«Западня»

Сергей Петрович Трусов

Западня

Фантастический рассказ

В книге - фантастические рассказы. Через необычные, причудливые и фантастические приключения героев автор дает глубокий анализ реальным жизненным явлениям, ставит различные проблемы взаимоотношений между людьми, увлекает юного читателя в мир познания и романтики, заставляет его задуматься над вопросами настоящей жизни.

В жизни случается всякое. Это весьма расхожее суждение, и вряд ли кто-нибудь захочет его оспаривать. Умудренные опытом люди лишь покивают головой, молчаливо соглашаясь - да, мол, все бывает. Когда же это самое "всякое" вдруг случается, многие изменяют своим принципам только потому, что что-то там оказалось неудобоваримым для их жизненного опыта. Словно это ржавый гвоздь в котлете - ему сначала удивляются, а потом с негодованием запихивают под салфетку.

- Но позвольте! - воскликнет иной человек. - Где же тогда наша убежденность? Где постоянство во взглядах? Зачем нам самим порождать эти парадоксы? Давайте договоримся сразу - либо гвозди в котлетах встречаются, либо их там не может быть в принципе. В первом варианте будем вытаскивать их на всеобщее обозрение, а во втором - тщательно пережевывать и заглатывать. Если уж быть принципиальными, то до конца.

Конечно, человеку можно мягко посоветовать не путать разные вещи абстрактный гвоздь и конкретный гвоздь. Но ведь он наверняка возразит, что все едино и разница лишь в терминологии. Мол, всякий абстрактный гвоздь может вдруг конкретизироваться в самом неожиданном месте, и мы вновь окажемся неподготовленными. Тогда, если вам надоест общаться с этим неприятным гражданином, можете повернуться к нему спиной и величественно удалиться. Последнее слово останется за вами, жизнь пойдет своим чередом, а если в ней и произойдет что-нибудь по-настоящему удивительное - не обращайте внимания, будьте выше этого. Если же вы ягодка с другого поля сами ищите собственные объяснения любому явлению и принимайте то, которое наилучшим образом все растолкует, хотя и покажется совершенно неправдоподобным.

* * *

В городе Н. случилось феноменальное происшествие. Средь бела дня в здании одного исследовательского института с треском вылетели стекла сразу в шести окнах на третьем этаже. Впечатление было такое, будто их вышибло взрывной волной. Звон и осколки, посыпавшиеся на тротуар, привлекли внимание прохожих и парализовали пешеходное движение. Спонтанно возникшая версия свелась к тому, что в институтской лаборатории произошел взрыв в момент проведения секретного эксперимента. Задрав головы, все ожидали клубов дыма, языков пламени и обломков аппаратуры непонятного назначения. Ничего этого не было. В пустых проемах показались растерянные физиономии сотрудников, и вскоре выяснилось, что все шесть окон принадлежат актовому залу, где проходило обычное профсоюзное собрание. После этого мнения о природе инцидента, посыпались, как горошины из дырявого кулька. Эрудиты толковали о критических точках и остаточных напряжениях. Им вторили акустики-любители, вспоминая всевозможные резонансы. Люди ворчливого нрава костили хулиганствующих подростков со снайперскими рогатками, а граждане с консервативным складом ума намекали на диверсию. Догадки остальных очевидцев не имели четкой ориентации и базировались между летающими тарелками и давно обещанным Апокалипсисом. Конец спорам положили органы охраны общественного порядка, пообещавшие во всем разобраться.

Но не разобрались. Ни в тот день, ни на следующий, ни вообще. А дело обстояло так...

* * *

С очередным докладом должен был выступить начальник отдела Ступа Антон Никодимович. Присутствующие сразу заскучали. Злые языки утверждали, будто Антон Никодимович в детстве страдал дефектами речи и оттого стеснялся говорить. Зато теперь, чтобы компенсировать недостаток детского общения, он пристрастился к публичным выступлениям. Подобно легендарному Демосфену, который набирал в рот морские камешки и упражнялся в произнесении речей, стараясь заглушить шум прибоя, Ступа терроризировал сотрудников, заглушая роптание недовольных. Одно время администрация института попыталась оградить своих работников от этой словесной вивисекции, но Антон Никодимович применил эффектные контрмеры. Беря слово в прениях, он превращал их в длиннющие доклады. В конце концов, лавры победителя достались сильнейшему, тем более что других желающих выступить в качестве мыла, которое обменяли на шило, не оказалось.

Антон Никодимович имел представительную внешность, слегка подпорченную крутым брюшком. Глаза за стеклами очков почти всегда имели вдумчивое выражение, а чуть торчащие уши говорили о боевитости и постоянной готовности идти в ногу со временем. Не вполне сформировавшаяся плешь создавала впечатление какой-то незавершенности, но в целом Ступа соответствовал среднестатистическим представлениям о работниках руководящего звена.

Взойдя на трибуну, он разложил перед собой листы бумаги и принялся читать все, что было там написано. Изредка отрывался от записей, кидал в аудиторию серьезный взгляд поверх очков и вновь продолжал декламацию.

Вначале все было хорошо. Ступа читал громко и с выражением. Но вскоре, как это и всегда случалось, первоначальный запал иссяк, и Антон Никодимович принялся бубнить, как пономарь, игнорируя знаки препинания и абзацы. Сам не вдумываясь в смысл, он и другим не давал этой возможности и, казалось, был полностью поглощен интересным превращением отдельных буковок в непрерывную речь.

Слушатели приуныли. Не потому, что затруднился процесс усвоения свежих идей, а оттого, что этот процесс грозил затянуться. Кое-кто зашелестел предусмотрительно захваченной периодикой, другие принялись перешептываться да переглядываться, а остальные просто смотрели на оратора. Кто хотел, вполголоса изрекал родившуюся мысль.

- Нудизм какой-то, а не доклад! - сказал инженер Вова Сидоров, и было непонятно, то ли он специально соригинальничал, то ли и впрямь полагал, что так выражают высшую степень нудности.

- Уж лучше бы нудизм, - вздохнула Леночка Ширяева, и Вова мысленно себя похвалил. За сегодняшнее собрание это была его первая положительная эмоция.

Тем временем речь Антона Никодимовича вступила в третью и заключительную стадию. Смущенный выразительными взглядами администрации, Ступа из опасения, что ему не позволят прочитать все, увеличил темп. При этом отдельные буквы стали выпадать из процесса звукообразования. В тексте они были, в мозг через зрительный канал попадали, а вот оттуда уже не выходили, а, путаясь и произвольно комбинируясь, мешали докладчику. В волнении Антон Никодимович проглатывал целые окончания слов, снабжая мыслительный аппарат неразборчивой снедью. Уголь поступал в топку, и пламя разгоралось. Появились и первые продукты горения. Речь оратора стала пересыпаться совсем уж нечеловеческими словами. Никто особенно не удивился, ибо подобные конфузы повторялись в каждом выступлении Антона Никодимовича. Может, и сейчас все бы закончилось благополучно, если бы не игра больших чисел, порождающая благоприятные случаи. Сумбурные откровения Ступы были обязательным атрибутом всех собраний, и чудо свершилось. Это могло произойти раньше, могло - позже, могло вообще не произойти, но произошло.

Совершенно случайно словоизлияния оратора сложились в длинное заклинание. Заклинание сработало, прервав тысячелетний сон злющего восточного джинна. Хмурый и невыспавшийся Гасан Абу аль-Рашид тотчас покинул уютный кувшин и явился в актовый зал, оглушительно скрежеща желтыми гнилыми зубами. Застыв перед трибуной, он закатил глаза и с плохо скрываемым бешенством потребовал:

- Повелевай, владыка...

Но Антон Никодимович как ни в чем не бывало продолжал жонглировать скользкими суффиксами.

Изумленный таким невниманием, джинн окончательно рассвирепел, но усилием воли заставил себя выждать несколько секунд. Ломая пальцы и яростно вращая белками глаз, он в один миг изобрел сорок восемь тысяч новых пыток. Потом мгновенно вымахал метров на пять, рванул клок бороды и взвыл страшным голосом:

- Повелева-а-а-ай!!! Ааааа!..

И затрясся, словно припадочный, царапая ногтями хилую пергаментную грудь.

Никто не повелевал. Более того, на него даже внимания не обратили. Будто и не было исступленных криков, жуткого хохота и жалобных стенаний. Будто и не было самого Гасана.

И подивился всемогущий джинн виртуозному мастерству человека на возвышении. Он, Гасан Абу аль-Рашид, был всего лишь ирреальной субстанцией! Просто вызвать джинна мог бы любой колдун-недоучка, а филигранное вкрапление сверхъестественного в материальный мир было под силу лишь наискуснейшему из магов!

И оглянулся Гасан вокруг, и вновь поразился могуществу неведомых заклинаний. Скольких людей околдовал и заморочил его новый хозяин!

И съежился джинн до нормальных размеров, и рухнул на колени перед чародеем, и обратился в слух, дабы узнать, чего же хочет от него этот страшный человек...

И ничего не понял бедный Гасан. Ни единого слова! Ни дворцов прекрасных, ни золота с бриллиантами, ни наложниц озорных, ни караванов не требовал его повелитель. А говорил все о каких-то обязательствах, а в чем их суть - было выше Гасанова понимания. Понял джинн лишь последнюю фразу.

- Мы все как один! - твердо произнес владыка и покинул возвышение.

Прозрел тогда джинн и испугался. Дошло до него, что пока не исполнит он все желания всех присутствующих - не видать ему родного кувшина. Призвал он на помощь все свои силы сверхъестественные и умение незаурядное, чтобы хоть выяснить, чего же хотят эти люди. Проник в их мысли сокровенные, и ужаснулся, и взвыл пуще прежнего. Ибо одни жаждали одного, другие другого, третьи вообще ничего, а четвертые всего подряд и побольше. А были еще такие, которые сами не знали, чего хотят, но все же на что-то рассчитывали. Понял Абу аль-Рашид, как далек он от милого сердцу медного кувшина. Не знал джинн обратного заклинания, как и всех прочих, ибо всю жизнь полагался не на витиеватость словесную, а лишь на себя и свое искусство.

Вскрикнул Гасан голосом тонким и пронзительным, обхватил голову обеими руками и винтом закрутился по залу, будто волчок адский, черпая силы недостающие из областей астральных. Насытился энергией трансцендентной по самую макушку и понесся по кругу, словно лошадь скаковая, да так, что сам в круг обратился, пылающий огнем невидимым. И не смог уж он более свое неистовство сдерживать, а разогнавшись как следует, бросился вон из помещения на воздух свежий, на волю желанную. Наложилась тут мощь духовная на реальность объективную - и брызнули наружу стекла оконные мелким дождичком бриллиантовым.

Всполошился народ по обе стороны от окон разбитых, а Гасана и след простыл. Вихрем пронесся он над Землею, обогнув ее несколько раз кряду, посылая вниз то ливни грозовые, то ветра сильнейшие, то тайфуны с землетрясениями, то цунами, а то и просто погодные условия для сельского хозяйства неблагоприятные. Успокоился джинн лишь после того, как устроил катаклизмов количество изрядное, к коим питал страсть непреходящую. Потом уж назад вернулся, чтобы обмозговать задачу свою, ибо был заклинанием намертво повязан.

* * *

Перво-наперво злой джинн решил понапрасну не злиться, а спокойно во всем разобраться. Просочился он в кабинет своего владыки, Ступы Антона Никодимовича, встал за спиной и принялся руками гипнотические пассы делать.

Уснул Антон Никодимович, а Гасан возьми да и шепни на ухо:

- Скажи, чего хочешь? Изъяви сокровенное...

Зачмокал губами Антон Никодимович и изрек томным голосом:

- План бы выполнить...

- Какой план? - вкрадчиво поинтересовался джинн.

- Месячный, - вздохнул повелитель и жалобно добавил: - Да и квартальный тоже...

- Может, мешает кто?! - спросил эфемерный джинн, начав, на всякий случай, превращаться в сгусток агрессивной энергии.

- Не-е... - капризно отмахнулся Ступа сонным жестом.

- Так почему ж сам не выполнишь?

- Ииии...

- Так сложно?

- Уууу...

Задумался джинн. Ни месячных, ни квартальных планов он никогда не выполнял. Делал что умел, и, кажется, неплохо получалось.

- А может, и не нужен тебе план, а? - ласково спросил он.

- Ох, нужен, очень нужен... - заволновался повелитель. - Страсть как нужен!

- Да зачем же?

- Для начальства. Чтоб не ругалось.

"Ага!" - обрадовался джинн, узнав, что у его владыки тоже есть повелители. Стало быть, если им хорошо услужить, они и подобреют.

- А скажи, светлейший, - обратился Гасан к спящему чародею, - если б начальство не гневалось, желал бы ты свой план?

Ступа страдальчески сморщился, засопел, завозился в кресле, всхлипнул и жалобно заскулил.

Тогда джинн сделал еще несколько пассов руками.

Лицо Антона Никодимовича прояснилось, и он выдохнул:

- Да ну его к дьяволу...

И улыбнулся, задышав ровно и хорошо.

Отшатнулся Гасан от таких слов. Знавал он дьявола и даже в приятелях числился, но вспоминал о нем с содроганием.

Что ж это за план, которого и желаешь вожделенно, и спровадить готов хоть в преисподнюю?

И подумал джинн:

...что бывает гость

Хуже, чем незваный.

Гость, которого ты ждешь,

Но который - нежеланный.

Хотел еще поговорить Гасан со своим владыкой, но тот уж спал так, что хоть кулаком в ухо бей. Не стал джинн будить человека, который казался сейчас таким маленьким и беспомощным, а пошел прямо к начальству. А чтобы посмотреть, послушать да ума поднабраться, решил не сворачивать пространство, а тихой сапой проследовать коридорами.

Не очень многолюдно было в институтских проходах и тупичках, но кое-кто туда-сюда шастал, и посему информация в воздухе витала. С удивлением выяснил джинн, что далеко не все озабочены пресловутым планом. Вернее, у каждого он занимал какое-то место в мыслях, но каждый относился к этому месту по-разному. Постепенно картина прояснилась, и Гасан еще раз убедился в старой житейской мудрости - чем недоступнее мечта, тем сильнее бередит она воображение. Большие повелители больше других переживали за план. Меньшие - меньше и волнений испытывали. А нижайшие подданные, от которых зависело практическое исполнение, обладали прямо-таки железными нервами.

Двумя дорогами можно было попасть в заветный кувшин. Первый путь, петляя, шел сквозь сердца исполнителей, а второй вел к наиглавнейшему из здешних владык. В одном случае требовалось побудить многих что-то делать, а в другом - подбить одного от всего отказаться.

И выбрал джинн тропу, что казалась короче.

* * *

Директорский стол напоминал взлетно-посадочную полосу, а сам директор смахивал на руководителя полетов. Вот-вот ожидалось прибытие белоснежных лайнеров, и Семен Леонардович придирчиво осматривал аэродром со всеми службами и коммуникациями. Время от времени он хмурился, цеплял ногтями с ослепительной поверхности невидимую пылинку, и строго взглянув на нее, брезгливо стряхивал в урну. "Из-за таких вот мелочей, - читалось на его лице, - и происходят катастрофы с тяжелейшими последствиями". Самолеты задерживались, но, видать, Семен Леонардович был в курсе, так как признаков беспокойства не выказывал.

И вдруг появился первый летательный аппарат. Вынырнул из замочной скважины, покружил по комнате и приземлился на запасном аэродроме журнальном столике. Если бы этот аппарат был виден человеческому глазу, он бы не выдержал никакой критики со стороны авиаконструкторов. Согласно законам воздухоплавания, длиннобородый восточный старик летать не может. Он может пить чай, нюхать табак и неторопливо беседовать с собой или с другими аксакалами. Но Гасан Абу аль-Рашид был джинн и пользовался законами левитации. Усевшись на стол, он поджал ноги и воззрился на мудрейшего из светлейших, размышляя, с какой стороны к нему подступиться.

Директор продолжал инспектировать вверенный ему объект.

"План... - думал он. - Надо давать план... Иначе всем крышка. В министерстве уже намекали. А Иван Иванович даже недовольство выразил когда, мол, начнете работать? Будто я им всемогущий в самом деле..."

"Я, я всемогущий!" - мысленно просигналил джинн.

"Чушь, - ответил Семен Леонардович. - Всемогущими бывают только обстоятельства. А я директор, мне надо план давать..."

"Джинн я, джинн!" - посылал импульсы Гасан, торопясь и волнуясь, словно новичок радист.

"Да хоть бы сам бог Иван Иванович! - рассердился директор. - Посмотрел бы я, как бы он на моем месте крутился".

"Так ведь я джинн! - продолжал стучать на ключе Гасан. - Из кув-ши-на!"

"Интересно, - подумал Семен Леонардович, посмотрев в окно, - пьют ли где-нибудь джин кувшинами?.. О господи, какая дрянь в голову лезет. А впрочем... джин с тоником сейчас бы не повредил. Или коньячок с лимоном. Не просто так, а для пользы дела. Да только времена не те, не поймут. Еще загремишь под фанфары..."

И вздохнув, Семен Леонардович вновь принялся готовить аэродром для приема белоснежных лайнеров.

Джинн пригорюнился. Вероятно, из-за плохих метеоусловий связь с начальником полетов была неустойчивой. Однако надежды Гасан не терял.

"Откажись! - взывал он в эфир. - Плюнь! Распусти людей по домам, закрой институт и ступай!"

"Хорошо бы... - донеслось сквозь треск и разряды. - А что скажет Иван Иванович?"

"Плюнь и на него!" - кипятился джинн.

Тут директор не выдержал, хлопнул по селектору и рявкнул:

- Татьяна Борисовна!

- Слушаю, Семен Леонардович, - тотчас ответила секретарша.

- Принесите мне... - директор замялся. - Ну это... Сами понимаете.

"Проси что хочешь! - торжествовал джинн. - Хоть ковер-самолет, хоть сапоги-скороходы! Собирай узелок, тебя ждут неведомые страны и далекие края!"

- Ну уж нет, - процедил директор.

- Что? - не поняла секретарша.

- Ничего, - ответил Семен Леонардович. - Ничего не надо приносить, а позовите-ка мне Антона Никодимовича, начальника отдела.

И, отключив селектор, прошептал, вытирая лоб:

- Этак и впрямь придется узелок собирать. Обуют в сапоги и бросят на периферию первым же самолетом.

Секретарша Танечка не слышала, о чем говорили Семен Леонардович и Антон Никодимович, но рассказывала, что вошел Ступа, будто не выспавшись, а вышел, словно попарившись.

Только в коридоре решился Антон Никодимович перевести дух и смежить усталые веки. А заметив инженера Вову Сидорова, поманил к себе пальцем, издав при этом сопящий звук.

* * *

Неудачу потерпел джинн. В тупик завела тропа, казавшаяся короткой. Пора было возвращаться назад и, собравшись с силами, выходить на большую дорогу. Нелегкой и долгой казалась она, и маячили впереди холмы забот и желаний множества людей. И нельзя было миновать эти холмы, проложив хитрую незаметную стежку, равно как и насквозь рубануться прямым трактом, игнорируя ландшафт.

И решил джинн попытать счастья с молодым человеком, который стоял в курилке растрепанный и красный и жадно затягивался сигаретой. Подкрался к нему джинн, скользнул внутрь и притворился внутренним голосом.

"...и дернула меня нелегкая в коридор выйти, - думал Вова Сидоров. Сидел бы, как все, в комнате, и пронесло бы. Не иначе как Леопардыч ему фитиль вставил, вот он и бесится".

"Это ты про начальника своего, Антона Никодимовича?" - поинтересовался внутренний голос.

"Про него, зануду", - ответил Вова, полагая, что разговаривает сам с собой.

"Зря ты так", - мягко укорил голос.

"А вот и не зря! Чего он цепляется? Я, между прочим, свою работу знаю и делаю, а он в ней ни бельмеса. Только стружку снимать мастер".

"Но ведь он начальник. Ему так положено".

"Нача-альник, - передразнил Вова. - Привык покрикивать. Хоть бы раз делом помог".

"У него ответственность, - убеждал голос. - Он за план переживает. Вот ты переживаешь?"

"Я? - Сидоров удивился. - При чем тут я? Будет план или не будет, мне оклад в зубы - и привет!"

"А премию хочешь?" - с ехидцей спросил голос.

"Ха! Премия. Могут дать, могут нет. И вообще, двадцать рублей - не деньги".

"Так, значит, ты всем доволен, и ничего тебе не надо?"

"Как это не надо?! - Вова аж поперхнулся. - А квартира? До сих пор в общаге живу! А деньги?"

"Ты же отказался от двадцатки".

"Ну и что? Если, как кость собаке, - не надо. А если с пониманием, да за дело, да столько, сколько заслужил, - всегда пожалуйста!"

"И ты выполнишь план?" - спросил джинн, боясь поверить в удачу.

"Еще и перевыполню", - заверил Вова.

"Ой ли?" - усомнился голос.

Сидоров задумался.

"Ну, может, не сразу. Может, что и не получилось бы... Но уж постарался бы!"

"Вот и постарайся, - проворковал голос. - А начальство тебе и квартиру, и деньги, и еще что-нибудь. Ты - им, они - тебе".

"Как же, - усмехнулся инженер Сидоров. - Держи карман шире. Не верю я им".

"А ты поверь", - применил голос поповский прием.

Вова только отмахнулся.

"Да уж верил. Всякий раз одно и то же. Надоело".

Гасан аж ладошки потер от радости. Он и предположить не смел, что путь к кувшину так близок.

...Рванул джинн из бороды волосок - и возник в сосновом бору за городом чудный дворец из чистого золота, с подвалами, полными каменьев драгоценных да монет звонких. Перенес джинн туда Вову Сидорова и молвил, притворяясь по-прежнему внутренним голосом:

"Владей, Сидоров, живи! Не забудь только про обещание свое, спаситель. Выполни план!"

Но Вова лишь удивленно глаза выпучил да назад попятился.

- Что это? - икнул он. - Дворцы мерещатся... Вот что значит по общагам скитаться...

Вовремя почуяв опасность, джинн, во избежание необратимых сдвигов в Вовиной голове, срочно перенес его обратно в курилку и прислонил лбом к холодному стеклу.

"Еще в уме, не дай бог, повредится, - хлопотал старик. - Кто ж меня тогда отсюда вызволит?"

- Уф! - выдохнул Сидоров, оглядываясь по сторонам. - Сдвинуться можно от такой жизни.

В этот момент по лестнице пробегала Леночка Ширяева.

- Что это ты, Сидоров? - Она остановилась. - Бормочешь тут что-то.

- Слушай, Лен, - потянулся к ней Вова. - Мне только что золотой дворец привиделся. Как наяву! Представляешь?

- Подумаешь! - пожала плечиком Ширяева. - Смотри, Сидоров, домечтаешься. Меньше о квартире думай. Живи, как все. Чем ты лучше других?

"Лучше, лучше! - засуетился джинн, в планы которого не входило окончательно добивать своего спасителя. - Сделаю я тебе квартиру, Володенька, ты только потерпи малость".

И справедливо рассудив, что лучший врачеватель душевных ран - женщина, джинн оставил Сидорова на попечение Ширяевой, а сам понесся узнавать, что такое квартира.

Как выяснилось, Гасан Абу аль-Рашид делать квартир не умел. До сих пор он сотворял дворцы и храмы, возводил минареты, соединял отвесные скалы акведуками или, к примеру, ваял скульптурные композиции. В качестве стройматериалов использовал серебро, золото, платину, хрусталь, изумруды, а также белый и розовый мрамор. Для квартир же требовались кирпичи, цементный раствор, арматура, бетонные плиты, доски, рубероид, паркет и метлахская плитка. На одной стройке Гасан просидел три часа, чтобы увидеть, что такое рубероид. Из слов рабочих, возводящих здание, он понял, что ему еще повезло.

Насобирав где только можно строительного мусора, Гасан вынес свою добычу за город и решил потренироваться. В мгновение ока он создавал и развеивал свои опусы. Ничего путного не выходило. Получались какие-то высоченные сверкающие строения с причудливыми изгибами, куполами, башенками со шпилями, резьбой и лепными украшениями. Как миражи в пустыне, возникали и рушились готические соборы, египетские пирамиды, висячие сады, гробницы, мавзолеи, а один раз даже появилась статуя Зевса Олимпийского. Но все это, конечно, было ерундой, плевым делом, а вот коробчатая конструкция с квартирами-сотами - никак не давалась Гасану. Пробовал он и так и этак и пришел к выводу, что жилищную проблему наскоком не решить.

Отчаявшись, посрамленный джинн вернулся в институт и тихонько, как нашкодивший кот, влез в Вову Сидорова.

"Нету квартиры", - упавшим голосом произнес он.

Вова лишь кивнул, лениво надавив паяльником на застывшую канифоль. На столе у него валялись какие-то диковинные пластины, разноцветные проводки и блестящие штуковины. Джинн, поглядывая на это мудреное хозяйство, проникся к Сидорову большим уважением.

"Может, сам попробуешь, а?" - жалобно попросил он, рассудив, что не следует отмахиваться от человека, который разбирается в этой чертовщине.

Вова недоверчиво поднес паяльник к лицу, рассматривая дымящееся жало.

"Ну попробуй!" - умолял голос.

"Чего попробовать?" - буркнул Сидоров.

"Сходи к кому надо, попроси квартиру, может, дадут", - унизительно причитал внутренний голос.

"По шее дадут", - резюмировал Вова, вновь расплавляя канифоль.

"Ну чего ты такой робкий? - плакался голос. - Сходи!"

Инженер отложил орудие труда и посмотрел в потолок.

"Может, и правда сходить?" - подумал он.

"Сходи, сходи, - оживился джинн. - Чего стесняться? Глядишь, и дадут какой-нибудь завалящий кувшинчик, то есть - тьфу! - квартирку".

"Разве что и впрямь попробовать?" - неуклюже ворочалась в голове необычная мысль.

"Да иди же, скорее! - не на шутку рассердился джинн. - Чего сидишь? Ждешь, пока ковер-самолет подадут?"

- Э-эх! - молодецки взревел Вова, и сотрудники в отделе дружно вздрогнули. - Была не была, пойду!

- Куда? - хором спросили сотрудники.

- Куда надо, туда и пойду, - отрезал Сидоров и решительно покинул рабочее место.

- Здрасьте, Антонина Андреевна! - солидно пробасил он, толкнув дверь председателя профкома.

- А, Вовочка! - обрадовалась Антонина Андреевна. - Заходи, заходи... Что у тебя?

- У меня квартиры нет, - напрямик бухнул Сидоров. - Так я это... пришел, значит... узнать бы. Может, есть, а?

- Нету квартир, Вова, - нараспев протянула Антонина Андреевна, и ее честные испуганные глаза стали еще честней и испуганней.

"Как так нету?" - опешил джинн, заточенный в теле Сидорова.

- Как это... нету? - повторил Сидоров. - А когда будут?

- Не знаю. - На Вову в упор смотрели сочувственные глаза цвета застиранного до дыр весеннего неба.

- А кто ж знает?

- Не знаю, кто знает. - Небо оставалось чистым и безоблачным. - Ничего не знаю.

И женщина развела руками. Этот жест, по замыслу, должен был выражать растерянность, но он почему-то выражал убежденность в непобедимости.

Вова покинул комнату. Вроде бы все нормально - поговорили два человека и разошлись. Но осталось странное ощущение, будто он чего-то не уловил. Будто промелькнула в небе какая-то тень, хотел присмотреться - ан нет небо вновь чистое и голубое.

Сидоров понуро брел по коридору. Не зная, что сказать, пристыженный джинн молчал. Потом он робко поинтересовался:

"Может, тебе еще чего сделать, а?"

"А пошел ты..." - рассеянно ответил Вова, пытаясь разобраться, кто же его все-таки надул с жильем и надул ли вообще.

"Неужели у тебя нет других желаний, кроме квартиры и денег? - зудел внутренний голос. - А то ведь чересчур меркантильно получается..."

"Заткнись".

Джинн горестно вздохнул, но тут его осенила интересная мысль.

"Слушай, а как у тебя с этой... с Ширяевой?"

Вова резко остановился.

"В каком это смысле?"

"Ты ее любишь?" - с наивностью первоклассника спросил джинн.

Сидоров покраснел так, что сидящему внутри Гасану показалось, будто он находится в фотолаборатории.

"Ну... вообще-то она мне нравится", - промямлил Вова.

"А она тебя?" - допытывался нескромный аксакал.

"Не знаю, - вздохнул инженер. - Кажется, нет".

"Она тебя полюбит, - самоуверенно произнес внутренний голос. - Это я тебе говорю".

* * *

Рабочий день закончился, и Ширяева торопилась домой, попутно обращая на себя внимание прохожих. Смелая прическа, загадочные глаза, стук каблучков и все остальное - магнитом притягивали взоры молодых людей в возрасте от восемнадцати до пятидесяти лет. Всеобщее восхищение и аромат французских духов создавали привычную атмосферу. Обычный же воздух, состоящий из азота, кислорода и чего-то еще, входил в эту атмосферу как скромный компонент на правах дыхательной смеси.

Рядом барражировал бдительный джинн. Полет проходил в сложных условиях. Объект обожания Володи Сидорова постоянно подвергался угрозе случайных знакомств с целью легкого флирта. Гасан решил дождаться удобного момента и атаковать внутренний мир Леночки. Там, используя знание человеческой натуры, он рассчитывал убедить Ширяеву в прекрасных качествах Сидорова. Сознавая ответственность данной акции, джинн основательно подготовился. Вторжение должно было выглядеть не давлением извне, а как бы изначально существовавшей тягой к симпатичному Володе. Гасан предусмотрел все и заранее предвкушал радость от счастливой развязки.

Однако все попытки проникнуть в стан будущего союзника терпели неудачу. Внутренний мир Леночки был совершенно непроницаем для ирреальной субстанции, которую являл собой джинн. Вновь и вновь проносился он на бреющем полете мимо лица Ширяевой, закладывая виражи один круче другого. И всякий раз системы ПВО преподносили урок нахальному штурмовику.

В конце концов джинн так намаялся, что после очередного наскока, обессиленный, рухнул в мусорный ящик. Очнувшись, он позавидовал подъезду, который, совсем не напрягаясь, заглотил Ширяеву целиком.

Прошло некоторое время, джинн прочухался и разработал новый план. Поскольку Леночка оказалась абсолютно невосприимчивой к иррациональному захвату, требовалось действовать в рамках повседневной действительности.

Гасан воспрял духом и вовремя. Появилась Ширяева. В умопомрачительном платье она продефилировала мимо, и тут - какая досада! - к ней подошли две девушки. Болтая, подруги направились к остановке.

Джинн поспешил за ними.

После недолгих и ничем не примечательных приключений они все вчетвером - девушки во плоти и крови, а джинн в ином свойстве - оказались у дверей молодежного кафе. Лена с подругами протолкалась сквозь толпу и зашла внутрь, а Гасан бестолково засуетился, порхая перед окнами, как мотылек, привлеченный светом. Девицы, войдя в зал, осмотрелись и торопливо, но с достоинством захватили столик возле эстрады. Радость на их лицах была сравнима с радостью золотоискателей, застолбивших перспективный участок. Четвертое место оставалось незанятым, и джинн понял, что надо поторопиться.

Через несколько минут в кафе вошел молодой мужчина лет двадцати шести - тридцати. Вельветовые брюки, пронзительный взгляд, орлиный нос и черные усики - все было самого лучшего качества. Рассеянно поглядывая по сторонам, он подошел к столику с тремя девушками и небрежно осведомился:

- Свободно?

- Да, - одновременно выдохнули три пары накрашенных губ.

В подобных ситуациях не следует говорить "спасибо", если вы хотите, чтобы ваше предприятие имело успех. Джинн - а это был он - молча сел и, сразу отвернувшись, принялся изучать соседние столики. Он все сделал правильно, и теперь внимание девушек было намертво приковано к таинственному незнакомцу.

Гасан Абу аль-Рашид, изображавший скучающего денди, на самом деле напряженно обдумывал, как бы ему вызвать Лену на откровенный разговор. Приняв облик, наиболее для этого подходящий, он надеялся с помощью своего красноречия убедить ее, что Вова Сидоров - тот самый прекрасный принц, которого она ждет всю свою сознательную жизнь. Самое главное в таких случаях сразу расположить к себе собеседника, и джинн лихорадочно перебирал возможные варианты вступлений.

Но Лена опередила.

- Как вас зовут? - спросила она.

- Гасан, - ответил джинн.

- Гасанчик, - повторила Лена. - Вы, наверное, издалека? - И, махнув ресницами, посмотрела так, что кровь аксакала запузырилась, будто газированная.

И вдруг глухая стена исчезла! Датчики обнаружения чужаков приняли Гасана за своего и пропустили в святая святых - внутренний мир Леночки!

Джинн, словно лазутчик, взломавший сейф в штабе противника, торопливо фиксировал все подряд. Не то... не то... опять не то... Гасан с раздражением хлопнул дверцей несгораемого шкафа. Володя был ему симпатичен, и он решил не знакомить его с содержимым секретных ячеек. О том, чтобы заменить документы, не могло быть и речи - на первом же военном совете подлог будет обнаружен.

Молодой мужчина поднялся, вежливо извинился и вышел из зала. Больше его никто не видел.

* * *

Всю ночь Гасан исходил грозовыми разрядами в различных частях света, и только к утру успокоился. Сплошные неудачи всколыхнули в нем былую злость, и явившись в институт, он еле сдержался, чтобы не устроить там аннигиляцию. Сидорова больше не трогал, и вообще, заметив его, проваливался под пол. Увидев Антона Никодимовича, джинн ухватился за него как за соломинку.

"Отпусти!" - голосил Гасан, тщетно пытаясь разжалобить чародея.

Антон Никодимович бодреньким шагом мерял коридоры, резво отмахиваясь то ли от мух, то ли от назойливых мыслей.

"Отправь обратно!!!" - надрывался джинн, и Ступа с удвоенной энергией молотил руками по воздуху.

"Выполняй чего велено!" - громыхнул Гасан, потеряв терпение и нащупав-таки верную фразу.

Ступа остановился.

- Выполнять? - пробормотал он. - Вроде Семен Леонардович ничего не велел... Но если велит - выполним!

И вновь припустил по коридору.

"У-у, бюрократ!" - прошипел джинн.

Явившись в приемную директора, Гасан ничтоже сумняшеся сотворил казенную бумагу и подсунул ее в папку на подпись.

В бумаге значилось:

В связи с выполнением заказа по договору прошу разрешить отъезд к месту жительства. Работу принял начальник отдела Ступа А.Н.

Подпись: Гасан Рашид.

Секретарша, подхватив папку, юркнула в кабинет директора, а джинн нервно заметался под потолком. Впервые он пошел на прямой обман, но другого выхода сейчас не видел.

Минут через десять в приемную вбежал запыхавшийся Антон Никодимович.

- Что?

- Туда, - указала секретарша на дверь.

Джинн скользнул следом.

- Садитесь, Антон Никодимович, - пригласил директор, отрываясь от бумаг. - Тут у меня одно заявление. Прочтите и скажите, что вы думаете.

Директор снова погрузился в бумаги.

Через несколько секунд на лбу у Антона Никодимовича выступила испарина.

- Прочитали?

- Н-нет еще.

- Давайте быстрее.

Ступа перечитал второй раз. Потом третий, четвертый, но все равно ничего не понял.

"Забыл, что ли? - со страхом думал он. - Вот влип!"

- Ну? - спросил директор, протянув руку за казенным листом.

И тут Антона Никодимовича словно подстегнули.

- Вспомнил! - обрадовался он. - Помните, в прошлом году к нам приезжали грузинские товарищи из Тбилисского института?

- А как же, - кивнул директор. - Конечно, помню. Они нам еще новый агрегат поставили.

- Ну так это их командировочный! - Ступа засмеялся облегченно.

- Агрегат работает? - уточнил Семен Леонардович.

- Да где там, - махнул рукой Ступа. - Барахло. Халтура в чистом виде.

- Так что ж он нам голову морочит! - Директор потряс в воздухе Гасановым заявлением. - Вот когда наладит, тогда и поедет.

- Правильно, - одобрил начальник отдела. - А то развелось бездельников.

После этого они мирно разошлись, а Гасан, скрипнув зубами, вырвал из бороды волос и в мгновение ока измельчил его на десять частей...

* * *

...И вспыхнули десять сверхновых солнц в далекой галактике, что зовется Малым Облаком Магеллановым. Возопил джинн голосом, каким ранее и не крикивал, и решился на меру крайнюю, хоть последствия казались страшными. Позвал Гасан дьявола тайным знаком, ему известным, и затрясся в ужасе, ибо знать не знал, что получится...

* * *

- Это ты, джинн? - послышалось вроде издали, но в то же время и рядом.

- Я... - выдохнул Гасан.

- Все знаю.

И это была сущая правда, ибо сказал тот, кто всегда был в курсе всего.

- Ты слишком долго спал, джинн, - шуршал голос, словно песок в далекой пустыне. - Видел приятные сны, а теперь тебе неуютно. Смотри же вокруг и дивись - это явь. А еще поразмысли над тем, каково мне. Ведь я никогда не сплю...

И засмеялся дьявол. Захохотал, заухал филином, завыл, будто покойников скликая, да так, что, казалось, все поднимутся...