«Охота на Большую медведицу»

Алексей Иванов Охота на большую медведицу

Глава 1 Все начинается с игры

— Отдай бластер! — сказал папа Валентин Николаевич своему сыну Даниилу и положил тяжелую отцовскую руку на приклад.

— А з-зачем он тебе? — спросил Даниил.

— Мне-то незачем, а тебе и подавно. Как и с какой целью ты его стащил? А?

— С-сумел, — уклонился от ответа Даниил. — Мы будем игр-рать.

— Прекрати рычать и коверкать дикцию. От этого твой голос не становится мужественнее.

— Стан-новится.

— И что у вас за игры — с бластером на людей! А если случайно спустишь с предохранителя, ты подумал?

— А я и так спущу. У него и батар-рея не зар-ряжена, и магазин я вытащил, пусть щелкает.

— Играй с чем-нибудь другим, — сказал папа Валентин Николаевич, снимая бластер с сына Даниила. — Чего у вас там Милора нового прочитала? Детектив?

— Вестер-рн, — ответил Даниил. — Тогда давай договоримся, а? Мы устр-роим погоню за р-роботами, а вы, если где увидите их, нам сразу сообщите, л-ладно?

— Ладно, — согласился папа Валентин. — Только говори нормально.

— Ер-рунда, — отмахнулся Даниил и пошагал прочь по тоннелю. Звездолет «Аввакум» летел в пустоте вот уже третью неделю, и детям, естественно, порядком наскучил однообразный полет. «Аввакум» направлялся от Земли к планете Пальмира, где имелось все, что могло сделать счастливым истинного ценителя красоты и первозданности: дикие, буйные джунгли, чистые леса, широкие прерии, горы до небес, облицованные тысячелетними ледниками, теплые моря, атоллы с бирюзовыми лагунами и прочее, прочее, прочее. Миллионы людей со всех трехсот освоенных миров Галактики летели на Пальмиру отдохнуть, загореть, поохотиться или просто побродить. И все эти миллионы растекались по планете, растворялись в необъятных просторах, и каждому новому пришельцу казалось, что он — первопроходец этих чащ, а это вселяло в избалованного цивилизацией, огражденного от всех бурь и катаклизмов, вооруженного самой совершенной техникой человека уверенность в себе и могучую бодрость. Но до Пальмиры оставалась еще целая неделя, и экипаж «Аввакума» развлекался, как мог.

На борту звездолета находилось восемь человек — пятеро взрослых, Даниил, Артем и Милора. Даниил и Артем летели с родителями, а Милора только с отцом, потому что мама Милоры — крупный специалист по окраске пестиков цветопауков с переменной Хлои — прислала телеграмму, будто цветопауки начали миграцию к полюсу, и пестики надо срочно опрыскивать раствором бромистого йода, а потому лететь на Пальмиру она, мама, ну никак не может. Отец Милоры — известный писатель-историк — день и ночь напролет работал над новым романом о героическом борце с пьянством конца XX века Аникее Мохнатове. Автор подходил к кульминационному моменту, когда Аникей Мохнатов раскрывает секрет подпольной школы самогонщиков и его вместе с председателем одного ферганского комбеда из-за куста саксаула убивает из обреза матерый взяточник и казнокрад Сахалинбабаев. Законченные эпизоды писатель зачитывал по вечерам в кают-компании. Мама Артема, которая писала диссертацию о системе сёгуната в Японии и поэтому тоже занималась историей, вела с папой Милоры долгие споры о том, правомочен ли автор устами Аникея Мохнатова, который бредил, рассказывать своему напарнику, раненному в голову председателю ферганского комбеда, о дальнейшем ходе антиалкогольной кампании, ведь Мохнатов к этому времени уже одиннадцатые сутки полз через раскаленные пески к райкому и тащил председателя комбеда на себе. Мама Даниила в дискуссии не участвовала, потому что по профессии была аквалангистка и теперь трудилась над разбором материалов своей последней экспедиции в море Бофорта. Папа Даниила занимался делами звездолета, потому что был капитаном, и в споре принимал пассивное участие; папа Артема вообще не появлялся на читках, так как, готовясь к испытаниям духа и тела на Пальмире, занимался хатха-йогой по системе Михаила Кузякина, потому что был толстый.

И вот теперь, обезоружив сына, капитан звездолета «Аввакум», он же папа Валентин Николаевич, шагал обратно на свой пост в ходовую рубку. Открыв дверь, папа-капитан сразу услышал голоса папы Милоры и мамы Артема, которые обсуждали очередной эпизод. Папа-капитан поставил бластер в угол, как швабру, и сказал:

— Знаешь, Джейк, твоя Милора подбивает наших с Мариной парней на новую авантюру с применением оружия. Я отобрал бластер у своего отпрыска.

— Ну что ты хочешь, — пожал плечами папа Джейк. — Это же дети! По струнке они тебе ходить не будут. Я же предупреждал, когда Борис отыскал в библиотеке вестерны для Милоры. Лучше бы он нашел что-нибудь о привидениях, тогда бы все ограничилось воплями и рваным бельем.

— Опять будет стрельба, да? — вздохнула мама Марина. — Господи, что за варварские игры! Две недели назад они охотились за скальпами, потом сражались на шпагах, потом брали рубку на абордаж… Я понимаю — игры, но почему же такие?!

— Ну что ты хочешь, Марина, — засмеялся папа Джейк. — Нормальные игры для парней, а свою Милору девчонкой я не считаю. Хорошо, что их всего трое. Сами себя вспомните-ка. Я как-то в их возрасте даже удрал с Марса на каком-то транспортнике — тогда это было еще возможно. Ну и что? Мы тоже играли в войну и выросли нормальными людьми, своих теперь воспитываем! В игре, понимаешь ли, основы души закладываются, надо чутко подходить. Тем более что времена меняются, а игры — нет… Черт, это мысль для романа!.. Чутко надо подходить, чутко!

А в это время в комнате Милоры дети готовились к новой заварухе. Даниил надел кожаные перчатки и стал боксировать сразу с двумя грушами, которые на гибких шнурах летали вокруг него по эллипсам и постоянно меняли орбиты. Даниил скакал между тяжелыми бомбами, коренастый, крепкий, как зеленое яблоко. Худенький Артем сидел за столом и молекулярным паяльником оттачивал контакты последнего, третьего блока хитрости для роботов, которые вскоре должны были стать бандой ночных грабителей. Чернокудрая, такая долговязая в своем красном комбинезоне Милора лежала с книжкой в руках на диване, водрузив ноги на стол Артема, и читала, время от времени разражаясь хохотом, воплями и салунными ругательствами. Всем троим было по десять лет, все трое знали друг друга как облупленных, и все трое готовились к баталии. Три робота, ожидая блоки хитрости, переминались с ноги на ногу у дверей.

— Готово! — сказал Артем и отключил паяльник. Даниил на мгновение отвлекся, получил грушей в лоб и упал. Артем встал, перешагнул через Даниила "и подошел к роботам.

— Дьявол! — воскликнула Милора. — Ну и хватка у этого Джо!

Роботы загремели кожухами. Артем помогал им подсоединить блоки к системе.

— Работает? — спросил Даниил и с кряхтеньем сел.

— Спрашиваешь!.. — ответил Артем с гордостью. Милора захлопнула книгу и уселась на диване. Лицо ее горело от возбуждения.

— Ну и что? — поинтересовалась она, взяла со стола паяльник и прицелилась в Артема.

— Сейчас начнем, — ответил Даниил, поднимаясь на ноги.

Деликатный Артем закрыл крышки кожухов на корпусах роботов и настойчиво спросил:

— Все поняли? Нужны разъяснения? Роботы закрутили головами.

— Значит, десять минут. — Артем постучал пальцем по часам на запястье. — И начинаем бой. Все.

Секунду роботы стояли без движения, потом молниеносно кинулись к двери и исчезли, только железный топот прогрохотал в коридоре.

— Долго ждать! — сказала азартная и нетерпеливая Милора, встала на диване и, как кошка, прыгнула на кольца, что висели под потолком. Кольца пронесли Милору по отсеку и ударили ногами в шкаф, из которого посыпались мячи, каски, какая-то рухлядь, а сверху, сминая все, упала еще и тяжеленная гиря Даниила. Даниил, рыча, бросился к Милоре, но та, засмеявшись, так же легко упорхнула обратно на диван. Артем в это время наполнял водой баллоны в игрушечных пистолетах. В баллоны Артем заранее насыпал краски, и теперь заряды станут разлетаться брызгами крови — так захотела кровожадная Милора.

Десять минут тянулись, как неделя. Артем успел прибрать на столе. Даниил ходил из угла в угол. Милора от нетерпения прыгала на диване, а потом пару раз пальнула в заляпанную краской мишень на стене. Но десять минут истекли, и дети вылетели в коридор.

И началась самая увлекательная охота. В один миг весь опостылевший мир взорвался дивными бешеными красками. Жизнь ускорила темп до бега, и в распахнутые, как рты, глаза неслись гнутые коридоры. Пела каждая струна души, натянулся каждый нерв. Здесь, в этой жизни, целью существования была сутулая спина робота; здесь любая сложность бытия была проста; здесь высшим наслаждением было ощущение власти собственной руки над двумя величайшими константами вселенной — жизнью и смертью, которыми раньше управляла природа, а теперь — человек; здесь самым страшным были малоосвещенные отсеки; здесь худшим горем было остановиться на бегу. Невозможно понять все чувства десятилетнего человека, с головой погрузившегося в яростный водоворот Большой Игры. Время, несущееся стремительным потоком, двумя рукавами обтекало эту Игру, и только папы и мамы изредка слышали за дверями и перегородками топот и крики.

Роботы воевали так, как могли воевать только роботы. Они не видели и не понимали иронии и полутонов. Первую стычку они устроили через двадцать минут. Даниил, Артем и Милора стояли на повороте, когда из-за стены высунулись три квадратные головы и целая туча алых стрел понеслась на детей. Артем сразу упал, Даниил бросился под защиту стены, а Милора, вскинув пистолет, всадила целую обойму в потолок.

И началось.

Выдавшие себя роботы уходили самыми мудреными путями, отстреливаясь и руша мебель. Они устраивали пальбу на каждом лестничном марше, на каждом повороте. Даже серьезный Артем, не говоря уже о Милоре, которая валилась, как сноп, улыбался, ибо за любым углом неизменно торчала засада. Засада разражалась сотней выстрелов и с грохотом бежала прочь, запинаясь о коврики.

— Что за глупости!.. — сказал папа Борис, попавшийся на пути погони, и пошел дальше, а на спине его пламенели три попадания.

К исходу второго часа раненный в плечо Даниил, невредимый Артем и смертельно раненная Милора страшно проголодались и сделали налет на камбуз, где, к их удивлению, никого не было, только остывали блины для всего экипажа,

— Забирай, — сказала Милора и стала пить из носика чайника.

Артем вывалил стопку блинов в пустую кастрюлю, и дети бросились наутек.

Они устроились в укромном уголке под лестницей, на втором ярусе, но едва Артем снял с кастрюли крышку, как здоровенный алый заряд шлепнулся в блины, разбросав брызги по лицам.

— Выследили! — крикнула Милора и исчезла. На лестнице послышались топот и выстрелы. И все понеслось по новому кругу.

Через полчаса Милора была убита попаданием в сердце, но возглавила погоню. Даниил подстрелил одного робота, и тот вышел из игры. Потом Артем предложил натянуть шнур на лестнице, чтобы свалить оставшихся. Шнур был натянут, но дети сами дважды просчитали ступеньки, прежде чем на шнур налетели роботы. Они грохочущей кучей покатились вниз, только замелькали руки и ноги, а Даниил, Милора и Артем сверху прикончили их.

Победа была одержана блистательно. Дети кричали, размахивали руками, стреляли вверх, а потом пошли в бассейн, чтобы смыть с себя краску и пот. Накупавшись в искусственном прибое, они полежали под искусственным солнцем и наконец решили вернуться к родителям. Шумно вспоминая битвы, дети направились в кают-компанию и на полпути были потрясены жутким зрелищем: в дальнем конце коридора, не заметив их, двое незнакомцев быстро протащили куда-то связанного по рукам и ногам папу-капитана.

У незнакомцев была типичная внешность пиратов.

Глава 2 Не встречайся с «Большой Медведицей»

Пиратский катер «Большая Медведица-4» висел в пустоте на пересечении оживленных трасс Земля — Пальмира и Квазар БВ — Пампуржак. Вторые сутки катер качали волны гравитационной нестабильности, шедшие от ближайшего коллапсара Сонор, и пираты надеялись, что транзитные звездолеты будут снижать ход. «Большая Медведица» шарила локаторами по пространству, но ни одного пеленга не вспыхивало на экранах. Пираты тосковали, круглые сутки не выключали миксер и слушали заигранную кассету Чайковского.

Пиратов было всего трое. Маловато, конечно, для крупной банды, но ровно столько, чтобы создать идеальный коллективчик, способный на самую дерзкую акцию. Этими тремя были: бывший землянин, а ныне космополит и предводитель банды Андраковский, немой клон с Семи Крестов по имени Бомбар и старый робот Катарсис модели СТРАГ-434. Бомбар варил курицу на камбузе, Катарсис сидел у приборов, а Андраковский писал маслом сплетение турбулентных потоков квазара Торпеда. В старом комбинезоне, заляпанном краской на локтях и груди, Андраковский стоял у подрамника с натянутым холстом напротив большого выпуклого иллюминатора рубки-салона и, глядя в темноту, чуть заметно качал кистью в такт мелодии Чайковского.

После долгих странствий Андраковский чувствовал, что вот уже второй год он счастлив. Его жизнь весьма напоминала авантюрный роман. Десяти лет от роду Андраковский — землянин по рождению — ступил на покатую тропу флибустьерства. Лайнер Земля — Петушиный Гребень был взят на абордаж бандой пирата Параллакса. Маленький Андраковский, польстившись на романтику, тайком перебрался на корсар Параллакса. Земля, слишком понятная и комфортная для ребенка, навсегда осталась за роем звезд.

Обнаружив зайца, свирепый Параллакс рычал от восторга, но расстрелял часового. Непривычными к педагогике руками он взялся за воспитание в Андраковском мужчины. Через год Андраковский уже не давал себя бить, не боялся крови, ценил деньги и власть. Параллакс, как талисман, носил на цепочке свой чуб, выбитый мальчишкой на одном из уроков. Но в туманности Аакселя корсар Параллакса нарвался на патруль. Подбитый корабль выбросился на ближайшую планету. Параллакс погиб. Оставшиеся в живых 116 человек побрели через болота и трясины за двести миль к спасательному маяку. Начались болезни, голод, и пираты взялись за людоедство. Андраковский бежал из обезумевшей шайки. С ножом в руке он отбился от стаи водяных павианов и добрался до маяка, а пираты были разорваны в клочки.

С маяка Андраковского забрал звездолет рабовладельческой империи Урион. На Урионе-II его продали на соляные копи. Здесь парень научился ценить свободу как высшее счастье. Андраковский пытался поднять восстание и был схвачен. Его товарищам отрубили головы, а его самого бросили в Горло Хасса — бездонный тоннель в никуда. Тоннель оказался лазейкой разведчиков с Праксителя, и Андраковский с рабского Уриона улетел в созвездие Скульптора, в мир утонченной поэзии.

Три года с огрубевшей души пирата стекали потоки кровавой грязи. Андраковский бродил по древним руинам Праксителя, читал слова, выбитые на копытах первобытных каменных быков, скитался в бесконечных колоннадах рухнувших храмов. Здесь, на Праксителе, Андраковский впервые влюбился. Но девушка, прекрасная, как богиня, спросила его, изумленно распахнув глаза: «Разве ты совершенство?..» Андраковский бежал прочь с Праксителя и, пустившись во все тяжкие, снова связался с пиратами.

Во всем скоплении Турбины не было пирата более дерзкого и злого. Мезозойская душа, взращенная Параллаксом, бурлила, как смола. Но внезапно кровавый туман разошелся перед глазами пирата, и, сидя у тела убитого им человека, в диком отчаянии Андраковский схватился за голову. Только поворачивать обратно было поздно. Банда Андраковского состояла сплошь из убийц, воров, изуверов и прочей мерзости. После первой попытки удержать их от разбоя Андраковский был избит, после второй — выброшен в космос в одном скафандре.

Семь дней — на столько был рассчитан паек скафандра — Андраковский летел в пустоте, взывая к Галактике, как к богу, о благодати для заблудших душ. На исходе седьмого дня его подобрал мусорщик. С мусорщика Андраковский перешел на базу крестоносцев.

Миссионером Андраковский прошел пять миров: предотвращал войны, поднимал падших, строил дома, лечил эпидемии. На шестой планете дикари архипелага Съеденного Капитана повесили Андраковского за ноги на дереве, остальных монахов сожгли живьем и их пеплом присыпали раны бывшего пирата, чтобы рубцы остались на всю жизнь. Ночью соседнее племя напало на мучителей Андраковского, и пират в заварухе бежал. Во Вселенной нет любви к человеку — вот что вынес Андраковский из всего этого.

Через месяц в составе наемных рот маршала Тарана Андраковский вернулся к дикарям и выбросил их в море. Наемники едва успевали справляться со всеми заказами Звездного Шара. Мыслительная деятельность Андраковского прекратилась, и жили только руки, которые давили мятежи на Булыжнике, травили сельву на Алмазной Игле, сражались с ордой Пустого Тифона. В лазерном бою в предгорьях Бушуя, пятый квадрант Оцеолы, танк Андраковского был подбит, сам он попал в плен, и его присудили к трем годам каторги сверх двух пожизненных сроков.

Приговор Андраковский воспринял стоически. Он твердо решил раскаяться и загладить вину перед самим собой. Его сослали на Двужильный Тягун в рубидиевые штреки. Через полгода каторги Андраковский озверел заново. Каторга и была каторгой, а вовсе не монастырем или скитом, где послушники умеренно умерщвляют плоть. Андраковский бежал, был пойман и месяц простоял в карцере. Выйдя, он снова бежал, был пойман и бит электробичом. Оправившись, он бежал в третий раз и снова был бы пойман, но его укрыл странствующий художник Афелий Пропан.

Несколько недель, пока Афелий вез его на станцию «Метеомиморит», Андраковский не отходил от картин. Станция «Метеомиморит» принадлежала Земле. Никогда еще Андраковский не был так близок к дому. Но все его мысли были поглощены живописью.

Он достал холсты и краски и начал писать. Первая картина — «Что я думаю о Галактике» — повергла всех в шок. Потрясенный собственным талантом, Андраковский не отходил от мольберта сутками. Через полгода по Галактике поползли слухи об удивительном художнике. А сам художник вдруг бросил живопись, влюбившись в метеоритчика Надежду. Но Надежда была женой начальника станции, и однажды Андраковский узнал, что станция вообще-то не рассчитана на пассажиров сверх персонала… Андраковский попросил не гнать его еще десять дней, и за эти дни он написал портрет Надежды. А после — разбитый, опустошенный и отчаявшийся — понесся куда глаза глядят и выбросился робинзоном на безлюдную и ласковую планету.

Целый год Андраковский провел в одиночестве и не писал картин. Он думал: если уж он сам не нужен никому, то кому нужны его картины? А через год ради интереса Андраковский на каноэ переплыл море и высадился на атолле, где, к своему изумлению, встретил такого же робинзона, как и он сам, но только не художника, а философа. Мы все, сказал философ, люди из разных времен, и если мы сумеем рассказать о себе своему времени, значит, жили не зря. Ты, похоже, человек из будущего, до которого сам не доживешь, — значит, пиши картины как письма на родину. Они дойдут до будущего вместо тебя. И Андраковский вернулся к мольберту. Еще год провел он наедине с холстами. В его сознании смутно вырисовывался идеал жизни, до этого неведомый ему: тихая музыка, переливы звезд и рождение красок. Андраковскому хотелось писать картины, а две трети времени у него уходило на сон и добывание пищи. Но все же он был доволен. А на третий год мимо планеты робинзонов пролетали механические орды роботов-кочевников хана Мехмата. Мехмат спустился посмотреть на картины, и по его корпусу текла скупая мужская смазка, выдавленная небывалыми чувствами. Мехмат увез Андраковского в космос. Андраковский подарил Мехмату картину «Мое мнение о смерти коллапсаров». Мехмат отдал Андраковскому новенькую станцию, четыре катера и пятьдесят роботов обслуживающего персонала, а сам, рыдая, скрылся вдали. Андраковский зажил, как царь. К нему прибился бедняга Бомбар, выброшенный самодуром капитаном за немоту и тупость — последствия неудачного клонирования в лаборатории Граненого Меридиана на Семи Крестах.

Андраковского выбрали секретарем галактической ассоциации живописцев, но сторонники школы маренго и хаки, заслоненные новым талантом, из зависти начали плести козни. За роковое прошлое Андраковский был исключен из ассоциации. У него даже хотели отнять подарок Мехмата — станцию, которую он назвал «Большая Медведица». Андраковский защищался, как мог. В бою погибли три катера и все роботы; из их останков Андраковский сам собрал Катарсиса. «Большая Медведица», отвоевавшая независимость, перекочевала на новую орбиту и вскоре была забыта всеми. Слава Андраковского развеялась без следа. Но Андраковский продолжал жить и творить. А чтобы не умереть с голоду и не остаться без энергии, он раз в месяц грабил пролетающие звездолеты. Его душа пришла в равновесие. Он обрел долгожданный покой и наслаждался звездами.

Правда, сейчас покоя не было. Неоконченное полотно тянуло к себе, но Андраковский, слушая музыку, стоял и думал, что если в хвостовую спираль потока, которую он сейчас заканчивал, добавить ультрамарина, а ядро из багрового сделать алым, искрящимся, то это будет картина о любви. Он назовет ее «О чем говорят турбулентные потоки».

Мысли Андраковского были прикованы к вечному вопросу не случайно. Ой как не случайно.

Два часа назад радар сообщил: приближается неизвестный корабль. Судя по размерам — в самый раз для грабежа. Катарсис включил дальний проектор, и на экране появился среднего тоннажа катер под названием «Санскрит». Вряд ли экипаж больше четырех. Андраковский оставил кисти и велел готовиться к абордажу.

А на «Санскрите» летели всего два человека. Это был свадебный круиз молодой супружеской пары из Сванетии — гляциолога Л алы и тренера школы юных альпинистов Аравиля Разарвидзе. Аравиль сидел в рубке в пилотском кресле перед пультом, а Лала сидела на коленях Аравиля, нежно обнимая его за шею. Аравиль гладил Лалу по волосам и ласково шептал:

— Ты прекрасней, чем самая высокая вершина в миг рассвета, когда все горы лежат в синеве, а она одна, алая, как тюльпан, плывет в мерцающем небе! Ты стройна, как кипарис, что вырос под сенью огромной скалы, защищающей его от бурь! Твои руки нежны, как шелковые шарфы! Я унесу тебя в горы на недоступные ледники любви, как снежный барс уносит искры солнца на изогнутой луком спине!..

И тут раздался стук по корпусу в районе шлюза.

— О небеса! — завопил Аравиль. — О несравненная Лала, прости мне мой уход, ибо, клянусь Эльбрусом, это какой-нибудь несчастный просит о помощи, и я помогу, чтобы восславить имя твое! Как ни долог будет мой путь, ты только жди и поклянись любить вечно!..

Лала прижалась к груди Аравиля. Аравиль застонал, подхватил любимую на руки, закружил по рубке и осторожно, как бесценный сосуд, опустил обратно в кресло, а сам бросился открывать.

Электронасосы быстро накачали в камеру воздух, и двери разъехались. В клубах морозного пара в коридор вошли Андраковский, Бомбар и Катарсис. Аравиль помог людям снять шлемы.

— Здравствуйте, — сказал Андраковский, пожал руку и деловито пошагал в рубку. Тактика нападения была отработана уже давно. Бомбар — детина огромного роста, но маленького ума — топал сзади, нависал над Андраковским. Катарсис, скрипя с холода и охая, шел третьим, а за пиратами бежал ничего не понимающий Аравиль Разарвидзе.

— Здравствуйте, — сказал Андраковский, увидев Лалу.

— Звезда очей! Мы потревожили тебя! — закричал из-за спин пришельцев Аравиль, рванулся к жене и, упав на колени, стал целовать ей руки. Катарсис несколько раз ткнул пальцем в кнопку общего сбора экипажа.

— Это жена моя, несравненная Лала, чей лик подобен сиянию льдов под луной, — ревниво сказал Аравиль, поднимаясь с колен. — Сам я — землянин, а кто вы?

— Есть еще на борту кто-нибудь? — спросил Андраковский, расстегивая куртку, под которой спрятал бластер.

— Мы думали, что мы вдвоем на миллион парсеков! — закричал Аравиль. — Но судьба послала нам трех попутчиков! О, если бы!..

Андраковский достал бластер и, виновато улыбаясь, уставил его в живот Аравиля. Аравиль мгновенно смолк, только глаза его, расширяясь, полезли из орбит. Бомбар поглядел в лицо Андраковского, обрадовано заулыбался и тоже достал бластер.

— Простите нас, бога ради, — сказал Андраковский и пожал плечами. — Но нам очень нужны продукты и энергия. Мы — пираты. Мы голодаем.

— Дорогой, ты меня хочешь убить? — свистящим шепотом спросил Аравиль.

Андраковский никого не хотел убивать. Его самого слишком много убивали, и он научился уважать любое существо.

— Нет, понимаете… — замялся Андраковский.

— И жену мою, блистательную Лалу, тоже хочешь убить! — утвердительно прошептал Аравиль, медленно закрыл глаза и сокрушенно покачал головой. Потом он поднял лицо к потолку, рот его приоткрылся, и вдруг яростный вопль вырвался наружу.

Аравиль подлетел в воздух, пинком выбив бластер из рук Андраковского, перевернулся через голову и вторым пинком — в челюсть — отбросил пирата в угол. Бомбар ухнул от восторга и бластером, как дубиной, хватил Аравиля по голове, но за миг до удара тот вывернулся из-под приклада и рванул Бомбара за руку. Бомбар, потеряв бластер, с грохотом распластался на полу. Катарсиса от неожиданности замкнуло, и Аравиль коротким толчком плеча откинул его на пульт. Что-то затрещало, и по дисплеям пронеслись желтые зигзаги. Бомбар со сведенными на переносице зрачками сел, хрустнув позвоночником, и Аравиль живо приставил к его виску дуло. Андраковский не шевелился. Катарсис, гремя, свалился с пульта. Лала лежала в обмороке. Глаза Бомбара вернулись на место, он взглянул на Аравиля, который был искренне убежден, что держит пирата под контролем, медленно сжал кулак и, занеся руку, засадил Аравилю в лоб. Аравиль перелетел через Андраковского, ударился в стенку и уснул. Секунду спустя Бомбар уже стремительно волочил Андраковского и Катарсиса к шлюзу — прочь от этого дикого горца.

Именно поэтому сейчас Андраковский думал о любви, рисуя турбулентные потоки. «Санскрит» скрылся во тьме, но челюсть болела. Краски сохли на палитре. И в это время Катарсис сообщил:

— Вижу новый звездолет. Большой, невооруженный… Грех пропустить, честное слово. Называется, э-э-э… «Аввакум»!

Глава 3 Самое время смыться

Погасив огни и включив электромагнитную защиту, никем не замеченная и не обнаруженная «Большая Медведица» подрулила к «Аввакуму». Пираты вышли в пустоту, Андраковский отмычкой ловко открыл люк, и все перебрались в шлюзовую камеру. Сам Андраковский был несколько удручен предстоящим злодейством; Бомбар смотрел на него, как на бога, но что делать — не знал. Катарсис кряхтел и охал, стучал себя по спине, где невыносимо искрил контакт, и вполголоса ворчал. С бластерами наперевес пираты выбрались из шлюза и побежали к рубке. По пути они никого не встретили. «Это знак! — тоскливо бормотал Катарсис, который верил в приметы. — Западня, как пить дать, западня! Надоело! Просить милостыню и безопаснее, и прибыльнее, маэстро!» Андраковский не отвечал ему. В рубке оказался один вахтенный папа Валентин Николаевич. Катарсис, ругаясь, зарядил бластер сонным пистоном и бесшумно выстрелил через замочную скважину. Папа Валентин Николаевич уронил голову на грудь. Пираты проникли в рубку. Бомбар встал на стреме у входа, Катарсис бросился к пульту, а Андраковский достал из пенала полетный журнал. Пока Катарсис переводил энергию в инвариантное состояние и выводил отсосный кабель на кибере, Андраковский установил, что на борту звездолета «Аввакум» летят восемь человек — пятеро взрослых и дети. Андраковский захлопнул журнал и кинул его на приборы.

— Надо еще от остальных отвязаться, — сказал он. — А то, сами понимаете, тревога, шум, погоня… Ты, Катарсис, останься, а мы с Бомбаром помчимся на камбуз. У них обед сейчас по расписанию.

— Правильно, маэстро! — воскликнул Катарсис. — Я самый старый, а мне всегда рисковать в одиночку!..

— Ничего! — примиряюще улыбнулся Андраковский. — Только ты не теряйся, старина. Если кто сунется, то сперва пугни, а потом сонными его. Но не калечь, Христа ради! А детей вообще отругай и прогони, а то я боюсь, что такое ущемление свободы, как насильственный сон, вызовет в их неокрепшей психике непоправимые сдвиги…

— Дети-то сейчас пошли, маэстро… — начал было Катарсис, но Андраковский и Бомбар уже бежали по коридорам.

На камбузе они нашли только четырех человек — дети играли в войну. «И бог с ними!..» — облегченно шепнул Андраковский. Пираты перезарядили бластеры и без промаха усыпили оставшихся.

— А теперь, дружище, перетащим их в кают-компанию, — сказал маэстро Бомбару, глядя на распростертые тела. — А то им здесь жестко.

Пираты примерились и, охнув, подняли тяжеленного папу Джейка.

Управившись со спящим экипажем, Андраковский и Бомбар прибежали в рубку за папой Валентином Николаевичем. Катарсис в это время завершал грабеж «Аввакума», отстреливая контейнер с продуктами.

— Кончаю, маэстро! — сказал Катарсис потному Андраковскому.

Андраковский кивнул, хватаясь за ноги капитана. Спустя три минуты пираты были замечены детьми. Даниил замычал, ухватил Милору и Артема за одежду и рванул назад, за угол.

— Пираты?! — восхищенно спросила Милора, и он захлопнул ей рот своей ладонью. Артем побелел и сел на пол.

Милора вывернулась из-под руки Даниила и выглянула в коридор. Пусто.

— А что делать? — шепотом спросил Артем.

— Будем брать! — сказала Милора, сузив глаза.

— Сперва к родителям, — угрюмо возразил Даниил.

— Зачем?! — изумилась Милора.

Даниил помялся и объяснил:

— Для очистки сов-вести…

И дети на цыпочках помчались в рубку. А там никого.

Даниил поскреб затылок.

— В кают-компанию?.. — предложила Милора. В кают-компании лежали все пятеро. Мамам под головы Андраковский заботливо сунул подушки с дивана. Папы Джейк и Борис храпели в креслах. А папа Валентин Николаевич, как капитан и наиболее волевой человек, сквозь сон почувствовал неладное, сполз с кресла и спал на полу.

— Та-ак!.. — сказала Милора, оглядывая кают-компанию. — Так и надо. Сами виноваты. Придется пиратов вязать в единому. Пусть потом завидуют.

Звездолет «Аввакум» был оснащен двумя скоростными катерами малого тоннажа. Назывались они соответственно «Аввакум-1» и «Аввакум-2». Милора выбрала второй, он был ближе. Даниил с отцовским ключом направился за бластерами, а Артема командировал за скафандрами. Милора сквозь шлюз, кессонный бокс, диафрагму и стыковочный тоннель пробралась в темный катер, где слабо и тускло тлели лишь огни аварийного освещения, и прошла в пустую рубку с огромным экраном. Звезды, как скифские костры на бесконечной полночной равнине, окатили лицо древним светом.

…Это было красивое зрелище: громада «Аввакума», плывущая в невесомости; распростертые крылья приемников гравитации; вращающиеся пластины радаров; решетчатые трубы генераторов; багровые жерла сопел; переливы алых и синих маршевых огней. И рядом, как при ките акула, хищный силуэт «Большой Медведицы» с раскрытыми створками грузового трюма. Трюм глотает последний ребристый контейнер с награбленным добром, створки опускаются; полыхнув бело-лазурным огнем, катер разворачивается, плавно набирает скорость и, словно монета в мутной воде, тает во мраке, уходя прочь. А через двадцать минут оживают кормовые отсеки «Аввакума», зажигаются алые предупредительные огни, штанги разводят броневые плиты, и из дымно освещенного ангара по стапелям выплывает другой катер. Ангар закрывается, катер, работая носовыми двигателями, ложится на крыло, делает пробный вираж вокруг звездолета и тоже уходит в темноту.

Безмолвие.

— Кажется, я нашел их, — неуверенно сказал Артем, управляющий локатором. На зеленом расчерченном поле дисплея светился желтый крестик.

Даниил, сидевший в пилотском кресле, перегнулся через подлокотник и внимательно поглядел на крестик.

— Они, — авторитетно сказал Даниил.

— Все равно больше никого поблизости нет, — рассудительно заметил Артем и покрутил какую-то ручку на пульте. — Я все обшарил.

— Тогда будем брать этих, — сказала Милора.

Даниил уселся прямо, немного подумал, потер в нерешительности переносицу и положил руки на панель управления.

«Большая Медведица» уходила не спеша. Пираты совсем не ждали погони. Андраковский в фартуке сидел перед горой консервов и сортировал коробки и банки.

— Это на вечер, — сказал он, нагружая Бомбара. — Отнеси на камбуз.

Бомбар поспешно бросился к двери.

— А это что? — задумчиво спросил себя маэстро и ногтем колупнул наклейку на банке. — Ка-пу-ста цветная, ат-лан-тическая… Чего ведь не придумают, а?..

Над головой пирата захрипел динамик и голосом Катарсиса сказал:

— Маэстро, здесь что-то подозрительное на экране…

— Что? — спросил Андраковский и чихнул, понюхав какой-то концентрат.

— Похоже, что нам в хвост кто-то пристроился, — сказал Катарсис. — Такой подозрительный курс…

— Не волнуйся, старина, — ответил Андраковский, складывая коробки в ящик. — Они все спят, какая может быть погоня?..

— Мало ли, — недоверчиво хмыкнул Катарсис. — Я все-таки прибавлю хода, а?

— Валяй, — согласился пират.

Через секунду катер дернулся. В коридоре с грохотом упал Бомбар.

— Ага! Удирают! — завопила Милора и трахнула кулаком по пульту. — Пираты! Точно — пираты!

Побледневший от волнения, Даниил вцепился в рычаги. На экране, как на мишени, вспыхнули концентрические круги. «Левым подрабатывай!» — шепнул Артем, Даниил чуть передвинул руку, и крошечный силуэт «Большой Медведицы» вошел в крест прицела. В окошечках на дальномере кривлялись светящиеся цифры, отмечая убывающее расстояние до пиратов. Милора стала хлопать ладонями по подлокотникам кресла, потом вскочила и, преодолевая легкую перегрузку, перебралась поближе к Даниилу. Артем, морщась от тяжести, надел наушники и, откинув панель радиоотсека, начал, щелкая тумблерами, тонко кричать в микрофон:

— Эй, впереди, на катере! Немедленно тормозите! Будем стрелять, слышите? Останавливайтесь!

— А где метеоритная пушка? — хрипло спросила Милора.

— Нету пушки, — сказал Даниил и облизал губы. — Но пираты же не знают…

А на «Большой Медведице» у Катарсиса от удивления лопнул маслопровод в колене. Андраковский прибежал на призыв друга и долго, внимательно слушал, как Артем взывает к пиратам.

— Это ребенок, — наконец сказал Андраковский.

— Он нас убьет, — прозорливо промолвил Катарсис. Андраковский помолчал.

— Значит, мы должны убедить его в его же неправоте, — убежденно сказал он через минуту.

— Ага! Испугались! — закричала Милора. Катер, что до этого момента уходил на всех парах, вдруг сбросил скорость и лег в свободный дрейф. Видимо, понял, что ему не уйти.

— Перестреливаться будем? — спросила Милора.

— С кем? — посмотрел на нее Даниил. — Они же сдаются!

Артем быстро пролистал справочник по навигации, до реформы Синайской конференции, — россыпь огней, что горела на корме врага, действительно означала сигнал о капитуляции.

В черном выпуклом аквариуме иллюминатора быстро росла приближающаяся «Большая Медведица». Даниил, осмелев, сделал крут и мягко подвел «Аввакум-2» к торчащему, словно рука для рукопожатия, буферу стыковочного узла.

— Берем бластеры, — сказала Милора.

Через десять минут дети, поставив оружие на боевой взвод, шагнули в шлюзовую камеру пиратов. Створки прохода с шипеньем разъехались, и в прямоугольнике света дети увидели три фигуры: угловатого старого робота, высокого худого человека и здоровенного сутулого детину. Бластеры моментально уставились на них, как стрелки компаса на север.

— Руки вверх! — сказал Даниил. Все трое послушно подняли руки.

— Вы пираты? — с надеждой спросила Милора.

— Нет, — честно соврал Андраковский и улыбнулся: — Здравствуйте, дети!

— Руки не опускать! — велела Милора.

— То есть как это не пираты? — удивился Даниил.

— А что вы имеете в виду? — миролюбиво поинтересовался Андраковский.

— Под термином «пираты» мы подразумеваем разумных существ, совершающих грабежи с целью наживы, — разъяснил Даниил.

— Ну какие же мы пираты! — малость покривил душой Андраковский.

— А кто вы?

— Художники, — ни с того ни с сего брякнул Катарсис.

Андраковский немного помолчал и сказал:

— Да-да.

— Сегодня было совершено бандитское нападение на лайнер «Аввакум» с Земли, — сказал Даниил. — Никого, кроме вас, в окрестностях нет.

— Странно! — изумился Катарсис,

— Гы-ы!.. — засмеялся Бомбар, посмотрел на Андраковского и снова стал строгим.

— Вы пройдите, осмотрите, — пригласил маэстро детей. — Не стесняйтесь, дело-то серьезное…

Даниил помялся, оглянулся на молчащих Милору с Артемом и неохотно согласился:

— Ладно, ведите… Но руки не опускать! Под конвоем детей, не опуская рук, Андраковский прошел по «Большой Медведице» и, кивая головой, надежно доказал, что никаких криминальных пиастров и дукатов, изумрудов и бриллиантов в отсеках и трюмах катера не содержится.

— Все равно подозрительно! — шепнула Милора Даниилу, но Даниил мрачный, как гроза, только показал кулак Артему.

— Да не мог я упустить! — отчаянным шепотом крикнул Артем.

— Ладно, руки-то это… — хмуро сказал Даниил пиратам. — Обознались.

— Ничего, — успокоил Андраковский. — Может, тогда чайку?..

— Некогда, — вздохнул Даниил и метнул в Артема тяжелый, испепеляющий взгляд.

— Давайте-давайте! — живо сказал Артем. Обняв Даниила и Артема за плечи, Андраковский повел всех в рубку. Бомбар притащил стол, отодвинул мольберт, расстелил скатерть; Катарсис принес из кладовки самовар и чашки, вытащил из шкафа огромный пряник и поставил кипятить воду. Все расселись вокруг стола.

— А что, ваш корабль сильно пострадал от пиратов? — осторожно поинтересовался Андраковский. — Может, помочь?

— Не знаю, — пожал плечами Даниил. — Мы решили сперва бандитов обезвредить.

— А где… — маэстро помялся. — Где ваши родители?

— Их пираты усыпили, — ответила Милора. — Там и спят, на звездолете.

— Значит, вы в одиночку полетели? — Андраковский покачал головой. — Думаете, справитесь?

— А что? — вызывающе спросил Даниил.

— Нет-нет, — быстро сказал Катарсис. — Ничего абсолютно!

— А почему вы считаете, что вы вправе наказывать этих несчастных? — печально полюбопытствовал маэстро.

— Возраст здесь ни при чем, — отрубил Даниил. — Мы — представители более высокоразвитой и гуманной цивилизации, поэтому имеем право.

— Конечно, так, — неохотно согласился Андраковский. — Но…

— Это логика воинствующей добродетели.

— Понятия добра и зла очень относительны. Нужен богатый опыт, чтобы верно разобраться.

— Все равно ни у кого нет морального права грабить.

— Но это же не детское дело — карать за проступки. Я всегда считал Землю очень гуманной планетой! У вас, кажется, был даже какой-то Христос, который завещал прощать падших.

— Христос — это легенда, бывший бог. И примитивно под гуманизмом понимать всепрощение.

— А милосердие? Будьте милосердны, дети! Вы идете по зыбкой трясине! Вам надо учиться милосердию и чуткости! Чутко надо подходить, чутко!.. Может, вас плохо воспитывают?

— Наши понятия о нравственности вполне сформировались, чтобы мы могли принимать самостоятельные обдуманные решения и строить свои отношения с людьми на объективных предпосылках! — громко, зло и официально заявил Даниил.

Андраковский ухватил себя за подбородок. Рассуждения этого маленького, самоуверенного землянина брали Я верх над его смутной системой человеколюбия, где одно противоречило другому, где творились письма для будущего и совершались грабежи. Катарсис разлил чай по чашкам, и Даниил, взяв чашку в обе руки, стал дуть, смешно округляя щеки. Милора грызла пряник, роняя крошки, и Артем краснел от стыда за нее и толкал ее ногой Под столом.

«В чем же загвоздка? — думал Андраковский. — Где проходит та эфемерная линия, что не бросает доброго и гуманного по натуре человека — а ведь даже давний воспитатель маэстро пират Параллакс был добр по-своему! — из одной крайности в другую? Где та система воспитания, что учит сильного, мужественного и стойкого землянина быть милосердным, чутким, умеющим прощать? А может, он и не прав вовсе? Может, это и есть доброта — объективная, целесообразная, расставляющая всех по местам и насылающая возмездие?»

Но пока Андраковский думал, в пустоте по направлению к двум катерам несся третий. Это разъяренный Аравиль Разарвидзе случайно обнаружил не подающий признаков жизни «Аввакум», а в нем — спящий экипаж и записку Даниила.

— Шакалы! — шипел Аравиль, форсируя скорость. — Гнусные твари! Подонки!

Катер трясся, двигатель ревел. На экранах иллюминаторов уже вырисовывалась страшная картина: беззащитные дети попались в плен к пиратам. Два состыковавшихся катера, словно вампир и его жертва.

И уютную тишину чаепития вдруг разорвал грохот включившегося динамика.

— Подлый пират, оборотень, садист! — заорал голос Аравиля. — Отпусти детей, слышишь, мерзавец!

Все вскочили, опрокинув чашки. Глаза Милоры полезли на лоб. Даниил ужаснулся. Артем позеленел. Минуты три длилось молчание, потом Андраковский достал бластер и сказал:

— Дети, уходите, пожалуйста…

Глава 4 Педагогическая заваруха

— Это знак, — говорил Катарсис, который верил в приметы. — Этот Аравиль Разарвидзе нам послан судьбой на горе. Чувствую, что нам будет очень плохо.

Андраковский сидел на ручке кресла, молчал и нервно курил сигарету за сигаретой, гася окурки в окошечке циферблата. Бомбар стоял, прислонясь к переборке, и дремал.

Отвязаться от Аравиля было легче, чем думали пираты, но Аравиль еще кричал по радио вслед уходящей «Большой Медведице», что дни ее сочтены и, шайтан их дери, он лично расправится с нею. Но не это удручало маэстро. Очень плохо получилось с детьми. Он едва-едва пошатнул непробиваемую стену справедливости в маленьких землянах, едва-едва попытался освободить окостеневшие души, как этот дурак врывается со своими ругательствами, выворачивая все наизнанку. Смогут ли дети отнестись милосердно к какому-нибудь малопонятному существу, когда первые же пираты на их пути гнусно их обманули, выдавая себя за людей честных и благородных?

Андраковский курил и кашлял, а в иллюминаторе росла громада приближающейся станции «Большая Медведица» — помесь железнодорожного моста, исполинского барабана и автомобильного мотора чудовищных размеров. Обойма из пяти гигантских труб-ангаров торчала, целясь в пустоту, как забытая артиллерийская батарея. Катер сбавил ход и, словно поршень в цилиндр, вплыл в ангар.

— Вошли, — сказал Артем Даниилу.

«Аввакум-2», с погашенными огнями и выключенной сигнализацией гнавшийся за «Большой Медведицей» на гравитационной тяге и потому невидимый, будто черная кошка в угольной яме, плавно замедлился перед пастью ангара. Ни Милора, ни Даниил, ни даже Артем не рассчитывали отпускать пиратов подобру-поздорову. Когда, услышав ругательства Аравиля, Андраковский отправил детей на их катер, Милора предложила этот план: выждать немного, погасить все огни, включить глушители и мчаться за маэстро в погоню, чтобы разведать местонахождение тайной пиратской базы и там прихлопнуть всю шайку, как шляпой тараканов. И Аравиль с Андраковским попались на удочку, разошлись в разные стороны, а потом «Аввакум-2» исчез прямо из-под носа «Санскрита».

Тем временем Андраковский поручил Бомбару перетащить награбленное добро, ушел в свой отсек, высыпал в ванну пакет хвои для аромата и залез в горячую воду.

Он подождал, пока тепло проберется внутрь и расслабит тело, как расслабляют подпруги у седел, взял в руки книжку стихов-танка и задремал. Он сам не заметил, что задремал, книжка поплыла по воде, но вдруг с треском и искрами над головой маэстро включился экран, и Катарсис крикнул:

— Я говорил, что не надо связываться!..

Андраковский от неожиданности хлебнул остывшей воды, закашлялся и погрозил роботу кулаком.

— Эти дети нашли станцию! — крикнул Катарсис. — И теперь — на, пожалуйста! — заходят в ангар! Через пять минут они нас перестреляют!

— Не волнуйся, ради бога, — ответил маэстро и выловил из ванны книжку. — По отношению к детям никакого насилия!

— Как же!.. — рассвирепел Катарсис, но маэстро прервал его:

— Значит, так… Раз уж они нас считают мерзавцами, надо с педагогическими целями таковыми и представиться. Мы должны дать понять детям, что такое истинное зло. Пусть они победят нас и зло в нашем лице, а потом мы как-нибудь уладим это дело… Если они потерпят поражение или впоследствии будут мучиться от совести, что наказали нас несправедливо, может развиться комплекс неполноценности, а это…

— А они уже взломали дверь шлюза, — желчно сказал Катарсис, следивший за детьми из рубки по монитору.

— Сделаем следующее, — Андраковский вылез из ванны и схватил полотенце. — Пусть они немного побродят по станции, а после мы их возьмем в плен. Я изображу из себя злодея, желающего уничтожить всю планету, а затем мы дадим им возможность бежать и расправиться с нами. Уж тогда-то они должны понять, что такое настоящее добро и зло, а, Катарсис?

Маэстро накинул халат, взял бластер и побежал в рубку, то и дело теряя тапочки. Он был вдохновлен своей новой идеей.

А дети перебежками двигались по станции. Со структурой помещений они, конечно, знакомы не были, а потому, попав в хозяйственный отсек, первым делом расстреляли два скафандра, приняв их за пиратов. Катарсис, следивший за детьми, скупо скрипнул. Потом дети выбрались в центральный тоннель и побежали к энергоогсекам, но отвлеклись на каюты экипажа. Затем, взломав дверь, они попали в помещение металлосвалки, откуда, проплавив стену, выбрались на лестничный марш второго внешнего обвода. Спустившись на две палубы вниз, они прошли сквозь мастерскую Андраковского и постояли у полотен. «Они умеют ценить искусство!» — растроганно шепнул маэстро Катарсису. Дети тем временем уже исследовали пустую багажную камеру, откуда по грузовому каналу проникли в жерло заброшенной катапульты и долго гадали, где же они очутились.

— Уже сорок минут прошло, — напомнил Катарсис. Андраковский вздохнул и стал вызывать Бомбара. Через пятнадцать минут дети, стоявшие у левой трахеи компрессора в агрегатном цехе, услышали деликатное покашливание и обернулись. На них смотрели стволы бластеров Андраковского и Бомбара.

— Руки вверх, дети, — сказал маэстро.

Артем выронил оружие. Даниил от неожиданности забыл, где гашетка. Пираты молниеносно упали на пол — это Милора огнем ответила на приглашение к сдаче. Сзади гулко лопнул газовый баллон. Бомбар на животе подъехал к Милоре и длиннющей рукой сгреб девчонку. Андраковский укоризненно поглядел на Артема с Даниилом и встал с пола.

Через минуту дети под конвоем Бомбара уже шагали в специально отведенный тюремный отсек. Андраковский для острастки связал им руки за спиной и убежал в медпункт, где нашел и съел таблетку ципромола, от которого любой голос становится рычащим и хриплым. Порычав для тренировки, маэстро стащил с себя куртку и бластером аккуратно выжег дыру на боку. Потом подумал, натер лицо кремом с Тальвикса, от которого очень быстро росла щетина, а после уже побежал к пленникам.

У тюремного отсека переминался с ноги на ногу стоявший на часах Катарсис. Андраковский сочувственно вздохнул и вошел внутрь.

Дети сидели на диване, лица у них были угрюмые и суровые. Они предчувствовали мучительную смерть в руках пиратов, но не желали терять гордого звания землянина.

Андраковский остановился посередине, оглядел их и сказал:

— Что ж, шутки в сторону. Пираты — не игрушки для детей. Мы рассчитывали захватить взрослых, но немного промахнулись…

— Вы от нас ничего не добьетесь, — сказала Милора.

— Через три дня здесь будет боевой крейсер с Земли, если вы нас не отпустите, — мрачно соврал Даниил.

Андраковский оглушительно расхохотался, сел в кресло и, достав нож, принялся чистить ногти.

— Значит, так, — сказал он. — Вам все равно умирать, и я расскажу. На вашей планете я закопал двенадцать мин, и если вы — я имею в виду землян — откажетесь выполнить мои условия, я их ужасно взорву.

— А какие условия? — спросил Артем и получил локтем в бок от Милоры.

— Совсем немного. Мне нужен новый, хорошо вооруженный корабль и пять миллионов в галактической валюте.

— А от нас что надо? — спросил Артем и получил второй раз локтем в бок.

— Вы ничего не дождетесь, — ответил Даниил и стиснул зубы.

— Вы должны сказать пароль, чтобы я прошел сквозь защитный экран Земли. Иначе, если я нажму красную кнопку — она, кстати, находится в верхнем ряду второй секции левого сегмента на главном пульте, — по не узнаю пароль, мины направят разряд в глубь земли, и никакою взрыва не будет.

— Нас не запугать! — отрезала Милора. — Мы ничего не скажем!

— Ладно, — Андраковский усмехнулся как можно кривее. — Не хотите — как хотите. Тогда сегодня после ужина я приду вас пытать, ясно?

Он встал, почесал грудь, плюнул в угол и вышел. Катарсис достал платок и вытер испарину со лба маэстро.

Половина дела была сделана. Андраковский считал, что ловко придумал ситуацию. Теперь дети, когда вырвутся из плена, нажмут дурацкую красную кнопку и будут уверены, что разрядили мины, спасли Землю и наказали зло в лице пиратов. По мнению Андраковского, в этой истории он верно ухватил суть истинного зла, к тому же дети, испытав близость смерти, начнут уважать жизнь человека и его свободу, поймут, как многое зависит от каждого их поступка. Вот только как потом выкрутиться из этой истории, маэстро пока еще не решил. Но до этого еще ой как далеко, и надо ждать вечера.

Однако планы маэстро были властно скорректированы чужой рукой. Бледный от волнения и злой, словно голодный беркут, с бластером наперевес по коридору крался Аравиль Разарвидзе.

Когда из-под носа «Санскрита» буквально исчез «Аввакум-2», Аравиль опешил. Он беспорядочно включал и выключал приборы, шарил локаторами, потом бегал по рубке, пока его не осенило: пираты! Да-да, кто же еще, пираты! Их козни, их дьявольский, зловещий замысел! И Аравиль развернул катер. Кое-как сориентировавшись, он долго летал по пространству, яростно буравя вакуум пламенем из сопел, пока индикатор едва слышно не пискнул — это на пределе дальности была обнаружена станция. Опасаясь ловушек, Аравиль подбирался чертовски осторожно. Как он и думал, «Аввакум-2» находился в пиратском ангаре. Аравиль хладнокровно приготовил бластер, три батареи боекомплекта, ввел «Санскрит» в ангар, пришлюзовался, расцеловав жену свою Лалу, и, незамеченный, выскользнул наружу, то есть внутрь станции.

Он крался, точно барс, умело используя любой поворот, любую нишу. Острый кинжальный взгляд бил не хуже молнии. Куда уж несчастному, старому, доверчивому Катарсису было соперничать с этим дьяволом во плоти!

Катарсис стоял на часах с бластером в руке. Дети сидели за дверью тихо, только что-то едва слышно настойчиво скрежетало — это Даниил карманным ножиком выпиливал замок. Аравиль затаился, незаметно выглядывая время от времени, и, когда Катарсис отвернулся, пружиной вылетел в коридор. Тяжелый приклад бластера обрушился на кубическую голову Катарсиса, грохнул металл, и робот с тихим мычанием опустился на пол. Аравиль пинком вышиб дверь, подбив глаз Даниилу, и чуть не завопил от восторга — дети были здесь!

— Ранен? — Аравиль бросился поднимать Даниила.

— Пустяки… — прокряхтел Даниил. — Все живы… Бежим…

Аравиль выглянул в коридор — никого.

— Бежим! — воскликнул он. — Но в сторону от меня ни шага!

Они выскочили в коридор. Даниил нагнулся за бластером, выпавшим из рук бесчувственного Катарсиса.

— Надо найти у пиратов рубку, — вдруг сказал Артем.

— Зачем? — спросил Аравиль.

Через минуту он понял, что освободить детей — это мало. Он понял, что эту пиратскую шайку, эту сорную траву на поле Галактики, надо выжечь на корню. Четыре решительных мстителя помчались по коридору.

— Как плохо-то все вокруг!.. — тоскливо прошептал Андраковский, который вместе с Бомбаром прятался за углом и видел все.

Пираты постояли еще минуту и вышли из укрытия. Андраковский склонился над Катарсисом.

— Ты жив, старина? — сострадательно спросил он. Катарсис со скрежетом сел.

— Козел, — с чувством сказал он. — Горец проклятый. Голову помял, в левом глазу цветное изображение отбил…

Маэстро и Бомбар с трудом поставили Катарсиса на ноги, но робот сразу же прислонился к стене.

— Ладно, дружище, мы тебя пока оставим, — подумав, сообщил Андраковский. — Они, значит, побежали в рубку? Делов натворят!.. Сделаем так. Обгоним их по второму ярусу и дождемся в аккумуляторном отсеке. Горца от детей отрежем дверью. Ты, Бомбар, возьмешь его на себя, А я — за детьми. Усвоил?

Бомбар кивнул.

Через секунду пираты уже летели на дело.

Андраковский имел в виду пустой энергоотсек. Там в полу была четырехугольная шахта глубиной метров в пять, куда маэстро посоветовал Бомбару спихнуть Аравиля.

Земляне, понятно, и не подозревали о готовящейся каверзе. Они находились уже в двух шагах от засады. Андраковский напрягся. В полутемном тоннеле зашевелились тени. Потом послышались шаги, и, пригибаясь, в проеме появился Аравиль с бластером. Постояв и оглядевшись, он шагнул в отсек.

Маэстро с силой толкнул от себя дверь на роликах. Металлическая пластина пронеслась за спиной Аравиля и грохнула в стену. Сработал замок. Бомбар выскочил из темноты и ногой очень ловко выбил оружие из рук Аравиля. Андраковский обрадованно улыбнулся и нырнул в горловину вентиляционного люка.

Едва не задохнувшись, он выбрался в тоннель. Дети колотили кулаками в запертую дверь. «Ау!» — крикнул им Андраковский и побежал прочь, громко топая. «Вот он!!» — завопила Милора, указывая на маэстро. Бластерная струя ударилась о переборку. Маэстро припустил, слыша за собой погоню.

Бомбар же, ухнув, ухватил Аравиля поперек туловища, поднял над головой, подумал и бросил на пол. Горец грянулся так, что сознание, как пух из подушки, выскочило из его головы. Бомбар подтащил Аравиля к шахте, схватив за ноги, опустил его вниз. Аравиль упал на дно, но не очнулся. Бомбар спихнул ему и выбитый бластер, ибо был существом незлым, честным и простодушным, постоял, почесал затылок и пошел искать своих.

А маэстро в это время убегал от погони.

Он летел по тоннелям и переходам, давно потеряв и направление, и благодушие. Он хрипло дышал, глаза выкатились, набрякли мешки. За спиной не стихал топот, и время от времени молнии били в стены, озаряя все алым светом. Андраковский бежал что было духу, бросался из стороны в сторону, сворачивал в боковые проходы и кувырком скатывался по лестницам. Люки, двери, огни, ступеньки — и все это по новому кругу. В боку страшно щемило, сердце тарахтело, как пишущая машинка. Маэстро убегал и страстно проклинал тот миг, когда в голову ему пришла идиотская затея с воспитанием землян. Какое, к черту, воспитание, когда учителя развалят на кусочки, если он чуть сбавит бег! Выжить, только бы убежать, о господи, если ты есть, не дай запнуться рабу твоему Андраковскому!..

Дети тоже изнемогали от бешеной погони, но Земля умела растить выносливых детей. Багровый Даниил бил ногами в пол, как бычок, Милора лишь раскраснелась, но Артем совсем спекся. Даниил ухватил его за плечо, но тут пират вдруг свернул в узкий проход.

Андраковский ворвался в собственную мастерскую. Еще один бросок через зал, и он нажмет на рычаг у распределительного щита, и бронированная дверь захлопнется перед носом преследователей. Но тут нога маэстро могуче врезалась в порог, и он с разгона стремительно полетел вперед, перевернувшись в воздухе. Колесом прокрутились светильники и полотна на подрамниках, и Андраковский упал вниз лицом у самой лучшей своей картины — «Автопортрет в эклиптике». Он хотел вскочить, но в этот же миг волна жара промчалась над его головой, и по натянутому полотну словно ударили молотком. Андраковский прикрыл затылок руками, и на руки упал горячий пепел. Маэстро расцепил пальцы и медленно поднял лицо. В картине, что стояла над ним, как парус, зияла огромная дыра с обугленными краями, и дыра эта еще расползалась, скручивая полотно в невесомые пепельные трубочки.

Дети стояли в трех шагах от распластавшегося на полу пирата и смутно чувствовали, что этот неудачный выстрел гораздо неудачнее на самом деле, чем им сперва показалось. Пират сел на корточки спиной к землянам, потрогал пальцем дыру и, обхватив голову руками, стал качаться из стороны в сторону. Вся его фигура выражала нестерпимую муку. Так он качался минут пять, но потом встал и, обратив к детям мокрое лицо, грустно сказал:

— Дети, это была игра. Мы просто тихие, мирные, нищие и безобидные пираты, не трогайте нас, пожалуйста. И нету никаких мин и никакой кнопки. Научитесь, дети, различать добро и зло. А пока уходите, я очень вас прошу. Уходите навсегда.

Глава 5 Пугающая игра

— Мы позволили, чтобы нас выставили со станции, как!.. — Даниил задохнулся, не найдя слов. — Мы собрались с корнем выдрать пиратов с галактической нивы, а нас сдвинули с дороги, как!.. В двух шагах от нас пиратское логово, где остался этот — как его? — Аравиль Разарвидзе, а мы ведем себя, как!..

— Но он же просил не приходить никогда… — робко заметил Артем.

Милора хмыкнула, а Даниил лишь выпучил глаза и стал багровым.

«Аввакум-2» третий час летал вокруг станции «Большая Медведица» Аравиль Разарвидзе, забытый пиратами, сидел на дне шахты и грыз ногти. Бобмар спал в каюте Андраковского. Маэстро глядел в иллюминатор и пальцем на стекле писал какие-то слова. Бессменный Катарсис нес вахту. Одна в пустом катере Аравиля тихо плакала Лала…

На тридцать четвертом витке «Аввакум-2» вдруг разразился огнем из сопел и вкось поплыл к ангару. Катарсис дождался, пока на пульте погаснет зеленый огонек, что означало стыковку, встал, вышел из рубки, запер дверь на замок и пошел искать маэстро.

— Они возвращаются, — услышал Андраковский за спиной и оглянулся, не вникнув в смысл слов. По лицу его бродили тени не угасших еще размышлений, глаза глядели неосмысленно.

— Дети возвращаются на станцию, — повторил Катарсис, открыл дверцу в груди и достал бластер. — Их надо убить.

На лице маэстро, словно из глубины, выплыло выражение озверелости. Побледнев, он с минуту бешено глядел на робота, пока тот не спрятал бластер, потом пошел в свою каюту. Там он поднял с койки Бомбара, вытащил белую простыню и стал рвать ее на флаг.

Через двадцать минут процессия пиратов, шедшая под белым флагом, была обстреляна в районе малого кубрика.

— Эй! — крикнул Андраковский из-за угла, где укрылся. — Дети! Мы идем с белым флагом! В нас нельзя стрелять! Мы хотим перемирия и переговоров.

В коридор вышел Даниил и остановился, всунув руки в карманы. Андраковский двинулся ему навстречу, подняв знамя повыше. Они сблизились, посмотрели друг на друга и по обоюдному молчаливому согласию сели на пол.

— Мы вернулись, чтобы арестовать вас, — сказал Даниил.

Маэстро тоскливо посмотрел на потолок.

— Пиратству — бой, — сказал Даниил. — Мы вас все равно арестуем.

Андраковский заворочался, достал сигарету, но спохватился и спрятал ее.

— А потом нас куда, в колонию? — спросил он. Даниил пожал плечами.

— А если мы дадим честное слово больше не пиратствовать? — с надеждой спросил Андраковский снова. Даниил подумал.

— Во-первых, мы вам не верим, потому что вы нас уже однажды обманули. Во-вторых, существует такое понятие, как расплата за прежние преступления.

— Это, в конце концов, негуманно! — в сердцах, но безнадежно сообщил маэстро.

— Гуманизм — растяжимое понятие, — возразил Даниил.

— А я слышал, что Земля — планета чуть ли не идеального гуманизма. Это мне один каторжник на Двужильном Тягуне говорил.

— Глупости он вам говорил, идеального гуманизма нет. Скажем, данная ситуация. Вы проповедуете гуманизм в отношении к одной личности без оглядки на все остальное общество. Мы же — наоборот. Что гуманно для общества — гуманно для личности.

— Но это исключает свободу!..

— Относительно. Если человек… — Даниил замолчал.

— Во-первых, это нивелирование духа; а во-вторых… Во-вторых, неужели Земля такая бедная планета, что, воспитав в человеке верные моральные принципы, она не может позволить ему идти своим путем, пусть и не таким, как все? Ваше добро несправедливо!

Маэстро увлекся пафосом беседы, как вдруг Даниил строго сказал:

— Не кажется ли вам, что мы уклонились от темы? Андраковский словно споткнулся на полуслове.

— Сдавайтесь, — жестко сказал Даниил, не дожидаясь ответа противника, и добавил: — Пока мы с вами разговаривали, Артем и Милора обошли ваших с тыла.

Маэстро изменился в лице, оглянулся, встал и побежал к своему укрытию. Но едва он завернул за угол, в живот ему уткнулся ствол бластера. Сердце пирата ёкнуло, тошнота подступила к горлу.

— Руки вверх, — сказала Милора. У стены под прицелом Артема лицом к пластику стояли Бомбар и Катарсис, заложив руки за головы.

— Это низко, — тихо сказал маэстро.

Через десять минут пиратов втолкнули в пустую каюту и захлопнули за ними дверь. Рыча, сработал мотор замка. Андраковский с досады пнул косяк и крикнул:

— Вот он, ваш гуманизм!..

Никто не ответил на выпад маэстро. Бомбар преданно глядел на него наивными глазами. Катарсис взял Андраковского за локоть и, попытавшись лукаво подмигнуть правым фотоэлементом, доверительно шепнул:

— А бластер-то у меня с собой!..

Он похлопал себя по дверце на груди.

Андраковский ничего не ответил, посопел, как бык, ушел в угол каюты и оттуда уже буркнул:

— Ладно, сейчас спим, а ночью вырежем дверь и убежим. Заведи будильник на четыре, старина.

До ночи дети занимались важными делами. Отлет с пленными пиратами был назначен на утро, и надо было успеть проверить версию с красной кнопкой и найти Аравиля Разарвидзе.

Красная кнопка действительно оказалась фикцией. На всякий случай Милора нажала на кое-какие другие красные кнопки, но ни к чему это не привело, если, конечно, не считать случайно отстрелившихся отсеков с туалетами. Аравиль тоже был найден быстро, но извлечь его из ямы дети не смогли. Ему сбросили матрац, подушку, одеяло и ужин и пообещали к утру чего-нибудь придумать. На ночь стоять на часах у пиратской каюты упросилась Милора. «Большая Медведица» погрузилась в сон, и автоматика выключила свет. Синий сумрак наполнил коридоры.

Пираты спали, когда раздался рокот замка, но маэстро моментально открыл глаза. В появившейся щели темнел силуэт ребенка. Маэстро тихонько толкнул ногой Катарсиса.

— Эй, пираты, — позвала девочка шепотом.

— Чего? — так же интимно ответил маэстро.

— Убегайте отсюда, — сказала Милора. Маэстро сел на койке.

— Как это? — тупо спросил он. В темноте заворочалось, и рядом выросли тени Бомбара и робота,

— Я вас выпускаю, — сказала Милора. — Бегите. Она открыла дверь пошире и отступила, давая проход. На плече у нее висел бластер.

— Маэстро!.. — страстно шепнул Катарсис, и в левом боку у него вдруг яростно затрещали блескучие искры. Андраковский еще не оценил ситуацию, как Катарсис вдруг рванулся и исчез, распахнув дверь настежь. Аквариумная синева ночного освещения плескалась в проеме. Бомбар посмотрел на маэстро, мигнул и тоже исчез. Только тут до пирата дошел весь смысл положения, и в груди его словно ударник клюнул в капсюль. Андраковский метнулся вслед, но внезапно какая-то сила развернула его и отбросила к молчаливо стоящей Милоре.

— Девочка, — свистящим шепотом спросил он. — А зачем ты это сделала?

Милора попятилась, перетягивая бластер.

— Вы — пираты… — сказала она. — Значит, вы убегаете… Давайте скорее… Через десять минут я объявлю тревогу, и будет погоня…

— Девочка!.. — выдавил маэстро, и голос его ушел куда-то в область ультразвука. — А ведь ты можешь нас убить!..

Милора еще попятилась.

— А ведь это плохая игра! — глаза Андраковского светились белым, тусклым светом.

— Маэстро!.. — донесся призывающий стон Катарсиса. Андраковский бросился на зов. Они мчались по ночным тоннелям, сворачивая куда попало; желтые светящиеся указатели молниями летели мимо.

— Катарсис, погоди! — крикнул наконец маэстро. — Я же не железный, я так быстро не могу!..

Катарсис остановился, и Андраковский едва не врезался в него. Тяжело дыша, маэстро сел на пол. Из тьмы появился Бомбар, убежавший далеко вперед и уже вернувшийся.

В наступившей тишине слышались лишь частые хрипы маэстро да очень далекий вой сирены.

— Ищут уже, — на выдохе сказал Андраковский и на другом выдохе добавил: — Прятки…

— Прятки — разорви штаны на тряпки, — зло ляпнул Катарсис.

— Куда бежим-то? — спросил маэстро. — Не бежать надо, а спрятаться получше.

— Зачем? — поинтересовался робот.

— Отдохнем, переждем и придумаем, как детей выжить.

— А где мы? — спросил Катарсис. — А, понял! Представляете, маэстро, это катапульта! Я здесь не был уже лет пять!

На гигантской станции «Большая Медведица» встречались такие закоулки, где Андраковский вообще ни разу не появлялся, поэтому слова Катарсиса он воспринял спокойно.

— Я предлагаю здесь и спрятаться, — сказал маэстро. И добавил: — Думаю, минут через сорок они нас найдут.

— Всего сорок?! — с ужасом воскликнул Катарсис.

— Они же пойдут с металлоискателем, — грустно пояснил маэстро. — А ты, старина, железный.

— Никель и хром, — из гордости поправил Катарсис.

— Тем более, — вздохнул маэстро. — Значит, твой изотопный след не растворяется в воздухе втрое дольше.

Маэстро встал и направился к ближайшему люку.

Пираты выбрались в причальный блок, перелезли компрессорные кофры, обойдя инерционный поршень, поднялись на грузовые аппарели и по пандусу сквозь раскрытый шлюз прошли в огромную шахту катапульты. Пока Андраковский закрывал люк и ставил блокировку, Катарсис забрался по лесенке на периметрический мостик и через темное маленькое окошко стал смотреть наружу. Андраковский на дне шахты сел на большую, бессильно лежащую лапу захвата и стал думать, как выпроводить детей. Маэстро перебрал множество вариантов, пока ему в голову не пришла такая мысль: надо подготовить «Аввакум-2» к отлету, заложив в киберштурмана программу поиска «Аввакума»-звездолета и стерев из его памяти координаты станции, а потом запихать детей на их же катер и отстрелить. Больше они не вернутся.

Но продумать детали операции не дал крик Катарсиса:

— Они идут!

— Вот они где укрылись, — сказал Даниил, встряхнув коробочку металлоискателя. — Думали, не найдем!..

— Дверь-то на блокировке, — тихо сказал Артем и вдруг неожиданно для себя зевнул.

— Сейчас мы эту дверь… — Милора подняла бластер.

— Она огнеупорная, — еще тише заметил Артем и снова зевнул.

— Подумаешь, блокировка!.. — хмыкнул Даниил и вытянул из стены маленький пульт на штангах. — Сейчас мы найдем кнопку, чтобы открыть… Артем, как ты думаешь, какая из этих?..

В жерле катапульты у окошка Андраковский в отчаянии ударил себя по голове: ну как он мог забыть такую банальную вещь!.. Но вдруг вся система катапульты ожила, точно вставший из вечной мерзлоты мамонт. Андраковский и Катарсис попятились, одинаково похолодев. Вспыхнули огни на стенах у рельсовых каналов шахты. С лязгом дернулись четырехпалые манипуляторы на дне и встали дыбом, точно кобры. Бомбар в ужасе бросился наверх. Зарокотали какие-то моторы, напряглись шланги, что-то зашипело, исполинские обручи выдвинулись из стен.

— Они пробуют кнопку за кнопкой! — закричал маэстро, выглянув в окошко, и волосы шевельнулись на его затылке: — Сейчас он даст команду о катапультировании…

В тот же миг взвыли сирены и вздрогнула вся махина.

— Он нажал кнопку… — прошептал маэстро и сполз вниз. По его побелевшему лбу покатился ледяной пот.

Днище вспучилось четырьмя телескопическими трубами стартовых упоров. Через три минуты несчастные пираты будут выброшены в открытый космос, как вишневые косточки.

— Выход!.. Я вижу выход!.. — завопил Катарсис и ухватил маэстро за плечо.

— Что это там гудит, а? — спросил Даниил Артема. Артем посмотрел вверх и пожал плечами.

А пираты огромными прыжками неслись по окружности балкона, потом с нечеловеческой ловкостью и быстротой полезли вверх по скобам. Металл грохотал, выла сирена, что-то свистело и рычало внизу. Катарсис с разгона ударил головой в вентиляционную решетку, и та сорвалась с ржавых петель, ухнула вниз, хватив Бомбара по спине, и исчезла. Круглый узкий тоннель с ревом всасывал воздух, и пираты нырнули в этот тоннель, покатились в яростном, могучем потоке по отполированной трубе к воющему компрессору, и Катарсис точно, как стрела в кольцо, вошел в сопло. Компрессор подавился, удушенно замолк и вдруг оглушительно не то взорвался, не то лопнул. Едва не отхватив пятки маэстро, сзади рухнула металлическая заслонка, но Андраковскому показалось на миг, что он увидел разошедшуюся диафрагму стартового ствола и ледяной перелив стылого огня на злых звездах открытого вакуума. Морозная волна прокатилась по тоннелю, осев кристаллами инея.

— А дети долго и бесплодно гадали, что же такое приключилось с этой странной катапультой?

— Может, мы их отстрелили? — задумчиво спросил Артем.

Милора, рассвирепев, только дергала дверь за ручку. Пираты, то и дело застревая, ползли к выходу по тесным трубам, а дети все искали объяснение таинственному грохоту в катапульте. Воздуховоды вывели беглецов в узкий тамбур между стенкой коллектора и глыбой редуктора. Катарсис сгрузил ослабевшего маэстро на пол и сказал:

— У вас что-то волосы заснежило… Андраковский вяло провел рукой по голове — ладонь осталась сухой.

И тут раздался торжествующий вопль:

— Ага! Вот они!

Маэстро вскочил, как пружина, вмиг превратившись в нервическое, дикое существо с расширенными зрачками. Катарсис зарычал и метнулся за какое-то укрытие, выставив бластер.

— Старина! — чуть не плача, закричал маэстро. — Я больше не могу! Спаси меня, ради бога!

— Уходи! — заорал Катарсис и пальнул в потолок. — Уходи отсюда, уходи в мастерскую! Бомбар, тащи его! Катарсис открыл беспорядочный, но ураганный огонь.

— Только не по детям! — тонко крикнул Андраковский, но тут Бомбар сгреб его, взвалил на плечо и поволок.

Они убегали, путая следы и все более запутываясь сами. Не выпуская маэстро, Бомбар прыгал в лестничные пролеты, карабкался по шахтам лифтов и трижды пролезал сквозь ледяные чрева рефрижераторов. В районе малой обсерватории их догнал Катарсис, но снова отстал, воздвигая баррикаду. Они пронеслись по пустой, как стадион, десантной палубе, где в выпуклых иллюминаторах ночными эскадрами горели звезды, проникли в черный, мрачный, глубокий трюм, набитый полумертвыми машинами, и протиснулись вдоль пластин большого аккумулятора, где Катарсиса так трахнуло током, что он разучился произносить гласные звуки. Но все уловки были бессмысленны.

— Значит, так, — сказал Даниил, когда Катарсис прекратил истребительную лавиноподобную пальбу и умчался вслед за маэстро. — Куда он крикнул-то? В мастерскую, да?

В отсеке было тихо, только звонко капал расплавленный металл. Милора и Артем осторожно выглянули из своих убежищ.

— Там и встретим, — решил Даниил.

Через полчаса дети вошли в мастерскую.

Никого.

В то же самое время Аравиль Разарвидзе, сидевший в своей яме, перестал скрипеть зубами и кричать в пустоту над головой, вытащил бластер и приметил один из углов шахты, чтобы расплавить лучом пол и выбраться на нижнюю палубу.

Дети прошлись по мастерской.

— И спрятаться-то негде, одни картины… — проворчал Даниил, оглядываясь.

— В каких мирах они столько награбили? — печально спросил Артем, переходя от одного полотна к другому.

— Тогда сделаем так, — решил Даниил. — Мы поставим у входа большую картину и прицепим к ней сзади инфразвуковую мину. Пираты придут — хвать за картину, тут-то она и сработает. Они сразу упадут в обморок, мы выскочим из засады и свяжем их. А, какова идея? Милора, давай быстро на катер за миной!

Милора, согласившись, молча вышла из мастерской.

— А картина-то ведь погибнет, — укоризненно сказал Артем.

— Выберем которая похуже, — ответил Даниил и прошелся по мастерской, прицениваясь. — Вот эту, например.

Он вынул старое полотно «Я нашел в своей груди маскон».

— Чушь какая-то, — резюмировал Даниил, еще раз оглядев картину. — Ничего не понятно.

И он потащил ее к проходу.

А пираты в это время, сами не зная для чего, устало брели к мастерской.

За пять минут до их появления вернулась Милора. Даниил быстро укрепил мину, завел взрыватель, и дети побежали прочь.

Лишь только они скрылись за поворотом, в коридор вошли Андраковский, Катарсис и Бомбар.

— Кжтс жв, — сказал Катарсис. — Здсь нет.

Он толкнул дверь.

Посреди мастерской одиноко торчала картина. Остальные были сдвинуты к стенам и навалены друг на друга. Катарсис и Бомбар посторонились, пропуская маэстро.

— Хозяйничали… — прошептал Андраковский, нервно передернув плечами, и направился к картине.

Он взялся за раму, и, едва он шевельнул полотно, рявкнул взрыв. Разорванная на лоскутья картина стаей птиц взлетела к потолку, а сам маэстро, разинув рот и вытаращив глаза, сел на пол и без звука повалился.

— Ы! — вскрикнул Бомбар от инфразвукового удара по голове.

Катарсис чуть присел от неожиданности и только дернулся на помощь маэстро, как услышал за спиной:

— Руки вверх!

В проеме входа стоял беспощадный Даниил. Катарсис медленно развернулся, и бластер со стуком выпал из его рук.

— Руки вверх, — повторил Даниил.

Катарсис понял, что это конец.

Самый настоящий.

Маэстро конвульсивно шевелился на полу.

— Руки вверх, — в третий раз сказал Даниил и улыбнулся — искренне и отнюдь не злорадно.

И вдруг за спиной Даниила на потолке с треском лопнул пластик, брызнул яростный луч, и раскаленная, оплавленная квадратная пластина, вывернувшись, полетела вниз. Черное как ночь, закопченное существо вывалилось из дыры, рухнуло на пол и тотчас вскочило, но за мгновение до этого Даниил развернулся лицом к неведомой опасности.

Катарсис остолбенел, а существо, взметнув хлопья сажи, завопило, словно паровоз:

— Шайтан подери все эти звездолеты вместе с пиратами, где все шиворот-навы..!

Катарсис икнул и в великолепном прыжке достал ногою дверь мастерской. Дверь отскочила от стены и, точно громовой аплодисмент Случаю, захлопнулась, сотрясая косяк. Катарсис рванул запор.

Даниил метнулся к двери и стал колотить в нее кулаками.

— Что вы наделали! — с отчаяньем крикнул он Аравилю. — Они опять ушли!..

— Послушай, дорогой! — взъярился Аравиль. — Я говорю, что хватит с вас пиратов! Домой на катер, бегом! Слышите, а?!

Катарсис под ругательства Аравиля побежал к Андраковскому. У маэстро из ушей текла кровь. В каком-то бреду, сжав в кулаке обрывок картины, он шептал, ворочаясь и силясь встать:

— Уходите, уходите, боже мой, как я хочу, чтобы вы ушли, глупые, неразумные дети Земли… Я не могу играть с вами в эту игру, это очень страшная игра, не надо играть в эту игру, кто научил вас этой игре?..

Катарсис присел рядом и, отлично выговаривая гласные, сказал:

— Они уходят, маэстро, успокойтесь, они уходят. Они больше не будут стрелять в вас и рвать ваши картины…

Глава 6 Пожар

Пираты крались за Аравилем Разарвидзе, который конвоировал детей к катеру. Они сами, своими глазами должны были увидеть, что дети покинули борт станции. Андраковский крался самым последним. Любой шорох, неловкое движение, бегущая тень на стене дергали за нервы несчастного маэстро, и все его тело казалось разлаженным механизмом: то тряслись руки, то вздрагивали плечи, то прошибал пот — покоя уже не было. Аравиль Разарвидзе смутно чувствовал, что пираты где-то рядом, но неведомая интуиция подсказывала ему, что пока ожидать нападения нечего. Дети же шагали угрюмо и мрачно, придерживая болтающиеся на ремнях тяжелые боевые бластеры.

Актом величайшего гуманизма в глазах пиратов выглядела посадка детей в катер. Последним в бокс вошел Даниил и, не оглядываясь, захлопнул дверь. Аравиль, не обидевшись, повернул штурвал. Заработали моторы. Пираты и Аравиль с трепетом наблюдали на дисплее, как механика выдвинула «Аввакум-2» из ангара в космос и дала хороший толчок. В душе Андраковского текли какие-то светлые потоки.

Аравиль повернулся спиной к экрану и взял бластер наперевес.

— Эй, пираты! — крикнул он. — Выходите, я вас чую! Пираты, засевшие в темном тупиковом коридоре, заворочались.

— Только поосторожнее, бога ради! — полуплача, умолял маэстро.

— Чего уж!.. — махнул рукой Катарсис. И Аравиль увидел, как пираты выходят из укрытия. За глыбой робота прятался дюжий детина, и бластером их обоих было не пронять. Аравиль быстро перевернул оружие и взял его за ствол, как дубину. Робот, чуть присев, растопырил руки, как вратарь во время пенальти. Детина радостно выбежал и с хрустом выломал из ближайшей стены металлическую трубу. Аравиль облизал губы. Маэстро опустил пульсирующие веки.

Бой был молниеносным.

Бомбар обрушил дубину туда, где только что стоял Аравиль, и получил прикладом по затылку. Могучим прыжком Аравиль сокрушил Катарсиса, оставив вмятину на его корпусе. Бомбар лежа сделал круг дубиной над головой и поперек живота перегнул Аравиля. Тот выронил бластер. Бомбар сделал круг в другую сторону и ударом по симметричной части тела сбил Аравиля с ног. Через минуту, связанный по рукам и ногам, Аравиль лежал у шлюза. Во рту у него торчал кляп.

Маэстро боком приблизился к Аравилю, дико вращающему глазами, постоял и присел рядом.

— Может, вы оставите нас в покое? — робко спросил он.

Аравиль наморщил нос.

— Будьте же гуманны, умоляю вас, забудьте о нашем существовании, не возвращайтесь, не сообщайте никому о нас, а я даю вам обещание, что больше ни одно существо в Галактике не пострадает от нас, у вас ведь нет оснований не верить нам?

Аравиль скривил рот.

Маэстро затосковал.

— Все мы рождаемся одинаковыми, все мы братья, все должны любить друг друга! Мы появляемся из любви, в нас основа — доброта, так обнажите ее, не прячьте, станьте человечными… Неужели беды должны сдирать с нас плоть нашей натуры, чтобы обнажить доброту, как кости под мясом? У вас были беды, а?

Аравиль отвернул лицо.

Маэстро помолчал и встал. В глазах у него было написано сострадание.

— Тогда мы оставим вас так, — сказал он. — Катарсис, старина, пошли в рубку, я хочу увидеть, куда делись эти дети…

Аравиль, протестуя, дернулся, но пираты не обратили внимания на его протест, направляясь к проходу. По пути к рубке Андраковский на миг почувствовал себя счастливым.

И зря. Весь белый от упрямства и злости Даниил вытягивал рычаги на себя. «Аввакум-2» в пике несся к — ангару «Большой Медведицы».

Катарсис первым вошел в рубку и первым обнаружил пропажу катера детей со звездной сферы.

— Где это они, а? — тихо спросил Андраковский, и губы его задрожали. Катарсис навис над пультом и издал какой-то звук, напоминающий хрюк. Маэстро побледнел и стал, шатаясь, хвататься за ворот комбинезона.

А дети, выбравшись из люка, уже стояли на палубе и перешептывались, издали глядя на связанного Аравиля. Тот их не видел.

— Может, развязать?.. — робко спросил Артем.

— Чтобы нас снова прогнали? — зло осведомилась Милора.

— А пиратов сейчас не найти, — озадаченно произнес Даниил, не обращая внимания ни на слова Артема, ни на Аравиля. — Уж теперь-то они спрячутся получше…

Даниил глубоко задумался, вцепившись себе в волосы.

— Сделаем так, — решил он. — Мы уйдем на дальний конец станции и там подожжем ее. Вернемся сюда и будем ждать. Когда огонь припечет пиратов, они побегут на свой катер спасаться, тут-то их и загребем…

— А станция… погибнет? — ошарашенно прошептал Артем.

— А кому она нужна? Пиратов все равно в колонию…

— Ну тогда идем! — сразу загорелась идеей Милора. Даниил закинул бластер за спину и сказал:

— Погоди, давай захватим термос и курицу на обед… Спустя двадцать минут дети уже шагали по бесчисленным галереям огромной станции, а Бомбар и Катарсис, опасаясь выстрелов, прыжками и перебежками добрались до шлюза и штурмом взяли пустой катер.

— Дети ушли, — огорченно сказал Катарсис подоспевшему Андраковскому.

Маэстро прислонился к переборке и сгорбился. Пираты ума не могли приложить, куда подевались дети.

Катарсис обнял маэстро за плечи и сочувственно предложил:

— Пойдемте в рубку, я попробую мониторами обшарить помещения, может, и найдем их…

А Даниил упрямо уводил товарищей в глубь станции. Не один десяток прямоугольных и круглых тоннелей, залитых светом, и зловеще-мрачных коридоров, застывших эскалаторов и пандусов миновали они, уже и сами забыв обратный путь. Даниил рассчитывал добраться до другого конца станции, к маневровым двигателям, но сам запутался в собственных расчетах.

— Может, хватит? — нерешительно спросил Артем, но Даниил отмахнулся.

Через десять минут Артем спросил снова, и теперь Даниил что-то прорычал в ответ, но на третий раз он уже и сам понял, что пора прекращать хождения.

Он остановился посреди коридора, потер лоб и сказал:

— Ладно, наверное, хватит. Сейчас всем привал, а потом начнем…

Дети повалились на пол.

Отдохнув, они покончили с обедом и снова растянулись на мягких ковриках. Даниил поднес к глазам руку с часами и решил, что есть еще время поваляться.

Катарсис в это время безуспешно обшаривал телекамерами обитаемые отсеки. Маэстро, заперев дверь рубки, нервно бегал за спиной робота от стенки к стенке и кусал губы, прижимая руки к груди.

— Нету их!.. — отчаявшись, сказал Катарсис.

— Подъем! — бодро крикнул Даниил. Артем и Милора, вздыхая, встали.

— Сейчас, значит, поджигаем этот коридор, — разъяснил Даниил. — Делаем круг, — Даниил неопределенно махнул рукой. — Поджигаем еще в нескольких местах и уходим. Только быстро. Надо успеть.

Он отщелкнул крышку с контрольного щитка своего бластера и перевел оружие на веерный луч. Милора сделала то же самое. Артем отошел подальше. Даниил направил бластер на стену. Раскаленная струя окатила пластик, и он сразу пополз жирными потеками. Даниил поводил стволом справа налево и обратно, и первые робкие язычки полупрозрачного пламени вынырнули из пластиковой каши. Милора окольцевала коридор широкой полосой. Ядовито запахло паленой пластмассой, бурый дым бледными прядями струился под потолок. Даниил и Милора опустили бластеры и отошли. Костер разгорался, трещал, жар лизнул лица. Гулко лопнул длинный плафон, и в короткой зоне полумрака хищно и жадно замерцал живой кровавый свет.

— Началось, — произнес Даниил, и Милора пододвинулась ближе к нему в каком-то еле ощутимом трепетном преклонении перед грядущим пожаром. Глаза ее, в которых разгорались угли, были похожи на две пробоины в будущее.

— Надо идти, — позвал издали Артем, и Даниил, еще мгновение глядя в огонь, оторвался от гипнотического танца бестелесных невесомых змей, развернулся и пошагал прочь. Милора и Артем пошли за ним вслед и часто оглядывались, одна — с восхищением, другой — со страхом.

Даниил спустился на четыре палубы ниже и приметил коридор для второго очага.

— Хочешь? — спросил он, пододвинув бластер Артему, но тот суеверно закрылся руками.

Милора радостно ударила огнем по стенам. Третьим очагом стала какая-то большая каюта с экранами по стенам. Обшивка и мебель вспыхнули, как бумага, и, уходя, дети слышали выстрелы лопающихся ламп.

— Поехало дело! — сказал Даниил Милоре и получил в ответ блеснувшую на закопченном лице улыбку.

У четвертого очага они напоролись на полуживую пожарную систему, которая, почуяв тепло, лишь бессильно вывалила из люков и воронок пару хлопьев ржавой пены и погнутые манипуляторы.

У пятого очага они впервые услышали тревожный вой сирен.

— Пора уходить, — полуутвердительно заметил Артем, но Даниил не согласился, желая организовать еще штук пять новых костров. Милора ничего не сказала, только засмеялась и утерлась рукавом.

На повороте, где был устроен шестой очаг, они почувствовали запах дыма, а на седьмом очаге Артем ухватил Даниила за локоть. Даниил оглянулся — дым висел тучей — и согласно кивнул. Пожар, бесспорно, начался. Надо уходить.

Дети побежали по коридорам.

А пожар, как волк в овчарне, ворочался, рычал, клокотал. Он разбухал, выбрасывал прожорливые стаи по этажам и тоннелям. Ручьи пластика текли по палубам, дым клубился, лез во все щели, жар накатывал волнами. Один за другим отсеки и галереи, каюты и лестничные марши оказывались объяты пламенем. В переплетениях убивающего света и удушающей тьмы корчились стены и потолки, свивались в петли трубы и сворачивались кольцами кабели. Все, что было неподвижно, статично, вдруг ожило, как оживают мертвецы в крематориях, зашевелилось, задвигалось, обнажая черные балки и стропила опорных конструкций. Включались выжившие после долгих лет молчания и бездействия противопожарные посты; вспыхивали, чтобы тотчас взорваться, аварийные огни; разевали пасти сирены; рычащие потоки вскипающей белей пены рушились в пекло, где, крича, тотчас обращались в пар или переплавлялись в странную субстанцию, которая белыми булькающими сугробами ползла по умирающим коридорам.

— Горим! — завопил в рубке Катарсис, увидев зловещий перелив аварийных огней на пульте, а маэстро, вцепившись побелевшими пальцами в спинку кресла, осевшим голосом шептал:

— Это дети, Катарсис, слышишь, это дети!.. Ничего не знающий Аравиль Разарвидзе перетирал веревки о какой-то угол.

Дети бежали по безлюдным помещениям, чувствуя, как близок посеянный ими огонь. Всюду уже плыли струи ядовитого дыма, Артем и Милора кашляли, а Даниил сплевывал тягучую зеленую слюну. Разбухшие сердца перекачивали тяжелую, жидкую кровь. В сжатых спазмами глотках хрипел отравленный воздух.

— Сюда! — крикнул Даниил, сворачивая в проход слева.

Даниил и сам не знал, куда надо бежать, он просто вел товарищей туда, где еще не появился огонь. Дважды им приходилось поворачивать назад, так как дорога впереди вдруг вспучивалась и выплескивала пламя; один раз от сотрясения из-за шагов сзади рухнула тлевшая изнутри пластиковая плита потолка. Ноги вынесли детей в черный, обугленный, уже прогоревший тоннель, и здесь Артем упал от изнеможения. Милора рухнула рядом, и Даниил, шатаясь, прислонился к балке. Было очень душно.

— Много еще осталось? — едва слышно спросил Артем сдавленным голосом. Даниил без сил помотал головой, а сам подумал: «Мы в сгоревшем тоннеле — значит, мы бегаем кругами… Мы заблудились. Бежать дальше — сгорим, останемся — задохнемся…»

А пираты в это время рвались навстречу пожару. Катарсис за мгновение до того, как экран погас, увидел промелькнувшие живые тени в пелене дыма и шевелящемся зареве. Пожар встретил пиратов ревом, словно зверь, завидевший охотника. Катарсис пробивался напролом, ему был не страшен жар. Маэстро натянул на голову куртку, и Бомбар, который снова вооружился дубиной, охранял спину Андраковского.

Стены тоннеля, подточенные огнем из других помещений, разваливались, и дети снова побежали неведомо куда. Воздух становился все горячее, от дыма в ушах звонили колокола. Это страшно, когда на закупоренных, как консервы, звездолетах начинается пожар. Здесь не выживает никто. И люди, и пламя гибнут от удушья. Станция напоминала модель кристаллической решетки с уроков химии, где стерженьки-балки вдруг оказались влиты в горящие плоскости потолков, полов и стен. Запнувшись обо что-то, Даниил полетел на пол и закричал, угодив рукой в раскаленную лужу. Милора вцепилась в комбинезон Даниила, а Артем, остановившись, прошептал:

— Я не могу больше… Я не могу…

Даниил, прижав обожженную руку к ребрам, другой рукой ухватил Артема под локоть.

Пираты бежали спасать детей, длинный тоннель был пуст, только раскатами звучал топот, как вдруг Андраковский дико вскрикнул: «Стреляют!..» — и шарахнулся к стене, вжавшись в нее и задрав подбородок. Катарсис споткнулся от удивления.

— Нету никого! — крикнул он в ответ, и где-то в переплетении проводов и схем в его груди что-то защемило и застонало при мысли о маэстро.

А дети все брели куда-то во мгле и тумане. На их измазанных сажей лицах слезы от злого дыма промыли светлые полосы. Милора несла на плече два бластера, а Даниил тащил Артема, перекинув его руку себе на шею. Головы мучительно ныли от угара, а в глазах мерцали оранжевые кольца в белых звездах. Артем плакал, как малыш-трехлетка. Даниил наливался ртутной злобой, и будь он один, он пошел бы напролом, руками разрывая стены. Милора молчала, скрутив в узел боль, страх и отчаянье, только непривычно огромные глаза на ее осунувшемся лице выдавали жуткие немые переживания. Все вокруг было наполнено гулом, огнем, вспышками, копотью, треском, мраком и искореженным металлом в черной окалине.

Четыре человека, клон и робот сближались друг с другом в рушащемся, горящем лабиринте космического пожарища. Пираты прокладывали себе дорогу сквозь воющий огонь, облака ядовитого газа, груды обломков и углей, сквозь горы пены и бурлящие озера пластика. Но внезапно маэстро снова оборвал общий бег. Как робот, которого отключили в прыжке, он пластом рухнул на пол. Катарсис снова затормозил и развернулся, но Андраковский уже пытался встать. Руку он прижимал к груди, а в лице не было ни кровинки.

— Что случилось? — помертвев, спросил Катарсис.

— Сердце, — сквозь боль виновато улыбнулся маэстро. И дети тоже едва не валились с ног. Артем висел на Данииле и просил бросить его, но Даниил дышал, как собака, и молчал, только Милора скосила глаза.

Пираты уже достигли тех помещений, где должны были находиться дети. Маэстро, проглотив три таблетки, шел по галереям, держась за стены, а Катарсис и Бомбар носились по боковым ходам и каютам в поисках землян.

— Пираты! — прошептал Даниил, увидев за дымом знакомые силуэты, опустил Артема на пол и потянулся к Милоре за бластером.

— Маэстро! Вот они! — заорал Катарсис из темноты, и тотчас проблеск выстрела пронзил сумрак. Какой-то ком изнутри ткнулся в горло маэстро.

— Не стреляйте! — отчаянно закричал Андраковский, устремляясь на выстрел. — Не стреляйте! Все люди братья!!

Дети восприняли его крик как боевой клич.

Андраковский налетел на Даниила и схватил его обеими руками. Даниил слабо трепыхался в объятиях пирата. Из дымового облака вынырнули Катарсис и Бомбар. Бомбар схватил Милору, а Катарсис — потерявшего сознание Артема.

— Живы! — воскликнул маэстро, и по лицу его заструились радостные, прозрачные слезы.

Даниил тускнеющим взглядом смотрел на Андраковского — сознание его медленно уплывало. И Милора, словно сговорившись с Даниилом, вдруг ослабла в лапах Бомбара, а тот, не поняв, что случилось, потряс ее, как копилку с монетами.

— Уходим! — сказал Катарсис.

Маэстро поудобнее перехватил мальчика.

Пираты пустились в обратный путь по мертвым или умирающим коридорам. Света здесь не было. Угольная тьма расцвечивалась галактиками крошечных багровых, еле тлеющих огоньков. Едва видимая в полумраке дорога петляла, вся загроможденная погибшими конструкциями. Словно сети, путь преграждали лопнувшие кабели. Стены напоминали драные лохмотья, в полу зияли дыры. Один раз пиратам пришлось прыгать по балкам над пропастью огромного трюма, в котором переливалась алым живая скатерть пожара. Потом потянулись пространства, где было еще чем поживиться, и языки пламени, как мародеры, еще плясали над развалинами. Здесь пожар не обращал на людей внимания, как промчавшаяся конница не видит отставших лошадей с порубленными седоками. Пираты пробирались мимо костров, и тени их ломались на стенах, кривляясь, точно шаманы. А затем огонь вновь разросся, встал аркой над каждой дверью и бил людей протуберанцами пламени. Пираты то попадали в самое горнило, где начинала тлеть одежда, то вылетали на пустое, чистое пространство — островок покоя среди урагана. Прежнюю дорогу отрезала горящая лавина, ползущая вверх по лестнице, и пираты помчались обходными путями сквозь руины и перекрещивающиеся струи пены, сквозь душный пар и дым, по малознакомым тоннелям, где рушились потолки и огонь пожирал сразу обе стены. Маэстро думал, что все они обречены, что им никогда не выбраться из этого пылающего кишечника, но все равно бежал, прижимая к хрипящей груди ребенка. Маэстро казалось, что упади он или остановись — и вспыхнет сразу со всех сторон и изнутри, да так, что снопы пламени вырвутся изо рта и глазниц. Маэстро бежал, ориентируясь по квадратной спине Катарсиса, и вдруг осознал, что эта металлическая спина, окрашенная отраженным смертоносным светом, гаснет, как закат. Это пираты выходили из пожара.

Качаясь, они добрались до шлюзов и бережно положили детей на пол. Маэстро сел, привалившись спиной к стене, и уронил голову.

— Маэстро, у вас голова в пепле, — сказал Катарсис. Андраковский совершенно равнодушно провел рукой по волосам — ладонь осталась чистой.

Минут пять длилась тишина, потом маэстро с трудом встал и спросил:

— Послушай, старина, а где этот связанный горец? Катарсис оглянулся и ответил печально:

— Значит, убежал…

— Сгорит, дуралей… — тихонько пожалел маэстро.

Но Аравиль Разарвидзе не сгорел.

Аравиль Разарвидзе спасал картины.

Глава 7 Репрессоры

Во время пожаров всегда горят картины — эту истину маэстро знал и раньше. Знал он и то, что гораздо чаще картины жгут. Случалось ему сталкиваться с жуткой, несокрушимой силой, тупо и беспощадно разрушающей все, что существует иначе. Но чтобы эта сила воплощалась в представителях той планеты, о которой в самых тайных из сокровеннейших своих мыслей маэстро мечтал как о наилучшем для себя пристанище и финише, — такого в его жизни не было.

Андраковский, естественно, не мог знать, где Аравиль Разарвидзе. А тот, перепилив веревки, точно пес с цепи, рванулся к мастерской маэстро, ибо уже заметил, что именно ее пираты почему-то облюбовали для встреч, укрытий и, вероятно, мест дележа и оргий. Аравиль с трудом нашел дорогу, но не встретил вокруг мастерской никого. Тогда он осторожно приоткрыл дверь и просунул в щель голову. В лицо ему ударил клуб огня.

Через три секунды Аравиль уже понял, что мастерская пуста, как выеденное яйцо. Но там, внутри, в неведомо как начавшемся пожаре гибли удивительные картины. Аравиль не знал таинственных живописцев, чья кисть породила это торжество чистых красок. Но картины гибли, и Аравиль, не раздумывая, яростно рванулся в пекло.

Он срывал твердые полотна с подрамников, а вокруг пузырился пластик, и рыжий, ядовитый огонь копьями вонзался в одежду. Аравиль на ощупь искал в дыму картины и тащил их к выходу, а некоторые уже горели в его руках. После пятой атаки на Аравиле вспыхнула куртка, и он долго катался по коридорам, сбивая пламя. Когда он встал, спасать было больше нечего.

В это же время, оставив детей на попечение Катарсиса и Бомбара, маэстро бежал к мастерской. Душа маэстро, скрученная, словно ее выжимали, и ветхая от страданий, как рубище паломника, истекала кровью. Андраковскому казалось, что мир уходит из-под ног, что само мироздание разваливается на куски. То, во что он верил, не признаваясь даже себе, оборачивалось стреляющей, жестокой изнанкой. То, что осталось бы от него, когда он в последний раз покажет звездам живое лицо, горело и умирало. Письма в будущее, точно почтовые голуби, были сбиты пулями. У маэстро тряслись руки, а самого его бросало на бегу от стены к стене, пока он вдруг не увидел Аравиля, и ноги его ослабли в коленях.

Аравиль в прожженной рубашке стоял посреди коридора, держа в руках скрученные рулоном полотна. Маэстро сразу узнал их по торчащим краям — «Альбедо беды», «Война глобул и цефеид», «Почему я боюсь надира», «Не хочу быть гномоном». Многих полотен здесь не было, но и эти остались бы для маэстро мостиком к своему времени. Окаменевшее было лицо Андраковского вдруг неуловимо сдвинулось, как плоскость Зодиака, и его медленно разрезала робкая улыбка, тонкая, словно первая трещина начинающегося ледохода. Маэстро, протянув руки, стал благоговейно приближаться к Аравилю.

— Мои картины!.. — прошептал он.

Аравиль выдвинул голову подбородком вперед, навстречу маэстро, и на шее вспухли вены. Пальцы маэстро легли на край рулона.

— Отдай, — умоляюще попросил маэстро. И тут Аравиль выдернул из-под его рук рулон и другим концом ударил Андраковского. Тот повалился, цепляясь за картины.

— Отдай?! — закричал Аравиль, став красным, как семафор. — Это ты за них лез в огонь, подонок?! Это ты их создал, а?!

— Да!!! — отчаянно выкрикнул маэстро.

— Ты грабитель!!! Ты разорял великих мастеров!!! Ты не можешь даже стоять рядом с искусством, потому что ты пират, слышишь, пират!!!

Концом рулона Аравиль подцепил маэстро, как вилкой подцепляют спагетти, и отбросил его к стенке.

— Но ведь все люди братья!.. — выдохнул маэстро.

Это был уже не тот маэстро, что поднимал рабов на Урионе, бежал с каторги на Двужильном Тягуне и дрался со штурмовиками Пустого Тифона. Это был маэстро, который прижимался к стене и плакал, потому что Аравиль Разарвидзе по праву сильного не верил ему.

— Воооон отсюда!!! — орал Аравиль. — Воооон, или я раздавлю тебя!!!

И, получив третий удар, маэстро покатился по коридору, вскочил и побежал обратно. Внутри него не осталось ничего, кроме хрупкой, нежной, стеклянной веры, облитой слезами, как грибным дождем. «Улетим, мы улетим отсюда навсегда, — шептал себе маэстро. — Здесь люди не верят, что любят друг друга, и мы уйдем в другой, лучший мир, где я напишу новые картины, и меня никогда не будут убивать!..»

А в это время Катарсис бился головой о дверцу шлюза. Делал это он осознанно и мощно, но в дикой тоске.

Когда Андраковский побежал, дети уже приходили в себя после злосчастного пожара. Катарсис велел Бомбару притащить аптечку, и вскоре маленькие земляне уже могли сесть. Они сидели и из-под опущенных век глядели на Катарсиса.

— Пираты… — тихо сказал Даниил.

Артем совсем закрыл глаза.

Милора незаметно обвела взглядом отсек и осторожно толкнула плечом Даниила. Бластеры стояли в углу.

Катарсис возился с какими-то склянками, повернувшись к детям спиной. Бомбар восхищенно смотрел на руки Катарсиса и тоже ничего не замечал. Но тут по коммуникациям внутри робота словно ударили холодным током, и Катарсис медленно оглянулся.

Дети на цыпочках крались к оружию.

На мгновение все замерли, а затем Катарсис, Даниил, Милора и Артем одновременно прыгнули к бластерам, издав совместный дикий вопль. Они столкнулись в воздухе и упали на пол сплетенным, кричащим комом. Даниил рванулся из общей свалки, и ладони его легли на рукояти бластера. Катарсис неимоверным усилием вытянул одну руку и перехватил оружие. Они — Даниил и Катарсис — молча и свирепо боролись, и Даниил, почуяв грядущий проигрыш, нажал на гашетку. Алый луч вонзился в потолок и принялся выписывать узоры углем по белизне. Даниил висел на бластере, словно бульдог, и Катарсис, вырвав другую руку, сбил Даниила на пол ударом кулака. Луч погас, но внутри робота все тряслось и вибрировало.

Дети медленно отползали от Катарсиса.

Катарсис поднялся с пола. В нем что-то гулко гремело, как язык в колоколе.

— Так, да? — спросил Катарсис и, набравшись сил, заорал с такой мощью, что замигали лампы: — Таааак, дааа?!! Стреляааааать?!!

Дети побледнели.

— Встать!!! — взревел Катарсис, и дети, изведав власть бластера, послушно поднялись, держась подальше от разъяренного, взбесившегося робота. — Руки за голову!!! Живо!!!

Дети развернулись лицом к стене, подняли руки и уткнулись лбами и локтями в пластик.

Но Катарсис и думать забыл о бластере. Он метнулся к Бомбару и вцепился в его ремень. Даниил оглянулся из-под руки, и взгляд его полоснул, как нож.

— За это Земля не наградит вас амнистией, — зло сказал Даниил, и Катарсис замер с ремнем в руке.

Бомбар держал штаны.

Прошло пять секунд, и тут Катарсис, швырнув ремень, завопил, пальцем указывая на люк:

— Прооооочь!!! В катер!!! Всееееее!!!

Дети опрометью бросились к люку. Они попрыгали в шлюз, как горох, Артем захлопнул крышку и привалился к ней плечом. Катарсис со своей стороны так завинтил штурвал, что даже металл застонал, и тут же, не медля ни наносекунды, дернул рычаг. Дети упали от толчка — это стартовые устройства вышибли «Аввакум-2» в космос, как пробку из бутылки.

Катарсис сел на пол и подумал, что теперь дети никогда, никогда, никогда не помирятся с пиратами и не оставят их в покое. Вот тут-то он и начал биться головой.

Андраковский появился из коридора, как Христос во втором пришествии. Он обнял Катарсиса за плечи и приник к корпусу мокрым лицом.

— Они пытались схватить бластеры, а я едва не побил их ремнем, — сдавленно промолвил Катарсис и как-то по-водопроводному булькнул. — Я их выбросил на катер, и когда они вернутся, они нас убьют…

Андраковский прижал к роботу другую сторону лица и, помолчав, сказал:

— Я потерял свои картины, старина…

У Катарсиса в груди горько заскрежетало, плечи маэстро запрыгали, Катарсис обнял его, и они стали качаться, слив свою тоску воедино.

— Мы уйдем отсюда навсегда, — заговорил маэстро. — Станция на три четверти сгорела, наши координаты станут всем известны… Сейчас мы залезем в катер этого горца, а свою «Большую Медведицу» отстрелим пустую и взорвем ракетами на глазах у детей — пусть думают, что пираты погибли от руки горца. Горец сумеет выбраться со станции, но не скоро, и дети вернутся к родителям…

— Лучше я сам полечу на нашей «Медведице», — сказал Катарсис. — Иначе дети поймут, что катер пуст, А потом я выброшусь за борт, и вы меня незаметно подберете…

Андраковский помолчал, благодарно сжав Катарсиса.

— Бомбар, — позвал он стоявшего в стороне Бомбара. — Беги, Бомбар, в наш арсенал и притащи четыре ракеты…

Уже через десять минут с четырьмя длинными красными ракетами Бомбар вновь появился перед маэстро. Андраковский вытер лицо рукавом и взял пару ракет, как младенцев. Катарсис направился к люку, за которым находился переходник в катер Аравиля, и, открыв замок, распахнул дверцу. Маэстро, нагнувшись, вошел в тесный и низкий тамбур, еле освещенный потускневшими лампами, и, перешагнув комингс герметизационной муфты, толкнул головой другую дверь, что вела во внутренние помещения «Санскрита». Дверца открылась, и ракеты вдруг полетели из рук маэстро, а сам он вскрикнул, отшатнувшись назад: в коридоре стояла и глядела на него огромными, в темных кругах, глазами похожая на приведение Лала.

— Где Аравиль? — тихо, как листопад, спросила она. Маэстро долго глотал слюну с железным привкусом и успокаивал прыгающее мячом сердце, прежде чем сумел ответить:

— Он там, на станции…

Из переходника выбрались Бомбар с Катарсисом и тоже молча застыли за спиной маэстро.

— А вы… — Андраковский вдруг начал дергать головой. — Уходите… Идите на станцию…

— Это велел он? — спросила Лала.

— Да! — неожиданно громко выпалил Катарсис, и маэстро чуть не подскочил, перестав дергать головой, — вместо этого щеку его начал бить тик.

Пираты безмолвно раздвинулись, Лала тихо прошла в переходник и исчезла, только через полминуты хлопнул люк.

— Она его любит, да? — шепотом спросил маэстро у Катарсиса. — А если бы он велел ей умереть, она бы умерла? Это тоже любовь, да?..

Катарсис без слов повлек потрясенного маэстро в рубку.

Там Андраковский задумчиво опустился в кресло, а робот быстро привел в готовность все системы «Санскрита» и вместе с Бомбаром зарядил ракеты в кассету для противометеоритной пушки.

— Ну, стартуйте, — прощаясь, сказал Катарсис. — Давайте побыстрее, чтобы дети не успели вернуться. Вы ничего не забыли, маэстро?

— Конечно же, нет, старина, — отрешенно ответил маэстро. — Иди, счастья тебе…

Катарсис пошел к шлюзу, но вдруг подпрыгнул от дикого вопля:

— Стой!!!

Маэстро глядел на него расширенными, сумасшедшими глазами, вцепившись в спинку кресла белыми пальцами.

— Вы чего? — ошарашенно спросил Катарсис. Глаза маэстро медленно погасли.

— Просто посмотрел… — вяло ответил Андраковский.

Катарсис вышел из катера, задраив оба люка, и постоял, пока дисплей у шлюза не показал, что «Санскрит» вышел в космос.

А маэстро совершенно новым, изумленным взглядом озирал распахнувшуюся пустоту, чудовищный холодный океан, полный призрачных огней.

В боковом иллюминаторе маячила переливчатая рыбка «Аввакума-2». Дети не ушли. Дети ждали момента, чтобы вернуться.

Бросив рулон с картинами, на стартовой палубе Аравиль Разарвидзе держал на руках плачущую от счастья Лалу. Она обхватила его шею руками, а он целовал ее в висок, и сквозь ее волосы горел его глаз, видевший, что пираты угнали катер.

На «Большой Медведице» Катарсис, охая, ходил по отсекам, собирал в мешок брошенные вещи и стонал в душе, сделавшись убийцей своего дома. Катарсис чувствовал в любом другом механизме нечто родственное себе и теперь бродил и гладил стены, стирая пыль с приборов, прощаясь и прося прощения у катера. Катер молчал, и робот тосковал еще больше, вспоминая, как раньше тот разговаривал, как по игре огней на пульте можно было угадывать его настроение, как катер веселился, захлопывая двери перед носом, или пугался, дрожа переборками, или замирал в восторге, словно гепард в прыжке.

А в шлюзе «Большой Медведицы» уже таились шаги людей, о которых Катарсис и думать забыл. Аравиль Разарвидзе, оставив Лалу в тамбуре катера, крался в рубку.

Катарсис сел в кресло, посидел в размышлении и включил шлюзование, дав обратный счет расстыковке. В иллюминатор видно было, как расходились лепестки ангарных створок, и свет звезд заливал ангар. А в следующий миг все взорвалось бешеным блеском и искрами, приборная панель прыгнула в глаза, и Катарсис потерял сознание.

Аравиль Разарвидзе отбросил железяку, которой ударил робота по голове. Робот лежал лицом на пульте, и в черепе у него зияла дыра. Аравиль, развернув кресло, вывалял Катарсиса на пол и бросился за Лалой. «Большая Медведица» выходила в космос.

— Теперь это наш катер! — шептал Аравиль, целуя Лалу. — Любимая моя, бесценная моя, теперь нам не страшны пираты!..

— Пираты! — закричала Милора, ткнув пальцем в стекло.

Дети уставились в иллюминатор. Вслед за катером Аравиля Разарвидзе из ангара выплывала и пиратская «Большая Медведица».

— Туда! — сам себе сказал Даниил.

Три катера стягивались к одной точке пространства.

— Дети увидели Катарсиса, — сказал маэстро Бомбару, когда «Аввакум-2» пошел на разворот.

Катарсис очнулся — это в голове при толчке слиплись контакты — и почувствовал, что его куда-то тащат. Глаза робота были разбиты и слепы.

Аравиль Разарвидзе, поднатужившись, перевалил тело Катарсиса через бортик утиль-камеры. Робот ударился о днище и понял, что сейчас его выбросят в космос.

Аравиль дернул рычаг,

— Что там? — спросил Артем очень тихо, и его никто не услышал.

Дети сидели за пультом и глядели в иллюминатор, как путник смотрит на тучу в ожидании ливня.

Андраковский тоже видел, как Катарсис выпал через мусорный люк. Но он не мог понять, почему робот не улетает прочь от катера, который через пять минут будет взорван.

Аравиль, забыв о детях и пиратах, вновь целовал Лалу.

А Катарсис вслепую цеплялся за корпус катера, и душа у него кричала. Сейчас маэстро нажмет кнопку, и «Большая Медведица» станет гробом на двоих. Ноги у Катарсиса парализовало, но руки еще действовали, и, прижимаясь локтевыми магнитами к шершавому, потрепанному корпусу, Катарсис полз по катеру к светящемуся выпуклому стеклу рубки, где его распластанный силуэт будет виден маэстро — и маэстро не станет стрелять. Катарсис полз медленно, страшно медленно, и глаза его были двумя пробоинами в черепе. В разладившемся механизме робота лопались и плавились какие-то провода, искрили контакты и схемы одевались ореолами плывущих токов. Катарсис направил всю свою волю на то, чтобы удержать скачущее сознание, чтобы не прервать свое движение, иначе тому глупому, вспыльчивому землянину и его преданной девушке грозит гибель.

Взгляды пятерых были как нити, на которых марионеткой висел и корчился робот.

Пальцы маэстро лежали на клавише, и ракеты напрягли стальные клювы и мышцы. Маэстро никак не мог понять, почему Катарсис ползет по катеру, ведь уже пора, уже пора стрелять!

А лицо Бомбара вдруг смялось в жуткой муке, и непослушные челюсти, неверный, неумелый язык тянули из горла слова. На Семи Крестах в лаборатории Граненого Меридиана Бомбар был клонирован немым, он молчал все свои 164 года, но теперь слова выдавливались наружу.

— Не надо!.. — простонал Бомбар.

Маэстро скосил на него огромные, затянутые дымом глаза, в которых непостижимыми изломами отразилась какая-то мысль, и вдавил клавишу в панель пульта.

Ракеты пронзили пустоту и ударили в лоб «Большой Медведице».

Катер на миг окутало пламя, и тут же оно исчезло.

Катарсис, растопырив руки, летел в пустоте, как кленовый лист.

Рубка пиратского катера была расколота пополам.

Все долго-долго смотрели на эту широкую, черную трещину.

А Лала и Аравиль Разарвидзе ничего не успели понять.

Все глядели на черную трещину в крышке рубки, пока из нее медленно-медленно не выплыли два белых, ледяных трупа.

Маэстро Андраковский беззвучно завизжал, царапая пульт ногтями.

Два трупа плыли в невесомых волнах Вселенной, тонули, купались в стылых, прозрачных струях мерцающего звездного света, как бакены на трудном фарватере.

На очень трудном.

Оглавление

Глава 1 . Все начинается с игры

Глава 2 . Не встречайся с «Большой Медведицей»

Глава 3 . Самое время смыться

Глава 4 . Педагогическая заваруха

Глава 5 . Пугающая игра

Глава 6 . Пожар

Глава 7 . Репрессоры

Реклама на сайте