«Киберы будут, но подумаем лучше о человеке»

Дм. Биленкин

Киберы будут, но подумаем лучше о человеке

(предисловие к сборнику фантастики)

Хотите увидеть Францию, какой она была за миллион лет до основания Парижа? Побывать в Голландии двадцать первого века? Или вас больше привлекает планета другой звездной системы, где неведомая цивилизация воздвигла зловещий Храм Будущего?

Предлагаемый вниманию читателей сборник научнофантастических произведений европейских писателей предоставит вам любую возможность.

Однако в каждом рассказе вы встретитесь с обыкновенным человеком. С нашим современником, который то пытается разглядеть себя в будущем, то использует магический кристалл воображения, чтобы лучше разобраться в себе самом, каков он есть в настоящем.

Но если так, к чему тогда столько невероятного, зачем все эти несуществующие миры и прочие выверты фантазии? Разве недостаточно тех испытанных и могучих средств художественного познания действительности, которые так плодотворно заявили о себе в классике и исправно служат мастерам настоящего?

Зачем иные состояния действительности, когда вокруг кипит реальная жизнь, откуда можно черпать какие угодно образы и сюжеты?

Где научная фантастика, там недоумения и споры, какие не разгораются вокруг других видов художественной литературы. И это закономерно.

Прелюбопытная вещь: не было, кажется, ни одной крупной научно-технической новинки, о которой сначала не говорили бы, что она либо невозможна, либо ненужна, либо сомнительна. Так обстояло с паровозом (когда он уже стоял на рельсах), с самолетом (когда он уже летал), с атомной энергией (когда до ее высвобождения оставались годы), с космическими полетами (буквально накануне запуска первого спутника).

Причем так говорили не только обыватели или закоренелые ретрограды: были в числе опровергателей и крупные специалисты, более того, новаторы именно в той области, перспективу которой они позже ставили под сомнение. Так в науке и технике, так и в искусстве. Такова закономерность восприятия нового.

Научная фантастика едва ли не самый молодой вид художественной литературы, она не избежала и, очевидно, не могла избежать общей участи. Вокруг нее тоже развернулась очень длительная, ныне, впрочем, утихающая полемика. К это при том, что корни научной фантастики стары, как само искусство. Мы говорили о литературных традициях, вот и вернемся к ним.

Достоевский однажды сказал, что "все мы вышли из "Шипели" Гоголя". "Все мы" - это классики русской литературы XIX века, мастера реалистического отображения жизни. Эти слова Достоевского вот уже более ста лет повторяются с пиететом, потому что в них миого правды. Стоит, однако, вспомнить, что гоголевская "Шинель", между прочим, еще и фантастика... Рассказ-то кончается появлением мертвеца, который и карает обидчика-генерала?

Но и это, конечно, не истоки. Простейшая мыслительная операция исключения фантастика из литературы приводит к таким страшным опустошениям, что иного доказательства ее значения в искусстве уже не требуется. Исчезают "Фауст" и "Гулливер", рушится "Гамлет", скудеет Гоголь - подкашиваются становые кряжи мировой литературы.

Невольно напрашивается вывод: фантастика - это одна из составляющих реализма, его средство и выражение. Вот откуда эти невероятные ситуации и прочие ухищрения художественного воображения.

Однако легко заметить, что фантастика фантастике рознь. Интуитивно мы улавливаем, что фантастика, скажем, Геголя - это одно, а фантаетика, предположим, Уэллса - нечто иное, и смешивать их не следует. Хотя то и другое, конечно же, хорошая литература. Но Гоголя мы не относим к научным фантастам, а Уэллса - причисляем.

Вроде бы, очевидна такая разграничительная линия: фантастическое у Гоголя или Гёте обусловлено действием каких-то надчеловеческих сил или ничем не обусловлено. Срывает мертвец с генерала шинель, разгуливает Нос в вип-мундире - и все, думайте, что хотите! А в научной фантастике невероятное обусловлено либо какими-то достижениями науки будущего, либо действием еще непознанных сил природы.

Действительно, такой водораздел существует. Однако он далеко не всегда четок. Вот, к примеру, помещенный в атом сборнтгке рассказ Джона Браннера "Будущего у этого ремесла нет". Какая это фантастика? С одной стороны, явно ненаучная: средневековая магия, вызов нечистой силы... С другой стороны, сугубо физические условия "эксперимента", что особо подчеркнуто в рассказе, вместо дьявола материализуют человека из будущего, путешественника во времени.

Тут уже пахнет не серой, а лабораторией энного века.

Кто знает, чего там достигнет наука будущего, мало ли, казалось бы, невозможного стало возможным на наших глазах! Вдруг н неосуществимое ио всем современным теориям путешествие во времени станет реальным, и такая закрадывается мысль...

И вот тут нас подстерегает опасность принять видимость за сущность. Сложное мы склоины сводить к простому и из всего извлекать корень ощутимой полезности. Применительно к научной фантастике это подчас оборачивается требованием: раз фантастика называется научной, значит, она должна строго держаться науки, воспитывать научное мышление, в художественной форме популяризировать новые перспективные гипотезы, будить мечту и рисовать предвидимое будущее, а что сверх того, то от лукавого. Действительно, научная фантастика делает и то, и другое, и третье, причем так, что некоторые авторитетные ученые и космонавты считают ее вклад в освоение космоса (да и не только космоса) вполне очевидным и ценным. В этом смысле можно говорить о прикладном значении научной фантастики, ее роли в развертывании НТР. Однако это лишь побочное следствие ее свойств, особенностей и возможностей.

Лес дает топливо и стройматериалы, но это ли главное в нем?

Основное в фантастике то же, что и в любом другом виде художественной литературы. Все прочее лишь средство художественного проникновения ц познания действительности. Хотя, конечно же, наука вошла в фантастику не случайно.

Фантастика (любая!) подчиняется законам искусства, а не науки. В то же время литература отражает жизнь, а жизнь все стремительней меняется, во многом под воздействием научно-технического прогресса.

Это новое обстоятельство не могло не повлиять па литературу, оно-то и породило научную фантастику.

Если приглядеться к мировой литературе, то окажется, что в ней можно выделить три, что ли, сверхтемы. Вот они: духовный мир человека; человек во взаимосвязи с другими людьми; человек и общество (шире, но куда реже в произведениях - человек и окружающий его мир).

Само собой понятно, что эти сверхтемы взаимно переплетаются, хотя и не обязательно все вместе присутствуют в любом произведени. Фантастика. закономерно оказывается в этом круге, потому что, во-первых, мы всегда были окружены неведомым, а, во-вторых, в нас самих присутствует фантастическое "я"

нашего воображения. Литература этого не могла не заметить, она это отражала и отражает, используя фантастический элемент то как тему, то как прием.

Но вот жизнь стала быстро меняться, чего прежде не было. Постепенно стало ясно, что будущее влечет за собой не просто житейские перемены, что завтрашний день несет в себе новое качество. Человек перед лицом Будущего! Вот что стало злободневным и новой темой вошло в литературу. И трансформировало фантастику. Именно она более всего и прежде всего отозвалась на это принципиальное изменение действительности. Почему так произошло, почему именно в фантастике, а не в обычной прозе особенно громко зазвучала тема Будущего, тема человека перед лицом Будущего?

Ответ прост: будущее несло с собой новую фантастику жизни. Ведь что такое для наших прадедов, а то и дедов космические полеты и даже обыденный ныне телевизор? Фантастика, сказка...

Казалось бы, невероятное, невозможное, фантастическое стало сбываться по воле человека. Так тема "человек перед лицом Будущего" сплелась с темой "человек перед лицом Невероятного".

Сам термин "научная фантастика", возможно, не совсем удачен. Так или иначе писатели, которых захватила эта новая тематика, будучи реалистами (или романтиками, как представленный в сборнике Ф. Корсак), не могли решать возникающие перед ними художественные задачи без опоры на науку. Ведь для того, чтобы отразить новое явление жизни, представить, чем обернется прогресс для человека, как под его воздействием изменится духовный мир, надо очень пристально вглядеться в будущее, проиграть в уме или на бумаге различные его варианты. В том числе самые невероятные, потому что далеко не всегда можно заранее угадать, что сбудется, а что нет. Без интереса к науке, без знания ее основ и перспектив, без введения ее как действующей силы сделать это непросто.

Пренебрежение этим могло обернуться и даже для мастеров часто оборачивается художественной неудачей. Хотя, конечно, сама по себе такая мысленная проработка не гарантирует успеха, ибо, повторяю, научная фантастика подчиняется законам литературы, а не науки.

Наиболее нагляден пример такой проработки "поля действия", пожалуй, в рассказе Белькампо "Дорога воспоминаний", который и дал название всему сборпику. Первые страницы даже выглядят популяризацией достижений и перспектив нейрохирургии (мимоходом заметим, что кое-что здесь уже успело устареть и не все так уж точно). Но это не более чем трамплин, подход к той самой теме, о которой шла речь:

человек и Будущее. Рассказ-то об этом: вот фантастическая, о в принципе возможная перспектива, а вот человек - и что тогда произойдет с его духовным миром? Неявно в рассказе присутствует и другая, уже традиционная, тема литературы - человек и общество.

Впрочем, почему неявно? Общество купли-продажи оставлено неизменным, все происходящее рассматривается на его фоне. Уверен, что автор сделал это сознательно. Вот, посмотрите, словно говорит он, что может произойти с человеком, если наука и техника будут стремительно развиваться, а общественные отношения нет. Устраивает вас такое Будущее?

"Научно-фантастическая" проработка темы в той или иной мере свойственна большинству рассказов сборника. Но не всем. Ничего похожего, например, нет в рассказе выдающегося итальянского писателя Джанни Родари "Карлино, Карло, Карлипо, или как бороться со скверными привычками у детей". На свет появляется младенец с феноменальными способностями, Как, почему, откуда они - неважно, никаких квазинаучных объяснений писатель не дает. Не потому, что не смог их найти, а потому, что избрал другую тему и другую художественную задачу, не человек перед лицом Будущего, а "человек и общество". Фантастика здесь служит целям скорей сатиры, чем проникновения в грядущую реальность. Привлечение атрибутов науки было бы здесь художественно неоправданно.

Но всякое подлинно литературное произведение неоднозначно. Образ Карлино в какой-то мере является символом скрытых возможностей человека. Заброшенный в мещанскую, буржуазную среду сверхгений - вот он кто. Не терпят такое общество, такая среда никатшх гениев, душат их в колыбели, требуют "будь, как все!" Тем самым они отказываются и от Будущего, в котором могли бы раскрыться невиданные таланты и способности человека.

Научная фантастика, помимо прочего, ввела в литературу героя, какого в ней прежде не было. Обратимся к рассказу Мориса Ренара "Туманный день".

Фантастическая экскурсия в прошлое поначалу выглядит в нем чевд-то самодовлеющим, люди выписаны схематично, это своего рода "глаза", призванные фиксировать облик иной геологической эпохи. ЪЮжет быть, М. Ренар неумелый художник? Писатель, которому не даются характеры? Однако пейзаж зрим, автор мыслит образами и тогда, когда описывает обстановку, и тогда, когда дело касается переживаний человека. Нет, тут что-то другое. И точно: под конец все встает на свои места. Главный-то герой, оказывается, не геолог, не его приятель, а весь человеческий род! Вот центральный образ, вот на что работает сюжет, вот чему подчинено все остальное.

Примерно то же самое и в рассказе Яцека Савашкевича "Мы позволили им улететь". Снова в центре внимания не столько конкретный человек, сколько род человеческий, его судьба в туманных далях грядущего.

Описан фантастический, едва ли осуществимый в действительности вариант, но "сказка ложь, да в ней намек..." В какой-то мере это верно и для фантастики.

В ней усиливается нравственный поиск. Он всегда в ней присутствовал, ярко проступал в творчестве ведущих мастеров, но были десятилетия, когда массив научной фантастики выглядел иначе. Порою само* довлеющим оказывался технический антураж, голов?-* ломный сюжет, на передний план выпирала какая-ввд* будь сногсшибательная фантастическая идея. -Всевоаможные "киберы" заслоняли человека, художественное начало умалялось. Отчасти это было связано с новизной и сложностью тематика, ее неосвоенностью, неотработанностью арсенала художественных средств, отчасти с тем, что и читатель был заворожен победней поступью научно-технического прогресса,, многих прежде всего и более всего интересовали те же "киберы."

Однако шло время и восприятие происходящего- изменилось, да и в самой научно" фантастике произошло накопление художественного опыта. СталR, ясно: киберы будут, пбду-маем лучше о человеке! О человеке в грядущем мире киберов и всяких других чудес НТР.

О социальных, нравственных и прочих последствиях научно-технического нрогресса.

Этот поворот произошел во- всей мировой фантастике. Он заметен и в сборнике. Уходящая волна предста* влена в нем, пожалуй, рассказом Стефана Вайнфель* да "Поединок", где кнберы за-тедяют своих творцов.

А, например, в рассказе- Владимира Колика "Лнага"

или в рассказе Анри Труайя "Подопытные кролики"

в центре всего оказывается уже морально-нравственная проблематика.

И все это научная фантастика.

Новая, нетрадиционная тематика, с которой она связана, требует и особой поэтики, своей образной системы, своих средств выражения. Это огромная, мало затронутая литературоведами область исследований, в нее мы не будем углубляться. Но кое-что все же стоит отметить.

Немного остановимся на рассказе Нильса Нильсена "Ночная погоня". Не потому, что это самьш выдающийся рассказ сборника, не нете-му, что в'нем с дела"

по художественное открытие, а петому,, что в н-ем все наглядно, как на предметном стекле. Герой повествования ученый, творец кибернетических, "муравьев", которые едва не губят как своего создателя, так и все человечество. Приглядимся к этому образу. Он прост: безмерная любознательность, неукротимая жажда творчества и наивность - вот, пожалуй, и все краски.

Художественная бедность? Да, если сравнивать с образцами обычной прозы, характерами, выписанными со всеми нюансами, противоречиями и сложностями. По сравнению с ними образ ученого в рассказе "Ночная погоня" типичная маска характера, а не сам характер.

Однако у тех же классиков, особенно в рассказах, мы находим образы совсем иного рода. Таков, например, унтер Пришибеев у Чехова. Тоже ведь маска! "Не толпись, разойдись, не велено, тащить и не пущать" - вот и все краски... А какой образ!

Этим я отнюдь не хочу сказать, что мастерство датского фантаста равноценно мастерству Чехова.

Речь о другом. О том, что .образ может быть создан разными средствами и его "масочность" далеко не всегда недостаток. Есть два типа образов, два способа их создания, они в принципе равноценны. Об этом стоит упомянуть потому, что фантастика тяготеет именно к образам-маскам. Особенно научная.

В сборнике это бросается в глаза. Представлено свыше десяти стран, около двадцати авторов, есть маститые, есть малоизвестные, одни рассказы, что типично для любого сборника, получше, другие послабей, почерк писателей иногда разительно несхож, а вот образы - одного ряда.

Это не случайно. Герои фантастических произведений чаще всего действуют в ином пространстве-времени, чем персонажи; допустим, "семейного романа".

В научной фантастике, уж таково поле ее тематики, гораздо выше степень условности, куда меньше бытовых реалий. Поэтому способ, каким создан тот же Безухов, здесь, как правило, не работает, не может работать - вне зависимости от степени таланта. Зато на редкость пригоден тот способ, каким создан, к примеру, гоголевский Плюшкин. Тоже ведь "маска"!

Разумеется, нет правил без исключений, но такова тенденция. При разговоре о достоинствах и недостатках научной фантастики ее нельзя не учитывать.

Представленные в сборниках рассказы европейских фантастов объединяет еще одно - гуманизм. Дальнейшее развертывание научно-технического прогресса при неизменности условий "западного образа жизни" ни у кого не вызывает восторга. Скорей тревогу. Я уж не говорю о едкой социальной сатире Эрмапно Либенци "Автозавры". Но вот, кажем, "Патент Симпсона"

Примо Леви. В рассказе есть мечта, есть завораживающая воображение идея союза и дружбы с живой природой, а чем все кончается? Достижение тотчас используют торговцы наркотиками...

Так поблекли и осыпались недавно еще характерные для западной фантастики технократические иллюзии, упования, что научно-технический прогресс сам по себе все разрешит и улучшит, мир. Да, киберы будут, но подумаем лучше о человеке!

И фантасты Европы думают. Используют магический кристалл художественной фантазии, чтобы лучше понять настоящее и разглядеть туманные дали грядущего. От десятилетия к десятилетию растет удельный вес фантастики в литературе, все шире ее популярность, все больше произведений.

Уж очень актуально то, о чем она пишет.