«Хроника глобального бреда»

Александр Фролов Хроника глобального бреда

ОТ АВТОРА

Дорогой мой читатель!

Эта книга рождена опытом человеческой судьбы, накопившимся в результате долгого наблюдения за всем сущим. Такая книга нужна современному, думающему человеку — нужна как воздух.

Я надеюсь, что она одна сможет заменить собой целые горы бездумного чтива, которыми забиты полки книжных магазинов и буду рад, если ты примешь ее всем своим сердцем: мои размышления — это твои размышления.

Я писал о глобальной катастрофе, происходящей в недалеком будущем и ты, конечно, спросишь, а будет ли она на самом деле?.. Читай внимательно и сам все поймешь. Не пугайся, если уверишься в неизбежности скорого катаклизма: я показал в своей книге, как нужно поступать тогда.

Всякое планетное помешательство не бывает долгим, жизнь продолжается и после него. А происходит она из прошлого; поняв прошлое, сумеешь понять и настоящее, и будущее.

Больше чем о катастрофе, я хотел написать о жизни — чудесном богатстве, дарованном людям великой Природой. Ты сам видишь, что наша с тобой повседневная жизнь далека от идеала; подумай вместе с моими героями, какой же стоит ей быть?

Прошу не очень обижаться, если ты верующий или иной со мной национальности, и я больно задел тебя своим словом; меньше всего я хотел кого-то обидеть. Попробуй глубже вникнуть в чтение и, может быть, ты разделишь мое мнение.

Читай мою книгу, человек Земли, и ты поймешь все!..

С искренним уважением, Александр Фролов.

КНИГА ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Все будет совсем не так.

Автор

— М-м, твою мать! — взвыл Орлов, кувыркнувшись метров с пяти и сочно сев прямо на «пятую точку».

Автомат упал рядом, морозозащитные очки соскочили на подбородок; стеганная мехом «полярка» смягчила удар, не то бы копчику — каюк! Скрипя зубами от боли, пытался встать, переворачиваясь на бок и колени, но не смог.

Лег на спину и огляделся: кругом та же темень, что и снаружи. Да и откуда здесь взяться свету?.. Света не может быть нигде — с тех самых пор, когда еще полгода назад солнце скрылось за плотной пеленой пыли, поднятой по всей планете нескончаемыми ураганами, и небо заволокло копотью пожарищ и вулканической сажей. Все, что могло гореть, уже давным-давно прогорело: по всей Земле сейчас нет ни огонька, ни искорки; только сплошная сумеречная мгла — мгла, мгла и пыль, что скрипит на зубах и под унтами на черном снегу. Завывающий ветер из края в край и бесконечное царство стужи, сковавшей мир; хоть что-нибудь живое уже давно вымерзло, окоченело. И так всюду.

— Градусов восемьдесят сегодня… — подумал солдат.

С трудом повернулся на правый бок, освобождая карман с сигаретами. Прикурил, осторожно покашлял, пережидая боль; онемевшие пальцы спрятал в рукавицы и скоро почувствовал, как они отогреваются. Заметно было, что тут намного теплее, чем на улице: не ниже минус двадцати-пятнадцати — прямо Ташкент!

Достал зажигалку, посветил вокруг, ничего толком не разобрал: бетонные стены в нескольких метрах, пол, высокий потолок, поодаль угловатые стеллажи. Бункер какой-то!.. Решил долго здесь не задерживаться.

— Отлежусь немного, побреду своих искать — похоже, к вокзалу они рванули. Давят «черные»!.. Не догоню наших, поймают: они сейчас везде рыскают, ловят отступающих. Уже не издеваются — торопятся, просто добивают!

Бросил окурок, повернулся на спину; слушал свое сиплое дыхание и смотрел в потолок — там едва заметно светилась дыра, через которую провалился в подземелье. Наверху чуть светлее, чем в бункере: если бы не пыль, которая висит и висит в воздухе уже многие месяцы, то там была бы картина черной звездной ночи. А теперь и на улице… в десятке метров ничего не разглядишь!

Боль унималась с трудом. Боец тревожился:

— Неужто конец мне? Без своих не оклематься — в поясницу, гадство, будто лом вбили!.. А ноги ничего, шевелятся! Значит, позвоночник цел. Может, разойдусь как-нибудь? Доберусь, доползу до наших!.. Лишь бы «черти» не поймали: две гранаты осталось да полтора магазина в «калаше».

Больно сдавило под ложечкой.

— Пожрать бы еще чего-нибудь!.. «Сундук» — прапор, позавчера последние сухарики раздал… и по банке тушенки на четверых.

Снова лежал, закрыв глаза. Взглянул на часы: светящиеся стрелки показывали пять двадцать утра.

— Утра! — хмыкнул про себя. — Утром солнышко встает, птички поют. А птички-то — еще когда окочурились!.. Какие не дуры, на юг улетели; там ничего, жить можно! Там — как здесь в бункере: ниже минус двадцати температура не опускается.

Полежал еще. Спина ныла, но сел без труда; нехотя размышлял:

— Скоро час, как здесь — надо идти. Где же тут выход может быть?.. До дыры не дотянуться. А-а, ладно! Если что, веревку какую-нибудь найду, «кошку» сделаю. По стенке, ногами… так и вылезу, поди?

И вдруг обмер: в кромешной тишине ясно уловил шорох крадущихся шагов. Пошарил возле себя, подтянул за ремень автомат, судорожно вцепился в рукоятку; подполз задом к стене, оперся головой.

Шаги уже близко. Понял: «черные» подбираются!.. Быстро достал гранаты из нагрудника, положил на живот. В мозгу страшная мысль: — Все, хана! Подойдут ближе, «эргэдэшку» кинут.

Опять лежал, слушал: шагов больше не было… ушли, что ли?

И вдруг звонко:

— Эй, чурка! Автомат клади и ползком ко мне. Че не так — очередь схаваешь! Давай без дуры… ну, ползи!

— Наши!.. — аж засмеялся беззвучно. Хотел крикнуть: свой… эй, я свой! — а из груди сиплое: — О-ой… о-ой.

— Че ты там? Ползи, давай — щас врежу!

— Да свой я, свой! — выдавил, наконец.

— Че гонишь, тварь, какой «свой»?

— Свой, русский… Орлов я!

— Свой?.. Ну, все одно ползи. Давай-давай, ползи!

Орлов пополз вперед, и тут тьма озарилась маленьким огоньком: в руках неизвестного зажглась свеча. Простая фабричная свечка, которой уже давным-давно нигде и не увидишь! — все, что могло гореть, освещая дорогу, сожгли. Он поднял голову и посмотрел на державшего свечу.

Небольшого роста, укутанный в ворох всевозможных одежек — военных и гражданских; на ногах какие-то бахилы из тряпья, на голове лохматый собачий малахай. Лицо узкое, курносое, в пятнах сажи от рук; светлый чуб из-под шапки, неясного тона глаза.

— Ну, вставай, коли русский. Давай, помогу!

Вдвоем поплелись по коридору, скоро приведшему к большому каземату, заполненному остатками таких же, как и в соседнем, стеллажей. Уцелевшие еще стеллажи заставлены коробками, жестянками, мешками и мешочками. Угол в каземате отгорожен фанерой и обломками досок, образующих подобие хижины; скорее, даже каптерки — метра три на четыре.

Вход завешен плотной тканью, похожей на ковер или кошму, внутри «каптерки» солидный топчан с трех сторон, посредине ящики. На них чашки и кружки, несколько пустых жестяных и стеклянных банок и штык-нож. А главное, в углу от входа настоящая, полыхающая огоньками, тускло освещающими помещение, печка-буржуйка; и на ней — эмалированный чайник!

Спаситель вошел первым, распорядился:

— Давай, падай! Щас чаю попьем. Задубел, ага?..

Оружие поставили в угол. Орлов скинул рукавицы на топчан, бросился к печке и грел, грел руки и лицо у столь нежданного источника тепла, жадно тянулся к нему всем своим существом. Какое чудо: оказаться у случайного огонька среди снежной пустыни в жуткий восьмидесятиградусный мороз!

Изо рта валил пар, а он дышал и дышал струящимся жаром, торопясь насладиться им. Согревал заледеневшие ладони, подносил их к закоростившимся от мороза щекам и снова протягивал к раскаленной печке. Вот оно — блаженство!.. Уже четыре дня не сидел так у огня; грелся бы и грелся.

Но вот начал поколачивать озноб от входившего внутрь тепла, застучали зубы. Незнакомец ухмыльнулся, быстро налил кипятка в кружки, всыпал по щепотке чая. Снял с самодельной полки коробочки с рафинадом и галетами, подмигнул в полутьме.

— Давай, пей, земеля! Пожуй вот, да еще налью.

Минут двадцать сидели молча, прихлебывая чай и хрустя галетами с сахаром. Говорить не хотелось: все силы уходили на жадное приобретение шальной бодрящей энергии.

Наконец новый друг поставил кружку на ящик. Приподнявшись, передвинул свечу, снял с полки жестянку — поддев ногтем крышку, протянул ее:

— На, харю смажь! Топленое сало это.

Подождал, пока гость освободит руки, подал пачку сигарет.

Курили, глядя друг на друга, молча смеялись, и пускали колечки дыма. Дыхание уже не перехватывало: в каптерке было тепло, чуть ли не плюс!.. Подкинули в печку чурочек, огненные зайчики заплясали на стенах веселее.

Из-под ног вылезла живая кошка — пушистая, с улыбающейся мордой. Запрыгнула на топчан, ближе к хозяину, стала деловито облизываться.

— Ну, и хто ты?.. — спросил хозяин каптерки. Так и сказал «хто» — деревенский, однако!

— Орлов Александр — сержант, фельдшер Сводного отряда Нижегородского УВД. А ты?

— А я — Хорьков Леха, ни от кого и ни с кем. Рядовой.

— Как здесь-то очутился… и что это вообще?

— Тут склад МЧС был. Меня по мобилизации сюда кинули, охранять — с под Курска я. Наши уже тогда отступали: джигит танками как даванул, все посыпалось!.. Армия большая, а толку хрен. Как солнышко пылью да сажей затягивать стало, стужа нахлынула — так, кто куда поперли. Полками разбегались!.. Седня четыре батальона, а завтра и роты не наберешь! Да оно и понятно: все мобилизованные, к части не привыкшие, «возраста» большие, про срочную уж забыли начисто. У всех семьи недалеко — километров двести-триста — их спасать надо!.. А тут еще кавказец… прет несметно! И тю-тю, всей армии. Тока просчиталась братва!.. Кто до дому и добрался, да-авно уже ледышками сделался — вместе с семьями. Прямо к Деду Морозу в гости прибежали, ха-ха!.. А уж трибуналы лютовали… прости господи! Я видал, как дезертиров во рву пулеметами резали… ду-уже гарно! Так я из части и не побег: войска МЧС народ эвакуируют, запасы еды, шмутья, горючки — под пули не лезут! Этот вот склад набили, охрану поставили, а сами дальше: думали вернуться. Да какая тут охрана?.. С Воронежа две бригады отступали, все на хрен смели! — по очереди. Охрана ж… в горсть и маху отсюда!.. Дезертиры остальное подчистили. Так то — сверху, про подвалы никто ж не знал! А я хитрый: за две недели входы обломками засыпал, себе тока лаз оставил — «маскировку» навел! И сижу здесь. Еды тут много, всякой! Стеллажи ломаю, печку топлю. Тут и уголь есть!.. За стеной котельная была — я дырку пробил туда, натаскал себе. Снег с глубины копаю, на печке растаиваю. Тут две войны пересидеть можно!.. Даже витамины есть — в медскладе. А ты же медик, врубаешься в «пилюлях»?

— Угу.

— Вот и оставайся! Вместе «куковать» будем. Склад же не военный, а эмчеэсовский — тут всякого добра полно. То, что надо!

— Мне своих догонять нужно, они вроде к вокзалу побежали.

— Зачем тебе к вокзалу?

— Наш отряд там. Мы в разведке были — искали, как пробиться.

— К вокзалу не пройдешь, я же местность знаю.

— А что так?

— Вы по «железке», через элеватор шли?..

— Да вроде.

— С этой стороны овраги и снега с трехэтажку — как в воду булькнешься! Обратно только опять по «железке», а вы там «духов» растревожили. Поймают сходу, и… «прощай мой инкубатор»: вмиг отрежут!

— Что же тогда?

— Ничего… здесь сиди! Давай закурим еще.

— Ну, давай.

Курили молча. Когда недалеко от бункера ударил крупнокалиберный ДШК, Орлов аж подпрыгнул!.. Леха «заржал». И сразу же пошла перестрелка подальше — все гуще и гуще.

Снова долго бубнил ДШК, поодаль другой и еще другой; рвались гранаты, взвизгивали автоматы. Постепенно все стихло.

Долго молчали. Леха первым подал голос:

— Понял?.. Нет больше твоих.

Орлов не ответил. Еще помолчали.

— Знаешь что, Санек?.. Давай помянем ребят!

— А у тебя есть?

— Да тут все есть! Щас тушенку открою, голубцы из банок, салаты мороженные. Разогреем — и все путем!.. Хлеба только нет, зато сухарей полно.

Быстро сварганили стол, зажгли новую свечку, разлили.

— Запьешь или так?..

— А что, чистый?

— Медицинский же!

— Нет, лучше запью.

Первой помянули ребят. Орлов поставил кружку, поморщился.

— У нас, Леха, от Ростова и доныне от восьмисот человек тридцать два оставалось. Из них половина раненых, все обморожены.

— Дак че ж теперь?.. Знамо дело!

—Жалко ребят: столько вынесли, а к своим не вырвались.

— Всех жалко!

Закурили. От сытной пищи и спирта теплота пошла по всем жилкам — хорошо, однако!.. А душа требушится:

— Знаешь, Леха… я ведь предатель теперь, дезертир.

— Так и че?

— Как что?.. Стыдно.

— Стыдно — у кого видно! А у тебя ниче не видно... давай еще, лучше.

— Ну, давай.

Заметно было, что охота Лехе поговорить: наскучило, видать, одному.

Выпили, закусили. Леха все ерзает:

— Ты сам откуда? Расскажи!

— Сам откуда?.. Издалека. Сибиряк я — из Кузбасса; когда Сибирь заливать стало, мы первыми оттуда сбежали. Даже квартиру продать успели! — потом уже никто не взял бы. Я заранее знал, что происходит… Дом купили через Волгу от Нижнего — в Борском районе; три года прожили в деревне, там и мобилизацией накрыло: приехали три красавца на «уазике» и в военкомат!.. Зоны тогда разгоняли: зэков в штрафроты — кровью искупать, а ментов и охранников — в Сводный отряд УВД; меня в штат, фельдшером: медики везде нужны!.. Как «сознательных», бросили под Ростов сначала. Кубань уже вся горела!.. Ставрополье тоже. Две недели подступы держали на стыке Псковской и Краснодарской дивизий: у джигитов тогда бронетехники еще мало было. Так, суки, в штабе фронта продали, конечно!.. сидела же там какая-то мразь. Краснодарская дивизия еще только сформированная: ни тяти, ни мамы — едва держится. Ей с тыла Нахичеванская и Кабардинская бригады ка-ак в ж… всуропили!.. Ошметки дерьма летели. Наши же, по приказу из штаба фронта, их в тыл пропустили… будто бы свои это части; купили приказ за «бабки», ежу понятно. Казаков сбили, и сразу «десантуре» по рогам! Тем и так Грозненская и Моздокская бригады в рыло давили, а тут еще эти. Короче, до города Шахты добежали!.. Им тут же хохлы во фланг, двумя дивизиями. И крандец! Всему Северо-Кавказскому фронту.

Незаметно «завелся»:

— Это уже в Генштабе не чесались! Думали малыми силами обойтись. Они, видишь ли, «не придавали значения» передислокациям «мелких бандформирований». Да как же не придавать значения, если от Грозного до Ростова уже допятились? Это «черным» и хохлам бежать некуда: на них море сзади наступает, все заливает — они по любому вперед пойдут! А в Москве тишь да благодать. Ведь только у Курска — Воронежа второй эшелон обороны сформировали! К тому времени уже и кавказцы перегруппировались, техники нахватали; и хохлы всерьез через Белгород и Брянск ломанули. И прорвали этот эшелон!.. Теперь вот на Тульско — Калужском рубеже на честном слове наши держатся! Свою-то технику еще в степях побросали: на таком морозе ни один движок не заводится, автоматики только едва-едва попукивают. А противнику другого хода нет — только к Москве!.. Только здесь сухое место остается, морем не залитое и не заледенелое.

Орлов перевел дух и с горечью добавил:

— Сил нет уже! Одна надежда вечная — на мороз. Слава богу, не обманула!.. И они уже выдыхаются: мрут как мухи, последние вымерзают! Ведь как и мы — пешкодралом прут и без жратвы. Наши хоть из теплых убежищ, складов «подогреваются», а им негде и нечего взять!.. Мороз уже под сотню жмет — еще неделя-другая, и все это кончится: по лесам околеют! Да ты в курсе дела… все же было заранее понятно. Ребят вот наших жалко — это да!..

— Ну, давай, Сань!

— Давай.

2

Они понимали друг друга — и понимали, что происходит.

Земля начала переворачиваться уже давно. Ученые замечали дрейф магнитных полюсов — с каждым годом понемногу ускоряющийся, но какой-то еще не выраженный, не внушающий серьезной тревоги; на учащение природных катаклизмов закрывали глаза. К идее близящегося «конца света» относились легковесно, с усмешкой: поповские бредни! Никто не хотел ничего осознавать, и без того забот хватало. На вопросы беспокойных журналистов отвечали: «Лет через пятьдесят или сто, может и случится что-то. А сейчас?.. Да что вы! Такого просто не может быть».

И близорукие ученые кроты, геофизики и гидрометеорологи, пели «колыбельную» с волшебными словами о «данных многолетних наблюдений, опровергающих катастрофические гипотезы», об «отсутствии полноценных исторических климатических прецедентов». Уверяли, что похожее уже было: в таком-то веке и в таком-то веке — так ничего же страшного не произошло!.. И все же понимание чего-то необычного в состоянии планеты, качественно нового и необъяснимого пока, уже назревало. Возникающие догадки таили.

Орлов понял суть надвигавшегося неожиданно.

В декабре 1999 года смотрел передачу Александра Гордона о катастрофах. Уловил мимолетное сообщение о смещении Южного полюса в направлении Индийского океана, совместил с датами, вычисленными супругами Зима в пророчествах Нострадамуса, и вдруг его озарило: а ведь «конец света» уже близко!

Заставил напрячься мозги, пытаясь представить, что будет, если Земля сильно накренится… может, даже опрокинется!.. Как будут развиваться события?

Мысли рождались на удивление легко: картины чудовищной силы катаклизмов мелькали в сознании, как в страшном кино. И все было так логично связано, одно вытекало из другого, что просто опешил.

— Пора в «дурничку»! — перебил сам себя.

В следующие дни старался отгонять лишние думы, но покоя не было. Ведь ясно понимал: конец света, о котором говорили тысячи лет и которого ждали в 2000 году, наступает!.. И не в 2000 году дело: просто он произойдет после 2000 года... начиная с 2000 года! И правда: по «телику» все чаще и чаще говорят о природных катастрофах, с климатом творится что-то неладное, и все собирается одно к одному.

А если Земля в самом деле переворачивается, то почему?.. Какова причина этого?

И вдруг в какой-то передаче увидел неизвестного ученого-геофизика, который подтвердил его догадку о перевороте планеты и назвал это «переполюсовкой» — обычным и регулярным для всех планет явлением. Даже объяснил, отчего это происходит!.. В волнении Орлов не запомнил ни названия передачи, ни фамилии того исследователя — думал теперь об услышанном.

Оказывается, во время движения Земли в космосе на ее поверхности постоянно оседает электрозаряженная космическая пыль, образуя за тысячелетия некое подобие шапки. Эта «шапка» своим зарядом влияет на собственное магнитное поле планеты и изменяет его конфигурацию так, что солнечное тепло все больше и больше притекает к полюсам. Приполярные ледники тают тогда быстрее, чем раньше и сам собой включается естественный механизм последующей катастрофы, развивающейся по строгому и неизбежному алгоритму. Только катастрофой переворот Земли оборачивается лишь для живности на ее поверхности, а сама планета просто… «стряхивает» эту шапку! И движется себе дальше во Вселенной, вновь накапливая космическую пыль — чтобы опять когда-то стряхнуть ее.

— Получается, что все мы — все наше поколение землян, просто попадаем в пик неизбежного природного цикла. Ну, спаси-ибо, «матушка-кормилица»… этого нам еще не хватало! — думал Орлов, и в нем возникало желание немедленно сообщить открытое людям, предупредить их об опасности.

Остановило здравое сомнение:

— Что я, умнее всех, что ли? Никто не смог до такого додуматься, а я смог?.. Глупость какая! — и остался один на один со своим открытием.

…А день шел за днем, и никто не тревожил народ. Между тем, Александр еще несколько раз наткнулся в газетах и на ТВ на косвенное подтверждение его догадок другими людьми.

Прямо о катастрофе никто ничего не говорил, но вольно или невольно они сообщали о том, что только подтверждало опасную близость роковых перемен. Народ же в целом так ни о чем и не подозревал!

Решение сказать все людям, наконец, созрело: сама собой сложилась статья. Быстро, без осечек — мысли просто лились на бумагу! Отпечатал написанное на старенькой машинке «Москва», договорился со знакомым редактором и в апреле 2000 года статью решили опубликовать в областной газете «Томь». Орлов с таким трепетом нес рукопись в редакцию, как нес бы бесценное сокровище: наконец-то люди узнают о том, что ожидает их вскоре… пусть немногие, но поймут!

И вот изданный номер оказался у него в руках. В правой части первой страницы еженедельника бросался в глаза анонс: Сибирский прорицатель предсказывает будущее. Саму статью поместили в середине газеты — Александр и сейчас помнил ее почти дословно. Заголовок был шикарный: ЗЕМЛЯ ПОВОРАЧИВАЕТ! И ниже: Индия и Китай утонут, Кузбасс вспотеет. Слева от заголовка располагалось вступление:

«Много шума наделали книги Дмитрия и Надежды Зима о пророчествах Нострадамуса, где в итоге все сводится к мировой войне с ее ядерной зимой, ураганами, землетрясениями, всеобщим отравлением, неизбежным одичанием оставшихся в живых и медленным «выползанием» из катаклизма. Отмечаются, кстати, ключевые даты: обострение мирового политико-экономического кризиса к 2004-5 гг., который поставит мир на грань ядерного уничтожения (подразумевается конфликт Россия — НАТО); максимальное развитие его к 2010-15 гг.; затухание к 2020-2025 гг. и, наконец, восстановление условий обитания с наступлением в 2034-35 гг. нового «золотого века».

Красочные картины катастрофы взяты из Нострадамуса, вплоть до описания пожаров и разрушений, звериной жестокости, убиения младенцев о каменные стены, бесконечной резни, потопов, смерчей, землетрясений».

Читая вступление уже напечатанным в газете, Орлов чувствовал себя немного изворотливым иезуитом: какой там шум вокруг книг семейства Зима? Их вообще никто не заметил! Может, и добрались до них такие «книжные черви» как он, но таких — раз, два и обчелся. Кого ни спрашивал из знакомых, и фамилии-то авторов даже не слышали! Где уж там читать? Да и у самого Нострадамуса «картинки» зверств весьма-а бледные, хотя с темой связаны.

А уж к основному тексту просто «присобачил» то, что на самом деле помнил еще из школы:

«В книгах Зима и других авторов речь идет чаще всего именно о мировой, с обострениями и затуханиями сражений, войне. Причем допускается, что ее и вовсе можно избежать, если суметь «договориться», уладить конфликты миром. Множество «если бы да кабы», упований на божью помощь и на собственное благоразумие человечества переводят повествование в разряд моралите и фантастики. Ну мало ли, о чем «наплел» Нострадамус!..

А действительно, о чем? Да и при чем здесь война?.. Сейчас уже каждый понимает губительность большой войны — для всех, сразу! Об этом ли нужно вести речь?.. Давайте поразмышляем.

При всей привязанности пророческих дат к рубежу второго-третьего тысячелетий ни отрицать огульно, ни верить безоглядно этим пророчествам и их толкователям не следует. Но!.. В одном из прошлогодних декабрьских выпусков телепередачи «Собрание заблуждений» на фоне рассказов о причинах глобального потепления, вызванного как деятельностью человека, так и более усиленным, чем ранее проникновением солнечного тепла в полярные области Земли (районы «озоновых дыр») в полслова замечено, что полюса меняют свое положение! Например, южный магнитный полюс (а значит, и северный) уже сдвинулся от «нормального» положения на несколько сот километров в сторону Индийского океана. И скорость этого сдвига возрастает!

Известно (еще из школы), что Земля уже не раз «меняла» положение своих полюсов. Что в этом особенного? Да то, что полюса, будучи связаны с Солнцем в жесткую электромагнитную систему, не могут менять своего положения! А следовательно — медленно поворачивается сама Земля, причем угловая скорость ее поворота растет.

Поворот начался (стал заметен) в послевоенное время: сначала на десятки, сотни метров в год, затем — в 60-70-х гг. — уже на километры, десятки километров; в ближайшие годы счет пойдет уже на сотни и более километров в год!.. Что будет тогда с атмосферой и океанами, «стоящими» на месте на поверхности планеты? Да они как бы «хлынут» в обратную повороту сторону, продолжая оставаться на месте! Вот вам и ураганы, и землетрясения, и цунами (земная кора тонка и будет лопаться и сдвигаться). Вслед за этим — закрытое пылью небо без солнца, ужасное похолодание, гибель растений и животных, как при «ядерной зиме». А значит — голод, соблазн грабежа, войны, озверение голодных и т.д. Продолжите сами!

Похоже на мировую войну?.. Отчасти. А на конец света?.. Еще как! Ведь и впрямь тогда живые позавидуют мертвым (так в Библии).

Поворот Земли станет реально ощутим учащением природных катаклизмов как раз в 2004-5 гг. (как у Нострадамуса). В 2012-15 гг. будет его пик, к 2020-25 гг. — значительное замедление. До 2034-35 гг. полностью восстановятся условия прежней жизни на планете, будут преодолены последствия разрушений. И вперед — в новый «золотой век»!.. Как «завещал нам» великий Нострадамус. Погибнет, правда, треть или даже две трети населения Земли (в Библии указана треть).

Такое уже бывало на Земле и повторяется, судя по всему, через несколько десятков-сотен тысяч лет. Вспомним «утопшую» Атлантиду, всемирный потоп, неожиданно исчезнувших динозавров и мамонтов, которым стало нечего есть; морские донные отложения на континентальных просторах, пустыни «не там где надо» и всякую прочую «всячину». Не настаиваю на своей версии: возможны и другие причины возникновения древних катаклизмов — метеориты, кометы и т.д. Но нынче ученые как-то «дружно» молчат про злополучные полюса. Может, напугать боятся?.. Тогда их позиция слишком напоминает позицию страуса, спрятавшего голову в песок и считающего, что угрозы больше нет! Проблема остается и нужно готовиться к ее решению, чтобы неожиданно не остаться полностью безоружными перед стихией.

Теперь добавим, что поскольку южный магнитный полюс смещается в сторону Индийского океана (допустим это), то Южный географический — прямо противоположно. То есть Земля переворачивается «вверх тормашками» и, видимо, в этом положении зафиксируется. Дело в том, что ледяные шапки за счет своей массы служат стабилизаторами вращения планеты, через них проходит его невидимая ось (как у юлы). А вследствие таяния ледников возникает дисбаланс системы вращения: она колеблется, все больше и больше, затем идет «вразнос» — достаточно раскачавшаяся планета опрокидывается!.. В результате последующего резкого похолодания в связи с затемненностью неба приполярные ледники быстро образуются вновь, и система вращения стабилизируется тогда ими уже в другом положении (скорее всего, хотя и не обязательно, географические полюса поменяются местами).

Между прочим, сейчас магнитные полюса Земли расположены наоборот относительно географических сторон света: южный магнитный полюс на севере, а северный — на юге (об этом смотри в Физической энциклопедии). Так вот, они просто займут свое «нормальное» (планете все равно какое) положение. Арктика и Антарктика поменяются тогда местами в пространстве, и Солнце будет всходить на западе, а заходить на востоке! Ничего необычного: Венера и Уран и сейчас вращаются «наоборот» по сравнению с другими планетами. Значит, и с ними такое уже бывало, как и с любыми другими.

Если считать от Южного географического полюса, то главный меридиан поворота пройдет приблизительно через Индийский океан, Западный Китай, Кузбасс, Северный полюс и далее — через обе Америки, снова к Южному полюсу. По его ходу произойдут наибольшие разрушения и перепады температур. Таким образом район Кузбасса — Красноярска, например, с приближением к экватору «вспотеет» (хотя бананы вырасти не успеют), затем хорошо промерзнет и, пройдя через южный магнитный полюс, займет свое «законное» место в Южном полушарии, где привычный климат восстановится. Не учитываю некоторого наклона реальной оси вращения Земли относительно плоскости эклиптики — это несущественно.

Поскольку Россия «вытянута» с запада на восток, то ее Восток и Запад менее всего ощутят перемены климата, хотя и им достанется. Вся Европа замерзнет, ибо теплый Гольфстрим повернет в обратную сторону.

Хуже всего будет обеим «Америкам»: они целиком «протащатся» через Северный полюс (только Бразилия окажется несколько в стороне), поэтому их экономика рухнет первой, будучи рассчитанной на теплый климат. Там ведь и хваленые дома-особняки — в одну досточку!.. Мало пострадает от температурных перепадов Африка (т.к. точки выхода оси поворота будут в Тихом океане и Атлантике, а вокруг них — наименьшее вращение).

Добавим, что прибрежные города и целые страны будут просто «смыты». Индию и Китай, например, может накрыть океаном аж до Тибета! — не говоря уже обо всем индокитайском побережье и Японии. Австралия испытает большие трудности.

Опускаю другие подробности (например, что многие реки пойдут вспять), но общая картина и так ясна. Если подобное случится, никакой мировой войны не потребуется — все и так будет по «полной программе»! Уцелевшие выживут.

Надо только пережить несколько лет без урожаев и солнца — это будет труднее всего (в Библии на самый тяжелый период «отводится» сорок два месяца). Сельчанам, кстати, придется легче: города будут напрочь разрушены повсеместными ураганами и землетрясениями. А потом действительно будет новый «золотой век» и все потихоньку наладится! Звезды, правда, над головой будут уже другие…

Это — всего лишь гипотеза, основанная на смещении полюсов. Но ведь смещение зафиксировано! Дофантазируйте за меня. Напоследок добавлю, что в такой беде возможна и внеземная помощь, почему бы и нет?.. Главное — не бояться развязывания ядерной войны и учиться выживанию. Желаю выжить!»

Статья была слабенькая, дилетантская, но Орлов с нетерпением ждал отзывов: забеспокоятся ведь люди, поймут, что надо что-то делать — не сидеть, сложа руки, готовиться заранее!

Отзывы оглушили. Самое лучшее было: «Ничего, интересно…», хуже: «Чепуха какая-то, я и читать не стала!»

Растерялся ужасно: да как же они не понимают, насколько все это важно и серьезно?.. Ведь это касается всех и будет совсем скоро — через какие-то десять-пятнадцать лет!

Хотел броситься в Москву, опубликовать там. Хотел звонить во все колокола! Но неожиданно пришло отрезвление. Понял простое: а зачем?.. ведь все равно ни-че-го не поймут!

Невозможно в голове нормального здорового человека уложить то, что он скоро погибнет по независящим от него причинам. Погибнут его близкие, знакомые, соседи; погибнут все: и молодые, и старые… и больные, и здоровые. Все сразу и вместе!.. Сама цивилизация рухнет, которая с таким трудом, с такой кровью рождалась тысячелетиями. Все!.. конец всей жизни: завтра уже ничего не будет!

Что ответит этот человек, если настаивать на своем?.. А вот что: «И ты, сволочь, так спокойно об этом говоришь?.. Ты еще предупреждаешь?!»

Убьют скорей, но не поверят!

Долго чувствовал себя опустошенным, пока вновь не обрел способность мыслить. Пытался теперь оправдаться перед собой, как будто совершил что-то гнусное:

— А, быть может, и не конец? Ведь кому-то удастся выжить — пусть в бункерах, убежищах, но выжить!.. Потери будут ужасные, но род людской все равно ведь не прервется: когда-то потеплеет, снова будут жить, трудиться, растить хлеб и детей. Как там будет дальше, кто его знает? Да и произойдет ли вообще то, о чем написал?.. И что сейчас изменит эта статья? Да ничего! Так нечего и народ тормошить!

Тогда лишь он сел и успокоился. Стал жить так, как и раньше жил, только зная наперед, что вскоре должно произойти.

От этого знания стал цепко всматриваться и вслушиваться в каждое новое сообщение о природных катастрофах. А их с каждым годом, даже месяцем становилось все больше и больше. Когда Европу стало замораживать, засыпать невиданными снегами, потом топить весенними паводками и летними дождями, «злорадно» восклицал:

— А-а, вот оно… вот оно! Вот как!..

Проносились по землям и океанам участившиеся ураганы, грохотали землетрясения, просыпались один за другим навсегда, казалось бы, потухшие вулканы. Внимание уже притуплялось: смотрел в полглаза, слушал в пол-уха.

Когда цунами обрушилось на Индонезию и Таиланд, уловил: вот где пройдет главный меридиан вращения!.. Намного восточнее, чем я думал. Там уже сталкиваются материковые плиты, лопается подводная земная кора под напором внутренних масс планеты.

Ледники продолжали таять, об этом знали уже все; огромные массы влаги обрушивались дождями и снегом в самых разных уголках Земли. «Круговорот воды в природе»! — с усмешкой вспомнил он как-то название главы из школьного учебника «Природоведение».

В Европейской России и Сибири становилось все холоднее зимой после десятилетий потепления, как будто возвращалась пора детства Александра с его морозными, по-настоящему сибирскими зимами.

— Ну правильно!.. — думал он. — Если на полюсах теплеет, то где-то должно холодать. Гольфстрим вон, и впрямь разворачивается обратно: от Нью-Йорка акулы массово мигрируют к Мексике, где теплее — по «телику» передавали. Что ж они, враги себе?.. Так и должно быть, потому что теплые массы воды выдавливаются прибывающими из Арктики холодными в южные широты. Зато любящие прохладную воду большие белые акулы плывут, наоборот, из тропиков на север и появились уже у берегов Британии в Атлантике и у Владивостока в Тихом океане. На таких высоких широтах раньше их не было! Похоже, что во всех океанах сейчас закручиваются огромные воронки, которые породят новые ураганы и цунами. Держись тогда, земляне!..

Привычный земной климат менялся все больше и больше, все везде перемешалось; люди только и говорили о том, что погода «совсем взбесилась». Он понимал: это всего лишь «цветочки». А вот «ягодки» впереди будут такие, что волосы дыбом встанут!..

Однажды пришла страшная догадка в дополнение к уже созданной им в сознании картине будущих событий. Мысль простая и очевидная: если полярные ледники растают и повысится уровень мирового океана, то рекам некуда станет стекать. Они пойдут тогда вширь!.. Представил, как Обь, Енисей, Лена, Амур, Индигирка, Колыма разливаются по сибирским просторам, образуя мелководное пресное море, и подумал:

— А ведь в Сибири почти всегда и было море!.. Давным-давно здесь стояли тропические джунгли, но позже их накрыло водой; скорее всего, океан занял место джунглей в связи с очередной переполюсовкой. Под давлением морской пучины из остатков деревьев в бескислородной среде образовались со временем обширные залежи угля, нефти и газа. Люди живут здесь лишь последние несколько тысяч лет — пришли с юга за отступающим ледником, сибирскими татарами их потом называли. Нет более древних следов человеческих становищ в Сибири, только от них. Зато направо и налево находят морские раковины, следы впечатанных в камень водорослей. Было здесь море, было!..

Вычитал в журнале «Наука и жизнь», что и на самом деле на территории Западной Сибири — так, наверное, и Восточной! — в древности было море. Только неглубокое: останки мамонтов в прибрежных осыпях Оби, Томи, Енисея находят невысоко — метрах в тридцати-пятидесяти от нынешнего уровня воды.

— Ничего себе «неглубокое»! — удивлялся Орлов. — Пятьдесят метров — это высота шестнадцатиэтажки. Такая вода скроет все дома, и люди просто утонут!.. Ну, убегут, кто успеет, в Горную Шорию, Алтай, Саяны… «посидят» там немного; перебьют всю живность, потом друг за друга возьмутся. Зачем голодать, когда «мясо» вон оно — рядом бегает? И все равно погибнут!.. На острове Пасхи так было: съели друг друга. А наши чем «хуже»? Да-а, дела!..

Все тошнее становилось. У Экклезиаста: «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».

Когда представил, что Солнце долго будет закрыто пылью и сажей, наступит стужа, тогда сразу понял и то, что пресное море замерзнет еще скорее соленого. Мысль — как кувалдой в лоб:

— Это же новое Всемирное оледенение! — двадцать тысяч лет назад такое же было. С того времени лед таял, а по сию пору по «северам» вечная мерзлота осталась. И опять тысячи лет таять будет?.. Вот это фо-окус! Нет, надо «дергать» отсюда.

Для себя твердо решил: как в Новосибирске Обь начнет прибывать, нужно убегать в сторону Москвы. Иначе железную и автодороги водой зальет и — «привет родителям»!.. Пешком три с половиной тысячи километров не протопаешь, а самолетами миллионы человек никто вывозить не станет — всех здесь бросят! К тому времени у Москвы своих проблем по горло будет.

Думал дальше:

— Одной Сибирью дело не обойдется: весь юг России и Украина — сплошной чернозем. А чернозем — это донные иловые отложения бывшего моря; потому и плодородный он такой!.. Значит, и Дон, и Днепр, и Дунай разливаться будут. Да конечно, будут!.. Черное море ведь сообщается с мировым океаном, уровень везде повысится. И Северная Двина, и Печора тогда уж тем более разольются, ведь в сам Ледовитый океан впадают! И выходит, что сухим останется только район Смоленска — Твери — Москвы, то есть Валдайская возвышенность. Точно!.. Все крупные реки вытекают оттуда, потому что это самое высокое плоскогорье Европейской России.

Да, все реки разольются… а вот Волга нет! Станет полноводнее, но уже не так, как Дон или Днепр. Волга и Урал впадают в Каспийское море — Каспий и сам мелкий, и есть ему, куда и дальше разливаться: и казахские степи, и среднеазиатские пустыни — ровный «стол» до самого Памира. Опять бывшее дно моря!..

Надо в Нижний Новгород двигать: и от Волги можно уйти, если разливаться сильно станет, и до Москвы недалеко. А с жильем там много легче, чем в Подмосковье!..

Еще одно тревожило: воевать придется! К Москве ведь не только русские рванут, когда Черное море нахлынет с юга и станет соединяться с Каспийским — весь Кавказ и вся Украина в Россию попрут. Индийский океан с юга до кавказских гор дойдет, в ту сторону не убежишь!.. А в Европе своих хватает, беженцев из Украины туда не сильно-то пустят. Привычная дорога для всех — в Россию, в Москву!

— Жестокие бои будут, — догадывался Александр. — Русским хоть бы часть своих спасти, куда тут до чужих!.. Землетрясениями города вровень сметет, ураганами выдует; хоть квартира, хоть сельский дом уцелеет — в стоградусный мороз все равно никакой печкой не обогреешь! В стылых снегах надежда останется только на заготовленные заранее запасы и хоть какое-то серьезное убежище. В землю уходить будут!.. В любые подземные укрытия, трясясь там над каждым кусочком пищи. Чужим места не останется… жестокие будут бои!

Он уже ясно понимал трагическую неизбежность надвигавшейся беды. Тревожить никого больше не стал; кого пытался предупредить — не верили, отмахивались:

— Да ты придумал все, ничего такого не будет!..

Стал жить дальше со своей Валентиной и ждать опасных известий из Новосибирска. Раньше времени убегать не хотел: решил терпеть до предела, втайне даже от себя надеясь, что ошибся, что все как-то, и правда, образуется… уж не будет так фатально!

В бога не верил, и просить у него пощады, колотясь лбом в церкви, не собирался.

3

Зажили теперь Леха и Александр вдвоем в спасительном бункере. И сутки, и вторые спали, ели, пили чай, курили, перебрасывались простыми, ничего не значащими словами — все друг о друге и так было понятно!.. Снова спали, ели, пили чай.

Стрельбы больше нигде не слышалось. Ребята поняли: для них уже кончилась война!.. Недалеко от Тулы, где они очутились, в сотне-полусотне километров стояли свои — фронт подпитывался резервами ближних к Москве боевых частей, их огневыми и продовольственными припасами. Совсем близко в последних судорогах еще шевелились омертвелые от стужи и голода щупальца страшного спрута, облапавшего половину России; только их это уже не касалось.

Возле бункера не осталось ничего живого: наступавшие просто издохли… изошли бессильной немочью в попытках отбить тепло и еду. Мороз сделал свое суровое дело.

Орлов вспоминал иногда своих товарищей; понимал, что надо бы сходить к вокзалу, посмотреть, что там да как. Но вымотанный последними неделями отступления, он гнал от себя эту необходимость, занятый сейчас самым важным: жадным накоплением сил на вольных Лехиных хлебах.

Печка являлась сейчас центром всего мироздания!.. Держала возле себя, щедро ласкала теплом, поплевывая в мертвящую мглу веселыми плевочками дыма через трубу. Согревала и тело, и новую пищу для него.

Лехе и подавно идти никуда не хотелось: зачем куда-то идти?.. Здесь все есть и ничего больше не надо. Че мы там не видали, на вокзале этом?.. Надо здесь сидеть: тепло, светло и мухи не кусают!

Сильный и уверенный своей приземленностью, он привычно и деловито хозяйствовал в бункере: расшибал пожарным топориком стеллажи, готовя дрова; подтаскивал из темных казематов банки и коробки с «шамовкой», крупу в мешочках; копал снег на воду. Дырку в потолке тогда еще заделал — руководил теперь распорядком на правах хозяина и ветерана бункерной жизни.

Сразу перед первой ночевкой он приказал Александру раздеться догола и заставил мыться, дав смену белья; всю одежду и обувь Орлова выкинул в каземат, на проморозку. Бормотал при этом, как кот Матроскин из старого мультика:

— Нам с Муськой вошь не нужна-а, нам она вредная будет!..

Нагрев воды, пояснил, что мыть надо голову, мотню и подмышки. Сунул в руку флакончик с мазью:

— Намочи сначала все, а потом намажь. Посиди так минут пять, после смоешь.

— «Бензилбензоат», — прочел Орлов на флакончике. — Знакомая штука — «термоядерная» для вшей!..

Сидел потом на топчане в женских кофтах, безразмерных ватных штанах, накинув сверху невесть откуда взявшееся здесь толстое драповое пальто. Пригревшись, задремал и спал потом напролет и день, и ночь, вставая только пообедать да оправиться в одну из нескольких пустых алюминиевых фляг, поставленных Лехой за стеной каптерки.

Они не думали, день снаружи или ночь. Время и дату сверяли по часам Орлова, хотя Лехе они были «до лампочки»: никакого календаря он не вел, зарубок на деревяшках не делал. Крепкая родовая натура не позволяла ему заниматься такими «глупостями»; он просто жил и жил — наплевать, где и в каком году!

И вот на четвертый день Александр почувствовал себя здоровым и полным сил. Не выдержал:

— Леха, пошли!..

— Куда?

— На вокзал.

— Зачем?

— Посмотреть — вдруг из наших кто-то жив еще?

— Сдурел?.. В такой мороз никто не может выжить!

— Мы там в подвале костры жгли, перебивались.

— Никуда я не пойду! Иди один, если хочешь.

— Я приказываю…

— Во, блин, командир какой!

— Я приказываю!

— А я отказываю!.. Че, стрелять будешь? «Ролики» свои, с «шариками» собери!.. Во, неблагодарность какая. Ну, дур-ра-ак!.. Да, Муська?

— Не ори!.. Не буду стрелять.

Сели, закурили. Друг на друга не смотрели.

— Леха… ну давай «по дружбе»? Пойми, надо это.

— Да понимаю я! — взвился пружиной Хорьков. — Конечно, надо. По дружбе — другое дело! Пойдем, че не пойти? Вдруг, и правда, кто живой!.. Раненый, может. Тока, думаю, никого там нет… все замерзли!

Собрались быстро. Мусю оставили «дневалить».

Выбрались через потайной лаз. Ветром шибануло в лицо, вокруг мгла: вроде и не совсем черное небо, а видимости никакой — метров на пять, не более. И пыль… пыль со снегом на земле и в воздухе — закручивается ветром, будто в водовороты.

Орлов протер рукавом очки, медленно, осторожно пошел вперед, совершенно не представляя, в какую сторону вообще надо идти. Леха сзади корректировал: правее, левее!..

В снег проваливались сначала по колено, потом — на «железке», уже по щиколотку. Шли правильно: Орлов уже дважды запнулся о рельсы, лежавшие неглубоко под снегом, постоянно сдуваемым ветром. Встретить «чертей» не боялись, понимая, что те все уже вымерзли. Но оружие держали наизготовку.

Александр оглядывался, видел сзади огромный, черный покачивающийся ком, увенчанный треухом. Лицо Лехи было закутано полотенцами, очки — не специальные «полярные», а простые мотоциклетные — не очень-то подходили для такой погоды. Он прикрывал их от снега свободной рукой в большой рукавице и тихонько матерился.

Шли долго, минут сорок. Когда Орлов уперся в откинутую наотмашь «руку» железнодорожной стрелки, понял: пришли; за стрелкой здание «сортировки», а дальше пакгауз и сам вокзал. Уже сразу за стрелкой наткнулись на двух убитых — их окоченевшие трупы намертво вмерзли в снег; только по одежде разобрали, что это чужие: у наших «полярки», а эти в полушубках на бушлат и валенках. Наверное, склад какой-то ограбили!.. Автоматов рядом не было.

Дальше двинулись осторожнее. Жгучий ветер задувал снег в лицо, сек пылинками по очкам; Александр подтянул замок капюшона.

В здании сортировки живых не нашли, только пару десятков трупов, разбросанных на этажах и переметаемых снегом через разбитые окна; Орлов сметал снег рукавицей, снова по одежде определял: «наш», «не наш». Стылых лиц в мглистой тьме не разобрать — подсвечивал зажигалкой, поднимал «намордники», вглядывался: у всех бороды, все одинаково оскалены.

— У нас только Васька Рогалев да я брились, — размышлял солдат. Узнал все же Сережку Чекалина, Сашку Крынкина, Витьку Дубова… еще других. — Стой, подожди-ка, — встрепенулся он. — А Дуб-то с нами в разведку ходил!.. Успели, значит, назад добежать, а следом «духи» ввалились. Эх, ребята, ребята!.. Быть бы и мне с вами, если бы не случай. Лежите здесь пока — потеплеет, всех похороним!

Оружие собирать не стали. Зачем оно теперь?..

В вокзальном корпусе было то же, только трупов больше. Перед входом и за ним — прямо грудой навалены.

— Рвались сюда «черти», сильно рвались!.. — понял Александр. — Надеялись тепло и еду получить. Не знали, что у наших-то — у самих ничего нет!

На втором этаже — ДШК на боку, к входу обращенный, разбитые ящики, ямки от разрывов гранат; стены сплошь посечены пулями и осколками. В коридорах и комнатах — убитые, убитые… Все везде заметено снегом.

Свежих следов нигде нет, только они с Лехой за собой оставляют. И все метет и метет, хотя в здании заметно теплее, чем на улице: ветра меньше.

Пошли вниз, взяв с собой «цинк» с патронами и по паре гранат. В «хозяйстве» все сгодится: кто знает, что впереди?.. У выхода курнули по две затяжки и Леха пошел, было наружу.

— Подожди… — остановил его Орлов, — мы в подвале-то не были! Там мой лазарет: раненые, обмороженные. Пойдем туда!

В подвальном коридоре шли вовсе на ощупь, ведя рукой по стене и запинаясь о замерзшие трупы. Лазарет нашли… там все мертвые — как лежали, так и лежат. Уже собрались уходить, как вдруг внезапный и неясный отблеск будто бы выскочил из тьмы впереди уже кончающегося коридора; оттуда потянуло дымом.

Сразу — рот «на замок»!.. Не сговариваясь, вскинули автоматы.

Темень… глаз коли! А впереди еще отблеск — из полураскрытой двери в нескольких метрах. Точно: поблескивает!.. Идти опасно, вряд ли это свои.

— А чего бояться-то? Гранату кинем и все дела… не в первый раз! — ободрил себя Орлов и достал «лимонку»: она посерьезнее, чем РГД-5. Сколько их там, кто знает?..

Подошел ближе к двери, присел на корточки, готовясь упасть при надобности. Послушал, негромко окликнул:

— Слышь, ты кто?..

Тишина. Леха за рукав дергает:

— Кидай гранату!

— Подожди.

— Че ждать? Кидай гранату!

— Да подожди ты!.. Он там один, похоже. Может, наш это?.. Если не наш, кину.

Снова окликнул:

— Ты кто? Говори!..

Из двери голос:

— Че хочешь? Сам говори.

Голос гортанный, с акцентом — «черный», падла!.. Леха опять за рукав дергает:

— Кидай гранату!

— Да иди ты!.. Надо узнать, что было здесь.

Гранату держал наготове.

— Эй, вылазь оттуда!

Тишина.

— Я кому говорю?.. А ну вылазь… твою в трынду!

— Сам туда вылазь.

Вот «чурка тупая»!..

— Вылазь, щас гранату кину.

— Я тоже гранату ка-ак кину!

— Не ври, у тебя нет! Была бы, уже бы кинул.

— Че хочешь?..

— Ты кто по нации?

— Че хочешь?! — и быстро по-своему что-то.

Орлов ничего не разобрал, только «мамат кунем» уловил: — А-а! Маму, значит, «ха-ха»?.. Понятно. — Опять спросил:

— Армян, что ли?..

— Ара, че тебе?!

— Вылазь, не тронем! Пошли к нам — у нас печка, тепло… тушенки дадим.

— А-а! Инчи, ара? Ты врешь, русский!..

— Да не вру! Вылазь, давай.

— Сюда иди!

— Не будешь стрелять?

— Не-ет! Сюда иди.

— Точно не будешь?

— Не-ет! Нет! — и опять что-то по-армянски.

Александр убрал гранату, изготовил автомат. Осторожно подошел к двери, заглянул из-за косяка.

В небольшой комнате среди разломанной мебели на железном листе горел костерок, тускло освещая помещение. А дальше за ним сидело «нечто», похожее на матрешку: в армейском бушлате, сверху еще и еще бушлаты; сидит опять же на бушлате и глазенками лупит. В руках ничего — нет никакого оружия!

— Че не вылазил-то?

— А-и!.. Че хочешь?

— Здесь что, бой был?

— Бой был… все всех убили. Никто не ушел, я один… в ногу ранили — болит, и-э!..

— И русские не ушли?

— Не-ет, русских всех убили!.. Наши кушать хотели… нигде нет.

— Та-ак. Ну, пошли с нами!

Леха опять:

— Ты че, дурак? Давай, я его пристрелю!

— Остынь.

— Дур-рак! Давай, пристрелю.

— Остынь, говорю!.. Нельзя его «стрелять».

— Почему нельзя? Они наших убили!

— Когда это они тебе «нашими» стали… ты же сам по себе?

— Ну-у, лучше все-таки пристрелить.

— Ишь, палач нашелся!.. — не мог подобрать слов, чтобы уладить все.

Но слова сами пришли:

— Леха, ты жить должен?..

— А как же!

— А кошка Муся?

— Ну-у… тоже.

— А он не кошка, он — человек. Ты православный?..

— Н-ну!

— И он православный, армянин. Нельзя его убивать, понял?

— Ну-у… ну я не знаю, решай сам! — и забормотал что-то, отвернувшись.

Орлов погрел руки у костерка и стал осматривать рану увечного, вполголоса приговаривая:

— Ага-а, сквозное пулевое в тыл бедра справа… кость цела — это по-божески! А инфицирование, конечно, есть… гиперемия вон, кровит понемногу. Из АК-47 — свои, видать, его зацепили: наша пуля, из АК-74, вилять бы пошла — сразу ноге «аллес»!.. Да еще от болевого шока умер бы! — долго не промучился. А так… дырка и дырка.

Ватная штанина на ноге раненого сверху донизу вся смерзлась, заскорузла от крови. Александр принес из лазарета другие штаны-ватники, снятые им с мертвого; нарвал от бушлатов ленточек, подпарывая их финкой; наскоро перевязал раны. Натянул брюки на страдальца, сверху наложил жгут: идти долго, может искровиться весь!

Все делал на морозе, поближе к огню; помог встать, подставил плечо — медленно побрели. На выходе из здания бросил:

— Леха, прихвати цинк… пригодится! — вспомнил красноармейца Сухова и Петруху из фильма «Белое солнце пустыни», усмехнулся.

Обратно долго шли… долго; старые следы свои видели, еще не замело их снегом. Раненый армянин подпрыгивал на одной ноге, держась за шею Орлова, и по-собачьи скулил через щелочку тряпок, намотанных ему на лицо от стужи. Леха с другой стороны поддерживал его, цинк тащил на свободном плече.

Отдыхать по пути нельзя: мороз жмет!.. Плевок «конкретно» трещит в полете, падая в снег уже готовой ледышкой. Без «намордника» и вдохнуть невозможно — в глотке сразу все встает колом!

Добрались, наконец… и сразу к печке! Муська взвизгнула от страха, юркнула под топчан.

Печка уже прогорела. Свежим дровам она как будто обрадовалась: загудела, заурчала одобрительно, замелькала яркими сполохами.

Сняли жгут с ноги приведенного ими и попадали на топчаны, тяжело дыша от долгого напряжения. Через четверть часа Леха вскочил, стал греть чайник, хозяйствовать.

Орлов тоже поднялся; покурив, стал раскутывать армянина. Тот стонал, но был в сознании.

— Как зовут?

— Павел зовут… Галстян.

— Из деревни, наверное? По-русски плохо говоришь.

— Нет, из Еревана — инженер. Я устал сильно. Тяжело… тяжело говорить!

Леха пошел искать перевязочные пакеты, йод, вату, таблетки. Когда принес, сразу зашипел:

— От вшей… от вшей его!.. Нам вши не нужны: исчешемся потом!

Вместе стянули с раненого ватники, бушлаты, валенки, выкинули все на мороз; отмыли болезного. Александр быстро соорудил ему свежую повязку, дал анальгин, антибиотики; помогли одеться — опять в бабьи кофты и драповое пальто.

— Ногу чувствуешь?..

— Нет.

— Ну, отойдет, поди. Операции тут некому делать!.. Одно лечение — антибиотики; все очистят!

Сидели на топчанах, ели консервы, пили чай, молчали от усталости. Еще пили чай, курили, молчали, оставляя разговоры «на потом».

Обычный по прежним, не забытым еще меркам зимний восьмичасовой день прошел… с утра до вечера. В каптерке тепло и сытно, снаружи бункера — все те же стужа, ветер, мглистая бесконечная ночь. На земном календаре второе марта 2013 года от Рождества Христова.

4

Павел тоже был призван по мобилизации. Ему, еще в советское время закончившему два курса института и отслужившему в стройбате на Дальнем Востоке, и в голову не пришло бы тогда, что когда-то снова придется стать в строй, да еще с оружием в руках!..

В счастливых шестидесятых он родился и вырос в Ереване под щедрым южным солнцем. Как все пацаны, играл со сверстниками в футбол на пустыре за их старым многоэтажным домом, фанатично болел за «Арарат» в союзном чемпионате, собирал марки и значки. Еще ходил в общую и музыкальную школы и всегда читал свежие журналы «Радио», «Моделист-конструктор» и «Юный техник», добывая из них образцы всяких моделей, схемы и схемки. Азартно конструировал и собирал полезные игрушки и приспособления.

Бабушка Ануш всегда ругала Павлика за неразбериху на письменном столе и очень пугалась неожиданно отворявшихся, сами собой, дверей в его комнату, когда хотела войти, чтобы навести там наконец-то порядок. Автоматическое их раскрытие сопровождалось включением музыки и цветомузыки, выскакиванием каких-то «чертей» из-за угла и пикированием на вошедшего самолетиков по натянутой леске, строчащих на лету звуком маленьких пулеметиков в крыльях и мигающих крохотными лампочками. Павлуша всегда что-то мастерил!..

Когда вырос, поступил в политехнический и полюбил прелестную девушку. Поженились они не скоро — лишь тогда, когда Павел отслужил в армии и, окончив институт, устроился в конструкторское бюро. Зарплата там была небольшая, но работа радовала: он творил!.. Росли в любви и заботе двое деток, солнце над головой светило ласково и беззаботно.

Вместе со всей могучей страной Галстян радовался «нагрянувшей» перестройке, вслушивался в речи депутатов на их первых демократических съездах, негодовал при появлении самозванного ГКЧП, сочувствовал жертвам межнациональных конфликтов и страшных трагедий в Чернобыле и Южно-Сахалинске. Не в силах оторваться от семьи, помогал скромными денежными переводами в Фонд возрождения Спитака, разрушенного землетрясением, провожал уезжавших на восстановление города добровольцев. Ощущал единство всех народов огромного государства — СССР.

Крушение Советского Союза и карабахскую войну воспринял очень близко, с сердечной болью: не стало той надежной опоры, которая была всегда. Казалось, что наступило время сплошных несчастий — все реалии, окружавшие с детства, как-то незаметно переменились.

Его проектное бюро закрылось, привычная работа исчезла; черной лазутчицей подобралась нужда, и каждый уже зарабатывал теперь, как только мог. Пришлось Павлу и чебуреки стряпать, и долму готовить, и лимузины богатых «новых армян» сторожить. Смог оправиться материально лишь спустя годы, когда удалось заняться монтажом и наладкой локальных компьютерных сетей.

И все бы стало ничего: дети выросли умные и красивые, уже свои малыши у них народились и росли; в доме достаток, сам совсем молодой еще — живи и радуйся! Но нежданно-негаданно навалилась катастрофа.

Галстян не интересовался ни географией, ни метеорологией. Из географии твердо усвоил, что есть Европа, Россия, Япония, Армения; и далеко-далеко за океаном, в сказочно богатой Америке, живет с семьей двоюродный брат Самвел. А метеорология — это «погода на завтра»!

Когда появились сообщения о подъеме воды в Черном море, опасности не ощущал: от Армении до моря — ой, как далеко! Большинство из окружавших его людей моря никогда и не видели.

Старики смеялись:

— Что море?.. Вот озеро Севан, это да! Большое озеро, глубокое — мы в горы уйдем, туда никакое море не достанет! Разве не слышали вы, что праведник Ной со своим кораблем великий потоп на горе Арарат переждал?.. И животные у него были, и жена, и дети; и живой спустился, когда вода ушла. Большие ученые на той горе его ковчег нашли. Да-а! От Ноя потом все люди произошли, как раньше от Адама: и армяне, и грузины, и русские. Только турки от дьявола родились, это точно!.. А мы моря не боимся — мы в горы уйдем, ха-ха-ха-ха!

Только стихия вовсе не спрашивала их мнения. Когда исчезли под водой Абхазия и Аджария, вода подошла уже к Кутаиси и горным перевалам у Транскавказской магистрали, а с юга Индийский океан стал стремительно затапливать Иран и Ирак, поняли: надо уходить на север, в Россию! Иначе поздно будет… вода разливается нешуточно; то, что с Ноем было — чепуха, по сравнению с нынешней бедой!

И потянулись караваны беженцев. По пути с удивлением узнавали: бегут все окрестные народы — и все в одном направлении! Дороги запружены людьми, бьющимися за проходы на север.

Везде началась мобилизация. В Ереване, Ленинакане, Спитаке, Кировакане, Степанакерте срочно формировались механизированные бригады. Первые части уже начали бои с такими же частями из Грузии и Азербайджана.

Кто успевал на короткое время отбить участок магистрали, тот быстро-быстро старался пропихнуть вперед как можно больше своих. Самые боеспособные подразделения шли в головном походном охранении.

Осетины, дагестанцы, черкесы, чеченцы, кабардинцы и многие другие встали на пути. Им нужно было успеть эвакуировать своих — чужие с юга этому мешали. Объединившиеся теперь грузино-армянские части пошли на штурм заслона: разливавшееся Черное море не оставляло времени на раздумье, грозя перекрыть путь всем убегавшим своим соединением с Каспием через кубано-ставропольские и калмыцкие степи.

Павел был мобилизован в конце весны 2012 года. Семью отправил в эвакуацию раньше, страшно переживал без известий о них.

Он попал во Вторую Ереванскую бригаду командиром гранатометного взвода. Быстрым маршем бригада двинулась в Осетию направлением на Цхинвали; бои с грузинами уже прекратились, теперь действовали сообща. Впереди стояла огромная мусульманская масса и клич «Аллах акбар!» был ее знаменем.

Два месяца шли напряженные бои; успеха достичь не удавалось, а время «работало» против любой из сторон. Скопились огромные толпы беженцев — войска расталкивали их танками, освобождая путь армейским колоннам. Пища кончалась, в небе появились пыль и гарь от мировых ураганов и пожарищ, началось неизбежное похолодание. Женщины и дети кричали:

— Пусть Россия нам поможет… мы же свои, православные!

Крики остались без ответа, Россия не помогла.

Сходившим с ума от напряжения русским приходилось отражать атаки всех: в России не было места пришлым! Начавшись как местные эпизодические стычки, бои теперь целиком захватили Северный Кавказ, и пламенеющим шквалом продвигались к древним русским городам.

День и ночь, день и ночь грохотали пушки тут и там — железо и плоть прорывались сквозь огонь. Не хватало сил для отражения натиска!

Русские истекали кровью, их огромная прежде армия таяла на глазах. Боевые потери были чудовищны, а войска истощались еще разбегающимися дезертирами — полевые трибуналы и заградотряды не способны были никого остановить.

Не хватало боеприпасов и продовольствия. Мобильные рейдовые отряды войск МЧС реквизировали всю еду и пригодную теплую одежду для русских беженцев, стекавшихся к Москве — туда, где в существующих и спешно строящихся новых убежищах надеялись спасти людей.

Уже под Воронежем российским войскам пришлось нанести первые тактические ядерные удары по скоплениям наступавших кавказцев; их повторяли потом еще и еще — другого способа остановить гигантский живой таран не было. Центральное правительство уже впадало в истерический паралич, не в силах регулировать отступление и оборону в условиях хаоса, создаваемого все прибывающими и прибывающими массами эвакуированных. Все неудержимо скользило в гибельную пропасть анархии.

Противник подступал к столице — Москву не могли теперь спасти никакие сибирские дивизии, потому что этих дивизий просто не было. Никакое чудо уже не могло помочь!..

Но чудо произошло: в стратегическое управление ходом битвы вступил давний союзник России — Генерал Мороз. Стоило помнить об историческом уроке двух Отечественных войн, забытом в суматохе и растерянности.

Стужа, голод и мгла накрыли захлебнувшийся в крови фронт; словно мифические чудовища, они алчно и без разбора пожирали остатки живого с обеих его сторон. И если у оборонявшихся еще оставались резервы, то у наступавших они уже давно иссякли. В таких условиях скорая победа русской армии стала предрешена: долгий и успешный натиск южан иссяк столь внезапно, будто они разом шагнули в разверзшуюся бездну.

Ютились еще кое-где по подвалам мелкие группы захватчиков, не способные уже двигаться вперед, но дни их были сочтены. Дальше Тулы и Калуги пройти не смог никто — все умерли от холода, голода и потери жизненных сил.

Павел Галстян, бывший в составе нескольких кавказских соединений, прорвавшихся к Туле, перенес все лишения, выпавшие на их долю общей Беды.

Надеявшиеся вначале на помощь России, армяне и грузины скоро поняли, что ее не будет. Более того, российские войска били по ним так же, как и по всем другим, не делая никакого различия.

— Плохи у русских дела, раз никого не жалеют, — поняли солдаты. И тоже ударили по россиянам — сильно и гневно!

И у Ростова, и у Воронежа Павел с ожесточением жег и жег российские танки, проклиная русских за предательство.

Его миновали тяжелые ранения — пару раз только легко зацепило осколками. Зато он видел, как десятками и сотнями гибнут бойцы вокруг него, как убивают они сами; видел всю жестокость, кровь и грязь войны. Растерзанные снарядами трупы уже не вызывали у него того сострадания, которое было вначале пути на север.

Ни конца, ни края не видно было торжествующему вокруг аду! Сплошной бред сумасшедшего… бред сумасшедшей планеты.

Выросший под надежным крылом великой державы, он и подумать раньше не мог, что когда-то окажется на войне: на СССР, разгромивший немецкий фашизм, никто и никогда не мог больше напасть. Это было исключено!.. Отслужив в Советской Армии, он просто отдал Родине свой долг, как отдал бы соседу три рубля, занятые до получки: нельзя не отдавать долги!

В прошедших боях душа его настолько очерствела, что откликалась теперь только на одно-единственное — он горевал по своим пропавшим близким. Ни одной весточки не получил от них, ни одного словца с самого начала бегства с отчей земли. И каждый день видел при этом заснеженные степи, сплошь покрытые горками застывших трупов беженцев, шедших следом за войсками.

Если бойцов еще скудно кормили, то им доставались сущие крохи. Сердце обливалось кровью, когда понимал, что и его внуки, если еще живы, где-то так же тянут к солдатам тонкие ручонки с жалобной просьбой кусочка пищи, как не раз просили и у него. Он отдавал тогда все, что было в карманах, сам питаясь потом только горькими слезами.

Все эти беженцы погибли, а значит, погибли и его родные — безвинные жертвы глобальной катастрофы. Небо над головой будто проклинало их, не ведавших, за какие грехи. Пыль от ураганов, прокатывавшихся по всей Земле, сажа от вулканов и пожарищ все чернили и чернили его.

У полузатопленного Ростова сверху висела еще лишь легкая дымка; у Воронежа шли уже в сумерках; сейчас же ночь была бесконечна и необъятна, а холод все нарастал. Русские побросали свои танки и автомашины в степях и буераках от Воронежа до Курска: двигатели не работали на сильном морозе; гранатометчики Галстяна шли теперь налегке. Но сколько же истомляющих тело и душу верст будет в их долгом пути?!.. Никто не мог сказать.

На подступах к Туле уже еле шевелились, волоча вручную сани с боеприпасами и тяжелым оружием. В сутки по заснеженным дорогам, с боем продвигались лишь несколько километров.

Шаг в сторону от обочины грозил смертью. И дело было не в минах: снег в глубоких кюветах затягивал в себя, точно болото! Без чужой помощи обессиленному трудно выбраться из такой западни — почти невозможно. В рыхлом снегу можно было просто утонуть!

Еще шли вперед, густо оставляя за собой окоченевшие трупы; верилось, что конец близок. Двигало одно — впереди тепло и еда!

Русские оборонялись слабо, понимая, что уже нет в этом острой необходимости: скоро противник «кончится»! Но перестрелки иногда возникали.

Тот бой у вокзала стал последним для Павла. От его батальона осталось не больше полусотни голодных и обмороженных бойцов. Теперь и жертвы уже не делили на две категории — раненых и убитых; раненых никто не лечил, и все они вскоре присоединялись к погибшим, пополняя список безвозвратных потерь.

Изможденные солдаты обосновались в подвале элеватора, разожгли костры из собранных обломков и молча уселись вокруг них: есть было нечего. Согрели кипяток, пили его, обжигаясь. Разведка донесла, что русские близко — на вокзале; все встрепенулись: у русских еда! Схватив оружие, ринулись вперед.

Преодолев сотню метров, увидели солдат противника. Пока устанавливали ДШК, те убежали, растворившись во мгле. Долго били наугад в темноту, потом пошли дальше.

У стрелки на пути к вокзалу их встретили огнем — упали первые убитые. Не сговариваясь, с едва похожим на крик стоном «а-а!» бросились вперед; от здания сортировки застрочили автоматы. Вломились туда обезумевшей толпой, невзирая на огонь, быстро расстреляли все и вся; обшаривали трупы противостоявших им, находя только крошки или ничего не находя. Стало ясно: это лишь тыловое охранение; основные силы там — на вокзале, и еда у них!

Едва отдышавшись, снова побежали, а вернее, поковыляли вперед. Из окон и дверей вокзала стреляли автоматчики, густо сея пули и мало в кого попадая.

Отчаянно рванулись к входу — изнутри ударил русский пулемет; крупнокалиберные пули в клочья разносили вбегавших, но их поток нельзя было остановить. Загремели гранаты, стрельба слилась в один протяжный вой.

Ползли по лестницам, этажам, заползали в комнаты. И стреляли, стреляли в чужих и своих, сходя с ума и не разбирая в темноте, куда палят, пока не в кого стало стрелять! По этажам с дикими стонами ползали раненые — их покидали последние силы. Скоро все они окоченели.

Галстян, пробравшийся в ходе боя в подвал, забился в какую-то комнату, лежал там и трясся от озноба: пуля ударила ему сзади в правое бедро. Горячая кровь текла по штанам на пол и в валенки.

Превозмогая немощь, он достал перевязочный пакет и намотал весь бинт на ногу, не видя, попадает ли на рану. Обессиленный, впал в забытье.

Очнулся от холода, не помня, долго или нет, лежал без сознания. В комнате было намного теплее, чем на улице, но его сильно знобило.

Весь содрогаясь, в полной темноте, шарил руками по сторонам, собирал щепки, разное дерево, бумагу; негнущимися от холода пальцами достал спички, развел огонек, стал греться у него. Дым из комнаты хорошо вытягивало в маленькое окошечко у потолка, удушья не было. Набрав немного тепла, огляделся в свете костерка: вокруг столы и стулья, в углу раскрытый сейф со стопками бумаг, по стенам какие-то полки.

С огромным усилием поднялся. Раненая нога не болела, но сильно занемела; опираясь на нее как на деревяшку, враскоряку подошел к стульям, стал ломать их. Стульев, на его счастье, было много: вдоль стены они стояли целым рядом, один на другом. В сейфе набрал бумаги, рядом с ним заметил лист железа, прислоненный к стене; старый костер затушил, новый развел уже на этом листе, решив, что так будет лучше.

Скрутив из бумаги факел, пошел по коридору наверх — там все были мертвые. Содрав с них несколько бушлатов, вернулся в свою комнату. Оделся теплее, постелил бушлаты на пол, прилег у огня и стал умирать.

Еды все равно не было — только огонь; он понимал, что, обессилев окончательно, перестанет поддерживать его и просто замерзнет. Поэтому лежал, уже ни к чему не стремясь и ни о чем не думая. Думать было незачем: жизнь кончилась, он уже сам хотел умереть.

Но смерть не шла — организм боролся за свое существование, противясь воле хозяина. Тогда он уснул. Спал, просыпался, подбрасывал дрова в огонь, опять спал. Знал, что организм он обманет: все равно умрет!

…На четвертый день пришли русские.

5

Павел, так же как и Орлов перед ним, первые дни спал, ел, снова спал. И так же — на четвертый день — оправился, наконец, стал разговаривать. Говорил по-русски уже на удивление легко, почти без акцента; сказались высшее образование и работа, связанная с общением.

Очень худой, изголодавшийся, ел он с завидным аппетитом, и все время деликатно благодарил Леху, уже не проявлявшего к нему неприязни и отпускавшего рацион без лишней скупости. И не подумаешь, что сам хотел недавно пристрелить несчастного!..

Хорьков любил, оказывается, кашеварить. Вместо голой тушенки и перловой каши из банок готовил теперь горячие супчики, от рассольника до харчо, или просто из консервированной курицы и вермишели. Овощей было достаточно — стеклянные банки лопнули на морозе, но очистив их содержимое, все равно пускали его в дело.

Сильно не хватало им цельной картошки и хлеба, да обходились как-то картофельным порошком и сухарями. Вместо чая Лешка частенько варил кисель из брикетов или готовил какао и кофе с сухим молоком.

После долгой голодухи такое меню было просто райским!.. Мусе доставалась своя доля тушенки, курицы или рыбки из банок.

В общем, жили сытно: продуктов было много.

— Как не хватает кому-то сейчас таких разносолов! — думал иногда Орлов. — Хоть нас спасли этим складом «заботливые» эмчеэсовцы; иначе зачем они все это сюда собирали, как не для спасения людей? Мы тут мародерами не являемся!

Никто из троих не знал, сколько придется здесь пробыть — когда очистится небо, давая дорогу теплу и свету. Пока что надо было жить здесь и о лишнем не думать: дальше видно будет, как и что!

Раны Павла рубцевались хорошо; организм его оживился теперь, получив необходимые пищу и лечение. Сначала больной ходил оправиться, опираясь на кого-либо, затем с найденным в медскладе костылем, а вскоре — и вовсе на своих ногах. Попади случайная пуля в кость, быть бы ему сейчас на том свете!..

Время долгих разговоров еще не пришло: отходя понемногу от прошлого напряжения, больше молчали, чем говорили. Каждый вспоминал свое.

Александр, мысленно оглядываясь назад, удивлялся тому, что вообще остался жив. Наверное, судьба бережет! За все время отступления он не получил ни одного ранения: там ногу подвернул, там руку ушиб, здесь вон — на задницу шлепнулся, и больше ничего. Зато сколько ребят пришлось похоронить! Их могилы остались по всему, такому долгому и тяжкому, пути отступления.

А наступать обратно не придется. Это после стольких-то жертв!.. Незачем наступать: уже нет врагов, нет их государств и армий. Куда и для чего наступать?

Какая же странная это была война!.. И как хорошо, что она все-таки кончилась.

Победителей нет, побежденных нет — награждать некого и не за что.

Орлов помнил почти всех раненых. Сначала их эвакуировали в тыл, но когда началось поспешное бегство, и тылы куда-то подевались, помочь им мог уже только он.

Был у них врач отряда, да случилось глупое и непредсказуемое: еще по пути к фронту сманила этого ловеласа какая-то смазливая бабенка. Впереди пахло «жареным», в тылу он, видно, был нужнее, так что плюнул на присягу и к той бабенке дезертировал!.. Искать его в дороге никто не стал, а в Ростове врачей и так не хватало.

Александр же умел оказывать только фельдшерскую помощь, предназначенную лишь для продления жизни пациента до места эвакуации; другому не обучили. Что сложнее — дело врачебное, а не фельдшерское! Пришлось учиться на месте.

Это в наступлении медику тяжело: нужно и помощь оказать, и эвакуацию организовать, и за своими поспеть. А в обороне легче — хоть что-то сообразить успеваешь!.. Обстрелы только покоя не дают, все кишки вынимают. Но легче: санитары сами раненых подтаскивают — только успевай, коли «микстуру» — и ухаживают за ними с охотой, и в санбат готовы сопроводить. В санитары каждый норовит, лишь бы с передовой смыться!..

Еще со времени работы на «скорой помощи» умел Саша быстро оценивать тяжесть больного, споро определяться в диагнозе; ловко накладывал шины и повязки, «ставил» капельницы, вводил необходимые лекарства. На войне же пришлось еще и «резать», и «штопать»: тут не нужны были клизмы или горчичники!

Смело делал то, чего не делал раньше, следуя примитивной логике: «должно быть вот так»! И делал «так» — поправить все равно было некому. Слава богу, получалось!..

Только сложных полостных операций делать не мог — просто не умел; поэтому тяжелораненых в дальнейшем спешном отступлении спасти уже не мог: умирали, конечно, много намучившись. Зато выжившие и оклемавшиеся дружно благодарили его, называя «добрым Айболитом». Приятно было: по труду его и воздаяние его!..

Ростов уже здорово подтапливало — он стал перевалочным пунктом для всех движущихся к фронту и обратно. Тогда еще хватало и продовольствия, и лекарств, и боепитания; было далеко до той паники, которая охватила всех при потемнении неба и быстром наступлении зимы. Видели, что разливается море, понимали, что это из-за таяния арктических ледников, и не более — не знали тогда, что это только начало и бежать придется в адских условиях до самой Москвы!

Милиционеры, побывавшие на чеченской еще войне, по привычке называли их нынешнее состояние «командировкой». Ехали сюда, не понимая сложности обстановки и надеясь, быстро «отразив» противника, вернуться к семьям. Орлов свое знание о катастрофе держал при себе: усталые бойцы могли и морду набить, если хотя бы заикнулся о том ужасе, который предстоит пережить. Ребята ведь лихие были!

Это потом уже, за Воронежем, от их былой самоуверенности не осталось и следа: воевать стали умело, но даже не пытались нахалить, как раньше случалось. Пришло нормальное, адекватное восприятие окружающего.

В Ростове же ничего еще толком не умели, но бравады было… хоть отбавляй! И во всех воинских частях призванный недавно «молодняк» бахвалился своей крутостью и бесстрашием, мифическими подвигами в выдуманных боях, петухами подпрыгивая друг перед другом. Солдаты постарше посмеивались про себя, одергивая лишь сильно зарвавшихся: они уже больше видели и лучше понимали жизнь. Молодые же «петушки» резвились! Так всегда бывает до первого настоящего боя, да не дай бог, еще и до первого ранения. Тогда и маму зовут, и соплями утираются, а которых… и поносом прохватывает.

Нарвался однажды Александр на таких вот «петушков»! — из чужой части.

Повез двух легкораненых, еще из первых, в медсанбат, развернутый на окраине Ростова: городской госпиталь уже почти не работал, полузатопленный морем. Всю помощь оказывали в полевых условиях, но путь туда лежал через город.

Уже на окраине, на одном из перекрестков, водитель Серега остановил санитарный «уазик»: дорогу загородили два БТР, рядом с ними стояла небольшая толпа солдат. Кого-то били.

Орлов подошел с требованием освободить дорогу — его тут же «послали» в далекую даль. Он не стал ввязываться в ругань и посмотрел, кого бьют.

Били евреев. Евреи были настоящие — с большими бородами и «пейсами», одетые в черные сюртуки; их широкополые шляпы валялись на земле, и один солдатик отплясывал на них чечетку.

Били деловито: с замахом от плеча, передавая из рук в руки; кровавые брызги летели на бороды. Избиваемые не сопротивлялись, уже совсем теряя сознание.

— За что их? — спросил у ближнего бойца.

— Золото не отдают.

— Так это священники, хасиды — у них нет золота.

— Ага, нет! У евреев всегда золото есть. В Израиль, суки, побегут, так будет на что!

— Ну и пускай бегут.

— Х-хы! Они «свалят», а нам здесь загибаться? Вот уж хрен!

— Им некуда бежать, Израиль тоже затопило.

— Они найдут куда! С золотишком везде устроятся. Море, твари, замутили, теперь нас топит. А сами сбегут!

— Да как они море «замутят»? Оно само поднимается.

— Куда там! Это евреи че-то нахимичили.

— Они же не виноваты!

— Евреи — всегда виноваты. Мы им, гадам, покажем! Щас их вешать будут.

И впрямь, двое солдат уже перекидывали через сучья тополя веревку. Орлов не знал, что ему делать: как остановить неправый самосуд? Секунды шли.

Внезапно для себя выхватил из кобуры «макаров» и стал стрелять в воздух; водителю махнул рукой, призывая на помощь. Тот ничего не понял и от испуга стал резво разворачивать машину.

Экзекуторы опешили… стояли молча, поддерживая врагов руками, затем двинулись к нему. Александр бросился вперед и дважды «влепил» из пистолета в мостовую — пули с визгом разлетелись. Солдаты отпрянули, бросив несчастных.

Орлов схватил одного еврея за руку и поволок к развернувшейся машине. Распахнул дверь, запихал в салон — сзади на карачках уже подползал другой. Затолкал и его на пол салона, быстро прыгнул сам, крикнув Сереге:

— Гони!..

«Санитарка» с ревом рванула по улице. Смотревшие на происходящее с открытым ртом, солдаты опомнились, схватились за автоматы: две пули попали в заднее стекло, навылет прошили переднее. Но было уже поздно — машина юркнула в переулок.

«Водила» здорово гнал, и в санбат прилетели на одном духу. Трясущиеся евреи вывалились из машины, попадали на землю; плакали, бормоча слова благодарности. Орлов ничего не отвечал, зато Серега от души «зарядил» одному пинкаря в зад.

— Беги, давай!

Они побежали на подгибающихся ногах.

Раненых быстро сдали дежурному врачу и вернулись, объехав кругом тот перекресток. Шофер ворчал по пути:

— Че ты за них впрягся?.. Нужны они те были, в рот компот? Убить могли же!

Орлов молчал. Ему не жалко было тех евреев, только не мог он так легко поддаться чудовищной несправедливости, творимой разбушевавшимися «петушками». Про себя думал: — Фронта, сволочи, еще не видели, а «базлать» горазды. Ничего, обломаются!..

Несправедливость всегда царит на войне. Только уж больно странной была эта война! Война, в которой все правы.

Все войны всегда направлены на то, чтобы ограбить или избежать грабежа. Иногда их оправдывают необходимостью защиты демократических или социалистических идеалов; врут, отстаивая интересы класса или нации: грабящих или ограбляемых. Чья власть, тот и грабит!

Так или иначе, главная суть любой войны — стремление к грабежу слабого в случае победы сильного. Или самому, или с помощью марионеток.

А тут как-то не так все! Кавказцы и украинцы рвутся в Россию для спасения — не для того, чтобы что-то отобрать, а только, чтобы спастись. Даже ждут помощи с той стороны!.. Грабят и убивают они вынужденно, когда им отказывают в этом спасении.

Правы и те, и эти. Просто ресурсы ограничены: не прокормить в России десятки миллионов людей из скудных запасов… им даже места в убежищах не хватит! Конечно, пустили бы к себе, если бы была такая возможность. Но ее нет!

А они все рвутся и рвутся. И у них нет другого выхода: и так, и так гибель! Их не пускают, а они снова рвутся за спасением. И все правы! Глобальная получается несправедливость, от воли человека уже не зависящая.

— С ума сошла планета, если есть у нее хоть какой-то «ум»! — думал Александр. — Великий Вернадский писал, что есть, ноосферой называл… да что-то не похоже. Вот был бы Бог — только «настоящий», а не тот, про которого попы «лапшу» вешают, не допустил бы такого!..

Никто не мог знать тогда, сколько еще будущих несправедливостей сотворится в этом сумасшедшем мире. Простые, неизменные и всегда верные физические законы, управляющие движением Вселенной, оказываются несправедливыми, если в них не учтены судьбы маленьких простых людей. Законы эти безличны: к ним не обратишься, ничего-то они не ощущают.

А Бог — и есть совокупность таких законов, творящих мир. И этот «Бог» не внимает страданиям.

Как хочется верить в личного Бога!.. Такого, который услышал бы. Услышал и пожалел.

6

Земля стремилась сейчас к половинной точке полной дуги своего переворота.

Евразия уже «проскочила» через широту экватора, когда солнце еще хорошо прогревало ее, и двигалась теперь к южному магнитному полюсу, охлаждаясь все больше и больше. Только за полюсом станет теплеть снова. Полюса — это точки максимального удаления от Солнца поверхности вращающейся планеты; потому там так холодно и лучше, если преодолеть их поскорее. А до настоящего тепла еще далеко!.. Оно придет тогда, когда уляжется пыль, висящая в воздухе.

Северная Америка к этому времени просто погибла от стужи, пройдя первой через северный магнитный полюс; главный меридиан поворота протянулся по ее восточному побережью вблизи Нью-Йорка. Правительства США и Канады, не слушавшие предупреждений о грядущем, практически ничего не успели сделать для спасения людей. Когда они осознали масштаб угрозы, было уже поздно: все происходило быстро и неотвратимо, очень похоже на то, как было показано подобное в фильме «Послезавтра». Только в фильме потеплело слишком уж скоро, а большинство людей успело спастись в Мексике. Но это в кино!.. Реальность стала страшной.

Спаслись только те, кто успел закрыться в старых противоатомных убежищах времен «холодной войны» в гористой местности. Поскольку запасенных продуктов там было мало, эти люди пережили ужасный голод: просто не успели завезти туда продукты в достаточном количестве, пока еще не перемело снегом все дороги! Множество людей и в убежищах погибло; их выносили наверх, в стужу, расчищая путь от мерзлых тел других несчастных, не допущенных к спасению. Снаружи убежищ завывали ураганы, континент сотрясали землетрясения. «Многоэтажная Америка» рушилась; одноэтажная, впрочем, тоже. Рухнула вся жизнь!.. Одно радовало выживших: их страны приближались к экватору — «потеплело» до минус сорока, уже можно было выходить из бункеров на поиск продуктов. Студеный полюс пройден, хотя солнце обогреет по-настоящему еще не скоро.

В районе северного магнитного полюса сейчас была Мексика; подходила «очередь» Южной Америки. Бразилия оказалась дальше других латиноамериканских стран от главного меридиана поворота, который прошел по западному побережью континента, и все же она находилась слишком близко — всего в трех тысячах километров от него! Правительство страны все силы бросало на строительство убежищ и сбор продуктов; люди спешили в Бразилию, не зная, что места им не хватит, время упущено. Столбик термометра тут уже упал до минус сорока, а затем и шестидесяти градусов; шансов выжить почти не было.

Австралию залили океаны до горной ее части и вскоре взялись льдом. Готовых убежищ не было, ведь страна не собиралась никогда воевать! Собрав усилия, немногие отчаянные успели срочно подготовить новые укрытия в горах. Мороз здесь был очень силен: восемьдесят и больше градусов; даже с печкой и запасом продуктов, в простой землянке в горах выжить было почти невозможно. Материк беспрерывно трясло — на суше и под водой, он опускался в океан, как некогда опустилась в него легендарная Атлантида; снежные ураганы заметали все. Кого было радовать тем, что Австралия уже преодолела южный магнитный полюс и движется теперь к экватору, где «потеплеет» до минус двадцати?.. Почти все люди погибли.

Африку затопило с севера и юга, а также по всей береговой полосе — больше в акватории Гвинейского залива. Великие пустыни — Сахара и Калахари, снова стали дном моря, чем были и прежде. Погибло огромное количество людей! Но в гористой части бывших «экваториальных» джунглей в глубоких норах сносно ютилась мизерная часть африканцев при температуре снаружи минус десять-пятнадцать градусов. В основном это была родоплеменная верхушка, захватившая себе всю пищу и скот; простолюдины вымерли от голода и холода. Мороз для Африки — не шутка!.. На континенте уже теплело, потому что он прошел через южные полярные широты, и сорокоградусная стужа ему больше не грозила. Низинную часть материка заняло разлившимися реками, схватило нетолстым, легко ломающимся льдом — рыба из-под него так и рвалась к глотку кислорода, что позволяло спасшимся жителям суши утолять свой острый голод. Уцелевшие крокодилы и бегемоты отходили иногда от спячки и вяло соображали, не в силах осознать, что же тут произошло. Так ничего и не поняв, очумелые плюхались обратно в воду, сохранявшую тепло лучше, чем промерзший воздух.

Страны прибрежного Средиземноморья, Балтии, Ближнего и Среднего Востока, а также Индию, большую часть Китая, тихоокеанские островные государства и Японию просто «смыло», как и предполагал Орлов.

Мусульманское население Малой Азии лишь небольшой частью перебралось в Египет и ближние государства, где радушного приема не встретило — пищи и убежищ было очень мало, спасением эта миграция не стала. Большинство же не сдвинулось с места, вверив себя воле всемилостивого и милосердного Аллаха.

В гористой части Израиля скрывались только немногие отважные, а большую часть жителей удалось эвакуировать в страны Европы, нигде не препятствовавшие этому. Нагрузка на средиземноморские паромы была очень большой, но моряки справились; сыграло важную роль то, что эвакуация началась загодя благодаря своевременному предупреждению из Москвы руководства этой страны о надвигающейся катастрофе.

И Африка, и Европа были далеки от главного меридиана поворота Земли — «проходить» через полюса полностью им не пришлось. В России этот меридиан протянулся через Восточную Сибирь в районе озера Байкал, где к тому времени и так не осталось живых: по всей Сибири разлилось, и покрылось многометровым льдом огромное море.

В Северной Европе тоже сформировалась гигантская ледниковая плита — свободной от моря и льда осталась лишь суша вблизи Альп. Южная Европа почти целиком скрылась под водой и застыла от мороза; над заснеженной равниной высились лишь Пиренеи, Апеннины и горы Балканского полуострова. Здесь скорее растает лед и отступит вода, чем на севере.

Европейцам и россиянам помогли подготовиться к наступлению беды первые сообщения о происходящем в Америке: стало ясно, что нужно делать для спасения людей. И все равно человеческие и материальные потери в Европе и России были чудовищны. Уцелевших тоже «выручили» противоатомные убежища; много подобных убежищ успели еще построить до главных событий. Кто в них не попал, тот вскоре погиб — далеко ведь не каждый понимал огромного масштаба трагических событий! Не отпускало от себя накопленное десятилетиями, а то и веками добро. А многочисленные подземные затворники мужественно переносили теперь тяготы совершающегося, справедливо надеясь выжить. Их надежды оправдаются, они выживут.

Нигде на планете нельзя было пережить катастрофу «налегке», без тяжелых потерь — экономика и инфраструктура всех стран мира рухнули. К отсутствию солнечного света и стуже добавились разрушения от непрекращающихся ураганов и землетрясений; все вулканы проснулись, действующие и давно потухшие. Сама цивилизация оказалась на пороге гибели, да фактически, уже и погибла.

Все люди думали об одном: куда деваться им, возомнившим, было себя повелителями Земли?.. где тот сумасшедший дом, в котором можно укрыться и сберечь рассудок? Из душ несчастных рвался крик: «Мать-природа, что же ты творишь? Мы ведь дети твои!» Ответа не было, и быть не могло.

Как же ясно стало теперь, что все усилия и все чаяния миллиардов и миллиардов людей, живших на Земле в течение многих тысячелетий, не стоили ровным счетом ничего! Стихия одним махом обесценила их, доказав свое величие и глупую бессмысленность человеческих устремлений: зря старались, ребята!..

Никакие инопланетяне так и не «объявились»; посчитали, видно, что люди сами справятся со своими несчастьями.

Еще долгие месяцы и годы должны будут пройти, пока все более-менее наладится; они покажутся бесконечными. Что будет дальше, когда появится солнышко?.. Кто доживет, тот сам увидит! А пока что на Земле царят ужасы Апокалипсиса — Иоаннова «Откровения»; светопреставление, проще говоря.

Заскучали ребята в бункере: быт уже наладился, все стало привычным, ничего особенного не происходило. День шел за днем, неделя за неделей; истек уже и первый месяц совместного «заточения», пошел следующий. Вспоминали анекдоты, играли в «города»; нарисовали карандашом карты на этикетках от консервов — резались в «тысячу», «дурачка». Леха сокрушался:

— Эх, четвертого нет!.. В «шестьдесят шесть» поиграли бы — лучшая игра.

В общем, «убивали» время. Леха же первым и вопрос задал:

— Как думаете, мужики, сколько нам здесь еще сидеть?..

Павел ответить не мог, а Орлов стал вслух размышлять:

— Темнеть когда стало? Полгода назад где-то, или чуть больше… месяца два добавим! Значит, и светлеть столько же будет — тогда и тепло придет. Солнца не будет год, может два; короче, года полтора-два еще, по любому! Может, больше.

Леха аж взвился:

— Да ты че?! Я и так здесь полгода сижу!

— Ну, а я при чем?

— Да-а, «шуточки»… с ума тут сойдешь!

С горя упал на топчан вниз лицом, бормотал что-то, матерился. Лежал так с полчаса, нагоняя лишнюю тоску на ребят: всем уже хотелось куда-то идти, что-то делать. Только идти некуда, да и нужды в этом нет — стужа-то вон какая!

Галстян предложил сделать градусник, чтобы измерять температуру «за бортом». В каземате висел на стенке спиртовой термометр, показывавший всегда около минус двадцати; на него и не смотрел никто, зная, что долго еще в бункере жить — вроде бесполезный, но и для улицы не годился: вдруг лопнет, где другой тогда взять? А внутри помещения температуру все равно знать надо.

По предложению Павла налили в три бутылки спирта. Он же пояснил:

— Спирт при какой температуре замерзает? При девяносто шести градусах… округляем: при ста. Если разведем его водой на десятую часть, тогда он замерзнет примерно при девяноста градусах; если на две десятых, то при восьмидесяти. Точную температуру эти «термометры» не покажут, но приближение к «сотне» отметят. Бутылки не лопнут — это не чистая вода, но спирт в них будет замерзать, в каждой по очереди.

Инженер! Что тут скажешь? Так и сделали.

Через час Леха не выдержал, побежал смотреть на «градусники». Вернулся унылый, держа в руке бутылку с белым комком внутри: первая уже замерзла. Сам констатировал:

— Не слабо!

Приуныли и другие; очевидно было, что спасительный бункер надолго теперь стал для них общей «тюрьмой». Сидели молча опять, курили.

Неожиданно для других Павлик взял и запел; гитары не было, поэтому просто постукивал по ящику пальцами рук. Песня была мелодичная, душевная — Орлов много раз ее слышал; называлась она по-армянски «Сирун» — это значит «Любовь». Павел пел:

— Ах, сирун, сиру-ун, инчу мо це-э тар…

Долго пел. Но весь смысл слов песни легко угадывался из одной строчки: «Ах, любовь, любовь, почему ты такая — такая непонятная?» Мелодия и слова западали в душу, трогали самые добрые ее струны. Невероятно волнующей была эта песня!.. Армянский язык вообще очень благозвучный. На срочной службе еще, когда армяне в его роте не спеша разговаривали между собой, Александр частенько садился рядом и просто их слушал. Красивый язык… как музыка!

Когда Галстян допел, Леха снова всполошился:

— Что за песня, почему не знаю? Ух, здорово!.. Запиши слова, я выучу.

Орлов заметил:

— Ты ее слышал, только не помнишь — она в фильме «Мимино» звучала, в ресторане. Это правда, хорошая песня.

Павел пел еще, уже другие песни — одну Орлов тоже слышал в армии; странная была песня: какая-то «армянская воровская». С кавказским, непривычным уху, построением фразы и коверканьем слов; с такой же, как и в той песне о любви задушевной мелодией и близким русскому сердцу присловьем «Ах, мама-джан!» — «Ах, мама дорогая!» Песня длинная, из многих куплетов; странными были хотя бы два из них:

На Камчатке кирпичи бросали, На морозе руки замерзали. Ночью мы «козлов» уничтожали — ах, мама-джан! — И за это нам «срок» добавляли. А-а-а! Ночью мы «козлов» уничтожали — ах, мама-джан! — И за это нам «срок» добавляли. Тише люди, ради бога тише: Голуби целуются на крыше. Голубок голубку обнимает — ах, мама-джан! — И кусочек «плана» в рот толкает. А-а-а! Голубок голубку обнимает — ах, мама-джан! — И кусочек «плана» в рот толкает.

Александр чувствовал, что песня, в общем-то, русская… из тюремных, правда, «палестин». И стихи похожие вроде где-то попадались; не помнил — у Евтушенко, что ли?.. может, у другого кого.

А мелодия кавказская! И вот все это как-то мудрено смешалось в интернациональную уже песню. Непонятно только было, при чем тут «план» — анаша, значит?.. Что это были за «козлы» — то ли клопы, то ли, и правда, «опущенные», «стукачи»?.. Зачем кирпичи «бросали» — разгружали, что ли?.. Почему «на Камчатке», а не «в Магадане»?.. Это непонимание делу не мешало, песня все равно воспринималась хорошо! Особенно своей вполне ясной, щемящей сердце тоской по воле.

Так и представлялись сразу: мрачная «зона», унылые каторжники в ней и голуби, воркующие на крыше — птицы, свободные от неволи!..

Хорошо пел Павлик. Леха слушал, слушал, потом засуетился как-то, сорвался с топчана; быстро притащил спирт и закуску — проняло, видать, парня. И пошла гулянка!.. По-кавказски: «открыли стол».

Дернули по одной, по другой. Захорошело!.. И тут уже русские грянули дуэтом: «Ой, мороз, моро-оз, не морозь меня!» Муську с топчанов как ветром сдуло.

Пили и пели еще, неловко плясали, задевая друг друга. Леха орал:

Мы с женою как-то-о раз Приезжаем на Ка-авказ, На вокзале встретились армяне-е-е. Предлагают они дачу — Что за дача?.. Вот удача! Хоп, и сняли, эх-ха!..

И хором:

Предлагают они дачу — Что за дача?.. Вот удача! Хоп, и сняли!

Павлик еще добавлял, постукивая по ящику:

Ара, вай-вай, вай-вай-вай-вай. Ара, вай-вай. Вай-вай-вай-вай!

Тоску, в общем, «развеяли» — простым русским способом. Хотя… и у других он точно такой же!

Не раз потом гулеванили и все без особенного повода: просто захочется, и — поехали! Только заранее договорились праздники и дни рождения не отмечать; все праздники в прошлом, а в день рождения полагается подарки дарить. Что здесь-то подаришь, пару патронов от «калашникова»?..

Наутро болели, пили воду, долго спали… к вечеру очухались; поужинали, покормили Муську-бедолагу. Еще попили воды, покурили и улеглись на топчаны — просто «валяться».

Вот когда пришло время долгих разговоров и воспоминаний.

7

Леха ни с того ни с сего стал рассказывать про свою жизнь. Говорил он неторопливо, без четкой логической связи и последовательности в рассказе, больше просто мямлил; но в пол-уха все равно слушали: выспались уже.

Орлов иногда перебивал, «подкалывал», да Лешка не обижался!..

Родился он в селе, в Курской области. Село было большое, старинное, из конца в конец протянувшееся несколько верст широким полукругом с множеством хат вдоль центральной улицы — переулками в старое время как-то не принято было строить. По привычке называли его деревней, хотя таковой оно быть давно перестало. Раньше деревней считалось малое сельцо, где церкви не было. А как церковь построят — это уже село! Впрочем, далеко не все в церковь ходили: село-то было староверское.

Большинство молилось у себя, собираясь вместе в одном, сообща выбранном доме — его называли молельным домом или просто «молельней»; службу вел не священник, а выбранный среди своих уважаемый и хорошо знающий Писание собрат. И крестили сами, каждому младенцу надевая самодельный крестик — медный или латунный, на толстом плетеном шнурке — гайтане; и отпевали сами.

Леху так же крестили. Уже не то было время, когда сильно верой были застрожены, но еще молились, кто постарше, и нравственность молодежи старались беречь; хотя молодежи этой было уже почти все равно! Молитвы Леха помнил слабо, мог разве что почитать «Отче наш», «Богородицу» да еще пару каких-нибудь: уж больно тяжел и малопонятен старославянский язык — энтузиазма в запоминании и употреблении не вызывает. Гораздо веселее молитвы было то, что на улице творилось!..

А на улице напропалую Советская власть «энтузиазила» — со всей своей греховностью. Полвека уже головы мутила! Старики ее всерьез не воспринимали: не бывает такой власти! — но событиями в стране иногда интересовались: как насчет войны... кто ноне «царь» в державе... не будет ли нового «обкулачивания»? Другое мало трогало: жили своим хозяйством и разумом. Кто помоложе, в колхозе «робил» — куда денешься?

Не пили, не курили, не сквернословили; документы, однако, в сундуках хранили — даже вопреки старой вере. Боялись больше не «анчихристовой печати», а уполномоченных из «органов»; те долго не разговаривали: лагерей и свинца в стране хватало!

Но это лишь в колхозной жизни паспортов не было. А на войне всем «документ» выписывали! Что на «царской» еще, что на Отечественной. Без документов потом жить нельзя было: попробуй-ка, не возьмись на воинский учет… сразу — враг!

Воевать почти всем мужикам пришлось. Только с Первой Мировой войны многие солдаты вернулись, и уже мало кто участвовал потом в гражданской, а со следующей — уже трое всего из ста, да и те калеки!

Лехин дед, Степан Хорьков, и на «ерманской», при царе был, и на Отечественной — все пулеметчиком; израненный весь, с двумя «Георгиями» и кучей медалей — советских уже. Еще Леха успел с ними поиграть, а после ребятишки так и растащили их куда-то!..

Под раскулачивание дед Степан не попал, хотя в колхоз вступать и не думал. Земельный надел его все равно забрали, а самому пригрозили:

— Еще достанем тебя!.. Что за царя воевал — не заслуга: за красных-то не стал, паразит!

Но только забыли про него, не тронули. И жила семья лишь своей скотиной, да дедовым приработком по столярному и плотницкому ремеслу.

Дед тогда уже в Боге разуверился, нахлебавшись горюшка на империалистической войне. Выпивал, только не курил.

Он и в плену был — у австрияков!.. Рассказывал иногда, как «оглоушив» часового, сбежал с карабином и шел себе через Карпаты домой, по пути горных козлов постреливая. Пока шел, в России революция «случилась» — чуть всего до дома не дошел, нескольких верст! Повстречались красные: уже успели «образоваться».

— Или к нам, или к боженьке, — предложили.

К ним не пошел, навоевался уже; отпустили все же, только карабин забрали. Жалел:

— Ох, и хороший карабин был: как прицелишься, так пулю и положит!..

Пришел домой, женился. Нарожали с женой пятерых детей и жили тихо год за годом, не ведая, что ждет впереди: коллективизация прошла, слава богу, другой напасти не ждали.

…А впереди был сорок первый год.

Деда на фронт забрали, а будущего отца Лехи нет, потому как с горбом уродился. Другие Степановичи еще малые были — они-то с мамкой и хлебнули свое лихо: проклятую германскую оккупацию!

Уже в августе немцы село заняли. Все так и было, как в старой хронике показывают: на машинах, танках ехали, на губных гармошках наяривали... все в пылище! У дедовой хаты «журавлем» воды натягали — обливаться стали, «ржать» как лошади. Вскоре по хатам пошли: шмутки собирать да насчет «курка, яйки, млеко» выяснять.

И в их двор враг зашел — это Лешке тетя Дуся потом рассказывала — бросил на траву ворох барахлишка разного, буркнул что-то, пригрозил пальцем и дальше двинулся. Насилу поняли, что охранять заставил: не мог сразу унести награбленное.

Ждали, ждали того немца… как в воду канул! Дети собрали все, отнесли в комендатуру; немцы же первым делом комендатуру в школе организовали: порядок должен быть! Пришли домой, а тут и ворюга заявился.

Ка-ак начал орать!.. Лопочет, лопочет что-то по-своему; тете Дусе автомат в грудь наставил и уже затвор взводит. Бабка в ноги ему кинулась:

— Господин немец, не стреляй! Господин немец, не стреляй!

Ребятишки ревмя ревут и руками показывают — там, там! А вор этот еще строжится: снова автомат наставляет!.. Наконец, дошло до него.

Повели в комендатуру, показали, кому отдали. Похвалил:

— Гут, киндер!

Монетки какие-то дал… выбросили они их. Домой скорей побежали, чтобы мамку свою успокоить — Лехину бабку.

А германцы уже и в хате расположились! Хозяев в сарай выгнали, заставили бабку еду готовить. Жрут, хохочут и хором воздух пускают!.. Как «саданут», так опять хохочут. «Культурная» нация, что и говорить!

Так и жили малые в сарае полтора долгих года. С голода пухли — представить страшно! Питались мерзлой картошкой да лебедой. Хорошо, хоть корову не отобрали!

Немцы, вообще сказать, «добрые» были: детишек жалели, объедки давали. Полстраны ограбили — не жалко теперь!

В феврале сорок третьего наши пришли. Ох, и бомбили перед тем!.. Еле в погребах спасались: к Орловско-Курской дуге дело-то шло!

И угораздило тогда дядю Ваню, семилетнего еще, вместе с соседским пацаном у немцев автомат утащить!.. Фрицы из-за него полдеревни перестреляли бы, да некогда уже было: драпали вовсю! Потом незадачливые «мстители» оружие из снега выкопали и в советский штаб отдали — это тоже тетя Дуся рассказывала.

С фронта вернулись дед Степан, Игнат Петров и еще один мужик, которого плохо знали — он в дальнем конце села жил; почти ста семьям прислали «похоронки». Степан Лексеич шесть раз ранен был, но жив остался; у Петрова сразу обе руки сгорели, когда подбитым танком управлял. До войны слыл он искусным гармонистом, очень ждали его, а вон как вышло!..

Дядя Ваня потом поэтом стал и написал такие стихи, где и про это строчки были:

…И давно село не плясало, И гармонь удалось сберечь! Только два рукава свисало У Игната от самых плеч…

Отец Лехин хоть и с горбом был, а женился хорошо: своей хатой зажил; других-то мужиков война поубивала, и такому были рады! Четверых деток он «произвел» — и всю жизнь, до старости развозил по селу хлеб на лошадке: от колхоза работал; отцу и дети потом помогали. По гривеннику за буханку стоил тот хлеб, когда появился Леха на белый свет.

…Родили Лешку, крестили, незаметно подрос. Сопли вытер, штаны подтянул и в школу пошел.

И в октябрята, и в пионеры взяли его — как и всех! Дед Степан на красный галстук не очень косился, хотя другим пацанам, бывало, и задницу драли верующие родители. Жизнь уже сильно изменилась! Мало теперь кто Богу молился: уже другие «боги» возносились над советской страной и рушились оземь, когда пора на то приходила.

Одному в столице мавзолей отгрохали и на Лешкиной октябрятской звездочке запечатлели, маленьким еще; другого, с усищами стальными, за кремлевской стеной в глубоченную могилу шмякнули — от честных глаз подальше. А уж за ними последыши их заявились, и в партийном Политбюро тогда привычным идейным бесовством промышляли — шибко приятным пустяшной душе.

Да народу, что ни власть — все от Бога! Бабка Харитина, соседка, рассказывала, как «дуже» любили они Хрущева: почти земляк, Украина-то рядом! Была она в Москве, на каком-то слете передовиков, так на ВДНХ близко-близко его видела. Успела крикнуть:

— В нас кукурюза гарно растэ! — не знала, слышал ли он.

Харитина вообще «продвинутая» была: первой додумалась сторожевую собаку в саду на сношенные нейлоновые чулки привязывать, когда их городские модницы привезли. Поясняла:

— А нэ грызэ вона их, бо дуже ж воняють!..

Хрущева Леха не помнил; вот Брежнева, генерального «бровеносца» нашего, уже очень хорошо… как отца родного. Он в его-то «царствие» и родился!

В школе Хорьков учился так себе, в комсомол — как другие, не пошел; после восьмилетки подался в СПТУ, где готовили трактористов и шоферов: куда еще сельскому парню идти? Тем временем и армия «подкралась».

Отслужил, женился, вскоре стал отцом: дочка родилась. Работал в колхозе, между делом попивал и налево погуливал — все как у всех!.. Только жена его выгнала вскоре: попался ненароком.

…Жизнь еще больше менялась. Село впервые зажило богато, поскольку разрешили наконец-то селянам вишней-черешней торговать, яблоками да грушами; полными грузовиками везли их в Курск, Белгород, Воронеж — у всех же сады огромные! Настроили коттеджей, накупили машин, и давай соревноваться, кто богаче и жаднее. Забыли про детей, дебилами растущих, про то, что сами вырастали в мазанках с земляным полом и соломенной крышей; как баран рогами уперлись в это чертово богатство, становясь с каждым днем все сволочнее и сволочнее!..

Хорькову, с его легкой душой, не хотелось оскотиниваться, и двинул он в город; сначала в Курск, потом и в Москву. К тому времени перестройка на людей обрушилась: осевший в Кремле «ставропольский комбайнер» витал в облаках в поисках неведомого народу консенсуса, «развивал мышление», чтобы «начать и углубить».

Ничего там Леха не заработал! Зато чуть в бандиты не угодил… еле сбежал от них; мотался по общагам да съемным коммуналкам, иногда у одиноких бабенок подживался. Про деревню забыл совсем! Стал «пролетарием», то есть пролетал везде: болтался как цветок в проруби, не имея ничего, кроме «собственных цепей» — долгов то бишь.

Пристрастился он тогда газеты читать. В тех газетах вся «правда» была прописана!.. Про все и про всех. Особенно нравились ему газеты патриотические — на тему «Бей жидов, спасай Россию!» Всю «подноготную» патриоты там открывали… правду-матку мясницким ножом резали. И сами поскорее в депутаты, в депутаты! — пока в Думе без них всю икру не съели.

Так и ошивался бы Леха в Москве, да маманя захворала. Отца-то уж давно похоронили! Поехал домой — помочь старушке, а заодно и дом к продаже поправить: наследство, как ни крути! Когда приехал, окулачившиеся уже братья с сестричкой дружно ему большой кукиш показали — в смысле наследства. Но пожить разрешили, пока деньги у него еще есть.

Жена Хорькова давно с другим жила, к дочке на пушечный выстрел не подпускала:

— Шоб рылом своим поганым и близко не светил!

Богатая стала, гордая! — окуркулилась, раздалась как купчиха. Походил Леха, походил к ближней соседке, да так у нее и остался: знакомы с детства, что еще выбирать?

Настена одна с дочкой жила, родителей похоронив уже, а мужа не дождавшись с афганской войны. Сад у нее, однако был, как и спрос на фрукты в городах — куда он денется-то, этот спрос?.. Вот и жили они садом да небольшим, для себя только хозяйством. От колхоза-то давно уже одна память осталась!

Лешку теперь «грамотным» считали, просвещенным: городской — в Москве жил!.. Смешило только сельчан, что говорил он уже на твердую московскую «г», а не «гэкал» по-хохлацки как они. И вместо «шо?» культурно спрашивал: «Че?» Хотя и «дуже», и «гарно» употреблял по-прежнему — реже, может, чем раньше.

По интересующим «политическим» вопросам местная голытьба консультировалась непременно у Лехи, не забывая «крутнуть» его на бутыль самогонки: без нее такие сложные проблемы не могут поддаваться кардинальному решению! Настена не ругалась, так Леха охотно и «просвещал» страждущих — благо, копейка в доме водилась. Авторитет Хорька в кругах сельского околополитического «бомонда» всегда оставался высок и незыблем.

…Силен был Леха в политике! А вот наступление природного катаклизма проглядел.

И сообщали же, что ледники тают, что Сибирь заливает и морозит, что Черное море вширь пошло. Уже и Америке конец, и Европа на ладан дышит... а все как-то не задевало!

Что Америке худо стало, одобрял: поделом, чересчур она загордилась! Что Европа и Кавказ в кризисе, что с юга движется огромная волна беженцев, что воюют там уже — так то далеко, его не касается! В общем, проворонил все, так же как и другие.

Ах, близорукость наша, близорукость!.. Так и «загремел» Леха под мобилизацию, не успев понять: а его-то зачем?

Попал он удачно, в войска МЧС — не на самый фронт! Когда еще под Ростовом стояли, расчищали солдаты участки прошлых обстрелов и помогали русским беженцам эвакуироваться, перевозя их на грузовиках вместе с малыми пожитками. Отправляли и все имеющее ценность — как при обычной эвакуации.

Многие и ехать не хотели, надеясь, что фронт устоит, а потом вперед пойдет. О большой беде мало кто догадывался по-настоящему: слухи о наводнении уже давно гуляли в народе, но им не очень-то верили.

Говорили, что еще несколько лет назад какой-то писатель что-то там написал — будто бы все «по полочкам» разложил, что скоро произойдет. Да никто той книжки не видел! Мало ли, что наврут? Считали, что «писак» всяких слушать не стоит: они что хочешь, насочиняют, лишь бы не работать! Брехня это, ребята, фантазия: ну, подтапливает маленько, но это ж не всемирный потоп!.. Такого большого потопа как в библейские времена уже не будет — нечего и голову себе выдумками забивать.

Так вот и думали, что все происходящее — дело временное и случайное. И Леха так думал… и начальство его так думало… поэтому эвакуацию проводили сначала лишь среди жителей прифронтовой полосы: просто отвозили их подальше от войны. Боялись только того, что придут кавказцы, всех вырежут и все разграбят.

А кавказцы вовсе не для того наступали! Им нужно было уйти как можно дальше и быстрее от разливавшегося моря. И украинцы того же хотели! Умные люди и в Украине, и на Кавказе понимали, что вода не остановится — дальше пойдет. И тут не до грабежа, не до резни… бежать надо — вперед и вперед!

В Москве, на самом «верху», знали намного больше. Книга та действительно вышла, ее сразу взяли на заметку и постарались «замолчать», то есть не давать широкой огласки: вышла и вышла — не обращать внимания! Ни к чему создавать в народе излишнюю и преждевременную панику. Надо выждать, а время покажет, как поступать.

Но к сведению изложенное в книге все равно приняли. И хорошо, что приняли, потому что скоро уже пришлось отдавать распоряжения о начале массового и скрытного строительства коллективных убежищ для спасения людей: на самом деле возникла угроза большого затопления суши и миграции южан на север, к Москве.

Со временем выяснилось, что строительство нужно расширять — обостряющаяся обстановка на юге страны заставила власти полностью верить прогнозам автора книги: они стали сбываться, словно настоящие пророчества. Тут поневоле поверишь!.. Лишней паники все же не допускали.

Ограничили объем информации, сообщаемой населению: незачем всем все знать; приняли меры для предотвращения утечки важных сведений за границу; руководителей дружественных государств негласно предупредили о необходимости подготовки к наступлению масштабного природного катаклизма. Военную активность на Северном Кавказе снизили — надеялись удержать позиции у Ростова, а тем временем собраться с мыслями и разрешить ситуацию.

Такой подход к проблеме был вполне разумен, но решение самых неотложных задач сильно задерживалось неповоротливостью чиновников. Русские всегда так долго запрягают воз!

Лишь когда в одночасье фронт оказался у Воронежа и Белгорода, а небо почернело, приказали эвакуировать всех, но уже по той возможности, какая останется. Больше беспокоились даже не о вывозе людей, а запасов съестного и всего пригодного для поддержания жизни уже эвакуированных: к тому времени построили много новых убежищ, но наполнить их кладовые было нечем. Продолжать строительство дальше не могли из-за наступления ужасной стужи и плановую эвакуацию тогда прекратили.

В тех убежищах поместилась лишь малая, самая малая часть от всего населения России. С неизбежной гибелью остальных пришлось смириться: правительство не Бог, на чудеса не способно.

Лехин спасательный отряд еще раньше отвели за Воронеж. Теперь они разгребали завалы от уже начавшихся землетрясений в разных городах России, оказывали помощь пострадавшим и эвакуировали их из зоны бедствия; продолжали собирать и увозить ценное имущество, продовольствие, помогали персоналу важных и опасных предприятий с их консервацией. Еще дальше ушли от боев.

Хорькова это радовало: Лешка очень боялся и фронта, и будущего развития катастрофы; и за семью не меньше других переживал, но со службы не побежал, раз воевать не погнали. Он благополучно двигался со своим отрядом, старавшимся успеть до прихода отступающих частей рейдовыми командами обшарить всю округу по пути.

Рыться в чужом барахлишке многим нравится — это ведь не в окопе сидеть! Фронтовики так их и называли: «барахольщиками». Да наплевать!.. Зато живые.

Людей и собранное имущество отправляли автотранспортом на крупные сортировочные железнодорожные узлы, откуда дальше увозили эшелонами к местам расположения убежищ; там их опять сортировали — уже другие, и доставляли потом в самые укрытия. Эвакуировали далеко не всех: ресурсов было недостаточно. Что могли, то и делали!

Так вот незаметно, незаметно и добрался мобильный отряд МЧС до самой Тулы, где Леху определили охранять «самый нужный» склад. Часть двинулась дальше, а Хорек остался здесь хозяином.

8

Дни и недели в бункере шли незаметно. Скучновато было, но тягостного ощущения бесконечности заточения пока не возникало: знали, что впереди солнечный свет и тепло. Никто не считал дней так, как нетерпеливо считают их солдаты-срочники в ожидании скорой демобилизации: неизвестно ведь, когда вообще здесь будет «дембель»!.. Поэтому берегли нервы.

Однажды Леха, проверявший иногда «градусники», принес вторую бутылку с замерзшим внутри нее спиртом.

— Девяносто, зараза! — комментировал происшедшее. С одной стороны худо — мороз крепчает, с другой — до тепла ближе. Когда-то же будет предел понижению температуры!

Уже несколько месяцев томились солдаты под землей, а Хорьков и того больше. В бункере можно было размяться, подвигаться — хоть бегом бегай! Только темно, со свечкой не разбежишься... да и коридоры короткие.

Пытались вместе делать зарядку, но скоро наскучило: некому же заставлять, как в армии заставляют! А без начальства сам солдат лишний раз не пошеве-елится, так давно заведено: что в тюрьме, что в армии — одно и то же. Веками вырабатывалось!

Сержантское звание Орлова тут и значения-то никакого не имело. Боевой опыт — другое дело; так и у Павла он не меньше: тот вообще офицер! Капитан, только не российской армии.

Жили просто товарищами, никто верх не брал. Кем командовать, Лехой?.. Глупо. Да и он вовсе не телок бессловесный, не подросток — парень боевой!

Здесь жили вместе трое взрослых, даже пожилых, наверное, мужчин.

Орлов часто вспоминал свое житье в Сибири. Тому, кто там вырос, не знакомы были страхи приезжих, боявшихся сурового климата.

В его детстве, в шестидесятых, мороз в сорок градусов был обычным явлением — недели по две подряд. Когда теплело до минус двадцати, говорили: «Ташкент!» — и обмахивались еще ладонью, как будто истомлены жарой, присущей этому южному городу. Такая «оттепель» длилась недели три, а затем опять нажимало под сорок.

И ничего! И в школу ходили, и во дворе в хоккей играли, и на лыжах по звенящему снежку бегали — как так и надо; малыши только дома сидели, ожидая своей поры закаляться. Поговорка была: «Сибиряк не тот, кто не мерзнет, а тот, кто тепло одевается». И в самом деле: с детских лет ходили в валенках, теплых шубах и шапках, вот и не мерзли.

Зато лето в Сибири жаркое! Тридцать и больше градусов — обычное дело; только покороче оно, чем на западе страны. Но зато сибирский климат намного здоровее! И природа там богатая.

Ребятишками еще изъездили на велосипедах всю округу города Кемерово. Рыбалка была обязательным занятием: не было, наверное, мальчишки, не умевшего плавать и ловить рыбу. И в грибах толк знали.

А детские игры в войну могли длиться бесконечно! Лишь грозными окриками матери загоняли детей на обед или ужин. То и слышалось:

— Сашка, Витька… домой!

С футболом и хоккеем та же история: играли самозабвенно! Были, конечно, и «классики», и «штандер» — это вместе с девчонками; и «догонялки», и «прятки», и прочие игры. Не забывали пацаны и о ножичках, «поджигах», бомбочках всяких — это само собой! Самопал-поджигу «дурой» называли; делом чести было такую самоделку иметь.

В общем, все детство проходило в движении и игровом развитии. Клей не нюхали и по теплотрассам не таились!

Жили скромно. Саша не знал, что его отец — монтажник-высотник, уже тогда зарабатывал по пятьсот рублей в месяц: работа на монтаже опасная!.. А у других выходило по сто, сто пятьдесят.

Почти у всех родители были выходцами из деревень — как правило, дети политических ссыльных или переселенцев с запада России еще царского времени; иные просто приехали на заработки, но опять же из-за Урала: на химических и оборонных предприятиях легко давали квартиру. Эти разных наций родители все были одинаково молоды и работящи, пусть и с небольшим образованием — их дети позже научились уже много большему!

Александр и его друзья много читали, любили мастерить. Покупные, или «магазинные», игрушки были далеко не у всех; по сию пору помнил Орлов свой жестяной, раскрашенный эмалевыми красками трамвайчик за три рубля: до самой школы не было у него игрушки дороже! Деньги-то в семье имелись, но детей ими не баловали... и правильно делали.

Когда пошел в первый класс, умел уже хорошо читать и немного писать, хотя другие еще только учились этому. Вскоре дома заявил:

— Я, наверно, в школу больше не пойду.

Мать с бабкой всполошились:

— Са-ашенька… почему?

— А я уже все умею!

— Да что ты, это только начало! В школе еще многому-многому научат.

— Да?.. А почему не учат?

— Так не все сразу! Ты вот ходи в школу и все-все узнаешь.

Серьезно подумав, ответил:

— Ну, ладно. Только пусть «по правде» учат, а не обманывают!

Тогда, в начальных классах, показав хорошие успехи в учебе, был премирован отцом большим набором «Конструктор» за четыре рубля; вместе со старшим братом собирали множество моделей техники из него. А с жившим рядом одноклассником Вовкой Морозовым каждый вечер лепили из пластилина разных зверей, рыцарей и солдатиков.

Большая коробка пластилина стоила пятьдесят копеек, и их надо было выкроить из платы за школьные завтраки. Зато пластилин был отменный!.. В коробке его брусочки лежали по обеим сторонам, а в середине еще были маленькие пластмассовые ножички, резцы и скребочки.

С Андрюшкой Коробовым не вылазили из библиотеки: отец научил читать Александра в четыре года, и он благодарил его за это всю жизнь. Читали все подряд, выбор был очень большой! Андрей больше нажимал на фантастику и приключения, Саша же — на познавательные книги с уклоном в науку и историю. Конечно, читал и все остальное; заложенные в ту пору ростки знания взошли затем и дали развиться его взрослому миропониманию, а юная жажда познания жизни не оставила потом в покое никогда.

В огромном объеме фактов он смолоду научился быстро «выхватывать» сознанием главные, от которых зависело существование всех остальных — такое умение позволяло уверенно исследовать длинную цепочку взаимосвязанных событий, прогнозировать их развитие и общий итог; он будто разматывал клубок нити, потянув за один ее конец. Именно эта способность, соединенная с накопленными знаниями, дала ему возможность уловить предвестники и назревание глобального катаклизма. Но это было позже, во взрослой жизни.

Спустя многие годы, забавляясь иногда компьютерными «стрелялками», Орлов вспоминал свое бедное и убогое, казалось бы детство, в котором не с чем было наиграться вволю, как с тем же компьютером, например. И не чувствовал отчего-то в нем никакой убогости!.. Напротив, шестидесятые годы осели в его памяти ощущением бесконечного и ослепительного счастья. Мгновенный снимок пережитого: вечное лето и все в нем друзья — просто нет врагов! На небе незаходящее солнце, безграничный мир заманчив и полон чудес.

Так всем видится их детство. Прошлое, говорят, привлекает пожилых тем, что тогда они были молоды и полны сил… да тут не в одной молодости дело! Вот в той эпохе было все-таки что-то особенное, ставшее сердцу дорогим — наверное, это было ощущение свободы полета; оно было у родителей, переживших окрыление «хрущевской оттепели», и передалось детям. Пожалуй, что так!

В детстве формируется база будущих знаний и умений. Орлова удивляло сейчас: ну как успевал учиться в обычной и музыкальной школах, готовить уроки, читать кучи книг, мастерить и еще играть на улице с соседскими пацанами?.. Да еще есть, да еще спать. А вот успевал! В младших классах даже оставался в школе на продленный день, чтобы побольше узнать. Заботилась тогда Родина о своих детях!

Сильно нравился ему детский познавательный киножурнал «Хочу все знать!», выпуски которого часто показывали перед основным фильмом на утренних сеансах в районном Дворце Культуры. Там в мультзаставке шустрый паренек в авиационном шлеме вихрем облетал верхом на ракете земной шар и, приземлившись, колол большим молотком орех, вынутый из кармана. На экран с каждым ударом его молотка вылетали по очереди слова «хочу», «все», «знать!»

Ах, как «заводил» этот короткий клип и веселые стишки, звучавшие при его демонстрации:

Орешек знаний тверд, но все же Мы не привыкли отступать. Нам расколоть его поможет Киножурнал «Хочу… все… знать!»

С горечью смотрел Александр на потерянных ребят восьмидесятых и девяностых годов: они уже не знали, чем занять себя — несчастные, искалеченные уродцы!.. Неуклюжие реформаторы дали им самую полную свободу, но в спешке как-то забыли обучить высокому полету. И те беспомощно ползали теперь по земле, «торчали» от разного дурмана, даже не догадываясь о том, что и они рождены летать! В них не заложили элементарную базу учения, которая исподволь прорастает потом некими крыльями за спиной, побуждающими жить и взлетать в небеса — к счастью познания мира и слияния с живой бесконечной Вселенной.

В головах сейчас одно: деньги, деньги, деньги! Тяжелая мошна тянет вниз, крылья редуцировались за ненадобностью.

Уж как ни похабна, как ни отвратительна была своей идейной ложью старая советская система, но в основах она учила уму-разуму исправно. И черт навечно с той ложью! Сознание, идеология — вторичны; первично бытие, «материя» жизни… идеология после! Только вот фальшиво блестит материя, на современный манер сотканная из денег. Не годится она для детского платья!

Ребенок живет не по лжи, это взрослые все покрывают ложью, и учат ей детей. Так было всегда, но не должно быть всегда!

Противоядие от мелкой лжи бренного человека — вечная и высшая Истина бессмертной Вселенной. Ей надо первой учить, а не правилам подсчета барыша! Нельзя изучение арифметики начинать в первом классе школы, а астрономии и философии в выпускном. Математика действительно царица наук, но и она — лишь инструмент исследования в руках ученого-философа, в какой бы области знания он ни работал. Упор на раннюю подготовку к технологическому образованию утилитарен и противен разуму.

Не нужно знать формулы преобразования куба суммы или квадрата разности чисел, чтобы еще малышом понять величие Космоса и свое место в нем. Резво считать в таком возрасте все равно нечего, потом научат! А вот суметь самому правильно ответить на главные вопросы жизни — куда как важнее для будущей судьбы человека.

«Как жить» и «для чего жить» — это тебе не «куб суммы»!

Был у них в школе чудесный учитель — их классный руководитель Павел Моисеевич Петренко. Бывший военный летчик он, окончив университет, всю жизнь потом преподавал биологию.

Вот с кем можно было говорить и говорить!.. О любых, самых важных для ребят событиях. Простой беседой он общение не ограничивал, предлагал школьникам самим подготовить очередной «классный час» по темам, которые их волнуют. И главным был даже не обзор очередной темы, сделанный одним из учеников, а споры, разгоравшиеся после него.

Мудрый наставник искусно направлял собеседников, чтобы им было еще интереснее; сам сообщал столько нового, что слушали его, чуть ли не открыв рот. А осмысливание продолжалось еще долго! Так он учил думать. И не зря: выпускники из их класса почти все поступили в вузы. Вот какими они стали со своим Учителем!

И Орлов — неспроста пошел в медицинский: сходно с биологией, только еще интересней — о человеке ведь! Хотел после окончания института заниматься научной работой. Да не так гладко все вышло! Ему очень нравилось учиться новому, но не нравилась сама постановка процесса учебы: бесконечные лекции, семинары, коллоквиумы, практические занятия — пережевывание давно известного из года в год, все меньше нового. А кому это нравилось бы? Не доходило еще тогда, что повторение — и в самом деле, «мать учения»!

В то время уже возвращались со службы в армии и на флоте сверстники, «дембеля» — рослые, красивые, сильные! А тут — повседневная рутина. Какой-нибудь чахленький лопоухий «препод» канючит:

— Я вам двойку поставлю... вы у меня зачет не получите!

С ненавистью смотрел на это «чмо» — пародию на человека, и готов был убить гада!.. Еле сдерживался, чтобы не ответить: да пошел ты со своим зачетом!

Не утерпел, с пятого курса ушел в армию. Декан факультета отговаривал:

— Балбес, потерпи год! Пойдешь служить врачом, офицером.

Не слушал:

— Только солдатом! Рядовым.

Не хотел признаться самому себе, что просто устал от учебы и хотел смены жизненной обстановки.

…Хлебнул поначалу немало, как и все первогодки! Но потом выправился, «понял» службу и пришел домой ладненьким сержантом. Служил военным медиком, приобрел пригодившийся в будущем бесценный наживной опыт.

Приравняв четыре курса института к объему программы медицинского училища, выдали ему диплом фельдшера, и стал Александр работать на «скорой помощи».

Растерялся сначала… привык студентом без спешки все обдумывать. А тут думать некогда: человек «кончается»! Понял вскоре, что нужно уметь работать «на автомате», а для этого — не терять времени, набивать руку. Когда все делается само собой, автоматически, тогда и получается хорошо.

Думать уже после «вызова» надо!.. Да побольше. Анализировать: что сделал не так, как правильно? И готовиться к следующему вызову. Хотя всего не предусмотришь: на «скорой» как на гоночной трассе — никогда не знаешь, что будет за следующим поворотом!

Виктор Иванович Кондратьев, заведующий подстанцией, говаривал:

— Береги, Сашка, честь смолоду, а преднизолон для астмы.

И действительно: купируя приступ бронхиальной астмы, иногда так «накувыркаешься» — сил нет! Полсумки лекарств приходится больному «посливать». А зачастую каждая ампулка по счету: пресловутый советский дефицит!

В линейной бригаде — на «линейке» попросту — со всем столкнешься: там и резаные, и стреляные, и битые, и «недобитые». То тебе понос под нос, то «давление»; то рожают, то на три буквы посылают! Чтобы сильно не теряться, нужно хорошо теорию знать. Ручные навыки сами собой придут, но об учебнике не забывай! И помни главное правило доктора: не навреди.

Медицина — дело тяжелое и рисковое. Одним неверным назначением можно так человека искалечить, что потом до смерти совестью изболеешь! Не знаешь чего-то, обязательно спроси у товарищей — помогут охотно; не действуй наобум: медику нельзя ошибаться. Станок, железяку какую-то «запорол», да и черт с ней! А тут — живой человек, промахи недопустимы.

Это усвоил хорошо и серьезных ошибок не совершал, даже поначалу. Мелкие были, да то не беда! Запоминал тогда на будущее, в чем ошибся.

Еще понял: нельзя в медицине работать бессердечному. Жалости не показывай, больного не пугай! Но жалей его как себя. И сделай, что можешь — как для самого себя. Иначе уходи, дай место другому!

Работали по графику «сутки через двое» на полторы ставки оклада по должности. Медики говорят:

— На одну ставку работаешь, есть нечего. На две — есть некогда.

На полторы — в самый раз! Было время и почитать, и с девчонками погулять: молодым еще женился, двадцати пяти лет. Ненадолго! — и года не исполнилось, как развелись… простая формула: не сошлись характерами! Ее мало винил — упрямой уродилась, что ж поделать? В браке нельзя упрямиться, не для того любящие люди сходятся.

С другими в ЗАГС бежать не спешил, просто встречались иногда. С Валентиной познакомились случайно, на улице — семь лет уже после той, Елены, прошло; стали жить вместе без регистрации.

Родители ее умерли, родственники далеко; жили тихо, для себя. С детьми как-то не заладилось — еще не знал тогда, что и вовсе не будет; да и она все прибаливала, а человек хороший — жалко расставаться! Так и остались вдвоем. Да много таких!..

Может, от бездетности читал по-прежнему много. И всегда думал обо всем сущем, считая себя гражданином Вселенной — размышлял о том, каким образом она живет и развивается, что на что и как влияет. Осмысливал все взаимосвязи в окружающем мире: как в прошлом было… как теперь… как в будущем обернется?

О чем только не передумал! И сомневался, и уверялся часто в одном и том же; лишь позже приходило более ясное понимание какой-нибудь проблемы. Научных данных пока собрано мало, слишком уж трудно людям наскоро и надежно исследовать все мироздание; приборов таких еще нет!

В одном был тверд: не верил в бога, верил только в науку. Понимал, что бога люди придумали — им, фантазерам, верить наобум нельзя! Лишь наука никогда не обманет.

Очень уважал академика Гинзбурга, нобелевского лауреата по физике: «крестил» тот попов в хвост и в гриву! Соглашался с его словами: «Верить неизвестно во что в наше время, значит признаваться в собственных дикости и невежестве». Сначала нужно познать предмет размышлений, а после этого и слепая вера уже не нужна — и так все ясно!

В общем, всегда был увлечен новыми событиями в науке и мире и так вот, невзначай подошел к пониманию неизбежности скорой катастрофы.

Когда весной 2009 года пришли известия из Новосибирска о невиданном подъеме воды в реке Обь, Александр понял: пора!..

Валя тоже все понимала, не раз говорили с ней об этом. Свою маму Орлов уговорить к переезду не смог — отказалась напрочь! Скрепя сердце оставил ее, надеясь забрать, когда устроятся.

Даже кошку и кота, ее сыночка, с собой повезли! Они ведь как детки несмышленые — жалко. Нижний Новгород выбрали, зная, что Волга сильно не разольется, до общей эвакуации можно будет дожить. А цены на жилье там не так кусаются, как в Подмосковье! До Москвы и так недалеко — пятьсот километров всего.

Через Волгу напротив Нижнего и поселились. Занимались огородом и скотиной — не впервой, и раньше приходилось! На даче у себя, за городом.

Когда еще там поросят завел, знакомые смеялись:

— Ты же современный цивилизованный человек. Зачем тебе эти «свинтусы»? Осваивай лучше компьютерную графику — теперь это популярно. Ты же ведь не фермер!

Александр насмешек не слушал и от своего не отступал. Просто в его космическом сознании легко совмещались такие, казалось бы, несовместимые вещи как поросята и компьютер! Он должен был сам проследить, как животные будут расти и значительно меняться при этом. Ну, вот нужно ему это было!.. Настоящие медики всегда немного сумасшедшие — они пожизненные исследователи всего, что вокруг.

Остаток денег позволял жить спокойно: давно скоплено было. Главное — питание свое и за квартиру платить не надо! Неплохо там жили; не нравилось только, что дождей много — зато и выпаса для скотины сколько угодно. А зимы теплые, легкие!..

Как переехали, следил теперь Орлов за новостями: Сибирь уже подтапливать стало. Поехал, было за мамой, да не успел — как раз на похороны угодил; вернулся домой, к Вале.

С братом связаться никак не получалось, подевался тот куда-то. Город Находку, где он жил, и расположенный рядом Владивосток тоже стало топить. Это еще ничего было!..

Из Америки плохие вести приходили — все хуже и хуже: сначала Канада промерзать стала, потом и до США дошло. Еще льдом их не охватило, но наводнения уже были не в пример тому, что раньше Новый Орлеан заливало!

Вода наступала… в нее погружался Нью-Йорк, а с ним и все атлантическое побережье. То же было и на Западе: Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Сиэтл, другие города — все уходило под воду! Начались разрушительные землетрясения, усилились ураганы над сушей и океанами; шли бесконечные ливни, дымили сажей вулканы.

Прошло три года. Северная Америка уже погибла, ужас нарастал теперь среди людей всей Земли.

Европа и Россия пока не чувствовали сильного холода, проходя через экваториальные широты, но уже исчезла под водой Венеция, прорвало дамбы в Голландии и Санкт-Петербурге. Пошли вширь реки, затапливая равнины на континентах, на сушу наступали все моря. Везде! В Россию ринулись южане.

Орлов знал: это война!.. Она уже шла — пока еще не очень явно. Но события на юге развивались стремительно: российская армия отступала к Ставрополю и Ростову, бои разгорались; стало очевидным, что все клонится в худшую сторону. Была объявлена мобилизация резервистов.

Александр забил скотину, собрал походные вещи в рюкзак. Часть мяса положил в морозильную камеру, остальное роздал соседям — те радовались нежданной удаче, не зная еще, чем она вызвана. Наказал Валентине ждать объявления эвакуации и готовиться к отъезду; когда повезут, кошек выпустить — может, поживут еще немного?.. Жалко убивать!

Наконец за ним приехали из военкомата. Обнялись с Валей, поцеловались; прощались, почти уверенные в том, что никогда больше не увидятся!

Сводный отряд УВД был уже сформирован. Принял медпункт, аптеку, стал со всеми ожидать отправки на фронт. Через неделю, шестого июля 2012 года бойцы заняли позиции под Ростовом.

9

Армяно-грузинским войскам, в составе которых находилась Вторая Ереванская бригада, через два месяца жестоких боев у Цхинвали, в Южной Осетии удалось пробить коридор к Владикавказу и начать продвижение к Ставрополю и Ростову-на-Дону. Через Краснодар было уже не пройти: вдоль берега разливавшегося Черного моря эвакуировались жители мусульманских кавказских республик, которых и не собирались пускать в Турцию; только создав параллельный поток, грузины и армяне могли идти вперед.

У Цхинвали тогда скопилась огромное количество беженцев. В ожидании открытия прохода на север они уже несли потери от усталости и голода; холод еще не был такой помехой, какой он станет позже.

Сын и зять Павла Галстяна воевали в других частях. Его жена, мама, бабушка Ануш, дочь, невестка и внуки, с трудом поместившись в старенькую «Волгу», еле двигались в беженской колонне, у которой не разглядеть было ни начала, ни конца. За рулем была дочь Павла.

Они тоже добрались до Цхинвали, где стали ждать прохода на Владикавказ, в Северную Осетию. Кормились беженцы еще сносно — с собой был запас продуктов, понемногу выдавали в пунктах питания. Купить что-то было невозможно: у местных жителей солдаты купили и отобрали все; местные уже и сами ушли вперед — села стояли пустые и разграбленные, кое-где и сожженные. В лагере беженцев у Цхинвали умерла бабушка Ануш: сердце не выдержало тягот пути; ее похоронили рядом с местным кладбищем, пока еще в отдельной могиле. В лагере было много похорон — каждый день.

До Владикавказа, Армавира и дальше ехали еще на машине, продвигаясь в день километров по сто; у Ростова снова стали лагерем: российская армия никого не пропускала, и держала оборону. Через месяц ее оттеснили шедшие впереди мусульманские войска — они быстро стали проводить своих беженцев, продолжая атаковать русских, откатывавшихся к Воронежу; попутно отражали посторонний натиск калмыков и закаспийских казахов. За ними шли все остальные — уже пешком: горючего теперь было не достать даже у солдат.

Шли к Воронежу по асфальтированным шоссе и степным дорогам; пешком, пешком, пешком — каждый день, пока еще была возможность: в небе уже висели гарь и пыль, солнце все больше скрывалось за этой завесой. Стало заметно холоднее, продуктов и теплой одежды сильно не хватало — от холода, голода и усталости больше всего страдали дети и старики. Мама Павла уже не могла идти дальше, ее похоронили возле города Миллерово.

И у Воронежа стояли лагерем — людей было уже значительно меньше; впереди слышалась канонада: там противостоял наступавшим новый рубеж обороны российской армии. В этом лагере похоронили останки невестки и внучки Павла — они попали под танк, пробивавший дорогу войскам; никто и понять не успел, чей это был танк. Хоронили теперь уже в общих, «братских» могилах — остались в живых еще дочь и внук.

От Воронежа в сторону Москвы шли уже по снегу и в сумерках; еды почти не было, перебивались, кто как мог. Мороз крепчал: сначала было минус двадцать, потом сорок, потом больше. Дальше Ельца и Курска никто из беженцев не ушел — погибли последние; все покрыли снег, стужа и мрак.

В ту же пору эвакуировалось население Украины. Из ее западных областей люди двинулись, было в Польшу — недавние польские «друзья» мгновенно поставили пограничные кордоны, подвели к ним войска и бронетехнику; украинская армия не решилась преодолеть это препятствие.

Через Словакию и Венгрию толпы беженцев потекли на Балканы и в горную Болгарию — их принимали неохотно, но сильно не препятствовали. Часть беженцев осталась в Карпатах: через Молдавию и Румынию пройти было нельзя, мешали сильно разлившиеся Днестр и Дунай.

Восточные украинцы скапливались на границе с Россией против Брянска и Белгорода: российские пограничники остановили их. В первые недели еще пропускали понемногу этнических русских, украинцев — нет; это спровоцировало избиение русскоязычных — их били и громили везде. Били поляков… само собой, били евреев; евреи всегда «крайние»: кого бы ни начали громить, мимо них не пройдут!

В Харькове жила семья тети Орлова, сестры мамы. Александр предупреждал их заранее о необходимости переезда в Россию: звонил и писал письма, но его не слушали — так же, как не слушал никто; скорее всего, просто ничего не поняли и потому не поверили. Они погибли в тех погромах.

Украинское правительство боялось войны с Россией. Лишь тогда, когда вода покрыла Крым и юг Украины, Черное море соединилось с Каспийским, разливаясь еще больше, а кавказцы выбили российские войска к Воронежу, оно отдало приказ наступать. Погромы сразу прекратились: не до этого стало.

Русские сдерживали натиск украинской армии слабо, считаясь с потерями; Черноморский флот увели на Балтику. Ядерных ударов по славянам не наносили, да и нужды в этом не было: в России украинцы дальше Смоленска и Калуги все равно не прошли. Большинство их осело в Белоруссии: Черное море сюда не дошло, а Балтийское захватило лишь часть территории; оставались еще сухие пространства между разлившимися реками — на них и расположились люди.

Еще до главных событий глава Белоруссии, вменяемый и ответственный человек, был извещен из Москвы о надвигающемся масштабном катаклизме и в полной мере осознал важность этого сообщения: волевым решением он приказал все силы государства бросить на строительство убежищ; Россия оказала посильную материальную и техническую помощь. Малочисленная белорусская армия не противостояла украинцам, а тоже участвовала в строительстве; украинские беженцы строили убежища бок о бок с белорусами, и только поэтому многим из них удалось спастись. Голод, правда, был сильным, но все же выживали: мороз здесь доходил до шестидесяти-восьмидесяти градусов — в глубоких землянках, с печками его можно было вынести; в убежищах тем более.

На Балканах и в Болгарии температура была минус сорок-пятьдесят; побережье Адриатического и Эгейского морей затопило, Дунай далеко вышел из берегов, все сковало льдом. Люди поднимались в горы и устраивались там, мужественно перенося все лишения. Зимовали так же: в землянках и с печками, среди глубоких снегов; знали, что тепла дождаться можно.

В Польшу и Россию попали немногие из украинцев: слишком уж велико было собственное население этих стран — многие десятки миллионов людей; там не было места чужим. Часть поляков и так вынуждена была уйти в Чехию и Словакию, поскольку Балтийское море наступало с севера. Небольшая часть латышей, литовцев и эстонцев смогла уйти в Белоруссию и Чехию, остальные погибли. В Скандинавии и Великобритании, залитых морем и покрытых мощным ледяным щитом, почти никто не выжил; этот ледник, протянувшийся еще через Сибирь и Канаду, растает через несколько тысяч лет.

Брат Орлова Владимир, также предупрежденный и так же не послушавший предупреждения, упустил время. Он не успел вывезти семью из Приморского края в центр России: самолеты тогда уже все улетели, поезда не ходили; Приморье топило. В Европу попасть было нельзя, мигрантов не принимали; в Китае русским делать нечего — в Японии тоже. Оставались два пути: в Африку и Южную Америку. Об Африке и подумать было страшно, решили ехать в Бразилию.

Еле-еле собрали деньги на дорогу: уже невозможно было ничего продать, никто не покупал; все накопленное добро стало мертвым грузом, не имеющим никакой ценности. Владимир с женой, их сын и дочь перебрались морем в Японию, а оттуда другим теплоходом уплыли в Бразилию. В Тихом океане жестоко штормило: сооружения Панамского канала еле видны были над водой; их прошли, и не заметив.

Высадившись в Бразилии, сами убедились, что никто их здесь не ждал. Смирившись с участью, отъехали от побережья в горы и стали рыть большую землянку; последние деньги потратили на запас пищи. Володя и его взрослый сын успели еще заработать на строительстве убежищ для других; подкупили продуктов, заложили их в дальнюю холодную часть своего подземного жилища. Завели даже козу, несколько овец и кур; запаслись топливом и сеном для скотины. Это легко было сделать, поскольку в Бразилии скота и травы всегда было с избытком.

Поначалу пришлось отбиваться от непрошеных гостей, но вскоре они перестали беспокоить: наступили морозы. Сначала было минус сорок, затем и шестьдесят, и восемьдесят; местные бедолаги, не успевшие укрыться, быстро погибли. Привычным к морозу русским легче было переносить невзгоды, хотя и им пришлось тяжело. Всю Южную Америку здорово трясло, но их землянка выдержала угрозу обрушения.

Им повезет, они выживут. Только с Александром Орловым больше уже не увидятся и на Родину не вернутся... никогда.

Валентина, жена Орлова, ждала эвакуации два месяца; известий от Саши не было. К этому времени российские войска уже отступили к Воронежу — небо над всей Центральной Россией темнело, наступало похолодание, везде начались землетрясения.

Валя ходила через поле в соседний поселок Октябрьский, находившийся на берегу Волги; видела, как подтапливались районы Мещеры и Сормова, рушились многоэтажные здания Нижнего Новгорода. Погибали и сельские жилища, построенные на слабом ленточном фундаменте: они просто трескались по стенам и рассыпались как карточные домики. Землетрясения не были такими быстрыми и интенсивными, как их показывают в кино, просто сама земля все время гудела — то сильнее, то слабее; временами ее вибрация переходила в сильные, мощные толчки — тогда и обрушивались здания. Их дом был еще цел.

Когда позвонили из местной администрации, Валентина последний раз накормила кошек, со слезами выпустила их, взяла вещи и документы и пошла к пункту сбора; уже завершалась эвакуация населения областного центра, теперь стали вывозить остальных. Железная дорога не работала: полотно ее потрескалось, рельсы были сорваны и скручены в огромные жгуты; автобусами людей везли в Подмосковье, Смоленскую и Тверскую, другие ближние области. Машины трясло на разломах асфальта, то и дело приходилось объезжать глубокие трещины; иногда ехали по проселку вдоль основной трассы. В окнах автобуса видели тогда запыленные колонны беженцев, идущих по обочинам.

Их группу доставили в подмосковный город Клин; Валя помнила, что здесь родился и жил композитор Чайковский. И музей его там есть, только не до музеев сейчас было!.. Приехавших определили в большое новое убежище и сразу же послали на помощь строителям других бункеров, которых много еще было в округе.

Эти убежища устраивали так: в большом котловане вбивали сваи и перекрывали их бетонными плитами; сверху перекрытий насыпали землю. Внутри делали легкие перегородки, ставили печки и солдатские двухъярусные кровати или просто деревянные нары. Освещение обеспечивалось керосиновыми лампами, система вентиляции работала на ручном приводе; вода добывалась из собственных скважин ручными насосами, а отходы поступали в большие котлованы в стороне от убежищ, сверху накрытые землей. Запасы продуктов и топлива размещались в боковых подземных бункерах по периметру конструкции. Просто и удобно: от снега, стужи и сотрясений эти сооружения защищали, а ядерный удар им незачем было выдерживать. Каждое убежище вмещало несколько сот человек.

Когда сильно потемнело и похолодало до минус двадцати градусов, строительство прекратили и людей оставили в покое. Они устроились и стали жить под землей; жить и ждать солнца.

Масштабы работ по эвакуации и обеспечению сохранения жизни народа были гигантскими и все равно спастись могли далеко не все: едва-едва несколько миллионов человек были размещены в них из более чем ста миллионов, живших в Европейской России. Вывозили только население соседних с Москвой областей, а дальше них эвакуацию вообще не объявляли.

Южнее Брянска и Орла погибли все: там море залило обширные пространства Черноземья. Из регионов севернее и восточнее Твери, Ярославля, Костромы, Иванова, Нижнего Новгорода никого не везли: там взялись льдом разлившиеся воды Северного Ледовитого океана.

Из жителей Урала и Сибири уцелела лишь мизерная часть. Еще оставшиеся в живых пытались спастись в подвалах уцелевшей городской застройки, погребах сельских домов, самодельных землянках; немногим это удалось.

Лехина Настена и ее дочка ни под какую эвакуацию не попали — слишком далеко от Москвы; здесь ее и не планировали: некогда и некуда было вывозить людей. Убежища и так переполнились — их строили только в Нечерноземной зоне, куда не дойдет вода. К тому же фронт быстро приблизился к Курску, а за ним наступало море, легко разливавшееся по степной местности; успеть спастись было уже невозможно.

Понимая, что люди здесь все равно погибнут, и не в силах иначе отразить бешеный натиск южан, правительство решилось на нанесение ядерных ударов по крупным скоплениям наступавших. Этих ударов нельзя было избежать — один из них и был нанесен на дальних подступах к Курску. Здесь, в восьмидесяти километрах от города было село Лешки Хорькова.

Было… да перестало быть. Вскоре все покрыла вода, наступившие морозы сковали ее льдом.

10

Обитатели бункера догадывались, что их родные погибли; такие мысли старались гнать — надеялись, что нет. Никто не мог знать точно!.. Решили не говорить об этом вслух, вспоминать молча — в памяти они остались живыми.

Прошлая жизнь вообще вспоминалась часто и не отпускала от себя подолгу. А вот недалекое будущее даже представить было почти невозможно! Но однажды Леха спросил:

— А как думаете, мужики, что дальше будет?.. Как будем жить, когда из бункера выйдем?

Павел хмуро ответил:

— Никак. Ничего не будет — все разрушено... быкам «хвосты крутить» будем! Хотя и быков-то сейчас не найдешь: все живое погибло.

Орлов вмешался:

— Не скажи! Много людей в живых останется. В больших убежищах наверняка и скотину держат, и семена для будущего разведения. У нас же было правительство! Не могло оно об этом не думать. Зачем иначе людей спасать?

Галстян неохотно согласился:

— Скотина, наверное, будет… и семена будут. Но не будет главного для цивилизации — электричества; без него ни один станок работать не будет, ни один компьютер! Мы уже год здесь, а слышите, как без конца землю трясет?.. Электростанции-то разрушаются! Достаточно чуть только турбине сместиться, и все — строй заново! Наверное, и плотины все прорвало… и их заново строить. Для этого нужны транспорт, экскаваторы, краны, много рабочих; снабжение нужно, жилье, питание. А если потребуется новую турбину изготовить?.. Даже если станки уцелели, для них опять электричество требуется! Замкнутый круг. Для сложных дел инфраструктура нужна, согласованная работа разных отраслей промышленности. В общем, электричества не будет — промышленности не будет; промышленности не будет — электричества не будет. Все, «сливай воду»!

Хорьков с тоской в голосе бормотал:

— Ну как это, сливай?.. И после гражданской войны, и после Отечественной все же восстановили. Из полной разрухи!

— Тогда из-за границы оборудование везли, и разруха не такая была. Заводы-то почти целые стояли! А сейчас… за границей ничего не купишь, заводы разрушены. Да персонала нормального не найдешь!

— Да-а, ребята. Боязно подумать, как все это возрождать придется, — поддержал Орлов. — Сумеем ли?.. Ведь даже не разрушение промышленности — главное. Совсем в другом дело! Запасы продуктов иссякнут, тогда сразу же придется думать о питании — в первую очередь! Людей много будет, все в одной «куче» — их святым духом или «манной небесной» не прокормишь; в заботе о пропитании народ быстро отвыкнет от прошлой цивилизованной жизни, мгновенно растеряет интеллект, который еще долго не будет востребован. Люди ведь очень быстро дичают! Начнут группами «кучковаться», потом родами, племенами. Вожди объявятся — культурой, конечно, не обремененные; уже силой начнут заправлять! Зачем им цивилизация, когда простые человеческие блага и так есть? У вождя и его приближенных — вдоволь еды, красивых наложниц, роскошных вещей, разного оружия… золотишка, конечно! Золото у всех в цене: что у цивилизованных людей, что у дикарей. У диких, так еще больше — красивое оно! Займется тогда «верхушка» поддержанием своего исключительного положения. Вражду, раздор сеять будет. Инакомыслящих — в яму!.. Можно и на кол. Чужие племена — покорить!.. Можно и вырезать. И так далее. Готовое варварство!.. Оглянуться не успеешь — все само собой образуется. Зачем тогда такому вождю электричество, «умники» всякие? Ему и без того хорошо! И так — тысячи лет, пока снова цивилизация народится. Вот чего, парни, я боюсь!

Замолчали. Леха был просто ошарашен; растерянно спрашивал Орлова:

— Неужто правда так будет? Неужели «нормально» нельзя — чтоб как раньше?.. Я хочу так же! Зачем тогда мы все здесь терпим, зачем вообще живем? Может, сдохнуть лучше было?.. Скажи, Саня, ты же умный!

— Затем и живем, Леша, что нельзя иначе — нельзя роду человеческому прекратиться! Так ли будет, не так… какая разница? Писали, что еще задолго до нашей другие цивилизации были, погибли они. Но люди-то остались! В этом заключается смысл жизни — и каждого человека, и всего человечества: поддерживать свое существование. Буквально по обязанности!.. Такая обязанность сама вытекает из смысла жизни. Только это явный смысл — любому видимый, а есть еще и скрытый, понятный не сразу.

— Расскажи!

— Попозже. Я надеюсь, что все будет так, как мы хотим: что все образуется, пойдет по лучшему пути. Именно мы должны будем этого добиться — мы и такие как мы! Не выйдет если, рухнет цивилизация… ну так что же? Пойдем, значит, на новый «виток» — эволюция ведь происходит по спирали. Для развития цивилизации до того уровня, до какого у нас она дошла, времени требуется немного — всего несколько тысяч лет! Последнее оледенение было двадцать тысяч лет назад, а десять тысяч лет назад, когда лед растаял, был всемирный потоп — Ноев потоп. Ни то, ни другое не стало фатальным для наших предков! Я уже рассказывал о нынешней катастрофе и повторяю: много раз такое бывало! Не знаю, когда еще будет; может, через двадцать тысяч лет, может через двести тысяч — это зависит от плотности вещества в тех областях Вселенной, через которые она проносится по космосу. В нынешний «промежуток» между катастрофами мы вон, до какого уровня дошли! И атом расщепили, и в космос полетели, и компьютер изобрели; в следующий раз, может, и дальше уйдем. Главное — чтобы жизнь на Земле не прервалась... все равно придем к тому же!

— Я сейчас хочу!

— Хотеть, Леша, «не вредно». Не все в наших силах! Мы предполагаем, а…

— Бог, значит, располагает?..

— Конечно!

— Ты же в бога не веришь!

— Ну, природа располагает — это одно и то же. Возможно, что ничего и не удастся восстановить!

— Значит, все пропало? Э-эх, блин, жалко!

— Конечно, жалко! Только не для себя одних мы живем… скорее, для будущих поколений. В этом — как раз тот скрытый смысл жизни, который не сразу уловишь.

— Это как?

— А вот как. Думаешь, люди всегда одинаковыми останутся?.. Нет, конечно! Дальше развиваться будут — и духовно, и телесно. Ты же про инопланетян слышал?

— У-у, много слышал… они крутые! Терминатор ваще был — такой «центровой мэн»!

— Он не человек был, киборг — кибернетический организм… робот, в общем. Да дело не в крутости: они развитые, вот что! Они намного больше развитые, чем мы. Сравнить если с нами — как ты и Муся, например.

— Муська умная!

— Конечно. Но ты еще умней! Инопланетяне — это такие развитые существа, какими должны и люди стать. В далеком-далеком будущем! И нужно, чтобы люди дожили до этого будущего: нельзя сейчас жизнь прервать, не имеем права. Да она и не прервалась!.. Погибли многие, но это — еще не гибель всех. Все равно будем жить, и двигаться вперед; вперед, а не назад — вот в чем суть! Хотя, может, сейчас-то и «забуксуем»… откатимся немного назад. Для развития человечества в целом две-три тысячи лет, даже пять тысяч — это чепуха! А на Земле еще до-олго можно жить, очень долго!.. Так что, Леша, не расстраивайся: свой срок жизни мы все равно «домотаем». В тюрьме, знаешь, как иногда говорят?.. «Надейся на худшее, а лучшее само придет». Казалось бы, должно быть наоборот: «Надейся на лучшее…» — мы то знаем эту поговорку! Не-а!.. В привычном виде в ней пессимизм, а если наоборот — оптимизм. Что лучше? Оптимизм лучше. Не горюй, Хорьков, все будет хорошо!..

Орлов подмигнул и хором «рявкнули», не в первый раз уже:

Хо-ро-шо, все будет хорошо!

Все будет хорошо, я это знаю, знаю.

Хо-ро-шо, все будет хорошо!

Ой, чувствую я, девки, загуля-а-ю!

Ой, загуля-а-ю…

Леха сорвался за спиртом и закуской. Пили, пели, плясали — разгоняли «грусть-кручину»; ничего, успешно!

Хорьков проверял иногда «термометр» на улице: в оставшейся бутылке спирт густел, но комком не схватывался.

— За сотню, значит, не заходит, — удовлетворялся он. Пробовал выставлять «девяностоградусную» — пока что замерзала.

Чувствовали нечаянные узники, что находятся где-то в середине своего «заточения» в бункере — и так уже за год перевалило, как втроем здесь сидят! Конечно, это очень тяжело: неделю за неделей, месяц за месяцем отсчитывать. Хочется скорее наверх! И чтобы свет был… и тепло. Да не пришла еще пора.

Говорили то много, то мало. Тягостнее всего было им — людям цивилизации, обходиться без книг и телевизора. Где их взять? Лешка вспоминал тогда, чего начитался из газет.

Начнет рассказывать, тут же оборвет и опять Орлова донимает: как тот думает, что знает?.. Начал однажды про инопланетных пришельцев спрашивать — о них в газетах раньше много писали.

— Сань, ты вот про инопланетян говорил… а я читал, что они среди нас живут, только незаметно. И базы у них везде есть — и на земле, и в океанах; все время люди следы находят, сигналы всякие принимают. «Тарелки» их вообще всех задолбали!.. Ты НЛО видел?

— Видел.

— Правда, что ли... и какое оно?

— Они разные бывают! Я один раз всего видел. Мы из кинотеатра вышли — стоим, разговариваем; я вижу: над нами «звездочка» летит. Подумал спутник или самолет, а она быстро так — летела-летела и остановилась! Спутник или самолет так не остановятся. Еще несколько раз в разные стороны летала и останавливалась, а потом резко, с места — фырь, и нет ее!.. Скорость очень большая была. А близко она не подлетала.

— Это — НЛО. А инопланетян видел? Многие рассказывали.

— Не-ет!.. Они же тому являются, кому хотят — это нормальным людям. А у шизиков своя «песня»! — просто галлюцинации. Я на «скорой» встречал таких.

— А как думаешь, Иисус Христос инопланетянин был?

— Вряд ли. Дева Мария его непорочно зачала; думаю, что помогли ей: как бы «из пробирочки» сделали. Когда вырос, его «загрузили» — зомбировали, значит; он же до тридцати лет жил как все, и вдруг сразу проповедовать стал!.. Время пришло, вложили ему в мозг программу — он и пошел ее исполнять! Что нужно было, то и говорил. Нормально говорил — хорошие слова!.. Между делом намекал, что не сам «сочиняет»: Отец, мол, Небесный послал.

— Бог, что ли?

— Да нет!.. Я думаю, что руководитель инопланетной экспедиции. Нужно им было такую «операцию» провести: пытались нравственно воспитать, пока это еще не очень заметно можно было сделать. Дикарями ведь люди жили! Воровали, убивали, грабили; кичились богатством, властью; жизнь и достоинство человека ни в грош не ставили. Они и раньше пытались нас воспитывать — Моисею, думаешь, кто «по ушам втирал»?.. Бог, что ли, с ним разговаривал, заповеди диктовал? Зуб даю! — это и был тот руководитель. Даже показался на минутку!.. Дикарь как его мог воспринимать? Конечно, как Бога! А сотрудников экспедиции как Ангелов Небесных. Только ничего у них не вышло — ни раньше, ни тогда, ни после. Слишком сильно еще в человеке животное начало! Животные — сугубые эгоисты, они не знают человеческой жалости и не щадят соперника. Помогают друг другу, это бывает, но не очень-то жалеют!.. Думают прежде о себе. Вот и люди так же: в большинстве своем — до сих пор нравственные дикари. Что человеку непозволительно! Ты помнишь, как Павлика пристрелить хотел?.. А зачем? Нужды-то в этом не было! Я тоже в бою стрелял… там нужда была. А здесь — глупость!

— Ну ладно, ладно! Воспитать, значит, хотели?.. Жаль, что не вышло: хорошо бы было! Так не Бог Иисуса послал?..

— Выходит, что нет. Богу просто нет места во Вселенной; об этом философ Декарт писал — еще в семнадцатом веке.

— А что все-таки «сверху» всего?.. Что-то же должно быть?

— Хм! Ты сейчас меня спрашиваешь, как в анекдоте одна рыбка другую: «Как ты думаешь, Бог есть? — А ты как думаешь? — Я думаю, что есть: ведь кто-то же меняет воду в аквариуме!» Этого никто не знает. Каждая вселенная бесконечна, таких вселенных бесконечное множество; наша Вселенная — лишь малая часть от всего мироздания. Принципиально невозможно заглянуть за «край» — ни умом, ни глазом; предположить можно, но подтвердить пока нечем!

— А инопланетяне… неужели не знают, что «там»? Наверное, знают.

— Вполне возможно! Придет время, и нам скажут.

— Зачем наука тогда? Все равно ведь все узнаем, че торопиться-то?

— Наука нужна! Для развития технологий, для исследования фундамента мира. Наука — это высокая форма познания, без которого жизнь человеческая бессмысленна: познание дает направление и средства для развития цивилизации. Воспроизводство лишь того, что есть — путь к одряхлению и самоуничтожению. Развитие обязательно для всего сущего! Без познания оно невозможно. Физическая материя, между прочим, посредством нас познает сама себя: мы — инструмент ее познания! Это каждый студент узнает в курсе философии, но об этом лучше потом… тема большая и сложная.

— Ну ладно, наука нужна. Тогда религия не нужна: Бога ведь нет!

— Ошиба-аешься!.. Есть Бог или нет — неважно, он просто нужен человеку; мы ведь не «инопланетяне» еще! Достоевский писал: «Если Бога нет, то все дозволено», и еще: «Без Бога русский человек сволочью становится». В Боге — моральный закон!.. Не случайно Христа, ипостась Творца на Земле, Господом называют — как самого Бога; как конкретного носителя и воплощение всеобщего Мирового Закона. Хотя знают, что он был человеком — женщиной рожденным! Пока человек дик, должен Бога бояться!.. Иначе до единого, всех перережут: земных законов человек не боится.

— Но попы же — тунеядцы! Врут о том, чего нет, а сами жируют на «халяву».

— Не говори этого!.. Подумал себе, и помалкивай: других с толку не сбивай. Раз Бог нужен, то и священники нужны! Всему свое время, Леша — сейчас людям важнее так, пусть и будет так! Пусть лучше в церковь ходят, а то тебя же первого и прибьют. Ты, братец, сам крещеный, так не болтай, что негоже!..

— Значит, нужна церковь?

— А как же? Церковь объединяет! Сейчас, правда, все меньше: большевики «постарались». Но тысячи лет объединяла, потому что люди были экономически разобщены. Вот когда силу набирает экономика, тогда уже она «делом» правит! — религия уходит на второй план. Про глобализацию слышал?

— Ага.

— Вот денежки и объединяют — пуще, чем попы! Религии разные, а денег всем хочется. Деньги сильнее морали, порой даже сильнее веры в Бога; в жажде наживы люди способны погубить сами себя: денег «хапают» все больше, а главное — все легче! Никакого Христа не слушают. Катимся в пропасть, дорогие мои!.. Я вот что думаю: в такую пору нельзя жизнь на самотек пускать. Это — серьезная задача государства: не справится с властью наживы, само рухнет! Коррупция разъедает все. Тут единственный выход — на деньгах же и сыграть!

Люди падки на деньги. Игнорирует их власть только высокообразованный, развитый, моральный человек — он выше любой власти! В одночасье всех такими не сделаешь, но цивилизация к этому стремится. Одного общественного, общепринятого образования тут не хватит: государство обязательно должно платить людям за самообразование!

Сколько ни меняй программы обучения, сколько ни повышай педагогам зарплату, толку не будет!.. Надо поощрять самих учеников: ребенка развлечениями, подарками; взрослого — деньгами. Нужно использовать здоровый материальный интерес нынешнего, «сырого» еще человека: на ежегодном общегосударственном тестировании показал высокий балл, получай деньги! Больше балл — больше денег.

Деньги шальные, вроде «ни за что». Через силу поначалу, из жадности, но учиться станут! Из зависти станут… к тем, кому удается. Потом войдет в привычку, сформируется культура учения. Малограмотного человека не то, чтобы презирать — жалеть станут, словно калеку!

К тестированию допускать всех: пусть даже школьник получает поощрительный импульс к дальнейшему учению! Не секрет, что ни в школе, ни в вузе никакого серьезного стимула к учебе нет и в помине — все только из-под палки! Материальное вознаграждение еле-еле светит далеко впереди, после окончания учебного заведения.

А годы-то молодые… жить хочется! Не зря поговорку сложили: «Не хочу учиться, хочу жениться». Нужна некая компенсация тому, кто способен жертвовать удовольствиями ради общественно значимого дела: ради учебы, ради образования себя, детей и общества.

Нужно платить!.. И столько платить, чтобы умный, образованный человек, даже не работая, мог вполне прилично жить. Он на самом деле работает, только это не бросается в глаза: над собой работает. Он и сам молодец, и дети у него умные! Именно это и нужно обществу, иначе будет как всегда: «Родина ждет героев — «она» рожает дураков». Понятно, кто «она»?..

Вялое, экстенсивное развитие до добра не доводит. Мы помним, к чему привела целая эпоха самоизоляции и застоя в СССР — к чудовищному отставанию от развитых государств! Глобализация необходима именно для того, чтобы не было больше таких отстающих регионов на планете, чтобы вся экономика мира стала единой и развитой.

Она везде происходит очень трагично и все потому, что чрезвычайно велик разрыв в уровне образования и доходов людей в самых разных странах мира. Эффективно сокращать его можно только повсеместным стимулированием общего образования населения, и ничем другим! Побуждать к объединению лучше всего иного может лишь общность образования и культуры на всей Земле в их высших общечеловеческих образцах.

В Европе и Америке хотя бы единая религия, пусть и в разных модификациях. А вот Азию, господа, никогда не разбудить без нового образования и новой культуры! Мусульмане могут еще тысячи лет молиться великому Аллаху в перерывах между сном — плевать им на любую глобализацию!

Острота проблемы еще усиливается тем, что при вопиющей безграмотности и фанатичной религиозности своего населения мусульманские страны уже близки к широкому обладанию ядерным оружием. Если это состоится, то слуги Мухаммеда не будут ждать и проведут тогда «глобализацию» по-своему: или все вместе «Аллах акбар!» заорем, или погибнем в геенне огненной. Решить насущную проблему может только то, что стоит выше всех религий — истинное научное знание, проникающее в головы людей вместе с расширением и культивированием общего образования.

Силой все равно никого не объединить, а время не ждет. Так стоит сыграть на сребролюбии!.. Не надо скрывать: все люди жаждут денег, а всегда бывшие бедными азиаты — особенно. Так пусть они их получат! Пусть все их получат за труд по своему возвышению.

Нет иного выхода! Никакое нынешнее «высшее» образование не достигнет в этом необходимых успехов, хоть всех поголовно в институты запиши. Оно не создает человека-мыслителя, а лишь повышает квалификацию по профессии и тем самым увеличивает разрыв между людьми.

Исторически сложилась подмена понятий: то «высшее» образование — вовсе и не высшее! Высшее — это широкое общее образование, формирующее культуру индивидуума и тем самым всего общества; специальное же образование на культуру мало влияет. В Японии громадное количество людей с высшим технологическим образованием и не сказать, что разум и культура там процветают: проблемы узости кругозора, низкого бытийного уровня личности там такие же, как и в других странах.

Несомненно и верно, что Пушкин, например, обладал высшим образованием, а вот нынешний инженер — вряд ли! Это при том, что у Пушкина и профессии-то никакой не было (его дипломатический ранг не в счет), но сколько высшей пользы он принес!..

Нельзя государству жалеть денег на то, что обернет их сторицей в его же карман: вложения в образование, как известно, самые прибыльные. Особенно ценно самообразование, учение по собственной охоте — его нужно поощрять больше всего!

Конечно, высокая профессиональная квалификация приносит солидный, осязаемый доход. И это хорошо!.. Но нужно хотя бы частью восполнить его недостаток человеку, занятому другим трудом, не менее ценным — трудом по своему образованию, трудом по взращиванию своей Души. В этом важнейшая — самая главная, пожалуй, социальная функция государства.

Что толку поощрять пособиями нищих дегенератов, плодящих нищих дегенератов?.. Зачем стимулировать рождаемость в Стране Дураков?

В нашем государстве нефтяных денег невпроворот, в Америке и Европе их еще больше. Платить стоит хотя бы за то, что перед вами просто «хороший человек», пусть и не академик — и не бандит, слава богу!.. Окупится все, сто раз окупится!

Богатым от этих денег не станешь, но и бедным не будешь. Хочешь больше? Больше работай, больше учись… в колледже, вузе. Будешь богатым!.. Но и сам по себе образованный, порядочный человека ценен тем, что свободен от предрассудков. Он не зависим уже ни от власти Всевышнего, ни от власти дурных денег: его деньги заработаны достойно и он сам себе Всевышний.

Свобода и наука — вот его боги! Вера в их торжество, бескорыстное служение им есть отличительные признаки интеллигентного, «настоящего» человека. Человека, считающего назначением собственной судьбы заботу об общем благе.

Такими все когда-то станут, ребята!

И правда, не сейчас об этом говорить… что-то разошелся я, как депутат у трибуны! Это же все из прошлой жизни: вон, что над головой теперь творится! Какая тут власть, какие деньги, какая культура?.. Заболтал ты меня, Лешка!

— А ты сам болтун! Еще скажи: Бог — предрассудок, ошибка прошлого?..

— Это не Бог — предрассудок, а старые представления о нем. Идея Бога вечна: пока будет существовать мироздание, будет существовать и идея Творца. Думаешь, инопланетяне все знают?.. Как бы не так! Они тоже еще учатся. Нет предела совершенству, его никогда не достичь, но в движении к нему — весь смысл существования жизни!

— Хорошо говоришь, Саня. Только, и вправду — все в прошлой жизни. А нам-то как теперь?.. Опять боюсь об этом думать.

— Какая разница, Леша? Лишь бы дальше все шло: как будет, так и будет! Я сам не герой, тоже боюсь. Ты в будущее-то особо не «упирайся»! Наше дело — жить тем, что есть и надеяться… а о смысле жизни просто помнить. Так надо!

11

Ночью Леха размышлял:

— Пускай Бог есть, тогда почему он не помогает людям?.. Меня в Москве вон, как мытарили! Сколько я трудился, а толку все не было: мало того, что ничего не заработал, так еще и ограбить всегда норовили. Выпью с получки, так обязательно — то деньги отберут, то разденут! Еще и морду набьют, а «менты» потом добавят.

Что, выпивать не надо было?.. Богу какая разница — выпил я или нет? Он ведь должен всем помогать! Хотя… вообще-то, не должен — он нам не должник. Ну все равно! Я никого не трогал, жил честно, почему он мне не помогал? А помогал, выходит, тем, кто бил и грабил. Несправедливо!..

И сейчас: сколько народища погибает — миллионы и миллиарды! Чем провинились? Почему Господь допускает, чтобы они погибли? Пускай бы Земля раньше переворачивалась, когда людей еще не было. А теперь не надо!.. Если человек — венец творения, дело рук Божьих, тогда же он сам, своими руками это творение губит! Не жалко?

Но, может, мы живем не так, как нужно?.. Был бы я Богом, большинство поубивал бы! Совсем мало оставил бы — чуть-чуть. Говорят, что хороших людей больше. Не-ет!.. Хороших очень мало: единицы, может, на тысячи. Остальные — сволочи! Дать бы мне пулемет, я бы их!.. Рука б не дрогнула, никого бы не пожалел! Человека не жалко, он от рождения греховен — уже тем, что родился, гад!

Вот животных жалко: они безвинные и рождаются без греха. Муська вон — лучше любого из людей!.. Мне сколько пришлось в деревне котят перетопить, ужас! А сказано ведь: «Кто кошку обидит, тому счастья не видать!» Может, за них я несчастный такой? И Настена с дочкой — из-за меня?.. Наверняка ведь погибли: никакой вести от них не было. Сказывали, что из Курска вообще эвакуации не было, а вон что на Земле бушует!.. Хотя из-за котят — вряд ли.

То ли в церковь надо было ходить?.. водки не пить, не материться?

Не-ет! Не в этом дело. Что-то тут другое!.. Родители вон не пили, не курили, в Бога верили. А немного счастья им выпало! Я только один — придурок какой. А братья с сестричкой?.. Вот уж скоты, прости меня Господи! А ведь «путние» вроде: не пьют, работают, в церковь даже ходят. А креста-то на них нет — только рядятся под хороших! Так бы вот всех под пулемет поставил! Как же Бог ничего не видит?!

Обидно. Наверное, нет его!.. А жаль. Я-то людям не судья — не надо мне пулемета давать, а то и впрямь всех поубиваю!.. Лучше бы Господь сам с ними разбирался.

Погоди-погоди… это ж он и «разбирается»: так Землю крутанул, что большинству каюк! Нормально, гы-гы! — с глаз долой, из сердца вон. Безгрешных, правда, тоже задело. Х-хэ!.. А кто безгрешных видел? Нет таких!.. В общем-то, правильно сделал: пусть заново людьми становятся! Только слабо верится, что станут. Орлов говорил, что станут когда-нибудь. Ой, ли?.. Но все равно. Какие были — и это не люди… насмешка одна! Далеко им до Бога, пусть еще попробуют — авось, и выйдет что.

Ну, едрит твою! Получается, что Бог есть: кто еще так планету крутанет?.. Это только ему под силу. Да как хитро все заплетено! Частицы оседают, форма магнитного поля изменяется, ледники тают, и — поехало!.. Вроде, как само собой. Да-а, «бестолковка» у него варит! Богомольцы думают, что за грехи, атеисты — что от неизбежности. У одних люди виноваты, у других природа. А «сам» — в сторонке; хитро, не прикопаешься!

Слу-уша-ай!.. А может, это инопланетяне для себя Землю очищают? Людей прочь, а самим жить здесь. Тогда злые они!.. А говорили, что добрые, «образованные». Хм!.. Кто ж тогда людей ворует, кто на них «опыты» ставит? Сколько про это писали!

Надо Орлова спросить, какие они все-таки: откуда прилетели, чего хотят? Саня говорил, что они тоже развиваются. Куда уж дальше-то?.. Это до чего «развиться» можно — вообще, что ли исчезнуть? Они и так уже «через раз» показываются!.. Надо это выяснить, не откладывая; пусть расскажет, а то все в голове набекрень! Плохо, когда ясности нет.

Жили и жили раньше, все вроде ясно было. А тут завертелось черт те что!.. Ну почему сейчас именно? Нет бы позже: помер бы стариком, да и не знал ничего! Вон, маманя с тятей — лежат себе спокойно, и хорошо им. Да… лучше, когда ничего не знаешь! Орлов, все: образование, образование — да на фиг оно нужно, это образование? Меньше знаешь, крепче спишь!..

Хотя не знать ничего — тоже плохо! Что вот лучше: знать, когда умрешь или не знать? И от чего? И охота знать… и лучше не надо! Как жить тогда, если узнаешь?.. Писали, что Нострадамус знал; и Ванга знала, и Вольф Мессинг — я читал про них. Вот им, наверное, тошно жить было?.. Знаешь ведь: пять лет осталось! Потом год остался… потом месяц… неделя… три дня; и вот — последний твой день. Мама моя-а!.. Да лучше раньше удавиться, чем так жить. Ф-фу, как противно!

Не могу решить… знать или не знать. Гамлет так же мучился: быть или не быть? Хреновый вопросец!.. Надо, надо еще с Орловым поговорить! Он ведь про катастрофу заранее знал. Не знал бы, не быть бы ему живым! А так — сбежал из Сибири и с нами сидит. Выходит, хорошо все заранее знать!.. Неужто сам додумался? Может, «голос» ему какой был?.. Да нет! Говорил, вроде сам. Молодец парень, умный!

Ну зачем все это на нас навалилось? Как же хорошо мы с Настеной в деревне жили! Дочка росла, дом, хозяйство были — живи да живи!

Жалко как!.. Зачем людям столько горя на веку, за что?

Пристал наутро к Александру:

— Ты, Орлов, мне вот что расскажи: как мир устроен, какое место человека в нем. И про инопланетян еще!.. А то я мало знаю, трудно все понимать.

— Так охота?..

— Ага!

— И слушать будешь?

— Ага!

— Ну, слушай. Расскажу, как сам представляю — я это по кусочкам из разных книжек собирал, потом сам додумывал. На истинность не претендую: чем богаты, тем и рады!.. Скучно станет, говори.

— Ладно!

— Сначала о Вселенной. Мы привыкли думать, что в космосе полная пустота, вакуум… что там ничего нет — одно пространство! На самом деле там кишмя кишит разными элементарными частицами: нейтронами, протонами, электронами… нейтрино всякими. В общем, «каша» такая из частиц!.. Вакуум — это не пустота, он из этих частиц и состоит. Они везде: и в Земле, и в космосе, и в тебе, и во мне. Все они движутся и взаимодействуют между собой, составляя целостную систему. Система эта мыслит, она — как бы большой-большой «компьютер»! Только это не такой компьютер, как наши, земные.

В наших компьютерах сигнал идет по проводникам — от элемента к элементу; по пути он преобразуется: меняет форму, частоту, амплитуду. На входе один — на выходе совсем другой!.. В том компьютере все похоже, только это полевой, а не проводниковый компьютер; и в нем сигнал, состоящий из серии элементарных частиц, как бы «ударяется» по касательной их электромагнитными полями о собственные поля других частиц, составляющих компьютер. Сигнал от них отскакивает и в это время точно так же преобразуется.

Этот «компьютер» похож на большой-большой мозг, заполняющий собой всю Вселенную. У него нет собственных органов чувств — он способен только мыслить, то есть «переваривать» полученную информацию. Мы, люди, как и животные, растения, минералы, являемся конечными рецепторами, воспринимающими первичную информацию и по невидимым каналам связи передающими ее дальше. Туда — в «мозг»!.. Минералы и растения «поставляют» примитивную информацию о состоянии окружающей среды, животные и люди более ценную — первично осмысленную; «мозг» обрабатывает ее, еще повышая ценность, и использует. Все, что мы ощущаем, о чем думаем, все идет туда.

Умирая, мы передаем свое тело для разложения и включения его элементов в строительство новых структур всеобщей системы — таким вот образом эта система живет; обмен веществом, энергией, информацией с окружающей средой — это не что иное, как давно признанные учеными свойства живого. Внутри Вселенной, правда, окружающей среды не заметно, одни лишь «внутренние органы»; может, за невидимыми пределами системы она и есть… мы этого пока не знаем. Так или иначе, не имея воспринимаемого нашим разумом четко определенного, структурированного тела, эта система похожа на мыслящий «бульон» или «океан», как в фильме Андрея Тарковского «Солярис». Возможно, что ей и не нужно никакого тела!.. Или все же тело существует, но мы не способны его ощутить — гадать тут не имеет смысла.

— Лихо!..

— Слушай дальше. Человечество уже стоит (или стояло?) на пороге открытия технологии создания подобных полевых компьютеров: ученые много над этим работали. Создание таких компьютеров позволило бы напрямую, без проводов «подключаться» как бы к всемирному «мозгу» — нужда в развитии науки отпадала бы тогда сама собой!..

Подключившись к большому Мозгу как к Интернету, человек сразу мог бы узнать и осознать все сущее. Все… сразу! Более того, он мог бы передавать информацию о себе, своем элементном составе, в любую точку Вселенной, в любую временную эпоху; и «путешествовать» таким вот образом в любом пространстве и времени без всяких ракет, мгновенно: «здесь» тело распадается, а «там» вновь синтезируется невредимым. Только что ты был здесь, а в следующее мгновение там — на другой планете, на другом краю Вселенной. Где угодно… где только пожелаешь!

И ты знаешь сразу все — все обо всем! Необходимость существования дальше в своем теле отпадает так же, как нужда в науке. Ты все знаешь, все чувствуешь — ты везде, ты свободен и бессмертен! Зачем тогда тело?.. Пусть используется для других нужд Мозга. А ты уже существуешь внутри него, в составе его. При этом сохраняется весь потенциал, накопленный в предыдущих земных жизнях: ты по-прежнему ощущаешь себя суверенной личностью, хотя и не имеющей прежнего материального, вещественного выражения; и одновременно ты — уже часть единой огромной личности, которая еще многократно превыше, мощнее, что ли тебя одного.

Единение личности и всего бытия — это ли не прекрасно?! Инопланетяне, я уверен, или уже находятся на таком уровне, или близки к нему; и достижение этого уровня — цель земного существования людского сообщества. Понимаешь, примерно?..

— Ага!

— Если не сейчас мы продолжим этот путь, то все равно когда-то вновь выйдем на него. Это неизбежно — лишь бы жизнь на Земле не прервалась!.. Хочется тебе быть бессмертным, знать все, уметь все?

— Ага!

— Ты сможешь тогда по своему желанию быть бестелесным духом или воплотиться в любом теле, в любой вещи — вообще в любом физическом виде. И ты будешь всегда, и ты будешь везде: в любом уголке, в любой точке мироздания одновременно. Здорово, да?

— Ну, дак!..

— Мы с тобой, конечно, не будем такими: просто не успеем! А наши далекие-далекие потомки будут. Вот для них все и совершается на Земле!.. Завтра, послезавтра это будет, не имеет значения: для вечности несколько тысяч лет — тьфу! — незаметная «мелочь». И двигатель развития к такому состоянию — наука, заметь! — а не религия, например. Попы призывают нас ждать «царствия небесного» и попутно каяться. Да так они всех укокошат!.. Не надо ждать, надо наукой заниматься! Хорошо один мудрый сказал: «Война и наука — вот занятия, достойные мужчины». Занятие наукой должно стать делом всеобщим — государственным и потом глобальным.

Есть, конечно, и другие способы «слиться» с Вселенной: йоги, буддисты с помощью глубокой медитации умеют перейти в подобное состояние, оставив тело на Земле. Вот как они это делают?.. Вопрос! Надо исследовать этот процесс с помощью науки и оценивать тогда, что предпочтительнее: использовать полевой компьютер или обойтись, скажем так, «собственными силами».

Путь медитации пригоден для одного. А чтобы всем, организованно — с флагами и барабанным боем, с радостными криками «Ура!» — трудновато будет. Как лучше?.. Это вопрос будущего. Но, надо сказать, не очень уж далекого: если бы мы приблизились на этом пути к инопланетянам, те это заметили бы; наверное, и помогли бы тогда!.. Сейчас еще не хотят с нами «валандаться», слишком уж мы примитивны.

А они рядом с нами, всегда и везде — «переживают» за нас!.. Много раз они были на Земле раньше, ты правильно говорил. Они, собственно, никуда и не улетали: живут с нами бок о бок, только мы их не замечаем.

— Люди Икс?

— Не-ет!.. «Люди Х» — это не они. Так называют людей нового поколения, обладающих сверхъестественными способностями и живущих уже якобы среди нас — они вроде должны вытеснить обычных людей и занять всю планету. Возможно, что такие люди и есть, но они могут быть только некими «гибридами», создаваемыми инопланетянами; собственно же пришельцы живут сами по себе. Они стараются быть незамеченными, поэтому везде ставят экраны из электромагнитных полей, как будто «шапками-невидимками» накрывая ими свои базы и самих себя, когда находятся в видимом теле. А могут быть и в невидимом, «астральном».

Если удается их увидеть, то чаще всего они представляются похожими на голограмму — объемное изображение, которое нельзя «пощупать». Это — когда они сами захотят появиться... а могут и не появляться, зато вовсю «шуровать» в твоих мозгах! В общем, захотят если, появятся, не захотят — нет. Захотят, дадут пощупать свое тело — и это будет тело живого существа! Не захотят, будешь беседовать с голограммой. Для них все это легко, они уже высокоразвиты!..

Да, верно, их базы везде на планете: и на суше, и под водой — везде! Они, так же как и мы, используют ресурсы Земли, только другие: нефть и газ их не очень интересуют — они другое, что-то «свое» берут, и нам не мешают. Вот мы им часто мешаем!.. Но они нам не мстят, деликатно «отделываются» — чаще просто уходят в сторону. И продолжают свое!

— Они добрые, да?

— Думаю, что добрые. Хотя тут разные бывали — из разных цивилизаций; ты же слышал, что они и маленькие бывают — зеленые и «сопливые», и большие — белесые. Как ты думаешь, от кого человек произошел… от обезьяны?

— Ну да!

— И это бесспорно. Только, чтобы появиться такому мозгу как наш из мозга обезьяны требуется много миллионов лет. А их не было!.. Все произошло гораздо быстрее. Я думаю, что они ускорили наше развитие. Зачем?.. Это — их дело, но ускорили! Или с помощью генной инженерии, или простым «подмешиванием» своих генов.

В Библии что сказано? Что человек сотворен «по образу и подобию Божию». Вот и похожи мы на них!.. Только они повыше нас были, далеко за два метра — светловолосые, голубоглазые. Атланты, можно полагать, являлись их потомками: у них рост был два двадцать, два тридцать где-то. Может, больше!.. Арии и этруски, похоже, потомки атлантов — потом расскажу о них. Короче, частью мы обезьяны еще, а частью — уже «они»! Они нас к себе приближают, помочь хотят — значит добрые!.. Не надоело слушать-то?

— Не-е! Еще рассказывай.

— Потом… обедать давай.

— Давай!

12

Любил Орлов своих родителей, как любой благодарный отпрыск. Мама добрая была, заботливая: работала неделю с утра, неделю с полудня и не было случая, чтобы отец или ребята ушли утром голодные; нынешние «хозяйки» ленятся утром готовить, а у них в шесть часов уже гремели кастрюльки на кухне. Отец уходил на работу в семь, тогда же с превеликой мукой «ползли» ребятишки в туалет: с вечера-то не уложишь, а утром — ой! — как трудно подниматься, особенно морозной зимой. Зато в воскресный выходной спали до обеда: суббота тогда еще учебная была.

Пока Володя умывался и чистил зубы, Санька стоял сзади, согнувшись и уперев щеку ему в «корму». Теплая она была и мягкая — как подушка!.. Можно было еще подремать, минутку хотя бы. Быстро собирались потом, завтракали и бежали в школу; она через дорогу была — четыре года Саша там проучился. Хорошо учился, больше на «четыре» и «пять»!

Еще с маленьким, отец с ним занимался. Учил читать, помогал целые «поэмы» наизусть заучивать: и Пушкина, и Лермонтова, и кучу других. Особенно нравился Шурику-мурику «стих» про кота ученого, который устанет по золотой цепи «нарезать», приляжет у дуба и сказки говорит. Так и показывал, прижав ладошки к щеке, как котик мурлычет, и потихоньку засыпа-ает. Много Сашок знал, как и все нормальные дети!

Любопытный был, увлекающийся. Однажды прибежали женщины к матери, кричат:

— Там ваш Саша топит все!..

Понеслась с ними и увидела, как ходит сынок по территории соседнего детского садика и поливает всю площадку из шланга. Воды — уже по щиколотку!

— Ты что делаешь?!

— Хочу посмотреть, куда кораблик поплывет.

А кораблик из железных листов сварен и в землю вкопан. Никуда он не поплывет!

Сам потом в этот детсадик ходил немного — мама там поваром работала. Не понра-авилось ему «у чужих»!.. С бабушкой дома лучше: в саду воспитатели такие глупые! Он, когда пообедал первый раз, говорит:

— Воспитательница, а воспитательница! Я котлету съел, и какао выпил — иди суп доедай.

Та смеется:

— Са-аша… да я же лопну, если за всеми доедать стану!

А что ей еще делать, пока у ребят после обеда сонный час? Так «положено»: бабушка же все доедает, чтобы не пропало! Чего тут смеяться? Ну, глупая и глупая!.. Сама такая, а еще мамане рассказала — та тоже, небось, хохотала. Сами чокнутые, а сами смеются!

С бабулей дружно жили… гуляли с ней везде! Ольга Васильевна отличалась умом и строгостью: когда шкодил, наказывала без всяких поблажек — как даст по лбу, аж искры из глаз летят! «Наука» хорошая, крепко запоминается. А все равно вредничал!..

Подберется из-за угла, пока та не видит, покажет свой кулачок и громко так:

— Вот тебе! — а сам тут же убежит.

Она тоже тогда смеялась! Потом помирятся, и все равно друг дружку лю-юбят…

В садике всех детей спрашивали, кем те будут, когда вырастут, и каждый кричал: космонавтом! Это оттого, что совсем недавно Юрий Гагарин на орбиту летал. Прямо все хотели в космос!.. Только Орлов — нет.

Его воспитатели спрашивают:

— Сашенька, ты, наверное, тоже космонавтом будешь?

А он сердито так:

— Не-ет.

Недоумевают, снова спрашивают:

— Почему?

А что тут непонятного!

— Я боюсь!.. — скажет совершенно серьезно и насупится.

В школьную библиотеку тетушка его шестилетним повела — она в этой же школе работала учителем русского языка и литературы. Александр сам запомнил, как удивил женщину-библиотекаря, когда утром взял две книжки, а вечером уже принес.

— Не стал читать, не понравилось?..

— Понравилось, еще давайте!

Не обучали в той школе английскому языку и в пятый класс пошел в другую, подальше. Отец хотел, чтобы стал сын капитаном дальнего плавания — и стал бы, только в седьмом классе зрение подпортилось оттого, что много читал. Капитаном уже не быть!.. Моряком неожиданно для всех стал потом брат: выучился на матроса, затем на штурмана и всю жизнь провел на Тихом океане.

Володя тоже увлекался, только не книжками, а техникой да поделками всякими. Вместе фотографией занимались, аквариумными рыбками, радиотехникой — делал что-нибудь Владимир, а Саша больше учился у него. Брат был старше на четыре года, так что Санька везде за ним как хвост увивался.

Заметил как-то раз, что Володя прячет что-то. Заглянул, а там сигареты!.. «Шипка», «Друг» и «Ту-134» — маленько «слямзил» и побежал к соседу, хвалиться. Стали вместе пробовать: накашляли-ись… до хрипоты! Приходит домой, а там отец сразу:

— Вовку зови! — да грозно как-то.

Аж ножонки подкосились!.. Понял, что плохо перепрятал. Пошел, позвал; отец спрашивает:

— Кто курит?..

Сашка сразу же — не задумываясь, что брата выдает:

— Это не я!

Посмотрел батя, помолчал, махнул рукой:

— Делайте, что хотите.

Да куда уж там… сразу сигареты выбросили! Взрослыми уже снова начали. Володя вскоре совсем бросил, а Саша и дальше курил.

Бросить очень трудно: нет вреднее привычки! Каждый курильщик покается:

— Знал бы это, никогда бы не начал!..

От наркотиков умирают быстро, ничего даже толком не поняв; водку можно долго не пить. А без табака — никак!.. Всю жизнь потом кашляешь и куришь, кашляешь и куришь. Страшная отрава!.. Особенно жалко молодых девчонок, друг перед другом с сигаретой красующихся. Так и хочется сказать:

— Дуры вы, дуры!.. Ведь не знаете, что никогда уже не бросите — стоит только начать! Позеленеете, сморщитесь как старухи, а все будете эту «соску» сосать. Мужики — еще куда ни шло!.. А вам же детей рожать, красавицами быть, мужей любить и целовать. Кого им в вас-то любить и целовать… пепельницу? Тьфу, отвращение одно!

Шибко увлекались пацаны тех лет велосипедами с мотором — предшественниками мопедов; во всех дворах и на пустырях с утра до вечера слышался их ноющий какой-то, зудящий рев. И не рев даже, а и не сказать что — какой-то долгий звук на одной ноте, вынимающий все нервы: А-а-а-а! — как будто бомбовоз «Юнкерс-87» пикирует. Передач на таком велосипеде не было, вот на одной скорости подолгу и «пилили». Ну да, точно… как бензопила!

Обладатель такого «чуда инженерной мысли», одетый в тенниску и спортивные «трикушки» с пузырями на коленях проезжал по двору по-царски, будто на нынешнем «Мерседесе», вызывая нескрываемое восхищение «безлошадных». Авторитет такой персоны был не мал: обычный велосипед не шел ни в какое сравнение с моторным!.. Это — как сравнивать конную телегу с лимузином.

Настоящие мопеды появились позже, когда мальчиший интерес к технике уже приугас, да и достаток в семьях вырос, поэтому серьезного распространения они так и не получили: проще было уже купить мотоцикл, а то и автомобиль. А тогда «моторный» был обязательным атрибутом в статусе «продвинутого пацана»; и не знать различий между моторчиками Д-4 и Д-5 все равно было, что не знать, с каким счетом наши хоккеисты выиграли у канадцев первый матч знаменитой серии 1972 года! Подобное незнание немедленно вызывало сомнение в полноценности: «незнайка» рисковал стать презираемым навсегда.

Володя сам умудрился где-то заработать и купить такой велосипед; сам! — не выпрашивая у родителей, как другие. Вот и стал он очень уважаемой фигурой во дворе: с его мнением считались и даже вызвать его «на кулачки» по пустяковому поводу, что являлось обычным делом в отношении других, стало уже невозможно. Это было бы верхом неприличия!.. Шурик частенько пользовался таким весомым положением брата для собственной защиты: с хитрецой парнишка рос!

Однажды сам попробовал поехать на «моторном»; хорошо поехал… на обычном-то велосипеде со «свистом» носился! Да забыл, что на повороте надо рукояткой «газа» скорость сбрасывать, иначе в него не впишешься. Дело на дачах было, «мичуринскими садами» их называли — так и поехал по кочкам, капусте и картошке!.. Напугался, заглушил мотор и повел «велик» обратно в руках. Больше за руль не садился, пока взрослым уже не выучился лихо ездить на автомашине.

…Отец мужиком серьезным был, его все уважали. Он никогда не кричал, говорил немногословно, и шла от него такая уверенность в правоте сказанного, что мысли не возникало перечить! Уже Володя вырос пониже Александра, а батя был еще меньше ростом — сказалось голодное военное детство. И никто не воспринимал его маленьким!.. Он не грубил, слушал внимательно, но если доходило до оскорбления, долго не раздумывал.

Однажды Ванька Солнцев с первого этажа — взрослый уже, здоровый мужчина — как-то грубо сказал об их матери. Мужики тогда во дворе в карты играли, успев «принять» для настроения — под столом и бутылочка початая стояла.

Отец долгих «разборок» не устраивал: молча положил карты, поднялся, да так «дюзнул» этому Ваньке, что тот только пятками сверкнул!.. Даже «искорка» будто бы в воздухе проскочила — это пацаны потом рассказывали. И откуда что взялось?.. Кулачок вроде маленький, сам не богатырь… а так-то вот!

Саньку тоже сильно любил: ни разу не порол, обещал только. Но боялся тот порки, как смерти!.. В пятом классе он, всегдашний «хорошист» принес домой дневник в разворот исписанный красным за поведение, да еще с двумя двойками: по русскому языку и алгебре. Пришел из школы тише воды, ниже травы.

Тут маманя тарелку борща налила — наваристого, с капельками жира и сметанкой! А батя как назло:

— Давай дневник… проверю!

Внутри у сыночка сразу пусто стало. Словно нашкодивший кот подошел на «полусогнутых», опустив голову, подал дневник; отец посмотрел его, сказал:

— Ремень неси!

Это прозвучало для Сашки как «именем Российской Федерации...» — как приговор, в общем, который «окончательный и обжалованию не подлежит».

И дернуло же «училку» — Галину Павловну — именно в этот день вызвать его к доске!.. И на уроке-то, правда, вертелся, как юла — за это еще дневник исписан. Провалиться бы сквозь землю! Да уже невозможно было.

Нес ремень, поливая его слезами; протягивал неблизко, чтобы «воспитатель» сразу не дотянулся. И ныл:

— Па-па, не надо!.. Па-па, ну не надо! — может, «сработает», а?

Сработало!.. Отец дневник отбросил, сказал:

— Ладно. Но смотри мне! — и «ограничился» пудовым подзатыльником. Матери сказал: — Жрать ему не давай!

Сидел потом Сашка хныкал, хныкал осторожно; побольше соплями хлюпал, чтоб скорее жалость вызвать: есть-то охота!.. Мама потихоньку позвала:

— Иди, садись! Отец не видит.

Хлебал тогда борщ и был счастлив, что и сегодня пронесло!.. На следующий день взялся за учебники и вскоре все наверстал.

Уже взрослым, учась в институте, приезжал к родителю на каникулы: отец с матерью разошлись, и Николай Егорович вернулся на родину, в Томскую область. Выпивали понемногу за встречу, вспоминали ту историю, смеялись — отцова «наука» хорошо закрепилась и без ремня: старался быть порядочным. Не всегда удавалось, но старался.

В тех разговорах часто обсуждали Советскую власть. Не мог понять Александр, почему отец так плохо к ней относится и всех «правителей» называет непременно дураками?.. И партийных, и царей — кроме Сталина и Петра Первого. Уже позже, когда сильно болел, и врачи спиртное запретили, он говорил еще:

— Когда «Ленька» умрет, я обязательно выпью: туда ему и дорога!

Почему… за что? Надеялся, может, что «хорошие» когда-то придут? Не объяснял. Ну, Хрущев, ладно — его все дурачком считали! От взрослых и меньшие этому учились.

Сашенька раз что вычудил — года четыре ему было, сам уже запомнил!.. Пришел к соседке в гости. Дети не объясняют, почему… взял и пришел «в гости»!

Она, как положено, чаем угостила — с вареньем и печеньем; попил чаю, поблагодарил и уселся на диван журнал «Огонек» листать. А там, на второй странице — портрет Хрущева; понял гость, кто это и хозяйке сообщил:

— Я его знаю — это лысый черт!

Соседка-то партийная была, аж вскинулась:

— Са-аша!.. Кто это тебе сказал?

— Папа.

— Нельзя так говорить!.. Это Никита Сергеевич Хрущев, первый секретарь ЦК КПСС. Он нами руководит, и мы все его любим.

— Да нет, это лысый черт! Вот, не видно, что ли? — и пальцем показывает.

Ребенок же не понимает, что это не черт, но ясно видит, что он лысый!.. Еле убедила Клавдия Филипповна, что это все-таки достойный человек, а не «черт».

Так то Хрущев… а Брежнева-то за что было не любить? Его, казалось, вся страна любила. Кучу смешных анекдотов о нем рассказывали, но ведь с любовью! Никакой ненависти не было. До сих пор многие не против, чтобы он у «руля» стоял, если бы был еще жив. Одна колбаса «за два двадцать» что стоила!.. И водка по три шестьдесят две.

О Сталине отец вообще молчал, но в его фотоальбоме хранились открытки с портретом генералиссимуса. Как жалел потом Орлов, что не расспросил обо всем подробно!.. Слушал только, как поносил батя малограмотных генсеков и председателей колхозов.

По грибы как-то пошли, по опушкам везде остовы разной техники брошены. Сокрушался отец:

— Да разве так можно?.. У путного хозяина разве так все валялось? Вот раньше... — и умолкал, махнув рукой.

Что раньше… как раньше? Что вообще могло быть раньше?.. Все же знали: раньше был глупый царь с дворянами и буржуями, потом мудрая и справедливая Советская власть. Что еще узнаешь из школьного учебника истории? А из «Истории КПСС» в вузе?.. Только то, что там написано. И написано там было то, «что надо»!

Учащихся заставляли сдать экзамен так, как учили и никто из них ничем из прошлого уже больше не интересовался. «Тройку поставят, и ладно!» — говорили студенты; и без того знали об успехах социализма и были уверены в них. Что еще изучать?.. По телевизору и радио каждый день о Директивах очередного съезда партии вещали, и в газете «Правда» все обо всем писали. Разве «Правда» — неправда?..

И за что было Советскую власть ругать? Вон, как она старалась: чуть-чуть до коммунизма не довела!

И уж правда, «старалась»… Только в девяностых уже годах от тетушек, старших сестер отца узнал Александр, в чем была причина отцовского недовольства.

Все просто объяснялось: дед Егор, оказывается, из зажиточных кубанских казаков был; само собой, за белых воевал. Сразу после гражданской войны его не расстреляли, так потом в Сибирь сослали — это еще до колхозов случилось. От того и появились Орловы в Сибири!

Бабушка Ольга Васильевна, царство ей небесное, другую фамилию носила и была из столыпинских переселенцев, из Вятской губернии. Часто приговаривала:

— Когда мы еще в Расее жили… — если рассказывала что-нибудь из старины. Саша только про эту «Расею» от нее и помнил, больше ничего.

Когда ссыльных казаков к ним привезли, тем надо было куда-то пристроиться. Бабушка мужа тогда уже похоронила, оставшись с тремя детьми, вот и сошлись они с дедом Егором; вскоре и Коля родился — будущий отец Александра. Тут коллективизация началась, и сопровождалась она многими крестьянскими восстаниями; казаков, как «врагов» Советской власти, собрали снова и отправили еще дальше куда-то, в пропащий Нарымский край — чтобы и не думали бунтовать! Вот там они и сгинули насовсем. Тетя Валя рассказывала, как сгоняли уже других ссыльных на какой-нибудь остров среди болот и там бросали вместе с семьями. Как хочешь, так и выживай!

Гибли, конечно, все — без хлеба, скотины, самых простых инструментов и в тучах болотного гнуса; так же и дед Егор пропал. Отец-то наверняка это знал, а бесхозяйственность сам видел — оттого так претила ему Советская власть.

Много публикаций прочел Александр в послесоветское уже время о преступлениях большевиков. Почти сто миллионов собственных граждан они уничтожили!.. Около пятидесяти миллионов в лагерях, ссылках, голоде и расстрелах, десять на гражданской и тридцать два на Отечественной войне — это историки подсчитали. Если даже не говорить о том, как затыкали все прорехи на фронте сотнями тысяч живых людей, то сама-то война разразилась полностью по их вине!

Кайзеровскую Германию в 1918 году союзники по Антанте добили и без помощи русской армии; позже Запад открыто попустительствовал Гитлеру, и только потому, что руками немцев хотел уничтожить коммунизм. Не будь советских коммунистов, не было бы и Второй мировой войны: нацистам никогда не дали бы подняться! Не остановились бы даже перед новой военной интервенцией в Германию, но такой громадной войны дожидаться бы не стали.

Недавние победители вынуждены были уступать, потому что понимали: опасность коммунизма еще страшнее опасности нацизма. Нацизм поначалу касается лишь одной угнетаемой нации, только потом в конфликт вовлекаются другие. А коммунизм — сразу всех! Всем заранее уготована тоталитарная тюрьма под лживые сказки о светлом будущем.

Это Орлов понял постепенно и определенно, и никогда бы уже не простил большевикам не столько даже гибели своего деда, которого ни разу не видел, сколько загубленной ими веры в скорое и неизбежное торжество идеи в нем самом.

Как верил он в коммунизм!.. Воспоминания тех лет до сих пор были живы. Отчетливо помнил, как был счастлив, когда сначала ему на грудь прикалывали октябрятскую звездочку, потом повязывали красный пионерский галстук, а позже вручали комсомольский билет. Как студентом он стал членом комитета комсомола института, участвовал во многих инициативах — тогда еще не было повода в чем-то сомневаться!

Но вот прошли годы и Александр, близко общавшийся с идеологическими руководителями, стал замечать фальшивость комсомольских «починов», закулисно продиктованных партией, бюрократизм, поглощающий аппарат организации, прохладное отношение ее рядовых членов к самой коммунистической идее и многочисленным, зачастую никчемным «мероприятиям». А главное — откровенное вранье и приписки в отчетности о них. Комсомольские активисты, как оказалось, сами ни во что не верили!.. Они только прикидывались борцами за коммунизм для успешности будущей карьеры.

Сам уже налег тогда на работы Маркса, Энгельса, Ленина, которых в любой библиотеке было великое множество и просто поразился тем, как раньше не замечал такого чудовищного количества несуразностей и нестыковок в их произведениях!.. «Проходили» все это на занятиях очень быстро, для «галочки» — никто ничего на самом деле и не понимал. А после внимательного чтения он уже много думал, старался вникнуть в самые основы коммунистической теории. Потом неторопливо огляделся вокруг и осознал: утверждение о том, что в СССР существует «реальный» социализм — ложь! Для понимания этого достаточно было разобраться в терминологии.

Выяснилось, что сам термин «социализм» происходит от латинского слова «социалис», что значит «общественный». Социализм подразумевает такую общественно-направленную деятельность государства, которая выражается в изымании части доходов богатых граждан и передаче ее бедным с помощью соответствующей налоговой и филантропической политики. И больше ничего!.. Ни о какой насильственной ликвидации частной собственности на средства производства и экспроприации капитала в ходе его строительства не может быть и речи: обобществление должно осуществляться только через свободный рынок способом акционирования. И такой социализм уже давным-давно присутствует на «гниющем» Западе, а лучше всего он реализован в скандинавских странах и Японии, где расходы на оборону очень малы.

Выходило так, что семьдесят лет борьбы за коммунизм, гигантские материальные и стомиллионные человеческие жертвы были бесполезны и бессмысленны. Что Ленин, апологет казарменного социализма — примитивное и кровожадное чудовище.

Не сразу новое знание уложилось в голове Орлова. Эпоха перестройки подтвердила его догадки, но это было уже позже, а тогда Александр своей чувствительной душой сильно переживал развенчание идеалов. Говорить о чем-то вслух не решался, зная силу преследования неутомимого КГБ, который за дотошность прозвали в народе «конторой глубокого бурения», но совести решил больше не изменять.

Комсомольский билет положил в шкаф, и стать членом коммунистической партии отказался, хотя его уговаривали вступить в нее и часто приглашали в горком ВЛКСМ, где пророчили дальнейший рост. Может, и от этого еще бросил учебу и ушел в армию, где атмосфера казалась чище. Отец «добился» своего, даже не пытаясь это делать: сын теперь сам уже все понимал, не обманываясь больше пропагандистской трескотней.

Коммунисты всегда были мастерами конспирации. С мясником и злодеем Гитлером миру очень скоро стало все понятно; величие Сталина долго казалось незыблемым, но все же осмелились его развенчать, а с Ленина нимб святоши сорвали совсем недавно, хотя все равно находятся убогие умом, готовые верить в его непорочность.

Нужны были десятилетия сосредоточенных усилий многих исследователей, в разное время вскрывавших зловонный гнойник большевистской лжи, чтобы все узнали настоящую правду о прошлом. Александр часто и искренне жалел, что Сибирь находится очень далеко от Москвы. Если бы это было возможно, он с благодарностью пожал бы руку Николаю Сванидзе, Феликсу Разумовскому, Михаилу Веллеру и многим другим за их воистину титанический труд. Это отважные и благородные люди — они дарят зрение незрячим!

Еще в сталинское время Максим Горький и Михаил Шолохов пытались говорить правду, но это было не очень убедительно: их едва слышали единицы. Люди и сами догадывались о больших масштабах резни в стране, но настоящего ее размаха и самой сущности кровожадной власти не узнали даже после хрущевского доклада на двадцатом съезде КПСС. Позже Даниил Гранин в романе «Зубр», Анатолий Рыбаков в «Детях Арбата», Александр Бек в «Новом назначении» показали содержание командно-административной системы. Работы очень серьезные, но их значение в сознании простого читателя легко перевешивается ударным эмоциональным воздействием простенького «Собачьего сердца» Михаила Булгакова, созданного ранее и легко обнажившего животную морду большевистского зверя. Ни одна работа тех лет не покушалась на порочный строй в необходимой и достаточной мере.

Первым полную правду о казарменном коммунизме и его всепоглощающей лжи открыл великий русский человек и писатель-публицист Александр Исаевич Солженицын. Вот кому должны быть благодарны люди больше всего!.. Неспроста Советская власть так травила этого подвижника истины.

Когда Орлов читал «Архипелаг ГУЛАГ», сердце его содрогалось; понял, о чем и почему молчал отец. Николай Егорович умер в 1980 году, и в то время власть коммунистов еще не кончилась; он, тяжело больной уже, не за себя боялся — за него: скажет лишнее и приедут «товарищи в штатском». Ему ли было не знать, что любит Сашка поболтать с друзьями?..

И впрямь, молодые ребята часто собирались вместе и нет-нет, да переходила их беседа на тему о том, что «не все ладно» в государстве. Тогда, в «кухонных» разговорах, появлялись первые ростки понимания порочности происходящего.

Конечно, корень ее таился в неэффективной организации производства товаров и их распределения: когда народу всего хватает, ему наплевать, кто правит!.. Советская же система занималась очковтирательством — она не обеспечивала подчас даже минимальных потребностей людей в качественных товарах. Еле-еле перебивались только за счет экспорта нефти; огромные ресурсы переводились зря.

Александр часто слышал: коммунисты построили великую страну! Неправда. В чем таилось это величие, если несчастные люди от рождения до смерти прозябали в убогих квартирках и непреходящей бедности?.. В куче ракет его нет: и у Америки их было не меньше, но вот ее граждане всегда жили намного лучше. Дорогостоящими боеголовками кремлевские бонзы защищали лишь себя, а не обобранный ими народ или пресловутые «завоевания социализма».

Все неудачи многих десятилетий руководители страны сваливали на последствия тяжелой войны, отвлекая внимание от главного — отсутствия экономической свободы. Ведь стоит только ее допустить, как она немедленно потребует свободы политической и тогда — конец большевизму!.. Даже исчахнув и одряхлев, КПСС была не в состоянии допустить этого, разражаясь по поводу любой критики жалким подобием куриного кудахтанья: «За что боролись?.. За что боролись?..». До самой августовской революции 1991 года партийные «перестройщики» словоблудили с хозрасчетом и кооперацией, пытаясь оттянуть время до наступления настоящей свободы, которая неизбежно отбросит их от сытной кремлевской кормушки. Боролись-то они именно за эту кормушку, а не за выродившуюся в пшик идею-фикс!

Вообще говоря, не бывает экономики социалистической или капиталистической; она всегда одна — ученые-экономисты это подтвердят. Даже сам Ленин писал: «Лучше капиталистической организации производства человечеством ничего не придумано, и нам придумывать незачем». Так зачем же тогда большевики-ленинцы выдумали казарменный социализм?.. А другого выхода у них не было! Еще в 1917 году они прекрасно понимали, что свободные люди быстро сметут политических шарлатанов с властного трона, поэтому удержаться на нем можно будет только с помощью командно-административной системы управления и жестоких репрессий. Победили их собственные шкурнические интересы.

Александр читал в газете «Неделя», как обжирались ответственные работники Совнаркома и их шлюшки в годы гражданской войны и военного коммунизма, когда голод косил десятки миллионов ни в чем не повинных людей, а чекисты еще и казнили миллионы человек за самую малую попытку протеста. В голове не укладывалось, что на дьявольском «счету» одного-единственного палача из расстрельных подвалов ЧК числились шестьдесят тысяч убитых им лично из револьвера за несколько лет!.. И таких была целая рать, еще требовавших особых выслуг и льгот за свои «исключительные» заслуги перед Советской властью. Да! Они на самом деле писали рапорты начальству с такими просьбами. А ведь эти дегенераты уничтожали цвет русской нации!

Именно шкурническая природа советской коммунистической власти, когда для «своих» есть все, а чужие побоку, заставляла ее самозванных вождей тиранить народ семь десятилетий. Считают, что руководители СССР были бессеребренниками; возможно… но ведь вокруг них кормилась огромная армия прихлебателей! Всегда и везде на любом уровне власти существует мощная прослойка паразитов между ее персонами и собственно народом. Большевики ничего нового-то не открыли! Такова природа любой власти: хоть власти одного тирана, когда существует власть «самого себя» ради собственной власти; хоть самой демократической, когда существует власть круга формально избранных ради их же власти. Любая система власти — паразитическая надстройка над обществом, в какой бы камуфляж ее ни обряжали! И она же совершенно необходима для избежания самопроизвольного разрушения общественного устройства и наступления анархии. Вся суть в том, как она формируется.

Коммунисты совершенно нагло и навсегда сами себя провозгласили незаменимыми и неотторжимыми от власти и прикрыли свое бесстыдство белыми одеждами «народной демократии» и лживой фразеологией. Большой популярностью пользовался партийный лозунг «Все во имя народа, все для блага народа». Да врали коммуняки… это для их блага все было! Так врут все поборники власти.

Между прочим, другим лозунгом они в силу своей природной дремучести «подкосили» сами себя; он гласил: «Всемерное повышение благосостояния советских граждан — главная цель и забота партии». Не учли, что если благосостояние растет, человек рано или поздно задумывается о том, куда ему девать «лишние» деньги. На «гнилом» Западе он может вложить их дело, чтобы получить хорошие проценты. А в советской казарме — некуда!.. Мало того, что деньги пустые, не обеспеченные товаром и только умножающие дефицит всего и вся, так еще и разумного применения им нет. Исподволь и неизбежно «состоятельный гражданин», о котором таким образом «позаботились», начинает испытывать недовольство властью и желает ее скорой кончины: зачем такая власть, когда за границей она другая, «умная»?.. Общеизвестно теперь, что тщедушный «социализм» в СССР развалили пустые деньги и естественная зависть его простых строителей к обеспеченной жизни «проклятых буржуинов».

Самого простого не понимали кремлевские «старцы», которые были вовсе не небожителями, а безграмотными проходимцами, случайно оказавшимися у властного «кормила». Не имея никакого соображения о том, что говорят, они без конца уверяли людей в скором наступлении «светлого будущего» до тех самых пор, пока все вмиг не рухнуло. Короче говоря, семьдесят лет «пудрили мозги» всему миру — ведь им верили не только русские: чумная идея достаточно погуляла по нашей планете!.. Всю свою историю партия большевиков занималась профанацией коммунизма и латанием прорех в теле больной, постоянно рушащейся экономики. Удивительно, что так долго продержалась система «реального» социализма, порочная и нежизнеспособная с самого ее основания.

И неудивительно! Перманентные, непреходящие репрессии и мощнейшее идеологическое оболванивание — вот ее подпорки. Чем она могла стать в пике своего развития, показал пример Камбоджи, где за несколько лет «красные кхмеры» под руководством Пол Пота и Йенг Сари уничтожили три четверти собственного народа во имя коммунизма. Причем убивали ударом кирки в затылок, поскольку один китайский патрон стоил столько же, сколько килограмм риса.

Коммунистическая верхушка, между прочим, оканчивала университет Сорбонны, и ее главари не были дикарями и людоедами. Тогда чем объяснить такое варварство?.. Только собственными шкурническими интересами! На счетах руководителей страны скопились миллиарды долларов, обагренных кровью нескольких миллионов человек. Вот что приносит людям казарменный коммунизм!

Советские руководители старались иногда смягчить тиранический характер и экономическую бесплодность своего режима, но сталинские «снижения» цен были всего лишь фикцией. Самой известной попыткой вдохнуть жизнь в умирающую систему стала косыгинская реформа середины шестидесятых годов — половинчатая и с самого начала обреченная на неуспех. Она могла лишь лакировать действительность, освежить некоторые краски на «портрете» коммунистического чудовища, в которое превратили верные ленинцы Советский Союз в глазах жителей цивилизованного Запада. Никакой существенной пользы она не могла принести!

Дело в том, что для коренного реформирования экономики надо было сменить саму парадигму народной власти, основополагающий взгляд на нее. Но тогда в ней не осталось бы места большевикам!.. Само собой, что ограниченная идеологическими рамками реформа провалилась. Об этом Александр читал в статье Отто Лациса «Уроки горькие, но необходимые» в журнале «Огонек».

Все другие попытки не могли иметь результата по той же причине, вплоть до реформы Егора Гайдара, действительно оправдавшей себя — жаль, что коммунистам удалось тогда быстро «свалить» талантливого премьера!.. Могли заменить его и развить смелые начинания и Григорий Явлинский, и Сергей Степашин, и Сергей Кириенко, но вышло, как вышло: президент посчитал нужным реформы сильно не «разгонять», справедливо полагая, что народу не осилить сразу так много перемен.

Борис Ельцин вовсе не стал предателем демократии и реформ, как думали многие. В самом деле нельзя спешить с громаднейшими изменениями, иначе людское сознание просто «захлестнет» от непонимания происходящего: не сделать в одночасье черное белым и белое черным! Но нельзя и останавливаться на достигнутом.

Это хорошо понял новый председатель правительства Путин: как бы ни желал самый ретивый реформатор, чиновники не перестанут воровать и всеобщий беспорядок не прекратится по одному взмаху воображаемой «волшебной палочки» — всему свое время, которое все и расставит на свои места.

— Необходимо, — думал однажды Орлов, — лишить коммунистов монополии на толкование коммунизма исключительно от их лица: третье тысячелетие на носу, а вековая идея все еще на пещерном уровне развития и понимания.

Если тоталитарный коммунизм однозначно плох, то это не значит, что действительный коммунизм вообще невозможен! Придет пора, и он естественным образом наступит сам собой. Даже скорее, чем мы думаем!.. Нужно научно осмыслить путь к нему. Нужен, возможно, и всемирный трибунал с широким представительством народов, способный осудить любой тоталитаризм — националистический, коммунистический или религиозный как различные формы фашизма.

Для настоящей «победы» коммунизма нужна не преждевременная социальная революция, а мощная и достаточная материально-техническая база. И в одной стране ему не быть!.. И то, и другое утверждали еще его классики — только Ленин решился оспорить эти постулаты. Теперь известно, к чему привело его игнорирование азов коммунистической теории, но мечта многих поколений жителей Земли вовсе не дискредитирована порочными усилиями экстремиста.

Очевидно, что проводником на пути к «настоящему» коммунизму в постиндустриальном обществе является процесс той самой глобализации, которую клянут со всех сторон те, кто ничего в ней не понимает — ни в смысле, ни в содержании. Ее не миновать!.. Рано или поздно люди объединятся. Должно стать ясно раз и навсегда: «Свобода, равенство, братство» — лозунг не прошлого, а будущего. Люди всей Земли станут одинаково свободны и равноправны, когда сравняется уровень их доходов и образования. Эти предпосылки необходимы для формирования нового человека новой общественно-экономической формации.

Чтобы такой человек появился, нужно максимально освободить его жизнь от материального производства в пользу работы над интеллектом, что вполне возможно при достижении достаточного развития робототехники и компьютеризации промышленных технологий. Не нужно будет тогда человеку в поте лица зарабатывать хлеб насущный, машины обойдутся без него! Необходимым останется только минимальный контроль над ними, а люди смогут полноценно заниматься своим прямым человеческим предназначением — развитием души посредством познания мира. Сначала увлекаемые денежным интересом, стимулируемым государством, затем по обыденной привычке, перерастающей уже в насущную потребность.

Коммунизм наступит естественным образом, без насильственной ломки границ государств, привычных устоев, без революционного уничтожения классовых и национальных различий. Главная цель технического и технологического прогресса — это полная роботизация производства, способная привести к такому невиданному увеличению количества и качества материальных благ, которое называют изобилием.

Роль «локомотива» на пути к достижению изобилия будет принадлежать развитым странам Запада: они покажут пример, к которому потянутся остальные. Одновременно надо воспитывать в людях культуру разумного потребления — без нее можно скоро истребить все живое, так и не достигнув никакого «изобилия». И нужно, конечно, разумное регулирование населенности планеты. Земля способна без труда прокормить пятьдесят миллиардов человек, но рост производства просто не поспевает за ростом населения!.. Образование, образование и еще раз образование — вот, что необходимо для решения проблем перенаселения, а не убийство «недочеловеков».

Вообще нужно не какое-либо противостояние, а межгосударственное сотрудничество на пути глобализации. Процесс этот очень длительный и драматичный, но другого пути нет. Иначе — только новая мировая война между Востоком и Западом с уничтожением всей планеты, потому что классовое противостояние Запада прошлых лет уже давно переместилось на Восток, где грозит превратиться еще в религиозное и расовое. Восток, похоже, повторяет путь промышленного развития Запада со всеми его издержками, и религиозные фундаменталисты стараются перевести уже появившиеся там классовые проблемы в русло противостояния религий.

Партии псевдокоммунистов в развитых странах уже умирают, стремительно теряя опору в лице класса промышленного пролетариата, выразителем интересов которого являются, поскольку быстро исчезает сам этот класс в постиндустриальном обществе; большевиков там нет нужды ставить к «стенке»: они сами скоро исчезнут, исполнив отвратительную историческую роль. На Востоке же коммунизм не может прижиться совсем ввиду полного неприятия его исповедующими ислам. Но исламский фундаментализм — самая благодатная почва для нового политического экстремизма и терроризма, способных создавать иллюзию решения классовых в своей основе проблем бедности.

Идея неукротимой мести всемирным угнетателям под священным знаменем великого пророка — что может быть проще и доходчивей для убогого разума неграмотного бедного крестьянина?.. И это — всего лишь трансформация на мусульманский лад такой же простой революционной фразы поэта Маяковского: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!» Провоцирование настроений «зеленого», то есть исламского фашизма, способных быстро нарастать до размеров идеологического урагана, чрезвычайно опасно; здесь снова общее образование населения должно играть ведущую роль в укрощении революционных наклонностей горячих южан.

В Азии и Африке всегда жили за счет богатых природных ресурсов, примитивного сельского хозяйства и ремесленничества — отсюда и невысокая личная культура. Нет мотивации развития: пока хватает, зачем больше?.. Только вот ни один азиат не упустит возможности быстро, хищнически разбогатеть, чтобы откровенно «топтать» других и похваляться собой; другие же будут продолжать влачить жалкое существование в рабской покорности господину, пока и им не представится подобный «случай». Таков восточный менталитет! Исторически так сложилось и надо это учитывать. Отсталым странам надо обязательно помогать, только не воспроизводством там всех стадий классического индустриального развития, как делают нынче, а прямой передачей новейших технологий и помощью в их освоении: нужно суметь «перепрыгнуть» очередной пролетарский, революционный период. Востоку нужен не пролетарий-сокрушитель, а специалист-технолог.

Жалко что-то отдавать даром?.. Придется, если не хочется, чтобы свернули шею! Немногочисленному населению Запада и так живется сытно, а нуждающихся жителей Востока подавляющее большинство: из шести с половиной миллиардов человек на Земле только полмиллиарда «белых», а остальные «небелые». Захотят — «прихлопнут» мгновенно сытое меньшинство!.. Никаким ядерным оружием не отобьешься, которое нельзя применять слишком масштабно. Положение усугубляется еще тем, что нефтяные и газовые ресурсы на исходе, а Восток уже не хочет жить отстало, почувствовав привлекательный вкус цивилизованной жизни. Хочешь, не хочешь, а поделишься; азиаты и африканцы теперь прямо этого требуют: делиться!

Не надо взращивать себе врагов, надо увеличивать число друзей. Глобализация к этому и ведет, только реализовать ее нужно очень осторожно!.. Ни в коем случае нельзя потерять собственный суверенитет, раньше времени допуская в европейские и американские страны огромное количество иммигрантов из Азии и Африки, как это происходит сейчас. Они уже чувствуют свою силу и способны без всякого оружия разгромить всю Европу, а заодно и Америку! Подобное чревато гибелью всей цивилизации.

Мигранты совсем скоро станут большинством и в условиях демократии «перекроят» тогда законы под себя, лишив коренное меньшинство всех прав власти. А то и раньше возьмут ее силой и станут «приятно загнивать» на привычный восточный манер, проедая награбленное и уничтожая оставшихся противников. В мгновение ока цивилизация обрушится в варварство!.. Думать, думать и думать нужно перед принятием ответственных решений, касающихся жителей всей планеты.

Так наивно, но «умно и взвешенно», как казалось ему, размышлял Орлов накануне третьего тысячелетия, совсем не догадываясь еще о приближающейся катастрофе, которая все насущные проблемы земной цивилизации «решит» своим способом, быстрым и безапелляционным. Уничтожит большинство населения планеты и ввергнет оставшихся в живых в первобытное состояние, из которого самой смелой мыслью не «дотянуться» до будущего.

Того будущего, которое уже было…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Когда Павел Галстян бывал в Москве по делам компьютерной фирмы, он удивлялся странным переменам в земляках, которых знал когда-то в Ереване. Встречали его радушно, сразу же поселяли не в гостиницу, где дорого, а у кого-нибудь из своих и как-то сразу забывали. Каждый обещал позвонить, попроведать, помочь деньгами, советом, нужными связями, чтобы он скорее справился со служебным заданием… и никто не звонил, никто не приходил. С трудом, но он справлялся и сам, не желая навязываться занятым людям.

К необходимости давать взятки был привычен. Везде одинаково — и в Москве, и в Ереване; и суммы почти те же. Только дома могли дело затянуть, а здесь все делали быстро: очень уж большая очередь «благодарных» с подношениями ушлым чиновникам. Нельзя затягивать, нужно быстро собирать деньги — вдруг уволят, и не будет другой возможности!

У Павла все хорошо получалось; не зря посылали именно его, умевшего поладить с людьми и не быть обманутым. Ведь требовалось отбирать к закупке весьма ценный товар, а не какой-нибудь бросовый!

Дилеры, конечно же, пытались надуть, а служащие таможни и многоуровневой администрации получить сверх «своего» еще и лишку, на ходу придумывая несуществующие, но якобы законные требования, усложняющие оформление закупленного оборудования. Обычное дело!.. Галстян вовремя «смазывал» нужные шестеренки, и механизм сделки не буксовал.

Не взятки были неожиданными в Москве, а слишком уж видимые изменения в характере некоторых знакомых: скромные, честные, вежливые у себя на родине, в чужом краю они быстро становились ухватистыми, пронырливыми… даже наглыми. Какая-то жадность к легким дурным деньгам сводила ребят с ума; мало того, что обманывали чужих, могли теперь обмануть и своих земляков — лишь бы сорвать куш! Легко преступали закон, даже до низкой уголовщины опускались. И не только воровали и мошенничали: могли и в подъезде ограбить, чтобы добыть деньги на наркотики. Вот еще новая чума!.. Но стоило кому-то «отхватить» более-менее серьезные деньги, как сразу же становились одинаковыми — и разбойники, и бизнесмены. Вели себя как настоящие нувориши, разбрасывая добытое направо и налево. Бахвальство было просто отвратительным: им казалось, что они «прославляют» тем самым свою нацию и родную страну.

Павла увиденное сначала очень удивило: неужели здесь все становятся такими?.. Приглядевшись получше, он понял, что нет. Но и другие уже не были такими, как раньше!

Они не стали мошенниками или ворами… они очень много работали и шумно веселились потом в кавказских ресторанах, приглашая туда и Павлика. За общим столом — между танцами и выпивкой с национальными закусками, под звуки армянской музыки — захмелев, они как-то наперебой «изливали душу»: говорили, что все надоело, что очень… очень устали и хотят вернуться на милую сердцу родину. Вот побудут здесь еще годик или два и обязательно вернутся!.. Уезжали потом куда-то за город продолжать веселье с молоденькими русскими девчонками.

Наутро уже никто не вспоминал, что хочет в Армению, к очагу предков: вновь пускались в коммерческие и финансовые авантюры, и не могли остановиться. Никто не возвращался.

Павел понял, что произошло: эти дорогие ему ребята одурманились властью шальных денег. Чего проще добыть их в Москве! И прогулять без остатка.

Их души и сердца стали черстветь и холодать, как будто в глаз каждому из них попала такая же льдинка, что и Каю из сказки «Снежная королева» — и они, как тот несчастный мальчик, отдалились от своего прошлого, жили теперь чужим настоящим. Влившиеся в общую массу далеких от родной страны людей, они остались «земляками» и перестали быть армянами, сохранив лишь на время свой природный облик и свой язык; стали «ничейными», как все эмигранты на чужбине.

Они никогда не смогут жить так, как жил Галстян. Их московские дети и внуки будут уже и выглядеть не так, и говорить иначе, постепенно забывая свои истоки насовсем.

Понимал Павел и чувства москвичей: не раз был очевидцем стычек южных гостей с русскими парнями. Он ставил тогда себя на место горожан и думал, как реагировали бы армяне на то, что в Ереване так много приезжих. Да ладно, если русских! А если мусульман?..

Везде чуждый говор, на каждом рынке чужие люди заправляют; везут афганский героин, грабят квартиры и людей на улицах. А на стенах, допустим, надписи «Аллах акбар!» Вот «акбар» тебе, и не иначе!

Ох, как не понравилось бы это ереванцам!.. Они никогда не простят туркам геноцида 1915 года, когда за одну ночь было вырезано полтора миллиона армян. В память тех событий установлен монумент «Мать-Армения» — вечные слезы Матери Всех Армян не дадут их душам покоя.

Галстян разговаривал как-то с русским парнем, выражал удивление, что москвичи мирятся с такой обстановкой.

— А что сделаешь? — отвечал тот. — Любой протест запрещает закон; его содержанием патриотизм приравнивается к нацизму — он унижает своих и защищает чужих. Где такое видано? Законы принимает Дума, а много ли в ней русских?.. И русские фамилии еще часто носят давным-давно уже не русские!

Мы не нацисты, мы нормальные патриоты! Многие кавказцы и среднеазиаты привозят к нам свой уклад жизни: хотят и в России жить так, как жили у себя в ауле — как будто никуда не уезжали! И в Европе так, и в Америке так… везде. При этом хотят пользоваться всеми свободами европейской цивилизации и вести себя так, как им вздумается. А на своей родине чужому воли не дадут!

Пусть русский приедет на Кавказ или в Среднюю Азию и начнет пить, воровать, грабить, таскать местных девчонок по баням и пикникам. Что ему оторвут?.. Сам знаешь. И оторвут быстро, не обращая внимания ни на какой закон! Национальный эгоизм не в русских.

Наш закон запрещает выражение недовольства напряженностью в миграционной политике, считая это разжиганием национальной розни; власти покрывают им свое бездействие, и ответственными за эксцессы объявляют недовольных граждан.

Известно, что каждый закон кем-то лоббируется — так вот этот закон «продавили» взяточники! Им выгодно, когда приезжий платит быстрее и больше, чем «свой», поэтому пускают сюда кого угодно. Москву уже несколько раз взрывали!.. А ты видел по телевизору, как громят Европу «благодарные» иммигранты? Скоро и у нас так же будет!

Павел соглашался. Он помнил Москву 1980 года, когда приезжал сюда на экскурсию вместе с другими отличниками учебы — поездку оплатили республиканские профсоюзы и Ереванский горком комсомола.

Летняя Московская Олимпиада только что состоялась и столица, специально украшенная к ней, была очень хороша!.. Ребят поселили в пригородном пансионате с хорошим питанием, чудесной природой и большим озером. Неделя пролетела быстро: студенты объездили весь город, были в лучших музеях и мавзолее Ленина, в Московском университете, в Олимпийской деревне… само собой, посетили ГУМ и ЦУМ. Всем все очень понравилось!

Тогда они не видели на лицах москвичей даже тени недовольства «чужими» — люди были очень приветливы; экскурсанты и студенты МГУ обменивались адресами, приглашали друг друга в гости.

И такое теперь… Мало того, что легко обзовут «чернозадым», так могут просто убить! Молодые стриженые ребята привяжутся из-за пустяка и запинают до смерти — сколько уже случаев было!.. И ведь неспроста. Тот русский парень, Владимир, еще пояснял:

— Они выражают стихийный неосмысленный протест: им не нравится, что приезжие заполонили все рынки… мошенничают, нанимают русских за грошовую плату, возят их девчонок в бани… «скупили» всю милицию и ведут себя как хозяева жизни, соря везде неправедно нажитыми деньгами.

А тем ребятам не до богатства! Они живут впроголодь, не могут найти простой работы с достойной зарплатой, не могут учиться. Не могут жениться, наконец!.. — не на что. От безысходности многие начинают «колоться» и воровать. Получается, что они лишние в собственном городе! О них вспоминают только тогда, когда нужно послать кого-то на очередную войну.

Мы не против присутствия кавказцев или таджиков в Москве!.. Но не всех и не в таком количестве. Джавахарлал Неру говорил: «Я рад любым обычаям, приходящим в мой дом, но я против тех, которые валят меня с ног». Обрати внимание на то, как в Москве относятся к евреям. Почти никак!.. Их никто не замечает, они свои. Потому что их немного, они давно живут с нами и живут так же как мы, не строя никаких собственных «аулов».

Конечно, в семье не без урода… нацисты есть и у нас. Вот к ним и надо сполна применять закон! Но весь народ России не может быть нацистским — протестуют-то самые обычные граждане. И еще: в большинстве случаев чернокожих, таджиков, цыган и кавказцев бьют и убивают за то, что те везут наркотики в Россию.

Ну невозможно уже терпеть народу разгул наркомафии!.. Милиция не в состоянии бороться с обрушившейся на молодежь лавиной наркотраффика. Разве не жаль погибших и погибающих от этой заразы ребят?.. Вот и мстят, как умеют, их друзья обнаглевшим наркоторговцам за своих товарищей. А к молодым патриотам, желающим выгнать из страны чуждую нечисть, пытаются применять уголовную статью за разжигание национальной розни.

Да при чем тут национальная рознь!.. Дело вообще не в национальностях или цвете кожи. Если бы приезжие вели себя достойно, их никто и не тронул бы!

Я помню армянского мальчишку Эдмонда Багдасаряна — он прекрасно выступал в телеигре «Самый умный», а в зале сидел его отец со слезами счастья на глазах. Этот благородный человек вызывал искреннее уважение: наверняка ведь работает от зари до зари, а сумел еще и сына вывести «в люди»! Выросший в Москве паренек станет российским дипломатом. Такие везде нужны… милости просим!

Не нужны террористы, бездельники, преступники, которых очень много. Высылать их надо из страны — пусть уезжают туда, откуда приехали! Разумный контроль над миграцией необходим, а его практически нет. В цивилизованных Европе и Америке делать это не стесняются, а нашим, гляди-ка — слабо!

Сами по себе приезжие строители и торговцы не очень-то мешают. Но мы же умеем строить и без них!.. И на рынках справимся: пусть русские сами привозят с юга фрукты и торгуют ими. Если специально снизить налоги, то это будет очень выгодно! Южане продадут им свой товар с удовольствием: куда им его девать, кроме России?.. У них никто его больше не купит! А зачем же их самих сюда пускать? Пусть наши все организуют!.. Хоть не обидно будет, когда свои так же «разжиреют» — да и чужих заодно меньше станет.

Неужели так трудно до этого додуматься?.. Чем занята голова у властных лиц? А я тебе скажу: набиванием собственных карманов! Я уже говорил, что с южанина легче получить взятку, вот и не собирается никто ничего менять; дожидаются, пока за предательство их начнут вышвыривать из страны вместе с иноземцами. Надеются, наверное, что благополучно сбегут — капиталы-то у них давно за границей!

Так не успеют: когда начнется «заваруха», их перевешают еще по пути в «Шереметьево-2». И это обязательно будет… поверь моим словам! Мне парни из «Русского национального единства» сказали, что все предатели в «черном списке» у их главарей и за ними все время следят. Вот так!..

Демократия хороша в необходимую меру, иначе она способна погубить сама себя: нельзя допускать ее «разгула», когда все делают, что хотят. Как только возмущение бесконтрольной миграцией в Россию накопится, граждане вполне демократически проголосуют так, что от «зарвавшейся» демократии не останется и следа. А то и без всякого голосования просто сметут нынешнюю власть!

Народ может долго терпеть бедность, но не чужое национальное превосходство. Пока нынешним законом зажимают глотку патриотам, изображая борьбу с нацизмом, им же толкают недовольных к настоящим нацистам. А тем «палец в рот» не клади!.. И народ их от души поддержит. Кремль тогда не то, что пикнуть — пукнуть побоится!

…Ты, Паша, ехал бы отсюда и больше не приезжал, а то не ровен час и тебе достанется.

Лешка в бункере как-то заинтересовался происхождением наций: как случилось, что все люди разные? Попросил Орлова рассказать об этом, обещал ведь он!.. Александр отвечал охотно, потому что спать после ужина еще не хотелось.

Начал со слов Хорькова:

— Ты говоришь, Леша, что все люди разные — это вовсе не так; ученые определили, что все живущие на Земле произошли от одной женщины, можно называть ее Евой. Если не принимать во внимание цвет кожи, то единственное серьезное отличие людей состоит в разной окраске глаз и волос: самая малая часть голубоглазые и светловолосые, а остальное большинство — темноволосое и кареглазое.

Первых настолько мало, вряд ли даже сто миллионов из шести с половиной миллиардов всех людей, что их появление можно считать случайным и малозначащим. Как бы кому-то ни хотелось, нормой нужно полагать все же темный цвет волос и глаз, а голубоглазость и светловолосость — не то, чтобы патологией, но просто исчезающими признаками. Не надо из этих отличий выводить теорий о расовом превосходстве: нацисты — преступники, а не герои!.. Давно доказано, что чернокожий умственно ничем не уступает белому человеку, если его вовремя обучить всему, чему учат белого; тем более что в иных климатических условиях черная кожа осветляется всего за две тысячи лет.

Вот насчет голубых глаз не знаю!.. Ты замечал, что все котята рождаются голубоглазыми, а вскоре их глазки «дружно» желтеют? Это значит, что голубая окраска радужки глаза может возникнуть у любого существа — человека или животного — случайным образом. Хотя не лишены смысла и другие предположения.

Современный человек, кроманьонец, появился как-то «неожиданно» и мозг его был намного более развитым, чем у неандертальца — это произошло около тридцати тысяч лет назад. На развитие такого мозга нужно очень много времени, а тут — непонятный ученым «скачок»!.. Потом и атланты появились: высокие, голубоглазые, светловолосые. Нет достоверных фактов нахождения их останков, однако найдены огромные гробницы, в которых вроде бы их хоронили. А кого же еще тогда?.. И существует множество сходных описаний их внешности.

Скорее всего, атланты все-таки жили на Земле и созданы они были инопланетянами: не могли они появиться «просто так»! Вот для чего? Для «выведения» новой расы, очередного «улучшения» людей?..

Думаю, что нет. И тогда, и сейчас пришельцы активно осваивают ресурсы планеты — я уже говорил об этом. Несомненно, что это именно пришельцы: если бы мы жили здесь одновременно, только в разных измерениях, люди настолько мешали бы неизвестным, что те просто истребили бы их! А они ничего… не трогают землян.

Их экспедиции всегда были малочисленны и могли требовать посторонних рабочих рук для разработки ископаемых — не землю «лопатить» конечно, а обслуживать приборы и технику. Потому, возможно, они и ускоряли развитие людей, чтобы получить себе человека-помощника.

Помнишь, я говорил о «подмешивании» генов инопланетянами земным людям?.. Со временем эти помощники остались без хозяев: то ли перебазировались они, то ли погибли — не имеет значения. Атланты без них одичали, стали жить первобытным строем; окружающие племена из обычных людей использовали как источник рабов… по старой памяти, когда и их эксплуатировали! Это рабовладение описано в разных источниках.

Не очень ясно отчего, но Атлантида затонула десять-двенадцать тысяч лет назад — то ли от таяния огромного ледника на севере Европы и Америки, то ли по другой причине. Возможно, что под материком образовалась огромная пустота, в которую она и провалилась; инопланетяне ведь не просто земные недра осваивали: их могло интересовать что-то, находящееся под планетной корой, в мантии. Военные моряки много раз рассказывали об обнаруженных с атомных подлодок неизвестных базах и странных кораблях в пучине океана — со дна моря легче и незаметнее добуриться до мантии Земли, вот и хоронятся они там.

На Атлантиде, я думаю, они до того «добурились», что она и ухнула вглубь!.. Не случайно писали, что та катастрофа произошла всего в один день, а не постепенно, как сейчас — тогда земной «шарик» не переворачивался. А дальше было вот что.

Немногие спасшиеся атланты осели на Ближнем Востоке и на территории Индостана — везде они смешивались с давно жившими там аборигенами, пришедшими из Африки. Их потомки образовали племена этрусков на месте позже возникшей Финикии (сейчас государство Ливан), а также племена ариев на месте нынешней Индии. Этруски первыми пошли с Ближнего Востока в Северное Причерноморье и через Балканы — в Южную Европу. Существует гипотеза, что это были предки славян.

Некоторые исследователи культур считают даже, что само слово «этруски» означает «это русские» или просто «русские»; по крайней мере, в языке этрусков и русских так много общих и похожих слов, что роднить их вполне возможно. Весьма вероятно и то, что этруски переняли от египтян, живших по соседству с Ближним Востоком (а может, наоборот — те от них?), культ бога Солнца Ра. Со временем они ушли еще дальше на север, но следы этого культа надолго сохранились в обрядах язычников-славян: древние русичи даже реку Волга называли Ра, связывая ее, видимо, с тем водным путем, по которому путешествовал якобы в своей лодке верховный бог.

И во времена атлантов, и задолго до них многочисленные орды выходцев из Африки словно «туристы» расселялись везде и не давали покоя никому. Вытесненные ими из Индии арии пошли через Среднюю Азию, Северное Причерноморье и Поволжье в Северную Европу, образовав там племена арийцев. Попутно они оставили некоторый «след» в славянах и сохранили с ними историческую связь.

Прогнавшие их африканские переселенцы позднее тоже пошли в Европу «обратным ходом» через Кавказ, по пути еще «подвинули» на север предков славян и арийцев и образовали эллинские, италийские, иберийские и галльские племена на месте нынешних Греции, Италии, Испании и Франции. Они и Древний Рим создали на месте бывшего поселения этрусков.

Таким образом все народы, заселившие юг и центр Европы, Северную Африку и Азию объединяются единым семитским корнем. Это, в основном, евреи и сходные с ними — как русские с украинцами — арабы; живущие рядом цыгане — это бывшие семиты-кочевники. По месту проживания эти народы называют себя в Европе испанцами, португальцами, французами, итальянцами, греками, например; а в Азии — турками, арабами, евреями, персами, индусами и многими другими. Монголоиды стоят немного наособицу, но и они — тоже из Африки.

В Северной и Восточной Европе преобладают арийцы и славяне, имеющие древнее атлантическое происхождение; африканские чернокожие сами по себе остались африканцами; американские же индейцы — это потомки наших чукчей, перешедших на неизвестный им прежде материк десять тысяч лет назад.

Что такое семитский корень?.. В Библии записано, что у спасшегося от потопа праведника Ноя было три сына: Сим, Хам, Иафет. В древнее время считалось, что от Хама произошли чернокожие, от Иафета «совсем» белые, а от Сима — как бы «средние», то есть персы, индусы, арабы и евреи; по имени их прародителя симиты или семиты.

Веками великое переселение и смешение племен продолжалось и теперь от бывших этрусков и ариев не осталось почти ничего. Полнейшей глупостью являлась затея гитлеровцев согласно профанской расовой идее пытаться отличить в Европе евреев от неевреев, когда сама «верхушка» Рейха сплошь была черной-пречерной. Еще и славян объявили «вторым сортом» — таких же потомков атлантов, как и арийцы!..

Идея эта дурацкая и бессмысленная: если развить ее до абсурда, то получается, что для сохранения чистоты расы нескольких десятков миллионов человек надо истребить миллиарды всех остальных. Это что же, в угоду таким «мудрецам» я должен был бы убить своих преступно кареглазых мать и брата, а в живых оставить невинно голубоглазых отца и себя?.. Не угада-али: я лучше самих нацистов передавлю!

И главное: зачем она, эта «чистота»?.. Я уже сказал, что для коренного землянина нормой является именно темноволосость и кареглазость, а вовсе не случайная белесость как некий исчезающий признак былой и лишь гипотетической принадлежности к «высшему кругу». Ведь реально никакое отличие во внешности не дает его обладателю никаких преимуществ: способности у всех одинаковые, а «голубой» крови не бывает!

Все равно мы все перемешаемся, это неизбежно. Зачем тогда «бучу» затевать?.. Мне вот, например, брюнеточки очень нравятся. А тебе, Леха?

— Нормально, «с пивом» пойдет!

— Ну что, спать будем?.. Павлик вон храпит уже!

— Ага, давай спать. Только скажи еще… а Павел от кого?

— Армяне, курды, таджики и многие другие от персов произошли.

— Таджики же мусульмане!..

— Ну и что? Об этом потом. Спи, давай!

— Расскажешь?

— Ладно.

2

После восьмого класса поехал Саша на трудовую практику в пригородный совхоз; тогда и на каникулах ребятам не очень-то давали расслабляться. Иллюстрация эпохи: все, как один — в трудовом строю!

Работа на полях была тяжелая, но не долгая — по четыре часа в день; в основном прополка капусты, лука, морковки. Рядом с лагерем располагалось большое озеро, недалеко и река; после работы купались, рыбачили. Кормили отлично, настроение было прекрасное — как в строчке известного стишка: «Хорошо в деревне летом пахнет сеном и… дымком!» Вечером пели песни у костра, и устраивали танцы под радиолу.

Друзья научили тогда Александра исполнять на гитаре первую простенькую песенку в несколько аккордов. Песня была об американском летчике во Вьетнаме, и вся прямо дышала суровым заграничным мужеством: каждый воочию представлял себя этим летчиком.

Я иду по взлетной полосе-е, Гермошлем захлопнув на ходу-у. Мой «Фантом» как пуля быстрый в небе голубом и чистом С ревом набирает высоту!..

Пелось о бое с русскими истребителями и о том, как «Фантом» этот «над Вьетконгом был в последний раз…».

Двадцать дней прошли быстро! Заплатили небольшие деньги — рублей по сорок-шестьдесят; Александр купил себе фотоаппарат «Зоркий-8С» и недорогую гитару. Умел уже и на баяне играть, и на балалайке в народном оркестре — в музыкальной школе научили, но это было все как-то «не то»: в СССР уже наступила целая новая эпоха, «эпоха электрогитар»!.. Еще брат Володя, теперь уже ходивший в морях на большом круизном лайнере, незадолго до того выпиливал гитары из каких-то досок — всеобщим увлечением тогда это было, поскольку в советских магазинах электрических гитар искони не водилось.

Парни постарше носили тонкие белые джемперы «водолазка» с высоким горлом, брюки клеш и двубортные пиджаки с воротником «в стоечку». Обязательным был большой чуб по самые глаза, а то и нестриженые «патлы» до плеч: под «битлаков» косили! Саша тогда о «Битлз» еще ничего толком не знал, его пора позже пришла.

В 1972 году впервые услышал Владимира Высоцкого: брат магнитофон купил. Когда родители уходили из дома, тогда Санька и включал его, чтобы они не услышали.

И чего таиться было?.. Смешно теперь: песни-то были вполне нормальные — и не матерщинные, и не «политические»; но какого-то, такого… «сомнительного» содержания. Хрипловатый голос доносил из динамика:

Ох, где был я вчера — не найти, хоть убей! Только помню, что стены с обоями… Помню, Клавка была, и подруга при ней — Целовался на кухне с обоими.

Улавливал слова и удовлетворенно понимал, что не зря все же дурной славой певец отмечен — видно, и впрямь алкоголик он и «тюремщик»! Даже жалко становилось: пропадает человек. Другие песенки ничего показались, веселые — сильно понравились, особенно «Песня о слухах». А про войну он пел — аж «мурашки» по коже бежали:

По выжженной равнине за метром метр Идут по Украине солдаты группы «Центр». На первый-второй рассчитайсь! — Первый-второй. Первый в ад, в рай второй — Первый-второй, первый-второй, первый-вторро-ой!

Высоцкий тогда здорово запомнился, хотя и не понимал еще Саша высокого уровня и значения его немудреной вроде и даже «блатной» иногда поэзии: мал был. А ведь верно говорили, что Высоцкий — это Пушкин наших дней; он с болью в душе «прохрипел» все о нашей неуклюжей «совковской» жизни.

Строки «грязью чавкая жирной да ржавою, вязнут лошади по стремена-а, и влекут меня сонной державою, что раскисла, опухла от сна-а!» — где кувалдой по голове бьет чередующаяся раскатистая буква «эр», достойны сравниться со стихами великих поэтов. Понимание этого пришло потом: всему свое время.

Зато без конца ребята переписывали друг у друга альбомы «Лед Зеппелин», «Дип перпл», «Юрайя Хип», других групп. Высоко котировалась рок-опера «Иисус Христос — суперзвезда» — Александру она особенно нравилась.

В музыкальной школе его учили разбирать каждое музыкальное произведение «по косточкам». С удовольствием вслушивался в увертюру, пролог, развитие и кульминацию темы; отчетливо слышал стук молотков, которыми приколачивали Христа к распятию. А завершение темы и музыкальная кода были прямо душещипательные: слезы наворачивались, как жалко становилось Иисуса Иосифовича!..

Арии Христа и Марии Магдалины запомнились надолго своей мелодичностью и особенным тембром голосов; тогда же узнал, что партию Христа исполнял великий Ян Гиллан, солист группы «Дип перпл».

В 1974 году Орлов и его одноклассник Костя Стасенко наконец-то доросли до «Битлз» и «заболели» их творчеством. Четыре года прошло, как «Битлы» уже распались; это огорчало, но ведь они оставили огромное наследие!.. Ребята без конца «гоняли» заезженные магнитные пленки, на слух «снимали» тексты песен, бренчали на гитарах; с улицы через замерзшее окно смотрели и слушали, как взрослые парни исполняли песни «Битлз» в местном ресторане «Луч», в народе сочно и предельно емко прозывавшемся «гадюшник».

Саша научил Костю играть на гитаре, однако тот значительно его превзошел — просто молодец! Тут же «сколотили» в школе свой ансамбль и вскоре уже выступали на танцевальных вечерах. Сверстникам, да и взрослым нравилось их исполнение: пели с Костей дуэтом «в терцию», в пиковые моменты взвизгивали: «Йе-е!» — и весь зал «взрывался» ревом. Смельчакам в такую минуту удавалось иногда погасить люстры и происходило мгновенное «светопреставление» с еще большим ревом и свистом. Дежурившие на танцах для порядка учителя свет включали, недолго ругались и «детки» успокаивались, просто сияя от короткого «счастья»!

Не раз потом пели вместе на разных вечерах, свадьбах, на районной танцплощадке — везде, куда приглашали. Их пути потом немного разошлись: Стасенко стал инженером, Орлов медиком. А поскольку жили неподалеку, все равно остался Костя лучшим другом: недаром за одной партой в школе сидели!..

Много у них было общего, но иногда замечалось и некоторое различие в интересах. Костя, например, был «упертым» только в битловские песни, а Саше нравилась любая музыка: хоть народная, хоть эстрадная… да хоть опера! Везде находил свою прелесть.

Мелодии «Песняров» просто очаровывали!.. Нравились и «Лейся, песня», и «Самоцветы», и «Поющие гитары» — все нравилось! Наверное, от многочтения сложилась такая всеядность.

Костя-то читал немного: его увлекали лишь динамичный сюжет или некоторая быстро схватываемая совокупность данных, которые можно было так же быстро осмыслить; интерес его после этого угасал. Александру же больше нравилось долгое, «нудное» для других чтение, когда нужно много думать, охватывая широкие горизонты — такое, что приводило к важным открытиям в его мировоззрении. Косте не нужны были подобные открытия, он обходился малым, а Орлову везде нужно было «докопаться» до самой сущности всего на свете!

Интересно ему было, чем обусловлена такая разница; не понимал еще тогда: может, дело в самих книгах? Еще Высоцкий пел о том, что если «правильно» живешь, то «значит, нужные книги ты в детстве читал!»

А какие «нужные»? Высоцкий ведь имел в виду книги, которые делают человека героем; так и Костя, и Коробов Андрей именно такие книги и читали! Уж настолько ли они нужные?.. Не являются ли они эрзацем самого героизма, позволяющим побыть немного в «шкуре» очередного героя… разновидностью «диванного экстрима», заставляющего организм впрыснуть в кровь недостающую порцию адреналина? Наверное, являются, да только не в книгах вовсе дело.

Уже учась в медицинском институте, понял, что причина отличия в разном гормональном балансе у разных людей: от этого складываются разный тип обмена веществ и, как следствие, разные типы развития мышц и мозга. И мозг, и мышцы бывают «быстрыми» и «медленными». У Кости, по-видимому, они быстрые, а у Александра медленные; Костя — боец, охотник, а Саша мыслитель, «дармоед». Вот и вся разгадка!

Так установлено природой для лучшего развития животной популяции: нельзя всем поголовно топать в армейских сапогах, например, и одновременно заниматься «науками» — каждому свое. Так что, если человек не осилил много учения, это не патология: и без него найдутся, кому «штаны протирать»!.. Вопроса «кто более ценен, герой или обыватель?» не стоит даже задавать. Ответа все равно нет — оба нужны: одному геройствовать, сгорая, другому каждодневно «мантулить».

Конечно, все люди разные, но их обыденная жизнь бывает удивительно сходна однотонностью и скукой. Пожалуй, большинство живет как-то мелко, незначительно — вот этим они как раз одинаковые! Да только нет в том никакой вины.

Мелкость жизни происходит не столько от типа мышления, даже не столько от биологических причин, сколько из-за общественных традиций приемлемости малого образования, узости кругозора, скупости внутреннего естества, чрезмерной увлеченности малозначимыми ежедневными проблемами и проблемками. Так принято, потому что не все люди способны заглянуть за границы обыденности.

Да и не надо! Им не нужно оправдываться тем, что «все так живут»: их жизнь уже оправдана тем хотя бы, что им нужно растить детей и для этого много работать. Возможно, в этом и есть их идея — идея не быть героем!

Есть и иные: способные преодолеть границы. Они не намного лучше — иногда даже хуже тех, кто привык «вкалывать» каждый день; они просто способны выйти из общего круга, вырваться из чужой колеи!.. Опять же Высоцкий пел и о «чужой колее», и об иноходце, который «не как все».

Казалось бы: разве плохо достичь большего или просто другого, чем все? Когда как!.. Часто влечет таких «иноходцев» к фальшивому веселью, искусственному созданию «праздника души» для хоть какого-то удовлетворения недостатка собственной значимости и убиения скуки.

Куда только не заносит несчастных в этой душевной жажде без верного ориентира! И в гонку за шальными деньгами… и в наркоманию… и к сектантам всяким… и в тюрьму за чужое. Кого на войну тащит, кого в изматывающий большой спорт, кого в радикальную политику… Кого в магазин за вечной опохмелкой, кого — с двенадцатого этажа вниз непутевой башкой. Полно любителей «экстрима»!..

Только не подозревают они, что есть такие пути повышения самооценки и элементарного получения «острых ощущений», которые не создают для человека и общества лишних проблем.

Один — традиционная религия; в одержимости преклонения перед Богом верующие способны горы свернуть! Это подходит для всех, кто недалек умом и не хочет вредить себе и другим; так проще: долго учиться не надо! Но религия не может быть верным правилом жизни, поскольку основывается на слепой вере в нечто сверхъестественное.

Иной путь — наука; тяжелый самоотверженный труд. Вот где бывает самое полное и истинное наслаждение новым открытием значимого факта или теории — сравнимо с прыжком с «тарзанки»!.. Ницше писал: « Думаешь ли ты, что такая жизнь с такой целью слишком трудна, слишком бедна приятностями?.. Если да, то ты еще не узнал, что нет меда слаще меда познания! И лишь со старостью откроется тебе, что ты следовал голосу природы — той природы, которая управляет всем живущим через наслаждение…». Об этом наслаждении мало кто знает — лишь самим ученым оно известно.

Но и наука не оказывает скорую помощь!.. Наука — это очень долгий процесс, она озадачена проблемами далекого будущего всего человечества и не дает ответа на вопросы каждого дня в каждой судьбе. Много ученых людей и каждый толкует свое; в ученых к тому же рядятся разные маги, астрологи и телевизионные «психотерапэвты» — еще больше дурят голову! Трудно разобраться простому человеку в разнообразии мнений. За многие тысячелетия так и не получено одного верного и определенного ответа на главный человеческий вопрос: как жить правильно?

Как праведно, это понятно: десять заповедей никто не отменял! Но как правильно?.. Ведь не всегда праведно — значит правильно, это не одно и то же. И у преступника, и у праведника — своя правда, каждый по-своему прав; и не факт, что в какой-то конкретной ситуации прав именно праведник.

Верный ориентир должен быть… невозможно без него! Только ошибка, пожалуй, в том, что ищут его один для всех. Если всем жить одинаково, то такая жизнь станет серой и скучной, любое развитие цивилизации остановится. Грех всякой религии — ищущей Бога или равноправного коммунизма — в навязывании такого торможения.

Идеал не должен быть религиозным, потому что нравственные принципы любой религии несомненно хороши, но не тождественны идеалу. Слепая вера во чтобы то ни было к добру не приводит! И все по той же причине: одного идеала жизни для всех не может быть вообще, каждый должен найти его сам. Но как же трудно это сделать! Мечутся, мечутся люди, а лишь немногим удается. И удается ли?..

Хорошо, будучи молодым, выбрать себе учителя из числа тех, чья мудрость подтверждена временем и другими людьми; об этом писал еще Сенека в книге «Нравственные письма к Луцилию». Но не стоит допускать слепой веры в учение любого мудреца; нужно стараться заметить в нем слабые стороны — это лучше всего отрезвляет от угара преданности чужому гению.

И самому нельзя забываться: надо вовремя опомниться, когда покажется, что уже всех превзошел. Никогда всех не превзойдешь!..

Еще нельзя отчаиваться, если долго нет такого результата, в котором был бы точно уверен; результат здесь не главное — важнее сам процесс поиска. Сомнение часто лучше, чем уверенность, ибо не дает успокоиться и заставляет искать дальше.

Фридрих Ницше в книге «Так говорил Заратустра» возможным крушением судьбы предупредил и зазнавшихся героев от излишнего самомнения, и переставших быть героями от фатальной потери ими идеала:

«Ах, я знал благородных, потерявших свою высшую надежду. И теперь клеветали они на все высшие надежды.

Теперь жили они, наглые, среди мимолетных удовольствий, и едва ли их цели простирались дальше дня.

«Дух — тоже сладострастие», — так говорили они. Тогда разбились крылья у духа их; теперь ползает он всюду, и грязнит все, что гложет.

Некогда мечтали они стать героями — теперь они сластолюбцы. Печаль и страх для них герой.

Но моей любовью и надеждой заклинаю я тебя: не отметай героя в своей душе! Храни свято свою высшую надежду! —

Так говорил Заратустра».

Трудная штука — жизнь. Всем приходится жить и не каждому в радость; иногда проходит она, как неясный сон.

С юных лет запомнилась Орлову одна песня Давида Тухманова. Пел Александр Градский:

Жил-был я, стоит ли об этом? — Шторм бил в мол — молод был и мил. В порт шел флот с выигрышным биле-етом — Жил-был я-а… помнится, что жил.

Дальше в песне шла речь о каких-то событиях жизни и эти слова не оставляли следа в душе. Но последняя измененная строчка просто «убивала», вводила в растерянность: — Жил-был я-а. Вспомнилось, что жил…

Голос и мелодия звучали меланхолично, стихи настроением были похожи на поэзию Иосифа Бродского. Саша не запомнил автора текста, но был благодарен ему за такое ощущение трагизма мимолетности человеческой жизни: вспомнилось, что жил. Как будто и не жил вовсе!

Какой же тяжелой может быть минута, когда подводится итог всей жизни!.. Допустим, смерть уже у порога. А что вспомнишь? Родился, долго рос, потом десятки лет происходило что-то: учился, служил, женился, работал; опять учился, женился, опять работал… еще что-нибудь в памяти. А даже не хочется об этом думать!

Перед вечностью, говорят, по-настоящему вспоминаются всего несколько самых дорогих событий и лиц, и это воспоминание укладывается в секунды; все остальное оказывается лишним, ненужной шелухой. Наступает момент истины: ты должен был понять что-то особенное — для этого ты родился и прожил много лет. Но что?..

Понимания нет, одна горечь в душе. Зачем все это было… что надо было понять? Зачем вообще жил, и жил ли?..

Что такое сама жизнь, этот миг всего в масштабах вечной и бесконечной Вселенной — незаметная и может, даже бесполезная искорка? Неужели только «жалкая шутка жестоких богов»?.. Может, все-таки, что-то большее?

Ведь был же в ней какой-то смысл!.. не могло его не быть. Но кто знает этот смысл?..

Нет горше слов, чем в книге Экклезиаста: «Все пройдет. Все суета и тщета, все суета сует». Можно, наверное, завыть от тоски, когда вместе с автором ощутишь сердцем: все канет в бездну вечности… все бессмысленно и бесполезно.

Большинство людей всю жизнь проводит словно в спячке: вроде и живет такой человек, а все как-то без мысли, без души; зато другой из кожи лезет в поисках ответов на вечные вопросы.

Умирать приходится обоим. Интересно: кому страшнее?..

3

— Орлов, вставай, смотри!.. Пашка, Пашка… вставай, смотри! — орал возбужденный Леха, скакал перед топчанами и тряс бутылкой, зажатой в руке.

Очумелые спросонья, товарищи Хорькова лежали и смотрели на него. Наконец дошло: «девяностоградусная» не замерзла! Лешка выставлял ее снаружи бункера три дня назад, и ничего. И в самом бункере — на термометре минус восемнадцать. А ведь было двадцать три!.. Неужто теплеет?

Небо будто просветлилось чуть-чуть… вместе выглядывали из лаза, каждый хотел убедиться. Но, пожалуй, нет — только кажется так! Морозище все равно жуткий, не вдохнуть свободно. И темнота такая же мглистая; лишь ветер немного утих, вот и кажется, что светлее.

Матюгнулись по разу, и пошли обратно.

Новость все равно радовала, так что спешно накрыли стол: надо было обязательно это дело «отметить»! Сильно не обнадеживались — понимали, что еще приморозит: весна ведь не сразу наступает. Александр предположил, что Россия прошла через область южного магнитного полюса и теперь понемногу станет теплеть; наверное, полгодика еще и можно будет делать вылазки наверх. Скорее бы!..

Выпивали, закусывали; Павел вспоминал лирические песни, пел вполголоса. Орлов пожалел, что нет гитары, но тоже спел — песню из альбома Михаила Гулько про «белый ад» в колымских лагерях и случайно подобранный зэком окурочек с красной помадой, упавший, наверное, с самолета. Она так начиналась:

Из колымского белого ада Шли мы в «зону» в морозном дыму, Вдруг увидел окурочек с красной помадой И рванулся из строя к нему. Вдруг увидел окурочек с красной помадой И рванулся из строя к нему. — Стой, стреляю! — воскликнул конвойный, Злобный пес разодрал мой бушлат. — Дорогие начальнички, будьте спокойны, Я уже возвращаюсь назад! Дорогие начальнички, будьте покойны, Я уже возвращаюсь назад.

Уж «пропадал» немало за этот окурочек герой песни «никого не кляня, не виня», пока не проиграл его в карты, да и не только его:

Проиграл я и шмотки, и сменку… Сахарок за два года вперед. Вот сижу я на нарах, обнявши коленки — Мне ведь не в чем идти на развод! Вот сижу я на нарах, обнявши коленки — Мне ведь не в чем идти на развод. С кем ты, падла, любовь свою крутишь, С кем дымишь сигареткой одной? Ты во «Внукове» спьяну билета не купишь, Чтоб хотя б пролететь надо мной! Ты во «Внукове» спьяну билета не купишь, Чтоб хотя б пролететь надо мной.

Тоска неизвестного зэка хорошо ассоциировала с настроением слушателей песни, против своей воли заключенных в бункере. Неприкаянность и бессилие перед обстоятельствами были схожие: как будто похоронены заживо и уже никогда никто о них не вспомнит!

Лешке нравились такие песни; он слушал их с удовольствием и почему-то похохатывал, пока Павел молчал, пригорюнившись. Балбес, да и только: никакого понятия!.. Между делом спросил:

— Ты же, Сань, в тюрьме не сидел — откуда такие песни знаешь?

Орлов пояснил:

— Мне-то пришлось фельдшером в лагерной санчасти поработать, да разве в этом дело? Гулько тоже в тюрьме не был!.. Зато, почитай, половина нашего народа отсидела в «добрые» времена — кто за «уголовку», кто за «политику»; у каждого, наверное, в родне бывшие «тюремщики» есть, вот и востребованы такие песни. Мой батя тоже годик «оттарабанил» — еще при Сталине. Рассказать?..

Хорьков сразу:

— Ага!

— Да по глупости дело было. Он тогда из армии вернулся и сильно учиться хотел, а председатель колхоза ему никак справку не давал.

Тогда же у колхозников паспортов не было — жили как крепостные, к колхозу насмерть привязанные! Чтобы куда-то поехать, надо было в правлении справку колхозника получить. А не захочет председатель, так и не даст!.. И ничего не сделаешь — будешь и впредь к колхозу «пристегнут»: зачем ему молодого крепкого работника отпускать, если людей все время не хватает? Ведь ни о какой эффективности производства в советском хозяйстве и речи не могло идти; хозяйствовали очень расточительно — все в угоду коммунистической идее.

В Америке фермеры — всего половина процента населения, а кормят всю страну и еще полмира. А в СССР большинство людей жило в деревнях, и толку от этого не было! Вы же помните, как постоянно куда-то мясо пропадало и в заводских «столовках» четверг обязательно был «рыбным днем»?.. Это так партийные идиоты мясо в стране экономили!

И разогнать эти чертовы колхозы нельзя было. Колхоз — это что?.. Коммуна. Строим что?.. Коммунизм. Нельзя, значит, их упразднять! Вот и топтались без механизации десятки людей там, где при разумном управлении двое-трое справились бы. Да все ручками, ручками!..

Какая там техника, какая механика? Тракторов производили больше всех в мире, только были-то они — тьфу! — дерьмо: поработает сезон-другой и на запчасти.

Ну, не об этом я. В тюрьму-то всех «принимали», безо всяких справок! А как «откинулся» — получай настоящий паспорт и езжай куда хочешь. Вот и «свезло» моему родителю, просто случайно — в пивной мужики стояли, бакланили; батя и говорит: «Щас последний раз к председателю пойду. Не даст справку, убью гада!» И не заметил, как в это время пацанка председателева — дочка то бишь, «нарисовалась»: тоже за пивом для папки пришла! И услышала, что мой-то «брякнул». Забыла про пиво и пулей домой!..

Папаня из кружки допил и к председателю. А там уже ни души, только участковый ждет; Николая Егорыча под «белы рученьки» и — в кутузку! Председатель-то давно уж в погребе засел и вылез тогда только, как ушли они.

Вы представляете, что по тому времени было бы за угрозу убийством представителю Советской власти?.. Это же покушение на теракт, статья 58-10! Запросто — «десять лет без права переписки», расстрел то есть. А тогда Сталин как раз помер!.. Занервничали властные чины, «вышку» перестали давать.

Ну, судья хороший попался — на заседании здорово хохотал! Спросил папашу: «Тебе сколько дать-то?» Тот помялся, говорит: «Много не надо, а года хватит». Судья год ему и «выписал»! Тот годик батя быстро отсидел, потом и в город уехал.

…А вы знаете, какая еще шикарная «память» от этого осталась?.. Татуировки-то всегда в моде были — так мой из лагеря «ваще орел» вернулся! Я маленьким часто все разглядывал и «выражения» читал; сейчас уже плохо помню.

На груди, значит, огромное сердце наколото, и пронзают его слева и справа меч и стрела; и — натурально так — кровь брызжет! На ногах какие-то девки со змеями, на тыле кисти поднимающееся над горами солнце с надписью «Север» — это само собой!.. На спине огромный трехтрубный корабль в бушующем море; изо всех труб черный-пречерный дым валит, сверху наши «ястребки» летают и крупными буквами — СЛАВА! А во все пузо еще надпись: «Опять не нажрался!»

Так что, Леш, тюрьма для русских — дело привычное, никого не удивишь. Но я ж и другие песни знаю!.. Хочешь, про Афган спою? Я сам-то там не был — все удивлялся потом, как не попал?.. Медики на войне очень нужны! Когда я в Союзе спокойно служил, там ведь самая эскалация боев была.

Только меня весной призвали, к зиме — бац! — Брежнев помер; Андропов на «вахту» заступил. Генералы тогда сильно оживились: давай сразу на город Хост наступать! Только через полгода взяли его с огромными потерями. А на хрен он кому нужен был?.. Самим генералам, конечно! Офицеры тоже — прямо рвались туда за наградами и звездочками! Нам-то, солдатам, это ни к чему. Да черт с ними!.. Слушай песню.

По дорогам чужим сквозь пески и туман Грузно тянут «зилы», надрывая кардан; Автоматы в руках, передернут затвор. — Не остаться б в горах… — так молись на мотор! Афганиста-а-ан, Афганиста-а-а-ан! Письма редко оттуда приходят домой; Афганиста-а-ан, Афганиста-а-а-ан — Не одна мать зальется горькой слезой! А шофер держит руль, только сердце стучит — Впереди перевал, а на нем басмачи. Проскочить бы его, пока день и светло — Снова пули летят в лобовое стекло!

Припев уже пели вместе: «Афганиста-а-ан, Афганиста-а-а-ан!» Орлов продолжал:

…А в далеком краю, где сады расцвели — Там тепло и светло от родимых любви. — Ждите, девушки, нас! Мама, вытри глаза: Мы ведь живы еще и вернемся назад!..

И опять вместе: «Афганистан, Афганистан!» Простая песенка — с немудреными словами, с мелодией на трех аккордах, а как способна за душу взять... Такой вот он — солдатский фольклор!

Павлик тоже спел — «Вальс-бостон» Александра Розенбаума; хорошо пел, душевно. В этот раз не плясали — просто выпили еще, посидели и улеглись: нужно было крепиться и продолжать ждать новых перемен. Но ребята уже почувствовали, как близки они к новой свободной жизни!

Пришло совсем другое время: все на планете повернуло к теплу и свету. Материки стремились сейчас занять свое обычное положение относительно экватора, только теперь они находились уже «вверх головой», нежели при обычном взгляде на старую карту Земли. Литосфера была еще очень далека от покоя, подвижки материковых плит продолжались, но все перемещения уже пошли на убыль, а с ними стали уменьшаться и атмосферные коллизии; пока лишь чуть-чуть, едва заметно. Это продлится еще очень долго — не один год, и все же перелом в течении событий произошел: утихали ураганы, земную поверхность меньше сотрясало; оседала пыль, уменьшались снегопады, прояснялось небо. Много месяцев должно миновать, пока первый солнечный лучик пробьется через плотную мглу, а с ним придет настоящее тепло. Но оно неизбежно придет! А где тепло — там и жизнь. Какой-то она станет?..

На разных континентах уцелевшим людям даже странно было сознавать, что приближается спасение; еще недавно казалось, что его не может быть — и вот скоро самое ужасное должно было кончиться. Пришла пора привыкать к новой реальности, совсем непривычной еще для разума; до сих пор не верилось, что в мгновение ока произошло столько событий, и не в кошмарном сне, а наяву.

Тысячи лет ничто не менялось на окружающей людей земле! Преобразовывались их быт, уклад жизни, а климат всегда оставался почти неизменным. Было холоднее, было теплее, но чтобы такое обрушилось на слабые человеческие плечи!.. Невозможно, невозможно было представить. Каким же хрупким оказался мир цивилизации!

Да, жизнь действительно хрупка. Сам феномен ее возникновения, а тем более развития в разумную форму настолько уникален, что можно воспринимать его как чудо!.. Вокруг планеты с разумными обитателями могут помещаться миллионы других планет в космическом пространстве, и все они будут одинаково выхолощены жестокими условиями их физического бытия.

Что такое эти планеты? Огромные и голые шарообразные сгустки материи во вселенской пустоте. Из-за огромных перепадов температур на подавляющем большинстве из них нет, и не может быть никакого следа воды. А без воды возникновение жизни невозможно! Ни одна другая жидкость не обладает ее уникальными свойствами, которые хорошо изучены; никакая иная текучая среда не способна обеспечить необходимый обмен веществ в живом организме так, как это позволяет обычная природная вода. Ничем непрошибаемые кремнийорганические монстры с голубой кровью из жидкого аммиака — лишь выдумка досужих фантастов: такого не может быть, потому что не может быть никогда! И даже не вода главное.

Во всем мироздании есть одна фундаментальная физическая сила, которой подчинено все — это гравитация; сила тяжести или же притяжение, проще говоря. Все другие силы — не что иное, как ее производные, порождаемые взаимодействием разных тел под влиянием этой изначальной силы.

На любой планете жизнь может возникнуть только тогда, когда сила тяжести на ее поверхности строго определенная, близкая к земной. При значительно меньшем притяжении все вещество с поверхности планеты улетит в космос, в том числе и частицы воды, если бы даже они образовались; при избыточном же притяжении ничто не сможет подняться над твердью, что исключит всякую циркуляция жидкой среды. Такая планета как Земля, где параметры физического притяжения оптимальны для возникновения и развития жизни — чрезвычайно редкое явление.

Вполне вероятно, что на других планетах, находящихся на более дальних орбитах от Солнца, чем наша, жизнь могла уже когда-то существовать. Ведь эти небесные тела образуются из солнечного вещества «по очереди», будучи маленькими, горячими и плотными вблизи него и увеличивающимися, остывающими и теряющими плотность по мере удаления от светила; за пределами солнечной системы они лишаются притяжения звезды и рассыпаются в космическую пыль. Все происходит как на конвейере кондитерской фабрики, где из огромной массы теста выпекаются одна за другой вкусные булочки, исчезающие потом в желудках любителей лакомства. Самой вкусной будет та булочка, которая не слишком уже горяча, но еще не остыла, а пышность ее особенно приятна языку; она перестала быть ломтем тугого теста, но ей далеко до разбухания от плесени и распадения в труху.

Так и с планетами окружающей нас системы: Земля сейчас является самой вкусной «булочкой» для вкушающей ее чародейки по имени Жизнь, поскольку оказалась на том этапе пути от небесной «кондитерской», где ее привлекательные качества непременно должны были возбудить аппетит. Пожалуй, что и предыдущие «изделия» в свое время были не менее вкусны, чем это — равно, как и последующие, потому что работа конвейера космической «фабрики сдобы» продолжится до тех пор, пока будет тепло в ее печи. Эта печь благодати — наше Солнце.

Конечно, планеты со сходными условиями есть во Вселенной, но они страшно удалены от Земли — рассчитывать на плодотворные и постоянные контакты с далеким разумом очень трудно. Свидетельства таких контактов и в древних книгах, и в современных сообщениях весьма редки, отрывочны и расплывчаты — наука их не признает. Другое дело, что в одном и том же пространстве на одной и той же удобной для обитания планете могут существовать и другие цивилизации, только в разных измерениях.

Примитивным примером такого множественного пространства может служить простая кукла-матрешка, в которой как бы вставлены разные «пространства» одно в другое. Жители таких пространств практически невидимы и неосязаемы друг для друга; лишь при особенных возмущениях общей для обоих пространств среды, стихийных или намеренных, возможны более или менее ясные контакты, слухами о которых наполнены бульварные газеты. Верить ли им?.. Да черт знает! В том смысле, что именно «черт» это знает, поскольку вполне возможно, что как раз случайный контакт с обитателями другого измерения может быть принят за всамделишную встречу с «нечистой силой» в ее полном наборе: чертями, русалками, лешими, водяными и так далее. Весьма вероятно, что наши «соседи» по земному дому могут проникать в наше пространство — при этом они не «светятся» без надобности и никому не мешают; скорее, люди мешают им.

Достаточно сказать, что полномасштабная ядерная война, например, или неудачный эксперимент на ускорителе субатомных частиц могут легко уничтожить не только планету, но и весь комплекс вложенных пространств: в месте расположения Земли в материальном пространстве могут произойти такие энергетические флуктуации (всплески) квантового порядка, которые повлекут «схлопывание» этой области до нулевых размеров с образованием «черной дыры». Все вещество околоземной области через узловую точку дыры перейдет тогда на «ту» сторону условной «поверхности» условной вселенской сферы — в Антимир; там наподобие воздушного шарика из уже «белой дыры» выпучится новая вселенная, которая потянет за собой и остальное вещество нашей Вселенной. Чем все это кончится, трудно даже предположить: для всего мироздания такой случайный эксцесс катастрофы не составит, но от Земли с ее жителями и от бывших соседних пространств не останется даже воспоминания!

Во избежание подобной «неожиданности» контролировать со стороны неуемные потенции земного человечества было бы весьма разумно. Соседи землян наверняка не глупцы, и понимают необходимость такого контроля — их разведчики тогда должны присутствовать везде, что, видимо, и происходит. Сумятицу, правда, создает то, что на планете могут бывать представители самых разных цивилизаций.

На «тарелках» Землю «навещают» скорее инопланетные пришельцы, живущие с людьми в одном измерении: имевшие с ними контакт в один голос утверждают, что это именно инопланетяне и называют разные звездные системы, из которых те прибыли. А вот обитатели соседнего «зазеркалья», то есть других измерений, вообще не летают!.. Общавшиеся с ними рассказывают, что они приходят к людям своими ногами и в комбинезоны астронавтов не одеваются. Если инопланетяне скрытные, то эти похожи на веселый разудалый народ вроде цыган: легко заговаривают с людьми, поют песни на своем языке и танцуют. Угощают, приглашают к себе!.. Это те, кого немцы называют троллями — подземными жителями гор; вряд ли они живут в горах, просто там могут находиться «шлюзы», или порталы иначе, для перехода в другое измерение. Эти «тролли» появлялись всегда и на всех континентах.

Кто и откуда прибывает «в гости» к землянам на самом деле, трудно понять. Несомненно лишь то, что это на самом деле бывает: не могут люди все выдумывать, нет дыма без огня! Пока что все очень запутано и нет никакой ясности; внести ее могут только ученые, но где они теперь, когда развернулся такой страшный катаклизм?..

4

Однажды Лешка попросил Орлова еще рассказать о религиях.

— Это о чем? — переспросил тот. — О том, что у родственных народов разные религии?.. Да это дело случайное!

Нынешние монотеистические религии, в которых один вселенский Бог-творец, недавно ведь появились; это иудаизм, ислам и христианство. А до этого все люди долго были язычниками: поклонялись духам природы, выдумывали разных богов. Политеистические, или многобожеские религии сохранились до сих пор — это индуизм, например, или культ религии Вуду со сходными с ним шаманизмами. Их не стоит перечислять, потому что серьезного влияния на жизнь людей всего мира они не оказывают.

Я назвал три мировые религии; иудаизм — наиболее старая из них, ей много тысяч лет. Иудаизм вырос из зороастризма, который в разных модификациях исповедовала большая часть древних жителей Азии; Зороастр, или Заратустра, был главным богом азиатского пантеона тех времен. Культовые обычаи древних евреев существовали с зороастрической эпохи, а около трех тысяч лет назад они выделили среди прочих богов одного Бога-создателя — Яхве, или Иегову иначе. Его культ и составил основу иудаизма.

Тогда, я думаю, особенно участились контакты иудеев с неведомыми пришельцами, и малограмотные пастухи воспринимали их как непосредственные встречи с Всевышним. Это сильно укрепляло евреев в их вере и побудило вести записи истории этих встреч. Инопланетные экспедиционеры довольно часто беседовали с аборигенами, поэтому «контактеры», объявлявшие о таких связях, появлялись во множестве. Конечно, они разговаривали именно с инопланетянами! Какая необходимость была «настоящему» Богу без конца связываться с «кем ни попадя»?

В библейских текстах фигурируют лишь некоторые пророки. «Главным» из них современниками считался, конечно, Моисей: десять моральных заповедей, продиктованных ему высокими собеседниками, были выбиты на каменных скрижалях и определяли бытовое и культовое поведение всего народа в течение многих веков; позднее их подтвердил в Нагорной проповеди Иисус Христос. Подробное же описание атрибутики культа, которой значительной своей частью посвящен Ветхий Завет, представляется мне собственной выдумкой ревнителей религии для придания ей ореола особенной святости; уж до того нудная писанина — сил не хватает выдерживать ее чтение!

В течение тысячи лет жрецы Яхве «соревновались» в наиболее изощренном исполнении требований культа, ничего нового не прибавляя к содержанию самой религии. И вот состоялось пришествие Христа! Старую замшелую религию «срочно» обновили, и из нее проистекла новая; христианство евреи «подарили» всему миру, сами же остались приверженцами традиционного иудаизма. Почему бы это?..

Иудеи объясняют свой выбор нелепостью признания богом человека; прецеденты уже были: разные народы признавали Богом то пророка Заратустру, то пророка Кришну, то светлейшего Будду, то разных других. Никто из них не мог, конечно, сотворить Землю, людей и весь видимый мир; следовательно, заключали иеговисты — это лжебоги! Таким же, по их мнению, являлся и Христос.

Основание резонное, но кроме него, правда, есть и другое объяснение позиции иудеев — тщательно скрываемое и связанное с использованием христианства в стратегии достижения мирового господства еврейской нации, которое ей якобы завещал Господь. О нем, Леша, я тебе говорить не буду, потому что ты и так антисемит — нечего зря нервы трепать, теперь это уже бессмысленно!

Вернемся к твоему вопросу: и армяне, и таджики произошли от персов. Серьезное отношение к религии требует оседлого образа жизни — так в оседлой Армении христианство было признано государственной религией в 301 году, а таджики и курды долго еще оставались кочевниками и сохраняли язычество. Лишь спустя много веков они приняли ислам, как сделало это большинство народов персидского и тюркского происхождения под давлением арабов-завоевателей.

Ислам — наиболее молодая мировая религия; он появился в седьмом веке нашей эры и сразу составил серьезную альтернативу христианству. Это учение и задумывалось, собственно, в противоположность старым религиям и привлекало всех, кто не хотел жить в покорности перед кем бы то ни было, что хорошо отвечало менталитету независимых кочевников. Христианство ведь учило успокоению и подчинению, а тут — полет свободной воли, поклонение лишь великому Небесному Отцу!

Неудивительно, что новая религия получила быстрое распространение и навсегда осталась привлекательной для человека, ищущего свободы, а не рабства. Немаловажным для широкого признания стало то, что в исламе уважаются житейские потребности верующих: не считается грехом, например, желание вкусно покушать, иметь несколько женщин, быть богатым и физически сильным. В христианстве все это относится к порокам, которые нужно побеждать смирением; в исламе не так — и если мусульманина ударят по щеке, ему нет нужды подставлять другую!

Очень и очень спорным представляется преимущество христианства в милосердии: ислам тоже призывает к милосердию, но не заставляет своих приверженцев быть нищими и слабыми. Я думаю, смешно было бы смотреть на людей, которые все достигли бы когда-то нищеты тела и духа, и стали хором жалеть друг друга!

Знаешь, что писал Ницше о религии убогих в книге «Антихрист»? А вот что: «Христианство — это ненависть к уму, гордости, мужеству, свободе, радостям чувств… радости вообще». Он же призывал к дружбе с исламом, которую выказывал, по его мнению, германский император Фридрих Великий (18 век) в отношении мавров-мусульман, со времен раннего средневековья имевших сильные позиции в Италии, Испании и Южной Франции. По крайней мере, мусульмане — лучшие союзники в противостоянии амбициям мирового иудейства.

К сожалению, в самих мусульманских странах всегда плохо знали ислам в силу исторически сложившихся традиций малого образования народа, граничащего с полным невежеством, поэтому там можно видеть чудовищные проявления варварства, отпугивающие просвещенного европейца от этой религии. Зачастую бывает так, что мусульманин ходит в мечеть и повторяет молитвы за муллой, но сам Корана не читал, потому что просто не умеет читать по-арабски. У христиан, кстати, с этим не лучше: прихожане слушают священника, никак не вдаваясь в подробности.

Я должен сказать еще, что не стоит искать новый человеческий идеал в исламе, опровергнув старый в христианстве, или пытаться найти его в экзотическом буддизме, как это делают некоторые. Всякая религия порочна тем, что унижает и оскорбляет человека разумного требованием слепой веры в непознаваемый абсолют, называемый Богом.

Ты, Леша, из всех моих рассказов понял, надеюсь, что идея Бога несостоятельна. Она — естественный атрибут уже проходящего, дикарского этапа развития человеческого сознания; эта идея далека от действительности и служит лишь слабым утешением несчастным. Маркс и Энгельс правильно утверждали: «Религия — опиум для народа!» Вот уважаемый мною Ницше предложил свой идеал нового человека, альтернативный религиозному.

Помнишь, я говорил о том, что свободный от предрассудков человек не нуждается в идее Бога?.. что он сам себе Всевышний, что свобода и наука — его боги? Фридрих Ницше и писал о таком человеке будущего, которому присуща ни от кого и ни от чего не зависимая свободная созидающая воля; я думаю, что эта воля сродни сильной животной воле к жизни, облагороженной еще высоким сознанием. Такого человека никому не сломить и не одурманить ложью!

Незачем сейчас долго рассказывать о человеке свободной воли: когда выберемся наверх, нам само собой придется жить по такому идеалу. Новая обстановка заставит быть храбрым и умным — тогда сам все скоро поймешь!

Добавлю только, что гитлеровцы украли и переврали идеал человека будущего у Ницше, сведя его к образу «белокурой бестии», которой собственной волей разрешено совершать любые преступления. Себя — подлецов и низменных тварей, они назвали «сверхчеловеками», а других, будто бы недостойных их, «недочеловеками». Нацисты очень любили возвышающие произведения Ницше, Шопенгауэра, Вагнера и считали себя культурными людьми; всем известно, что наделали эти «культурные люди»!..

Ницше, живший и писавший в конце 19 века, предвидел, между прочим, скорое появление фашистов в Европе, подготовленное многовековым засильем поповщины и в прах разносил будущий камуфляж благородства, который те станут навешивать на себя, прикрывая мелкую одержимость жаждой власти, власти и еще раз власти в провозглашаемых ими идеях. Уж назвать этого великого философа апологетом фашизма можно было, только полностью извратив все, что он написал!

Фридрих Ницше прямо утверждал, что прологом европейского фашизма стало именно христианство: когда веками религиозной «дрессировки» дух человека приведен к нищете, сам он стал ничтожен и бездумно послушен, тогда можно вылепить из него все, что угодно. Никакой провозглашавшейся прогрессивности в милосердном христианстве я, например, изучая его, не увидел.

Можно сказать более открыто: христианство — глупая «фенька», которую «впарили» доверчивым простакам смышленые иудеи, отвлекая их внимание от своего стремления к мировому господству; «развели» лохов! Стоит ли тогда называть фашистами тех, кто противостоит сионистской экспансии… может, все наоборот? Ведь сионизм — не что иное, как еврейский нацизм.

— Точно! Это евреи — фашисты: мне их морды сразу не понравились, — немедленно подскочил Лешка

— Не спеши так говорить! — одернул его Орлов. — Сионисты — лишь малая кучка от всех евреев. А уж морды-то у нас, у всех хороши… все люди эгоисты и тем самым фашисты. Я о другом: как же легко хитрому покорять болванов! Они глупы, а глупый противник — слабый противник.

Не нужно людям культивирование нищеты и слабости! Это может быть выгодно только тем, кто хочет подчинить себе весь мир.

У меня, ребята, вообще возникло подозрение: Иисус — не засланный ли «казачок», не провокатор ли? Уж слишком сильно противоречит христианство свободному духу свободного человека!

Я так и не выяснил для себя, зачем его появление было нужно тогда. Кому выгодно, это понятно: предприимчивым иудеям, «наславшим» христианство на всю планету, чтобы иметь сладкую выгоду от эксплуатации униженного человечества. А зачем это было пришельцам?.. То ли они еще тупо надеялись «воспитать» людей, не замечая безуспешности любых попыток, то ли заранее готовили почву для будущего завоевания Земли, в долгой организации которого евреям отводилась привилегированная историческая роль? До сих пор мне это неясно!

В самом деле: зачем было извещать людей о грядущей через многие века катастрофе? И предупреждать еще о том, что в новое «тысячелетнее царствие Христа» будут допущены только «праведники», то есть деградированные рабской покорностью личности, а противящиеся будут уничтожены. Так могли поступать будущие агрессоры, проводящие предварительный информационно-пропагандистский прессинг как артподготовку перед наступлением войск, а вот на педагогическую проповедь наивных «воспитателей» это не очень-то похоже!

Не готовится ли сейчас настоящая колонизация планеты?.. Мы верим в высокие моральные качества инопланетного разума, но не одурачиваем ли мы сами себя этой верой? Кто может доподлинно знать, какие они на самом деле, эти пришельцы?

Я не нахожу ответа, друзья мои… вот не нахожу! Ну ладно. Поживем — увидим.

Уже позже Орлов сам размышлял о сказанном товарищам: те слова об инопланетной колонизации Земли вырвались как-то неожиданно, по ходу рассказа о религиях, но теперь заслуживали осмысления.

Александр и сам никогда не думал о том, что пришельцы могут захватить планету, уничтожив ее жителей. Никто об этом всерьез не думал, поэтому никогда к подобному нападению и не готовились: своих, земных войн хватало!.. То кино, которое снимали в Голливуде о доблестных героях, смело и решительно отражающих воображаемые атаки «чужих», было простой выдумкой и не стоило даже никакой критики — поделка, она и есть поделка! Но теперь душа растревожилась не на шутку: и впрямь такое может быть.

— Что ж тогда делать будем?.. — думал он ночью. — Они ведь немалым десантом высадятся, легко не выгнать! Ну, при удачном подходе — даже в лучшем случае — разгромим пару их кораблей, «перекосим» десяток-другой этих зеленых «лягушек», а потом они нас просто угробят. Разнесут к чертовой матери на молекулы и атомы!.. Нет, это не выход. Они за дело всерьез возьмутся, тут в детскую «войнушку» не поиграешь.

От нашего ядерного оружия ничего не осталось... сейчас даже танков нет! А живым «мясом» их не задавишь: тут и полтора миллиарда китайцев, что до катастрофы жили, проблемы все равно не решили бы. Уцелело же на Земле совсем немного против прежнего: по всем странам миллионов двадцать-тридцать, вряд ли больше. Это почти ничего!.. Нет, не способны мы сопротивляться; придется, видно людям рабами быть.

Мои-то «орлы» не покорятся: у нас оружие есть! Уйдем в леса, партизанить будем. А слабым — только шею под ярмо подставлять. Что они еще сделать могут?.. В убежищах-то женщины и дети в основном сидят, большинство мужиков в армии были. Солдаты, конечно, не все погибли, где-нибудь хоронятся; выберемся из бункера, надо будет как-то с войсками связываться. Пусть командиры — большие головы — тогда думают, как нам поступать. Мы-то кто? Так… «мимо пробегали». Когда по мобилизации призывали, все как миленькие подчинялись!.. Вот соберемся вместе, что-нибудь придумаем.

Сдается мне, что в многотысячелетней библейско-космической эпопее (а Библию нужно воспринимать, прежде всего, как писаную историю межпланетных контактов древнего времени) не хватает третьей, завершающей части. Первые две есть — это Ветхий завет и Новый завет; они сообщают о подготовке к инопланетному вторжению и являются прологом. Не достает развернутого изложения главного акта целостного процесса — собственно колонизации, и только потому, что он еще не начался. Нам, по-видимому, предстоит участвовать в этом акте в качестве противящейся стороны.

Но как же тогда себя повести?.. Никто ведь не подскажет. Если бы кто-то заранее, хотя бы несколько лет назад написал о том, что будет на самом деле! Насколько легче было бы сейчас сориентироваться, как пригодился бы такой действительный сценарий действительных событий для руководства своими поступками. Ведь были же умные люди!.. Неужели никто не смог верно осмыслить самое близкое будущее и предупредить о предстоящих опасностях? Мне вот ничего подобного не попадалось: черт знает, что писали и говорили о грядущем, только не то, что надо. Как благодарил бы я теперь такого автора, который вовремя бы все объяснил! Но вот не нашлось его. Сам теперь ломай голову и сходи с ума.

…А ребятам я зря про колонизацию «брякнул»: тоже ведь озаботятся. Павел уже ни о чем не думает — у него все потеряно, а Лешка еще жить надеется! Да и я бы не прочь, только вот как она, жизнь, повернется… может, прямо задницей, а? Тут и так не будешь знать, как пропитание добывать, а еще эти «черти зеленые» припрутся!

Хреновый поворот, ничего не скажешь. Эх, грехи наши тяжкие!..

В каптерке было темно, тихо, огненных зайчиков на стенах почти не видно. Печка прогорала, потянуло холодом; Александр встал, подбросил уголька. Сел на постель, закурил.

Ребята спали; Муська подошла по топчанам, уселась рядом. Гладил ее… мягкая длинная шерсть струилась под пальцами руки, потрескивала искорками.

— Вот так, Муся, — сказал негромко. — Что делать будем, пропадать?.. Ты-то, милаха, не пропадешь! Земля оттает, жучки-червячки всякие к свету вылезут, мышки-норушки; птички прилетят. Будешь охотиться, пищу добывать; потом найдешь уцелевшего кота, заведете с ним котяток. И по фигу вам, что там с людьми творится!.. Будете жить себе, не тужить. Да, Муся?

Пушистая красавица жмурилась, поворачивалась под руку половчее, мурчала. Что ей за дело до людских забот? Орлов снова лег, продолжал думать в тишине:

— В Северной Америке тепло уже… она на широте экватора теперь. Не ниже двадцати, пожалуй — для сибиряка это вообще не мороз! Только и там солнце еще долго по-настоящему не согреет: пыль так и стоит в воздухе. Везде одно и то же, по всей планете!.. Сейчас Южная Америка «дрозда» дает — как раз на севере она. А в Центральной Европе, наверное, так же как у нас: заледенело все, кругом снег, ветер гуляет.

Уж так долго месяцы тянутся — прямо жуть! Вспоминал, как в армии, на втором году, ему казалось, что служба никогда не кончится. Смутно-смутно помнил, что вроде что-то там было раньше: где-то жил, что-то делал; и уже не верилось, что это вправду было — так, случайный сон!.. Казалось, что родился сразу в сапогах, в солдатской «шкуре» с погонами на плечах, и так будет всегда-всегда — что ничего больше и не может быть! Сознанием понимал, что будет, а внутреннее естество отказывалось верить: «Шалишь, брат, ничего не будет!.. Не верь сказкам про какую-то «гражданку»: ты так и умрешь в этих сапогах!»

Когда два года «добил», думал тогда: сколько еще бы смог?.. Ну, год еще — под страхом расстрела. А больше нет, все… стреляйте! Не мог понять, как в тюрьме по двадцать лет сидят? Ни за что бы не стал! Лучше бы на «вышку» пошел… хоть на «колючку» полез, лишь бы не мучиться столько.

Тут еще морока эта с инопланетянами, пропади они пропадом. Вся голова ими забита! Ну зачем о плохом думать, зачем так терзать себя?.. Старался успокоиться:

— Может, зря я все это «нагоняю»: кто их, правда, знает, что у них на уме? Может, и не будет ничего! Что они вдруг заявятся-то, с какого «перепуга»? Чушь какую-то нагородил. Выискался, гляди, ученый — «на дерьме копченый»!.. И правда, тут свихнешься скоро, в этом бункере. Спать надо, пока живые!.. Пошло все к черту, тьфу-тьфу-тьфу.

5

Рана у Павла давно уже зажила; немного похрамывал только, и рубцы от пули остались. Благодарил он Орлова и хвалил:

— Хороший доктор мог из тебя получиться — заботливый и знающий. Почему институт не закончил?

— Знаешь, Паша, — отвечал Александр, — докторов и без меня хватало. Когда поступал в институт, хотел ученым стать, микробиологом. А пока учился, расхотел: понял, в какой рутине все погрязло!

Еще древнегреческие врачи провозглашали: «Лечить не болезнь, а больного!» Наши же современные доктора способны были только с грехом пополам лечить конечные «болячки», не обращая внимания на состояние организма в целом.

Возьмем, например, меня. Я с молодых лет знал, что у меня так называемый синдром Клейнфельтера, когда в каждой клеточке организма «сидит» одна лишняя хромосома — у одного из родителей она не отделилась вовремя, еще перед моим зачатием; у кого, неважно: не винить же мне в этом их! Так произошло случайно, ввиду тяжести голодного военного детства моих отца и матери.

Из-за этого у меня нет детей: мои хромосомы тоже уже не могут разделиться нормальным образом. Это болезнь всего организма и излечить ее невозможно; как говорится, «легче пристрелить»!..

Но давным-давно были синтезированы и могли производиться в любом количестве такие нервные медиаторы — передатчики импульса (их называли питуитринами), которые регулируют взаимодействие срединных структур головного мозга: таламуса, гипоталамуса и гипофиза. Искусственным введением питуитринов в организм можно отладить коллективную работу мозговых регуляторов обмена веществ таким образом, чтобы ликвидировать возникновение вторичных проявлений болезни — артериальной гипертониии, ожирения, сахарного диабета, например… или даже избежать их появления!

Такие вот отвратительные вторичные осложнения, часто ведущие к инвалидности и ранней смерти, ожидают каждого с подобным синдромом. Это из-за войны стало не до болезней, но я же чувствую, как возрастает содержание сахара в моей крови!

И в чем же было дело?.. Применяли бы питуитрины раньше, загодя. А наши доктора просто не знали, как их применять! В отличие от западного — хорошо подготовленного — клинициста, наша малограмотная участковая врачиха могла грохнуться в обморок, стоило только произнести при ней такое «ругательство»! Питуитрины использовали лишь в акушерстве в качестве веществ, усиливающих родовую деятельность, и все.

Попробовал бы кто-нибудь пробиться на прием к специалисту, знающему толк в гормональной терапии! Прежде он сдох бы в очередях, вьющихся по зачуханной поликлинике, так и не сдав до конца бесчисленные и бесполезные анализы. Всю кровь его выпили бы, все нервы вымотали!.. А дело тем бы и кончилось. Пациента лечили бы от вторичных взрослых недугов, причем от каждого по отдельности, даже не понимая, что все они взаимосвязаны, а исходная причина их лежит в далеком-далеком детстве!

Если бы каждого новорожденного обследовали на предмет нормы в гормональном балансе, да следили бы потом за ним всю долгую жизнь пациента, вовремя корректируя питуитринами, а по необходимости и гормонами конечных желез внутренней секреции, то наш любимый гражданин не становился бы уже к пятидесяти годам ходячей «энциклопедией» болезней, а к шестидесяти — дряхлой развалиной. Как можно было жить, если мужчина в России едва-едва дотягивал до пенсии?!..

По-хорошему, детская карта гормонального баланса должна была бы во всем мире стать пропуском в будущую здоровую жизнь; работа всего здравоохранения должна была «отыгрываться» на эту карту. «Главным» доктором стал бы тогда не терапевт, борющийся с уже «готовыми», сформировавшимися «болячками», а грамотный эндокринолог, способный не допустить даже возможности их возникновения.

Что сулила организация охраны здоровья по такому принципу? Гигантскую экономию материальных средств и рабочего времени специалистов. Поликлиники и больницы освободились бы со временем от существующего наплыва пациентов; лекарств и затраченных денег на них требовалось бы все меньше и меньше; люди, наконец, становились бы здоровее и здоровее с каждым новым поколением!

И ты думаешь, Павлик, кто-то это понимал?.. Или кто-то этого хотел? Организаторы здравоохранения давно забыли наставления древнегреческих врачей; забыли слова великого Пирогова: «Будущее принадлежит медицине профилактической». Они забыли о своем назначении и своей персональной ответственности (совести), а созданной в стране для «отвода глаз» сети санитарно-эпидемиологических станций было совершенно недостаточно для настоящей профилактики здоровья. Нужно было еще думать и думать! И кто бы об этом думал?..

Кто бы думал, если сами «отцы» здравоохранения погрязли в рутине традиционных подходов к организации своей работы, обусловленной чрезвычайной узостью их общеобразовательного кругозора. Как и любые служащие бюрократического государства, они были безграмотными и бессовестными чиновниками, занятыми не охраной здоровья граждан, а «освоением» отпущенных на нее средств, умело направляя их в свои карманы. Плевали они на чье-то здоровье, когда прежде думали о том, как обеспечить немалым доходом разрастающуюся медицинскую мафию!

Разве будут такие «руководители» думать о простом человеке, разве будут повышать эффективность отдачи в своей отрасли?.. Они кормятся существующей традицией и никогда не станут ее ломать! Нижайший уровень общего образования таких грех-специалистов обусловливает их бескультурье, безнравственность и односторонне подталкивает к стойкому развитию в них только одного рефлекса — хватательного. Не устану повторять: низкий уровень общего образования, упор на узкое технологическое образование прямым образом поощрял существование ставших в прошлом неистребимыми косности и рутины, воровства и коррупции.

И дело не в министрах! Каждый, от рядового гражданина до руководителя государства был обманут традиционными представлениями о полной достаточности узкоспециального образования. Их поддерживала еще культура масс-медиа нового времени, основывавшаяся на беззастенчивой штамповке морально лживых образов успешного человека. Бескорыстный и благородный герой был начисто забыт! Он был сбит с ног ловкой подножкой сонмища деятельной мрази, путешествовавшей по страницам бульварных изданий и выпрыгивавшей на обывателя с телеэкрана. Все человечество прошлого застряло в узком тупике заокеанской массовой монокультуры; она как злая ведьма не отпускала того, кто хоть раз ей доверился: очаровывала ложными ценностями, не позволяла думать своей головой. Никто ничего не читал, кроме макулатуры, никто не позволял себе размышлять. Некогда было!.. Деньги, деньги и деньги — они стали светочем жизни.

Когда министры и их заместители, не отягощенные излишками ума, «хапали» в свой карман как бешеные, что творилось в их «конторе»?.. Традиционный и привычный кавардак! Думаешь, Паша, только в новой «свободной» России так было? Как бы не так! Не хочется много об этом говорить — скажу только, что одним лишь воздухом советской медицины можно было тогда просто отравиться! Молодые ученые и врачи многие годы не могли выбиться, проявить себя: «старики» затирали — так же, как в армии. Не захотел я с ними нервы себе портить, выслуживаться, хотел быть свободным. Вот и ушел на «скорую»! В своей бригаде там сам хозяин: с тобой лишь водитель да санитар — таскать сумку с лекарствами и носилки.

Только свободы в ту пору вообще нигде не могло быть. В стране же царила государственная монополия — на все, даже на мысли! Еще и подкреплялась она чудовищной армией бюрократов. О какой автоматизации рабочего места в СССР можно было говорить, когда за каждой бумажкой скрывался прожорливый чиновник?

Что тогда во властных конторах творилось… уму непостижимо! Чиновники все и вся заедали. Везде застой, рутина непролазная, в очередях — хоть умри! Помните, ребята, сколько разных справок собирали?.. Куда не сунешься, везде справку давай. И еще «справку на справку» — как у Аркадия Райкина! Казалось, что уже не может быть хуже.

Может!.. Тогда любая процедура хотя бы дешевле обходилась, а вот новая наша «демократия» вообще породила чиновный «беспредел», настоящую обираловку. Чиновники расплодились уже несметно — как мухи на навозной куче, и каждый себе свою «денежку» требовал. Просто тучи чиновников везде — и муниципальных, и федеральных! Воистину: один с сошкой, семеро с ложкой.

Уж сколько их ни «сокращали»… пустое дело! Только одного уберут, вместо него тут же двое новых появляются, как срубленные головы у Змея Горыныча. А сокращать-то вовсе не так надо было! Вот смотрите.

…Пошел, допустим, кто-нибудь к нотариусу: оформлять сделку купли-продажи; квартиры или еще чего, не суть важно! Для начала ему нужно было собрать несколько справок — это требование сохранилось еще со времен Советской власти, как ее зловонная отрыжка. Нигде в мире, кроме казарменного СССР и «свободной» России никогда не бывало никакой прописки и никаких паспортисток!

Ну ладно, первоначальные «бумажки» собрал: справки из ЖКО и БТИ, копии своих документов и свидетельств о рождении детей, еще что-нибудь. Приложил к ним пакет документов на право собственности и — на стол нотариусу. Тот все посмотрел и, не найдя фактов, делающих невозможным заключение сделки, все зафиксировал и заверил своей печатью. Немало заплатил ему, само собой, хотя за такую большую плату его помощники могли бы и без участия клиента все справки собрать!

Все, дело вроде завершилось — свободен. Да как бы не так!.. После этого еще заставляли идти в регистрационные органы Министерства юстиции, снова там платить и ждать получения свидетельства о государственной регистрации совершенной сделки. А эта регистрация и нужна-то была только для того, чтобы имелись необходимые сведения для передачи их в Госкомстат — больше ни для чего!

Опять же, если по-хорошему, вся процедура целиком должна была бы начаться и закончиться одним-единственным визитом к нотариусу, как это делается на Западе, и все! По той простой причине, что в суде на случай возможного спора и договор купли-продажи, заверенный нотариусом, и акт государственной регистрации сделки всегда имели равную юридическую силу; сам нотариус вполне мог передать нужные сведения статистикам, и дополнительная регистрация тогда лишалась бы всякого смысла.

Из приведенного примера уже понятно, что «сокращать» нужно было не отдельных чиновников, а целые структуры, подобные этому паразитическому «органу регистрации»! Они просто дублировали работу других инстанций и еще заставляли граждан брать на себя немалую часть чужих обязанностей. Выдумывалось все это ушлыми бюрократами только затем, чтобы кормить целые их дивизии за счет народа!

Если же чье-то дело, не приведи господи, было связано с перерегистрацией земельного участка, занятого недвижимостью — как в случае продажи дачи или гаража, то количество хлопот и «взносов» в карманы чиновников сразу удваивалось! Причем с обеих сторон сделки: и продавца, и покупателя. Нужно было не раз еще отсидеть в очередях и оплатить «услуги» дармоедов в подразделениях Земельного комитета или Управления архитектуры местной администрации. И они еще посылали в несколько инстанций, где опять надо было ждать и платить!

Да ведь как хитро везде устроились: при государственных органах был создан целый рой частных структур, которые выполняли все необходимые работы на договорных условиях. Бывшие чиновники даже не покидали своих старых кабинетов, арендуя их теперь за символическую плату, выполняли ту же свою прежнюю работу, а «получали» уже по-новому, являясь теперь «частниками»! И в этих частных предприятиях можно было бесконтрольно раздувать штаты и задирать цену до любых — самых невероятных — размеров. Как сами захотят!..

Властям на это было совершенно наплевать, потому что они, во-первых, имели свою «благодарность» — иначе «откат» — за допущенное ими чиновное издевательство, а во-вторых, получали в местную казну немалые налоги с этих «частных лавочек». Таким вот образом старый лживый лозунг коммунистической партии «Все во имя человека, все — на благо человека» за годы государственного бестолковья незаметно трансформировался в уже негласный девиз новой бюрократии: «Все для блага человека, но за семь шкур — с самого человека». Теперь это в прошлом, но не дай-то боже снова жить при такой «демократии»!

…А уж депутатов-то — прямо целая армия была! Сгинули, прости господи. И тоже ведь чиновники!.. Если государство депутатам зарплату платит, то кто же они? Государственные чиновники.

Хапужнее, пожалуй, мы никого не видели. И так огромные деньги получали — в пятнадцать раз больше средней зарплаты — да еще каждому помощников и «секретуток» подавай, офисы, элитное жилье, заграничные курорты, шикарные машины с мигалками и спецпропусками… в миллионных взятках за лоббирование законов просто по уши погрязли. Срамотища!

Большинство и на службе-то не появлялось: все разъезжали по презентациям, баням да экзотическим круизам с потаскухами. Это за что такая «лафа»?.. Не стоили того сотни неработающих законов, которые они на нашу шею «напринимали»!

— Во-во! — подскочил Леха с топчана. — Я в Москве, на Рублевке, в особняке одного депутата работал. Там домина… что твой дворец! — павлинов тока нету. И все на народные денежки! Мы ему бассейн перед особняком строили.

На хрен ему бассейн?.. Зимой-то все равно все замерзает. А летом вода в нем поганая, цветет — это же не у моря! Да и сауна еще есть. А так, для «понта»!.. Чтобы гости видели, какой он «крутой» и богатый. Чтоб все «по-настоящему» — как в Калифорнии!

Ну, гости у него часто были: артисты известные, спортсмены, бизнесмены, политики; еще важные чиновники, «менты»… из «братвы» какие-то рожи. С ними куча девок — все расфуфыренные в пух и прах, в мехах, золотище, на шикарных авто. Короче, сволочь на сволочи!..

Я прикидывал — с башенки особняка одним пулеметом можно было б управиться! Так нельзя: эту мразь закон охраняет, ею же и принятый. Закон против нас, работяг, а для них свобода: воруй — не хочу.

Москва тогда очень богато жила! — прямо вся блестела от жира; это наворованные нефтяные деньги повылазили. Народу от миллиардов крохи перепадали, а все у них — «хозяев жизни»! Я обычные газеты читать не мог, как лезло из них все это богатство прямо в глаза. А самому, бывало, и жрать нечего… и переночевать негде; милиция везде шпыняет — все без регистрации выискивают! Заберут в «участок», морду набьют, деньги из карманов вывернут и выпнут… до следующего раза. Едва на бутылку наскребешь, да и то не забудешься; настроение отвратное — жить неохота!

Я тогда патриотические газеты полюбил, их много на лавочках оставляют. Ну, хоть одна отдушина!.. Сильно мне писатель Проханов понравился: хорошие статьи писал — вот все по правде! Я и «Чеченский блюз» его читал — в «Роман-газете». Все прямо человек написал! И о трусости Кремля, и о тупости генералов, и о подлости чеченов; я ему верю.

— Ле-ешка, да он же коммунист! — вмешался Орлов. — И полковник КГБ в отставке.

— Ну и что?.. Пусть трижды коммунист! А если правду открывает, то я его уважаю. Это такие, как ты «дерьмократов» поддерживали! Вон до чего страну довели — до катастрофы.

— Земля же сама перевернулась!..

— Ты не юли! Знаешь, о какой катастрофе я говорю… все разворовали. Сталина на вас тогда не было: всех бы, гадов, к «стенке»! И тебя, Орлов, тоже — не лыбься там. Ответили бы «за каждый уворованный рубль», как товарищ Анпилов сказал.

— Да я ж не воровал!

— Все равно! Ты за демократов был, предатель значит. Эх, мне бы в Кремль тогда!.. Я бы уж порядок навел: всех воров бы раком поставил!

— Это как ты в Кремль-то попал бы?

— А очень просто! Мы с ребятами это дело обсуждали. Продажная власть только в Москве же держалась — хватило бы с командирами Таманской и Кантемировской дивизий договориться и дело, считай, сделано. Нашлись бы умные люди!.. Кремлевский полк если б и «дернулся», то его быстро бы приглушили. Дивизия имени Дзержинского тоже поддержала бы.

— Ну и был бы тогда новый ГКЧП — народ опять встал бы против.

— Не путай! ГКЧП за власть коммунистов выступал, чтоб и дальше людей тиранить. А это была бы народная власть — диктатура патриотов.

— И с чего бы ты начал, если б в Кремле оказался?

— Да хоть императором себя объявил бы!.. А Россию — империей. Так народу привычнее, легче понять. Разогнал бы к черту все партии, депутатов всяких, потом стал бы с другими делами управляться. Горбачу да Ельцину все припомнил бы!..

— Убил бы, что ли?

— Это мое дело! Предатели Родины получили бы сполна.

— Ты что несешь, малохольный?..

— Знаю что! Первым указом наградил бы Зюганова орденом Ленина, а товарищу Анпилову присвоил бы высокое звание Героя Советского Союза.

— Господи прости!.. Союза ведь нет давно, и награды эти недействительны.

— А ничего, пускай носят! За дело отмечены — за то, что не молчали.

— А дальше?

— Дальше занялся бы устройством государства справедливости. Всех депутатов, олигархов, разных богачей и воров — в Бутырку, повытрясти из них кое-что! Бизнесменам — снижение налогов и полную свободу. Налоговую инспекцию разогнал бы к чертовой матери: все работали бы по патентам или с твердым налогом; так проще и стимул дополнительный: все, что «сверху» — твое!.. Новому КГБ приказ: вылавливать за границей всех, сбежавших с капиталами. Под страхом смерти — своей и родственников — все, суки, вернули бы!

— И сразу же — мировая изоляция! Опять «железный занавес»?..

— А «по барабану»! Это у Запада своих ресурсов нет, а у нас — всего навалом. Ты же знаешь, что доллар США ничего не стоил: его ценность поддерживалась только за счет финансовых спекуляций, и долго так продолжаться не могло; это им бояться надо было, а не нам.

Вон как еврейская Америка перед Китаем лебезила! Ее аж поносом пробивало оттого, что там компартия с умом правит. А все потому, что у китайцев сильная единая империя была и за ними правда стояла. «Кто прав, у того и сила!» — так Сережа Бодров в кино сказал, светлая ему память.

Демократы нам сильно нагадили со своей Америкой!.. Я бы лучше с Китаем дружил — на хрен мне Америка! Отдал бы китайцам пол-Сибири, и жили бы одной страной. Никакая Америка на нас не «дернулась» бы! А что?.. Мы же с татарами нормально живем — вот и с ними бы в дружбе жили: вместе науку твою «чертову» развивали бы, технологии всякие. Китайцы знаешь, какие умные?.. У-уй! Даже жалко, что они почти все погибли.

Советский Союз в застое прокис не от изоляции какой-то, а оттого, что большевики запретили частную инициативу. Вот у меня предприниматели были бы в чести; зато из воров душу вынул бы!

— Так законы не позволили бы.

— Плевать! Законы отменил бы. Уголовный кодекс — на три буквы! Другие тоже. Хотя нет… Уголовно-процессуальный кодекс оставил бы, только изменил маленько: нельзя, чтобы над подследственными сильно измывались.

— А не сильно?

— Не сильно можно: подумаешь, «демократизатором» разок перетянут! Здоровья не убудет — от меня же в «ментовке» ниче не убыло.

— Это заме-етно!..

Александр с Павликом давно уже похохатывали над новоявленным Наполеоном, но Леха не обращал на это внимания, и продолжал:

— Уголовный кодекс для защиты больших воров написан! Сколько случаев было: украдет человек что-нибудь пожрать — получает пять лет; другой миллионы «нахапает» и ничего: «условно» или год-два всего. А наворованные денежки-то целы — выходи и пользуйся! Где справедливость?..

— А как надо?

— Вот и надо по справедливости! Законы отменить, продажные суды разогнать. В каждом районе должен быть один выборный мировой судья, чтобы судил единолично по собственным понятиям.

— «По понятиям»? Слыхали такое: «настоящие пацаны» так судят!

— Да, по понятиям! Судить должен так, как народ того хочет. Через год или два новые выборы: правильно судил — оставайся, нет — пошел вон, другого выберут! И обращаться к такому судье чтоб можно было по любому случаю, где есть моральный или материальный ущерб для заявителя; мировой сам решит, подлежит это суду или нет. Разбирательство короткое: суть дела понял, выноси решение!

— А если подсудимый не виновен?

— Это неважно: как народ пожелает, так и осудят. Власть существует для народа, а не народ для власти; считает народ, что виновен, значит виновен! Вот тогда будет порядок. Если дело сложное, разбираться должно следствие, а вести его будет Следственный комитет согласно УПК. Министерство юстиции и прокуратуру — долой!

— А кто надзор вести будет, жалобы разбирать?

— Представитель главы государства в регионе — имперский комиссар. Жалоб много не будет: пожаловался зря — свой «дюль» получишь!

— А наказывать как?

— Должны быть три вида наказания. За мелкий ущерб плети — штук до ста; регулировать так, чтобы на сотой уже «оглобли» протянул! За крупный «вышка», а за средний — до года концлагеря: не надо всяких сволочей по двадцать лет в тюрьме откармливать!

Пропорция простая — месяц лагеря за год заключения по-старому. Только это должен быть такой концлагерь, чтобы эсэсовцы содрогнулись!.. С беспредельным издевательством и унижением, казнью по любому поводу. Чтоб каждый день под плетками и лаем собак яму рыли и дохлых в нее бросали! А на другой день ее же зарывали.

Кормить — говном!.. Чтобы к концу года из десяти — один живым вышел, кто дотянет; полностью седым и сумасшедшим. Сактировать тогда по инвалидности и в «дурдом»… авось поправится!

Второй раз туда никто не захочет — да и первый тоже, как будут наслышаны. А то, блин, курорт им устроили, куда это годно?.. Они же смеются над нами! Ты видел, Сашка, какими наглыми, отожравшимися и накачанными бугаями они из зоны выходят? Я видел. Негоже это, должны кровью отхаркать свою вину перед людьми!

Для больших воров прямо на Красной площади поставил бы огромную мясорубку с окошком, чтобы все видели, как она их кости и хрящи дррробит, перемалывает! Еще и по телевизору показывал бы. Фарш — лагерным собакам!

Если вернет наворованное, змей, можно и помиловать тогда — просто расстрелять. Все отдали бы, никуда б не делись!.. Да она долго и не простояла бы: воровать-то быстро бы перестали; я б до того народ воспитал, что потеряй кто сторублевку — до вечера лежала бы, никто б не взял. А не тобой положено, вот и не бери!.. Вечером в милицию по акту передали бы.

Наркоторговцам особая «привилегия»: только на кол! И браконьерам в особых случаях. За шкуру одного амурского или уссурийского тигра, за одну медвежью лапу чтоб сто китайцев на кол «присели»!.. За лягушку — штук пять. В Китае браконьеров сами не любят, расстреливают «пачками»; выставить их на кольях у пограничных переходов, чтоб каждый хунхуз видел, что за это будет!

— Ну, Леха, ты и зверь!

— А ты как думал?.. Че народ распускать? Надо, чтобы и закона боялись, и по ходу сами «кумекать» учились — что можно, что нельзя. В привычку войдет думать, так все само наладится! Тогда можно и послабления делать. А раньше никак нельзя!.. Человек — такая скотина, что ему в голову только через ж… что-то вбить можно! В смысле, через плети. Если бы добрые родители своих выродков с детства пороли, так не было бы столько идиотов. А то «демократия, гуманизм, права человека»… да пошли они, «гуманисты» сраные! Древний Рим когда рухнул?.. Когда изнежились, распустились, педерастов всяких развели. И поделом, нельзя такое допускать! Человек должен быть добытчиком, защитником, ученым и строителем, а не лживой, вороватой и похотливой мразью, какой он стал. В суровости надо воспитывать детей, так лучше будет! Порядок знать должны. Что заткнулся, Орлов?.. Посмейся, давай!

— Не хочу. Иногда соглашаюсь с тобой: здорово «агитируешь»!

— Вот то-то! Против правды не попрешь.

— Верно. Только если людей настолько взнуздать, не превратятся ли они в ничтожество? Ведь пикнуть нельзя будет в твоем «государстве справедливости»! Как людям свое мнение выразить, если с чем-то несогласны станут?

— С этим как раз просто: пресса должна быть свободной! Цензура не имеет морального права на существование в качестве государственного запретительного института; надо придать ей такое назначение, которого у нее не было раньше. Государственная цензура должна отслеживать соотношение «умных» и «глупых» передач, поскольку телевидение и радио работают для всех и все поневоле ими пользуются. Вот газеты и журналы, кино, театр, эстраду и многое другое трогать не надо: не хочет зритель, пусть не читает или не смотрит; пусть просто не платит за то, что не нравится!

— Да, знаешь… ты прав по сути: латинское слово «сенсорус» означает «чувствующий» или «наблюдающий», а отнюдь не «запрещающий».

— Ну вот! Запретить или ограничить работу какого-либо органа СМИ может сам губернатор региона или мэр города без всяких посторонних органов. Но тогда и ответственность перед народом за свои действия он возьмет уже прямо на себя, а ты же знаешь, как власть не любит ответственности. Поэтому не нужно бояться, что она лишний раз «перестарается»! Цензоры должны вносить предложения в министерство культуры и в Гостелерадиокомитет о том, какие старые программы вещания надо стимулировать и какие новые нужно создавать за счет средств государства для доброго образования и воспитания народа. Согласись, такая цензура уже не будет только «карающим топором, занесенным над свободными художниками». Фу, еле выговорил!.. Это — мнение народа, мне так живописцы на Арбате толковали. Что, не согласен?

— Да согласен я, согласен! Я другим удивлен: ты что это так заговорил… как будто мы с тобой языками поменялись?

— Тебя «наслушался»: ты же у нас самый умный, другие-то сплошь дураки!

— Ну, молодец! Вот — речь «не мальчика, но мужа»!.. Скажи еще: как влиять на власти, если народ недоволен ими — ведь выборных органов народного волеизъявления, как я понял, в твоем государстве не было бы?

— Еще проще: народ должен быть вооружен. Не нравится власть… катись! Оружие в руках народа — лучшая гарантия от произвола властей. Боится оружия глупая и лживая власть, поэтому всегда старается разоружить население; большевики с этого и начинали, а потом творили, что хотели! И демократы всю жизнь врут — как ты вон, так что тоже народа ссут.

Умная власть оружия не боится, у нее все по честному! Когда существует опасность быть свергнутой, любая власть будет лучше реагировать на требования народа, которые он сам заявит в печати или на митингах, минуя бюрократический парламент. Я бы не боялся свержения, потому что у меня все было бы для народа и по воле народа. Что и требовалось доказать!

— А не перебили бы люди друг друга, когда обзавелись бы оружием?

— Не-ет! Это распространенное заблуждение. Что им, делать больше нечего?.. Ну, поначалу отстреляли бы «кого надо» — воров там, хулиганов, на том и успокоились бы. В царской России пили не меньше нашего, а убийства были большой редкостью, да и то от холодного оружия. И на Западе так же!

— Хм!.. Ну ладно, прямое народовластие — это хорошо, но ведь оно подходит для маленького государства, буквально города-государства. Мнение провинции не будет учтено.

— Будет! Хватит мнения Государственного Совета из губернаторов: они-то в провинции живут, знают жизнь людей! А еще в регионах будут имперские представители, к которым будут стекаться все жалобы и заявления людей. Как накопились — на доклад к императору!

— А если народ пожелает только хлеба и зрелищ? Получится охлократия, власть толпы — практически анархия. Возразить тогда будет нельзя: аргумент оружия в руках масс очень силен!

— Не бзди! Народ не враг себе, плохо не сделает. Это царь-батюшка может быть полоумным, а весь народ нет! У казаков и джигитов кто всегда правил?.. Старики. Хан или «анператор» далеко, а старики-то рядом — за непослушание на сход выволокут, и опять плетьми! Для того и детей пороть надо, чтобы стариков слушали: те худого не посоветуют.

В каждом районе должен править Совет Старейшин в согласии с назначенным главой государства губернатором; споры между ними разрешит имперский комиссар. И у этого же Совета должен быть и денежный бюджет, и управа из молодых наемных чиновников. В общем, чтоб все как раньше было, но чуть иначе: «Советская власть, но без коммунистов»!

Уважаемых стариков население без труда выберет, а они даже без зарплаты готовы будут работать, лишь бы дома не сидеть. И выше районного или городского уровня никого выбирать не надо!.. В селе или станице пусть один правит, опять же под контролем народа — хоть старостой, хоть атаманом его называй; в городе — градоначальник, само собой. Ну, пусть мэр, если так нравится!.. Его губернатор назначит. Вот и все! Люди сами не допустят извращений, нечего им надеяться на «доброго барина». Это будет по справедливости.

Короче, чем меньше во власти народа, тем «больше кислорода»! Лишние нахлебники никому не нужны; я бы и сам долго за власть не держался: как наладил бы все, так назначил хорошего преемника и пошел бы себе отдыхать!.. Я не гордый — у меня за Отчизну душа болит.

— Ну что ж, Леша, вкратце так неплохо… довольно логично все. Молодец, умеешь размышлять! Надеюсь, понимаешь, что беседа наша пустая? Просто болтаем, никогда это уже не пригодится! Придет время, вылезем из бункера — какое тут народовластие?

— Это точно!

— А может, все же пригодится?.. Посмотрим-посмотрим!

6

Вроде и поспорили с Лешкой, но не поссорились же! Только польза от подобного состязания: в таких вот продуктивных спорах и рождается истина, известная всем как «золотая середина». Мыслитель, лишенный возможности полемизировать с подобным себе легко впадает в самоуверенность, и его субъективные выводы кажутся ему тогда незыблемыми.

Хорьков неожиданно удивил ребят. Он казался им недалеким простачком, но в обсуждении случайной темы проявил свои лучшие способности: не имея серьезного образования, силой сметливого природного ума сумел построить в своей голове и связно изложить в беседе довольно гармоничную для его уровня мышления систему государства.

Конечно, наивность принципов, на которых он ее основывал, была очевидной, а свирепость нравственного настроя автора могла даже разрушить саму возможность объективного обсуждения, но Орлов был опытным спорщиком, поэтому ловко направлял развитие дискуссии в необходимое русло. На Лехины нападки он не обижался и лишний раз не перебивал, давая тому возможность высказаться, сам же внимательно слушал и вовремя задавал наводящие вопросы, позволяющие лучше прояснить излагаемое и для себя, и для самого «оратора».

Александр понимал, что максимализм присущ сознанию обывателя, простого человека из народа. Формула булгаковского Шарикова «взять все и поделить» легко доходчива и первой приходит на ум даже гению, лишь после уступая место тенденции развитого ума к более сложному, но лучше устраивающему разные стороны решению какой-либо насущной проблемы. Животный инстинкт «что тут думать, трясти надо!» вытесняется человеческим «а если все же подумать?»

Он, правда, не лишен паразитического настроения: вдруг само упадет? Но исторический опыт показывает, что решительные люди сплеча рубят некий узел животрепещущих проблем, оставляя потомкам их окровавленные куски с иллюзией найденного решения, а слабые преемники «меченосцев» долго еще разгребают и погребают эти останки, терпеливо добиваясь окончательного и действительного удовлетворения проблемных коллизий. Слава всегда достается великим, хотя отнюдь не они одни являются движущей силой в развитии человеческого сообщества — «серая мышка» не менее достойна памятника, чем Гордый Лев, только вот пьедесталы заранее предназначены блистающим: мрамора не напасешься, если ставить памятники всяким там «мышкам»!..

Как бы ни старалось общество успокоить горячие головы и сердца, но истекающая из них жажда перемен все равно взметается пламенем борьбы; философия радикализма всегда останется привлекательной для многих людей, двигая их, однако вовсе не в одном направлении. Один и в старости остается революционером, всегда готовым выхватить шашку наголо, другой же становится способен не разрушать бездумно, заводя самого себя в тупик, из которого нет выхода, а осмыслить назревшую необходимость и предложить продуктивную реформаторскую идею.

Орлов вспоминал, как сам в молодости был склонен к решительному и бескомпромиссному решению любых конфликтов. Та пора давным-давно ушла в прошлое, но искренние чувства вовсе не исчезли, а лишь умерились выдержкой: есть ощутимая разница между поведением одного и того же человека в юном и зрелом возрасте. Став старше, многое из прожитого хотелось бы конечно изменить, но увы, уже невозможно.

Большинство давнишних промахов не вызывает серьезной рефлексии: ну было, да и было — черт с ним! Только у каждого на душе есть такие, одному ему ведомые грехи, за которые самому себя простить трудно. Чаще всего в печальных событиях и не было настоящей вины, а гнетет то, что мог предотвратить несчастье и не сделал этого!..

Один такой эпизод на всю жизнь остался ноющей занозой в сердце Александра; это еще до того было, как с Валентиной они сошлись. После развода с первой женой, Еленой, шесть лет жил один. Работал на «скорой помощи», учился заочно на математическом факультете университета, много читал, бегал трусцой, подкачивал мышцы гантелями и эспандером. Сам вел нехитрое холостяцкое хозяйство, мог похвалиться чистотой и уютом в квартире, угостить гостей вкусным обедом собственного приготовления. В общем, не распустился, как часто бывает со многими разведенными мужиками. Те просто ничего не умеют!.. Ни стирать, ни гладить, ни готовить. Без конца будут по «столовкам» пробавляться, а то и вовсе всухомятку гастрит наживать, но пальцем не пошевелят, чтобы себя же побаловать лакомством.

Новые подруги довольно часто у него бывали, почему бы и нет? Но ни одна не «задевала» так, что захотелось бы вновь жениться. Уже и привык по-холостяцки жить, как вдруг случайно познакомили его с одной.

Понравилась сразу! Уж до того была хороша собой. Высокая, вровень с ним; симпатичная, сероглазая, с длинными каштанового цвета волосами. Не худая, не «плоская» — то, что надо! И поразительно прямая и стройная. Идет — залюбуешься! Тело и голова как влитые, не шелохнутся — лишь ноги движутся. Наглядеться не мог, все удивлялся: за что счастье-то такое?

А душа у нее была… золото! Уж такая ласковая вся да заботливая: и по дому ничего не упустит, и хозяину внимание уделит. Веселая, разговорчивая, в меру озорная; поболтать с ней было одно удовольствие: умница просто! Скучная да квелая кому понравится?

Работящая, что важно!.. Даже на дом с предприятия работу брала — она металлические подносы расписывала на фабрике народных промыслов. Поставит дома поднос перед собой и быстро-быстро так разными кисточками всякие узоры и цветы выписывает, только успевает краски менять. И такая красота получается, обомлеешь — вот уж дал господь талант! Саша частенько садился рядом и смотрел, как она чудодействует. На фабрике за это немного платили, да неважно: для души же!

Она намного младше была. Александру признавалась, что неинтересно ей с ровесниками — уж слишком глупые они! Так часто бывает, что девчонок привлекают парни постарше, а то и «женатики».

К тому времени Орлов со «скорой» уже ушел и удачно занялся предпринимательством: возил контейнерами художественные материалы из Подольска, Москвы, Питера, а в своих городе и области распространял. Детские художественные школы и Школы искусств покупали, местные художники помногу брали. Привозил им краски, кисти, холст, картон, этюдники, мольберты; «карандашики» всякие: пастель, сангину, сепию, бистр, и еще многое другое.

Дела хорошо шли, денег хватало; для нее старался: одевал «с иголочки», подарками баловал. Жили душа в душу — ни разу не поругались. Уж так любили друг друга!.. Саша, бывало, лежит на диване, газету читает, а она ходит по квартире, домашними делами занимается и еще вполголоса какую-нибудь песенку «мурлычет». Вдруг неожиданно подбежит к нему, обнимет и шепчет:

— Милый, любимый… боюсь потерять тебя!.. — и нежно-нежно целует, по колючей щеке рукой гладит.

До самой старости так бы вот жить и радоваться жизни! Да только длилось это блаженство недолгие семь месяцев.

Однажды долго Жанна с работы не возвращалась, хоть обещала прийти пораньше и на ужин селедочки прикупить: рыбу очень любила, в любом виде. Вечером ее отец приехал:

— Умерла, — говорит, — Жанна. Не жди, не придет больше... в морге она сейчас — и сам заплакал.

Через три дня уже похоронили. Лишь потом узнал Александр, что вышло.

Ее с работы рано отпустили; уже домой шла, да на улице одноклассницу встретила. Та к подругам позвала, вот и пошли они вместе: время-то еще позволяло. Приходят, а там эти вонючки «колются»! Давай и ее уговаривать, чтобы тоже попробовала. Ну, не удержалась она, «попробовала»: с первого же раза — передозировка и внезапная смерть!.. Те свинюшки испугались, быстро выгребли у нее изрядные деньги из сумочки, сняли перстень и сережки из золота, а саму на улицу вынесли. Тогда только прохожие «скорую помощь» вызвали, да уж поздно было.

Долго «пытал» потом Орлов ее отца, чтобы узнать, где те сволоты живут. Не говорил он ни в какую, хоть и знал; так ответил:

— Ты молодой еще, тебе жить да жить. Я сам с ними разберусь!

Понимал, что добром его признание не обойдется, пожалел Сашку. А сам тоже вскоре умер — так вот это дело и повисло.

Два месяца Орлов тогда от водки «не разгибался»! Работу, учебу — все занятия свои забросил; ничего не делал, только пил. Пьет один и плачет… пьет и плачет. Напьется, забудется, спит тогда; проснется, снова пьет и плачет. Похудел страшно, зарос весь. Наконец, остановился: сколько ж горевать! В зеркало на себя поглядел, ужаснулся. Помылся, побрился, стал нормально есть. Быстро «подбил» все документы по бизнесу, собрал чужие долги, раздал свои и закрыл фирму.

Все, не для кого стало стараться!.. Ему самому деньги теперь уже ни к чему были, раз ничто не могло повториться. Упустил он свою судьбу! Не зря говорят, что счастье только раз в жизни бывает. Вот и в его жизни оно было: один раз семь месяцев счастья!.. Ясно понимал, что ни с одной другой так же хорошо уже никогда не будет. Да ладно, хоть было! Многим за целую жизнь даже такого малого счастья не досталось — вот кого на самом деле жаль.

Уж сколько талдычат: ни в коем случае не пробовать наркотики! Все знают все об этой гадости и по-прежнему находятся несмышленыши, которые не могут устоять перед соблазном недолгого «кайфа». Зачем?! Ведь это даже не водка: одного раза бывает достаточно, чтобы умереть! А если раз, другой «повезло», то это не значит, что смерть можно обмануть: обратного пути из наркозависимости практически нет, скорая смерть неизбежна! Максимум несколько лет и подойдет твоя «очередь» на кладбище. Вот уж кайф — в сырой могиле, где тебя черви жрут!..

Это старику может быть все равно, ему пора. А молодому-то зачем? Жить же надо!.. Да мало, что сам умрешь — сколько людей еще обездолишь! Любимого человека, родителей, детей, если есть. Другим-то плевать на тебя, а им нет!.. Им останутся слезы и горькая память на весь остаток пустой уже без тебя жизни.

Александр сам не знал, за что не мог простить себя: не было его рядом с любимой в роковую минуту, не мог он удержать ее тогда от трагической ошибки. И ведь не раз говорили о наркоманах — она сама их так «костерила»!

Орлов тогда долго не рассусоливал: не дети малые; предупредил без затей, заметив странный блеск в ее глазах:

— Ты там сама, смотри, не вздумай… почувствую что, выгоню без жалости. Я знаю, наркомана никогда не «переделать!

Много позже вспоминал этот неясный блеск и не находил покоя от догадок.

…Может, не в первый раз это было? Может, и раньше потихоньку «подкалывалась» да рассказать боялась? Потому и не устояла перед соблазнительной «затравкой», хотя в его сторону ни разу не подавала повода для подозрений. Даже намека не было, что могла быть заинтересована в этом отношении! Почему тогда говорила, что боится потерять его? Знала, что творится с ней?.. Ведь наркоман навсегда остается наркоманом, даже если остановится! Неужели, правда, что-то было раньше?

Эта вот неясность и не давала покоя, вновь и вновь терзала душу: неужто проглядел что-то? Почему всерьез не расспросил обо всем… ведь помог бы! Как же мог такое упустить?!

Что теперь можно было исправить? Ничего. Остались от былого вопросы без ответов, неразрешенная загадка и щемящая боль потери. А еще сознание того, что мог помочь и не помог — будто сам подтолкнул свою единственную к гибели.

Еще кое-что из прошлого тяготило.

Вот кто бы смог ответить: трудно ли убить?.. Возможны только два ответа — «да» и «нет», оба неудовлетворительны.

Человека, кстати говоря, убить очень легко! Даже глядя ему прямо в глаза. На фронте Орлов не раз убивал и нисколько не переживал за это. Ведь людей убивают за какую-то вину: солдат стреляет во врага, покусившегося на его страну; палач казнит преступника, нарушившего законы общежития; сумасшедший насильник режет жертву, обвиняя ее в собственных несчастьях. Человек всегда бывает в чем-то виновен, поскольку опорочен присущими ему грязными замыслами.

И только чистое, подобное ангелу животное невозможно обвинить ни в чем! Хотя бы и собаку, покусавшую неприятного ей человека по той причине, что он просто лишний в ее жизни. Или котенка, нагадившего под дверью потому, что туалетное место для него везде — он так живет по своей природе. Даже медведя, напавшего на грибника: не «шляйся», где не надо, не пугай бедного мишку!.. У животных свои законы и они не тождественны человеческим.

Вина — это чувство ответственности за грех; понятие греха моральное и религиозное, оно изобретено человеком и сковывает его несвободой. Животное же свободно априори и не нуждается ни в морали, ни в религии, а потому не совершает грехов и безвинно всегда. Тот не знает, как трудно убить безвинное животное, кто этого не делал.

Когда Александр учился в институте, на каникулах часто бывал у отца, жившего в деревне. С его ружьем ходил на охоту, постреливал рябчиков и уток.

Однажды сбил птицу метким выстрелом, подбежал к ней… а рябчик-то живой! Пытается взлететь и не может, бегает вокруг по траве. Саша поймал его и рассмотрел рану: одна-единственная дробинка перебила крыло; вполне возможно было забрать птицу домой, и лечить, наложив шину. Но зачем?

Долго сидел на пеньке, держа подранка в руках, и думал, чем можно ему помочь. Рябчик дрожал от страха и боли маленьким горячим тельцем, сердчишко его бешено колотилось под ладонью, а маленький желтый и блестящий глазик с красной каемкой как будто сверлил глаза Орлова, проникая своим взглядом глубоко ему внутрь.

Так и не смог ничего придумать. Потому что нечего было придумать! Просто отпустить нельзя — все равно измучится и погибнет. Из жалости решил тогда убить.

Скрепя сердце, прошептал бедняге:

— Прости! — и скрутил пальцами шею. Рябчик затрепетал и обмяк.

Он долго умирал… минуты три — и все поглядывал на Сашу своим маленьким глазиком, надеясь возможно, что тот ослабит нажим. Наконец глаз его замутнел, зрачок замер и расширился; он перестал быть живым.

Александр сидел еще на пеньке, курил. Радость от поимки добычи давно испарилась, на душе лежал ком: как будто себя убил!.. Сравнение с Раскольниковым, который так же подумал, совершив убийство старухи, было неуместным. Встал, плюнул и пошел в деревню; ружье забросил в чулан и на охоту больше не ходил — только на рыбалку.

…Рябчика того съели вместе с другими. Суп из них очень вкусный!

Потом много еще убивал: и поросят колол, и птицу рубил, и котят топил. А куда денешься — что, каждый раз соседа звать?.. Взрослым кошкам из той же жалости отрубал головы, когда видел у них симптомы сильного поражения стригучим лишаем; знал, что болезнь эта неизбежно приведет к смерти, сильно намучив сначала бедное животное в течение многих месяцев. Останки закапывал поглубже.

Когда научился излечивать лишай, по всему району собирал больных животных и оказывал помощь — как будто вину заглаживал перед уже убитыми им. Там лечение-то простое: сделать два укола вакцины и несколько раз смазать специальной мазью; потом обмыть теплой водой с мылом — и кошечка здорова!.. Лечил, да еще в добрые руки передавал.

Другой бы и связываться не стал — подумаешь, кошка! Как на дурака люди смотрели: взрослый мужик, и валандается с ними!.. А вот чувствовал, что обязан это делать! Ну кто еще им поможет? Ведь живые души, тоже солнышку радуются!

Научился даже котят на рынке раздавать — все не топить! Да еще непременно устраивал в частные дома к хорошим людям: в городской-то квартире кошке тюрьма, а в частном доме с лужайкой — экое приволье!

Ну что за вина, казалось бы, перед животными?.. Это ж не люди, а так себе… еще народятся!

— Да вот не «так себе»! — убеждал Орлов кого-то внутри себя. — Люди и сами обойдутся, а животным помогать надо: это мы в их мир вторгаемся, а не они в наш! И вторгаемся совершенно бесчеловечно, забывая о том, что они — наши «меньшие братья». А мы, выходит, старшие!.. Это мы о младших должны думать, раз мы люди! Стоит только перестать помнить об этом, и до дикости — один шаг! Кто тогда о нас позаботится?.. где наши небесные братья? — Нетути! Даже общаться с нами не хотят, «болтаются» черт знает где.

Наивными, конечно, были эти мысли, почти детскими: скажи такое охотникам, да хоть просто окружающим — засмеют! А он не мог простить себе того давнего бессмысленного убийства; ведь мог и не убивать, если бы вообще на охоту не пошел! И не ходил больше — есть, что ли нечего?.. Да и не в еде вовсе было дело! Просто понял тогда Александр, как хрупка жизнь, как хрупок весь мир вокруг.

Теперь, в пору глобальной катастрофы, это виделось особенно остро.

7

Понимание насущной необходимости повседневного милосердия и его образующей душу самоценности появилось у Орлова еще в юношеском возрасте. А закрепилось странным образом в армии!

Дети и подростки бывают чрезвычайно жестокими, поскольку не отдают себе отчета в поступках, и это происходит потому, что еще мало у них жизненного опыта. С годами этот опыт приходит, появляется и понимание. Худо, когда человек остается неадекватным, став уже взрослым: он создает очень много проблем для окружающих, и собирает на себя все «шишки», часто сыплющиеся с древа обыденной жизни. Но вот армейская служба, казалось бы, самим своим назначением должна воспитывать в юноше суровость и даже жестокость.

Она и воспитывает! Только многим — жаль, что не всем — она добавляет еще и сознание того, что вести себя жестоко во всех перипетиях жизни нельзя; что жестокость предназначена только для крайних случаев противостояния такому же жестокому противнику. В подобном случае не до сантиментов!.. А пока этот случай не настал, лучше приберечь на будущее свою готовность к силовому конфликту и уж никак не применять ее к тому, кто слабее или не столь решителен. Иначе существует риск и потерять моральное право называться человеком, и получить достойный отпор с естественно вытекающими обстоятельствами: тюрьмы и травматологические отделения всегда открыты для тех, кто беснуется в защите ложно понятой ими «справедливости»!

Орлову не пришлось в армии ни воевать, ни участвовать в масштабных учениях с применением боевого оружия, как другим солдатам. Род занятий армейского медика не позволяет ему увлекаться этими «взрослыми», но на самом деле совершенно детскими играми: пускай «вояки» стреляют, кому охота, а у медслужбы своих забот хватает! Александру пришлось столкнуться с реальной жестокостью совсем в другом.

Гражданские доброхоты всегда много говорили о «дедовщине» в армии, жалели тех, кто ее перенес. И правда, жаль таких ребят!.. Орлов встречал по-настоящему искалеченных развлекавшимися «дедами» и не находил оправдания таким забавам; не мог тогда представить, что сам, став старослужащим и сержантом, будет вынужден бить других солдат. А что, спрашивается, делать, если они не собираются подчиняться простым уставным требованиям и при этом не боятся ни нарядов на службу вне очереди, ни заключения на гауптвахту?

Сам-то он был прилежным солдатом, всегда охотно исполнял требования распорядка, а вот многие иные — ни в какую! Это игнорирование обязанностей шло издалека, из всей эпохи брежневского «застоя». Тогда, во времена всеобщего попустительства и головотяпства многие научились обманывать начальников, исполняя свою работу формально, для «галочки» и «получать», а не зарабатывать честно свои деньги. Такие лентяйские устремления постепенно пробрались и в офицерскую среду. А как только в армию стали призывать и ранее судимых, которые нравственностью, конечно, не блистали, то махровым цветом расцвел полный «пофигизм»: офицеры и прапорщики без конца пили и воровали, солдатам тем более на все было наплевать, лишь бы поскорее вернуться домой.

Но службу-то надо исполнять! Вот и держался весь порядок только на кулаках сержантов и «дедов».

В подразделении Орлова было больше сотни солдат и всего трое сержантов: он, Юрка Козлов и молоденький татарин, которого вообще никто не замечал. Били они с Юркой смертным боем неподчинявшихся, да и то еще не всегда добивались должного порядка: как вдвоем на всех «разорваться»?.. Александр однажды даже в дисциплинарный батальон чуть не угодил за то, что отправил в реанимацию госпиталя одного разбушевавшегося ослушника — хорошо, хоть скоро отвязалась от него военная прокуратура, а то бы вся жизнь могла пойти наперекосяк!

На «гражданке» воли рукам уже не давал, каждый эпизод своего прошлого рукоприкладства вспоминал с сердечной болью от стыда за совершенное. Но это уже потом, через годы, а тогда подобное было во всех частях и казалось, что это никогда не кончится!

И не кончилось бы, да появился в недавнее уже время хоть один умный министр обороны — Сергей Иванов (позже показавший себя и лучшим — что бы кто ни говорил — кандидатом на президентских выборах 2008 года). Он первым понял, что сержантами должны быть профессионалы-контрактники, как во всем мире: матерого «контрабаса», особенно прошедшего через «горячие точки» скорее послушаются — тогда, может, и без мордобоя обойдется. Раньше-то армией руководили старые генералы, которые о таких «мелочах» солдатской жизни даже не задумывались — им только ракет да танков побольше подавай!

Но не об этом речь. Бил Орлов солдат, бил… но почему? Да от страха!.. Ведь больше сотни на двоих — чуть дашь слабинку, затопчут! А так хоть сами боятся и распоряжения исполняют. «Деды» тоже от страха первогодков бьют, а не только по собственной извращенной воле: боятся потерять свои значимость и негласные «привилегии». Вот отчего все!

Офицеры потеряли собственную честь, распустили солдат, вот сержанты и отдувались за них. И как же, впрочем, офицерам было сохранить эту честь, когда у самой высшей власти в стране никогда не было ни стыда, ни совести?.. Рыба с головы гниет!

Все чаще теперь думал Александр о том, что в новой жизни после катастрофы не должно быть места тем порядкам, какие были в ней раньше: не должно быть никакой парламентской демократии, которой он сам раньше так безмятежно доверял, и которая фактически вела весь мир к гибели!.. Цивилизация и так рухнула, но это скоро случилось бы и без всякой катастрофы.

Стоило понимать, что именно демократия своим провозглашаемым стремлением к всеобщей свободе самым парадоксальным образом потворствует распространению порочных идей тоталитаризма и оказывается неспособной вовремя — пока это еще возможно — загасить поднятое ими пламя борьбы за новое устройство жизни. Именно демократии мир обязан рождением и пышным расцветом двух чудовищ: нацистского и коммунистического фашизма. Она же провоцировала и появление нового — уже исламского фашизма, который неизбежно разнес бы планету в пух и прах!

Сам термин «фашизм» происходит от итальянского слова «фаши», что означает «пучок», «связка»; в нем отражена суть единовластия сильной партии над всем обществом, которое лучше всего характеризуется широко известным девизом, подходящим для любой тоталитарной партии: «Один за всех и все за одного!» Фашизм возникает только там, где происходит борьба политических партий, то есть в государствах с большей или меньшей парламентской свободой. Парламентаризм присутствует во всем мире и от этого всегда сохраняется возможность случайной победы крайне правой партии где-нибудь, когда-нибудь; и стоит только подобной партии хоть где-то получить власть, как она немедленно найдет союзников повсюду, и расширение тоталитарного влияния во все мыслимые пределы Земли станет тогда непременным.

Что мешает любой партии, имеющей большой вес в каком-либо государстве стать тоталитарной, фашистской?.. Да ничто! Американская демократия в последнее время перед катастрофой уже мало отличалась от тоталитаризма — диктат США над всем миром, великодержавный шовинизм Америки не оставляли в этом сомнения.

И в Российской Федерации сложилось нечто похожее. Что мешало партии «Единая Россия» стать фашистской? Опять же ничто! Более того, эта партия в недавнем прошлом уже успела проявить свои фашистские наклонности — достаточно двух примеров, чтобы это понять.

Первый пример: мэр Волгограда Ищенко давно погряз в коррупции, но уголовное дело против него возбудили только тогда, когда он отказался назначить на «хлебные» должности предложенных ему членов партии «Единая Россия», в которой сам и состоял. Ничего странного: не подчинился партийной дисциплине — пожалуй в тюрьму!

Второй пример: газета «Саратовский вестник» была закрыта тогда, когда ее журналисты позволили себе едкую критику «Единой России». А как же: партию власти кусать нельзя — зубы выбьет!

И подобных примеров немало. Это ли были не предвестники нарождавшегося в предкатастрофной России однопартийного бюрократического, читай — воровского, фашизма? Вот еще новость: такого фашизма никто и представить себе не мог!.. При этом главу партии «Родина» Дмитрия Рогозина единороссы обвиняли в нацизме и имперских замашках за то, что он пытался укреплять соборность русского народа как важный фактор воспитания патриотизма. А суть дела была, собственно, не в этом — он тоже позволял себе критиковать тоталитарную партию!

Чиновничий коррупционно-воровской тоталитаризм не мог, конечно, просуществовать долго, но он стал бы прологом к самому ярому нацизму обозленного народа. Именно национал-социалистический фашизм имел шансы в любую минуту взметнуться очистительным пламенем в чудовищно разграбленной и униженной России, и тогда неизбежным стало бы фатальное столкновение двух великих держав: еврейской Америки и славянской России. К этому, и ничему иному прямо привели бы «невинные» игры в демократию. Другого исхода быть не могло!

И в США, и в России не хватало лишь харизматического лидера, способного выступить с ультраправой программой, а именно: мирового владычества в Штатах и русского нацизма у нас. Основатель ЛДПР Владимир Жириновский с этой ролью справиться не смог, да и не хотел, не являясь фашистом по сути, но если бы такой лидер все же появился, остановить его тогда было бы некому!.. Фашизма можно и нужно ждать во всех уголках планеты до тех пор, пока будут существовать борьба партий и сами партии.

В кайзеровской Германии не было фашистов, но они немедленно появились, как только там поднялись ростки демократического сорняка. В России большевики узурпировали власть вскоре после того, как демократия смогла устранить безвольного представителя наследственной династии самодержцев, но погрязла затем в болтовне и коррупции, расписавшись в полном бессилии навести порядок в стране.

Есть единственный и надежный способ избежать будущего фашизма: прекратить деятельность любых политических партий всюду и навсегда! Пора вернуться к единственно возможной и верной — имперской форме государственного правления с тем, чтобы посредством процесса глобализации перейти к постепенному созданию общечеловеческого государства: Империи жителей Земли. И не имеет значения, кто будет править локальными империями; пусть монархами будут цезари или президенты, но и те, и другие защитят мир от главного — угрозы партийного фашизма. Чем раньше люди это поймут, тем лучше; не стоит только слушать мнений демократических словоблудов и крикунов.

Другое дело, что это должны быть просвещенные империи с просвещенными правителями, понимающими порочность любых позывов к угнетению народов. Для «непонятливых» рецепт лекарства против отравляющего действия тоталитарных устремлений прост: всеобъемлющая и повсеместная свобода прессы; говоря шире, средства массовой информации должны заместить парламент («говорильню» по-французски) в его дискуссионных и контрольных функциях. Можно закрыть глаза на недостаточное присутствие других прав и свобод гражданина империи, но он всегда должен иметь неограниченное право высказывать свое мнение. Мошенники от демократии ратуют за свободу прессы и ее же боятся как огня, потому что она открывает любую ложь, в том числе и ложь партийно-парламентского демократизма.

Демократическое правление отличается чрезвычайно выраженными слабостью, безответственностью и вседозволенностью; оно позволяет процветать аферистическому капиталу, возлагая при этом огромнейшие непроизводительные затраты на плечи простых налогоплательщиков. А ведь ничто не мешает существовать и развиваться нормальному, вменяемому капитализму в имперском государстве!.. Ущербность старого монархического строя заключалась лишь в наследственной или преемственной передаче власти (рано или поздно пожизненным главой государства становился глупец), но достаточно ввести в действие принцип обязательной выборности самодержца народом, и уже одно это способно преобразить имперское правление!

Партийный парламентаризм служит тотальному рабству погрязших в удовольствиях людей, прикрытому звонкими лозунгами о свободе и процветании, и не имеет дальнейшего пути развития. Это болотная трясина, тупик человечества!.. Пандемократизм неизбежно ведет и приводит к тоталитаризму всегда и везде и не может являться идеальной и окончательной формой всемирно признанной власти. Еще Уинстон Черчилль говорил о том, что демократический строй отвратителен, но лучшего историей не придумано.

Так надо придумать… нельзя не придумать! Недопустимо старые болезни тащить в новое общество — пусть они останутся в прошлом.

— Лешка прав, — думал Орлов. — Вооруженный народ, а не парламент должен стать противовесом единовластию: он всегда поддержит хорошего правителя и удержит от произвола плохого. Следует не сталкивать в искусственном противоборстве исполнительную и законодательную ветви власти, тянущие ее «одеяло» каждая на себя, а открыть широкую дорогу естественному единению и плодотворному сотрудничеству правителя и народа. Бесполезного для современной эпохи «балласта», каким являлось дворянское сословие — атрибут классического монархизма, все равно уже не существует, и в «демократической» России скорее бюрократическая партия «Единая Россия», не к ночи будь помянута, больше всего напоминала захребетное дворянство, как и любая правящая партия.

Император — не обязательно абсолютный и наследственный монарх. Это всего лишь повелитель, исполняющий волю народа (от латинского «импераро» — повелеваю); можно называть его хоть консулом, хоть тираном, хоть опять президентом — суть от этого не изменится. Главное заключается в системе государственного устройства.

В предкатастрофной России глава государства вполне уже мог выступить в роли просвещенного самодержца. Не хватало лишь двух шагов на пути возрождения здоровой полноценной империи: упразднения парламентов всех уровней и разрешения свободного приобретения и ношения огнестрельного оружия гражданами (исключая, конечно, неграждан РФ, а также психически нездоровых и ранее судимых). Похожие идеи высказывал в прошлом умный публицист Михаил Веллер.

Уж не знаю, решился ли бы наш президент на означенные шаги? Вряд ли, но теперь это и не имеет значения; гораздо важнее, в какой форме будет возрождаться нынешнее государство. И способно ли оно вообще возродиться после такой ужасной катастрофы?

Очень трудные вопросы!.. Нужно ждать, пока все прояснится.

Александр чувствовал, как в последние десятилетия весь мир исстонался в поисках новой общечеловеческой идеологии. Ведь понимали, что демократия ущербна! — критики ее было предостаточно, но ничего нового открыть не могли. Ну почему же так?.. Да просто потому, что в сытом и безмятежном обществе не рождаются гиганты мудрости, а среди мыслителей прошлого не видели авторитета.

Большие ученые, как известно, отличаются непомерной амбициозностью, особенно если успели «застолбить» какую-нибудь более-менее значимую идейку; вот и копошились они до последнего дня прежнего мира в подобных идейках, уплетая попутно свой хлеб с толстым слоем масла, полученный в награду за мнимые достижения. И не замечали Главной Идеи — той идеи, которая уже была обозначена, только не ими, самовлюбленными ремесленниками от науки, а настоящим и великим ученым Фридрихом Ницше. Идеи Сверхчеловека будущего, а именно — Человека свободной созидающей воли.

Орлов осознал необходимость разработки этой идеи еще до катастрофы, но даже теперь не спешил с ее осмыслением: нужно было дождаться полной реализации трагического бедствия и пришествия вслед за ним новой житейской реальности, но только тогда, когда она заявит себя во всех основных чертах. Торопливость могла привести к таким ложным посылам, в которых легко заблудиться и утерять ненароком зерно здравого смысла.

— Ничего, ничего! — подбадривал он себя. — Придет наше время, во всем разберемся! Не проглядеть бы только того, что нужно.

Александр понимал, что его мысли имеют характер полного святотатства: как можно покушаться на парламентскую демократию, зарекомендовавшую себя с самых лучших, казалось бы, сторон? Он же не был слепым и видел, что демократия действительно очень хороша!.. Но видел в ней и еще один скрытый, совершенно особенный фундаментальный изъян: являясь реальным выражением принципа всеобщего равенства, парламентский демократический строй всегда и везде выводит к «рычагам» государственного, а затем и мирового правления представителей одной и той же известной всем нации, оказывающейся «равнее» других. Естественной реакцией на несправедливость такого положения и становится стихийное возникновение нацистских, а далее фашистских настроений среди коренных народов самых разных стран.

Ведь доходит до абсурда: в национальных государствах правят на самом деле представители самого мизерного меньшинства, а не огромного большинства. Руководители таких государств, выступающие гарантами прав своего народа, являются лишь марионетками — комическими «свадебными генералами», служащими для обмана зрения людей, и ловко управляются закулисными кукловодами. Нет ни одной цивилизованной демократической страны, которой бы не руководили — где тайно, где явно — люди этой непотопляемой ни в каких катаклизмах нации!

Дело в том, что демократический парламентаризм наилучшим образом позволяет контролировать главу государства с помощью формально избираемого народом парламента, в котором перевес легко получают те самые «кукловоды» благодаря особенностям демократического выборного процесса. На выборах — и это очевидно — побеждает тот, кто успешнее других проводит предвыборную агитацию (или «промывание мозгов»), а сделать это легче всего позволяют большие деньги и непосредственное управление средствами массовой информации. Будь ты хоть чертом, но выберут тебя, если за тобой деньги и сообщники в СМИ!.. Народ все равно ничего не заметит и удовлетворится телевизионной жвачкой из «развлекухи». Главное: «пипл хавает»! Что еще требуется для спокойного обделывания своих делишек?

Не составляет секрета, в чьих руках находится абсолютное большинство мировых денег и средств масс-медиа. Выходит так, что демократизм — иначе народовластие, далек от исполнения своего собственного назначения: народы не правят своими странами нигде, зато почти вся планета (кроме восточного мира) погрязла в тоталитарной власти одной-единственной нации, если говорить об этом начистоту. Библейские пророчества свершились!..

— Нельзя допустить, чтобы в новом обществе все было так же, — думал Орлов. — Я-то никогда не был антисемитом; напротив, очень уважаю умных и пробивных людей из евреев. Когда мне было лет двадцать, сам говаривал: «Эх, если бы я был евреем! Уехал бы из коммунистической казармы в Израиль: такую прекрасную страну построили на месте голой пустыни — просто «конфетку». Молодцы ребята!»

Лешка вон настоящий антисемит — говорит, что всех евреев поубивал бы! Все, мол, захватили: всю власть, все деньги, все предприятия, ресурсы. Телевизор нельзя было включить, в поликлинику нельзя пойти — одни евреи везде! Что, русских в России уже не оставалось… кончились все?

Многие так говорили о евреях. Вот и Хорьков на них очень уж злой — это оттого, что богатый еврей у него девчонку увел. Дурачок!.. Не надо никого убивать: у всех равное право на жизнь, в том числе и на обеспеченную жизнь; это же все в прошлом.

Да и легко сказать! Чтобы вернуть власть славянам, потребовалось бы организовать настоящий военный переворот с большими жертвами, принудительную национальную идентификацию населения, ущемить евреев в профессиональных занятиях. А зачем? Только для того, чтобы из начала общей «очереди» за жизненными благами переместить их в конец?.. Да что мы, изверги, что ли? Уж не нацисты, слава богу!

Того не понимает Хорек, что нет талантливее менеджера, чем еврей, нет дисциплинированнее рабочего, чем еврей. Сам, небось, не стал бы «вкалывать» по шестнадцать часов без выходных, как они работают! Пусть и за хорошие деньги.

Они нашу жизнь делают красочной!

…Однажды, еще в советское время, партийные журналисты спросили американского рабочего, что тот думает об СССР и русских. Думали, хвалить станет, а он им: «Я вас ненавижу! — Те растерялись: за что, мол? — За то, что у вас все серое». Вот как!.. И ведь не буржуй какой-нибудь сказал, а простой трудяга.

У них-то как раз евреи наладили богатую и красивую жизнь, так что нельзя их убивать! Евреев мало, нас — дураков, намного больше, а толку что?.. Пускай живут, как знают: у нас богатства на всех хватит. Но от власти, конечно, лучше их держать подальше! А то, и правда, обидно получается: русские, как никак, все-таки титульная нация. Мы не стадо баранов, можем и по «сопатке» съездить! Неужели евреи сами этого не понимают?

Президент России не глупее нас был, он сам бы все расставил на свои места; вот только не успел. Да никто ничего не успел! Уж так внезапно навалилась эта катастрофа — сразу все осталось позади.

Теперь о будущем думать надо! Может выйти так, что уцелевшим людям все государство заново придется строить, поэтому хоть какой-то план на первый случай никак не помешал бы. В подробностях все потом, по месту решим, а сейчас хоть что-нибудь; пусть будет по справедливости, но нельзя допускать кровопролития. Национальный вопрос самый жуткий: за родную землю не будут так биться, как за свою нацию! Немцы много крови пролили, когда однажды посчитали, что все их беды инспирированы евреями. Нельзя больше допускать неразберихи и безответственности, рано или поздно неизменно приводящих к геноциду! Нужно устранить причину разногласия, тогда не возникнет и ее следствия. Никаких партий, никаких парламентов — только монолитная империя, которая действительно уравняет всех. И ничего больше!..

Демократическая система государственного управления была чрезвычайно громоздкой и запутанной, регулировалась сонмищем разнообразных законов и зачастую лишала простого человека возможности хотя бы нормально ориентироваться в этой громаде. Здесь как раз евреи чувствовали себя рыбой в воде, пользуясь своими оправдавшимися веками пронырливостью и взаимовыручкой, пока другие ушами «шлепали»; не задумываясь над этим, они провоцировали возрастающее недовольство масс, от которого до погромов всегда рукой подать!

Непредвзятый, способный объективно мыслить наблюдатель недавних событий мог заметить, что не в евреях — невероятно талантливых людях! — вовсе было дело, а в той системе власти, которая позволяла им быстро выделяться, становясь чересчур заметными на фоне инертной массы других, забитых до серости большевиками. Такая легкомысленная власть и сама не смогла бы потом защитить несчастных, когда появился бы, не дай бог, настоящий лидер русского нацизма и погромщики всерьез взялись за топоры. Матерые эсэсовцы показались бы тогда мальчишками по сравнению с нашими громилами: нет страшнее зверя, чем пьяный русский мужик с топором!

Преодолеть противостояние наций, развести их по разные стороны воображаемого ристалища позволит нам возрожденный имперский строй. Лешка опять прав, когда считает, что чем меньше законов, тем легче жить; новая власть должна быть сильной, справедливой и понятной до простоты! Вот из этого и будем исходить.

…Хорьков так и считает меня записным демократом и предателем Родины. Знал бы он, о чем я сейчас думаю!.. Не скажу ему ничего.

8

На улице уже вовсю теплело. Условно, конечно, но не сравнить же мороз в пятьдесят градусов и в сто! Внутри убежища ребята почти не замечали холода — в натопленной каптерке даже ночью перестала замерзать вода в кружке. Для измерения наружной температуры использовали уже спиртовой термометр, его небольшая шкала теперь позволяла это делать. Чувствовалось, что еще несколько месяцев и можно будет прогуливаться по окрестностям бункера: небо стало заметно светлее, и уже различались день и ночь. Ночи были длинные, а дни короткие — все как обычной зимой.

У Орлова и Галстяна стали отекать ноги: стопы и голеностопные суставы раздувались как подушки. Мочегонные таблетки почти не помогали, требовалась разминка; с неохотой занялись короткими пробежками по бункеру, и сразу стало лучше.

Хорькову хватало своего движения в хозяйственных заботах, и он только посмеивался; дело было в том, что при хорошем питании и вынужденном покое Александр и Павел заметно пополнели. Лешка шутил:

— Повезло мне с вами: еда кончаться станет, так еще два кабанчика в припасе! — «кабанчики» показывали ему кулаки, но тоже смеялись.

Когда впервые заметили в небе отличие дня и ночи, снова устроили «сабантуй» — это «праздник» по-татарски. В этот раз не плясали от радости — только выпивали, кушали и разговаривали: совсем невесело было, уж так сильно они устали! Ведь почти два года отсидели в подземной «тюрьме». А Лешка и того больше! Он и спросил Орлова:

— Сань, а что после смерти бывает… неужели ничего?

Александр закурил, подумал и без особой охоты стал отвечать:

— Ты знаешь, Леша, сложно даже сказать. Это же самый трудный вопрос всей жизни человека! Он интересует каждого, и так вот интересовал всех и всегда. Ведь даже на вопросы «как жить» и «для чего жить» нельзя ответить, прежде не разрешив этот вопрос: от того, есть продолжение жизни или нет, целиком зависит вся жизненная позиция личности.

Философы-материалисты считают, что нет, идеалисты — что есть; я же, полностью оставаясь материалистом, тоже считаю, что есть. Тут вот в чем дело: эти взгляды устоялись давным-давно, задолго до появления нынешнего понимания мироустройства. Тогда еще не имели никакого понятия о релятивистской космологии, квантовой физике и устройстве компьютера — просто не представляли, что такие знания со временем появятся.

Ты помнишь, должно быть, как я рассказывал об устройстве Вселенной? Основываясь на таком восприятии мира, можно и, думаю, нужно полагать, что и на самом деле существует то, что мы называем душой. Она представляет собой как бы слепок — эманацию иначе, тех электромагнитных полей, которые существуют в мозге человека; на момент его смерти скапливается огромная сумма информации. Все знают, что в памяти сохраняются самые мельчайшие детали жизни — даже те, о которых давно позабыто; и ты слышал, наверное, что у человека, возможно, есть несколько тел, вложенных одно в другое. В том числе: биологическое, существующее только в земной жизни, астральное, позволяющее путешествовать по Вселенной мгновенно и на большие расстояния и ментальное (а это и есть душа), «отлетающее», скажем так, недалеко — лишь для «подключения» к мировому Мозгу. Специалисты по древним восточным знаниям различают и другие тела.

Как можно рассматривать процесс смерти с точки зрения инженера-электронщика? А вот как: с пришедшего в негодность компьютера (мозг в физическом теле усопшего) снимается операционная система, подобная нашей компьютерной системе «Виндоуз» (то же, что душа) вместе с накопленным объемом информационных данных (память всей жизни). Затем переносится на другой — вселенский — компьютер, собственная операционная система которого (мировая душа) использует эти данные для своих нужд; при этом не имеет никакого значения, биологические или машинные компьютеры участвуют в такой передаче информации.

Негодный компьютер утилизируется, на смену ему природной «фабрикой» производится новый с уже отформатированным (чистым от помех и содержащим лишь некую файловую систему) жестким диском (кора головного мозга), готовым немедленно приступить к получению новой информации. В него можно либо «закачать» всю информацию с погибшего компьютера, блокировав ее заодно от несанкционированного обнаружения, либо произвести только первичный сервис (установить операционную систему) и позволить ему начать работу по накоплению информации, ее обработке и передаче готовых данных системному администратору (мировому компьютеру). В первом случае прежде существовавшая душа «запускается» на новый виток развития, не теряя уже сформированного потенциала, а во втором новая душа создается «с нуля» и только начинает развивающую ее жизнь.

Количество рождающихся живых существ всегда больше количества уже существующих душ, поэтому на примитивных уровнях жизни требуется пополнение их состава. На Земле перед катастрофой жило шесть с половиной миллиардов людей, а во все времена их было около пятидесяти миллиардов. Это подтверждает старинное предположение об имеющем место в мироздании «переселении» душ: каждая душа уже жила в разных телах несколько (от шести до восьми, а возможно, и больше) раз.

Между прочим, даже «мертвый», казалось бы, камень признается некоторыми учеными живым, поскольку в течение долгих тысячелетий его состав значительно изменяется. Структура камня обладает некоторой текучестью, он обменивается с окружающей средой своими элементами, а с вселенским «хозяином» — совсем уж низкосодержательной информацией о самой среде (ее температуре, влажности, атмосферном давлении и т.д.), которая все же имеет некоторую ценность. Обмен веществом и информацией со средой, как я уже говорил — свойство живого.

Но вернемся к рассказу. Новорожденного ребенка крестят или другим способом приобщают к всеединству Вселенной спустя несколько дней после этого значимого события и дают ему имя, идентифицируя, таким образом, компьютерный терминал в мировой сети (как в Интернете). Вот так и получается, что каждое живое существо, меняя лишь тела, может пережить много жизней и даже не подозревать об этом в течение очередной из них, поскольку программный блок не позволяет это сделать. «Прорыв» памяти о старых жизнях случается крайне редко, но это бывает и только подтверждает верность предлагаемой гипотезы.

Надо добавить, что у каждого компьютера есть предел накопления памяти (предел емкости «винчестера»), поэтому количество земных жизней ограничено. Я считаю, что по достижении этого предела душа хорошо «отличившегося» субъекта может переноситься в тело более развитого существа, такого как инопланетные пришельцы, к примеру, и даже еще дальше (нет границ совершенству живого!), а со временем включаться в структуры самого Мозга Вселенной (уподобляться Богу).

Поскольку все биокомпьютерные терминалы связаны в единую систему сетью невидимых каналов связи, то в целом получается один мировой суперкомпьютер, или Супермозг. Где тело, в котором существует этот мозг, и что оно собой представляет?.. Не очень важно для нас: нам нужно знать только то, что каждый живой субъект является воспринимающим рецептором, или терминалом (оконечностью) вселенской сети. Что сверх этого — уже не наше, извиняюсь, «собачье» дело!

Такая вот нелегко вообразимая «штуковина» существует давно — с момента образования мироздания (с «начала всех начал», то есть задолго до образования даже нашей Вселенной, которой двадцать миллиардов земных лет), и постоянно прирастает еще новыми терминалами по мере его расширения. Мало того, в мировом Космосе помещается бесконечное множество вселенных, и что представляет собой вся эта совокупность структур, нам — примитивным «людишкам» — просто невозможно вообразить.

Резонно спросить: кто же все-таки непосредственно устанавливает операционные системы на наши персональные «компьютеры», если описанная мной система так велика и ей не может быть дела до каждой конкретной души?.. А никто! Все происходит само собой под воздействием физических законов движения материи и незачем «приплетать» к этому какого-то там «бога». Слишком мало мы еще знаем о таком сокровенном процессе, но наука, в отличие от косной религии, не стоит на месте.

После смерти, между прочим, узнаем сразу все! Так что бояться ее не стоит: каждый из нас «умирал» уже много раз и никакого дискомфорта не испытывал. Жалко ведь потерять только эту вот, текущую жизнь, потому что у многих в ней есть масса дорогих событий и людей, много других обстоятельств… много денег, наконец! Хочется насладиться всем этим еще и еще: земная жизнь так прекрасна!.. Не для всех, правда — не каждому удается добыть счастье, и тогда составляются личные трагедии.

Но спешить с уходом в иной мир нельзя, потому что мы на Земле не по своей прихоти: мы выполняем назначенное задание; если так угодно — работу по мониторингу Вселенной (отслеживанию ее состояния). А за досрочное оставление «рабочего места» благодарности от вселенского «начальства» не получишь!

Важно понимать еще, что «просто так» стать подходящим для включения в состав высшей структуры не получится. Если преимущественно ценен компьютер с наибольшим объемом памяти и наибольшим быстродействием, то отсюда следует очевидный вывод: ты станешь достойным «рая» только при том условии, если во множестве жизней использовал свои возможности «на полную катушку», то есть много учился и много думал; проще говоря, не упускал момента для тренировки памяти и быстродействия мысли. Если во всех жизнях так и не накопил того, что требуется, пойдешь на окончательную «переплавку», то есть в «ад», иначе сказать.

Сначала такая «конченая» душа будет долго содержаться в «резерве» и испытывать при этом ужасные мучения, как бы ни рвалась обратно на ласковую Землю; затем она будет просто разбита на элементарные частицы и перестанет существовать: уроды не нужны нигде! В качестве промежуточной «воспитательной» меры, мне кажется, может быть применено переселение в тело более низкого существа — какого-нибудь животного или растения, например. Жизнь животных, как известно, отнюдь не сахар: они находятся в постоянной борьбе за выживание; комфорта и блаженства тогда не жди!..

Короче говоря, главная задача человека, поставленная ему матерью-природой — это учиться, учиться и еще сто раз учиться. Не надо только отчаиваться, если родился невелик умом и здоровьем: при желании наверстаешь все и в этой, и в будущих жизнях; лишь бы было это желание! Нобелевский лауреат, математик и космофизик Стивен Хокинг с рождения настолько разбит параличом, что у него работает один мозг — и этот мужественный землянин совершает величайшие открытия, не в силах пошевелить даже пальцем!

Говорят, что на тысячу людей выходит всего десяток умных, но ведь чтобы они появились, должна родиться эта тысяча, не так ли?.. Просто нельзя жить абы как, а уж тем более ради денег и удовольствий. Хотя и о них забывать не стоит: мы не монахи! Кстати сказать, бесконечным штудированием Священного Писания и глупенькими молитвами «спасения» души не добьешься; заблуждается тот, кто думает иначе. Обсмеешься над бабками, которые всю жизнь грешат, а перед смертью бегут в церковь, чтобы поколотиться лбом об амвон и отмолить разом все грехи. Боятся боженьки!..

Многогранная учеба в течение всей жизни нужна для того, чтобы собственные «компьютеры» людей будущих поколений работали еще эффективнее, и таким образом происходило поступательное развитие вездесущей материи — вот так, примерно, я представляю содержательный смысл земной жизни, неминуемой смерти и загробного существования человека. Ну, как тебе, Леша?

— Не хило!..

— Пока, пожалуй, хватит; о подробностях работы компьютеров спрашивай у Павлика — он же у нас спец по ним. Та-ак, дай-ка прикурить!..

Александр закурил и решил немного продлить повествование:

— А рассказать тебе, Алексей, как «там» — на том свете?

— Ты че, знаешь?..

— Знаю.

— Иди ты!

— Иди ты: я там уже был!

— Че, правда?

— Правда.

— Во, е-мое! Ну, и как там?

— Здорово!

— Ну давай, расскажи!..

— Да я там недолго был! Не знаю… может, помер я тогда на пару минут?.. Ведь совершенно трезвый был, просто спал среди бела дня! Слыхал же, как бывает: спал-спал, взял да и помер.

Я от смеха проснулся-то, и сразу вспомнил все! И, ты знаешь, я точно чувствовал, что это был не сон… вот прямо всеми кишками ощущал, что не сон: воспринимал все передвижения; кожей, телом все чувствовал; глазами все ясно видел. Еще на ноги себе посмотрел, пощупал: есть ли они у меня? Есть!.. Все на месте было — и руки, и ноги.

Начиналось как обычно. Ну, знаешь, как другие рассказывают: черный тоннель, впереди свет… вот в этот свет влетаешь и сразу — синее-синее небо, много белых клубящихся облаков! Внизу травка зеленеет, небольшие деревца и рощицы; холмы, низинки, пара речушек — обычный русский пейзаж. Высота — метров триста, примерно, и я так — между небом и землей!..

Там толком сообразить ничего не успеваешь. Но главное, что сразу поражает: прямо валом наваливается дивное, невиданное ощущение того, что попы называют благостью; не блаженство, а именно благость! — как будто любишь весь мир и страшно рад ему. Может, это душа так стремилась «домой», туда?..

Я не помню, видел ли птичек каких-нибудь или еще что-то, но внизу, кажется, были небольшие группки пасущихся коров; не уверен точно, но, по-моему, видел. И еще не помню, видел ли я солнце, но все было ярко-ярко освещено, как в цветущий летний день! — тогда как раз лето было. Интересно: а если бы зима была… так что я — снег, что ли видел бы? В раю же снега не бывает!..

Короче, не знаю, где я там был, но вдруг неожиданно опустился на твердую поверхность. И тут как будто кадр сменили: все уже смутно так, неясно… и вроде в дымке какой-то вижу пробегающий небыстро мимо меня полуразмытый силуэт. И сразу в голове мысль — это она!.. Говорят же: о ком думаешь больше всего, с тем и встретишься. Уже лет десять тогда прошло, как Жанну свою похоронил, а мысли все равно же не отпускали! Так или иначе, часто вспоминаешь ее… что-нибудь говоришь, представляя, что она рядом где-нибудь.

Тут на ней развевалось какое-то легкое розовое платье — как туника; раньше такого не было! Она, и правда, много спортом занималась… бегать любила. Ну, в общем, я сразу понял, что это она, и нет, чтобы растеряться и остановиться, так наоборот — быстро догнал и успел взять за руку. И рука эта оказалась не холодная и бестелесная, а горячая и плотная — как у живого человека!.. Вот тут я от неожиданности руку выпустил и замер, провожая взглядом это видение… уже в десятке шагов ее тень как будто растворилась в дымке.

Я стою, весь ошалелый и не знаю, что мне еще делать; снова смотрю на ноги: под ними какая-то рыжеватая пыль, но не земля и не трава. И опять как будто кадр сменился — снова синь неба, облака, травка и все заполняющая благость. Еще думаю: а ничего, хорошо здесь!.. И сразу другая мысль — о том, что мне обратно надо, что не дожил я еще до главного в своей судьбе. Еле-еле собрался с усилиями и «сквозанул» назад. Проснулся весь возбужденный и ухохатываюсь: ну, «комедия» просто!

Не ожидал я такого. Что с Жанкой не поговорил — пронеслась мимо, как будто не видела меня — это ладно, успеется. Чего спешить-то? Еще увидимся, наговоримся!.. Я о главном спросонья думал: понял я, Леша, две важные вещи. Первое — это то, что «там» очень хорошо. Я ведь где-то еще в «предбаннике» был, далеко не успел проникнуть, и то чуть не захлебнулся от блаженства!.. А второе — то, что там тело такое же видимое, теплое и осязаемое как наше. Там не мертвецы собрались, а реальные живые люди! Так, видимо, ощущается ментальное тело: как тело живого человека. И этот человек не погиб, он наверняка может говорить с тобой. Может быть, там даже секс бывает! А что такого… тела-то есть! Нормальные тела — упругие, горячие.

Мне после этого частенько вспоминался один голливудский фильм, который назывался «Привидение» или «Призрак» — как-то так. Там парня случайно убили, а у него девушка осталась; и вот она в этой жизни, а он в той. И тут, значит, к ней его бывший друг пытается «пристроиться», а тот рядом ходит, все видит и ничего сделать не может. Кипит весь от негодования, а помешать невозможно! Потом его один научил — тоже из «бывших», как надо сконцентрироваться, чтобы усилием воли воздействовать на предметы в этом мире. И он в самый острый момент как начал тому по морде давать!.. А его девушка-то все поняла, прогнала того «черта», и так они вместе и остались.

Она с этим парнем тогда разговаривать стала, даже чувствовала его прикосновения, только не слышала ответных слов. Он ей вроде на бумаге даже пытался что-то писать… я уже не помню; он же сам-то все видел и слышал!.. Ему немного оставалось рядом быть: считают, что девять дней души умерших совсем рядом с нами, потом все дальше и дальше. А после сорока дней уже, видимо, где-то там «прилаживаются» к делу и уже не могут слишком часто отвлекаться на этот мир. Может быть, это и так…

Доказательства правоте моих слов люди добыть не успели, помешала глобальная катастрофа. Но согласись: если думать так, то насколько же тогда легче становится жить, правда?.. А после смерти — я уверен, мы все там встретимся! И есть смысл в своих поступках учитывать желания ушедших от нас на время близких: если они все могут переживать, так, наверное, волнуются за нас, хотят нам добра. Они просто видят все, что творится на Земле!

Видят, но вмешаться не могут, потому что на эту, текущую земную жизнь право пока у нас, а они его уже утеряли; нам и решать все земные вопросы как сумеем. Они «там» уже узнали, как правильно! — мы узнаем это позже. А сейчас нам надо находить верные жизненные пути, хотя бы и через ошибки.

Ну, вот так все было, Леша. Заметь, в моих рассказах ничего от религии! Сплошная физика, материализм.

— Да я так и понял.

— Ну, вот и молодец! Давай еще по одной и «спатеньки» будем.

Выпили, закурили. Александр спросил:

— Паш, я там с компьютерами-то ниче не наврал?..

Павел подумал и ответил, что все вроде правильно.

— Ну, пойдем тогда умываться… и на бочок!

9

Солнце впервые проглянуло из-за облаков как-то даже неожиданно: просто его лучик блеснул Лехе прямо в глаза, когда тот копал снег снаружи бункера. Именно из-за облаков, потому что прежняя хмарь, застилавшая небо, уже давно рассеялась, оставив лишь негустую дымку. Наверху давно все было видно своими глазами — сначала как будто в предрассветной мгле, а теперь уже совсем ясно. И вот появилось долгожданное солнышко!..

Хорьков прибежал в каптерку возбужденный, с улыбкой во все лицо — с порога крикнул:

— Все, мужики, дождались!

Его товарищи оживились, стали расспрашивать о подробностях увиденного. Потом не выдержали, наскоро оделись, и сами понеслись на улицу.

Солнце и впрямь светило изрядно: лучи его то скрывались за клубящимися облачками, то вновь пробивались через них; оно еще не припекало по-весеннему, но исходящее с неба тепло ощущалось очень явно. Наружный термометр показывал всего минус шесть градусов — да это же такая «жара», что хоть бегай в трусах и валенках по черному снегу!..

— Парни, весна! — орал Леха. — Ура!!

Его дружно поддерживали ребята:

— А-а, а-а!..

Вокруг убежища расстилалась панорама разрушенного землетрясениями и утонувшего в снегу города. Снег был похож на черную грязь, как будто обрушившуюся с небес и затопившую собой все видимое; различалось лишь несколько уцелевших крупных и приземистых зданий, остальные лежали в руинах.

— Наверное, в Сталинграде так было… — подумал Орлов. — Вон справа и впереди что-то похожее на предприятия, а левее — смутный намек на остатки домов. Это, скорее всего, жилой сектор.

Спросил Хорькова, где находится знаменитый Тульский оружейный завод.

— Отсюда не увидишь, — ответил тот. — А че, наведаться хочешь?

— Да не мешало бы.

— Ну-у, зема, мы ж не на экскурсии! Пешком да по развалинам знаешь, сколько идти? Дня три топать будешь! А на фиг он тебе сдался?..

— Просто знаю, что был здесь этот завод.

— Да неча там делать!.. На вокзал сходим, оружие соберем. Только зачем оно — ты еще, что ли воевать собрался?

— Ну, мало ли?.. Чует мой задний «орган интуиции», что не одни мы здесь. Беспокойство какое-то: так и кажется, что сейчас снайпер откуда-нибудь засадит! Вон на горке позиция хорошая — оттуда как на ладони все видно.

— Че ты городишь, какой снайпер? По-моему, так и мышей живых не осталось! Выбрось это из головы.

— Не знаю, не знаю… ну, дальше посмотрим. Только на вокзал все равно пойдем!

— Не щас же, пускай снег сойдет!

— Это само собой!.. Придется еще ждать, пока земля хорошо оттает — нам же убитых похоронить надо.

— Ну зачем они тебе?

— Как это зачем? Что — не люди, что ли?.. Это дело святое! Ты же ведь не хотел бы так же как они валяться и гнить? Вот то-то и оно!.. Сейчас еще холодно, а скоро оттуда «трупнячко-ом» потянет! Приятного мало, но хоронить надо. Да не бойся! Не будем же каждому яму копать — «братскую» могилу сделаем.

— Ты еще памятник поставь!

— Было бы из чего, поставил бы. Они за то полегли, чтобы мы с тобой живыми остались, вот как!

— Ну, я че — рази не понимаю?..

— Да-а, месяца два еще пройдет, пока земля хорошо отогреется. Какое у нас число-то?..

— А я откуда знаю?

— Ну коне-ечно! Как зовут-то тебя, не забыл?

— Не-е… гы-гы-гы!

— Троглодит ты, Леха… пещерный житель!

— Ага!

— Вчера воскресенье было?.. Ну да! А сегодня понедельник — седьмое сентября две тысячи пятнадцатого года. О, елки, у меня ж день рождения завтра!.. Нельзя заранее, да ничего — уж больно день хороший. Нырнем в «погребок»?..

— А давай! Давно-о уже не пили — спиртяга-то «прокиснет» так, гы-гы!

— Паша, будешь?.. Ну, пошли тогда!

Закуску готовили основательно, будто к большому празднику. На «стол» из ящиков поставили маринованные огурчики, салат из капустки со свеклой, морковкой и зеленым перцем; консервированные сосиски, шпроты, курицу и голубцы с мясом. Лешка заварил картошку-пюре из порошка, навел какао с сухим молоком; для «хруста» подал сухари и галеты, к ним разные конфеты и шоколад. Аппетитно и очень сытно!.. Муся с удовольствием взялась уплетать шпроты в масле.

Хорьков произнес русский универсальный тост:

— Ну, будем!..

Ребята кивнули и «ошпарились» первой — хорошо пошла!.. Закусили и налили еще, к чему обязывает мудрая поговорка-примета: «Между первой и второй — перерывчик небольшо-ой!» С третьей можно было обождать.

Охотно кушали и делились первыми впечатлениями от наступающей весны.

— Снег-то какой черный — в грязи по уши будем! — возмущался Лешка.

— Я думаю, через месяц таять начнет; лето нынче совсем короткое будет, — раздумчиво отвечал Орлов.

Друзья поддакнули. Леха поинтересовался:

— Паш, у вас когда снег тает?..

Галстян усмехнулся.

— А ты спроси сначала, он у нас вообще бывает?

Все засмеялись.

— Конечно, немного выпадает, но этого почти не заметно, — продолжил он. — В Ереване зима теплая. А вот в горах — да, много снега!..

— А картошку когда сажают?

— В апреле где-то. Я никогда не сажал; мы ее мало едим — в основном лаваш и овощи. Много фруктов, конечно!.. Да в этом году никто ничего не посадит: бессмысленно, созреть не успеет.

— Это точно! — поддержал Александр. — Леш, надолго еды осталось?

— На полгода еще хватит, а дальше не знаю. Может, и на год растянуть получится!

— Да-а. Вот кончится «чифан», что ж тогда делать будем? — озадачился Орлов. — Живности-то никакой нет… Муську, разве что, на шашлык пустить?..

Парни захохотали.

— Земля подсохнет, надо будет по городу пройтись, поискать что-нибудь, — добавил он. — Найдем, что или нет… дальше думать будем.

Все опять поддержали. Хорьков спросил:

— Сань, скажи, я вот не пойму: почему сейчас весна, а сентябрь месяц идет?..

— Так мы же в другом полушарии теперь! Были в Северном, а стали в Южном. В разных полушариях времена года разные: в Южной Америке, Южной Африке и Австралии сейчас осень наступает, а у нас — весна в сентябре!.. А ты заметил, что солнце движется справа налево?

— Не-а!..

— Ну присмотрись! Теперь же восток и запад местами поменялись — и север с югом тоже. Я уж сам не знаю, как нынче ориентироваться. Да ладно, привыкнем!.. Надо компас найти — его стрелка все равно будет показывать на север; это бывший юг и сейчас там Антарктида. Вот и нужно на время привыкнуть к тому, что стрелка указывает на юг, а не на север, как раньше — тогда все старые ориентиры не нарушатся, только солнце будет идти справа налево, вот и все! Луна пока что тоже будет «шпарить» наоборот — с запада на восток. Если придет на то нужда, постепенно переменим названия сторон света и старых ориентиров на противоположные, только я что-то не вижу в этом смысла. С календарем будет посложнее: придется «подгонять» его под новые сезоны, но пока этого лучше не делать

— Во, блин, надо же! — воскликнул Лешка.

— Да, такие вот фокусы. Привыкай, привыкай!..

— Дурдом! Ну ладно, давай за тебя… здоровьичка!

— Да уж хотелось бы.

— Это сколько тебе «брякнуло»?

— Пятьдесят шесть уже.

— Ха! Так это тебе на пенсию скоро?.. Конечно — ты вон седой весь!

— Ну да, если бы она была! А теперь — шиш с маслом. Ой, как быстро жизнь пролетела… оглянуться не успел — вчера вроде шестнадцать лет было! Ска-ачут годики. Ну ладно, давай!

— Давай!

Выпили, закусили, закурили. Говорить уже не хотелось, шутить тем более; Лешка попросил Орлова спеть какую-нибудь песню.

— Что, опять «тюремную»?

— Ага, я такие и не слышал!

— Да откуда ж ты услышишь? Их по радио и телику не «крутили» — знали только те, кто в зоне был, да и то на «малолетке» в основном; из поколения в поколение передавали изустно, ни в одном песеннике не найдешь. Между прочим, ты зря смеешься: при внешней примитивности это вполне приличная поэзия — содержательная и лирическая; жаргонные слова совсем не мешают восприятию этой лирики. Вот послушай одну:

За решеткой вечер догорает, Солнце гаснет словно уголек И о чем-то тихо напевает На тюремной «шконке» паренек. И о чем-то тихо напевает На тюремной «шконке» паренек. Он поет, как трудно жить без воли, Без друзей, без ласковых подруг… И так много в этой песне горя, Что тюрьма затихла вся вокруг И так много в этой песне горя, Что тюрьма затихла вся вокруг.

Песня была протяжная, немного заунывная, но это придавало ей некий особенный «шарм»: ореол «блатной» жизни всегда привлекателен для незрелых натур, а серьезные люди чувствуют в нем близкую их характеру суровость. Тюрьма — это не шутка! И каждый там может побывать. Даже поговорка есть: «От сумы да от тюрьмы не зарекайся».

В следующих куплетах пелось о том, как «плачут в дальней камере девчата, вспоминая молодость свою… вспоминая, как они когда-то говорили ласково: люблю!» О том, как «рэ-цэ-дэ» задумались, не дышат, вспоминая прошлые «дела», и никто той песни не услышит за стеной тюремной никогда!» А в конце песни звучал лейтмотив жажды свободной жизни и Александр, начав петь чуть слышно, последний куплет исполнял уже громко, почти надрывно, со всей душой вкладывая в слова их истинный смысл: торжество надежды.

Паренек поет, не умолкая, Про любовь, про девушку свою, Жадными глазами провожая Журавлей, летящих за тюрьму. Жадными глазами провожая Журавлей, летящих за тюрьму.

Саша снова негромко повторил первый куплет, и песня приобрела вид законченного произведения.

Помолчали немного. Орлов спросил:

— Вот почувствовал, Леша, что и такая простенькая вещь имеет художественную ценность? Здесь всего три аккорда, мелодия лишь чуть отклоняется от основного тона — ля минор, поэзия неказистая. А эмоциональное воздействие… «я тебе дам»! Не всегда «просто» означает безвкусно. Меня так учил понимать музыкальную гармонию руководитель нашего народного оркестра Александр Иванович Бублик — выдающийся музыкант; он много рассказывал ребятам о народных инструментах, а еще больше показывал сам. Ты бы слышал, как он играл на русской балалайке — это просто чудо! Павлик, а ты по какому классу учился?..

— Фортепиано.

— Я, знаешь, думаю, что каждому надо поучиться в музыкальной школе, если есть слух. Не обязательно даже заканчивать ее, но те знания и, главное — привычка к культуре, которые дают такие занятия, могут стать чрезвычайно важными для подростка; даже больше, пожалуй, для его дальнейшей взрослой жизни. Как ты считаешь?

— Вне всякого сомнения. Мне вот неважно было, хорошо ли я научусь играть на пианино, но уроки музыкальной литературы и сольфеджио приносили несравненное наслаждение.

— Да, и я замечу, что не обязательно становиться потом профессиональным музыкантом; можно ограничиться тем, что просто «пиликаешь» для себя — и то уже хорошо!.. Я вот закончил «музыкалку» по классу баяна, а никогда серьезно не был им увлечен: слишком трудный инструмент для обыденного применения — на нем нужно заниматься постоянно. Мне кажется, что лучше было бы учить детей играть на гармошке: она гораздо проще и курс обучения был бы намного короче — на бытовом уровне этого вполне хватало бы! Леш, а у вас в деревне на гармонях «зажигали»?..

— У-у, еще как! Это же наша, курская песня: «Уж ты Порушка-Параня, ты за что любишь Ивана?»

— Ну, так могут в разных областях сказать!.. Главное то, что это образец русского напева. Помнишь телепередачи «Играй, гармонь!»?

— Конечно!

— Их мой земляк готовил — Геннадий Заволокин из Новосибирска. А потом его жена и сын продолжали. Жаль, что сам Заволокин так рано умер!

— Да, хорошие передачи были.

Посидели еще, попели, поболтали. Выпили, и спать улеглись: сильно уж быстро стали утомляться. Требовалось настоящее движение, и его пора уже подходила.

10

На вокзал пошли в понедельник второго ноября. Снег уже давно сошел, и земля неплохо прогрелась, но травки еще не предвиделось: сильно уж промерзла почва в прошедшую стужу. Сначала должны были прорасти мхи, грибы и лишайники, спорам которых даже сильный холод не очень страшен, а затем ветром или с птичками могло принести семена высших растений. Деревья, видневшиеся кое-где по округе, растрескались от мороза, но тем, что смогли устоять, внушали надежду, что и они когда-то оживут. Впрочем, могли уцелеть и семена трав.

Солнце уже грело вовсю, и термометр показывал пятнадцать градусов тепла. Хорьков по-хозяйски порылся на складе и подобрал себе и товарищам по комплекту летнего обмундирования: камуфляж, кепи и шнурованные высокие ботинки (берцы); заодно сменили и нижнее белье. Поскольку предстоявшие им земляные работы были очевидно связаны с пачкотней грязью и глиной, красивые на вид ботинки отставили на будущее и обулись в простые кирзовые сапоги: так практичнее.

Лопаты в котельной нашлись… и лом нашелся, и ведра, и носилки, а вот кирки нигде не было. Кирка пришлась бы куда лучше, да что ж поделать! Сложили в рюкзачок пищевой припас, отдали Муське распоряжения по хозяйству. После перекура «на дорожку» разобрали инструменты и свои автоматы: мало ли кто встретится!.. Вздохнув и неожиданно для самих себя перекрестившись, пошли.

В этот раз до стрелки шли недолго — минут пятнадцать. Земля уже высохла, грязи сверху насыпи не было, зато по обе стороны от нее рябились легким ветром огромные запруды из талого снега. Смыкавшиеся друг с другом на огромном пространстве, они являли собой одно бескрайнее озеро с большими и малыми островками суши посреди воды. Половодье занимало всю округу, нигде не было ни одной живой души. Муха, и та не пролетала!

Лешка по пути бормотал и нес, как всегда, всякую чушь:

— Щас, наверное, рыбы везде невпроворот. Половить, что ли?..

Александр серьезно отвечал:

— Не выйдет, она без воздуха передохла вся: сплошной лед стоит на несколько метров, только сверху вода… еще не скоро растает. Хотя, ты знаешь, мороженый карась или карп оттаивает и снова плавает без всякого ущерба! Может, и оживет какая-то рыбка, а нет, так с юга по Волге и Оке сюда приплывет.

Павел спросил:

— Здесь какая река?

— Так сама Ока и есть! Отсюда что-то не видно ее — она дальше идет на восток и уже в Нижнем Новгороде впадает в Волгу. Там красивый большой разлив с плесами и затоном, я его видел.

Подошли к стрелке — за ней лежали два трупа, виденные еще зимой. Бывшие когда-то белыми, овчинные полушубки на них скукожились, почернели… тела превратились в темную бесформенную массу, из которой торчали конечности и едва угадывалась головы. У одного руки раскинуты, у другого прижаты к телу; оба наполовину вросли в землю вместе с валенками. Рядом с ними из засохшей грязи виднелись части заржавевших автоматов — в метель их не заметили.

— А они несильно воняют! — невпопад ляпнул Хорьков.

— Подожди-и… это еще вымерзшие в воздухе микробы хорошо не размножились; еще как завоняют! — отозвался Александр. — Павел, узнаешь кого?..

— Нет.

Леха отсоединил от брошенного оружия рожки с патронами, очистил от земли, сунул в карман. Орлов не удержался:

— Господи! Тебе-то они зачем?.. Это же другой калибр!

— А так просто, пригодятся… Паше вон подойдут!

— Ну, ему и отдай! Че себе-то заныкал?

— Да пусть берет!.. Мне че, жалко, что ли?

— Вот Плюшкин, право слово! — вслух сказал Александр, и про себя отметил: — Молодец… хозяйственный! Хороший прапорщик мог из него получиться: всех генералов по миру пустил бы!

В здании сортировки насчитали двенадцать трупов с обеих сторон, стащили их вместе. Лешка шебутился в помещении, а Орлов и Галстян стояли перед погибшими молча, обнажив голову: каждый узнал кого-то из своих.

Вышли потом на улицу, закурили. Появился Хорьков, весело поведал:

— Я все «стволы» в угол сгреб!.. В карманах пошарил, гранаты забрал.

Александра немного покоробило от его слова «пошарил», но он все же похвалил «трофейщика»:

— Давай, давай, Леша — может еще пригодиться вся эта «лабудень»!

На самом вокзале промаялись уже до вечера. Со всех этажей и снизу, из подвала сволокли к выходу из здания чуть не сотню тел, которые заняли собой весь первый этаж. Леха обыскивал одежду убитых, собирал по кучкам боеприпасы и все ценное. Восклицал иногда:

— Во, кольцо золотое!.. Берем, пригодится. — Ха!.. Сашка, я компас нашел. Гли-ка: вон там север!

Неутомимо носился по залу, мимоходом спрашивал у Орлова:

— Шмутье куда? Оно провоняло все!.. — А документы?..

— Не бери ничего, все зароем: живые теперь не вспомнят мертвых.

После всех трудов долго сидели на улице, отдыхая; про обед и забыли. Пропотели насквозь, от усталости тряслись поджилки: давно так не «пахали»!.. Солнце уже клонилось к востоку; стало понемногу смеркаться, потянуло холодом.

— Пошли, хватит на сегодня, — сказал Александр, — завтра ямы копать начнем. Инструмент надо здесь оставить, потом все вместе заберем.

Когда дошли до бункера, сразу пошли к оврагу и наскоро обмылись: питьевую воду теперь тщательно берегли. Когда стал сходить снег, с ней возникли немалые проблемы; приходилось набирать талую из ближних водоемов и немедленно кипятить. Другой воды не было.

В каптерке перекурили, дали Мусе «наградную» порцию рыбки за образцовое несение службы, перехватили по кусочку сами и попадали спать.

Наутро все тело ломило от тяжелой работы, но наскоро собрались и снова пошли на вокзал. Место для могилы определили на пустыре за вокзалом — здесь было повыше и посуше, чем где-то еще. Чтобы не закапываться глубоко, границы ямы разнесли пошире: на десять раз по длине лопаты вдоль и на три поперек. Перед работой с полчаса курили и набирались решимости; сидели бы, наверное еще, да солнце уже пригревало и заставляло делать дело. Наконец встали и начали копать.

Земля оказалась на удивление мягкой, лишь кое-где требовался лом — им орудовал Лешка. Рыли на полтора метра; глубже лежала такая плотная глина, что лучше было в нее не соваться: все руки отмотает! Кроме того, под ногами стало влажно, так что пошли в длину. Копали молча, изредка перебрасываясь парой слов; к двум часам пополудни, с шестью перекурами отрыли едва половину намеченного.

Опять не обедали. Устали настолько, что задыхались; подкашивались ноги, дрожали руки, пот пер нескончаемо. Когда уселись на седьмой перекур, Александр сказал:

— Все, хорош! Пойдем домой: отдыхать надо, а то сами в эту яму уляжемся.

Павлик поддакнул, Леха рассмеялся:

— Э-эх, слабаки! Интеллигенты… мать вашу в дым!

Ему, выросшему в деревне и привычному к физическому труду, и невдомек было, что люди могут так уставать. У него даже мозолей на руках не было! Вернее, они были — набитые еще в детстве и не способные исчезнуть уже никогда, чем только облегчали работу. Зато Орлов и Галстян подносили ладони к лицу, разглядывали лопнувшие волдыри; дули на них, безуспешно пытаясь затушить жжение, подобное пылающему огню.

— Ну ее на фиг, потом дороем!.. — ругнулся Александр и махнул рукой. — Пошли!

Инструменты снова сложили в здании вокзала и поскорее двинулись домой, подальше от уже настоявшегося там тяжелого смрада. Хотя в воздухе было еще мало микробов, выдуваемых ветром из подземелий, но размножиться им — дело плевое! Кроме этого, изнутри мертвых тел вовсю «работали» оттаявшие теперь бактерии кишечного тракта; надо было поскорее заканчивать похоронную работу.

Снова пойти к вокзалу смогли только через день, когда Павел и Александр пришли в чувство от непомерной усталости и мозольной боли — мазей для лечения рук не было, поэтому обрабатывали их местно слабым раствором спирта. Подходящих рукавиц в складе не нашли, а их большие и толстые зимние не годились для работы с лопатой… зато отыскались какие-то детские гольфы, как раз подходившие к рукам — ими и воспользовались.

В этот раз работалось на удивление легко: организмы «интеллигентов» понемногу адаптировались к нагрузке. После полудня закончили рытье могилы и стали перетаскивать в нее останки убитых; менялись по схеме «третий — лишний»: пока двое шли с носилками, один отдыхал.

И наплевались, и наблевались от вони досыта — какой тут обед! Но до вечера уложили на дно ямы первый ряд будущего штабеля из мертвых тел. Во время перекура Орлов еще раз спросил Павла:

— Узнал кого?

Тот молча кивнул.

— Я тоже некоторых узнал. Пусть земля им будет пухом!..

Лешка в это время без устали носился в здание вокзала и обратно, похваляясь какими-то случайными находками. — Ну, этот навсегда «барахольщик», — молча усмехался Орлов. — Вот уж бесова душа — покою ей нет!

На следующий день до вечера носили в яму оставшиеся трупы, пока не закончили — от тел до края ямы оставалось еще полметра. Вполне достаточно: раскопать некому, а скорого появления собак и волков в округе не предвиделось.

Шестого ноября с утра и до середины дня уже успели все зарыть; сверху получилась горка еще на полметра. Из двух обломков брусков Лешка связал проволокой крест высотой с человека и прикрепил к нему кусок фанеры с надписью углем, сделанной Александром: «Помяни их, прохожий — здесь солдаты ушедшей эпохи».

Воткнули его поглубже в могильную насыпь, обратив надписью на восток: солнце теперь заходило там. Дали три залпа одиночными из автоматов, постояли минуту молча, сняв кепки. Орлов сказал, глядя на могилу:

— Прощайте, ребята… ваш удел теперь — вечность.

Махнул рукой, и все быстро пошли домой; на душе осталась тяжесть оттого, что сейчас не до большой тризны. В каптерке помянули усопших чаркой водки, покушали и легли спать.

Назавтра опять ходили на вокзал — вырыли еще одну большую яму, выстелили ее полиэтиленовыми мешками, найденными в подвале здания, и уложили туда все собранное оружие; это место предусмотрительно замаскировали. С собой унесли два цинка патронов разных калибров, пару автоматов АКС-74, десяток запасных магазинов к ним, три гранатомета «Муха» и ящик гранат.

Вечером в своем убежище отмечали девяносто восьмую годовщину Великого Октября.

Они называли теперь свой бункер «домом» — ни у кого же и не было теперь другого дома!.. То, что существовало до катастрофы, оказалось разрушенным стихией, и им некуда было больше идти.

Как ждали парни окончания бедствия и наступления весны! И вот весна наступила, но беда не кончилась; именно теперь, когда стала возможной новая свободная жизнь, они остро почувствовали двусмысленность своего положения, о чем раньше серьезно не задумывались. Надо было решать, как жить дальше, а никакой продуктивной идеи не возникало.

Нельзя было вечно сидеть в убежище: рано или поздно запасы еды кончатся. А как же тогда ее добывать?.. Была бы живность в лесах, они могли бы охотиться; была бы скотина — могли бы со временем развести подсобное хозяйство. Но ведь ни того, ни другого нет! Как же тогда быть?.. Ответа пока не находилось. Не было достойного начала новой жизни, не было ничего такого, что могло бы подвигнуть к нему. Это состояние подвешенности раздражало: нервы взвинчивались, и вчерашние друзья стали ссориться из-за пустяков. Наконец не выдержали и напились.

Пили целую неделю — по черному, до поросячьего визга, до немощной блевотины. Не ели, не мылись, не брились, ссались под себя в пьяном забытьи; вставали только для того, чтобы дотянуться до кружки со спиртом, «глыкнуть» и снова упасть на топчан, утратив сознание. Знатокам известно, что такое состояние продолжается ровно до тех пор, когда «уже ничего не лезет» — и заканчивается неожиданно для самого пьющего: вот не лезет больше и все!..

Трое суток потом не могли уснуть. В течение первых суток по очереди «дразнили» помойное ведро, исполняя популярную «арию Рыголетто» из оперы «Дуро…б» — у кого громче получится, и без конца пили воду: кто не пьет водки, тот не знает вкуса воды!.. Вторые сутки потели и тряслись от озноба, стонали и матерились, не в силах затопить печку; на третьи поползли в туалет на «полусогнутых».

Лешка очухался первым: умылся, накормил изголодавшуюся Муську, растопил, наконец-то, печку и поставил чайник. Уже к вечеру поели сами по чуть-чуть и хоть немного подремали ночью.

На четвертые сутки помылись, побрились и навели порядок в каптерке; жизнь пошла своим чередом. И странное дело! — блуждавшая где-то идея обнаружилась сама собой. Хорьков предложил:

— Пошли, по округе пошаримся!

Вот этим своим любимым «пошаримся» он и выручил всех. Господи, и они столько думали!.. Ну, конечно же, надо идти… искать новые обстоятельства, которые натолкнут на верный путь.

Сразу повеселели, стали готовиться к походу.

— Куда пойдем-то? — спросил Павел.

— А куда ноги выведут!.. — ответил Александр.

— Да я знаю куда! — заявил Леха. — В поселок пойдем — тут недалеко.

Ночью спали крепко.

11

Наутро встали пораньше. Плотно позавтракали, взяли небольшой «перекус», оружие и пошли. Двигались в направлении жилого сектора; Леха резво вел их по закоулкам среди развалин, неведомо как разбирая дорогу, но вскоре ребята уже очутились на улице разрушенного землетрясениями и ураганами пристанционного поселка. Все пространство между домами было по колено усыпано самыми разными обломками, крыши с жилищ сорвало; стены — где высились до половины, а где и упали до земли. Ни одной живой души не наблюдалось.

Хорьков успевал первым обследовать каждый дом, пока другие перекуривали на улице, и звал внутрь, если находил там что-то стоящее — в его понимании. «Стоящим», как всегда, оказывалось разное барахло, которому была теперь грош цена: что толку от японского телевизора или музыкального центра, когда некому транслировать программы?

Орлов не выдержал и задал Хорькову четкую ориентацию:

— Дурью не майся, ищи только еду!

Тот кивнул и галопом унесся куда-то. Вскоре раздался его пронзительный возглас:

— Сюда, скорей!..

Метнулись на голос, на всякий случай сорвав автоматы с плеча. Леха стоял посреди развалин, улыбаясь от уха до уха и держа в руках какие-то мешочки; оглядевшись, поняли, что попали в бывшую кладовую какой-то запасливой хозяйки.

Чего тут только не было!.. Консервы в жестяных банках валялись на полу прямо грудой; разнообразная крупа рассыпалась по полу, но большей частью уцелела в мешочках и кастрюльках; множество разносолов, компотов и варений безвозвратно пропало в лопнувших стеклянных банках, но помещенные в жестяную тару выдержали прошедшую стужу. Мука стояла в двух мешках; сахара, соли, свечей и прочей дребедени хранилось изрядно.

Потолок кладовки выдержал сотрясения и не пускал сюда ветер со снегом, поэтому многие продукты хорошо перенесли катаклизм: что сделается от мороза крупе или тушенке!..

— Это мы неплохо попали! — резюмировал Орлов. — Давай, дуй, Леха, ищи какую-нибудь телегу: на себе тяжело таскать.

Хорьков мгновенно испарился и уже через десять минут появился с хорошей садовой тележкой. Стали делать рейсы в свое убежище и так трудились четыре дня, пополняя бункерные запасы.

Настроение сразу улучшилось: город большой — пока все не испортилось, можно много продуктов собрать! Однако не было еще подвижки к кардинальному решению проблемы организации будущей жизни. Ну, просидят они еще здесь лето, просидят зиму, а что дальше?.. Надо же как-то людей искать, сообща налаживать осмысленное существование. Сколько можно таиться тут как кротам? Было очевидно, что ребятам не хватает человеческого общества.

На совместном совете решили пожить еще в бункере в течение этого лета, поскольку запасы позволяют, а осенью двигаться в сторону Москвы: неясность общей обстановки не давала им покоя.

Шли недели. Появилась, наконец, травка, проросшая из глубинных слоев земли, набухли почки некоторых деревьев; вскоре зелень уже заметно оживила пейзаж.

— Жива природа, мужики, жива! — радовался Александр, поднимая настроение себе и соратникам. Снаружи бункера было видно, как покрываются белым цветом яблоньки в садах разрушенного поселка.

Выходили ночью смотреть на звездное небо… и никто не знал никаких созвездий! Орлов припоминал, что на южном небе должны быть Чаша, Треугольник, Гончие Псы, Южный Крест, Феникс, Центавр, Павлин… еще что-то, но он и сам не мог их показать. Лишь с помощью компаса решили, что одна группка звезд похожа на Южный Крест (некий южный аналог северной Малой Медведицы с ее Полярной звездой); по крайней мере, стрелка компаса показывала направление в сторону этой группы. Так и «постановили»: считать ее искомым созвездием «до поступления новых сведений со стороны официальной науки».

Александр еще долго смотрел в небесную черноту, пока не сказал:

— А сдается мне, парни, что вон та яркая звездочка на склоне неба — градусов на восемьдесят по часовой стрелке от Южного Креста — есть Сириус, главная звезда Большого Пса. Там наши «папки» и «мамки» живут! Да-а, че вы смеетесь?.. У египтян верховным богом был Осирис, а это не кто иной, как Сириус — просто они так исказили это слово. Многие, кто имел контакт с инопланетянами, говорят, что те прилетели с планеты системы Сириуса. Мне кажется, что это все же египтяне переняли свое знание от этрусков, которые были гораздо ближе к пришельцам по своему атлантическому происхождению, а не наоборот. Если так полагать, то все сходится: наши «шнурки» оттуда — вот вам крест во все пузо!..

Друзья долго хохотали.

Однажды после молчаливых раздумий Орлов сказал:

— Ну что ж, ребята, надо транспорт какой-то искать. Уже январь скоро — июль по-новому — пора к отъезду готовиться. До Москвы километров двести — пешочком «не фонтан»!

Всезнающий Леха повел их к гаражам. Это был большой гаражный кооператив — боксов на двести; некоторые из них обвалились, но общая масса стояла на удивление крепко. В разрушенных гаражах нашли кувалду и стали пробивать стены, одну за другой.

Лишь в некоторых боксах стояли нетронутые машины, а большинство были пусты — их хозяева, видимо, уехали в московскую эвакуацию на своей технике. В одном гараже нашли вездеход «УАЗ» в хорошем состоянии, в другом — подходящий автоприцеп. То, что надо!.. С разных машин слили бензин — вышло двести пятьдесят литров; заправили бак машины и два столитровых полиэтиленовых бочонка. Емкости поставили в автоприцеп и накрыли его чехлом; места там оставалось еще немало. Теперь проблемой стало найти подходящий аккумулятор.

Провозились еще полдня, но все же нашли один сухозаряженный, которому прежний мороз стал нипочем (залитые батареи все полопались от холода); там же нашли серную кислоту, которая и не могла замерзнуть. Дистиллированной воды не было — для приготовления раствора электролита использовали обычную: никто не думал ездить на этой машине много лет, так что и беречь ее было незачем.

Установив аккумулятор, движок «раскочегарили» быстро: все же водители!.. Мотор работал хорошо, теперь душа была спокойна. Леха сел за руль и поехали к бункеру. С трудом, но по засыпанным обломками дорогам все же пробрались к себе.

Вечером обсудили вопрос времени и решили не ждать осени, а ехать поскорее: всем уже не терпелось! Нагрузили продуктами салон и кузов прицепа, лишнее оружие брать не стали. Пускай лежит себе в тайнике — на машине всегда можно за ним вернуться!.. Так же решили поступить и с продуктами. В бункере оставался еще немалый запас, и его лучше было сберечь как НЗ: мало ли, как обернется все по дороге. Лаз в подземелье тщательно замаскировали.

Проблема была с Муськой: жалко оставлять ее одну, но все же решили оставить. Это потому, что во время своего «сидения» в бункере не раз замечали: мыши в бункере есть. То тут, то там мешки со снедью были погрызены, а сама пушистая «хозяйка» нет-нет, да отлучалась куда-то по ночам. Яснее ясного — охотилась!.. Двадцать градусов мороза в помещении для мышей — сущая чепуха, норы они могли нарыть где угодно, так что голодать кошке вряд ли пришлось бы.

Собрались, наконец. Наказали Мусе беречь добро и поехали — надо было еще заглянуть в гаражи и раздобыть смазочного масла, о котором в спешке забыли, хотя оно и попадалось на глаза.

Масло нашли быстро, и хотели уже, было садиться в машину, как вдруг увидели то, от чего просто остолбенели: в полусотне метров стояла и смотрела на них… собака! Настоящая и живая — маленькая, лохматенькая замухрыженная дворовая шавка. Вид ее настолько ошеломил ребят, что они потеряли дар речи; разгадка удивления заключалась в том, что эта собака не могла выжить в одиночку: кто-то кормил и согревал ее в прошлую стужу. А это значило, что где-то рядом находятся ее хозяева!..

Растерявшиеся солдаты не знали, что им делать; собачонка молча смотрела на них, а они на нее. Опомнившийся первым Павел попытался подманить гостью, но та не подходила; напротив — медленно потрусила куда-то. Орлов воскликнул:

— Надо проследить, куда побежит… там люди!

Все вместе пошли за собачкой. Та бежала не спеша, часто оглядываясь и останавливаясь; наконец юркнула за угол развалин и пропала из виду. Друзья подбежали к этому месту и стали оглядываться: дворняжки нигде не было, как будто она провалилась сквозь землю. Александр догадался:

— Где-то нора, надо искать!

Стали осматривать окрестности. Нору вскоре обнаружили, а в десяти шагах от нее и покосившуюся дверь в какой-то лаз, окруженную остатками кирпичных стен и концами стальной арматуры.

— Там кто-то есть, — резонно предположил Павел. — Посмотрим?..

Александр ответил:

— Давай, только осторожно!

Лешка вмешался:

— Че лезть?.. Подождем — кто-нибудь сам выйдет.

Ситуация была трагикомической: они так желали встречи с людьми, и теперь сами боялись их!.. Так же вот испугался Робинзон Крузо, когда увидел на побережье своего острова следы человеческих ног.

Послушались Хорькова и решили подождать; оружие взяли на изготовку и между делом закурили. Минут через пять из норки в земле показалась голова собачки — она не выходила наружу, только смотрела на них; потом тявкнула пару раз и скрылась в глубине.

Наверное, она побеспокоила подземных обитателей, потому что дверь зашаталась и отворилась — из-за нее вышла девочка лет семи, одетая в лохмотья и шаль. Увидев солдат, она вздрогнула и с криком «Мама!» бросилась обратно; бойцы устремились за ней, сразу поняв, что внизу простые гражданские жители, не представляющие опасности.

Спустившись вниз по каменной лестнице, они оказались в коридоре с кирпичными стенами, а затем и в подвальной комнате, открыв попавшуюся по пути дверь, из-за краев которой пробивалась едва заметная полоска света. В этой комнате увидели два существа, прижавшиеся друг к другу в углу возле небольшой печки; они похожи были на мать и дочь — обе сильно напугались при виде солдат. Мать сразу закричала:

— Не надо, не трогайте детей! Не убивайте детей!..

Вошедшие опустили автоматы. Они уже разглядели при свете огня из печки, что в маленькой комнате никого больше нет, кроме матери с девочкой и кого-то на лежанке; в углу — слева от входа — казалось, лежал еще кто-то, но он был накрыт покрывалом с головой. Лохматая собачка забилась от страха в дальний угол комнаты и молча таилась там; женщина шептала какую-то молитву.

— Кто вы? — спросил Орлов.

Никто не отвечал.

— Кто вы, чего боитесь? — опять спросил Александр. — Что-то случилось?..

Неожиданно девочка всхлипнула:

— Мама, это не те солдаты — это другие!

Ее мать молчала.

— Да что случилось-то? Расскажите! — допытывался Орлов. — Не бойтесь, мы вас не тронем! Здесь кто-то был?..

Женщина пришла в себя, стала отвечать.

— Здесь солдаты были… другие солдаты. Убили мужа, надругались над старшей дочкой, забрали всю еду. Мы умрем теперь! О, боже, боже!..

— Успокойтесь! Какие солдаты, откуда?

— Я не знаю, пришли нежданно. Это грабители!

— Нерусские?

— Нет, русские!.. Мужа так били, так били: он же заступался. Они его застрелили прямо из автомата!

— Это он лежит?

— Да. Нас тоже били… все-все забрали, мы умрем теперь!

— Они один раз были?

— Да.

— Вчера?

— Да.

— Сколько их было?

— Восемь, что ли…

— Сказали, что еще придут?

— Я не знаю, я ничего не помню!..

— Так, ну ясно все. Мужики, похоже, мародеры объявились!

Ребята поддакнули. Орлов добавил:

— Вы, граждане, нас не бойтесь — мы вам поможем. Быстро собирайтесь: поедете с нами, а то они могут вернуться. Убитого мы сейчас похороним. Лопаты есть?.. Мы возьмем их.

Солдаты взяли две лопаты, и пошли на улицу. Там Лешка опять, было, завел свою «песню»: зачем, мол, они нам, и так места в машине нет!.. Орлову стоило только повернуться, и тот, увидев бешеные глаза, сразу умолк.

Могилу копали здесь же в развалинах — управились довольно быстро. Уложили покойного, наскоро засыпали, поставили малый крестик.

— Как его звали? — спросил Орлов.

— Кузнецов Александр Петрович, — ответила женщина.

— Тезка, значит… Сейчас не до церемоний, быстро одевайтесь! Берите только самое необходимое.

— Собачку можно взять? — спросила девочка.

— Можно. И не плачьте сейчас: плакать будем потом!

Старшую дочь положили на пол салона, освободив ей уголок от мешков с продуктами; Павел и мать с дочкой сели на боковые места. Лешка был за рулем, Александр рядом.

Когда выезжали на окраину, увидели поодаль около десятка мужчин в обтрепанной армейской форме — те открыли беспорядочную автоматную стрельбу в их сторону. За развалинами крайнего дома Орлов приказал остановиться и скомандовал:

— Хорьков, Галстян… с оружием за мной, быстро!

Из-за угла дома видели, как фигуры мародеров приближаются на бегу. Подпустили на полста метров и прицельно ударили по ним из трех стволов: половину перебили, остальные залегли. Орлов крикнул:

— В машину!

Когда уселись, добавил:

— Газуй, Хорек!..

«Уазик» споро выскочил на шоссе, где за строениями нападавшие уже не могли их достать. Асфальт был весь покорежен — мчались по изрытой грунтовке вдоль полотна трассы, где препятствий поменьше. Машина наматывала на спидометр километр за километром, разрушенный город все дальше и дальше уходил из поля зрения.

Никто не мог представить, сколько испытаний придется им пережить впереди. Сейчас они неслись по пыльной дороге с двуединой целью: встретиться с другими людьми, и выжить — вместе с ними и для них.

Долгое ожидание завершения многолетнего кризиса кончилось. Для всех пассажиров старенького «уазика» начиналась новая эпоха: они переживали свой Исход, который, возможно, станет для многих россиян равным библейскому исходу евреев из Египта.

Случайные беглецы не знали еще, сколько он продлится и чем закончится. Такое может быть известно только Творцу судеб — действительных или книжных…

КНИГА ВТОРАЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Летом 2015 года климатическая картина на всех континентах Земли почти сравнялась с такой же картиной трехлетней давности. В небе над Центральной Россией оставалась еще едва заметная дымка, но солнце светило уже весьма ярко, дни и ночи сменяли друг друга обычным порядком. Везде, где раньше жили люди, сейчас громоздились развалины, покрытые толстым слоем грязи, оставшейся от растаявшего снега, перемешанного с пылью и сажей. То тут, то там ландшафт был изборожден камнями, проносившимися с бывшими бурными совсем недавно, а теперь иссохшими потоками талой воды — снежные озера уже впитались в почву, оставаясь лишь в глубоких оврагах. Многие деревья и кустарники смело водой и грязью, но некоторые уцелели и внушали надежду, что со временем они наберут силу; свежая травка радовала глаза, все больше проявляясь на стенах кажущихся бездонными трещин и провалов от землетрясений и на склонах чередующихся с ними вновь образовавшихся гор.

Не хватало пока главного — того многообразия животной жизни, которое было раньше. Но к середине декабря (по-новому июня) появились все же первые насекомые, а с ними и мелкие перелетные птички: из глубины земли выползли на свет первые жучки и разного рода червячки, составившие пернатым корм. Мышки-норушки тоже вынырнули из укромных подвальных мест и стали активно осваивать окрестности; и им, и насекомым на первых порах стало пищей самое значимое богатство земного дома — зеленая трава.

На водоемах все еще несокрушимо стоял лед, и о появлении рыбы в них говорить пока не приходилось: многометровый ледяной покров истончится и вскроется по-настоящему лишь следующим летом; тогда же станет подниматься по крупным рекам рыба из южных вод. Крупные лесные животные еще нигде не обнаруживались, но только потому, что путь с теплого юга на север очень далек — пусть не в этот год, так на следующий они все равно должны были добраться до средних европейских широт: докучливые в прошлом, нынче люди не очень-то им мешали!

В бывших крупных городах еще копошилось среди развалин ничтожное количество уцелевших, по счастью аборигенов, но в провинции они попросту исчезли. Промышленное производство умерло повсеместно, и некому было его оживлять; поля стояли пустыми, поскольку ни о каком сельском хозяйстве не могло быть пока и речи. Все утонуло в глуши и запустении.

Так было всюду на незатопленных морями территориях, и лишь в окрестностях Москвы жизнь понемногу налаживалась. Огромный город лежал в руинах; пригодной для примитивной жизни в летних условиях осталась лишь мизерная часть полуразрушенных строений, еще грозивших обрушиться каждую минуту: отголоски прошлых землетрясений звучно напоминали о себе. Большая часть уцелевших в катаклизме людей и не пыталась устроиться в городе; они жили там, где и жили — в спасительных убежищах.

Первой и главной проблемой для центрального правительства страны, если можно было называть страной ближнее Подмосковье, дальше которого сила власти не распространялась, должна была стать, конечно, проблема снабжения выживших граждан продуктами питания. И в этом отношении серьезной напряженности, как ни странно, пока не существовало.

Дело заключалось в том, что неприкосновенный продовольственный запас, хранившийся на секретных государственных складах перед началом катастрофы, усилиями подразделений МЧС удалось вывезти с периферии почти полностью. А был он весьма немалым.

Во всех странах мира такой запас, предназначенный на случай непредвиденных обстоятельств, составлялся из расчета необходимости прокормить каждого человека в течение двух месяцев в отсутствие всякого пополнения извне. В России государственный продовольственный резерв формировался даже на три месяца чрезвычайной ситуации, но в действительности продуктов было еще больше — сыграло свою важную роль то обстоятельство, что неимоверными усилиями народа в условиях военного поражения и повсеместной неразберихи лета 2012 года урожай, тем не менее, был снят наполовину и сразу же ушел в стратегические хранилища.

Из ста сорока миллионов жителей Российской Федерации в живых после катастрофы осталось едва ли несколько миллионов; простой арифметический подсчет показывал, что запаса продуктов должно было хватить как минимум на сорок месяцев от момента начала сбора людей в убежища (а если учитывать запасы последнего урожая, то и на шестьдесят месяцев). С начала организованной эвакуации прошло сорок месяцев с небольшим, поэтому никаких опасений за продовольственное будущее населения в течение полутора ближайших лет правительство не испытывало.

Обстановка была спокойной, нападения от кого бы то ни было больше не ожидали, поэтому армия была демобилизована почти полностью, и уже в сентябре начались работы по расчистке улиц городов и ремонту пригодных зданий и сооружений. Обнаружил себя прежний стереотип демократического мышления: казалось, что чем скорее и больше свободы получат люди, тем быстрее они оправятся от психологического давления пережитого ужаса. Кроме того, подобным образом власть сняла с себя значительную часть ответственности за дальнейшую судьбу граждан: продовольственный паек в целях неоправданной расчетом экономии давали только занятым на работах по восстановлению инфраструктуры, и значительная часть людей, желавших жить независимо, вернувшись на свою родину, оказалась за пределами поля деятельности слабой еще системы органов социальной защиты.

Первым симптомом будущего кризиса явилось дружное нежелание руководства эвакуационных лагерей, расположенных за пределами Подмосковья, подчиняться воле правительства. Этот важный признак остался недооцененным и послужил лишь ненужному успокоению чиновников, посчитавших, что так им будет только легче справиться с управлением ситуацией. В результате половина уцелевшего населения страны осталась вне его контроля, и попала под влияние мародеров.

Следовало действовать ровным счетом наоборот: буквально «вести за ручку» каждого до момента достижения им устойчивой бытовой определенности. Этого не было сделано и множество людей оказалось на обочине жизни — как будто за ее «бортом». Так случилось оттого, что деятельность правительства была вынужденно «зациклена» на столице и ответственные чиновники даже не собирались выезжать в провинцию для налаживания там порядка. Понятное дело: едва успели опомниться от большой беды.

Трагизм ошибки, которую совершило правительство, расформировав боеспособные войска, станет ясен уже вскоре и тогда будет поздно «отрабатывать» ситуацию назад. А пока люди с воодушевлением занимались восстановлением прежней устроенной жизни.

Поскольку от убежищ до Москвы было далеко, а пригодного для перевозок рабочих транспорта и горючего для него не хватало, то хотя бы небольшую часть людей удалось разместить в летних палаточных лагерях на окраинах столицы. Остальным приходилось пешими колоннами ходить на работу в город и к вечеру так же возвращаться обратно. На улицах работали армейские полевые кухни, воду привозили в автоцистернах.

Кроме работ по расчистке городских дорог и улиц самым важным было восстановление магистрального водоснабжения и электроподачи. Если монтаж водопроводных труб можно было производить с помощью автогенной сварки, то ни один насос не мог работать без электричества — на ремонт городских ТЭЦ и ближних к городу ГРЭС отправились специализированные бригады ремонтников.

Задача по восстановлению узлов энергоснабжения была чрезвычайно сложной, поскольку все сооружения сильно пострадали от землетрясений и мороза, однако к концу лета удалось наладить работу агрегатов двух средней величины энергоблоков. Появление электричества стало первой серьезной победой над разрухой: от этих электростанций запитывались станки ближних механических заводов, что обеспечивало начало восстановления длинной цепи преемственных технологических процессов. Уже на первых подключенных к электросети предприятиях можно было ремонтировать разнообразное оборудование, и это давало возможность запускать в работу все новые и новые звенья существовавших прежде производственных технологий. На следующий год можно было начинать ремонт и строительство капитального жилья, хотя грядущую зиму планировали переживать в прежних условиях.

О сельскохозяйственном производстве еще не думали, однако прогноз синоптиков на будущий сезон позволял надеяться, что с новой весны удастся заняться земледелием и животноводством, пусть и в небольших поначалу масштабах. Семена и животных для этой цели, конечно же, сохранили, а технику, помещения для скота и земледельческие площади надеялись подготовить к посевной кампании. Главным тут было начать, а дальше, как говорится — «само пойдет»!

Жизнь постепенно налаживалась, радость светилась на лицах людей. Горе было не за горами, но о нем еще никто не догадывался: оно придет внезапно уже в самом начале зимы, до которой пока было далеко.

Выехавшая из Тулы в последней декаде летнего теперь месяца декабря (июня по-новому), группа Орлова добралась до Москвы нескоро, хотя в прежние времена можно было доехать до нее за полдня: на их пути произошло немало злоключений.

Уже километрах в двадцати от города машина уперлась в какую-то реку, мост через которую смыло паводком. Видно было, что раньше эта речка не представляла никакого серьезного препятствия; о таких говорят — «воробью по колено», но теперь ее ложе было покрыто слоем льда толщиной в три-четыре метра, а сверху него бурным потоком бежала талая вода. Соваться через лед было опасно: вдруг под ним пустота!

Мужчины походили немного вокруг моста в поисках брода, ничего подходящего не нашли. Павел поднял с земли дорожный указатель с надписью «р. Вашана», вполголоса произнес:

— Вот какая ты, Вашана — ни ваша, ни наша!..

Только уселись «перекурить это дело», как из небольшого леска метрах в трехстах от них застрочили два автомата и пули смачно зашлепали вокруг ребят.

— В машину! — крикнул сорвавшийся с места Орлов. — Леха, давай напрямую!

Взревев, «уазик» тяжело проскребся по льду и с натугой вылез на другой берег. Из прицепа что-то выпало, да было не до того — лишь бы уйти!

Машина нырнула за дорожную насыпь, став невидимой для стрелявших, и набрала скорость; изнутри салона видны были две пробоины в ее борту. Пули, к счастью, никого не задели и увязли в мешке с крупой, струйками сыпавшейся из маленьких дырочек.

Когда лесок скрылся из виду, остановились и заткнули отверстия тряпками; просыпавшуюся крупу собрали в платок девочки.

— Ну, ты гляди, что творится: шагу не ступишь — везде стреляют! — возмущался Леха. — Откуда они повылазили-то?.. Как еще в бункере нас не достали — мы же ведь и не таились!

Александр задумчиво отвечал:

— Да-а, не одни мы выжили!.. Они жрать хотят, вот и лезут везде. По-моему, Леша, они от частей отбились и «шарашатся» теперь, где ни попадя.

— Ясен дух — дезертиры!

— Но как же они выжили?

— Да по подвалам сидели, как и мы! «Жрачка» кончилась, и пошли блукать.

— А в Москву не идут. Невдомек им: там бы к делу пристроились.

— Ну кому, Саня, охота под начальство? Казачья вольница — это дело такое!.. Гуляй да лохов «бомби» — сам себе хозяин.

— Что верно, то верно! Много же, видать, вы — эмчеэсники, еды не успели собрать: эти «черти» почти три года в подвалах отсидели, как и мы с тобой.

— Ой, да от еды тогда все ломилось!.. Полно всего было: мы грузовиками отправляли.

— Зато мы в отступлении голодухи нахлебались.

— А не хрен было отступать! Воевали бы нормально, так и мы бы вас досыта кормили. Я, Саша, раньше слушать не мог, как старые липовые фронтовики хвалились: мы!.. воевали! Да кто по-настоящему воевал — все в сорок первом году так и остались! А эти в тылу ошивались, зад свой обороняли.

— Ты тоже в тылу был.

— А я-то что?.. Где приказали, там и был. Думаешь, на фронте сплоховал бы? Не надо «грязи»!

— Ну, не знаю, не знаю…

— Хорьков — боец надежный, ты не думай!

— Да я верю! Стреляешь хорошо. Это ж ты двоих тогда подбил?

— А то, кто?.. Ну, вы с Пашкой тоже попали.

— Паша молодец: спокойный, не суетится. Гранатометчики — мужики серьезные!..

Помолчали, закурили; дымок легко выносило в форточку. Лешка спросил Александра:

— А ты че стрелял тот раз — ты же гуманист?..

— Да брось ты!

— Демократы все «екнутые»: круть, верть — то так, то этак! На одном месте не уе… это… не «упечешь» — перетаскивать надо.

— Спокойней, дети здесь!..

— Ладно, ладно.

— Че это я вдруг демократ-то?

— А кто же? Ты за Ельцина, за Горбачева был — помнишь, разговаривали?

— Да что я, «с дуба рухнул»?..

— Ну ты же демократию защищал!

— Мало ли что! Не думай, что ты один патриот.

— Я за то, чтобы народу хорошо жилось!..

— А я за что?

— Ох, ты и скользкий какой: никогда прямо не скажешь! Я же говорю — демократ. Демократы все такие: скользкие как пиявки!

— Ну, демократ, демократ!.. Угомонись.

— А я че говорил!

— Ну все, хватит! Давайте лучше знакомиться, товарищи пассажиры.

В коротком разговоре выяснили, что мать девочек зовут Ольга Павловна Кузнецова, а дочек — Наташа и Таня: Наталья старшая, Татьяна младшая. Родом они были из Воронежа — ушли оттуда всей семьей перед отступлением наших войск; так и шли до Тулы пешком — лишь кое-где солдаты подвозили их на попутках. Намучились… страшно!

В Туле работали в эвакогоспитале, а когда уже надо было уезжать вместе с персоналом, Таня так сильно заболела пневмонией, что транспортировать ее было невозможно. А оставлять одну нельзя — боялись потерять; поэтому получили лекарства и остались вместе с еще двумя семьями, которые так же вот из-за больных детей не могли двигаться дальше. Зимовали в подвале бывшей плодоовощной базы, где осталось много корнеплодов — ими и питались в основном. До самых сильных морозов отцы семейств с двумя их сыновьями-подростками заготавливали топливо и собирали провиант в брошенных домах.

Сильно голодали, но все же выжили до этой весны. Те семьи ушли в Москву раньше, а они не успели вместе с ними: у самой Ольги открылось обострение хронического холецистита, да так, что не могла встать с постели. Никто уже и не ждал новой беды, поэтому легко распрощались с друзьями, оставшись ждать, пока больная поправится; кто бы знал, что так все обернется!

Пришли мародеры и стали издеваться над ними — ладно, хоть бы просто забрали еду, но еще полезли к старшей дочке. Ольга Павловна тогда подняться не могла, а муж — Александр — вмешался, его и убили.

— Это звери какие-то! — говорила Ольга. — Видят же, что дети и все равно лезут. Били всех… и за что? Не знаю: они все пьяные были и какие-то дикие — наркотиками обкололись, что ли? Нашли же ведь где-то!.. Тут раньше не было бандитов, вот мы и не боялись остаться. А оказалось, что их много! Сашеньку так жалко, боже мой… вы бы знали, какой он хороший человек был: так детей любил! Не знаю, как теперь жить будем.

Орлов старался успокоить их, утешал:

— Мы вас в обиду не дадим: довезем до Москвы, а там люди помогут; как-нибудь наладится все. Не переживайте, что ж теперь поделать! Вы же знаете, что многие миллионы людей погибли… это ни с какой войной не сравнить. Еще никогда не было стольких жертв — настоящее светопреставление!..

Мать и девочки тихо всхлипывали в ответ.

Ночевать остановились в брошенном доме на окраине поселка Пахомово. Сначала долго прислушивались к вечерней тишине, потом, успокоившись, приготовили еду, поужинали и легли спать. Солдаты по очереди стояли на часах с оружием наготове.

2

Ночь прошла спокойно. Утром обнаружили, что из прицепа выпал бочонок с горючим, когда под обстрелом форсировали речку.

— Вот и первая потеря, — отметил Павел.

— Да чепуха! — бодро ответил Леха. — Еще насшибаем.

Орлов сказал уверенно:

— Нам и этого за глаза хватит: «уазик» двадцать литров на сто километров «жрет», а нам ехать-то всего двести кэмэ!

Лешка добавил:

— Главное, спиртяга цел… это «горючее» нам ценнее любого бензина!

Посмеялись и пошли к колодцу умываться.

Войдя в дом, увидели, что Ольга уже накрыла стол найденными в жилище чашками и кружками; ребята сходили за провиантом, и скоро все было готово к завтраку. Ели консервы: печка в избе разрушилась, а костер разводить было некогда; так что с горячим пришлось потерпеть: даже чаю не попили!.. Ольга Павловна к пище едва притронулась, а девочки кушали охотно. Наташа уже вполне пришла в себя, но о происшедшем ее не расспрашивали, чтобы не вредить рассудку ребенка.

Позавтракав, погрузились на машину и двинулись вперед. Куда ехать, толком не знали: карты местности не было; просто держали путь на север по направлению стрелки компаса. Понимали, что Тула южнее Москвы.

Перед городом Серпухов их продвижение остановила разлившаяся река Ока. Мост через нее, конечно, был разрушен, стали искать объезд правее. У поселка Липицы нашли второй мост — по нему и переправились.

За городом Чехов остановились на проселочной дороге пообедать. Когда сели курить после трапезы, Хорьков тронул Александра за локоть, спросил:

— Не обиделся?..

— За что?

— За то, что демократом «обзываю».

— Да это не обидно… не «голубым» же!

— Во-во! Хочешь, скажу, почему вы отступали?..

— Ну, скажи.

— Потому, что старых надежных солдат мало было! Я видал пополнение: молодняк подряд, «поколение пепси». Обалдуи, наркоманы, геи, рэперы всякие — пальцы гнут, все на «понтах»!.. Они за Родину умирать не собирались: наслушались демократической трепотни о правах человека, и червоточина в них завелась. При мне таких десятка два расстреляли за трусость… разве это бойцы? В сорок первом году немцы таких одним щелчком прибили бы!.. А вот эту войну такие, как ты «сломали»: дураки, но готовые страну защищать до последней капли крови. Я же помню, как ты на вокзал рвался!.. Благо, что тогда уже отвоевались, а то б ты и дальше поперся со своими. За это я тебя сильно уважаю!

— Ты, Леша, преувеличиваешь: у нас были молодые пацаны, нормально воевали. Кавказцев только в плен не брали; резали сразу — нацисты сплошь!

— Ты бы резать не стал…

— Конечно!

— Воспитание разное.

— Ну да. Оно, может, и лучше, как при новой власти было: не вечно же нам воевать!

— А я думаю, что вечно…

— Сплюнь три раза! Поехали, давай.

— Поехали.

Ночевали теперь в поселке Романцево. Орлов за ужином сказал:

— Где-то тут должен уже быть Подольск, а что-то нет его: все едем и едем. Я был раньше и в Чехове, и в Подольске, когда «красками» занимался — в Подольске большое предприятие по выпуску художественных материалов размещалось, называлось «Артсервис». И вот никак не доедем до этого города; наверное, завтра там будем. Оттуда до Москвы уже рукой подать — километров двадцать-тридцать. Между прочим, где-то здесь уже должны убежища располагаться, а их тоже не видно. Ладно, завтра разберемся.

Близился конец пути. Осмелели совсем, воодушевились, но ночью все равно по очереди дежурили на улице; все было тихо.

Утром кушали наспех, торопились ехать: навскидку, до столицы оставалось километров пятьдесят — к вечеру рассчитывали быть уже там.

Что такое для машины полста километров?.. Ничего! Но дорога стала просто отвратительной — по всему протяжению усыпанной кочками, ямами и трещинами грунта; даже не верилось, что раньше здесь проходили скоростные шоссе. Лешке нельзя было выпускать руль из рук, постоянно объезжая все новые и новые препятствия; много раз уже форсировали мелкие речки, ручейки и канавы — где-то лед уже растаял, а где-то стоял до самого дна.

На въезде в Подольск их машину опять обстреляли. Хорьков быстро повернул назад и бросил «уазик» за дорожную насыпь, скрывая его от пуль; мотор стал работать с перебоями, и вскоре заглох. Вышли из машины, стали рассматривать ее нутро, открывшееся под капотом.

Оказалось, что пуля вдребезги разнесла карбюратор, из которого лился теперь бензин. Исправить наскоро такой дефект было невозможно, поэтому Орлов приказал срочно брать продукты — кто сколько сможет — и отходить к ближнему лесу, черневшему в двухстах метрах. Видно было, как от развалин домов в их сторону движется десяток фигур вооруженных людей.

Лешка и Павел схватили за разные концы мешок с консервами и побежали к лесу. Орлов и женское племя сунули в карманы еще несколько банок и двинулись вслед за ними; Александр тащил на плече не слишком тяжелый мешок с сухарями. Бежали неловко, запинаясь и подпрыгивая, но довольно быстро — уже достигли опушки леса, как преследователи вновь открыли огонь.

Хорьков и Галстян, бросив мешок среди деревьев, выскочили обратно и с колена стали бить по бандитам короткими очередями из автоматов, прикрывая товарищей. Мародеры сразу залегли и поползли обратно: захваченной машины с припасами им хватало, а огневой отпор сразу охладил пыл.

С полчаса еще беглецы брели по лесу, спотыкаясь о кочки и проваливаясь в ямки, скрытые уже успевшей подняться травой; собачка Тяпа бежала впереди будто проводник. Наконец сели передохнуть; Орлов наказал им ждать, и пошел обратно. Пройдя метров сто, три минуты стоял и слушал: шума погони не было — тогда только вернулся к своим.

Опешившие от неожиданности, люди избегали смотреть друг на друга: только что они были хозяевами положения и вдруг сразу оказались на мели. Так хорошо развивавшееся путешествие прервалось внезапно и до боли обидно — ведь совсем немного оставалось до его завершения!

Мужчины курили, Ольга всхлипывала, девочки успокаивали Тяпу, норовившую продолжить очень веселую для нее «игру» с беготней. Как хорошо, что у солдат было свое оружие — не то все могло закончиться очень печально!..

Леха стал сокрушаться по поводу брошенной машины:

— Мы же отбиться могли… зачем все оставили?

Александр ответил:

— Ты сам пойми: мы своей шкурой могли рисковать, а жизнью детей нет! Да и новый карбюратор уже не найти было — слишком опасно.

Хорьков подумал и согласился. Стали держать совет, что делать дальше; общим было то мнение, что в город идти нельзя, рискованно. Но куда же тогда?.. Орлов сказал:

— Знаете что? Восточнее Подольска должен уже находиться бывший аэропорт «Домодедово», а рядом с ним могут быть и убежища; надо идти туда — навстречу людям. Компас есть, он нам поможет; где-то обязательно остались дорожные указатели, по ним еще сориентируемся. Пока что предлагаю идти по лесу на восток с полчаса-час — там отдохнуть, пообедать и двигаться дальше северо-восточнее.

На том и порешили. На часах Александра было два часа пополудни.

После отдыха и обеда лесом шли недолго: вышли на попутную дорогу и к вечеру оказались в поселке Константиново, где заночевали, как обычно, в брошенном доме. После ужина Галстян пошел, было дежурить на улицу, но Орлов остановил его окриком:

— Стой! Часы возьми… вон — в «эрдэшке».

Павел взял часы и вышел, а Таня поинтересовалась:

— Эрдэшка, это кто… барабашка?

Александр засмеялся и ответил:

— Видишь, на стульчике висит мой жилет с карманчиками для боеприпасов?.. Это и есть «эрдэшка» — разгрузка десантная.

Покурили еще с Лешкой, и уже тот спросил перед сном:

— Сань, долго еще идти?..

— Не-ет. Я думаю, мы где-то рядом с аэропортом — отсюда и до Москвы уже чуть-чуть, ты же сам представляешь. А что, устал?

— Не-е, девчонки вон устали: спят без задних ног.

— Пускай отдыхают. Неизвестно, встретим ли еще завтра кого-нибудь? Может, опять на каких-то «уродов» наткнемся — не дай-то бог!..

— Да уж свят, свят!

— А охота, Леша, с людьми встретиться?..

— Конечно!

— Соскучились мы по ним, дуракам.

— Ага!

— Это Юра Шевчук из группы «ДДТ» так сказал, когда к нам в Кемерово приезжал. На телевидении его спросили, как относится к людям, он и ответил: «Люблю я их… дураков!»

— Я Шевчука сильно уважаю — как тебя! Только тебя сильнее.

— Ну, ты мне еще цветы подари!.. Часы у Павла возьмешь, он тебя разбудит. А к утру я заступлю — толкнешь меня.

— Ладно, гы-гы!..

— Давай спать.

— Давай.

3

Утром долго шли по дороге на северо-восток. Вдоль трассы тянулся лес; в нем готовы были скрыться в случае опасности, но никого больше не встречали. К обеду достигли поселка Востряково; в рощице рядом с ним перекусили и, обогнув жилой сектор слева, пошли вдоль железной дороги — опять лесом. Идти было тяжело, но подбадривали друг друга тем, что скоро встретятся с людьми; встреча с ними и правда затягивалась. Александр стал явно нервничать: да что это такое, неужели все вымерли?.. Ну не может этого быть!

Еще во время их отступления ходили слухи, что вокруг Москвы сосредоточено огромное количество убежищ, а в них располагается масса народа. Здравый смысл подсказывал, что так и должно быть, и вот теперь они никого не находят, кроме бандитов! Ну, как же так: куда еще идти, кроме Москвы?..

Уже около шести часов вечера вышли к развилке дорог и во время отдыха увидели сзади от себя идущих им вслед людей. Сразу метнулись за деревья по команде Орлова и оттуда стали наблюдать за приближающейся колонной численностью не меньше двухсот человек.

Достаточно было хорошо разглядеть хотя бы нескольких из них, чтобы тут же понять, что это не представляющие опасности гражданские жители. Охрана, однако, с ними была — около десятка автоматчиков; двое шли в сотне метров впереди колонны, а остальные вместе с ней. Очевидно было, что это именно охрана, а не конвой, потому что люди разговаривали и шутили с военными, а один из них обнимал девушку. Конца колонны еще не было видно за поворотом дороги.

Орлов приказал в случае возникновения перестрелки Ольге Павловне и детям убегать вглубь леса, а Лешке и Павлу прикрыть его. Те залегли и приготовились к бою.

Александр закинул автомат за спину и, придерживая его рукой за ремень, вышел на трассу; к нему быстро двинулись ближние автоматчики с оружием наперевес. Один спросил, подойдя вплотную:

— Ты кто?

— Я свой, мы из Тулы в Москву идем.

— А кто еще с тобой?

— Нас несколько тут.

— Дезертиры?

— Не-ет! С зимовки идем. А эти кто, в колонне?

— С работы люди возвращаются, мы их сопровождаем.

— Ты старшему доложи о нас.

— Доложу. Автомат давай!

— На, держи.

Тем временем приблизились другие солдаты. Расспрашивавший Орлова пошел к ним, кому-то козырнул, и они стали разговаривать; вскоре он махнул рукой, подзывая Александра.

Орлов подошел и, увидев звездочки на погончиках камуфляжа начальника конвоя, представился:

— Сержант Орлов, старший группы в количестве шести человек. Следуем с зимовки на соединение со своими.

Офицер потребовал у него документы, внимательно рассмотрел их; спросил, глядя на владельца бумаг с подозрением:

— Сводный отряд Нижегородского УВД?.. Что-то не слышал я о таком. Ну, доложу по команде, выясним; кто еще с вами?

— Двое бойцов и женщина с детьми.

— Зовите их сюда.

Александр повернулся к лесу и замахал рукой товарищам. Те вышли из-за деревьев, и подошли к начальнику. Старший лейтенант посмотрел уже на Лешкины документы, удовлетворенно кивнул:

— Да, эмчеэсовцев у нас много. Шофер?.. Пригодишься!

Удостоверение офицера, принадлежащее Павлу, вызвало у него нескрываемое удивление.

— Это что такое, ты кто?..

— Капитан Галстян, командир гранатометного взвода третьего батальона Второй Ереванской бригады.

— Да это… это же враг!

Глаза начальника конвоя забегали, он стал быстро переводить их с одного лица на другое.

— Ну какой он враг?.. Война-то давно кончилась! Он ранен был, а мы его спасли, — отвечал Орлов, стараясь сгладить остроту ситуации.

— Что-то не чисто тут у вас! — стал «заводиться» старлей. — А вы не мародеры?.. Разберемся. Ну-ка, сдать оружие!

Павел и Лешка послушно отдали автоматы, вывернули карманы «эрдэшек», достав оттуда гранаты и запасные магазины с патронами. Солдаты обыскали их, забрали ножи и компас; офицер скомандовал:

— Становитесь в колонну, пойдете с нами! — на документы женщины и девочек он уже и не взглянул.

Группа Орлова заняла места в колонне, и все двинулись дальше. Лешка волновался:

— Сань, а они нам статью не «припечатают»?

— За что?

— За дезертирство!

— Че ты городишь? Война же кончилась… да и не сталинское время сейчас!

— А кто их знает? Дураков-то везде полно!

— Не бойся, все нормально будет!

Уже прошли с километр, когда Орлов спохватился:

— Леха, а продукты-то там бросили?..

— Ага!

— Тьфу ты, еш твою медь!

— Ты же ниче не сказал!

— Да я разве об этом тогда думал?.. Ну, черт с ними, пускай там лежат! Потом заберем: они не пропадут, сухари только отсыреют. Еще неизвестно, как нас там «угощать» будут!

Вскоре ребята увидели земляные крыши убежищ — на огромной расчищенной площадке среди леса они располагались ровными рядами, и было их, пожалуй, не меньше двадцати. Посреди на флагштоках развевались Государственный флаг России и флаг МЧС, рядом с ними стояли армейские палатки, ходили люди, урчали грузовики. Огорожено все было колючей проволокой на столбах, по углам ограды на вышках дремали пулеметчики, над воротами у въезда на территорию висел фанерный щит с надписью «Эвакуационный лагерь «Домодедово».

Леха зря беспокоился: никто им ничего не «припечатывал»; сводили только на допрос к офицеру особого отдела и отпустили. Майор МЧС — начальник лагеря, приказал стать на довольствие в хозчасти и получить ордер на размещение.

На допросе у «особиста» Александр поинтересовался, что с ними будет дальше — они же должны еще числиться в штабных списках своих частей. Тот ответил, что ничего не будет: армия, мол, распущена. По ним проведут короткие проверки, выдадут документы о демобилизации, а там — «чеши», куда хочешь: военкоматов-то еще нет!

— Ну, слава богу! — радовался Хорьков. — Только куда нам теперь «чесать», когда везде бандюки рыщут? Мне до Курска никак не добраться: враз словят. Да и голодуха там!.. А здесь вон паек есть — давай, Сашка, здесь устраиваться!

— Давай. До Курска тебе, и правда, никак не дойти — он еще морем залит.

— Ну, я и говорю: надо здесь быть! Паша, а тебе что сказали?..

— По моему удостоверению оформят вид на жительство в России, а потом присвоят гражданство и выдадут паспорт.

— Ну, заработала «канцелярия»… сейчас справками задолбают!

— Что ж поделать? Мне ведь в Армению тоже никак не добраться.

— Это точно!..

Оружие их изъяли, ножи, компас и документы вернули.

Ольгу Павловну и девочек разместили в убежище для женщин с детьми, а бойцов — в таком же солдатском. Здесь под землей на участке длиной пятьдесят метров и шириной тридцать располагались двухъярусные нары из дерева с количеством мест на них не менее двухсот; людей в помещении почти не было.

— Где народ-то? — спросил Орлов у дневального?

— На объектах.

— А начальство где?

— Тоже там. Через часик все «нарисуются»!

— Нам куда помещаться?

— Вон слева угол свободный — занимайте любые места.

Ребята подошли к нарам первого яруса и сели отдохнуть: ноги гудели от долгой ходьбы. Лешка опять заволновался, было:

— Щас вошек нахватаем: где толпа, там и насекомые. Ух, не люблю я эту сволочь — совершенно бесполезное «животное», а столько мороки с ним!..

Дневальный услышал его и, засмеявшись, успокоил:

— Не ссы в трусы, мы постоянно прожарки делаем!.. И душ у нас в любое время, так что тут везде чисто.

— Ну, слава богу! — успокоился Хорьков.

Посидели на нарах, огляделись: в подземной казарме стоял полумрак, дальний конец убежища вообще был едва различим. Под потолком висели четыре керосиновые лампы, которые давали совсем мало света — лишь бы только видеть, куда идешь; они освещали четыре прохода между опорными сваями и рядами нар — на них спали вразбивку человек двадцать, укрытые одинаковыми темно-синими одеялами без постельного белья. Пол был земляным, плотно утоптанным сапогами, с дощатым настилом в проходах; стены облицованы листовым пенопластом-утеплителем с приколотыми к нему фотографиями родных солдатам людей, лохматых рок-певцов и пышнотелых красавиц. Все — как «в лучших домах»!..

Рядом с тумбой дневального слева от входа находилось какое-то отгороженное досками и фанерой помещение с дверью в него, закрытой на висячий замок; похоже было, что это каптерка старшины подразделения. Справа — большая оружейная комната, огороженная решетками, рядом с ней большой питьевой бак с кружкой на нем.

— А умывальник где? — спросил Леха у дневального. — И «очко»?..

— На улице! Раньше здесь все было, а теперь убрали.

— Много тут народу?

— Было много, а сейчас меньше — человек сто. Тех на другие объекты перевели.

— «Душняк» здесь ночью, да?

— Да конечно, душно!.. Если тяжко станет, вентиляция вон есть: ручку покрути, когда не лень, и спать ложись. Ты как будто в казарме не жил, портянок не нюхал!..

— Нюхал, нюхал — как все!

Посидели еще немного, и Орлов позвал на улицу:

— Пошли, покурим!

4

Не успели закурить, как в лагерь повалил рабочий люд — пешими колоннами и на машинах; с ними прибывали и бойцы охраны, сразу проходившие в убежище, возле которого сидели Орлов и его товарищи. На часах Александра была половина восьмого вечера.

— Поздненько прибывают! — обратил внимание своих друзей Леха. — С утра до вечера «пашут».

Те молча смотрели на входивших в помещение. Одежда на чужих солдатах была потрепанная и самая разнообразная: большей частью камуфляж, но попадались на глаза и старинное пехотное х/б, и танкистские комбинезоны, и даже части гражданского «гарнитура»: у кого брюки на подтяжках, у кого пиджак или свитер с нарукавной повязкой «Конвойн. рота». Кто был обут в сапоги, кто в ботинки на шнуровке.

— Чисто — «партизаны»! — усмехнулся Хорьков.

— Да… служба у них, видно, не сахар! — поддержал Александр. — И странно, что так много охраны: мародеры, похоже, дают им «жару»!..

Появились, наконец, два офицера и прапорщик — Орлов обратился к ним, представил себя и соратников, показал документы. Усталый пожилой майор посмотрел на каждого исподлобья, сказал:

— У вас два варианта: хотите «балду гонять» — в роту конвоя, хотите жрать нормально — на работу. Выбирайте!

Друзья переглянулись, и Александр ответил за всех:

— Мы лучше работать будем.

— Вот и отлично, а то много у нас тут «косарей» всяких!.. Идите распределяться к начальнику работ вон в ту палатку.

Ребята забрали документы, и пошли туда, куда указал майор. Встретивший их грузный темноволосый подполковник несказанно обрадовался, узнав, что Павел инженер.

— Строитель?.. А может, механик? — сразу спросил он.

— Нет, электронщик.

— А-а, жаль!.. Электронщики сейчас не нужны, строители нужны. А впрочем, в управлении связи — я слышал — есть вакансия; сегодня в радиосеансе выясню это, и мы вас устроим, будьте спокойны!

Он записал данные Галстяна и велел ему идти отдыхать, пообещав вызвать позже. Павел отошел в сторону и стал ждать остальных.

— Вот с вами что делать, товарищи?.. — задумчиво произнес подполковник. — Хорькова мы возьмем водителем на «ЗИЛ»: классных водителей не хватает. А вам, товарищ сержант, придется ехать в медотдел Управления кадров Московского округа; у нас тут санроты нет.

— А нельзя ли нам работать всем вместе? — спросил Орлов.

— Конечно можно! Только, знаете ли, работа у нас неквалифицированная — люди заняты на расчистке завалов. Это ручками все, ручками!.. Паек, правда, хороший — решайте сами.

Друзья замялись, обдумывая предложение: расставаться никому не хотелось. Наконец Орлов спросил:

— Если мы все пойдем на расчистку, то где будем жить?..

Подполковник заметно оживился и затараторил:

— Здесь, у нас! В пятом убежище живут рабочие-мужчины, вот с ними и будете. А Хорькова, может быть, отпустите водителем? Он тоже с вами будет жить!.. Ну, вот и хорошо! Вы не удивляйтесь, что я с вами так разговариваю относительно — как его?… этого… устава: мы все уже давно отвыкли от войны, погоны носим только по обязанности; фактически и вы, и мы — уже все гражданские люди. Армия одно время так сильно разложилась, стала такой обузой, что от нее поспешили избавиться. Да, да! У нас даже вооруженные бунты были, и многие солдаты убежали от возмездия к мародерам — теперь шляются вокруг лагеря и грабят. Здесь надо ухо держать востро!..

Стало ясно, что подполковник — совершенно штатский человек, надевший военную форму лишь по воле необходимости. Он бы еще говорил и говорил, но Орлов оборвал его:

— Куда нам явиться?

— Я сейчас все объясню и выдам вам необходимые бумаги!

Спустя четверть часа друзья с огромным облегчением покинули палатку словоохотливого подполковника и направились в пятое убежище. Лешка всю дорогу хохотал над хозяином палатки и приговаривал:

— Во, клоун, а?.. Во, клоун!

На одном из ордеров Орлов вслух прочел подпись — подполковник Рабинович М.Б. Тогда заржали уже все: своеобразность поведения чиновника сразу объяснилась его природной принадлежностью к темпераментной нации.

В назначенном убежище, которое почти ничем не отличалось от солдатского, они быстро получили у завхоза одеяла, подушки, умывальные и бритвенные принадлежности. Только заняли свои места на нарах, как прозвучала команда сбора на ужин. В палатку-столовую шли не строем, а в произвольном порядке, что приятно удивило ребят; таких столовых было около дюжины и можно было поужинать в любой из них.

Стоя в короткой очереди на получение пищи, просмотрели выданные им бумаги и обнаружили в них стопку талонов на питание.

— Живем, мужики! — радостно констатировал Леха. — Щас бы сто грамм еще, а?..

— Зачем здесь талоны? — недоумевал Павлик.

— А ты присмотрись: охранникам еды дают меньше, а рабочим больше, — подсказал Александр. — Наверное, у них талоны разные!

Ужин был весьма неплох: наваристый борщ, макароны по-флотски, компот из сухофруктов. Огорчало то, что мясным компонентом везде являлась тушенка, но где же теперь найдешь свежую говядину?.. Зато хлеб был отменный: пышный и душистый — настоящий пшеничный хлеб, по которому так соскучились! Хорьков остался очень доволен:

— Ребята… все путем! Я согласен за такую «хавку» работать.

Товарищи поддержали его.

После ужина пошли к умывальникам, хорошо обмылись, побрились и сели покурить возле своего убежища рядом с другими его обитателями. Какой-то работяга в черной аккуратной спецовке с опозданием сообщил им:

— Вон же душ есть! Что вы там-то не мылись?

Парни дружно повернули головы в ту сторону, куда он показал, и Орлов поблагодарил:

— Спасибо! Только прибыли, еще не знаем ничего.

— Откуда вы?

— Из Тулы, зимовали там.

— Прятались?

Леха просто взорвался:

— Ты че?.. До последнего бились — к своим уйти не успели! Ты сам-то воевал?..

— Успокойся! Мне еще под Воронежем кишки выпустили, чудом жив остался, — охладил его пыл незнакомец. — Спасибо врачам, выходили — комиссованный я.

— Ну ладно, если так. Только ты думай другой раз, что говоришь-то! — не хотел униматься «бывалый фронтовик» Лешка.

— Ну, хорош, все!.. Меня Николай зовут… Харитонов, — завершил перепалку его оппонент.

Познакомились. Оказалось, что Николай будет их бригадиром. Александр спросил его:

— Как там, на расчистке?

— Нормально… жить можно. Завтра сами все увидите!

Побросав окурки в мусорницу, пошли спать. Дрыхли так, что хоть из пушки стреляй — не разбудишь; сильно устали!

Часы Орлова показывали как будто бы праздничную дату: первое января (по-нынешнему июля). Вроде отмечать надо, но какой же Новый Год летом?..

Утром Лешку подняли раньше, и он пошел принимать машину. Друзья его встали вместе с остальными, в семь утра; умывшись и позавтракав, к восьми уселись в грузовики и поехали на объект.

Орлов поинтересовался у бригадира, почему они едут на машине, а вчерашняя колонна шла пешком. Тот пояснил, что объект той колонны недалеко — они чистят железную дорогу в сторону Москвы у поселка Домодедово; им же нужно ехать в сам город, за кольцевую дорогу. Их бригада расчищает Каширское шоссе, и почти дошла до самой станции метро «Каширская» — через неделю, возможно, достигнут пересечения с Варшавским шоссе. Орлов недоуменно спросил Николая:

— Неужели скоро метро заработает?..

— Да что ты?! Там завалов уйма — еще много лет не запустят.

— А в центре ты был?

— Нет. В центр не скоро попадем: чистят от периферии вглубь города.

— Кремль-то целый?

— Говорят, что целый — с вертолета фотографировали. Все кругом обрушилось, а ему хоть бы что!.. Нам туда сейчас не попасть.

— А где правительство помещается?

— У них свой бункер где-то за городом — там все чики-пуки!

Когда подъезжали к городской черте, по пути видели много зданий, сохранившихся во вполне приличном состоянии среди разрушений, зато в микрорайоне Орехово-Борисово многоэтажная застройка вся лежала «в стельку» — уцелели лишь немногие малоэтажные дома. Харитонов опять пояснял:

— Видишь, будто башня торчит?.. Это бывший магазин «Белград». Вон там метро «Орехово», а тут — «Домодедовская».

Орлов смотрел, куда Николай показывал рукой и видел копошащихся на развалинах людей. Понимал, что это рабочие расчищают завалы.

Проехали Борисовский пруд и выехали на набережную реки Москва — талая вода бурлила в ее русле.

— Неужто лед сошел? — спросил Александр.

— Не-ет! Метров на пять вглубь стоит. Это сверху слуда бежит, вот и кажется, что река вскрылась, — ответил бригадир.

Наконец прибыли на место.

— Вот наши — здесь и работать будем, — объявил Николай. — А там вон метро «Каширская».

Орлов и Галстян спрыгнули с машины, пошли вместе с другими рабочими к строительному вагончику; из него вышел прораб и выдал бригадирам листки с дневным заданием. Увидев Павла и Александра, он спросил у Харитонова:

— Это твои… пополнение? Отлично, люди позарез нужны!.. Ну, ты не спрашивал, у тебя в чертежах кто-нибудь соображает? Мне грамотный парень край как нужен.

— Вон с тем поговори: капитан, инженер. Подойдет, может?

Они подозвали Галстяна, и прораб увел его в вагончик.

— Ну что, пошли, товарищи?.. Разбирай инструмент! — распорядился бригадир.

Люди взяли лопаты, ломы, носилки, сваленные кучей у вагончика, и двинулись к завалам. Александр попал в напарники к молодому парню — Валерке Походееву; они вместе стали нагружать битым кирпичом и мусором носилки и транспортировать от места расчистки к общей куче метрах в тридцати, где автопогрузчик поднимал все в кузова самосвалов. С других участков собранное носили в эту же кучу.

Работа была не очень тяжелая, позволявшая в любое время устроить перекур. Валерка нет-нет, да заговорщически подмигивал Орлову:

— Устал?.. Падай, посмолим!

Александр спотыкался от неожиданности и пытался оправдываться:

— Да не устал я! Че курить-то без конца?

— Ну, пойдем — воды попьем!

Шли пить воду, хотя жары на улице не было.

— Ох, и «шланг» ты, Валерка! — выговаривал Орлов напарнику. — Придет время, тебе и помереть лень будет.

Походей заливисто ржал и охотно соглашался.

Работу начали в девять утра, а около часа дня уже привезли обед. — Ну, неплохо! — отметил про себя Александр. — Так, и правда, можно работать.

Давали борщ, сваренный с сушеным мясом, перловую кашу с тушенкой, по четыре куска свежего хлеба и опять компот. Порции были небольшими, но для сытости этого вполне хватило. Валерка норовил получить добавку, но повариха сразу шуганула его от кухни и чуть не трахнула огромным черпаком по башке, заревев как пожарная сирена:

— А-а!.. Это опять ты, кобель рыжий! Сгинь, нечистый, мне еще две бригады кормить.

Походеев бросил алюминиевую чашку в бак с грязной посудой и, чертыхнувшись, подошел к Орлову.

— Хороша зараза, да?.. «буфера» засек? Я б не отказался! Да она с Васькой-водилой «шурымурится» — видишь, вон бугай идет?.. Пристроились тут к «халявке», а рабочий класс вкалывай! — тарахтел он как пулемет, стараясь сгладить неважное впечатление о себе, сложившееся у случайного свидетеля его позорного фиаско с поварихой.

Перекурив, Валерка изобразил озабоченность на лице и с видимым беспокойством произнес:

— Сашка, я заболел!

— Что случилось… понос, что ли? — удивился Орлов.

— Не-ет! Что-то работать захотелось — пойти поспать, может пройдет?.. — весело ответил тот и, звонко захохотав, завалился на кучу досок.

На дровяном штабеле Походей прохлаждался бы, наверное, до конца смены, с упоением ковыряясь грязным пальцем в своем необъятном носу, но совестливый Орлов поднял его через четверть часа и коленкой в зад подвигнул к новым трудовым свершениям.

К семи вечера работу закончили и погрузились на машины.

— По закону — чрезвычайное положение у нас, — пояснил Валерка. — Десятичасовой рабочий день, отдыхать потом будем.

Снова ехали мимо развалин. При взгляде на них становилось тоскливо: и Орлов, и Галстян много раз были в столице и видели ее цветущей; теперь все было в прошлом. Александр спросил:

— Паша, разобрался ты там?

— В чертежах?.. Конечно! Ничего сложного: инженерные рисунки-кроки, схемы коммуникаций. Ты бы тоже все понял.

— Да вряд ли! Ты «технарь» — тебе и карты в руки.

Приехав в лагерь, сполоснулись в душе, и пошли на ужин. В столовой встретили Леху: он вернулся с работы раньше них.

— Ну как, Леш? — спросил Орлов.

— Нормально!.. Двести верст намотал: четыре раза на объекты ездил. Движок путем тянет!

— Рабочих возил?

— Ага!

— А днем что делал?

— Меня подполкан наш припахал — по объектам нарезали.

— Рабинович?

— Ага.

— Ну как он, ниче мужик?..

— Да ниче, вроде! Балабонит тока без конца — все уши прожужжал!

Все засмеялись, представив разговорчивого подполковника. Александр приблизился к Хорькову и шепнул ему на ухо:

— Возможность будет, найди наши мешки с продуктами и спрячь куда-нибудь.

— Я уже забрал все — я ж на колесах! Заховал в одно место.

— О це гарно!..

— Дуже гарно!

Оба захохотали. Орлов еще шепнул Лешке:

— Постарайся разузнать у шефа, где располагаются общие склады питания; только ненавязчиво, аккуратно — нам это может пригодиться. Про оружие он вряд ли скажет, да и подозрительны такие вопросы; поэтому не рискуй, успеется еще.

— Понял.

После ужина лежали на травке, отдыхая. Павел спросил Орлова:

— Ты почему про склады выясняешь? Я слышал, как ты Лешке о них говорил.

— А кто знает, Паша, что дальше будет?.. Всегда полезно обладать кое-какой информацией о своем положении — ты же в курсе, как мародеры везде бесчинствуют! Случись что, куда мы побежим? К себе в Тулу?.. Там долго не продержишься. А что потом? Куда еще идти?.. Я не один здесь — я и о вас думаю!

— Да, ты прав… лучше заранее подстраховаться.

— Вот и я о том. Я уже научен: отступал!.. Ну, пошли спать.

— Пошли.

5

Так и трудились на расчистке. Павел пошел «в гору» — стал сметчиком; работа непыльная, а паек тот же плюс уважение. Не пропало его высшее образование!

Лешка работал шофером. По просьбе Александра он попытался выяснить у Рабиновича, где находятся склады продовольствия, но тот рассказал ему только об одном, расположенном вблизи станции Кошерово — том, из которого снабжают их лагерь. О дислокации других подполковник отвечал уклончиво, но и такие сведения уже стали важной добычей доморощенного «агента»: другие водители вообще не знали ни одного склада, так как загружались продуктами с промежуточной базы в Раменском и дальше нее не ездили. Орлов принял во внимание сообщение Хорькова и поблагодарил его, добавив:

— Ты еще не знаешь, как это может быть важно!

Леха сразу понял, что их командир задумывает что-то серьезное, и он сам теперь немало помог ему.

Александра не интересовала собственная карьера: таская носилки, он обдумывал будущее. Часто разговаривал с бригадиром Харитоновым, поскольку тот оказался мужиком серьезным, вдумчивым; Николай открывал иногда такое, о чем Александр и не задумывался — вернее сказать, не придавал этому значения.

Спросил как-то Саша, не думает ли правительство вводить деньги в оборот.

— Не слышно пока, за пайку вкалываем, — ответил Николай. — Деньги сейчас вводить бессмысленно: товаров нет, покупателей нет. А тебе-то они на что?

— Мне деньги не нужны, я не жадный. Но вот чиновникам бумажки воровать легче было бы, они ж без этого не могут!

— Переживаешь за них?

— Не-ет, смеюсь! Ты представляешь, сколько перед катастрофой было наворовано, и все коту под хвост. Это ж в пору удавиться от жалости!

— Да-а!.. Помнишь, как с конвертируемостью рубля носились? Не знали, как еще украсть. Нефтяные доллары давно за «бугор» уводили, а тут такая возможность: добавить к ним еще и наши. Всю страну тогда обобрать можно!.. Вот и старались. Про преступных олигархов сколько «тюльки» нам вешали!.. Да те хоть миллиардами воровали, а тут — вообще уже триллионами пошло. И все чин-чинарем: стабилизационный фонд!.. Для нас, думаешь, они его в Америку «отогнали»? Щас! У всех детки, внуки — они тоже в Майами жить хотели. Чтобы и виллы, и яхты были — все как у людей! Да как глупо этот фонд прос…ли, в смысле проспали! Америка медным тазом накрылась, а с ней и наши денежки. Золото надо было покупать, если по-хорошему! Золото всегда пригодилось бы, да и за рубеж отсюда не ушло. Что с этой чертовой Америкой связались?..

— Ворюги народ не спрашивали.

— Это правда: крутили, как хотели. А все демократия проклятая!.. Оболванили народ глупыми сказочками и воровали под шумок. Госдума-то для того и нужна была, чтобы народ забалтывать, а самим тем временем лопатой грести!

— Во!.. И я так думаю.

— А че тут думать? Это же очевидно! Только наивные глупцы не понимали, что происходит — словоблудию верили. Тут как хочешь, думай, а не было в России путного царя, кроме Петра, и до сих пор нет!..

— Это точно!

— А демократия эта кудрявым «брюнетам» нужна была: они везде верховодили. И сейчас уже — сплошь «рабиновичи» у власти!

— Угу! Так и Лешка говорит.

— Правильно говорит. Ты не слыхал? Они же себе свои, вроде как «кошерные» бункеры успели построить, в них и отсиделись!

— Да ты что?..

— Серьезно говорю! У них же денег полно было. А сейчас вот повылазили на нашу шею: нам теперь всегда под ними быть!.. Это хуже монгольского ига. Да обидно, главное, как — словно не люди мы!

— Да-а, дела!..

— Ты знаешь, Сашка… по-моему, ни хрена у нас не выйдет с этим восстановлением!

— А что так?

— Все в горючку упирается! Наша нефть в Сибири осталась; в Поволжье есть маленько, но туда щас не дотянешься. Да и надолго этого все равно не хватит!.. Ее на бензин перегонять нетрудно: чечены вон сколько «керосинили»! Но как добудешь? Буровые-то на электричестве работают! Прежде, чем бурить, туда высоковольтную ЛЭП «кидают». И где его сейчас возьмешь, это электричество?.. А самотеком она, падла, недолго идет. Короче, как чихнет последний мотор, так будь здоров, на лошадку пересаживайся! И куда на кобыле уедешь?.. В общем, бесполезное это занятие — то, что мы делаем: как всегда «дурдом» устроили. Я-то молчу… жрать охота! Только скоро все это поймут; тогда и анархия начнется: друг друга резать будут. А уж первым делом — безмозглое правительство! Нам надо было не показуху устраивать с этой расчисткой, а уже этим летом пытаться хоть что-то на земле вырастить. Хотя бы какие-нибудь овощи… все легче было бы зиму пережидать! Сам посуди, зачем нам сейчас эта Москва?.. Она «шишкам» нужна, а не нам! Чтобы они в Кремле, в комфорте жили и по улицам на лимузинах носились. Нам с этого какой навар?.. Никакого! Онанизмом занимаемся. Сейчас сено заготавливать надо, а не битые кирпичи таскать! Да побольше, чтобы к весне племенную скотину путем развести. И с самой весны быстренько — на поля, на поля… вот как надо!

— А ведь верно, Коля.

— Да ясен Днепр!.. при тихой погоде.

Николай еще многому научил Александра. Предлагал и протекцию для продвижения по службе, чтобы Орлов работал хотя бы сметчиком — как Павел, но тот отказался; дело было в том, что он будто кожей ощущал шаткость нынешнего состояния общества после катастрофы. Харитонов правильно говорил: правительство больше думает о себе, чем о людях.

Что ему люди!.. Осталось хоть немного народа и ладно — лишь бы было, кем управлять. Главное для чиновников: не оторваться от властной кормушки. Они всегда принимают такие решения, непосредственно и значительно касающиеся положения народа, которые удобны им самим и о последствиях этих решений не думают.

А положение действительно было шатким… Если в первое время после начала работ по восстановлению Москвы банды мародеров были мелкими и немногочисленными, а отбивать их нападения не составляло труда, то после демобилизации армии стало намного хуже. Уволенные из своих частей солдаты не торопились приступать к мирному труду, забыв о дисциплине за три года вынужденного безделья, и отказывались сдавать оружие, понимая, что тогда их быстро заставят работать силой.

И впрямь, не раз возникали вооруженные бунты с перестрелкой, как сообщил Орлову и его друзьям подполковник Рабинович. В конце концов сохранившие в своей среде порядок войсковые части после ряда крупных боестолкновений разоружили непокорных и принудили их подчиняться начальникам, однако немалая часть бунтовщиков скрылась вместе со своим оружием. Они немедленно слились с бандитскими группами, и мародерство вокруг столицы усилилось: ни одна московская экспедиция не могла проникнуть в провинциальные районы — все такие попытки кончались плачевно.

Многие демобилизованные солдаты и гражданские жители, ушедшие из эвакуационных лагерей в места своего прежнего проживания с надеждой возродить там жизнь, оказались под властью бандитов: мало кому удалось найти свои жилища в целости, а их родные почти все погибли. Поскитавшись некоторое время без средств к существованию, они примкнули к бандам, где могли рассчитывать хоть на какое-то пропитание — так образовались сами собой многочисленные таборы наподобие цыганских или казацких, слившиеся постепенно в целую орду кочевников.

Женщины и дети из лагерей-таборов промышляли поиском уцелевших продуктов в разрушенных городах и селах, мужчины грабили всех, кто попадется на пути. Мораль в таких стихийных формированиях, конечно, не процветала: повсеместными были пьянство, воровство, жестокие побоища. Рано или поздно они должны были объединиться под властью одного предводителя, но для этого требовались время и особые обстоятельства; к концу лета 2015 года известны были имена лишь нескольких региональных атаманов.

Если в условиях теплого времени года разбойничья вольница еще могла как-то перебиваться, пусть и находясь в полуголодном состоянии, то наступающая зима заставляла задумываться о том, как ее пережить. Она и стала тем особым обстоятельством, которое сплотило несчастных.

Что новая зима будет ненамного менее суровой, чем в прошедшее трехлетие, можно было не сомневаться и без всяких метеорологических прогнозов: все понимали, что вращение Земли еще далеко не остановилось.

Первый снег выпал десятого апреля (октября по-новому стилю). С жильем и топливом на будущую зимовку большой проблемы у таборитов не было, поскольку среди руин бывших населенных пунктов хватало и того, и другого. Но вот продовольственный вопрос стоял очень остро: никто нынешним летом не занимался сельским хозяйством, находки продуктов в развалинах жилищ стали все более редкими, снабженные питанием путники уже почти не попадались. Единственной возможностью обеспечить себя необходимыми припасами могло стать нападение на Москву.

В конце апреля (октября) казачьи атаманы — уже можно было их так называть, собрались в Подольске и обсудили проблемы объединения подчиненных им вооруженных отрядов, а также этапы и сроки наступления на столицу.

Общая задача была весьма непростой. Повстанцы контролировали большую часть территории страны: южнее Москвы до рубежа Брянска — Орла — Липецка, вдоль которого располагалась прибрежная линия разлившегося, но постепенно отступавшего теперь Черного моря, а также севернее столицы до рубежа Новгорода — Ярославля — Костромы вдоль берега также отступавшего теперь Северного Ледовитого океана. Под их диктат попали все, кто находился в убежищах за пределами Московской области. Численность населения подвластных им регионов была приблизительно равна такой же численности населения подмосковных эваколагерей, однако казаки смогли без труда выставить войско в тридцать пять тысяч штыков, а правительственные вооруженные силы составляли не более пяти тысяч бойцов, разбросанных еще по разным лагерям.

Казалось бы, задача захвата продовольственных складов решалась одним смелым наскоком, но дело осложнялось тем, что главарям разбойников просто не было известно, где они расположены. Наступательные действия наверняка пришлось бы вести в условиях боевого поиска на широком фронте, а это было чревато потерей времени и утратой преимуществ фактора внезапности. Московские власти могли тогда успеть опомниться и быстро поставить под ружье большое количество вчерашних фронтовиков, что привело бы к возможному провалу всей операции: сражение с опытными солдатами — это не грабеж на большой дороге!

Много копий было сломано на совещании атаманов, но решение о наступлении они все же приняли: обстановка заставляла, другого выхода не было. Все отряды бунтовщиков сливались в десять бригад по три тысячи штыков в каждой, назначались их командиры. Главнокомандующим был избран калужский атаман Василий Косой (по его прозвищу из-за потерянного на фронте глаза), тыловое и походное обеспечение возлагалось на его заместителя — серпуховского атамана по кличке Бурят. Все ресурсы и боеприпасы объединялись, и поступали в его распоряжение; ему придавались пять тысяч бойцов.

Кандидатуры руководителей повстанческой армии были лучшими из лучших: оба командовали ротами и батальонами в недавней войне, а генералов среди казаков пока не водилось. Каждого участника собрания предупредили о сохранении полной тайны содержания и результатов переговоров — под страхом смерти за их разглашение, и разъехались по регионам.

Второго мая командиры бригад были вызваны в штаб атамана Косого в Подольске, и главком поставил им боевые задачи на марш — к месту сбора войск, и наступление. Временем «Ч» (часом начала внезапного штурма лагерей с целью быстрого вывода из строя боеспособных подразделений охраны и конвоя) было выбрано 4.00 пятого мая (пятого ноября по-новому). Резонно считали, что хоть какие-то гулянья четвертого мая в честь праздника Дня Народного единства, введенного в дату четвертого ноября незадолго перед катастрофой, в эваколагерях будут проводиться с большой долей вероятности, и утром охрана не будет слишком бдительной. Кроме того, к этой дате должна была закончиться осенняя распутица, и грунтовым дорогам пришла бы пора отвердеть: уже изрядно подмораживало.

Дальнейший поиск предполагалось проводить по результатам допросов захваченных в плен офицеров противника, кому-то из которых обязательно должны быть известны места дислокации продовольственных складов.

Утром третьего мая походные колонны захватчиков выдвинулись с мест своего расположения и через сутки собрались близ Подольска, где находилась ставка командующего; там был произведен смотр боевых частей. Разрозненные банды казаков объединили побригадно и ранее назначенные командиры бригад приняли их в свое распоряжение.

Экипированные лучше других и имевшие достаточный боезапас отряды составили костяк восьми оперативных соединений, командирам которых была поставлена боевая задача: по возможности скрытно, способом широкого охвата окружить Москву, разгромить противника в его опорных пунктах и встретиться у станции Икша на север от Лобни. Оттуда при необходимости можно было развивать дальнейший поиск в направлении Смоленска, Твери, Ярославля, Костромы и Владимира. Наступление предполагалось вести двумя эшелонами, где первый эшелон составляли четыре ударные бригады, обязанные приказом двигаться по следующим перспективным направлениям: Апрелевка — Звенигород — Истра — Зеленоград; Одинцово — Красногорск — Сходня — Лобня; Павловское — Люберцы — Балашиха — Калининград; Домодедово — Раменское — Ногинск — Софрино. Четыре бригады второго эшелона должны были следовать по этим же направлениям, осматривать и зачищать захваченные территории от оказывающих сопротивление подразделений врага, оставлять при необходимости мелкие гарнизоны на отдельных объектах.

Настоятельно рекомендовалось командирам передовых частей избегать затяжных боев и двигаться вперед как можно быстрее, огибая крупные населенные пункты, чтобы не терять темпа наступления. Штурмовать укрепленные лагеря следовало только по крайней необходимости с целью завладения важной информацией от пленных; всю менее важную работу по выполнению задачи поиска должны были взять на себя части второго эшелона.

Устанавливать полицейский режим в отношении жителей лагерей не планировалось, поскольку успешное изъятие продовольствия и вывоз его в свои регионы не только давали казакам возможность пережить зиму, но и обеспечивали полную победу над московским государством. Лишенное пищи население немедленно свергло бы свое правительство и пошло на поклон к захватчикам.

По мере поступления сведений о дислокации крупных складов продовольственного и боевого питания командирам бригад предписывалось сразу же докладывать об этом в ставку и быть готовыми изменить маршрут движения войск. Связь должна была осуществляться при посредстве имевшихся в распоряжении казачьей армии трех десятков носимых и подвижных войсковых радиостанций, а также посыльными на легких автомобилях (возможность сотовой и спутниковой телефонии отсутствовала ввиду разрушенности наземных станций приемопередачи). Двигаться везде следовало пешим порядком: все тридцать шесть готовых к эксплуатации грузовиков полностью отвлекались на подвоз необходимых для обеспечения наступления сил и средств. Две оставшиеся бригады отводились в оперативный резерв ставки.

Исправных танков и боевых самолетов не имелось у обеих сторон готовящегося сражения, горючего и подготовленных экипажей для них — тем более; артиллерия и минометы были представлены единичными экземплярами. Аэрокосмической разведки со стороны противника казаки не опасались, зная, что имевшиеся в распоряжении московского правительства пять вертолетов, базировавшихся на аэродроме в Кубинке, будут уничтожены диверсионной группой за час до начала общего движения, а для связи с орбитальной спутниковой группировкой у командования противника недостаточно энергетических мощностей. Всю операцию планировалось завершить в основном за две недели.

В течение дня четвертого мая отрабатывались приемы взаимодействия и порядок осуществления связи между соединениями. Дополнительной боевой учебы для участников операции не требовалось, так как все они были обстрелянными солдатами прошедшей три года назад войны.

К утру пятого мая бойцы готовых к наступлению казачьих соединений, частей и подразделений замерли в нетерпеливом ожидании.

6

В полдень четвертого мая, объявленного праздничным днем, в эваколагерь «Домодедово» прибыл из правительства политкомиссар по фамилии Циклер, который длинной речью «проциклевал» мозги собравшимся по такому случаю на посыпанной снежком поляне работягам и солдатам. Смысл речи трудно было уловить, но присутствующие кое-как поняли, что они должны всемерно и беспощадно бороться с разрухой и своим ударным трудом приближать всеобщее счастье. Против этого никто не возражал и народ поддерживал оратора дружными аплодисментами, уже носом чуя, что будет угощение с выпивкой.

Комиссар говорил витиевато и пламенно, энергично рубя воздух правой рукой и поминутно вставляя неопределенное междометие «ё…» с предлогом «на…» в стиле артиста Владимира Винокура, чем вызвал к себе явное расположение слушаталей. В конце выступления он спохватился и объяснил причину собрания: ему приказано объявить, что празднование Дня Народного единства проводится в последний раз четвертого мая, поскольку подготовлено постановление правительства о введении нового стиля летосчисления. В следующий раз этот праздник будет четвертого ноября, а отмечать грядущий Новый Год люди уже будут первого января, а не первого июля как теперь.

Народ дружно аплодировал: всем надоела путаница с датами. О том, какие астрономические или международные проблемы может вызвать такое решение, думать было незачем: в космос снова еще не скоро лететь, а от чужих государств осталось столько же, сколько и от российского — почти ничего; постепенно все уладится.

Циклер добавил, что сохранение и продолжение традиций прошлого должно сплотить людей для будущих побед мирного строительства. Люди были «за» и азартно хлопали в ладоши, чувствуя, что другого повода «тяпнуть» на халявку еще долго не будет: других государственных праздников осенью просто нет вплоть до Нового Года. День Конституции двенадцатого декабря никто и раньше всерьез не воспринимал, а теперь уж какая Конституция?..

Аудитория уже понимала невзрачность результатов своего напряженного труда: за полгода работ по расчистке московских завалов до центра города так и не дошли, коммуникации не восстановили — жить в столице практически невозможно. Так что дежурная речь дежурного оратора, пытавшегося патетическими словесами разжечь энтузиазм рабочих, вызывала у них нормальное, адекватное отношение: по ушам «ездит» — положено так!..

Наконец агитатор закончил свой пустышный сеанс речевого гипноза и вытащил откуда-то из-за себя замухрыженного попика. Тот сходу понес «аллилуйю» и все, что должно быть по случаю формального торжества, раз за разом осеняя присутствующих большим, желтого металла крестом, зажатым в худеньком кулачке.

— Ну, пошла богадельня! — с усмешкой произнес Леха в сторону Орлова. — Кадило-то пропил, видать.

Тот ответил в тон:

— Да… демократический поп — это круто!

Блеющий тенорок-козлетончик священника вызвал, однако, живой отклик в женской среде: многие мамаши, а то и молодые девахи стали истово креститься и шептать вслед за ним то «господи прости», то «господи помилуй». Среди мужиков тоже нашлись отдельные субъекты, которых увлекла молитва, остальные же стали потихоньку расходиться.

— Пошли и мы, ребята: это не наш «концерт»! — подвел итог Александр. — Не будем людям мешать.

Все, кому надоело мерзнуть, побрели в свои убежища.

Вскоре после молебна пригласили на праздничный обед. Он проводился без талонов и был очень хорош: суп харчо из сушеного мяса и консервированных овощей, картошка-пюре с курятиной и солеными грибочками, вдоволь белого хлеба. На десерт — какао с сухим молоком и большая свежая сдобная булка, посыпанная сахарной пудрой.

— Класс! — прокомментировал Леха. — Все как у буржуев.

После обеда было свободное время, и друзья решили хорошо выспаться: завтра снова на работу. Знали бы они, как правильно поступили!..

Ужин тоже был сытным, хотя и без первого блюда; зато каждый получил по целой кружке водки. Ее выпивали постепенно за едой, произнося короткие тосты, какие кто захочет. Невелико угощение, но никто и не думал напиваться; сама возможность вспомнить вкус спиртного и ощутить его приятное жжение под ложечкой стоила немало: многие забыли даже запах «родимой» за прошедшие три года!

На улице было уже темно, и общих мероприятий на свежем воздухе больше не устраивали, потому что нечем было осветить поляну. В убежище после ужина кто играл в шахматы, кто в карты, кто травил байки и старинные анекдоты, кто просто отдыхал. Несколько молодых ребят ушли в женские восьмое и девятое убежища на танцы: дело молодое, нельзя упускать возможности познакомиться с девчонками!

Старожилы убежища достали пару сорокалитровых фляг с бражкой, заведенной заранее к торжеству: уж кому, как не им было помнить старые порядки в коллективном проведении праздников! Наливали всем, кто захочет, но желающих было не так уж много.

Орлов и Галстян «отметились» по разу, а Хорьков сбегал к флягам раза три подряд. Павел бражку похвалил: вкусная и хмельная — кавказцы толк в выпивке знают!

Двое парней теребили гитару, вспоминая полустершиеся из памяти хиты недавних лет. Пели они разные песни короткими отрывками, и получалось некое попурри из подзабытых мелодий. По Лешкиной просьбе музыканты трижды исполнили песенку «Невеста» из репертуара Глюкозы — Наташи Ионовой, которая — и правда, выходила у них неплохо. Хорьков каждый раз хохотал, хлопал себя по коленкам и восхищался:

— Ух, песенка — супер!..

Особенно воодушевлялся там, где сам подпевал слова припева: — Я буду честно-о, честно-о, честная, ё! — твоя невеста-а, честно-о, честная, ё!»

Павел спросил его:

— Что, нравилась тебе Глюкоза?

Тот аж подскочил:

— Конечно! А неужели тебе нет?.. Да будь моя воля, я бы ее орденами увешал до самого пупа — истинный крест! А то давали кому попало, а ей ничего. Помнишь, сколько мучились, не знали, кого на конкурс Евровидения послать? Ее надо было: она бы сходу с этой песенкой первое место взяла! Такой талантище прошлепали!.. Сам посуди: на конкурсе не нужна обычная «лабуда», которой навалом. Нужен суперхит — такой, чтобы «заводил», чтобы обязательно с подвизгиванием: «е-е!» или «ё-ё!» Это же азбука, а в Москве такого простого не понимали.

Он прикурил и продолжал:

— Чем брали «Арабески»?.. А «Спайс герлз»? Вот именно, что подвизгиванием! Мужики так не могут, на это только девчонки способны — этим надо было брать. И Глюкоза тут лучше всего подходила: уже на следующий день после ее выступления все европейские музыкальные каналы без конца «гоняли» бы «Невесту» без всякого перевода, я отвечаю!.. Дима Билан потом тоже неплохо спел, но он же парень — он не может так сделать как они. Думать надо было, а наши «барбосы» такую деваху упустили: она же запросто могла мировой звездой стать!

Орлов неожиданно укрепил Лешку в его уверенности:

— Я тоже так думаю… хотя вряд ли ее пропустили бы на самый высокий мировой уровень. И все же несомненно то, что она была достойна выступления на Евровидении.

Хорьков остался доволен поддержкой уважаемого им человека, и сам спросил:

— Сань, а тебе какая певица больше нравилась… Пугачева, небось?

— Нет — Елена Камбурова.

Леха замялся, почесал макушку и деликатно переспросил:

— А кто это?.. Я не знаю, ты извини.

— Это не попсовая певица, она работала в камерном жанре. Молодые ее почти не слышали, но кому удавалось — тот слышал лучшее.

— А еще кто?

— Вероника Долина.

— Дочка Ларисы Долиной?.. Это с «Фабрики звезд», наверное?

— Нет, просто ее однофамилица — она под гитару пела.

— Старая, поди?

— Да нет, моложе тебя.

— А кто еще?

— Ну, Лада Дэнс нравилась.

— За что?

— За то, что Мадонну в Нью-Йорке на чистом английском языке обматерила.

— Иди ты!..

— Ну правда! А ты что, не знал?

— Не-а. Во, класс… это по-нашему!

— Не то слово!

Они еще слушали ребят с гитарой, потом Леха щелкнул пальцем, как будто вспомнил что-то, и повернулся к Орлову:

— Сань, а ты сам спой что-нибудь!

— Да я ж тебе все уже пел.

— Ну, что-нибудь такое, что я еще не слышал. Давай, Сань, пожалуйста!..

— Опять воровскую?

— Ага, давай!

— Ну ладно. Вот была одна песенка, ты ее не слышал — такая вся прямо залихватская, чисто жиганская.

— Давай, давай!

— Слушай.

Александр взял гитару, провел рукой по струнам и запел, ритмично подыгрывая «блатным» боем:

Споем, жиган: нам не гулять по «банку» И не встречать красивый месяц май — Споем о том, как девушку-пацанку Ночным этапом уводили в дальний край… Споем о том, как девушку-пацанку Ночным этапом угоняли в дальний край. Где ж ты сейчас и кто тебя там холит — Начальник лагеря иль старый уркаган? А может быть, ты подалась на волю И при побеге в тебя шмальнул наган?.. А может быть, ты подалась на волю И при побеге в тебя шмальнул наган?

Лешка слушал внимательно, кивая головой и покачивая кулаком в такт песенному размеру. На лице светилась довольство, сам он раскраснелся от выпитого и был заметно рад новой песне. Последний куплет ему особенно понравился:

И ты упала, обливаясь кровью, И ты упала прямо на песок, И по твоим, по золотистым косам Прошел чекиста кованый сапог!.. И по твоим, по шелковистым косам Прошел чекиста кованый сапог!

Эта песня была совсем короткая, лишенная определенного смысла — как всегда в четыре аккорда, не более, но на Хорькова она произвела самое глубокое впечатление. Орлов закончил исполнение двумя энергичными ударами по струнам, и Лешка просто взвыл от удовольствия:

— Ништяк… зашибись!

Наивное дитя природы, он воспринял поэтическую аллегорию как непосредственно происходившее действие и громко повторял, рубя кулаком воздух:

— Прошел чекиста кованый сапог!..

Александра он поблагодарил и, закурив, замолчал, погрузившись в себя; судя по всему, он еще раз переживал события песни в своем воображении. После минутного молчания сказал:

— Правда, здорово, Саня — отличная песня!

Орлов ответил, что не лучше, но, пожалуй, и не хуже других. Добавил еще:

— Если бы мне самому не нравились такие, я бы и не стал их запоминать. Да, мне по нутру умные баллады!.. Но еще больше или шуточные песенки, или такие вот — как бы это сказать — героические, что ли?.. Хотя какой героизм в тюремщине? Так, пустозвонство!

Закурил сам и взглянул на часы.

— Эге… а время-то уже за полночь скакнуло! — выспались днем, не замечаем. Давайте-ка ложиться, а то на работу на карачках поползем. Отбой в вооруженных силах!..

Ребята сходили умыться и оправиться, улеглись в постели. Не успели, казалось, уснуть, как их разбудили ужасный грохот и бешеный вой автоматной стрельбы.

7

Казачья бригада первого эшелона под командованием атамана Игоря Карасева выступила из походного лагеря вблизи Подольска в 20.00 четвертого мая (ноября) 2016 года. Ее батальоны скрытно двигались в течение шести часов по заснеженным грунтовым дорогам, минуя поселки Александровка и Авдотьино, и к 2.00 пятого мая, обогнув слева поселок Домодедово, приблизились к лесному массиву, где по данным разведки располагался крупный эвакуационный лагерь.

Первый полк бригады, насчитывавший пять батальонов общей численностью полторы тысячи бойцов, сразу же двинулся вокруг Домодедово направлением на Константиново, где должен был атаковать еще один лагерь, а второй полк такого же состава затаился на подступах к ближнему эваколагерю «Домодедово». Личному составу следовало отдохнуть, а в 4.00 штурмовать его с целью захвата в плен для допроса офицеров противника.

Разведчики, высланные вперед еще накануне, доносили, что в лагере находится около двух тысяч гражданских лиц и одна рота охраны числом до ста бойцов. Наблюдатели насчитали не более пяти офицеров и доложили, что дозорных в ночное время из лагеря не высылают — можно без опасений развести огонь, скрываясь за деревьями.

Мороз был невелик — около десяти градусов, поэтому казаки быстро утоптали неглубокий снег вдоль дороги и по опушке леса, надрали елового лапника и устроили себе лежанки. Поступило разрешение от начальства на разведение малых костров — на них согрели кипяток. В 3.30 полковой атаман Волынцев коротко поставил командирам батальонов боевую задачу и приказал поднимать людей.

Второму, третьему и четвертому батальонам следовало скрытно окружить лагерь с трех сторон от въезда, по зеленой ракете уничтожить пулеметчиков на наблюдательных вышках и, приблизившись к ограждению, быть готовыми к штурму территории в случае срыва действий других подразделений. Первый батальон должен был истребить часовых у ворот лагеря, открыть их, ворваться в расположение противника и блокировать находящееся вблизи от ворот убежище охраны для ее разоружения. Два взвода его третьей роты были обязаны заниматься непосредственным поиском офицеров и важной документации сначала в этом убежище, а затем и на остальной территории лагеря. Пятый батальон получил приказ следовать сразу за первым батальоном и, рассредоточившись повзводно и поотделенно, взять под охрану выходы из убежищ гражданского персонала, не выпуская из них никого. На все эпизоды атаки и поиска отводилось не более часа.

Предполагалось, что внутри эваколагеря будут действовать около шестисот казаков одновременно, чего с лихвой хватило бы для быстрого выполнения основной задачи штурма. До всех командиров доводились общие установки: по гражданским лицам огонь не открывать, солдат противника щадить, в убежища без нужды не проникать, офицеров брать живыми.

По достижении успеха в изъятии пленных и документации планировалось сразу же свернуть операцию, вывести подразделения с территории лагеря, построить их и двигаться к поселку Константиново для соединения там с первым полком бригады и отдыха; гарнизон на захваченном объекте не оставлять. Если результаты допросов пленных и исследования захваченных документов дадут ориентир в отношении расположения складов продовольствия, то нужно было доложить в ставку по радио и с получением приказа развивать наступление в новом направлении. Если же нет, то после приема пищи и отдыха следовало вести поиск дальше в сторону Раменского; в Константиново грузовиками должны были доставить продукты и боеприпасы.

К четырем часам утра боевые части второго полка в темноте подтянулись к ограждению эваколагеря, и в воздух взлетела зеленая ракета.

Орлов проснулся от шума стрельбы и разрывов гранат на улице; спросонья ему показалось, что он вновь на фронте. Быстро вскочив с постели, Александр подхватил с пола ботинки, потом бушлат и шапку, лежавшие у изголовья. Туго соображая, несколько секунд стоял и смотрел на своих соседей, мечущихся по убежищу, пока, наконец, понял: напали на их лагерь.

Наскоро обувшись и одевшись, шепнул Лехе, копошившемуся рядом:

— За мной!

У выхода из убежища он обернулся и громко крикнул в полумрак:

— Никому не выходить, всем быть здесь!.. Никому не выходить!

Павел бросился, было за ними — с ним еще несколько мужиков, но Орлов оттолкнул их от двери и заорал:

— Назад, всем назад! Никому не выходить — убьют!

Вдвоем с Лехой выскочили из убежища, упали в снег за углом его земляной насыпи. В свете луны видели, как горят палатки, мимо пробегают группы вооруженных людей, а у ворот и возле убежища охраны идет массивная перестрелка: там взрывались гранаты, и чертили небо огненные трассы.

Минут через десять стрельба стала утихать. Александр и Лешка лежали возле убежища, затаившись и пытаясь понять, что им нужно делать; Хорьков пытался куда-то ползти, но Орлов дернул его за штанину обратно, сдавленно крикнув:

— Куда?.. Лежи!

До него уже дошло, что делать ничего не надо: никому ничем не помогут, только сами погибнут. Смотрели, как к их убежищу подошло, потолклось там минут двадцать, а потом куда-то скрылось оцепление численностью до взвода.

Так и лежали бы дальше, таясь от грабителей, но вдруг Александр увидел, как мимо горящей палатки двое чужаков волокут по снегу визжащего и яростно сопротивляющегося подполковника Рабиновича. Сознание Орлова мгновенно пронзила мысль: узнают, где продовольствие — всем крышка!

Не задумываясь об опасности, он быстро достал складной нож и спросил Леху:

— У тебя есть?..

Тот кивнул головой и вынул из ножен финку.

— Давай за мной! — выдохнул сержант и, пригнувшись, побежал за мародерами; Хорьков метнулся вслед за ним.

В одно мгновение они догнали врагов и пустили ножи в ход: не успев даже вскрикнуть, бандиты упали на снег. Освободившийся от их хватки Рабинович неожиданно вскочил, и резво понесся к ограде лагеря; Леха бросился за ним с криком «Стой, дурак!» и не смог бы, наверное, догнать ошалевшего от страха подполковника, но из темноты за оградой лагеря навстречу им ударила автоматная очередь. Оба залегли и поползли за угол убежища подальше от фонтанчиков, взрываемых пулями.

Им здорово повезло: неизвестные стреляли на голос, наугад, потому и не попали; только разглядев лицо Орлова, Рабинович сообразил, что это свои выручили его из беды. Александр скомандовал:

— Всем в убежище!

Захватив оружие, они ринулись туда — и вовремя: в их сторону уже шло несколько чужих солдат, старавшихся разглядеть в темноте, куда били трассеры из-за ограды лагеря.

Лешка хотел сбить преследователей из автомата, но Орлов одернул его:

— Ты что?.. Другие прибегут!

Вместе ввалились в подземелье; бросив оружие под нары, попадали на свои постели.

— Что там? Что там? — спрашивали со всех сторон.

— Потом!.. Тихо всем! — крикнул Александр. — Никто не выходил, все были здесь! Всем понятно?..

Не успел он ответить, как в убежище ввалилось с десяток казаков. Один из них двинул в ухо попавшемуся на пути работяге, дал в потолок короткую очередь из автомата и рявкнул:

— По местам!

Захватчики двинулись между рядами нар, переговариваясь и осматривая пол убежища, а также руки и обувь его жильцов. По их словам всем стало ясно, что ищут неких беглецов.

Спустя минуту один из них крикнул:

— Саенко, не найдем мы тут никого… не разобрать ни хрена, темно!

Тот, кто стрелял в потолок, негодующим тоном ответил:

— Сам бачу!

Потом схватил за грудки пожилого рабочего и спросил:

— Хто щас сюда зашел?

Тот пробормотал, запинаясь от страха:

— Я н-не знаю, я с-спал!..

Саенко отбросил беднягу, громко захохотал и переспросил, мешая русские и украинские слова:

— Это ты спал, когда тут така кутерьма? Хлопцы, вин спал… га-га-га-га! Кажи, коцебук: хтось заходыв?.. Кажи, бо застрелю зараз! — и упер ствол автомата в лоб несчастному.

Не вызывало сомнений, что он и впрямь выстрелит, но еще скорее того допрашиваемый мог сам не выдержать и указать на Александра и Лешку — окружающие уже поглядывали на них. Ситуация сложилась критическая, надо было что-то делать.

У Орлова дрожали руки, он лихорадочно соображал, не зная, как разрешить ситуацию… Лешка потянулся к автомату под нарами. Вдруг дверь в убежище распахнулась и кто-то, ворвавшись в него, закричал:

— Уходим, атаман приказал!.. Давай, живо!

Казаки шумно затопали наружу.

С минуту еще все сидели тихо, боясь пошевельнуться от пережитого ужаса; никто из жильцов убежища не находил слов, чтобы прервать гнетущую тишину. Стрельбы уже нигде не слышалось, шума голосов тоже.

Напряженность разрядил, наконец, Лешка, весело спросивший:

— А где Рабинович-то, в рот ему дышло?..

Сидевшие рядом с ним переглянулись, а из-под нар раздался тоненький жалобный голос:

— Я здесь, понимаете ли, я здесь!.. Не надо только, прошу вас, никакого дышла!

Кто-то засмеялся, за ним другой, и все помещение взорвалось громким хохотом уже всех в нем присутствующих.

Ржали до слез, до кашля — почти до икоты, успокаивая таким неожиданным образом взвинченные до предела нервы. Хохотал даже тот пожилой работяга, которого допрашивали бандиты — шутка ли в деле: живой остался!

Постепенно стали успокаиваться. Вытирали глаза, сморкались, тянулись за водой. Лешка спросил Орлова:

— Ну че, я гляну пойду… че там?

Тот кивнул в ответ и предостерег:

— Оружие не бери, опасно!

Хорьков тоже кивнул и вышмыгнул на улицу. Через минуту появился и сказал:

— Все, ушли они, можно выходить!

Александр посмотрел на часы, на них было начало шестого.

Светать стало лишь в семь утра, а до того времени по лагерю бродили и бродили растерянные люди. К рассвету выяснился масштаб потерь: перебита большая часть роты охраны, ранены шестеро рабочих; сожжены все палатки, исчезли продукты из палаточных столовых. В живых не осталось ни одного офицера-строевика: все они жили в убежище охраны, и были убиты в бою с захватчиками; теперь некому стало организовать людей, и отдать какие бы то ни было распоряжения, в которых пострадавшие очень нуждались сейчас.

Какой командир мог быть из Рабиновича?.. Такой же, как пуля из отходов пищеварения. Но организатор нашелся! Им стал пронырливый Леха, успевший еще затемно обежать весь лагерь: где-то он строго пресекал волнения в народе и приказывал готовиться к скорой эвакуации, где-то собирал разбросанные по снегу оружие и продукты, оставленные не заметившими их грабителями. Хорьков мгновенно сколотил вокруг себя группу из двух десятков добровольных помощников и подгонял их таинственной фразой, сакраментальный смысл которой был понятен только ему самому, но оказывавшей немедленное магическое воздействие на любого:

— Давай-давай, быстрее… щас командир придет!

Никто не знал, что это за командир, только страстное желание напуганных ужасным происшествием людей, чтобы и впрямь сейчас кто-то пришел, возглавил их деятельность и наполнил ее смыслом, полностью совпадало с надеждой на это, поселяемой в их душах Лехиными обещаниями.

Когда все, что можно было собрать, собрали и перетащили к пятому убежищу, Лешка подогнал туда свою машину, и приказал грузить в нее скарб. Сам соскочил вниз, нашел Орлова и сказал ему на ухо:

— Оружие и шмутки сюда приволок. Давай, думай, что дальше делать будем: начальника ни одного нет, все убиты!

Александр не отвечал, тогда Хорьков сам подсказал ему:

— Надо уходить отсюда: подвоза пищи теперь не будет, люди с голода перемрут.

Заметив, что Орлов не решается принять управление остатками лагеря, перестал шептать, взял его за рукав и уже твердо сказал, глядя лицо в лицо:

— Сашка, бери командование на себя! Не кисни, братан, принимай команду — народ поддержит. Так надо, Саша… так надо. Уводи людей!

Наконец Орлов превозмог себя. Встал, оправил одежду, повесил на плечо добытый в бою автомат и громко сказал:

— Всем сюда!.. Слушай мою команду: строиться на плацу!

Жильцы убежища стали неуверенно подниматься с нар, одеваться. Лешка прибавил им движения, заорав во всю глотку:

— Давай-давай, шевелись! Че опухли там, тараканы беременные?.. Три минуты на построение, Харитонов — старший!

Александр шепнул Павлу, чтобы тот не отпускал Рабиновича от себя и сказал Лехе:

— Пошли!

Выйдя из убежища, он опешил: перед ним стояла команда помощников Хорькова, построенная в две шеренги. Лешка подбежал к ней, крикнул: — Р-равняйсь, смир-рно! — и доложил Орлову, взяв под козырек:

— Товарищ начальник лагеря, комендантский взвод по вашему приказанию построен! Командир взвода рядовой Хорьков.

Сдержав смех, новоиспеченный «начальник лагеря» приложил руку к шапке и поприветствовал строй:

— Здравствуйте, товарищи!

Работяги невпопад ответили — кто как. Орлов подал команду «вольно», повернулся к Хорькову и приказал:

— Распорядитесь оповестить личный состав лагеря об общем построении!

Тот ответил:

— Есть! — и стал командовать, рассылая своих «архаровцев» по разным убежищам.

Александр махнул рукой Галстяну и Рабиновичу, чтобы те следовали за ним, и пошел на плац.

К поляне, совсем внезапно ставшей военным плацем, уже стекались жители лагеря и уцелевшие солдаты охраны с оружием; Лешка быстро выдвинулся вперед, первыми построил солдат. Назначив им командира — Галстяна, отдал ему свой автомат и побежал сбивать в некое подобие строя гражданских; его комендантский взвод уже стоял рядом с бойцами.

Закончив построение, он метнулся обратно, за десять шагов от «начальства» перешел на строевой шаг, картинно отставив руку, приложенную к шапке и, подойдя ближе, во всю мочь своих легких прогаркал, с видимым удовольствием смакуя слова:

— Товарищ начальник эвакуационного лагеря, личный состав вверенного вам учреждения построен! Комендант лагеря Хорьков.

Встав рядом с командирами, Орловым и Рабиновичем, он улыбался во все лицо, и на глазах происходило странное — его радость непроизвольно перенимали все присутствующие.

Это было похоже на чудо: еще недавно сгорбленные от несчастья, убитые непоправимым горем, люди оживали. Они переставали чувствовать себя ограбленными и внезапно брошенными, увидев, что появилось хоть какое-то руководство, которое не оставит в беде, позаботится об их судьбах. И им неважно было, что эти руководители самозванные, никем не назначенные и представляющие лишь самих себя; в одно мгновение восстановилось ощущение общности, единства, и это стало самым главным в текущую минуту. Лешкина улыбка окрылила людей!

Орлов, в свою очередь, еще больше укрепил их силы, когда, поприветствовав, объявил, что лагерь в плановом порядке переводится в непосредственную близость к базам снабжения.

Что означает эта «непосредственная близость» и сколько идти до этой «близости» никто толком не понимал, но все чувствовали, что это хорошо, что так и надо: по крайней мере, их не коснется голодная смерть. Жаль, конечно, покидать обжитые убежища, но без продовольствия здесь не выжить; сказал же «начальник», что доставка продуктов прервана в связи с боевыми действиями и еще неизвестно, когда будет восстановлена. А вот если самим пойти к базам — это означает пойти к жизни: на Москву больше нечего надеяться!

И люди пошли.

8

Хоронить свыше полусотни погибших некогда было по всей форме, поэтому их снесли в пустую теперь подземную кладовую у сожженных палаточных столовых, и завалили вход в нее мерзлой землей. Надеялись, что к весне вернутся и похоронят, как положено, а сейчас торопились уйти, опасаясь, что мародеры вернутся: никто еще не знал, что происходит за пределами лагеря.

Уцелели четыре грузовика из восьми, стоявших на территории; остальные были изрешечены пулями и осколками, так как ночью за ними укрывались успевшие выскочить из своего убежища солдаты охраны — все они погибли. Те, кто замешкались, как раз остались в живых, поскольку бандиты не рискнули соваться в подземелье, извергающее мощный автоматный огонь. В кузовах двух автомобилей повезли дюжину раненых солдат и рабочих, в других — женщин с детьми; остальные люди шли пешком.

Грузовики не могли подолгу двигаться на малой скорости, поэтому водителям приходилось ждать, пока общая колонна уйдет достаточно далеко, а потом нагонять ее; с ними в кузовах ехали восемь автоматчиков для прикрытия тыла. Другие солдаты меньшей частью следовали вместе с колонной, а большей частью впереди, составляя головное походное охранение. Новые начальники шли вместе с этим подразделением, определяя маршрут движения по компасу и ксерокопии карты Подмосковья, которая нашлась на общее счастье у Рабиновича в бумажнике. На удаление километра спереди и сзади маршрута были высланы еще разведдозоры по три бойца в каждом.

Продвигались беженцы очень медленно: за час прошли не более четырех километров. Лешка носился от одной колонны к другой и подбадривал людей:

— Давай, шевелись, ребята!.. Все будет хорошо: где наша не пропадала!

Подбежал к Орлову, восхищенно произнес, глядя на него:

— Ну, ты, Саня, и молодец: как ты их ночью-то, а!.. Я бы сам ни за что не решился автоматчиков «грохнуть». И не «постеснялся» ведь… вот тебе и демократ, ха-ха-ха-ха!

Александр спокойно отвечал:

— У медика, Леша, вообще нету ни стыда, ни совести! И кровью его не напугаешь. А дело, ты знаешь, и не во мне вовсе было: я не о себе тогда думал — о людях. Думаешь, мне хотелось того человека зарезать?.. Ведь живой человек был! И не чужой: свой, русский. А надо было!.. Иначе наши все просто с голоду бы сдохли, вот что. Мы-то с тобой тертые, мы бы выкрутились! А люди как?..

— Да молодец, что там и говорить: просто герой!

— Ага, герой... тьфу! Послушал бы тебя тот священник, что на празднике у нас был, он бы тебе сказал!.. Он бы тебе за похвалу греха такую «клизму» вставил — о-го-го! — задницу не отмыл бы.

— Ну не, Саня, я вправду тебя уважаю. И не демократ ты никакой… демократы все трусы и слизняки!

— Ой, Лешка, да ну тебя!.. Что вот брешешь — сам не зная, о чем? Иди лучше про горючку для машин спроси: насколько нам хватит?

Хорьков заржал и умчался как скаковой жеребец.

Вскоре сделали первый привал, и тут произошло такое неожиданное событие, которое нельзя было расценить иначе как счастливый курьез: бойцы тылового охранения перехватили следовавшую им вдогонку автоколонну с продовольствием для казачьих частей, напавших недавно на лагерь «Домодедово». Водители этих машин, увидев перед собой другие грузовики, приняли их за свои, а когда поняли, что ошиблись, никакого сопротивления оказать уже не смогли: замыкающий разведдозор отрезал им путь к отступлению. Продобоз шел без конвоя, потому что никто и подумать не мог, что деморализованный ночным нападением противник окажется способным вести хоть какие-то активные действия.

Трофей был богатый: шесть тентованных грузовиков «Урал», до краев нагруженных продуктами — о таком и мечтать никто не мог! Срочно известили о происшедшем Орлова; он немедленно прибыл вместе с Лешкой, и начальники порадовались со всеми: ценная добыча! Колонна вышла из лагеря без всяких запасов питания, и людям пришлось бы впроголодь, по морозу идти почти сорок километров до Раменского, где находилась перевалочная база снабжения. И если бы еще она оказалась разграбленной, это означало бы нескончаемый голод двух тысяч человек на многие дни, пока удалось бы найти хоть что-то съестное.

Первым делом допросили пленных. Те не стали артачиться и выложили все, что знали: никому не хотелось быть расстрелянным сейчас, успешно пережив три года лишений. Из их показаний следовало, что буча затевается нешуточная и беженцам нужно уходить отсюда как можно дальше и скорее, чтобы не попасть в переделку; если бы они пошли в Раменское через Константиново, то угодили бы прямо в руки врага. И в само Раменское идти нельзя: туда прямиком направляется казачья бригада, имеющая точные разведданные о расположении базы снабжения! Нужно было срочно менять маршрут движения колонны — благо, что она не успела уйти далеко по опасному пути.

На коротком совещании командиров решено было двигаться максимальным темпом другой дорогой, проходящей юго-восточнее Константиново, чтобы до темноты достичь города Бронницы и там заночевать. Далее от Бронниц уходить северо-восточнее в направлении Куровского, а затем, при необходимости, к Ликино-Дулево и Орехово-Зуево с выходом на автомагистраль Москва — Владимир. Такой маршрут выбрали потому, что Рабинович сообщил Орлову: и в Куровском, и в Ликино-Дулево должны быть большие склады продуктов — это оттуда их возили в Раменское; на складе в Куровском он и сам был, а вот на других, расположенных севернее и восточнее, не был. О складе на станции Кошерово можно было забыть, так как она оказалась в зоне продвижения бандитов.

Мысли Александра еще не доходили до дальних городов: нужно было думать о близком. Сообща решили делать по пути поменьше привалов; запланировали только один большой бивак в поселке Ильинское для обеда и отдыха: надо было собрать всю волю в кулак и стараться идти и идти!

Наконец тронулись. Пленных связали и поместили в общую колонну, сами двигались прежним порядком. В Ильинском набрали топлива, разожгли костры, натопили снега для питья; наскоро пообедали трофейными консервами и сухарями, опустошив кузов одного автомобиля, немного отдохнули. Еще засветло добрались до города Бронницы.

Этот небольшой городок не был очень уж сильно разрушен землетрясениями — беженцы, получив продукты, разбрелись по жилому сектору и кое-как нашли себе уголки для ночлега. Местных жителей нигде не встретили, а из продуктов и теплых вещей некоторым удалось для себя что-нибудь да подобрать: теперь все было на пользу. Ночью над крышами многих домов вился дымок разожженных печек.

Устали люди, очень устали!.. Особенно тяжело в таких испытаниях бывает слабым детишкам. Александр прошелся по улицам, поговорил с беженцами; хотел помочь перевязывать раненых, но доктора нашлись и без него — они уже успели разжиться медикаментами и обработать раны несчастных. Тогда он пошел в домик, который подобрал для начальников пробивной «комендант» Лешка, которого в пору уже было величать не иначе, как заместителем начальника по тылу и Алексеем Константиновичем!

Вместе поужинали, попили чаю, обсудили еще некоторые проблемы и улеглись. Павел вставал потом ночью, проверял назначенные им посты и караулы охраны.

Перед тем как уснуть, Орлов все думал и думал о том, что их исход из Тулы далеко еще не закончился. Напротив, он уже становился эпическим, и даже не столько из-за своей длительности, сколько по иному обстоятельству: неожиданно для себя он и его друзья оказались во главе целого народа — пусть небольшого пока, но уже народа. И теперь их долгом стало заботиться о своем народе и вести его туда, где все станут жить счастливо: в обетованную землю. Нынче собственный малый исход Орлова и его товарищей исподволь превращался в большой Исход русского народа, все перипетии которого будут происходить еще многие годы, если не века.

Отличие стези Александра и Моисея состояло лишь в том легко ускользающем от поверхностного взгляда нюансе, который мог один мимолетно погубить весь добрый замысел. Библейский праведник по собственному желанию водил людей сорок лет, но знал, куда их приведет; Орлову же во всей очевидности не пришлось бы так долго путешествовать, зато он понятия не имел, куда надо идти!..

На утреннем сборе Александр объявил людям, что все должны остаться в Бронницах еще на сутки, а возможно, и больше — решение об этом приняли еще накануне. Причина задержки состояла в том, что кончался бензин в баках автомашин и двигаться дальше, не пополнив запас горючего, было просто невозможно.

Беженцам поставили общую задачу: рассредоточиться по городу и искать автомобильное топливо; само собой, собирать попавшиеся под руку продукты и все, что может пригодиться в дороге. Надо было обедать самостоятельно, получив продовольствие сейчас, а к 18 часам прибыть на вечерний сбор и доложить о результатах поиска.

Задерживаться в Бронницах было очень опасно, потому что по следам колонны могли пойти бандиты, упустившие ценный груз снабжения — наверняка их сильно обозлила потеря; тем не менее, другого выхода для беглецов не существовало. Галстян получил приказ силами бойцов охраны создать рубеж обороны у въезда в город с той стороны, откуда они пришли сами; Хорьков должен был в случае начала боя немедленно собирать людей и наскоро эвакуировать их вне зависимости от результатов поиска.

Опасения начальников оказались напрасны: никакого преследования не было. А вот итог мероприятий по розыску ресурсов оказался просто великолепным!

На вечернем сборе Орлову доложили: обнаружена пятитонная емкость с горючим на заброшенной автозаправочной станции и еще шесть грузовиков, требующих лишь небольшого ремонта; они стояли на автобазе рядом с другой бензоколонкой, где топлива, к сожалению, не осталось. Кроме этого, удалось собрать столько продуктов, что ими с лихвой восполнили все, что использовали за двое суток.

Успех был несомненным и Александр приказал продолжить пребывание в городе еще на сутки для ремонта автомобилей.

Седьмого мая (ноября) продолжили движение. Теперь пешком уже никто не шел — ехали на машинах; в распоряжении колонны оказались уже шестнадцать грузовиков, способных за пять рейсов поэтапно перевезти всех людей вместе с имуществом.

Первыми в Куровское отправили две машины с автоматчиками Галстяна, за ними поехали остальные. Маршрут проложили через Юрово и Виноградово, чтобы намного восточнее обогнуть Раменское, где мог быть противник.

Прибыв на место, солдаты провели разведку в Куровском, и доложили, что врага там нет; колонна въехала в поселок. Командиры расположили беженцев, приказав им продолжать поиск, снова организовали оборону и поехали смотреть склады, расположение которых знал подполковник Рабинович.

Их быстро нашли в десяти километрах от поселка, там все оказалось в порядке. Шестеро растерянных солдат охраны не понимали, что происходит: уже три дня на объект никто не приезжал, хотя раньше они каждый день отправляли две-три машины с продовольствием для рабочих, трудившихся в Москве; с огромным удивлением узнали от прибывших начальников, что снова идет война.

Орлов и Рабинович объявили им, что склады поступают в распоряжение Восточной Группы резерва, а сами охранники мобилизуются в эту группу. Самозванные начальники плели откровенную околесицу, но солдаты так испугались возможной отправки на войну, что с нескрываемой радостью согласились сдать склад и пойти на службу в резерв; даже не спросили о наличии каких-либо документов или приказов на этот счет. Им было глубоко плевать, что эта за «Восточная Группа», но волшебное слово «резерв» означало удаленность от фронта и подействовало на их сознание так же, как сказочное заклинание «Сим-сим, откройся!»: все двери были немедленно открыты.

При осмотре выяснилось, что найденные склады, располагавшиеся в неглубоких подземных бункерах — совсем не те стратегические хранилища, запасов любого из которых было бы достаточно для пропитания целого города в течение долгого времени. Помещенных сюда продуктов могло хватить лишь на два, от силы три месяца для двух тысяч человек, но и они стали важным приобретением.

На новом совещании командиров решили оставить пока людей в Куровском и, не откладывая этого дела в долгий ящик, разведать возможность перебазирования в Ликино-Дулево и Орехово-Зуево — к другим складам. Туда поехали Рабинович и Хорьков, взяв с собой взвод автоматчиков.

Через три дня они вернулись, и доложили, что в Орехово-Зуево найденные ими склады уже пусты, а в Ликино-Дулево расположены два таких же склада, как в Куровском. Кроме того, на станции Кудыкино разведчики обнаружили шестидесятитонную цистерну, полную автомобильного бензина.

Обсудив обстановку, командиры приняли решение вывезти продукты и людей в Ликино-Дулево и остаться там до весны. От новой базы до районов действия казачьих формирований было уже более ста километров, что давало хоть какую-то гарантию избежать столкновения с ними во время зимовки; до наступления весны можно было успеть разведать и дальнейшие пути движения в восточном направлении.

В течение недели перевозили людей и грузы в Ликино-Дулево и к семнадцатому мая (ноября) обосновались там — как раз вовремя, потому что начались такие сильные снегопады, что все дороги замело в один миг. Еще через неделю ударили морозы до тридцати, а по ночам — и до сорока градусов ниже ноля.

Ни стужа, ни метель не страшны теперь были беженцам из лагеря «Домодедово», поселившимся в уцелевших, большей частью домах почти обойденного землетрясениями города. Люди были довольны и поговаривали: «Хорошие у нас начальники, все понимают. Уж так надоело в подземельях сидеть, а в настоящих-то домах — какая благодать!»

Орлов спросил Лешку за ужином:

— Знаешь, чем Ликино-Дулево известно?

— Не-а.

— Здесь городские автобусы «ЛиАЗ» собирали.

— Ой, точно!

— Ну-у! Так ты пошли своих «орлов» — пускай по городу помотаются, по окрестностям; запчасти разные поищут: там, где для автобусов что-то есть, может и для грузовиков найтись. Между прочим, здесь и горючее следует поискать!

— Ага, сделаем!

— Ну вот, кумекай, давай — ты ж теперь комендант!

Оба рассмеялись.

9

Город Ликино и в самом деле мало пострадал от землетрясений. Пятиэтажных домов здесь было немного, а двух и трехэтажные сохранились неплохо; что уж говорить о частных строениях.

Настоящим событием для переселенцев из эваколагеря стало то, что они встретили здесь несколько семей, выживших в невзгодах прошедшего трехлетия; эти аборигены не только сумели пережить бурный катаклизм, но и сохранили своих домашних животных. Для будущей жизни их подвиг, а иначе нельзя было назвать такое отношение к преодолению трудностей рока, явился примером умного и бережного обращения со своей судьбой. Цены нет таким людям!..

Никакими драгоценностями теперь нельзя было измерить стратегическое значение самого факта сбережения домашней скотины для возрождения нормальной, обеспеченной жизни: золотом сыт не будешь, а даже небольшое стадо можно размножить стараниями народа и тем избавить его от будущего голода. Не вечно же можно кормиться старыми запасами!

У местных жителей были четыре коровы, три теленка, по дюжине овец и поросят, куры, гуси, кролики — настоящее богатство! Умные хозяева даже прошедшим коротким летом не поленились и успели вырастить на приусадебных огородах немалое количество корнеплодов, капусты и других овощей; в то время как эвакуированные занимались бессмысленной, за преждевременностью расчисткой улиц столицы, они, не покладая своих воистину золотых рук, заготавливали сено. Прав оказался Николай Харитонов: именно об этом надо было думать правительству, а не о собственном комфорте!

Орлов приказал Хорькову взять под личный контроль состояние усадеб рачительных хозяев и оказывать им любую необходимую помощь; Лешка тут же доставил «фермерам» полный грузовик продуктов и договорился с ними, чтобы они не пускали скотину под нож и старались намеренно плодить ее. Далее молодняк и необходимые корма так и стали выкупать обменом на готовое продовольствие и раздавать в обжитые уже своими беженцами дома для ускорения размножения животных — предусмотрительно закладывалось начало нового возрожденного хозяйства.

Уцелевшие горожане рассказали Лешке, что уже по завершении общей эвакуации в преддверии катастрофы их пустили на зимовку в подземные хранилища охранники продовольственных складов, расположенных по иную сторону от Ликино, чем те, в которых успели побывать Орлов и Рабинович. Это стало важной новостью, и начальники снова отправились в реквизиторский вояж.

На месте выяснили, что и в самом деле существуют еще два продуктовых склада, опустошенные, правда, почти наполовину — да сейчас любое новое приобретение было чрезвычайно важным! Солдат и запасы так же подвергли мобилизации, как сделали это ранее.

Охранники и не думали перечить, увидев два взвода вооруженных бойцов, прибывших с визитерами, тем более, что противиться было ни к чему: новая служба в мифической «Восточной Группе резерва» состояла для них лишь в продолжении выполнения собственных обязанностей охраны — занятие нехлопотное и сытное!

Таким вот образом постепенно сложилась некая организация в жизни эвакуированных и они уже не чувствовали себя бедными лишенцами, несчастными беженцами.

Ольга Павловна Кузнецова, которая с детьми прибыла в лагерь еще вместе с группой Орлова, оказалась педагогом по образованию — учителем русского языка и литературы. Александр поручил ей найти других, способных преподавать и в преддверии Нового Года в здании бывшего детского садика открылась школа для детей, которых набралось весьма немало: почти сто человек. Лешка обеспечил их учебниками и письменными принадлежностями, собранными в разных домах.

В механических мастерских, обнаруженных на окраине города, он организовал рабочие места для нескольких десятков мужчин и назначил им руководителем бригадира Харитонова — человека опытного и умелого. Электричества не было, станки не работали — трудились в основном молотком и напильником, зато автогенная газосварка работала исправно: газовые баллоны без проблем перенесли прошлую стужу.

Первым делом рабочие изготовили печки-буржуйки для школы, затем занялись выполнением бытовых заказов и ремонтом попадавшейся в городе то тут, то там неисправной автотракторной техники: уже готовились к весеннему севу. Рассчитывать на большой размах полевых работ начальники лагеря не могли, потому что семян было совсем мало, но ведь лиха беда — начало!

Остальные жители пока что вынужденно бездельничали. Чтобы скрасить их скуку, в школе организовали библиотеку, поместив в нее собранные по домам книги, а в фойе Дворца Культуры автозавода стали устраивать танцевальные вечера; музыкальные инструменты для них отыскали тут же, а исполнителей на них нашлось — хоть отбавляй! Здесь же проводили лекции и заседания клубов по интересам; желающих проводить их разыскали без труда.

Орлов сознавал, что непременно нужно думать о досуге людей; нельзя допустить их уныния и, как следствие, потери привычки к разумным занятиям. Конечно, заполнить их свободное время, избавить от скуки лучше смог бы профессиональный организатор, но такого что-то не находилось, и надо было заниматься всем самому.

Приходилось ломать себя, ведь всей предыдущей жизнью он приучен был думать только о себе, и даже не помышлял о том, чтобы стать когда-нибудь хоть каким-то «начальником». Не понимал: какого рожна нужно тем, кто так и рвется «покомандовать»; это же такая морока — куда как легче жить своими интересами!

Как любому нормальному обывателю, ему хотелось полениться, отвлечься на друзей и собственные увлечения, но каждое утро он шел все же разрешать ежедневные проблемы лагерной жизни людей, потому что просто был человеком долга — воспринимал свои новые обязанности так, будто его по необходимости назначили быть руководителем. Как в армии: приказано быть сержантом — значит, будешь сержантом! Приказы не обсуждаются, а выполняются.

Далеко еще было до вольного бытия, когда каждый сможет вести себя так, как пожелает.

Не успели оглянуться, как подошел новый, 2017 год. Сначала растерялись оттого, что неясно было, когда же его отмечать: в июне тридцать дней, а Новый Год наступает в ночь с 31 декабря на 1 января. Решили считать тридцатое июня тридцать первым декабря и вообще перейти на новый стиль — в будущем ученые выправят все календарные заморочки. А что?.. Исторический прецедент уже был: сто лет назад, в 1917 году легко перешли с одного календаря на другой, отбросив в небытие почти две недели кряду!

Из леса привезли большую елку, поставили ее у Дворца Культуры и нарядили игрушками, найденными в домах. Спиртного было мало, но желающие отметить праздник с бокалом в руках два дня «шерстили» весь город в поисках завалявшейся от прежних жильцов бутылочки и за праздничным столом своего не упустили. Не зря же говорят: «Кто празднику рад, тот накануне пьян!»

Лешка Хорьков уже к обеду 31 числа был навеселе: его старались «уважить» в каждом доме, а личный состав комендантского взвода готов был оторвать от себя причитающийся магарыч за доставку дров, лишь бы засвидетельствовать почтение бравому начальнику — с нескрываемой любовью смотрели подчиненные на своего командира!

Павел в этот день занимался обязанностями охранной службы, а Орлов с самого утра обходил обжитые дома, где поздравлял людей с наступающим праздником и приглашал на елку. Частенько ему наливали чарку, приглашали за стол, но он лишь пригублял, чтобы не обидеть хозяев и шел дальше. Сильного мороза в этот день не было — градусов десять всего.

К вечеру многие жители собрались у елки, и пошло гулянье: заливались гармони, соревновались плясуны, кружил хоровод; сыпались озорные частушки, бабахали хлопушки и светились бенгальские огни — нашлись же где-то!.. В полночь Александр поздравил народ с наступившим Новым Годом, пожелав всем мужества и здоровья, и радостное действо продолжилось; праздник удался на славу.

Отвели душу с размахом: уж так соскучились по настоящему веселью! Гуляли еще немного на православное Рождество и Старый Новый Год, но уже не так бурно.

В меру отмечали и День Российской армии 23 февраля, и Женский день 8 марта. А к Пасхе умельцы уже нагнали самогоночки и Рабинович так надрался после разговенья, что насилу отыскали его через день у двух молоденьких бабенок — еще тем ловеласом оказался!

Ничего странного: начали складываться обычные общественные отношения, потому что появилось, наконец, само общество. Пока жили в лагерных подземельях, нормального социума еще не было: казарма — это неестественное объединение. Но стоило людям разойтись по частным владениям, как немедленно стали формироваться естественные человеческие связи.

Так и должно происходить!.. В Ликино образовалось поселение колонистов, которое уже сильно отличалось от казармы.

Людям вообще нельзя жить в одной большой куче. Еще Ленин писал: «Прежде чем объединяться, нужно очень хорошо разделиться»; он имел ввиду политические партии и их фракции, но этот принцип останется верным везде. Европа веками воевала за разделение, потом за объединение и разные народы не переставали быть врагами… но неожиданно для самих себя они с легкостью объединились в последние десятилетия ХХ века. Все потому, что перед этим очень хорошо разделились, и уже затем только между национальными государствами сформировались устойчивые экономические отношения, сблизившие людей.

Снег сошел в середине апреля, и тогда же случайным образом были получены плохие вести. Разведдозор охраны лагеря наткнулся в лесу на такой же казачий дозор; в коротком бою солдаты убили трех бандитов, а четвертого взяли в плен живым в качестве «языка». Сначала он не хотел давать показаний, но встретившись с попавшими в плен водителями, жившими теперь в лагере, понял, что к нему отнесутся гуманно и на допросе лучше не молчать.

Его бывшие соратники не испытывали никаких притеснений и хвалили лагерные порядки: если в мародерской орде процветали дикие нравы и любой ежедневно рисковал быть ограбленным и убитым, то здесь царил порядок и все напоминало прежнюю цивилизованную жизнь. Тем пленным предлагали свободу, но они сами не захотели уходить из лагеря туда, где их никто не ждал. Семьи этих солдат погибли в катаклизме, и им просто-напросто не хотелось снова становиться бездельниками и грабителями; здесь все они могли трудиться в бригаде по ремонту автотехники и есть честно заработанный хлеб.

Пленный рассказал, что еще в ноябре казачьи формирования разграбили большинство крупных складов продуктов вокруг Москвы, а саму столицу взяли жестоким штурмом; правительство приказало тогда оборонять город, хотя там нечего было защищать. Таким образом оно надеялось отвлечь бандитов от других важных целей и провести быструю мобилизацию, но этот план сорвался: казакам удалось обнаружить сам правительственный бункер и перебить все руководство. Без оперативного управления несколько наскоро собранных частей потеряли боеспособность и прекратили сопротивление. В прошедшую зиму мародеры быстро разбазарили захваченное продовольствие и вновь отправились на его поиски; в направлении Орехово-Зуево движется теперь казачья бригада, один из дозоров которой и был уничтожен колонистами.

Стало ясно, что нужно немедленно сворачивать лагерь и уходить на восток: полурота Галстяна не могла противостоять казачьей бригаде. Всем приказали быстро собираться, и вскоре первая колонна автомашин уже двинулась в сторону магистрали Москва — Владимир. Она пополнилась четырьмя тракторами «Беларусь» с прицепами, в которых повезли навесные приспособления для них и топливо для двигателей, а также двумя автобусами «ЛиАЗ» и двумя «пазиками»; всю эту технику зимой смогли поставить на ход ремонтники. Трудно было убедить местных жителей поехать с ними, но когда те поняли, что бандиты, придя в Ликино, просто перебьют и их, и всю их скотину, то согласились все же отправиться в путь.

Вот как раз живность и оказалось устроить труднее всего, но кое-как загнали все же крупный скот в кузова грузовиков, а овец, поросят и птицу — прямо в салоны автобусов. До Владимира и так было недалеко, около ста двадцати километров, однако у въезда в него увидели дорожный указатель на Суздаль, и решили отправиться туда, чтобы уйти подальше в сторону от федеральной трассы и путей передвижения бандитов.

Управились с перевозкой людей за двое суток шестью рейсами транспорта; еще двое суток вывозили остатки продовольствия. В Ликино теперь не осталось никого, кто мог бы указать мародерам место нового пребывания лагеря.

Невдалеке от Суздаля нашли какой-то монастырь, где и решили поселиться: привлекла живописная местность и протекавшая рядом река Нерль. Что это за монастырь, никто сказать не мог, так как ни монахов, ни местных жителей нигде не встретили, а из своих никто здесь раньше не бывал. Орлов вспоминал, что недалеко от Суздаля находится знаменитый храм Покрова-на-Нерли, но он ли это, трудно было понять.

Для всех колонистов места в монастыре не хватило, поэтому остальные — в основном семейные и с детьми — устроились в уцелевших домах найденной неподалеку деревни Спасское Городище (возможно, то была Спасская обитель?). Животных поместили на монастырский скотный двор и в резерве остались еще заброшенные совхозные фермы — они тоже располагались недалеко, но требовали ремонта.

Вывезенных со складов продуктов могло хватить до осени, не более, поэтому следовало думать о продовольственном пополнении.

Теперь, когда люди обрели новое жилье, нужно уже было заниматься распашкой земли и севом зерновых, но не хватало еще той ясности в отношении безопасности от мародерского нашествия, без которой тяжелый труд мог пропасть впустую. От возможного нападения нельзя было защититься в нынешнем состоянии: бойцов-то еще можно найти, а оружия — совсем в обрез!

Хорькову придали взвод автоматчиков и на восьми грузовиках командировали их в Тулу. Эта экспедиция должна была доставить в поселок спрятанные там оружие и продукты, а также провести по пути своего следования мобильную разведку.

Тем временем осмотрели близлежащие поля и луга, которые оказались весьма запущенными; это не испугало переселенцев, и они стали готовиться к полевым работам. Откладывать дальше было нельзя: кончался апрель, и земля уже хорошо подсохла; стоило только подождать возвращения группы Хорькова.

10

Лешка вернулся через неделю. Его подразделение трижды вступало в перестрелку на маршруте своего движения и потеряло двух бойцов; трое были легко ранены. Убитых ребята похоронили неподалеку от бывшего лагеря «Домодедово».

Колонисты жалели погибших, но понимали, что их смерть оправдана делом: теперь можно было еще вооружить людей и отныне меньше бояться неурядиц. А смерть — дело житейское! Все когда-то оставят этот свет, и лучше принять свою кончину гордо, а не по старческой бессмысленной немощи.

Орлов сам встречал прибывших и очень радовался возвращению Лешки: обнимал его как брата, тискал в объятиях. Восклицал, разгоряченный волнением:

— Молодец, Леха! Какой же ты молодец!.. Мы очень надеялись на тебя, дни считали.

Хорьков смущался:

— Да ладно, что ты — я ведь не один был!

— Не-ет, что ни говори… молодец! Был бы у меня орден, я б тебе его нацепил — точно! Теперь мы нормальную оборону построим: теперь у нас есть, чем защититься. Ты же и ДШК, и «Мухи» забрал?

— Конечно!.. Автоматов — на роту хватит. Калибры разные, да ничего, приладимся! Патронов, гранат изрядно.

— Продукты собрал?

— Все, подчистую — еле в кузова влезли!

— Это хорошо, сейчас все пригодится.

— А как же!

— «Полярку» мою нашел?

— Ага!.. И унты тоже.

— У-у, это дело! А Муську не видел?

— Видел! Хотел с собой взять, так у нее там целый выводок котят: нашла же где-то «ухажера» себе, лахудра!

— Ну, надо же!.. Мы думали, пропадет без нас.

— Не-е, что ты! А котята все мордатые, пушистые и дикие-дикие: шипят, царапаются; натурально — банда целая! Я двоих все-таки забрал с собой, у нас же нет!

— Как ты их вез-то?

— А в кабине сидели и шипели от страха. Ничего, оклемаются!.. Главное — чтобы свое потомство дали: я у ликинских хозяев еще кошек видал.

— Да-а, кошки везде нужны! Молодец, что привез... Ну, давайте в баньку, у нас готово все — сейчас только затопим, и помоетесь с дороги. Мы и самогоночки припасли для встречи, да-а!.. Давайте, распрягайтесь!

За ужином Александр спросил:

— Что, Леша, далеко от нас противник?

— Возле Орехово-Зуево по Владимирскому тракту шныряет, а дальше на восток не идет.

— Ну и ладненько!

Галстян сам отобрал крепких мужчин для охраны нового лагеря и провел с ними тренировочные занятия; большинство из них уже воевали, поэтому сразу показали себя умелыми солдатами. Для несения постоянной караульной и дозорной службы он выделил два взвода, а остальных распустил на хозяйственные и строительные работы, вручив им личное оружие для самостоятельного хранения. Договорились о том, что служить они будут в качестве ополченцев-резервистов, призываемых в строй по тревоге или для плановых занятий боевой подготовкой.

Орлов поучал Хорькова, как-то забыв, что тот и сам не лыком шит:

— Вооруженный народ, Леша — это большая и нужная сила; Паша правильно распорядился, чтобы оружие хранилось у ополченцев. Нам далеко теперь до развитого государства, поэтому вернемся к тем основам его, которые закладывались в далеком прошлом. Во всех странах древнего мира гражданином назывался лишь тот, кто был коренным жителем и потому имел право на ношение оружия — пришлым и рабам такого права не давали, поскольку не давали и гражданства. Много позже, в средневековье, дворяне закабалили уже всех простолюдинов и оставили право ношения оружия только себе. Ты верно говорил, что нужно вооружить народ; в самом деле: наши люди теперь сами смогут решать свою судьбу. Пора, наверное, устраивать сходы жителей лагеря, чтобы поселенцы подтверждали правомочность наших решений в управлении их жизнью. А то, ты знаешь, мне как-то не по себе становится оттого, что мы без всякого спроса всем распоряжаемся!

— Э-э, я вижу, ты по демократии соскучился?..

— Ну да… вроде того.

— Тьфу, едрена вошь! Са-ашка, Сашка… никогда ты не будешь настоящим правителем! Не для того тебе народ, чтобы разводить с ним демократические нюни на досуге. Народ — основа силы твоей личной власти. Правь, как хочешь, только не наглей! Поступай так, как того желает простой человек: сумей поставить себя на его место и тогда не потребуется лишний раз объяснять мотивы своих решений. Пока у нас все идет нормально! Поэтому не забивай себе голову всякой чушью раньше времени; ты так до того докатишься, что начнешь создавать на бумаге бесполезные советы, комитеты и общественные палаты. Вот уж будет умора!.. Если совесть не на месте, так пойди лучше напейся: утром так противно станет, что больную совесть свою в дальний угол засунешь; вернее сказать, ее избыток.

— Хм, да правда что!.. Наши президенты этим и отличались: наломают дров, а потом в народную жилетку плачутся.

— Ну вот и я о том! Тебя ли уму-разуму учить?.. Сам же понимаешь, что лишняя болтовня ни к чему. Это раньше народ забалтывали, чтобы воровать сподручнее было, а теперь нужды в этом нет!.. Я о другом, Саша, хочу тебе сказать: о том, что наши мужики, получив теперь оружие, людьми себя почувствовали, а не быдлом — мне ребята уже говорили об этом. Если бы и в прошлые времена так же было, то не смогла бы кремлевская власть столько издеваться над бесправными гражданами. Помнишь корявую монетизацию льгот?.. Уже за одно это вооруженный народ мог бы пнуть к чертовой матери пустоголовое правительство!

— Может быть, может быть...

— Не может, а точно! Ты тогда допрос пленного не дослушал — ушел, а он знаешь, что еще говорил?.. Что казаки добрались не только до правительственного, но и до тех бункеров, где евреи скрывались. Так что нет больше и самой главной тысячелетней проблемы, потому что нет ее носителей. Вот как!

— Неужто всех истребили?..

— А ты как думал? Уж те понимали, что делают! Русских — никого не тронули, даже президента. Только он теперь никто…

— …и зовут его «никак». Да-а, дела!

— Жаль тебе евреев?..

— Ну как не жаль, люди же!

— Ничего, ничего, Саня… нам мороки меньше.

— Да уж ты никого не пожалеешь!.. Мишке-то говорил об этом?

— Рабиновичу?.. А он все слышал!

— Тоже жалел своих, да?

— Куда там! Рад-радешенек, что сам живой остался. Он теперь наш — русский, будет! Самогонку уже вовсю «жрет» и девок не упускает.

После решения насущных вопросов обороны появилась возможность без лишней боязни отвлечь людей на посевные работы: круглосуточные дозоры на дальних подступах к поселку должны были вовремя предупредить о возможном нападении врага и необходимости эвакуации.

На первый раз распахали и засеяли только несколько гектаров разными зерновыми — всего понемногу. Семян пока не хватало, поэтому рассчитывать на собственные хлеб и кашу в этом году было нельзя: все зерно и крупы должны были пойти в семенной фонд будущего посевного сезона и лишь небольшой частью на корм скотине.

Сельскохозяйственные работы организовал опытный специалист — бывший агроном Владимир Алексеевич Закруткин; в его распоряжение выделили четыре трактора, оснащенных плугами, боронами, сеялками и культиваторами, найденными в Ликино и бывшем местном совхозе. Трактористы в три дня справились с задачей сева и приступили к распашке монастырских и деревенских огородов; женщины тут же стали высевать ранние овощи и сажать картошку.

Почти все жители поселка раньше были горожанами, и многие из них никогда не работали на земле. Теперь они с интересом занимались сельским трудом и чувствовали себя в некоторой степени робинзонами, впервые столкнувшимися с непростой задачей собственного обеспечения продуктами: никаких продовольственных магазинов в округе не было!.. Дети цедили березовый сок в пластиковые бутылки и собирали богатую витаминами дикую черемшу, которую так называют везде, но только в Кузбассе — колбой, как рассказал им Орлов, начальник лагеря.

Река Нерль в этом году очистилась ото льда поздно — в самом конце апреля, но ледяной покров впервые после катастрофы сошел полностью, и уже в середине лета появилась разнообразная рыба, пришедшая сюда с низовьев Волги и Оки. Ребятишки на каникулах с утра до вечера бултыхались в воде, а попутно занимались рыбалкой: подлавливали к семейному столу окуней, щучек, жереха и плотву; судак, стерлядь, сом, налим и другая ценная рыба пока не попадалась. Они же облазили все окрестности в поисках грибов, которые уже в июле появились на свет; тогда стала поспевать и лесная ягода. Крупной живности в лесу еще не было.

Мужчины в летние месяцы занимались сенокосом: кормов для множащейся скотины требовалось немало. Инвентарь для работы нашли в деревне и отремонтировали.

В мае на огородах появилась редиска, в июне лук, укроп, и прямо валом повалили огурцы. Хозяйки стали заводить квас и готовить окрошку — летнее объедение.

В августе пошли яблоки-груши, капуста-морковка, помидоры, сладкий перец и все остальное — наступило время заготовок на зиму. Тогда же начались дожди и ливни, но корнеплоды успели убрать заранее, чтобы не вымокли.

Орлов удивлялся: вот климат здесь, в Центральной России: как-то все «не по-русски»! Он еще с Нижнего Новгорода помнил, что лето тут облачное, с частыми дождями и грозами, которые портят нервы и огородную зелень.

В Сибири не так!.. Там все вовремя: нужен дождичек — пройдет, не нужен — солнышко светит. Никакой лишней слякоти, захмаренного неба, дурной травы выше пояса… все «по циркулю»! И земля отменная: все растет крупным и само по себе, без всяких удобрений. Картошку один раз за лето прополют, окучат, а осенью она — с два кулака!.. Тут же прополка за прополкой нужна, на огороде не разогнуться.

Не-ет, в Сибири не в пример лучше! Да только пропала теперь Сибирь…

Лето и осень прошли в трудах, зато появились свои овощи и крупы: урожай собрали богатый. Зерновые косили и молотили уже на двух комбайнах; их Владимир Алексеевич присмотрел в совхозе, а рабочие отладили. До морозов убрали капусту, посеяли озимые культуры, а к Покрову и свежего мяска отведали: поспела скотина, откормилась!.. Но помногу не вышло даже для первого раза — оттого, что все еще берегли живность на племя: выдали полфунта на человека в праздник Дня Народного единства 4 ноября.

В общем, к зиме, как могли, подготовились, но прежние запасы продуктов уже иссякали, и надо было что-то предпринимать, чтобы не голодать и впредь.

Александр собрал совещание командиров, на котором решили еще до снега исследовать всю окружающую местность вплоть до Орехово-Зуево на предмет поиска продуктов и горючего. В экспедицию отправились Хорьков и Рабинович на двух грузовиках, с ними взвод охраны.

Они вернулись через два дня с важным известием: в Петушках и Костерево обнаружены еще два крупных склада продовольствия, мимо которых раньше второпях проезжали, не заметив. Дальше Орехово-Зуево разведчики соваться не стали, вновь попав под обстрел, а поехали обратно за помощью в транспортировке продуктов. В течение недели уже вывезли все к себе и распределили по монастырским подвалам; заодно запаслись бензином и соляркой из остатков в цистернах, брошенных кем-то и когда-то на станции Петушки.

Дополнительные запасы стали важным подспорьем: теперь ясно стало, что до нового тепла колония продержится легко. Дальше опять могли возникнуть проблемы, потому что ни о каких других складах сведений больше не было, но начальники лагеря сошлись в том мнении, что не стоит заранее мучиться такими вопросами, а нужно просто отложить их решение до весны.

Так вот и жил теперь поселок бывших беженцев тихой, мирной и сытой жизнью: мужчины работали в мастерских, перенесенных из совхоза в монастырь, женщины хозяйствовали, дети учились в школе. Все дальше и дальше отодвигалась в прошлое трагедия природного сумасшествия.

11

Прошел год, и другой, и третий; поселок хорошел и понемногу разрастался. Его стали называть по-прежнему: Спасское Городище, или просто Спасское; старое название хорошо ассоциировалось со случайным спасением беженцев. Работали школа, клуб, библиотека, медпункт, часовня для верующих в монастыре — службу там проводил один из прихожан ввиду отсутствия священника. Люди отремонтировали дома и совхозную ферму, расселились поудобней, стали заводить семьи и детей; продуктами теперь обеспечивали сами себя.

Своими огородами занимались хозяева усадеб, но на общинных полях работали вместе и произведенное там делили на всех едоков. Само собой получилось нечто, похожее на советский колхоз или израильскую сельскую общину — кибуц.

Такая организация жизни пока устраивала людей. Тем не менее, руководству поселения приходилось думать о перспективах развития: очевидно было, что с увеличением численности населения возникнут проблемы экспансии в отношении соседних земель. Требовалась их обширная разведка — к ней подвигали сообщения приходивших в поселок случайных переселенцев, ищущих своей доли и прибивавшихся к новому сообществу.

Они рассказывали, что единоначалие в казачьей орде просуществовало недолго: вскоре после захвата Москвы, уничтожения правительства и разграбления найденных продовольственных складов она вновь рассыпалась на отдельные отряды. Мародеры пьянствовали, проедали добычу и в один миг оказались у разбитого корыта. Начались распри, грабежи, превратившиеся в рядовую междоусобицу: атаманы бандитских шаек делили сферы влияния по поводу возможности грабежа на окружающих территориях.

Незаметно пришло время, когда грабить, в конце концов, стало совсем уж некого, все продукты просто съели, а хозяйством в условиях кочевья никто не занимался. Начались страшный голодомор и людоедство — народ в панике побежал кто куда, спасаясь от гибели. Лишь немногим счастливцам удалось осесть на земле в брошенных деревнях или прибиться к таким благополучным общинам, как в поселке Спасское.

Погибли многие миллионы людей, уже переживших, казалось бы, все беды страшной катастрофы; опустошения среди населения были настолько велики, что праздный путешественник не встретил бы ни одного человека в течение многих дней странствий. Военная угроза со стороны мародеров, таким образом, значительно уменьшилась.

Орлов так комментировал новые сведения, беседуя со своими соратниками:

— Ну вот, орлы мои, и съехали мы в ту пропасть, которой опасались: в первобытнообщинный строй. Полный упадок!.. Это у нас еще есть техника, которой и хватит-то ненадолго, а у других вообще ничего нет. Скоро опустимся до примитивного ручного труда, и эта хреновина продлится две тысячи лет, пока вновь придем к цивилизации. Не годится так — надо немедленно что-то придумывать!

Товарищи уныло молчали, только Лешка, бывший не в духе от зубной боли, раздраженно буркнул:

— Ты начальник, ты и думай! Не мотай нервы.

— А я буду думать!.. — вспылил Александр. — Вот сейчас и буду думать.

Он взял тетрадку, карандаш и стал молча делать какие-то записи. Через полчаса поднялся со стула и сказал:

— Ребята, нам нужны стратегические ходы — тут тактикой не отделаешься. Слушай мой план!

Стратегическая цель — сократить обычный двухтысячелетний период развития от варварства к цивилизации насколько сможем. Задача первого этапа, исходя из этой цели: миновать рабовладение и из общинного строя сразу перейти к феодализму; выигрыш — тысяча лет. Задача второго этапа: используя научные знания и товарно-денежные отношения, сократить путь перехода от феодализма к капитализму; выигрыш пятьсот лет. Дальше — как получится!

Стратегические силы — население всей России. Оно нам неподвластно, поэтому нужно заниматься объединением народа.

Стратегические средства — мое знание истории, знание Алексея о технике, знание Павла об электричестве. Это уже имеется, и мы передадим все потомкам.

Задача второго стратегического этапа имеет своей целью построение имперского капиталистического государства, и она от нас далека; ограничимся пока задачей первого этапа. Для удобства ее решения разобьем одну общую задачу на две составные.

Задача-максимум — создание объединенного централизованного феодального государства Россия со столицей в городе Москва. Необходимые силы: весь русский народ; необходимые средства: вся мощь полного набора удельных государств-княжеств, учрежденных в разных регионах России.

Задача-минимум — создание собственного феодального Владимирского государства-княжества со столицей в городе Владимир. Необходимые силы: все уцелевшее после катастрофы население бывшей Владимирской области; необходимые средства: все уцелевшие ресурсы этой области.

Программа выполнения задачи-минимум включает следующие субзадачи: 1) учреждение Владимирского княжества; 2) основание его столицы в городе Владимир; 3) объединение населения княжества; 4) овладение ресурсами его территории. Начальные силы: личный состав гарнизона и население поселка Спасское Городище; начальные средства: вооружение и матчасть гарнизона, материальные ресурсы поселка.

Неотложные действия по выполнению субзадачи 1: подготовка правовых оснований для учреждения княжества; возведение князя на пост главы государства; создание государственных атрибутов; создание канцелярских форм; регламентация состава должностных лиц княжества.

Неотложные действия по субзадаче 2: разведка местности в городе Владимир; расчистка местности; подбор помещений для княжеского двора; создание системы его коммуникационного и материального обеспечения; оформление атрибутов государства.

Неотложные действия по субзадаче 3: рейды автотранспортом по территории княжества для розыска живущего населения, его переписи и оповещения о введении в гражданство, установления княжеского оброка и рекрутской повинности.

Неотложные действия по субзадаче 4: рейды автотранспортом по территории княжества для розыска автотракторной и другой необходимой техники, ГСМ, гужевых животных.

Что непонятно?

Лешка, смотревший на Александра выпучив глаза, лишь вяло отшутился:

— Это ты с кем сейчас разговаривал?..

Другие молчали, и тогда Павел ответил за всех:

— Да понятно, Саша, понятно. Только почему ты думаешь, что нам необходимо именно княжество?.. Мы могли бы и так спокойно жить: я вон думаю плотину с генератором на реке поставить, электричество в поселок проведем.

— Это хорошо… дерзай! Только я не об одном нашем поселке думаю, а обо всей России, и феодализма нам теперь никак не обойти. Дело в том, что цивилизованность предполагает высокую плотность населения и развитую инфраструктуру государства. Населения у нас будет, что кот наплакал, поэтому ни мощной армии, ни богатой казны мы еще долго не сможем иметь, а без них ни защитить народ, ни обеспечить его выживание без жесткого администрирования нельзя.

Между прочим, в процессе объединения земель часто будет востребовано военное давление на непокорных, и это — норма, как ни крути! В отсутствие мобильной связи и средств скорого передвижения войск к пограничным областям объединенной державы (наш транспорт скоро выйдет из строя) она не может существовать в ином виде, чем союз феодальных государств с собственными предводителями в каждом. Таким образом, и наше государство по необходимости должно быть феодальным — наравне с другими.

Да, можно ограничиться одним нашим поселком, но тогда остальные люди просто вымрут без посторонней помощи; нам же нужно беречь теперь каждого человека как последнего! Да, можно плотину с генератором поставить в каждом хуторе, и мы это обязательно сделаем, но этот хутор так и останется затерянным вдали без объединяющего начала.

Мародеры сейчас большей частью погибли, но не за горами то время, когда из Азии придут орды кочевников-завоевателей: размножиться из уцелевших остатков им дело плевое — вспомните историю!.. В ближайшее время мы еще сможем защититься от набегов имеющимся оружием, но боеприпасы имеют свойство кончаться, а для их восполнения нужны усилия целых отраслей промышленности, восстановления которой на данном этапе новой истории нам не осилить. Рано или поздно мы вынуждены будем сесть на лошадей и взять в руки копья, мечи и луки со стрелами.

Нужно постепенно наращивать усилия и копить результаты государственного строительства. Нетрудно одним махом основать университет или оружейный завод, но где взять для них специалистов, оборудование, сырье, деньги?.. До развитого общества нам еще — как до Луны на четвереньках!

В нынешних условиях не стоит думать о большом и скором подъеме нации; важно накапливать людской потенциал и не растерять то знание, которым мы обладаем. Хоть смейтесь, но каждый грамотный человек сейчас должен сесть за стол и написать учебник о том, что умеет и знает! Сборник этих наставлений должен стать священной Библией для будущих поколений, пока они сами не придумают что-то взамен. Каждый из нас должен извлечь из себя все лучшее и сложить в общую копилку, что невозможно сделать без объединяющего начала.

Короче говоря, без жесткой феодальной системы управления нам никак не обойтись! Именно феодальной, поскольку об империи думать еще рано: сначала нужно свести воедино земли и людей. Создание империи, напомню — задача второго этапа общей стратегии.

Вообще-то феодализм предполагает зависимость крестьян — арендаторов земли от феодалов — земельных собственников, но мы земельный вопрос решим иначе. Наши крестьяне сразу станут собственниками как американские фермеры или столыпинские переселенцы в Сибирь начала прошлого века; с ростом населения проблемы землепользования отрегулируем позже. Между собственниками, а не арендаторами земли скорее сложится земельный рынок, что приблизит формирование промышленного капитализма, которому, как известно, требуется приток рабочей силы из деревень. Само собой, уделим внимание и развитию ремесленничества как начала промышленности, и ростовщичества как начала финансовой системы.

Термин «феодализм» я применяю почти условно, имея в виду не зависимость феодалов как собственников земельных наделов — феодов, друг от друга в одном государстве, но зависимость руководителей удельных государств-княжеств от великого князя — главы феодальной державы. В нашем объединенном государстве вообще не будет других собственников земли, кроме крестьян, а это как раз ускорит переход к капитализму, за счет чего будет достигнут выигрыш исторического времени на всех этапах развития.

При царях Иване Грозном или Алексее Михайловиче воевода-губернатор мог не иметь земельной собственности в подвластном ему регионе, но говорить о России как империи, состоящей из равноправных губерний, тогда еще не приходилось. И напротив — российские императоры являлись главными собственниками земли, но это не мешало им принимать имперский титул. Император — это всего лишь повелитель или, скажем проще, распорядитель, а над кем и чем — какая разница?.. Не важно, какого цвета кошка, лишь бы мышей ловила!

Все постепенно разберем, все рассудим… надо только поскорее начинать дело, не откладывая его надолго. Ну что, парни, возьмемся за нужное дело?..

Ответом было молчание. Александр забеспокоился:

— Сильно сложно для вас… не поняли что-то?

Его товарищи не отвечали. Орлов пытался развеять их сомнения:

— Да тут ничего трудного нет — стоит только начать! Первую и вторую субзадачи я беру на себя, а вторую и третью поручим выполнить Мише и тебе, Леша; мы с Пашей и Николаем будем вам помогать. Это несложно!.. Объедете на машинах область, найдете уцелевших людей, технику, горючку — все как обычно. Поставите народ в известность о создании нового государства, договоритесь о порядке связи с ними и все, на первый раз! Ну как?

Наконец Хорьков осознал простоту своих обязанностей по предложенному проекту и ответил:

— Ладно, Саня, я не против.

Его голос сразу стал решающим. Павел тоже поддержал:

— А давай попробуем... вдруг правда получится!

Рабинович замямлил, как всегда:

— Я, видите ли, разделяю ваш энтузиазм, Александр Николаевич! Я готов, готов поучаствовать. Не щадя, так сказать, этого… как его?.. вот-вот — живота своего!

— Ну, молодцы!.. Вот уж молодцы! — не стал скрывать свою радость Орлов. — Сегодня у нас шестое июня 2020 года, так что через пару дней и начнем: весенние работы завершены, сенокос еще не скоро, можно на время отвлечь людей. Собирайтесь в командировку, ребята!

12

Спустя два дня снарядили маршрут из трех грузовиков и отправили его в разведку по области — поехали Хорьков и Рабинович с приданным им взводом солдат. Александр напутствовал командированных перед отъездом:

— Сильно не торопитесь, осматривайте все повнимательнее: времени у нас много. Люди и лошади — это главное, а технику и позже соберем. Возьмите вот карту автодорог Центральной России, я в Ликино ее нашел; все результаты записывайте в тетрадь с зарисовкой схемы движения.

И вот что еще: я думаю, не надо там людей оставлять — везите их сюда; ни к чему им в одиночку загибаться, тут мы скорее всем поможем. Поняли?.. Везите всех сюда. Пусть осваивают окрестные деревни, а уж потом расселяются дальше; мы все равно это будем делать.

После отъезда экспедиции Орлов сам поехал во Владимир с отделением солдат. Едва въехав в город, они сразу повернули назад: разрушения от землетрясений оказались так велики, что не было смысла связываться с расчисткой.

Решили обосноваться в пригородном поселке Боголюбово, встретившемся по пути у места впадения реки Нерль в реку Клязьма. Этот поселок значительно меньше пострадал от природного катаклизма и лучше подходил для княжеской резиденции, поскольку был небольшим по сравнению с бывшим областным центром и застроен малоэтажными зданиями, из которых многие неплохо сохранились. Княжеским теремом выбрали бывший Дворец Культуры — солидного вида трехэтажное здание с большим количеством помещений. Оборудовать их печами не составляло проблемы: печник в Спасском был, кирпича в развалинах полным-полно. Привлекало то, что в помещении для киносеансов можно было устроить княжеский зал пиршеств и приемов, а в танцевальной студии трапезную для сотрудников администрации и штата обслуги; на втором этаже вполне хватало места для канцелярии и вспомогательных служб, на третьем — для княжеских покоев. Неподалеку располагалась и церковь.

Александру эта церковь была ни к чему, но кто мог знать, каким боком повернется к людям история? Орлов не был еще ярым противником религии и допускал, что и ему придется по большим праздникам «поработать подсвечником», как делали это бывшие президенты России в храме Христа Спасителя в Москве, сами не верящие ни в бога, ни в черта. Оригинальное было зрелище: бывший кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС или бывший глава ФСБ (КГБ) со свечкой в руке, осеняющий себя крестным знамением!

Определившись с выбором помещения, разведчики поехали обратно.

Теперь можно было заняться разработкой атрибутов государственной власти. Орлов не стал утруждать себя выдумыванием княжеских нарядов, решив обойтись стилем Фиделя Кастро: военной униформой с минимумом регалий. В будущем можно было придумать другие «прибамбасы», а пока что хватило бы и этого — скромно и со вкусом, как говорится. Выбрал для себя камуфляж поновее, портупею с кожаным хрустом, и попросил (пока еще попросил!) поселковых рукодельниц изготовить для него из попавшихся под руку золотых офицерских погон обшитые бахромой от скатерти эполеты с вензелем буквы «А» посередине. Все как положено!..

Никакой короны Александр готовить себе не стал, поскольку вовремя вспомнил, что «положена» она только правителю титулом не ниже Великого князя, то есть главе над другими, удельными князьями. Личная скромность подсказывала Александру, что не стоит связываться с излишней мишурой, тем более что не было и священника, который должен водружать корону на голову правителя от божеского имени. Он выбрал вариант попроще: на камуфлированное кепи с российской кокардой сам пришил по верхнему краю золотистый галун, найденный вместе с погонами, вставил внутрь картонный каркас — получилось нечто, похожее на фуражку французского жандарма. Это кепи стало головным убором главы государства, и кроме него Александр не стал больше ничего выдумывать. Созданный на скорую руку костюм должен был именоваться парадным, а в быту будущий князь решил обходиться привычной одеждой — тем же армейским камуфляжем без всяких галунов.

Можно было еще сделать княжеский посох, но решил обойтись без него: не до этого сейчас — пусть лучше его преемники ломают себе голову от безделья, чем бы еще «выпендриться»! Пока была свободная минутка, не упускал ее, и готовил учредительные грамоты, а также проекты государственных атрибутов.

С флагом случилась некоторая заминка: исторически логичным было бы принять привычный уже красно-сине-белый триколор, но Орлову — хоть лопни! — больше нравился революционный красный стяг Советского Союза с серпом, молотом и золотистой звездочкой. Решил не торопиться и дождаться возвращения Лешки и Михаила: нельзя принимать важные решения без совета товарищей.

С гербом и гимном было полегче: можно использовать уже устоявшиеся российские. Герб — двуглавый орел, Гимн — «Россия — священная наша держава». Конечно, для Владимирского княжества нужны были свои, собственные, но невелик грех использовать и старые: все равно ведь вектор движения нового государства был направлен в сторону создания Российской Империи.

Княжеским Штандартом выбрал старый императорский — золотистого двуглавого орла на черном поле; опять попросил мастериц изготовить его.

Государственными наградами для начала должны были стать крест и медаль Святого Георгия Победоносца за отличие в отражении внешней агрессии и крест с медалью в честь Святого Равноапостольного князя Владимира за заслуги во внутригосударственных делах. Сам нарисовал по памяти образцы, похожие на Георгиевский крест и орден Владимира разных степеней и попросил Николая Харитонова изготовить их в поселковой мастерской.

Больше уже не фантазировал, поскольку знал, что настоящую пышность монаршей власти придает лишь время.

Лешка и Михаил вернулись через две недели, хотя продуктов брали с собой на одну: подпитывались найденными по пути едой и горючим. С собой они привезли двенадцать человек, отыскавшихся в разных деревнях, а также их скотину: двух коров, несколько кур и поросят, козу с козлом и двумя козлятами. Назавтра стали готовиться к новой поездке, поскольку людей обнаружили немало, но всех забрать сразу не могли; отметили только, где их искать.

Александр очень радовался их возвращению, оживленно расспрашивал Хорькова о том, что видели. Лешка отмахивался от него, смеялся, говорил:

— Ой, Саня, мы столько дорог проехали, столько повидали!.. Ты знаешь, оказывается, много людей уцелело: на большую деревню хватит. Это мы только два района объездили — еще колесить и колесить; до осени бы хоть управиться!

— Вот тебе на!.. Да вы побудьте у нас хоть пару дней. Отдохните, заодно княжество учредим.

— Не до этого, Саня… давай до зимы отложим. Люди нас ждут как Бога, уж так намаялись в запустении! Хотят к обществу прибиться, надо поскорее собирать их.

— Хорошо, Леша, поедете!.. Княжество тогда четвертого ноября учредим — я уже думал об этом. А до зимы, и правда, надо всех собрать, кого найдем

— Так я и говорю: быстрее нужно.

— Ладно, ладно. Ты мне скажи, где они скотину-то нашли? Ведь без нее никто бы и не выжил!

— Хо-о! Когда казаки бункеры «бомбили», они половину сохранявшейся там скотины порезали и сожрали, а остальная по лесам разбежалась. Не знаю уж, как она там выживала, только многим удалось ее отловить и свое хозяйство завести; так вот и пробивались. Но погибло народу — видимо-невидимо!.. Вот заметно же кое-где, что пытались люди прижиться, но не смогли, перемерли с голоду; кости одни валяются.

— Да-а, подсыпали казачки нам соли под хвост!

— Не то слово: здорово дерьма наклали! Бандиты и есть бандиты. Да хоть кто-то уцелел — все не мы одни!

— Конечно, конечно!

— Ой, ты бы знал, как они обрадовались, что новая власть образовалась!.. Да позаботилась: за ними прислала. Аж скакали от радости, словно дети! Измучились они одни.

— Вот бедняги!

— Да-а. Ну, теперь всех наскоро вывезем!

— Давай-давай! Ты, Леша, у нас главный Спаситель теперь… прямо как Сергей Шойгу — российский министр МЧС. Где-то он теперь?.. Погиб, наверное. Вот благородный человек был! Я из всего бывшего руководства только троих уважал: его, Сергея Иванова и нашего губернатора Тулеева. Золотые люди!.. Окажись здесь любой из них, я бы сразу в тряпочку заткнулся: пусть бы он руководил.

— Ну, вот нет их! Придется нам все разгребать.

— Да, Леша, придется! Ну ладно… вы в баньку готовьтесь, а вечером поговорим еще.

— Ага, поговорим!

Вечером Хорьков долго рассказывал, как путешествовали по области. Сначала ездили наугад, но потом приноровились: увидят над какой-то деревушкой печной дымок, и туда!.. Встреченных людей расспрашивали о других: может быть, встречают те кого; наказывали всех предупредить. Видели и многих погибших.

По первым сведениям выходило, что разыскали они около двухсот беженцев в двух районах области. Можно было рассчитывать, что по всей Владимирщине отыщутся не меньше одной, а возможно, и две тысячи человек. Если получится собрать их вместе, то это станет большим успехом!

А сколько же можно было найти по всей стране?.. Да хоть бы тысяч двадцать-тридцать, и то бы уже неплохо для начала! Представить трудно: двадцать тысяч от десяти или даже двадцати миллионов выживших в катастрофе. Дикий ужас!..

Но если суметь дать людям правильное управление, надежду на верное выживание, помочь знаниями и специалистами, то это придаст им силы для роста и восстановления потерь. Самое главное теперь — чтобы знали, что вновь есть объединяющее начало: возрождается российская держава.

Как человеку жить без нее?.. Никак — ложись и помирай. А за державу можно любые горы свернуть, любые полчища одолеть!

Для вывоза обездоленных хотели сначала снарядить в путь весь транспорт, какой есть, чтобы по мере наполнения отправлять машину за машиной в Спасское, но вовремя опомнились. Нужно было дать людям успеть снять летний урожай, а только потом эвакуировать их, иначе рисковали обречь на голодную зиму.

Решили транспортировку начать с сентября, а до тех пор Хорькову и Рабиновичу следовало проехать по соседним областям и заложить там начала регионального управления. Действовать предстояло просто: в каждой области собрать на сход население хотя бы двух-трех деревень вблизи областного центра, объявить о существовании верховной власти во Владимире и назначить удельным князем кого-то из местных. Поручить ему затем известить о своих полномочиях народ в других ближних деревнях и ждать помощи и распоряжений из центра. Обещать, что до Покрова приедут еще и помогут, чем смогут (и на самом деле помочь — хотя бы инвентарем и скотиной, которых в Спасском набралось уже немало); убедить людей, чтобы любыми мерами продержались до весны, когда прибудет еще большая помощь.

Такие намерения были формальными, отдающими блефованием и фантазерством, но они вполне могли стать первыми и самыми важными шагами в объединении людей и земель: всегда и везде вновь образовавшаяся власть сначала заявляет о себе и лишь после этого начинает всерьез оценивать и укреплять свои возможности. Главное — поселить надежду в человеке, а там как получится! Любая новая власть начинает с нуля.

Лешка сначала взволновался тем, что Орлов нарушает собственный план, но тот успокоил его:

— Владимир Ленин вот что писал о революционной теории: «Марксизм — не догма, а руководство к действию». Мы, Леша, ничего не нарушаем, а только варьируем общий план по ходу его исполнения. Мы делаем не хуже задуманного, а лучше, примеряясь к реальной обстановке. Разве это плохо?..

Хорьков подумал и ответил, что нет, наверное. Рабинович неожиданно поддержал Орлова:

— Да-да, вы правы, Александр Николаевич: мы не можем свозить к себе население всех областей и таким образом оголять их. Конечно, людям будет тяжело, но кто-то ведь должен жить и на периферии страны: нельзя превращать ее в пустыню!

— Я об этом и говорю, — развеял сомнения остальных товарищей Александр. — Нам обязательно нужно опора в регионах; в самом деле, не оставлять же их необитаемыми. Пока в каком-то уголке нашей земли живет наш человек — это наша земля! И мы будем ее защищать.

— Вот это правильно! — одобрил Павел. — Советский Союз обрушился потому, что на людей просто наплевали и бросили их на произвол судьбы.

Все закивали головами, поддакивая. Орлов спросил ребят:

— А что думаете — какой государственный флаг нам выбрать?.. Я за флаг СССР!

Лешка стал возражать, выражая симпатию имперскому флагу России:

— Ты отсебятину не выдумывай! Мы же из лагеря российский флаг забрали — вот его, давай, и поднимем.

Но Александр настаивал на своем и пытался переубедить Хорькова:

— Чем плох тебе советский флаг? Он цвета крови, но ведь вся наша история была кровавой! Серп и молот на красном знамени — символы свободного труда, шитая золотом звездочка — символ воинской славы; эти символы великолепны, я не вижу в них ничего плохого!.. Пройдут века, забудут о коммунистической империи, но этот прекрасный стяг останется, соединяя наших потомков. Я хочу еще добавить в середину полотнища двуглавого орла, получится просто изумительно! Как считаете?..

Лешка улыбнулся и пошел навстречу:

— С орлом вообще-то неплохо будет… ладно, я не против!

Павел поддержал новую идею с видимой охотой:

— Я сразу был за флаг СССР — мне он дорог.

Рабинович и Харитонов тоже согласились.

— Ну что ж, други мои… быть посему! — подвел итог Александр.

Отряд Хорькова отдохнул в поселке два дня и вновь двинулся в путь.

13

До сентября Лешке и его бойцам удалось объехать все прилегающие к Подмосковью области. Везде люди с радостью встречали необычную экспедицию, в волнении расспрашивали, как обстоят дела в стране; Хорьков успокаивал их, говорил, что реализуется большой план восстановления державы, в котором и им отводится важная роль. Попросту дурил голову, но тем самым поселял в душах страдальцев ту надежду на выживание, которой им сейчас очень не хватало.

Происходило то же, что однажды случилось в лагере «Домодедово»: силой и убежденностью речи, улыбкой и приветливым обхождением с несчастными людьми Лешка немедленно вызывал их искреннюю симпатию к себе, а вслед за ней и доверие к обещаниям новой власти о будущей поддержке. Как и тогда в лагере, беженцы переставали чувствовать себя затерянными в дальней глуши и ощущали единство со всей страной. Так нужно было поступать с народом, поэтому Лешка так и поступал.

Даже большее впечатление, чем слова Хорькова, оказывали на селян подполковничьи звездочки на плечах Рабиновича: дело нешуточное, раз такой важный чин приехал — его-то, небось, генералы посылали!..

Аудитория всему верила и неожиданные визитеры, объехав с проводником еще несколько деревень вблизи очередного областного центра, быстро назначали местную власть, оставляли пару мешков сухарей, по мешку соли и консервов и двигались дальше. Важно было внушить людям, что государство существует, и о них не забыло: такое впечатление поддерживает веру в справедливость и очень крепко оседает в памяти.

На бандитов наткнулись лишь пару раз, но боя избежали. Лешка смело вступал в переговоры и быстро убеждал голодных разбойников сдать оружие, поехать в Спасское Городище и жить там в сытости, а не шляться по лесам в поисках чрезвычайно редкой добычи. Вести ему так себя было очень рискованно, но Хорьков превозмогал прошлую робость и смело говорил с мародерами, потому что какими бы они сейчас ни были, но оставались своими, русскими мужиками. Нельзя было бросать их здесь, когда каждый человек теперь на счету!

По результатам ознакомительных поездок по разным областям насчитали пока не более двухсот человек, но для первого итога и это было неплохо, потому что большая часть территорий так и осталась неисследованной ввиду нехватки времени и горючего. Главным стало то, что экспедиция заложила хоть какие-то начала местной власти, на которую можно было опереться в будущем. Ни о каком княжеском оброке речи пока идти не могло: люди жили в полной нищете, поэтому нужно было выждать и дать им время встать на ноги. Сорок два человека, оказавшихся в самом отчаянном положении ввиду гибели домашней скотины, вывезли в Спасское, а с другими договорились, что снова посетят их весной.

В сентябре и октябре отряд Хорькова возобновил вывоз собственного населения Владимирской области поближе к будущей столице. Прибывших определили на жительство в поселки Добрынское, Порецкое и Борисовское, расположенные между Суздалем и Владимиром. Людей доставляли вместе с их скотиной и запасами урожая на зиму, поэтому массивной помощи им не требовалось — помогли только в организации культурных и медицинских учреждений. Все поселения разместились на двадцатикилометровом участке вниз по течению Нерли от Спасского до Боголюбово.

К ноябрю предзимнюю разведку и эвакуацию завершили. Лешкин комендантский взвод, оставшийся в его отсутствие в распоряжении Орлова, времени тоже не терял. Солдаты расчистили подъездные пути и территорию вокруг будущего княжеского двора, вставили стекла в помещениях, помогли мастеру сложить печки внутри них, заготовили топливо и наладили колодезное водоснабжение. Мастерицы из Спасского помогли отремонтировать комнаты и покои, убрать их для новых хозяев. На крыше здания поставили мачту для государственного флага.

4 ноября, в День Народного единства свезли весь народ к зданию княжеской резиденции в Боголюбово, чтобы предложить для всеобщего обсуждения проект Орлова об учреждении Владимирского княжества.

Александр зачитал подготовленные им учредительные грамоты, напомнил, что за спинами бывших беженцев огромная страна, оставшаяся без призора, и попросил их высказаться по существу дела. Несколько человек выступили и одобрили предложение о создании собственного государства; они поняли, что новое княжество лишь недолго будет слабым, но скоро наберет силу, если всерьез займется объединением людей и земель. Еще двое ораторов стали спорить, но спорили они, скорее между собой и суть их разногласий была лишь в том, возможно ли нынче использование старых исторических терминов «князь», «княжество», «казна», «дружина» и им подобных. Ведь князь — это, между прочим, господин над народом! А нужны ли ему господа?..

Их разногласия исчерпались, когда Николай Харитонов сказал:

— Это вам, умникам, известно, что такие слова были обиходными в далекую-далекую старину. А вот наши потомки через сто лет будут думать, что так было всегда и у них мысли не возникнет критиковать уже устоявшиеся названия: просто привыкнут. Внесенное предложение считаю правильным и поддерживаю; давайте голосовать!

Голосовали руками и большинство согласилось учредить княжество; далее требовалось избрать князя. Александр внес на рассмотрение собрания свою кандидатуру, а также Хорькова, Галстяна, Рабиновича и Харитонова; спросил о других предложениях, но их не оказалось. Теперь голосовали иначе: каждый должен был написать на клочке бумаги фамилию предпочтительного кандидата и опустить ее в картонную коробку, послужившую избирательной урной. Орлов сразу набрал более половины голосов, и оспаривать его победу никто не решился.

Александр вошел на ступени Дворца культуры и громко спросил:

— Решено?.. не передумаете?

— Не-ет!.. — ответил хор голосов. — Правь, княже! — в толпе послышались смешки.

Священника, Библии и короны не было, поэтому Орлов приложил к сердцу правую руку, сжатую в кулаке и отчетливо произнес:

— Принимаю данную мне народом власть, титул Князя Владимирского и клянусь: жить и править для блага людей своих и защищать правду их до конца жизни моей, не щадя живота своего. А не способен буду власть нести — клянусь передать тому, на кого сам народ укажет. Клянусь, клянусь, клянусь!..

Собрание дружно зааплодировало. По логике предстояло еще принять государственный флаг, герб и гимн. Присутствующие намерились, было принять участие в их демократическом обсуждении, стали подавать голоса с изъявлением такого желания, но новый князь резко и зычно пресек их:

— То не ваше дело — сам решать буду!

И воцарилась тишина…

Только тут дошло до собравшихся, что они участвуют не в скоморошном балагане: ими принято судьбоносное решение и теперь уже не до шуток! Неожиданно для себя они заметили, что на лицах воинов княжеской дружины (бывших солдат роты охраны) совсем нет радостных улыбок, и те твердо настроены исполнять любую волю князя. По спинам пополз съеживающий холодок, будто донесшийся из сурового средневековья — люди собственной кожей ощутили непреложную силу верховной власти.

Из состояния ошеломления собрание вывел сам Александр, воскликнувший:

— Праздник ныне… айда гулять!

Он отступил в сторону и пригласил всех к пиршественному столу, показав рукой на вход в здание. Несмело, пряча друг от друга глаза, поселенцы стали подниматься по ступеням.

От угощений ломились столы — здесь было все, выращенное летом и сбереженное из старых запасов: соленья, варенья, жаренья, деликатесы, приготовленные умелыми кухарками. Само собой, хватало самогона, браги, пива и даже медовухи.

Все пришедшие не могли уместиться в бывшем кинозале, поэтому занимали места по очереди целыми сменами; никого тут не торопили — каждый мог отобедать вволю. В фойе здания вынесли столы со спиртным и закуской для особенных любителей зелья, а вскоре тут же устроили веселье с плясками и частушками: самодеятельные музыканты наяривали на гармонях, балалайках и бубнах.

Лешка сидел рядом с Александром, одетым уже в парадный княжеский камуфляж с эполетами и, хорошо поддав, кричал ему в ухо, преодолевая общий шум:

— Ну, Саня, ты ваще!.. От тебя же, как от «шизика» — не знаешь, чего ждать: то сопли жуешь со своей демократией, а то как дашь — волосы дыбом встают. Я балдею от такого кино!

Гуляли до утра, как в Новогоднюю ночь. Для желающих отдохнуть отвели весь второй этаж, раздав кучу одеял из эмчеэсовских складов — стелить их приходилось на полу, но народ не роптал. Пьяного, наплясавшегося вволю Хорькова уложили спать тут же; Рабиновича влюбленные в него девахи утащили в какую-то потайную комнату. Павел почти не пил, а Харитонов беседовал с работягами, степенно пропуская иногда рюмочку за процветание державы.

Наутро желающие позавтракали и поправили здоровье, что особенно понравилось мужчинам, а потом автобусами и грузовиками всех развезли по поселкам, до которых было рукой подать. Гости остались очень довольны.

Когда садились в транспорт, обращали внимание, что над княжескими хоромами уже развеваются два стяга с золотыми орлами: красный флаг нового государства и черный штандарт князя. Еще не очень укладывалось в голове людей, что все они шагнули в новую эпоху — княжеский период истории новой России, но совсем скоро уже никто и не представит себе, что могло быть как-то иначе.

Теперь все продукты, производимые в личных подворьях, оставались в распоряжении хозяев, а то, что выращивалось на отремонтированных бывших совхозных фермах, поступало в княжеские кладовые. Кроме этого, в пользу князя взималась десятина от личных хозяйств и та же десятина с урожая на полях, разбитых на семейные наделы — в виде оброка. Изъятое позволяло кормить военную дружину и прислугу, а также делать запасы для оказания помощи жителям других регионов. На княжеских полях и фермах, под началом назначенных Харитоновым руководителей работали жители поселков по очереди, исполняя барщину.

Исподволь возникла проблема наличия денег в качестве платежного средства, без которого высокая эффективность хозяйствования могла быть достигнута только путем жесткого внеэкономического принуждения, то есть закабаления работников. Превращение крестьян в крепостных рабов присуще феодальному строю, и как раз по этой причине: в отсутствие интенсивного денежного оборота отношения рабства и господства надолго остаются архаичными и лишь через многие века сметаются стихийными восстаниями крестьян. Обновить эти отношения, не доводя недовольства ими до значительного размера, и позволяет развитие товарно-денежных отношений, сводящих рабов и господ до положения равноправных экономических партнеров. Это позволяет прямо устремиться к капиталистическому рынку сначала сельхозпродуктов, а чуть позже и ремесленнических (промышленных) изделий.

Избыточный продукт на личных подворьях уже появился, но продать его как товар пока было невозможно: не было ни денег, ни продукции ремесел для обмена. Вопрос стал ребром, и решать его нужно было как можно скорее.

Сильно озадачились теперь руководители государства!.. Орлов, а вернее — князь Александр, как его величали теперь без ложной иронии, уже успел первыми указами назначить Хорькова канцлером, Галстяна воеводой, Рабиновича управляющим княжеским двором, Харитонова начальником всех работ. Других государственных должностей еще не придумали, но и для исполнения своих каждый из них сразу стал подбирать штат помощников из селян.

Все госслужащие кормились пайком из княжеских закромов, а пора бы было и им платить деньгами. Но где же их взять?..

Формально денежной единицей можно объявить что угодно: хоть стандартный булыжник, хоть килограмм мышиного помета, но истинная ценность провозглашенной валюты может быть определена только отношением к самому уникальному мерилу — золоту. И эта аксиома не вызывает сомнения, потому что подтверждена многовековой практикой.

На первый взгляд проблема золотого запаса была неразрешимой: никакой казны в новом княжестве вообще пока не водилось! Если не считать женских украшений у некоторых селянок, то и добыть его было попросту негде. После долгих раздумий Александр решился на крайне непопулярный шаг: реквизицию всего золота среди населения.

Лешкина гвардия — бывший комендантский взвод — наотрез отказалась участвовать в этом мероприятии, вовремя вспомнив, что на руках у ополченцев хранится личное оружие. Тогда Орлов приказал собрать все население к своему двору и выступил с обращением: он просто объяснил людям, что нужно приступить к введению денег, а без золотого резерва это бессмысленно, потому что они не будут иметь никакой покупательной стоимости.

Каково же было удивление его самого и его соратников, когда люди с легкостью согласились сдать все золото! Причина оказалась самой немудреной: народ осознал, что без денег не будет рынка и сколько бы они ни трудились на своей земле, никакие излишки продукции не смогут продать, а другие их купить. Денег-то нет!.. Торговля из-под полы за наличное золото — тоже не выход, потому что драгоценного металла настолько мало, что за одну золотую сережку можно купить буквально целую деревню со всеми потрохами! Пилить украшения на микроскопические частички, которые могли бы послужить разменной монетой — опять бессмысленная глупость.

Повлияло на решение людей сдать золото еще и то, что князь обещал выдать каждому сдатчику именной документ на право земельной собственности свободным участком земли в тысячу гектаров там, где тот пожелает. Весомым приложением к этому документу становилось пожизненное освобождение от любых налогов и возведение в наследственное дворянство с пожалованием титула барона (или боярина по-славянски). Это сейчас еще смешно было представить кого-то бароном, а через сто или двести лет — в имперском государстве — могло стать не до смеха!..

Во всех поселках было около пятисот дворов, и с большинства из них сдали золотые украшения средним весом четыре грамма со двора; набралось около двух килограммов изделий. Теперь можно было оценить стоимость имущества всех дворов и рассчитать цену золота.

Если предположить, что корова стоит сто рублей, свинья, коза или овца десять рублей, а усадьба восемьсот, то при средней численности мелких животных до десяти на двор, и одной корове при нем выходило, что все домовладение вместе со скотиной стоит в среднем одну тысячу рублей. С пятисот дворов получалось пятьсот тысяч, а золота, не считая отдельно цены камней, было два килограмма; таким образом, цена грамма золота определялась примерно в двести пятьдесят рублей. Оружие и технику в расчет брать не стали, признав их неотчуждаемым княжеским имуществом.

Для наличного оборота требуется, как известно, намного меньше номинальных денег, чем та сумма, в которую оценивается все общественное богатство. Никто не помнил точной формулы, даже Рабинович, но на глазок прикинули, что для самого начала вполне достаточно выпустить денежные знаки разного номинала на сумму не более чем в пятьдесят тысяч рублей; при необходимости можно было дополнить эмиссию.

Следующим вопросом стал тот, из чего же делать деньги. Неплохо было бы, конечно, найти старое хранилище с готовыми денежными купюрами, но это было невозможно. Решили поручить Харитонову изготовить в мастерских штамп и машинку для чеканки металлических монет из нержавеющей стали; для экспериментов отвели месяц.

Последним пунктом плана разрешения денежной проблемы стало установление должностных окладов согласно штатному расписанию госслужащих. Решили платить скотникам и дояркам на фермах по десять рублей в месяц при ориентировочной рыночной стоимости свинины двадцать копеек за килограмм. Работникам на полях и княжеском дворе — так же, дружинникам (солдатам) по двадцать рублей, офицерам по тридцать, высшим начальникам по пятьдесят, а князю вообще ничего, так как он должен был пользоваться полным пожизненным обеспечением в том размере, какого пожелает. Далее суммы выплат следовало подкорректировать, а оброк и подневольную барщину постепенно отменить.

Конечно, деньги из нержавейки довольно легко подделать, но другого подходящего материала для них трудно было придумать; решили по мере расширения государства и появления источников добычи драгметаллов перейти на выпуск золотого номинала, а при первой возможности — и бумажных денег. Ответственность за фальшивомонетничество сразу установили жесткую: на первый раз отсечение правой руки, на второй — головы.

Так вот и складывалась постепенно обыденная жизнь нового общества.

14

Пока наступила передышка до наступления весенних полевых работ, князь приказал канцлеру направить его гвардейцев на розыск в заброшенных домах близлежащих поселков любых писчих принадлежностей для раздачи их людям с распоряжением обязательного описания особенных бытовых навыков и специальных знаний, которыми те обладают. Через месяц самодеятельные опусы граждан были собраны, их отредактировала комиссия из самых образованных граждан, и этот литературный свод поступил в пользование общественных библиотек, размноженный в нескольких экземплярах.

К новому 2021 году в гражданский оборот поступили первые деньги. Стоимостью до рубля они тиражировались номиналами советского времени в 1, 2, 3, 5, 10, 15, 20 и 50 копеек, а далее — в 1, 3, 5, 10, 25, 50 и 100 рублей. Для изготовления монет с лихвой хватило материала всего одной пятитонной емкости для воды, найденной на чьем-то огороде; внешне их оформили сходно с бывшими российскими, несколько образцов которых отыскались в домах поселян.

Князь наказал Харитонову не останавливаться на достигнутом и подготовить не меньшую сумму про запас для введения в оборот в других княжествах, начиная с будущей весны; тем самым он оправданно старался приблизить момент настоящего объединения региональных государств под началом одного Великого князя. Кроме этого, Александр обязал Николая изыскивать все возможности для организации самых разнообразных промыслов, чтобы занять людей зимой, дать им источник существования в глухое от сельской страды время и оживить рынок товаров. Недалеко была пора организации сезонных ярмарок.

После завершения реализации неотложных мер можно было спокойно отдыхать до прихода весеннего тепла и обдумывать тем временем дальнейшие шаги в осуществлении державной политики.

Как только весной подсохли дороги, снарядили две экспедиции.

Хорьков и Рабинович поехали по старым маршрутам для проверки состояния других княжеств и оказания гуманитарной помощи их населению; они повезли с собой продукты, а также новые деньги для расширения территориальных возможностей их оборота. Планировалось наладить купеческие промыслы: закупать для начала излишки любого товара у жителей разных регионов, хотя бы и себе в убыток. С Лешкой и Михаилом поехали несколько молодых смышленых парней, которые и должны были стать впоследствии первыми купцами; сопровождала вояж личная гвардия канцлера, вооруженная автоматами.

Другую экспедицию возглавил Галстян — она должна была провести разведку восточных земель до Волги в районах Нижнего Новгорода и Казани с чрезвычайно важными целями. Следовало наладить контакты с местными жителями, если таковые отыщутся, любой ценой добыть у них лошадей, собрать информацию о возможности возобновления добычи нефти на промыслах Татарстана и Башкирии, оценить потенциальную угрозу вражеской интервенции с юга. С воеводой двинулась на машинах и большая часть дружины, вооруженная до зубов на случай боевого столкновения, в том числе и тяжелым оружием. Остальные дружинники и поселковые ополченцы остались на месте.

Уже вскоре начались пахота и сев зерновых. Начработ Харитонов и агроном Закруткин сокрушались: уборочную можем провалить! Запчастей почти нет, подвоза бензина и солярки тоже. Вот были б лошади, везде бы выручили!..

Приходилось надеяться на посланцев в дальние земли.

Обе экспедиции вернулись спустя две недели после отъезда.

Первым приехал отряд Хорькова. Канцлер доложил князю о том, что большинство населения в обследованных пяти областях выжило до весны — нужно ехать еще дальше. Там, где они были, закупили на новые монеты нехитрый товар: понемногу льна, пеньки, меда, воска; другого у людей пока не было — взяли и это, чтобы внедрить деньги в оборот. Местным князьям в долг на пять лет дали по большой мошне валюты для создания финансового резерва. Им же в долг дали продукты и объяснили: наши купцы и впредь будут брать у людей товар за деньги, а они понесут эти деньги вам, чтобы купить продукты во избежание голода; вы деньги копите у себя, а потом расплатитесь ими за долг перед нами. И вообще — давайте тут побыстрее избавляйтесь от голодухи и начинайте заниматься любыми ремеслами для развития торговли!..

На следующий день прибыло подразделение Галстяна. Павел вошел в княжеские покои довольный, с сияющей улыбкой; Александр встрепенулся:

— Что, Паша, удачно?..

— Да неплохо!

— Давай рассказывай: что привез?

— А ты сам выйди, посмотри!

— Да говори, не томи!

— Сам увидишь!.. Ты меня просил в свою деревню заехать? Вот я и заехал.

— Валя?!.. Привез? — чуть не лишился чувств от радости хозяин покоев.

— Иди-иди, встречай!

Орлов пулей вылетел на крыльцо терема — перед ним стояла жена. Не стесняясь чувств, Александр воскликнул:

— Валечка!.. Да откуда же ты взялась? Дорогая ты моя, дорогая!

Они не могли наглядеться друг на друга, потом быстро обнялись и Александр прижал к себе самого близкого человека.

— Валечка-Валюша! Да как же ты выжила, бедная? Что же ты вынесла, милая моя!

Валентина плакала от счастья и улыбалась; смотрела ему в глаза, гладила ладонями по щекам, шептала:

— Да я ничего, ничего. Ты-то как?

— У меня хорошо все. А ты — ты как?

Долго бы еще, наверное, они стояли на крыльце и бестолково переспрашивали друг друга, но Павел потянул Орлова за рукав.

— Ты вон туда посмотри!..

— Куда? — еле оторвался от жены Александр.

— Да вон же!

Орлов взглянул, куда показывал рукой Галстян, и обомлел: в кузовах грузовиков стояли лошади!

— Паша… вот молодчина! Да как же тебе это удалось?.. Где ты их добыл?

— У поволжских татар на оружие выменял.

— Правда, что ли?

— Да! За двух жеребцов отдал ДШК с боекомплектом и две «Мухи», а за четырех кобылиц — восемь автоматов и четыре цинка с патронами. У них же там сейчас такая борьба за власть идет, ужас!

— Ну, молодец! Черт с ним, с ДШК — нам эти лошадки дороже золота!

— И я так думаю.

— Молодец, Паша, просто молодец! Спасибо тебе за все — удружил!

— Да ладно, за этим и ездили! Пойдем, остальное расскажу.

— Пойдем, пойдем!..

Все вместе поднялись с крыльца в верхние хоромы — Орлов поддерживал Валентину под руку. Когда вошли в покои, помог ей раздеться, бережно усадил на диван, сам сел рядом и снова глядел в ее глаза. Через минуту сказал:

— Валюша, мне Павлика послушать надо. Мы быстро, и я вернусь к тебе!

— Давай-давай, иди — раз надо!.. — ответила жена. — Я отдохну пока.

— Да-да, отдыхай! — ответил Александр, и крикнул: — Эй, кто там?.. Чаю!

В помещение быстро вошла прислуга, поклонилась и вышла. Через минуту внесли поднос с чаем и печеньем.

Павел поведал князю, что среди нескольких тысяч уцелевших в катастрофе казанских татар сейчас происходит междоусобица: оспаривают право на единую власть над всем поволжским регионом. Нефть они каким-то образом умудряются добывать (скорее всего, качают из оставшихся от прежнего времени подземных хранилищ) и согласны поставлять бензин, солярку и смазочные масла в обмен на продукты и боеприпасы. Нужно сейчас же посылать туда в сопровождении охраны смелых ребят в качестве купцов: продовольствия у них мало, поскольку землю почти никто не обрабатывает, а из скотины держат лишь лошадей и овец, так что есть смысл завести серьезную торговлю с прицелом на постепенное сближение наций. Серьезной военной угрозы татарская орда пока не представляет; сами говорят: «Сейчас сильно некогда, а лет через сто ждите нас в гости и ясак готовьте!» Галстян так комментировал это сообщение:

— Шутят, конечно, но в отдаленном будущем их нашествие вполне возможно. Ты знаешь, Саша, что у них самое смешное?.. До сих пор враждебные группировки «нарезают» на «Тойотах» и «БМВ» — бензина-то полно! — и когда встретятся, обстреливают друг дружку камнями из рогаток. Хохма!.. Оружия-то нет. Но теперь за счет нашей военной помощи дело у них круто пойдет! И нам это на руку: пусть выделится самый сильный, с ним и будем договариваться; снарядим тогда целое посольство в Орду.

Слушая Павла, Александр вспомнил старый и дурацкий американский боевик, где были показаны такие же вот бандитские разборки, происходящие в борьбе за провиант, оружие, бензин в эпоху последствий ядерной войны. Там так же грабители разъезжали на раздолбанных автомашинах, мотоциклах и ввиду дефицита настоящего оружия осыпали противника градом стрел и камней. Кто бы мог тогда поверить, что так и будет! Все казалось нелепой выдумкой авторов глупого кино. Тогда… давным-давно.

Галстян добавил еще, что самим на нефтепромыслы соваться не следует, пока нет сильной армии, но при первой же возможности нужно заниматься устройством Нижегородского княжества в качестве форпоста, необходимого для будущего овладения нефтяными месторождениями и, кроме того, нацеленного на Черное море. Трудно сделать это сейчас, потому что русского населения в Поволжье практически не осталось, а вот в будущем надо непременно позаботиться о восточных рубежах державы.

Информации для размышления было достаточно. Орлов поблагодарил Павла за выполнение важного задания и приказал подготовить купеческий вояж в Казань: срочно требовалось горючее, которое можно было обменять на зерно; кроме того, стоило запустить русские деньги в оборот в Поволжском регионе.

Когда вдвоем вышли на крыльцо, Александр увидел, как от угла терема к Галстяну подбежали четыре крупных собаки — какая-то смесь овчарок с волкодавами. Они закружились вокруг Павла, приветливо повиливая хвостами, повизгивая и пытаясь прыгнуть на грудь; тот по очереди гладил их по головам и тормошил шерсть за ушами. Орлов оправился от неожиданности и с удивлением спросил:

— Паша, откуда это?.. Вот умора — как любят-то тебя!

— Хорошо кормлю, вот и любят! — с усмешкой ответил Павел. — Я их напоследок в ордынском стане наловил. Татарам баранины хватает, так их там много бегает!..

— Вот здорово! Молодец, собаки нам нужны, — похвалил Александр умного воеводу за сметливость.

— Конечно, нужны! Я их в охранно-розыскную службу определю.

— Давай-давай, это — по уму!..

Отпустив Павла отдыхать, Орлов вернулся к жене.

Валентина уже задремала, сидя на диване. Александр присел рядом, обнял ее, спросил:

— Устала?..

— Ну да, немного.

— Долго ехали?

— Два дня: дороги очень плохие.

— Накатаются постепенно. А как тебя Павел нашел?.. ты что, в эвакуацию не уезжала?

— Уезжала!.. Уже назад вернулась и тебя ждала: верила, что живой. Мы в подмосковном городе Клин отсиживались, а потом две семьи добыли машины и поехали домой, в Нижний; я с ними и попросилась. В то время бандиты стали сильно допекать — потом уже мы узнали, что они даже Москву захватили.

— И как же вы без продуктов выжили?

— А у нас были продукты!.. Хозяин — Евгений Николаич — работал где-то в снабжении, так четыре машины продуктов просто угнал с помощью друзей, когда в лагере большая суматоха поднялась. Мы в машины прямо поверху попрыгали и сразу уехали!.. Они ко мне хорошо относились: сами из Нижнего Новгорода, вот и приняли в свой круг. Евгений Николаич такой пронырливый!.. Он раньше интендантским офицером в армии служил. Все знает! Куда-то ездил потом, и привез телят, ягнят, поросят, кур — полное хозяйство! Мы их потом вырастили. Он и семена нам добыл — сразу всего насажали! Говорили, что у него золото спрятано было, так он на него все и выменял. Вот какой предусмотрительный!

— Да-а… прямо прохиндей!

— Зато благодаря его хитрости мы живы остались. Ты бы знал, какие потом мор и людоедство были — страсть!.. А мы вот уцелели.

— Ну, спаси его бог! Он и сейчас в Нижнем живет?..

— Да, только не в городе — мы на его даче в Богородске жили.

— А-а, я помню, где Богородск!..

— Ну вот, там мы и были. А прошлой весной я в нашу деревню отпросилась: надеялась, что ты там меня искать будешь.

— Да-да, правильно! Видишь вот — Павел и нашел тебя там.

— Да, очень удачно!

— А как же одна жила?

— Нормально! Скучно только одной было. Они мне кур с собой дали, семян — я огород посадила; приезжали несколько раз, проведывали.

— Молодцы!

— Да, хорошие люди: приветливые, заботливые.

— Как, говоришь, хозяина зовут?..

— Садофьев Евгений Николаевич.

— Расскажешь потом подробнее, я разыщу его!

— Зачем?

— Сначала отблагодарю, а потом в Нижнем Новгороде князем определю. Видно, что он мужик ухватистый — такие к службе годятся!

— Ой… ты же и сам теперь правитель! Вот уж не думала: ты всегда тихий, спокойный был, никуда не лез. Кто ж тебя царем-то назначил?

— Не царем — князем. Народ назначил!

— Хм! А если слушаться не будут?..

— Князю нельзя перечить: казнить могу.

— Ты — казнить?.. Ой, комедия! Ты же добрый: мухи попусту не обидишь!

— Все так думают о своих правителях, пока плетей от них не получат.

— Неужто руку с плетью поднять сможешь? Ты же с рождения интеллигент: со всеми на «вы», пылинки с людей сдуваешь. Не верю!..

— Это твое дело! Пойдем ужинать.

— А не подчинюсь?.. — уже откровенно шутила Валентина.

— Прикажу! — в тон ей отвечал Александр.

— А я опять не подчинюсь, ха-ха-ха!..

— Князю нельзя перечить! Привыкай к этому, — поучительно, но с улыбкой добавил Александр. — Давай-давай — пойдем ужинать!

— Ну, пойдем… князь!

15

Едва отдохнув, Галстян подготовил дружину к новой поездке в Орду: нынешний урожай на полях обещал быть хорошим, поэтому решили сбыть излишки прошлогоднего зерна и картофеля в обмен на горючее для техники. Можно было послать начальником конвоя сотника Василия Манина, но Павел хотел сам убедиться в верности своих экономических предположений.

Вернулись посланцы через две недели с самыми лучшими итогами: молодые купцы рьяно взялись за дело. Сразу же поставили условием, что все расчеты будут вестись в новой российской валюте — это немедленно повышало ее востребованность и, как следствие, ценность. Татарских торговцев кредитовали звонкой монетой, заломив в счет этой услуги весьма высокую цену за свой товар; те охотно скупили все зерно. Картошку продали недорого, но тоже выгодно.

За горюче-смазочные материалы и сами платили российскими же деньгами, запустив их, таким образом, в серьезный оборот. Татар предупредили на будущее: не станет хватать русских денег, пусть готовят золото! Те согласились и обещали подготовить побольше бензина и солярки на продажу. Просили еще оружия и русские купцы пообещали привезти кое-что в следующий раз, подкрепляя тем самым весомость торговых договоренностей: теперь их ждали с охотой.

Александр предупредил Павла, чтобы много оружия татарам не давали: вдруг нападут!

— Не волнуйся, князь, мы им патроны по счету даем, — ответил воевода. — Старые они уже расстреляли: шибко воюют между собой. Да пускай воюют!.. Зато та группировка, с которой торг ведем, теперь наверху. Ею Равиль Зарипов руководит — ханом хочет стать; так пусть станет! — с ним и будем дружбу вести.

— Подожди, подожди!.. Равиль Зарипов?.. из Казани?

— Ну да.

— Так мы с ним в армии вместе служили!.. Уже и забыли друг дружку, а он вон, где всплыл. Вот — чертяка старый!.. Ты расспроси его, Павел, обо мне: если подтвердит, что служил в в/ч 41576 и помнит Сашку-доктора, значит — он. И если это тот Равиль, то с ним можно дела вести: он мужик честный — слово держит! И все равно, сильно там не расслабляйтесь. Будьте начеку: мало ли, что задумают? Купцов наших там пока не оставляйте, они еще беззащитны.

— Хорошо, Саша, я все понимаю.

— Ладно. И вот что, Павел: ты не езди больше сам, натаскивай на это дело подчиненных. Ты же — государственное лицо, которому нельзя рисковать! Боюсь я за тебя.

— Хорошо, Саша… вот еще на будущий год съезжу и больше не буду. Нам к весеннему севу много топлива потребуется, ведь Лешка обещает брошенные технику и запчасти доставить. Зимой отремонтируем все и направим в другие княжества в качестве помощи. Они там на себе пашут… смотреть жутко!

— Да-а, это не дело!

— Вот и я говорю.

После уборочной Хорьков вплотную занялся подвозом забытой в деревнях техники и запчастей: специально собрал для этой цели поисковый отряд и подчинил его Николаю Харитонову. Всю зиму потом мужики ремонтировали автомобили и трактора: сильно износились старые машины!

Агронома Закруткина и педагога Кузнецову князь Александр уполномочил создать комиссию по организации в Боголюбово технико-педагогического училища: пора было готовить молодую смену! Зимой члены комиссии должны были подобрать помещения для учащихся и необходимую литературу в библиотеках города Владимира, подготовить учебные планы, а летом начать прием абитуриентов на первый курс по разным специальностям.

Князь Александр уже задумал лет через пять перевести княжеский двор во Владимир и тогда же основать там первый возрожденный университет, но пока еще рано было говорить об этом всерьез. Зато между Боголюбово и Спасским Городищем пустили рейсовый автобус для всех граждан; на нем же ездили и школьники в Спасское из других поселков.

Еще до ледостава Галстян с помощью Харитонова и его рабочих поставил на Нерли плотину с первым электрогенератором средней мощности; до снега восстановили и проводку. В домах селян зажглись лампочки, заработали станки в мастерских, появилась возможность смотреть старое видео на лазерных дисках. Когда Павел впервые за много лет сел за подключенный к питанию компьютер, у него дрожали руки: и не мечтал уже об этом!

Жизнь все больше приобретала черты прежней цивилизованности, и неважным было сейчас, на чем будут передвигаться люди спустя десятилетия — на телегах или автомашинах: все равно все станет на свои места. Главным оставалось сохранить направленность вектора развития общества вперед — к прогрессу, а не назад, к одичанию.

Об этом говорили соратники Александра на другой день после свадьбы Хорькова за графинчиком живительной влаги.

Да, Лешка женился!.. Долго не мог он забыть Настену и дочку, пропавших без вести, но время взяло свое: теперь, через девять лет с начала полного и быстрого развития глобальной катастрофы уже нечего и думать стало об их розыске; море давно отступило на юг от Курска, но ведь оно там было! Крепился-крепился Хорьков и поддался все же любовным чарам Людочки Новиковой — поварихи из столовой Дворца Культуры в Спасском.

А и хороша же была Людочка!.. Степенная, темноволосая, немалого формата дама с большими серыми глазами и обворожительной застенчивой улыбкой. Сама ухаживала за Алексеем Константиновичем и прикипела к нему всем сердцем; нарадоваться нельзя было, глядя на влюбленных.

Свадьба громко прошла!.. Из всех поселков наехали плясуны и гуляки — Лешкины друзья; и подружки Людочкины от них не отставали: угостили на славу! Без драки, как водится, не обошлось, но большого греха не вышло. Тамадой на торжестве был всеобщий любимец Рабинович, а князь восседал рядом с новобрачными. Ради союза Хорькова и Людмилы завели Книгу регистрации актов гражданского состояния — раньше как-то без нее обходились; позже туда занесли и другие пары, образовавшиеся за все время жительства в Спасском Городище.

Вот наутро после свадьбы, а точнее сказать — уже ближе к вечеру, закусывая свежими пельменями стопочку благословенной, Орлов обмолвился:

— Хорошо у нас, ребята, жизнь налаживается! Начала государства заложили, теперь только совершенствовать потихоньку. Даже не по себе становится, как все удачно идет: будто по маслу!..

— Да господь с тобой, Саня — неужели беду ждешь? — недоуменно спросил Леха.

— Не знаю, Леша, не знаю. Слишком все гладко! Беда — не беда, но чую: что-то должно случиться. Вот должно что-то произойти!..

— Ой, да не задумывайся зря! — стал успокаивать его Хорьков. — Все нормально у нас: внешнего врага нет, торговый оборот идет; люди работают, жизнью довольны. Что плохого может быть?

— Да я не о плохом говорю, а просто предчувствую что-то важное и не знаю еще что! Слышал, как затишье перед бурей бывает?.. Вот что-то такое!

— Ну, не знаю, не знаю, — неуверенно промямлил Лешка.

— Так вот и я не знаю!.. Не пойму еще, в чем дело, — с какой-то горечью произнес Александр и даже прицокнул губами.

Выпили, закусили, закурили.

— А знаешь, что?.. — вдруг воскликнул Леха оживленно. — Давай на охоту поедем!

— Это на кого?

— А волчишки в лесу появились!

— Да ну?

— Ага! Паше дозорные докладывали.

— Хм… раз волк появился, значит, крупный зверь в лесу должен быть!

— Так и я о том!

— А что, и лосей видели?..

— Нет еще, но они, возможно, другую добычу ищут. Говорят, что в лесу домашние свиньи прижились — до черта их там! Это — когда казаки поселки с убежищами требушили, скотина по лесам и разбежалась. Уж не знаю, чем они там питаются, но факт, что свиньи есть; может, и дикий кабан появился. А что? Лютых морозов сейчас нету — редко двадцать градусов, снега мало. Что им не жить?

— Так кого стрелять-то — волков или кабанов?

— А кто попадется!

— Для забавы просто?.. Глупо это.

— Да брось ты! Обычная охота. Ты — князь или не князь?.. Тебе по чину положено охотой забавляться! Историю забыл, что ли? Все князья охотились.

— Ну-у, это когда было!

— А какая разница?

— Хм-хм!.. А на чем поедем? На машине сквозь кусты не продраться.

— Так лошади же есть!

— Ну, ё… вот ты нашел кавалериста! Тебе легко — ты деревенский. А я?.. Что мешок с дерьмом: гробанусь — костей не соберешь!

— Да ладно… ты быстро не езди!

— Ага, «быстро не езди»!.. — старался успокоиться Александр. Переборов волнение, он спросил Лешку: — А из чего стрелять будем? Ружей-то нет!

— «Снайперки» возьмем. Ты че, из СВД не попадешь, что ли?

— А хрен его знает! Я из нее и не стрелял-то никогда: я же медик, а не вояка. Из автомата могу, а как из этой «дуры» целиться — даже не знаю!

— Да фигня… научишься! Ну, хочешь, автомат возьми. А нет, так «Муху» — для «балды»! Во, прикол будет: из гранатомета по свинье, ха-ха-ха-ха!.. Одни уши да хвост останутся — хоть так поймешь, что попал, гы-гы-гы-гы!

— Ну тебя, Леха… все ржал бы да ржал!

— А че, балдежно! Ну как, едем?..

— Ой, не знаю.

— Давай-давай, поехали! Все — завтра конвой наладим, я Паше скажу.

Наутро, и в самом деле, поехали на охоту. Орлов с Лешкой и дозорным, видевшим волков, двигались впереди по легкой пороше, трое солдат конвоя — следом поодаль. Хорьков гарцевал на кауром жеребце как настоящий гусар, другие тоже выглядели неплохо, но Александр чувствовал себя отвратительно.

Что, кажется, особенного: сесть на лошадь и поскакать хотя бы рысью? Но это же только сказать легко! Для горожанина, сроду не сидевшего на кобыле, в этом простом действии такая мука, что словами не описать.

Одно дело смотреть сверху на землю, если ехать на танке или БТР — там и сидеть-то более-менее удобно. Но совершенно другое — с лошади!.. Это, примерно, как сесть на высокий шкаф, согнувшись в три погибели, и оттуда взглянуть на людей внизу: перед глазами совершенно неестественная панорама. Не уступает этому приему в эффективности воздействия на сознание лишь случайная возможность повисеть вверх ногами, зацепившись ступнями за перекладину. И так, и этак — полный кавардак и смещение мозгов в голове! Низкие потолки в городских квартирах не позволяют каждому по своему желанию ежедневно ощущать такой контраст.

Еще одна «мелочь»: сидеть на стуле задом наперед нетрудно, потому что он узкий и колени седока подогнуты; круп же лошади настолько широк, что кажется, будто трещит промежность и ноги отрываются от тела, если пытаться дотянуться ими до стремян — руки тогда сами собой тянутся вперед, чтобы схватиться за конскую шею или переднюю луку седла. И в таком вынужденном положении надо не просто сидеть, а скакать, сотрясаясь всем телом так, что все внутренности булькают и ходят ходуном!

Как же тогда конники несутся галопом?.. Загадка!

Орлов помнил, что его дед был казаком, и ему самому не хотелось ударить в грязь лицом перед ребятами, но уже скоро он проклял всю свою судьбу за то, что согласился на авантюру конной охоты. И его мучения не стали еще главным событием рокового дня!

Никакой живности в лесу охотники не встретили, зато увидели другое — такое, от чего впору было тронуться умом. Выехав на большую поляну, километрах в пяти от Боголюбово, они потеряли дар речи: посреди снежного поля стояла огромная летающая тарелка, помигивавшая разноцветными огоньками по своей окружности, а рядом с ней копошились два приземистых зеленоватых силуэта. Снег вокруг диковинного аппарата был затоптан множеством ног, дорожки следов расходились в разные стороны.

С минуту люди смотрели на это чудо и молчали. С поляны тянуло запахом озона, кони прядали ушами в тишине, встряхивали гривами, нетерпеливо переступали на месте. В голове Александра появилась и застряла одна неловкая фраза: — Явились, субчики! Где ж вы раньше были?..

Лешка пришел в себя первым. Подстегнув коня, он поехал прямо к тарелке; его спутники остались на месте. Зеленые человечки настолько увлеклись чем-то, что не замечали никого.

Леха не был бы Лехой, если бы не нашел для контакта с внеземным разумом самые «подходящие» слова! Он поприветствовал пришельцев просто, по-солдатски:

— Здорово, братва! Че потеряли?

Инопланетяне подскочили как ужаленные и молча воткнули в Хорькова взгляд своих больших раскосых глаз — наверное, настраивались на язык говорящего, как делает это мобильный телефон, сканируя диапазоны операторов сотовой связи. Не сказав ни слова, они снова бросились шарить у себя под ногами.

— Движок не «пашет»? Не ищи, искра в землю ушла… тут без бутылки не направить! — «помог» советом Леха.

Космолетчики вздрогнули и встали как вкопанные. Наконец один из них безмолвно спросил:

— У вас есть эта бутылка?..

— Да че — найдем! — выказал щедрость Хорьков.

— Ищите быстрее, ваше время ограничено… — сказал тот же пришелец.

— Ты тут не больно командуй, не у себя дома! — поправил его Леха и почувствовал покалывание невидимых иголочек на висках. Обеспокоено добавил: — Э-э, в мозгах моих не шуруй: я их дома оставил!

К тарелке подъехали товарищи Хорькова. Орлов спросил:

— Что случилось?

— На нас напали, — ответил инопланетянин. — Двоих похитили, нас ударили.

— Заметно!.. Вон как у вашего друга глаз заплыл. А кто напал?

— Солдаты.

— Сколько их было?

— Девять.

— Хм! — недоуменно произнес Александр и задумался. — У нас в дозорах столько не бывает. Кто же это, ребята?..

Конвойные не знали, что ответить, а Лешка неуверенно предположил:

— Сдается мне, князь, что это уцелевшие казаки до нас «догреблись». Ведь кто-то из них должен был выжить!

— Да, больше некому, — согласился Александр и спросил инопланетян: — Что вы здесь искали?

Общительный пришелец заговорил, не открывая рта:

— Солдаты сняли с нас индивидуальные пульты управления кораблем и забрали себе — без них мы не можем проникнуть внутрь. Один браслет с пультом они уронили здесь, поэтому мы ищем его.

— Давно ищете?

— Половину дня.

— У-у! Теперь уже не найдете… скоро темнеть станет, — с разочарованием констатировал Александр, и успокоил несчастных: — Мы ваших товарищей освободим, а вас пока увезем к себе, чтобы не замерзли да, не дай бог, снова под «раздачу» не попали; там накормим и обогреем. Садитесь на коней!

Зеленых человечков с легкостью подняли на руках и усадили спереди себя, как детей — их синтетические комбинезоны зашуршали под людскими ладонями. Разговорчивый пришелец поехал с дозорным, другой — с огромным синяком на лице, с Хорьковым; вперед послали гонца, чтобы поднял тревогу.

На полпути к поселку всадники уже встретили три грузовика с дружинниками, спешащими им на помощь. Орлов быстро объяснил ситуацию Галстяну, и машины без лишней задержки понеслись по заснеженной дороге вглубь леса.

Спустя два часа, уже затемно, стража вернулась, доставив захваченных бандитов и их пленников. Князь похвалил Павла и его бойцов:

— Молодцы, быстро вы!

— Собак вперед пустили — те мигом по следам довели, — пояснил тот.

— Стреляли?

— Не-ет! Сразу сдались, как поняли, что нас много.

— Ну, давайте ужинать, все готово. Ты приходи потом гостей послушать!.. — пригласил к себе воеводу Александр.

— Приду обязательно, мне очень интересно! — с охотой отозвался Галстян.

Смешно представить себе, но так вот внезапно и весьма нелепо состоялась историческая встреча представителей двух цивилизаций на планете Земля 1 ноября 2021 года от Рождества Христова. Она не стала сразу судьбоносной, но все же положила некоторые начала сотрудничеству землян и пришельцев из другого мира.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Тысячи лет люди смотрели в звездное небо и гадали, есть ли жизнь где-нибудь еще, кроме Земли. Они и не подозревали, что пришельцы с далеких планет уже давным-давно обосновались на ней — задолго до появления самого человека, разумного детища природы. Лишь на пороге третьего тысячелетия христианской эры вдумчивым исследователям стало ясно, что крупнейший письменный памятник древности — Библия — появился на свет как отражение имевших место в действительности палеоконтактов земных варварских народов с инопланетными пришельцами. Библия выступила на первое место только ввиду непревзойденной значительности ее влияния на жизнь громадного множества людей разных эпох, но то же самое можно сказать и о ведической литературе, и о Коране, и о других священных текстах самых разных народов всех континентов нашей планеты. Сведения о древних контактах и дошли-то до наших современников лишь потому, что кем-то и когда-то были записаны. Кроме письменных источников существовало еще множество изустных легенд, где также освещались встречи с инопланетянами, но их ценили, и им верили уже гораздо меньше.

Что уж говорить о тех временах, когда человек разумный еще даже не появился! Известны были находки палеонтологов в виде костных фрагментов останков доисторических животных, причиной гибели которых являлось пулевое ранение в череп или такой дефект скелета, который мог быть нанесен лишь лучевым оружием. Их предпочитали замалчивать, поскольку очень трудно со всей серьезностью интерпретировать сомнительные артефакты; в самом деле: как относиться к догадке о том, что сотни тысяч лет назад по первобытным равнинам мог разгуливать незнакомец, вооруженный, скажем, бластером — лазерным пистолетом? Уж лучше молчать, чтобы не прослыть шарлатаном от науки!

Статьи и книги разнообразных мошенников и проходимцев, вроде известного всем липового «профессора-офтальмолога» и по совместительству «исследователя» восточных культур, часто публиковавшегося в недавнее время в центральной российской прессе, лишь вносили ненужную сумятицу в головы неискушенных любителей сенсаций. Серьезные ученые не принимали их во внимание, но боясь осмеяния, уже и сами не брались за разработку тех научных областей, по которым изрядно пробороздили своей грязной лопатой незваные «черные копатели» в разные времена.

Много, очень много в прошлом планеты осталось совсем неизведанным! Но все это уже далеко позади. А если задуматься о том, чего еще не было?.. Какое событие стало бы самым важным для всех землян постиндустриального мира, исключая тему глобальной катастрофы? Эта катастрофа и так уже состоялась — она тоже теперь в прошлом! Что еще может быть важнее произошедшей гибели большинства человечества?.. Встреча с инопланетянами!

Такой ответ давали люди предкатастрофной цивилизации, интуитивно возлагая на нее самые радужные надежды в расчете на внезапный скачок земного прогресса, катализатором которого должны были стать тайны мироздания, открытые жаждущим их жителям голубой планеты долгожданными пришельцами. И хоть бы кто-нибудь подумал о том, что добрые «братья по разуму» никому и ничего не обязаны открывать!.. что они даже не собираются этого делать!

Привычным образом считали, что инопланетяне избегают людей ввиду своего чрезвычайно высокого развития — им не о чем разговаривать с дикарями. Но суть проблемы заключалась в другом: высокоразвитый интеллект формируется в высокоразвитом обществе и никак иначе; такое общество в силу самой жестокой необходимости должно быть выхолощенным от эмоций.

Сначала к этому ведет бездумное и чрезвычайно интенсивное развитие товарно-денежных отношений: капитал, как известно, стремится туда, где ему сулится высочайшая отдача от оборота (прибыль). Тут не до сострадания — лучшего из человеческих чувств!.. Затем — на коммунистическом этапе развития цивилизации, когда деньги уже отмерли, как ненужный атавизм, чудовищная концентрация производства и населения заставляет забыть об индивидуальных нуждах в пользу общественных. В угоду рациональности подвергаются регрессии последние остатки человечности: устремления к душевному теплу, любви, красоте и им подобные, считающиеся уже отголосками далекого животного прошлого, то есть такими же атавизмами, как и деньги, которые сами первоисточником привели к жесткому и жестокому рационализму.

На высших ступенях технологического развития общества оно изживает само себя, становясь гигантским муравейником, где не остается места индивидуальному человеческому сознанию. Итог такого развития — распадение общества на части и его бессмысленная, до некоторого времени, экспансия во все пределы Вселенной для простого воспроизводства самого же себя.

Более высокий уровень прогресса социума уже недостижим в данном физическом виде тел его субъектов. Если же этим субъектам удается (а им, конечно, удается!) найти способ трансформировать свою сущность и адаптировать ее для жизни в мире тонкой материи, тогда они приобретают возможность потреблять как свои те чувства, которые бушуют в физических телах посторонних носителей интеллекта — жителей самых разных планет. И это — самая высокая из еще поддающихся воображению земного человека ступеней развития живой материи, напоминающая своим содержанием феномен использования бактериальной клетки вирусом-паразитом, внедряющимся в ее ДНК для нужд собственного размножения.

Возможны и более высокие ступени возрастания сознающей себя материи; инопланетяне находятся как бы посредине развивающего пути между людьми и жителями тонкого мира. Они уже не люди (скажем так!), поскольку лишены человеческих чувств, но и не «доросли» еще до способности пользоваться чужими чувствами. Вечные странники космоса, будто отринутые матерью-вселенной, ее несчастные дети, ищущие благословенного приюта — у них свой Исход и впору пожалеть «убогих», а не сгорать от зависти к ним.

Инопланетянин не поделится важными вселенскими знаниями не потому, что боится за неумелых людей, способных использовать эти знания себе во вред, а оттого, что не видит в этом рационального смысла: зачем такие знания дикарям? Превознося себя в холодном рациональном расчете, он сам обращается в надменного дикаря, исполненного исключительного животного эгоизма и лишенного человечности. О чем и зачем спрашивать такого дикаря?..

Бессмысленность затеи бытийно-определяющего расспроса отчетливо понял Орлов в первом, очень трудном разговоре с пришельцами. И сам же опроверг это представление в итоге прощальной беседы!

Плененных бандитов накормили и поместили под стражу в одной из комнат княжеского терема; судьбу их должен был решить сам князь, занятый сейчас совсем другим, более важным делом. Шутка ли — ему предстояло говорить с настоящими хозяевами космоса!..

Пришельцам вернули их браслеты, самих доставили в покои Александра и усадили за малым обеденным столом — князь и его товарищи расположились напротив. С минуту все рассматривали друг друга; люди стесненно улыбались, а лица гостей наполняла непривычная землянам холодная неподвижность.

Инопланетяне отличались малым, менее полутора метров ростом, и на них не было никаких скафандров — лишь легкие зеленоватые комбинезоны из материала, похожего на нейлон или болонью с многочисленными кармашками, закрытыми на едва различимые замки-змейки и застежки-липучки. Тонкая кожа их лишенных растительности лиц и яйцевидных голов только с первого взгляда казалась матово-зеленой, а на самом деле имела больше коричнево-серого, если не сказать — бурого тона, присущего монголоидам-степнякам.

И в самом деле огромные, необычно раскосые глаза — каждый с половину человеческого кулака, притягивали к себе бездонной чернотой и напоминали глаза охотящейся кошки, впившейся взглядом в близкую добычу. В них не было привычных для людей зрачков, а вокруг глаз — век, но эти глаза моргали!.. Только вот двигаться не могли: человек легко вращает глазами, пришельцу же надо повернуть всю голову целиком, чтобы посмотреть вбок. Блестящая прозрачная влага омывала роговицу каждого ока.

Ушей и носа гуманоиды не имели вовсе — лишь маленькие дырочки возле висков и сверху рта, а сам рот состоял из отверстия без губ, за которым не было даже намека на зубы. Создавалось впечатление, что он нужен только для того, чтобы ухватиться за канюлю тюбика с космической пищевой пастой — тем более, что оставался полностью неподвижным в разговоре. Произнося слова, люди шевелят губами, а их-то и не было у вселенских путешественников! Зато телепатическое общение присутствовало вполне явно: надтреснутый голос, лишенный мелодичности, сам собой звучал в ушах слушателей.

Обобщенный портрет инопланетного визитера был столь узнаваем, что труд репортеров скандальных новостей из бульварных газет недавнего времени можно было нынче оценить твердыми пятью баллами.

Наконец общение началось!.. К столу готовились подать горячие блюда, и князь по праву хозяина вежливо спросил, чем можно угостить спасенных пришельцев. Один из них — видимо, начальник экспедиции — сказал, что земная пища им не подходит ввиду высокой аллергенности и можно ограничиться простой водой.

Перед гостями поставили по большому кубку чистой колодезной воды, но они не спешили брать их в свои тонкие руки с длинными пальцами без ногтей. Каждый достал из нагрудного кармашка маленькую пробирочку с крышечкой, наполненную микроскопической величины пилюльками и, аккуратно отвинтив крышечку, бросил в свой кубок по две штучки. Из других кармашков гуманоиды извлекли пробирочки с какой-то розоватой жидкостью и капнули в кубок по капельке — вода зашипела, и сразу окрасилась в ядовито-зеленый цвет. Тогда только они дружно вынули из очередного кармашка индивидуальные трубочки и немедленно всосались ими в свои кубки.

Растерявшиеся от удивления хозяева не знали, что и вымолвить; один Лешка вяло подвел первый итог:

— Нда-а!.. Что ханыги в «кабаке»: ни здрасьте, ни спасибо. Хоть бы тост сказали!

Орлов в тон ему пояснил:

— Некогда им! Высокоразвитые личности: все наспех, все рационально.

— Да че там… калеки по мозгам! — резюмировал Хорьков. Заметно было, что интерес к общению с инопланетянами в нем быстро угасает, едва успев зародиться.

Помолчав, Леха кашлянул в сторону и задал Орлову вопрос с намеком:

— Чего сидим?.. Холодает, однако.

Александр махнул прислуге рукой и очертил пальцем в воздухе круг над столом. Перед землянами споро расставили судки, тарелки, кубки и штофы — разложили вилки, ложки и столовые ножи; в несколько рук разлили по тарелкам куриный бульон, наполнили кубки водкой, поставили чаши с пшеничным хлебом, отварной бараниной и говядиной.

Александр сидя поднял кубок (князю не положено вставать перед гостями), и произнес короткий тост:

— За встречу цивилизаций!..

Его друзья опрокинули по первой — инопланетяне тут же заводили тем, что осталось от носов. Закусив хлебом с бульоном, Орлов предложил познакомиться; гуманоиды не сразу поняли, чего от них хотят, пришлось пояснять как дикарям: я — Александр, он — Алексей… а ты?..

Наконец до них дошло, что нужно ответить и руководитель экспедиции представил своих товарищей по именам; себя назвал Сириамом. — Сириам, Сириам… — задумчиво произнес про себя Орлов его странное имя. — Ну, есть что-то похожее на Осирис или Сириус!..

— Откуда вы прилетели? — спросил он отвечавшего.

— Из далекого созвездия. Наша планета существовала на орбите его главной звезды Осирис.

— Она погибла? — уточнил Александр, а про себя вновь отметил: — Ну точно, Осирис!.. Сириус — это, наверное, произношение на латинский манер.

— Да, — ответил инопланетянин, — погибла очень давно. Она остыла, и теперь мы живем на разных планетах во всех концах Вселенной.

— Оттуда долго к нам лететь?

— Нет. Мы используем нуль-переход в подпространство, где не существует ни самого пространства, ни времени. Путешествие почти мгновенное — от одного портала до другого.

— А где на Земле такой портал?

— В ее центре. Тоннели входа в портал и выхода из него проходят через полюса планеты.

— Хм, ну-ну!.. Ваши корабли часто видят у полюсов… земное вещество не мешает им двигаться?

— Нет. Изменением гравитации вокруг корабля мы придаем ему размер, сравнимый с размером элементарных частиц — окружающая материя перестает тогда препятствовать движению. Вы имеете представление о теории относительности и знаете, что пространство целой вселенной может быть сжато до размера электрона.

— Да, я знаю об этом: читал в книгах, что в каждом электроне помещается своя вселенная. Но ведь ваши базы не могут находиться в центре Земли, представленном раскаленным металлическим ядром?..

— Их там и нет. Базы находятся на земной суше и на дне океанов, а через центр глобуса проходит лишь маршрут наших перемещений во вселенском пространстве.

— Ну да… все так, как люди себе и представляют! Вы подтвердили наши догадки.

— Людям еще многое неизвестно.

— Конечно! Вы поможете нам в раскрытии тайн мироздания?

— Только тех, которые не касаются технологических преимуществ. Вам рано еще знать все свойства материи.

— Вот как!.. — Наивные создания, — еще раз подумал про себя Александр, — им неизвестно, что такое допрос под пыткой! — и вслух спросил: — Боитесь, что мы изобретем чудовищное оружие?

— И по этой причине тоже.

— А по какой еще?

— Вы физически несовершенны и потому неспособны к галактической жизни. Вашим домом еще долго будет только Земля.

— Чем мы несовершенны?

— Ваш организм приспособлен для земного существования — в открытом космосе вы погибнете от запредельных нагрузок. Нужны тысячи лет для целенаправленных генетических модификаций.

— Хм… резонно!

Земляне выпили снова, пожелав гостям здоровья. Пришельцы не сразу поняли, что это такое и Орлов пояснил по-медицински:

— Чтобы в вашем организме всегда поддерживался гомеостаз — постоянство внутренней среды; такое состояние называется здоровьем.

Теперь гуманоиды поняли его слова и «закурлыкали» что-то между собой — язык напоминал птичье щебетанье. Они тоже опустошили свои кубки, им подлили еще воды; снова бросив туда пилюльки и накапав из пробирочек, вся четверка так сосредоточенно стала насасывать влагу через трубочки, будто занималась исполнением священного ритуала.

Орлов спросил гостей:

— Может, мяса хотите?.. или овощей?

— Нет, нам хватает питательного концентрата, — ответил Сириам.

Хорьков буркнул негромко:

— Во, жизнь поганая — ни пожрать, ни выпить! Сань, ты спроси: они и с бабами не спят?..

Александр рассмеялся и одернул его:

— Не болтай! Завтра об этом.

Он обратился к пришельцам:

— Вы побудете у нас?

— Да, побудем, — ответил Сириам. — Мы передали сообщение на базу о том, что останемся у вас до завтрашнего полудня.

— Что ж так мало?

— Нам больше не нужно.

Лешка снова заворчал в угол:

— Все «мы», да «нам» — только о себе думают! Сань, ну их на фиг… пошли спать.

Видно было, что товарищи Орлова разочарованы итогами встречи. Они ожидали большего, чего-то похожего на праздник: словно появления Деда Мороза или иллюзиониста с фокусами на детском утреннике.

Александр и сам не получил удовлетворения от беседы, но лишь потому, что еще не задавал самых важных вопросов, отложив их на утро. Пожелав всем спокойной ночи и распустив друзей с прислугой, он проводил гуманоидов к приготовленным для них постелям — те молча улеглись на них и мгновенно «выключились». Немного постояв и посмотрев на зеленых человечков, вышел и усмехнулся; не ушедший еще к себе Лешка спросил:

— Че, дрыхнут?..

— Ну да: спят и открытыми глазами моргают! — ответил Орлов и уже вволю захохотал. Смех из него так и струился!

— Че ты? — удивился Хорьков.

— Да вот… смешно! — сказал, переведя дух, Александр. — Тыщи лет люди их ждали-ждали, а оказалось, что незачем. И впрямь смешно!..

— Ой, ну их к черту! — ругнулся Лешка. — Давай лучше выпьем еще!

— Давай! — охотно согласился Орлов. — И бай-бай тогда… поздно уже.

2

Александр поднялся в восемь утра, умылся и проведал пришельцев — те уже не спали. Князь пригласил их на завтрак и велел позвать своих товарищей; Павел и Лешка пришли, а Харитонов и Рабинович — нет, сославшись на занятость. Зато в покоях появился агроном Закруткин и попросил разрешения присутствовать за беседой; Александр позволил.

На стол снова подали горячий бульон, а следом свежие пельмени; само собой, разлили водочку. Гуманоидам налили полные кубки свежей воды, и они без предисловий принялись сосать через трубочки животворный нектар.

Земляне выпили за новый день, закусили, и князь решил продолжить вчерашнюю беседу. Он спросил Сириама:

— Представители вашей цивилизации давно путешествуют во Вселенной и давно находятся на Земле… они подолгу живут?

— Да, практически вечно: мы умеем омолаживать свое тело и заменять при необходимости дефектные органы. Гибель организма происходит лишь в несчастных случаях травматического, химического или лучевого поражения, а также разрушения чужеродной инфекцией.

Лешка неожиданно вставил глупый вопрос:

— А волки вас едят?..

— Таких случаев не зафиксировано, потому что мы включаем вокруг себя осциллирующее электромагнитное поле и звери избегают приближения к нему, — со всей серьезностью ответил Сириам. — Мы можем навести поле, непреодолимое для людей и физических предметов и, кроме того, сделать корабль невидимым. Вчера мы случайно не поставили защитное поле и поплатились за это пленением; допустивший халатность член экипажа будет наказан за нарушение служебных инструкций. Вы, вероятно, серьезно боитесь за нас?..

— Не… мы за наших волков боимся: облюются бедные! — с ехидцей пояснил Хорьков.

Руководитель инопланетной экспедиции «шутки юмора» не понял и заметил:

— Мы не приносим вреда животным!

Земляне рассмеялись и выпили за мир во всем мире: желать здоровья крепким на него инопланетянам стало уже нелепо. Гуманоидам подлили воды в кубки, и Орлов снова спросил:

— Вы дышите кислородом без скафандров… вам хватает его на Земле?..

— Да, хватает. Но еще важнее кислорода для нашего дыхания азот — в земном воздухе его много.

— И это азотистые соединения придают зеленовато-бурый цвет вашей коже?..

— Да. Вы вдыхаете кислород и выдыхаете двуокись углерода — мы вдыхаем азот и выдыхаем двуокись азота. В окислительно-восстановительных процессах нашего внутриклеточного обмена роль кислорода и водорода та же, что и в земных организмах, но вам для построения белков на основе углерода нужно его поступление с пищей, а наше тело строится на основе азота, который мы получаем непосредственно из воздуха. Поэтому мы почти не едим.

— Я знаю о существовании таких растений, которые почти не требуют дополнительной пищи. У вас подобный обмен веществ?

— Да, похоже на то: наше тело более студенистое, чем ваше и наполнено кровью голубого цвета. Такая форма существования — более ранняя, чем углеродно-белковая; она имеет преимущество, поскольку позволяет свободно существовать на многих планетах. Земляне погибнут на них без автономных скафандров.

— Это существенное замечание; так вот, значит, откуда пришло выражение «голубая кровь»!.. Скажите еще: в Библии записано, что первые люди, начиная от Адама, жили долго — почти тысячу лет. Это ваша заслуга?

— Да. Мы неоднократно изменяли генотип животных предков людей с целью создания совершенного человека: нам нужны были помощники на Земле.

— Человек, значит, и создан вами?

— Да. Сначала мы из питекантропа получили неандертальца…

— … и поэтому между ними нет ископаемых промежуточных форм! — внес реплику Орлов.

— Совершенно верно, — подтвердил Сириам. — Потом уже из неандертальца получили современного человека — кроманьонца. Ваши ученые не ошиблись.

— Каким образом вы изменяли генотип человека? — поинтересовался Александр.

— Генно-инженерными методами с последующим клонированием экспериментальных особей. Наш носитель наследственной информации — аналог вашей ДНК — для этой цели не подходит; источниками преобразований служили земные предки людей и жители марсианской цивилизации.

— Так на Марсе все-таки была жизнь?!..

— Да, очень давно. Когда биологическая жизнь не смогла там больше существовать, марсиане стали нашими помощниками на многих планетах; на Земле они не смогли жить из-за своего высокого роста, осложняющего нормальный обмен веществ. Дело в том, что гравитация на Марсе намного слабее, чем здесь и у себя марсиане естественным образом вырастали выше, чем люди, но на Земле их организм быстро деградировал из-за сильного притяжения, что не оставляло шансов полноценно существовать в новом доме. На нашей планете гравитация была еще большей, чем на Земле, поэтому мы невысокие.

— В священных текстах многих народов есть свидетельства существования на Земле в далекой древности пяти-шестиметровых великанов. Это были марсиане?

— Да. От них пересадкой фрагментов ДНК неандертальцу мы получили атлантов, которые уже не превышали своим ростом двух с половиной метров.

— А чем плохи оказались сами неандертальцы? Ведь они были очень сильны физически и весьма умны в социальном отношении: уже хоронили, а не съедали своих покойников и у них появились зачатки настоящей речи.

— Вот именно, что только зачатки! Кроме того, они имели малую продолжительность жизни; атланты первыми стали жить до тысячи лет.

— Адам, значит, был атлантом?

— Да — мы клонировали его из образцов клеточного субстрата.

— Хм. Вот почему в Библии записано, что человек создан из ничего — чуть ли не из земли!.. Откуда же тогда взялась Ева?

— Ее тоже клонировали — из костного мозга адамова ребра, внеся генно-половую модификацию.

— Вот тебе на!.. Но клоны же часто не могут иметь потомства, а в Библии сказано, что у них были дети.

— Авторы Библии неверно интерпретировали ситуацию и описали ее так, как она поддавалась их осознанию; все атланты были клонами и не имели потомства, поэтому они так быстро впоследствии исчезли с лица Земли, потеряв контакт с нами. Хотя многие из них и успели перебраться с Атлантиды на материк во время катастрофы.

— Я читал, что на Атлантиде жили собственно атланты и черные, приземистые, очень сильные люди, которые селились в земляных норах и использовались атлантами в качестве рабов. Эти рабы были неандертальцами?

— Да. Клонирование одних атлантов очень трудоемко и непроизводительно. В результате нового внесения ДНК — уже атлантов — неандертальцу мы получили кроманьонца; это тип современного разумного человека. Сначала мы пытались создать людей одного с нами роста, — пигмеи до сих пор живут в Африке, — но скоро отказались от этого проекта, поскольку в долгосрочной перспективе нам нужны были более сильные помощники, не менее хорошо приспособленные к земным условиям. Когда атланты исчезли, кроманьонцы скоро и активно истребили неандертальцев; изредка люди еще встречают их уцелевшие особи в малодоступных местах планеты.

— Это йети — «снежный человек»?..

— Да.

— А отчего погибла Атлантида?

— Вы сами знаете причину, — я читаю ее в ваших мыслях. Мы бурили скважины для извлечения энергоресурсов из мантии Земли с целью снабжения ими орбитальных генераторов сильного электромагнитного поля, способного помешать развитию такой же глобальной катастрофы, как состоявшаяся недавно — переворота земного шара. Тогда так же таяли ледники, и планета готова была опрокинуться, но мы сумели противостоять этому, пожертвовав благополучием Атлантиды. А в этот раз нам, к сожалению, не удалось добиться весомого успеха из-за нехватки энергии, но мы значительно затормозили опрокидывание Земли — иначе она могла перевернуться несколько раз с огромной скоростью и тогда от земной жизни не осталось бы вообще ничего. Теперь мы спокойны: жизнь на планете возрождается!..

— Значит, вы не «раскручивали» Землю, а наоборот тормозили ее постороннее и гибельное вращение?.. Помогали нам?

— Это некорректная постановка вопроса! Мы «помогали» себе, поскольку возник большой риск утраты результатов нашего многотысячелетнего труда по созданию истинной цивилизации на планете.

— Это какой же такой «истинной»?.. А наша, что, была «неистинной»?

— Ваша цивилизация только зарождается и требует долгого развития. Но мы исправим это положение.

— Каким образом?.. Оккупируете Землю?

— У нас нет такой цели в близком будущем.

— А в далеком?

— Мы поступим так, как решит Межгалактический Совет.

— Ну, спасибо… утешили! Только не кажется ли вам, что слишком уж много вы на себя берете?.. Земля — наша планета, и нам решать ее судьбу.

— Не стоит волноваться: когда ваша цивилизация обретет членство в Межгалактическом Совете, мнение землян относительно собственного суверенитета значительно изменится.

— Хм! Если провести аналогию с событиями недавних лет, то мнение россиян о Всемирной торговой организации (ВТО) должно было значительно измениться, как только Россию туда приняли бы — так?.. Но ведь никто ее и не собирался принимать! Привычное «почесывание» языков нашими западными партнерами в рамках демократического антуража не давало никакой гарантии положительного решения вопроса.

— Это происходило оттого, что ваша страна не была готовой к равноправным отношениям в подобной организации.

— Так что же… мы должны были сначала дать себя ограбить, а потом выпрашивать равноправия?.. Эт-то несерьезно! — шутливо произнес Орлов на манер Бывалого из комедии «Операция Ы».

— Во, змей! — взорвался в свою очередь Лешка. — Ты смотри, как он «запел»: чисто «по-буржуйски». Саня, гони их на фиг отсюда!..

— Спокойно, спокойно, Леша! Это наши гости и нам нельзя им хамить, — умерил Александр пыл Хорькова.

Он снова обратился к Сириаму:

— Прошу извинить горячность моего друга. Я и сам не представляю, какие изменения должны произойти в нашем сознании, чтобы действовать себе во вред, но давайте вернемся к предыдущему вопросу: если Земле не грозит оккупация, то как же вы хотите сделать нашу цивилизацию «истинной»?..

— Об этом рано говорить: мы вступим с вами в полноценный контакт через тысячу лет. К тому времени ваше поведение значительно преобразится.

— А-а, это вы насчет агрессивности землян? Да, две мировые войны — это не шутка. Хорошо, хоть до ядерного пожара дело не дошло!

— Это мы предотвратили атомную войну.

— Позвольте!.. Как же это?

— У Гитлера хватило бы ума не нападать на СССР и не вести войну на два фронта, в которой он с очевидностью должен был потерпеть поражение. Мы подтолкнули его своим внушением начать войну с Советским Союзом, чтобы помочь землянам избежать еще больших жертв.

— Вот это новость! Да вы хоть понимаете, что говорите?.. Вторая Мировая война унесла жизни пятидесяти миллионов людей, из которых тридцать два миллиона были гражданами СССР. Ничего себе — «помощь» землянам!..

— Если бы мы этого не сделали, то Сталин и Гитлер заключили бы между собой успешный союз, результатом действия которого стало бы полное уничтожение мировой демократической цивилизации даже без применения ядерного оружия. Но в том-то и дело, что США лишь ненамного опережали Германию и СССР в разработке атомной бомбы, и атомная война стала бы неизбежной еще в сороковых годах прошлого века. Эта война уничтожила бы весь земной мир, и даже нам не осталось бы места на Земле, поскольку мы тоже подвержены гибельному воздействию радиации. Ценой меньших жертв мы предотвратили большие; устранением только Гитлера и Сталина проблема не могла быть решена, потому что войны тогда желали сами народы Европы, и место этих диктаторов немедленно заняли бы другие.

— Вот это да!.. — только и смог произнести Орлов; его друзья тоже слушали последние слова пришельца, открыв рот, и уже забыли о своих кубках.

Александр повернулся к ним и вполголоса сказал:

— По-моему, надо прислушаться к его словам: мы смеемся, а ведь он рассказывает такие важные вещи, о которых мы и понятия не имели. Представляете, на каком уровне наши гости контролируют земную ситуацию?.. Помочь избежать ядерной войны — это же совсем не то, что помочь тете Мане выкопать на огороде картошку. И все же они допустили такие громадные жертвы… неаккуратно!

Он снова обратился к Сириаму:

— Вы убедили меня в том, что люди еще далеки от совершенства, хотя мы и сами прекрасно это знаем. Скажите, ваши генераторы на орбите Земли еще работают?..

— Да, и они долго будут работать, потому что положение планеты в космосе далеко от стабильного.

— Это хорошо!.. Другой помощи нам и не требуется — с обыденными делами сами как-нибудь справимся. Поясните вот еще что: в прошлые века астрологи предсказывали, что Россию ожидает великое будущее… так в чем это величие? Ведь были же и другие великие державы! Или они куда-то подевались?..

— Их просто нет. Вы знаете, сколько потерь перенесла ваша страна, но она сейчас находится в лучшем положении, чем иные; в Европе ситуация примерно такая же, как и в России, но там еще не скоро поймут необходимость безотлагательного создания сильного единого государства. Вы это уже поняли, поэтому за Россией в будущем останется доминирующая роль в Евразии. В Европе никогда не было такой же единой и огромной державы как ваша; не так уж далеко то время, когда ее богатство вновь будет прирастать Сибирью. Вода оттуда уйдет, будьте уверены!.. В США было много уцелевших в катастрофе, но они уже почти все вымерли от голода, поскольку разучились сами, в примитивных условиях выращивать хоть что-нибудь на оттаявшей от мороза земле; дух покорителей Дикого Запада покинул американцев. Великих гигантов Востока — Индии, Японии и Китая — тоже больше нет, а любые другие пережившие катаклизм страны не составляют теперь какой-либо конкуренции вашей стране. Вам предстоят еще кровопролитные стычки с кочевниками-южанами, но они не нанесут серьезного ущерба.

— Благодарю за информацию, но скажите, откуда вам это известно — небось, машиной времени пользуетесь?..

— Да, мы совершаем иногда путешествия в будущее, чтобы контролировать результаты своих действий в настоящем.

— А человеку можно побывать в будущем? — спросил Орлов, с трепетом в душе надеясь, что ответят положительно.

— Да, можно, — сказал Сириам и это простое «да» прозвучало, как самый мощный раскат грома в ушах Александра.

— Но когда?!.. — воскликнул он. — Вы же сейчас улетите и больше не вернетесь!

— Не волнуйтесь — мы вернемся; нам дали задание находиться рядом с вами, чтобы немедленно вмешаться в ситуацию серьезной угрозы. Случайность обнаружила наше близкое присутствие, а то бы вы еще долго нас не увидели; теперь наше инкогнито раскрыто и руководство экспедиции больше не запрещает встреч с вами и вашим народом. За вами, Александр, мы наблюдаем очень давно… вы много раз могли погибнуть на фронте, но наше вмешательство предотвращало эту потерю. Припомните получше своих боевых товарищей и тогда сами догадаетесь о том, кто хранил вас от смерти. Вы должны были возглавить русский народ, поэтому и живы.

— Вы что это… серьезно говорите?

— Да.

— Еще одна новость! Почему именно я?..

— Об этом узнаете в другой раз.

— Ладно. Вопросами надоедать не буду, но когда вы явитесь снова?

— Зиму живите спокойно, а весной встретимся.

— Хорошо, согласен. Только вы обязательно прилетайте!

— Не волнуйтесь, мы прибудем.

— Я буду ждать!.. — совсем уж по-детски растрогался Орлов.

— Ждите. Вот вам пульт экстренной связи — нажмите кнопку вызова и говорите. Повторяю: пульт экстренной связи!

— Я понял, понял! — подтвердил Александр и взял в руки маленькую блестящую коробочку.

— Нет… подзарядки он не требует, — прочел его мысли Сириам. — Давайте прощаться. Надеюсь, нас отвезут к кораблю?

— Да-да, конечно! — поспешил уверить Орлов и бросил Лешке: —Живо снаряди автобус!

Хорьков кивнул и умчался на двор. Александр слегка обнял Сириама, его товарищей и повел их на крыльцо.

3

Отправив инопланетян, Орлов пошел к себе и вдруг увидел выходящего из терема агронома Закруткина.

— Владимир Алексеевич! — окликнул его Александр. — Задержитесь на минутку, мне нужно поговорить с вами.

— Пожалуйста, Александр Николаевич — к вашим услугам!

Они вместе прошли в княжеские покои и сели за стол.

— Владимир Алексеевич, прошу вас помочь мне советом, — начал Орлов. — Дело в том, что я не нахожу решения некоторых производственных проблем. Вот вы агроном и занимаетесь общественным земледелием; наверняка понимаете, что наша сельскохозяйственная техника изношена и восполнить ее естественную убыль нечем: те остатки ржавого железа, которые привозит Хорьков с периферии области, слишком мало годятся для обновления механизмов. Что же нам делать… решительно переходить на гужевую тягу и ручные приемы хлебокошения и обмолота?

— Трудный вопрос! — согласился Закруткин. — Я бы на вашем месте не боялся внедрения конной тяги в полеводство: лошадка много веков выручала людей и снова выручит. Но должен напомнить, что в городе Владимир в прежнее время располагался тракторный завод; если хотя бы в малой части оживить его мощности, то это станет важным подспорьем.

— Хм… это неплохо! Но у нас нет ни большого количества рабочих, ни промышленного электричества. Все станки в прошлом работали на электроприводе, и восстановить их энергоснабжение в таких масштабах мы не можем: разве справится с нагрузкой один генератор, подобный нашему поселковому?

— Конечно, нет! Но и его одного уже достаточно для электросварочных работ — это важный плюс в нашей ситуации. Мы не можем возобновить работу целой городской ТЭЦ, зато в наших силах начать изготовление примитивных паровых машин — пусть они приводят в движение станки!.. Поручите Харитонову заняться изготовлением таких агрегатов; он опытный механик и вдумчивый человек.

— И в самом деле: в девятнадцатом веке так и было!.. Это очень, очень важный совет! Только вот мало у нас листового и профильного металла для паровых машин, а о крупном литейном производстве даже говорить нечего.

— Так вы не торопитесь с крупным! Делайте все по порядку. Изготовьте для начала хотя бы один паровой привод и соедините его с пневмонасосом — он потребуется для нагнетания воздуха под давлением в плавильную печь, которая наверняка есть на заводе. «Раскурив» первую домну, оживите пароприводами прокатный стан; дальше запустите паровые молот и пресс для силовой ковки и штамповки металла. Таким образом вы получите первую технологическую линию по выпуску металлозаготовок, а токарный и сверлильный станки для их обработки уже есть в мастерской Харитонова.

— Да… пожалуй, можно отладить такую преемственность первичных технологий! Топливом для печей послужит, кстати, торф — его много в округе.

— Вот-вот! Начинайте что-нибудь делать, и цепочка технологических этапов сложится сама собой.

— Ну что ж, ваши предложения по металлу очень дельные! Нужно поскорее собирать весь лом с открытых территорий, пока он не изошел бесполезной ржой — не впору заниматься сейчас горнорудным делом. А вот что вы думаете насчет резины и пластиков?.. Химика-аналитика мы еще можем найти, а уж химиков-технологов в наших поселках, по-моему, и в помине нет!

— Совершенно верно — точно так же, как и сырья для химического производства. Сейчас, мне кажется, нужно вообще забыть на век-другой о существовании в прошлом пластмасс.

— Как же потом вернуть их в жизнь?

— Время само вернет нам химические полимеры. Люди тысячелетиями обходились без них и не роптали! Нужно только уделить необходимое внимание обучению началам химии в нашем будущем колледже, а позже и в университете, когда дойдут до него руки.

— Я уже думаю об открытии университета!

— Не торопитесь!.. Всему свое время. Лучше позаботьтесь о библиотеках владимирских вузов — их фонды нужно обязательно сохранить. Нет у нас нынче специалистов-технологов, да и не надо!.. Ученые будущих поколений во всем разберутся по старым учебникам. Книги Аристотеля и Пифагора, я вам скажу, не исчезали из научного оборота две тысячи лет, пока не пришло время других, новых знаний.

— Да, вы правы: со временем до всего руки дойдут — лишь бы не утерять накопленное предками!

— Ну вот. Я рад, что вы это понимаете!

— Благодарю вас, Владимир Алексеевич, очень хорошо поговорили. Даже дышится теперь легче!..

— Не стоит благодарности! Я могу быть свободен?..

— Да-да, конечно. Будьте здоровы!

Орлов проводил Закруткина до порога и вернулся к столу, ожидая возвращения Лешки.

Хорьков вернулся через час.

— Улетели? — спросил Александр.

— Ага! — подтвердил Леха. — Как «свистнула» их «тарелочка» — только след простыл!..

— Соображаешь, Леша, какая мощная «крыша» у нас теперь?

— Ага! Мне их рожи сначала сильно не понравились. А потом ниче — пригляделся как-то!

— Да тебе все рожи не нравятся! Мы-то — красавцы, что ли?

— Ну, Саня, не скажи… наши намного красивее! Я бы лучше с резиновой бабой спал, чем с такой «лягушатиной».

— Это дело вкуса! Кому-то на безрыбье и такая «рыбка» пригодилась бы.

— Тьфу, срамота! — не сдержался Леха.

— Да не плюйся, «верблюд»! — одернул его Орлов. — На корабле не был?

— Ну-у, еще полезу я в это «корыто»!

— А я бы слазил… интересно же! Может, придется когда-нибудь?

— Придется, конечно! Они вон обещали тебя на машине времени «покатать».

— И тебя покатают!

— Не-е, я не хочу!

— Боишься?

— Да ты че — страсть-то какая!

Орлов от души рассмеялся и подвел итог чудесному событию:

— Улетели себе, и ладно!.. Выводи бандитов, поговорим.

Хорьков пошел в темницу, а Орлов спустился во двор.

Когда пленных построили, Александр прошел вдоль шеренги, внимательно осматривая каждого. Мародеры вызвали в нем сочувствие: худые, грязные, обтрепанные… заросшие волосами и щетиной — все какие-то съеженные. Князь спросил:

— Кормили?..

— Да… кормили! — нестройно ответили бродяги.

— Кто старший?

— Я!.. — из строя шагнул вперед высокий худощавый солдат.

— Представьтесь!

— Командир отделения рядовой Усачев.

Александр взглянул в лицо доложившего и подал команду:

— Старший — за мной, остальных увести!

Вдвоем с Усачевым они пошли в покои. Хорьков крикнул конвою:

— Задержанных поссать сводите!.. — и последовал за князем.

В горнице все трое уселись за стол. Александр предложил пленному сигареты и спросил:

— Давно вот так… без кола, без двора?

Тот закурил и с горечью в голосе ответил:

— С двенадцатого года!..

— А раньше где жил?

— В Томске.

— Оп-па… земляк!

— Земляк?.. — недоверчиво переспросил солдат.

— Ну да! Я же из Кемерово — рядом совсем.

— Хм! — удивился гость. — И впрямь, земляки.

— Как сюда-то занесло? — оживленно поинтересовался Орлов.

— Я в Челябинске, в «зоне» сидел, когда вся эта катавасия началась.

— За что сидел?

— За драку — по пьянке «хулиганку» получил.

— М-м!.. Понятно все.

Они помолчали, затягиваясь дымом.

— Как дальше-то думаешь? — спросил Александр собеседника.

— Не знаю… — неуверенно ответил тот. — Просто не знаю, куда еще податься!

— А что умеешь?

— Слесарить, воевать… и воровать! — нехотя признался Усачев и взглянул на свои пальцы рук с наколотыми на них карточными мастями — верным признаком не одной «ходки» в тюрьму.

Орлов давно обратил на них внимание, но неприязни к бывшему и нынешнему преступнику, как ни странно, не испытывал. Он выпил стакан воды и предложил арестанту выход из положения:

— Хочешь нормально жить, оставайся у нас, а нет — вали на все четыре!..

В глазах солдата промелькнуло мгновенное недоумение, и он неуверенно спросил:

— Так что… расстреливать не будете?

— За что?! — рассмеявшись, переспросил Орлов. — За этих «вурдалаков» зеленых?.. Не смеши! Они уже давно улетели … и фингалы от вас на память прихватили!

Смеялись уже все трое. Переведя дух, Александр спросил:

— А зачем вы их поймали-то?

— Да-а… хотели на жратву обменять.

— Выходит, знали о нашем поселке?

— У-у, о нем уже далеко известно! И о княжестве тоже… люди рассказывали. Так и говорили: приедет наш князь с дружиной — кишки-то вам, разбойникам, выпустит!

— Вот как!..

Орлов повернулся к Хорькову:

— Молодец, Леша — твоих рук дело! — и снова спросил задержанного: — А скажи-ка мне, много еще банд по области шляется?..

— Почти никого уже не осталось! И те сюда идти боятся: знают, что тут сила и можно на виселицу нарваться.

— Ну, а в других областях?

— Тоже мало. Казаков несколько сотен уцелело, и все ушли уже на юг — вслед за морем. Там землю поднимают, рыбачат, хозяйство заводят.

— Та-ак, не успеешь оглянуться, как вновь образуется область Войска Донского. Повторяется история!..

— Пожалуй, что так! — согласился Усачев.

— Ну, нам они не помеха. Придет время, повоюем с ними маленько, а потом в державу примем — будут южные рубежи охранять!

— Будут, сердешные, будут! — подтвердил собеседник.

Снова закурили.

— Так что, остаешься у нас?.. — спросил Орлов.

— Куда ж мне деваться?!

— А бойцы твои?

— Тоже останутся! Всем надоело без дела болтаться.

— Отвечаешь за них?

Усачев на миг задумался, но кивнул головой, соглашаясь. Александр снова спросил его:

— Тебя как зовут-то?

— Александр Максимович.

— О, елки!.. Тезки мы с тобой: я тоже Александр!

— Да я уж знаю…

— Ну ладно, Саша, смотри сам тогда. Воровать не дадим, а работать — пожалуйста!

— Не волнуйся, князь, не подведем!..

— Верю! Жить пока будете в Спасском — там общежитие есть, а потом Харитонов, ваш начальник, всех распределит, кого куда.

Орлов снова повернулся к Хорькову:

— Давай, Леша, веди его и распорядись обо всем. Скажи, я приказал!..

Лешка кивнул и повел Усачева за собой.

Уже смеркалось... день прошел. Александр поужинал с Валентиной и пошел в свои покои; перед сном он долго размышлял о нынешнем и вспоминал прошлое.

4

— Хорошо, что инопланетяне все-таки встретились нам, — думал Орлов. — Теперь есть, на кого опереться в случае фатальной неудачи.

Их сила, конечно, велика! Сириам говорил, что на орбите Земли расположены четыре мощных генератора поля, тормозящих неестественное раскачивание и переворот планеты; теперь-то ясно, о каких ангелах небесных писал Иоанн в своем Откровении.

Как же трудно было понять это до катастрофы! Я, помню, так подробно разбирал для себя его строки: «И после всего видел я четырех Ангелов, стоящих на четырех углах земли, держащих четыре ветра земли, чтобы не дул ветер ни на землю, ни на море, ни на какое дерево» — и все не мог догадаться, что же это за ангелы такие! Спасибо пришельцам, помогли сообразить.

Если задуматься по существу вопроса и представить себе Землю и окружающее ее пространство как виртуальный электромотор, в котором земной металлический сердечник является ротором, а четыре орбитальных генератора его якорями, то становится очевидно: при подаче разнополярного напряжения на генераторы поля они и впрямь могут или ускорить, или затормозить вращение планеты. Можно предположить, что еще давным-давно пришельцы с помощью этих генераторов искусственно привели скорость вращения планеты к оптимальной величине — для наиболее быстрого эволюционирования на ней биологической жизни — и затем надолго удалились. Вот почему священники утверждают, что жизнь на Земле зародилась не сама собой, а лишь с помощью конкретного вмешательства извне — просто потому, что библейским патриархам инопланетяне еще в древности сообщили о своих заботах; никакой Бог тут, конечно, ни при чем!

В религиозных воззрениях значение внеземного фактора преувеличено, но если рассудить объективно — влияние генераторов могло ускорить появление зачатков жизни и обеспечить ее дальнейшее стабильное развитие. В этом смысле, и ни в каком другом, можно, пожалуй, говорить о сотворении живого извне, не забывая при этом, что биологические структуры с успехом способны организовываться и сами по себе — экспериментальные данные прямо на то указывают!

Ученые предкатастрофной эпохи во всеуслышание заявляли, что кристаллическая структура минералов позволяет им не только избирательно обновлять свой состав за счет химических элементов окружающей среды, но и самим служить полевой матрицей для автосборки пептидных блоков — триплетов, соединяющихся затем в аминокислоты под воздействием гравитации. А от аминокислот до белков уже рукой подать! Аморфная плесень на влажных камнях — это прообраз формирующихся белковых структур.

Жизнь, таким образом, способна возникать «ни из чего», а оранжерейные условия, создаваемые для ее рождения орбитальными генераторами, могут только благоволить этому процессу своим воздействием на оптимизацию гравитационных величин. Пришельцам, однажды запустившим в действие свои «генераторы жизни», оставалось потом лишь наведываться в космическую «оранжерею» и контролировать ход биогенеза.

Орлов не поленился на досуге отыскать владимирскую Областную библиотеку и набрать себе самых разных книг для чтения; туда же послал потом целую экспедицию, чтобы пополнить фонды школьной и поселковой библиотек. Ему удалось разыскать даже те книги, которыми пользовался сам накануне катастрофы, и теперь он перечитывал Библию, получая новые и вспоминая старые впечатления.

Много любопытного скрывается в книге Апокалипсиса пророка Иоанна!.. Если читать ее по порядку, то сначала автор описывает появление перед ним внеземлянина, воспринятого им конечно как Господь Бог. А как же иначе!

«И обратившись, увидел я семь золотых светильников и посреди семи светильников подобного сыну человеческому, облеченного в подир и по персям опоясанного золотым поясом; глава Его и волосы белы как белая волна, как снег».

— Семь золотых светильников были, очевидно, огоньками, расположенными по краям летающей тарелки, — размышлял Александр. — Но видел в тот раз будущий пророк не «настоящего» инопланетянина, а всего лишь его слугу и помощника — атланта. Мы уже знаем, что атланты произошли от высоких, светловолосых и голубоглазых марсиан, а не от маленьких зеленых хозяев и тех, и других. Далее Иоанн пишет:

«Он держал в деснице Своей семь звезд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч. И лице Его как солнце, сияющее в силе своей. И Он положил на меня десницу Свою и сказал мне: не бойся; Я есмь Первый и Последний, и живый; и был мертв, и се жив во веки веков; и имею ключи ада и смерти. Семь звезд суть Ангелы семи церквей, а семь светильников, которые ты видел, суть семь церквей».

С семью огоньками уже понятно, а о луче, исходящем из корабля и напоминающем острый меч, говорили многие земные «контактеры». Слова пришельца о собственной сущности отражают то, что он — клон (фактически биоробот): воспроизводясь от самого себя, он и «первый и последний», и «живый; и был мертв, и се жив во веки веков». Он, таким образом, бессмертен, потому что знает, как осуществлять клонирование: «имею ключи ада и смерти».

Семь земных церквей — это семь стационарных инопланетных баз на Земле (сейчас их значительно больше), а семь светильников — радиобуи, поддерживающие связь с этими базами для контроля их состояния.

Попав внутрь «тарелки» посредством светящегося луча, Иоанн видит перед собой ее интерьер:

«…вокруг престола двадцать четыре престола, а на престолах видел я сидевших двадцать четыре старца, которые облечены были в белые одежды и имели на головах своих золотые венцы. И от престола исходили молнии, и громы, и гласы, и семь светильников огненных горели перед престолом, которые суть семь духов Божиих; и перед престолом море стеклянное, подобное кристаллу».

Он видит двадцать четыре компьютерных терминала — рабочие места инопланетян, и самих работников перед ними; пришельцы одеты в белые комбинезоны, на их головах радиотелефонные гарнитуры (наушники). Молнии, и громы, и гласы — это мигание лампочек, голосовые и видеосообщения. Семь светильников — пригашенные в режиме ожидания экраны компьютерных мониторов; это терминалы, служащие для связи с земными базовыми станциями. «Море стеклянное, подобное кристаллу» — большой настенный плазменный видеопланшет наподобие тех, которые применялись в Центрах управления космическими полетами на мысе Канаверал или в Байконуре.

Иоанн становится случайным свидетелем докладов начальству прибывших с Земли и имеющих диковинный вид (во множестве запечатленный на египетских пирамидах) роботов-киборгов об успешном выполнении ими служебных заданий:

«…и посреди престола, и вокруг престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади. И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лице как человек, и четвертое животное подобно орлу летящему. И каждое из четырех животных имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей; и ни днем, ни ночью не имеют покоя, взывая: свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель. И когда животные воздают славу, и честь, и благодарение Сидящему на престоле, тогда двадцать четыре старца падают перед Сидящим на престоле, и поклоняются, и полагают венцы свои перед престолом, говоря: достоин Ты Господи, приять славу, и честь, и силу: ибо Ты сотворил все, и все по твоей воле существует и сотворено. И всякое создание, находящееся на небе и на земле, и под землею, и на море, и все, что в них, слышал я, говорило: Сидящему на престоле благословение и честь, и слава, и держава во веки веков. И четыре животных говорили: аминь. И двадцать четыре старца пали и поклонились Живущему во веки веков».

Вообще, лихо сказано, что «старцы» снимают с головы наушники, падают ниц перед Сидящим на престоле и сплеча благодарят его!.. А они всего лишь с поклоном поздравляют своего руководителя с благополучным завершением сеанса переклички с наземными станциями. Подтверждением этого служат звуки конференц-связи с находящимися «на небе, и на земле, и под землею, и на море» по типу: «Первый понял! — Второй принял! — Я третий, все в порядке!» Слово «аминь», видимо, эквивалент нашего «доклад закончил!» или «конец связи!»

Потом для землянина «прогнали» на мониторе видеоряд, посвященный ужасам будущей глобальной катастрофы, в котором тот ничегошеньки не разобрал… все мерещились ему какие-то всадники, один за другим проносящиеся по экрану. Одно сумел уловить бедняга: будут оставлены в живых сто сорок четыре тысячи человек из всех колен сынов Израилевых.

Мне, Александру Орлову, теперь вот что интересно: ну, остался я в живых, повезло; со мной Лешка, Павел, еще многие. А какое отношение мы имеем к «сынам Израилевым»?.. Ох, и влюблены же евреи в самих себя! — другие для них вообще не существуют. Да ладно, это их дело!

Помню из книги, снова «крутили» Иоанну видео — там перед каждым эпизодом шли компьютерные заставки, и он воспринимал их как «вострубление» Ангелов Божьих:

«Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела.

Второй Ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась в море; и третья часть моря сделалась кровью, и умерла третья часть одушевленных тварей, живущих в море, и третья часть судов погибла.

Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде «полынь»; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки».

Было такое дело! И засуха была, и пожары; и вулканы извергались и рушились в море; и кислотные дожди лились. Это — уже конкретные картины того, что мы пережили! Иоанн еще писал:

«Четвертый Ангел вострубил, и поражена была третья часть солнца, и третья часть луны, и третья часть звезд, так что затмилась третья часть их, и третья часть дня не светла была — так, как и ночи.

Пятый Ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был ей ключ от кладезя бездны. Она отворила кладезь бездны, и вышел дым из кладезя, как дым из большой печи; и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладезя. И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы. И сказано было ей, чтобы не делала вреда траве земной, и никакой зелени, и никакому дереву, а только одним людям, которые не имеют печати Божией на челах своих. И дано ей не убивать их, а только мучить пять месяцев; и мучение от нее подобно мучению от скорпиона, когда ужалит человека. В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее; пожелают умереть, но смерть убежит от них».

Ну, видели мы, как темнело небо! И метеорные дожди видели. Только не от них застилало солнце, а от пыли и сажи. Саранчу еще какую-то приплел… да так подробно ее дальше описал: всю в железной броне, движущуюся со страшным грохотом и поражающую людей жалом длинного хвоста или хобота! Никакой саранчи у нас не было; может, южнее она шныряла?.. Или же он наступавших с юга на бронетехнике кавказцев и хохлов саранчой назвал? Не знаю.

А вот радиация нам здорово кишки попортила! Постоянно блевали, как ветер дул: от своих же ядерных ударов радиоактивные облака приносило. Падшая звезда — это ракета средней дальности с ядерной боеголовкой. От августа, когда их «пулять» стали, до января, когда я в Лешкин бункер провалился, как раз пять месяцев прошло!

Там, в книге ангелы еще «трубадурили»:

«Шестой Ангел вострубил, и я услышал голос…: освободи четырех Ангелов, связанных при великой реке Евфрате. И освобождены были четыре Ангела, приготовленные на час и день, и месяц и год, для того, чтобы умертвить третью часть людей.

И седьмой Ангел вострубил, и раздались на небе громкие голоса, говорящие: царство мира соделалось царством Господа нашего и Христа Его, и будет царствовать во веки веков».

Четыре Ангела при реке Евфрат — это четыре великие нации, жившие вблизи Междуречья — слияния рек Тигр и Евфрат: арабы, евреи, персы и турки. Когда они, а точнее, происходящие от них народы двинулись на север от наступавших вод Индийского океана и Черного моря, немало крови пролилось!.. Это уже пройденный этап.

Вот голословное утверждение Иоанна о том, что эпоха после катастрофы однозначно будет царством Христа — явное преувеличение! Царством разума — да, но не глупой веры. По крайней мере, пока я жив, не дам возродиться никакой религии в нашем государстве!..

К слову сказать, здесь имеется ввиду царство свободы, правды, справедливости — и это совсем другое дело. А сказочки про «добрягу» Иисуса мы уже слышали! Не нужны людям словоблудие и туман — нужны наука и ее истинный свет. Я вот спрошу еще Сириама про Христа, пусть расскажет!..

О звере Сатаны пророк писал уже откровенную чушь, пораженный, вероятно, картинами увиденного на мониторе:

«И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами. И дивилась вся земля, следя за зверем, и поклонилась зверю, говоря: кто подобен зверю сему? И кто может сразиться с ним? И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца».

Там еще много нафантазировано об этом звере, но речь на самом деле идет о том, что затопление суши и вместе с ним тяжелый период катастрофы продлятся в целом сорок два месяца (у пророка Даниила — 1290 дней, что составляет те же три с половиной года), только и всего! Морской зверь — это и есть наводнение. Кто сможет ему противостоять?

Интересно вот еще что:

«И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло».

Прилетел сияющий огнями космический корабль, как в фильме Спилберга «Внеземные контакты третьего рода» — это понятно; инопланетяне обращаются к людям через «матюгальники». Но какой новый Иерусалим может расцвести на Земле, если старый погиб в морских волнах?..

Да конечно же, Москва! И станет она не царством Бога, а царством Правды и великой, превозмогающей смерть и болезни Науки — достаточно заменить слова, и сразу все прояснится. С пришельцами же (а не с вымышленным Богом) мы общий язык найдем! Не быть мне Александром Орловым, если будет иначе.

Прежде, чем уснуть, Александр думал еще:

— Послезавтра первая годовщина основания нашего княжества. С какими результатами мы подходим к ней?.. А прямо скажем — с отличными!

Мы основали головное княжество будущей объединенной державы; народ сыт и занят делом; ресурсы, оставшиеся от прошлого, далеко не исчерпаны; товарно-денежные отношения развиваются. Есть люди, знания, идеи.

Всего за один год мы в основном выполнили задачу-минимум государственного строительства! Жизнь возрождается, и уже нет причины бояться будущего. Задача-максимум — создание централизованного государства и воплощение его в империю — все еще далека и чрезвычайно объемна. Но мы не будем сидеть, сложа руки; накопление богатства и увеличение численности населения — вот то, что сейчас важнее всего!

Продумаю меры материального стимулирования людей, обсужу их с друзьями и доложу на празднике; и денег народу подкинем, и о государственных наградах не забудем.

Все! Спать-спать-спать…

5

4 ноября 2021 года День Народного единства впервые праздновался как годовщина основания нового государства. Люди вновь собрались на площади перед княжеским теремом и слушали речи руководителей с поздравлениями и сообщениями о достижениях; в руках многих уже мелькали красные флажки с двуглавым орлом.

С ответным словом выступили несколько рабочих и специалистов, благодаривших власти за заботу и высказывавших предложения по улучшению жизни в поселках; они просили организовать два-три магазина, рынок, детсад, больницу, общественную баню и парикмахерскую — сказались обычные человеческие нужды. Князь обещал все исполнить и выразил свое мнение, что пора учредить муниципальную власть, которая ответственно этим и займется.

Не теряя времени, избрали глав администраций для каждого поселка; в Спасском Городище им стал Борис Иванович Хохряков — опытный в хозяйстве и делопроизводстве человек. Князь приказал новым чиновникам явиться ко двору спустя два дня для обсуждения неотложных действий, а Галстян порадовал их намерением установить в Спасском муниципалитете компьютеры для ведения электронной документации. Во Владимире брошенных компьютеров нашли немало, поэтому решили оснастить ими и школу, и готовящееся к открытию Технико-педагогическое училище, и фермы, и мастерские, и будущую больницу с поликлиникой.

В этот же день выбрали мирового судью, начальника полиции и нотариуса; Александр и им наказал явиться позже для решения служебных вопросов.

Затем приступили к награждению отличившихся в труде денежными премиями, орденами и медалями — их получили несколько десятков человек. Когда Орлов прикреплял орден Владимира четвертой степени к груди Хорькова, вся площадь бушевала аплодисментами и музыканты долго играли туш. Леха краснел, смущаясь заслуженных почестей, а его жена Людмила не сводила глаз с любимого.

Снова обратившись к народу, князь благословил его трудиться и богатеть. Он высказал пожелание, чтобы скорее нашлись способные проявить торгово-предпринимательскую инициативу, и посулил купцам и ремесленникам поддержку властей.

Еще князь объявил о введении разнообразных мер стимулирования народного образования и самообразования, отметил необходимость увеличения количества молодых семей и детей в них. На глазах собравшихся Александр подписал княжеский указ, согласно которому с появлением каждого младенца родителям полагалось теперь сто рублей единовременно и десять рублей ежемесячного пособия по достижении ребенком восемнадцати лет.

В толпе ахнули: вот это да!.. по корове и по дополнительной зарплате за каждое дите! Не забылась еще недавняя всеобщая нужда.

После этого княжеские дружинники дали тройной залп из автоматов в качестве торжественного салюта, самодеятельный оркестр исполнил гимн государства, и Орлов пригласил всех присутствующих на праздничный обед.

За столом рядом с князем сидели свежеиспеченные орденоносцы; Александр поздравлял их еще, приглашал «обмыть» награды и вволю закусить. В перерыве между тостами особенно похвалил Николая Харитонова за важное достижение — освоение выпуска швейных иголок. Мелочь, казалось бы, но специалистам известно, что изготовить иголку с ушком гораздо труднее, чем артиллерийский снаряд!

Орлов говорил:

— Давай жми, Коля, наращивай выпуск разной мелочи! А то неладно выходит… деньги у людей есть, а купить на них почти нечего. И ты, Леша, постарайся: сорганизуй с весны свою гвардию на поиск самых разных уцелевших вещей на периферии. Поставь им начальником сотника Манина — он мужик обстоятельный; весной я у Павла его заберу и на лето к тебе откомандирую. Нужно всячески стимулировать рынок!

Хорьков с Харитоновым понимающе кивали головами, народ в дальнем конце стола трапезничал и веселился.

Александр выпивал теперь немного: старость — не в радость! Поздней ночью в своей постели он снова размышлял:

— Хорошо мы зажили, сердце радуется за людей! Но это все новые лица, появившиеся в моей судьбе в последнее десятилетие; если не сказать — в последнее пятилетие.

А что с теми, кого я знал еще в Сибири… с теми, кто знал и меня? Вряд ли из них выжили даже единицы. Никого и никогда я больше не увижу… если только на том свете!..

Любопытно вспомнить моих друзей, знакомых, одноклассников — кого уже нет нынче; и вспомнить для того, чтобы взвесить ценность их судьбы, попытаться понять, были ли они счастливы. Я могу судить об этом только по тем достижениям, хорошим или плохим, к которым они привели себя сами ко времени начала катастрофы.

Некоторые погибли еще раньше — нравственно или физически; буду представлять, что я вернулся в те годы. Ну, попробую как-нибудь!..

Стасенко Костя. Инженер, двое взрослых детей, внуки; любимая жена наставила «рога» и ушла к другому. Пьет, работает на компьютере в мелкой рекламно-издательской фирме, снова пьет. Потерял цель и смысл жизни, несчастлив.

Коробов Андрей. Тоже инженер, тоже двое взрослых детей, внуки; и он с любимой женой разошелся. Пьет, работает охранником в разных учреждениях, опять пьет. Цели и смысла жизни вообще не уловил. Несчастлив, но судьбой почти доволен: водка помогает так считать!

Морозов Володя. Врач-педиатр — долго мотался по «горячим» точкам с отрядом спецназа внутренних войск. Получил «по соплям» и пару медалек, осел на Алтае с какой-то деревенской бабенкой, попивает себе. Наверное, счастлив: всегда рот до ушей — легкомыслие не позволяет «заморочиться».

Киямов Олег по кличке Рашпиль. Выпивал всегда мало, мозги не терял; работал техником-монтажником охранной сигнализации, потом организовал свою фирму. Бизнесмен, женат, дети, внуки. Наверняка всем доволен, и в немалой степени оттого, что не пьет.

Рыжих Андрей. Всегда искал мужских занятий, поэтому служил в милиции — вот кому надо было в спецназ! Семью завести не успел, умер от водки.

Братья Шишковы. Колю зарезали по пьянке; Виктор-инвалид — лучший из них, умнейший парень — спился и повесился; Саша стал инженером и живет где-то с семьей. Счастья им не досталось.

Курлов Боря. В детстве и юности — великолепный футболист. Трудится простым работягой, не пьет, не курит, имеет детей и внуков. Счастлив в семье, поэтому счастлив в жизни. Очень порядочный и умный человек!

Буняев Сашка — сосед Бори. Тоже увлекался футболом, но потом связался с «блатными» и пошел по тюрьмам. Двоих детей «повесил» на шею своей матери, а сам запился и умер. Украл у меня однажды старенький 486-й компьютер, но я на него не очень злился: не обеднел же! — сразу купил взамен хороший «Пентиум». Счастья он не видел — оттого, что вырос подлым и завистливым.

Дорогавцев Гоша. Ума недалекого — трудоголик и рубаха-парень; наверное, был счастлив семьей и детьми, пока жена его не «орогатила». Стал попивать, но остался щедрым и добродушным.

Бусыгин Саня. В детстве был хорошим товарищем; говорят, что имел семью, работал шофером и умер от водки.

Братья Викулины. Слава дружил с моим братом и по характеру похож на Гошу Дорогавцева: заботливый семьянин, пьет мало. Его брат Володя был веселым парнем, но с женой разошелся, запил и тоже умер.

Погудин Саша. Большой добродушный увалень. Говорили, что болел, но погиб тоже от водки.

Беляев Серега по кличке Мапа. Никто не мог сказать, почему «Мапа» и что это такое, но все его так звали, за глаза и побаивались. Добродушнейший парень! Еще в армии попал в дисбат и вышел оттуда насмерть запуганным; однажды потерял работу сцепщика на железной дороге и не смог найти другую. Спился до крайности и умер.

Обметкин Саша. Куркулистый мужик! В молодости здорово пил, но бросил и стал богатеть. Понял, что нехорошо быть жадным тогда, когда самого жена «накосила» на квартиру и «бабки». Счастлив не будет, потому что столько денег, сколько хочет, ему все равно не скопить.

Покачайло Сергей. Считался олигофреном, но уехал в деревню, нашел себе доярку и упорным трудом зажил так, что «я тебе дам»! Наверное, ему хорошо.

Братья Рябовы. Володя пить бросил, забогател; Сережка еще пьет, но в трудолюбии не отстает. Хорошие мужики! Их отец от водки повесился, жалко его: не мог уже бороться с этим недугом.

Дымов Саша. Мой второй лучший школьный друг помимо Кости; полковник в отставке, взрослые дети и внуки, но вряд ли счастлив. Ему надо было возле родителей жить, а он бежал от них служить в дальние города: съедали «добрыми» советами и нотациями. Саня всегда чувствовал себя чужим в своей семье — как будто брошенным.

Алехин Игорь. В молодости чуть не повесился от неразделенной любви: слишком долго страдал. Потом женился на другой и понял, что та любовь была глупостью; нашел упоение в семье и работе штатного журналиста крупной газовой компании. Думаю, что счастлив, поскольку копошится в обыденном мелкотемье: умному человеку гораздо тяжелей!.. Спортсмен, не пьет, не курит, ни разу не произнес ни одного мата. Уж как терпит при нашей-то вечно неустроенной жизни?

Морозов Виктор. Весь в коммерции!.. Деньги вроде есть, но счастье как-то не идет к нему: разведен, ребенок с матерью, а он все один. По-моему, и не задумывается о счастье; некогда — все новые и новые бизнес-проекты.

Мартынов Федор. Бывший пилот вертолета, воевал в Афганистане; орденов и медалей — полпуда! Он щупленький и главная проблема — не хватает груди, чтобы все их разместить. В остальном, кажется, доволен жизнью. Федя спиться не успел из-за нехватки времени: все время в воздухе. Ничего!.. Пенсия у него хорошая — еще успеет от безделья.

Колокольцов Саша. Добродушный богатырь; женат, семья, дети, внуки. Кажется, что он вообще не знал проблем: способен смахнуть их одной левой! Были трудности во взаимопонимании с женой, но вроде все наладилось. Побольше бы таких людей!

Ипатов Сергей. Всегда весь в «блатах» и чиновничьих карьерах; иногда не знает, куда спрятаться от недоброжелателей, способных запросто «грохнуть». Не завидую его судьбе!..

Александров Семен. Родители-евреи скопили ему немалые деньги и приготовили «теплую» должность в администрации области, а он вернулся к озеру Байкал, где служил в армии и полюбил простую девчонку. Признавался, что там ему хорошо… хорошо ли?

Копылов Володя. С детства «пиликал» на скрипочке, как большинство еврейских детей; окончил потом Новосибирскую консерваторию и служил в Губернаторском симфоническом оркестре. Думаю, что ему очень не хватает денег… стал бы уж лучше адвокатом, как отец! Женат вроде, семья.

Синицын Саша. Работал инженером на оборонном заводе, был женат; потом — не знаю: ракеты стали не нужны, завод закрыли по конверсии вооружений. Он сильно не пил, так, наверное, устроился где-то.

Шабалин Женя. С женой были большие проблемы… спьяну разбил машину, и повесился в лесу. Зачем?.. Оттого, пожалуй, что не знал, как прокормить потом семью: он «таксёрил» на своей машине, когда лишился работы из-за той же конверсии. Жалко парня.

Фомин Игорь. Долго и несчастливо любил одноклассницу: она уж и замужем за другим была, и на иголку успела «подсесть». Когда сошлись все же, она умерла от передозировки, а он с горя повесился. Говорили, что и сам с ней вместе стал «подкалываться», а ведь какой отличный мужик был!.. Я в армию захотел тогда, когда они пришли со службы домой: Женя в сухопутной, зеленой форме, а Игорь — в черной, морской. Ух, и красавцы были!.. Не выпало им счастья.

Табанюхов Виктор. Стал инженером и смолоду уехал на село — сейчас крепкий хозяин. Наверное, хорошо ему в деревне… вот только очень тяжело там в старости.

Петров Сашка. В тридцать два года от водки умер! Уснул и не проснулся.

Смекалов Витя. Точно так же.

Журавлев Виктор. Умер от цирроза печени — тоже от водки.

Журавлев Серега. Хороший парень был, зарезали по пьянке.

Кисляцкий Сергей. Отвратительный тип — тоже спьяну «порешили».

Страхов Саша. Связался с бандитами в перестроечную пору, застрелили где-то.

Мертвищев Юрка и Сапрыкин Вовка. Два друга-приколиста — померли от водки по очереди.

Горелкин Гена. Сноб и чистоплюй — тоже от водки.

Арсентьев Коля. Опять от водки. Этого жаль: великолепный был ресторанный гитарист и барабанщик!

Шапорев Андрей. Глава эпидемиологического отдела областной СЭС.

Филиппов Серега. Главврач городской СЭС в Анжеро-Судженске.

Колесниченко Игорь. Любитель пошиковать и пустить пыль в глаза женскому полу. Еще при Брежневе отсидел четыре года за фарцовку, потом стал умнее: почувствовал, что любым аппетитам бывает предел! Где-то бизнесменствует.

Федоров Саша. Бывший помощник Игоря по спекуляции… так и не разбогател! А зачем?.. У него жена-умница и дети хорошие — живи да живи!

Овсянников Сергей. Подполковник милиции в отставке. Доволен собой, но я не замечаю счастья в его судьбе: какой бы ты ни был хитрый — всех не перехитришь! Да и что это за жизненная цель… всех пережить и обмануть? Несерьезно!

Паков Володя. Лишь спустя многие годы после школы я понял, как они похожи с Овсянниковым: снобизм и надменность — не лучшие качества. Оба теперь разведены и одиноки, потому что нормальным людям просто противно общаться с возносящими себя над другими; таких много и они никогда не смогут получить удовлетворения своей судьбой.

Все, хорош… ночи не хватит всех вспоминать!.. Для чего я это затеял? Для того чтобы понять, бывают ли вообще люди счастливы в земной жизни. И что теперь следует из долгого перечисления? Да ничего особенного! Все как всегда: не очень-то рвется счастье в людской дом; из сорока восьми перечисленных восемнадцать погибли от пьянства и его последствий, а остальным почти нечем гордиться. Что же все-таки может приманить счастье?..

Я уже достаточно пожил и смею утверждать: деньги!.. Точнее, возможность наиболее полного удовлетворения своих материальные запросов. Что бы кто ни говорил о пользе бессеребренничества и наивного альтруизма, они хороши только тогда, когда самому всего хватает.

Обладание нужным для безбедной жизни количеством денег — необходимое, хотя и недостаточное условие возможного счастья. Отсутствие материальной нужды делает основательным положение человека в обществе и тем самым придает весомость его судьбе: жившие в непреходящей нищете, «завоеванной» для них Советской властью, те ребята пили и умерли от водки по причине осознания низменности своего существования. Но если бы они смолоду достигли необходимого им — и именно им — достатка, то не стали бы так наплевательски относиться к собственным жизни и здоровью!

Несомненно плоха та власть, которая не дает людям возможности богатеть. Только вот, каким бы богатым ни стал человек, он все равно будет нуждаться в том достаточном условии для счастья, которое одно лишь может сделать осмысленной его земную жизнь — условии духовного роста. Я, учившийся всю жизнь и имевший от прошлого удачного бизнеса столько, сколько хотел, знаю в этом толк: наслаждение познанием гораздо сильнее наслаждения богатством! — жаль, что не каждому удается для сравнения хоть раз в жизни ощутить дурманящий запах больших денег.

Те мои сверстники, которые так и не достигли в жизни никакого подобия лучезарного счастья, просто не знали, что в их собственном несчастье была альтернатива безвольному пьянству или же бездумной погоне за бренным златом. Эта альтернатива — познание истины, радость ежедневного узнавания сокровенных тайн Вселенной; никакое чтение детективов или пустышной беллетристики даже «развитым», казалось бы человеком, не может ее заменить.

Не то читают!.. Не тому учатся!.. Я смею признаться себе, что тоже имел не так уж много долгожданного жизненного удовлетворения, но сумел заместить его отсутствие благословенным учением по исследованию земного мира; я не позволил себе утонуть в пучине личного несчастья и потому не потерял радостной жажды к жизни.

Но то — я, с детства воспитанный на лучших достижениях разума величайших мудрецов и потому не знающий глупой растерянности рядового обывателя, оказавшегося в затруднительном положении. А как же ему, этому несчастливцу выйти на неведомую дорогу, ведущую к душевному успокоению?

Раньше — никак!.. Раньше было поздно!.. До самой гибельной катастрофы уже невозможно было что-то изменить — на это просто не оставалось времени: груз многотысячелетней религиозной традиции, дополненный еще весом фальшивой, повсеместно оболванивающей людей «демократии» задавливал все потуги благородных популяризаторов науки! Ведь любая религия прямо запрещает людям познавать мир, чтобы не отпускать от своих святилищ текущие туда деньги несчастных глупцов, а для мирской власти важны лишь технологические научные достижения, сулящие скорую и весомую прибыль.

Религиозен — дремучий народ! Бездумно подчиняется власти политических проходимцев — дремучий народ!

И все из-за проклятой оглупляющей традиции: так принято, и все!.. Лишь теперь, когда старое общество разрушено самой природой, сложилась уникальная возможность избавиться от вековых заблуждений и с детства воспитывать нового человека в уважении к истинным ценностям, а именно: непреложным ценностям научно познаваемой и подтверждаемой Вселенской Истины.

И пусть тогда люди подчиняются традициям! Тем новым традициям, которые принесут счастье в их дом — дом, где приветствуются знания, а не заблуждения; сила и достаток, а не слабость и нищета. Пусть люди всегда будут умны, здоровы, богаты и тогда они с легкостью забудут о случайных жизненных несчастьях: уверенным в себе не требуется телефон доверия, чтобы излить горькие слезы в чужую жилетку; человек свободной созидающей воли выше житейских неурядиц!

Я буду бережно, постепенно приучать людей к новым общественным отношениям, потому что далеко не сразу из их сознания уйдет почти уже генетически закрепленный перекос односторонности жизненных воззрений. Нельзя все переделать в один миг!.. В живой, реальной действительности всегда существует разность мнений: одни считают более важными материальные богатства, другие духовные; придать им одинаковую привлекательность — важнейшая задача того государства, которое желает счастья своим гражданам. И начать исполнение этой задачи оно должно исторически возможно раньше!

Кажется смешным стимулирование самообразования в нашем примитивном поселковом обществе, где люди только-только наелись досыта… но именно это я и буду делать!

Приличный достаток народ обретает скоро и незаметно, а вот дальше в условиях недостаточного духовного образования начинается неизбежная слепая гонка обогащения, способная разрушить общественную мораль до ничтожности. Так было всегда в истории человечества, но теперь уже не будет: взвешенные ставки налогов образумят любого хищника, и я еще буду прямым образом поощрять образование и самообразование.

В старом обществе нравственность веками держалась на фальшивых религиозных ценностях и рухнула вмиг, как только всерьез заколебались церковные устои. Многие до сих пор считают, что духовное — это по преимуществу религиозное, и тем самым ошибаются: по-настоящему духовное не имеет ничего общего с бестолковой поповщиной!

Люди нашей страны с детства будут воспитаны на лучших человеческих примерах и просто обойдут стороной трясину религиозной лжи: используем, до поры, старые примеры доблести, а новая история не замедлит их прибавить. Наш народ станет свободен и непобедим!

…Вот для чего я вспоминал знакомых ребят и их разные судьбы: чтобы не повторить ошибок прежнего государства, не осилившего своего главного назначения — быть надежным лоцманом на пути движения к счастливому будущему. Я не повторю этих ошибок!..

6

Как только прошел весенний паводок, Павел поставил на старой плотине еще два генератора и по проводам подал электричество в соседние поселки, а также в княжеский терем. Кроме освещения и отопления, электронасосами наладили водоснабжение и канализацию резиденции главы государства — и это уже были признаки явного комфорта!

Мало того, Галстян установил компьютеры в княжеской канцелярии и в рабочем кабинете Александра. Тот сначала отказывался:

— Паша, ты же не представляешь, какой я отъявленный игроман!.. этот «паразит свободного времени» отнимет его у меня полностью. Лучше не надо! — но вскоре согласился и лишь добавил извиняющимся тоном: — Я его часто включать не буду… нет-нет! Так, чуть-чуть. Накрою монитор кружевной салфеточкой и поставлю на нее фарфоровых слоников; пусть стоят… «для красоты»!

Павел только усмехался в ответ: уж он-то знал, что стоит только ему уйти, и Орлов сразу бросится к мыши и клавиатуре! «Ушибленный» компьютером столь же безнадежен, как и закоренелый наркоман.

Точно так все и вышло!.. Едва Галстян покинул покои, как Александр очутился перед компьютером и тут же включил его; монитор мигнул, в стартовом меню стало прописываться «железо». Орлов следил за появляющимися подписями и принимал их к сведению:

— Та-ак… третий «пенек», 866-й процессор, память 256, DVD-ROM, CD-RW. О-ой, какой ты старенький да сла-абенький!.. Два «винта» — 20 и 80 гигабайт. Зачем два-то?.. А-а! На одном Windows Millenium, на другом — Windows ХР. Мне больше «Миллениум» нравился; проще работать: «заморочек» мало. Ну что, поехали?..

По умолчанию загрузилась операционная система Виндоуз-Миллениум. Александр быстро «прогнал» пару карточных пасьянсов — все в порядке, работает! Решил покопаться в папке «Мои документы».

Ничего интересного не нашел, только в ее подпапке — «Мои музыкальные записи», наткнулся на несколько аудиофайлов.

— Ну-ка, ну-ка, поглядим!.. — заинтересовался он. — Все альбомы «Битлз» — это хорошо! Что еще?.. «Песняры», Розенбаум, Шевчук, «Наутилус», Макаревич, ELO, сборники какие-то. А это что?.. Ой, не могу! «Сектор Газа» — матерщина голимая… будет время, посмеемся!

Снова «листал» папки, не находя нужного.

— А где же игры-то?.. А-а, вот! — на диске D — наткнулся, наконец, на искомую папку. — Что тут у нас? Три части “Medal Of Honor”… пойдет! “Call Of Duty” — тоже три... отлично! “Operation Trondheim” — все… угу! Весь “Wolfenstein”... годится! “Pacific Gunner”, “Beach Head 2000”, “Beach Head 2002”... хорошие «стрелялки»! А это?.. Батюшки, глазам не верю: “Silent Hunter 2”. Это же «Тихий охотник 2» — моя любимая подводная лодка!.. Все, живем! Неплохо для начала.

Удовлетворенно потянулся за столом и легонько щелкнул пальцем по системному блоку.

— А твой хозяин, малыш, был не так уж глуп! Мне этого надолго хватит.

Сходил разок на подводном крейсере, наколотил кучу транспортов противника и выключил компьютер: пора на боковую!

Перед сном вспомнил разговор с Сириамом и его слова о том, что Александр сам поймет, кто его защищал на войне, если хорошенько перечислит боевых товарищей.

— Кто же это мог быть?.. — думал Орлов и не мог отыскать в памяти ни одного подходящего лица.

Спустя несколько минут он почувствовал легкое покалывание на висках, и ощутил какое-то странное всплывающее озарение:

— Димка Струков!.. Это он… это точно он!

Перед глазами Александра сами собой мутноватыми слайдами стали появляться картинки фронтовых эпизодов, где Димка был рядом. Этих картинок было много, но пара из них виделась яснее прочих.

…Вот они вместе с Димкой идут с КП отряда и рядом шлепается мина. Всего одна — шальная! За долю секунды Струков успевает сбить Орлова с ног и падает на него сверху; раздается взрыв. Орлов цел — только оглушен, но ясно видит, что Струков без сознания, камуфляж на его спине иссечен осколками в клочья и из ран легкими фонтанчиками брызжет кровь. Обоих увозят в медсанбат.

Александр скоро возвращается обратно, а уже вечером в его медпункте объявляется сияющий Димка.

— Все в порядке, шеф!.. — говорит он мимоходом. — Царапнуло слегка.

Орлов возится с перевязками — ему некогда разбираться. Тому, что тяжелораненый жив, не успевает даже удивиться.

— Иди в роту, — отвечает он. — Потом посмотрим!

Струков на осмотр больше не является, а Орлов о нем и не вспоминает. Не до этого — кутерьма вокруг!

…А вот в одном окопе — он, Витька Дубов и Димка Струков. Положение отчаянное: «духи» прорвались на правом фланге обороны и движутся к медпункту; их человек сорок — на бегу ведут плотный огонь из автоматов.

Дуб строчит веером из ручного пулемета… у него заедает ленту. Витька матерится, дергает затвор, с трудом заправляет другую ленту; противник уже близко.

Орлов не справляется: пока успевает сбить из автомата одних, набегают другие. А Димка спокойно «щелкает» одного за другим из снайперской винтовки Драгунова (СВД) и успевает еще весело подмигнуть, пока Александр меняет магазин:

— Не ссы, командир… отобьемся!

И действительно: едва Орлов успевает высунуть ствол за бруствер, как видит, что противник бежит. Дуб наконец-то ставит пулемет на сошки, а Димка тем временем добивает последнюю четверку отступающих меткими выстрелами.

И странное дело… Александр сам видит, что пули «снайперки» ложатся рядом с бегущими, а они почему-то падают. Как так?.. Пули не попадают, а враги валятся!

Орлов еще заметил, что перед каждым выстрелом Струков напрягает мышцы лица и шеи, как это делает пациент в момент удаления его больного зуба, и лишь потом нажимает на спуск. Пуля бьет в землю мимо бегущего, а тот падает!

Тогда Александр не придал этому особенного значения: ну, померещилось… с кем не бывает! А теперь его охватила растерянность от внезапной догадки: Струков поражал вражеских солдат не пулями, а мысленными импульсами через оптический прицел!

Он не собирался их убивать, а только лишал сознания, чтобы позже те смогли уползти к себе. Из винтовки же стрелял, чтобы не вызывать лишнего подозрения — просто для отвода глаз!

— Вот это фо-окус! — взволнованно думал Орлов. — Это что же выходит: Струков — агент пришельцев?.. Димка Струков — этот добродушный и веселый здоровяк, уплетавший по три банки тушенки за раз!

А почему бы и нет?.. Ростом за два метра, светловолосый и голубоглазый — он вылитый атлант.

И что бы атлантам тушенку не жрать?.. — у них биология такая же, как у нас. Это «лягушатники» зеленые мясом подавятся, а уж нам-то с атлантами, оно — за милую душу!

Так-так, Димочка. Значит, ты меня защищал? Ну что ж, спасибо.

…Да, это точно — он! Когда мы в Туле убитых хоронили, его там не было. А ведь Струков до последнего боя отряд не покидал — все, значит, возле меня терся, страховал.

Стоп!.. Мы же и в разведку вместе ходили! Подожди-подожди… так это он меня в ту дырку столкнул!.. Ну да, а иначе мне тогда капитальный «абзац» был бы.

Дима-Дима! Он, видно, знал, что отряд погибнет, потому меня и выручил. М-м, Димка-а… ах ты, чертушка! Выходит, до конца выполнил свою задачу.

Ну что ж… спасибо тебе, Диман!

Весной Хорьков и Галстян опять поехали в командировку. Лешка двинулся по российским областям и повез с собой купцов со скобяным и тряпичным товаром, а Павел сопровождал обоз с продовольствием и боеприпасами для казанской группировки Равиля Зарипова. С ним тоже ехали купцы, которых князь обязал всю полученную выручку пустить на приобретение лошадей — следующий по возвращении взаимозачет с государством сулил торговцам хорошую прибыль. Александр особо наказал воеводе разыскать Евгения Садофьева, вручить тому указ о назначении князем Нижегородским и наскоро обыграть процедуру введения во власть.

Отряд Хорькова прибыл обратно через две недели с хорошими результатами: у жителей провинции скупили излишки, а те, обзаведясь барышом, вмиг расхватали весь купеческий товар. Местные князья уже почувствовали свою значимость, смелее стали вмешиваться в разрешение конфликтов и активно занялись формированием земского самоуправления. Везде просили лошадей, но пока пришлось отделываться только обещаниями на будущее.

Еще через неделю прибыл, наконец-то, караван грузовиков с татарскими лошадками числом в двадцать голов. Радости поселенцев не было предела!.. Александр сразу увел к себе сотника Василия Манина, сопровождавшего обоз; в покоях угостил его чаркой водки и стал расспрашивать о виденном.

Василий рассказал, что до Нижнего Новгорода и Богородска они доехали быстро; нашли там Садофьева и ввели его в курс дела. Евгений Николаевич от княжения не отказался, но попросил оставить ему хотя бы небольшой гарнизон ввиду серьезной угрозы нападения из Казанской Орды. Из шестидесяти солдат конвоя Галстян распорядился оставить в Богородске двадцать бойцов для подготовки к началу службы, и основная группа двинулась дальше.

Это решение стало трагической ошибкой: гарнизон можно было оставлять только на обратном пути. В Казань колонна прибыла ослабленной, чему Павел не придавал значения заранее, надеясь на добрые отношения с татарским ханом Равилем Зариповым. Каково же было его удивление, когда в Орде сообщили: Зарипов убит, его группировка потеряла власть и хан теперь новый — Мурза-ага. Причиной поражения Зарипова явилось то, что у его соратников просто-напросто кончились боеприпасы, которые не очень-то и берегли; признак восточного менталитета — въезжать куда угодно с обязательными криком и пальбой: не важно, что ты стоишь — важно, сколько от тебя шума!..

Положение русской экспедиции в Казани сильно ухудшилось ввиду перемены местной власти, но нужно было продолжать начатое. Купцы быстро продали все продовольствие за российские деньги, которые осели теперь в карманах сподвижников Мурза-аги, ограбивших своих предшественников, и немедля купили на них табун лошадей; бензина и солярки в Спасском пока хватало. Первые двадцать лошадей отправили сразу же на грузовиках, сорок остальных погнали своим ходом.

Группа конников в количестве тридцати трех человек (дружинники и двое купцов) с великими трудностями добралась до Владимира еще через две недели. Их командир, сотник Юрий Ломакин рассказал о случившейся беде: на обратном пути, в тридцати километрах от Казани русская экспедиция была атакована из засады; татары стреляли не только из автоматов оставшимися у них патронами, но и осыпали солдат градом стрел и копий. В результате получасового боя группе Галстяна удалось отбить нападение и ускакать на лошадях, но грузовик с боеприпасами, следовавший вместе с табуном, пришлось бросить: его колеса были пробиты.

Из тридцати шести бойцов, остававшихся с воеводой от всего конвоя (четверо отбыли раньше на грузовиках с лошадьми), пять человек были убиты; погиб и сам Павел: пуля ударила ему в висок. Тела Галстяна и дружинников везли на лошадях по очереди, похоронили их на кладбище нижегородского Богородского монастыря.

Александр долго молчал, узнав о страшной потере. Наконец собрался с мыслями и попросил продолжить доклад.

Сотник Ломакин добавил только, что кроме солдат, купцов и лошадей привезена купеческая казна, а Василий Манин, присутствовавший на переговорах Павла с Мурза-агой, вспомнил, как тот рьяно настаивал на передаче ему боеприпасов, привезенных из России и обещал никогда не применять их против русских. Галстян тогда резко отказал, почувствовав лживость натуры нового хана, и теперь сотник прямо предупреждал князя:

— Этому оружие давать нельзя — обязательно пустит против нас!

— Да, Вася… враг у нас появился серьезный, — отвечал тот в раздумье. — Такой на месте не усидит — дальше пойдет. А остановишь его ты… вступай в чин воеводы!

7

В конце весны снова наведались инопланетяне. Они не садились на своей «тарелке» прямо у княжеской резиденции, а просто-напросто появились однажды вечером в покоях Александра — на этот раз их было двое. Орлов сразу узнал Сириама и радостно обнял его; второго пришельца приветствовал поклоном.

— Вы по делу или проведать только?.. — в оживлении спросил Александр.

— Только проведать, — как всегда сухо ответил Сириам.

— Знаете, наверное, о нашем несчастье?

— Да, знаем.

— Как же вы не отвели беду? Для вас это было нетрудно!

— Мы не обязаны предотвращать гибель тех людей, которые не участвуют в реализации нашего плана регенерации земной цивилизации.

— Да что вы говорите!.. Разве Павел не участвовал в восстановлении общества? — с нескрываемым удивлением спросил Александр.

— Он не состоял в числе тех, за кем мы наблюдаем с момента рождения.

— А я, значит, состою?..

— Да, вы состоите.

— И за какие же заслуги? — попытался иронизировать Орлов, сам заметив, как в нем начинает копиться негодование рациональностью пришельцев.

— Дело не в заслугах: еще задолго до вашего рождения мы знали, что именно вы возглавите русский народ.

— Хм! — недоумевал Александр. — Допустим, вы узнали это с помощью машины времени. Но зачем тогда курировать мою судьбу, если все предопределено?

— Далеко не все. В судьбе человека часто играют важную роль такие внешние обстоятельства, которые могут значительно повлиять на ее направленность.

— Вы, значит, подталкиваете субъекта, стоящего на распутье к правильному, по вашему мнению, выбору своих действий?

— Совершенно верно. Вы тоже неоднократно стояли перед выбором и не всегда принимали верное решение; тогда мы меняли сценарий окружающих обстоятельств и вы продолжали двигаться по жизни в нужном нам направлении.

— Например?..

— Когда вы сильно увлеклись Жанной Мальковой и забыли обо всем сущем, нам пришлось вывести ее из сферы вашего внимания и вернуть вас к реальности.

— Вы ее убили?!..

— Она сама себя убила. Вам не следовало заводить с ней знакомство, отвлекающее от более важной задачи: осознания совершающихся в мире фундаментальных процессов.

— И вы так смаху уничтожили дорогого мне человека?! — Орлов вскочил, готовый придушить собеседников.

— Успокойтесь, — старался привести его в чувство Сириам. — Жанна не погибла. Похоронено лишь ее прежнее тело, а внутренняя сущность опять живет в другом теле.

— И где же она? — хрипло спросил Александр, все еще обуреваемый негодованием.

— Это неважно: даже встретившись, вы не узнаете друг друга. Прошу вас сесть.

Орлов сел, выпил воды и опять почувствовал легкое покалывание на висках; душевное возбуждение постепенно уходило. — Быстро нервы глушат… телепаты хреновы! — подумал он и еще спросил:

— Она далеко отсюда?

— Да, искать не стоит.

— Ну, черт с вами! — пошел на попятную Орлов. — Ладно, хоть жива. Жаль, что не встретимся: душа-то у нее… чудо!

— Не волнуйтесь. Вам нужно заниматься тем, что более важно, — старался отвлечь его Сириам.

— Хм!.. Это для вас, импотентов, не важно. А для человека нет ничего важнее любви! — с неулегшимся еще возмущением возразил Александр.

— Уверенность в этом утверждении приводит людей к социальной слабости. Человек становится способным совершить преступление ради любви и тем самым исключить себя из общества: стать вне закона, — резонно возразил Сириам.

— Да уж бывает!.. — с охотой подтвердил Орлов, и почувствовал удовлетворение от очевидного превосходства дерзких и страстных землян над их замшело-рациональными и холодными как рыба «братьями по разуму».

Он снова спросил:

— Ну, а во что вы еще серьезно вмешивались для коррекции моей судьбы?

— Дети сильно отвлекли бы вас от изучения мировых закономерностей, поэтому мы избавили вас от лишней обузы.

— Как это?.. — похолодел Александр.

— Весьма просто, — стал пояснять Сириам, не замечая за собой бестактности. — Вы знаете, что в клетках вашего организма одна лишняя хромосома — эта генетическая девиация определяется как синдром Клейнфельтера. Генную модификацию половых клеток родителей мы произвели еще до вашего зачатия и таким образом вы получили достаточное количество свободного времени для успешного получения всеобъемлющего знания.

Орлов был близок к потере сознания в бешенстве от услышанного: горячая волна окатила голову, руки задрожали. Сириам добавил ему ярости, бестолково похвалившись:

— Вы должны быть признательны нам и довольны нашей предусмотрительностью! Физиологического ущерба нет, вы полностью пригодны для земной жизни… но нет и лишних помех для интеллектуального совершенствования.

Орлов не мог уже сдерживаться. Он прямо через стол выдернул Сириама левой рукой за грудки и поднес лицо к лицу; хотел правой открутить ему нос, но носа не было. Тогда Александр, не отдавая отчета в действиях, стал отвешивать пришельцу крепчайшие щелбаны в выпуклый лоб, приговаривая при каждом зловещим шопотом:

— Это дети помеха?.. Это дети помеха?!.. А ты, сука, обо мне подумал… как мне-то на белом свете жить? Ты, гаденыш, меня спросил?!..

Непропорционально большая голова гуманоида безвольно болталась на тонкой шейке сотрясавшегося щупленького тельца; и без того большие, глаза выкатились из орбит: он задыхался.

Орлов уже ревел:

— У-у, тварь!.. Ай, же тварь!!

Наверное, Александр убил бы потерявшего осторожность умника, но его вкрай ошалевший товарищ справился, наконец, с растерянностью и нажал какую-то кнопочку на своем браслете. Сильнейший психоэмоциональный разряд пронзил Орлова сверху донизу; он отпустил инопланетянина и рухнул на стул, бессильно свесив руки.

Придя в себя через минуту, Александр еще не сразу понял, что произошло. Наконец сознание стало отрывками возвращаться: в ушах пронеслись последние фразы конфликтного диалога, взгляд на онемевшие руки напомнил об их нечаянном буйстве. Осоловело рассматривая лица гостей, Орлов догадался, что оскорбил их и невнятно пробормотал:

— Извиняюсь, ребята… что-то я не то сказал?..

Сириам не мог еще отдышаться, а его друг «прозуммерил» в ответ отвратительным голоском голодного Буратино:

— Вы превысили допустимые пределы физических действий в отношении представителя высшей разумной жизни.

— А-а! — вспомнил произошедшее Орлов. — Вы, как всегда, «в белом»… а мы в дерьме.

С большим усилием он достал из кармана пульт экстренного вызова, положил его на стол и сказал:

— Благодарю за внимание… все свободны. — Помолчав, добавил: — И чтоб духу вашего здесь больше не было! Обойдемся без «гигантов мысли».

К удивлению князя, Сириам вместо слов возмущения дерзостью землянина спокойно, как ни в чем не бывало, произнес:

— Сегодня вы были несдержанны, Александр… прошу впредь быть учтивее. Не торопитесь возвращать пульт, он еще пригодится: со временем ваше отношение к нам изменится, и вы сами пожелаете встретиться вновь. До свидания!..

Оба пришельца растворились в воздухе так же внезапно, как и появились. Орлов посидел еще один и пошел умываться перед сном; руки его едва шевелились.

— Киловольт сто «всобачил», чучундра зеленая! — подумал он и усмехнулся.

Уже лежа в постели, лучше вспомнил признание Сириама о генетическом вмешательстве, свой гнев и решил, что Лешка, пожалуй, прав: все у этих гуманоидов не так, как у людей.

Искренне удивлялся:

— Даже не обиделись, что руки распустил… никаких эмоций!.. Жизнь, стерильная до невозможности. Булгаковский Шариков говорил о такой жизни с нескрываемым презрением: — Чисто, как в трамвае…

А наши бы добавили: …— плюнуть негде!

Когда Орлов рассказал Лехе о происшествии, тот долго смеялся и подтрунивал, утирая слезы:

— Высший разум… гуманная цивилизация — вон как током шибанули!.. Я ж говорил тебе, гони их отсюда: у них своя жизнь, у нас своя. Не нужны нам их советы… без сопливых скользко!

Орлов кивал в ответ и вздыхал, потирая онемелые руки. Глядя в окно на марширующих перед теремом дружинников, спросил:

— Жаль тебе Павла?..

— Еще бы не жаль — вон, сколько вместе перенесли!

— Это точно, — согласился Александр. — Паша нам с тобой здорово помог.

— Да. И людям немало сделал: народ только добром его поминает. Отличный мужик был!..

— Был… был. Ты скажи Харитонову, пусть памятник соорудят — у Спасского монастыря поставим.

— Ладно, скажу.

Помолчали. Орлов опять спросил:

— Как там наши, нормально отсеялись?

— Ага.

— Начало июня, Леша. Троица скоро, Родительский день… надо бы Пашу проведать. Готовь конвой, поедем!

— Ага, давай съездим.

— Мишку «на хозяйстве» оставлю, Ломакина назначишь начальником конвоя. Да!.. Усачева с собой возьми.

— Добро!

В Нижний Новгород поехали на пяти «Уралах»; добрались споро. Евгений Садофьев высоких гостей встретил по чину: почетным караулом, ковровой дорожкой, чаркой водки с хлебом да солью.

Владимирский и Нижегородский князья обнялись, расцеловались (еще можно было допускать такую фамильярность) — пошли в хоромы, расположенные в здании Богородского монастыря. Дружинники стали спускать с грузовиков шестерку лошадей, привезенных в подарок.

В покоях побыли недолго. Орлов поблагодарил Евгения за Валентину, передал от нее гостинец и устно выразил надежду, что княжество Нижегородское скоро окрепнет; немного отдохнув, гости пошли на монастырское кладбище.

У могил Галстяна и погибших солдат возложили венки, преклонили колени и постояли молча, вспоминая героев живыми. Орлов еще поклонился могилам и сказал:

— Спасибо за службу, ребята… земля вам — пухом!

Караул дал три залпа, и все пошли в терем; близился вечер.

Старшего князя и дружинников угощали на славу — лучшими припасами. Первым тостом помянули покойных воинов; выпили, не чокаясь, а тогда уже принялись за трапезу.

Садофьев сидел рядом с Орловым. Александр спросил его:

— Ну, что думаешь, Евгений — как от татар обороняться будем?.. Народу у тебя мало!

— Да… мало, князь: двадцать человек в дружине, и только.

— На меня надеешься?

— А где еще солдат, оружие возьмешь?

— Не дело!.. Сам промышлять должен. По землям своим ездил?

— Так не на чем же!

— Не крути! Я во дворе черную «Волгу» видел.

— Ну да, есть… так то моя машина!

— И что, в гроб ее с собой заберешь? Куркульские замашки оставь: знаю я вас, интендантов. Все на благо Отечества положишь!.. Так велю.

— Конечно, конечно, — поспешно отвечал Садофьев, нутром почувствовав силу великокняжеской власти.

— Бензин найдешь сам, объедешь всю свою вотчину; сочти народ, окажи ему помощь. Оставлю тебе мошну денег и своих купцов: расскажут, как дело вести.

— Понял.

— Ты ничего еще не понял!.. У них научишься, тогда и поймешь.

— Ясно.

Александр велел позвать Усачева. Когда тот явился, представил его Садофьеву:

— Вот сотник Усачев, воевода тебе: и от врага защитит, и за самим присмотрит. Проштрафишься — в железа закует! Теперь понял?..

— Понял! — с опаской подтвердил Садофьев.

Орлов обернулся к Усачеву:

— Усек, Максимыч?.. Государеву службу нести будешь: князь по хозяйственному делу, а ты по военному. Боец ты опытный, с двенадцатого года лямку тянешь — тебе и рубежи оборонять.

— Есть! — по-солдатски коротко ответил тот.

— Садись тогда с нами.

Усачев сел рядом. Выпивали, закусывали; Орлов пояснял Садофьеву:

— Ты не меня, Николаич, бойся, а татар: чую, напасть хотят!.. Надо нам их опередить, так что готовь место для новых дружинников — пришлю еще полуроту. Я знаю — работников у тебя мало, да они нахлебниками не станут: привезут жен, скотину — сами себя кормить будут. Это в старое время все от немца угрозы ждали… но теперь для нас татарин опаснее и важнее. Европы, почитай, нет! Вот и надо на мусульманский Восток озираться: там нефть… там наш интерес; нам через татарина к Уральским горам идти!.. Если вскорости Казань покорим, то в будущем от многих невзгод избавимся. Покорить, ребята — не значит в гроб загнать!.. Разоружить, контроль поставить… угодного хана назначить. Покорить — значит смирить; чтобы дружбу вести, торговать — избавиться от вражды! Этим канцлер займется. Усачев будет воевать, а Хорьков — мирную жизнь налаживать; смекаешь, Леша?..

Российский канцлер оторвался от хрустящей квашеной капустки и кивнул, поддакнув.

— Короче говоря, Евгений, править будешь с опорой на воеводу, — добавил Орлов, завершая разговор. — Оставлю тебе четыре грузовика и свой конвой. Как отбуду к себе, езжайте в провинцию — ищите людей, транспорт, ГСМ, склады оружия. Тоцкий полигон знаешь, где?..

Садофьев кивнул.

— Имей его ввиду. Ты местный — ты тут все знаешь!.. Не расслабляйтесь, соколы мои, готовьтесь на осень к боевой операции. Все, пошли спать!.. — князь первым встал из-за стола.

Наутро Александр с Алексеем еще раз поклонились могилам героев и уехали во Владимир на одном грузовике с малым конвоем.

8

Летом Хорьков продолжил свои вояжи в другие княжества. До осени ему удалось развезти на автомашинах по восьми разным регионам четыре десятка лошадей, и это стало важным заделом, касающимся будущего экономического благополучия окраинных областей страны. В провинции не было своих Хорьковых, Галстянов и Харитоновых!..

Александр обдумывал осеннее наступление на Казань. Необходимость его никем не подвергалась критике, но именно сплоченность мнений соратников не давала князю покоя.

— Знаешь, Леша, — открывался он Хорькову, — я боюсь начинать войну. Наказать бандитов за разбой, гибель Павла и дружинников, конечно нужно… но слишком малы еще наши силы! Если брать Казань штурмом, положим там все наше войско. Да, мы отомстим: перебьем противников, поймаем Мурза-агу, казним его — я не склонен ничего прощать! — а стоит ли такая мелкая овчинка выделки?.. Да и что потом? Дружественный нам хан не сможет долго удержаться без поддержки нашего же сильного гарнизона. А у нас всего две роты вооруженных бойцов!.. Легче было бы в прошлые времена России разоружить Америку, чем нам нынче обеспечить в Казани надежные стабильность и порядок.

— Ох, ты и сказанул!.. — удивился Хорьков. — Это как же можно было разоружить Америку?

— Да технически это сделать легко — мне Паша об одном «фокусе» говорил.

— Х-хы! А я не слышал. Ну-ка расскажи!..

— Зачем? Это к нашему делу не относится.

— Не-не, все равно расскажи — интересно же!

— О, господи… вот любопытная Варвара! Ну, слушай. Паша же инженером был; он знал, что при ядерном взрыве вокруг его эпицентра наводится сильное электромагнитное поле. Это поле порождает в проводах и микросхемах любых радиотехнических приборов, находящихся поблизости от очага взрыва сильную ЭДС (попросту: электрический ток), которая выводит их из строя; по крайней мере, ни проводная, ни эфирная радиосвязь невозможна несколько десятков секунд. Все запуски баллистических ракет производятся не более чем с двух-трех наземных командных пунктов, которые отдают приказ на ядерную атаку через орбитальные спутники. Если вблизи этих командных пунктов в течение десяти-пятнадцати минут производить серии атомных взрывов любой мощности, то передать сигнал на спутники будет невозможно — он просто не пройдет. Достаточно сбить за это время спутники ракетами, и противник лишится способности на ответную ядерную атаку: ни один командир ракетной установки не способен запустить свою ракету самостоятельно, без сигнала разблокировки ее пульта управления из командного центра. А именно этот сигнал не сможет преодолеть искусственно создаваемые помехи!.. Президентский «ядерный чемоданчик» тут совершенно бесполезен, поскольку тоже связан со спутниками. Нападающей стороне не нужно даже бить по пусковым установкам на земле, в море и воздухе; они станут мертвым балластом: после уничтожения спутников ракеты уже невозможно запустить. Важен самый первый взрыв!.. Его нельзя произвести с помощью ракеты, запущенной с находящихся поблизости от вражеского командного пункта самолета или подводной лодки — их заметят и нанесут ответный удар. Но этот первый взрыв может с успехом инициировать агент-смертник с портативным ядерным зарядом, упакованным в обычный кейс. На минуту его бомба сделает глухим и немым нужный командный пункт, а этой минуты хватит, чтобы ракеты с самолетов и подводных лодок успели долететь до пункта и продолжить серию взрывов над ним столь долго, сколько нужно. Бомбы нескольких смертников могут быть взорваны одновременно одним сигналом; сбить следом орбитальные спутники — дело уже плевое!.. Результат диверсии: у одной стороны ядерное оружие есть, у другой его нет. А самая мощная армия в наше время не стоит ничего без ядерного преимущества; делай тогда со слабым противником что хочешь! Англия, Франция и другие ядерные страны разоружились бы после этого добровольно, не смея перечить победителю; с Китаем можно было бы установить вечную дружбу. Конечно, такая операция очень рискованна, но технологически выполнима — о ней мне и рассказывал Павел. Интересно, да?..

Хорьков перевел дух от удивления услышанным и выразил, наконец, свое восхищение шальной идеей:

— Да, Саня, здорово… вот бы, и правда, заделать Америке «пилюлю»!

— Зачем? Ее давно уже нет! — усмехнулся Александр.

— А-а, точно! Я и забыл, — Лешка хлопнул себя по лбу.

— Забыл-забыл... — передразнил Орлов. — Прямо — варвар кровожадный!

Леха плотоядно загоготал.

— Ну ладно, я не об этом, — продолжил Александр. — Не могу я, Леша, посылать людей на верную смерть! Ты же знаешь, что Мурза-ага захватил грузовик с боеприпасами, которые Павел вез Равилю Зарипову. Там их не так уж много было, но все же!.. Будет большой бой, погибнет много наших.

— Да какой большой? Галстян им всего восемь автоматов дал.

— Еще нашли!.. Бойцы говорили, что в тот раз стволов из двадцати огонь вели.

— М-м! Это уже немало.

— Вот то-то и оно. А отомстить надо бы!.. Тем более что Мурза-ага спокойно не усидит, еще нападать будет. Нижегородские дружинники докладывали, что видели татарские разъезды на «Тойотах».

— И что же делать, Саня?

— Да если бы мне кто-то подсказал!..

Друзья помолчали.

— Знаю, что делать! — внезапно встрепенулся Лешка и хлопнул себя ладонью по колену.

— Что еще? — спросил Орлов, опешив от неожиданности.

— Не зря ты мне про чудесное поле рассказывал!.. Вызови пультом своих «корешей» и договорись, чтобы они поставили для нас защитное электромагнитное поле.

— А где?

— Мои разведчики проберутся в город и узнают, в каком здании находится ставка Мурза-аги. Мы не будем штурмовать город наугад, а пробьемся прямо к его штабу, захватим там главаря и начнем переговоры о разоружении бандитов и назначении нового хана; если заартачатся, пригрозим, что инопланетяне уничтожат всех. Согласятся как миленькие!.. С новым ханом обо всем договоримся и спокойно уйдем. Как уж он дальше себя поведет, это потом выясним! Главное, что выполним свою задачу, причем без потерь.

— Ну, это хорошо! А где поле-то ставить?..

— Пусть они его всю дорогу над нами держат! Я слыхал, через него ни одна пылинка не проскочит — не то, что пуля. Когда надо будет кого-то пропустить, ты «зеленым» через пульт «звякнешь», они его на минутку и отключат. Ну, как тебе?..

— Да ничего вроде.

— Вот и договаривайся!

— Ладно. Только, Леш, знаешь… мне как-то стыдно: я ж тогда Сириама чуть не убил!

— Да по фигу!

— Ну как это? Неудобно.

— Неудобно — штаны через голову надевать!.. Не хочешь крови, договоришься. Они ее и сами, небось, не хотят.

— Нет, они не хотят! Правда… черт их знает с этой чумной рациональностью.

— Ниче-ниче, Саня, договаривайся!.. Попытка — не пытка, в рожу не плюнут!

— Ладно, попробую. Только это же не сейчас… к осени!

— Само собой!.. Ну все — ты дерзай, а я пошел, — подвел итог беседе Лешка.

— Ага, давай, — напутствовал его Орлов и в дверях добавил: — А идея-то хор-рошая!

— Еще бы… на букву «г» не держим-с! — добавил ему уверенности довольный собой Хорьков.

До осени было еще далеко, и князь весь июнь занимался учреждением Технико-педагогического училища в Боголюбово. Ольга Васильевна Кузнецова посоветовала Александру назначить директором училища Татьяну Дмитриевну Носикову — опытного педагога-организатора, сама же осталась в должности директора школы.

В первый же учебный год в здании бывшей налоговой инспекции решили открыть четыре самостоятельных отделения: учителей начальных классов, технико-механическое, строительное и сельскохозяйственное; специалистов-выпускников планировалось направлять в другие регионы для развития их инфраструктуры. Преподавателей нашли с большим трудом — лишь немногие были педагогами раньше, но руководство верно рассудило, что опыт — дело наживное; важно было с чего-то начать. Со временем это училище должно было стать базой подготовки кадров и для нового университета.

Галстян до своей гибели успел подключить компьютеры в кабинетах нескольких учебных кафедр, но не везде установил прикладные и обучающие программы. Орлов сам порылся в куче дисков, оставшихся в квартире Павла и с грехом пополам закончил эту работу; он же потом научил преподавателей азам работы с компьютером и программами.

На первый курс приняли двадцать человек — по пять на каждое отделение. Учащиеся почти все были весьма зрелого возраста, но это качество только усилило серьезность отношения к учебе. Князь платил им стипендию в пять рублей ежемесячно, чего вполне хватало для достойной жизни; педагоги получали по двадцать рублей, директор — тридцать.

Шаблонные формы канцелярских и учебных документов придумывали на ходу. Хотя и предполагалось основную массу их вести в электронном виде, но обычной бумаги катастрофически не хватало. Хорьков проявил себя: привез откуда-то два огромных рулона серой оберточной бумаги, и тем надолго решил проблему дефицита; преподаватели и учащиеся сами резали ее и сшивали в тетрадки. В библиотеках владимирских вузов нашли большое количество учебной литературы.

Сердце Александра буквально заходилось от радости: жива наука, не утеряно зерно знаний!.. И неважно было, что программы и методы обучения еще далеки от совершенства — время все расставит на свои места; главное — начала учения продолжатся в столетиях.

Ночью князь думал:

— Открою университет — и можно помирать!.. Лешка и без меня державу объединит. В самом деле: двужильный я, что ли? В сентябре шестьдесят три уже будет. Сколько пережитого за плечами! Ходить по земле все труднее и труднее… болит каждая жилочка, как у любого старика. В глубокой древности не то, что князья — вообще редко кто до таких лет доживал. Как хорошо, что Валюша рядом! Всегда легче, когда верная жена с тобой.

Еще думал:

— Кто ж я такой?.. Строитель, воин, страстотерпец; ревнитель знания и гонитель религии. В Библии написано, что после Конца Света придет Антихрист и его царство будет недолгим — за ним придет Христос и установит свое тысячелетнее царство.

Да, мне скоро умирать. Неужели после всего, что я сделал и еще успею сделать, люди вновь окунутся в дрянную ложь о всесильном и милосердном боженьке?

Не знаю… Любые народы легко забывают свое героическое прошлое, погрязнув в трясине сытой безмятежной жизни. Им уже не хочется перемен: легче ходить на привычную службу, вкусно есть, сладко спать… шлепать по попке балбесов-отпрысков и ни о чем не думать. Зачем думать? Добрый Господь обо всех позаботится — надо только вовремя помолиться и поставить свечечку в церкви. Все лучшее произойдет автоматически, само собой!

С царем Петром так было: он поднял на дыбы державу, что по словам Высоцкого — «раскисла, опухла от сна», но после смерти великого государя большинство его трудов пошло насмарку. Екатерина Вторая еще неплохо держалась благодаря петровскому наследию, а ее потомки уже еле шевелились от спячки, несмотря на обилие громких и глупых военных побед, вполне равное количеству поражений — постепенно отдавали и отдавали страну во власть проходимцев. Без ума плодили кудрявых шустриков и молились боженьке — защитит, выручит! Не защитил: евреи оказались хитрее и сильнее. Сильнее самого Бога!..

Да благо, что случилась великая очистительная катастрофа. Трижды благо! Прежний русский народ достоин был еще более позорной гибели, раз сам посадил на шею паразитов; черт с ним и никакой памяти в веках!

Мы же теперь сами будем творить свою судьбу. Пусть меня сто раз назовут Антихристом — пока жив, буду править власть для счастья моих людей. Пусть я умру Антихристом!.. Но встану из гроба и силой Ада прокляну тех, кто посмеет еще допустить в Россию попов и евреев.

9

Все лето Николай Харитонов экспериментировал с паровыми машинами и к осени изготовил образец, готовый к промышленному производству и применению. В августе в цехе бывшего Владимирского тракторного завода запустили первую литейную печь-вагранку, и получили некое подобие чугуна из металлолома. Дальше нужно было отрабатывать приемы изменения состава расплавной смеси, чтобы повысить сортность металла — через две недели опытов получили первую сталь приемлемого качества. Тут же взялись делать первые отливки для штамповки, кузнечной и токарной обработки.

— Куй железо, пока горячо!.. — шутил Николай.

В конце августа Орлов отправил Садофьеву подмогу в лице двадцати дружинников, и вовремя: татары опередили — напали первыми. Прибывший из Богородска гонец доложил князю: победа наша, противник отбит!

— Это еще не победа, — сухо сказал Александр. — Татарин силу пробует… главное впереди!

Лешка увел гонца в казарму дружинников, где тот долго рассказывал бойцам о подробностях стычки, которая и длилась-то не более получаса.

В сплошном стрекоте автоматов крупнокалиберный ДШК нижегородцев не успел еще «доесть» вторую ленту, а враг уже бежал в панике, оставив горящими большинство из трех десятков грузовых и легковых машин. После боя насчитали два десятка трупов, которые похоронили потом в братской могиле за кладбищем; раненым подобрали только одного — остальных татарские аскеры забрали с собой.

Пленный сообщил нижегородцам, что готовится еще большее нападение в виде рейда по разным областям Руси для грабежа и поисков оружия. Его подлечили, накормили и отпустили домой.

— Смекаешь, Леша? — спрашивал князь Хорькова после доклада гонца. — Хотят бандиты «раствориться» на наших землях, чтобы трудно было напасть на след. Где их потом ловить?.. Надо бить в куче, пока не поздно.

— Верно, Саша, — отвечал канцлер. — Вот и не откладывай больше, вызывай «зеленых»!

— Вдруг откажутся? — засомневался, было, Орлов.

— Не откажутся. Ты им скажи, что иначе повесишься или отравишься — живо согласятся! Испытанный женский прием. У них на тебе весь план восстановления цивилизации завязан; наших «приколов» они не понимают, поэтому сами напугаются до смерти: надави на «слезу» и бери их тепленькими — моя Людка всегда так делает. Ни разу, хитрюга, не промахнулась!..

— Да что ты все шутишь?

— Шутки — шутками, Саня, а действует безотказно!

— Нет, я так не буду! Лучше серьезно говорить.

— Ну, говори серьезно… только не откладывай!

— Добро!

Вечером Александр установил связь с инопланетянами через пульт экстренного вызова, и те не замедлили явиться. Князь изложил им замысел ответных действий против иноземных захватчиков; особо подчеркнул, что не хочет допускать лишнего кровопролития, обращаясь для этого к столь необычной помощи. Сириам ответил, что им известны намерения людей, и пришельцы охотно готовы помочь им.

Договорились, что Сириам лично будет отслеживать передвижения Орлова по сигналам радиомаяка, роль которого выполнит пульт вызова, и в нужный момент установит над штурмовым отрядом защитное поле. Пришелец нажал кнопочку на своем браслете, что-то сказал и в руках его очутился сверток в блестящей упаковке.

— Это такие же костюмы, как наши для вас и вашего друга, — сказал он. — Наденьте их, когда войдете в чужой город, и люди будут видеть вас похожими на нас; нажатие кнопки на груди сделает вас видимыми или невидимыми. Вы легко разберетесь!..

— Благодарю от всей души за ваше участие к нам! — ответил Александр.

Стороны тепло попрощались, инопланетяне исчезли; теперь можно было собирать ополчение и начинать выдвижение войск в Нижний Новгород. Пятьдесят дружинников уже находились в Богородске, еще полторы сотни на восьми грузовиках «Урал» прибыли туда третьего, а уже седьмого сентября 2022 года встали лагерем возле Казани.

Операция прошла без сучка и задоринки. Утром 8 сентября объединенные русские войска под командованием нижегородского князя Евгения Садофьева заняли позиции на возвышенностях вблизи города в ожидании сигнала к штурму, который мог поступить в случае неудачных действий инициативной группы, возглавляемой Орловым. В шесть утра эта группа начала продвижение к мечети Марджани, поблизости от которой, как сообщила разведка, располагался большой и богатый особняк Мурза-аги; сверху над колонной зависла летающая «тарелка» пришельцев.

Невозможно было пройти отрядом в тридцать человек несколько километров незамеченными, и все же никто из немногочисленных утренних прохожих не поддался панике: инопланетяне сделали бойцов невидимыми для живого глаза! Лишь бродячие собаки водили носами и лаяли, почуяв чужих, да дворовые коты с мяуканьем разбегались по своим подворотням. «Тарелка» и сама была невидимой.

Окружив дом Мурза-аги, дружинники быстро проникли внутрь и вытащили того из постели. Сопротивления охранников почти не встретили, лишь троих обезоружили и связали; ни одного выстрела не прозвучало.

Теперь нужно было собрать в одном месте татарских аскеров и разоружить их; по приказанию Александра Мурза-ага послал гонца с задачей привести к дому всех бандитов для вызволения хана из плена. Вскоре вся лужайка перед особняком была заполнена разномастной вооруженной толпой; аскеры горланили и время от времени постреливали в воздух, но войти в дом побаивались.

Орлов связался с Сириамом и попросил снять на время невидимость, а полевую защиту не отключать. Александр проинструктировал Мурза-агу о том, что нужно сказать воинам, и они с Хорьковым вывели хана на балкончик особняка; диктатор так сильно испугался, что готов был выполнить любые требования незнакомцев.

Толпа взревела, увидев своего предводителя в окружении чужаков, одетых в зеленоватые комбинезоны — крики «Аллах акбар!» чередовались с бранью. Мурза-ага поднял руку, смиряя шум, и дождавшись относительной тишины, громко сказал единоверцам:

— Алла бисмилла рахмат э рахим (во имя Аллаха, всемилостивого и милосердного)!

Собрание загомонило, снова раздались выкрики «Аллах акбар!» Мурза-ага успокоил людей и стал строго переводить на татарский язык то, что Орлов говорил ему, стоя сзади и шепча в затылок:

— Мусульмане! Всевышний возблагодарил нас за воинскую доблесть, стойкость в вере и послал к нам своих архангелов — Джибрила и Мисаила (Гавриила и Михаила). Они передали мне волю Творца: я должен отойти на небеса, к стопам Аллаха, а вам нужно избрать другого предводителя… такого, который положит конец всем войнам и установит вечный мир с окружающими народами. Сложите все ваше оружие перед моим домом, чтобы никогда больше не воевать и скажите мне, кто будет новым ханом.

С минуту толпа безмолвствовала, пораженная услышанным; наконец стали раздаваться нестройные выкрики: Рамазан!.. Ильяс!.. Самодай!.. Когда сторонники Ильяса Шакирова, слывшего сильным и достойным противником Мурза-аги перекричали других, тогда уже звучало только его имя: Ильяс-хан, Ильяс-хан!

Прежний хан зеленел от злости, но не смел перечить ни словом. Подтолкнувший его в спину Орлов заставил Мурза-агу крикнуть людям:

— Я удаляюсь к вечной жизни по пути великого пророка, а вы складывайте оружие, и сейчас же идите к дому Ильяс-хана — он скоро прибудет туда. Посланцы Всевышнего хотят говорить с тобой, Ильяс-хан!..

Толпа погорланила, постреляла в воздух и стала складывать оружие под балкончиком особняка. Помощники Шакирова повели аскеров к его дому — в мгновение ока бурлившая людьми лужайка опустела. Вышедшие из дома дружинники быстро собрали стволы и позвали Шакирова с собой.

Орлов поприветствовал нового самодержца:

— Здравствуй, хан!.. Надеюсь, ты понял, что был разыгран спектакль: я — князь Владимирский, это — канцлер моего княжества. Мурза-агу мы заберем с собой, а тебя оставим править в Казани. Предлагаю жить в мире и торговать так, как и раньше было, при Равиле Зарипове: готовьте бензин и солярку, мы привезем зерно и овощи. Оружия у вас осталось теперь совсем мало, а у нас его много — не один полк можем поставить под ружье! Не рискуй, не порти нашей дружбы. Будешь вести себя хорошо, будем жить в мире, а нет… ну-ка, взгляни на небо!

Александр через пульт попросил Сириама снять на минутку невидимость с его «тарелки» и вывел Ильяс-хана на балкончик. Шакиров оторопел, увидев огромный, сияющий разноцветными огоньками инопланетный корабль.

— Понял, какая сила за нами? — спросил князь.

— Ой-ей!.. — только и ответил татарский хан.

Александр похлопал Шакирова по плечу и добавил:

— Пусть приезжает твой посол во Владимир, а мы в Орду своего пришлем.

— Будет сделано! — заверил его собеседник.

— Прощай тогда, Ильяс-хан!

— Прощай, Александр-князь!

Шакирова отпустили домой, а Мурза-агу связали и повели с собой; под защитным полем «тарелки» отряд вышел из города.

Когда погрузились на «Уралы» и поехали в Богородск, Орлов спросил Лешку:

— Восьмое сентября сегодня. Чем памятна эта дата?..

— Так день рождения у тебя! Поздравляю.

— Спасибо, — поблагодарил Александр, и добавил: — Тут не во мне дело! Восьмого сентября 1380 года состоялась великая Куликовская битва — Дмитрий Донской тогда татар разбил. А седьмого сентября 1812 года была битва при Бородино — фельдмаршал Кутузов из Наполеона жижечку выпустил.

— Вот все ты, Саня, помнишь! — с восхищением отозвался Хорьков.

— А нельзя, Леша, такое не помнить… — как всегда задумчиво подвел итог беседе Орлов.

Мурза-агу привезли в Богородск, показали ему могилы Павла с дружинниками и повесили на простой русской березе; через сутки сняли и закопали рядом с татарскими аскерами.

Лешка спрашивал перед казнью:

— Может, не надо, Саш?.. Отпустим — пускай идет!

— Надо, Леша, надо, — спокойно отвечал Орлов. — Слыхал такую фразу: «Пепел Клааса стучит в мое сердце»? Это Тиль Уленшпигель сказал после сожжения своего отца. — И добавил: — Мы в средневековье теперь живем; крови не боимся, а государственное дело того требует. В мое сердце стучит прах Павлика!..

— Ох, Саня… далеко мне до тебя! — восхищался Хорьков.

— Не волнуйся, справишься, — успокоил его Александр и вздохнул: — Скоро тебе держава перейдет.

Четвертого ноября, в день второй годовщины княжества князь наградил воинов, участвовавших в походе на Казань Георгиевскими медалями; хоть настоящего сражения и не было, но тяготы ратного пути стоили такой благодарности. Тем же, кто был с Павлом Галстяном в его последнем бою и отбивал августовское нападение татар на Богородск, Александр прикрепил на грудь Георгиевские кресты четвертой степени.

Хорьков за отважное усмирение Казани тоже получил Георгиевский крест и его маленький сынок Петька тянулся к поблескивающей «ляле», когда отец брал его на руки. Людмила просто млела от любви к своему заслуженному мужу — канцлеру и дважды орденоносцу!

К зиме заготовили много строевого леса, и пока он сох, Лешка с воеводой Маниным и начальником работ Николаем Харитоновым день за днем мараковали над чертежами и моделями речных судов, небольшой флот которых хотели спустить на воду весной. На этих кораблях намеревались провести разведку нижнего течения Волги и Дона, где уже обосновались первые казачьи поселения, с целью оценки степени угрозы со стороны бывших мародеров; кроме того, дешевизна водного транспорта товаров очень привлекала купцов, которые не прочь были вложить в строительство свой капитал.

У самодеятельных дизайнеров не очень-то получалось, но Орлов, узнав о начале проектных разработок, посоветовал поискать в Областной библиотеке города Владимира журналы «Моделист-конструктор» и «Катера и яхты», в которых публиковалось раньше множество чертежей судов. Такие издания нашли, и дело сразу заспорилось!

Сам князь, вопреки распространенному мнению о том, что глава государства «работает с документами» день и ночь, сильно не утруждался — сидел себе и поигрывал на компьютере. Он разумно считал: чем меньше народ видит и вспоминает своего правителя, тем лучше!

Нет-нет, да хотелось ему вызвать Сириама, поговорить с ним по душам, но Орлов не хотел мешать инопланетянам, занятым серьезной работой — мониторингом всей земной жизни. В такие минуты Александр предпочитал позвать в гости Хорькова с женой и сыном; Валентина и Людмила очень подружились, поэтому весь вечер с удовольствием нянчились с Петькой, а мужчины понемногу выпивали и разговаривали о разном.

Однажды Александр не выдержал и все-таки связался с пришельцами; пришла наконец-то пора приступить к осмыслению новой идеологии, способной определить и направить жизнь россиян, а возможно, и всего человечества на многие века в отсутствие религиозной опоры. Для этого Орлову нужно было прояснить некоторые вопросы мировой истории, и эта встреча могла принести (и принесла!) очень важные результаты.

10

Сириам как всегда прибыл со своим товарищем. Орлов снова поблагодарил его за помощь в Казани и сказал:

— Я несколько раз спрашивал вас о том, почему именно меня выбрали на роль объединителя русского народа после катастрофы, но так и не услышал внятного ответа. И почему же?..

— Вы слишком много думаете о себе, — ответил Сириам. — Специально вас никто не отбирал: случайным образом мы выделили несколько десятков супружеских пар и провели генное вмешательство с целью получения от них одаренных детей. Эксперимент был направлен на изучение возможности получения мыслящего человека новой генерации, и само вмешательство маскировалось естественно возникающим генетическим отклонением. Вам ведь известно, что на каждую тысячу новорожденных случается двое-трое младенцев с синдромом Клейнфельтера, так что наши манипуляции не должны были привлечь особенного внимания людей.

— Но где же остальные участники исследования?

— Почти все они погибли; большинство даже не пошевелилось ради собственного спасения, а тем более спасения окружающей популяции соплеменников — вам удалось выделиться среди других благодаря обдуманности своих действий.

— Но и я, собственно, ничего не сделал: не сумел даже предупредить людей о близящейся катастрофе!

— Вы не захотели этого делать, потому что сочли человечество обреченным.

— М-м… признаюсь — именно так! Тем не менее, ваши усилия были бесплодны.

— Нет. Вы оказались в нужное время в нужном месте, и это наша заслуга. Можно считать наш эксперимент неудачным: никаких гениев мысли мы не получили — слишком велико было давление жизненных обстоятельств. Но кое-чего все же добились… вы помните свою неуемную жажду познания в детском возрасте?..

— Да, я просто горел желанием познать весь мир! Только всегда оказывалось, что других это не очень-то увлекает.

— Вот именно! Складывалось обычное соотношение количества активных и ленивых детей в отношении познавательского интереса; ничего революционного в этой области мы не достигли. Промежуточным положительным результатом можно считать то, что вы, как спаситель народа, вышли все-таки из нашей экспериментальной группы и тем оправдали немалые надежды.

— Стоило ли калечить из-за этого судьбу конкретного человека?

— Я прошу не принимать близко к сердцу отсутствие у вас детей; они все равно погибли бы — так же, как и большинство других. Вам пришлось бы заботиться об их спасении и отвлечься от задачи сохранения жизни других людей — вы и детей не смогли бы сберечь, и народ оказался бы брошенным на произвол судьбы.

— Готов спорить: нашелся бы и другой человек вместо меня!.. Но не буду. Поясните лучше коллизию Христос-Антихрист; у меня возникает подозрение, что я играю роль Антихриста своим нежеланием снова допускать религию в жизнь людей.

— О, не задумывайтесь об этом!.. Понятия единства и борьбы противоположностей в виде личностей Христа и Антихриста условны: они существуют лишь в головах людей, потому что так удобнее противопоставить друг другу Добро и Зло. То, что вы противник религии — лишь благо: отрицая зависимость от бога, вы скорее вернетесь к тем достижениям цивилизации, которые сейчас утеряны.

— Я тоже так считаю!.. Никогда не разделял мнения, что цивилизация невозможна без религии. Нравственный закон должен быть в самом человеке — незачем искать внешнего бога, чтобы поддаваться потом искушению нарушить его заповеди; и этот закон должен передаваться от поколения к поколению воспитанием, в том числе и физическим воздействием на ослушников с самого детства. Не зря говорят, что воспитывать ребенка нужно начинать тогда, когда он еще поперек лавки лежит!

— Да, действительно, люди очень непоследовательны в методике воспитания. В нашем развитом обществе нет нужды в воспитании или наказании, потому что базовые знания и нравственные императивы закладываются в ребенка автоматически, в процессе нейрокомпьютерного программирования личности. Высокотехнологичное обучение позволяет исключить недостатки воспитания: у нас нет неслухов и преступников.

— Ну-у, нам до этого еще далеко!.. Ремень или розги надолго останутся универсальными «учителями».

— И пусть остаются: не спешите обгонять свою эпоху!

— Хорошо. Но скажите еще… я могу быть точно уверен в том, что наша планета не подвергнется завоеванию?

— Будьте уверены: мы не сможем оккупировать Землю ввиду малочисленности и разбросанности по разным уголкам Вселенной представителей нашей цивилизации.

— А если другие цивилизации захотят поработить людей?

— Мы этому помешаем.

— Но ведь вас мало!

— Зато мы сильны в техническом отношении — качество всегда лучше количества!

— Хочется верить. Но есть еще один вопрос, касающийся будущего — такой вопрос, который важнее всех других вместе взятых! Не за горами то время, когда остатки европейских народов сплотятся, образуют новые государства и волей-неволей станут происходить контакты между россиянами и европейцами. Известно, что вся европейская цивилизация (так же, как и погибшая американская) — это насквозь еврейская цивилизация; имею ли я моральное право запретить доступ евреев в Россию?.. Ведь если я этого не сделаю, то повторится то, что уже было: постепенно они проникнут во все области жизни, лишат русский народ самобытности и удалят его от экономической, а затем и политической власти. Я не желаю мириться с этим!..

— Вас никто не неволит.

— Но еврейский народ — это же богоизбранный народ… это ваш протеже!

— С чего вы взяли?

— Так написано в Библии!

— Библию писали сами евреи.

— Так что ж они, это выдумали?

— Мы им, во всяком случае, никакой протекции не обещали!

— Так-так!.. Немцы, выходит, имели полное право избавиться от еврейской гегемонии?

— Так же, как и другие.

— И критик безграничной иудейской экспансии, таким образом, не является нацистом?..

— Конечно, нет!

— М-м! Вот это я всегда и подозревал: евреи беспощадно рубили языки любой критике, чтобы не было помех для расширения их всемирной власти. Чуть против «вякнул», сразу тебе ярлык: нацист! Что русских дураками и скотами обзывали — это ничего… это можно. А евреев не тронь — сразу законом по мусалам!.. Так же поступала КПСС, преследуя любую критику коммунизма с помощью КГБ. Но она провозглашала свои лозунги громко, на весь мир, а сионисты зря не шумели — все обделывали втихую! При этом еще изображали себя несчастными жертвами будто бы ничем не обоснованных антисемитских нападок, взывая к справедливости и чувству жалости в сердцах глупцов. Кончилась их лафа: не пущу в Россию!..

— Это не наше дело, решайте сами.

— Вот и решим! Прав Лешка, прав… как всегда прав. А я еще спорил с ним!

Орлов на секунду задумался и решил завершить беседу:

— Благодарю вас, Сириам; вы сняли с моей совести очень тяжелый груз. Давно хотел спросить еще о жизни после смерти, но не стану: ни к чему нам пока такие знания — пусть будет, что будет. Еще раз благодарю за психологическую помощь и желаю удачи!..

— До свидания! — ответил Сириам, и пришельцы растворились в вечернем полумраке.

Спустя пять минут в покои Александра вошел Хорьков с бутылкой в руках.

— Улетели? — спросил он.

— Угу, — вяло ответил Орлов. — Он все еще переживал в душе то крушение старых воззрений, которое вызвал разговор с Сириамом.

— Налить? — предложил Алексей.

— Давай! — с улыбкой кивнул князь и добавил: — Ты бы знал, Леша, о чем мы сейчас говорили!..

— А я слышу — че-то бубнишь, бубнишь, — усмехнулся Лешка, наливая водку. — Сначала думал, «глюки» ловишь!.. Потом прислушался через стенку и догадался, что «корефаны» к тебе прилетели.

Друзья выпили, закусили сыром с ветчиной.

— Про евреев говорили, — поведал Орлов товарищу. — У меня, Леша, последние иллюзии пропали — и о них, и о демократии. Уж как я евреев жалел… ведь один холокост для них что стоил! Даже после президентских выборов 2008 года, когда они Сергея Иванова старались «опрокинуть», проталкивая своего, все еще не верил, что работает целая система большого обмана. А потом уже не до раздумий стало: как пошло-поехало, только держись… за одно лето вся катастрофа развернулась! Теперь вот расспросил «зеленых», а они, оказывается, вообще ни при чем: никогда они евреев ни выделяли, ни поддерживали. Случайно так вышло, что их база разместилась возле иудейского поселения, вот с ними они и встречались. А уж после этого еврейские пророки понесли: мы избранные, Господь за нас!.. Короче, чушь все это — никакие они не избранные. Просто хитрее других! Еще демократией своей все мозги загадили. Ты знаешь: мы — за равенство; только равенством и не пахло! Одни и те же везде — чернявые, шустрые. Да что говорить!.. Не хочется уже язык марать, ты сам все помнишь.

— Да я бы не помнил!.. — встрепенулся Лешка. — В Москве от них прохода не было.

— Что Москва! — перебил его Орлов. — Копнешь, уже у большинства русских половина родни — семиты; и это у потомков белокурых атлантов!.. К нам всегда из «Хохляндии» вся эта «муть» перла. Знаешь, кто главный виновник наших вековых бед?.. Князь Владимир. Только не «наш» — Владимир Мономах, основатель города Владимир, а тот еще — киевский князь Владимир Красное Солнышко, крестивший в 980 году Древнюю Русь; это он открыл дорогу греческим попам, а с ними — и сонмищу иудеев. Все из-за минутного «бзика»: хотел своим величием сравниться с императором Византии. «Сравнился», гад!.. И Малороссию из-за него потеряли, и остальное — потом уже: предки всех ленинских соратников, всех недавних демократов оттуда, из папской еврейской Польши к нам приползли. Я поражаюсь… как мизерная нация с маленького палестинского «пятачка» смогла заполонить весь мир? В голове не укладывается!.. Вся Европа, вся Америка сплошь были еврейские — это ж по сколько рожать-то надо было? Русские раньше тоже помногу детей имели, но что-то не мы на планете правили!.. Я только теперь задумался: семитов, оказывается, на Земле было столько, что китайцы с ними и рядом не валялись; пока сам не присмотришься к тем, кто вокруг, ничего ведь не поймешь. И сколько же Россию грабили!.. Ее, беднягу, да русских жалеть-то надо было, а не шустриков залетных.

— Вот-вот! Дошло до тебя, Саня. А я сколько об этом говорил… не слушал ты меня! Ну, слава богу, сам понял.

— Понял, Леша, понял. Ни одного в Россию не пущу!

— Правильно. А Мишку давай кастрируем!

— Какого?.. Рабиновича, что ли? Тьфу, дурак — все ты со своими «приколами»! — Орлов рассмеялся.

Лешка закатился не в пример — как строевой жеребец! Посидели еще, помолчали; выпили, закусили, закурили.

— А ты знаешь, Леха… ведь это катастрофа нам помогла! — с озарением произнес Орлов. — Наших погибло — не считано, но ведь и другие вместе с ними; иначе так и остались бы мы холопами у чужих панов: Ванька на нарах, а Изя на Канарах! Как бы мы еще избавились от власти «богоизбранных»?.. Да никак! Сто сорок миллионов жизней — вот цена освобождению русских от иудейского засилья. А по всему миру… вообще жуть!

Лешка все кивал, кивал головой, поддакивая, а потом неожиданно взял и сказал:

— Саня… да хрен с ними, с евреями!.. Все равно у нас их нет уже — самой проблемы нету! А что было, то прошло. Спой лучше песенку… мы так хорошо с тобой сидим!

— Ой, Леша, да я уж все их позабывал! — нехотя отозвался Александр. — Хотя, ты знаешь… могу одну спеть; ты ее вообще не слышал — я ни разу не пел.

— Ну, так давай! — оживился Леха.

— Ну ладно!.. — в тон ему ответил Орлов. — Только надо сказать, что песня эта из репертуара — не то Уральского, что ли? — народного хора; я ее в песеннике нашел, попробовал по нотам на баяне сыграть и спеть — ну, такая лажа голимая! Короче, я слова оставил, а мелодию сам придумал. Хорошая песенка получилась: ласковая, душевная; я ее потом под гитару исполнял — девки штабелями падали!

— Ну, давай-давай!.. — в нетерпении заерзал Хорьков.

— Так слушай, — расположил его Александр, и не спеша запел мягким баритоном:

В быстрой речке зоренька купа-алась, Умывалась ключевой водо-о-ой — В это утро ты мне показа-алась Чайкою, летящей над волно-о-ой… Годы шли, но где б я только ни-и был, Образ твой в душе с собою не-о-ос: Синь очей твоих я видел в не-ебе, В спелой ниве пряди русых ко-о-ос. Видел в солнце свет твоей улы-ыбки, В радуге — изгиб твоих брове-е-ей, А в березке видел стан твой ги-ибкий; Голос твой напоминал руче-е-ей…

От куплета к куплету Орлов пел все громче:

Стала ты судьбой моей и пе-есней. Говорю тебе, благодаря-а-а: Мы всегда с тобой, повсюду вме-есте, Милая, желанная моя-а-а!

Повторив мелодию словами «ла-ла-ла» так, что это было похоже немного на вокализ Владимира Мулявина — лидера легендарного белорусского ансамбля «Песняры», Александр вернулся к первому куплету и спел его снова негромко и задушевно.

Лешка… весь светился счастьем! Откинувшись спиной на диване и закрыв глаза, он повторил вслед ушедшей песне:

— Милая, желанная моя-а-а! — и с мечтательностью в голосе добавил: — Саня, класс!.. Где же ты такие хорошие песни находил?

— Да не знаю, Леша… как-то сами попадались! — ответил Орлов, не скрывая довольной улыбки, вызванной у него благодарным отношением слушателя.

Выпили еще, и Хорьков сам предложил:

— Пошли спать! Такое сейчас хорошее настроение — не хочется его портить никакими лишними словами.

— Пошли! — согласился Александр, и они разошлись по своим спальням.

Перед сном, по своей излюбленной привычке Орлов думал:

— Болтаем, болтаем и все попусту — без всякого результата. Хватит болтать, пора обдумывать новую идеологию. Да, пора!.. И надо еще обязательно Ницще к этому случаю припомнить! Припомнить, припомнить… ничего в голове уже не осталось! Совсем стариком стал: Паша вот часто вспоминается, а прошлая жизнь — нет. Постой-ка!.. Что-то я у Нострадамуса встречал — насчет Паши и Лешки. Как там было-то?

Он встал и взял с полки книгу супругов Зима.

— Вот! В «Послании Генриху» — по расшифровке авторов, с моими пояснениями:

«У трех собратьев будут… разногласия, затем они будут соединены и согласованы так, что три четверти Европы задрожат.

…Из-за меньшего по возрасту будет поддержана и увеличена Христианская монархия: секты (ее княжества) будут подняты (наберут силу) и внезапно опущены (крепко поставлены). Арабы (инородцы) отодвинуты, Царства (княжества) соединены, новые Законы провозглашены.

…И будет длиться возобновление триумвирата семь лет, чтобы слава этой секты (княжества) простиралась по Вселенной.… И будут тогда двое господ в числе Аквилона (северной страны — России), которые победят восточных, и будет сделан такой большой шум и воинственное смятение, как все это. Восток содрогнется от страха этих братьев, не братьев Аквилонских (не родных по крови)».

— Ну, по сути-то сходится: были мы в разных краях, потом соединились, нашли общий язык и стали вместе строить крепкое государство; Лешка учреждал и поддерживал удельные княжества. Нападение татар отбили; предстоит еще объединить эти княжества и принять новые законы. Триумвират длился семь лет (2015-2022 гг.), пока не погиб Павел; мы с Лешкой отомстили за него, и мы не родные братья. Шума в Казани навели немного, зато «тарелку» инопланетян видели не только Ильяс-хан, но и все жители города, когда она целую минуту висела над их домами — конечно, испугались!..

Нострадамус еще много, о чем писал. Мне, например, о грядущей катастрофе пришлось догадываться, а ему пришельцы прямо показали, что произойдет. В 56-м катрене 1-й центурии он записал:

«Вы увидите раньше и позже великое изменение, ужасы предельные и мстительность: ибо Луна ведома своим ангелом, небо приближается к наклонам».

Тут все ясно: Луна на своем месте, поскольку удерживается Солнцем, а вот Земля опрокидывается!

Много раз пророк писал об огне, потопе, смерчах, землетрясениях, кровавых битвах, но мы все это уже пережили. О будущем же он сказал кратко:

«Будет такое великое Прощение, когда люди придут почтить Справедливость: то, что будет, еще никогда не было столь прекрасным, со всех концов Земли придут почтить это».

По-моему, здесь речь идет о Российской Империи как о могущественном Государстве Справедливости. Если бы она такой и стала!..

Все это будет уже после меня. А к самому себе я могу отнести такие слова:

«То, что железо, пламя не смогли завершить, мягкий язык в совете сделает: об отдыхе, сне король будет мечтать, больший враг огня, крови военной».

Я буду всеми силами взращивать сильное справедливое государство, налаживать и улучшать дипломатические отношения, чтобы не приходилось больше воевать. Я уже навоевался!.. И другим не советую.

Жить осталось недолго. Лучше перед смертью подумать о самом новом Завете и добрых законах — таким будет мое наследство.

11

Время шло незаметно. Весной 2023 года из Нерли в Клязьму и Волгу вышли первые шесть больших кораблей под белыми льняными парусами; на них поместились полурота дружинников и множество товара — Василий Манин поплыл с купцами в Казань. Отторговались они хорошо, с большой прибылью: во Владимир привезли изрядно горюче-смазочных материалов в железных и пластиковых бочках. Попутно и Садофьеву в Богородск завезли бензин и смазочные масла.

Казанские татары вели себя спокойно: никто и не думал чинить препятствий, завидя у купцов сильную вооруженную охрану. Ильяс-хан с объятьями принял воеводу Манина и русского посла Дмитрия Зворыкина, поселил их в большом, богато убранном доме; охранять небольшой персонал посольства остались пятеро бойцов.

На Русь послом отправился Наиль Мухаметшин — и ему отвели просторное помещение в Боголюбове; там же поселились пятеро аскеров и двое секретарей. Князь Александр сам распорядился выдать охранникам татарского посла автоматы с патронами, чтобы они не были похожи на шутов, будучи безоружными. В Казани еще оставалось небольшое количество стрелкового вооружения, но Ильяс-хан держал его при себе, опасаясь за собственную жизнь.

Горючим транспорт обеспечили надолго, поэтому дружинники, отдохнув, вновь поплыли под началом воеводы вниз по Волге.

Первые казачьи поселения отряд Манина встретил у Саратова, затем у Камышина. Дальше Волгограда и Сальского округа плыть было бессмысленно: море еще стояло тут до сих пор, Ростов и Астрахань скрывались под волнами.

Несмотря на недавнюю войну, казаки выказали дружелюбие и угощали служивых от души. Они уже зажили богато: скот привезли с собой на уцелевших грузовиках, а придонские и приволжские земли, удобренные морским илом, давали нынче невиданные урожаи. Бывших мародеров и разбойников радовало, что порушилось иго московских воров-проходимцев, и народилась своя, народная власть. Жители южных рубежей по-прежнему молились богу, но это было только на руку владимирцам: возрождались прежние устои морали, и с южной стороны угрозы можно было не ждать. На вопрос, не досаждают ли уцелевшие кавказцы, казаки со смехом отвечали, что те «в море утопли и даже вони не кажуть»!

И здесь экспедиция запустила в оборот новые российские деньги, заведя торговлю: владимирские купцы выгодно сбыли горюче-смазочные материалы, закупленные у татар по пути на юг, а сами доверху загрузили корабли добротным семенем подсолнечника и запчастями для автотракторной техники. Вольные жители станиц обещали и дальше снабжать приезжих негоциантов ремкомплектами, поскольку в опечатанных перед катастрофой периферийных складах Волгоградского тракторного завода их было полно, а брошенной в степных буераках русской военной техники — просто навалом. Лошадок себе казачки, верные старым привычкам, уже успели наворовать у прикаспийских казахов и калмыков, сохранивших их во время долгой зимовки в землянках на Среднем Поволжье.

Обратно двигались где с ветерком, где на веслах, и к концу лета прибыли домой. За успешное выполнение важного задания князь наградил участников похода медалями, а воеводу Манина — крестом Владимира четвертой степени.

Алексей Хорьков той же порой разведывал состояние западных рубежей России. К своему удивлению, он нашел там немало уцелевших жителей, которые в один голос жаловались на разбойничьи набеги хохлов и поляков, не дающие спокойного житья, и шныряние по всем углам католических попов, стремящихся снова задурманить голову людей религией. За ними в русские пределы опять потянулись евреи.

Не теряя времени, князь принял кардинальное решение: из разросшегося до пяти тысяч человек населения подвластных поселков он осенью волевым порядком переселил по тысяче со всем необходимым хозяйством, скарбом и урожаем в украинский Львов и белорусский Брест.

— Хрен им теперь, а не Украина! Они мне еще за Севастополь ответят… — жестко говорил Александр, твердо помня слова героя Виктора Сухорукова в фильме «Брат-2».

Вызванный из Богородска воевода Усачев был назначен князем во Львов, его место воеводы в Нижегородском княжестве занял зять Евгения Садофьева, Александр — подполковник в отставке. В Брест князем поехал Василий Манин, его должность воеводы принял Юрий Ломакин.

За прошедшее лето розысками Садофьева и Хорькова арсеналы Владимирского княжества пополнились, а кое-какое оружие удалось прикупить и у казаков. Князь Александр мобилизовал годных к службе мужчин и отправил с Усачевым и Маниным дружины по триста человек, себе оставил всего пятьдесят. Новым удельным князьям Орлов наказал:

— Державы свои строить по владимирскому порядку, жить автономно; к врагам злости не жалеть: жечь и бить беспощадно. Стоять стеной, не пускать на родную землю ни одного ката — чтоб во веки веков неповадно было!..

Весь грузовой транспорт и автобусы направили на перевозку переселенцев, и каждому водителю пришлось съездить во Львов или Брест до десяти раз. Усачеву и Манину оставили по два грузовика и шестерке лошадей, все наличное горючее потратили в пути. Уже по студеной воде Ломакин еще ходил на стругах к татарам и запасся там бензином и соляркой к весне; привез он и лошадей. Охрану торгового посольства обеспечил в этот раз нижегородский князь — Орлов приказал ему и дальше блюсти безопасность купеческих экспедиций.

Напряженными выдались лето и осень 2023 года: урожай кое-как собрали, но поселки сильно обезлюдели. Будто большая война прокатилась по владимирской земле; снова надо было копить народ и набирать силу.

Орлов сильно переживал ослабление собственного княжества и лишь требованиями неизбежной необходимости оправдывал вынужденные действия: как в двенадцатом году сдерживали натиск тьмы кавказцев с юга, так и теперь нужно было остановить напор семитской массы с запада. Упустив время сейчас, можно было в будущем недосчитаться половины русской земли.

Так уже было в прошлом: что бы ни утверждали украинские националисты, но сами украинцы — всего лишь поддавшиеся на еврейские посулы самостийности западные русичи. Никакой особой нации они собой не представляют; это убедительно доказал в серии телепередач предкатастрофного времени «На западном рубеже» мудрый публицист Феликс Разумовский.

Что за разница между украинцем и русским?.. Та, что русский говорит «хлеб», а украинец «жито»? Но ведь столовый хлеб он все равно называет «хлиб». Или та, что русский говорит «мама», а украинец «маты»? Так в тяжкую минуту он все равно вскрикнет: «Мамо!»

Притянуты за уши доказательства воображаемой разности русского и украинского народов, и авторы их — иудеи. Это они дробят по кусочкам земной мир и с превеликим аппетитом глотают отпавшие куски.

Наступила зимняя передышка. Первые вести, поступившие из Львова и Бреста, были обнадеживающими: люди закрепились на земле рядом с этими крупными, в прошлом городами и даже успели посеять озимые; корма для скотины и овощи они привезли с собой. За год до того по Европе прокатилась страшная эпидемия так и не определенной врачами вирусной инфекции, выкосившая ее население почти поголовно (уцелела же, зараза!..). Беженцы из всех уголков континента тянулись на восток, нужно было создавать кордоны; удельные князья стали готовиться начать с весны их строительство.

Этой зимой Александр взялся наконец-то за томик Ницше. Сразу спросил себя: — Что я желаю получить от союза своего ума с умом великого философа? — Сам себе ответил: — Новую идеологию для всего человечества. — С чего начнем? — С того, каким образом рождается свободный ум. Многие чувствовали появление его зачатков на самих себе: усталость от традиционного методического знания и сомнение в нем, возникающее от усталости.

У Ницше:

«…душа, в которой некогда должен совершенно созреть и налиться сладостью тип «свободного ума», испытывает как решающее событие своей жизни великий разрыв…

Что вяжет крепче всего? …У людей высокой и избранной породы то будут обязанности — благоговение, которое присуще юности; робость и нежность ко всему издревле почитаемому и достойному; благодарность почве, из которой они выросли; руке, которая их вела; святилищу, в котором они научились поклоняться.…

Великий разрыв приходит для таких связанных людей внезапно, как подземный толчок: юная душа сразу сотрясается, отрывается, вырывается — она сама не понимает, что с ней происходит... «Лучше умереть, чем жить здесь!» — так звучит повелительный голос и соблазн; и это «здесь», это «дома» — есть все, что она любила доселе!

В глубине блужданий и исканий… стоит знак вопроса: «Нельзя ли перевернуть все ценности? И, может быть, добро есть зло? А Бог — выдумка и ухищрение дьявола? И, может быть, в последней своей основе все ложно?…» …Одиночество окружает и оцепляет.

От этой болезненной уединенности, из пустыни таких годов испытания еще далек путь до той огромной, бьющей через край уверенности, до того здоровья… до той зрелой свободы духа, которая в одинаковой мере есть и самообладание, и дисциплина сердца, и открывает пути ко многим и разнородным мировоззрениям.… Среди этого развития встречается промежуточное состояние: счастье окружает его, подобно бледному, тонкому солнечному свету; он обладает свободой птицы, горизонтом и дерзновением птицы; чем-то третьим, в чем любопытство смешано с нежным презрением… «Свободный ум» — это холодное слово дает радость в таком состоянии, оно почти греет. Живешь уже вне оков любви и ненависти, вне «да» и «нет»…

Еще шаг в выздоровлении — и свободный ум снова приближается к жизни.… В изумлении он останавливается: где же он был доселе? Эти близкие и ближайшие вещи, — какими преображенными кажутся они ему теперь! Какую пушистость, какой волшебный вид они приобрели с тех пор!

И в эту пору… он… уже слышит нечто, подобное ответу: «Ты должен был стать господином над собой, господином и над собственными добродетелями. Прежде они были твоими господами, но они могут быть только твоими орудиями наряду с другими орудиями. Ты должен был…» — довольно! — свободный ум знает отныне, какому «ты должен» он повиновался, и знает также, на что он теперь способен и что ему теперь — позволено…».

Просветленный ум, свободный теперь от прошлого подчинения, вступает на тропу долгого и трудного познания действительной истины; его ждет множество побед и разочарований, но все они вторичны и преходящи. Главное — этот ум уже существует и набирается новых знаний; свободный ум ищет храбрости льва, чтобы не дрожать от страха при виде силы прежних авторитетов. Ницше пишет:

«Создавать новые ценности — этого не может еще лев; но создать себе свободу для нового созидания — это может сила льва.

Завоевать себе свободу и священное Нет даже перед долгом — для этого, братья мои, нужно стать львом!»

Новый ум ищет нового тела для нового человека — себя самого; он желает быть уже не безвольным фантазером, но — властелином. Человек новой формации, он спрашивает себя, и сам отвечает вместе с Учителем:

«Что хорошо? Хорошо быть храбрым: благо войны освящает всякую цель. Дух есть жизнь, которая сама врезается в жизнь».

Он говорит о старом и немощном Боге:

«Прочь с таким Богом! Лучше совсем без Бога; лучше на собственный страх устраивать судьбу — лучше быть безумцем; лучше самому быть Богом!»

Ницше вторит ему:

«Подражайте ветру, когда вырывается он из своих горных ущелий; под звуки собственной свирели хочет он танцевать, — моря дрожат и прыгают под стопами его.

Хвала доброму неукротимому духу, который дает крылья ослам, который доит львиц, который приходит как ураган для всякого «сегодня» и для всякой толпы. Хвала духу бурь, который танцует по болотам и по печали как по лугам!» — и добавляет еще:

«…кто принадлежит мне, должен иметь крепкие кости и легкую поступь, — находить удовольствие в войнах и пиршествах, а не быть букой и Гансом-мечтателем; быть готовым ко всему самому трудному как к празднику своему; быть здоровым и невредимым.

Лучшее принадлежит моим и мне; и если не дают нам его, мы сами его берем: лучшую пищу, самое чистое небо, самые мощные мысли, самых прекрасных женщин!»

Отрицая Бога, он уже выше Бога; он властелин мира — Сверхчеловек. Словами Заратустры Ницше подтверждает правильность его выбора силы, а не слабости:

«Сколько вижу я доброты, столько и слабости; сколько справедливости и сострадания, столько и слабости. Но это трусость — хотя бы и называлась она «добродетелью».

Проповедники смирения! Всюду, где есть слабость, болезнь и струпья, они ползают как вши; и только мое отвращение мешает мне давить их.

Я — Заратустра, безбожник; где найду я подобных себе? Подобны мне — все, кто отдают себя самих своей воле и сбрасывают с себя всякое смирение.

Вы все мельчаете, вы — маленькие люди! Вы распадаетесь на крошки, вы — любители довольства. Вы погибнете еще от множества ваших маленьких добродетелей, от множества ваших мелких упущений, от вашего постоянного маленького смирения!

Вы слишком щадите, слишком уступаете: такова почва, на которой произрастаете вы! Но чтобы дерево стало большим, для этого должно оно обвить крепкие скалы крепкими корнями!

«Дается» — таково учение смирения. Но я говорю вам, вы — любители довольства: берется и будет все больше браться от вас!

Делайте, пожалуй, все, что вы хотите, — но прежде будьте такими, которые могут хотеть!

Но приближается их час!.. Час от часу становятся они меньше, беднее, бесплоднее — бедная трава! бедная земля!

И скоро будут они стоять, подобно сухой степной траве, и поистине, усталые от самих себя, — и томимые скорее жаждой огня, чем воды!

…возвещать будут они некогда огненными языками: он приближается, он близок — великий полдень!

Так говорил Заратустра».

Автор неутомим, он восклицает еще!

«Кто живет среди добрых, того сострадание учит лгать. Сострадание делает удушливым воздух для всех свободных душ.

Под старым хламом покоятся дурные испарения. Не надо взбалтывать топь, надо жить на горах!

Сладострастие, властолюбие, себялюбие: они были до сих пор наиболее проклинаемы и больше всего опорочены и изолганы, — их хочу я по-человечески взвесить.

Сладострастие: жало и кол для всех носящих власяницу и презрителей тела… только для увядшего сладкий яд, но для тех, у кого воля льва — великое сердечное подкрепление и вино из вин, благоговейно сбереженное.

Властолюбие: грозный учитель великого презрения, которое городам и царствам проповедует прямо в лицо: «Убирайтесь прочь!» — пока они сами не возопят: «Пора нам убираться прочь!»

Ненавистен и мерзок… тот, кто никогда не хочет защищаться, кто проглатывает ядовитые плевки и злобные взгляды, кто слишком терпелив, кто все переносит и всем доволен: ибо таковы повадки раба.

Но для всех… приближается теперь день, перемена, меч судьи — великий полдень: тогда откроется многое!

И кто называет Я здоровым и священным, а себялюбие — блаженным, тот поистине говорит, что знает он как прорицатель: «Вот он приближается, он близок — великий полдень!»

Так говорил Заратустра».

Философ верит: такие люди появятся!

«Что такие свободные умы могли бы существовать, что наша Европа будет иметь среди своих сыновей завтрашнего и послезавтрашнего дня таких веселых и дерзких ребят во плоти и осязательно… — в этом я менее всего хотел бы сомневаться. Я уже вижу, как они идут — медленно-медленно; и, может быть, я содействую ускорению их прихода, описывая наперед, в чем я вижу условия и пути их прихода».

Орлов долго читал и перечитывал строки великого мыслителя, представляя себе нового человека этаким буйным, разудалым бородатым викингом с мечом на поясе и огромной чашей вина в руках; улыбался в ночной тишине.

— А что, — думал он, — разве молодцы из моей дружины не достойны викингов? С двенадцатого года в боях и походах — им сам черт теперь не брат! Прикажи я, в пух и прах разнесут любые адские чертоги.

Знанием, правда, не обременены — далеко им еще до «сверхчеловеков». Ницше-то понимал, что настоящим Сверхчеловеком может стать только всесторонне образованный человек — тут одних грубой силы и хамства маловато — и сильно сомневался в том, что стремление к познанию переборет притягательность плотских наслаждений:

«…высшая культура должна дать человеку двойной мозг, как бы две мозговые камеры: во-первых, чтобы воспринимать науку и, затем, чтобы воспринимать ненауку…. Если это требование… останется неудовлетворенным, то можно почти с достоверностью предсказать дальнейший ход человеческого развития: чем меньше удовольствия будет доставлять интерес к истине, тем более он будет падать; ближайшим последствием этого явится крушение наук, обратное погружение в варварство».

Под «ненаукой» он как раз и понимал легкомысленные увлечения людей. Только вот капитализм и развитые товарно-денежные отношения могут легко исправить нежелательный перекос: перераспределение общественного богатства в сторону дополнительного стимулирования науки и образования зависит лишь от властной воли руководителей государства. А что же может быть лучшим стимулом, как не деньги!..

В будущую отдаленную эпоху еще и тотальная роботизация производства сыграет самую важную роль в освобождении досуга человека для дополнительного учения, которое к тому времени станет естественной потребностью. Во времена Ницше просто не догадывались о том, что когда-то могут появиться какие-то там роботы! Вот почему он так тяжко озадачивался искусственной дилеммой и выдумал даже некий «двойной» мозг. Откуда ему было знать, что ресурсы человеческого мозга почти неисчерпаемы: у современных людей он задействован всего на 3-4 процента своих возможностей!

Ну ладно, насчет основных императивов идеи сверхчеловека приблизительно понятно: этот человек должен быть сильным, храбрым и умным — человеком свободной созидающей воли. А вот как быть с милосердием… состраданием? Мне не нужны годзиллы без нервов и совести!

Ясно как божий день: те основы, которые я заложу в развитие людей сейчас, фундаментально проявят себя спустя десятки и сотни лет. И все зависит нынче именно от меня: как я решу!

Пока что приемлемого решения не вижу — буду думать еще.

12

Тяжело давалась работа над новой идеологией. Имелся в наличии лишь основной и весьма недостаточный материал для ее начала, но и его еще требовалось осмыслить, выверить, уравновесить по качеству, дополнить собственными идеями и только тогда уже пытаться синтезировать новое учение.

— Я не Господь Бог и не могу выдавать «на гора» готовые правила жизни, — резонно укрощал свою первоначальную ретивость к осуществлению давно задуманного Орлов. — Сначала нужно решить, из чего я могу исходить.

Есть Десять Заповедей Библии с более поздними комментариями Христа, есть учение Фридриха Ницше, есть мои собственные мысли. Вроде бы все. Ан нет!.. Есть еще заповеди пророка Мухаммеда, учения Будды, Конфуция, Лао-Цзы… индуизм в разных видах, японский синтоизм и еще множество самых разных доктрин. А кроме этого, Билль о правах и Декларация независимости США, лозунги и Декларация прав человека и гражданина эпохи Великой Французской революции, советский Кодекс строителя коммунизма.

Ни одну из действовавших когда бы то ни было конституций во внимание не беру, поскольку они созданы для демократических государств, а о демократии при мне лучше не заикаться: сыты по горло!

Вот теперь, пожалуй, все — что бы я еще не вспомнил, все будет «перепевами» этих первоисточников. Нужно рассмотреть все по порядку, чтобы решить, что подойдет новому человеку, а что нет; базисом и контрольным индикатором буду считать императивы учения Ницше о сверхчеловеке. Итак… начинаю!

Десять Заповедей. Сообщены пророку Моисею на горе Синай якобы самим Богом (я уже знаю, каким!) в следующем порядке (кратко):

1. Бог один, имя ему Саваоф; другого нет, и не будет.

2. Не сотвори себе кумира вместо Бога.

3. Не упоминай имя Господа всуе.

4. Помни день субботний, чтобы святить его.

5. Почитай отца твоего и мать твою.

6. Не убий.

7. Не прелюбодействуй.

8. Не укради.

9. Не лжесвидетельствуй.

10. Не желай дома ближнего твоего, жены его, имущества и рабов его (не завидуй чужому).

Сказка про Бога мне не нужна, а выходные дни и так есть; выбираю пункты 5-10.

Заповеди Корана:

1. Бог один, имя ему Аллах и пророк его Мухаммед.

2. Смиренно молись (совершай намаз).

3. Делай очищение.

4. Не пустословь.

5. Не прелюбодействуй (не имей никого, кроме жен и наложниц).

6. Не нарушай доверенностей и договоров.

7. Соблюдай свои молитвы.

8. Совершай хадж в Мекку.

Ничего нового! В развернутом учении ислама ценно отрицание проповеди аскетизма, присущего христианству — отмечу это.

Индуизм: никаких заповедей нет, религия полностью языческая (33 бога) и не носит характера принуждения; тело возведено в культ, но воспитание разума приветствуется, — есть сродство с древнегреческой культурой. Содержит учение о переселении душ.

Правила личной гигиены всегда хороши; возьму на заметку еще учение о реинкарнации (переселении душ).

Буддизм: развитый индуизм. Отрицание Бога-творца и человеческой души, отрицание культа тела, односторонний культ разума — служение на пути просветления. Учение о реинкарнации — в предельном развитии!.. Интересно видеть в электронной энциклопедии Кирилла и Мефодия представления буддистов о Вселенной, которая описывается в виде вертикали 32-х миров, или уровней сознания, пребывающих на них существ: от тварей ада до неких недоступных просветленных умов в нирване. Все 32 уровня существования сознания подразделяются на три сферы.

Нижняя сфера — страстей, состоит из 10 уровней (в некоторых школах — 11): ад, животный уровень, преты (голодные духи), человеческий уровень, а также 6 видов божественного. Каждый из них имеет свои подуровни, напр., на уровне ада как минимум 8 холодных и 8 горячих адов; классификации человеческого уровня сознания строятся на возможности изучать и практиковать Закон Будды.

Средняя сфера — форм и цветов, представлена 18 небесными мирами, населенными богами, святыми, бодхисаттвами и даже буддами. Эти небеса являются объектами медитации, во время которой адепты могут духовно посещать их и получать наставления от их обитателей.

Верхняя — сфера вне форм и цветов, состоит из 4 нирванических «пребываний сознания», доступных тем, кто обрел Просветление и может обитать в бесконечном пространстве, в бесконечном сознании, в абсолютном ничто и в состоянии вне сознания и вне его отсутствия. Эти четыре уровня являются и четырьмя видами наивысшей медитации, которые Будда Шакьямуни освоил в состоянии Просветления.

Циклы космических катаклизмов (пульсаций Вселенной — сжатий и расширений) охватывают лишь 16 нижних миров (10 из сферы страстей и 6 из сферы форм и цветов). Каждый из них в период гибели распадается вплоть до хаоса первостихий (земли, воды, ветра, огня), в то время как обитатели этих миров с присущим им уровнем сознания и кармы в виде «самоблестящих и самодвижущихся» мельчайших «светлячков» (элементарных частиц) переселяются на небо света Абхасвара (17-й мир уже не подвержен вселенскому распаду) и пребывают там вплоть до восстановления космических и земных условий, годящихся для возвращения на их уровень. При возвращении они проходят долгую биологическую и социально-историческую эволюцию, прежде чем станут такими, какими были до переселения на Абхасвару. Движущей причиной этих изменений (как и всего космического цикла) является совокупная карма существ.

Учение о реинкарнации мне кажется заслуживающим доверия, только как же позволить всем все бросить и погрузиться во всеобщее медитирование? Азиаты медитируют много, но при этом как-то не забывают плодиться; «наштампуют» между делом миллиардов пятьдесят нищих и голодных — кто их кормить будет?..

Мне это не подходит! Тем более что буддизм отрицает необходимость умственного развития, без которого хлебушек насущный не добудешь. Беру к сведению информацию о переселении душ, и все!

Конфуцианство: вообще не религия; культовое отношение к вековым ритуалам — почитанию предков и традиций. «Учение ученых».

Лучшие изречения Конфуция: а) «Правитель должен быть правителем, подданный — подданным, отец — отцом, сын — сыном»; б) ответ на вопрос: «Найдется ли одно такое слово, которому можно было бы следовать всю жизнь? — Не таково ли сострадание? Чего себе не пожелаешь, того не делай и другим».

Сострадание-то он поощряет, но в крайнем случае допускает и насилие, что полностью перекликается с Лешкиными требованиями почтения старших в его «государстве справедливости» и моими взглядами на мораль. Отмечу это!

Даосизм — учение Лао-Цзы. Религия и путь единения с природой; посредством алхимии и психофизических упражнений можно якобы добиться бессмертия.

«Назад, в пещеры!» — мне такой лозунг не подходит.

Синтоизм: религия умиротворения; среднее между конфуцианством и даосизмом, потому что происходит от них.

Мне это вообще не «по циркулю»!

Документы США отставлю в сторонку: они пригодятся при формировании законодательства нашего государства. А вот выдержки из французской Декларации прав человека и гражданина посмотрю в энциклопедии:

«Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах» (ст.1). Они имеют право на собственность, а также право на безопасность и на сопротивление угнетению (ст. 2). Свобода индивида ограничивается лишь правами других (ст. 1). Дозволено все, что не воспрещено законом (ст. 3). Никто не может быть подвергнут преследованию, аресту или наказанию вне того, что предписано законом (ст.7, 8). Человек считается невиновным, пока не доказано обратное (ст. 9). Каждый волен высказывать свои мысли и мнения, в том числе и религиозные, писать, печатать и обнародовать свои идеи (ст. 10, 11). Равенство трактуется как одинаковые для всех ответственность перед законом и доступ к управлению, равное участие в формировании законов (ст. 6) и государственных расходах (ст. 13, 14). Собственность есть «неприкосновенное и священное» право, и человек может быть лишен ее только в случае, установленном законом при условии справедливого и предварительного возмещения (ст. 17)».

Ну-ка, «на засыпку»: какие пункты этой Декларации, ставшей основой Всеобщей Декларации прав человека (1948 г.) не исполнялись в «демократической» России? —

Все!!! Все до единого: каждое из этих прав в Конституции Российской Федерации провозглашалось, и каждое нарушалось повсюду!.. Примеров тому тьма и нет нужды их перечислять — всякий припомнит десятки вопиющих случаев нарушения его прав. Любой представитель власти, любой чиновник мог вытереть ноги о беднягу — просителя своих прав. Почему же?

Потому, что он просил!.. Если бы любой чиновной сволочи он мог влепить пулю в лоб за свои мытарства; если бы эта сволочь знала, что ей влепят пулю за мытарства… то произвола не существовало бы вовсе!

Не случайно уже второй поправкой к Конституции США, от которой произошли и французская Декларация прав человека и гражданина, и Кодекс Наполеона, появившиеся позже, стала поправка, разрешающая свободное ношение огнестрельного оружия гражданам Америки. Эта поправка вошла в Билль о правах и никогда не отменялась!

О праве свободного человека не ждать, когда «дается», а брать в полной мере писал Ницше, замечавший страдания мельчающих людей.

Хитроумные французские юристы-евреи попытались смягчить безапелляционные требования вооруженной народной силы, предложив на смену ей действие туманных, поддающихся совершенно разному толкованию законов и сумели-таки увести проблему противостояния угнетаемого человека и угнетающей власти в дальний уголок жизни; по их пути пошли потом правоведы всех стран мира.

Но проблема эта так никогда и не была разрешена! Более того, «демократическое» правосудие соткало невидимую сеть из сонмища разнообразных законов, число которых измеряется тысячами, и в которых утонул с головой маленький человек. Любой юрист может так «заплести» ему мозги, что этот человечек сам поверит, что он не прав, когда миллион раз прав!

По моему мнению, вся юстиция должна состоять в защите исполнения самого коренного права гражданина: требовать адекватного возмещения нанесенного ему ущерба. Для этого не нужны тысячи законов, когда любой человек, любая бабка на завалинке интуитивно и с легкостью вынесет свой вердикт по самому сложному и запутанному делу: вот тот прав — страдалец божий, а тот не прав — гори он огнем!.. Суд присяжных из народа и основывается на таком тезисе.

Судить нужно просто — по конечному ущербу личности или имуществу гражданина (а равно — общественного института), соотнося тяжесть выносимого наказания с особенностями натуры нанесшего ущерб: закоренелый злодей, случайно оступившийся или умалишенный не равны друг другу в своих побудительных намерениях. Имеет смысл и существование упомянутого выше суда присяжных для рассмотрения особенных случаев ущерба, хотя я не склонен усложнять судебный процесс.

Ко всему этому я еще вернусь, когда займусь всерьез организацией судебной системы, а пока вернусь к идеологии: из нее будет проистекать остальное.

Я умышленно и до времени упустил из вида изречения Христа, которым двухтысячелетней традицией приписывается сила и правдивость абсолютной истины. И тут я не вижу ничего, кроме скучной бредятины! Ну что это, как не бред, если знать заранее, что никакого Бога нет и служение Ему — нонсенс?

Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим.

Надлежит нам исполнять всякую правду (при крещении у Иоанна).

Не хлебом единым будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божьих.

Не искушай Господа Бога твоего.

Господу Богу твоему поклоняйся и ему одному служи.

Идите за мною, и я сделаю вас ловцами человеков.

Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны плачущие, ибо они утешатся.

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.

Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.

Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.

Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески несправедливо поносить за Меня.

Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела, и прославляли Отца нашего Небесного.

Мирись с соперником твоим скорее.

Не клянись вовсе.

Вы слышали, что сказано: «око за око, зуб за зуб». А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую.

Вы слышали, что сказано: «люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего». А Я говорю вам: любите врагов ваших.

Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный.

Не творите милости вашей перед людьми с тем, чтобы они видели вас.

Не собирайте себе сокровищ на земле.

Не можете служить Богу и маммоне.

Не заботьтесь о завтрашнем дне.

Не судите, да не судимы будете.

Не мечите бисера перед свиньями.

Просите, и дано вам будет; ищите и найдете.

Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними.

Входите тесными вратами, потому что узок путь, ведущий в жизнь вечную.

Берегитесь лжепророков.

Предоставь мертвым погребать своих мертвецов.

Трудящийся достоин пропитания.

Ученик не выше учителя и слуга не выше господина своего.

Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить.

Всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам.

Дерево познается по плоду.

Кто имеет, тому дано будет и приумножится.

Все, входящее в уста, проходит в чрево и извергается вон. А исходящее из уст — из сердца исходит.

Что вы свяжете на земле, то будет связано на небе.

Люби ближнего своего как самого себя.

Если хочешь быть совершенным, пойди продай имение свое и раздай его нищим.

Будут последние первыми, а первые последними.

Претерпевший до конца — спасется.

Только половина из сказанного Иисусом Иосифовичем может заслуживать внимания. Как стоит жить, знали уже и без Христа; он только спекулирует старым знанием:

Надлежит нам исполнять всякую правду (жить не по лжи) — да!

Не хлебом единым будет жить человек (еще и разумом) — да!

Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела — да!

Мирись с соперником твоим скорее (не доводи до греха) — да!

Вы слышали, что сказано: «око за око, зуб за зуб» (это из Ветхого Завета) — да!

Вы слышали, что сказано: «люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего» (тоже оттуда) — да!

Будьте совершенны — да!

Не творите милости вашей перед людьми с тем, чтобы они видели вас (не обязательно, чтобы видели) — да!

Не собирайте себе сокровищ на земле (не обязательно быть богатым) — да!

Не можете служить Богу и маммоне (у нас — разуму и капиталу) — еще как можете!

Не мечите бисера перед свиньями — да!

Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними — да!

Трудящийся достоин пропитания (кто не работает, тот не ест) — да!

Ученик не выше учителя и слуга не выше господина своего (не заносись чересчур — это отвратительно) — да!

Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить (не будь трусом) — да!

Дерево познается по плоду (человек по делам и родители — по детям своим) — да!

Кто имеет, тому дано будет и приумножится (не будь нищим, будь имущим) — да!

Все, входящее в уста, проходит в чрево и извергается вон. А исходящее из уст — из сердца исходит («фильтруй базар» или «следи за помелом», то есть не болтай попусту) — да!

Что вы свяжете на земле, то будет связано на небе — да!

Люби ближнего своего как самого себя — иногда да!

Ну, не являются эти слова священным сводом моральных максим — хоть лопни! Так себе… что-то вокруг да около. Как увлекательно пишет Ницше о многообразии печали и радости земного мира по сравнению с нудным бредом Христа о Царствии Небесном! Вот:

— Утверждали ли вы когда-либо радость? О, друзья мои, тогда утверждали вы также и всякую скорбь. Все сцеплено, все спутано, все влюблено одно в другое, —

— хотели ли вы когда-либо дважды пережить мгновение, говорили ли вы когда-нибудь: «Ты нравишься мне, счастье! миг! мгновенье!» Так хотели вы, чтобы все вернулось!

— все сызнова, все вечно, все сцеплено, все спутано, все влюблено одно в другое; о, так любили вы мир, —

— вы, вечные, любите его вечно и во все времена; и говорите также к скорби: сгинь, но вернись назад! А радость — рвется в отчий дом!

Я буду формулировать пожестче обоих персонажей, но делать это еще рано: нужно определиться с тем, что же все-таки выбрать из мирового наследия мысли.

Жаль, что не найти теперь брошюрку «Задачи союзов молодежи» — ее изучали при поступлении в комсомол. Там, помнится, был «пропечатан» Моральный кодекс строителя коммунизма; очень интересная вещь — перепев десяти заповедей на коммунистический лад. Да черт с ним, с коммунизмом: нам до него еще далеко!

Гораздо лучше вспомнить слова великого гуманиста — Александра Исаевича Соженицына: «Жить не по лжи». Вот максима на все времена!.. Ничего уже не надо придумывать к этим словам.

Но придумать следует.

13

Итак!.. Выбираю пункты 5-10 из заповедей Моисея; «око за око, зуб за зуб» и «люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего» из Ветхого Завета; отрицание аскетизма и требование соблюдения договоров из учения Мухаммеда; культ тела и учение о реинкарнации из индуизма; культ разума, но без голодных медитаций — из буддизма; культ традиций из конфуцианства; заботу о природе, возведенную в культ — из даосизма; почти ничего — из христианства. Проверяю пункты французской Декларации прав человека и гражданина на соответствие учению Фридриха Ницше:

«Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах». Ницше писал, что люди не должны быть равны (но не по имущественному или другому праву, а лишь по сознанию):

— Лучшее должно господствовать.… И где учение гласит иначе, там — нет лучшего.

…добрые — не могут созидать: они всегда начало конца… они приносят себе в жертву будущее…. Добрые — были всегда началом конца.

Разбейте, разбейте добрых и праведных! Все созидающие именно тверды.

Еще:

— Челн готов — на той стороне ты попадешь, быть может, в великое Ничто. — Но кто хочет вступить в это «быть может»?

Никто из вас не хочет вступить в челн смерти!.. Утомленные миром! Вы даже еще не отрешились от земли!.. Недаром отвисла у вас губа: маленькое земное желание еще сидит на ней! А в глазу — разве не плавает облачко незабытой земной радости?

…если вы не больные и отжившие твари, от которых устала земля, то вы хитрые ленивцы или вороватые, притаившиеся, похотливые кошки… если вы не хотите снова весело бежать, должны вы — исчезнуть!

Не надо желать быть врачом неизлечимых — так учит Заратустра, — поэтому вы должны исчезнуть!

О, братья мои, разве я жесток? Но я говорю: что падает, то нужно еще подтолкнуть!

И, наконец:

— …память тех, кто из толпы, не идет дальше деда, — и с дедом кончается время… может когда-нибудь случиться, что толпа станет господином, и всякое время утонет в мелкой воде; поэтому, о братья мои, нужна новая знать, противница того, что есть всякая толпа и всякий деспотизм… которая на новых скрижалях снова напишет слово: «благородный».

О, братья мои, я жалую вас в новую знать: вы должны стать созидателями и воспитателями — сеятелями будущего. — Поистине не в ту знать, что могли бы купить вы как торгаши, золотом торгашей: ибо мало ценности в том, что имеет свою цену.

О, братья мои, не назад должна смотреть ваша знать, а вперед!

Страну детей ваших должны вы любить… страну, еще не открытую, лежащую в самых далеких морях! И пусть ищут и ищут ее ваши паруса!

Своими детьми должны вы искупить то, что вы дети своих отцов: все прошлое должны вы спасти этим путем. Эту новую скрижаль ставлю я над вами!

Оставляю только равенство исходных прав от рождения; далее:

«Они имеют право на собственность, а также право на безопасность и на сопротивление угнетению». Оставляю полностью; далее:

«Свобода индивида ограничивается лишь правами других». Это одновременно из конфуцианства и из Христа: «Во всем как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». Оставляю; далее:

«Дозволено все, что не воспрещено законом». Это из римского права. Оставляю; далее:

«Никто не может быть подвергнут преследованию, аресту или наказанию вне того, что предписано законом». Совершенно справедливо, оставляю. Далее:

«Человек считается невиновным, пока не доказано обратное». Оставлю, но дополню: «…пока не доказано обратное или такова народная воля» — это обоснование законности суда присяжных. Далее:

«Каждый волен высказывать свои мысли и мнения, в том числе и религиозные, писать, печатать и обнародовать свои идеи». Оставляю обязательно! Это — основа свободы. Далее:

«Равенство трактуется как одинаковые для всех ответственность перед законом и доступ к управлению, равное участие в формировании законов и государственных расходах». Добавлю требованием возможности смягчения наказания субъекту развитого сознания (знати по Ницше), совершившему правонарушение по случайности. Далее:

«Собственность есть «неприкосновенное и священное» право, и человек может быть лишен ее только в случае, установленном законом при условии справедливого и предварительного возмещения». Оставлю непременно, но отменю для осужденных за корыстные преступления.

Все это пригодится, когда буду составлять законодательство. Что же получаю в итоге?.. Вот:

Завет Живущему.

Ты — человек разумный, рожденный природой; ближний твой — такой же человек разумный, рожденный природой. Смысл жизни твоей — разумом своим проложить дорогу к жизни в мире ином, мире невидимом; цель жизни твоей — крепить и возвышать разум свой к пользе потомков. Средства к смыслу и цели всей жизни — хлеб насущный и Святая Наука.

Твоя жизнь бесценна — так же, как жизнь ближнего твоего. Рядом с тобой и твоим ближним живет драгоценная природа-мать; у вас троих права поровну на жизнь и здоровье. Вы трое — боги этого мира, выше вас нет никого; другим мирам — другие боги. Всякая живущая в природе тварь — для тебя; пользуйся ею, но береги ее своей совестью.

Ты знаешь, что есть чистая совесть: покой честной души; дана она всяк сущему. Ты знаешь, что есть душа: светоч жизни вечной; душа бесчестная да погибнет. Ты знаешь, что есть святая честь: достояние зваться человеком — властелином мира; честь рождается совестью, чести нет без чистой совести.

Лишишься чести и совести, и перестанешь быть человеком. Тогда любой — человек или зверь — волен карать потерявшего их: не человека.

Живи не по лжи; ты знаешь, что это — ложь: обман доверия. Живи так:

— Почитай себя всегда: ты бог земной.

— Почитай отца твоего и мать твою всегда — ничто да не станет выше них.

— Почитай Родину твою всегда: и она мать твоя.

— Почитай старшего помимо отца твоего и матери твоей, коль не глуп он.

— Почитай власть земную, коль не глупа она.

— Не мешай жить другим без нужды — человеку, обществу или твари природной: они вольны ответить тем же.

А посему:

— Не кради и не думай красть: судим будешь судом жестоким, человеческим. Кража есть похищение; убийство — кража жизни, побой — кража здоровья.

— Прощай обиду, избегай мести. Коль не можешь, вызывай на равный поединок всякого; блюди свою честь — она превыше всего.

— Не распутствуй. Коль не можешь, плати своим бесчестьем да помни: всему есть предел.

— Не прелюбодействуй. Коль не можешь, богато одаряй обманутого супруга; сам не захочешь — суд человеческий заставит.

— Не лжесвидетельствуй.

— Не завидуй чужому.

— Не нарушай договора с человеком, держи свою клятву; береги тварь живую, тебе доверяющую.

— Отвечай за жену свою: ты ей господин.

— Отвечай за детей своих: ты им начало.

— Ухаживай за телом своим — вместилищем души бога земного. Ты знаешь: душе жить вечно после смерти тела твоего.

— Ухаживай за разумом своим, ибо рожден ты для него. Учись новому всегда: разум — суть твоей души.

— Будь сильным и смелым с сильными и смелыми, не забывай о сострадании к слабому. Сострадание к слабому делает тебе честь; сострадание к слабому — не есть твоя слабость.

— Не стремись к богатству — стремись к достатку; станешь богат, поделись с бедным по совести.

— Трудом и честью добивайся славы доступной, да и сверх того.

— Живи жизнью своей, но не чужой; живи хлебом своим, но не чужим.

— Живи жизнью земной, но помни о жизни Вселенской — и тебе жить в мире ином.

— Будь бодр, весел, любим. Станет трудно — читай Ницше: ты все поймешь!..

Таким, собственно, и будет мой наказ потомкам на века. Всего пара страничек, но прочтя их, толстенную и бесполезную Библию, так и не исправившую человека за тысячи лет, можно отправить на свалку истории. Незачем толочь воду в ступе: Декларация независимости США тоже написана на двух страничках, а какова ее сила!.. Так и должно быть.

Как жаль, что не умею я писать стремительным слогом Фридрих Ницше! Его слово и мысль летят яростным соколом, нависают над читателем грозным буревестником, впиваются в сердце когтями гордого орла. Не дала мне мать-природа такого таланта!

Ну и пусть… не всем быть великими. Теперь займусь прозаикой — законами нового общества; но прежде отдохну.

Как стал я уставать!.. Старческая немощь сковывает члены, сонная дремота дурманит ум, вселенская апатия зовет с собой.

Скоро придет и мой час покинуть Землю. Но нет!.. Рано отдаваться во власть всепоглощающей Вечности: еще не закончил я свой труд.

Александр позвал Лешку и за чаркой этилового «эликсира» прочел ему свою работу. Восхищению Хорькова не было предела; он дивился и восклицал:

— Ну как, Саня, тебя на все хватает?.. У меня башка бы лопнула — такое осилить!

— Для тебя стараюсь! — с улыбкой отвечал Орлов. — Вот помру скоро, тебе тогда княжеством править.

— Да что ты, Саня, брось… еще поживем с тобой! — отвлекал его товарищ от тяжелых дум.

— Помру, Леша — помру как миленький! Куда я денусь-то?.. Эту «писанину» мою накажешь в школах изучать, чтоб с детства знали, как жить следует. А еще — на будущее законы составлю, по ним править будешь. Куда как легко по готовому: головы не ломать — исполняй закон, да и все! Ты не волнуйся, Леш, я помню, что ты тогда в бункере о «государстве справедливости» говорил. Так все и опишу — пользоваться легко будет!

— Ну, это конечно, большая подмога! — удовлетворенно кивал Хорьков. — За это спасибо тебе, Саня… огромное спасибо! Можешь не сомневаться — все в жизнь претворю: все, как ты задумал.

— И тебе спасибо, Леша, если и впрямь от закона не отступишь!..

Весной 2024 года с западной границы стали поступать тревожные вести: начались боевые стычки с разношерстной массой беженцев с запада, немалая часть которых была вооружена; уже дважды львовские дружинники разбивали наголо их воинские отряды численностью до ста человек.

Собственные правительства успевших побыть независимыми от России славянских государств отсутствовали как таковые. Правительство Украины вымерло во время эпидемии и скудную власть на местах осуществляли немногие местные атаманы, или «батьки» — новоявленные отголоски полузабытой махновщины. Белорусское правительство в Минске было представлено несколькими беспомощными людьми, не имевшими ни сил, ни средств для консолидации населения и обдуманного управления им.

Львовский князь Александр Усачев применил силовой вариант выдворения инородцев с Украины: на первый раз дружинники предупреждали неугодных; на второй, — если те приходили обратно и попадались вновь в списках проверяемых, — выгоняли, в чем мать родила; на третий — вешали. Неугодными объявлялись все, кроме лиц очевидной атлантической внешности; приходящим же с запада и местным славянам препятствий к обустройству не чинили и помогали еще, чем могли. Рейдовые группы «усачевцев» неутомимо «шерстили» западные украинские области, нагоняя страх на румын, молдаван, болгар, венгров, чехов, цыган, евреев, а также поляков — всегдашних, в прошлом, интервентов в отношении Украины. Грозная молва шла впереди этих отрядов, и чужие убегали обратно, опасаясь их, словно кары небесной.

Дело запахло нацизмом и геноцидом. Князь Владимирский дважды подряд строго предупредил Усачева о необходимости взвешенных действий, но тот никаких предупреждений не слушал. Орлов подумал-подумал и… перестал предупреждать.

Брестский князь Василий Манин сумел быстро и полюбовно договориться с наследниками белорусской власти. Прежний глава государства — опытный и мужественный руководитель — теперь крепко болел и полностью отошел от управления. Его молодой преемник в условиях собственного малосилья быстро понял выгоду союза с Россией и подписал договор о вступлении своей державы в ее состав на правах удельного княжества Белорусского, заранее зная, что никакой автономии ему не предложат. Вскоре он отправился княжить в Гродно, а его престол в Минске занял Василий Манин; в Бресте же князем остался бывший воевода Манина. Боев на Брестско — Литовском рубеже почти не было, так как поляки скоро поняли опасность своего появления в соседских пределах, и половина брестской дружины откомандировалась в распоряжение князя Львовского.

На Львовско — Ковельском рубеже усилиями Александра Усачева был поставлен надежный заслон для нежелательных мигрантов и обстановка там постепенно улучшилась. Князь быстро сумел договориться и составить военно-административный союз с «батьками», которых приток чужих тоже не радовал и, не спрашивая ничьих мнений, занял престол в Киеве, оставив за себя во Львове воеводу.

Уже к осени 2024 года Украина и Белоруссия (Малая и Белая Русь) целиком и без изъятий вошли в состав России (Великой Руси) по факту. Возникли предпосылки для провозглашения единого великого княжества, которое и было учреждено в городе Владимир 4 ноября, в День Народного единства. Князь Владимирский Александр принял титул Великого Князя всея Великия и Малыя и Белыя Руси.

Как хотелось ему перенести столицу в Москву, чтобы там учредить уже Царство Московское!.. Но бедные ресурсы и недостаток жителей Великого Княжества Владимирского не позволяли пока сделать этого; так уже было в Древней Руси: столицу из Киева сначала перенесли во Владимир, а лишь потом — в Москву. Гигантская держава существовала пока только на бумаге, в Русском Учредительном акте, но рано или поздно — он понимал — это будет сделано.

Нужно было копить и копить людей и ресурсы!

14

Петька Хорьков уже здорово подрос; он вовсю носился по княжескому терему, огорошивал взрослых неожиданными вопросами и тут же давал на них столь же неожиданные ответы. Все было похоже на то, как это было показано писателем О’ Генри в новелле «Вождь краснокожих», где вихрастый бесенок спрашивал взрослых: «Почему дует ветер?» — и сам же сногсшибательно заявлял: «Потому, что деревья качаются!»

Не имея настоящих дедов и бабок, он считал ими князя и княгиню. С Великим Князем Александром Петька был запанибрата, звал его на «ты» и, шепелявя, обращался к нему не иначе, как «деда Фафа». В Великой Княгине — «бабе Вале» — души не чаял, да и она в нем!

«Бабушка» учила Петьку читать, рисовать, вышивать крестиком и складывать из бумаги потешных зверюшек. «Дедушка» «крутил» ему на компьютере разные музыкальные записи, рассказывал о «битлах», Юре Шевчуке, Славе Бутусове, Натке-Глюкозе и других певцах.

Петруха внимательно слушал и между делом спрашивал:

— Сами поют, а сами кто?..

— Это «звезды» поют, — отвечал Александр.

— С неба?

— Ну, вроде того!.. Хотя раньше на Земле жили.

— А-а, они теперь ангелы небесные!..

— Да пожалуй. Когда-то это святые люди были!

— Давно-давно?..

— Давне-енько уже!

— А кто у них главный?

— Как это, «главный»? — удивлялся «дед».

— У ангелов Бог — главный! — серьезно выказывал свою осведомленность Петр (наверное, «бабка» втихаря научила!) — Кто у них Бог?..

— Ну-у… Джон Леннон, я думаю.

— Который Ленин?

— Не-ет!.. Ленин — Антихрист, а Леннон — Бог.

— А кто Христос?

— Христос, Христос… ну-у, Юра Шевчук (а ведь, правда — похож!)

— А Гавриил-архангел, кто?

— О, господи… да не знаю я!

— Такой старый, а не знаешь! — возмущался «внучок». — Знать надо — это Слава Бутусов!

— Ну, едрит твою… считай, что Бутусов!

— Ты не ругайся, дед, я не боюсь: папка часто ругается и мне не страшно нисколечко!

— Я не стану ругаться, а то научишься еще.

— А я и так умею… я все умею!

— Не учись, чему попало!

— Ладно, не буду. А Михаил-архангел, кто?..

— Это… Андрей Макаревич.

— А-а! Я думал, ты опять не знаешь. А че их по-разному зовут: то так, то так?

— Когда вырастешь, и тебя по-другому звать будут. Сейчас Петькой-егозой, а потом Государем-Императором Всероссийским Петром Четвертым — Алексеевичем.

— А че это, четвертым?

— Так надо! Я — Александр Четвертый, а ты будешь Петр Четвертый.

— А-а!..

— Ага!

Петька много книжек перечел, когда «бабуля» грамоте научила — все хотел понять, почему он «четвертый».

Зимой и князь Александр засел за книги и компьютер — пришла пора готовить новое законодательство. Ему предстояла трудная работа: создать такой короткий, но емкий судебник, чтобы любой человек сразу и до конца понимал значение его каждого пункта.

На компьютере Орлов нашел файл с текстом французской Декларации прав человека и гражданина и освежил его в памяти. Затем перечел свои размышления относительно соответствия этого текста свободолюбивому учению Ницше, отметил про себя, что со многим в ней не согласен по-прежнему, и стал думать:

— Мне нужно написать нечто похожее на французскую Декларацию по смыслу, но совершенно другим языком. Как же это сделать?

Справлюсь-ка я для начала в энциклопедии, как там определяется понятие правонарушения и преступления:

«ПРАВОНАРУШЕНИЕ — виновное противоправное деяние, совершенное вменяемым человеком, достигшим установленного законом возраста. Правонарушения делятся на преступления и проступки (гражданские, административные, дисциплинарные).

ПРЕСТУПЛЕНИЕ — совершенное виновно (с умыслом или по неосторожности) общественно опасное деяние (действие или бездействие), запрещенное уголовным законом под страхом наказания. Предусмотренный законом комплекс основных признаков конкретных преступлений образует состав преступления. Преступления квалифицируются с учетом тяжести, мотивов, способа совершения, последствий, личности преступника (напр., более строгое наказание рецидивистов) и др.».

Для специалиста в юриспруденции эти определения совершенно четки и недвусмысленны, но простой человек, разбирая туманные термины, частенько «смотрит в книгу, а видит фигу». Я должен написать закон приятным обывателю старинным языком, да так, чтобы он был понятен ему немедленно и без комментариев. Поможет в этом выделение тех исходных посылов, исходя из которых, формируется закон.

Действительно, первым и самым важным понятием в данных определениях является слово виновное (виновность): есть вина — есть правонарушение, нет вины — нет правонарушения. Законодатель не учитывает здесь, что в обыденной жизни случаются правонарушения с неочевидной виновностью.

Например: посторонний человек через незапертую дверь вошел в чужую квартиру, осмотрелся и, ничего не взяв и не нарушив, вышел из нее. Если бы нашлись свидетели этого происшествия, то правонарушителя можно было бы привлечь к ответственности за виновное деяние — проникновение в чужое жилище. Вина его налицо: он действительно проник туда без спроса; но в его действиях нет никакого ущерба!.. За что наказывать данного субъекта?

Другой пример: каждое утро автолюбитель заводит свою машину под окнами многоквартирного дома, будит тем самым несколько жильцов и уезжает на работу. Ущерб налицо: он лишает покоя своих соседей; но отсутствует его вина, так как он не собирался причинять неудобств окружающим!.. Тем не менее, он может быть привлечен к ответственности за неумышленное правонарушение, причиненное по неосторожности; вина будет приписана субъекту искусственным образом, несмотря на отсутствие у него умысла причинить кому-то ущерб.

В этих примерах присутствует юридический казус: в первом случае субъект правонарушения совершил виновное деяние без причинения ущерба; во втором — такой же субъект причинил ущерб в обстоятельствах неочевидности своей вины. Но, так или иначе, оба субъекта могут быть признаны правонарушителями и подвергнуты каким-либо санкциям. Основанием для признания виновности первого субъекта служит сам факт его проникновения в жилище, хотя бы и не причинившего ущерба; основанием для признания виновности второго субъекта служит факт неумышленного, но все же причинения ущерба по легкомысленной неосторожности.

И то, и другое основания — не что иное, как юридические уловки, скрывающие несовершенство существовавшего до недавнего времени закона. Для разрешения подобных юридических казусов ответственным образом, а не с помощью скрытых уловок требуется определиться в самом важном, на мой взгляд, аспекте: что более существенно — вина или ущерб?

По моему мнению, несовершенство всех правовых систем прошлых эпох вытекало из признания более существенным обстоятельства виновности перед обстоятельством ущерба и, таким образом, все своды законов носили сосредоточенный обвинительный уклон. Причина такого перекоса общественно-юридического сознания в том, что все до сих пор существовавшие государственные системы были не чем иным, как террористическим орудием принуждения граждан к беспрекословному послушанию; людей травили и истребляли тысячами глупых законодательных актов, не давая им глотка свежего воздуха. Все канувшие теперь в Лету государства были худшими извергами и садистами по отношению к своим гражданам, и это предписывалось им традицией христианской религии, обслуживавшей конкретные интересы той конкретной нации, о которой теперь известно уже достаточно — именно она добивалась главенства в чужих национальных государствах с помощью иезуитских законов.

Я желаю построить государство свободы и справедливости, поэтому не склонен стегать человека розгами закона за каждый лишний «пук» и приведу этот закон в нормальное состояние: переверну его с головы на ноги. Я сделаю обстоятельство причиненного или непричиненного ущерба краеугольным камнем в строительстве здания новой судебной системы, и это действие позволит избавиться от многотомности свода юридических актов.

Хватит рассуждать!.. Вот что у меня выходит:

Закон Живущему.

Ты — человек: бог и властелин земного мира; ты — обладатель разума, носитель человеческой чести и совести. Твой ближний брат тебе, а природа — мать; тварь живущая да служит тебе.

Ты знаешь: недостойно порочить облик человеческий. Посему не дозволено тебе:

— убивать — никогда, кроме как по нужде: в защите жизни, здоровья, имущества — своего да ближнего твоего — как придется; в защите чести — своей да ближнего твоего — в равном поединке по согласию; в защите государства да общества твоего — по присяге; твари живой, для прокорма своего да другой надобности — сберегая ее совестью своей;

— чинить ущерб здоровью, имуществу, чести ближнего твоего — никогда, кроме той нужды, когда и убить дозволено, да и без нужды — по его же согласию;

— имать взяток по службе своей; преступать договоры и клятвы, заключенные письменно либо при свидетелях; лжесвидетельствовать в суде; распутствовать да сквернословить прилюдно; чинить иной ущерб ближнему твоему, власти да порядку, природе да твари живой — никогда, кроме как по нужде оправданной, Верховным Судьей дозволенной да прежде им же оглашенной;

Мирись с обидчиком сам да скоро, а не можешь, зови всякого на равный поединок по согласию — оружно либо безоружно. Хранить да носить всякое оружие дозволено каждому, коль в здравом уме, ране не судим, не дите да не иноземец. Применять дозволено тако ж, да лишь по той нужде, когда и убить дозволено; буде сам пьян либо нездоров, об оружии забудь. Коль убоится поединка обидчик твой, зови к Мировому Судье; не пойдет — волоком потащат. На власть жалуйся Мировому Судье, Земству, губернатору либо Губернскому Комиссару равно.

Родина и Отчизна твоя — Держава Российская. В державе живи по чести да по совести, вреда да обиды ей не чини, власти повинуйся. Власть в державе правят Мир (народ), законный Государь да законный Суд.

Государь — лицо священное и неприкосновенное, отец державе и народу. Государь правит власть едино всюду да самодержно — как сам пожелает, да токмо во благо народу; слушать должен токмо урок Верховного Судьи: что содеет Государь противу того урока — незаконно, да исполнять не дозволено никому.

Во исполнение порядка в державе да Закона о Службе Государевой Государь правит: своей волей — Указами да Манифестами, волей губернаторов — их Постановлениями, волей Губернских Комиссаров — их Вердиктами. Никто да ничто из них не может рушить сей Закон Живущему, а их верить (править) дозволено токмо Верховному Судье своей волей да по жалобам. Верховный Судья правит Постановлениями — их верить (править) не дозволено никому.

Каждый вновь выбранный Верховный Судья чинит опрос о доверии Мира Государю:

— Мировые Судьи собирают сходы Мира в своих округах, а проголосованное руками простым большинством собравшихся решение о доверии либо недоверии заверяют своими подписью да печатью и отправляют Волостному Судье (в городах — сразу Губернскому (Земскому) Судье);

— Волостные Судьи, сочтя простым большинством число доверяющих и не доверяющих Государю Мировых округов, выносят единое решение о доверии либо недоверии, тако ж заверяют его и отправляют Уездному Судье;

— Уездные Судьи, сочтя тако ж и заверив, отправляют единое решение Губернскому (Земскому) Судье.

— Губернские (Земские) Судьи, сочтя тако ж и заверив, отправляют единое решение Верховному Судье;

— Верховный Судья, сочтя тако ж и заверив, оглашает общее решение Миру столицы.

Буде решение о доверии, старый Государь дале правит; буде решение о недоверии, Верховный Судья назначает новый выбор. Нового Государя выбирает столичный Мир на общем сходе голосованием руками простым большинством из двух, кого старый Государь предложит; буде не выберут, старый Государь заменит набравшего меньшинство голосов другим, кого пожелает и так до трех раз, пока выберут, не отходя. Буде никого столичный Мир не выберет, пусть кликнет Государем своего, кого пожелает да кто большинство наберет. Буде старый Государь перечить, дозволено Миру силой власть учинить; самого же старого Государя да его законной семьи касаться не дозволено, ибо неподсудны они никому.

Держава Российская имеет одну столицу — город Москва, да одного Государя в городе Москва. Вся Держава Российская разделяется едино и равноправно — на губернии, уезды, волости; города, села (поселки, станицы), деревни (хутора). В деревне Мирового Судьи нет либо один, в селе до пяти Мировых Судей, в волости да уезде по одному над другими, в городе — сколь нужда буде да в одном городском районе до двенадцати. В волости до двенадцати городов, деревень и сел, в уезде до двенадцати волостей, в губернии до двенадцати уездов; в городе городских районов да округов — сколь нужда буде.

В деревнях, селах да окружающих их землях власть правят Советы Старейшин, выбранные Миром; ими назначаются в деревне (хуторе) либо селе (поселке, станице) староста (атаман, раис). В городе правит городской Совет Старейшин (Городское Земство), выбранное Миром — им назначается градоначальник (мэр). В волостях да уездах правят волостные да уездные Старшины, назначаемые Советом старост да градоначальников волости либо уезда. В губернии правят губернатор, Совет Старейшин (Губернское Земство), Губернский Комиссар да Губернский Судья.

Губернаторов назначает Государь; они разделяют губернии свои как выше означено, определяют центры волостей да уездов, правят в них равно с Губернским Земством, выбираемым Миром. Споры земской власти с губернатором разрешает назначаемый Государем наместник — Губернский Комиссар; его агенты за порядком следят везде.

Все Советы Старейшин, сельские старосты (атаманы, раисы), градоначальники (мэры), Волостные да Уездные Старшины правят Постановлениями; верить их Губернским (Земским) Судьям да Губернским Комиссарам. Земства Городские да Губернские правят земскими Законами да Постановлениями — верить их Губернским Судьям да Губернским Комиссарам; губернаторы правят губернаторскими Указами да Постановлениями — верить их Губернским Судьям да Губернским Комиссарам.

Губернский Комиссар выше всякого судьи, кроме Верховного Судьи: дозволено ему чинить всякий суд да всякое наказание на месте — вплоть до казни, взирая токмо на сей Закон Живущему; агенты же его доносят жалобы мирян ему, а сами суда да наказания не чинят. По службе своей Губернский Комиссар доносит Государю, Губернский Судья же — Верховному Судье.

Выборы Советов Старейшин, волостных да уездных Советов, Городских да Губернских Земств, да их порядок учиняет каждый вновь выбранный старший по рангу судья той земли, где им быть должно в оказию с новым опросом о доверии Государю. В новом выборе участвуй да помни: твой голос — суть Мира голос.

В семье да браке живи по чести да по совести, береги их.

Брак — основа семьи; законный брак есть, незаконного брака нет. Брак записанный — законный, брак не записанный — незаконный. Законным браком сочетаться дозволено хоть мужчине, хоть женщине до трех раз одновременно с шестнадцати лет да токмо с возлюбленными иного пола, и то — не распутство; однополый же брак — распутство. Все члены законной однобрачной либо многобрачной семьи — законные члены одной семьи с одним хозяином любого пола да все имеют законное право на общее семейное имущество. Дети от законного брака — законные, дети от незаконного брака — незаконные. В браке законном семья есть, семейное имущество есть; в браке незаконном семьи нет, семейного имущества нет: каждое имущество принадлежит тому, чьим доходом приобретено. Доход да имущество каждого законного и незаконного члена семьи — его доход да имущество, а делить дозволено токмо семейное имущество.

Семейное имущество начинается с заключения законного брака да сложения доходов: что было до брака у каждого — его имущество. Буде доходы в законном браке не слагаются — семейного имущества нет, у каждого свое: чьим доходом приобретено. В семейном имуществе право есть у законных супругов да у их законных детей: право хозяйское — одна доля; право женское да не хозяйское — вполовину хозяйского; право мужское да не хозяйское — вполовину хозяйского; право детское да не хозяйское — в четверть хозяйского; другого права нет. В семье один хозяин — чье одно или основное домовладение; одинокий — сам хозяин.

Раздел семейного имущества во всякое время дозволен токмо по воле хозяина да без ущерба другим законным членам семьи. Незаконный член семьи воли на раздел семейного имущества не имает, а по воле законного члена семьи раздел дозволен токмо по согласию с волей хозяина, да по кончине хозяина, да по расторжении законного брака по воле самого хозяина. Не буде воли хозяина, ни расторжения брака не буде, ни раздела семейного имущества не буде: ветреным да несчастным — отлуп.

Расторгнуть законный брак дозволено всякому супругу; по расторжении законного брака семейное имущество делится токмо по суду, дабы сам хозяин не шибко уши вострил. Буде в законном браке детей нет, дозволено и без суда, с доброй волей. С получением своей доли в семейном имуществе (все доли сложи да разочти) либо с добровольным отказом от нее бывшие законные супруги да законные дети их права на новое имущество старого хозяина без воли его не имают, а право на новое имущество нового хозяина имают, буде сложено их имущество с имуществом нового хозяина (хоть буде и старый хозяин новым); не буде сложено — то ж не имают.

Любому наследодателю, хозяину либо не хозяину дозволено наследовать по завещанию свои, да только свои законное имущество да долю в семейном имуществе всякому, кому пожелает, хотя бы и в ущерб праву других законных членов семьи да своих законных наследников; ветреным да несчастным — опять отлуп. Любому наследодателю, хозяину либо не хозяину дозволено отказать в наследовании его, да только его имущества да доли в семейном имуществе любому законному наследнику да токмо в пользу других, законных либо незаконных наследников, каких пожелает; ветреным да несчастным — еще отлуп.

По кончине законного члена семьи его незавещанные имущество да доля в семейном имуществе отходят хозяину, а по кончине хозяина его незавещанные имущество да доля в семейном имуществе отходят токмо законным членам семьи; других наследников нет, имущество делят в означенных выше долях по суду. Буде наследников усопшего вовсе нет, все его имущество отходит в казну по суду.

Дарить (продавать) свое, да только свое законное имущество дозволено по дарственной (купчей) либо без нее всякому да не в ущерб другим законным членам семьи да своим законным наследникам. А свою долю в семейном имуществе — токмо по дарственной (купчей) да с дозволения других законных членов семьи. Вступившие в собственный законный брак дети право свое на долю в имуществе родительской семьи не рушат.

Муж за жену ответчик, родитель за дитя ответчик — судья решит как. Родителю дозволено дите пороть и токмо, да и то с умом; дите таково до шестнадцати лет да неподсудно до двенадцати лет. По расторжении законного брака законное либо незаконное дите младше двенадцати лет отходит к матери, а буде мать беспутна — к отцу по решению суда; дите двенадцати лет да старше — как само решит. Буде дите не одно, судья поделит; буде дите сирота — судья к месту определит.

Судья да судит злодея строго, доброго человека мягко, умалишенного — вовсе не судит; в наказании по суду доля женская — две трети мужской, доля детская — вполовину мужской. Других нужд для послабления в суде нет; воля Мира (народа) и для судьи — закон.

Судить токмо судье, заключать под стражу токмо судье; судья да судит по совести, наказывает по строгости. Каков ущерб потерпевшего, таково и наказание: за малый — штраф да плети, за средний — каторга, за крупный — смерть; велик ли ущерб, сам судья судит. Присуждать в один раз: штрафов в казну — до годового пропитания, плетей — до ста, гибельной каторги — до года, смерти — досыта, какой заслужил. Возмещение преступником ущерба потерпевшему присуждать всегда, лишать имущества — по преступной корысти, лишать краденого вора да скупщика всегда — пусть плачут.

Срока давности по любому преступлению нет, свидетелей преступления не мене двух, поимка с поличным нужду в свидетельствах рушит, иные свидетельства равны прямым. Лжесвидетельство да напраслину карать судьям жестоко, судить преступника да пособника равно; приготовление к преступлению либо начатое преступление равно совершенному. Боле одного в шайке — все злодеи, судить без спуску. Невозвращенное по долгу либо присвоенное без согласия — краденое.

Кто к суду привлечен да оставлен на воле, пощажен пока; кто к суду привлечен да заключен под стражу, о пощаде забудь. Кто осужден да под стражей — вне закона; кто бежит от суда да от исполнения приговора суда — вне закона.

Что не запрещено сим, да только сим законом — дозволено, другие законы да не выше этого. Где нет умысла преступить закон, там и не преступлен; где нет ущерба никому, там преступления нет.

Преступлений против наций и религий нет вовсе: судить за ущерб обыденный, дабы лишнюю вражду не сеять. Всякое действо в ущерб правящей власти не дозволено, а цензура к тому в средствах массовой информации дозволена; чинят ее Губернские Судьи да Верховный Судья по оправданной их совестью нужде на то. Цензура противу хвалы распутству среди детей дозволена тако ж, цензура для охраны Государевой да военной тайны дозволена тако ж — чинить ее тем же. Собрания, организации, митинги, демонстрации, забастовки дозволены всякие, но без ущерба правящей власти да с уведомления власти там, где затеваются. Прописка либо регистрация мирянина по месту жительства не дозволена; удостоверение личности — документ всякий, властью заверенный.

Судьям судить самолично: суда присяжных заседателей нет; споро да гласно: тайны следствия нет. Буде нужда на то, отдавать распоряжения в Управу дознания для производства следствия, либо в полицию для розыска да привлечения к делу, кого да что судья потребует. Слово судьи — закон: кто ослушается, сам преступник.

Мирового Судью да выберет Мир: от округа в три тысячи хозяев одного; где меньше хозяев — и так одного. Служить Мировому Судье пять лет до нового выбора; судить плохо станет, Миру жаловаться на него Волостному, Уездному, Земскому (Губернскому) Судье по порядку либо Губернскому Комиссару, да вдругорядь не выбирать.

Мировые Судьи одной волости выбирают из себя одного Волостного Судью. Волостные Судьи одного уезда выбирают из себя одного Уездного Судью. Уездные Судьи да городские Мировые Судьи одной губернии выбирают из себя одного Губернского (Земского) Судью, Губернские Судьи выбирают из себя одного Верховного Судью; всех тако ж — на пять лет до нового выбора. Над городскими Мировыми Судьями — сразу Губернский (Земский) Судья, а отдельных Городских Судов нет.

Судье урок давать не дозволено никому; всякому судье слушать урок токмо свой, да Мира, да Верховного Судьи. Буде Губернский Комиссар судебный приговор порушит, передавать тогда дело Губернскому, а по нужде — Верховному Судье; приговор Верховного Судьи никто не порушит. Кормиться всем судьям из казны Государевой да не роптать.

Государь берет налогами свои полдесятины с дохода всякого мирянина да кормит всю державу; Губернские Земства — свои полдесятины да кормят всю губернию. Регулярное войско наемное да добровольное; на войну — призывное да помимо воли.

Вот и весь закон! Кроме уголовной и государственно-правовой компоненты, он содержит еще и начала наследственного и семейного права, которые важнее многих других вместе взятых (в священных книгах им отводилось самое живое внимание!)

Его революционное новшество — возможность самому учинить спрос с обидчика. Помимо этого, отпадает нужда во множестве статей, перечисляющих виды правонарушений и карательные санкции по ним: судья сам решит, как и за что судить, руководствуясь данным законом, своим правосознанием и определенными законодателем видами и пределами наказаний. Наблюдать за его действиями будет не кто иной, как Его Величество Неподкупный народ!

Здесь — основа. Любые другие юридические и жизненные вопросы будут естественным образом разрешаться действием Закона о Службе Государевой и ведомственных инструкций органов власти и государственного управления, ни один пункт которых не сможет противоречить этому Главному закону. Даже уголовно-процессуальные процедуры будут устанавливаться этими актами, не говоря уже о мерах по охране природы или санитарных нормах на предприятиях оптово-розничной торговли.

Зарвавшийся чиновник будет строго контролировать свои действия, зная, что его — собой любимого — могут запросто вызвать на поединок (дуэль) за оскорбление чести просителя элементарной волокитой. Да только и в суде, отказавшись от поединка, он может «огрести» изрядное количество плетей, а потому никогда уже ни о какой волоките и тем более вымогательстве взятки просто подумать не посмеет!.. Распутную жену муж приведет к судье, поскольку не может биться с ней на равных, и тот опять «пропишет» ей полста плетей для лечения заднего «ума»; продавец детской порнографии сгинет бесследно, не выдержав и месяца каторги по Лешкиному образцу; распространитель наркотиков загнется на колу.

В соответствии с этим законом человек может запросто убить покушающегося на его жизнь и здоровье; ему вообще разрешено убивать любым способом да еще самосудом, что полностью запрещали старый закон и фальшивая христианская мораль! Человек может принять любые меры для защиты собственности; например, минировать подходы к своему дачному участку, выставив щит оповещения об этом на видном месте, или застрелить карманника, вытащившего у него кошелек, хотя бы тот уже был пойман и обезврежен. Хороший полицейский даже не станет этому мешать!

Дело в том, что в данном законе не ставятся в соответствие ущербу от преступного посягательства меры противодействия ему (требования соблюдения такого соответствия распространяются только на судей): за преступное намерение убить еще нельзя, но за начинающее совершаться преступное действие уже можно. Даже за оконченное и потерявшее опасность можно!.. Главное тут — умысел, явное намерение преступника причинить ущерб. Логика простейшая: такому не место на Земле!

Кто захочет воровать, грабить или хулиганить, рискуя быть убитым на месте?.. Кто захочет посягать на честь гражданина, рискуя быть вызванным на дуэль?.. Никто! Зато жизнь и телесное здоровье человека (его несомненная собственность) будут надежно защищены, имущественные споры будут решаться справедливо и без проволочек, чиновники любовно обласкают каждого обратившегося к ним. Профилактическое значение подобного закона нельзя переоценить!

В этом законе реализовано желание потерпевшего жестоко мстить преступнику, карать преступника, а не подвергать его сомнительному «перевоспитанию» традиционными мерами наказания. Кара и наказание — это «очень разные» вещи!

Уж лучше уничтожить преступника сразу, чем долгими годами жестоко мучить его в остроге — люди сыты по горло эрой лживого «милосердия». Парадоксально звучит, но именно жестокость порождает действительные миролюбие и милосердие, когда пресыщенный собственной жестокостью уже не желает больше быть жестоким!.. Я помню, как сам жаждал милосердия, когда захлебывался своей же жестокостью.

Все будет проистекать из этого основного закона! В нем учтены все стороны, все мелочи жизни, поскольку каждый пункт позволяет толковать его расширительно. Это закон немедленного и непосредственного действия; он не связывает руки ни судей, ни потерпевших: не хочешь по-хорошему — законным образом получай по наглой морде, а то и пулю в лоб на нежданной дуэли!

Этот закон — не апофеоз беззакония! Власть здравого смысла, воплощенная в действенном суде и действенном законе над разнуздавшимся человеческим отребьем — разве это беззаконие?.. Только такой закон приведет к быстрому искоренению профессиональной преступности и породит новую мораль нового гражданского общества: воспитает в людях истинное уважение к себе и окружающим. Именно такой закон соответствует свободному духу свободного человека — такой, каким он был в эпоху освоения американского Дикого Запада или сибирских просторов России.

Все, не могу больше!.. Устал, пойду отдыхать.

15

Всю зиму работал Орлов над новым законодательством. Он написал такой же революционный, как и предыдущий, Закон о Службе Государевой, состоявший из двух частей, касающихся военной службы и гражданской службы. В этих нормах права в краткой форме были отражены основные принципы организации и деятельности самых разных, необходимых в великокняжеском государстве нового времени учреждений и ведомств: княжеского двора; армии и флота; полиции; тюрем и каторги; юстиции и дознания; охраны границы и природных богатств; таможни; казенного дела; промышленного дела; торгового дела; земского самоуправления; охраны здоровья; науки, образования и культуры; труда и социальной защиты; государственного контроля. Уже на основании Закона о Службе Государевой могли разрабатываться подзаконные акты — Положения, учреждающие различные ведомства, и издаваемые ими ведомственные инструкции.

Он сам составил Положение о ведомстве Народного образования, регулирующее деятельность учреждений всех видов образования и предусматривающее действенные меры поощрения учения. Кроме этого, он свел все возможные виды регистрации собственности к единой форме их нотариального удостоверения и ограничил контрольные функции различных органов так, чтобы любые проверки могли осуществляться только по заявлениям граждан о ставших им известными злоупотреблениях и правонарушениях, либо по инициативе полицейских, судебных и следственных органов, а не по их собственному произвольному желанию. Таким образом, всю жизнь огромной страны были способны регулировать всего два закона; в дополнение к ним Государь мог издавать Указы и Манифесты. Право главенствующей законодательной инициативы оставалось только за Государем, любые подзаконные акты не могли нарушать его Указов и Манифестов и существующих двух основных законов.

Конечно, для нескольких владимирских поселков и затерянных вдали удельных княжеств принятие такого законодательства было преждевременным; Орлов желал ввести его в действие тогда, когда будут накоплены людские и материальные ресурсы и появится возможность перенесения столицы в Москву. К тому времени восприемником великокняжеской власти должен был стать Великий Князь Алексей Второй — Константинович (Хорьков), а пока что управление государством осуществлялось указами Великого Князя Александра Четвертого — Николаевича.

Летом 2025 года Орлов осуществил свою давнишнюю мечту: учредил Владимирский Великокняжеский университет. Не беда, что на первый курс обучения в него поступили всего тридцать студентов на три отделения — механико-математическое, педагогическое и медицинское — главным, как всегда, было начать.

Костяк преподавательского коллектива составили десять выпускников Технико-педагогического училища, дополнили его и старые опытные преподаватели. Остальные дипломированные специалисты разъехались по удельным княжествам для организации учреждения новых училищ, подобных их собственной альма-матер.

Процесс пошел!.. Князь Александр очень радовался нарастающим переменам в жизни общества. И все бы ничего, да подвело здоровье: к осени он так занемог телесной слабостью, что большей частью лежал в постели.

Великий Князь приказал удельным князьям провести хотя бы формальный опрос населения своих княжеств на предмет наследования его власти Алексеем Хорьковым, чтобы придать законность своему выбору наследника. Через месяц были получены письменные подтверждения из всех земель о легитимности его выбора.

Больного князя часто приходили проведать его близкие и товарищи, приносили гостинцы, ободряли; Петька Хорьков с Валентиной дежурили у ложа. Николай Харитонов порадовал главу государства, показав ему первый патрон к автомату Калашникова, полностью изготовленный в мастерских тракторного завода и снаряженный с помощью университетских химиков, составивших качественный порох; обещал через годик-другой наладить выпуск и самих автоматов. Александр вдохновлялся: военная и технологическая мощь России нарастает!..

Однажды Орлов попросил своих «сиделок» — Петра и Валюшу — выйти на часок, чтобы свидеться напоследок с инопланетными друзьями.

…Сириам прибыл по вызову немедленно и, как всегда, с попутчиком. Александр попросил их сесть и сообщил:

— Пришла моя пора умирать. Я хочу спросить у вас: по пророчествам, в эту пору должны были произойти второе пришествие Христа и Страшный Суд; где они?..

— Они уже произошли, — ответил Сириам и стал пояснять: — После глобальной катастрофы на планете уцелели сначала десятки миллионов человек, но потом везде прокатились эпидемии голода, болезней и войн; сейчас на всей Земле остались в живых только сто сорок четыре тысячи человек. Это и был последний Суд — только не Страшный, а Страстной, то есть Судилище над людьми их же собственными страстями.

— Но где же Христос?.. — прервал его Орлов.

— Это вы, — как-то буднично сказал пришелец.

— Я?! — несказанно удивился Александр. — Но я же Антихрист: я низверг учение Христа!..

— Да, — продолжил Сириам, — но вы стали Князем Света, а не Князем Тьмы, поскольку дали людям Новое Учение. Теперь во всем вашем мире нет страны сильнее России, и она объединит всех. Люди обрели истинную свободу, сами стали земными богами и вы парите над ними; ваша Великая Держава будет существовать тысячу лет.

— А что будет потом?

— Потом придут Другие.

— Кто?

— Вам рано это знать.

— Ну, ладно. Выходит, что и воскрешения из мертвых не будет?

— Конечно, нет! Это образное понятие. Вы сами сумели вернуть из человеческого забвения философское наследие Фридриха Ницше, и таким образом произошло воскрешение разума: живительное знание вознеслось над косной религией вашими усилиями.

— Хм… так что же — получается, что христианство не оправдало своего исторического назначения?..

— Это иудейство не оправдало наших надежд. Издревле оно сообщило стремительный импульс развитию цивилизации, но неуклонно вело ее к самоуничтожению: хищническая гонка за богатством и властным первенством подточила силы всех народов и ресурсы планеты. Когда христианство ослабло до предела, возникло истребительное противостояние иудейского, исламского и, конечно, славянского миров — ядерная война между ними была неизбежна. Лишь глобальная катастрофа предотвратила ее, и вы сумели поднять земную жизнь из руин.

— Та-ак… с прошлым теперь понятно. Но вы говорили мне, что можете показать будущее — так ли это?.. Я очень хотел бы увидеть его!

— Да, конечно, — ответил Сириам. — Мы можем показать вам будущее… мы могли бы и вас самого перенести туда, но сейчас вы очень больны, и делать этого нельзя. Вас удовлетворит видео?..

— Вполне! — радостно ответил Александр.

Сириам с другом отошли в сторону, нажали кнопочки на браслетах, что-то щебетнули в них по-птичьи и в полумраке перед князем появился большой экран — как у плазменного телевизора. По нему поплыла панорама большого города: одноэтажные деревянные дома чередовались с двух и трехэтажными каменными, по широким улицам и площадям ходили люди в цивильной и военной одежде, проносились тройки лошадей и примитивные паровые автомобили; прозвенел по рельсам конный трамвай. Камера перенеслась в сторону, и зритель увидел белоснежное здание Большого Театра — дальше за ним блеснули золотом купола собора Василия Блаженного.

— Москва!.. — догадался Орлов. — Поднялась-таки, дорогая моя! — сердце князя забурлило восторгом.

Словно чуя его желание, глаз камеры пронесся над Красной Площадью и проник вглубь Кремля. В небольшой, богато убранной светелке сидели двое: седой старик с густой подстриженной бородой, одетый в обшитый позументом камзол, и светловолосый мальчик лет пяти в красной косоворотке с серебряной опояской. Пожилой мужчина что-то рассказывал своему юному слушателю.

Александр стал напряженно вслушиваться в слова, и голос говорившего зазвучал громче в невидимом динамике. Учитель неторопливо и напевно вещал ученику:

— То в давние, незапамятные времена было. Жили в Земле Северной — Далекобритании — старцы святые… «битлами» их называли; за усердие в музыке благочинной, воспевание духа человеческого те старцы заслуженное уважение обрели. А за почитание власти императорской сама государыня той земли еще и высокими да богатыми наградами их пожаловала. От наших, русских кровей святые происходили!.. Иерархом у них Леннонов Иван слыл — могучий богатырь, титан богоравный. Да и другие ему под стать были — витязи духовные: Макаренков Павел, Харейсонный Георгий, Рынко Старый.

— Что он несет?! — воскликнул в растерянности Орлов. — Какие витязи, какие иерархи?.. Слышал звон да не знает, где он! — больное сердце бешено заколотилось. — Неужто все позабыли, переврали?.. Ведь сколько книг было — и все прахом пошло?! Ничего себе…

Едва успокоившись, Александр снова прислушался. Старик так же размеренно продолжал:

— По всему миру земному гремела слава ливеропольской четверки!.. И в Европе о ней наслышаны были, и в восточной стране Ниппонии, и даже на краю света — в мрачной державе Сумерике. Когда наш князь Александр Великий стал земли и людей объединять, Иван Леннонов на далекобританском языке целый гимн тому почину посвятил; «Кам в ту гезер» он назывался, что по-нашему — «Объединяйтесь!» А когда отец мой и прадед твой — Алексей Константинович — в Москве Великое Царство основал, тот же Иван во весь голос его благословил. Так и сказал: «Лэт ит би!» — «Быть посему!» значит.

Сердце Орлова опять вздрогнуло:

— Петька!.. Да это же Петька — Лешкин сын, дуромудрствует. Вот это да-а! — Александр аж зашелся судорожным смехом. Отдышавшись, снова воскликнул: — То-то, я думаю, что-то знакомое в нем!.. — Снова пригляделся: — Ну точно, Петька! Вот чертяка, вот егоза!.. Коне-ечно, тут без «бабы Вали» не обошлось!

Тут он услышал, как мальчик спросил седовласого:

— Деда… и в нашей земле старцы святые жили?

— А как же! — бодро ответил тот. — И тоже на Севере Диком: на Ладожском озере — у Валаамской пустыни, видать — жил отшельником Егорий Шевчуков. Великим подвижником был — сиднем не сидел, трудился от зари до зари: сам печку топил, сам корову доил, сам хлебушек пек. А по ночам да зимним вечерам, при лучине сказки да былины слагал, вирши да псалмы духовные: про любовь к человекам сказывал, про времена года, про неведомый город Петербург, про Бога Вышнего. Он первым и большую войну предрек, и страшную земную погибель; посвятил балладу свою страстям грядущим и так ее прямо и назвал: «Предчувствие гражданской войны». Вот как!

— Деда, а откуда ты это знаешь… ты ж там не был? — перебил его вопросом внук.

— Мне о том сам Великий Князь Александр поведал, когда я такой же маленький был, как ты, постреленок. Князь Александр все знал: семь миров прошел!.. Он мне и песнопения разные озвучивал, светлая ему память! — и продолжил свой монолог о народном сказителе: — Сильно верующий человек он был, Егорий, настоящий святой! Поистине — атлант духа неутомимого. Тогда все верующие были!.. А потом князь Александр, друг его Павел Галстян и прадед твой всю глупую веру — рраз! — и отменили. У нас наука теперь в благости — ты слыхал?..

— Да-а, слыхал! — подтвердил мальчик. — Я уже и читать, и писать, и считать хорошо умею: учителя хвалят!

— Молодец! — поощрил его дед. — Учись всему: вырастешь — тебе державой править!

— Я знаю! — снова подтвердил наследник престола.

— Памятник князю Александру видел?.. он на Красной Площади стоит, — спросил его дед.

— Видел!.. Это твой папа, царь Алексей приказал взорвать мавзолей Ленина-Антихриста и там поставить памятник Александру.

— Правильно! А памятник Павлу Галстяну видел?

— Тоже видел! Памятник прадеду Алексею справа, а великому Павлу Галстяну — слева от памятника Александру.

— Вот так, внучек — вся Россия их помнит!

— И я буду помнить!

— Помни, дорогой, помни… не забывай.

Изображение свернулось в точку, и экран исчез. Сириам спросил Орлова:

— Вам достаточно?..

— Да-да! Сверх всякой меры, — ответил тот. — Благодарю вас, от всей души благодарю!..

Наступило молчание. Неожиданно Сириам предложил:

— Если хотите, мы можем еще надолго продлить срок вашей жизни.

— Нет!! — вскричал Александр. — Нет-нет! Прошу вас, не надо. Знали бы вы, как я устал!.. Не надо ничего продлевать: я прошел весь жизненный путь и полностью выполнил свой долг перед людьми. Я хочу покоя.

— Мы знали, что вы не согласитесь. Ну что ж, Александр Николаевич... тогда прощайте! — вздохнул Сириам, и Орлову на секунду показалось, что инопланетянина впервые тронули человеческие чувства: будто он сам обрел их.

— Прощайте!.. — выдохнул Александр и закрыл глаза. Пришельцы беззвучно исчезли в вечерней тишине.

Умиротворение обняло старческое тело. Успев подумать: — Все хорошо… Россия будет жить в веках! — князь уснул. Он не слышал, как в покои тихо вошли Валентина с Петром и уселись у изголовья. Жена слушала ровное дыхание мужа и молчала, Петька поблескивал в темноте глазенками, переводя их с одного человека на другого.

Великий Князь Александр пронедужил еще два месяца и скончался глубокой осенью. Умирая, он видел светящийся тоннель, в котором побывал уже однажды, ослепительное голубое небо и маленьких коровок на зеленом-презеленом лугу у извилистой речки. Его существо не остановилось в этот раз на полпути, а плыло все дальше и дальше в небесную синеву, пока слету не врезалось прямо в огромное Солнце, заполнившее собой все пространство.

— Прощайте, люди… я отдал вам все! — успел прошептать он взрывающимся сознанием и изо всей силы крикнул навстречу ослепительному свету: — Здравствуй, новая жизнь!!..

Гроб с телом покойного два дня стоял в Зале приемов княжеского терема, народ шел и шел поклониться праху великого человека; на третий день состоялись похороны на кладбище Спасского монастыря.

Людей на прощание прибыло видимо-невидимо; звучали речь за речью, воинские салюты грохотали без конца. В тереме же тризна по усопшему была печальной и недолгой.

В покоях Александра Великая Княгиня нашла и передала Алексею новые законы и духовное завещание князя, отпечатанные на принтере с компьютера и заверенные княжескими печатью и подписью в дату 8 сентября. Бумага гласила:

Духовная Грамота.

Мы, Великий Князь всея Великия и Малыя и Белыя Руси Александр Четвертый — Николаевич в твердом разуме Своем даем потомкам Своим Завет и Закон.

Далее шел текст Завета Живущему и Закона Живущему. После них Великий Князь писал:

Державу Нашу в границах известных передаем в целости сподвижнику Нашему Хорькову Алексею Константиновичу, и возводим его для того в Титул Великокняжеский.

Повелеваем: именовать наследника Нашего Великим Князем всея Великия и Малыя и Белыя Руси Алексеем Вторым Константиновичем; супругу Его — Великой Княгиней Людмилой Тимофеевной.

Повелеваем Великому Князю Алексею: править чинно и усердно, честь Державы Русской блюсти от всякой напасти; по уделам Державу Великую не делить, а буде на то мочь и воля Его — преумножать. Завет Нами данный исполнять в строгости, закон же Свой править. Народ холить и любить как сына своего, а бунтовать ему не дозволять. Буде не в силах крест Свой нести, Державу передать, кому пожелает, но лишь по воле народной; не буде на то воли народной — другого наследника выбирать из достойных.

Повелеваем народу Нашему: Великого Князя Алексея слушать как отца своего, любить как отца своего, бунта не учинять. Трудом праведным честь державы множить, а сраму ей не давать.

Еще Великому Князю повелеваем: буде на то когда мочь и воля, столицу Державы Нашей перенести в город благословенный Москву и учредить там Великое Царство Московское. В сем Царстве править Завет Нами данный и Закон Нами данный, а буде на то когда мочь и воля, учредить на Великом Царстве Московском Империю Всероссийскую. В Империи Всероссийской править тако же Завет Нами данный и Закон Нами данный; и буде нужда на то, к Закону добавить, а Завету не изменять.

Повелеваем: сию Грамоту Нашу Духовную Великому Князю и народу Нашему исполнять верно. А буде кто нарушит Духовную Нашу, карать ужасом до смертии.

Дата. Печать. Подпись.

Алексей Хорьков принял титул Великого Князя всея Руси 4 ноября 2025 года, и править стал чинно и усердно.

ЭПИЛОГ

Спустя десять лет после смерти Великого Князя Александра силы Владимирского княжества прибавилось настолько, что столица России была перенесена в очищенную от руин Москву. Только тогда действительно закончился Великий Исход русского народа.

Кремль наспех отремонтировали и 4 ноября 2035 года на Красной Площади состоялась грандиозная церемония венчания Великого Князя Алексея Константиновича на Царство Московское. Вот он и наступил — новый «золотой» век!..

Если раньше корону на главу самодержца возлагал церковный Патриарх, объявляя того Помазанником Божиим, то теперь это впервые сделал ректор Владимирского университета как Светоч Великой Науки. Впоследствии эта почетная обязанность досталась ректору Московского Императорского университета, учрежденного сыном Алексея Константиновича — Императором Всероссийским Петром Четвертым еще через десять лет, когда умер его отец — Царь и Великий Государь Московский Алексей Второй. К этому времени корона стала уже другой: не той безыскусной, которую принял Московский царь, а настоящей Большой Короной Российской Империи — ее невзначай отыскали в запасниках Алмазного Фонда спрятанной от мародеров в замурованной стенной нише. Еще через двадцать лет была учреждена Российская Академия наук и право коронации перешло к ее главе.

Вообще-то порядковыми числительными летописцы отмечали лишь царей, а не князей, но за Великим Князем Александром оставили «№4». В мировую историю он вошел, однако, не под каким-то там «номером», а по всеми признанному прозванию Великий за его бесценный вклад в возрождение цивилизации. Беспутного и бестолкового завоевателя Александра Македонского просто забыли; Александр Великий вознесся один — на все времена.

Его «Завет Живущему» навсегда остался главным правилом жизни всего человечества как «Завет Александра», а «Закон Живущему», почти не претерпевший изменений за века, в первоисточнике стал именоваться «Правда Александра» — по аналогии с «Правдой Ярослава», названной так по имени древнерусского князя-законодателя Ярослава Мудрого.

К середине двадцать первого века Российская империя доминировала во всей Евразии, хотя ледниковая плита все еще, и надолго впредь, скрывала большую часть Сибири и Скандинавии; лишь на южных окраинах гигантского материка складывались аморфные государства, лишенные окраски национальной самобытности. Их жители жадно впитывали русские язык и культуру, стремились к научно-техническим достижениям великой державы.

Во второй половине этого века наступила эпоха вновь совершающихся Великих географических открытий: Россия торговала повсюду, ее корабли плыли по всем морям и океанам. Добрались они наконец-то и до Америки.

Никто уже и помнить не хотел о том, что здесь когда-то находилась сильнейшая страна мира; люди малограмотные даже путали ее с исчезнувшей в пучине вод Атлантидой. Как бы удивились эти люди, доведись им узнать, что на орбите планеты все еще «болтаются» давным-давно запущенные космические спутники, безуспешно ожидающие сигнала с Земли!..

Американский континент оказался совершенно пуст от людей — там не было никого! Зато живая природа бурно расцвела: дремучие леса покрывали горы и равнины, по прериям вновь бродили бесчисленные стада бизонов и оленей, реки и озера кипели от рыбы. Русские моряки на самой высокой горе Калифорнийской бухты поставили пламенный российский стяг с двуглавым орлом и объявили всему миру, что Америка отныне принадлежит России, хоть в этом даже не было нужды: никто и не собирался оспаривать права могущественного государства — мирового гегемона.

Отличие русской гегемонии от американо-иудейской состояло теперь в том, что Россия не стремилась никого ограбить и поработить. Напротив — русские люди несли огонь просвещения во все земные уголки, не принуждая аборигенов жить по своему уставу и бездумно пережевывать попутно «жвачку» чужой пустышной культуры, как это происходило раньше. Завет Александра был с благоговением принят всеми народами и наполнил их жизнь светом разума и свободы.

В начале следующего века авиация уже властвовала в небе, а в первой трети его начались работы по созданию ракетно-космической техники. К середине века закончилась разработка методов добычи и использования атомной энергии, и российскими специалистами был построен первый опытный атомный реактор.

К концу двадцать второго века космические корабли уже бороздили просторы Вселенной, атомные реакторы работали на электростанциях; люди Земли вернулись к той эпохе, из которой их выдворил случайный природный катаклизм. План Александра Орлова полностью оправдал себя: за двести лет человечество прошло тот же путь, на который прежде ему потребовалось два тысячелетия.

И даже не этот временной выигрыш стал самым важным: земная цивилизация полностью позабыла о войнах!.. Фальшивая «демократия» с ее политическими партиями, беспощадно стравливавшими людей друг с другом, ушла в небытие. Своей имперской силой Россия гасила в зародыше любые вооруженные конфликты, выступала миротворцем и разрешителем межгосударственных споров. Религиозно-конфессиональных разногласий не было уже и в помине, как не было и самих религий: их носители погибли в памятной катастрофе, а Завет Александра оказывал на сознание людей нового времени столь внушительное действие, что они уже не помышляли ни о каком воображаемом боге.

Пришло время, когда граждане всех стран объединились. Мир и сотрудничество, безоблачная жизнь Империи жителей Земли продолжались до рубежа третьего и четвертого тысячелетий, когда случилось Нечто, связанное с судьбами безграничного Космоса.

Что?.. Кто доживет, тот сам увидит!

Россия, город Кемерово, 12 января — 8 сентября 2006 года.

Разрешаю использовать, в том числе копировать и распространять текст книги целиком или по частям как угодно, кроме публикации под чужим авторским именем. Отзывы читателей и предложения издателей жду по e-mail: alexfrol@rol.ru

Автор.

Оглавление

ОТ АВТОРА

КНИГА ПЕРВАЯ

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

    11

    12

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

    11

КНИГА ВТОРАЯ

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

    11

    12

    13

    14

    15

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

    11

    12

    13

    14

    15

ЭПИЛОГ

Реклама на сайте