«3001: Заключительная Одиссея. Пролог»

Артур Кларк 3001: заключительная одиссея. Пролог

Пролог

Первые

Они – первые. Несмотря на то, что они не были людьми, они были из плоти и крови, и, всматриваясь в глубины Космоса, они чувствовали трепет, удивление и… одиночество. Сразу после того, как они овладели энергией, они стали искать в Космосе Братьев По Разуму.

В своих экспедициях они сталкивались со многими формами жизни и наблюдали процессы эволюции на тысячах миров. Они видели, как тусклые искры Разума мерцают и гаснут в космической ночи.

Во всей Галактике самым ценным из того, что они искали, был Разум, и поэтому они повсюду поддерживали его зарождение. Они стали фермерами на звездных полях; они сеяли, и иногда пожинали урожай. Но обычно им приходилось довольствоваться сорняками. К тому времени, как исследовательский корабль, чей полет продолжался уже тысячу лет, вошел в Солнечную Систему, на Земле уже вымерли могучие динозавры, перспективу господства которых разрушил сокрушительный удар из космических глубин. Корабль величественно проплыл мимо ледяных окраинных планет, немного повисел над пустынями умирающего Марса, и, вскоре, обратил свой взор на Землю.

Приземлившись, исследователи обнаружили мир, кишащий жизнью. В течение многих лет они изучали, коллекционировали, заносили данные в каталоги. Когда они изучили все, что только возможно, они начали видоизменять. Они изменяли организмы на суше и в морях. Но какой именно из всех этих экспериментов принесет плоды, они не могли бы узнать в течение, по крайней мере, миллиона лет. Они были терпеливыми, но не были бессмертными. Еще слишком много нужно было сделать в их Вселенной миллиарда Солнц, к тому же, еще целое множество миров было впереди. Поэтому они отправились дальше, зная, что не пойдут этим путем снова. Здесь нечего было больше делать, и их слуги, которых они оставили вместо себя, могли отдыхать. На Земле сползали и вновь отступали ледники, в то время, как вечная Луна над ними несла в себе свою звездную тайну. С еще медленным ритмом, чем полярные льды, через Галактику прибывал и убывал прилив цивилизации. Странные прекрасные и ужасные империи поднимались и падали, и, падая, передавали знания своим преемникам.

Теперь из центра Вселенной эволюция двигалась к новым целям. Первые исследователи Земли долгое время шли к преодолению рамок плоти и крови; как только их машины стали лучше, чем их тела, пришло время двигаться. Сначала свой мозг, а потом и свои мысли они поместили в новые блестящие дома из металла с украшениями из драгоценных камней. В них они странствовали по Галактике. Они больше не строили космических кораблей, они сами были космическими кораблями.

Но эпоха Организмов-машин вскоре прошла. В своих непрерывных экспериментах они научились хранить знания внутри себя, и держать свои мысли в замороженных ячейках света.

Поэтому себя они вскоре трансформировали в чистую энергию, а пустые скорлупки, которые они отбросили на тысячи миров во время безумной пляски смерти, стерли в пыль.

Теперь они были хозяевами Галактики, и могли странствовать среди звезд, или просачиваться, подобно неуловимому туману, в любую точку пространства.. Несмотря на то, что они не были обремененными какими-либо проблемами, они не забывали, что когда-то и они были всего лишь слизью в давно исчезнувшем море.

Между тем, их сверхъестественные машины все еще продолжали функционировать, наблюдая за ходом экспериментов, начатых много тысяч лет назад.

Но они больше не подчинялись приказам своих создателей; как любая материя, они были невластны над Временем и его терпеливым недремлющим слугой – Энтропией.

А иногда они ставили и осуществляли свои собственные цели.

Часть I Звездный Город

Глава 1  Охотник за кометами

Капитан Димитрий Чандлер (М2973.04.21/ 93.106//Марс//Космическая Академия 3005) – или просто «Дим», как его называли лучшие друзья, был не в духе – и по вполне понятным причинам. Сообщение с Земли шло до космического буксира «Голиаф» – сюда, в район орбиты Нептуна, всего шесть часов. Приди оно десятью минутами позже, он мог бы ответить: «Извините, сейчас не могу, мы только что приступили к запуску солнечного экрана».

Причина была бы действительно обоснованной: сжатие ядра кометы в пленку, толщиной в несколько молекул, и шириной в несколько километров было не тем делом, которое можно было бы бросить, сделав только наполовину.

Кроме того, Димитрий мог бы и вовсе отказаться от этого нелепого распоряжения: ведь он уже был не особенно популярен на Земле, несмотря на отсутствие ошибок. Добыча льда с колец Сатурна, и отправка его на Венеру и Меркурий, где он был по-настоящему нужен, начались в 2700 году – три века назад. Капитан Чандлер никогда не мог найти существенной разницы между образом «Солар Консерверс» «до» и «после». Они всегда активно поддерживали обвинения в астрономическом вандализме. К тому же, общественность, все еще ощущавшая экологические бедствия предыдущих веков, была непреклонна, и лозунг «Руки прочь от Сатурна!» поддержало подавляющее большинство. В результате, Чандлер превратился из Похитителя Колец в Охотника за кометами.

Здесь он находился на значительном расстоянии от Альфы Центавра, собирая одинокие ледяные глыбы, выпавшие из Пояса Кипера. Здесь было достаточно льда, чтобы покрыть Меркурий и Венеру океанами, километрами глубиной, но для того, чтобы потушить их адский пожар и сделать их пригодными для жизни, могли уйти века. Разумеется, «Солар Консерверс» все еще протестовали против этого, но уже не с таким энтузиазмом. Падение Тихоокеанского метеорита в 2304 году, когда миллионы людей погибли в результате цунами (какая ирония: обычное землетрясение причинило бы куда меньше вреда), напомнило всем последующим поколениям, что человечество частенько рубит сук, на котором сидит. Ну что ж, сказал Чандлер сам себе, это особое поручение могло бы прийти и пятьдесят лет назад, так что недельная задержка вряд ли что изменит. Но все вычисления вращения, центра массы и векторной осевой нагрузки пришлось бы переделывать и отправлять обратно на Марс для проверки. Хорошо, если ты тщательно вычислил сумму, перед тем, как отправлять миллиарды тонн льда по орбите, которая могла бы совпасть с орбитой Земли. Как и много раз до этого, взгляд Чандлера скользнул на древнюю фотографию над его столом. На ней был трехмачтовый пароход, кажущийся карликом рядом с айсбергом, который виднелся за ним – точно таким же карликом был теперь «Голиаф». Немыслимо, часто задумывался он, всего один долгий жизненный путь лежит между тем примитивным «Дискавери» и кораблем, который носит то же имя, что и Юпитер! А что бы увидели те первые исследователи Антарктики тысячу лет назад с <i>его</i> мостика? Они наверняка были бы сбиты с толку стеной льда, рядом с «Голиафом» и их совместный дрейф то вверх, то вниз, насколько может видеть глаз. Но этот лед странный – совсем не такой белый с синим отливом, как льды полярных морей. По правде говоря, он выглядел грязным – в отличие от того, каким он был на самом деле. Он состоял из воды примерно на девяносто процентов, остальное – ведьмино зелье из углерода и серных вкраплений, большинство из которых устойчивы только при температурах не выше абсолютного нуля. Их таяние может сопровождаться неприятными сюрпризами: один астрохимик произнес как-то фразу, ставшую пословицей – «У комет несвежее дыхание».

– Шкипер всему персоналу, – объявил Чандлер, – У нас небольшое изменение в программе. Нас попросили приостановить операцию и исследовать объект, который засек радар Космической гвардии.

– Нельзя ли поподробнее? – спросил кто-то, когда затих хор недовольных вздохов в интеркоме корабля.

– Немного, но сдается мне, это очередной проект Комитета Тысячелетия, который они забыли отменить.

Еще больший гул недовольных голосов: каждый стал беспокоиться о событиях, связанных с запланированным празднованием конца 3000 года. Все вздохнули бы с облегчением, если бы первое января 3001 года прошло без особенных событий, и человечество могло продолжить свою обычную жизнь.

– В любом случае, было бы лучше, чтобы это оказалось очередной ложной тревогой, как в прошлый раз. Мы вернемся к работе так быстро, как это будет возможно. Это все.

Это уже третья погоня за дикими утками за мою карьеру, в которую я оказался втянут, мрачно подумал Чандлер. Несмотря на то, что Солнечную Систему изучают не один век, она все еще преподносит сюрпризы, и, судя по всему, у Космической Гвардии была веская причина для этой просьбы. Он только надеялся, чтобы какому-нибудь впечатлительному идиоту опять не привиделось, что перед ним мифический Золотой Астероид. Если бы он и существовал, чему Чандлер ни на минуту не верил, это был бы не более, чем минералогический курьез: он был бы гораздо меньше тех глыб льда, что они тянут по направлению к Солнцу, чтобы принести жизнь на бесплодные миры.

Была, однако, одна вероятность, которую он принимал вполне серьезно. Человечество уже разбросало своих роботов-зондов повсюду на расстояние сотен световых лет вокруг – и «Тайхо Монолитс» было достаточным напоминанием того, что и более старые цивилизации принимали участие в подобных экспериментах. Кроме того, это мог быть и вовсе инопланетный артефакт из Солнечной Системы, или проходящий мимо. Капитан Чандлер сомневался, что Космической Гвардии пришло в голову что-либо подобное: иначе едва ли космическому тягачу Первого Класса доверили охотиться за неопознанным пятнышком на экране радара.

Пять часов спустя «Голиаф» обнаружил эхо объекта на противоположной стороне; даже учитывая расстояние, он казался неутешительно маленьким. Однако, по мере того, как он становился яснее и четче, стало понятно, что это – металлический предмет, длинной около двух метров. Он двигался по орбите, которая располагалась в самом центре Солнечной Системы, поэтому Чандлер, почти не сомневаясь, решил, что это один из мириады кусочков космических отходов, которые Манкинд выбрасывал к звездам в течение всего прошлого тысячелетия – и который мог однажды стать доказательством того, что человечество когда-то существовало.

Вскоре объект приблизился на достаточное расстояние для визуального изучения, и капитан Чандлер с благоговейным изумлением понял, что какой-то терпеливый историк все еще исследует ранние записи космической эры. Как жаль, что компьютеры дали ему ответ на несколько лет позже празднования нового тысячелетия!

– «Голиаф» на связи, – доложил Чандлер на Землю, его голос слегка дрожал как от гордости, как и от серьезности, – мы подняли на борт астронавта, которому тысяча лет. И я догадываюсь, кто это.

Глава 2  Пробуждение

Фрэнк Пулл проснулся, но он ничего не помнил. Он даже не мог с уверенностью сказать как его зовут.

Судя по всему, он находился в больничной палате: даже несмотря на то, что его глаза все еще были закрыты, самое примитивное и древнее из его чувств сказало ему это. Каждый вздох приносил слабость, и неприятный острый запах антисептиков, царивший в помещении, который напомнил ему времена, когда – конечно! Когда беспечным подростком он сломал ребро на аризонском чемпионате дельтапланеристов.

Сейчас эти воспоминания начинали возвращаться. Я – помощник командира Фрэнк Пулл, офицер ККСШ[1] «Дискавери», выполняю миссию под грифом «Совершенно секретно» в районе Юпитера.

Словно ледяная рука схватила его сердце. Он вспомнил, как будто в замедленной съемке, приближение грузового отсека, протяжный скрежет металла…

Затем – внезапная тишина – и едва слышное шипение воздуха, выходившего под большим напором из его скафандра. И, наконец, последнее воспоминание – беспомощное вращение в открытом Космосе, в тщетных попытках соединить порванный кислородный шланг.

Ну что же – каким бы загадочным не было то происшествие с управлением грузовым отсеком, сейчас он спасен. Вероятно, Дэйв сумел очень быстро выйти к нему и спасти, прежде чем недостаток кислорода погубит мозг.

Старина Дэйв! – сказал он сам себе. Надо бы поблагодарить его. Но, минутку… Я ведь не на «Дискавери» – да и не мог же я пробыть без сознания столько времени, чтобы меня успели доставить на Землю!

Его беспорядочный поток мыслей прервали вошедшие женщина-врач и две медсестры, одетые в извечную форму своей профессии. Они казались слегка удивленными: Пуллу стало интересно, а не проснулся ли он раньше времени, и эта мысль принесла ему ощущение детского удовлетворения.

– Привет, – сказал он после нескольких неудачных попыток; его голосовые связки словно заржавели, – Как я?

Врач улыбнулась ему и поднесла палец к губам, давая знак: «Не пытайтесь говорить».

Медсестры засуетились вокруг него, с привычным мастерством измеряя пульс, температуру, рефлексы. Когда одна из них подняла его правую руку, а затем отпустила ее, Пулл заметил кое-что необычное. Она упала медленно, и, казалось, весила не как обычная рука. Так же повело себя и его тело, когда он попытался пошевелиться.

Должно быть, я на планете, подумал он. Или на космической станции с искусственной гравитацией. Точно не на Земле – на Земле я весил бы больше.

Он уже собирался задать очевидный вопрос, когда врач прислонила что-то к задней части его шеи, он ощутил легкое покалывание и опять погрузился в сон без сновидений. Но перед тем, как потерять сознание, он успел задуматься еще над одной загадкой.

Как странно – за все время, что они провели со мной, они не обмолвились ни словом.

Глава 3 Реабилитация

Проснувшись, и увидев, что врач и медсестры стоят вокруг его постели, Пулл почувствовал себя достаточно сильным, чтобы отстаивать свои интересы.

– Где я? Уж это вы можете мне сказать!

Три женщины переглянулись, очевидно, не зная, что делать дальше. Затем врач ответила, проговаривая свои слова очень медленно и тщательно:

– Все в порядке, мистер Пулл. С минуту на минуту здесь будет профессор Андерсон… Он все вам объяснит.

«Объяснит что?» – подумал Пулл с некоторым раздражением. Но, по крайней мере, она говорит по-английски, хотя я и не могу определить ее акцент…

Андерсон уже был здесь, поскольку спустя мгновение дверь открылась, и Пулл успел заметить небольшую толпу любопытных зевак, разглядывающих его. Он начал чувствовать себя как новый диковинный зверь в зоопарке.

Профессор Андерсон был маленьким, подвижным человеком, чьи черты лица, казалось, являли собой смесь нескольких рас: китайскую, полинезийскую, нордическую – и в совершенно сбивающем с толку стиле. Он поприветствовал Пулла, схватив его правую ладонь, затем, очевидно, подумав, потряс руки с такой чудной нерешительностью, что можно было подумать, что он репетировал это рукопожатие, словно это было совершенно незнакомое телодвижение.

– Приятно видеть вас в столь хорошей форме, мистер Пулл…

Снова странный акцент и медленное произношение – но подобная манера общения присуща всем докторам во всех местах и во все времена.

– Я рад слышать это. Возможно, теперь вы сможете ответить на несколько вопросов…

– Конечно, конечно. Но подождите еще одну минутку.

Андерсон заговорил с врачом так быстро и тихо, что Пулл смог уловить только несколько слов, некоторые из которых были ему совершенно незнакомы. Затем врач кивнула одной из медсестер, которая открыла стенной шкаф и достала тонкую металлическую ленту, которую стала оборачивать вокруг головы Пулла.

– А это зачем? – спросил он, поскольку был из тех трудных пациентов, которые так раздражают докторов, всегда интересуясь, что с ними происходит, – ЭЭГ считывание?

Профессор, врач и медсестры выглядели сбитыми с толку. Потом на лице Андерсона появилась слабая улыбка.

– Ах, электро… энце… фалограмма, – произнес он медленно, словно выуживая слова из глубины своей памяти. – Вы совершенно правы. Мы всего лишь хотим вывести на монитор функции вашего мозга.

Мой мозг мог бы работать по-настоящему хорошо, если бы вы давали мне им пользоваться, проворчал Пулл про себя. Но, по крайней мере, мы сдвинулись с мертвой точки. Наконец-то.

– Мистер Пулл, – сказал доктор Андерсон, все еще говоря в той же неестественной манере, словно общался на иностранном языке, – Вы, конечно, поняли, что пострадали – в серьезной аварии, во время вашей работы снаружи судна «Дискавери».

Пулл кивнул.

– Я начинаю подозревать, – сказал он сухо, – что выражение «пострадали» слегка занижено.

Андерсон явно успокоился, и на его лице появилась улыбка.

– Вы полностью правы. Скажите, а как вы думаете, что с вами произошло?

– Ну, в лучшем случае, сценарий развивался примерно так: после того, как я потерял сознание, Дэйв Боумэн спас меня и доставил назад на корабль. Кстати, как Дэйв? Никто ничего мне не сказал!

– Это в лучшем случае… А в худшем?

Фрэнку Пуллу показалось, что холодок пробежал по его спине. Подозрение, которое зародилось в его голове, становилось все сильнее.

– Что я умер и попал сюда – не знаю уж, куда «сюда», и вы смогли воскресить меня. Спасибо.

– Совершенно верно. И вы на Земле. Ну, очень недалеко от нее.

Что он имел в виду, говоря «очень недалеко от нее»? Вне всяких сомнений, здесь есть гравитационное поле – наверное, он находится на медленно вращающемся колесе космической станции. Но это не главное: здесь есть нечто более важное, о чем стоит поразмыслить.

Пулл произвел несколько быстрых умственных вычислений. Если Дэйв поместил его в морозильник, ожидать воскрешения и завершил миссию на Юпитере – он мог быть «мертвым» никак не меньше пяти лет!

– Какая сейчас дата? – спросил он так спокойно, как мог.

Профессор и врач переглянулись. Пулл снова почувствовал, как по его спине пробежал холодок.

– Я должен сказать вам, мистер Пулл, что Боумэн не спасал вас. Он был уверен – и мы не можем винить его за это – что вы абсолютно мертвы. К тому же, он остался один на один перед лицом серьезных проблем, угрожавших его собственному выживанию…

– В общем, вы дрейфовали в открытом космосе, пересекли систему Юпитера и поплыли к звездам. К счастью, температура вашего тела была настолько ниже точки замерзания, что это не вызвало метаболизма – но настоящее чудо – это то, что вас, наконец, нашли. Вы – один из самых великих везунчиков из ныне живущих. Нет – из тех, кто когда-либо жил!

Я? Уныло спросил Пулл сам себя. Пять лет, да нет уж! Это могло продолжаться сто лет – или даже больше.

– Позвольте мне узнать, – попросил он.

Профессор и врач, казалось, были озадачены данными на невидимом мониторе: когда посмотрели друг на друга и кивнули, соглашаясь с чем-то, Пулл понял, что они смотрели на информационную панель, которая была присоединена к обручу, надетому на его голову.

– Фрэнк, – сказал профессор Андерсон, незаметно меняя роль врача на роль физика не в одном колене, – Для вас это будет большим потрясением, но вы готовы принять это – и чем быстрее вы узнаете, тем лучше.

– Мы скоро отметим четвертое тысячелетие. Поверьте мне – вы покинули Землю почти тысячу лет назад.

– Я верю вам, – спокойно ответил Пулл. Потом, к его великому раздражению, комната начала расплываться перед его глазами, и он не узнал больше ничего.

Когда сознание вновь вернулось к нему, он обнаружил, что находится не в унылой больничной палате, а в роскошном номере с красивыми – и постоянно меняющимися картинами на стенах. Некоторые из них представляли собой известные и узнаваемые живописные полотна, на других были пейзажи с изображениями моря и равнин, которые могли быть написаны в его эпоху. В комнате не было ничего необычного или незнакомого: он решил, что остальное ему покажут позже.

Все, что его сейчас окружало, судя по всему, было тщательно подобрано: ему было интересно, был ли здесь какой-либо аналог телевизора (сколько каналов должно быть в четвертом тысячелетии?) но не обнаружил никаких признаков дистанционного управления рядом с кроватью. В этом новом мире было так много всего, чему ему предстояло научиться: он был дикарем, внезапно столкнувшимся с цивилизацией.

Но, прежде всего он должен восстановить силы – и научиться языку. Даже появление звукозаписи за век до его рождения, привнесло большие изменения в грамматике и произношении. А здесь были тысячи новых слов, по большей части из области науки и технологии, которые вызывали в нем страстное желание понять их значение.

Еще большую трудность, однако, представляли мириады известных и неизвестных личных имен, которые накопились более чем за тысячелетие, и которые ничего не значили для него. В течение недель, пока он составлял банк базы данных, большую часть его бесед приходилось прерывать на сжатый рассказ о биографии того или иного персонажа.

Пока силы возвращались к Пуллу, он общался с множеством посетителей, однако, все встречи проходили под бдительным взором профессора Андерсона. Среди посетителей были медики, ученые нескольких дисциплин, и, что было самым интересным для него – командиры космических кораблей. Вряд ли что-либо из того, что он мог рассказать докторам и историкам, не было записано где-нибудь в гигантской базе данных Человечества, но он мог навести их на размышления и открыть им новое понимание событий его эпохи. Несмотря на то, что все они относились к нему с крайним уважением и внимательно слушали, когда он старался отвечать на их вопросы, сами они отвечали на его вопросы, казалось, с неохотой. Пулл почувствовал, что оправился от культурного шока, и начинал уже задумываться, как бы ему сбежать из этого номера. Случайно оказавшись в одиночестве, он не сильно удивился, обнаружив, что дверь заперта.

Потом все изменилось после появления доктора Индры Уоллос. Несмотря на свое имя, она относилась к японской расе, и по началу, в своем воображении, Пулл сравнивал ее со зрелой гейшей. Это едва ли соответствовало образу выдающегося историка, занимавшего Виртуальный Трон в университете, который мог похвастаться наличием настоящего плюща.

Она была первым посетителем, свободно говорящем на его языке, и Пуллу было очень приятно познакомиться с ней.

– Мистер Пулл, – начала она очень деловым тоном, – Я назначена вашим официальным гидом и – так сказать – наставником. Что касается моей квалификации – я специализируюсь на вашем периоде, я защитила диссертацию на тему «Падение федерации 2000-50 гг». Уверена, мы во многом сможем помочь друг другу.

– Уверен, что сможем. Прежде всего, я хотел бы выйти отсюда, чтобы иметь возможность немного посмотреть на ваш мир.

– Это мы и планируем сделать. Но сначала мы должны присвоить вам личный идентификационный номер. А до тех пор вы – как бы это сказать – не существуете. Без этого вы не можете никуда пойти и не можете ничего сделать. Ни одно устройство ввода не сможет вас распознать.

– То, чего я и ожидал, – ответил Пулл с кривой усмешкой. – Попытки такой идентификации начались еще в мою эпоху – и многим не нравилась эта затея.

– Некоторым до сих пор не нравится. Они уходят и живут в пустыне – теперь на Земле она занимает больше места, чем в ваш век. Но эти люди всегда берут с собой передатчики, поэтому могут вызвать помощь, если попадут в беду. Она приходит в среднем через пять дней.

– Жаль слышать это. Человеческая раса стала хуже.

Он внимательно испытывал ее, пытаясь найти пределы ее терпения и составить план ее личности. Было очевидно, что им предстояло провести немало времени вместе, и в сотне случаев он был зависим от нее. Кроме того, он все еще не был до конца уверен, нравится ли она ему: возможно, она заботилась о нем, как о драгоценном музейном экспонате.

К удивлению Пулла она согласилась с его критикой.

– Возможно это правда – отчасти. Физически мы, наверное, слабее, но мы более здоровые и лучше приспособлены, чем большинство людей, живших раньше. Благородный Дикарь всегда был мифом.

Она подошла к маленькой прямоугольной пластинке, установленной на уровне глаз на двери. Размерами она походила на один из бесчисленных журналов, которые наводнили далекую эпоху печати, и Пулл обратил внимание, что, по крайней мере, одна пластинка находилась в каждой комнате. Обычно они были пустые, но иногда на них появлялся бегущий текст, абсолютно непонятный для Пулла, даже после того, как большинство слов были ему знакомы. Один раз пластинка в его номере пронзительно запищала, но он проигнорировал его, предоставив иметь дело с этой проблемой кому-нибудь другому, что бы там ни было. К счастью, писк прекратился так же внезапно, как и начался.

Доктор Уоллос приложила свою ладонь к пластинке, и, через несколько секунд, убрала. Она взглянула на Пулла, и, улыбнувшись, сказала:

– Подойдите и посмотрите на это.

Внезапно появившаяся надпись произвела на него большое впечатление, когда он медленно прочел ее:

УОЛЛОС, ИНДРА (Ж2970.03.11:31.885//ИСТ.ОКСФ)

– Полагаю, это значит: женщина, дата рождения 11 марта 2970 г. – и что вы работаете в историческом департаменте Оксфордского Университета. А 31.885 – это ваш личный идентификационный номер. Верно?

– Абсолютно, мистер Пулл. Я видела некоторые адреса электронной почты и номера кредитных карт вашего времени – ужасные строки тарабарщины, состоящей из энного количества цифр, которые никто не в состоянии запомнить!

Но все мы помним нашу дату рождения, и она может совпасть с датами рождения не более, чем 99,999 других людей. Поэтому, все, что нужно – это пятизначный цифровой код… И даже если вы забудете его, это не так уж страшно. Как видите, он является частью нас самих.

– Имплантант?

– Да, наночип, внедряемый при рождении на всякий случай в обе ладони. Вы даже не будете ощущать его. Но есть одна маленькая проблема…

– Какая?

– Люди, которые в будущем будут читать ваши показатели, в большинстве своем обыватели, и не поверят в вашу настоящую дату рождения. Поэтому, с вашего позволения, мы скинем вам тысячу лет.

– Разрешение даю. А остальная информация идентификатора?

– Это необязательно. Вы можете оставить место пустым, вписать туда ваши интересы или место жительства – или использовать его для личных сообщений общих или частных.

Кое-что, был уверен Пулл, не изменилось за прошедшие века. Естественно, большой процент этих «частных» сообщений должен был содержать очень личную информацию.

Ему было интересно, есть ли в эту эпоху цензоры, и намного ли их усилия к повышению морального уровня общества успешнее, чем в его время.

Он решил спросить об этом у доктора Уоллос, когда узнает ее получше.

Глава 4 Комната для наблюдений

– Фрэнк – профессор Андерсон считает, что вы уже достаточно окрепли для того, чтобы совершить небольшую прогулку.

– Очень рад слышать это. Вам знакомо выражение «чертовски рад»?

– Нет, но я могу понять, что это значит.

Пулл так привык к низкой гравитации, что широкие шаги, которые он делал, казались ему вполне обычными. Половина шага лошади – как он оценивал длину своего шага – говорили лишь о его хорошей форме. Им встретилось всего несколько человек, все они были незнакомыми, но каждый из них улыбнулся, будто знал его. Сейчас, сказал Пулл сам себе с некоторой долей тщеславия, я, должно быть, одна из самых узнаваемых знаменитостей в этом мире. Это может очень помочь мне, когда я решу, как провести остаток жизни. По крайней мере, еще лет сто, если верить Андерсену…

Коридор, по которому они шли, был совершенно лишен каких-либо достопримечательностей, за исключением дверей, пронумерованных случайным образом, каждая из которых имела собственную идентификационную панель. Пулл проследовал за Индрой примерно метров двести, когда внезапно остановился, в изумлении, поскольку увидел нечто, что совершенно сбило его с толку.

– Эта космическая станция, должно быть, колоссальных размеров! – воскликнул он.

Индра улыбнулась, повернувшись к нему.

– Разве не вы говорили «Я уже все видел»?

– Ничего, – рассеянно пробормотал он. Он все еще пытался оценить размеры этой структуры, но его уже ждал другой сюрприз. Кто бы мог представить космическую станцию, которая могла похвастаться собственным метро – да еще и миниатюрным, с одним маленьким вагоном, способным перевозить только дюжину пассажиров.

– Комната для наблюдений номер три, – произнесла Индра, и они быстро и бесшумно понеслись прочь от терминала.

Пулл проверил время по эластичному обручу на своем запястье, функции которого еще не были ему полностью известны. Еще одним небольшим сюрпризом было то, что весь мир теперь перешел на универсальное время: сбивающая с толку мешанина временных зон была отвергнута с приходом глобальных коммуникаций. На эту тему было много разговоров еще в двадцать первом веке, и даже было предложено заменить солнечное время на звездное. Потом, в течение года, Солнце буквально повернулось вокруг часов: время установили на полгода раньше.

Однако, из этого плана «солнечного выравнивания времени» – другими словами из многочисленных попыток реформирования календаря, ничего не вышло. Это ответственная работа, несмотря на обилие самых циничных предложений, должна была дождаться своего часа – когда произойдет какой-нибудь крупный технологический прорыв. Однажды, без сомнений, одна из помарок Господа будет исправлена, и земная орбита будет изменена таким образом, чтобы Земля могла иметь ровно по тридцать дней в каждом месяце…

Насколько мог судить Пулл, и, судя по тому, сколько времени прошло, они должны были проехать, по крайней мере, три километра перед тем, как вагон бесшумно остановился, двери открылись, и мягкий механический голос произнес:

– Приятного наблюдения. Сегодня облачность составляет тридцать пять процентов.

По крайней мере, подумал Пулл, мы приблизились к внешней стене. Но здесь не было ничего удивительного – несмотря на расстояние, которое он прошел, ни сила, ни направление гравитации не изменились. Он не представлял, что вращающаяся космическая станция так велика, что вектор навигации не изменялся из-за такого сильного смещения… а может, он все-таки находится на какой-нибудь планете? Но он чувствовал себя легче – намного легче, чем на любом из обитаемых миров в Солнечной Системы.

Когда внешняя дверь терминала открылась, и Пулл понял, что входит в маленький шлюз, он убедился, что все-таки находится в космосе. Но где скафандры? Он беспокойно огляделся по сторонам: находиться так близко к вакууму голому и незащищенному противоречило всем его инстинктам. Одного раза было достаточно…

– Мы почти там, – сказала Индра обнадеживающе.

Открылась последняя дверь, и он оказался перед бескрайней чернотой космоса, поскольку окно было выгнуто как по вертикали, так и по горизонтали. Он почувствовал себя золотой рыбкой в своем аквариуме, и надеялся, что создатели этого смелого инженерного проекта точно знали, что делали. Судя по всему, они располагали более конструктивными материалами, чем те, что были в его время.

Должно быть, снаружи блестели звезды, но его глаза, адаптировавшиеся к освещению, не могли увидеть за изгибом огромного иллюминатора ничего, кроме черной пустоты. Когда он подошел поближе, чтобы увеличить угол обзора, Индра остановила его и показала прямо перед собой.

– Смотрите внимательнее, – сказала она, – Видите?

Пулл прищурился и пристально посмотрел в ночь. Наверняка это должно было быть иллюзией – не трещина же в стекле, упаси Боже!

Он пошевелил головой из стороны в сторону. Нет, это была реальность. Но что же это могло быть? Он вспомнил постулат Эвклида: «Линия имеет длину, но не имеет толщины».

Через всю высоту окна, и, очевидно, простираясь, насколько может видеть глаз, вверх и вниз, была протянута нить света, которую легко можно было разглядеть, если смотреть прямо на нее, кроме того, даже слово «нить» нельзя было применить к ней, поскольку она простиралась только в одном измерении. Однако, она не была полностью лишена особенностей: кое-где можно было разглядеть маленькие узелки, которые были более яркими и располагались на разных интервалах по всей ее длине, словно капли росы на паутине.

Пулл продолжал смотреть в окно, и вид постепенно расширялся, пока, наконец, он не увидел то, что находилось внизу. Это было ему вполне знакомо: Европейский континент и часть северной Африки, он и раньше много раз видел их из космоса. Значит, он все-таки был на орбите – возможно, на экваториальной, на высоте, по меньшей мере, тысячи километров.

Индра смотрела на него с лукавой улыбкой.

– Подойдите поближе к окну, – сказала она очень мягко. – Для того, чтобы посмотреть прямо вниз. Надеюсь, вы не боитесь высоты?

Надо же сказать такую глупость астронавту! Сказал Пулл сам себе, подходя ближе. Если бы я когда-либо страдал головокружениями, я не взялся бы за такую работу…

Едва последняя мысль пронеслась в его голове, он воскликнул «Боже мой!» и невольно отпрянул от окна. Затем, ободрившись, решился взглянуть снова.

Он смотрел вниз на далекое Средиземноморье из цилиндрической башни, мягко изогнувшаяся стена которой достигала в диаметре нескольких километров. Но это никак не могло сравниться с ее высотой, она постепенно сужалась, уходя далеко вниз, вниз, вниз, пока не пропадала из вида в дымке где-то в Африке. Он понял, что она спускается вниз до самой поверхности.

– На какой высоте мы находимся? – прошептал он.

– Две тысячи километров. А сейчас взгляните наверх.

На этот раз для него это было не так поразительно: он ожидал увидеть что-либо подобное. Башня постепенно сужалась, и, в конце концов, превращалась в тонкую нить среди темноты космоса, и у него не было сомнений, что она тянется по всей геостационарной орбите, тридцать шесть тысяч километров вокруг экватора. Такие идеи были хорошо известны и в эпоху Пулла: он никогда не мечтал о том, что он сможет увидеть их реализованными, да еще и жить в такой конструкции.

Он показал на виднеющуюся вдали нить, которая тянулась вверх с восточного горизонта.

– Должно быть, это еще одна.

– Да. Азиатская Башня. Должно быть, для них наша башня выглядит точно так же.

– А сколько их всего?

– Четыре, одинаково расположенные вокруг экватора. Африка, Азия, Америка, Пацифика. Последняя почти пуста – закончено всего несколько сотен уровней. Оттуда почти ничего не видно, кроме воды…

Пулл все еще впитывал эту изумительную концепцию, как вдруг ему в голову пришла тревожная мысль.

– Вокруг Земли вращались тысячи спутников на разных высотах. Как же вы избегаете столкновений?

Индра выглядела слегка сбитой с толку.

– Знаете, я никогда не задумывалась об этом – это не моя область. – Она остановилась на мгновенье, очевидно, роясь в своей памяти. Потом ее лицо просветлело.

– Кажется, несколько веков назад была проведена большая операция по очистке. Теперь ниже закрепленной орбиты нет ни одного спутника.

Это производит впечатление, сказал Пулл сам себе. Они не нужны – четыре гигантские башни могут предоставить больше возможностей, чем тысячи спутников и космических станций вместе взятых.

– А не было никаких аварий – столкновений с космическими кораблями, взлетающими с Земли, или входящими в атмосферу?

Индра посмотрела на него с удивлением.

– Но они больше не летают, – она показала на потолок, – все космопорты сейчас там, где и должны быть – на поверхности кольца или за его пределами. По-моему прошло четыре сотни лет с тех пор, как последняя ракета поднялась с поверхности Земли.

Пулл еще думал над этим, когда небольшая аномалия привлекла его внимание. Будучи астронавтом, его тревожило все, что выходило за грани обычного: в космосе это может стать вопросом жизни и смерти.

Солнца не было видно, поскольку оно было слишком высоко, но его лучи лились вниз сквозь большое окно, образуя бриллиантовый обруч света на полу под ногами. Под углом его пересекал другой, гораздо более тусклый, в результате, рама окна отбрасывала двойную тень.

Пуллу пришлось почти присесть на корточки, чтобы внимательнее рассмотреть небо. Он думал, что удивляться больше не чему, но зрелище двух солнц тут же лишило его дара речи.

– Что это? – выдохнул он, когда дыхание вернулось к нему.

– О, – вам разве не сказали? Это Люцифер.

– У Земли появилось второе солнце?

– Ну, жары от него не прибавляется, а вот Луну оно отправило на пенсию… Перед тем, как Вторая Миссия отправилась на ваши поиски, он был планетой Юпитер.

Я знал, что мне предстоит многому научиться в этом новом мире, сказал Пулл сам себе. Но не думал, что до такой степени многому.

Глава 5 Обучение

Пулл был и удивлен и обрадован одновременно, когда в комнату привезли телевизор и установили на противоположном конце кровати. Он был доволен, поскольку испытывал легкий информационный голод – и удивлен, поскольку эта модель была устаревшей даже в его эпоху.

– Мы обещали Музею, что вернем его, – проинформировала его врач. – Думаю, вы знаете, как им пользоваться.

Нежно сжав в руке пульт дистанционного управления, Пулл почувствовал войну острой ностальгии, которая прокатилась по его телу. Как еще несколько артефактов, телевизор всколыхнул в нем воспоминания из его детства и дней, когда телевизоры были не такими умными, чтобы понимать голосовые команды.

– Спасибо, доктор. Какой у вас самый лучший канал новостей?

Его вопрос, казалось, озадачил ее, но затем ее лицо просветлело.

– Ах, понимаю, о чем вы. Но профессор Андерсон считает, что вы еще не совсем готовы. Поэтому наш Архив подготовил небольшую коллекцию предметов, которые помогут вам чувствовать себя как дома.

В голове Пулла мелькнула мысль, интересно, что же представляют собой хранилища древностей в эту эпоху? Он помнил, что такое компакт-диски, а его эксцентричный Дядя Джордж был профессором, гордившимся собранием старинных видеопленок. Но, конечно, эта технологическая борьба должна была закончиться несколько веков назад по обычному дарвиновскому сценарию – выживает сильнейший.

Ему пришлось признать, что кто-то (Индра?), хорошо знакомый с началом двадцать первого века, сделал хороший выбор видеопрограмм. Среди них не было таких, которые могли беспокойство – не было ничего, напоминавшего о войнах, насилии, и было очень немного того, что можно было связать с бизнесом или политикой – одним словом, ничего неподходящего. Были легкие комедии, записи спортивных событий (как они узнали, что он был большим поклонником тенниса?), классическая и популярная музыка и документальные фильмы о природе.

И кто бы ни собирал эту коллекцию, он, без сомнения, обладал чувством юмора, поскольку помимо прочего Пулл наткнулся на эпизоды сериала «Космическое переселение». Словно маленький мальчик, Пулл встретился с Патриком Стюартом и Леонардом Наймо: ему было интересно, что бы они подумали, если бы узнали судьбу паренька, застенчиво просившего их автограф.

Вскоре после начала просмотра им овладела гнетущая мысль – она пронеслась, словно быстрая перемотка вперед – что все это лишь древние следы прошлого. Он где-то читал, что к началу века – его века! – было приблизительно пятьдесят тысяч телевизионных станций, вещавших одновременно. Эта цифра могла вырасти, и к этому моменту, должно быть, в воздух передавались миллионы и миллионы часов эфирного времени. Поэтому даже самый закоренелый циник должен был признать, что сейчас было, по крайней мере, миллиард часов того, что можно было посмотреть… и миллионы, имеющие самые высокие стандарты, обладали превосходством. Как же найти эти несколько – несколько миллионов телеканалов в этом гигантском стогу сена?

Эти мысли были столь поражающими, столь деморализующими, что через неделю бесцельного блуждания по каналам Пулл попросил убрать телевизор. Наверное, к счастью, у него было все меньше и меньше времени в часы, когда он не спал, которые монотонно удлинялись по мере того, как силы возвращались к нему.

Скучать не приходилось, благодаря нескончаемым посещениям не только серьезных ученых, но и любознательных – и, очевидно, влиятельных – граждан, которые умудрялись просачиваться мимо охраны, приставленной доктором и профессором Андерсоном. Тем не менее, он был рад, когда, однажды, телевизор появился вновь; он уже начинал страдать от его отсутствия – и на этот раз решил быть осмотрительнее в своих желаниях.

Древнюю реликвию, широко улыбаясь, сопровождала Индра Уоллос.

– Мы нашли кое-что, что ты должен увидеть, Фрэнк. Нам кажется, это поможет тебе прийти в себя – в любом случае, мы уверены, тебе это понравится.

Пулл всегда считал, что такое напутствие – гарантия скуки, и приготовился к худшему. Но то, что он увидел, сразу заинтересовало его, вернув его в прошлое, что происходило с ним нечасто. Он сразу узнал самый известный голос своей эпохи, и вспомнил, что сам когда-то смотрел эту самую программу. Может быть, это была первая передача, которую он смотрел в своей жизни? Нет, ему было тогда всего пять лет, должно быть, он смотрел ее повтор…

– Атланта, 31 декабря 2000 г…

– В эфире Си-Эн-Эн, пять минут до Миллениума со всеми его опасностями и надеждами…

– Но прежде чем мы попытаемся заглянуть в будущее, давайте оглянемся на тысячу лет назад, и спросим себя: мог ли кто-нибудь из живущих в 1000 году представить себе наш мир, или понять его, если бы магическим образом перенесся через века?

– Почти все достижения, дарованные нам, были открыты в самом конце нашего тысячелетия – паровоз, электричество, телефон, радио, телевидение, кино, авиация, электроника. И, в течение всего одного века, ядерная энергия и полеты в космос – что бы подумали об этом великие ученые прошлого? Выдержал бы разум Архимеда и Леонардо, окажись они внезапно в нашем мире?

– Интересно сравнить, что бы мы увидели, если бы могли переместиться на тысячу лет вперед? Безусловно, все фундаментальные открытия ученых уже сделаны: несмотря на это, нас ждут большие усовершенствования в технологии, будут ли созданы новые машины, что-нибудь такое же загадочное и непостижимое для нас, как карманный калькулятор или видеокамера для Исаака Ньютона?

– Несомненно, наша эпоха отличается от всех, существовавших ранее. Телекоммуникации, возможность записывать изображение и звук, победа над воздушным и космическим пространством – все это создало такую цивилизацию, какую не рисовала ни одна даже самая смелая фантазия в прошлом. И так же важно то, что Коперник, Ньютон, Дарвин и Эйнштейн так изменили наш образ мышления и наши перспективы относительно вселенной, что нашим великим предшественникам наша эпоха показалась бы новым «золотым веком».

– А наши потомки через тысячу лет – будут ли они смотреть на нас с той же жалостью, с которой мы рассматриваем наших невежественных, суеверных, болезненных, рано умирающих предков? Кажется, мы знаем ответы на вопросы, которые они даже не смогут нам задать: но какие сюрпризы готовит нам Третье Тысячелетие?

– А вот и оно!

Большой колокол начал бить полночь. Последний удар еще висел в воздухе…

– И каким бы ты ни был – прощай, великий и ужасный двадцатый век!

Затем изображение распалось на мириады фрагментов, и появился другой комментатор. Он говорил с акцентом, которого Пулл не мог понять, и который тут же перенес его в настоящее.

– Теперь, в первые минуты три тысячи первого года, мы можем ответить на вопросы из прошлого…

– Безусловно, люди из 2001 года, которых вы только что видели, не ощутили бы такого сильного ошеломления в наше время, как люди из 1001 года, окажись они в их время. Многие из наших технических достижений они могли ожидать; несомненно, их не особенно удивили бы города-спутники и колонии на Луне и других планетах Солнечной Системы. Они даже могли бы разочароваться в нас, поскольку мы еще не раскрыли секрет бессмертия, и наши зонды отправлены только к самым близким звездам…

Внезапно Индра выключила запись.

– Остальное посмотришь позже, Фрэнк: ты устал. Но я надеюсь, эта запись поможет тебе лучше привыкнуть.

– Спасибо, Индра. Я должен переварить это. Но эта запись кое-что доказывает.

– Что именно?

– Я должен быть благодарен судьбе. Я не житель тысячи первого года, оказавшийся в 2001 году. Это был бы чересчур большой скачок: не думаю, что кто-либо вынес бы его. Я, по крайней мере, знаю, что такое электричество, и не умру со страха, если картинка вдруг заговорит со мной.

Надеюсь, подумал Пулл, что оказанное мне доверие обосновано. Кто-то однажды сказал, что любая более-менее развитая технология не отличается от магии. Встречу ли я магию в этом мире – и смогу ли с ней справиться?

Глава 6 Мозговой шлем

– Боюсь, вам придется принять мучительное решение, – сказал профессор Андерсон с улыбкой, нейтрализовавшей завышено грозный смысл его слов.

– Я готов принять все, что угодно. Только скажите мне все прямо.

– Прежде чем мы подгоним для вас мозговой шлем, вам придется постричься наголо. Поэтому выбор за вами. Чтобы волосы не отрастали слишком сильно, вам придется бриться, как минимум, раз в месяц. Или удалить волосы насовсем.

– Как это сделать?

– Лазерная обработка. Убивает волосяные луковицы на корню.

– Г-мм… это обратимо?

– Да, но это довольно грязная и болезненная процедура, к тому же, занимает не одну неделю.

– В таком случае, я хочу посмотреть, как я буду выглядеть без волос, прежде чем менять свою внешность. Я никак не могу забыть, что случилось с Самсоном.

– С кем?

– Персонаж известной старой книги. Его подружка обрезала ему волосы, пока он спал. Когда он проснулся, он лишился своей силы.

– Теперь я вспомнил – чудесный, судя по всему, медицинский символизм!

– Заодно я бы не возражал против ликвидации своей бороды – я был бы счастлив, если бы мне никогда больше не пришлось бриться.

– Я договорюсь по поводу этого. А какие парики вам нравятся?

Пулл засмеялся.

– Я не до такой степени забочусь о своей внешности – думаю, это создаст лишь хлопоты и быстро мне надоест. Что касается всего остального, я приму решение позже.

То, что в эту эпоху все лишали себя волос, было сюрпризом, который Пулл слишком поздно заметил. Впервые он сделал это открытие, когда обе медсестры отстегнули свои роскошные косы без всяких признаков затруднения, и окончательно убедился в этом, когда несколько совершенно лысых специалистов пришли, чтобы провести серию микробиологических тестов. Вокруг него никогда не было столько безволосых людей, и его первым предположением было, что это последний шаг бесконечной борьбы медиков с насекомыми.

Как и многие другие из его предположений, оно оказалось ошибочным, и когда он выяснил настоящую причину, он искренне повеселился сам над собой, поняв, как часто он был уверен, что волосы его посетителей настоящие. Ответ был прост: очевидно, это была великая эпоха париков, которыми мужчины пользовались редко, женщины – всегда.

Профессор Андерсон не терял времени зря: в тот день медсестры намазали голову Пулла каким-то зловонным кремом, и когда он, спустя час, взглянул в зеркало, он не узнал сам себя. Ну, подумал он, в конце концов, парик не такая уж и плохая идея…

Процедура подгонки мозгового шлема слегка затянулась. Сначала необходимо было сделать форму, в течение этого процесса он должен был сидеть неподвижно несколько минут, пока она не затвердела. Он думал, что ему скажут, что его голова имеет неправильную форму, когда медсестры очень непрофессионально хихикали – потеряв немало времени снимая слепок с его головы.

– Ой, больно! – пожаловался он.

Затем на него надели обтягивающую шапочку, металлический шлем, который сидел очень плотно, и почти достигал ушей, и застегивался, вызывая ностальгические мысли – видели бы меня сейчас мои друзья-евреи! Через несколько минут шлем стал таким привычным, что он забыл о его присутствии.

Теперь он был готов к установке – процессу, который вызывал у него нечто сродни страху, но который уже половину тысячелетия был важным обрядом почти для всего человечества.

– Закрывать глаза нет необходимости, – сказал техник, который носил вычурный титул «Инженер Мозга» – почти всегда сокращаемый до «мозговика» всеми, кто к нему обращался.

– Когда начнется установка, ваш мозг усвоит всю вводимую информацию. Даже если ваши глаза будут открыты, вы ничего не заметите.

«Интересно, все так же нервничают при этой процедуре?» – спросил себя Пулл. «Может, это последний момент, когда я контролирую себя самостоятельно? Все-таки я не до конца доверяю техническим достижениям этой эпохи, хотя до сих пор они меня не подводили. Но, как говориться, всегда бывает первый раз»…

Как ему и обещали, он не почувствовал ничего, кроме легкого покалывания нано-проводков, пробивающих себе путь сквозь его череп. Все его ощущения были вполне нормальными, когда он осмотрел знакомую комнату, все находилось там, где должно было быть.

Мозговик – надев собственный шлем, присоединенный, как и шлем Пулла, к оборудованию, которое можно было запросто перепутать с портативным компьютером двадцатого века, ободряюще улыбнулся.

– Готовы? – спросил он.

Бывают времена, когда нет ничего лучше старых избитых фраз.

– Всегда готов, – ответил Пулл.

Свет начал медленно гаснуть – или так казалось. Возникла полная тишина, и даже мягкая гравитация Башни ослабила свой захват. Он был эмбрионом, покачивавшимся в бесформенном вакууме в полной темноте. Он встречал такой едва заметный ультрафиолетовый полумрак лишь однажды – когда опустился глубже разумной меры в отвесную пропасть на другой стороне Большого Рифа. Глядя в кристальную пустоту, уходящую на сотни метров вниз, он испытал такое чувство потерянности в пространстве, что на какое-то мгновение поддался панике, и чуть было не разучился плавать, прежде чем самообладание вернулось к нему. Излишне говорить, что он никогда не упоминал об этом случае, общаясь с физиками из Космического Агентства…

Словно издалека в огромном вакууме раздался голос, он становился все громче, и теперь, казалось, окружал его. Но он не достиг его ушей: он мягким эхом звучал в лабиринтах его мозга.

– Начало калибровки. Время от времени вам будут задаваться вопросы – вы можете отвечать мысленно, это поможет вам произносить слова. Вы понимаете?

– Да, – ответил Пулл, гадая, шевелятся ли при этом его губы. Вряд ли он мог сейчас говорить.

В вакууме что-то стало возникать – сетка, состоящая из тонких линий, похожая на большой лист миллиметровки. Она растягивалась вверх и вниз, вправо и влево, уходя краями за пределы видимости. Он попытался пошевелить головой, но изображение не менялось.

По всей сетке замерцали числа, слишком быстро, чтобы он мог прочесть их – но, по-видимому, их записывала какая-то схема. Пулл не мог удержаться от улыбки (его щеки двигались?), поскольку все происходящее было ему знакомо. Это было похоже на компьютерное обследование, которое в его эпоху мог пройти любой желающий у своего окулиста.

Сетка исчезла, и ей на смену пришли размытые полосы, залитые цветными пятнами, полностью захватив все поле его зрения. Через несколько секунд они стали переливаться от одного участка спектра к другому.

– Я могу сказать, – тихо пробормотал Пулл, – что мое восприятие цветов безукоризненно. Думаю, дальше будет корректировка слуха.

Он был абсолютно прав. Послышался едва слышный звук барабанной дроби, он постепенно становился все громче, пока не достиг максимального уровня громкости, затем пронесся по всей музыкальной шкале, пока не исчез за пределами слышимости человека, перейдя в область ультразвука, который могли услышать только летучие мыши и дельфины.

Это был последний из простых тестов. Затем последовала быстрая проверка обоняния и вкуса, посредством ароматов, большинство из которых были приятными, но некоторые сразу изменялись на противоположные. Потом он превратился, или это ему казалось, в куклу, подвешенную на невидимые ниточки.

Он предположил, что это была проверка его нервно-мышечный контроля, и надеялся, что это не транслируют в прямом эфире; если транслировали, это, вероятно, выглядело, как завершающая сцена из «Танца Сент-Витаса». В какой-то момент он даже почувствовал, что его тело выпрямилось помимо его воли, но не успел понять, на самом деле или нет, поскольку уснул сном без сновидений.

Или ему приснилось, что он уснул? Он не имел никакого представления о том, сколько пролетело времени перед тем, как он проснулся. Шлема уже не было, как и Мозговика с его оборудованием.

– Все прошло замечательно, – услышал он радостный голос врача, – Потребуется несколько часов, чтобы убедиться, что все в порядке. Если считывание прошло Кей'о – то есть – О'кей, завтра вы получите свой мозговой шлем.

Пулл высоко ценил усилия окружавших его людей в изучении архаичного для них варианта английского, но не смог сдержать гримасы неудовольствия, услышав столь грубую ошибку.

Когда пришло время окончательной подгонки, Пулл снова почувствовал себя словно маленький мальчик, собирающийся развернуть чудесную новую игрушку, которую только что достал из-под рождественской елки.

– Вам не придется проходить снова через всю процедуру установки, – заверил его Мозговик. – Загрузка начнется сразу. Я представлю вам пятиминутную демонстрацию. Просто расслабьтесь и получайте удовольствие.

Его окутала приятная успокаивающая музыка, в ней было что-то очень знакомое, что-то из его эпохи, но он не мог определить, что именно. Перед ним был туман, который расступался, когда он шел вперед…

Да, он шел! Иллюзия была весьма убедительной, он чувствовал, как его ноги ступают по земле. Музыка исчезла, и он услышал ветер, который шумел в кронах больших деревьев, теперь окружавших его. Он узнал в них калифорнийские красные деревья, и надеялся, что они все еще существуют и в реальности где-нибудь на Земле.

Он шел быстрым шагом – слишком быстрым для успокоительной прогулки, словно время слегка ускорило свой бег так, чтобы он успел пройти как можно дальше. Он не чувствовал, что прикладывает большие усилия, скорее, он чувствовал себя гостем в чьем-то чужом теле. Это ощущение усиливалось за счет того, что он не контролировал свои движения. Когда он пытался остановиться, или изменить направление, из этого ничего не выходило. Ему ничего не оставалось, кроме как продолжать идти.

Но это было не важно, он наслаждался новыми впечатлениями – и пришел к выводу, что начинает привыкать к этому. «Машина грез», появление которой предсказывали многие ученые, жившие в его время – часто с тревогой – теперь была частью повседневной жизни. Пулл удивлялся, как доктор ухитрилась сдержаться: ведь он часто утверждал, что таких машин не бывает и быть не может. Миллионы сожженных мозгов, выброшенных из жизни.

Конечно же, он сможет побороть этот соблазн! Он будет пользоваться этим приспособлением только для того, чтобы получше узнать о мире Четвертого тысячелетия, или за несколько минут овладеть новыми умениями, которые без него потребовали бы годы тренировок. Впрочем – изредка, он может использовать мозговой шлем просто для развлечения…

Он вышел на опушку леса и увидел широкую реку. Без колебаний он вошел в нее и не ощутил никаких признаков тревоги даже тогда, когда его голова оказалась под водой. Казалось немного странным, что он мог дышать как обычно, но гораздо больше его поразило, что он мог прекрасно видеть под водой безо всяких приспособлений, в то время как глаза обычного человека не смогли бы нормально функционировать в такой ситуации. Он мог пересчитать все чешуйки на теле великолепных форелей, которые плавали вокруг него, очевидно, не обращая никакого внимания на странного чужака, нарушившего их покой.

Внезапно он увидел русалку! Вообще-то, он всегда хотел встретить русалку, но он всегда считал, что они морские создания. Может быть, они приплывают сюда, подобно лососю, против течения, для нереста? Она уплыла раньше, чем он успел задать ей вопрос и подтвердить или опровергнуть эту революционную теорию.

Река закончилась прозрачной стеной, он шагнул сквозь нее и оказался в пустыне под ослепительными лучами солнца. Их жар обжигал его, но все же, он мог смотреть прямо в центр яростного полуденного солнца. Он видел даже, с неестественной четкостью, группу солнечных пятен на краю солнечного диска. И, наконец – это было совершенно невозможно! – он увидел слабое сияние ореола, которое можно наблюдать только при полном солнечном затмении. Оно, подобно лебединым крыльям, вспыхивало то на одной, то на другой стороне солнечного диска.

Все стало затухать, пока окончательно не потемнело, вновь вернулась музыка, и, вместе с ней блаженная прохлада знакомой комнаты. Он открыл глаза (интересно, а закрывал ли он их?) и увидел нескольких зрителей, ожидающих его реакции.

– Великолепно! – выдохнул он почти с благоговением. – Кое-что, казалось, было реальнее, чем на самом деле!

Тут его инженерская любознательность, никогда надолго не покидавшая его, выбралась на поверхность.

– Даже такая короткая демонстрация, должно быть, содержит гигантское количество информации. В чем же она хранится?

– В этих контейнерах – в таких же хранится ваша аудио-визуальая система, только они большего объема.

Мозговик протянул Пуллу маленькую прямоугольную пластинку, очевидно, стеклянную, одна из поверхностей которой была посеребрена. Она была почти такого же размера, как компьютерные дискеты во времена его юности, только в два раза толще. Когда Пулл перевернул ее и наклонил, пытаясь заглянуть внутрь, он не увидел ничего, кроме радужных вспышек.

Он решил, что держит в руках последнее достижение более чем тысячелетней электрооптической технологии – а заодно и других технологий, не известных в его эпоху. И не было ничего удивительного в том, что на первый взгляд, это напоминало ему устройства, которые были ему известны. У нее была такая же форма и размер, что и у многих предметов повседневной жизни – ножей и вилок, книг, ручных инструментов, мебели… и сменных блоков памяти для компьютеров.

– Какой у нее объем? – спросил он, – в наше время в такую коробочку можно было уместить едва ли больше терабайта информации. Уверен, вам удалось уместить в нее намного больше.

– Не на столько, на сколько вы представляете – конечно, и у нее есть предел. Кстати, что такое «терабайт»? Боюсь, я забыл.

– Постыдитесь! Килобайт, мегабайт, гигабайт, терабайт… каждый раз умножаем десять на двенадцать. Дальше идет петабайт – десять на пятнадцать, насколько я знаю.

– Это похоже на самые азы, на то, с чего мы начинали. Сюда поместится все, что может произойти в течение жизни любого человека.

Это было самое поразительное из того, что он когда либо встречал. Содержимое килограмма желе в человеческом черепе вмещало меньше, чем пластинка, которую он держал в руке, и едва ли могло быть лучшим хранилищем информации, поскольку должно выполнять еще так много других функций.

– И это еще не все, – продолжал Мозговик, – Если немного сжать данные, здесь могут уместиться не только воспоминания, но и сама человеческая личность.

– И человек может возродиться?

– Конечно, этим занимаются специалисты по наносборке.

Я слышал об этом, сказал Пулл сам себе – но никогда не верил в это.

В его время записать на один маленький диск все произведения великого художника уже считалось чудом.

А теперь на такую же маленькую пластинку можно было записать и самого художника.

Глава 7 Разбор полета

– Я счастлив узнать, – сказал Пулл, – что Смитсон существует до сих пор, пройдя через века.

– Возможно, вы не узнаете его, – сказал посетитель, который представился доктором Алистейром Кимом, директором Департамента космонавтики, – он разбросан по всей Солнечной Системе – вне Земли главные собрания находятся на Марсе и на Луне, а многие из экспонатов, которые принадлежат нам, все еще летят к звездам. Однажды мы соберем их всех и доставим домой. Нам необходимо получить «Пионер-10» – первый объект, созданный руками человека, вышедший за пределы Солнечной Системы.

– Кажется, я почти столкнулся с ним, когда меня обнаружили.

– К счастью для вас – и для нас тоже. Вы можете пролить свет на многие вещи, о которых мы не знаем.

– Если честно, я сомневаюсь – но я сделаю все, что в моих силах. Я ничего не помню после того, как улетел в космической шлюпке. Я уже говорил, что Хэл отвечал за это.

– Это правда, но это осложняет дело. Все, что у нас есть – это запись, около двенадцати часов, но, по большому счету, ее можно просто быстро промотать.

– Вы, конечно, знаете, что Дэйв Боумэн вылетел на шлюпке номер два, чтобы попытаться спасти вас – но не смог вернуться на корабль, так как Хэл отказался открыть шлюзовую дверь.

– Но почему, Бога ради?

Доктор Ким слегка поморщился. Пулл уже не в первый раз замечал подобную реакцию.

(Должно быть, не понял этого выражения, подумал он. Кажется, слово «Бог» является нехорошим словом в их культуре, нужно спросить Индру об этом.)

– В инструкциях Хэла присутствовала большая программная ошибка – Ему был предоставлен полный контроль над ходом миссии, вы и Боумэн не знали об этом – но эти данные есть на записи…

– Так или иначе, он отключил системы жизнеобеспечения трех отсеков команды Альфа – и Боумэн был вынужден отправить их тела в открытый космос.

(Насколько я знаю, в команду Бета входили только Дэйв и я…)

– Что с ними произошло? – спросил Пулл, – Возможно, их тоже спасли, как и меня?

– Боюсь, что нет: конечно, мы проверили это. Боумэн сделал это спустя несколько часов после того, как снова получил контроль над судном, и их орбиты слегка изменились, относительно вашей. Этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы они сгорели в атмосфере Юпитера – в то время как вы пролетели по касательной. Кроме того, вас спасла гравитация, которая направила вас к Туманности Ориона, которая лежит в нескольких тысячах световых лет от Юпитера…

– Сделать все, чтобы исключить ручное управление – действительно фантастическое свершение! – Боумэн управлял «Дискавери», выводя его на орбиту близ Юпитера. И там он случайно столкнулся с тем, что Вторая Экспедиция называла «Большим Братом» – братом-близнецом «Тайхо-Монолит», только в сотни раз больше.

– Там мы его и потеряли. Он покинул «Дискавери» в оставшейся шлюпке и встретился с «Большим Братом». Почти тысячу лет нам не давало покоя его последнее сообщение: «Деус мио! Там полно звезд!»

(Ну вот, опять! Сказал себе Пулл. Дэйв никогда бы не сказал «Деус мио», он сказал бы «Боже мой! Там полно звезд!»)

– Очевидно, шлюпку сплющило инерционным полем, так как она – и вместе с ней Боумэн – перенесла ускорение, которое должно было мгновенно уничтожить ее. Это все, что кому-либо было известно почти в течение десяти лет, пока не состоялась совместная русско-американская миссия под руководством Леонова.

– Которая обнаружила заброшенный «Дискавери», и доктор Чандра реактивировала Хэла. Я знаю об этом.

Доктор Ким выглядел слегка смущенным.

– Мне жаль – я не знал, насколько вы уже осведомлены. В любом случае, дальше начали происходить еще более странные вещи.

– Очевидно, появление Леонова включило нечто, находящееся внутри «Большого Брата». Если бы у нас не было этих записей, никто бы не поверил в то, что произошло. Позвольте, я покажу вам… вот доктор Хейвуд Флойд, дежурит ночью на борту «Дискавери» после того, как энергия вновь включена. Вы, конечно, все узнаете.

(Еще бы: и очень странно видеть худощавого доктора Флойда сидящим в моем старом кресле перед немигающим красным глазом Хэла, видящим все вокруг. И еще более необычная вещь – подумать о том, что и у меня, и у Хэла – есть одинаковый жизненный опыт воскрешения после смерти.)

На одном из мониторов появилось сообщение, и Флойд лениво ответил:

– Хорошо, Хэл, кто вызывает?

– НЕ ОПРЕДЕЛЕНО

Флойд казался слегка раздраженным.

– Очень хорошо. Прочти мне сообщение.

– ОСТАВАТЬСЯ ЗДЕСЬ ОПАСНО. ВЫ ДОЛЖНЫ ПОКИНУТЬ КОРАБЛЬ В ТЕЧЕНИЕ ПЯТНАДЦАТИ ДНЕЙ.

– Это невозможно. Наше окно запуска не откроется двадцать шесть дней. У нас нет достаточных оснований для отлета раньше запланированного срока.

– МНЕ ЭТО ИЗВЕСТНО. ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, ВЫ ДОЛЖНЫ ПОКИНУТЬ КОРАБЛЬ В ТЕЧЕНИЕ ПЯТНАДЦАТИ ДНЕЙ.

– Я не могу воспринимать такие предупреждения серьезно, пока не узнаю их источника… с кем я говорю?

– Я БЫЛ ДЭВИДОМ БОУМЭНОМ. ОЧЕНЬ ВАЖНО, ЧТОБЫ ВЫ ПОВЕРИЛИ МНЕ. ОГЛЯНИТЕСЬ.

Хейвуд Флойд медленно повернулся в своем шарнирном кресле в противоположную сторону от панелей и переключателей компьютерного дисплея, к мостику позади него.

– Здесь смотрите внимательнее, – сказал доктор Ким.

Обязательно нужно сказать это, подумал Пулл.

На наблюдательном мостике «Дискавери» с нулевой гравитацией, было гораздо больше пыли, чем раньше: он решил, что системы воздушной фильтрации были отключены. Параллельные лучи далекого, но все еще яркого Солнца лились сквозь большие окна, освещая мириады кружащихся в классическом броуновском движении пылинок.

И тут с частицами пыли стало происходить что-то странное: казалось, какая-то сила выстраивала их в определенном порядке, собирая их в центральной точке, пока они не образовали полую сферу. Эта сфера, достигающая примерно метра в диаметре, на мгновение повисла в воздухе, подобно мыльному пузырю. Затем она вытянулась, образовав эллипсоид, поверхность которого стала меняться, на ней начали появляться изгибы и выемки. Пулл не сильно удивился, когда она приобрела форму человеческой фигуры.

Подобные фигуры, которые были выдуты из стекла, он видел в музеях и на научных выставках. Но в этом пыльном призраке с большим трудом угадывалось анатомическое сходство с человеческой фигурой, он напоминал незавершенную глиняную скульптуру, или одну из примитивных работ, найденных в заброшенной пещере Каменного Века. Правильной была только форма головы и лица. Вне всяких сомнений, это был командир Дэвид Боумэн.

-ЗДРАВСТВУЙТЕ, ДОКТОР ФЛОЙД. ТЕПЕРЬ ВЫ МНЕ ВЕРИТЕ?

Губы фигуры не шевелились, но Пулл узнал голос – да, конечно, голос, который выходил из уст говорящего, принадлежал Боумэну.

-ДЛЯ МЕНЯ ЭТО ОЧЕНЬ СЛОЖНО, И У МЕНЯ МАЛО ВРЕМЕНИ. МНЕ ПОЗВОЛЕНО ДОНЕСТИ ЭТО ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. В ВАШЕМ РАСПОРЯЖЕНИИ ЕСТЬ ТОЛЬКО ПЯТНАДЦАТЬ ДНЕЙ.

– Почему? И кто вы?

Но призрачная фигура уже стала исчезать, ее сыпучая структура начала разрушаться, превращаясь в частицы пыли.

-ПРОЩАЙТЕ, ДОКТОР ФЛОЙД. БОЛЬШЕ МЫ НЕ СМОЖЕМ ОБЩАТЬСЯ. НО ЕСЛИ ВС? БУДЕТ ХОРОШО, ВЫ ПОЛУЧИТЕ ЕЩ? ОДНО СООБЩЕНИЕ.

Видение исчезло. Пулл не смог сдержать улыбки, услышав выражение старой космической эпохи. «Если все будет хорошо» – сколько раз он слышал эту фразу перед заданием!

Фантом окончательно исчез: остались только танцующие пылинки, продолжавшие свой беспорядочный танец в воздухе. Усилием воли, Пулл вернул себя к действительности.

– Ну, командир, что вы об этом думаете? – спросил Ким.

Пулл был все еще потрясен, и ответил только спустя несколько секунд.

– Лицо и голос принадлежали Боумэну – готов поклясться. Но все же, что это было?

– Это то, о чем мы до сих пор спорим. Называем это голограммой, проекцией – есть множество способов сделать такую штуку, но не при таких обстоятельствах! А затем, конечно же, идет то, что случилось дальше.

– Люцифер?

– Да. Благодаря этим предупреждениям, у Леонова было достаточно времени, чтобы отступить, перед тем, как Юпитер детонировал.

– Однако, что бы это ни было, тень Боумэна была дружелюбна и пыталась помочь.

– Возможно. И еще она была ответственна за «еще одно сообщение», которое мы получили – оно было отправлено спустя несколько минут после детонации. Еще одно предупреждение.

Доктор Ким снова включил экран. На нем был простой текст: «ВСЕ ЭТИ МИРЫ ВАШИ – КРОМЕ ЕВРОПЫ. НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ВЫСАДИТЬСЯ НА НЕ?». Одно и то же сообщение повторялось сотни раз, потом буквы стали искажаться.

– И мы не сделали ни одной попытки высадиться на нее? – спросил Пулл.

– Только один раз, случайно, тридцатью шестью годами позже – когда был похищен и сбит ККСШ «Галакси», а другому кораблю – «Юниверсу» пришлось спасать его. Все здесь – вместе с тем немногим, что наши автоматические мониторы рассказали нам о европейцах.

– Мне очень хочется взглянуть на них.

– Они амфибии, и могут принимать любую форму любого размера. Как только Люцифер начал расплавлять лед, покрывавший его, они стали выходить из моря. С тех пор они научились передвигаться с такой скоростью, которая кажется биологически невозможной.

– Из того, что я помню о Европе, не там ли было много трещин во льду? Возможно, они давно выползли на поверхность и осматриваются по сторонам.

– Это широко распространенная теория. Но есть и другая, более гипотетическая. В это мог быть замешан Монолит, но каким образом, до конца не понятно. Начало этой точке зрения положило открытие ТМА НОЛЬ, прямо здесь, на Земле, почти спустя пятьсот лет после вашей эпохи. Думаю, вам рассказывали об этом?

– В общих чертах – здесь так много того, во что нужно вникнуть! Я подумал, что название достаточно нелепое – это же не магнитная аномалия, кроме того, она была в Африке, а не в Тайхо!

-Вы, конечно, совершенно правы, но мы остановились на названии. И чем больше мы узнавали о Монолите, тем запутаннее становилась головоломка. Главным образом потому, что они все еще оставались единственным признаком развитой внеземной технологии.

– Это удивляет меня. Мне казалось, что мы уже поймали радиосигнал откуда-то. Ведь астрономы начали свои поиски, когда я был мальчишкой!

– Вообще-то, есть один намек – и такой пугающий, что нам не нравиться даже упоминать о нем. Вы слышали о Новом Скорпионе?

– Я не верю в это.

– Конечно, сверхновые звезды образуются все время – и эта не производит чересчур сильного впечатления. Но было известно, что до того, как она взорвалась, вокруг нее вращалось несколько планет.

– Обитаемых?

– Абсолютно нечего ответить. Радио поиск ничего не дал. В этом-то и ужас…

– К счастью, автоматический Патруль засек самое начало взрыва. И он начался не со звезды. Первой детонировала одна из планет, а затем взорвалось солнце.

– Господи… извините, продолжайте.

– Видите эту точку? Это может быть следом от планеты сверхновой звезды – за исключением только одной возможности.

– Я однажды прочел идиотскую шутку в одном научно-фантастическом романе – «сверхновые звезды – результат индустриальных случайностей».

– Это была не сверхновая звезда – но в этой шутке есть доля правды. В очень широко распространенной теории говорится, что кто-то высвободил энергию вакуума, и потерял над ней контроль.

– Возможно, это был результат войны.

– В худшем случае. Мы все равно никогда не узнаем этого. Но поскольку наша цивилизация зависит от такого же источника энергии, вы понимаете, почему Новый Скорпион вселяет в нас ужас.

– И мы избавились от ядерных реакторов, чтобы не волноваться.

– Слава Богу. Но мне хотелось бы рассказать кое-что еще об открытии ТМА НОЛЬ, поскольку это было поворотным пунктом в истории человечества.

– Находка ТМА ОДИН на Луне была достаточно большим потрясением, но пятьсот лет спустя нас ждал другой шок. Это находилось гораздо ближе к дому, в самом сердце мира. Там – внизу – в Африке.

Глава 8 Возвращение на Олдувайи

Древние, часто говорил сам себе доктор Стивен Дель Марко, ни за что бы не узнали это место, несмотря на то, что оно находилось в сего в дюжине километров оттуда, где пять веков назад Луис и Мэри выкопали кости наших предков. Глобальное потепление и Малый Ледниковый Период (прекращенный чудесами героической технологии), трансформировали ландшафт и изменили его флору и фауну. Дубы и сосны все продолжали свой спор, пытаясь выяснить, кому улыбнется климатическая фортуна.

И сложно было представить себе, что к 2513 году в Олдувайи осталось место, не перекопанное еще антропологами-энтузиастами. Однако, недавние наводнения – повторения которых вряд ли стоило ожидать – заново создали это место, и срезали несколько метров верхнего слоя.

Случай предоставил Дель Марко преимущество: здесь, на самой границе глубинного сканирования, было нечто, во что он не мог до конца поверить.

Для того чтобы достичь этого призрачного образа и понять, что действительность оказалась более странной, чем он осмеливался представить, понадобилось больше года медленных и осторожных раскопок. Роботы-копатели быстро сняли несколько метров почвы, затем за дело взялись традиционные команды аспирантов. Им помогала (или мешала) команда из четырех обезьян, с которыми Дель Марко считался больше, чем они того стоили. Однако студенты обожали горилл с генетически-увеличенным умственным коэффициентом, и относились к ним как к детям с задержкой умственного развития, но, тем не менее, горячо любимым. Ходили слухи, что их отношения не всегда были полностью платоническими.

Несмотря ни на что, при раскопках последних нескольких метров, все было сделано только человеческими руками, вернее, мягкими зубными щетками, зажатыми в них. И теперь с этим было покончено: Говард Картер, увидевший блеск золота на надгробии Тутанхамона, никогда не находил такого сокровища, как это. Дель Марко понял, что с этого момента человеческая вера и философия безвозвратно изменяться.

Монолит был точной копией того, что нашли на Луне пятью веками раньше, даже яма вокруг него была почти того же размера. Как и ТМА ОДИН он совсем не отражал света, одинаково поглощая как яркий свет горячего африканского солнца, так и слабое мерцание Люцифера.

Приведя своих коллег – директоров полдюжины самых знаменитых музеев, троих выдающихся антропологов, глав двух медиа-империй – к месту раскопок, Дель Марко подумал, глядя на них: была ли когда-либо ранее такая группа разных людей – мужчин и женщин так молчалива такое количество времени. Но именно такое впечатление произвел на всех их этот черный прямоугольник, поскольку они поняли смысл тысяч артефактов, которые окружали его.

Это был клад, найденный археологами – грубые кремниевые инструменты, бесчисленные кости – людей и животных – и почти все располагались в строгом соответствии с какой-то системой. Веками – нет, тысячелетиями – эти жалкие подарки приносились сюда созданиями с первыми проблесками разума в дань чуду, которое находилось за пределами их понимания.

И нашего тоже, часто думал Дель Марко. Еще две вещи, в которых он был уверен, хотя и сомневался бы, если бы не было доказательств, были возможны.

Это было место, где – в пространстве и времени на самом деле появился человеческий вид.

И этот Монолит был самым первым из многочисленных идолов.

Глава 9 Небесная страна

– Этой ночью в моей комнате были мыши, – пожаловался Пулл полушутя. – Есть ли у меня шанс, что вы найдете мне кота?

Доктор Уоллос сначала была слегка озадачено, но потом рассмеялась.

– Вы, должно быть, слышали микроробота-уборщика – Я проверю программу, чтобы они больше не беспокоили вас. Постарайтесь не наступить на одного из них, застав за работой, если наступите, он будет звать на помощь, и все его друзья сбегутся, чтобы собрать все, что от него останется.

Так много вещей, которые нужно понять – и так мало времени! Нет, неправда, напомнил себе Пулл, спасибо медицине этой эпохи. У него уже стали возникать мысли, выражающие скорее опасения, чем удовольствие. По крайней мере, сейчас он мог общаться с гораздо большей легкостью, и научился правильно произносить слова, поэтому Индра была теперь не единственным человеком, способным понимать его. Он был очень рад тому, что теперь английский язык был международным, несмотря на то, что французский, русский и китайский языки все еще процветали.

– У меня есть еще одна проблема, Индра – и мне кажется, ты – единственный человек, который сможет помочь мне. Когда я говорю «Господи!», почему люди выглядят озадаченными?

– Это довольно сложная история. Жаль, здесь нет моего старого друга доктора Хана, он бы объяснил тебе лучше – но он на Ганимеде, лечит оставшихся правоверных, что найдет там. Когда все мировые религии пали (я как-нибудь расскажу вам о папе Пиусе XX – об одном из самых великих людей в истории), нам еще нужно было выражение, которое упоминало бы первопричину всего сущего, или Создателя Вселенной – если такой есть…

– Было много предложений – «Господи», «Бог», «Юпитер», «Брахма» – мы пытались пользоваться всеми, и некоторые из таких выражений до сих пор существуют – особенно, любимое Эйнштейнвское, «Боже ты мой!». Но, кажется, самым модным сейчас является «Деус!».

– Я попытаюсь запомнить, но мне это кажется глупым.

– Ты привыкнешь к этому: я научу тебя нескольким другим достаточно изящным выражениям, которыми пользуются, чтобы выразить чувства…

– Ты сказала, что все старые религии пали. Так во что же теперь верят люди?

– В очень немногое. Мы все либо деисты, либо теисты.

– Ты не поняла меня. Пожалуйста, сформулируй поподробнее.

– С твоего времени изменилось не много, но у нас последние версии. Теисты верят, что существует не более чем один Бог, деисты – что не менее чем один Бог.

– Боюсь, что разница для меня слишком тонкая.

– Не для всех, ты был бы поражен, какие горячие споры она вызывает. Пять столетий назад кто-то использовал то, что известно как сюрреалистичная математика, чтобы доказать, что существует бесконечное число различий между теистами и деистами. Конечно, как и большинство дилетантов, он оказался сумасшедшим. Кстати, наиболее известными деистами были американцы – Вашингтон, Франклин, Джефферсон.

– Незадолго до моего времени – думаю, ты была бы удивлена, сколько людей не осознали этого.

– А теперь несколько хороших новостей. Джо – профессор Андерсон – наконец сказал – как там говорится – О'Кей. Ты достаточно окреп для того, чтобы совершить небольшое путешествие… на лунный уровень.

– Чудесно. А как далеко он находится?

– Ах, около двенадцати тысяч километров отсюда.

– Двенадцать тысяч! Это займет несколько часов!

Это замечание несколько удивило Индру, но потом она улыбнулась.

– Не так долго, как тебе кажется. Нет, у нас пока еще нет транспортера из сериала «Космическое переселение» – хотя я думаю, над ним еще работают. Но тебе понадобится новая одежда и кто-нибудь, кто покажет, как ее надевать. И помочь тебе с сотнями мелких повседневных дел, которые ждут всех нас на каждом шагу. Поэтому мы решили предоставить тебе персонального помощника. Заходи, Дэниел…

Дэниел был маленьким, светло-коричневым мужчиной лет тридцати пяти, который удивил Пулла тем, что не поприветствовал его обычным рукопожатием с одновременным обменом информацией. Более того, вскоре обнаружилось, что Дэниел не имеет идентификатора: когда он ему был нужен, он доставал маленькую пластиковую пластинку, которая, очевидно, использовалась, как магнитная карта в двадцать первом веке.

– Дэниел так же будет твоим гидом и – что это было за слово – не могу вспомнить – рифмуется со словом «нога». Он специально обучен этой работе. Уверена, он полностью тебя устроит.

Пулл мысленно оценил этот жест, что заставило его почувствовать себя более удобно. Слуга, точно! Он не представлял встретить прислугу; даже в его время она уже была редким и опасным видом. Он ощутил себя героем английского романа начала двадцатого века.

– У тебя есть выбор, – сказала Индра, – хотя я знаю, что ты выберешь. Мы можем подняться на внешнем лифте и насладиться видом – или на внутреннем и насладиться едой и развлечениями.

– Я не представляю, кто захочет оставаться внутри.

– Ты бы удивился. Это слишком головокружительно для некоторых людей, особенно посетителей снизу. Даже альпинисты, которые говорят, что у них голова создана для высоты могут позеленеть – когда высота измеряется тысячами километров, а не метров.

– Я рискну, – ответил Пулл с улыбкой, – я бывал и выше.

Когда они вышли сквозь двойной шлюз на внешнюю стену Башни (это была игра его воображения, или он действительно почувствовал ощущение полной дезориентации?), они попали в помещение, которое могло быть аудиторией очень маленького театра. Пять рядов сидений, по десять в каждом ряду, были расположены по направлению к одному из огромных окон, которые все еще сбивали Пулла с толку, поскольку он не мог полностью забыть сотни тон воздушного давления, стремящегося вырваться в космос.

Около дюжины пассажиров, которые, возможно, никогда не задумывались об этом, казались совершенно непринужденными. Они все улыбались, узнав его, вежливо кивали, затем отворачивались, восхищаясь видом.

– Добро Пожаловать в небесную гостиную, – произнес все тот же механический голос, – Подъем начнется через пять минут. Комната для отдыха и туалет находятся на нижнем этаже.

Только как долго продлится это путешествие, беспокоился Пулл. Нам предстоит пройти двенадцать тысяч километров, туда и обратно: это не похоже ни на одну поездку на лифте из тех, что я совершал на Земле…

Ожидая начала подъема, он наслаждался великолепной панорамой, раскинувшейся на расстоянии двух тысяч километров ниже его. В северном полушарии была зима, впрочем, климат радикальным образом изменился, поэтому южнее полярного круга снега было мало.

Над Европой почти не было облаков, и множество подробностей ее ландшафта поражали глаз. Один за другим он определял крупные города, чьи названия отдавались эхом в веках, они начали угасать уже в его эпоху, одновременно с тем, как революция коммуникаций изменила лицо мира, и теперь от них почти ничего не осталось. Кроме того, в самых необычных местах появилось несколько крупных водоемов: озеро Саладин в северной Сахаре было почти как маленькое море.

Пулл был так поглощен видом, что забыл, что он пассажир. Внезапно он понял, что прошло гораздо больше пяти минут, но лифт все еще был неподвижен. Что-то не так, или они ждут опоздавших?

И тут он заметил нечто такое необычное, что поначалу отказывался верить своим глазам. Панорама стала шире, словно он поднялся на сотни километров! Даже когда он всмотрелся, он заметил новые особенности планеты внизу, появляющиеся в окне.

Затем Пулл рассмеялся, когда нашел очевидное объяснение происходящего.

– Ты одурачила меня, Индра! Я-то думал, все по-настоящему, а это видеопроекция!

Индра взглянула на него с насмешливой улыбкой.

– Подумай еще раз, Фрэнк. Мы начали подниматься минут десять назад. Сейчас мы движемся со скоростью, по крайней мере, тысячу километров в час. Я думала, я говорила, что эти лифты могут достигать мощности ста джи при максимальной перегрузке, но на таком коротком участке достаточно и десяти.

– Это невозможно! На центрифуге мне устанавливали максимум шесть, и мне было не очень-то комфортно весить полтонны. Я уверен, с тех пор, как мы вошли сюда, мы и с места не сдвинулись.

Пулл слегка повысил голос, и внезапно осознал, что другие пассажиры делают вид, что не замечают.

– Я не понимаю, как это работает, Фрэнк, но это называется инерционное поле. Или, иногда Силовое поле – с буквы «С», в честь известного русского ученого Сахарова – остальных я не знала.

Понимание медленно начало возникать в голове Пулла, и вместе с ним возникло чувство ужасного удивления. Поистине, здесь была «технология, неотличимая от магии».

– Некоторые из моих друзей раньше мечтали о «космических двигателях» – энергетических полях, которые придут на смену ракетам, и позволят двигаться безо всякого ощущения перегрузки. Большинство из нас считали их сумасшедшими – но, кажется, они были правы! Я до сих пор с трудом верю в это… и если я не ошибаюсь, мы начинаем терять вес.

– Да, это постепенный переход к лунной силе тяжести. Когда мы выйдем, ты почувствуешь, что мы на Луне. Но ради всего святого, Фрэнк – забудь, что ты инженер, и просто наслаждайся видом.

Это был хороший совет, но, даже наблюдая Африку, Европу и большую часть Азии, находящихся в его поле зрения, Пулл не мог избавить свой разум от изумительного открытия. И это было еще не все: сила, приводившая в движение лифт, скрывала еще не одно научное достижение, сделанное спустя много лет после его эпохи. Но он не мог представить себе, что они так широко применяются в повседневной жизни – если этот термин можно применить к этому небоскребу, высотой тридцать шесть тысяч километров.

Должно быть, эпоха ракет закончилась не один век назад. Все его знания движущих систем и камер сгорания, ионных ракетных двигателей малой тяги и синтеза ядерных реакторов совершенно устарели. Само собой, они никому больше не были нужны – и он испытывал такую же печаль, которую, должно быть, испытал шкипер парусника, когда парус уступил место пару.

Неожиданно его настроение изменилось, и он не смог сдержать улыбки, когда голос робота произнес:

– Прибытие через две минуты. Пожалуйста, убедитесь, что не забыли в салоне своих вещей.

До чего же часто он слышал это напоминание в коммерческих полетах! Он взглянул на часы, и удивился, увидев, что подъем занял у них не больше получаса. Это означало, что средняя скорость составляла, по крайней мере, двадцать тысяч километров в час, он ни разу не двигался с такой скоростью. Но еще более странным было то, что за последние десять минут или чуть больше, они все должны были так быстро потерять вес, что по всем канонам должны были стоять на потолке, головой к Земле!

Двери тихо открылись, и когда Пулл вышел, он снова ощутил ту же легкую дезориентацию, какую ощутил при входе в кабину лифта. Однако, на этот раз он знал, что это значит: он пересекал переходную зону, где инерционное поле совпадало с гравитацией – на этом уровне – с гравитацией Луны.

Индра и Дэниел шли следом за ним, ступая с осторожностью, поскольку весили теперь в три раза легче, навстречу очередным чудесам этого дня.

Несмотря на то, что вид далекой Земли внушал страх даже астронавту, в нем не было ничего неожиданного или удивительного. Но кто мог представить огромный зал, судя по всему, занимавший всю ширину башни, так, что его дальняя стена находилась на расстоянии, большем, чем в пять километров? Возможно, в эту эпоху на Луне и Марсе существовали помещения и большего объема, но это, наверное, было одно из самых крупных.

Они стояли на смотровой платформе, на высоте пятидесяти метров от внешней стены, глядя на восхитительную в своем разнообразии панораму. Очевидно, это была попытка воспроизвести целый ряд земных форм жизни. Под ними неожиданно возникли группы стройных деревьев, которые Пулл не сразу узнал: затем он понял, что это были дубы, адаптированные к условиям одной шестой от их привычной гравитации. Интересно, как здесь выглядят пальмы, подумал он. Наверное, они похожи на гигантский тростник…

Посередине было небольшое озеро, в которое впадала извилистая река, прокладывающая себе путь через покрытую травой равнину, и, затем исчезая в зарослях, похожих на гигантские кусты. Что же было источником реки? Пулл ощутил слабый монотонный шум, и, когда он присмотрелся к плавно изгибающейся стене, он увидел Ниагарский водопад в миниатюре, с настоящей радугой, повисшей в его брызгах.

Он мог бы простоять здесь не один час, восхищаясь видом, и так и не исчерпать всех чудес этого комплекса и великолепно разработанной имитацией планеты внизу. Она разворачивалась в новой и враждебной обстановке. Возможно, человечество ощущало возрастающую потребность увековечить свое происхождение. Конечно, даже в его эпоху в каждом городе был свой парк – как слабое напоминание о природе. Тот же стимул, должно быть, двигал людьми и здесь, на более высокой ступени развития. Центральный парк африканской Башни!

– Давай спустимся, – сказала Индра, – здесь есть много, на что стоит посмотреть, и я не бываю здесь так часто, как мне хотелось бы.

Они начали неспешное изучение этого космического оазиса, а за ними следовал молчаливый, но вездесущий Дэниел, который, казалось, всегда знал, когда может понадобиться его помощь, но в остальное время оставался в стороне. Несмотря на то, что прогулка почти не отнимала сил в такой низкой гравитации, время от времени они пользовались маленькой монорельсовой дорогой, и один раз остановились восстановить силы в кафе, умело скрытом в стволе красного дерева, которое было, по крайней мере, в четверть километра высотой.

Народу было очень немного – их спутники растворились среди пейзажа – поэтому казалось, что они попали в страну чудес. Все содержалось в таком порядке, вероятно, целой армией роботов, что время от времени это напоминало Пуллу посещение Диснейленда, когда он был маленьким мальчиком. Но здесь было даже лучше: не было толпы, и, более того, здесь ничто не напоминало о человеке и следах его существования.

Они восхищались великолепной коллекцией орхидей такого гигантского размера, что Пулл испытал одно из самых больших потрясений в своей жизни. Когда они проходили мимо типичного домика садовника, дверь открылась, и появился сам садовник.

Фрэнк Пулл всегда гордился своим самообладанием, и никогда не мог представить себе, что, будучи зрелым мужчиной, он может вскрикнуть от испуга. Но, как и любой обычный парень своего поколения, он пересмотрел все части «Юрского периода», и знал, что такое хищник, встретившись с ним лицом к лицу.

– Я ужасно извиняюсь, – сказала Индра искренне, – Я забыла предупредить тебя.

Натянутые до предела нервы Пулла немного успокоились. Конечно, в этом чересчур спланированном мире опасности не было, однако…!

Динозавр посмотрел на них взглядом, начисто лишенным всякого интереса, затем скрылся в своем домике и появился вновь с граблями и садовыми ножницами в сумке, висящей на плече. Он птичьей походкой пошел прочь от них, не оборачиваясь, пока не скрылся за десятиметровыми подсолнухами.

– Нужно было объяснить тебе, – произнесла Индра с раскаяньем, – Когда это возможно, мы предпочитаем использовать био-организмы, нежели роботов – мне кажется, это углеродный шовинизм! Осталось не так много животных, обладающих определенной сноровкой, и мы так или иначе используем их.

– И здесь кроется загадка, которую никто не может разгадать. Ты можешь подумать, что для такой работы больше подошли бы травоядные животные, такие, как орангутанги или гориллы. Однако, нет, они слишком нетерпеливы для этого.

– А плотоядные, такие как наш друг, справляются с этой работой отлично, к тому же их легче выдрессировать. Кроме того – еще один парадокс – после видоизменения они становятся послушными и добродушными. Конечно, генной инженерии понадобилась почти тысяча лет, чтобы достичь таких результатов, но посмотри, что сделал первобытный человек с волком путем одних только проб и ошибок!

Индра рассмеялась и продолжила:

– Ты не поверишь, Фрэнк, но из них выходят отличные няни – дети любят их! Вот шутка пятисотлетней давности: «Вы доверите своих детей динозавру?» «Что вы, подвергать его такому риску?».

Пулл присоединился к ее смеху, немного смутившись своего испуга. Чтобы сменить тему, он задал Индре вопрос, который уже давно беспокоил его.

– Все это чудесно, – сказал он, – но к чему идти на такие трудности, когда любой из Башни может с не меньшей скоростью достичь настоящего заповедника?

Индра задумчиво посмотрела на него, подбирая слова для ответа:

– Это не совсем так. Это неудобно и даже опасно – для любого, кто живет при половинной силе тяжести спускаться на Землю, даже в защитном кресле. Поэтому нам приходится довольствоваться этой – как вы раньше говорили – «Виртуальной реальностью».

«Теперь я начинаю понимать», – промелькнуло в голове Пулла, – «Это объясняет уклончивость Андерсона и все эти тесты, которые он проводит, чтобы посмотреть, восстановились ли мои силы. Я проделал весь путь от Юпитера, не считая пару тысяч километров – но я никогда не смогу вновь ступить на поверхность родной планеты. Не знаю, как я это выдержу».

Глава 10 С уважением к Икару

Но вскоре его депрессия рассеялась: было так много дел, и так много того, чего он еще не видел. На это не хватило бы и тысячи жизней, и главная проблема состояла в том, чтобы выбрать несколько из мириад чудес, которые могла предложить ему эта эпоха. Он старался, но не всегда успешно, избегать мелочей и сосредотачиваться на более важных вещах, особенно, его образовании.

Мозговой шлем – и книжный плеер, прилагавшийся к нему, и тут же прозванный «мозговой коробкой» – был здесь огромного объема. Вскоре у него появилась маленькая библиотека карточек «текущих знаний», каждая из которых содержала все материалы, необходимые для получения степени бакалавра. Когда он вставлял одну из них в мозговую коробку и настраивал наиболее подходящие для него скорость и интенсивность, возникали вспышки света, которые могли длиться около часа. Когда он просыпался, то казалось, что в его мозгу открываются все новые территории, о которых он догадывался только когда искал их. Он был словно библиотекарь, обнаруживший полку с книгами, о наличии которых даже не подозревал.

В основном он был сам себе хозяин. Не задумываясь о чувстве долга и благодарности, он выполнял столько просьб ученых, историков, писателей и артистов, работающих на медиа, сколько мог, несмотря на то, что они были малопонятны ему. Кроме того, он получал бесчисленные приглашения от других граждан четырех Башен, которые вынужден был отвергать.

Самые заманчивые – и от которых было сложнее всего отказаться – приходили с планеты, раскинувшейся внизу.

– Конечно, вы не погибнете, – говорил ему профессор Андерсон, – если спуститесь на короткое время с хорошей системой жизнеобеспечения, но радости вы не получите. И это может еще в большей степени ослабить вашу нервно-мышечную систему. Ее нельзя восстановить полностью после тысячелетнего сна.

Другой его надзиратель, Индра Уоллос, защищала его от беспокойства без необходимости, и давала советы, какие просьбы выполнять, а на какие дать вежливый отказ. Сам он никогда бы не понял социально-политическую структуру этой чрезвычайно сложной культуры, но вскоре сделал вывод, что, несмотря на то, что теория всех классовых различий исчезла, здесь было несколько тысяч особых граждан. Джордж Оруэлл был прав: есть люди более равные, чем все остальные.

Иногда, основываясь на своем опыте двадцать первого века, Пулл задавался вопросом – кто платит за все это гостеприимство – не выставят ли ему однажды громадный счет за все, чем он пользовался? Но Индра сразу же заверила его: он же уникальный и бесценный музейный экспонат, поэтому ему не стоит задаваться такими приземленными рассуждениями. Все, что он хотел – в пределах разумного – было ему доступно: Пулл задавался вопросом – каковы же были пределы этому, не представляя, что однажды он попытается раскрыть их.

Все самые важные вещи в жизни происходят случайно, и когда он установил наблюдательный настенный дисплей на случайный поиск, его внимание привлекла поразительная картина.

– Остановить поиск! Звук громче! – закричал он неожиданно громко.

Он узнал музыку, но прошло несколько минут, прежде чем он смог определить ее автора. Через стену он увидел крылатых людей, грациозно кружащихся вокруг друг друга, явно поддерживая. Но Чайковский был бы весьма поражен, если бы увидел эту постановку «Лебединого озера» – с исполнителями, которые летали по-настоящему…

Пулл наблюдал с восторгом в течение нескольких минут, пока полностью не убедился, что это реальность, а не симуляция: даже в его дни никто бы не был стопроцентно в этом уверен. Возможно, балет был поставлен на одной из многочисленных площадок с низкой гравитацией – очень большой, судя по выступлению. Возможно даже, что это здесь, в Африканской Башне.

Я хочу попробовать это, решил Пулл. Он не мог до конца простить Космическое Агентство за запрещение одного из любимейших удовольствий Пулла – затяжного прыжка с парашютом – даже, несмотря на то, что он понимал точку зрения Агентства, не желавшего рисковать ценным вложением средств. Врачей беспокоила его травма, полученная при аварии на дельтаплане. К счастью, юношеские кости полностью пришли в норму.

– Что ж, – подумал он, – Сейчас меня некому остановить… по крайней мере, здесь нет профессора Андерсона…

К облегчению Пулла, доктор решил, что это отличная идея, и, кроме того, он узнал, что в Башне у каждого был собственный Вольер, в котором поддерживалась одна десятая силы притяжения.

В течение нескольких дней он измерял свои крылья, изрядно потрепанные постановками «Лебединого озера». Вместо перьев использовалась эластичная мембрана, и когда Пулл ухватился за держатели для рук, прикрепленные к поддерживающим ребрам, он заметил, что больше похож на летучую мышь, чем на птицу. Однако его образ Дракулы был развенчан его инструктором, который, судя по всему, был не знаком с вампирами.

Первые его уроки были ограничены изучением легкой упряжи, поэтому он никуда не выходил, пока изучал базовые – и самые важные действия – управлению и стабилизации. Как и многие новые умения, это было не так просто, как казалось.

Эти ремни безопасности казались ему нелепыми – как можно пострадать при силе тяжести, в десять раз меньшей веса собственного тела! И был рад, что ему понадобилось всего несколько уроков. Вне всяких сомнений, ему помогли его тренировки, когда он был астронавтом. Он был, как сказал ему инструктор, лучшим учеником, который когда-либо обучался у него, но, возможно, он всем так говорил.

После дюжины тренировочных прыжков в помещении, высотой в сорок метров, заполненной разнообразными препятствиями, которые он довольно просто обходил, Пулл получил сигнал для своего первого одиночного прыжка – и снова почувствовал себя девятнадцатилетним парнем, готовым взлететь над флагштоком старого аэроклуба. Не особенно захватывающее слово «Вольер» едва ли могло подготовить его к первому полету. Несмотря на то, что Вольер казался даже больше, чем помещение с лесами и садами на уровне с лунным притяжением, он был бы почти такого же размера, если бы не занимал целый ярус постепенно сужающейся Башни. Цилиндрическое помещение, высотой половину километра и шириной свыше четырех километров предстало перед Пулом действительно громадным, к тому же в нем не было ровным счетом ничего, на чем можно было остановить взгляд. Все стены были одинакового бледно-голубого цвета, и поэтому создавалось ощущение бесконечного пространства.

Пулл не верил заверениям инструктора, что у него будет возможность выбрать декорации, какие он захочет, и планировал показать ему, что это абсолютно невыполнимая задача. Но, поскольку, это был его первый полет с головокружительной высоты пятидесяти метров, ничто не должно было отвлекать его внимания. Конечно, падение с высоты пять метров на Земле, с ее силой притяжения, в десять раз превышающей здешнюю, могло закончиться переломом шеи, однако, даже меньшие повреждения здесь были мало вероятны, так как площадь всего пола была покрыта сетью эластичных канатов. Все помещение было гигантским трамплином. Здесь, – подумал Пулл, – можно получить немало удовольствия и без крыльев.

Несколькими мощными движениями Пулл поднял себя в воздух. Казалось, почти мгновенно, он оказался на высоте сотни метров, и все еще поднимался.

– Спускайся! – закричал инструктор, – Я не могу держаться рядом с тобой!

Пулл выпрямился, затем попытался замедлить движение. Он почувствовал, что его голова, а заодно, и его тело, стали легче (по крайней мере, на десять килограмм) и задался вопросом, увеличилась ли концентрация кислорода.

Это было великолепно – разительное отличие от нулевой гравитации, настоящий вызов физическим законам. Больше всего это было похоже на подводное плавание: жаль, здесь не было птиц, похожих на таких же ярких коралловых рыбок, которые так часто сопровождали его среди тропических рифов.

Один за другим, инструктор проследил за серией маневров – вращения, петли, полет вниз головой, зависание… Наконец, он сказал:

– Мне больше нечему тебя учить. Теперь давай насладимся видом.

Через мгновенье Пулл чуть не потерял контроль – впрочем, как он, возможно, и ожидал. Безо всякого предупреждения вокруг него появились покрытые снегом горы, и теперь он летел вниз, прямо в узкое ущелье, мимо неприятно острых скал.

Конечно, все это было ненастоящее: горы были иллюзорными, как облака, и он мог лететь прямо сквозь них, если бы захотел. Однако, он повернул прочь от обрыва (На одном из выступов было орлиное гнездо, в нем лежало два яйца, которые, как ему показалось, он мог задеть, если подлетит ближе) и отправился на более открытое место.

Горы исчезли. Внезапно наступила ночь. Затем появились звезды, не жалкие несколько тысяч, которые появляются в земном небе, а бесчисленные легионы. И не только звезды, но и спиралевидные воронки далеких галактик, переполненные плотными скоплениями солнц, сферические звездные группы.

Не было ни одного аргумента в пользу того, что это была реальность, даже если бы он волшебным образом был перенесен в какой-либо мир, где существовали такие небеса. Эти галактики отступали, даже когда он наблюдал за ними, звезды постепенно гасли, взрывались, рождались в звездных яслях раскаленного огненного тумана. Миллион лет, должно быть, пролетал для них как одна секунда…

Огромный спектакль прекратился так же неожиданно, как и возник: Пулл опять находился в пустом небе. В пустом голубом цилиндре «Вольера» не было никого, кроме него и его инструктора.

– Думаю, на сегодня достаточно, – сказал инструктор, зависший в нескольких метрах над Пулом, – Какие декорации вы хотели бы увидеть в следующий раз, когда мы сюда придем?

Пулл не колебался. Улыбнувшись, он ответил на этот вопрос.

Глава 11 Полет драконов

Он никогда не верил в то, что такое возможно, даже не смотря на технологию этой эпохи. Сколько терабайт, петабайт – понадобится, чтобы записать весь мир? Такой объем информации нужно было бы накапливать не одно столетие, и каким способом хранить ее? Лучше не думать об этом, и последовать совету Индры: «Забудь, что ты инженер, просто наслаждайся жизнью».

В целом он наслаждался жизнью, несмотря на то, что удовольствие смешивалось с почти всепоглощающим чувством ностальгии. Он летал, или так казалось, на высоте около двух километров над захватывающим и незабываемым ландшафтом своей юности. Конечно, это ощущение было обманчивым, так как «Вольер» был всего полкилометра высотой, но иллюзия была довольно правдоподобной.

Он описывал круги над Кратером Метеора, вспоминая, как во времена первых космических тренировок карабкался по его склонам. Как странно, что раньше кое-кто сомневался в его происхождении и в правильности его названия! А ведь в двадцатом веке выдающиеся геологи утверждали, что у него вулканическое происхождение: и только после наступления Космической Эпохи неохотно согласились, что все планеты до сих пор находятся под постоянными астероидными атаками.

Пулл был уверен, что его скорость была около двухсот километров в час, и он мог долететь до флагштока менее, чем за пятнадцать минут. Там мерцали белые купола Обсерватории Лоуэлла, куда он так часто приходил, когда был мальчиком, и чей дружный коллектив без сомнения сыграл решающую роль при выборе профессии. Иногда он задумывался, какая у него была бы профессия, не родись он в Аризоне, совсем рядом с местом, где создавались самые длительные и важные марсианские фантазии. Возможно, это было воображение, но Пуллу казалось, что он видит могилу Лоуэлла, рядом с большим телескопом, который подпитывал его мечты.

С какого года, и с какого сезона в его памяти сохранилась эта картина? Он полагал, что со времен спутников-шпионов, которые следили за миром в начале двадцать первого века. Она не могла быть более позднего срока, поскольку город был таким, каким он его помнил. Возможно, если он спустится пониже, он сможет увидеть себя…

Но он знал, что это был абсурд; он уже понял, что спуститься ниже невозможно. Если бы он подлетел ближе, изображение стало бы распадаться на пиксели, разоблачая подделку. Лучше соблюдать дистанцию и не разрушать прекрасную иллюзию.

И помимо прочего там был – это было невероятно! – маленький парк, в котором он играл вместе со своими школьными друзьями. Отцы Города всегда обсуждали тему его охраны, в то время как водные ресурсы парка становились все беднее. Впрочем, по крайней мере, до этого времени он дожил – а такое случается не с каждым парком.

И тут еще одно воспоминание вызвало слезы на его глазах. По тем узким тропинкам, возвращался ли он домой из Хьюстона или с Луны, он гулял со своим любимым родезийским…

1

Космический корабль Соединенных Штатов (здесь и далее прим. переводчика)

(обратно)

Оглавление

Пролог

Часть I Звездный Город

  Глава 1  Охотник за кометами

  Глава 2  Пробуждение

  Глава 3 Реабилитация

  Глава 4 Комната для наблюдений

  Глава 5 Обучение

  Глава 6 Мозговой шлем

  Глава 7 Разбор полета

  Глава 8 Возвращение на Олдувайи

  Глава 9 Небесная страна

  Глава 10 С уважением к Икару

  Глава 11 Полет драконов

Реклама на сайте