем обличье, хотя никто из множества проходящих мимо людей даже не удостоил его взглядом. Местные жители были слишком заняты своими делами, туристы же, как им и положено, разинув рот, искали, что бы еще снять на фотокамеру.

Он страшно хотел спать, но не обращал на это внимания. В грузовике он ни на секунду не сомкнул глаз, надо было постоянно следить за сумкой. Сайяф просто не мог допустить, чтобы сорвалось дело, порученное ему Аллахом. Но поездка здорово утомила его, впрочем, сейчас это уже не имело значения. «Теперь уже ничего не имеет значения», – подумал он, прислоняясь к металлическому ограждению на пересечении Седьмой авеню и Бродвея и глядя на электронное табло биржевых курсов «Насдак». Это самое табло он видел по телевизору и хорошо его запомнил.

На небе не было ни облачка, в этот весенний день солнце буквально заливало толпы людей, снующих в разных направлениях. На улице было полно такси и автобусов, то и дело раздавались гудки. Все заполнял никогда не прекращающийся шум делового перекрестка мира. Сайяф снова взглянул на часы. Оставалось еще восемнадцать минут, которые уже начинали казаться часами. Очень важно не нажать кнопку раньше, поскольку момент Очищения был назначен именно на время его третьего намаза. Как прекрасно, что таким образом он посвящает себя Аллаху! Это стало частью плана, столь тщательно разрабатывавшегося последние шесть месяцев.

Сайяф наблюдал, как мимо проезжает двухэтажный туристический автобус. Несколько человек, устроившихся на открытом верхнем этаже, заметили его и, улыбаясь, сделали по паре снимков. Кое-кто даже приветственно помахал ему, но он не обращал на них никакого внимания, ведь, когда все кончится, его фотография не будет иметь никакого значения. Впрочем, ничто уже не будет иметь никакого значения, поскольку сама жизнь изменится. Америка вступит в новый период своей истории, великая империалистическая держава перестанет быть таковой. Она будет поставлена на колени шквалом огня и бесчисленными смертями, гибелью миллионов ничего не подозревающих мужчин, женщин и детей, которые так никогда и не узнают, что случилось, почему на них рушатся небоскребы.

Он поднял лицо к солнцу, и его лучи мягко пощекотали кожу. Это было то же самое солнце, что и в его Афганистане, где он когда-то в детстве играл с другими мальчишками, которым в один прекрасный день предстояло отстаивать свое право исповедовать ислам, возделывать маковые поля и брать по три или четыре жены, чтобы нарожать много ребятишек. Для Сайяфа все это осталось позади. Он был избран, чтобы принести себя в жертву, и чувствовал, какой почетной миссии удостоился от Аллаха. Сайяф снова взглянул на часы. Прошла всего одна минута!

Еще семнадцать минут до Рая!

– Это ты, Шепард? – недовольно проворчал в трубку Ротштейн. – Куда ты, черт побери, запропастился?

– Плевать, куда я запропастился! – воскликнул Шепард. – У нас всего семнадцать минут до атомного взрыва на Таймс-сквер!

Он наблюдал за мигающими сигналами светофоров, на которые никто не обращал внимания. Такси, отчаянно сигналя, с трудом пробивались среди сотен людей, заполоняющих дорогу. Сайяфу, который привык к безмолвию пустыни, шум казался оглушительным. Он снова взглянул на часы. Должно быть, это из-за его нетерпения минутная стрелка практически не сдвинулась с места. До Очищения остается около шестнадцати минут. Он воззвал к Аллаху, прося у него выдержки. В это его задание было вложено столько усилий множества людей, что он любой ценой будет следовать плану.

«Терпение, – сказал он себе. – Терпение».

– Ровно в три двадцать, – сообщил в трубку Шепард, стараясь, чтобы его голос не срывался от волнения. – Ростом около шести футов, араб с холщовой сумкой, может быть одет как мексиканец. У шестидесятисекундного таймера два провода, подсоединенных к детонатору, – черный и красный. Нужно перерезать черный провод. Повторяю! Нужно перерезать черный провод! Пятнадцать минут, иначе мы все тут поджаримся заживо!

Три минуты.

Мгновение его блаженства было совсем рядом. Он всегда именно так все это и представлял. Вот выполняет волю Аллаха моджахед, борец за свободу, когда-то преподававший в университете, жена и дети которого давным-давно мертвы. Сайяф тогда еще по молодости лет хотел жить. А потом, когда он уже подумывал взять новую жену, пришли американцы, и мира и любви как не бывало. На этом свете он прожил всего тридцать три года, но стал настоящим стариком, о чем говорили и глубокие морщины на его лице. А еще он стал избранным.

Люди, спешащие мимо, по-прежнему не обращали на него внимания, а он тем временем поставил сумку рядом с небольшой скамейкой, на которой расположились туристы, глазеющие на мигающие неоновые рекламы. Сайяф расстегнул молнию на сумке и отыскал взглядом красную кнопку. Наконец-то бомба предстала перед его глазами – первая возможность увидеть результат работы ученых братьев-мусульман из университета, истинных верующих, которые уже давно покинули эту страну, чтобы не подвергать себя опасности.

Наступал момент, ради которого Сайяфу и было оказано столь высокое доверие. Он практически утратил ощущение реальности, чувствовал себя почти невесомым, готовясь войти во врата рая. Это было совсем не трудно, наступал момент Очищения, ради которого он и жил. А сейчас он готовился повернуться лицом к Мекке для третьего намаза. Он активирует шестидесятисекундный таймер, и его захлестнет благодарность за то, что именно ему доверено выполнить волю Аллаха.

Сайяф был так поглощен моментом, что опустился на колени и не услышал гула двигателей вертолетов, появившихся со стороны Центрального парка, островов Либерти и Эллис. Полицейские машины на этой битком набитой народом площади были попросту бессильны. В управлении полиции это отлично знали. Поэтому вертолеты были единственным шансом немедленно добраться до террориста, несмотря на панику, которая обязательно за этим последует. Сайяф, пребывающий в блаженном состоянии, все еще не слышал шума винтов, вращающихся над головой, а лишь снова посмотрел на часы.

Две минуты.

Гул с каждым мгновением становился все громче. Он стал настолько невыносимым, что блаженное состояние Сайяфа, отбивающего поклоны, было потревожено. Он поднял голову и увидел целый рой военных вертолетов, подлетающих к площади со всех сторон. Он вытаращил глаза, потому что они летели за ним – прямо на него! Люди разбегались во все стороны, а Сайяф так и остался стоять на коленях с задранной головой. В этот момент из вертолета ударила пулеметная очередь, прошившая сначала его ноги, а потом и тело. В груди и на лице появились дыры, но в предсмертной панике, переходящей в блаженство, он в последнее мгновение все же нашел силы нажать красную кнопку. Это была чисто рефлекторная реакция. Мертвое тело Сайяфа все еще конвульсивно билось на асфальте, заливая его потоками крови, а красный цифровой таймер начал отсчет:

60… 59… 58.

Один из вертолетов с ревом завис непосредственно над телом Сайяфа, оттуда выбросили веревочную лестницу, которая, раскрутившись, повисла у самых ног изрешеченного пулями трупа. Из вертолета выбрался и начал спускаться затянутый в камуфляж тридцатидвухлетний офицер спецназа капитан Джеймс Баттеруорт, попавший на службу из резерва после окончания Колумбийского университета.

Он цеплялся за перекладины лестницы, мотающейся взад-вперед, и быстро спускался вниз. На бедре у него была пристегнута сумка с инструментами. Джеймс не был специалистом по таймерам, просто, оказавшись в нужное время в нужном месте, он стал единственным человеком, который мог сделать хоть что-то, когда поступил тревожный звонок из Лэнгли.

…42…41.

Капитан Баттеруорт в наглухо закрытом шлеме не слышал ничего кроме оглушительного рева и чувствовал потоки воздуха от винта вертолета. Он добрался уже почти до середины лестницы. Она все время моталась из стороны в сторону, поскольку вертолет не мог висеть на месте совершенно неподвижно и то и дело дергался. Оставалось только крепче цепляться за перекладины.

…31…30…29.

Джеймс и сам не замечал, что пот катился с него градом. Вот и последняя ступенька, он спрыгнул, тут же склонился над сумкой и увидел время на красном цифровом табло.

…24…23…22.

Он тут же прикинул, что нужно делать, трясущимися руками вытащил небольшой филипсовский шуруповерт – точно такой был у агента Шепарда – и начал сноровисто выкручивать четыре небольших винта.

…19…18…17.

На каждый винт уходило почти по четыре секунды – целая жизнь. С точностью робота он снял металлическую пластину, увидел красный и черный провода, подсоединенные к детонатору, и вытащил из набедренного кармана небольшие кусачки.

…4…3…2.

С криком «Помоги нам Бог!» он рванулся к черному проводу.

Эпилог

Корабль не был похож на диск или на ракету, нет, это был шар – ведь именно такую форму имели все планеты, вечно кружащие в бескрайних просторах космического пространства. Алекс стоял у иллюминатора своего корабля, несущегося в черной, искрящейся звездами бездне, и наблюдал за тем, как Земля становится все меньше и меньше. Она заметно выделялась красотой среди других планет – настоящий бриллиант, которым лучше любоваться издали. Он понял то, что и должен был понять – почему Ассоциация до этого дважды отвергала Землю, не принимая ее в свой состав, но стараясь спасти от неминуемой гибели. И пусть ученые этой планеты по-прежнему ищут возможности контакта с внеземными цивилизациями. Они делают это прежде всего по причинам интеллектуального характера, но в конечном счете для того, чтобы потуже набить карманы, поскольку, в конце концов, они всего лишь люди.

«Нет, лучше уж так», – думал Алекс. Столько миллионов долларов уходит на финансирование космических проектов, многие из которых держатся в секрете от общественности. И те же самые люди поворачиваются спиной, когда речь заходит о повышении уровня жизни бедных, которые не могут наслаждаться всеми благами цивилизации. Именно в этом заложен конфликт, который способен разрушить их цивилизацию. Богачи в своих замках и пентхаузах предаются удовольствиям, нисколько не задумываясь о судьбах тех миллионов людей, что ежедневно умирают от голода.

Богатые упорно ничего и слышать не желают обо всей этой бедности, зато обращают свои взоры к просторам космоса, который никак не может сыграть ни малейшей роли в их жизни. Люди упорно занимаются такими проблемами, как, например, расширение вселенной, но неужели это может решить хоть одну из земных проблем, реально улучшить их жизнь? Разве это имеет хоть какое-то отношение к ребенку, голодающему в Намибии? Пусть земные ученые рассчитали точное значение тонкоструктурных констант и выяснили, что за десять миллиардов лет они изменились всего на тысячную долю процента, но разве это имеет хоть какое-то отношение к улучшению жизни бедных?

Алекс вспомнил «Войну и мир» Толстого. «Самое трудное – но и самое главное – любить жизнь, любить ее, даже несмотря на страдания, потому что жизнь – это все, жизнь есть Бог, и любить жизнь означает любить Господа». Но ведь именно религиозные противоречия стали причиной гибели многих сотен миллионов совсем еще молодых людей. Эта планета знала крестовые походы, пережила стольких героев вроде Наполеона и Александра Македонского, которые убивали во имя Бога и ради власти. И что же сделали люди? Они поставили памятники виновникам массовых убийств!

Невинные дети играют на земле, нашпигованной более чем сотней миллионов противопехотных мин, которые отрывают им руки, ноги и уносят их жизни, но это вообще мало кого беспокоит. Так чего же ищут люди? Лучшего мира? Лицемерие владеет буквально всеми, поскольку все хотят лучшей жизни исключительно для себя. Обитатели этой планеты рождаются не в условиях равенства и справедливости, а исключительно наудачу, в результате лотереи. А что могло бы сделать этот мир честным и справедливым?

Почему люди так и не воспользовались своим разумом для создания равных жизненных условий для всех? Все дело в алчности, понял Алекс, – худшем из пороков, который лишал доступа к земным благам тех, кому не повезло при рождении. Именно алчность породила границы. Короли и аристократы поделили Землю на части, за которые убивали, дали этим частям названия вроде Израиля, Южной Африки или России. Земля должна была служить всем ее обитателям в одинаковой степени, однако не служила и, скорее всего, никогда служить не будет.

А всему виной алчность. Богатые рождаются в богатстве, которым они никогда ни с кем не поделятся, – в отличие от Ассоциации Двадцати Шести, где всем и все доставалось благодаря интеллекту и деловым качествам. Граждане Ассоциации зарабатывали сколь угодно большие состояния и на эти средства растили детей. Но как только их жизнь заканчивалась, нажитое не передавалось по наследству, а распределялось среди обитателей их родной планеты – свободного общества, которое поровну делит свои богатства между всеми.

После смерти родителей наследовать можно только гены, и с этим преимуществом дети, все получившие хорошее образование, начинают жизнь заново, некоторые создают свои собственные состояния, другие не могут этого сделать. Но они продолжают жить точно такой же жизнью, как и все остальные. И все это в одной стране, на одной планете без каких бы то ни было границ, населенной живыми существами с равными правами, у которых нет никаких преимуществ.

Алекс с самого начала знал, что люди в принципе относятся к жизни без уважения, несмотря на свои религиозные учения. Примеров этого можно привести более чем достаточно. Нанкинская резня, убийство миллионов людей Сталиным и Гитлером, еще миллионов – в Камбодже в семидесятые годы прошлого столетия. Ежегодно от малярии гибнет по три миллиона человек из-за недостатка лекарств. Вместо этого деньги вкладываются в космические исследования.

Алекс печально покачал головой. Вдруг люди примутся насаждать свое варварство на других планетах, живущих в мире и согласии. Он знал, что гибель Земли, если такое случится, станет делом рук бедных. Такую цену придется заплатить богатым, не захотевшим делиться. И если сразу у бедных ничего не получится, они будут повторять попытки снова и снова. То, что богатые называют терроризмом, бедные называют равенством. Самым удивительным для Алекса было то, что люди так и не научились делиться с другими. Его глаза были прикованы к Земле, которая по-прежнему все уменьшалась и уменьшалась.

Земля, комочек грязи, затерянный в чистоте этой галактики. Он был счастлив, что покинул его. Люди проводят свои жизни в атмосфере насилия и убийства. Они не желают исправлять ошибку, допущенную с появлением королей и завоевателей на заре человечества. Людям следовало бы победить рак, принять новые законы и жить в единой стране под названием Земля, где ни один ребенок не будет голодать. Но никто и не думал об обездоленных.

Может быть, именно насилие люди и хотели бы принести на открытые ими новые миры вместо благодарности за приглашение вступить в Ассоциацию? Они наверняка сразу прикинут, что тут окажется к их выгоде, как еще можно усилить свою власть. Алекс был готов сообщить Старейшинам свои выводы, сделанные им в этом путешествии.

Земля почти скрылась из виду, смешавшись с триллионами звезд, и, тем не менее, на ней кишели человеческие существа, которые рано или поздно перебьют друг друга. И такой день обязательно придет, поскольку у бедных появятся бомбы, и они воспользуются ими для того, чтобы сделать всех людей равными, поскольку нет на свете большего зла, чем когда одни обделяют других – ради денег или власти. Пока богатые еще в состоянии себя защищать, но время их на исходе. Люди не понимают, какое это чудо – просто быть живыми.

Второй Отчет подтвержден.

От автора

Содержащаяся в этом романе информация об изготовлении атомной бомбы является вымышленной. Хотя некоторые из фактов с научной точки зрения верны, террористам это никак не поможет. Текст был написан исключительно в развлекательных целях.

Оглавление

ПОСЛАНЕЦ СТАРЕЙШИН

  Пролог

  Глава 1 . СТРАННЫЕ СОБЫТИЯ

  Глава 2 . ПОД НАБЛЮДЕНИЕМ

  Глава 3 . ПЛАНЫ, КОНТРПЛАНЫ

  Глава 4 . УДАР

  Глава 5 . ЛЮДИ

  Глава 6 . ПОСЛЕДНИЙ ТОЛЧОК

  Глава 7 . ПЕРЕДАЧА

  Глава 8 . ПОПАЛАСЬ

  Глава 9 . ПЛАН

  Глава 10 . РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЗА УБИЙСТВО

  Глава 11 . УБИТЬ ШПИОНА

  Глава 12 . КОЗЕЛ ОТПУЩЕНИЯ

  Глава 13 . ОХОТА

  Глава 14 . РАНДЕВУ С ОПАСНОСТЬЮ

  Глава 15 . ПОБЕГ

ВТОРОЙ ОТЧЕТ ПОДТВЕРЖДЕН

  Пролог

  Глава 1 . ВО ПЛОТИ

  Глава 2 . ДЕЛА НОЧНЫЕ

  Глава 3 . ОПАСНОЕ ДЕЛО

  Глава 4 . БЕГИ РАДИ НЕГО, БЕГИ!

  Глава 5 . УБИВАЙ, УБИВАЙ ПОВСЮДУ

  Глава 6 . ВЫСШЕГО ПОРЯДКА?

  Глава 7 . УЗЕЛ ЗАТЯГИВАЕТСЯ

  Глава 8 . ПОХОРОННЫЙ ЗВОН

  Глава 9 . ДОСТАВКА

  Глава 10 . ЗАГОВОР

  Глава 11 . ЗДРАВСТВУЙ И ПРОШАЙ НАВСЕГДА

  Глава 12 . УДАР МИЛОСЕРДИЯ

  Глава 13 . РАЙ

  Эпилог

От автора

Реклама на сайте