«У рифов Армагеддона»

У рифов Армагеддона (fb2) - У рифов Армагеддона [ЛП, с иллюстрациями] (пер. Александр Виноградов (Honomer),Валентин В. Виноградов (guy_septimiy)) (Сэйфхолд - 1) 6696K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дэвид Вебер

Дэвид Вебер У рифов Армагеддона Перевод группы

Посвящается

Фреду Саберхагену, чья работа принесла мне — и многим другим — столько удовольствия. Всегда приятно, когда кто-то, чья работа тебе так нравится, оказывается, ещё и симпатичным человеком.

и…

Шерон, которая меня любит, терпит моё безумное расписание, помогает мне вспомнить, какой сейчас день месяца, знает всё, что можно о плавании, и, как известно, предлагает мне сцены «на три или два носовых платка», чтобы я мог продолжить свой путь.

Не могу сказать, что она сделала это и в этот раз.

О, Боже, нет!

Я люблю тебя.

СЭЙФХОЛД[1]

2 июля 2378 года, Звезда Крествелла, HD 63077A Земная Федерация

— Капитана на мостик! Капитана на мостик!

Капитан Матеус Фофао скатился с койки, как только настойчивый голос вахтенного офицера заорал через интерком, контрапунктированный пронзительным воплем ревуна боевой тревоги. Босые ноги капитана коснулись палубы и потянувшись к прикроватному кому, даже не успев ещё полностью открыть глаза, он ткнул в красную клавишу абсолютного приоритета исключительно на ощупь.

— Мостик. — Ответ последовал почти мгновенно, ровным голосом, закованным в броню тренированного противостояния панике.

— Старшина Кузнецов, это капитан, — решительно сказал Фофао. — Дайте мне лейтенанта Хендерсон.

— Есть, сэр.

Наступило короткое мгновение тишины, затем послышался другой голос, который произнёс:

— Вахтенный офицер.

— Докладывайте, Габби, — приказал Фофао.

— Шкипер, — лейтенант Габриэлла Хендерсон, тактический офицер тяжёлого крейсера, была на вахте, и её обычно спокойное контральто было напряжённым и суровым, — у нас отметки. Много отметок. Они просто вывалились из гипера в двенадцати световых минутах отсюда, и направляются внутрь системы с ускорением в четыре сотни g.

Фофао сжал зубы. Четыре сотни g были на двадцать процентов выше, чем могли бы выдержать лучшие компенсаторы Федерации. Это довольно убедительно демонстрировало, что кем бы ни были эти существа, они не были подразделениями Федерации.

— Сколько их? — спросил он.

— Всё ещё продолжают прибывать, сэр, — ровно ответила Хендерсон. — До сих пор мы подтвердили более семидесяти.

Фофао поморщился.

— Отлично. — Он был поражён тем, как спокойно звучал его собственный голос. — Выполните протоколы первого контакта, а также «Подзорную трубу» и «Наблюдатель». Затем переведите нас в Состояние Четыре. Убедитесь, что губернатор полностью проинформирована и скажите ей, что я объявляю Код Альфа.

— Так точно, сэр.

— Буду на мостике через пять минут, — продолжил Фофао, когда дверь его спальной каюты открылась, и его стюард проскочил через неё с мундиром. — Давайте запустим несколько дополнительных разведывательных дронов и направим к этим людям.

— Так точно, сэр.

— Увидимся через пять минут, — сказал Фофао. Он выключил комм и повернулся, чтобы принять свой мундир от побледневшего стюарда.

* * *

На самом деле, Матеус Фофао добрался до командной палубы КФЗФ «Быстроходная» немного меньше, чем за пять минут.

Он смог удержать себя от быстрого, порывистого шага, когда вышел из лифта на мостике, но его глаза уже были на мастер-схеме, и его губы сжались. Неизвестные суда были россыпью зловещих рубиновых искр, несущихся к главной звезде двойной системы G0 и сине-белой бусине её четвёртой планеты.

— Капитан на мостике! — объявил старшина Кузнецов, но Фофао отправил всех обратно по своим постам.

— Вольно, — сказал он, и почти все вернулись на свои места. Лейтенант Хендерсон этого не сделала. Она поднялась с капитанского кресла в центре мостика. Её облегчение от того, что прибытие Фофао освободило её от командования, было очевидным.

Он кивнул ей, прошёл мимо и уселся в своё кресло.

— Капитан принял командование, — объявил он официально, затем снова взглянул на Хендерсон, всё ещё стоящую рядом с ним. — Были ли от них какие-нибудь входящие передачи?

— Нет, сэр. Если бы они начали передачу, как только вышли из гипера, мы бы услышали их передачу, — лейтенант взглянула на цифровой индикатор времени — две минуты назад. У нас ничего нет.

Фофао кивнул. Почему-то, глядя на распространяющееся облако красных значков на дисплее, он не был удивлён.

— Изменения сил? — спросил он.

— Контроль отслеживает как минимум восемьдесят пять кораблей, — сказала Хендерсон. — У нас пока нет никаких признаков запуска истребителей.

Фофао снова кивнул, и его наполнило странное, похожее на пение напряжение, которое было почти его собственной формой спокойствия. Спокойствия человека, стоящего лицом к лицу перед катастрофой, которую он планировал и к которой готовился годами, но никогда не ожидал, что он с ней столкнётся.

— «Наблюдатель»? — спросил он.

— Введён в действие, сэр, — ответила Хендерсон. — «Антилопа» начала движение к порогу гипер-границы две минуты назад.

— «Подзорная труба»?

— Активирована, сэр.

«Это уже хоть что-то», — подумал обособленный уголок мозга Фофао.

КФЗФ «Антилопа» была крошечным, полностью безоружным и очень быстрым курьерским судном. Мир Крествелла, самый передовой аванпост Федерации, удалённый на пятьдесят световых лет от Солнца, был ещё слишком молод и слишком слабо заселён, чтобы иметь собственную станцию гипер-связи. Единственным средством связи с остальной Федерацией были курьерские корабли, и в данный момент единственной функцией «Антилопы» было мчаться на полной скорости в Солнечную систему с известием, что был объявлен Код Альфа.

«Подзорная труба» была сетью спутников наблюдения, протянутых вокруг периферии гипер-границы звёздной системы. Они были оснащены только пассивными сенсорами, что — как надеялись их создатели — делало их практически необнаружимыми. И они были здесь не для того, чтобы снабжать «Быстроходную» информацией. Их целью — всех до единого — было пересылать информацию «Антилопе», чтобы у неё были самые полные и всесторонние тактические записи о положении в системе на тот момент, когда она войдёт в гипер. И эта же информация передавалась однотипному с «Антилопой» кораблю, КФЗФ «Газель», которая лежала, полностью замаскированная, на орбите вокруг самого внешнего газового гиганта системы.

Её задача заключалась в том, чтобы оставаться в системе до конца… каким бы он ни был, а затем известить о произошедшем Старую Землю.

«И хорошо, что она там», — подумал Фофао мрачно, — «потому что мы едва ли сумеем доставить доклад на Землю сами».

— Статус корабля? — спросил он.

— Все боевые системы переведены в Состояние Четыре, сэр. Инженерная служба сообщает, что все посты укомплектованы и готовы, и как обычные, так и гипер-двигатели готовы к приёму манёвровых команд.

— Очень хорошо. — Фофао указал на обычно назначенный ей боевой пост и посмотрел, как она идёт туда, потом глубоко вдохнул и нажал на кнопку на подлокотнике своего командирского кресла.

— Это капитан, — сказал он, не соблюдая обычных формальностей общего объявления. — В настоящее время вы все уже знаете, что происходит. Об этих… людях, вам известно столько же, сколько и мне. Я не знаю, Гбаба это, или нет. Если это всё же они, то выглядит это не очень хорошо. Но я хочу, чтобы вы все знали: я горжусь вами. Что бы ни случилось, ни один капитан не мог бы иметь лучшего корабля или лучшей команды.

Он отпустил кнопку коммуникатора и повернул своё кресло лицом к рулевому тяжёлого крейсера.

— Переведите нас на ноль-один-пять, один-один-девять, с ускорением пятьдесят g, — спокойно сказал он, и КФЗФ «Быстроходная» двинулась на свою позицию между планетой, которую человеческие колонисты называли Миром Крествелла, и огромной армадой, катящейся на неё.

Матеус Фофао всегда гордился своим кораблём. Гордился его командой, его скоростью, его огромной огневой мощью, упакованной в три с четвертью миллиона тонн корпуса. В этот момент он лучше всех знал, насколько он уязвим.

На самом деле за десять лет до этого Флота Земной Федерации не существовало. Было нечто, что Федерация считала флотом, но он на самом деле состоял исключительно из исследовательских и разведывательных судов, и небольшого количества легковооружённых патрульных единиц, основной задачей которых были поисково-спасательные операции, и — временами — вразумление человеческих же нарушителей спокойствия.

Но затем, десять лет назад, исследовательский корабль Федерации нашёл свидетельства существования первой подтверждённой развитой нечеловеческой цивилизации. Никто не знал, как называли себя жители этой цивилизации, потому что никого из них не осталось в живых, чтобы рассказать об этом.

Человечество было потрясено открытием, что целый биологический вид был сознательно уничтожен. Что раса, полностью способная исследовать и осваивать ресурсы своей домашней звёздной системы, была методично и безжалостно истреблена. Первое предположение заключалось в том, что вид, о котором шла речь, уничтожил сам себя в каком-то сумасшедшем спазме суицидальной ярости. До сих пор некоторые учёные, которые изучали вещественные доказательства, продолжали утверждать, что это наиболее вероятное объяснение.

Такие упёртые, однако, были явным меньшинством. Большая часть человечества наконец приняла вторую, и гораздо более ужасную, гипотезу. Они не делали этого сами — это сделал с ними кто-то ещё.

Фофао не знал, кто назвал гипотетических убийц Гбаба, и не очень об этом беспокоился. Но осознание того, что они могут существовать, стало причиной, что в эти дни существовал теперешний, и постоянно растущий, Флот Федерации. И причиной того, что благоразумные планы на случай непредвиденных обстоятельств, такие как «Подзорная труба» и «Наблюдатель», были приведены в действие.

И по этой причине КФЗФ «Быстроходная» обнаружила себя между Миром Крествелла и приближающимся, полностью безмолвным флотом из красных значков.

Во вселенной не существовало ни одного способа, которым одинокий тяжёлый крейсер мог надеяться остановить, или замедлить, или просто причинить неудобство флоту такого размера, который направлялся к кораблю Фофао. И вряд ли он мог остаться в стороне от вражеских военных кораблей, способных к скорости разгона, которую продемонстрировали неизвестные. Но даже если бы он мог, задачей «Быстроходной» было другое.

Даже при их потрясающей скорости разгона, неопознанным кораблям потребовалось бы почти четыре часа, чтобы достичь Мира Крествелла, предполагая, разумеется, что они хотят встретиться с планетой. Если их целью было просто пролететь мимо, не замедляясь, то на это им хватило бы и трёх часов. Но каковы бы ни были их намерения, задачей «Быстроходной» было держать позицию. Делать всё возможное, до самого последнего момента, пытаясь установить какой-то мирный контакт с неизвестными. Служить хрупким щитом и, заодно… сигнальной растяжкой, которые, пускай даже в чистой теории, но всё же потенциально могли отвратить атаку от недавно заселённой планеты позади неё.

И, почти наверняка, чтобы стать первой жертвой в войне, которой Федерация страшилась почти десятилетие.

* * *

— Сэр, мы обнаружили дополнительные сигнатуры двигателей, — объявила лейтенант Хендерсон. — Они выглядят похожими на истребители. — Её голос был жёстким и профессионально резким. — Слежение наблюдает примерно четыреста отметок.

— Подтверждаю. Всё ещё нет ответа на наши передачи, Связь?

— Нет, сэр, — напряжённо ответил офицер связи.

— Тактика, начинайте развёртывание ракет.

— Так точно, сэр, — ответила Хендерсон. — Начинаю развёртывание ракет.

Большие дальнобойные ракеты отделились от внешних подвесок, в то время как другие выскальзывали из люков посередине корпуса крейсера. Работая своими вспомогательными маневро́выми двигателями, они распределились облаком вокруг «Быстроходной», разойдясь достаточно далеко, чтобы корабль и другие выпущенные ракеты оказались вне опасного периметра действия их невообразимо мощных маршевых двигателей.

«Похоже, они хотят окружить планету», — подумал Фофао, наблюдая, как строй неизвестных аппаратов продолжает растягиваться, в то время как его корабль не переставая отсылал им всё новые и новые безответные вызовы, — «Не очень-то это миролюбиво смотрится, с их стороны».

Он взглянул на ряды цифр на главном дисплее. Вторгшиеся в систему корабли были в пути уже почти сто шестнадцать минут. Их скорость относительно Мира Крествелла достигла чуть более тридцати одной тысячи километров в секунду, и если они не начнут тормозить в следующие несколько секунд, то они в итоге пролетят мимо планеты.

«Хотел бы я знать…»

— Запуск ракет! — внезапно объявила Габриэлла Хендерсон. — Повторяю, запуск ракет! Приближается много ракет!

Сердце Матеуса Фофао, казалось, дало сбой.

«Они не могут рассчитывать на то, что действительно попадут в маневрирующий звездолёт на таком расстоянии». — Это была его первая мысль, когда тысячи отметок приближающихся ракет внезапно усеяли его экран. — «Но мимо планеты они уж точно не промахнуться, так ведь?» — подсказал ему рассудок мгновение спустя.

Он уставился на этот ураган ракет и знал, что произойдёт. Защита «Быстроходной» никогда не могла бы остановить более десятой части этого потока разрушения, и застывший уголок его разума углубился в раздумья о том, чем они были вооружены. Ядерные боеголовки? Антивещество? Химические или биологические агенты? Или, может быть, они были просто кинетическим оружием. С потрясающим ускорением, который они развивали, у них было бы более чем достаточно скорости, чтобы выполнить работу вообще без боеголовок.

— Связь, — он услышал, что его голос прозвучал ровно, в то время как он наблюдал, как палачи полумиллиона жителей Мира Крествелла ускоряются по направлению к нему, — прекратите попытки установить связь. Маневрирование, переводите нас на максимальную мощность, следуйте ноль-ноль-ноль, ноль-ноль-пять. Тактика, — он повернул голову и встретился взглядом с глазами лейтенанта Хендерсон, — приготовиться к бою с врагом.

14 февраля, 2421 года, КФЗФ «Экскалибур», КФЗФ «Гулливер», Оперативная Группа Один

Разведывательный корабль был слишком мал, чтобы угрожать кому-либо.

Крошечный звездолёт был меньше трёх процентов от размера КФЗФ «Экскалибур», флагманского дредноута оперативной группы. Правда, он был быстрее, чем «Экскалибур», и его системы вооружения и электроника были несколько более продвинутыми, но он не мог подойти ближе световой минуты к оперативной группе и остаться в живых.

К сожалению, в этом не было нужды.

* * *

— Подтверждаю это, сэр. — Лицо капитана Сомерсета, цвета красного дерева, смотрело с экрана связи флагманского мостика на адмирала Пэй Као-чжи. — «Командир «Экскалибура» постарел с момента вылета оперативной группы», — подумал адмирал Пэй. Конечно, он был далеко не один такой.

— Как далеко, Мартин? — просто спросил адмирал.

— Чуть больше два-точка-шесть световых минут, — ответил Сомерсет, выражение его лица было мрачнее, чем когда-либо. — Слишком близко, адмирал.

— Может быть и нет, — сказал Пэй, затем тонко улыбнулся своему флаг-капитану. — И какое бы ни было расстояние, мы тут застряли, не так ли?

— Сэр, я мог бы, отправив прикрытие, попытаться и оттолкнуть его ещё дальше. Я мог бы даже послать эскадру эсминцев, чтобы насесть на него, полностью изгнать его из радиуса действия сенсоров флота.

— Мы не знаем, как близко за ним может быть что-то тяжелее. — Пэй покачал головой. — Кроме того, нам нужно, чтобы они увидели нас рано или поздно, не правда ли?

— Адмирал, — начал Сомерсет, — я не думаю, что мы можем позволить себе рискнуть тем…

— Мы не можем позволить себе упустить этот шанс, — твёрдо сказал Пэй. — Действуйте и вышлите прикрытие в его направлении. Посмотрите, сможете ли вы заставить его отодвинуться, по крайней мере, немного дальше. Но в любом случае, мы выполним «Отрыв» в следующие полчаса.

Сомерсет смотрел на него через экран комма ещё несколько секунд, потом тяжело кивнул.

— Очень хорошо, сэр. Я отдам приказы.

— Спасибо, Мартин, — сказал Пэй гораздо более мягким голосом и разорвал связь.

— Капитан может быть прав, сэр, — произнесло спокойное контральто позади него, и он развернул своё командное кресло лицом к говорившему.

Лейтенант-коммандер Нимуэ Албан была действительно очень юным офицером, особенно для долгоживущего общества, чтобы советовать четырёхзвёздочному адмиралу, даже со всем уважением, что его суждение могло быть менее чем непогрешимым. Однако Пэй Као-чжи не испытывал никакого искушения указывать ей на это. Во-первых, потому что несмотря на молодость, она была одним из самых блестящих офицеров-тактиков, которые когда-либо производил Флот Земной Федерации. Во-вторых, потому что если кто-либо и заработал право критиковать адмирала Пэя, это была лейтенант-коммандер Албан.

— В его словах есть смысл, — признал Пэй. — Очень большой, на самом деле. Но у меня такое ощущение, что плохие новости не очень сильно отстают от этого ворона.

— Предчувствие, сэр?

Комбинация тёмных волос Албан с голубыми глазами была подарком её валлийского отца, но её рост и прекрасное телосложение достались ей от её матери-шведки. Адмирал Пэй, с другой стороны, был маленьким, жилистым мужчиной, более чем в три раза старше её, и она, казалось, возвышалась над ним, когда она подняла одну бровь. Тем не менее он был рад отметить, с горько-сладкой усмешкой, это было не недоверчивое выражение.

«В конце концов», — сказал он себе, — «моя склонность к «игре на интуицию» во многом связана с тем фактом, что я оказался последним полным адмиралом Земной Федерации».

— В данном случае это не какая-то мистическая форма экстрасенсорики, Нимуэ, — сказал он. — Но где же другой разведчик? Вы знаете, что разведывательные корабли Гбаба всегда работают парами, а капитан Сомерсет сообщил только об одном из них. Где-то должен быть другой.

— Выглядит как призыв остальной части стаи, — сказала Албан, её голубые глаза потемнели, и он кивнул.

— Это именно то, что он делает. Они, должно быть, унюхали нас до того, как мы обнаружили их, и один из них развернулся и немедленно направился за помощью. Другой будет висеть у нас на хвосте, следить за нами и дожидаться остальных, но единственное, чего он не собирается делать, это приблизиться настолько, чтобы рискнуть дать нам хороший шанс выстрелить в него. Он не может позволить нам подстрелить его, или спрятаться в гипер. Они могут никогда не найти нас снова.

— Я вижу, куда вы клоните, сэр. — Албан задумалась на мгновение, её голубые глаза сосредоточились на чём-то, что могла видеть только она одна, после чего снова обратила внимание на адмирала.

— Сэр, — тихо спросила она, — это не страшно, если я воспользуюсь одной из приоритетных линий связи, чтобы связаться с «Гулливером»? Я… хотела бы сказать коммодору прощай.

— Конечно, нет, — ответил Пэй, не менее тихо. — И когда вы это сделаете, скажите ему, что я буду думать о нём.

— Сэр, вы могли бы сказать ему сами.

— Нет. — Пэй покачал головой. — Мы с Као-юном уже распрощались, Нимуэ.

— Да, сэр.

* * *

Известие быстро распространилось от «Экскалибура», когда Десятая Эскадра Эсминцев направилась к разведчику Гбаба, и вместе с новостями пришла холодная, уродливая волна страха. Возможно, это не вызвало панику потому, что каждый член последнего флота уничтоженной Федерации в глубине души знал, что этот момент наступит. Действительно, они планировали это. Но никто не был застрахован от страха, когда этот момент действительно наступил.

Многие из офицеров и рядовых, наблюдая, как значки эсминцев понеслись по тактическим мониторам к разведывательному кораблю, тихо молились, чтобы они настигли маленький корабль и уничтожили его. Они знали, как маловероятно, что это произойдёт, и даже если бы это произошло, это, вероятно, купило бы им не более чем ещё нескольких недель, возможно, нескольких месяцев. Но это не мешало им молиться.

На борту тяжёлого крейсера КФЗФ «Гулливер», маленький, жилистый коммодор вознёс свою собственную молитву. Не о уничтожении разведывательного корабля. И даже не о своём старшем брате, который вот-вот должен был умереть. Но о молодой лейтенант-коммандере, которая стала для него почти дочкой… и добровольно согласилась перейти на «Экскалибур», зная, что корабль не сможет выжить.

— Коммодор Пэй, для вас есть коммуникационный запрос с флагмана, — тихо сказал его офицер связи. — Это Нимуэ, сэр.

— Спасибо, Оскар. — ответил Пэй Као-юн. — Переведите её на мой монитор.

— Да, сэр.

— Нимуэ, — сказал Пэй, когда знакомый овал лица с сапфировыми глазами появился на его мониторе.

— Коммодор, — ответила она. — Уверена, вы уже слышали.

— Конечно. Мы готовимся выполнить «Отрыв» прямо сейчас.

— Я знаю, что вы готовы. Ваш брат — адмирал — попросил меня сказать вам, что он будет думать о вас. Я тоже буду. И я знаю, что вы тоже будете думать о нас, сэр. Именно поэтому я хотела воспользоваться этим шансом, чтобы сказать вам. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Для меня было честью и привилегией служить под вашим началом, сэр. Я не жалею ни о чём, что когда-либо происходило с тех пор, как вы выбрали меня в свои подчинённые.

— Это… много значит для меня, Нимуэ, — очень мягко сказал Пэй. Как и его брат, он был традиционалист, и не в обычаях его культуры было проявлять эмоциональную демонстративность, но он знал, что она видела боль в его глазах. — И позвольте мне также сказать, — добавил он, — что я глубоко признателен вам за все многочисленные услуги, которые вы оказывали.

Это прозвучало ужасно высокопарно для его собственного уха, но это было самое близкое, что любой из них осмелился сказать по общедоступной связи, тем более что весь трафик сообщений автоматически записывался. Но, высокопарно или нет, она поняла, что он имел в виду, так же как он понял её.

— Я рада, сэр, — сказала она. — И, пожалуйста, скажите Шань-вэй от меня до свидания. Передайте ей, что я люблю её.

— Конечно. И ты сама знаешь, что она тебя тоже, — сказал Пэй. И затем, независимо от требований его культуры, он жёстко и резко откашлялся. — И я, — сказал он хрипло.

— Это очень много значит, сэр, — Албан улыбнулась ему почти ласково. — Прощайте, коммодор. Благослови вас Бог.

* * *

Эсминцам удалось отогнать разведывательный корабль назад. Не так сильно, как им бы хотелось, но достаточно далеко, чтобы дать адмиралу Пэю отчётливое чувство облегчения.

— Общий сигнал всем подразделениям, — сказал он, не смотря никуда, кроме главного тактического дисплея. — Передайте приказ выполнить «Отрыв».

— Так точно, сэр! — ответил старший специалист флагманского мостика связи, и спустя мгновенье световые отметки на мониторе Пэя внезапно замерцали.

Только на мгновение, и только потому, что его датчики наблюдали за ними так близко.

«Или», — подумал он криво, — «это всё равно теория».

Сорок шесть огромных звездолётов отключили свои гипер-двигатели и исчезли, мгновенно потеряв сверхсветовую скорость. Но в то же мгновение, когда они это сделали, сорок шесть других звездолётов, которые были тщательно укрыты невидимостью, так же быстро появились. Это был точно скоординированный манёвр, который команда Пэя повторяла снова и снова в симуляторах и более десятка раз в реальном пространстве, и они выполнили его в последний раз безупречно. Сорок шесть вновь прибывших быстро и плавно скользнули на места, которые внезапно образовались в строе, и сигнатуры выбросов их двигателей были почти идеально совпадающими с теми кораблями, которые исчезли.

«Это будет неприятный сюрприз для Гбаба», — холодно сказал сам себе Пэй. — «И в один из этих дней это приведёт к ещё большему и более неприятному сюрпризу для них».

— Вы знаете, — сказал он, отвернувшись от экрана, чтобы встретиться лицом к лицу с лейтенант-коммандером Албан и капитаном Джозефом Тиссеном, его начальником штаба, — мы были так близко к тому, чтобы надрать задницы этим людям. Ещё лет пятьдесят — от силы семьдесят пять — и мы могли бы победить их, «звёздная империя» они или нет.

— Я думаю, что это, возможно, немножко сверхоптимистично, сэр, — спустя секунду ответил Тиссен. — Вы же знаете, что мы никогда не могли определить, насколько велика в реальности их империя.

— Это не имело бы значения. — Пэй резко покачал головой. — Прямо сейчас мы по уровню технологий находимся с ними на одном уровне, Джо. Прямо сейчас. А сколько лет этим кораблям?

— Некоторые из них совершенно новые, сэр, — ответила Нимуэ Албан за начальника штаба, — но я понимаю, что вы хотите сказать, — продолжила она и даже Тиссен почти неохотно кивнул.

Пэй не настаивал на аргументации. Для этого не было причин, не сейчас. Хотя, в некотором смысле, было бы огромным облегчением рассказать кому-то, кроме Нимуэ, о том, что действительно должно произойти. Но он не мог так поступить с Тиссеном. Начальник штаба был хорошим человеком, который полностью верил в основные предпосылки операции «Ковчег». Как и все другие мужчины и женщины под командованием Пэя, он собирался отдать свою жизнь, чтобы обеспечить успешность операции «Ковчег», и адмирал не хотел говорить ему, что его собственный командир был частью заговора против людей, ответственных за организацию того, чтобы этот успех состоялся.

— Вы думаете, мы достаточно шокировали их, чтобы они могли начать активно внедрять новшества, сэр? — спросил Тиссен через мгновение. Пэй посмотрел на него и поднял одну бровь, и начальник штаба пожал плечами с кривой улыбкой. — Мне нравится думать, что мы по крайней мере заставили этих ублюдков попотеть, сэр!

— О, я думаю, вы можете с уверенностью предположить, что мы это сделали, — ответил Пэй с невесёлой улыбкой. — Что касается того, изменит ли это их, я действительно не знаю. Лучшее предположение ксенологов заключается в том, что этого не произойдёт. У них есть система и культура, которые работали для них по крайней мере восемь или девять тысяч лет. Возможно, мы были более сильным ухабом на дороге, чем они привыкли, но в конце концов эта формула также сработала и в нашем случае. Вероятно, они будут немного нервничать целое столетие или три, хотя бы потому, что они задаются вопросом, что где-то у нас есть другая колония, не замеченная ими, но потом они успокоятся

— До тех пор, пока на них не наткнутся очередные бедные глупые сосунки, — горько сказал Тиссен.

— До тех пор, — тихо согласился Пэй и снова повернулся к экрану.

«Восемь или девять тысяч лет», — подумал он. — «Это лучшая догадка ксенологов, но, пожалуй, дольше. Господи, мне интересно, как давно первый Гбаба открыл для себя огонь!»

Это был вопрос, над которым он задумывался не раз в течение четырёх десятилетий, пока империя Гбаба уничтожала человеческую расу, поскольку Гбаба определённо не владели двумя качествами - гибкостью и стремлением к инновациям.

Сначала Гбаба явно недооценили вызов, поставленный человечеством. Их первые несколько флотов только превосходили своих предполагаемых жертв в три или четыре раза к одному, и стало быстро и мучительно очевидно, что они не могут соответствовать тактической гибкости человечества. Первая вспышка геноцида ушла в далёкое прошлое Крествелла, чтобы забрать три из четырнадцати основных внесолнечных звёздных систем Федерации, со стопроцентными жертвами среди гражданского населения. Но потом флот Федерации сплотился и полностью остановил их. Флот даже контратаковал и захватил не менее шести звёздных систем Гбаба.

Когда это произошло весь флот Гбаба был мобилизован.

Коммандер Пэй Као-чжи был офицером управления огнём на борту одного из кораблей стены Федерации в Системе Звездопада, когда появился настоящий Флот Гбаба. Он всё ещё помнил дисплеи, видел бесконечные волны алых значков, каждый из которых представлял собой линейный корабль Гбаба, как они материализовались из гипера подобно проклятиям. Это было похоже на вождение наземного автомобиля через кровавые снежинки, за исключением того, что снег никогда не вызывал такой ледяной дрожи, что она доходила до мозга костей.

Он до сих пор не знал, как адмирал Томас смогла вывести часть своего флота. Большинство кораблей Томас погибли вместе с ней, прикрывая полёт горстки выживших, чей долг состоял не в том, чтобы стоять и разделить с ней смерть, но жить с ужасными новостями. Отчаянно бежать домой, прибыв на самых крыльях бури, чтобы предупредить человечество о том, что надвигается Апокалипсис.

Не то чтобы человечество было застигнуто врасплох.

Тяжесть первоначальной атаки Гбаба, даже если та была отброшена назад, стала безжалостным призывом к пробуждению. Каждый мир Федерации начал вооружаться и укрепляться, ещё только когда появились первые свидетельства существования Гбаба, за десять лет до Крествелла. После Крествелла, эти приготовления были продолжены в лихорадочном темпе, и звёздная система стала потрясающей крепостью. Выжившие флотские единицы отступили на постоянные защитные позиции, стоя и сражаясь до смерти в защиту миров человечества, и они заставили Гбаба заплатить ужасную цену за уничтоженные и повреждённые звездолёты.

Но Гбаба предпочитали заплатить. Даже ксенологи не смогли прийти к удовлетворительному объяснению, почему Гбаба категорически отказались даже рассматривать переговоры. Они — или, во всяком случае, их переводящие компьютеры — безусловно понимали стандартный английский, так как они явно использовали захваченные данные и документы, а горстка сломанных, испуганных человеческих пленников, которые были спасены у них, были «допрошены» с небрежной беспристрастной ужасающей жестокостью. Таким образом, человечество знало, что общение с ними по крайней мере возможно, но они никогда никак не отреагировали ни на одну официальную попытку общения, за исключением того, что их атаки становились всё сильнее.

Лично Пэй задавался вопросом, действительно ли они на самом деле способны к разумному ответу. Некоторые из кораблей, захваченных или отбитых, которые Федерация имела возможность изучить, были настолько древними, что в это почти невозможно было поверить. По крайней мере, один из них, по мнению учёных, которые его анализировали, был построен как минимум за два тысячелетия до его захвата, однако не было никаких признаков какого-либо значительного технологического прогресса между моментом его строительства и его последним боем. На корабли, которые, как предположила Албан, были совершенно новой постройки, устанавливали одинаковое оружие, компьютеры, гипер-двигатели и наборы сенсоров.

Это наводило на мысль о некоторой культурной стагнации, к которой никогда не подходил даже древнейший Китай, откуда был родом Пэй, при самом консервативном отказе от внешнего мира, никогда не наступившем. То, что делали в древнейшем Египте, походило на очаг инноваций. Пэй не мог представить себе живых существ, которые могли бы так долго жить без каких-либо серьёзных достижений. Поэтому, возможно, Гбаба больше не были разумными в человеческом понимании этого термина. Возможно, всё — всё это — было просто результатом набора культурных императивов, настолько глубоко укоренившихся, что они стали буквально инстинктивными.

Ничего из этого не спасло человеческую расу от уничтожения.

Конечно, это заняло много времени. Гбаба были вынуждены сокращать редуты человечества один за другим, массированными осадами, которые в буквальном смысле длились годами. Флот Федерации был восстановлен под защитой системных укреплений, укомплектован новыми офицерами и рядовыми, многие из которых, так же как Нимуэ Албан, никогда не знали жизни, в которой спина человечества не была прижата к стене. Этот флот наносил ответные удары в отчаянных вылазках и вылетах, которые дорого стоили Гбаба, но окончательный результат был неизбежен.

Ассамблея Федерации пыталась рассылать колонизационные флоты, стараясь построить скрытые убежища, где некоторые выжившие остатки человечества смогут переждать бурю. Но каким бы закостенелыми или лишёнными воображения ни казались Гбаба, они, очевидно, сталкивались с этим конкретным трюком раньше, поскольку они окружили каждую из оставшихся звёздных систем Федерации разведывательными кораблями. Сопровождающие оперативные силы Флота могли достичь сокрушительного местного превосходства, пробиться через разведчиков и более тонкую оболочку линейных кораблей, поддерживающих их, но разведчики всегда казались способными поддерживать контакт или быстро восстанавливать его, так что все попытки прорыва блокады были отслежены.

Один колонизационный флот проскользнул через разведчиков… но только для передачи последнего, отчаянного сообщения по гипер-связи, меньше чем через десять лет. Он смог ускользнуть от ближайшей оболочки кораблей-разведчиков, но другие были отправлены за ним. Наверное, потребовалось буквально тысячи таких, чтобы прочесать все возможные места назначения, из которых мог выбрать флот колонии, но в конце концов один из них наткнулся на него, и за ним последовали флоты убийц. Наилучшая догадка администратора колонии состояла в том, что Гбаба привели к ним собственные излучения колонии, несмотря на все попытки колонистов эти излучения ограничить.

Пэй подозревал, что давно умерший администратор был прав. Во всяком случае, это было основополагающим предположением планировщиков операции «Ковчег».

— По крайней мере нам удалось отогнать их проклятый корабль-разведчик достаточно далеко назад, чтобы дать «Отрыву» хороший шанс сработать, — заметил Тиссен.

Пэй кивнул. Этот комментарий проходил под заголовком «ослепительно очевидно», но в этот момент он не собирался никого винить в этом.

«Кроме того, Джо, вероятно, подразумевал что это комплимент», — подумал он с чем-то очень похожим на усмешку. В конце концов, «Отрыв» был личным детищем Пэя, ловкостью рук, предназначенной для убеждения Гбаба, что они успешно выследили и полностью уничтожили последнюю отчаянную колонизационную попытку человечества. Именно поэтому сорок шесть дредноутов и носителей истребителей, которые сопровождали остаток его оперативной группы, не выстрелили ни одной ракеты или не запустили ни одного истребителя во время боя, во время прорыва оболочки линейных кораблей, прикрывающей разведывательную сферу Гбаба вокруг Солнечной системы.

Это было жестокое побоище, хотя его исход ни у кого не вызывал сомнений. Но, скрываясь под невидимостью, чему способствовали фоновые выбросы тяжёлых вооружений и дуэльные системы радиоэлектронной борьбы противостоящих сил, они могли надеяться остаться незамеченными и не вызвавшими подозрений Гбаба.

Жертва двух полных эскадр эсминцев, которые отстали, чтобы только засечь разведывательные корабли, подобравшиеся достаточно близко, чтобы удерживать убегающий колонизационный флот на своих датчиках, позволила Пэю вырваться на свободу и бежать, и глубоко внутри он надеялся, что они смогут удержаться подальше от разведчиков Гбаба. Что, несмотря на все шансы, весь его флот всё же сможет выжить. Но всего, на что он надеялся, он никогда, по правде, не ожидал, и именно поэтому эти корабли оставались под покровом маскировки до этого момента.

Когда бы не появился флот Гбаба — а так будет; ведь несмотря на их возраст корабли Гбаба всё ещё были быстрее, чем человеческие корабли, — он обнаружил бы точно такое же количество кораблей, спасавшихся из Солнечной системы, о которых сообщили его разведчики. Точно такое же количество кораблей, о которых доложили его разведчики, когда они наконец снова вступили в контакт с беглецами.

И когда каждый из этих кораблей был бы уничтожен, когда каждый из людских экипажей был бы убит, Гбаба предположили бы, что они уничтожили всех этих беглецов.

«Но они ошибаются» — тихо и холодно сказал сам себе Пэй Као-чжи. — «И в один из этих дней, несмотря на всё, что могут сделать люди, такие как Лангхорн и Бе́дард, чтобы остановить это, мы вернёмся. И потом, вы, ублюдки, вы…»

— Адмирал, — тихо сказала Нимуэ Албан, — сенсоры дальнего действия засекли приближающихся противников.

Он повернулся и посмотрел на неё, и она спокойно встретила его взгляд.

— У нас два положительных контакта, сэр, — сказала она ему. — БИЦ определил первый примерно в одну тысячу точечных источников. Второй — больше.

— Хорошо, — заметил он почти шутливо. — По крайней мере, они озаботились достаточно, чтобы отправить самое лучшее, не так ли?

Он взглянул на Тиссена.

— Пошлите Флот на боевые посты, будьте любезны, — сказал он. — Выпустите истребители и начните развёртывание ракет для запуска.

7 сентября 2499 года, Озеро Анклава Пэй, Континент Хевен, Сэйфхолд

— Дедушка! Дедушка, иди быстрее! Это ангел!

Тимоти Харрисон поднял голову, когда его правнук бесцеремонно прогрохотал через открытую дверь его офиса в ратуше. Конечно, поведение мальчика было ужасным, но он никогда даже легко не сердился на Мэтью, и никто из тех, кого знал Тимоти, не сердился на него. Это означало, что мальчики оставались мальчиками, и что молодой Мэтью регулярно избегал всего, что должно было стать, по меньшей мере, причиной наказания.

В этом случае, однако, его можно было бы извинить за волнение, предположил Тимоти. Не то чтобы он был готов признать это.

— Мэтью Пол Харрисон, — строго сказал он, — это мой кабинет, а не душевая на бейсбольном поле! От каждого здесь ожидается, по крайней мере, хоть немного правильного поведения… даже, и особенно, от такого молодого хулигана как ты!

— Прошу прощения, — ответил мальчик, опустив голову. Но одновременно он подглядывал сквозь ресницы, и ямочки обезоруживающей улыбки, которая собиралась втянуть его во всевозможные неприятности в течение ещё нескольких лет, танцевали по углам рта.

— Что ж, — хмыкнул Тимоти, — я думаю, мы можем оставить это без нареканий… на этот раз.

Он с удовлетворением отметил, что, вероятно, это был настоящий трепет определённого беспокойства, но затем откинулся на спинку стула.

— Итак, что ты говорил об ангеле?

— Световой сигнал, — нетерпеливо сказал Мэтью, и его глаза загорелись ярким волнением, когда он вспомнил первоначальную причину вторжения к деду. — Световой сигнал просто начал светиться! Отец Майкл сказал, что я должен бежать и сразу же рассказать вам об этом. Приближается ангел, дедушка!

— А какого цвета был световой сигнал? — спросил Тимоти. Голос у него был настолько спокойным, что, хоть он и не осознал этого, это чрезвычайно подняло его в глазах и так уже сильно уважающего его правнука.

— Жёлтый, — ответил Мэтью, и Тимоти кивнул. Один из младших ангелов, значит. Он почувствовал быстрый небольшой укол сожаления, за что он мгновенно отругал себя. Возможно, было бы более увлекательным надеяться на посещение одного из самих Архангелов, но смертные не могут отдавать никаких приказов Богу, даже косвенно.

«Кроме того, даже «младший» ангел будет более чем достаточным волнением для тебя, старик!» — укоризненно сказал он себе.

— Ну, — сказал он, кивая своему правнуку, — если ангел идёт в Лейквью, тогда мы должны подготовиться к его приёму. Иди к докам, Мэтью, найди Джейсона и скажи ему, чтобы он подал сигнал всем рыбацким лодкам вернуться в гавань. Как только ты это сделаешь, иди домой и скажи об этом маме и бабушке. Я уверен, что отец Майкл вскоре ударит в колокол, но всё же ты можешь пойти и предупредить их.

— Да, дедушка! — Мэтью нетерпеливо кивнул, затем повернулся и побежал туда, откуда пришёл. Тимоти смотрел ему вслед, с минуту улыбаясь, потом расправил плечи и вышел из кабинета.

Большинство из сотрудников мэрии приостановили всё, что они делали. Они смотрели в его сторону, и он снова улыбнулся, на этот раз понимающе.

— Вижу, вы все слышали сообщение Мэтью, — сухо сказал он. — В таком случае я не вижу необходимости повторяться. Закончите то, что вы делали, сдайте свою работу, а затем спешите домой, чтобы подготовиться.

Люди кивнули. Кое-где стулья царапнули доски пола, когда клерки, уже сделавшие порученные им дела, поспешили засунуть папки в соответствующие шкафы. Другие склонились над своими столами, гусиные перья летали, в то время, когда они торопились достигнуть точки, где будет разумно остановиться. Тимоти понаблюдал за ними несколько секунд, а затем вышел через парадный вход ратуши.

Ратуша стояла на холме в центре города Лейквью. Лейквью неуклонно рос, и Тимоти осознавал, что осталось недолго до того, как он проскользнёт мимо той неуловимой линии, разделяющей «городок» от «маленького города». По многим причинам он не был уверен, как он чувствовал это. Но как бы он ни думал об этом, не было никаких сомнений в том, что Бог и ангелы чувствуют, и это сделало любые чисто личные оговорки с его стороны бессмысленными.

Он видел, что новость уже разошлась. Люди торопливо шли по булыжным улочкам и тротуарам, склонив головы в возбуждённой беседе со спутниками или просто улыбаясь. Световой сигнал на шпиле церкви отца Майкла был намеренно помещён так, чтобы его можно было видеть в как можно большей части города, и Тимоти мог видеть его яркое янтарное сияние с того места, где он стоял, несмотря на яркость летнего солнца.

Колокол на высокой колокольне церкви начал звонить. Его глубокий, катящийся голос пропел через летний воздух, выкрикивая радостную весть для тех, кто не видел сигнального света, и Тимоти кивнул этому яркому, переливающемуся пузырю счастья. Затем он сам направился к церкви, спокойно кивая людям, мимо которых он проходил. Он был, в конце концов, мэром Лейквью, что накладывало на него определённую ответственность. Более того, он был одним из числа медленно, но неуклонно сокращающихся Адамов, так же как его жена Сара была одной из городских Ев. Это оставило их обоих с особой обязанностью поддерживать должный дух уважения, обожания и благоговением перед одним из бессмертных слуг Бога, вдохнувшего в их ноздри само дыхание жизни.

Он добрался до церкви, и отец Майкл уже ждал его. Священник на самом деле был моложе Тимоти, но выглядел намного старше. Майкл был одним из первых детей, рождённых здесь, на Сэйфхолде, в ответ на Божье повеление плодиться и размножаться. Конечно, сам Тимоти вовсе не был «рождён». Бог создал его бессмертную душу Своей Собственной рукой, а архангел Лангхорн и его помощница, архангел Шань-вэй, создали физическое тело Тимоти в соответствии с Божьим замыслом.

Тимоти был Разбужен прямо здесь, в Лейквью, стоящим рядом с другими Адамами и Евами на городской площади и сохранившееся воспоминание о том первом славном утреннем дне — этот первый взгляд на великолепные голубые небеса Сэйфхолда и яркий свет Као-чжи, когда она взломала восточный горизонт, подобная капающему шару расплавленной меди, на возвышающиеся зелёные деревья, уже обработанные и изобилующие ожидаемым уборки урожаем поля, тёмно-синие воды озера Пэй и рыболовные лодки, связанные и ожидающие в доках — всё ещё наполняло его душу благоговейным трепетом. Это был первый раз, когда он увидел свою Сару, если уж на то пошло, и это было чудо само по себе.

Но это было почти шестьдесят пять лет назад. Если бы он был другим мужчиной, мужчиной, рождённым от союза мужчины и женщины, его тело давно бы стало развалиной. Больше того, хотя он и был всего на четыре года старше отца Майкла, священник был сутулым и седовласым, его пальцы начали скрючиваться от возраста, в то время как волосы Тимоти оставались тёмными и густыми, не тронутыми сединой, хотя в них было несколько прядей серебра, проложивших себе путь в его бороде тут и там.

Тимоти вспомнил, как отец Майкл был краснолицым, плачущим младенцем в объятиях матери. Сам Тимоти уже был полностью взрослым человеком, человеком в расцвете ранней мужественности, такими как все Адамы были при Пробуждении. Будучи тем, кем он был, прямой работой божественных рук, следовало ожидать, что его жизнь будет длиннее жизни тех, кто ещё больше удаляется от прямого прикосновения божества. Но если Майкл возмущался этим, Тимоти никогда не видел ни единого признака этого. Священник был смиренным человеком, постоянно помнящим, что то, что было дозволено его священническим саном было прямым и осязаемым знамением Божьей благодати, той благодати, которой ни один человек никогда не мог бы быть по-настоящему достойным. Что не освобождало его от попыток быть таким.

— Возрадуйся, Тимоти! — сказал священник, и глаза его пылали под густыми белыми бровями.

— Возрадуйся, отче, — ответил Тимоти и на короткое мгновение опустился на одно колено, чтобы Майкл возложил руку ему на голову в жесте благословения.

— Пусть Лангхорн благословит и сохранит тебя всегда в Божьих путях и законах, пока День Ожидаемый не придёт ко всем нам, — быстро пробормотал Майкл и тихонько постучал Тимоти по плечу

— А теперь вставай! — скомандовал он. — Вы здесь Адам, Тимоти. Скажите мне, что я не должен нервничать!

— Ты не должен нервничать, — послушно сказал Тимоти, вставая, чтобы обнять одной рукой плечи своего старого друга. — Воистину, — добавил он более серьёзным тоном, — ты хорошо поработал, Майкл. С момента последнего Посещения твоя паства хорошо питалась, и она неуклонно растёт.

— Вы имеете в виду нашу паству, — ответил отец Майкл.

Тимоти начал качать головой, затем подавил этот жест. Было любезностью со стороны Майкла сказать так, но они оба знали, что, хотя Тимоти стремился добросовестно выполнять свои обязанности, как администратор Лейквью и окрестных ферм, все его полномочия в конечном счёте происходили от Архангелов, а через них, от Самого Бога. Это означало, что здесь, в Лейквью, высшая власть в любом вопросе, духовном или мирском, принадлежала отцу Майклу, как представителю Матери-Церкви.

«Но он по-прежнему так говорит, не так ли?» — с улыбкой подумал Тимоти.

— Пойдём, — сказал он вслух. — Судя по рисунку цветового сигнала, осталось совсем недолго. Мы должны подготовиться.

* * *

К тому времени, когда сияющий нимб Кёсэй Хи появился вдалеке над голубыми водами озера Пей, всё было готово.

Всё население Лейквью, кроме нескольких рыбаков, которые были слишком далеко на огромном озере, чтобы увидеть сигнал к возвращению, собралось на площади и вокруг неё. Пришли семьи из нескольких ближайших ферм, и площадь Лейквью больше не казалась достаточно большой, чтобы вместить их всех. Они вышли за её пределы, полностью заполнили прилегающие улочки, и Тимоти Харрисон почувствовал глубокий, удовлетворённый всплеск радости от свидетельства того, что он и его соратники Адамы и Евы действительно были плодящимися и размножающимся.

Кёсэй Хи подлетал ближе, быстрее, чем самая быстрая лошадь могла бы скакать, быстрее, чем самая быстрая болотная ящерица могла бы атаковать. Круг света становился ярче и ярче, по мере того как он приближался к городу. Сначала это было просто блестящее пятнышко, далеко над озером. Затем оно стало больше, ярче. Потом оно стало звездой, упавшей со свода принадлежавших Господу небес. Затем засияло ещё ярче, словно второе солнце, меньшее чем Као-чжи, но достаточно яркое, чтобы бросить вызов даже его ослепительной яркости. И затем, когда он мелькнул на последних нескольких милях, стремительнее чем любая пикирующая вниз виверна, его блеск полностью превзошёл блеск любого простого солнца. Он пылал над городом, без жара и всё же слишком невыносимо ярко для любого глаза, отбрасывая тени с гранями острее ножа, несмотря на полуденное солнце.

Тимоти, как и все остальные мужчины и женщины, склонил голову и прикрыл глаза от этого ослепительного сияния. Затем блеск уменьшился так же быстро, как и появился, и он медленно поднял голову.

Кёсэй Хи всё ещё был над Лейквью, но поднялся так высоко в небеса, что стал лишь немного ярче чем Као-чжи. Всё ещё слишком блестящий, чтобы смотреть на него, но достаточно далёкий, чтобы простая смертная плоть могла выдержать его присутствие. Но если Кёсэй Хи ретировался, то создание, чей колесницей он являлся, нет.

По всему городу люди с благоговением и трепетом встали на колени, и Тимоти поступил так же. Его сердце запело от радости, когда он увидел ангела, стоящего на возвышении в самом центре площади. Эта платформа была предназначена исключительно и только для таких моментов. Ни одной смертной человеческой ноге не было позволено осквернить её поверхность, кроме посвящённого духовенства, ответственного за ритуальную чистку и поддержание её в постоянной готовности к моментам подобным этому.

Тимоти узнал ангела. Прошло уже почти два года с момента последнего Посещения, и ангел не изменился со времени своего последнего появления в Лейквью. Он выглядел постаревшим — по крайней мере, слегка — с тех пор, как Тимоти впервые увидел его, сразу после Пробуждения. Но, с другой стороны, в Писании говорилось, что, хотя ангелы и архангелы бессмертны, тела, которым им были даны, чтобы учить и руководить людьми Бога, были сделаны из того же материала, что и мир смертных. Оживлённые Сургой Касаи, «великим огнём» Божьего Прикосновения, эти тела смогут выдержать больше, чем любое смертное тело, подобно тому как тела Адамов и Ев смогут выдержать больше, чем тела их потомков, но они будут стареть. Действительно, наступит день, когда все ангелы — даже сами Архангелы — будут отозваны к престолу Божьему. Тимоти знал, что Сам Бог постановил это, но он был глубоко благодарен, что он сам бы закрыл глаза в смерти до того, как этот день наступит. Мир, не населённый более ангелами, показался бы тёмным, мрачным и серым, тому, кто лицом к лицу видел посланников Самого Бога во славе первых дней этого мира.

Во многих отношениях ангел выглядел мало чем отличающимся от смертного. Он был не выше самого Тимоти, его плечи не были шире. И всё же он был одет с головы до ног в блестящее, мерцающее светом облачение, чудесную одежду постоянно меняющихся и плавных цветов, а его голова была увенчана потрескивающим синим огнём. На талии он носил свой посох, стержень нетленного кристалла наполовину длиннее предплечья мужчины. Тимоти видел, как используется стержень. Только однажды, но его молния отбросила атакующую болотную ящерицу на землю в одном катаклизменном грохоте звука. Половина тела болотной ящерицы была буквально сожжена, а в ушах у Тимоти звенело после этого несколько часов подряд.

Ангел несколько секунд в молчании смотрел на благоговейно преклонившую колени толпу. Затем он поднял правую руку.

— Мир вам, Дети Мои, — сказал он, его голосом невозможно ясным и громким, но не кричащим, не повышенным. — Я принёс вам благословение Божье и благословение Архангела Лангхорна, который является слугой Его. Слава Богу!

— И слугам Его, — пророкотало в ответ, и ангел улыбнулся.

— Бог доволен вами, Дети Мои, — сказал он им. — А теперь, продолжайте ваши дела, все вы, радуясь Господу. Я принёс вести отцу Майклу и мэру Тимоти. После того, как я поговорю с ними, они расскажут вам, что Бог желает от вас.

Тимоти и Майкл стояли бок о бок, наблюдая, как пустеет переполненная площадь и окружающие улицы, быстро и всё же без спешки и толкотни. Некоторые фермеры из-за пределов города тяжело добирались — или, в некоторых случаях, буквально бежали за мили — чтобы быть здесь в момент прибытия ангела. Тем не менее не было ни обиды, ни разочарования, от того, что они так быстро разошлись по своим делам. Их радостной обязанностью было поприветствовать Посланника Божьего, и они знали, что они были благословлены за рамками любых наград любого ошибающегося, грешного смертного, увидев ангела своими глазами.

Ангел спустился с освящённой платформы и подошёл к Тимоти с Майклом. Они снова опустились на одно колено перед ним, и он покачал головой.

— Нет, Сыновья Мои, — сказал он мягко. — Будет достаточно времени для этого. Пока что мы должны поговорить. Бог и архангел Лангхорн довольны вами, довольны тем, как вырос и процветает Лейквью. Но вас могут призвать к новым испытаниям, и архангел Лангхорн поручил мне укрепить ваш дух для тех задач, к которым вас могут призвать. Пойдёмте в церковь, чтобы мы могли говорить в должной обстановке.

* * *

Пэй Као-юн сидел в удобном кресле и лицо его было невыразительной маской, когда он слушал дебаты.

Звезда класса G6, которую они назвали Као-чжи в честь его брата, сияла снаружи. Был только полдень, а северное лето было жарким, но прохладный ветерок с озера Пэй залетал через открытые окна, и он мысленно морщился, когда тот мягко обдувал его.

«Ублюдки не могли насыпать достаточно «почестей» на нас, не так ли? Назвали местное солнце в честь Као-чжи. Озеро тоже в честь него, я полагаю… или, возможно, они хотели назвать его в честь нас обоих. Может быть, даже в честь Шань-вэй, в то время. Но это всё, что они собираются сделать. Интересно, выбрал ли Центр Управления Лангхорна и Бе́дард потому, что планировщики знали, что они страдают манией величия?»

Он попытался сказать себе, что это только потому, что за почти шестьдесят стандартных лет — почти шестьдесят пять местных лет — усталость от наблюдения за ними двумя в действии сделалась неизбежной. К сожалению, он никак не мог избавиться от мысли, что люди, которые выбрали Эрика Лангхорна главным администратором колонии, а доктора Адори́ Бе́дард в качестве главного психолога, точно знали, что они делают. В конце концов, выживание человечества — любой ценой — было гораздо более важным, чем любые незначительные сокращения основных прав человека.

— …и мы умоляем вас, ещё раз, — сказала тонкая женщина с серебристыми волосами, стоявшая посреди прохладного зала заседаний, — подумать о том, насколько жизненно важно, чтобы человеческая культура, которая растёт и созревает на этой планете, помнила о Гбаба. Что она понимает, почему мы пришли сюда, почему мы отказались от передовых технологий.

Као-юн смотрел на неё каменными карими глазами. Она даже не взглянула в его сторону, и он почувствовал, что один или два советника взглянули на него с тем, что они наивно полагали скрытым сочувствием. Или, в некоторых случаях, скрытым развлечением.

— Мы уже слышали все эти доводы, доктор Пэй, — сказал Эрик Лангхорн. — Мы понимаем, о чём вы говорите, но я боюсь, что ничто из сказанного вами не изменит нашей установленной политики.

— Администратор, — сказала Пэй Шань-вэй, — ваша «установленная политика» упускает из виду тот факт, что человечество всегда было производителем инструментов и решателем проблем. В конце концов, эти качества выйдут на поверхность и здесь, на Сэйфхолде. Когда это случится, без институциональной памяти о том, что случилось с Федерацией, наши потомки не будут знать об опасностях, ожидающих их снаружи.

— Эта конкретная обеспокоенность основана на ошибочном понимании социальной матрицы, которую мы здесь создаём, доктор Пэй, — сказала Адори́ Бе́дард. — Я уверяю вас, с теми мерами предосторожности, которые мы внедрили, жители Сэйфхолда будут надёжно изолированы от любых технологических улучшений, которые могли бы привлечь внимание Гбаба. Если, конечно, — глаза психиатра сузились, — не существует некоего внешнего стимула нарушать параметры нашей матрицы.

— Я не сомневаюсь, что вы можете — что вы уже смогли — создать анти-технологический настрой на индивидуальном и общественном уровне, — ответила Шань-вэй. Её голос был ровным, но не требовался кто-то с психологической подготовкой Бе́дард, чтобы услышать отвращение и личную неприязнь под его поверхностью. — Я просто считаю, что несмотря на всё, что вы можете сделать прямо сейчас, какие бы меры безопасности и гарантии вы не наложили в этот момент, через пятьсот лет, или тысячу, настанет момент, когда эти меры безопасности рухнут.

— Этого не будет, — категорично сказала Бе́дард. Затем она заставила себя немного отодвинуться от стола и улыбнуться. — Я понимаю, что психология — это не ваша область, доктор. И я также понимаю, что одна из ваших докторских диссертаций — по истории. Поэтому, вы совершенно точно осведомлены о неистовом темпе, в котором развивалась технология в современную эпоху. Конечно, беря за основу историю человечества на Старой Земле, особенно в течение последних пяти или шести веков, может показаться, что «инновационная ошибка» встроена в человеческую психику. Однако это не так. Есть примеры из нашей собственной истории о длительных, очень застойных периодах. В частности, я обращаю ваше внимание на тысячи лет существования Египетской империи, в ходе которой существенных инноваций практически не было. То, что мы сделали здесь, на Сэйфхолде, состоит в том, чтобы воссоздать тот же базовый тип мышления, и мы также установили определённые… институциональные и физические проверки, чтобы поддерживать такое мышление.

— Степень, в которой египетская культура — и остальная часть средиземноморских — была анти-инновационной, была значительно преувеличена, — холодно сказал Шань-вэй. — Более того, Египет был всего лишь крошечной частью от совокупной мировой популяции того времени, и другие части той совокупной популяции в целом определённо были новаторскими. И несмотря на усилия по введению постоянного теократического ограничения на…

— Доктор Пэй, — прервал её Лангхорн, — я боюсь, что вся эта дискуссия бессмысленна. Политика колонии была тщательно обсуждена и одобрена Административным Советом. Она представляет собой консенсус этого Совета, а также меня самого, как Администратора и доктора Бе́дард, в качестве Главного Психолога. Она будет соблюдаться… всеми. Это ясно?

«Должно быть, Шань-вэй было трудно даже не смотреть в его сторону», — подумал Као-юн. Но она этого не сделала. В течение пятидесяти семи лет они оба жили раздельно, разделённые их горьким публичным несогласием о будущем колонии. Као-юн был одним из «Умеренных» — группы, которая не соглашалась со всем, что делали Лангхорн и Бе́дард, но горячо поддержала запрет на всё, что могло привести к появлению передовых технологий. Сам Као-юн иногда высказывал озабоченность по поводу степени, в которой Бе́дард скорректировала первоначально предложенные психологические шаблоны для колонистов, но он всегда поддерживал основные причины Лангхорна для их модификации. Именно поэтому он остался старшим военным офицером колонии, несмотря на то что его живущая отдельно жена была лидером фракции, которую их противники назвали «Технари».

— При всём моём уважении, администратор Лангхорн, — сказала Шань-вэй, — я не считаю, что ваша политика действительно представляет собой реальный консенсус. Я была, как вы помните, членом Совета, как и шесть моих коллег по нынешней Александрийской Коллегии. Мы все выступили против вашей политики, когда вы впервые её предложили.

«Что», — подумал Као-юн, — «разделило голоса на восемь к семи, что на два меньше, чем квалифицированное большинство, в котором вы нуждались по колониальной хартии, чтобы изменить шаблоны, не так ли, Эрик? Конечно, вы уже ушли вперёд и сделали это, что поставило вас перед крошечной проблемой. Вот почему Шань-вэй и другие обнаружили себя случайно исключёнными из Совета, так ведь?»

— Это правда, — сказал Лангхорн с холодком в голосе. — Тем не менее, никто из вас не является сейчас членом Совета, а нынешние члены Совета единогласно поддерживает эту политику. И какую бы другую древнюю историю вы ни пожелали эксгумировать, я повторяю, что эта политика будет поддерживаться, и она будет соблюдаться на всей территории колонии. В которую входит и ваш так называемый Александрийский Анклав.

— А если мы решим не соблюдать её? — Голос Шань-вэй был мягким, но спины одеревенели во всём зале заседаний. Несмотря на десятилетия всё более ожесточённых дебатов, впервые Технари публично озвучили возможность активного сопротивления.

— Это было бы… неблагоразумно с вашей стороны, — сказал Лангхорн через секунду, покосившись на Као-юна. — До сих пор это был просто вопрос публичных дебатов по вопросам политики. Однако теперь, когда эта политика была установлена, активное неподчинение становится предательством. И я предупреждаю вас, доктор Пэй, что, когда ставкой является выживание или вымирание человеческой расы, мы готовы принять любые меры, которые окажутся необходимыми, для подавления измены.

— Понимаю.

Голова Пэй Шань-вэй развернулась, когда она медленно оглядела всех сидящих советников ледяными карими глазами, настолько тёмными, что они были почти чёрными. — «Сегодня они кажутся ещё более тёмными», — подумал Као-юн, — «и выражение её лица было мрачным».

— Я сообщу об итогах этого собрания остальной части Коллегии, Администратор, — сказала она, наконец, ледяным голосом. — Я также сообщу им, что мы должны соблюдать вашу «официальную политику» под угрозой физического принуждения. Уверен, что Коллегия ответит вам так быстро, как только сможет.

Она повернулась и вышла из зала заседаний ни разу не оглянувшись.

* * *

Пэй Као-юн сидел в другом кресле, на этот раз на пристани, простирающейся в огромные тёмно-синие воды озера Пэй. Удилище было установлено в держатель рядом с креслом, но на крючке не было приманки. Это было просто удобное средство, помогающее удержать людей подальше.

«Мы знали, что может дойти до этого или чего-то в этом роде», — сказал он себе. — «Као-чжи, Шань-вэй, Нимуэ, я, Проктор — мы все знали, с того момента, когда вместо Халверсена был выбран Лангхорн. И теперь это случилось».

Бывали времена, когда, с антигеронным лечением или без, он чувствовал каждый день из своих ста девяноста стандартных лет.

Он откинулся назад на своём кресле, глядя сквозь темнеющую синеву приближающегося вечера, и увидел медленно движущуюся серебряную звёздочку летящего по орбите звездолёта — КФЗФ «Гамилькар», последнюю выжившую транспортную единицу из сорока шести исполинских кораблей, которые доставили колонию на Као-чжи.

Колоссальная задача по транспортировке миллионов колонистов в новый домашний мир была бы невозможна без массового использования продвинутых технологий. Без этого нельзя было обойтись, но, тем не менее, почти наверняка были предательские излучения той же технологии, которые привели к обнаружению и уничтожению единственного другого колонизационного флота, прорвавшегося через блокаду Гбаба. Так что планировщики операции «Ковчег» сделали две вещи по-другому.

Во-первых, план миссии «Операция Ковчег» потребовал, чтобы флот колонии оставался в гипере в течение как минимум десяти лет, прежде чем он даже начал искать новый домашний мир. Это перенесло его буквально за тысячи световых лет от Федерации, достаточно далеко, что даже разведывательному флоту Гбаба потребовалось бы столетия, чтобы обыскать ту чащу звёзд, в которой он бы потерял сам себя.

Во-вторых, колонии предоставили не один, а два полностью укомплектованных терраформирующих флота. Пока один был отделён и назначен на подготовку Сэйфхолда, другой оставался в тесной компании с транспортами, скрываясь вдалеке от Као-чжи в качестве запасного варианта. Если бы Гбаба обнаружила корабли, работающие в данный момент на Сэйфхолде, они, несомненно, были бы уничтожены, но их уничтожение не привело бы Гбаба к остальной части флота, который затем совершил бы путешествие дальше ещё на десять лет по совершенно случайному вектору, прежде чем снова начать поиски нового дома.

«Гамилькар» был с этим скрытым флотом, флагманом гражданской администрации операции «Ковчег», и он так долго сохранялся потому, что основной план операции «Ковчег» всегда предусматривал требование, по крайней мере, какого-либо присутствия технологии, до тех пор, пока колония не станет полностью укоренившейся. Огромный транспорт, вдвое превышающий размеры крупнейшего из дредноутов Федерации, находился на минимальных уровнях мощности, причём каждая из его многократно продублированных систем обеспечения скрытности работала всё это время. Разведывательный корабль Гбаба, мог выйти на его орбиту и не обнаружить его, если бы только он не оказался в пределах двух или трёх сотен километров.

Тем не менее, несмотря на его огромную ценность как административного центра, орбитальной обсерватории и аварийного промышленного модуля, его время было на исходе. Именно это и вызвало конфронтацию между Шань-вэй и Лангхорном и Бе́дард сегодня днём. Колониальные анклавы Сэйфхолда были запущены и функционировали уже почти шестьдесят стандартных лет, и Лангхорн и его Совет решили, что настало время избавиться от всей оставшейся технологии экспедиции. Или, во всяком случае, почти ото всей.

Кораблей однотипных «Гамилькару» уже давно не было. От них избавились как можно быстрее, простым способом бросания их в центральную термоядерную печь звёздной системы после того, как их грузы были выгружены на планету. Не то чтобы эти грузы использовались точно так, как первоначально предполагалось Центром Управления… спасибо модификациям Бе́дард в психологических шаблонах.

Глубокая, фундаментальная часть Пэй Као-юна содрогнулась от ужаса, когда Центр Управления в первый раз проинформировал его и его брата обо всём, что было связано с операцией «Ковчег». Даже того факта, что каждый из криогенно замороженных колонистов был полностью информированным волонтёром, не было достаточно для преодоления его исторической памяти о попытках его собственных предков по «контролю над мышлением». И всё-таки он был вынужден признать, что был элемент логики, лежащий в основе решения внедрить в каждого колониста то, что составляло подробные воспоминания о совершенно ложной жизни.

Почти наверняка было бы невозможно убедить восемь миллионов граждан высокоразвитой технологической цивилизации отказаться от всех передовых технологий, когда дело дошло до этого. Независимо от того, насколько они все этого желали, прежде чем отправиться в свой новый дом, независимо от того, насколько они подходили, были молоды и физически энергичны, реальность жёстких требований культуры, основанной на мускульной силе, убедила бы, по крайней мере, некоторых из них изменить своё мнение. Поэтому Центр Управления решил заранее устранить эту возможность, предоставив им воспоминания, которые больше не включали передовые технологии.

Это была непростая задача, даже для технической базы Федерации, но как бы сильно Као-юн не презирал Адори́ Бе́дард, он должен был признать технический блеск этой женщины. Колонисты были сложены, как дрова в их крио-капсулах — примерно по полмиллиона на борту каждого корабля, в случае действительно больших транспортов, таких как «Гамилькар», — и они провели весь десятилетний путь в постоянном перепрограммировании своих мозгов.

Затем они остались в крио-сне ещё на восемь стандартных лет, надёжно спрятанные в убежище, в то время как гораздо менее многочисленный активный командный состав миссии нашёл им новый домашний мир, и команда альфа-терраформинга подготовила его для них.

Мир, который они назвали Сэйфхолдом, был немного меньше, чем Старая Земля. Као-чжи была значительно холоднее Солнца, и, хотя орбита Сэйфхолда была ближе к ней, планета имела среднюю температуру заметно ниже, чем Старая Земля. Вдобавок, её осевой наклон был немного более выраженным, что дало ей в результате несколько большие сезонные изменения. У неё также была более высокая доля земельной площади, но эта земля была разбита на множество небольших, гористых континентов и крупных островов, что помогло хоть немного смягчить планетарный климат.

Несмотря на его незначительно меньший размер, Сэйфхолд был немного более плотным, чем первоначальный домашний мир человечества. В результате, его гравитация была почти такой же, как та, в которой изначально эволюционировала человеческая раса. Дни его были длиннее, но годы были короче — всего чуть более трёхсот одного локального дня каждый — и колонисты разделили его всего на десять месяцев, каждый из шести пятидневных недель. Местный календарь по-прежнему казался странным Као-юну (он предполагал, что это имело смысл, но он скучал по январю и декабрю, черт побери!), и он получил больше проблем, чем он ожидал, приспосабливаясь к долгим дням, но в целом это была одна из наиболее приятных планет, на которых расселялось человечество.

Кроме всех положительных моментов, конечно, было несколько недостатков. Они всегда находились. В данном случае, местные хищники — особенно водные — представляли исключительные проблемы, и экосистема в целом оказалась менее приспособляемой, чем обычно, к необходимым земным видам растений и животных, требующимся для подгонки планеты к проживанию человека. К счастью, среди подразделений, назначенных в каждую оперативную группу по терраформированию, Центр Управления включил высокоэффективный корабль биоподдержки, генетики которого смогли внести необходимые изменения для адаптации земной жизни к Сэйфхолду.

Невзирая на это, эти земные формы жизни оставались чужеродными элементами. Генетические модификации помогли, но они не смогли полностью излечить проблему, и в течение первых нескольких лет успех терраформирования Сэйфхолда висел на волоске.

«Это было тогда, когда Лангхорн и Бе́дард нуждались в Шань-вэй», — с горечью подумал Као-юн. Она возглавляла группы терраформинга, и именно её руководство довело эту задачу до успеха. Она и её люди, за которыми присматривал флагман Као-юна, КФЗФ «Гулливер», сражались с планетой за подчинение, в то время как большая часть колонизационного флота ждала, без движения, в глубине межзвёздного пространства, в световых годах от ближайшей звезды.

Это были головокружительные дни, признался Као-юн сам себе. Дни, когда он чувствовал, что они с Шань-вэй и их экипажами действительно ковали будущее, хотя эта уверенность была омрачена постоянным страхом того, что может объявиться разведывательный корабль Гбаба, пока они висят на орбите вокруг планеты. Они знали, что шансы в подавляющем большинстве в их пользу, но они были слишком мучительно осведомлены о ставках, ради которых они играли, чтобы хоть как-то утешиться из-за разногласий, несмотря на все меры предосторожности, которые были предусмотрены Планированием Миссии. Но у них всё ещё было то чувство цели, борьбы за выживание из челюстей разрушения, и он вспомнил их огромное чувство торжества в тот день, когда они поняли, что они наконец-то прошли критическую точку и послали «Гамилькару» известие, что Сэйфхолд готов к своим новым жителям.

И именно в этот момент они обнаружили, что Бе́дард «модифицировала» психологические шаблоны спящих колонистов. Без сомнения, она думала, что это было огромное улучшение, когда Лангхорн сначала предложил это, но Као-юн и Шань-вэй были потрясены.

Спящие колонисты вызвались иметь имплантированные ложные воспоминания о ложной жизни. Но они не вызывались быть запрограммированными верить в то, что командный состав Операции «Ковчег» были богами.

Конечно, это было не единственное изменение, внесённое Лангхорном. Он и Бе́дард сделали всё возможное, чтобы исключить возможность повторного появления передовых технологий на Сэйфхолде. Они сознательно отказались от метрической системы, которая, как подозревал Као-юн, представляла собой личное предубеждение со стороны Лангхорна. Но они также уничтожили любую память об арабских цифрах или алгебре, расcчитывая выхолостить любое развитие передовой математики, точно так же, как они исключили какие-либо ссылки на научный метод и восстановили теорию вселенной Птолемея. Они систематически разрушили инструменты научного исследования, а затем придумали свою религию, как средство обеспечения того, чтобы они никогда больше не появились вновь, и ничто не могло быть лучше рассчитано, чтобы оскорбить кого-то со страстной уверенностью Шань-вэй в свободе личности и мысли.

К сожалению, было уже поздно что-либо предпринимать. Шань-вэй и её союзники по Административному Совету пытались, но они быстро обнаружили, что Лангхорн был подготовлен к их сопротивлению. Он организовал свою клику, с разумными переводами и заменами среди командного состава основного флота, пока Шань-вэй и Као-юн были на безопасном расстоянии, и этих изменений было достаточно, чтобы нейтрализовать все усилия Шань-вэй.

Именно поэтому у Као-юна и Шань-вэй было очень много публичных ссор. Это был единственный способ, который они смогли придумать, чтобы организовать какое-то открытое сопротивление политике Лангхорна, одновременно сохраняя присутствие в центре официальной командной структуры колонии. Репутация Шань-вэй, её руководство миноритарным блоком в Административном Совете сделали невозможным, чтобы кто-нибудь поверил, что она поддерживает Администратора. И поэтому их роли были установлены для них, и они всё больше и больше расходились, всё глубже и глубже углубляясь в отчуждение.

И всё впустую, в конце концов. Он отказался от женщины, которую любил, они оба отказались от детей, которых они, возможно, ещё могли воспитать, пожертвовали пятьдесят семь лет своей жизни на публичное притворство гнева и яростных разногласий, впустую.

Шань-вэй и другие «Технари» — всего около тридцати процентов первоначального командного состава операции «Ковчег» — ушли на самый южный континент Сэйфхолда. Они построили свой собственный анклав, свой «Александрийский Анклав», взяв это имя умышленно в честь знаменитой библиотеки в Александрии, и строго придерживались первоначальных приказов миссии, которые имели отношение к технологиям.

А ещё, что было даже более непростительно с точки зрения новых планов Лангхорна и Бе́дард, они отказались уничтожить свои библиотеки. Они настаивали на сохранении истинной истории человечества, и, особенно, войны против Гбаба.

«Вот ведь что действительно встало вам костью в горле, Эрик?» — подумал Као-юн. — «Вы знаете, что нет никакого риска, что Гбаба обнаружат какую-то доэлектрическую «технологию» Шань-вэй, которая всё ещё есть и работает в Александрии. Черт побери, любой из воздушных автомобилей, которые вы по-прежнему готовы разрешить, чтобы ваш персонал командного состава использовал их в качестве «ангельских колесниц», излучает сигнал больше и сильнее, чем всё в Александрии вместе взятое! Вы можете сказать, что любая местная технология — даже память о видах технологий — представляет угрозу прикосновения к более продвинутым, более легко обнаруживаемым разработкам, но это не то, что действительно вас беспокоит. Вы решили, что вам нравится быть богом, и поэтому вы не можете терпеть еретические писания, так ведь?»

Као-юн не знал, как Лангхорн может отреагировать на угрозу Шань-вэй об открытом неповиновении. Несмотря на свою собственную позицию в качестве военного командующего Сэйфхолда, он знал, что Администратор и подхалимы из Административного Совета Лангхорна полностью ему не доверяют. Он не был одним из них, несмотря на его давний разрыв с Шань-вэй, и слишком многие из них, похоже, пришли к убеждению, что они действительно были теми божествами, мысли о которых Бе́дард запрограммировала колонистам.

«И люди, которые думают, что они боги, вряд ли проявят большую сдержанность, когда кто-нибудь бросит им вызов», — подумал он.

Пэй Као-юн наблюдал, как мерцающая точка «Гамилькара» удаляется, двигаясь по направлению к горизонту, и старался не дрожать, так как вечерний ветерок становился всё прохладнее.

* * *

— Отец. Отец!

Тимоти Харрисон пробормотал что-то из-за границы сна, и рука на его плече затрясла его снова, на этот раз сильнее.

— Проснитесь, отец!

Глаза Тимоти открылись, и он моргнул. Его третий сын, Роберт, дед Мэтью, стоял, склонившись над кроватью, с зажжённой свечой в одной руке. На мгновение Тимоти был просто сбит с толку, но затем заметил омрачённое выражение Роберта, несмотря на странное освещение, падавшее на него снизу, когда свеча задрожала в его руке.

— Что такое? — спросил Тимоти, садясь в постели. Рядом с ним зашевелилась Сара, затем открыла глаза и села. Он почувствовал её приветствие, любимое ощущение тепла на плече, и его правая рука потянулась, отыскивая и сжимая её руку, словно повинуясь инстинкту.

— Я не знаю, отец, — сказал Роберт обеспокоено, и в этот момент Тимоти подумал ещё раз, что его сын выглядит намного старше, чем он сам. — Все, что я знаю, — продолжил Роберт, — это то, что прибыл посланник от отца Майкла. Он говорит, что вы нужны в церкви. Немедленно.

Глаза Тимоти сузились. Он обернулся и некоторое время смотрел на Сару, и она смотрела в ответ. Затем она покачала головой и протянула свободную руку, чтобы мягко коснуться его щеки. Он улыбнулся ей, так спокойно как мог, хотя она, несомненно, была последним человеком в мире, которого он мог действительно надеяться одурачить, а затем снова посмотрел на Роберта.

— Посланник всё ещё здесь?

— Да, отец.

— Он знает, почему Майкл нуждается во мне?

— Он говорит, что не знает этого, отец, и я не думаю, что это был всего лишь способ сказать мне, что я должен заниматься своими делами.

— В таком случае, попроси его немедленно вернуться. Попроси его сказать отцу Майклу, что я буду там так быстро, как смогу одеться.

— Сию секунду, отец, — сказал Роберт, даже не пытаясь скрыть своё облегчение, что отец взял на себя ответственность.

* * *

— Майкл?

Тимоти приостановился прямо внутри церковных дверей.

Церковь, как всегда, была мягко освещена красным сиянием присутствующих огней. Великолепная мозаика из керамической плитки и полудрагоценных камней, которая формировала стену за главным алтарём, была более ярко освещена огранёнными хрустальными светильниками, которые были заполнены только чистейшим маслом из пресноводного кракена. Огромные, властные лица архангела Лангхорна и архангела Бе́дард смотрели с мозаики, их благородные глаза наблюдали за Тимоти, когда он стоял в дверях. Выражение этих глаз всегда заставляло Тимоти осознавать свою собственную смертность, его собственную возможность ошибаться перед божественностью избранных служителей Бога. Как правило, это также наполняло его уверенностью, обновлённой верой в то, что цель Бога как создания из Сэйфхолда убежища и дома для человечества должна преуспеть в конце.

Но сегодня вечером, по какой-то причине, вместо этого он почувствовал озноб. Без сомнения, это было просто от беспрецедентной природы требований Майкла, но ему почти показалось, что тени пересекали лица Архангелов, несмотря на непоколебимое пламя огней.

— Тимоти!

Голос отца Майкла оторвал Тимоти от этих тревожных мыслей, и он поднял глаза, когда Майкл появился из боковой двери, прямо рядом с алтарём.

— Что всё это значит, Майкл? — спросил Тимоти. Он остановился, чтобы преклонить колени перед мозаикой, затем поднялся, касаясь пальцами правой руки своего сердца, а затем губ, и прошёл по центральному проходу. Он знал, что сказанное прозвучало резко, грубо, и попытался смягчить собственный голос. Но это нарушение обычного порядка вещей, особенно так скоро после Посещения, вызвало у него взволнованность и беспокойство.

— Прости, что вызвал тебя таким способом, — сказал отец Майкл, — но у меня не было выбора. У меня ужасные новости, ужасные новости. — Он покачал головой. — Худшие новости, которые только я мог себе представить.

Сердце Тимоти как будто остановилось на мгновение, когда в голосе Майкла зазвучал ужас. Он застыл на середине шага, затем заставил себя продолжить свой путь к священнику.

— Что за новости, Майкл? — спросил он гораздо мягче.

— Идём.

Это было всё, что сказал священник, и он шагнул обратно в дверь. Она вела в ризницу, Тимоти понял куда он направляется, но Майкл прошёл дальше через другую дверь на дальней стороне ризницы. Узкий лестничный пролёт вёл вверх, и священник даже не остановился около свечки или лучины, когда он повёл Тимоти вверх по нему.

Ступени завивались вверх, и Тимоти быстро узнал их, хотя прошло больше сорока лет с тех пор, как он в последний раз сам поднимался по ним. Они выходили на высокую прямоугольную колокольню к огромным бронзовым колоколам, расположенным под остроконечным шпилем на самом верху.

К тому времени, когда они достигли вершины, Тимоти уже задыхался, а Майкл буквально спотыкался от усталости от заданного им темпа. Но он всё ещё ничего не говорил и не останавливался. Он только подложил своё плечо под люк, откинул его вверх и пролез сквозь него.

Странное, тусклое сияние полилось из раскрытого люка, и Тимоти на секунду заколебался. Затем он усмирил свои нервы, потянувшись к своей вере. Он последовал за своим другом и священником через люк, и сияние усилилось, когда тот, кто ждал их, повернулся к нему, и мощь его присутствия распространилась вокруг.

— Да пребудет с тобой мир, Сын Мой, — сказал ангел.

* * *

Пятнадцать минут спустя Тимоти Харрисон обнаружил, что смотрит на ангела с единственным выражением, которое он никогда не ожидал показать кому-нибудь из слуг Бога: с ужасом.

— … итак, Дети Мои, — сказал ангел с серьёзным выражением лица, — хотя я предупреждал вас всего за несколько дней до того, что вас могут ожидать новые испытания, даже я не ожидал этого.

Он печально покачал головой, и, если бы это не было нечестиво, Тимоти назвал бы выражение ангела настолько же обеспокоенным, как и «серьёзным».

«Возможно, так оно и есть», — подумал мэр. — «И почему это не должно быть так? Даже ангелы — даже архангелы — сами по себе не являются богами. И чтобы произошло нечто подобное…»

— Это печальный и ужасный долг, принести вам эту весть, эти распоряжения, — печально сказал ангел. — Когда Бог создал Сэйфхолд как ваш дом, место, где вы учились бы познавать Его и служить Его воле, нашим долгом стало защитить его от зла. И теперь мы потерпели неудачу. Это не ваша вина, но наша, и мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы исправить это, но, возможно, борьба будет трудной. В конце концов мы должны победить, потому что мы остаёмся верными воле Бога, а Он не потерпит поражения Его поборников. Но от нас может потребоваться плата за нашу неудачу.

— Но это не… — начал было Тимоти, затем крепко закрыл рот, когда ангел посмотрел на него с лёгкой улыбкой.

— Не «честно», Сын Мой? — сказал он мягко. Тимоти уставился на него, не в силах снова заговорить, и ангел покачал головой. — Архангел Шань-вэй впала в грех, Сыновья Мои, а мы не несли дозор, которые мы должны были нести. Её действия не должны были застать нас врасплох, но это случилось, потому что мы доверяли ей как одной из нас.

— Она была одной из нас, но теперь она предала нас, так как предала себя. Она обратилась ко Тьме, принесла зло в мир Божий через её собственное презрительное честолюбие, слепая в своём безумии к бесспорному и точному знанию что никто, даже архангел, не может противопоставить свою волю против Бога и победить. Лишённая рассудка своим вкусом к власти, более не удовлетворённая служением, она потребовала власти править, переделать этот мир так, как бы хотела она, а не как указывает замысел Божий. Когда архангел Лангхорн отказал её требованиям и отверг её безумные амбиции, она подняла против него нечестивую войну. Множество меньших ангелов и даже некоторые другие архангелы, соблазнённые её знаменем, последовали за ней. И, не ограничившись проклятием их собственных душ, они обманывали и вводили в заблуждение многих из их смертных стад, чтобы повести их собственным греховным путём.

— Но… но что нам делать? — спросил отец Майкл, почти не дрогнувшим голосом, как отметил Тимоти. Но было ли это потому, что священник снова обрёл своё мужество или потому, что описанный ангелом ужас греха был просто слишком велик для того, чтобы он мог полностью его принять?

— Ты должен быть подготовлен к сумрачным дням тьмы, Сын Мой, — сказал ангел. — Скорбь в том, что она, одна из самых ярких среди нас, упала так низко, и будет трудной задачей для вашей паствы понять это. Возможно, среди этой паствы есть и те, кому требуется подтверждение, но вы также должны быть бдительными. Некоторые даже среди вас, возможно, были тайно соблазнены миньонами Шань-вэй, и они должны быть выявлены. Возможно, сюда могут прийти другие ангелы, заявляющие, что это Посещение от имени Лангхорна, тогда как на самом деле они служат Шань-вэй.

— Простите меня, — смиренно сказал Тимоти, — но мы всего лишь смертные. Как мы узнаем, кому на самом деле служит ангел?

— Это справедливый вопрос, Сын Мой, — сказал ангел с обеспокоенным выражением. — Однако, честно говоря, я не знаю, смогу ли я вам это рассказать. Однако, я ответственен перед архангелом Лангхорном сказать вам, что, если вы подвергнете сомнению наставления, данные вам любым ангелом во имя его, он простит вас, если вы не решитесь повиноваться им до тех пор, пока вы не испросите их подтверждение от меня, того, кто, как вы знаете, служит его воле — и Богу — по-прежнему.

— И, — выражение ангела ожесточилось в гневе и решимости, почти ненависти, какие Тимоти никогда не ожидал увидеть от него, — таких ангелов не будет много. Гнев архангела Лангхорна уже выплеснулся, со святым огнём Божьим вслед за этим, и нет ни одного слуги Тьмы, который может противостоять Свету. Это война в Сэйфхолде, Дети Мои, и пока это не разрешится, вы должны…

Ангел прекратил говорить резко, и Тимоти и отец Майкл развернулись к открытой стороне колокольни, так как яркий, ослепительный свет вспыхнул на северном горизонте. Он было далеко отсюда, вполне возможно, на другом берегу огромного озера, но, несмотря на огромное расстояние, он был невероятно ярким. Он рассеивал тьму, отражаясь в водах озера, как будто они были зеркалом, и блистал, поднимался, всё выше и выше, как какой-то пылающий гриб, прорастающий наперекор ночи.

Ангел уставился на него, и, вероятно, было даже хорошо, что ни Тимоти, ни священник не могли оторвать глаз от этого яркого маяка, чтобы увидеть шок и ужас в выражении ангела. Но затем, когда столб далёкого пламени достиг своей максимальной высоты и начал медленно, медленно тускнеть, ангел снова обрёл дар речи.

— Дети мои, — сказал он и, если его слова были не совсем понятны, ни один из двух смертных, стоящих перед ним, не был в состоянии заметить это. — Я должен идти. Война, о которой я говорил, подошла ближе, чем я — чем мы — ожидали. Архангел Лангхорн нуждается во всех нас, и я иду, чтобы присоединиться к нему в битве. Помните то, что я сказал вам, и будьте бдительны.

Он ещё раз взглянул на них, затем вышел через проход в колокольне. Любой смертный грохнулся бы на землю, несомненно разбившись вдребезги в процессе. Но ангел не упал. Вместо этого он быстро и бесшумно поднялся в темноту, и Тимоти потребовалось собрать своё мужество, чтобы высунуться и посмотреть на него. Блестящая точка расцвела высоко вверху, когда он выглянул, и он понял, что Кёсэй Хи ангела вознёс его наверх.

— Тимоти?

Голос Майкла был мягким, почти неслышным, и он умоляюще посмотрел на мэра, затем повернулся к далёкому свету, продолжающему затухать на горизонте.

— Я не знаю, Майкл, — тихо сказал Тимоти. Он повернулся к священнику и обнял его. — Всё, что мы можем сделать, это верить в Бога и Архангелов. Это всё, что я понимаю. Но что потом?

Он медленно покачал головой.

— После этого я просто не знаю.

1 октября, 3249 года, Горы Света, Сэйфхолд

Она проснулась. Это было странно, потому что она не помнила, как ложилась спать.

Сапфировые глаза открылись, затем сузились, когда она увидела над собой изгиб гладкого как стекло каменного потолка. Она лежала на спине на своего рода столе, скрестив руки на груди, и никогда в жизни не видела эту комнату.

Она попыталась сесть, и прищуренные глаза широко распахнулись, когда она поняла, что не может этого. Её тело совершенно не реагировало, и внутри неё всплыло что-то очень похожее на панику. И тут же, внезапно, она заметила крошечные цифровые десятидневные часы, плавающие в одном углу её поля зрения.

— Привет, Нимуэ, — сказал знакомый голос, и она обнаружила, что может по крайней мере пошевелить головой. Она повернула её набок и узнала голографическое изображение, стоящее рядом с ней. Пэй Као-юн выглядел намного старше. Он носил повседневную гражданскую одежду, а не свою униформу; его лицо было прорезано морщинами возраста, труда и горя; и его глаза были грустными.

— Мне страшнее, чем я могу сказать, оставляя это сообщение для вас — сказало его изображение. — И я знаю, что это всё навалилось на вас без подготовки. Я тоже сожалею об этом, но не было возможности избежать этого. И, несмотря ни на что, вы вызвались добровольно. В некотором смысле, по крайней мере.

Его губы искривились в подобии улыбки, и его образ опустился на стул, который внезапно появился в поле голограммы.

— Я становлюсь немного старым, даже с антигероном, для того чтобы тратить время на длительные объяснения, — сказал он ей, — и я боюсь, что это будет длиннее, чем все остальные. Я также боюсь, что вы обнаружите, что не вы можете двигаться до тех пор, пока я не закончу его. Я извиняюсь за это тоже, но крайне важно, чтобы вы оставались на месте, пока вы не выслушаете меня полностью. Вы должны полностью понять ситуацию, прежде чем принимать какие-либо решения или предпринимать какие-нибудь действия.

Она смотрела на его выражение, её мысли кружились, и она не удивилась, обнаружив, что она не дышит. Цифровой дисплей уже предупреждал её об этом.

— Как я уверен, вы уже поняли, вы на самом деле не здесь, — сообщило ей записанное сообщение коммодора Пэя. — Или, скорее, ваше биологическое тело не здесь. Тот факт, что вы были единственным членом, того, что, как я полагаю, вам придётся назвать нашим «заговором», владевшим ПИКА последнего поколения, сделало вас практическим единственным выбором для этой исключительной… миссии.

Если бы она могла дышать, она могла бы вздрогнуть от неожиданности. Но это было невозможно, потому что, как только что сказал Пэй, она на самом деле не была жива. Она была ПИКА: Персонально-Интегрированный Кибернетический Аватар. И, отметил мрачно удивлённый уголок её разума — если, конечно, она могла бы сказать, что она действительно размышляла — в то же время, она была первоклассным ПИКА. Подарком от несказанно богатого отца Нимуэ Албан.

— Я знаю, что вы не можете вспомнить ничего из того, что я собираюсь вам рассказать, — продолжил коммодор. — Вы не отдавали себе отчёт, что может быть какая-то причина загружать текущую личностную запись, пока мы не взошли на борт корабля, и у нас не было времени записать новую, прежде чем вы перешли на «Экскалибур». В этом отношении мы не могли рисковать, что бы кто-нибудь задался вопросом, почему вы это сделали, даже если бы было время.

Её глаза — лучшие искусственные глаза, которые могла бы создать технология Федерации, точно подражая реакции человеческого «организма», имитацию которого они делали — сузились ещё раз. Для большинства людей ПИКА были просто невероятно дорогими игрушками с того момента, когда были разработаны первые из них, почти за столетие до Мира Крествелла, и именно таким Даффид Албан видел свой подарок дочери. Для других, тех, кто испытывал серьёзные проблемы с мобильностью, которые даже современная медицина не могла исправить, они были чем-то вроде вершины протезирования.

Для всех целей и задач, ПИКА был высокоразвитой роботизированной машиной, специально разработанной для того, чтобы позволить людям совершать опасные действия, включая экстремальные виды спорта, не подвергаясь в процессе реальной физической опасности. ПИКА первого поколения были очевидными машинами, примерно столь же эстетически продвинутыми, как одна из утилитарных щупальцевидных, нефтяных-бочек-плавающих-на-антигравитации, ботов обслуживания, используемых отделами санитарии по всей Федерации. Но версии второго и третьего поколения постепенно улучшались, до тех пор, пока они не стали хорошо продуманными, полностью сенсорными интерфейсами, виртуальными доппельгангерами их оригинальных человеческих моделей. Форма, в конце концов, следовала за функцией, и вся их цель состояла в том, чтобы позволить этим человеческим моделям фактически испытать то, что они испытали бы, совершая те же самые действия во плоти.

С этой целью «мышцы» ПИКА были сконструированы из современных композитов, чрезвычайно мощных, но в точности повторяющих естественную мускулатуру человека. Их скелетная структура дублировала человеческий скелет, но, опять же, была во много раз сильнее, а их полые кости использовались для молекулярных схем и передачи энергии. И мозг ПИКА последнего поколения, основанный на молекулярных схемах (расположенный примерно там, где человек из плоти и крови сохранил свою печень) был почти в два раза меньше первоначальной протоплазменной модели. Он должен был быть таким большим, поскольку, хотя «нервные» импульсы ПИКА двигались буквально со скоростью света — где-то в сто раз быстрее, чем химически передаваемые импульсы человеческого тела — сопоставимые взаимосвязи человеческого мозга требовали эквивалента шины данных объёмом буквально триллионы бит.

ПИКА мог быть непосредственно нейронно связан с человеком, для которого он был изготовлен, но требуемая ширина полосы пропускания ограничивала связь относительно короткими интервалами. И любой ПИКА был также жёстко запрограммирован, чтобы не допустить связи с каким-либо другим человеком, даже если бы он и хотел этого. Это было конкретное юридическое требование, призванное гарантировать, что никто другой не сможет его использовать, поскольку оператор ПИКА, нёс юридическую ответственность за любые действия, совершённые этим ПИКА.

Со временем, достижения кибернетики наконец достигли уровня, приближенного к возможностям человеческого мозга. Разумеется, они делали это не совсем так же. Несмотря на все достижения, не было разработано ни одного компьютера, который мог полностью соответствовать взаимосвязям мозга. Обеспечение хранения памяти человеческого мозга не было большой проблемой для молекулярных схем; обеспечение необходимой «мыслительной» способности потребовало разработки процессоров с энергетическим состоянием, чтобы в конечном счёте компенсировать полную вычислительную и обрабатывающую скорость. «Мозг» ПИКА мог быть разработан с учётом совершенно разных ограничений, но конечные результаты были практически неотличимы от исходной человеческой модели… даже изнутри.

Эта возможность сделала доступным дистанционное управление ПИКА. Владелец ПИКА последнего поколения мог фактически загрузить полный электронный аналог своей личности и воспоминаний (в конце концов, простое хранение данных никогда не было проблемой) в ПИКА, чтобы перенести его в потенциально опасные условия окружающей среды за пределами ограниченного диапазона прямой передачи прямой нейронной связи. Этот аналог мог управлять ПИКА, не беспокоясь о риске для физического тела владельца, а когда ПИКА возвращался, его воспоминания и опыт могли быть загружены владельцу как его собственные.

Когда появилась такая возможность, была некоторая озабоченность о потенциально «вышедшем из-под контроля ПИКА», управляемым персональным аналогом, который отказывался стереться. Лично Нимуэ всегда считала, что эти опасения были не более чем затяжной паранойей того, что древний писатель назвал «комплексом Франкенштейна», но общественное мнение было непреклонным. Именно поэтому закон требовал, чтобы любая загруженная личность была автоматически стёрта в течение абсолютного максимума в двести сорок часов с момента активации хозяйского устройства ПИКА под контролем аналога.

— Последняя запись личности, которую вы загрузили, была сделана, когда вы всё ещё планировали экспедицию по дельтапланеризму в Андах, — напомнила ей голограмма коммодора Пэй. — Но у вас никогда не было времени на поездку, потому что, как часть моего персонала, вы были задействованы в так называемой «Операции Ковчег». Чтобы вы поняли, зачем мы ведём этот разговор, мне нужно объяснить вам, что такое «Операция Ковчег»… и почему вы, Као-чжи, Шань-вэй, и я намеревались саботировать его.

Её глаза — а, несмотря ни на что, она не могла не думать о них, как о своих глазах — расширились, и он усмехнулся без всякого юмора.

— В принципе, — начал он, — концепция была…

* * *

— …итак, — сказал ей через час Пэй Као-юн, — с того момента, как мы узнали, что Лангхорн был выбран вместо Франца Халверсена, чтобы командовать экспедицией, мы знали, что будет большое давление, чтобы вырыть самую глубокую нору, вползти в неё и засыпать её за собой. Лангхорн был одним из тех «мы навлекли это на себя через наше собственное технологическое высокомерие» типов, и, по крайней мере, он собирался применить самые строгие из возможных стандартов по устранению технологии. Фактически, нам казалось вероятным, что он попытается построить первобытное общество, которое будет полным разрывом со всем, что было прежде — что он может решить уничтожить все записи, когда-либо сделанные технологически развитым человеческим обществом. И в этом случае, разумеется, все воспоминания — или, по крайней мере, все достоверные воспоминания — о Гбаба должна были быть уничтожены. Он не смог объяснить бы, что мы, однажды столкнувшись с ними, оказались втянуты в межзвёздные боевые действия, не объяснив, как мы их закончили.

— Никто из нас не мог подвергнуть сомнению необходимость «сбежать в кусты», чтобы избежать обнаружения, по крайней мере, в краткосрочной перспективе, но там, где Лангхорн был настроен предотвратить любое новое столкновение с Гбаба, мы чувствовали, что это было практически неизбежно. Когда-нибудь, несмотря на любые усилия, по предотвращению развития высокотехнологичной цивилизации, потомки жителей нашей новой колонии снова пойдут по той же дороге, которая привела нас к звёздам и нашей встрече с ними.

Он печально покачал головой.

— В свете этого мы начали очень тихо обсуждать пути предотвращения того, чтобы наши далёкие потомки не могли вернуться в ту же ситуацию, в которой находились мы. Единственное решение, которое мы смогли придумать — это позаботиться о том, чтобы память о Гбаба не была потеряна навсегда. Чтобы наши потомки знали, что им нужно сидеть дома, не привлекая внимания, в своей единственной звёздной системе, пока они не достигнут уровня технологий, который позволил бы им победить Гбаба. Тот факт, что Гбаба так долго существовали, предполагал, что они по-прежнему будут представлять угрозу, когда человечество отважится вернуться в космос, но факт, что они так долго оставались без каких-либо значительных достижений, также предполагал, что уровень угрозы, вероятно, не будет намного выше, чем он был сегодня. Итак, если бы наши потомки знали, какой уровень технологических возможностей им необходим для выживания против Гбаба, они также будут знать, когда для них будет безопасно — или относительно безопасно — вернуться к межзвёздным полётам.

— Одним из способов сделать это было бы поддержание в нашем новом доме более низкого уровня технологии, по крайней мере, в течение следующих трёх или четырёх веков, избегая любых выбросов излучения, сохраняя при этом записи нашей более ранней истории и истории нашей войны с Гбаба. Предполагая, что мы могли бы убедить Лангхорна или, по крайней мере, большинство Административного Совета, принять нашу точку зрения, мы также разместили бы два или три корабля экспедиции полностью выключенными на орбитах где-нибудь в нашей конечной звёздной системе, где они были бы горсткой дополнительных астероидов без каких-либо активных выбросов, которые невозможно обнаружить или отличить от любого другого куска скалы без прямого физического осмотра, но доступными для восстановления после изобретения заново местных космических полётов. Это послужило бы огромным подспорьем для технологического развития, и они также служили бы критерием для оценки относительных возможностей более поздних, будущих разработок.

Его голографическое лицо скривилось, глаза наполнились горечью.

— Это, по существу, и предусматривал первоначальный план миссии названной «Операция Ковчег», и если бы Халверсен командовал, то это было бы сделано. Но, честно говоря, с командованием Лангхорна мы никогда не давали ему более сорока процентов шансов на успех, хотя, очевидно, это был бы лучший сценарий. Но из-за того, что шансы на его достижение были настолько низкими, мы искали второй вариант. Мы упорно искали, но мы не могли найти его. Только когда мы все сидели после обеда в тот самый вечер перед нашим отъездом, вы с Элиасом Проктором придумали идею, которая привела к этому разговору.

— Вы были тем, кто указал, что технология, использующаяся при создании ПИКА, могла бы быть использована, чтобы создать для колонии эффективного бессмертного «советника». Мы все боялись, что Лангхорн не захочет сохранить советника, который действительно помнил всё, что должно было быть в записях, и кто мог бы руководить — или, по крайней мере, повлиять — на развитие новой колонии на самых опасных этапах. К сожалению, не было времени реализовать эту идею, даже если бы планировщики «Операции Ковчег» подписали разрешение на её осуществление. И даже если бы планировщики миссии согласились на это, кто-то вроде Лангхорна почти наверняка отдал бы распоряжение об уничтожении «советника», как только он остался один.

— Но Элиас был очень поражён вашим замечанием, и он, в свою очередь, указал, что единственное, что препятствует использованию существующей готовой ПИКА для выполнения такой роли — это протоколы, ограничивающие ПИКА не более чем десятью днями автономной работы. Но все эти протоколы были в программном обеспечении. Он был вполне уверен, что сможет их взломать и деактивировать, а единственного ПИКА, особенно с полностью отключённой энергией, будет относительно легко скрыть — не только от Гбаба, но и от Лангхорна.

ПИКА на столе, который решил, что он мог бы продолжать думать о себе, как о молодой женщине по имени Нимуэ Албан, чьи воспоминания у неё были, кивнул бы, если бы он мог пошевелить головой. Доктор Элиас Проктор был самым блестящим кибернетиком, которого когда-либо знала Нимуэ. Если бы кто и мог взломать программное обеспечение ПИКА, то это был он. Разумеется, становясь при этом уголовным преступником согласно законодательству Федерации, которое наказывало за это как минимум пятнадцатью годами тюрьмы.

— К сожалению, — выражение Пэй Као-юна снова стало печальным, — Единственный ПИКА последнего поколения, принадлежащий кому-то, кому мы могли бы доверять, был вашим, и не было времени, чтобы приобрести другой. Конечно, не заставив Центр Управления задуматься о том, для какого мира мы его предназначали. Фактически, именно вы указали нам на это. Поэтому в последнюю минуту я подписал корректировку груза, которая включала ваш ПИКА в вашу квоту личного багажа, на том основании, что он может оказаться полезным для работы во враждебных условиях где-нибудь в поле. А потом, после того как все наши сотрудники и груз были отправлены, вы добровольно вызвались перейти в экипаж Као-чжи на борту «Экскалибура».

Глаза Нимуэ замерли, и он медленно кивнул, словно мог видеть их.

— Вы правы, вы вызвались на службу на флагманский корабль, зная, что он будет уничтожен, если операция «Отрыв» сработает. И когда вас перевели на «Экскалибур», официальный манифест вашего снаряжения включал всё, что вы принесли на борт «Гулливера», включая ваш ПИКА. Но фактически вы не взяли его с собой, и я лично перевёз его в грузовой отсек, где он мог быть навсегда «потерян». Это был единственный способ полностью вычеркнуть его из всех подробных списков оборудования на компьютерах Лангхорна.

Его изображение, казалось, смотрело прямо в её глаза в течение нескольких секунд. Затем он глубоко вздохнул.

— Было очень нелегко позволить вам сделать это, — мягко сказал он. — Вы были так молоды, так много ещё могли сделать. Но никто не смог придумать такой сценарий, который предоставил бы нам хороший шанс на успех. Если бы вы не… пропали до того, как мы достигли Сэйфхолда, записи в главном грузовом манифесте показали бы, что вы всё ещё владеете ПИКА. Вы были бы вынуждены передать его Лангхорну на уничтожение, и если бы вы, вместо этого, заявили, что «потеряли» его каким-то образом, все тревоги ушли бы, особенно учитывая то, как поздно в этом процессе он был добавлен в вашу долю багажа. Так, в конце концов, у нас действительно не было выбора. Но, чтобы быть абсолютно честным, несмотря на то что вы решили сознательно пожертвовать своей жизнью, чтобы предоставить нам этот вариант, мы все надеялись, что он нам никогда не понадобится.

— К сожалению, я боюсь, что понадобился.

Он откинулся на спинку стула, на его лице появилось жёсткое выражение, которое она видела прежде, когда военные корабли Гбаба появились на его тактическом дисплее.

— Лангхорн и Бе́дард оказались не просто фанатиками, но больными с манией величия. Я оставил для вас полный файл со всеми подробностями, и у меня нет желания читать их вам сейчас. Но краткая версия такова, что Лангхорн и его внутренняя клика никогда не доверяли мне настолько, насколько я думал. Они развернули полноценную орбитальную кинетическую ударную систему, даже не сказав мне, как их старшему военному офицеру, об этом. Я никогда не знал, что она была там и не мог предпринять никаких шагов, чтобы нейтрализовать её. И когда Шань-вэй и её сторонники воспротивились их попыткам превратиться в богов, они использовали её. Они убили её, Нимуэ — её и всех людей, пытавшихся открыто сохранить память о нашей истинной истории.

У ПИКА не было сердца, ни в каком физическом смысле, но сердце Нимуэ Албан больше не имело особенности сжиматься от мук, и он откашлялся, после чего тяжело покачал головой.

— Честно говоря, я думал о том, чтобы разбудить вас, поговорить с вами лично, но я боялся. Мне уже много лет, Нимуэ, но вы ещё молоды. Я не хотел рассказывать вам о Шань-вэй. По многим причинам, на самом деле, включая то, что я знаю, насколько вы любили её, а я был… слишком труслив, чтобы встретить со своей болью лицом к лицу. Но и потому, что я вас знаю. Вы бы не захотели «вернуться обратно в сон», до тех, пор пока вы лично не сделали что-то с её убийцами, и я не могу позволить себе потерять вас. Не сейчас. Не по многим причинам. Кроме того, вы, вероятно, попытаетесь поспорить со мной о моих собственных планах. И если разобраться, для вас пройдёт не так уж много время между сейчас и тогда, когда вы действительно увидите это сообщение, не так ли?

Его горько-сладкая улыбка была кривой, но, когда он заговорил снова, его голос был более резким, звучащим почти нормально.

— Мы приложили все усилия, чтобы предоставить вам по крайней мере некоторые из инструментов, которые вам понадобятся, если вы решите, — если вы решите, как личность, которой вы являетесь сейчас, а не Нимуэ Албан, которая первоначально вызвалась для этого — продолжить эту миссию. Мы действительно не думали, что сможем это сделать, так как мы не знали, что Лангхорн решит оставить «Хасдрубал» вместе основным флотом вместо того, чтобы лично следить за терраформированием Сэйфхолда. В то время мы были в восторге от того, что он сделал это, потому что это дало нам гораздо больше свободы. Конечно, — он горько усмехнулся, — мы тогда не понимали, почему он остался там. Даже без него, смотрящего нам через плечо, мы не могли дать вам всё, что мне бы хотелось. Были ещё ограничения в отношении того, чему мы позволили «исчезнуть» из списков оборудования, но Шань-вэй и я проявили немного творчества во время операций терраформирования. Поэтому у вас будет компьютерная поддержка, самые полные записи, которые мы смогли предоставить и, по крайней мере, некоторое оборудование.

— Я установил таймер для активации этого… бункера, я полагаю, через семьсот пятьдесят стандартных лет после того, как я закончу эту запись. Я пришёл к этому определённому времени, потому что наши лучшие прогнозы показывают, что, если Гбаба решили, что флот Као-чжи — это не все части операции «Ковчег», и, если их разведывательные корабли продолжали прочёсывать всё вокруг, им потребовалось бы максимум около пятисот лет, чтобы пройти в пределах диапазона обнаружения радиоизлучений или нейтрино из этой системы. Таким образом, я позволил пятидесятипроцентной подушке безопасности пронести вас через зону угрозы немедленного обнаружения. Вот как долго вы будете «спать».

Он снова покачал головой.

— Я не могу представить себе, как это будет выглядеть для вас, Нимуэ. Мне хотелось бы чтобы был какой-то способ, любой способ, чтобы я мог избежать возложения этого бремени на вас. Я не смог найти ни одного. Я пытался, но я не смог.

Он ещё несколько секунд молчал, его голографические глаза смотрели на то, что никто ещё не мог видеть, затем снова мигнул в фокусе и выпрямились в кресле.

— Это последнее сообщение, последний файл, который будет загружен в компьютер вашего бункера. Кроме меня, только один человек знает о вашем существовании, и у нас с ним назначена встреча с администратором Лангхорном и Административным Советом завтра вечером. Не знаю, принесёт ли это какую-то пользу, но Лангхорн, Бе́дард и их подхалимы вскоре узнают, что они не единственные люди, у которых в резерве осталось немного припрятанной военной техники. Уцелевших не будет. Я не могу вернуть Шань-вэй или кого-либо из моих — наших — друзей, но, по крайней мере, я получу немного личного удовлетворения от этого.

Он казался смотрящим на неё в последний раз, и он снова улыбнулся. На этот раз это была странно нежная улыбка.

— Я полагаю, можно было бы утверждать, что на самом деле вас не существует. В конце концов, вы всего лишь электронные шаблоны внутри машины, а не реальный человек. Но вы — электронная модель действительно замечательной молодой женщины, знать которую для меня было огромной честью, и я считаю, что во всём, что имеет значение, вы — та самая молодая женщина. Но вы также являетесь кем-то ещё и этот кто-то другой имеет право выбирать, что ему делать со временем и инструментами, которые мы смогли вам дать. Чтобы вы ни выбрали, решение должно быть вашим. И чтобы вы ни решили, знайте это: Шань-вэй и я очень любили Нимуэ Албан. Мы чтили её память шестьдесят лет, и мы вполне удовлетворены тем, чтобы оставить это решение в ваших руках. Что бы вы ни решили, что бы вы ни выбрали, мы всё равно любим тебя. И теперь, как ты однажды сказала мне, благослови тебя Бог, Нимуэ. Прощай.

Май, 890-й год Божий

I Храм Господа, Город Зион, Храмовые Земли

Колоннада Храма Господня тянулась в весеннюю синеву северного неба. Колонны были высотой более шестидесяти футов, а центральный купол, который возвышался над всем величественным сооружением, поднимался ещё выше, на высоту ста пятидесяти. В солнечных лучах он сиял как большое, полированное зеркало, покрытое серебром, и венчался столпом Архангела Лангхорна, из чистого золота и инкрустированного драгоценными камнями, со скрижалями в одной руке и скипетром в другой. Столп был восемнадцати футов высотой и блестел под утренним солнцем даже больше, чем купол. На протяжении восьми столетий, с самого рассвета Сотворения, этот потрясающе красивый архангел стоял на страже Божьего дома на Сэйфхолде, и он и купол под ним оба были такими же блестящими и нетронутыми погодой и временем, как в тот день, когда они были впервые установлены на место.

Храм находился на вершине изумрудно-зелёного холма, который поднимал его ещё выше к небесам Божьим. Его мерцающий купол был виден над водами озера Пэй за много миль, и сверкал над великим приозёрным городом Зион как корона из золота и алебастра. Это была корона города во многих смыслах, поскольку сам город — один из полудюжины крупнейших на всём Сэйфхолде и, безусловно, самый старый — существовал только с одной целью: служить нуждам Церкви Господа Ожидающего.

Эрайк Диннис, архиепископ Черис, медленным прогулочным шагом шёл по направлению к Храму через обширную Площадь Мучеников, где господствовали бесчисленные фонтаны, чьи танцующие струи, плескавшиеся в ногах героических скульптур Лангхорна, Бе́дард и других архангелов, бросали на ветер влажные, освежающие дыхание брызги. На нём была белая ряса епископата, а трёхгранная шапка священника на голове несла белую кокарду и заканчивающуюся «ласточкиным хвостом» оранжевую ленту архиепископа. Свежие запахи северной весны доносились от цветочных клумб и цветущих кустарников, которые садовники Храма содержали в идеальном состоянии, но архиепископ почти не замечал этого. Чудеса Храма были частью его повседневного мира, и более приземлённые аспекты того же мира часто выталкивали их на задний план его осознания.

— Значит, — сказал он молодому мужчине, идущему рядом с ним, — я так понимаю, мы ещё не получили документы от Брейгата?

— Нет, Ваше Высокопреосвященство, — послушно ответил отец Матайо Броун. В отличие от своего патрона, на его шапочке священника была только коричневая кокарда старшего священника, но белая корона, вышитая на правом рукаве его сутаны, отмечала его как личного секретаря и помощника высокопоставленного архиепископа.

— Жаль, — проворчал Диннис с едва заметной улыбкой. — Тем не менее, я уверен, что Жеральд проинформировал его и Хааральда о том, что нужны документальные доказательства. Мать-Церковь приложила все усилия, чтобы обе стороны были честно представлены перед Церковным Судом.

— Конечно, Ваше Высокопреосвященство, — согласился отец Матайо.

В отличие от прелата, которому он служил, Броун старался не улыбаться, хотя он знал о личном послании от Динниса к епископу-исполнителю Жеральду Адимсину, инструктирующем его в административном порядке «потерять» это сообщение на пятидневку или две. Броун был посвящён в большую часть действий своего патрона, какими бы… осторожными они не были. Просто он не был достаточно высокопоставленным, чтобы показать удовольствие или не удовольствие от их успеха. По крайней мере, пока ещё не был. Когда-нибудь, он был уверен, это право старшинства будет его.

Двое священнослужителей достигли широких, величественных ступеней колоннады. Десятки других церковников двигались вверх и вниз по этим ступенькам через огромные открытые двери с барельефом, но поток расходился вокруг Динниса и его помощника даже без ропота протеста.

Если он едва обратил внимание на красоту самого Храма, то младших священнослужителей, уступавших ему дорогу, архиепископ полностью проигнорировал, так же как проигнорировал одетых в униформу Храмовых Гвардейцев, неподвижно стоящих навытяжку через равные интервалы, в блестящих на солнце кирасах и с алебардами в руках. Он продолжал своё полное величия движение, сложив руки в объёмных, отделанных оранжевым, рукавах своей белоснежной сутаны, одновременно обдумывая заседание, запланированное на вторую половину дня.

Он и Броун ступили через порог в огромный, устремлённый ввысь собор. Сводчатый потолок плавал в восьмидесяти футах над сверкающим мозаичным полом, а почти вдвое выше, у вершины центрального купола потолочные фрески, изображающие архангелов, трудящихся над чудесным делом Сотворения, окружали потолок золотом и инкрустациями драгоценных камней. Хитроумно расположенные зеркала и потолочные окна в крыше Храма собрали весенний солнечный свет и пролили его на фрески тщательно направленными сияющими лучами. Благовония витали сладко-пахнущими облаками и завитками, свиваясь в солнечном свете подобно ленивым дымным змеям, и голоса великолепно обученного Храмового Хора поднимались в тихом, превосходно согласованном а капелла гимне во славу Господа.

Этот хор был ещё одним из чудес Храма, обученным и посвящённым цели следить за тем, чтобы дом Божий был постоянно наполнен голосами, вознесёнными в хвале Ему, как повелел Лангхорн. Незадолго до того, как подходило к концу время, отведённое утреннему хору, обеденный хор тихонько занимал своё место на идентичных хорах на противоположной стороне собора, где они присоединялись к песне утреннего хора. Пока голоса дневных певцов становились громче, голоса утренних певцов затихали, и для вслушивающегося уха, если только оно не было очень тщательно подготовлено, это звучало так, словно в гимне не было никаких разрывов или изменений.

Архиепископ и его помощник прошли через огромную подробную карту Божьего Мира, инкрустированную в пол прямо за дверьми, и продолжили свой путь вокруг циркумференции круглого собора. Ни один из них не уделил своего внимания священникам и прислужникам вокруг алтаря в центре круга, справляющих третью ежедневную утреннюю мессу для постоянного потока паломников. Как предписывало Писание, каждое дитя Божье должно было совершить паломничество в Храм хотя бы один раз в жизни. Было очевидно, что это невозможно для всех, и Бог понимал это, но, тем не менее, достаточное количество Его детей имело возможность выполнить эту обязанность, чтобы в соборе постоянно толпились верующие. Конечно, за исключением зимних месяцев с их сильными морозами и глубоким снегом.

Пол собора ослепительно ярко светился там, где на него падали сфокусированные лучи солнечного света, и в каждой из этих точек лежала круглая золотая печать, двух футов в поперечнике, изображающая знак одного из архангелов. Подобно столпу Лангхорна на куполе Храма и самому куполу, эти печати были такими же блестящими и нетронутыми временем, как и в день, когда Храм был воздвигнут. Каждая из них — подобно золотоносному лазуриту пола и огромной карте на входе — была покрыта защищающим её трёхдюймовым листом неразрушимого хрусталя. Блоки лазури были заделаны в мозаичный пол серебром, и это серебро блестело незапятнанное и безукоризненное как золото самих печатей. Никто из смертных не знал, как это сделано, но по легенде, сразу после того как архангелы воздвигли Храм, они повелели самому воздуху защищать как его позолоченную крышу, так и его великолепный пол. Как бы они не сотворили своё чудо, кристаллическая поверхность не имела ни одной царапины, ни единой потёртости, от бесконечных поколений ног, которые прошли через неё со времён Сотворения, или от вечных полировальных кругов помощников, отвечающих за сохранение её блеска.

Одетые в мягкую обувь ноги Динниса и Броуна не издавали ни звука, создавая иллюзию, что они, на самом деле, шагают по воздуху, пока они шли по окружности к западной стороне собора и проходили через одну из дверей в административные крылья Храма. Они шли по широким коридорам, освещённым светом фонарей и высокими окнами того же нерушимого хрусталя, украшенными бесценными гобеленами, картинами и скульптурами. Административные крылья, как и собор, были работой божественных рук, а не простых смертных, и стояли нетронутые и совершенные, как в день, когда они были созданы.

Наконец, они достигли места их назначения. По обеим сторонам двери в зал совещаний стояла ещё пара Храмовых гвардейцев, с мечами, а не алебардами, и их кирасы украшала золотая звезда Великого Викария с расходящимися лучами, разделённая на четыре части перекрещёнными мечами Архангела Шуляра. Они быстро вытянулись по стойке смирно, когда архиепископ и его помощник прошли мимо них, даже не взглянув на них.

Их ожидали ещё три прелата и их помощники, в сопровождении двух секретарей и тройки магистров права.

— Итак, ты здесь, Эрайк. Наконец-то, — сухо сказал один из архиепископов, когда Диннис и Броун подошли к столу для заседаний.

— Прощу прощения, Жасин, — сказал Диннис с лёгкой улыбкой, — Меня задержали неотложные дела. Я сожалею.

— Уж я уверен, — фыркнул архиепископ Жасин Кахнир. Кахнир, худощавый мужчина, скромного телосложения, был архиепископом Ледяного Сердца, в республике Сиддамарк, и в то время как ряса Динниса несла чёрный скипетр Ордена Лангхорна на правой стороне груди, ряса Кахнира демонстрировала зелёно-коричневые снопы Ордена Сондхайма. Эти двое знали друг друга много лет… и между ними определённо не было особой любви.

— Да ладно, Жасин, — упрекнул Арвин Миллир, архиепископ Содара. Миллир, был такого же телосложения, как и Диннис: не слишком стройный, чтобы считаться худым, но не настолько тяжёлый, чтобы считаться толстым. Он также носил чёрный скипетр Лангхорна, но там, где седые волосы Динниса, бывшие когда-то светло-золотыми, истончились, волосы Миллира были цвета соли с чёрным перцем. — Будь милостив, — продолжил он, улыбаясь Кахниру. — Некоторые задержки действительно неизбежны, ты же знаешь. Даже, — он подмигнул Диннису, — у Эрайка.

Кахнир не выглядел успокоившимся, но он удовлетворился ещё одним фырканьем и откинулся на спинку своего стула.

— Какова бы не была причина, вы уже здесь Эрайк, — заметил третий прелат, — так что давайте, наконец, начнём, ладно?

— Конечно, Уиллим, — ответил Диннис, не подобострастно, но без беззаботности, которую он продемонстрировал Кахниру.

Уиллим Рейно, архиепископ Цян-у, был на несколько лет моложе Динниса, и, в отличие от многих епископов и архиепископов Матери-Церкви, родился в провинции, которая потом стала его архиепископством. Он был невысокий, смуглый и стройный и было в нём что-то… опасное. И, возможно, не удивительно. В то время как Диннис, Кахнир и Миллир были в белых рясах своего ранга, Рейно, как и всегда, был в обычной тёмно-фиолетовой рясе простого монаха Ордена Шуляра. Обнажённый меч покровителя ордена резко выделялся на правой стороне груди его тёмного одеяния, белый с оранжевой окантовкой, чтобы показать его архиепископский ранг, но этот епископальный белый был менее важен, чем золотое пламя Чжо-чжэн, наложенное поверх него. Этот меч, увенчанный пламенем, отмечал его как генерал-адъютанта Шуляритов, что делало его действующим исполнительным лицом Викария Жаспера Клинтана, самого Великого Инквизитора.

Как всегда, этот знак на этом одеянии вызвал у Динниса приступ лёгкой головной боли. Не то что бы у них с Рейно были разногласия. Это было больше вопросом… традиций, чем чем-либо ещё.

Когда-то давно, соперничество между его собственным Орденом Лангхорна и Шуляритами было открытым и ревностным, но борьба за первенство в Храме была решена в пользу Шуляритов несколько поколений назад. Роль Ордена Шуляра, как хранителя ортодоксальной доктрины, дала ему решающее преимущество, которое было окончательно усилено здравомыслящими политическими манёврами внутри Храмовой иерархии и поглощением Шуляритами Ордена Чжо-чжэн. Сейчас Орден Лангхорна, несомненно, занимал второе место в иерархии, что делало практику Шуляритов одеваться как простые братья, вне зависимости от их положения в иерархии Церкви, ещё одной формой высокомерия.

Диннис сел в ожидающее его кресло, Броун уселся на намного более скромный табурет позади кресла своего архиепископа, и Рейно сделал знак одному из магистров права.

— Начнём, — сказал он.

— Ваше Высокопреосвященство, — сказал магистр права, монах из ордена Динниса, стоя за аккуратными стопками правовых документов на столе перед ним, — как вам всем известно, цель этого заседания комитета Духовного Суда, это рассмотреть последние рекомендации по спору о правопреемстве в графстве Хант. Мы изучили применимые законы, и каждый из вас получил краткое изложение наших изысканий. Мы также обобщили показания, сделанные перед этим комитетом, и представленные ему документы. Как всегда, мы всего лишь слуги Суда. Предоставив вам всю доступную информацию, мы ждём вашего решения.

Он сел, и Рейно оглядел стол переговоров и своих коллег архиепископов.

— Нужно ли повторно обсуждать какие-либо статьи закона, которые были подняты в ходе этих слушаний? — спросил он. Головы молча качнулись в ответ. — Есть ли споры по показаниям, которые мы слышали, или по документам, которые мы уже рассмотрели? — продолжил он, и головы качнулись снова. — Очень хорошо, может ли кто-то добавить что-то новое?

— Может быть, я могу, Уиллим, — сказал Кахнир, и Рейно кивнул ему, что бы он продолжил. Низенький архиепископ повернулся к Диннису.

— На нашем последнем собрании, вы говорили нам, что ждёте некоторые документы от епископа-исполнителя Жеральда. Они прибыли?

— Боюсь, что нет, — сказал Диннис, тяжело покачав головой.

Жеральд Адимсин был официальным помощником Динниса; фактически, он де-факто исполнял обязанности архиепископа в далёком архиепископстве Динниса и был управляющим принадлежащих Диннису обширных поместий. Черис находилась на расстоянии двенадцати тысяч миль от Храма, и не было никакого способа, чтобы Диннис мог лично рассматривать требования «своих» прихожан, а также справляться со всеми другими обязанностями, возложенными на него высоким постом. Поэтому, как и большинство прелатов, чьи паствы лежали за пределами континента Хевен или соседствующего ему континента, Ховард, что на юге, он оставил все пасторальные и местные административные обязанности своему епископу-исполнителю. Раз в год, несмотря на трудности, Диннис ездил в Черис на месячный пастырский визит. В остальное время года он полагался на Адимсина. Епископ-исполнитель был не самым блестящим человеком, которого он когда-либо встречал, но он был надёжным и понимал практические реалии политики Церкви. Он также, был менее жадным, чем большинство других, когда речь заходила о личном обогащении.

— Но вы потребовали, чтобы он отправил их? — настаивал Кахнир, и Диннис позволил выражению чрезмерного терпения пробежать по его лицу.

— Конечно, я сделал это, Жасин, — ответил он. — Я отправил первоначальный запрос через семафор в Кланир более двух месяцев назад, как мы все договорились, чтобы передать их морем через Котёл. Очевидно, я не мог вдаваться во все подробности в семафорном сообщении, но отец Матайо послал более подробный запрос с виверной в тот же день, и оно достигло Кланира всего лишь пять дней назад. Мы также уведомили юриста сэра Ховерда в Зионе о наших требованиях и сообщили ему, что мы передали запрос его клиенту.

— «Два месяца назад» не слишком большой срок, чтобы любые документы прибыли из таких далёких мест, особенно в это время года, учитывая бури, которые бывают в Котле каждую осень, — заметил Кахнир подчёркнуто нейтральным тоном, и Диннис показал своему собрату-прелату зубы в том, что можно было бы назвать улыбкой.

— Верно, — сказал он почти ласково, — С другой стороны, сообщение было отправлено более двух месяцев назад, что кажется более чем достаточным временем для того, чтобы Жеральд передал мой запрос сэру Ховерду и для того, чтобы сэр Ховерд ответил. И для того, чтобы почтовый корабль из Черис вернулся обратно в Кланир, хорошая была погода или нет, по крайней мере с семафорным сообщением, чтобы предупредить нас, что документы, о которых идёт речь, уже в пути. Фактически, я уже успел обменяться с Жеральдом сообщениями по другим темам за тот же промежуток времени, так что я уверен, что почтовые суда выживают при переправе, несмотря на любые осенние шторма.

Кахнир выглядел так, словно у него появился соблазн резко ответить. Но даже если он и выглядел таким, он подавил это искушение. Рейно и Миллир только кивнули, и Диннис спрятал ухмылку.

Он часто считал личное благочестие Кахнира слегка утомительным, хотя признавал, что оно в чём-то выделяло его в Храмовой иерархии. Разумеется, он был не один такой, но большинство архиепископов и викариев, занятых в управлении Божьими делами были слишком заняты для таких простых пасторальных фокусов, которые предпочитал Кахнир.

Диннис был готов признать, что это было даже более верно в его случае, чем во многих других. Вряд ли это было иначе, ведь Черис была так далеко от Зиона и Храма. Архиепископство Кахнира было вдвое ближе, однако, если быть честным, большинство из этих утомительных миль до Ледяного Сердца шли по суше, и Кахнир совершал не один, а два пастырских визита в год. Но он мог также совершать эти путешествия, не будучи полностью без связи с Храмом. Благодаря цепочкам семафоров между Хевеном и Ховардом, поддерживаемых Церковью, время обмена сообщениями между Ледяным Сердцем и Храмом составляло меньше трёх дней.

Диннис иногда задавался вопросом, не может ли часть неприязни Кахнира быть связана с различиями между их архиепископствами. Он знал, что по крайней мере отчасти, вражда между ними идёт от того, что Кахнир был сыном мелкого доларского дворянина, в то время как Диннис был сыном архиепископа и внучатым племянником великого викария. Кахнир не входил в традиционные великие церковные династии, которые веками властвовали в Храме, и он, казалось, никогда особо не понимал, как династии играли в эту игру.

Эта игра, как хорошо знал Диннис, объясняла, почему он заполучил Черис, а Кахнир… не получил. Несмотря на показное благочестие прелата, он не был лишён честолюбия, иначе он бы никогда не получил рубиновое кольцо епископа, не говоря уже о его нынешнем звании, к тому же архиепископство Кахнира было простой провинцией Республики Сиддармарк, в то время как архиепископством Динниса было всё Королевство Черис. Возможно, этот факт действительно объяснял враждебность Кахнира, хотя Диннис и сомневался в этом в более спокойные моменты. Скалистое, горное Ледяное Сердце было едва ли в четверть размера самой Черис и мало населено по сравнению с остальной частью Хевена, но в нём, вероятно, было почти столько же жителей, сколько во всём королевстве.

«Однако оно», — подумал он самодовольно, — «не имеет и десятой доли того богатства».

Хевен и Ховард были основными земельными территориями Сэйфхолда, и Лангхорн и его соратники-архангелы насаждали тут человечество гораздо гуще, чем где бы то ни было. Даже сейчас восемь из десяти жителей Сэйфхолда, а, возможно, даже девять из них, можно было найти там, поэтому было неудивительно, что внимание Матери-Церкви было полностью сосредоточено на них. Длинные цепи семафорных станций, тянущиеся от Зиона во всех направлениях, позволили Храму наблюдать за его широко раскинувшимися архиепископствами, епархиями, соборами, церквями, конгрегациями, мужскими и женскими монастырями, и церковными усадьбами, а также интендантами, назначенными в различные светские суды, парламенты и собрания. Эти семафоры принадлежали Матери-Церкви, и, хотя она разрешала их использование светскими властями, это использование всегда было при наличии возможности. И не один князь, король или правитель обнаруживал, что «возможность» могла быть весьма ограничена для любого, кто раздражал его местных церковных начальников.

Но даже Мать Церковь не могла установить семафорные станции посреди моря, и поэтому единственным способом общения с такими далёкими землями, как Черис, или Лига Корисанда, или Чизхольм, оставались в конечном итоге корабли. А корабли, как давно обнаружил Диннис, были медленными.

Дополнительная цепочка семафоров была расширена через Вороновы Земли и Чизхольм, на другую сторону Марковского моря, но даже там сообщения должны пересекать Пролив Бурь, водный промежуток почти в двенадцать сотен миль между семафорными станциями на Катящейся Голове и Железном Мысе. Это позволяло Жерому Винситу, архиепископу Чизхольма, обмениваться сообщениями за семнадцать дней, но у Динниса ситуация была много хуже. Требовалось всего шесть дней, чтобы сообщение дошло из Храма на станцию семафоров Кланир в южной части Сиддармарка, но затем ему приходилось пересечь более трёх тысяч морских миль, чтобы добраться до Теллесберга. Что, разумеется, означало, что любому из его сообщений в среднем требовалось двадцать пять дней — пять пятидневок — только для того, чтобы добраться до его епископа-исполнителя.

Однако в действительности поездка из Храма в Теллесберг занимала два месяца… в одну сторону. Это объясняло, почему Диннис просто не мог покинуть Зион и Храм больше, чем на одну пасторскую поездку в год, обычно поздней осенью. Это позволяло ему покинуть Храмовые земли до того, как пролив Син-у покроется льдом и ему провести ледяную зиму Храма в Черис, которая была в трёхстах милях ниже экватора в южном полушарии. Лето в Теллесберге было намного приятнее, чем зима в Зионе! И, конечно, такое расстояние от Зиона (и Храма) также объясняло, почему такие земли — как та же Черис, если на то пошло — были временами намного больше беспокойными, чем те, которые были ближе к Зиону.

— Эрайк прав, Жасин, — сказал Рейно. — Конечно, все вовлечённые в этот диспут, спорят достаточно долго, чтобы понять, как важно соблюдать все возможные требования к документам, которые могут быть у нас. Если Брейгат не счёл нужным просто признать получение нашего запроса, тем хуже для него.

— Это может свидетельствовать не в пользу его предполагаемых доказательств, — указал Миллир. — Если у него действительно есть доказательства, что претензии Мантейла не обоснованы, он должен стремиться предоставить эти доказательствам нам.

Кахнир поёрзал в своём кресле, и Рейно изогнул бровь в его сторону.

— Да, Жасин?

— Я только хотел заметить, что с самого начала сэр Ховерд Брейгат, — архиепископ Ледяного Сердца слегка подчеркнул титул и фамилию, — утверждал, что требования Мантейла о наследовании, как потомка четырнадцатого графа, было ложным. И, — он оглядел стол переговоров, — он сопровождал свои первоначальные аргументы на этот счёт показаниями более чем дюжины свидетелей.

— Никто не оспаривает, что он сделал, Жасин, — отметил Диннис. — Рассматриваемый вопрос — это утверждение Брейгата о том, что он обнаружил улики — ни показания свидетелей, ни показания, основанные на слухах, а документально подтверждённые доказательства — что Тадейо Мантейл не правнук Фрейдерика Брейгата. Именно этими «доказательствами» мы и просили его поделиться с нами.

— Именно, — согласился Рейно, торжественно кивнув, и Кахнир крепко сжал губы. Он взглянул на Миллира, и его губы сжались, когда он прочитал глаза другого прелата.

Диннис мог читать выражения других так же хорошо, как Кахнир, и он не смог полностью подавить свою собственную улыбку. Поддержка Миллиром его позиции вряд ли была сюрпризом; они не только оба были Лангхорнитами, но оказывали друг другу услуги десятилетиями, и оба знали, как работает политика Матери-Церкви. Рейно был немного более проблематичным, но Диннис уверенно ожидал его поддержки. Инквизиция и Орден Шуляра были очень не удовлетворены растущим богатством и могуществом Черис уже почти столетие. Очевидный вкус королевства к… нововведениям только делал ситуацию ещё хуже, а энергия, которую проявлял черисийский «Королевский Колледж» за последние десять-пятнадцать лет, натёрла ссадин более чем одному старшему шуляриту.

Мнение, что религиозная ортодоксальность ослабевает прямо пропорционально расстоянию между любой конгрегацией и Зионом, было неотъемлемой частью умственного багажа любого шулярита. Рейно, несмотря на свою изощрённость и церковный ранг, всё ещё относился к таким отдалённым землям, как Черис, с непроизвольным подозрением. В случае Черис, сила её благосостояния, основанного на торговле и несомненной изобретательности, в сочетании с активной поддержкой «Королевским Колледжем» этой изобретательности и внутренней политикой династии Армаков, делала его ещё более подозрительным. И тот факт, что Хааральд Черисийский, в отличие от большинства правителей Сэйфхолда, не был должен ростовщикам Храма, было ещё одним поводом для беспокойства тех — таких как Рейно — кто беспокоились о том, как контролировать его, если возникнет такая необходимость.

Доминирующего положения Шуляритов в церковной иерархии самого по себе хватало, чтобы Черис была в опале в глазах Церкви. Но постоянно растущее богатство королевства и влияние её огромного торгового флота на земли, расположенные далеко за пределами её собственных границ, делало ситуацию ещё хуже. В то время как большинство мирских подозрений и гнев Совета Викариев сосредоточились на республике Сиддармарк лишь из-за близости республики к Храмовым Землям, были и те, включая самого Великого Инквизитора, которые чувствовали, что отношения и пример Черис в долгосрочной перспективе были ещё более опасным.

Собственный взгляд Динниса, подкреплённый сообщениями Жеральда Адимсина и отца Пейтира Уилсинна, собственного интенданта ордена Шуляра в Теллесберге, состоял в том, что подозрения Рейно в отношении верности Черис доктринам Матери-Церкви были беспочвенны. Правда, желание черисийцев искать новые и более эффективные способы делать что-либо требовало определённой степени бдительности. Кроме того, черисийская ветвь Церкви была более терпима по некоторым вопросам, чем действительно хотелось Совету Викариев. Так же, было правдой, что «колледж» Хааральда активно искал новые способы объединения существующих знаний, которые могли бы только усилить их эффективность. Однако именно поэтому там был отец Пейтир, и его сообщения, как и его непосредственных предшественников, ясно давали понять, что в Черис не происходит ничего такого, что, хотя бы отдалённо, напоминало нарушение «Запретов Чжо-чжэн».

Что касается внутренней политики и опасных примеров, то Диннис был готов признать, что решение прадеда короля Хааральда отменить крепостное право на всей территории его королевства можно было бы расценить как пощёчину в лицо Матери-Церкви, если кто-то был намерен рассматривать это таким образом. Диннис так не думал, особенно учитывая тот факт, что в Черис никогда не было более небольшой горстки крепостных людей ещё до того, как этот институт был официально отменен. Он также не верил заявлениям — в основном со стороны черисийских конкурентов — о том, что сосредоточенность его прихожан на торговле и приобретении богатств была настолько навязчивой, что побуждала их игнорировать свои обязательства перед Богом и Матерью-Церковью и урезать десятину королевства. Епископ-исполнитель Жеральд и его сборщики десятины, несомненно, сделали бы своё собственное недовольство общеизвестным, если бы они подозревали, что в этих рассказах есть хоть доля правды! Адимсин мог быть не самым блестящим человеком, когда-либо добившихся кольца епископа, но в тоже время он не был и дураком, а у Матери-Церкви был многовековой опыт борьбы с каждым способом, которым короли или дворяне могли попытаться скрыть доходы от оценщиков десятины.

А власть Церкви — и Инквизиции — над материковыми жителями была неизменно крепкой, чтобы подавлять любые крамольные взгляды, которые могли бы проползти по морям на борту черисийских торговцев.

Нет, Диннис не боялся, что Черис была своего рода рассадником потенциальной ереси. Он был не готов играть на подозрениях Рейно и что важнее, на недоверии и неприязни Совета Викариев к королевству.

«Что», — подумал он, — «с точки зрения Уиллимса, делало тот факт, что Хааральд был явно одним из самых сильных сторонников Брейгата, поцелуем смерти».

Он предположил, что это на самом деле является признаком нравственной целостности Рейно, раз ему потребовалось столько времени, чтобы открыто заявить о поддержке требований Тадейо Мантейла.

«Его мошенническое, но очень хорошо оплаченное притязание», — молча подумал Диннис, — «не позволяет показать его внутреннее удовлетворение. И тот факт, что Лиам Тёрн, архиепископ Изумруда, должен будет оказать ему существенную услугу за поддержку кандидата князя Нармана, тоже не повредит».

— Я думаю, — продолжил Рейно, как старший член суда, — что в свете того, что Брейгат не смог представить свои предполагаемые доказательства или даже своевременно отреагировать на нашу просьбу, мы должны принять наше решение на основе имеющихся доказательств. Однако вместо того, чтобы спешить с выводами, я предлагаю, чтобы мы прервались на обед и после этого провели час или около того, размышляя над этим вопросом в уединении. Давайте снова соберёмся примерно в пятнадцать часов и вынесем наше решение, братья.

Остальные одобрительно кивнули — Кахнир немного неохотно — и стулья заскрипели, когда архиепископы начали вставать. Кахнир кивнул Рейно и Миллиру, полностью проигнорировав Динниса, и быстро вышел из конференц-зала. Рейно слегка улыбнулся, как снисходительный родитель двум сыновьям, которые постоянно были в неладах, затем последовал за Кахниром.

— Вы разделите со мной обед, Эрайк? — спросил Миллир после того, как остальные ушли. — У меня есть небольшое дело, которое будет представлено Службе Утверждения в следующую пятидневку, о котором я хотел бы поговорить с вами.

— Конечно, Арвин, — живо ответил Диннис. — Буду очень рад.

«И это было правдой», — подумал он. Он действительно предвкушал неизбежную драконскую торговлю с Миллиром. В конце концов, это была часть игры. Немалого «подарка», собирающегося приземлиться в его собственном кошельке, и возможности напомнить Хааральду Армаку, кто обладал истинной властью в Черис, было достаточно, чтобы твёрдо склонить его на сторону Мантейла, но ещё более соблазнительным, чем просто богатство, было проявление власти. Не просто в его собственном архиепископстве, но в единственной иерархии, которая действительно имела значение, прямо здесь, в Храме.

— Я так понимаю, что на кухне сегодня есть что-то особенное, — продолжил он. — Откушаем ли мы его в главном обеденном зале, или вы предпочитаете обедать на площади?

II Королевский Дворец, Теллесберг, Королевство Черис

— Отец, ты знаешь так же хорошо, как и я, кто действительно стоит за этим! — Кронпринц Кайлеб сложил руки на груди и впился взглядом в отца. Однако, король Хааральд с необыкновенным спокойствием перенёс выражение своего старшего сына.

— Да, Кайлеб, — сказал король Черис через мгновение. — Так получилось, что я знаю, кто за этим стоит. Теперь, что ты предлагаешь мне делать с этим?

Кайлеб открыл рот, после чего замер. Через мгновение он снова закрыл его. Его тёмные глаза были, пожалуй, ещё более горящими, чем до этого, но его отец кивнул.

— Именно, — мрачно сказал он. — Нет ничего, что я бы желал бы больше, чем увидеть голову Тадейо на пике над моими воротами. Я уверен, конечно, что он и его… компаньоны точно так же относятся ко мне. К сожалению, как бы сильно я ни хотел увидеть его там, перспектива осуществить это в ближайшее время не особенно большая. А так как я не могу…

Он пожал плечами, и Кайлеб нахмурился. Не в несогласии, а в разочаровании.

— Я знаю, что ты прав, отец, — сказал он наконец. — Но нам нужно будет найти какой-то ответ. Если бы это был только Тадейо, или даже только он и Нарман, мы могли бы справиться с ним достаточно легко. Но с Гектором, стоящим за ними, и с Эрайком и Жеральдом, сидящими в их кошельках…

Его голос умолк, и Хааральд снова кивнул. Он знал, решил ли его сын признать это или нет, что по крайней мере половина разочарования Кайлеба вытекала из страха. Однако король Хааральд не собирался скрывать это от своего наследника. На самом деле, страх мог быть благим делом для монарха, или для будущего монарха, до тех пор, пока ему не разрешалось управлять им. И до тех пор, пока это происходит из-за правильных причин. Трусость была позорнее презрения; страх перед последствиями для тех, кто правит, был обязанностью монарха.

— Если бы у меня был ответ, который ты хочешь услышать, Кайлеб, — сказал он, — я не был бы королём, я был бы одним из архангелов, вернувшихся на землю.

Он коснулся своего сердца и потом своих губ пальцами правой руки и Кайлеб повторил его жест.

— Однако, поскольку, я простой смертный, — продолжил Хааральд, — я всё ещё пытаюсь найти что-то отдалённо похожее на ответ.

Король поднялся со своего кресла и подошёл к окну. Как и большинство черисийцев, Хааральд был немного выше среднего роста по Сэйфхолду в целом, с более широкими плечами и более коренастого сложения. Его сын, возможно, был на дюйм или два выше его, и тело Кайлеба всё ещё продолжало расти. — «Он должен стать мускулистым, сильным человеком», — подумал Хааральд, — «и он двигается с быстрым, нетерпеливым изяществом».

«Я двигался так же», — подумал Хааральд. — «До того, как тот кракен не попытался откусить мою ногу. Неужели это действительно было двадцать лет назад»?

Он остановился у окна, подтащив свою не сгибающуюся в колене правую ногу под себя и незаметно прислонившись правым плечом к оконной раме. Его сын стоял рядом с ним, и они смотрели на широкие искрящиеся синие воды бухты Южный Хауэлл.

Бухта за городскими укреплениями и причалами была усеяна парусами. Здесь было, по крайней мере, шестьдесят судов, причаливших к докам или ожидающих места для причаливания. Большинство из них были относительно небольшими одно- и двухмачтовыми каботажными и грузовыми перевозчиками, которые развозили внутреннюю торговлю королевства по всей огромной бухте, но более трети были более крупными, более тяжёлыми (и неуклюже выглядящими) галеонами, которые служили океанической торговле Сэйфхолда. У большинства галеонов было три мачты, и они маячили над своими более скромными братьями, развевая домашними вымпелами, по крайней мере, дюжины торговых домов, а далеко за волнорезами три гладкие галеры Королевского Черисийского Флота шествовали на север на длинных паучьих ножках своих длинных вёсел.

— Вот причина, почему мы не найдём много друзей, — сказал Хааральд своему сыну, выпячивая свой бородатый подбородок в сторону торговых кораблей, скопившихся у набережной Теллесберга. — Слишком многие хотят то, что у нас есть, и они настолько глупы, что думают, что, если они соберутся вместе, чтобы отнять это у нас, их «друзья» на самом деле позволят им сохранить это после. И в настоящий момент нет никого, кто чувствует какую-то особую необходимость помочь нам сохранить это.

— Тогда мы должны убедить кого-то чувствовать себя по-другому, — сказал Кайлеб.

— Правильные слова, сын мой. — Хааральд сардонически улыбнулся. — И теперь, для твоего следующего заговора, кого ты предлагаешь убедить?

— Шарлиен уже наполовину на нашей стороне, — заметил Кайлеб.

— Но только на половину, — возразил Хааральд. — Она показала это достаточно ясно прошлой весной.

Кайлеб поморщился, но он не мог не согласиться. Королева Шарлиен Чизхольмская имела столько же причин, чтобы противостоять Лиге Корисанда, сколько их было у Черис, а её ненависть к князю Гектору Корисандийскому вошла в пословицу. Была надежда, что эти факторы могут привести её к открытому союзу с Черис, и Хааральд даже отправил своего кузена Кельвина, герцога Тириена, в Чизхольм в качестве своего личного посланника для изучения этой возможности.

Безуспешно.

— Ты знаешь, насколько убедительным может быть Кельвин, и его позиция в престолонаследии должна была придать любому его предложению гораздо больший вес, чем у любого другого посла, — продолжил король. — Если бы кто-нибудь мог убедить её объединиться с нами, это был бы он, но даже если бы она была уверена, что она хотела бы полностью нас поддержать, у неё есть ещё свой собственный трон, что нужно принимать во внимание. Корисанд так же близко к ней, как к нам, и у неё есть основания для враждебных отношений между ней и Гектором, чтобы подумать об этом. Не говоря уже о том, что Храм не является сейчас одним из наших самых больших сторонников.

Кайлеб мрачно кивнул. Как бы Шарлиен ни презирала Гектора, она имела столько же причин избегать открытых враждебных действий с ним. И, как только что намекнул его отец, она имела ещё больше причин не противодействовать людям, правившим Храмом… и крайне мало веских причин прийти на помощь тому, кто был, в конце концов, самым успешным конкурентом её королевства.

— А как насчёт Сиддармарка? — спросил кронпринц через несколько секунд. — У нас есть эти договоры.

— Республика, вероятно, относится к наиболее благосклонно настроенным из крупных государств, — согласился Хааральд. — Я не уверен, что Лорд-Протектор будет особенно стремиться принять участие в нашей маленькой… неприятности, но Стонер признаёт, насколько ценна была наша дружба на протяжении стольких лет. К сожалению, у него даже больше оснований чем у Шарлиен остерегаться раздражения чувств Церкви, и наши с ним договоры являются торговыми, а не военными. Даже если бы они не были такими, что бы Сиддармарк использовал в качестве флота?

— Я знаю. — Кайлеб слегка стукнул по оконной раме, покусывая нижнюю губу.

— Не похоже, чтобы это действительно было неожиданностью, — заметил его отец. — На протяжении многих лет Тадейо настаивал на своём так называемом притязании. По всеобщему признанию, он в основном старался стать достаточно раздражающим меня, чтобы я мог от него откупиться и покончить с этим, но неужели это сюрприз, что он вдруг начал серьёзно воспринимать себя сейчас, когда наконец нашёл кого-то, кто поддерживает его?

— Должно быть так, — проворчал Кайлеб. — Тадейо не имеет законных претензий на Хант! Даже если эта смешная ложь о том, что его бабушка была незаконнорождённой дочерью графа Фрейдерика, была хоть в чём-то правдой, Ховерд по-прежнему продолжает быть законным наследником!

— За исключением того, что Мать-Церковь собирается сказать иначе. — Тон Хааральда был лёгким, почти шутливым, но в его лице не было ничего забавного или беззаботного.

— Почему она не должна, когда Нарман и Гектор так желают и хотят налить золота в кошелёк Динниса? — прорычал Кайлеб — Кроме того, Совет всегда…

Он резко прервался, когда его отец положил руку ему на плечо.

— Осторожно, Кайлеб, — сказал Хааральд тихим голосом. — Осторожно. То, что ты говоришь мне, это одно, но ты мой наследник. То, что ты говоришь там, где другие уши могут слышать и использовать это против тебя — против нас — это совсем другое.

— Я знаю это, отец. — Кайлеб оттолкнулся от окна и посмотрел в глаза своему отцу. — Но ты знаешь, и я знаю, что это именно то, что произошло. И ты знаешь, также, почему Совет Викариев разрешает этому происходить.

— Да, — признал Хааральд, и в его глазах теперь было столько же печали, сколько и гнева. — Если бы все священники Матери-Церкви были похожи на Мейкеля или даже на отца Пейтира, этого бы никогда не случилось. Или, по крайней мере, я бы не волновался, что моего сына казнят за ересь просто потому, что он говорил правду в неправильно выбранное ухо. Но это не так, и я волнуюсь. Так что следи за своим языком, сын мой!

— Я буду, — пообещал Кайлеб, затем повернулся и снова посмотрел на заполненную бухту. — Но ты также знаешь, что это только начало, отец. Заставить тебя признать Тадейо как графа Ханта — это только первый шаг.

— Конечно, это так. — Хааральд фыркнул. — Это проделки Гектора. Он песчаная личинка, а не хлещущая ящерица. Нарман слишком нетерпелив, чтобы рассчитывать ходы дальше, чем он, безусловно, должен, но Гектор всегда предпочитал, чтобы кто-то другой взял на себя риск совершения убийства. Он доволен тем, что жиреет на остатках, пока, в один прекрасный день, хлещущая ящерица не посмотрит через его плечо, и он не обнаружит, что зашёл в прибой, а личинка превратилась в кракена.

— Не сомневаюсь. Но это не меняет того факта, что Тадейо — это всего лишь первый вбитый клин.

— И не факт, что он начнёт грабить Хант, как только его утвердят, как графа — согласился Хааральд с жёстким выражением. — И я, также, не смогу защитить от него «его» людей. Не тогда, когда весь мир узнает, что я был вынужден принять его церковным декретом. Любая попытка, которую я сделаю, чтобы обуздать его, будет выглядеть как открытый вызов Церкви, как только его агенты в Храме закончат рассказывать сказки Викариям, а многие из членов Совета будут готовы поверить в них автоматически.

— Но он и его хозяева не собираются прекращать попытки копать под тебя или наш дом просто потому, что ты не можешь сокрушить его, подобно падальщику, которым он является.

— Конечно нет.

Хааральд отвернулся от окна и начал хромать назад к своему креслу. Он тяжело сел в него и посмотрел на сына.

— Я думаю, что у нас ещё есть время, — сказал он чуть после этого, с мрачным выражением. — Сколько его, я не могу сказать. Я думаю, по крайней мере, несколько месяцев. Мы не совсем лишены сторонников в Храме даже сегодня, хотя наш собственный архиепископ вынес решение против нас в этом вопросе. И даже наши враги в Зионе стремятся задрапировать свои действия в мантии честности и правосудия. Так что, по крайней мере некоторое время, Тадейо и его покровители будут осторожно подходить ко всему, что может быть истолковано как открытый шаг против нас. И хотя я редко рад видеть Динниса, если он придерживается своего обычного графика, он будет здесь в феврале или марте, что должно поставить на якорь дела в Храме, пока он не вернётся в Зион следующей осенью. Но как только ситуация будет немного урегулирована, они собираются начать давить снова, даже без него, выступающего в их поддержку.

— Я тоже так думаю, — сказал Кайлеб. — Я чувствовал бы себя куда увереннее, если бы я знал, когда они начнут давить.

— Не открыто, по-моему, — медленно произнёс его отец, поджав губы, пока его пальцы барабанили по подлокотникам кресла. — Я бы почти хотел, чтобы они начали. Если бы только это был вопрос нашего флота против флота Лиги, даже с подкреплением Нармана, я думаю, мы могли бы больше, чем просто удерживать свои позиции. Но Гектор знает это так же хорошо, как и я. Прежде, чем он решится устроить какое-либо открытое столкновение, он найдёт способ укрепить свою объединённую морскую мощь.

— Как? — спросил Кайлеб.

— Я не знаю — пока ещё нет. Моё предположение, однако, состояло бы в том, что он уже ведёт переговоры с Горжей.

Кайлеб нахмурился. Король Горжа III, правитель Королевства Таро, официально был одним из союзников его отца. С другой стороны…

— Это могло бы иметь смысл, разве нет? — пробормотал он.

— Горжа никогда не был полностью доволен нашим договором, — заметил Хааральд. — Его отец — это было другое дело, но Горжа возмущён обязательствами, которыми, как он обнаружил, оказался обременён. В то же время он признаёт преимущества пребывания у нас в друзьях, а не во врагах. Но если Гектор сможет поработать над ним, убедить его, что Корисанд и Изумруд вместе готовы поддержать его…

Король пожал плечами, и Кайлеб кивнул. Но потом его глаза стали резче, и он склонил голову набок.

— Я уверен, что вы правы насчёт этого, отец. Обычно вы правы: вы один из самых умных людей, которых я знаю. Но есть ещё что-то, о чём вы думаете.

Хааральд посмотрел на него несколько секунд, затем снова пожал плечами. На сей раз это было совсем другое пожатие, как если бы его плечи стали тяжелее с предыдущего раза.

— Твоя мать мертва, Кайлеб, — сказал он мягко. — Она была моей левой рукой и зеркалом моей души, и я скучаю по её советам почти так же сильно, как я скучаю по ней. И у меня больше не будет наследников, а Жану всего восемь лет, да и Жанейт всего на два года старше, и она девочка. Если мои враги действительно захотят меня покалечить, они заберут мою сильную правую руку, как я уже потерял левую.

Он посмотрел в глаза старшему сыну, которые были на уровне его собственных, и Кайлеб посмотрел в ответ.

— Вспомни песчаную личинку, — сказал ему Хааральд. — Хлещущая ящерица может броситься на нас, в первую очередь с клыками и когтями, но не на личинку. Следи за своей спиной, сын мой, и наблюдай за тенями. Наши враги знают нас так же, как мы знаем их, и поэтому они знают, что убив тебя они не просто возьмут мою руку, но моё сердце.

III Горы Света, Храмовые Земли

Нимуэ Албан откинулась в удобном кресле и нахмурилась. Для неё действительно не было никакой необходимости использовать стул, так же как не было необходимости — кроме чисто «косметических» соображений — чтобы она дышала, но, как она обнаружила, когда в самый первый раз использовала ПИКА, привычки превзошли такие незначительные мелочи, как простая физическая усталость. — «Хотя», — подумала она с кривой усмешкой, — «дыхание консервирующей атмосферой из азота, которой Пэй Као-юн заполнил бункер, не сделало бы человека из плоти и крови более здоровым».

Она провела большую часть трёх последних местных дней сидя на этом самом стуле, с большими усилиями изучая файлы данных, которые Пэй Као-юн оставил для неё, поскольку модификации Элиаса Проктора в её программном обеспечении непреднамеренно отключили её высокоскоростной интерфейс передачи данных. Она была точно уверена, что Проктор не понимал, что создал проблему, и, хотя она была достаточно уверена в том, что сама смогла бы исправить её при других обстоятельствах, она не собиралась возиться с этим в существующих. Если бы она напортачила, то не было бы никого, кто мог бы исправить эту ошибку, и было бы самой горькой иронией, если после всех жертв, которые были приложены для того, чтобы привести её сюда, она нечаянно оставила себя выключенной навсегда.

В каком-то смысле, пробираться сквозь всю эту информацию старомодным путём действительно было чем-то вроде облегчения. Сидеть здесь, читать текст, просматривать записанные сообщения и видео, вместо того чтобы просто подключить интерфейс, было почти как уступка биологическому человечеству, которое она потеряла навсегда. И было не похоже, что она безумно спешила начинать вносить изменения.

— Сыч? — сказала она вслух.

— Да, лейтенант-коммандер? — ответил приятный, почти естественно модулированный тенор.

— Я вижу здесь, что коммодор Пэй оставил нам наземную систему наблюдения. Она функционирует?

— Отрицательно, лейтенант-коммандер, — ответил Сыч. Это было всё, что «он» сказал, и Нимуэ закатила глаза.

— Но почему? — спросила она.

— Потому что я не был проинструктирован включить её, лейтенант-коммандер.

Нимуэ покачала головой. Сыч — имя, которое она присвоила тактическому компьютеру РАПИРА производства Ордоньес-Вестингауз-Литтон, который Пэй Као-юн сумел «потерять» для неё — не был самым ярким карандашом в кибернетической коробке. ИИ обладал высокой компетентностью в своих областях знаний, но тактическим компьютерам сознательно подавляли волевые уровни и требовали более высокого уровня прямого участия человека при вводе команд. Сыч точно не был наполнен воображением или способностью — или желанием — предвидеть вопросы или инструкции. Теоретически, программирование Сыча было эвристическим, и в конечном итоге должно было возникнуть нечто более близкое к личности. С другой стороны, Нимуэ работала с большим количеством РАПИР, и никто из них никогда не производил на неё впечатления гениев.

— Что я хотела спросить, — сказала она через мгновение, — так это, есть ли или нет какая-либо аппаратная проблема, которая может помешать тебе включить сенсорный массив.

Ответа опять не последовало, и она чуть крепче сжала губы.

— Есть какая-нибудь проблема с оборудованием? — надавила она.

— Да, лейтенант-коммандер.

— Что за проблема? — потребовала она чуть более раздражённо.

— Массив сенсоров в настоящее время покрыт примерно тринадцатью метрами льда и снега, лейтенант-коммандер.

— А, теперь мы выяснили кое-что. — Её сарказм просто отскочил от молчания ИИ, и она вздохнула.

— Иначе говоря, он в исправном состоянии? — спросила она тоном преднамеренного терпения.

— Утвердительно, лейтенант-коммандер.

— А лёд и снег могут быть удалены или растоплены?

— Утвердительно, лейтенант-коммандер.

— И ты подключён к нему по безопасной наземной линии?

— Утвердительно, лейтенант-коммандер.

— Отлично. — Нимуэ кивнула. — В таком случае, я хочу, чтобы ты его запустил, только пассивные системы, и запустил полную стандартную разведку неба на наличие орбитальной инфраструктуры. И дай мне оценку времени, необходимого для завершения разведки.

— Активирую системы сейчас, лейтенант-коммандер. Время необходимое для очистки массива сенсоров от льда и снега приблизительно тридцать один стандартный час. Время необходимое для пассивной разведки после очистки сенсоров приблизительно сорок три стандартных часа, в зависимости от благоприятности погодных условий. Однако эффективность оптических систем может быть понижена из-за неблагоприятной погоды.

— Понятно. — Скупая улыбка Нимуэ обнажила идеально белые зубы. — То, что я ищу, должно быть достаточно легко обнаружить, если оно действительно там.

Сыч больше ничего не сказал, и, на мгновение, Нимуэ попыталась представить себе, каково это быть настоящим искусственным интеллектом, а не человеческим разумом, который просто был заброшен в кибернетическую матрицу. Она не могла представить себе, как можно бесконечно долго просто сидеть без дела, терпеливо ожидая следующего человеческого распоряжения, прежде чем что-либо сделать.

Она поморщилась от направления своих мыслей. В конце концов, она проторчала тут, абсолютно ничего не делая, последние восемь стандартных столетий — почти девять сэйфхолдийских столетий — считая все годы с момента биологической смерти Нимуэ Албан. Конечно, для неё это не выглядело таким образом. По крайней мере, до тех пор, пока она не подумала обо всех людях, которых она никогда не увидит. Или о том факте, что, пока она спала, Гбаба, несомненно, завершили уничтожение Земной Федерации и всей человеческой жизни на каждой из её планет… включая Старую Землю.

По её телу пробежала дрожь, которая не имела абсолютно ничего общего с температурой «воздуха» вокруг неё, и она тягостно покачала головой.

«Хватит, Нимуэ», — решительно сказала она самой себе. — «Ты можешь быть ПИКА, но твоя личность всё та же. Что, вероятно, означает, что ты вполне способна соскочить с катушек, если зациклишься на этом дерьме».

Она вскочила со стула и, сжав руки за спиной, начала расхаживать взад-вперёд. Помимо того факта, что ПИКА никогда не испытывал усталости, она чувствовала именно то, что чувствовала бы в теле, которое ей выдала природа, и именно так она должна была себя чувствовать.

Каменный потолок из полированного стекла был гладко изогнутой кривой, бывшей в самой высокой её точке почти на четыре метра выше абсолютно ровного, гладкого пола. Она находилась в одной из дюжины камер различного размера, которые были вырезаны под одной из бесчисленных гор планеты Сэйфхолд во время терраформирования. Эта конкретная гора — Гора Олимп, расположенная там, что стало известно, как Горы Света — состояла из отвратительной железной руды, и коммодор Пэй и Шань-вэй вдумчиво упрятали её укрытие под самую плотную концентрацию руды, которую смогли найти. Оно находилось всего в сорока метрах над уровнем моря, а гора Олимп была почти на треть выше Эвереста на Старой Земле. Над ним лежало двенадцать тысяч метров горы, и этого было более чем достаточно, чтобы сделать крошечную струйку энергии из геотермального источника, сохраняющую компьютеры мониторинга бункера работоспособными, совершенно незаметной после того, как прибыли Лангхорн и основной флот.

Она блуждала по остальной части комплекса, физически проверяя различные предметы, которые она нашла в списке оборудования, хранящегося в памяти Сыча. Некоторые из них казались настолько невероятными, что она начала подозревать, что коммодор и Шань-вэй добавили их просто потому, что могли, а не потому, что они предвидели какое-либо неоспоримые аргументы для его использования, и то, что они смогли выбросить некоторые из них из мастер-списков Лангхорна было больше, чем Нимуэ могла себе представить. Например, три бронетранспортёра. И пара дальних разведывательных скиммеров — не говоря уже о штурмовике, который был размером со старый докосмический самолёт. Небольшой, но функциональный производственный блок, в самой низкой (и самой большой) камере пещеры, имел смысл, и, конечно, как она и предполагала, была хорошо укомплектованная оружейная. Хотя то, как, по мнению Као-юна, один ПИКА, сможет использовать двести автоматов и два миллиона патронов, оставалось загадкой.

Полностью оборудованный медицинский блок от транспорта «Рем» был ещё одной загадкой, учитывая её кибернетическую природу. Он даже имел возможности криосна и антигеронной терапии, и, хотя она не решилась бы использовать какие-либо из его препаратов через восемь столетий, даже с крионическим хранением, нанотехнологическая часть терапии была всё ещё, несомненно, работоспособной. Не то чтобы ПИКА нуждался в этом, конечно. Она иногда задавалась вопросом, настаивали ли эмоции Као-юна и Шань-вэй, чтобы они помнили о плоти и крови Нимуэ Албан, а не о существовании сплавов и композитов, которые заменили её. Какими бы ни были их рассуждения, была даже полностью укомплектованная кухня… несмотря на то, что у ПИКА не было особых потребностей в еде.

Остальные части бункера — она поймала себя на мысли, что думает о нём как о Пещере Нимуэ — были намного понятнее. Например, библиотека. Као-юн и Шань-вэй каким-то образом сумели вырезать ядро библиотеки «Ромула», прежде чем от корабля избавились. Им не удалось вытащить весь библиотечный компьютер, что во многих отношениях было очень грустно, поскольку его ИИ, в отличие от Сыча, был специально разработан как инструмент для обработки и классификации информации. Нимуэ удивилась бы, если бы это было проблемой размера. Полное ядро данных состояло всего из трёх сфер с молекулярными схемами, не больше баскетбольного мяча со Старой Земли, которые, несомненно, могли быть пронесены контрабандой мимо чужих глаз легче, чем вся компьютерная система. Но они всё равно спустили ядро вниз и подключили его к Сычу, что означало, что у Нимуэ был доступ к эквиваленту библиотечной системы университета крупного внутреннего мира Федерации. Это, несомненно, будет иметь огромное значение в будущем.

Огромный запас СНАРКов — Само-Наводящихся Автономных Разведывательных и Коммуникационных платформ также будет невероятно полезен. Скрытные маленькие роботы-шпионы с термоядерным питанием были лишь ненамного больше, чем сама Нимуэ, но они обладали приличными возможностями ИИ, были способны развивать до 2-х скоростей Маха в атмосфере (вне её они, конечно, могли развивать ещё больше), могли оставаться в воздухе в течение нескольких месяцев и развёртывать из себя возобновляемые, почти микроскопические, дистанционно управляемые датчики. В этот момент у неё было шестнадцать из них, парящих, невидимыми для глаз или для более сложных датчиков (если таковые были), над основными крупными городами и поселениями.

На данный момент они сосредоточились на записи местных языков и диалектов. Из-за отключённого интерфейса данных ПИКА, Нимуэ пришлось с ошибками учиться говорить на существенно изменённом стандартном английском языке, на котором говорили современные сэйфхолдийцы. Похоже, что письменный язык и грамматика оставались фактически замороженными, но, без каких-либо возможностей записи звука, разговорные формы произношения значительно изменились… и не всегда одинаково во всех местах. Некоторые из диалектов были настолько различающимися, что теперь они были почти разными языками несмотря на то, что буквально каждое слово в них было написано одинаково.

К счастью, она всегда была на короткой ноге с языками, и, по крайней мере, её телу не был нужен сон. Её человеческая личность нуждалась время от времени в отдыхе — она ​​обнаружила это ещё, когда первый раз работала в автономном режиме ПИКА — хотя кибернетический «мозг», в котором проживала эта личность, в нём не нуждался. Она не знала, была ли она полностью «отключена» в эти периоды, или она была на каком-то уровне… готовности режима ожидания. Функционально это было равносильно тому, что она засыпала и видела сны, хотя ей требовалось на это не больше часа примерно раз в несколько дней, и она подозревала, что это будет для неё более важным в её нынешних обстоятельствах, чем когда-либо раньше. В конце концов, никто и никогда не предполагал поддерживать ПИКА в автономном режиме неопределённо долго, а это означало, что никто не имел опыта в этом больше десяти дней подряд.

С чутьём к языку или нет, но ей понадобилось некоторое время, чтобы овладеть его местной версией в достаточной степени, прежде чем она даже подумала о попытке прямого контакта с любыми урождёнными сэйфхолдийцами. Существовал также и незначительный вопрос того, что она была женщиной на планете, которая в целом почти полностью вернулась к культуре доминирования мужчин.

Было что-то, что она могла с этим поделать, хотя ей не особенно нравилась эта мысль. Но был также факт, что почти все навыки, которые она приобрела при взрослении, в обществе, которое воспринимало передовые технологии как нечто само собой разумеющееся, будут иметь ограниченную полезность в этом. Она всегда была полным энтузиазма матросом, когда у неё было время, но только на относительно небольших кораблях, таких, как любимый десятиметровый шлюп своего отца. Возможно, это было бы полезно, подумала она, но в отличие от некоторых своих коллег-военнослужащих, она никогда особо не интересовалась курсами выживания, стрельбой, тренировками по рукопашному бою, кузнечным ремеслом или лучшим способом изготовления смертоносных мин-ловушек из оставшихся консервных банок и старых резиновых лент. Правда, коммодор Пэй заинтересовал её кэндо за несколько лет до операции «Ковчег». Она овладела им довольно хорошо, хотя едва ли считала себя мастерицей этого искусства. Тем не менее, это было единственное применимое в местных реалиях умение, которое она могла придумать, и она не была слишком уверена в том, насколько полезным оно может оказаться.

Это были проблемы, с которыми ей бы пришлось столкнуться в конце концов. Тем временем, однако, у неё было много других вещей, которые нужно было обдумать. Заметки Као-юна — в действительности, почти журнал — дали ей точку зрения очевидца о том, что Лангхорн и Бе́дард сделали с колонистами. С таким преимуществом ей не требовался особый уровень гениальности, чтобы начать различать последствия их первоначального вмешательства, несмотря на её нынешнее несовершенное понимание разговоров местных жителей.

Сэйфхолд не был похож на любую другую планету, где когда-либо обитали люди. Даже самый старый из колониальных миров Федерации был заселён менее чем за два столетия, прежде чем человечество впервые столкнулось с Гбаба. Это было достаточно долго для того, чтобы старшие колонии могли развить сильные местные культурные шаблоны, но все эти шаблоны начались с пенистого смешения всех культурных течений Старой Земли. Во всех них было огромное множество элементов, и, конечно, сама Старая Земля была самой разнообразной из всех.

Но в то время, как культуры на всех этих планетах были созданы путём смешения различных обществ, верований, идеологий, философии и мировоззрения в плюралистическое целое, Сэйфхолд начал с абсолютно единой культуры. Искусственно-однородной культуры. Люди, которые составляли эту культуру, были запрограммированы верить в одно и тоже, поэтому различия, которые существовали здесь, на Сэйфхолде, были следствием восьми стандартных столетий эволюции, удаляющейся от центральной матрицы, а не приближающейся к ней.

К тому же, оставался ещё способ, которым Лангхорн и Бе́дард запрограммировали колонистов на абсолютную веру в «религию», изготовленную ими. Библиотека Нимуэ включала оригинальный текст сэйфхолдиийского «Священного Писания», составленный Маруямой Чихиро, одним из штатных сотрудников Лангхорна, и она пролистала его с каким-то наводящим ужас упоением.

Согласно Церкви Господа Ожидающего, Бог создал Сэйфхолд как дом, где Его дети могли жить в простой гармонии друг с другом, включающей образ жизни, неосложнённый ничем, что могло бы произойти между Ним и ими. С этой целью Он избрал архангелов для помощи в создании и совершенствовании своего мира, а также в качестве наставников и опекунов для Его детей. Величайшими из архангелов (конечно) были архангел Лангхорн, покровитель божественного закона и жизни, и архангел Бе́дард, покровительница мудрости и знания.

Вариант священного писания Церкви, доступный Нимуэ, почти наверняка подвергся существенному пересмотру после событий, которые коммодор Пэй описал в своём последнем сообщении. У неё не было никакой возможности точно узнать, что было в этих изменениях, до тех пор, пока она не получит в свои руки — или, вернее, не возьмёт одной из рук своих СНАРКов — более позднее издание. Но поскольку первоначальная версия указала Пэй Шань-вэй как одного из архангелов, главного помощника архангела Лангхорна по созданию Сэйфхолда в соответствии с Божьей волей она была совершенно уверена, что в определённой части произошли некоторые изменения после убийства Шань-вэй. Также оставался небольшой вопрос о намерении Као-юна убить Лангхорна и Бе́дард. Несомненно, для этого было необходимо провести разумное редактирование.

Но было ясно, что, по крайней мере, основные принципы плана, придуманного Лангхорном и Бе́дард, были претворены в жизнь. Церковь Господа Ожидающего была подлинно универсальной, всемирной церковью. Во всех смыслах и целях первоначальные колонисты действительно были созданы в тот момент, когда они ступили на землю Сэйфхолда, и введённые им ложные воспоминания вступили в силу. Они не просто поверили, что Лангхорн, Бе́дард и другие члены команды «Операция Ковчег» были архангелами; они знали, что они были ими.

Тот факт, что вся первоначальная административная команда продолжала иметь доступ к антигероновой терапии, также был учтён в первоначальном плане Лангхорна. Колонисты пользовались этими методами лечения перед тем, как покинуть Старую Землю, но в новых условиях они не могли поддерживать программу вспомогательных процедур. Но, поскольку административная команда могла поддерживать функционирование этой программы, они могли рассчитывать на общую продолжительность жизни до трёх столетий, а многие из них были такими же молодыми, как сама Нимуэ, когда они были назначены на это задание.

Первоначальные «Адамы» и «Евы» должны были жить намного дольше, чем любой человек, который никогда не получал базовую антигероновую терапию, по крайней мере, полтора столетия, а нанотехнологические аспекты оригинальной терапии должны были оградить их от болезней и инфекций. Учитывая средний возраст колонистов, когда была запущена ​​операция «Ковчег», это дало бы им, по крайней мере, сто двадцать лет полноценной взрослой жизни здесь, на Сэйфхолде, что было более чем достаточно, чтобы отличить их от их потомков с более коротким сроком жизни, дав им (тут Нимуэ пришла в отвращение) продолжительность жизни поистине библейских пропорций, в сочетании с иммунитетом от болезней. Тем не менее «ангелы» жили бы ещё дольше, что означало, что колонисты и первые пять или шесть поколений их потомков имели бы прямой физический контакт с «бессмертными» архангелами.

Тот факт, что грамотность была повсеместной среди первоначальных колонистов, был ещё одним фактором. Огромная масса письменных, исторически документированных первых сообщений об их «сотворении» здесь на Сэйфхолде, их более позднем взаимодействии с архангелами, которым Бог поручил заботу о них, и их чрезвычайно долгой жизни, должна была быть подавляющий. Церковь Сэйфхолда не была ограничена записями узкого круга богословов или относительно небольшим оригинальным святым писанием. У неё были дневники, письма, вдохновлённые записки от восьми миллионов человек, и все они были абсолютно уверены в точности событий, которые они изложили.

«Неудивительно, что Бе́дард чувствовала такую уверенность, что её теократическая матрица должна удержаться», — подумала Нимуэ. — «У этих бедных ублюдков никогда не было шансов».

И даже если Као-юн преуспел в своём плане убить Лангхорна и его старших последователей, кто-то явно выжил, чтобы взять на себя управление генеральным планом. Храм Божий и город Зион были достаточным доказательством этого, подумала она мрачно, потому что ни один из них не существовал до убийства Шань-вэй. И Храм, в особенности, был центральной частью в физическом доказательстве точности Священного Писания.

Она не осмеливалась позволить своим СНАРК-ам работать слишком свободно внутри или вокруг Зиона, после того как поняла, что где-то под Храмом по-прежнему есть по крайней мере несколько маломощных источников энергии, и решила не использовать их внутри самого Храма, несмотря ту прореху, которая, как она знала, появится в её сети сбора информации. К сожалению, она понятия не имела, что это за источники энергии, и не испытывала желания выяснить это на собственной шкуре. Но ей не нужно было приближаться к Храму, чтобы оценить его неоспоримое величие и красоту. Или тот факт, что он, вероятно, переживёт большую часть местных горных хребтов.

Это было смешно. Она видела командные бункеры планетарной обороны, которые были более хрупкими, чем Храм, и она задавалась вопросом, что за гениальный сумасшедший решил обшить этот серебряный купол бронепластом? Похоже, что толщина обшивки была не менее семи-восьми сантиметров, а это означало, что его было бы достаточно, чтобы остановить старый докосмический сорокасантиметровый бронебойный снаряд, не получив ни царапины. Это казалось немного чрезмерным способом для того, чтобы сохранить купол и эту смехотворную статую Лангхорна яркими и сияющими. С другой стороны, простое существование Храма, и «чудодейственный» бронепласт и другие передовые материалы, которые пошли на него — не говоря уже о том, что его интерьер, как казалось, был до сих пор с полностью контролируемым климатом, что, вероятно, объясняло те источники энергии — «доказывало», что архангелы действительно когда-то ходили по поверхности Сэйфхолда. Разумеется, никакие простые смертные руки не смогли бы создать такое строение!

И всё же, несмотря на все его размеры и величие, Храм фактически был лишь крошечной частью Церковной власти. Каждый монарх на планете был правителем «по милости Бога и архангела Лангхорна», и именно Церковь предоставляла — или опровергала — эту легитимность. Теоретически, Церковь могла сместить любого правителя в любом месте и в любое время, когда пожелает. На самом деле, Церковь всегда очень осторожно относилась к осуществлению этой власти, и стала ещё более острожной, когда возникли такие великие королевства, как Харчонг и Сиддармарк.

Но Церковь по-прежнему оставалась самой мощной и могущественной светской силой на Сэйфхолде. Храмовые Земли были меньше, чем Харчонг или Сиддармарк, с меньшим населением, но они были больше и более густонаселёнными, чем почти любое другое королевство Сэйфхолда. И даже Церковь в действительности не знала, сколько из всего богатства планеты контролируется ею. Каждый человек на Сэйфхолде по закону должен был платить десятину в размере двадцати процентов своего дохода каждый год. Светские правители отвечали за сбор этой десятины и доставку её Церкви; Церковь затем использовала её для благотворительных проектов, строительства ещё большего количества церквей и в качестве капитала для прибыльного бизнес-кредитования, выделяемого обратно местным князьям и дворянам по ростовщическим ставкам. Плюс, конечно, для жизни в невероятном богатстве и роскоши, которые она обеспечивала своему старшему духовенству.

Это была гротескно громоздкая структура, в которой абсолютизм власти Церкви сочетался только с её верой в своё право на эту власть, и Нимуэ возненавидела её.

И всё же, несмотря на всё это, часть её действительно была соблазнена просто отойти и ничего не делать. Вся цель операции «Ковчег» заключалась в том, чтобы создать убежище для человечества без оставления высокотехнологичного следа, который мог бы привлечь к нему разведывательные корабли Гбаба, и до сих пор, по крайней мере, мания величия Лангхорна, казалось, делала именно это. Но другая часть её была одновременно шокирована и оскорблена чудовищным обманом, который был применён к сэйфхолдийцам. И, возможно более важно было то, что уже отрапортовавшие СНАРК-и указали ей, что этот красивый фасад начал разламываться.

«Не похоже, что кто-то бросает вызов основной теологической системе — пока ещё нет», — подумала она. — «Но население стало слишком большим, и церковь обнаружила правду в старой поговорке о развращении власти. Хотела бы я послать СНАРК-ов внутрь Храма, но даже без этого очевидно, что Совет Викариев столь же коррумпирован и своекорыстен, как любая диктатура в истории. И даже если он сам этого не осознаёт, должно быть много людей вне Совета, которые это понимают».

«Это только вопрос времени, пока какой-нибудь местный Мартин Лютер или Ян Гусс не потребует реформ, и как только центральная матрица начнёт трещать, кто знает, куда это может пойти? Любая Реформация Сэйфхолда будет невероятно грязной и уродливой, учитывая универсальность Церкви и её монополию на светскую власть. И эти люди абсолютно верят, что архангелы всё ещё где-то там, следят за ними. Верующие ожидают, что «Архангел Лангхорн» и его товарищи вернутся, придут на помощь Церкви или реформаторам. И когда они этого не сделают, кто-то объявит, что они, в первую очередь, никогда не существовали, несмотря на все «доказательства», и что вся их религия была ложью в течение почти тысячи местных лет. И когда это произойдёт…»

Она вздрогнула — чисто психосоматическая реакция, она знала — и её лицо напряглось.

Август, 890-й год Божий

I Центр Теллесберга и предгорья Хариз, недалеко от Ротара, Королевство Черис

— Ваше Высочество, я не думаю, что это такая уж хорошая идея, — сказал лейтенант Фалкан. — На самом деле, я думаю, что это очень плохая идея.

Кронпринц Кайлеб посмотрел на своего главного телохранителя и поднял одну бровь. Это было выражение его отца, в котором он практиковался уже в течение некоторого времени. К сожалению, похоже, оно не давало того же эффекта, когда его использовал Кайлеб.

— Это очень хорошо для вас, что вы так посмотрели на меня, — сказал ему Фалкан. — Вы ведь не тот, кто должен будет объяснить королю, что случилось с его наследником, если случится что-то плохое. А при моей удаче, как только я отпущу вас с глаз моих, что-то случится.

— Арнальд, это всего лишь охота, — терпеливо сказал Кайлеб, передав свою солдатскую куртку Галвину Дейкину, своему камердинеру. — Если я возьму с собой огромное грохочущее стадо телохранителей, как я буду охотиться?

— А если окажется, что кто-то склонен поохотиться на вас? Вы же знаете, что в последнее время всё немного тревожно. И, как я видел в последний раз, на Сэйфхолде было несколько человек, которые не лелеяли особо тёплых чувств к тому, что касалось вашего дома.

Арнальд Фалкан, младший сын графа Шарпсета, был всего лишь на девять лет старше самого Кайлеба. Также он был офицером Королевской Черисийской Морской Пехоты, а по традиции ответственность за безопасность наследника престола несли морские пехотинцы, а не Королевская Гвардия. Это означало, что для выполнения его обязанностей молодой Фалкан был выбран точно не наугад. Это также означало, что он очень серьёзно не позволял своей молодости сдерживать себя в ответственности за то, чтобы сохранить живым наследника черисийского престола, и Кайлеб ненавидел, когда он прибегал к нечестным трюкам вроде логики.

— Они должны знать, где я был, для начала, — сказал Кайлеб. — И я не сказал, что совсем не желаю брать с собой телохранителей, я просто не вижу причин тащить весь отряд на холмы менее чем в двадцати милях от Теллесберга.

— Понимаю. И насколько велика часть отряда, о которой вы думали?

— Ну…

— Это то, о чём я думал. — Лейтенант Фалкан сложил руки и прислонился широкими плечами к стене просторной, покрашенной в синий цвет гостиной своего принца, и Кайлеб был почти уверен, что услышал согласное фырканье Дейкина, когда камердинер вышел из комнаты.

— Самое меньшее, на что я соглашусь — это минимум пять человек, — объявил Фалкан.

— Пять? — Кайлеб уставился на него. — Нам не нужно будет противостоять полку, Арнальд! Если только ты не думаешь, что Нарман или Гектор могут протащить целую армию мимо Флота.

— Пять, — твёрдо повторил Фалкан. — Плюс я. Любое количество меньше этого, и вы не пойдёте вовсе.

— Если я не ошибаюсь, я — принц в этой комнате, — сказал Кайлеб немного жалобно.

— И я боюсь, что у принцев на самом деле меньше свободы, чем у многих других людей. — Фалкан улыбнулся с искренним сочувствием. — Но, как я и говорю, я не собираюсь встречаться с вашим отцом и признаваться, что я позволил чему-то случиться с вами.

Кайлеб смотрел бунтарски, но это никак не отразилось во взгляде Фалкана. Лейтенант просто смотрел в ответ, терпеливо ожидая, пока здравый смысл и ответственность его юного, иногда капризного подопечного успеют всплыть на поверхность.

— Хорошо, — наконец вздохнул Кайлеб. — Но только пять, — бодро добавил он.

— Конечно, Ваше Высочество, — пробормотал лейтенант Фалкан, склоняясь в вежливой покорности.

* * *

— Прошу прощения, Ваше Высочество, — сказал лейтенант Фалкан на следующий день, когда кронпринц, Фалкан и пять морпехов-телохранителей ехали по долине реки зимним утром, которое постепенно двигалось к полудню.

Так близко к экватору, погода всё ещё была довольно тёплой, несмотря на начавшийся сезон, и лейтенант вспотел в душном объятии своей кирасы. Однако, не это было причиной его кислого выражения. Оно являлось следствием того, что маленький городишко Ротар, процветающий сельский посёлок в восемнадцати милях от Теллесберга, находился в двухстах ярдах позади них… наряду с местным мэром, который только что закончил отвечать на вопросы принца Кайлеба.

— Да, Арнальд?

— Мне просто пришло в голову, что здесь, похоже, произошло небольшое недопонимание в общении. Если, конечно, вы никогда не упоминали при мне о том, куда точно вы хотели поехать охотиться, и я просто забыл.

— Что? — Кайлеб обернулся в седле и посмотрел на офицера морской пехоты большими, бесхитростными глазами. — Разве я забыл тебе сказать?

— Я сомневаюсь в этом, — мрачно сказал Фалкан, и губы Кайлеба дёрнулись, когда он мужественно подавил улыбку.

Кронпринц, решил Фалкан, унаследовал каждый кусочек таланта своего отца к нарушению правил. Он заставил Фалкана настолько ввязаться в спор, что пока они спорили о количестве телохранителей, лейтенант совершенно забыл расспросить о месте предполагаемой охоты.

— Ты же действительно не думаешь, что я сознательно не сказал тебе? — спросил Кайлеб, искусно изобразив обиду, и Фалкан фыркнул.

— Это именно то, что я думаю, Ваше Высочество. И я наполовину склонен повернуть назад всю эту экспедицию.

— Я не думаю, что мы это сделаем, — сказал Кайлеб, и ментальные уши Фалкана дёрнулись при этом тонком, но явном изменении тона. Он посмотрел на принца, и Кайлеб невозмутимо оглянулся. — Эта хлещущая ящерица уже убила двух фермеров, Арнальд, у неё теперь есть вкус к человеческой плоти, и всё больше и больше людей будут выходить и работать на полях в течение следующих нескольких пятидневок. Это только вопрос времени, прежде чем она сцапает ещё одного… или ребёнка. Я не допущу, чтобы это случилось.

— Ваше Высочество, я не могу спорить с этим желанием, — сказал Фалкан, и его собственный тон и выражение были одинаково рассудительны. — Но позволить вам лично охотиться на что-то подобное пешком входит в категорию неприемлемых рисков.

Кайлеб на мгновение отвёл взгляд, позволив своим глазам обвести предгорья, ведущие к скалистому хребту Черис. Тёмно-зелёные иглы высоких, стройных сосен двигались беспокойно, рябью, как смолистые волны, под лаской сильного южного ветра, а на южном горизонте постепенно нарастали нагромождения грозовых туч с белым верхом и тёмным низом.

Глядя назад на запад, в направлении Теллесберга, зелёные и коричневые лоскуты процветающих ферм простирались по более низким склонам; над ними на восток, горы возвышались только выше. Здесь уже было заметно прохладнее, чем в столице, и это становилось всё более заметным, когда они поднимались выше в горы. Действительно, снег на некоторых высоких пиках над ними лежал круглый год, и высоко над головой он увидел округлые формы виверны, терпеливо скользящей в термальных потоках, ожидая, пока какой-нибудь неосторожный кролик или таящаяся ящерица предложит себя в качестве завтрака.

Это был прекрасный день, и он вдохнул глубокий, свежий порыв воздуха. Воздух Черис, земли, на службу которой он родился. Он позволил этому осознанию заполнить свои мысли, когда воздух заполнил его лёгкие, затем снова посмотрел на лейтенанта.

— Помнишь, как мой отец чуть не потерял ногу?

— Он был почти таким же молодым и глупым, каким были и вы в своё время, я так понимаю, — ответил Фалкан, вместо того, чтобы прямо ответить на вопрос.

— Может быть, так и есть, — признал Кайлеб. — Но, как бы то ни было, этого не случилось, потому что он убегал от своих обязанностей к своим подданным. И сегодня в Теллесберге есть, по крайней мере, дюжина детей, у которых есть отцы, потому что мой отец помнил об этих обязанностях. — Кронпринц пожал плечами. — Я признаю, что я не рассказал тебе о хлещущей ящерице, потому что я сам хочу заняться этим. Это не отменяет того факта, что охота на неё — или, по крайней мере, наблюдение за тем, как она будет затравлена, — это моя обязанность. И в этом случае, я думаю, отец поддержал бы меня.

— После того, как он распорядился вас выпороть, — проворчал Фалкан.

— Вероятно. — Кайлеб усмехнулся. — Я становлюсь немного старым для такого рода вещей, но, если ты расскажешь ему о том, как я пустил пыль тебе в глаза, он, вероятно, был бы немного расстроен из-за меня. Согласись, что теперь, когда я здесь, я не должен разворачиваться, поджав хвост.

— Он также не был бы слишком доволен мной за то, я позволил вам пускать пыль мне в глаза, — мрачно заметил Фалкан. Затем он вздохнул.

— Очень хорошо, Ваше Высочество. Мы здесь, вы обманули меня, и я не собираюсь тащить вас домой, сопротивляющегося и кричащего, но с этого момента вы подчиняетесь моим приказами. Я не собираюсь терять Вас из-за хлещущей ящерицы, или из-за других каких-нибудь треклятых вещей, поэтому, если я скажу Вам убираться к чёрту с дороги, Вы убираетесь к чёрту с дороги. — Он покачал головой, когда принц попытался открыть рот. — Я не собираюсь говорить вам, что вы не можете охотиться на неё или как делать это. Но вы не будете искать несчастные случаи — типа ходьбы по каким-нибудь зарослям за раненными ящерицами, например. Ясно?

— Ясно, — согласился Кайлеб через мгновение.

— Хорошо. — Фалкан покачал головой. — И, только для протокола, Ваше Высочество, с сегодняшнего момента я хочу знать, на что вы охотитесь, а не только где и когда.

— О, конечно! — добродетельно пообещал Кайлеб.

* * *

Хотя Кайлеб мог ввести его в заблуждение, чтобы добраться сюда, в первую очередь Фалкан должен был признать, что кронпринц был в своей стихии, когда они осторожно продвигались по горному склону. Даже сейчас учителя Кайлеба прилагали все усилия, стараясь обратить его внимание на его книги. Когда он был моложе, эта задача была почти невыполнимой, но королевские охотники и учителя фехтования не могли бы желать более внимательного ученика. И как бы много не хотел Фалкан, желая увидеть, как кто-то другой — любой другой, на самом деле — охотится на эту конкретную хлещущую ящерицу, принц выказывал как минимум толику здравого смысла.

Хлещущие ящерицы были одним из наиболее страшных наземных хищников Сэйфхолда. Полностью зрелая горная хлещущая ящерица могла достигать целых четырнадцати футов в длину, из которых не более четырёх футов приходилось на хвост. Их длинные морды были снабжены острыми треугольными зубами — двумя полными рядами из них, сверху и снизу — которые могли пробить даже самую плотно сотканную кольчугу, а их длиннопалые лапы могли похвастаться когтями длиной целых пять дюймов. Они были быстрыми, скверно-характерными, территориальными и бесстрашными. К счастью, «бесстрашная» часть была, по крайней мере частично, результатом того, что они были довольно близки к безмозглости. Хлещущая ящерица могла схватить всё, что движется, если не считать одного из великих драконов, но она никогда не слышала о чем-то таком далёком, как осторожность.

Кайлеб знал всё это по крайней мере так же хорошо, как и Фалкан, и прилагал лишь небольшие усилия, чтобы преследовать свою добычу. В конце концов, зачем искать проблем с хлещущей ящерицей, когда он может рассчитывать на то, что она сама придёт посмотреть на него? Фалкан не задумывался много о логике, присущей этому подходу, но понимал её. И, если честно, он также признал, что принц Кайлеб был более ловким с копьями на ящериц, которые они все несли, чем любой из его телохранителей. Лейтенант тоже не особо думал об этом, но он знал, что это правда.

Кронпринц в настоящий момент свистел — громко, немелодичный и фальшиво — поскольку они блуждали, насколько это было очевидно, в сердце ареала обитания хлещущей ящерицы. Они шли пешком, и Фалкан предположил, что он должен хотя бы быть благодарным, что Кайлеб не пел. Король Хааральд имел превосходный певческий голос — глубокий, резонирующий бас, хорошо подходящий к традиционным черисийским морским напевам — но Кайлеб не мог долго удерживать мелодию в кошеле своего невода. Что, к сожалению, не мешало ему пытаться делать это при любой возможности.

Никто из телохранителей тоже не старался быть особенно тихим. Все они, и принц в том числе, находились, однако, как можно дальше от любого подлеска. К счастью, тень под высокими, прямолинейными стволами сосен, сбегающая с высоких склонов, заглушила большую часть запутанной проволочной лозы и шокового дерева, которые образовали все непроходимые заросли ниже в предгорьях. Это дало им — и хлещущей ящерице — довольно длинные, относительно ничем не заслоняемые области видимости. И если предположить, что отчёты местных фермеров о последних повадках хлещущей ящерицы были точными, то они должны быть…

Внезапный, леденящий кровь крик вырвался из леса со склонов над ними.

Никто из тех, кто однажды слышал взбешённую хлещущую ящерицу, никогда бы не спутал её боевой крик с чем-нибудь другим. Высокий воющий свист каким-то образом всё ещё звучал подобно разорванному холсту паруса, порванному внезапным штормом. Это был голос чистой, дистиллированной ярости, изданный в яростном вызове, и вся охотничья партия повернулась к этому звуку, когда широкая низкорослая тварь, которая издала его, вырвалась из леса позади них.

«В конце концов, это не полностью зрелая хлещущая ящерица», — заметил уголок сознания Фалкана, когда он вытолкнул перед собой восьмифутовое копьё для охоты на ящериц. Эта была едва одиннадцать футов от кончика рыла до кончика хвоста, но все шесть ног яростно взбрыкивали, пока она разъяряла себя, зияющая пасть широко расстилалась, чтобы показать все четыре ряда влажно блестящих клыков.

Лейтенант всё ещё боролся со своим копьём, когда принц Кайлеб снова закричал на разъяряющуюся ящерицу. Крик принца был столь же непристойным, сколь и громким, обвиняя мать существа в некоторых физически невозможных действиях, но содержание было менее важным, чем громкость. Хотя хлещущая ящерица не должна была ничего слышать сквозь яростный грохот её собственного рёва, она, очевидно, хорошо расслышала Кайлеба. И, в целеустремлённой, своего рода территориальной ярости, она распознала возвышенный голос ничтожного встречного вызова.

Фалкан выругался ещё более непристойнее, чем Кайлеб, поскольку траектория мчащегося хищника немного изменилась. Он прогрохотал прямо к Кайлебу, так же быстро, или ещё быстрее, чем любой скачущий конь, и ни один из телохранителей принца не был в состоянии перехватить его.

Это, конечно же, было именно тем, чего добивался кронпринц.

Кайлеб повернул своё тело почти под прямым углом к ​​атакующей хлещущей ящерице. Длинный, широкий листовидный наконечник его копья опустился с точностью сиддамаркского копейщика, его правая нога немного придвинулась к ящерице, а его левая нога отодвинулась назад и упёрлась в древко его копья, чтобы подпереть его. Всё это произошло почти мгновенно, с инстинктивной мышечной памятью фехтовальщика и отточенным совершенством формы, которую был бы горд увидеть любой из наставников принца учивших его охотиться. Потом ящерица атаковала его.

Толстая короткая шея существа вытянулась вперёд, белые внутренности раскрытого рта и зияющая глотка резко контрастировали с тёмным серо-зелёным цветом его зимней шкуры, когда его челюсти добрались до безрассудного врага, который осмелился вторгнуться на его территорию. А затем громовой вопль его вызова превратился в пронзительный вопль тоски, когда острый как бритва наконечник копья принца безошибочно ударил в основание его горла.

Двадцатидюймовый наконечник вонзился в центр его груди, и собственная мчащаяся масса животного забила заострённое лезвие до упора, с силой, которую не смогла бы достичь человеческая рука. Толстая восемнадцатидюймовая перекладина, расположенная на фут ниже основания наконечника копья, предотвратила соскальзывание этого же веса дальше по древку и не позволяла достигнуть Кайлеба. Сила удара почти вывела принца из равновесия, несмотря на его безупречную стойку и жёсткую позицию, но этого не произошло, и визг ящерицы превратился в удушливый хрип, когда остриё копья проникло прямо в её сердце.

Ящерица забилась, извиваясь и захлёбываясь в агонии, кровь фонтанировала из открытого рта и ноздрей. Её предсмертные судороги почти смогли довести до конца то, что не смогла сделать сила её атаки, сотрясая кронпринца, как одна из портовых собак, трясущих пауко-крысу. Она могла бы ещё убить Кайлеба одним ударом одного из своих массивных когтей на передних лапах, но принц прильнул к древку копья, используя его, чтобы отбиваться от половины тонны смертельно раненной ярости.

Лейтенанту Фалкану показалось, что это займёт целую вечность, но на самом деле это не могло длиться так долго. Крики ящерицы превратились в булькающие стоны, её безумное трепетание замедлилось, а затем, с последним, почти жалобным стоном, она свалилась и превратилась в дёргающуюся кучу.

* * *

— Шань-вэй её забери! — самый низкорослый из мужчин, лежащих на животах на вершине хребта, зарычал в отвращении. — Почему эта проклятая ящерица не справилась со своей работой?

— На это по-настоящему не было особых шансов, сэр, — сухо заметил его заместитель. — Это была самая отличная работа из всех, что я когда-либо видел.

— Конечно, не было, — саркастически признал лидер. — И всё же я мог на это надеяться, разве нет?

Его подчинённый просто кивнул.

— Что ж, — вздохнул лидер через мгновение, — я полагаю, это просто означает, что нам придётся сделать это сложным путём, в конце концов.

* * *

— Итак, — сказал Арнальд Фалкан, глядя на своего кронпринца через всё ещё содрогающуюся тушу ящерицы, — это было безусловно захватывающе, не так ли?

Ответный смех Кайлеба был энергичным, несмотря на не вполне одобряющий тон его главного телохранителя. Затем принц упёрся одной ногой в плечо ящерицы, схватил копьё обеими руками, согнул спину и захрюкал от усилия, вытаскивая длинный, смертоносный наконечник.

— Вообще-то так и было, — согласился он, начав отчищать кровь с копья, вытирая его о близлежащий низкорослый вереск.

— Я рад, что вам понравилось, — сказал Фалкан карательным тоном, и Кайлеб ухмыльнулся ему. Лейтенант ответил сердитым взглядом, но, несмотря на все его старания, его собственная усмешка просочилась наружу. Он начал говорить что-то ещё, потом покачал головой и вместо этого посмотрел на одного из своих подчинённых.

— Пейтер.

— Да, сэр? — Сержант Пейтер Фейркастер ответил решительно, хотя он не мог подавить собственную улыбку. Все телохранители принца могли сожалеть о том, как настойчивость их подопечного в таких вещах осложняла их собственные обязанности, но у них не было никаких сомнений в том, что было больше удовлетворения защищать того, кто не боялся своей тени.

— Возьмите с собой кого-нибудь и идите за лошадьми. И пошлите кого-нибудь передать сообщение в Ротар. Прикажите мэру послать повозку, чтобы утащить это… — он ткнул ящерицу носком сапога, — вместе с нами. Я уверен, — он мило улыбнулся принцу, — что Его Величество будет очарован, когда увидит, на какого вида маленькую дичь охотился принц сегодняшним утром.

— Ах, это удар ниже пояса, Арнальд! — признал Кайлеб, поднимая руку в жесте, который судья использует для обозначения касания в тренировочном матче.

— Я знаю, Ваше Высочество, — согласился Фалкан, в то время как остальные телохранители принца хмыкнули с привилегией доверенных вассалов.

— Луис, — сказал Фейркастер, указывая на одного из других солдат. — Ты и Сигман.

— Так точно, сержант. — Глубокий горный акцент Луиса Фармэна был более выраженным, чем обычно, и продолжая улыбался, он коснулся левого плеча правой рукой в приветствии и дёрнул головой в сторону Сигмана Оэрмастера. — Мы сделаем это.

Он и Оэрмастер передали свои копья Фронцу Димитрию; затем они вдвоём поспешили вслед за Фейркастером, оставив Димитрия и капрала Жака Драгонера с Фалканом и принцем.

* * *

— Вот это очень кстати, — пробормотал низкорослый человек на хребте в гораздо более удовлетворённых тонах.

— Это меня полностью устраивает, сэр, — сдержанно согласился его заместитель. У черисийских морских пехотинцев была заслуженная репутация, и они не были бы назначены королевскими телохранителями за их доброту и застенчивость.

— Что же… — сказал лидер через мгновение, — я полагаю, лучше нам с этим покончить. И, по крайней мере, у нас есть основа, с которой мы можем работать.

Он и его люди следили за отрядом принца с тех пор, как он покинул Ротар, и, хотя он предпочёл бы, чтобы ящерица выполнила всю работу за них, возможности, предлагаемые данной местностью, были очевидны его опытному глазу.

— Начнём. И помните… — Он впился взглядом в остальных своих людей. — …я лично перережу глотку любому, кто издаст хоть один звук, пока арбалетчики не выйдут на позиции.

Головы кивнули, и ещё одиннадцать человек, все в одинаковых серо-коричневых и зелёных одеждах, двое из которых были вооружены арбалетами, поднялись на ноги за ним и его сержантом.

* * *

— Просто из любопытства, Ваше Высочество, — спросил лейтенант Фалкан, шагая вдоль вытянутого тела хлещущей ящерицы, — как вы услышали об этом?

— Услышал об этом? — повторил Кайлеб, подняв брови, и Фалкан пожал плечами.

— Как правило, дворцовые сплетни распространяются быстрее, чем верховой пожар в сосновом лесу, — сказал он. — Однако, в этом случае я не слышал даже шёпота об этой твари. — Он ткнул пальцем в мёртвую ящерицу. — Вот почему вы смогли провести эту небольшую экспедицию мимо меня. Мне просто интересно, как вы успели услышать об этом раньше всех?

— Я действительно не помню, — признался Кайлеб, подумав несколько секунд. Он почесал одну бровь, глубокомысленно нахмурившись. — Я думаю, что это, возможно, было от Тимана, но я точно не уверен в этом.

— Тиман знал бы об этом, если бы кто-нибудь это знал, — подтвердил Фалкан. Тиман Гринхилл, бывший одним из старших охотников короля Хааральда на протяжении восемнадцати лет, был главным охотником-наставником Кайлеба, поскольку хромая нога короля помешала ему самому выполнить эту роль.

— У него есть способ услышать о таких вещах, как это, — согласился Кайлеб. — И он…

— Пригнитесь, Ваше Высочество!

Голова Арнальда Фалкана резко дёрнулась, когда голос, которого он никогда раньше в своей жизни не слышал, выкрикнул это предупреждение из трёх слов.

* * *

Низкорослый человек повернулся в шоке от глубокого, мощного голоса, крикнувшего сзади него.

Он и его люди оказались на расстоянии меньше пятидесяти ярдов от их предполагаемой добычи. Толстый ковёр из сосновых игл заглушил любой звук, который могли издать их ноги, а крутое обрывистое русло пересыхающего сезонного ручья обеспечило прикрытие для их подхода. Два его арбалетчика только что заняли позицию для стрельбы, укрепляя своё оружия на приподнятом уступе русла и терпеливо ожидая, пока лейтенант морской пехоты освободит для них линию огня. Неудивительно, что каждый клочок внимания лидера в тот момент был сосредоточен на черисийском кронпринце и его трёх оставшихся телохранителях.

Именно поэтому он был совершенно не готов к тому, чтобы увидеть мужчину, двигающегося к нему по тому же ковру из сосновых игл с обнажённым мечом в руках.

* * *

Лейтенант Фалкан среагировал инстинктивно и тренированно, не задумываясь. Его правая рука сместилась к рукоятке его меча, но его левая рука протянулась одновременно. Он поймал кронпринца Кайлеба за край куртки и жестоко дёрнул.

Внезапный рывок стал для Кайлеба полной неожиданностью. Он не сумел удержать и упал, неуклюже развалившись… точно в тот момент, когда арбалетный болт просвистел сквозь место, которое он занимал мгновением раньше.

Этот болт пролетел мимо Фалкана не больше, чем в шести дюймах, но второй болт врезался в грудь Жака Драгонера. Капрал рухнул назад без единого крика, и клинок лейтенанта зашипел, выходя из своих ножен.

Фронц Димитрий отбросил в сторону копья на ящериц, которые он держал в руках, и выхватил свой собственный матросский тесак почти так же быстро, как меч Фалкана покинул ножны. Два выживших морпеха, всё ещё реагирующие неосознанно, переместились, чтобы встать между принцем и очевидным источником атаки.

* * *

У командира наёмных убийц было время выхватить свой меч перед тем, как вмешавшийся сумасшедший спустился к нему вниз в сухое русло.

— Закончите работу! — крикнул лидер своему заместителю. — Я разберусь с этим ублюдком!

Его подчинённый даже не колебался. Репутация командира как мастера-фехтовальщика была вполне заслуженной. Это также было одной из причин, по которой его выбрали для этой миссии, и заместитель поднялся из ручья на стороне, наиболее близкой к черисийцам.

— Пошли! — рявкнул он.

* * *

Фалкан злобно выругался, когда, по крайней мере десять человек появились словно из-под земли. Двое из них несли арбалеты, но все остальные держали мечи, а арбалетчики бросили своё неуклюжее, медленно стреляющее оружие и потянулись к своим мечам.

— Бегите, Высочество! — крикнул лейтенант, почувствовав, как Кайлеб поднимается на ноги позади него.

— Да пошёл ты! — плюнул назад кронпринц, и сталь заскрипела, когда он вытащил свой клинок.

— Чёрт побери, Кайлеб, беги! — взревел Фалкан, и тогда атакующие напали на них.

* * *

Лидер убийц был уверен в своём мастерстве, но где-то внутри него раздался слабый предупреждающий звоночек, как только он отметил необычную стойку своего противника. Таинственный новичок держал рукоять своего оружия обеими руками, чуть выше уровня глаз, с одной ногой, выставленной вперёд, и всё его тело было повёрнуто под небольшим углом.

Это не было похоже ни на одну стойку, которую убийца когда-либо видел, но у него не было времени анализировать её. Не в момент, когда зависшее оружие прошипело вперёд подобное стальному разряду молнии.

Чистая, сверкающая быстрота удара заставила убийцу врасплох, но он был так же хорош, как утверждала его репутация. Ему удалось подставить свой собственный меч, несмотря на скорость противника, хотя он никогда не сталкивался с атакой подобной этой.

Это не помогло.

Его глаза на одно мгновение расширились в шокирующем недоверии, когда клинок пришельца начисто срезало его собственный, а затем его голова отскочила от плеч.

* * *

Арнальд Фалкан отчаянно парировал, когда первый меч обрушился на него. Сталь оцарапала сталь с уродливым лязгом, похожим на звук наковальни, и он отшатнулся, когда второй клинок потянулся к нему. Он услышал больше столкновений металла о металл и выругался в тихом отчаянии, когда понял, что Кайлеб вместо того, чтобы бежать, пока они с Димитрием пытались задержать убийц, образовал вместе с ними боевой порядок.

Только три вещи удержали кронпринца и обоих его морских пехотинцев в живых в течение следующих нескольких секунд. Первой была потребность двух арбалетчиков бросить одно оружие и взяться за другое, что замедлило их и оставило их немного сзади десяти других нападавших. Второй был тот факт, что все наёмные убийцы ожидали, что эти арбалеты справятся с этой задачей, без какой-либо необходимости драться потом врукопашную. Они были так же удивлены вмешательством таинственного незнакомца, как был удивлён Фалкан их собственной атакой, и их прорыв к принцу и его телохранителям был спонтанным, неорганизованным действием. Они не пошли все вместе в тщательно организованную атаку.

А третьей вещью было то, что Кайлеб проигнорировал приказ Фалкана бежать.

Наёмный убийца, первым достигший кронпринца, прыгнул к нему, взмахнув мечом только для того, чтобы осесть назад с рыдающим криком, когда Кайлеб сделал короткий и сильный выпад. Король Хааральд привёз учителя фехтования из Казнецова, что в Южном Харчонге, и, хотя Империя могла казаться приходящей в упадок, могла быть коррумпированной, и определённо невыносимо высокомерной, она по-прежнему могла похвастаться одними из наилучших инструкторов по оружию в мире. Мастер Домнек был, как минимум, таким же высокомерным, как любой стереотипный житель Харчонга, но он был таким же хорошим в своём ремесле, каким считал себя и… неумолимым надзирателем.

Большинство сэйфхолдийских мечников обучались в традициях старой школы, но Кайлебу преподавал некто, кто понимал, что мечи появились по какой-то причине. Его дикий, экономный выпад загнал фут стали в грудь противника, и он вернулся в защитную стойку, прежде чем его жертва упала на землю.

Второй наёмный убийца бросился на кронпринца, только чтобы свалиться — на этот раз с чуть булькающим стоном — так как второй удар Кайлеба пришёлся ему прямо в основание горла.

Фалкан был слишком занят двумя другими противниками, чтобы отвлекать своё внимание на помехи, но он мучительно осознавал, что убийцы концентрируют свои усилия на Кайлебе. Наличие этого факта было, пожалуй, единственной причиной, по которой Фалкан и Димитрий были всё ещё живы, но он не ожидал, что у него будет много шансов в схватке три к одному.

Но затем появилось что-то новое.

* * *

Заместитель лидера наёмных убийц услышал крик из-за спины и гадко ухмыльнулся на доказательства того, что его командир покончил с вмешавшимся выскочкой, который испортил их засаду. Но затем он услышал второй крик, отступил на пару шагов от путаницы клинков и тел вокруг черисийского принца и его превзойдённых числом телохранителей и повернулся, чтобы посмотреть назад, туда откуда он пришёл.

Он успел заметить лишь смятые тела двух своих арбалетчиков, а затем человек, который убил их обоих, закружил его в стальном вихре.

В отличие от своего покойного командира, у этого убийцы не было времени отметить что-то особенное в стойке своего противника. Он был слишком занят, умирая, потому что вновь прибывший легко провёл двуручный удар прямо через его лёгкие и сердце, вывернул запястья и освободил свой клинок, всё это в одном изящном движении и даже не прерывая шага.

* * *

Арнальд Фалкан дотянулся до одного из нападавших. Человек упал со стоном, выронив кинжал из ладони, когда его левая рука мягко опала, но теперь уже лейтенант вздрогнул от боли, когда меч прошёл через его собственную защиту и нанёс глубокую рану на левом бедре. Он пошатнулся, кое-как устояв на ногах, но его меч дрогнул, и ещё один клинок обрушился на него.

Он сумел отбить атаку в сторону, отведя меч атакующего влево, но это оставило его раскрытым справа, и он почувствовал, что к нему подбирается другой убийца.

И тот же момент этот убийца упал сам, умерев мгновенно, когда окровавленная стальная молния как молот ударила его по затылку около шеи, и разорвала его позвоночник.

Фалкан не стал терять времени, пытаясь понять, что только что произошло. Ещё оставались вооружённые люди, которые пытались убить его принца, и он воспользовался растерянностью от атаки незнакомца, чтобы покончить со своим раненым противником. Он услышал стон Димитрия за спиной, когда мертвец упал, и выругался, когда морпех тоже рухнул вниз, оставляю без прикрытия левый бок Кайлеба. Фалкан знал, что принц остался открытым, но раненый лейтенант был всё ещё слишком занят своим единственным оставшимся противником, чтобы предпринять что-то на этот счёт.

Кайлеб заметил, как Димитрий упал уголком глаза. Он знал, что это значит, и попытался повернуться лицом к человеку, который срубил его телохранителя. Но двое мужчин, уже нападавших на него, удвоили свои усилия, пригвождая его к месту. Ум принца был чист и холоден, как учил его мастер Домнек, но в щит этого внимания бился холодный ужас, когда он ждал, что убийца Димитрия возьмётся за него с фланга.

Но потом, внезапно, некто другой появился на его стороне. Тот, чей сверкающий клинок срезал двух противников, казалось, одним движением.

Трое оставшихся в живых потенциальных убийц внезапно осознали, что шансы каким-то таинственным образом стали равными. Они отступили, как будто по общему согласию, но, если они и намеревались прекратить атаку, они сделали это слишком поздно.

Кайлеб шагнул вперёд, делая выпад в кварте. Один из нападавших на него прикрылся спереди от ожесточённого удара его клинка, и незнакомец, который таинственным образом материализовался с его левой стороны, почти в тот же миг срубил ещё одну голову. Это был первый случай, про который Кайлеб действительно слышал, когда кто-то справился с этим одним единственным чистым ударом одной рукой — вне какой-то глупой героической баллады, по крайней мере — и единственный оставшийся убийца выглядел столь же впечатлённым, как и кронпринц. Он повернулся, чтобы сбежать, и Кайлеб восстанавливающий в этот момент позицию, был не в силах вмешаться, когда тот повернулся, чтобы дать дёру. Но меч незнакомца мелькнул с ослепительной скоростью, и убийца завизжал, поскольку его поджилки оказались аккуратно перерезаны.

Он рухнул, и незнакомец сделал шаг вперёд. Обутая нога пнула по тыльной стороне вооружённой руки раненого, вызвав новый крик, когда удар сломал мелкие кости. Убийца извернулся, его левая рука метнулась к рукоятке кинжала у него на бедре, и меч незнакомца снова мелькнул, разрывая сухожилия на его запястье.

Это было совершено за один удар сердца, а затем Кайлеб оказался лицом к лицу с незнакомцем, который только что спас его жизнь, отделённый от него всхлипывающим телом единственного оставшегося в живых атакующего.

— Мне пришло в голову, — сказал незнакомец со странным, глотающим акцентом, весело смотря удивительными сапфировыми глазами, — что вы, возможно, захотите задать этому человеку несколько вопросов о том, кто его послал, Ваше Высочество.

II Предгорья Хариз около Ротара, Королевство Черис

Кронпринц Кайлеб знал, что он пялится на своего совершенно непредвиденного спасителя, но ничего не мог с собой поделать. Вновь прибывший не был похож ни на кого из тех, кого он видел до этого. Его цвет лица был бледнее, чем у отца Пейтира Уилсинна, и Кайлеб никогда не видел глаз такого глубокого тёмно-синего цвета. К тому же цвет лица отца Пейтира и серые глаза сопровождались непослушной копной ярко-рыжих волос, а волосы у этого мужчины были такими же тёмными, как у Кайлеба. И он был выше, чем Кайлеб, на целых два дюйма.

Он был также невероятно красив, несмотря на тонкий, белый шрам, который пересекал его правую щеку. В некотором смысле, его черты были почти женоподобными, несмотря на свирепо навощённые усы и аккуратную кинжальную бородку, но это, а в особенности пиратски выглядящий шрам, только придавало его лицу некоторый экзотичный оттенок. В общем и целом — очень впечатляющий персонаж, из тех, кто появляется в пресловутую последнюю секунду.

Это, конечно же, ставило вопрос о том, как он смог это сделать. Кайлеб, возможно, не был самым начитанным учеником, с которым когда-либо сталкивались его наставники, но он хорошо знал основополагающую логику, историю и управление государством, а его отец лично взял на себя его обучение необходимости быть недоверчивым, как того требовалось любому главе государства. Хотя он прекрасно понимал, что совпадения действительно случались, он также осознавал, что некоторые «совпадения» бывали подстроены. Особенно, когда ответственные за них люди занимались подковерной борьбой с самыми высокими ставками, какие только можно себе представить.

— Надеюсь, вы извините меня за то, что я указываю вам на это, — сказал принц, не очищая и не вкладывая в ножны свой клинок, — но у вас похоже есть определённое преимущество. Вы знаете кто я, но я не имею понятия кто вы, сэр.

— Что, несомненно, должно казаться очень подозрительным в данных обстоятельствах, Ваше Высочество, — заметил незнакомец с улыбкой и слегка поклонился. — Меня зовут Мерлин, принц Кайлеб, Мерлин Атравес, и причина, по которой эти обстоятельства выглядят подозрительными состоит в том, что они такими и являются. Я едва ли оказался здесь случайно, и объяснение того, как именно я прибыл, потребует некоторого времени. Сейчас, однако, — он нагнулся и оторвал клочок ткани из куртки своей последней, стонущей жертвы, использовал его чтобы вытереть свой клинок и плавно вложил лезвие в ножны, — и этот парень здесь, и лейтенант Фалкан, кажется, требуют немного внимания.

Кайлеб дёрнулся, когда ему напомнили об этом, и быстро посмотрел на лейтенанта. Фалкан сидел на сосновых иголках, глаза его стекленели, так как он использовал обе руки, чтобы остановить поток крови из раненного бедра, и кронпринц быстро шагнул в его направлении. Затем он застыл, его глаза метнулись обратно к «Мерлину», когда он понял, как тщательно и без особых усилий незнакомец перенаправил его внимание.

Но другой человек просто стоял, сложив руки у себя на груди, саркастично приподняв одну бровь.

Кайлеб покраснел. С другой стороны, если незнакомец желал ему зла, у него, в первую очередь, не было причин вмешиваться в засаду. Это не значило, что у него не могло быть какой-то более глубокой, тонкой враждебной цели на уме, но выглядело непохоже, что втыкание кинжала в спину принца входило в его ближайшие планы.

Кронпринц опустился на колени рядом с Фалканом. Вместо того, чтобы тратить время на чистку собственного меча и возвращение его в ножны, он положил его на сосновые иглы, затем вытащил свой кинжал и начал разрезать бриджи лейтенанта, чтобы открыть ногу.

Рана выглядела достаточно уродливой и обильно кровоточащей, но без тяжёлого, пульсирующего потока артериальной крови. Он расстегнул охотничий подсумок на левом бедре и быстро достал свёрнутую повязку из прокипячённого хлопка. Он накрыл рану подушечкой фламандского мха, затем плотно обмотал повязку вокруг бедра Фалкана, надавив на рану. Если бы давление и абсорбирующий, лечебный мох не остановили кровотечение, у него имелся пакет изогнутых игл и прокипячённой нити, чтобы закрыть рану швами, но он был едва обученным хирургом. Он предпочёл бы оставить такой вид лечения кому-то, кто знал, что он делает.

Лейтенант откинулся назад, закрыв глаза, пока принц обрабатывал его. К тому времени, когда Кайлеб завязал повязку, глаза Фалкана, всё-таки, снова открылись.

Морпех повернул голову, и его рот сжался больше, чем от физической боли его собственной раны, когда он увидел тела Драгонера и Димитрия. Затем он посмотрел вокруг, на валявшиеся трупы убийц, и его глаза сузились, когда он увидел, как таинственный Мерлин стоит на коленях рядом с единственным выжившим нападающим. Руки Мерлина были заняты обработкой ран другого человека, даже когда Кайлеб обихаживал Фалкана, хотя из звуков, издаваемых убийцей, было очевидно, что незнакомец не потратил на него очень уж много нежности.

Голова Фалкана откинулась назад, его взгляд встретился со взглядом Кайлеба, и брови обоих поднялись в немом вопросе. Кайлеб посмотрел на него в ответ, затем пожал плечами. Лейтенант поморщился, а затем привёл себя — с помощью принца и болезненного ворчания — в сидячее положение. Кайлеб ненавязчиво переместил себя в положение, позволившее морпеху откинуться на спину, и Фалкан откашлялся.

— Извините меня, — сказал он, глядя на человека, который спас не только жизнь принца, но и его собственную, — но я думаю, нам нужно несколько ответов, сэр.

* * *

Человек, который представился Кайлебу как «Мерлин» — и который решил, что ему действительно нужно работать над тем, чтобы никогда не думать о себе, как о Нимуэ Албан — улыбнулся. Его выражение было более уверенным, чем он на самом деле чувствовал, но он знал, что этот момент, или очень похожий на него, должен был случиться.

«Ну, не совсем подобный этому», поправился он сам себя. Это было чистое везение, что его СНАРК не только наткнулся на заговор, чтобы убить кронпринца Кайлеба, но и что он сумел прибыть действительно вовремя, чтобы помочь сорвать его.

«Хорошую вещь я сделал. Я уже знал, что Кайлеб был симпатичным парнем, но я не понимал, как много у него обаяния. Особенно для того, кому едва девятнадцать стандартных лет. Если я смогу заставить его доверять мне, я смогу с ним что-то сделать».

«Предполагая, конечно, что я смогу найти способ сохранить его в живых».

— Я известен, — сказал он Фалкану, — как я уже сообщил принцу Кайлебу, как Мерлин Атравес. И я нисколько не удивлён, что у вас есть вопросы, лейтенант Фалкан. Я бы, на вашем месте, точно имел. И хотя я могу показаться самонадеянным, сказав, что я не лелею никаких злоумышлений против Принца, нет причин, по которым вы должны так думать. Так что, если у вас есть вопросы, на которые я могу ответить, задавайте их.

Фалкан поднял голову, его лицо насторожилось, потом он выиграл немного времени, облегчив положение израненной ноге с испепеляющей болью, которая вовсе не была притворной. Ему было неловко осознавать, что его собственная легкомысленность едва ли сделала это идеальным временем для тщательного, проницательного допроса. К сожалению, это было единственное возможное время — и единственное остроумие — из того, что у него было. Кроме того, кое-что в манере Мерлина заставило его подозревать, что в любой битве умов он оставил бы его далеко позади даже в лучшие его времена.

— Поскольку вы достаточно учтивы, чтобы признать, что мой долг перед моим Принцем требует от меня быть подозрительным ко всем случающимся происшествиям, — сказал он через минуту, — может быть, вы начнёте с того, что расскажете мне о том, как вам посчастливилось оказаться здесь в такой экстремально… подходящий момент.

Кайлеб немного пошевелился позади него, но успокоился, когда Фалкан незаметно отклонился назад и сжал его лодыжку. Он достаточно хорошо знал кронпринца, чтобы осознавать, что, несмотря на собственное признание Кайлебом необходимости быть осторожным, он сохранил достаточную романтическую веру детства в героические баллады — и то, как герои в них должны действовать — чтобы чувствовать себя неловко от такого прямого вызова.

Но этот Атравес (и что это за фамилия, в конце концов?) больше казался весёлым, чем обиженным. Он потратил время, чтобы перепроверить свою грубую, но эффективную помощь искалеченному убийце, затем изящно сложился, чтобы сесть, по-портновски скрестив ноги, на сосновые иголки.

— Начну с самого начала, лейтенант, — сказал он после этого, со своим странным глотающим произношением, — я пришёл с Гор Света. Хотя я не родился там, я построил свой дом среди этих вершин много лет назад, и после долгого и прилежного учения я был благословлён некоторыми, по крайней мере, способностями сейджина.

Глаза Фалкана сузились, и Кайлеб задумчиво вдохнул сзади него. Горы Света содержали второе по святости место на Сэйфхолде, величественный пик Горы Олимп, где архангел Лангхорн впервые ступил на твёрдую землю Сэйфхолда, когда Бог сотворил небосвод на туманной заре сотворения. И сейджины были легендой сами по себе — воины, святые люди, иногда пророки и иногда учителя. Только сами архангелы могли выдержать сургой касаи, «Божественный мистический огонь», но сейджины были тронуты «aншинритсумеи», Божественным «маленьким огнём», и это сделало их людьми, навечно отделёнными от других смертных.

Насколько было известно лейтенанту, ни один подлинный сейджин никогда не посещал королевство Черис, и тот факт, что кто-то утверждал, что он один из них, ничего не доказывал. Хотя, признал он, для того чтобы ложно претендовать на статус сейджина потребовалось бы больше нервов, чем у большинства людей.

— Это… интересное заявление, сэр, — медленно сказал Фалкан через мгновение.

— И оно трудно доказываемое, — согласился Мерлин. — Поверьте мне, лейтенант, вы не можете быть осведомлены об этом факте больше, чем я. — Он криво улыбнулся и откинулся назад, поглаживая один навощённый ус пальцами правой руки. — На самом деле, должен признать, я никогда не ожидал, что могу быть призван на такую роль. Тем не менее, я считаю, что Писание предупреждает нас о том, что наши задачи в жизни будут искать нас, где бы мы ни находились и что бы мы ни планировали.

Фалкан кивнул. Опять же, у него было отчётливое впечатление, что Атравес был удивлён его вопросами, его подозрением. Тем не менее, он не чувствовал никакого злого умысла в этом человеке. Его собственное головокружение вызвало у него недоверие к своим инстинктам, но он обнаружил, что испытывает больше любопытно, чем тревогу.

— Некоторое время назад, — продолжил Мерлин, с более серьёзным выражением лица, — я был одарён Зрением. Я иногда вижу события, которые происходят за тысячи километров, хотя я никогда не видел будущего или прошлого, как некоторые утверждают. Эта способность видеть далёкие события — вот что привело меня в Черис в настоящее время. Хотя я не могу видеть будущее, я видел другие видения — видения касающиеся Черис, кронпринца Кайлеба и его отца, и их врагов. Мне почему-то трудно поверить, что такие видения были даны мне, если бы я не мог реагировать на них.

— Простите меня, — сказал Кайлеб, выражение его лица стало пристальным, — но если, как вы сказали, вы не можете видеть будущего, то откуда вы узнали об этом?

Он снял одну руку с плеча Фалкана и помахал ей в сторону бойни вокруг них.

— Ваше Высочество, — сказал Мерлин, почти мягко, — Конечно, вы не так… наивны, чтобы полагать, что это нападение просто материализовалось из воздуха сегодня утром? У вас есть враги, принц. Враги, которые, осознают они это или нет, служат тьме, и я видел много видений их планов и заговоров, приказов и переписки, проходящей между ними. Я знаю почти полгода, что они намеревались как-нибудь убить вас. Это был не первый их план, а просто первый, который был близок к успеху. Я уже много дней путешествую из Храмовых Земель в Черис, с тех пор как осознал, что они собираются перейти от простых планов к их фактическому исполнению, если вы простите мне выбор слов.

Он улыбнулся, показав невероятно белые идеальные зубы, и Кайлеб нахмурился.

— Не считайте меня неблагодарным, — сказал он, — но мне трудно поверить, что я настолько праведен, что Сам Бог мог бы послать сейджина спасти меня.

— Я подозреваю, что вы более праведны, чем многие, Ваше Высочество. Возможно, даже больше, чем большинство — в конце концов, в вашем возрасте, как много возможностей вы имели стать неправедными? — Мерлин хихикнул и покачал головой. — Тем не менее, я вовсе не уверен, что ваша личная праведность имеет какое-либо отношение к этому. Вы, кажется, довольно хороший молодой человек, но я скорее подозреваю, что то, что привело меня сюда, больше связано с тем, что вы можете достичь в будущем, чем со всем тем, что вы уже сделали.

— Достичь в будущем? — Кайлеб напрягся, и Мерлин пожал плечами.

— Как я уже сказал, Ваше Высочество, мне никогда не дано было видеть будущее, но я вижу закономерности настоящего, и то, что я видел о правлении вашего отца, сформировало во мне очень хорошее мнение о нём. Я знаю. — Он поднял руку с лёгкой улыбкой. — Я знаю! Самонадеянно с моей стороны судить о ценности любого короля, и особенно о не моём собственном короле! Тем не менее, это так. Его люди счастливы и процветают, и пока… некоторые другие стороны не начали активно замышлять против него, они, также, были в безопасности. И он провёл годы, тренируя вас, что говорит о том, что вы будете двигаться в том же направлении, и когда станете королём. Во всяком случае, по какой-то причине эти видения пришли ко мне, и мне показалось очевидным, что ваши враги готовились — или были готовы — напасть прямо на вас, вашего отца или вас обоих. Я ничего не мог с этим сделать из своего дома, поэтому я отправился на корабле в Черис. Я прибыл три дня назад на корабле капитана Чарльза.

— Марик Чарльз? — Фалкан спросил более резко, чем намеревался, и Мерлин кивнул.

— Да, я путешествовал по пересечённой местности в Сидар, и мне посчастливилось найти там «Дочь волны» с грузом зебедайского чая. Капитан Чарльз столкнулся с какой-то проблемой у таможенников, исправление которой заняло несколько пятидневок, но он смог наконец всё уладить как раз перед тем, когда я прибыл. Он отправлялся домой с грузом сиддамарского бренди, а мне нужно было ехать. — Мерлин снова улыбнулся. — Если хороший капитан — это типичный случай в черисийской торговле, неудивительно, что многие завидуют успехам ваших торговых судов!

— Капитан Чарльз умеет жёстко торговаться, — согласился Фалкан. — Полагаю, это пошло после всех лет, проведённых им на Флоте в качестве казначея.

— Вам нужно больше практики в разоблачении лжецов, лейтенант, — сказал ему Мерлин с усмешкой. — Капитан Чарльз никогда не был казначеем. На самом деле, полагаю, он сказал мне, что владеет патентом офицера запаса на вашем флоте. Полноправного капитана корабля, если я правильно помню, — Кайлеб позади Фалкана фыркнул, и Мерлин подмигнул кронпринцу. — Кроме того, — добавил он, — было бы особенно глупо с моей стороны назвать вам имя капитана и корабля, если я солгу, правда?

— Да, было бы, — признался Фалкан. — Тем не менее, учитывая… странный характер вашей истории, я уверен, вы понимаете, что мы поговорим с капитаном Чарльзом?

Мерлин просто кивнул, с ещё одной маленькой улыбкой, и Фалкан глубоко вдохнул.

— Итак, вы прибыли в Теллесберг три дня назад. Почему вы не сообщили о своём присутствии раньше?

— Ох, да ладно, лейтенант! — На этот раз Мерлин громко рассмеялся. — Предположим, что я подошёл к воротам дворца три дня назад, позвонил в колокольчик и сообщил командиру дворцовой стражи, что всю дорогу проехал от Храмовых Земель до Черис, потому что у меня было видение, что кронпринц находится в опасности, и могу ли я получить личную аудиенцию с ним, чтобы объяснить всё это, пожалуйста? Учитывая все политические потоки и противонаправленные завихрения, циркулирующие между Черис, Изумрудом, Корисандом и Таро, как, на ваш взгляд, отреагировал бы полковник Рейпволк?

— Нехорошо, — признался Фалкан, ещё раз отметив, что кем бы и чем бы Атравес на самом деле не был, он был чертовски хорошо информирован о событиях и людях здесь, в Черис.

— «Нехорошо» — это мягко сказано, лейтенант. — Мерлин фыркнул. — Я уверен, что он был бы по меньшей мере достаточно вежлив, но я всё ещё сидел бы где-нибудь в камере, пока он пытался выяснить, кто из ваших многочисленных врагов послал меня. — Он покачал головой. — Боюсь, полковник Рейпволк не очень-то доверчив.

— Именно поэтому он командует Дворцовой Стражей, — отметил Фалкан.

— Не сомневаюсь. Но, не имея возможности доказать свою добросовестность, мне показалось лучше найти себе гостиницу и снять комнату, потому что я хотел увидеть, что будет дальше. В то время у меня не было знания о какой-нибудь непосредственной, конкретной угрозе для короля или для принца. В действительности, — сказал Мерлин с полной честностью, — я только вчера вечером узнал об этом конкретном заговоре. В своих видениях я уже видел командира этих людей, — рывок его головы указал на тела, разбросанные вокруг них, — получающего инструкции и раздающего свои приказы. Но только вчера вечером я «увидел», как он отдал приказ об этом нападении. И, кстати, именно он сделал так, чтобы один из охотников принца услышал об этой хлещущей ящерице. Боюсь, что он и его хозяева прекрасно понимали, как принц отреагирует на такие новости.

— Благодаря моему видению я знал, что было задумано, но у меня не было абсолютно никаких доказательств, которые я мог бы предъявить кому-либо. Если бы я был в ваших сапогах, лейтенант, я был бы очень подозрителен к любому совершенно незнакомому человеку, который появился у меня на пороге утром с рассказами о потенциальных убийцах, прячущихся в лесу. Я бы задержал этого незнакомого человека, по крайней мере, до тех пор, пока я не смог бы докопаться до сути его нелепой истории. Которая, случись такое, просто поставила бы единственного человека — кроме убийц, конечно — кто знал что-нибудь об этом плане в такое положение, из которого он ничего не мог бы сделать. Поэтому вместо того, чтобы предупредить вас, я пошёл вперёд, решив сделать всё возможное, чтобы самому испортить их планы.

Мерлин сделал паузу, и его странные сапфировые глаза потемнели, когда он ненадолго посмотрел на двух мёртвых морских пехотинцев.

— Я сожалею, что я не смог найти способ сделать так, чтобы остальные ваши люди остались живы, лейтенант. Возможно, если бы я мог видеть будущее, я бы смог.

Несколько минут Фалкан сидел молча, глядя на голубоглазого незнакомца. Лейтенант чувствовал, что в этом Атравесе было много вещей, которые он не рассказывал, или обходил. И всё же он чувствовал себя странно уверенным, что таинственный иностранец действительно желает юному Кайлебу добра. И независимо от того, что он мог бы сделать, без его вмешательства, принц наверняка в этот момент был бы мёртв. Более того, именно Атравес сделал так, что у них есть хотя бы один из наёмных убийц для допроса, что он вряд ли сделал бы, если бы этот допрос мог впутать его в любые заговоры.

Всегда было возможно, что Атравес, или кто-то, на кого он работал, имел собственные планы в отношении Черис. Он мог точно знать, кто послал наёмных убийц и будет преследовать с этим врагом противоположные цели сам не будучи другом. В то же время, однако, он предоставил изобилие подробностей о своём прибытии в Черис, которые могли быть легко проверены, и вполне возможно, что он сможет также подтвердить свои притязания видеть «видения».

На данный момент лейтенант решил, что у него не было другого выбора, кроме как принять заявление сейджина, по крайней мере, условно серьёзно. Куда это могло бы привести, если бы оно действительно оказалось точным, оставалось только гадать.

Исключая, конечно, что те, кто желал зла его королевству, не были бы рады услышать об этом. 

III Теллесберг, Королевство Черис

— Что случилось?

— Откуда мне знать? — раздражённо ответил Оскар Малвейн. Он сердито посмотрел на Жаспера Мейсена, своего непосредственного начальника. Они оба сидели за столиком придорожного кафе в двух кварталах от причалов, потягивая из чашек крепкий и сладкий доларский шоколад. Кафе находилось на западной стороне улицы, что давало ему прохладную тень, так как солнце постепенно приближалось к вечеру (за что оба мужчины были искренне благодарны), а морские птицы и песочные виверны выкапывали объедки на площади напротив него, где торговцы продуктами только что закрыли свои палатки до следующего дня. Несмотря на шум и суматоху типичного, насыщенного дня Теллесберга, место было успокаивающе обычным и тихим. — «Что вполне могло измениться в ближайшие несколько часов», — подумал Малвейн, и дёрнул одним плечом.

— Кайлеб вывернулся; он вернулся. Живой, — сказал он.

— Хоть это я выяснил для себя — саркастически сказал Мейсен. — И я знаю, что двое его телохранителей вернулись мёртвыми, а ещё один вернулся раненый.

— Тогда тебе также следует знать, что охране ворот было предложено в скором времени ожидать пару повозок. Предполагается, что в одной из них будет мёртвая хлещущая ящерица, а другая должна быть полна мёртвыми наёмными убийцами. Полностью загруженная — более дюжины. — Малвейн оскалил зубы в пародии на улыбку. — Я не думаю, что тебе нужно догадываться, кто же все эти «мёртвые наёмные убийцы»?

— Шань-вэй! — пробормотал Мейсен. — Как они могли так сильно опростоволоситься против всего пяти телохранителей?

— Ну, — философски сказал Малвейн, — по крайней мере у нас нет никаких объяснений что произошло. — Он сделал паузу и внимательно посмотрел на своего начальника. — У нас ведь нет, верно?

— Не похоже! — Мейсен фыркнул. — Ты думаешь, я сидел бы здесь и разговаривал с тобой, если бы были какие-то шансы, что это могло бы привести след обратно ко мне?

— Это было бы немного глупо, — согласился Малвейн.

— Только одна вещь, ещё более глупая, о которой я мог подумать без промедления — отправиться домой и сказать ему лично, что я был вовлечён во всю эту глупость.

Малвейн усмехнулся, хотя, по правде говоря, ни один из них не был особенно удивлён. Он начал говорить что-то ещё, затем остановился, когда официант остановился у их стола, чтобы предложить добавки к их шоколаду. Мейсен поднял одну бровь, и Малвейн кивнул. Импортный шоколад был дорогостоящим, но «легенда» Малвейна, как представителя деснейрийского банковского дома, и «легенда» Мейсена, как владельца небольшого флота торговых судов, давала им ресурсы, чтобы баловать себя время от времени.

Официант долил чашки, потом отошёл, и Малвейн подождал, пока молодой человек не окажется вне зоны слышимости, прежде чем снова заговорить. Их столик стоял прямо у края слегка приподнятого тротуара, из-за чего они сидели очень близко к булыжной мостовой. Это место вряд ли было любимым у большинства завсегдатаев кафе. Шум конских копыт, грохотание по булыжникам кованых железных колёс, бурлящий свист тягловых драконов и постоянный прибой из фоновых голосов делали сложным ведение удобной беседы. Тот же самый шум, однако, чрезвычайно мешал кому-нибудь подслушивать то, что они могли бы сказать друг другу.

— Вообще-то, — сказал Малвейн более серьёзным тоном, когда убедился, что никого не осталось в пределах слышимости, — судя по слухам, которые я слышал, это должно было сработать.

— Слухи уже носятся? — Мейсен выглядел удивлённым, и Малвейн пожал плечами.

— Слухи всегда носятся. И в данном случае мэр города Ротар отправил вперёд гонца, а тот, кого он выбрал, передал своё сообщение стражам ворот, затем нашёл себе таверну и выпил несколько кружек пива. — Малвейн поднял руку и повёл ею взад-вперёд. — К тому времени, когда три или четыре из них были у него внутри, он красноречиво заговорил. Как много из этого было правдой, я не знаю, конечно.

— Конечно, — кивнул Мейсен. Половина работы шпиона состояла в том, что он собирал слухи, которые могут быть или не быть правдой, и передавал их дальше. Если он был умным, он отбрасывал те, которые он мог проверить на неточность и был честен со своим работодателем в отношении тех, в чьей правдивости он сомневался. По опыту Мейсена не все шпионы были умны.

— Принимая это во внимание, — продолжал Малвейн, — очень похоже, что почти всё шло в соответствии с планом. Они вышли на принца в лесу, и он послал двух или трёх своих телохранителей обратно за лошадьми. И они принесли с собой арбалеты, так что им даже не нужно было приближаться на расстояние досягаемости их мечей.

Мейсен выглядел впечатлённым, почти против его воли. Он взял чашку шоколада обеими руками, задумчиво отпил, затем покачал головой.

— Если у них был «гружённый фургон» людей, и их цель была именно там, где они хотели, что, чёрт возьми, пошло не так?

— Это интересная часть, — сказал Малвейн. — По словам нашего любящего пиво гонца, всё шло именно так, как должно было быть, пока не вмешался какой-то таинственный незнакомец.

— Таинственный незнакомец? — повторил Мейсен.

— Это то, что он сказал. Какой-то парень со «странными голубыми глазами», который убил по меньшей мере дюжину убийц одной левой.

— Ну конечно, одной левой! — Мейсен саркастически фыркнул. — Возможно, меня не слишком впечатлило качество наших… привлечённых мозгов, Оскар, но они были достаточно компетентны в своей ограниченной области.

— Согласен, но этот парень был довольно настойчив. По его словам — а он повторил свой рассказ полностью как минимум три раза, прежде чем мне пришлось уйти на нашу встречу сюда — это был незнакомец, который предупредил телохранителей Кайлеба об атаке, а затем, судя по всему, устроил атакующим резню направо и налево. Если мы будем верить версии гонца о произошедшем, Кайлеб и этот «незнакомец» были единственными, кто продолжал стоял на своих ногах, когда всё было кончено.

— В самом деле? — Мейсен откинулся назад, сжав губы. — Это интересно, — пробормотал он так тихо, что даже Малвейн едва мог расслышать его сквозь фоновый шум. — Если этот парень был таким настойчивым, то он, вероятно, говорил правду, по крайней мере, насколько он эту правду знает. Он что-нибудь сказал о том, как этот его случайный незнакомец там оказался?

— По его словам, незнакомец был явно послан Богом, — сказал Малвейн. Они оба посмотрели друг на друга через стол, их глаза смеялись. — В конце концов, как иначе он мог прийти точно в нужный момент, чтобы спасти кронпринца?

— Почему-то я сомневаюсь, что у Бога было много общего с этим, — сухо сказал Мейсен. — Это не значит, что кто-то другой этого не сделал. Наши друзья были болтливыми, как ты думаешь?

— Должно быть, были. Хотя… — нахмурился Малвейн, — я бы не ожидал этого от них. Нельзя не признать, что они в основном были тупыми инструментами, но они знали, что агенты Хааральда повсюду высматривают убийц в эти дни, и они были опытными.

— Не из тех, кто готов трепаться о своих планах, когда кто-то может их услышать, ты имеешь в виду?

— Точно. Кроме того, если это случилось, почему был задействован только один «незнакомец»? Мы говорим о Кайлебе. Если бы они действительно поверили, что кто-то собирается попытаться убить его, у них был бы там целый полк, а не всего один человек.

— Если только этот человек не был единственным, кто понял, что намеревались сделать наши менее искусные соратники, — задумчиво сказал Мейсен.

— Тогда тем более, он должен был пойти с этим прямо в Гвардию, — рассудительно ответил Малвейн.

— Если только он действительно не местный, вообще не черисиец, и он видел в этом возможность завоевать доверие принца.

— Хм? — Малвейн почесал одну бровь, задумчиво хмурясь на оживлённую улицу, затем снова посмотрел на Мейсена.

— Это может быть так, — признался он. — Я бы сказал, что это довольно рискованная стратегия. Один человек будет иметь очень хороший шанс погибнуть сам, пытаясь сыграть героя против «фургона» убийц. Предполагая, что это действительно была работа тех людей, о которых мы думаем, что это были они, я почти уверен, что это была по крайней мере дюжина из них. Довольно крутые шансы, тебе не кажется?

— Я, определённо, не волнуюсь о них. — Мейсен кивнул. — С другой стороны, я полагаю, многое будет зависеть от того, насколько хорошо ты владеешь мечом. В конце концов, это не моя область знаний. На самом деле самой рискованной частью всей стратегии было бы то, что убийцы могли бы добиться успеха, несмотря на твоё вмешательство. Ты бы не смог завоевать доверие Кайлеба, если бы он был мёртв. Кроме того, если бы его убили, и ты бы выглядел так, как будто знал об этой попытке заранее, то Хааральд, вероятно, нашёл бы несколько неприятных вещей, чтобы рассказать тебе о твоей неспособности привлечь к этому внимание кого-нибудь другого.

— По меньшей мере. — Малвейн изменился в лице при косвенном упоминании о всех «неприятных вещах», о которых король Хааральд и его следователи, возможно, должны были рассказать одному Оскару Малвейну не подумавшему в определённый момент об определённых обстоятельствах.

— Но, — продолжил Мейсен задумчиво, — если этот «незнакомец» сумел предотвратить попытку убийства принца, он, несомненно, найдёт себя радушно принятым во дворце. Если он правильно сыграет свои карты, это может привести ко всем видам наград. Или, — он посмотрел через стол на своего подчинённого, — влиянию.

— Влиянию для достижения чего? — задался вопросом Малвейн.

— Кто знает? — Мейсен пожал плечами. — Тем не менее, я подозреваю, что наш работодатель не будет слишком доволен, узнав, что новый игрок «набрал руку». Этот бульон достаточно богат, чтобы добавлять на кухню ещё одного повара.

— Что ты будешь с этим делать? — спросил Малвейн.

— Он захочет узнать об этом как можно скорее, — ответил Мейсен. — К сожалению, капитан Уайт только что отплыл.

— Должны ли мы использовать одного из запасных курьеров?

— Интересный вопрос. — Мейсен сделал ещё один глоток шоколада и задумался над вопросом Малвейна.

Торговое судно капитана Стивина Уайта моталось регулярным торговым маршрутом от Теллесберга, вверх по Бухте Хауэлл к Глотке, а также через море Черис до Корисанда, перевозя все грузовые чартеры, которые оно могло взять. Этого должно было быть достаточно, чтобы сделать его надёжным объектом подозрений со стороны агентов Хааральда, но судно Уайта было жалким, едва пригодным для плавания корытом, а сам Уайт был вечным пьяницей, который большую часть времени проводил в порту, в обнимку с бочонком дешёвого вина. Никто в здравом уме не стал бы доверять ему или его кораблю ничего отдалённо важного или конфиденциального.

Если только они не знали, что капитан Уайт был на самом деле лейтенантом Робиртом Бредли из Флота Лиги. Лейтенант Бредли на дух не переносил вкус дешёвого вина, и он был далёк от некомпетентности. Он не мог себе этого позволить, так как его «Морское облако» было почти таким же ветхим, как выглядело. Королевский Черисийский Флот, к сожалению, вряд ли мог быть одурачен внешним видом, поэтому оно действительно было в таком запущенном состоянии и так плохо обслуживалась, как со стороны и выглядело. Что делало плавания «Морского облака» взад и вперёд между Теллесбергом и Корисандом нетривиальным вызовом даже для трезвого капитана.

Бредли и его коллега, лейтенант Фрейзер Мейтис (более известный в Черис под именем Уолтейр Ситаун), поддерживали связь Мейсена с князем Гектором. Однако при наилучшей скорости «Морского облака» время рейса составляло почти сорок дней в каждом направлении, а пользующаяся такой же отвратительной репутацией «Фрейнсин» Мейтиса не могла вернуться в Теллесберг ещё три пятидневки. Это означало, что Гектор не сможет получить отчёт Мейсена как минимум ещё следующие семь, если он будет использовать для этого обычные каналы. Были договорённости для чрезвычайных случаев, но Мейсен не хотел их использовать, потому что ни одно из прикрытий альтернативных курьеров не было так же хорошо, как у Уайта или Мейтиса. Их наилучшая защита заключалась в том, что они никогда не использовались, и у него не было никакого желания подвергать риску засветиться их — или себя — черисийским агентам из-за того, что было явно не критичным.

— Я думаю, мы не будем использовать никого из других, — сказал он наконец. — Не сразу, во всяком случае. Лучше использовать время до возвращения «Ситауна», чтобы узнать, какую дополнительную информацию мы можем собрать. — Он медленно покачал головой, глядя вдаль. — Пока это только чувство, и очень неясное, но что-то подсказывает мне, что новый повар действительно собирается начать перемешивать этот горшок, нравится нам это или нет.

— Чудесно, — вздохнул Малвейн. Он допил свою чашку шоколада и встал.

— В таком случае, я полагаю, мне лучше начать собирать эту информацию, — сказал он и энергично кивнул Мейсену, перед тем как отвернулся от стола.

Мейсен посмотрел ему вслед, потом встал, бросил горсть монет на стол и направился в противоположную сторону.

* * *

— Глупые проклятые идиоты! — свирепо пробормотал Брейди Лаханг, наблюдая, как кронпринц Кайлеб проезжает под его удобным наблюдательным пунктом в окне второго этажа.

Королевские гвардейцы, которые были отправлены встречать принца у ворот, образовали сплошное, бдительное кольцо вокруг него, а лейтенанта морской пехоты везли на носилках, подвешенных между двумя лошадьми, в то время как три других морских пехотинца ехали плечо к плечу сзади Кайлеба. Как Лаханг более или менее ожидал, учитывая предварительные отчёты, которые он уже получил. Чего он не ожидал, так это то, что какой-то гражданский ехал рядом с принцем, и его глаза сузились, когда он посмотрел на тёмноволосого незнакомца.

«Вот этот ублюдок, который сбросил все наши планы в ад и ушёл», — подумал он с горечью. Он до сих пор не имел понятия, как таинственный гражданский, в первую очередь, почуял откуда дует ветер операции, или как его высокооплачиваемые наёмники могли быть настолько неумелыми, чтобы позволить одному выскочке полностью порушить результат стольких дней тщательного планирования.

Это должно было сработать — это сработало бы — если бы не он. Лаханг сдержал выражение горького гнева на своём лице, но было труднее обычного удостовериться, что его лицо говорит только то, что он хотел, чтобы оно сказало. Князь Нарман будет… недоволен.

Он смотрел, как кавалькада движется по улице в сторону дворца, затем отвернулась от окна. Он пересёк главную комнату своего скромного, но удобного съёмного жилья и поднялся по лестнице на крышу.

Там его приветствовал хор из шипящего свиста и щёлкающих челюстей, и он с искренним удовольствием улыбнулся, его разочарование и гнев затухли, и он зашипел в ответ. Виверны, в большом, разделённом на части птичнике на крыше, прижимаясь к решётке, толпились вместе и свистели от удовольствия, и он усмехнулся и дотянулся до решётки, чтобы потереть им черепа и погладить по шеям. Это было во многих отношениях безрассудным делом. У некоторых виверн в этом птичнике были крылья размером более четырёх футов. Они могли бы откусить палец одним щелчком зазубренных челюстей, но Лаханг не беспокоился об этом.

Он вёл удобную жизнь, даже не имея необходимости прикасаться к средствам, которые мог предоставить ему его князь, путём выращивания и обучения охотничьих и гоночных виверн для черисийской знати и богатых купцов. И виверны в этом птичнике были не только его друзьями и домашними животными, но и, во многих отношениях, его прикрытием. Они обеспечивали его доход, и его профессия объясняла, почему у него постоянно появлялись новые виверны, чтобы заменить тех, что он продал. Это удобно скрывало факт того, что две или три в каждой партии, которую он получал, были вивернами из собственного птичника князя Нармана в Эрейсторе, способными найти дорогу домой.

Лаханг достал зашифрованное сообщение из кармана своей куртки. Оно было написано на самой прекрасной харчонгской бумаге, невероятно тонкой и прочной, и соответствующе дорогой, хотя это было наименьшей его проблемой, когда он открывал дверь птичника и мурлыкал отличительную последовательность нот.

Одна из виверн внутри птичника властно свистнула на своих компаньонок. Некоторые из них не спешили отойти в сторону, тогда она начала быстро шлёпать их своими передними крыльями, пока они не склонили угодливо свои головы и не отошли с дороги. Затем она встала в дверке птичника, вытянув длинную шею, чтобы Лаханг мог почесать чешуйчатое горло, пока она ворковала ему.

Он провёл несколько минут, поглаживая существо, затем вытащил его из птичника, закрыв и тщательно заперев за ним дверку. Виверна уселась на птичник, послушно вытягивая одну ногу и внимательно наблюдая, наклонив голову, как он прикрепляет отчёт к кольцу, удерживающему сообщение. Он удостоверился, что оно надёжно закреплено, затем взял виверну обеими руками и подошёл к углу крыши.

— Лети хорошо, — прошептал он ей на ухо и подбросил вверх.

Виверна свистнула ему, когда она облетела один полный круг вокруг крыши. Затем она полетела в направлении севера.

Он пристально посмотрел на неё, затем глубоко вздохнул и повернулся к лестнице. Его предварительный отчёт будет в руках князя Нармана в течение следующих шести дней, но он хорошо знал своего хозяина. Князь захочет получить полную информацию о том, как план убийства черисийского наследника провалился, и это означало, что Брейди Лаханг должен выяснить, что произошло.

Надеясь, что он не потеряет свою собственную голову в процессе.

IV Королевский Дворец, Теллесберг, Королевство Черис

Человек по имени Мерлин Атравес оглядел гостиную предоставленных ему гостевых апартаментов в королевском дворце в Теллесберге, столице королевства Черис. Это была приятная, просторная комната, с высокими потолками, предпочтительными в тёплом климате, на втором этаже Башни Королевы Мериты. Она была обставлена удобной мебелью и имела превосходный вид на гавань, а то, что комната находилась в Башне Королевы Мериты было признаком большого уважения. Башня, где обычно размещались иностранные послы, была расположена на границе между личными покоями королевской семьи и более публичными участками дворца.

Разумеется, тут не было дверей, которые вели бы прямо из башни в покои королевской семьи, а единственный постоянный охраняемый сторожевой пост совершенно случайно был у единственного входа и выхода из башни. Исключительно, и без сомнения, только для защиты высокоуважаемых посольских персон.

Мерлин улыбнулся и подошёл к зеркалу над красивым инкрустированным комодом, стоявшем в спальне апартаментов. Зеркало было из серебристого стекла, и он смотрел на удивительно чёткое, резкое отражение в его слегка дрожащей глубине, как будто оно было чужим.

Что, в конце концов, так и было по многим причинам.

Он поморщился, потом печально усмехнулся и провёл кончиком пальца вдоль одного из своих навощённых усов. Это было, как он был вынужден признать, искусной маскировкой.

Одной из особенностей полнофункционального ПИКА последнего поколения была возможность его владельца физически изменить его конфигурацию. Это была не та особенность, которую когда-либо использовала Нимуэ Албан, но она вообще использовала свой ПИКА не очень часто. Определённо, не так часто, как надеялся её отец. Честно говоря, она знала, что он предпочёл бы, чтобы она в первую очередь вообще никогда не поступала на службу во Флот, и он был глубоко возмущён обязанностями, которые ограничивали её время. Он очень любил её, и, как человек его богатства и положения, уже на начальном этапе знал правду о том, что положение Федерации полностью безнадёжно. В первую очередь, она подозревала, что он не преднамеренно привёл её в обречённый мир. То, что её рождение было «случайностью», устроенной её матерью, очень помогло объяснить их развод, когда она была ещё ребёнком. Даже если её подозрения были справедливы, это не мешало ему любить её с того момента, как она родилась, но он боялся, что в качестве действующего офицера Флота она умрёт раньше, чем должна. Он хотел, чтобы она жила так долго, как только возможно, и смогла сделать как можно больше за то время, которое она имела, до того, как случится неизбежное.

«Ну», — подумал Мерлин с грустно-нежной улыбкой, —  «похоже, что твоё решение дать мне ПИКА всё-таки сработало. У меня, на самом деле, будет очень много времени чтобы жить, папочка».

Он пристально вгляделся в отражение своих голубых глаз, выискивая какой-нибудь признак того живого человека, которым он когда-то был, затем отбросил эту мысль и снова подкрутил свой ус.

Нимуэ Албан никогда не испытывала соблазна к смене пола, ни в своём собственном биологическом теле, ни во временном, используя своего ПИКА. Однако другие больше любили приключения, и ПИКА были разработаны, чтобы быть полностью функциональными во всех смыслах. И с тех пор, как эта технология стала доступна, конструкторы ПИКА не видели причин запрещать своим покупателям перенастраивать пол, а также общий внешний вид своих чудесных, дорогостоящих игрушек.

Учитывая, что общества Сэйфхолда было ориентированно на мужчин, Нимуэ, наконец, воспользовалась этой возможностью.

Были, конечно, некоторые ограничения даже у самой способной технологии. ПИКА нельзя было сделать значительно ниже или выше, чем он был раньше. Был некоторый допуск, но не очень большой. Плечи могли быть расширены, бёдра сужены, гениталии и тазовые структуры перегруппированы, но основные физические размеры самого ПИКА в значительной степени зависели от размеров его исходной человеческой модели. К счастью, Нимуэ Албан была женщиной выше среднего роста, даже для того общества, где она родилась и чьи члены с детства были благословлены превосходной медицинской помощью и соответствующей диетой. Как женщина на Сэйфхолде, она была бы великаншей, и «Мерлин» был лишь немного выше большинства мужчин, которых он мог встретить.

Нимуэ также добавила несколько разумно размещённых шрамов здесь и там, подобных тому, что был на щеке Мерлина. Мерлин был воином, и она не хотела, чтобы кто-то задался вопросом, как кто-то достиг его лет и доблести, не получив ни одного ранения.

Решение стать мужчиной было нелёгким, несмотря на логику, которая делала это практически неизбежным. Нимуэ Албан никогда не хотела быть мужчиной, и никогда не испытывала какого-либо физического влечения к женщинам, и впервые глядя в полноростовое зеркало на тело обнажённого Мерлина, бесспорно мужского — и очень мужественного — телосложения, отошла от «него» с очень смешанными чувствами. К счастью, Нимуэ позволила себе — или вернее, позволила Мерлину — два сэйфхолдийских тридцатидневных месяца привыкать к «его» новому телу.

В свете плана, разработанного Нимуэ, Мерлин был впечатляюще мускулистым. Не столько для грубой силы, сколько для стойкости и выносливости. То, что базовый скелет и мускулатура ПИКА примерно в десять раз увеличивали силу и прочность нормального человека и то, что ПИКА никогда не уставал, были всего лишь двумя из тех маленьких секретов, которые Мерлин собирался держать в запасе.

В то же время выполнение его миссии требовало, чтобы он заслужил уважение окружающих, а это было общество, приводимое в движение мышцами, в котором человек стремящийся к влиянию должен был быть готов продемонстрировать свою собственную доблесть. Достаточное богатство могло купить уважение, но Мерлин не мог просто появиться с мешками полными золота, и у него, конечно же, не было патента дворянина. Выбранная им роль сейджина помогла бы в этом отношении, но он должен был бы играть её по-настоящему, а это значило жить в соответствии с репутацией сейджина, что почти любой человек из-плоти-и-крови нашёл бы… сложным.

Вот почему Мерлин потратил немало времени на эксперименты с регуляторами основных физических возможностей. Нимуэ никогда этого не делала, но было похоже, что Мерлин мог оказаться в гораздо более рискованных условиях, чем любые из тех, на которые когда-либо отваживалась Нимуэ в её ПИКА. Более того, выживание Мерлина было гораздо более важным, чем когда-либо было у Нимуэ Албан. Таким образом, он установил свою скорость реакции на уровне примерно на двадцать процентов выше, чем мог показать любой человек. Он мог бы поднять её ещё выше — его нервные импульсы двигались со скоростью света, через молекулярные цепи и по волоконно-оптическим проводам, без процессов химической передачи, от которых зависели биологические нервы — и у него всё ещё оставалась в запасе дополнительная скорость для чрезвычайных ситуаций. Но это уже было только для чрезвычайных, и, при этом, довольно опасных, ситуаций: даже сейджин будет выглядеть подозрительно, если он будет казаться слишком быстрым и ловким.

Из тех же соображений Мерлин настроил свою силу примерно на двадцать процентов выше, чем можно было ожидать от протоплазматического человека с такой же мускулатурой. Это оставило ему, так же, довольно большую долю буквально сверхчеловеческой силы в запасе, и он установил критерии, позволяющие ему обращаться к ней при необходимости.

Это заняло у него все дни целой пятидневки, но позволило Нимуэ не просто научиться двигаться, как мужчина, но и приспособиться к его повышенной скорости и силе реакции. Ну, и к тому факту, что центр тяжести его тела сдвинулся по вертикали немного вверх.

Он потратил много времени разрабатывая катану и вакидзаси, для изготовления которых он использовал производственный модуль Пэй Као-юна. Фактически он изготовил оружие по дизайну Сыча, лишь немного изменив его. Клинки были похожи на работу кузнецов-оружейников из Харчонга, с характерной рябью, которую Старая Земля называла «дамасской сталью». Они даже несли на себе отличительные отметки Ханика Ринхаарда, одного из легендарных создателей мечей из Харчонга, но на самом деле они были сделаны из легированной стали, на порядок более твёрдой и прочной, чем любой чисто металлический сплав. Мерлин сначала хотел, чтобы Сыч сделал кромки шириной буквально с молекулу, но подавил в себе это искушение. Вместо этого для катаны он остановился на том, что было «только» столь же острым, как самый лучший скальпель сэйфхолдского хирурга. Вакидзаси был лишь немного «острее», потому что он ожидал что будет использовать его только в тяжёлых чрезвычайных ситуациях. Катана была основным оружием Мерлина, и поскольку она была сделана из легированной стали, он мог позволить себе делать такие маленькие вещи, как использование своей резервной силы, чтобы полностью срезать клинок убийцы, не заботясь о том, что сломает или затупит её.

Он не намеревался производить на кого-то впечатление, но всегда заботился о каждом из этих видов оружия. Он также намеревался тратить довольно много времени, тщательно обследуя их лезвия, оттачивая их на регулярной основе, следя за тем, чтобы они были надлежащим образом смазаны и отчищены от ржавчины и делая всё остальное, что было нужно для клинка, сделанного из настоящей стали. С другой стороны, сейджин должен был быть загадочной фигурой, с бо́льшими, чем у простых смертных, способностями, и Мерлин не имел возражений против ношения меча, который вызывал хотя бы небольшое благоговение. Это была одна из причин, по которой он остановился на катане, которая не имела точного эквивалента на Сэйфхолде. Тот факт, что она была исключительно подходящей к единственному стилю фехтования, который когда-либо изучала Нимуэ Албан, был ещё одним фактором, но её экзотический вид должен был способствовать созданию образа, который он должен был создать.

Он снова усмехнулся, а затем, в последний раз погладив свои абсолютно натуральные — настолько, насколько любой из них мог быть назван «натуральным» — усы, отвернулся от зеркала. У ПИКА были полностью функциональные вкусовые рецепторы и «желудок», так что его владелец мог попробовать новую кухню, пока он управлял им в удалённом режиме. И так как у него в вышеупомянутом желудке вполне мог быть органический материал, конструкторы не видели причин не использовать этот материал настолько эффективно, насколько это возможно. Нанотехнология, встроенная в то, что являлось пищеварительным трактом Мерлина, была полностью способна превращать любую пищу, которую он съел, в естественно «растущие» ногти на руках, на ногах, и волосы. Однако, он не мог начать использовать всю еду, которую органический человек употреблял за день, и, если Мерлина собирались принуждать к регулярному питанию — в чём он не сомневался — он должен будет избавляться от неиспользованного материала через регулярные интервалы.

«Так что я полагаю, мне всё равно придётся в конце концов временами ходить в туалет», — подумал он с усмешкой, когда подошёл обратно к окну.

Хотя Башня Королевы Мериты была давно реконструирована в современные комфортабельные гостевые апартаменты, в момент постройки она являлась частью наружных стен первоначального королевского замка. Стена самой башни была толщиной в полтора метра — в пять футов, поправил он себя раздражённо, снова проклиная маньяка Лангхорна за отказ от метрической системы — и, распахнув застеклённые ромбовидными кусочками стекла окна, он облокотился на чрезвычайно широкий подоконник.

Город представлял впечатляющее зрелище. Он был построен в основном из камня и кирпича — королевство Черис знало намного лучшие способы использования хорошей древесины, чем тратить её на строительство домов — а область около набережной была обширными дебрями основательных складов, верфей, тротуаров, лавочек и деловых контор. Дальше в глубь, вдали от таверн, бистро и борделей, обслуживавших моряков, которые составляли команды на торговых судах королевства, стояли дома тысяч рабочих, работавших на тех же складах и в других заведениях. А ещё дальше от моря, на возвышенности, удалявшейся от гавани вдоль берегов реки Теллес к самому Дворцу, были расположены таунхаусы и особняки дворян и богатых торговцев.

Общая численность населения города составляла около ста тысяч, что сделало его огромным для Черис и намного больше, чем просто значительным для Сэйфхолда в целом. Это также означало, что Теллесберг был полностью окружён сельскохозяйственными угодьями, единственной целью которых было поддержание населения города сытым. Тем не менее, необходимо было регулярно ввозить огромное количество продовольствия. Черисийский торговый флот более чем соответствовал этой задаче, до тех пор, пока Королевский Черисийский Флот поддерживал контроль над Бухтой Хауэлл, но сто тысяч всё ещё было огромным населением для города, построенного цивилизацией, которая приводилась в движение только энергией ветра, воды и мышц.

Это был также удивительно чистый город. Сэйфхолдийские представления о общественной гигиене и утилизации отходов были намного более жёсткими, чем всё, что знала Старая Земля на любом сопоставимом технологическом уровне. Мерлин был в восторге от того, какие они здесь были. Вспышки эпидемий и моров, которые регулярно чистили доиндустриальные города Старой Земли, были очень редкими явлениями на Сэйфхолде. Кроме того, это также означало, что Теллесберг пах намного лучше, чем его двойники на Старой Земле.

Он улыбнулся, но потом эта улыбка погасла, потому что он увидел церковные шпили, которые доминировали на низкорасположенном горизонте города. Он мог видеть буквально десятки из них, оттуда, где он стоял, и каждый из них, прежде всего, был частью лжи, которая привела его в Черис.

«С другой стороны», — подумал он, — «у каждого из них есть хотя бы один колокол в башне. Большой, что подразумевает литейные цеха. Много-много литейных цехов. Это может очень пригодится, не в таком уж и далёком будущем».

Тёмно-синие воды Бухты Хауэлл простирались на север, насколько могли видеть его глаза. Бухта была размером почти в половину Средиземного моря на Старой Земле. Если бы можно было добавить к ней водоём, называемый «Глотка», их суммарная длина составила бы восемьдесят процентов от Средиземного моря, хотя они также были бы гораздо более узкими. Как и Средиземное море, Глотка и Бухта Хауэлл почти полностью не имели выхода к морю, за исключением того места, где Глотка выходила в море Черис, и они — и море Черис — полностью контролировались Королевским Черисийским Флотом.

В данный момент.

Мерлин поджал губы и беззвучно присвистнул, рассматривая дилемму короля Хааральда VII.

Королевство Черис было одним из наиболее значительных королевств Сэйфхолда. Оно выросло, хотя местные исторические записи не помнили, как именно, из одного из первоначальных колониальных анклавов. Фактически, первоначальное место для города Теллесберг было выбрано самой Пэй Шань-вэй во время её операций терраформирования.

Учитывая место Шань-вэй в пересмотренной версии религии Лангхорна, неудивительно, что никто не помнил об этом, а Теллесберг был не очень большим анклавом. Большинство из них были расположены на больших территориях Хевена и Ховарда, где до сих пор проживала большая часть населения планеты. Кроме того, Теллесберг не получал большой внешней поддержки, возможно, из-за своего «происхождения». Тем не менее, он всё равно рос, медленно, но уверенно, и начал создавать собственные колонии около пятисот местных лет назад. Эти колонии быстро установили свою независимость, как феодальные территории со своими собственными правами, но Теллесберг всегда оставался крупнейшим и самым могущественным из черисийских государств — «первым среди равных», можно сказать.

Затем, около двух сотен лет назад, Дом Армак пришёл к власти в Теллесберге под предводительством короля Хааральда III, прямого предка нынешнего короля. За последние два столетия династия Армак постепенно расширила свой контроль над всей территорией, известной как Остров Черис.

Лично Мерлин считал это немного неправильным термином. Рассматриваемый «остров» считался бы континентом на большинстве планет. Конечно, его малонаселённая верхняя треть или около того почти полностью была отделена от остальной его части Глоткой и бухтой Хауэлл. Горный перешеек, который соединял её с нижними двумя третями и образовывал западное побережье бухты, между бухтой и Котлом, был едва ли пятьдесят пять километров (тридцати четырёх миль, исправился он кисло) шириной в самом узком его месте. Эта верхняя часть издавна считалась совершенно отдельной территорией. Фактически, она имела своё собственное название — Земля Маргарет — и вошла в состав остальной части Королевства Черис лишь приблизительно восемьдесят местных лет назад.

Через море Черис лежал Изумрудный остров, размером с Землю Маргарет (и столь же редко заселённый), но независимый от — и обиженный на — Черис. Князь Нарман Изумрудский осторожно ходил вокруг Черис, но его ненависть к Хааральду и огромному черисийскому торговому флоту, который доминировал в сэйфхолдианской торговле, была глубокой и всеобъемлющей. Дом Бейтц получил титул «Изумрудский» менее двух поколений назад, после неудачной кончины всех представителей мужского пола прежнего правящего дома. Таким образом, Нарман имел живое понимание о том, как удача правителя может резко измениться. Это, в сочетании с тем фактом, что он, возможно не беспричинно, подозревал, что черисийское длительное и непреклонное расширение означало, что династия Армак, в конечном счёте, имела виды в отношении Изумруда, только добавляло топлива в топку его ненависти ко всему черисийскому.

Остров Серебряная Жила, к юго-востоку от Изумруда, и прямо напротив меньшего Среднего моря и моря Парящего Ветра от Черис, был почти таким же большим, как и Черис. В сочетании с Черис, Землёй Маргарет и Изумрудом, Серебряная Жила представлял собой совершенно неточно названный Черисийский Архипелаг. Сам остров Серебряная Жила был ещё менее населённым, чем Черис, в основном из-за его местности, которая считалась суровой даже по сэйфхолдийским стандартам. Кое-какое население имело привычку тесниться вдоль длинной западной береговой линии, защищённой от ужасных бурь, которые очень часто проносились из океана Картера на юго-восток. Большинство городов на Серебряной Жиле, городков и мелких дворян, хотя и были номинально независимы от черисийской Короны, были обязаны личной верностью того или иного рода королю Хааральду и его Дому, и во всех практических смыслах они были неотъемлемой частью королевства, которым он правил.

Черис потребовались столетия терпеливых усилий, чтобы достичь её нынешнего положения, но сегодня она была неоспоримой владычицей океанов Сэйфхолда. Её торговый флот был самым крупным на всей планете, значительно превосходя остальные. Её военный флот был, по крайней мере, равен флоту двух её потенциальных соперников, и её богатство отражало это. Тем не менее, при всём этом Черис совсем не входила в список великих держав Сэйфхолда. Во многих отношениях она витала на пороге перехода к этому статусу, но пока она определённо не была в той же лиге, что и густонаселённая Империя Харчонг, или Республика Сиддармарк, или Деснейрийская Империя. Или, конечно же, Храмовые Земли.

К счастью для Черис, ни одна из этих великих держав, за исключением, возможно, деснейрийцев, не имела каких-либо давних военно-морских традиций или, если на то пошло, амбиций. К сожалению для Черис, Лига Корисанда, к востоку от Изумруда и Серебряной Жилы, и неуклонно объединяющиеся корсарские царьки Треллхейма, расположенного ещё дальше на востоке, определённо имели. Кстати, их имело и королевство Чизхольм, которое доминировало на несколько бо́льшем континенте с таким же именем, не говоря уже о королевстве Долар или королевстве Таро. Последнее могло бы давно уже быть официальным союзником, но его нынешнему монарху не нравились нынешние соглашения. Совсем не без причины, так как он обнаружил, что фактически является платящим дань вассалом Хааральда.

О, да. Было много людей, у которых были свои причины возмущаться, завидовать, ненавидеть или бояться Черис. Включая, к сожалению, Церковь.

Мерлин нахмурился от этой мысли, наблюдая невидящим взором за оживлённой гаванью, пока он размышлял над этим. Он по-прежнему не мог — или, по крайней мере, не желал — рисковать, внедряя подслушивающие устройства своих СНАРКов в окрестности Храма. Просто существовала слишком большая опасность, что эти неопознанные источники энергии могут быть связаны с тем, чего он совсем-совсем не хотел беспокоить. Но это означало, что встречи тех, на кого он больше всего хотел посмотреть — на Совет Викариев — были вне его досягаемости. Он мог действовать немного свободнее в Зионе, дальше от Храма, но это было не то же самое, потому что практически все Викарии — эквивалент коллегии кардиналов в Церкви Господа Ожидающего — жили прямо в Храме, в обширных, удобных апартаментах, которые были частью оригинальной постройки.

Менее важные прелаты, такие как «собственный» архиепископ Черис Эрайк, имели роскошное жильё где-нибудь в других местах города, и Мерлин мог слушать их разговоры в ресторанах, кофейнях, игорных домах и уединённых борделях, где проходила большая часть их дел. Он прекрасно понимал преимущества, которые это ему давало, но также это делало его трудности с доступом внутрь Храма ещё более раздражающими.

Однако, из того, что он смог получить, было очевидно, что Церковь лелеяла давние подозрения в отношении Черис, и иногда он подозревал, что всё ещё присутствовали туманные воспоминания о первоначальной поддержке Шань-вэй в Теллесберге. Было ли это так или нет, удалённости королевства от Храма и Зиона, вероятно, было достаточно, чтобы Церковь с опаской относилась к его доктринальной надёжности, а местное духовенство привыкло к доброкачественной небрежности. Когда требовалось два месяца на то, чтобы Храм послал сообщение в Теллесберг и получил ответ, просто не было никакого способа, которым Совет Викариев мог держать местную Церковь в узде столь же твёрдо, как он мог это делать с духовенством Хевена и Ховарда.

Из того, что удалось обнаружить Мерлину, опасения насчёт черисийской ереси были необоснованными, но черисийские настроения росли, если на то пошло, в основном из-за вопиющего злоупотребления Викариями своей властью. Никто не собирался быть настолько глупым, чтобы говорить про это так открыто — в конце концов, Инквизиция действовала и здесь — так что даже Мерлину было затруднительно судить, какой силы возмущение медленно кипело под поверхностью. Но этого было достаточно, чтобы вызывать хоть какую-то, мягко высказываемую, критику церковного духовенства здесь, в королевстве, что, как признавал Мерлин, вероятно, и считалось «ересью» в глазах Викариев. И было очевидно, что неуклонно растущее богатство и международный престиж королевства были ещё одним фактором немилости, с которой Мать-Церковь относилась к Черис.

Но, в то время как много людей были готовы возмущаться или завидовать Черис, было относительно мало тех, за исключением, вероятно, Грейгора Стонера, Лорда-Защитника Сиддармарка — фактически, выборного диктатора Республики — кто чувствовал какое-либо особое желание помочь королевству. А Сиддармарк, к сожалению, несмотря на заслуженную репутацию своей бесподобной вооружённой пиками пехоты, не имел военно-морского флота, за исключением чисто береговых оборонительных сил, которые Нарман Изумрудский легко мог победить самостоятельно.

В общем, будущее Черис выглядело довольно уныло. Не сегодня. Не в эту пятидневку или, возможно, даже не в следующий год, или ещё не через год. Но её враги постепенно всё теснее затягивали петлю вокруг неё, что происходило с молчаливого одобрения Церкви.

До сих пор благоразумной дипломатии Хааральда удавалось предотвращать полную катастрофу, но недавний успех его врагов, состоящий в том, что притязания Тадейо Мантейла на графство Хант удовлетворили вместо притязаний Ховерда Брейгата, ознаменовал серьёзный спад в его удаче. Хант было крупнейшим из ленных территорий в Землях Маргарет, и тем, кто дольше всего сопротивлялся черисийской власти. Признание его передачи, независимо от того, хотели ли они это признать или нет, так как узурпатор, не имел законных претензий на титул, могло, как все понимали, в любое время стать ударом по Хааральду. Именно сейчас этот удар мог оказаться смертельным. Или, по крайней мере, стать первым из тысячи ударов, которые его враги приготовили для него.

По нынешним оценкам Мерлина выходило, что Хааральд сумеет передать свой престол и корону Кайлебу. Но было маловероятно, что Кайлеб передаст их своему сыну или дочери.

Если только что-нибудь не изменится.

Мерлин выпрямился, скрестив руки на груди, наблюдая за оживлённым судоходством вдоль причалов и доков Теллесберга. В Черис была мощь и жизненная сила. Харчонг был декадентским, Деснейр был слишком сосредоточен на завоевании, а Сиддармарк был слишком озабочен обеспечением безопасности своих собственных границ от угрозы со стороны Харчонга и, похоже, Деснейра. Но Черис…

В Черис было богатство, искусство и литература. Во многих отношениях королевство напомнило Мерлину о том, что Нимуэ читала про Англию Старой Земли в семнадцатом или восемнадцатом веках. Или, возможно, о Голландии примерно в тот же период времени. Здесь не существовало процветающих учёных, потому что Церковь Господа Ожидающего никогда бы этого не допустила. Но в то же время для Мерлина было очевидно, что план Лангхорна начал проскальзывать, даже если пока ещё и слабо. Критическое мышление, вызывавшее научные революции на Старой Земле, могло и не возникнуть — пока — но это не означало, что все достижения были заморожены.

Например, здесь в Черис было бурлящее, кипящее брожение умов, а основанный отцом Хааральда Королевский Колледж собрал вместе массу действительно замечательных учёных. Возможно, было правдой, что никто из них никогда не слышал о научном методе, но они были глубоко преданы сбору и сохранению знаний, а также обучению, и нынешний король начал тихо назначать некоторых из лучших «механиков» своего королевства преподавателями Колледжа. Коллективная работа Колледжа способствовала формированию чувства открытия горизонтов, а также прикладных техник в традиционных гуманитарных науках, которые распространились и на другие аспекты жизни королевства.

Такие, как растущая промышленная база — нечто вроде неё, по крайней мере — которая лежала в основе её растущего богатства.

Запреты Священного Писания против любого вида передовых технологий не подвергались сомнению даже в Черис, но уже было определённое количество… протечек. Например, металлургия сэйфхолдийцев находилась на уровне Старой Земли в начале восемнадцатого века или даже немного продвинулась вперёд. А земледелие планеты — построенное вокруг «учения» архангела Сондхайма, дисковых борон, жвачных животных и земных продовольственных культур, генетически улучшенных для устойчивости к болезням и паразитам, не говоря уже о высоких урожаях — было достаточно продуктивным для создания избытка рабочей силы. Это был не такой уж большой излишек в процентах от общей численности населения, особенно в таких местах, как Харчонг, где социальная структура наслоилась много веков назад вокруг крепостной сельскохозяйственной экономики. Фермерам по-прежнему нужно было кормить людей. Но, вместе с тем, почти везде было много ремесленников, и с точки зрения Лангхорна ситуация здесь, в Черис, была ещё хуже, так как климат позволял круглый год заниматься сельским хозяйством на большей части острова.

Черис был страной с малочисленным населением и при этом обширной торговой империей. Эти факторы привели к созданию определённой изобретательности, которая бы испугала Лангхорна и Бе́дард, а интерес Королевского Колледжа к механическим наукам начал формировать и направлять эту изобретательность. Одной этой мысли было бы достаточно, чтобы положительно склонить Мерлина в сторону Черис (и объяснить подозрения Церкви относительно неё), даже если это не устраивало королевство настолько хорошо, чтобы удовлетворить его нужды. Он подозревал, что если бы хоть кто-то из подхалимов Лангхорна изучал историю, так как Шань-вэй, то Писание содержало бы гораздо более строгие меры контроля над такими вещами, как использование водных ресурсов. Но они, видимо, упустили из виду тот факт, что Промышленная Революция на Старой Земле началась с водяных колёс, а не паровых машин, а «мануфактуры» Черис уже твёрдо были на пути к той же цели.

И это было не единственной вещью, которая проскользнула сквозь трещины великого плана Лангхорна. Например, у этих людей был порох — пока ещё это был только «мучнистый» порох, слабый и опасный в обращении — и появился он не очень давно, но он в некоторой степени подозревал, что одного только порохового джинна было бы вполне достаточно, чтобы свергнуть в итоге аккуратную маленькую схему Лангхорна. Мерлин очень удивился как его внедрение прошло мимо Церкви. Он подозревал, что ответом была довольно крупная взятка, вероятно, от Харчонга, где он был первоначально придуман.

Это одобрение по какой-то причине поразило Мерлина как акт безумия со стороны Церкви, которая была предназначена поддерживать систему. Но справедливости ради, Церковь могла не осознавать его военный потенциал, когда он впервые появился. Насколько Мерлин мог сказать до сих пор, он предназначался прежде всего для использования в горнодобывающих и инженерных проектах, а не в военном деле. И даже сейчас, восемьдесят или девяносто лет спустя, было очевидно, что Сэйфхолд всё ещё продолжал нащупывать способ военного применения этого состава.

В настоящий момент их огнестрельное оружие и артиллерия были примерно такими же примитивными, как и их порох. Лучшее огнестрельное оружие пехоты имело грубо сконструированные фитильные замки, и никто, казалось, даже не подумал о колесцовом замке, а тем более ударно-кремниевом замке. Концептуально их артиллерия была ненамного более продвинутой, но это было не потому, что их металлургия была недостаточно хороша, чтобы производить гораздо лучшее оружие… предполагая, что кто-то должен был предложить, как это можно сделать. В сочетании с производственной базой черисийцев, общей изобретательностью и сжимавшимся кругом врагов, это предполагало много возможностей для расширения зарождающихся трещин в устоях Лангхорна ещё чуть-чуть шире.

Но что ещё более важно, в королевстве Черис также существовала социальная открытость. Никто никогда не смог бы спутать Черис с представительной демократией. Вероятно, короля Хааральда хватил бы апоплексический удар от самого этого понятия. Но Королевский Черисийский Флот имел многовековую традицию принимать на службу только свободных граждан, прямое крепостное право было отменено в Черис более ста лет назад, и по стандарту любого другого сэйфхолдийского государства, черисийские простолюдины были, бесспорно, «наглецами».

Это, в сочетании с центральной ролью торговли и торговцев в черисийском процветании, помогло объяснить, почему парламент Хааральда был активной, жизненно важной частью его правительства. По большей части, он делал то, что ему говорили, но он ревностно охранял свои привилегии, а Хааральд был достаточно мудр, чтобы довольно часто объединяться с Палатой Общин против Палаты Лордов, чтобы ни у кого в голове не оставалось сомнений, кто обладал истинной властью. Коли на то пошло, большая часть черисийской знати активно участвовала в торговле, без заносчивого высокомерия землевладельцев из Харчонга или Деснейра. Они признали способности столь же жизненно важными, как и голубую кровь. Простое обладание титулом не оправдывало лени или нерадивости, и черисийский простолюдин со способностями и энергией мог рассчитывать подняться намного выше, чем его двойник почти в любом другом сэйфхолдийском государстве.

Вот почему Мерлин был здесь. Базовая матрица черисийский политики и общества предложила самую плодородную почву для семян, которые он должен был посадить. Ещё была небольшая проблема со страховым полисом Лангхорна, который Сыч обнаружил при своём орбитальном исследовании. Выяснить способ справиться с этой задачей должно было стать… вызовом. Но даже после её преодоления, для Мерлина было очевидно, что он не мог попытаться навязать технологию Сэйфхолду, так же как он не мог в одиночку свергнуть Церковь. Изменения, которые он должен был вызвать, должны были быть органичными, вырастать из подлинного сдвига в базовых отношениях и структурах верований.

Мерлин начал думал о себе как о вирусе. Аналогия не была идеальной, но она работала. Сам по себе он ничего не мог сделать. Но если он найдёт нужную клетку, вторгнется в неё, переделает её по нужному шаблону, то он сможет распространять инфекцию через неё. И Черис была идеальным носителем.

Предполагая, конечно, что он сможет предотвратить её разрушение.

К счастью, он продолжал разделять одну общую черту с Нимуэ Албан: им обоим всегда нравились сложные задачи.

V Королевский Дворец, Эрейстор, Изумрудный Остров

— Что в этом такого чертовски важного? — требовательно спросил князь Нарман угрюмым тоном. Князь был одет в лёгкий халат из харчонгского хлопкового шёлка поверх своей пижамы, и выражение его лица совсем не было счастливым, когда в обеденной зале показался Хэл Шандир, пятый барон Шандира. Нарман был низким, каким похоже был каждый мужчина из Дома Бейтц. Однако, в отличие от своего покойного отца, он был плотным мужчиной с круглым детским лицом, способным сиять простой радостью человеческой доброты, когда это требовалось его владельцу. В такие моменты случайного наблюдателя можно было бы простить за то, что он не заметил жёсткий, расчётливый свет, который горел в его, казалось бы, мягких карих глазах.

Иногда — как сейчас — выражение Нармана было ясным предупреждением того, что он был в дурном расположении духа, и когда это было правдой, никто бы не назвал его глаза «мягкими».

— Я умоляю вас о помиловании, за то побеспокоил вас так рано, мой князь, — ответил Шандир, склонившись в глубоком и проникновенном поклоне. — Я не сделал бы этого, если бы ситуация не требовала вашего немедленного внимания.

Нарман хмыкнул. Шандир печально отметил, что этот звук смог совместить сомнение и раздражение почти в равной мере. Нарман ненавидел, когда его неторопливый завтрак прерывали дела, особенно когда деловые вопросы касались вещей, о которых ему не хотелось бы услышать. И, как знал Шандир, было очень мало новостей, о которых он был бы более рад узнать, чем о десерте после завтрака. С другой стороны, князь Изумруда понимал ценность Шандира. И каким бы раздражительным и… требовательным не был Нарман, он также осознавал ценность лояльности. Неприятные сцены были не такими уж редкими для тех несчастных, которые обнаруживали, что принесли ему плохие новости, но в конечном счёте он был ремесленником, который заботился о своих инструментах, и на самом деле у него не было обезглавленных посланников.

Во всяком случае, не часто.

Князь смотрел на него несколько мгновений, заставляя стоять. По опыту Шандира, это был не очень хороший знак, но он также не обязательно был и катастрофическим. Барон стоял так спокойно, как мог, под пристальным взглядом своего князя, ожидая. Утренний ветерок мягко дул через широкое открытое окно, заставляя шевелиться шторы, и роскошно обставленная комната была достаточно тихой, чтобы Шандир слышал шелест листьев ближайших пальм и щебетание птиц из дворцовых садов, более отдалённый свист виверн в дворцовых клетках и иногда жужжащий писк жука-притворяшки, когда тот пролетал мимо окна. Затем князь щёлкнул пальцами слуге, стоящему сзади его стула.

— Чашку шоколада для барона, — сказал он, и лакей как по волшебству извлёк чашку и кувшинчик с шоколадом. Нарман указал на стул у основания своего стола, и Шандир сел и с тщательно скрываемым облегчением стал ждать, пока чашку поставят перед ним.

— Оставь кувшинчик, — приказал Нарман слуге.

— Да, Сир, — пробормотал мужчина. Он поставил кувшинчик рядом с локтем Шандира, а затем с поклоном вышел из комнаты. — «Это было одной из особенностей слуг Нармана», — отметил про себя Шандир, когда попробовал восхитительный шоколад. Они были хорошо обучены и знали ценность осмотрительности.

— Ладно, — сказал Нарман, когда дверь обеденной залы закрылась за слугой. — Я не могу представить, что ты побеспокоил меня, чтобы принести мне хорошие новости.

— Боюсь, что нет, мой князь, — признался Шандир. На самом деле, барон в значительной степени предпочёл бы подождать. К сожалению, несмотря на то, что у Нармана никогда не было хорошего настроения, когда дела прерывали его утренний распорядок, он был бы в ещё худшем настроении, когда, в конце концов, обнаружил бы, что Шандир задержал представления ему этих конкретных сведений.

— Ну, выкладывай, — приказал Нарман.

— Мой князь, мы получили сообщение от Лаханга. Кайлеб всё ещё жив.

Круглое, полнощёкое лицо Нармана сжалось, глаза зловеще сузились. Шандир, как человек в конечном счёте ответственный за планирование и исполнение всех тайных операций Нармана, видел это выражение несколько раз, и он приказал своему собственному выражению сохранять спокойствие.

— Почему? — спросил Нарман прохладно.

— Лаханг не был уверен, когда писал свой доклад, мой князь, — ответил Шандир, напоминая себе, что он и сеть его агентов преуспевали в служении Нарману гораздо чаще, чем терпели неудачи. — Как вы знаете, — деликатно добавил он, — Лаханг не был полностью свободен в своих действиях, когда организовывал это убийство.

Губы Нармана сжались ещё на мгновение, но потом расслабились, и он коротко кивнул. Он точно знал, почему Шандир затронул эту тему, но полуоправдание имело более чем небольшую ценность, и он понял это тоже.

— Конечно, — сказал князь через мгновение. — С другой стороны, я думал, что люди, которых он выбрал, должны были быть профессионалами.

— Они были, мой князь, — сказал Шандир. — По крайней мере, их очень рекомендовали. И, при этих обстоятельствах, я должен согласиться с Лахангом — и, если на то пошло, с герцогом — что использование любого из наших людей было бы… неблагоразумным.

— Не в том случае, если бы они преуспели, — прорычал Нарман. Но потом он покачал головой. Справедливости ради, Лаханг был против операции с самого начала, и не только из-за тактических трудностей её организации. Но герцог убедил Нармана отклонить возражения своего местного агента, да и Лаханг не был выбран для этого задания случайно. Тот факт, что он с самого начала выступал против попытки убить Кайлеба, не помешал бы ему сделать всё возможное, чтобы убийство было успешным. И, судя по тому, как похоже всё сложилось, он, очевидно, был прав насчёт необходимости поддерживать максимальную степень непричастности со стороны Изумруда.

— Нет, ты прав, Хэл, — признал он наконец. — Даже если бы они преуспели, их, возможно, взяли бы и заставили говорить.

— Из отчёта Лаханга следует, что похоже по крайней мере один из них был захвачен, мой князь, — сказал Шандир. Нарман поморщился, и глава его разведки пожал плечами. — В настоящий момент маловероятно, чтобы этот человек знал о том, кто его нанял. Похоже, это был один из простых мечников.

— Спасибо Лангхорну за эту небольшую милость, — пробормотал Нарман, после чего глубоко вздохнул.

— Что пошло не так? — спросил он спокойным тоном, дотянувшись до своей чашки с шоколадом и отпив с утончённостью, которая всегда казалась немного странной для человека, столь пухлого, как он.

— Лаханг всё ещё работает над деталями. — Шандир ещё раз пожал плечами. — Очевидно, что сейчас он должен быть особенно осторожным. Подозрительность в Теллесберге должна быть сейчас высокой, и Волна Грома будет очень внимательно наблюдать за каждым, кто окажется вынюхивающим информацию в это время. Исходя из предварительных отчётов и слухов, которые он смог добыть, прежде чем отправить своё сообщение, это звучит как что-то из детской сказки.

Брови Нармана изогнулись и Шандир невесело усмехнулся.

— Согласно Лахангу, история, которая происходит в Теллесберге, заключается в том, что убийцы почти преуспели. Они бы преуспели, если бы не вмешательство какого-то таинственного незнакомца.

— Незнакомца? — повторил Нарман.

— Так сказал Лаханг, мой князь. Пока нет никаких достоверных сведений о том, кто этот «незнакомец», но сплетни, крутящиеся в Теллесберге, уже явно похожи на вымысел. Некоторые из этих диких сказок утверждают, что он кто-то вроде сейджина, вероятно с магическим мечом в добавок. Но почти все слухи, даже наиболее разумные, сходятся на том, что именно он в самый последний момент предупредил Кайлеба и его телохранителей. Нападавшим всё же удалось убить или ранить всех охранников Кайлеба, но тем не менее, Кайлеб, его гвардейцы и этот неизвестный убили всех убийц кроме одного. Большинство сплетен соглашаются с тем, что незнакомец сам убил более половины из них.

— Похоже, мы должны были нанять его, — заметил Нарман с мрачным юмором, и Шандир позволил себе маленькую улыбку в ответ.

Князь откинулся на спинку стула, и откусывая от пирожного, изобилующего орехами и липкое от мёда, начал читал доклад Шандира. Шандир часто задавался вопросом, как этот человек мог смаковать такие сладкие, тяжёлые лакомства, учитывая климат столицы, расположенной на уровне моря почти прямо на экваторе, но тяга Нармана к сладостям вошла в поговорку. Он безостановочно, задумчиво жевал, по крайней мере пять минут, а барон молчал, потягивая свой шоколад. Наконец Нарман прикончил пирожное, оттёр налипшее на пальцы салфеткой и допил собственную чашку.

— Я предполагаю, что ты рассказал мне всё, что мы знаем на сегодня, — сказал он.

— Это так, мой князь. Как я уже сказал, Лаханг работает над тем, чтобы раздобыть более подробную информацию, и я надеюсь, что мы услышим что-то от герцога… в конечном счёте. — На этот раз они с Нарманом поморщились, глядя друг на друга. — До тех пор, однако, — продолжил барон, — мы действительно ничего не будем знать.

— Если всё-таки слухи и сплетни настаивают на том, что этот незнакомец — кем бы он, Шань-вэй его побери, ни был — был ответственен за всё, что пошло не так, то я думаю, нам нужно узнать о нём всё, что можно. Так или иначе, я сомневаюсь, что он просто собирается исчезнуть — не после спасения жизни кронпринца!

— Возможно вы правы, мой князь. Но также возможно, что он не более, чем обычный авантюрист, которому посчастливилось оказаться в нужное время в нужном месте.

— Если ты действительно веришь в это, Хэл, тогда, возможно, мне нужен новый главный шпион, — фыркнул Нарман.

— Я не говорил, что это вероятно, мой князь. Я просто указал, что это возможно, и это так. Я согласен, что нам нужно разузнать для себя всё, что можно узнать о нём, особенно о том, как он смог узнать о наших планах раньше времени. В то же время никогда не следует позволять себе слишком привязываться к какому-либо набору допущений, прежде чем их можно будет подтвердить или опровергнуть.

— Справедливо подмечено, — признал Нарман. — Тем не менее, я хочу знать всё, что мы можем узнать о нём.

— Конечно, мой князь.

— И я думаю, нам нужно рассмотреть наше собственное разоблачение, — продолжил Нарман. — Я знаю, что связи Лаханга с герцогом хорошо спрятаны, но Волна Грома не дурак, и хорошо скрытое — это не то же самое, что и невидимое. Хааральд должен нас подозревать, и, если они выяснили больше, чем мы думаем, они могут точно знать, кто такой Лаханг, и взять его для допроса. Сколько ущерба это может нанести нам, если они так сделают?

— Боюсь, очень много, — признался Шандир. — Он отвечает за все наши операции в Теллесберге, и он также координирует почти всех наших агентов за пределами столицы. И хотя мы никогда не говорили ему, каковы наши конечные цели, он должен был понять, особенно учитывая участие герцога, что это было прямая атака на монархию, а не просто на Кайлеба. — Барон вздохнул. — Чтобы быть эффективным, он должен знать достаточно — и быть достаточно умён — чтобы быть опасным, милорд.

— Должны ли мы рассмотреть его… отставку?

— Честно говоря, я не знаю. — Шандир нахмурился, рисуя круги кончиком одного пальца в блестящем пятне солнечного света на вощёной и полированной поверхности стола, когда он думал об этом.

— Я уверен, что у него есть планы, позволяющие спокойно исчезнуть при необходимости, — сказал барон через несколько секунд. — Насколько хороши эти планы, конечно, невозможно сказать, особенно на таком расстоянии. Если черисийцы знают или подозревают, кто он на самом деле, шанс на то, что он просто исчезнет, вероятно, не очень большой. Они должны были быть готовы наброситься в то мгновение, когда он будет выглядеть так, словно он пытается выбраться из города. Учитывая факт того, что то, что он знает, делает его опасным для нас, приказать ему попытаться покинуть Теллесберг, может быть самым худшим, что мы могли бы сделать, если это действительно заставит их пойти и арестовать его для допроса.

— Скорее всего, было бы проще и безопаснее просто убрать его, мой князь. Это было бы относительно просто, и существует достаточно черисийцев, которых мы могли бы нанять через правильного посредника, чтобы убить его по целому ряду формальных причин, не привлекая нас самих. Но он наш главный агент в Черис, и он всегда был полезным для нас. Потеря его, а также всех его контактов и фундаментальных знаний, была бы серьёзным ударом. Потребуются месяцы, а возможно и годы, чтобы кто-нибудь смог развить те же возможности и источники.

— Я знаю, но если Волна Грома арестует его, мы всё его равно потеряем, с дополнительным риском того, что они смогут доказать, что мы принимали в этом участие.

— Мой князь, Хааральд не нуждается в доказательствах вашей вражды, — заметил Шандир. — С этой точки зрения, то, что происходит с Лахангом, совершенно не относится к делу.

— Если только это не побудит его ответить в том же духе, — сухо заметил Нарман.

— Согласен. Но если они не уверены, что непосредственно мы стояли за этой попыткой, то должны подозревать, также, и всех остальных. Гектор должен быть в их списке подозреваемых. Даже Мантейл мог бы нести за это ответственность. Если Волна Грома связал Лаханга с нами, то его последующее убийство, вероятно, убедило бы их в том, что мы были главными инициаторами. В конце концов, если это были не мы, почему мы хотели бы его убрать?

— Решения, решения, — вздохнул Нарман.

— Есть ещё один аспект для рассмотрения, мой князь, — сказал Шандир. Нарман посмотрел на него, затем жестом попросил его продолжать.

— Нужно всегда держать в уме герцога, — заметил глава разведки. — Я доверяю его абсолютной надёжности не больше, чем, я уверен, он доверяет нам, но он был в прямом контакте с Лахангом. Если Лаханга подвергнут допросу, герцог будет разоблачён, также, как и мы, и причём прямо там, где Хааральд сможет достать его. Я уверен, что он не отрывает глаз от Лаханга и у него уже есть собственные планы, чтобы удостовериться, что Лаханг никогда будет иметь возможности предать его. Это значит…

— Это значит, — перебил Нарман, — что мы можем положиться на его личный интерес. — Он кивнул. — Это не значит, что его планы сработают, конечно, но он прямо там, в Теллесберге, а мы в двух тысячах миль оттуда.

— Точно, мой князь. — Шандир кивнул. — А если он должен будет убить Лаханга, и Волна Грома пока не понял, что Лаханг наш агент, то любое расследование приведёт к герцогу раньше, чем оно приведёт к нам.

Нарман потеребил нижнюю губу и кивнул.

— Точно подмечено, — согласился он. — На самом деле, я бы предпочёл завязать этот свободный конец самостоятельно, если это станет необходимо, но я думаю нам придётся положиться в этом на герцога, чтобы он побеспокоиться об этом за нас. Конечно, это оставляет проблему самого герцога, не так ли?

Глаза Шандира слегка расширились от резкого тона князя, и Нарман холодно усмехнулся.

— Это не так, как если бы я когда-либо доверял ему, Хэл. И мы оба знаем, что даже сейчас он мог бы, вероятно, договориться с Хааральдом, если бы дело дошло до этого. А это может быть… неблагоприятно для других наших мероприятий в Черис, учитывая, как много он знает.

— Мой князь, — очень осторожно начал Шандир, — вы предлагаете…?

Он замолчал, позволив вопросу повиснуть в воздухе, и Нарман фыркнул.

— Часть меня не могла бы желать ничего более лучшего, но нет, — сказал он. — Во всяком случае, пока нет. И по крайней мере, — он тонко и холодно улыбнулся, — если придёт время, у нас уже есть наш собственный человек на месте, чтобы выполнить эту работу.

Он ещё несколько секунд подумал и вздохнул.

— Хорошо. Я полагаю это всё, что мы можем решить прямо сейчас. Тем временем, однако, я хочу, чтобы ты также проинформировал Тревиса и Гарта.

Шандир кивнул. Тревис Олсин, граф Сосновой Лощины, был кузеном Нармана и его главным советником, а Гарт Ральстен, граф Мандир, был командиром Изумрудского Флота.

— Должен ли я проинформировать их полностью, мой князь? — спросил барон, изогнув одну бровь, и Нарман нахмурился.

— Скажи Тревису всё, что мы знаем или подозреваем, — приказал он через мгновение. — Скажи Гарту, что мы должны предполагать, что Хааральд подозревает, что мы были причастны, вне зависимости от того были мы причастны или нет на самом деле, и что я хочу, чтобы он подумал о том, какими способами мы можем, на всякий случай, повысить свою готовность.

— Да, мой князь.

— Кроме того, я хочу, чтобы ты, так же, отправил отчёты Томасу и Гектору, — продолжил Нарман. — В случае с Томасом я, в придачу, собственноручно напишу письмо. Тем не менее для Гектора, я думаю, мы просто позволим тебе послать твой собственный отчёт Корису — исключительно из профессиональной вежливости, так как мы, очевидно, не имеем никакой информации из первых рук.

Шандир снова кивнул. Великий герцог Томас Зебедайский был ближе всех к тому, чтобы конкурировать с князем Гектором Корисандийским за контроль над Лигой Корисанда. К сожалению для мечтаний Томаса о славе, он был не очень-то хорошим конкурентом. Хотя он был видным аристократом острова Зебедайя и наследным лидером Совета Зебедайи, весь остров находился под большим пальцем Гектора. Томас действовал не более, как губернатор Зебедайи от имени Гектора, и как бы он ни стремился к большим высотам, вряд ли он когда-нибудь достиг бы их. Тем не менее, Нарман был осторожен, культивируя этого человека. В конце концов, никто не знал, когда может понадобиться какой-то противовес.

Филип Азгуд, граф Корис, с другой стороны, был коллегой-конкурентом самого Шандира на службе у Гектора. Шандир с живым уважением относился к врождённым способностям Кориса, и он ни на секунду не подумал, что граф мог бы поверить, что Нарман не был главной движущей силой, стоящей за попыткой покушения на Кайлеба. Тем не менее, видимость должна была сохраниться, и Гектор едва ли мог бы настаивать на этом, пока Нарман предпочтёт поддерживать вымысел. В конце концов, Гектор ничуть не прослезился бы, если бы убийцы преуспели.

— Конечно, мой князь, — пробормотал он вслух, и Нарман с удовлетворением хмыкнул.

— В таком случае, я думаю, ты можешь идти, — сказал он, и Шандир встав, почтительно поклонился и вышел из обеденного зала.

Ни он, ни его князь не заметили почти микроскопическое «насекомое», свисающее с потолка над столом. Даже если бы они его и заметили, то, разумеется, не обратили бы на него внимания, поскольку ни один из них никогда не слышал о чём-то, называемом СНАРК, и, конечно же, о дистанционных датчиках, которые он мог бы развернуть.

VI Королевский Дворец, Теллесберг, Королевство Чeрис

— Сейджин Мерлин, Ваше Величество, — тихо сказал камергер, пройдя через открытый дверной проём и поклонившись. Мерлин последовал за ним в маленькую приёмную комнату — более всего, это было похоже на рабочий кабинет — и поклонился немного глубже, чем камергер. Двор короля Хааральда выглядел простым по сравнению с дворами таких изысканных земель как Харчонг из-за его обычной неформальности и способности прожить без настоящей орды слуг. Тем не менее Хааральд был королём и одним из самых могущественных на лике Сэйфхолда, чтобы ни думали другие.

— Сейджин, — приветствовал Хааральд, и Мерлин поднял взгляд.

Он увидел мужчину средних лет, коренастого, для черисийца, и ростом выше обычного, хотя и ниже своего сына и значительно ниже Мерлина. Хааральд носил традиционные свободные бриджи и льняную, доходящую до середины бедра, верхнюю куртку черисийского высшего общества, хотя его куртка была яркой от золотого кружева вышивки и бисера. Ремень вокруг его талии был сделан из затейливо украшенных ракушковидных бляшек чеканного серебра, символ золотого скипетра, означающий, что он один из тех, кто совершил обязательное паломничество в Храм, блестел на застёжке у плеча, а сверкающий огонь отделанной изумрудами золотой цепи, которая была обычным знаком его полномочий, сиял на груди. У него была аккуратно подстриженная борода, несколько более пышная, чем у Мерлина, и небольшая эпикантовая складка, общая для большинства населения Сэйфхолда.

Хааральду VII было пятьдесят два местных года, что составляло чуть более сорока семи стандартных, и он просидел на своём троне чуть больше двадцати местных лет. За это время он стал известен — по крайней мере, у своих подданных — как «Хааральд Справедливый», и его спокойные глаза внимательно рассматривали Мерлина. Мерлин отметил, что за эти годы он отрастил немного лишней плоти. Судя по его груди и плечам, в молодости он был человеком героического телосложения, но сохранение такого физического состояния, особенно в его возрасте, должно было быть единственной невозможной вещью, учитывая его неподвижное правое колено. Пятка его вытянутой вперёд ноги покоилась на подставочке, а сам он сидел в удобном, но не особенно роскошном кресле за письменным столом, загромождённым документами и грифельными дощечками.

Кроме того, присутствовал ещё один человек. Епископ Церкви Господа Ожидающего с серебрящимися тёмными волосами и пышной патриархальной бородой стоял около правого плеча короля. Его трёхгранная шапка несла белую кокарду старшего епископа, но без архиепископской ленты на ней. Глаза его блестели, когда он рассматривал Мерлина, а белая ряса несла масляную лампу эмблемы Ордена Бе́дард.

При виде этой лампы зубы Мерлина мгновенно сжались, но он решительно заставил себя подавить эту инстинктивную реакцию. Как бы ему не хотелось признать это, орден, который носил имя Адори́ Бе́дард, за эти годы превратился во что-то отличное от того, что хотела бы видеть его якобы покровительница. Кроме того, он «видел» этого епископа довольно часто через своих СНАРКов, чтобы сильно подозревать, что же побудило Хааральда доверять ему почти абсолютно.

— Ваше Величество, — пробормотал он в ответ на приветствие короля после короткой заминки. — Вы оказываете мне честь принимая меня в частном порядке.

— Возможно, — сказал Хааральд, внимательно изучая своего посетителя. — Некоторые могут подумать, что я обидел вас, не приветствуя и не благодаря вас за жизнь моего сына на более публичной аудиенции.

— Но на этой более публичной аудиенции, Ваше Величество, я несомненно был бы неприятно осведомлён обо всех этих натянутых арбалетах, следящих за мной так внимательно. А здесь, — Мерлин очаровательно улыбнулся, — мне нужно беспокоиться всего лишь о двух телохранителях за этой ширмой.

Он кивнул в сторону изысканно отделанной лакированной харчонгской ширмы позади короля, и глаза Хааральда сузились. Епископ, однако, лишь посмотрел на Мерлина с каким-то спокойным любопытством.

«Интересно», — подумал Мерлин, но его внимание было сосредоточено главным образом на короле, ожидая его реакции. Которая проявилась через один удар сердца одним коротким предложением.

— В самом деле? — сказал Хааральд, и Мерлин снова улыбнулся.

— Сегодня четверг, Ваше Величество. Предполагая, что вы придерживаетесь своего обычного графика работы, это должны быть сержант Хаарпер и сержант Гарденер.

Камергер быстро отступил в сторону, его правая рука упала на кинжал, висящий в ножнах на его бедре, епископ коснулся золотого скипетра Лангхорна, висящего на его груди, и даже Хааральд сел прямее в своём кресле. Но король также поднял одну руку и резко покачал головой камергеру.

— Нет, Павел, — сказал он. — В конце концов, наш гость — сейджин, или нет?

— Или что-то ещё, сир, — мрачно сказал камергер. Он сердито посмотрел на Мерлина глазами полными подозрения, а его рука отпустила рукоять кинжала очень неохотно.

— Ваше Величество, — сказал Мерлин, — всё моё оружие осталось в моей комнате. Ваши гвардейцы были очень предупредительны, но они также тщательно обыскали меня, прежде чем разрешить мне войти в ваш кабинет. Я уверен, один безоружный человек не представляет угрозы для монарха, чьи слуги столь же лояльны к нему, как ваши вам.

— Почему-то, сейджин Мерлин, я сомневаюсь, что такой человек, как вы, остаётся безоружным, пока у него есть мозг, — сказал Хааральд со своей медленной, признательной улыбкой.

— Вы угадали, Ваше Величество, — согласился Мерлин.

Губы епископа дрогнули от того, что могло быть почти похоже на улыбку, и Хааральд снова откинулся на спинку кресла, рассматривая голубоглазого незнакомца ещё более задумчиво, чем раньше. Затем он кивнул и посмотрел на камергера.

— Павел, я думаю, мы могли бы предложить сейджину Мерлину стул.

Павел Хэлман выглядел в меру возмущённым, но всё же он принёс из угла комнаты стул с прямой спинкой, но мягкой обивкой, и поставил его перед столом Хааральда.

— Пожалуйста, сейджин, — пригласил Хааральд. — Садитесь.

— Спасибо, Ваше Величество.

Мерлин сел на стул и вскинул голову, подняв брови.

— Да, сейджин, — сказал Хааральд с подозрительно-усмешливой улыбкой, — сейчас начнётся допрос.

— Я к вашим услугам, Ваше Величество — Мерлин снова вежливо склонил голову и Хааральд усмехнулся.

— Мне трудно в это поверить, сейджин, — сказал он. — Каким-то образом у меня сложилось чёткое впечатление, что это скорее случай, когда Черис больше подходит к вашим услугам.

Мерлин улыбнулся, но под этой улыбкой он поморщился. Хааральд VII в живую был ещё более впечатляющим, чем когда он наблюдал за ним издалека через СНАРК.

— Прежде чем мы начнём, — более серьёзно сказал Хааральд, — позвольте мне выразить свою личную благодарность за ваше вмешательство на стороне Кайлеба. Без вас он был бы мёртв, и за это я и мой дом остаёмся у вас в долгу. Как я могу вознаградить вас?

— Ваше Величество, — сказал Мерлин с рассчитанной серьёзностью, — хотя я и уверен, что какой-то знак вашей благодарности не помешает, возможно, наилучшим будет привлекать ко мне настолько мало внимания, насколько это возможно.

— И зачем так делать? — спросил Хааральд.

— Потому, что я буду гораздо полезнее Черис, если моё присутствие здесь не станет всеобщим достоянием.

— И почему вы хотите быть полезным мне?

— Прошу прощения, Ваше Величество, — сказал Мерлин почти мягко, — но я не сказал, что буду полезен вам. Я сказал, что буду полезен Черис. Эти два понятия очень близки, но, боюсь, не идентичны.

— Король — это Королевство! — рявкнул Хэлман, а затем мрачно покраснел, поняв, что он начал говорить без разрешения. Но, несмотря на эту вспышку, он не прятал гнев в своём взгляде.

— Нет, милорд камергер, — не согласился Мерлин. — Король — это сердце и душа королевства, но он не является самим королевством. Если бы это было так, тогда королевство погибло бы с его смертью.

— Церковь учит, что Король и Корона — это одно целое, — заметил епископ, впервые заговоривший, и его голос и выражение были подчёркнуто нейтральными.

— И я не спорю на этот счёт с Церковью, епископ Мейкел, — сказал Мерлин, и голова священника склонилась в сторону, когда незнакомец назвал его правильно. — Я просто хочу отметить, что король, который является сердцем королевства — это не просто отдельный человек, но все люди, которые занимают эту должность и выполняют эти обязанности во имя королевства. И поэтому, хотя король и королевство едины, смертный человек, который занимает эту должность, всего лишь один человек в бесконечной цепи мужчин, которые держат свои короны по доверенности в интересах тех, кого они обязались охранять и защищать.

Хааральд поднял взгляд на епископа Мейкеля, затем вернулся к Мерлину и пристально посмотрел на него, не говоря ни слова. Наконец он медленно кивнул.

— Обоснованное различие — сказал он. — Не все из монархов согласились бы с этим, но я не буду спорить.

— И тот факт, что вы не будете этого делать, Ваше Величество, причина, по которой я здесь, — просто сказал Мерлин. — Хотя все короли могут быть рукоположены Богом, слишком мало из них оказываются достойны своих коронационных клятв. Когда видишь видения, которые мне дано видеть, этот факт становится печально очевидным.

— Ах, да, эти ваши «видения». — Хааральд поджал губы, потом усмехнулся и слегка повысил голос. — Чарльз, вы и Горж можете выйти и присоединиться к нам.

Через мгновение лакированная ширма сдвинулась в сторону и из-за неё вышли два сержанта Королевской Гвардии. Оба носили чёрные кирасы, нагрудные пластины которых были украшены золотым геральдическим кракеном Черис. Также они держали в руках натянутые стальные арбалеты, и они настороженно разглядывали Мерлина, когда занимали свои места позади своего короля.

— Должен признаться, — сказал Хааральд, — что я считаю ваше выступление весьма впечатляющим, сейджин Мерлин. Как, несомненно, вы предполагали, я должен был это сделать. Конечно, всегда можно было бы найти достаточно хороших шпионов, которые могли бы предоставить вам эту информацию. С другой стороны, если моё личное жилище так заполнено шпионами, мой дом уже обречён. Так что, поскольку вы, очевидно, хотите, чтобы я задал этот вопрос, я сделаю это. Откуда вы знаете?

Несмотря на свой шутливый тон, взгляд его карих глаз обострился, и он слегка наклонился вперёд в своём кресле.

— Ваше Величество, — ответил Мерлин, — я верю, что эти трое мужчин, — он помахал рукой, указывая на двух гвардейцев и камергера, — верны до смерти вам, вашему сыну и вашему дому. Я доверяю им полностью настолько же как я сам доверяю вам. А епископ Мейкел был вашим духовником — сколько? Пятнадцать лет? Но пока в то, что я собираюсь рассказать вам, может оказаться трудным поверить, хотя я надеюсь, что смогу предоставить вам доказательства того, что я говорю правду. И я верю, что, если я смогу доказать это вам, вы поймёте, почему это должно оставаться секретом так долго насколько это возможно.

Он сделал паузу, и король кивнул, даже не взглянув на своих вассалов. Все трое продолжали рассматривать Мерлина настороженными глазами, но Мерлин увидел, как их плечи распрямились, а выражение лиц стало более решительным от явной уверенности короля в их благонадёжности. Епископ Мейкел просто шагнул ближе к креслу Хааральда и слегка опёрся длинной сильной рукой о его спинку.

— Как я уверен, принц Кайлеб, и лейтенант Фалкан уже рассказали вам, Ваше Величество, — начал он, — что я много лет прожил в Горах Света, и в процессе этого развил некоторые, хотя и далеко не все, известные способности сейджина. Это не тот титул, который я мог бы легко потребовать для себя, но возможно пока он подходит.

— Во всяком случае, мне было дано узреть видения отдалённых мест и событий, слышать голоса далёких людей. Как будто невидимая птица взгромоздилась на стене там, — он указал на пятно на оштукатуренной стене, недалеко от открытого окна, — или на ветке дерева, и я видел её глазами, слышал её ушами. Я никогда не видел будущего, и я не могу вызвать прошлого. Я вижу только настоящее, и никто не может увидеть всё, что происходит во всём мире. Но все вещи, которые я видел, всё более и более сосредоточивались на Черис, на вашем Доме и на Кайлебе. Я не думаю, что это происходит случайно.

Глаза Хааральда казалось пронзали Мерлина. Король Черис имел репутацию человека способного вытащить правду из кого угодно, но Мерлин невозмутимо вернул взгляд. В конце концов, всё, что он сказал, было абсолютной правдой. Если восемь стандартных столетий, проведённых в одном и тоже месте, не могут считаться за «прожил много лет» в Горах Света, он не мог себе представить, что могло. И его «видения» всё больше и больше фокусировались на Черис, и определённо не случайно.

— Какого рода видения? — спросил Хааральд после долгого молчания. — О ком?

— Как я уже сказал, я вижу и слышу, словно я физически присутствую там. Я не могу читать страницу, если она не повёрнута, я не слышу мысли, если их не произносят. Я не могу знать, что проходит в тайных уголках чьего-то сердца, только то, что они говорят и делают.

— Я видел вас, Ваше Величество. Я видел вас в этой комнате с вашими личными стражами, видел вас с камергером Хэлманом. Я видел, как вы обсуждали наследование Ханта с Кайлебом и вопросы политики с графом Серой Гавани. Я видел и слышал, как вы обсуждали новые патрули около Головы Тритона с верховным адмиралом Островом Замка́, когда вы поручили ему усилить «Сокола» и «Воина» «Бухтой Каменной Банки» и всей её эскадрой.

Хааральд медленно кивал, но внезапно замолчал при упоминании Острова Замка́. — «Неудивительно», — подумал Мерлин, — «учитывая, что он и верховный адмирал обсуждали эти подкрепления — и причины для них — в условиях максимальной секретности». — Тем не менее, ни одна из их мер предосторожности не была направлена ​​против СНАРК, который мог развернуть повторно используемых пассивных шпионских жучков.

— Я видел видения о Кайлебе, — продолжил Мерлин. — Не только в разговорах с вами, но и на охоте, с учителем фехтования, даже за его книгами. — При этом Мерлин слегка улыбнулся и покачал головой. — И я видел его сидящим на совете с вами, и на борту корабля.

— И так же, как я видел эти видения, я видел ваших людей. Я сказал Кайлебу, что увиденное сформировало у меня хорошее мнение о вас, Ваше Величество, и это действительно так. Говоря со всей честностью и не пытаясь выслужиться перед вами, у меня не было видения ни одного другого короля на Сэйфхолде, который приблизился бы так же близко, как вы, к идеалу, который провозглашает Церковь. Вы не совершенны. В действительности, если вы меня извините, вы далеки от этого. Но вы также понимаете, что это так, и, возможно, что ещё более важно, вы научили своего наследника понимать то же самое. Эти качества, чувство ответственности, слишком редки и дороги для меня, чтобы легко их отбросить. Я считаю, что причина, по которой я видел то, что я видел, заключалась в том, чтобы привести меня сюда предложить свои услуги, какие они есть, для сохранения этого королевства и традиции служения, которую его монархи стремятся поддержать.

— Хвала от восхваляемого особенно ценна, — сказал Хааральд, после долгой, задумчивой паузы. — Надеюсь, вы извините меня, однако я отмечу, что похвала и лесть иногда размываются.

— Особенно, когда возносящий их хочет чего-то, — согласился Мерлин. — И, если честно, Ваше Величество, я действительно чего-то хочу. — Глаза Хааральд сузились, и Мерлин улыбнулся. — Я хочу видеть, что Черис станет тем, чем она может стать, — сказал он.

— Тем, чем она может стать, — повторил Хааральд. — Почему Черис? Даже если всё, что вы сказали о мириадах моих положительных качеств, было точным, зачем выбирать это королевство? Это не может быть из-за какого-либо чувства лояльности к моему дому, поскольку кем вы явно не являетесь, так это черисийцем. Так что, если вы простите меня, сейджин Мерлин, должно быть что-то ещё, что вы хотите от Черис. Какие-то ваши собственные цели или задачи. И хотя я глубоко благодарен вам за вашу роль в спасении жизни моего сына и понимаю, что только дурак не может признать ценность советника, который видит то, что можете видеть вы, ни один король, достойный своей короны, не может принять такие услуги, не зная, что то, что вы хотите, также является тем, чего хочет он.

Мерлин откинулся на спинку стула, задумчиво глядя на черисийского монарха, затем мысленно кивнул. Хааральд VII был столь же трезвомыслящим, как и ожидал Мерлин, но также имел твёрдое ядро ​​честности, скрытое под королевской оболочкой. Это был человек, который мог сыграть в игру обмана, блефа и контрблефа, с лучшими из себе подобных, но это не была игра, которая ему нравилась.

Конечно, ещё предстояло выяснить являлся ли епископ Мейкел таким же трезвомыслящим и несгибаемым. Вообще, Мерлин не был бы очень оптимистично настроен насчёт того, чем был обеспокоен епископ Церкви Господа Ожидающего, но Мейкел едва ли был типичным представителем этой породы.

Во-первых, королевский исповедник был черисийцем. Насколько Мерлин смог определить, он за всю свою жизнь никогда не покидал королевство, кроме случая, когда он совершал своё собственное паломничество в Храм, и он был самым высокопоставленным урождённым черисийцем во всей иерархии архиепископства. Сделанный десятью годами ранее выбор Хааральда, в результате которого Мейкел Стейнейр стал епископом Теллесберга, а также его духовником, не очень понравился предшественнику архиепископа Эрайка. Но Хааральд упрямо ухватился за свою прерогативу, позволявшую ему назначить на столичный престол священника по своему выбору, и с годами Мейкел стал членом внутреннего круга королевских советников.

Это могло быть хорошим знаком… или очень плохим, на самом деле.

— Ваше Величество, — наконец сказал Мерлин, — почему ваш прадед отменил в Черис крепостное право?

Хааральд нахмурился, словно удивлённый вопросом. Потом пожал плечами.

— Потому что он верил, что Бог хочет этого от нас, — сказал он.

— Но крепостное право существует в Изумруде, — заметил Мерлин, — и в Таро, Корисанде и Чизхольме. В Харчонге участь крепостного немногим лучше, чем у зверя в поле. На самом деле, они относятся к своим тягловым животным лучше, чем к своим крепостным, потому что эти животные дороже, а в Деснейре и Треллхейме практикуют открытое рабство. Даже в Храмовых Землях, — он оторвал глаза от лица короля, чтобы встретить в глазах епископа Мейкеля всего лишь намёк на вызов, — люди привязаны к земле великих церковных поместий, хотя они и не называются крепостными. Но не здесь. Почему же нет? Вы говорите, что это не то, что Бог хочет от вас, но почему вы верите в это?

— Писание учит, что Бог сотворил каждого Адама и каждую Еву в одно и то же мгновение, через одно проявление Его воли посредством Архангела Лангхорна, — сказал Хааральд. — Он не создавал сначала королей, или дворян, или богатых купцов. Он вдохнул дыхание жизни в ноздри всех мужчин и всех женщин. Это значит, что все мужчины и все женщины — братья и сестры. Мы не можем родиться в одинаковом состоянии, в этом более позднем, менее совершенном мире. Некоторые из нас теперь рождаются королями, а некоторые рождаются благородными, или богатыми, или всеми тремя сразу. Но те, кто родился более смиренно, всё ещё наши братья и сестры. Если Бог так видит людей, то и мы должны, и, если это правда, тогда люди не скот, или овцы, или лошади, или драконы. Не то, чем можно владеть.

Он недоуменно посмотрел на Мерлина, и Мерлин пожал плечами.

— А вы согласны с этим, епископ Мейкел? — тихо спросил он.

— Я согласен.

Голос священника был глубоким и сильным, хорошо подходящим для проповеди и молитвы, и в глазах его был блеск. Они не были такими жёсткими, как у Хааральда, но в них тоже не было слабины, и Мерлин медленно кивнул. Затем он опять посмотрел на короля.

— Другие правители могут не согласиться с вами, Ваше Величество, — заметил он. — Даже Церковь думает по-другому, судя по её собственным обычаям на её собственных землях, во всяком случае. Но вы верите в это. И это, Ваше Величество, моя цель, моя задача. Я верю в то же, что и вы, и я не вижу другого могущественного королевства, которое верит в тоже самое. Я уважаю вас и во многих отношениях восхищаюсь вами. Но моя истинная преданность? — Он снова пожал плечами. — Она принадлежит не вам, не Кайлебу, а будущему. Я буду использовать вас, если смогу, Ваше Величество. Использовать вас, чтобы настал день, когда не останется ни одного человека, владеющего другим, ни одного человека, который думает, что люди, рождённые менее благородными чем он, подобны коровам или овцам.

Хэлман сердито посмотрел на него, но Хааральд только медленно кивнул, его выражение стало задумчивым.

— И это истинная причина, почему я хочу, чтобы Черис не просто выжила, но преуспела — сказал Мерлин. — Не потому, что я люблю верховную власть, и не потому, что я жажду богатства, или потому, что я путаю военную мощь с истинной силой королевства. Но, хотя мне не дано видеть будущее, я знаю, какое будущее я хотел бы увидеть. Я знаю, какие ценности, какие законы, какой вид монархии, как я верю, Бог хочет призвать далее. И в это время, Ваше Величество, Черис предлагает лучшую надежду на будущее, которое я хотел бы видеть, что оно когда-нибудь произойдёт. Поэтому я с самого начала сказал, что пришёл не для того, чтобы служить вам, а для служения Черис. Идее Черис, её будущему.

Хааральд легко постучал пальцами правой руки по одному из подлокотников кресла, затем поднял взгляд на епископа Мейкеля.

— Мейкел? — спросил он тихо.

— Сир, — без колебаний сказал епископ, — я не могу оспорить ничего из того, что сказал этот человек. Я знаю ваши надежды, ваши чаяния. И я знаю, чего вы боитесь больше всего. — Его пальцы снова погладили его нагрудной скипетр, явно бессознательно, и его ноздри расширились. — Вы позволите, Сир?

Хааральд кивнул, и епископ снова посмотрел на Мерлина

— Я никогда не встречал настоящего сейджина, — сказал он. — Однажды в моей жизни я встретил человека, который утверждал, что он сейджин, но, на самом деле, он был шарлатаном.

— Ваше Высокопреосвященство, — сказал Мерлин, когда епископ сделал паузу, — я не утверждал, что я — сейджин, я утверждал только, что у меня есть некоторые из способностей, приписываемые сейджинам.

— Я это заметил, — сказал Мейкел с лёгкой улыбкой. — Действительно, хотя я никогда не претендовал на то, чтобы быть равным своим уважаемым коллегам в Храме как теолог, я участвовал в части богословских дебатов. И, возможно, вследствие этого, я был поражён несколькими вещами, которые вы не сказали.

— Вы были поражены? — вежливое внимательное выражение Мерлина ни на миг не дрогнуло, но внутренний колокольчик тревоги начала звучать, пока епископ пристально смотрел на него в течение нескольких секунд.

— Следуя многим рассказам, которые я читал, когда был моложе, — наконец сказал Мейкел, — истинный сейджин часто известен только постфактум, по характеру его деяний. Другие могут дать ему этот титул, но он редко претендует на него сам. Однако природа этих ваших «видений» поразит многих, как вполне достаточное доказательство того, что кем бы вы ни были, вы не такой, как другие смертные люди. Поэтому, возможно, мы все можем согласиться, что «сейджин» это наиболее подходящее слово — пока, по крайней мере — для описания того, кем вы являетесь.

— Но согласившись на это, что мы должны сделать с вами и вашими целями? Я уверен, что вы согласитесь, что это — ключевой вопрос. И мой ответ на него заключается в том, что Писание учит, что истинная природа любого человека выражается через его поступки. Не имеет значения, является ли этот человек королём, торговцем, сейджином или крестьянином; в конце концов, он не сможет скрыть, каков он на самом деле, за что он действительно стоит. На данный момент, вы спасли жизнь Кайлеба. Я не знаю, послал ли вас к нам Бог для этой конкретной цели или нет. Но, по моему мнению, это не было действием человека, который будет служить тьме.

Епископ взглянул на своего монарха и склонил голову в необычно формальном маленьком поклоне.

— Ваше Величество, — сказал он, — я не чувствую зла в этом человеке. Возможно, я ошибаюсь — в отличие от Великого Викария или Канцлера я всего лишь скромный, неграмотный провинциальный епископ. Но мой совет вам — прислушаться к нему. Я вижу тьму, которая сгущается вокруг нас. Возможно, этот человек и услуги, которые он предлагает — это та лампа, — он по привычке прикоснулся к вышитой сигиле своего ордена на груди, — которая вам нужна.

Если бы Мерлин был существом из плоти и крови, он бы издал долгий, тихий вздох облегчения. Но он им не был. И поэтому он просто сидел, ожидая, пока Хааральд вглядывался в глубь глаз своего исповедника. Затем король снова обратил своё внимание на Мерлина.

— И как вы будете служить Черис? — спросил он, пристально глядя на него.

— Моими видениями, как они мне даны. Моим мечом, как я должен. И моим умом, как я смогу, — просто сказал Мерлин. — Например, я уверен, что вы допросили одного убийцу, которого нам удалось взять живым.

— Которого вы смогли взять живым, — поправил Хааральд, и Мерлин пожал плечами.

— Возможно, Ваше Величество. Но хотя у меня не было видения его допроса — как я говорил, я вижу многое, но не всё — я знаю, кто послал его.

Хэлман и два гвардейца слегка наклонились вперёд, прищурив глаза. Бородатые губы епископа Мейкеля задумчиво сжались, и улыбка Мерлина была холодной.

— Я знаю, что, должно быть, было бы заманчиво возложить вину на Гектора Корисандского, — сказал он, — но в данном случае это будет ошибкой. Люди, которые пытались убить принца Кайлеба, были наёмниками, деснейрийцами, нанятыми князем Нарманом и… кое-кем ещё, но, насколько мне известно, с князем Гектором даже не советовались.

— Это не значит, что он не участвует в заговорах сам по себе. Конечно, его возражение против вашего убийства, Ваше Величество, или Кайлеба, является чисто тактическим, а не вопросом каких-то личных угрызений совести. Из того, что он говорил своим ближайшим советникам и слугам, и судя по тому, что я читал в его письмах к Нарману, он просто считает, что убийцы вряд ли добьются успеха. И, я думаю, он боится, как ваше королевство может отреагировать, если бы такая попытка удалась. У него нет желания сойтись с вами корабль-на-корабль в настоящий момент, пока ещё нет, и он считает, что если бы Кайлеб был убит и вы посчитали бы Корисанд стоящим за этим, то это будет именно то, с чем он столкнётся. Именно поэтому он предпочитает подрывать ваши силы в море, чтобы ослабить вас для решительного удара более обычными средствами. Однажды, когда вы с Кайлебом обсуждали его, вы назвали его песчаной личинкой, а не хлещущей ящерицей и я считаю, что это подходящее описание. Но в этом случае, песчаная личинка думает в более… общепринятых терминах, чем его союзники.

Глаза Хааральда становились всё более и более напряжёнными, пока он слушал Мерлина. Теперь он откинулся на спинку кресла, и выражение его лица вызывало удивление.

— Сейджин Мерлин, — сказал он, — когда я вызвал вас на эту аудиенцию, я, честно говоря, не ждал, что поверю вам. Я хотел, и это было одной из причин, из-за которой я решил не делать этого. Но лучшие шпионы в мире не смогли рассказать то, что вы только что рассказали мне, и каждое сказанное вами слово было точным, насколько мои собственные источники могут это подтвердить. Я знаю кое-кого, кто сказал бы, что несмотря на то, что вы сказали сегодня здесь, ваша искренность и надёжность должны быть проверены и доказаны. Что касается меня, как отдельный человек — как Хааральд Армак — я бы хотел доверять вам сейчас. Как король Хааральд Черисийский, я не могу никому оказать доверие, которое я должен буду оказать вам, если приму предлагаемые вами услуги, до тех пор, пока он не будет вне всяких вопросов или сомнений.

— Ваше Величество, — тихо сказал Мерлин, — вы — король. Ваш долг — помнить, что люди лгут. То, что они обманывают, и часто приоткрывают небольшую правду, делает окончательный обман ещё более убедительным. Я не жду, что вы примете мои услуги или даже правду о моих видениях без тщательной проверки. И, пока вы их проверяете, я прошу вас помнить об этом. Я сказал, что моё служение — Черис и тому, чем может стать Черис, а не вам лично, и это я и имел в виду. Я дам вам всю правду, которая лежит во мне, и лучший совет, который я смогу дать, но, в конце концов, моё служение, моя преданность — это будущее, которое находится за пределами вашей жизни, за пределами жизни того человека, которого вы зовёте Мерлин, и дальше даже срока жизни вашего сына. Я хотел бы, чтобы вы это поняли.

— Я понимаю, сейджин Мерлин. — Хааральд глубоко посмотрел в эти неземные сапфировые глаза, и его голос был мягким. — Говорят, что сейджин служит замыслу Божьему, а не человеческому. Тому, кто принимает совет сейджина, лучше всего запомнить, что замысел Божий не обязательно должно включать его собственный успех или даже выживание. Но одна из обязанностей короля в том, что он должен умереть за свой народ, если Бог требует этого от него. Что бы ни потребовал Божий замысел для Черис, я заплачу, и, если вы настоящий сейджин, если вы действительно служите Его замыслу, этого более чем достаточно для меня, независимо от того, какое будущее меня ждёт.

VII Теллесберг и Горы Стивина, Королевство Черис, Армагеддонский Риф

Мерлин опять сидел в своей комнате.

Влажная безветренная ночь тяжело наваливалась на её окно. Нимуэ Албан, родившейся и выросшей в Северной Европе на Старой Земле, могла бы счесть эту ночь некомфортно душной, несмотря на сезон, но ПИКА не беспокоился о таких незначительных мелочах. Мерлина больше поразила беспросветная темнота безлунной ночи, которая была ещё одним из самых чуждых аспектов Сэйфхолда для человека, имевшего разум Нимуэ Албан. Нимуэ была ребёнком технологической цивилизации, иллюминация, свет и энергия которой разгоняли тьму и накрывали её города, отражаясь в облаках в самые тёмные ночи. Для Сэйфхолда, Теллесберг был хорошо освещённым городом, вот только освещение на этой планете исходило от простого пламени горящего дерева или воска, жира или масла, слишком слабого, чтобы изгнать ночь.

Как и сам Теллесберг, по сэйфхолдийским стандартам, комната Мерлина была хорошо освещена. Свет шёл не от свечей, а от изящных, бездымных ламп, наполненных маслом кракена, оснащённых новомодными полированными отражателями, размещённых позади горелок, чтобы усиливать и направлять их свет. Несмотря на это, имеющегося света едва хватало для комфортного чтения, особенно причудливой каллиграфии в рукописном томе на столе Мерлина. Поколения людей на Сэйфхолде читали в таких условиях, но расплачиваться приходилось чрезмерным напряжением глаз.

Мерлин, однако, имел определённые преимущества. Во-первых, его искусственные глаза были не восприимчивы к напряжению. Они так же были наделены технологией усиления света, которая делала комнату — и, конечно, бездонную ночь снаружи — светлой, как днём. Он убрал из поля зрения привычный для ПИКА десятидневный таймер обратного отсчёта, и теперь ничего не отвлекало его от беглого просмотра копии Священного Писания Церкви Господа Ожидающего в толстом кожаном переплёте.

Это было далеко не в первый раз, когда он читал «Писание», но не взирая на это он находил эту книгу всё более увлекательной, в том смысле, как детектива, расследующего убийства, возможно, увлекла бы автобиография серийного убийцы-садиста, которого он знал, как друга детства. В книге было множество нравоучений и нюансов, с которыми Мерлин не мог не согласиться, как бы сильно он ни хотел. Маруяма Чихиро позаимствовал многое у существующих религий, и основа его «Писания» была знакома почти любому богослову Древней Земли. Мерлин, по большей части, размышлял о том, что, несомненно, это было неизбежно, поскольку устойчивое общество требовало основополагающих рамок правил и законов, которые принимали те, кто в нём живёт. На протяжении всей истории человечества религия была одним из главных источников этой легитимности, и именно эта часть Писания породила священников, таких как епископ Мейкел.

Однако религии, из которых Маруяма взял свои основные заповеди и моральные принципы, были результатом подлинной попытки понять или, по крайней мере, осмыслить Бога или какую-то высшую силу, к которой стремились её приверженцы. А Священное Писание Церкви Господа Ожидающего было не таким. Оно было намеренным мошенничеством, совершённом его последователями, действия которых прямо противоречили принципам и верованиям религий, из которых было взято так много. Это была ложь, использующая тот голод в человеческих существах, который побуждал их искать Бога, в каком бы то ни было имени или виде, в течение всей истории человечества, не просто для контроля, но для перепрограммирования. Для того чтобы подавить любое чувство познания, которое могло угрожать этому мошенническому шаблону, Эрик Лангхорн и Адори́ Бе́дард создали молот, который мог забить любое будущее человеческое общество в тот образец, который они нашли хорошим.

Мерлин должен был признать, что совместно Лангхорн, Бе́дард и Маруяма сумели убить совсем немало птиц одним камнем Писания. Он вернулся к началу тома и поморщился, снова взглянув на оглавление. Книга Лангхорна, Книга Бе́дард, Книга Паскуаля, книги Сондхайма, Траскотта, Шуляра, Чжо-чжэн, Чихиро, Андропова, Хастингса.

Список можно было продолжать и продолжать, каждая книга приписывалась одному из «архангелов». Писание не содержало ни одного евангелия, написанных простыми смертными. Такие писания, созданные людьми, существовали в «Комментариях», «Озарениях», не говоря уже о «Свидетельствах», которые также были центральной частью писания и авторитета Церкви Господа Ожидающего. Но ни одно из этих просто человеческих писаний не могло сравниться с законностью и основоположением Писания, поскольку, в отличие от них, каждое его слово было передано непосредственно из уст Божьих через его бессмертных ангелов.

«Писание» было не просто инструментом социального контроля. В действительности, «Книга Лангхорна» была посвящена «закону Божьему», как учению Церкви Господа Ожидающего. Мерлин несколько раз мысленно поперхнулся, пробираясь сквозь прикрытые любовью полуправду и откровенную ложь, из которых Лангхорн — или, возможно, Маруяма, пишущий за Лангхорна — соткал смирительную рубашку, которую он надел на обитателей Сэйфхолда. А «Книга Бе́дард», которая была по меньшей мере столь же трудна для восприятия Мерлина, была шедевром психологии на службе обмана и контроля над разумом, который радовал подзаголовком «Книга Мудрости и Самопознания».

Но многие другие из этих книг были, фактически, практическим руководством по терраформированию и колонизации чужой планеты.

Например, «книга» Архангела Хастингса была на самом деле атласом — очень подробным атласом всей планеты, основанным на тщательных картах, которые экипаж Шань-вэй сделал во время своего первоначального этапа терраформирования. Карты в копии Мерлина были слишком мелкими, чтобы от них была хоть какая-то польза, и в них закралось довольно много искажений, но мастер-карты были тщательно сохранены в Храме. На самом деле, мастер-карты были одними из самых святых артефактов Церкви. Их «бумага» из усовершенствованной синтетики была огнестойкой, водостойкой и такой же прочной, как пяти миллиметровый лист чеканной меди, и практически невосприимчивой к возрастным изменениям — всё это, конечно, убедительно доказало их «чудотворный» характер.

Однако, не менее важно было то, что «Книга Хастингса» требовала, чтобы копии этих карт были доступны людям так же, как и Церкви, в соборе каждого епископа. Сэйфхолдийцы точно знали, как выглядела география их мира, что имело огромное значение, когда они приступили к принятию решения о том, где основывать дополнительные анклавы, а другие книги Писания дали им руководство по созданию этих анклавов.

Это было руководство, которое умышленно фальсифицировало основы многих уроков, которые оно преподавало, и религиозных законов, которые оно объявляло, но оно обеспечило основные рамки, благодаря которым человечество расширилось от своих первоначальных анклавов на этой планете. «Книга Сондхайма» рассматривала агрономию и сельское хозяйство, включая, в первую очередь, необходимые меры по подготовке почвы Сэйфхолда для земных растений необходимых людям. «Книга Траскотта» делала то же самое для животноводства — как для местных видов, так и для привезённых с Земли. «Книга Паскуаля» содержала «религиозные законы», проповедующие санитарию, правильную гигиену и питание, лечение ран и основную профилактическую медицину. Даже «Книга Бе́дард», несмотря на цель, ради которой она была написана, содержала довольно много здравых психологических советов и идей, а члены «её» ордена — такие как епископ Мейкел — пользовались её предписаниями в самых разных областях по сравнению с тем, что могла подразумевать «автор». Успехи Ордена в служении душевным и эмоциональным нуждам человечества Сэйфхолда во многих случаях были почти что удивительными, и именно бедардиты руководили большинством благотворительных работ Церкви.

Тем не менее все указания Писания были сформулированы как религиозные законы, надлежащие ритуалы и жертвы, которые должен выполнять верующий. Например, в предписаниях «Книги Паскуаля» никогда не упоминались возбудители инфекции или научная база, на которых основывались «законы». И если целитель не вымыл руки в одной из «священных вод», надлежащим образом подготовленных и благословлённых священником, перед обработкой раны, а эта рана стала гнойной, или перед принятием родов, и эта мать умерла от родильной горячки, то виновата была не инфекция или болезнь, но грех.

А карты «Книги Хастингса», которые убедительно продемонстрировали, что их мир является сферой, также ясно учили сэйфхолдийцев Птолемеевой теории о вселенной… и превратили гравитацию, через Божью благодать, в ещё один из чудесных даров архангела Лангхорна человеку. Более того, Лангхорн нарочно создал мир как круглый шар в центре хрустальных сфер Луны, Солнца, звёзд и принадлежащих Господу Небес, как средство ясно продемонстрировать Человеку, что Бог может достичь всего, чего Он пожелает. В конце концов, разве не потребовался акт божественной воли и силы, чтобы удержать людей от падения с нижней стороны мира и столкновения с луной?

Таким образом, помимо указаний, согласно которым первоначальные анклавы должны были следовать указаниям Архангела Лангхорна плодиться, размножаться и заселять мир, который дал им Бог, «Писание» сильно помогло в систематическом подавлении всего, что напоминало научную методу, в то же время одновременно усиливая власть Церкви, как наставника и ограничителя человечества.

Затем были «Книга Чжо-чжэн» и «Книга Шуляра». Ни одна из них не была такой же длинной, как некоторые другие, но они вошли в самое сердце конечной цели Лангхорна на Сэйфхолде. Чжо-чжэн передала официальные описания и определения тех технологий, которые Бог счёл приемлемыми, и того, что Он отверг как нечистое, или испорченное, или разрешённое только для Его архангелов и ангелов. А Шуляр, чья «книга» была как самой короткой, так и самой ужасающей из всех, определил наказание, которое постигнет тех, кто нарушил запреты Лангхорна и Чжо-чжэн. Мысль, что любой человек, выросший в том же обществе, что и Нимуэ Албан, смог воскресить для себя так много кошмаров из ужасающих чуланов человеческой жестокости, скручивала в тугой узел даже желудок Мерлина из сплава и композитов. Должно быть, Шуляр провёл бесконечные часы, изучая исторические тексты, чтобы найти такой подробный каталог зверств, которыми нужно было карать «неверующих» во имя «Святого имени Божьего».

Но, во многом, самой увлекательной из всех — и приводящей в бешенство — была «Книга Чихиро». Книга, которая была добавлена позже, после завершения оригинальной копии Писания, которая хранилась в компьютерах в пещере Нимуэ.

Казалось очевидным, что месть Пэй Као-юна за его жену и друзей уничтожила почти все руководящие кадры Лангхорна. Действительно, из-за внезапного прекращения «ангельских» посещений, зафиксированных в «Свидетельствах» после его нападения, казалось, что он также захватил большую часть технического персонала Лангхорна. К сожалению, Маруяма Чихиро не попал в число жертв, и ему, и его выжившим товарищам, удалось удержать большую часть плана Лангхорна на плаву. Архангел Чихиро, почитаемый как покровитель личной защиты и именуемый Хранителем Городов в жизнеописании святых Церкви Господа Ожидающего, был официальным историком Бога. Он был тем, кто описал чудо сотворения Сэйфхолда… и он также был тем, кто описал, как Шань-вэй, Тёмная Матерь Зла, испортила чистоту этого сотворения во имя честолюбия и жадности.

«Маруяма всё это хорошо связал вместе», — с горечью подумал Мерлин. Шань-вэй, самая яркая из всех помощников Архангела Лангхорна, рассматривала Сэйфхолд не как дело Божье, которое она имела привилегию помочь создать, но как дело рук своих. И от этой гордыни, извращённого чувства собственного достоинства и из-за гордости, зацвело всё зло на Сэйфхолде.

Она противопоставила себя своему законному повелителю, архангелу Лангхорну, и Самому Богу, и она призвала к себе архангела Проктора, который открыл затворы соблазна и запрещённых знаний. Архангела Салливана, который учил человечество чревоугодию и потворствованию своим желаниям. Архангела Гримальди, чья искажённая версия исцеляющих учений архангела Траскотта была отцом и матерью мора. Архангела Ставракиса, который проповедовал алчность личной выгоды над благочестивым приношением Церкви Господа Ожидающего первого плода каждого урожая, причитающегося Богу. Архангела Родригеса, который проповедовал высокомерную, соблазнительную ложь о том, что люди действительно могут прикладывать свои подверженные ошибкам руки к созданию закона, в соответствии с которым они могли бы жить. Архангела Ашера, Отца Лжи, чья так называемая извращённая версия истории истинного Писания привела этих смертных, бывших настолько глупыми, что они поверили всему, что сказала Шань-вэй, к тому же тёмному проклятию.

И, конечно же, падший архангел, который, во многих отношениях, был самым тёмным из всех — архангел Као-юн, Отец Разрушения, Повелитель Предательства, который напал на архангела Лангхорна и архангела Бе́дард, вероломно и без предупреждая, после того, как скорбящий Лангхорн был вынужден спустить с привязи Ракураи, молнию Бога, на Шань-вэй и её падших последователей. Као-юн, который был самым доверенным из всех последователей Лангхорна, воин, которому было поручено охранять всё, на чём стоял Сэйфхолд, кто обратился к злу Шань-вэй. Это невообразимое предательство Као-юна, которое было даже темнее чем первородный грех Шань-вэй, так ужасно ранило бренные тела архангелов Лангхорна, Бе́дард, Паскуаля, Сондхайма и их самых преданных последователей, которые были близки к Саму Богу, что они были вынуждены покинуть Сэйфхолд не закончив свои начинания.

У Мерлина не было личных воспоминаний о большинстве «падших архангелов» Шань-вэй. Нимуэ нашла большинство из них в компьютерах в её пещерах, но если подлинная Нимуэ встречалась с ними или знала их, то это знание никогда не загружалось в её ПИКА. И всё же некоторых из них она знала, и в первую очередь Као-юна и саму Шань-вэй. Видеть, как их оскорбляли, знать, что пятьдесят поколений мужчин и женщин, ради свободы которых они умерли, знали их не как героев, а как самых тёмных из дьяволов, источник всех зол и несчастий, всё это было как нож в сердце Мерлина.

Часть его отчаянно жаждала разоблачить Писание, взять штурмовой шаттл и его разведывательные скиммеры и превратить Храм в пылающий кратер, чтобы доказать, что вся религия Лангхорна была построена на лжи. Но он не мог так сделать. Во всяком случае, не сейчас. Но когда-нибудь, сказал он себе ещё раз. Когда-нибудь народ Сэйфхолда будет готов услышать правду и принять её, и когда этот день наступит, Шань-вэй и Као-юн, и все, кто погиб вместе с ними, запомнятся теми, кем они действительно были, всем, что они действительно отстаивали.

Мерлин почувствовал, как внутри его молицирконового сердца и души разгорается гнев, и закрыл книгу. Он полагал, что действительно не должен позволять себе зацикливаться на этом, но, когда дело дошло до этого, его подлинными врагами стали Писание и так называемая Церковь, которой оно служило. Князь Гектор, князь Нарман и все остальные, что плели интриги против Черис, были препятствиями для его настоящей борьбы, не более того.

«И всё же», — подумал он, изогнув губы в усатой улыбке, — «они, безусловно, неотложная проблема, не так ли? Так что мне придётся с ней разобраться».

Он вывел цифровые часы в углу своего поля зрения и сверил время. Он выверил их по двадцати шестичасовому дню Сэйфхолда, и прошло уже два часа после тридцати одного минутного периода, которые сэйфхолдийцы знали как «Час Лангхорна». На любой другой планете, населённой человечеством, он бы назывались «компенсором» или просто «компом», периодом корректировки, необходимым для того, чтобы подогнать день чужой планеты к чему-то, что чётко делится на стандартные минуты и часы человечества. На Сэйфхолде каждый, кто проснулся в полночь, должен был провести «Час Лангхорна» в молчаливой медитации и обдумывании всего того, что Бог сделал для него, вмешательством Лангхорна, за прошедший день.

Мерлин, однако, никогда не собирался проводить этот Час таким образом.

Он фыркнул от этой мысли и усилил чувствительность своего слуха. Усиливающие программы проанализировали входящие звуки, подтверждая, что Башня Мериты дремлет в тишине. Принимая во внимание скудость ночного освещения, сэйфхолдийцы рано ложились и рано вставали, и это позволило отказаться от охраны и стражников везде, кроме входа в башню. К настоящему моменту всё то небольшое число почётных гостей башни уже спало глубоким сном, а прислужники вернулись в свои служебные и дежурные помещения, отведённые для них на самых низших уровнях башни, в ожидании звона колокольчиков, если кому-нибудь из страдающих бессонницей потребуются их услуги.

Именно этого и ждал Мерлин.

— Сыч, — еле слышно позвал он.

— Да, лейтенант-коммандер? — практически мгновенно ответил голос ИИ через его встроенный коммуникатор.

— Я готов, — сказал Мерлин. — Отправь мне скиммер, как было указано ранее.

— Да, лейтенант-коммандер.

Мерлин поднялся, погасил фитили своих ламп и открыл окно комнаты. Он взобрался на толстый оконный карниз и сидел там, смотря на гавань, болтая ногами в ночи, опираясь плечом о широкую амбразуру.

Набережная была полна жизни, даже в это ночное время, так как грузчики работали, чтобы закончить погрузку грузов для шкиперов, жаждущих поймать следующий прилив. Так же был слышен неизбежный шум со стороны таверн и публичных домов, а усиленный слух Мерлина доносил до него смех, музыку, пьяные песни и ссоры. Он также мог слышать — и видеть — как часовые бдительно стояли на своих постах или обходили свои участки патрулирования на стенах дворца, а сфокусировавшись на сторожевых башнях и оборонительных батареях гавани, он мог бы увидеть часовых, стоявших на страже и там.

Он просидел так несколько минут, терпеливо ожидая, прежде чем Сыч снова заговорил.

— Ожидаемое время прибытия — одна минута, лейтенант-коммандер, — сказал он.

— Подтверждаю, — еле слышно сказал Мерлин в ответ, хотя и полагал, что в действительности в этом не было необходимости.

Передача от компактного, дальнобойного коммуникатора встроенного в корпус его ПИКА в том месте, где у человека располагалась бы селезёнка, отразилась от СНАРКа, висевшего на геостационарной орбите над Наковальней, большого моря или маленького океана к северу от Земель Маргарет, на главный антенный массив Сыча, расположенный в четырнадцати тысячах километров — нет, на расстоянии восьми тысяч семисот миль, чёрт возьми, поправил он себя — далеко в Горах Света. СНАРК, как и сам массив, был хорошо замаскирован (что могло быть не слишком уж чрезмерной предосторожностью, как думал Мерлин, когда он изначально устраивал всё это) и бесшумно приближался к нему с севера, после целого дня спокойного барражирования над морем.

Мерлин потянулся вперёд и вверх, цепляясь пальцами левой руки за щель между двумя массивными камнями Башни Мериты для удержания баланса. Затем он согнулся, полуприсев в проёме окна.

— Хорошо, Сыч. Забирай меня, — сказал он.

— Да, лейтенант-коммандер, — ответил ИИ, и тяговый луч от разведывательного скиммера, зависшего на высоте тысячи метров над Теллесбергом, скользнул вниз и аккуратно подхватил Мерлина с его насеста на карнизе.

Он легко и бесшумно поднимался в темноте, наблюдая за городом под его ботинками. Именно этот способ Лангхорн и его так называемые ангелы использовали для своих «чудесных» появления и уходов, и Мерлин испытывал жгучее желание делать это так же открыто. Его разведывательный скиммер в этот момент был настроен на режим максимальной скрытности, что означало, что умное покрытие корпуса отображало рисунок неба над ним. Фактически он был прозрачен как для человеческих глаз, так и для глаз Мерлина, а также для большинства более изощрённых датчиков. Но эта же система умного покрытия и её штатная система посадочных огней могла использоваться для создания ослепляющего блеска «Кёсэй Хи», который использовался «ангелами». В сочетании с нечеловеческими возможностями, встроенными в ПИКА Мерлина, не говоря уже о других передовых технологиях, которые Као-юн и Шань-вэй смогли спрятать, он мог бы легко повторить любой подвиг «ангелов», который они когда-либо совершили.

Но Нимуэ отмела такую возможность практически сразу. Не только потому, что она мгновенно и инстинктивно испытала отвращение к идее следования по стопам Лангхорна и Бе́дард, но потому, что были и другие, более практические, причины. Рано или поздно, правда всплывёт, и именно по этой причине Мерлин никогда не говорил откровенной лжи. Продолжать избегать лжи было одновременно и проще, и сложнее, чем он подозревал, но, когда придёт время и истина будет открыта, он не мог позволить, чтобы с ним была связана хоть одна ложь. Не мог, если хотел, чтобы кто-нибудь поверил ему, когда он расскажет им о той большой лжи, которая была совершена со всей их планетой много сотен лет назад.

Что ещё более важно, простая замена какого-либо суеверия, одной ложной религии на другую, никогда бы не помогла выполнить ту задачу, которую Нимуэ Албан взвалила на свои плечи. «Приказы Бога», которые нужно выполнять без вопросов, не вызовут широкого распространения независимого, пытливого склада ума и менталитета, которые потребуются в последующие десятилетия и века. И появление «ангела», чьё учение кардинально расходится с Церковью и Писанием не поможет, но породит всякого рода обвинения в демоническом происхождении. Что, в свою очередь, почти наверняка приведёт к религиозной войне, которая, как она опасалась, была неизбежна, но которую она надеялась, по крайней мере, свести к минимуму и отложить на одно или два поколения.

Толстый защитный пузырь фонаря кабины зависшего скиммера скользнул в сторону, и тяговый луч поставил Мерлина на выдвинутый встроенный трап. Он быстро взобрался по нему и улёгся в удобное, хоть и не совсем просторное, переднее лётное кресло в кабине экипажа, пока трап возвращался в фюзеляж. Фонарь сам собой скользнул над его головой, запираясь с тихим «шууууссшу» хорошего уплотнения, закрывая его в прохладном, безопасном коконе кабины, и он почувствовал нежные, нерушимые объятия включившегося силового поля, удерживающего его в полётном кресле, когда он протянул руку и положил руку на джойстик.

— Я беру управление, Сыч, — сказал он.

— Подтверждаю, лейтенант-коммандер. Управление ваше, — ответил ИИ, и Мерлин выжал газ, выводя скиммер из парения, и потянул ручку управления на себя, направив его вверх.

Скиммер ускорялся плавно, и он смотрел, как индикатор скорости полёта дошёл до семисот километров в час. Он мог бы ускориться ещё больше — индикатор был откалиброван до скорости больше чем шесть чисел Маха — но у него не было никакого желания создать звуковые удары. Один или два раза, это ещё можно было принять за природный гром, даже в такую безоблачную ночь, как сегодня, но он не хотел этим увлекаться. Вполне возможно, придёт время, когда у него не будет выбора насчёт этого; в то же время, однако, он не хотел позволить себе приучаться к плохим привычкам.

Он направился к северо-западу от Теллесберга, почти прямо от места встречи Кайлеба с хлещущей ящерицей — и убийцами Нармана — пересекая береговую линию и устремляясь над водами Бухты Южный Хауэлл. С своей большой высоты он мог видеть тусклые огни крепостей на острове Песчаной Банки и острове Хелен, в сотнях километров от Бухты, но сегодня они его не интересовали. Вместо этого он продолжил движение вперёд, отклоняюсь всё дальше на запад, пока перед ним не появились крутые склоны гор Стивина.

Горы Стивина поднялись как крепостной вал, стена через южный конец перешейка, соединяющий Черис с Землёй Маргарет. Смена произношения в названии горного хребта указывала, что он был наречён много после того, как «Архангел Хастингс» подготовил свои карты, вероятно, не более чем несколько сотен лет назад, и даже сейчас он был очень мало заселён. Его высокие пики тянулись до трёх тысяч метров — десяти тысяч футов, раздражённо поправил себя Мерлин, так как он должен был привыкнуть к размышлениям в единицах местной измерительной системы — и плотность населения была не достаточной, чтобы подтолкнуть поселенцев в это негостеприимное окружение.

Это вполне соответствовало требованиям Мерлина.

Он достиг своей цели, всего в двухстах милях от черисийской столицы, и перевёл скиммер в режим парения над высокогорной долиной.

Она не выглядела сильно отличающейся от любого другого участка этих необитаемых гор. Было несколько пятен земной растительности, но их было мало, и они были расположены далеко друг от друга, потерянные среди местных «сосен» («которые действительно выглядели совсем как одноименное Земное дерево», — подумал он, — «кроме их гладкой, почти шелковистой коры и более длинных игл») и дебрей леса. При отсутствии земных растений, обеспечивающих им место обитания, не было ни одного из перевезённых животных и птиц, чьи сферы обитания продолжали всё неуклонно расширяться вне районов планеты, на которые претендовало человечество. Однако здесь было много примеров эндемичной фауны Сэйфхолда, и Мерлин напомнил себе, что хлещущая ящерица или дракон не поймут, что ПИКА был неудобоваримым, пока не совершат ошибку, попробовав сожрать его.

Он улыбнулся представив, как один из местных хищников старается, пытаясь проглотить не перевариваемые куски одного неосторожного ПИКА, и постучал по отображаемой на картографическом дисплее скиммера детальной топографической карте, которую Сыч создал во время облётов СНАРКов несколькими пятидневками ранее. Ну вот. Это было то, чего он хотел, и он медленно и мягко заставил скиммер скользить вперёд.

Вход в пещеру был тёмной раной на склоне горы. Теперь, когда он был здесь лично, со скиммером, который использовался, как объект для визуального сравнения, вход выглядел ещё больше, и он направил небольшой разведывательный аппарат через проход. Он был в два раза шире, чем фюзеляж и короткие крылья скиммера, и ещё больше расширился, когда он влетел внутрь. До вертикального стабилизатора также имелся достаточный зазор, и он провёл скиммер почти на сто метров — триста тридцать футов, напомнил он себе, на этот раз сделав преобразование почти автоматически — дальше вглубь, затем развернул аппарат на месте, пока его нос не стал снова указывать на тёплую ночь за пределами пещеры.

«Неплохо», — подумал он. — «Совсем не плохо».

На самом деле, место было почти идеально. Менее чем в половине часа от Теллесберга даже при относительно скромной скорости, которую он позволил себе сегодня вечером, оно была по меньшей мере в тридцати или сорока сэйфхолдийских милях от ближайшего человеческого жилья, и пещера была достаточно велика, чтобы служить ангаром для скиммера. Она была чуть влажной, с небольшим ручейком на южной стене, несмотря на возвышение, но это не имело значения. Как только скиммер приземлился и запечатал свои воздухозаборники, Мерлин мог погрузить его в солёную воду и оставить его там, ничуть ему не повредив.

Были признаки того, что кто-то большой — «возможно, дракон», — подумал он, изучая листья, — «и он не вегетарианской породы» — устроил здесь логово, но это тоже было нормально. На самом деле это было даже плюсом. Не каждый дракон смог бы с большой лёгкостью повредить тяжело бронированный разведывательный скиммер, и, если бы какая-то странствующая охотничья команда действительно проникла в эту высокую горную долину, они бы… вряд ли захотели заглянуть в пещеру, на которую претендовал один из самых страшных наземных хищников Сэйфхолда.

«Хотя остальная часть снаряжения не такая прочная, как скиммер», — подумал он. — «Во всяком случае, наверное, будет хорошей идеей оставить включённой звуковую систему».

Его копии оригинальных заметок и отчётов Шань-вэй о проделанной работе содержали огромное количество информации о родной экологии планеты, и она и её команда определили наиболее эффективные звуковые частоты, чтобы отгонять дикую местную фауну. Если бы он немного поиграл с уровнями мощности, он бы смог подобрать звук, который удержал бы даже дракона на безопасном расстоянии от его здешнего склада оборудования, не заставляя его искать другое логово.

Скиммер завис, примерно в метре — в трёх футах — от достаточно плоского пола пещеры. Регулируемые посадочные опоры скиммера были более чем достаточно длинными, чтобы компенсировать неизбежные неровности, и он кивнул себе, довольный пригодностью пещеры.

— Сыч.

— Да, лейтенант-коммандер?

— Похоже это место отлично подойдёт, — сказал он. — Продолжай и запусти грузовую аэроплатформу завтра вечером. Но не выгружай ничего, пока я не смогу сюда вернуться и не настрою звуковые щиты скиммера.

— Да, лейтенант-коммандер.

— И не забудь избегать любых населённых пунктов во время полёта.

— Да, лейтенант-коммандер.

На мгновение Мерлин подумал, что слышит что-то похожее на преувеличенное терпение в голосе ИИ. Но, конечно, это было смешно.

— У тебя уже есть дневная сводка?

«Ещё один ненужный вопрос», — сказал он про себя. — «Конечно же у Сыча есть дневная сводка!»

— Да, лейтенант-коммандер, — ответил ИИ.

— Хорошо. Есть что-нибудь ещё от Нармана и Шандира о причастности герцога Тириена к покушению?

— Нет, лейтенант-коммандер.

На этой фразе Мерлин недовольно скривился. У него было не так много информации о герцоге Тириене, как ему хотелось бы. Он относительно поздно идентифицировал этого аристократа как игрока в этой игре, и герцог был очень осторожен с людьми, с которыми он встречался, и с тем, что он обсуждал, когда встречался с ними. Он не мог помешать Мерлину подслушать почти любую встречу, о которой знал Мерлин, но, похоже, и встреч было не очень-то и много. Почти так же раздражало то, что проявляемая им осторожность, в том, что он говорил своим приспешникам, когда он встречался с кем-то из них, затрудняла анализ ещё больше.

Не было никаких сомнений в том, что он поддерживал тесную связь с Нарманом, хотя Мерлин не смог определить точный момент, когда он собирался всадить свой кинжал в спину князя Изумруда. К сожалению, учитывая его звание герцога, его родственников и родственников со стороны его жены, обвинение его в государственной измене было бы … щекотливым предприятием. Это была одна из причин, по которой Мерлин не заводил об этом речь с Хааральдом. И в равной степени он надеялся получить дополнительные подтверждающие доказательства, прежде чем он сел говорить с самыми надёжными советниками короля в это утро.

— Я не думаю, что герцог дал нам что-нибудь новое со своей стороны, верно? — спросил он.

— Нет, лейтенант-коммандер.

Мерлин снова поморщился, на этот раз с усмешкой. Согласно руководству производителя, ИИ тактического компьютера РАПИРа имел словарь более ста тысяч слов. До сих пор, по его оценкам, Сыч использовал примерно шестьдесят.

— Хорошо, Сыч. Продолжай и передай сводку в бортовые системы скиммера. У меня будет время бегло пролистать её, прежде чем я вернусь в Теллесберг.

— Да, лейтенант-коммандер.

Сыч отлично справлялся с обслуживанием ценных жучков, которых Мерлин расположил во множестве различных мест на Сэйфхолде. В настоящий момент они были сосредоточены в Черис, Изумруде и Корисанде, но он не пренебрегал Зионом или королевством Таро. Если уж на то пошло, у королевы Шарлиен один был постоянно закреплён на потолке её тронной комнаты, а другой в комнате её тайного совета.

Несмотря на то, что Мерлину требовалось гораздо меньше «сна», чем любому биологическому человеку, он не мог найти времени, чтобы самому контролировать всех этих тайных шпионов. Но Сыч был тщательно проинструктирован об именах, местах и событиях, которыми интересовался Мерлин. ИИ также получил список наиболее обобщённых триггерных слов и фраз — например похожие на «убийство» или «взятка» — и, в отличие от Мерлина, он был изначально разработан для одновременного мониторинга множества исходных данных и невосприимчивым к скуке.

Передача заняла всего несколько секунд. Затем моргнул зелёный огонёк, указывая на завершение операции. Мерлин удовлетворённо кивнул, затем склонил голову.

— Есть что-нибудь ещё в твоём анализе платформ Ракураи, Сыч? — спросил он.

— Утвердительно, лейтенант-коммандер, — ответил ИИ, после чего замолчал, и Мерлин закатил глаза.

— В таком случае, расскажи мне, что ты придумал, как вывести их из строя.

— Я не смог разработать план, как их уничтожить, лейтенант-коммандер, — спокойно сказал Сыч.

— Что? — Мерлин сел прямо в своё кресле, глаза его распахнулись. — Почему нет, Сыч?

— Платформы кинетической бомбардировки и солнечные панели расположены в центре сферы систем зональной обороны и пассивных сканеров, внутрь которой никакое оружие, находящееся в моём распоряжении, не может и надеяться проникнуть, — сказал ему ИИ. — Анализ показывает, что большая часть этих защит была установлена после уничтожения коммодором Пэй первоначального Анклава Озера Пэй.

— После того, как Лангхорн умер?

— Да, лейтенант-коммандер. — Ответ Сыча на самом деле удивил Мерлина. ИИ обычно не очень хорошо распознавал вопросы — особенно те, что могли бы быть риторическим — предполагающие ответ на них, если только они не были специально ему направлены.

— Есть у тебя какая-нибудь гипотеза о том, почему они могли быть введены в строй в то время?

— Без лучших исторических данных надёжные, статистически значимые гипотезы не могут быть предложены, — сказал Сыч. — Тем не менее, моделирование очевидной стратегии администрации Лангхорна до этого времени, особенно в свете того факта, что коммодор Пэй остался в полном неведении о существовании системы бомбардировки до её использования против Александрийского Анклава, предполагает, что преемники Администратора были обеспокоены тем, что могут быть и другие «нелояльные», особенно среди воинских частей, которыми командовал коммодор. Предполагая, что это правда, кажется, что было бы логично укрепить защиту платформ от дополнительных атак.

Мерлин нахмурился — не в несогласии, а задумавшись — на несколько секунд, затем медленно кивнул.

— Полагаю, это имеет смысл, — размышлял он вслух. — Не то, чтобы это очень помогло нашим проблемам.

Сыч ничего не сказал, и Мерлин резко усмехнулся от отсутствия его ответа. Затем он опять задумался.

Кинетические бомбардировочные платформы, которые были использованы против Шань-вэй, всё ещё были там, беззвучно вращаясь по орбите вокруг планеты. Невозможно было быть уверенным, но Мерлин практически не сомневался, что платформам было поручено бомбардировать и уничтожить любую наземную энергетическую аномалию, которая могла бы указывать на то, что сэйфхолдийцы отклонялись от предписанных Книгой Чжо-чжэн ограничений технологии. Например, энергетический отпечаток электрогенерирующей установки.

Точный уровень излучений, необходимых для их активации, невозможно было оценить, но Книга Чихиро ясно предупреждала, что тот же Ракураи, который поразил злую Шань-вэй, ждёт, чтобы наказать любого, кто потерян для Бога, потому что попытался последовать по её стопам. Согласно Писанию, молния, связанная с естественными грозами, была напоминанием Бога об уничтожении, ожидающем тех, кто согрешил, своего рода перевёрнутое зеркальное отражение символики обещания радуги Ною после Потопа.

Сыч смог получить неплохие снимки платформ используя исключительно пассивные системы, но СНАРК, который начал зондирование для сбора дополнительной информации, был почти мгновенно уничтожен лазером c противоракетной платформы. Другой СНАРК, попытавшийся проникнуть в защищаемый периметр в режиме максимальной невидимости, добился только того, что был обнаружен и разрушен, ещё когда находился в тысячах километров от платформ. Это довольно убедительно ответило на вопрос о том, активны или нет системы, работающие на солнечной энергии. В тоже время, оборонительные системы демонстрировали абсолютное безразличие к любым случайным выбросами других СНАРКов Мерлина, полётам скиммера или ускользнувшим коммуникационным передачам.

«Вероятно, это было бы небольшой проблемой для их собственных операций, если бы они стреляли «ангелам» в задницу из-за их излучений», — подумал он саркастически. — «Таким образом, треклятая штука почти наверняка ждёт, чтобы убить первый признак зарождающейся технологии за пределами параметров Чжо-чжэн. Это не значит, что её нельзя было использовать ни для чего другого, если эти проклятые источники энергии, скрывающиеся в Храме, говорили об этом. И они имеют шесть заряженных ячеек, каждая из которых способна накрыть половину континента при необходимости, по наилучшей оценке Сыча. Что нехорошо. Совсем не хорошо».

— Мы не можем расположить что-нибудь достаточно близко, чтобы сделать эту работу, Сыч? — спросил он почти через минуту.

— Отрицательно, лейтенант-коммандер.

— Почему нет?

— Потому что ни одно оружие, сохранённое для использования вами, не имеет возможности задействовать платформы вне пределов диапазона, в которых защитные системы платформ могут уничтожить их, лейтенант-коммандер. Также ни одна из доступных вам платформ не обладает способностью к маскировке, достаточной для проникновения настолько глубоко в защищённую зону, чтобы изменить этот факт.

— Понимаю. — Мерлин поморщился, затем пожал плечами. — Ну, если это так, то так тому и быть. Нам нужно будет пересечь этот мост, когда мы подойдём к нему, и я уверен, что в итоге мы найдём решение.

Сыч ничего не сказал, и Мерлин снова засмеялся.  — «Такт или тупость?» — мимолётно подумал он. Не то чтобы это имело значение. Но чем бы это ни было, сейчас нечего было биться головой именно в эту стену.

Он отложил эту проблему в сторону и снова откинулся в пилотском кресле, так как он поднял скиммер на большую высоту и позволил скорости его полёта подняться до четырёх Махов в юго-западном направлении. Полёт, который он имел в виду, должен был занять более часа, даже на такой скорости, и он вывел на экран первую из записей Сыча.

* * *

Местная ночь была достаточно поздней, когда Мерлин отключил воспроизведение с жучков наблюдения спустя почти полтора часа и пять тысяч километров. Как всегда, большинство записанных данных наблюдения были скучными, раздражающе загадочными или теми, и другими. Но, почти как всегда, среди всего этого фонового шума было спрятано несколько самородков.

На данный момент, это не было по-настоящему первостепенными в мыслях Мерлина, и выражение его лица изменилось, когда он посмотрел вниз на рельеф местности под ним.

Армагеддонский Риф, так называли это место местные. Когда-то оно назвалось Александрией, но это было давно, и новое имя было мрачно уместным.

Всего около тысячи миль, с востока на запад — это была ширина бухты Ракураи, бухты в самом сердце Армагеддонского Рифа, самого проклятого места на Сэйфхолде, который когда-то был домом для Александрийского Анклава. Остров, на котором стоял этот анклав, всё ещё был там, но он был не таким большим, как был раньше, и был разрушен до почти лунного ландшафта из-за перекрытия ударных кратеров.

Лангхорн не ограничился тем, что уничтожил анклав Шань-вэй и убил всех её друзей и единомышленников. Также, в этом анклаве были колонисты. Некоторые в самой Александрии; другие рассеялись по маленькому континенту, окружающему обширную бухту. Их тоже нужно было уничтожить, поскольку они могли быть заражены «еретическими» учениями Шань-вэй.

«Кроме того», — резко подумал Мерлин, — «этот ублюдок хотел заявить о себе. Чёрт, он хотел поиграть со своей проклятой игрушкой, вот чего он хотел. «Ракураи», как же!»

Он понял, что его рука изо всей силы стискивает ручку управления. Даже с регуляторами, которые он наложил на свою силу ПИКА, он мог повредить элементы управления, если бы действительно попытался, и он заставил себя расслабиться.

Это было… сложно.

С его высоты, несмотря на темноту, его усиленному зрению не составляло труда увидеть, что кинетическая бомбардировка раскрошила круглую зону примерно восемнадцати километров в поперечнике. И даже не один раз. У Нимуэ было достаточно времени, чтобы прогнать отчёты со СНАРКов, которые она отправила на место этого давнего массового убийства, через аналитические программы Сыча. Из рисунка перекрывающихся ударных было легко понятно, что Лангхорн послал три отдельные волны искусственных метеоров, ударивших по континенту. И он уделил Александрии особое внимание. По крайней мере пять волн кинетических ударов прошли взад и вперёд по всему острову. Даже сейчас, почти восемьсот стандартных лет спустя, истерзанные, разбитые руины, которые они оставили после себя, остро бросались в глаза с высоты полёта Мерлина.

«Но он же не убил совсем всех, верно?» — горько сказал себе Мерлин. — «О нет! Ему нужен был кто-то, кто бы стал свидетелем, не так ли?»

Именно это и сделал Лангхорн. Он пощадил единственное поселение от разрушения, чтобы его ошеломлённые и испуганные жители могли засвидетельствовать дождь из огненных молний — Ракураи Бога — который наказал Шань-вэй и её павших последователей за их зло. «Архангелы», которые набросились на эту деревню, выживающую после последствий бомбардировки, унесли их, разместив их в семейных группах по другим городам и деревням всего Сэйфхолда. Официально их пощадили, потому что, в отличие от своих товарищей, они были свободны от греха. Как будто бы Лот и его семья были избавлены от разрушения Содома и Гоморры, их пощадили, потому, что они оставались верными Богу и Его обнародованным законам. Фактически, их пощадили только затем, чтобы они могли свидетельствовать о могуществе и страшной силе ярости Бога… и судьбе любого, кто восстал против Его наместника на Сэйфхолде, Архангела Лангхорна.

На самом деле, не было никакой причины, по которой Мерлин должен был совершить этот полёт. Он уже знал, что здесь случилось, уже видел изображение со СНАРКов. В самом деле не было никакой разницы между этими образами и тем, что его собственные искусственные глаза сообщили электронному призраку Нимуэ Албан, который жил за ними. И тем не менее она всё же была здесь. Несмотря ни на что, но была.

ПИКА были запрограммированы делать всё, что могли бы сделать люди, и реагировать естественным образом, с соответствующими изменениями выражения, на эмоции своих операторов, если только операторы специально не запретили им делать это. Мерлин перепрограммировал себя не очень сильно, потому что эти естественные, автоматические реакции, так же, как и шрамы, которые Нимуэ осторожно включила в свою внешность, были необходимой частью убеждения других людей в том, что он был человеком. И, не взирая на то, был ли он электронным аналогом или нет, возможно, он действительно продолжал оставаться человеком, как отметил уголок его кибернетического мозга, когда слеза стекла по его щеке.

Он парил там, высоко, намного выше сцены этой древней резни, этого давнего убийства, которое случилось, по его мнению, не больше, чем несколько месяцев назад. На самом деле он задержался ненадолго, хотя ему показалось, времени прошло намного больше. Ровно настолько, чтобы выполнить то, ради чего он пришёл сюда: чтобы оплакать своих мертвецов, и пообещать им, что, сколько бы времени ни потребовалось, какая бы проблема ни возникла, цель, ради которой они умерли, будет достигнута.

«Лангхорн и его единомышленники назвали это место Армагеддонским Рифом, местом, где «добро» восторжествовало над «злом» на все времена. Но они ошибались», — подумал Мерлин холодно. — «Зверство, которое они устроили здесь, было не последней битвой в этой борьбе, но первой, и окончание войны, которую он начал, будет сильно отличались от того, который они предполагали».

Он парил там, чувствуя, как обещание погружается в его кости из сплава, а затем повернул нос скиммера на восток, к приближающемуся рассвету, и покинул это место печали. 

VIII Королевский Дворец, Теллесберг, Королевство Чeрис

— Ваше Величество, — сказал впечатляюще выглядящий мужчина, склонив голову в почтительном поклоне, когда он вошёл в зал совета.

— Рейжис, — ответил король Хааральд.

Впечатляюще выглядящий мужчина выпрямился и подошёл к креслу у подножия длинного стола. Он остановился и встал рядом с ним, ожидая, пока взмах руки Хааральда не пригласит его сесть. Затем он повиновался жесту и сел в искусно отделанное резьбой кресло.

Мерлин изучал его своими невозмутимыми глазами. Его СНАРКи и их пассивные жучки часто наблюдали и подслушивали этого человека за последние несколько месяцев, но это было совсем не то же самое, что наконец встретиться с ним лицом к лицу.

Рейжис Йеванс, граф Серой Гавани, был первым советником Хааральда VII, старшим членом Тайного Совета — фактически, премьер-министром Черис, хотя этот термин (и должность) ещё не был изобретён на Сэйфхолде. Для черисийца он был меньше среднего роста, но он нёс своё аккуратное, компактное тело с уверенностью человека, который знал его ценность. Он был на несколько лет старше Хааральда, и, в отличие от короля, он был чисто выбрит. Длинные волосы, стянутые сзади в старомодного вида конский хвост, которого придерживались больше деревенские представители младшего дворянства и находящиеся на службе морские офицеры, были щедро покрыты серебром, но его тёмные глаза были яркими и настороженными. Цепь на шее, являющаяся символом его должности, была менее сложной, чем у Хааральда, без блестящих драгоценных камней как у короля, а вышивка его куртки была более сдержанной, хотя её ткань была столь же богата, и он тоже носил золотой скипетр Паломничества.

Несмотря на превосходный пошив и очевидную стоимость его одежды, он был окружён флёром физической и ментальной твёрдости, которой можно было ожидать от первого советника королевства. Что, вероятно, было как-то связано с теми двадцатью годами, которые он провёл в качестве офицера в Королевском Флоте, прежде чем смерть его бездетного старшего брата возложила на него титул Серая Гавань и заставила его уйти в отставку. Нынешний граф отправился в море в качестве кадета-гардемарина в зрелом одиннадцатилетнем возрасте, получил под командование свой корабль в возрасте двадцати восьми лет, и он видел достаточно морских боёв и кровопролития, прежде чем стал изнеженным политиком.

Серая Гавань бросил взгляд на Мерлина, его лицо осталось бесстрастным, и Мерлин про себя улыбнулся. Первый советник должен был испытывать любопытство, учитывая все слухи о попытке убийства и таинственном спасителе кронпринца, которые крутились вокруг Дворца. Без сомнения, Серая Гавань был лучше информирован, чем кто-либо другой, но ни о чём особом это не говорило.

Король уже открыл рот, чтобы сказать что-то ещё, когда дверь в комнату совета снова открылась. Ещё один человек прошёл через неё и его шаг был значительно поспешнее, чем был у Серой Гавани.

Вновь прибывший был по крайней мере на голову выше графа, но, хотя его одежда была сделана из богатой ткани, а на пальцах сверкали драгоценные кольца, ему не хватало лощёного вида первого советника. К тому же он был моложе Серой Гавани, но выглядел значительно более потёртым, а ещё он уже был лысым. Его крючковатый, похожий на клюв, нос был высоким и гордым, а его глаза были более светлого коричневого — почти янтарного — оттенка, чем у большинства черисийцев.

— Ваше Величество, — сказал он немного хрипло. — Прошу прощения. Я пришёл так быстро, как только смог, когда секретарь передал мне ваше сообщение.

— Не нужно извиняться, Бинжамин, — сказал Хааральд с улыбкой. — Я понимал, что ты не вернёшься с Песчаной Банки до позднего вечера или до завтра. Я не ожидал, что ты вообще сможешь присутствовать, или мы бы тебя дождались.

— Я только что вернулся, Ваше Величество, — ответил Бинжамин Райс, барон Волны Грома. — Дело, по которому я отсутствовал, потребовало значительно меньше времени, чем я ожидал.

— Я рад это слышать, — сказал ему Хааральд. — Будет гораздо удобнее обсудить это с тобой и Рейжисом одновременно. Пожалуйста, садись.

Волна Грома повиновался вежливой команде, усевшись на своё обычное место, за два кресла от Серой Гавани, слева от графа. Хааральд подождал, пока он полностью не усядется на своё место, а затем махнул правой рукой в направлении Мерлина.

— Рейжис, Бинжамин, это — таинственный Мерлин, о котором вы двое, несомненно, так много слышали. Сейджин Мерлин, граф Серой Гавани и барон Волны Грома.

Глаза Серой Гавани стали ещё более узкими и внимательными, когда Харальд дал Мерлину титул «сейджин», но король спокойно продолжил.

— Рейжис управляет Тайным Советом для меня и делает большую часть тяжёлой работы по управлению королевством. Бинжамин, не так уж сильно упрощая, глава моей разведки. И он очень хорош в этом.

Трое мужчин вежливо, но насторожённо, кивнули друг другу, и Хааральд улыбнулся.

— Я понимаю, что все виды слухов о сейджине Мерлине носятся по дворцу с тех пор, как вернулся Кайлеб вернулся домой. К счастью, никто, похоже, ещё не осознал, что Мерлин действительно является сейджином… или что это подразумевается, по крайней мере. И по причинам, которые, я верю, скоро станут ясными, я очень хочу сохранить это в таком виде. Учитывая то, что произошло там, в лесу, а также рассказы — многие из которых, как я уверен, гораздо глупее дворцовых сплетен — которые ходят по городу, люди будут ожидать, что он получит определённые преференции здесь, при Дворе. Это естественно, но важно, чтобы мы не оказывали ему слишком много преференций. Однако для того, чтобы наилучшим образом использовать его услуги, я считаю, для него будет важно иметь доступ не только ко мне, но и к Совету. Как именно согласовать эти два противоположных соображения озадачило меня на какое-то время, но я думаю, что придумал решение.

— Я намерен специально назначить сейджина Мерлина в Королевскую Гвардию, чтобы он служил в качестве личного охранника и телохранителя Кайлеба. Лейтенант Фалкан будет продолжать командовать обычной командой морпехов Кайлеба, но Мерлин будет подчинён непосредственно Кайлебу, с пониманием того, что он будет сотрудничать с Фалканом, но не будет нести прямой ответственности перед лейтенантом. Я уверен, что некоторые из морских пехотинцев будут возмущены этим, и даже увидят в этом пощёчину по лицу их службы, но я также ожидаю, что они научатся жить с этим. И после столь чудесного спасения, никто не удивится, если мы внесём некоторые изменения в наши давно устоявшиеся меры безопасности.

— Его постоянное назначение к Кайлебу позволит держать его всё время в непосредственной близости, не допуская официально в круг моих консультантов. Вряд ли мы сможем, конечно, сохранить от утечки тот факт, что он сейджин. Когда это случится, я предлагаю всем нам акцентировать рассказы на бойцовских способностях сейджина… и преуменьшать любые намёки на любые другие необычные таланты.

Серая Гавань и Волна Грома кивнули, почти одновременно, хотя Мерлину казалось, что, в первую очередь, это было больше от признания инструкций Хааральда, чем от какого-либо понимания того, почему король мог дать эти инструкции. В конце концов, он подумал, что это не удивительно.

— В рамках усилий, направленных на то, чтобы отвлечь от него внимание, — продолжил Хааральд, — вы двое будете единственными членами Совета, которые будут знать, что он — нечто большее, чем исключительно способный воин, призванный защищать Кайлеба, каким он кажется. Мейкел, конечно, также будет знать об этом, но я намерен максимально ограничить эту информацию вами тремя, Кайлебом и мной, и нашими личными телохранителями. Со временем нам придётся расширить этот круг, но я хочу, чтобы число людей, допущенных к секрету, было минимально возможным. В дополнение к тому, чтобы удержать кого-либо из наших… менее дружелюбных соседей, скажем так, от знания истинной степени его талантов, это также должно помешать ему стать предметом подозрений и ревности Двора, которые были бы неизбежны, если бы совершенно незнакомый человек внезапно поднялся к вершинам власти здесь в Черис.

Выражение лица короля на мгновение стало мрачным.

— Тем не менее, правда состоит в том, что его таланты простираются далеко за пределы поля битвы, — сказал он. — Я твёрдо придерживаюсь мнения, что эти другие таланты будут иметь для нас гораздо большее значение в долгосрочной перспективе, и я надеюсь, что вы трое, скорее всего, проведёте немало времени работая вместе.

Он сделал паузу, как бы позволяя этому дойти до их сознания, затем посмотрел прямо на Серую Гавань.

— Рейжис, сейджин Мерлин сумел произвести на меня даже большее впечатление во время нашего разговора вчера утром, чем произвело его вмешательство, которое спасло жизнь Кайлеба. Я пошёл на эту встречу, настроенным скептически и подозрительно; я вышел с неё с верой в то, что сейджин Мерлин хорошо понимает Черис и способен оказать нам большую услугу. Я уверен, что ты сформируешь своё собственное мнение о нём — я ценю тебя и Бинжамина за вашу независимость мысли, а также за вашу лояльность и способности — но я хочу, чтобы вы оба внимательно выслушали то, что он должен сказать. Прежде чем я отпущу вас всех, позволь мне рассказать тебе, почему он впечатлил меня так сильно.

— Начнём с…

* * *

— …и поскольку всё, что он рассказал мне, идеально соответствовало всему, что ты смог подтвердить, Бинжамин, — закончил свой король несколько минут спустя инструктаж своих советников, — у меня не было выбора, кроме как признать, что он действительно обладает Зрением. Конечно, как я сказал ему в то время, его способности и его благонадёжность должны быть доказаны, прежде чем я смогу полагаться на него так, как я уже полагаюсь на вас обоих. Сейджин Мерлин был достаточно учтив, чтобы принять это без чувства обиды.

Он замолчал, и оба советника посмотрели на Мерлина с задумчивыми выражениями. Волна Грома выглядел заинтригованным, хотя и немножечко скептически, что не было большим сюрпризом. Серая Гавань тоже выглядел скептически, но, если Мерлин серьёзно не ошибался, по крайней мере половина скептицизма первого советника была зарезервирована для настоящих мотивов и амбиций таинственного незнакомца.

— Поскольку сейджин Мерлин, очевидно, гораздо лучше осведомлён о событиях и людях, стоящих за ними здесь, в Теллесберге и в Черис в целом, чем большинство вновь прибывших, — сухо продолжил король через несколько мгновений, — мне показалось, что первой вещью, что мы должны сделать — это обсудить между вами тремя наши проблемы с нашими менее дружелюбными соседскими… представительствами среди нас. Я хочу, чтобы вы и Бинжамин соединили то, что мы уже знаем, с тем, что сейджин Мерлин может нам рассказать, Рейжис. Эта попытка убить Кайлеба была не совсем неожиданной, но она представляет собой чьё-то решение значительно повысить ставки. Думаю, нам пора подумать, как внушить им, что попытки убить наследника престола… неразумны.

Тон короля был лёгким, почти шутливым; но его глаза такими не были.

— Я понимаю, Ваше Величество, — ответил Серая Гавань с кивком, который был наполовину поклоном. Затем он слегка склонил голову. — Просто насколько сильно вы бы хотели доставить это сообщение адресатам, Сир?

— Очень сильно, когда речь идёт о лицах, фактически вовлечённых в эту попытку, — сказал Хааральд гораздо более холодным тоном. — Так сильно, я думаю, как все от нас ждут, предполагая, что мы сможем определить, кто именно несёт ответственность. И, честно говоря, я намереваюсь доставить себе немного личного удовлетворения, наблюдая, что не будет никого, разочарованного в этом отношении. В отношении остальных наших местных шпионов реакция может быть несколько более сдержанной. Я просто хочу, чтобы они занервничали, если вы понимаете.

— Я уверен, что мы справимся, Ваше Величество, — хрипло сказал Волна Грома. — Но, чтобы быть предельно ясным, вы не поручаете нам отменить нашу политику в отношении известных шпионов?

— Наверное, нет, — сказал Хааральд и слегка пожал плечами. — То, что мы оставляли в покое тех, кого мы знаем, чтобы препятствовать их хозяевам посылать новых, до сих пор хорошо нам помогало. С другой стороны, то, что почти произошло с Кайлебом, указывает, что они могут обойти наше наблюдение. Кроме того, они должны знать, что мы идентифицировали по крайней мере некоторых из их агентов, и после чего-то подобного этому, они должны ожидать, что мы уделим некоторое внимание уборке дома. Если мы не ничего не сделаем против хотя бы некоторых из них, они зададутся вопросом, почему мы этого не сделали. Пока что я предположу, что некоторые из второстепенного списка ведут честную игру и положусь на ваше собственное мнение относительно того, кого из них будет наиболее полезным удалить из игры, а кого оставить на месте. По первостепенному списку, получите моё одобрение, прежде чем действовать против кого-либо.

— И что мы будем делать с информацией, представленной сейджином Мерлином? — спросил Серая Гавань почти болезненно нейтральным тоном.

— Я доверяю твоему мнению и мнению Бинжамина, когда речь зайдёт о том, чтобы определить, в какой список помещать новые имена, — сказал ему Хааральд. — Не предпринимайте никаких действий против любого, кого вы внесёте в первостепенный список, предварительно не обсудив это со мной. Что касается любого имеющего отношение к второстепенному списку, я готов полагаться на ваше суждение.

— Понимаю, Ваше Величество, — сказал Серая Гавань.

— Спасибо. — Хааральд отодвинул кресло и встал, а остальные трое быстро встали вслед за ним, почтительно склонив головы. Король посмотрел на них, затем улыбнулся первому советнику и слегка покачал головой.

— Я точно знаю, о чём ты думаешь, Рейжис, — сказал он. — Я подозреваю, что и сейджин Мерлин тоже. Тем не менее, ты слишком умён, чтобы позволить этому укоренившемуся в тебе подозрению омрачить твоё суждение. Кроме того, я предсказываю, что ты будешь удивлён … талантами сейджина так же, как и я.

— Меня беспокоят не таланты сейджина Мерлина, Сир, — сказал Серая Гавань с тонкой улыбкой, которая подтверждала точность наблюдений его монарха.

— О, я это знаю. — усмехнулся Хааральд. — И сейджин тоже. Но я всё ещё думаю, что ты удивишься.

Он снова улыбнулся, на этот раз всем троим, и вышел из зала заседаний совета.

* * *

— … а Малвейн управляет целой шайкой агентов из «Перекрещённых якорей» для Мейсена, — закончил Мерлин свой оперативный доклад спустя добрую часть часа. — Владелец таверны — один из людей Малвейна, но большинство агентов, которыми он командует, в действительности думают, что они работают на представителя настоящего иностранного банкира, чьи интересы тесно связаны с вашими собственными купеческими домами. Они думают, что они предоставляют в основном коммерческую информацию, не понимая, насколько полезной может быть эта информация для Гектора или что можно логически вывести из неё.

Волна Грома кивнул, не отрывая глаз от нескольких листов бумаги, на которых он продолжал деловито набрасывать заметки. В отличие от Серой Гавани, барон не был урождённым дворянином. Его отец был обычным капитаном корабля, и Бинжамин Райс заработал свой патент дворянина, поднявшись из низов и став одним из великих бизнес-магнатов Теллесберга. На этом пути он обучался как клерк, и до сих пор у него сохранился быстрый, чёткий почерк, который он развил в те времена. Он продолжал хорошо служить ему, так как его обязанности главы разведывательного аппарата Хааральда сделали его не склонным доверять секретаршам, когда дело доходило до записи деликатных заметок.

Теперь он наконец откинулся на спинку кресла, изучая написанное, а потом взглянул на Серую Гавань, прежде чем посмотреть на Мерлина.

— Я впечатлён так, как и предсказал Его Величество, сейджин Мерлин, — сказал он, собирая дюжину с лишним листов, плотно исписанных заметками. — Всей информацией, которую вы только что предоставили, конечно, но и вашей способностью отслеживать всё это без ваших собственных заметок.

— Я тоже впечатлён, — согласился граф Серой Гавани, откидываясь в своём собственном кресле, глядя на Мерлина прищуренными глазами.

— Я также впечатлён, — продолжил Волна Грома, — тем фактом, что, насколько мне известно, в ваш список также попал каждый крупный иностранный агент, которого мы смогли идентифицировать. Как я уверен вы знаете, такое подтверждение всегда ценно. И, если честно, это придаёт дополнительный вес вашей информации об агентах, которых мы не смогли идентифицировать. Вроде всей этой вспомогательной шайки Лаханга, работающей в «Северном Ключе». — Он покачал головой. — Полагаю, я должен был понять, что он должен иметь кого-то ещё, действующего как его глаза и уши, вдалеке от Теллесберга, но мы никогда не имели большой возможности разнюхать, кто бы это мог быть.

— Я бы не чувствовал себя слишком плохо из-за этого, барон, — сказал Мерлин, пожав плечами. — У меня есть определённые преимущества, которых нет у обычных следователей. Если бы мне пришлось расследовать тоже самое, что и им, я бы никогда не смог обнаружить столько, сколько я уверен, вы уже знаете.

— Без сомнения, — задумчиво сказал Серая Гавань. — В то же время, сейджин Мерлин, я должен признать, мне любопытно, как так произошло, что вы так много «видели» о Черис. — Мерлин выгнул бровь, и первый советник пожал плечами. — Просто кажется… странным, что сейджину с Гор Света были ниспосланы настолько подробные «видения» событий, столь далёких от Храмовых Земель, чтобы вы смогли идентифицировать отдельных трактирщиков, работающих на князя Гектора.

Волна Грома слегка нахмурился, откинувшись на спинку стула и попеременно смотря на двух других мужчин. Мерлин, со своей стороны, лишь слегка улыбнулся.

— Это не так странно, как вы думаете, милорд, — сказал он. — Вы знаете, я могу немного контролировать то, что вижу.

— В самом деле? — вопрос Серой Гавани прозвучал подчёркнуто вежливо. — Во всех историях, которые я когда-либо слышал или читал, видения сейджина кажутся… загадочными, если можно так сказать. Или, может быть, неопределёнными. Но ваши видения, сейджин Мерлин, кажутся чрезвычайно конкретными.

— Я склонен подозревать, — сказал Мерлин, — что многие из этих «неопределённых» видений, в тех историях, которые вы слышали, были плодами выдумок. — Он откинулся назад в своём собственном кресле с весёлой улыбкой. — Либо они никогда не происходили, либо они… были приукрашены, скажем так, людьми, которые сообщили о них. Хотя мне больно признавать это, я уверен, что более чем один «сейджин» был немного больше, чем обычный шарлатан. В таком случае, чем более «загадочным» было так называемое видение, тем лучше. Небольшое пространство для свободной интерпретации могло бы иметь большое значение для поддержания доверия к кому-либо.

— Это, конечно, довольно верно. — Серая Гавань казался немного ошеломлённым прямым ответом Мерлина.

— Милорд, — сказал голубоглазый чужестранец, — когда я впервые начал видеть являвшиеся ко мне видения, они приходили со всего Сэйфхолда. Конечно, во многом, они были довольно смущающими. Но скоро я открыл, что, концентрируясь на местах и людях, представляющих особый интерес, я могу перенаправлять, или, возможно, лучшим словом было бы «фокусировать», последующие видения.

— И вы решили сфокусировать их здесь, на Черис?

— Да, я сделал это. Я не обвиняю вас в скептицизме, милорд. Это одна из ваших обязанностей перед королём. Тем не менее, я уже объяснил Его Величеству, что именно меня привлекло к Черис в первую очередь. И, если быть откровенным, в этот конкретный момент Черис нужны все те преимущества, которые она может получить.

— Это верно, Рейжис, — сказал Волна Грома. Он начал подравнивать листы с заметками в аккуратную стопку. — И хотя я столь же подозрителен, как и любой другой человек, — продолжил барон, — по крайней мере до сих пор, сведения сейджина Мерлина, выглядели достаточно правдоподобными. У меня были свои подозрения о том, кто стоял за покушением на принца, но ни один из моих людей не нашёл связи между Лахангом и его наёмниками. Теперь, когда она была показана, я ожидаю, что мы сможем подтвердить её. Это имеет смысл, в любом случае.

— Я знаю. — Серая Гавань вздохнул. — Полагаю, это просто…

Первый советник поморщился, затем посмотрел на Мерлина со странной короткой полуулыбкой.

— Вы совершенно правы говоря, что нам нужны все преимущества, которые мы можем получить, — сказал он более естественным тоном. — Возможно, я просто чувствую, что мы так долго пытались отгонять кракенов баграми, что мне просто трудно поверить, что такая помощь может так просто упасть нам в прямо в руки, как это случилось.

— Я могу понять это. — Мерлин несколько мгновений смотрел на него, затем оглянулся на Волну Грома. — Я могу понять это, — повторил он, — и поэтому я не решался назвать вам ещё одно имя.

— Вы знаете ещё кого-то? — Глаза Серой Гавани сузились, а Волна Грома нахмурился.

— Есть ещё один высокопоставленный шпион, — медленно сказал Мерлин. — Стоящий настолько высоко, что я изначально собирался вообще не упоминать о нём, пока у вас не будет возможности оценить надёжность другой информации, которую я мог бы предоставить.

— Где? О ком ты говоришь? — Серая Гавань наклонился вперёд, его голос снова стал подозрительным.

— Милорд, если я скажу вам это, это очень сильно расстроит вас.

— Я сам буду судить об этом, сейджин Мерлин, — сказал граф с чёткой и безжалостной властностью первого советника королевства.

— Хорошо, милорд. — Мерлин наклонил голову в коротком поклоне подтверждения, но не подчинения. — Я боюсь, герцог Тириен не тот человек, каким вы его считаете.

Серая Гавань внезапно откинулся назад. На мгновение его выражение стало просто потрясённым. Затем его лицо потемнело от гнева.

— Как ты смеешь говорить такое? — требовательно спросил он суровым тоном.

— Я смею очень много вещей, милорд, — сказал Мерлин ровным голосом, его собственное выражение было непоколебимым. — И я говорю правду. Я сказал вам, что это может огорчить вас.

— По крайней мере, это было правдой, — отрезал Серая Гавань. — Я очень сомневаюсь, что всё остальное было!

— Рейжис — начал Волна Грома, но Серая Гавань прервал его резким, острым взмахом своей руки, ни на мгновение не отрывая своих яростных глаз от Мерлина.

— Когда король сказал нам работать с вами, я очень сомневаюсь, что он когда-либо подозревал, что вы скажете нам, что его собственный кузен предатель, — проскрежетал он.

— Я уверен, что нет, — согласился Мерлин. — И меня не удивляет ваш гнев, милорд. В конце концов, ведь вы знали герцога с тех пор, как он был мальчиком. Ваша дочь замужем за ним. И, конечно же, он стоит на четвёртом месте в списке наследования, и он всегда был верным сторонником короля Хааральда, как в Тайном совете, так и в парламенте. Меня же вы знаете менее двух часов. Меня удивило бы, если бы вы были готовы принять моё неподтверждённое заявление, что человек, которого вы знали и которому доверяли так долго, на самом деле является предателем. К сожалению, это не меняет правды.

— Правды? — прошипел Серая Гавань. — Так всё это было только для этого? Кто послал вас, чтобы дискредитировать герцога?!

— Никто меня никуда не посылал, кроме моей воли, — ответил Мерлин. — И я не стараюсь дискредитировать никого, кроме тех, чьи собственные действия уже дискредитировали их.

— Не лгите больше! Я не хо…

— Рейжис! — Волна Грома выглядел несчастным, но резкость его голоса заставила Серую Гавань взглянуть на него. Первый советник свирепо посмотрел на него, и Волна Грома покачал головой.

— Рейжис, — снова повторил он, его голос стал намного ближе к нормальному, — я думаю, нам нужно выслушать то, что он хочет сказать.

— Что? — Серая Гавань уставился на своего собрата-советника с недоверием.

— Мои собственные люди сообщали о нескольких… нестыковках, которые связаны с герцогом, — неуверенно произнёс Волна Грома.

— Какого рода «нестыковках»? — недоверчиво потребовал ответа Серая Гавань.

— Большинство из них были мелочи, — признался Волна Грома. — Его окружение, несколько случаев, когда известные агенты Изумруда ускользнули из наших рук в Хейрете, когда мы предупредили власти, чтобы они их задержали, торговые предприятия, которые оказались для него необычайно выгодными и в которых были глубоко замешаны интересы торговцев Изумруда. И тот факт, что он был главным покупателем виверн у Лаханга, насколько мы можем сказать.

— Не будь смешным, — холодно сказал Серая Гавань. — Герцог — мой зять, я напомню тебе — увлекается охотой. Его виверн-птичник — самый большой и дорогой во всём королевстве! Конечно же, он главный клиент Лаханга! Ради Бога, Бинжамин — мы все знали, что легенда Лаханга была выбрана специально, чтобы дать ему доступ к людям, таким же, как и Кельвин! Если ты собираешься обвинить его на этом основании, тебе придётся обвинить половину знати в Черис!

— Именно поэтому я ещё ни в чём не обвинил его, — гораздо более резко произнёс Волна Грома. — Я сказал, что это мелочи, и никто не собирается обвинять кого-то в положении герцога в измене на основании таких неосновательных доказательств. Не тогда, когда он так близок к Короне, и когда он так открыто и решительно поддерживает Короля так долго. Но это не изменяет отчётов, которые я получил, и это не обязательно делает сейджина Мерлина лжецом. Которого — барон посмотрел Серой Гавани прямо в глаза, — как раз ты обвиняешь, что он им является.

— Разве он только что не обвинил герцога в гораздо худшем? — Серая Гавань сдал назад.

— Да, он так и сделал, — сказал Волна Грома, его голос был даже более нейтральным, чем у Мерлина. — И что, если он прав?

— Сама эта идея нелепа!

— Это не значит, что это не может быть правдой, — не отводя глаз сказал Волна Грома. — Это моя сфера ответственности, Рейжис. Я не хочу, чтобы сейджин Мерлин был прав насчёт герцога, но моя ответственность — рассмотреть вероятность того, что так может быть. И ты несёшь ответственность за то, чтобы позволить мне делать мою работу и выяснить это.

Серая Гавань таращился на него в течение нескольких напряжённых секунд. Затем он оглянулся на Мерлина, и его тёмные глаза были наполнены горечью и яростью.

— Очень хорошо, — проскрежетал он. — Делай свою работу, Бинжамин. И когда ты докажешь, что во всём этом нет ни единого слова правды, «сделай свою работу» и расследуй деятельность и этого человека тоже! Что же касается меня, то, боюсь, у меня сейчас есть другие обязанности.

Он встал, бросил сердитый взгляд на Волну Грома и гордо вышел из комнаты, даже не взглянув в сторону Мерлина.

IX Офис барона Волны Грома, Теллесберг

— Я боюсь, это выглядит так, словно… в этом что-то есть, милорд.

Бинжамин Райс откинулся назад своём кресле, выражение его было несчастным. Сэр Рижард Моревладелец, его заместитель, выглядел таким же несчастным. Сэр Рижард нёс основную ответственность за контрразведывательные мероприятия Волны Грома (хотя это тоже был термин пока ещё не изобретённый на Сэйфхолде). Он был самым доверенным подчинённым Волны Грома, как за его лояльность, так и за его рассудительность, и он также был очень умным человеком. Волна Грома не сообщил ему личности обвинителя герцога, но барон чувствовал уверенность, что Моревладелец уже определил кто это. Однако, за половину жизни сэр Рижард накопил достаточно опыта, чтобы не задавать вопросов о вещах, которые он не должен был знать, и Волна Грома полностью доверял его осмотрительности.

На данный момент Моревладелец был тем человеком, который провёл последние два дня повторно анализируя каждый клочок информации о герцоге Тириене. Герцог несколько раз тесно работал с Волной Грома — и Моревладельцем — учитывая его звание и его обязанности. Тириен был частью многих критических стратегий королевства, посвящён в большинство королевских секретов, как личных, так и политических, и это продолжалось буквально на протяжении десятилетий. Так как Моревладелец был столь же опытным, насколько же и умным, то это означало, что он точно понял, куда может привести этот клубок проблем.

— Мне не нравится признавать это по нескольким причинам, — продолжил Моревладелец через мгновение. — Во-первых, конечно, из-за того, насколько это может оказаться грязным, и потому, что это причинит вред Его Величеству. Но я почти так же недоволен тем фактом, что без этой новой информации — откуда бы она ни исходила, — почтительно добавил он, — мы, в первую очередь, наверное, никогда бы не поняли, что может быть что-то серьёзное, на что нужно смотреть.

— Полагаю, что в действительности это не удивительно — вздохнул Волна Грома. Он потёр переносицу своего гордого носа, сверкнул облезлым скальпом в солнечном свете, что тёк через окно за его спиной, и покачал головой. — Никто не хочет быть тем, кто первым укажет пальцем на второго по величине дворянина королевства, Рижард. И никто, в первую очередь, не хочет верить, что тот, кто так высоко стоит в престолонаследии, может быть оказаться предателем.

— Такое происходило в других местах, — мрачно заметил Моревладелец. — Я должен был иметь в виду, что это может произойти и здесь, милорд.

— Ты должен был, я должен был. — Волна Грома махнул рукой. — Ни один из нас этого не сделал. И теперь, когда мы это сделали, я не хочу, чтобы мы пришли к поспешным доказательствам вины только потому, что нам кажется, что мы должны были всё время подозревать.

— Намёк понял, милорд.

Моревладелец кивнул, и Волна Грома потянулся к игрушке с пресс-папье на своём столе, когда он рассмотрел отчёт своего подчинённого.

Сам Волна Грома был доказательством того, насколько открытой была аристократия королевства Черис, по сравнению с большинством других королевств Сэйфхолда, и он — и король Хааральд — верил в использование лучших доступных талантов, независимо от того, насколько голубой (или не голубой) могла быть их кровь. Эта политика хорошо служила им на протяжении многих лет, но у неё были и свои недостатки. И один из них состоял в том, что, как бы ни была открыта черисийская аристократия, простолюдины по-прежнему не решались обвинять вельмож в их проступках.

Отчасти это было результатом врождённого уважения, уверенности в том, что некоторые люди просто должны быть выше подозрений. Волна Грома был уверен, что это была та категория, к которой Моревладелец (так же, как и сам Волна Грома) причислил в своём уме Кельвина Армака, герцога Тириена. В конце концов, нынешний герцог был единственным живым сыном единственного дяди короля. Хотя его отец, Арин, был младшим братом Хааральда VI, на самом деле он был на несколько лет старше Хааральда, поскольку Арин, как и сам Кельвин, поздно женился. Он, и Хааральд, воспитывались скорее как братья, чем как кузены, и он был крёстным отцом Кайлеба, а также его кузеном.

Он также был Констеблем Хейреты, ключевого города-крепости на острове Тириен. Хейрета была бесспорно второй или третьей по важности военно-морской базой всего королевства, поставленной для господства над северной частью бухты Хауэлл, а её констебль традиционно считался старшим черисийским офицером после самого верховного адмирала Острова Замка́. Кроме этого, Тириен был одним из старших руководителей королевской партии в Палате Лордов, непоколебимым сторонником политики короля Хааральда, одним из самых доверенных дипломатических представителей короля, и зятем первого королевского советника. Определённо он, из всех людей, просто не мог быть предателем!

Но, как только что заметил Моревладелец, такое уже происходило в других местах. Здесь так же мог иметь значение тот факт, что многие из лучших следователей Волны Грома были рождены простолюдинами. Возможно, что кто-нибудь, кто сам был рождён благородным, мог благосклоннее относиться к подозрениям в отношении аристократа. Более того, он с большей вероятностью рискнул бы высказать какие-либо подозрения в отношении такого потенциально мощного противника. Даже в Черис, простолюдин вряд ли смог процветать, заполучи он врага среди высшей аристократии, и то же самое было справедливо по отношению к его семье.

Это было потенциальное слепое пятно, которому Волна Грома собирался уделить больше внимания в будущем, потому что, хоть он и предостерёг Моревладельца, чтобы тот не торопился с выводами, сам барон чувствовал нарастающую уверенность в том, что герцог виновен. Мерлин Атравес предоставил слишком много дополнительных сведений, которые могли быть подвергнуты проверке. И до сих пор, каждая вещь, которую он им рассказал — и которую агенты Волны Грома смогли проверить — оказалась достоверной.

Конечно, всегда существовала некоторая вероятность, что подозрения Серой Гавани, о том, что всё это часть какого-то сложного замысловатого заговора по нанесению ущерба вере Короны в герцога, были правильным. Те самые факторы, которые ставили Тириена «выше подозрений», делали его жизненно важным для королевства и его безопасности. Если на самом деле он был таким же верным, как все его всегда считали, то его дискредитация — возможно, даже побуждение его к восстанию, как единственной защите от ложных обвинений — была бы огромным успехом для любого из многочисленных врагов Черис.

Но Волна Грома ни на секунду не поверил в это. И если бы Серая Гавань был хоть немного менее тесно связан с Тириеном, то, как подозревал барон, первый советник тоже не поверил бы этому.

К сожалению, граф был тесно связан с герцогом. Кроме того, оставался небольшой вопрос о том, что Тириен также был кузеном короля Хааральда, а король и кронпринц оба были глубоко к нему привязаны.

— Мы должны действовать очень осторожно, Рижард, — сказал наконец барон. Моревладелец не ответил, но на его лице было такое решительное одобрение, что губы Волны Грома дёрнулись. Было понятно, что это было одно из самых ненужных предупреждений, которое он когда-либо выдавал.

— У тебя есть мысли о том, как лучше подойти к проблеме? — продолжил он.

— Это зависит от ответа на довольно деликатный вопрос, милорд.

— Я уверен, что да, — сухо сказал Волна Грома. — И нет, я не думаю, что мы хотим рассказать об этом Королю, пока не будем уверены, что у нас действительно есть, что ему рассказать. Ему будет ужасно больно, если в этом есть хоть капля правды. И он будет ужасно зол, если всё это окажется ложной тревогой. Но если мы расскажем ему об этом прежде, чем будем в чём-то уверены, то это, скорее всего… отрицательно скажется на секретности нашего расследования. Его Величество — один из самых благоразумных людей, из тех, кого я знаю, но я совсем не уверен, насколько хорошо он сможет притворяться, если подумает, что герцог был предателем.

«И», — решил он не добавлять вслух, — «до тех пор, пока мы храним только между нами что-то, что я санкционировал без ведома или одобрения Его Величества, у него будет кто-то, кого можно будет бросить кракенам, если окажется, что в конце концов герцог невиновен».

Волна Грома не находил обдумывание этой возможности особенно вдохновляющим, но это было его работой. И если герцог на самом деле был невиновен, его значимость для королевства успокоила бы его возможную ярость от того, что под подозрение ошибочно попали люди, имеющие большое значение для короля Хааральда.

— Это ограничивает возможности, милорд, — почтительно заметил Моревладелец. Он не жаловался — очевидно, он следовал той же цепочке логики — просто рассматривал практические последствия. — Собственные гвардейцы герцога очень, очень хороши, и они хорошо знакомы с тем, как мы ведём такие дела. Они должны это знать — они помогали нам делать это, достаточно часто! Поэтому, если мы попробуем внедрить одного из наших людей в его домашнее окружение, мы скорее предупредим его о том, что у нас есть подозрения, чем добьёмся успеха.

— И мы не можем получить его личную переписку, — согласился Волна Грома.

Другим вопросом была публичная переписка герцога, связанная с постами, которые он занимал по королевскому назначению, например с таким, как должность Констебля Хейреты. К ней, как был уверен барон, он мог бы получить доступ без особых проблем. И он был совершенно уверен, что сделай он так — это не принесло бы абсолютно никакой пользы. Конечно, он всё равно это сделает, просто на всякий случай, но он был бы удивлён, если бы из этого что-то вышло.

— Если бы мы точно знали, что он делает, полагая, конечно, что он вообще что-то делает, — скрупулёзно уточнил Моревладелец, — это упростило бы ситуацию. Если бы мы знали, что он передаёт информацию, и подозревали, кому он её передаёт, мы могли бы попытаться передать через него ложную информацию и посмотреть, как отреагирует другая сторона. Но всё, что я могу вам в действительности сказать, это то, что он, кажется, проводит слишком много времени с людьми, про которых мы знаем, что их, так или иначе, финансирует Нарман. Вроде барона Чёрной Виверны. И, конечно же, Лаханга. И, — выражение лица Моревладельца стало мрачнее, — остаётся маленький вопрос об агентах Изумруда, которые, похоже, продолжают теряться в Хейрете.

Волна Грома кивнул, но от него не укрылось, как прищурились глаза Моревладельца. Двое из предполагаемых агентов Изумруда, которые каким-то образом смогли избежать задержания в Хейрете, перед тем как сбежать, перерезали глотки паре самых доверенных следователей Моревладельца. Следователи, которые прибыли в Хейрету с тем, что должно было быть идеальным прикрытием… и знанием герцога об их подлинных личностях и миссии.

Фактически, герцог был единственным человеком в Хейрете, который знал, что они там были именно потому, что агенты Нармана в прошлом постоянно избегали ареста. Моревладелец проверил всё два или три раза, чтобы быть уверенным в этом, и это означало, что герцог был единственным человеком в Хейрете, который мог раскрыть их личности. Это не обязательно что-то доказывало. Этот секрет мог быть раскрыт в Теллесберге, когда Моревладелец отправил их, или один из следователей, возможно, был известен другой стороне по какому-то предыдущему делу. Маловероятные вещи происходили в прошлом, и будут происходить снова. И даже если герцог нёс ответственность за утечку информации, он вполне мог раскрыть её непреднамеренно. Коли на то пошло, Нарману, возможно, удалось заполучить шпиона в официальной резиденции герцога, который мог быть в состоянии получить несанкционированный доступ к информации без его ведома.

Проблема заключалась в том, чтобы выяснить так ли это было. И до тех пор, пока Волна Грома этого не сделал, он не мог себе позволить работать над другой информацией, что предоставил Мерлин. Разумеется, ничего из этой информации независимо он подтвердить не мог.

— Хорошо, — сказал барон через мгновение. — Думаю, нам нужно сделать это двумя разными способами. Во-первых, я хочу, чтобы наши люди, которые наблюдают за ним, были усилены. И я думаю, что мне не нужно говорить тебе, насколько важно быть абсолютно уверенным в лояльности любого, кого мы привлекаем к этому, Рижард.

— Конечно нет, милорд.

— И второе, — хмуро сказал Волна Грома. — Я думаю, нам нужно установить маленькую ловушку.

— Ловушку, милорд? — повторил сэр Рижард, и Волна Грома снова кивнул.

— Как ты сказал, если бы мы знали, кому он передаёт информацию, мы могли бы попытаться накормить его ложной информацией, чтобы он передал её им. Ну, может быть, в широком смысле, мы знаем того, кому он передаёт её.

Моревладелец озадаченно посмотрел на него, и Волна Грома резко фыркнул.

— Ты сам это сказал, Рижард. Люди Нармана в Хейрете, кажется, стали более неуловимыми, чем где-либо ещё в королевстве.

— А-а-а… я понимаю, милорд, — сказал Моревладелец и его глаза засверкали.

X Особняк графа Серой Гавани, Теллесберг

— Ты же не серьёзно, Бинжамин! — возразил граф Серой Гавани.

— Я знаю, что ты не хочешь этого слышать, Рейжис, — сказал Волна Грома, — но я не буду оправдываться, что не отношусь к этому серьёзно.

— И ты сказал об этом Его Величеству? — требовательно спросил Серая Гавань.

— Ещё нет, — признал Волна Грома. — Его Величество и Кайлеб ещё ближе к герцогу, чем ты. Пока я не уверен, что где-то под всем этим дымом есть огонь, я не собираюсь говорить им что-либо, что могло бы причинить им вред на личном уровне. Уверен, что ты не думаешь, что я получаю удовольствие рассказывая тебе, что кто-то, кого я знаю, кто так близок тебе и твоей дочери, отец твоих внуков, может быть предателем?

Серая Гавань посмотрел на него прищуренными глазами. Они оба сидели в стоящих друг напротив друга креслах в уединённой гостиной в усадьбе «Серая Гавань», особняке графа в Теллесберге. Каждый из них держал наполовину наполненный бокал, а бутылка превосходного сиддармаркского виски стояла на столе у локтя графа. Был поздний полдень, и штормовая погода надвигалась с юго-запада, пронизывая перевалы Гор Стивина, и с Котла, этого мелководья, разрушенного течениями участка морской поверхности между Черис и островом Таро. Нарастающий ветер бушевал на волноломах гавани, и по всей набережной экипажи кораблей задраивали и крепили всё что можно в преддверии сильного шторма. Утренний солнечный свет на небе превратился в густую пасмурность облачного раннего вечера, а гром угрожающее ворчал. Тучи, заслонившие солнце, были снизу чёрными и толстыми, и тут и там среди них мелькали молнии.

«Погода», — подумал Волна Грома, — «к сожалению, является зеркальным отражением напряжения внутри этой гостиной».

— Нет, конечно, я не думаю, что ты получаешь удовольствие, рассказывая мне это, — сказал наконец Серая Гавань. — Однако, это не значит, что я думаю, что ты прав.

— Поверь мне, — сказал Волна Грома с предельной искренностью, — в этом случае я гораздо, гораздо больше рад был бы обнаружить, что мои подозрения лишены оснований. И я не собираюсь наносить ущерб отношениям Короля с его кузеном до тех пор, пока я не буду уверен, что на то есть причина.

— Но ты не очень обеспокоен моими отношениями с Кельвином? — сказал Серая Гавань с холодной улыбкой.

— Ты знаешь это лучше меня, Рейжис. — На этот раз в голосе Волны Грома был холодок, и он посмотрел глаза графа очень спокойно. — Я бы ничего не сказал тебе, пока не выяснил бы так или иначе, либо, если закон не потребовал бы от меня этого.

Серая Гавань снова посмотрел на него секунду-другую, а затем грустно кивнул.

Закон был очень ясен и существовал со времён прапрадеда Хааральда. В Черис, в отличие от большинства других земель, даже самый просторождённый человек не мог быть просто схвачен и отправлен в тюрьму. Во всяком случае, не легально, хотя Серая Гавань и знал, что законом иногда манипулировали и даже прямо нарушали. Однако, любого гражданина Черис, прежде чем заключить в тюрьму, должны были на законном основании обвинить в каком-то конкретном преступлении перед Королевским Магистратом, даже по подозрению со стороны светских властей. И его должны были осудить за это преступление перед Королевской Скамьёй, прежде чем его могли оставить там. Конечно, суды Церкви были совершенно другим делом, и в результате между Короной и Церковью возникла определённая напряжённость, но и Хааральд, и епископ-исполнитель Жеральд попытались минимизировать её насколько возможно.

Аристократы, однако, наслаждались значительно большей защитой, даже в Черис. Как сказал бы Серая Гавань (если бы он вообще когда-либо удосужился рассмотреть этот вопрос), так и должно было быть. В случае аристократа уровня Кельвина Армака даже Корона должна была действовать осторожно. Волна Грома не мог законно инициировать такое расследование, которое он явно собирался предложить, без прямого разрешения короля… или его первого советника. На самом деле, если бы Серой Гавани захотелось быть более педантичным в этом вопросе, то в этом случае Волна Грома уже превысил свои законные полномочия.

Часть графа соблазнилась было сделать так, но он прогнал в сторону это искушение. Сама мысль о том, что Кельвин мог быть предателем, была нелепой, но Волна Грома был прав. Он был обязан рассмотреть даже самые смехотворные обвинения. И тот факт, что Кельвин был зятем Серой Гавани, только сделало ситуацию более болезненной для них обоих.

— Я знаю, что ты не сказал бы мне, если бы тебе не пришлось, Бинжамин, — вздохнул Серая Гавань через мгновение. — И я знаю, что это чертовски неловко. Я думаю, что вся эта идея абсурдна и даже немного оскорбительна, но я знаю, откуда пришло первоначальное… обвинение. Лично я думаю, что этот так называемый сейджин превзошёл себя, и я с нетерпением жду, когда он попытается объяснить Его Величеству почему он счёл нужным ошибочно ставить под сомнение честь члена семьи Его Величества. Но я понимаю, что тебе нужно моё разрешение, прежде чем вы сможете продолжить. Так что, расскажи мне, что вы подозреваете, и как вы намерены доказать или опровергнуть ваши подозрения. Если, конечно, — он тонко улыбнулся, — «сейджин Мерлин» не счёл нужным обвинить в измене и меня.

— Конечно, он этого не сделал, — угрюмо сказал Волна Грома, а затем посмотрел вниз в бокал с виски. Он рассматривал ясные, янтарные глубины секунду или две, затем сделал глоток и снова взглянул на хозяина дома.

— Хорошо, Рейжис, — сказал он. — Вот что мы имеем на текущий момент. Первое…

* * *

Гром громыхал, громко и резко, разбиваясь в небесах, и Рейжис Йеванс, граф Серой Гавани, стоял и смотрел в открытое окно на безупречный сад своего городского особняка. Ветер хлестал ветви и цветущие кустарники, бичуя тёмные, глянцевые листья, чтобы показать их светлую нижнюю поверхность; воздух, казалось, покалывал его кожу; и он ощутил резкий, отчётливый запах молнии.

«Недолго», — подумал он. — «Недолго ждать, пока эта буря разразится».

Он поднял свой бокал с виски и выпил, чувствуя, как его горячий, медовый огонь обжигает ему горло, пока он смотрел в темноту. Молния внезапно вспыхнула над покрытой пенистыми гребнями волн гаванью, пылая в облаках, как плетёный кнут Ракураи Лангхорна, залив весь мир на краткий миг серовато-синим, ослепительным светом, и новый раскат грома взорвался ещё громче, чем когда-нибудь до этого.

Серая Гавань наблюдал всё это ещё несколько секунд, затем отвернулся и оглядел уютную, освещённую светом ламп гостиную, которую Волна Грома покинул чуть больше двух часов назад.

Граф вернулся к своему креслу, налил себе ещё виски и сел. Его разум настаивал на том, чтобы переосмыслить всё, что сказал Волна Грома, и он закрыл глаза от боли.

«Это не может быть правдой», — подумал он. — «Не может быть. Должно быть какое-то другое объяснение, какой-то другой ответ, который смогут придумать Моревладелец и Бинжамин».

Но он уже не был так уверен в себе, как раньше, и эта потерянная уверенность причиняла страдания. Эта боль была намного хуже, чем он думал, возможно, от того, что он был уверен, что этого никогда не случится.

Он снова открыл глаза, уставившись в окно, ожидая первого грохочущего водопада надвигающейся бури.

Он был готов отвергнуть любую вероятность вины своего зятя. Не только потому, что Кельвин был кузеном короля, следующим в очереди на трон после детей Хааральда и назначенным регентом для его несовершеннолетних детей, случись что-нибудь с Хааральдом и Кайлебом. Не просто потому, что Кельвин был важен для королевства. И не просто из-за бесспорной дополнительной власти и влияния, которые брак его дочери с герцогом добавил к собственному влиянию Серой Гавани, или потому, что Кельвин всегда был его верным союзником в Тайном Совете и в Парламенте.

Нет. Он был готов отбросить эту вероятность потому, что Кельвин всегда был добрым и любящим мужем для его дочери Женифир и до безумия любящим отцом двум своим детям. Потому что он занял место Чарльза, давно умершего сына Серой Гавани.

Потому, что граф Серой Гавани любил своего зятя.

Но, мрачно признался он сам себе, если бы это был кто-то ещё, он нашёл бы, что подозрения Волны Грома… убедительные.

«Не убедительные!» — сказал он сам себе, собравшись с духом. Но потом его плечи снова поникли. — «Нет, не убедительные, но наводящие на размышления, что их нужно расследовать. Достаточно внушительные, чтобы повлиять на то, что Хааральд чувствует к нему, в какой степени Хааральд может ему доверять. Будь проклят этот так называемый сейджин!»

Он мог бы всё это отбросить без всякого сомнения, если бы не гибель следователей Моревладельца в Хейрете… и связи Кельвина на предприятиях с известными торговыми интересами Изумруда. Как и многие аристократы, Кельвин иногда находил, что расходы, связанные с поддержанием образа, ожидаемого от человека его звания, тяжелы, а его собственный вкус к дорогим охотничьим собакам, вивернам и ящерицам, а также к случайным рискованным высоким ставкам, предъявлял ещё большие требования к его кошельку. Он был далеко не бедным человеком, но, тем не менее, в зависимости от обстоятельств, финансовое напряжение было неоспоримо, и, хотя едва ли это было общеизвестно, Серая Гавань знал об этом на протяжении многих лет. Но почему-то, когда со средствами, казалось, становилось немного туго, то или иное из его торговых предприятий всегда преуспевало. Просто некоторые из слишком большого их числа, как теперь знал граф, заключили партнёрские отношения с людьми, чья абсолютная преданность была, мягко выражаясь, подозрительной.

«Но нет никаких доказательств того, что Кельвин знает, что он имеет дело с такими людьми», — подумал Серая Гавань. — «Его обязанности в основном военные, и он не так глубоко вовлечён, как Бинжамин и я, в повседневные попытки вычисления агентов Нармана. Его никогда не информировали так досконально, как меня. Насколько я знаю, у него никогда не было никаких причин подвергать сомнению лояльность его партнёров… или удивляться, если некоторые из них использовали его без его ведома».

Граф погрузился в бокал с виски в то время, как снова загремел гром. Голубовато-белое мерцание молнии вспыхнуло ещё раз, прочерчивая свою слепящую ярость сквозь пурпурные небеса, и он услышал, как первые редкие капли дождя упали на шиферную крышу особняка.

«Действительно ли возможно, что Кельвин — его зять, кузен короля — был предателем? Мог ли он обманывать всех, да ещё так долго? Или всё это было ошибкой? Только вопросом косвенных доказательств, которые в конечном счёте ничего не значили? Одна видимость, использованная для чего-то похожего на обвинения «сейджина Мерлина»?»

Граф осушил свой бокал и наполнил его снова. Он знал, что не должен этого делать. Знал, что он уже выпил достаточно, чтобы это навредило его рассудительности. Но это помогало справиться с болью.

Он опять задумался над предложением Волны Грома, и его челюсти сжались. Самым весомым доказательством против Кельвина — если можно так выразиться — было убийство следователей Моревладельца в Хейрете. Следователей, чьи личности знал только он. Поэтому Моревладелец предложил рассказать ему о личности другого из его следователей, вместе с информацией, что человек, о котором шла речь, наступал на пятки высокопоставленному агенту Изумруда. Из предоставленного Моревладельцем описания предполагаемого агента, Кельвину должно было быть очевидно (предполагая, его фактическую виновность), что агент был одним из деловых партнёров Кельвина.

«И, если он виноват», — мрачно подумал Серая Гавань, — «нового следователя Моревладельца постигнет та же участь, что и его предшественников. Или это то, что произошло бы без дюжины дополнительных людей, о которых Кельвин не узнает».

Если случится покушение на человека Моревладельца, или если подозреваемый, о котором идёт речь, внезапно исчезнет, это всё равно ничего не докажет. Но обстоятельства произошедшего были бы крайне подозрительными, и полномасштабное расследование стало бы неизбежным.

Серая Гавань снова опустошил бокал с виски и наполнил его. Он отметил, что опустошил уже половину второй бутылки и поморщился.

XI Особняк герцога Тириена, Королевство Черис

— Ваша Светлость, извините, что беспокою вас, но к вам посетитель.

Кельвин Армак, герцог Тириен, оторвался от переписки на своём столе и поднял одну бровь на своего мажордома.

— Посетитель, Марис? В этот час? — Герцог изящно помахал в сторону окна своего кабинета и пелены проливного дождя, сбегающей по его ромбовидным стёклам. — В такую погоду?

— Да, Ваша Светлость. — Марис Уиллимс был на службе у Тириенов почти шестнадцать лет. Его выражение было практически безмятежным, но Тириен увидел в его глазах что-то ещё и выпрямился в кресле.

— И кто же этот «посетитель»? — спросил он.

— Это граф Серой Гавани, Ваша Светлость.

— Что? — Вопреки себе, Тириен не смог сдержать удивления в своём голосе, и Уиллимс слегка поклонился.

— Граф собственной персоной? — уточнил Тириен, и Уиллимс снова поклонился. — Что он…?

Тириен оборвал сам себя. Ничто из того, о чём он мог подумать, не привело бы его тестя в такую ночь. Тем более даже не предупредив заранее, что он может нанести визит! Это означало, что случилась какая-то внушающая ужас чрезвычайная ситуация, но граф, очевидно — и неудивительно — не посвятил Уиллимса в её детали.

— Граф, — сказал мажордом через мгновение, — приехал в карете, Ваша Светлость. Его сопровождает только один личный гвардеец. Я проводил его и его человека в библиотеку и предложил освежиться, прежде чем я пойду сообщить вам о его приезде. Он отклонил предложение.

Брови Тириена снова поднялись, на этот раз в подлинной тревоге. У первого советника Черис просто не могло быть дел, ради которых он блуждал бы ночью с единственным охранником, и особенно в такую ночь! Он начал было говорить, затем заставил себя остановиться и сперва подумать.

— Хорошо, Марис, — сказал он через мгновение. — Я выйду к нему немедленно. — Он сделал паузу достаточно долгую, чтобы поспешно набросать несколько слов на листке бумаги, затем сложил его и передал Уиллимсу. — Я не могу себе представить, что привело сюда графа в такую ​​погоду, но я уверен, что уедет он не скоро. Его экипаж и кучера отправь на конюшню. Я не знаю, как долго граф задержится — возможно он переночует, если я смогу убедить его не возвращаться в такой шторм, — но, по крайней мере, давай укроем его кучера и лошадей от дождя, пока они здесь.

— Конечно, Ваша Светлость.

— И после того, как ты отдашь распоряжения об этом, пожалуйста, доставь эту записку капитану Жансину лично.

Фрэнк Жансин был командующим личной охраной Тириена, и единственным из его старших слуг, кто служил ему даже дольше, чем Уиллимс.

— Конечно, Ваша Светлость, — пробормотал мажордом ещё раз и удалился из кабинета по жесту герцога.

Тириен ещё немного подождал, невидяще глядя на окно, по которому хлестал дождь. Затем он глубоко вдохнул, встал и вышел из комнаты.

* * *

— Отец! — сказал Тириен, быстро входя в библиотеку

Температура в Теллесберге практически никогда не опускалась ниже точки замерзания, но иногда могла быть довольно прохладной, особенно зимой, а ночи при такой погоде были достаточно холодными, чтобы нужно было разжигать огонь. Это было нужно как для эмоционального комфорта, так и чтобы избежать телесного холода, и граф Серой Гавани стоял перед очагом, протягивая руки к потрескивающему пламени.

Библиотека была намного больше, чем рабочий кабинет Тириена. На самом деле, если бы Уиллимс ещё не пригласил графа в неё, Тириен выбрал бы меньшее, более интимное окружение. Огромная комната была пристроена ​​к особняку Тириенов дедушкой нынешнего герцога по материнской линии, бывшим почти безграмотным, как свадебный подарок для своей дочери. Старик не жалел средств, чтобы дать своему любимому старшему ребёнку самую внушительную библиотечную коллекцию в Теллесберге, и он, так же, настоял на предоставлении ей надлежащего помещения.

Многосекционные мансардные окна были установлены по обе стороны сводчатого потолка огромной комнаты. Они шли по широкому кругу вокруг каменной дымовой трубы камина, специально расположенные так, чтобы обеспечить естественный солнечный свет для читальных столов в сердце библиотеки. В этот момент проливной дождь бился в толстые стекла с бесконечным терпением водопада, в то время как гром громыхал и трещал над головой, а очередная молния сверкнула за окнами, подобно незамутнённой ярости Шуляра, когда граф поднял глаза на своего входящего зятя.

Тириен был шокирован выражением Серой Гавани. Лицо графа было напряжённым, отражающим какое-то тяжёлое бремя, а его глаза были полны страдания. Герцог быстро подошёл к нему, протягивая обе руки, и его собственное беспокойство усилилось, когда он подошел достаточно близко, чтобы почувствовать запах дыхания своего свёкра.

— Отец, — сказал он как можно мягче, положив руки на более узкие, хрупкие плечи графа, — что такое? Что привело вас ко мне в такую ​​ночь?

Он дёрнул головой в сторону воды, бегущей потоками по окнам, и его сигнал тревоги щёлкнул ещё раз, когда он заметил, что с мокрых волос графа, собранных в конский хвост, стекает вода. Неужели его тесть вышел в бушующий шторм, подобный этому, без шляпы?

— Я… — начал граф, затем остановился, вглядываясь в лицо своего зятя, видя сильное семейное сходство с королём Хааральдом. В чертах Тириена было меньше Кайлеба, но он мог бы быть чуть более старым отражением короля.

— Что? — мягко спросил Тириен, его глаза были тёмными от беспокойства и ласки. — «Эта забота — эта любовь», — подумал Серая Гавань, — «обязательно должна быть подлинной. Я не мог ошибаться насчёт этого! И всё же… и всё же…»

— Расскажите мне, — мягко приказал герцог, одновременно подталкивая графа подальше от очага и к мягкому кожаному креслу. Он осторожно толкнул своего тестя в кресло, когда Марис Уиллимс легко постучал в дверь библиотеки и вошёл, собственноручно неся серебряный поднос, нагруженный бутылкой лучшего харчонгского бренди, что было у герцога, и двумя бокалами.

Тириен не приказывал подать бренди, но он одобрительно кивнул, когда мажордом поставил поднос на маленький столик сбоку кресла графа, а затем удалился так же тихо, как и появился.

Герцог откупорил бренди и налил два бокала, давая явно обезумевшему графу Серой Гавани несколько мгновений. Затем он протянул графу один бокал, взял другой и расположился в стоящем перед ним кресле.

— Отец, — сказал он твёрдо, когда Серая Гавань принял свой бокал с бренди. Граф просто держал его, не сделав ни глотка, и Тириен продолжил тем же твёрдым тоном. — Очевидно, что вы не пришли бы в такую ​​погоду из-за какой-то прихоти. Так скажите же мне, что привело вас сюда. Скажите, чем я могу помочь?

К его удивлению, глаза его тестя внезапно наполнились слезами.

— Я не должен был приезжать, — сказал наконец Серая Гавань хриплым голосом, его слова были совсем невнятными. Очевидно, как понял Тириен, он был пьян ещё сильнее, чем предполагал герцог.

— Я не должен был приезжать, — повторил граф, — но мне пришлось. Мне пришлось, Кельвин.

— Почему, отец? Что случилось?

— Кельвин, ты был… связан с людьми, с которыми не должен был, — сказал Серая Гавань. Глаза Тириена сузились, и граф покачал головой. — Я знаю, что у тебя не было причин подозревать их, — продолжил он, — но некоторые из людей, с которыми ты ведёшь дела… Они не те, кем ты их считаешь.

— Отец, — медленно произнёс Тириен, — я боюсь, я не понимаю, о чём вы говорите.

— Я знаю, я знаю.

Серая Гавань отвёл взгляд, вглядываясь в потрескивающий огонь, в то время как Жорж Ховирд, его личный гвардеец, явно испытывая неудобство, стоял за его креслом. Ховирд поступил на службу Серой Гавани более двенадцати лет назад. Через два года он стал личным телохранителем графа после того, как его предшественник случайно утонул во время рыбалки, и он давно доказал свою преданность. Тем не менее было очевидно, что Ховирд понятия не имел, что так взволновало графа, хотя давний слуга Серой Гавани был явно обеспокоен этим, что бы это ни было.

Но его обеспокоенность была понятна. Тириен тоже был обеспокоен. Несмотря на тяжёлый запах виски, исходящий от графа, построенные им предложения выходили почти нормальными. Последствие, без сомнения, всех его лет политического и дипломатического опыта. Эта ясность фраз могла бы обмануть многих людей пытающихся недооценить степень его опьянения, но Тириен знал его лучше, чем кто-либо другой. Для него было очевидно, что Серая Гавань не может сфокусироваться, подыскивая не просто слова, но и мысли, которые он хотел выразить словами.

Тириен никогда не видел его таким, и он протянул и положил руку на колено пожилого мужчины.

— Что вы знаете, отец? — Его мягкий вопрос почти потерялся в очередном раскате грома, и Серая Гавань отвёл взгляд от огня, чтобы немного сконцентрироваться на его лице.

— Кельвин, — сказал он, — некоторые из твоих деловых партнёров, некоторые из тех людей, кого ты считаешь друзьями, таковыми не являются. Они шпионы. Предатели. — Он покачал головой, глаза больше не были наполнены слезами, но всё ещё были тёмными от беспокойства. — Ты не должен быть связан с ними.

— Шпионы? — Тириен откинулся на спинку стула, опустив брови. — Предатели? — Он покачал головой. — Я не понимаю, о чём вы говорите, отец!

— Я говорю о людях, с которыми ты ведёшь дела, и которые, также, работают на Нармана Изумрудского, — сказал Серая Гавань. — Я говорю о человеке, у которого ты покупаешь охотничьих виверн. Ты ведёшь дело с людьми, которые являются врагами Короля и Королевства, Кельвин. И, — он глубоко вздохнул, — есть люди, которые подозревают, что ты знаешь, кто они на самом деле.

— Люди подозревают меня в измене? — резко и требовательно спросил Тириен. Лицо Ховирда, стоящего позади графского кресла, внезапно стало совершенно бесстрастным. Телохранитель, определённо, был совершенно не доволен поворотом, который только что совершил разговор.

— Да, некоторые люди, — сказал Серая Гавань.

— Кто? — резко спросил Тириен. — Кто они?

— Я не могу сказать тебе этого, ты же знаешь. Я не должен был говорить всё то, что я уже сказал. Но я говорю тебе, Кельвин, ты должен отмежеваться от этих людей.

— Я даже не знаю, о ком вы говорите! — запротестовал Тириен.

— Я не могу рассказать тебе так много, — сказал Серая Гавань. — Дрессировщик виверн, Лаханг. Он один из людей Нармана. А также купцы, Тайриль и Торсин. И есть ещё другие.

— Какие другие? — Тириен поставил свой собственный бокал на поднос, и его глаза стали узкими и внимательными, когда они сосредоточились на лице графа.

— Эти трое — самые важные, — сказал ему Серая Гавань, помахав левой рукой. — О, есть ещё несколько других, но эти, как мы знаем, важны для операций Нармана здесь, в Черис.

— Кто знает?

— Волна Грома, конечно, — несколько нетерпеливо сказал Серая Гавань. — Моревладелец, другие. Это действительно имеет значение, Кельвин?

— Конечно, это важно, если они считают меня предателем только потому, что я знаю людей, с которыми я веду дела!

— Смысл в том, чтобы продемонстрировать, что ты — не предатель.

— Смысл в том, что я хочу знать, кто посмеет обвинить меня в таком преступлении! — горячо сказал Тириен. — Я кузен Хааральда, ради Лангхорна!

— Я не виню тебя за то, что ты злишься, — ответил Серая Гавань, — но никто не хочет верить ничему, кроме самого лучшего о тебе. Ты должен знать это! Это просто…

Он прервался, качая головой, и Тириен сердито посмотрел на него.

— Просто что, отец? — требовательно спросил он.

— Там было… обвинение, — сказал Серая Гавань через мгновенье, взглянув на огонь. — Оно, конечно, смешно. Но оно есть. И если учесть… человека, от которого оно пришло, у Бинжамина не было другого выбора, кроме как серьёзно рассмотреть его.

— Человека, от которого оно пришло, — медленно повторил Тириен, взгляд его был сосредоточен и задумчив. Затем он кивнул сам себе.

— Это был иностранец, — сказал он. — Этот «Мерлин». Тот, кого некоторые люди называют «сейджин»? Не так ли?

— Я не могу сказать тебе этого. Я не буду. — Серая Гавань покачал головой. — Я думаю, что это нелепость, которая может быть политически мотивированной, но я не могу рассказать тебе её источник, по крайней мере до тех пор, пока Бинжамин не опровергнет обвинения. И, — он оглянулся на Тириена, его собственные глаза сузились, — лучший способ для тебя — это помочь опровергнуть их, добровольно отмежевать себя от известных агентов Нармана и рассказать Бинжамину и Моревладельцу всё, что ты о них знаешь.

— Всё, что я знаю? Ты произнёс это так, будто думаешь, что я на одной стороне с предателями!

— Черт возьми, Кельвин! — сказал Серая Гавань, и голос его стал резче, чем прежде. Он поставил свой нетронутый бокал обратно на поднос, достаточно сильно, чтобы бренди плеснул через ободок, и посмотрел на своего зятя. — Ты должен! Неважно, знал ли ты, что ты делаешь, или нет, не имеет значения, насколько это важно. Мы знаем, что они служат Нарману. Сейчас важно, чтобы ты продемонстрировал, что ты хочешь помочь нам доказать, кто они есть, после того, когда тебе о них рассказали.

— Зачем? — резко спросил Тириен. — Если Волна Грома уже знает, что они предатели, что я должен добавить к его знаниям о них?

— Всё, что ты можешь, — медленно произнёс Серая Гавань, его брови сжались. — Всё, что может помочь. — Он откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на герцога. — Конечно, тебе не нужно, чтобы я рассказывал тебе, как это работает, Кельвин. Я думал, ты будешь так же страстно желать этого, как и я!

— Почему я должен это делать? Вы не тот, кого неизвестный иностранец обвиняет в измене. — Тириен сердито фыркнул и встал со своего кресла. Он шагнул к огню и стоя спиной к тестю, заложив руки за спину и напрягая плечи, пристально посмотрел на пляшущие языки пламени.

— Почему я должен так стремиться защитить своё имя — имя моей семьи — от такого рода обвинений?

— Чтобы дискредитировать его, в свою очередь — всё ещё медленно сказал Серая Гавань, глядя на напряжённую спину более молодого человека.

— Шань-вэй с ним! — прорычал Тириен. — Я кузен короля, а не какой-то несчастный маленький барон из захолустья! Почему я должен волноваться из-за обвинений каких-то авантюристов-оборванцев?

— Ты не должен, — сказал граф ещё медленнее, — …если они не настоящие.

Тириен повернулся к нему лицом, сделав это слишком быстро, и увидел всё в глазах своего свёкра. Увидел, что Серая Гавань был не так пьян, как думал Тириен. Увидел беспокойство в этих глазах, превратившееся во что-то ещё — что-то более печальное и гораздо более сложное — когда скорость его поворота, или какое-то мерцание его собственного выражения внезапно подтвердили то, во что так не хотел верить Серая Гавань.

— Лангхорн… — тихо сказал граф. — Они настоящие, не так ли? Ты уже знал, что Лаханг — главный агент Нармана здесь, в Теллесберге.

Тириен открыл было рот, очевидно, чтобы опровергнуть обвинение. Но затем он сделал паузу. Он постоял немного, посмотрел на графа и взглянул на Ховирда.

— Да, — сказал он затем, голос его был отрывистый, но полностью контролируемый. — Да, отец. Я знал, что Лаханг был одним из шпионов Нармана. И я признаюсь, что он приходил ко мне и хотел втянуть меня в заговор против Хааральда.

— И ты никому ничего не сказал. — Слова Серой Гавани больше не были невнятными. Они были жёсткими и холодными. В них были гнев и печаль, и Тириен пожал плечами.

— Нет, я этого не сделал, — согласился он. — Почему я должен был? Если Лаханг хотел использовать меня в каком-то заговоре против Хааральда, он должен был бы раскрыть мне некоторые детали, разве нет? Как мне было лучше позиционировать себя, чтобы узнать, что затевает Нарман?

— Если это было то, о чём ты действительно думал, ты должен был донести эту информацию до Бинжамина, как только Лаханг пришёл к тебе.

— И рискнуть упустить секрет, прежде чем у меня будет благоприятная возможность разузнать что-то? — начал Тириен. — Я так не думаю…

— Избавь меня, — резко перебил Серая Гавань. Тириен посмотрел на него, и граф покачал головой. — Я знаю Бинжамина Райса уже больше двадцати пяти лет, ты знаешь его почти так же долго. Мы оба знаем, что вверенные ему тайны не «упускают». — Он снова медленно и огорчённо покачал головой. — Нет, Кельвин. Есть только одна причина, по которой ты ничего не сказал Бинжамину. Ты собирался принять предложение Лаханга.

Несмотря на раскаты грома над крышей, несмотря на дождь, колотившийся в окна мансарды, и треск огня, в библиотеке витала тишина. И затем, наконец, герцог Тириен кивнул.

— Я собирался, — признался он. — А почему нет? Моя кровь такая же, как и в жилах Хааральда. Мой дед был его дедушкой. Если бы тот кракен забрал его жизнь, а не только колено, трон был бы моим. Почему бы мне не рассмотреть возможность того, что это всё ещё возможно?

Серая Гавань уставился на него, словно увидел его в первый раз.

— Я думал, что знаю тебя, — сказал наконец граф, так тихо, что его голос был почти заглушен звуком яростного зимнего дождя. — Но если ты спросишь меня об этом, то я никогда не знал тебя вообще, разве не так?

— Конечно, не так. — Тириен сделал отбрасывающий жест. — Я был вашим зятем четырнадцать лет. Вы стали моим отцом по правде, а не только по имени. Всё, о чём я мог думать, мог сделать, о чём беспокоится Хааральд, не изменит этого.

— Это всё меняет, Кельвин, — сказал Серая Гавань. — Разве ты этого не видишь? Я был человеком Короля, его слугой, ещё до того, как я стал твоим тестем. Я поклялся ему — тому, кому поклялся ты — и я не могу его предать. Не для тебя, не для Женифир или мальчиков. Даже не ради себя или ради моей любви к мужу моей дочери.

— Я понимаю.

Тириен постоял, глядя на него в течение бесконечных секунд, снова сцепив руки за спиной, затем слегка пожал плечами.

— Итак, я полагаю, я не могу заставить вас забыть об этом или бросить вашу ставку вместе с моей? — криво улыбнулся герцог. — Вместе из нас получилась бы замечательная команда, отец. Подумайте об этом. Герцог уровня Королевства и Первый советник? Мы могли бы это сделать, если бы вы могли просто забыли об этой вашей клятве.

— Никогда, — твёрдо и грустно сказал Серая Гавань.

— Что оставляет… что?

— Бинжамин уже больше, чем наполовину убеждён, что обвинения Мерлина были точными, — сказал граф. — Моревладелец уже ведёт расследование, а теперь и я знаю правду, Кельвин. Это только вопрос времени, и осталось недолго, пока не узнает Король. Я думаю, у тебя есть только один шанс спасти хоть что-нибудь, и это должно превратиться в Королевское Свидетельство.

— Признаться, что я это сделал? Отдаться на милость Хааральда и пообещать рассказать ему всё, что я знаю?

— На что ещё ты можешь надеяться?

— Я всё ещё могу надеяться победить, отец, — мягко сказал Тириен.

— Победить? — недоверчиво повторил Серая Гавань. — Как? Всё кончено, Кельвин! Всё, что ты можешь сделать сейчас, это попытаться свести к минимуму ущерб. Ты кузен Хааральда, и он и Кайлеб любят тебя. Конечно, они будут злы — в ярости! Но ты — самый важный дворянин во всём королевстве, после самого Кайлеба. Очевидно, это изменит всё, что касается их доверия к тебе, но, если ты признаешься в том, что сделал, сделаешь всё возможное, чтобы помочь исправить это, Хааральд сделает всё, что сможет, чтобы сохранить всё в тайне. Ты знаешь это!

— Дорогой, любящий кузен Хааральд, — сказал Тириен, его голос стал твёрже, а в глазах сверкнул неприятный свет. — Отец, это я должен быть на троне, а не он!

Выражение Серой Гавани застыло. Он посмотрел на своего зятя, и увидел человека, которого он всегда знал… и в тоже время совершенно незнакомого. Незнакомца, настолько озлобленного амбициями и негодованием, что он стал предателем и потенциальным узурпатором, но каким-то образом смогшего скрыть от всех глубину этих горьких эмоций.

Даже от тех, кто его любил.

— Кельвин, — холодно сказал первый советник, — трон не твой. И никогда не будет. Прими это и сделай всё возможное, чтобы загладить свою вину перед Хааральдом, пока ещё существует такая возможность.

— Я так не думаю, — сказал Тириен.

Серая Гавань застыл в своём кресле, а рука Ховирда упала на рукоять меча, но герцог проигнорировал телохранителя, глядя прямо в глаза Серой Гавани.

— Похоже, я не могу убедить вас присоединиться ко мне, — сказал он, — но, боюсь, вы тоже не сможете убедить меня присоединиться к вам, отец. Что оставляет нас с чем-то вроде проблемы, не так ли?

— Ты не можешь победить, Кельвин.

— Я не согласен. — Тириен протянул руку, чтобы прикоснуться к каминной полке рядом с ним и улыбнулся своему тестю.

— Я знаю вас, и я знаю Волну Грома, — сказал он легко, почти беспечно. — Вы бы ни за что не проболтались об этом кому-то ещё, пока ещё нет. Моревладелец — да. — Он кивнул. — Что есть, то есть, и Моревладелец, возможно, поговорил с одним или двумя людьми, которых он знает и которым доверяет. Но, пока что, это всё.

— И этого достаточно, — категорично сказал Серая Гавань.

— Нет, отец, это не так, — возразил Тириен. — Я боюсь, что события заставят меня сделать то, чего я хотел избежать, но это точно не то, чего я никогда не планировал.

— Что ты имеешь в виду? — требовательно спросил Серая Гавань, чей голос внезапно стал напряжённым.

— Я имею в виду, что я надеялся, что единственным человеком, которого мне придётся убить, будет Кайлеб. — Тириен покачал головой в том, что, казалось, было искренним сожалением. — Я и этого-то не хотел делать. Возможно, если бы я мог, я бы лучше всё спланировал.

— Ты признаёшься, что планировал убить своего кузена? Твоего кронпринца? — Голос Серой Гавани звучал так, словно он не мог поверить в это даже сейчас.

— Это была моя идея, — признался Тириен. — Лаханг нервничал. Он и Нарман сначала не хотели иметь с этим ничего общего, но Нарман пришёл в себя, когда я указал, что я — регент Жана и Жанейт.

— А Король? — Голос Серой Гавани больше не был напряжённым. Он был лишённым эмоций, раздавленным и в тоже время восхищённым.

— Это было бы труднее, — признался Тириен. — С другой стороны, я чувствовал достаточно уверенности, что Нарман будет таким… полным энтузиазма, скажем так, после смерти Кайлеба, что я мог бы ему доверять, чтобы приложить, так же, достаточные усилия для того, чтобы удалить Хааральда… Я бы предпочёл это, на самом деле.

— Что ж, теперь этого не будет, — сказал Серая Гавань.

— Нет, так не будет. Но у меня есть свои друзья во дворце, и я кузен короля. Боюсь, что это будет гораздо более грязным, но этот ваш простак Мерлин поможет сделать эту работу для меня.

— О чём ты говоришь?

— Это просто. — Тириен слабо улыбнулся. — Боюсь, сегодня вечером в Теллесберге будет несколько убийств. Волна Грома, Моревладелец, большинство старших следователей Моревладельца — так как я не знаю, с кем из них он разговаривал, мне придётся уделить внимание им всем. И Лаханг тоже должен исчезнуть. Не должно остаться никого, кто знал бы о моей… связи с ним или Нарманом.

Выражение Серой Гавани стало потрясённым. Меньше из-за того, что он слышал, чем из-за того, от кого он это услышал.

— Все будут в ужасе, когда они услышат новости, — продолжил Тириен. — К счастью, вы пришли ко мне сегодня вечером и предупредили меня о своих подозрениях в отношении этого Мерлина. Вы боялись, что в действительности он работает на Нармана, и что это — часть какого-то заговора против Короны. Вы беспокоились о том, что король слишком быстро стал доверять ему, позволил этому незнакомцу быть слишком близко к нему и Кайлебу, сделав его одном из его личных охранников.

— Учитывая вашу явную озабоченность по поводу него, как только я узнаю об убийстве Волны Грома и многих его старших следователей, я немедленно отправлюсь во дворец с моими самыми доверенными гвардейцами. Очевидно, если Мерлин действительно виновен во всём, что вы о нём думаете, то будет весьма важно арестовать его прежде, чем он сможет нанести ещё больший урон. К сожалению, как каждый знает, после спасения им Кайлеба, он очень одарённый фехтовальщик и, как выяснилось, убийца. Вся его причина для «спасения» Кайлеба от «наёмных убийц» его работодателя заключалась в том, чтобы он смог проникнуть во дворец, где он мог бы убить всю семью Хааральда. К тому времени, когда мы с моими гвардейцами сможем добраться до него, он и другие члены собственной дворцовой стражи Хааральда, которых он сумел себе подчинить, убьют Короля и кронпринца. Мои гвардейцы и я, конечно же, убьём предателей из гвардии и нам удастся спасти жизни Жана и Жанейт, а я немедленно объявлю регентство от имени Жана.

— Это безумие, — почти непринуждённо сказал Серая Гавань. — Никто не поверит в это.

— Я думаю по-другому. — Тириен снова улыбнулся. — Некоторые из моих друзей при дворе будут готовы поддержать меня, что бы ни случилось. Другие, даже если они засомневаются во всех обстоятельствах, увидят, что Хааральд и Кайлеб мертвы, Жан — просто ребёнок, а враги окружают нас со всех сторон. Если не я, то кто? Или вы думаете, что они возьмут на себя династическую гражданскую войну с Нарманом и Гектором, ждущими чтобы ударить? И кто знает что-нибудь об этом «Мерлине»? Он незнакомец, иностранец, появившийся при таинственных обстоятельствах, который навязчиво прокапывает свой путь к королевской милости. Половина аристократов при дворе, вероятно, уже опасается влияния, которое он может получить, и никто из них не знает его. Они будут достаточно счастливы увидеть его в последний раз. Особенно, — его улыбка исчезла, а его глаза сузились, — когда первый советник Хааральда подтвердит причины моего подозрения в отношении него.

— Я не сделаю этого, — категорично сказал Серая Гавань.

— Я думаю, вы должны обдумать это заново, отец. — В голосе Тириена не было никакой угрозы, только рассудительный тон. — Кто поддержит вас, если Хааральд и Кайлеб умрут? Вы станете отцом гражданской войны? Просто передадите королевство Гектору и Нарману? Или вы сделаете то, что лучше для Черис, и поддержите единственного человека, который сможет удержать королевство. Вы сказали мне, что мой единственный шанс состоит в том, чтобы превратиться в Королевское Свидетельство для Хааральда. Что ж, говорю я вам, что ваш единственный шанс служить королевству — самому стать Королевским Свидетельством для меня.

— Никогда.

— Никогда — это слишком долгое время, отец. Я думаю, что вы, скорее всего, пересмотрите своё мнение, если у вас будет достаточно времени, чтобы подумать об этом.

Серая Гавань начал вставать, а затем с изумлением ахнул, когда тяжёлая рука жёстко толкнула его назад в кресло. Его голова дёрнулась, он оглянулся через плечо и его глаза расширились, когда Жорж Ховирд посмотрел на него в ответ.

— Прошу прощения, отец, — сказал Тириен, и глаза Серой Гавани снова вернулись к нему. Герцог покачал головой и продолжил тем же искренним тоном. — Боюсь, я думал о том, что такой день может наступить. Разве вы забыли, что Жорж служил до вас у меня? Это я рекомендовал его вам, когда вы впервые обратили внимание на него, не говоря уже о добрых словах о нём, когда с вашим последним телохранителем произошёл… несчастный случай.

— Боже мой, — прошептал Серая Гавань. — Ты так долго это планировал?

— Можно и так сказать, я полагаю. И когда вы появились так неожиданно в такую погоду, я принял несколько дополнительных мер предосторожности. — Тириен взял с каминной полки небольшой колокольчик. — Я действительно не ожидал, что они понадобятся, но я верю в необходимость быть подготовленным.

Он встряхнул колокольчик. Его нежный голос чисто и отчётливо прозвучал в промежутке между раскатами грома, и дверь библиотеки мгновенно открылась.

Фрэнк Жансин и четырнадцать других членов личной охраны Тириена зашли через неё внутрь. Библиотека была огромной комнатой, но она была довольно плотно заставлена книжными шкафами и стеллажами для свитков, и пятнадцать вооружённых и закованных в броню мужчин полностью заполнили один её конец.

— Я никогда не планировал именно этот момент, — продолжил Тириен, — и, верите вы в это или нет, отец, я люблю вас. Признаюсь, что никогда не планировал этого в начале, так или иначе. Женифир — да, но вы уже были Первым Советником. Я должен был думать о вас в тактическом плане, и, как я уже говорил, я верю в необходимость подготовки. Поскольку я не мог рисковать тем, что вы можете сделать что-то неожиданное в такой момент как этот, я принял меры предосторожности… мудро, как оказалось.

— Это ничего не меняет, — сказал Серая Гавань. — Весь твой так называемый план безумен, но даже если он сработает, я не буду тебя поддерживать. Я не могу.

— Что ж, ещё посмотрим. И я надеюсь, ради многих людей, что вы ошибаетесь. Тем временем, однако, я боюсь, что пришло время для…

Вспыхнула молния, снова раздался гром и наступая на пятки этому глубокому, грохочущему рёву раздался новый треск. Треск от разбиваемого стекла, так как мансардное окно над Серой Гаванью разлетелось на тысячу сверкающих осколков и пропитанная дождём, одетая во всё чёрное фигура в кирасе и кольчуге королевской гвардии полетела вниз сквозь них.

Вторгшийся приземлился с невозможным изяществом, словно двадцатипятифутовое падение с крыши было таким же как с двух футов. Колени его выпрямились, и обнажённый меч в его руках свистнул.

Жорж Ховирд отшатнулся назад с пронзительным криком потрясения и агонии, сжимая левой рукой обрубок своего кровоточащего правого предплечья, когда рука, которая была на плече Серой Гавани, ударилась о пол библиотеки.

— Прошу прощения, Ваша Светлость, — вежливо сказал Мерлин Атравес, — но я надеюсь вы поймёте, если у меня есть возражения против ваших планов.

* * *

Кельвин Армак в шоке смотрел на сочащееся каплями видение перед ним. Резкое, совершенно неожиданное появление Мерлина ошеломило всех присутствующих в библиотеке, в том числе и Серую Гавань, и Мерлин тонко улыбнулся.

Он совсем не планировал эту конфронтацию — на самом деле он не хотел ничего такого даже отдалённо. Ну или не видел никакой нужды в этом. Но, по крайней мере, он достаточно беспокоился о том, что его обвинение против Тириена может сработать, так что он следил за Волной Грома. К настоящему моменту он поместил следящих жучков СНАРКа в нескольких местах в Теллесберге, и один из них контролировал ведомство Волны Грома в режиме реального времени. Это была единственная причина, по которой он знал о выводах Моревладельца… или о том факте, что Волна Грома будет обсуждать эти выводы с Серой Гаванью.

Он посадил следящего жучка из офиса на плечо Волны Грома, когда тот собрался в особняк Серой Гавани, а затем перебросил его на графа. Но он не сразу понял, что намеревался сделать Серая Гавань. Справедливости ради, граф, вероятно, и сам не знал, что он собирается сделать, прежде чем он начал пить так сильно, и он вызвал свой экипаж для поездки прежде, чем Мерлин понял, куда он направляется.

То, что Мерлин в тот момент ужинал с Кайлебом, ещё больше осложнило ситуацию. К счастью, это был частный ужин, и он сумел распрощаться с принцем быстрее, чем это обычно мог разрешить протокол, заявив — в тот момент, как это случилось — что с ним как раз случилось «видение». Кронпринц принял извинения своего нового телохранителя, который должен был удалиться в свои комнаты, чтобы поразмыслить над видением, и Мерлин ушёл с поспешным поклоном.

Он также поручил Сычу пригнать разведывательный скиммер ещё до того, как он простился с принцем, а, учитывая количество раскатов грома, грохочущих в небе и маскировавших любые звуковые удары, скиммер совершил полёт больше, чем на четырёх Махах. В тот момент, когда он прибыл, ИИ, по его команде, использовал подъёмник скиммера, чтобы вытащить Мерлина из окна его комнаты и высадить на крыше теллесбергского особняка Тириена. Путешествие сквозь хлещущий ветер и гром, поддерживаемое только подъёмником, в то время как вокруг сверкали и шипели молнии, было не тем опытом, которой Мерлин хотел бы повторять раз за разом. К сожалению, у него не было выбора, кроме как сделать это.

Он прибыл, всё ещё слушая жучка на Серой Гавани, примерно в то время, когда Тириен передал своему тестю бокал с бренди, и он, почти так же, как и Серая Гавань, был ошарашен спокойным признанием Тириеном своей вины… и как долго в действительности герцог был изменником. Как сказал сам Мерлин Хааральду и Кайлебу, он не мог видеть прошлое, и он понятия не имел, что Тириен так долго замышлял против своих кузенов.

Что и привело его к настоящему довольно щекотливому моменту, противостоянию с кузеном короля Черис и пятнадцатью его отборных гвардейцев в библиотеке герцога Тириена.

* * *

— …у меня есть возражения против ваших планов.

Граф Серой Гавани сидел в своём кресле, парализованный, глядя на спину человека, который ворвался из ночи. Человека, которому он не доверял и кем возмущался… который стоял теперь между ним и пятнадцатью вооружёнными людьми, служивших предателю и будущему цареубийце.

— Похоже, — сказал его зять после того, что показалось маленькой вечностью, — что я недооценил вас, сейджин Мерлин.

Серая Гавань едва мог поверить, как спокойно звучал голос Кельвина. Герцог действительно не мог быть таким собранным, таким уравновешенным. Или возможно он всё-таки мог. Что бы там ни было, граф теперь знал, что тот, кого он считал знакомым, на самом деле был совершенно незнакомым ему человеком.

— Я мог бы сказать то же самое, Ваша Светлость, — ответил Мерлин ещё одной тонкой улыбкой.

Сейджин стоял неподвижно — язык его тела говорил, что он почти полностью расслаблен — игнорируя человека, чью кисть и запястье он ампутировал, тогда как Ховирд упал на колени, а его кровь разливалась большой, пахнущей медью лужей. Собственный меч сейджина в его руках пребывал в готовности, в положении, которого Серая Гавань — сам по себе хороший мечник — никогда прежде не видел, и опасность расходилась от него, как дым, когда гром громыхнул и прокатился над головами ещё раз.

— Конечно, — сказал Тириен, — ты же не настолько глуп, чтобы поверить, что ты каким-то образом сможешь спасти моего тестя и выйти из этого дома живым?

— Я не смогу? — Мерлин казался почти удивлённым, понял Серая Гавань с новым чувством недоверия.

— Да брось! — Тириен почти хихикнул, пока его гвардейцы медленно и осторожно размещались между ним и Мерлином. — Полагаю, нет никакого смысла притворяться. Как я вижу, у тебя есть только два варианта: присоединиться ко мне или умереть. Я признаю, в свете моей предыдущей недооценки твоих возможностей, что ты станешь грозным союзником. С другой стороны, я всё равно планировал убить тебя, поэтому, — он пожал плечами, — если ты останешься при своём решении и решишь заупрямиться — это не разобьёт моё сердце. И всё же, прежде чем ты примешь такое решение, я бы посоветовал тебе тщательно его рассмотреть. В конце концов, как ты думаешь, какие у тебя шансы, что ты сумеешь победить пятнадцатью моих лучших бойцов?

— Более чем средние, — ответил Мерлин и атаковал.

* * *

Фрэнк Жансин был ветераном Королевской Черисийской морской пехоты. Он прослужил более восьми лет, прежде чем был нанят гораздо более молодым Кельвином Армаком, чтобы стать сержантом в личной охране герцога Тириена. Он был настолько же упрямым, способным и опасным, насколько и преданным своему покровителю, и люди, которых он собрал в ответ на поспешную записку Тириена, закованные в такие же кирасы и кольчуги, что и Королевская гвардия — были его лучшими людьми. Каждый из них так же был ветераном, и их было пятнадцать.

Они слышали дикие слухи о спасении Мерлином кронпринца Кайлеба. Они слышали все истории, все сплетни, но они отвергли их как некий вид нелепости, которую можно было ожидать, когда невежественные фермеры или мягкие городские продавцы собираются вместе, чтобы обсудить пугающие детали этих событий, полных крови. Они слишком много видели, слишком много делали сами, чтобы быть втянутыми в такой вид героической фантазии.

Это было печально, потому что это означало, что, несмотря на все возможные предупреждения, они не имели ни малейшего понятия о том, с чем столкнулись в тот момент. И поскольку они этого не поняли, то последнее, чего они ожидали — это атака одинокого, пребывающего в меньшинстве, безумца.

ы

Серая Гавань вскочил со стула в недоверии, когда этот умалишённый прыгнул вперёд.

Граф тоже бывший ветераном боевых действий, причём гораздо большего количества, чем у большинства присутствующих, и человеком, который командовал собственным крейсером, подытожил шансы против Мерлина так же быстро, как Тириен или Жансин. Это означало, что неожиданная атака сейджина удивила его не меньше остальных.

Но каким бы сумасшедшим он ни был, граф не мог допустить, чтобы Мерлин столкнулся с таким количеством противников один. Не тогда, когда он знал, что именно его собственная непростительная глупость привела сейджина сюда, к его смерти. И не тогда, когда собственное выживание Серой Гавани могло бы стать ещё одним оружием против короля, чьё доверие в первую очередь он предал, придя сюда.

Его рука упала на эфес инкрустированного драгоценными камнями парадного кинжала на его бедре. Это была симпатичная игрушка, не ставшая менее смертоносной, от её красивого внешнего вида. Её отлично закалённая сталь выскользнула из ножен, а затем он замер, открыв рот от удивления.

* * *

Мерлин отключил регуляторы, которые он настроил на время и силу реакции, и его катана вспыхнула буквально с нечеловеческой скоростью, когда он одним длинным шагом продвинулся вперёд.

Первый гвардеец так и не успел понять, что происходит. Его голова отлетела от плеч, прежде чем он понял, что видел движение лезвия, а запястья Мерлина провернулись, когда он вернул сверкающий клинок обратно в плоской восьмёрке. Следующая голова слетела ещё до того, как колени первой жертвы начали складываться, а затем Мерлин вернулся в исходную стойку, с той же невозможной скоростью и точностью, и пробил острием катаны кирасу третьего гвардейца — и передний и задний щитки одновременно.

Он крутанул клинок, высвободил его и отпрыгнул назад, восстановив своё первоначальное положение и стойку, всё в одном мгновенном движении, прежде чем первое тело коснулось пола.

* * *

Глаза Кельвина Армака широко распахнулись от удивления, когда Мерлин Атравес напал на его гвардейцев, как голодный кракен, поднимающийся из глубины. Одно мгновение сейджин стоял там, улыбаясь ему. В следующее — библиотека взорвалась кровью, а затем, внезапно, Мерлин вернулся туда, где был за две секунды до этого… но он стоял лицом к лицу уже с двенадцатью противниками.

Жансин и другие гвардейцы замерли. Это не было трусостью или паникой. Это было просто изумление, но даже оно не было их ошибкой. Мгновение они смотрели на трёх своих мертвецов, на истекающее водой привидение, которое их убило, и кровь, растекающуюся по паркетному полу библиотеки малиново-красным цветом. А затем…

— Рассредоточиться! — рявкнул Жансин, и выжившие двинулись вперёд, расходясь, чтобы окружить своего единственного противника.

* * *

Серая Гавань был удивлён так же, как и все остальные. Он никогда не мог представить себе такую ​​скорость и силу, но почти мгновенно осознал, что, как бы не был смертоносен сейджин, он столкнулся с одним фатальным недостатком.

Он пытался защитить Серую Гавань.

Он был похож на одинокую военную галеру, поставленную на якорь для защиты толстого, неуклюжего торговца, в то время как дюжина потрёпанных пиратов выскочила и бросилась в атаку на него. Никто из них не мог надеяться выстоять с ним в бою один-на-один, но им и не нужно было делать ничего столь глупого. Пока он был связан защитой графа, люди Тириена могли выбирать момент и координировать свои атаки, и не было ничего, что Серая Гавань мог бы с этим сделать. Даже если бы он был должным образом вооружён, он бы только путался у Мерлина под ногами, и он знал это, как бы унизительно не было это признавать. Но если он не мог помочь, то наверняка должен был быть какой-то способ, по крайней мере он мог…

— Заботься о себе, сейджин! — рявкнул он и отпрыгнул прочь от осторожно наступающих гвардейцев.

* * *

Тириен выругался, когда его тесть прыгнул к кованной железной спиральной лестнице, ведущей на балконный мостик, который служил верхним рядом полок библиотеки. Герцог установил это причудливо украшенное творение в качестве подарка своей жене в третью годовщину. Женифир Армак любила книги по крайней мере так же сильно, как её муж или отец, и она смеялась от удовольствия от абсурдности его сюрприза. Не то чтобы это было непрактично, конечно; это было более удобным для кого-то в длинных юбках, чем крутые, катающиеся лестницы, которые он заменил.

Один из герцогских охранников достаточно быстро осознал намерение графа, пытаясь схватить старика до того, как он достигнет лестницы. Но его усилия привели его в зону досягаемости Мерлина, и меч сейджина ударил всё с той же ослепительной скоростью. Он без усилий прошёл сквозь плоть и кости, кровь брызнула жарким, омерзительным веером, и гвардеец свалился с плачущим криком, когда острая как бритва сталь срезала толстую кость его бедра так же чисто, как топор, и ампутировала левую ногу на три дюйма выше колена.

Другие охранники реагировали медленнее, и Серая Гавань побежал по декоративным ступеням, сжимая в руке сияющий кинжал. С этой высоты он мог надеяться хотя бы ненадолго задержать даже вооружённого мечом противника. Что ещё более важно, это позволило ему избежать любой непосредственной угрозы.

Остальные гвардейцы Тириена поняли, что это означало почти так же быстро, как и герцог, и их осторожное наступление обернулось внезапным приливом. Они двинулись вперёд, сквозь пронзительные крики своих павших товарищей, пытаясь поглотить Мерлина, прежде чем он воспользуется преимуществами своей неожиданной подвижности.

Но как бы быстры они не были, их скорости было недостаточно. Мерлин не пытался уклониться от них; он шёл им навстречу.

* * *

Капитану Йевансу из Королевского Черисийского флота было не привыкать сражаться, и граф Серой Гавани распознал резню, когда увидел её. Но он никогда не представлял себе ничего подобного.

Гвардейцы Тириена попытались напасть на Мерлина, но это было похоже на косяк сельди, пытающийся напасть на кракена. Казалось, что сейджин шагает вперёд, но его странный меч был размытым движением. Он двигался слишком быстро, чтобы глаза поспевали за ним, и доспехи ничего не значили перед его невозможной остротой. Тела — и кусочки тел — разлетались от него в брызгах крови, и безмятежная библиотека превратилась в скотобойню. Мужчины кричали, ругались и умирали, а Мерлин Атравес двигался сквозь этот хаос нетронутым, неся смерть подобно самому архангелу Шуляру.

* * *

Кельвин Армак не был трусом, но его окатила волна леденящего страха. Как и его охранники, он упустил из виду дикие слухи и спекуляции о Мерлине. Теперь, когда он видел, как они падают на пол — некоторые из них кричали ​​в агонии; большинство были мертвы прежде, чем они коснулись пола — он понял, что был неправ. В конце концов, он знал, что нелепый слух, о том, что таинственный иностранец был сейджином, был правдой… и что все нелепые рассказы, все глупые героические баллады и детские рассказы, о сейджинах и их сверхчеловеческих способностях вовсе не абсурдны.

Его оставшиеся в живых гвардейцы — все шестеро из них — уже не пытались двигаться вперёд и окружать Мерлина. Они откатывались назад, сбиваясь в кучу. Ни одному из стражей Тириена не приходилось жаловаться на недостаток храбрости, но это было нечто большое, что-то за пределами их опыта или понимания. Они не паниковали даже сейчас — на самом деле для этого не было времени — но смертоносное ощущение того, что абсолютно превзошло их, полностью подтолкнуло их к обороне, и даже пока Тириен смотрел, ещё один из них упал от непримиримого клинка Мерлина.

«Он не человек!»

Эта мысль сверкнула в уме герцога, и он встряхнулся, пытаясь отбросить зарождающуюся в нём панику. Его мозг помчался вскачь, и он сделал глубокий вздох.

Ещё был способ, если бы он только смог выйти из библиотеки, пока Мерлин не добрался до него. Уиллимс был где-то там, и, конечно, лязг стали и крики должны были предупредить мажордома. Он уже должен был забить тревогу для остальных личных охранников Тириена! Если герцог доберётся до этих охранников первым, то он сможет рассказать им, как Мерлин пробрался в ночи, пытаясь убить его, как предполагаемый сейджин захватил в заложники Серую Гавань. Как бы ни был смертельно опасен Мерлин, Тириен имел такую отличную вещь, как ещё шестьдесят готовых человек находящихся под рукой, и большинство из них так же хорошо владели как мечами, так и луками или арбалетами. И, если в процессе взятия библиотеки под контроль произойдёт трагическая случайность, или, если Мерлин должен перерезать горло графу, вместо того чтобы дать ему возможность быть спасённым, или…

Ещё один гвардеец свернулся вокруг жестокой стали, проникшей в его живот, и Тириен развернулся.

* * *

Уголок сознания Мерлина увидел, как герцог повернулся и побежал к двери библиотеки. Он мгновенно понял, что задумал Тириен, но между ним и предателем всё ещё было четыре гвардейца. Он не мог убить их достаточно быстро, чтобы…

Поясной кинжал графа Серой Гавани вспыхнул в свете лампы, пролетев через библиотеку. Он был тяжёлым, неуклюжим и не очень хорошо сбалансированным для броска, но рука графа не забыла полностью капитанский опыт, а горе и ужас выжгли алкоголь в его организме.

Кельвин Армак, герцог Тириен, поднялся на цыпочки, как танцор, широко раскинув руки, позвоночник его изогнулся, а рот раскрылся в агонии, когда десять дюймов смертоносной стали вошли ему в спину. Украшенная драгоценными камнями рукоять расцвела между его лопатками, кровь залила его губы, и он рухнул на пол лицом вниз.

XII Комнаты Брейди Лаханга, Теллесберг

Стук в дверь Брейди Лаханга был настолько яростным, что разбудил его, несмотря на шум шторма.

Его первой реакцией была паника. Никто из шпионов не хочет услышать официальный стук в его дверь среди ночи, и он мог думать лишь о очень немногих неофициальных поручениях, которые могли бы привести к нему кого-нибудь такой ночью, как эта. Но затем его паника слегка ослабла. Когда агенты барона Волны Грома являлись брать вызвавшего подозрения шпиона, они редко бывали настолько вежливы, чтобы постучать. Во время таких посещений двери обычно раскалывались на осколки, хотя, в тех — редких — случаях, когда они разрушали дверь не того человека, потом они меняли их на очень хорошие.

Тем не менее было маловероятно, что тот, кто стучался в его дверь, был здесь по какому-то официальному делу, и он почувствовал, как его сердце забилось сильнее, когда он выбрался из кровати.

Он выбрал эти комнаты не просто потому, что они были близко к сердцу города, и даже не из-за пространства под крышей, где можно было разместить его птичник для виверн. Разумеется, это были важные факторы, но ещё более важным было то обстоятельство, что первой этаж здания днём был занят судовым поставщиком, а ночью он был пуст. Это давало Лахангу некоторую степень анонимности в тех случаях, когда он ожидал посетителей в нерабочее время. Он также сделал несколько дополнительных разумных изменений, не обсуждая их со своим арендодателем, и поэтому он приостановился перед дверью на лестничную площадку второго этажа и заглянул в незаметный глазок, который он пробурил сквозь стену.

В коридоре или на лестнице не было ламп. Поскольку после наступления темноты обычно не было никакого движения, не было никакого смысла рисковать из-за случайного пожара, который могла бы устроить бесхозная лампа или свеча. Но посетитель пришедший к Лахангу принёс фонарь с «бычьим глазом», и брови Лаханга поднялись, когда он узнал пришедшего человека при свете, исходящим из открытой заслонки фонаря.

Его первоначальная тревога вернулась, хотя и в менее острой версии. За последние несколько лет Марис Уиллимс передал ему несколько сообщений, и Лаханг знал, что герцог Тириен безоговорочно доверяет благоразумию своего мажордома. Но Уиллимс никогда не приходил посреди ночи без предупреждения или без каких-либо сигналов, которые Тириен и Лаханг придумали, чтобы предупреждать друг друга о том, что им нужно связаться. Неожиданные сообщения, подобные этому, особенно те, что несли такой риск разоблачения, были лишь немногим более желанными для опытного шпиона, чем грубые слуги Короны.

Он глубоко вздохнул, открыл дверь, оставив цепочку запертой для безопасности, и выглянул наружу.

— Что? — спросил он, его голос был грубым.

— У меня пакет от герцога, — ответил Уиллимс.

— Хорошо, давай его, — отрывисто сказал Лаханг, протягивая руку через щель.

— Он не пролезет, — рассудительно сказал Уиллимс, и вытащил из-под стекающего пончо толстую упаковку, завёрнутую от плохой погоды в промасленную кожу.

— Что это? — спросил Лаханг, уже дотянувшись до запора цепи.

— Он не сказал мне. — Уиллимс пожал плечами. — Однако в особняке были некоторые проблемы. Я не удивлюсь, если это документы, от которых он должен избавиться.

— Проблемы? — Глаза Лаханга заострились, и он полностью открыл дверь. — Что это за проблемы?

— Ничего, с чем мы не сможем справиться, я думаю, — сказал Уиллимс, вручая ему пакет. Шпион почти рассеянно взглянул на него, и глаза его так сфокусировались на лице Уиллимса, что он так и не заметил, как рука мажордома скользнула обратно под его пончо и снова появилась оттуда с кинжалом.

Даже тогда Лаханг всё ещё не замечал клинок. Фактически, он не видел его до тех пор, пока тот не разорвал ему горло в дымящемся потоке крови.

Главный агент князя Нармана в Черис свалился на пол с предсмертным хрипом, и Уиллимс поморщившись отступил назад, глядя на брызги на передней части своего пончо.

«Ну, неважно», — подумал он. Дождь должен смыть пятна достаточно быстро… точно так же, как смерть Лаханга смоет информацию о истинном покровителе Уиллимса, которую он мог бы предоставить следователям Волны Грома.

Теперь всё, что нужно было Уиллимсу — это самому вернуться в Изумруд. 

XIII Зала Тайного Совета, Королевский Дворец, Теллесберг

Лицо Хааральда VII было жёстким и мрачным, маской рассерженной дисциплины, скрывающей скорбь. Его сын сидел рядом с ним за огромным столом в освещённом лампами зале Совета, и выражение лица Кайлеба ещё больше походило на маску, чем у его отца. Оба они смотрели, молчаливые и хмурые, как Мерлин и граф Серой Гавани вошли в дверь зала.

Бинжамин Райс также сидел за столом в сопровождении сэра Рижарда Моревладельца. Ни епископ Мейкел, ни другие члены Тайного Совета не присутствовали, и Мерлин задавался вопросом, хороший это знак или плохой. Король, по крайней мере, казался похожим поддерживать желание Мерлина оставаться в тени.

Королевские гвардейцы, когда они последовали за кучером Серой Гавани обратно в особняк Тириена во исполнение срочного вызова графа, были учтивы, но также очень, очень решительны. В действительности, их было трудно винить в этом, учитывая забрызганную кровью и заваленную телами сцену, которая встретила их в разгромленной библиотеке только что умершего герцога Тириена. В конце концов, обнаружение его стоящим над телами кузена короля и пятнадцати его личных гвардейцев, должно было пройти под рубрикой подозрительного поведения.

По крайней мере, они были вызваны графом, и лейтенант Хантир, молодой офицер, который сопровождал отряд, отреагировавший на вызов, был готов хотя бы в теории предположить, что первый советник знает, что делает. Эта готовность дала трещину, когда Хантир определил, чей кинжал торчит из спины герцога. Но этого оказалось достаточно, по крайней мере, для того, чтобы дом был опечатан, а всё дело засекречено, до тех пор, пока не будет проинформирован король.

Однако, это было максимумом из того, на что лейтенант был готов пойти, и, первый он советник или нет, Серая Гавань обнаружил себя помещённым, хоть и вежливо, под арест. К веселью Мерлина — насколько это могло бы быть смешно, в данных обстоятельствах — с ним молодой гвардеец был почти так же учтив, как с графом. Однако оба они были освобождены от всего оружия перед тем, как их «сопроводили» в залу совета.

— Сыч, — произнёс Мерлин еле слышно. — Проверка связи и телеметрии.

— Канал связи подтверждён и работает штатно, лейтенант-коммандер, — ответил ИИ. — Все телеметрические линии скиммера в расчётных режимах, — добавил он, и Мерлин мысленно кивнул. Он надеялся, что всё пройдёт неплохо, но это не значило, что всё так и будет. Всегда была возможность, хоть и маловероятная, что Хааральд прикажет их немедленно казнить, а Мерлин не мог допустить, чтобы это произошло. Это было бы не только неудобно для него лично, но также означало бы полный провал миссии Нимуэ Албан на Сэйфхолде.

Вот почему разведывательный скиммер парил над Королевским дворцом, несмотря на раскаты грома и молнии. И это также было причиной того, почему оружие скиммера находилось в полностью рабочем режиме под контролем Сыча.

— Ваше Величество, — спокойно произнёс лейтенант Хантир, — граф Серой Гавани и лейтенант Атравес.

— Спасибо, лейтенант. — Голос Хааральда был резким, машинально-вежливым, но он даже не взглянул на гвардейца. — Оставьте нас, пожалуйста. И проследите за тем, чтобы нас не беспокоили.

— Как прикажете, Ваше Величество, — пробормотал Хантир.

Он вышел, и массивная дверь в зал совета тихо закрылась за ним. Защёлка замка громко щёлкнула в тишине, а затем, словно по команде, ещё один оглушающий раскат грома сотряс дворец.

— Итак, — сказал Хааральд после долгого, безмолвного мгновения. — Я говорил с Бинжамином, говорил с лейтенантом Хантиром, и с самым старшим из гвардейцев Кельвина, которого мы смогли найти. Теперь я хочу знать, что, во имя Шань-вэй, произошло.

Его голос был твёрд, холоднее, чем Мерлин когда-либо слышал, лично или через одного из своих СНАРКов, а его глаза были кусочками коричневого льда.

— Ваше Величество. — Серая Гавань упал на одно колено и склонил голову перед своим монархом. Мерлин увидел, что глаза Кайлеба расширились, но выражение лица Хааральда даже не дрогнуло.

— Что бы ни случилось, это моя вина, — сказал первый советник, голос его был низким и печальным, но твёрдым.

— Кто виноват, буду решать я, — сказал ему Хааральд, — не ты.

— Ваше Величество… — начал Волна Грома, но Хааральд резко поднял руку.

— Нет, Бинжамин, — сказал он холодно. — Ты знаешь, сейчас я не очень доволен тобой. Но я хочу услышать, что Рейжис и сейджин Мерлин могут сказать за себя, без каких-либо оправданий с твоей стороны.

Волна Грома вернулся в своё кресло, закрыв рот и выглядя несчастным, а глаза короля продолжили сверлить Серую Гавань стоящего на колене.

— Почему ты говоришь, что это была твоя вина? — требовательно спросил он.

— Потому что именно моя глупость создала ситуацию, из-за которой сейджин Мерлин был вынужден спасать меня, — неуверенно сказал Серая Гавань. — Сейджин предупредил Бинжамина и меня, что Кельвин был предателем. Но я отказался поверить в это. На самом деле, я зашёл так далеко, что верил — и настаивал — что Мерлин лгал ради собственных целей. Даже когда Бинжамин пришёл ко мне и рассказал, что обнаружил сэр Рижард, я не хотел верить. И, поскольку я это сделал — я нарушил свою клятву в качестве Первого Советника. Вместо того, чтобы хранить тайну информации, которую Бинжамин доверил мне, я отправился к Кельвину, чтобы сказать ему, что он находится под подозрением. Что он должен порвать с людьми, которых мы знали, как агентов Изумруда. Что он должен был прийти к вам, Ваше Величество… и рассказать вам всё, доказать, что обвинения сейджина Мерлина были ложью. Но… — Наконец он поднял голову, его лицо скривилось от боли, а глаза блестели от невыплаканных слёз. — …они не были ложью.

Зала стала неподвижной, застывшей картиной, когда коленопреклонённый тесть встретил глаза кузена. Тишина растянулась на несколько секунд, почти на целую минуту, и уже отдалившийся гром тихо ворчал на заднем плане. Затем, наконец, ноздри Хааральда расширились, когда он глубоко вдохнул.

— Откуда ты знаешь, что они не были? — спросил он очень, очень мягко.

— Потому что Кельвин признался мне в этом, Ваше Величество. — Голос Серой Гавани, наконец, дрогнул, ослабленный вспомнившимся горем.

— Он признался в этом? — повторил Хааральд так, как будто теперь он просто не мог поверить собственным ушам.

— Ваше Величество, он признался, что попытка убийства Кайлеба изначально была его идеей, а не Нармана. Он сказал мне, что он должен был быть королём, а не вы. И поскольку я раскрыл, что он был под подозрением, он планировал убить вас и Кайлеба этой ночью вместо того, чтобы оказаться перед позором и бесчестьем совершённого им преступления. Он действительно верил, что может забрать трон себе, если только Вы, Кайлеб, и Бинжамин с его старшими следователями будете мертвы, и он пригласил меня присоединиться к нему в его предательстве.

— Я не верю в это, — категорично сказал Хааральд, но Мерлин услышал крошечный трепет в глубине этого жёсткого голоса.

— Ваше Величество, я говорю о своём зяте, — сказал Серая Гавань, его собственный голос и глаза были отчаявшимися. — Муже моей дочери, отце моих внуков. Я любил его, как если бы он был моим собственным сыном. Я любил его так сильно, что нарушил клятву, данную вам, чтобы предупредить его, что он под подозрением. Вы думаете я стал бы лгать о чём-то подобном этому? О чём-то, что причинит такую ужасную боль Женифир? Вы думаете, я убил бы отца своих внуков, если бы у меня был хоть какой-нибудь выбор?

Хааральд уставился на него, и выражение лица короля начало меняться. Его челюстные мышцы сжались в твёрдые желваки, а затем расслабились, щёки его поникли, и он, наконец, закрыл глаза. Единственная слеза скатилась по его правой щеке, и твёрдые, напряжённые плечи расслабились.

— Почему, Рейжис? — спросил он хрипло. — Почему ты и Бинжамин не пришли ко мне сразу, как только сейджин Мерлин рассказал вам это?

— Бинжамин — потому, что он не хотел причинить вам боль, Ваше Величество, — мягко сказал Серая Гавань. — А я — потому, что отказывался верить.

— И теперь это. — Хааральд снова открыл глаза и покачал головой. — Теперь это, Рейжис. Ты прав, это твоя вина, и ты нарушил свою клятву, когда пошёл предупредить возможного предателя, бывшего под подозрением. Если бы ты этого не сделал — если бы подождал — Кельвин всё ещё был бы жив. Мы могли бы ещё немало узнать от него, и он был бы жив. Мой кузен, почти мой брат, был бы жив.

Граф снова склонил голову, его плечи содрогнулись, но он ничего не сказал в свою защиту.

— Могу я сказать, Ваше Величество? — тихо спросил Мерлин, и глаза короля метнулись к его лицу. На мгновение они вспыхнули огненным гневом, но затем Хааральд заставил себя отбросить эту внезапную, непроизвольную ярость.

— Говори, — коротко приказал он.

— Ваше Величество, я сказал барону Волны Грома и графу Серой Гавани, что у меня не было никаких положительных доказательств того, что я подозревал о герцоге. Но если бы я обладал такими доказательствами, я бы положил их им в руки. Я не отдал бы их вам.

Глаза Хааральда опасно сверкнули, но Мерлин уверенно продолжил, удерживая сердитый взгляд короля.

— Он был вашим кузеном, Ваше Величество. Вы любили его, и я знал это. Не моим делом было рассказывать вам то, что причинило бы вам столько боли, но даже если бы это было так, я не имел понятия об истинной глубине его измены. Я рассказал вашим министрам, что я знал, что я подозревал, но даже я подозревал лишь часть полной правды, и у меня не было доказательств даже этого. Если они ошиблись в форме, в которой они отреагировали на то, что я рассказал им, то они делали это из-за беспокойства и из-за своей любви. Ни один из них не был готов уклониться от своего долга перед Короной, чтобы расследовать любые обвинения, какими бы абсурдными они ни были, и они действовали так, как делали это из своей любви к вам и их нежелания причинять вам боль.

— Барон Волна Грома инициировал это расследование, не сказав вам, потому что знал, насколько это обвинение ранит вас, если окажется обоснованным, и потому, что он хотел избавить вас от этой боли до тех пор, пока не узнает, что оно действительно было. И, так же, по меньшей мере частично, чтобы защитить ваши отношения с вашим кузеном, если эти обвинения окажутся необоснованными, он организовал дела так, чтобы вы могли обвинить его в том, что он продолжал действовать без вашего ведома, если герцог оказался бы невиновным и узнал, что он был под подозрением. И хотя граф категорически отказался поверить в то, что герцог мог быть предателем, он согласился с бароном Волны Грома, из своего долга перед вами, что обвинения должны быть расследованы. Если он действовал… неразумно в некотором отношении, это тоже было из-за любви — любви к вам и к его собственному зятю.

— Возможно, они должны были сказать вам сразу же. Возможно, я должен был бы это сделать. Но если бы мы это сделали, как бы вы отреагировали? Поверили бы вы этому? Или вы сделали бы именно то, что сделал граф? Предоставили бы кузену, которого вы любили, возможность опровергнуть нелепые голословные обвинения, выдвигаемые против него иностранцем, о котором вы действительно почти ничего не знаете?

Король продолжал смотреть на него несколько мгновений, но затем огонь в его глазах снова погас.

— Именно, Ваше Величество, — мягко сказал Мерлин. — Вы любили его, как и граф. Никто из вас не захотел бы верить. И потому, что граф отказывался верить, его чуть не убил его же собственный зять — убил бы, если бы герцог решил, что эта смерть необходима для продвижения его собственных планов. Не обманывайте себя, Хааральд Черисийский, ваш любимый кузен задумал убийство вас и вашего сына. Если бы он стал регентом для Жана, он, без сомнения, устроил бы и его смерть тоже, и, возможно, даже Жанейт, если бы это было необходимо для обеспечения его собственных претензий на трон. Если бы вы дали ему возможность очистить своё имя, он отреагировал бы точно так же, как он ответил на предложение графа Серой Гавани, и, вполне возможно, он бы преуспел.

Опять повисла тишина, а затем король вздрогнул. Он отвернулся от Мерлина и от всё ещё преклонившего колени Серой Гавани.

— Что ты обнаружил на текущий момент, Бинжамин? — спросил он резко.

— Я боюсь, что всё рассказанное нам сейджином Мерлином о герцоге было правдой, Сир, — тяжело сказал Волна Грома. — Его мажордом и, по меньшей мере, ещё двадцать три его личных гвардейца исчезли до того, как лейтенант Хантир и его люди прибыли в особняк герцога. Единственная причина, о которой я могу думать, почему они это сделали, была той, что они знали, что герцог был предателем, и они были замешаны в его измене. И я боюсь, что хотя бы один из них, возможно, служил двум господам, а не только одному герцогу.

— Что ты имеешь в виду? — требовательно спросил Хааральд, и Волна Грома кивнул Моревладельцу.

— Я получил сообщение от одного из моих агентов непосредственно перед тем, как сейджин Мерлин и граф прибыли во дворец, Ваше Величество, — сказал сэр Рижард. — Человек, который возможно соответствовал описанию мажордома герцога, Мариса Уиллимса, сегодня вечером отправился на квартиру Брейди Лаханга. Погода сегодня такая плохая, что мой человек не смог сделать положительную идентификацию, но именно из-за того, что она такая плохая, у него так же были подозрения, что кто-то может скрыться под покровом шторма. Поэтому после того, как посетитель ушёл, он решил, что он должен тихо проверить, что Лаханг всё ещё там, что он не ушёл чёрным ходом, в качестве первого шага к исчезновению. Вместо этого он обнаружил, что Лаханг был убит.

— Убит? — повторил Хааральд, и в его голосе прозвучала ошеломлённая нотка. Как если бы кто-то, столь же здравомыслящий, как король Черис, начал чувствовать себя перегруженным.

— Да, Ваше Величество. — Моревладелец кивнул.

— Я не верю, что герцог приказал его устранить, Сир, — сказал Волна Грома. — Я подозреваю, что точно так же, как герцог внедрил на службу Рейжису своего стражника, Нарман внедрил герцогу этого Уиллимса. Это был, вероятно, спрятанный кинжал, ожидающий, чтобы убрать герцога в момент, выбранный Нарманом, но, похоже, он был также обязан устранить того человека, который мог бы дать нам полную информацию о сети шпионов Нармана здесь, в Королевстве. Особенно, если бы выяснилось, что падение герцога, в свою очередь, может привести нас к Лахангу.

— Лангхорн, — вздохнул Хааральд и закрыл глаза рукой. Некоторое время он сидел так, затем снова выпрямился, опустил руку и посмотрел на Серую Гавань.

— О, да встань уже, Рейжис, — почти рявкнул он.

Голова графа снова поднялась, и Хааральд издал недовольный звук, что-то среднее между фырканьем и чем-то более сердитым.

— Сейджин прав, — сказал он. — Да, ты был глуп, и ты нарушил свою клятву. И если бы ты рассказал мне, как должен был бы сделать, я сделал бы что-нибудь столь же глупое. Потому что, как говорит сейджин Мерлин, я любил Кельвина. Бог простит меня, но я всё ещё люблю его. И он использовал бы эту любовь, чтобы убить меня и Кайлеба, и, возможно, Жана и Жанейт.

— Ваше Величество, я… — начал было Серая Гавань, но Хааральд резко покачал головой.

— Нет. Не говори это. Ты слишком ценен для меня — для Королевства — чтобы разрешить тебе подать в отставку. И, как бы… опрометчиво… — король тонко и сквозь зубы улыбнулся Мерлину. — …ты не мог действовать в этом случае из любви, ты также дал мне самое убедительное доказательство своей верности. Ужасающее как для меня, так и для Кайлеба, оно будет даже хуже для тебя в ближайшие дни. Я не могу обойтись без мужчины, который согласился взять на себя такую большую боль в служении клятвам, которыми он поклялся мне и моей короне. Так что встань, иди сюда и садись там, где ты нужен. Прямо сейчас.

Серая Гавань замер на мгновенье, затем немного неуверенно встал, подошёл, чтобы занять своё место за столом совета, и уселся. Это оставило Мерлина стоящим в одиночестве перед столом, а Хааральд откинулся на спинку стула и посмотрел на него.

— Теперь о вас, сейджин Мерлин, — тихо сказал он. — Вы приносите смертоносные подарки.

— Я сожалею об этом, — сказал Мерлин, не отводя глаз, — но я сказал, что я скажу вам правду, Ваше Величество.

— Вы сказали, и вы должны были сказать. — Хааральд поднял руку в маленьком отбрасывающем жесте. — Я думал, что истина — это то, что я хочу услышать, но теперь я понимаю лучше. Это не то, что я хочу услышать, это только то, что я должен услышать. Пройдёт много времени, прежде чем я смогу действительно простить вас, или Рейжиса, или Бинжамина, или — что особенно важно — себя, за то, что произошло этой ночью. Но правда в том, что вы и Рейжис, вполне возможно, спасли мою жизнь и жизнь моих детей. И были ли в конечном счёте успешны или нет планы Кельвина, вы разоблачили и уничтожили самого опасного предателя во всём королевстве. И поэтому, хотя моё сердце кричит от гнева, вы не являетесь истинной мишенью этого гнева.

Мерлин наклонил голову, молча кланяясь, и Хааральд снова встряхнулся.

— Кроме того, — продолжил он чуть более живо, — похоже, что вы снова спасли ценного слугу короны от убийства. И при ещё более неравных шансах, чем в прошлый раз.

Он смотрел на Мерлина с пристальным выражением, его глаза были гораздо ближе к их обычной пронзительной резкости.

— Я просмотрел предварительный отчёт лейтенанта Хантира, сейджин Мерлин. Пятнадцать вооружённых и облачённых в доспехи гвардейцев — кажется, он так сказал. И хотя Кельвин и мог быть предателем, он превосходно разбирался в бойцах. Однако, по словам лейтенанта Хантира, вы прошли через его пятнадцать отборных людей, как коса сквозь траву. Не говоря уже о прибытии — ещё раз — в самый… подходящий момент.

Он помолчал, явно ожидая ответа, и Мерлин слегка пожал плечами.

— Как я уже говорил принцу Кайлебу за ужином, Ваше Величество, у меня было видение про графа. Этого было достаточно, чтобы предупредить меня об опасности, которой он собирался подвергнуть себя, но я испугался, что невозможно будет убедить кого-либо ещё, что герцог являлся угрозой ему или Короне. Или, по крайней мере, убедить кого-либо вовремя. Так что я пошёл сам делать то, что мог.

Кайлеб сделал лёгкое движение в сторону отца. Мерлин взглянул на него, слегка прищурив одну бровь, и юноша сел обратно в безмолвии.

— Вы сами пошли, — проворчал Хааральд. Внимание его было сосредоточено на Мерлине, и он не обратил внимания на молчаливый обмен с Кайлебом. — И как, позвольте узнать, вам удалось выбраться из Башни Мериты и с дворцовой территории без единого оклика со стороны моих довольно-таки компетентных гвардейцев?

— Ваше Величество, — ответил Мерлин с лёгкой улыбкой. — Ночь была тёмная, дождь лил, как из ведра, я был одет полностью в чёрное, и я пришёл к вам из Гор Света, где есть много крутых скал, на которых можно практиковаться в скалолазании. И, со всем уважением к вашим гвардейцам, ни у кого из них нет такой подготовки и других преимуществ, которые есть у меня.

Хааральд склонил голову набок, и, если бы Мерлин всё ещё был из протоплазмы, он, вероятно, задержал бы дыхание. До сих пор ничего из того, что он сказал, не было настоящей ложью, и ему очень хотелось, чтобы так продолжалось и дальше.

— Я полагаю, — наконец медленно произнёс король, — что, когда человек может рухнуть через мансардное окно на пол в двадцати футах ниже него и убить не только пятнадцать вооружённых гвардейцев, но шестнадцать, включая предполагаемого гвардейца Рейжиса, то уже не удивительно, что он может взбираться по дворцовым стенам, как какая-то человекоподобная муха. Однако, я чувствую, мне действительно следует отметить, что вы, похоже, задаёте очень высокую планку для следующего сейджина.

— Это не является моей целью, Ваше Величество, — ответил Мерлин. — На самом деле, я думаю, было бы очень хорошо, если бы мы смогли минимизировать мою роль в событиях этого вечера.

— Это может быть немножко трудно, — сухо заметил Волна Грома.

— И, возможно, бессмысленно, — добавил Хааральд.

— Трудно, может быть, милорд, — ответил Мерлин барону, — но не «бессмысленно», Ваше Величество. Могу ли я объяснить?

— Сделайте одолжение, мастер Трейнир, — сказал Хааральд, его тон был ещё суше, чем у Волны Грома, и Мерлин удивлённо рассмеялся.

«Мастер Трейнир» был характерным персонажем сэйфхолдийского традиционного кукольного театра, своего рода символом инь и ян, хотя эти термины были неизвестны на Сэйфхолде. Это было имя персонажа постановки, который обычно был неуклюжим заговорщиком, человеком, чьи сложные планы всегда проваливались. Но в другой, своего рода двусмысленной, шутке, это был также традиционный театральный псевдоним мастера-кукловода, который контролировал всех марионеточных «актёров».

— Пожалуй, не Мастер Трейнир, Ваше Величество, — сказал он, — но, конспиратор, в некотором роде. С раскрытием измены герцога и убийством Лаханга собственным человеком Нармана, все остальные агенты Нармана и Гектора здесь, в Черис, придут в состояние, которое можно с лёгкостью назвать ужасом. Все они, я уверен, будут задаваться вопросом, набросятся ли на них агенты барона Волны Грома. И они, несомненно, будут задаваться вопросом, каким образом барон и его следователи вообще наткнулись на причастность герцога.

— Я считаю, что все мы согласны, что скрывать существование и точность моих видений от Нармана и Гектора желательно на очень многих уровнях. На уровне глобальной стратегии, удержание своих врагов в неведении о преимуществах, которые эти видения предлагают вам, сделает их ещё более выгодными. И, также, вероятно, было бы очень хорошей идеей не давать тем, кто желает вам плохого, возможности слишком пристально следить за любыми другими моими действиями. На чисто персональном уровне я бы очень предпочёл не быть постоянно на страже против орды наёмных убийц, которых, я уверен, они оба пошлют за мной, чтобы… свести на нет это преимущество.

— Я несколько сомневаюсь, что любая «орда убийц» сможет добиться успеха в попытке убить вас, — отметил Хааральд. — В конце концов, до сих пор, у ни у кого не получилось.

— Любой смертный человек может быть убит, Ваше Величество. Я хотел бы думать, что убить меня было бы немного сложнее, чем некоторых, но, всё-таки, убийство убийц на рабочем месте было бы утомительным. Не говоря уже о том… что это отвлекало бы меня от всего, что я действительно должен делать.

— Я понимаю. — Впервые после прибытия Мерлина и Серой Гавани в глазах короля промелькнуло что-то действительно похожее на оживление. — И, конечно, мне было бы неприятно, если бы вы столкнулись с таким неудобством. Но это подводит нас к незначительному вопросу о замечаниях Бинжамина про трудности сокрытия вашей скромной роли в событиях сегодняшнего вечера.

— Я бы предпочёл не столько скрыть это, сколько преуменьшить, Ваше Величество, — сказал Мерлин более серьёзным тоном, — и ваше решение назначить меня личным телохранителем Кайлеба может сделать это проще. Если вы с графом Серой Гаванью пожелаете, я бы предпочёл, чтобы официальная версия была такова, будто следователи барона Волны Грома стали подозревать герцога после допроса единственного захваченного нами наёмного убийцы, а не из-за всего того, что я мог бы сказать. После этого барон начал осторожное расследование, и граф отреагировал так, как он это сделал на самом деле, поехав к герцогу и предположив, что ему необходимо очистить своё имя от каких-либо подозрений. Однако вместо того, чтобы взять с собой только своего личного гвардейца, он попросил меня сопровождать его, что я и сделал.

— И почему, собственно, он попросил об этом? — спросил Хааральд.

— Частично, чтобы помочь убедить герцога в серьёзности обвинений, Ваше Величество. Я, в конце концов, присутствовал при неудачной попытке покушения. Таким образом, моё присутствие сегодня могло бы помочь… потрепать нервы герцога, если бы он хоть отдалённо был связан с Нарманом. А также в качестве дополнительного свидетеля всего, что произошло.

— По-моему это звучит немного шатко, — задумался Хааральд, затем пожал плечами. — С другой стороны, если мы все говорим одно и то же — и умудряемся оставаться серьёзными, пока мы это делаем — мы можем, вероятно, заставить это стоять. Итак, Рейжис пошёл навестить Кельвина, и он взял вас с собой. А затем?

— Когда герцог попал на очную ставку, он ответил так же, как и на самом деле, Ваше Величество, за исключением того, что в то время он привёл в библиотеку только пять своих гвардейцев. Когда они попытались захватить графа, его гвардеец и я сумели помешать им сделать это, и, в ходе этого процесса, убили или ранили большинство из них. В этот момент Герцог вызвал остальных десять человек, которые ждали за дверьми библиотеки. В следующей схватке был убит гвардеец графа, но не раньше, чем он, граф и я — сражаясь вместе — разгромили людей герцога. В общем хаосе боя сам герцог был убит, после чего граф вызвал королевскую гвардию — что неудивительно, учитывая, что был убит член королевского дома — и лейтенант Хантир и его люди примчались на вызов.

— Мастер Трейнир, в самом деле, — сказал Хааральд спустя мгновение, затем посмотрел на Волну Грома и Серую Гавань и поднял обе брови.

— Это формулировка, вопреки ожиданиям, превратит Жоржа в одного из героев этого художественного произведения, — тяжело сказал Серая Гавань и покачал головой. — Я годами верил, что он действительно был так верен мне. Будет трудно сохранять серьёзное выражение лица, зная, что он был предателем и умер смертью предателя.

— Это может быть вопреки ожиданиям, Рейжис, — сказал Волна Грома, — но это может сработать. Помимо тебя и сейджина Мерлина, единственный оставшийся в живых, кто знает, что на самом деле произошло, это, вероятно, Уиллимс, герцогский мажордом. Хотя он не участвовал в произошедшем бою, он знает, что вы прибыли без сейджина Мерлина. Он, несомненно, сообщит об этом Нарману, но мы ничего не можем сделать, чтобы предотвратить это, если только нам не удастся поймать его до того, как он вернётся в Изумруд, что, честно говоря, маловероятно, если не сказать больше. Тем не менее, я подозреваю, что Нарман и барон Шандир будут склоняться к игнорированию наиболее возмутительных слухов о сейджине так же, как мы хотели бы на их месте. Значит, они узнают, что мы что-то скрываем, но они не будут знать точно, что именно. И сейджин Мерлин и король совершенно правы, когда говорят, что его способность видеть эти его «видения» будет ещё более ценной для нас, если никто не узнает, что он может это делать.

— Я думаю, Мерлин и Бинжамин говорят дело, Рейжис, — сказал Хааральд. — И, если это поможет, подумай вот о чём. Твой человек, возможно, был предателем, но таким образом его смерть нанесёт удар по тем людям, на которых он действительно работал.

— Очень хорошо, Ваше Величество. — Серая Гавань снова склонил голову, затем улыбнулся Мерлину уголком губ. — И я полагаю, что при данных обстоятельствах, это самое меньшее, что я могу сделать для сейджина Мерлина в обмен на его спасение моей жизни после того, как я открыто обвинил его в том, что он сам предатель.

— Тогда решено, — сказал Хааральд. — Бинжамин, я скажу несколько слов лейтенанту Хантиру, чтобы убедиться, что его заключительный рапорт не противоречит… творчеству Мерлина.

— Наверное, это было бы разумно, Сир. Тем временем я думаю, что Рижард и я должны вернуться в офис и решить, кто из других шпионов Нармана, кроме герцога — или что-то из того, что мы нашли в его бумагах — могут быть замешаны в этом деле. С вашего разрешения, я намерен подрезать сеть Нармана довольно жестоко.

— Считайте моё разрешение предоставленным, — мрачно сказал Хааральд, затем откинулся на спинку стула и отвлечённо посмотрел на Мерлина.

— Ваше Величество? — вежливо сказал Мерлин после нескольких секунд, и Хааральд фыркнул.

— Я просто размышляю, сейджин Мерлин.

— Размышляете, Ваше Величество? — подсказал Мерлин послушно, когда король сделал паузу.

— Размышляю о том, какая предсказуемая и упорядоченная жизнь была до вашего появления здесь, в Теллесберге. Я уверен, что со временем мы все приспособимся, но я надеюсь, вы не поймёте это неправильно, если я скажу вам, что я нахожу себя больше, чем немного испуганным, когда я смотрю в будущее и задумываюсь над тем, что последовало за вами в кильватере менее чем в одну пятидневку. Тем более, что часть меня подозревает, что настоящий хаос и смятение ещё впереди.

Мерлин криво усмехнулся и молча покачал головой. Не существовало другого ответа, который он мог бы дать.

В конце концов, король был прав.

XIV Зала конфиденциальных аудиенций, Королевский Дворец, Теллесберг

Дверь в малую залу аудиенций открылась.

Через неё прошла женщина в официальной придворной одежде, сопровождаемая двумя маленькими мальчиками. Ей было за тридцать, возможно немного старше, но её фигура была подтянутой и стройной. Лёгкая ниспадающая хлопчатобумажная одежда, диктуемая климатом Теллесберга, со всей ясностью подтверждала это, но лицо её было непроницаемо, а глаза подозрительно распухли под косметикой, которая помогала скрыть их красноту.

Она прошла по ковровой дорожке, стелющейся по прохладному каменному полу, держа за руки двух сыновей, которые шли по бокам от неё. Младший из них — в возрасте примерно пяти стандартных лет — выглядел смущённым, как никто другой. Он продолжал смотреть на свою мать, взволнованный и обеспокоенный эмоциями, которые он улавливал от неё.

Старший мальчик, в два раза старше своего младшего брата, был другим. Он казался шокированным, почти как кто-то, оказавшийся в ужасном кошмаре, от которого он не мог проснуться. Как и его мать и брат, он был превосходно одет, вплоть до кинжала, висящего на правом бедре, но его глаза были такими же опухшими, как и у его матери, и Мерлин почти физически ощущал концентрацию, необходимую ему для того, чтобы удержать нижнюю губу от дрожи.

Король Хааральд VII наблюдал за маленькой, трогательной процессией, приближающейся к нему, возможно, три удара сердца. Затем он вытолкнул себя из своего трона и, нарушив все правила дворцового протокола, спустился с возвышения и двинулся ей навстречу. Он двигался так быстро, что его привычная хромота была гораздо более очевидной, чем обычно — так быстро, что ни один из телохранителей, стоящих за его троном, не смог угнаться за ним. Затем он подошёл к овдовевшей матери и скорбящему сыну, и неуклюже, неловко присел на своё здоровое колено, его правая нога болезненно вытянулась за ним.

— Рейжис, — сказал он старшему мальчику, и протянул руку, чтобы погладить его по затылку.

— В-ваше Велич… — начал мальчик, но затем прервался, глаза его заблестели от слёз, голос дрогнул, и ему пришлось бороться за контроль над собой.

— Без титулов, Рейжис, — сказал король своему кузену, как можно нежнее. — Не сейчас.

Мальчик безмолвно кивнул, его лицо отразило горе, скрывать которое было не нужно, судя по тону короля, и Хааральд посмотрел на его мать.

— Женифир, — сказал он мягко.

— Ваше Величество, — почти прошептала она. — «Её голос был более контролируемым, чем у её сына», — подумал Мерлин, но ещё он был хриплым, затуманенным горем и слезами. Хааральд ещё мгновение смотрел на неё, а потом начал поднимать себя с колена.

— Сир.

Голос сержанта Чарльза Гарденера был тихим, но он догнал своего короля, и протянул облачённую в броню руку. Хааральд поморщился, но всё же взялся за неё и использовал, чтобы выпрямиться. Он поднялся над двумя мальчиками, секунду смотрел на них сверху вниз, затем подхватил младшего в свои руки. Мальчик прильнул к его шее, вжимаясь лицом в куртку короля, и Хааральд обнял его одной рукой, а другую протянул Рейжису.

Старший мальчик мгновенье смотрел на эту руку. Затем он взял её, и Хааральд заметно медленнее похромал обратно к трону. Рот короля, как заметил Мерлин со своего места за левом плечом Кайлеба, позади стоящего сбоку трона кронпринца, напрягался каждый раз, когда его вес приходился на правую ногу.

Хааральд подошёл к помосту, сопровождаемый леди Женифир Армак, которая только что стала Вдовствующей Герцогиней Тириен. Он помолчал, нежно поставил младшего мальчика на ноги, затем опустился обратно в кресло и двумя руками поднял правую ногу, пока его правая ступня не опустилась снова на скамеечку перед ним.

— Женифир, Рейжис, Кельвин, — мягко сказал он после этого. — Вы знаете почему вы здесь, но перед тем, как предстать перед Советом и всеми официальными деталями, с которыми нам придётся иметь дело, мне нужно поговорить со всеми вами тремя, как с членами моей семьи, а не как королю со своими подданными.

Герцогиня Тириен слегка вздрогнула при слове «семья», и Хааральд протянул ей свою руку. Она взяла её немного нерешительно, и он привлёк её ближе к трону.

— Не испытывай чувство вины за скорбь, — сказал он ей очень мягко. — Не думай, что я — или ещё кто-то — виню тебя за это. И не думай, что мы с Кайлебом тоже не скорбим.

Она посмотрела ему в глаза, её рот задрожал, а её пальцы сжались сильнее, когда слёзы медленно потекли по её щекам.

— Нам понадобится много времени, чтобы точно понять, что произошло, где тот Кельвин, которого мы знали и любили, превратился в человека, который мог бы сделать те вещи, которые, как мы знаем сейчас, он сделал, — продолжил король. Он посмотрел в глаза Женифир на мгновение дольше, потом посмотрел на её старшего сына.

— Рейжис, — сказал он, — это будет тяжело для тебя, самое тяжёлое, что ты когда-либо делал. Некоторые люди будут говорить ужасные вещи о твоём отце. Другие будут настаивать, что эти вещи не могут быть правдой. И будет очень много людей, которые поверят, что из-за вещей, которые мог сделать твой отец, ты когда-нибудь сможешь стать угрозой или опасностью для Короны.

Контроль Рейжиса над выражением лица дрогнул, и свободная рука короля потянулась, чтобы снова аккуратно погладить его по затылку.

— Что сделает эту боль хуже всего, — сказал он мальчику, — так это то, что многие из этих ужасных вещей окажутся правдой. Если бы я мог сделать, чтобы ты их не услышал, я бы это сделал. Но я не могу. Ты слишком молод, чтобы встречаться лицом к лицу со всем этим, но никто не может сделать это за тебя.

Рейжис несколько секунд безмолвно вглядывался в него, затем понимающе кивнул, крепко сжав рот.

— Всего через несколько минут, — продолжил король, — мы все предстанем перед Советом, и перед епископом Мейкелем и епископом-исполнителем Жеральдом в качестве представителей Церкви. Они зададут вам — и вашей матери … — он коротко посмотрел на Женифир, — много вопросов. Некоторые из них будут злить вас. Многие из них будут ранить и огорчать вас. Всё, что вы можете сделать — ответить на них как можно честнее. И я хочу, чтобы вы помнили — я хочу, чтобы вы все трое помнили — что вы мои кузены. Ничто — ни ваш отец, ни Совет — не смогло бы это изменить. Ты понимаешь это, Рейжис?

Мальчик снова, тяжело, кивнул, и Хааральд глубоко вздохнул.

— Есть ещё одна вещь, Рейжис, — сказал он. — Боюсь только, что эта вещь причинит больше боли, чем какая-либо другая.

Женифир Армак издала мягкий, нечленораздельный звук, и её рука дёрнулась, как будто она хотела протянуть руку и остановить короля. Но она этого не сделала, и Хааральд продолжил, говоря медленно и осторожно, глядя на обоих её сыновей.

— Люди будут говорить тебе, — сказал он, — что твой дед убил твоего отца.

Кельвин, младший из двух братьев, дёрнулся, его глаза внезапно стали огромными. Рейжис только посмотрел на короля в ответ, но его глаза внезапно стали ещё темнее и наполнились ещё большей болью, и сердце Мерлина скрутилось в молчаливом сочувствии к убитому горем мальчику, который только что стал герцогом.

— Причина, по которой они собираются сказать это, — продолжил Хааральд, — заключается в том, что это правда. Он не хотел этого, потому что он любил твоего отца, так же, как и я, так же, как Кайлеб. Но у него не было выбора. Иногда даже люди, которых мы любим, делают плохие вещи, Рейжис, Кельвин. Иногда это происходит из-за того, что в них есть частичка, о которой мы никогда не знали — скрытая сторона, которая желает вещей, которых у них быть не должно, и которая пытается получить эти вещи.

— Ваш отец и я воспитывались, словно мы были братьями, а не кузенами. Я любил его так же, как Кельвин любит тебя, Рейжис. Я думал, что он любил меня так же. Некоторые люди сказали бы, что я ошибался, когда верил в это, потому что, в конце концов, он хотел отобрать у меня Корону, и он пытался убить Кайлеба, чтобы сделать это. Это был бы страшный, ужасный поступок, если бы он смог сделать это. Но, несмотря на всё это, я не ошибался в том, что люблю его, и я не ошибался, полагая, что он любил меня.

— Иногда, люди меняются, мальчики. Есть болезни, которые затрагивают не наши тела, но наши сердца и наши умы. Я верю, что так случилось и с вашим отцом. Он хотел Корону так сильно, что это стало болезнью, которая исказила что-то глубоко внутри него. Когда мы с ним были в вашем возрасте, когда мы росли вместе с ним здесь во дворце, до того, как… жажда обладания Короной отравила его изнутри, он действительно любил меня. И, я верю, он действительно любил Кайлеба, так же как ваш дедушка любил его.

— Но когда он сделал то, что сделал, и когда он отказался отступить от планов, которые он начал приводить в действие, твой дедушка должен был сделать выбор. Он должен был решить, собирается ли делать то, что требовали от него его клятвы перед Короной и его собственная честь, или он собирается присоединиться к вашему отцу, совершая те ужасные поступки, которые его хотели заставить делать амбиции вашего отца. И когда ваш дед решил, что он не может поддерживать измену, независимо от того, насколько он любит человека, совершающую её, твой отец приказал своим личным гвардейцам схватить его и держать в тюрьме до тех пор, пока мы с Кайлебом, а также многие другие люди, не будут убиты.

Кельвин качал головой снова и снова, медленно, с выражением боли, утраты и смущения пятилетнего ребёнка. Рейжис был достаточно взрослым, чтобы понять, пусть и не до конца, что говорил король, и его подбородок дрогнул, когда эти слова проникли в его душу.

— Ваш дед не мог допустить этого, — сказал Хааральд тихим, но непоколебимым голосом. — Ваш дед — мой Первый Советник. Он один из моих вассалов. Он был офицером в моём флоте. И ваш дед понимает, что означает честь. Что означает клятва. И поэтому, несмотря на то, что он сильно любил вашего отца — он действительно любил его, Рейжис, я клянусь тебе в этом — когда дело дошло до открытой схватки, и гвардейцы твоего отца попытались схватить или убить его, он чтил эти клятвы и убил человека, которого любил, за преступления, совершённые этим человеком.

Теперь плакали оба мальчика и их мать тоже. Хааральд оттолкнулся от своего трона и привлёк Женифир в свои объятия. Мгновение спустя две пятилетних руки окружили замком его левое бедро, и он почувствовал, как Кельвин прижался лицом к его бедру. Рейжис уставился на него, его лицо выражало отчаяние и потерю, и король протянул ему руку.

Мальчик, который только что стал герцогом, и в процессе этого узнал, каким безумно дорогим может быть этот титул, посмотрел на своего монарха сквозь вуаль слёз. Затем он взял предложенную руку в обе свои, сжимая её, как тонущий человек может цепляться за кусок дерева.

— Есть причина, по которой ваш дедушка не стоит сейчас здесь, чтобы сказать вам это сам, — сказал Хааральд, смотря вниз и обращаясь к Женифир так же, как к её сыновьям. — Он хотел. Хотя он знал насколько это будет болезненным, он хотел бы сказать тебе сам, Рейжис, но я не позволил ему. Я твой король, а ты теперь один из моих герцогов. Есть обязательства между королями и их вельможами, и то, что ты ещё и часть моей семьи, делает эти обязательства сильнее, чем когда-либо. Это моим долгом было рассказать тебе об этом. Я хотел, чтобы ты услышал это от меня, потому что я хотел чтобы ты понял — понял, как сердцем, так и разумом — что ничего из того, что произошло, ничего из того, что мог бы сделать твой отец, никогда не изменит того, как я отношусь к тебе и твоей матери. Бог судит всех людей в конце. Королям иногда требуется судить людей, но мудрый король судит любого мужчину или женщину только на основании его собственных действий, а не за что-то другое. Я не всегда мудр, как бы я ни старался, как бы ни молил о наставлении. Но это я тебе обещаю. Когда я смотрю на тебя глазами твоего кузена и вспоминаю твоего отца, то я вижу мальчика, которого я люблю, хорошего человека, которым я дорожу — вот что я вижу в тебе. Когда я смотрю на тебя глазами твоего Короля, то вижу мальчика, которым ты являешься, и человека, которым ты станешь, а не твоего отца, который предал его доверие.

Мерлин наблюдал за лицом Женифир, смотря, как боль и потеря смешались с принятием слов Хааральда. И когда он увидел эти вещи, Мерлин понял, что был прав — такие короли, как Хааральд VII, сделали Черис королевством, которое стоило спасти.

— Что бы твой отец ни сделал в конце своей жизни, — мягко закончил Хааральд, — он и твоя мать — и твой дед — хорошо учили тебя и Кельвина, в первую очередь. Помни эти уроки, Рейжис. Всегда помни их и уважай человека, которым он был, когда он учил тебя им, и ты превратишься в человека, достойного чьей-либо любви.

Мальчик уставился на него, теперь уже рыдая навзрыд, и король обнял Женифир ещё раз, а затем отпустил её, чтобы он смог наклониться и заключить молодого, несчастного герцога Тириена в сокрушительное объятие комфорта.

Несколько секунд он обнимал Рейжиса, потом отпустил его и выпрямился.

— А теперь, Ваша Светлость, — тихо сказал он своему кузену, — пойдёмте и встретимся с Советом.

XV Собор Теллесберга, Теллесберг

Богатый мощный голос могучего органа наполнял собор Теллесберга музыкой. Помощники органиста качали насосы сильно, непрерывно «заправляя топливом» его голос, и Мерлин Атравес — теперь уже лейтенант Королевской Гвардии Атравес — стоял в одном углу Королевской Ложи, слушая как он тёк над ним.

Круглый собор был залит морем разноцветного света, так как утренние солнечные лучи струились сквозь ряд витражных окон над хорами, который полностью окружал их, а величественная мозаика архангела Лангхорна и архангела Бе́дард суровыми глазами смотрела на прихожан. Мерлин оглянулся на них, встретив эти величественные глаза, внешне спокойно и сдержанно, несмотря на свой внутренний гнев.

«Однажды», — пообещал он призраку Пэй Шань-вэй… и другим. — «Однажды».

Он отвернулся от мозаики, больше чтобы отвлечь себя от гнева, который он не осмеливался демонстрировать, чем по какой-то другой причине. Даже здесь, и даже сегодня — или, может быть, особенно сегодня — Кайлеб и Хааральд не могли остаться без охраны, и Мерлин едва ли был здесь единственным вооружённым и облачённым в броню гвардейцем. Лейтенант Фалкан и четверо его морских пехотинцев стояли между ложей и центральным проходом, и их глаза были такими же жёсткими, такими же тревожными, как у Мерлина, когда они осматривали огромную толпу, заполнявшую скамьи собора.

Как обычно, аристократия и высшее общество были широко представлены, сверкая драгоценными камнями и кружевом золотой вышивки. По приблизительному подсчёту, в соборе должно быть было не менее двух тысяч человек — достаточное количество чтобы напрячь даже его огромную вместимость, и в их настроении было что-то странное.

«Ну, конечно, было», — подумал он. Учитывая смерть Тириена и волну арестов, запущенную Волной Грома, каждый, во всём Королевстве, вероятно, чувствует себя немного… обеспокоенным. И никто из знати не мог рискнуть пропустить эту службу без абсолютно убедительных доказательств того, что для них совершенно невозможно быть здесь. Но всё равно…

Известие о предательстве кузена короля — и его смерти — распространилось как лесной пожар. Случаев подобных этому в Черис просто не было, и никто не сомневался ни на секунду, что они не произошли бы и сейчас, если бы кто-то из-за пределов королевства не устроил это. Король Хааральд и его совет, возможно, не были готовы называть имена, но черисийцы в целом были гораздо лучше осведомлены о политических реалиях, чем подданные большинства сэйфхолдийских государств. Вероятно, это было неизбежно, учитывая то, как международная политика постоянно влияла на торговые отношения, от которых зависело процветание Черис. Возможно, Хааральд решил не указывать пальцем, но у его подданных не было сомнений в том, кто был ответственным, и Мерлин почти физически ощущал их гнев, как кислоту на своём языке.

Но там было что-то большее, чем злость. Там был… страх.

«Нет», — подумал он. — ««Страх» — это неверное слово для этого. Это часть этого, но это ещё не всё. Эти люди знают, что здесь происходит нечто большее, чем просто рутинная борьба за власть между соперничающими князьями, и они обращаются к своей Церкви, чтобы вновь обрести уверенность».

Внезапное изменение органной музыки отвлекло его мозг от раздумий, и он повернул голову, когда двери собора широко распахнулись. Через них прошёл послушник, держащий прямо перед собой золотой скипетр Лангхорна на блестящем, иссиня-чёрном посохе из железного дерева, отделанном кольцами из гравированного серебра. Два свещеносца шли по бокам, а за ними следовали два младших священника, размахивая кадилами, из которых тянулись ароматные пряди фимиама, словно белые, дрейфующие ленты в свете, льющимся сквозь витражные окна.

За младшими священниками последовали сосредоточенные певчие в их зелёных рясах и белых стихарях. Когда их первый ряд прошёл через открытые двери, целый хор подхватил песнопение, и, несмотря на ненависть Мерлина ко всему, что представляла из себя Церковь Господа Ожидающего, красота этих великолепно подготовленных голосов омыла его словно море.

Прошло много времени, пока певчие прошли через двери и направились к хорам по обе стороны от мозаики архангелов. Позади них, следуя за ними сквозь бурю музыки, шли епископ Мейкел, ещё одна дюжина послушников и довольно много священников и младших священников, за которыми последовали ещё один носитель скипетра и два кадильщика.

Епископ медленно шествовал по центральному проходу, его одеяния сверкали драгоценными камнями, обычную шапочку священника сменила простая золотая митра, соответствующая его рангу священнослужителя. Головы склонялись в благоговейной вежливости, когда он проходил мимо, и его выражение было безмятежным, когда он потянулся к ним, касаясь плеч, голов, волос детей в безмолвном благословении.

Мерлин знал, что это почти никогда не было стандартной практикой со стороны епископов «Матери-Церкви», и одна из его бровей слегка приподнялась, когда он увидел, что люди осмеливаются прикоснуться к епископу в ответ. Он знал, что Мейкел Стейнейр пользовался большим уважением здесь, в Теллесберге; до сегодняшнего утра он не понимал, насколько сильно любили епископа.

Епископ вошёл в пресвитерий и преклонил колени перед алтарём и его мозаикой. Затем он встал, повернувшись лицом к пастве, в то время как его помощники направились к своим местам. Всё это было так же точно срежиссировано, как любой официальный бал, и последний послушник встал на своё место в тот самый момент, когда последняя нота процессионального гимна умерла.

На мгновение наступила полная тишина, а затем в тишине раздался великолепно тренированный голос епископа Мейкеля.

— Да пребудет с вами Лангхорн, дети мои.

— И с тобой, Отец мой, — пророкотало ему в ответ.

— Давайте помолимся о заступничестве Лангхорна и наставлении Божьем через наше поклонение в этот день, — сказал Мейкел, снова повернулся к алтарю и опустился на колени.

— Отче наш, сущий на небесах, — начал он, — да будет благословенно имя Твоё. Да придёт День Ожидаемый. Да будет закон, провозглашённый именем Твоим Благословенным Лангхорном, установлен на Сэйфхолде, как на небе. Дай нам…

Мерлин отключился от этого. Он должен был.

Нимуэ Албан была воспитана в церкви. Возможно, она не так уж тщательно соблюдала религиозные ритуалы, как хотели бы её родители и религиозные наставники, но на Сэйфхолде она обнаружила, что всё это начинает её затягивать. Теперь, слыша безграничную искренность в голосе Мейкеля Стейнейра, Мерлин напомнил себе, что епископ с детства учился верить в учение Церкви Господа Ожидающего. Трудно было вспомнить, что слова, которые так много значили для Нимуэ, были извращены в целях Лангхорна, и всё же это было правдой. И как мог Мерлин осудить явно доброго и заботливого человека за то, что он соблюдал систему убеждений, в которой он был воспитан?

Ничто из этого не помогало стоять и смотреть. Мерлин был даже рад, что Лангхорн решил построить сэйфхолдийский год вокруг пятидневной «недели», которая больше не включала субботу или воскресенье, а вместо этого установил средний день из этих пяти, как «святой день» его церкви. Просто присутствовать на всём этом было достаточно тяжело, даже не делая это в воскресенье.

Он подумал, что это была величайшая ирония в истории человечества. Последний христианин во всей вселенной был машиной. Формально, это был даже самый автономный ПИКА, который когда-либо существовал, хотя Мерлин давно уже не применял к себе это юридическое определение. Тем не менее, это был вопрос, который он хотел бы обсудить с кем-то другим. Был ли он, по сути, человеком, чьими воспоминаниями он владел? Или он был простым эхо, записью — ИИ с манией величия? Имел ли он бессмертную душу, в которую всегда верила Нимуэ Албан? Или Нимуэ забрала эту душу с собой в момент смерти её биологического тела?

У него не было ответа ни на один из этих вопросов. Какое-то время он даже спрашивал себя — имеет ли создание из молициркона и сплава какое-либо право на то, чтобы спросить Бога об этом. Затем он решил, что Бог должен понять, что вызвало его вопросы, потому что пришёл к мысли, что даже тот факт, что Церковь Господа Ожидающего была огромной, непристойной ложью, никогда не мог бы закрыть уши Бога от искренности молитв возносящихся ему даже сейчас.

Но он знал, что у него есть другая обязанность, помимо долга подготовить выживающий человеческий род к встрече с Гбаба в один прекрасный день. Он был последним выжившим христианином. В определённом смысле, он также был последним выжившим мусульманином. Последним евреем. Последним буддистом, индуистом, синтоистом. Библиотечный компьютер в пещере Нимуэ был последним хранилищем тысячелетий человеческой религиозной мысли, стремления человека к божественному вдохновению, и Мерлин Атравес был единственным существом, кто знал, что он был там.

Открыть когда-нибудь это хранилище тоже было ответственностью Мерлина. Он был защитником и хранителем христианства, ислама, иудаизма, буддизма, всех их, и был ли он просто машиной или нет, одной из его задач было вернуть это богатое, разнообразное наследие человечеству, у которого оно было украдено.

Он только надеялся, что, когда этот день наступит, способность человеческой расы верить не будет разрушена из-за осуществления лжи, которая поработила её почти на тысячу лет.

* * *

Это была благодарственная, а не похоронная месса.

Согласно учению Церкви Господа Ожидающего, запрещалось погребение предателей на святой земле. Или, по крайней мере, поправил себя Мерлин, запрещалось при доказании предательства, что, вероятно, так же было плюсом. По его собственным наблюдениям на сегодняшний день, по крайней мере четверть аристократии Сэйфхолда — и, вероятно, до половины всех викариев — в противном случае были бы похоронены за пределами кладбищенский стен. Но определение предателя, к сожалению, по его собственному признанию, относилось к Кельвину Армаку, когда-то герцогу Тириену.

Это было тяжело для Хааральда и Кайлеба. Несмотря на всё, что сказал Хааральд Женифир Армак и её сыновьям, они любили своего двоюродного брата. Отказ в праве похоронить его в Церкви, принуждение к тому, чтобы его тело было погребено на неосвящённой земле, вызвали у них обоих огромную боль. Но у них не было выбора. Даже епископ Мейкел не мог изменить этого для них, как бы сильно он этого ни хотел. Но что он мог сделать, он сделал. Месса возносила благодарности Богу за сохранение жизни короля, кронпринца и первого советника королевства, но проповедь, которая её сопровождала, была сосредоточена на подверженности людей ошибкам и цене греха для других.

— …и так, Шань-вэй не привела людей ко злу, обращаясь к их злой природе. — Мерлин стиснул зубы, сохраняя спокойное выражение, так как голос Мейкеля доходил до каждого угла огромного собора с убедительностью, которой мог бы позавидовать любой обученный актёр. — Писание говорит нам, что даже сама Шань-вэй не была злом изначально. На самом деле, она была одной из самых ярких среди всех архангелов. И когда она сама впала в зло, это не было злом человека, к которому она обращалась, но его добродетелью. Она искушала его не властью над своими товарищами, не владычеством, но обещанием, что все люди повсюду постигнут силу самих архангелов. Что их дети, их жёны, их отцы и матери, их друзья и соседи, все станут как ангелы Божьи, если они просто протянут руки к тому, что она им обещала.

— И поэтому даже хорошие люди могут невольно открыть дверь ко злу. Я не говорю вам, дети мои, что злых людей нет. Я не говорю вам, что те, кто обращаются к предательству, к краже, к убийству и измене, делают это только потому, что они хорошие люди, которые сбились пути. Я говорю вам только, что все люди изначально являются добрыми людьми. То, чему их учат, когда они являются детьми, то, что от них ожидается, как от подростков, становится либо бронёй этой добродетели, либо недостатком, который впускает зло.

Мерлин положил ладонь на ножны своей катаны и смотрел прямо перед собой. Голос епископа был сострадательным, заботливым, и всё же, всё, что он сказал, было напрямую из доктрины и теологии Церкви Господа Ожидающего. Но потом…

— Но мы не должны забывать о нашей ответственности учить их правильно. Да, даже наказывать, когда требуется наказание, но также использовать доброту и любовь, когда мы можем. Чтобы быть уверенным в том, что то, за что мы наказываем, действительно является преступным деянием. Чтобы научить наших детей правильно познавать себя. Чтобы научить их судить бесстрашно, с ясными глазами и незамутнёнными сердцами. Чтобы научить их, что не имеет значения, кто говорит им, что что-то правильно или неправильно, но имеет, является ли то, про что говорят правильным или нет. Чтобы научить их, что мир — это огромное и чудесное место, в котором есть проблемы, обещания и задачи, подходящие для проверки качеств любого смертного. Чтобы научить их, что чтобы действительно познать Бога, они должны найти Его в себе и в повседневной жизни, которой они живут.

Волна движения прокатилась через собор, более ощущаемая, чем видимая, и Мерлин дёрнулся из-за непредвиденного направления текста проповеди Мейкеля. Во многих случаях, это был бы небольшой инцидент, но не здесь, не на проповеди прелата, бывшего третьим по старшинству во всей Черис.

Церковь Господа Ожидающего признавала личные отношения между Богом и каждым из Его детей, но она не побуждала этих детей искать эти отношения. Функцией Церкви было учить и информировать, указывать верующим, что для них была воля Божья, и определять для них их «личные» отношения с Ним. Писание конкретно не провозглашало непогрешимость Церкви, как это имело место у «архангелов», но церковная доктрина распространила ту же непогрешимость на викариев, которые были наследниками власти архангелов.

Мейкел не критиковал открыто эту доктрину, он просто высказал аргумент, что даже лучшие учителя могут ошибаться. Но также этот аргумент допускал, что эти учителя могут быть неправы. И поэтому его слова могли быть истолкованы как нападение на непогрешимость Церкви, которая была учителем каждого сэйфхолдийца. Особенно здесь, в Черис, где открыто поощрялась независимость мысли.

— Мы прилагаем усилия, чтобы учить всех наших детей этим урокам, — спокойно продолжил епископ, словно совершенно не подозревая, что он сказал что-то совсем необычное, — и иногда, несмотря на все наши усилия, мы терпим неудачу. В мире есть зло, дети мои. Оно может быть находиться где угодно, среди любых людей, и оно терпеливо ждёт, а его ловушки хитры. Люди — сильные или слабые, рождённые благородными или простолюдинами, богатые или бедные — попадают в эти ловушки и, таким образом, в грех, и это наша ответственность как народа Божьего, ненавидеть грех. Отвергать его и изгонять его, когда он возникает среди нас. Но также ответственность, как народа Божьего, любить друг друга. Ненавидеть грех, но любить грешника, и не чувствовать вину или ненависть к себе за то, что мы любим грешника.

— Полезно и правильно, что мы должны поблагодарить этот день за сохранение нашего короля, нашего кронпринца и нашего первого советника. Полезно и правильно для нас осуждать и ненавидеть преступление, подобное измене, которое угрожало им, и через них всем нам. Но несмотря на то, что мы возносим благодарности, давайте вспомним, что зло, которое угрожало им и было предотвращено, всё ещё продолжает искать жертв среди нас. Те, кто впал в тиски искушения и предоставили себя этим злым действиям, так же потеряны для нас, как был бы потерян кронпринц Кайлеб, если бы их планы достигли успеха. То, что они сделали, навсегда оставит память о них среди тех, кто их любит, и цена для их бессмертных душ будет выше, чем любой из детей Божьих согласился бы заплатить. Итак, я умоляю всех вас, когда вы присоединяетесь ко мне в нашей последующей благодарственной молитве, молитесь также о душах всех погибших и о раненых сердцах тех, кто их любил.

Наверное, секунд десять, он смотрел на замершие в безмолвии скамьи собора, затем глубоко вздохнул и, повернувшись лицом к алтарю и огромным лицам Лангхорна и Бе́дард, поднял руки в молитве.

Мерлин смотрел на прямой как меч позвоночник епископа, пока слова молитвы Мейкеля текли над ним. Он почти не слышал реальных слов, хотя прекрасная память ПИКА вспомнила бы их позже, если бы он захотел. Но важные слова уже были сказаны, и Мерлин задался вопросом, подозревали ли Хааральд и Кайлеб, куда приведёт проповедь их епископа.

XVI Дворец Архиепископа, Теллесберг

— Возможно, вы хотели бы объяснить текст своей проповеди, епископ? — с холодной презрительностью осведомился епископ-исполнитель Жеральд Адимсин, поворачиваясь от окна своего кабинета к своему «гостю».

— Простите меня, Ваше Высокопреосвященство, — спокойно сказал Мейкел Стейнейр, — но я не уверен, какую часть текста вы имеете в виду.

Его глаза спокойно встретили каменный взгляд епископа-исполнителя, и кулаки Адимсина сжались в ниспадающих рукавах его рясы. Он никогда не был счастлив от пребывания Стейнейра на престоле столицы. Этот человек был слишком… слишком… слишком черисийцем. Но упрямая настойчивость Хааральда в отношении назначения на опустевший престол в Теллесбергском Соборе священника по собственному выбору привела предыдущего архиепископа в замешательство. Он мог отклонить выдвинутую кандидатуру. По мнению Адимсина, он, чёрт побери, должен был отклонить её, и, в своё время, епископ-исполнитель сказал ему об этом.

Но архиепископ отступил под давлением алмазной воли короля Черис. Архиепископ Роджир был старым и уставшим, уже угасающим. В свои последние годы на посту архиепископа он хотел только покоя, и, возможно, боялся, что, если слишком сильно надавит на Хааральда, это создаст ситуацию, которая заставит Совет Викариев и Инквизицию действовать.

«И поэтому, вместо того чтобы справиться с этим самому, он оставил это падать на мою тарелку», — с горечью подумал Адимсин.

— Мне рассказали, — сказал он Мейкелу, — что ваша проповедь поставила под сомнение главенство и авторитет Матери-Церкви.

— Ваше Высокопреосвященство, — сказал Мейкел с выражением полной невинности, — боюсь, я просто не могу представить, как всё, что я возможно сказал, могло поставить законное главенство и авторитет Матери-Церкви под вопрос! Какая часть моей проповеди заставила кого-то подумать, хоть на секунду, что это было моим намерением?

Кулаки Адимсина сжались сильнее, а его ноздри затрепетали, когда он глубоко вдохнул.

— Вы или не вы сказали, что ответственность любого благочестивого человека в том, чтобы решать для себя, что является правильным или неправильным?

— Конечно, это я сказал, Ваше Высокопреосвященство. — Удивлённый тон Мейкеля, как подумал Адимсин, не смогли бы улучшить самые опытные актёры. — Разве это не то, чему учат нас Писание и Комментарии? Что Бог и архангелы, — его пальцы коснулись его сердца, а затем губ, — ожидают, что все мы будем защищены от зла? Это наш долг, как благочестивых мужчин и женщин, навечно быть настороже, и распознать, что будет злом для нас, когда мы увидим его?

Зубы Адимсина скрипнули, когда он сжал челюсти. Ему хотелось протянуть руку и ударить бесстрастного черисийца по лицу. Они оба знали, что Мейкел говорил в действительности, но бойкий ответ епископа был взят непосредственно из самых главных доктрин Церкви.

— Я не спорю с утверждением, что Бог и архангелы… — теперь была очередь Адимсина прикоснуться к своему сердцу, а затем губам. — …ожидают, что мы распознаем зло, когда увидим его. Но это опасно, как в доктринальном смысле, так и в плане поддержания законной власти Матери-Церкви, как в этом мире, так и в следующем, если предположить, что её учения могут быть ошибочными.

— При всём моём уважении, Ваше Высокопреосвященство, но я ничего такого не говорил, — твёрдо заявил Мейкел. — Я говорил о том, что родитель несёт ответственность за то, чтобы научить своих детей распознавать правильное и неправильное. И быть осторожным, настороженным к тому факту, что другие, в меньшей степени учитывающие свои обязательства, или из-за своих собственных злых и развращённых целей, могут попытаться ввести их в заблуждение. Сформулировать ложные аргументы с точки зрения приемлемых убеждений. Я никогда не предлагал, чтобы Мать-Церковь могла впасть в грех ложного учения. Если вы полагаете, что я сделал это, я прошу вас сообщить мне о том, где и как я мог выдвинуть такое непростительное обвинение!

Адимсин на мгновение взглянул на него, потом повернулся к окну, чтобы дать себе время, пока он боролся, чтобы взять своё собственное выражение — и темперамент — под контроль.

— Независимо от того, что вы имели в виду под этим… «обвинением», — сказал он наконец, — ваши слова, как мне сообщили, могут быть истолкованы в этом смысле теми, кто склонен выдвигать своё собственное мнение в противовес тому, что есть у Матери-Церкви.

— Уверяю вас, Ваше Высокопреосвященство, что я никогда не имел цели подвергнуть сомнению законную власть Матери-Церкви. Если любые мои слова могли быть истолкованы подобным образом, я смиренно прошу прощения.

Адимсин продолжал сердито смотреть в окно. Солнце неуклонно садилось на западе. Западный горизонт представлял собой сплошную массу малиновых углей, пытающуюся раскрасить Бухту Хауэлл зловещими оттенками красного, и епископ-исполнитель ещё раз глубоко вздохнул.

— Я очень недоволен очевидной… небрежностью вашего выбора слов, епископ Мейкел. После архиепископа Эрайка и меня, вы — старший епископ всего Королевства Черис. У вас есть обязанность перед Богом и Матерью-Церковью, напоминать пастве вашей общины, в чём состоит их долг и в чём заключается безопасность их душ. И это означает, что вы несёте равную ответственность, чтобы избежать… непреднамеренного вбивания потенциальных клиньев между ними и безопасностью, предоставляемой властью Матери-Церкви.

Он заставил себя говорить спокойно, рассудительно, хотя он прекрасно знал, что ни он, ни Стейнейр не сомневаются в том, что черисийский епископ сделал в точности то, в чём обвинил его Адимсин. Но, в тоже время, Стейнейр прикрыл себя. Его толкование того, что он имел в виду, каким бы неточным и своекорыстным оно ни было, звучало как правдоподобно, так и разумно. Или было бы, где угодно, но не здесь, в Черис.

— Я сожалею, что у вас есть причина чувствовать себя недовольным мной, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Стейнейр.

— Я уверен, что так и есть. — Адимсин улыбнулся в окно совсем без какого-либо признака юмора.

Технически, он имел право временно удалить Стейнейра с его престола. Однако, без согласия архиепископа Эрайка, он не мог удалить черисийца навсегда, а он не был уверен, что архиепископ поддержит его.

«И это отчасти твоя собственная ошибка, Жеральд», — сказал он себе холодно. — «Ты уже много лет знаешь, насколько упрямы эти черисийцы, и всё же ты настойчиво заверял архиепископа в том, что ситуация находится под контролем. Ты недооценивал сообщения таких людей, как Гектор и Нарман, считая их преувеличениями — потому что они дико преувеличены, черт возьми! — слишком долго. Если ты просто доложишь слова Стейнейра сейчас, после всего этого и обвинишь его в том, что он пытался подорвать авторитет Церкви, будет казаться, что ты тоже начинаешь преувеличивать. Не видя лица человека, не слыша его тон, не чувствуя настроение его прихожан, всё, что он сказал, будет звучать вполне разумно. А любые голословные утверждения, которые ты можешь выдвинуть против него, будут звучать истерично и паникёрски».

Улыбка епископа-исполнителя превратилась в свирепый взгляд, когда он посмотрел на тлеющий горизонт и задался вопросом, была ли эта малиновая горстка расплывшихся тлеющих угольков каким-то предзнаменованием. Конечно, Стейнейр вызывал беспокойство, но, по крайней мере частично, это было из-за состава черисийского духовенства.

Одна из основных причин, по которым возвышение Стейнейра в Теллесберге выглядело костью в горле Адимсина, заключалась в том, что оно прямо противоречило обычной политике Церкви по перемещению и назначению старшего духовенства, особенно епископов и помощников епископов, считавшей правильным, чтобы они служили за пределами королевств или провинций, где они родились. По мнению Адимсина, никогда не было хорошей идеей, позволять руководству местной Церкви развивать чувство лояльности к светскому государству, которому оно служило. Его беспокоило, что это было особенно справедливо для таких территорий как Черис, которые были так далеки от Храма и Зиона.

Но убедить представителей духовенства переехать в такие отдалённые и изолированные регионы всегда было трудно. Те, у кого были покровители, всегда могли найти какой-нибудь способ увильнуть от этого. Несмотря на то, что богатство Черис предлагало определённый уровень соблазна, правда заключалось в том, что назначение сюда рассматривалось как ссылка. В лучшем случае это был бы серьёзный удар по потенциальной карьере любого отправленного сюда.

Собственный случай Адимсина был нетипичным. Он вполне продемонстрировал свою надёжность, но ему не хватало необходимого покровительства на самом высоком уровне, чтобы стать полноправным архиепископом. Поэтому, Черис просто отлично подошёл ему, когда он получил предложение отправиться сюда. Она был достаточно далеко от Храма и Зиона, чтобы дать ему достаточную степень независимости и автономии, а также многочисленные возможности для личного обогащения.

И всё же, девять из каждых десяти членов церковного духовенства здесь, в Черис, были урождёнными черисийцами, так же, как и Стейнейр. Числа были выше в нижних чинах духовенства и, конечно же, среди различных монашеских орденов. Но именно это и привело к тому, что он находил черисийца, стоявшего на третьем по старшинству церковном посту во всём королевстве, настолько тревожащим. Стоящие ниже священники и младшие священники, несомненно, слушали всё, что говорил «их» епископ.

— Я принимаю ваше уверение, что вы не намеревались критиковать авторитет Матери-Церкви, и право объявить это ошибкой — сказал он, наконец, повернувшись лицом к лицу к Стейнейру после нескольких секунд молчания. — Тем не менее, это не смягчает моё неудовольствие. Также я не уверен, что Совет Викариев или Инквизиция будут довольны потенциальной ошибкой, содержащейся в ваших… неудачно выбранных словах. Вы не просто какой-то приходский священник. Вы — епископ, один из епископов Матери-Церкви, и как таковой вы будете должным образом придерживаться более высокого стандарта. Это понятно, епископ Мейкел?

— Да, конечно, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Стейнейр, слегка склоняя голову.

— Это опасные времена, — продолжил Адимсин. — Опасность угрожает Черис на многих уровнях, что, конечно, наглядно иллюстрирует измена собственного кузена короля. Не увеличивайте эту опасность.

— Я приму к сердцу ваше предупреждение, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Стейнейр с ещё одним лёгким поклоном.

— Смотрите, что вы делаете, — сказал Адимсин. — Будьте очень осторожны, чтобы убедиться в этом. Ни моё терпение, ни архиепископа, ни Управления Инквизиции не беспредельны. Если ваша неудача в исполнении ваших обязанностей приведёт к последствиям для других, тогда бремя этих последствий будет на вашей собственной бессмертной душе, и Мать-Церковь потребует от вас отчитаться.

Стейнейр ничего не сказал, но он и не вздрогнул, и ничего не сдвинулось в его спокойных глазах. Что же, он был предупреждён. И кем бы он ни был, он не был дураком. Этого должно было быть достаточно… пока, по крайней мере.

— Вы можете идти, — холодно сказал Адимсин и подставил своё кольцо Стейнейру для поцелуя.

— Благодарю вас, Ваше Высокопреосвященство, — пробормотал епископ Теллесберга, слегка прикасаясь своими губами к золотому скипетру, инкрустированному в кроваво-красный рубин кольца. — Уверяю вас, что я запомню всё, что вы сказали мне сегодня.

Сентябрь, 890-й год Божий

I Мадам Анжелик, Город Зион

Архиепископ Эрайк Диннис блаженно улыбнулся, когда искренне пожелал мадам Анжелик Фонде спокойной ночи.

— Как всегда, это был восхитительный вечер, Анжелик, — сказал он, поглаживая её нежные, благоухающие пальчики своими собственными хорошо ухоженными руками.

— Вы всегда слишком добры, Ваше Высокопреосвященство, — сказала мадам Анжелик с милой улыбкой, которая была значительной частью её успеха в то время, когда она работала сама. — Боюсь, вы льстите нам больше, чем мы действительно заслуживаем.

— Чепуха. Чепуха! — твёрдо сказал Диннис. — Мы знаем друг друга слишком долго, чтобы я церемонился или беспокоился о вежливых пустяках с тобой и твоими очаровательными дамами.

— В таком случае, спасибо, Ваше Высокопреосвященство. — мадам Анжелик склонила голову в маленьком поклоне. — Мы всегда рады видеть вас. Особенно сейчас. Мы не были уверены, что у нас будет шанс развлечь вас ещё раз до вашего отъезда в Черис.

— Это не то, чего я с нетерпением жду, если честно, — вздохнул Диннис с небольшой гримасой. — Конечно, я не могу больше задерживаться. На самом деле, я уже должен был уехать. Согласно отчётам семафора, в горах уже выпал первый снег. Осталось не так уж много времени, прежде чем Пролив Син-у начнёт замерзать, и я боюсь, что само путешествие в это время года не будет очень уж весёлым, даже после того, как мы минуем Пролив.

— Я знаю, Ваше Высокопреосвященство. Тем не менее, говорят, что лето в Теллесберге гораздо приятнее чем зима здесь, в Зионе, так что, по крайней мере, у вас есть что-то приятное, чтобы с нетерпением ждать конца путешествия.

— Ну, это, безусловно, достаточно точно, — согласился Диннис с усмешкой. — На самом деле, я порой желаю, чтобы архангелы не были настолько невосприимчивы к воздействию снега глубиной по пояс, когда они выбирали место для Храма. Ты понимаешь, я люблю климат Зиона летом, но зима — это нечто совсем другое. Даже, увы, несмотря на вашу очаровательную компанию.

Настало время мадам Анжелик усмехнуться.

— В таком случае, Ваше Высокопреосвященство, и в случае, если я не увижу вас снова, прежде чем вы уедете, позвольте мне пожелать вам комфортного путешествия и безопасного возвращения к нам.

— Твои слова да архангелам в уши. — Диннис коснулся своего сердца, а затем губ, улыбаясь ей в глаза, и она встала на цыпочки, чтобы целомудренно поцеловать его в щёку.

«Это было», — подумал он в приятном жаре воспоминаний, — «единственной целомудренной вещью, которая случилась с ним после входа в её дверь, несколько часов назад».

Дверь мадам Анжелик была одной из самых неброских входных дверей во всём Зионе. В то время, как Священное Писание признавало, что человеческие создания могут быть подвержены искушениям, и не все они будут добиваться одобрения духовенства Матери-Церкви в отношении своих… связей, оно было довольно строго по отношению к блуду и неверности. Что, в некотором роде, усложняло жизнь Эрайка Динниса, так как Писание и собственные постановления Церкви также требовали, чтобы любой церковник, который стремился в ряды епископата, должен был жениться. Как ещё он мог понять физические и эмоциональные потребности женатых верующих, за чьё духовное благополучие он был ответственен?

Разумеется, сам Диннис выполнил это требование, хотя он очень редко видел свою жену. Адора Диннис не была ни удивлена, ни особо недовольна этим. Ей было всего двенадцать, когда семьи Диннис и Лейнор устроили брак, и она, так же, была воспитана с пониманием, что Диннис делал это так, как такие дела решались среди церковных династий. Кроме того, она ненавидела мир социальной активности Зиона почти так же, как ей не нравилось запутанное маневрирование внутренних фракций Храма. Она довольно счастливо жила в одном из поместий Динниса, занимаясь лошадьми, курами, тяговыми драконами и двумя сыновьями, которых она послушно родила для него в первые годы их брака.

Это оставило Динниса, как и многих его сверстников, неприкаянными в части женского общества. К счастью для него, чтобы заполнить эту пустоту, существовала мадам Анжелик и её непревзойдённо прекрасные и изысканно обученные молодые дамы. Всегда, конечно, с предельной осторожностью.

— Ах, ну, Анжелик! — теперь вздохнул он, когда она проводила его последние несколько футов до двери, и статный швейцар открыл её при их приближении. — Боюсь, мне действительно нужно идти. Не без лишних сожалений, — добавил он с содроганием, которое не было полностью притворным, когда он посмотрел через открытую дверь на холодный, моросящий дождь осенней ночи, — как ты можешь представить.

— Льстец! — Мадам Анжелик с взрывом смеха похлопала его по плечу. — Конечно, если погода слишком плохая, вы всегда можете остаться на вечер, Ваше Высокопреосвященство.

— …Отойди от меня, Шань-вэй! — процитировал Диннис с ответной усмешкой, а затем покачал головой. — Серьёзно, — продолжил он, наблюдая, как клубы пара от дыхания его кучера и лошадей вздымались в дождливую ночь под лампами его кареты, которая ждала его у тротуара. — Для меня было бы большим искушением принять твоё любезное предложение. К сожалению, есть очень много вопросов, которые требуют внимания, прежде чем я смогу отправиться в Черис, и у меня запланировано несколько встреч рано утром. За исключением этого, я уверен, ты бы легко смогла убедить меня.

— В таком случае, Ваше Высокопреосвященство, я принимаю своё поражение. — Мадам Анжелик ещё раз сжала его руку, затем отпустила её и посмотрела, как он выходит из входной двери.

Никто, и в меньшей степени сам Диннис, не был позднее полностью уверен в том, что произошло дальше. Швейцар поклонился архиепископу через дверь, принимая тяжёлую золотую монету с невнятными словами благодарности. С высоких козлов на корпусе кареты старший кучер Динниса с явной признательностью наблюдал за приближением своего работодателя. Каким бы приятным не был визит для самого архиепископа, долгое ожидание было холодным, мокрым несчастьем для кучера, его помощника и укрытых попонами лошадей. Помощник кучера, держащий головы лошадей, чувствовал то же самое, плюс зависть от того, что обширный плащ его сидящего старшего напарника образовал вокруг него хорошо защищающий тент. Лакей мадам Анжелик и мальчишка-фонарщик поспешили впереди архиепископа, освещая его путь и готовые открыть для него дверь кареты. Сам же Диннис расправил свой толстый, подбитый мехом плащ и начал спускаться по широким, гладким ступеням, полуприщурив глаза от хлещущего дождя.

В этот момент его ноги выскользнули из-под него.

В прямом смысле этого слова.

Диннис никогда не испытывал ничего отдалённо похожего на это внезапное дёргающее, почти тянущее ощущение. Ему показалось, словно чья-то рука вытянулась, схватила его правую лодыжку и сильно её дёрнула. Это вывело его из равновесия, а он, к сожалению, не был особенно спортивным человеком.

Борясь за равновесие, архиепископ взмахнул руками, с совсем не подходящим архиепископу криком изумления. Но это ощущение дёрганья не отпускало, и он снова вскрикнул — на этот раз громче — когда его ноги вылетели из-под него, и он, как на санках, скатился вниз по ступенькам.

Если бы смог обдумать случившееся, он мог бы счесть странным, что он рухнул сначала на ногу, а не на голову. Что, в свою очередь, могло бы заставить его задуматься об этом своеобразном тянущем ощущении. Однако в тот момент он был слишком занят падением, чтобы задумываться над такими вопросами так, как они, возможно, этого заслуживали, и, ударившись о мощёную дорожку внизу высоких ступенек, он вскрикнул. Он ударялся о неё, пока высокий, гранитный бордюр улицы внезапно не остановил его и не послал ему укол боли, пробивая насквозь его правую ногу и плечо.

Слуги мадам Анжелик в ужасе побежали за ним, а помощник кучера оставил своё место у лошадиных голов, чтобы броситься к нему. Архиепископ легонько потряс головой, поцарапанный, с кровоподтёками и более чем наполовину ошеломлённый этим некрасивым, скользящим падением. Затем он попытался встать и громко вскрикнул, когда эта необдуманная попытка накрыла его волной боли.

— Не двигайтесь, Ваше Высокопреосвященство! — быстро сказал помощник кучера, вставая на колени рядом с прелатом. — Вы сломали по меньшей мере одну ногу, сэр!

Молодой человек уже сорвал свой плащ. Потом он разложил его над своим упавшим покровителем и посмотрел на лакея мадам Анжелик.

— Вызови целителя! — рявкнул он. — Его Высокопреосвященству, как минимум, понадобится костоправ!

Побледневший слуга сделал один отрывистый кивок и убежал в ночь, тогда как мадам Анжелик наоборот сбежала по ступенькам. Её лицо было искажено искренним беспокойством и тревогой, когда она, держа пышный вечерний плащ над своими тщательно причёсанными волосами, опустилась на колени рядом с кучером в её ниспадающем драпированном шёлковом платье.

— Не двигайся, Эрайк! — сказала она, не понимая, что его слуга уже дал ему ту же команду. Она легонько положила руку ему на грудь. — Я не могу поверить, что это произошло! Я никогда не прощу себе этого! Никогда!

— Не… не твоя вина, — сказал Диннис сквозь стиснутые зубы, несмотря на собственную боль, тронутый её явно искренним беспокойством, — Поскользнулся. Должно быть, из-за дождя.

— О, твоя бедная нога! — сказала она, глядя на явно сильно сломанную конечность.

— Я послал за костоправом, миледи, — сказал помощник кучера, и она отрывисто кивнула.

— Хорошо. Это хорошо. — она посмотрела через плечо на своего привратника, который последовал за ней по ступенькам и теперь стоял у её плеча, ломая руки. — Стивин, — резко сказала она, — не стой тут, как дурак! Вернись в дом. Я хочу, чтобы здесь сейчас же были одеяла. И подушка для головы архиепископа. Давай, иди!

— Да, мэ-эм! — сказал швейцар и повернулся, чтобы убежать в её заведение, повинуясь её распоряжениям.

* * *

Мерлин Атравес стоял на крыше элегантного особняка, расположенного через дорогу от особняка мадам Анжелик. Он ждал там большую часть трёх часов, и пришёл к твёрдому мнению, что он провёл слишком много времени, отдыхая на крыше под дождём. Однако, так как было похоже, что это входило у него в привычку, он так же был рад, что, по крайней мере, ПИКА не нужно было чувствовать холод и влажность, если он этого не хотел.

Он также был рад, что никто — и ничто — до сих пор его не заметил. Он надеялся, что так будет и дальше, но у него были серьёзные сомнения в отношении всей этой операции. К сожалению, он также пришёл к выводу, что она необходима.

Его разведывательный скиммер, осмотрительно спрятанный от чужих взглядов к северу от городского центра Зиона, скрывался под всеми системами маскировки, какими он располагал, в то время как его пассивные датчики следили за излучениями сигналов, которые Нимуэ Албан и Сыч обнаружили во время их первой разведки Храма и его окрестностей. Тот факт, что эти излучения сигналов продолжали существовать, всё ещё крайне беспокоил Мерлина, но он пришёл к выводу, что первоначальная гипотеза Нимуэ — предполагающая, что большинство выбросов, которые считывал его скиммер, относились к всё ещё работающему оборудованию Храма для контроля за окружающей средой — была правильной. Конечно, Храм был «мистически» тёплым и привлекательным, несмотря на гораздо более неприятную погоду за его пределами. Учитывая местный зимний климат, это особое «чудо» должно было стать одним из самых одобряемых милостей архангелов, подумал он.

Было ещё несколько других, более мощных источников, которые Мерлин не мог объяснить, и часть его хотела бы подойти ещё ближе, чтобы взглянуть на них получше. Но благоразумие говорило об обратном. Чем бы они ни были, они были погребены под самим Храмом, и, хотя он искренне надеялся, что они были всего лишь системами отопления и охлаждения Храма, просто не было возможности выяснить это. И пока у него не было хоть какой-то подсказки о том, что именно представляли эти выбросы — или пока у него не было абсолютно другого выбора — он не был готов прилагать усилия ради дополнительной информации. Для размышлений всегда были те орбитальные кинетические бомбардировочные платформы. Высовывание носа, даже через электронный сервер-посредник, туда, где любой компьютер, контролирующий платформы, мог решить, что ему тут не место, могло иметь неприятные последствия.

Это было разочаровывающим, если не сказать больше. Если и была одна организация, за которой ему нужно было следить, то это был Совет Викариев. Но пока он не был готов развернуть СНАРКи — или, по крайней мере, их жучков — в опасной близости от этих неопознанных выбросов излучений, не было возможности заглянуть на заседания Совета.

Особенно беспокоящим это становилось потому, что даже из менее рискованного изучения более младших архиепископов и епископов, живущих в Зионе, было ясно, что Совет проявлял постоянно растущее нетерпение в отношении Черис. До сих пор казалось, что устойчивое неприятие ещё не достигло критических масштабов, но Мерлин пришёл к выводу, что он, в первую очередь, скорее серьёзно недооценивал эту основополагающую силу. Он постепенно осознавал, что обсуждения Черис слишком часто, для его душевного спокойствия, возникали в информации, собираемой СНАРКами. В личных разговорах между старшими прелатами Церкви, а также в более официальных условиях, и в тех дискуссиях, которые он услышал, было много острых углов.

Фактически, видимый уровень обеспокоенности церковных иерархов не зависел от размера и численности населения королевства. Он начинал подозревать, что Церковь была лучше осведомлена, чем он первоначально предполагал, о тех потенциальных возможностях, которые он сам ощущал в Черис, и многие враги Черис, во главе с князем Гектором и князем Нарманом, разжигали огонь настолько энергично, насколько осмеливались.

Тот факт, что подозрения Церкви в отношении Черис, по-видимому, были, по крайней мере, столь же эмоциональными, сколь и обоснованными, играл на руку Гектора и Нармана. Им приходилось проявлять некоторую осторожность — их собственная отдалённость от Храма оставляла их собственную приверженность традициям до определённой степени открытой для автоматической подозрительности в отношении их самих, особенно в глазах Управления Инквизиции, — но ни Гектор Корисандийский, ни Нарман Изумрудский не производили ничего подобного черисийским инновациям. Их агенты в Храме тщательно подчёркивали этот факт, поскольку они распространяли преувеличенные рассказы о стремлениях короля Хааральда «обойти крайности «Запретов Чжо-чжэн», наряду с замечаниями о желаниях Хааральда «опрокинуть существующий общественный порядок», подкреплённые значительными денежными пожертвованиями.

Какие-то более изощрённые (или, по крайней мере, не бросающиеся в глаза) методы могли потребоваться, чтобы влиять на самих викариев, но более младшие ряды епископата и, что, возможно, даже более важно, священников и младших священников, которые осуществляли штатные функции Совета — и которые, таким образом, были идеально расположены, чтобы формировать образ, как эти рассказы были представлены начальству — хорошо реагировали на простые взятки. Так поступал, по-видимому, более чем один из входящих в члены Совета, и усилия Гектора и Томаса медленно, но неуклонно завоёвывали позиции.

Архиепископ Эрайк был осведомлён об этом как никто другой. Из его обсуждений со своими собратьями и инструкций, которые он выдавал отцу Матайо, было очевидно, что он ожидал, что он будет очень внимательно следить за ситуацией в Теллесберге во время своего ежегодного пастырского визита. Совет Викариев, очевидно, хотел услышать его личную гарантию в том, что слухи, которые до него доносились, были дико раздуты или что черисийский архиепископ предпринял необходимые шаги для устранения любых проблем.

Этого, к сожалению, нельзя было допустить, потому что только один раз враги Хааральда недооценили то, что некий Мерлин Атравес значил для королевства Черис. У него не было намерения фактически нарушать «Запреты» — пока ещё нет — но эта особенность вполне могла быть утеряна, если архиепископ намеревался удовлетворить требования своих церковных начальников.

Вот почему Мерлин пришёл на эту жалкую, заливаемую дождём крышу этой пробирающей до костей осенней ночью.

К счастью, Зион был очень большим городом, и заведение мадам Анжелик было расположено в его дорогостоящем и даже эксклюзивном районе, почти в пяти милях от самого Храма. Это дало ему определённую комфортную зону, в которой не идентифицированные энергетические импульсы не вызывали тревоги, пока он был осторожен, и он обнаружил, что он может быть очень и очень осторожным, когда возникнет такая необходимость.

Теперь он слушал через дистанционное устройство, спрятанное в складке плаща Динниса, и с удовлетворением кивал. Он не имел ничего личного против Динниса — до сих пор, по крайней мере — и он чувствовал радостное удовлетворение, когда он подслушивал Анжелик и помощника кучера Динниса. — «Травмы архиепископа, без сомнения, болезненные», — подумал он, складывая карманный тяговой луч, который он применил к ноге Динниса, — «но не похоже, что бы они были опасными для жизни». — Это было хорошо. Мерлин не хотел привыкать к случайным убийствам людей, которых ему не нужно было убивать, и в целом он предпочитал Динниса потенциально более доктринальной и… строгой замене.

С другой стороны, было очевидно, что правая нога архиепископа, по крайней мере, была сильно сломана. Вероятно, и его правое плечо тоже, судя по тому, что светособирающие системы Мерлина могли увидеть отсюда и что он мог подслушать. У Динниса будет долгий период восстановления. К тому моменту, когда он это сделает, Пролив Син-у будет, конечно, закрыт на всю зиму, и Мерлин довольно сильно сомневался, что кто-либо в Храме ожидает, что архиепископ совершит тяжёлое зимнее сухопутное путешествие в Кланир и пересечёт Котёл, особенно вскоре после такого неприятного несчастного случая и травмы. Которая должна отложить пастырский визит Динниса по крайней мере ещё на пять или шесть сэйфхолдийских месяцев.

«Достаточно долго для меня, чтобы собрать воедино всё что нужно, заставить работать и стереть мои собственные отпечатки пальцев… я надеюсь», — подумал он. — «Во всяком случае, это лучшее, что я могу сделать в данный момент. А мне нужно возвращаться «домой»».

Он посмеялся над этой мыслью. В этот момент в Черис был ясный день. Он сказал Хааральду и Кайлебу (достаточно правдиво), что ему нужно побыть некоторое время в уединении, чтобы разобраться с определёнными аспектами своих видений. Король согласился разрешить ему поискать уединения в горах близ Теллесберга, как он просил, хотя было очевидно, что Хааральд был не слишком доволен мыслью о том, чтобы позволить Мерлину пойти самому по себе и незащищённому. С другой стороны, Кайлеб выглядел довольно задумчивым — чрезвычайно задумчивым — когда Мерлин озвучил свою просьбу, и Мерлин задался вопросом, что именно происходит в голове кронпринца.

Как бы то ни было, чем раньше Мерлин вернётся домой, чтобы разобраться с этим — или развеять подозрения принца, которые могли быть в этом случае — тем лучше.

Он очень тихо спустился со своего насеста на крыше, расправил на себе своё пончо, поднял капюшон и быстро побежал прочь. Сыч будет готов подобрать его с помощью подъёмника скиммера, но только тогда, когда между ним и Храмом будет не менее десяти миль. По крайней мере, подумал он саркастически, он находил городские улицы в значительной степени подходящими для себя в такую ночь, как эта.

II Королевский Дворец, Теллесберг

Кронпринц Кайлеб поднял свою руку, чтобы вежливо постучать, а затем остановился у полуоткрытой двери в комнату. Одна его бровь приподнялась, когда он услышал тихие, чёткие щёлкающие звуки. Они повторились, затем прекратились, затем раздались снова.

Принц нахмурился, задаваясь вопросом, с какой свежей новинкой он может столкнуться, затем пожал плечами и возобновил свой прерванный стук по дверной коробке.

— Входите, Ваше Высочество, — пригласил его насмешливый голос за мгновение до того, как костяшки его пальцев действительно ударили по дереву, и Кайлеб, покачав с кривой улыбкой головой, полностью открыл дверь. Он шагнул через неё в удобную, освещённую солнцем гостиную Мерлина Атравеса и остановился прямо на пороге.

В соответствии со своим официальным положением личного телохранителя Кайлеба, сейджин был переведён из Башни Мериты в комнаты в той же части дворца, где располагалась королевская семья. Фактически, они были совсем рядом с комнатами самого Кайлеба, с видом на гавань, который был почти так же хорош, как из спальни принца, хотя, конечно, они были заметно скромнее.

Сейджин почтительно встал с кресла за столом, когда Кайлеб вошёл. Теперь он стоял там, одетый в украшенную символами кракенов ливрею Дома Армак, подняв кверху голову и с его ироничной улыбкой. Его меч и парный с ним короткий меч были положены на подставку на стене позади него, и Кайлеб слегка улыбнулся, когда он взглянул на них. Более длинный из двух мечей не был непохож ни на что, что когда-либо раньше видели в Черис. Он так же, по-видимому, отличался от всего, что когда-либо встречалось в Харчонге, по крайней мере, судя по реакции мастера Домнека. Было очевидно, что мастер-фехтовальщик сгорал от любопытства в отношении сейджина и его оружия, но его харчонгская гордость отказалась позволить ему задавать вопросы, сжигающие его изнутри.

Кронпринц покачал головой, отвёл взгляд от подставки для мечей, и одна из его бровей вопросительно изогнулась. На столе Мерлина стояло своеобразное устройство — прямоугольная деревянная рамка, около двух футов в ширину и шести дюймов в высоту. Двадцать один вертикальный стержень соединял верхнюю и нижнюю стороны рамы, и на каждом стержне было шесть сплющенных шариков: пять внизу и один над деревянной разделительной полосой около верхней стороны рамы. Шарики на стержнях были устроены так, чтобы скользить вверх и вниз, а их нынешняя конфигурация сформировала явно преднамеренный — и при этом непонятный — рисунок.

Ещё на столе было несколько листов бумаги, исписанных уверенным, чётким почерком, но также содержащих столбцы каких-то символов или знаков, которые Кайлеб никогда раньше не видел.

— О, садись, Мерлин! — сказал принц, проходя к нему через комнату. Сейджин лишь ещё более насмешливо улыбнулся, после чего подождал, пока Кайлеб усядется в кресло перед столом, прежде чем снова сесть за него. Кайлеб покачал головой и фыркнул.

— Я думал, что мы должны были отплыть на Хелен сегодня? — сказал он.

— Должны были, Ваше Высочество, — согласился Мерлин. — Тем не менее, «Горокот» задержался. Страница, которую вы держите — это копия их записки, которую вы, вероятно, пропустили, пока шли сюда. Мы не выйдем по крайней мере ещё примерно час, поэтому я подумал, что потрачу время, быстро набросав несколько заметок.

— Это они и есть? — Кайлеб покосился на аккуратно исписанные листы бумаги, и Мерлин кивнул. — Что за заметки?

— Большинство из них для верховного адмирала Острова Замка́ — по крайней мере, сегодня, — ответил Мерлин. — У меня есть некоторые, которые я уже сделал для доктора Маклина и мастера Хоусмина. Я только что закончил некоторые вычисления по рабочей силе и тоннажам — Гектора и Нармана, а не вашего отца — для верховного адмирала.

— Вычисления? — Кайлеб откинулся на спинку стула, затем указал на прямоугольную рамку на столе. — Поскольку ты знал, что за дверью был я, даже не глядя, ты должен знать, что я бесстыдно подслушивал. Я полагаю, что щёлкающий звук, который я слышал, исходил от этой вещи?

— Именно от неё, Ваше Высочество, — серьёзно сказал Мерлин, его необычные сапфировые глаза задорно заблестели, в то время как звуки отдалённого пения птиц влетали через открытое окно.

— Полагаю, это ещё один из твоих маленьких сюрпризов. Только что эта штука делает, если я могу спросить?

— Она называется «абак», Ваше Высочество, — ответил Мерлин. — Это устройство для выполнения математических вычислений.

— Что это? — поперхнулся Кайлеб.

— Это устройство для выполнения математических вычислений, — повторил Мерлин.

— Как оно работает? — Кайлеб с трудом мог поверить, что он задал этот вопрос, и тут же почувствовал мгновенный укол паники, когда понял, что он оставил себя открытым для своего рода «объяснения» Френклина Томиса, его наставника, всегда бывшего в восторге от администрирования.

— На самом деле, — сказал Мерлин с коварной улыбкой, — всё довольно просто. — Кайлеб содрогнулся от страшного слова «просто», но сейджин беспощадно продолжил. — Каждый вертикальный стержень представляет собой одно целое число, Ваше Высочество. Каждый шарик в этой группе здесь, над разделителем, представляет значение пять, когда он опущен. Каждый шарик в этой группе здесь, ниже разделителя, представляет собой значение единицы, когда он поднят. В данный момент, — он махнул пальцем на первые четыре стержня устройства, — положение бусинок представляет собой число семь тысяч четыреста тринадцать.

Кайлеб открыл рот, чтобы опровергнуть любой интерес к дальнейшему объяснению, но сделал паузу, не сказав ни слова. Он понятия не имел, что такое «целое число», но он потратил более чем достаточно времени, кропотливо пробираясь сквозь бесконечные числа, содержащиеся в том отчёте, который Мерлин приготовил для адмирала Острова Замка́. Конечно, невозможно было представить такое большое число, выраженное только четырьмя стержнями и двадцатью четырьмя шариками!

— Ты можешь продолжать следить за цифрами, которые больше, чем что-то такого порядка? — спросил он почти недоверчиво.

— Или намного больше, — заверил его Мерлин. — Это требует практики, но после того, как вы научились это делать, это быстро и просто.

Кайлеб несколько секунд смотрел на него, затем протянул руку и взял один из листков с заметками, лежащих перед ним. Он взглянул на страницу и издал горлом мягкое покашливание, когда дошёл до одного из столбцов со странными символами. Из контекста было очевидно, что они представляли результаты каких-то вычислений, которые делал Мерлин, но они не имели никакого смысла для Кайлеба.

— По всеобщему признанию, я никогда не был самым увлечённым учеником, которого когда-либо производила моя семья, — сказал он с мастерским преуменьшением, поглядывая на Мерлина. — Тем не менее, мне приходит в голову, что я никогда не видел ничего подобного. — Он постучал по столбцу кончиком пальца.

— Это просто другой способ записывать цифры, Ваше Высочество. — Тон Мерлина был почти небрежным, но у Кайлеба сложилось определённое впечатление, что было что-то внимательное и сосредоточенное внутри его странных сапфировых глаз, как если бы сейджин умышленно подстроил этот момент объяснения.

Это было чувство, которое принц раньше уже испытывал.

— Ещё один способ записывать цифры, — повторил он и усмехнулся. — Хорошо, я соглашусь с тобой в этом. Однако почему-то я не думаю, что «просто» действительно тут подходит, — заметил он, и в тот момент, хотя сам он этого не осознавал, он выглядел в высшей степени, как его отец.

—Хорошо, — сказал Мерлин, подталкивая чистый лист бумаги Кайлебу и протягивая ему перо, которым он писал, — почему бы вам не записать число, выставленное здесь, на абаке? Семь тысяч четыреста тринадцать, — услужливо напомнил он.

Кайлеб взглянул на него на мгновение, затем взял перо, окунул его в чернильницу на столе и начал быстро царапать указанное число. Когда он закончил, он повернул лист и показал его Мерлину.

— Ну, вот, — сказал он немного подозрительно, постукивая по числу концом деревянного держателя пера.

Мерлин взглянул на него, затем взял перо и быстро написал под его записью четыре своих непонятных символа. Затем он повернул лист обратно к Кайлебу.

Принц посмотрел на него. Там было число, которое он написал — «MMMMMMMCDXIII»; под ним располагались странные символы Мерлина — «7413».

— Это тоже самое число, — сказал ему Мерлин.

— Ты шутишь, — медленно ответил Кайлеб.

— Нет, не шучу, — Мерлин откинулся назад в своём кресле.

— Это же смешно! — запротестовал Кайлеб.

— Не смешно, Ваше Высочество, — не согласился Мерлин. — Просто по-другому… и проще. Вы видите, каждый из этих символов представляет определённое значение от одного до десяти, а каждый столбец, — он постучал по символу «3» концом держателя пера, а затем, также, постучал по первому из стержней на своём «абаке», — представляет собой то, что вы могли бы считать местом для хранения символа. Мудрая женщина, которая много лет назад учила меня им, называла их «арабскими цифрами», что, как я полагаю, столь же хорошее название для них, как и любое другое. Это только десять символов, включая тот, который обозначает ничего от чего-то, называемый «ноль», — он нарисовал ещё один символ, который выглядел для всего мира, как буква «О», на листе бумаги, — но я могу написать любое число, которое вы можете придумать, используя их.

Кайлеб уставился на него. Принц часто шутил о своём собственном отвращении к «книжному обучению», но он был далёк от глупости, и, также, он был кронпринцем ведущей морской державы своего мира. Делопроизводство и бухгалтерский учёт имели решающее значение для черисийских торговцев и поставщиков, и они также были операциями, которые поглощали усилия огромного количества клерков с ненасытным аппетитом. Не требовался гений, чтобы понять огромные преимущества системы, которую описывал Мерлин, полагая, что она действительно работала.

— Хорошо, — бросил вызов принц, ненадолго взяв перо. — Если ты можешь написать «любое число», используя эти цифры, напишите вот это.

Стальной наконечник пера поцарапал бумагу, когда он написал «MMMMMMMMMMMMMMMMMMMDCCII». Затем он передал их обратно сейджину.

Мерлин на мгновение посмотрел на него, затем пожал плечами. Перо покарябало бумагу снова, и глаза Кайлеба сузились, когда Мерлин написал просто «19702».

— Извольте, Ваше Высочество, — сказал он.

Кайлеб уставился на лист бумаги на несколько долгих, молчаливых секунд, затем снова посмотрел на Мерлина.

— Кто ты, на самом деле? — спросил он тихо. — Кто ты?

— Ваше Высочество? — брови Мерлина поднялись, и Кайлеб покачал головой.

— Не играй со мной, Мерлин, — сказал он, его голос оставался мягким, глаза были спокойными. — Я верю, что ты желаешь добра мне, моему отцу и моему королевству. Но даже если я всё ещё молод, я уже не ребёнок. Я верю, что ты — сейджин, но ты также нечто большее чем он, не так ли?

— Почему вы так говорите, Ваше Высочество? — парировал Мерлин, но его собственный голос был ровным, учитывая серьёзность вопроса Кайлеба.

— В легендах и балладах говорят, что сейджины могут быть учителями, а также воинами, — ответил принц, — но ни один из рассказов о них не упоминает ничего подобного. — Он постучал по листу бумаги между ними, затем указал на «абак», лежащий в стороне. — И, — он очень неуверенно посмотрел на другого мужчину, — я никогда не слышал никаких рассказов, пусть даже о сейджине, который смог бы пересечь полностью незнакомый город во время самой худшей зимней грозы так же быстро, как и ты.

— Как я уже сказал вашему отцу, Ваше Высочество, меня насторожило моё видение. Вы сами были там в то время, когда я почувствовал его.

— Да, я был, — согласился Кайлеб. — И ты, казался… настолько сбитым с толку всем этим, что я последовал за тобой в твои комнаты, чтобы быть уверенным, что ты добрался до них без приключений. Я пришёл всего лишь на несколько секунд позже тебя, и я подумал, что услышал что-то внутри твоей комнаты. Тогда я постучал. Ты не ответил и поэтому я постучал снова, а затем открыл дверь, но ты уже исчез. Единственный способ, которым ты мог это сделать — выйти через окно, Мерлин. Я заметил, что ты на самом деле не ответил конкретно на вопрос отца, когда он спросил тебя, как ты это сделал, но я не видел ни одной верёвочной лестницы, по которой ты мог бы спуститься вниз, и простыни всё ещё были на твоей кровати.

— Понятно. — Мерлин откинулся на спинку стула, пристально глядя на принца, затем пожал плечами. — Я сказал вам — и вашему отцу — что у меня есть некоторые силы, которыми, как говорят легенды, обладают сейджины, и у меня они есть. Так же я обладаю кое-какими другими, о которых легенды не упоминают. Некоторые из них должны храниться в секрете. Я думаю — надеюсь — я продемонстрировал, что я действительно желаю вам и Черис добра. Я буду служить вам — и Черис — любым возможным способом. И, возможно, когда-нибудь, я смогу рассказать вам больше об этих силах и способностях, но пока я должен хранить этот секрет. Я обещал вашему отцу правду, и я никогда не лгал, хотя, как вы очевидно заметили, это не обязательно то же самое, что говорить всю правду. Однако, всю правду я не могу рассказать. Я сожалею об этом, но я не могу этого изменить. Поэтому я полагаю, что вопрос заключается в том, можете ли вы принять мою службу с такими ограничениями.

Кайлеб посмотрел на него в течение пары секунд, а потом глубоко вздохнул.

— Ты ожидал этого разговора, так ведь? — спросил он.

— Или подобного этому, — согласился Мерлин. — Хотя, честно говоря, я ожидал, что сначала он будет с вашим отцом, или, возможно, с епископом Мейкелем.

— Отец более уверен в своей способности судить о сердцах и намерениях людей, чем я. — Кайлеб слегка пожал плечами. — Он делал это намного дольше, чем я. Я думаю, что некоторые из этих вопросов возникли и у него, но он просто решил не спрашивать.

— И почему он должен был сделать такой выбор?

— Я не уверен, — признался Кайлеб. — Но я думаю, возможно, это потому, что он действительно верит — как и я — что ты желаешь добра Черис, и потому, что он уже догадался, что есть вопросы, на которые ты не можешь или не будешь отвечать. Он знает, как отчаянно нам нужно любое преимущество, которое мы можем получить, причём не только против Гектора и Нармана, и он не желает рисковать потерять твои услуги, настаивая на этом.

— А епископ Мейкел?

— По тем же причинам, я думаю. — Кайлеб покачал головой. — Я никогда не знал, что Мейкел думает во многих отношениях. Он черисиец, и он любит это королевство. Он также любит моего отца и нашу семью. И хотя он никогда не говорил мне это напрямую, я думаю, что он на самом деле боится Храма. Он…

Кайлеб замер на секунду, потом потряс головой.

— Можно просто сказать, что он хорошо понимает, как и почему наши враги могут использовать Храм и Церковь против нас. Как и отец, он осознаёт в какой ловушке мы находимся, и, если он говорит, что не чувствует в тебе никакого зла, значит он не чувствует. Конечно, это не совсем то же самое, что сказать, что у него вообще нет никаких сомнений.

— И вы согласны с вашим отцом?

— Да… в каких-то вопросах. — Кайлеб посмотрел на Мерлина. — Но мне требуется от тебя один ответ, сейджин Мерлин. Это, — он снова показал на листы бумаги и «абак», — выходит за рамки видений и покушений на убийство. «Услуги», которые ты предлагаешь сейчас, изменят Черис навсегда, и в конце концов, они распространятся за пределы Черис и изменят весь мир. Я подозреваю, что будет ещё больше изменений, чем я могу себе представить в этот момент; некоторые из них будут бояться и ненавидеть. Некоторые из них могут даже убеждать нарушить «Запреты Чжо-чжэн» , со всеми опасностями, которые это может повлечь за собой. Я думаю, что гроза, в которой ты исчез, была не более чем весенним дождиком по сравнению с тайфуном, который идёт за твоей спиной. Поэтому единственный вопрос, который у меня есть, и на который я требую ответ, это — почему? Ты когда-то сказал, что многие из наших врагов «служат тьме», осознают ли они это или нет. Но кому служишь ты, Мерлин? Тьме или свету?

— Свету, Ваше Высочество, — быстро и решительно сказал Мерлин, глядя прямо в глаза Кайлеба. — В мире уже достаточно тьмы, — продолжил сейджин, — и становится всё больше. Черис стоит на её пути, поэтому я стою вместе с Черис. И я говорю вам это, Кайлеб Армак, кронпринц Черис — я умру, прежде чем я разрешу тьме победить, вне зависимости откуда она исходит.

Кайлеб пристально смотрел в эти спокойные сапфировые глаза на протяжении как минимум тридцати неторопливых секунд, а затем медленно кивнул.

— Для меня этого достаточно — просто сказал он и снова постучал по листу бумаги.

— Тогда, — предложил он, — если ты мог бы, попробуй снова объяснить мне эти твои «цифры».

III Королевская Гавань, Остров Хелен

Остров Хелен лежал в ста четырнадцати милях к северо-востоку от Теллесберга в заливе Южный Хауэлл. Он имел форму отдалённо похожую на треугольник, с кусочком, выеденным из его восточной стороны, и размером около семидесяти пяти миль в самом длинном его измерении. Это не являлось особенно огромным для планеты, такой как Сэйфхолд, где острова были повседневным фактом жизни, но скалистые горы этого острова поднимались до впечатляющей высоты над уровнем моря. Более того, пожалуй, остров Хелен был жизненно важной частью родовых армакских земель, и за века он был сильно укреплён.

Бухта Хауэлл была ключом к эволюции королевства Черис. Перевозка водным транспортом была быстрее, проще и намного дешевле, чем пытаться тащить те же самые товары и материалы по суше, а Бухта Хауэлл предоставила Черис эквивалент широкой прямой дороги в её сердце. Быстрые галеры и парусные суда связывали растущую мощь королевства вместе и обеспечивали импульс и мореплавательный образ мыслей для океанского расширения торговли, которое последовало за ним. В Бухте Хауэлл доминировали три острова: Песчаная Банка, Хелен и Большой Тириен. Тот факт, что Дом Армак сумел обеспечить контроль над всеми тремя из них, был в значительной степени связан с тем, что он также в конечном итоге захватил черисийский трон.

Это было много веков назад, но королевство Черис поддерживало укрепления на всех трёх островах, а Королевская Гавань, главный порт Хелен, была местом расположения одной из главных верфей Королевского флота. Королевская Гавань была также древней крепостью, стены которой неуклонно расширялись на протяжении веков, что сделало верфь тем, что можно считать безопасным местом. И тот факт, что большая часть годного к употреблению запаса корабельной древесины, доступной на острове, была давно вывезена, не был большим недостатком. Древесина всегда могла быть завезена, а Хелен предлагала значительные запасы меди и железа плюс, несмотря на относительно небольшие размеры острова, достаточное количество горных рек и ручьёв, чтобы двигать довольно большое количество черисийских верхнебойных водяных колёс. Верфь Королевской Гавани построила свой первый движимый водой лесопильный завод больше столетия назад, и с тех пор тут вырос очень солидный комплекс вспомогательных конструкций.

За эти годы в Королевской Гавани был осуществлён более чем один проект, насчёт которых короли Черис хотели, чтобы остальной мир держался в неведении. Верфь в Хейрете на Большом Тириене была, в некотором роде, больше и более эффективной, но население Большого Тириена также было намного больше, а это означало, что поддерживать там безопасность было значительно сложнее. И верфь Королевского флота в Теллесберге — самая большая и самая способная из всех — также была самой общедоступной.

Всё это помогало объяснить, почему Мерлин Атравес стоял на переднем крае бака галеры Королевского Черисийского Военно-Морского Флота КЕВ «Горокот», когда она размеренно гребла в Королевскую Гавань, мимо башен, охранявших обе стороны прохода в волноломе.

Мерлин впервые увидел гавань своими глазами, и он был вынужден признать, что грозные укрепления, сурово и высоко выделяющиеся на окружающем их тёмно-зелёном и коричневом горном фоне, были впечатляющими, если не сказать больше, если рассматривать их с уровня моря. С другой стороны, они также собирались стать безнадёжно устаревшими, хотя никто другой не мог знать об этом.

Он смотрел на огромные отвесные каменные стены, зубчатые и высокие, с равномерно распределёнными башнями и платформами для катапульт и баллист. Отметил, что теперь на некоторых из этих платформ к земле припали пушки, пока ещё грубо спроектированные, но хорошо сделанные, а затем обратил своё внимание на верфь. Полдюжины галер, таких же как «Горокот», находились в процессе постройки, их частично завершённые корпуса уже показывали лихую грациозность их породы. Они тоже станут устаревшими, и Мерлин почувствовал кратковременное — очень кратковременное — сожаление при мысли об отмирании такого изящного, красивого ремесла. Тот факт, что, к несчастью, он чувствовал себя уверенным в том, что не будет конца сложностям от убеждения некоторых военно-морских офицеров в том, что их отмирание будет хорошей вещью, помог бы объяснить краткость этого сожаления.

Он весело хмыкнул от этой мысли и повернулся, чтобы взглянуть на молодых людей, стоящих рядом с ним.

— Впечатляюще, — сказал он, и Кайлеб усмехнулся и посмотрел через плечо.

— Мерлин говорит, что это выглядит «впечатляюще», Арнальд, — заметил он. — Как ты думаешь, мы должны чувствовать себя польщёнными?

— На данный момент, Ваше Высочество, я иногда сомневаюсь, что что-нибудь действительно впечатляет сейджина Мерлина, — сухо сказал лейтенант Фалкан. Морской пехотинец вернулся к своим обязанностям меньше, чем через пять дней после попытки покушения, и он на удивление хорошо адаптировался к постоянному присутствию Мерлина рядом с принцем. Некоторые люди в его положении, возможно, публично негодовали бы, что такое «специальное подкрепление» было необходимо. Однако Фалкан знал реальную причину этой комбинации, и казался удивительно непроницаемым для «публичных выступлений». Теперь он только усмехнулся.

— Однако, я бы отметил, что сейджин всегда вежлив и осторожен, чтобы не поранить чувства своих гостеприимных хозяев, — добавил он.

— Это то, о чём я тоже думал, — сказал Кайлеб с ещё одной усмешкой и повернулся к Мерлину.

— В данном случае я имел в виду именно то, что я сказал, Ваше Высочество, — сказал Мерлин. — Это впечатляет, и я могу понять, как это могло помочь усилиям ваших предков объединить Королевство.

— Ну надо же, какой ты вежливый. — Кайлеб широко улыбнулся. — Мои «предки» начинали как самые успешные пираты в Бухте, о чём, как я уверен, ты, Мерлин, хорошо осведомлён. И я боюсь, что их усилия по «объединению Королевства» были в гораздо большей степени связаны с улучшением их возможностей добывать и грабить, чем с высокими и благородными мотивами.

— Я не уверен, что это так, как бы я выразился, Ваше Высочество — вмешался Фалкан со слегка болезненным выражением.

— Конечно, нет. Ты верный слуга Дома Армак. С другой стороны, я наследник дома. Так что я могу позволить себе говорить правду.

— И я уверен, что это веселит вас без конца, — суховато сказал Мерлин. — Тем не менее, Ваше Высочество, я нахожу это зрелище впечатляющим. И я думаю, что оно должно довольно хорошо подойти под наши цели.

— Вероятно ты прав, — сказал Кайлеб более серьёзно и указал направо, где несколько столбов дыма поднимались из-за другого участка защитной стены. — Я думаю, ты захочешь осмотреть это сам, но там есть довольно внушительный литейный завод. Если я правильно помню, на протяжении многих лет, там была отлита примерно половина всех орудий флота. Из того, что ты говорил прошлой ночью, я понял, — сдержано улыбнулся он, — что нам нужно будет расширять его — существенно — однако, всё равно это только начало.

— Я уверен, что так и будет, — согласился Мерлин, не упоминая, что у него, несомненно, было гораздо лучшее представление о возможностях этого литейного завода, чем у самого Кайлеба. Однако, принц был прав в том, насколько он мог быть полезен.

— Вот это «Мари Жейн», Ваше Высочество, — вмешался Фалкан, указывая на другое судно — один из тяжёлых, неуклюжих торговых кораблей с прямым парусным вооружением, которые составляли истинное богатство королевства — и Кайлеб кивнул в знак подтверждения.

— Действительно ли было необходимо внезапно всех сюда вытащить, Мерлин? — спросил принц, когда их собственная галера слегка изменила курс, чтобы направиться на ту же самую якорную стоянку.

— С точки зрения безопасности, наверное, нет — признался Мерлин. — С другой стороны, я думаю, что ваш отец был абсолютно прав по всем другим причинам. Не то чтобы Хелен была на другой стороне мира, но она достаточно далеко от Теллесберга, чтобы подчеркнуть, что он смертельно серьёзно обеспокоен потребностью сохранить это собрание в полном секрете. И собирание всех их вместе одновременно, там, где они смогут увидеть, как все частички и кусочки подходят друг другу, заставит их всех понять, насколько важно то, что они сплотятся вместе.

— Но это также будет означать, что все они узнают, как все эти частички и кусочки подходят друг к другу, — голос и выражение Кайлеба внезапно стали более хмурыми, даже мрачными. — Если окажется, что мы ошибаемся в отношении любого из них, он сможет навредить нам гораздо хуже, чем если бы каждый из них знал только о своей собственной индивидуальной части.

Мерлин полностью повернулся к принцу, его собственное выражение было мрачным, пока он изучал Кайлеба. Кайлеб, как и его отец, был очень близок к Кельвину Армаку. В конце концов, герцог был его крёстным отцом, а не только его кузеном. Учитывая разницу в их возрасте, Кайлеб всегда считал Тириена больше дядей и, во многом, настоящим вторым отцом, чем двоюродным братом. Это был Кельвин, который учил Кайлеба ездить на лошадях, когда искалеченная нога Хааральда помешала ему сделать это, так же, как это был Кельвин, который наблюдал за началом тренировок Кайлеба с мечом и луком. Принц любил своего двоюродного брата, и больше, чем немного от обожания совсем маленьким мальчиком своего великолепного дяди, осталось с ним.

Это означало, что доказательство измены Кельвина поразило Кайлеба ещё сильнее, чем оно ударило Хааральда. В некотором смысле это было, вероятно, хорошо для того, кто сам однажды должен был столкнуться с бременем королевского сана. Но это был болезненный урок, который оставил шрамы, и Мерлин надеялся, что он не повредил навсегда способности юноши доверять тем, кто действительно заслужил его доверие.

— Ваше Высочество, — мягко сказал он через мгновение, — эти люди верны. Барон Волна Грома поручился за всех их, и я тоже. Суждение человека не совершенно, но я не боюсь, что любой из этих людей, кого «приглашение» вашего отца вызвало на Хелен сегодня, когда-либо предаст вас или Черис.

Кайлеб хмурился секунду или две. Затем он фыркнул, когда понял, что действительно сказал Мерлин, и его выражение слегка расслабилось, когда он принял урок.

— Я знаю, что они этого не сделают, — сказал он. — Я знаю некоторых из них всю свою жизнь, если уж на то пошло! Но это всё ещё тяжело…

Он прервался с коротким некомфортным пожатием плечами, и Мерлин кивнул.

— Конечно, это так — сказал он. — И так будет ещё… некоторое время, по крайней мере. Но я думаю, что вы можете положиться на барона в том, что остатки шпионов Нармана ещё немного попляшут. И я сомневаюсь, что князь Гектор будет особенно доволен тем, что случилось с его шпионами, если на то пошло.

— Нет, он не будет, не так ли? — согласился Кайлеб с неприятной улыбкой, а лейтенант Фалкан усмехнулся позади него.

— Я думаю, что это удобное преуменьшение, Ваше Высочество, — заметил главный телохранитель принца с некоторым удовольствием. Он никогда не был посвящён во все детали о враждебных шпионских сетях в Теллесберге и вокруг него, но его позиция охранника Кайлеба означала, что, несмотря на его относительно небольшой ранг, он был информирован лучше, чем большинство, и он был в восторге от того, что с ними стало после появления сейджина. Он лишь по-настоящему сожалел, что было принято решение оставить так много шпионских ячеек Гектора практически целыми.

Конечно, это весьма очевидно не распространялось на Жаспера Мейсена и Оскара Малвейна. Малвейн, в частности, был вынужден скрыться, когда был выдан ордер на его арест. Он не мог знать, что сэр Рижард Моревладелец лично проинструктировал главных следователей Короны, что он не должен быть успешно захвачен ни при каких обстоятельствах. Не то, чтобы у Моревладельца были какое-либо возражение против того, чтобы жизнь Малвейна стала настоящим адом, пока корисандийцу не удастся найти способ выбраться из Теллесберга. Но задержание этого человека и его последующий допрос не являлись частью планов Волны Грома. Возможно, если бы они это сделали, они были бы вынуждены пойти за Мейсеном; пока же, они могли притворяться, что вообще не подозревают ни о чём, что касается Мейсена, так как Малвейн успешно «ускользнул» от них.

Между тем, возможностям Гектора в Черис по сбору информации был нанесён серьёзный удар, путём устранения одним махом — на какое-то время, по крайней мере — всех контактов Малвейна. И Мейсен, несомненно, будет действовать очень осторожно в течение следующих нескольких месяцев, по крайней мере, пока он опять не почувствует, что не находится под подозрением, что также помешает ему быстро перестроиться. Большая часть подготовительных работ для планов, которые были разработаны королём Хааральдом и Мерлином, была бы тщательно выполнена, к тому времени, когда Нарман и Гектор смогли вернуться к чему-либо, приближающемуся к их предыдущим возможностям.

Лично Фалкан предпочёл бы взять Малвейна и Мейсена под стражу и казнить их как змей, которыми они и были. Поскольку он этого не мог, он был просто счастлив, что был простым морским пехотинцем, ответственным за защиту наследника трона от прямого нападения, а не главой разведки. Он понял, что существуют вполне обоснованные причины оставить опознанного шпиона на месте. Ему просто не нравилось это делать.

— Во всяком случае, — сказал Кайлеб через мгновение, — достаточно скоро у нас будет возможность начать объяснять им эти вещи.

* * *

— Ваше Высочество, добро пожаловать в Королевскую Гавань, — сказал верховный адмирал Брайан Остров Замка́, девятый граф Острова Замка́, когда Кайлеб вошёл в большую комнату наверху цитадели. Волна Грома, Мерлин и Фалкан вошли прямо за ним, и по-спартански обставленная комната показалась им прохладной, гостеприимной пещерой после сверкающей яркости и жары дня снаружи. Единственное окно в толстой стене смотрело на гавань, и Мерлин увидел далеко внизу «Горокот», стоящий около своего причала и сверкающий под солнечным светом, как детская игрушка.

Нечто большее, чем просто следы семейного сходства, прослеживалось между графом и кронпринцем, и Мерлин внимательно, но ненавязчиво, наблюдал за Кайлебом, когда принц подошёл к адмиралу и протянул ему свою правую руку. Остров Замка́ крепко сжал его руку своей и выражение лица пожилого мужчины, казалось, как-то расслабилось.

«Потому что он тоже беспокоился о шрамах, которые мог оставить Тириен», — подумал Мерлин.

— Всегда приятно быть здесь, так же, как и видеть тебя, Брайан, — тепло сказал Кайлеб. — Впрочем Хелен просто немного неудобно расположена для быстрых визитов.

— Это, конечно, правда, — согласился Остров Замка́ и шутливо поморщился. — Некоторые из нас, с другой стороны, вынуждены совершать эту поездку немного чаще, чем другие.

— А другие так просто рады, что мы больше не являемся частью «некоторых из нас», — согласился Кайлеб с усмешкой, глядя мимо своего родственника на других мужчин, которые встали при его появлении со стульев, расположенных вокруг большого стола стоящего в комнате.

— Если вы позволите мне, сейджин Мерлин, — продолжил принц, — стоит покончить с представлениями, и тогда мы сможем сесть и начать.

Большинство ожидающих лиц удивились от очевидной учтивости Кайлеба к его «телохранителю», и Мерлин был рад это увидеть. Если эти люди купились на легенду Хааральда, возможно она могла бы сработать с остальной частью мира намного лучше, чем он боялся думать.

— Конечно, Ваше Высочество, — пробормотал он.

— В таком случае, давайте начнём с доктора Маклина.

Мерлин кивнул и последовал за принцем к пяти мужчинам около стола. Он слушал в пол-уха, кланялся, улыбался, бормотал подходящие ответы, когда Кайлеб представлял его, но он, в действительности, в них не нуждался. Он уже «встречал» каждого из них через интерфейс своих СНАРКов.

Доктор Ражир Маклин был деканом черисийского Королевского Колледжа. Он был немного выше среднего роста, седой, с острыми карими глазами, которые были более чем близорукими. Он был слегка сутулым, и казалось шёл окружённый чем-то, о чём невнимательный человек мог бы подумать, как о вечной атмосфере мягкого недоумения.

Эдвирд Хоусмин был физической противоположностью Маклина. Низенький, тучный, с мерцающими глазами и весёлой улыбкой, ему едва исполнилось сорок лет — менее тридцати семи стандартных. Он также был одним из богатейших людей во всём Королевстве Черис, владельцем двух из трёх крупнейших литейных предприятий королевства и одной из крупных верфей Теллесберга, а также небольшого флота торговых судов под флагом собственного дома. Хотя он был простолюдином по рождению и ещё не удосужился обзавестись какими-либо патентами на благородство, все знали, что это произойдёт, как только он найдёт время, чтобы заняться этим. Именно поэтому четыре года назад он женился на старшей дочери графа, и его благородный тесть был в восторге от партии.

Рейян Мичейл, лысый как яйцо и, по крайней мере, шестидесяти пяти или семидесяти стандартных лет, был человеком с острыми глазами, который состоял в партнёрстве с Хоусмином примерно в дюжине самых успешных предприятий молодого человека. Мичейл был тихим человеком, чьи явно непритязательные манеры маскировали один из самых острых деловых умов Теллесберга. Он почти наверняка был крупнейшим производителем текстиля в королевстве, и определённо был основным изготовителем парусов для Королевского флота. Не говоря уже о том, что он владел самым большим канатным заводом Теллесберга.

Сэр Дастин Оливир по возрасту был посередине между Хоусмином и Мичейлом. Но, хотя он был богатым человеком по чьим-либо другим стандартам, его личное состояние даже близко не приближалась к этим двум. Он был физически ничем не примечателен во многих отношениях, но у него были мощные плечи, а его руки, хотя и хорошо ухоженные сейчас, несли шрамы юношеского ученичества в качестве корабельного плотника. Сейчас это ученичество было далеко позади, и, хотя он никогда не владел (и никогда не хотел владеть) собственной верфью, он был постоянно занят. Он был одним из двух или трёх лучших теллесбергских корабельных конструкторов, а также главным военно-морским конструктором Черисийского Королевского флота.

Пятый человек стоящий около стола носил ту же небесно-голубую форменную куртку и свободные чёрные брюки, что и верховный адмирал Остров Замка́. Но сэр Альфрид Хиндрик, барон Подводной Горы, был всего лишь капитаном, и в то время, как Остров Замка́ был длинным, худощавым и сильно загорелым, с морщинистым и выветренным лицом плавающего всю жизнь моряка, барон Морской Горы был пухлым маленьким человечком. Он выглядел почти смехотворно, стоя рядом с высоким, широкоплечим адмиралом, по крайней мере, до тех пор, пока не увидишь его глаза. Очень острые, эти глаза, отражали мозг, стоящий за ними. Также ему не хватало двух первых пальцев на левой руке, а на левой щеке был характерный узор из тёмных точек. Пороховой ожог, насколько знал Мерлин, оставленный тем же случайным взрывом, который стоил ему этих пальцев. Однако, как бы невзрачно не выглядел барон Подводной Горы, он был ближе всего к настоящему артиллерийскому эксперту, которым обладал Черисийский Королевский (или любой другой) флот.

Кайлеб завершил представление и занял своё место во главе стола. Остальные подождали, пока он не сядет, а затем снова устроились на своих собственных стульях. Как с удовлетворением заметил Мерлин, они не теряли времени, беспокоясь о том, кто занимал более высокое положение над ними, хотя барон Подводной Горы действительно подождал, когда Остров Замка́ сядет. Было ясно, однако, что это было знаком уважения к более высокому военно-морскому званию верховного адмирала, а не к старшинству его титула. Все они, очевидно, хорошо знали друг друга, что могло бы объяснить их уровень благорасположенности, но невозможно было представить себе грандов, скажем, из Харчонга или Деснейра, принимающих социальное равенство какого-нибудь простолюдина.

Кайлеб подождал, пока все не успокоятся, затем оглядел стол. Несмотря на свою относительную молодость, не возникало вопроса, кто командовал этой встречей, и Мерлин очень подозревал, что он не возник бы даже если бы Кайлеб не был наследником престола.

— Есть причина, почему мой отец повелел всем нам встретиться здесь сегодня, — начал принц. — На самом деле, есть даже несколько причин. Тот факт, что крайне важно, чтобы мы не позволили нашим врагам узнать, что мы делаем — особенно с вами и сэром Альфридом, Брайан — помогает объяснить, почему мы притащились сюда, на Хелен.

— Также это является причиной, по которой отец делегировал мне эту встречу. Я ещё достаточно молод, так что люди могут не ожидать, что я буду делать что-то важное без «надзора со стороны взрослых». — Его улыбка была шутовской, и большинство его слушателей усмехнулись. Затем его лицо стало немного более серьёзным. — Что ещё более важно, я могу исчезнуть, не привлекая ничьё внимание, чтобы встретиться со всеми вами здесь, гораздо легче, чем смог бы он. Но я хочу, чтобы было предельно ясно, что в этот момент я говорю вместо него.

Он остановился на мгновение или два, позволив им осознать это, затем махнул рукой в сторону Мерлина.

— Я уверен, что вы все слышали всевозможные фантастические истории о сейджине Мерлине. Наша проблема в том, что большинство этих историй, несмотря на их фантастическую природу, фактически почти соответствуют действительности.

Один или два его слушателя пошевелились, словно они обнаружили, что это трудно принять, и Кайлеб тонко улыбнулся.

— Поверьте мне, это правда. Фактически, причина, по которой отец предпринял значительные усилия, чтобы не дать кому-нибудь с чувством здравого смысла поверить таким смешным историям, состоит в том, что они верны. Только два члена Королевского Совета, епископ Мейкел и горстка из наших самых доверенных людей — таких, как присутствующий здесь Арнальд — знают правду о сейджине и его способностях. Для всех остальных он просто мой новый персональный охранник и телохранитель — и тот, на чьё назначение я довольно громогласно жаловался несколько раз — назначенный, чтобы хранить меня от засовывания моего глупый носа в ещё какие-нибудь засады. Доверенный и ценный слуга, но не более того.

— Для этого есть несколько причин, одной из которых является сохранение секретности этой встречи… от некоторых других людей, скажем так, из-за понимания того, насколько он важен для нас. Как мы все знаем, согласно старым легендам, сейджины иногда являются учителями, а также воинами, и это именно то, кем является сейджин Мерлин. Те вещи, которым он может научить нас, вполне могут дать Королевству очень хорошие преимущества, требующиеся чтобы победить наших врагов. Но отец считает жизненно важным, чтобы такие люди, как Нарман Изумрудский и Гектор Корисандийский, в том числе, не понимали, что он учит нас. Хотя бы только потому, что они бы не приложили все силы и средства, чтобы убить его, если они поймут это.

Все глаза развернулись к Мерлину, когда Кайлеб сказал это. Мерлин вернул взгляд, его лицо было тщательно невыразительным, и Кайлеб снова улыбнулся.

— Цель этой встречи — выполнить несколько вещей, — продолжил он. — Во-первых, сейджин Мерлин начнёт с того, что обрисует, как то, что он знает, и то, что вы уже знаете, может сочетаться для достижения наших целей. Но во-вторых, что так же важно, мы обсудим, как шесть из вас могут присвоить себе лавры за то, чему Мерлин учит нас.

Остров Замка́ выпрямился в своём кресле, окинул взглядом сидящих за столом и посмотрел на Кайлеба.

— Извините меня, Ваше Высочество, но вы сказали, что мы должны присвоить себе лавры на знание сейджина Мерлина?

— Если позволите, Ваше Высочество? — несмело спросил Мерлин прежде, чем Кайлеб успел ответить, и принц кивнул ему, чтобы он ответил на вопрос графа.

— Верховный адмирал, — сказал Мерлин, поворачиваясь лицом прямо к Острову Замка́, — многое из того, что я знаю — то, чему я могу «научить вас», как сказал принц Кайлеб — может иметь ограниченную ценность без практического опыта, которым обладаете вы и другие люди. Во многих — большинстве — случаях, вам понадобится то, что вы уже знаете, чтобы эффективно использовать то, что я могу вам показать.

— Каждый из вас также является признанным мастером в своей собственной профессии, своей собственной специализированной области знаний, если желаете. Это означает, что, когда вы говорите, люди будут слушать, и это будет важно, потому что многие из вещей, которые нам нужно будет сделать, будут противоречить традициям. Изменения заставят большинство людей чувствовать себя неудобно, даже здесь, в Черис, и ваши люди будут более доброжелательно относиться к изменениям, которые исходят от людей, которых они знают и которым доверяют, чем ежели изменения исходят от таинственного чужестранца, независимо от его верительных грамот.

— А основным из этих факторов является тот, что необходимо распространить изменения, которые нам нужно будет сделать, максимально широко. По многим причинам, они не могут полностью исходить от одного человека. Одна моя собственная личная причина в том, что то, что я могу вам рассказать, происходит из учения многих других людей, некоторых из которых я знал лично, некоторых из которых я никогда не встречал сам. Это не моя работа, и я предпочёл бы не быть известным как какой-то загадочный, возможно, зловещий, и, безусловно, иноземный «гений» только потому, что я оказался человеком, способным передать эти знания остальным из вас.

— С более прагматичной точки зрения, если вдруг внезапно появится один незнакомец и станет источником всех знаний, он создаст и большее сопротивление, со стороны тех, кто цепляется за традицию, и неизбежную напряжённость. Всегда опасно, чтобы незнакомец стал слишком именит, слишком могущественен. Это дестабилизирует дела, создаёт ревности и обиды. Это может даже привести к фрагментации власти, а Черис просто не может позволить себе ничего подобного этому, когда так много внешних врагов уже собираются вокруг неё.

— Кроме того, я чувствую себя вполне уверенным в том, что хоть что-то, чему я учу вас, может быть подтолкнёт вас в определённом направлении, и когда вы, наконец, туда прибудете, это действительно будет результатом вашей собственной энергии и работы.

— И, — сказал Мичейл со своей тонкой улыбкой, — если вы простите меня за то, что я указываю на это, это также поможет вам остаться в живых, сейджин Мерлин.

— Ну, это незначительное соображение, мастер Мичейл, — признался Мерлин с усмешкой.

— Я надеюсь, — сказал Хоусмин, подчёркнуто нейтральным тоном, — что ничто из этого вашего «учения» не нарушает «Запреты», сейджин Мерлин.

— Торжественно клянусь вам, что этого не будет, мастер Хоусмин, — серьёзно ответил Мерлин. — На самом деле король намеревается с самого начала привлечь епископа Мейкеля и отца Пейтира, чтобы убедиться в этом.

Несколько напряжённых плеч, казалось, немного расслабились, и Мерлин подавил внутри себя смешок. Он пришёл к выводу, что оценка Кайлебом епископа Мейкеля была правильной. Не было никаких сомнений в личном благочестии епископа, но он также был черисийским патриотом. И одним из тех, Мерлин особенно поверил в это после той соборной проповеди, у кого было мало иллюзий относительно природы Совета Викариев и остальной старшей иерархии Церкви.

Отец Пейтир Уилсинн, с другой стороны, не был черисийцем. Фактически, он родился в Храмовых Землях, и он был главным интендантом архиепископа Эрайка в Черис. Как и многие интенданты, он также был священником ордена Шуляра, что также сделало его местным представителем Инквизиции. Перспективы привлечь внимание Инквизиции было достаточно, чтобы заставить любого сэйфхолдийца нервничать, и каждый из мужчин, сидящих вокруг этого стола, был осведомлён о том, как насторожённость шуляритов автоматически фокусировалась на их собственном королевстве.

Несмотря на это, отец Пейтир был глубокоуважаем в Черис в вообще и в Теллесберге в частности. Никто не мог усомниться в силе его личной веры или в том, как он исполнял обязанности своего священнического поста. В то же время никто никогда не обвинял его в злоупотреблении его служебным положением — что, к сожалению, нельзя было сказать о многих других инквизиторах и интендантах — и он был скрупулёзным в обеспечении справедливого применения «Запретов Чжо-чжэн». Шуляриты, вообще, имели репутацию заблуждаться на стороне консерватизма, но отец Пейтир казался менее склонным к этому, чем многие из его собратьев.

— Сейджин Мерлин прав, — сказал Кайлеб. — С епископом Мейкелом уже были проведены консультации и получено его благословение на наши усилия. Отец Пейтир ещё не сделал этого, и епископ Мейкел посоветовал отцу, что было бы разумнее избегать… впутывать отца Пейтира во все детали того, что мы делаем.

Он не вникал во все причины этого; не было необходимости.

— Епископ Мейкел также решительно поддерживает, — продолжал кронпринц, — веру отца в то, что степень, с которой сейджин Мерлин вовлечён во всё это, должна быть сведена к минимуму. Не только по причинам, которые мы уже обсуждали, хотя епископ Мейкел согласен с тем, что все они имеют основания, но также потому, что участие сейджина автоматически инициирует гораздо более тщательное — и продолжительное — предварительное расследование, если отец Пейтир будет вынужден официально признать это. Епископ Мейкел предпочёл бы избежать этого, и он считает, что отец Пейтир тоже. В конце концов, как ясно даёт понять само Писание, решающим доводом является сущность проверяемого, а не его происхождение.

Он подождал, пока головы торжественно кивнули, и Мерлин подавил искушение цинично улыбнуться. Все эти кивнувшие люди прекрасно понимали, что епископ Мейкел, по сути, консультировал Хааральда в том, как лучше всего «играть с системой». Но с ними всё было в порядке, потому что «игра с системой», так ли она называлась или нет, была повседневным фактом жизни Церкви настолько долго, насколько кто-нибудь мог вспомнить. Раз уж Мать-Церковь официально одобрила новую концепцию или технику, её создатели были защищены, и, по крайней мере, в случае отца Пейтира, одобрение не могло зависеть от размера предлагаемой взятки.

И каждый из мужчин в этой комнате также понимал, что одна из главных причин, по которым они присваивают себе лавры на то, чему Мерлин собирался начать учить их — это распределить ответственность за эти нововведения. Чтобы избежать того, что много новых идей одновременно попали к отцу Пейтиру из одного, возможно подозрительного, источника, и он был вынужден сосредоточиться на том, откуда они пришли, а не на их содержании.

— Ещё один предварительный момент, который отец хотел, чтобы я подчеркнул, — продолжил Кайлеб через мгновение. — Ничто из того, чем сейджин Мерлин собирается поделиться с нами, не может бесконечно оставаться нашей исключительной собственностью. Когда другие увидят преимущества, им не потребуется много времени, чтобы начать пытаться дублировать те же самые преимущества для себя. Кое-что из того, о чём мы будем говорить сегодня, например то, что сейджин Мерлин называет «арабскими цифрами» и «абаком», будет широко распространяться, чтобы быть полезными для нас. Таким образом, их преимущества обязательно будут поняты, и они должны быть переняты другими очень быстро. Другие будут иметь исключительно или, по крайней мере, в первую очередь, военное значение, связанное с методами повышения эффективности Флота и морских пехотинцев. Результаты этих изменений быстро станут очевидны для наших противников, когда и если они столкнутся с ними в сражении, но отец будет намного счастливее, чтобы такие люди, как Нарман и Гектор, не имели представления о том, что мы делаем, пока они не встретят эти изменения в бою.

Головы снова кивнули, гораздо более решительно, и Кайлеб рассудительно кивнул.

— В таком случае, сейджин Мерлин, — сказал он, — почему бы вам не продолжить дальше.

* * *

— Это действительно так просто? — спросил барон Подводной Горы несколько часов спустя, глядя на крупные чёрные зёрна на ладони Мерлина и медленно качая головой. Его выражение было любопытной смесью благоговейного страха и огорчения.

— Это действительно так просто, — подтвердил Мерлин. — Конечно, производство «зернёного» пороха подобного этому имеет свой собственный набор сложностей. Он легко взрывается от искры, или даже от простого нагрева трением, особенно во время процесса измельчения. Но в целом, он намного безопаснее, и, к тому же, более мощный.

Он и военно-морской офицер находились в офисе Подводной Горы в приземистом каменном сооружении возле цитадели Королевской Гавани. Офис был широкой постройкой с низким потолком, более новым, чем большинство остальных укреплений, так как он был расположен прямо поверх основного порохового склада крепости.

«Месторасположение — это всё», — сухо подумал Мерлин. — «Хотя, теперь, когда я думаю об этом, возможно, имеет смысл расположить офицера, отвечающего за безопасность склада боеприпасов, прямо на его верху. По крайней мере, он должен убедиться, что он обращает внимание на свои обязанности!»

— Я сомневаюсь, что любая из этих проблем может сравниться с теми, которые у нас были ранее, — сказал барон Подводной Горы. Он протянул свою — искалеченную — руку и Мерлин повернул своё запястье, чтобы высыпать чёрный порошок в ладонь капитана.

Барон Подводной Горы поднял её к носу и понюхал, а затем высунул язык и осторожно попробовал порошок на вкус.

— Я могу понять, почему этот ваш… «зернёный» порох будет намного безопаснее в обращении, сейджин Мерлин, — сказал он. — Но почему он должен быть более мощным?

Мерлин задумчиво нахмурился и погладил свои усы, размышляя, как лучше ответить на этот вопрос.

Как сказал барон Подводной Горы, преимущества безопасности были очевидны. Сэйфхолдийский порох находился в употреблении недолго, и это было ещё очень грубое утверждение. Точные пропорции серы, селитры и древесного угля оставались предметом острых дебатов среди практиков искусства артиллерии о том, что и как там должно быть. Хуже, и к тому же гораздо более опасным, было то, что это был пока что «молотый порох», полученный путём простого смешивания тонко измельчённых ингредиентов в порошок с консистенцией очень близкой к муке. Это, более или менее, работало, но ингредиенты не оставались смешанными. Они разделялись, особенно если смесь толкали или встряхивали. А это, учитывая состояние большинства дорог Сэйфхолда, означало, что корзина с порохом часто находилась в тонком тумане легковоспламеняющейся, взрывоопасной пыли.

Никто на Сэйфхолде ещё не задумался о целесообразности увлажнения порошка, прессования его в твёрдые брикеты и последующего измельчения до однородной консистенции. Этот процесс связывал ингредиенты компонентов вместе, не позволяя им разделяться, что объясняло, как благоговейный трепет барона Подводной Горы, так и его огорчение. Последствия для безопасного и эффективного использования в артиллерии и стрелковом оружии были значительными, но решение было настолько абсурдно простым, что ему было трудно простить себя за то, что он не додумался до этого.

А ещё оставался вопрос о том, как объяснить увеличение в метательной силе.

— Он более мощный по нескольким причинам, как я понимаю, сэр Альфрид, — сказал Мерлин через мгновение. — Во-первых, я немного… скорректировал рецепт. Тот, который использовали вы, содержал слишком много древесного угля. Но главная причина, как мне объясняли, в основном заключается в том, что порох, просто очень-очень быстро сгорает в ограниченном пространстве. Когда порошок таким образом превращается в зёрна, между каждым зерном остаётся больше пространства, что означает, что огонь может гореть ещё быстрее и в полном объёме. Я уверен, что вы видели подобный процесс, когда вы «шуровали» огонь в своём очаге.

Теперь была очередь Подводной Горы нахмуриться. Он стоял, глядя на свою ладонь, мягко шевеля гранулы пороха указательным пальцем другой руки, затем кивнул.

— Да, — сказал он медленно и задумчиво. — Да, я понимаю, что это могло быть. Я никогда не обдумывал это раньше, но опять же, у меня никогда не было «зернёного» пороха, с которым можно было бы экспериментировать.

Он ещё немного нахмурился, затем снова посмотрел на Мерлина.

— Но если он более мощный, будут ли имеющиеся у нас пушки готовы стрелять им?

— Это отличный вопрос, и у меня нет хорошего ответа, — признался Мерлин. — Судя по тому, что я видел в вашей артиллерии, она хорошо сделана, но всё было разработано для молотого пороха, а не для зернёного. Я думаю, вам придётся экспериментировать, чтобы выяснить это.

— Это мне понятно. — Барон Подводной Горы кивнул. — Мы всегда проверяли наши пушки, стреляя из них двойными или тройными зарядами пороха и картечи. Полагаю, мы должны начать стрельбу из некоторых из них стандартными по весу зарядами из зернёного пороха, затем увеличить нагрузку до тех пор, пока они не выйдут из строя.

— Как по мне — звучит разумно, — согласился Мерлин. — Тем не менее, вам может понадобиться утолстить стенки пушечных стволов, чтобы противостоять силе нового пороха, но, вероятно, вы сможете уменьшить длину ствола.

Барон Подводной Горы поднял бровь, и Мерлин хмыкнул.

— Основная причина, по которой вам требуется такая длина, какая у вас сейчас — дать пороху время сгореть, прежде чем ядро покинет канал ствола, — отметил он. — Поскольку зернёный порох горит быстрее, вам не понадобится такая же длина ствола, чтобы получить тот же эффект.

— Вы правы. — Глаза Подводной Горы заблестели, когда он рассмотрел последствия. — Таким образом, мы могли бы укрепить толщину и, возможно, в конечном итоге сэкономили бы вес. И, — его глаза засветились ещё ярче, когда его сообразительный ум умчался вперёд, — более короткая пушка может перезаряжаться быстрее, так ведь?

— Да, может. — Мерлин кивнул, затем снова погладил свои усы. — На самом деле, у меня возникла другая мысль. Которая, вероятно, увеличит ваш темп огня ещё больше.

— Какого рода мысль? — Глаза Подводной Горы сузились в ястребином напряжении.

— Ну… — нахмурившись, медленно сказал Мерлин, поскольку он, очевидно, сам находился в замешательстве, — вы всегда заряжали каждый заряд, используя ковши с сыпучим порохом, ведь так?

Подводная Гора быстро кивнул с выражением вида «конечно-мы-так-делаем», и Мерлин пожал плечами.

— Тогда, — сказал он ещё раз, — предположим, что вы должны предварительно отмерить заряд для каждого выстрела? Вы могли бы зашить каждый заряд в тканевый мешочек, а затем вы могли бы просто класть этот мешочек в зарядную камору, всякий раз, когда заряжаете. И если полотно мешочка было бы достаточно неплотным, запал прожёг бы в ткани дыру и поджёг бы основной заряд.

— Лангхорн! — пробормотал Подводная Гора. Он на мгновение закрыл глаза, напряжённо думая, а затем стал кивать. Сначала медленно, затем быстрее и сильнее.

— Вы абсолютно правы! — сказал он, снова открывая глаза и всё ещё кивая. — Готов поспорить, мы могли бы, по крайней мере, удвоить — возможно, утроить — нашу скорость стрельбы, если бы мы сделали это! И… — его кивание резко прекратились. — Я не вижу никакой причины, по которой мы не могли бы сделать то же самое для нашей полевой артиллерии. Или даже… Лангхорн! Мы могли бы придумать способ для мушкетёров с этим вашим новым «кремнёвым замком», чтобы сделать то же самое вместо использования рогов для пороха!

Мерлин с явным изумлением моргнул. Честно говоря, он был немного удивлён. Он знал, что барон Подводной Горы обладал первоклассным интеллектом, но он был в восторге от того, насколько быстро военно-морской офицер разобрался с новыми возможностями. «Сейджин» надеялся, что введение базовых концепций приведёт к подобной синергии, но даже он не ожидал, что Подводная Гора поймёт и применит их так быстро.

«С другой стороны», — он напомнил себе — «одна из причин, по которой черисийцы настолько сильны в море, это то, что они изобрели концепцию профессионального флота. Все остальные всё ещё настаивают на том, чтобы держать офицеров армии — предпочтительно благороднорожденных, независимо от того, есть ли у них мозги — на борту корабля, чтобы командовать им в бою. Профессиональные матросы исключительно только направляют эту штуку туда, куда им говорят их «командующие» сухопутные крысы; кроме этого, они должны держать свои языки за зубами. Но не в Черис. Интересно, действительно ли барон Подводной Горы понимает, насколько большое преимущество имеет его народ?»

Профессиональный военно-морской офицер, о котором шла речь, повернулся, чтобы посмотреть на диаграммы, начерченные мелом на одной из стен его кабинета. Эта стена была полностью обшита панелями из сланца, превращая её в одну огромную грифельную доску, и когда они впервые вошли в офис, её покрывали полдюжины эскизов и кратких напоминаний самому себе. Но Подводная Гора нетерпеливо смахнул их и начал творить новые резкими, хрустящими штрихами своего мела, пока они говорили. Теперь он рассмотрел эти вновь созданные эскизы и заметки и медленно покачал головой.

— Некоторые из наших офицеров будут сопротивляться всему этому, знаете ли, сейджин, — сказал он.

— Почему вы сказали это?

— Сейджин Мерлин, — сказал Подводная Гора, с чем-то похожим на пойманное на полпути фырканье и хихиканье, — вы были очень тактичны сегодня днём. Я совершенно уверен, однако, что большинство моих собственных блестящих идей уже пришли вам на ум, прежде чем мы начали.

Мерлин почувствовал, как его лицо на мгновение смягчилось, выдавая его истинные чувства, и черисиец засмеялся.

— Это была не жалоба, — сказал он. — И, хотя у меня есть свои собственные подозрения относительно того, почему вы могли бы предоставить нам «разобраться во всём этом» самостоятельно, я также не буду беспокоиться об их подтверждении. Но когда вы берёте всё это вместе — новый порох, эти ваши «цапфы», новые пушечные лафеты, эту идею предварительно дозированных зарядов, более короткую длину ствола — они будут стоять на каждой устоявшейся в их головах идее о том, как вести морские сражения. У меня, конечно же, не было времени обдумать всё это, но одно очевидно: каждая военная галера во Флоте просто стала бесполезной.

— Я не знаю, пойду ли я так далеко, — осторожно сказал Мерлин, но барон Подводной Горы снова покачал головой, на этот раз твёрдо и решительно.

— Это не сработает с галерами, — сказал он, и его мел застучал по грифельной доске с резкостью обивочного молотка, когда он постучал по грубой схеме нового оружейного лафета на ней. — Нам придётся придумать что-то ещё, и целый новый набор тактик и тактических построений. В настоящий момент единственная реальная возможность, которую я вижу — это некоторое развитие галеона, хотя Лангхорн знает, что у нас не так уж их много чтобы играть с ними! Я подозреваю… — Он бросил на Мерлина ещё один острый взгляд. — …что вы и сэр Дастин собираетесь обсуждать это в ближайшее время. Но очевидно, что на галере просто нет места для размещения достаточного количества пушек, если только мы не сможем разработать и установить орудие, которые будет стрелять так быстро, как я думаю, что мы могли бы стрелять сейчас. Они должны быть установлены вдоль надводного борта корабля, а не только в носу и в корме, и вы не можете сделать это на галере. Гребцы будут мешать. И они не имеют грузоподъёмного потенциала для такой большой массы металла.

— Но, если не будет довольно сильного ветра, галера быстрее, чем парусник, а галеры почти всегда ещё и более манёвренны, — заметил Мерлин. — А все их гребцы — они больше морские пехотинцы, когда дело доходит до абордажных стычек.

— Не важно, — почти грубо сказал барон Подводной Горы. — Пока парусник имеет достаточно возможностей для того, чтобы держаться бортом к галере, ни одна галера не доживёт до абордажа. Во всяком случае, не с дюжиной тяжёлых орудий, стреляющих пушечными ядрами прямо в зубы галеры! И сражения между вооружёнными пушками кораблями также не будут решаться абордажем в большинстве случаев. Ох, — он помахал своей искалеченной рукой, — это, вероятно, будет случаться время от времени, так или иначе, но постоянно? — Он резко покачал головой. — Обычно дело будет решаться тем или иным способом до того, как кто-нибудь приблизится достаточно близко для абордажа.

Мерлин мгновение смотрел на него, а затем кивнул в знак согласия.

«Тем не менее», — подумал он, — «барон Подводной Горы может быть просто немного опережает себя. В эпоху парусов-и-пушек на Старой Земле было достаточно абордажных боевых действий. Хотя думает он в правильном направлении. И он прав — старомодные сухопутные-сражения-на-море вот-вот уйдут в прошлое».

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — сказал он вслух. — И вы правы. Я понял, что нам нужно будет придумать новую конструкцию для военных кораблей с новыми пушками ещё до того, как вы и я начали говорить. Это одна из причин, по которой я собирался предложить вам заседать с сэром Дастином и мной, когда мы приступим к обсуждению. У вас, несомненно, сложилось лучшее понимание того, каким вещам придётся измениться, чем у меня, и мы могли бы сделать это правильно с самого начала.

— Я, конечно, согласен с этим. — Барон Подводной Горы решительно кивнул. — И я предполагаю, сэр Дастин объяснит мне, почему я не могу построить корабль, который я действительно хотел бы. Просто размещение такого большого веса на его палубах должно создавать всевозможные проблемы. И даже после того, как он и я — и вы, конечно же, сейджин — придём к какому-либо компромиссному соглашению по этому поводу, нам так же нужно будет выяснить, как продать его остальным офицерам Его Величества.

— И, просто чтобы сделать вашу жизнь ещё более сложной, — сказал Мерлин с ухмылкой, — вам нужно будет выяснить, как убедить их, не давая понять Нарману и Гектору, что произойдёт.

— Ох, спасибо вам, сейджин Мерлин!

— Не стоит благодарности. Но сейчас, я думаю, пришло время для моего первого разговора с мастером Хоусмином и мастером Мичейлом. У нас есть довольно много вопросов для обсуждения, включая лучший способ сделать вашу новую пушку. Потом, примерно через три часа, я должен встретиться в первый раз с сэром Дастином, и у нас будет ещё несколько вещей для обсуждения, помимо вашего нового проекта боевого корабля. Поэтому, если позволите мне предложить, возможно, я должен покинуть вас, чтобы вы точно решили, какие компоненты вы хотите включить в его конструкцию, пока я пойду обсуждать остальные вещи с мастером Хоусмином, мастером Мичейлом, и с ним. Не могли бы вы присоединиться к нам в цитадели, примерно в четыре часа?

— Я буду там, — пообещал Подводная Гора, и снова обратил своё внимание на меловые диаграммы, когда Мерлин тихо покинул офис.

* * *

— Я понимаю, что вы имели в виду, сейджин Мерлин, — сказал Эдвирд Хоусмин, откидываясь от стола для переговоров и глядя на лежащие бок-о-бок карандашные наброски. — И я думаю, сэр Альфрид пускал слюни к тому времени, когда вы показали ему эти ваши «цапфы».

Он протянул руку и постучал по ближайшему из двух чертежей указательным пальцем. Тот иллюстрировал один из новых, модифицированных артиллерийских образцов, которые предлагал Мерлин. Было несколько различий между ним и стандартным типом, который в настоящее время устанавливался на галерах Королевского Черисийского Флота, но самым значительным было то, как сама пушка была смонтирована.

Используемая пушка была в основном просто огромным мушкетом — полая труба из металла, крепко прикреплённая к длинной, прямой, тяжёлой деревянной балке металлическими лентами. Когда орудие выстреливало, балка отскакивала через палубу, пока комбинация трения и толстого троса, удерживающего орудие у орудийного порта, через который оно стреляла, не останавливала его. Затем экипаж перезаряжал и тащил массивную балку обратно на место с помощью грубой силы.

Не было никакого способа поднять или опустить точку прицеливания, перетаскивание тяжеленной балки через палубу требовало большой мускульной силы (по крайней мере, если орудие было достаточно тяжёлым, чтобы нанести ущерб корпусу другого корабля) и даже хорошо подготовленный пушечный расчёт успевал готовить один выстрел примерно за каждые пять минут.

Но новый образец, который нарисовал Мерлин, имел нечто, называемое «цапфы», которые были не более чем цилиндрическими выступами, отлитыми на стволе под прямым углом к дулу пушки. Они были достаточно длинными и толстыми, чтобы поддерживать вес пушки, и они были установлены в вырезы в «пушечном лафете» — колёсном пушечном лафете — который располагался под образцом. — «Это была смехотворно простая концепция», — размышлял Хоусмин, — «но последствия были огромными». — Пушка качалась вверх и вниз на «цапфах», что означало, что она могла быть поднята или опущена с неправдоподобной лёгкостью. Колёса лафета (или «тележки», как его по какой-то причине настойчиво называл Мерлин), означали, что его можно было вернуть обратно в батарею гораздо быстрее… и менее многочисленным орудийным расчётом для данного веса оружия. И из-за всего этого и того факта, что эти образцы были намного короче и удобнее, скорость стрельбы должна была подняться чрезвычайно.

— Проблема, как я вижу, — продолжал владелец литейного завода, — состоит из двух частей. Во-первых, нам понадобится много этих ваших орудий. Не очень хорошо для нас иметь два или три корабля, вооружённых ими, если остальной флот не будет ими вооружён, и всё дело в том, чтобы установить на борту каждого корабля достаточное их количество, чтобы сделать вес корабельного залпа существенной. Это значит, что нам понадобится больше бронзы, чем когда-либо раньше, и кому-то придётся добыть и переплавить руду. Либо это, либо нам нужно будет выяснить, как сделать их из железа, а это гораздо более рискованное предприятие. Но, во-вторых, даже если мы получим в руки металл, только отливка и растачивание пушек потребует времени — много времени — и будет немного трудно скрыть это от кого-то, вроде глаз Гектора.

— Я согласен, что это приведёт к проблемам, Эдвирд, — сказал Мичейл, откидываясь назад в своём кресле и постукивая по передним зубам правым указательным пальцем. — Вообще-то, я не думаю, что они непреодолимы. Нет в том случае, если Его Величество готов вкладывать в проект достаточно золота.

— Делая это втайне? — Хоусмин покачал головой. — Здесь, на Хелен, у нас нет достаточной мощности даже для половины пушек, которые захочет сэр Альфрид, Рейян! Я знаю, что мы могли бы увеличить её, но нам понадобятся сотни рабочих, чтобы произвести столько новых орудий, сколько нам потребуется. И даже если бы у нас они были, я даже не знаю, есть ли здесь, в Королевской Гавани, достаточно места для тех заводов, которые нам понадобятся в долгосрочной перспективе.

— Согласен. — Мичейл кивнул. — С другой стороны, как насчёт Дельтака?

Хоусмин начал качать головой, затем остановился с подавленным выражением.

— Там ничего ещё нет, — сказал он через мгновение, и Мичейл пожал плечами.

— И что ты предлагаешь? — старик прекратил постукивать по своим зубам и ткнул указательным пальцем в зарисовки Мерлина. — Ты только что сказал, что нам, возможно, понадобится рассмотреть железные пушки. И что нам нужно будет расширить возможности здесь, на Хелен, считая, что для этого достаточно места, а это не так. Насколько сложнее было бы наращивать мощность с нуля где-то ещё? И ты наверняка, в первую очередь, планировал сделать именно это, когда купил там землю, ведь так?

— Ну, да, — медленно сказал Хоусмин, а затем взглянул на Мерлина. — Насколько свободно Его Величество намерен тратить на это усилия, сейджин Мерлин?

— Он мне этого не сказал, — ответил Мерлин. — Я не знаю, обсуждал ли он уже это с принцем Кайлебом, но возможно он это сделал. У меня сложилось впечатление, что он считает все эти проекты критическими, но казна совсем не бездонна. Могу ли я спросить, почему?

— Рейян только что напомнил мне о моих инвестициях неподалёку от Большого Тириена. Несколько лет назад я приобрёл довольно много земли у графа Высокого Камня. Это недалеко от Дельтака, прямо на реке, и Высокий Камень пытался привлечь кого-нибудь для разработки месторождений железа на другой стороне реки. — Владелец литейной пожал плечами. — Это отличное место, во многих отношениях, но в этом районе мало людей — нет рабочей силы для найма. И Дельтак — маленькая деревушка, ненамного больше, чем широкое, грязное пятно на дороге. У меня в том месте небольшое производство, но оно ещё не очень большое. Мне пришлось импортировать всю свою рабочую силу, и нам придётся начать практически с нуля, чтобы развивать его ещё больше.

— Но основное обстоятельство в том, что там не так много людей, которые могут работать для нас, с точки зрения секретности, — задумчиво сказал Мерлин.

— Это то, что имел в виду Рейян, — согласился Хоусмин. — Но в данный конкретный момент нет реальной причины или необходимости развивать производство дальше. — Он поморщился. — Торговля в целом падает, поскольку спор о преемственности Хант начал заставлять людей нервничать. У меня избыток неиспользуемых мощностей в моих литейных заводах Теллесберга.

— Это может измениться, даже без новой артиллерии, — сказал ему Мерлин. Хоусмин сел немного прямее в кресле, его брови выгнулись, и Мерлин хмыкнул.

— Я думаю, что Черис готовится вступить в период быстрого роста торговли, — сказал он. — На самом деле, мастер Мичейл, вы станете важной частью этого.

— Я, действительно? — Мичейл усмехнулся и скрестил свои ноги. — Я признаю, мне нравится, как это звучит, сейджин Мерлин. Я всегда был неравнодушным к этому приятному, музыкальному звону золотых монет, который они издают, падая в мой кошелёк.

— Есть пара новых машин, которые я надеюсь, вы представите нам, — сказал ему Мерлин. — Одна называется «ко́ттон-джин», а другая называется «прялка Дженни» …

— И что эти машины делают? — спросил Мичейл.

— Первая из них удаляет семена из хлопка-сырца и хлопкового шёлка, не требуя, чтобы люди выбирали их вручную. «Прялка Дженни» — это, в основном, вращающееся колесо с несколькими веретёнами, поэтому один человек может скручивать несколько нитей одновременно, — спокойно сказал Мерлин.

Скрещённые ноги Мичейла распрямились, и Мерлин улыбнулся, когда торговец наклонился вперёд в своём кресле, а его глаза внезапно стали внимательными.

— Вы можете отделить семена без применения ручного труда? — спросил черисиец, и Мерлин кивнул. — О какой мощности вы говорите? — надавил Мичейл. — И могла бы она отделять семена стального чертополоха?

— Я не знаю ответа ни на один из этих вопросов, — признался Мерлин. — Я никогда на самом деле не строил и не видел ни того, ни другого, коли на то пошло. Я знаю принципы, вокруг которых это работает, и на основе того, что я знаю, я не вижу причин, почему оно так же не должно работать со стальным чертополохом.

Мичейл поджал губы, его воображение заработало, и Мерлин подавил улыбку. Хлопковый шёлк был очень похож на земной хлопок, за исключением того, что из местного сэйфхолдийского растения производили ткань, которая была ещё светлее и прочнее хлопка и которая широко использовалась для одежды в таком климате, как в Черис. Она была дорогой, потому что удаление его семян было ещё труднее, чем удаление их из обычного хлопка, но сэйфхолдийские ткачи работали с ним с самого основания колонии.

С другой стороны, потенциал стального чертополоха, другого сэйфхолдийского растения, всегда вызывал соблазн и разочаровывал местных текстильных производителей почти в равной мере. Стальной чертополох был похож на ветвящийся бамбук, с такими же «сегментировано» выглядящими стволами, и рос он ещё быстрее, чем земное растение. Он также приносил семенные стручки, которые были заполнены очень тонкими и прочными волокнами, из которых можно было выткать ткань, даже более прочную, чем шёлк. На самом деле, более прочную, чем всё, что человечество на Старой Земле могло произвести до эры синтетических волокон.

К сожалению, стручки также содержали очень маленькие и очень колючие семена. Извлекать их вручную было кошмаром, а крошечные раны, наносимые колючками семян, имели неприятную привычку гноиться. Вот почему никто за пределами Харчонга и Деснейрийской Империи, которые практиковали то, что во всех отношениях было рабским трудом, никогда не мог произвести достаточного количества тканого стального чертополоха. Это также объясняло невероятную стоимость материала. Поэтому, если этот «ко́ттон-джин» мог удалить семена без необходимости в ручном труде…

— Принимая во внимание весь ваш опыт, — продолжил Мерлин, и Мичейл моргнул и снова сфокусировался на нём, — я уверен, что вы сможете разработать гораздо более эффективную его версию, чем могу я. И мне приходит в голову, что мастер Хоусмин мог бы стать отличным партнёром для вас. Вы двое уже привыкли работать вместе, а его литейные заводы уже используют много водяной энергии. Его главный механик, несомненно, мог бы придумать способ обеспечения энергией ко́ттон-джинов и прялок-дженни… и всё его оборудование уже было одобрено Церковью.

Мичейл и Хоусмин посмотрели друг на друга, их глаза ярко засверкали, и Мерлин улыбнулся.

— Пока вы об этом думаете, — добавил он, — почему вы вам двоим — и техникам мастера Хоусмина — не потратить некоторое время на размышления о том, как спроектировать механический ткацкий станок? Когда вы получите хлопкоочистительную машину и механическую прялку у вас будет столько пряжи, что она полезет у вас из ушей. Кроме того, Флоту понадобится гораздо больше парусины. И я полагаю, что механический ткацкий станок позволил бы вам изготовить полотно с более плотным переплетением, так ведь, мастер Мичейл?

— Лангхорн, — пробормотал Мичейл. — Он прав, Эдвирд. И если эта «прялка Дженни» работает так, как он, кажется, думает она должна, особенно если ты сможешь найти способ привести её в действие, мы также можем использовать её для шерсти и льна. — Он встряхнулся и оглянулся на Мерлина. — Неудивительно, что вы ожидаете подъёма в торговле, сейджин Мерлин!

— В судостроении тоже, — заверил их Мерлин. — Для военно-морского флота, конечно, но я подозреваю, что вы тоже увидите много нового в конструкции торгового корабля, как только сэр Дастин и я закончим обсуждение кое-чего, называемого «шхуна». У меня на самом деле есть личный опыт, и именно поэтому я уверен, что это создаст изрядную сенсацию, когда сэр Дастин — и вы, конечно же, мастер Хоусмин — выставите её на всеобщее обозрение. Может потребоваться несколько месяцев чтобы люди осознали её преимущества, но как только они это сделают, вы будете завалены заказами. Я подозреваю, что внезапное вливание капитала сделает разработку нового литейного завода в Дельтаке гораздо более выполнимым.

— И, если мы будем заняты, это также объяснит, почему мне внезапно нужно строить новые литейные производства, — сказал Хоусмин с энтузиазмом.

— И, — добавил Мичейл, — учитывая тот факт, что все эти новые идеи действительно исходят от вас, сейджин Мерлин, и от Его Величества, сам Бог велел, что это «внезапное вливание капитала» должно пойти на строительство Флота.

— Король рассматривает возможность создания учреждения под названием «патентное бюро», — сказал им Мерлин. — Это нечто, к чему нужно подойти осторожно, по многим причинам. Но если мы сможем организовать его, люди, которые придумают новые и лучшие способы делать что-то, смогут подать заявку на «патент» на их новые идеи. Это означает, что они будут владеть этой идеей и что никто другой — в Черис, по крайней мере — не сможет использовать её без их разрешения… и, как правило, уплаты скромного вознаграждения тому, кто её создал. На данный момент Его Величество планирует, чтобы каждый из вас подал заявку на патенты на новые идеи, которые вы представите в результате наших совещаний.

— Я такой же эгоист, как и любой другой человек, сейджин Мерлин, — сказал Хоусмин с выражением беспокойства, — но я чувствую себя некомфортно при мысли о — как вы назвали это? «патент»? — идее, которую вы предложили.

— Мастер Хоусмин, — сказал Мерлин с улыбкой, — я совершенно не понимаю, как превратить большинство этих идей в реальные устройства. Пушка, да. И новые конструкции такелажа, которые я буду обсуждать с сэром Дастином. Но литейные заводы, текстильные мануфактуры, инвестиционные механизмы — это по крайней мере так же чуждо мне, как и, возможно, всё, что могу знать я — для вас. От нас потребуется партнёрство, во всех смыслах этого слова, чтобы выполнить всю эту работу. Поэтому, моя мысль заключается в том, что самым простым решением для каждого из вас, как патриотичных черисийцев, было бы объявить, что вы передаёте половину любых патентных сборов, которые вы получаете, Короне. Что, в сочетании пошлинами, которые будут платить люди, покупающие ваши новые товары, довольно легко должно компенсировать убытки Королю.

— А что насчёт вас? — спросил Мичейл, и Мерлин пожал плечами.

— Говорят, что сейджину мало пользы от мирского богатства. Лично я всегда наслаждался несколькими незначительными предметами роскоши, но король Хааральд предоставляет мне довольно комфортабельные жилые помещения, и я полагаю, что он будет счастлив предоставить эти «незначительные предметы роскоши», если я попрошу его. Кроме того, что мне делать с деньгами, если бы у они меня были?

— Вы на самом деле это имеете в виду, не так ли? — сказал Хоусмин, и Мерлин кивнул.

— Конечно, же я это имею в виду, мастер Хоусмин. Кроме того, я буду слишком занят в течение следующих нескольких лет, чтобы беспокоиться о том, чтобы тратить деньги на что-нибудь.

— По-видимому, сейджин даже больше отличается от других людей, чем я когда-либо слышал, — сказал Мичейл с лёгкой улыбкой. Затем улыбка исчезла, и он торжественно кивнул Мерлину. — Тем не менее, сейджин Мерлин, что бы ни случилось, Эдвирд и я — и вся Черис — будем вам обязаны гораздо больше, чем мы могли бы заплатить с помощью простых денег. Большая часть Черис этого не узнает, но мы будем. Что касается меня, и, так же, я уверен, и Эдвирда, если мы когда-нибудь можем как-то помочь вам, золотом или сталью, вам нужно только дать знать.

Хоусмин твёрдо кивнул

— Я благодарен вам за это — вам обоим, — сказал Мерлин, искренне говоря каждое слово. — Но сейчас, я боюсь, что мне пора встретиться с сэром Дастином. Принц Кайлеб, барон Подводной Горы и граф Острова Замка́ собираются присоединиться к нам в течение примерно часа. Если бы я мог обременить вас, мастер Хоусмин, я был бы очень признателен, если бы вы тогда тоже присоединились к нам. Там есть один момент, в частности, где мне понадобится ваше участие.

— Да ну? — Хоусмин взглянул на него на мгновение, затем внезапно фыркнул. — Позвольте мне угадать. Это связано с сумасшедшей идеей Дастина о том, чтобы покрыть днища всех кораблей флота медью?

— Я бы не назвал это «сумасшедшей идеей», — ответил Мерлин с улыбкой, — но это то, что я хотел бы обсудить.

— Это будет стоить целое состояние, — возразил Хоусмин.

— Это будет дорого, правда, — согласился Мерлин. — Но сэр Дастин подходит здесь к чему-то очень важному, мастер Хоусмин. Мало того, что обшивка кораблей медью ниже ватерлинии защитит их от бурильщиков, но это значительно сократит обрастание днища ракушками и водорослями. Это означает, что корабли будут быстрее, более манёвренными, и, наконец, намного долговечнее.

Хоусмин продолжал выглядеть сомневающимся, и Мерлин поднял голову.

— Если говорить о том, как всё происходит сейчас, — сказал он, — то, к тому времени, когда галера пробыла в воде в течение месяца, её корпус уже достаточно оброс, чтобы значительно снизить скорость и заставить её гребцов работать намного, намного тяжелее. Это означает, что истощение начинается быстрее, а манёвренность падает неуклонно. Сейчас мы говорим о кораблях с парусным вооружением, а не о галерах, но те же соображения применимы и к ним.

— Хорошо, — сказал Хоусмин немного неохотно, и Мичейл захрюкал от смеха. Хоусмин посмотрел на него, и Мичейл покачал головой.

— Признай это, Эдвирд! Твоя настоящая проблема в том, что, во-первых, ты не подумал об этом, вместо Дастина, а, во-вторых, ты не смог найти способ сделать это так, чтобы медь не отваливалась прочь!

— Бред какой-то! — ответил Хоусмин. Возражение получилось немного раздражённым, подумал Мерлин и быстро заговорил.

— Думаю, я знаю, как решить проблему её сохранности на кораблях, — сказал он. Он не собирался ввязываться в объяснение таких терминов, как «электролитические растворы» и «гальваническое воздействие» между медью и железными гвоздями, которые использовал Хоусмин, чтобы прикреплять её. Или в этом не было бы необходимости, как только он продемонстрировал бы, как этого избежать. Конечно, возня с таким количеством медных креплений, чтобы избежать электролитической коррозии разнородных металлов, будут проблемой сама по себе, но это всё равно будет проще, чем пытаться объяснить концепцию «анодов».

— Вы знаете? — Хоусмин отвлечённо посмотрел на него, и Мерлин кивнул.

— Да, но выработка такого количества листовой меди, не говоря уже о тех креплениях, которые нам понадобятся, потребует ещё больше ваших литейных мощностей. Поэтому я был бы признателен, если бы к тому времени, вы и мастер Мичейл могли бы немного подумать о возможностях развития Дельтака. Мне кажется, что вы можете подумать о том, чтобы превратить его не просто в новый литейный завод, но в верфь. Мы хотели бы удержать кого-либо другого от понимания, что мы покрываем медью наши корпуса. Вероятно, в конце концов это произойдёт, но чем дольше мы сможем этого избежать, тем лучше. И, во всяком случае, если вы собираетесь построить литейный завод и верфь, вы можете, так же, подумать вдобавок о текстильной мануфактуре, если у вас там достаточно водяной мощности, доступной от реки, которую вы упомянули.

Два черисийца кивнули, и Мерлин, отодвинув стул назад, встал и слегка поклонился им. Затем он быстро вышел из комнаты.

Хоусмин и Мичейл склонили свои головы ближе друг к другу раньше, чем он успел пройти через дверь.  

Октябрь, 890-й год Божий

I Дворец князя Гектора, Менчир, Корисанд

— Мой князь.

Оскар Малвейн опустился на одно колено, когда князь Гектор Корисандийский вошёл в небольшую совещательную комнату и прошёл к изящному резному креслу во главе стола. Филип Азгуд, граф Корис, проследовав за князем, сел по левую руку от Гектора. Ни один из них ничего не сказал в течение нескольких секунд, и Малвейн напомнил себе, что вытирать пот со лба может быть… немного неразумно.

— Ты можешь встать, — сказал Гектор через мгновение мелодичном тенором, который всегда казался немного странным, исходя от одного из самых хладнокровных политических калькуляторов на лице этой планеты.

Малвейн повиновался, поднявшись и сцепив руки за спиной, когда он встретил глаза правителя, на службе которого он шпионил почти двадцать лет.

За эти два десятилетия Гектор не сильно изменился. Тёмно-коричневые волосы были слегка покрыты изморозью с серебром на висках. Ещё было несколько морщин в уголках глаз и несколько белых прядей в аккуратно подстриженной бороде. Но он всё ещё был высоким, стройным и широкоплечим, и, в отличие от большинства правителей, он продолжал регулярно тренироваться со своим придворным мастером фехтования.

Рядом с ним Корис казался каким-то размытым, поблёкшим. В отличие от своего князя, граф был светловолосым, и, если он и был почти таким же высоким, как Гектор, ему не хватало ширины плеч и мускулатуры князя. — «В глазах тоже было что-то», — подумал Малвейн, не в первый раз. Они были не слабее чем у Гектора, но они были глазами человека, который знал, что он всегда будет чьим-то слугой.

Которым, конечно, он и был.

— Итак, мастер Малвейн, — сказал князь после нескольких новых мгновений тишины, — Что пошло не так?

— Мой князь, — ответил Малвейн, — я не знаю.

Он вовсе не был счастлив от того, что сделал такое признание, но гораздо лучше было быть честным и избегать оправданий.

— Похоже, это не очень хорошо говорит о ваших источниках, мастер Малвейн, — заметил Корис с тонкой улыбкой. Тот факт, что даже рябь досады не пересекла лицо Гектора, когда граф встрял в разговор, сказал Малвейну довольно много.

— Возможно, нет, милорд, — ответил он. — Но, хотя я и не оправдываюсь, я сказал бы, если позволите, что мы были не единственными людьми, которых преследовали люди Волны Грома.

— Простите меня, если я кажусь непонятливым, но это звучит так, как будто вы оправдываетесь, — заметил Корис.

— Не совсем, милорд. — Малвейн был немного удивлён, что его собственный голос звучал также спокойно, как он рассчитывал. — Я хотел сказать, что либо Волна Грома знал намного больше, чем кто-либо думал, что он знал очень долгое время, и, в связи с этим, решил не действовать, либо что-то совершенно новое было добавлено в кастрюлю в Черис. Если Волна Грома уже знал всё, на основании чего он потом действовал, то никаких оправданий быть не может. Если, однако, внезапно вмешался какой-то совершенно новый фактор, никто не мог предсказать его и заранее к нему подготовиться.

Корис поморщился и сделал отметающий жест рукой, но Гектор поднял голову и посмотрел на Малвейна чуть более заинтересованным взглядом.

—У нас есть только фрагментарный отчёт от мастера Мейсена, — сказал князь через мгновение. — Из того, что он смог сказать нам, очевидно, что что-то новое, конечно, было добавлено. Вопрос в том, что? И второй вопрос: отчего вы могли предположить, что что-нибудь из этого привело Волну Грома к вам?

— Мой князь, — сказал Малвейн, решив рассмотреть тот факт, что Гектор решил вступить в разговор лично, в качестве хорошего знака, — Я не знаю, что Жаспер, возможно, уже мог сообщить. К тому времени, когда лейтенант Мейтис и «Фрейнсин» достигли Теллесберга и я установил контакт с ним, мы с Жаспером были без связи в течение почти двух пятидневок. Было ясно, что агенты Волны Грома искали меня, и никто из нас не хотел, чтобы их охота за мной привела их к нему. Определённые… элементы ситуации стали очевидными только в последний день перед тем, как лейтенант Мейтис отплыл домой, однако, и Жаспер, возможно, мог быть не осведомлён о них, когда писал своё сообщение. Я, конечно, расскажу вам всё, что могу, но если позволите, я хотел бы сначала задать один вопрос.

Брови Кориса нахмурились, но Гектор только на мгновение задумчиво сжал губы, а затем кивнул.

— Спрашивай, — сказал он.

— Мой князь, — Малвейн собрал свои нервы в кулак, обеими руками, — вы знали, что герцог Тириен работал с князем Нарманом?

Несмотря на то, что он был официальным главой разведки Лиги Корисанда, граф Корис не смог скрыть, что он вздрогнул от удивления. Выражение Гектора нисколько не изменилось, но в глубине этих острых тёмных глаз было что-то. Тишина задержалась, наверное, секунд на десять, затем князь покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Меня никто не уведомлял об этом. Почему?

— Потому что согласно слухам, витавших в Теллесберге перед тем, как мы с лейтенантом Мейтисом отплыли, Тириен не только работал с князем Нарманом, но и фактически был ответственным за попытку убийства Кайлеба.

— Что? — Односложный вопрос прозвучал спокойно, почти непринуждённо, но в глазах Гектора вспыхнуло настоящее удивление.

— Конечно, у меня не было времени чтобы подтвердить эти истории каким-либо образом, даже если бы я всё же осмелился связаться с кем-либо из моих людей, — сказал Малвейн. — Тем не менее, я считаю, что они были правдой.

— Какие истории?

— По-видимому, мой князь, Тириен долгое время работал с Нарманом. Хотя человек Нармана, Лаханг, несомненно устроил данное покушение, предложение это, похоже, исходило от Тириена. Похоже, он видел это как первый шаг к помещению себя на трон Хааральда.

— И почему, — глаза Гектора сузились, а выражение стало напряжённым, — ты веришь, что эти… истории были достоверными?

— Потому что я уже знал более пятидневки, что Тириен умер, — просто сказал Малвейн.

— Тириен умер? — Вырвался вопрос у Кориса, который мгновенно извиняющееся взглянул на Гектора, но князь почти не заметил этого, так как он смотрел на Малвейна с видом самым близким к ужасу, который Малвейн когда-либо видел у него.

— Да, милорд. — Малвейн решил ответить Корису, но его глаза смотрели на Гектора. — Хоть это просочилось намного раньше. Как и факт, что он был вовлечён во что-то предательское, но Волна Грома и Хааральд были удивительно успешны в сокрытии большей части деталей, по-видимому, пока они завершали своё расследование. Пока после прихода «Фрейнсин» я не услышал первые слухи, что он не только мёртв, но и был убит самим графом Серой Гавани.

Челюсть Кориса отвисла, а Гектор упал обратно в своё кресло, положив руки на подлокотники.

— Также я уверен, что Жаспер включил в свой последний доклад вам, милорд, — продолжил Малвейн, — что данная попытка убить Кайлеба была расстроена вмешательством незнакомца, человека, называемого «Мерлин», который, по-видимому, утверждает, что он сейджин. У меня нет возможности судить, действительно ли он является им, но он, очевидно, опасный человек, умеющий обращаться с мечом. Один из убийц был захвачен живым — опять же, по слухам, из-за этого Мерлина. Согласно одному из моих контактов внутри Дворца, человек, которого они взяли, был немного больше, чем обычный солдат, и никто бы не подумал, что он имел бы доступ к любой действительно важной информации.

— К сожалению, для герцога Тириена он, по-видимому, знал больше, чем кто-либо полагал, что он должен знать. Во всяком случае, при допросе он сказал что-то, что заставило Волну Грома подозревать, что Тириен сам был связан с Нарманом каким-то образом. Серая Гавань не желал верить в такое вещи о своём зяте — не говоря уже о королевском кузене, — но доказательства, должно быть, были достаточно убедительными, какими бы они ни были, потому что Серая Гавань пошёл лично посмотреть в лицо Тириену. Согласно большинству версий этой истории, которые дошли до меня, он надеялся убедить Тириена отдаться на милость Хааральда, что предполагает, что чтобы они ни узнали, они не начали подозревать всего целиком.

— Никто из тех, с кем я разговаривал, не был точно уверен в том, что произошло той ночью, но Серая Гавань отправился в городской особняк Тириена в сопровождении своего личного гвардейца и этого самого Мерлина. Когда он поругался с Тириеном, начались схватка. Гвардеец Серой Гавани был убит, так же, как и по меньшей мере десять или пятнадцать человек Тириена — большинство из них, по-видимому, снова Мерлином — а сам Серая Гавань убил Тириена.

— Лангхорн, — пробормотал Корис, касаясь сердца, а потом губ.

— И ты веришь, что эти истории были достоверными? — напряжённо спросил Гектор.

— Мой князь, они должны ими быть, — просто сказал Малвейн. — Нет никаких сомнений в том, что Серая Гавань убил Тириена. Сам Дворец подтвердил это за день до того, как мы отплыли, а этот человек был кузеном короля Хааральда, четвёртым в очереди на трон. Если бы у Хааральда в мозгу были какие-то сомнения насчёт вины Тириена, Серая Гавань, по крайней мере, был бы освобождён от должности и заключён в тюрьму, пока расследовались факты. Ничего из этого не произошло, и этот так называемый сейджин продолжает оставаться почётным гостем в дворце Хааральда. Более того, он стал членом Королевской Гвардии и был назначен персональным телохранителем Кайлеба, несмотря на его участие во всём, что произошло.

Гектор медленно кивнул, очевидно тщательно обдумывая логику Малвейна. Затем он снова склонил голову в сторону.

— И ты на твой взгляд то, что случилось с Тириеном как-то объясняет, что случилось с тобой?

— Я не знаю, мой князь. С одной стороны, между Жаспером или мной и попыткой убийства не было никакой связи. С другой стороны, мы оба знали, что Лаханг был человеком Нармана в Теллесберге. Я бы сказал, что это вполне вероятно, что он, в свою очередь, знал, что я один из ваших агентов, и то, что он знал, могло быть передано Тириену или одному из его собственных старших агентов.

— Очевидно, что Серая Гавань должно быть что-то вытащил из Тириена до того, как герцог был убит. И я подозреваю, это было больше чем просто подтверждение его участия в попытке убийства. Лаханг был либо убит, либо арестован той же ночью. Никто не уверен, что случилось — он просто исчез. Сам я полагаю, что он был схвачен и допрошен, вероятно, довольно… сурово, в свете попытки убить Кайлеба.

— И из-за чего ты так полагаешь?

— Из-за способа, которым Волна Грома и его агенты разорили сеть Нармана в Черис после его исчезновения, мой князь. Были арестованы десятки его высокопоставленных лиц, в том числе несколько известных черисийских купцов и более чем несколько членов дворянства. Некоторые из них были казнены ещё до того, как я покинул Теллесберг, и было множество дополнительных арестов. Вы знаете репутацию Хааральда и Волны Грома. Они редко арестовывают кого-либо, если они не уверены полностью в своих доказательствах. Эти аресты — и, особенно, казни — кажутся мне ясным признаком того, что кто-то из сотрудников Нармана, который знал все важные подробности о своей сети, заговорил. Единственными двумя кандидатами, про которых я думаю, могут быть Тириен, насчёт которого я сомневаюсь, что он имел время раскрыть такую подробную информацию прежде чем он был убит, или сам Лаханг.

— И вы верите, кто-то из тех, кто заговорил, знал о вашей собственной деятельности? — спросил Гектор.

— Это единственное объяснение, которое я смог придумать, мой князь, — откровенно сказал Малвейн. — Насколько мне известно, у них нет никаких подозрений в отношении Жаспера. И, насколько я знаю, хотя они выдали ордера на мой собственный арест, они не арестовали ни один из источников и контактов, которые я культивировал. Полагаю, возможно, что они оставят эти контакты сами по себе, ожидая увидеть, кто меня заменит, но я считаю, более вероятно, что кто-то из организации Нармана, кто мог знать о моей деятельности, упомянул моё имя под допросом. Волна Грома знает достаточно, чтобы заподозрить меня, но я сомневаюсь, что он знает об остальной части нашей организации в Черис, или он бы предпринял действия против большего числа наших агентов, а не только меня одного.

— Понимаю. — Гектор откинулся на спинку кресла, его выражение стало задумчивым. Он сидел так по крайней мере три полных минуты, затем кивнул.

— Возможно, ты прав в своих предположениях, — сказал он наконец. — Также возможно, конечно, что ты ошибаешься. Однако нет необходимости действовать поспешно.

Он взял маленький серебряный колокольчик и потряс его. Его голос был чистым и нежным, и дверь в залу почти мгновенно открылась.

— Да, мой князь? — сказал капитан в мундире персональной охраны Гектора.

— Сопроводите этого человека обратно в его покои, капитан, — сказал князь. — Следите за тем, чтобы к нему относились хорошо и с уважением, и чтобы любые его разумные потребности и желания были удовлетворены. Это понятно?

— Да, мой князь.

— Хорошо. — Гектор снова посмотрел на Малвейна. — На данный момент я очень склонен поверить, что всё, что произошло — это не ваша вина, и что ваша служба была такой же лояльной и эффективной, как это всегда было доказано в прошлом. Однако, пока я не могу быть уверенным в этом, необходимо принять меры предосторожности.

— Конечно, мой князь.

— Хорошо, — снова сказал Гектор, и сделал небольшой колышущийся жест правой рукой. Капитан стражи почтительно поклонился Малвейну, придерживая дверь открытой для него, и Малвейн вышел из залы в коридор за ней с осторожным чувством оптимизма.

* * *

— Что ты думаешь? — спросил князь Гектор, глядя на графа Кориса, когда дверь за Малвейном и капитаном стражи закрылась.

— Я думаю, что у нас нет никакой независимой информации, чтобы подтвердить одну вещь, про которую он сказал, Сир, — ответил Корис через мгновение.

— Значит, ты думаешь, он лжёт?

— Я этого не говорил, Сир, — сказал граф с спокойной уверенностью в себе, скорее в противоречии с отношением, которое он обычно проецировал в присутствии Гектора, когда присутствовал кто-то ещё. — Я сказал, что у нас нет какого-либо независимого подтверждения, и мы не можем получить его. Возможно, он лжёт — представление о том, что его организация была разрушена каким-то видом случайных, ни кем не предвиденных обстоятельств, было бы одним из способов прикрыть его задницу, в конце концов — но я не знаю его. Я просто не готов автоматически предположить, что это не так. И даже если это так, из этого не обязательно следует, что его анализ того, что произошло, правильный.

— Я думаю, — сказал Гектор после долгого, задумчивого мгновения, — что я ему верю. Мы не выбрали дураков, чтобы отправить в Теллесберг, и только глупец закрутил бы такую историю, зная, что рано или поздно мы узнаем, что он солгал нам. И я подозреваю, что его теория о том, что произошло, также в основном точна.

Князь толкнул назад своё кресло, встал и перешёл к окну залы. Это было широкое окно, заложенное в толстую стену из теплоотводящего камня, и оно было также открыто для любого вздоха ветра, поскольку столица Корисанда, находящаяся в Менчире, была даже ближе к экватору, чем Теллесберг, а полуденное солнце было жарким и стоящим высоко над головой. Он опёрся на подоконник, глядя на блестящие тропические цветы его дворцовых садов, слушая случайное чириканье птичьего пения, издаваемое стайками певчих птиц, которые содержались в птичнике дворца.

— Нарман — дурак, — тихо сказал он, с бесстрастием, которое могло бы обмануть большинство людей, но не обмануло Филипа Азгуда. — Лангхорн знает, что Томас не гений, но он хорошо знает, что такое ссориться со мной, и он, также, не полный идиот. Нарман, с другой стороны, может выдать очень убедительное подражание ему. Мы всегда это знали. Но он работает с инструментами, которые имеет, и, честно говоря, я боюсь, я никогда не понимал, насколько большой он глупец.

— Мы уже знали, что его люди были вовлечены в попытку убийства, Сир, — заметил Корис, и Гектор кивнул, не отводя взгляда от садов за окном.

— Соглашусь. Но позволить втянуть себя в ситуацию с Тириеном было невероятно глупо. В конце концов, один из них должен был предать другого, а позволить себе быть вовлечённым в попытку покушения на Кайлеба…!

Князь наконец повернулся лицом к Корису, покачав головой, его квадратная челюсть сжалась от гнева.

— Если бы покушение было успешным, это только означало бы, что Тириен предал его ещё раньше. Конечно, даже он должен был понять это!

— Я согласен, что Нарман не особенно смышлёный, Сир. В то же время он проявил определённую беспощадность в отношении утилизации инструментов, которые становятся долговыми обязательствами. Я не буду удивлён, обнаружив, что он поставил кого-то с ножом рядом с Тириеном в качестве страховки.

— Возможно ты прав. — Голос Гектора прозвучал так, словно он против своей воли упустил значительную возможность, но потом он пожал плечами и сердито покачал головой.

— Даже если предположить, однако, что ты прав, любая страховка, которую он имел, похоже не сработала, согласись? И это будет видно из того, что Малвейн хочет сказать, что Хааральд реагирует намного сильнее, чем я должен был предполагать. Это идиотское покушение должно быть стоило Нарману большей части десяти лет построения его собственной сети в Черис! Не говоря уже о том, как это скажется на наших собственных усилиях! И я боюсь, что возможность, о которой упомянул Малвейн — о том, что они знают личности по крайней мере некоторых его агентов и Волна Грома просто решил оставить их на месте и следить за ними теперь, когда их начальник должен был бежать, спасая свою жизнь — также должна быть очень серьёзно обдумана.

Он на секунду снова посмотрел в окно, затем вернулся обратно к своему креслу и снова сел.

— И, — продолжил он более мрачно, — если Хааральд захочет рассмотреть это прямое нападение на монархию как военный акт, он может не остановиться на шпионах Нармана.

— Вы действительно думаете, что это возможно, Сир?

— Я не знаю. — Гектор пробарабанил пальцами одной рукой по столу. — Все знают, как он до безумия любит Кайлеба и других своих детей. Из того, что он уже сделал очевидно, что он не воспринимает это маленькое дело несерьёзно. А если у него есть достаточно убедительные доказательства, и, если он решит рассматривать это как акт войны, Нарман может внезапно обнаружить, что черисийский флот плывёт в Эрейсторскую Бухту. И в этот момент нам придётся решить, поддерживать ли этого идиота — который, кстати, также свяжет нас с этой попыткой покушения, по крайней мере постфактум — или увидеть, как основной компонент нашего генерального плана уходит у нас из-под носа.

Корис с глубокомысленным видом обдумал слова князя, прикрыв глаза.

— Я думаю, Сир, — сказал он наконец, — что, если бы Хааральд был склонен предпринять прямые военные действия, он бы уже предпринял их. У Черис есть достаточно галер в постоянном строю, чтобы уничтожить весь флот Нармана за один день, без нашей поддержки, и Хааральд не дал бы ему времени даже попытаться активировать свои союзы с нами.

— Возможно, он хотел бы, а, возможно, и нет, — сказал Гектор. — Хааральд должен быть немного осторожен, ты знаешь. Он не особенно популярен в Зионе или Храме, и он это знает. Кроме того, все знают, что Нарман — и я, конечно же — поддержал Мантейла против Брейгата в Ханте. Есть люди в Храме, такие как Клинтан, и остальные из «Группы Четырёх», которые могут предпочесть интерпретировать любые действия, которые он принимает против Нармана, как месть за это. Поэтому вряд ли он начнёт быстрые атаки без предварительного доказывания с очень убедительными свидетельствами того, что он полностью прав.

Корис кивнул.

— Вы вполне можете быть правы насчёт этого, Сир. Если так, то как мы поступим?

— Мы заявим о нашей невиновности, если он попытается связать нас с атакой Нармана. — Гектор слегка улыбнулся. — И мы действительно будем говорить правду для разнообразия. Это должен быть новый опыт. И я думаю, мы должны пригласить некоторых из наиболее важных наших аристократов на личную встречу… не упоминая об этом Нарману. Мне нужно быть уверенным, что они понимают, что мы делаем — или так много, как им нужно знать, во всяком случае. И я хочу увидеть Томаса здесь, где я могу посмотреть ему в глаза.

— Сир? — Брови Кориса изогнулись. — Вы считаете, что Томас думает о том, как бы лечь в постель с Нарманом?

— Нет, — медленно сказал Гектор. — Не то, чтобы. Но я не был бы удивлён, если Нарман не попытается его убедить. Это было бы похоже на Нармана: попытаться ослабить мою власть здесь, в Лиге, чтобы увеличить свою собственную силу на переговорах. Я не думаю, что Томас достаточно глуп, чтобы купиться на это, но я должен быть уверен.

— А если Нарман узнает, что вы двое встретились наедине, Сир? И что он не был приглашён направить представителя на любые ваши собрания?

— Это может быть неплохо, если бы он это сделал. — Гектор холодно улыбнулся, его глаза были мрачными. — Во-первых, Томас является одним из самых высокопоставленных дворян в Лиге, а Изумруд не является даже членом Лиги. Нарман не имеет права сидеть за нашим столом, если мы не пригласим его присоединиться к нам. И, во-вторых, мне бы доставило удовольствие заставить этого дурака немного вспотеть. Кроме того, — фыркнул Гектор, — учитывая его участие в заговоре об убийстве, едва ли он может надеяться сменить сторону и предать нас Хааральду, даже если мы раним его чувства, верно?

— Полагаю, нет, — согласился Корис, тоже тонко улыбнувшись.

— Тем временем мы должны, вероятно, решить, какие шаги мы можем предпринять, чтобы усилить давление на Черис, в то время как Хааральд всё ещё отвлекается своей сосредоточенностью на Изумруде. И, конечно же, — добавил князь горько, — чтобы сохранить себя занятыми, пока мы оправимся от урона, нанесённого маленьким фиаско Нармана нашей собственной организации в Теллесберге.

— Какие шаги вы имели в виду, Сир?

— Я не думаю, что у нас есть все возможности для прямого действия, — признал Гектор, — и даже если бы мы их имели, я мог бы избегать их до сих пор. В конце концов, это было представление Нармана о «прямом действии», которое создало этот беспорядок в первую очередь! Но мне приходит в голову, что одна вещь, которую нам определённо нужно сделать — это немедленно расширить наши усилия по оказанию влияния на Совет Викариев.

— Рискованно, Сир, — заметил Корис. Глаза Гектора вспыхнули, но он принял предостережение графа гораздо более спокойно, чем могли бы ожидать большинство его придворных.

— Я знаю, что это так, — согласился он через секунду или две. — Но, я думаю, рискованнее для Хааральда, чем для нас. У него есть этот его треклятый Колледж, висящий на его шее. С небольшой удачей мы можем убедить «Группу Четырёх» превратить его в удавку палача.

Корис кивнул, но жест выразил больше одобрения, чем согласия, и Гектор знал почему. Корисанд был ещё дальше от Храма, чем Черис, и те же автоматические подозрения, которые возникали к Черис в глазах Церкви, также относились к Корисанду. Но Гектор очень старался не делать ничего, что поощряло бы эти подозрения, в то время как поддержка Хааральдом «Королевского Колледжа» его отца и социальной политики, приведённой в движение его прадедом, делала обратное. И Гектор и Нарман на двоих разбросали гораздо больше золота вокруг гораздо большого количества рук в Храме, чем Хааральд. Тем не менее, Корис всегда был более амбивалентен, чем его князь в том, чтобы играть на карте Храма.

— Что вы думаете об этом «Мерлине» Малвейна, Сир? — спросил граф, и Гектор слегка улыбнулся тактичной смене темы.

— На данный момент, не много, — сказал он. — Я не сомневаюсь, что этот парень действительно хорош с мечом, но из того, что произошло с организацией Нармана в Черис, кажется довольно очевидным, что ему не нужно было быть гением — или «сейджином», предполагая, что они на самом деле существуют где-то, кроме старых легенд — чтобы проникнуть в неё. Это похоже на то, что он споткнулся обо что-то, что раскрыло покушение на Кайлеба, и он, возможно, «едет» на этом с тех пор, как это случилось.

— Значит, вы думаете, авантюрист, Сир?

— Я думаю, это наиболее вероятное объяснение, — согласился Гектор. — В то же время, — нехотя продолжил он, — Хааральд, в отличие от Нармана, не дурак. Учитывая тот факт, что человек явно спас, или помог спасти, жизнь его сына, я ожидал бы, что такой человек, как Хааральд, отнесётся к парню как к почётному гостю. Вероятно, он найдёт для него довольно удобное местечко при дворе на весь остаток его жизни, и если уж на то пошло, то эта должность «личного телохранителя» звучит именно так. Но если этот Мерлин войдёт во внутренний круг советников Хааральда, тогда у меня возникнет соблазн поверить, что он нечто большее, чем просто авантюрист.

— Должны ли мы предпринять шаги, чтобы… устранить его, Сир?

— После того, как Нарман напортачил с покушением на Кайлеба? — Гектор покачал головой с жёстким, резким приступом хохота. — Последнее, что нам нужно, это наши люди — если мы, конечно, всё ещё будем иметь в Теллесберге людей — втянутые во второе убийство! Если бы это сработало, Хааральд, вероятно, подозревал бы Нармана, но мы только что получили убедительное доказательство того, что заказные убийства не всегда срабатывают так, как планировалось, верно?

— Полагаю, получили, Сир, — согласился Корис с ещё одной тонкой улыбкой.

— Нет, — сказал Гектор. — Я думаю, мы подождём некоторое время, прежде чем мы примем решение о том, что хороший сейджин будет ликвидирован. Если он не начнёт представлять из себя серьёзную угрозу, у нас есть намного лучшие цели, чтобы расходовать наши усилия. 

II Шхуна «Рассвет», У острова Хелен

— Итак, капитан Ровин? Что вы думаете сейчас?

Мерлин должен был кричать, чтобы быть услышанным сквозь порывистый шум ветра и воды. Чайки и морские виверны кружились в бурлящих облаках белых перьев и блестящей, многоцветной шкуры под ярким весенним солнцем. Они плавали и ныряли около пятидесятифутовой двухмачтовой шхуны «Рассвет», которая неслась через блестящую голубую воду Бухты Южный Хауэлл во вспышках рассеянных радужных брызг, оставляя прямой белый след позади себя.

«Рассвет» был первой шхуной, когда-либо виденной на Сэйфхолде. Сэр Дастин Оливир был официальным конструктором парусного вооружения, и официально Мерлин был просто пассажиром на борту. Но Хорас Ровин, шкипер личной яхты Оливира, «Аньет», был одним из маленькой, но неуклонно растущей горстки людей, которым нужно было рассказывать хотя бы часть правды о внезапном потоке новых нововведений. Ровин знал, кто действительно придумал новую схему парусного вооружения переделанного каботажного судна, и, несмотря на свою веру в своего патрона, он откровенно скептически относился к утверждениям Мерлина.

Что явно менялось.

Капитан — коренастый, лысеющий человек с полоской седых волос вокруг голого, загорелого скальпа и впечатляюще выветренном лицом — стоял на коротких, тесных шканцах шхуны, и смотрел с чем-то очень похожим на недоверие на вымпел на топе мачты, показывающий направление ветра.

«Рассвет» шёл в крутом бейдевинде левым галсом. Само по себе это не было чем-то особенным, но, жёстко наклонившись к правому борту под нажимом его нового, белоснежного паруса, он делал это лучше, чем кто-либо ещё когда-нибудь мечтал.

Даже лучшие схемы прямого парусного вооружения уже придуманные на Сэйфхолде, были чуть более способными держаться круче к ветру, чем корабли Колумба в 1492 году, и их версия «крутого бейдевинда» сильно отличалась от демонстрируемого «Рассветом». Галеоны, которые плавали по морям Сэйфхолда, могли держать курс не ближе семидесяти градусов непосредственно к ветру, что Нимуэ Албан могла бы назвать чуть лучше, чем крутой бейдевинд, даже в идеальных условиях. На самом деле, более реалистичная цифра была бы ближе к восьмидесяти градусам, и большинство сэйфхолдийских шкиперов могли бы согласиться на это без сожалений.

В то же время «Рассвет» плыл всего лишь под пятидесятью градусами к истинному ветру. Даже это было далеко не эффектное зрелище по стандартам парусных яхт, которые Нимуэ знала по солёной воде Старой Земли, но «Рассвет» был переделан из типичного каботажника Бухты Хауэлл. Он был относительно мелкосидящим и ширококорпусным, без плавникового или шверт-киля как у одной из этих яхт. Мерлин и сэр Дастин добавили шверцы, чтобы придать ему лучшую гидродинамику, но это была неудобная, кустарная доработка, а сама шхуна была по своей природе менее способной держаться круче к ветру, чем шлюпы или ялы, на которых Нимуэ когда-то плавала для отдыха.

Однако, несмотря то, что Нимуэ Албан, возможно, могла быть разочарована ходовыми качествами «Рассвета» в те давние дни на Северном море Старой Земли, Мерлин был в восторге, а Ровин был однозначно поражён. Ни один корабль, который он когда-либо видел, не мог сравниться с этим по ходовым качествам, и, если двадцать или тридцать градусов, возможно, могли звучать не так уж хорошо для сухопутного жителя, это значило очень много для опытного моряка.

Единственный способ, с помощью которого парусный корабль мог двигаться против ветра, состоял в том, чтобы лавировать, идти как можно более крутым бейдевиндом и поворачивать взад и вперёд через ветер. В лучшие времена это было медленным, трудоёмким, ужасно неэффективным делом по сравнению с плаванием по ветру или в полветра, или тем, что могло бы достичь моторное судно. Или, если на то пошло, галера… пока сохранялась выносливость её гребцов.

Лавирование, которое, по сути, было задачей поворота корабля через ветер, было более эффективным способом передвижения чтобы добиться этого, но для этого требовалось, чтобы судно лавировало для того, чтобы поддерживать скорость движения вперёд — и управляемость рулём — достаточно долго, чтобы пройти через линию ветра. Учитывая, насколько типичный сэйфхолдийский барк должен был повернуться, чтобы развернуться через ветер, это было обычно… проблематичной задачей в лучшие времена. Гораздо чаще, особенно при умеренных или лёгких ветрах, барку нынешнего поколения приходилось вместо этого делать поворот фордевинд, поворачиваясь по ветру, вдаль от направления, куда он действительно хотел идти, через впечатляющую дугу длиной более двух сотен градусов, чтобы он мог обосноваться на своём новом курсе. В ходе этого процесса ему приходилось отказываться от душераздирающего количества тяжело достигнутого результата, поскольку ветер подталкивал его к подветренной стороне во время манёвра.

Было неудивительно, что лавирование было предпочтительной техникой, но даже там, барк должен был разворачиваться через полную смену курса на сто сорок градусов через ветер каждый раз, когда он лавировал. С другой стороны, полная смена курса «Рассвета» была бы чуть больше девяноста градусов. Это оставило ему гораздо более короткую «мёртвую зону» для пересечения, и его базовая оснастка была тем, что моряк назвал бы намного быстрым при повороте оверштаг, чем любой сэйфхолдийский барк. Что, в основном, просто означало, что он проходил его более быстро, и его паруса могли быть переброшены на новый галс намного быстрее.

Даже полностью игнорируя тот факт, что он мог быстрее перейти на новый галс, преимущество «Рассвета» в двадцать градусов над самым лучшим сэйфхолдийским барком, когда-либо построенным (а на самом деле оно было ближе к двадцати пяти градусам), означало, что для достижения точки в шестидесяти милях прямо против ветра от его стартовой позиции, при прочих равных условиях ему придётся проплыть в лучшем случае девяносто миль, в то время как барк должен будет проплыть сто восемьдесят. И это предполагало, что барк вообще сможет менять галсы, вместо того чтобы делать повороты фордевинд.

В отличие от до-метрической Старой Земли, морские и сухопутные мили на Сэйфхолде были одинаковой длины, а это означало, что, если бы «Рассвет» и барк оба перемещались со скоростью шести узлов, «Рассвет» пройдёт шестьдесят миль против ветра за пятнадцать часов, в то время как барку потребует тридцать. Во время рейса в несколько сотен или даже тысяч миль, это означало бы значительно более короткое общее время рейса. Это также означало, что барк никогда не сможет поймать маленькую шхуну в погоне против ветра, что было бы удобным страховым полисом против пиратов. Точно так же барк не смог бы ускользнуть против ветра от шхуны, что имело интересные последствия для вероятных военных кораблей… или пиратов.

Мерлину было очевидно, как — он был уверен — и Хорасу Ровину, что текущее парусное вооружение «Рассвета» было далеко от превосходно сбалансированного, и ему требовалось гораздо сильнее увалить под ветер, чтобы он мог держать свой нынешний курс. Но никто на Сэйфхолде не имел понятия о том, как делать правильные расчёты по водоизмещению и устойчивости, а ещё меньше, как рассчитать соответствующие площади парусов. У Мерлина был доступ к необходимым формулам, благодаря библиотечному компьютеру, спрятанному в пещере Нимуэ, но, несмотря на опыт яхтинга Нимуэ, у него был только самый ограниченный практический опыт в его применении. Более того, не было способа, чтобы он мог передать что-то подобное Оливиру или Ражиру Маклину, не поднимая всевозможных вопросов, на которые никто бы не смог ответить.

Но, несовершенное или нет, оно сделало своё дело, и конструктор с многолетним опытом Оливира должен был вскоре вывести практическое эмпирическое правило для разработки правильного набора парусов для новой оснастки.

«Что», — подумал Мерлин с улыбкой, — «только сделает преемников «Рассвета» ещё лучше».

Ровин всё ещё смотрел на топовый вымпел. Очевидно, он не слышал вопроса, который задал Мерлин, поэтому Мерлин стукнул его по плечу. Черисиец дёрнулся, а затем быстро повернул голову с вопросительным выражением на лице.

— Я спросил, что вы думаете сейчас? — повторил Мерлин громче, и Ровин усмехнулся.

— Я думаю, я хочу себе один такой, — наполовину крикнул он в ответ, — и так будет с каждым кто это увидит. Лангхорн! Просто посмотрите на это! А сокращение парусного вооружения станет ещё одним большим преимуществом для ваших прижимистых судовладельцев.

— Согласен. — Мерлин энергично кивнул. Любое судно с прямым парусным вооружением было задачей, требующей большой рабочей силы, а судно со шхуновым такелажем, такое как «Рассвет», требовало гораздо меньшего экипажа. С другой стороны, судно с прямым парусным вооружением могло иметь огромную площадь парусов, и поскольку каждый из его парусов, как правило, был меньше по сравнению с общим парусным вооружением, оно могло вынести больше повреждений, чем могли большинство судов со шхуновым такелажем.

— Сэр Дастин сказал мне, что хочет, чтобы «Аньет» тоже переоборудовали, — продолжил Ровин, скосив бровь на Мерлина, и Мерлин рассмеялся.

— «Рассвет» — это эксперимент, капитан. Теперь, когда сэр Дастин имеет к этому отношение, он готов сделать это правильно с «Аньет». А то, что он сам её сконструировал, должно дать ему гораздо лучшее представление как модифицировать её оснастку. И тогда, конечно, он будет приглашать потенциальных покупателей кораблей на борт для небольшого круиза за волноломом Теллесберга. Просто в виде чисто светского события, конечно.

— О, конечно! — Ровин согласилась с глухим булькающим смехом. — Он использовал этот корабль для «чисто светских событий» подобного этому с тех пор, как я стал у него его капитаном, но это…

Он протянул руку и почти благоговейно погладил поручень шканцев, снова взглянул на топовый вымпел и паруса, а затем покачал головой и оглянулся на Мерлина.

— Я думаю, было бы неплохо попробовать, как он управляется, лейтенант Атравес.

Технически это было заявлением, но на самом деле было просьбой, признанием того, что «Рассвет» действительно был кораблём Мерлина… и что Мерлин станет его настоящим наставником в течение следующих нескольких дней.

— Я думаю, что это превосходная идея, капитан. — согласился Мерлин, и спрятал ещё одну мысленную улыбку.

«Интересно, как отреагировал бы сэр Дастин, если бы он узнал истинную причину, по которой я выступал за косое парусное вооружение для нашего прототипа?»

Вопреки себе, он громко рассмеялся, и Ровин посмотрел на него с вопросительным выражением. Но Мерлин только покачал головой. Он был уверен в том, что, в конце концов, марсельная шхуна появится как альтернатива. С добавлением квадратных марселей на обеих мачтах и даже квадратного фока на фок-мачте это была, пожалуй, самая мощная двухмачтовая шхуна, когда-либо созданная. Она могла бы двигаться сильнее и быстрее на ветру, не жертвуя значительно мореходностью, что сделало бы её очень привлекательной для всех, кому требовались скоростные перевозки, хотя потребность в рабочей силе должна была вырасти. Но Мерлин совсем не собирался объяснять Ровину, как и сэру Дастину Оливиру, что парень, который несёт ответственность за то, что показал им этот чудесный новый рангоут и такелаж, полностью не имел понятия, как управлять барком.

«Вероятно, это не добавило бы им уверенности в моих «предложениях», — сардонически подумал Мерлин, затем мысленно встряхнулся и ухмыльнулся Ровину.

— Почему бы вам не перебраться сюда и не взять штурвал в руки на несколько минут, капитан Ровин? — предложил он. 

Ноябрь, 890-й год Божий 

I Жилище Архиепископа Эрайка, Город Зион

— Доброе утро, Эрайк.

Эрайк Диннис сел немного прямее в удобном кресле. Это было самое удобное кресло, какое только могло быть. Оно было настолько оббито мягкими подушками, что камердинер Динниса и Храмовый гвардеец вынуждены были помогать Эрайку подняться, когда он решал встать.

К несчастью, с ногой, сломанной в трёх местах, и плечом, сломанным как минимум в двух, не существовало такой вещи, как удобное место для сидения.

В данный момент это обстоятельство стояло на третьем или четвёртом месте среди всех его проблем, потому что он обнаружил перед собой человека в невзрачной оранжевой священнической шапочке викария.

— Доброе утро, Ваше Высокопреосвященство, — сказал он. — Прошу простить за мой вид. Я… не ожидал посетителей сегодня утром.

— Я знаю, — сказал викарий Замсин Трайнейр с мягкой улыбкой. — Я был тут неподалёку по другим делам, и подумал, что надо бы заглянуть и посмотреть, как вы поживаете.

Диннис кивнул с улыбкой, хотя он хорошо понимал, что Трайнейр только что намеренно его обманул. Канцлер Совета Викариев никогда не заглядывает «по-простому» к простому архиепископу. Особенно в это время года, когда визит требовал, чтобы Викарий, о котором шла речь, покинул мистически нагретые пределы своего роскошного личного жилища в самом Храме.

— Можно? — Трайнейр изящным жестом указал на другое кресло, стоящее в гостиной Динниса, отчего его сапфировое кольцо блеснуло в свете лампы, а архиепископ вздрогнул.

— Пожалуйста, садитесь, Ваше Высокопреосвященство! — сказал он поспешно. — И прошу простить, так же, мой недостаток манер. Я действительно не ожидал вас, и я боюсь, что знахари до сих пор предписывают мне маковый сок.

— Не беспокойтесь по этому поводу, — любезно сказал Трайнейр. — После такого падения как у вас, вам в самом деле повезло, что последствия не оказались ещё более тяжёлыми.

— Я ценю ваше понимание, Ваше Высокопреосвященство.

Диннис подождал, пока Трайнейр устроится в указанном кресле. Канцлер был выше, чем Диннис, стройнее, с угловатым лицом, глубокими, умными глазами и коротко остриженной бородкой. Он носил оранжевую рясу своего высокого ранга, отмеченную голубым пером сигила Ордена Чихиро, и подол его рясы выше икр был мокрым от подтаявшего снега.

— Могу я предложить Вам что-нибудь выпить, Ваше Высокопреосвященство? — спросил Диннис, когда канцлер уселся и протянул руки к огню, весело потрескивавшему в очаге.

— Немного горячего шоколада не помешает в такой день, как этот, — согласился Трайнейр и Диннис кивнул слуге, который тут же убежал выполнять поручение.

— Я, конечно, сам ещё не выходил, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Диннис, — но люди говорили мне, что погода в этом году необычайно суровая.

— Вам правильно сказали, Эрайк. — Трайнейр ухмыльнулся и покачал головой. — Снега выпало больше трёх футов, и это только ноябрь — ещё даже не зима! Я редко видел такие снегопады так рано в сезоне. И, — его выражение лица стало более серьёзным, — я боюсь, что это окажет предсказуемый эффект на работу семафора.

Диннис хмуро кивнул. Единственной огромной слабостью семафорной системы Церкви было ограничение по видимости. Темнота, снег, дождь, туман — что-то одно или всё сразу могло приостановить работу станции связи Матери-Церкви. Существовала система отправки сигналов в темноте, но она была не очень надёжна — более подвержена ошибкам в интерпретации сигнала на разных станциях — и более медленна, и до сих пор не справлялась с обычной низкой видимостью в зимнюю погоду.

— Так всегда происходит, не так ли, Ваше Высокопреосвященство? — сказал он, немного помедлив со смиренным видом.

— Да, это так. Те, кто населяет другие земли, ненавидят нас за наше высокое положение и редко думают о цене, которую мы платим каждую зиму здесь, в Зионе и Храме. Кроме того, — Трайнейр позволил себе смешок, который ударил по уху Динниса своей неестественностью, — вы сами были избавлены от этой специфической епитимьи последние несколько лет, разве нет?

— Я полагаю, что да. — Диннис ответил немного медленно, пока его затуманенный опиумом мозг лихорадочно разгонялся. — И, — признался он, усмехнувшись уже сам, — полагаю я должен признаться, что специально планировал свои пасторские визиты так, чтобы избежать зимы здесь, в Зионе, Ваше Высокопреосвященство.

— Я не удивлён, — сказал Трайнейр сухо, после чего фыркнул. — Любой, кроме деревенского идиота, спланировал бы путь также, если бы он имел такую возможность! Я бы точно.

— Ну, похоже, — Диннис показал левой рукой на гипс, который костоправ использовал, чтобы обездвижить его раздробленную правую ногу и перевязку, поддерживающую его правую руку, — что все те годы прошедших мимо епитимий настигли меня наконец.

Он смог сохранить почти нормальный тон в своём голосе, но это было трудно. Боль была достаточно сильная, но лекари уже предупредили его, что ему впредь нужна будет трость, а его правая нога уже никогда не будет такой, как раньше.

— О, я сомневаюсь в этом. — Трайнейр сказал это с такой уверенностью в голосе, что Диннис подумал, что викарий уже слышал некоторые из лекарских отчётов. — Никто из нас не совершенен, Эрайк, но я весьма сомневаюсь, что вы настолько несовершенны, чтобы наложить на вас настолько суровое наказание. Но, с другой стороны, — глаза канцлера прищурились, — это, возможно, может быть… неудачным, что вы пострадали от несчастного случая именно в это конкретное время.

— Ваше Высокопреосвященство? — Диннис почувствовал, как его глаза слегка сузились, так как понял, что Трайнейр наконец подошёл к истинной причине своего визита.

— Я уверен вы в курсе, что насчёт Черис были выражены некоторые… опасения, — сказал канцлер. Он смотрел Диннису прямо в глаза пока тот не кивнул.

— Да, Ваше Высокопреосвященство. Конечно, я передал эти опасения епископу-исполнителю Жеральду и отцу Пейтиру, и предполагал посвятить им немного своего внимания, когда я буду в Теллесберге. Теперь, однако…

Его левая рука опять указала на тяжёлый гипс, а его левое плечо дёрнулось.

— Конечно, я понимаю. — Трайнейр наклонился вперёд, чтобы слегка похлопать Динниса по его здоровому колену, а потом вновь выпрямился, потому что вернулся камердинер с изысканно глазурованной чашечкой тончайшего харчонгского фарфора, наполненной дымящимся горячим шоколадом.

Канцлер принял чашку со словами благодарности и смаковал её мелкими глотками, пока камердинер расставлял такой же кувшинчик с шоколадом и вторую чашку на маленьком столике между ним и Диннисом. Камердинер вопросительно приподнял бровь указывая на пустую чашку, но епископ медленно покачал головой. Камердинер поклонился в знак понимания и удалился так же тихо и незаметно, как и пришёл.

— Я понимаю — мы все понимаем — почему ваш обычный пасторский визит был отменён в этом году, — подытожил канцлер через секунду. — Это прискорбно, естественно, но учитывая характер и степень ваших повреждений, это было конечно же неизбежно.

— Я ценю ваше понимание, Ваше Высокопреосвященство. Было бы нечестным, однако, если бы я не сказал, что лучше бы я был прямо сейчас в Теллесберге, чем здесь.

Он махнул в сторону окна гостиной. Стекло было хорошо закреплено в раме и поэтому в уютной гостиной не было ледяных сквозняков, как во многих домах здесь, в Зионе, когда окна настолько промерзали, что не спасал даже огонь в камине. Он знал, что в других городах люди, не столь везучие как он, были вынуждены жаться к любым источникам тепла, которые они могли найти, а осень и зима также всегда провоцировали голод. Корабли всё ещё могли проходить через озеро Пэй, с продовольствием из огромных зернохранилищ и ферм в южной части Храмовых Земель, но в конце концов, этот маршрут тоже будет закрыт. Город станет полностью зависим только от собственных хранилищ и складов, и, хотя они были огромными, они всегда истощались до весны в городе такого размера. Когда же снег сойдёт, то неизбежно будут найдены мёртвые тела, потому что холод, голод и отсутствие крова всегда настигает наиболее уязвимых городских бедняков.

— И я, — пристально глядя сказал Трайнейр, — был бы менее честным, если бы тоже не сказал, что я предпочёл бы, чтобы в настоящий момент вы были там, а не здесь.

— Ваше Высокопреосвященство, простите меня, но я полагаю, что вы не просто так «забежали» проведать меня в это утро. Я глубоко польщён вашим визитом, конечно, но я не могу избавиться от подозрения, что у вашего визита есть более серьёзные причины, чем нынешняя погода.

— Я допускаю, что я действительно немного слукавил, — согласился Трайнейр с улыбкой. Он глотнул ещё горячего шоколада, помедлил, а затем опустил чашку. — У меня действительно есть другие дела в городе сегодня — это действительно так, Эрайк. Но вы правы. У меня есть определённая озабоченность, которую я хочу довести до вашего внимания.

— Конечно, Ваше Высокопреосвященство. Пожалуйста, скажите мне, чем я могу служить вам и Церкви.

Говоря это, Диннис услышал оттенки насторожённости в собственном голосе, но Трайнейр не обратил на них внимания. Не было сомнений, что канцлер привык к такой реакции. Как общеизвестный старший член викариев, известных (неофициально, конечно) также как «Группа Четырёх»[2], он был одним из самых влиятельных людей во всём Храме.

Всем было известно, что Великий Викарий Эрик XVII был возведён в великий викариат только потому, что Трайнейр был слишком занят, чтобы добиваться Престола Лангхорна для себя самого. Никаких других причин не было. Эрик XVII был немногим больше, чем номинальная фигура, полностью контролируемая Трайнейром и Великим Инквизитором, главенствующими членами «Группы Четырёх». Поговаривали — очень тихо, с тщательно скрываемой улыбкой — что Великий Викарий обычно демонстрировал свою независимость от указаний Трайнейра тем, что сам выбирал себе ботинки, которые будет носить.

— Никто не выражает недовольства тем, как вы справляетесь со своими обязанностями, Эрайк, — сказал Трайнейр обнадёживающим тоном. — Однако, как я уверен, вы знаете, многие члены Совета чувствуют себя всё более… беспокойно от того, что богатство и влияние Черис в последнее время растёт. Ходят упорные слухи, что в Королевстве занимаются запрещёнными техниками и знаниями. И есть такие же упорные слухи о том, что Хааральд и его министры преуспели в уклонении от уплаты десятины. Кроме этого, есть проблема в споре насчёт Ханта. И, конечно, всегда есть этот «Королевский Колледж» Хааральда.

Канцлер кивнул головой, его выражение было грустным, и Диннис украдкой сделал глубокий вдох.

— Ваше Высокопреосвященство, — начал он, — Я понимаю, что слухи и россказни, о которых Вы сейчас упомянули, должны быть взвешены и тщательно проанализированы. Однако я представил все отчёты епископа-исполнителя Жеральда и отца Пейтира Совету. И мои собственные наблюдения в прошлый пасторский визит были…

— Эрайк, — Трайнейр прервал его, подняв одну руку и покачав головой с лёгкой, немного натянутой улыбкой, и архиепископ остановился.

— Никто не обвиняет вас, или епископа-исполнителя Жеральда, в нарушении или невнимательности при исполнении ваших обязанностей. Я сам лично читал многие из ваших отчётов, но у меня есть также и другие источники информации. Я доверяю вашим умственным способностям и вашему вниманию к потребностям вашего архиепископства, и я верю, что ваши наблюдения раньше были в основном точными.

— Спасибо, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Диннис в тишине, поскольку Трайнейр остановился. — Я ценю это.

— Это не более, чем ваш долг, — заверил его Трайнейр. Но дальше канцлер продолжил уже серьёзно. — Однако отчёты, которые мы получили в последние месяцы, отличаются от тех, что были раньше. Такие же данные поступают и из многих других дополнительных источников, и слишком много из них повторяются и по форме, и по содержанию.

— Должно быть я что-то упустил в своей переписке за последние несколько пятидневок, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Диннис медленно и осторожно. — В этот период времени произошли какие-нибудь дополнительные изменения?

— В какой-то мере произошли, — подтвердил Трайнейр. Диннис сел прямее, морщась от боли, вызванной его необдуманным движением, и Трайнейр быстро кивнул. — Это больше вопрос объёма, чем изменений в содержании, Эрайк, — сказал он. — И, если честно, я думаю, что эта возможная полная сезонная потеря сигналов заставила всех нас в Храме уделять больше внимания прошлой переписке, чем мы могли бы сделать в противном случае. В конце концов, — грустно улыбнулся он, — не похоже на то, что есть достаточно много новой корреспонденции, чтобы отвлечь нас от наших обморожений!

Диннис послушно хмыкнул, но его глаза остались серьёзными, и Трайнейр пожал плечами.

— Я читал отчёты отца Пейтира обо всех этих новых «новшествах», исходящих от Черис, также как викарий Жаспер и несколько других членов Совета. Пока что отец Пейтир, похоже, ведёт себя в своей добросовестной и трудолюбивой манере, но викарий Жаспер не вполне доволен всеми его выводами.

Диннис почувствовал неподдельную тревогу. Он попытался чтобы это не отразилось на выражении его лица, но было очевидно, что полностью он в этом не преуспел, и он проклял одурманивающий эффект макового сока.

— Никто не утверждает, что мы имеем дело с действительным нарушением «Запретов», Эрайк, — сказал Трайнейр успокаивающе. Но любой обнадёживающий эффект был сразу стёрт его следующими словами. — Пока, как минимум. Однако, есть некоторая определённая озабоченность, до чего могут дойти черисийцы, если они продолжат двигаться в этом направлении.

— Ваше Высокопреосвященство, я уверяю вас, что как только я смогу передвигаться, я…

— Эрайк, Эрайк! — Трайнейр покачал головой. — Никто не ожидает от Вас, что вы вскочите с вашей больничной койки и побежите сломя голову в Черис в середине Хевенской зимы! Как я уже сказал, мы не видели доказательств, что «Запреты» уже были нарушены. Наши тревоги касаются будущего, и я уверен, вам нет необходимости отправляться сквозь снег, чтобы справиться с ними прямо сейчас. Мы хотели бы, чтобы вы запланировали ваш следующий пастырский визит, так рано в этом году, насколько это возможно, но никто не может отправить вас в ваше архиепископство раньше, чем весной растает лёд в Проливе Син-у.

— Спасибо, Ваше Высокопреосвященство. Я… ценю это, и, конечно, я отправлюсь в путь так скоро, как только будет возможно.

— Хорошо. В то же время, однако, вам нужно быть в курсе того, что думает Совет, — сказал Трайнейр более мрачно. — Как раз вчера вечером викарий Жаспeр, викарий Робейр, викарий Аллайн, и я обсуждали этот вопрос за маленьким неофициальным ужином.

Несмотря на то, что в гостиной было тепло, Диннис почувствовал, что его до мозга костей пробрало холодом. Жаспeр Клинтан был Великим Инквизитором, Робейр Дачарн был Главным Церковным Казначеем, Аллайн Мейгвайр был Капитан-Генералом Церкви, а сам Трайнейр был Канцлером Совета. То, что Трайнейр упомянул, как «маленький неформальный ужин», фактически было рабочим заседанием «Группы Четырёх». Всей «Группы Четырёх».

— Проблема, Эрайк, — сказал Трайнейр всё тем же мрачным тоном, — в том, что будет Хааральд Черисийский продолжать в том же духе, или нет, его королевство имеет все шансы стать серьёзной угрозой. Вне зависимости от того, что отец Пейтир может сообщать о текущих нововведениях, темпы изменений, которые они вводят, опасны. У нас есть много донесений — не все правда из независимых источников — что угроза, которую мы чувствуем в этом отношении, может быть ближе, чем мы изначально предполагали. Писание учит нас, что изменения порождают изменения, в конце концов, и что во времена перемен Матерь-Церковь должна проявлять наибольшую бдительность.

— Тем не менее, даже если оставить на секунду эту проблему в стороне, есть и другие вопросы, которые так же влияют на власть Церкви в светском мире. Я понимаю, что Мать-Церковь и мы, кто служит ей, должны быть выше проблем этого мира, но вы знаете так же хорошо, как и я, что иногда необходимо действовать решительно для того, чтобы Божья Церковь имела власть чтобы защищать души людей в дальнейшем.

— Черис стала очень богатой. Её корабли путешествуют слишком далеко, её идеи распространялись повсеместно. Другие страны быстро переймут черисийские новшества, если они будут обладать значительными преимуществами. Если это произойдёт, тогда наши заботы о возможной конечной точке, куда может привести вкус Черис к… к новым вещам, могут распространиться на другие страны. И мы не должны забывать о черисийской социальной придури. Которая, также распространяется на кораблях. Когда другие королевства увидят богатства, которые смогла получить Черис, будет странным на самом деле, если они не соблазнятся последовать по её пути развития. И, как очевидно из ваших собственных докладов, — Трайнейр посмотрел с грустью в глаза Диннису, — король Хааральд — упрямый человек, чему свидетельствует его настойчивость в назначении своего человека епископом Теллесберга. Король, чьё упрямство, я боюсь, заставляет его управлять собой и своим королевством полагаясь только на своё собственное суждение… даже если это суждение противоречит Матери-Церкви.

Тишина висела бесконечные секунды, прерываемая только завыванием ветра за окном и треском угля в очаге.

— Ваше Высокопреосвященство, — в конце концов сказал Диннис, — я благодарен Вам за то, что вы посвятили меня в вопросы, вызывающие беспокойство Совета. Я верю, что я понимаю причины этого, но я прошу вас и других викариев не спешить с приговором. Независимо от того, чем может быть Черис, это только простое королевство. Несмотря на размер его торгового и военно-морского флота, это по существу маленькая страна с маленьким населением. Несомненно любая угроза, которую она может представлять не столь насущна, чтобы мы не смогли с ней справиться, принимая своевременные меры.

— Я надеюсь и верю, что вы правы, Эрайк. — сказал Трайнейр, помедлив. — Но вспомните, архангел Паскуаль учит нас, что гниение может распространиться даже от крошечной раны, если она должным образом не очищена и не продезинфицирована. Не сила и размер Черис нас беспокоят. То, что может вырасти и распространиться из этого в будущем. И, будучи откровенным, с моей точки зрения, возможно, что фундаментальный… вызов черисийских социальных установок может объединиться с вызовом Сиддармарка.

Диннис начал было открывать рот, но тут же закрыл его. По крайней мере так показалось Трайнейру.

Последние пять десятилетий князья Церкви всё больше беспокоились о растущей силе республики Сиддармарк. Республика доминировала в восточной трети континента Хевен, и, хотя она была менее населена, чем империя Харчонг, её пехота была ужасающей силой на поле боя. И в отличии от харчонгских или деснейрийских, республиканские высшие должности были выборными, а не переходили по наследству.

Республика была отделена от Храмовых Земель так называемыми Пограничными Государствами, которые тянулись почти на двадцать пять сотен миль, от Пролива Син-у с севера до Доларского Залива на юге. С их южного конца Пограничные Государства создавали буфер почти три сотни миль поперёк, но вглубь на север, к северо-востоку от Горы Света, вдоль южного края Пролива Син-у, республиканские провинции Тарика и Исландия фактически делили общую границу с Храмовыми Землями.

И Республика Сиддамарк, в отличии от королевства Черис, имела население — и армию — чтобы создать подлинную угрозу безопасности Храмовых Земель.

Вероятность, что Республика будет безумна до такой степени, что на самом деле бросит вызов Матери-Церкви, была не очень велика, но она, также, и не была такой, чтобы вельможи Церкви были готовы её игнорировать. Это была единственная причина, по которой Трайнейр и его предшественники на посту Канцлера использовали в своей игре королевство Долар и Деснейрийскую Империю против Республики в последние 30 лет.

Но если бы богатство Черис и сила её флота вдруг нашли в себе возможность объединиться с пикинёрами Сиддамарка, уравновешенная напряжённость, установленная Церковью в Хевене, могла быть внезапно дестабилизирована. И если бы черисийская «социальная придурь» Трайнейра только задумалась об объединении с сиддамаркской версией того же самого, Церковь могла бы оказаться перед самой большой угрозой её первенству за всю свою историю.

— Ваше Высокопреосвященство, — сказал он, — я понимаю. Эти серьёзные вопросы действительно не подходят для открытой передачи через семафор, даже если погода позволяет это. Однако, я немедленно выдам новые инструкции епископу-исполнителю Жеральду и отправлю их курьером. Я сообщу ему о ваших опасениях и поручу ему быть особенно бдительным. И как только Пролив Син-у очистится весной, я лично отправлюсь в Теллесберг.

— Хорошо, Эрайк. Это хорошо. — сказал Трайнейр и улыбнувшись снова потянулся за чашкой с шоколадом.

II Теллесберг, Королевство Черис

— Остановись!

Мерлин немедленно отступил, опуская свой деревянный тренировочный меч, и вопросительно вскинул голову.

— Да, Ваше Высочество. Какие-то проблемы?

Кронпринц Кайлеб поднял левую руку с эфеса, потянулся и стащил свою фехтовальную маску. Его лицо было покрыто струйками пота, и дышал он более чем тяжело, смотря на «лейтенанта Атравеса».

— Ты, — пропыхтел он, — …не потеешь… достаточно.

Мерлин вежливо изогнул одну бровь. Это было довольно заметно, поскольку, в отличии от принца, он не носил ни маски, ни тренировочного доспеха.

— Пот, — сказал ему Кайлеб серьёзно, — это хорошо для тебя. Это открывает поры. Помогает избавится от ядов.

— Я ценю ваше беспокойство, Ваше Высочество. — Мерлин склонил голову в небольшом поклоне. — Но некоторые из нас проявляют достаточную заботу о том, что мы едим, поэтому мы не считаем необходимым потеть, чтобы избавится от ядов.

— О, да, — фыркнул Кайлеб. — Я заметил какой ты придирчивый едок! — Он встряхнул головой. — Ты вносишь свой вклад за столом, Мерлин!

— Пытаюсь, Ваше Высочество. Пытаюсь.

Кайлеб усмехнулся, и Мерлин улыбнулся несмотря на то, что наблюдение принца не было полностью смешным настолько, насколько об этом волновался Мерлин.

Тот факт, что ПИКА был разработан специально для того, чтобы позволить его пользователю наслаждаться вкусом еды и напитков, на самом деле позволял ему придерживаться собственного вкуса во время еды. К несчастью, способа… удаления отходов из ПИКА было более чем достаточно, чтобы сэйфхолдиец вопросительно приподнял брови, потому что пищеварительных процессов, в обычном понимании этого слова, у него не было. Механика была практически идентична, но после того, как его наниты собирали всё, что им нужно, Мерлин должен был самостоятельно осторожно опорожнить свои ночные горшки. Пожалуй, было удачей, что Сэйфхолд разработал внутридомовую сантехнику, по крайней мере, в королевских дворцах.

Была также и другая незначительная техническая трудность, в которую юмористическое замечание Кайлеба о потовыделении прямо-таки попало пальцем. ПИКА мог «потеть», но это точно не была та способность, которой многие их пользователи когда-либо пользовались, по вполне понятным причинам. Это значило, что генерация пота в подходящем количестве и месте требовала некоторых тонких настроек для встроенных программ Мерлина. И, как заметил Кайлеб, он всё ещё «потел» необычайно мало для человека из плоти и крови. К счастью, предположение, что он относится к сейджинам, и прилагающиеся к этому физические и ментальные тренировки, дали ему определённую степень защиты, даже в моменты подобные этому.

— Вообще-то, Ваше Высочество, — сказал он, — я не могу отделаться от чувства, что вы критикуете уровень моего потоотделения, чтобы отвлечь внимание от вашего.

— О, это удар ниже пояса, Мерлин! — Кайлеб засмеялся и покачал головой. — Удар ниже пояса, в самом деле!

— Со всем моим уважением, Ваше Высочество, — заметил Арнальд Фалкан, стоящий у одной из сторон тренировочной площадки. — Мерлин прав. Вы выглядите немного, ээээ, более влажным, чем он.

— Вероятно, потому что я не сейджин, как он. — подчеркнул Кайлеб. — Я не вижу, чтобы ты был готов стоять здесь и позволять ему унижать тебя, Арнальд.

— Потому что я достаточно удовлетворён техникой владения меча, которой я уже владею, Ваше Высочество, — весело ответил Фалкан, и на этот раз усмехнулись все трое.

— Это действительно немного унизительно, — сказал Кайлеб, оглядывая Мерлина с головы до ног. В отличии от защитного снаряжения принца, Мерлин оголялся до пояса, когда он наставлял Кайлеба в искусстве кэндо.

Он даже чувствовал небольшую вину насчёт этого. Кайлебу нужна была хоть какая-то защита от случайных суровых «касаний» Мерлина, которые он мог получить, в то время как принц до сих пор не смог нанести ни одного удара сквозь защиту Мерлина, потому что Мерлин не позволил ему это сделать. Это не было удивительным, хотя он подозревал, что природные способности Кайлеба значительно превосходили Нимуэ Албан из плоти-и-крови. Однако кронпринц был не против Нимуэ, он был против Мерлина Атравеса, нервные импульсы которого двигались в сто раз быстрее его собственных. Скорость реакции Мерлина была, в буквальном смысле, нечеловеческой, и он полностью использовал это преимущество при обучении Кайлеба.

Привести принца в замешательство было не так просто, что Кайлеб превосходно понимал. Кайлеб выразил интерес к стилю борьбы Мерлина почти в первый же день, после того, как Мерлин официально был назначен его телохранителем, и Мерлин был совсем не прочь поучить молодого человека технике, с которой на этой планете ещё ни один человек не был хорошо знаком.

Однако, согласившись обучать его, и достав для принца «запасную» катану из своего багажа (эта катана была сделана уже из обычной стали), Мерлин специально использовал реакцию и силу ПИКА, чтобы приучить Кайлеба противостоять кому-то более быстрому и сильному, чем любой возможный человеческий противник. Принц был очень напористый юноша. Он принимал свою неспособность пробить защиту Мерлина как вызов, а не как препятствие, и тренировка против кого-то, обладающего способностями Мерлина, должна была сделать схватку с любым смертным противником похожей на приятную прогулку по парку.

«Кроме того», — подумал Мерлин, мысленно улыбнувшись, — «я сейджин. Я должен быть лучше, чем он». — След внутренней улыбки коснулся его губ, как только он вспомнил, как Пэй Као-юн учил Нимуэ Албан тем же самым движениям и приёмам. — Когда ты можешь выхватить камешек из моей руки, Кузнечик[3], — как ритуал произносил Као-юн эту фразу перед каждой схваткой, а затем начинал выбивать из неё пыль.

Мерлин до сих пор не знал, откуда он позаимствовал эту цитату. Он обещал рассказать Нимуэ, когда она в первый раз обыграет его в официальных соревнованиях, но этот день уже никогда не настанет.

Его улыбка исчезла, и он тряхнул головой, смотря на Кайлеба и вспоминая Као-юна и Нимуэ.

— Если бы ты делал это так же долго, как я, Кузнечик, — сказал он, — ты был бы хорош в этом так же, как я.

— Кузнечик? — повторил Кайлеб, поднимая обе брови. Существовало аналогичное сэйфхолдийское насекомое, которое тоже называли «кузнечиком», но оно было плотоядное и девяти дюймов длинной. — Откуда это взялось?

— О, — сказал ему Мерлин. — Когда вы сможете сделать три безответных укола подряд, я расскажу вам, Ваше Высочество.

— О, скажешь, на самом деле? — Кайлеб сердито посмотрел на него, и Фалкан рассмеялся.

— Ты мне здесь не помогаешь, Арнальд, — сказал ему Кайлеб, и Фалкан пожал плечами.

— Я думаю это вполне обоснованное условие, Ваше Высочество. Думайте об этом, как о… мотивации.

— Вместо невыполнимой задачи, ты имеешь в виду?

— О, я никогда бы это так не назвал, Ваше Высочество.

Улыбка вернулась к Мерлину, как только он посмотрел на него. В эмпирическом выражении, он не был в действительности старше чем Фалкан. Нимуэ Албан было всего двадцать семь стандартных лет, когда Федерация начала операцию «Ковчег». Но когда он смотрел на них, он чувствовал себя намного-намного старше. Возможно несколько веков, которые пролетели мимо, пока ПИКА Нимуэ спал, оставили какой-то подсознательный отпечаток в его мозгу?

— Лучше не называй это так, — сказал Кайлеб Фалкану угрожающе, затем поскрёб тыльной стороной одной из учебных перчаток свой потный лоб.

— Если ты не против, Мерлин, — сказал он, — я думаю, я бы лучше закончил на сегодня. На самом деле, я думаю, что раз уж Арнальд такого высокого мнения о себе сегодня днём, мы могли бы попробовать немного поиграть в регби.

— А вы уверены, что вы хотите отправится туда, Ваше Высочество? — спросил Фалкан, и Кайлеб мерзко улыбнулся.

— О, я совершенно уверен, Арнальд. Особенно потому, что я выбрал Мерлина первым членом моей команды.

Фалкан внезапно стал намного более задумчивым и Кайлеб усмехнулся.

— Мерлин знает правила? — спросил морской пехотинец.

— Правила? В регби?

— Да, они там есть, — подтвердил Фалкан, пожав плечами. — Очень хорошо, Ваше Высочество. Вызов принят.

* * *

Выяснилось, что черисийское «регби» было совсем не той игрой, которую ожидал Мерлин.

Нимуэ Албан никогда в действительности не играла в регби, которая была «игрой бандитов, в которую играют джентльмены», по мнению её отца. Однако она видела, как в неё играют, и Мерлин чувствовал разумную уверенность в самом себе.

Но черисийское регби было водным спортом.

Мерлин понятия не имел, кто это придумал, или сохранил для него имя игры со Старой Земли, но он мог видеть определённые сходства с некоторыми матчами регби, которые когда-то видела Нимуэ. Целью было забросить мяч — в реальности представляющий собой немного асимметричный воздушный пузырь морской коровы, водного млекопитающего десяти футов длиной, похожего на моржа — в сетку другой команды, играя по плечо в воде. По всей видимости, любая тактика, за исключением фактического утопления одного из ваших противников, была приемлема, пока мяч был у вашей предполагаемой жертвы. Мерлин был уверен, что здесь должны были быть хоть какие-то правила, хотя быстро стало очевидно, что их было немного. И стратегия заключалась в том, чтобы карабкаться на того, у кого мяч и удерживать его под собой до тех пор, пока он не согласится отдать его.

При обычных обстоятельствах, это не составило бы трудностей для Мерлина. В конце концов, он в десять раз превосходил своих оппонентов в силе, скорость его реакции была быстрее и ему не нужно было дышать. Но к несчастью, были другие незначительные технические проблемы.

Во-первых, было похоже, что черисийским обычаем во время плаванья было плавать обнажёнными, по крайней мере, когда присутствовал только один пол. Во-вторых, черисийское регби было определённо «контактным видом спорта». В-третьих, ПИКА были разработаны, чтобы быть полностью функциональными. И в-четвертых, Нимуэ Албан была женщиной.

Мерлин уже отметил, что простое переключение пола не делает женщину магически сексуально привлекательной для него. Однако, он ещё не до конца исследовал естественные последствия этого открытия. Но когда он внезапно оказался посреди мокрого, плещущегося, скользкого вихря из семнадцати других обнажённых мужских тел — и все они были необычайно физически развитыми, молодыми мужскими телами — он обнаружил, что ПИКА, или нет, он действительно был «полностью функциональным».

Нимуэ никогда не задумывалась, как неловко было её друзьям и знакомым мужского пола обнаружить определённые физиологические реакции на возбуждение, особенно во время общественных мероприятий. Однако, Мерлин предположил, что нынешнее мероприятие может рассматриваться как общественное, и обнаружил эту ответную реакцию крайнее смущающей. Тот факт, что он никогда не испытывал этого раньше только добавил… интереса к природе этого явления.

Это также означало, что он провёл всю игру очень тщательно следя за тем, чтобы оставаться в воде по грудь, что он был последним, кто вышел из воды, и что он очень тщательно завернулся в полотенце, когда наконец выбрался.

— Там, откуда ты, никогда не играют в регби? — спросил его Кайлеб, энергично вытирая полотенцем волосы, и Мерлин — чьё полотенце было обмотано вокруг его талии и вытирать голову ему было нечем — покачал головой.

— Просто в Горах Света вода немного похолоднее, — заметил он. Это было вздором, но у Кайлеба не было способа выяснить это, и он улыбнулся. — Мы действительно играли в игру под названием «регби», когда я был ещё маленьким. Она совсем не похожа на эту. В неё играют на земле.

— А, это всё объясняет, — ухмыльнулся Кайлеб. — На какое-то время я даже испугался, что команда Арнальда всё-таки выиграет. Но потом ты наконец понял суть игры.

— О, определённо, Ваше Высочество, — ответил Мерлин.

— Хорошо. Потому что в следующий раз я определённо хочу надрать ему уши!

— Попробуем! — пообещал Мерлин.

III Апартаменты Викария Робейра Дачарна, Храм Господень

— Я же сказал вам, что ничего хорошего из этого не выйдет, — сердито сказал Жаспер Клинтан.

Великий Инквизитор был дородный мужчина, с тщательно уложенными серебристыми волосами и мощной челюстью человека, давно привыкшего к хорошей еде и напиткам. На его оранжевой рясе осталось несколько пятен от соуса, когда он наконец отвалился от стола в гостиной Робейра Дачарна и снова потянулся за бокалом.

— Ой, да ладно, Жаспер, — с упрёком сказал Дачарн. Он был выше, чем Клинтан, и гораздо более аскетичный на вид. — Что, конкретно, ты хочешь, чтобы Диннис сделал? У человека сломана нога и плечо, ради Бога! Он вряд ли собирается выходить на улицу, прыгать на лошадь или дракона, и пробираться сквозь зиму!

— Если бы он как следует делал свою работу, перед тем как сломал ногу, — резко ответил Аллайн Мейгвайр, — у нас бы сейчас не было бы этих проблем, не так ли?

— Конечно, если у нас вообще есть проблема, — ответил Дачарн намного более подчёркнутым тоном.

—Так-так, Робейр, — сказал Замсин Трайнейр. — Аллайн и Жаспер может быть чересчур склонны видеть всё с негативной стороны, но я думаю, ты должен признать, что лично заинтересован в чрезмерном подчёркивании положительного.

— Если ты имеешь в виду, что я знаю об отчислениях, которые Черис переводит в Казначейство ежегодно, то ты совершенно прав, — бесцеремонно признал Дачарн. — Если на то пошло, я думаю, что все мы так же понимаем, что значительно дешевле для наших управляющих и экономов покупать черисийские товары, чем покупать их из Республики или Империи.

Фырканье Клинтана прозвучало весьма по-свински, но Мейгвайр и Трайнейр оба кивнули, хотя Мейгвайр и сделал это неохотно.

Каждый из мужчин, сидевших вокруг стола в комфорте Храмового тепла, был более влиятелен, даже чисто в светских терминах, чем подавляющее большинство герцогов и эрцгерцогов Сэйфхолда. Помимо всего, большинство из них контролировали обширные владения Церкви в других странах и королевствах, но все они были хозяевами богатых, могущественных вотчин в Храмовых Землях. В дополнение к тому, что они были членами Совета Викариев, все они состояли в правящем совете Рыцарей Храмовых Земель, официальном руководящем органе Храмовых Земель. И, хотели они признавать это или нет, они знали, что черисийские фабрики и черисийский флот могут предоставлять товары — и предметы роскоши — которые им требовались за это цену намного меньшую, чем кто-либо ещё.

Не говоря уже о факте, что Черис платила в итоге в три или четыре раза больше десятины на душу населения в год, чем любое другое королевство Сэйфхолда.

— Никто из нас не хочет убивать виверну, несущую золотые яйца, Робейр, — сказал Трайнейр. — Но правда в том — и ты знаешь это также хорошо, как и я — что приходит время, когда Черис становится слишком заметной. Она становится слишком могущественной, слишком успешной, и чертовски влюблённой в свои «инновации».

— Точно, точно, — пробормотал Клинтан, и отхлебнул огромный глоток из своего бокала.

Трайнейр поморщился, но ни он, ни два других его компаньона не обманулись. Жаспер Клинтан был жадным по своей натуре, и не только до еды и напитков, но он был также угрожающе умным человеком, и, к тому же, очень сложным. Он был слиянием амбиций и лени, цинизма и искренней ответственности, возложенной на него. Он мог продемонстрировать яростную энергию в один день и абсолютною вялость на следующий, но только глупец мог воспринимать его легкомысленно.

— Жамсин прав, Робейр, — сказал Мейгвайр спустя мгновение. — Хааральд и его ничтожное королевство полезны. Без вопросов. Но они также и опасны, и мы не можем позволить им становиться ещё больше.

Дачарн заворчал, недовольно соглашаясь. Затем он склонил голову с противной маленькой улыбкой.

— Тут есть несколько отчётов от отца Пейтира, Жаспер, — провокационно заметил он.

— Придурочный «отец Пейтир», — зарычал Клинтан. — Он и вся эта толпа Уилсиннов — один сплошной геморрой!

Трайнейр торопливо поднял свой бокал, пытаясь скрыть за ним свою неожиданную улыбку. Мейгвайр оказался менее тактичен и разразился громким смехом. Одной из причин, по которой отец Пейтир Уилсинн был выпровожен в Черис, как знали все союзники Клинтана, была в том, что его отец был ближайшим соперником Клинтана на пост Великого Инквизитора. Они шли почти вровень, но в конце концов, Клинтан выиграл, в первую очередь потому, что репутация Уилсинна, как реформатора, заставила незначительное большинство Совета нервничать.

— Если бы «отец Пейтир» хорошо выполнял свои обязанности, мы бы не ходили вокруг да около, — проворчал Клинтан.

— Тогда отзовём его домой или заменим его, — ласково предложил Дачарн.

— Ха! Да это отличная идея, почему бы нет? — почти съязвил Клинтан. — Хочешь увидеть его и его папашу в Совете, жалующимися на то, что я оказываю на него давление, чтобы фальсифицировать его отчёты?

Дачарн хотел было съязвить ещё раз, но потом передумал и пожал плечами. Всё-таки, Клинтан был прав. Это было именно то, что мог бы сделать молодой отец Пейтир, а его отец и другие члены его, к несчастью, могущественной семьи без сомнения поддержали бы его. Несмотря на благочестивую репутацию, многих из них не будет волновать причина спора. Но они никогда не упустили бы возможность уменьшить основы власти «Группы Четырёх», какой бы способ не представился.

— У тебя, вероятно, есть собственная точка зрения, Жаспер? — согласился он вместо этого спустя секунду. — С другой стороны мы застряли с его отчётами.

— В этом ты прав, — уныло согласился Мейгвайр.

Никто не предложил провести небольшое разумное редактирование отчётов, о которых зашла речь, хотя все они знали, что это делалось в прошлом. Но те же самые политические аспекты, которые ставили простой отзыв молодого Уилсинна вне рассмотрения, могли быть применены к любым… вольностям, которые они могли предпринять с его письменными отчётами.

«Кроме того», — подумал Дачарн, — «этот лицемерный маленький грубиян почти наверняка уже отправил копии этих отчётов своему отцу».

— В таком случае у меня не будет возможности справить с проблемой, — отметил Клинтан. — Не в ближайшее время, в любом случае.

— И, не будучи вызванным Жаспером, я тоже не могу, — горько добавил Мейгвайр.

«Как будто у нас есть военно-морские силы, чтобы самим нападать на Черис!» — подумал Дачарн.

— В любом случае, прямое действие не может быть нашим лучшим курсом, — сказал Трайнейр. Все взгляды повернулись к нему, и канцлер пожал плечами. — Мы уже… подбодрили Гектора и Нармана. Возможно, пришло время подумать о том, кого ещё мы можем подбодрить.

Дачарн грустно хмыкнул при этой мысли. Не то чтобы Совет не использовал подобные подходы в прошлом. Хотя, если бы он захотел, он мог бы просто отбросить тревоги своих коллег о том, что Черис вышла из-под контроля. Как они сказали, непосредственной угрозой была не столько Черис, сколько подаваемый ею пример.

— Кого ты имел в виду? — спросил Мейгвайр Трайнейра.

— Мы знаем, что Гектор обрабатывает Горжу Тароского, — отметил Трайнейр. — Мы могли бы добавить свой вес к его усилиям там. Возможно, было бы разумно установить хотя бы некоторые предварительные контакты с Ранилдом Доларским. И настало время, по крайней мере предупредить Жерома Винсита в Чизхольме.

— Может пока рано так думать? По крайней мере, когда речь идёт о Доларе и Чизхольме? — спросил Дачарн, и Трайнейр пожал плечами.

— Может быть, — согласился он. — Но, с другой стороны, такие вещи требуют длительного размышления. Дистанция между Храмом и Черис, или Храмом и Корисандом, если на то пошло, работает против нас. Если мы решим, что нужно подбросить вес Долара и Чизхольма на весы, а это на мой взгляд было бы разумно, то нужно заранее провести подготовительную работу.

— И кого вы хотите использовать? — спросил Клинтан, отрываясь от своего бокала с вином только для того, чтобы задать вопрос.

— Жошуа Макгрегейр уже на месте в Таро, и мы с ним обсудили эту возможность, прежде чем я послал его. В сущности, я дал ему довольно подробные инструкции на случай непредвиденных обстоятельств. Как только погода даст нам достаточный интервал для того, чтобы послать семафорные сообщения, я смогу проинструктировать его сдуть пыль с этих указаний и приступить к работе над Горжей.

— В случае с Чизхольмом, Винсит фактически прямо сейчас совершает свой пасторальный визит, и у него есть большой опыт работы на дипломатической службе в качестве старшего священника. Он в точности поймёт наши замыслы, и, если бы он решил поговорить лично с Шарлиен, это принесло бы нам дополнительный вес, если мы конечно решим это сделать. Если бы мы только предупредили его об этом, он мог бы дать персональные инструкции о непредвиденных обстоятельствах своему епископу-исполнителю, в случае если мы в последствии решим, что нам нужно привлечь Чизхольм. Что касается Долара, я собираюсь отправить молодого Хэриса в Горат.

— Альбирт Хэрис? — Мейгвайр откинулся на спинку своего кресла и нахмурился. — А он не слишком молод для таких дел, как это?

— Я думаю он уже готов, — не согласился Трайнейр. — И он уже продемонстрировал замечательную чувствительность к этому аспекту дипломатии. Кроме того, использование такого молодого человека как он, даёт нам определённые альтернативы, если мы решим не продолжать процесс. К примеру, он достаточно молод — и неопытен — для того, чтобы мы могли списать любые предварительные исследования возможностей на излишний энтузиазм с его стороны. А это время года даёт нам отличный повод послать его вместо кого-то более старшего. В конце концов, он получил молодость, чтобы провести её в долгой поездке сквозь такую зиму.

Головы закивали, и голова Дачарна среди них. Молодой, неопытный дипломат, который не понял данных ему инструкций, или, например, просто превысил их из-за собственной юношеской пылкости, представлял собой готовый выход из ситуации, если Трайнейру придётся отказаться от предложений Ранилда IV. Робейр Дачарн понимал это прекрасно.

Но это было не то же самое, что сказать, что он думал, что это была хорошая идея. К сожалению, его колебания о том, чтобы направить весь гнев Церкви на Черис, поставила его в явное меньшинство, а «Группа Четырёх» не могла позволить себе показать своим многочисленным врагам в Совете Викариев любое проявление внутренних разногласий.

— Я понимаю вашу озабоченность, — сказал он через несколько секунд, обращаясь ко всем трём другим. — И, честно говоря, я полагаю, что я действительно разделяю её сам. Но Черис это виверна, которая ловит золотых кроликов. Если мы уничтожим её морскую мощь, мы уничтожим основу её богатства, и все преимущества которые это богатство даёт нам, так же как Хааральду и его дому.

— И что? — Мейгвайр пожал плечами. — Гектор и Нарман кажутся жаждущими занять место Хааральда.

«Если бы они могли это сделать», — подумал Дачарн кисло, — «тогда они уже были бы ему серьёзными конкурентами, разве нет? Черисийский успех — это больше, чем просто владение несколькими кораблями!»

«Но это было совсем не то, что кто-то был готов сказать вслух за этим столом, не так ли?»

— Тогда я подготовлю предварительный брифинг для отца Альбирта и составлю правильные послания для отца Жошуа и архиепископа Жерома завтра утром, — сказал Трайнейр, поднимая свой бокал и протягивая его Дачарну.

— Ну а пока, могу ли я попросить у тебя ещё немного этого действительно отличного вина, Робейр?

IV Тренировочная зона морской пехоты, Остров Хелен

Брайан Остров Замка́, граф Острова Замка́, спустился с седла с чувством глубокой благодарности, которая была лишь слегка испорчена знанием того, что ему придётся взобраться в него для обратного путешествия. Верховный адмирал был в сносной физической форме для человека его лет, но он провёл слишком много времени на борту корабля. На борту галеры ни у кого не было места — особенно для офицера его звания — чтобы делать те упражнения, которые удерживали бы человека от чувства одышки.

«Хуже того», — с гримасой подумал он, массируя свои болящие ягодицы, — «морские офицеры проводят очень мало времени, катаясь на лошадях. Даже те, кто был тщательно обучен верховой езде сызмальства — как был обучен я сам — имеют очень мало возможностей, чтобы поддерживать необходимые навыки».

«Или жёсткие задницы, чтобы избежать мозолей от седла», — подумал он, кривясь.

Он закончил массаж и сделал парочку пробных шагов. Казалось, что всё работает, так или иначе, как должно быть, и он повернулся к своему адъютанту.

— Похоже, я всё-таки выживу, Хенрай.

— Конечно выживите, милорд, — серьёзно ответил лейтенант Хенрай Тильлайер, хотя в его глазах блеснуло веселье. Остров Замка́ улыбнулся в ответ, напомнив себе не мстить Тильлайеру за его юношескую терпимость к таким глупостям, как верховая езда.

— Я просто надеюсь, что всё это стоит этих упражнений, — проворчал верховный адмирал.

— О, я уверен, что вы будете приятно удивлены, милорд, — заверил его Тильлайер. — Пройдёмте со мной?

Остров Замка́ пошёл вслед за своим адъютантом, шагая по крутой тропе с видом полной покорности судьбе. На самом деле, хотя и немного, он был готов признать, что это была довольно приятная прогулка, несмотря на крутизну. Они были на высоте более тысячи футов над уровнем моря, и дополнительная высота, в сочетании со свежим ветерком, дующим со стороны Бухты Хауэлл, была приятной передышкой в типично жаркой черисийской весне.

Тропинка вышла на вершину горного хребта, и перед ними раскинулась горная долина. Далеко внизу, на западной стороне долины, там, где горы круто обрывались к бухте, находилась дозорная вышка. С этого выгодного местоположения, наблюдатель мог видеть большую часть сорока миль, а наблюдатель в цитадели Королевской Гавани мог смотреть прямо на гору и видеть любые сигналы с вышки.

На протяжении многих лет поддержка поста наблюдения была обязанностью Королевской Черисийской Морской Пехоты. Во многом, как следствие, морские пехотинцы привыкли использовать долину и окружающие горы как тренировочный полигон. К сожалению, признал для самого себя Остров Замка́, они не использовали их для упражнений настолько, насколько возможно, они действительно должны были это делать.

Королевство Черис не имело постоянной армии. Черисийские аристократы имели своих личных дружинников, которых Корона могла призвать под государственные знамёна в чрезвычайных ситуациях. Но даже самый влиятельный из них имел не больше сотни людей, находящихся под его непосредственным личным командованием, и армии феодальных рекрутов становились всё более анахроничным (и всё более сомнительной ценности) в течение последнего столетия. Разумеется, была также национальная милиция, но она была не полностью укомплектована и не особенно хорошо тренирована. Столкновения с кем-то, вроде сиддармаркских пиратов или деснейрийской кавалерии, не рассматривались подразделениями черисийской милиции даже в злой шутке.

Однако то, что королевство действительно имело, так это Королевскую Черисийскую морскую пехоту. Их никогда не было настолько много, как бы хотелось Острову Замка́, но они были жёсткими, профессиональными, хорошо тренированными и уверенными в себе. В действительности, даже слишком самоуверенными. Как и Флот, морские пехотинцы привыкли побеждать, даже несмотря на очень неблагоприятные условия, и не было никаких подразделений плавающей на кораблях пехоты в мире, которые могли бы сравниться с ними.

В целом, всё это хорошо служило Черис на протяжении многих лет. Флот был настоящей защитой королевства. В конце концов, ничто не могло угрожать его народу и его территории, не пройдя сначала мимо флота. Однако было бы серьёзной ошибкой думать о морской пехоте, как о сухопутной армии. Их очень редко применяли численностью больше чем батальон, у них не было никакого опыта в крупномасштабных наземных боях, и они были оснащены и обучены для ближнего боя на борту корабля, а не для манёвров в открытом поле.

Но это также должно было измениться. Если не завтра или не через день, это должно было измениться, и это была именно та причина, которая привела Остров Замка́ в эту прекрасную долину этим утром.

— Ну, вот и ты, Брайан! — позвал юношеский голос, и верховный адмирал повернулся, чтобы найти взглядом кронпринца Кайлеба, идущего к нему. Мерлин Атравес и Арнальд Фалкан шли за принцем по пятам, как и майор морской пехоты, которого Остров Замка́ раньше никогда не видел, и граф поморщился.

— Я до сих пор не понимаю, почему мы не могли сделать это в цивилизованной обстановке, такой, как палуба корабля, — пожаловался он своему кронпринцу. — В конце концов, мы уже проводили тестовые стрельбы первого из новых орудий Альфрида в море, поэтому сохранение секретности не было бы проблемой. И, не сочтите за неуважение, Ваше Высочество, но я бы предпочёл стоять на своих шканцах, чем здесь, с горящей задницей и никогда-не-будет-достаточно-проклятой лошадью, ожидающей моего возвращения с горы.

— То, что ты прибыл сюда, это небольшое упражнение, полезное само по себе, — сказал Кайлеб с усмешкой, когда подошел к Острову Замка́ и протянул ему свою правую руку. Они обменялись крепким рукопожатием, и кронпринц усмехнулся. — Тебе действительно стоит потратить несколько часов в седле здесь и там. Может быть, даже сходишь со мной поохотиться на хлещущую ящерицу разок-другой. Ты становишься мягким, Брайан.

— Когда вы доживёте до моих лет, я на вас посмотрю, — парировал Остров Замка́.

— Чушь! — не согласился Кайлеб с жизнерадостной самоуверенностью молодости. Затем его выражение стало рассудительным.

— На самом деле, есть некоторые вполне веские причины, чтобы привести тебя сюда наверх, чтобы показать эту новую игрушку Мерлина, Брайан. Во-первых, у нас тут есть много места и не придётся беспокоиться о целях, которые утонут прежде, чем мы сможем изучить их. С другой стороны, ты не можешь по-настоящему оценить то, что Мерлин собирается показать, если находишься на качающейся палубе. Ну и наконец, именно здесь майор Кларик будет думать, как применить всё это лучшим образом.

Кронпринц кивнул майору морской пехоты, который следовал за ним и двумя его телохранителями. Майор стал смирно и отдал честь, коснувшись левого плеча своим правым кулаком. Остров Замка́ некоторое время изучал его, а затем возвратил салют.

Майор Кинт Кларик был достаточно молод для своего звания, но он выглядел и умным, и твёрдым. И что немаловажно при этом, как знал Остров Замка́, он — как любой другой человек из их команды — также был выбран из-за его абсолютной преданности и осмотрительности.

— Ну, во всяком случае, я здесь, Ваше Высочество, — сказал верховный адмирал, поворачиваясь обратно к кронпринцу.

— Да, ты здесь, и такой радостный при этом, — заметил Кайлеб с ещё одной ухмылкой. — И поскольку ты уже здесь, то полагаю, мы могли бы начать.

Он повернулся и пошёл в направлении плаца перед скромным рядом бараков, построенных у крутой северной стены долины. Взвод морских пехотинцев ожидал там под присмотром лейтенанта и его седого сержанта, и все они встали по стойке смирно и отдали честь при приближении Кайлеба и Острова Замка́.

Они выглядели, как и любой другой взвод морской пехоты, который когда-либо видел Остров Замка́, за одним исключением. Они смотрелись щегольски в своих синих куртках, брюках и широкополых чёрных шляпах, и у них была типичная, почти надменная уверенность людей, которые знали, что они были элитными солдатами. Они были вооружены обычными тесаками и абордажными топорами черисийских морских пехотинцев, но также они были вооружены кое-чем другим, и это было ещё одним исключением.

— Сюда, Брайан. — Кайлеб протянул руку, и капрал отдал ему своё оружие. — Вот, взгляни, — пригласил кронпринц, протягивая это оружие верховному адмиралу.

Остров Замка́ взял его с небольшой опаской. Разумеется, он видел много мушкетов с фитильным замком. Они использовались на кораблях на начальных этапах абордажа, хотя они были уже совершенно бесполезны, когда противник с тесаком или топором приближался на расстояние нескольких ярдов. Но в тоже время было очевидно, что хотя оружие в его руках как минимум имело отношение к мушкетам с фитильным замком, мушкетов подобных этому Остров Замка́ ещё никогда не видел.

Во-первых, он был легче, несмотря на его длину, а приклад и цевьё были намного более изящными. Фактически, оружие было гладким, тонким, и злобным на вид, и когда он взвесил его в руках, он понял, что он настолько лёгкий, что, вероятнее всего, ему не понадобится подставка в виде скобы, с помощью которой мушкетёры обычно стреляли из своего оружия.

Однако все эти аспекты были второстепенны по сравнению с разницей между фитильным замком и ударно-спусковым механизмом этого оружия. Вместо длинного рычага серпентина и рычага, предназначенного удерживать отрезок медленно тлеющего фитиля, который опускался на затравочную полку при выстреле, он имел гораздо меньший, необычно выглядящий замок. S-образный ударник держал кусочек формованного кремня, зажатого между его губками, и Остров Замка́ покачал головой, рассматривая элегантную простоту концепции, которая никогда не приходила в голову никому другому.

Он перевернул мушкет, заметив, что шомпол — сделанный из стали, а не обычного дерева — удобно разместился в цевье. Затем он нахмурился, когда обнаружил странный выступ, выступающий с правой стороны ствола позади дула, прямо перед передним краем цевья и смещённый достаточно далеко, чтобы легко освобождать кончик шомпола. Он понятия не имел, для чего это нужно, но был уверен, что вот-вот узнает, и передал оружие обратно Кайлебу.

— Это выглядит впечатляюще, Ваше Высочество, — признался он.

— Да, так и есть, — согласился Кайлеб, возвращая мушкет его владельцу. — И это ещё более впечатляет в действии. Майор?

— Разумеется, Ваше Высочество! — ответил Кларик и кивнул лейтенанту. — На огневую позицию, лейтенант Лайн, будьте любезны.

— Есть, сэр, — подтвердил лейтенант Лайн, и кивнул своему сержанту.

Этот седобородый заслуженный вояка терпеливо ждал, и только одного намёка из слегка искривлённой верхней губы и чуть показавшегося зуба было достаточно, чтобы отправить взвод лейтенанта Лайна бегом через плац на стрельбище, расположенное вдоль его восточной стороны.

Кайлеб и другие старшие офицеры последовали за ним в заметно более неторопливом темпе. К тому времени, как они подошли, лейтенант Лайн и его сержант выстроили взвод из сорока человек в две шеренги по двадцать. Морские пехотинцы стояли с интервалами около ярда, так что стоящие во второй шеренге стояли в промежутках первой шеренги, лицом к линии из примерно тридцати манекенов в рост человека, установленных на расстоянии ста пятидесяти ярдов от них.

Эти манекены были явно сделаны из соломы, но на каждом из них была надета стандартная кираса и шлем морской пехоты.

— На какое максимальное расстояние делали при тебе прицельный выстрел из мушкета с фитильным замком, Брайан? — спросил Кайлеб, и верховный адмирал фыркнул.

— Вы имеете в виду самое большое расстояние, которое я видел, когда выстрел действительно куда-то попал? Или самое большое расстояние, которое я видел, когда впустую жгли порох, пытаясь попасть хоть во что-нибудь?

— Давай остановимся на том, когда на самом деле во что-то попали, — сухо сказал Кайлеб. — На самом деле, давай немного конкретизируем. На какое максимальное расстояние делали при тебе прицельный выстрел из мушкета с фитильным замком, действительно попав при этом в ростовую мишень?

— Ну, — задумчиво сказал Остров Замка́, и его тон стал серьёзным, — это не такой простой вопрос. Для начала, я всегда видел это в море. К моменту их применения, расстояние, как правило, уже довольно мало, и тот факт, что все задействованные корабли движутся, помогает мало. Вероятно, самая большая дальность стрельбы, на которой я действительно видел попадание, составляет примерно… ну, сорок ярдов. С другой стороны, я понимаю, что в наземном бою при залповой стрельбе может попасть и на сотне, или даже на ста пятидесяти ярдах. Я не думаю, что процент попаданий в таком случае тоже очень высок. И, как я понимаю, никто даже не пытается точно прицелиться в конкретную цель на таком расстоянии; они просто стреляют в направлении друг друга.

— Это примерно так, — согласился Кайлеб. — Вообще говоря, эффективная прицельная дальность мушкета около восьмидесяти ярдов. Это ровно половина расстояния от первой шеренги лейтенанта Лайна до расположенных там мишеней.

Кронпринц позволил верховному адмиралу немного подумать над этим, затем кивнул Кларику.

— Действуйте, майор, — сказал он, и оглянулся на Острова Замка́. — Возможно ты захочешь заткнуть уши пальцами, — предложил он.

Остров Замка́ посмотрел на него, думая, что это шутка. Однако Кайлеб уже прикрыл пальцами свои уши, и верховный адмирал решил последовать его примеру, в то время как сам Кайлеб подошёл ближе к концу первой из двух шеренг лейтенанта Лайна.

— Заряжай! — скомандовал он.

Каждый морпех упёрся прикладом своего мушкета в землю, левой рукой держа его прямо у дульного среза, а правой расстегнув крышку жёсткого кожаного футляра на правом бедре. Он залез в футляр и достал скрутку, свёрнутую из бумаги, поднёс её к губам и откусил кончик. Перевернув надкусанную скрутку, он высыпал гранулы чёрного пороха в ствол, а затем бросил туда пулю, которую он откусил после пороха. Скомканная бумага была засунута в ствол, и шомпол, вынутый из своего паза, протолкнул порох, пулю и скомканную бумагу до конца одним движением. Затем шомпол вернулся на своё место, и морпех вскинул свой мушкет, повернув его на бок так, что «замок» затвора сдвинулся вниз, и резко ударив его ещё раз. Затем мушкет вернулся в вертикальное положение, удерживаясь у груди.

«Все действия не заняли и пятнадцати секунд», — подумал Остров Замка́, что было гораздо, гораздо быстрее того, что он видел, как заряжают мушкеты с фитилём, при этом их плавные движения не казались особенно поспешными.

— Передняя шеренга, целься! — скомандовал Кларик, и передняя шеренга подняла мушкеты. Латунные тыльники на прикладах прижались к их плечам, а правые руки взвели кремниевые ударники, которые автоматически подняли крышки затворной полки, прежде чем встали в позицию с указательным пальцем, согнутым вокруг смехотворно маленького спускового крючка.

— Огонь! — рявкнул Кларик, и двадцать мушкетов выстрелили одновременно.

Остров Замка́ вздрогнул несмотря на то, что его уши были закрыты руками, и его окутало удушливое облако порохового дыма.

— Первая шеренга, перезаряжай! — услышал он сквозь звон в ушах. — Вторая шеренга, приготовиться!

Первая шеренга сделала шаг назад, правые руки опять потянулись к футлярам с боеприпасами. Вторая шеренга в тот же момент сделала шаг вперёд, так что две шеренги фактически поменялись местами.

— Вторая шеренга, целься! — рявкнул майор, и мушкеты новой первой шеренги поднялись к их плечам и были взведены. Кларик выждал ещё пять секунд. Затем…

— Огонь! — скомандовал он, и только что заряженные двадцать мушкетов треснули залпом.

— Вторая шеренга, перезаряжай! Первая шеренга, приготовиться!

Остров Замка́ почти не мог поверить в это. Первая шеренга уже на самом деле перезарядилась. Теперь они шагнули обратно на свою первоначальную позицию, пока вторая шеренга возвращалась к своей первоначальной позиции. Затем последовала короткая пауза — до момента, когда Остров Замка́ осознал, что вторая шеренга морпехов была уже на середине цикла перезарядки — а затем мушкеты первой шеренги выстрелили.

Все это повторилось трижды, и новый выстрел мушкетов бил в сторону мишеней каждые десять секунд. Меньше чем за одну минуту сорок человек из взвода лейтенанта Лайна выстрелили сто двадцать раз. Такое же количество мушкетёров с фитильными мушкетами могли бы выстрелить всего по одному разу за то же время, а Остров Замка́ подозревал, что люди Лайна могли бы перезаряжаться ещё быстрее.

— Прекратить огонь! — крикнул Кларик, чей голос казался дребезжащим и искажённым из-за массированного мушкетного огня.

— Разрядить оружие, — добавил майор уже более спокойным голосом, и взвод аккуратно упёр мушкеты прикладами в землю. Кларик посмотрел на них мгновение, а затем повернулся к Кайлебу и Острову Замка́.

— Не угодно ли вам осмотреть мишени, Ваше Высочество? Верховный адмирал? — спросил он.

— Брайан? — пригласил Кайлеб, и Остров Замка́ дёрнулся.

— Я, определённо, хочу, Ваше Высочество, — сказал он, и он, Кайлеб, Мерлин, майор Кларик и лейтенант Фалкан пошли к манекенам.

— Святой Лангхорн! — пробормотал Остров Замка́, когда он приблизился к мишеням, чтобы посмотреть, что с ними сделали полудюймовые мушкетные пули. Он видел нагрудники, пробитые из мушкетов при стрельбе на относительно коротких дистанциях, но также он много раз видел вмятины и свинцовые брызги, когда они отражали пули, особенно при стрельбе с дальних дистанций. Эти нагрудники такого не смогли, и глаза верховного адмирала расширились, когда он увидел какие дыры были в них пробиты.

Это было как минимум впечатляюще, но ещё более впечатляющим было то, что в каждом было как минимум по три попадания. Это означало как минимум девяносто попаданий из ста двадцати выстрелов, и не один мушкетёр, использующий фитильный мушкет, не мог обеспечить такой процент попаданий на такой дистанции.

Он протянул руку, и, потрогав кончиком одного из пальцев края отверстия от попадания пули, повернулся не к Кайлебу, а к Мерлину.

— Как? — просто спросил он.

— Я думаю, что скорость ведения огня вполне говорит сама за себя, милорд, — серьёзно ответил Мерлин. — Единственная вещь, которая, возможно, была не слишком очевидной это то, что запал замка имеет коническую форму. Снаружи он шире, поэтому действует как воронка. Вместо нескольких отдельных операций на полке, им просто нужно высыпать порох из заряда на полку. Так что заряды и стальные шомпола означают, что они могут просто перезаряжаться быстрее — намного быстрее — чем когда-либо раньше.

— Что касается точности, — продолжил он, указывая на многочисленные отверстия в каждом нагруднике, — это не просто мушкеты, милорд. Они также ружья.

Брови Острова Замка́ поползли вверх. Принцип закручивания метательного снаряда для стабилизации его в полёте был известен лучникам и арбалетчикам на протяжении веков. Долгое время никому не приходило в голову, что если нарезать канавки в стволе мушкета, то это так же поможет стабилизировать мушкетную пулю. Но никто никогда не предлагал использовать нарезные мушкеты как средство ведения войны, потому что они очень долго заряжались. Чтобы заставить пулю попасть в нарезку, необходимо было использовать пулю чуть большего чем нужно калибра и буквально вколачивать её в ствол, что уменьшало и без того черепашью скорость стрельбы мушкета до полностью бесполезной на поле боя.

— Ружья? — повторил он, и Кайлеб кивнул.

— Посмотри на это, — предложил он, и протянул мушкетную пулю.

Но, как заметил Остров Замка́, взяв пулю, по форме это был уже не «шар». Это был слегка удлинённый цилиндр, закруглённый на одном конце и полый на другом.

— Когда пороховой заряд взрывается, — продолжил объяснять Кайлеб, — он раздвигает полый конец пули и толкает её по нарезке. Это так же запечатывает канал ствола, что повышает силу давления пороха на пулю. Это может быть не очень очевидно, но стволы на этих «кремниевых ружьях» на самом длиннее, чем у большинства фитильных мушкетов. В сочетании с тем, как пули запечатывают ствол, эта дополнительная длина придаёт каждому выстрелу большую мощность и скорость.

Остров Замка́ оторвал взгляд от пули и медленно покачал головой.

— Это действительно так просто?

— Это действительно так просто, — подтвердил Кайлеб.

— На сколько это увеличивает эффективную дальность? — спросил верховный адмирал. — Я, помнится, видел графа Сосновой Горы на охоте несколько лет назад. У него был нарезной фитильный мушкет — из Харчонга, я думаю — и он сбил рогатую ящерицу почти на двухстах ярдах.

— Ну, — сказал Кайлеб, — давайте вернёмся на линию огня, хорошо?

Они вернулись к тому месту, где стоял в ожидании лейтенант Лайн и его взвод. Там он посмотрел на Мерлина.

— Не могли бы вы оказать мне честь? — спросил он с лукавым блеском в глазах.

— Конечно, Ваше Высочество, — пробормотал Мерлин, и повернулся к тому же капралу, чей мушкет рассматривал Остров Замка́.

— Вы позволите? — спросил он, протягивая руку, и капрал, широко усмехнувшись, передал ему оружие, а затем и сумку с боеприпасами.

Мерлин принял и то и другое и спокойно зарядил ружьё. Он насыпал пороха на полку, а затем повернулся обратно к Кайлебу.

— Могу ли я предположить, что вы уже придумали цель, Ваше Высочество? — спросил он мягко.

— На самом деле, да, — заверил его Кайлеб с усмешкой, ещё более широкой, чем у капрала. — На самом деле, я думаю, что я нашёл нечто, что бросит вызов даже тебе, Мерлин.

Мерлин слегка выгнул бровь, а Кайлеб повернулся и указал по направлению стрельбища. Не на манекены, что служили мишенями для морпехов, но на что-то за ними. Там, как увидел Остров Замка́, стоял ещё один манекен, находящийся примерно в четырёхстах ярдах от них.

— Кажется, что это будет довольно далёким выстрелом, Ваше Высочество — заметил Мерлин.

— О, я уверен, ты справишься! — подбодрил его Кайлеб. Мерлин взглянул на него с упрёком, а затем вышел чуть вперёд от первой шеренги морпехов.

Он поглядел по направлению выстрела, сапфировые глаза были сосредоточены. Никто из людей, наблюдавших за ним, не понял, что он использует встроенный в ПИКА лазерный дальномер, чтобы определить точное расстояние до цели. Он определил его как четыреста двенадцать ярдов, и кивнул самому себе.

В отличии от людей из крови и плоти стоявших рядом с ним, Мерлин знал среднюю начальную дульную скорость пули новых ружей. Пока ещё никто на Сэйфхолде не додумался до разработки хронографа подобного тем, что использовались на Старой Земле для измерения дульной скорости огнестрельного оружия, но Мерлин и не нуждался в нём. Или, скорее, у него он был встроенный.

Потом он взвёл затвор и поднял ружьё в положение для стрельбы. Красная прицельная сетка наложилась на его зрение, значительно выше манекена, так как его процессор вычислил траекторию пули и показал правильную точку прицеливания, а затем он поймал мушку в простом открытом целике и выровнял их с горящим значком, который мог видеть только он.

Прицельная сетка стабилизировалось. Фактически, она стабилизировалась с буквально нечеловеческой точностью, потому что ни один человек из плоти и крови не мог бы держать это ружьё настолько абсолютно неподвижно. А затем Мерлин медленно и плавно нажал на спусковой крючок.

Ударник дёрнулся вперёд, порох на полке воспламенился, и ружьё, изрыгнув облако порохового дыма, ударило его в плечо сильной отдачей любого крупнокалиберного оружия, использующего чёрный порох. Затем, на расстоянии четырёхсот двенадцати ярдов, шлем манекена слетел с его головы и завертелся, вспыхнув на солнце, прежде чем удариться о землю.

— Ой-ой-ой, — пробормотал Мерлин, с улыбкой поворачиваясь к Кайлебу. — Боюсь, нам понадобится ещё один новый шлем, Ваше Высочество.

* * *

— Я понимаю, почему вы хотели сохранить всё это подальше от чужих глаз, Ваше Высочество, — признался Остров Замка́ двумя часами позже.

Он стоял вместе с кронпринцем, Мерлином и лейтенантом Тильлайером, ожидая пока пара морпехов приведут его и Тильлайера лошадей, для обратного путешествия в Королевскую Бухту.

— Это то, что мы хотели бы сохранить в секрете, — ответил Кайлеб. — И майор Кларик, и лейтенант Лайн занимались некоторыми интересными вещами, разрабатывая наилучшую тактику. Это сложнее, чем стоять на месте и просто стрелять в направлении противника, хотя и это, вероятно, будет сначала достаточно эффективно, учитывая наше преимущество в дальности и скорости стрельбы. В конце концов, думаю, обе стороны будут иметь такие ружья, и когда это произойдёт, стояние в поле в открытую будет хорошим способом очень быстро убить множество людей.

— Я вполне могу в это поверить, — сказал Остров Замка́ с содроганием, которое на самом деле не было притворным.

— Тот факт, что любой стрелок становится сам себе копейщиком, как только он примкнёт штык, также будет иметь огромное значение при любом абордаже, милорд, — неуверенно заметил лейтенант Фалкан, и Остров Замка́ кивнул.

Теперь он понял назначение странных выступов на стволах ружей. То, что Мерлин назвал «кольцевым байонетом», было, по сути, ножом с четырнадцати дюймовым, двухсторонним клинком, а неполное кольцо образовывало один из концов его гарды. Кольцо крепилось снизу ствольного среза под мушкой, а простое движение в пол-оборота запирало выступы на нём в прорезях рукоятки, что прочно фиксировало его на месте. Оружие можно было заряжать и стрелять из него, хотя частота выстрелов сильно падала, и как заметил Фалкан, это превращало мушкет в абордажную пику. Это означало, что мушкетёрам Морской Пехоты, больше не нужно было бросать оружие, как только начнётся рукопашная.

— В то же время, Брайан, — сказал Кайлеб очень серьёзно, — одна из причин, по которой я хотел, чтобы ты увидел это, заключается в том, что нам нужно принять решение, и я хотел бы услышать твоё мнение, прежде чем мы сделаем это. В частности, хотим ли мы начать выдавать такие ружья всем нашим морпехам?

— Что? — Верховный адмирал почувствовал, как его брови полезли вверх от этого вопроса. — Почему мы не должны хотеть этого, Ваше Высочество? — спросил он через мгновение.

— Я могу привести две основные причины, — ответил Кайлеб. — Во-первых, для изготовления такого ружья требуется гораздо больше времени, чем для изготовления гладкоствольного мушкета. Вероятно, мы сможем изготовить три, или даже пять гладкостволок, за то время пока будем делать одно ружьё. Мастер Хоусмин готов переместить производство мушкетов в новую мастерскую в Дельтаке так быстро, как только сможет. Он должен начать производить их там в начале следующего месяца, и сбор всего этого под одной крышей позволит ему убедиться, что все взаимозаменяемые части действительно взаимозаменяемы.

Принц скорчил гримасу, а Мерлин спрятал улыбку. За последние несколько месяцев Кайлеб осознал недостатки, присущие отсутствию действительно единой системы измерений. Понятие об использовании взаимозаменяемых частей не было абсолютно новым, но если «дюймы» двух разных мануфактур на самом деле не были идентичны, то части, которые производила одна, не работали в мушкетах, сделанных другой. Именно поэтому Хоусмин убедился, что все его заводы используют единицы измерения той же величины, которыми пользовались в Королевской Гавани.

— Как только он полностью наладит там свой ружейный завод, что должно занять примерно месяц, у нас будет в два или три раза больше нарезающих станков, чем сейчас, — продолжил Кайлеб. — Общая производительность будет расти, и коэффициент производства немного изменится в сторону ружей, но нарезка стволов требует больше времени и это целый отдельный этап в этом процессе. Это означает, что мы всегда будем производить гладкостволки быстрее, чем ружья. И хотя преимущество дальнобойности у ружей приятно само по себе, мы также должны думать о том, что это преимущество оправдывало выполнение этих работ.

— Во-вторых, как только мы начнём их производить, и как только они будут использованы в боях, каждый захочет иметь такого же рода оружие для своей пехоты. И, давай посмотрим правде в глаза, будет не так уж сложно скопировать их. Мы не привносим никаких новых принципов или процессов в само оружие, кроме кремниевого замка, что само по себе не является каким-то сложным усовершенствованием.

— Значит, вы подумываете о том, чтобы придержать новые пули про запас, — медленно сказал Остров Замка́, и Кайлеб кивнул.

— Мы сможем нарезать стволы существующих мушкетов намного быстрее, чем если бы мы сделали полностью новые ружья с нуля, — отметил он. — Если мы сохраним новые пули «про запас», как ты выразился, мы можем использовать преимущества более высокого темпа стрельбы и новых штыков, и всё ещё будем иметь решающее преимущество в своих руках, когда другие люди начнут копировать мушкеты с кремниевым замком. И всё гладкоствольное оружие, которое мы произведём за это время, будет подготовлено к нарезке, когда придёт время.

— Но даже это будет довольно мимолётным преимуществом, Ваше Высочество, — заметил Остров Замка́.

— О, я знаю это. — Кайлеб снова кивнул. — Я не говорю, что я согласен с концепцией отсрочки введения ружей. Я просто говорю, что, по-моему, это то, что нам нужно обдумать. В любом случае, конечно, майору Кларику нужно развивать тактику как для гладкоствольного, так и для нарезного оружия.

— Вы определённо правы насчёт этого, Ваше Высочество, — мрачно сказал Остров Замка́. Кайлеб поднял голову, и верховный адмирал фыркнул. — Ваше Высочество, вы знаете, что имея дело с Нарманом и, вероятно, с Гектором, это так не закончится. На самом деле, всё только начинается. И медленно или быстро мы введём новые ружья в дело, они скоро понадобятся. Скорее всего, очень скоро. 

V Королевский Дворец, Эрейстор

Князь Нарман откинулся на спинку стула, положив руки на резные деревянные подлокотники, и без всякого выражения наблюдал, как необыкновенно невзрачный мужчина проследовал за бароном Шандиром и Тревисом Олсином, графом Сосновой Лощины, в зал заседаний его Тайного Совета.

Телохранители за дверью зала заседаний вытянулись по стойке смирно, когда первый советник и глава разведки Нармана прошли мимо них; два гвардейца, стоявшие за стулом Нармана, этого не сделали.

— Итак, — сказал князь, когда за вновь прибывшими закрылась дверь. — Насколько я понимаю, у вас есть для меня некий свежий доклад?

Его тон не был обнадёживающим. Не то, чтобы кто-нибудь из них был удивлён.

— Да, мой князь, — сказал Сосновая Лощина, обращаясь к своему двоюродному брату немного более формально, чем он привык. — И нет, — продолжил он более сухим тоном, — это не те новости, которые вы действительно захотите услышать.

Что-то, почти похожее на улыбку, мелькнуло в уголке рта Нармана, и Шандир позволил себе почувствовать осторожное облегчение. Настроение князя было… трудным с тех пор, как появились первые намёки на катастрофу организации Шандира в Черис. Сосновая Лощина понял это, и барон был благодарен первому советнику за его готовность помочь отвлечь тяжесть неудовольствия Нармана от собственных плеч Шандира. Тот факт, что Тревис Олсин был, вероятно, единственным человеком на Сэйфхолде, которому Нарман безоговорочно доверял, тоже не повредил.

— Ну, это, несомненно, есть добродетель откровенности, — сказал князь через мгновение. Затем его лёгкая улыбка, если это была она, пропала, и он переключил свой взгляд на Шандира.

— Тогда вы можете продолжить и рассказать мне, — полу-прорычал он.

— Да, мой князь. — Шандир поклонился и указал на человека, который сопровождал его и Сосновую Лощину. — Мой князь, это Марис Уиллимс. — Глаза Нармана слегка прищурились, и барон кивнул. — Да, мой князь. Мастеру Уиллимсу наконец удалось добраться до дома.

— Так, я понял.

Нарман задумчиво смотрел на Уиллимса, когда мужчина преклонил одно колено и склонил голову. Князь позволил ему стоять на колене несколько секунд, затем махнул рукой.

— Встаньте, мастер Уиллимс, — сказал он, и подождал, пока Уиллимс подчинится команде. Затем он склонил голову набок и поджал губы. — Я рад видеть вас, — продолжил он, — хоть и не совсем в восторге от того факта, что вы здесь. Надеюсь, вы можете дать нам информацию из первых рук о том, что пошло не так?

— Я сделаю всё, что в моих силах, Ваше Высочество, — уважительно ответил Уиллимс. — Но всё равно, Сир, пожалуйста, помните, что я пытался найти свой путь домой, не будучи захваченным агентами Волны Грома более двух месяцев. Информация, которой я владею, уже давно устарела.

— Это понятно, — бесцеремонно сказал Нарман, — просто расскажите нам, что вы знаете.

— Что ж, Ваше Высочество, как я уже сообщил барону Шандиру, я не совсем уверен, что изначально заставило их подозревать герцога. Когда Серая Гавань пришёл в особняк, он и герцог встретились в библиотеке в частном порядке, и я не смог подслушать ничего из их разговора. Я знаю, тем не менее, что герцог приказал пятнадцати своим гвардейцам быть готовыми к его сигналу за пределами библиотеки, потому что я лично передал его записку к капитану его гвардии. После того, как он и Серая Гавань остались в библиотеке одни, за исключением личного гвардейца Серой Гавани, минут, наверное, на пятнадцать, я услышал звонок колокольчика и его люди вошли в библиотеку.

На мгновение Уиллимс остановился, затем покачал головой с выражением человека, который не был уверен, что в его следующие несколько слов поверят.

— Ваше Высочество, я знал квалификацию гвардейцев, которых вызвал герцог, и я лично сопроводил графа Серой Гавани в библиотеку. Передав записку герцога капитану Жансину, я взял на себя смелость принести в библиотеку бренди, чтобы собрать любую информацию, какую только мог. В это время герцог, граф и гвардеец графа были единственными людьми в комнате, и, хотя я не должен был знать об этом, я также знал, что гвардеец графа был определён ему на службу годами ранее самим герцогом. Зная всё это, я чувствовал уверенность в том, что люди герцога легко возьмут Серую Гавань под арест, если это было тем, что он намеревался сделать. То, что могло случиться после этого, было больше, чем я мог спрогнозировать, хотя я подозреваю, что герцог был готов действовать в соответствии с планами на случай непредвиденных обстоятельств, которые он давно составил. Во всяком случае, я не могу поверить, что он мог иметь в виду что-то ещё, когда приказывал своим людям захватить первого советника Королевства!

— Но случилось то, что я услышал звук схватки внутри библиотеки. Многих схваток, Ваше Высочество. Это не могло продолжаться более нескольких минут, но там не должно было быть никого, за исключением одного Серой Гавани против шестнадцати человек герцога.

— Когда прибыл Серая Гавань, в этом крыле дома, в связи с поздним часом, было очень мало других слуг. Те, которые присутствовали, были отосланы капитаном Жансином, предположительно по приказу герцога, чтобы избежать каких-либо лишних свидетелей. Так что за шумом бури и всего остального, я сомневался, что кто-нибудь ещё слышал драку.

— Сам я не знаю, что случилось, но судя по звукам, события пошли по не тому пути, который планировал герцог. Поэтому я расположился за дверью одного из служебных проходов, из-за которой я мог наблюдать за дверью библиотеки. Если бы люди герцога победили, то, как я был уверен, он вскоре вышел бы из библиотеки. Он этого не сделал. Вместо этого открылась дверь библиотеки, и из неё вышел человек, которого я никогда раньше не видел.

— Человек, которого вы никогда раньше не видели? — повторил Нарман, наклоняясь вперёд в своём кресле и нахмурившись в замешательстве.

— Именно, Ваше Высочество. — Уиллимс кивнул, как бы для выразительности. — Я точно знал, кто был в библиотеке… или, по крайней мере, думал, что знал. Я полагаю, это возможно, что мог приехать кто-нибудь ещё, пока я относил записку герцога капитану Жансину, но ему пришлось бы как-то войти в особняк и найти свой путь в библиотеку, так чтобы никто из других слуг его не увидел. Кроме того, я должен был бы увидеть его, когда я приносил бренди, а я не увидел. Но он был там.

— Что это был за человек? — настойчиво спросил Нарман. Барон Шандир с опаской наслаждался выражением князя. Это было, конечно, лучше, чем кислые, наполовину обвинительные косые взгляды, которые сопровождали главу разведки в последнее время.

— По-видимому, офицер Королевской гвардии, Ваше Высочество.

— Королевской гвардии?

— Да, Ваше Высочество. Он носил гвардейскую форму, с лейтенантскими знаками различия.

— Вы говорите, что он вышел из библиотеки? — спросил Нарман, и Уиллимс кивнул. — Что он затем сделал?

— Он позвал слугу, Ваше Высочество. Поэтому я открыл дверь и подошёл к нему.

Глаза Нармана распахнулись даже ещё шире, и он снова откинулся назад.

— Вы подошли к ему, — повторил он с ноткой уважения в голосе, и Уиллимс пожал плечами.

— Я был слугой, Ваше Высочество, и это был слуга, которого он позвал. Казалось маловероятным, что он намеревался арестовать или атаковать любого ответившего, а это была моя лучшая — возможно, моя единственная — возможность узнать, что произошло.

— И что произошло? — надавил Нарман.

— На тот момент, Ваше Высочество, я действительно не знал. Незнакомец перекрывал дверь библиотеки, в основном закрытую за ним, и я мог видеть немного. Однако я видел, что было много крови и по крайней мере два тела, оба в цветах герцога. Насколько я мог судить, все до единого люди герцога были убиты.

— Все они?

— Это было моё впечатление на тот момент, Ваше Высочество, и все слухи, которые мне удалось собрать на моём пути на север, согласны с тем, что именно так и было.

Нарман некоторое время смотрел на Шандира и своего кузена, а затем вернулся к Уиллимсу.

— Что случилось потом?

— Гвардеец приказал мне вызвать отделение Королевской Гвардии, с офицером, из дворца по полномочиям графа Серой Гавани. Я должен был лично и немедленно передать вызов, вернуться с гвардейцами, и ничего ни с кем другим не обсуждать по пути. Я сказал, что сделаю, конечно, и поспешил прочь. Как только я нашёл одного из помощников-лакеев герцога, я передал ему те же инструкции и покинул особняк.

— И?

— И, Ваше Высочество, — в голосе и языке тела Уиллимса в первый раз проявился намёк на беспокойство, — в виду того, что я не знал, что могло произойти между герцогом и графом, или мог ли герцог быть взят живым, я выполнил свои инструкции для непредвиденных обстоятельств от барона Шандира. Я отправился на квартиру Брейди Лаханга и убил его.

Нарман сидел неподвижно мгновение, достаточно долгое, по-видимому, чтобы невозмутимый Уиллимс начал потеть, а затем кивнул.

— Это было хорошо сделано, мастер Уиллимс, — сказал князь. — В самом деле, похоже, в тот вечер вы отлично справились.

— Спасибо, Ваше Высочество. — Напряжённые плечи Уиллимса заметно расслабились, и Нарман слегка улыбнулся.

— Но вернёмся к этому «незнакомцу» в библиотеке, — продолжил он, и его улыбка постепенно исчезла в слабом нахмуренном сосредоточении. — Вы понятия не имеете, как он там оказался?

— Нет, Ваше Высочество. — Уиллимс покачал головой.

— Есть у вас какие-либо предположения, кто это был?

— Согласно сплетням, которые мне удалось собрать, пока я выбирался из Теллесберга, это был тот же самый человек, который расстроил попытку убийства кронпринца Кайлеба, Ваше Высочество, — сказал Уиллимс. — Самый упорный слух состоял в том, что этот человек — «Мерлин», или что-то в этом роде — получил офицерский патент в Королевской гвардии в качестве награды за спасение жизни принца.

Верхняя губа Нармана скривилась в том, что никто никогда не смог бы ошибочно принять за улыбку.

— Казалось бы, у нас есть немало, за что поблагодарить этого… «Мерлина», — мягко сказал он.

— Да, мой князь, — сказал Шандир, включаясь в разговор. Глаза Нармана переместились к нему, и он пожал плечами. — Самая интересная вещь для меня, во многом, мой князь, заключается в том, что согласно сообщениям, которые мы уже получили из Теллесберга, этот Мерлин сопровождал Серую Гавань в особняк герцога. Информация мастера Уиллимса — это первый рассказ из первых уст, который мы получили, и ущерб, нанесённый Волной Грома сети Лаханга, означает, что мы вряд ли получим больше отчётов, подобных этому. Но мои люди здесь, в Изумруде, выкачали информацию из каждой корабельной команды из Черис. И хотя тут есть много путаницы и очевидной бессмыслицы в большей части того, что мы смогли разузнать, похоже все в большинстве своём согласны с официальной версией, которая заключается в том, что Серая Гавань взял с собой «Мерлина», когда он отправился посетить герцога.

— Чего он, очевидно, не сделал, если мастер Уиллимс не видел его прибытия, — задумчиво сказал Нарман.

— Ваше Высочество, — неуверенно сказал Уиллимс, — как я уже сказал, я не видел, чтобы он прибыл, и он не присутствовал, когда я принёс бренди. Тем не менее, я лично не передавал инструкции кучеру Серой Гавани, чтобы он переместил карету и лошадей графа в конюшню, я отправил приказ через одного из лакеев. Так что, возможно, в то время он был с экипажем, и каким-то образом смог войти в библиотеку в промежуток между тем, когда я принёс бренди и прибытием Жансина.

— Но судя по вашему тону, вы не думаете, что это было так, — заметил Нарман.

— Нет, Ваше Высочество, я так не думаю. Однако это возможно. Когда я уходил, я не тратил время на разговоры с другими слугами. Может быть, один из них впустил этого «Мерлина», и он каким-то образом прошёл мимо меня в библиотеку так, что я не увидел его. Но я не думаю, что это произошло.

— Тогда как он туда попал?

— Ваше Высочество, я не знаю. Всё, что я могу сказать, это то, что я его никогда не видел, и что в Теллесберге ходили слухи, что этот «Мерлин» — это своего рода сейджин.

— Лаханг сообщил о том же слухе в своём послании сразу после попытки покушения, мой князь, — напомнил Нарману Шандир, и пухлый князь кивнул.

— Но с какой стати они заявили, что он сопровождал Серую Гавань, если на самом деле он этого не делал? — вставил Сосновая Лощина с озадаченным выражением.

— Секунду, Тревис, — сказал Нарман, поднимая одну руку и переводя взгляд на Уиллимса.

— Можете вы сообщить что-нибудь ещё, мастер Уиллимс?

— Не о событиях в Теллесберге, Ваше Высочество. — Уиллимс снова поклонился. — Я всё ещё работаю над своим отчётом барону Шандиру о моём путешествии в Эрейстор и о том, что я видел и слышал по дороге, но я считаю, что это всё, что я могу рассказать вам о том, что произошло в столице.

— Тогда я благодарю вас, как за вашу службу, так и за вашу информацию. Я уверен, что у барона Шандира будет много задач для человека с вашими проверенными возможностями. Пока же, я уверяю вас, что вы скоро получите более существенной символ моей высокой оценки.

— Спасибо, Ваше Высочество, — пробормотал Уиллимс.

— А сейчас оставь нас, будьте любезны, мастер Уиллимс.

— Конечно, Ваше Высочество. — Уиллимс снова поклонился и ушёл, пятясь назад от присутственного места Нармана в соответствии с протоколом.

— Подождите меня в прихожей, Уиллимс, — тихо сказал Шандир, и Уиллимс кивнув, вышел через дверь, которая закрылась позади него.

— И так, Тревис, — сказал Нарман своему кузену. — Что ты говорил?

— Мне просто интересно, почему Хааральд и Волна Грома должны рассказывать всем, что этот персонаж «Мерлин» отправился в особняк Тириена с Серой Гаванью, если на самом деле это было не так?

— Я не знаю, — неохотно признался Нарман, и посмотрел на Шандира. — Хэл?

— Всё, что мы можем делать на данный момент — это гадать, мой князь, — сказал барон. — На первый взгляд, я не могу понять зачем им это нужно. Разве…

— Разве что? — подтолкнул Нарман.

— Мой князь, — медленно сказал Шандир, — это уже не первый раз, когда мы слышим, как кто-то утверждает, что этот человек — сейджин.

— Нет, не первый, — согласился Сосновая Лощина. — Но, конечно, ты не предполагаешь, что он действительно сейджин, Хэл?

— Я не знаю. — Шандир пожал плечами, потому что был расстроен этим незнанием. — Я просто знаю, что, по-видимому, он специализируется в разделывании большого количества людей, работающих на нас. И что уничтожение всей нашей черисийской сети совпадает с его прибытием в Теллесберг. Если вы можете сказать мне, как один человек может убить или вырубить шестнадцать отборных гвардейцев, а также убить или захватить герцога Тириена — не думая в конце концов о том, как он попал в библиотеку — я буду рад услышать это. На данный момент это звучит для меня как все плохие баллады о сейджинах, которые я слышал.

— В его словах есть смысл, Тревис, — сказал Нарман. — Но есть, также, ещё один момент, который меня интересует.

Оба его дворянина посмотрели на него, и он пожал плечами.

— Уиллимс выполнил свои приказы и убил Лаханга, прежде чем его взяли под стражу, правильно? — Остальные кивнули, а он фыркнул. — В таком случае, откуда они получили информацию, которую они, очевидно, должны были иметь, чтобы Волна Грома полностью уничтожил нашу агентурную сеть?

— Этот момент приходил мне в голову, мой князь, — сказал Шандир. — Я знаю, что сначала мы предполагали, что они, должно быть, начали с Лаханга — или с Тириена и Лахангом — и прошлись по цепочке после того, как раскололи одного из них. Основываясь на том, что мы знаем на текущий момент, возможно, что они заключили герцога в тюрьму, но он не должен был знать достаточно, чтобы они идентифицировали так много других наших агентов.

— Значит они уже идентифицировали Лаханга, — предположил Сосновая Лощина. — Если бы они уже наблюдали за ним, они могли бы идентифицировать, по крайней мере, и некоторых из его людей. И если что-то — вроде того убийцы, которого они захватили живым — подтолкнуло их начать разнюхивать вокруг герцога, то, когда Уиллимс выполнил свои инструкции по устранению Лаханга, они, вероятно, начали хватать всех, кого они уже знали, и чертовски серьёзно их допрашивать. Если это так, то каждый, кого они сломали, мог привести их к другим, пока весь клубок не распутался.

— Это, безусловно, одна из возможных версий, — признал Шандир. — Конечно, у нас здесь нет никакого способа выяснить, что на самом деле там произошло, и нам потребуется время, чтобы даже начать восстанавливаться в Черис. Тем не менее, я думаю, нам нужно внимательно следить за этим их «Мерлином». Сейджин он в действительности или нет, но похоже, что-то начинает происходить, когда он поблизости. Что подсказывает мне, мой князь, — холодно улыбнулся барон, — что мы, возможно, захотим подумать о том, чтобы он не крутился поблизости слишком долго. 

Февраль, 891-й год Божий

I Королевская Гавань, Остров Хелен

— Я по-прежнему думаю, что ты недостаточно потеешь, Мерлин.

Мерлин приоткрыл одно веко и взглянул на Кайлеба.

Нимуэ Албан пришла из культуры — и генетического наследия — которая тщательно осмыслила опасности рака кожи и преимущества солнцезащитных кремов. А Кайлеб — нет. Он чрезвычайно любил загорать, и у Мерлина не было хорошего способа объяснить ему недостатки облучения эпидермиса солнечным светом. Не мог же Мерлин отказаться от чести, а это была настоящая честь, быть приглашённым разделить солнечную ванну с кронпринцем королевства.

К счастью, он мог регулировать окраску кожи по собственному усмотрению, что означало, что его собственный цвет лица стал таким же бронзовым как у Кайлеба. И ещё он потратил некоторое время на само-программирование после той… захватывающей игры в регби и отключил определённые функции. Как результат, та конкретная проблема больше не повторялась, хотя Мерлин был вынужден отметить — очень конфиденциально — что Кайлеб Армак был необыкновенно привлекательным молодым человеком.

— А я продолжаю говорить, что некоторым из нас не надо так много потеть, как другим, — ответил он, и Кайлеб усмехнулся.

— Что ты думаешь о предложении Хоусмина? — спросил принц, помедлив секунду, и Мерлин открыл оба глаза, тем самым отреагировав на перемену темы. Он сел, потянулся за полотенцем и оттёр довольно слабый пот, который Кайлеб высматривал на его лице.

— Я думаю в этом есть изрядный смысл, — сказал он после этого, и потянулся за флягой охлаждённого фруктового сока, которую они захватили с собой, когда отправились на верхушку офиса управляющего гаванью.

Этот офис был в самом конце одного из основных причалов в Чаше Цитадели, исключительно военной якорной стоянки под нависающими стенами главных укреплений Королевской Гавани. Это был превосходный насест для оптимистичных рыбаков, поскольку его расположение открывало его для прохладного бриза, когда ветер дул с юго-западной стороны. Это так же делало его популярным местечком для принятия солнечных ванн у старших офицеров гарнизона, и, кроме того, здесь были особенные преимущества, в случае Кайлеба. В частности, его телохранителям нравился факт, что они могли убедиться, что офис пуст, а затем устроить оцепление через причал между ним и берегом, и позволить принцу по крайней мере иллюзию личного пространства. Кайлеб ценил его по тем же причинам, что делало приглашение сопровождать его сегодня днём ещё большим свидетельством его высокого уважения к Мерлину.

Теперь Мерлин сделал глоток сока, который был, по крайней мере, ещё прохладным, хоть уже и не холодным. На самом деле ему это было не нужно, но это не помешало ему наслаждаться вкусом, прежде чем он передал фляжку Кайлебу.

— Одной наших из главных проблем всегда было время, требуемое на изготовление артиллерии, — продолжил он, когда кронпринц с удовольствием отпил. — Я всё время полагал, что всё, что нам нужно — это отлить каждую пушку, которая нам нужна, если мы хотим, чтобы у них были цапфы. — Он пожал плечами. — И единственный способ, которым это можно было сделать на мой взгляд, это переплавить существующие орудия в бронзу и отлить их заново с нуля.

Он встал, потянулся и, накинув на шею полотенце, подошёл к доходящей до пояса стене, которая окружала верхушку плоской крыши офиса. Его аккуратно сложенная одежда и оружие были уложены на скамье, являвшейся продолжением внутренней части парапета, наверху, придавливая их, лежала вакидзаси в ножнах. Полоса тени от навеса легла на него, когда Мерлин прислонился к стене и посмотрел на гавань.

Незанятая стена офиса доходила прямо до внешнего конца причала, и вода была почти болезненной синей, местами на отмели становясь ярко-зелёной. Сегодня не было очень сильного ветра, даже высоко над уровнем моря. Нежный ветерок сквозил над сверкающей на солнце водой, и шесть или семь детей в четырёхвесельном баркасе размеренно гребли, не совсем по прямой линии, в направлении причала. Рыболовные удочки, торчащие из лодки под разными углами, точно показывали, что они делают, и Мерлин почувствовал приступ тоскливой зависти, когда вспомнил поездки на рыбалку из детства Нимуэ.

Они всё ещё были больше чем в ста ярдах, но семи- или восьмилетняя девочка, сидящая на передней банке, увидела, что он смотрит на них и помахала ему.

Он махнул в ответ, затем повернулся спиной к гавани, когда Кайлеб встал и присоединился к нему в теньке.

— Мне никогда не приходило в голову, — продолжил Мерлин нить их разговора, — что можно было бы добавить цапфы на существующие пушки.

Кайлеб хмыкнул в согласии. На крыше был интригующий беспорядок из всякой всячины, по-видимому оставленной другими загорающими и рыбаками, и одна из бровей принца изогнулась, когда он обнаружил гарпун, подпёртый в одном углу. Он поднял его, неторопливо проверяя его баланс, и посмотрел на Мерлина.

— Какую фразу ты тут сказал на днях? — спросил он. — «Нестандартное мышление», вроде так? — Мерлин кивнул, и принц пожал плечами. — Ну, я думаю мы должны чувствовать себя счастливыми, что Хоусмин так хорош в этом.

— Это мягко сказано, Ваше Высочество, — сказал Мерлин с ухмылкой, и повернулся, чтобы снова взглянуть на баркас. Девочка на носу снова помахала, и он усмехнулся.

Он подумал, что Кайлеб прав. Эдвирд Хоусмин подошёл к проблеме совсем под другим углом. Он показал, что орудие Королевского Черисийского Флота, так называемый «кракен» — шести с половиной дюймовая пушка, примерно одиннадцать футов длиной и стреляющая зарядами чуть менее тридцати пяти футов весом — подошла близко к тому, чтобы удовлетворить требования, установленные ранее Мерлином и капитаном Подводная Гора. Оно было ближе всего к имеющимся у военно-морского флота «стандартным» тяжёлым орудиям, что означало, что оно было доступно в большем количестве, чем другие типы орудий.

Были и другие, немного тяжелее — такие как «думвал», весивший более четырёх с половиной тонн и стреляющим шестидесятидвухфунтовыми снарядами. Или даже ещё больше грандиозный «великий думвал», шеститонный монстр, который стрелял семидесятипятифунтовыми снарядами. Они, однако, были слишком тяжёлыми для их целей. В итоге все они, без сомнения, должны были быть переплавлены, чтобы получить бронзу для заменящих их орудий разумного размера. Но пока они были просто бесполезны.

Хоусмин предложил привести «кракены» к единому стандарту и приварить железное кольцо вокруг орудийного ствола к стольким из них, к скольким это было возможно. Кольцо можно было отлить с цапфами, а это можно было сделать намного быстрее, чем литьё и растачивание полностью нового орудия. Это могло бы быть не так прочно, как отливать цапфы на самом стволе, но это дало бы временное быстрое решение проблемы, а как только позволит время — пушки, конечно, будут переплавлены и отлиты заново.

Это было не самое лучшее решение. В конце концов, запасы «кракенов» едва ли были бесконечными. Но это сохранило бы много времени и ресурсов, а учитывая новый дизайн карронад, который разработали он и Подводная Гора, это значило…

Внезапный крик выдернул его из размышлений, и он рывком развернулся обратно к гавани.

Баркас был сейчас не более чем в семидесяти ярдах от причала, но одна из взрослых девочек закричала, одной рукой зажимая рот, а другой показывая на трио треугольных плавников, плывших по направлению к лодке.

— Кракен! — выругался Кайлеб. Он внезапно перегнулся через ограждение крыши по направлению лодки, набитой детьми. — Не надо! — сказал он, и было понятно, что он сказал это не Мерлину. — Не паникуйте!

Но дети в баркасе не могли его услышать. Старшему из них было не больше четырнадцати, и весь их внезапный ужас проявился в беспорядочном движении вёсел. Лодка качнулась на воде, когда кричащая девочка вжалась в фальшборт в противоположной от кракенов стороне, затем ещё двое детей последовали её примеру, и лодка начала кренится.

Плавники резали воду, приближаясь к лодке, и внезапно один из кракенов поднялся из воды рядом с бортом.

Мерлин впервые вживую увидел одного из этих наводящих ужас хищников, которые обычно предпочитали более глубокие воды, чем в большинстве гаваней. Во взрослой особи кракена было около двадцати или двадцати двух футов ненасытного аппетита. При грубом сравнении, по форме его тело походило на тело вытянутой земной акулы, но их головы различались. У него был круглый рот с множеством зубов, как у миноги, но с небольшим отличием: на протяжении фута — а у полностью взрослого кракена почти трёх — его окружала кайма из десяти мощных щупалец. Щупальца были от четырёх до шести футов длинной, и при движении были прижаты к торпедообразному телу кракена. Но когда кракен атаковал, они вытягивались, хватали добычу и держали её, пока рот не поглотит её.

Этого уже должно было быть достаточно, чтобы описать ужас, который это создание наводило на любое разумное человеческое существо, но ко всему прочему они были ещё и умными. Конечно, не такими умными, как земные дельфины, но достаточно для того, чтобы собраться в стаю, когда они охотятся. И достаточно умными, чтобы распознать лодки, в которых есть еда.

Напуганные дети в ужасе завизжали, когда первый кракен поднял над водой голову, но затем крик стал пронзительным и более громким, потому что второй врезался в баркас снизу. Лодка, которая и так сильно раскачивалась, подпрыгнула на воде так, что почти опрокинулась, и один из мальчиков вывалился за борт.

В воде закрутился водоворот. Голова мальчика поднялась над водой и его рот наполнился ужасным криком агонии, когда один из кракенов схватил его снизу и утащил под воду.

— Шань-вэй! — Кайлеб беспомощно выругался, ударив кулаком по парапету, а разбалансированный баркас качнулся как сумасшедший, потому что его снова протаранили. На этот раз он полностью перевернулся, вываливая всех детей в воду.

Всё это время Мерлин не переставал думать. Прежде чем Кайлеб успел понять, что его «телохранитель» сдвинулся с места, рука Мерлина буквально с нечеловеческой скоростью мелькнула и вырвала у принца гарпун, с которым он играл. Мерлин взмахнул рукой, и, не веря собственным глазам, Кайлеб увидел, как гарпун взлетел плоской, неправильной дугой, которая закончилась в семидесяти ярдах от них.

Один из кракенов поднялся на две трети из воды, стоя на своём извилистом хвосте и щупальца выпустили измученное тело его жертвы, когда гарпун ударил его. Нет, понял Кайлеб, оружие не просто поразило цель — гарпун полностью прошёл через этот массивный бочонок сплошных мышц и костей.

В конце концов один из раненых кракеном мальчиков вывернулся и его кровь окрасила воду. Но сердце Кайлеба застыло внутри груди, так как ещё один кричащий ребёнок, на этот раз девочка, навсегда исчез в ужасающем кровавом ужасе, охватившем мирную гавань.

Затем он заметил уголком глаза новое движение и лихорадочно обернулся. Но было слишком поздно останавливать Мерлина, который уже перелез через парапет крыши, бывшей на тридцать футов выше поверхности воды.

Казалось, что время бесконечно замедлилось, но на самом деле всё это заняло лишь мгновенье. Кронпринц видел всё, точно понимая, что происходит, но он был зрителем. Он мог только наблюдать, как Мерлин бросил себя по плоской траектории, которая пронесла его через невозможные двадцать ярдов, прежде чем ушёл под воду.

* * *

Мерлин был уже в прыжке, прежде чем понял, что он делает, но передумывать было уже немного поздно. Он нырнул глубже под воду, несмотря на свою неглубокую траекторию. Человек из плоти и крови был бы вынужден вынырнуть на поверхность, чтобы восстановить ориентацию, не говоря уже о дыхании, но Мерлин был ПИКА. Его встроенный сонар безошибочно сказал ему где лодка, бьющиеся в воде, кричащие дети и кракены, и его ноги толкнули его по направлению к происходящему хаосу так мощно, как не смог бы ни один биологический человек.

Он бессознательно схватил свой вакидзаси, даже не посмотрев на него. И теперь он держал его рукоять в обоих руках, прижав семнадцатидюймовый плоский клинок к внутренней стороне правой руки чтобы минимизировать сопротивление воды в тот момент, когда он нырнул в воду. Путь до опрокинувшегося баркаса занял у него не больше двадцати секунд. Двадцать секунд, за которые кракен, которого он загарпунил, неистово дёрнувшись, оставил своего атакующего собрата и, судорожно и беспорядочно поплыл по направлению к мелководью. Двадцать секунд, за которые третий кричащий ребёнок был затащен в глубину.

Но теперь он был здесь.

Уцелевшие дети отчаянно молотили руками и ногами, пытаясь забраться на верх перевернувшейся лодки, в попытке найти хотя бы несколько лишних мгновений безопасности. Старший мальчик схватил одну из младших девочек и буквально забросил её на мокрое и скользкое дно, когда один из двух оставшихся кракенов поплыл по направлению к нему со всей своей смертоносной грацией. Щупальца потянулись к нему, стараясь ухватиться, похожие на атакующих змей. Одно обвилось вокруг его лодыжки, пытаясь подтянуть ногу к зубастой пасти, но рука человеческой формы в свою очередь сжалась на щупальце. Она сжалась с силой гидравлических тисков, а затем легированная сталь вакидзаси метнулась вниз, прямо за выпуклыми глазами существа. Клинок вошёл глубоко в голову кракена, и невероятно острое лезвие легко прошло сквозь кости, хрящи и мышцы.

Собственное движение кракена добавило силы руке ПИКА, и вакидзаси продолжил свою траекторию прямо через мозг существа и вышел обратно через его морду в фонтане крови. Щупальце, насмерть сжавшееся вокруг лодыжки мальчика, должно было утащить его под воду вместе с беснующейся тушей, но второй быстрый удар вакидзаси разорвал его в двух футах от раскроенного черепа кракена.

Метания кракена пробитого гарпуном всё больше слабели. Он корчился и скручивался вокруг оружия, которое пробило его тело, но сонар Мерлина уже искал третьего кракена. Он нашёл его в двадцати футах под поверхностью, где он медленно кружился, разрывая и терзая остатки второй жертвы.

Мерлин свернулся в клубок, переориентировал себя и рванулся, плывя прямо по направлению к поедающему свою жертву чудовищу. Если бы оно могло хоть что-нибудь понимать, оно бы осознало, какая угроза на него надвигается. И могло бы уплыть со скоростью, на которую ПИКА даже не мог надеяться. Но, вероятно, оно даже не заметило его приближения.

Даже на такой глубине его усиленное зрение могло видеть отчётливо, но он не позволил себе взглянуть на раздробленные останки в щупальцах кракена. Он смотрел только на кракена, а его левая рука метнулась и ухватилась за спинной плавник.

Кракен начал поворачивать свою голову, словно он был удивлён, и вакидзаси опустился ещё раз. Он прошёл вертикально через самую толстую часть позвоночника твари, прямо перед плавником, почти разрезав огромное тело пополам, и оно забилось в безумных судорогах. Оно отвалилось от него, уже мёртвое, но всё ещё бьющееся в конвульсиях пока мускулы пытались осознать факт своей смерти, и Мерлин поплыл на поверхность.

Выжившие дети всё ещё продолжали кричать, отчаянно стараясь взобраться на лодку, и он вогнал вакидзаси по рукоятку в киль баркаса для сохранности.

— Всё хорошо! — крикнул он. — Всё хорошо — вы теперь в безопасности!

Казалось, что они не заметили его, и он направился к самой маленькой девочке, которая всё ещё была в воде. Он понял, что это была та самая девочка, которая махала ему, и она закричала от ужаса, отчаянно отбиваясь, пока не поняла, что вокруг неё обвились руки, а не щупальца кракена. Теперь уже она потянулась к нему, её собственные руки ухватились за его шею, чуть не задушив. Но он ожидал такого, его искусственные мышцы были рассчитаны даже на большую силу, спровоцированную паникой, так что он подталкивал её на опрокинутую лодку так осторожно, как мог. Она схватилась за киль, пытаясь удержаться, и он бросился доставать из воды других детей.

— Теперь вы в безопасности! — крикнул он ещё раз, и на этот раз некоторые из них похоже действительно его услышали.

Он услышал ещё один голос, повторяющий то же самое, и понял, что он принадлежит мальчику, который вытолкнул девочку из воды. Знакомый голос, казалось, дошёл до сознания выживших детей, в то время как его собственный — нет, и их страшная паника начала спадать. По крайней мере достаточно, чтобы все пять из них заползли на лодку и держались на ней.

Трое из них держались за киль побелевшими костяшками пальцев, рыдая в ужасе, который поразил сердце Мерлина. Но ещё больше его повергли в отчаяние двое других детей, одной из которых была первая девочка, которую он вытащил из воды, и которая продолжала отчаянно звать двух братьев и сестру, которых она больше никогда не увидит.

Он оставался в воде, говоря с ними, пытаясь устроить их поудобнее, и даже когда он это делал, в дальнем уголке его мозга вертелась мысль о том, как он сможет объяснить всё это Кайлебу.

* * *

— Это было… впечатляюще! — спокойно сказал кронпринц Кайлеб несколько часов спустя.

Он и Мерлин сидели в стоящих лицом к лицу креслах в апартаментах Кайлеба в Цитадели. Солнце село, и комната была приятно прохладной, тусклой от света ламп, так что Мерлин посмотрел на него невыразительно.

— Я не уверен, — продолжил Кайлеб, — что я когда-либо слышал о ком-то, кто смог убить кракена, а тем более двух, вооружившись только одним коротким мечом. О, и давайте не забудем забывать про того, что ты проткнул гарпуном… с расстояния в семьдесят ярдов. Сейджин ты или нет, Мерлин, но это был запоминающийся подвиг.

Мерлин снова ничего не сказал, и Кайлеб откинулся на спинку кресла, а лицо его нахмурилось. Молчание затянулось на несколько секунд, после чего кронпринц вздохнул.

— Не потрудишься ли ты теперь просто объяснить, как ты смог всё это сделать?

Мерлин подумал, что голос принца звучал непривычно спокойно и рассудительно для сложившейся ситуации.

— Я не могу, Кайлеб, — сказал он, помедлив секунду. — Я бы хотел. Правда, хотел бы. Но я не могу.

— Мерлин, — сказал Кайлеб спокойно, — меня не волнует, что ты сейджин. Ни один смертный человек не может сделать то, что ты сделал сегодня днём на моих глазах. Никто, даже сейджин. Я спрашивал тебя однажды кто ты на самом деле, и ты уверял меня, что служишь свету. Но какого рода ты слуга?

— Кайлеб… Ваше Высочество, — сказал Мерлин тихо, — я не могу сказать вам этого. Не «не хочу», не «отказываюсь», но не могу.

— Ты просишь меня о большом одолжении, Мерлин, — сказал Кайлеб тем же спокойным голосом. — Мой отец поверил тебе. Поверил настолько, что связал всё своё королевство обязательством принимать твои «услуги»… твои «видения» и все твои знания и советы, которые ты дал нам. И я тоже поверил тебе. Мы ошиблись? Если ты можешь сделать то, что не может смертный, это делает тебя чем-то большим, чем смертный. И как я могу узнать, что кто-то, кто может быть ангелом или демоном, говорит правду?

— Я не ангел и не демон, — ответил Мерлин. — Я клянусь в этом. Я просто не могу сказать вам, кто я на самом деле. Ни сейчас, ни возможно никогда. И я полагаю вам нужно самому решить для себя будете вы или нет доверять тому, кто не может ответить вам на этот вопрос.

Он посмотрел прямо на Кайлеба, и Кайлеб посмотрел в эти странные сапфировые глаза. Кронпринц всматривался в них, ничего не говоря, целую минуту. Затем глубоко вздохнул.

— Тебе не следует делать больше то, что ты сделал сегодня днём. — Тон его разговора звучал так естественно, что казался необычным для сложившихся обстоятельств. — Если бы ты не сделал всего этого, я бы не знал того, что я знаю сейчас, не так ли?

— Нет, — согласился Мерлин. — Вы не знали бы. Но это не значит, что я не должен был делать это.

— Нет, не значит, — сказал Кайлеб, а затем, к удивлению Мерлина, улыбнулся. Это была почти нежная улыбка, а затем принц покачал головой. — И это, Мерлин, причина того, почему я доверяю тебе.

— Правда? — вопреки себе Мерлин не смог сдержать удивление в своём собственному голосе, и Кайлеб тихо усмехнулся.

— Ты показал мне на что способен, подтвердив, что ты даже больше, чем сейджин, потому что ты спас группу сорванцов из гавани, которых даже не знал. Для этого ты рисковал всем доверием, которое ты сумел вызвать у меня и моего отца. И я верю, что ты сделал это не раздумывая.

— Вы правы. Я не раздумывал, когда делал это. — Мерлин тоже покачал головой. — Вероятно я должен был, но это никогда не приходило мне в голову.

— Вот поэтому я и верю тебе, — просто сказал Кайлеб. — Человек — или даже больше, чем человек — который служит тёмным силам, никогда не позволит жизням каких-то портовых отродий испортить путь к достижению своей цели. А ты позволил. Если ты готов рисковать всем чего ты достиг ради спасения жизни детей, это говорит мне всё, что я хотел бы знать. Но это не значит, — на его лице неожиданно блеснула улыбка, подозрительно похожая на усмешку — что я не хочу знать больше!

— Ваше Высочество, — сказал Мерлин, даже не старался сдержать облегчение в своём голосе, — если однажды наступит день, когда я смогу рассказать вам больше, я сделаю это. Я обещаю.

— Я надеюсь этот день настанет, — ответил Кайлеб. — А теперь, я думаю, тебе и мне нужно потратить некоторое время, придумывая какое-то объяснение для сегодняшних событий. Хорошая новость состоит в том, что на берегу никто, кроме меня, не находился в таком месте, чтобы в точности разглядеть, что произошло. Плохая новость состоит в том, что версия детей насчёт того, что случилось, довольно невероятна.

— Вы же знаете, насколько впечатлительны дети, Ваше Высочество. — улыбнулся Мерлин. — Я не сильно удивлюсь, если им всё покажется даже более впечатляющим, чем было на самом деле.

— Это всё хорошо и здорово, — сказал Кайлеб более рассудительно. — Но, думаю, они уже вытащили тушу одного кракена. Того, которого ты пронзил гарпуном. Поверь мне, за всем этим наблюдало больше, чем всего лишь несколько поднятых бровей, даже после того, как я, э… несколько преуменьшил расстояние броска, так скажем. А что будет, если они достанут оставшихся двух?

— Ох, я полагаю, вы можете смело сказать, что они могут достать, — признался Мерлин.

— И будет ли это как-то связано с ножом, которым ты полностью пробил киль того баркаса? — вежливо спросил Кайлеб.

— На самом деле, так и будет.

— Прекрасно. — Кайлеб задумчиво потёр щёки, а затем пожал плечами. — В конце концов они всё ещё в главном судоходном фарватере. Один, которого ты загарпунил, нашёл свой путь на мелководье перед тем, как окончательно сдох, но вокруг вода там глубокая, и, как я понимаю, там бывает скверный прибой во время прилива. Мы можем по крайней мере надеяться, что двое других не будут найдены вообще.

— Это будет без сомнения самый лучший вариант, — согласился Мерлин, сидя и глядя на принца несколько секунд.

— А ты уверен, что тебя устраивает это, Кайлеб? — спросил он наконец.

— Устраивает — это не совсем то слово, что я выбрал бы. — Улыбка Кайлеба была зловещей. — На самом деле, это совсем далеко от слова, которое я бы выбрал. Но если ты имеешь в виду, что я могу подумать второй раз, ответ будет «нет».

— Я ценю это, — сказал Мерлин мягко. — Глубоко.

— Хорошо, давай взглянем на всё это, — предложил Кайлеб. — До сих пор ты спас мою жизнь, жизнь Рейджиса, разобрался с тем, кто вероятно был самым опасным предателем в истории Королевства, разрушил обе крупнейшие агентурные сети в Черис, научил нас тому, что может на самом деле спасти нас от уничтожения, а теперь спас пять подданных моего отца от неминуемой смерти. Я бы сказал, что ты создал достаточно весомый положительный образ передо мной. Пока что, по крайней мере.

— Я не задумывался об этом в таком ключе.

— Тогда должен задуматься. На самом деле… — Кайлеб прервался, потому что в дверь кто-то постучал.

Он поморщился и недовольно покачал головой.

— Я же дал указание, чтобы нас не беспокоили, — сказал он, затем встал и повернулся лицом к двери.

— Входите! — позвал он голосом, не предвещавшим ничего хорошего, в отсутствии подходящего оправдания, для кого бы то ни было с другой стороны двери.

Дверь открылась и, сконфуженно глядя на принца, вошёл Арнальд Фалкан.

— Я знаю, что вы дали приказ не беспокоить вас, Ваше Высочество, — сказал он. — Но прибыл курьерский корабль из Теллесберга.

Он протянул конверт, скреплённый малиновым воском с личной печатью короля Хааральда. Кайлеб взял его, с внезапно потерявшим выразительность лицом, и сломал печать. Плотная, тяжёлая бумага затрещала, когда он развернул небольшое послание бывшее внутри и прочёл его. Затем он поднял глаза и встретил взгляд Мерлина с тонкой улыбкой.

— Похоже, что ты и я требуемся в Теллесберге, — сказал он. — Церковный Интендант… выразил желание пообщаться с нами.

II Королевский Дворец, Теллесберг

Это был первый раз, когда Мерлин когда-либо встречался с отцом Пейтиром Уилсинном, и когда старший священник был проведён в тронный зал, он искренне желал, чтобы эта встреча могла пройти при других обстоятельствах. Практически любых других обстоятельствах.

Уилсинн был молодым человеком, старше Кайлеба, но, вероятно, не старше Нимуэ Албан в момент её биологической смерти. Он был стройным, с рыжими, кудрявыми волосами, и живым интеллектом, казалось парившим в серых глазах, которые вместе с этими волосами выделяли его как иностранца для любого черисийца.

Он также носил фиолетовое одеяние Ордена Шуляра, а вышитый меч и золотое пламя на рукаве, кроме всего, обозначали его как Церковного Интенданта в Черис.

Он проследовал за камергером к подножию помоста и серьёзно поклонился. Сначала Хааральду, затем епископу Мейкелю, который стоял у плеча короля, и, наконец, Кайлебу.

— Ваше Величество. — Его голос был приятным тенором, с акцентом Храма и элиты города Зион.

— Отче, — ответил Хааральд, его собственный мягкий черисийский акцент звучал сильнее обычного, в отличие от акцента старшего священника.

— Я благодарю вас за то, что вы согласились принять меня в такой короткий срок, — продолжил Уилсинн. — И я благодарю вас за то, что вы присоединились к нам, Ваше Высокопреосвященство, — добавил он с ещё одним небольшим поклоном епископу Мейкелю.

— Не стоит благодарности, отче, — сказал епископ. — И позвольте поблагодарить вас за то, что вы уведомили меня, что намереваетесь устроить этот разговор. Я глубоко ценю эту любезность.

Уилсинн улыбнулся и махнул рукой в крошечном жесте отстранения, словно его уведомление Стейнейра не имело никакого значения. Но это определённо не было такой вещью. Будучи Церковным Интендантом, отец Пейтир имел право идти куда угодно, в любое время по своему выбору, и допрашивать любого, кого он выбрал, никого во всём королевстве предварительно не уведомляя, включая епископа-исполнителя Жеральда.

— Ваше сообщение требовало присутствия кронпринца Кайлеба и лейтенанта Атравеса, — заметил Хааральд после непродолжительной паузы. — Как вы заметили, оба они присутствуют. Можем ли мы теперь узнать причину, по которой вы хотели нас видеть?

— Конечно, Ваше Величество. — Уилсинн склонил голову в том, что на этот раз было не вполне поклоном, но всё равно было жестом уважения.

— Я боюсь, что некоторые отчёты, дошедшие до Храма, касаются вопросов здесь, в Черис, — спокойно сказал он. — Большинство, я подозреваю, являются результатом естественного преувеличения. Некоторые, увы, могут быть злонамеренно умышлены теми, чьи интересы… не идентичны интересам вашего королевства, скажем так. Однако, когда есть так много дыма, Совет Викариев и Управление Инквизиции чувствуют обязательство удостовериться, что под ним нет огня. Отсюда моя просьба об этом разговоре.

Хааральд несколько секунд сидел молча, глядя на молодого старшего священника, его выражение было задумчивым. Мерлин сохранял своё собственное лицо совершенно бесстрастным, когда он стоял за креслом Кайлеба, но его ум был занят обдумыванием объяснения Уилсинна. Тон старшего священника был спокойным и взвешенным, но был оттенок, намёк на что-то, что могло бы быть почти раздражением, и Мерлин вспомнил короткий разговор с епископом Мейкелем о причинах, по которым Уилсинн мог быть назначен в Черис.

— Простите меня, отче, — сказал Хааральд через мгновение, — но я должен предположить, что любые такие отчёты будут связаны с новыми процессами и устройствами, которые были введены здесь, в Черис, в течение последних нескольких месяцев. Мне казалось, что все они были проверены и найдены свободными от скверны.

— Вы совершенно правы, Ваше Величество, — согласился Уилсинн. — Более того, я лично изучил все процессы и устройства, которые были представлены, в точности так, как это было необходимо, в Офис Интенданта для одобрения. И, безусловно, моим решением было, что никто из них даже не приблизился к нарушению Запретов. Это остаётся моим мнением.

Если бы Мерлин был существом из плоти и крови, он бы глубоко вдохнул от облегчения. Но Уилсинн не закончил и слегка поднял руку к королю в полупримирительном жесте.

— К сожалению, Ваше Величество, я был прямо проинструктирован архиепископом Эрайком перепроверить мой первоначальный результат. Его семафорное сообщение было, конечно, довольно кратким и не включало причин, из-за которых он почувствовал, что такое повторная проверка желательна. Я могу только высказать догадку, что это результат тех преувеличенных отчётов, о которых я уже упоминал.

— Я понимаю. И, конечно, я осознаю вашу ответственность подчиняться указаниям архиепископа. Тем не менее, — Хааральд позволил толике озабоченности просочиться в свой голос, — поскольку мы были уверены, что все эти вещи соответствовали требованиям, мы уже начали внедрять многие из них. Если мы снова начнём процесс проверки, это вызовет большие трудности — и немаленькие финансовые потери — для многих наших подданных, которые действовали добросовестно.

— Поверьте мне, Ваше Величество, мне об этом хорошо известно, — сказал Уилсинн. — С тех пор, как я получил послание архиепископа, я много думал об этом вопросе. Я полностью уверен в своём мнении касающегося моего первоначального постановления обо всём, что было представлено в мой офис. Хотя я, безусловно, обязан ревностно повиноваться архиепископу, я действительно не вижу смысла повторять процесс проверки и тестирования, так как я уверен, что мои выводы будут такими же в конце этих трудозатратных работ. В настоящее время, однако, я склонен сомневаться в том, что любой протест архиепископу с моей стороны… будет служить интересам вашего королевства.

Глаза Мерлина сузились, и он почувствовал, как напрягаются плечи Кайлеба. Молодой отец Пейтир был широко известен как презрительно не обращающий внимание на политические реалии внутренних фракций Церкви Господа Ожидающего и на то, как светские правители пытались использовать их в своих интересах. Что делало его последнее изречение ещё более интересным, чем оно могло бы быть в противном случае.

— Хотя я и могу чувствовать, что сомнения архиепископа, предполагая, что это на самом деле его сомнения, а не Совета Викариев, неуместны, — продолжил Уилсинн, — я связан как моими официальными обетами, так и моим долгом, как одного из священников Божьих, выполнять его указания наилучшим способом из мне доступных. После долгих размышлений я пришёл к выводу, что истинный характер выражаемых опасений имеет меньше общего с реальными процессами и устройствами, которые я уже одобрил именем Матери-Церкви, чем с будущим, к которому они могут привести.

«Что», — подумал Мерлин более чем с опаской, — «показывает даже большее «политическое» понимание с его стороны. И подводит прямо к делу одним простым предложением».

— Святое Писание предупреждает нас, что изменения порождают перемены, и что соблазны Шань-вэй находят свой путь в наши сердца шаг за шагом, — серьёзно сказал Уилсинн. — С учётом этого, я понимаю законные тревоги архиепископа. И, если быть абсолютно честным, я нахожу, что разделяю их в какой-то небольшой степени. Ваш народ здесь, в Черис — это… буйная компания, Ваше Величество. Я люблю их и восхищаюсь ими, но может случиться так, что те, кто находятся внутри Матери-Церкви, которые чувствуют некоторое опасение относительно их вкуса к постоянному улучшению того, что они делают, имеют какое-то оправдание для своего беспокойства.

— Из-за этого, и в качестве средства решения того, что, по моему мнению, было намерением архиепископа, после долгих молитв и размышлений, я принял решение о том, как я должен действовать. Я предлагаю поразить прямо в сердце проблемы архиепископа.

— И каким образом, отче? — слегка настороженно спросил Хааральд.

— Вот таким, Ваше Величество, — ответил Уилсинн и потянулся за своим нагрудным скипетром Лангхорна. Он был больше, чем большинство подобных ему и изящно украшен драгоценностями. Точно такой скипетр, можно было бы ожидать от кого-то с богатством и известностью семьи Уилсинн. Но никто в тронном зале не ожидал, что произошло, когда Уилсинн взял его обеими руками и раскрутил.

Коронованное навершие скипетра отвалилось, раскрывая тот факт, что конец жезла содержал покрытую золотом полость внутри наконечника.

Уилсинн отпустил навершие, позволив ему повиснуть на золотой цепочке вокруг его шеи, и прикоснулся к выступающему концу жезла кончиком своего правого указательного пальца. И когда он коснулся его, он начал светиться.

Хааральд, епископ Мейкел, Кайлеб и королевские телохранители все вытаращили глаза, парализованные этим непрерывно крепнувшим голубым сиянием. То же самое сделал Мерлин, но по совершенно другим причинам.

— Это, — мягко сказал Уилсинн, — сокровище Матери-Церкви, которое было доверено моей семье века назад. Согласно преданиям, которые были переданы вместе с ним, оно было передано нам самим архангелом Шуляром.

Он коснулся своего сердца, а затем губ, и все остальные в тронном зале, включая Мерлина, сделали то же самое.

— Природа Камня Шуляра, — продолжил Уилсинн, — заключается в том, что, если какая-либо ложь будет произнесена кем-то, касающегося его, Камень изменит цвет на кровавый. С вашего позволения, Ваше Величество, я предлагаю задать каждому из вас по очереди несколько простых вопросов. Камень подтвердит мне правдивость ваших ответов и это, в сочетании с исследованиями, которые я уже провёл, позволит мне добросовестно ответить на вызывающие беспокойство вопросы архиепископа.

Он встретил взгляд Хааральда прямо, всем своим выражением и манерами излучая искренность, и положил свою руку на сияющий голубой кристалл.

— Никто за исключением немногочисленных членов моей семьи не знает, кому Камень был дарован в этом поколении, — сказал он. — На самом деле, большинство в Церкви полагает, что он был навсегда потерян во времена смерти Святого Эврихарда. Я не без труда раскрываю вам это в настоящее время, но у меня есть… собственные опасения в отношении характера обвинений, которые выдвигаются против Черис изнутри Храма.

Для Мерлина было очевидно, что молодому старшему священнику было почти физически больно признать это, но кристалл устойчиво горел синим, а Уилсинн непреклонно продолжил.

— Я верю, что Бог послал мне Камень именно для этого самого момента, Ваше Величество. Я верю, что Он намеревается ответить мне на мои собственные сомнения, чтобы я мог знать, как лучше всего отвечать на такие у других.

Он перестал говорить, и Мерлин задержал своё дыхание, когда Хааральд VII Черисийский глубоко заглянул в глаза молодого старшего священника.

В отличие от Хааральда, Мерлин точно знал, что было скрыто в реликварии Уилсиннов, но он совсем не ожидал когда-либо это увидеть.

Это был верификатор — окончательное развитие старого, неуклюжего докосмического детектора лжи. В отличие от предыдущих попыток создать надёжные средства определения правдивости, верификатор использовал мозговые волны индивидуума, подвергающегося опросу. Согласно закону Земной Федерации, верификаторы не могли использоваться без явного приказа суда, и даже тогда существовали строгие гарантии и ограничения на вопросы, которые могли быть заданы, для предотвращения попыток сбора компромата или охоты на ведьм.

Даже верификатор не был идеальным блюстителем правды. За почти столетие использования не сообщалось ни об одном экземпляре верификатора, который бы неточно сообщал о известной лжи, как о правде, но он мог только рассказать следователю, действительно ли тот, кого он опрашивал, говорил правду как он её знал. Он не раскрывал магическим способом истины, которую никто не знал… и при некоторых психических расстройствах мог возвращать противоречивые показания.

Тот, что был в руке Уилсинна, вполне мог действительно принадлежать Шуляру. Во любом случае, он должен был принадлежать кому-то из состава руководящей команды Лангхорна, и он явно был предназначен функционировать неопределённо долго. Сам кристалл был, в основном, твёрдым куском молекулярных схем, по которому можно было долбануть кувалдой, не причинив чрезмерного ущерба, но должно было быть какое-то средство для энергопитания жезла. Мерлин был не вполне уверен, но, похоже, тот же самый «ангел», что передал «реликвию» семье Уилсинна, проинструктировал их о ритуале, требуемом для того, чтобы поддерживать её заряженной, возможно, через простой преобразователь солнечной энергии, встроенный в неё.

Ничего из этого не имело значения в этот конкретный момент. Важно было то, что местный представитель Инквизиции в Черис её имел.

— Я польщён вашей готовностью раскрыть существование этой реликвии, отче. А так же вашей верой в наше благоразумие и вашей решимостью справедливо судить эти вопросы, — сказал наконец Хааральд. — Что касается меня, я не боюсь простого вопроса. — Он даже не смотрел на других.

— Мы ответим на то, что вы спросите, — сказал он.

* * *

Мерлин очень неподвижно стоял за креслом Кайлеба, когда Уилсинн подошёл к королю. Старший священник протянул верификатор, и Хааральд взял его крепко, не колеблясь, несмотря на его неземное сияние. Он посмотрел на голубой свет, который превратил его пальцы почти в прозрачные, и невозмутимо встретил взгляд Уилсинна.

— Я постараюсь задавать свои вопросы настолько коротко, насколько я смогу, Ваше Величество, — пообещал старший священник.

— Спрашивайте, отче, — уверенно ответил Хааральд.

— Очень хорошо, Ваше Величество. — Уилсинн кашлянул. — Ваше Величество, насколько вам известно, нарушает ли что-либо из новых процессов, устройств или концепций, которые были или будут введены здесь, в Черис, «Запреты Чжо-чжэн»?

— Они этого не делают, — сказал Хааральд в формальных, выверенных тонах, и верификатор светился устойчивым голубым светом.

— Знаете ли вы о каком-нибудь человеке здесь, в Черис, который будет противостоять Божьей воле на Сэйфхолде? — спросил Уилсинн, и Мерлин задержал свой вдох.

— Я не знаю никого здесь, в Черис, кто будет действовать против воли Божьей, — сказал Хааральд. — Я не сомневаюсь, что есть такие, потому что всегда есть те, кто предпочитает зло добру, но, если они существуют, я не знаю, кто они могут быть или где.

Как и в предыдущем случае, верификатор продолжал светиться.

— Принимаете ли вы, как человек и монарх, замысел Божий о спасении Сэйфхолда? — спросил Уилсинн, и на этот раз лицо Хааральда ожесточилось, словно от вспышки гнева. Но он ответил тем же выверенным тоном.

— Я принимаю замысел Божий для этого мира, для своего королевства и для себя, — сказал он, и верификатор вспыхнул чистым голубым цветом.

— Желали ли вы зла кому-нибудь, кто не желал зла вам? — тихо спросил Уилсинн, и Хааральд слегка склонил голову.

— Простите меня, отче, — сказал он в синем свечении верификатора, — но этот вопрос кажется мне немного не относящимся к делу.

Уилсинн начал открывать рот, но король покачал головой, прежде чем он смог это сделать.

— Тем не менее, — продолжил Хааральд, — я отвечу на него. Вы оказали своё доверие мне, и поэтому окажу своё вам. Отвечая на ваш вопрос, я не желал зла никому, кто не хотел зла мне или подданным, за чью жизнь и безопасность я несу ответственность.

Верификатор продолжал светиться, и Уилсинн глубоко поклонился королю и отступил назад.

— Благодарю вас, Ваше Величество, — сказал он, и посмотрел на Кайлеба.

— Ваше Высочество? — сказал он, и Кайлеб протянул руку так же бесстрашно, как и его отец.

— Вы слышали ответы короля на мои вопросы, Ваше Высочество, — сказал Уилсинн. — Могу я спросить, согласны ли вы с его ответами?

— Согласен.

— Вы разделяете убеждения вашего отца по этим вопросам?

— Разделяю.

— Спасибо, Ваше Высочество, — сказал Уилсинн, в то время как верификатор продолжал ярко светиться. Затем он посмотрел на Мерлина.

— В дополнение к своей озабоченности по поводу утверждений о нарушениях «Запретов», архиепископ сообщил мне, что были сообщения о враждебном влиянии на королевских советников. Он не назвал никаких конкретных имён, но я предположил бы, что любые подобные слухи, вероятно, будут сосредоточены на вас, лейтенант Атравес. Вы, в конце концов, чужеземец, и ходят постоянные слухи о том, что вы так же сейджин. Архиепископ специально не поручал мне расследовать эти слухи, но это было бы очень полезно для меня — и облегчением для моего собственного разума — если бы вы разрешили мне это сделать.

Мерлин глядел на него несколько секунд, чувствуя напряжение, которое внезапно поднялось выше в Кайлебе. Затем он кривовато усмехнулся и поклонился старшему священнику.

— Я никогда не ожидал ничего подобного этому, отче, — сказал он с полной искренностью. — Но, если я могу быть полезным, вы, конечно, имеете моё разрешение.

Он протянул свою руку и положил её на верификатор. Когда он это сделал, в углу его зрения загорелась маленькая зелёная иконка, и он втянул в себя глубокий вдох в подтверждение того, что верификатор был полностью функциональным. Его схемы и программное обеспечение обнаружили, что он был ПИКА, работающий в автономном режиме. У него не было возможности понять, что он работает под управлением взломанного программного обеспечения, или он не мог сообщить об этом факту Уилсинну. Но он был разработан для взаимодействия с молицирконовым мозгом ПИКА, также как с человеческим, и он автоматически переключился в нужный режим.

Что означало, что прибор узнает, если он соврёт старшему священнику.

— Вы сейджин, лейтенант? — спросил Уилсинн.

— У меня есть некоторые, но отнюдь не все, способности сейджинов, который как полагают, они имеют, — спокойно ответил Мерлин, выбирая свои слова с крайней осторожностью. — Я приобрёл их после многих лет в Горах Света, но ни один из моих учителей или наставников никогда не называл меня сейджином.

Уилсинн посмотрел на устойчивое синее свечение верификатора, а затем поднял взгляд на лицо Мерлина.

— Почему вы пришли в Черис?

— По многим причинам, — сказал Мерлин. — В частности, я пришёл в это королевство, чтобы предложить свои услуги и меч в его распоряжение, потому что я восхищаюсь и уважаю короля Хааральда, и потому, что я считаю, что Черис предлагает людям лучший шанс жить так, какой мог бы в действительности предложить им Господь.

— Могу ли я предположить из вашего последнего ответа, что вы верите в замысел Божий для Сэйфхолда?

— Отче, — сказал Мерлин очень уверенно, — я верю в Бога, я верю, что у Бога есть замысел для всех людей, где бы они ни были, и я считаю, что каждый мужчина и женщина обязаны стоять и бороться за свет против тьмы.

Верификатор даже не замерцал, и напряжённое выражение Уилсинна неожиданно расслабилось и превратилось в лёгкую, кривую улыбку.

— Я собирался задать вам ещё несколько вопросов, лейтенант, — сказал он, — но вы, похоже, верите в исчерпывающие ответы.

— Я старался, отче, — пробормотал Мерлин, и он и старший священник поклонились друг другу, после чего Уилсинн отступил от помоста, осторожно дезактивировал верификатор и вернул его в его потайное убежище.

— Благодарю вас, Ваше Величество, Ваше Высочество. И вас, лейтенант Атравес. Я считаю, что теперь знаю, что мне нужно знать, чтобы ответить на беспокоящие архиепископа вопросы.

— Не стоит благодарности, — ответил Хааральд, и Мерлин подумал, не скрывает ли голос короля такое же облегчение, какое чувствовал он.

— А сейчас, Ваше Величество, Ваше Высокопреосвященство, я знаю, что у вас есть много обязанностей, требующих внимания. С вашего разрешения, я оставлю вас с ними.

— Конечно, отче, — сказал Хааральд, и епископ Мейкел поднял одну руку в благословении.

— Вы хорошо поработали сегодня, отче, — сказал епископ. — Хорошо бы все священники Матери-Церкви были такими же верными, ревностными и внимательными в выполнении своих обязанностей. Да пребудут с вами благословения Бога и Архангелов.

— Спасибо, Ваше Высокопреосвященство, — спокойно ответил Уилсинн. Затем он снова поклонился, и вышел.

III Стадион короля Хааральда Пятого, Теллесберг

— Страаааайк три!

Болельщики, до отказа забившие стадион короля Хааральда Пятого, неодобрительно взревели по поводу свистка, но одетый в белое судья за «базой» проигнорировал нарастающие крики. Судьи, в конце концов, были единственной ветвью в иерархии Матери-Церкви, привыкшей к освистыванию болельщиками и вопиющему несогласию с их мнением.

Епископ-исполнитель Жеральд Адимсин иногда сожалел о том, что это было так. Это оскорбляло его чувство приличия в отношении любого из слуг Матери-Церкви, являющегося предметом такого злоупотребления, хотя, по крайней мере, архангел Лангхорн был осторожен, когда он устанавливал заповеди Писания для игры, чтобы зарезервировать должность судьи для мирян. В конце концов, толпа освистывала не рукоположенного священника. И на этот раз, даже самый яростно протестующий фанат, вероятно, понял, что свисток судьи был правильным.

Конечно, было бы немного самонадеянно ожидать, что все они согласятся с этим. Ежегодная Серия Чемпионата Королевства — в этом году опять между «Теллесбергскими Кракенами» и их традиционными, ненавистными соперниками, «Драконами Хейреты» — была построена на трёх играх для каждого, и они были в седьмом иннинге решающей игры с Кракенами, уступая два очка и с занятыми базами, что сделало второй аут из объявленного страйка особенно болезненным.

Шум толпы опустился до её нормального фонового прибоя, и лишь случайный голос всё ещё кричал надуманные комментарии о качестве зрения судьи, а следующий бэттер уже выдвинулся на базу. Насмешливые ободрения полетели от зрителей, когда он вышел на позицию отбивающего. Жан Смолт был одним из самых доминирующих питчеров в лиге, особенно в окончании сезона, и он обычно был очень популярен. Но, как и большинство питчеров, его результативность, как отбивающего, была в лучшем случае посредственной. При этом, он попал в завершающую иннинг двойную игру в его последнюю очередь бить, и домашние болельщики, явно ожидали быть… разочарованными этим.

Эти обстоятельства, по мнению Адимсина, сделали предыдущий страйк-аут бэттера ещё более мучительным для зрителей.

Епископ посмеялся над этой мыслью, а затем, когда Смолт крепко вонзил свои шиповки и постучал по базе своей битой, откинулся на своём удобном, хорошо затенённом сиденье в ложе, зарезервированной для использования Церковью на каждом крупном бейсбольном стадионе. Все остальные на стадионе были сосредоточены на драме, разворачивающейся на залитом солнцем поле, но улыбка Адимсина постепенно угасла. У него самого на уме были другие, более важные дела.

На стадионе Хааральда Пятого, Церковная Ложа была расположена сразу же справа от Королевской Ложи. Жеральду нужно было только повернуть голову, чтобы увидеть короля Хааральда и кронпринца Кайлеба, пристально наблюдающих за красиво ухоженным полем, и при виде этого, он, совсем немного, нахмурился. Это была тревожная нахмуренность, но она не имела никакого отношения к текущей игре.

Жеральд Адимсин не прослужил бы столько лет епископом-исполнителем в королевстве Черис, не приобретя, даже на таком удалении, определённой чувствительности к политическим потокам, протекающим внутри Храма. Никто, как правило, на самом деле ничего ему не рассказывал в подробностях, но у него был большой опыт чтения писем архиепископа Эрайка, и последний набор депеш был даже более… откровенным, чем обычно. Адимсину было очевидно, что его временные начальники необычайно тревожились из-за сообщений, которые они получали — не все от него — о Черис. Что, конечно, не было хорошо, и несчастный случай, который помешал архиепископу совершить его запланированное пастырское посещение, оставил его епископа-исполнителя, ответственным за борьбу с этим. Что, по мнению Жеральда Адимсина, было даже ещё хуже.

Он минуту жевал эту неприятную мысль, затем посмотрел на молодого священника, сидящего рядом с ним.

Отец Пейтир Уилсинн был тёмным мазком фиолетового среди епископских белых, коричневых и зелёно-земных тонов других епископов и священников, заполняющих ложу. Конкуренция за места на Серии Королевства всегда была жестокой, и технически Уилсинн был значительно младше некоторых из старших священников других церковных орденов, которые в этом году не смогли выиграть места в церковной ложе. Но это не имело значения. Будучи Интендантом Матери-Церкви (и Инквизиции) в Черис, единственным членом черисийской иерархии, функционально старшим, чем молодой, активный шулярит, был сам Адимсин.

Это причиняло епископу-исполнителю более чем небольшое беспокойство. Священники, подобные Уилсинну, часто являлись проблемой для своих административных начальников, даже при нормальных обстоятельствах. Но эти обстоятельства, если только Адимсин не упустил много в своих предположениях, не были такими.

— Скажите мне, отче, — сказал он через мгновение, — появились у вас какие-то новые мысли по поводу того, что мы обсуждали в четверг?

— Прошу прощения, Ваше Высокопреосвященство? — Уилсинн повернул голову к епископу. — Я сосредоточился на поле, и, боюсь, я не совсем расслышал ваш вопрос.

— Всё в порядке, отче, — улыбнулся Адимсин. — Я просто спросил, есть ли у вас дополнительные мысли по тому предмету, который мы обсуждали на днях.

— Ах. — Уилсинн поднял голову, его выражение внезапно стало задумчивым, затем он слегка пожал плечами.

— Вообще-то нет, Ваше Высокопреосвященство, — сказал он после этого. — Я очень тщательно обдумал последние депеши и инструкции архиепископа, и, как вы знаете, я лично беседовал с королём и кронпринцем в свете этих посланий. Я также исчерпывающе рассмотрел мои оригинальные заметки из моего первоначального рассмотрения всех новых процессов и устройств. И, как я уже говорил, я провёл немало часов в своей комнате, искренне молясь об этом. Однако, пока что ни Бог, ни Архангелы… — он прикоснулся пальцами своей правой руки к сердцу, затем к губам — …не удостоили меня дополнительным озарением. Я…

— Первый страйк! — закричал судья, когда питчер Драконов пропустил «фастбол» прямо через центр страйк-зоны. Запоздалый, неуклюжий удар битой Смолта даже не коснулся мяча, и несколько фанатов лишь громко застонали. Уилсинн был одним из них, но затем он покраснел, поняв, что позволил игре отвлечь его от разговора со своим духовным начальником.

— Прошу прощения, Ваше Высокопреосвященство. — Его внезапная улыбка заставила его выглядеть ещё моложе, почти мальчишески. — Я знаю, что я хороший северный мальчик из Храмовых Земель, но я боюсь, что «Кракены» совратили мою преданность «Хлещущим Ящерицам». Пожалуйста, не говорите отцу! Он лишит меня наследства, по меньшей мере.

— Не волнуйтесь, отче. — Несмотря на всю мрачность своих мыслей и забот, Адимсин обнаружил, что улыбается в ответ. Несмотря на часто зловещую репутацию ордена Шуляра и собственную раздражающую невосприимчивость Уилсинна к внутренним политическим взаимоотношениям Храма, интендант был очень симпатичным молодым человеком. — Ваша тайна со мной в безопасности. Но вы о чём-то говорили?

— Я полагаю, что собирался сказать — до того, как судья так грубо прервал нас — что, несмотря на все мои молитвы и размышления, или, может быть, из-за них, я чувствую себя вполне уверенным в моём первоначальном решении по этим вопросам.

— Значит, вы по-прежнему не испытываете беспокойства по поводу каких-либо нарушений «Запретов»?

— Ваше Высокопреосвященство, — серьёзно сказал Уилсинн, — как член Ордена, и как Интендант Матери-Церкви в Черис, я всегда обеспокоен возможными нарушениями «Запретов». Конечно, Орден чётко осознаёт необходимость проявлять особую бдительность здесь, в Черис, настолько далеко от Храма, и я заверяю вас, что я внимательно следил за указаниями Великого Инквизитора и архиепископа в этом отношении. Однако, ничто из всех новейших разработок здесь, в королевстве, даже не приблизилось к порогу Запрещённого преступления.

— Я понимаю, что это по-настоящему сфера ответственность Шуляритов, отец Пейтир, — сказал Адимсин. — И, если было похоже, что я лелеял какие-то сомнения в отношении усердия, с которым вы выполняете эти обязанности, это не было моим намерением. — Он задумчиво нахмурился. — Полагаю, это просто внезапное появление стольких… нововведений за такой короткий промежуток времени вызывает у меня некоторое беспокойство.

«И, похоже, у некоторых других людей, они вызывают даже большее беспокойство, чем это, теперь, когда новости о них достигли Храма», — подумал он.

— Второй страйк!

Болельщики застонали громче, когда мяч шмякнулся в рукавицу кэтчера. Не то чтобы на этот раз кто-то особенно обвинял Смолта. Питчер Драконов знал, что даже единственный промах мог бы отразиться на табло, и он не бросал мяч Смолту так, как, в большинстве случаев, он должен был бы бросить его кому-то с обычной сезонной результативностью Смолта в роли отбивающего. Этот скверный, поздно проявляющий свою траекторию «слайдер» заставил бы нервничать почти любого хиттера.

— Я могу, конечно, понять, почему вы чувствуете некоторую озабоченность, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Уилсинн, улыбаясь и с оттенком иронии качая головой, в то время как он наблюдал, как Смолт уходит с позиции отбивающего, чтобы привести в порядок свои мысли. Затем шулярит повернулся лицом к лицу к Адимсину.

— На самом деле, — сказал он более серьёзно, — я сам был совершенно ошеломлён ими, даже здесь, в Черис! Пока я не видел свидетельств демонического вмешательства за все годы моего пребывания здесь, но я должен признаться, что энергия, с которой черисийцы ищут лучшие способы делать вещи, часто довольно пугающая, и этот их Королевский Колледж только всё усугубляет. У меня были свои собственные сомнения о них, и так много новых идей, появившихся сразу, были чем-то вроде шока.

— Сказав это, однако, кажется очевидным, что все нововведения, которые мы рассматривали в течение последних нескольких месяцев, на самом деле не более чем, как применение уже существующих, одобренных методов и практик новыми способами. Каждый из этих методов и практик, в свою очередь, был тщательно протестирован Матерью-Церковью, прежде чем он получил одобрение Ордена, если уж на то пошло. И Писание не содержит заповедей против использования одобренных практик для новых целей, если эти цели не угрожают замыслу Божьему.

— Понимаю. — Адимсин несколько секунд изучал молодого человека и желал, чтобы он мог задать вопрос, который он действительно хотел спросить.

С большинством других интендантов он, вероятно, мог бы это сделать, но Уилсинн был послан в Черис по какой-то причине. Некоторые из них, на самом деле, включали его явное неодобрение способа, которым старшие прелаты Матери-Церкви, даже в его собственном ордене, позволили… прагматизму раскрасить процесс принятия решений. Его столь же очевидное неодобрение того, что он считал «упадком» образа жизни, охватившим тех же самых старших прелатов, было так же ярко выражено, и его происхождение сделало возможные последствия его позиции потенциально зловещими.

Из семьи Уилсинн произошло не менее шести Великих Викариев. Последний из них получал этот сан всего лишь за два великих викариата до теперешнего, и один из них — Великий Викарий Эврихард Справедливый — был ревностным реформатором храмовых «злоупотреблений» сто лет назад. Его великий викариат длился менее двух лет, прежде чем он каким-то загадочным образом упал со своего балкона и погиб, но его всё ещё продолжали вспоминать с дрожью ужаса в старших рядах епископата. Как прямой наследник Святого Эврихарда — во многих отношениях — молодой Пейтир легко мог стать значительной силой в Храме, если бы он решил сыграть в эту игру. И это создало бы невыносимую угрозу слишком многим уютным Храмовым взаимоотношениям.

К счастью, он был столь же не заинтересован в политике, насколько он мог бы возможно быть, и те же семейные связи оберегали его от худших последствий неодобрения его начальства. С другой стороны, учитывая его семью, его нынешний ранг всего лишь старшего священника, вполне мог быть истолкован как наказание за его склонность к созданию волн. Как и его назначение в Черис, если уж на то пошло.

Но ни один живущий человек не мог подвергнуть сомнению благочестие отца Пейтира Уилсинна или его интеллектуальные способности. Конечно, это было лишь частью проблемы Адимсина. Уилсинн был слишком яростно сосредоточен на долге своего ордена защищать ортодоксальность Церкви, чтобы тратить время на такие вещи, как внутренние фракции Храма или раздоры между ними, и никто во всём его ордене не был лучше информирован о том, что входит в эту обязанность. Это могло быть связано как с его назначением в Черис, так и, в какой-то мере, с желанием убрать его из Зиона, но все эти факторы вместе объединились, чтобы исключить любую возможность обсуждения им и Адимсином потенциальных последствий стольких черисийских нововведений в политических расчётах Храма.

Или последующих последствий для карьеры некоего епископа-исполнителя Жеральда.

— Можете ли вы сказать, — спросил епископ вместо этого, — что эти новые «цифры» доктора Маклина и это его устройство «абак» тоже падали в ту же категорию?

— Какую категорию, Ваше Высокопреосвященство? — Уилсинн выглядел озадаченным, и Адимсину удалось не вздохнуть.

— Категорию опирающихся на утверждённые практики, отче, — терпеливо сказал он.

— Простите меня, Ваше Высокопреосвященство, — ответил шулярит, — но этот вопрос действительно не возникает. Хотя я с готовностью признаю, что я менее разбираюсь в математике, чем многие, из моего исследования работы доктора Маклина очевидно, что это будет исключительно полезным. Торговцы, которые уже используют эти его новые «цифры», совершенно ясно это продемонстрировали.

— Конечно, как учит Писание, сам факт, что что-то кажется полезным в мирском смысле, не обязательно делает его приемлемым в глазах Бога. Так Шань-вэй соблазнила своих первоначальных последователей злом и проклятием, в конце концов. Но Запреты ничего не говорят, так или иначе, о способах подсчёта или записи чисел. Уверяю вас, после наших предыдущих бесед я провёл довольно много времени с моими алфавитными указателями изречений, ища любое упоминание в Писании или Озарениях. Я не нашёл ни одного.

— «Запреты» имеют дело с нечистым знанием, природа которого открывает двери для тех искушений, которые приводят людей в сети Шань-вэй. Архангел Чжо-чжэн весьма конкретна в этом отношении, как и «Озарения», но искушение лжёт в нечестивом стремлении осквернить эти знания и силу, которые предназначены для Бога и его ангелов. В сфере знаний, подходящих для смертных людей, тот факт, что способ выполнения поставленных задач более эффективен и работает лучше, вряд ли угрожает душам людей проклятием. До тех пор, по крайней мере, пока ни одно из пороговых значений «Запретов» не пересекается.

— Понятно, — повторил Адимсин, хотя он был хорошо осведомлён, что взгляды Уилсинна не были повсеместно распространены, даже в ордене Шуляра. С другой стороны, было что-то в голосе Уилсинна, или, возможно, это были его глаза. Ответы молодой интендант произносил быстро и легко, с уверенностью того, кто действительно провёл много часов, размышляя над ними. Но был и оттенок… вызова. Не неповиновения, и не неуважения. Ничего подобного. И всё же у Адимсина было смутное ощущение, что молодой человек принял своё решение в полном понимании, что это не то, чего желал его архиепископ или, возможно, даже сам Совет.

Епископ-исполнитель посмотрел, как Смолт возвращается на позицию отбивающего и заново принимает свою отбивающую стойку, ожидая, пока питчер и кэтчер попытаются вместе решить, что они хотят сделать дальше. Хотя, по мнению Адимсина, решение не должно было быть таким сложным. С уже двумя аутами и счётом в два страйка и ноль болов, Смолт должен был чувствовать себя настороже, а у Драконов было три свободных подачи, с которыми можно было работать. Все на стадионе должны были понимать, что пришло время для чего-то не перехватываемого, вне страйк-зоны, что они, возможно, могли соблазнить его на погоню за страйк-аутом.

По-видимому, человек на питчерской горке был единственным человеком в Теллесберге, который этого не понимал, сардонически отметил епископ. Он посмотрел, как кэтчер быстро подаёт жест за жестом питчеру, затем оглянулся на Уилсинна.

— Тогда я полагаю, что это всё, что нужно сказать, отче, — сказал он. — Могу ли я предположить, что ваш собственный отчёт по этим вопросам будет завершён в течение следующего дня или двух? У меня есть посыльное судно, готовое отправиться в Кланир. Если ваш отчёт будет доступен, я могу придержать его в порту достаточно долго, чтобы добавить ваш отчёт к моей собственной корреспонденции архиепископу Эрайку.

— Я могу представить его вам завтра днём, Ваше Высокопреосвященство.

— Отлично, отче. С нетерпением буду ждать, чтобы прочить его самому, и…

ТРАХ!

Внезапный резкий звук древесины, столкнувшейся с кожей, оглушил толпу и заставил её на мгновение замолчать. Питчер Драконов, наконец-то, выбрал, как ему делать подачу, и это было чем-то отвратительным. Фактически, мяч летел почти над землёй и, по крайней мере, в десяти дюймах от базы. Но каким-то образом питчер Кракенов действительно смог отбить его. И не просто «отбить». Его нанесённый от плеча удар выглядел невероятно неудобным, но он поднял мяч за пределами поля, просто вне досягаемости второго, прыгающего бейсмена, и положил его на траву в центре поля. Он приземлился со свирепым вращением, а затем, казалось, ударился обо что-то, что вызвало неприятный отскок, который отправил мимо нырнувшего к нему в прыжке центр-филдера. Он пронёсся мимо него, не более, чем в футе от его отчаянно выставленной перчатки, и с занятыми базами и двумя страйками, бегущие начали движение, как только Смолт сделал отбив.

Невероятный рёв восхищения толпы был оглушающим, и даже Жеральд поднялся на ноги, когда мяч докатился почти до самой центральной стенки, прежде чем правый инфилдер Драконов сумел догнать его и подхватить. Первый Кракен уже пересёк базу к тому времени, когда он сбросил бросок, и он бросил его на голову отсекающего. Учитывая расстояние, которое он должен был покрыть, и как быстро ему удалось это сделать, это был не такой уж плохой бросок. Но этого было недостаточно. Он вытащил кэтчера на четверть пути от линии первой базы, довольно далеко от домашней базы, и он слегка мял ловушку, когда второй Кракен пересёк дом и сравнял счёт.

Питчер Драконов был обязан закрыть базу, но он начал с опозданием, как будто он не мог поверить, что Смолт действительно ударил по мячу. Он поверил сразу после второго бегущего, но он всё ещё продолжал поворачиваться к кэтчеру, который продолжал жонглировать мячом и пытался решить куда бросать, когда третий Кракен с грохотом бежал по линии третьей базы, весь путь от первого. Кэтчер, наконец, сделал бросок — ядро, идеально заброшенное на базу — но питчер даже не смотрел в направлении бегущего, когда Кракен бросился в его сторону, сбил с ног и дотронулся до домашней базы, несясь напролом. Мяч отпрыгнул от поражённого питчера, а Смолт — несясь сильнее, чем когда-либо в своей жизни, — оказался на третьей базе, тяжело отдуваясь, пока стадион сходил с ума.

— Что же, — сказал Адимсин с усмешкой несколько минут спустя, когда суматоха закончилась, и он снова занял своё место, — кажется, чудеса случаются, не так ли, отче?

— Конечно случаются, Ваше Высокопреосвященство!

Тон Уилсинна привлёк глаза Адимсина к его лицу. Молодой священник, казалось, был поражён легкомыслием наблюдения епископа. — «Нет», — подумал Адимсин, — «не «поражён». Неодобрителен, пожалуй, хотя это тоже было не совсем верное слово. Может быть, он хотел был «разочарован»».

«Как бы то ни было, мне нужно это запомнить», — сказал сам себе Адимсин. — «Он здесь не для того, чтобы вытащить его из-под чьего-то башмака в Храме. И он не заинтересован в… административных компромиссах. Надеюсь, это не превратится в проблему».

— Да, случаются, отче, — согласился епископ-исполнитель, его собственный голос и выражение были более серьёзными. — Действительно, они случаются.

* * *

Жаспер Мейсен сидел в нескольких сотнях мест от епископа Жеральда и отца Пейтира. Как и многие люди и фирмы, которые занимались бизнесом в Теллесберге, небольшая судоходная компания, которой он якобы владел, зарезервировала абонементные билеты на игры Кракенов. Его место было не так хорошо, как в королевской или церковной ложах, но оно было почти прямо за третьей базой, и он недоверчиво покачал головой, когда Смолт оказался на ней.

— Это будет больно, — весело заметил Жамис Макферцан с соседнего места, и Мейсен хмуро посмотрел на него.

— Это только седьмой иннинг, — прорычал он, и Макферцан усмехнулся.

— Конечно, это так — успокаивающе сказал он, и потёр свой большой пальцем указательным.

Мейсену удалось сохранить подходящее дерзкое выражение, но он боялся, что Макферцан прав. Опустошающий нападающий состав Драконов сделал их фаворитом, имеющим шансы выиграть Серию в этом году. Даже теллесбергские букмекеры согласились на этот счёт, сколько бы они не могли быть расстроены из-за этого. Но Макферцан утверждал — и готов был заключить пари — что подача Кракенов, которая была очень сильной перед финишной прямой, могла бы довести домашнюю команду до победы. Мейсен принял эту ставку, с шансами два-к-одному, и он начал подозревать, что в этом отношении, по крайней мере, решение его нового подчинённого было лучше, чем его собственное.

И это было похоже на Макферцана, который подкрепил своё мнение звоном нескольких черисийских марок, несмотря на относительно короткое время, которое он был здесь. Он приехал в Теллесберг в качестве замены Оскара Малвейна меньше месяца назад, но быстро понял гораздо больше вещей, чем то, как соревновались бейсбольные команды королевства. Уже было очевидно, что он был, по крайней мере, настолько же способным, как и его предшественник. Он также был уверенным в себе и даже более трудолюбивым… и, несомненно, амбициозным. Лучше всего было то, что он явно не был в списке подозреваемых иностранных агентов барона Волны Грома.

Всё это — кроме, возможно, амбиций — было хорошими вещами с точки зрения Мейсена. К сожалению, Макферцан всё ещё находился на самых ранних стадиях подбора своих собственных агентурных источников. Мейсен рассмотрел вопрос о том, чтобы связать своего нового подчинённого с некоторыми из старших членов старой сети Малвейна, как способ ускорить этот процесс, но он твёрдо отверг это искушение.

Казалось маловероятным, что Волна Грома сумел идентифицировать многих агентов Малвейна, несмотря на очевидное подозрение барона в отношении самого Малвейна, поскольку ни один из них не был арестован. Возможно, однако, что Волна Грома точно знал, кто работал на Малвейна, и оставил их в покое в надежде, что замена Малвейна сможет идентифицировать себя, связавшись с ними. Но учитывая тот факт, что сеть шпионов Нармана Изумрудского была полностью опустошена, то, насколько Мейсен мог сказать, собственная организация Мейсена стала единственным окном князя Гектора и его союзников в Черис. При таких обстоятельствах он решил, что было бы гораздо лучше чуть дольше выводить Макферцана на полную силу, чем рисковать попасть в ловушку Волны Грома и потерять это окно.

Не говоря уже о том, чтобы рисковать одной единственной шкурой некоего Жаспера Мейсена.

Он наблюдал, как на скамейке Кракенов отгремели торжества похлопывания по спине и взаимного поздравления. Следующий бэттер — Рафаил Фуркаль, ведущий игрок Кракенов — в конце концов вышел к домашней базе, в то время как кэтчер Драконов выбежал на горку, чтобы посовещаться с питчером. Вероятно, больше в попытке снова успокоить питчера, чем для любого серьёзного обсуждения стратегии. Драконы интенсивно изучали отчёты разведчиков по Кракенам, и они знали, что сила Фуркаля почти исключительно на левом поле. Полевые игроки уже сдвинулись по кругу налево — конечно же, бейсмен со второй базы стал почти на второй шорт-стоп, и бейсмен с первой базы переместился на полпути ко второй — в то время как кэтчер всё ещё продолжал успокаивающе болтать со своим питчером.

«Хотел бы я, чтобы хоть кто-нибудь рядом успокоил меня в последние несколько месяцев», — подумал Мейсен уныло. Было безумием осознавать все виды событий, которые явно происходят под поверхностью в тот момент, когда разумность и будущее выживание требовали от него действовать так осторожно. Он сделал всё возможное, но его собственные источники были гораздо более сильно разработаны среди торговцев, работающих в Теллесберге. До тех пор, пока Оскар не был вынужден сбежать, спасая себя, он действительно не осознавал, насколько серьёзно он полагался на суждение Малвейна и оперативные работы, в которых были затронуты политические и военные вопросы. Хорошей новостью было то, что депеши князя Гектора ясно дали понять, что князь понял ограничения, в которых был вынужден работать глава его черисийской резидентуры.

«Или, по крайней мере, он так говорит», — не смог перестать размышлять Мейсен. Он не раз задавался вопросом, особенно учитывая очевидные способности Макферцана, что Гектор, возможно, послал нового человека с намерением в конечном итоге продвинуть его на верхнюю позицию в Черис. Это была отличная возможность, и, если бы это произошло, отзыв Мейсена в Корисанд не сулил ничего хорошего для его собственной карьеры. Тем не менее, как минимум, Гектор был гораздо меньше чем Нарман похож на человека, готового просто так уничтожить одного из своих агентов.

На данный момент Мейсен решил принять уверения своего князя о его неизменном доверии за чистую монету и сосредоточиться на том, чтобы найти то, что Хааральд и Волна Грома так старательно скрывали.

Питчер сделал свой первый бросок, а Фуркаль тяжело взмахнул… и промахнулся.

— Первый страйк! — объявил судья, и Фуркаль покачал головой с явным отвращением к себе. Он на мгновение вышел за пределы домашней базы, явно успокаивая себя, что он допустил ошибку, затем вернулся в неё, даже не взглянув на кракенского тренера третьей базы ради любых свежих подсказок. Он стал в стойку, а питчер вышел и сделал свою вторую подачу.

В этот момент Фуркаль поразил каждого человека на стадионе, подставив биту под мяч и почти идеально уронив его на линию первой базы. Это было не совсем самоубийство, но это был очень рискованный ход, даже для кого-то со скоростью Фуркаля. Несмотря на это, его огромная дерзость застала оборону полностью врасплох. Тот факт, что он промахнулся на первом броске, вероятно, помог, но это была явно задуманная уловка, несмотря на отсутствие каких-либо знаков от тренера третьей базы, потому что Смолт вломился на домашнюю базу в тот же самый момент, когда Фуркаль сравнял счёт в результате удара.

Сдвиг инфилдеров оставил питчера ответственным за прикрытие первой базы, но он был левшой, и его естественное движение увлекло его к той стороне горки, которая была ближе к третьей базе. Ему потребовался один критический момент, чтобы восстановиться, рвануть и подхватить мяч. Он уже опоздал осалить Фуркаля, и к тому времени, когда он развернулся, чтобы перебросить мяч на домашнюю базу, Смолт получил достаточно форы, чтобы избежать броска и заработать очко, в то время как толпа болельщиков кричала, свистела и топала ногами в одобрении.

«Здесь есть аналогия», — решил Мейсен.

Он был слишком хорошо осведомлён о том, что он всё ещё не знал всего, что делали черисийцы. Большинство из того, что он знал, было более тревожным, чем угрожающим. Если только Мейсен не ошибся в своём пари, новая конструкция такелажа, которую придумал сэр Дастин Оливир — эта его «шхуна» — представляла самый наиболее явный вызов, о котором кто-либо знал. Мейсен до некоторой степени сомневался, что все фантастические рассказы о её эффективности и преимуществах, могли бы быть точными, но было очевидно, что эти преимущества всё же существенны. Они приносили Оливиру десятки заказов на новые корабли, первые из которых уже выходили из верфей, чтобы раздуть ряды огромного черисийского торгового флота. Торгового флота, который и так уже был слишком большим и имел слишком много преимуществ.

С другой стороны, «секрет» того, как он работает, вряд ли мог быть сохранён надолго, и уж точно не в том случае, когда он будет использоваться там, где кто-нибудь ещё мог бы его увидеть. То же самое можно было сказать и о новом способе вычислений Ражира Маклина. Действительно, Мейсен уже лично получил один из «абаков» Маклина и отправил его в Корисанд. Он и Макферцан также следили за слухами о ещё большем количестве нововведений среди черисийских производителей текстильной продукции, и он ожидал, что сможет представить предварительный отчёт о них, также в течение следующих нескольких пятидневок.

Часть его имела искушение додумать всё, что означало, что он возвращался к началу ситуации, и где-то глубоко внутри, маленький, ворчащий голос предупреждал, что он не прав. То, о чём он знал — что остальному миру было позволено увидеть — было лишь частью. Умышленная завеса, поднятая в попытке убедить всех остальных сосредоточиться на ясно видимой части айсберга, так же как первый удар Фуркаля отвлёк всех от возможности последовавшего удара.

«И мне интересно», — подумал Мейсен, — «действительно ли все эти отцы инноваций несут ответственность за свою «собственную» работу?»

Это был вопрос, над которым он размышлял не один раз. Все данные свидетельствовали о том, что Маклин, Оливир и Рейян Мичейл действительно придумали свои новые идеи самостоятельно. Тот факт, что колледж Хааральда свёл их всех вместе, где их идеи могли выбить искры друг из друга, действительно мог объяснить, как так много новых концепций расцвело за такой короткий промежуток времени. Но Мейсен не мог избавиться от подозрения, что внезапное прибытие Мерлина Атравеса в Теллесберг было связано с этим немного больше, чем он думал, и именно поэтому это заставляло его нервничать.

«Не волнуйся попусту, Жаспер», — сказал он себе твёрдо. — «Даже если есть какая-то правда в той истории, и этот человек действительно сейджин, это не делает его кем-то вроде абсолютного сверхчеловека! Если бы он стоял за всём этим, они бы сделали с ним что-то получше, чем назначить лейтенантом в Королевскую гвардию, ради Лангхорна! Вместо того, чтобы беспокоиться о нём, почему бы тебе не беспокоиться о том, что ещё не разрешили увидеть остальному миру? Если они так желают рассказать нам о вещах, о которых мы действительно знаем, что они могут скрывать за вещами, которые они сделали достоянием гласности?»

Он не знал ответов на эти вопросы, но знал, что Волна Грома и верховный адмирал Остров Замка́ усилили и без того крепкую безопасность, которую они поддерживали на островах Хелен и Песчаной Банки. После смерти Кельвина Армака, безопасность в Хейрете также значительно усилилась. Всё это можно было бы достаточно легко объяснить, как рутинную меру предосторожности после попытки убить Кайлеба, и раскрытием того, что кто-то столь же высокопоставленный, как герцог Тириен, был в союзе с врагами королевства. Но это также просто предоставило ширму, за которой могло бы происходить всё что угодно, и Жасперу Малвейну это не нравилось.

Нет, ему это совсем не нравилось. 

Апрель, 891-й год Божий 

I У банки Трумана, Бухта Южный Хауэлл

— Сигнал с флагмана, сэр!

Граф Серой Гавани повернулся от места около поручней шканцев, услышав крик, исходящий от старшего из двух гардемаринов, забравшихся на марс бизань-мачты. Он сложил руки за спиной, приспосабливаясь к лёгкому движению палубы рефлексами, усвоенными за двадцать с лишним лет, проведённых в море, и стал наблюдать, как капитан КЕВ «Тайфун» воззрился на молодого гардемарина, прокричавшего сигнал.

Глаза этого юноши были приклеены к флагманскому кораблю. Звуки корабля в море — ветер, гудящей в такелаже, ритмичный плеск воды о корпус, скрип шпангоутов и мачт, пронзительные крики и посвист птиц и виверн, следующих в кильватере «Тайфуна» — текли вокруг Серой Гавани в то время как он наблюдал, как старший гардемарин напрягся, чтобы прочесть сигнальные флаги, развевающиеся на рее бизань-мачты КЕВ «Буря». Другой юноша сидел спиной к мачте, крепко придерживая на коленях большую книгу от упорного ветра, который терпеливо старался перевернуть её страницы.

— Ну, мастер Махенти? — напомнил капитан Стивирт, сердито глядя на марс бизани, пока секунды шли одна за другой.

— Я не вполне могу разглядеть поднятое, сэр, и… — начал гардемарин Махенти, а потом прервался. — У меня получилось, сэр! Числа девять и тридцать семь — сформировать боевой порядок на левом галсе, сэр!

— Очень хорошо, мастер Махенти, — сказал капитан Дэрил Стивирт, и посмотрел на ещё одного гардемарина, на этот раз выжидательно стоящего рядом с ним на шканцах.

— Поднимите подтверждение, мастер Аймз, — сказал капитан. — Давайте, живее!

— Так точно, сэр! — ответил гардемарин Аймз, и начал выкрикивать приказы морякам из своей команды.

Серая Гавань наблюдал всё это без всякого намёка на улыбку, несмотря на то, что тринадцатилетний голос Аймза ещё не начал ломаться и то, что самый младший из моряков под его командованием должно быть был в два раза старше его. Граф когда-то стоял на месте Аймза, и этот юнец отчётливо понимал это.

Клубки ярко окрашенной ткани вывалились из кисы для флагов, после чего четыре из них были привязаны на сигнальном флаг-фале в нужной последовательности. Аймз посмотрел внимательнее, проверяя правильность сделанного, а затем отдал последнюю команду, и флаги поползли вверх. Верхний флаг достиг нок-реи и резкий рывок расправил их по ветру. Развеваясь, они повторяли сигнал с нок-реи «Бури», одновременно указывая, что сигнал с флагмана получен и правильно распознан.

Махенти не сводил глаз с флагмана. Прошло ещё несколько секунд, и затем, когда офицер-сигнальщик «Бури» спустил вниз первоначальный набор сигналов, он снова закричал вниз в сторону шканцев.

— Исполнять, сэр!

— Очень хорошо, мастер Албейр! — сказал капитан своему первом помощнику. — Положите корабль на левый галс, будьте любезны.

— Так точно, сэр! — ответил лейтенант Албейр и поднял к губам свой кожаный рупор. — Экипаж к парусам и брасам! — рявкнул он.

Серая Гавань смотрел как хорошо вымуштрованные моряки из команды Стивирта разбегаются по своим постам под крики старшин. Перестроение было сложнее, чем на борту последнего корабля Серой Гавани, но «Тайфун» был галеоном, а не галерой. При ста двадцати футах, он был на тридцать футов короче обычной галеры, и к тому же был шире и выше, что безусловно заставляло его выглядеть несколько неказистым. И, конечно, он имел три мачты, вместо одной, обычной для галеры, но были также сделаны и некоторые другие изменения.

Наиболее заметным с первого взгляда изменением — одним из тех, что обнаружил Серая Гавань, и которое больше всего расходились с его взглядом на то, как должны выглядеть корабли — было отсутствие возвышающихся надстроек бака и юта. Эти надстройки давали преимущество высоты как для защиты от абордажников, так и для возможности обстрела из мушкетов, луков и лёгких орудий сверху вниз палубы противника. Их исчезновение казалось… каким-то неправильным. Он знал, что это было глупой точкой зрения. Они больше не были нужны, и он уже заметил, насколько «Тайфун» стал лучше держаться, идя круто по ветру, так как ветер больше не давил на них. Кроме того, их устранение было важной частью усилий Мерлина и Оливира по уменьшению максимального веса и водоизмещения. Но, чтобы он там не чувствовал насчёт того, что надстройки были снесены по самую палубу, изменения в парусном вооружении были ещё более глубокими.

Его прямоугольные шпринтовые паруса были заменены тремя новыми «стакселями» сэра Дастина Оливира — треугольными парусами, установленными продольно на вынесенных вперёд леерах, поддерживающих фок-мачту, а латинские паруса с бизань-мачты были заменены «косой бизанью», гафельным продольным парусом, с широкой нижней шкаториной. Они смотрелись несомненно… странно, на взгляд Серой Гавани, но он не собирался жаловаться. Ничто не могло изменить тот факт, что квадратные паруса всегда были (и оставались) неуклюжими и неудобными при манёврах. Тем не менее, нужно было увидеть своими глазами новые кливера и бизани, чтобы поверить, что их улучшение было возможно.

Этого, конечно, было недостаточно, чтобы соответствовать поворотливости и устойчивости к рысканью «шхун», строящихся Оливиром, но кливера и косая бизань «Тайфуна» давали ему больше манёвренности по сравнению с кораблями с прямым парусным вооружением. Они были расположены до и после естественной точки разворота «Тайфуна», что давало гораздо больший рычаг воздействия, если ориентироваться только на площадь парусов, и это позволяло плыть гораздо ближе к ветру, чем позволяли прямые паруса до этого. Это означало, что при смене галса он проходил линию ветра по гораздо более короткому расстоянию, а его кливера и косая бизань давали мощный поворотный момент, когда он начинал поворот. Такая комбинация позволяла выполнить манёвр быстрее и надёжнее. При положении левентик, неосторожный капитан мог обрасопить паруса, а новое парусное вооружение позволяло кораблю вернуться на галс намного быстрее, если это происходило.

Говоря за самого себя, Серая Гавань знал, что в глубине души он всегда останется капитаном галеры, но он был слишком опытен, чтобы не понять какие огромные изменения произвели Остров Замка́, Подводная Гора и Мерлин.

«Тайфун» завершил свой манёвр, выйдя на новый курс, и Серая Гавань отошёл обратно к своему месту около планшира, восхищаясь точностью, с которой коммодор Стейнейр маневрировал кораблями его эскадры.

В дополнение ко всем своим нововведениям, Мерлин также основательно переделал методы передачи сигналов Флота. Королевский Черисийский флот развивал свой собственный свод сигналов годами, но он был ограничен достаточно простыми, прямолинейными сообщениями. Например, подъём красного флага на мачте означал построение в порядок сближения с противником. Добавка золотого кракена на чёрном фоне над Черисийским вымпелом, означала построение в порядок, атакующий противника в лоб, а под ним — атакующий с кормы. Поднятие чёрного и жёлтого полосатого флага под национальным флагом, означало приказ построиться «в линию за мной», а над ним — построение в линию шеренгой. Было просто невозможно передавать более сложные приказы… пока не вмешался Мерлин.

Барон Подводной Горы был слишком глубоко вовлечён в производство новой, модифицированной артиллерии, чтобы самому решать проблему с сигналами, поэтому он специально делегировал эту ответственность сэру Доминику Стейнейру, младшему брату епископа Мейкеля Стейнейра, который был отобран верховным адмиралом Островом Замка́ для командования «Экспериментальной Эскадрой» Подводной Горы.

Его выбрали отчасти потому, что вера его вышестоящих начальников в его лояльность — и способность защищать секреты флота — была абсолютной. Но также он был выбран из-за его потенциала. В тридцать семь лет, с более чем двадцатипятилетним мореходным опытом, Стейнейр был достаточно молод, чтобы оставаться гибким, но более чем достаточно опытным, чтобы помочь сейджину построить всеобъемлющий словарь из чуть менее восьмисот стандартных команд. Эти команды были перечислены в сигнальной книге, которую в данный момент так крепко держал руках помощник гардемарина Махенти, сидящий на марсе, и каждой из них было присвоено числовое значение.

Используя новые сигнальные флаги, основанные на «арабских цифрах» Мерлина, каждая из этих команд, которая касалась подавляющего большинства возможных манёвров, могла быть передана с использованием простого поднятия не более чем трёх флагов. Простое включение совершенно чёрного флага — уже прозванного сигнальными командами «стопором» — между числовыми флагами служило знаком пунктуации. Вставляя его, чтобы указать разрывы между отдельными значениями, несколько команд — например, приказ Стейнейра для формирования линии, за которым следовал приказ как входить в порт — могли быть подняты одновременно.

Словарь Стейнейра также содержал тысячу слов, наиболее часто нужных морякам, каждое из которых было представлено комбинацией цифровых флагов, что давало возможность обмена более сложными сигналами. И, если так случалось, что требуемого слова не было в словаре, то буквам алфавита также были присвоены определённые значения флагов. Любое слово могло быть изложено, хотя это был трудоёмкий, длительный процесс.

Результатом стало значительное увеличение тактической гибкости… до начала битвы, как минимум. Количество дыма от пушечных выстрелов, даже во время боевых действий в старом стиле, было такое, что полезность любой визуальной системы сигнализации падала практически до нуля, как только начиналась настоящая стрельба. Но любой профессиональный морской офицер знал, что возможность посылать быстрые, точные приказы подразделениям эскадры при приближении битвы всё ещё остаётся бесценным преимуществом.

— Извините, милорд.

Серая Гавань поднял глаза, приходя в себя от своей задумчивости, когда рядом с ним появился неуверенный молодой офицер.

— Да, лейтенант?

— Со всем уважением, капитан Стивирт, просил передать, что мы почти у цели.

— Ах, конечно! Спасибо, лейтенант. И пожалуйста, поблагодарите капитана от меня.

— Конечно, милорд.

Лейтенант коснулся своего левого плеча правым кулаком, отдавая честь, а затем вернулся к своим обязанностям, в то время как Серая Гавань осторожно вставил с свои уши кусочки хлопка, которые ему дал Подводная Гора.

— Играйте боевую тревогу, мастер Албейр! — Голос Стивирта звучал через вату приглушённо, но приказ был понят ясно, и традиционные басовитые барабаны начали рокотать.

Босые ноги снова застучали по деревянным палубам, когда экипаж поспешил по своим боевым постам. Не было настоящей необходимости готовиться к бою — Стивирт видел это много раз — но палуба галеона представляла из себя бурлящий поток людей, который казался полным хаосом.

Опытный глаз Серой Гавани видел, однако, скрытую под хаосом дисциплину и выучку. Там, где сухопутный житель увидел бы сумбур и неразбериху, он видел хореографически выверенные действия, и тот факт, что многое из того, что делала команда «Тайфуна» было совершенно новым, делало эту точность ещё более впечатляющей.

— Зарядите правый борт, мастер Албейр, — приказал Стивирт.

— Батареи правого борта, откати и заряжай! — прокричал лейтенант Албейр, и Серая Гавань шагнул ближе к кормовым поручням, чтобы посмотреть, как внизу на батарейной палубе расчёты орудий начали сбрасывать предохранительные тросы, которыми новомодные пушечные лафеты крепились к борту корабля. Мужчины вцепились в хвосты боковых канатов, хрипя от прилагаемого усилия, и потянули своих массивных подопечных назад от борта под громкий визг деревянных лафетов, скользящих по доскам палубы, которые были отшлифованы, чтобы облегчить их перемещение. Пушки на главной орудийной палубе «Тайфуна» были «кракенами», сделанными Эдвирдом Хоусмином. Они весили две с половиной тонны каждая, и, даже не смотря на колёса лафетов, двигались они тяжело и неохотно.

— Выбрать стопы! — прокричали командиры расчётов, объявляя о своём удовлетворении тем, что их тяжёлые орудия отодвинулись на достаточное расстояние от борта. Номер Три в каждом расчёте убрал деревянную дульную пробку, которая обычно защищала дуло от брызг, после чего Номер Два убрал свинцовый лист «фартука», который закрывал вентиляционную отдушину на закреплённых пушках, чтобы Номер Один мог прикрепить орудийный замок.

Пороховые обезьянки — мальчишки, некоторым из которых было всего семь или восемь лет — побежали каждый к своему орудию, держа в руках деревянные картузные кокоры. В каждом кокоре находился полотняной мешок, начинённый порохом, а потом зашитый, и каждая из обезьянок положила картуз на палубу рядом со своим орудием, и тут же устремилась обратно за следующим.

Номер Пять расчёта пушки подхватывал картуз и передавал его Номеру Три, который задвигал его в ствол орудия. Номер Шесть в этот момент уже выбирал пушечное ядро в гирлянде у фальшборта. Он передавал его Номеру Три пока Номер Четыре заталкивал пороховой заряд на место. Блестящее пушечное ядро — чуть меньше шести с половиной дюймов в диаметре и весящее почти тридцать восемь фунтов — пошло по стволу следующим, за ним последовал толстый круглый пыж из каболки, который не давал ядру выкатиться обратно из ствола, пока корабль маневрировал, а Номер Четыре утрамбовал их ещё ближе друг другу последним ударом прибойника.

Лафеты снова взвизгнули, когда пушки вернулись на огневую позицию. Концы стволов показались из орудийных портов по всей стороне правого борта галеона, когда «Тайфун» обнажил свои когти, а Номер Восемь и Номер Девять в каждом расчёте засунули крепкие деревянные вымбовки под стволы орудий. Лафет был сделан нисходящими ступеньками — вырезанными в его боковых стенках так, чтобы удерживать вес орудия — и орудийный расчёт использовал эти ступеньки как точки опоры, поднимая этими рычагами казённую часть орудия.

Цапфы были размещены таким образом, что казённая часть была чуть тяжелее, и после того, как вымбовки подняли казённую часть до нужной высоты, командир орудия вставил под неё подъёмный клин — простую деревянную прокладку, предназначенную для установки под казённую часть и удержания её в нужном положении. Ещё больше работая вымбовками вокруг орудий, они переместили их вперёд как можно дальше, а затем командиры вставили протравники — маленькие железные вертела — сквозь запальные отверстия, проделывая отверстия в картузах, и потянулись к запальным сумкам, которые висели у них на поясе.

Это также было нововведением. До вмешательства Мерлина, запал каждой пушки обеспечивался засыпанием пороха из порохового рога командира орудия, и, когда наступал момент выстрела, его касались раскалённым железным прутом или длинной спичкой. Но горящие спички и раскалённое железо никогда не были такими уж безопасными вещами рядом с сыпучим порохом, особенно на тесной палубе, заполненной перемещающимися людьми, так что это было большим изменением.

Теперь командиры орудий взяли гусиные перья, набитые мелкозернистым порохом, из подсумков на своих поясах и вставили их в запальники. Они оторвали провощённую бумагу, которая запечатывала засыпанный порох, и метал щёлкнул, когда Номера Два взвели оружейные замки. Спусковой механизм был переделкой «кремниевого замка» Мерлина, и был по существу идентичен замку, используемому в новых мушкетах, только без пороховой полки. Вместо этого, когда ударник двигался вперёд, кремень двигался по фрезерованной стальной поверхности и засыпал искрами наполненное порохом перо.

Полностью процесс по откату, зарядке и возврату назад занял меньше двух минут. В уме Серая Гавань уже знал, что всё это можно сделать так быстро с новыми орудиями и зарядами, но только увидев всё своими глазами, он начал понимать какие чудовищные изменения произойдут в морских сражениях. Подготовка «кракена» к выстрелу, при использовании лафета старого образца, без новых картузов, и с запалом из порохового рога, занимала, как минимум, в четыре раза больше времени.

Граф подошёл к фальшборту, осторожно держась подальше от траектории отдачи более лёгких «карронад», которые Подводная Гора специально установил на ют и бак кораблей типа «Тайфун». Они стреляли выстрелами такого же веса, как и заново расточенные «кракены», но весили в половину меньше и требовали только половину расчёта. Они так же использовали заряд меньшего веса и стреляли на меньшее расстояние, и, несмотря на то, что Подводная Гора просто их расточил — как и обновлённые «кракены» — они имели существенно меньший зазор между снарядом и каналом ствола, чем любой другой образец артиллерии, и соответственно были намного более точными на том расстоянии, на которое могли выстрелить.

Серая Гавань посмотрел вперёд. Старая галера «Принц Уиллим» и три одинаково старых, изношенных торговых судна были поставлены на якорь с интервалами в двести ярдов в относительно мелкой воде, рядом с банкой Трумана. Обширная песчаная отмель лежала достаточно далеко от обычных корабельных маршрутов, что позволяло Флоту тренироваться незаметно, а глубина была достаточно маленькой, чтобы не вызывать трудностей с постановкой целей на якорь. Сейчас флагманский корабль коммодора Стейнейра возглавлял четыре других корабля его эскадры, построенные в линию навстречу к мишеням под марселями, кливерами, и бизанями.

По сравнению со старыми галерами, которыми командовал Серая Гавань, «Тайфун», казалось, еле ползал под таким маленьким количеством парусов, и, фактически, несмотря на свежий ветер, он делал, в лучшем случае, не больше двух узлов, с едва ли пятой частью его полного парусного вооружения. Однако, эти паруса были тем, что Мерлин и Подводная Гора назвали «боевыми парусами» — ещё одно нововведение со времён Серой Гавани, когда галеры полностью спускали свои паруса и мачты перед тем как вступить в бой.

Даже при их медленном, ползущим темпе, тщательно выстроенные в линию корабли покрывали почти по семьдесят ярдов в минуту, и ожидающие их цели становились всё ближе и ближе. Серая Гавань был почти также впечатлён точность манёвров, которую демонстрировали капитаны Стейнейра, как он был впечатлён любыми другими нововведениями Мерлина. По его опыту, даже галерам было трудно точно выдерживать строй, а парусные корабли были приспособлены к этому ещё меньше. С другой стороны, к тому времени, когда флотилии галер сталкивались друг с другом в «рукопашной» битве корпус-на-корпус, сохранение строя становилось наименьшей из проблем. Но в случае с галеонами это было совсем не так, и Стейнейр и Подводная Гора безжалостно вколачивали это в головы своих подчинённых.

Ну, вот!

«Буря» поравнялся с «Принцем Уиллимом» и ранний полдень неожиданно наполнился грохочущим рёвом и дымом. Даже на таком расстоянии — двести ярдов до флагманского корабля — внезапный, одновременный залп из восемнадцати тяжёлых орудий показался Серой Гавани ударом молота по голове. Флагманский корабль внезапно исчез в плотном облаке порохового дыма, и глаза Серой Гавани расширились, когда ураган выстрелов обрушился на заякоренную галеру.

Полетели обломки и куски древесины. Галера заметно вздрогнула, когда в неё влетел железный шквал, и что-то глубоко внутри Серой Гавани сжалось, когда он представил — или попытался представить — что было бы с командой «Принца Уиллима», если бы она была на борту.

У него не очень-то и получилось. Он видел множество битв за время своей службы во Флоте, но даже самая тяжёлая галера несла не больше, чем десять или двенадцать орудий, из которых на одну цель обычно получалось навести четыре или пять. И в бортовом залпе чаще всего были трёхдюймовые «соколы», стрелявшие ядрами весом всего лишь в восемь с половиной фунтов. Он видел, что могли натворить одиночные тяжёлые пушечные ядра, как они проламывали корпуса и пробивали насквозь хрупкие тела человеческих существ в отвратительных брызгах крови, вырывали из них куски, отрывали конечности. Но он никогда не думал, что такого могут сделать двадцать таких пушек одновременно в новом «бортовом залпе» Подводной Горы.

«Буря» находилась в ста пятидесяти ярдах от своей цели. Это было достаточно далеко по большинству морских стандартов, хотя её «кракены» имели теоретическую дальность стрельбы в три тысячи ярдов. Шансы на то, что кто-то попадёт по чему-то выстрелом с палубы движущегося корабля с расстояния большего чем четверть мили, были, мягко говоря, минимальны. В действительности, большинство капитанов, ждали до последней возможности сделать единственный залп, надеясь улучить время для выстрела прямо перед самым началом абордажной схватки, когда они уже не могли промахнуться, даже если бы и попытались, надеясь забросать палубы противников шрапнелью и причинить любой ущерб абордажникам другого корабля. Однако количество пушек «Тайфуна» и его кораблей сопровождения, в купе с частотой их стрельбы, сбрасывала со счетов такие расчёты.

Даже при такой медленной скорости продвижения эскадры, и учитывая частоту стрельбы, на данной дистанции было достаточно времени, чтобы каждое орудие в бортовом залпе «Бури» успело выстрелить дважды, прежде чем её собственное движение увело её достаточно далеко из зоны, в которой она могла тренироваться в стрельбе, за корму «Принца Уиллима».

Второй «бортовой залп» был более разрозненный, так как пушки стреляли самостоятельно, в зависимости от того, насколько быстро их расчёт успевал перезарядить орудие и выстрелить. Клубящийся дым от первого залпа, докатился до заякоренных мишеней, и более чем наполовину перекрыл командам видимость, но оба бортовых залпа раздавили корпус с разрушительным эффектом. Фактически, отверстия пробитые в корпусе галеры были не такими уж и большими, но Серая Гавань, хорошо знал, что происходит внутри корпуса. Щепки — достигающие четырёх или пяти футов в длину, и целых шесть дюймов в поперечнике — летали во всех направлениях. Они выкашивали на корабле всё, словно кричащие демоны, и были способны разорвать любого несчастного моряка, попавшегося им на пути.

Другие выстрелы попали в верхнюю часть борта галеры, вырывая целые куски из её фальшборта, вызвав ещё более смертоносный шквал осколков, разлетевшихся по верхней палубе. Коммодор Стейнейр предусмотрительно разместил набитые соломой манекены в разных местах палубы корабля-мишени, и Серая Гавань видел огромные облака соломы, разлетающиеся под солнечными лучами, подобно завесе золотого тумана, который в другом случае был бы ужасающе красным, поскольку осколки и пушечные ядра разорвали манекены на части.

Затем «Буря» прошла мимо «Принца Уиллима», готовясь стрелять по первому из заякоренных купцов, а «Тайфун», следуя вслед за флагманом, подошел к потрёпанной галере.

— Приготовиться, мастер Албейр. Мы будем стрелять по-батарейно, я надеюсь, — непринуждённо сказал капитан Стивирт сквозь грохочущий рокот нескольких последних выстрелов «Бури».

— Приготовиться к стрельбе по-батарейно! — в свою очередь крикнул Албейр в свой рупор, и капитан «Тайфуна» подошёл к Серой Гавани, стоящему у фальшборта, в то время как командиры расчётов натянули талрепы, прикреплённые к орудийным замкам. Стивирт задумчиво посмотрел на приближающуюся цель, плечи его были расслаблены, а глаза сосредоточены. Наверное, это был первый раз, когда Серая Гавань действительно видел в действии новое оружие, но Стивирт и другие члены Экспериментальной Эскадры тренировались с ним уже в течение пятидневки. Капитан чётко знал, что и где будет и его левая рука начала медленно подниматься. Он на несколько секунд задержал её на уровне левого уха, а потом резко опустил вниз.

— По-батарейно, огонь по готовности! — взревел Албейр, и передние орудия громыхнули почти в тот же момент.

«Буря» выстрелила всеми готовыми орудиями, единым бортовым залпом. Орудия «Тайфуна» стреляли попарно, вместе на оружейной и на верхней палубе, как только капитаны расчётов видели цель в прицеле своих орудий, и у него было установлено девятнадцать орудий вместо восемнадцати у «Бури». Это был длинный, долгий грохот, а не один короткий рёв, и выстрелы корабля были даже точнее, чем у «Бури». Пока что Серая Гавань мог сказать, что не один выстрел не пропал зря, не смотря на расстояние, и «Принц Уиллим» трясся в агонии от попаданий в его уже покалеченные борта.

Орудия отскочили назад влекомые отдачей, деревянные лафеты громыхали по дощатым настилам, из стволов вырывались клубы дыма и ещё не догоревших остатков выстрелов. От вони сгоревшего пороха у Серой Гавани першило в носу и горле, и он был практически оглушён, не смотря на хлопковые затычки, вставленные в уши. Палуба, казалось, подпрыгнула под ногами, выбивая поверхность из-под ног, а «Тайфун» дёрнулся, когда каждая пара орудий дёрнулась от отдачи, и удерживающие верёвки передали энергию трёх с половиной тонн отскакивающей бронзы прямо на его шпангоуты. Густые, удушающие облака дыма превратили палубу в сумерки, и они медленно расходились от корабля, влекомые ветром.

Разрешив своим артиллеристам стрелять независимо, в тот момент, когда они видят цель, капитан Стивирт тем самым обеспечил им несколько драгоценных дополнительных секунд на перезарядку. В случае с «Бурей», каждый член орудийной команды отвечал за перезарядку и стрельбу так быстро, как только мог, и Серая Гавань наблюдал как они начали ещё одну, хореографически выверенную, вспышку хаоса.

На каждой пушке Номер Четыре намотал влажную тряпку на один из концов своего прибойника. Тот скользнул внутрь ствола, и шипя, погасил все угли, которые остались от предыдущего выстрела и ещё не успели потухнуть. Командир расчёта закрыл запальный канал, прижав большой палец — защищённый от жары толстым кожаным напёрстком — к его входному отверстию, чтобы предотвратить попадание воздуха в ствол и не допустить разгорания любых углей, которые мог пропустить банник, когда свежий картуз был запихнут в ствол, сопровождаемый другим ядром и пыжом. Лафеты взвизгнули, когда пушки стали возвращаться на исходные позиции. Вымбовки заскрипели, поднимая орудия, гусиные перья опять были помещены в запальники, затворы взведены, командиры расчётов натянули спусковые шнуры, убедились, что все члены их команд отскочили с траектории отдачи орудий, и дёрнули за них. Ударники дёрнулись и осыпали перья искрами, и орудия выстрелили снова.

Это был потрясающий шум, самый настоящий сумасшедший дом, который нужно было испытать на себе, чтобы поверить в него, и избитый борт «Принца Уиллима» зазиял огромными пробоинами.

Впереди «Тайфуна» снова прогремел бортовой залп «Бури», которая перевела огонь на первого из поставленных на якорь торговцев. Торговые суда по строению были более хрупкими чем галеры, и эффект от прицельного огня флагманского корабля был ещё более ужасающим. Из-за клубов порохового дыма Серая Гавань не мог разобрать детали, но он увидел, как грот-мачта мишени неожиданно задрожала и начала медленно заваливаться на борт. Когда она завалилась, он услышал потрясающий грохот, исходящий от КЕВ «Шторм», следующего за «Тайфуном», когда его носовые пушки начали палить по «Принцу Уиллиму», и покачал головой.

«Спасибо Господу, что Мерлин на нашей стороне» — подумал он.

II Цитадель Королевской Гавани, Остров Хелен

— Я впечатлён, — сказал граф Серой Гавани.

Он, Кайлеб и Мерлин стояли наверху цитадели Королевской Гавани, глядя вниз, на стоящие на якоре в бухте корабли Экспериментальной Эскадры. Арнальд Фалкан и остальные морпехи-телохранители Кайлеба ждали их на самом верхнем этаже каменной башни. Там было намного прохладнее, потому что летнее солнце над головой было жарким, и это давало кронпринцу и его спутникам некоторую приватность, так как они стояли под холщовым навесом, который тихонько колыхался на ветру, дующим над крепостью.

— Сэр Альфрид же сказал вам, что так будет, Рейджис, — ответил Кайлеб тотчас же, и Серая Гавань усмехнулся.

— Действительно, барон Подводной Горы сказал мне, что я буду впечатлён, — признал он и взглянул на Мерлина. — Он также сказал мне, что я не должен уделять много внимания твоим усилиям отдать ему все лавры за это, Мерлин.

— Полагаю, в этом есть доля правды, — признался Мерлин в ответ, полностью повернувшись лицом к графу. Его отношения с Серой Гаванью сильно отличались от того, какими они были когда-то, и первый советник саркастично поднял бровь.

— Я обеспечил первоначальный импульс, — сказал Мерлин в ответ. — И я полагаю, что многие из основополагающих понятий тоже исходили от меня. Но я никогда не имел практических знаний и опыта, чтобы претворить эти концепции в жизнь без сэра Альфрида и сэра Дастина. И работа над тактическими построениями была почти полностью проделана сэром Домиником и сэром Альфридом.

«Что», — отметил он, — «действительно было так». — Королевский Черисийский Флот давно разработал сложную тактическую доктрину для своих галер, вместе со стандартными построениями и всеми концептуальными принципами. Однако, как заметил барон Подводной Горы в первый же день, ни одно из этих построений или тактик не было построено вокруг бортового вооружения. Но его военно-морской флот привык мыслить с точки зрения разработанной доктрины, а не к какой-то балаганной драке, на которую, казалось, готовы были согласиться большинство других флотов, поэтому он и Стейнейр сели и по сути заново изобрели линейную кильватерную тактику конца восемнадцатого и начала девятнадцатого веков до того, как были завершены работы по первой переделке для Экспериментальной Эскадры. С тех пор они практиковали и совершенствовали её, и Мерлину их достижения откровенно внушали благоговение.

— Как я уже сказал, — продолжил он, — нам действительно нужен этот опыт. А Кайлеба было вполне достаточно, чтобы заставить всё работать, если уж на то пошло.

— Я могу поверить, что достаточно, — сказал Серая Гавань и одобрительно улыбнулся своему кронпринцу. — Кайлеб всегда был без ума от Флота.

— О, нет, он не был! — с усмешкой сказал Кайлеб. — С тех пор, как вы и отец отправили меня в море, во всяком случае! — Он посмотрел на Мерлина и драматично вздрогнул. — Здесь, в Черис, имеется такая неудачная традиция, — объяснил он. — По какой-то причине люди, похоже, полагают, что наследник трона должен знать, как работает Флот, так что они отправляют его в море в качестве гардемарина. И, — добавил он с чувством, — его старшим офицерам категорически запрещено обращаться с ним не так, как с любыми другими гардемаринами. Я не один раз «целовал дочь канонира».

— «Целовали дочь канонира», Ваше Высочество? — спросил Мерлин с поднятыми от удивления бровями, и теперь настал черёд Серой Гавани хихикать.

— Боцманская ответственность состоит в дисциплинировании гардемаринов, — объяснил он. — Это означает, что правонарушители оказываются привязанными к одному из орудий, в то время как боцман достаточно сильно порет их, так что даже гардемарин дважды подумает перед повторением своего проступка.

— О, я всегда думал дважды, — весело сказал Кайлеб. — Я просто пошёл дальше и делал это в любом случае.

— Почему-то я нахожу, что в это удручающе легко поверить, — сказал Мерлин.

— Как и я. — Серая Гавань сделал всё возможное, чтобы произвести должным образом неодобрительный взгляд. К сожалению, он отскочил от далёкой от раскаяния ухмылки кронпринца, даже не поцарапав её.

— Тем не менее, — продолжил граф более серьёзно, — эта «неудачная традиция» существует по какой-то причине, Ваше Высочество, и то, как вы это восприняли, показывает, почему. Буду честным, Кайлеб. Когда ваш отец сначала поручил это вам, часть меня подумала, что это только способ удалить сюда Мерлина без возбуждения каких-либо вопросов. Но я был неправ. Он поручил вам эту работу, так же потому, что он знал, как хорошо вы её сделаете.

Кайлеб помахал одной рукой, продолжая оставаться в достаточной степени мальчиком в глубине души, чтобы смущаться от всего, что звучало как похвала, но Мерлин покачал головой.

— Граф прав, Ваше Высочество, — сказал он, более формальным тоном, чем обычно говорил с Кайлебом в эти дни. — На самом деле, я был очень впечатлён, наблюдая за вами и бароном Подводной Горы в действии. Думаю, у вас есть природный талант к такого рода вещам.

«И», — подумал Мерлин, — «ты достаточно молод, чтобы не иметь слишком много предубеждений для преодоления этого процесса».

— Я тоже, — согласился Серая Гавань. — И я понимаю, почему вы двое оба хотели, чтобы я увидел всё это из первых рук. Я читал ваши доклады королю, и, разумеется, Кайлеб несколько раз информировал старших членов Совета, но пока ты на самом деле не видел это, ты не можешь поверить в это или понять все последствия.

Мерлин кивнул. Кайлеб должен был сам провести эти совещания, потому что даже сейчас Серая Гавань и Волна Грома были единственными советниками, которые знали правду о участии в деле Мерлина. Но даже несмотря на то, что с самого начала Серая Гавань был полностью ознакомлен с подробностями, это был его первый шанс на самом деле увидеть новое оборудование. Демонстрация была тщательно спланирована, чтобы показать новую артиллерию в действии в почти идеальных условиях, что граф прекрасно понимал, но его подлинный энтузиазм чрезвычайно поразил Мерлина. Это не было неожиданностью — первый советник был очень умным человеком, который также оказался опытным морским командиром — но это не сделало его менее приятным.

— В то же время, — сказал граф, поворачиваясь, чтобы оглянуться на стоящие на якоре корабли эскадры, — я беспокоюсь о том, сколько времени у нас есть. Очевидно, Гектор всё больше и больше нервничает из-за того, что мы делаем, и я боюсь, что наше время может выйти намного быстрее, чем мы надеялись. Особенно, — он повернул глаза к лицу Мерлина, — в свете сообщений, которые мы получаем из Храма и офиса епископа Жеральда, прямо здесь, в Теллесберге.

— Я знаю, — вздохнул Мерлин. Он наклонился вперёд, опираясь сложенными руками о зубцы стены, а его сапфировые глаза были устремлены в даль и расфокусированы, когда он смотрел на гавань.

— Я надеюсь, — продолжил он, — что беспокойство Храма… немного утихнет, когда у последних отчётов отца Пейтира появится шанс дойти до адресата.

— В разумном мире это, вероятно, может случиться, — сказал ему Серая Гавань. — В мире, где Гектор и наш добрый друг Нарман льют свою ложь в ухо Церкви, этого, вероятно, не будет.

Выражение первого советника было мрачным, и Кайлеб кивнул в горьком согласии.

— Вы думаете, что Совет Викариев, предпочтёт занять официальную позицию? — спросил Мерлин.

Даже с его нежеланием рисковать, внедряя жучков внутрь самого Храма, он прекрасно понимал, что говорят иерархи Церкви, благодаря его способности подслушивать подчинённых самих викариев, живущих в Зионе. Но он обнаружил, что знание того, что они говорят, это не то же самое, что знание того, о чём они думают. Подобно тому, как он понял, что Серая Гавань и Хааральд гораздо лучше понимают реалии теократической политики Сэйфхолда, чем он сам.

— Наверное, нет, — сказал Серая Гавань через мгновение. — Не открыто, по крайней мере. Их собственный интендант сообщает, что мы не нарушали ни один из «Запретов», что является настоящей правдой, в конце концов. Церковь может издавать любые декреталии и заповеди, которые она желает, и никто не имеет права противоречить ей, но Совет обычно осторожно относится к проявлению произвола. Это не означает, что Викарии — или, по крайней мере, «Группа Четырёх» — не будут делать того, что, по их мнению, им нужно делать, но, традиционно, они предпочитают действовать сознательно, после рассмотрения всех доказательств. Официально, по крайней мере.

Теперь была очередь Мерлина изогнуть бровь, и Серая Гавань усмехнулся. Звук был одновременно и циничным, и довольно грустным.

— Мать-Церковь предположительно должна быть выше вопросов политической власти и жадности, Мерлин. Некоторые из её духовенства действительно такие — например, отец Пейтир, или епископ Мейкел. Но другие — такие, как канцлер Трайнейр и его союзники по «Группе Четырёх» — нет. Я бы не сказал этого при других людях, но правда в том, что епископат и даже Совет Викариев в наши дни больше озабочены обладанием властью, чем спасением душ людей. — Он медленно покачал головой, его карие глаза были устремлены вдаль, и Мерлин почувствовал, чего ему стоило признать свой собственный цинизм, в котором были затронуты хранители его религиозных убеждений. — Расчёты, я боюсь, производятся в Храме, и в публичных и игровых домах Зиона, исходя из политической целесообразности и жадности, но и часто, на основе церковной доктрины или Писания.

— Даже чаще, — резко сказал Кайлеб. Мерлин посмотрел на него, и глаза кронпринца были глубокими и тёмными от горьких воспоминаний. — Было время, — продолжал принц, — когда Мать-Церковь действительно была матерью для всех своих детей. Этот день ушёл.

Мерлин постарался сохранить своё выражение спокойным, но это было самое откровенное, что он когда-либо слышал из того, как Кайлеб или Серая Гавань выражали своё мнение по поводу Церкви, даже после интервью с отцом Пейтиром, и горькие наблюдения Кайлеба поразили его, как всплеск холодной воды. Он по-настоящему не осознавал до этого момента, насколько полностью оправданно было беспокойство Совета Викариев о черисийском активном сопротивлении репрессивному контролю Церкви.

— Я боюсь, что Кайлеб прав, Мерлин, — тяжело сказал Серая Гавань. — С другой стороны, — продолжил он, — возможно, именно из-за того способа, как эти политические факторы повлияли на решения Совета, Викарии чрезвычайно осторожны, чтобы не привлекать к ним внимания. «Группа Четырёх» должна быть точно уверена в том, что любое решение — любое официальное решение — которое Совет или Великий Инквизитор может официально объявить, тщательно сформулировано. Это сделает ортодоксальность и преданность Совета истине кристально чистой. И пока отец Пейтир настаивает в отчётности, что мы не впали в заблуждение, не нарушали «Запреты» мыслью или делом, у Совета нет никаких оснований открыто выступать против нас.

— Это, к сожалению, не означает, что «Группа Четырёх» не будет действовать против нас. Никогда не забывайте, Мерлин, что Храмовые Земли являются одними из величайших королевств Сэйфхолда. Викарии — это не просто князья Церкви, они также и светские князья. Таким образом, они являются субъектами политического давления и расчётов — и амбиций — как и любые другие правители. Независимо от того, насколько открыто Мать-Церковь осуждает Черис за доктринальную ошибку, Совет может предпочесть выдвинуть свои светские силы против нас. Мы оказались, пожалуй, — чуть-чуть улыбнулся он, — недостаточно уступчивыми в представлении Совета.

Мерлин посмотрел на первого советника, и Серая Гавань пожал плечами.

— Не поймите меня неправильно, Мерлин. Король — и Кайлеб, и я — не сомневаемся ни в силе, ни в любви Бога. Мы также не сомневаемся в том, что Церковь была создана и рукоположена в защиту спасения людей. Но Викарии также являются людьми, а, если те, кто несёт ответственность за спасение других, впадают в заблуждения, в ловушки амбиций, жадности и коррупции, кто спасёт их?

— Я не знаю, милорд, — сказал Мерлин через мгновение, голос его был мягким. Если горечь Кайлеба была открывающей глаза, последствия анализа графа были захватывающими.

— Я тоже, — грустно сказал Серая Гавань. — Но, осмелился бы любой из нас признать это открыто или нет, большая часть нынешней опасности, угрожающей Королевству, является прямым результатом поощрения Церковью Гектора и Нармана. Черис стала слишком богата, слишком могущественна, по мнению Совета. Этому есть много причин, но, как следствие, «Группа Четырёх» спокойно и совершенно неофициально поддерживает стремление Гектора… сократить нашу силу. Я подозреваю, что Гектор, несмотря на всю свою хитрость, не понимает, что его используют, чтобы усмирить нас, потому что Совет вряд ли разрешит ему занять наше нынешнее положение. Хотя на данный момент это не имеет значения.

— Что имеет значение, так это то, что на сегодняшний день «Группа Четырёх» только поддерживала естественные амбиции наших врагов. Этого, без вашего появления, было бы вполне достаточно для целей Викариев, в нужный момент. Но появились вы, и я очень сомневаюсь, что у Совета есть какое-то представление о том, как радикально изменится конфликт между нами и Гектором, и его союзниками, в результате этого. Когда «Группа Четырёх» поймёт положение вещей, она будет действовать. Не официально, возможно — или, может быть, не от имени Матери-Церкви, как минимум. Но есть много возможностей для этого, и я чувствую уверенность, что она найдёт одну из них.

Голос графа был даже мрачнее, чем выражение его лица, и Мерлин повернулся к нему лицом полностью.

— Милорд, — сказал Мерлин тихо, — если эта «Группа Четырёх» предпочтёт задействовать против Черис все церковные ресурсы, сможет ли Черис выжить?

— Я не знаю, — мягко ответил Серая Гавань. — Я правда не знаю. До вашего прибытия я бы сказал, что мы не сможем — что ни одно королевство не могло бы надеяться на это. Теперь я вижу некоторую возможность, которую мы имеем, но только возможность.

— Моим намерением не было вовлекать Черис в прямой конфликт с Церковью, — сказал Мерлин. — «Пока ещё нет, по крайней мере», — добавил он про себя с болезненной честностью. — «Пока мы не перестроим королевство во что-то, что могло бы пережить конфронтацию».

— Я никогда не говорил — или не думал — что так и есть, — ответил Серая Гавань. — Но правда в том, Мерлин, что я долгое время считал, что лучшее, на что мы могли бы надеяться, это оттянуть несчастье на какое-то время. Возможно, на время моей жизни. Возможно, на время жизни Кайлеба. Но не более того.

Мерлин взглянул на огорчённого кронпринца, и Кайлеб кивнул. На мгновение маска кронпринца соскользнула, и Мерлин увидел сквозь обычный весёлый юмор молодого человека настоящее отчаяние, которое скрывалось за ней.

«Это похоже будет днём откровений», — подумал он, так как Серая Гавань продолжил.

— Конечно возможно, что вещи, которые вы сделали, возбудят подозрения и недоверие Совета к Королевству немного раньше, но этот день наступит, в конечном счёте, с вами или без вас. Решение короля настаивать на том, чтобы епископом Теллесберга стал священник, родившийся в Черис, не было принято с лёгкостью, и епископ Мейкел видел приближающуюся бурю так же ясно, как и любой из нас. Единственное, что изменилось — это то, что вы, возможно, позволили нам выжить в этой буре. И, если вы этого не сделаете — если моё королевство и мой король, и принц, и то, что мы как верим Бог требует от всех нас, всё равно превратится в руины — это всё равно будет лучшей судьбой, чем жить как кастрированные рабы кого-то вроде Гектора. Или, — граф посмотрел Мерлину прямо в глаза, — Совета Викариев, который настолько развращён своей светской властью, что использует авторитет Самого Бога для своей собственной выгоды в этом мире.

— Отец согласен, — тихо сказал Кайлеб. — И я тоже, Мерлин. — Кронпринц посмотрел прямо в сапфировые глаза Мерлина. — Возможно, ты начинаешь понимать, почему отец был так готов слушать, когда ты появился. Не думай, что ни один из нас — или епископ Мейкел — не заметил, насколько ты осторожен, чтобы открыто критиковать Церковь. И не думай, что мы не догадались, что ты понял, что, в конечном счёте, то, во что мы верим, то, что мы считаем своей ответственностью перед нашими подданными, представляет угрозу для Совета.

В глазах принца были тени, и в этих тенях Мерлин так же увидел память Кайлеба об их разговоре, последовавшим после атаки кракена.

— Я не буду, — сказал он после короткой паузы.

— Хорошо, — сказал Серая Гавань, и его голос был таким же мягким, как у Кайлеба. Но потом он глубоко вздохнул и сказал гораздо более энергично.

— Это, однако, возвращает нас к вашей Экспериментальной Эскадре. Хотя я никогда не желал бы несчастья князю Церкви, — его улыбка, как заметил Мерлин, была откровенно неприятной, — я должен признать, что несчастный случай, случившийся с архиепископом Эрайком, который помешал ему посетить нас как запланировано, предоставил полезную отсрочку. К тому времени, когда он действительно попадёт сюда, доклады отца Пейтира, вероятно, ещё более затруднят рассмотрение Советом любых официальных действий против нас. И, — он пробуравил Мерлина взглядом, — мы успеем ещё больше скрыть тот факт, что многие из «наших» недавних нововведений произошли от одного человека. Поверьте мне, Мерлин — сейджин вы или нет, Инквизиция очень внимательно посмотрела бы на вас, если Храм поймёт всё, что вы показали нам за последние несколько месяцев.

— Это так, — согласился Кайлеб.

— Но какова бы ни была позиция Совета, — продолжил Серая Гавань, — Гектор и Нарман будут не очень рады, если — когда — они поймут то, как вы, Кайлеб и сэр Альфрид, участвуете в процессе увеличения боевой мощи флота. В настоящий момент Бинжамин разделяет вашу уверенность в том, что они ещё не споткнулись о то, что происходит здесь, в Королевской Гавани, но они должны быть осведомлены о других изменениях, которые претворяете в жизнь вы и Колледж.

— Я знаю, — согласился Мерлин. — «И», — подумал он, — «Волна Грома прав насчёт того, что Гектор и его приятели знают… на данный момент. Жучки СНАРКов делают это достаточно ясным. Как долго мы можем это сохранять это в таком виде, это, вообще-то, другой вопрос, верно?»

— Они были осторожны, чтобы избегать открытой войны с нами так долго, Рейджис, — заметил Кайлеб, и Серая Гавань кивнул:

— Это верно. Но это было потому, что наш флот почти равен по численности флотам Гектора и Нармана, в сочетании, и они знают, что наши капитаны и экипажи лучше, чем у них. Однако, как показали видения Мерлина, они напряжённо работают, чтобы привлечь на свою сторону новых союзников для увеличения своей военно-морской мощи. Если им удастся сделать это, и особенно, если они смогут понять, как вещи, подобные новой пушке, увеличат нашу существующую силу, они вполне могу захотеть нанести быстрый удар, пытаясь уничтожить нас раньше, чем мы сможем завершить наши планы и приготовления.

— Граф прав, Кайлеб, — сказал Мерлин рассудительно. — В настоящий момент они верят, что у них есть время — что наша нынешняя сила является фактически наибольшей, которую мы можем поддерживать. Это означает, что время благоприятствует им, если они смогут привлечь тех союзников, о которых говорит Рейджис. Однако, если они решат, что время больше не на их стороне, их планы, скорее всего, изменятся.

— Точно. — Серая Гавань энергично кивнул. — Что возвращает меня к тому моменту, который я хотел поднять с самого начала. Как быстро мы можем завершить наше запланированное наращивание?

— Во многом, это действительно вопрос, на который сэр Альфрид и мастер Хоусмин могли бы ответить лучше, чем мы, — ответил Кайлеб, взглянув на Мерлина.

— Это правда, — согласился Мерлин. — И всё-таки, я думаю, мы могли бы, вероятно, сделать довольно точный предварительный расчёт.

— Тогда, пожалуйста, сделай, — пригласил Серая Гавань, и Мерлин пожал плечами.

— Проблема в том, как мало галеонов было в строю Флота, когда мы начали, — сказал он. — Это, и тот факт, что ваши галеры несли так мало тяжёлых пушек, значит, что у нас нет такого большого количества оружия, с которым можно работать.

Серая Гавань терпеливо кивнул, а Мерлин внутри поморщился. Как он раньше рассказывал графу, совместный опыт и знания Эдвирда Хоусмина, сэра Альфрида Хиндрика, и сэра Динниса Оливира были бесценными. Было бесчисленное множество проблем, связанных с тем, чтобы довести концептуальное знания, которые Мерлин мог предоставить, до практического этапа воплощения в железе, которые ему даже и не приходили в голову. И из-за этого, к сожалению, он недооценил, сколько времени потребуется, чтобы запустить это оборудование в производство в достаточном количестве.

«Кроме», — с иронией подумал он, — «техники покрытия медью. Единственная вещь, выполненная превосходно, и которую наиболее трудно скрыть при использовании, и она же оказывает наименьшее непосредственное влияние на огневую мощь наших кораблей. Конечно», — тут его веселье сошло на нет, — «боевая эффективность — это не только сила пушек».

Тем не менее, даже — или, может быть, особенно — покрытие медью достаточного количества корпусов, заняло больше времени, чем он первоначально позволил себе допустить. Особенно в свете количества кораблей, которые враги Черис могли совместно мобилизовать.

Традиционные сэйфхолдийские военные флоты считали свою силу в галерах. Эти галеры — или большинство из них, во всяком случае — может быть больше не могли устанавливать старомодные остроконечные тараны, но за исключением этого, они могли бы быть прямо дома, как в случае, когда Афинский флот выступил против Ксенофонта в Саламине. Это было, вероятно, несправедливо, но они наверняка могли бы быть знакомы с доном Хуаном Австрийским в битве при Лепанто. Они эволюционировали из чисто прибрежных кораблей во что-то, что, по крайней мере, стремилось к настоящему морскому военному кораблю, особенно в случае с Черис, но они никогда не пережили бы типичные погодные условия Атлантики на Старой Земле.

К счастью, моря Сэйфхолда были, как правило, меньше таких же на Старой Земли, а неразвитость сэйфхолдийской навигации означала, что до сравнительно недавнего времени даже самые смелые моряки, как правило, имели тенденцию не отплывать далеко от зоны видимости побережья. Одна из вещей, которая подтолкнула черисийское продвижение к морскому превосходству, заключалась в основанной на стальных нервах готовности её капитанов совершать более длительные рейсы, например, двухтысячное путешествие через самое сердце моря, известное как «Наковальня», руководствуясь лишь звёздами и чистым счислением пути.

Выживание в таких путешествиях было больше, с чем могли справиться традиционные типы прибрежных кораблей, а галеон — подобно кораблям эскадры коммодора Стейнейра — представлял собой относительно новый тип, который развился в ответ на новые вызовы. Мерлин заставил себя думать о галерах как о «средиземноморских типах», а о галеонах, как о прототипах — грубых и до сих пор далеко не полностью разработанных — «атлантического типа». Они были менее манёвренными, чем галеры, медленнее при тихом ветре и неподвижными в штиль, но были гораздо более живучими, чем любая галера в штормовую погоду.

Однако большинство сэйфхолдийских флотов не испытывали большой необходимости в принятии галеона в качестве военного корабля. Частично из укоренившегося консерватизма, но и по некоторым очень практическим причинам. Каждое крупное морское сражение в сэйфхолдийской истории велось в прибрежных водах, а морская стратегия была сосредоточена на контроле стратегических проливов, проходов и морских портов. Живучесть в глубоководных, далёких от побережья водах едва ли была основным фактором в военных действиях такого рода, зато манёвренность галеры, её способность двигаться даже в штиль, и большая команда делала её гораздо более подходящей платформой для абордажных операций, которые являлись кульминацией практически всех военно-морских сражений при отсутствии действительно эффективной артиллерии.

Но, как барон Подводной Горы понял в первый же день, галера скоро должна была стать безнадёжно устаревшей, независимо от того, где велись битвы. Тот неоспоримый факт, что корабль, который зависел от длинного ряда вёсел в качестве основного средства передвижения, просто не мог установить такой вид бортовой артиллерии, который мог бы быть установлен на парусном судне, обрекал её как тип.

К сожалению, Королевский Черисийский Флот обладал лишь ненамного бо́льшим количеством галеонов, чем кто-либо ещё… и каждый из них был поставлен на якорь в Королевской Гавани в составе эскадры коммодора Стейнейра.

Это было достаточно плохо, но тот факт, что на галерах Флота было установлено так мало пушек, было почти одинаково плох. Каждый корабль Стейнейра нёс от тридцати шести до сорока орудий. Оборудование пяти из них потребовало в общей сложности ста восьмидесяти четырёх… что представляло собой вооружение «кракенов» с почти пятидесяти галер.

Дела были не такими уж плохими, как это могло показаться, учитывая, что более трети общей артиллерии эскадры состояли из недавно разработанных и отлитых карронад, но он, Кайлеб, и Подводная Гора всё равно исчерпали весь резервный запас «кракенов» Флота.

Восемьдесят галер, которые Королевский Флот держал в постоянном составе, могли предоставить «кракены» ещё на семь или восемь галеонов, а также были пятьдесят галер резервного флота, которые он и Кайлеб уже планировали ограбить на орудия. Но пятнадцати или шестнадцати вооружённых пушками галеонов было бы недостаточно, чтобы сразиться с объединёнными флотами врагов Черис.

Было удачей, что в Черис были как залежи меди, так и значительные залежи олова. Мерлин знал, что рано или поздно — и, вероятно, рано — у них не будет выбора, кроме как начать использовать железо (особенно учитывая прожорливый аппетит к меди из-за новой противо-бурильщиковой и противо-обрастающей обшивки), но бронза на самом деле была лучшим сплавом для гладкоствольной артиллерии. Она была слишком мягкой, чтобы противостоять износу от нарезных снарядов, но при этом более эластичной и гораздо менее хрупкой, чем железо, что делало бронзовые изделия менее подверженными взрыву, с катастрофическими результатами для всех, кто был рядом.

К сожалению, даже бронзовые орудия ещё нужно было изготовить, а это занимало много времени. Привариваемые цапфы Хоусмина невероятно помогли в отношении существующих орудий, и он также использовал немного сэкономленного времени для своего проекта повторной расточки стволов. Это, наконец, дало подлинно стандартизованный калибр орудия, и, рассверлив часто неодинаковые по своему калибру каналы ствола «кракенов», он смог уменьшить зазоры между стволом и снарядом, что одновременно повысило точность и одновременно увеличило начальную скорость и мощность выстрела. Это также позволило ему использовать один и тот же снаряд для длинноствольных пушек и новых карронад, что значительно упростило требования к боеприпасам.

— Мы должны принять некоторые решения, — сказал Мерлин Серой Гавани. — Мы в значительной степени исчерпали существующие запасы «кракенов», и мы не можем позволить себе взять существующий флот и ограбить его на артиллерию, чтобы получить большее их количество. Даже если это и не заставит Гектора и Нармана что-то подозревать, нам понадобятся существующие корабли, чтобы подстраховать новые типы, если что-то случится.

— Мы можем изготовлять почти три карронады из такого же количества металла, что уходит на один кракен, и у нас есть большое количество лёгких артиллерийских орудий — и довольно много тяжёлых, — которые мы можем расплавить и отлить заново. Фактически, мы это уже делаем, отчасти потому, что повторное использование существующей бронзы позволяет нам зарезервировать больше доступной меди на обшивку корпусов. Но даже если карронады можно отливать и растачивать быстрее, чем длинноствольные пушки, это по-прежнему занимает как минимум половину или две трети времени от производства одной длинноствольной. И они менее дальнобойные.

— Дальнобойность должна заботить меня меньше, чем многие другие факторы, на данный момент, по крайней мере, — задумчиво сказал Серая Гавань. — Насколько я понимаю, эти «карронады» точны как минимум до двух или трёх сотен ярдов, правда?

— Почти два раза больше, на самом деле, — согласился Кайлеб.

— Ну, большинство морских сражений — большинство старомодных морских битв — решаются на несколько более коротких дистанциях, чем эта. — Тон Серой Гавани был чрезвычайно сух. — На самом деле, они обычно решаются на расстоянии меча. Если вы сможете держаться на расстоянии до пятидесяти или сотни ярдов и колотить их так, как эскадра Стейнейра сегодня колотила свои цели, этого должно быть более чем достаточно.

— Я склонен согласиться, милорд. — кивнул Мерлин. — И у карронады есть ещё одно преимущество: вес каждого отдельного экземпляра. Никто никогда не проектировал корабли, чтобы нести такой вес артиллерии. Несмотря на всё, что сэр Дастин и я смогли сделать, чтобы уменьшить общий вес, галеоны Стейнейра всё ещё перегружены весом их собственных орудий.

Теперь пришла очередь Серая Гавани рассудительно кивать.

— Если мы используем карронады вместо кракенов, мы уменьшим вес орудий почти на две трети на борт, — продолжил Мерлин. — Это, в свою очередь, означало бы не только то, что новые корабли, которые мы строим, могли бы иметь более мощное вооружение, но также и то, что мы могли бы переделать больше существующих торговых судов. В некотором смысле мне не очень нравится мысль о переделках. Купеческие корабли строятся не такими крепкими, как военные, они не могут брать столько же зарядов и нести тот же вес артиллерии. С другой стороны, если какие-либо сражения, в которых мы будем участвовать, пойдут тем путём, как мы надеемся, они будут, решающим фактором.

— И карронады весят почти столько же, как «соколы», — заметил Кайлеб. — Если у нас будет время, чтобы отлить достаточное их количество, мы также можем заменить бортовое вооружение наших галер.

— Всё это хорошие стороны, — сказал Серая Гавань. — Тем не менее, я думаю, что проблема с дальнобойностью — это то, что нам придётся решать в долгосрочной перспективе. В конце концов, наши враги собираются открыть для себя большую часть того, что мы делаем, даже если нам удастся скрыть этот сюрприз до тех пор, пока они в первый раз не столкнутся с новыми кораблями в бою. Когда они это обнаружат, любой, кроме абсолютного идиота — кем, к сожалению, ни Гектор, ни Нарман не являются — должен будет осознать, что им нужны такие же типы кораблей. И когда они их получат, мы не сможем самостоятельно выбирать дистанцию стрельбы. Это означает, что в конечном итоге будут более длинноствольные пушки, поэтому нам нужно будет найти способ решить проблему с высоким весом.

— Это, конечно, правда, Рейджис, — сказал Кайлеб. — Большинство кораблей эскадры уже начинают прогибаться, по крайней мере, немного.

— Я не удивлён, — поморщился Серая Гавань. В конце концов, феномен, известный как «перегиб», едва ли был неизвестен среди галер. Когда вы размещаете тяжёлые грузы на концах деревянного корпуса (где обычно устанавливалось большинство галерных орудий), это неизбежно создаёт серьёзную нагрузку на киль корабля. Обычно результат заключался в том, что концы корабля опускались вниз, и его киль «выгибался» — буквально искажался и поднимался вверх посередине, иногда достаточно опасно, чтобы угрожать безопасности корабля.

— Сэр Дастин и я обсуждали эту проблему с бароном Подводной Горы… в наше огромное свободное время, конечно, — сухо сказал Мерлин. — Я считаю, что сэр Дастин может быть на пути к решению, но сейчас, никто из нас не хочет вносить какие-либо изменения в существующие методы строительства, если у нас нет на то серьёзных причин. Гораздо важнее построить корабли, чем строить самые лучшие корабли, которые мы могли бы сделать.

— Я согласен, — твёрдо сказал Серая Гавань. — Даже если это оскорбляет мои чувства тем, чтобы построить так много кораблей из сырой древесины.

Кайлеб сделал лицо, которое отразило недовольство графа. Корабли, изготовленные из невыдержанной древесины, быстро гнили. Сэйфхолдийское тиковое дерево, которое действительно напоминало земное дерево с таким же названием, было самым популярной судостроительной древесиной на планете. Оно был очень крепким, очень твёрдым и — при правильной выдержке — удивительно стойким к гниению. Но они не использовали тик для большинства новых кораблей. У Черис были большие лесопосадки тиковых деревьев, по меньшей мере половина из которых принадлежала короне и королевскому флоту. Но даже тик не смог эффективно противостоять гниению, без времени на правильное выдерживание, а Хааральд и Кайлеб категорически отказались использовать свои драгоценные запасы тика на судах, чьё время жизни неизбежно будет коротким, если не сказать больше.

Мерлин знал, что было бы огромной удачей, если бы они получили более пяти лет службы для любого из судов, за строительством которых Оливир наблюдал в настоящее время здесь, в Королевской Гавани. К сожалению, доступный запас выдержанной судовой древесины был ограничен, а корабль, который сгнил бы до непригодности через пять лет использования, но мог быть доступен в этом году, был гораздо предпочтительнее того, который не мог бы гнить, но не мог быть построен вовремя. Это означало, что у них не было особого выбора.

— Сэр Дастин считает, что мы сможем найти большую часть древесины, которая понадобится нам для нескольких десятков кораблей, разобрав резервные галеры, — предложил Мерлин. — Конечно, мы не можем этого сделать, пока у нас не будет достаточно свежепостроенных галеонов, но мы начнём, как только сможем, с разрешением от вас и короля, милорд.

— Моё разрешение у вас уже есть, — сказал ему Серая Гавань. — Я чувствую уверенность, что король тоже согласится.

— Нам всё ещё будет трудно строить новые корабли, — предупредил первого советника Кайлеб. — Я в восторге от успеха мастера Хоусмина в производстве листовой меди для корпусов, но просто найти подходящие деревья для мачт будет настоящей проблемой. И вы не можете выпускать брёвна в частном литейном цеху так, как вы можете делать листовую медь. Если флот начнёт скупать всю подходящую для этого древесину, это, в любом случае, заставит кого-то вроде Гектора начать задавать вопросы.

— И брёвна и медь являются лишь частью этого, — согласился Мерлин. — Нам нужны холст, верёвки, смола: всё, что вы можете представить.

Он печально покачал головой. С одной стороны, он был поражён тем, как быстро сэр Дастин Оливир мог закладывать и строить новые корабли. Оценка военно-морского конструктора — а она выглядела точной — заключалась в том, что он мог завершить строительство нового корпуса галеона не более чем через девяносто дней с того момента, как сырая древесина прибыла на верфь Королевской Гавани. Согласно данным найденным Мерлином, это было сравнимо с временем строительства кораблей в восемнадцатом веке на Старой Земле при чрезвычайных нагрузках. К сожалению, Оливир мог строить только около полудюжины из них за раз, и, как бы быстро он не мог строить корпуса, на корабли, как только что указал Кайлеб, всё ещё нужно было ставить мачты и тянуть такелаж. Не говоря уже о том, чтобы найти оружие, чтобы установить его на борт, и людей, чтобы обеспечить для них экипаж.

— Это ещё одно место, где может помочь переделка торговых судов, — отметил Серая Гавань. — Конечно, мы можем прорезать орудийные порты и изменять уже существующее парусное вооружение быстрее, чем строить с нуля.

— Я уверен, что вы правы, милорд, — сказал Мерлин, — хотя мы должны думать, как укрепить их корпуса, чтобы они могли противостоять отдаче. Тем не менее, я боюсь, что наши самые оптимистичные оценки предполагают, что на это нам потребуется затратить, по крайней мере, ещё один год, чтобы достичь наших первоначальных целевых показателей.

Серая Гавань выглядел мрачным.

— Я не думаю, что мы сможем сохранить всё это в тайне так долго, — сказал он.

— Я согласен, — сказал Кайлеб. — На самом деле, мне кажется, нам нужно пересмотреть вопрос о закладке дополнительных кораблей в Хейрете.

Глаза Серой Гавани грустно сузились от этого предложения, и кронпринц пожал плечами.

— Я не закрываю глаза на то, что Мерлин называет «аспектами безопасности» этой идеи, Рейджис. Как только Флот начнёт строить где-нибудь большое количество галеонов, люди узнают, что мы это делаем, и кто-нибудь начнёт задаваться вопросом почему. Я знаю это. Но после Теллесберга, самые большие наши судоверфи расположены в Хейрете. Мы могли бы построить в Хейрете дюжину только на королевской верфи.

— Это правда, я понимаю, Кайлеб, — сказал первый советник. — И как только мы достигнем диапазона досягаемости наших окончательных прогнозируемых цифр, достройка последних кораблей «публично», как бы не будет проблемой, я полагаю. Но все равно…

Он позволил своему голосу сойти на нет, и Кайлеб кивнул соглашаясь. Но потом глаза кронпринца сузились, так как Мерлин задумчиво погладил один из своих навощённых усов.

— Что? — спросил принц. Мерлин посмотрел на него, и Кайлеб фыркнул. — Ты снова тянешь свои усы. Ты собираешься рассказать нам, какое новое коварство ты обдумывал в это время, или нет?

— Я не уверен, что я бы назвал это «коварством», — кротко сказал Мерлин, — но мне в голову пришла мысль.

— Ну, — сказал Серая Гавань с усмешкой, — хоть Кайлеб и говорил в данном случае с юношеской импульсивностью, он, похоже, прав. Говори быстрее, парень!

— Мне просто пришло в голову, — сказал Мерлин, — что нет причин, по которым мы не сможем строить дополнительные корабли прямо в открытую, если мы действительно этого хотим. Я думаю, мы все забыли, что сэр Дастин является одним из наиболее известных частных кораблестроителей королевства. Я знаю, что он уже принял заказы на постройку по меньшей мере дюжины шхун в Теллесберге, все для разных владельцев. Нет причин, по которым мы не могли бы заставить его заложить на частных верфях ещё примерно десяток галеонов для Флота, не говоря никому, для кого он их строит.

— Но… — начал Кайлеб, но остановился, когда Серая Гавань поднял руку.

— Вы предлагаете нам объявить — или, вернее, чтобы он и владельцы судостроительной верфи объявили — всем, что он строит их, как торговые суда для частных владельцев?

— Именно. — Мерлин пожал плечами. — Они не будут выглядеть точно похожими на существующие галеоны, даже на стапелях, но не будут так уж и отличаться. Мы не сможем покрыть их медью там же, где построим, не раскрыв игры, но как только они будут спущены и закончены работы над такелажем, мы могли бы отправить их в Королевскую Гавань или Хейрету, поставить в док и покрыть их медью там. Вероятно, это действительно сэкономит время. И если эти корпуса будут выглядеть немного странно по сравнению со стандартными торговцами, так все знают, что сэр Дастин только что представил совершенно новый тип шхуны, и ещё он оснащает два галеона, которые он уже построил, новым квадратным парусным вооружением. Учитывая, что все знают, что он экспериментирует, почему он не должен строить галеоны с корпусами, которые выглядят не совсем похожими на существующие корабли?

— И, — добавил Кайлеб, чей любой первоначальный соблазн возражать исчез во внезапном энтузиазме, — сам факт того, что мы строили их открыто, на самом деле поможет избежать подозрений насчёт того, что мы задумали! Насколько вероятно, что Гектор или Нарман ожидают, что мы будем строить «секретное оружие» прямо на виду у всех?

— Хммм. — Серая Гавань задумчиво потёр своей подбородок, затем кивнул. — Я думаю, что вы правы, Мерлин. На самом деле, вы оба правы. Я порекомендую королю серьёзно подумать над тем, чтобы одобрить это предложение. Но я думаю, я также предложу, чтобы мы не оставляли владельцев верфей в неведении, если у нас нет на это серьёзной причины. Я думаю, лучше будет выбрать нескольких судовладельцев, которых мы хорошо знаем, и которым мы можем доверять и действовать через них. Они смогут размещать за нас заказы, а оплачивает корабли, когда они будут завершены, в действительности будет Казначейство.

— Если это реально, я думаю, что это была бы очень хорошая идея, милорд, — согласился Мерлин.

— Что ж, очень хорошо. — Серая Гавань снова посмотрел на стоящую на якоре эскадру, затем глубоко вздохнул.

— Я думаю, мне пора возвращаться в Теллесберг, — сказал он. — У короля и меня будет много вещей для обсуждения, но, по крайней мере, я могу сказать ему, — он оглянулся на Мерлина и Кайлеба и широко улыбнулся, — что наши усилия здесь находятся в отличных руках.

III Королевский Дворец, Эрейстор

— В последнее время, меня не очень волнует тон Гектора, — сказал Тревис Олсин.

Граф Сосновой Лощины сидел за обеденным столом на крытой террасе напротив князя Нармана, наблюдая как его кузен с удовольствием достаёт моллюсков из их раковин. Хэл Шандир присоединился к ним, но аппетит у главы разведки явно отсутствовал. Он лишь едва притронулся к салату на своей тарелке.

— Меня это тоже не очень волнует, — пробормотал Нарман с набитым ртом. Он сглотнул, затем утончённо отпил из бокала маленький глоток воды, смешанной с фруктовым соком.

— Меня не волнует его тон, — продолжил князь, ставя бокал обратно, — и я быстро прихожу к выводу, что я не особо волнуюсь и о нём.

— К сожалению, мой князь, — сказал Шандир, — это чувство, по-видимому, взаимно.

Нарман сердито посмотрел на барона. Шандир, в этот момент, точно не купался в восхищении своего князя. Однако тот факт, что Нарман, так же хорошо, как и Шандир, знал, что его нынешние проблемы не совсем его вина, не делал князя более счастливым. К сожалению, он не мог не согласиться с тем, что Шандир только что сказал.

— Это никогда не было чем-то большим, чем просто брак по расчёту, — сказал он после короткой паузы, и потянулся серебряными щипцами за другим моллюском. — И мы совсем не обязательно должны любить друг друга.

— Нет, — согласился Сосновая Лощина. — Но что меня беспокоит, так это его решения. Например, посмотрите вот на это. — Он постучал по одному из писем, которые принёс на этот деловой обед. — Он ничего с нами не обсуждает, он озвучивает нам свои решения. Это похоже на письмо, которое я мог бы отослать управляющему в одно из моих второразрядных поместий!

— Это не так уж плохо, — возразил Нарман. Его кузен фыркнул, а князь пожал плечами. — Я не говорю, что ты ошибаешься, Тревис. Я просто говорю, что Гектор всегда считал себя старшим членом нашего маленького партнёрства. Насколько мы можем судить, дела в Теллесберге у них идут ненамного лучше нашего, поэтому, в результате, он может получить лишь ненамного больше.

— Это не то оскорбление, которое бы меня задело, Нарман. А, если задевает, то чуть-чуть. За всем этим стоит замысел. Если он так с нами разговаривает, в то время как мы оба всё ещё союзники против Черис, то что будет после того, как Черис падёт? И кто, по-твоему, как он представляет себе, получит львиную долю прибыли?

— Я уверен он планирует, что это будет он, — спокойно сказал Нарман, — но, конечно, он может слегка ошибиться в расчётах.

Глаза Сосновой Лощина сузились. Откинувшись на спинку кресла, он некоторое время пристально смотрел на своего кузена. Затем склонил голову на бок.

— Происходит что-то, о чём я должен знать? — спросил он.

— Ну, — сказал Нарман, вскрывая очередную раковину и задумчиво исследуя её содержимое, — на самом деле, происходят две вещи. Во-первых, у меня была небольшая беседа с епископом-исполнителем Уиллисом. Похоже, архиепископ Лиам уже прощупывает поддержку Храма насчёт предоставления нам церковного мандата над Землёй Маргарет, основываясь на наших исторических связях с этими людьми. По словам епископа-исполнителя, встреча с архиепископом прошла на позитивной ноте. В конце концов, мы уже отлично сработались с новым графом Хантом. И наша ортодоксальность более сильна, чем у Хааральда. Или, если уж на то пошло, у Гектора.

Он выковырял моллюска из раковины и отправил его себе в рот, стараясь одновременно жевать и сардонически улыбаться.

Сосновая Лощина задумчиво нахмурился. Лиам Тирн, архиепископ Изумруда, был жаднее большинства архиепископов. Что, на самом деле, говорило о многом. Кроме того, Тирну досталось не самое высокодоходное из архиепископств. Изумруд, конечно, не был совсем уж нищим, но по сравнению с Черис — или Корисандом, если на то пошло — его десятина была куда как более скудна. А прибыль от предприятий Тирна за пределами Изумруда воображения не поражала. Тем не менее, этот человек вышел из одной из самых могущественных церковных династий, и его имя и семейные связи давали ему больше влияния, чем могло показаться, основываясь на недостаточном размере его богатства. И этот недостаточный размер его богатства заставлял его гораздо более охотно использовать своё влияние в обмен на уместное в нужный момент мнение.

— Ладно, — сказал граф спустя мгновение. — Я могу понять это. В конце концов, вероятно, Церковь будет включать любую новую территорию в его архиепископство. Но это всё ещё оставляет острова Серебряный и Черис предоставленными самим себе.

— Церковь не позволит никому отхватить хоть что-то от Черис, Тревис, — ответил Нарман. — Совет Викариев вполне готов позволить Гектору и мне разорвать Черис на части, но викарии не собираются позволять никому из нас сожрать всё, что сделало Хааральда таким… раздражающим для них. Гектор воображает, что как-то обхитрит их, и, я полагаю, возможно, что он заставит их подписать мандат, касающийся Серебряного. Если на то пошло, то он даже может получить прямой титул на него. Но Серебряный стоит намного меньше, чем Земли Маргарет, а люди живущие там ещё больше привязаны к Армакам. Контролировать их будет довольно напряжённым времяпрепровождением — я бы быстро сбежал.

— Что касается самой Черис, я буду очень удивлён, если Церковь не выступит и не установит прямое правление — возможно, от имени несовершеннолетних детей Хааральда, предполагая, что кто-то из них выживет — или же установит подходящую собственную марионетку. Возможно, и то, и другое. Регентство при младшем сыне Хааральда может дать им достаточно времени, чтобы приучить Черис к прямому Церковному правлению, и у него будет достаточно возможностей, чтобы погибнуть в одном из тех трагических детских несчастных случаев, когда в нем больше не будет надобности. В любом случае, ни Гектор, ни я не получим во владение Теллесберг. Разница между нами в том, что я знаю, что я его не получу, и я уже принимаю меры, чтобы быть уверенным, что получу второй самый желанный кусочек пирога.

— Справедливое замечание, — кивнул Сосновая Лощина. — С другой стороны, я твой первый советник, Нарман. Я думаю, что было бы неплохо держать меня в курсе этих ваших небольших переговоров. Хотя бы для того, чтобы я не наступал кому-нибудь пальцы на ногах просто потому, что не знаю, что они там есть.

— Веский довод, — согласился Нарман. Он отпил вина и прищурился на освещённый солнцем сад из тени террасы. — Я постараюсь это учесть, — пообещал он, хотя Сосновая Лощина и не ожидал особо, что он добьётся успеха. Нарман, скорее всего, рассказывал ему далеко не о всех своих планах.

— Но ты сказал, что есть два момента, о которых Гектор не знал, — напомнил после короткой паузы граф, и Нарман мерзко усмехнулся.

— Я знаю, что Хэл не особо преуспел в восстановлении сети своих агентов в Теллесберге, — сказал он. — Но что бы там с ним не происходило, он отлично справляется в других местах. Это одна из причин, — голос князя стал опасно вкрадчивым, — почему я терпелив с ним насчёт Черис.

Сосновая Лощина кивнул. Все усилия барона Шандира по замене команды сбежавшего из Черис Брейди Лаханга потерпели неудачу. Казалось, что каждая попытка была почти мгновенно разоблачена, и Шандир потерял по крайней мере полдюжины своих лучших людей, пытаясь выяснить, что же происходит не так.

— В числе вещей, которые он сделал правильно, — продолжил Нарман чуть более беспечно, — это установление контакта с бароном Каменной Крепости.

Глаза Сосновой Лощины опять сузились: Эдиминд Растмин, барон Каменной Крепости, был не только первым советником короля Горжи Тароского, но также его эквивалентом Хэла Шандира.

— Каменная Крепость продолжает информировать нас о переговорах Горжи с Гектором. Его услуги стоят недёшево, но, когда настанет время, мы используем его, чтобы рассказать Горже, что у Гектора на самом деле на уме насчёт Таро. Который из-за этого не получит от сделки ничего, кроме разрыва своих договоров с Черис. Я уверен, что Горжа не потерпит этого. Особенно, если мы предложим поддержать его претензии, по крайней мере, на его кусок черисийской территории. Мы также обеспечиваем Каменную Крепость несколькими нашими возвращающимися домой вивернами, которые могут пригодиться, если необходимо принять быстрые политические решения.

Сосновая Лощина снова кивнул, на этот раз с неприкрытым одобрением, хотя у него возник соблазн указать, что это была одна из тех маленьких хитростей, которую Нарман должен был довести до внимания своего первого советника.

— И, так сказать, как последнее средство, — продолжил Нарман, — у Хэла есть свой человек в Менчире. На самом деле у него их там даже двое. В случае нештатной ситуации, здоровье Гектора может оказаться гораздо более хрупким, чем он полагает.

Князь снова улыбнулся, затем кивнул на одно из сервированных блюд.

— Передай роллы, пожалуйста, — сказал он любезно. 

Июнь, 891-й год Божий 

I Теллесберг

— Так что всё это значит?

Жаспер Мейсен знал, что его голос прозвучал немного настороженно, когда он сел за стол напротив Жамиса Макферцана, но на самом деле это было совершенно корректно с его стороны. По графику, Макферцан должен был связаться с ним только через два дня. Учитывая поспешный отъезд Оскара Малвейна, и тот факт, что он и Мейсен встречались достаточно часто — и публично — у Мейсена было множество причин чувствовать себя явно недовольным перспективой частых встреч с Макферцаном.

— Я знаю, что это не по графику, — сказал Макферцан, — но, я думаю, это важно.

— Надеюсь, что так, во всяком случае, — нахмурился Мейсен, затем пожал плечами.

Часть его насторожённости, как он знал, происходила от того, что он и Макферцан сидели в том же самом уличном кафе — и за тем же самым столиком, на самом деле — в котором они сидели в день попытки покушения на Кайлеба. Это показалось ему потенциально плохим предзнаменованием, но он сказал себе, что ведёт себя глупо. Фактически, он специально выбрал это же место и этот же столик. В конце концов, это было одно из мест, которые он регулярно использовал для деловых встреч в качестве владельца своей судоходной компании, и Макферцан — чьим прикрытием была роль агента по закупкам для деснейрийского торгового дома, который постоянно нанимал грузовые суда — обладал якобы совершенно логичными причинами для встречи с ним.

— Хорошо, — сказал он через мгновение. — Что такого важного случилось, что это не могло подождать ещё пары дней?

— Один из моих людей наконец-то попал на верфь в Королевской Бухте, — сказал Макферцан, и вопреки себе Мейсен заинтересованно выпрямился, сузив глаза. — Я знаю, что это заняло больше времени, чем мы оба рассчитывали, — продолжил Макферцан, — и он был там всего несколько часов, но ему удалось получить хотя бы какую-то информацию.

— И?

— И, я не уверен, что с этим делать, — признался Макферцан.

— Ну уж, точно не сидеть здесь, — скомандовал Мейсен.

— Простите. — Макферцан слегка пошевелил плечами и сделал глоток шоколада из своей чашки. Затем он поставил чашку обратно на стол и наклонился поближе к своему начальнику.

— Они строят с полдюжины новых судов на верфи, — сказал он. — Но не галеры — галеоны.

— Галеоны? — Мейсен нахмурился в недоумении. — Что, во имя Лангхорна, Королевский Черисийский Флот хочет делать с галеонами?

— Я знаю, — едва заметное пожатие плечами Макферцана было полно разочарования, — что это не имеет большого смысла, но это именно то, что они делают.

— Твой человек сумел получить какие-нибудь намёки почему они это делают?

— Даже в тавернах и барах об этом говорят очень мало, — сказал Макферцан. — Но согласно сплетням, которые я слышал, они вооружают их пушками. Множеством пушек. По словам одного из парней, который был достаточно пьян, чтобы рискнуть немного расспросить его, они устанавливают на каждый корабль от тридцати до сорока орудий.

Мейсен нахмурился сильнее. Это было так же глупо, как и всё то, что он слышал в последнее время. О, это могло бы объяснить, почему они строили галеоны, так как он не мог придумать какой-либо практический способ поставить так много орудий на борт галеры. Но, в первую очередь, это не объяснило, почему именно они хотели установить так много орудий. Без сомнений, это позволит дать разрушительный бортовой залп перед абордажем, что, безусловно, было бы полезно. Но у них не будет времени больше, чем на один бортовой залп, а, учитывая насколько неуклюжими и неповоротливыми были галеоны, сближение с галерами было бы едва ли возможным в первую очередь.

— Что бы они не делали, — продолжил Макферцан, — они похоже думают, что это очень важно. Мой человек сумел подтвердить слухи о Кайлебе. Он взял персональную ответственность за то, что делает, и он очень настойчив. И, я боюсь, что он чертовски хорошо делает свою работу.

— Хотел бы я сказать, что я был удивлён этим, — кисло сказал Мейсен. — К сожалению, в этом отношении, он очень похож на своего отца. Жизнь была бы намного проще, если бы они оба были просто идиотами. Но тогда князь, вероятно, не нуждался бы здесь в нас, верно?

— Видимо нет, — согласился Макферцан. — Но что вы думаете насчёт всего этого?

— Я не совсем уверен, — признался Мейсен.

Он откинулся на спинку стула, слегка барабаня пальцами по столу и смотря, как уличные торговцы на другой стороне площади продают свои товары. Огромный, составной восьмиколесный грузовой фургон прогрохотал мимо, достаточно большой, чтобы его тащили два дракона, а одна из больших шестилапых ящериц задумчиво засопела, учуяв запах свежих овощей.

— Ты прав насчёт того какое значение они должны придавать тому, что делают, особенно если это то место, куда исчезает Кайлеб, — сказал он наконец. — И я полагаю, что те новые схемы парусной оснастки, которые представил Оливир, также могут иметь к этому отношение. Каждый отчёт о них указывает, что даже те корабли с прямым парусным вооружением, с которыми он экспериментировал, гораздо более манёвренные. Возможно, они действительно думают, что могут сделать галеон способный подойти на эффективную дистанцию для стрельбы по галере.

— Я просто не понимаю, как они это сделают, не сбившись в кучу, — возразил Макферцан. Он не отвергал теорию, выдвинутую Мейсеном, но явно не был и убеждён. — Я могу представить, что они думали, что смогут подойти на дистанцию стрельбы, чтобы разбить одну галеру, но целый флот? Что, по их мнению, будут делать все остальные галеры в это время? И как они будут координировать свои собственные галеры с галеонами?

— Я не сказал, что думал, что они могут это сделать. — Мейсен пожал плечами. — Я просто пытаюсь понять, о чём они могут думать. И, — продолжил он немного неохотно, — этот факт меня немного нервирует. Как бы там ни было, черисийским флотом управляют не дураки.

Макферцан решительно кивнул. Как и Мейсен, чем больше Макферцан видел Королевский Черисийский Флот, тем больше он признавал его выучку. Корисандийский флот был одним из лучших в мире, но он не был в одной лиге с Черисийским флотом. Как не был и ни один другой флот, и Макферцан понял, что разделяет озабоченность Мейсена тем фактом, что даже князь Гектор, казалось, не понимает, насколько это верно.

Но важнейшим моментом сейчас было то, напомнил он себе, что черисийцы обычно не делали глупостей в том, что касалось их флота.

— Было ещё две лакомых кусочка информации, — предложил он новую тему. Мейсен приподнял бровь, и он пожал плечами. — Во-первых, Оливир думает, что он, наконец, нашёл способ покрыть корабль медью так, чтобы она не отвалилась. Во всяком случае, по словам моего человека, корабли, которые они строят, должны быть все покрыты медью, когда будут готовы.

Они с Мейсеном задумчиво посмотрели друг на друга. Всем была хорошо известна навязчивая идея сэра Дастина Оливира защитить корпуса кораблей от разрушительного воздействия бурильщиков. Не то чтобы он был в этом одинок, конечно. Несколько разновидностей моллюсков и червей, попадавших под это определение, могли буквально поглотить древесные материалы корабля всего за несколько месяцев, и все попытки остановить их с помощью смолы, или каких-либо других защитных покрытий, потерпели неудачу. Если бы Оливиру действительно удалось решить проблемы, которые до сих пор мешали его усилиям задействовать медь, долгосрочные последствия, очевидно, были бы значительными. Но в этот конкретный момент Жаспер Мейсен был скорее более озабочен краткосрочными последствиями.

— Ты сказал, что есть два лакомых кусочка, — заметил он. — Что за другой кусочек?

— Менее важный факт заключается в том, что они, похоже, собрали эскадру галеонов, чтобы опробовать всё, на что они способны, — мрачно сказал Макферцан. — Это всего лишь пять кораблей, но, похоже, они проводят много времени на учениях. И всякий раз, когда они заходят в порт, они встают на якорь в акватории Цитадели, вдали от любых других судов, стоящих в порту. По словам того парня, с которым пил мой человек, ими командует коммодор Стейнейр.

— Стейнейр? — повторил Мейсен медленно. Эта фамилия не была совсем уж редкой в Черис, но и не встречалась достаточно часто. — Это который сэр Доминик Стейнейр?

— Младший брат епископа, — кивнул Макферцан подтверждая.

— Это становится интересным, — пробормотал Мейсен, в то время как его мозг быстро думал.

С одной стороны, это было достаточно разумно, предположил он. Если этот таинственный проект был настолько важным для Кайлеба, что бы он взял его под своё командование, и они хотели, чтобы над ним работал лучший из их флотских офицеров, то всё, что он когда-либо слышал о коммодоре Стейнейре, безусловно, попадало под это определение. Но следовало также учитывать и связь с епископом Теллесберга. Ходили слухи, что епископ-исполнитель Жеральд, как известно, выразил больше, чем просто беспокойство насчёт абсолютной благонадёжности Стейнейра. Если его младший брат был глубоко вовлечён, в то же, что и Хааральд и его сын, то, вероятно, об этом знал и епископ Мейкел. Что означало, что Церковь — или, по крайней мере, Черисийская ветвь Церкви — тоже знала об этом. Хотя это не обязательно значило, что об этом знал епископ-исполнитель.

— Интересно, — сказал Макферцан. Его задумчивый тон привлёк внимание Мейсена к нему, и молодой человек пожал плечами. — Я тут просто подумал, — продолжил он, когда удостоверился, что его начальник весь превратился в слух, — о тех галеонах, которые Оливир строит прямо здесь, в Теллесберге.

— А что с ними?

— Ну, мне просто пришло в голову, пока мы сидели здесь, что у него есть дюжина таких, строящихся для восьми разных владельцев. Это, конечно в дополнение ко всем тем «шхунам».

— Каждая судостроительная верфь в Королевстве закладывает корабли направо и налево, — сухо заметил Мейсен. — Те верфи, которые в данный момент ничего не строят, все заняты переоборудованием существующих судов, чтобы воспользоваться преимуществами нового парусного вооружения. И всё это по вине Оливира, так или иначе. Ну, его и Хоусмина.

— Я знаю. Но, очевидно, все эти его новые галеоны идентичны друг другу. И, по словам нескольких плотников, работающих на верфях Хоусмина в Теллесберге, в их проекте есть некоторые существенные изменения. Во-первых, они на добрых двадцать-тридцать футов длиннее и чертовски намного прочнее построены, чем любой галеон, с которым когда-либо раньше работали эти плотники. Я знаю репутацию Оливира, и знаю, что новые предложения по парусной оснастке только укрепили его репутацию. Тем не менее, разве это не кажется вам странным, что восемь разных судовладельцев заказали десяток новых кораблей, и все они построены по-новому и непроверенному проекту.

— Это звучит немного странно, — признал Мейсен. Он задумчиво потягивал шоколад, снова смотря на оживлённую улицу.

— Ты думаешь, что они должны быть немного более консервативными, не так ли? — размышлял он вслух. — Может быть, дать Оливиру возможность построить парочку по его новым проектам, запустить их в эксплуатацию и посмотреть, как они на самом деле себя покажут, прежде чем они вбухают в них так много денег.

— Именно об этом я и думал, — согласился Макферцан. — В то же время, как вы только что указали, он поставил на уши весь черисийский судостроительный бизнес. На данный момент, люди настолько заняты тем, что вкладывают в него деньги, что если бы эти люди просто решили, что они хотят себе корабль по проекту Оливира, им бы пришлось брать то, что дают. И, — признался молодой шпион, — они уже видели много доказательств того, что его новые идеи о парусном вооружении работают в значительной степени так, как рекламируются.

— Это всё достаточно верно. Но я думаю, что возможность того, что на самом деле он строит их для Флота, нужно рассматривать серьёзно, — сказал Мейсен. — И, если это правда, то лучше мы сообщим об этом князю, пока мы работаем над тем, чтобы подтвердить или опровергнуть это.

Он посидел ещё мгновение, размышляя о новостях, затем пожал плечами.

— В эту минуту, это может не иметь большого смысла, но, по крайней мере, мы знаем немного больше, чем знали. Хорошая работа, Жамис. Я отправлю депешу в Менчир с капитаном Уайтом завтра утром.

* * *

— …с капитаном Уайтом завтра утром.

Мерлин Атравес нахмурился, когда Сыч воспроизвёл дневную запись, загруженную с жучка, назначенного следить за Жаспером Мейсеном.

Бесконечные часы, которые он тратил на то, что он называл «Проект Начальная Загрузка» оставили ему гораздо меньше времени чем он бы хотел на то, чтобы заниматься такими вещами, как например, отслеживать местоположение Мейсена. Ему пришлось поручить практически всю такую работу Сычу, и это его беспокоило.

Справедливости ради следовало отметить, что ИИ, похоже, до сих пор адекватно справлялся с этой задачей. Именно Сыч был тем, кто определил, что Макферцан является заменой Малвейна, и компьютер проделал отличную работу, держа всех в поле зрения после того, как Мерлин отметил необходимость наблюдения за этим человеком. Но Сыч был слишком буквально мыслящим и не обладающим фантазией, и у Мерлина не оставалось другого выбора, кроме как позволить искусственному интеллекту сортировать и анализировать то, что получалось с большинства СНАРКов и надеяться не пропустить ничего крайне важного. Некоторые СНАРКи Мерлин продолжал контролировать самостоятельно — они наблюдали за Гектором, Нарманом и архиепископом Эрайком, например — но даже там он был вынужден полагаться на распознавание Сычём критических ключевых слов, прямо обращающих его внимание на связанные друг с другом кусочки информации.

К этой категории, безусловно относился и послеобеденный разговор между Мейсеном и Макферцаном.

Размышляя, Мерлин откинулся назад в кресле в своей затенённой каюте. Тот факт, что он мог обходиться таким маленьким количеством «сна», хотя бы немного помогал, хотя он должен был помнить, что ему нужно приводить свою постель в беспорядок каждую ночь.

«Должен ли я передать эту информацию Волне Грома?» — размышлял он. Рано или поздно это должно было произойти, и по крайней мере они, похоже, не подобрались к изменениям в самой артиллерии. Но уже то, что они знают, подтолкнёт кого-нибудь вроде Гектора, задавать вопросы, на которые я бы предпочёл пока не отвечать.

Если он расскажет Волне Грома об этом «видении», барон может почувствовать склонность к захвату Макферцана и всех его известных агентов. По многим причинам, Мерлин не хотел бы снова прикрыть сеть Гектора. Но если они это сделают, то Гектор задастся вопросом, что их на это сподвигло. А если они не прикроют всю сеть, то информация, которую уже собрал Макферцан, наверняка доберётся до Корисанда. Что, почти наверняка, запустит гибкий ум Гектора по тому же пути.

«Конечно, есть ещё одна возможность», — подумал он более мрачно. — «Ничто не говорил, что «капитан Уайт» должен выжить в процессе доставки Гектору депеш Мейсена».

Учитывая время плавания между Теллесбергом и Менчиром, неспособность «Морского облака» прибыть вовремя, вызовет, довольно серьёзную задержку в информационном обмене Гектора. Для замаскированного курьера транзитное время составляло почти сорок дней. Если она получит повреждения, то пройдёт восемьдесят дней, прежде чем Мейсен узнает о её потере, а затем ещё около сорока дней, прежде чем её замена доберётся до Гектора.

Это было заманчиво. В действительности, это было очень заманчиво, и разведывательный скиммер мог уничтожить «Морское облако» почти не прикладывая усилий. Разумеется, это приведёт к смерти «Уайта» и всей его команды. Мысли об этом было достаточно, чтобы Мерлин заколебался, но и они не были такими уж невинными случайными зрителями. Каждый из них был членом флота Лиги, и можно было сказать, что все они были шпионами.

Что, признался сам себе Мерлин, в значительной мере не относилось к делу, за исключением его собственного желания оправдать те действия, которые он планировал.

Он ещё раз просмотрел всю беседу между Макферцаном и Мейсеном, а затем пожал плечами.

Уничтожение «Морского облака» на самом деле не так важно для нас, решил он. Мейсен, очевидно, продолжит слать следующие депеши, и он и Макферцан, в любом случае дополнят их другой информацией. Таким образом устранение «Морского облака» только немного их задержит, конечно если он не готов устранять всех курьеров Мейсена и Гектора, отправляемых туда и обратно.

Он с отвращением сморщился от этой мысли и покачал головой.

«Нет. Мне нужно обсудить это «видение» с Волной Грома и Хааральдом. У них всё ещё есть намного лучшее «ухо», которому я дам нужные Гектору ответы. Кроме того, это будет не настолько дольше того момента, как сюда приедет Эрайк со своим пастырским визитом. Это вызовет больше проблем, чем возможность позволить этому кусочку информации дойти до Гектора».

«И, таким образом», — признался он самому себе, — «это не будет похоже на отстрел рыбы в бочке».

Он перестал качать головой и кивнул, довольный своим умозаключением, а потом обратил внимание на СНАРК, который продолжал следить за князем Нарманом. 

Июль, 891-й год Божий 

I Королевский Дворец, Транжир,

Королевство Таро

— Доброе утро, Ваше Величество, — тихо сказал отец Жошуа Макгрегейр, глубоко кланяясь, когда камергер провёл его в залу частных аудиенций.

— И вам, отче, — ответил король Горжа Тароский.

Горжа был стройным мужчиной, особенно по сравнению с массивным, широкоплечим Макгрегейром. Он был в середине своего четвёртого десятка, с тёмными волосами и цветом лица, значительно более тёмным, чем у Макгрегейра, и он был одет в свободные одежды из шёлка. Он также носил «кёрчиф» — традиционный головной убор Таро, наподобие цветного платка — вместо тяжёлой треугольной шапки священников, и, несмотря на погоду, выглядел раздражающе спокойным.

Словно вызванный мыслями о погоде, над Бухтой Тхол ещё раз прогрохотал раскат грома, смягчённый расстоянием и почти потерявшийся в звуке дождя. Экваториальный ливень обильно лился за открытыми окнами приёмной залы, стуча по черепичной крыше дворца Горжи. Водопады изливались из водосточных желобов и бежали по канавам, а тёплый воздух был пропитан влагой. Также он был необычайно неподвижен, несмотря на грозу, придавливая Макгрегейра, как влажный кулак, и его нижнее бельё было влажным от пота.

«Назначение в Таро не для мальчика, родившегося в Северных Землях» — подумал он, возвращаясь мыслями в своё детство в провинции Северные Земли в республике Сиддармарк. Он вырос, рыбача в холодных, глубоких водах пролива Син-у — когда лёд таял достаточно, чтобы позволить ему это — и эта влажная тропическая печь давила на него с почти физическим весом. — «Меня поражает, что у любого из них есть работающие мозги, способные мириться с такой жарой. Я бы подумал, что даже плесени будет достаточно, чтобы их мозги сгнили».

По крайней мере его летняя ряса была сделана из хлопка вместо традиционной шерсти, но в данный момент это не добавляло хоть сколько-нибудь комфорта, и какая-то его часть с вожделением смотрела на ещё более лёгкие шёлковые одежды Горжи.

— Спасибо, что нашли для меня время в своём напряжённом графике. И за то, что согласились принять меня в частном порядке, — сказал он, снова распрямляя спину, лишь чуть быстрее, чем это сделало бы большинство дипломатов. Горжа был королём, тогда как Макгрегейр был просто старшим священником. Но этот старший священник был здесь как непосредственный представитель святой божьей Церкви, и он посмотрел Горже прямо в лицо. В этом не было ничего неуважительного, но всегда было лучше сделать свой статус ясным с самого начала.

— Я с удовольствием меняю своё расписание, чтобы встретиться с представителем Матери-Церкви в любое время, — сказал Горжа. — «Он действительно говорит так, как если бы имел это в виду», — отметил Макгрегейр. — «С другой стороны, короли имеют много практики выражаться о каки-то вещах так, словно они для них много значили».

«Почти так же, как те из нас, кто служит дипломатами на службе у Канцлера», — подумал он про себя с лёгкой улыбкой.

— Это такая вещь, которую рад услышать любой священник, Ваше Величество. — Он позволил своей улыбке проявиться, но потом его выражение сделалось серьёзнее. — Тем не менее, я благодарен за это, Ваше Величество. Более того, я лишь хотел бы, чтобы все князья и короли Сэйфхолда были одинаково внимательны к своим обязанностям перед Богом и Его Церковью.

Выражение Горжи, казалось, застыло, а его глаза сузились.

— Простите, отче, — сказал он после короткого колебания, — но какой князь или король мог быть настолько заблудшим, чтобы забыть об этих обязанностях?

— Мать-Церковь и Святая Инквизиция должны всегда помнить о том образе жизни, при котором обязательства и ответственность — и искушения — мирской власти могут отвлечь правителя от его долга перед Богом, — серьёзно сказал Макгрегейр. — Не все из них столь же скрупулёзны, как и вы, когда речь идёт о соблюдении этих обязанностей, Ваше Величество.

— Я нахожу эту мысль тревожащей, отче, — медленно сказала Горжа. — И, честно говоря, даже немного пугающей, так как я должен предположить, что вы рассказываете мне это по какой-то причине.

— Не беспокойтесь, что кто-то недоволен вашим собственным уважением к Матери-Церкви, Ваше Величество, — тон Макгрегейра был уверяющим, и он снова улыбнулся, хотя и немного грустно. — И всё же вы совершенно правы. Я здесь, чтобы увидеть вас из-за недостатков князей. Говоря конкретнее, Викарий Замсин всё больше и больше беспокоится о другом правителе. Том, чья озабоченность земной властью и богатством увела его ужасно далеко от пути послушания Богу и Его Церкви. О том, с кем, боюсь, вы тесно связаны.

Смуглого цвета лицо Горжи даже слегка побледнело, и на его лбу появилось несколько ясно различимых бусинок пота, которые не имели ничего общего с утренней жарой и влажностью.

— Уверяю вас, отче, что я никогда не свяжусь с кем-либо, кто мог бы бросить вызов Богу! — Он решительно покачал головой. — Если бы я поверил на мгновение, что князь Гек…

— Простите меня, Ваше Величество, — мягко перебил его Макгрегейр. — Я не собирался подразумевать, что вы или кто-либо в Таро были виновны в таких вещах. Конечно, я должен был ясно разъяснить с самого начала, что вы сами не несёте ответственность за свои отношения с ним. Это был ваш отец, который подписал договор о союзе с его отцом.

Горжа открыл рот, но снова закрыл его с почти явно слышимым щелчком. Макгрегейр буквально почти видел мысли, преследующие друг друга в его мозгу, и терпеливо ждал, пока король Таро пробирался сквозь них.

Это заняло не очень много времени, и плечи Горжи распрямились, словно с них свалился тяжёлый груз. Очевидно, он боялся, что Макгрегейр был в Транжире потому, что Совет Викариев узнал о его секретных переговорах с Гектором Корисандийским. Было далеко не редкостью, чтобы Канцлер использовал священнических дипломатов Церкви, чтобы предостерегать светских правителей от альянсов, которые Церковь осудила. И при обычных обстоятельствах Храм был бы самым недовольным от махинаций Гектора. Сочетание его очевидных амбиций и мастерства, с которым он манипулировал ситуацией, сделало бы его существенной угрозой для равновесия, которое Церковь стремилась поддерживать, чтобы никто из светских правителей не становился слишком сильным.

Горжа так же хорошо знал об этом, как и Макгрегейр. Точно так же, как он был осведомлён, что Храм неоднократно поощрял амбиции и жадность одного светского правителя в качестве противодействия могуществу какого-нибудь другого, кого Совет Викариев не одобрял ещё сильнее. Поэтому, если личный представитель Канцлера не пытался предостеречь Горжу от Гектора…

— Отче, — сказал король после некоторой паузы, — из того, что вы сказали, я могу предположить, что вы имеете в виду Хааральда Черисийского.

— Увы, боюсь, что это так, — серьёзно ответил Макгрегейр.

— Я… потрясён, услышав это, — сказал Горжа, и задумчиво погладил свою корото подстриженную бородку. — Хотя я всегда знал, что Хааральд был… прекрасно осведомлён, скажем так, о возможностях, которые ему предоставили его богатство и военно-морские силы, я всегда считал, что он в равной мере осознаёт и свои обязанности перед Богом и Его Церковью. Уверяю вас, если бы я хоть на мгновение поверил, что это не так, это заставило бы меня очень серьёзно и критически задуматься о договоре между Таро и Черис.

— Викарий Замсин опасается, что искушение мирской власти, в сочетании с его несомненным чувством ответственности перед его династией, введёт Хааральда в заблуждение. — Макгрегейр чуть обозначил существительное «династия», и смотрел, как глаза Горжи сузились, когда он понял подтекст.

«Странно», — подумал Макгрегейр, — «насколько хорошо викарии могут проводить грань между обязанностями перед землями и амбициями правящих ими династий.

Это была не та мысль, о которой должен был задумываться священник, но те, кто служили дипломатами Матери-Церкви, нуждались в оценке реалий, стоящих за их миссиями. Макгрегейр сделал эту оценку, но не позволил даже следу своих размышлений коснуться выражения своего лица, когда он печально покачал головой.

— Мы слышим некоторые тревожные сообщения, доносящиеся из Черис, — продолжил он. — Очевидно, что всегда есть какая-то причина для беспокойства, учитывая расстояние от Черис до Храма. Однако, эти последние «нововведения» являются наиболее тревожащими. Хотя ни одно из них не нарушает Запретов, изменения порождает изменения, и так недолго до момента, когда произойдут нарушения.

— Могу ли я спросить, намерена ли Мать-Церковь принять меры? — неуверенно спросила Горжа.

— Независимо от того озабочена ли Мать-Церковь, или может такой стать, — ответил Макгрегейр, — она всегда должна помнить о своей ответственности действовать только после тщательного обсуждения и зрелого размышления. И она никогда не должна забывать, что она управляется смертными людьми, и что смертные люди — даже те, кто носит оранжевый — всегда подвержены ошибкам. Из-за этого она колеблется, чтобы не обнажить свой меч до тех пор, пока у неё не будет ни тени сомнения, что произошло нарушение. С огромной силой Матери-Церкви, и в тоже время с её ответственностью за то, чтобы разумно и в соответствии с волей Божьей осуществить эту власть, она обязана быть уверенной в том, что граница между тьмой и светом действительно была пересечена прежде, чем она сможет действовать. То, что мы можем опасаться, заключается в будущем Черис, и не может служить оправданием Матери-Церкви в принятии официальных мер, если преступление ещё не было совершено.

— Я понимаю. — Горжа откинулся назад на своём троне, слегка барабаня пальцами правой руки по мягкому подлокотнику, пока он смотрел на Макгрегейра.

— Должен ли я тогда понять, отче, — сказал он через несколько секунд, — что причина вашего визита в первую очередь заключается в том, чтобы предостеречь меня? Чтобы предупредить меня об опасениях Церкви, так чтобы я не пошёл по стопам Хааральда, если он пересечёт эту линию?

— Это, действительно, основная часть причины моего визита, Ваше Величество, — согласился Макгрегейр, кланяясь слегка, но серьёзно. — И я не верю, что канцлер будет расстроен из-за меня, если я добавлю, что другие князья и правители получат похожие… предупреждения.

Глаза Горжи заметно вспыхнули при этом, и Макгрегейр спрятал улыбку удовлетворения.

— Я, конечно, очень встревожен, узнав, что правитель и королевство, с которыми я так тесно связан, стали причиной такой озабоченности пастухов Божьих, — сказал король. — Очевидно, учитывая, как много лет Таро и Черис были союзниками, мне трудно поверить, что Хааральд мог быть таким заблудшим в своём долге перед Богом. Но я благодарю вас и Викария Замсина за предупреждение. Как бы тревожно оно не было, намного лучше быть предупреждённым. Я боюсь, что мне надлежит очень серьёзно пересмотреть мои отношения с Черис в свете того, что вы мне сказали.

— Вы, конечно, должны действовать, как того требует ваше собственное чувство ответственности перед Богом и вашим государством, — серьёзно сказал Макгрегейр. — Я всего лишь посланник Викария Замсина, и мне было бы неуместно призывать вас к конкретному курсу действий без каких-либо указаний на этот счёт от Канцлера. Однако я скажу, говоря строго за себя, что я считаю, что было бы действительно разумно проанализировать ваши отношения с Черис, и ваши договорные обязательства перед ней, самым тщательным образом.

— Я ценю такой мудрый совет, — сказала Горжа с такой же серьёзностью. — Пожалуйста, скажите канцлеру, что я очень благодарен за его своевременное предупреждение, и что я буду очень серьёзно думать над тем, что вы сказали мне сегодня утром.

— Я уверен, что ничто не может понравиться Викарию Замсину больше, чем услышать это, Ваше Величество, — сказал Макгрегейр ещё одним поклоном. — И теперь, выполнив мои поручения от канцлера, я предлагаю нам распрощаться и позволить вам обратить ваше внимание на насущные вопросы, от которых мой визит, несомненно, отвлёк вас. С вашего позволения, Ваше Величество?

— Конечно, отче. — Горжа помахал правой рукой в изящном разрешающем жесте. — Спасибо вам.

— Всегда пожалуйста, Ваше Величество, — пробормотал Макгрегейр, и вышел из приёмного зала с ещё одним поклоном.

II Галеон «Благословенный Лангхорн», Марковское море

— Добрый день, Ваше Высокопреосвященство.

— Добрый день, капитан Браунинг. — Архиепископ Эрайк Диннис вежливо улыбнулся Эллису Браунингу, капитану галеона «Благословенный Лангхорн», хотя он не чувствовал особенного удовольствия.

Это не было виной капитана Браунинга, и не было виной погоды. Хотя Марковское море могло быть столь же бурным и коварным, как и любое водное пространство в мире, особенно в конце весны и в начале лета, оно было доброжелательно к ним в этом плаванье — по крайней мере, пока. Вода была насыщенной, сверкающей синевой; небеса были кристальным сводом светло-голубого цвета, окружённым волнами белых облаков, а солнце сияло с удивительной теплотой, в то время как свежий северо-западный ветер, достаточно прохладный, если не сказать пронизывающий, живо бился в раковину правого борта «Благословенного Лангхорна».

К сожалению, у Динниса для беспокойства были проблемы посерьёзнее, чем нынешняя погода.

Он покинул Домашний Порт в Храмовой Бухте на борту одной из посыльных галер Викария Аллайна почти месяц назад, как только лёд достаточно растаял, и быстро миновал Пролив Син-у. На посыльных кораблях были очень большие для их размера экипажи, чтобы они могли регулярно менять гребцов и поддерживать высокую скорость. Но их мелкосидящие, облегчённые корпуса были плохо приспособлены к плаванию по открытой воде, и архиепископ перешёл на более медленный, но зато более мореходный галеон пятидневку назад. Это означало, что он был всего лишь в пяти или шести пятидневках от Теллесберга.

«Другое дело, что такие идиоты, как Кахнир, которые думают, что я должен больше времени проводить в Черис, не думают об этом», — раздражённо подумал он. — «Проведение моего «одномесячного» пастырского визита занимает четыре месяца только в пути! Я провожу половину года или в Теллесберге или путешествуя туда и обратно между ним и Храмом».

По крайней мере, семафорная цепь вдоль берегов Пролива Син-у позволила ему оставаться на связи с Храмом, пока он не попал в открытое море. Но это было едва ли то же самое, что возможность лично принимать участие в его архиепископских делах. Семафорные сообщения по своей природе были короткими и немногословными, и всегда существовал риск того, что любой шифр, который можно использовать, может быть взломан кем-то, кто захотел бы причинить вред.

Он был вполне уверен, что мог положиться на Матайо Броуна в том, что он правильно интерпретирует его краткие семафорные сообщения, и управляет его делами так же хорошо, как мог любой другой, кто был рангом ниже епископа, но не взирая на это он не мог чувствовать себя полностью комфортно. Бесспорно, он обучил старшего священника достаточно тщательно, и у него не было никаких сомнений в отношении интеллекта Броуна или его компетентности. Но отношение Совета к Черис за зиму стало ещё более подозрительным и враждебным, и, если бы «Группа Четырёх» решила, что необходимо принять меры против Черис, собственное положение Динниса в иерархии Храма было бы, по меньшей мере, серьёзно подорвано. Броун был так же осведомлён об этом, как и любой другой, что означало, что любой из соперников Динниса мог бы почуять возможность склонить его помощника предать его.

Всё это помогло объяснить его невесёлое настроение, несмотря на холодный, бодрящий ветерок и свежий морской воздух, когда он опёрся на свою трость железного дерева с серебряным набалдашником.

— Надеюсь, обед был удовлетворительным, Ваше Высокопреосвященство? — продолжил Браунинг, и Диннис спрятал неохотную улыбку. Капитан казался… испытывающим неудобство. Очевидно, он понял, что Диннис чувствует себя совсем не весело, но у него не было выбора, кроме как предложить хотя бы видимость светской беседы. Капитан галеона, принадлежащего Храму, не мог просто игнорировать архиепископа, который вышел на его ют для послеобеденного моциона.

— На самом деле, ваш кок справляется удивительно хорошо, капитан, — сказал Диннис, сжалившись над мужчиной. — Должен всё же признаться, что я никогда не стал бы хорошим матросом. Для этого я слишком скучаю по свежим овощам!

— Я ценю этот комплимент, Ваше Высокопреосвященство, и передам его коку, с вашего разрешения. Что же касается свежих овощей, — Браунинг с улыбкой пожал плечами, — я могу только от души с вами согласиться. На самом деле, первая вещь, которую я делаю всякий раз, когда я возвращаюсь в Порт Харбор — это иду со своей женой в один из наших любимых ресторанов и усаживаюсь за самый большой, самый свежий салат, который я могу найти.

— Пожалуйста, капитан! — полуулыбнулся Диннис. — Не говорите мне ничего про недостаток свежего салата!

— Прости меня, Ваше Высокопреосвященство. — Браунинг склонил свою голову в полупоклоне, испытывая явное облегчение от искреннего юмора в ответе архиепископа. Затем он выпрямился, и выражение его лица стало более серьёзным.

— Тем не менее, Ваше Высокопреосвященство, не смотря на то, как скучна может быть в море наша диета, по крайней мере, спасибо Паскуалю, она держит нас здоровыми. — Он коснулся своего сердца, а затем и губ, и Диннис повторил жест. — Ненавижу думать, каким было бы состояние моих людей без учения Паскуаля.

— Конечно, я согласен с вами, капитан, — сказал Диннис с полной искренностью. Диетические законы архангела Паскуаля были особенно чёткими для тех — подобно людям, которые проводили пятидневки подряд в море — у кого не было свободного доступа к запасам свежего провианта. В тех случаях, когда эти законы непреднамеренно или неизбежно нарушались, последствия были… неприятными.

Диннис припомнил один случай не так много лет назад, когда доларский галеон почти полностью лишился мачт во время ужасного шторма, который унёс его далеко в непроторённые глубины Южного Океана. Его выжившая команда сумела поставить временные паруса и каким-то образом найти путь домой, но его скорость упала до мучительного передвижения ползком, а большинство их провианта было потеряно или испорчено штормом. К тому времени, когда ему наконец удалось вползти в порт на острове Вест-Брейк, две трети его экипажа умерли от цинги, поскольку они не смогли следовать законам Паскуаля и, как всегда случается, болезнь наступила быстро.

По крайней мере у несчастных в его экипаже была вода. Им удалось собрать кое-что из проливных дождей в воронки из старых парусов, чтобы наполнить их резервуары для воды, и что бы ни случилось с их запасами, эти ёмкости были неповреждёнными, спасибо Паскуалю!

Диннис вспомнил о занятиях в классе во времена собственной молодости. Независимо от ордена, в который поступал церковник, от него ожидали, по крайней мере, общего знакомства с основными учениями других орденов. В тот конкретный день старший священник Ордена Паскуаля продемонстрировал, почему Паскуаль требовал, чтобы корабли хранили воду в железных резервуарах, а не в деревянных бочках. Бочки были бы намного дешевле, но одного взгляда на слизистые зелёные водоросли, которые превратили воду в демонстрационном бочонке в почти густую, вонючую слизь, было более чем достаточно, чтобы убедить молодого Эрайка. Вода на борту корабля иногда могла иметь небольшой привкус ржавчины, но он был совершенно готов мириться с этим. Так же, как он был готов послушно потреблять свой ежедневный рацион лимонного сока, или есть ростки фасоли.

Конечно, у архиепископа были намного большие диетические возможности, чем у обычного моряка. Свежие яйца из курятника на главной палубе были предназначены в первую очередь для Динниса и его церковного персонала, а затем для офицеров «Благословенного Лангхорна». Младшие офицеры и обычные моряки не попробовали бы яйца — или цыплёнка — до тех пор, пока они снова не достигли бы земли. И ещё было пять овец на привязи рядом с курятником.

— Какова ваша лучшая оценка нашего прибытия в Теллесберг, капитан? — спросил Диннис спустя минуту.

— На самом деле, мы идём лучше, чем обычно, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Браунинг. — В это время года ветер, в основном, дует с северо-запада, как сегодня, что ставит нас на наилучший для нас галс. Он будет не таким благоприятным, как только мы пройдём остров Молота и выйдем к Наковальне, но он всё равно должен быть больше в нашу сторону, чем против нас. Одна из тех новых «шхун», о которых я слышал, могла бы пройти быстрее, я уверен, но по лучшим подсчётам штурмана мы примерно в двадцати четырёх днях от Теллесберга.

Диннис подавил гримасу, а его настроение снова ухудшилось, когда Браунинг упомянул новый тип корабля. Капитан, очевидно, был блаженно не осведомлён о сомнениях Церкви насчёт черисийских нововведений, потому что в противном случае он бы более осторожно выбирал слова при архиепископе Черис.

«Тем не менее», — отметил про себя Диннис, — «возможно, как раз хорошо, что он не сделал этого. Он профессиональный моряк, поэтому, возможно, его реакция может обеспечить более реалистичную оценку угрозы, которую Совет видит исходящей из Черис».

— Вы действительно видели одну из этих — «шхун», так вы это назвали? — своими глазами, капитан?

— Конечно видел, Ваше Высокопреосвященство. — Глаза Браунинга оживились, и он протянул руку, чтобы положить её на перила. — Имейте в виду, я люблю «Блаженного Лангхорна». Он хороший, крепкий корабль, и он был добр ко мне и хорошо служил Храму. Но пока я знаю, что Писание учит, что зависть — это грех, я всего лишь смертный человек. Когда я увидел, что шхуна идёт гораздо ближе к ветру, чем мог бы идти любой другой корабль, на котором я когда-либо плавал…!

Он покачал головой, улыбаясь воспоминаниям.

— Любой моряк, достойный своей соли, хотел бы получить в свои руки такое судно, Ваше Высокопреосвященство, — просто закончил он.

Диннис медленно кивнул, улыбаясь капитану, несмотря на то что он почувствовал, как его собственное сердце ёкнуло.

Сообщения, которые поступали от Адимсина так стабильно, как позволяла погода, делали всё более очевидными, что Черис стал ещё большим очагом инноваций и новых концепций, чем предполагали первоначальные отчёты. Собственные источники Динниса в Храме и в Зионе давали веские основания предполагать, что оценки из других источников — таких как князь Нарман и князь Гектор — были намеренно и сильно преувеличены, но он не мог просто игнорировать корреспонденцию Адимсина. И если верить Адимсину, то «шхуна», которая так очаровала капитана Браунинга, была только верхушкой айсберга.

— Если вы извините меня, капитан, — любезно сказал он Браунингу, — я думаю я бы хотел провести какое-то время медитируя, пока я немного отхожу от того прекрасного завтрака, который приготовил нам кок.

— Конечно, Ваше Высокопреосвященство. Я дам приказ, чтобы убедиться, что вас не беспокоят.

— Спасибо, капитан. Я ценю это.

Капитан поклонился ещё раз и ушёл, оставив наветренную сторону узкого юта архиепископу. Диннис отобразил на лице нечто подходяще серьёзное, поправил лёгкий плащ, который он носил поверх своей рясы, и медленно зашагал вверх и вниз, вверх и вниз, с прихрамыванием, которое его сломанная нога оставила в качестве постоянного наследия, опираясь на свою трость для противодействия качке судна.

Двадцать четыре дня, по оценкам Браунинга. В лучшем случае это целые пять пятидневок. И кто знал, что происходило в Теллесберге — или Храме — пока «Благословенный Лангхорн» медленно шёл через тысячи миль между Хевеном и Черис?

Он вспомнил собрание, на котором он руководил церковным судом, собравшимся чтобы урегулировать спор о правопреемстве графства Хант в пользу Тадейо Мантейла. Тогда это предложение казалось таким простым. Просто рутинное дело, решение, вынесенное в обмен на щедрый личный подарок. Но это решение угрожало вырасти в нечто намного большее. Тогда это был не более, чем ещё один шаг в хорошо понимаемом танце посвящённых членов Храма. Теперь Диннису было ясно, что его архиепископское будущее было гораздо более хрупким, чем он когда-либо думал раньше, и что его собственное действие, каким бы безобидным и рутинным оно ни казалось в то время, служило интересам людей, которые хотели видеть, чтобы богатство и власть архиепископа разрушились навсегда.

Он вернулся в мыслях к своему зимнему разговору с Викарием Замсином. Озабоченность Канцлера была очевидна, но заверения Викария о том, что никакое решение по Черис не было неизбежным, успокоили худшие из тревог Динниса. Но это спокойствие было серьёзно подорвано, когда весна постепенно подкралась ближе, и лёд в Проливе Син-у начал таять. А последняя встреча Динниса с Трайнейром перед его отъездом в Теллесберг была чем угодно, но не обнадёживающей. Не из-за того, что сказал Викарий, а из-за того, что он не сказал.

В сознании Динниса не было никакого сомнения, что Канцлер — и даже, вероятно, вся «Группа Четырёх» — предпринимает собственные шаги, чтобы справиться с любой угрозой, исходящей от Черис. Но ни один из его источников не смог рассказать ему, какие именно «шаги» они могли бы иметь в виду, а отказ Трайнейра рассказать ему вообще хоть что-нибудь о планах «Группы Четырёх» приобретал зловещие обертоны.

Он на секунду приостановился, уставившись на море невидящими глазами. Как он не старался, он мог думать только о двух вещах, которые могли предотвратить бурю, которая медленно, но неотвратимо приближалась.

Одна состояла в том, чтобы продемонстрировать свой собственный жёсткий контроль, путём принятия решительных мер. Если вызывающие наибольшую тревогу из новых нововведений могут быть признаны нарушающими «Запреты» — или просто могут быть признаны приблизившимися к границе нарушений — и он прикажет отозвать их аттестации, это может убедить «Группу Четырёх», что он может контролировать ситуацию без их вмешательства. Отнюдь не было точным, что это будет иметь такой эффект, но это могло сработать.

В противном случае единственным вариантом, который он видел, было убедить их, что их внушающая ужас интерпретация событий в Черис была ошибочной. Если бы они могли прийти к выводу, что они слишком остро реагировали, что сообщения из таких мест, как Изумруд и Корисанд, на самом деле были сильно преувеличены, тогда они вполне могли бы отказаться от предпринимания активных шагов против королевства. По крайней мере, они безусловно были осведомлены, как много черисийской десятины вносилось в церковную казну каждый год. Разумеется, они не решились бы уничтожить этот поток доходов, если бы не почувствовали, что это абсолютно необходимо!

Он надеялся, что они, по крайней мере, знали, потому что, если Церковь, или даже «справедливый» Совет Викариев, действующий в своей светской роли, решит, что Черис должна быть уничтожена, Черис должна будет погибнуть. И если бы Черис погибла, карьера архиепископа, ответственного за её правоверность, внезапно разбилась бы вдребезги. Эрайк Диннис потерял бы своё архиепископство, богатство, которое оно предоставляло, и, по крайней мере, две трети своей власти и престижа, а кроме того он бы вдруг обнаружил, что взятка Гектора, которую он положил в карман, не имела смысла.

«Как они могут так поступать со мной?» — резко спросил его разум. — «В течение многих лет я был их архиепископом, заботился о них, защищал их от Инквизиции и тех, в Совете, кто автоматически с подозрением относится к любым изменениям. И как они мне отплатили? Принимая с распростёртыми объятиями все эти свои проклятые новые изобретения! Идя прямо в логово дракона — и взяв меня с собой — потому что они слишком глупы, чтобы посмотреть, что они делают!»

Он посмотрел на сверкающую голубую воду Марковского моря, и глубоко внутри его сердца отразилась несправедливость мира, в котором Бог позволил этому случиться с ним. 

III Королевский дворец, Город Горат, Королевство Долар

— Итак, отец Альбирт, — сказал Альбирту Хэрису Сэмил Какрейн, герцог Ферн, когда дворцовый лакей провёл молодого священника в его личный кабинет в королевском дворце. — Что я могу сделать для вас сегодня?

— Сперва, Ваша Светлость, позвольте поблагодарить вас за то, что вы согласились принять меня, — сказал Хэрис. — Я знаю, насколько вы заняты, как первый советник Королевства, а я, увы, всего лишь простой младший священник. — Он обаятельно улыбнулся. — Поверьте мне, я слишком хорошо осведомлён, какая я мелкая рыбёшка!

— Чепуха, отче! — Ферн улыбнулся ему, значительно шире. — Вы служите Совету Викариев. Более того, ваши рекомендательные письма подписаны самим Канцлером. Это делает вас более крупной рыбой, чем вы можете себе представить.

— В любом случае, это очень любезно с вашей стороны, Ваша Светлость, — ответил Хэрис. Фактически, как оба они превосходно понимали, это сделало его очень большой рыбой. Но оба они знали, каковы правила игры, и поэтому оба они также знали, что его низший статус позволил ему стать неофициальной большой рыбой. Единственное различие между ними заключалось в том, что Хэрис знал, почему это было важно.

— Письмо Канцлера подразумевало, что вы здесь, чтобы обсудить какой-то дипломатический вопрос, отче?

— На самом деле, Ваша Светлость, может быть, более точным будет сказать, что я здесь, в консультативном качестве. Викарий Замсин довольно обеспокоен определёнными событиями — не здесь, в Доларе, конечно — которые могут иметь… плачевные последствия для замысла Божьего, и моими инструкциями было поделиться с вами его опасениями.

Ферн слушал с серьёзной улыбкой. Эта улыбка исчезла с последними словами Хэриса, и он довольно резко выпрямился в своём кресле.

— Это звучит зловеще, отче, — сказал герцог после небольшой, наполненной тишиной паузы, которую выдержал Хэрис, и его тон был осторожным.

— Всегда возможно, что опасения Канцлера лишены оснований, — сказал Хэрис точно взвешенным уверяющим тоном. — И, конечно же, я сам не настолько опытен, как он, в таких вопросах. Возможно, моё понимание этих опасений менее совершенное. Я, возможно, слишком остро реагирую на то, что он рассказал мне, когда инструктировал перед этим путешествием.

— Конечно, это всегда понятно, — промурлыкал Ферн, но его острые глаза сказали Хэрису, что он знает больше. Что он прекрасно понял дипломатическую маскировку последних двух изречений священника, даже если он пока ещё не знал причину этого.

— Ну, с учётом вышесказанного, — продолжил Хэрис, — я боюсь, что есть постоянный поток сообщений о тревожных изменениях и инициативах, исходящих из Черис. На этом этапе, конечно, нет никаких конкретных доказательств того, что какие-либо из Запретов были нарушены. Если бы так было, Мать-Церковь и Инквизиция уже бы действовали. Но всё же растёт обеспокоенность, скажем так, что Запреты всё более и более приближаются.

— Понимаю, — сказал Ферн, хотя Хэрису было ясно, что он не понимает — по крайней мере, пока.

— Мать-Церковь не может принимать меры, основанные всего лишь на подозрении, — продолжил младший священник. — Это, как я полагаю вам известно, является основополагающим принципом, который был заложен давным-давно. Но то, что является обязательным для Матери-Церкви в корпоративном и временном смысле, как помазанного хранителя Замысла Божьего, менее сдерживающе, когда слуги Церкви обнаруживают, что они должны действовать в более светской роли.

Ферн молча кивнул, на этот раз в подлинном понимании.

— В каком-то смысле, — сказал Хэрис, просто чтобы убедиться, что они действительно поняли друг друга, — я здесь не по службе Викария Замсина или Канцлера Совета Викариев, а скорее по службе Рыцарей Храмовых Земель, поскольку они стремятся выполнять свои обязанности по светскому управлению Храмовыми Землями. Конечно, Рыцари также сидят на Совете Викариев, поэтому должна быть определённая общность между их обязанностями как правителей в этом мире и мирской ответственностью Церкви за души людей в следующем. Тем не менее, то, что имеет обязательную силу для Матери-Церкви, не должно быть легко отброшено ни одним из её слуг, независимо от того, действуют ли они в светской или мирской роли.

— Я часто думал, что викариям чрезвычайно сложно выполнить все свои трудные обязанности, — отметил Ферн. — Очевидно, что мои собственные обязанности, как первого советника короля Ранилда, лишь тень тех, что падают на их плечи. Несмотря на это, бывают случаи, когда я ловлю себя на том, что разрываюсь между противоречивыми обязательствами, и такое должно быть намного хуже для кого-то вроде Канцлера. С одной стороны, он несёт все обязанности любого светского правителя, но с другой стороны, он должен быть вечно бдительным даже к намёкам на капризность о том, как он мог бы подходить к ним из-за своих более серьёзных обязанностей перед Богом и Матерью-Церковью.

— Это, к сожалению, слишком верно, Ваша Светлость, — с небольшой грустной улыбкой сказал Хэрис. — И в случае с Черис ситуация осложняется ещё тем фактом, что ни Мать-Церковь, ни Храмовые Земли не содержат каких-либо больших сил на море. Если случится так, что… прямые действия против Черис стали бы необходимыми, ни у Церкви, ни у Храмовых Земель не было бы средств для этого.

— Думает ли Канцлер, что такая возможность вероятна? — спросил Ферн, его голос был спокойным, даже задумчивым, но его глаза были весьма сузившимися, и Хэрис пожал плечами.

— Напомню, Ваша Светлость, что вы должны иметь в виду мою относительную молодость и неопытность. Я вполне могу читать больше в инструкциях Канцлера, чем он имел в виду. Однако моя собственная интерпретация заключается в том, что он действительно боится, что такой день прямого конфликта может увидеть рассвет. Насколько это возможно, я не в состоянии сказать. Но канцлер нарушил бы свой долг, если бы произошла такая ужасная ситуация, несмотря на все его искренние молитвы, а он не предпринял никаких шагов, чтобы подготовиться к этому. Отсюда мой визит в Горат.

— В самом деле? — Ферн склонил голову набок.

— Ваша Светлость, в отличие от Храмовых Земель, Долар обладает мощным флотом, — откровенно сказал Хэрис. — Более того, не желая предполагать, что соображения материальной выгоды могут повлиять на политику вашего Королевства, я скажу, что морская мощь Черис представляют собой прямую угрозу собственным потребностям и устремлениям Долара. В свете этих соображений, Канцлер попросил меня указать вам, что Храмовые Земли и Долар разделяют естественные общие интересы. Хотя озабоченность Канцлера является прямым отражением его обязанностей, как одного из старших пастухов Божьих, он также хорошо осведомлён о том, как растущее богатство и власть Черис угрожают будущему Долара. Первостепенная причина моей миссии здесь — предупредить вас о его растущем беспокойстве… и заверить вас в том, что он — и Мать-Церковь — понимают любые опасения, которые вы и король Ранилд можете чувствовать в отношении Черис.

Теперь глаза герцога Ферна стали действительно узкими.

— А Канцлер готовится принять меры, если это станет необходимым? — спросил он.

— Как я уже сказал, Ваша Светлость, он не имеет военно-морских сил под своим командованием. Или, скорее говоря, никаких военно-морских сил, достаточных, чтобы справиться с такой угрозой, такой как эта. Также вероятно, что у Храмовых Земли не будет достаточно времени, чтобы увеличили свои военно-морские силы к этому моменту. Тем не менее… — Хэрис посмотрел Ферну прямо в глаза, — казна Храмовых Земель глубока. Если возникнет необходимость принять меры, я уверен, что Канцлер и Великий Викарий признают ответственность Матери-Церкви за поддержку вооружённой руки любого князя или короля, действующего в защиту Божьего Замысла.

На несколько секунд в зале наступила тишина, а потом Ферн медленно кивнул.

— Я благодарю вас за то, что вы привлекли моё внимание к этому вопросу, отче. Уверяю вас, я как можно скорее проинформирую Его Величество о опасениях канцлера, а также о вашем собственном анализе… ограничений, которыми он должен руководствоваться. Хотя я, конечно, не могу сейчас говорить за Короля, я уверен, что он хотел бы, чтобы я попросил вас сообщить Канцлеру, что, будучи верным сыном Матери-Церкви, он, как всегда, готов защищать её от любой угрозы.

— Ваша Светлость, я вижу, что ваша репутация великодушного и благочестивого человека действительно заслужена. — Хэрис снова поклонился. — Я передам ваши слова напрямую Канцлеру. И, конечно же, — он поднял глаза и снова посмотрел в глаза герцогу, — я буду информировать вас о любых новых сообщениях, которые я получаю от него. 

Август, 891-й год Божий 

I Дворец Архиепископа, Теллесберг

— Ваше Высокопреосвященство. — Епископ-исполнитель Жеральд Адимсин поклонился, чтобы поцеловать кольцо архиепископа Эрайка Динниса, когда архиепископ появился в архиепископском дворце. Хотя дворец официально был резиденцией Динниса, это был дом Адимсина, и епископ-исполнитель всегда чувствовал себя немного странно, когда прибывал архиепископ. Как всегда, он встретил Динниса в вестибюле, чьи чёрные и белые мраморные квадраты простирались вокруг, сверкая в солнечном свете, лившемся сквозь широкие, глубоко посаженные окна.

— Добро пожаловать в Теллесберг, — продолжил он, выпрямляясь из своего поклона.

— Спасибо, Жеральд, — ответил Диннис с несколько кислой улыбкой. — Я ценю радушный приём, хотя, если быть откровенным, я предпочёл бы быть в Зионе.

— Это понятно, Ваше Высокопреосвященство. — Адимсин вернул улыбку своему начальнику, но внутренне он был несколько потрясён внешним видом Динниса. Это было не из-за трости железного дерева и не из-за перекошенной на одну сторону позы, явно предназначенный для облегчения нагрузки на правую ногу архиепископа. Этого он ожидал, более или менее, после сообщений о травмах Динниса. То, чего он не ожидал, это почти постоянная вертикальная морщинка между глазами архиепископа. Или, если на то пошло, беспокойство в этих глазах.

— Нам нужно многое обсудить, — сказал Диннис, после чего оглянулся через плечо посмотреть, как оставшаяся часть сопровождающих его лиц почтительно заполнила холл позади него. Адимсин узнал большинство из них, но появилось и несколько новых лиц. Так было всегда.

Он немного удивился отсутствием Матайо Броуна, но только на мгновение. Устойчивый подъём Броуна в служении и доверии архиепископа сделал его логичным выбором, чтобы оставить его дома присматривать за интересами Динниса в Храме в его отсутствие, и Адимсин склонил голову с немного заинтересованным выражением, когда Диннис махнул одному из новых лиц — молодому младшему священнику — выйти вперёд.

— Жеральд, это отец Симин Шумекир, мой новый секретарь. Симин, епископ Жеральд.

— Большая честь для меня, Ваше Высокопреосвященство, — пробормотал Шумекир, наклонившись, чтобы поцеловать кольцо Адимсина.

— Добро пожаловать в Теллесберг, — ответил Адимсин.

Шумекир был привлекательно выглядящим молодым мужчиной, в одеянии ордена Лангхорна, с белой короной секретаря прелата на рукаве. Его глаза были яркими и внимательными, и после своего представления он отступил назад точно на правильное место, на один шаг позади и слева от своего патрона. По первому впечатлению, по крайней мере, он казался более чем адекватной заменой Броуну.

— Я уверен, что из-за усталости от вашего долгого путешествия, вам нужна возможность отдохнуть и освежиться, Ваше Высокопреосвященство, — сказал епископ-исполнитель, поворачиваясь обратно к Диннису.

— Конечно, — согласился архиепископ. — В то же время, благодаря моей травме, я отсутствовал в Черис слишком долго. — Он подарил Адимсину резкий, прямой взгляд. — Я хотел бы сразу перейти к работе, восполнить хотя бы часть этого потерянного времени. Я думаю, что мы можем потратить время на относительно неторопливый обед, а затем немедленно начать с общего обзора дел архиепископства.

— Конечно, Ваше Высокопреосвященство, — ответил Адимсин, не очень удивлённый, учитывая беспокойство проскальзывающие в глазах архиепископа и языке его тела. Он указал на ливрейного лакея. — Ховирд проводит вас в вашу комнату, чтобы вы могли освежиться перед обедом. Мы также заберём и расселим остальных ваших людей.

— Спасибо, Жеральд, — сказал Диннис с улыбкой искренней благодарности. — Звучит отлично.

* * *

— Так что, хотя мне очень неспокойно на душе из-за этого недавнего наплыва новых идей, отец Пейтир заверил меня, что нет абсолютно никаких доказательств нарушения Запретов.

— Я много понял из ваших сообщений. И, конечно, из отчётов молодого Уилсинна, — сказал Диннис. Он откинулся назад в удобном кресле за письменным столом в большом кабинете, который был постоянно зарезервирован для его исключительного использования при его визитах в его архиепископство. Адимсин сидел в кресле перед столом, а отец Симин за маленьким столиком в стороне, кончик его пера поскрипывал, когда он делал записи.

— Как и вам, мне немного не по себе из-за внезапности, с которой все эти… нововведения появились, — продолжил архиепископ. — Вот почему я потребовал от отца Пейтира повторно проверить его первоначальные оценки в их отношении.

Он сделал паузу, поморщился и взглянул на своего секретаря.

— Я думаю, что мы на минутку перестанем вести протокол, Симин, — сказал он.

— Конечно, Ваше Высокопреосвященство, — пробормотал Шумекир, откладывая перо и складывая руки на столе.

— Чтобы быть абсолютно откровенным, Жеральд, — сказал после этого Диннис, — я не единственный человек в Храме или в Зионе, который тревожился о сообщениях, исходящих из Черис. Сам Канцлер не один раз выражал свои опасения.

Он сделал паузу, и Адимсин слегка кивнул. Архиепископу не нужно было объяснять, что, если Викарий Замсин высказал своё мнение, это было фактически мнением «Группы Четырёх».

— У меня сложилось впечатление, что эти тревоги охватывают не просто новые конструкции кораблей, или новые прядильные и ткацкие станки, или новые способы вычислений, — продолжил Диннис после короткой паузы. — Тем не менее, все эти вещи являются симптомами того, что, по-видимому, беспокоит его. Поэтому я очень надеюсь, что можно будет успокоить его разум по этим вопросам. Мы должны убедить его в том, что мы осознаём свои обязанности перед Советом и Богом, и что мы исполняем их с бдительностью и предусмотрительностью. И нам также нужно продемонстрировать, что мы полны решимости сохранить открытый разум — продолжать проверки и отозвать сертификацию подозрительных устройств или процессов, если мы впоследствии определим, что первоначальная аттестация была ошибочной.

— Я понимаю, Ваше Высокопреосвященство, — заверил его Адимсин.

— Хорошо. В связи с этим я хотел бы, чтобы вы устроили для меня личную встречу с отцом Пейтиром как можно раньше завтра утром.

— Конечно, Ваше Высокопреосвященство.

— Спасибо. — Архиепископ кивнул Шумекиру, который снова взял перо, а затем снова взглянул на Адимсина.

— А теперь, Жеральд, пожалуйста, продолжай.

— Конечно, Ваше Высокопреосвященство. — Адимсин откашлялся. — Я был немного встревожен несколькими второстепенных вопросами доктринальных толкований со стороны некоторых из нашего местного духовенства, — сказал он, тщательно подбирая слова. — Хотя я не увидел никаких сознательных или умышленных вызовов ортодоксии, есть некоторые моменты, по которым, я думаю, вам было бы полезно дать совет нашим священникам и епископам, Ваше Высокопреосвященство.

Глаза Динниса слегка прищурились, и Адимсин продолжил намеренно неторопливым голосом.

— Такие незначительные вопросы коррекции, конечно, далеко не редкость, и я занимался ими по мере их возникновения. Тем не менее, пока вы здесь, в Черис, я чувствую, что всему нашему духовенству будет очень приятно услышать откровенное выражение ваших собственных взглядов и получить ваши пастырские наставления.

— Я уверен, что вы правы, — согласился Диннис спустя мгновение. — Пожалуйста, посмотрите, как проработать это в нашем расписании. И, возможно, мне было бы лучше в первую очередь встретиться в частном порядке с епископом Мейкелем?

— Я думаю, это может быть мудро, Ваше Высокопреосвященство, а также учтиво, — сказал Адимсин с кивком.

— Тогда, кстати, подумайте и об этом тоже.

— Конечно, Ваше Высокопреосвященство.

Адимсин откашлялся ещё раз.

— Одним из ярких пятен была готовность, с которой представили десятины архиепископства, — сказал он гораздо веселее. — Это не значит, что не было определённого ворчания — оно всегда есть — и просьб при наличии смягчающих обстоятельств. Я разрешил несколько послаблений, которые, конечно, подлежат вашему одобрению.

— Церковные поместья и усадьбы, не говоря уже о монастырях и конвентах, как правило, в хорошем состоянии. Меня немного беспокоит управление одной или двумя нашими усадьбами в Землях Маргарет, но, несмотря на всё это, у меня мало жалоб или критики. В случае…

* * *

— Ваше Высокопреосвященство.

Отец Пейтир Уилсинн быстрым, бодрым шагом пересёк большой, роскошно обставленный кабинет архиепископа Эрайка. Он преклонил одно колено перед архиепископом и склонил голову, чтобы поцеловать кольцо Динниса, после чего остался стоять коленопреклонённым, пока Диннис не тронул его слегка за плечо.

— Поднимитесь, отче, — сказал архиепископ, и Уилсинн повиновался.

Он сложил руки в рукавах своей рясы, молча ожидая, с внимательным и почтительным выражением, пока Диннис задумчиво изучал его.

«У него вид Уилсинна», — подумал архиепископ. Этот сильный нос и упрямая, кто-нибудь мог бы почти сказать своенравная, складка рта, были слишком знакомы, но было что-то ещё в этом юноше. Что-то в серых глазах… или, возможно, в постановке плеч. Это было не вызывающим, или неуважительным. На самом деле, это было почти… безмятежным.

Чтобы это не было, это заставило Динниса нервничать, и он улыбнулся немного шире, чем обычно, чтобы скрыть это.

— Я ценю оперативность, с которой вы отреагировали на мою просьбу о повторной проверке ваших выводов относительно новых процессов и устройств, представленных здесь, в Черис, за последний прошедший год, отче.

— Я польщён, что я смог удовлетворить ваши требования, Ваше Высокопреосвященство.

— Да. Ну, — Диннис повернулся, прохромал позади своего стола и опустился в удобное кресло, — хотя я ценю, как быстро вы ответили, мне пришло в голову, что, возможно, я чуть-чуть поторопил вас. Чувствуете ли вы уверенность, что потратили достаточно времени, чтобы исключить возможность ошибки в ваших выводах?

Он пристально посмотрел в глаза молодого старшего священника. Любой священник с рангом Уилсинна в Храме или Зионе почти наверняка понял бы намёк. Уилсинн только спокойно вернул взгляд и кивнул.

— Да, Ваше Высокопреосвященство, чувствую, благодарю вас.

— Значит, вы остаётесь при своём первоначальном мнении о том, что нет никаких нарушений? Нет необходимости, чтобы Церковь издавала какие-либо предостерегающие уведомления? Отменила какие-либо аттестации? — спросил Диннис.

— Да, Ваше Высокопреосвященство, остаюсь.

— Понимаю.

Диннис продолжал пристально смотреть на молодого рыжеволосого интенданта с чётко выраженным чувством разочарования. Уилсинн не мог быть таким же слепым по отношению к политическим реалиям Церкви, как он хотел показать, но его безмятежность была щитом, непроницаемым для обиняков архиепископа.

«Группа Четырёх» хотела подтверждения того, что Диннис что-то делал… и что Черис была достаточно послушна своему архиепископу, чтобы им не нужно было предпринимать действий. И если бы он приказал отозвать аттестацию, и Черис согласилась с этим — что, он был уверен, королевство сделало бы — у него были бы убедительные доказательства того, что ситуация находится под контролем. Но если Уилсинн не дал ему возможность, не было повода, чтобы он мог действовать.

Будь это другой интендант, Диннис, возможно, захотел бы приказать ему переписать свои первоначальные оценки, чтобы получить то, что ему было нужно. С этим интендантом об этом не могло быть и речи. Кроме того, когда дело дошло до этого, Диннис не был действительно уверен, что он действительно хотел, чтобы Уилсинн аннулировал какие-нибудь черисийские нововведения.

«Или, я думаю, я не хочу», — сказал он себе. — «Конечно, это может быть не более, чем хорошая мина при плохой игре, поскольку упрямый маленький ублюдок не отдаст ни единого дюйма. С другой стороны, до тех пор, пока Уилсинн твёрдо придерживается этой позиции — что он явно намеревается сделать — даже Клинтану будет трудно выступать против Черис с обвинением в ереси. И если я подчеркну его уверенность в моих «здесь-действительно-всё-в-порядке» отчётах в Храм…»

— В таком случае, я полагаю, нечего больше говорить на эту тему, — продолжил он вслух через мгновение. — Тем не менее, я хотел бы спросить вас о вашем личном впечатлении от этого Мерлина Атравеса. Конечно, я читал ваше сообщение, но я нашёл, что написанное слово часто не передаёт всех нюансов.

— Конечно, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Уилсинн, когда Диннис сделал паузу, изогнув одну бровь. — Как я писал в сообщении, о котором вы только что говорили, я лично беседовал с лейтенантом Атравесом. Хотя вы специально не просили меня, я чувствовал, что рассказы, кружащиеся вокруг, требуют более пристального внимания. Конечно, всевозможные дикие слухи о нём, несомненно, были неизбежны, учитывая ту роль, которую он сыграл в спасении жизни кронпринца. И опять же, в том деле об измене герцога Тириена.

— Однако, в свете этих слухов я специально поднял вопрос о том, являлся ли он сейджином или нет. Он сказал мне, что, в результате многолетнего обучения, он обладает по крайней мере некоторыми способностями, приписываемым сейджинам. Конечно, ему едва ли нужно было говорить мне, что он обладает навыками боевых искусств сейджинов, учитывая те достижения, которых он уже достиг. Но он также сказал мне, что сам он не претендует на этот титул.

Уилсинн пожал плечами.

— Моё собственное исследование отчётов, касающихся сейджинов как группы, показывает, что очень немногие предположительно подлинные сейджины, никогда не претендовали на этот титул сами. Кажется, он присуждается им постфактум, основываясь на их достижениях. Принимая это во внимание, моё собственное мнение состоит в том, что лейтенант Атравес, вероятно, является сейджином, в том смысле, что его умение, как воина, заставит считать его таким с течением времени.

— А то дело с детьми, которых он спас от атаки кракена? — нажал Диннис.

— Моя наилучшая оценка, Ваше Высокопреосвященство, состоит в том, что замешанные дети были, по вполне понятным причинам, истерящими и чрезвычайно преувеличивающими, от того, что произошло. Правда, власти в Королевской Гавани выловили одного кракена, который был убит с помощью гарпуна. Однако других выловлено не было, и согласно кронпринцу Кайлебу, который сам по себе является опытным морским офицером, и который также имел наилучшую точку обзора на то, что на самом деле произошло, молодые люди были гораздо ближе к причалу, чем они, по их мнению, думали.

— Насколько я могу реконструировать то, что похоже случилось на самом деле, они были достаточно близко к лейтенанту Атравесу, чтобы он мог сделать то, что вероятно было совершенно выдающимся броском гарпуна. Это было бы в разумном соответствии с его ранее проявленными способностями воина. Затем он нырнул в воду и поплыл к лодке, где кракен, которого он загарпунил, продолжал нападать на детей, до тех пор, пока смертельная рана, которую он уже получил, не одолела его. Лейтенант, возможно, помогал отгонять умирающую тварь, но я подозреваю, что он фактически был больше всего заинтересован в том, чтобы вытащить детей из воды, на опрокинутую лодку, где раненый кракен мог бы с меньшей вероятностью нападать на них.

— Не желая ни в коей мере умалять неоспоримого мужество лейтенанта, я считаю, что должен установить вероятную степень его действий. И, к его дополнительной чести, он никогда не утверждал, что сделал больше этого. Во всяком случае, и учитывая все необходимые поправки на существенную правдивость замешанных детей, я искренне сомневаюсь, что даже сейджин мог бы бросить гарпун на сто пятьдесят ярдов, проплыть то же расстоянии в мгновение ока, а затем задушить трёх или четырёх кракенов голыми руками! В действительности, я несколько склоняюсь к мнению о том, что здесь есть эффект снежного кома. В конце концов, лейтенант Атравес изначально появился при довольно драматических обстоятельствах. Имея это в виду, неудивительно, что сплетни неосведомлённых людей приписали ему всевозможные наполовину сверхъестественные способности.

— Но вы верите в эти «сплетни неосведомлённых»?

— Возможно, не целиком, но, в основном, да, Ваше Высокопреосвященство.

— И каковы же его цели в настоящий момент? — спросил Диннис, слегка сузив глаза.

— Я полагаю, что его цель в настоящий момент — это предложить свои услуги в качестве воина — возможно, выдающегося, но всё же воина — Дому Армак. Я считаю, что он искренне… восхищается королём Хааральдом, и совершенно очевидно, что он глубоко привязан к юному Кайлебу.

— У вас нет никаких доказательств… чего-то более глубокого, чем это? — надавил Диннис.

— Нет, Ваше Высокопреосвященство, — твёрдо сказал Уилсинн. — Я понимаю, что, вероятно, появились сообщения и слухи — некоторые из которых, возможно, дошли до Храма — о какой-то злонамеренной цели с его стороны. Учитывая очевидное доверие, которое ему оказали Хааральд и Кайлеб, ревность и злоба, несомненно, породили бы эти слухи, был ли под ними какой-то фундамент или нет. И чтобы быть реалистичным, не похоже, чтобы лейтенант Атравес был совершенно чужд амбиций. Он, безусловно, находится на превосходном месте, чтобы сделать карьеру в Королевской Гвардии, например, и я сомневаюсь, что он отвергнет повышение по службе или богатство, если бы они были ему предложены.

— Исходя из моих собственных разговоров с этим человеком, а также с королём Хааральдом и кронпринцем Кайлебом, я уверен, что у него нет более злонамеренной цели чем эта. В действительности, моё мнение состоит в том, что этот человек глубоко уважает Бога и никогда не будет мечтать о том, чтобы бросить вызов Божьей воле.

Диннис моргнул. Он ничего не смог с этим поделать. В голосе Уилсинна была нотка абсолютной уверенности, как будто Сам Бог шептал в ухо старшего священника. Возможно, он ошибался, но Диннис не мог поколебать его уверенность в достойности этого лейтенанта Атравеса.

«И, честно говоря», — подумал архиепископ с оттенком иронии, — «если Уилсинн готов ручаться за этого человека, кто мы, простые ошибающиеся смертные, чтобы сомневаться в этот вотуме доверия?»

— Понимаю, — сказал он через мгновение. — Что ж, отче, я должен сказать, что сегодня утром вы смогли успокоить меня по нескольким предметам. Я ценю это так же, как я ценю вашу преданность и рвение в том, что касается этих вопросов.

— Я очень рад это слышать, Ваше Высокопреосвященство. И я надеюсь, что, если есть какой-либо другой способ, которым я могу быть полезным вам во время вашего пасторского визита, вы вызовете меня.

— Конечно, отче. — Диннис встал, протягивая свою правую руку через стол, а Уилсинн наклонился, чтобы снова поцеловать епископское кольцо. — Идите с моим благословением, отче.

— Спасибо, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Уайлсин.

Диннис снова уселся, в то время как старший священник вышел, тихо закрыв за собой дверь. Архиепископ сидел, глядя на эту дверь в течение нескольких секунд, затем повернулся к отцу Симину, сидящему за его собственным столом.

— Итак, Симин, что там дальше в утреннем расписании?

* * *

— Это действительно отличный бренди, Жеральд, — прокомментировал архиепископ Эрайк, поднеся глубокий, тюльпанообразный бокал к носу и сделав глубокий вдох.

— Да, это так, — согласился Адимсин. — Это был подарок от приора Сен-Тревира. — Он слегка улыбнулся. — Я не спрашивал приора, откуда это взялось.

— Возможно, это к лучшему, — с усмешкой согласился Диннис и взглянул через плечо.

— Думаю, ты достаточно тяжело поработал сегодня, Симин, — сказал он своему секретарю. — Положи своё перо и налей себе бокал.

— Если вы так уверены, Ваше Высокопреосвященство. Я не против сделать ещё несколько записей, — сказал Шумекир.

— Чепуха! — Диннис покачал головой. — Возможно, ты хочешь продолжать делать записи, но я провёл долгий и трудный день. Я не собираюсь обсуждать что-либо ещё под протокол сегодняшним вечером.

— Конечно, Ваше Высокопреосвященство.

Секретарь тщательно очистил своё перо и убрал его, затем закрыл чернильницу и подровнял свои бумаги в аккуратную стопку, прежде чем закрыть крышку своего бюро. Затем он перешёл к боковому столику и налил себе стакан бренди, как ему было указано.

Солнце почти исчезло за западным горизонтом снаружи окон кабинета Динниса. Архиепископ был в Теллесберге уже восемнадцать дней, и они действительно были изматывающими. Адимсин был вынужден признать, что Диннис посвятил себя многочисленным проблемам, стоящим перед ним, с такой степенью энергичности и интенсивности, какой епископ-исполнитель никогда раньше в нём не видел.

— Должен сказать, — сказал архиепископ через мгновение, располагая свою ногу на вышитой оттоманке, — что я чувствую себя значительно легче по нескольким фронтам. Но нельзя сказать… — Он кинул на Адимсина острый взгляд. — …что я не продолжаю немного беспокоиться о других.

— Разве это не всегда так, Ваше Высокопреосвященство? — епископ-исполнитель позволил себе маленькую, утомлённую улыбку.

— Да. Да, это так, — вздохнул Диннис.

Только на мгновение его лицо показалось на несколько лет старше, отразив беспокойство, а также усталость от темпа, который он установил себе в течение последних трёх с половиной пятидневок. Адимсин, к его собственному удивлению, почувствовал прилив симпатии, которая фактически не имела ничего общего — или, имела чуть-чуть, по крайней мере — с его собственной позицией и амбициями.

— Я сделал черновик моего предварительного отчёта, — продолжил Диннис после очередного глотка бренди. — Я был бы признателен, если бы вы взглянули на него утром. Поделитесь со мной преимуществом вашей собственной точки зрения.

— Конечно, Ваше Высокопреосвященство. — Адимсину удалось сдержать удивление в своём голосе, но просьба, мягко говоря, была необычной.

«Конечно, наверное, это не удивительно, учитывая, насколько… тщательно он должен был его написать», — подумал епископ-исполнитель. — «И, по крайней мере, он не просит меня подписать его вместе с ним!»

Он почувствовал краткий проблеск чего-то, почти похожего на стыд. Что бы ни было правдой, по крайней мере значительная часть потенциальных проблем Динниса не была делом его рук. Он никогда не просил об этом внезапном, сомнительном приступе изобретательности.

По крайней мере, он мог честно сказать, что его интендант не испытывал никаких сомнений в отношении всех новых устройств и идей. Это, по мнению Адимсина, должно было хорошо помочь. Возможно, это не удовлетворяло требованиям более злопамятных членов Управления Инквизиции также, как демонстрация нескольких показательных уроков, но это должно было налить хотя бы немного воды на этот огонь.

Что касается других, более фундаментальных проблем архиепископства, то они начались ещё до вступления Динниса в должность. Возможно, он должен был расправиться с ними раньше, но это был случай мудрости задним числом, подумал Адимсин. Раз уж на то пошло, он сам явно не был достаточно дальновиден в общении с епископом Мейкелем, но он и не намеревался кому-либо в этом признаться.

Адимсин не принимал участия в закрытой встрече Стейнейра с Диннисом. Только отец Симин присутствовал на ней, в роли секретаря архиепископа. У епископа-исполнителя сложилось впечатление, что она могла бы пройти лучше, но, по крайней мере, Стейнейр не проявил никакого открытого неповиновения. Если бы он это сделал, у Динниса не было бы другого выбора, кроме как подвергнуть его дисциплинарному взысканию, чего — слава Богу — не произошло. Последнее, что было нужно кому-нибудь — чтобы «Группа Четырёх» добавила в свою копилку опасения по поводу доктринальной надёжности местного духовенства, и чтобы старший епископ королевства был подвергнут дисциплинарному взысканию!

Но, по крайней мере, этого им удалось избежать. И если бы текущие опасения «Группа Четырёх» могли быть просто успокоены, хотя бы временно, в конце концов они могли бы спасти ситуацию. Архиепископу нужно было лишь немного времени — возможно, год или два без вмешательства «Группы Четырёх», делающего ситуацию ещё хуже — чтобы навести порядок в своём доме. — «Это было всё, что всем действительно было нужно», — подумал он, и обнаружил, что он хочет узнать, как архиепископ справился со своими проблемами по поводу епископа Мейкеля.

«Ну, я полагаю, я выясню это завтра, так ведь?» — сказал он себе, и признательно поднял свой бокал с бренди.

II Королевская Гавань, Остров Хелен

— Как Доминик относится к капитану Мейлиру? — спросил Мерлин.

Он и Кайлеб сидели за столом под навесом на крыше цитадели, наслаждаясь свежим послеполуденным бризом, обгладывая ноги пауко-краба. Галвин Дейкин, камердинер Кайлеба, знал особенно вкусный рецепт их приготовления, и Мерлин обнаружил, что он искренне полюбил этот местный деликатес, хотя и не думал, что мог бы сравниться в своей любви к нему с невероятным, почти что подростковым аппетитом Кайлеба, даже если бы у него был полноразмерный «желудок» из плоти и крови, чтобы упаковать их в него.

Кронпринц помедлил, чтобы проглотить — и запить проглоченное долгим глотком пива — прежде чем ответить.

— Я думаю, что он достаточно удовлетворён, — сказал он после этого, и пожал плечами. — У Мейлира была всего пара пятидневок, чтобы устроиться, в конце концов.

— Но у Доминика есть мнение о том, как долго мы должны позволять людям «устраиваться», — заметил Мерлин в своей лучшей манере адвоката дьявола, и зубы Кайлеба вспыхнули в улыбке.

— Да, есть, — согласился он. — И нет, я не готов опровергать его из прихоти. Но я думаю, что мы можем дать Мейлиру ещё один денёк, прежде чем я прикажу скормить его кракенам.

Мерлин усмехнулся, хотя упоминание о том, чтобы скормить кого-нибудь кракенам, было для него не самой смешной из возможных шуток.

— Боюсь, что время действительно заканчивается, — сказал он после некоторой паузы, и Кайлеб рассудительно кивнул, его собственное настроение ухудшилось.

— У тебя больше не было «видений» о Горже или Ранилде? — спросил он.

— Ни один них не имел больше бесед с представителями Совета Викариев. — Мерлин покачал головой. — Но Горжа проводил гораздо больше времени, беседуя с послом Гектора. А Ранилд поручил адмиралу Гардиниру очень тихо готовить свой флот к выдвижению, если это будет необходимо.

— Ничто из этого не является действительно большим сюрпризом, — заметил Кайлеб голосом, который звучал гораздо менее озабоченно, чем, как знал Мерлин, это было самом деле.

— Возможно, нет. Но тот факт, что Совет замешан во всём этом, я бы с трудом назвал хорошей новостью, Кайлеб!

— Согласен. Согласен! Но ты слышал, что Рейджису пришлось сказать прямо здесь, на этой самой крыше. — Выражение Кайлеба на мгновение стало очень мрачным. — Рано или поздно члены Совета, которые опасались нас, так или иначе вышли бы из тени. По крайней мере, теперь, благодаря тебе, мы знаем, что они это делают.

«Знал бы ты насколько «благодаря мне», Кайлеб», — подумал Мерлин с уколом вины, а затем встряхнулся.

— Мне не нравятся расклад, если они привлекут к участию Долар, — сказал он откровенно.

— Сам я не могу сказать, что я много беспокоюсь о них, — признал Кайлеб. — Тем не менее, даже добавив Долар и Таро в сводный баланс, Гектор не будет иметь преимущество в корпусах большее чем три к двум.

Мерлин скептически посмотрел на него, и кронпринц фыркнул. Фактически, как прекрасно знал Кайлеб, официальный численный состав Королевского Черисийского Флота, когда он был полностью мобилизован, составлял сто тридцать галер, в том числе пятьдесят в резервном флоте. Гектор Корисандийский имел в составе действующих сил пятьдесят, и ещё тридцать в резерве. У Нармана Изумрудского было сорок пять в постоянном составе и ещё двадцать пять или тридцать в резерве. Это давало им обоим объединённую численность активных сил в девяносто пять с остальными шестьюдесятью или около того в резерве, или всего сто пятьдесят, хотя почти все они были по отдельности более маленькими и менее мощными, чем их черисийские противники.

Тароский флот был меньше: только тридцать галер в постоянном строю и никаких резервов заслуживающих упоминания. Но Доларские военно-морские силы имели шестьдесят галер в постоянном строю и ещё семьдесят в резерве, и их галеры были большими мощными кораблями, хотя они были совершенно определённо разработаны для действий около побережья, а не для открытого моря. Так что, если бы Таро и Долар были добавлены в ряды врагов Черис, сто тридцать галер короля Хааральда могли бы обнаружить себя противостоящими более чем трёмстам.

— Хорошо, — сказал Кайлеб через мгновение. — Я согласен с тобой, что, если они переведут каждое старое корыто из своего резервного флота в постоянный строй, они будут превосходить нас в лучшем случае в два к одному. Но, во-первых, маловероятно, что им удастся ввести их все в строй. И, во-вторых, Долар находится в семи тысячах миль отсюда, если полетит виверна… и более двадцати трёх тысячах, если плыть на корабле. Это, Шань-вэй их побери, целое путешествие для отряда прибрежных галеонов, Мерлин! И Черис — и весь наш флот — находится прямо между Доларом и Корисандом. Им придётся пройти мимо нас, прежде чем они смогут объединиться.

— Это не значит, что они не попытаются, — заметил Мерлин.

— Нет, но, если они не будут тщательно координировать действия, мы сможем разбить каждый шаг их стратегического плана по-отдельности. И даже при использовании семафора Церкви, потребуется время на любую сложную операцию, которую необходимо координировать. Ты был там, когда я обсуждал это с отцом и Рейджисом.

Кайлеб пожал плечами.

— Я согласен с ними. Уже начало августа. Сейчас середина зимы, и к тому времени, как отчёт Эрайка вернётся в Храм, уже будет конец месяца, или даже сентябрь. Это значит, что они будут двигаться против осеннего северного ветра. Даже для семафорной системы может потребоваться больше месяца чтобы доставить сообщение из Храма в Менчир, а, судя по твоим видениям, они ещё даже не разговаривали с Гектором. Итак, скажем они потратят пятидневку или две, раздумывая обо всём этом, потом отправят сообщение Гектору. Это означает, что будет где-то середина ноября, к тому времени, когда они смогут услышать от него ответ. И это означает, что будет конец февраля, к тому времени, когда они могут получить от него второе сообщение. Итак, самое раннее, когда они смогут начать двигаться, это самый конец февраля или март, то есть середина зимы в Доларе. Потребуется не менее семидесяти дней, или около того, чтобы любой из кораблей Доларского Флота добрались до Черис. Поэтому, если они выйдут середине марта, они доберутся сюда в мае. Это снова середина осени, и только идиот будет сражаться в морской войне в этих водах в середине штормового сезона.

Он пожал плечами ещё раз.

— Если бы я управлял Храмом, я бы согласился с тем, что мне придётся ждать по крайней мере ещё два или три месяца, что означало бы, что самое раннее, когда мы увидим их здесь, будет где-нибудь весной. Скажем в октябре следующего года.

— Это звучит совершенно разумно и обнадёживающе, — сказал Мерлин. — Единственная вещь, что меня беспокоит, это то, что требуется, чтобы другая сторона была достаточно умна, чтобы видеть те же самые возражения, которые видим мы.

— Согласен. — Кайлеб дотянулся до следующей ноги пауко-краба и помахал ей в сторону Мерлина. — В то же время, они не знают о Доминике и его маленьком сюрпризе.

— Нет, — согласился Мерлин. — По крайней мере, не так много, насколько я могу судить.

— Ну, вот и отлично. — Кайлеб снова пожал плечами и взломал ногу пауко-краба, чтобы добраться до сочного мяса внутри.

— И как много у нас галеонов? — спросил Мерлин.

— Не так много, как мне хотелось бы, — невнятно заключил Кайлеб, прожёвывая.

— Не так много, как я хотел бы, — повторил он, более чётко. — Но, если они задержаться до весны, это изменится.

Теперь была очередь Мерлина кивнуть. Коммодор Стейнейр — за исключением того, что он очень скоро должен был стать адмиралом Стейнейром — довёл свою эскадру галеонов до пятнадцати, шесть из который были переделаны из торговых судов, вооружённых исключительно карронадами. К ноябрю это число увеличилось бы почти вдвое, хотя многие дополнительные корабли только должны были начать отрабатывать свои упражнения к этому моменту. А к следующему марту общее количество должно будет достигнуть почти пятидесяти, многие из которых — особенно специально построенные боевые единицы — будут иметь гораздо больше орудий, чем первые корабли Экспериментальной Эскадры. Кроме того, Хааральд и верховный адмирал Остров Замка́ уже выделили почти дюжину крупных шхун, построенных в Теллесберге, для мобилизации на военно-морскую службу.

К сожалению, было далеко не очевидно, что они смогут успешно вооружить все свои новые подразделения, как только они будут построены. Хоусмин творил не такие уж и незначительные чудеса в значительно расширенном литейном заводе Королевской Гавани, а его новый литейный завод в Дельтаке должен был отлить свою первую партию артиллерийских орудий к концу октября, если всё пойдёт хорошо. Тем не менее, дела шли напряжённо, и они были вынуждены практически лишить весь резервный флот тяжёлого вооружения. Это означало, что добавление пятнадцати галеонов уменьшило пригодную к службе силу Флота на пятьдесят галер.

Это также означало, что они становились всё более зависящими от компетентных капитанов галеонов. Данкин Мейлир был тому примером. Он был опытным морским офицером, который командовал собственным кораблём более пяти лет, но он был капитаном галеры. Он думал, как капитан галеры, и, хотя он был в процессе превращения в восторженного новобранца концепции, которую Мерлин назвал «мир через превосходящую огневую мощь», у него не было большого опыта в управлении галеоном. Однако, он тяжело работал над этим, и им удалось без лишнего шума нанять нескольких торговых шкиперов, имеющих опыт службы в военном флоте. Они были очень опытны в управлении галеонами; однако их военно-морские навыки немного заржавели.

По крайней мере, упорная концентрация Стейнейра на беспощадных орудийных тренировках окупилась. Он настаивал, при сильной поддержке Кайлеба, на том, чтобы обучать каждого из членов своих первоначальных орудийных расчётов в качестве полноправного командира орудия. В результате они смогли снабдить каждый корабль ядром подготовленных командиров орудийных расчётов по мере его ввода в строй, и нынешние стандарты артиллерийской стрельбы Королевского Черисийского Флота очень сильно отличались от тех, что были у кого-либо ещё.

«Теперь бы только у нас было больше пушек для них, чтобы стрелять», — сардонически подумал он.

— По крайней мере, Эрайк, похоже, пытается удержать крышку на горшке, — сказал он Кайлебу поле некоторой паузы.

— Я знаю. — Кайлеб поморщился. — Я бы назвал этого человека жабой, если бы это не было оскорблением для всех жаб. Тем не менее, в настоящий момент его собственные мотивы побуждают его делать то, что мы хотим. И положению отца Пейтира ничего не повредило. Всё, что мы можем сделать сейчас это ждать и смотреть. Но если Совет хотя бы послушает его на протяжении пары месяцев, я уверен, что у нас будет этот перерыв до следующего года. К этому моменту, — улыбка кронпринца не производила приятного впечатления, — у нас будет достаточно галеонов в строю, чтобы сделать их очень несчастными. 

III Апартаменты Викария Замсина Трайнейра, Храм

Викарий Замсин Трайнейр подхватил ложкой последний кусочек своего десерта из заварного крема и проглотил его со вздохом удовольствия. Глоток воды очистил его нёбо, и он откинулся от стола, потягивая своё вино с чувством глубокого удовлетворения.

Августовский день был тёплым, все сообщения от его управляющих указывали, что его усадьбы, вероятно, соберут обильные урожаи, а годовая десятина почти на месяц опережает график. Настала его очередь устраивать проходящий-раз-в-пятидневку рабочий ужин «Группы Четырёх», и на этот раз он с нетерпением ждал этого, не беспокоясь, что что-нибудь сможет потом повлиять на его пищеварение.

Он приложил много усилий для организации ужина на этой пятидневке, и его шеф-повар дал ему повод для гордости. Все, кроме Клинтана, явно достигли точки пресыщения, и единственным изъяном в его собственном удовольствии было отражение того, что в следующую пятидневку будет очередь Мейгвайра кормить их. А идея Мейгвайра о правильном приготовлении овощей требовала, чтобы они были разварены в неаппетитную мякоть.

— Что ж, — сказал он на правах хозяина, — я полагаю, пришло время заняться делом. — Он сделал ещё глоток вина. — Лично я должен сказать, что я скорее успокоен тоном сообщений Динниса.

— Ты успокоен, правда? — фыркнул Клинтан. Он наклонился вперёд и взяв одну из оставшихся булочек, щедро намазал её маслом и отправил её половину в рот одним укусом.

— Я должен согласиться с Замсином, Жаспер, — мягко сказал Дачарн. — Я знаю, что ты не особенно любишь всю семью Уилсинн, но, согласно сообщениям Динниса, отец Пейтир вернулся и очень тщательно перепроверил свои первоначальные результаты исследований. Он продолжает настаивать на том, что никаких нарушений «Запретов» нет. По мне, так это настоятельно намекает, что отчёты, которые мы получали — а многие из них были от врагов Черис, я думаю это нужно отметить — действительно преувеличены.

— Понимаю. — Ответ Клинтана был невнятным. Он проглотил глоток хлеба, запив его огромным глотком дорогого вина Трайнейра, и покачал головой.

— Возможно, я мог бы согласиться с тобой, Робейр, — сказал он после этого. — Если бы, конечно, наш хороший архиепископ сказал нам правду в своих сообщениях.

— Что? — Трайнейр сел прямо, осознавая, что Дачарн и Мейгвайр сделали то же самое, и требовательно посмотрел на Великого Инквизитора. — Что ты имеешь в виду, Жаспер?

— Я имею в виду, что я никогда не доверял этому маленькому сопляку Уилсинну, насколько я мог плюнуть, — ответил Клинтан. — И у меня были сомнения относительно надёжности Динниса, если уж дело дошло до этого. Таким образом, без ведома нашего любимого архиепископа Черис, его новый секретарь, отец Симин, является агентом Инквизиции. И его отчёт охватывает несколько вещей, на которые Диннис необъяснимо… не обратил внимания.

Улыбка Инквизитора была уродливой, глаза горящими, и Трайнейр почувствовал, как его живот напрягся. Ненависть Клинтана по отношению к Черис была уже достаточно сильной ещё до того, как Пейтир Уилсинн был назначен туда интендантом. С тех пор она стала даже более злобной, но он не упомянул никому из остальной «Группы Четырёх», что намеревался подсадить одного из своих агентов Диннису. С другой стороны, его должность давала ему право размещать агентов и следователей в любом месте, по его выбору, и в любое время, и Трайнейр внезапно обнаружил, что задаётся вопросом, сколько ещё агентов он разбросал вокруг. И за кем же они продолжают следить.

«Всё это было немного не относящимся к делу в данный момент», — подумал он.

— Должны ли мы заключить из того, что ты только что сказал, что твой агент — отец Симин, не так ли? — не соглашается с оценкой Динниса по этой ситуации? — спросил он.

— О да, я думаю вы должны заключить это, — сказал Клинтан саркастически.

Он прикончил вино в своём бокале, взял бутылку и налил ещё один бокал, а затем откинулся на спинку кресла с выражением, в котором смешались триумф, ненависть и подлинная взволнованность.

— Согласно наблюдениям отца Симина и тихому расследованию, «пересмотр» Уилсинном его первоначальных заключений ограничился одной встречей с Хааральдом и Кайлебом. Той встречей, где, как я мог бы добавить, также присутствовал Мейкел Стейнейр… будучи приглашён нашим дорогим отцом Пейтиром.

— Но кроме того, архиепископ Эрайк каким-то образом забыл упомянуть нам, что этот самый Мейкел Стейнейр лично проповедовал крамолу непосредственно из Теллесбергского собора.

— Это довольно серьёзное обвинение, Жаспер, — заметил Дачарн, через секунду или две, во внезапно возникшей вокруг стола тишине.

— В первую очередь, Стейнейр никогда не должен был быть утверждён епископом Теллесберга, — почти рявкнул Клинтан. — Эта позиция слишком важна для того, чтобы её оставили в руках черисийца. Но, — он помахал одной рукой, оскаливая зубы в карикатурной улыбке, хотя его глаза были опасными, — с тех пор много воды утекло, я полагаю. За исключением того, что Стейнейр читал проповеди о подверженности ошибкам решений Инквизиции.

— Прости меня, Жаспер, — сказал Трайнейр, — но я нахожу, что мне немного трудно в это поверить. Конечно, епископ Жеральд должен был бы сообщить о таких проповедях! И каково бы ни было твоё мнение о молодом Уилсинне, я не могу поверить, что он допустил, чтобы такой вызов власти Матери-Церкви прошёл неотмеченным.

— О, ты не можешь, не так ли? — смех Клинтана был таким же опасным, как и его глаза. — Ну, так отец Симин смог абсолютно точно подтвердить, что Адимсин послал за Стейнейром после одной из его еретических проповедей и устроил ему королевский разнос. Таким образом, епископ-исполнитель Динниса знал об этой проблеме. И у Динниса была своя небольшая дискуссия с Стейнейром, где присутствовал лишь один отец Симин. Ни Диннис, ни Стейнейр не обсуждали это прямо и не признали, что это произошло, но было очевидно, что Диннис предупредил его, чтобы он закрыл рот… и что Стейнейр не был тем, кого вы могли бы назвать кающимся. Но Диннис, конечно, ничего не сообщил мне о своей необходимости «советовать» Стейнейру. И я думаю, вы согласитесь, что это важно, что ни он, ни Уилсинн не сообщили нам об этом даже сейчас.

Трайнейр нахмурился. Даже допуская ненависть Клинтона ко всем черисийским вещам, в его словах был смысл.

— Есть ещё один возможный аспект для всего этого, — сказал Мейгвайр после некоторой паузы, и все глаза повернулись к нему.

— Какого рода «аспект», Аллайн? — спросил Дачарн.

— Я получил пачку отчётов о Черисийском Флоте. — Капитан-генерал Храма пожал плечами. — Большинство из них происходят из Изумруда и Корисанда, поэтому я был склонен отнестись к ним немного скептически. Но в свете того, что Жаспер только что сказал, и особенно в свете вероятности того, что Уилсинн был менее скрупулёзным при выполнении своих обязанностей, чем мы думали, возможно, я не должен был так быстро этого делать.

— Какого рода отчёты? — Трайнейру удалось сдержать в своём тоне нетерпеливые нотки, но это было непросто.

— По-видимому, черисийцы предприняли некоторые серьёзные изменения в своём флоте, — ответил Мейгвайр. — Детали отрывочны, но все согласны с тем, что помимо этих новых схем такелажа, и этого нового «ко́ттон-джина», и всех других… нововведений, которые они внедрили, они, очевидно, сделали что-то ещё, чего мы не знаем, что затронуло их военно-морской флот. Это единственное объяснение тому, почему они стали такими скрытными, или, если на то пошло, почему они внезапно должны строить галеоны вместо галер.

Последовало ещё несколько мгновений напряжённой тишины, а затем Клинтан рыгнул. Звук был ошеломляющим, и Трайнейр удивлённо дёрнулся.

— Итак, — сказал Великий Инквизитор, не утруждая себя извинениями, — что у нас здесь есть? У нас есть епископ, который проповедует крамолу. У нас есть этот огромный шквал изменений и новых техник. У нас есть королевство, находящееся в процессе какого-то тайного военного строительства. У нас есть король, чья семья имеет традицию неповиновения Матери-Церкви, и чья собственная политика едва ли подходит к её справедливым требованиям. У нас есть епископ, который проповедует ересь и крамолу со своего собственного престола. У нас есть архиепископ, который скрывает информацию от нас — возможно только для того, чтобы прикрыть свою собственную задницу, хотя я не был бы готов поставить на эту свою душу. И у нас есть так называемый интендант, который не сообщил нам ничего об этом. Как это звучит для остальных из вас?

— Не очень хорошо, — проворчал Мейгвайр. Дачарн и Трайнейр ничего не сказали, но ядовитое резюмирование Клинтана также потрясло их.

— Я всё ещё не уверен, что ситуация такая уж и плохая, — сказал Дачарн через несколько секунд. — Тем не менее, я, конечно, готов признать, что я уже не так уверен в этом, как был несколько минут назад. Предполагая, что все ваши предположения верны, Жаспер, что мы предпримем по этому поводу?

— Если Стейнейр действительно проповедует крамолу, и, если ни Адимсин, ни Диннис не сообщили нам об этом, я не вижу другого выхода, кроме как вызвать его — и их — чтобы предстать перед надлежащим трибуналом, — сказал Трайнейр.

— А также и этого молодого самонадеянного мальчишку Уилсинна, — прорычал Мейгвайр, но Клинтан покачал головой.

— Я не уверен, что это самая мудрая линия поведения, — сказал он, и все трое его коллег посмотрели на него с недоверием.

— О, я не говорю, что со временем они все не должны предстать перед Инквизицией. Или что они не должны понести полное наказание за свои действия. Но что произойдёт если мы пригласим Стейнейра в Храм, и он отвергнет повестки?

— Он не может отвергнуть повестки, — запротестовал Дачарн. — Всё дело проходит под эгидой церковного правосудия.

— А если Хааральд, который уже бросил вызов очевидным требованиям Церкви, настаивая на том, чтобы этот человек стал епископом Теллесбергским, вмешается и воспрепятствует церковным судам в Черис передать Стейнейра в Храм?

— Конечно, он не готов зайти так далеко, — возразил Трайнейр, но он услышал некоторую нехватку уверенности в своём голосе.

— Он готовится к чему-то, — заметил Клинтан. — И не забывайте, как много духовенства в Черис являются урождёнными черисийцами. Я утверждал в течение многих лет, что мы должны были назначены больше нечерисийцев в этот рассадник заразы, но хотел ли кто-нибудь слушать? Нет. И что мы теперь имеем? Едва ли десятая часть — вряд ли много больше — их духовенства происходит извне королевства Хааральда. И если он предпочтёт бросить вызов Матери-Церкви, по меньшей мере значительное меньшинство этих черисийцев, скорее всего, поддержат его. И что мы тогда будем делать?

Прохладная, ещё более глубокая тишина опустилась на столовую.

«Это было потрясающе», — подумал Трайнейр, — «как стремительно его собственное настроение перешло от приятного удовлетворения к чему-то совсем-совсем другому». — Но если бы Клинтан был прав, если бы его наихудшие предположения оказались точными, они бы посмотрели на кошмар, с которым Церковь никогда не сталкивалась раньше: вооружённое сопротивление целого королевства воле Божьей. И если бы это сопротивление преуспело, или даже если бы просто потребовалось некоторое время, чтобы подавить его — что вряд ли было невероятным, учитывая чисто физическую удалённость Черис от Храма и Храмовых Земель — его пример вполне мог бы распространиться.

Канцлер содрогнулся от мысли о том, что может случиться, если бы Сиддармарк, например, должен был стать жертвой того же безумия. И если бы Черис было позволено продолжать её военную экспансию — экспансию, которая, казалось бы, могла бы нарушить «Запреты» в конце концов — она вполне могла бы захватить Изумруд, Корисанд и даже Чизхольм силой оружия, прежде чем Церковь могла бы мобилизовать против неё достаточную силу. И если бы это произошло…

— Итак, как мы можем избежать всего этого, Жаспер? — спросил он наконец, и Клинтан пожал плечами.

— Я думаю, что ответ на этот вопрос на самом деле довольно прост.

Удивление его коллег было очевидным, и он усмехнулся, c резким, почти алчным звуком.

— Конечно, это так. Замсин, ты сам начал складывать фрагменты по местам для поддержки Гектора, если бы это было необходимо. Ну, я утверждаю, что это оказалось необходимым. Я думаю, что наш самый простой, безопасный и лучший курс — продолжать и поддерживать Гектора и Нармана, но как Рыцари Храмовых Земель, а не как Совет Викариев. Бармин прямо в эту минуту находится в Менчире на собственном пастырском визите, так что скажем ему… поговорить откровенно с Гектором. Затем привлечём Долар и Таро — и Чизхольм, если на то пошло — но Мать-Церковь останется вне этого. Храмовые Земли могут поддерживать наших друзей — простого списания Ранилду процентов по всем кредитным платежам, которые он по-прежнему должен Казначейству, должно быть более чем достаточно, чтобы купить его поддержку — но Церковь и Инквизиция не будут иметь к этому никакого отношения. До тех пор, пока, конечно же, Хааральд не будет побеждён.

— А потом? — спросил Трайнейр, пытаясь игнорировать тошноту, шевельнувшуюся в глубине живота.

— Я думаю, что мы можем рассчитывать на Гектора и Нармана в том, чтобы причинить достаточный ущерб Черис. Если это необходимо, мы можем… немного замотивировать их. Но к тому времени, когда Теллесберг и большинство других крупных городов и посёлков будут сожжены, а их драгоценный торговый флот будет разрушен, то, что осталось от Черис, будет нищим, отчаянно нуждающимся в помощи. И в этот момент любящие руки Матери-Церкви протянутся к её страдающим детям. Казначейство отсыплет золота на восстановление их разрушенных домов и, во время этого процесса, Управление Инквизиции будет в идеальном положении, чтобы вычистить ненадёжные элементы духовенства.

Он улыбнулся с холодным, злобным удовлетворением.

— Короче говоря, я верю, что мы в состоянии решить черисийскую проблему для будущих поколений, друзья мои. 

Сентябрь, 891-й год Божий  

I Королевский Дворец, Менчир, Корисанд

Князь Гектор Корисандийский с тщательно скрываемым беспокойством наблюдал за тем, как Борис Бармин, архиепископ Корисандийский, прошёл широким шагом мимо стражников тронной комнаты и тяжело зашагал вдоль ковровой дорожки к его трону. Охранники наблюдали, как он проходил с подчёркнуто невыразительными лицами, хотя напряжённость их спин показывала, как мало они заботились о своих инструкциях, после чего закрыли двери тронного зала позади него… с другой стороны.

Бушующие остатки поздней зимней грозы рассеялись раньше днём, и солнечный свет бросал на пол сквозь витражные стёкла скачущих зайчиков. Драгоценные камни на архиепископской официальной шапочке священника сверкали всякий раз, когда он проходил через один из этих пучков света, а его выражение было торжественным.

Бармин подошёл к подножию помоста и мрачно склонил голову. Затем он выпрямился, и Гектор склонил свою голову в знак уважения.

— Должен признаться, Ваше Высокопреосвященство, — сказал он, — что я был немного взволнован и больше, чем немного, испытывал тревогу, когда получил ваше сообщение.

— Я извиняюсь за это, Ваше Высочество, — сказал Бармин. — Только самые неотложные обстоятельства заставили бы меня запросить аудиенцию в такие краткие сроки.

— Я понимаю это. Это объясняет моё опасение, — ответил Гектор, показав зубы в слегка напряжённой улыбке, потому что «запросить» был бледным подобием нужного глагола. Сообщение архиепископа было не слишком тонко завуалированным императивным требованием о немедленной — и полностью неофициальной — встрече.

Если бы это был кто-то другой, Гектор мог бы сказать ему, притом не слишком вежливо, что он мог бы сделать со своей «просьбой». Однако, поскольку он был тем, кем был, у князя не было иного выбора, кроме как подчиниться. Это объясняло недовольство его гвардейцев.

И его собственное.

— Мир знает, что вы — ваш собственный первый советник, Ваше Высочество. — Бармин сам немного улыбнулся в ответ. — Если бы вы не были им, я бы, несомненно, заставил того, кто служил бы вам в этом качестве… тревожиться вместо вас.

— Отличная мысль, Ваше Высокопреосвященство. Наверное, я должен подумать об изменении моих порядков.

Бармин почтительно усмехнулся, а Гектор сделал глубокий вдох.

— Тем не менее, Ваше Высокопреосвященство, вы просили аудиенции, и вот вы здесь. Итак, как же Лига Корисанда может помочь Матери-Церкви?

— На самом деле, Ваше Высочество, — медленно сказал Бармин, — этим утром я здесь не совсем от имени Матери-Церкви. — Глаза Гектора расширились от удивления, и архиепископ слегка пожал плечами. — Я здесь от имени канцлера Трайнейра, но не в его ипостаси Викария Замсина.

Расширенные глаза Гектора сузились от внезапной догадки, когда он понял грани сказанного Бармином. Будучи Канцлером, Трайнейр мог официально выступать от Совета Викариев или от Рыцарей Храмовых Земель; как Викарий Замсин, он мог говорить только от лица Церкви. Это неожиданно открывало иное лицо у «просьбы» Бармина о полностью неофициальной аудиенции.

— Понимаю, — сказал он после короткой паузы. — В таком случае, как Лига Корисанда может услужить Канцлеру?

— На самом деле, Ваше Высочество, я здесь чтобы обсудить, как Канцлер может помочь вам.

— В самом деле? — Гектор смог сохранить свой голос и выражение лица под полным контролем, хоть это было и трудно.

— Ваше Высочество, — сказал Бармин, — мне было поручено говорить совершенно откровенно, без обычных дипломатических околичностей. С вашего разрешения это именно то, что я намереваюсь сделать.

Он приподнял брови, и Гектор кивнул.

— Спасибо, Ваше Высочество. — Бармин снова наклонил голову, затем откашлялся.

— Ваше Высочество, весь мир знает, что вы и князь Нарман уже несколько лет находитесь во всё возрастающих разногласиях с Хааральдом Черисийским. Мать-Церковь, конечно же, всегда должно печалить, когда те, кого она помазала, как светских правителей, смотрят друг на друга с неприязнью. Тем не менее, канцлер Трайнейр признаёт, как человек обременённый своими собственными тяжкими светскими обязанностями в Храмовых Землях, что даже разумные люди иногда могут обнаружить себя на противоположных сторонах непримиримых противоречий. Когда происходит такое, это может привести к открытой войне. В других случаях это может привести к постоянной, гнойной ране, которая отравляет всё вокруг неё.

Архиепископ безраздельно завладел вниманием Гектора. Князь заставил себя спокойно сидеть на своём троне, слушая очень внимательно, но если Бармин держал курс туда, куда, судя по всему, направлялся…

— Хотя и Корисанд, и Черис находятся далеко от Храмовых Земель, тот факт, что между вашими землями — и, конечно же, Изумрудом — ваши корабли перевозят так много мировых грузов, означает, что любая ссора между вами затрагивает всех, кто зависит от этого судоходства. Рыцари Храмовых Земель ничем не отличаются от любых других правителей в этом отношении, и они с возрастающей тревогой наблюдали, как вражда между вами и Хааральдом усугубилась.

— Однако до недавнего времени они поддерживали политику нейтралитета в этом конкретном споре. Это казалось им самой разумной линией поведения. Но в последние месяцы Рыцари Храмовых Земель осознали, что, по их мнению, представляет собой опасный сдвиг в политике со стороны Черис. Поскольку церковные суды вынесли решение против протеже Хааральда, Брейгата, в вопросе о преемственности Хант, он, похоже, решил разрешить ссору между вами — и, без сомнения, «отомстить за себя» за ту роль, которую, как он кажется чувствует, вы играли в споре о правопреемстве — силой оружия.

Гектору удалось не моргнуть. Несмотря на собственные опасения по поводу сообщений от Мейсена и Макферцана, он довольно сильно сомневался, как он сказал графу Корису, что Хааральд вообще был намерен атаковать Изумруд или Корисанд в ближайшее время. Во всяком случае, страх перед возможной реакцией Церкви должен был бы держать его под контролем.

— В большинстве случаев, я полагаю, — продолжил Бармин, — любая ссора, даже война, грохочущая так далеко от Храмовых Земель, возможно, не будет иметь большого значения для Рыцарей Храмовых Земель. Однако, учитывая очевидное чувство обиды Хааральда в отношении решения, вынесенного Матерью-Церковью против него, и тот факт, что он явно задумывает завоевательную войну против своих соседей, и тот факт, что, если ему удастся победить вас и Нармана, он приобретёт почти диктаторский контроль над большей частью мировой морской торговли, они просто не могут с полным спокойствием смотреть на его явные намерения. На самом деле, они считают, что амбиции Хааральда представляют собой явную угрозу для того мирного состояния отношений, которые Мать-Церковь обязана поддерживать между всеми землями.

— Сама Мать-Церковь, разумеется, не может участвовать в чисто светском конфликте, до тех пор, пока не будет доказано, что одна сторона нарушает закон или замысел Божий. Никто не может предположить, что обстоятельства являются таковыми в настоящее время. Но в их качествах как правителей, Рыцари Храмовых Земель отступили бы от выполнения своих обязанностей перед своими землями и подданными, если бы они позволили такой агрессии процветать.

— Поэтому канцлер Трайнейр поручил мне информировать вас о том, что Рыцари Храмовых Земель решили, что пришло время ограничить черисийскую агрессию. Они готовы помочь вам и князю Нарману в отношении чрезмерных амбиций Хааральда.

Бармин сделал паузу, и теперь уже была очередь Гектора откашляться.

— Очевидно, Ваше Высокопреосвященство, — сказал он, — я должен приветствовать это свидетельство поддержки Канцлера. Я приветствую это, уверяю вас. Однако, несмотря на то что это приятно, я боюсь, что Рыцари Храмовых Земель находятся далеко. И даже если бы это было не так, они обладают лишь небольшими военно-морскими силами.

— Само по себе, это, конечно, правда, Ваше Высочество, — согласился Бармин. — Тем не менее, вы не единственный князь, кому Канцлер сообщил о своих опасениях насчёт Черис. Для него стало очевидно, что главное намерение Черис — обеспечить контроль над всей мировой морской торговлей для своей эгоистичной прибыли. Соответственно, интересы других земель, за пределами Корисанда и Изумруда, точно так же, хоть и не сразу же, ставятся под угрозу. По мнению Канцлера, было бы справедливо для этих других стран нести свою долю бремени в разрушении этих намерений.

— Понимаю.

Гектор едва мог поверить в то, что слышал, и он напомнил себе действовать осторожно. Это совершенно непредвиденное предложение вышло далеко за пределы всего, на что он когда-либо осмеливался позволить себе надеяться, и соблазн воспользоваться им тотчас же был ошеломляющим. Но он понятия не имел, что побудило Трайнейра послать к нему Бармина, а также не понимал, в чём могут заключаться собственные конечные цели канцлера. С другой стороны…

— Могу ли я узнать, какие «другие земли» имеет в виду Канцлер, Ваше Высокопреосвященство?

— Конечно, Ваше Высочество. Я проинструктирован сказать вам, что Канцлер контактировал с королём Ранилдом Доларским. Он также предложил королю Горже Тароскому, так скажем, положительно рассмотреть любые инициативы, которые может предоставить ваш посол. И как я понимаю, архиепископу Жерому было поручено доставить послание королеве Шарлиен, также призвав её поддержать ваши усилия в этом вопросе.

Несмотря на всё, что он мог сделать, челюсть Гектора слегка отвисла. Вероятно, единственным человеком во всём мире, который ненавидел его больше, чем Хааральд Черисийский, была Шарлиен Чизхольмская, но даже она не смогла бы отвергнуть «предложение» Трайнейра поддержать его. Это только сделало предложение Канцлера ещё более захватывающим. Альянс практически всех возможных морских сил против Черис? С поддержкой Храмовых Земель и их огромного богатства? И, какой бы ни была фантазия, которой решил придерживаться Трайнейр, с неявной поддержкой самой Церкви?

— Ваше Высокопреосвященство, я… я ошеломлён, — сказал он с абсолютной честностью. — Я понятия не имел, что Канцлер был настолько хорошо осведомлён о делах, настолько далёких от Храмовых Земель. И я не понимал, насколько ясно он понимает намерения Черис. Безусловно, если он настроен так серьёзно, я буду бесконечно благодарен за любую помощь, которую он или Рыцари Храмовых Земель могли бы предоставить.

— Тогда должен ли я сообщить Канцлеру, что вы принимаете его предложение?

— Конечно должны, Ваше Высокопреосвященство!

— Я уверен, он будет очень рад услышать это, Ваше Высочество. — Бармин широко улыбнулся. — И он проинструктировал меня сказать вам, если вы примете его предложение о помощи, что курьеры Храма будут в вашем распоряжении для координации с вашими новыми союзниками.

— Пожалуйста, скажите ему, что я глубоко, глубоко благодарен за всё, что он так щедро предложил, — сказал Гектор искренне.

— Я сделаю это, — сказал Бармин. — А теперь, Ваше Высочество, я уверен, что вам нужно о многом позаботиться, и я, с вашего разрешения, оставлю вас.

II Дворец королевы Шарлиен, Черайас, Королевство Чизхольм

Королева Чизхольма Шарлиен ворвалась в зал совета, как ураган. Шарлиен была не особенно высокой женщиной, но на данный момент это было легко не заметить. Её тёмные волосы, казалось, потрескивали, её тёмно-карие глаза мерцали от ярости, а её тонкая, изящная фигура казалась сжатой, как перекрученный канат, когда она быстрыми, сердитыми длинными шагами пронеслась через зал к креслу во главе стола.

Она уселась, почти склонившись вперёд, в своё кресло, и посмотрела на двух мужчин, которые её ждали. Ни один из них не был рад обнаружить себя объектом пристального яростного взгляда их молодого монарха, хотя оба они знали, что её гнев направлен не на них.

Она сидела, не говоря ни слова, наверное, секунд десять, затем сделала глубокий вдох и откинулась на спинку кресла.

— Марек, сэр Льюк. — Её голос был резким и дёрганным. — Полагаю, я должна сказать добрый день, хотя ничего хорошего в нём нет.

Марек Сандирс, барон Зелёной Горы и Первый Советник Королевства Чизхольм слегка вздрогнул. Он знал этот тон, хоть он и не обвинял её за него сегодня.

— Марек ввёл вас в курс дела, сэр Льюк? — спросила королева.

— Не совсем, Ваше Величество, — осторожно ответил сэр Льюк Колмин, граф Шарпфилд. Шарпфилд был старшим адмиралом Чизхольмского Флота, и он больше был дома на шканцах галеры, чем когда он занимался политическими манёврами, которые обычно происходили при дворе. — Я прибыл всего за несколько минут до вас, и у него не было времени, чтобы дать мне больше, чем самый минимум. Я знаю, что были какие-то сообщения от Церкви, и, что бы там ни было, это касается Флота, и это, в общем-то, всё.

— Тогда позвольте мне выдать вам сводную версию, — резко сказала Шарлиен. — Сегодня утром архиепископ Жером попросил — да нет, потребовал — аудиенции. Разумеется, я предоставила её. И во время этой аудиенции он сообщил мне, что канцлер Трайнейр требует от нас поддержать Гектора Корисандийского против Черис.

— Что?

От удивления у Шарпфилда вырвался вопрос. Он вытаращил глаза на свою королеву, затем повернулся и бросил изумлённый взгляд на первого советника. Через мгновение он встряхнулся и повернулся обратно к Шарлиен.

— Прощу прощения, Ваше Величество. Это было… недопустимо с моей стороны. — Казалось, он почувствовал некоторый комфорт под знакомой оболочкой вежливости. — Марек — барон Зелёной Горы — рассказал мне, что сообщение архиепископа было оскорбительным и требовательным, но я понятия не имел, что Винсит сказал что-нибудь подобное этому!

— Ну, к сожалению, он это сказал, — проскрежетала Шарлиен. В её глазах мелькнула новая вспышка ярости, но затем её ноздри раздулись, и она снова вздохнула.

— Он это сказал, — сказала она более спокойно. — И был при этом не особенно вежлив. Очевидно, он знает, как мы относимся к Гектору здесь, в Чизхольме, но ясно, что Канцлеру — говорящему, конечно, от лица Рыцарей Храмовых Земель, а не от Матери-Церкви — всё равно.

— Какого рода «поддержку» мы должны предоставить, Ваше Величество? — осторожно спросил Шарпфилд, и королева тонко улыбнулась.

— Именно ту, которой вы, очевидно, боитесь, судя по вашему тону, — сказала она. — Мы обязаны предоставить максимально возможную помощь нашего флота, передав его под командование Гектора, против Королевского Черисийского Флота.

— Это же безумие! — сказал Шарпфилд. — Мы, наверное, единственные, кого Гектор ненавидит так же, как он ненавидит Хааральда!

— Возможно, не так сильно, как его, — не согласился Зелёная Гора. — Но я гарантирую вам, что мы почти наверняка занимаем второе место в его списке. Или, возможно, третье. В его планах должна быть строка «предать Нармана», в конце концов.

— Но они просят нас помочь нашему злейшему врагу уничтожить нашего самого вероятного союзника! — запротестовал Шарпфилд.

— Нет, они нас не просят, — сказала Шарлиен. — Они приказывают нам. И, к сожалению, — немножко огня, казалось, утекло из её глаз, а её стройные плечи поникли, — я не думаю, что у нас есть какой-то другой выбор, кроме как повиноваться.

— Ваше Величество, — сказал Шарпфилд, — если у нас нет другого выбора, кроме как повиноваться, то, очевидно, я буду выполнять все приказы, которые вы мне дадите. Но Марек прав. Если Гектору удастся победить Черис — а с Храмовыми Землями, стоящими за ним, я не вижу, как он, в конце концов, может этого не сделать, — тогда он переключится на нас так быстро, как сможет. Он будет с самого начала планировать это, и, если он сможет, вы знаете, кого он расположит так, чтобы они понесли самые тяжёлые потери. Его флот уже сейчас больше нашего, а его судостроительные возможности так же больше. Если мы понесём серьёзные потери в битве против Черис, то будет только вопросом времени, и не слишком большого, прежде чем он атакует нас.

— Я знаю, знаю, — вздохнула Шарлиен. Она наклонилась вперёд, опёрла локти на полированный стол и помассировала закрытые веки. Затем она опустила руки и посмотрела на Зелёную Гору.

— Видите ли вы какой-нибудь выход из этого положения, Марек? — спросила она, выглядя в это мгновение ещё моложе своего возраста.

Среброволосый первый советник был почти приёмным отцом кажущейся подростком девушки, которая унаследовала трон Чизхольма одиннадцать лет назад, после смерти своего отца в битве с пиратской конфедерацией Треллхейма, субсидированной (неофициально) Корисандом. За это время они вдвоём выдержали не один потенциально смертельный кризис, но, когда сейчас он взглянул на неё, выражение его было мрачным.

— Нет, Ваше Величество, — сказал он тяжело. — Я рассмотрел каждую альтернативу, которую я смог придумать, и ни одна из них не будет работать. Мы не можем проигнорировать Трайнейра и «Группу Четырёх» в этой ситуации.

— Но сэр Льюк прав, — сказала она почти отчаянно. — Если — когда — Гектор победит, он переключится на нас в тот самый момент, как только сможет. И без Черис, чтобы компенсировать его силу, мы не сможем победить его. Поэтому, подчинимся ли мы приказам Трайнейра или нет, мы всё равно в конце проиграем.

— Я понимаю, Ваше Величество.

Зелёная Гора потёр лоб. Очень немногие люди ожидали, что молодая королева Шарлиен останется на троне отца. Так было отчасти потому, что они недооценили её, но даже больше, возможно, потому что они выбросили Марека Сандирса из своих расчётов. Но на этот раз даже первый советник не увидел выхода.

— Я понимаю, — повторил он, — но, если мы бросим вызов Трайнейру, мы знаем, что случится. Если мы подчинимся ему, возможно, будет какой-то способ, которым нам удастся сдержать Гектора после этого. Во всяком случае, возможно, Трайнейр не захочет разрешать Гектору стать слишком сильным. И в этом случае мы почти наверняка будем единственным королевством, которое они могли бы поддержать в качестве противовеса.

— Простите меня, Ваше Величество, — сказал Шарпфилд, — но далеко не факт, что Гектор и Нарман смогут победить Черис, даже при нашей поддержке. Наши объединённые флоты могут количественно превосходить галеры Хааральда с немалым запасом, но его галеры больше и каждая, сама по себе, более мощная. И, как мне не больно это признать, его капитаны и экипажи подготовлены лучше, чем наши. Он попытается поймать отряды нашего флота по отдельности и разбить их. Даже если он будет вынужден дать бой при неблагоприятных шансах, он, вероятно, нанесёт урон, по крайней мере, такой же сильный, как и получит. Не говоря уже о том, что он мог бы остаться в порту, за островами Ключей и Замка́, и вступать в бой только для защиты проливов. У нас не будет достаточного преимущества, чтобы пробить себе путь сквозь такие узкие проходы. Если он укроется в Глотке, он может оставаться там, пока мы не будем вынуждены снова разделить наши силы, и в этом случае шансы Гектора отправить его в нокаут будут меньше, чем когда-нибудь, в лучшем случае.

— Простите, сэр Льюк, — сказала Шарлиен. — Я забыла рассказать вам. По словам Винсита, мы не единственные «союзники», которых Трайнейр предоставляет Гектору. Он также добавил в список Таро и Долар.

Шарпфилд на мгновение посмотрел на неё, а затем медленно покачал головой.

— Что во имя Небес могла сделать Черис, чтобы спровоцировать такую реакцию?

— Не знаю, — откровенно сказала Шарлиен. — Официальная линия состоит в том, что Хааральд намеревается атаковать Гектора, а Рыцари Храмовых Земель обеспокоены его планами агрессии и очевидным желанием обеспечить полный контроль над всем мировым торговым судоходством.

Глаза Шарпфилда расширились от недоверия, и она резко и грубо рассмеялась.

— Это всё драконье дерьмо, конечно, милорд! — презрительно сказала она. — Моё лучшее предположение состоит в том, что за всем этим в действительности стоит Клинтан. Он не доверяет никому из нас, кто так далёк от Храма, и все эти новые начинания, исходящие из Черис — новые корабли, новые прядильные и ткацкие машины, новые числа — вот то, что задело его за живое. Так что это — его ответ. Что ещё мы должны ожидать от этой блудливой свиньи?

— Ваше Величество, — тихо сказал Зелёная Гора. Она посмотрела на него, и он покачал головой.

— Хорошо, Марек, — сказала она через мгновение, тон её был менее едким, но более тяжёлым, — я буду следить за своим языком. Но это не делает ничего, из того, что я сказала, ложью. И это не меняет того факта, что, если они на самом деле сумеют объединить наш флот с флотами Гектора, Нармана, Долара и даже Таро, Черис обречена.

— Нет, не меняет, — согласился Зелёная Гора. Он откинулся на спинку кресла, положив руки на подлокотники. — С другой стороны, с таким большим количеством других привлечённых военно-морских сил, даже Гектору не нужен весь наш флот, чтобы победить Хааральда.

— И? — подсказала Шарлиен, когда первый советник прервался.

— И более половины нашего флота переведено в резерв, Ваше Величество. И нас также никак предварительно не предупредили о том, что мы должны будем поддержать нашего хорошего друга и соседа против порочной агрессии Черис. — От улыбки Зелёной Горы могло бы скиснуть свежее молоко. — В сложившихся обстоятельствах, я не вижу, как кто-нибудь сможет удивиться, если мы… будем испытывать некоторые трудности при расконсервации наших сил.

Он снова помолчал, и тишина вокруг стола опустилась ещё раз. Но на этот раз это была задумчивая, просчитывающая тишина.

— Это может быть рискованная игра, Марек, — сказал наконец Шарпфилд. — Это дело о Рыцарях Храмовых Земель — это глупость. За этим стоит Церковь, а это означает, что каждый младший священник и пономарь в королевстве будет потенциальным шпионом. Если Трайнейр — или, что ещё хуже, Клинтан — решит, что мы сознательно сдерживаемся…

Он позволил своему голосу умолкнуть и пожал плечами.

— Да, это может быть рискованно, — согласилась Шарлиен. — С другой стороны, в словах Марека есть смысл. В прошлом месяце вы сообщили Парламенту о том, в каком запущенном состоянии находится резерв, насколько сильно наши запасы рангоутного дерева и такелажа были задействованы для удовлетворения потребностей активного флота. Всё это было в официальном отчёте.

— И ещё, Льюк, — сказал Зелёная Гора, — вы много лет жаловались на всех некомпетентных взяточников в администрации Флота. Посмотрите на это так. Если мы увидим, что предписания поступают к тем некомпетентным людям, от которых вы так долго пытаетесь избавиться, они обязательно опростоволосятся, даже без некой разумной помощи от нас. И когда они это сделают, это не только сохранит значительную часть нашего собственного военно-морского флота прямо здесь, от греха подальше, но, когда Трайнейр потребует узнать, что случилось, мы просто скажем ему правду. — Первый советник неприятно улыбнулся. — Вы действительно думаете, что покровители, которые защищали их так долго, будут делать то же самое, когда мы предложим им успокоить гнев Матери-Церкви?

— То, что вы говорите — звучит очень соблазнительно, Марек, — сказал Шарпфилд с усмешкой, в которой было какое-то неподдельное, хотя и мрачное, веселье.

— Я думаю, что Марек прав. — Шарлиен вскинула свою царственную голову. — Это немного, но это лучшее, что мы можем сделать. И я думаю, что нам, вероятно, это может сойти с рук. Что может позволить нам отсрочить катастрофу хотя бы на некоторое время. Но если Церковь готова сделать это c Черис не найдя лучшей причины, чем раздражение Великого Инквизитора, то, в конечном счёте, никто от такого не застрахован. И когда у Клинтана не будет Черис, чтобы подозревать что-нибудь ещё, он сосредоточится на ком-то ещё, таком же далёком.

— Может быть, вы правы, Ваше Величество, — тяжело сказал Зелёная Гора. — На самом деле, вы, наверное, правы. Не похоже, чтобы мы не видели развитие этой ситуации на протяжении уже долгого времени, однако, вряд ли мы ожидали, что всё это взорвётся, как пороховой заряд, прямо в настоящий момент. Но всё, что мы можем сделать, это сделать всё, что можем.

— Я знаю. — Шарлиен снова вздохнула с печальным выражением лица. — Знаете, — почти капризно сказала она, — если бы у меня был выбор, кого поддержать, я бы выбрала Хааральда не раздумывая. На самом деле, если бы я думала, что у него есть хоть один шанс уцелеть, у меня было бы большое искушение бросить мой жребий вместе с его прямо сейчас, даже с Церковью на другой стороне.

— Тогда, может быть, так же хорошо, что у него нет шансов выжить, Ваше Величество, — мягко сказал Зелёная Гора. Она посмотрела на него, и его улыбка была такой же печальной, как и её собственная. — У него может быть только один шанс отбить эту атаку, Ваше Величество. Но, в конечном счёте, с Церковью против него…?

Первый советник покачал головой.

— Я тоже уважаю Хааральда, — сказал он. — И я бы неизмеримо больше предпочёл союз с ним союзу с Гектором. Но Черис обречена, Ваше Величество. Мы не можем этого изменить.

— Я знаю, — тихо сказала Шарлиен. — Я знаю.

III Королевский дворец, Теллесберг

— Насколько это плохо? — спросил граф Серой Гавани.

Масляные лампы ярко горели, освещая залу Тайного Совета, и огромную карту, которая была расстелена на столе. Скопированная с карт «архангела Хастингса», она отображала всю территорию Черис и простиралась дальше на восток, до западного побережья острова Зебедайя. На западе она отображала королевство Таро, восточное побережье Армагеддонского Рифа, и большую часть Моря Правосудия.

Здесь был Серая Гавань, и король Хааральд, но большая часть Совета отсутствовала. Волна Грома сидел на своём привычном месте, епископ Мейкел сидел слева от короля, а Мерлин и Кайлеб сидели вместе, лицом к королю по длинной стороне отполированного стола. Лейтенант Фалкан стоял за плечом Кайлеба, на принце была надета неряшливо выглядевшая солдатская куртка и хорошо поношенные брюки. Они быстро отправились обратно с острова Хелен на одной из новых шхун Флота, и Кайлеб не потрудился переодеться в придворное платье.

Кроме них шести, зал совета был пуст, так что вопрос Серой Гавани повис в воздухе.

— Примерно так же плохо, как могло бы быть, — мрачно сказал Кайлеб после некоторой паузы. Он кивнул в сторону Мерлина. — Согласно видениям Мерлина, «Группа Четырёх» явно решила, что пришло время уничтожить Черис раз и навсегда.

— Что вы видели, сейджин Мерлин? — мягко спросил епископ Мейкел, и Мерлин посмотрел на него.

— Давайте уже, ответьте ему, пожалуйста, Мерлин, — сказал Хааральд. Мерлин, в свою очередь, посмотрел на короля, и Хааральд устало улыбнулся. — Я не держу секретов от своего исповедника. Конечно, я понимаю, что он кое-что скрывает от своих религиозных начальников.

— Таинство исповеди неприкосновенно, Ваше Величество, — невозмутимо сказал Стейнейр.

— Даже вопреки требованиям вашего собственного архиепископа? — Тон Хааральда был тоном человека, вовлечённого в давно продолжающийся спор.

— Совесть священника и то, что, как он считает, Бог требует от него, перевешивают требования любой человеческой власти, — ответил Стейнейр. Глаза Мерлина, даже сейчас, слегка расширились, когда он услышал такое заявление от епископа Церкви, но Стейнейр продолжил тем же спокойным голосом. — Это было бы правдой, даже если бы архиепископ, требующий, чтобы я нарушил тайну исповеди, был достоин кольца, которое он носит. Каким, к сожалению, он не является.

— Понимаете, Мерлин? — Хааральд ещё раз улыбнулся. Это выглядело искренне, почти беззаботно. — Что делать монарху, когда он попадает в руки духовного наставника, подобного этому?

— Я не знаю, Ваше Величество, — сказал Мерлин, немного подумав. — Но я уверен, что король мог бы оказаться и в гораздо худшем обществе. — Он полупривстал и поклонился епископу.

— Я бы хотел надеяться, что мы все не окажемся дающими личный отчёт Богу «в моей компании» в ближайшем будущем, сейджин Мерлин, — сухо заметил Стейнейр. — Так что, будьте добры, расскажите нам, что вы видели.

— Конечно, Ваше Высокопреосвященство.

Мерлин снова сел, потом откашлялся.

— Я не знаю, что именно было в донесениях архиепископа Эрайка, — начал он. — Основываясь на том, что я видел и слышал во время его пастырского визита, казалось ясным, что он намеревался быть успокаивающим и умиротворяющим, насколько это возможно, хотя бы для того, чтобы защитить себя. Если это именно то, что он хотел сделать — он явно не справился. Агенты канцлера Трайнейра встречались с Гектором, Шарлиен, Ранилдом и Горжей. Они ещё не встречались с Нарманом, но я полагаю, что они намереваются сделать это. В последнюю пятидневку в Чизхольмском море бушевал сильный шторм. Я предполагаю, что курьерское судно, пересекающее водный промежуток от Чизхольма до Эрейстора, попало в него. Во всяком случае, я не думаю, что они соберутся вместе, не пригласив его туда, особенно учитывая, что архиепископ Борис специально предложил им сосредоточить свои силы в Бухте Эрейстор.

Он пожал плечами и продолжил.

— Гектор, очевидно, был рад выслушать «Рыцарей Храмовых Земель» и сделал сальто от радости, принимая их предложение о поддержке. Шарлиен была менее довольна этим. На самом деле она была в ярости, но она и Зелёная Гора не смогли найти способ отказаться и выжить.

— Горжа не совсем так неприлично счастлив насчёт этого, как Гектор, и у него, вероятно, не хватило бы смелости подумать о том, чтобы сменить сторону самостоятельно. Но, когда Макгрегейр надавил на него от имени Трайнейра, он сообщил послу Гектора, что Гектор может рассчитывать на Тароский Флот.

— А Ранилд? — спросил Стейнейр, когда Мерлин сделал паузу.

— А Ранилд почти так же восхищён перспективами, как и Гектор, — напрямую сказал Мерлин. — Он по уши в долгах перед Храмом, и Трайнейр согласился простить проценты почти всем его кредитам. Кроме того, Рыцари Храмовых Земель предложили выгодные субсидии Долару, Таро, и даже Чизхольму, чтобы помочь покрыть их военные расходы. Ранилд видит это так, словно он получит обильную прибыль из фактически собственных текущих расходов — не беря в расчёт, конечно, что некоторые из его подданных, возможно, будут убиты по ходу дела — плюс уберёт Черис из списка конкурирующих морских держав.

— Я держу пари, что его флотские командиры в меньшем восторге, чем он, — мрачно улыбнулся Хааральд.

— Мэликай думает, что это прекрасная идея, — ответил Мерлин. — Тирск воодушевлён гораздо меньше. Он, конечно, не говорил этого вслух, особенно когда король так обрадовался всему этому.

— Это потому, что Тирск — моряк, а Мэликай — нет, даже если он «верховный адмирал» Ранилда, — сказал Хааральд.

— Боюсь, я на самом деле очень мало знаю о них обоих, Ваше Величество, — сказал Мерлин, и Хааральд фыркнул.

— Граф Тирск производит впечатление моряка, какого вы можете найти в большинстве флотов. По моему мнению, которое следует признать предвзятым, я не думаю, что он так же хорош, как и мои адмиралы, но он не дурак, и точно понимает, что Трайнейр и Клинтан приказывают сделать его флоту. И как плохо подходят его корабли для этой задачи.

— Герцог Мэликай, с другой стороны, не моряк. Ему не нужно им быть, у него, как-никак, есть право рождения и связи, чтобы командовать их флотом. В глубине души он думает, как командующий армией, а не как адмирал. Фактически, их флот официально подчиняется приказам их армии, и я уверен, что у него нет ни малейшего представления о том, на что будет похоже путешествие в четырнадцать или пятнадцать тысяч миль.

— Оно может быть не таким плохим для них, как бы нам хотелось, отец, — тихо сказал Кайлеб. Король посмотрел на него, и он с сожалением пожал плечами. — Представители Совета также связались с Императором, и с князем Селкара и князем Мереты. Они «запросили» разрешение, чтобы Долар мог использовать их гавани по пути.

— Понимаю. — Хааральд откинулся назад и глубоко вдохнул. Теперь была его очередь пожать плечами.

— Я понимаю, — повторил он, — и это будет иметь значение. Но они всё ещё будут вести операции на конце линии снабжения — и линии отступления — в тысячи миль длинной. Это окажет свой эффект, особенно в отношении их боевого духа и агрессивности, а также того, что их корабли будут испытывать неустранимый износ. Особенно после того, как они пройдут мимо Земли Самсона и должны будут пересечь Море Правосудия. — Он тонко улыбнулся. — Их галеры годятся для океанических действий даже ещё меньше, чем наши, а у наших будет достаточно много времени в этих водах. И даже без этого их днища будут заросшими, их снаряжение будет изношенным, и, если я не ошибаюсь, им, вероятно, удастся потерять хотя бы несколько кораблей в процессе движения, даже если у них будет хорошая погода на всём пути.

— Это действительно правда, Ваше Величество, — сказал Серая Гавань, — но это звучит так, словно «Группа Четырёх» действует гораздо быстрее, чем мы допускали.

— Так и есть, — согласился Мерлин. — На самом деле, это то, что, во многом, меня больше всего беспокоит, милорд. Архиепископ Жером посетил Шарлиен в тот же день, когда архиепископ Борис высказал всю идею Гектору. Они могут захотеть сохранить иллюзию, что Гектор главный, но очевидно, что Трайнейр и другие являются кукловодами. «Группа Четырёх» говорила новым «союзникам» Гектора, что делать, раньше, чем Гектор даже узнал, что они у него есть, и когда придёт время, кто-то — возможно, Мейгвайр — станет тем, кто действительно отдаёт приказы их флотам.

— Это наводит на мысль о том, что они решили, что им нужно действовать гораздо быстрее, чем мы думали, — сказал Серая Гавань резко кивая.

— Что, в свою очередь, даёт нам основание предполагать, что у нас будет меньше времени на подготовку, чем мы надеялись, — прямо добавил Кайлеб.

— Ты прав. — Его отец кивнул в свою очередь и задумчиво надул щёки.

— Хорошо, — сказал он через мгновение. — Предположим, что Трайнейр и Мейгвайр начнут приводить весь этот план, который они и их приспешники придумали — а я могу держать пари, что, в действительности, это была идея Клинтана — в движение, как только они получат ответ от Гектора. Это будет середина сентября. Согласие Гектора может вернуться в Храм к началу октября. Если Мейгвайр немедленно отправит приказ Ранилду, чтобы его флот начал сниматься с якоря, он сможет быть в море к третьей пятидневке октября.

Он провёл кончиком пальца по карте, к северу и западу от Армагеддонского Рифа, и его глаза были сосредоточены.

— Предполагая, что он не столкнётся с какими-либо штормами или другими злоключениями на этом пути, он может быть доберётся до Котла, скажем, в конце ноября или в первую пару пятидневок февраля. То, что они должны сделать — это потратить своё время и подняться к побережью Ховарда и Хевена, затем пройти северное побережье Таро. Они понесут потери, что бы ни случилось, и любой моряк знал бы, что им нужно будет подремонтироваться, прежде чем они будут по-настоящему готовы к битве. Так что они должны отправить их в Таро и разрешить им ремонтироваться около месяца, прежде чем продолжить путь через южные участки Наковальни и вокруг Эрейстора.

Он постучал своим пальцем по воде между Таро и Черис, затем прервался. Он посмотрел по сторонам, чтобы увидеть, есть ли кто-то несогласный с его расчётами, но увидел только кивки.

— В связи с этим, факт того, что Мейгвайр не является моряком, а они так спешат, может сработать на нас. Я не буду рассчитывать на это, пока мы не узнаем больше, но, если нам очень-очень повезёт, он попытается отправить их через Море Паркера, чтобы спуститься вокруг Плача Макферсона.

— Как я уже сказал, я не собираюсь рассчитывать на это, но я собираюсь предположить, что Гектор уже начал полностью укомплектовывать свои активные галеры и мобилизовать свои резервы, — продолжил он. — И Нарману придётся сделать то же самое, как только они найдут время рассказать ему о новом соглашении. Предполагая, конечно, что толстый маленький шельмец не сделает нам всем одолжение и не свалится мёртвым от кровоизлияния в мозг, когда он узнает.

— К сожалению, это вряд ли произойдёт. Но ему и Гектору, вероятно, понадобится как минимум два месяца, чтобы подобрать и укомплектовать резервы. Таким образом, Гектор, возможно, будет готов двигаться как минимум за пару пятидневок до того, как Тирск и Мэликай смогут прибыть на место встречи с кораблями Горжи. Вероятно, Нарман должен быть готов к тому же времени, по планам Мейгвайра. Однако, если они не свяжутся с ним быстро, тогда он задержится, укомплектовывая и готовя все свои силы. С другой стороны, он намного ближе к нам, поэтому у него будет меньше возможностей во время перехода, чтобы беспокоиться об этом.

Король снова помолчал, задумчиво рассматривая карту. Его глаза двигались взад-вперёд несколько секунд, а затем он снова кивнул.

— Поскольку предполагается, что мы не должны ничего знать об этом, и, поскольку у людей, планирующих это, ещё меньше морского опыта, чем у Мэликая, они, вероятно, ожидают, что у них будет преимущество стратегической неожиданности. Практически нет шансов, что кто-то действительно сможет двигать что-то размером с Доларский Флот на всём пути к Черис так, чтобы мы не узнали об этом задолго до того, как он попадёт сюда, но они не будут так думать. Итак, что они, вероятно, будут делать — так это использовать силы Нармана, Гектора, и Шарлиен, чтобы занять наше внимание и связать нас защитой Бухты Каменной Банки и Глотки. Надеясь, что это достаточно серьёзная угроза, чтобы удержать нас от отвлечения любых наших сил от непосредственной конфронтации, даже если мы выясним, что Долар и Таро наступают.

Кончик его пальца вернулся к Черисийскому Морю, между Землёй Маргарет и Изумрудом.

— Если они думают, что они действительно умные, они могут попытаться нас зацепить между чем-то — назовём это «Северная Группа» и «Южная Группа» — в море. Такой ход мыслей может понравится планировщику, который в основном является сухопутным животным и который привык передавать сообщения между расположенными далеко друг от друга местами быстрее, чем кто-либо другой.

— С другой стороны, если они умны, то они просто объединят всё, что у них есть, в один огромный флот и бросят его прямо на нас.

Его правая рука сжалась в кулак и ударила по водам Бухты Каменной Банки.

— Насколько плохими могут быть шансы в таком случае, Хааральд? — тихо спросил епископ Мейкел.

— Плохими, — честно ответил король, откидываясь со стола и кладя руки на подлокотники кресла. — Предполагая, что Гектор и Нарман могут собрать все свои резервные галеры, и что Ранилд и Горжа могут сделать то же самое, они могут совместно собрать около трёхсот двадцати галер. У Чизхольма тридцать в строю, и ещё пятьдесят в резерве, поэтому если придёт весь флот Шарлиен, у них будет около четырёхсот.

— У нас, с другой стороны, осталось восемьдесят галер в действующем флоте, и ничего не осталось в резервном, и прямо в данную минуту у нас есть в общей сложности пятнадцать полностью функционирующих галеонов, и ещё шесть, все переоборудованные торговцы, в процессе подготовки. Предполагая, что Доларский Флот не прибудет в наши воды до первой пятидневки февраля, у нас будет около тридцати пяти или тридцати шести единиц в строю, и ещё пятнадцать или шестнадцать на подготовке. Таким образом, можем считать, что в общей сложности это примерно сто двадцать кораблей всех типов, галер и галеонов вместе взятых.

— Не забудьте про шхуны, отец, — сказал Кайлеб. — Как минимум, у нас будет двенадцать из них.

— Правильно. — Хааральд кивнул. — С другой стороны, они не будут очень сильно вооружены, и у них нет корабельных команд такого размера, как у галеонов.

— И даже с ними, нас по-прежнему будут превосходить в численности примерно, как четыре к одному, — сказал Стейнейр.

— Именно, Мейкел, — согласился король.

— Если мы сосредоточимся на защите Бухты, мы можем сильно уравновесить их численное преимущество, — заметил Серая Гавань, глядя на карту. — Если мы уступим Бухту Каменной Банки и устроим нашу позицию на острове Замка́, они смогут только пойти на нас в лобовую в узком фарватере.

— Нет. — Хааральд решительно покачал головой. — О, я согласен с тем, что ты только что сказал, Рейджис. Но если мы уступим им инициативу, мы проиграем. Если мы получим сильный восточный ветер — это маловероятно, я соглашусь, но всё-таки возможно весной, чем в любое другое время — мы могли бы закрепиться внутри островов Замка́ и Ключей. Кроме того, ближний бой в Северном канале был бы настолько ограниченным, что это лишило бы нас большинства преимуществ, построенных Подводной Горой, Оливиром и Мерлином галеонов. Они разработаны для того, чтобы держаться на расстоянии и лупить по галерам артиллерией, а не для такого вида ближнего боя. Если бы мы могли заманить их — убедить их атаковать нас в лоб, как ты говоришь — прежде чем они бы узнали о галеонах, то явный шок от нашей огневой мощи мог бы нанести достаточный урон — и вызвать достаточно паники — чтобы отбить их. Но, так же, этого может и не случиться, и, если они продолжат наступать, у них хватит численности, чтобы выдержать весь урон, который мы им можем нанести, и всё ещё бить нас. Они заплатят большую цену, но они могут это сделать.

— Или, если они более сообразительные, они могут просто отказаться от того, чтобы идти навстречу, стремясь к битве вообще. У них будет достаточная численность, чтобы блокировать нас там, где мы находимся, и игнорировать нас, и у них будет суда, способные принять целую армию в Изумруде и Корисанде и высадить её в Бухте Каменной Банки, чтобы напасть на Ключи со стороны суши, вообще никогда не сталкиваясь с нами корабль-на-корабль.

— Но, если мы не будем обороняться там, Ваше Величество, где мы будем это делать? — рассудительно спросил Серая Гавань.

— Мы нигде не можем встать в оборону и победить, — сказал Хааральд. — Единственный шанс, который у нас есть — сразиться с ними.

— Прошу прощения, Ваше Величество? — голос Серой Гавани прозвучал так, как будто он не был полностью уверен, что правильно расслышал своего монарха, и Хааральд зашёлся хриплым смехом.

— Задумываешься, не потерял ли я, под конец, свой рассудок, не так ли, Рейджис? — спросил он.

— Ни в коем случае, Ваше Величество. — Голос Серой Гавани по-прежнему звучал более чем немного сомневающимся, но в его глазах вспыхнули искорки веселья.

— О да, конечно, — сказал ему Хааральд. — И, надеюсь, другая сторона согласится с тобой.

— Что вы имеете в виду, отец? — спросил Кайлеб, внимательно глядя на короля.

— Я очень сомневаюсь, что Шарлиен станет восторженным участником нашей «Северной Группы», — сказал Хааральд. — А если она сотрудничает неохотно, вопреки своей воле, её адмиралы не будут бросаться со всем сердцем на операции по выполнению планов Гектора, и это означает, что с практической точки зрения добавление её эскадр к флотам Нармана и Гектора не будет влиять на баланс сил здесь, в наших территориальных водах, почти так же сильно, как могут указывать голые цифры.

— Я думаю, что в ваших словах есть смысл, Ваше Величество, — вмешался Мерлин. — Я считаю, что королева Шарлиен намеревается тянуть время настолько долго, насколько она сможет.

— Не удивительно, учитывая историю её взаимоотношений с Гектором, — согласился Серая Гавань, а Хааральд кивнул.

— Точно. Итак, в реалистичных условиях, до тех пор, пока Долар и Таро не прибудут, всё с чем нам придётся столкнуться, будет около ста пятидесяти галер, которые, как мы всегда ожидали, Нарман и Гектор смогут мобилизоваться против нас. И, конечно же, остаётся вопрос о том, сколько из Нармановских галер будет иметься в распоряжении, учитывая очевидные задержки их почты. Таким образом, цифры действительно могут быть немного лучше этого.

— Я также сомневаюсь, что умные маленькие, как вы выразились, Мерлин, «кукловоды» из Храма собираются немедленно применить корабли Таро. Они будут полагаться на то, что мы не знаем, что они делают. Горжа собирается продолжать быть нашим верным союзником до тех пор, пока монета действительно не упадёт, и они не скажут ему, чтобы он сменил мундир. Поэтому они, вероятно, планируют, что доларцы встретятся с торосцами где-то в Море Правосудия прежде, чем кто-нибудь из них войдёт в наши воды.

Мерлин откинулся на спинку стула задумчиво кивая. Нимуэ Албан была специалистом по тактике, и при том хорошим. Но Мерлин оценил явное превосходство короля Хааральда VII — по крайней мере, в этой конкретной области деятельности — как стратега.

— Какой маршрут вы думаете они выберут, после того как встретятся, отец? — спросил Кайлеб.

— Это сказать сложнее. — Хааральд пожал плечами. — Надеюсь, видения Мерлина расскажут нам об этом. А также, надеюсь, помогут уследить, где они на самом деле находятся в каждый конкретный момент.

Он посмотрел на Мерлина, подняв брови, и Мерлин кивнул в ответ.

— Я не могу гарантировать, насколько близко я смогу наблюдать за каждым из их флотских командиров, Ваше Величество, — сказал он, — но я должен быть в состоянии достаточно хорошо следить за самими флотами.

— Хорошо, — сказал король. — Но возвращаясь к твоему вопросу, Кайлеб: самый короткий маршрут будет северным, через Котёл и Пролив Транджир и вокруг Шагающих Камней.

Его палец проследил этот маршрут, пока он говорил.

— Но это также тот маршрут, который, как они ожидают, мы будем тщательно изучать, — продолжил он, — поэтому они могут выбрать южный проход, особенно с преобладающими в то время года в Море Правосудия северо-восточными ветрами. — Его палец переместился обратно на юг, вниз вдоль восточного побережья Армагеддонского Рифа, через море Паркера к западу от Земли Триона, а затем прошёл мимо Плача Макферсона и через Залив Линдена. — Это более длинный маршрут, но на самом деле они могут сделать более быстрый переход. И февраль — это начало лета в этих широтах, поэтому у них будет лучшая погода, которую они, вероятно, могли бы получить для перехода. Это всё хорошее, что он, скорее всего, сделает для флота доларских галер.

Он снова помолчал, глядя на карту, затем поднял глаза, сверкнув ими в свете ламп, и улыбнулся. Это было неприятное выражение.

— Но на самом деле не имеет значения, каким маршрутом они планируют последовать, — сказал он им. — В любом случае, им по-прежнему придётся пройти, по крайней мере, через южные районы Моря Правосудия, и им всё равно придётся где-то встретиться. И они не знают, что Мерлин сможет рассказать нам, где они и чем занимаются. Что означает, что они не будут ожидать от нас, что мы перехватим их в нескольких тысячах миль от их места назначения.

— Перехватим их, Ваше Величество? — Мерлин заметил, что Серая Гавань в действительности не казался очень удивлённым.

— Это последняя вещь, которую они будут ожидать, — сказал Хааральд, — и это разумно. Даже если предположить, что мы знаем, что они наступают — причём, я уверен, что гении, планирующие эту операцию, будут ожидать, что мы не знаем — не существует никакого способа чтобы мы могли найти их. И они не ждут от нас, что мы разделим наши силы, просто чтобы рискнуть проглядеть их в море и позволить им пройти мимо нас непойманными, даже если бы они думали, что у нас будет достаточно сил, чтобы попытаться сделать это.

— Это означает, что мы обратим их сюрприз против них самих, — сказал Кайлеб, и, когда его глаза засверкали, он, по мнению Мерлина, походил на своего отца ещё больше, чем когда-либо прежде.

— Вот именно, — согласился Хааральд. — В морских сражениях сражаются не корабли, Рейджис, в них сражаются люди. И люди, командующие и состоящие в экипажах этих галер, будут ошарашены, когда увидят корабли Королевского Черисийского Флота, готовые атаковать их в пятидневке пути от черисийских вод. Это, скорее всего, вызовет такую панику, что она поставит наш флот на полпути к победе прежде, чем противник сделает хотя бы один выстрел.

— Со всем моим уважением, Ваше Величество, лучше ему вызвать её, — с оттенком иронии сказал Серая Гавань. — Я предполагаю, что вы планируете использовать галеоны для этого?

— Это тот вид сражений в открытом море, для участия в которых они были разработаны, — сказал Хааральд. — Это может сыграть на их преимуществах — и недостатках галер — сильнее, чем мы могли бы устроить где-нибудь здесь, в домашних водах.

— Я согласен. Но чтобы доставить их туда, полагаясь на вашу худшую оценку того, что «Южная Группа» может быть в наших водах во второй пятидневке февраля, галеонам придётся отплыть в середине ноября. Как много их у нас будет к тому времени?

— Мерлин? Кайлеб? — Хааральд посмотрел на них, а Мерлин взглянул на Кайлеба.

— Что, если мы бросим работы над кораблями, наиболее далёкими от завершения, и сосредоточимся на тех, что ближе всех к спуску и завершению переоборудования? — спросил его Кайлеб.

— Это… может сработать. — Мерлин на мгновение погладил усы, затем кивнул. — Если мы это сделаем, то, вероятно, тридцать из них будут готовы поднять паруса к середине ноября. Может быть, ещё один или два. Но они всё ещё будут довольно «зелёными», Кайлеб.

— Пушечные расчёты будут неопытными меньше всех, — возразил принц. — И у них будет, по крайней мере, четыре или пять пятидневок для тренировки с парусами — и ещё больше для тренировки с пушками — прежде чем мы сможем добраться до врага.

— Пожалуй, это действительно так. — Мерлин мгновение подумал об этом, а затем повернулся лицом к королю.

— Я думаю, мы можем рассчитывать на тридцать, Ваше Величество, — сказал Мерлин.

— Против где-то примерно ста шестидесяти галер, — сказал Серая Гавань.

— Просто сравнение численности выглядит плохо, — сказал Хааральд. Серая Гавань сердито посмотрел на него, и король снова фыркнул. — Хорошо, — признал он, — это выглядит плохо, потому что это плохо и есть. Но это не так плохо, как кажется. Либо наша новая концепция cработает целиком, либо нет. И если она сработает, это лучшие условия, которые мы сможем придумать. И не забывайте про элемент неожиданности.

— Более того, — вставил епископ Мейкел. — Как вы уже указали, Ваше Величество, удивление порождает панику. Если галеоны могут нанести достаточный урон и создать достаточную панику, «Южная Группа» вполне может повернуть назад, даже если их фактические потери будут менее, чем сокрушительные. В этот момент галеоны смогут вернуться в наши домашние воды, что позволит вам сосредоточить все свои силы против «Северной Группы».

— Предполагая, что наши собственные галеры могут успешно играть с ней в салки, пока галеоны не вернутся, — сказал Серая Гавань. Епископ посмотрел на него, и первый советник криво усмехнулся. — Раньше я был морским офицером, Ваше Высокопреосвященство, а каждый морской офицер знает, что первый закон битвы — то, что может пойти не так, пойдёт не так.

— Верно, — сказал Хааральд. — Но этот закон применим к обеим сторонам.

— Это справедливо, — признал Серая Гавань.

— Я должно быть в чём-то прав, если ты готов признать так много, Рейджис! — со смехом сказал король. Потом он встряхнулся и оглядел совещательную залу более рассудительно.

— Я уверен, что есть много чего, что нам нужно уточнить, — сказал он, — но я думал о том, как бороться с Доларом с тех самых пор, как Мерлин впервые предупредил нас, что Трайнейр разговаривал с Ранилдом. Я убеждён, что это наше оптимальное решение. И я также убеждён, что наша важнейшая задача состоит в том, чтобы наши капитаны и наши экипажи были настолько уверенными и мотивированными, насколько это возможно. Особенно учитывая возможность, что факт, что Совет Викариев действительно стоит за всем этим, чтобы он не говорил, может стать известным. Даже самые стойкие начнут испытывать некоторые сомнения, если они подумают, что Мать-Церковь решила, что нас нужно разгромить.

— Принимая это во внимание, я думаю, что мне необходимо будет взять личное командование нашим галерным флотом. О, — он махнул рукой, когда Серая Гавань застыл на своём месте, — я знаю, что прошли годы с тех пор, я сам был во Флоте, Рейджис! Я не буду пытаться осуществлять реальное тактическое командование. Это будет делом Брайана — вот почему он верховный адмирал! Но для наших людей будет важно знать, что я там вместе с ними, живу или умираю.

— Ваше Величество, если что-то случится с вами… — начал Серая Гавань, но король покачал головой.

— Если нам не удастся победить эти объединённые силы, и победить их убедительно, всё кончено, Рейджис, — сказал он тихо. — Мы должны выиграть, по крайней мере, ещё шесть месяцев или год, а ещё лучше два или три года, чтобы ввести больше новых судов в строй. А если они победят нас — неважно, где я буду, когда это случится. Если бы меня позвали туда, зная, что когда я с ними, я помогаю нашим людям сражаться более эффективно — а ты знаешь, так же, как и я, что так и будет — тогда это то место, где я должен быть.

В течение долгого, безмолвного мгновения Серая Гавань смотрел в твёрдые, неуступчивые глаза своего монарха. Затем его собственные глаза опустились.

— А я, отец? — спросил Кайлеб, нарушая тишину.

— А ты, сын мой, — рассудительно сказал король Хааральд, ровно встретив пристальный взгляд Кайлеба, — будешь с адмиралом Стейнейром — и Мерлином — с флотом галеонов.

Глаза Кайлеба просияли. С другой стороны, Серая Гавань, казался застывшим в шаге от нового протеста, и король улыбнулся ему без какого-либо намёка на юмор.

— Всё, что я только что сказал о важности морального духа наших галер, ещё более справедливо в отношении флота галеонов, Рейджис, — сказал он. — Как бы они ни были уверены, никто и никогда не сражался в битве, какой будет эта, а численное превосходство над ними будет намного больше, чем над флотом галер. Им нужно будет иметь там кого-то из королевского дома, а Кайлеб провёл последний год изучая всё, что нужно знать о новых кораблях и новой артиллерии.

— А я, Ваше Величество? — спросил очень тихо Серая Гавань. — Где будет моё место в вашей генеральной стратегии?

— Именно там, где ты боишься, что оно будет, — грустно сказал Хааральд. — Прямо здесь, в Теллесберге, в качестве главы Тайного Совета и регента Жана, если что-то случится с Кайлебом и мной.

— Пожалуйста, Ваше Величество, я… — начал Серая Гавань, но Хааральд снова покачал головой.

— Нет, Рейджис. Ты нужен мне здесь.

Серая Гавань выглядел готовым продолжать, но затем он остановился и склонил голову в молчаливом подчинении.

— Спасибо, — тихо сказал Хааральд. Затем он резко усмехнулся. Серая Гавань поднял взгляд при этом звуке, и король улыбнулся ему.

— Я знаю, что это не то, что ты хотел услышать, Рейджис, — сказал он. — Поэтому, у меня для тебя есть небольшой подарок. Хорошо, для тебя и Бинжамина.

Он улыбнулся Волне Грома, который так долго сидел молча. Опыт барона лежал в других областях, в стороне от большой морской стратегии, и он знал это. Но теперь его глаза просветлели, и он сел прямее в своём кресле, и король снова засмеялся, увидев его энтузиазм.

— В сложившихся обстоятельствах, — сказал он, — я не вижу особого преимущества в том, чтобы позволять шпионам Гектора и Нармана продолжать действовать в Черис. Я бы хотел подождать ещё две или три пятидневки, на всякий случай, чтобы мы не дали кому-то из руководителей возможность сбежать в Изумруд, пока мы не будем готовы. Но, через… двенадцать дней с сегодняшнего числа, у вас обоих есть разрешение на то, чтобы схватить каждого отдельно взятого шпиона, которого вы и Мерлин смогли идентифицировать. 

Октябрь, 891-й год Божий 

I Бухта Горат, Королевство Долар

Трубы прозвучали над тёмно-синей водой Бухты Горат, и ответные крики команд раздались над палубами скопившихся сил Доларского Флота. Белые потоки морских птиц и разноцветные стаи прибрежных виверн носились вперёд-назад над переполненной гаванью в бушующем грохоте крыльев, пронзительных криков и свиста. Свежий ветер и тонкие высокие полоски облаков отполировали небо осеннего голубого цвета, а широкие воды бухты никогда раньше не видели такой концентрации военных кораблей. Зелёная виверна на красных знамёнах королевства резко хлопала и трещала на свежем ветру, командирские вымпелы развевались над верхушками мачт флагманов эскадр, и, вопреки себе, адмирал Люис Гардинир, граф Тирск, почувствовал шевеление гордости при виде такой концентрированной мощи.

Секундой позже оно растворилось в чём-то намного менее приятном, когда он перевёл взгляд на галеру «Король Ранилд». Возвышающийся над другими высокобортный корабль нёс командирский вымпел «адмирала» Мэликая, и Тирск почувствовал внезапный соблазн плюнуть за борт при его виде.

Гаркающие команды пронеслись над его собственным флагманом, и собачка кабестана равномерно защёлкала, когда экипаж «Бухты Горат» начал поднимать якорь. «Бухта Горат» была меньше и старше «Короля Ранилда», с меньшим количеством позолоты, а украшающая её резьба была гораздо менее замысловатой и богато украшенной, потому что её носовым украшением был простой резной кракен, а не выполненная в половину натуральный величины, великолепно раскрашенная и позолоченная фигура короля Ранилда, которая украшала флагман флота. Она также имела меньшую осадку и была более лёгкой в управлении, чем огромный, громоздкий белый дракон флагмана флота. Корабль Мэликая был построен как упражнение в королевском эго, простом и ясном, насколько мог сказать Тирск. Что, конечно, делало немыслимым, чтобы Мэликай мог поднять свой вымпел на любом другом корабле.

«Бухта Горат» внезапно сделала реверанс, когда лапы её якоря вырвались из песчаного дна одноименной ей якорной стоянки. Мужчины на насосе заработали рычагами вверх и вниз, и поток воды хлынул из шланга, смывая грязь и слизь с якорного перлиня, пока он постепенно поднимался из воды.

Якорь держал нос галеры на ветру; теперь его снесло, раздались новые приказы, и, когда её вёсла погрузились в воду, барабан гребного мастера начал свой глубокий, устойчивый ритм. Воды бухты были покрыты белой рябью и гребцам нужно было тяжело налечь на рукояти, прежде чем они смогли бы вернуть контроль над ней, а рулевой смог вернуть её обратно на ветер.

Этот ветер был с юго-запада, а это означало, что он дул почти прямо флоту навстречу, когда тот выходил из бухты. Галеры покинут якорную стоянку на вёслах и пойдут таким способом до тех пор, пока они не пройдут остров Ящерицы и не повернут на северо-запад. После этого ветер был бы почти на траверзе, по крайней мере, до тех пор, пока они не должны будут поворачивать на запад, чтобы спуститься по Доларскому Заливу до Моря Харчонга. Это обещало быть изнурительным испытанием, учитывая преобладающие в это время года ветры.

Тирск поморщился от этой мысли, после чего энергичным шагом подошел к кормовым поручням, сложил руки за спиной и посмотрел назад на остальную часть флота. «Король Ранилд», предсказуемо, шёл медленнее и неуклюже, чем почти любой другой корабль. Не то, чтобы это имело большое значение. Флот из более чем ста двадцати галер, сопровождаемый двадцатью шестью неуклюжими транспортами и кораблями снабжения, выходил из бухты не особо торопясь. У тяжело идущего флагмана Мэликая было время присоединиться к остальным.

Если бы ещё только «адмирал-генерал» имел в голове хоть одну проклятую идею о том, что он должен был делать со всеми этими кораблями.

Тирск стоял на палубе юта, наблюдая за панорамой огромной гавани, пока «Бухта Горат» медленно двигалась мимо волнолома. Стены Доларской столицы мерцали под солнечным светом, а огромная толпа торговых судов производила великолепное впечатление. Но, несмотря на добросовестно улюкающие толпы, которые видели экипажи Тирска, и, несмотря на суровое воззвание короля, излагающее причины вражды Долара с далёким Королевством Черис, никто из моряков и солдат на борту галер в действительности, казалось, не понимал, куда они направлялись, или почему.

«Что не делает бедных ублюдков так уж сильно отличающимися от меня, не так ли?» — колко подумал он. — «Конечно, я понимаю, чья эта идея в действительности. Что, я полагаю, ставит меня хотя бы немного выше их».

Его губы сжались при этой мысли, и он раздвинул ноги немного шире, легко балансируя, когда направление движения «Бухты Горат» изменилось.

«Мейгвайр», — подумал он. — «Вот кто придумал это. А Ранилд и Мэликай на самом деле думают, что это хорошая идея, Лангхорн спаси нас всех!»

Он глубоко вздохнул и приказал себя перестать волноваться. Это был приказ, который было проще отдать, чем выполнить, но он был дисциплинированным человеком. Кроме того, если бы он не взял под контроль свой темперамент, то только одна селезёнка могла бы свести его в могилу задолго до того, как они доберутся до Узостей Кейроза. Тем не менее, только сухопутчик — и идиот-генерал, помимо него — мог бы додуматься до такой блестящей идеи.

«Мы предполагаем «подкрасться» к Хааральду», — подумал он с отвращением. — «Как будто кто-нибудь может передвинуть флот такого размера через Море Харфлена, так, чтобы каждая торговая посудина к западу от Таро, не узнала обо всём этом! И то, что они узнают, Хааральд будет знать в течение пятидневки. Конечно, он узнает, что мы идём, задолго до того, как мы доберёмся туда».

«Ну», — предположил он, — «сюрприз не особо важен, когда ты смог собрать силу в четыре раза превосходящую твоего врага. Но использовать флот прибрежных галер для перехода через Море Правосудия точно было не самым умным делом».

Предоставленный сам себе и полагая, что у него не было другого выбора, кроме как выполнить эти сумасшедшие приказы и атаковать королевство, которое никогда не угрожало его собственному, он бы поступил совсем по-другому.

Согласно их приказам, они должны были следовать восточным побережьем Ховарда до Гейры, в баронстве Хэрлесс Деснейрийской Империи, затем повернуть к востоку на рандеву у Головы Демона, у северной оконечности Армагеддонского Рифа. Он бы держался побережья до залива Матьяс, а затем обошёл южнее Восточного Хевена, чтобы добраться до Таро, нигде не подходя близко к Рифу. Это добавило бы пятидневку к времени путешествия, но он также добавил бы их там, не сталкиваясь с Морем Правосудия. И он отправил бы свой флот прямо из Таро в Бухту Эрейстор, вокруг Шагающих Камней и южной части Наковальни, воспользовался своим положением, чтобы верфи Изумрудского Флота очистили днища кораблей и получил бы свои галеры снова готовыми к бою прежде, чем он пошёл на какие-нибудь боестолкновения с Королевским Черисийским Флотом в его собственных водах.

К сожалению, он был только профессиональным моряком, недостаточно важным, чтобы с ним консультировались по таким второстепенным вопросам, как выбор курса флота или принятие решения о его тактике.

«Однако, это, наверное, не совсем честно», — сказал он себе. — «Очевидно, у них какое-то дикое шило в их задницах насчёт Черис — Лангхорн знает почему! Что бы это ни было, тем не менее, они хотят по-быстрому разгромить Хааральда, а это значит, что у них нет времени, чтобы всю дорогу следовать вдоль берега. Тем не менее, я хочу, чёрт возьми, чтобы они позволили мне держаться подальше от центра Моря Правосудия! Если нам придётся использовать южный маршрут, то я предпочёл бы оставаться ещё дальше к востоку, ближе к Армагеддонскому Рифу, весь этот путь».

Его губы дрогнули, когда он понял, о чём он только что подумал, но это было правдой. Только одна мысль об Армагеддонском Рифе заставила его… нервничать, но не так, как его заставила нервничать мысль о том, чтобы пересечь сердце Море Правосудия вне поля зрения земли.

Он выпустил воздух сквозь усы и встряхнулся.

Если бы это сработало, каждый бы назвал план Мейгвайра блестящим. Если это не сработает, Мэликай, несомненно, обвинит Тирска в том, что он не смог выполнить его правильно. И что бы ни случилось, когда они доберутся до другой стороны — в какой бы форме они ни находились, когда они прибудут — им придётся сразиться с Королевским Черисийским Флотом, сражающимся в защиту своих собственных домов и семей и которому некуда отступать.

«Что», — подумал он мрачно, — «будет примерно таким же уродливым, как это выглядит. И всё потому, что Трайнейр предложил нашему бесполезному королю-забулдыге перерыв в его долговых платежах».

Он поморщился и встряхнулся ещё раз, ещё сильнее. Такая мысль была опасна, не говоря уже о том, что она не относилась к делу. Король Ранилд был его государем, и долгом и честью он был обязан подчиняться приказам своего короля, независимо от того, что он думал о причинах, по которым они были даны. Вот почему его работой было также сделать всё возможное, чтобы спасти эту кампанию от адмирала-генерала герцога Мэликая.

Это обещало быть… интересной задачей.

II Королевская Гавань, Остров Хелен

— Они уже в пути, — мрачно сказал Мерлин, кивнув караулу морской пехоты и пройдя через дверной проём.

Кайлеб поднял глаза от стола в большой, освещённой лампами комнате, которую Мерлин окрестил их «Оперативным Отделом». Стол был полностью покрыт огромной картой, составленной из нескольких маленьких фрагментов. Теперь Мерлин подошел к столу и поморщился, глядя на карту. Она была большой и потребовалось бы пятидневка, прежде чем доларский флот достиг бы территории, которую она отображала, но открывающий компанию шаг уже произошёл.

— Есть ещё какие-нибудь сведения об их курсе? — спросил Кайлеб и, несмотря на его собственное мрачное настроение, губы Мерлина изогнулись в небольшой улыбке.

После ночи того дня, когда он убил кракенов, Кайлеб больше не обсуждал с Мерлином его сверх-человеческую природу. Во всяком случае, напрямую. Но теперь кронпринц настолько сильно признал способности «сейджина» сами собой разумеющимся, что даже не обращал на них внимания. Тем не менее, не смотря на то… как беззаботно мог стать относиться к этому Кайлеб, теперь он точно представлял, насколько «видения» Мерлина были поистине полезны.

— За исключением некоторых изменений, они почти наверняка намерены следовать южным маршрутом, — ответил Мерлин. — Тирску это не нравится. Он действительно предпочитает оставаться в береговых водах на всём пути до Таро, но поскольку он не может этого делать, он пытается убедить Мэликая по крайней мере пройти к востоку от Земель Самсона и держаться восточного берега Армагеддонского Рифа.

— Потому что он не идиот, — фыркнул Кайлеб, обойдя стол чтобы встать рядом Мерлином и посмотреть на карту. — Имей в виду, есть что-то в том, чтобы не идти на юг дальше, чем нужно, и я бы также не стал искать экстренную якорную стоянку на Рифе, учитывая то, что может стать с моральным духом моих экипажей. С другой стороны, как минимум ты мог бы рассчитывать найти там место для стоянки, если она тебе понадобилась. А флоту галер, пытающемуся пересечь эти воды, вероятно понадобится стоянка в какой-то момент.

— Это, по существу, то, о чём говорит Тирск, — согласился Мерлин. — Мэликай против, потому что считает, что это займёт больше времени. Кроме того, когда они достигнут Моря Правосудия будет уже поздняя весна, правильно? Это значит, что погода должна быть отличной.

— Ты знаешь, — сказал Кайлеб, лишь наполовину шутливо, — присутствие Мэликая в командовании «Южной Группой» — это одна из причин, почему я склонен думать, что Бог на нашей стороне, что бы не думал Совет Викариев.

— Я знаю, что ты имеешь в виду. Тем не менее, — пожал плечами Мерлин, — у него много кораблей. И я думаю, что эскадра Тирска, по крайней мере, будет хорошо обучена и готова к бою, когда прибудет сюда, независимо от того, насколько будет трудным переход.

— Я не сомневаюсь в этом. Но Мэликай всё ещё будет мешать ему.

Мерлин кивнул, и Кайлеб наклонил голову, хмурясь.

— А что адмирал Белый Брод думает обо всём этом? — спросил он, помедлив.

— Белый Брод и Горжа оба согласны с Тирском, знают они об этом или нет. — сказал Мерлин. — Они скорее заставят доларцев идти напрямую в Таро, чем пересечь Котёл или плыть туда и обратно через Залив Таро. К несчастью для них, Мейгвайр — и Мэликай — убеждены, что это может стоить им элемента неожиданности.

Смех Кайлеба прозвучал как охотничий клич горокота. Так же это демонстрировало весьма мало сочувствия к Горже и Гэвину Мартину, барону Белого Брода, который командовал его флотом.

— Ну, если бы мы были глухими, слепыми и немыми, и такими же глупыми, как Ранилд, они могли бы нас удивить, даже без тебя, — сказал он.

— Вероятно, ты прав, — сказал Мерлин. — Но ты, возможно, захочешь задуматься о том, насколько велик участок воды, на котором они могут спрятаться. Кроме того, ты знаешь, что они идут, и ты знаешь, что таросцы должны встретиться с Тирском и Мэликаем у Армагеддонского Рифа. Даже вооружившись этим знанием, осуществление перехвата так далеко от твоих собственных гаваней точно не было бы прогулкой в парке для большинства военно-морских сил, не так ли?

— Не прогулка в парке, нет, — признал Кайлеб. — С другой стороны, предполагая, что мы могли бы и без тебя узнать, что они будут проходить по южному маршруту, у нас всё равно был бы неплохой шанс. Они захотят оставаться рядом с побережьем, по крайней мере, пока они не пройдут к югу от Земли Триона, и это могло бы сказать нам, где их найти. Со шхунами, которые будут осуществлять нашу разведку, мы могли бы покрыть чертовски много прибрежных вод, Мерлин. — Он покачал головой. — Я полностью намерен максимально использовать возможности твоих видений, но ты уже сделал самое главное, сказав нам, что они двигаются и каким курсом они, вероятно, последуют.

— Я надеюсь, что этого будет достаточно, — сказал Мерлин рассудительно.

— Ну, это зависит от нас, не так ли? — показал Кайлеб свои зубы. — Даже без галеонов и новой артиллерии, они бы столкнулись с сопротивлением. Как бы то ни было, я думаю, что я могу смело предсказать, что победа это будет или поражение, они не будут наслаждаться своим летним путешествием.

Мерлин на мгновение вернул ему напряжённую, скудную усмешку, затем снова стал серьёзным.

— Кайлеб, я хочу попросить тебя об одолжении.

— Одолжении? — Кайлеб склонил голову. — Это звучит зловеще. Что за одолжение?

— У меня есть некоторое… снаряжение, которое я бы хотел, чтобы ты использовал.

— Какого рода снаряжение?

— Новая кираса и кольчуга. И новый меч. И я хотел бы ещё запихнуть твоего отца в новую броню.

Лицо Кайлеба перестало что-то выражать, и Мерлин внутри себя напрягся. Кайлеб, возможно, принял его сверх-человеческие способности, но может ли он — и желает ли — принять ещё и это?

Мерлин долго и упорно думал, прежде чем сделать это предложение. Сам он был, если не неразрушим, то, по крайней мере, очень и очень тяжело уничтожаем. Его тело ПИКА было не просто построено из невероятно жёсткой синтетики, но и содержало существенные возможности самовосстановления на основе нанотехнологий. Очень малое количество из нынешнего поколения сэйфхолдийского оружия могло реально надеяться на причинение ему сокрушительного ущерба. Прямое попадание пушечного ядра, несомненно, могло оторвать конечность или даже голову, но, хотя это могло бы быть неудобно, это не «убило» бы его. Даже прямое попадание из тяжёлой пушки не могло существенно повредить его «мозг», и пока его электростанция оставалась нетронутой — а она была защищена толстой оболочкой из легированной стали — и до тех пор, пока его наниты имели доступ к основным видам сырья (и много-много времени), они могли буквально перестроить его с нуля.

Но его друзья, а не было никакого смысла притворяться, что эти люди не стали именно ими, были гораздо более хрупкими, чем он. Он принял своё потенциальное бессмертие, когда впервые проснулся в пещере Нимуэ и понял, кем он был. Но пока он не сблизился с Кайлебом, Хааральдом, Серой Гаванью — всеми остальными черисийцами, которых он узнал и начал уважать — он не понимал, насколько болезненным может быть бессмертие. Даже теперь, он знал, что ощутил только потенциал этой боли. На протяжении веков, если бы он преуспел с миссией Нимуэ, он бы познакомился с этой действительностью, но пока он не торопился постигать её.

Даже если это не было решающим фактором — а это было; он был слишком честен с самим собой, чтобы отрицать это — он также понял, насколько важны Хааральд и Кайлеб для выполнения этой миссии. Ему чрезвычайно повезло встретить короля и кронпринца, достаточно образованных и умственно гибких — и достаточно осведомлённых о своих обязанностях перед своим королевством — чтобы принять то, что он им предложил. Даже с самой хладнокровной точки зрения, он не мог позволить себе потерять их.

Поэтому он поручил Сычу использовать производственный блок в Пещере Нимуэ, чтобы изготовить точные дубликаты личных доспехов Кайлеба и Хааральда. Кроме этого, вместо лучшей стали, которую могли изготовить на Сэйфхолде, эта броня была сделана из легированной. Никакой клинок или пуля не могли пробить её. В самом деле, она смогла бы выдержать даже пушечное ядро, хотя кинетическая передача энергии удара от чего-то подобного, несомненно, убила бы её владельца.

Он уже заменил свои собственные доспехи, выданные ему Королевской Гвардией. Не потому, что он нуждался в этом, чтобы остаться в живых, но чтобы избежать каких-то неловких вопросов о том, почему это не нужно. Было бы намного легче объяснить — или отмахнуться — что пуля не смогла пробить его нагрудник, когда она должна была это сделать, чем объяснить, почему рана, которую эта самая пуля оставила в его торсе, не кровоточила.

Но теперь он просил Кайлеба принять то, о чём принц должен был подумать, как о «сверхъестественных» доспехах. И, хотя он мог гибко мыслить, Кайлеб всё ещё был продуктом культуры и религии, которая систематически программировала своих членов на протяжении веков на то, чтобы отвергать «запрещённые» знания под страхом вечного проклятия.

Несколько секунд между ними висела тишина, а затем Кайлеб криво улыбнулся.

— Я думаю, что это одолжение, которое я могу сделать, — сказал он. — А, есть ли… особые меры предосторожности, которые мы должны предпринять с этой новой бронёй?

— Единственная реальная вещь, о которой нужно беспокоиться, — сказал Мерлин, пытаясь — не очень успешно — сдержать свою собственную улыбку облегчения, — это то, что она не ржавеет. Это может потребовать небольшого творческого объяснения с твоей стороны. О, и ты должен быть немного осторожным с кромкой твоего нового меча. Она будет довольно острой… и останется такой.

— Понимаю. — Лишь на мгновение выражение Кайлеба снова стало отсутствующим, но затем зарождающаяся пустота исчезла в огромной, мальчишеской ухмылке.

— Значит, я получу свой собственный волшебный меч, да?

— В каком-то роде, — сказал Мерлин.

— Я всегда хотел один такой. Я был моложе, чем Жан сейчас, когда впервые прочитал легенду про сейджина Коди и его меч Шлемокол.

— Этот совершенно не волшебный, — заверил его Мерлин.

— Могу ли я теперь перерубать мечи других людей? — со смехом продолжил допытывался Кайлеб.

— Наверное, нет, — сказал Мерлин многострадальным тоном.

— Жаль. Я с нетерпением ждал этого.

— Я уверен в этом.

— Ну, имеет он хотя бы имя?

Мерлин пристально смотрел на него в течение секунды, а потом рассмеялся.

— Да, Кайлеб, — сказал он. — Да, на самом деле имеет. Ты можешь называть его «Экскалибур»…

— Экскалибур, — медленно повторил Кайлеб, обволакивая свой язык вокруг странно звучащих слогов. Затем он улыбнулся. — Мне нравится. Это звучит как подходящее имя для меча кронпринца.

Мерлин улыбнулся юноше в ответ. — «Он ведь действительно не сильно моложе, чем была Нимуэ Албан», — напомнил он себе ещё раз. Реакция Кайлеба была огромным облегчением, но Мерлин не собирался рассказывать ему о другой предосторожности, которую он предпринял.

В конце концов, он нашёл применение для мед-блока, который Пэй Као-юн оставил Нимуэ. Он не мог предложить Кайлебу или Хааральду медикаментозную антигероновую терапию, даже если бы он доверял этим лекарствам по прошествии стольких столетий. Было бы просто немного сложно объяснить носящегося туда-сюда Кайлеба в возрасте девяноста лет, всё ещё выглядящего как двадцатилетний. Но он смог получить у принца генетический образец, а мед-блок произвёл стандартные антигероновые наниты.

Мерлин вколол их одной ночью, пятидневку назад. Закодированные генетическим ключом Кайлеба, эти самореплицирующиеся нано-машины будут отслеживать и уничтожать всё, что не «принадлежало» ему. Они не будут продлевать продолжительность жизни Кайлеба — во всяком случае, не напрямую — но он никогда бы больше не простудился или не заболел гриппом. Или раком. Или любым другим заболеванием или инфекцией.

Их введение без осознанного согласия Кайлеба было серьёзным нарушением медицинской этики Федерации, не говоря уже о нарушении её законодательства. Однако в этих обстоятельствах Мерлин не испытывал никаких угрызений совести. Важно было то, что молодой человек, чьё выживание, как он понял, имело решающее значение для успеха миссии Нимуэ, получил наилучший шанс выжить, который он мог бы обеспечить.

И если, в процессе этого, Мерлин Атравес эгоистично продлевал жизнь и здоровье человека, который стал для него лично важным, это было просто очень плохо.

III Королевский Дворец, Менчир

Князь Гектор Корисандийский напомнил себе, что Рыцари Храмовых Земель делают именно то, что он хотел, чтобы они делали.

Это было непросто.

— Простите меня, отче, — сказал он, — но я совсем не уверен, что мы сможем быть готовы действовать так быстро.

— Ваше Высочество, конечно, должно быть лучше информированным по этим вопросам, чем я, — вежливо сказал отец Карлос Челмирц, личный помощник архиепископа Бармина. — Я просто передаю сообщение, которое мне было поручено доставить вам.

Которое, как бы тщательно он не старался не указывать на это, пришло прямо от Викария Аллайна Мейгвайра.

— Я понимаю это, отец Карлос. — Гектор слегка улыбнулся старшему священнику. — И я глубоко ценю все ваши усилия, поверьте мне. Я просто обеспокоен способностью моих адмиралов и капитанов придерживаться… предложенного графика.

— Должен ли я сообщить Викарию Аллайну, что вы не можете этого сделать, Ваше Высочество? — вежливо спросил Челмирц.

— Нет, благодарю вас.

Гектор снова улыбнулся и напомнил себе, что это действительно не вина Челмирца. Но предполагая, что Долар мог придерживаться этих, исходящих из Храма, приказов о выступлении, Доларский Флот был в движении уже почти две пятидневки. Тот факт, что он собирался держаться ближе к побережью по всему морю Харфлена, означал, что семафорная система Церкви могла получить сообщение для герцога Мэликая из Храма не более, чем через несколько дней. Так что, технически, Мейгвайр всегда мог корректировать его движение вперёд в любом месте до Гейры, когда он должен был отправиться через Море Правосудия. К сожалению, любому сообщению от Гектора требовалось бы больше месяца, чтобы достичь Мейгвайра, или вернуться назад, что делало любое понятие о тесной координации фантазией.

— Я буду консультироваться с адмиралом Чёрной Водой сегодня днём, отче, — сказал князь после некоторой паузы. — Тогда я лучше буду знать, нужно ли будет отправить какие-либо сообщения Викарию.

— Конечно, Ваше Высочество. — Челмирц поклонился. — Если это окажется необходимым, пожалуйста, не стесняйтесь сообщить мне.

— Конечно, отче, — пообещал Гектор.

* * *

— Я не могу этого сделать, Ваше Высочество, — сказал своему венценосному князю Эрнист Линкин, герцог Чёрной Воды. Он был плотным, мускулистым мужчиной с короткой бородой с проседью и выражением, которое в последнюю пятидневку становилось всё более пугающим. — Простите, но месяца недостаточно. Это просто невозможно сделать так быстро.

— Я уже знаю это, Эрнист, — сказал Гектор. — Мне нужно знать, какую часть флота мы можем подготовить к действию к тому времени.

Чёрная Вода прищурился и почесал свою жёсткую бородку. Гектор почти чувствовал мучительную интенсивность мыслей герцога. Чёрная Вода не был самым блестящим из корисандийской знати, но он был надёжным, флегматичным и — как правило — невозмутимым. Гектор вызвал его, как только Челмирц ушёл, и герцог прибыл с похвальной скоростью. Теперь он выглядел так, словно хотел, чтобы он этого не делал.

— У нас есть находящиеся в строю галеры, чьи команды сейчас практически полностью укомплектованы, Ваше Высочество, — сказал он, думая вслух, — но по крайней мере полдюжины из них всё ещё находятся в руках верфи. В основном, из-за каких-то мелочей. Все они будут готовы к моменту отплытия. Корабли, находящиеся в резерве — вот что беспокоят меня.

Гектор просто кивнул и подождал настолько терпеливо, как только мог.

— Большинству галер резерва понадобится по крайней мере ещё четыре или пять пятидневок, минимум, на переоборудование. Потом нам нужно будет разместить на них экипажи, и это займёт как минимум ещё несколько пятидневок. Я не вижу никакого способа, чтобы мы смогли получит больше десяти из них, готовых к действиям в течении этого срока. Так что, скажем шестьдесят галер. Остаток не будет в готовности — не пригоден для боя, во всяком случае — по крайней мере, ещё пять пятидневок после этого.

— Понимаю.

Гектор был едва ли удивлён. Галеры, стоящие в резерве, всегда изнашивались, по крайней мере, в какой-то степени, какими бы тщательными не были усилия по техническому обслуживанию. Было совершенно не удивительно для них, что они стали полностью гнилыми за удивительно короткое время. Предполагая, что оценка Чёрной Воды была точной, верфь должна была работать необыкновенно хорошо, чтобы так быстро вернуть весь резерв опять на службу.

— Очень хорошо, Эрнист, — сказал он через мгновение. — Если это самое лучшее, что мы можем — это лучшее, что мы можем сделать. И если всё пойдёт согласно плану, пройдёт ещё два месяца, прежде чем мы на самом деле должны будем задействовать их в бою.

— Я это понимаю, Ваше Высочество. Вот эта часть «пойдёт согласно плану», как раз немного и беспокоит меня. — Чёрная Вода покачал головой. — При всём уважении, временные рамки слишком напряжённые для всего этого.

— Я склонен согласиться, — сказал Гектор с существенным преуменьшением. — К сожалению, мы мало что можем сделать по этому поводу. И, по крайней мере, Хааральд получит ещё меньше информации о том, что мы делаем. Я уверен, что у него есть свои агенты здесь, в Кориcанде, но к тому времени, когда они осознают, что мы мобилизуем флот и доставят ему сообщение об этом, мы уже будем в пути.

— Я не могу сказать, что мне жаль слышать это, Сир, — откровенно сказал Чёрная Вода. 

IV Королевский Порт, Королевство Чизхольм

— Месяц? — Адмирал Зозеф Хёрст посмотрел на графа Шарпфилда и покачал головой. — Это не очень долго, — мягко заметил он, и Шарпфилд кисло усмехнулся.

— Вот что мне всегда нравилось в тебе, Зозеф, — сказал он. — Этот дар преуменьшения.

— Что ж, по крайней мере, нам будет легче оставить большую часть нашего резерва дома, — заметил Хёрст.

— Правда. — Шарпфилд кивнул. — Даже без наших отборных идиотов.

Он подошёл к окну своего кабинета и посмотрел на панораму города Королевский Порт и сверкающую воду залива Кракена. Королевский Порт был основан почти сто лет назад, чтобы служить основной базой Чизхольмского Флота. С того места, где он стоял, он мог видеть, как бригады рабочих на верфи роятся над поставленными вплотную резервными галерами, как чёрные насекомые, крошечные на расстоянии. Портовые плавсредства разного назначения усеивали гавань за ними, связанные с другими галерами, или двигаясь туда-сюда между ними и береговой инфраструктурой.

Это была сцена суетливой деятельности, которая продолжалась на полных трюмах уже более трёх пятидневок. И которая, как он надеялся, выглядела достаточно деятельно, даже если такой не была. Или, возможно, потому что такой не была.

— Какой идиот придумал, что мы можем перевести флот с рельсов мирного времени на военные без каких-либо предварительных предупреждений менее чем за два месяца? — спросил Хёрст.

— Без сомнения, это уважаемый викарий Аллайн, — ответил Шарпфилд.

— Ну, я думаю, это всё объясняет. Похоже, он думает, что отправка галеры в море так же проста, как запрягание тягловых драконов в армейские грузовые фургоны.

— Я сомневаюсь, что он совершенно не осведомлён о морских реалиях, — мягко сказал Шарпфилд. — И, хотя я уверен, что его недостаток морского опыта играет определённую роль, это действительно не так глупо, как может показаться нам.

— При всём моём уважении, милорд, — сказал Хёрст, — ожидать, что мы предоставим все наши силы, «готовыми к битве во всех отношениях», если я правильно помню сообщение, у берегов Черис через два месяца с сегодняшнего дня — это так глупо, как только бывает.

— Если бы он действительно ожидал, что мы сможем это сделать, так было бы, — согласился Шарпфилд. — Я очень сомневаюсь, что он ожидает этого. Конечно, он не признается в этом. Вся задача состоит в том, чтобы доставить нас к Черис с таким большим количеством кораблей, насколько это в человеческих силах, и выдвижение невозможных требований должно вдохновлять нас на то, чтобы работать лучше, чем мы думаем, что мы можем. Но главная цель его стратегии — заставить нас, Гектора и Нармана сконцентрироваться так быстро, как это только возможно. Он полагает, что Хааральд даже не узнает, что мы наступаем, до тех пор, пока мы уже не будем там, что означает, что это будет наши действующие силы против его действующих сил. Это даёт нам преимущество лучшее, чем три-к-двум, даже если предположить, что ни одна из его находящихся в строю галер не в руках верфи. И наши резервные подразделения будут иметь по меньшей мере двухмесячное опережение над ним.

— Было бы ещё разумнее подождать до тех пор, пока большинство всех наших сил не будут готовы, — сказал Хёрст. — Три-к-двум звучат хорошо, но два-к-одному звучат, Шань-вэй их побери, намного лучше против кого-то вроде Черис.

— Согласен. — Шарпфилд кивнул. — Я не сказал, что согласен с ним, только, что его стратегия в основном производит впечатление — или, по крайней мере, кажется, что она может такой показаться на первый взгляд. И не забудь, Зозеф, мы не должны сражаться с Хааральдом до тех пор, пока не прибудут Долар и Таро.

— Тогда мы должны ждать, пока они не окажутся здесь прежде, чем мы начнём движение, — заключил Хёрст.

— Если это не выяснится, мы поймаем Хааральда достаточно сильно врасплох, чтобы пройти мимо острова Замка́ и Ключей прежде, чем он узнает, что мы наступаем, — заметил Шарпфилд. — Я признаю, что это маловероятно, но это возможно.

— Я полагаю, что всё возможно, милорд. — Хёрст поморщился. — Однако, некоторые вещи более вероятны, чем другие.

— Конечно, но, если вы не попробуете, вы никогда не узнаете, возможно ли это или нет, правда? 

V Королевский Дворец, Эрейстор

— Это было скверной штукой для моего слона, дорогой.

— Чепуха. — Князь Нарман усмехнулся, положив ониксового слона в нужную нишу в отделанном бархатом футляре. — Это просто возмездие за то, что ты сделала с моей ладьёй за два хода до этого.

— Ну, даже если это и не было скверно, это было по крайней мере непочтительно, — сказала его жена.

— Вот это, — признал он с той улыбкой, которую мало кто когда-либо видел у него, — может быть обоснованным обвинением. С другой стороны, — он поднял нос со слышимым шмыганьем, — я князь, а князья иногда должны быть непочтительными.

— Понятно. — Княгиня Оливия посмотрела на инкрустированную шахматную доску между ними, и улыбка затаилась в её глазах. — Ну, в таком случае, я не чувствую, что будет так уж плохо указать тебе, что это было не только непочтительно, но и неразумно.

Брови Нармана поднялись, затем опустились от внезапного ужаса, когда она переместила одного из своих коней. Этот шаг угрожал его ферзю… которого он больше не мог переместить в безопасную позицию, потому что движение коня также очистило вертикаль, которую он занимал, подвергая его короля обнаружившемуся шаху от оставшегося слона. Это было возможно только потому, что взятие другого её слона перенесло его оставшуюся ладью из позиции, где можно было бы заблокировать шах.

Он сидел и смотрел на ситуацию несколько секунд, затем вздохнул и вывел своего короля из-под шаха. В ту же секунду её конь налетел и вывел из игры его ферзя.

— Знаешь, — сказал он, откидываясь назад, пока он обдумывал свой следующий ход, — теперь-то я должен понимать, что всякий раз, когда ты предлагаешь мне приятный, сочный приз, подобный этому, всегда есть крючок где-то внутри приманки.

— О, нет, — скромно сказала она. — Иногда я оставляю их там без крючка. Просто чтобы побудить тебя клюнуть в следующий раз.

Нарман рассмеялся и покачал головой, затем осмотрел библиотеку.

Принцесса Мария склонилась над историческим текстом в одном из оконных сидений. Почти восемнадцатилетняя, она приближалась к брачному возрасту, хотя на горизонте не было немедленных перспектив. К счастью, изящный профиль, выгравированный светом лампы на её плече, доказывал, что она взяла от своей изящной привлекательной матери больше, чем от отца. У неё также был материнский озорной характер.

Принц Нарман, её младший брат, в четырнадцать лет был похож на гораздо более молодую — и стройную — версию своего отца и тёзки. Однако, он не интересовался историческими текстами. Он был погружён в роман, и, судя по его полному решимости выражению, тот должен был содержать довольно много всего про отчаянную храбрость. Не говоря уже о мечах, хаосе и убийствах.

Их младшие дети, принц Тревис и принцесса Фелейз, были в детской на попечении нянь. Должно было пройти ещё несколько лет, прежде чем им доверят библиотечные дорогостоящие тома.

Были моменты, подобные этому, когда Нарману почти хотелось, чтобы он не был так глубоко вовлечён в великую игру. К сожалению, он был, и он намеревался оставить Нарману Младшему гораздо большее и могущественное княжество, чем унаследовал он сам. Кроме того, каковы бы ни были недостатки этого, это была единственная игра, в которую действительно стоило играть.

Его улыбка слегка искривилась от этой мысли. Затем он встряхнулся и обратил внимание на свою жену.

Оливия с любовью улыбнулась ему, привыкшая к тому, как иногда блуждали его мысли. Их брачный союз не был результатом возвышенной, страстной любви. Оливия была дочерью побочной ветви предыдущего правящего дома, и её брак с Нарманом — организованный, когда ей было всего четыре года — был частью клея, скрепляющего приверженцев старого правящего режима с новой династией. Она была выращена с точным пониманием этого, но Нарман знал, что она действительно любит его, и он часто был удивлён тем, насколько далеко он заходил, заботясь о ней. Он не был, как он это понял давным-давно, тем типом человека, который позволяет людям приближаться к себе, но каким-то образом Оливия проникла внутрь его защиты, и он был рад, что она это сделала. Совместное воспитание четырёх детей, во многих отношениях, помогло им сблизиться ещё ближе, и он очень уважал её интеллект. В связи с этим, он часто хотел, чтобы он мог назначить её в свой Тайный Совет, но это было бы немыслимо.

— Ты собираешься сходить когда-нибудь этим вечером, дорогой? — ласково спросила она, и он рассмеялся.

— Как только я оправлюсь от шока твоей вероломной засады, — сказал он ей. — На самом деле, я думаю, что я только что…

Кто-то резко постучал по двери библиотеки. Нарман повернул голову на звук, нахмурив брови. Все дворцовые слуги знали, что, когда он проводит вечера с Оливией и детьми, его нельзя беспокоить.

Дверь открылась, и один из дворцовых лакеев появился в проходе, глубоко поклонившись.

— Прошу прощения, Ваше Высочество, — сказал он, немного нервно. — Я глубоко сожалею о том, что беспокою вас, но епископ-исполнитель Уиллис только что прибыл во дворец. Он говорит, что ему чрезвычайно срочно нужно поговорить с вами.

Нахмуренные брови Нармана взлетели вверх, и он услышал крохотный вздох удивления Оливии. Мария оторвала взгляд от своего исторического текста, её собственное выражение было полно изумления, и немало дурного предчувствия. Младший Нарман был слишком глубоко погружён в свой роман, чтобы что-то заметить.

— Мне жаль, дорогая моя, — сказал Нарман Оливии через один или два удара сердца. — Похоже, нам придётся закончить эту игру позже. Возможно, завтра вечером.

— Конечно. — Её голос был невозмутимым, почти спокойным, но он видел, что в её глазах горели вопросы. Вопросы, которые, как он знал, она не задала бы.

— Прости меня за то, что я сбегаю, — продолжил он, поднимаясь и наклоняясь, чтобы поцеловать её лоб. — Я приду в постель, как только смогу.

— Я понимаю, дорогой, — сказала она и, посмотрела, как он широким быстрым шагом вышел из библиотеки.

* * *

— Ваше Высочество, я приношу свои извинения за то, что прибыл с такой непристойной поспешность в такой час, — сказал епископ-исполнитель Уиллис Грэйсин, когда он был проведён в небольшую уединённую приёмную.

Лакей ушёл, и епископ-исполнитель остался наедине с князем и только одним телохранителем.

— Ваше Высокопреосвященство, я уверен, что никаких извинений не требуется, — сказал Нарман, вежливо выигрывая время. — Я очень сомневаюсь, что вы бы пришли с визитом в такой час, без предварительного уведомления о том, что вы придёте, кроме как при неотложных обстоятельствах. Пожалуйста, расскажите мне, что я могу сделать для вас.

— На самом деле, Ваше Высочество, это в некотором роде щекотливый вопрос, — сказал Грэйсин. Его тон был одновременно извиняющимся, смущённым и возбуждённым, и собственное любопытство Нармана — и его мрачное предчувствие — разгорелось ярче.

— Курьерский корабль Церкви прибыл сюда, в Эрейстор, менее трёх часов назад, Ваше Высочество, — продолжил священнослужитель. — Конечно, он привёз депеши. Но когда я открыл их, я обнаружил, что, по-видимому, ко мне ранее был отправлен ещё один курьерский корабль. Это судно так и не прибыло, и я могу только предположить, что оно пошло ко дну где-то в Чизхольмском Море во время шторма, который был в прошлом месяце.

Епископ-исполнитель сделал паузу, и позвоночник Нармана напрягся. Он сел прямее в своём кресле, и его лицо, как ему было хорошо известно, было слишком точным показателем его внезапно разгоревшегося предчувствия. Независимо от того, что могли содержать сообщения с погибшего курьерского судна, это должно было быть жизненно важно для повторной пересылки, раз уж Грэйсин прибыл во дворец в столь поздний час. Особенно, если само это сообщение прибыло менее чем за три часа до этого.

— Как я уверен, вы, должно быть, догадались, Ваше Высочество, предыдущий курьерский корабль перевозил критически важные сообщения. Сообщения от канцлера Трайнейра и архиепископа Лиама, адресованные одновременно и вам и мне. К счастью, когда курьерский корабль не вернулся в Трейлис по расписанию, были отправлены копии сообщений. Теперь они прибыли.

— Понимаю, — сказал Нарман. Затем он поднял голову. — На самом деле, Ваше Высокопреосвященство, я не понимаю. Пока нет.

— Простите меня, Ваше Высочество. — Грэйсин почти нервно улыбнулся. — Я боюсь, что это сильно отличается от тех видов поручений, которые я обычно выполняю для Матери-Церкви. Хотя, на самом деле, насколько я понимаю свои указания, я здесь не от имени Матери-Церкви. Я здесь от имени канцлера Трайнейра в его роли Канцлера Рыцарей Храмовых Земель.

Нарман почувствовал, как у него перехватило дыхание.

— Ваше Высочество, — начал Грэйсин, — Канцлер становится всё больше обеспокоенным очевидными амбициями Хааральда Черисийского. Соответственно, говоря от имени Рыцарей Храмовых Земель, он проинструктировал меня сказать вам, что…

* * *

Луна стояла высоко в безоблачном небе, проливая великолепный серебряный свет над дворцовыми садами. Небольшая группа заботливо выведенных ночных виверн, которыми справедливо славился Изумруд, сладко свистела и выводила трели в пальмоподобных ветках деревьев, а прохладный ветерок пролетал через открытое окно зала совета.

Спокойствие садов являло резкий контраст с лицами людей, находящихся в этой зале.

— Я не могу в это поверить, — сказал граф Сосновой Лощины. — Я просто не могу в это поверить!

— Это, к сожалению, не меняет ситуацию, Тревис, — довольно нетерпеливо сказал Нарман.

— Я знаю. — Первый советник позволил себе отчётливо вздрогнуть и криво улыбнулся своему кузену. — Я сожалею. Просто так без всякого предупреждения, вывалить это на нас посреди ночи…

— Если ты думаешь, что это стало неожиданностью для тебя, тебе бы стоило быть там, когда Грэйсин вывалил это на меня.

— Я бы предпочёл даже не представлять этого, если не возражаешь, — сказал более нормальным голосом Сосновая Лощина.

— Вещь, которая пришла мне на ум, мой князь, — сказал Хэл Шандир, — это поинтересоваться, что могло бы вызвать это. Ни один из наших контактов в Зионе или в Храме даже не предполагал, что «Группа Четырёх» может рассматривать возможность чего-то подобного этому. Могу ли я спросить, не делал ли епископ-исполнитель каких-либо намёков на то, что за этим может стоять Гектор?

— Я не думаю, что первоначальная идея была его собственной, — откровенно сказал Нарман. — Лично я был бы склонен усомниться в том, что Гектор организовал это. Кстати, это выглядит так, словно это разработали, чтобы дать ему всё, что он когда-либо хотел — или, по крайней мере, заставить его думать, что он это получит — но нет способа, которым он мог бы так сильно повлиять на «Группу Четырёх». Нет, — покачал головой князь, — я предполагаю, что это Клинтан. Хааральд, должно быть, наконец-то сделал что-то, чтобы подтолкнуть его перейти через черту, и это должно по меньшей мере казаться достаточно угрожающим, чтобы позволить ему увлечь трёх других вслед за ним.

— Мой князь, — сказал Шандир необычайно тихим голосом, — я прошу прощения.

Нарман резко взглянул на него, выражение его лица стало вопросительным, и его начальник разведки глубоко вздохнул.

— Я должен был быть в состоянии снова заполучить хотя бы нескольких агентов в Черис, Ваше Высочество, — сказал он. — Если бы я сделал это, мы могли бы, по крайней мере, знать, что было причиной этого. И, — он сделал ещё один глубокий вдох, — мы могли бы со временем понять, что происходит.

— Я не буду притворяться, что я доволен ситуацией в Черис, — ответил ему Нарман. — Но, судя по тону сообщений Трайнейра, даже если бы у нас были там агенты, они, возможно, не поняли бы, что там носится в воздухе. На самом деле я сомневаюсь, что у кого-нибудь в Черис есть представление о том, что вот-вот произойдёт.

— Я уверен, что это часть их задумки, мой князь, — сказал Гарт Ральстен, граф Мандир. Мандир был старшим адмиралом Нармана, и выражение его лица было мрачным.

— Я уверен, что это часть их задумки, — повторил он, убедившись, что завладел вниманием Нармана. — Но это ставит нас в шань-вэйски сложное положение. Это было бы достаточно плохо, если бы первоначальные сообщения дошли вовремя, но мы потеряли большую часть целого месяца.

— Честно говоря, — сказал Сосновая Лощина, — весь тон этой… корреспонденции, если я могу это так назвать, беспокоит меня. Нам не помогают, Ваше Высочество, нам приказывают делать то, что хотят от нас Трайнейр и Клинтан. И из того, что я прочитал в этих сообщениях, — он постучал по тщательно освещённому письму, о котором шла речь, лежащему на совещательном столе перед ним, — то, что Гектор является старшим партнёром «Группы Четырёх» вызывает беспокойство. Это не союз равных. От нас требуют поддержать Гектора… и отдать наш флот под командование его адмиралов.

— Уверяю тебя, что это больше, чем просто «беспокоит» меня, — ответил Нарман.

Он начал говорить что-то ещё, затем остановился и проглотил невысказанные слова. Даже здесь, среди своих ближайших советников, он не вполне осмелился показать этот чистую, обжигающую ярость, которую он ощутил, когда понял, что «Группа Четырёх» увидела во всём его княжестве разбойника, которому она может свистнуть из прихоти и приказать перерезать горло тому, кто её раздражал.

— Но, — продолжил он через мгновение, — тем не менее, чтобы я не думал об этом, у нас с этим проблемы. Ведь никто здесь не думает, что отказ от «помощи» канцлера Трайнейра по этому вопросу был бы целесообразным?

Никто нечего не сказал, да это было и не нужно, и кислая улыбка Нармана отразила что-то, похожее на неподдельное веселье.

— В таком случае, — сказал он, — действительно важный вопрос тебе, Гарт. Возможно ли, чтобы мы уложились в это расписание?

— Я не знаю, Ваше Высочество, — откровенно сказал Мандир. — Я не буду знать, пока у меня не будет возможности пинками разбудить кого-то из моих сотрудников, и заставить их начать задавать правильные вопросы на верфи. Первое, что приходит мне в голову — маловероятно, что мы сможем активировать резерв вовремя. Нам поставили условие, что весь наш флот был готов к бою в начале ноября, но никто не предупредил нас, что вот это случится. Одно только полное укомплектование наших находящихся в строю галер напряжёт наши нынешние трудовые ресурсы до предела. Нам придётся разослать группы вербовщиков, чтобы укомплектовать резерв, а каждый моряк-торговец, который может увидеть молнию и услышать гром, понимает, что вербовщики появляются, когда мы начинаем комплектовать резерв. Поэтому они будут прятаться. Что даже не учитывает, где мы находимся в границах поставок, которые нам нужны.

Он покачал своей головой.

— Ваше Высочество, я сделаю всё возможное, но я не уверен, что мы сможем снарядить и укомплектовать людьми весь резерв, в рамках первоначального временного графика. С учётом времени, которое мы потеряли, просто чтобы узнать об этом…

Он снова покачал головой.

— Я не могу сказать, что я удивлён, услышав это, — сказал Нарман. — И, честно говоря, я не уверен, что я не рад услышать это.

Мандир удивился этому, и князь резко усмехнулся.

— Гектор знает об этом дольше нас, — сказал он. — Это очень очевидно из характера сообщений Трайнейра. Поэтому он уже начал приводить свой флот в боевую готовность. Ну, если мы будем обязаны следовать его приказам, то я бы так же посмотрел, как его адмиралы будут вынуждены взять на себя инициативу. Он будет думать с точки зрения своей собственной выгоды от этого. Что ж, пусть заплатит за это. Это не наша вина, что никто не сообщил нам об этом об этом достаточно быстро. Разумеется, мы сделаем всё возможное, — тонко улыбнулся он, — но никто не сможет обвинить нас, если мы не сможем получить большую часть резерва, оборудованного и укомплектованного за тот, к несчастью короткий, срок, который нам доступен. 

Ноябрь, 891-й год Божий 

I Якорная стоянка Королевского Черисийского Флота, Остров Замка́

Весенняя ночь была тёплой и влажной, и далеко на западе, над Бухтой Хауэлл, там, где флот бросил якорь, вспыхивали молнии.

Мерлин стоял рядом с Кайлебом на шканцах КЕВ «Неустрашимый»[4], Арнальд Фалкан стоял позади них. Резкие команды прорезали темноту, но они были как будто приглушёнными, словно люди, отдающие их, верили, что, если все они будут очень тихими, никто не заметит, что они делают.

Мерлин слегка улыбнулся при этой мысли, несмотря на напряжённость, сворачивающуюся внутри. В общей сложности тридцать два галеона вокруг него пришли в движение. Тридцать из них были военными кораблями Королевского Черисийского Флота; два других были реквизированными торговцами, которым было поручено служить кораблями снабжения. В отличие от всех остальных, его искусственные глаза могли чётко различить каждый из них, и часть его напряжённости была связана с реальной возможностью столкновения, поскольку один за другим эти фундаментально неуклюжие парусники поднимали свои якоря и ставили паруса. К счастью, ветер благоприятствовал им, дуя с запада стабильно, но не слишком сильно.

Но этот естественный страх перед случайными происшествиями был лишь частью его напряжённости, и притом не самой большой.

Известие о мобилизации военно-морских сил Корисанда, Чизхольма, и Изумруда неотвратимо распространялось всё шире, разнесённое нервничающими торговыми шкиперами по всем портам от Менчира до Танжира. Когда новость достигла Черис, Хааральд ответил закрытием её территориальных вод и выдворением всех иностранных грузоперевозчиков. Его враги ожидали такого ответа. На самом деле, возможно, у них бы появились подозрения, если бы он не сделал этого, и если он был немного меньше, чем нежным с купцами из Корисанда или Изумруда, кто мог обвинить его?

Он также направил просьбу о помощи своему «союзнику», королю Горже, как это было предусмотрено их договорами. Эта просьба была тщательно рассчитана так, чтобы её прибытие указывало на то, что Хааральд узнал, что Корисанд и его союзники мобилизуются не больше трёх пятидневок назад. И до своего отбытия, ни один из экипажей тех изгнанных торговых судов не видел никаких доказательств того, что Королевский Черисийский Флот готовит свои резервные галеры к войне. Когда же они уходили, некоторые из них увидели признаки начавшихся в последнюю минуту отчаянных усилий по мобилизации, очевидно указывающих на то, что Гектор Корисандийский и его союзники сумели застать Хааральда врасплох.

В этот самый момент, как знал Мерлин, объединённые силы Чизхольма и Корисанда уже были в пути, направляясь в Эрейсторскую Бухту для формирования того, что Хааральд окрестил «Северной Группой». Галеры Черисийского Флота уже были собраны для защиты Бухты Каменной Банки, а дозор из разведывательных кораблей развёрнут, чтобы продолжать издалека наблюдать за Эрейсторской Бухтой.

Это тоже было ничуть не меньше того, что ожидали враги Черис.

Но за спиной этого дозора, скрытый от любых враждебных глаз, флот галеонов медленно, но неуклонно выдвигался из переполненной гавани острова Замка́, и его задачей была «Южная Группа».

Остров Замка́ был самой важной изолированной военно-морской базой Королевства Черис. Расположенный почти точно по середине длинного узкого пролива, известного как Глотка, он был сильно укреплён и отделён от материка двумя каналами.

Южный канал имел ширину в двадцать четыре мили во время прилива, но он суживался до двенадцати при отливе, когда на поверхность появлялся донный ил, и большая часть этих двенадцати миль становилась слишком мелкой для морских судов. Основной судоходный канал, отмеченный несколькими острыми изгибами, был небольшим, шириной всего в пару миль в любой точке, и он проходил всего лишь в двух тысячах ярдов от батарей острова Замка́.

Северный канал был глубже чем Южный, несмотря на то что его ширина во время прилива была всего восемнадцать миль. Во время отлива он был меньше пятнадцати, но основной судоходный канал был почти в восемь миль шириной в самом узком месте, и он также был гораздо менее извилистым, чем на юге. Это означало, что даже глубокосидящие корабли могли использовать его, проходя вне пределов досягаемости береговых батарей с обеих сторон. Это обстоятельство делало Северный канал тем, что требовало военных кораблей для защиты… а также объяснило, почему галеоны, выходящие в море во время отлива, проходили между островом Замка́ и Северным Ключом, соответствующей крепостью на дальней стороне канала.

Географическое положение Глотки было как огромным стратегическим преимуществом, так и, почти одинаково, огромной помехой для Черис. Оно сделало всё пространство Бухты Хауэлл лучшим по неприступности местом до тех пор, пока Черисийский Флот удерживал остров Замка́ и Ключи, но это также означало, что сильный восточный ветер мог эффективно закрыть Глотку для всего парусного транспорта. Достаточно сильный ветер мог закрыть её даже для галер, что — как заметил Хааральд — могло бы удерживать весь обороняющийся флот за островом Замка́.

К счастью, преобладающие ветры были с севера и северо-запада. Так было сегодня, хотя весна была сезоном, когда в Бухте Каменной Банки с большей вероятностью дули случайные сильные восточные ветры. Даже тогда, однако, ветер чаще всего дул с северо-северо-востока, чем прямо с востока, благодаря укрывающим массивам суши Серебра и Изумруда.

Даже тесных вод Северного Канала могло быть достаточно, чтобы вызвать некоторую тревогу, но это также означало, что огни крепостей, и особенно стофутовой башни маяка на самой высокой точке острова Замка́, были очень заметны. Несмотря на темноту, они предоставили рулевым, поочерёдно направляющим галеоны вниз по каналу, превосходные наземные навигационные ориентиры, и Мерлин неоднократно напомнил себе об этом, когда пришла очередь «Неустрашимого» начать выдвигаться вперёд.

— Полагаю, мне следовало бы сказать что-то вроде «Мы наконец-то в пути!», — сказал Кайлеб рядом с ним, когда белые усы начали закручиваться назад от форштевня галеона. Голос кронпринца звучал бы удивительно спокойно для людей, которые не знали его хорошо.

— Можешь и так сказать, — рассудительно ответил Мерлин. — К сожалению, если бы ты это сделал, Арнальд и я были бы вынуждены задушить тебя и выбросить тело за борт.

Кайлеб усмехнулся, и Мерлин улыбнулся.

— По крайней мере, флот не думает, что мы сумасшедшие, — сказал принц.

— Это так, — согласился Мерлин. — На самом деле, я думаю, твой отец придумал идеальную историю прикрытия.

— И заодно это создаст много неприятностей Горже, когда это наконец дойдёт обратно до Храма, — заметил Кайлеб с блаженной улыбкой.

— Что придаёт этому определённую остроту, не так ли? — сказал Мерлин, сам улыбаясь до ушей.

Официальное объяснение того, как Хааральд узнал, что ему нужно вывести свои галеоны в море — и куда их отправить — заключалось в том, что один из шпионов барона Волны Грома в Таро раскрыл планы «Группы Четырёх». Он якобы купил их там у кого-то при дворе, что, как заметил Кайлеб, должно было сделать ситуацию… интересной для Горжи и его ближайших советников, когда известие об этом неизбежно дойдёт до Клинтана и его сообщников. И это очень аккуратно объясняло — исключая таинственные видения некоего сейджина Мерлина — как Хааральд смог спланировать свой контрудар.

Он и принц несколько мгновений стояли улыбаясь друг другу, но потом выражение Кайлеба стало серьёзным.

— Все мы — всё это — действительно зависим от тебя, Мерлин, — тихо сказал он, и Мерлин смог ясно увидеть выражение его лица, несмотря на темноту. — Без тебя ни один из этих кораблей не был бы здесь. И без тебя, мы могли бы быть так же удивлены этой атакой, как, мы надеемся, они продолжат думать, что мы удивлены. На случай, если я ещё не сказал этого в таком множестве слов — спасибо.

— Не благодари меня, — сказал человек, который когда-то был Нимуэ Албан. — Я сказал твоему отцу при самой первой нашей встрече. Я использую Черис, Кайлеб.

— Я знаю это, — просто сказал Кайлеб. — Я знал это с самого начала. Я бы знал это, даже если бы отец не сказал мне того, что ты сказал тем утром. И я знаю, что ты чувствуешь себя виноватым в этом.

Глаза Мерлина сузились. Глаза Кайлеба не имели возможности Мерлина собирать и усиливать свет, но принц всё равно улыбался, словно он мог видеть лицо Мерлина.

— Рейджис и я попытались рассказать тебе тогда в Цитадели, — сказал он. — Ты не причина этого Мерлин; ты только привлёк к этому внимание немного раньше, чем это могло бы произойти в любом случае. И, по ходу дела, ты дал нам, как минимум, шанс на выживание.

— Возможно, так и есть, — ответил Мерлин через несколько секунд, — но это не меняет того факта, что многие люди будут убиты.

— Многие люди были бы убиты и без тебя, — сказал Кайлеб. — Различие — и я надеюсь, ты простишь меня за то, что я скажу, что это различие, которую я одобряю, — именно в том, кто будет убит. Я достаточно эгоистичен, чтобы предпочесть, чтобы это были подданные Гектора Корисандийского, а не моего отца.

— И, говоря от лица тех самых подданных, если позволите, — вставил Фалкан позади них, — я одобряю это так же сильно, как и вы, Ваше Высочество.

— Теперь ты понимаешь? — Кайлеб теперь почти потешался над Мерлином.

Помимо своей воли, Мерлин понял, что улыбается в ответ. Затем он покачал головой и похлопал Кайлеба по плечу. Принц ещё раз усмехнулся, более мягко, и они снова повернулись к планширю, наблюдая за ночью, в которой галеоны неуклонно двигались вперёд во тьму.

II Пролив Приговора, Южный океан

Когда граф Тирск вытащил себя через входной порт на палубу «Короля Ранилда» он обнаружил, что задыхается от одышки, и поэтому он потратил минуту, чтобы отдышаться после преодоления скоб-трапа на возвышающемся борту огромной галеры. Это был длинный подъём для человека в возрасте его пятидесяти лет, который уже не делает столько упражнений, сколько он, возможно, должен бы был, но он делал это достаточно часто на протяжении утомительных пятидневок этого долгого тихоходного плавания, чтобы привыкнуть к этому. И, по крайней мере, в этот раз он чувствовал определённую мрачную уверенность в том, что его идиотский «адмирал-генерал» должен будет выслушать его.

Корабль, как он отметил, уже не был безупречным экспонатом флота, который покинул залив Горат в середине октября. Теперь он был покрыт солью, его позолота и великолепная окраска были потрёпаны брызгами и погодой, а единственный парус унесло недавним штормом. Его экипаж хорошо поработал, чтобы спасти мачту, но запасная рея была короче, чем та, которую унесло вместе с парусом, и она выглядела нескладно, практически необработанно.

Это не помогло, так как правый фальшборт и трап над гребной палубой были разрушены на протяжении более двадцати футов, когда одна из гороподобных штормовых волн обрушилась на неё. Были и другие признаки повреждений на палубах, в том числе, по крайней мере, одна проломленная крышка люка. У корабельного плотника и его помощников было достаточно ремонта, чтобы занять их, а ещё он слышал мрачное, терпеливое звяканье насосов. Он также слышал стоны раненых, доносившиеся сквозь полотна воздухоуловителей, натянутых для вентиляции жилой палубы галеры, и знал, что она потеряла как минимум, два десятка убитыми и ранеными.

Честно говоря, он был поражён тем, что эта неуклюжая «расфуфыренная безделушка» вообще смогла выжить. Её капитан должно быть был гораздо более компетентным, чем он думал.

— Милорд, — раздался голос, и он повернулся, чтобы обнаружить у своего плеча одного из младших флаг-лейтенантов.

Молодой человек имел вид одного из породистых, нетренированных аристократических юнцов, которые присоединились к «персоналу» Мэликая. Но его красная форменная куртка была заляпана пятнами от солёной воды и порвана на одном плече, а обе его руки были сильно перевязаны. Видимо, он нашёл для себя какое-то полезное дело во время шторма, и Тирск улыбнулся ему более тепло, чем мог бы в противном случае.

— Да? — спросил он.

— Милорд, герцог и командиры эскадр собрались в главной каюте. Могу я проводить вас на совещание?

— Конечно, лейтенант.

— Тогда, будьте любезны, сюда, милорд.

* * *

Главная каюта «Короля Ранилда» была так же великолепно отделана, как и сама галера, хотя доски, поспешно прибитые к одному из разрушенных штормом кормовых окон, и общие свидетельства вызванных водой повреждений, скорее умаляли её великолепие. Герцог Мэликай был высоким мужчиной с цветущим лицом, со светлыми волосами и белой кожей, доставшимися ему от его родившейся в Тигелкампе матери. В отличие от повреждённой водой каюты, или лейтенанта, который привёл сюда Тирска, он был совершенно ухожен, без внешних признаков шторма, который пережил его флагман. Тщательно подстриженная бородка маскировала терпимый дефект слегка скошенного подбородка, но его плечи были широкими, его телосложение было внушительным, и у него было то, что придворные дамы упорно описывали как высокий и благородный лоб.

«На самом деле», — подумал Тирск, — «у него, наверное, даже где-то есть работающий мозг. Просто слишком сложно различить его снаружи».

Мэликай оторвался от обсуждения с двумя более младшими коммодорами, когда Тирска препроводили в каюту.

— Ах, милорд! — сказал он сияя так, словно Тирск был одним из его любимчиков. — Приятно видеть вас здесь.

— Благодарю вас, Ваша Светлость, — ответил Тирск с более сдержанной, но одинаково неискренней улыбкой. — И я хотел бы сказать, что я был очень впечатлён тем, как капитан Экирд управлял своим кораблём в крайне неблагоприятных обстоятельствах.

— Я передам ваш комплимент капитану, — заверил его Мэликай, но улыбка герцога, казалось, немного заострилась от напоминания о неистовой погоде, с которой столкнулся флот. Или, возможно, от иносказательного напоминания о том, где флот столкнулся с ней. Затем он оглядел каюту — переполненную, несмотря на её роскошные размеры — и громко откашлялся.

— Джентльмены, джентльмены! — сказал он. — Я полагаю, что сейчас все уже собрались, поэтому позвольте нам заняться делом.

Конечно, это было не так просто. Тут были неизбежные махинации за место вокруг великолепного стола. Ещё там были почти неизбежные бутылки прекрасного бренди, не говоря уже об обязательных льстивых комплиментах его качеству. Один или два коммодора вокруг стола выглядели такими же нетерпеливыми, как себя чувствовал Тирск, но большинство из этих офицеров были достаточно высокопоставленными, чтобы знать, каковы правила игры, и поэтому они подождали, пока Мэликай опустит свой бокал и оглядится.

— Я уверен, что мы все были довольно встревожены погодой в последнюю пятидневку, — сказал он, и Тирску удалось сдержать грубый взрыв смеха при этом преуменьшении.

— Очевидно, что шторм и его последствия требуют от нас переоценить наш запланированный курс, — продолжил Мэликай своим глубоким, звучным голосом. — Я понимаю, что с самого начала было некое различие в мнениях насчёт нашего наилучшего маршрута. Учитывая твёрдые инструкции, данные Его Величеством перед нашим отплытием, неоднократно подтверждённые с тех пор семафорными сообщениями, мы явно были обязаны попытаться придерживаться первоначального курса. Кроме того, тароский флот будет ожидать встречи с нами основываясь на том, что мы следовали по нашему первоначальному маршруту.

— Несмотря на это, я считаю, что на нас возложена обязанность рассмотреть альтернативы.

Он откинулся на спинку кресла, довольный своим заявлением, и Тирск потратил секунду, чтобы посмотреть, не отреагирует ли кто-нибудь ещё. Затем он прочистил своё горло в продолжающейся тишине.

— Ваша Светлость, — сказал он, — никто не может оспаривать, что наш долг — следовать нашим первоначальным приказам в той мере, в какой это практически возможно. Однако все отчёты, которые я смог собрать от местных лоцманов и капитанов судов во время нашего путешествия, до сих пор указывают на то, что пролив Шуляра намного сложнее двух проходов вокруг Земли Самсона, особенно в это время года. Сочетание течения и совокупности преобладающих ветров создаёт именно такие условия, с которыми мы столкнулись в последнюю пятидневку, когда мы попытались это сделать. Поэтому я считаю, что мы не имеем другой возможности, кроме как рассмотреть относительные достоинства использования пролива Приговора.

К чести Мэликая, никто не мог услышать, как он скрипит зубами. С другой стороны, никто из собравшихся здесь — включая самого герцога — не мог реально оспаривать то, что только что сказал Тирск. Даже если бы они и захотели, потеря четырёх галер и одного из кораблей снабжения флота была бы довольно сильным аргументом против. И тот факт, что они были вынуждены идти с попутным ветром, до тех пор, пока они не были занесены юго-западнее Земли Самсона, был бы другим.

— Ваша Светлость, — произнёс коммодор Эрайк Ралстин, — я считаю, что граф сделал правильное замечание. И я также хотел бы указать, если позволите, что мы должны встретиться с таросцами у Головы Демона. Если мы будем следовать нашему первоначальному маршруту, мы будем вынуждены пересечь более двух тысяч миль Моря Правосудия, прямо против преобладающих ветров. Навёрстывая расстояние, которое мы проиграли, мы получим общий путь около пятидесяти двух сотен миль.

— С другой стороны, мы уже находимся на подходе к проливу Приговора. Если мы продолжим идти этим проходом, Земля Самсона прикроет нас от наихудшей погоды, приходящей из Моря Правосудия, и мы сможем держаться ближе к западному побережью Армагеддонского Рифа для дополнительной защиты, как только мы пройдём через пролив. И, наконец, если идти через пролив, от нашей нынешней позиции до Головы Демона меньше, чем тридцать восемь сотен миль.

Мэликай угрюмо кивнул, словно каждый из этих доводов ещё не повторялся ему Тирском не менее двух десятков раз в частных беседах. Но эти разговоры произошли до того, как его упрямая приверженность приказам, написанных сухопутными крысами, которые просто нарисовали линию на карте, без учёта ветра, погоды или течений, стоила ему пяти уничтоженных кораблей, ещё дюжины или более, повреждённых, и более четырёх тысяч раненых и погибших.

— Вы и граф Тирск оба высказали убедительные аргументы, коммодор, — сказал герцог после достаточно продолжительной паузы, чтобы дать понять, что он тщательно рассмотрел эти аргументы. — И, хотя никогда нелегко отбросить королевские инструкции, тем не менее, истинный долг офицера иногда требует… переосмыслить его инструкции, чтобы достичь своей цели и намерения, даже если изменяющиеся обстоятельства требует, чтобы он действовал несколько иначе. Как вы и граф указывали, это один из тех случаев.

Он оглядел сидящих вокруг стола и твёрдо кивнул, словно это была его идея.

— Джентльмены, — объявил он твёрдым командным тоном, — флот проследует через пролив Приговора.

III Бухта Эрейстор, Изумруд

Князь Нарман посмотрел через окно своего дворца на переполненную гавань и попытался проанализировать свои эмоции.

С одной стороны, он никогда не ожидал увидеть так много военных кораблей в Бухте Эрейстор и, уж тем более, увидеть их там их с конкретной целью оказания ему помощи в завоевании королевства, устойчивое расширение которого так долго создавало такую угрозу для его собственного княжества. С другой стороны, просто организация питания их экипажей обещала стать логистическим кошмаром, и возник интересный вопрос о том, что должен будет делать командир этого флота после того, как Черис потерпит поражение.

Он капризно нахмурился, лениво пережёвывая кусочек дыни, и подумал о быстро приближающемся совещании адмиралов. По крайней мере, тот факт, что оно проходило на земле, которой правил он, должен был придать ему и графу Мандиру определённый вес на различных военных советах.

С другой стороны, герцог Чёрной Воды всегда мог указать, что он привёл с собой семьдесят галер, по сравнению с пятьюдесятью бывшими у Изумруда и сорока двумя у Чизхольма. Также ещё десять корисандийских галер должны были прибыть в течение следующей пары пятидневок, в то время как должно было пройти, по крайней мере, ещё четыре пятидневки, прежде чем Нарман смог бы ввести в строй любые дополнительные корабли. И их у него в наличии было только двадцать, самое большее.

«По крайней мере, это должно быть интересным обсуждением», — язвительно подумал он, и отправил ещё один кусочек дыни себе в рот.

* * *

Эрнест Линкин, герцог Чёрной Воды, оглядел зал совета с горделивым выражением. Он не мог придраться к тому, что сделали люди Нармана, как бы ему не хотелось. Просторная зала была освобождена от любой другой мебели, которая когда-то её занимала, и оборудована одним огромным столом, окружённым удобными креслами. Стена напротив окон теперь могла похвастаться картами бухты Эрейстор, Черисийского моря, Бухты Каменной Банки и Глотки, а длинный низкий боковой столик чуть не стонал под тяжестью закусок, винных бутылок и хрустальных декантеров нагруженных на него.

Чёрная Вода был бы бесконечно рад провести эту встречу на борту «Корисанда», своей флагманской галеры. Это упрочило бы его позицию и подчеркнуло его авторитет, но он бы ни за что не смог впихнуть такое множество офицеров и их помощников в большую каюту «Корисанда». И, возможно, это было к лучшему. Это могло затруднить ему навязать свою волю, но он должен был учитывать инструкции князя Гектора, предписывающие ему не наступать на пальцы чужих ног больше, чем явно необходимо.

«С другой стороны», — подумал он, — «нет никаких сомнений, кого Церковь — я имею в виду, Рыцарей Храмовых Земель, конечно — хочет видеть ответственным за всё это дело. Это должно стоить, по крайней мере, столько же, как зал совета, каким бы причудливым он не был».

Он терпеливо ждал, пока Нарман закончит вести вежливый разговор с адмиралом Шарлиен Шарпфилдом. Князь не торопился с этим — возможно, чтобы указать, что это было его время. Епископ-исполнитель Грэйсин также присутствовал, стоя рядом с Нарманом, но улыбался всем, кто подходил близко. Если епископ и чувствовал себя неуместно в окружении стольких военных офицеров, он не выказывал никаких признаков этого.

Наконец, однако, Нарман подошёл к креслу во главе стола и уселся. Грэйсин последовал за ним, садясь по правую руку от него, и все остальные так же устремились к столу.

Чёрная Вода занял своё кресло на противоположной от Нармана стороне стола, и, как только оба они уселись, остальная орда офицеров и штабистов нашла свои места.

Князь снова подождал, на этот раз, пока перестанут скрипеть кресла и затихнет шорох движений, а затем с улыбкой оглядел стол.

— Милорды, позвольте мне приветствовать вас в Изумруде. Я уверен, что все мы хорошо осведомлены о нашей цели, чтобы не требовать от меня повторения. И, говоря по правде, мой собственный военно-морской опыт, по меньшей мере, ограничен. Граф Мандир будет представлять Изумруд в ваших дискуссиях и заседаниях по планированию. Пожалуйста, будьте уверены, что он пользуется моим полным доверием и говорит от моего имени.

Он снова улыбнулся, на этот раз с намёком на сталь, несмотря на его округлость. Чёрная Вода сомневалась в том, что кто-то вокруг этого стола был настолько глуп, чтобы не понимать подразумеваемого князем.

— Однако, прежде чем вы начнёте свои обсуждения, — продолжил Нарман спустя мгновение, — я также уверен, что все мы были бы благодарны за благословение Матери-Церкви наших усилий.

Тихое перешёптывание голосов согласилось с ним, и он грациозно махнул Грэйсину.

— Ваше Высокопреосвященство, — сказал он, — не будете ли вы настолько любезны, чтобы призвать милость Божью к воинам, собранным здесь во имя Его?

— Конечно, Ваше Высочество. Это было бы честью для меня.

Грейсин встал, подняв руки в благословении.

— Давайте помолимся, — сказал он. — О Боже, Творец и Повелитель мироздания, мы дерзаем обратиться к Тебе, как учил нас слуга Твой Лангхорн. Мы просим Твоих благословений этим людям, поскольку они обращают свои сердца, умы и мечи к решению задачи, к которой Ты призвал их. Не…

* * *

— …так что всё указывает на то, что Хааральд никогда не представлял, что это произойдёт ещё примерно четыре пятидневки назад. — Барон Шандир оглядел сидящих вокруг стола и слегка поклонился Чёрной Воде.

— Это завершает мой доклад, Ваша Светлость, — сказал он, закругляя сжатый, хорошо организованный тридцатиминутный доклад.

— Спасибо, барон, — ответил Чёрная Вода. — И позвольте мне добавить, что ваше очень чёткое и сжатое подведение итогов хорошо согласуется со всей другой информацией, которая до сих пор доходила до меня.

— Я рад слышать это, Ваша Светлость, — сказал Шандир. — Честно говоря, наши агенты в Черис не были… настолько уж продуктивными в течение последнего года, как мы могли бы пожелать.

— Наши собственные разведывательные сети были сильно повреждены в той же встряске, милорд, — сказал Чёрная Вода с тонкой улыбкой, воздерживаясь от упоминания, чей неудачный план убийства вызвал встряску, о которой шла речь. В конце концов, нужно быть вежливым. — Нам потребовались месяцы, для того чтобы восстановить их обратно.

— Большая часть информации, которая дошла до нас сюда, в Эрейстор, в основном является результатом наблюдений, — откровенно признался Шандир. — На данный момент у нас нет никого во дворце Хааральда или во флоте. Никого, кого можно считать надёжным, во всяком случае. Но мы расспрашивали экипажи торговых судов, которые он изгнал из черисийских территориальных вод, после того, так как он узнал о нашей собственной мобилизации. Представляется очевидным, что ещё три пятидневки назад он даже не начал приводить в порядок свои собственные резервные галеры.

— Это достаточно верно, — сказал граф Шарпфилд. — Но я должен признать, Ваша Светлость, что мне было бы намного комфортнее, если бы мы имели более подробную информацию об этих галеонах Хааральда, о которых мы слышали столько слухов.

— Как и всем нам, — согласился Чёрная Вода с ещё одной, даже более тонкой, улыбкой. — Согласно последнему докладу, который мы получили от наших агентов в Теллесберге, у них, вероятно, есть от пятнадцати до двадцати из них в строю, и всё указывает на то, что они гораздо более тяжело вооружены пушками, чем любые наши галеры. Это может представлять значительную угрозу, хотя это кажется маловероятным. Хотя я согласен признать, что они, вероятно, могут сделать мощный бортовой залп, но у них не будет времени более чем на один или, самое большее, на два, прежде чем мы сблизимся с ними. И это означает, что дело будет решено абордажниками, а не канонирами.

Ропот согласия обежал вокруг стола, и улыбка Чёрной Воды стала шире. Никто с работающим мозгом не собирался воспринимать Королевский Черисийский Флот беспечно, но в этом ропоте было неоспоримое эхо уверенности. Как бы ни были хороши черисийцы, восемьдесят их галер и пятнадцать или двадцать галеонов не могли быть равноценным противником его собственным ста шестидесяти. Что даже не учитывало, что произойдёт, когда доларцы и таросцы прибудут с ещё ста шестьюдесятью.

А… недостаток рвения, проявляемый Чизхольмом и Изумрудом, пока что раздражающий, был, в действительности, относительно несущественным по сравнению с такими цифрами.

— Принимая во внимание, что их галеоны будут иметь мощное бортовое вооружение, — сказал граф Шарпфилд, — я думаю, нам было бы разумно подумать, как лучше всего приблизиться к ним, прежде чем мы действительно столкнёмся с ними.

— Я думаю, что это отличная мысль, милорд, — согласился Чёрная Вода. — Могу ли я предположить, что у вас уже есть некоторые мысли по этому вопросу?

— Есть, — с кивком ответил Шарпфилд.

— Тогда, пожалуйста, поделитесь ими с нами, — пригласил Чёрная Вода. — Я уверен, что они вызовут другие мысли, когда мы их обсудим.

— Конечно, Ваша Светлость, — сказал Шарпфилд. — Во-первых, мне кажется, что…

Чёрная Вода задумчиво кивнул, но даже пока он слушал адмирала Чизхольма, излагающего возможные тактики, его разум оставался занятым, размышляя над докладом Шандира… и сводящей с ума тишине от его собственных агентов в Черис.

Он не знал о Мейсене и Макферцане до момента отплытия, но Гектор и граф Корис убедились, что он был полностью проинформирован перед его отправлением. Его впечатлило количество информации, которую агенты Кориса смогли собрать, но он также ожидал, что здесь, в Эрейсторе, его ждёт ещё больше информации.

К несчастью, это было не так.

Один из его сотрудников очень тихо связался с человеком Кориса в Эрейсторе, который должен был получать сообщения от Мейсона или Макферцана. Но тот не получил от них ни слова.

Без сомнения, решение Хааральда закрыть свои территориальные воды могло бы затруднить пересылку любых сообщений, но тут должно было быть что-то, ожидающее его. Он предположил, что, возможно, Мейсен не получил приказа вовремя, и что последние сообщения, которые он послал, до того, как Хааральд опечатал Черис, отправились в Менчир вместо Эрейстора. Однако это не выглядело очень вероятным, что делало продолжающееся молчание этого человека ещё более раздражающим.

С другой стороны, Чёрная Вода никогда не принимал за чистую монету точку зрения секретных агентов, ползающих на заднем плане с жизненно важной военной информацией. Хотя он был совершенно готов признать, что шпионы могут быть бесценными в мирное время, как только начинались военные действия, их стоимость резко падала. Когда мечи выходили из ножен, имела значение информация, которую могли предоставили собственные разведчики, а не отчёт неизвестных людей, чью достоверность вы не смогли доказать.

Он внутренне поморщился, затолкал беспокойство по поводу странным образом лишившихся связи с миром шпионов обратно в укромный уголок своего мозга и начал на самом деле концентрироваться на том, что говорил Шарпфилд. 

IV Зала Большого Совета, Храм

Архиепископ Эрайк очень старался скрыть свою нервозность, пока его сопровождали в залу Большого Совета.

Он был совершенно уверен, что потерпел фиаско.

Немногословный полковник Храмовой Гвардии, который ждал его на пристани, пока его галера на вёслах входила в Порт-Харбор сквозь моросящий снег и хруст тонкого поверхностного льда, не сообщил ему о том, почему архиепископ должен был немедленно вернуться в Зион вместе с ним. Он просто передал ему сообщение — простое, суровое и самое главное — требующее, чтобы он предстал перед комитетом Совета Викариев для «расследования». Это было всё.

Полковник всё ещё был с ним… и до сих пор не объяснился.

Оба они прошли мимо гвардейцев, стоящих как статуи, перед дверью залы Большого Совета, и архиепископ сглотнул, увидев четырёх викариев «комитета», ожидавшего его.

Древняя традиция говорила, что сам архангел Лангхорн устраивал советы со своими товарищами-архангелами и ангелами в этой зале, и она была, конечно, достаточно просторной, чтобы служить этой цели. Её стены были украшены великолепными мозаиками и гобеленами. Портреты прошлых Великих Викариев покрывали одну огромную стену, а в фасадную стену была инкрустирована превосходно детализированная карта мира, в четыре раза превышающая высоту человека. Весь Совет Викариев, вместе с их ближайшими сотрудниками, мог быть удобно размещён внутри её необъятности, и четыре человека, которые ждали здесь в настоящий момент, казались маленькими, почти потерявшимися.

Они не сидели за приподнятым столом на возвышении, предназначенным, в официальных случаях, для Великого Викария и старших членов Совета, хотя любой из них четырёх мог претендовать на место там. Вместо этого они решили сесть за меньший, незамысловатый стол, который, очевидно, притащили в залу Совета по этому случаю и расположили в центре обширной подковообразной фигуры из богато инкрустированных столов, где сидели бы их собратья, если бы они присутствовали. Но не были они и полностью одинокими, потому что два безмолвных старших священника, по обычаю из ордена Шуляра, стояли за креслом Великого Инквизитора.

Эрайк Диннис не счёл этот факт утешительным.

Полковник проводил его по длинному малиновому полотну ковра к столу, затем остановился и глубоко поклонился.

— Ваше Высокопреосвященство, — сказал он, обращая свои слова Аллайну Мейгвайру, который был командиром Храмовой Гвардии, — архиепископ Эрайк.

— Спасибо, полковник. Вы можете идти, — ответил Мейгвайр, протягивая свою руку с кольцом. Полковник снова поклонился, поцеловал сапфировый камень и ушёл без единого слова, оставив Динниса одного перед четырьмя самыми могущественными людьми во всей Церкви.

— Как я могу служить Совету, викарий Замсин? — спросил он. Он был доволен, что в его голосе не было дрожи, но никто не ответил. Они только смотрели на него, их глаза были холодными и задумчивыми, и он почувствовал, как пот покрывает его затылок под его шапочкой священника.

Они оставили его стоять там довольно много секунд. Его желудок взбесился, скрутившись в узел от беспокойства, и всё же они оставили его стоять.

Затем, наконец, Жаспер Клинтан постучал по папке, лежащей на столе перед ним.

— Это, архиепископ Эрайк, — сказал он мягко, блестя глазами, — копия сообщений, которые вы и епископ-исполнитель Жеральд отправили курьером и семафором из Теллесберга. Мы прочитали их с немалым интересом. В частности, потому, что они, похоже, находятся в резком разногласии с другими сообщениями, которые мы получили из этого города.

Он остановился, ожидая, и Диннис сглотнул так незаметно, насколько он только мог.

— Могу я спросить, какие другие отчёты вы получили, Ваше Высокопреосвященство? — спросил он.

— Вы не можете, — холодно сказал Клинтан. — Как вы хорошо знаете, у Инквизиции есть свои собственные источники. Они не могут быть оспорены.

Сердце Динниса, казалось, на мгновение перестало биться. Затем он сделал глубокий вдох.

— В таком случае, Ваше Высокопреосвященство, — сказал он с уверенностью, которая немного удивила его самого, — могу ли я спросить, какие части моих сообщений противоречат этим отчётам?

— Есть несколько моментов, — сказал Клинтан, всё тем же холодным, отчётливым голосом. — Мы отмечаем, например, что вы позволили своему интенданту скандально сэкономить на его так называемом пересмотре возможных нарушений «Запретов». Мы отмечаем, что вы не смогли даже упрекнуть его за то, что разрешили местному — и, я могу добавить, подозреваемому, на основе его собственной проповеди — священнослужителю присутствовать во время допроса короля Черис, где он мог повлиять или воздействовать на эту проверку. Мы также отмечаем, что вы не подвергли дисциплинарному взысканию епископа Теллесбергского за преступление проповедования ереси прямо с кафедры его собственного собора. Кроме того, мы также отмечаем, что вы как-то необъяснимо не упомянули ни об одной из этих… незначительных трудностей в ваших донесениях в Храм, несмотря на то что ваше внимание было конкретно направлено на эти вопросы не менее, чем самим викарием Замсином перед вашим отъездом.

Диннис попытался сглотнуть ещё раз. На этот раз его рот был слишком сухим.

— Это серьёзные обвинения, архиепископ, — сказал Трайнейр. Его голос был лишь немного менее холодным, чем у Клинтана. — Если они будут подтверждены перед Судом Инквизиции, наказание, наложенное за них, будет суровым.

— Ваше Высокопреосвященство, — хрипло ответил Диннис, — я не собирался вводить в заблуждение вас, или Совет, или Инквизицию. Моё решение, сформированное там, в Теллесберге, состояло в том, что отец Пейтир, действительно, очень тщательно взвесил свои первоначальные решения. И хотя епископ Мейкел, возможно, неправильно выбрал свои слова в одной или двух своих проповедях, моё мнение, после прочтения текста этих проповедей, состояло в том, что они не приблизились к порогу ереси. Уверяю вас, если бы они были таковыми, я бы снял его с его поста незамедлительно.

— Несомненно, вашим намерением было ввести нас в заблуждение. — Голос Клинтана уже не был холодным; он было резким, кусающим. — Остаётся выяснить, было ли это всего лишь попыткой защитить свою собственную некомпетентную задницу или это всё-таки что-то более глубокое. В любом случае, архиепископ, вы солгали Матери-Церкви, и вы понесёте наказание за последствия ваших действий.

Диннис молча посмотрел на Великого Инквизитора, не в силах ничего сказать. Затем его голова повернулась к Трайнейру, когда канцлер снова заговорил.

— Вы встретитесь с последствиями здесь, — сказал он голосом, похожим на саму судьбу, — но последствия для Черис будут одинаково серьёзными.

Глаза Динниса распахнулись.

— В течение месяца — в лучшем случае, двух, — резко сказал Мейгвайр, — королевство Черис будет уничтожено. Язва ереси и неповиновения будет вырезана огнём и мечом, а архиепископство, которое когда-то было вашим, будет очищено раз и навсегда от тех опасных, еретических элементов, которым вы позволили процветать.

— Ваше Высокопреосвященство, — каким-то образом Диннис снова обрёл свой голос, — я прошу вас. Возможно, я не выполнил свои обязанности перед Храмом. В мои намерения никогда не входило ничего такого, но, возможно, я потерпел неудачу, несмотря на это. Но я клянусь вам, своей бессмертной душой и моей собственной надеждой на Небеса, что ничего из того, что я видел в Черис, не заслуживает такого наказания!

Его слова повисли в воздухе, почти столь же удивительные для него, как и сидящих викариев. Но мужчины за столом только смотрели на него, их глаза были ничего не выражающими, а выражение лиц непреклонным. Затем Клинтан обернулся и посмотрел через плечо на двух ожидающих старших священников-шуляритов.

— Сопроводите архиепископа Эрайка в приготовленные ему апартаменты, — сказал он холодно.

V У Головы Тритона, Чeрисийское море

Хааральд VII поднял взгляд от переписки на своём столе, когда стоящий на часах за дверью каюты морпех стукнул пяткой своего эспонтона по палубе.

— Дежурный гардемарин, Сир! — громко объявил он.

— Войдите, — ответил король, и очень юный гардемарин довольно нерешительно прошёл через дверь, зажав свою шляпу под мышкой, и стал по стойке смирно.

— Капитан Тривитин выражает вам своё почтение, Ваше Величество, — наполовину выпалил юноша, — но «Проворный» сообщает, что враг начинает движение!

— Спасибо, мастер Аплин, — серьёзно сказал Хааральд.

В свои одиннадцать лет, мастер гардемарин Аплин был самым молодым из гардемаринов КЕВ «Королевская Черис». Это бремя было трудно вынести на борту любого корабля военно-морского флота, и, в случае Аплина, оно было усугублено из-за его имени: Гектор[5]. Хааральд был совершенно уверен, что мальчика немилосердно дразнили с тех пор, как он доложился о прибытии на борт, но он хорошо справился с этим. Он также очень серьёзно относился к своим обязанностям, и король подозревал, что капитан Гвилим Тривитин отправил его с докладом о наблюдениях в качестве награды.

— Мммм... это всё послание капитана, мастер Аплин? —

спросил Хааральд через мгновение, и мальчик огненно-красно покраснел.

— Нет, Ваше Величество, — сказал он, краснея ещё сильнее. — Капитан спрашивает, не хотите ли вы присоединиться к нему на палубе.

— Я понял.

Аплин выглядел так, словно он предпочёл бы испариться на месте, и королю было трудно не засмеяться и полностью уничтожить мальчика. Каким-то образом, воззвав к десятилетиям опыта работы с иностранными дипломатами и послами, ему это удалось.

— Очень хорошо, мастер Аплин. Передайте капитану Тривитину мои наилучшие пожелания, и скажите, что я присоединюсь к нему прямо на палубе.

— Да, сэр… я имею ввиду, Ваше Величество! — выдавил Аплин. Он повернулся, чтобы убежать из каюты, но Хааральд откашлялся.

— Минутку, мастер Аплин, будьте любезны, — сказал он серьёзно, и юноша застыл как статуя.

— Да, Ваше Величество? — ответил он тонким голоском.

— Мастер Аплин, вы быстро и хорошо доставили сообщение капитана. Я не думаю, что необходимо будет сообщать о каких-то небольших… нарушениях в нашем разговоре.

— Нет, Ваше Величество! — радостно выпалил гардемарин.

— Тогда вы можете идти, мастер Аплин.

— Да, Ваше Величество!

На этот раз Аплин выбежал, и Хааральд услышал позади себя что-то удивительно похожее на сдавленный смех. Он посмотрел через плечо и увидел сержанта Гарденера. Лицо гвардейца скривилось в ухмылке, и Хааральд поднял бровь на своего телохранителя.

— Тебя что-то забавляет, Чарльз? — спросил он мягко.

— О, ничего такого, Ваше Величество, — убедительно ответил Гарденер. — Ничего такого.

* * *

Хааральд появился на палубе десять минут спустя. Он поднялся по трапу в расположение капитанского мостика на юте галеры, двигаясь медленно, но размеренно на своём негнущемся колене. Сержант Гарденер следовал за ним, и капитан Тривитин подождал, пока он достигнет юта.

— Доброе утро, Ваше Величество, — сказал капитан.

— Доброе утро, капитан, — официально ответил Хааральд. Он глубоко вдохнул свежий весенний воздух, затем поднял одну руку, чтобы затенить глаза, и посмотрел на северо-восток.

«Королевская Черис» находилась немного южнее цепи островов у Головы Тритона, возглавляя центральную из пяти колонн, в которые был развёрнут флот галер. Все пять колонн лишь изредка делали редкие движения несколькими вёслами, двигаясь достаточно быстро, чтобы поддерживать построение в условиях устойчивого северо-западного ветра.

Восточный Мыс, самый восточный из двух мысов, охраняющих вход в Бухту Каменной Банки, лежал всего в четырёхстах милях на запад-северо-запад от их нынешнего положения, а цепь разведывательных судов протянулась ещё на шестьдесят миль к северо-востоку, следя за подходами к Эрейсторской Бухте.

Эта цепь состояла из шхун, специально разработанных для Флота сэром Дастином Оливиром, хотя верфи, строящие их, не знали об этом. Они были мелкосидящими судами, приспособленными к гребле, если это было необходимо, притом достаточно маленькими, чтобы грести лучше и быстрее, чем подавляющее большинство галер. Нёсшие в качестве вооружения всего от шести до двенадцати карронад, в зависимости от их размера, они были разработаны специально для использования в качестве разведчиков. Они были быстрыми, проворными, мореходными и способными с большой скоростью сбежать от любой угрозы.

Сейчас КЕВ «Проворный», самая северная шхуна в этой цепи, поднял сигнал о том, что объединённые Северные Силы выдвинулись. Хааральд мог запросто увидеть марсели КЕВ «Стрела», ближайшей из четырёх шхун, составляющих всю цепь. С другой стороны, мичман, взобравшийся на смотровую площадку единственной мачты «Королевской Черис», держал одну из длинных, тяжёлых подзорных труб, с помощью которой можно было разглядеть яркие флажки, которые повторяли первоначальный сигнал «Проворного».

— Итак, наши друзья идут на юг, не так ли? — Хааральд осторожно изобразил нотку веселья. — Странно. Я начал думать, что они слишком застенчивы, чтобы прийти на танец, капитан.

Один или два моряка и морские пехотинцы, распределённые на ют, улыбнулись, а капитан Тривитин усмехнулся. Как и Хааральд, он знал, что шутка короля, какой бы маленькой она не была, распространится по всему кораблю в течение часа.

— Они не торопятся с этим, Ваше Величество, — ответил он через мгновение. — «Проворный» докладывает, что их скорость не превышает пяти узлов, несмотря на ветер. Он также говорит, что их построение… беспорядочно.

— В таком случае они не доберутся до нас раньше темноты, — подумал вслух Хааральд, и Тривитин кивнул.

— Я тоже так считаю, Ваше Величество.

— Ну, — медленно и задумчиво сказал король, — я полагаю, что разумно будет избегать решительных действий, до тех пор, пока принц Кайлеб и адмирал Стейнейр не смогут вернутся. Тем не менее, я думаю, что пришло время показать нашим нерешительным партнёрам по танцу, как нужно двигаться, капитан. Будьте добры дать сигнал «Теллесбергу». Информируйте адмирала Острова Замка́, что мы намерены подойти на расстояние слышимости, а затем проложите ваш курс к нему, будьте любезны.

— Конечно, Ваше Величество. Мастер Аплин!

— Да, сэр!

— Сигнал на «Теллесберг», что мы намерены пройти в пределах слышимости.

— Так точно, сэр!

— Лейтенант Жирард.

— Да, сэр.

— Переложите четыре румба на левый борт, будьте добры. Расположите нас в пределах слышимости «Теллесберга».

— Так точно, сэр.

Прозвучали приказы, и вёсла «Королевской Черис» ускорили свой ход, когда королевский флагман изменил курс, чтобы приблизиться к «Теллесбергу». Колонны находились всего в семистах пятидесяти ярдах друг от друга, и двум флагманам не потребовалось много времени, чтобы оказаться рядом друг с другом, разделёнными едва ли тридцатью ярдами воды.

— Доброе утро, Ваше Величество! — прокричал граф Острова Замка́ в свой кожаный рупор. — Чем я могу служить вам сегодня утром?

— Я считаю, что пришло время пойти и посмотреть, серьёзно ли эти робкие и застенчивые джентльмены решили насчёт выхода из своей красивой, уютной гавани, адмирал, — прокричал Хааральд в ответ. — Будь так добр, выясни это для меня, если не возражаешь.

— Конечно, Ваше Величество. С удовольствием. — Остров Замка́ поклонился через водный промежуток, затем повернулся к своим офицерам. Через мгновение сигналы начали разворачиваться на нок-рее «Теллесберга», в то время как «Королевская Черис» развернулась, чтобы занять свою первоначальную позицию, возглавляя свою собственную колонну.

— Ну, капитан Тривитин, — сказал Хааральд, наблюдая, как «Теллесберг» набирает скорость, когда он и двадцать девять других галер из двух левых колонн флота направились на северо-восток, — боюсь, у меня есть несколько писем и отчётов, которыми я должен заняться. Пожалуйста, сообщите мне, если будет любые другие дополнительные сигналы.

— Конечно, Ваше Величество.

* * *

Герцог Чёрной Воды стоял на юте «Корисанда», сложив руки позади себя и сосредоточившись на том, чтобы не богохульствовать.

Он не ожидал, что сегодняшний рейд пройдёт гладко, но он надеялся, что он пройдёт более гладко, чем он прошёл на самом деле.

«Ещё один пример надежды, торжествующий над опытом», — подумал он кисло.

Но это было не очень справедливо, и он это знал. Никто не имел никакого реального опыта в том, чтобы сколотить вместе три совершенно разных эскадры, две из которых привыкли думать друг о друге как о смертельных врагах, менее чем за три месяца. Даже с максимальной доброжелательностью в мире, координация трёх различных флотов была бы чрезвычайно сложной, учитывая присущие им различия в сигналах, структуре, тактике и порядке командования.

Учитывая тот факт, что «доброжелательности» заметно не хватало, просто заставить все их корабли двигаться в одном направлении в течение одного дня было чем-то вроде достижения.

Он фыркнул с ироничным удивлением от этой мысли. Какой бы едкой она не была, она, по крайней мере, вернула какую-то крайне необходимую перспективу его нынешнему затруднительному положению. И, не смотря на то, каким бы вынужденным мог быть этот конкретный брак по расчёту, тот факт, что он был организован Матерью-Церковью (независимо от того, признала она это или нет), означал, что все его участники чертовски хорошо трудились, чтобы заставить его работать. Чего они, несомненно, добились бы, дай только время.

Что, в свою очередь, вернуло его обратно к цели сегодняшнего упражнения.

Князь Гектор, как он знал, был бы просто в восторге, если бы ему представилась беспрепятственная возможность раздавить Королевский Черисийский Флот. Ну, Чёрная Вода был бы тоже, но он не собирался задерживать дыхание, ожидая подходящего случая. Он подсчитал, что у него было превосходство примерно два-к-одному в корпусах над действующим галерным флотом Хааральда, но были всё ещё те галеоны, о которых нужно было беспокоиться. И, каково бы ни было его теоретическое численное преимущество, до тех пор, пока он не сможет рассчитывать, что командующие его многочисленных эскадр хотя бы понимают, что он от них хочет, цифры как таковые не означали ничего.

Он повернулся и посмотрел на панораму, которая подчеркнула этот горький факт.

Его огромное соединение галер было разбросано по сверкающей синей равнине Эрейсторской Бухты в бандоподобном построении. Полуостров Тритона лежал примерно в двадцати милях по правому борту; по левому борту ближайшей землёй был большой полуостров, известный как Виверны, почти в четырёхстах пятидесяти милях к юго-востоку. Ветер, дующий с северо-запада, был достаточно свежим, чтобы поднимать белопенные волны высотой до четырёх футов и перемещать галеры гораздо быстрее, чем они двигались. Однако мало кто из подчинённых ему командиров чувствовал какую-то особую необходимость в полной мере использовать этот ветер, несмотря на любые его увещевания. Флот был похож на какую-то многочисленную стаю морских виверн, неуклюже качающуюся на поверхности волн и неспешно дрейфующую вдоль. Большинство его подразделений, по-видимому, двигалось в приблизительно правильном направлении, но это было самое лучшее, что он мог сказать.

Было относительно легко различить подразделения его галер и его «союзников»: это были те, что постепенно отставали всё больше. Его собственные эскадры сформировали авангард, точно так, как планировалось, хотя он был вынужден признать, что даже у них удержание места в ордере было далеко от совершенства. Например, его головная эскадра была хорошо впереди его основного формирования, и он покачал головой.

Донирт Квентин, барон Крепости Тенлир, был агрессивным, напористым офицером, совсем не того типа, что позволит, чтобы такие условия для плавания как сегодня пропали впустую. Эти качества должны были поощряться, но презрение Крепости Тенлира к тому, что он считал медлительностью и отсутствием энтузиазма у Изумруда, было слишком очевидным, а его неприязнь к традиционным чизхольмским противникам Корисанда была выражена в равной степени. Что, вероятно, имело какое-то отношение к решимости барона вывести его корабли вперёд и держать их там, пока он показывал Мандиру, Шарпфилду и их «отстающим», как настоящий адмирал делает дела.

Чёрная Вода выбрал его командовать своим авангардом специально из-за этих качеств, и Крепость Тенлира в ответ вывел свои корабли в море почти за час до рассвета, задолго до того, как первые лучи света осветили волнорез. С тех пор он постепенно увеличил разрыв между ним и остальной частью флота, и теперь корпуса его кораблей были видны с уровня палубы только периодически.

Чёрная Вода сделал себе в уме пометку обсудить концепцию координации и, по крайней мере, внешнее уважение к союзникам с их подчинёнными. Не только с Крепостью Тенлира, со всеми.

— Прошу прощения, Ваша Светлость, — произнёс голос, и он повернулся, чтобы обнаружить одного из лейтенантов «Корисанда» у своего локтя.

— Да?

— Капитан Мирджин попросил меня сообщить вам, Ваша Светлость, о том, что барон Крепости Тенлир сигнализирует о том, что есть парус в области видимости на юго-западе.

— Только один?

— Это всё, что доложил барон, Ваша Светлость.

— Понимаю.

Чёрная Вода на секунду задумался, после чего пожал плечами. Они знали, что Хааральд держал разведывательные корабли расположенными на подступах к Эрейсторской Бухте. Это было для него единственно разумным вариантом, и Чёрная Вода совсем не был бы удивлён, если бы обнаружил, что он использовал эти его адски мореходные шхуны для этой задачи. Если бы это было так, то ни одна галера не собиралась бы ловить их в день с ветрами, такими же свежими, как сегодня, но так могло быть не всегда. На данный момент это было просто подтверждением того, что они предполагали всё это время.

— Поблагодари капитана за то, что он проинформировал меня, — сказал он.

— Конечно, Ваша Светлость.

Лейтенант поклонился и ушёл, и Чёрная Вода вернулся к своим предыдущим размышлениям. У него возник соблазн сигнализировать разбросанным составным частям «своего» флота сохранять наилучшую позицию. Однако вероятность того, что любой сигнал от него принесёт какую-либо пользу, должны была быть взвешена на основании того ворчания, которые оно вызовет. Неэффективные придирки к ним, чтобы сблизить их формирование, только помешали бы в конечном счёте осуществлять эффективное командование.

Что бы он ни думал о Шарпфилде и адмирале Мандире, оба они были опытными людьми, как он заметил. Они должны были быть так же хорошо осведомлены, как и он, о том, что они видят, и было бы гораздо эффективнее обсуждать это с ними лицом к лицу, чем подавать сигналы, которые, вероятно, не будут исполняться, в любом случае. Предполагая, конечно, что их офицеры-сигнальщики вообще смогут распознать в них сигналы!

Он вздохнул и покачал головой. Несомненно, всё это выглядело намного проще в комфортных условиях собрания по планированию где-нибудь в Храме.

* * *

Граф Остров Замка́ стоял в своей штурманской рубке, рассматривая позиции различных кораблей, отмеченные на карте, разложенной на столе перед ним, и одновременно почёсывая подбородок. Его помощник, лейтенант Тильлайер, тихо стоял в стороне, наблюдая и ожидая.

Граф смотрел на карту ещё несколько секунд, его глаза сосредоточились на чём-то, что мог видеть только он, после чего кивнул.

— Я думаю, пришло время вернуться на палубу, Хенрай.

—Да, милорд. — Тильлайер подошёл к двери штурманской рубки раньше графа и отступил в сторону, придерживая её открытой для своего начальника. Остров Замка́ улыбнулся ему и покачал головой, когда шагнул через неё, но эта улыбка быстро исчезла, когда он поднялся по короткой лестнице на ют.

— Милорд!

Капитан сэр Овин Хотчкис, командир «Теллесберга», отдал честь при появлении Острова Замка́. Граф вернул своё приветствие чуть-чуть небрежно, после чего посмотрел на вымпел на верхушке мачты.

— Есть какие-нибудь изменения в построении наших друзей? — спросил он.

— Нет, милорд. Во всяком случае, не по докладам со шхун.

— Хорошо. — Остров Замка́ отвернулся от вымпела и неприятно улыбнулся капитану. — В таком случае, Овин, я считаю, что пришло время вашим сигнальным командам поработать. Вот что я хочу сделать…

* * *

— Простите меня за вмешательство, Ваша Светлость, но я думаю, что барон Крепости Тенлир увидел что-то ещё.

Чёрная Вода поднял глаза от своего запоздалого завтрака, когда сэр Кевин Мирджин вошёл в кают-компанию «Корисанда».

— Что вы имеете в виду под «заметил что-то ещё», капитан? — спросил герцог, остановив на полпути чашку с горячим шоколадом.

— Я не уверен, Ваша Светлость, — сказал Мирджин немного извиняющимся тоном. — Он отдал рифы на парусах его эскадры, и также перешёл на вёсла.

— Он вообще подавал какие-нибудь сигналы? — требовательно спросил Чёрная Вода, ставя чашку на стол.

— Ничего, что мы могли бы разглядеть, Ваша Светлость. Конечно, он достаточно далеко впереди нас, так что он мог сигнализировать что-то, что мы не заметили.

Чёрная Вода нахмурился и отодвинул стул от стола. Он знал, что Крепость Тенлира постепенно отрывался, мало-помалу, уходя всё дальше и дальше вперёд, но он не ожидал, что эскадра барона оторвётся так далеко.

Он вышел на палубу, Мирджин следовал за его плечом, и взобрался на ют.

Корпуса кораблей Крепости Тенлира были полностью скрыты за горизонтом с позиции Чёрной Воды на палубе «Корисанда». Всё, что мог видеть герцог, это были их паруса, и даже они погружались в жёсткую, чёткую линию горизонта, но было очевидно, что барон действительно отпустил рифы на огромных единственных квадратных парусах своих галер. Ветер дул с северо-запада, прямо в правую раковину Крепости Тенлира, и он в полной мере использовал его преимущества.

— Он тоже под вёслами, капитан? — спросил Чёрная Вода.

— Да, Ваша Светлость, — подтвердил Мирджин, и герцог поморщился. Это означало, что Крепость Тенлира, вероятно, двигался почти в два раза быстрее, чем любые другие силы союзников.

— Просигнальте ему, чтобы он вернулся на свою позицию, — сказал он.

— Сию минуту, Ваша Светлость, — ответил Мирджин и повернулся, чтобы отдать приказы.

Ещё один из лейтенантов флагмана бросился выполнять инструкции, но выражение Мирджина было не обнадёживающим, когда он повернулся к Чёрной Воде.

— Он довольно далеко впереди, так что я не знаю, увидит ли он сигнал, Ваша Светлость.

— Я знаю. — Чёрная Вода сжал свои руки за спиной, мягко покачиваясь взад и вперёд с пятки на носок, пока он размышлял. Затем он посмотрел за корму, где группировки Изумруда и Чизхольма отклонились ещё больше от предписанной им позиции. Наконец он посмотрел на солнце.

Основной план сегодняшней вылазки требовал от флота вернуться на якорную стоянку до наступления темноты. Чтобы сделать это, особенно с тем ветром, который там был, им предстояло сменить курс на обратный в течение следующих трёх часов, самое большее. Учитывая скорость, которую набрала эскадра Крепости Тенлира, «Корисанд» и остальные корисандийские галеры не смогли бы догнать его, что они не делали, и барон знал, когда он должен был вернуться в порт.

Герцог прорычал безмолвное мысленное проклятье. Это было всеобъемлющее проклятье, направленное на его медлительных союзников, его… чрезмерно переполненного энтузиазмом командира эскадры, и на себя, за то, что он не держал поводок Крепости Тенлира коротким. Но проклятия не отменили бы ничего, что уже произошло. Во всяком случае, подача барону сигналов вернуться на свою позицию — это всё, что он мог сделать, так как он всё равно не мог догнать Крепость Тенлира. А раз так, он мог с таким же успехом делать всё возможное, чтобы поддержать свою собственную репутацию флегматичной уверенности.

— Ладно, капитан Мирджин, — сказал он после короткой паузы. — Если он увидит сигнал — он увидит сигнал, а если нет — он этого не сделает. — Он пожал плечами. — В любом случае, в ближайшие несколько часов мы поменяем курс, а у меня всё ещё есть встреча с завтраком. Вы извините меня?

— Конечно, Ваша Светлость.

Капитан поклонился, и Чёрная Вода, выдавив самоуверенную улыбку, направился обратно к завтраку, который уже не казался ему таким аппетитным. Но, аппетитный или нет, он намеревался съесть всё до последнего кусочка… и убедиться, что все на борту его флагмана знали, что он сделал.

* * *

— Мы только что получили ещё один сигнал от коммодора Нилца, милорд, — сказал лейтенант Тильлайер.

— Ага!

Граф Острова Замка́ оторвал взгляд от жареной курицы, которую он с жадностью рассматривал. Флот ещё не был в море достаточно долго, чтобы начать мечтать о свежих продуктах, как о недостижимой роскоши, но ни один моряк, достойный своей соли, никогда не воротил нос от приличной еды.

— Да, милорд. Он сообщает, что эскадра, преследующая его, продолжает догонять. Фактически, она на расстоянии пушечного выстрела.

— Понятно. — Остров Замка́ поднялся из-за стола и вышел на просторный кормовой балкон «Теллесберга». Огороженная платформа оббегала всю ширину высокого, богато украшенного транца галеры и также обхватывала корму. Адмирал постоял мгновение, глядя на небо, оценивая видимость и оставшиеся часы дневного времени.

— Я считаю, что время пришло, Хенрай, — сказал он, возвращаясь к столу. Снова усевшись, он потянулся к куриной ножке. — Дайте сигнал коммодору Нилцу вступать в бой по своему усмотрению.

* * *

— Милорд, противник…

Донирт Квентин, барон Крепости Тенлира, смотрел за корму, где белые паруса основного соединения герцога Чёрной Воды исчезли в покрытой барашками синеве залива, пока он задавался вопросом, почему герцог не захотел увеличить скорость в ответ на его собственные более ранние сигналы. Но как только он повернулся к начавшему говорить лейтенанту, по воде разнёсся внезапный глухой стук. Внезапные облака дыма из транцев шести черисийских галер, которые он преследовал последние несколько часов, и белые рикошетящие всплески пушечных ядер, вспахивающих волны, сделали ненужным доклад, который собирался сделать лейтенант.

— Хорошо! — рявкнул барон и крутанулся к командиру «Удара молнии». — Похоже, они выяснили, что они не могут уйти, капитан. Теперь давайте пойдём и займёмся ими!

* * *

Коммодор Коди Нилц критически посмотрел, как его ретирадные[6] орудия открыли огонь. Несмотря на барашки на волнах, было легко обнаружить, где выстрелы погрузились в море, совсем близко к их целям, и он удовлетворённо кивнул.

— Я надеюсь, расчёты пушек не забудут стрелять медленно, — пробормотал один из лейтенантов КЕВ «Кракен».

Коммодор взглянул на молодого офицера, но было очевидно, что лейтенант не понимал, что он произнёс это вслух. Нилц решил было ответить ему, но затем передумал. Это только смутило бы парнишку, к тому же лейтенант не сказал ничего такого, о чём не подумал бы Нилц.

Его эскадра была выбрана для этого конкретного манёвра, потому что её артиллерия была значительно улучшена. Когда принц Кайлеб и адмирал Стейнейр сосредоточили свои усилия на наиболее модернизированных галеонах, работа над менее модернизированными кораблями была временно оставлена. Однако пушки для некоторых из этих незавершённых галеонов уже были доставлены, и граф Острова Замка́ и король Хааральд не видели причин оставлять их бесполезно стоящими на берегу в каком-нибудь арсенале. Это означало, что «Кракен» и другие пять галер его эскадры поменяли свои старомодные орудия на пушки новых типов, при этом длинные кракены были установлены спереди и сзади, а карронады заменяли «соколов» по их бортам.

Если все пойдёт по плану, десять корисандийских кораблей, преследующих его, обнаружат это довольно скоро, но это не должно было насторожить их слишком рано.

Коммодор посмотрел за корму на своих врагов, и его улыбка стала более неприятной, когда он подумал о том, что подходило с востоко-юго-востока под одними вёслами.

* * *

— Сейчас мы схватим этих ублюдков! — возликовал Крепость Тенлира.

Очевидно, эти черисийские галеры были назначены приглядывать и защищать их разведывательные корабли в том случае, если бы герцог Чёрной Воды решил отправить несколько быстрых кораблей, чтобы обрушиться на них. Но «защитники» явно не осознали, что союзный флот действительно находится в море. Они продолжали двигаться к нему, словно пытаясь сделать точную идентификацию, пока ему не удалось приблизиться на расстояние не более десяти миль.

Потом они развернулись, чтобы сбежать, но одна из них, делая разворот, получила повреждение верхней части такелажа. Было похоже, что её штормовой парус унесло, а её единственный большой парус хлопал и яростно трепался несколько минут, прежде чем её экипаж смог вернуть над ним контроль. Это стоило ей драгоценной скорости, и его собственные корабли бросились вперёд, в погоню.

Её напарницы, вместо того чтобы бросить её спасаться самой, сократили скорость, чтобы составить ей компанию. Они не должны были делать это. Шесть из них были по отдельности больше, чем любой из кораблей Крепости Тенлира, но на их шестёрку у него было десять галер, и тяжёлые подразделения из корисандийской армии были размещены на борту, чтобы служить морскими пехотинцами. Более того, меньшие размеры его кораблей делали их быстрее под вёслами.

Он воспользовался этим преимуществом, спустив вёсла и добавив их силу к движущей силе парусов своих кораблей, и разрыв между ним и убегающими черисийцами медленно, но неуклонно сокращался. Теперь пришло время для…

— Палуба, там! — Крик эхом отозвался от воронова гнезда на верхушке мачты. — Ещё корабли, несутся с востока-юго-востока!

Крепость Тенлира замер, уставившись на наблюдателя.

— Я вижу, как минимум пятнадцать галер! — крикнул вниз моряк. — Они быстро приближаются на вёслах!

* * *

— А, они увидели графа! — Коммодор Нилц наблюдал, как галеры, которые преследовали его с таким упорством, вдруг заколебались на их настойчивом курсе. Они дико вертелись кругом, разворачиваясь назад на север, но это поставило их почти прямо против ветра.

— Разверните нас, капитан, — сказал он командиру «Кракена».

* * *

— Похоже, это сработало, милорд, — заметил капитан Хотчкис.

— До сих пор, по крайней мере, — согласился Остров Замка́.

Преследующие корисандийские галеры спустили свои мачты. Корабли самого Острова Замка́ ждали с уже спущенными парусами пока эскадра коммодора Нилца положит приманку в ловушку. С их парусами и реями, спущенными, чтобы оставить только голые, окрашенные в белый цвет мачты, двадцать четыре галеры Острова Замка́ было гораздо труднее обнаружить; на самом деле, они были практически невидимы уже на любом расстоянии более десяти миль. И, как предполагал Остров Замка́, внимание корисандийцев было сосредоточено на их предполагаемой добыче. Никто даже не заметил его, пока он не приблизился на расстояние менее семи миль, подбираясь к корисандийцам с их восточного фланга.

Корабли Нилца тоже развернулись к своим преследователям. Расстояние между ними сократилось даже меньше, чем до двух миль, прежде чем Нилц открыл огонь. И, как справедливо надеялся Остров Замка́, корисандийские гребцы уже сильно устали от их долгой, изнурительной погони. По-видимому, им не приходило в голову удивиться, почему Нилц не грёб так же сильно, как гребли они.

У черисийских кораблей были более чистые днища, а также более свежие гребцы, и Нилц быстро приближался. Остров Замка́ не мог бы вступить в бой с корисандийцами также быстро, как коммодор, но его галеры — аккуратно занявшие позицию по сигналам от разведывательных шхун и самого Нилца — достигли бы врага за пару часов. Возможно даже меньше, если бы Нилцу удалось немного их замедлить.

Теперь, когда ловушка сработала, «Кракен» и его товарищи по эскадре увеличили скорость стрельбы. Они были осторожны, стараясь не стрелять так быстро, как они могли бы — Остров Замка́ и Нилц не собирался позволять Чёрной Воде осознавать, насколько опасна стала черисийская артиллерия — но, как увидел Остров Замка́, вёсла с правого борта одной корисандийской галеры замотались во внезапной неразберихе, когда пушечное ядро попало в них, вызвав извержение брызг и осколков. По крайней мере, четыре длинные лопасти разбились вдребезги, разбросав раздробленные концы, и граф мог слишком хорошо представить, что должны были сделать торцы этих разбитых вёсел, когда они дико бились обо всё вокруг, ломая рёбра и руки и круша черепа.

Неразбериха была совсем недолгой, но ещё больше пушечных ядер ныряли в воду вокруг своих целей или попадали в цель со смертоносной мощью.

— Сигнал с «Проворного», милорд, — объявил один из гардемаринов «Теллесберга».

— Читайте, — приказал Остров Замка́.

— «Подтверждаю авангард противника на северо-северо-запад от моей позиции, расстояние восемнадцать миль, скорость семь узлов», — прочитал гардемарин с листка бумаги в своей руке.

— Спасибо, — сказал Остров Замка́, и покачал своей головой, сверившись с картой у себя в голове. Он не мог видеть саму шхуну с уровня палубы, но дозорный на мачте и сигнальная команда могли. Она всё ещё была слишком далеко, чтобы напрямую читать её сигналы, и поэтому их передавали через однотипный с ней корабль «Северный ветер». Что оставило основную часть рассеянного вражеского флота по крайней мере на двадцати пяти милях — вероятно, дальше — за кормой и прямёхонько с наветренной стороны преследователей Нилца.

Эти корабли делали, возможно, три или четыре узла, в то время как его собственные двигались по крайней мере на шести и, в добавок, срезали угол. Если бы остальная часть вражеского флота делала хорошие семь узлов, как полагал капитан «Проворного», то его самым передовым подразделениям потребовалось бы, по крайней мере, два с половиной часа, чтобы достигнуть кораблей, которые он преследовал.

«Если бы они поняли что происходит вовремя — и двигались быстро и достаточно решительно — дело могло бы стать напряжённым, но», — подумал он мрачно, — «не достаточно напряжённым, чтобы спасти его предполагаемую добычу».

* * *

— Это последняя из них, Ваша Светлость, — проскрипел капитан Мирджин, когда свежий столб дыма взметнулся вверх.

— Насколько я вижу, капитан, — ответил герцог Чёрной Воды.

Он заставил свой голос звучать спокойно, но он знал, что это никого не обманывает. Уж точно не Мирджина.

Он стиснул свои руки за спиной достаточно сильно, чтобы они заболели, и глубоко вдохнул.

— Очень хорошо, капитан, — сказал он, — нет смысла продолжать преследование. Верните нас домой.

— Да, Ваша Светлость, — тяжело сказал Мирджин, и отвернулся, чтобы начать отдавать необходимые приказы.

Чёрная Вода смотрел на мили воды, разделяющие его от последней из галер Крепости Тенлира. Ему понадобился бы час с четвертью, чтобы добраться до этого пылающего корпуса, и к этому времени он бы сгорел до ватерлинии и исчез под волнами. Не было никакого смысла и преследовать черисийцев, которые с хорошим преимуществом уже уходили в сторону дома, идя с попутным ветром, к тому же — насколько он знал — остальная часть их проклятого флота ждала, чтобы напасть из засады на любого, кто их преследовал.

Даже предполагая, что он сможет их догнать, это была бы ночная битва со всей той путаницей и хаосом, которые подразумевались. И это были бы только одни его галеры — его шестьдесят оставшихся галер — против всего, с чем бы он не столкнулся, потому что ни эскадра Изумруда, ни эскадра Чизхольма не могли покрыть разрыв, образовавшийся между ними и им.

Часть его воззвала к тому, чтобы продолжить погоню, отомстить за потери и унижения, которые обрушились на него. Но холодная логическая часть его была благоразумной.

«Говорят, ты больше узнаёшь при поражении, чем при победе», — подумал он мрачно. — «Ну, в этом случае мы многому научились сегодня, и я намерен проследить за тем, чтобы все наши «союзники» сделали те же выводы из нашего урока».

То, что случилось с Крепостью Тенлира сегодня днём, послужит очень наглядным напоминанием о необходимости того, чтобы все они научились действовать как единая, скоординированная сила. Возможно, это стоило той цены, что придётся заплатить ему и Корисанду в престиже и моральном авторитете.

Возможно. 

Февраль, 892-й год Божий 

I Бухта Сломанного Якоря, Армагеддонский Риф

— Неизвестные корабли входят на якорную стоянку!

Гэвин Мартин, барон Белого Брода, резко выпрямился в своём кресле, когда крик вахтенного эхом отозвался через открытый световой люк. «Король Горжа II», флагман Тароского Флота, с трудом вставал на якорь даже здесь, в убежище Головы Демона. Это было вполне справедливо; всё на его борту было больше, чем что либо, что было здесь.

Кто-то резко постучал в дверь большой каюты, и он услышал, как его камердинер открыл её. Через мгновение один из лейтенантов флагманского корабля появился в его личной штурманской рубке.

— Простите, что беспокою вас, милорд, но…

— Я слышал, лейтенант Жоэлсин. — тонко улыбнулся Белый Брод. — Должен ли я предположить, что наши неизвестные гости — это наши долгожданные доларские друзья?

— Похоже на то, милорд, — признал Жоэлсин с улыбкой.

— Ну слава Лангхорну, — беспечно сказал Белый Брод. — Пожалуйста, скажите капитану Каилли, что я буду на палубе примерно через пятнадцать минут.

— Конечно, милорд.

Лейтенант Жоэлсин ушёл, и Белый Брод повысил голос.

— Живис!

— Да, милорд? — ответил Живис Балтин, бывший камердинером барона с самого отрочества.

— Мой новый китель, Живис! Нам нужно произвести впечатление на герцога.

— Сейчас же, милорд.

* * *

Два часа спустя, Белый Брод стоял на юте «Короля Горжи II» под прохладным весенним солнечным светом и наблюдал как доларский флот медленно и тяжело входит на вёслах в Бухту Сломанного Якоря. Бухта, хотя и защищённая от северо-восточного ветра выступающим пальцеобразным выступом Головы Демона, не была гладким зеркалом. Вне бухты, волны высотой десять с половиной футов, белые шапки пены, и брызги слишком ясно показывали, какого рода погода ожидает объединённые флоты.

Не то чтобы Белый Брод нуждался в этом напоминании. Он потерял две галеры, со всеми экипажами, просто добираясь сюда. И судя по виду доларских галер, входивших в более спокойные воды залива, у них всё было ещё хуже, чем у него.

Некоторые корабли, которые он видел, несли развевающиеся вымпелы командующих офицеров, но ни один из них не нёс красные и зелёные полосы флагмана флота. Затем, наконец, он увидел гигантскую галеру, затмевавшую своими размерами все корабли вокруг неё, ползком огибающую южный мыс. Её единственную мачту перечёркивала крохотная рея, явно бывшая временной заменой штатного такелажа, и она башней возвышалась над своими более меньшими кораблями сопровождения. Фактически, она была двухъярусной, чего Белый Брод ни разу не видел за последние лет двадцать, и он недоверчиво покачал головой, видя, как волны взлетают выше нижнего ряда вёсел, пока потоки воды каскадом низвергались из её насосов.

— Милорд, это что ещё такое? — тихо спросил стоящий рядом с ним капитан Жильберт Каилли, и барон фыркнул.

— Это, Жильберт, флагманский корабль доларского флота. «Король Ранилд».

— «Король Ранилд», — повторил Каилли, и Белый Брод усмехнулся.

— По крайней мере, мы назвали наш флагман именем предыдущего короля, — сказал он. — И если я не ошибаюсь, то это чудовище должно стоить почти как две галеры обычного размера. Не говоря уже о том, что она должна быть настоящей гончей Ада, чтобы ходить по морю.

— По меньшей мере, — пробормотал Каилли, когда очередная волна разбилась об форштевень огромный галеры и закрутилась водоворотом вокруг её старающихся изо всех сил вёсел.

— Но они как-то пригнали её сюда, — отметил Белый Брод. — Хотя они и опоздали на пятидневку.

— На мой взгляд, милорд, они проделали чертовски невероятную работу, чтобы пригнать её сюда.

Барон кивнул, глядя на покрытую слизью обшивку, кое-где пустые отверстия вёсельных портов, заплатки из необработанных досок, которые отмечали поспешный ремонт. Просто наблюдая за тем, как доларцы двигались по воде, было очевидно, что днища их кораблей от долгого путешествия сильно обросли водорослями, что, должно быть, ещё сильнее снизило их скорость.

Он ещё раз задался вопросом, каким безумием обладал гений, который планировал эту кампанию. Намного более разумнее было бы отправить доларцев вверх по западным побережьям Ховарда и Хевена, а затем прямо в Таро, где можно было бы встать на ремонт множества мелких повреждений, который им явно требовался. Но нет, они должны были прийти сюда, в самое населённое призраками, злополучное, неудачное место на Сэйфхолде, и плыть прямо отсюда сражаться с противником.

— Ну, я полагаю, сейчас начнётся настоящее веселье, — сказал он капитану Каилли, и в его голосе больше не было ни капли юмора.

* * *

Граф Тирск наблюдал со своего места за герцогом Мэликаем, как барон Белого Брода и его флаг-капитан показались в главной каюте «Короля Ранилда».

Тароский адмирал был небольшим стройным мужчиной, ростом даже меньше самого Тирска, с тёмными глазами и тёмными волосами, которые едва начали серебриться. Жильберт Каилли, командир его флагманского корабля, казалось, был специально создан в противоположность ему. Такой же высокий, как и Мэликай, он был намного массивнее, почти как глыба, с невероятно широкими плечами, и, вероятно, весил на пятьдесят или шестьдесят фунтов больше герцога, но при этом без капли жира.

За ними последовал небольшой рой из более младших капитанов и старших лейтенантов, и Мэликай приветствовал их широкой, радушной улыбкой. Тирск сомневался, что герцог знал о том, насколько эта улыбка выглядела покровительствующей.

— Адмирал Белый Брод, — пробормотал Тирск, когда настала его очередь пожимать руку таросцу, и искорки веселья заплясали в тёмных глазах маленького мужчины.

— Адмирал Тирск, — ответил он, и губы Тирска дрогнули в попытке не улыбнуться лёгкому, но безошибочному подчёркиванию в словах таросца. Белый Брод приветствовал Мэликая как герцога Мэликая, что было безусловно правильно, но, очевидно, он распознал, что, каким бы благороднорожденным не был Мэликай, он не был моряком.

Тирск и барон стояли так несколько секунд, пожимая руки, и каждый узнал товарища по профессии, а затем миг прошёл, и Белый Брод двинулся дальше. Но Тирск оценил этот непродолжительный обмен, который, казалось, обещал потенциально выгодный союз. Во всяком случае, он надеялся, что это произойдёт, потому что подозревал, что он ему понадобится.

* * *

— Прошу прощения за наше опоздание, барон Белого Брода, — сказал герцог Мэликай, когда официальный послеобеденный военный совет перешёл к делу. — Боюсь, погода на нашем первоначальном маршруте была хуже, чем ожидалось. Я был вынужден выбрать альтернативный путь.

— Я предполагал, что так и будет, Ваша Светлость, — сказал Белый Брод. — Как вы знаете, система семафоров держала нас в достаточной мере информированными о том, как продвигаются ваши дела. Учитывая погоду, с которой мы столкнулись на нашем собственном пути сюда, я не удивлён, что вы задержались. Конечно, я очень рад, что вы потеряли так мало кораблей.

— Совершено с вами согласен, барон, — улыбнулся Мэликай. — Я уверен, я выскажусь от лица всех, если скажу, что надеюсь, что неблагоприятная погода осталась позади, и…

— Я уверен, что все мы надеемся на это, Ваша Светлость. К сожалению, это очень маловероятно.

Мэликай закрыл рот с видом, одновременно удивлённым и, возможно, немного оскорблённым вежливым прерыванием Белого Брода. Он мгновение смотрел на таросца, словно не был уверен, как ему ответить, и граф Тирск кашлянул.

— Я уверен, что вы и ваш военно-морской флот гораздо лучше знакомы с погодой в этих водах, адмирал Белый Брод, — сказал он, и Белый Брод пожал плечами.

— Мы сами, конечно, редко забираемся так далеко на юг. Никто не плавает через Армагеддонский Риф, если, конечно, его не прижмёт. Но мы хорошо знакомы с погодой в Море Паркера и Котле. И, как принято говорить, в это время года непогода, похоже, порождает непогоду. Дующий с норд-оста ветер может развернуться к норд-весту, но он никогда не прекращается. И чаще всего, за ним по пятам идёт ещё один, как минимум такой же силы.

— Это звучит… неприятно, — тщательно нейтральным тоном заметил Тирск, даже не взглянув на Мэликая. На этот раз, у герцога похоже хватило здравого смысла держать свой рот на замке, и граф искренне надеялся, что так будет и дальше.

— Это не так плохо для галеонов, — сказал Белый Брод, слегка помахав рукой. — Волны высотой пятнадцать-шестнадцать футов бывают не часто. Но это может быть немного… какое слово вы использовали, милорд? Ах, да. Это может быть немного неприятно для галер.

Внезапная тишина в доларской части большой каюты была оглушающе задумчивой, и Тирску пришлось поднять руку, чтобы скрыть свою улыбку.

— Конечно, иногда случаются и полноценные шторма, — продолжил Белый Брод. — Когда такое случается, волны могут подниматься до тридцати футов, но они чаще бывают осенью, чем весной. И вы практически никогда не увидите ураганов в этих водах, даже осенью.

— Поскольку вы так хорошо знакомы с погодой в этих широтах, милорд, — сказал Тирск, тщательно подбирая слова и тон, — не могли бы вы прокомментировать наш курс с этого момента?

— Ну, раз уж вы спросили, адмирал, — сказал Белый Брод, — Я боюсь, что по ощущениям, для нас было бы плохим вариантом пересекать море Паркера к северу от Земли Триона, как указывают наши первоначальные приказы. Погода вряд ли будет благоприятствовать нам, и мы оба уже потеряли корабли и людей. Мне нравиться Армагеддонский Риф не больше, чем любому другому здравомыслящему человеку, но я бы посоветовал продолжить движение вокруг Головы Демона, затем пройти между Пиком Томаса и самым южным из Следов Шань-вэй и держаться ближе восточного побережья Рифа через Плёс Думвала и Железное Море, и дальше на восток до Плача МакФерсона, по крайней мере.

— Извините меня, барон, — сказал Мэликай, — но это прибавит много миль к нашему пути, и разве мы не рискуем быть застигнутыми на подветренном берегу, если ветер останется норд-вестовым?

«По крайней мере», — подумал Тирск, — «это был вопрос, а не высокомерное заявление о несогласии».

— Да, это добавит сколько-то миль к нашему маршруту, Ваша Светлость, — признал Белый Брод, — Но погода в Море Паркера смягчится не так сильно, как бы нам хотелось. А погода южнее Плача МакФерсона будет хуже — значительно хуже. У нас нет другого выбора, кроме как плыть южнее Плача, в Железное Море, и, хотя кто-нибудь может сказать, что можно обойти вокруг Залива Трион и пройти как можно дальше от Железного Моря, мы всё равно должны будем пересечь Море Паркера, чтобы добраться туда.

Он сделал паузу, словно смотря, слушают ли его объяснения. Мэликай ничего не сказал и таросец продолжил.

— Мы будем сталкиваться с ненастной погодой, какой бы мы ни выбрали маршрут, Ваша Светлость, и, в то время как мы, безусловно, будем плыть вдоль «подветренного берега», всё побережье Рифа покрыто заливами и бухточками. Если мы столкнёмся с такой же непогодой, что стоила нам уже стольких кораблей, мы всегда сможем найти укрытие, какое-нибудь место, где мы сможем встать на якорь и переждать её. — Он пожал плечами ещё раз. — Как я сказал, Ваша Светлость, эти воды недружелюбны к галерам.

В большой каюте воцарилась тишина. Массивный корпус «Короля Ранилда» беспокойно покачивался на волнах, даже стоя на якоре, и все слышали звук его постоянно работающих насосов, откачивающих воду из трюмов, которая попадала внутрь через его нижние вёсельные порты.

Тирск знал, что Мэликай совсем не рад слышать, как Белый Брод говорит ровно то, на чём Тирск настаивал всё время. Тем не менее, длинное, болезненное путешествие к этому моменту оказалось способным научить герцога некоторой мудрости. Жалко только, что её не было раньше, чтобы сделать выводы из тех сведений, которые имел Тирск, прежде чем они вообще куда-то отправились. Он даже имел остроумие спорить против предложенного с самого начала маршрута. Тем не менее, Тирск беззаветно верил в предположение, что лучше мудрость придёт поздно, чем вообще никогда.

Конечно, тот факт, что Белый Брод был командиром союзного флота, а не просто ещё одним подчинённым, даже если весь Тароский Флот составлял менее четверти флота Мэликая, вероятно, придавал его словам дополнительный вес.

— Барон Белого Брода, — сказал наконец Мэликай, — я склоняюсь перед вашим глубоким знакомством с условиями навигации в этих водах. Самое главное, чтобы мы добрались до места назначения в боеспособном состоянии, а из того, что вы сказали, мне кажется, что предложенный вами маршрут позволит нам прибыть туда в таком состоянии.

«Спасибо тебе, Лангхорн», — подумал граф Тирск очень, очень искренне. — «И спасибо вам, адмирал Белый Брод».

* * *

— Что вы думаете, милорд? — спросил капитан Каилли, когда он и Белый Брод стояли на юте «Короля Горжи II» и наблюдали за длинной очередью галер, гребущих в сторону выхода из Бухты Сломанного Якоря.

— О чём? — мягко спросил барон.

— Что вы думаете о наших союзниках?

— О…

Белый Брод задумчиво пожевал губами, изучая флот и обдумывая вопрос своего флаг-капитана.

Движение его флагманского корабля было беспокойным, говоря по меньшей мере, но море хотя бы немного успокоилось за два дня, прошедших с момента прибытия доларцев. Нос галеры взметнул облако брызг, когда она разрезала волну, но её вёсла двигались постоянно и сильно.

Большие доларские галеры, проплывающие вдоль кормы, двигались более тяжело. В некотором смысле, их больший размер помогал, но Белому Броду было совершенно очевидно, что они никогда не проектировались для плавания в открытом море. Их узкие, с маленькой осадкой корпуса, типичной для прибрежных вод конструкции, были предназначены для судов быстро ходивших на вёслах, но опасно чутких под парусами… и очень неустойчивых даже в более спокойном море. Он сомневался, что они когда-либо предназначались для операций за пределами Доларского Залива, и, по его оценке, их шансы потерять по крайней мере ещё полдюжины кораблей до того, как они достигнут Плача МакФерсона, были достаточно велики.

— Я бы сказал, — рассудительно сказал он Каилли, — что чем раньше этот их нелепый флагман утонет, тем лучше.

Брови флаг-капитана полезли на лоб. Не от того, что мнение Белой Реки было чем-то удивительным, но от того, насколько открыто адмирал его продемонстрировал. Белый Брод увидел выражение его лица, и невесело усмехнулся.

— Все наши идеи насчёт «подкрасться» к Хааральду с юга смешны, — сказал он, — Только идиот может подумать, что он не расположит разведчиков в проходе между Серебряным и Черис. И, в конце концов, это приведёт к лобовой атаке наших объединённых сил на его объединённые силы. Вы согласны с этим?

— Конечно, милорд.

— Ну а если бы Тирск командовал доларцами, он нашёл бы благовидный предлог, по которому его корабли должны были разведать побережье до залива Матиас. Это означало бы, что мы могли бы провести весь флот через Наковальню, и в этом случае мы, вероятно, никого не потеряли бы от простой непогоды. Но Мэликай будет придерживаться своих приказов, вопреки всему. Он уже так делал, и я не вижу никаких причин ожидать, что он сменит стиль сейчас. Это значит, что он будет командовать войсками как сухопутная крыса, кем он и является на самом деле. И это означает, что люди Хааральда опять снимут с нас стружку как с салаг. О, — помахал он одной рукой, — мы сделаем их в итоге. Шансы слишком велики, чтобы вышло как-то иначе. Но с этим идиотом, отдающим приказы, мы потеряем гораздо больше кораблей, и намного больше людей.

Каилли мысленно покачался на пятках, обдумывая едкий анализ своего адмирала, а затем вздохнул.

— Что? — спросил Белый Брод.

— По правде говоря, ничего, милорд. — Каилли покачал головой. — Я просто подумал, как было бы хорошо, если бы у меня была причина не согласиться с вами.

II Южное Море Паркера У Армагеддонского Рифа

Граф Тирск наблюдал за стаями морских птиц и виверн следовавших за флотом, словно клубы порохового дыма. Он понятия не имел, как много из них гнездилось вдоль пустынных берегов Армагеддонского Рифа, но никогда не видел их столько в одном месте за всю свою жизнь. Они кружились и взлетали, свистели и пикировали, исследуя кильватерный след корабля на наличие любых кусочков мусора, и смешанные крики птиц и высокие, каким-то образом скорбные свистки морских виверн явственно слышались сквозь звуки ветра и волн, скрип досок, случайные приказы и отклики.

Солнце садилось на западе, за едва заметной кляксой Армагеддонского Рифа. Предупреждение Белого Брода о надвигающейся плохой погоде оправдалось, но они уже прошли мимо Головы Демона и приближались к Голове Наковальни, пересекая сто сорок миль устья залива Ракураи, к тому времени, как начала накатываться свежая тяжёлая зыбь. Она была больше, чем привыкли собственные галеры и команды Тирска — или, по крайней мере, к чему они привыкли, до начала этого безумного путешествия — но, по крайней мере, у них был ветер на левом траверзе. Это означало, что они могли поднять вёсла и двигаться достаточно устойчивым курсом, с дважды зарифленными парусами, несмотря на сильную бортовую качку.

Получившаяся разница, даже для громоздкого корпуса «Короля Ранилда», была поразительный. Тирск по-прежнему чувствовал себя только что вылупившейся виверной, которая забрела в воду, слишком глубокую для неё, но он начинал думать, что совет Белого Брода действительно поможет им дойти до Плача МакФерсона без новых потерь в кораблях. Они уже прошли Пик Томаса, пройдя между ним и самым южным из островов, известных как Следы Шань-вэй, что обрадовало всех. Если у них был какой-то выбор, то никто не хотел укрываться в заливе Ракураи.

Он посмотрел на небо и нахмурился, задаваясь вопросом, может ли он искушать судьбу, позволив себе такую дозу оптимизма. Облака выстроились вдоль горизонта на востоке. С полудня бриз так же заметно посвежел, и ощущался заметно холоднее, чем это могло бы объяснить их постепенное приближение к холодным водам Плеса Думвала.

Было вполне вероятно, что погода снова испортится, но в данный момент «Залив Горат» был примерно в тридцати милях от побережья, и они должны были пройти Каменный Пик до рассвета. Как только они пройдут эту точку, побережье начнёт изгибаться к западу от них, предоставляя им больше пространства для манёвра, чем им было нужно. Что ещё лучше, они были всего в паре сотен миль от мыса Катастроф, и огромный участок Залива Демона и Бухты Разбитого Сердца глубоко врезались в Армагеддонский Риф к югу от мыса. Названия были далеки от обнадёживающих, но между тем, они предлагали защищённую якорную стоянку, достаточную для нужд флота, превышающий их собственный в размере в десятки раз, или сотни… и без взбудораживания призраков, которые, несомненно, обитали в заливе Ракураи.

Тем не менее, он предпочёл бы нигде не бросать якорь, и…

— Вижу корабль!

Тирск дёрнулся, как будто кто-то ткнул калёным железом в самую чувствительную часть его тела. Он крутанулся на месте, чтобы посмотреть на мачтового наблюдателя, и когда он это сделал, он почувствовал такое же недоверие у всех остальных, кто был на палубе «Залива Горат».

«Этот человек должно быть ошибся», — подумал граф. Не было абсолютно никакой причины, чтобы кто-то путешествовал через эти злополучные воды, кроме как по приказу такого же психа как тот, что писал их собственные.

— Где? — проорал лейтенант Жейкеб Метисин, который стоял на вахте.

— Прямо на левом траверзе, сэр, — в ответ крикнул вниз наблюдатель.

— Этот человек пьян! — пробормотал один из армейских офицеров, служивших морпехами.

Метисин, казалось, разрывался от раздражения от критики сухопутчика и собственного недоверия. Он сердито посмотрел на офицера, затем щёлкнул пальцами и указал на одного из гардемаринов флагмана.

— Берите подзорную трубу и лезьте на мачту, мастер Хаскин! — рявкнул он.

— Да, сэр!

Хаскин схватил тяжёлую подзорную трубу, повесил её за спину на ремень для переноски, и полез по выбленкам с проворством своих пятнадцати лет. Он вскарабкался в воронье гнездо, стянул подзорную трубу с плеча, и, положив её на ограждение марса для устойчивости, смотрел в неё следующие несколько минут. Лично Тирск подозревал, что юноша использовал как минимум часть этого времени, чтобы восстановить дыхание.

— Это один корабль, сэр! — наконец прокричал Хаскин вниз. — Идёт круто по-ветру прямо на нас.

Тирск нахмурился от нового смятения. Даже если торговое судно проходило через эти воды по какой-то своей немыслимой причине, торговый шкипер не имел уважительной причины идти через Армагеддонский Риф. И даже если бы у него была такая причина, один корабль вряд ли мог не заметить двигающийся в беспорядке строй галер длинною в милю, до того, как не был замечен сам в свою очередь! Что должно было заставить его идти в обратном направлении от них с той максимальной скоростью, какую он мог развить.

Разве что, это был курьерский корабль, посланный на их поиски?

Он покачал головой почти так же быстро, как эта мысль пришла ему в голову. Они были за пятьсот миль к югу от курса, которым им приказали следовать, и почти на три пятидневки отстали от графика. Даже если бы кто-то хотел отправить им курьера, он бы никогда не искал их здесь. Так что…?

— Выглядит как шхуна, сэр! — крикнул Хаскин, и сердце Тирска, казалось, пропустило удар.

— Повтори это! — в голосе Метисина звучало сомнение, но Хаскин стоял на своём.

— Выглядит как шхуна, сэр! — повторил он. — Я могу ясно разглядеть её марсели!

— А ну слезай! — скомандовал Метисин, и Хаскин последовал приказу. В этот раз он не стал спускаться по выбленкам: он дотянулся до бакштага, обхватил его ногами и скользнул вниз, чтобы приземлиться на палубе почти у ног Метисина.

— Да, сэр? — сказал он.

— Ты уверен, что это шхуна? — требовательно спросил лейтенант, почти крича на молодого человека.

— Да, сэр.

— Почему?

— Вы не забыли ту шхуну из Таро, которую мы видели, когда прибыли в порт Ферэйд в Дельфираке, сэр? — гардемарин покачал головой. — Тут, без сомнений, такой же такелаж, сэр.

Метисин открыл было рот. Потом он опять закрыл его и вместо этого медленно кивнул.

— Хорошо, мастер Хаскин. Передайте моё почтение капитану Мейкелу и сообщите ему о ваших наблюдениях.

— Да, сэр!

Хаскин поклонился в салюте и побежал к трапу на ют.

* * *

— Прошу прощения, Ваше Высочество, но мы только что получили сигнал от «Лазутчицы», — сказал капитан Мензир, проходя мимо лейтенанта Фалкана в штурманскую рубку.

— Мы получили сигнал? — спокойно спросил кронпринц Кайлеб, оборачиваясь к нему от стола с картами.

— Да, Ваше Высочество. «Враг в поле зрения», — прочитал он из блокнота. — «Азимут от моей позиции на запад-юго-запад, расстояние — восемнадцать миль. Вражеский курс на юго-запад, приблизительная скорость — шесть узлов. Более тридцати галер в поле зрения».

Он опустил блокнот, и выражение на его лице было любопытным сочетанием страха и сильного удовлетворения.

— Спасибо, Гвилим, — сказал Кайлеб, даже не взглянув на Мерлина. — Пожалуйста, убедитесь, что адмирал Стейнейр также располагает этой информацией.

— Да, Ваше Высочество.

— Также, пожалуйста, попросите адмирала прибыть на борт и захватить с собой капитана Боушема.

— Да, Ваше Высочество.

Кайлеб кивнул, Мензир стал смирно и коснулся левого плеча в салюте, а затем вышел. Кайлеб подождал, пока дверь штурманской рубки закроется за ним, а затем, наконец, повернулся, чтобы посмотреть на Мерлина.

— Итак, вот мы и на месте, — сказал он.

— Вот мы и на месте, — согласился Мерлин.

— Ты знаешь, так ведь, — сказал Кайлеб с кривой ухмылкой, — что флот начинает думать, что я почти такой же странный, как и ты?

— Чепуха. — Мерлин с усмешкой покачал головой. — Ты прекрасно обосновал свои доводы.

— Конечно. — Кайлеб закатил глаза, и Мерлин снова фыркнул, на этот раз громче.

Все капитаны Кайлеба уже были убеждены, что мнимые тароские шпионы Волны Грома получили внутреннюю информацию о курсе, которым было приказано следовать «Южной Группе». Самое сложное было допустить возможность — на самом деле, вероятность — что Тирск и Белый Брод смогут уговорить герцога Мэликая плыть южным путём, вместо того, которым им фактически приказали следовать, таким образом чтобы объяснить любые изменения их собственного курса, которые могли потребовать «видения» Мерлина.

Кайлеб просто заметил на одном из ранних совещаний капитанов, что только сумасшедший поведёт флот прибрежных галер прямо через Море Паркера. Он высказал мнение, что сам бы он проигнорировал свои приказы и остался ближе к Армагеддонскому Рифу. И когда Мерлин подтвердил, что Тирск и Белый Брод сумели уговорить Мэликая изменить свою точку зрения, Кайлеб во время следующей встречи со своими капитанами решил, что они собираются «последовать его интуиции» и прикрыть маршрут через Армагеддонский Риф.

Вряд ли Мензир был особенно поражён тем фактом, что «Южная Группа» действительно следовала по предсказанному Кайлебом маршруту, хотя это явно не мешало ему проявить глубокое уважение к железным нервам Кайлеба при следовании своей «интуиции». То, что удивило флаг-капитана принца, так это безошибочная — кто-то мог бы сказать сверхъестественная — точность, с которой «инстинкт моряка» принца позволил галеонам перехватить флот галер на курсе, который был идеально проложен так, чтобы избежать вражеских сил.

Конечно он не знал, что Кайлеб пользуется преимуществами спутниковой разведки, которую любезно предоставил лейтенант Мерлин Атравес.

— Я надеюсь, что «Лазутчица» не станет излишне инициативной, — сказал Мерлин через мгновение. Кайлеб посмотрел на него, и он пожал плечами. — Она не знает, что она там только, чтобы объяснить, как мы их нашли. Если её шкипер будет держаться ночью слишком близко к ним, он может оказаться в беде.

— Он знает своё дело, Мерлин, — ответил Кайлеб. — И не так чтобы у нас был большой выбор. Доминик, вероятно, после столь долгого знакомства с тобой, мог бы принять как должное твои «видения» и при этом не поседеть, как и большинство капитанов первоначальной эскадры. Но остальные нет.

— И даже если бы они сделали это, всё равно остаются причины никому не говорить об этом, — со вздохом согласился Мерлин.

— В точку. — Теперь была очередь Кайлеба пожать плечами. — И особенно тогда, когда Церковь объявила нам войну. Нам не нужно давать им боеприпасы, чтобы объявить, что мы связаны с демонами! Что касается «Лазутчицы», я не жду, что она попадёт в беду. Но если попадёт, значит попадёт. Это война, такое случается.

Мерлин посмотрел на него с тщательно скрытым сардоническим весельем — и печалью — которые Кайлеб никогда бы не понял. Кронпринц не был чёрствым, просто реалистичным, и, несмотря на всю свою молодость, он действительно понимал разницу между реалиями войны и романтизмом героических баллад. Он просто не мог понять, что человек, с которым он разговаривал, был кибернетическим аватаром молодой женщины, которая видела, как вся человеческая цивилизация пала в огне и разрушении. Если кто-то на всём Сэйфхолде знал, что значит «такое случается» на войне, то это был Мерлин Атравес.

— Значит, — сказал он, меняя тему, — ты чувствуешь себя достаточно уверенно, чтобы потратить время на доставку Доминика на борт, для устроенного в последнюю минуту обсуждения?

— Да, — сказал Кайлеб. — Я предполагаю, что, если «Лазутчица» увидела их, они, вероятно, увидели её. Но даже если так и есть, они не могут ничего с этим поделать. Я уверен, что отец был прав насчёт того, как наше внезапное появление повлияет на их боевой дух, но у них есть только два варианта: сразиться с нами в море или попытаться найти какое-то место для стоянки, чтобы заставить нас прийти к ним.

— Учитывая, насколько, как ты говоришь, разбросан их флот, они вообще могут не захотеть драться с нами. До тех пор, пока они не перестроятся, во всяком случае, а если «Лазутчица» верно оценила их скорость, то просто смыкание построения скорее всего займёт большую половину дня. — Кронпринц покачал головой — Если это самое лучшее, что они могут сделать при таком ветре, то их днища заросли ещё больше, чем я думал.

Мерлин кивнул, напоминая себе, что «пять узлов» на Сэйфхолде совсем не то же самое, чем были бы «пять узлов» на Земле, где морские и сухопутные мили имели разную длину. Для Нимуэ Албан «пять узлов» были бы эквивалентны чуть более девяти с четвертью километрам в час, или пяти и трём четвертям мили в час. Здесь «пять узлов» составляли ровно пять миль в час, и всё тут.

Учитывая, что текущая скорость ветра была примерно посередине между четырьмя и пятью баллами по старой шкале Бофорта, это было очень плохим показателем. Ветер дул с постоянной скоростью в восемнадцать-девятнадцать миль в час, и галеры Кайлеба могли легко выдать скорость от девяти до десяти узлов при этих условиях.

— Лучшим для них способом привести свой строй в какое-то подобие порядка было бы найти какое-то место для стоянки, достаточно продолжительной, чтобы их эскадры перестроились, — продолжил Кайлеб. — Но между Пиком Томаса и Каменным Пиком негде поставить флот на якорь. В сущности, если они ищут безопасную якорную стоянку, то между Каменным Пиком и Скальным Крюком тоже нет такого места.

— Итак, их альтернативы такие: продолжить держаться своего нынешнего курса, по крайней мере, до Скального Плёса или попытаться развернуться и вернуться туда, откуда они пришли. Если они доберутся до Скального Плёса, они смогут зайти за Опаловый остров и встать на якорь там. Если уж на то пошло, то Плёс будет гораздо более спокойным убежищем, чем открытая вода, что подойдёт галерам намного лучше, если они захотят сражаться на вёслах.

— Учитывая, как мало осталось светлого времени суток, я сомневаюсь, что у них есть время, чтобы передать необходимые приказы для координации любых серьёзных изменений планов, которые фактически исключают поворот. Таким образом, они, скорее всего, останутся на своём нынешнем курсе, проводят ночь, делая всё возможное, чтобы уплотнить своё построение, и надеются, что мы достаточно далеко от «Лазутчицы», а они смогут дойти до Скального Плёса, прежде чем их догонит что-нибудь мерзкое. Если я прав, то мы точно будем знать, где искать их утром, и для меня важно в последний раз согласовать наши планы с Домиником и убедиться, что на рассвете мы будем на месте, чтобы весь день разбираться с этими людьми.

— И, конечно же, — усмехнулся он, — если я не прав, тебе будет нужно рассказать мне об этом, чтобы я мог придумать какую-нибудь полу-правдоподобную причину, чтобы изменить наш курс.

— Не забывай про непогоду, — предупредил Мерлин.

Облака, идущие с северо-востока, обозначали передний край группы фронтов низкого давления. Его спутниковое наблюдение показало, что передний фронт, который уже почти догнал их, был довольно мягким, без неистовых гроз, которые часто приносили такие фронты. Он должен был пролиться довольно сильным дождём, и ветер собирался окрепнуть, но он должен был закончиться за некоторое время до рассвета. Его наилучший на данный момент прогноз говорил, что это подтолкнёт погодные условия к шести баллам по шкале Бофорта, с ветрами до двадцати пяти или двадцати шести миль в час и волнами высотой от десяти до тринадцати футов.

Но фронт, наступающий на пятки, был ещё сильнее, с ветрами, которые могли бы достигнуть силы семь балов по Бофорту и волнами, достигающих семнадцати или восемнадцати футов.

— Я не забываю о ней, — заверил его Кайлеб и неприятно улыбнулся. — Но Мэликай не знает, что она надвигается, и поэтому не отдаст никаких приказаний, чтобы попытаться пройти до наступления темноты. А если шторм разразится, то у нас будет преимущество над ним.

* * *

— Есть какие-нибудь изменения в текущих приказах, сэр? — спросил лейтенант Жоэлсин. Он должен был говорить громко, чтобы перекричать звук холодного ровного дождя, но он старался не выказывать беспокойства в своём голосе, когда сменил на вахте первого лейтенанта «Короля Горжи II», Лиама Мейкелсина.

— Никаких, — ответил лейтенант Мейкелсин. Он на мгновение посмотрел на Жоэлсина, затем пожал плечами. — Мы не так много можем сделать сейчас, кроме как стараться придерживаться нашего нынешнего курса, Филип.

Жоэлсин начал что-то говорить, но остановился и вместо этого просто кивнул. Была непроглядная, безлунная ночь, ветер свежел, море вздымалось, все на палубе были насквозь мокрые и несчастные, несмотря на свои непромокаемые штормовки, а вперёдсмотрящие едва могли разглядеть кормовые и мачтовые фонари ближайших кораблей сквозь стену дождя. Возможно, герцог Мэликай мог бы приказать сменить курс до наступления ночи, если бы он оперативно отреагировал на донесение наблюдателей, но он этого не сделал. Теперь это стало физически невозможно. Всё, что они могли сделать теперь, это держать свой нынешний курс сквозь дождь и надеяться.

Все это знали, но никто не знал, откуда появилась эта шхуна. Или как могло случиться, что их тут нашли.

«Вероятно, это просто разведчик», — сказал себе Жоэлсин в тысячный раз. Если уж на то пошло, это может быть всего лишь одно из их торговых судов, плавающих дальними маршрутами доставки, потому что идёт война. В конце концов, многие их торговые капитаны являются бывшими военно-морскими офицерами. Если бы один из них совершенно случайно наткнулся на нас, он бы знал, как важно подобраться ближе, узнать всё, что может, прежде чем направиться обратно в Черис с предупреждениями.

Как бы то ни было, безусловно черисийцы не могли направить достаточную часть своего флота в воды, которые находятся так далеко от Бухты Каменной Банки, чтобы угрожать объединённому флоту! Эта идея звучала настолько безумно, что не удивительно, что Мэликай не чувствовал необходимости идти на риск путаницы от попытки разворота своего разрозненного флота. И всё же, этот парус был там, и двигался прямо на них.

— Очень хорошо, мастер Мейкелсин, — сказал Жоэлсин официально. — Вахту принял.

* * *

— Хорошо. Все мы понимаем, что мы должны завтра сделать, — сказал Кайлеб.

Он, сэр Доминик Стейнейр, их флаг-капитаны, Мерлин, и лейтенант Фалкан сидели вокруг обеденного стола во флагманской каюте КЕВ «Неустрашимый», пока дождь барабанил по световому люку каюты и стучал в кормовые окна.

Кайлеб понятия не имел о реальной причине, по которой Мерлин предложил это конкретное имя для первого из специально построенных галеонов с пушечным вооружением, но он и его отец согласились, что оно идеально ему подходит. «Неустрашимый» был почти на сорок футов длиннее, чем старые галеоны Черисийского Флота. Адмирал Стейнейр сохранил КЕВ «Буря» в качестве своего флагмана, но «Неустрашимый» нёс пятьдесят четыре пушки против тридцати шести на старых кораблях. Он также был спроектирован с самого начала с непрерывной гладкой палубой, без раздутых надстроек на баке и юте. Бак и ют были всего на шесть футов выше его главной палубы, соединённые фальшбортом и спардеком для матросов швартовой группы, и все его пушки располагались на его главной палубе или выше. Несмотря на то, что корабль был в целом изящнее и с более низкими бортами, чем его старшая сестра — по сравнению с её длиной, по крайней мере — нижние кромки орудийный портов были почти на пятнадцать футов выше ватерлинии, по сравнению только с девятью футами у «Бури». И соотношение ширины его корпуса к длине, в купе с более мощным парусным вооружением, означало что он был быстрее.

Большие размеры также сделали логичным его выбор в качестве флагмана, и у корабля были достаточно большие (для тесного, переполненного, парусного корабля, по крайней мере) каюты, чтобы разместить адмирала. Или, в данном случае, кронпринца, исполняющего обязанности адмирала.

— Думаю, мы понимаем, Ваше Высочество, — ответил адмирал Стейнейр. Он выглядел во многом, как более молодая версия своего старшего брата, хотя его борода была гораздо менее пышной. В действительности, он предпочитал кинжалоподобную, скорее как у Мерлина, за исключением его навощённых усов. Затем он улыбнулся своему кронпринцу.

— Если мы этого не сделаем, то во всяком случае не потому, что вы не объяснили это достаточно ясно, — добавил он.

— Я не хочу придираться, Доминик, — сказал Кайлеб с грустной улыбкой. — И я не пытаюсь притворяться, что знаю твою работу так же хорошо, как и ты. Просто…

— Просто потому, что окончательная ответственность — ваша, Ваше Высочество, — прервал его Стейнейр и покачал головой. — Это я тоже понимаю. И, поверьте, я совсем не чувствую себя так, как будто вы мне не доверяете. Коли на то пошло, вы, вероятно, приобрели такой же опыт командования эскадрами пушечных галеонов, как и я. Но всё-таки, для вас настало время отдохнуть так хорошо, насколько вы сможете.

Кайлеб с удивлением посмотрел на него, и адмирал пожал плечами.

— Завтра вам будет нужна ясная голова, Ваше Высочество, — сказал он твёрдо. — И вы должны помнить, что не только ваши командиры эскадр и капитаны понимают, что мы должны сделать. В данный момент каждый человек во флоте понимает это, так же как они знают, что вы привели их прямо к врагу. Поверьте мне, при этом они знают, насколько это было близко к невозможному. Они полностью доверяют вам и своему оружию, и они точно знают, каковы ставки. И если смертные люди могут выиграть эту битву, они выиграют её для вас.

Он выдержал взгляд Кайлеба несколько секунд, до тех пор, пока принц не кивнул медленно.

— Поэтому то, что вам нужно сделать прямо сейчас, так это выспаться как можно больше, — продолжил затем Стейнейр. — Завтра вам нужно будет принимать решения. Удостоверьтесь, что ваша голова достаточно свежа, чтобы принимать решения, достойные людей под вашим командованием.

— Вы правы, конечно, — сказал Кайлеб после некоторой паузы. — С другой стороны, не уверен, что смогу заснуть этой ночью. Но, конечно, я попробую.

— Хорошо. А теперь, — Стейнейр посмотрел на каютную лампу, раскачивающуюся над столом на своём кардане, и вслушался в шум дождя и неуклонно крепчающего ветра, — мне лучше вернуться на «Бурю», пока море совсем не разыгралось.

Он поморщился, когда более сильный порыв дождя ударил в световой люк, затем улыбнулся капитану Боушему

— Мы с Канейром промокнем насквозь, — добавил он.

— Конечно, — согласился Кайлеб. Он ещё раз оглядел сидящих вокруг стола, затем подхватил бокал с вином и поднял его — Тогда последний тост, перед тем как вы уйдёте.

Все остальные также взяли свои бокалы и подняли их.

— Король, Черис, победа и проклятие врагу! — решительно сказал Кайлеб.

— Проклятие врагу! — пророкотало ему в ответ, и стекло запело, когда стаканы соприкоснулись.

III Битва при Каменном Пике, У Армагеддонского Рифа

Мерлин Атравес стоял вместе с Арнальдом Фалканом и капитаном Мензиром позади кронпринца Кайлеба на шканцах КЕВ «Неустрашимый», в усиливающемся сером свете и ветреном предрассветном холодке, когда отец Рейманд возвысил свой голос в молитве.

Рейманд Фуллир был урождённым черисийцем. В связи с этим, было маловероятно, что ему когда-либо позволят подняться выше его нынешнего звания старшего священника, но он по-прежнему был рукоположенным священником Церкви Господа Ожидающего. И так же он был священником, который знал, потому что Кайлеб удостоверился, чтобы все на борту его кораблей знали, кто в действительности организовал эту неспровоцированную атаку на Черис. Не только на их короля, но также на их дома и семьи.

Мерлин внимательно смотрел на спину капеллана флагмана. Фуллир стоял рядом с корабельной рындой у поручней шканцев, лицом к собравшемуся корабельному экипажу, что означало, что Мерлин не мог видеть выражение его лица. Но то, что он видел в старшем священнике, стоявшем, словно он кол проглотил, и слышал в голосе Фуллира, было удовлетворительно… и, возможно, также тревожно, как это было обнадёживающе для человека, который принёс такие изменения в Черис.

— И сейчас, — Фуллир довёл свою молитву до конца, его голос был твёрдым и сильным, противостоя свисту ветра в такелаже, — так же, как и архангел Чихиро молился перед последней битвой против сил тьмы, мы берём на себя смелость сказать: Боже, ты знаешь, как мы должны быть заняты в этот день трудами Твоими. Если мы забудем Тебя, то Ты, о Господь, не забудешь нас. Аминь.

— Аминь, — выдохнула в ответ собравшаяся команда с яростным энтузиазмом.

Аминь Мерлина прозвучал одновременно с другими, такой же пылкий, как и любой, что он когда-либо произносил, несмотря на упоминание плагиата «архангела Чихиро» с батальной молитвы сэра Джейкоба Эстли[7]. И всё же искренность Фуллира, тот факт, что с того дня, как они отплыли, в любой из его проповедей экипажу «Неустрашимого», не было никаких оговорок, только подчёркивал его чувство, что «Группа Четырёх» где-то просчиталась.

Мерлин не знал, что в их решении уничтожить Черис было от подлинной озабоченности в отношении ортодоксальности королевства, а что циничным расчётом надменного, полностью коррумпированного священноначалия. Он подозревал, что они, вероятно, и сами не знали. Но одна вещь, которую он точно знал, заключалась в том, что им никогда ни на одно мгновение не приходило в голову, что их план раздавить Черис может не увенчаться успехом. Кроме того, что бы они не думали, они боялись, что у них есть повод, из-за которого может начаться настоящая религиозная война. Но если бы они были в состоянии услышать отца Рейманда этим утром, то, возможно, они могли бы распознать в звуках его твёрдого, разгневанного, благословляющего голоса похоронный звон над их неоспоримым владычеством на Сэйфхолде.

Это было именно то, что хотел Мерлин, хотя он никогда не хотел, что это случилось так скоро, прежде чем он — и Черис — успеют подготовиться ко всему этому. Но Нимуэ Албан изучала военную историю, и поэтому, в отличии от «Группы Четырёх», Мерлин знал, какой может быть всеобъемлющая религиозная война, и когда он услышал этот твёрдый, уверенный «Аминь!» и присоединил к нему свой, сердце, которого он больше не имел, было внутри него холодным.

Кайлеб повернул голову, оглядывая свой флагманский корабль в последний раз. Палубы были посыпаны песком для лучшего сцепления. Орудия уже были откачены, заряжены пушечными ядрами и зарядами шрапнели, и поставлены обратно на места. Морские пехотинцы, вооружённые новыми мушкетами и штыками, расположились вдоль коечных сеток спардека и на боевых марсах, рядом с матросами, обслуживающими поворотные пушки, называвшихся на Сэйфхолде «волками», которые были смонтированы там. Были подготовлены вёдра с песком и водой, чтобы тушить пожары. Шлюпочные тали были пусты, а сами лодки были заведены за корму. Над палубой паруса и такелаж были выстроены в острый, геометрический узор, захватывающий всю силу ветра. А под палубами, как знал Мерлин, наблюдая как тяжело сглотнул один из младших гардемаринов, ждали целители и хирурги с их скальпелями и пилами.

— Хорошо, капитан Мензир, — наконец сказал Кайлеб, намеренно повысив голос, чтобы другие услышали, когда он повернулся к своему флаг-капитану. — Поднимите, пожалуйста, для меня этот сигнал.

— Так точно, Ваше Высочество, — решительно ответил Мензир, и кивнул гардемарину Кёрби. — Поднять сигнал, мастер Кёрби, будьте любезны.

— Так точно, сэр! — отсалютовал Кёрби, после чего повернулся отдать собственные чёткие приказы сигнальной группе.

Вереница флагов быстро взлетели вверх до нок-рея, как раз в тот момент, когда восходящее солнце вышло из-за облаков на восточном горизонте. Оно осветило сигнальные флажки глубоким золотистым светом и было встречено мощным, алчущим одобрительным восклицанием команды «Неустрашимого». Мало кто из них мог прочитать эту последовательность сигнальных флагов, но всем им сказали, что она означает, и губы Мерлина, прикрытые усами, дрогнули в улыбке.

«Если уж я единственный человек на всей планете, который знает историю Старой Земли», — подумал он, — «то я буду двигать вперёд в нужном направлении всё, о чём я могу подумать!»

Кайлебу понравился текст того сообщения, которое Мерлин предложил ему прошлой ночью, после отъезда Стейнейра.

«Черис ожидает, что каждый человек выполнит свой долг»[8], — сказали эти флаги, и когда восходящее солнце полностью осветило сигнальные флаги, Мерлин услышал, как приветствие «Неустрашимого» буйным эхом отразилось от следующего корабля, заглушенное ветром, но всё ещё хорошо слышимое.

Кайлеб повернулся к нему с улыбкой.

— Ну, ты определённо был прав насчёт этого, — сказал он. — Фактически, я…

— Вижу корабль! — отозвался эхом крик наблюдателя.

— Противник в поле зрения!

* * *

Граф Тирск поднялся в воронье гнездо «Залива Горат», задыхаясь от утомительного подъёма вверх по выбленкам. Он был слишком стар — и слишком не в форме — для такого рода упражнений, но ему нужно было увидеть всё своими глазами.

Он откинулся назад, прислонившись к колеблющемуся стволу мачты, и заставил себя не обхватывать его рукой, чтобы сделать своё положение устойчивее. На такой высоте бортовая качка галеры была выражена ярче, чем на палубе, и казалось, что воронье гнездо раскачивается даже по более широкой дуге, чем, как он знал, было на самом деле.

«Прошло слишком много времени с того момента, как я поднимался сюда», — подумал он краешком сознания, но это было слишком слабым отражением того, что видели его собственные глаза, подтверждающие невозможные донесения наблюдателей.

Ветер за ночь постепенно посвежел и колебался в направлении одного градуса на север. Волны были достаточно высоки, чтобы сделать греблю на кораблях как минимум тяжёлой, если не сказать хуже, особенно для доларских галер, с их мелкосидящими корпусами и низко расположенными вёсельными портами. На самом деле он знал, что скорость «Залива Горат» была больше, чем минимально безопасная в этих условиях, и, если бы он осмелился, он бы подумал о том, чтобы приказать своей эскадре взять третий риф, чтобы уменьшить площадь парусов ещё больше.

Но единственное чего он не мог сделать, так это уменьшить скорость. Не при таком разрыве между его эскадрой и флагманским кораблём герцога Мэликая. «Король Ранилд» практически скрылся за горизонтом, если смотреть с палубы «Залива Горат», почти полностью пропав из поля зрения, а корабли Белого Брода были впереди ещё дальше. Это было не то время, чтобы дать разрыву увеличиться ещё… особенно тогда, когда минимум двадцать пять галеонов Королевского Черисийского Флота надвигались с наветренной стороны на разбросанный, двигающийся в беспорядке «строй» объединённого флота.

Они не могли быть здесь. Вопреки тому, что доказывали его глаза, вопреки тому, что золотой кракен на чёрном фоне развевался на верхушках бизань-мачт, его разум настаивал на повторении этой невероятной мысли. Даже если Хааральд знал, что они наступают, он не мог предсказать, где искать объединённый флот! И только сумасшедший мог послать такую часть своего собственного флота в середину этой огромной пустыни из солёной воды в сумасбродный поход, чтобы найти противника.

И всё же, они были там.

Дождь, который мочил флот всю ночь, начал сходить на нет, так как пасмурность начала проясняться незадолго до рассвета. Тем не менее, сзади его догоняли ещё несколько фронтов ливня, а свежие облака закрывали восточный горизонт, обещая к ночи ещё более сильный дождь. Более ранний ливень уменьшил видимость до нескольких миль, пока не стала редеть, что могло объяснить, как эти галеоны подобрались так близко, до тех пор, пока их не заметили.

Но, конечно, это не объясняло, как те же самые галеоны могли точно знать, где находился флот, не смотря на завесу дождя.

Он глубоко вздохнул и поднял свою подзорную трубу, чтобы изучить противника.

Он никогда не видел, чтобы парусные суда так точно держали строй. Это была первая мысль, когда ведущие корабли двух кильватерных колонн, надвигающихся на них, попали в фокус зрения его подзорной трубы.

«Я никогда не видел раньше так много орудийных портов», — подумал он мгновением позже, наблюдая как они смело прорываются через белые шапки десятифутовых волн во взрывах разлетающихся брызг. Определённо, слухи о том, как много орудий черисийцы размещает на борту своих галеонов, были точны. На самом деле, выглядело так, что они, скорее всего, недооценили вооружение кораблей противника.

Так как он продолжил изучать их, он начал выискивать различия между отдельными кораблями. По его выводам, по меньшей мере половина из них была перестроена из торговых судов. Все они имели новое черисийское парусное вооружение, но изменения были небольшими, хотя некоторые из них имели даже больше орудийных портов, чем другие корабли, превосходящие их по размерам. Он был готов поспорить, что не все они были одинаково хороши, хотя пока и не имел доказательств этого. Тем не менее, они приближались, со скоростью, по крайней мере, на половину большей, чем у его собственных кораблей, и они делали это идя под марселями и одними кливерами. Было очевидно, что у них был ещё не использованный резерв скорости и манёвренности… в отличие от его собственных галер с одиночными парусами, испытывавшими сильную качку и с днищами обросшими водорослями.

Его рот сжался в раздумьях. Погодные условия чрезвычайно благоприятствовали более мореходным, более способным держать курс, галеонам. Что ещё хуже, он знал, что его ошеломляющие неверие от созерцания здесь этих кораблей, эхом пронесётся по всему флоту на фоне того, что результаты опознания подтвердились, деморализуя офицеров и экипажи. Утренние молитвы и увещания капелланов его кораблей, несмотря на весь пыл, с которым они были сделаны, не могли изменить этого. И когда напуганные и полные предчувствий экипажи, поймут, насколько велико преимущество в манёвренности у противника, то их уверенность в себе упадёт ещё больше.

«Хватит!» — сказал он сам себе. — «Да, всё будет плохо. Просто прими это. Но у тебя всё ещё более ста пятидесяти кораблей против не более чем тридцати! Это преимущество пять-к-одному!

Он резко, решительно кивнул и опустил свою подзорную трубу, а затем вылез из вороньего гнезда и начал спускаться по выбленкам вниз на палубу. Весь путь вниз он снова и снова повторял про себя эти цифры.

Это не помогло.

Его ноги, наконец, коснулись палубы, и он передал подзорную трубу бледному гардемарину, а затем степенно и спокойно пошёл к капитану Мейкелю.

— Их двадцать пять или тридцать, — сказал он невозмутимо, показывая рукой в сторону массы марселей, появляющихся на фоне сине-серых дождевых облаков на северо-западе. — Они выстроились в две колонны. Мне кажется, что они хотят рассечь напролом наш строй — такой, какой он есть, и что в нём есть, — его губы дрогнули в улыбке, которая отражала как минимум призрак подлинного юмора, — а затем попытаются прожевать всё, что они поймают между ними.

Он сделал паузу, и Мейкел кивнул в понимании, его выражение стало напряжённым.

— Если они сохранят свой нынешний курс, их наветренная колонна пересечёт наш курс по крайней мере в пяти-шести милях перед нами. Я подозреваю, — он снова улыбнулся, — что их внимание привлёк огромный размер «Короля Ранилда», и они планируют сделать его своей первоочередной целью. Если это случится, то всё, что мы можем сделать, это удерживать наш нынешний курс и попытаться прийти на помощь герцогу как можно скорее.

— Да, милорд, — сказал Мейкел, когда граф сделал очередную паузу.

— Сигнал остальной эскадре, придерживаться курса и держаться ближе к нам. Я знаю, что большинство из них не сможет этого сделать, но каждая крупица будет полезна.

— Немедленно, милорд. — Мейкел кивнул лейтенанту Метисину. — Проследите за этим, — сказал он.

— После этого, капитан, — сказал Тирск, — всё, что мы можем сделать, это подготовиться к бою.

— Да, милорд, — Мейкел поклонился, и когда Тирск подошёл к наветренному фальшборту и стал всматриваться в приближающиеся паруса, он услышал глухой рокот барабанов, призывающих к бою.

* * *

— Ну что же, они нас увидели, — прокомментировал Кайлеб, когда последние капли дождя упали на палубу «Неустрашимого».

Принц проигнорировал воду, капающую с края его шлема, и задумчиво нахмурился.

Дождь прекратился, но, если предсказание Мерлина было точным, новый, более сильный дождь — и ещё более сильные ветры, приближающиеся с севера — должны были дать о себе знать не позже полудня. У него было, возможно, шесть часов, прежде чем видимость опять начнёт ухудшаться.

Теперь он мог видеть ближайшие галеры совершенно отчётливо прямо с уровня палубы. Он поморщился, так как весь западный горизонт, от севера и до юга, насколько он мог видеть, был усеян парусами. Несмотря на описания Мерлина и доклады о наблюдениях от «Лазутчицы» и совместно действующей с ней «Вероники», он в действительности не представлял, насколько была велика — и растянута — его цель.

Он задумался над тем, что видел, задаваясь вопросом не должен ли он скорректировать свой план сражения. Шесть шхун, приданных к его флоту, находились с наветренной стороны, с приказом держаться подальше от битвы, но оставаться достаточно близко, чтобы видеть и повторять сигналы от «Неустрашимого» или «Бури» или для них. Если он хотел что-то изменить, то у него оставалась ещё время для этого, не очень много.

«Неустрашимый» был ведущим кораблём в наветренной колонне. В каком-то смысле, было бы более целесообразно поставить флагманский корабль в середину линии, где Кайлеб был бы в лучшем положении — по крайней мере теоретически — чтобы видеть завязку боя и более точно координировать действия хотя бы на начальных этапах. К сожалению, как только начинал клубиться дым от выстрелов пушек, никто не имел возможности видеть далеко, даже при таком ветре; это стало болезненно очевидно исходя из работы Стейнейра с Экспериментальной Эскадрой. Таким образом, и Кайлеб и Стейнейр были ведущими в своих колоннах, что давало им максимальную степень контроля над тем, куда шли их колонны до начала боевых действий. И до тех пор, пока корабли, стоящие позади них в линии, следовали за ними в кильватере, это давало им максимальный контроль над тем, куда пойдёт действие после того, как начнётся сражение.

Он нахмурился сильнее. Каждая колонна растянулась почти на три мили, а пятнадцать кораблей Стейнейра находились примерно в шести милях с подветренной стороны, когда они направились к противнику. «Неустрашимый» шёл чуть севернее точки, которую первоначально выбрал Кайлеб, но это его не беспокоило. Капитан Мензир заметил огромную галеру, несущую вымпел доларского адмирала, и скорректировал его курс так, чтобы пройти позади неё.

Клубы грязно-серого дыма начали появляться рядом с некоторыми галерами, которые были ближе всего. Вероятность того, что кто-то, обладающий пушками без доработок Мерлина, попадёт в них с такого расстояния была настолько несущественной, что Кайлеб её даже не рассматривал. Он даже не видел всплесков, где большая часть ядер — которые должны были быть нацелены в «Неустрашимого» — упала в воду.

Он размышлял над ситуацией ещё мгновение, а потом пожал плечами. План, который он, Стейнейр и Мерлин составили вместе, был лучшим из того, что они могли придумать. Он не собирался начинать портить его просто потому, что у него разгулялись нервы перед своей первой битвой.

Он тихо фыркнул, посмеявшись собственным мыслям, и даже не заметил, как его внезапная улыбка расслабила плечи офицеров, стоявших около него на шканцах флагмана.

— Ещё минут пятнадцать, я думаю, капитан Мензир, — сказал он непринуждённо.

— Около того, Ваше Высочество, — согласился Мензир.

— Очень хорошо, капитан, — сказал Кайлеб более официальным тоном. — Вступить в бой с врагом.

— Так точно, Ваше Высочество!

* * *

Фейдель Альварез, герцог Мэликай, стоял на юте «Короля Ранилда» и наблюдал, как колонна галеонов направилась к его флагману. Ведущий корабль в линии противника был одним из крупнейших в черисийском построении, и его челюсти сжались, когда он подошёл достаточно близко, чтобы он увидел корону над золотым кракеном, развевающимся на бизань-мачте. Только один человек во всей Черис мог плавать под таким флагом: наследник престола.

«Кайлеб», — подумал он. Кронпринц Кайлеб Армак, собственной персоной, шёл на него, подобно какому-то демону. Мэликай не особо верил в очевидные подозрения Церкви относительно ортодоксальности Черис, но чем ещё можно было объяснить присутствие этих галеонов, за семь с лишним тысяч миль от Бухты Каменной Банки? Как ещё можно объяснить, что они могли просто найти его флот, да ещё и в позиции, подходящей для атаки?

Холодный, унылый страх горел глубоко внутри него, постепенно становясь сильнее по мере приближения к Армагеддонскому Рифу. Он ни за что не должен был позволять Тирску и Белому Броду уговорить его приближаться так близко к этим проклятым землям! Ему нужно было плыть так, как он хотел с самого начала, так как ему было приказано. Намного лучше было рискнуть потерять весь флот от ветров и штормов, чем дать его уничтожить этим легионам Ада!

Капитан Экирд стоял у левого фальшборта, напряжённо наблюдая за приближающимся противником, и Мэликай впился взглядом в спину своего флаг-капитана. Экирд рекомендовал отдать флоту приказ сделать поворот оверштаг, даже если это нужно было сделать на вёслах, сразу же, как только они увидели первый неизвестный парус. Конечно, Мэликай отмахнулся от этого предложения. Доклад наблюдателей был, скорее всего, неверным, а даже если это было и не так, за этим одиночным парусом не могло быть ничего такого… что могло быть способно угрожать флоту такого размера, какой был у него!

Сейчас его собственный флаг-капитан игнорировал его.

Мэликай взглянул на прямую спину Экирда, а затем коснулся рукояти своего меча. Он чуть вытянул его из ножен, убедившись, что он свободно двигался, а затем посмотрел на артиллеристов, согнувшихся над казённиками своих пушек.

Этим утром Экирд опять выдвигал аргументы против приказов Мэликая. Он хотел попробовать держаться подальше от черисийцев, достаточно далеко, чтобы пушки с его возвышающегося корабля могли хотя бы надеяться попасть по ним, вместо того, чтобы идти напрямик прямо под их орудия, но Мэликай резко оборвал его. У их галеонов могло быть больше пушек, чем у любого из его кораблей, но все его галеры несли бо́льшие экипажи, усиленные тяжёлыми частями лучших полков Королевской Армии. Если они смогут как-то прижаться боком к одному из этих галеонов, то они сметут своими пиками, мечами и топорами с его палуб всё, не взирая на то, сколько орудий несёт эта проклятая штука! И что бы не думал Экирд, Мэликай имел в пять раз больше галер, чем было галеонов.

Он обнажил зубы, противопоставляя гнев на трусость своего флаг-капитана против холодного яда своего собственного страха, в то время как с других галер начинало стрелять всё больше пушек, а черисийцы подплывали всё ближе и ближе.

* * *

Первые несколько ядер просвистели в воздухе выше «Неустрашимого» как потерянные, проклятые души. Одно из них попало в грот-марсель и прорвало мокрый парус насквозь, словно по нему шлёпнули гигантским кулаком. Ещё одно пролетело едва в пяти футах перед носом корабля, а затем он получил первое настоящее попадание.

Ядро, скорее всего восьмифунтовое из длинноствольного «сокола», попало по нему под гамачные сетки спардека и прямо перед грот-мачтой. В облаке зазубренных обломков, оно проломило фальшборт правого борта и разорвало пополам морского пехотинца, превратившегося в кровавый взрыв. Крики и несколько воплей известили о том, что обломки причинили ещё несколько ран, и больше, чем один член экипажа «Неустрашимого» вздрогнул. Но корабль продолжал двигаться вперёд, а огромный корпус «Короля Ранилда» находился уже менее чем в семидесяти ярдах от него.

* * *

— Рулевому готовность к повороту на левый борт! — сказал капитан Экирд своему первому лейтенанту. — У нас будет единственный шанс после того, как они пройдут позади нас!

— Да, сэр.

Мэликай презрительно скривил губы, когда услышал слабую дрожь в голосе лейтенанта. Очевидный страх другого человека приятно отвлекал от своего собственного, и он вытащил свой меч, так как конец длинного бушприта «Неустрашимого» начал пересекать кильватерный след «Короля Ранилда» всего в пятидесяти ярдах позади его флагмана.

* * *

— Огонь по готовности! — прокричал капитан Мензир, когда «Неустрашимый» нацелил свои передние орудия на свою цель.

Высокая, массивная корма «Короля Ранилда» возвышалась над низко сидящим галеоном. Несмотря на износ, который галера претерпела за тысячи миль путешествия, совершённого ей, чтобы достичь этой точки, несмотря на слизь и нити водорослей вдоль её ватерлинии, следы золочения всё ещё были видны на великолепной резьбе, сияя в утреннем свете на фоне цвета рыхлых серых облаков и ярко-синего неба. Зелёная вода и белые брызги завихрялись позади её корпуса, когда волны омывали нижний ряд вёсельных портов, а ряды её огромных кормовых окон сверкали на солнце, несмотря на покрывавший их налёт соли. Над кормовым фальшбортом можно было увидеть тускло блестящую сталь шлемов, а множество солнечных лучей отражались от наконечников абордажных пик, лезвий топоров, алебард и стволов фитильных мушкетов. Зарифенный парус галеры, поставленный вместо основного, поношенный и залатанный, раздулся словно щит, и с неё раздались пренебрежительные крики.

Но эти крики прозвучали нерешительно, и были встречены лишь молчанием со стороны дисциплинированной команды «Неустрашимого».

Кормовые орудийные порты «Короля Ранилда» осветились огнём, но порты были слишком высоко расположены, артиллеристы не учли поправки на движение корабля, а «Неустрашимый» был слишком близко к нему. Орудия галеры, в отличие от черисийской артиллерии, не могли быть наведены вниз, и ядра просвистели сквозь «Неустрашимого», не задев ничего, и без толку упали в воду далеко позади него.

И в этот момент передние орудия галеона начали стрелять.

Орудие за орудием, из стволов вырывалось пламя и удушающие клубы дыма, когда командиры расчётов дёргали свои спусковые шнуры. Расстояние было меньше шестидесяти ярдов, и, в отличие от канониров «Короля Ранилда», у расчётов орудий было время учесть движение своего корабля. Орудийный порт за орудийный портом, по всей длине галеона, орудия отскакивали назад, шарахаясь в безумном хоре визжащих опорных катков, когда их ядра — каждое из которых был снаряжено хорошим зарядом картечи — врезались в «Короля Ранилда» как железная лавина.

Кормовые окна галеры исчезли без следа, когда продольный огонь «Неустрашимого» превратил величественную кормовую надстройку в пасть зияющей пещеры ужаса. Ядра и картечь взрывались по всей длине судна. Летели осколки, кричали люди, и вздымающийся дым от бортового залпа скрыл ужасающие результаты этого удара.

Когда галеон приблизился к корме «Короля Ранилда» времени было только на один выстрел из каждого орудия, но раздался голос капитана Мензира.

— Вытянуть шкоты и брасы! Рулевому право на борт! — выкрикнул он.

* * *

Мир герцога Мэликая распался в ошеломляющей вспышке опустошения. Он никогда не представлял, никогда не мечтал, ни о чём, подобном бесконечно длящемуся рёву бортового залпа «Неустрашимого». Двадцать семь орудий выстрелили в его корабль ядрами шести с половиной дюймов в диаметре, каждое из которых весило более тридцати восьми фунтов и сопровождалось двадцати семью зарядами полуторадюймовой картечи. Они вломились сквозь корму галеры, совершенно не смутившись хрупким стеклом и резными досками, и полетели прямо к носу, убивая и калеча всех на своём пути.

Этот тщательно нацеленный и выверенный бортовой залп убил или ранил более ста тридцати членов экипажа «Короля Ранилда». Люди кричали, когда ядра, шрапнель и обломки их собственного корабля вонзались в них. Кровь разлетелась по доскам палубы большими, гротескными узорами, и люди, которые никогда не представляли себе такого урагана огня — люди, уже деморализованные и напуганные необъяснимым появлением своего противника в тысячах миль от Черис — в ужасе уставились на своих искалеченных товарищей по команде.

Большая часть залпа «Неустрашимого» пришлась ниже уровня юта «Короля Ранилда». Полдюжины пушечных ядер пролетели прямо через главную каюту галеры, вырвались наружу прямо из-под среза кормовой надстройки и пробили глубокие, кровавые борозды сквозь людей, находящихся на палубе. Но как минимум два ядра пробились вверх, прямо через палубу юта, и Мэликай пошатнулся, когда воющая метель осколков пронеслась сквозь офицеров, собравшихся там.

Что-то большое, тяжёлое и быстрое врезалось в его собственную кирасу, почти сбив его с ног. Броня, однако, выдержала. Взрыв развернул его кругом, как раз, чтобы увидеть, как капитан Экирд падает навзничь, хватаясь за толстый осколок, который вонзился в его шею, словно зазубренный гарпун. Кровь брызнула из раны, словно вода из сопла насоса, и капитан упал на палубу.

Мэликай пытался удержать равновесие, в то время как последние выстрелы громогласного бортового залпа «Неустрашимого» молотили по его флагману. Его разум был ошеломлён, словно его поймали горячие зыбучие пески. Он изумлённо оглянулся и увидел, что «Неустрашимый» свободно проскользнул к правому борту его корабля.

Галеон переложил руль, постепенно поворачивая на левый борт, всё больше ловя ветер с траверза[9], а не прямо с кормы. Его реи двигались плавно, с механической точностью, когда он встал левым бортом, в сотне ярдов с подветренной стороны, между «Королём Ранилдом» и Армагеддонским Рифом, как кракен между только что вылупившейся морской виверной и землёй.

Путаница и кровавая бойня, вызванная его огнём, парализовали «Короля Ранилда». Капитан галеры был мёртв; её первый лейтенант был смертельно ранен; её рулевые лежали в крови на палубе. К тому моменту, когда его второй лейтенант начал восстанавливать контроль, «Неустрашимый» вышел на новый курс и снова прогремел бортовой залп.

На этот раз, очередная порция ядер ударила галеру в возвышающийся правый борт, а не в её хрупкую корму. Более толстая обшивка позволяла чуть лучше сопротивляться тяжёлым ядрам галеона, но, в то же время, давала больше более крупных осколков, которые смертельно ранили её экипаж. И в тот момент, когда «Неустрашимый» снова выстрелил в неё, КЕВ «Разрушитель», следовавший вслед за «Неустрашимым», пересёк кильватерный след «Короля Ранилда» и обстрелял его снова.

Мэликай отвернулся от «Неустрашимого» в тот момент, когда «Разрушитель» открыл огонь, и во втором оглушающем пушечном залпе галеона он увидел разгром своего флота. Ни одна из его галер не могла сравниться с массированной огневой мощью галеонов Кайлеба; они были безнадёжно разбросаны и дезорганизованы, в то время как черисийские корабли шли тесным, хорошо контролируемым строем, стреляя из своих орудий с невероятной частотой; кроме того галерам при текущей обстановке на море безнадёжно не хватало манёвренности. Количество ничего не значило, если оно ни во что не могло стрелять, как в его случае.

Он услышал, как второй лейтенант флагмана выкрикивает приказы вставшим на замену рулевым, отчаянно сражаясь, чтобы хотя бы отвернуть корму «Короля Ранилда» от этого ужасающе разрушительного огня. Но ровно в тот момент, когда громоздкая галера наконец, с неохотой, начала слушаться своего руля, пушечное ядро срезало её грот-мачту прямо на уровне палубы. С грохотом, она начала вываливаться за борт вместе с кучей обломков, развевающейся парусины и сломанного такелажа. Когда она упала в воду, галера дико покачнулась, в тот же момент став совершенно беспомощной. Обломки действовали как огромный якорь, тянущий её по кругу, и всё тот же беспощадный огонь бил по ней снова и снова, и снова.

Мэликай смотрел в сторону кормы, и его ошеломлённый мозг сжался, когда третий корабль из строя Кайлеба начал стрелять по ним. «Король Ранилд» повернулся достаточно, чтобы огонь КЕВ «Отвага» попадал ему в раковину, а не прямо в корму, но флагманский корабль по-настоящему не был её основной целью.

«Герцог де Ферн», следующая галера за кормой «Короля Ранилда» отдала один риф, пытаясь прийти на помощь командующему флотом. Площадь её парусов опасно увеличилась, что дало ей возможность плыть быстрее… только чтобы понять, что заодно она идёт прямо под бортовой залп правого борта «Отваги».

Мэликай съёжился, когда залп галеона извергся с вулканической яростью. Он едва мог видеть сквозь удушающую пелену порохового дыма, но стена дыма поднялась ещё выше от огненного дыхания ещё одного галеона, так как в дело вступил КЕВ «Защита». Он обрушился своей яростью на его корабль, и на «Герцога де Ферна», а за ним последовал КЕВ «Разрушение».

Всё что он мог слышать было громом черисийской артиллерии. Казалось, он доносился отовсюду — со всех сторон — так как ведомые «Неустрашимого» следовали за ним, неуклонно продвигаясь на юго-запад. Они были быстрее — намного быстрее — под парусами, чем любая из его галер, и их пушки стреляли постоянно, безжалостно, с той же невозможной быстротой, когда как они настигали корабль за кораблём.

Движение «Короля Ранилда» становилось всё тяжелее и тяжелее. — «Должно быть его корпус набирает воду», — мутно подумал Мэликай, пока пошатываясь шёл к борту. Он опёрся на разбитый фальшборт, и осознал, что весь ют в беспорядке завален телами и частями тел. Главная палуба, там где люди капитана Экирда были собраны для попытки абордажа, который так и не произошёл, была хаосом из трупов, лежавших искорёженными кучами, и он смотрел, как густые потоки крови стекали за борт через шпигаты галеры. Казалось, сам корабль истекает кровью, подумал уголок его мозга. Затем что-то заставило его посмотреть, как КЕВ «Разрушение» развернулось вокруг разрушенного, медленно тонущего обломка, который когда-то был гордостью доларского военно-морского флота.

Он поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть оглушительные вспышки орудий галеона.

Это было последнее, что он когда-нибудь видел.

* * *

«Неустрашимый» постепенно двигался на юг, подгоняемый давлением северо-восточного ветра. Громовая канонада позади него беспрерывно продолжалась, так как другие корабли его колонны пересекали линию движения «Южной Группы», потом поворачивали и следовали вслед за ним.

Сильный бриз катил клубящуюся туманную гряду порохового дыма по направлению к едва видимому пятну Каменного Пика, а ожесточённость всё ещё продолжавшегося пушечной огня, рычащего позади него, показывала, что некоторые галеры к северу от тонущего флагмана Мэликая продолжают пытаться пробиться в сторону герцога с бесполезной храбростью.

Ни Кайлеб, ни Мерлин особо не беспокоились по этому поводу. Весь вражеский флот был слишком раздроблен и разбросан, чтобы сконцентрировать достаточное количество кораблей в ударный кулак, который мог бы прорваться сквозь бортовые залпы галеонов. Если же они желали подходить по одиночке или вдвоём, то Кайлеб был рад оставить решение вопроса их уничтожения на усмотрение своих капитанов, в то время как он сам сосредоточился на оставшейся части «Южной Группы».

— Я думаю, мы должны немного увеличить скорость, Гвилим, — сказал он, глядя на клубы дыма в двух милях впереди, где колонна адмирала Стейнейра тоже пересекала вражеский курс, и проверяя, как высоко поднялось солнце.

Капитан Мензир взглянул вверх на марсели и вымпелы на верхушке мачты, прикидывая силу ветра, затем выждал, пока отгремит очередной бортовой залп. Галера, которая пыталась прорваться на запад, подальше от «Неустрашимого», вздрогнула, когда пушки с правого борта галеона ударили по её корме. Такелаж распался, её единственная мачта завалилась на сторону, и она начала закручиваться, когда обломки стали тащиться за ней.

— Поднять брамселя? — предложил капитан.

— Давайте, — согласился Кайлеб.

— Так точно, Ваше Высочество. — Мензир поднял свой кожаный рупор. — Мастер Жирард! Прикажите команде поднять паруса, будьте любезны! Пусть поставят брамселя!

— Так точно, сэр! — подтвердил распоряжение первый лейтенант, и начал отдавать приказы сам, и моряки из орудийных расчётов левого борта полезли по выбленкам вверх, чтобы добраться до брам-рей, в то время как другие побежали на бак и ют по спардеку над пушками к кофель-планкам отдавать шкоты, бык-гордени и гитовы.

— Ослабить брамсели! — прокричал Мензир в свой рупор, и матросы начали распускать паруса, ослабляя сезени[10], которые крепили паруса к реям. Капитан внимательно наблюдал за этим, пальцы левой руки барабанили по бедру, в то время как корабельные пушки сделали ещё один бортовой залп в галеру по правому борту.

— Опустить брамсели! — крикнул капитан, и матросы над головами свалили полотнища парусов с рей на их гордени.

— Шкоты брамселей травить! — скомандовал Мензир.

— Шкоты травить! — эхом ответили офицеры у каждой из мачт.

— Ослабить бык-гордени и гитовы! — скомандовали старшие у кофель-планок, и брамсели стали опускаться как огромные шторы, раздуваясь над уже поставленными марселями, когда сильный ветер начал наполнять их.

— Шкоты выбрать!

«Неустрашимый» наклонился сильнее, когда давление ветра на брамсели начало увеличиваться. Корабль шёл в солнечных лучах сквозь белые взрывы брызг, и пушечные порты его правого борта опустились ближе к воде. Но тот же увеличивающийся крен, поднял орудийные порты с наветренной стороны выше, что позволило ему наброситься на галеры впереди словно атакующему ястребу.

Последний бортовой залп с правого борта ударил в галеру с подветренной стороны, и Кайлеб посмотрел назад. «Разрушитель» ставил собственные брамсели, как и флагман, а дальше за ним, за клубами дыма, от его выстрелов в ту же самую несчастную галеру, он мог видеть всё больше раскрывающихся парусов на других кораблях в его колоне.

Он взглянул на Мерлина с жёсткой, кракеноподобной ухмылкой, а затем повернулся обратно в сторону юга, так как капитан Мензир слегка изменил курс, чтобы обратить свои пушечные порты в сторону очередной доларской галеры.

* * *

Гэвин Мартин, барон Белого Брода, стоял как статуя на вершине кормовой надстройки «Короля Горжи II». Рядом с ним стоял капитан Каилли, и оба они смотрели на север. Тароские галеры возглавляли объединённый флот, а «Король Горжа II» был почти во главе всего построения. Белый Брод был слишком далеко к югу, чтобы ясно видеть, что же происходило, но его наблюдатели оставили ему мало шансов сомневаться, что произошла полная катастрофа.

— Как они это сделали, милорд? — пробормотал рядом с ним Каилли, и барон пожал плечами.

— Я понятия не имею, Жильберт, — признался он откровенно. — Но как они это сделали, на самом деле это не имеет значения, разве нет?

— Нет, милорд, — угрюмо согласился Каилли и повернулся, чтобы посмотреть на своего адмирала.

Белый Брод продолжил смотреть в северном направлении. Ветер доносил до него прерывистые раскаты тяжёлый канонады, и её звук становился устойчивее и громче по мере её приближения. Его наблюдатели докладывали ему о «множестве» галеонов, но он был совершенно уверен, что они ещё не увидели их всех. Если бы Хааральду Черисийскому пришлось пойти на безумный риск отправки какого-то количества своих галеонов так далеко от Бухты Каменной Банки, то он бы послал их все. И судя только по тяжести залпов, которые слышал Белый Брод, они должны были постепенно превращать доларский флот позади него в обломки.

Он поднял глаза к небу. Солнце продвинулось хорошо к западу от полудня, а облака, которые раньше парили на восточном горизонте, неуклонно — и быстро — сгущались. В действительности, первые облака уже висели над головой. — «Опять дождь», — подумал он. — «Скоро. И судя по тому, как быстро он надвигается, ветер тоже усилится ещё больше».

Он повернулся и посмотрел на запад. Скальный Крюк, этот перст среди скалистых утёсов, тянущихся на юго-запад, чтобы прикрыть Скальный Плёс, был ясно виден по правому борту, и он чувствовал глубокое, жгучее искушение изменить курс. Если он пройдёт между Скальным Крюком и островом Опал в защищённые воды плёса, его корабли будут укрыты от непогоды, надвигающейся с запада. И в этих более спокойных водах, они могли бы маневрировать под вёслами, что — в теории, конечно — дало бы им лучшую возможность противостоять мстительно преследующих их галеонам.

Но…

— Мы будем придерживаться нашего курса, — сказал она, отвечая на невысказанный вопрос Каилли, — И мы ещё больше отпустим рифы на парусах.

В глубине взгляда флаг-капитана был виден протест, и Белый Брод резко рассмеялся.

— Это заманчиво, — признался он, показывая рукой в сторону прохода в Скальный Плёс. — Это очень заманчиво, и я знаю, что рискую кораблём, увеличивая площадь паруса на таком ветру. Но если мы решим укрыться в плёсе, они либо приплывут сразу за нами, либо будут ждать у острова Опал, чтобы держать нас в руках, как овец, пока они не будут готовы атаковать. И когда они это сделают, их пушки сделают из нас приманку для кракенов.

Каилли посмотрел протестующе, и Белый Брод покачал головой.

— Я знаю, о чём ты думаешь Жильберт, но послушай вот что. — Ветер донёс до них гром пушек ещё яснее, и барон поморщился. — У них не просто больше пушек, они также стреляют из них гораздо быстрее. Это единственное объяснение, как они могу делать так много выстрелов. А также, — мрачно улыбнулся он, — это объясняет, почему они поместили так много пушек на своих галеонах, не так ли?

— Да, милорд. Я полагаю, так и есть.

Протест исчез из взгляда Каилли, но осталась глубокая озабоченность, и Белый Брод его прекрасно понимал. Они всё ещё были почти в двухстах пятидесяти милях к северу от Мыса Катастроф, а между Скальным Плёсом и Бухтой Демона не было защищённых якорных стоянок.

— Полагаю, мы потеряем ещё несколько галер, если ветер по пути будет таким же, как и сейчас, — сказал барон, не отводя взгляда. — Но плохая погода очень усложнит им погоню за кем-либо из нас, а у нас будет больше шансов противостоять морю, чем им.

Он мотнул головой в сторону севера, и наконец, медленно, его капитан кивнул не только в знак согласия, но и соглашаясь.

— Да, милорд, — сказал он.

— Хорошо, Жильберт. — Белый Брод слегка положил руку на плечо Каилли, а затем глубоко вдохнул. — И передайте сигнал на все корабли эскадры, поднять дополнительные паруса.

IV КЕВ «Неустрашимый», У Армагеддонского Рифа

— Закрепите пушки, капитан, — сказал кронпринц Кайлеб.

— Так точно, сэр, — ответил капитан Мензир. — Мастер Седлир, закрепите пушки.

— Так точно, сэр, — лейтенант Бинжамин Седлир был вторым лейтенантом «Неустрашимого», но он действовал за первого. Лейтенант Жирард был среди девятнадцати корабельных раненых.

По всему кораблю, измученные моряки в последний раз катали пушки, осторожно работая с их двухтонными питомцами на качающейся палубе. Вымбовки под винградами вздымались, опуская дула пушек, пока заряженное пушечное ядро не выкатится на палубу, выталкивая пыж перед собой. Затем использовались пыжовники с крюками на конце для извлечения пороховых картузов перед тем, как пушки были пробанены, чтобы отчистить наросший нагар от пороховых отложений, а запальные отверстия были тщательно вычищены. Командиры орудий тщательно осматривали детали, затем заменяли дульные пробки и вентиляционные фартуки, после чего их тащили обратно к закрытым орудийным портам и закрепляли по-походному.

Пока расчёты орудий работали, Кайлеб шагнул к кормовым поручням и посмотрел за корму. «Разрушитель» продолжал медленно двигаться в кильватерном следе «Неустрашимого». Он отдалился дальше за корму — на расстояние в шестьсот ярдов, промежуток между ними увеличился в два раза, по сравнению с тем, что было в начале операции — но постепенно сокращал утраченное расстояние.

Было очень трудно разобрать что-то позади него. Заходящее солнце было невидимо за толстым облачным покровом, пена начинала вздуваться в полосы, и то, что начиналось как порывистый дождь, превратилось в постоянный ливень. Паруса следующего корабля, идущего за кормой «Разрушителя», были смутно видны сквозь дождь и брызги, но сам корабль не мог быть рассмотрен Кайлебом, и он вообще не мог увидеть другие корабли его колонны.

Кронпринц повернул голову, когда сбоку к нему подошёл Мерлин. Лейтенант Фалкан стоял между ними и остальной частью шканцев, обеспечивая им приватность и выступая в качестве осторожного предостережения другим, чтобы они делали то же самое.

— Они все всё ещё там сзади? — спросил Кайлеб. Он должен был поднять свой голос почти до крика, чтобы пробиться сквозь шум дождя, ветра, скрипящих досок и волн.

— Не совсем. — Мерлин повысил свой голос, вглядываясь в сгущавшийся дождь. Но его глаза были расфокусированы, поскольку он изучал не «Разрушитель», но снятые с воздуха разведданные, которые Сыч передавал со своего СНАРКа. — Колонна не такая аккуратная, какой она была. «Кинжал» и «Ужасный» плывут почти борт о борт, и большинство кораблей изменили свои относительные позиции. Все они в какой-то момент покинули линию, чтобы иметь дело с кем-то выведенным из строя или кем-то, кто пытался сбежать, а «Девица» и «Поток» так и не смогли воссоединиться — они сделают это у острова Сэмюэл — но мы не потеряли никого из них. Остальные двенадцать все как-то вернулись в построение, и они всё ещё там.

— Я с трудом могу в это поверить, — признался Кайлеб. Он повернулся, чтобы посмотреть вдоль палубы «Неустрашимого». — Я имею в виду, я знал, что новые пушки дадут нам огромное преимущество, но всё же…

Его голос затих. Мерлин кивнул, но выражение его лица было омрачено не только дождём и брызгами.

— Мы, возможно, действительно не потеряли ни одного корабля, но не остались безнаказанными, — заметил он, и теперь настала очередь Кайлеба мрачно кивнуть.

Сам «Неустрашимый» получил шестнадцать попаданий, девять из них были из орудий, по крайней мере столь же тяжёлых, как и его собственные. Дважды он был пробит ниже ватерлинии, но плотник и его помощники забили деревянные затычки в отверстия, чтобы остановить течи. Одна из его карронад на баке была выбита из лафета, а большая часть её расчёта была убита тем же попаданием. Ещё одно пушечное ядро вырвало кусок из его грот-мачты. Это, к счастью, был скользящий удар, и до того, как он был ранен, лейтенант Жирард «залечил» раненую часть мачты, наложив на неё решётку в качестве шкало[11], чтобы закрепить её, как шину на сломанной руке.

Дагликс — левый становой якорь — тоже был оторван попаданием, а в бегущем такелаже были десятки новых сращиваний, не говоря уже о дырах почти в каждом из его парусов. Но, несмотря на всё это, и несмотря на его семнадцать убитых и девятнадцать раненых, большинство из которых срубили летящие обломки, он был в невероятно хорошей форме.

Другие галеоны, как знал Мерлин, были менее везучими. КЕВ «Тайфун», из первоначальной Экспериментальной Эскадры, бывший в колонне адмирала Стейнейра, обнаружил себя бегающим между двумя особенно умело управляемыми тароскими галерами. Он разбил их обеих до остовов, но удачный удар из их собственной артиллерии срезал его грот-мачту не больше, чем в дюжине футов над палубой. Хуже того, рушащаяся мачта упала с подветренной от таросцев стороны, и выжившие члены экипажа галеона были взяты приступом сквозь путаницу из упавшего рангоута при отчаянной попытке абордажа.

Она потерпела неудачу, несмотря на ужасные потери, нанесённые в немалой степени кремниевыми мушкетами и штыками восьмидесяти морских пехотинцев «Тайфуна». Но это вызвало ещё большие потери среди экипажа «Тайфуна». Общие потери галеона в людях составило более двухсот человек, что было более чем половиной его полной корабельной команды, и он потерял контакт с остальной колонной Стейнейра. Но капитан Стивирт всё ещё стоял на ногах, несмотря на то что во время попытки абордажа он получил небольшую рану, и держал ситуацию под контролем. Несмотря на повреждение его мачт и такелажа, галеон всё ещё был мореходным, и он осторожно пробивался сквозь дождь и постоянно усиливающийся ветер по направлению к условленному месту встречи у острова Сэмюэл, где два корабля снабжения ожидали остальную часть флота.

Очень немногие корабли Кайлеба остались неповреждёнными, но никто из них не пострадал так сильно, как «Тайфун». Фактически, повреждения «Неустрашимого» были хуже, чем у большинства, вероятно потому, что он был во главе своей колонны.

— Что ты можешь рассказать мне о Доминике и другой стороне? — спросил Кайлеб, наклонившись ближе, так что их головы были всего в нескольких дюймах друг от друга.

Ему всё ещё приходилось напрягать свой голос, чтобы быть услышанным из-за шума ветра и моря, но даже Арнальд Фалкан не мог его подслушать, и на этот раз Мерлин повернул голову, чтобы спокойно посмотреть на него. Он поднял одну бровь, и Кайлеб показал свои зубы в напряжённой усмешке.

— Немного поздно для всех нас притворяться, что тебе нужно уйти в твои комнаты и медитировать, Мерлин, — сказал он, с блестящими от юмора глазами.

— Хорошо, — согласился Мерлин, потом в задумчивости погладил секунду один из своих усов.

— «Путешественник» и «Летняя луна» ждут на рандеву с «Отважным», — сказал он, начиная с кораблей снабжения и сопровождающей их шхуны. — Все остальные шхуны всё ещё в хорошей форме, но прямо сейчас они больше беспокоятся о погоде, чем о чём-либо ещё. Я думаю, что большинство из них тоже достигнут острова Сэмюэл, так быстро, как только смогут.

— Колонна Доминика в значительной степени не повреждена. «Тайфун», «Удар молнии» и «Водоворот» все отделились от своего подразделения — они независимо следуют к острову Сэмюэл, также как «Девица» и «Поток» — но остальные по-прежнему остаются с ним. Сам Доминик продолжает сражаться с замыкающими формирование Белого Брода, но я думаю, что по меньшей мере десять или двенадцать таросцев собираются ускользнуть от него в этой дряни, — он помахал рукой в сторону шторма. — Белый Брод возглавляет их, и он справляется ужасно хорошо при данных обстоятельствах. Он к тому же давно прошёл мимо Мыса Катастроф. Думаю, он сейчас проходит Мыс Декстера, но думает ли он в категориях Плёса Демона или продолжает бежать, я не могу сказать.

— На востоке есть ещё пять или шесть галер, — продолжал он, указывая на почти беспросветно-тёмный восточный горизонт, и выражение его лица было мрачным. — Две из них довольно сильно повреждены, я не думаю, что они переживут эту ночь. Другие могут, но две из них — доларские, и они уже в беде.

Он остановился на мгновение, уставившись в темноту, где люди, составлявшие экипаж этих галер, сражались за свои жизни против голода моря за пределами зрения даже его глаз, затем снова оглянулся на Кайлеба.

— Граф Тирск распоряжается тем, что осталось, — сказал он. — У него имеется около шестидесяти галер и всех оставшихся судов снабжения, и прямо в эту минуту он огибает Скальный Крюк. Он будет безопасно стоять на якоре в Скальном Плёсе через два или три часа.

— Понятно.

Кайлеб нахмурился, глядя в пустоту, пока он обдумывал то, что сказал ему Мерлин. Он оставался таким несколько секунд, затем снова посмотрел на Мерлина.

— Какова наша нынешняя позиция? — спросил он.

— Итак, теперь я так же твой штурман? — парировал Мерлин с улыбкой.

— Когда волшебник — или сейджин — появляется, чтобы предложить вам свои услуги, заодно вы можете воспользоваться всеми преимуществами этого, — ответил Кайлеб с ещё одной из своих напряжённых ухмылок.

— Что ж, к вашему сведению, мы находимся примерно в тридцати трёх милях к юго-юго-востоку от северной оконечности острова Опал.

— А Тирск встаёт на якорь за Скальным Крюком или с подветренной стороны Опала?

— За Скальным Крюком, — ответил Мерлин.

Кайлеб опять кивнул, явно напряжённо думая, после чего поморщился.

— Я не очень хорошо помню карту, — признался он. — Можем ли мы пройти между Опалом и Скальным Крюком отсюда за один галс?

Теперь была очередь Мерлина нахмуриться, когда он изучил спутниковые снимки, переданные ему от висящего над ними СНАРКа.

— Я так не думаю, — сказал он через мгновение, говоря немного медленнее. — Направление ветра поменялось слишком сильно.

— Этого я и боялся. Всё же, может быть это к лучшему. Люди смогут использовать эту передышку.

Мерлин повернулся прямо лицом к принцу.

— Кайлеб, ты же не думаешь о том, чтобы идти в Скальный Плёс за ними сегодня вечером, правда?

— Это именно то, что я думаю, — сказал Кайлеб, и Мерлин нахмурился ещё больше.

— Кайлеб, у тебя есть только тринадцать кораблей — предполагая, что никто из других не потеряет контакт по пути, а ты говоришь о том, чтобы вдеть нитку в иголку в темноте! Проход между Опалом и Скальным Крюком шириной всего двадцать миль; идёт сильный дождь, наступает ночь, ветер продолжает усиливается, у нас шестнадцатифутовое волнение, и каждая глубина на твоих картах показывает, что они восемьсот лет как устарели!

— Согласен, — спокойно сказал Кайлеб. — С другой стороны, согласно картам, основной канал более девяти миль в ширину и почти шестьдесят футов в глубину, пока ты не пройдёшь северную оконечность острова. Положение дел могло измениться с тех пор, как Хастингс создал оригинальные карты, но должен быть достаточный запас, чтобы дать нам пройти.

— В середине дождливой ночи? — требовательно спросил Мерлин. — Не дожидаясь Доминика или других отставших?

— Мы потеряем, по крайней мере, пару дней, дожидаясь встречи с Домиником, а затем возвращаясь на позицию, — заметил Кайлеб.

— Это не меняет того факта, что будет темнее, чем внутри бочки, к тому моменту, когда мы сможем туда добраться. Твои вперёдсмотрящие даже не смогут увидеть Остров Полумесяца, а тем более избежать столкновения с ним!

— Ах, но у меня же есть помощь волшебника, не так ли, сейджин Мерлин? — мягко ответил Кайлеб. — Ты можешь видеть Остров Полумесяца и, возможно, остров Опал и Скальный Крюк, все одновременно. Так что «Неустрашимый» возьмёт на себя инициативу, а остальные последуют по его кильватерному следу.

— Но зачем рисковать, чтобы один из них сбился с пути? — возразил Мерлин. — Если один из наших галеонов выбросит на берег в непогоду подобную этой, мы, вероятно, потеряем всю его команду, а Тирск никуда не денется. Конечно, не до рассвета!

— Нет, не денется, — согласился Кайлеб. — Но я скажу тебе, что он собирается сделать. — Мерлин поднял брови, и Кайлеб пожал плечами. — Он собирается прикрепить шпринги к своим якорным тросам. Он собирается переправить на берег столько своих тяжёлых орудий, сколько сможет, и установить их в качестве береговых батарей. Он будет думать о том, что мы с ним сделали, и думать о том факте, что Скальный Плёс намного лучше подходит для его галер, чем открытое море. И он будет делать всё возможное, чтобы компенсировать панику и шок у своих людей. Он собирается использовать каждый день — каждый час — что мы ему даём, чтобы приготовиться убить как можно больше моих людей, когда мы наконец атакуем.

— Но… — начал Мерлин, но Кайлеб покачал головой.

— Я знаю, что, если мы дождёмся Доминика, мы всё равно сможем уничтожить каждый корабль, который есть у Тирска, чтобы он ни делал тем временем. Но если мы дадим ему время подготовиться, мы потеряем собственные корабли. Далеко не так много, как потеряет он, я уверен, но мы будем вынуждены встретится с ним на гораздо менее выгодных условиях, и нет никакого способа, чтобы он сдался без боя — вероятно неприятного, при таких стеснённых условиях.

— С другой стороны, если мы атакует сегодня вечером, пока его люди ещё истощены и напуганы, в то время как он сам, вероятно, всё ещё пытается справиться с тем, что мы уже сделали с ним, инициатива будет на нашей стороне. Его люди будут чувствовать себя в ловушке и беспомощными, а люди, которые чувствуют себя таким образом, гораздо более склонны просто сдаваться вместо того, чтобы сражаться до горького конца.

Мерлин начал открывать рот в новом протесте, но сейчас же закрыл его. Он всё ещё думал, что схема Кайлеба была рискованной, но он должен был признать, что принц казался довольно хорошо привыкшим к идее, что там будут использоваться сверх-человеческие способности его сейджина — или волшебника. И учитывая собственные возможности Мерлина, идея захода в Скальный Плёс в разгаре почти что бури, была не такой безумной, как казалась на первый взгляд.

Но не это было тем, что разбило его протест. Нет, это было осознание того, что Кайлеб был прав.

Это было не то, что могло бы прийти на ум Нимуэ Албан, поскольку в войне, в которой она сражалась, не было сдавшихся. Были только победители и мёртвые, и сама концепция пощады была бессмысленной. Мерлин допустил последствия деморализации и паники в отношении боевых возможностей противника, но он не пошёл ещё на один шаг дальше и не вспомнил, что почётная капитуляция была глубоко укоренившейся частью сэйфхолдийских боевых действий.

«И», — признался он сам себе, — «он был слишком обеспокоен потенциальными трудностями простого проникновения в Скальный Плёс, чтобы подумать, насколько ужасной может являться ночная атака в «безопасной якорной стоянке». Особенно в такую ночь, какой она обещала быть… и сразу после того кошмарного дня, который люди, бывшие по ту сторону, только что пережили».

Это продолжало быть сомнительным решением, по его мнению. Это можно было бы утверждать в любом случае, и совершенно обосновано. Тем не менее он подозревал, что Кайлеб Армак всегда предпочёл бы более дерзкое решение практически для любой проблемы. Это могло бы быть плохо, но только если бы принц позволил своим инстинктам взять верх над своим холодным расчётом потенциальных преимуществ и недостатков. И, несмотря на первоначальную реакцию Мерлина, это было не то, что здесь произошло.

«Похоже, он унаследует больше, чем просто трон от своего отца», — подумал Мерлин, вспомнив прохладный, расчётливый ответ Хааральда про вселяющие ужас шансы против его королевства. — «Интересно, есть ли ген для такого рода вещей?»

— Хорошо, Ваше Высочество, — сказал он, наконец, тоном немного более формальным, чем уже стало нормой. — Если вы полны решимости сделать это, я полагаю, что наименьшее, что ваш ручной «волшебник» может сделать для вас, это помощь.

— Вот это по-нашему! — сказал Кайлеб, ударив его по спинке его кирасы, с которой лилась вода, и повернулся, чтобы посмотреть через собственное плечо.

— Капитан Мензир! Общий сигнал: «Образовать линию за моей кормой. Приготовиться к ночным действиям. Передать всем подразделениям». Потом давайте зажжём наши ночные огни и поднимем их, пока у нас ещё есть дневной свет. После этого, — он показал зубы флаг-капитану, — я хочу, чтобы вы изменили курс.

V Скальный Плёс, Армагеддонский Риф

Опустившись в кресло, граф Тирск подавил стон чистого изнеможения. В животе у него внезапно и резко забурчало, поскольку запах горячей еды, которую смог собрать его камердинер, напомнил ему, что он не ел с тех пор, как позавтракал, по меньшей мере тридцать шесть часов назад.

Он начал тянуться за бокалом вина, но потом остановился, а его рот криво дёрнулся. Вино было последней вещью, которая нужна была его пустому желудку. Он передумал и вместо этого принялся за большую булочку с маслом.

Он впился в неё, и в это мгновение это была самая вкусная вещь, которую он когда-либо пробовал. Он заставил себя жевать медленно, смаковать, а не пожирать с жадностью, как полуживая хлещущая ящерица, и затем проглотил со вздохом удовольствия.

Он наклонился вперёд, взял вилку и нож и отрезал кусок от ломтя жареной баранины, лежащей на его тарелке. Он также последовал за булочкой к нему в рот, и он закрыл глаза, блаженно жуя.

«После такого дня, как этот, это довольно скромное удовольствие», — подумал он и проглотил еду. Он позволил себе небольшой глоток вина и поморщился от того, что вино смыло вкус баранины.

Даже сейчас он не знал точно, сколько кораблей осталось под его командованием. По лучшим оценкам, всё, что он смог собрать — это от сорока пяти до восьмидесяти, включая, по его расчётам, все корабли снабжения. Это было не очень много из объединённого флота, который насчитывал более ста семидесяти ещё этим утром.

Он наколол на вилку исходящий паром кусочек картофеля с маслом, но несмотря на голод, от размышлений о бесконечной цепи бедствий, произошедших за этот день, еда вдруг показалось ему не такой вкусной.

Он не знал как много ещё кораблей флота в действительности было потеряно, но он знал, что их число было огромным. Он собственными глазами видел изобилующие трупами обломки «Короля Ранилда» — и смытые с него прочь тела — прямо перед тем, как разрушенный корпус перевернулся и затонул. Ещё он видел по меньшей мере дюжину кораблей, напоминающих погребальные костры, вздымающиеся там, где они либо загорелись в разгар боя, либо были подожжены черисийцами. Он надеялся, что враг позволил их экипажам хотя бы добраться живыми до лодок, прежде чем спалил их корабли позади них, но он не был уверен в этом.

Он подождал секунду, потом покачал головой, раздражённый сам собой.

«Да, ты знаешь, что они позволили экипажам хотя бы некоторых из своих призов сперва покинуть их», — сказал он себе. — «Чёрт, ты принял более ста девяносто выживших только на борт «Залива Горат»!»

Это было правдой. Но число людей, которых подобрал его собственный корабль, только подчёркивало все те сотни — тысячи — других людей, которые были на других галерах Мэликая.

Он отрезал ещё один кусочек баранины и положил его себе в рот, методично пережёвывая.

Он не видел ничего, кроме тонущих разбитых обломков и пылающих корпусов, когда его флагман плыл по следам продолжающейся битвы. Черисийские галеоны похоже не оставляли выживших галер позади себя. Они были в два раза быстрее, чем его собственные корабли, особенно после того, как они поставили свои брамсели, и они использовали эту скорость, чтобы беспрепятственно преследовать свою добычу, уверенно настигая — и топя — каждую галеру на своём пути. Не было ничего, что он мог бы с этим поделать, но, вероятно, так же было хорошо и то, что они были слишком быстры, чтобы он смог поймать их, мрачно сказал он самому себе, вспоминая старую историю о охотничьей собаке, которая «поймала» хлещущую ящерицу.

Он снова покачал головой, на этот раз в почти ошеломляющем шоке. Выжившие, которых подобрал «Залива Горат», подтвердили то, что он уже понял. Каким-то образом, черисийцы нашли способ стрелять из тяжёлых пушек в три или четыре раза быстрее, чем все остальные в мире. Он всё ещё пытался привести в порядок свои мысли о последствиях, связанных с искусством военно-морской войны, но принц Кайлеб — а некоторые из выживших опознали флаг черисийского кронпринца на борту одного из этих смертоносных галеонов — провёл жестокую демонстрацию, что эти последствия будут… значительными.

По крайней мере, Тирск сумел довести корабли, оставшиеся в компании «Залива Горат», до безопасного убежища Скального Крюка. Даже здесь, за каменным барьером изогнутой каменной косы, его стоявший на якоре флагман дёргало и резко, неожиданно швыряло. Беснующийся дождь барабанил по световому люку над его головой и журча по палубе убегал через шпигаты, и он мог слышать, как ветер свистит в вантах галеры и вздымает пенящиеся брызги.

Лампы качались над ним на своих карданах, заливая знакомый комфорт его кают-компании тёплым светом, и он вспомнил другие ночи. Вспомнил, как сидел здесь, куря свою трубку, наслаждался кубком вина или кружкой пива, в тепле и комфорте, и ещё больше осознавал это от звука дождя или вздоха ветра.

Но сегодняшний вечер не был комфортным. Было только осознание того, что он выиграл не более чем передышку. Кайлеб должен был сделать вывод о том где он без особых сложностей. И, сделав такой вывод, он должен был бы что-нибудь с этим сделать.

Исходя из рассказов выживших и его собственных наблюдений, он очень сомневался в том, что Кайлеб потерял больше одного или двух своих галеонов, максимум. Молодой черисийский принц только что выиграл то, что несомненно было величайшей, самой неравной военно-морской победой в истории, и, в отличие от Мэликая, Кайлеб был моряком. Королевский черисийский флот знал о завершении задач, к которым он приложил руку, и принц вряд ли смог бы отказаться от возможности завершить свою победу. Через день или два Тирск может увидеть, как эти галеоны стоят в Скальном Плёсе, и когда так будет, настанет его очередь увидеть, как его корабли расстреливают на кусочки у него на глазах

«Но они не победят нас так же дёшево, как Мэликая», — пообещал он себе.

Он уже передал на каждую галеру приказы привязать шпринги к их якорным тросам, как только рассветёт. Шпринги — швартовые канаты, выведенные через орудийные порты и прикреплённые к якорным цепям кораблей на одном конце и к их кабестанам на другом — должны были позволить любому из его кораблей поворачиваться на месте, просто наматывая трос вокруг кабестана. Это позволило бы им нацеливать их пушки в любом направлении, что было бы лучшим, на что он мог надеяться. Его артиллерия всё равно не смогла бы стрелять так быстро, как по-видимому мог бы Кайлеб, но Кайлеб, также, не смог бы использовать всю свою огневую мощь одновременно.

«И в следующий раз», — подумал Тирск угрюмо, — «то, что он сможет сделать, не станет для нас полной неожиданностью».

Он вонзил свою вилку в ещё одну картофелину и оскалил зубы.

Как только рассветёт, он также начнёт посылать на берег поисковые команды, чтобы найти подходящие места для береговых батарей. Это будет трудно, но он был уверен, что сможет найти хотя бы несколько — а учитывая крутизну склонов, вздымающихся за пределами пляжа, вероятно, достаточно высоких, чтобы дать его пушкам бо́льшую досягаемость. Как только они будут на месте, цена, которую Кайлеб заплатит за любую победу, должна будет вырасти.

«Очень даже возможно», — сказал он себе, — «что, если я смогу сделать вероятную цену достаточно высокой, Кайлеб может отказаться платить её». — В конце концов, он уже разрушил этот зубец запланированного наступления союзников, и его галеоны должны были представлять огромную часть общей морской силы Черис. Учитывая выбор между тяжёлыми потерями в обмен на уничтожение уже побеждённого врага или возвращение с его собственными неповреждёнными кораблями для поддержки остальной части черисийского флота против объединённых сил Корисанда, Изумруда и Чизхольма, он вполне мог бы выбрать последнее.

«И ты действительно хочешь убедить себя в этом, не так ли, Люис? — сказал он себе с кислым фырканьем.

Он проглотил ещё один кусочек картофеля, а затем удивлённо моргнул, когда понял, что это последний кусок. Ему также удалось съесть весь толстый кусок баранины и порцию зелёного горошка. И, как он обнаружил, заглядывая в пустую корзинку с хлебом, по крайней мере, ещё три булочки.

Он рассмеялся и устало покачал головой. Он был однозначно ещё более измотан, чем он думал, и ему было крайне необходимо поспать.

«Дела могут не выглядеть лучше утром», — подумал он, — «но по крайней мере несколько часов сна на полный желудок приведут меня в более лучшую форму, чтобы справиться с ними».

Он прикончил бокал вина, встал и спотыкаясь пошёл в свою спальную каюту. 

VI КЕВ «Неустрашимый», У Армагеддонского Рифа

Мерлин Атравес стоял на выбленках бизань-мачты, в восьми футах над шканцами и вглядывался в темноту.

Скорость ветра, как он и предсказывал, продолжала расти, но на самом деле, похоже сейчас немного снизилась. Она упала «всего» до около тридцати четырёх миль в час, но дождь был даже ещё сильнее, чем прежде. Даже его искусственные глаза не могли видеть очень далеко сквозь почти сплошную стену дождя и брызг.

«Жалко», — подумал он, — «что ПИКА не оборудуется радаром. Всё-таки», — предположил он, — «это было бы немного перебором, поставить радарные излучатели, достаточно мощные для того, чтобы сделать его очень хорошим, при таких обстоятельствах, в ПИКА, предназначенный для прогулок по окрестностям высокотехнологичной цивилизации».

— Сыч, — еле слышно произнёс он, спускаясь обратно на палубу и хватаясь за один из штормовых лееров, привязанных на ней.

— Да, лейтенант-коммандер?

— Мне нужны эти изображения сейчас.

Ответа не последовало, и Мерлин поморщился.

— Начни передачу ранее указанных изображений, — сказал он, немного более раздражённо.

— Да, лейтенант-коммандер, — ответил ИИ, своим совершенно невозмутимым тоном, и в поле его зрения замелькала подробная, полупрозрачная схема.

В отличие от глаз Мерлина, датчики СНАРКа были отлично способны проникать в бушующую тьму, и Мерлин почувствовал несомненный всплеск облегчения, увидев значки всех тринадцати галеонов Кайлеба. Конкретно то, как простые смертные наблюдатели на борту любого из этих кораблей были в состоянии следить за кормовыми фонарями и дополнительными фонарями, подвешенными на вершине бизани корабля перед ними, было больше, чем Мерлин был готов объяснить. Но так или иначе, они это сделали.

Теперь ему следовало завести их в защищённые воды Скального Плёса.

Он обдумал схематичный снимок местности. Было похоже, что «Неустрашимый» шёл в почти правильном направлении, но «почти» было недостаточно хорошо.

— Сыч, — почти беззвучно повторил он ещё раз.

— Да, лейтенант-коммандер.

— Добавь вектор текущего направления ветра и вектор с проекцией курса для «Неустрашимого» на снимок и непрерывно обновляй.

— Да, лейтенант-коммандер.

Запрошенные стрелки и пунктирная линия появились мгновенно, и Мерлин фыркнул. Затем он пробрался через круто наклонённые, качающиеся шканцы, перебирая руками по штормовому лееру, туда, где Кайлеб стоял с капитаном Мензиром рядом с рулевыми. На руле было двое мужчин, а третий моряк стоял готовым прибавить свой вес, если это окажется необходимым.

«Мензир действительно должен был бы немного отдохнуть», — подумал Мерлин, но флаг-капитан даже не рассматривал эту возможность. «Неустрашимый» был его кораблём. Всё, что касалось корабля, было его ответственностью, и теперь, когда он позаботился о насущных потребностях своих людей, он без колебания стоял там, безмолвно молясь, чтобы его кронпринц не был таким сумасшедшим, каким он казался.

Рот Мерлина скривился от этой мысли, но, возможно, он был несправедлив к капитану. То, что Кайлеб уже совершил в этот день (конечно, со скромной помощью Мерлина), казалось, дало каждому человеку на борту флагмана почти идолопоклонную веру в инстинкт моряка принца. Если бы он захотел поплыть прямо к скалистому подветренному берегу в середине полуночной бури, они были бы готовы сделать именно это… хотя Мензир, очевидно, собирался остаться прямо здесь и лично присматривать за всем процессом.

Сам Кайлеб казался совершенно недовольным любыми возможными опасениями относительно его умственной стабильности. Ноги принца были широко расставлены, когда он держался для равновесия за другой штормовой леер своим правым кулаком, и он накинул клеёнчатое пончо поверх своей кирасы и кольчуги. Ветер вздымал свободный конец пончо, дождь и брызги сбегали с края его морионо-подобного шлема[12], как водопад, и свет, исходящий от подсвеченной картушки компаса в нактоузе, осветил снизу его лицо. На этом лице отражалась усталость, а его скулы были измождёнными, выгравированными на туго натянутой коже, но рот был твёрдым и уверенным, а сияние в его карих глазах не являлось исключительно отсветом нактоуза.

«Он может», — подумал Мерлин, — «быть очень молодым человеком, но сейчас это был тот момент, для которого он родился».

Кайлеб поднял взгляд при его появлении, и Мерлин наклонился, наполовину крича ему в ухо.

— Мы слишком круто идём бейдевинд! Направление ветра немного изменилось на восток, и нам нужно идти примерно на полтора градуса к подветренной стороне!

Кайлеб кивнул, и Мерлин подошёл к тому месту, где стоял Арнальд Фалкан, половина тела которого освещалось сиянием из светового люка кают-компании, охранявший спину Кайлеба даже здесь.

Кайлеб подождал несколько минут, затем умышленно наклонился над нактоузом, косясь на компас. Он выпрямился и пристально посмотрел на множество едва заметных парусов, затем несколько секунд постоял явно задумавшись, прежде чем повернулся к Мензиру. Никто не мог услышать, что он сказал флаг-капитану, но разговор длился всего минуту или около того. Затем Мензир наклонился к своим рулевым.

— Измените свой курс на юго-запад-запад! — прорычал он сквозь грохот.

— Так точно, сэр! — крикнул в ответ старший рулевой. — Юго-запад-запад!

Он и его напарник отвели штурвал, спица за спицей, зафиксировав глаза на картушке компаса. Удерживание точного курса при любых обстоятельствах было невозможно для любого парусного судна. В такую погоду не было смысла даже пытаться, но они были очень опытными рулевыми. Они держались как можно ближе к нему, и Мерлин с удовлетворением улыбнулся, когда проецируемый курс «Неустрашимого» протянулся прямо в глубоководный канал к северу от острова Опал, между Скальным Крюком и намного меньшим островом Полумесяца.

«Или», — напомнил он себе, — «в то, что по крайней мере было глубоководным каналом восемьсот лет назад».

— Он сделал это хорошо!

Мерлин повернулся и посмотрел на Фалкана, когда морпех крикнул ему на ухо. Они ясно видели лица друг друга в сиянии светового люка, и Мерлин поднял одну бровь.

— Кто что сделал хорошо? — спросил он.

— Кайлеб, — ответил Фалкан с усмешкой. Он вытер воду с лица и покачал головой. — Эти люди ни за что не догадаются, что вы дали ему коррекцию курса!

— Я не понимаю, о чём ты говоришь! — Мерлин ответил с настолько невинным видом, насколько кто-либо мог при нынешних условиях ветра и моря.

— О, конечно, нет, сейджин Мерлин! — согласился Фалкан с ещё более широкой улыбкой, и Мерлин рассмеялся. Затем он стал серьёзным.

— Ты прав, он сделал это хорошо! — закричал он. — И это важнее, чем когда-либо!

— Согласен! — Фалкан энергично кивнул. Затем он взглянул на принца, и его улыбка была глубоко одобрительной. — Он растёт, не так ли? — сказал он Мерлину.

— Такой уж он есть! — согласился Мерлин. — Такой уж он есть!

«Фалкан был прав», — подумал он, — «и более чем в одном смысле». — Кайлеб уже продемонстрировал свою собственную тактическую и стратегическую проницательность, а также свою готовность поддержать собственную оценку ситуации. Он не полагался на предложения Мерлина — если только он не соглашался с ними, по крайней мере. Он использовал способности Мерлина… а затем принимал собственные решения.

И этот молодой человек проявлял впечатляющее внимание к деталям. Он сознательно отплыл на восток дальше, чем он был должен, прежде чем повернуть обратно к Армагеддонскому Рифу. Он добавил по крайней мере ещё два часа к общему времени транзита, и капитан Мензир использовал это время, чтобы разжечь огни камбуза и накормить каждого человека таким количеством горячего супа, тушёным мясом с рисом и овощами, сколько он мог съесть.

Невозможно было оценить, как много эта горячая еда будет значить для людей, которые уже пережили изнурительный день и столкнулись с ещё более изнурительной ночью. Но Мензиру также удалось дать каждому человеку по крайней мере по два часа в его гамаке. Моряки и морпехи «Неустрашимого» должны были вернутся в бой, настолько хорошо накормленными и отдохнувшими, насколько могли бы, и капитан даже сумел привязать полотна для сбора дождевой воды, чтобы пополнить свои баки для воды, после чего приказал поварам приготовить галлоны горячего чая прежде чем, они снова загасили камбуз.

Люди на борту «Неустрашимого» осознали всё это, и корабль облетело известие, что принц специально дал им время для этого. Такого рода внимание — и подготовку — они не собирались забывать.

Те из них, кто выживут этой ночью, по крайней мере.

VII Скальный Плёс, Армагеддонский Риф

— Благодарение Лангхорну, что мы не там снаружи, — заметил лейтенант Рожир Блейдин, прислушиваясь к шторму.

Снаружи было темнее, чем внутри ботинка, но регулярное, дикое биение сильного прибоя на дальней стороне Скального Крюка и острове Опал можно было услышать даже сквозь дождь и ветер. Конечно ветер — так же, как и волны — был намного слабее здесь, в защищённых водах Скального Плёса. Не то чтобы эти воды были именно теми, что Блейдин назвал бы «спокойными».

Якорная стоянка была глубокой, с отвесно вздымающимися из воды крутыми стенами, особенно на её восточной стороне, где большая глубина подходила к самому подножью сорокафутового утёса, из которого формировался западный срез Скального Крюка. На западной стороне берег был менее вертикальным, а вода резко мелела. Были даже какие-то маленькие скалистые пляжики в карманах, вырезанных в подножиях крутых холмов той стороны. Но мелководье там было ещё более бушующим, и большинство капитанов флота предпочли отойти дальше, в более глубокие воды, которые давали им больше безопасного пространства, если их корабли должны были бросить свои якоря.

Корабль Блейдина, «Королевская Бе́дард», был одной из последних галер, которые достигли этого безопасного места. К тому времени, когда она прибыла, видимость была уже более, чем плохой и заходя в плёс она столкнулась со своим спутником, «Королевским Чемпионом», потеряв один из своих носовых якорей в процессе этого. Учитывая её поздний приход и сгущающуюся темноту, она была вынуждена искать подходящее место чтобы встать на якорь как могла, фактически сама по себе, и её капитан смог ощупью проложить себе осторожный путь так далеко в плёс, насколько он осмелился, после чего бросил её оставшийся носовой якорь. В результате, она оказалась одной из самых крайних среди сбившихся в кучу кораблей флота на южной стороне, а также одной из самых дальних с востока, отделённая от «Паладина», ближайшей к ней галеры, примерно сто двадцатью ярдами. Она была в порядке под укрытием Скального Крюка, хоть и более незащищённой, чем большинство других кораблей, но даже теперь она, казалось, нервно вздрагивала, словно пугалась ярости непогоды извне якорной стоянки, дёргаясь и перекатываясь на своём якоре.

— Я не понимал, что ты такой набожный, Рожир, — сказал Невил Мейридис в ответ на его замечание.

Он и Блейдин стояли, укрываясь от ветра и дождя с подветренной стороны носовой надстройки, у подножия трапа по правому борту. Мейридис был первым лейтенантом «Королевской Бе́дард», тогда как Блейдин — только что закончивший личную проверку якорной вахты[13] — был вторым лейтенантом галеры. Первый лейтенант должен был сменить его на посту вахтенного офицера примерно через десять минут. После чего Блейдин, наконец, сможет присесть внизу, найти что-нибудь поесть и получить по крайней мере несколько часов отчаянно необходимого сна.

— После такого дня, как сегодня? — Блейдин скорчил гримасу своему начальнику. — Да каждый проклятый человек на борту сегодня вечером чертовски намного более набожен, чем он был сегодня утром!

— Подытожил, словно сам Великий Викарий Эрайк, — сардонически заметил Мейридис.

— Что ж, ты предпочёл бы быть там, или живым и здоровым тут? — требовательно спросил Блейдин, махая одной рукой в общем направлении кипящего белого прибоя, невидимого сквозь густую дождливую ночь.

— Это было не совсем то, что я имел в виду, — ответил Мейридис. — Я имел в виду…

Он никогда не закончил это предложение.

* * *

Три человека из якорной вахты увидели это первыми.

Их послали на нос «Королевской Бе́дард» в не качестве наблюдателей. Они были там только для того, чтобы следить за якорным канатом, и убедиться, что галера не болтается, а канат не перетирается — это задача приобрела более чем обычное значение, учитывая, что теперь это был единственный якорь, который у неё остался. В вороньем гнезде галеры расположился наблюдатель, но не потому, что кто-то — включая его — действительно думал, что ему есть за чем наблюдать. Он был там только потому, что граф Тирск приказал, чтобы каждый корабль выставил наблюдателей, и несчастный моряк в вороньем гнезде «Королевской Бе́дард» глубоко возмущался приказами, которые привели его на этот холодный, вибрирующий, промокший и качаемый ветром насест, без каких-либо серьёзных на то оснований.

Он был промокшим, продрогшим до костей, несчастным и истощённым, как и все остальные, и потребность его тела в отдыхе была похожа на мучительную жажду. Он съёжился в вороньем гнезде, расправив свою штормовку, чтобы она защищала его как можно больше, и сосредоточился на том, чтобы продержаться до тех пор, пока он не сменится и не сможет наконец рухнуть в свой гамак.

Справедливости ради, даже если бы он был свежим и бдительным, учитывая условия видимости, было маловероятно, что он увидел бы что-нибудь, несмотря на маленькую дальность, раньше, чем за несколько секунд до того, как это заметила якорная вахта. Но это было потому, что КЕВ «Неустрашимый» потушил все свои фонари и ходовые огни, за исключением одного затенённого кормового фонарика, который был направлен прямо за корму.

К сожалению для «Королевской Бе́дард», она — как и каждое другое судно, стоявшее на якоре рядом с ней, и в отличие от флагмана Кайлеба — была освещена якорными огнями, кормовыми фонарями и фонарями на входных портах. Ещё больше огней горели под палубой, изливая свет из кормовых и каютных окон, из вёсельных уключин, палубных люков и открытых иллюминаторов. Несмотря на темноту и дождь, её совсем нетрудно было увидеть.

Один из якорной вахты внезапно выпрямился, вглядываясь в ночь, когда тень, казалось, вторглась между ним и кормовыми окнами «Паладина», почти к северу от его собственного корабля.

— Что это? — требовательно спросил он у своих товарищей.

— Что что? — раздражённо ответил один из них. Погода интересовала его намного меньше отдыха, так же, как и остальных, а его характер был вспыльчивым.

— Это! — резко сказал первый мужчина, когда неопределённая тень стала намного яснее. — Это выглядит похожим на…

* * *

Капитан Гвилим Мензир совершенно неподвижно стоял у ограждения шканцев. Никто не разговаривал, так как весь экипаж «Неустрашимого» ждал, превратившись в статуи на своих боевых постах. Капитан знал о кронпринце, его охранниках-морпехах и лейтенанте Атравесе, стоящих позади него, но каждая унция его внимания была сосредоточена на фонарях, окнах и иллюминаторах, сверкающих сквозь дождь.

Даже теперь, Мензир едва мог поверить, что принц Кайлеб безошибочно привёл их в Скальный Плёс с потоком прилива позади них. Сочетание прилива, течений и ветра создало опасную турбулентность, но канал между Скальным Крюком и островом Опал был столь же широк, как показывали их карты. Хорошо, что это было так. Внезапный затеняющий эффект от возвышавшейся высоты Скального Крюка украл ветер и силу у парусов «Неустрашимого» за несколько минут до того, как начавшийся прилив и его импульс вывел корабль из ветровой тени.

В более тесных водах это вполне могло бы оказаться фатальным, но Кайлеб доставил их туда, что было, как мог бы сказал Мензир, точным центром глубоководного канала. И теперь они собирались пожинать плоды смелости принца.

Капитан обнаружил, что затаил дыхание, и фыркнул. Неужели он ожидал, что враг услышит его дыхание, несмотря на шум бури за пределами плёса? Он скривился в ироничном само-изумлении, но эта мысль была лишь поверхностной, поскольку его корабль прокрался между галерой, стоящей довольно далеко к югу от главного вражеского флота и ближайшей к ней галерой, в сотне ярдов к северу от неё. Свет якорного фонаря южного корабля резко выделялся у неё на носу, выделяя её для его канониров левого борта. Её спутница на севере была ещё более заметна, потому что её кормовые окна светились для канониров Мензира на правом борту как блестящий маяк.

«Ещё несколько секунд», — подумал он, медленно подняв правую руку, предупреждая командиров пушек, присевших за своими орудиями по обоим бортам. — «Ещё… несколько…»

— Огонь!

Его правая рука опустилась вниз, и темнота разлетелась на части в подобной грому ярости двойного бортового залпа.

* * *

— Это выглядит похожим на…

Предупредивший об опасности моряк не имел ни единой возможности закончить свой наблюдение. Тридцативосьмифунтовое пушечное ядро истошно вопя вылетело из внезапного возникшего прямо перед «Королевской Бе́дард» потока дымного пламени и ударило его чуть выше талии.

Его ноги и бёдра мгновение стояли вертикально, разбрызгивая густую кровь сквозь дождь. Затем они бухнулись на палубу одновременно с тем, когда начались крики.

* * *

— Руль влево! — рявкнул Мензир, когда дымящиеся пушки откатились, и их расчёты набросились на них с банниками и трамбовками. — Поверните нас на два румба на правый борт!

— Так точно. Два румба на правый борт, кэпт'н!

— Встать на кормовой якорь!

* * *

Лейтенант Блейдин в ужасе отшатнулся, когда визжащее пушечное ядро ворвалось в нос, пробив сквозной пролом в носовой надстройке в вихре смертоносных осколков, и ударило лейтенанта Мейридиса словно демон. Первый лейтенант буквально разлетелся на части, окатив Блейдина взрывом горячей, дымящейся крови, который был настолько шокирующим, что он едва ощутил внезапную вспышку боли в голени своей правой ноги.

Пушки «Неустрашимого» были заряжены двойным выстрелом. Пушечные расчёты подготовились с отменной тщательностью, потратив время, чтобы убедиться, что всё сделано правильно. Каждая пушка была заряжена не только ядром, но ещё и с излишком зарядом картечи сверху. Это уменьшило точность и создало потенциально опасную нагрузку на стволы пушек, но дальность была маленькая, каждое из его орудий было новым, выплавленным, чтобы выдерживать именно такое давление, и последствия для их цели были катастрофическими.

Расстояние было чуть более сорока ярдов, и пушкари «Неустрашимого» могли с таким же успехом стрелять по мишеням. Для них физически невозможно было промахнуться, за исключение чего-то совсем-совсем невероятного.

Двадцать семь орудий вбили свою ненависть в «Королевскую Бе́дард», абсолютно без предупреждения, не дав галере времени на подготовку. Её собственные пушки были закреплены по-походному. Её не находящийся на вахте экипаж был в гамаках. Её капитан спал в своей каюте. Её морские пехотинцы не были ни вооружены, ни одеты в броню. Эта страшная лавина воющей чугунной дроби вышла из сердца бури, словно предвестник Ада, почти прямо вниз по осевой линии корабля, и резня, которую она устроила, была непередаваемой.

«Паладин», находящийся в тридцати ярдах дальше, мог рассчитывать, что ему повезёт больше из-за большего расстояния, но его освещённые кормовые окна предлагали даже лучшую цель… и гораздо меньше защиты, чем крепко обшитый досками нос «Королевской Бе́дард». Разрушительный бортовой залп прорвался внутрь его, раздирая и убивая, и крики увечных и умирающих следовали за ним по пятам.

* * *

Люис Гардинир, граф Тирск, пошевелился в своём сне от внезапного грохота. Он скривился, не до конца проснувшись, его спящий ум идентифицировал звук грома, который мог бы сопровождать любой шторм, гораздо менее сильный, чем тот, который барабанил по Армагеддонскому Рифу этой ночью.

Но потом это случилось ещё раз. И ещё.

Его глаза распахнулись… и это случилось ещё раз.

* * *

«Неустрашимый» послушался своего руля. Сделав поворот на правый борт под одними марселями и кливерами, исходя дымом с обеих бортов, он отвернулся от «Королевской Бе́дард» и углубился в основную якорную стоянку. Его длинный бушприт вонзился в доларское формирование, как копьё, а батарея правого борта снова взревела, пройдясь по левой раковине «Паладина». Он протолкнулся между своей целью и «Архангелом Шуляром», лежащим почти прямо к западу от него. Оба они, как и все другие корабли в доларских силах, были осмотрительно поставлены на якорь достаточно далеко друг от друга, чтобы позволить им качаться на якорях без риска столкновения, и это оставило достаточно места «Неустрашимому», чтобы скользить между ними.

Капитан Мензир стоял за спинами своих рулевых, одной рукой опираясь на плечи матросов, почти мурлыкая свои приказы им в уши. Он направлял свой корабль с изысканным старанием, и дым и грохот били струями с обеих бортов, взрываясь в стоящих на якоре кораблях, члены экипажей которых только начинали приходить в себя от изнуряющего забытья.

Пока он пробирался всё глубже и глубже в массу стоящих на якоре галер, по его пятам следовал КЕВ «Разрушитель». А позади «Разрушителя» шли «Опасность», «Защита» и «Дракон».

— Всему экипажу, приготовиться встать на якорь! — крикнул Мензир.

— Приготовиться спускать паруса! — рявкнул лейтенант Седлир в свой рупор, в то время как гардемарин Кёрби присел рядом с якорной партией на корме.

— Отдать кормовой якорь! — приказал Мензир, и Кёрби эхом повторил приказ. Якорь исчез среди барашков волн, и канат пошёл в корму по центру кубрика, дымясь от трения о нижний брус одного из его кормовых пушечных портов.

— Спустить паруса! — крикнул Седлир.

Офицеры, отвечавшие за каждую мачту, повторили приказ, и матросы ослабили фалы на кофель-планках, опуская реи марселей на их подъёмниках и уменьшая давление ветра на них. Другие моряки держали бык-гордени и нок-гордени, когда реи спускались, и Седлир внимательно наблюдал за этим.

— Вытянуть подветренный брас! Взять марсели на гитовы!

Парус исчез, когда матросы на гитовых подтащили его к реям и закрепили. Другие люди на шкафуте убрали кливера, пока якорный перлинь бежал наружу, и корабль остановился, когда рога его якоря зарылись в дно Скального Плёса.

— Закрепить шпринг! — приказал Мензир, и моряки Кёрби быстро привязали уже подготовленный шпринг-трос к якорному перлиню прямо за орудийным портом.

— По местам стоять, на кормовой кабестан! — крикнул капитан, и те же самые матросы побежали к кабестану, чтобы создать натяжение на шпринг.

* * *

Граф Тирск выскочил из своей каюты в дождь, босиком, одетый только в бриджи, когда начали грохотать ещё больше пушек. Он забросил себя по лестнице на вершину юта, и, не обращая внимания на ледяную воду, льющуюся по его обнажённому торсу, уставился с ужасным недоверием на дикие вспышки, освещающие дождь.

Это было зрелище, какого никогда раньше не видел ни один сэйфхолдиец. Черисийский пушки гремели и грохотали, дула невероятно долго вспыхивали и сверкали во тьме. Дым курился, вздуваясь в серовато-зелёные облака, вонявшие серой самой Шань-вэй. Каждая дульная вспышка вырисовывала падающие капли дождя на фоне ночи, подобно рубинам или кровавым бриллиантам, а столбы дыма устремлялись вверх, освещённые снизу, подобно дыму над извергающимися вулканами.

И не было ничего, что граф Тирск мог бы сделать с этим.

* * *

«Королевская Бе́дард» накренилась, когда ещё один галеон — шестой, как отметил сжавшийся от страха мозг лейтенанта Блейдина — медленно прошёл мимо её носа, грохоча пушками. Лейтенант стоял на верхушке трапа на бак по левому борту — трап правого борта был разрушенной развалиной, как и мачта, чей сломанный обломок возвышался в десяти футах над палубой — цепляясь за поручни бака для поддержки, а голень его правой ноги была разрезана осколком, словно мечом. Он чувствовал горячую кровь, льющуюся вниз по ноге, но проигнорировал её, как он проигнорировал дождь, поскольку он кричал, поощряя моряков, пытавшихся зарядить пару погонных орудий галеры, несмотря на пушечные ядра, визжащие рядом с их головами.

Но затем он почувствовал запах дыма. Не порохового дыма, разносящийся сквозь хлещущий дождь ветром от вражеских орудий, но гораздо более страшного. Дыма горящего дерева.

Его голова закружилась, и он побледнел от ужаса. Оторванная мачта упала поперёк палубы под углом, завалив разбитым реем и тяжестью его промокшего паруса люк в миделе корабля. Но теперь дым вздымался из-под наполовину заблокированного люка, просачиваясь сквозь упавший такелаж и обломки, сжимаясь в плотный, пламенеющий столб, который струился вокруг реи и мачты.

Он не знал, что случилось. Скорее всего, разбился один из осветительных фонарей под палубой, разлив пылающее масло по палубе. Или это могло быть несчастным случаем с одной из пороховых обезьянок, пытающихся доставить боеприпасы к пушкам. Возможно, это был просто горящий пыж, извергнутый одной из черисийских пушек.

Но на самом деле было неважно, как это началось. Худшим врагом кораблей было не море — им был огонь. Построенные из выдержанных досок, покрашенные внутри и снаружи, проконопаченные смолой, оснащённые пропитанными дёгтем снастями, они были пороховницами, ожидающими искры, даже в такую погоду, а искра «Королевской Бе́дард» была обеспечена.

При других обстоятельствах c огнём можно было бороться, сдержать и потушить. Но не в этих условиях. Не пока пушечные ядра продолжали пробивать насквозь корпус корабля, калеча и потроша испуганных членов экипажа, чьи измученные мозги всё ещё продолжали лавировать на пути из сна в кошмар.

— Покинуть корабль! Покинуть корабль!

Блейдин не знал, кто первым выкрикнул эту команду, но борьбы с паникой, которую она вызвала, не было. Если уж на то пошло, не было никакого смысла сражаться с ней, и он протащил себя через оставшийся до верха отрезок трапа до прохода в фальшборте. Он посмотрел через него вниз, и его челюсти сжались. Шлюпки галеры были спущены, когда она встала на якорь, и люди, которые бросались за борт, из последних сил барахтались в воде, пытаясь добраться до этого, по крайней мере, временного убежища.

Блейдин повернулся к фальшборту. Один из орудийных расчётов всё ещё сражался за то, чтобы зарядить своё орудие, и дохромав назад, он схватил ближайшего человека за руку.

— Забудьте об этом! — крикнул он. — Некогда! За борт, парни!

Остаток пушечного расчёта на мгновение уставился на него дикими глазами. Затем они исчезли, перебравшись через фальшборт. Блейдин наблюдал, как они уходят, а затем повернулся, чтобы бросить последний взгляд на палубу и убедиться, что все покинули её или покидают.

Пламя начало вырываться из трюмного люка. Он мог почувствовать его жар на своём лице с того места, где он стоял, даже сквозь дождь, и он попытался заткнуть уши, чтобы не слышать отчаянные крики людей, пойманных внизу в этом пылающем аду.

Он больше ничего не мог сделать, и поэтому повернулся, чтобы последовать за пушечным расчётом… но в это мгновение одиночное ядро, из последнего прогрохотавшего бортового залпа, ударило его прямо в грудь.

Четырнадцать минут спустя пламя добралось до порохового погреба его корабля.

* * *

Как минимум три из стоящих на якоре галер сейчас горели, ярко освещая якорную стоянку, несмотря на дождь. Мерлин стоял рядом с Кайлебом на шканцах «Неустрашимого», пока орудия галеона продолжали неистовствовать над своими целями, а дикий вид разрушения вокруг него затмевал всё, что Нимуэ Албан, которая воевала силой ядерного синтеза, когда-либо видела своими собственными глазами.

Корабль больше не двигался. Он был неподвижен — возможно, не такой устойчивый, как береговая крепость, в этих покрытых барашками водах, но достаточно близко к этому для артиллеристов, привыкших к перекатывающемуся движению корабля в море. При этих условиях, наносящие повреждения попадания, по таким же стоящим на якоре целям, были для них детской игрой, и скорость их стрельбы была намного выше, чем с палубы движущегося корабля. Они стреляли и заряжали, заряжали и стреляли, как автоматы, низводя свои цели до состояния разбитых вдребезги обломков.

Пар вился из горячих пушечных дул между выстрелами, шипя и превращаясь в завитки тумана, отгоняемые ветром. Вонь сгоревшего пороха, пылающая древесина, горящая смола и верёвки носились по волнам во вьющихся полотнах дыма, скрученные и разбитые, ярко вырисовываясь на фоне вспышек орудий и пылающих кораблей.

Одна из пылающих галер дрейфовала, так как её якорный канат перегорел. Ветер медленно нёс её в направлении «Неустрашимого» — не прямо на него, но достаточно близко — увенчанную огненной короной её собственного разрушения. Капитан Мензир увидел её, и его приказы провернули кабестан, натягивая шпринги до тех пор, пока бортовой залп с правого борта галеона не ударил по пылающим обломкам.

Он был готов перерубить свой канат и поднять паруса, при необходимости, но трёх быстрых, громоподобных бортовых залпов хватило, чтобы прикончить уже тонущую галеру. Она завалилась на бок в огромном, шипящем облаке пара, когда вода погасила пламя, в ста пятидесяти ярдах от его корабля, и ещё одно рычащее приветствие победы пронеслось среди его артиллеристов.

* * *

«Королевская Бе́дард» взорвалась.

Оглушительное извержение, случившееся, когда пламя добралось до её порохового погреба, затмило любой другой звук, включая наглые голоса черисийских орудий. Огромная вспышка, казалось, мгновенно выжгла брызги и дождь. Она осветила нижний слой стоящих над головой облаков, отразилась обратно от вертикального западного склона Скального Крюка и бросила пылающие фрагменты высоко в ветреную ночь, словно тоскующие по дому метеоры, возвращались на небеса.

Пышущие огнём обломки взмыли вверх, затем упали назад, шипя при затухании, когда они ударялись об воду, или сваливались на палубы соседних галер и галеонов в каскадах искр. Члены экипажей неслись выбрасывать горящие обломки разбитого корабля за борт, и тут и там вспыхивали маленькие пожары, но барабанящий дождь и гонимые ветром брызги так сильно пропитали надстройки кораблей с обеих сторон, что ни один корабль не испытывал серьёзной угрозы.

Тем не менее яростное действие приостановилось, как будто впечатляющий, страшный распад галеры ужаснул обе стороны до состояния временного шока.

Пауза продолжалась две или три минуты, а затем она исчезла во вновь ожившем бедламе, когда канониры Кайлеба снова открыли огонь.

* * *

Граф Тирск беспомощно смотрел на адскую панораму.

Он понятия не имел, как долго стоял на юте «Залива Горат». Это казалось вечностью, хотя на самом деле не могло продолжаться намного больше двух часов, возможно, немного больше. Кто-то накинул на его плечи плащ — он понятия не имел, кто — и он съёжился внутри него, удерживая его на себе, смотря на окончательное крушение находящейся под его командованием группировки.

Черисийцы разделились, по крайней мере, на две или три колонны. Они были глубоко внутри его стоящего на якоре формирования, стреляли беспощадно, и повсюду, куда он смотрел, дождь был похож на пелену кровавого стекла, освещённого изнутри бликами горящих галер и вспыхивающей артиллерии.

Он недооценил своего врага. Он не мог представить, что у Кайлеба хватит безумной смелости провести целый флот галеонов в Скальный Плёс ночью сквозь ярость почти что штормового ветра. Он всё ещё не мог в это поверить, даже с разрушительными доказательствами, пылающими на водной глади перед его глазами.

Останки «Королевской Бе́дард» затонули, забрав с собой своё пламя, но полдюжины других его кораблей ярко пылали, а за то время пока он смотрел на бойню, воспламенился ещё один. Он наблюдал, как из его трюмов вырывается пламя, облизывая просмолённые ванты, и видел, как вырисовываясь на фоне света, переполненные лодки энергично удаляются от этого ада. Насколько он мог сказать, ни один черисиец даже не стрелял в пылающий корабль, и его зубы заныли от того давления, с каким мускулы сжали челюсти, когда он понял, что экипаж преднамеренно поджёг своё судно, а затем покинул корабль, вместо того, чтобы посмотреть в лицо врагу.

Он отвернулся от этого зрелища, только чтобы увидеть, как ещё одна из его пока неповреждённых галер начала движение. Но не приближаясь к противнику, а гребя прямо по направлению к западному берегу якорной стоянки. Потом, как он видел, она сама выскочила на скалистый пляж, и её команда потекла рекой через борта, шлёпаясь в мелкую воду, спотыкаясь при выходе на берег и удирая в темноту.

Часть его хотела проклясть их за их трусость, но он не мог. Что ещё мог ожидать кто-то другой? Разрушение нависло над всеми ими, явившись из ночи, словно это была работа какого-то демона, а разве они не бросили якорь в водах самого Армагеддонского Рифа?

«Это была последняя соломинка», — подумал он. Сама эта земля была проклята. Каждый из его людей знал историю монументального зла, которое так давно родилось здесь, и ужасного поражения, которое его постигло, и этого было достаточно, чтобы прибавить ужас совершенно неожиданного нападения, внезапного взрыва насилия, к их совершенно беспомощному состоянию.

Загорелась другая галера, подожжённая собственной командой, а вторая начала двигаться к пляжу. И третья. А кроме того, он увидел, как вырисовываясь на фоне дымчатого отблеска их горящих сестёр, другие галеры тянули вниз свои знамёна, спуская свои флаги в знак капитуляции.

Он смотрел на них ещё мгновение, после чего отвернулся. Он спустился по трапу юта медленно, словно дряхлый старик, открыл дверь своей каюты и зашёл внутрь.

VIII КЕВ «Неустрашимый», Скальный Плёс, Армагеддонский Риф

— Граф Тирск здесь, Ваше Высочество, — необычно официально объявил Арнальд Фалкан, открывая дверь во флагманскую каюту КЕВ «Неустрашимый».

Кайлеб повернулся от вида покрытой барашками воды, открывающегося за пределами кормовых окон, лицом к двери, когда его старший морпех-телохранитель провёл через неё доларского адмирала.

— Ваше Высочество, — сказал Тирск, склоняя голову.

— Милорд, — вернул поклон Кайлеб.

Доларец выпрямился, и Кайлеб задумчиво посмотрел на его лицо. Пожилой мужчина, насквозь промокший от тяжёлого перехода в открытой лодке, выглядел измученным и измотанным, но его черты отражали больше, чем просто усталость. Его тёмные глаза — глаза, которые, как предположил Кайлеб, были, как правило, уверены и даже высокомерны — несли в себе тени поражения. И всё же было что-то большее, чем даже это, и кронпринц решил, что Мерлин снова был прав, когда Кайлеб уяснил, что он имел в виду. Даже этот человек, каким бы он всё-таки не был смелым и решительным, не был застрахован от репутации и ауры Армагеддонского Рифа.

Это должно было сделать этот утренний разговор ещё интереснее.

— Я пришёл, чтобы вручить свой меч, Ваше Высочество, — тяжело сказал Тирск, словно каждое слово причиняло ему физическую боль.

Опустив вниз свою левую руку, он взялся не за навершие, а за гарду меча, лежавшего в ножнах на его бедре. Затем он вытащил его из ножен, и, не обращая внимания на пристальный взгляд, с которым Фалкан и Мерлин одновременно наблюдали за ним, протянул его Кайлебу эфесом вперёд.

— Ни один человек никогда не забирал у меня моего меча, принц Кайлеб, — сказал доларец, когда пальцы Кайлеба сомкнулись на эфесе.

— Это меч человека, который заслуживает лучшего мотива для службы, — спокойно ответил Кайлеб. Он мгновение смотрел на оружие в своей руке, а затем передал его Фалкану, который в свою очередь положил его на стол Кайлеба.

Кронпринц внимательно посмотрел на лицо Тирска в надежде обнаружить любую реакцию на свой комментарий. Ему показалось, что он увидел, как губы доларца слегка напряглись, но он не был уверен в этом. Через мгновение он указал на один из двух стульев, установленных на противоположных сторонах обеденного стола.

— Пожалуйста, садитесь, милорд, — пригласил он.

Он подождал, пока Тирск усядется на указанном стуле, перед тем, как сам сел на противоположной стороне стола, и Мерлин, в роли его телохранителя, передвинулся чтобы встать за его спиной. Декантер бренди стоял на льняной скатерти, и принц лично налил по небольшой дозе в каждый из двух бокалов, а затем предложил один Тирску.

Доларский командующий принял бокал, подождал, пока Кайлеб возьмёт свой, а затем сделал маленький глоток. Он отпил совсем чуть-чуть, прежде чем поставил бокал обратно на стол, и Кайлеб криво усмехнувшись, поставил свой рядом с ним.

— Я пришёл также, как я уверен, Ваше Высочество уже поняли, чтобы узнать, какие условия сдачи ожидаются от остатков моего флота, — сказал Тирск ровным голосом.

Кайлеб кивнул и откинулся в своём кресле.

Девятнадцать галер Тирска были потоплены или сожжены. Ещё три были низведены до состояния разбитых вдребезги, тонущих обломков, которые едва успели пристать к берегу прежде, чем они утонули. Ещё одиннадцать спустили свои флаги, а восемь сами выбросились на берег, неповреждёнными, прежде чем их экипажи покинули их. Тем не менее, треть боевых кораблей Тирска остались целыми, вместе со всеми его кораблями снабжения, а Кайлеб заплатил за эту победу свою цену.

КЕВ «Дракон» оказался на пути одной из горящих галер после того, как перегорел якорный канат доларского судна. Пылающие обломки отнесло к галеону, и хотя «Дракон» перерезал свой собственный канат и попытался уклониться, ему это не удалось. Два корабля встретились в пламенном объятии, и оба были истреблены плавающим, ревущим адом, который в конце концов поглотил ещё два стоящих на якоре корабля Тирска.

Более двух третей экипажа «Дракона», включая его капитана и всех, кроме одного, из его лейтенантов, были потеряны: погибли, когда крюйт-камера их корабля взорвалась, или утонули прежде, чем их смогли вытащить из вод Скального Плёса.

Несмотря на это, оставшиеся боевые корабли Тирска, в количестве двадцати одного, были беспомощны. Выжившие двенадцать галеонов Кайлеба были поставлены на якорь в несколько рваную линию между ними и любой надеждой на побег. После того, что уже сделали орудия этих галеонов, никто из экипажей этих галер — или адмирал, командовавший ими — не имел иллюзий относительно того, что произойдёт, если они попытаются атаковать черисийцев или прорваться мимо них в открытое море.

— Мои условия очень просты, милорд, — сказал наконец кронпринц. — Я буду ожидать безоговорочной капитуляции каждого корабля на этой якорной стоянке.

Тирск вздрогнул, не как от удивления, а как от боли.

— Я мог бы указать, Ваше Высочество, — сказал он через мгновение, — что у вас не будет достаточного количества людей на борту ваших кораблей, чтобы взять мои в качестве призов.

— Верно, — признал Кайлеб, равнодушно кивая. — С другой стороны, я не имею намерения брать их с собой.

— Нет? — Тирск мгновение пристально посмотрел на него, затем поднял голову. — Могу ли я предположить тогда, что вы намерены освободить их, и моих выживших людей, под честное слово?

— Нет, не можете, — сказал Кайлеб гораздо более холодным тоном.

— Ваш король отправил свой флот, чтобы атаковать королевство Черис в мирное время, — продолжил он тем же ледяным голосом, осознавая, что Мерлин стоит у него за спиной. — Черис не сделала ничего, чтобы оскорбить его или причинить ему какой-либо вред. Он не предъявлял нам никаких требований и не заявлял о своём намерении. Вместо этого, словно убийца, он отправил герцога Мэликая — и вас, милорд — присоединиться к силам одного из наших собственных союзников, чтобы вероломно атаковать землю в шести тысячах миль от его собственной.

Удивление, и, возможно, вспышка гнева от острого тона Кайлеба, промелькнула в глазах Тирска, и Кайлеб фыркнул.

— Мы не были такими ничего неподозревающими, как ожидали вы — и ваши хозяева среди «Рыцарей Храмовых Земель» — милорд. Наши агенты в Таро знали всё о вашем плане нападения на нас. Как вы думаете, как тогда мы могли бы узнать в каких водах ожидать вашего появления? И даже не сомневайтесь, граф Тирск, что Горжа Тароский заплатит за своё предательство.

— Но для нас в данный момент важно то, что ваш король не заслуживает, из-за сомнения в его чести, освобождения под честное слово, которое вы или ваши люди могли бы дать. И поэтому, к сожалению, я скажу, что вам не будет предложен этот вариант.

— Я надеюсь, — сказал Тирск сквозь сжатые губы, — что в таком случае вы не настолько глупы, чтобы полагать, что мои люди не будут пытаться отобрать назад свои корабли у любых призовых экипажей, которые вы можете поставить на них, Ваше Высочество?

— Не будет призовых экипажей, — сообщил ему Кайлеб. — Ваши корабли будут сожжены.

— Сожжены? — Тирск в шоке разинул рот. — Но их экипажи, мои люди…

— Ваших людей высадят на берег, — сказал Кайлеб. — Вам будет разрешено выгрузить на берег припасы, материалы, из которых могут быть построены укрытия, и провизию с ваших судов, в том числе с ваших кораблей снабжения. Вам не будет разрешено выгружать любое оружие, кроме лесорубных топоров и пил. Как только все ваши люди окажутся на берегу, все ваши суда, за исключением одного, невооружённого корабля снабжения, будут уничтожены. Этому судну будет разрешено отплыть туда, куда вы захотите отправить его с донесениями для вашего короля.

— Вы же не серьёзно! — Тирск уставился на него с испуганным выражением. — Вы не можете высадить на берег так много людей и просто бросить их… не здесь! Не на Армагеддонском Рифе!

— Я полностью серьёзен, — безжалостно ответил Кайлеб, удерживая взгляд пожилого человека своим собственным, и позволив Тирску увидеть его яростную решимость. — Вы привели эту войну к нам, милорд. Не притворяйся даже на секунду, что вы не знали о планах «Рыцарей Храмовых Земель» по полному уничтожению моего королевства и что это будет означать для подданных моего отца! Я могу, и желаю, высадить вас и ваших людей на берег там, где я захочу, и я оставлю их там. Ваш выбор состоит в том, чтобы принять это, или вернуться на ваш флагман и возобновить сражение. Однако, если вы выберете такую линию поведения, никакие дальнейшие капитуляции не будут приняты… и никакого снисхождения не будет предложено.

Мерлин стоял за креслом Кайлеба, его лицо было маской, не выражающей никаких эмоций. Он услышал абсолютную, несгибаемую сталь в голосе Кайлеба и молился, чтобы и Тирск услышал её. Условия, предложенные Кайлебом, были поставлены кронпринцем, и больше никем. Мерлин был только немного удивлён тем, что Кайлеб решил сделать с капитулировавшим персоналом Тирска, но он почувствовал внутренний озноб, когда Кайлеб объяснил, что он намеревается сделать, если Тирск отвергнет эти условия.

Теперь Тирск уставился на непоколебимое лицо Кайлеба Армака и осознал полную готовность молодого принца делать именно то, что он только что сказал. Кайлебу могло это не нравится, но он сделал бы это.

— Ваше Высочество, — проскрежетал граф после долгого, напряжённого момента звенящей тишины, — ни один командир в истории никогда не подвергал такой опасности как эта, врагов, которые предложили почётную капитуляцию.

— Ни один?

Кайлеб посмотрел на него в ответ, а затем оскалил свои зубы в улыбке, которой могла позавидовать эмблема его династии в виде кракена и сказал с холодной, смертельной точностью.

— Возможно нет, милорд. Опять же, какой другой командующий в истории обнаруживал, что не менее пяти других королевств и княжеств объединились вместе, чтобы уничтожить его собственное, когда его король не причинил никакого вреда никому из них? Какой другой командующий узнавал, что его враги намереваются сжечь города, изнасиловать и разграбить его народ, потому что нет причины лучше той, чем кто-то предложил нанять их, словно они являются обычными разбойниками? Я сказал вам, что наши агенты в Таро знают, что ваши заказчики имели в виду, а почётные и щедрые условия капитуляции — для благородных врагов, милорд. Они не для наёмных душегубов, убийц и насильников.

Тирск вздрогнул, его лицо побелело и искривилось, так как жестокие слова Кайлеба и злобное презрение попали в цель. Но его глаза так же мерцали — мерцали от осознания того, что эти слова, какими бы жестокими и какими бы презрительными они не были, также были верны.

Кайлеб позволил тишине затянуться на целую минуту, а затем взглянул Тирску прямо в глаза.

— Итак, теперь вы знаете условия, на которых вашим судам и их экипажам будет разрешено сдаться, милорд. Желаете вы их принять или нет?

* * *

Мерлин стоял с Кайлебом на кормовом балконе «Неустрашимого», наблюдая, как баркас Тирска гребёт прочь по всё ещё бушующим водам Скального Плёса.

— Ты был немного суров с ним, — заметил человек, который когда-то был Нимуэ Албан.

— Да, — признал Кайлеб. — я был, ведь так?

Он повернулся прямо лицом к Мерлину.

— Ты думаешь, я был более суровым, чем он заслуживал? — спросил он.

Это был серьёзный вопрос, подумал Мерлин, и он серьёзно обдумал его, прежде чем ответить.

— На самом деле, я думаю, ты, возможно, был более суровыми, чем он заслуживал, — сказал он через мгновение. — Нельзя сказать, что король Ранилд не заслужил всего того, что ты сказал. Тем не менее ты мог захотеть подумать о возможных дипломатических последствиях освежевывания его так тщательно, как он того заслуживает.

— После того, что мы с ним сделали — и что он пытался сделать нам — я действительно не думал об этом, потому что очень вероятно, что даже отец или Рейджис не смогли бы договориться с ним о каком-либо договоре, вне зависимости от того, чтобы я сказал или не сказал, — фыркнул Кайлеб. — Даже если бы у Ранилда было какое-то желание простить и забыть — чего у него не будет — Клинтан и остальные из «Группы Четырёх» не позволили бы ему. И в отличие от Черис, Долар фактически находится по соседству с Храмом. Поэтому я мог сказать ему, что я на самом деле думаю о нём.

— Я уверен, что тебе лично это было приятно, — мягко сказал Мерлин, и Кайлеб закашлял от смеха.

— На самом деле, это было экстремально приятно, — поправил он. — Тем не менее, я сделал это не по этому. — Мерлин приподнял бровь, и кронпринц пожал плечами. — Тирск доложит об этом разговоре, когда наконец вернётся домой. И когда он это сделает, Ранилд будет совершенно вне себя от ярости. Хотя, это всё равно произойдёт, независимо от того, каким «дипломатичным» я мог бы быть. Но теперь, заодно произойдут ещё две вещи.

— Во-первых, в стремительности моей молодости и юного гнева, я «проболтался» о проникновении наших агентов в Таро. Это должно служить дополнительным слоем защиты для твоих «видений», Мерлин. Но, возможно даже более важно, что Ранилд — и, надеюсь, «Группа Четырёх» — поверят, что Горжа несёт ответственность за то, что упустил информацию, которая позволила нам перехватить «Южную Группу». Либо он преднамеренно передал её нам, либо он был преступно небрежен, а тот факт, что единственными оставшимися в живых после всего этого полного фиаско будут все тароские галеры, может помочь убедить его «друзей», что он всё это подстроил намеренно. В любом случае, это оставит его с крошечной проблемой, ты не думаешь?

«Злорадная улыбка Кайлеба делает его взгляд в этот момент удивительно похожим на его отца», — подумал Мерлин.

— Во-вторых, — продолжил кронпринц, — то, что я сказал Тирску, и то, что он собирается повторить Ранилду, просочится наружу. Ни секунды не думай, что этого не будет. И когда это произойдёт, это повлияет на мышление всех дворян Ранилда. Это также просочится ко всем другим правителями Ховарда и Хевена, и я подозреваю, что это создаст «Группе Четырёх» небольшие сложности при организации повторного выполнения их плана. Они, безусловно, не смогут подойти к этому словно это было не более, чем «обычное дело». И если следующая партия их потенциальных орудий точно поймёт, как мы отнесёмся к ним, и что может произойти с их флотами, если они проиграют, это может сделать их чуть менее горячими.

Мерлин медленно кивнул. Он не был полностью уверен в том, что согласился со всем, что только что сказал Кайлеб, но выраженная этим решительность, была типичной для того, что он ожидал от молодого наследника престола.

«Что касается влияния на Таро и короля Горжу, он, вероятно, говорил абсолютно точно», — отметил про себя Мерлин. Это имело другую сторону, которую Мерлин находил тревожной. — «Да, это может создать большие сложности «Группе Четырёх» в мобилизации сил для их следующей атаки, но абсолютная безжалостность выраженной Кайлебом позиции могла также спровоцировать эквивалентный ответ от будущих оппонентов».

«Тем не менее», — спросил себя Мерлин, — «насколько он может быть хуже? Кайлеб абсолютно прав насчёт того, чего хотела сделать «Группа Четырёх» с Черис в этот раз. Действительно ли похоже, что их цели будут менее радикальными после того, как их инструменты были побеждены таким образом в первый раз?»

— Ну, — сказал он тихо, — по крайней мере, Тирск проглотил это вместо того, чтобы заставить тебя атаковать.

— Да. — Кайлеб кивнул. — И ты был прав сегодня утром, когда предложил предоставить ему возможность отправить своих людей на берег острова Опал, а не на материк. Лично я не думаю, что я найду, что помещение Скального Плёса между мной и демонами, о которых, как он ожидает, его люди будут так беспокоиться, будет настолько успокаивающим. Но я так же рад, что они найдут это таким, если это поможет им проще смириться, и значит, что мне не нужно будет всех их убивать конце концов.

— Я рад, что был полезен, — сухо сказал Мерлин. — И теперь, когда он смирился, какие у тебя планы?

— Ну, — медленно сказал Кайлеб, поворачиваясь, чтобы посмотреть через водное пространство на более чем три тысячи квадратных миль покрытых деревьями склонов острова Опал, — я бы предпочёл немедленно отправиться домой, но, если «Тайфун» так сильно повреждён, как ты говоришь, ему понадобится время на ремонт. У нас есть повреждения на других кораблях, и все мы использовали много пороха и ядер. Нам нужно, чтобы сюда прибыли «Путешественник» и «Летняя Луна» чтобы пополнить наш боезапас. И я думаю, что прежде чем мы сожжём галеры Тирска, мы так же обдерём с них всё, что мы можем использовать — особенно запасной рангоут, пиломатериалы, верёвки и парусину, и другие подобного рода вещи, — а затем останемся здесь достаточно долго, чтобы починить хотя бы основные повреждения.

— Это мудро? — спросил Мерлин умышленно нейтральным тоном.

— Я буду обсуждать это с Домиником, чтобы выслушать его предложения и советы, конечно, — сказал Кайлеб, — но я не думаю, что у нас есть большой выбор. Мы не можем оставить здесь только один или два корабля для самостоятельного ремонта — не тогда, когда у Тирска будет несколько тысяч человек прямо здесь, на острове Опал, чтобы что-то попробовать. Так что, либо мы сжигаем наши наиболее повреждённые корабли вместе с галерами — что, хотя я этого и не хочу, может оказаться нашим лучшим выбором — или мы все останемся здесь достаточно долго, чтобы отремонтировать их и взять с собой, когда мы уйдём.

Кронпринц с сожалением пожал плечами.

— Ни один из этих вариантов не приводит меня в восторг, Мерлин, но что бы мы ни делали, мы по-прежнему являемся лучшей частью в пределах месяца нелёгкого плавания под парусами от Черис. Задержка на пятидневку или две для ремонта, не сильно увеличит то время, которое нам нужно, чтобы вернуться домой. В любом случае, Гектор и Нарман не будут ждать Мэликая почти целый месяц. Твои собственные «видения» говорят, что они всё ещё продолжают придерживаться первоначального расписания, и они не удивятся, если Мэликай и его флот опоздают даже больше. Не после путешествия так далеко на доларских галерах.

— Так что, пока Доминик не придумает какой-то убедительный аргумент, который ещё не пришёл мне в голову, я думаю, для нас более важно полностью отремонтировать все наши выжившие галеоны, чем пытаться вернуться домой на пару пятидневок раньше. 

Март, 892-й год Божий 

I КЕВ «Неустрашимый», У Армагеддонского Рифа

Мерлин смотрел сквозь гамачные сетки, как южная оконечность острова Опал медленно проходила вдоль левого борта.

Шхуна «Лазутчица» возглавляла строй черисийских кораблей, двигаясь с дерзкой грацией, а её более тяжёлые товарищи грузно следовали в её кильватере. Летнее солнце ярко сияло с голубого неба, отполированного горсткой погожих кучевых облаков, а потоки чаек, буревестников и морских виверн, которые гнездились в утёсах Скального Крюка, кружились и ныряли в воду. Ласковый прибой накатывал на Песчаный Островок, видимый за левой скулой, и низкая линия утёсов показывала путь к Лысой Каменной Голове, по правому борту.

«Ничего», — подумал он, — «не могло бы представлять больший контраст их прибытию в Скальный Плёс».

— Я не могу сказать, что мне жаль уходить, — заметил Кайлеб рядом с ним, и Мерлин повернул голову, чтобы посмотреть на принца.

Кайлеб, одетый в куртку и штаны, а не доспехи и шлем, которые он носил той полной насилия ночью, рукой взъерошил волосы на непокрытой голове и тоже посмотрел на остров Опал.

— Ты же понимаешь, что это будет одним из величайших морских сражений в истории мира, правда? — насмешливо спросил Мерлин.

— И справедливо, я полагаю. — Кайлеб пожал плечами. — С другой стороны, у меня были некоторые… нечестные преимущества.

Он улыбнулся, и Мерлин улыбнулся в ответ.

— Мне всё-таки жаль Тирска, — сказал Мерлин через мгновение, и его улыбка пропала. — Ты был прав, когда сказал, что он заслуживает лучшего мотива для службы.

— Он с большей вероятностью найдёт какой-нибудь из них, если найдёт лучшего короля, — задумчиво сказал Кайлеб. — Поверь мне. Это то, в чём я немного разбираюсь.

— Да, разбираешься.

Мерлин повернул глаза к лесистым склонам острова. С графом Тирском и его выжившими всё должно было быть в порядке до тех пор, пока кто-то не отправит корабли, необходимые чтобы забрать их домой. На Опале было в изобилии пресной воды, они уже соорудили достаточно укрытий, в том числе и для лета, и выгрузили достаточно провизии, чтобы продержаться в течение по крайней мере шести месяцев, даже если они не смогут ничего добавить к ней, охотясь или рыбача. А Кайлеб чуть-чуть смилостивился и оставил небольшой запас захваченных фитильных мушкетов и арбалетов на пляже, когда его корабли поднимали якоря сегодня утром.

«Конечно, то, что случится с Тирском, когда он вернётся домой, может быть чем-то совершенно другим», — мрачно подумал Мерлин. — «Он старший доларский адмирал, который возвращается домой после наихудшей морской катастрофы в истории Долара, а то, что я видел о короле Ранилде, предполагает, что он будет искать козлов отпущения, а не объяснений».

Он подумал об этом ещё мгновение, затем отложил вопрос о будущем графа Тирска в сторону и высунулся через гамачные сетки, чтобы посмотреть назад на линию парусов, следующих за «Неустрашимым».

Последние густые, тёмные столбы дыма от более чем пятидесяти пылающих кораблей по-прежнему тянулись по небу, следуя за флотом галеонов, выходящим с якорной стоянки. Линия кораблей выглядела внушительной и гордой после двух пятидневок ремонтных работ, с мётлами привязанными к верхушкам грот-брам-стеньг. Кайлеб громко рассмеялся, когда Мерлин предложил этот знак и объяснил символику, стоящую за ней[14], но потом он пришёл в себя, поняв, насколько уместно это было. Его галеоны, несомненно, очистили море от своих врагов.

Губы Мерлина дрогнули в улыбке от воспоминаний, но затем она исчезла, потому что три паруса отсутствовали, и он почувствовал новый укол скорби из-за шхуны «Виверна».

Он не знал, что с ней случилось. Она была там, оседлавшая ярость бури, во время одного прохода СНАРКа; при следующем она просто исчезла. Он не только не смог найти никого из оставшихся в живых из её команды в девяноста человек, но даже никаких обломков.

Затем был «Дракон», так позорно потерянный на заключительном этапе сражения при Скальном Плёсе. И КЕВ «Молния», один из переоборудованных купцов, из колонны сэра Доминика Стейнейра, получивший больше повреждений в битве у Каменного Пика, чем Мерлин сначала подумал. Она добралась до места встречи с подветренной стороны острова Сэмюэл вместе с остальными кораблями Стейнейра, но затем медленно ушла ко дну в течение той долгой, бурной ночи. Хорошей новостью было то, что они, по крайней мере, смогли безопасно снять с неё почти всех людей, прежде чем она наконец опустилась на дно.

Ремонт «Тайфуна» занял две полные пятидневки, как и предсказывал Кайлеб, но у него теперь была совершенно новая грот-мачта, и остаток флота с пользой использовал время, потребовавшееся для замены старой мачты. Они пополнили свои запасы воды на острове Опал, провизии из захваченных запасов, а также их пороховые погреба и запасы ядер с «Путешественника» и «Летней Луны», а все остальные галеоны смогли починить свои собственные полученные в бою повреждения, в то время как капитан Стивирт работал над своими. Выжившие с «Дракона» и «Молнии» были распределены по всему остальному флоту, возмещая худшие из потерь в их командах, так что, по крайней мере, все выжившие галеоны были готовы к бою.

— Хотел бы я, чтобы мы могли поскорее уйти отсюда, — пробормотал Кайлеб. Принц разговаривал сам с собой, но слух Мерлина был более острым, чем у большинства, и он снова посмотрел на Кайлеба.

— Ты был тем, кто сказал, что нам нужно исправить наши повреждения, — заметил он. — Ты был прав. И Доминик согласился с тобой.

— Но не ты, — сказал Кайлеб, полностью повернувшись к нему лицом, пока нежный, лёгкий ветерок лохматил ему волосы.

— Я, так же, и не возражал, — ответил Мерлин и пожал плечами. — Ты был прав, когда заметил, что не было безупречного решения. Кто-то должен был выбрать, и так случилось, что ты здесь кронпринц.

— Я знаю, — вздохнул Кайлеб. Мгновение он выглядел в два раза старше своих лет, затем встряхнулся и выдавил из себя кривую улыбку. — Знаешь, обычно быть кронпринцем — очень хорошая работа. Но бывают времена, когда это действительно не так уж и весело.

— Я заметил это. Но, думаю, важно то, что тебе нужно помнить, что ты тот, кто должен принимать решения, и у тебя обычно не будет много времени, чтобы посидеть и обдумать их. По большому счёту, люди, которые будут ставить их под сомнение и критиковать тебя после того, как это произойдёт, будут делать это из какого-нибудь красивого и безопасного места, со всеми преимуществами ретроспективного анализа и имея время, чтобы подумать о том, что ты сделал неправильно.

— Это примерно то, что сказал отец, раз или два, — сказал Кайлеб.

— Ну, он прав. А хорошая новость, знаешь ли, заключается в том, что, когда ты делаешь правильный выбор, подобно решению идти прямо в Скальный Плёс, ты заодно получаешь за это и все почести. — Мерлин ухмыльнулся. — Просто подумай — ты теперь признанный военный гений!

— Ага, конечно. — Кайлеб закатил глаза. — И я уже слышу, как отец укорачивает меня до прежних размеров, когда я слишком вырасту от гордости за это! 

II Бухта Эрейстор, Княжество Изумруд

— Что случилось такого важного, что вы должны были вытащить меня из постели посреди ночи? — раздражённо потребовал объяснений герцог Чёрной Воды, завязывая пояс лёгкого халата и сердито глядя на Томиса Бармина, барона Белого За́мка.

Барон поднялся со стула в главной каюте «Корисанда», когда герцог протиснулся в неё из своей спальной каюты. Чёрная Вода был в постели менее трёх часов, прошедших со времени ещё одного прошедшего в спорах совещания — или, возможно, тут был более уместен термин «ожесточённые прения» — с его вынужденными союзниками.

Он был в не особенно хорошем настроении.

— Я приношу извинения за то, что побеспокоил вас, Ваша Светлость, — сказал Белый За́мок, почтительно поклонившись. — Я думаю, однако, что вы согласитесь, что это кое-что такое, о чём вам нужно знать прямо сейчас.

— Ради вашей же пользы, я надеюсь, вы правы, — прорычал Чёрная Вода, и резко махнул барону в сторону его стула.

Герцог щёлкнул пальцами, и его слуга появился как по волшебству, неся коньячный декантер и бокалы на серебряном подносе. Он налил два стакана, вручил их каждому аристократу, а затем без промедления исчез.

— Хорошо, — сказал Чёрная Вода, немного менее раздражённо, опустив свой полупустой бокал мгновением позже. — Расскажите мне, что тут такого важного.

— Конечно, Ваша Светлость. — Белый За́мок наклонился вперёд на своём стуле, сжимая собственный нетронутый бокал обеими руками. — Как вы, конечно же, знаете, я уже более четырёх лет являюсь послом князя в Изумруде. В течение этого времени, по большому счёту, он очень тщательно держал меня подальше от операций графа Кориса здесь, в княжестве.

Он помолчал, и Чёрная Вода поморщился, нетерпеливо махнув ему, чтобы он продолжал, но Белый За́мок заметил, что в глазах герцога начала сиять искра интереса.

— Это только что изменилось, — сказал он в ответ на жест герцога. — Я встречался сегодня вечером — менее двух часов назад, по сути — с человеком, которого я никогда раньше не встречал, но у которого были все правильные пароли для…

— Правильные пароли? — прервал его Чёрная Вода.

— Да, Ваша Светлость. — Если Белый За́мок и был раздражён этой заминкой, он постарался не показывать это. — Когда меня впервые отправили в Изумруд, мои инструкции включали запечатанный конверт, который можно было открыть только при некоторых определённых условиях. В этом конверте была серия паролей, которые будут использоваться особо доверенными агентами графа Кориса.

Теперь Чёрная Вода слушал очень внимательно, слегка наклонившись вперёд и поставив один локоть на стол рядом с собой.

— Этот человек, который правильно идентифицировал себя, поселился в Теллесберге более двенадцати лет назад, Ваша Светлость. Он был помещён в полную изоляцию, полностью отделён от любых других агентов, действовавших в Черис. Никто из других агентов графа Кориса не знал его, а он не знал никого из них. Его работой — его единственной работой — было быть хорошим, лояльным черисийцем, счастливо устроившимся на работу на королевской верфи или рядом с ней, до тех пор, пока не начнётся война между Лигой Корисанда и Черис. По-видимому, граф Корис предполагал, что в случае войны он потеряет доступ, по крайней мере, к части любой созданной им шпионской сети, и этот человек был частью его страховки.

Он снова замолчал, и Чёрная Вода кивнул.

— Продолжайте, барон, — сказал он. — Уверяю вас, вы завладели моим вниманием.

— Я подумал, что смогу это сделать, Ваша Светлость. — Белый За́мок, наконец, позволил себе маленькую улыбку. Затем его выражение опять стало серьёзным.

— По-видимому, Волна Грома и его люди знали намного больше, чем кто-либо из нас представлял насчёт «официальных» шпионов графа Кориса в Черис. И, складывается впечатление, что Волна Грома — и Хааральд — так же узнал, что происходит, намного раньше, чем мы думали, что они это узнали.

— Почему?

— Потому что, Ваша Светлость, они очень, очень тихо арестовали практически всех иностранных шпионов в Теллесберге и, по-видимому, повсюду во всём королевстве, явно ещё в начале октября.

— Октября?

— Да, Ваша Светлость. Очевидно, они, должно быть, поняли, по крайней мере, часть того, что им предстоит, намного раньше, чем мы предполагали, что они поймут. И я думаю, что это, вероятно, объясняет молчание других агентов графа Кориса, о которых вы упомянули.

— Но они пропустили этого человека, потому что другие агенты Кориса даже не знали о нём, — медленно сказал Чёрная Вода.

— Это определённо то, что кажется произошло, Ваша Светлость.

— Но, — взгляд Чёрной Воды заострился, — я склонен предположить, что он не пришёл к вам, просто чтобы рассказать, что все наши шпионы были арестованы три месяца назад. Итак, барон, что привело его к вашей двери в это конкретное время?

— На самом деле, Ваша Светлость, он пытался добраться до меня уже более двух месяцев, но это было нелегко. Черисийцы закрыли на железный замок движение через Глотку и вокруг острова Замка́, и у них появились лёгкие подразделения, патрулирующие Черисийское Море к северу от Бухты Каменной Банки. Ему пришлось путешествовать по суше, чтобы обойти Глотку, а затем найти контрабандиста, готового отвезти его в Изумруд. Фактически, ему потребовалось три попытки чтобы перебраться, потому что упомянутый контрабандист дважды поворачивал назад, увидев черисийскую шхуну. Но вы совершенно правы, что он пришёл не из прихоти. Фактически, он пришёл, чтобы рассказать нам, что вся черисийская группировка галеонов покинула Черис под личным командованием кронпринца Кайлеба в октябре.

— Что? — Чёрная Вода удивлённо моргнул, а затем почти вытаращился на посла. — Это же смешно! Наши разведчики видели их марсели позади галер Хааральда!

— Нет, согласно информации этого человека, Ваша Светлость, — неуверенно сказал Белый За́мок. — Он был корабельным снабженцем, обеспечивающим корабли на Королевской Верфи в Теллесберге уже более пяти лет. И, согласно тому, что он выудил из «друзей», с которыми он завёл отношения в их флоте, тридцать черисийских галеонов напряжённо работали, чтобы отплыть от острова Замка́ за пятидневку до того, как вы добрались до Эрейсторской Бухты. И, — сказал барон, — также, согласно тому, что он узнал, черисийцы до сих пор не ввели в строй свои резервные галеры. Но, кроме этого, король Хааральд зафрахтовал два или три десятка торговых галеонов для неуказанных целей. Хотя он не смог абсолютно точно подтвердить это, он заметил, что по меньшей мере дюжина торговых судов, которые простаивали из-за войны, оставили Теллесберг, неся королевское знамя. Похоже, никто не знает точно, где они находятся.

Челюсти Чёрной Воды сжалась. Было ли это действительно возможным…?

— Вы говорите, он сказал, что они отплыли в октябре. Он не знает, куда?

— Нет, — признался Белый За́мок.

— Ну, не могли же они отплыть, не имея определённой точки назначения в виду, — медленно сказал Чёрная Вода, думая вслух. — Хотелось бы знать…

Он сердито посмотрел в пол, потирая подбородок, потом покачал головой и снова взглянул на Белого За́мка.

— Мы все предполагали, что Хааральд не узнает, что произошло почти до того момента, когда мы приплывём. Но если он так рано послал эти галеоны в море, он, должно быть, кое-что знал, и он, вероятно, знал это почти сразу же, как мы это делали. Но он не смог бы узнать об этом от шпионов в Корисанде, потому что ни у кого не было времени, чтобы послать ему сообщение из Менчира так быстро. И он не смог бы узнать об этом так рано от шпионов в Изумруде, потому что Нарман узнал об этом поздно, благодаря тем потерянным сообщениям. Что означает, что он мог узнать только из Таро.

Посол на мгновение нахмурился, очевидно, обдумывая анализ Чёрной Воды, после чего кивнул.

— Я думаю, вы правы, Ваша Светлость. Но как много кто-нибудь в Таро знал?

— Я не могу ответить на этот вопрос, — признался Чёрная Вода. — Очевидно, что Горжа должен был знать, по крайней мере, суть того, что мы собирались делать, потому что он должен был координировать то, что он должен был делать с этим. Но я понятия не имею, насколько полностью он может быть информирован о наших планах. И, — его рот сжался, — это не имеет большого значения. Не в том случае, если галеоны отплыли так давно, а Хааральд использовал паруса зафрахтованных купцов, чтобы обмануть наших разведчиков — и меня — заставив всех думать, что они всё ещё с ним.

— Ваша Светлость? — Белый За́мок выглядел смущённым, и Чёрная Вода внезапно рассмеялся.

— Он отправил свои галеоны куда-то, куда его галеры, по своим мореходным качествам, не имели возможности пойти, милорд, — сказал он. — И если бы он узнал, что происходит от агентов в Таро, я могу подумать только об одной вещи, которая заставила их уйти так скоро и помешала им вернуться к настоящему времени

Герцог покачал головой, с ошеломлённым, почти испуганным выражением.

— Он решил рискнуть и поставить на «всё или ничего», как при игре в кости, — сказал он. — Он послал свои галеоны — и своего сына — на перехват таросцев и доларцев. У него нет их там, они не защищают Бухту Каменной Банки. Они ушли с Кайлебом куда-то в Море Правосудия или в Море Паркера, в зависимости от того, насколько точна информация их шпионов, надеясь найти герцога Мэликая и остановить его прежде, чем он сюда доберётся.

— Это же бе… — начал Белый За́мок, а затем остановился. Кашлянув, он продолжил. — Я имею в виду, что это поражает меня, так как для него очень рискованно поступать так, Ваша Светлость.

— Для него безумие поступать так, — категорично сказал Чёрная Вода. — В то же время, это единственный возможный ответ, где его галеоны действительно были всё это время. И…

Его голос снова затих, а выражение лица потемнело.

— Ваша Светлость? — тихонько сказал Белый За́мок через несколько мгновений.

— Мне просто пришло в голову, что у него мог бы быть лишь один способ собрать всё это вместе с большой степенью уверенности. — Губы Чёрной Воды дрогнули в чем-то более жёстком, чем улыбка. — Если бы его шпионы в Таро были достаточно хороши или если бы кто-то достаточно высокопоставленный намеренно передавал ему информацию, он мог бы узнать у таросцев, где они должны были найти доларцев.

— Ваша Светлость, вы предполагаете, что Горжа сам мог передать информацию в Черис? — спросил Белый За́мок очень тщательно подбирая слова.

— Я не знаю. — Чёрная Вода пожал плечами. — На первый взгляд, я не вижу никаких причин для того, чтобы он это сделал — не рискуя, конечно, разозлить викария Замсина или Великого Инквизитора! Но это не значит, что кто-то ещё высокопоставленный из его двора не мог бы сделать это.

Герцог снова посмотрел на пол каюты в течение нескольких секунд, а затем встряхнулся всем телом.

— Мы никогда не узнаем ответа на ваш вопрос, милорд. Но если отчёт вашего человека является точным, важно то, что на текущий момент всего лишь около восьмидесяти галер стоят между нами и контролем над Бухтой Каменной Банки. И если мы сможем победить эти галеры и взять Бухту Каменной Банки под контроль, мы одновременно сможем противостоять его галеонам, если и когда они наконец вернутся, и привезти войска, чтобы осадить Ключи со стороны земли.

— Эти цифры предполагают, что их резервный флот действительно не был введён в строй, Ваша Светлость, — заметил Белый За́мок, и герцог фыркнул.

— Если я готов поверить, что этот ваш шпион действительно знает своё дело, и рискнуть довериться тому, что он говорит о галеонах, я могу также поверить ему и про галеры! — пожал плечами Чёрная Вода. — И, честно говоря, мы не видели никаких признаков черисийских резервных галер. Я всё время предполагал, что требования к экипажам у их галеонов заодно лишат их возможности укомплектовать галеры. Так что я сильно склонен поверить, что он прав насчёт этого.

— И что вы намерены делать с этим, если я могу спросить, Ваша Светлость? — спросил Белый За́мок. Герцог приподнял бровь в его сторону и теперь настала очередь барона пожать плечами. — Я посол князя Гектора, Ваша Светлость. Если то, что вы решите сделать, потребует поддержки князя Нармана, то я могу быть в состоянии помочь подтолкнуть его сделать то, что вам нужно.

— Это правда, — признался Чёрная Вода. — Что касается того, что я намереваюсь делать, думаю, это будет зависеть от того, на что я смогу уговорить моих доблестных союзников.

III КЕВ «Неустрашимый», Котёл

Кронпринц Кайлеб сел в коробчатой койке, подвешенной к низким балкам подволока его спальной каюты, оттого что кто-то резко постучал в её дверь.

— Что? — сказал он, протирая глаза, прежде чем взглянул через открытые кормовые окна на тёплую, ясную ночь. Луна ещё не взошла, а это означало, что он был в постели всего лишь около часа.

— Я сожалею, что разбудил тебя, Кайлеб, — сказал глубокий голос, — но нам нужно поговорить.

— Мерлин? — Кайлеб перекинул свои ноги через бортик койки и встал. В голосе Мерлина была нотка, которой он никогда раньше не слышал, и двумя шагами пересёкши каюту он распахнул дверь. — Что такое? Что случилось?

— Могу я войти?

— Что? — Кайлеб вздрогнул, затем криво усмехнулся, поняв, что он открыл дверь, не потрудившись одеться. Фактически, он был совершенно голым, как он обычно спал в такие тёплые ночи, и он с фырканьем отступил назад, несмотря на напряжённость в голосе Мерлина.

— Конечно, ты можешь войти, — сказал он.

— Спасибо.

Мерлин прошёл мимо сержанта Фейркастера, стоявшего на карауле за дверью Кайлеба, наклонив голову, чтобы избежать подпалубных потолочных балок, и тихонько закрыл за собой дверь.

— Что такое? — спросил Кайлеб, отворачиваясь, чтобы взять тунику, которую он сбросил, когда он, ложился спать, и надеть её через голову.

— У меня… было видение, — сказал Мерлин, и Кайлеб быстро повернулся на его голос, резко махнув в сторону кресла.

— Какое ещё видение?

— Видение герцога Чёрной Воды в заливе Эрейстор, — сказал Мерлин почти безжизненным голосом, когда сел в указанное кресло. — Кажется, мы с Бинжамином пропустили как минимум одного из шпионов Гектора, и он только что сообщил Чёрной Воде, что…

* * *

— … вот как-то так всё и обстоит, — мрачно закончил Мерлин через несколько минут.

Кайлеб сидел на краю своей койки, его лицо было почти совершенно бесстрастно, потому что он сосредоточился на том, что Мерлин только что ему сказал.

— Как ты думаешь, что он собирается делать? — спросил наконец принц, и Мерлин покачал головой.

— Я думаю, что он был прав, когда сказал Белому За́мку, что всё зависит от того насколько он сможет убедить своих союзников действовать, Кайлеб. Всё, что я могу сказать тебе прямо сейчас — это то, что Корисанду наконец удалось отправить практически весь их резерв. У Изумруда в строю тоже около шестидесяти его галер, и, несмотря на всё, что смогли сделать Шарлиен, Сандирс и Шарпфилд, они были вынуждены отправить ещё двадцать своих галер в плаванье к Эрейстору. Даже с теми потерями, что Брайан и твой отец причинили им, это доводит их количество до ста восьмидесяти против восьмидесяти у твоего отца. Даже семидесяти шести, учитывая, что четыре он потерял на рифах у мыса Короны в последнюю пятидневку.

— Более, чем два к одному, — пробормотал Кайлеб.

— И, — добавил Мерлин, — учитывая, что Чёрная Вода знает — или сильно подозревает — что мы находимся где-то в другом месте, у него почти наверняка будет искушение попытаться ударить прежде, чем мы успеем вернуться. Если только он сможет уговорить на это своих «союзников».

— Пятнадцать дней, если ветер не изменится, — пробормотал Кайлеб. — Три пятидневки. — Он внезапно ударил правым кулаком по левой ладони. — Чёрт! Я должен был идти домой без ремонта!

— Вспомни, что я говорил про суждения задним числом, — сказал ему Мерлин. Молодой кронпринц посмотрел на него, и он слегка пожал плечами. — Ты принял решение. Ты не знал, что это произойдёт. Сейчас тебе нужно сосредоточиться на том, что мы будем делать дальше, а не на том, что мы уже сделали.

— То, что я уже сделал, ты имеешь в виду, — горько сказал Кайлеб. Затем он распрямил плечи и глубоко вдохнул. — Но кто бы это ни сделал, ты прав. Проблема в том, что, похоже, мы не можем многое сделать.

Мерлин пытался придумать что сказать, но особо не преуспел. Выжившие галеоны уже шли с максимальной скоростью, выжимая все соки, учитывая, что они почти прошли Котёл на устойчивом ветре с востока на северо-восток почти на десяти узлах. Они могли бы выжать ещё немного больше скорости из некоторых кораблей, но переоборудованные торговцы имели типичные вместительные корпуса из-за их купеческого происхождения. Они в большинстве своём были короче и бочкообразнее, чем военные галеоны — особенно построенные по проекту Оливира, такие как «Неустрашимый». Они уже поставили практически все паруса, которые у них были, просто чтобы не отставать от своих специально созданных спутников. Если же флот хотел плыть быстрее, это могло произойти только за счёт оставления позади его более медленных кораблей. Во всяком случае, вероятно, он мог бы выиграть не более чем день или два от всего времени перехода.

— Если бы только об этом знал отец, — глухо сказал Кайлеб сам себе, легко, но ритмично постукивая кулаком по ладони. — Если бы только…

Его руки внезапно перестали двигаться, а голова приподнялась, вцепляясь взглядом в Мерлина в тускло свете, освещавшем спальную каюту.

— Ты можешь рассказать ему? — тихо спросил он, и Мерлин застыл.

Он поглядел на молодого человека, сидящего на койке, и его мысли, казалось, стали предельно ясными.

— Кайлеб, я… — начал он, после чего умолк.

Насколько Кайлеб действительно готов был принять его? Принц уже принял как должное гораздо больше, чем Мерлин когда-либо добровольно показал бы ему, но где были пределы гибкости Кайлеба? Он мог бы полушутя ссылаться на Мерлина как на своего «волшебника», и мог принять сверхчеловеческую силу и видения Мерлина. Он даже мог признать неизбежное столкновение между его королевством и коррумпированными людьми, стоящими у власти в Храме. Но он продолжал быть сэйфхолдийцем, ребёнком Церкви Господа Ожидающего, и именно поэтому он был так зол на коррупцию, которая её поразила. И ещё он с рождения был воспитан в вере, которая полагала, что Пэй Шань-вэй была матерью всего зла и что ангелы, которые впали во зло вместе с нею, стали демонами, которые решили соблазнить человечество следовать к проклятию вслед за жаждой запретных знаний Шань-вэй.

— Ты действительно хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос? — спросил он после показавшегося очень долгим мгновения. Кайлеб начал отвечать, но Мерлин поднял одну руку. — Сначала подумай, Кайлеб! Если ты спросишь, а я отвечу на него, ты никогда не сможешь отменить это.

Кайлеб смотрел на него на протяжении наверно трёх ударов сердца, после чего кивнул.

— Я хочу, чтобы ты ответил этот вопрос, — сказал он ровно.

— Хорошо, — так же ровно ответил Мерлин. — Тогда мой ответ — да. — Выражение лица Кайлеба начало расцветать, и он было открыл рот, но Мерлин покачал головой. — Я могу рассказать ему этой же ночью, хотя он в четырёх тысячах миль отсюда, — продолжил он, — но только физически отправившись к нему.

Рот Кайлеба захлопнулся.

В спальной каюте снова повисла тишина. Тугая, звенящая тишина, усиленная, но не сломанная, фоновым звуком воды, струящейся вокруг корпуса, бульканьем кильватерной струи под открытыми кормовыми окнами, скрипом такелажа и корпусных балок, а также случайным шумом от руля.

— Ты можешь отправиться к нему? — спросил наконец Кайлеб.

— Да, — вздохнул Мерлин.

— Мерлин, — сказал Кайлеб, пристально глядя на него, — ты ведь демон, в конце концов?

— Нет. — Ответный взгляд Мерлина был таким же пристальным. — Я не демон, Кайлеб. Но я и не ангел. Я говорил тебе это раньше, в Королевской Гавани. Я… — Он покачал головой. — Когда я сказал тебе тогда, что я не могу объяснить это тебе, я имел в виду, что я буквально не могу. Если бы я попытался, это потребовало бы… понятий и знания, которых у тебя просто нет.

Кайлеб смотрел на него в течение пятнадцати бесконечных напряжённых секунд, его глаза были сузившимися, и когда он снова заговорил, его голос был очень мягким.

— Может ли это знание нарушать «Запреты»? — спросил он.

— Да, — просто сказал Мерлин, и, если бы он продолжал быть созданием из плоти и крови, он бы сейчас задержал дыхание.

Кайлеб Армак сидел очень, очень неподвижно, глядя на существо, которое стало его другом. Он сидел так длительное время, после чего дёрнулся.

— Как же ты можешь говорить, что ты стоишь за Свет, когда само твоё существование нарушает «Запреты»?

— Кайлеб, — сказал Мерлин, — я уже говорил тебе, что я никогда не лгал тебе, даже когда я не мог рассказать тебе всю правду. Сейчас я тоже не буду врать тебе. И хотя всё ещё есть вещи, которые я просто не могу объяснить, я могу сказать тебе следующее: сами «Запреты» — это ложь.

Кайлеб резко вдохнул, а его голова откинулась назад так, словно Мерлин только что ударил его.

— «Запреты» были переданы Самим Господом! — сказал он, более резким голосом, но Мерлин покачал головой.

— Нет, не были, Кайлеб, — сказал он. — Они были переданы людям Чжо-чжэн, а Цэнь Чжо-чжэн была архангелом не больше, чем я.

Кайлеб снова вздрогнул, а его лицо побледнело. Глаза Мерлина — его искусственные глаза — могли видеть это ясно, несмотря на тусклый свет.

— Как «Запреты» могут быть ложью? — хрипло спросил принц. — Ты говоришь, что Господь солгал?

— Нет, — опять сказал Мерлин. — Господь не лгал. Лгала Чжо-чжэн, когда утверждала, что говорила от Его имени.

— Но…

Кайлеб оборвал себя, глядя на Мерлина, и Мерлин вытянул вперёд свою правую руку, подняв ладонь вверх.

— Кайлеб, ты знаешь, что люди, которые сейчас управляют Храмом, погрязли в коррупции. Они лгут. Они принимают взятки. Они используют «Запреты», чтобы вымогать деньги у людей, которые пытаются внедрять новые идеи, или у людей, которые хотят, чтобы новые идеи были запрещены. Ты сам сказал мне, стоя на вершине цитадели с Рейджисом, что викарии больше озабочены своей светской властью, чем спасением душ. Они желают уничтожить всё ваше королевство — сжечь города, убить и терроризировать ваших подданных — несмотря на то, что вы вообще ничего не сделали неправильно! Разве это так непостижимо для тебя, что другие люди тоже использовали Бога, и извратили Его замысел, для своих целей?

— Мы не говорим о «людях» — сказал Кайлеб. — Мы говорим о самих архангелах!

— Да, говорим, — признал Мерлин. — Но существа, которые называли себя архангелами, не были ими, Кайлеб. Они были людьми.

— Нет! — сказал Кайлеб, но уверенность в его голосе дрогнула, и Мерлин почувствовал небольшое мерцание надежды.

— Если ты хочешь, я могу показать тебе доказательство этого, — мягко сказал он. — Не сегодня ночью, не здесь, но я могу показать его тебе. Ты видел вещи — кое-что из этих вещей — что я могу делать. Мужчины и женщины, которые утверждали, что они архангелы, могли делать то же самое, и они использовали эту способность, чтобы притворяться, что они были божественными существами. Я могу доказать это тебе, если ты готов позволить мне это. Проблема, Кайлеб, однако заключается в том, что, если твоя вера в ложь, которой ты учился всю свою жизнь, слишком сильна, ты не поверишь никаким доказательствам, которые я мог бы тебе показать.

Кайлеб сидел неподвижно, с плотно сжатым ртом и сгорбленными плечами, словно отражая удар. А потом, медленно — очень медленно — его плечи немного расслабились.

— Если ты действительно демон, несмотря на то что ты говоришь, — сказал он наконец, — тогда ты уже искушал меня проклятием, так ведь? — Он действительно сумел искривить улыбку. — Я знаю уже несколько месяцев, что ты был больше, чем обычным смертным, и я использовал тебя — и твои… способности — для моих собственных целей и против князей Церкви. И это определение ереси и вероотступничества, ведь так?

— Я полагаю, что так, — сказал Мерлин, голос его был настолько нейтральным, насколько он смог это сделать. — По крайней мере, в глазах нынешнего руководства Храма.

— Но тебе не нужно было бы говорить, что ты можешь предупредить отца, и тем более ты не должен был спасать тех детей в Королевской Гавани. Или спасать Рейджиса от Кельвина. Или направлять меня к галерам Мэликая, или к Скальному Плёсу.

— Я полагаю, что нет. Но, Кайлеб, если бы я был демоном, пришедшим чтобы искушать тебя на вечные муки, я бы сделал это, обратившись к твоему желанию, твоей потребности защищать людей и королевство, которое ты любишь. Ты не Гектор, и даже не Нарман. Я не смог бы обратиться к твоей жадности, к твоей жажде власти, поэтому я бы искушал тебя через добродетель твоего собственного сердца, твоим страхом за то, что так глубоко тебя волнует.

— И, вероятно, скажешь мне, что ты сделал бы именно это, полагая, что я поверю, что это доказывает, что ты этого не сделал, — сказал Кайлеб, кивая с той же кривоватой улыбкой. — Но ты упускаешь смысл сказанного мной. Возможно, ты — демон, или то, что Писание называет демоном, во всяком случае. И, возможно, ты соблазнил меня — в конце концов, ты всегда говорил отцу и мне, что ты использовал нас для своих целей. Но если ты соблазняешь меня проклятием моей души, Мерлин Атравес, так тому и быть, потому что ты никогда не просил меня сделать ничего такого, что не смог бы попросить справедливый и любящий Бог. И если Бог из Писания не является справедливым и любящим Богом, тогда он тоже не мой.

Мерлин откинулся на спинку стула, глядя на молодого человека перед собой. Молодой человек, как он понял, был ещё более необычным, чем надеялся Мерлин.

— Кайлеб, — сказал он наконец, — я сомневаюсь, что я, на твоём месте, смог бы выйти за пределы всего, чему меня учили так, как ты только что это сделал.

— Я не знаю, что я действительно сделал, — ответил принц, пожав плечами. — Ты говоришь, что можешь доказать то, что ты сказал, и когда-нибудь я потребую у тебя этого, но на данный момент я должен принимать решения, выбирать. Я могу сделать их только на основе того, во что я верю, а я верю ты хороший человек, кем бы ты ни был. И я верю, что ты можешь предупредить моего отца.

— И как ты думаешь, твой отец отреагирует, если я вдруг просто появлюсь на борту его флагмана в четырёх тысячах миль отсюда? — с оттенком иронии спросил Мерлин.

— Я не знаю, — сказал Кайлеб, после чего внезапно ухмыльнулся, — но я бы дорого дал, чтобы увидеть его выражение, когда ты это сделаешь!

IV Котёл

Мерлин Атравес лежал вытянувшись, взлетая вверх и вниз на волнах, так как он плавал на спине, наблюдая за луной.

Где-то за пальцами его ног, невидимые с его нынешней позиции на уровне воды, КЕВ «Неустрашимый» и его товарищи продолжали свой путь, не подозревая, что один из членов его экипажа пропал. Мерлин надеялся, что это таким и останется.

«Это», — философски подумал он, глядя на звёзды, — «вероятно… наименее мудрая вещь, из того, что я уже делал. В любом случае, кроме кракенов, конечно. Независимо от того, насколько хорошо Кайлеб принял это, нет ведь никакого способа сказать, как будет реагировать Хааральд».

Тем не менее, навскидку, он не мог придумать альтернативный план действий, который дал бы лучший шанс на выживание Хааральда.

Выражаясь хладнокровным языком, теперь, когда у него был шанс подумать о этих вещах немного больше, вероятно, для долговременного выживания Черис не имело значения, что случилось бы с королём Хааральдом и его галерами. То, что Кайлеб и сэр Доминик Стейнейр уже сделали с одним флотом галер, обещало, что могут сделать то же самое с другим, если бы им пришлось. Особенно с флотом, который собирался понести свои собственные — серьёзные — потери, если бы он напал на дом Королевского Черисийского Флота. Поэтому, даже если бы Чёрная Вода и преуспел в получении контроля над Черисийским Морем и Бухтой Каменной Банки, это было бы лишь временное достижение, которое длилось бы до момента, когда Кайлеб вернулся домой и отбил их обратно. И как бы ужасно смерть Хааральда не повредила управлению Черис, Мерлин чувствовал себя уверенным в том, что Кайлеб готов принять корону, особенно с Серой Гаванью и Волной Грома, в качестве советников.

Но хотя Черис мог пережить смерть короля Хааральда, Мерлин обнаружил, что сам он не был готов сделать это. Или увидеть, как Кайлеб вынужден это делать. По крайней мере, не сделав всё возможное, чтобы это предотвратить.

Это было странно, подумал он, когда поднялся достаточно высоко на волне, чтобы взглянуть на огни одного из галеонов вдалеке, но, когда он сначала намеревался преобразовать Черис в инструмент, который ему нужен, ему не приходило в голову, насколько он может сблизится с самими черисийцами, как с людьми, личностями, которые станут ему небезразличны. Хааральд Армак был не просто королём Черис, он был также другом Мерлина Атравеса, и отцом другого, ещё более близкого друга, а человек, который когда-то был Нимуэ Албан, потерял слишком много друзей.

«Это ли настоящая причина, по которой я позволил Кайлебу «уговорить меня» рассказать ему, что я мог бы сделать это? Или», — нахмурился он, когда ему в голову пришла другая мысль, — «это было потому, что я так одинок? Потому что мне нужно, чтобы кто-то знал, что я пытаюсь сделать? Как далеко я на самом деле от дома? Эти люди могут быть моими друзьями, но никто из них не знает, кто — или что — я в действительности. Есть ли у меня есть какая-то подсознательная потребность знать, что кто-то, кто считает меня другом, знает правду — или столько правды, сколько он может понять, во всяком случае — обо мне»?

Похоже, он имел такую потребность. И, возможно, это потребность была опасной щелью в его доспехах. Независимо от того, как мог бы отреагировать Кайлеб, или тот же Хааральд, подавляющее большинство сэйфхолдийцев, даже в Черис, действительно посчитали бы его самим порождением Ада, если бы раскрылась лишь десятую часть правды о нём. И если бы это случилось, всё, что когда-либо было связано с ним, было бы запятнано, отвергнуто с ужасом. Так что, в конечном счёте, если он разрешил потребности в дружбе заманить его в раскрытие правды тому, кто не готов принять её, или просто кому-то, кто мог непреднамеренно дать секрету утечь, всё что он сделал до сих пор — и все люди, которые умерли на этом пути, и которые ещё умрут — было бы напрасным.

Всё это было правдой. Он знал это, но не был готов психоанализировать самого себя, пытаясь разобраться в своей мотивации, даже если предположить, что ПИКА мог быть объектом психоанализа. Потому что, в конце концов, это не имело значения. Какими бы ни были причины для этого, это было то, что он должен был сделать. Что-то, чего он не мог не сделать.

Он поднялся на гребень ещё одной волны. На этот раз в поле зрения уже не было никаких огней, и он сделал мысленный кивок удовлетворения, когда проверил наложенные зрительные данные, передающиеся с незаметного разведывательного скиммера, парящего над ним. Флот двигался неплохо, постепенно удаляясь от него, пока он плавал один в необъятности моря.

Вытащить кого-то из переполненного, многолюдного парусного судна так, чтобы никто не узнал об этом, как он обнаружил, было лишь чуть менее сложной задачей чем он ожидал, по сравнению с тем, чтобы проникнуть кому-нибудь на переполненную, многолюдную галеру, так чтобы никого там не потревожить. Тот факт, что поднялась полная луна, только делал эту задачу ещё более затруднительной.

К счастью, он и Кайлеб уже выстроили эшелонированную защиту, даже если они никогда не планировали использовать её именно для этой цели. Арнальд Фалкан и другие члены подразделения морской пехоты, бывшие телохранителями Кайлеба, все знали «правду» о «сейджине Мерлине». Каждый из них знал, что у Мерлина были видения, и что ему необходимо уединяться и медитировать, для того чтобы увидеть их. И каждый из них знал, что сокрытие факта его видений от кого-либо, кроме самого близкого круга короля Хааральда или Кайлеба, было абсолютно необходимо.

К тому же, Мерлину, как офицеру Королевской Гвардии и личному охраннику Кайлеба, была предоставлена собственная небольшая уединённая каюта. Она было прямо на корме, чуть ниже помещений Кайлеба. Она даже имела своё собственное кормовое окно, а Фалкан и другие часовые из морских пехотинцев, охранявшие Кайлеба, имели достаточно возможностей, чтобы перехватить любого, кто мог бы нарушить уединение сейджина во время его медитаций.

Они также вполне привыкли оставлять Мерлина с его медитациями. Всё это означало, что ему было достаточно просто пролезть через это окно и спуститься на руках по верёвке в воду. Оказавшись в воде, он погрузился под воду и плыл на протяжении большей части полумили, после чего всплыл и подождал, пока флот проплыл мимо него.

Луна была на противоположной стороне от него, и он, вероятно, был достаточно далеко, когда всплыл на поверхность, чтобы никто ничего не заметил, но он не испытывал особого желания рисковать. Ночь была такой же ясной, какой только может быть тропическая ночь, с пылающей фосфоресценцией, разливающейся назад вдоль бортов кораблей, плывущих по серебряной лунной тропе, с их парусами, похожими на полированное олово, и их портами и лючками, внутри которых светились лампы и фонари. Шансы на то, что кто-то случайно посмотрит в правильном направлении, чтобы увидеть что-то столь маленькое, как человеческая фигура, плывущая в небеса, были, несомненно, ничтожными, но у него было много времени. Безусловно, достаточно, чтобы избежать таких шансов.

Или, поправил он себя с оттенком иронии, по крайней мере, чтобы их было больше.

Он проверил визуальные данные в последний раз, а затем активировал свой встроенный коммуникатор.

— Сыч, — сказал он, говоря для разнообразия вслух, всё ещё размышляя о чужих небесах Сэйфхолда.

— Да, лейтенант-коммандер?

— Поднимай меня вверх уже.

— Да, лейтенант-коммандер.

V КЕВ «Королевская Черис», Черисийское море

Король Хааральд VII помахал своему камердинеру в сторону двери.

— Вы уверены, что вам больше ничего не понадобится от меня сегодня вечером, Сир?

— Лачлин, ты уже три раза спросил меня об этом, — с выражением признательности сказал Хааральд. — Я ещё не настолько слаб, что не мог влезть в постель один, даже в море. Так что иди. Иди! Сам поспи немного.

— Хорошо, Сир. Если вы настаиваете, — сказал Лачлин Жессип с небольшой улыбкой и подчинился приказу.

Хааральд с усмешкой покачал головой, затем пересёк большую каюту, открыл застеклённую квадратиками стекла дверь и вышел на кормовой балкон «Королевской Черис».

Он стоял там, глядя на запад, словно наблюдение того, как заходящая луна скользит по остатку своего пути над горизонтом, могло бы каким-то образом приблизить его к его сыну.

Было даже труднее разлучиться с Кайлебом, чем он ожидал. Это не было похоже на год, который Кайлеб провёл на борту корабля в качестве гардемарина. Тогда всё, о чём он действительно должен был беспокоиться, были риски болезней, несчастных случаев, или кораблекрушения. Теперь же он сознательно отправил своего старшего сына на битву с чрезвычайно превосходящим по численности врагом на расстояние семи тысяч миль. Если всё пошло хорошо, то битва, на которую Кайлеб был отправлен сражаться, давно закончилась, но победил ли его сын или проиграл? И, в каждом из этих случаев, выжил ли он?

Не в первый раз за долгие, трудные годы своего царствования Хааральд Армак обнаружил, что понимание того, что он принял правильное решение, может быть очень слабым утешением.

— Ваше Величество.

Хааральд непроизвольно дёрнулся, затем крутанулся на месте, в то время как одна рука потянулась к рукояти кинжала, которого он не носил. Он полуприсел, несмотря на своё больное колено, распахнув свои глаза от недоверия, потому что он увидел высокого, широкоплечего человека, стоящего в тени в дальнем конце кормового балкона.

Неподвижный от недоверия и шока, парализованный как статуя, он уставился на человека, которого просто не могло там быть.

— Я прошу прощения за то, что потревожил вас, Ваше Величество, — спокойно и тихо сказал Мерлин Атравес, — но Кайлеб послал меня с сообщением.

* * *

Династия Армаков, по мнению Мерлина, должно быть имела какой-то генетический дефект. Это было единственное объяснение, о котором он мог подумать, потому что что-то было явно плохо с их реакциями «бей или беги»[15].

Король Хааральд должен был отреагировать, по крайней мере, криком, призывая охранников, при условии, что он просто не запрётся в каюте, или не отскочит по кормовому балкону, чтобы избежать этого привидения. На самом деле, Мерлин специально привёз с собой оглушающий пистолет с целью справиться с любой такой вполне разумной реакцией, хотя он не задумывался, как он будет впоследствии объяснять его эффект разгневанному монарху.

Но вместо того, чтобы сделать что-либо из этих вещей, Хааральд просто стоял там почти ровно десять секунд по внутреннему хронометру Мерлина, затем выпрямился и склонил голову в сторону.

— Ладно, сейджин Мерлин, — сказал он с потрясающим спокойствием, — если уж Кайлеб послал вас с сообщением, по крайней мере, теперь я знаю, что он всё ещё жив, так ведь?

И улыбнулся.

Теперь, двадцатью минутами спустя, оба они всё ещё стояли вместе на кормовом балконе, единственном месте на флагманском корабле, где они могли надеяться найти настоящую конфиденциальность. Шум от ветра и моря, когда «Королевская Черис» и её эскадра медленно двигались вместе с остальной частью флота, прекрасно скрывал их голоса.

— Итак, Кайлеб послал вас рассказать мне, что Чёрная Вода разгадал наш маленький маскарад, верно, мастер Трейнир? — спросил Хааральд, и Мерлин усмехнулся, покачав головой, потому что он вспомнил первый раз, когда Хааральд назвал его так.

— Да, Ваше Величество. — Мерлин слегка наклонил голову, затем мягко фыркнул. — И, если вы позволите мне сказать это, Ваше Величество, вы восприняли моё… прибытие более спокойно, чем я предполагал.

— За последний год, Мерлин, я привык ожидать от вас неожиданного. И не думайте, что я не заметил, насколько аккуратно вы ответили на вопросы отца Пейтира, когда он принёс с собой свой камень правды. Или то, как Кайлеб наблюдал за вами, пока вы это делали. Или любые другие… странные дела, которые вы совершили за эти месяцы. Все интересные фрагменты и кусочки знаний, полученных от вас. Тот факт, что, несмотря на ваше, на тот момент довольно бойкое, объяснение, на самом деле не было никакого способа, которым вы смогли бы добраться до особняка Кельвина так быстро, как это сделали.

Король махнул одной рукой в странно мягком отметающем жесте.

— Я довольно давно решил, — спокойно сказал он, — что вы являетесь чем-то большим, чем вы решили показать, даже для меня или, возможно, даже для Кайлеба. И да, — улыбнулся он, — я знаю, насколько вы стали близки с моим сыном. Но, как я полагаю, я уже как-то раньше говорил вам, человек — любой человек, независимо от его… способностей — должен быть оценён по его действиям. Я судил вас на основании ваших, и, как и мой сын, я вам доверяю. Если я ошибаюсь поступая так, я, конечно же, заплачу за это на том свете. К сожалению, я должен принимать мои решения на этом, верно?

— Ваш сын очень похож на вас, Ваше Величество. — Мерлин снова склонил голову, на этот раз в знак уважения. — И я могу придумать несколько больших комплиментов, которые я мог бы высказать ему.

— В таком случае, раз мы оба сказали друг другу, какие мы великолепные люди, — сказал Хааральд с улыбкой, — я полагаю, мы должны решить, что делать с вашей последней информацией.

— Пока неизвестно, что Чёрная Вода сможет сделать на основании отчёта своего шпиона, — ответил Мерлин. — Однако из того, что я видел о нём, я ожидаю, что он склонит других адмиралов к своей точке зрения. Он более сильная личность, чем я ожидал, и тот факт, что все его «союзники» знают, что он пользуется поддержкой «Группы Четырёх», даёт ему мощный рычаг воздействия всякий раз, когда он хочет использовать его.

— В этом случае он, безусловно, попытается форсировать атаку, и как можно быстрее. — Хааральд посмотрел на звёздное небо, с которого скрылась луна, пока он и Мерлин говорили. Он нахмурился, поглаживая бороду.

— Он не может знать, сколько у него осталось времени до возвращения Кайлеба, — продолжил король, явно думая вслух. — Поэтому он, вероятно, попытается продавить атаку прямо в Бухте Каменной Банки. Он ожидает, что мы будем стоять и сражаться, или отступим за Остров Замка́ и Ключи. В любом случае он получит контроль над Бухтой и Черисийским морем, по крайней мере до тех пор, пока Кайлеб не вернётся домой.

— По существу, это именно то, что мы с Кайлебом решили, каким будет наиболее вероятный курс его действий, — согласился Мерлин.

— И каким было предложение Кайлеба? — Хааральд посмотрел на Мерлина.

— Он предлагает вам пойти дальше и уступить бухту. — Мерлин пожал плечами. — Пока вы всё ещё контролируете Глотку, и даже если вы потеряете один или оба Ключа, они не смогут провести серьёзную атаку ни на одну из ваших жизненно важных зон. А Кайлеб будет отсутствовать всего пятнадцать дней. Если они будут достаточно глубоко в заливе, когда он прибудет, они будут пойманы в ловушку между вашими силами и его.

— Я вижу, что мой сын обеспокоен выживанием своего престарелого отца, — сухо сказал Хааральд.

— Простите, Ваше Величество?

— Я и без того понял, что Чёрная Вода, несмотря на то что ему могли навязать союзников, которые не являются готовыми к взаимодействию настолько, насколько можно представить, не является дураком, Мерлин. Он знает, что Кайлеб собирается вернуться домой. Если он отправит свой флот в Бухту Каменной Банки, то он не собирается посылать его настолько глубоко, чтобы он не смог вывести его оттуда по-быстрому. Но он не будет и пренебрегать элементарной предосторожностью патрулирования подходов. Независимо от того, придёт ли Кайлеб с юга, из Изумрудного Плёса, или с севера, из Залива Даркоса, он будет замечен задолго до того, как он сможет поймать Чёрную Воду в бухте. Таким образом, стратегия Кайлеба действительно будет заключаться в том, чтобы удерживать меня в безопасности за островом Замка́, хотя почти наверняка это даст Чёрной Воде время, чтобы вернуться в Эрейсторскую Бухту, или даже отступить мимо Изумруда к Зебедайе или Корисанду, чтобы избежать его, когда он прибудет. И, конечно же, моим собственным силам нужно было бы столько времени, чтобы убрать помехи между островом Замка́ и Ключами, что мы никогда не сможем остановить Чёрную Воду, прежде чем он убежит.

— Если бы мы подошли под покровом ночи, — начал Мерлин, — тогда…

— Тогда, если бы всё прошло отлично, вы могли бы провернуть это, — прервал его Хааральд. — Но, как заметил Рейджис, если что-то может пойти не так в плане битвы, оно пойдёт. Если мы хотим прикончить флот Гектора, прятаться за островом Замка́ — это неправильный путь чтобы сделать это.

— Для меня это звучит так, словно вы планируете сделать что-то ещё, Ваше Величество, — заметил Мерлин с лёгким чувством страха.

— Планирую, конечно. — Хааральд показал зубы. — Я не собираюсь позволять, чтобы меня загнали в Глотку, и я не намерен давать Чёрной Воде ту битву, которую он хочет. Однако я намерен размахивать возможностью этой битвы перед ним.

— Как, Ваше Величество?

— Я собираюсь перенести свою основную оперативную базу на юг от Бухты Каменной Банки в Залив Даркоса. База Даркос не так удобна, как основная база флота на острове Замка́, но она послужит достаточно хорошо и долго. Когда Чёрная Вода распорядится начать своё наступление, я буду «танцевать» и петушиться некоторое время, а потом отойду южнее, подальше от бухты. Он достаточно умён, чтобы понимать, что мой флот — это его истинная цель. Как только флот уйдёт с его пути, он сможет делать практически всё, что захочет, но до тех пор, пока флот существует, его возможности ограничены, мягко говоря. Так что, если я не ошибаюсь, он будет настолько счастлив, что отвлёк меня от такого хорошо укреплённого убежища, как остров Замка́ и Глотка, что он последует за мной.

— Вы планируете заманить его на юг Черисийского моря, — сказал Мерлин. — Прочь от его кратчайшей линии отступления.

— Точно, — кивнул Хааральд. — Я уверен, что он прикроет свою спину дозорными кораблями, но ему будет нужно много больше. Если я смогу вытащить его достаточно далеко на юг, удерживая его внимание достаточно сосредоточенным на мне — а тот факт, что мой штандарт будет развеваться над этим кораблём, безусловно, поможет это сделать — то, когда Кайлеб спустится с севера позади него, вы будете между ним и отступлением.

— Кайлебу это не понравится, Ваше Величество.

— К несчастью, — спокойно сказал Хааральд. — так уж получилось, что я король, а он кронпринц. И это значит, что мы сделаем это по-моему.

— Но, если вы переместите свой флот на юг, — сказал Мерлин, ища контраргументы, — вы оставите незащищённой Глотку. Северный канал достаточно широк, чтобы прямо через него могли прошмыгнуть их галеры, если вы не остановите их.

— Уже нет. — Хааральд усмехнулся. — Я вижу, что вам не удалось уследить за всем, сейджин Мерлин.

— Ваше Величество?

— Барон Подводной Горы и сэр Дастин были заняты в ваше отсутствие. Это была идея Подводной Горы. Они вдвоём организовали то, что Подводная Гора называет «плавучими батареями»[16]. Это в основном просто плоты — большие, но только плоты — со сплошными возвышающимися барбетами около пяти футов толщиной и оружейными портами. Они построили пятнадцать таких, каждая с тридцатью карронадами и половиной батальона морских пехотинцев, чтобы отбивать абордажников, заякоренные канатами прямо в Северном Канале, точно между береговыми батареями острова Замка́ и Северного Ключа.

Король пожал плечами.

— Я не верю, что кто-то может пройти мимо них, хотите сказать?

— Нет, но…

— Тогда мы сделаем это по-моему, не так ли? — спросил Хааральд непреклонно.

Мерлин долго смотрел на него, потом тяжело кивнул.

— Да, Ваше Величество.

— Единственная вещь, которую я хотел бы, чтобы мы могли сделать, — задумчиво сказал Хааральд, — это найти для меня и Кайлеба какой-то способ координировать наши передвижения. Если то, что я задумал, сработает, Чёрная Вода будет непосредственно между галеонами Кайлеба и моими галерами, когда вы окажетесь в его тылу. Это означает, что он увидит вас, узнает, что вы там, до того, как это пойму я. Если бы был какой-то путь — избегая, конечно, такого вашего довольно драматичного личного посещения — чтобы вы дали мне знать, когда Кайлеб собирается вступить с ним в контакт, это было бы огромной помощью.

Он снова поднял голову, глядя на Мерлина с выражением, какое может быть у питающего надежды маленького мальчика, так что Мерлин усмехнулся.

— На самом деле, Ваше Величество, я сам тоже немного подумал о такой возможности. Вот.

Он протянул маленький предмет. Хааральд посмотрел на него на мгновение, затем немного нерешительно взял его, и Мерлин с трудом удержался, чтобы снова не усмехнуться. По-видимому, даже невозмутимость Армаков имела свои пределы.

— Это пейджер, Ваше Величество.

— «Пейджер»? — Хааральд тщательно повторил странное слово.

— Да, Ваше Величество.

Мерлин обдумывал предоставление королю полнофункционального коммуникатора, но решил отказаться от этого. Учитывая, насколько хорошо Хааральд справился с его появлением на кормовом балконе «Королевской Черис», его беспокойство о том, что король мог бы найти голоса, выходящие из крошечной коробочки, большим, чем он был готов принять, вероятно, было неуместным. К сожалению, прежде чем покинуть скиммер, вместо этого он выбрал пейджер.

— Он настроен вибрировать, когда мне это нужно, — сказал он. — Могу я продемонстрировать?

— Конечно, — сказал Хааральд.

— Тогда положите его на ладонь, пожалуйста, Ваше Величество. Нет, плоской стороной вниз. Вот так правильно. Сейчас…

Мерлин использовал свой внутренний коммуникатор, чтобы вызвать пейджер, и рука короля дёрнулась, когда вибрация резко отдалась от ладони в его руку. Он посмотрел на Мерлина, и его глаза распахнулись — с большим удовольствием от сюрприза, как понял Мерлин.

— Вы почувствовали это, Ваше Величество?

— Конечно почувствовал!

— Что ж, тогда я хотел бы, чтобы вы носили его где-нибудь под одеждой, — сказал Мерлин. — Я подумал, что вы можете использовать этот браслет — он регулируемый, Ваше Величество, вот так, — показал он, — чтобы носить его на своём предплечье под вашей курткой. Если вы будете носить его, то я смогу сообщить вам, когда мы увидим корабли Чёрной Воды. Я подумал, что я могу заставить его вибрировать один раз, когда мы впервые увидим один из его разведывательных кораблей, затем дважды, когда увидим его основную группу, и трижды, когда мы будем готовы вступить в бой.

— Это звучит так, как будто это должно хорошо работать, — сказал Хааральд, глядя на пейджер, прикреплённый ремешком к внутренней стороне его левого предплечья.

— В следующий раз, — сказал Мерлин сухо, — я постараюсь предоставить что-то немного более… экзотическое, Ваше Величество.

Хааральд резко поднял глаза, после чего рассмеялся.

— Согласен, сейджин Мерлин. Согласен.

Он бросил на пейджер ещё один взгляд, после чего расправил над ним рукав своей куртки.

— Я полагаю, теперь вам пора возвращаться к Кайлебу, Мерлин. — Он протянул и положил руки на плечи Мерлина. — Скажите ему, что я горжусь им, очень горжусь. И что я люблю его.

— Я скажу, Ваше Величество. Не то чтобы ему нужно было об этом рассказывать.

— Возможно, нет, но иногда так же важно сказать это, как и услышать. И, — Хааральд посмотрел прямо в сапфировые глаза Мерлина, — вы сами, примите мою благодарность. Благодарность короля за то, что вы помогаете ему защищать его людей, и отца, который знает, что вы сделаете всё возможное, чтобы защитить его сына.

— Конечно, приму, Ваше Величество. — Мерлин снова поклонился, чуть глубже, чем обычно, затем выпрямился. — И теперь, как вы сказали, мне пора вернуться к Кайлебу.

Он взобрался на поручень кормового балкона, глядя на воду под ним.

— Вам действительно нужно уходить таким способом? — спросил Хааральд.

— Простите, Ваше Величество?

Мерлин удивлённо оглянулся через плечо, потому что тон короля был почти задумчивым.

— Я просто подумал, что было бы чудесно увидеть кого-то летящего, — сказал Хааральд, несомненно вкрадчивым голосом.

— Я бы хотел показать вам это, Ваше Величество, — сказал Мерлин, и, к его удивлению, он был искренен в каждом слове. — К сожалению, я боюсь, что ваши офицеры и матросы не совсем готовы к летающему сейджину. Может быть, в следующий раз, но если одному из них случится посмотреть в совершенно неправильном направлении в самый неподходящий момент сегодня ночью…

Он пожал плечами, и Хааральд кивнул.

— Я знаю, и вы правы, — сказал король. — Но в следующий раз, когда больше не будет никаких проблем, я собираюсь настоять на этом вашем «может быть»!

— Когда-нибудь, я уверен, вы сможете, Ваше Величество, — со смехом сказал Мерлин и упал в ночь с тихим всплеском. 

VI Галера «Корисанд», Бухта Эрейстор

Герцог Чёрной Воды сидел в кресле во главе стола в кают-компании «Корисанда» и его лицо было бесстрастным, когда он слушал голос сэра Кевина Мирджина. После тщательного обдумывания, он решил позволить своему флаг-капитану представить новую информацию своим союзникам, а не делать это самому. Он не мог изменить того факта, что она исходила от одного из шпионов князя Гектора, но он мог хотя бы попытаться свести к минимуму ощущение, что он лично держал их за горло.

Не то чтобы он ожидал кого-нибудь этим обмануть.

Он рассматривал лица двух своих адмиралов. Шарпфилд выглядел скептически, но Шарпфилд всегда выглядел скептически. Несмотря на все усилия, ни один из шпионов Чёрной Воды не смог перехватить ни одно из посланий королевы Шарлиен командиру её флота, но внутри себя герцог был в уверен в том, что если бы он смог найти их, то он придумал бы, как прочитать любое из них. И, честно говоря, он не винил Шарлиен. На её месте, он сделал бы всё, что, по его мнению, могло бы сойти ему с рук, чтобы свести к минимуму свои риски и потери на службе одному из своих злейших врагов. Не то чтобы понимание её мотивов делало их последствия более приятными.

Тем не менее, Шарпфилд был также намного более опытным морским командиром, чем граф Мандир князя Нармана. И, как бы неохотно его королева была вынуждена поддерживать всю эту кампанию, Шарпфилд был слишком умён, чтобы открыто делать что-либо, что возмутило бы «Группу Четырёх».

Мандир — это другой вопрос. В отличие от Шарлиен, у Нармана были все основания хотеть, чтобы эта компания завершилась успешно. Ну, возможно, увидеть, как она избежит неудачи, что, впрочем, было совсем не то же самое. После того, как Чёрная Вода встретил князя Изумруда, он пришёл к выводу, что его собственный правитель недооценивает его. Нарман был кем угодно, но не дураком, которого предупреждённый Чёрная Вода ожидал увидеть, и, герцог был точно в этом уверен, он принял все необходимые меры, чтобы защитить себя от последствий победы князя Гектора. Сработают или нет эти приготовления, разумеется, было отдельным вопросом. Но, в любом случае, он был совершенно уверен, что Нарман предпочтёт рискнуть против победившего Гектора, чем против победившего — и взбешённого — Хааральда.

Это, безусловно, могло быть так, судя по тому, как военно-морской флот Нармана реагировал на приказы Чёрной Воды, во всяком случае, за последние два месяца с момента уничтожения эскадры барона Крепости Тенлира. Мандир принудил и заставил своих капитанов и их экипажи к энергичному — если не сказать дико вдохновлённому — участию в безжалостных тренировках Чёрной Воды.

В сотрудничестве Шарпфилда энтузиазма было меньше, чем у Мандира, но, для начала, его капитаны и подготовлены были лучше. Чёрная Вода принял во внимание собственный опыт Шарпфилда, и обратился к нему за советом в планировании учений флота, которые, на самом деле, казалось заставили старшего чизхольмского офицера активно участвовать в процессе. Герцог был так же достаточно осторожен, чтобы оставаться достаточно близко к порту базирования в течении этих двух месяцев, не желая давать черисийцам возможность заманить в ловушку ещё один отряд, пока он не сделает команды более сплочёнными, и его усилия принесли свои плоды.

Конечно, оставались ещё слабые места. Чёрная Вода подозревал, что они были бы в любой коалиции, особенно такой разношёрстой, даже если бы все её члены с самого начала горели желанием вступить в неё.

Худшей проблемой было то, что все части флота были по-прежнему организованы на национальной основе. В действительности, Чёрная Вода предпочёл бы разбить все три союзных флота и реорганизовать все подразделения в комбинированные эскадры. Но даже Мандир не хотел соглашаться на это.

Даже не достигнув этой конкретной невозможной цели, герцог был доволен своей командой, насколько он имел право ожидать этого в этом менее-чем-совершенном мире. В любом случае, он думал, что лучше уже не сделать, так что, по крайней мере, он мог рассчитывать на то, что они сделают довольно много, когда он попросит их об этом в море. Проблема заключалась в том, чтобы убедить своих коллег-адмиралов, что необходимо сделать то, что он хотел, до тех пор, пока они ещё не вышли в море.

— Спасибо, сэр Кевин, — сказал Чёрная Вода, когда флаг-капитан завершил свой доклад. Затем он посмотрел на другой конец стола на Шарпфилда и Мандира.

— Я считаю, что эта информация придаёт нашей ситуации другой характер, — сказал он. — Ясно, что Хааральду известно намного больше о наших планах — и наших возможностях — чем любой из нас считал возможным. Я уверен, мы все хотели бы знать, как эта информация попала ему в руки. Однако, что действительно важно для наших целей в эту минуту, так это то, что мы будем делать сейчас, когда знаем, что он, по-видимому, сделал основываясь на своих знаниях.

— При всём моём уважении, Ваша Светлость, — сказал Шарпфилд, — действительно ли мы знаем, что он сделал? У нас имеется единственный отчёт от кого-то из шпионов князя Гектора. Даже допуская, что этот человек абсолютно честен, и что информация, о которой он сообщил, верна, в меру его собственных знаний, он может ошибаться по некоторым — или всем — пунктам своего доклада. Но даже если каждое его слово абсолютно точно, у нас нет способа узнать, что будет делать Хааральд.

Чизхольмский адмирал покачал головой, чуть фыркнув.

— Лично я думаю, что Хааральд должен был сойти с ума, чтобы попытаться сделать что-то такое идиотское, а я не могу припомнить, когда Хааральд Черисийский в последний раз делал глупости. Его шансы найти Мэликая и Белого Брода в море, знает он или нет их первоначальное предполагаемое место встречи, должны быть минимальны. И даже если Кайлеб их нашёл, его галеоны будут уступать в численности вроде как шесть-к-одному, когда они вступят в бой.

Он снова покачал головой.

— Я просто не могу представить, как Хааральд согласится на что-то подобное с такими шансами для большей части своего флота — и жизни своего сына — когда ему придётся стрелять почти полностью вслепую.

— Тогда как, по-вашему, он поступит, милорд? — любезно спросил Чёрная Вода.

— Не имею ни малейшего представления, — сказал откровенно граф Шарпфилд. — Я полагаю есть отдалённая возможность, что он пытался изобразить некий сложный двойной блеф. Если бы он нарочно отправил свои галеоны раньше, рассчитывая на то, что у нас есть шпионы в Черис, которые сообщат нам об этом, он мог бы желать, чтобы мы поверили, что марсели, которые мы увидели, принадлежали торговцам, в то время как на самом деле, это были паруса боевых галеонов. С другой стороны, должен признать, что подобная попытка не кажется мне более умной, чем отправка всех его галеонов в середину моря Паркера!

— Ну, он явно что-то сделал со всем этим, — сказал Мандир, — и я, например, склонен доверять сведениям вашего человека, Ваша Светлость. — Он склонил голову в сторону Чёрной Воды. — Я полагаюсь на большой опыт мореплавания графа Шарпфилда, и соглашусь, что это кажется удивительно безрассудным риском со стороны Хааральда. Тем не менее, если бы он знал наши планы лучше, чем мы думаем, он должен был бы знать, какие силы собраны против него. Возможно, он подсчитал, что он не сможет победить наши объединённые силы, после того как они соединяться вместе, и решил, что у него есть шанс — пусть даже и очень маленький — воспрепятствовать нам объединить наши корабли, что лучше, чем уверенность в том, что мы уничтожим его флот после того, как объединимся.

— Это, безусловно, возможно, — немного неохотно признал Шарпфилд. — Просто это кажется таким… непохожим на Хааральда. Он очень похож на своего отца. Я встречался со старым королём, когда я был капитаном. Отец королевы выбрал мой корабль для перевозки дипломатической миссии к нему, и моим впечатлением от него было, что он всегда готов был идти на риск, даже на достаточно большой, но только тогда, когда возможный результат перевешивал риск, а шансы были в его пользу. Всё, что я когда-либо слышал о Хааральде, говорит, что он думает точно так же, а это не то — не может быть им — в данном случае, независимо от того, что демонстрирует этот отчёт.

— При нормальных обстоятельствах, я бы склонен согласиться с вами, милорд. — сказал Чёрная Вода. — В этом же случае, однако, я считаю, что мы, по крайней мере, должны предварительно принять, что информация правдива. И если это так, то я думаю, мы должны исходить из того, что Кайлеб сможет перехватить герцога Мэликая, или наоборот, не сможет. Если он смог это сделать, то они вступили в бой, и один из них победил. Если победил Кайлеб — или он вообще просто не смог установить контакт — он должен вернуться где-то в ближайшие две или четыре пятидневки. Если победил герцог Мэликай, он должен прибыть сюда примерно в этом же временном промежутке. Если же он проскочил мимо Кайлеба, вообще не вступая в бой, то он должен появиться здесь в течении следующих двух пятидневок. Что мы должны решить, так это, что делать, когда вернётся один из них.

— Меня сильно прельщает предложить, что мы ничего не должны делать для начала генерального сражения до прибытия герцога Мэликая, — сказал Шарпфилд. — Это предусматривалось исходным планом компании, и предполагает некоторую защиту от возможности того, что Хааральд действительно попытается сделать какое-то сложное отвлечение внимания с передвижениями своих галеонов. И, — добавил он, глядя Чёрной Воде прямо в глаза, — если герцог Мэликай и барон Белого Брода не придут, это будет достаточно точным указанием, на то, что произойдёт с нашими галерами в битве против его новых галеонов.

— Я не согласен, сэр Льюк, — сказал Мандир вежливым тоном. — Я считаю, что мы должны сделать всё возможное, чтобы спровоцировать, пусть даже и силой, генеральное сражение как можно скорее. Если герцог Мэликай победил Кайлеба, то после его прибытия мы будем в ещё лучшем положении чтобы действовать, если тем временем мы сможем победить Хааральда. Если он проиграл, но всё же смог нанести Кайлебу тяжёлые повреждения, то важно, чтобы мы смогли нейтрализовать галеры Хааральда до того, как они смогут оказать поддержку и прикрыть Кайлеба при его возвращении. Ну а если Кайлеб победил, не понеся значительных потерь, то тем более важно подумать о том, чтобы нам не пришлось беспокоиться о галерах Хааральда, в то время как мы будем противостоять ему.

— Я согласен с графом Мандиром, милорд, — сказал Чёрная Вода Шарпфилду. — Признаюсь, мне было бы гораздо комфортнее, если бы у нас было независимое подтверждение этого единственного донесения. Тем не менее, мне кажется, мы должны, по крайней мере, попробовать увидеть, находятся ли галеоны Хааральда вместе с остальным его флотом.

— Если окажется, что это так, то наши сведения были, очевидно, не верны. Если же выяснится, что это не так, то, думаю, предложение графа Мандира будет очень целесообразным. Хотя первоначальный план компании действительно требовал от нас ожидать прибытия эскадр таросцев и доларцев, так же правда и то, что мы должны были ждать их для достижения решающего преимущества над черисийцами. Если всё, с чем мы столкнёмся, это восемьдесят галер из флота мирного времени Хааральда, то тогда сейчас у нас имеется решающее преимущество.

На мгновение наступила тишина, а затем, словно почти против своей воли, Шарпфилд медленно кивнул. 

VII У Головы Тритона, Черисийское море

— Они идут на юг, Ваше Величество.

Капитан Тривитин посмотрел на короля Хааральда несколько странно. С тем видом, как отметил про себя Хааральд, каким обычно смотрят на сумасшедших, пророков… или сейджинов.

— Это действительно они, Динзил? — ответил он мягко, отрываясь от обеда.

— Да, это они, и их довольно много, — сказал его флаг-капитан. — Похоже это практически весь их флот, согласно докладу с «Молнии».

— Понятно.

Хааральд поднял свой бокал, отпил, а затем вытер губы белоснежной салфеткой.

— Ну, Динзил, — сказал он, — если они, похоже, так рвутся в бой, то я думаю, у них есть на это причина. У нас же, со своей стороны, такой причины нет.

— Нет, Ваше Величество, срочной причины нет, — согласился Тривитин. Акцент на прилагательном был лёгким, но безошибочным, и Хааральд улыбнулся.

— Динзил, Динзил! — Король покачал головой. — Я знаю, что сдавать позицию этим… людям — это не по нутру. И я знаю, что Брайан пнул их задницы в последний раз, когда они зашли так далеко на юг. Но мы оба знаем, что их бы здесь не было, если бы Чёрная Вода не чувствовал себя достаточно уверенно, что мы поступим с ними так снова. Но что бы они там не хотели, мы хотим продолжать тянуть время до возвращения Кайлеба.

— Вы правы, Ваше Величество, — признал Тривитин.

Хааральд заметил, что он не указал, что никто в черисийском флоте не знал, возвращается ли Кайлеб или нет. Король почувствовал внезапное, сильное искушение рассказать своему флаг-капитану то, что знал сам, но он подавил его в себе достаточно легко.

— Передай приказ Брайану, — приказал он вместо этого. — Скажи ему, чтобы он привёл в исполнение те планы, которые мы обсуждали вчера.

* * *

— Ну, это неожиданно, — прокомментировал герцог Чёрной Воды и сэр Кевин Мирджин усмехнулся рядом с ним.

— Я не знал, что у вас есть дар преуменьшения, Ваша Светлость, — сказал флаг-капитан, когда Чёрная Вода посмотрел на него, и герцог улыбнулся. Но потом улыбка исчезла, сменившись задумчивым хмурым взглядом, когда он просмотрел доклад.

— Юг, — пробормотал он, почёсывая кончик носа, пока свежий северо-восточный бриз трепал ему волосы. — Почему на юг?

— Это кажется странным, Ваша Светлость, — заметил Мирджин. — Я ожидал бы, что он отступит обратно в сторону Бухты Каменной Банки, если он хочет избежать боя.

— Как и я, — согласился Чёрная Вода.

Он покачал головой и, сложил руки за спиной, стоя около правого фальшборта на юте «Корисанда», а затем несколько секунд раскачивался вверх и вниз на кончиках ног.

— Независимо от того, что он задумал, Ваша Светлость, — предположил Мирджин, — похоже, он хочет избежать генерального сражения.

— Что, похоже, подтверждает сообщение о том, что его галеоны находятся где-то в другом месте. — кивнул Чёрная Вода. — Если всё, что у него есть это восемьдесят галер, то он, конечно, не хочет биться с нашими объединёнными силами. Но вот его отступление от Бухты Каменной Банки… Вот что меня беспокоит.

— Вы думаете, он пытается вовлечь нас в какую-то засаду, Ваша Светлость?

— В засаду для чего? — спросил Чёрная Вода. Разочарование в его вопросе не было направлено на его флаг-капитана, как Мирджин прекрасно понимал, и герцог широко взмахнул рукой в сторону длинных колонн союзных галер, неуклонно продвигавшихся на юго-запад.

— Если наша информация верна, у него нет ничего, чем бы он мог «засадить» нам! А если наша информация не верна, какой смысл в движении к Заливу Даркоса перед сражением?

— Может быть, он просто пытается избежать быть пойманным в ловушку внутри Бухты, Ваша Светлость, — предположил Мирджин, немного подумав. Чёрная Вода посмотрел на него, приподняв одну бровь, и флаг-капитан пожал плечами.

— Мы всегда предполагали, что черисийцы будут сражаться, стараясь удержать контроль над бухтой, Ваша Светлость. Что, если мы ошибаемся? Что, если Хааральд сдаст нам бухту, если это потребуется для того, чтобы мы не смогли прижать его?

— Теоретически, если бы он это сделал, это дало бы нам возможность отправить рейдовую группу мимо Острова Замка́, — задумчиво сказал Чёрная Вода. — Будет ли он так рисковать?

— Это зависит от того, насколько велик риск, не так ли, Ваша Светлость? Если у нас будет хотя бы несколько галер, разгуливающих по Бухте Хауэлл, мы могли бы нанести много вреда. Но если у него есть несколько галер, ожидающих там, или на другой стороне Острова Замка́, прикрывая Серверный Канал, нам потребуется привлечь гораздо больше сил, если мы надеемся на успешный прорыв.

— Что могло бы дать ему возможность зайти с тыла наших основных сил, после того как мы ослабим их, выделив достаточно большую эскадру для этой работы, — сказал Чёрная Вода, медленно кивая.

— И это тоже, Ваша Светлость, — сказал Мирджин. — Если он ждёт возвращения своих галеонов, где бы они не находились, он будет пытаться избежать боя до последней возможности, пока они не прибудут сюда. И он вряд ли захочет застрять в таком мешке, как Бухта Каменной Банки, если его сыну понадобится его помощь в Черисийском Море.

— Я думаю о том же, — ещё больше нахмурился Чёрная Вода.

— Если он ждёт возвращения Кайлеба, — продолжил он через несколько секунд, — то, возможно, тот факт, что он отступает на юг, указывает на направление, с которого по его расчётам появится Кайлеб. Последнее, что он хотел бы сделать, это чтобы наш флот был между ним и Кайлебом, что дало бы нам отличный шанс разбить обе его группировки по отдельности.

— Если только он не думает об атаке с двух сторон, — отметил Мирджин, и Чёрная Вода резко рассмеялся.

— Шарпфилд ненавидит ваши узкие, похожие на кишки, проливы, Кевин, но у него есть своё мнение насчёт Хааральда и тех рисков, на которые он может пойти. Попытаться зажать нас между двух разделённых флотов, каждый из которых слабее чем мы? Когда он даже не может быть уверенным, что второй флот вообще приплывёт? — Чёрная Вода покачал головой. — Ни один из них даже не узнает, что мы сцепились с другим, до тех пор, пока битва не закончится! — Он покачал головой снова, ещё сильнее. — Нет, такой вид заумного плана может прийти в голову кому-то вроде Мейгвайра. Хааральд же слишком хороший моряк, чтобы сделать такую чушь.

— Я не сказал, что это возможно, Ваша Светлость, — отметил Мирджин, — я просто предполагаю, что это один из вариантов.

— Я знаю. — Чёрная Вода протянул руку и похлопал своего флаг-капитана по плечу в редком публичном проявлении теплоты. — И я думаю, что у тебя правильная точка зрения насчёт того, почему он хочет держаться вне Бухты Каменной Банки, особенно, если он ждёт возвращения Кайлеба.

— Как вы думаете, насколько южнее он отойдёт, прежде чем остановится и примет бой? — спросил Мирджин.

— Наверное, не дальше, чем Пролив Даркос, — ответил Чёрная Вода. — Опорная база в Даркосе не такой хороший вариант, как база на Острове Замка, но это же просто на время. Проход между Островом Даркосом и Коронным Мысом меньше тридцати миль в ширину, во время прилива. При отливе он сильно сужается, а ширина безопасного канала ещё уже. Он может отступить в пролив, и нам будет чертовски сложно, если мы попытаемся последовать за ним.

— Но мы всегда можем пройти сквозь Серебряный пролив и оказаться у него сзади, — отметил Мирджин.

— Не без разделения наших сил, — возразил Чёрная Вода. — Нам придётся оставить кого-то, кто будет удерживать его от простого ухода снова на север, что дало бы ему возможность победить часть наших выделенных сил. Или, по крайней мере, он так думает.

— А что вы думаете, Ваша Светлость? — спросил Мирджин, проницательно глядя на него.

— Я думаю, что, если он настолько глуп, чтобы дать поймать себя в проливе Даркос, я разделю мои силы и пойду вперёд, — ответил Чёрная Вода. — Если мы загоним его обратно в узости, то сможем позволить себе уменьшить наши силы к северу от пролива, потому что у нас будет такой же узкий фронт для защиты, как и у него. Что означает, что мы, вероятно, сможем сдержать любую его попытку прорваться обратно в Залив, используя при этом не больше четверти или трети всех наших сил, пока остальные будут заходить ему в тыл.

— Вы действительно думаете, что он будет таким глупым, Ваша Светлость?

— Нет, скорее всего не будет. Но я всегда могу надеяться. А пока что, лучше пройти шестьсот миль до острова Даркос. При нашей нынешней скорости это почти пятидневка. И каким бы осторожным он не был, я думаю мы можем рассчитывать на то, что он сделает всё возможное, чтобы сделать нашу жизнь безрадостной в этот период. Следующие несколько дней должны быть интересными.

VIII КЕВ «Королевская Черис», Залив Даркоса

Хааральд Черисийский стоял на юте своего флагмана, глядя на восточный горизонт, где в темноте казалось вспыхивала и мигала летняя молния.

Конечно, это была не молния, и его челюсти сжались, когда он задумался над тем, как много его подданных там умирало.

«Не так много, если всё идёт согласно плану», — сказал он сам себе. — «Но, конечно, всё никогда не идёт «согласно плану», правда же?»

«Не так много, если всё идёт согласно плану», — сказал он сам себе. — «Но ведь оно никогда не идёт «согласно плану», правда?»

— Коммодор Нилц знает своё дело, Ваше Величество, — пробормотал капитан Тривитин, и Хааральд повернулся, чтобы посмотреть на флаг-капитана.

— Я выгляжу так озабоченно? — спросил он криво, и Тривитин пожал плечами.

— Нет, на самом деле. Но, думаю, я знаю вас лучше, чем большинство, Ваше Величество.

— Неверное, так и есть, — согласился Хааральд с усмешкой. — Тем не менее, ты прав. И кто-то должен был это сделать.

— Именно, Ваше Величество, — согласился Тривитин.

Флаг-капитан слегка поклонился и отвернулся, позволив своему королю вернуться к своим мыслям. Что, как обнаружил Хааральд, после вмешательства Тривитина стало немного легче.

Король глубоко вздохнул и заставил себя вспомнить последние одиннадцать дней.

Чёрная Вода был решительно настроен на то, чтобы прижать и уничтожить его флот раз и навсегда. Честно говоря, Хааральд был немного удивлён упорством корисандийца и степенью плотного контроля, который он, казалось, был способен поддерживать над своим смешанным флотом. После того, как Хааральд использовал покров ночи, чтобы проскользнуть всем своим флотом по правому флангу Чёрной Воды и отступить от герцога на север, Чёрная Вода просто развернулся и начал следовать за ним обратно в Бухту Каменной Банки.

Он отказался разделять свои подразделения, в попытке создать более широкую сеть, хотя Хааральд более чем надеялся на это. Вместо того, чтобы жертвовать отдельными эскадрами в схватках с черисийцами, Чёрная Вода, тем не менее, сохранил их концентрацию — за исключением разведывательных кораблей — и продолжил упорно преследовать его. Совершенно ясно, что он хотел решительной битвы, но, в равной степени было ясно, что он не готов был стремиться к разгрому по частям в своих попытках получить её.

И несмотря на все манёвры Хааральда, все уловки и хитрости, которые он мог пустить в ход, корисандийцы постепенно сокращали расстояние между двумя их флотами.

Каждая из галер Хааральда по-отдельности была больше своих противников и лучше приспособлена к плаванию в открытом море. Но это также означало, что они были, по крайней мере, чуть медленнее под вёслами даже в их лучшие времена, а ведь они находились в море уже в течение почти трёх месяцев, за исключением кратких возвратов в порт на поочерёдной основе для пополнения запасов воды в резервуарах. Их днища обросли, что делало их ещё медленнее.

Под парусами это не было такой уж проблемой, потому что они так же несли более крупные и мощные паруса. Но работа вёслами против ветра проблемой была. Вот почему на закате флот Чёрной Воды был менее чем в двадцати пяти милях к югу от флагмана Хааральда.

— Я снова должен отвернуть на юг от него, так я смогу плыть по ветру, — снова повторил сам себе Хааральд, наблюдая, как всполохи пушек становятся интенсивнее. Но, по крайней мере, это должно быть в последний раз.

Он хотел спуститься вниз, в укрытие своей каюты, подальше от этих беззвучных молний, но не мог. Коммодор Коди Нилц был там со своей эскадрой, нападая на оперативную группу, во много раз превосходящую его собственную, исключительно для того, чтобы убедить Чёрную Воду, что Хааральд пытался прорваться мимо него на восток, а не на запад.

Всё что мог сделать король, который отправил их туда, это стоять тут и наблюдать. 

IX Галера «Корисанд», Залив Даркоса

Герцог Чёрной Воды вышел на палубу после короткого завтрака и кисло посмотрел через фальшборт.

При нормальных обстоятельствах, признался он сам себе, всё то, что он видел, вызвало бы у него большое удовольствие. Две большие галеры лежали слева по борту «Корисанда». Ближайший корабль нёс чёрно-золотые цвета Черис под бело-оранжевыми цветами Корисанда; другой нёс цвета Черис под серебряным думвалом на королевском синем[17] флаге Чизхольма. Они были двумя первыми важными призами, которые захватил флот Чёрной Воды, и из предварительных донесений уже было очевидно, что установка их вооружения имела некоторые существенные отличия.

«Существенные» или нет», — подумал он мрачно, — «они явно работают достаточно хорошо, не так ли?»

Захват этих двух кораблей — и уничтожение третьего — стоил ему четырёх своих галер. Фактически, это стоило ему шести, но ущерб, нанесённый двум из них, был поправим. Из четырёх других, одна была полностью потоплена, а остальные три были превращены в такие разбитые вдребезги обломки, что он сам приказал сжечь их, после того, как с них сняли выживших из их экипажей.

И после всего того, почти две трети черисийских сил смогли всё-таки выйти из боя и отступить.

«Потери два-к-одному», — подумал он. — «И мы, вероятно, никогда не узнаем, почему загорелся и взорвался третий, что означает, что мы не сможем это снова повторить».

Его не очень волновали последствия. Конечно, у него было более чем вдвое больше галер, чем у Хааральда, но имея примерно дюжину потрёпанных кораблей, оставшихся после того, как они прикончили последний черисийский, можно было не надеяться на восхищение князя Гектора.

— Доброе утро, Ваша Светлость.

— Доброе утро, Кевин. — Он повернулся к своему флаг-капитану, чьи штаны были мокрыми значительно выше пояса. — Нашёл себе приключение этим утром? — мягко спросил он, изогнув одну бровь.

— Я ошибся во время прыжка на трап входного порта, Ваша Светлость.

Мирджин шутливо поморщился, а Чёрная Вода фыркнул, хотя в этом не было совершенно ничего смешного. Неверный расчёт времени при переходе с маленькой лодки на похожий на лестницу штормтрап из реек, расположенный на борту галеры и предназначенный для восхождения на палубу, мог иметь фатальные последствия. Не один человек был покалечен об борт своего корабля, когда непредвиденная волна бросала на него лодку, которую он только что покинул. Другие бывали смыты прямо с этих палок, затянуты волной под днище и тонули. Чёрную Воду почти постигла такая судьба, когда он был намного моложе.

— Я рад, видеть, что ты не очень пострадал, — сказал он своему флаг-капитану, а затем кивнул в сторону двух призовых судов. — Что ты о них думаешь?

— Я… впечатлён, Ваша Светлость, — рассудительно сказал Мирджин. — И теперь я понимаю, что произошло с бароном Крепости Тенлира намного лучше. Они больше, чем наши корабли, чего я и ожидал, конечно. Но вот их пушки. — Флаг-капитан покачал головой, его лицо выражало в равное степени смесь восторга и сожаления. — Я не знаю, почему до этого никто не додумался раньше, Ваша Светлость. Пушки, размещённые на борту этих кораблей, намного короче, чем наши, и легче — много легче. Они похоже на спиленные «кракены», установленные так словно это «соколы». И все их пушки имеют эти… эти поворотные штуки по бокам ствола, почти как шкивы в блоках. — Руки Мирджина двигались, словно пытаясь перевернуть что-то невидимое в воздухе перед ним. — Фактически, они позволяют им двигать стволом вверх и вниз. И их порох тоже как-то отличается.

— Отличается? Как отличается?

— Это как… зёрна, Ваша Светлость. Песчинки. Или скорее походит на соль грубого помола.

— Хммм. — Чёрная Вода нахмурился, пытаясь представить себе то, что описывал Мирджин.

— Я так же узнал, как им удаётся стрелять так быстро, Ваша Светлость, — сказал ему Мирджин, и взгляд герцога заострился.

— Другое дело, я не понимаю, почему никто другой не додумался до этого, — сказал флаг-капитан. — Они просто сшили полотняные мешки для своих пушечных зарядов. А потом они забивают заряд в ствол одним толчком, вместо того чтобы использовать ковши. И ещё у них есть нечто… закреплённое на стволе. Оно подобно маленькому молоточку с кусочком кремня на пружине. Они отводят молоточек назад, и когда они готовы стрелять, спускают пружину, и он высекает искры на запальник, вместо того чтобы использовать фитили или раскалённое железо.

Чёрная Вода поморщился. Он всегда знал, что черисийцы были раздражающе инновационными. В конце концов, в этом и заключалась большая часть претензий Великого Инквизитора к королевству. Но после объяснений Мирджина, которые были далеко не идеальны, он, наконец, начал понимать, как так получилось, что восемь галер смогли нанести такой огромный урон, прежде чем их отогнали.

«Нет», — он сказал себе жёстко. — «Не «отогнали»; остальные пять сами отступили после того, как они сделали то, зачем пришли».

— Это всё очень интересно, Кевин. Я обдумаю это, и я был бы признателен, если ты бы смог нарисовать некоторые вещи, о которых ты рассказал мне, чтобы я мог посмотреть на них за обедом. Но на данный момент, что мы знаем об остальных кораблях Хааральда?

— Ровно то, что вы заподозрили на рассвете, Ваша Светлость, — ответил Мирджин, и теперь была его очередь морщиться. — Вы были правы. Это был отвлекающий манёвр, и пока мы все смотрели на восток, Хааральд проскользнул мимо нас на западе. Его основные силы находятся примерно в двадцати милях к югу от наших и увеличивают отрыв, медленно, но верно, пока дует такой ветер.

— Шань-вэй вселилась в этого человека, — сказал Чёрная Вода гораздо мягче, чем он думал на самом деле, и покачал головой в восхищении. — Теперь нам придётся снова гнаться за ним до самого острова Даркос.

— А мы действительно хотим сделать это, Ваша Светлость? — осторожно спросил Мирджин, и Чёрная Вода резко посмотрел на него. — Я, Ваша Светлость, думаю о том, что вы сказали, когда мы начали их преследовать, и если они ждут, что Кайлеб вернётся с юга, а они смогут заставить нас долго гоняться за ними, то мы можем не наверстать упущенное, до тех пор, пока он не вернётся сюда.

— Или до прихода сюда герцога Мэликая, — сказал Чёрная Вода. — Предполагалось, что он должен был подходить с того же направлении, если ты помнишь.

— При всём уважении, Ваша Светлость, герцог Мэликай опаздывает уже почти на месяц. Он, конечно, всё ещё может быть в пути, но, если им удалось поставить столько же пушек, как на тех галеонах, о которых я говорил, и о которых доложили наши шпионы, и, если им действительно удалось перехватить Мэликая, тогда герцог понесёт весомые потери. Эти галеры, — он помахал в сторону двух призовых кораблей, — несут только по шесть орудий с каждого борта. По словам же наших шпионов, их галеоны несут по крайней мере по двадцать.

— Я знаю.

На мгновение выражение Чёрной Воды отразило мрачность, которую он не позволил бы никому увидеть. Затем он глубоко вздохнул и встряхнулся.

— Я знаю, — повторил он. — Но мы смогли захватить или потопить треть их галер прошлой ночью, а герцог Мэликай превосходил Кайлеба даже больше, чем мы превосходили колонну, которая напала на нас. Наверное, ты прав, они могут сделать галеоны с такой огневой мощью, но они всё равно понесут потери, и, для начала, у них не так много галеонов.

— Со всем моим уважением, Ваша Светлость, я определённо надеюсь, что вы правы насчёт этого, — сказал Мирджин с кривой улыбкой.

— Как и я, — признался Чёрная Вода. — Тем не менее, как бы не выглядели их галеоны, у них не может быть много этих новых пушек в большом количестве на их галерах. Если бы это было так, они бы послали больше их прошлой ночью. И, если уж на то пошло, если бы все их галеры были оснащены ими, они бы вообще не думали убегать от нас.

Он фыркнул с мрачным юмором и сердито посмотрел на призы, а затем покачал головой.

— Я ожидаю, что они сосредоточили свои усилия на том, чтобы поместить все свои имеющиеся новые пушки на галеонах, — сказал он. — А это значит, что, если мы когда-нибудь сможем поймать этого ублюдка Хааральда и вступить с ним в бой, у нас будет возможность разбить его. И если у них есть галеоны, возвращающиеся из моря Паркера, то нам лучше разобраться с Хааральдом прежде, чем они доберутся сюда.

— Честно говоря, Ваша Светлость, — медленно сказал Мирджин, с встревоженным выражением, — я не совсем уверен, но похоже галера, как вид, скоро станет полностью устаревшей.

— Я думаю, что скорее всего, ты прав насчёт этого, — сказал Чёрная Вода мрачно. — Плохая новость в том, что у нас нет собственных галеонов. Но то, что у черисийцев их не так много — это хорошая новость, и мы сможем начать их строить практически в одинаковых начальных условиях, особенно теперь, когда мы выяснили, как они устанавливают свои пушки.

— Именно, Ваша Светлость. — Флаг-капитан кивнул. — И мне интересно, если это правда, есть ли смысл ввязываться в бой с Хааральдом.

Чёрная Вода резко посмотрел на него, и Мирджин пожал плечами.

— Даже если мы полностью уничтожим флот Хааральда, мы всего лишь захватим — или потопим — корабли, которые никому не будут нужны через год или два, — отметил Мирджин.

— О. Я понимаю, о чём ты думаешь, — сказал Чёрная Вода, но при этом снова покачал своей головой.

— Я вижу две причины пойти и разбить Хааральда, — сказал он. — Во-первых, мы не знаем, что же случилось с Кайлебом. Возможно, он был разбит Мэликаем и Белым Бродом, несмотря на все наши мрачные предчувствия. Даже если он победил, он, скорее всего, понёс потери… вполне возможно, достаточно большие, что даже со всеми замечательными новыми пушками, которые у него имеются на оставшихся кораблях, мы всё ещё можем победить его.

— Но, во-вторых, даже если Кайлеб возвращается с флотом, с которым мы не можем позволить себе столкнуться в бою — по крайней мере, пока мы не построим свой флот подобный этому — нам всё равно нужно уничтожить этот флот. Их король на борту одной из этих галер, Кевин. Если мы убьём его, или даже просто захватим, последствия будут невероятными. И даже если мы этого не сделаем, на борту этих кораблей тысячи подготовленных офицеров и матросов. Это те люди, которыми они наполнят команды тех галеонов, которые построят. Нам нужно убить их как можно больше, пока наши корабли всё ещё находятся с ними в равном положении, чтобы лишить их всех этих опытных людей.

Мирджин посмотрел на него несколько секунд, затем медленно кивнул с выражением глубокого уважения.

— Я не задумываюсь так далеко вперёд, Ваша Светлость. Возможно, — тонко улыбнулся он, — поэтому вы адмирал, а я нет.

— Ну, — сказал Чёрная Вода с ответной, слегка мрачной улыбкой, — по крайней мере, это одна из причин. Возможно.

— И конечно, остаётся под вопросом, что делать, если Кайлеб вернётся в самый неподходящий момент, Ваша Светлость, — заметил Мирджин.

— У нас есть пикет из кораблей на севере, — парировал Чёрная Вода, — а Хааральд к югу от нас. Если Кайлеб вернётся с юга, тогда мы развернёмся и поплывём на север. И хотя я понимаю, что их новое парусное вооружение делает их галеоны более мореходными, я сильно сомневаюсь, что они смогут плыть прямо против ветра, в то время как мы сможем грести.

— А если мы ошибаемся, и он появится с севера, Ваша Светлость?

— Тогда наши пикеты предупредят нас что он там, задолго до того, как Хааральд сможет как-то об этом узнать, — ответил Чёрная Вода. — В таком случае, мы держим курс на Серебряный пролив и убегаем туда. Вероятно, у нас будет достаточно предупреждений, чтобы обойти Хааральда, прежде чем он поймёт, что происходит, если мы перестанем преследовать его и просто сосредоточимся на бегстве. А если Хааральд действительно встанет у нас на пути, — герцог пожал плечами, — мы прорываемся сквозь него и по пути наносим ему столько повреждений сколько сможем.

X Залив Даркоса

— Вы едва притронулись к вашему ужину, — заметил Лачлин Жессип.

Король Хааральд оторвался от своего созерцания кормовых окон при протесте своего камердинера.

— С ним что-то не так, Ваше Величество? — уточнил Жессип с определённо уязвлённым чувством собственного достоинства, когда он собрал посуду на поднос, и Хааральд с улыбкой покачал головой.

— Нет, с ним всё было в порядке, — терпеливо сказал он, не обращая внимания на усмешку на лице сержанта Хаарпера, так как охранник смотрел из двери кают-компании, которую он открыл для Жессипа. — И нет, у меня нет претензий к коку. И нет, я не болен. И нет, ты не можешь принести мне перекусить позже вечером.

Жессип внимательно посмотрел на него скорбными, замученными глазами, как могли делать лишь самые верные и доверенные слуги, и король вздохнул.

— Но, — сказал он, — я обещаю съесть просто огромный завтрак. Ну вот. Теперь ты доволен?

— Я уверен, — сказал Жессип с огромным достоинством, — что я не в том положении, чтобы вытягивать из вас обещания, Ваше Величество.

Он поднял поднос, слегка задрав свой нос и вышел из каюты. Хаарпер придержал для него дверь, и его усмешка стала даже больше, когда уходящий камердинер прошёл мимо него.

— Ты знаешь, Гордж, — сухо сказал король, — пугающая штука в том, что он действительно думает так, как говорит.

— Да, Ваше Величество, он так думает, — согласился гвардеец. — Всё равно, где-то внутри, он знает лучше.

— Да, он знает. — Хааральд тепло улыбнулся и покачал головой. — Спокойной ночи, Гордж.

— Спокойной ночи, Ваше Величество. — Стражник коснулся своего левого плеча в салюте, после чего закрыл дверь.

Хааральд смотрел на закрытую дверь почти в течение минуты, затем встал, его улыбка исчезла, и он вышел на кормовой балкон «Королевской Черис».

Он посмотрел в небо, где на востоке бледно сиял обрезанный ноготь молодой луны. Музыкальное журчание кильватерного следа галеры прилетало к нему снизу, сочетаясь с ритмичным звуком воды, струящейся по бокам корпуса его флагмана. Звёзды ярко пылали высоко над головой, а попутный ветер слегка посвежел и изменил направление немного ближе к западу.

Это была прекрасная ночь, хотя и немного темноватая, и он смотрел на ходовые огни других кораблей из колонны «Королевской Черис». Каждый человек на борту этих галер слушался его приказов. И, как он знал, они охотно исполняли эти приказы, в общем и целом, доверяя ему принимать правильные решения. Но за ходовыми огнями, которые он мог видеть, были огни флота, которого он видеть не мог, но который уже снова подкрадывался ближе.

Скоро, очень скоро, он должен был решить, нужно ли отступить к югу от острова Даркос или попытаться снова пробиться сквозь фланг Чёрной Воды. Он не хотел идти на юг дальше, чем был вынужден — если уж на то пошло, там не будет другой базы, такой же хорошей, как Крепость Даркос, как только он спустится в Среднее Море. Но Чёрная Вода наступал ему на пятки, и его шансы на одурачивание кого-то, столь же проницательного, как корисандийский герцог, становились всё более ничтожными каждый раз, когда ему нужно было сделать очередную попытку.

«Однако, на самом деле беспокоишься ты совсем не поэтому», — сказал он себе, глядя в ночь. — «Беспокоишься ты потому, что согласно оценке Кайлеба и Мерлина, и даже учитывая, насколько далеко на юге мы сейчас находимся, они должны были установить контакт с дозорными кораблями Чёрной Воды не позднее, чем позавчера».

Он улыбнулся без особого настроения и, наклонившись, опёрся руками на поручни балкона, чтобы снять часть веса со своего правого колена.

Он был уверен, что остальная часть флота уже должна была начать задумываться о том, что он имел в виду, со всеми этими неуклюжими приседаниями и кружением по Черисийскому морю и Заливу Даркоса. Со своей стороны, он бы тоже хотел иметь возможность рассказать им об этом. Вот только как именно он должен был сообщить своим, даже наиболее доверенным, офицерам, что он решил построить свою стратегию — и, если уж на то пошло, свою надежду на само выживание всего своего королевства, жизнь всех их семей и очень возможно, их бессмертные души — на услугах того, кто мог оказаться демоном?

Он тихонько засмеялся, качая головой и вспоминая выражение Мерлина на этом самом балконе. Кем бы ни был Мерлин, он явно не был всезнающим созданием. На самом деле, это была одна из причин, по которой Хааральд решил ему доверять, хотя он никогда не говорил этого сейджину — или кем он там был на самом деле.

Мерлина можно было удивить. Это, несомненно, означало, что он мог и ошибаться. Но вот чего Мерлин не мог сделать — это скрыть то, что он чувствовал. Возможно, сейджин этого не понимал. Или, может быть, он не мог скрыть это от своих друзей. Но Хааральд давно уже понял, что Мерлин был очень одиноким человеком. Человеком, который был ранен, но отказался сдаться боли. И каково бы ни было его происхождение, какими бы ни были его силы, он действительно был привержен цели, которую он объяснил Хааральду при их первой встрече.

«Я понимаю, что, возможно, он действительно демон, Господи», — подумал Хааральд Армак, глядя на чистую, нетронутую красоту бывшую блестящим творением рук божества, которому он поклонялся. — «Если он такой и есть, и если я не должен был слушать его, то я извиняюсь и прошу Твоего прощения. Но я не думаю, что он такой. А если он не такой, то, возможно, Ты действительно послал его, кем бы он ни был. Конечно, он не очень похож на архангела, каким я всегда ожидал его увидеть». — Король иронично усмехнулся в темноте. — «С другой стороны, я полагаю, Ты мог бы послать того, кого хочешь, чтобы научить этих продажных ублюдков в Храме ошибочности их путей. И если будет на то Твоя воля и я доживу, чтобы увидеть это — я умру счастливым человеком. А если это не так, то полагаю, что есть худшие причины, по которым человек может умереть».

Это была не та молитва, которую одобрил бы Совет Викариев, и не только из-за содержания. Но она была просто прекрасна для короля Хааральда VII Черисийского.

«Это было странно», — подумал он. Несмотря на свою озабоченность задержкой Кайлеба, несмотря на то что «Группа Четырёх» постановила уничтожить Черис, несмотря даже на тот факт, что он полностью понимал, что фиаско этой стремительной атаки только побудит «Группу Четырёх» попробовать снова, ещё большими силами, он почувствовал глубокое чувство удовлетворения. Он был далёк от слепоты к реалиям того, что должно было случиться. Если Черис проиграет эту войну, последствия для всех, о ком волновался и кого любил Хааральд, будут катастрофическими. Но даже если Черис выиграет эту войну, то только для того, чтобы встретиться с другой, а потом ещё одной, вслед за этой.

Хааральд сомневался, что он сможет дожить до конца этого титанического конфликта, о котором он молился ночью, и который только начинался. Но, возможно, Кайлеб сможет. Или Жан и Жанейт. Или его внуки. И, по крайней мере, он отстаивал свою позицию. По крайней мере, он предоставил возможность того, что те внуки, которых он ещё не встречал, будут жить в мире, в котором злые и корыстные люди, скрывающие свою алчность и продажность за лицом самого Бога, не смогут диктовать свои убеждения, используя их веру в Бога для их собственных мерзких целей.

«Бедный Мерлин», — подумал он. — «Так что боюсь, я увижу, куда его намерения должны в конечном итоге привести! Интересно, начал ли он понимать, что я был на шаг впереди него почти всё это время?»

«Вероятно, пришло время сесть и обсудить с Мерлином всё целиком, открыто и откровенно», — решил он. — «В конце концов, больше нет смысла притворяться. И как только он сможет перестать тратить время на все эти дипломатические двусмысленности, он смог бы, вероятно…»

Размышления короля Хааральда оборвались, когда «пейджер», прикреплённый ремешком к его предплечью, внезапно завибрировал.

* * *

Принц Кайлеб и Мерлин склонились над штурманским столом. Принц ещё больше нахмурился, когда увидел медные монеты, которые Мерлин использовал в качестве отметок на карте.

— Итак, их главные силы — вот здесь, — сказал Кайлеб, постукивая по приблизительно прямоугольной области на карте, обозначенной размещёнными на каждом углу монетами.

— Да. — Мерлин распрямился, сложив руки и глядя на сосредоточенное лицо принца.

Несмотря на напряжённость момента, Мерлин почувствовал соблазн улыбнуться от почти рассеянного тона Кайлеба. Разочарование принца, вызванное неблагоприятными ветрами, задерживающими их передвижение, было ощутимо для всех вокруг него. Теперь же это разочарование трансформировалось во что-то другое, и он был настолько сосредоточен на этой непосредственной задаче, что ему даже не приходило в голову беспокоиться о том, где — и как — Мерлин получил свою информацию. Так же, как он не побеспокоился о том, как именно Мерлин проинформировал короля Хааральда о их прибытии.

— А эти, — рука Кайлеба прошлась над дугой из более мелких монет, разбросанных к северу от главного флота герцога Чёрной Воды, — являются его дозорными кораблями.

— Да, — снова сказал Мерлин, и принц выпрямился, продолжая хмуриться.

— Если их позиции точны, он позволил своим дозорам уйти слишком далеко за корму, — сказал он. — И к тому же разойтись слишком далеко друг от друга.

— Верно, — согласился Мерлин. — С другой стороны, это ясная ночь. Любые выстрелы из пушек будут видны издалека.

— Конечно. Но, — Кайлеб посмотрел на него с дьявольской улыбкой, — это ведь совсем не означает, что обязательно будет какая-то пушечная стрельба, верно?

— Что ты задумал? — спросил Мерлин.

— Ну, — Кайлеб скрестил руки и выпрямился, встав ровно, — он использует лёгкие единицы. Во всех отношениях, они в основном не более, чем посыльные суда. В лучшем случае на них есть несколько «волков».

Мерлин кивнул. «Волк» был общим термином для любого сэйфхолдийского морского орудия калибром в два дюйма или менее. Такие мелкие огневые средства, подобные тем, что были на боевых марсах «Неустрашимого», предназначались почти исключительно в качестве противопехотного оружия — по существу, они были огромными одноразовыми дробовиками — хотя они также могли эффективно использоваться против лодок и катеров.

— Я думаю, — продолжил Кайлеб, — что, если пикет вот здесь… — Он высвободил правую руку, чтобы дотянуться и постучать по одной из монет указательным пальцем. — пострадает от какой-нибудь шалости где-нибудь около «часа Лангхорна», это оставило бы промежуток между этими двумя. — Он постучал ещё по двум монетами. — Кроме того, я держу пари, что это ретранслирующий корабль для них обоих, поэтому, даже если бы они нас увидели, они не смогли бы сообщить об этом Чёрной Воде. Это означает, что мы сможем приблизиться к главному флоту на расстояние менее десяти миль от его основной группировки, а может быть, даже и меньше, между заходом луны и рассветом.

Мерлин рассмотрел карту, затем медленно кивнул.

— И как же ты собираешься устроить это так, чтобы они пострадали от этой шалости? — спросил он вежливо.

— Я рад, что ты спросил об этом, — сказал Кайлеб, широко улыбнувшись.

* * *

«Мне правда нужно рассказать этому парню о рисках, допустимых для командующего флотом», — сказал себе Мерлин три часа спустя, стоя на юте шхуны «Чайка».

«Чайка» была одной из больших шхун, сопровождающих галеоны Кайлеба. Она несла двенадцать карронад, по шесть на каждый борт. В отличие от «Неустрашимого», стволы карронад шхуны были калибром всего пяти с половиной дюймов, а пушечные ядра, которыми они стреляли, весили чуть больше, чем двадцать три фунта. Что было намного слабее, чем орудия её более крупных товарищей, но намного, намного тяжелее, чем всё, что когда-либо прежде устанавливалось на суда её габаритов.

Однако в данный момент вес её бортового залпа не имел никакого значения. Гладкопалубная шхуна, едва достигавшая девяноста футов в длину, была переполнена морскими пехотинцами. Кайлеб сумел разместить на ней дополнительно восемьдесят человек, плюс Мерлина, самого Кайлеба и его телохранителей из морской пехоты.

— Это не совсем то, чем ты должен заниматься, — тихо сказал Мерлин на ухо принцу. Оба они стояли рядом с рулевым, опирающимся на румпель.

— Нет? — ответил Кайлеб, точно так же тихо, и его зубы вспыхнули белым в тусклом свете заходящей луны, потому что он улыбнулся.

— Нет, — ответил Мерлин так убедительно, как только мог. — Дать себя убить, делая что-то незначительное было бы глупостью, а не доблестью.

— Отец всегда говорил мне, что «доблестный» и «глупый» обычно означает одно и то же, — сказал Кайлеб.

— Твой отец — умный человек, — ответил Мерлин.

— Да, он такой, — согласился Кайлеб. — Но, как это всегда и бывает, я думаю, что должен быть здесь. Если, конечно, ты не готов объяснить капитану откуда ты знаешь, куда нужно идти?

Мерлин открыл рот, чтобы ответить. И сразу закрыл его, сердито смотря на принца. К настоящему времени каждый человек во всём галеонном флоте был твёрдо убеждён, что Кайлеб мог найти путь к противнику буквально по запаху. Они были полностью готовы следовать его «инстинктам» куда бы то ни было, и совсем не удивлялись, когда они находили корабли противника там, куда он их привёл, что аккуратно отвлекало любое внимание от содействия Мерлина. В долгосрочной перспективе, это конечно было хорошо, но в краткосрочной перспективе Мерлин был не очень доволен тем, что Кайлеб рисковал собой в таком безрассудном трюке, как этот.

«Да ладно», — сказал он самому себе. — «Это ведь вообще не «трюк», верно? Потому что Кайлеб прав — если мы это сделаем, то Чёрная Вода будет действительно неприятно удивлён с восходом солнца».

Без сомнения, так бы и было, но Мерлин мог бы рассказать слишком много примеров из истории Старой Земли о важных мужчинах и женщинах, которые дали себя убить, делая важные, но не существенные вещи.

— Хорошо, — пробормотал Мерлин в ухо принца, — если ты тот, кто даёт все объяснения капитану, то тебе лучше сказать ему, чтобы он изменил курс на пол румба на правый борт.

— Так точно, сэр, — сказал Кайлеб с ироничной улыбкой и перешёл туда, где стоял капитан шхуны, наблюдая за парусами своего корабля.

* * *

Лёгкая галера «Дух» медленно двигалась при почти полном безветрии вдоль ещё одного отрезка её бесконечного патруля. Изумрудская команда «Духа» не пылала особой любовью к герцогу Чёрной Воды. Они не очень заботились о приказах, которые подчиняли их собственный флот командованию корисандийца. И они особенно не заботились о приказах, которые держали их в море в течение последних трёх с половиной пятидневок.

Каждый из семидесяти пяти человек, входящих в команду галеры, знал, что они здесь, в основном, на вторых ролях. О… всегда было возможно, что загадочно отсутствующие черисийские галеоны могут попытаться подкрасться к объединённому флоту с севера. Однако это было маловероятно. Особенно учитывая то, как настойчиво черисийские галеры стремились на юг. Члены экипажа «Духа» не возражали против того, чтобы кто-то наблюдал за спиной основного флота; они просто не понимали, почему именно они должны застрять на этой работе.

Его капитан приказал взять один риф на парусе сразу после заката. Не потому, что ветер достаточно посвежел, чтобы создать какую-либо угрозу, но потому, что ему пришлось уменьшать паруса, если он хотел сохранить указанную ему позицию с наветренной стороны от более крупных и медленных галер главного флота. Кроме того, он отправился на боковую после ужина, оставив палубу на своего второго лейтенанта, и большинство команды его корабля усердно трудилась над тем, чтобы смочь выспаться прежде, чем настанет ещё один скучный день несения дозора.

* * *

— Там, — прошептал Кайлеб на ухо капитана «Чайки» и указал на подветренную сторону.

Шхуна шла галсом правого борта, широко захватывая ветер, проходящий через её правый борт. И почти точно там, где предсказывал принц, виднелись ходовые огни небольшого судна.

Луна скрылась, и шхуна, погасив все свои огни, скользила под стакселем и одним фоком, незаметно подкрадываясь ближе к галере.

Сторожевое судно было даже меньше «Чайки», длиной чуть более шестидесяти футов, от силы. Её кормовые фонари ясно выдавали её местоположение, и капитан шхуны кивнул своему кронпринцу.

— Теперь я вижу её, Ваше Высочество, — прошептал он, и губы Кайлеба дрогнули, когда он услышал в голосе мужчины почти благоговение.

— Подойдите к её борту, точно так, как мы планировали, — сказал он, тщательно скрывая веселье в своём голосе.

— Так точно, Ваше Высочество.

Капитан коснулся своего плеча в салюте, Кайлеб кивнул и затем отступил назад, встав рядом с Мерлином и Арнальдом Фалканом.

— И когда он положит нас рядом с ней — сказал Мерлин достаточно громко, чтобы убедиться, что Фалкан может это услышать, — вы останетесь здесь, на борту «Чайки», Ваше Высочество.

— Конечно, — ответил Кайлеб довольно рассеянным тоном, наблюдая, как «Чайка» слегка изменила курс, всё ближе приближаясь к ничего не подозревающей галере, до которой оставалось теперь немного больше, чем пара сотен ярдов.

— Я серьёзно, Кайлеб! — строго сказал Мерлин. — Мы не собираемся объяснять твоему отцу, как нам удалось позволить тебе погибнуть, захватывая эту симпатичную маленькую галеру, понимаешь?

— Конечно, — повторил Кайлеб, и Мерлин посмотрел на Фалкана.

Лейтенант морской пехоты оглянулся и покачал головой, затем дёрнул ей, чтобы указать на сержанта Фейркастера. Крепкий, мощно сложенный унтер-офицер стоял прямо за кронпринцем, и он выглядел вполне готовым к тому, чтобы слегка тюкнуть наследника престола по голове, если это было тем, что требовалось, чтобы удержать его на борту «Чайки».

«Что», — подумал Мерлин, — «подходило ему просто отлично».

* * *

— Сейчас!

Рулевой «Чайки» резко переложил свой румпель по направлению к ветру, и шхуна аккуратно скользнула рядом с «Духом». Кто-то на борту галеры заметил её в последнюю минуту и закричал, поднимая тревогу, но было слишком поздно делать что бы то ни было.

Абордажные кошки полетели, вгрызаясь в доски «Духа», когда оба судна соприкоснулись. Дозор на палубе — не более дюжины мужчин, все болтающие — развернулся, таращась в ужасе, когда «Чайка» вылетела из ночи. Борт шхуны был сплошной массой вооружённых ружьями морских пехотинцев, штыки которых сверкали тусклым, убийственным отражением ходовых огней «Духа», а затем эти самые морпехи посыпались на палубу «Духа».

Штыки перешли в наступление. Приклады мушкетов били жёстко, как на стрельбище. Было несколько воплей и немного больше криков, но не случилось ни одного выстрела, и всё это закончилось меньше чем за тридцать секунд. Конечно, потребовалось ещё немного времени, чтобы экипаж, пойманный в ловушку под палубами, понял, что произошло, а капитан «Духа» осознал это и официально сдал свой корабль. При этом раненных было всего семеро, все они были изумрудцами, и только двое из них погибли.

«Это была чёткая маленькая операция», — признал Мерлин. И, лучше всего с его точки зрения было то, что у Кайлеба не было времени самому поучаствовать в абордаже, даже если бы он и захотел.

— Отлично, — сказал кронпринц, стоя рядом с Мерлином на юте захваченной галеры, где он только что принял капитуляцию у ошеломлённого, не верящего в это капитана «Духа». — Давайте переведём призовую команду на борт. Затем нам нужно вернуться и привести сюда остальную часть флота.

* * *

Король Хааральд лежал в мягко раскачивающейся койке, добросовестно притворяясь, что спит.

От того факта, что он ничего не мог сделать, легче не становилось. Что он действительно хотел, так это позвать капитана Тривитина в штурманскую рубку и начать обсуждать возможные варианты развёртывания. На самом деле, этот соблазн был почти подавляющим. Единственное, что удерживало его — это необходимость объяснять Тривитину, что же послужило мотивом для этого. А также тот факт, что единственной информацией, которую он знал, было знание о том, что Кайлеб почти наверняка находится менее чем в пятидесяти милях от того места, где он лежал.

Он и адмирал Остров Замка́ с их коммодорами и капитанами обсуждали исчерпывающе возможные тактические ситуации и их ответы на них в течение последних месяцев. Каждый из его старших офицеров точно знал, что все они должны были делать, и Хааральд чувствовал уверенность, что они поймут не просто его приказы, но цель, стоящую за этими приказами, когда придёт время.

Но тот факт, что не было ничего такого, что ему нужно было сделать в данный момент, не ограждал его от желания быть там.

Он взглянул на кормовые окна, интересуясь, действительно ли небо за ними стало немного светлее, чем ему казалось в последний раз, когда он туда смотрел. Это было возможно, хотя с его стороны это было скорее принятие желаемого за действительное.

Он удивлённо улыбнулся этой мысли, несмотря на то что напряжение внутри него становилось всё сильнее и сильнее.

«Да, небо определённо стало светлее», — решил он, — «и…»

Пейджер снова завибрировал на его предплечье. На этот раз, дважды.

* * *

— Хорошо, что ты достаточно молод, чтобы не нуждаться в долгом сне, — сказал Мерлин немного кисло, и Кайлеб ухмыльнулся ему.

— Будь честным, Мерлин, — сказал он. — Ты просто злишься, потому что вчера вечером я сам вёл себя должным образом и не дал тебе повода, чтобы пожаловаться.

— Чушь. Я не «злюсь», я просто ошеломлён, — ответил Мерлин, и на этот раз Кайлеб рассмеялся громко.

— Как вы думаете, они уже заметили нас, Ваше Высочество? — спросил Фалкан, и кронпринц стал серьёзным.

— Если они ещё не этого сделали, то скоро сделают, — сказал он, более мрачно, и Фалкан кивнул.

В данный момент галеоны Кайлеба выстроились в одну колонну, продвигаясь вперёд под всеми парусами, включая брамсели, и шли почти точно на восток-юго-восток на левом галсе. «Неустрашимый» возглавлял колонну, и паруса ближайших галер Чёрной Воды были уже хорошо видны с уровня палубы даже против неуклонно светлеющего на востоке неба.

— У нас ещё есть минута или две, я думаю, — тихо сказал Мерлин. — Небо позади нас всё ещё тёмное. Но ты прав, Кайлеб. Они заметят нас с минуты на минуту.

— Будьте готовы подать сигнал, Гвилим, — сказал Кайлеб через плечо.

— Так точно, Ваше Высочество, — ответил капитан Мензир и взглянул на сигнальную команду гардемарина Кёрби.

* * *

Наблюдатель на галере изумрудского флота «Чёрный Принц» потянулся и зевнул. Его вахта в вороньем гнезде должна была окончиться примерно через полчаса, и он с нетерпением ждал завтрака и нескольких часов в гамаке.

Он закончил потягиваться и повернулся, неторопливо смотря как небо на востоке становится бледно-кремового и оранжевого-розового цвета. Некоторые клочки облаков были достаточно высоко на севере и западе, чтобы немного окраситься цветом, выделяясь как туманные золотые знамёна на сером бархате неба, всё ещё украшенного звёздами.

Он начал поворачиваться обратно к востоку, а затем остановился, когда что-то привлекло его внимание. Он нахмурился, пристально глядя на северо-запад. Он смотрел прямо против ветра, и поэтому его глаза слегка слезились. Он с раздражением протёр их и посмотрел снова.

Его сердце, казалось, остановилось. Какое-то мгновение, всё, что он мог делать, так это недоверчиво смотреть на невозможное зрелище того, как усиливающийся свет позади него превращал надутые паруса из грязно серых в цвет полированного олова. Потом он снова обнаружил, что у него есть голос.

— Вижу корабль! — заорал он. — Вижу корабль!

* * *

— Ну что же, они нас увидели, — тихо прокомментировал Мерлин Кайлебу, указывая на ближайший корабль, самую последнюю галеру в самой западной колонне Северной Группы, несущую красно-золотой штандарт Изумруда, который внезапно превратилась в разорённый и неистово активный муравейник.

Ему не нужно было смотреть на разведданные, транслируемые парящим высоко над ними СНАРКом, чтобы видеть это. Он едва мог поверить, что Кайлебу удалось подобраться так близко, хотя он знал, что сам Кайлеб был более, чем немного расстроен.

Кронпринц отставал больше чем на два часа от своего собственного амбициозного расписания. Он надеялся догнать флот Чёрной Воды до рассвета, объявив о своём прибытии с помощью первых бортовых залпов, раздающихся из полной темноты. Но даже с исчерпывающей информацией об относительном расположении двух флотов, он не смог этого добиться из-за капризов течения и ветра.

Мерлин с усмешкой подумал, что его раздражение задержкой, вероятно, было немного более очевидным, чем он наивно полагал. При всём том, чего он достиг, бывали моменты, когда кронпринц Кайлеб был всё ещё очень молод.

К счастью, он допустил некую подвижку времени в своей первоначальной оценке, и усталость наблюдателей противника, в сочетании с более плохой видимостью в сторону запада, что позволило «Неустрашимому» подобраться к противнику на расстояние менее шести миль, прежде чем их заметили. Корпуса кораблей из ближайших к ним двух колонн Чёрной Воды, были хорошо видны с палубы «Неустрашимого», хотя, конечно, никто другой не мог видеть их так же ясно, как он.

— Поднять сигнал, капитан! — рявкнул Кайлеб.

— Так точно, Ваше Высочество! Мастер Кёрби, будьте любезны!

— Так точно, сэр!

Разноцветные флаги взлетели на нок-рею «Неустрашимого», развеваемые ветром, были повторены шхунами, находившимися с наветренной стороны боевого порядка галеонов, и люди Кайлеба разразились нетерпеливыми криками.

— Номер один поднят, сэр! — отрапортовал Кёрби. — Вступить в бой с противником!

* * *

Король Хааральд был полуодет, когда пейджер на его предплечье снова завибрировал. На этот раз импульса было три, и он повысил голос, крикнув часовому у своей каюты.

— Чарльз!

Дверь мгновенно распахнулась, и сержант Гарденер шагнул через порог, наполовину обнажив меч. Его глаза обежали каюту в поисках каких-либо угроз, после чего он — слегка —расслабился, когда ничего ни обнаружил.

— Ваше Величество? — спросил он.

— Передай сообщение капитану Тривитину, — сказал Хааральд. — А потом, дай мне мои доспехи.

* * *

Лейтенант Ролинд Малри развернулся на месте, недоверчиво смотря вверх на воронье гнездо.

— Корабли по правому борту! — неистово голосил наблюдатель. — Много кораблей по правому борту!

Малри таращился ещё удар сердца, а затем бросился через ют на наветренную сторону «Чёрного Принца», чтобы посмотреть самому. В первое мгновение он ничего не увидел — а затем увидел всё сразу.

— Бейте тревогу! — закричал он, наблюдая за бесконечной линией галеонов, подходящих угрожающе близко к его кораблю. — Кто-нибудь, разбудите капитана!

* * *

— Сигнал на «Бурю», — сказал Кайлеб, не отрывая глаз от быстро приближающихся вражеских судов.

— Да, Ваше Высочество? — спросил Кёрби, мелок которого балансировал над грифельной доской.

— Вступить в бой с колонной противника, ближайшей с наветренной стороны, — сказал Кайлеб.

— Вступить в бой с колонной противника, ближайшей с наветренной стороны, так точно, сэр! — сказал Кёрби и снова повернулся к своей сигнальной команде.

— Капитан Мензир, мы пройдём позади, по крайней мере, двух ближайших колонн, если сможем.

— Так точно, Ваше Высочество. — Флаг-капитан некоторое время смотрел на ближайшие вражеские галеры, затем посмотрел на своих рулевых. — Переложить руль на два румба на левый борт.

* * *

Капитан Пайт Кеттир взбежал по трапу на ют «Чёрного Принца», как заборная ящерица с горящим хвостом. Он не стал ждать своих доспехов, ни просто одеваться, а был голым по пояс, когда появился сбоку Малри.

— Где…? — начал он нетерпеливо, но затем проглотил вопрос, так как он сам увидел галеоны.

— В последние несколько минут они изменили курс, сэр, — сказал Малри, указывая на головной корабль. — Они постепенно приближаются с наветренной стороны.

— Держат курс, чтобы отрезать нас от базы, — пробормотал Кеттир. Малри не знал, предназначался ли этот комментарий ему, или нет, но обнаружил, что кивает в мрачном согласии с оценкой своего капитана.

— Подайте сигнал «противник в зоне видимости», — сказал Кеттир.

— Уже сделано, сэр, — ответил Малри, и Кеттир бросил на него короткий взгляд, полный сильного одобрения.

— Молодец, Ролинд!

Капитан снова вернулся к внимательному изучению врага, и его челюсти сжались, когда он увидел, как открываются линии орудийных портов, а пушечные дула высовываются из них, как голодные звери.

Он повернулся, чтобы посмотреть на юг, вдоль линии колонны своего корабля. «Чёрный Принц» был самым последним кораблём в самой западной из девяти колонн. В его колонне было двадцать галер, все из них — Изумрудские, и следующие две колонны на восток тоже были также Изумрудскими, а ближайшую к ним возглавлял флагман графа Мандира «Тритон». Четвёртую колонну возглавили последние десять изумрудских галер, а за ними шли девять чизхольмских кораблей. Пятая состояла из ещё двадцати чизхольмских галер во главе с графом Шарпфилдом на «Короле Мейкеле». Затем следовала шестая колонна, состоящая полностью из корисандийских кораблей и возглавляемая герцогом Чёрной Воды на флагмане флота. Затем шла ещё одна колонна чизхольмцев и две последние колонны, полностью состоящие из корисандийцев.

С интервалом в двести ярдов между кораблями даже самая короткая колонна была длинной более двух с половиной миль, а интервал между колоннами составлял три мили. Это означало, что всё соединение простиралась на двадцать четыре мили с востока на запад… и что дозорный на мачте «Чёрного Принца» не мог видеть корабли в самой последней колонне.

Это также означало, что потребуется время для того, чтобы Чёрная Вода смог получить известие о том, что случилось, и ещё больше, чтобы он ответил на него.

— Какие-нибудь сигналы от графа Мандира? — спросил он.

— Нет, сэр, — напряжённо сказал Малри, и Кеттир проглотил проклятие.

Он снова посмотрел на неумолимо надвигающиеся черисийские галеоны. — «Они должно быть делают по крайней мере десять или одиннадцать узлов при таком сильном ветре», — подумал он, наблюдая, как выгибаются от давления множество парусов, — «возможно, больше, и они неуклонно идут на восток. Ещё через пятнадцать минут — двадцать пять, самое большее — и они будут прямо за кормой «Чёрного Принца», — и почувствовал, как его живот скрутило в холодный, жёсткий узел при этой мысли. Он видел, что могли сделать галеры, вооружённые новой черисийской артиллерией, а у ближайших черисийских галеонов было по меньшей мере двадцать пять орудий по каждому борту, в четыре раза больше, чем было установлено на их галерах.

— Сэр! — внезапно сказал Малри, указывая на черисийского лидера. — Это штандарт кронпринца!

— Ты уверен? — нетерпеливо спросил Кеттир. — Твои глаза лучше моих, парень… но ты уверен?

— Да, сэр, — твёрдо сказал Малри.

Кеттир стукнул своими сжатыми кулаками друг по другу, и снова оглянулся чтобы ещё раз поглядеть вдоль колонны. Он мог слышать барабаны других галер, выбивающих боевую тревогу, видеть, как члены экипажей мчатся по палубам ближайших кораблей, но сигнала от графа Мандира всё ещё не было.

Он подождал ещё пять минут, затем сделал глубокий вдох и резко кивнул.

— Убрать парус! — резко приказал он. — Вёсла на воду! Возьмём его!

* * *

— У них есть кто-то умный, Ваше Высочество, — сказал капитан Мензир, наблюдая как самая северная галера в ближайшей колонне вдруг убрала свой единственный большой парус.

Её вёсла вышли из своих портов, и она резко повернулась, вываливаясь из своей колонны. Один или два моряка из команды «Неустрашимого» разразились смешками, но эта галера не убегала. Пока они смотрели, она развернулась по ветру и встала на новый курс — прямо на «Неустрашимый».

— Они увидели ваш штандарт, Ваше Высочество, — тихо сказал Арнальд Фалкан, когда вёсла галеры началась грести.

— Да, они его увидели, — согласился Кайлеб.

Он мгновение смотрел на приближающуюся галеру, оценивая взаимное движение своим глазом моряка. Затем медленно покачал головой.

— Да, увидели, но они выполнили поворот недостаточно быстро, — сказал он.

— С вашего позволения, Ваше Высочество, я бы предпочёл немного увеличить расстояние между нами, — сказал Мензир. — Последнее, что нам нужно, так это преждевременное повреждение вашего флагмана или вывод его из строя.

— О, нет, мы не можем допустить этого, капитан, — согласился Кайлеб, весело блестя глазами от осторожного подбора слов его флаг-капитаном.

— Я рад, что вы согласны, Ваше Высочество, — серьёзно сказал Мензир, и снова посмотрел на рулевых. — Отверните нас на один румб на левый борт.

* * *

— Шань-вэй его побери! — зарычал Кеттир, когда длинная линия галеонов слегка изменила курс. Его глаз был таким же намётанным, как у Кайлеба, и он ясно видел, что должно было произойти.

Он ждал слишком долго, предполагая, что там когда-либо были какие-нибудь реальные шансы на успех. Но абсолютная обязательность поддержания строя была привита каждому капитану флота Чёрной Воды. Оставлять его без приказа, было преступлением, ведущим к военному трибуналу, а он потратил слишком много времени, борясь с самим собой, прежде чем начать действовать.

К сожалению, теперь он не мог ничего с этим поделать. Повернуть назад, означало бы ещё более ухудшить ситуацию, и, по крайней мере, всегда можно было надеяться на шанс, что, не смотря на всё их пушки, они смогут справиться с флагманом черисийского наследника. Если он сможет сделать это, то каждый черисийский корабль в зоне видимости бросится спасать Кайлеба. Последствия для «Чёрного Принца», несомненно, были бы фатальными, но если бы он просто мог задержать эти галеоны, просто связав их на час или два, пока не отреагирует остальной флот…

* * *

— Открыть огонь!

Приказ капитана Мензира раздался чётко и ясно. Казалось, что неизбежные шумы идущего корабля только заглушили и усилили тугое напряжение команды «Неустрашимого», и несмотря на всеобщее напряжённое ожидание, команда оказалась почти неожиданной.

Какую-то маленькую часть секунды ничего не происходило. А затем командиры орудий по правому борту одновременно потянули за свои спусковые шнуры.

* * *

— Вы звали меня, Ваше Величество?

Капитан Тривитин появился быстро. Настолько быстро, что в действительности он не успел до конца одеться и появился в хлопковой рубашке, не надев своей форменной куртки.

— Да, Динзил.

Хааральд повернулся к своему флаг-капитану, когда сержант Гарденер закончил застёгивать на нём его кирасу. Брови капитана неожиданно взлетели вверх от осознания, что его король явно готовится к бою, и Хааральд напряжённо улыбнулся.

— Нет, я не сошёл с ума, — успокаивающе сказал он. — Но у меня есть… предчувствие, что мы сегодня будем очень заняты, и очень скоро.

— Конечно, Ваше Величество. — Тривитин не смог удержаться от сомнения — и, возможно, небольшого намёка на скепсис — в своём голосе, и Хааральд весело фыркнул.

— Я не виню тебя, что у тебя есть некоторые сомнения, Динзил, просто поверь мне.

— Верю, Ваше Величество, — сказал Тривитин, и в его голосе не было и тени сомнения.

— Хорошо. В таком случае…

— Простите, Ваше Величество, — сказал гардемарин Мершил от двери каюты. — Мы только что получили сигнал от «Проворного».

— Что за сигнал? — спросил Хааральд.

— Он рапортует, что услышал выстрелы орудий на северо-востоке, Сир. Они пошли посмотреть, что там происходит.

Тривитин на мгновение уставился на гардемарина, затем вернул взгляд на своего короля, и Хааральд увидел желание узнать — и вопросы — в глазах флаг-капитана.

— Общий сигнал, Динзил, — сказал он. — Приготовиться к бою.

* * *

Черисийский флагман скрылся за внезапной ослепляющей вспышкой огня и порохового дыма. Расстояние всё ещё было почти двести ярдов, но пушки не были заряжены двойными зарядами. Давление парусов «Неустрашимого» наклонило его на правый борт, приблизив пороги его орудийных портов к воде, но оставляя их достаточно высоко над водой, и это сделало пушечные площадки более устойчивыми. Больше половины его выстрелов не попали в цель… но вторая половина попала.

* * *

Капитан Кеттир увидел сноп огня и дыма за мгновение до того, как первые пушечные ядра убийственно врезались в левую скулу его галеры. Это была примерно четверть бортового залпа, прилетевшего под углом приблизительно шестьдесят градусов, и осколки от тридцативосьмифунтовых чугунных сфер, молотом ударивших по доскам, полетели во все стороны. Крики агонии раздались с вёсельной палубы, а передние вёсла дрогнули, когда по людям, приводившим их в движение, ударили кусочки чугуна и их собственного судна.

Другие выстрелы прошли выше, пробивая фальшборт насквозь, оставляя окровавленные борозды по границе между баком и шкафутом. Осколки и частички людей были вырваны отовсюду этим ураганом железа, и кровь брызнула из разорванных на части человеческие тел.

«Чёрный Принц» вздрогнул, словно бегун, повредивший палец о какое-то незамеченное препятствие, и Кеттир начал выкрикивать команды рулевым, пытаясь скомпенсировать то, что произошло с третью весельных портов.

* * *

— Что ты сказал? — требовательно спросил граф Мандир у своего флаг-капитана.

— «Чёрный Принц» поднял сигнал «противник в зоне видимости», милорд, — повторил капитан Никлас Жеппсин.

— Это нелепо! — сказал Мандир. — Как Хааральд смог бы подобраться к нам с этой стороны?

— Милорд, я не знаю, — сказал Жеппсин. — Мы только что получили сигнал, и…

— Что это было? — выдохнул Мандир, вскинув голову на звук далёкого грома.

— Пальба, милорд, — мрачно сказал Жеппсин.

* * *

Канониры «Неустрашимого» набросились на откатившиеся пушки, банники и трамбовки в их руках двигались резкими толчками. Колёса лафетов завизжали, когда тележки вернулись обратно на позицию для стрельбы, и стволы извергли новый дым и пламя.

Как всегда, более короткие, лёгкие карронады стреляли быстрее, чем длинные орудия на главной палубе. Мерлин стоял рядом с карронадами на шканцах, между Кайлебом и леерами, и наблюдал как тяжёлые ядра разрывают изумрудскую галеру на всё сокращающейся дистанции.

Её вёсла вздрогнули в диком беспорядке, когда огонь «Неустрашимого» попал по вёсельной палубе, и Мерлин мысленно вздрогнул, когда представил себе картину бойни и разрушения. Галера, идущая на вёслах, зависела от слаженной координации гребцов, но некому было поддерживать эту координацию, так как все были разорваны на кровоточащие куски.

Передние орудия галеры смогли возобновить ведение огня, но их выстрелы прошли мимо, а «Неустрашимый» находился прямо напротив носа «Чёрного Принца». Его огонь попал прямо по осевой линии галеры, убивая и калеча, и крики изумрудской команды были отчётливо слышны в те мимолётные мгновения, когда все орудия «Неустрашимого» молчали.

* * *

Капитан Кеттир вцепился в передний поручень юта.

Больше ему ничего не оставалось. Его самые худшие ночные кошмары не отражали того, что мог сделать бортовой залп галеона. Палубные люки «Чёрного принца» извергали людей, многие из них истекали кровью от ужасающих ран, потому что запаниковавшие гребцы полезли наверх. Но на открытой палубе не было убежища от беспощадного огня черисийцев.

Его корабль сходил с курса, его люди умирали на за что, и он просто не мог стоять и следить за тем, как их всех безвозвратно убивают.

— Лейтенант Малри, спустить… — начал он, обращаясь к лейтенанту. Но молодой человек уже лежал на палубе юта, глаза его остекленели, а обе руки сжимали копье-подобный осколок, глубоко воткнувшийся ему в грудь.

Челюсти Кеттира сжались, и он схватил гардемарина за плечо.

— Флаг спустить! — рявкнул он. — Поднимайся и…

Тридцативосьмифунтовое пушечное ядро убило их обоих мгновенно.

* * *

— Почему он не сдался? — пробормотал Кайлеб. — Почему он не сдался?

Галера беспомощно тонула, содрогаясь под железной бурей, рвущей её на части. «Разрушение» и «Погибель», два галеона, следующие вслед за «Неустрашимым», тоже обстреляли её, и густые потоки крови сочились с её бортов. Корабль абсолютно ничего не мог противопоставить действиям Кайлеба, но её капитан упорно отказывался спустить флаг в знак капитуляции.

— С ней покончено, Кайлеб! — почти крикнул Мерлин ему в ухо.

Кайлеб взглянул на него мгновение, затем резко кивнул. Он перешёл к Мензиру и схватил плечо флаг-капитана.

— Хватит с них, Гвилим! — приказал он.

Мензир посмотрел на него, глазами, почти исполненными благодарности.

— Прекратить огонь! Прекратить огонь! — крикнул он.

Орудия «Неустрашимого» прекратили стрелять, но «Разрушение» и «Погибель» продолжали вести огонь ещё минуты две. Затем, наконец, обстрел прекратился.

Ветер отогнал туманные клубы дыма, и далеко не один человек на борту флагманского корабля почувствовал прикосновение ужаса, глядя на их цель, услышав крики и стоны её покалеченной и истекающей кровью команды. Галера тяжело перекатывалась на волнах, вёсла её были сломаны, мачта шаталась словно пьяная, и казалось, что сам корабль кричит в агонии.

Вся команда уставилась на разбитый вдребезги корпус, и пока они смотрели, шатающаяся мачта устало опрокинулась в море рядом с ним. Голос капитана Мензира пронзил тишину неестественно спокойным тоном.

— Оставим её тонуть тут! — сказал он своим рулевым, и «Неустрашимый» изменил курс на правый борт, приближаясь ко второй колонне своих врагов, которые были уже меньше чем в двух милях впереди.

* * *

— Они захватили северный проход?

Герцог Чёрной Воды посмотрел на капитана Мирджина с недоверием.

— Так говорят сигналы, Ваша Светлость, — натянуто ответил флаг-капитан.

Чёрная Вода отвернулся, глядя сквозь огромные окна кормовой каюты пока его мозг пытался осмыслить сообщение Мирджина. Север? Как удалось Кайлебу — а это мог быть только Кайлеб — прийти к нему с севера, когда Хааральд так упорно цеплялся за южные позиции? И как он мог пройти сквозь цепь пикетов Чёрной Воды незамеченным? Какой демон помог ему приплыть так вовремя? И приплыть точно на рассвете?

Он сжал челюсти и злобно затрясся. Как будто это имело значение. Всё, что имело значение — что он мог с этим сделать.

Его мозг снова начал функционировать, перебирая возможности и варианты.

Самый первый доклад об обнаружении поступил с одного из кораблей в его самой западной колонне. Это означало, что Кайлеб тоже был к западу от него, либо спустился по ветру с северо-запада. Учитывая ограничения его системы оповещения, Чёрная Вода не мог быть точно уверен, а это имело значение.

Часть его настаивала, что Кайлеб не мог прийти к нему с севера, так же, как и с запада, от объединённого флота. Никто не может иметь так много военной удачи! Но, опять же, в первую очередь никому кроме него не хватило бы удачи прийти прямо к нему вот так.

В любом случае, Кайлеб сначала должен был ударить по изумрудцам Мандира, и ударить по ним сильно. Это было почти полной неожиданностью, и должно было вызывать панику. Мандир не был трусом, как не были и большинство из его капитанов, но Чёрная Вода почувствовал мрачную уверенность, что он полностью потеряет одну из колонн Мандира, как минимум.

«Вопрос заключается в том», — подумал он, — «попытаюсь ли я драться с ним, или просто оторвусь и отступлю?»

Все инстинкты подсказывали ему напасть на Кайлеба. Взять весь свой флот и, воспользовавшись его огромным численным превосходством, разнести вдребезги галеоны черисийского кронпринца и раздавить его. Но разум кричал об опасности, вспоминая описанную Мирджином новую черисийскую артиллерию… и что те, находящиеся в меньшинстве, гораздо более легковооружённые галеры сделали с её помощью.

«Но, если я отступлю, вся эта компания была зря», — подумал он мрачно. — «Князю это не понравится — так же как Клинтану и Совету. И я не могу понять, насколько действенны их бортовые залпы, не сражаясь с ними. Кроме того, на данный момент я просто догадываюсь о его текущей позиции, его силе — обо всём! Идти на север, возможно будет лучшим решением, чтобы уклониться от него».

— Сигнал всем! — сказал он резко, оборачиваясь к Мирджину. — Противник в поле зрения с наветренной стороны. Приготовиться к бою. Держать курс на север.

* * *

— Огонь!

«Неустрашимый» пересёк курс второй колонны галер, и его бортовой залп прогремел ещё раз. Дистанция к этому времени стала чуть меньше, а галера, попавшая под удар, продолжала идти почти точно на юг, прямо от него. Окна и богато украшенная резьба изумрудского корабля разлетелись на куски, когда бортовой залп с силой молота попал в цель, и всё больше орудий начало грохотать на западе, так как эскадра сэра Доминика Стейнейра отделилась от эскадры Кайлеба. Корабли Стейнейра начали спускаться к югу, двигаясь параллельно остальной части колонны «Чёрного Принца», так как она цеплялась за свой первоначальный курс, удаляясь от Кайлеба, и более слабо вооружённые галеры отстреливались гораздо медленнее.

Решение Кайлеба не уменьшать площадь парусов принесло огромные дивиденды, по крайне мере, по размышлениям Мерлина. Опыт, полученный принцем у Армагеддонского Рифа, убедил его в том, что устаревшие орудия имеют очень мало шансов нанести критические повреждения такелажу его галеонов. Они просто не могли стрелять достаточно быстро, не могли быть нацелены достаточно высоко. И поэтому, он предпочёл идти под всеми парусами, не беря их на гитовы до тех пор, пока не вступит в настоящую битву с противником.

Это дало им явное преимущество в скорости, и они со Стейнейром безжалостно этим воспользовались.

* * *

— Было что-нибудь ещё от «Проворного»? — спросил король Хааральд, как закончил взбираться на ют «Королевской Черис».

— Да, Ваше Величество! — с широкой усмешкой ответил молодой гардемарин Аплин. — «Проворный» только что передал сигнал с «Чайки»! «Нахожусь в ста милях к северу от острова Даркос с двадцатью восемью галеонами. Враг двигается на юго-юго-восток. Начинаю бой. Кайлеб».

«Радостные крики, раздавшиеся в ответ на объявление одиннадцатилетки, должны были по справедливости оглушить Гектора на весь путь обратно домой в Менчир», — подумал Хааральд.

— Спасибо, мастер Аплин, — тихо сказал он сквозь поток криков, положив руку на хрупкое плечо мальчика. — Большое спасибо.

Он на мгновение сжал плечо гардемарина, затем повернулся к Тривитину.

— Если у них есть хоть какие-то мозги, они собираются повернуть и идти к Серебряному Проливу.

— Они по-прежнему превосходят его, по крайней мере, шесть-к-одному, Ваше Величество, — заметил Тривитин, и Хааральд фыркнул с суровой, ожесточённой гордостью.

— Кайлеб здесь, Динзил, потеряв всего два галеона, а герцога Мэликая здесь нет. Как ты полагаешь, что случилось с последним флотом галер, который превосходил моего сына шесть-к-одному?

— Вопрос, Ваше Величество, — признал его флаг-капитан. — Определённо, это вопрос.

— И который не ускользнёт от внимания Чёрной Воды, — сказал Хааральд, выражение и голос которого помрачнели. — Хотелось бы, чтобы это было так. Я хотел бы, чтобы он был глуп достаточно, чтобы стоять и сражаться, но он умнее этого, и я думаю, что у него есть сила воли сбежать, если это единственный способ спасти то, что он может.

— Я оцениваю его точно также, Ваше Величество, — согласился Тривитин.

— Ну, в таком случае, я думаю именно мы должны обсудить с ним его выбор курсов. — Хааральд пристально посмотрел на мачтовый вымпел и королевский штандарт Черис, затем повернулся обратно к своему флаг-капитану.

— Приказ всем, Динзил. Построить эскадры в колонны, курс на восток.

* * *

Изумрудские галеры в двух западных колоннах Чёрной Воды так и не увидели его сигнала. Было слишком много дыма, и их мысли занимали другие вещи.

Эскадра Стейнейра неуклонно двигалась во фланг колонны графа Мандира, свирепо стреляя. Ни один из девятнадцати оставшихся кораблей не был так жестоко разбит как «Чёрный Принц», но это случилось главным образом потому, что они могли спустить флаг, по крайней мере пока были люди способные стоять на ногах. Стейнейр приближался на расстояние в пятьдесят ярдов, и артиллерия рявкала, срубая мачты своим противникам, сея кровавые разрушения на их переполненных вёсельных палубах, убивая беспомощных солдат и моряков, собравшихся на палубах и надстройках, чтобы идти на абордаж, которому не суждено было начаться.

У Стейнейра не было времени, чтобы официально завладеть сдавшимися кораблями, но в этом и не было необходимости. Хотя некоторые из них и могли нарушить условия их капитуляции, или утверждать, что они никогда не спускали свой флаг, и убежать, большинство из них были слишком повреждены и разбиты, чтобы сделать что-то большее, чем спасать своих раненых как можно настойчивее, до тех пор, пока кто-то не прибудет, чтобы взять их под стражу. И если у Стейнейра и Кайлеба не было достаточно кораблей, чтобы собрать их всех, то у короля Хааральда они определённо были.

Пока Стейнейр заканчивал избивать эту колонну, Кайлеб продолжал постепенно двигаться на восток, слегка отклоняясь к югу. Он пересёк курсы третьей и четвертой колонн, достаточно близко, чтобы зацепить один или два последних корабля в каждой колонне, когда он проходил мимо.

— Чёрная Вода пытается прорваться на север! — крикнул Мерлин Кайлебу на ухо, когда «Неустрашимый» произвёл выстрел в очередную жертву. — У него четыре колонны — около девяноста кораблей — поворачивающих на северо-запад!

Кайлеб взглянул на него, затем закрыл глаза, очевидно, мысленно представив карту. Он изучил её из-под век, затем резко кивнул.

— Капитан Мензир!

* * *

Герцог Чёрной Воды в ярости расхаживал взад и вперёд по юту «Корисанда». Он знал, что не делает ничего, чтобы успокоить нервы офицеров и экипажа своего флагманского корабля, но стоять спокойно было выше его сил.

Достаточно часто он останавливался, глядя на запад и на север. Способы сигнализации, которые он разработал для своего объединённого флота, были более тщательно продуманными, чем у большинства других флотов, но хуже по качеству, чем придуманные Стейнейром, Подводной Горой и Мерлином. Они просто не справлялись с задачей точно информировать его о том, что происходит, даже предполагая для начала, что кто-либо из командиров его эскадр и капитанов действительно хорошо знали их.

Он знал только, что как минимум одна колонна чизхольмских галер Шарпфилда не увидела — или предпочла игнорировать — его сигнал повернуться на север. Она продолжала неуклонно идти на юг, забрав с собой десятую часть от общей численности его флота.

А ещё он знал, что может услышать громовые раскаты многочисленных пушечных залпов, отдалённые и периодические, но становящиеся всё более сильными и постоянными.

Поворот на север изменил порядок плавания в колоннах, которые выполнили приказание, на обратный. При первоначальном построении «Корисанд» возглавлял свою колонну; теперь он оказался последним кораблём в строю, что означало, что адмирал, предположительно командующий флотом, должен был стать одним из последних, кто выяснит, что, во имя Шань-вэй, произошло.

— Ваша Светлость.

Чёрная Вода крутанулся и обнаружил себя стоящим лицом к лицу с капитаном Мирджином.

— Что? — он смог — какими-то образом — не заорать.

— Ваша Светлость, марсовые докладывают о пальбе и большом количестве дыма на западе и севере. Я послал лейтенанта Уинстина в воронье гнездо для более точной оценки ситуации.

Флаг-капитан указал на первого лейтенанта «Корисанда», стоящего с напряжённым лицом у его плеча, и Чёрная Вода повернулся к Уинстину.

— Ну? — требовательно спросил он.

— Ваша Светлость, я не смог разглядеть слишком уж многого на западе, но дым простирается примерно с одного румба по траверзу левого борта до примерно одного румба вперёд, по скуле правого борта.

Голос Уинстина был вполне спокоен, но Чёрная Вода различил контроль, который ему потребовался, чтобы сохранить его таким, и он не мог винить лейтенанта.

— Спасибо, мастер Уинстин, — сказал он, помолчав немного, и повернувшись к поручням юта, опёрся на них обеими руками, пока размышлял на тем, что сказал Уинстин.

Если наблюдения лейтенанта были правильными, Кайлеб должен был действительно прибыть почти в идеальный момент. С сегодняшним свежим ветром, гораздо большая площадь парусов его галеонов дала ему заметное преимущество в скорости, и он, должно быть, разделил свои корабли, как минимум на две оперативных группы. Одна из них, явно, развёртывалась к югу, и, если пеленги Уинстина были точны, уже должна была обогнать голову самой западной колонны Чёрной Воды, а это означало, что она, вероятно, прямо сейчас уничтожала «Тритон» Мандира. И хуже того, она уже находился в позиции, чтобы начать заворачивать на восток, прямо через первоначальную линию своего движения.

Это было достаточно плохо, но дым на севере был ещё более устрашающим. Кайлеб набросил свою сеть на весь флот Чёрной Воды, несмотря на то что тот должен был значительно превосходить его численностью. И если он был уже так далеко на востоке, он уже отрезал как минимум треть формирования Чёрной Воды, а вероятно и больше.

Руки герцога сжались в кулаки на поручне, и он выругался в дикой, беззвучной злобе.

Судя по скорости, с которой продвигались галеоны Кайлеба, было ясно, что никто даже не замедлял его. Удивление и последующая паника могли объяснить многое из этого, возможно, даже всё, но Чёрная Вода был болезненно уверен, что истинная причина была намного проще.

Он снова вспомнил, что сделали черисийские галеры, и грохот галеонных пушек снова прилетел к нему по ветру.

Если он продолжит идти на север, он будет направляться прямо под эти пушки, а его собственный флагман может стать одним из последних его кораблей, вступивших в битву. Казалось очевидным, что северный дивизион Кайлеба имел скорость, достаточную чтобы пройти перед ним, что бы он ни делал, и он также мог рассчитывать на подразделения на западе, которые пройдут у него за кормой.

Возможно, его галеры смогут вынести огонь галеонов и всё-таки сблизиться с ними для обычной абордажной схватки, но он сомневался в этом. Даже если преимущество в огневой мощи у галеонов было меньше, чем он боялся, он уже мог почувствовать зарождавшуюся панику своих людей, даже здесь, на борту своего флагмана. Ему хватило бы смелости и решимости приблизиться к врагу при лучших обстоятельствах. Сближение же с теми быстрыми, грохочущими бортовым залпам, эхо которых он слышал на севере, могло бы потребовать гораздо большей решительности, чем обычно. Решительности, которой у его сильно потрясённых офицеров и матросов почти наверняка уже не было.

Но всё ещё оставались сравнительные цифры, которые нужно было обдумать. Даже если бы оказалось невозможным провести такой ближний бой, который был единственной надеждой на победу его галер, Кайлеб просто не имел достаточно кораблей, чтобы захватить или уничтожить весь флот Чёрной Воды. Некоторые из них смогут прорваться, хотя бы потому, что галеоны будут слишком заняты другими жертвами, чтобы остановить их. Тем не менее, Кайлеб был в состоянии разбить каждый корабль, с которым он мог вступить в бой, и собственные слова Чёрной Воды, сказанные Мирджину, вернулись, чтобы угрожающе шептать в уголке его мозга.

«Ты хотел убить так много обученных моряков Хааральда, как сможешь, даже если их корабли устарели», — подумал он. — «Теперь Кайлеб в состоянии сделать это с тобой, разве не так?»

Он посмотрел на расположение солнца, затем снова на северо-запад.

Если он будет придерживаться своего нынешнего курса, он подведёт свои корабли прямо под пушки Кайлеба кратчайшим путём из возможных. Он подарит Кайлебу время. Время, чтобы бить и разрушать галеры Чёрной Воды, пока они будут сближаться с ними. Время, чтобы он мог преследовать любого, кто сумел прорваться мимо него. Время, чтобы Хааральд привёл свои галеры, накатывающиеся с юга позади Чёрной Воды.

Но если бы герцог сам развернулся на юго-восток, двигаясь прямо к Серебряному Проливу, он бы уходил от обоих дивизионов Кайлеба. Кильватерная погоня всегда было погоней долгой, напомнил он себе, даже если преследователь имел значительное преимущество в скорости, и если бы он мог держаться подальше от Кайлеба до наступления темноты, тогда оставшиеся в его боевом порядке корабли разбежались и ускользнули бы от преследования по-отдельности…

Однако уклонение от Кайлеба дало бы Хааральду возможность перехватить его, предполагая, что король отреагирует достаточно быстро. Тем не менее, количество галер у Хааральда было известно, и, конечно же, у Чёрной Воды всё ещё были силы, чтобы пробиться сквозь всё, что Хааральд мог умудриться выставить на его пути.

«Кроме того», — сказал он себе мрачно, — «его галеры — это не те проклятые Лангхорном галеоны. Люди с меньшей вероятностью будут паниковать при мысли о том, чтобы сразиться с ним».

— Капитан Мирджин, — сказал он, поворачиваясь от поручней лицом к флаг-капитану.

* * *

Мерлин наблюдал, как ещё один корабль покачнулся, когда по нему попал первый бортовой залп «Неустрашимого». Зрелище становилось ужасающе обыденным, как акт какой-то бесконечно повторяющейся бойни. Вёсла галеры дико взлетели, когда пушечное ядро ударило по гребцам, и куски и части её корпуса лениво полетели по воздуху, пока не упали в белых брызгах пены.

Он отвернулся, ещё раз сконцентрировавшись на виде сверху, транслируемым СНАРКами, и застыл. Затем быстро повернулся к Кайлебу.

Принц стоял рядом с капитаном Мензиром, его юное лицо было мрачным, так как он наблюдал, как пушки его флагмана уничтожали ещё одну команду.

— Кайлеб.

Кайлеб повернулся, когда услышал своё имя, и Мерлин наклонился ближе.

— Чёрная Вода передумал, — сказал он, говоря как можно тише, чтобы никто вокруг его не услышал. — Он развернул свои колонны обратно и направляется на юго-восток.

— Серебряный Пролив, — сказал Кайлеб ровно.

— Именно, — согласился Мерлин, и его выражение было мрачным. Кайлеб приподнял бровь, когда уловил его тон, и Мерлин поморщился.

— Твой отец, очевидно, предвидел, что может сделать Чёрная Вода. Он уже собирается отрезать их от пролива.

Глаза Кайлеба расширились, а затем сузились в понимании, он втянул в себя глубокий вдох и кивнул. Но не от одобрения, и даже не от простого понимания того, что Мерлин только что сказал ему. Он кивнул, приняв решение, и резко повернулся к своему флаг-капитану.

— Капитан Мензир, мы меняем курс на юг, будьте добры. Сигнал всем: Ещё больше сблизиться с противником.

* * *

— Ваша Светлость, черисийские галеры прямо по нашему курсу, — внезапно сказал капитан Мирджин.

Чёрная Вода поднял глаза от карты, лежащей перед ним. Флаг-капитан стоял в дверях в штурманскую рубку, и выражение лица у него было обеспокоенное.

Герцог не винил его. Построение флота стало совершенно беспорядочным, когда он снова развернул его. Колонны всё ещё перестраивались, или пытались это сделать, хотя чизхольмские подразделения, похоже, даже и не думали подчиняться его приказам. Некоторые из них творчески неверно истолковали — или просто игнорировали — его сигналы, лишая его так отчаянно необходимых ему сил. Он едва ли был в наилучшем состоянии из возможных, которые требовались для генерального сражения с флотом Хааральда, и он надеялся прорваться мимо короля прежде, чем Хааральд поймёт это.

Очевидно, этого не должно было случиться.

Тем не менее, у него под командованием было почти сто галер, тогда как у Хааральда всего семьдесят.

— Пойдём на палубу, — тихо сказал он Мирджину, и флаг-капитан отступил в сторону, а затем вышел вслед за ним из штурманской рубки.

Герцог моргнул под ярким солнечным светом. Время только что перевалило за полдень. Это долгое, непрекращающееся сражение длилось уже более восьми часов, и его челюсти сжались, когда он услышал повторяющийся грохот артиллерии со стороны кормы. Он казался всё громче, и он мрачно улыбнулся. Кайлеб не мог точно знать, что делает его отец, но было очевидно, что черисийский кронпринц понимал важность того, что нужно быть ближе к убегающему противнику.

Чёрная Вода посмотрел на небо, потом вперёд, туда, где почти прямо впереди виднелись лес из галечных мачт и парусов. Пока он смотрел, паруса были убраны, а мачты спущены, и он оскалил зубы, когда распознал традиционный вызов на бой до победного конца.

Какая-то его часть не хотела ничего, кроме как дать Хааральду именно это. Но если он это сделает, Кайлеб запрёт его сзади, и к этому времени количество черисийских галер и галеонов фактически превысит количество кораблей, которые всё ещё оставались под командованием Чёрной Воды. Его прежде огромное численное преимущество испарилось, и генеральное сражение, особенно с этими галеонами, присоединившимися к бою, могло привести только к его поражению.

— Мы будем держаться нашего курса, капитан Мирджин, — спокойно сказал он. — Паруса не уменьшать.

* * *

— Они собираются попытаться прорваться мимо нас, Ваше Величество, — сказал капитан Тривитин.

— То, что они пытаются сделать, и то, что они на самом деле могут сделать, может оказаться двумя разными вещами, Динзил, — спокойно сказал Хааральд.

Король стоял на юте «Королевской Черис», наблюдая за хаосом вражеских галер, надвигающихся на его собственный флот. В отличие от четырёх длинных хаотичных линий флота Чёрной Воды, флот Хааральда был построен в дюжину более коротких, компактных колонн по одной эскадре в каждой, и, вопреки себе, король почувствовал нечто почти похожее на удовлетворение.

Он был слишком умён, чтобы не признать огромные преимущества, которые изменения Мерлина обеспечили его флоту. Но Королевский Черисийский Флот, и свирепость и смертоносное мастерство черисийской морской пехоты стали ужасом для своих врагов задолго до того, как появился Мерлин и его новая артиллерия. Это будет битва в старом стиле, возможно, последняя из подобных, а Хааральд вырос в старой школе.

Его флагманский корабль возглавлял свою собственную эскадру, но королю Черис нечего было делать в первом, сокрушительном объятии битвы. Особенно в битве, где сражались черисийские галеры.

— Общий сигнал, Динзил, — сказал он, когда спасающая бегством эскадра Чёрной Воды приблизилась к ним. — Ближний бой.

* * *

Самая восточная колонна Чёрной Воды значительно опередила остальных. Теперь идущие в её голове галеры ударили в черисийское построение, как таран.

По крайней мере, так это могло выглядеть для несведущего наблюдателя. На самом же деле черисийские эскадры стаями бросились вперёд, как кракены, приближающиеся к стаду нарвалов.

Традиционная черисийская военно-морская тактика строилась на бескомпромиссной свирепости и скорости. Черисийские морпехи знали, что они были самой лучшей морской пехотой — единственной профессиональной морской пехотой — в мире, а черисийские командиры эскадр были обучены подводить свои корабли, набрасываясь на любого противника как единое целое.

Флагман адмирала Острова Замка́ возглавил первый приступ, столкнувшись бортом с одним из корисандийцев Чёрной Воды. Вёсла левого борта «Теллесберга» поднялись и убрались внутрь с машиноподобной точностью перед тем, как флаг-капитан Острова Замка́ ударил бортом своего корабля в более мелкую, более легко построенную галеру «Пена», как стенобитный таран.

Мачта «Пены», сломавшаяся при столкновении, с грохотом упала на её палубу. Швы корпуса разошлись, хлеща водой, и пушки левого борта «Теллесберга» выстрелили в груду упавших верёвок и парусины, когда он притёрся к борту «Пены». Флагман Острова Замка́ отошёл, выпустил обратно вёсла, и снова начал движение, чтобы с треском врезаться в подругу «Пены», «Алебарду». Позади «Теллесберга», КЕВ «Боевой топор» ударил «Пену» своей артиллерией, а затем набросился на корисандийского «Воина».

«Теллесберг» врезался в «Алебарду» почти также грубо, как он столкнулась с «Пеной». Мачта «Алебарды» не упала до конца, но более маленькая и лёгкая галера закачалась от удара, и из черисийского корабля дугами вылетели десятки абордажных кошек. Они вцепились в фальшборты «Алебарды», и первые черисийские морпехи полезли на палубу корисандийца вслед за высоким, заливистым криком их боевого клича. Никто из тех, кто выжил, слыша этот звук, вряд ли когда-нибудь мог забыть об этом, и заслуженный ужас перед королевскими черисийскими морпехами нёсся впереди них как на крыльях.

Большинство новых мушкетов и штыков отправились на галеоны Кайлеба, но морпехов «Теллесберга», похоже, это не особо заботило. Они прокатились по «Алебарде» подобно приливной волне, свирепость которой маскировала их неослабевающую дисциплину и подготовку. Абордажные копья кололи, тесаки и абордажные топоры рубили, и первый напор захватил всю середину «Алебарды».

Но потом команда «Алебарды» сплотилась. Мушкеты и «волки» стреляли в свалку на палубе с юта и бака, убивая и раня десятки морпехов. Корисандийские солдаты контратаковали с отчаянной силой, обрушиваясь на ряды абордажников достаточно яростно, чтобы заставить обороняться даже черисийцев.

В течение нескольких минут волна боя крутилась водоворотом взад-вперёд, сначала тут, затем там, люди рубили друг друга в исступлении разрушения и резни. Затем товарищ «Теллесберга», «Меч Тириена», с грохотом ударился о другую сторону «Алебарды», и свежая волна черисийских морпехов одолела защитников.

* * *

Герцог Чёрной Воды мрачно наблюдал, как его спасающиеся бегством галеры перемешались с их черисийскими противниками.

Это не сработало. Его челюстные мышцы заныли, когда он это понял. Его колона, самая западная из всех, отстала на полторы мили от остальных, но он мог видеть, что происходило впереди. Скопище сталкивающихся галер, которые черисийцы бросили на корабли первых двух его колон, было слишком большим, чтобы пробиться через него. Так как вторая, третья и четвертая галеры в каждой длинной, громоздкой колоне уже догнали лидеров, они не могли — а в некоторых случаях, и не желали — обойти клубок кораблей, которые уже схватились друг с другом. Некоторые из них пытались, но на их пути казалось всегда оказывалась другая компактная черисийская колона, другая черисийская галера, превосходно расположенная чтобы врезаться в борт, сцепиться с ними, добавить их к постоянно растущей баррикаде из древесины, пронизывающей стали и крови. Это было похоже на то, как осенние листья кружатся, подхваченные быстрым потоком, пока не столкнутся с упавшей веткой, и вдруг оказывается, что они уже собрались вместе с себе подобными в сплошной единый ком.

И ровно в тот момент, когда флот Хааральда бросился наперерез ему, он услышал, как пушки Кайлеба за его спиной начали становились всё громче и громче, так как галеоны стали избивать самые задние корабли из его собственной колоны.

Он посмотрел на путаницу кораблей, падающие мачты, дым, флаги и обломки, и увидел полный и абсолютный провал всей своей компании. Но затем, в стороне от основной битвы, он увидел отдельную черисийскую эскадру, и его глаза загорелись, когда он распознал флаг, который она несла.

То, что его колона немного отстала от остальных, позволило Кайлебу добраться до кораблей, идущих в самом её конце. Но это так же означало, что его флагман и галеры позади него ещё не увязли в общей свалке боя.

Однако большинство галер Хааральда уже дрались, и губы Чёрной Воды разошлись, обнажая зубы. Он схватил капитана Мирджина за плечо и указал на королевский штандарт Черис.

— Там! — прорычал он. — Там твоя цель, Кевин!

* * *

Капитан Тривитин увидел линию корисандийских галер, гребущих к «Королевской Черис». В колонне было не менее пятнадцати кораблей — он не был уверен в точном количестве; было слишком много дыма — и не было никаких сомнений, что они распознали королевский штандарт.

Остальная часть флагманской эскадры увидела противника практически в тот же момент, что увидел его и он, и барабаны командиров вёсельных команд забились в более быстром темпе, когда остальные пять галер поплыли вперёд, окружая «Королевскую Черис», чтобы перехватить атаку. Тривитин взглянул на своего короля и уже почти открыл рот, но Хааральд только спокойно поглядел в ответ, и флаг-капитан закрыл его ещё раз.

— Так лучше, — сказал Хааральд с тонкой улыбкой, а затем кивнул на приближающихся корисандийцев. — Если эти люди пройдут мимо нас, их уже никто не остановит.

— Я понимаю это, Ваше Величество, — сказал Тривитин, — Но я надеюсь, вы простите меня за сказанное, потому что я думаю, что ваша ценность для Черис намного больше, чем все эти корабли вместе взятые.

— Я ценю твой комплимент, Динзил. Но ни один человек не важен так, как эта победа. И это не просто победа. Эта война только начинается, и чтобы не случилось здесь сегодня, наша способность контролировать море — единственное, что может позволит нам выжить. Нам нужна такая полная, сокрушительная победа, чтобы следующий адмирал, который подумает о битве с нами, был уже наполовину побеждён в своём уме, прежде чем он вообще покинет порт. Такая разрушительная, чтобы наши люди знали, что они могут сделать что угодно, победить кого угодно, несмотря ни на что. И нам нужен пример, который сделает их готовыми бороться при любом раскладе. Это важнее, чем жизнь одного человека, даже короля. Ты меня понимаешь?

Тривитин на мгновение посмотрел своему королю в глаза, а затем поклонился.

— Да, Ваше Величество, — сказал он уверенно. — Я понимаю.

* * *

«Неустрашимый» настиг очередную галеру.

«Разрушение» отстало за кормой, но «Погибель» отошла от него и держалось почти на траверзе флагмана флота, и они разошлись дальше друг от друга. «Погибель» шла дальше к востоку, чем «Неустрашимый», обойдя галеру «Ятаган» по левому борту, и её орудия правого борта выстрелили. «Неустрашимый» всё ещё был на длину корабля впереди, чем его товарищ, и его пушки левого борта выстрели в галеру с правой стороны. Несколько его выстрелов пролетело мимо, парочка просвистела в опасной близости от носа «Погибели», но концентрированный огонь, обрушившийся на «Ятаган» одновременно с обеих сторон, был опустошительным.

Кайлеб впился взглядом в искалеченный корпус, когда спустился корисандийский флаг. На этот раз артиллеристы «Неустрашимого» были слишком истощены, чтобы разразиться победными криками, и боеприпасы подходили к концу. У артиллеристов почти закончились готовые заряды, и капитан Мензир выстроил длинную цепочку из морских пехотинцев, чтобы поднять больше ядер из оружейных погребов. Несмотря на это, кронпринц уже знал, что Черис одержала в этот день оглушительную победу. Он знал, но всё-таки беспокоился словно ящерица в клетке, хотя Мензир пытался выжать больше скорости из флагманского корабля.

Собственная эскадра Кайлеба — довольно сильно растерявшая строй, так как более быстрые корабли, такие как «Погибель», обгоняли и оставляли за кормой корабли более медленные, но тем не менее целые — быстро приближалась к беглецам герцога Чёрной Воды. На севере Стейнейр внёс ужасный хаос в западную половину первоначального флота Чёрной Воды, и более двадцати чизхольмских галер сдались почти без сопротивления. По крайней мере несколько решительных изумрудских и корисандийских капитанов сумели уклониться от обеих эскадр галеонов Кайлеба в дыму и замешательстве и успешно уходили на север. Однако, их было не больше двух десятков, а не менее двух третей кораблей оставшихся у Чёрной Воды увязли в свалке ближнего боя с флотом галер его отца.

Только у примерно трети корисандийцев оставались ещё какие-то надежды на спасение. Они пытались прорваться по западному краю огромного, запутанного, идущего грудь-на-грудь боя, бушующего между их товарищами и основной массой флота короля. Кайлеб и его эскадра наступали им на пятки, уже вступив в бой с самыми задними подразделениями, но некоторые из них всё ещё могли выпутаться.

Если исключить шесть черисийских галер, держащих курс прямо на них.

* * *

Чёрная Вода бросил взгляд за корму. Теперь он мог видеть брамсели ближайших галеонов, вырисовывавшиеся над дымом. Они всё ещё были далеко позади, но они быстро приближались, а до заката было довольно далеко.

Его рот стал жёсткой, тонкой линией, так как он взглянул на капитана Мирджина и увидел понимание того же в глазах флаг-капитана.

— По крайней мере, мы можем забрать с собой ещё несколько из них, — мрачно сказал герцог, и Мирджин кивнул.

* * *

КЕВ «Королева Жессика» бросилась навстречу «Корисанду», так как флагман Чёрной Воды возглавлял атаку. Капитан «Королевы Жессики» тщательно оценивал относительное положение и движение обоих кораблей, прокладывая курс своего так, чтобы подвести его прямо к борту корисандийского флагмана, но капитан Мирджин, напряжённо стоявший рядом с рулевым, оценивал те же самые движения с равной осторожностью.

Два корабля приближались друг к другу со скоростью не менее пятнадцати узлов, причём «Королева Жессика» слегка отклонялась к наветренной стороне, и Мирджин оскалил зубы в маленькой тонкой улыбке. Он смотрел на черисийку не спуская глаз, выжидая момента, когда галера зачерпнёт воду вёсельными портами. В этот момент её капитан ясно дал бы понять, что он задумал, и Мирджин ждал… ждал… ждал…

— Давай! — гаркнул он, и его рулевой переложил руль под ветер.

«Корисанд» резко повернулся — не под ветер, к черисийцам, а против ветра, подальше от них. «Королева Жессика» попыталась компенсировать этот манёвр, последовать за ним, но черисийский капитан ожидал, что противник под парусом повернёт по ветру, а не против него. Он всё же ухитрился добиться скользящего контакта с раковиной левого борта «Корисанда», и не меньше дюжины абордажных кошек перелетели разделяющую их воду. Но импульс от двух с лишним тысяч тонн дерева, из которого были сделаны галеры, двигающиеся в противоположных направлениях, оборвал тросы кошек словно нитки.

«Корисанд» покачнулся, а его шпангоуты затрещали, когда галерея раковины была разбита вдребезги, вместе двадцатью пятью футами фальшборта в районе юта. Пятеро пехотинцев, из тех, что были борту в качестве морской пехоты, были убиты тем же ударом, что повредил корпус, и с полдюжины членов экипажа получили ранения. Две доски ниже ватерлинии были проломлены, и вода начала заливать трюм. Но его мачта держалась, он всё ещё двигался в выбранном направлении, и чёткие приказы Мирджина быстро вернули всё под контроль.

Теперь он был позади остальной части эскадры «Королевской Черис», и флагман короля Хааральда лежал почти точно перед ним, спеша встретить его.

* * *

Хааральд наблюдал за остальными пятью галерами своей эскадры, ударившими как молот. Возможно «Корисанд» прошёл мимо «Королевы Жессики», но все семь следующих за ним галеры были перехвачены.

КЕВ «Бухта Каменной Банки» чиркнула по борту галеры, следующей за «Корисандом», ударив её достаточно сильно, чтобы сбить мачту, а затем перегородила путь «Конфедерации», третьему кораблю в линии Чёрной Воды. На галеры больше не ставили таранов, но нос «Конфедерации» врезался в «Бухту Каменной Банки» словно топор, оторвав на своём пути треть более крупного черисийского корабля в раздирающем, неистовом хрусте ломающихся шпангоутов. Смертельно раненая, «Бухта Каменной Банки» начала быстро наполняться водой, навалившись на своего противника и удерживая нос «Конфедерации» в ране, которую та нанесла. По меньшей мере, тридцать гребцов «Бухты Каменной Банки» погибли в результате столкновения, а десятки других были ранены, многие тяжело. Их товарищи изо всех сил пытались вытащить их из бурлящей воды, когда их корабль начал оседать, но черисийские артиллеристы дали смертоносный залп картечи вдоль палубы «Конфедерации», и кричащие морские пехотинцы «Бухты Каменной Банки» бросились на корабль противника в непреодолимом потоке отточенной режущей стали.

«Королева Жессика» быстро вернулась на курс после скользящего столкновения с «Корисандом» и повернула навстречу приближающемуся «Гарпуну». На этот раз «Королева Жессика» не ошиблась, аккуратно развернувшись на тот же курс, что и её предполагаемая жертва и позволив «Гарпуну» плыть рядом с ней. Абордажные кошки полетели во второй раз, и на этот раз корабли двигались в одном направлении. Все они попали в цель, шпангоуты застонали и содрогнулись под ударом, и очередная волна черисийских морских пехотинцев потекла на палубы «Гарпуна».

Три остальные черисийские галеры — «Песчаный Остров», «Земля Маргарет», и «Король Тимити» — тщательно выбрали себе противников. Каждый из них врезался в выбранную им жертву, намеренно мешая продвижению вражеской колонны, и ещё как минимум два корисандийских корабля врезались в неожиданные барьеры, материализовавшиеся у них на пути.

Но «Корисанд» уже прошёл мимо них, а за ним устремились ещё восемнадцать галер.

* * *

На этот раз мачта «Корисанда» упала.

Корабль капитана Мирджина ударил вдоль «Королевской Черис» с раздирающим, скрежущим воплем досок. Абордажные крючья полетели с обоих сторон; прогрохотали мушкеты, «волки» и пушки; люди кричали и умирали. Установленные при постройке бортовые «соколы» на флагмане Хааральда были заменены карронадами, и кровавая баня, которую они устроили, забрызгала палубы «Корисанда» кровью. Морские пехотинцы «Королевской Черис» также были снабжены новыми кремниевыми ружьями, и смертельный залп добавил свою долю в эту мясорубку.

На мгновение показалось, что битва в этот катастрофический момент была завершена, но затем Чёрная Вода вскочил на фальшборт юта, подняв сверкающий меч в своей руке.

— За мной, ребята! — проревел он, и над «Корисандом» взвился дикий рык гнева, перекрывая даже крики раненых.

Герцог прыгнул через промежуток между двумя кораблями, приземлившись в полном одиночестве на открытом месте, где одно из собственных орудий «Корисанда» нагромоздило черисийцев в искромсанную кучу тел. Его сапоги поскользнулись на покрытой кровью палубе, и он навзничь упал назад, что, несомненно, спасло ему жизнь. Ближайшие черисийские морпехи всё ещё поворачивались в его сторону, когда бросок новых абордажников с «Корисанда» пробежал над ним.

Его выжившие солдаты и моряки покинули свой собственный корабль, бросившись на флагманский корабль Хааральда, полусумасшедшие от ужаса, отчаяния и пламенной решимости добраться до человека, чей штандарт несла «Королевская Черис». Они врезались в защитников, как человеческая приливная волна, и даже черисийские морпехи были вынуждены отступить перед такой яростью.

Нападавшие пронеслись прямо через середину «Королевской Черис», затем большинство из них повернуло на корму, пробивая себе путь к юту, в то время как остальные попытались сдержать морских пехотинцев, контратакующих с бака.

Битва отчаянно качалась взад-вперёд в течение нескольких бесконечных минут, но команда «Корисанда» понесла слишком много потерь ранеными и убитыми, прежде чем они подошли вплотную, а черисийские морпехи однозначно были лучшими в мире в этом виде боя. Они вернули себе то, что выиграл у них момент отчаянной храбрости и мужества Чёрной Воды, и постепенно вынудили корисандийцев отступить назад.

А затем, внезапно, корисандийская галера «Морской Крест» вломилась в неподбойный борт «Корисанда», новая волна атакующих хлынула через флагман Чёрной Воды, используя его в качестве моста, и бросилась в драку.

* * *

Лицо Кайлеба Армака было маской мрачной, жестокой решимости, когда «Неустрашимый» вошёл в тыл распадающейся корисандийской колонны. Он мог видеть запутанный узел из перемешавшихся черисийских и корисандийских галер, быстро приближающихся по левой стороне «Неустрашимого», но по крайней мере ещё три вражеских корабля избежали общей свалки ближнего боя. Они набросились на флагман его отца, уже дравшийся с двумя противниками.

У него больше не было необходимости требовать от капитана Мензира, чтобы он приложил ещё больше усилий. Там впереди был отец Кайлеба, но он так же был королём Гвилима Мензира, и Мерлин, стоя позади них двоих, почти физически чувствовал, как Мензир рвался вперёд, стараясь прибавить свой вес к ветру, движущему его корабль.

И всё же они могли плыть довольно быстро, а орудия «Неустрашимого» полыхали с обоих бортов. Единственный путь к «Королевской Черис» был прямо через корисандийские корабли перед ними, и Мензир поднял на своём галеоне все паруса, как будто это был десятиметровый шлюп на гоночной регате на Старой Земле.

Пушки стреляли с расстояния менее двадцати метров. Рявкали кремниевые мушкеты, вертлюги бахали с боевых марсов, а в ответ корисандийцы стреляли из «волков», фитильных ружей и орудий.

На таком расстоянии даже медленно стреляющая корисандийская артиллерия могла нанести ужасные раны, и одна из пушек на главной орудийной палубе «Неустрашимого» получило ядро почти прямо в ствол. Пушка и лафет вместе отлетели назад, ствол орудия поднялся словно земноводный дельфин, стоящий на хвосте. Затем он рухнул вниз, как двухтонный молот, давя в кашу членов своего расчёта, которые не были убиты в результате попадания ядра.

Секция коечных сеток разлетелась на части, когда заряд картечи пробил плотно свёрнутые гамаки, уложенные там, чтобы остановить пули и осколки. Тем не менее, эти гамаки никогда не предназначались для того, чтобы останавливать картечь, и эти смертоносные снаряды убили шестерых морских пехотинцев и троих моряков, и ранили ещё пятерых. Крики оповестили о других потерях среди экипажа, а пушечное ядро вырвало из грот-мачты острый осколок, но артиллеристы «Неустрашимого» игнорировали резню вокруг них. Это были не просто смелость и выучка — это было ещё и изнеможение. Они действовали подобно автоматам, были сосредоточены только на том, что они делали, так что ничто другое не было для них реальным.

* * *

— Отходим! Отходим на ют!

Отчаянный приказ капитана Тривитина прорвался сквозь хаос, когда ещё одна корисандийская галера, «Думвал», выросла рядом с «Королевской Черис». Его корабль был больше, чем любой из его оппонентов, с бо́льшим экипажем и бо́льшим количеством морских пехотинцев, но не менее пяти корисандийцев сумели зацепиться за него.

Враг полностью одолел защитников первой трети «Королевской Черис». Возможно, половина её морских пехотинцев и четверть её моряков всё ещё были на ногах около среза переднего люка, но их оттесняли назад, один кровавый шаг за другим, постоянно растущим потоком врагов. Динзил Тривитин наблюдал за их упрямым отступлением, и в его глазах было отчаяние. Не от страха за себя, но за короля, который стоял позади него.

— Держать трапы! — крикнул он. — Держать…

Мушкетная пуля, выпущенная одним из мушкетёров с «Думвала», ударила его в основание горла. Она отбросила его назад, и он упал вниз, захлёбываясь собственной кровью, в то время как его топтали сапоги отчаянно сражающихся людей.

«Король», — подумал он. — «Король».

А затем он умер.

* * *

«Неустрашимый» прошёл с подветренной стороны другой галеры. Его пушки размолотили новую цель, но и сам он вздрогнул, получив несколько выстрелов в ответ. Его брам-стеньга дрогнула, поскольку ванты были оторваны попаданием, а затем медленно завалилась вперёд, вися как сломанный крест, парус развевался. Но затем он оставил позади своих противников, источая дым из орудийный портов, и наконец набросился на галеры, которые сцепились с «Королевской Черис».

— Поставьте нас рядом! — рявкнул Кайлеб, вытягивая меч, который дал ему Мерлин, и его глаза холодно вспыхнули.

* * *

Герцог Чёрной Воды дико вытаращился на происходящее вокруг. Экипажи его галер были безнадёжно перемешаны. Вся организация подразделений исчезла в неописуемом смятении жестокого рукопашного боя, но он ненадолго оказался за битвой, постепенно продвигавшейся к корме.

Он не понимал, почему он всё ещё был жив. Его нагрудник был покрыт вмятинами и царапинами от ударов, о которых он едва помнил, а его меч был по рукоятку красным от крови людей, схватки с которыми он припоминал с трудом. Он мог слышать постоянный гром артиллерии даже сквозь крики и вопли вокруг него, и когда он повернулся, чтобы посмотреть на север, он увидел галеоны Кайлеба, наконец-то вырвавшиеся из дыма и неразберихи.

Они не смогли пробить себе путь сквозь весь его флот без единой царапины. Он увидел недостающие стеньги и паруса, порванные и разодранные осколками и пушечными ядрами, увидел сломанный такелаж, болтающийся на ветру, увидел дыры в фальшбортах и бортах, увидел тела, лежащие на сетках и свисающие с боевых марсов. Но они всё ещё были там, всё ещё в полном составе, их орудийные порты по-прежнему испускали дым, и он оскалил свои зубы от ненависти.

Он зарычал, а затем начал пробивать себе дорогу сквозь людей вокруг него, отталкивая их в сторону пока он пробивался к осаждённому юту «Королевской Черис».

* * *

Мушкетная пуля щёлкнула по нагруднику Хааральда Армака, когда он облокотился левой рукой на эспонтон, чтобы помочь своему левому колену. Он закряхтел и зашатался от удара под рёбра, но пуля усвистела прочь, оставив на подарке Мерлина даже не вмятину, а только мазок свинца, отметивший её траекторию. Он устоял на ногах, и его правая рука вонзила меч в грудь корисандийскому моряку, пытавшемуся проложить свой путь наверх по трапу от главной палубы. Человек упал назад с булькающим криком, кровь брызнула из его носа и рта, а Хааральд охнул от новой вспышки боли в своём больном колене, когда он выпрямился.

Сержант Гарденер отбросил своего собственного противника ударом с обеих рук, а затем бесцеремонно оттолкнул короля в сторону, занимая его место перед трапом. Хааральд скривился, но он хорошо знал, когда можно спорить, и, тяжело задыхаясь, отступил, посмотрев в спину своего телохранителя.

Кормовая надстройка была изолированным островком сопротивления, и слишком долго он продержаться не мог. Хааральд не видел, как умер Тривитин, но видел тело капитана вместе с телами по крайней мере трёх лейтенантов «Королевской Черис». Гардемарин Мершил тоже погиб, упав поперёк тела майора Бёрка, командира морских пехотинцев флагмана. Гарденер был последним из гвардейцев Хааральда, кто всё ещё был на ногах, и кольцо защитников вокруг короля постепенно сокращался под непрекращающимися напором нападавших.

Рядом с ним, с побледневшим и напряжённым от ужаса лицом, стоял гардемарин Аплин. Несмотря на это, глаза мальчика были полны решимости, и он стиснул матросский тесак двумя руками, словно двуручный меч. Он словно завис в ловушке между потребностью броситься вперёд и отчаянным желанием жить, и Хааральд отпустил свой эспонтон, чтобы схватить мальчика за плечо.

Аплин дёрнулся, как будто его ударили ножом, а затем обернулся назад, чтобы посмотреть на своего короля.

— Стойте рядом со мной, мастер Аплин, — сказал Хааральд. — Скоро у нас будет чем заняться.

* * *

«Неустрашимый» врезался в клубок сцепившихся галер. Гвилим Мензир не заботили повреждения его корабля — только не сейчас. Он отказывался уменьшать площадь парусов до самого последнего момента, и дерево раскололось и завизжало, когда он вогнал свой корабль прямо в правый борт «Думвала».

Бушприт «Неустрашимого» навис над серединой галеры, двигаясь вперёд до тех пор, пока его утлегарь не раскололся о возвышавшийся борт «Королевской Черис». Его форштевень врезался в корпус «Думвала», круша шпангоуты и балки. Его фок-мачта, уже ослабленная падением брам-стеньги и двумя другими ударами, чуть выше уровня палубы, завалилась вперёд, упав поперёк их цели в лавине обломков дерева, порванных верёвок и парусов. Моряки и морские пехотинцы с боевых марсов фок-мачты полетели вниз вместе с ней, а брам-стеньга и стеньга грот-мачты сорвались вслед за ними.

Люди спотыкались, падали, их бросало на колени, когда удар потряс оба корабля. Другие были раздавлены падающими мачтами. Но потом каждый выживший морской пехотинец «Неустрашимого» снова встал на ноги. Они бросились вперёд, уклоняясь от поломанного рангоута и такелажа, стреляя из мушкетов, и ударили в спину корисандийских абордажников, всё ещё пробивающихся в сторону «Королевской Черис». Яростно ударили сверкающие штыки, затем вернулись обратно, блестя красным, и сапоги морских пехотинцев растоптали тела под ногами, когда они яростно бросились дальше.

В то время как морпехи бросились в атаку, Мерлин скачками двинулся вперёд, вдоль коечных сеток правого борта, с катаной в одной руке и вакидзаси в другой. Кайлеб, Арнальд Фалкан и остальные телохранители принца пытались не отставать, но они были всего лишь людьми, и он оставил их далеко позади.

Большая часть обломков упала за левый борт, а два или три моряка, которые встали у него на пути, с тем же успехом могли встать на пути у атакующего дракона. Они отлетели, когда он бросился мимо них, а затем отправил себя в поразительный прыжок по крайней мере на двадцать пять футов, через треугольник плещущейся между двумя судами воды.

Он приземлился в полном одиночестве на палубу «Думвала» среди плотной массы корисандийцев. Трое из них увидели его появление, и успели вовремя развернуться чтобы встретиться с ним лицом к лицу… что сделало их первыми, кто умер.

* * *

Сержант Гарденер упал с наконечником копья в бедре. Он свалился вперёд, по направлению к главной палубе, а мечи и абордажные топоры ждали, пока он упадёт.

Кричащие корисандийцы взяли приступом трап, который он удерживал, и оставшаяся горстка черисийцев отступила к кормовому поручню, образуя последнее, отчаянное кольцо вокруг своего короля. В течение мимолётного момента между ними и их врагами был промежуток, когда корисандийцы толпились на двух трапах, которые они, наконец, взяли.

Где-то на этом пути Хааральд потерял шлем, и ветер холодил его покрытые потом волосы. Он и гардемарин Аплин были единственными офицерами, всё ещё стоявшими на ногах, и он слышал резкое, задыхающееся дыхание его последних защитников. Он посмотрел на их врагов, и на мгновение задумался о том, чтобы сдаться и спасти жизни своих людей. Но затем он увидел безумие в глазах корисандийцев. Они пребывали в тисках убийственной ярости, которая завела их так далеко; даже если бы они поняли, что он попытался предложить свою капитуляцию, они, вероятно, отказались бы принять её.

«Я должен придумать и сказать что-то благородное». — Эта мысль мелькнула в его мозгу, и к его собственному изумлению он на самом деле усмехнулся. Аплин услышал это и взглянул на него, и Хааральд улыбнулся побледневшему мальчику.

— Неважно, мастер Аплин, — почти спокойно сказал он. — Я объясню позже.

И тогда корисандийцы бросились в атаку.

* * *

Мерлин Атравес пересёк «Думвал» во взрыве тел, а затем перескочил на палубу «Королевской Черис» и бросился на корму, убивая всех, кто стоял у него на пути.

Корисандийцы, которые оказались на его пути, не имели представления о том, с чем они столкнулись. Очень немногие из них имели время понять, что они ничего не могут сделать.

Он был, без преувеличения, машиной убийства, кружащимся вихрем невероятно острой стали, управляемой силой десяти смертных. Его клинки прорезали плоть, броню, древки копий и тесаки, и никто не мог встретиться с ним и выжить. Тела и кусочки тел разлетались от него в распыляющихся рисунках крови и разорванных конечностей, и он проходил через своих врагов, как лавина, больше задерживаемый их трупами, чем их оружием.

Но между ним и ютом «Королевской Черис» были сотни врагов.

* * *

Кайлеб не смог бы повторить прыжок Мерлина. Никто бы не смог, но он и его телохранители продолжили свою собственную атаку вдоль коечных сеток. Фейркастеру удалось каким-то образом встать перед принцем, и крепко сложенный морской пехотинец шёл первым на «Думвал». Морские пехотинцы, уже находящиеся на галере, узнали принца и его телохранителей, и удвоили свои усилия, борясь за то, чтобы остаться между ним и его врагами.

Они не смогли.

Кайлеб, Фейркастер и Арнальд Фалкан были остриём черисийского клина, который пробивался через «Думвал» к «Королевской Черис», и меч, который Мерлин называл «Экскалибур», вспыхнул в руке кронпринца, когда он впервые попробовал кровь.

* * *

Корисандийцы ударили по тонкому кольцу морских пехотинцев и моряков, защищавших Хааральда. В течение нескольких невероятных мгновений защитники держались, отбрасывая своих врагов. Но затем один или два из них упали, и корисандийцы потоком хлынули через промежутки.

Черисийцы отступили. У них не было другого выбора. Они разбились на мелкие группы, сражаясь спина к спине, умирая, и по-прежнему отчаянно пытаясь защитить короля.

Хааральд опёрся на кормовой поручень, больное колено вспыхнуло огнём от боли из-за перенесённого на него веса, и его меч свистнул. Он срубил атакующего моряка, а потом сам вскрикнул от полученного удара, когда корисандийский солдат взмахом с обоих рук попал ему в грудь клевцом абордажного топора. Шилоподобный клевец был специально сделан так, чтобы пробивать броню, но он отскочил, сбив с брони все опознавательные знаки, и пока корисандиец таращился в недоумении, меч Хааральда перерезал ему горло.

Он упал в сторону, и на мгновение перед королём возникла брешь. Он поднял глаза и увидел корисандийца со стальным арбалетом. Каким-то образом он сумел перезарядить оружие, прежде чем вскочил на фальшборт юта. И теперь он целился прямо в Хааральда.

— Ваше Величество!

Гектор Аплин тоже увидел арбалет. Прежде чем Хааральд смог двинуться, мальчик бросился перед ним, предлагая своё собственное тело, чтобы защитить своего короля.

— Нет! — крикнул Хааральд. Он отпустил поручень, его левая рука рванулась и поймала заднюю часть куртки Аплина, и он повернулся, дёргая гардемарина назад, одновременно вращаясь, чтобы подставить спинку своей кирасы.

Арбалетный болт ударил его прямо в спину и с визгом отскочил, отброшенный стальной пластиной. Он почувствовал его сокрушающий толчок, а затем ахнул от боли, когда что-то ещё ударило его по правой ноге, чуть выше колена.

«По крайней мере, это не здоровая нога!»

Эта мысль мелькнула в его мозгу, когда он развернулся обратно в сторону схватки. Корисандийский моряк, который ранил его, с рычанием отдёрнул назад свою абордажную пику, готовясь к следующему удару, но Аплин с всхлипом бросился мимо Хааральда. Щуплый мальчик проскочил под пикой, вбивая свой тесак двумя руками, и корисандиец закричал, когда лезвие вспороло его живот.

Он начал падать, сжимая смертельную рану, и Аплин отшатнулся назад к королю.

Из всех черисийцев только они вдвоём остались на ногах, и Хааральд отчаянно ударил в грудь моряка, приближавшегося к Аплину справа, в то время как рыдающий гардемарин зарубил другого корисандийского моряка, угрожавшего королю слева от него. Мальчик закричал, когда меч вонзился ему в левое плечо. Он чуть не упал, но смог удержаться на ногах, продолжая рубиться тяжёлым тесаком. Удар меча отскочил от рукава кольчуги Хааральда, и король рубанул ударившего моряка с боку, несмотря на то что ощущал слабость от крови, струящейся по правой ноге.

* * *

Какой-то инстинкт предупредил корисандийского солдата на вершине трапа на ют по правому борту «Королевской Черис». Его голова повернулась, и у него осталось одно мгновение, чтобы разглядеть пропитанное кровью привидение, которое внезапным прыжком покрыло всё расстояние от палубы снизу до фальшборта рядом с ним. Затем он умер, оттого что легированная сталь катаны прошла через его шею в веере крови.

— Черис!

Глубокий голос Мерлина прокричал боевой клич, перекрыв все другие шумы, а затем он сам оказался на юте. Один или два человека, стоявшие перед ним, смогли начать собственные оборонительные удары. Он проигнорировал их, позволив им отскочить от своих доспехов, потому что пробивал себе путь к королю.

— Черис!

Он прорезал коридор сквозь тела корисандийцев, беспощадно глядя сапфировыми глаза, за катаной и вакидзаси тянулись брызги крови, а паника распространилась от него, как чума.

И затем, каким-то образом, он прошёл через последний барьер между ним и Хааральдом. Он крутанулся, поворачиваясь лицом туда, откуда он пришёл, и в течение долгого, затаившего дыхание момента ни один из сорока или пятидесяти корисандийцев, всё ещё находившихся на юте, не осмелился атаковать.

Позади него Хааральд опустился на левое колено, бросив меч, и Аплин быстро встал перед королём.

— Взять его, глупцы! — прокричал голос, и герцог Чёрной Воды протолкнулся через замершие ряды своих выживших абордажников.

Его доспехи были изломаны и пробиты, кровь сочилась у него из полудюжины мелких порезов. С кончика меча капали капли крови, взгляд был сумасшедшим, но его хриплый голос трепетал от пыла.

— Взять его! — снова заорал он и атаковал.

Его люди закричали и пошли за ним, налетая прямо на Мерлина, и Мерлин встретил их бурей из стали. Он даже не двигался. Его ноги были словно прикованы к окровавленным доскам, а его глаза ни разу не моргнули.

У Чёрной Воды было мгновение понять, что он столкнулся с чем-то совершенно за пределами его понимания, а затем он тоже упал под беспощадной сталью Мерлина. По крайней мере, ещё дюжина его людей упала от этих же клинков. У большинства из них даже не было возможности закричать. Они были похожи на поток воды, плеснувший себя на валун только для того, чтобы разбрызгаться от его непреклонной силы.

Никто не мог подойти в зону досягаемости Мерлина и выжить, и после десяти кричащих секунд бойни, выжившие в ужасе отшатнулись от бруствера тел, которые он построил перед раненым королём Черис.

* * *

Гектор Аплин почувствовал, как что-то коснулось сзади его ноги.

Он крутанулся на месте, тесак взлетел, а затем замер. Это была рука короля, и глаза Аплина расширились от ужаса, когда он увидел, что вокруг него непрерывно растёт лужа крови.

— Ваше Величество!

Мальчик упал на колени, глаза лихорадочно искали рану короля, но Хааральд покачал головой. Это движение было ужасно слабым.

— Простите, Ваше Величество, — всхлипнул истекающий кровью молодой гардемарин. — Простите! Вы не должны были отталкивать меня с дороги!

— Чепуха, — сказал король. Его голос был слабым, оттого что жизнь вытекала из него с кровью, продолжающей толчками струиться из глубокой раны на бедре. — Это обязанность короля умереть за своих подданных, мастер Аплин.

— Нет! — Аплин покачал своей головой.

— Да, — сказал Хааральд. — «Это было потрясающе», — подумал дальний уголок его разума. Больше ничего не болело, даже колено. Во всяком случае, не было физической боли, и протянув руку, которая стала невероятно тяжёлой, он обнял плачущего мальчика, шатающегося на коленях рядом с ним. Ребёнка, который стал для него таким важным… и которому он мог бы оказать ещё одну услугу, как следовало королю.

— Да, — прошептал он, наклоняясь вперёд, пока его лоб не коснулся лба Аплина. — Да, это так. И долг поданного — служить его новому королю, Гектор. Можешь ли ты сделать это для меня?

— Да, — прошептал мальчик сквозь слёзы. — Да, Ваше Величество.

— Это было… честью для меня… мастер Аплин, — пробормотал Хааральд Армак, а затем его глаза закрылись. Он упал вперёд перед Аплином, и мальчик, обняв его, прижался лицом к его закованному в броню плечу и зарыдал.

Апрель, 892-й год Божий 

I Королевский Дворец, Транджир

Когда Эдиминд Растмин, барон Каменной Крепости, вошёл в комнату совета, выражение лица короля Горжи III было каменным.

— Вы посылали за мной, Ваше Величество? — спокойно сказал Каменная Крепость, сохраняя нейтральное выражение лица, несмотря на то что двое других мужчин уже ждали его вместе королём. Барон Белого Брода сидел слева от Горжи, но вот справа от короля, на почётном месте, сидел граф Тирск.

— Да, посылал, — сказала Горжа, и его голос был намного холоднее, чем ожидал Каменная Крепость. — Садитесь.

Король указал на кресло в дальнем конце стола совета, и высокий, седовласый Каменная Крепость уселся в него, после чего вопросительно склонил голову.

— Как я могу служить вам, Ваше Величество? — спросил он.

Горжа сердито посмотрел на человека, который был его первым советником и человеком, ответственным за его шпионов. В обычных условиях Каменная Крепость был одним из немногих людей, которые пользовались почти полным доверием короля, что делало его слишком ценным для жертвоприношения. Но теперешние обстоятельства были очень далеки от нормальных, и Горжа задавался вопросом, насколько ясно барон это понимал.

— Я только что обсуждал некоторые вопросы с графом Тирском, — холодно сказал король. — В частности, он был достаточно любезен, чтобы поделиться со мной тем, что сказал ему принц Кайлеб. Прямо перед тем, как он высадил его на берег Армагеддонского Рифа.

Каменная Крепость просто молча кивнул, но его глаза были сосредоточенными. Прибытие Тирска в Транджир едва ли было секретом для него, хотя остальная часть двора ещё не узнала об этом. Уже почти две пятидневки, с тех пор как «Король Горжа II» Белого Брода прихромал обратно в порт, высокопоставленные советники короля Горжи знали, что Кайлеб сумел перехватить объединённый флот у Армагеддонского Рифа с катастрофическими последствиями. Каменная Крепость успешно выступал за сохранение этих новостей для себя, пока они точно не узнают, насколько катастрофическими могли быть эти последствия.

По-видимому, они были даже более катастрофическими, чем опасался Каменная Крепость, ознакомившись с первыми отчётами Белого Брода.

— Кайлеб, — продолжил Горжа, произнося это имя так, словно это было проклятие, — захватил и уничтожил каждое судно, оставшееся под командованием графа Тирска. Похоже, что шесть галер, которые вернулись к настоящему времени, и единственный транспорт снабжения, на котором граф Тирск приплыл в Транджир, являются единственными выжившими из всего объединённого флота.

На этот раз, несмотря на всё своё громадное самообладание, Каменная Крепость побелел.

— Вопрос же, который занимает мой мозг в данный конкретный момент, — сказал король, — заключается в том, как именно Кайлеб и Хааральд справились с этим сверхъестественным перехватом. Может быть у вас есть какие-либо мысли по этому поводу, Эдиминд?

Белый Брод посмотрел на первого советника просто задумчиво, но глаза Тирска могли быть дырами, пробуренными в каменном блоке. В сочетании с тем фактом, что доларец вообще присутствовал при этом разговоре, который становился всё более неприятным, это предупредило Каменную Крепость, что всё должно быть было скверным. Или, может быть, более чем скверным.

— Ваше Величество, — сказал он рассудительно, — я не флотский человек. Развёртывание и использование флотов находится далеко за пределами моей компетенции. Я уверен, что барон Белого Брода или граф Тирск гораздо лучше квалифицированы в этом, чем я, чтобы предоставить ответ на ваш вопрос.

Лёгкий проблеск в глазах Белого Брода и сжатый рот Тирска намекнули, что он мог бы выбрать лучший ответ.

— Довольно интересно, — сказал Горжа, тонко улыбаясь, — Гэвин, граф, и я уже обсуждали этот момент. По их мнению, Кайлеб не имел возможности сделать это.

Каменная Крепость на мгновение задумался над этим, после чего посмотрел Горже прямо в глаза.

— Ваше Величество, из того, что вы сказали, и того факта, что вы сказали это именно мне, я могу только предположить, что вы полагаете, что я, возможно, каким-то образом ответственен за то, что произошло. Однако, насколько я знаю, я практически не имел никакого отношения к каким-либо решениям относительно организации или движения флота. Боюсь, я определённо не могу понять, как я мог внести свой вклад в эту катастрофу.

Нечто похожее на тень невольного уважения промелькнуло по лицу Тирска. Горжа, однако, лишь холодно смотрел на Каменную Крепость в течение нескольких секунд. Затем король указал на доларского адмирала.

— По словам принца Кайлеба, — сказал он, — Хааральд знал о наших планах за несколько месяцев. Его «неспособность» мобилизовать его резервные галеры, его «просьба об помощи» в соответствии с договором — всё было уловками. Фактически, Кайлеб, должно быть, уже отплыл к тому времени, когда послания Хааральда прибыли сюда, в Транджир. И барон Белого Брода и граф Тирск подтвердили мне, что Кайлеб не мог бы достичь Армагеддонского Рифа в тот момент, когда он его достиг, если бы это не было правдой, так что я думаю, что мы должны предположить, что Кайлеб знал, о чём он говорит. Ты не согласен, Эдиминд?

— Это, безусловно, звучит таким образом, Ваше Величество, — осторожно сказал Каменная Крепость. — Конечно, как я уже сказал, моё личное знакомство с такими вопросами ограничено.

— Я уверен, что это так. — Улыбка короля стала ещё тоньше, чем раньше. — Проблема, однако, в том, как Хааральд подобрался к этой информации. А по словам Кайлеба, он получил её от нас.

Живот Каменной Крепости, казалось, завязался в узел, и он почувствовал, как под кёрчифом его пробил пот.

— Ваше Величество, — сказал он, после секунды или двух, в течение которых его рот пересох, — я не понимаю, как это возможно.

— Я уверен, что не понимаешь, — сказал Горжа.

— Теперь я понимаю, почему вы вызвали меня, — сказал барон, настолько спокойнее, насколько мог, несмотря на тон короля, — и я также понимаю, почему граф Тирск так же зол, как кажется. Но я в буквальном смысле всё равно не вижу, как это могло бы быть возможным.

— Почему нет? — холодно спросил Горжа.

— Потому что, насколько мне известно, никто, кроме находящихся в данной момент в этой зале, за исключением одного или двух подчинённых барона Белого Брода, не знал, где должны были встретиться флоты, или о том, каким маршрутом они будут следовать от точки встречи до Черис. Если уж на то пошло — я этого маршрута не знал.

Глаза Горжи блеснули, и Каменная Крепость разрешил себе крошечный клочок облегчения. Но Тирск покачал своей головой.

— Барон Каменной Крепости, — сказал он, — кто-то должен был знать и передавать эту информацию в Черис. Так как я иностранец здесь, в Таро, я понятия не имею, кто бы это мог быть. Но расчёт времени указывает, что Таро — единственный возможный источник. Никто другой не мог бы своевременно сказать им, чтобы они вывели свой флот на позицию для нашего перехвата.

— Простите меня, милорд, — ответил Каменная Крепость, — но, если я не сильно ошибаюсь, король Ранилд и его двор знали об этой предлагаемой операции задолго до того, как узнал кто-нибудь здесь, в Таро.

— Но мы не знали точку встречи или курс, которым мы должны были бы следовать после этого, до тех пор, пока наш флот фактически не ушёл, — сказал Тирск. — И не было времени, чтобы эта информация дошла до Хааральда из Долара достаточно рано, чтобы он отреагировал подобным образом.

— Я понимаю. — Каменной Крепости удалось сохранить своё видимое самообладание, но это было непросто.

— Что касается точного маршрута, которым мы следовали после встречи, — сказал Белый Брод, впервые заговорив, и это звучало так, словно он действительно не хотел этого делать, — я боюсь, что кто-то такой же опытный, как Хааральд, не нуждался в точной информации. Фактически, мы не следовали курсу, изложенному в наших первоначальных приказах. Курс же, которым мы следовали, был продиктован условиями плавания, и Хааральд вполне способен предсказать, какие изменения ветра и моря могут повлиять на нас. И, соответственно, направить флот Кайлеба.

— Тогда, ты видишь, Эдиминд, — сказал Горжа, привлекая глаза барона обратно к себе, — что все имеющиеся доказательства свидетельствуют о том, что Хааральд получил информацию от нас.

Каменная Крепость, возможно, поспорил бы об использование слова «доказательства» для описания того, в каком направлении им нужно будет двигаться, но он понял, что именно сейчас об этом лучше не говорить.

— И, если он получил это от нас, — продолжил Горжа, — викарий Замсин и викарий Жаспер будут очень недовольны. А если они будут недовольны мной, я буду… недоволен тем, кто позволил этому произойти.

Он невозмутимо выдержал взгляд Каменной Крепости, и на этот раз барону было абсолютно нечего сказать. 

II Королевский Дворец, Эрейстор

— Ваше Высочество.

Нарман Изумрудский издал совсем не подходящий князю всхрап, а затем сел в постели. Он выглядел скорее, как особенно круглый нарвал или морж со Старой Земли, поднимающийся из глубин, и выражение его лица было недовольным.

— Простите, что я разбудил вас, Ваше Высочество. — Ночной камергер выпалил эти слова почти в замешательстве в ответ на это выражение. — Уверяю вас, я не сделал бы этого, если бы у меня был хоть какой-то выбор. Я знаю, что вы не хотите быть пот…

— Хватит. — Нарман даже — почти — не зарычал, и человек оборвал сам себя на полуслове.

Князь протёр глаза, затем глубоко вздохнул и посмотрел на камергера уже куда менее враждебно.

— Так лучше, — сказал он. — Итак, что там?

— Ваше Высочество, здесь офицер из порта. Он сказал…

Ночной камергер прервался на мгновение, а затем заметно набрался храбрости и приготовился к неприятностям.

— Ваше Высочество, было сражение. Судя по тому, что сказал офицер — мы потерпели поражение.

— Потерпели поражение?!

Раздражение Нармана растворилось под действием шока. Как они могли проиграть битву, если они превосходили своих врагов почти три-к-одному?

— Офицер из порта ожидает вас, Ваше Высочество, — сказал камергер. — Он более компетентен чем я, чтобы объяснить вам, что произошло.

— Впусти его, — сказал Нарман резко, перебрасывая свои ноги через край кровати.

— Должен ли я сперва прислать вам камердинера, Ваше Высочество?

Камергер, казалось, почти страстно пытался прикрыться какой-то обычной успокаивающей рутиной, но Нарман сердито покачал головой.

— Впусти его! — рявкнул он, и встав, потянулся к халату, заранее положенному рядом с кроватью.

— Да, Ваше Высочество!

Камергер выбежал, а Нарман затянул пояс халата и повернулся к двери спальни, нетерпеливо ожидая. Менее чем через две минуты камергер вернулся с военно-морским офицером, который выглядел ещё менее счастливым, чем камергер. Офицер не носил меча, и его ножны от кинжала были пусты, но быстрый кивок головы Нармана сказал стражнику, стоящему за дверью его спальни, чтобы он оставался там.

— Капитан Таллмин, Ваше Высочество, — сказал камергер, и капитан глубоко поклонился.

— Оставь нас, — сказал Нарман камергеру, который незамедлительно испарился подобно облачку дыма на сильном ветру.

Дверь закрылась за ним, и морской офицер расправил позвоночник и встретился с глазами Нармана, хотя явно предпочёл бы этого не делать.

— Капитан Таллмин, — сказал Нарман. — И вы должно быть…?

— Капитан Жервейс Таллмин, Ваше Высочество. — У Таллмина был глубокий голос, несомненно, подходящий для рявканья приказаний. В настоящий момент в его глубине чувствовалось эхо шока, и губы Нармана сжались, когда он услышал это. — Имею честь быть помощником командира Королевской верфи здесь, в Эрейсторе.

— Я понял. Так что там насчёт сражения?

— На данный момент, Ваше Высочество, наша информация является далеко не исчерпывающей, — сказал Таллмин немного осторожно, и Нарман кивнул, нетерпеливо принимая его оценку. — Всё, что мы действительно знаем, это то, что «Морское Облако» вернулось в порт. По словам его капитана, они единственные выжившие из всей эскадры, в которую оно входило. И… — капитан вдохнул, заметно взбодрив себя, — оно может быть единственным выжившим из всего нашего флота.

Круглое лицо Нармана стало бледнее белого.

— Я не говорю, что это так и есть, Ваше Высочество, — быстро сказал Таллмин. — Я сказал, что так может быть. В настоящий момент это единственный корабль, который вернулся, но его капитан явно сильно потрясён. Вполне возможно, даже скорее вероятно, что, хотя он и так честен, насколько он может, его собственный опыт заставляет его переоценивать наши полные потери. Но, — голос капитана стал тише и угрюмее, — даже если это так, нет сомнений в том, что мы потерпели очень серьёзное поражение.

— Как? — требовательно спросил Нарман.

— Я боюсь, что должно пройти какое-то время, прежде чем мы сможем точно ответить на этот вопрос, Ваше Высочество. Однако, из отчёта «Морского облака», кажется, что Кайлеб и галеоны вернулись. По-видимому, они ударили по нашему флоту сзади, как раз на рассвете, и огонь их пушек был ещё более эффективным, чем предполагал герцог Чёрной Воды в своих последних докладах. «Морскому Облаку» удалось сбежать против ветра, но его капитан лично видел попадание, по крайней мере, по одиннадцати нашим галерам, включая все остальные корабли из его собственной эскадры.

Нарман просто смотрел на него несколько секунд. Затем он медленно кивнул и подошел к окну своей спальни, чтобы посмотреть на дворцовые сады.

III Собор Теллесберга, Теллесберг

Тело короля Хааральда VII лежало в великолепии перед главным алтарём Теллесбергского собора. Шесть вооружённых алебардами солдат Королевской Гвардии окружили гроб, сурово глядя перед собой, наконечники их оружия были задрапированы в чёрный в знак траура. По приказу короля Кайлеба, сержант Гарденер и сержант Хаарпер лежали по обе стороны от короля, защищая которого они умерли, а гардемарин Гектор Аплин сидел в ногах своего покойного короля, с одной рукой на белоснежной перевязи, следя за мечом короля Хааральда.

Аплин был одним из всего лишь тридцати шести выживших членов экипажа «Королевской Черис». Каждый из оставшихся в живых был ранен. Некоторые из них всё ещё могли умереть, несмотря на все усилия, прилагаемые целителями.

В течение четырёх дней, люди короля Хааральда тихо, благоговейно проходили через громадный собор, чтобы попрощаться с их старым королём. Многие всхлипывали, большинство плакало, и лица всех были омрачены горем.

Но отчаяния было мало или не было вообще.

Мерлин Атравес стоял позади короля Кайлеба, глядя через плечо молодого монарха, который сидел в королевской ложе со своим младшим братом и сестрой, ожидая, когда начнётся похоронная месса. Жан и Жанейт выглядели так, словно они всё ещё пытались понять чудовищность смерти их отца. Выражение Кайлеба было менее ошеломлённым и намного, намного более жёстким.

«И это», — подумал Мерлин, когда он тоже печально посмотрел на тело Хааральда, — «хорошо характеризовало настроение большей части Черис. Смерть их любимого короля умерила радость и гордость черисийцев от побед, одержанных их флотом, но ничто не могло стереть их понимание того, что означают эти победы».

Девятнадцать галер Хааральда, четверть всего его флота, были потоплены или так сильно повреждены, что Кайлеб приказал их сжечь; нос «Неустрашимого» был настолько повреждён в столкновением с «Думвалом», что было невозможно удержать его на плаву; и жертвы по всему галерному флоту были тяжёлыми. Но в качестве компенсации, сто семнадцать галер Чёрной Воды, почти все сильно повреждённые, но включающие тридцать шесть чизхольмских галер, которые сдались практически без повреждений, были поставлены на якорь в гавани Теллесберга под черисийскими флагами. Ещё сорок девять были потоплены во время боя или сожжены после него. Только семнадцати — менее чем десяти процентам флота Чёрной Воды вступившего в бой — удалось убежать.

Из всей объединённой группировки в более чем триста пятьдесят военных кораблей, которую «Группа Четырёх» собрала для нападения на Черис, менее тридцати избежали уничтожения или захвата. В любом случае, это была самая полная односторонняя военно-морская победа в истории Сэйфхолда.

Гордость королевства Черис за его флот была похожа на яркое, неистовое пламя, которое ещё ярче горело на фоне тьмы его мёртвого короля, и Мерлин понимал это слишком хорошо. Он хотел, всем своим молицирконовым сердцем, чтобы Хааральд не умирал. Хотел, чтобы он сам добрался до юта «Королевской Черис» хоть на минуту раньше. Хотел, чтобы он понял, насколько серьёзной была рана короля, или чтобы он мог каким-то образом залечить эту рану, одновременно сдерживая корисандийских абордажников, загнанных в угол.

Но ничего подобного не произошло, и поэтому король, которым он начал восхищаться и так глубоко уважать — и, даже не осознавая этого, любить, — умер за его спиной на руках одиннадцатилетнего гардемарина.

Это была трагедия, ощущавшаяся гораздо болезненней оттого, что победа уже была одержана. Даже если бы каждый корабль в колонне Чёрной Воды сбежал, Залив Даркоса всё равно был бы сокрушительным триумфом. И всё же…

Мерлин стоял позади короля Кайлеба, наблюдая и слушая, и он знал, что независимо от того, был ли Залив Даркоса или нет, победа, в любом случае, была почти ничего не значащей. СНАРК, которого он послал наблюдать за Хааральдом, записал разговор короля с его флаг-капитаном, и он знал, что смерть короля купила именно то, что хотел купить Хааральд, когда бросил свою жизнь на весы. Всё королевство Черис знало, что король Хааральд мог бы избежать боя. Оно знало, что он решил вступить в бой с шансами шесть-к-одному, вместо того чтобы отступить и позволить этим кораблям сбежать, и что он сделал это потому, что Черис нужно было гораздо больше в этой войне, чем просто победы. Так же, как оно знало, что команда его флагмана сражалась буквально до последнего человека, строя кольцо своих тел вокруг своего короля. И так же, оно знало, что последним решением, которое он когда-либо принял было то, что их король отдал свою жизнь, защищая одиннадцатилетнего гардемарина. Молодой Аплин рассказал Кайлебу последние слова, которые сказал его отец. Слова тяжело дались офицеру, который одновременно был мальчиком, отчаянно пытавшимся не плакать, и они уже разнеслись по всему королевству.

Черис знала так же хорошо, как и Мерлин, что Хааральд не должен был встречаться с врагом лицом к лицу. Во многом, это было неправильным решением для короля. Но это было правильным решением для человека, принявшего его, и Черис знала и это тоже… точно так же, как всегда будет ценить последние слова, которые он сказал одиннадцатилетнему мальчику. Он стал мучеником и, что ещё более важно, примером, мерилом, на которое его флот всегда будет равняться, и легенда о последнем сражении КЕВ «Королевская Черис» будет со временем только расти. Хааральд обеспечил эту легенду, показывая, что он ожидал от себя, показывая своим людям меру, которой они должны теперь держаться сами, если они хотят быть достойны своего покойного короля.

Мерлин не сомневался, что они будут соответствовать стандарту, который установил Хааральд.

Но Хааральд оставил своему народу не только этот пример, ибо он оставил им также нового короля, и черисийская гордость в нём горела столь же ярко, как и их гордость за его отца. Они знали, что это Хааральд спланировал Битву в Заливе Даркоса. Вся кампания была его стратегической концепцией, а он был умом — и мужеством — который, сделал её столь убедительной, пусть даже ценой его собственной жизни. Но был и король Кайлеб, который одержал сокрушительные победы у Каменного Пика и в Битве Скального Плёса в посещаемых демонами водах у Армагеддонского Рифа, и это был Кайлеб, чьё прибытие и корабли сделали победу в Заливе Даркоса возможной. Они были едины со своим молодым монархом так, как ни одно другое из королевств в истории человечества.

И это было хорошо, потому что теперь они знали, кто организовал атаку на них.

Кайлеб и Серая Гавань решили сделать эту информацию открытой, и Мерлин думал, что они были правы поступая так. Во всяком случае, это был не тот секрет, который можно было хранить долгое время, и настало время для жителей Черис узнать, с чем их королевство действительно столкнулось. Время для них узнать, что именно владыки Церкви Господа Ожидающего приняли решение об их уничтожении.

Мерлин знал, что эта информация только начала осознаваться. Должны было пройти пятидневки, вероятно, месяцы, прежде чем она полностью западёт в душу, но реакция подданных Кайлеба на новости была уже ясна.

Так же как была ясна реакция Кайлеба.

Похоронная месса короля Хааральда должна была отправляться не епископом-исполнителем Жеральдом. Епископ-исполнитель был в настоящее время «гостем» Кайлеба в одной из комфортабельных комнат дворца. Ни один епископ в истории Сэйфхолда никогда не был арестован или заключён в тюрьму светским правителем. Технически, это по-прежнему было справедливо, но никто не сомневался в реальности, стоящей за обходительной видимостью. Подобно тому, как никто не сомневался, что истинным прелатом всей Черис был теперь епископ Мейкел Стейнейр.

Это должно было занять некоторое время, но Мерлин уже слышал отголоски Генриха VIII[18]. Считал ли Кайлеб официально или нет, что положение главы Церкви в Черис ещё предстояло выяснить, но отделение Черисийской Церкви от Храма было свершившимся фактом, который ожидал только официальной ратификации.

Это не было тем фактом, который встретил всеобщее одобрение. Почти четверть духовенства королевства, включая урождённых черисийцев, были возмущены и испуганы самим этим предложением. Также было, по крайней мере, и с частью населения в целом, но процент там был намного меньше, насколько мог сказать Мерлин.

Было довольно много страха и беспокойства, не говоря уже о замешательстве, но подавляющее большинство подданных Кайлеба никогда особенно не любили коррупционеров из Зиона. Знание того, что Совет Викариев начал подавляющее наступление на них, когда они ничего не сделали, чтобы заслужить это, превратило это отсутствие любви в ядовитую ненависть. Тот же факт, что за этим фактически стояла лишь «Группа Четырёх», а не весь Совет Викариев, в лучшем случае представлял собой бессмысленное, искусственное различие для большинства из них, хотя Кайлеб и Серая Гавань и не приложили особых усилий, чтобы подчеркнуть это.

Сэйфхолдийская Реформация, которую Мерлин надеялся отложить, пока Черис не будет готова к ней, уже была свершившимся фактом. Он ничего не мог сделать, чтобы исправить это, да и праведный гнев Черис и её новый монарх не позволили бы ему, даже если бы он мог.

И, по крайней мере, на данный момент, инициатива твёрдо была в руках Кайлеба. Несмотря на свои потери, Королевский Черисийский Флот имел безоговорочное превосходство на море, поскольку, в буквальном смысле, не осталось никаких других флотов.

Только Господь знал, что будет делать «Группа Четырёх», когда обнаружит это. В краткосрочной перспективе, было не очень много вещей, что она могла бы сделать без флота. В долгосрочной перспективе, Храм контролировал примерно около восьмидесяти пяти процентов всего планетарного населения и огромную долю общего богатства планеты. Это было пугающим перевесом, но, если это тревожило Кайлеба Армака, Мерлин не видел никаких признаков этого. И Кайлеб уже работал над улучшением ситуации.

Неприязнь королевы Шарлиен к приказам, навязанным ей «Группой Четырёх» предложила ему возможность, а тот факт, что так много её военных кораблей сдались, предложил ему рычаг воздействия. Он уже направил специального посла в Черайас с предложением вернуть её корабли, вместе со всеми командами, в обмен на официальное прекращение военных действий.

Это было в официальном послании. В личном письме от Кайлеба к Шарлиен, которое было приложено к нему, он предложил несколько более тесные отношения. В нём очень осторожно не упоминалось о том, что «Группа Четырёх», вероятно, будет очень расстроена её королевством и результативностью её флота против Черис. Оно даже не намекало, что возвращение Кайлебом её сдавшихся кораблей почти наверняка сделает «Группу Четырёх» ещё более злой. Что, конечно, только подчёркивало эти факты ещё сильнее. Оно также конкретно указывало все причины ненависти и презрения Гектора Корисандского, которые были общими для Черис и Чизхольма, и предполагало, что они что-то сделают с этим.

И, конечно же, оставался ещё Нарман Изумрудский. Который теперь обнаружил себя на другой стороне Черисийского моря без военно-морского флота, без союзников и армией, способной на очень немногое.

«Но это могло подождать», — подумал Мерлин, когда заиграла органная музыка, и двери собора открылись. — «Придёт время, когда все эти угрозы будут рассмотрены. Время для анализа, планирования, выявления возможностей и угроз». — Но это время было не сейчас, и даже если бы это было так, Мерлина это не волновало.

Возможно, это было так же «неправильно» с его стороны чувствовать себя таким образом, как это было для Хааральда плыть навстречу флагману Чёрной Воды вместо того, чтобы отвернуть. Мерлин Атравес, в конце концов, был существом из схем, сплавов и прохладного шёпота электронов, а не плоти и крови, или биения человеческого сердца. Его долгом было смотреть на угрозы, просчитывать возможности, чтобы определить, как лучше всего превратить смерть короля Хааральда в преимущество. И он хотел бы исполнить этот долг.

Но не сегодня. Этот день принадлежал человеку, который стал ему другом. Человеку, который доверил ему свою собственную жизнь, и своё королевство, и своего сына, и умер, не узнав по-настоящему, кем был Мерлин. Этот день принадлежал Хааральду Армаку и всем другим людям, погибшим на войне, истинные цели которой им так и не были объяснены. Он принадлежал их памяти, собственным молитвам Мерлина о прощении, когда он размышлял о крови на своих руках и ещё больших её потоках, ждущих, когда их прольют.

Когда он посмотрел на гроб Хааральда и раненого гардемарина у его подножия, Мерлин Атравес вкусил полный горечи вкус бессмертия. Знание того, сколько бесконечных лет лежало впереди, как много людей и детей-офицеров — и женщин, в ближайшее время — могут умереть в той войне, которую он начал.

Он почувствовал этот груз, увидел это мысленным взором, висящий перед ним, как Эверест над душой, и он испугал его. Но пример Хааральда и Пэй Као-юна, и Пэй Шань-вэй, и даже Нимуэ Албан — горел перед ним. Этот Эверест был его, и он будет нести его, сколько бы времени это ни заняло, как бы далеко ему не пришлось идти. Он знал это. Но сегодня, он мог только ждать, пока королевство Черис — и человек, который был Нимуэ Албан — скажет своё последнее прощай королю Хааральду VII.

Всё остальное могло подождать. 

ПЕРСОНАЖИ

Адимсин, епископ-исполнитель Жеральд — главный администратор архиепископа Эрaйка Динниса в архиепископстве Черис.

Албейр, лейтенант Жером, Королевский Черисийский Флот — первый лейтенант, КЕВ «Тайфун».

Альварез, адмирал-генерал Фейдель, Доларский Флот — герцог Мэликай; главный адмирал короля Долара Ранилда IV.

Армак, кронпринц Кайлеб — кронпринц Черис, старший сын короля Хааральда VII.

Армак, король Хааральд VII — король Черис.

Армак, Кельвин — герцог Тириен, констебль Хейреты, кузен короля Хааральда VII.

Армак, Кельвин Кайлеб — младший сын Кельвина Армака.

Армак, Рейжис — старший сын Кельвина Армака и его наследник.

Армак, принц Жан — младший брат кронпринца Кайлеба, младший сын короля Хааральда VII.

Армак, принцесса Жанейт — младшая сестра кронпринца Кайлеба, второй по старшинству ребёнок Короля Хааральда VII.

Армак, Женифир — герцогиня Тириен, жена Кельвина Армака.

Азгуд, Филип — граф Корис, начальник разведки князя Гектора.

Албан, лейтенант-коммандер Нимуэ, Флот Земной Федерации — офицер-тактик адмирала Пэй Као-чжи.

Аллайн, викарий — см. Аллайн Мейгвайр.

Аплин, гардемарин Гектор, Королевский Черисийский Флот — младший гардемарин, КЕВ «Королевская Черис».

Атравес (в валлийском языке буквально «Учительница»), лейтенант Мерлин, Черисийская королевская гвардия — мужской образ Нимуэ Албан.

Аймз, гардемарин Бардульф, Королевский Черисийский Флот — гардемарин, КЕВ «Тайфун».

Бармин, архиепископ Борис — архиепископ Корисанда.

Балтин, Живис — камердинер барона Белого Брода.

Барнс, король Ранилд IV — король Долара.

Борис, архиепископ — см. архиепископ Борис Бармин.

Бармин, Томис — барон Белого За́мка, посол князя Гектора к князю Нарману.

Бейтц, принцесса Фелейз — самый младший ребёнок князя Нармана Изумрудского и его вторая дочь.

Бейтц, принцесса Мария — старший ребёнок князя Нармана Изумрудского.

Бейтц, князь Нарман II — правитель княжества Изумруд.

Бейтц, принц Нарман Гэрит — второй ребёнок князя Нармана Изумрудского.

Бейтц, княгиня Оливия — жена князя Нармана Изумрудского.

Бейтц, принц Тревис — третий ребёнок князя Нармана Изумрудского и его второй сын.

Бе́дард, д-р Адори́, д-р фил. — главный психиатр, операция «Ковчег».

Епископ-исполнитель Жеральд — см. епископ-исполнитель Жеральд Адимсин.

Епископ-исполнитель Уиллис — см. епископ-исполнитель Уиллис Грирсин.

Епископ Мейкел — см. епископ Мейкел Стейнейр.

Блейдин, лейтенант Рожир, Доларский Флот — второй лейтенант, галера «Королевская Бе́дард».

Чёрная Вода, герцог — см. Эрнист Линкин.

Боушем, капитан Канейр, Королевская Черисийская морская пехота — капитан КЕВ «Буря».

Брэдли, лейтенант Робирт, Корисандийский Флот — настоящее имя капитана Стивина Уайта.

Броун, отец Матайо — старший секретарь и помощник архиепископа Эрайка Динниса; доверенное лицо и протеже архиепископа Эрайка.

Браунинг, капитан Эллис — капитан галеона Храма «Святой Лангхорн».

Брейгат, Фрейдерик — четырнадцатый граф Хант, прадед Ховерда Брейгата.

Брейгат, сэр Ховерд — законный наследник графства Хант.

Бёрк, майор Брекин, Королевская Черисийская морская пехота — командир отряда морской пехоты, КЕВ «Королевская Черис».

Кахнир, архиепископ Жасин — архиепископ Ледникового Сердца.

Челмир, лейтенант Мейлвин, Королевский Черисийский Флот — первый лейтенант, КЕВ «Теллесберг».

Челмирц, отец Карлос — помощник архиепископа Бориса Бармина и его секретарь.

Чарльз, капитан Марик — капитан черисийского торгового судна «Дочь Волны».

Кларик, майор Кинт, Королевская Черисийская морская пехота — эксперт морской пехоты по пехотной тактике.

Клинтан, викарий Жаспер — Великий Инквизитор Церкви Господа Ожидающего; один из так называемой «Группы Четырёх».

Колмин, адмирал сэр Льюк, Чизхольмский Флот — граф Шарпфилд; командующий флотом королевы Шарлиен.

Корис, граф — см. Филип Азгуд.

Какрейн, Сэмил — герцог Ферн, первый советник короля Долара Ранилда IV.

Дейкин, Галвин — личный камердинер наследного принца Кайлеба.

Дайкин, князь Гектор — Князь Корисанда, лидер лиги Корисанда.

Драгонер, капрал Жак, Королевская Черисийская морская пехота — один из телохранителей кронпринца Кайлеба.

Дачарн, викарий Робейр — министр финансов, Совет Викариев, один из так называемой «Группы Четырёх».

Димитрий, Фронц, Королевская Черисийская морская пехота — один из телохранителей кронпринца Кайлеба.

Диннис, Адора — жена архиепископа Эрайка Динниса.

Диннис, архиепископ Эрайк — архиепископ Черис.

Экирд, капитан Хайрис, Доларский Флот — капитан галеры «Король Ранилд».

Эрайк, архиепископ — см. Эрайк Диннис.

Фармэн, рядовой Луис, Королевская Черисийская морская пехота — один из телохранителей кронпринца Кайлеба.

Фейркастер, сержант Пейтер, Королевская Черисийская морская пехота — старший унтер-офицер, один из телохранителей кронпринца Кайлеба.

Отец Майкл — приходский священник из Лейквью.

Ферн, герцог — см. Сэмил Какрейн.

Фалкан, лейтенант Арнальд, Королевская Черисийская морская пехота — командующий офицер, личный телохранитель кронпринца Кайлеба.

Фофао, капитан Матеус, ФЗФ — капитан КФЗФ «Быстроходная».

Фуллер, отец Рейманд — капелан, КЕВ «Неустрашимый».

Фуркал, Рафаль — игрок второй базы и главный отбивающий, «Телесбергские Кракены».

Гарденер, сержант Чарльз — Черисийская Королевская Гвардия, один из телохранителей короля Хааральда VII.

Гардинир, адмирал Люис, Доларский Флот — граф Тирск, старший профессиональный адмирал Доларского Флота; заместитель герцога Мэликая.

Великий Викарий Эрик XVII — временный светский глава Церкви Господа Ожидающего.

Серая Гавань, граф — см. Рейжис Йеванс.

Гринхилл, Тиман — старший егерь короля Хааральда VII.

Зеленая Гора, барон — см. Марек Сандирс.

Гайшайн, отец Барни — старший помощник Викария Замсина Трайнейра.

Жирард, лейтенант Андрей, Королевский Черисийский Флот — первый офицер, КЕВ «Неустрашимый».

Грэйсин, епископ-исполнитель Уиллис — главный администратор архиепископа Лиама Тёрна в архиепископстве Изумруд.

Хаарпер, сержант Горж — Черисийская Королевская Гвардия, один из телохранителей короля Хааральда VII.

Хотчкис, капитан сэр Овин, Королевский Черисийский Флот — капитан КЕВ «Теллесберг».

Хэлман, Павел — старший камергер короля Хааральда VII.

Хэлмин, архиепископ — см. Хэлмин Замсин.

Хаскин, гардемарин Йенси, Доларский Флот — гардемарин на борту «Бухты Горат».

Хант, граф — см. Тадейо Мантейл.

Харрисон, Мэтью Пол — внук Тимоти и Сары Харрисон.

Харрисон, Роберт — старший сын Тимоти и Сары Харрисон, отец Мэтью Пола Харрисона.

Харрисон, Сара — жена Тимоти Харрисона и «Ева».

Харрисон, Тимоти — мэр Лейквью и «Адам».

Хэрис, отец Альбирт — специальный представитель Викария Замсина Трайнейра в Доларе.

Ховирд, Жорж — личный гвардеец графа Серой Гавани.

Хендерсон, лейтенант Габриэла («Габби»), ФЗФ —

тактический офицер, КФЗФ «Быстроходная».

Хоусмин, Эдвирд — богатый владелец литейного цеха и судостроитель в Теллесберге.

Хантир, лейтенант Клеминт, Черисийская Королевская Гвардия — офицер Черисийской Королевской Гвардии в Теллесберге.

Хиндрик, капитан сэр Альфрид, Королевский Черисийский Флот — барон Подводной Горы, старший эксперт по артиллерии Королевского Черисийского Флота.

Хёрст, адмирал Зозеф, Чизхольмский Флот — заместитель графа Шарпфилда.

Кейли, капитан Жильберт, Тароский Флот — капитан галеры «Король Горжа II».

Кеттир, капитан Пайт, Изумрудский Флот — капитан галеры «Чёрный Принц».

Король Горжа III — см. Горжа Юрэл.

Король Хааральд VII — см. Хааральд Армак.

Король Ранилд IV — см. Ранилд Барнс.

Кёрби, гардемарин Линэйл, Королевский Черисийский Флот — старший гардемарин КЕВ «Неустрашимый».

Лаханг, Брейди — главный агент князя Нармана Изумрудского в Черис.

Лангхорн, Эрик — Главный Администратор, операция «Ковчег».

Лайн, лейтенант Жим, Королевская Черисийская морская пехота — помощник майора Кинта Кларика.

Остров Замка́, верховный адмирал Брайн — граф Острова Замка́, командующий Королевским Черисийским Флотом, кузен короля Хааральда VII.

Лорд-протектор Грейгор — см. Грейгор Стонер.

Лиам, Архиепископ — см. Архиепископ Лиам Тёрн.

Линкин, адмирал Эрнист, Корисандийский Флот — граф Чёрной Воды, Командующий, Корисандийский Флот.

Махенти, гардемарин Королевского Черисийского Флота Марек — старший гардемарин, КЕВ «Тайфун».

Маклин, д-р Ражир — глава Королевского Черисийского Колледжа.

Малри, лейтенант Ролинд, Изумрудский Флот — лейтенант на борту галеры «Чёрный Принц».

Мандир, граф — см. Гарт Ральстен.

Мантейл, Тадейо — узурпатор графства Хант.

Марек, лейтенант Королевского Черисийского Флота Раналд, — первый лейтенант, КЕВ «Королевская Черис».

Мартин, адмирал Гэвин, Тароский Флот — барон Белого Брода, главный адмирал Флота Таро.

Мейгвайр, Викарий Аллайн — Капитан-генерал, Совет Викариев, один из так называемой «Группы Четырёх».

Мейкил, капитан Квентин, Доларский Флот — капитан галеры «Бухта Горат».

Мейкелсин, лейтенант Лиам, Тароский Флот — первый лейтенант, галера «Король Горжа II».

Мейридис, лейтенант Невил, Доларский Флот — первый лейтенант, галера «Королевская Бе́дард».

Макферцан, Жамис — один из агентов князя Гектора в Черис.

Макгрегейр, отец Жошуа — специальный представитель Викария Замсина Трайнейра в Таро.

Мэликай, герцог — см. Фейдел Альварез.

Мензир, капитана Гвилим, Королевский Черисийский Флот — капитан КЕВ «Неустрашимый».

Мершил, гардемарин Адам, Королевский Черисийский Флот — старший гардемарин, КЕВ «Королевская Черис».

Мастери Домнек — придворный учитель фехтования Короля Хааральда VII.

Метисин, лейтенант Жейкеб, Доларский Флот — первый лейтенант, галера «Бухта Горат».

Мейлир, капитан Данкин, Королевский Черисийский Флот — капитан КЕВ «Алебарда».

Мейсен, Жаспер — старший агент князя Гектора в Черис.

Мейтис, лейтенант Фрайзер, Корисандийский Флот — настоящее имя капитана Уолтейра Ситауна.

Малвейн, Оскар — один из агентов князя Гектора в Черис.

Мичейл, Рейян — главный производитель текстиля и парусный мастер в Теллесберге.

Миллир, архиепископ Арвин — Архиепископ Содарский

Мирджин, сэр Кевин, Корисандийский Флот — капитан галеры «Корисанд».

Нилц, коммодор Коди, Королевский Черисийский Флот — командующий одной из галерных эскадр верховного адмирала Острова Замка́.

Ньоу, Король Горжа III — Король Таро.

Оэрмастер, Сигман, Королевская Черисийская морская пехота — один из телохранителей кронпринца Кайлеба.

Олсин, Тревис — граф Сосновой Лощины, первый советник и кузен князя Нармана Изумрудского.

Оливир, Аньет — жена сэра Дастина Оливера.

Оливин, сэр Дастин — ведущий разработчик кораблей Теллесберга; Главный конструктор, Королевский Черисийский Флот.

Сыч — Искусственный интеллект Нимуэ Албан, разработанный группой производителей Ордоньез-Вестингауз-Литтон тактический компьютер Рапира модель 17а

Пэй, адмирал Као-чжи, ФЗФ — командующий, Операция «Отрыв»; старший брат коммодора Пэй Као-юна.

Пэй, коммодор Као-юн, ФЗФ — командующий группы прикрытия операции «Ковчег».

Пэй, д-р Шань-вэй, д-р фил. — жена коммодора Пэй Као-юна; старший эксперт по терраформированию операции «Ковчег».

Фонда, мадам Анжелик — владелец одного из самых благоразумных борделей Города Зиона.

Сосновая Лощина, граф — см. Тревис Олсин.

Принц Кайлеб — см. Кайлеб Армак.

Князь Гектор — см. Гектор Дайкин.

Князь Нарман — см. Нарман Бейтц

Проктор, д-р Элиас, д-р фил. — член команды Пэй Шань-вэй и известный кибернетик.

Королева Шарлиен — см Шарлиен Тэйт.

Квентин, коммодор Донирт, Корисандийский Флот — барон Крепости Тенлир, один из командиров эскадр графа Чёрной Воды.

Ральстен, адмирал Гарт, Изумрудский Флот — граф Мандир, командующий, Изумрудский Флот

Ралстин, коммодор Эрайк, Доларанский Флот — один из командиров эскадр герцога Миликая.

Райс, Бинжамин — барон Волны Грома, глава разведки Короля Хааральда VII и член его Тайного Совета.

Рейно, архиепископ Уиллим — архиепископ Цян-у; адьютант Ордена Шуляра.

Робейр, Викарий — см. Робейр Дачарн.

Рейпволк, полковник Адам, Черисийская Королевская Гвардия — командующий, Черисийская Королевская Гвардия.

Ровин, капитан Хорас — капитан яхты сэра Дастина Оливира «Аньет».

Растмин, Эдиминд — барон Каменной Крепости; первый советник короля Таро Горжи III и его глава разведки.

Седлир, лейтенант Бинжамин, Королевский Черисийский Флот — второй лейтенант, КЕВ «Неустрашимый».

Сандирс, Марек — барон Зелёной Горы; первый министр королевы Шарлиен Чизхольмской.

Моревладелец, сэр Рижард — старший следователь барона Волны Грома.

Подводная Гора, барон — см. сэр Альфрид Хиндрик.

Ситаун, капитан Уолтейр — капитан торгового судна «Фрейнсин», выступающего в качестве курьера для шпионов князя Гектора в Черис. См. также Лейтенант Фрайзер Мейтис.

Шандир, Хэл — барон Шандир, глава разведки князя Нармана Изумрудского.

Шарпфилд, граф — см. сэр Льюк Колмин.

Шумекир, отец Симин — секретарь архиепископа Эрайка Динниса в его пасторский визит 891-года; агент Великого Инквизитора.

Смолт, Жан — звёздный питчер Теллесбергских Кракенов.

Соммерсет, капитан Мартин, ФЗФ — капитан КФЗФ «Экскалибур».

Стейнейр, епископ Мейкел — епископ Теллесбергский; исповедник и советник Короля Хааральда VII.

Стейнейр, коммодор сэр Доминик, Королевский Черисийский Флот — специалист по морской тактике; командующий Экспериментальной эскадрой; заместитель кронпринца Кайлеба; младший брат епископа Мейкла Стейнейра; позднее адмирал.

Стонер, Лорд-Защитник Грейгор — избранный правитель Сиддармаркской Республики.

Каменная Крепость, барон — см. Эдиминд Растмин.

Стивирт, капитан Дэрил, Королевский Черисийский Флот — капитан КЕВ «Тайфун».

Симминс, Томас — Великий Герцог Зебедайский, старший член и глава Совета Зебедайи.

Талмин, капитан Жервейс, Изумрудский Флот — заместитель командующего Королевской Верфи в Транжире.

Крепость Тенлир, барон — см. Донирт Квентин.

Тейт, королева Шарлиен — Королева Чизхольмская.

Тейссен, капитан Джозеф, ФЗФ — начальник штаба адмирала Пэй Као-чжи.

Тирск, граф — см. Люис Гардинир.

Томис, Франклин — учитель кронпринца Кайлеба.

Тильлайер, лейтенант Хенрай, Королевский Черисийский Флот — личный помощник верховного адмирала Острова Замка́.

Тириен, герцог — см. Кельвин Армак.

Трайнейр, викарий Замсин — Канцлер Совета Викариев Церкви Господа Ожидающего; один из так называемой «Группы Четырёх».

Тривитин, капитан сэр Динзил, Королевский Черисийский Флот — капитан КЕВ «Королевская Черис».

Тёрн, архиепископ Лиам — архиепископ Изумрудский.

Арвин, архиепископ — см. Арвин Миллир.

Волна Грома, барон — см. Бинжамин Райс.

Уайт, капитан Стивин — капитан торгового корабля «Морское Облако», курьер шпионов князя Гектора в Черис. См. Робирт Брэдли.

Белый За́мок,барон — см. Томис Бармин.

Белого Брода, барон — см. Гэвин Мартин.

Уиллим, архиепископ — см. Уиллим Рейно.

Уиллимс, Марис — мажордом герцога Тириена.

Уилсинн, отец Пейтир — священник Ордена Шуляра, интендант Церкви Господа Ожидающего в Черис.

Уинстин, лейтенант Кинис, Корисандийский Флот — первый лейтенант на галере «Корисанд».

Йеванс, Эрнейст — умерший старший брат Рейжиса Йеванса.

Йеванс, Рейжис — граф Серой Гавани, первый министр и глава Тайного Совета Короля Хааральда.

Зебедайя, Великий Герцог — см. Томас Симминс.

Замсин, архиепископ Хэлмин — Архиепископ Гората; старший прелат Королевства Долар.

Замсин, викарий — см. Замсин Трайнейр.

Жансан, Фрэнк — старший гвардеец герцога Тириена.

Жаспер, викарий — см. Замсин Клинтан.

Жасин, архиепископ — см. Жасин Кахнир.

Жеппсин, капитан Никлас, Изумрудский Флот — капитан галеры «Тритон».

Жессип, Лачлин — камердинер Короля Хааральда VII.

Жоэлсин, лейтенант Филип, Тароский Флот — второй лейтенант, галера «Король Горжа II». 

ГЛОССАРИЙ

Аншинритсумеи, Духовный мир (япон.) — буквально «просветление», из японского. Однако описывается в Библии Сэйфхолда как «маленький огонь», малое прикосновение Божьего духа. Максимальное просветление, на которое способны смертные.

Бурильщик — форма сэйфхолдийских моллюсков, которая прикрепляется к корпусам кораблей или балкам причалов, пробуриваясь в них. Есть несколько типов бурильщиков, самые разрушительные из которых фактически проедают себе путь неуклонно углубляюсь в древесную структуру. Бурильщики и гниль — две самые серьёзные угрозы (помимо, конечно, огня) для деревянных корпусов.

Горокот — уменьшенная версия сэйфхолдийской хлещущей ящерицы. Горокот намного быстрее и умнее, чем его большой двоюродный брат, что означает, что он избегает людей. Это, однако, смертельно опасный охотник сам по себе.

«Комментарии» — разрешённые толкования и доктринальные расширения Священного Писания. Они представляют официально утверждённую и санкционированную интерпретацию первоначального писания.

Удушающее дерево — низкорослый вид дерева, уроженец Сэйфхолда. Есть много его разновидностей, которые встречается в большинстве климатических зон планеты. Оно плотное, жёсткое и трудно искореняемое, но для его процветания требуется довольно много солнечного света, а это означает, что оно редко встречается в зрелых старовозрастных лесах.

Хлопковый шёлк — растение, уроженец Сэйфхолда, которое совмещает многие из свойства шелка и хлопка. Он очень лёгкий и прочный, но сырое волокно получается из стручка растения, который ещё больше заполнена семенами, чем хлопок Старой Земли. Из-за того количества ручного труда, который необходим для сбора и обработки стручков и удаления семян из него, хлопковый шёлк очень дорог.

Совет Викариев — эквивалент Коллегии Кардиналов в Церкви Господа Ожидающего.

Думвал — самый опасный хищник Сэйфхолда, хотя, к счастью, он редко беспокоит нечто столь же малое, как люди. Известно, что думвалы имеют длину до ста футов и они истинно плотоядные животные. Каждому думвалу требуется огромный ареал обитания, и встречи с ними редки, за что люди так же рады, спасибо. Думвал может есть все… включая крупных кракенов. Известны крайне редкие случаи их нападения на торговые суда и военные галеры.

Дракон — самая крупная из местных сэйфхолдийских наземных форм жизни. Драконы бывают двух видов: обычный дракон и великий дракон. Обычный дракон примерно в два раза превышает размер земного слона, и он травоядный. Большой дракон меньше, примерно в две трети размера обычного дракона, но плотоядный, и заполняет самую высокую кормовую нишу наземной экологии Сэйфхолда. Они очень похожи друг на друга, за исключением их размера и того факта, что у обычного дракона есть травоядные зубы и челюсти, в то время как у великого дракона вытянутые челюсти с острыми зазубренными зубами. Они имеют шесть конечностей и, в отличие от хлещущей ящерицы, покрыты толстой, хорошо изолированной шкурой, а не мехом.

Пятидневка — сэйфхолдийская «неделя», содержит только пять дней, с понедельника по пятницу.

Фламандский мох — (обычно строчными буквами). Впитывающий мох, уроженец Сэйфхолда, который был генетически спроектирован экипажами терраформирования Шань-вэй и обладающий природными антибиотическими свойствами. Это основа медицинской практики сэйфхолдийцев.

Кузнечик — сэйфхолдийский аналог насекомого, который вырастает до девяти дюймов и плотояден. К счастью, они не встречаются в том же количестве, что и земные кузнечики.

Группа Четырёх — четвёрка викариев, которая доминирует и реально контролирует Совет Викариев Церкви Господа Ожидающего.

«Хейретские Драконы» — профессиональная бейсбольная команда Хейреты. Традиционные соперники «Теллесбергских Кракенов» на Чемпионате Королевства.

«Озарения» — записанные высказывания и наблюдения Великих Викариев Церкви Господа Ожидающего и канонизированных святых. Они представляют глубоко значимые духовные и вдохновляющие учения, но, как работа ошибающихся смертных, не имеют того же самого положения, что и само Священное Писание.

Интендант — священнослужитель, назначенный на епископство или архиепископство в качестве непосредственного представителя Управления Инквизиции. На интенданта наложена специальная ответственность следить, что «Запреты Чжо-чжэн» не нарушаются.

Кёрчиф — традиционный головной убор в Королевстве Тарот, состоящий из специально разработанной банданы, повязываемой на волосы.

Рыцари Храмовых Земель — корпоративное название прелатов, управляющих Храмовыми землями. С технической точки зрения Рыцари Храмовых Земель являются светскими правителями, которые, кроме этого, также занимают высокие посты в церкви. Согласно букве церковного закона, то, что они могут делать, как Рыцари Храмовых Земель, полностью отделено от любого официального действия Церкви. Эта юридическая фикция имела большое значение для Церкви не один раз.

Кракен — общий термин для целого семейства морских хищников. Кракены скорее напоминают акул, скрещенных с осьминогами. У них мощные, рыбоподобные тела, сильные челюсти с наклонёнными внутрь зубами, похожими на клыки, и кластер щупалец прямо за головой, который могут использоваться, чтобы держать добычу, пока они её пожирают. Самые маленькие, прибрежные кракены, могут быть длиной до трёх или четырёх футов; сообщалось о глубоководных кракенах длиной до пятидесяти футов, и есть легенды о тех, кто ещё больше.

Кёсэй Хи (япон.) — буквально «великий огонь» или «волшебный огонь». Этот термин используется для описания блестящего нимба света, который персонал команды «Операция Ковчег» создала вокруг своих воздушных автомобилей и скиммеров, чтобы помочь «доказать» их божественность урождённым сэйфхолдийцам.

Часы Лангхорна — 31-минутный период непосредственно перед полночью для компенсации большой длины 26.5-часового дня Сэйфхолда.

Мастер Трейнир — персонаж из развлекательной традиции сэйфхолдийцев. Мастер Трейнир — шаблонный персонаж в сэйфхолдийском кукольном театре, поочерёдно неуклюжий заговорщик, чьи планы всегда выходят из-под контроля, и кукольник, который контролирует всех марионеточных «актёров» в пьесе.

Нарвал — разновидность сэйфхолдийской морской жизни, названная в честь одноименных видов Старой Земли. Сэйфхолдийские нарвалы около сорока футов в длину и имеют два бивнеподобных рога длинной до восьми футов.

Зубчатая ящерица — ящерица примерно размером с лося с единственным рогом, который разветвляется на четыре острия в последней трети его длины. Они травоядные и не особенно свирепые.

«Запреты Чжо-чжэн» — определение допустимых технологий в соответствии с учением Церкви Господа Ожидающего. По существу, «Запреты» ограничивают допустимые технологии теми, что питаются от ветра, воды или мышц. «Запреты» — это предмет толкований, как правило, Орденом Шуляра, который обычно ошибается на стороне консерватизма.

Ракураи (япон.) — буквально «удар молнии». Термин из Священного Писания для кинетического оружия, использованного для уничтожения Александрийского Анклава.

Песчаная личинка — отвратительное плотоядное животное, похожее на шестиногого гада, которая охотится на пляжах чуть выше линии прибоя. Песчаные личинки обычно не хватает живую добычу, хотя у них нет возражений против того, чтобы сожрать случайное маленькое существо, которое оказалось в зоне их досягаемости. Их естественная окраска хорошо сочетается с их песчаной средой обитания, и они обычно скрывают себя, закапывая свои тела в песок, пока они полностью не скроются или останется только небольшая часть их спин.

Морская корова — похожее на моржа сэйфхолдийское морское млекопитающее, которое достигает длины тела приблизительно десяти футов в зрелом возрасте.

Сейджин — мудрец, святой человек. Пришло непосредственно из японского языка через Маруяму Чихиро, сотрудника Лангхорна, который написал Библию Церкви Господа Ожидающего.

Хлещущая ящерица — шестиконечное, ящероподобное, пушистое яйцекладущее млекопитающее. Один из трёх главных хищников Сэйфхолда. Рот содержит два ряда клыков, способных пробивать кольчугу; каждая нога имеет четыре длинных пальца, заканчивающиеся когтями длиной до пяти или шести дюймов.

СНАРК — Само-Наводящаяся Автономная Разведывательная и Коммуникационная платформа.

Пауко-краб — местный вид морской жизни, значительно крупнее любого наземного краба. Паук-краб — не ракообразный, а скорее более сегментированный, твёрдо-панцирный, многоногий морской гад. Несмотря на это, его ноги считаются большим деликатесом и на самом деле очень вкусные.

Пауко-крыса — местный вид вредителей, который примерно заполняет экологическую нишу земной крысы. Как и все млекопитающие Сэйфхолда, он шестиногий, но выглядит как нечто среднее между волосатым монстром-гигантом и насекомым, с длинными, многосуставными ногами, которые на самом деле выгибаются выше его позвоночника. Он немного противный, но, в основном, трусливый, и полностью взрослые самцы крупных разновидностей пауко-крыс достигают примерно до двух футов в длину тела с ещё двумя футами хвоста. Более общие разновидности в среднем находятся между 33 и 50 процентами его длины тела / хвоста.

Стальной чертополох — местное сэйфхолдийское растение, которое очень похоже на ветвящийся бамбук. Растение приносит плоды, наполненные маленькими колючими семенами, вложенными в тонкие прямые волокна. Семена чрезвычайно трудно удалить вручную, но волокна можно вплетать в ткань, которая даже прочнее хлопкового шелка. Их также можно скрутить в очень прочный, эластичный канат. Более того, это растение растёт почти так же быстро, как и настоящий бамбук, а урожайность сырого волокна на акр на семьдесят процентов выше, чем у наземного хлопка.

Сургой Касаи (япон.) — буквально «страшный (великий) пожар». Истинный дух Бога, прикосновение его божественного огня, который может вынести только ангел или архангел.

«Теллесбергские Кракены» — профессиональный бейсбольный клуб Теллесберга.

«Свидетельства» — безусловно самые многочисленные из писаний Церкви Господа Ожидающего, они состоят из первых наблюдений нескольких первых поколений людей на Сэйфхолде. Они не имеют такого же статуса, как христианские евангелия, потому что они не раскрывают центральных учений и вдохновения Бога. Вместо этого коллективно они составляют важное обоснование «исторической точности» Писания и убедительно свидетельствуют о том, что события, которые они коллективно описывают, действительно происходили.

Проволочная лоза — похожая на кудзу виноградная лоза, произрастающая на Сэйфхолде. Проволочная лоза не так быстро растёт, как кудзу, но она в равной степени цепкая, и, в отличие от кудзу, некоторые её разновидности имеют длинные острые шипы. В отличие от многих местных сэйфхолдийских видов растений, она довольно хорошо смешивается с привезёнными земным растениями. Она часто используется как своего рода комбинация изгороди и колючей проволоки фермерами Сэйфхолда.

Виверна — сэйфхолдийский экологический аналог земных птиц. Есть столько разновидностей виверн, сколько птиц, включая (но не ограничиваясь ими) возвращающихся виверн, охотничьих виверн, подходящих для эквивалента охоты за маленькой добычей, скалистых виверн (маленьких — с крыльями в десять футов — летающих хищников), различных видов морских виверн и королевских виверн (очень больших летающих хищников с размахом крыльев до двадцати пяти футов). Все виверны имеют две пары крыльев и одну пару мощных когтистых ног. Известно, что королевские виверны хватали детей в качестве добычи, от безысходности или, когда предоставлялась такая возможность, но они достаточно умны. Они знают, что человек может быть добычей, но лучше всего оставить его в покое и, в основном, избегают областей человеческого жилья.

Виверны — место гнездования и / или инкубатор для разведения одомашненных виверн. 

Заметки о летоисчислении Сэйфхолда

Сэйфхолдийский день продолжается 26 часов и 31 минуту. Сэйфхолдийский год состоит из 301.32 местного дня, что составляет 0.91 стандартный Земной год. Сэйфхолд имеет один большой спутник, который называется Лангхорн, с орбитой вокруг Сэйфхолда в 27.6 местных дней, так что его лунный месяц составляет приблизительно 28 дней.

Сэйфхолдийский день разделяется на двадцать шесть 60-минутных часов и один 31-минутный период называемый «Часами Лангхорна», который используется для корректировки местного дня во что-то, что может быть равномерно разделено на стандартные минуты и часы.

Сэйфхолдийский календарный год делится на десять месяцев: февраль, март, апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь и ноябрь. Каждый месяц делится на десять пятидневных недель, каждая из которых упоминается как «пятидневка». Дни недели: понедельник, вторник, среда, четверг и пятница. Дополнительный день в году устанавливается в середине июля, но не нумеруется. Он называется «Божьим днём» и является большим праздником Церкви Господа Ожидающего. Это означает, между прочим, что первый день каждого месяца всегда приходится на понедельник, а последний день каждого месяца всегда будет пятницей. Каждый третий год является високосным, с дополнительным днём, известным как «Поминовение Лангхорна», который снова вводится без нумерации в середине февраля. Это также означает, что каждый сэйфхолдийский месяц составляет 795 стандартных часов, в отличие от 720 часов для 30-дневного месяца Земли.

Сэйфхолдийские равноденствия происходят 23 апреля и 22 сентября. Солнцестояния выпадают на 7 июля и 8 февраля.

Информация о оригинальном издании и переводе

Original English language edition:

Off Armageddon Reaf

© 2007 by David Weber

Edited by Patrick Nielsen Hayden

Maps by Ellisa Mitchell

A Tor Book Published by Tom Doherty Associates, LLC

175 Fifth Avenue New York, NY 10010

ISBN: 978-1-4299-2057-5

Перевод на русский язык:

© 2018 А. Виноградов, В. Виноградов, Е. Байда, при участии Е. Корольковой.

Иллюстрации:

© Сергей Захаров

Примечания

1

● Safe (англ.) — безопасный; находящийся в безопасности; надёжный;

● Hold (англ.) — убежище; укрытие; тюремная камера;

Автор всегда отличался говорящими названиями книг и имён, и эта не стала исключением. Сэйфхолд может означать как "безопасное убежище", так и "надёжная тюрьма".

(обратно)

2

По мнению переводчиков, явная отсылка автором к китайской "Банде четырёх". Далее из Википедии: термин (фактически идеологический ярлык), используемый в официальной китайской пропаганде и историографии для обозначения группы высших руководителей Коммунистической партии Китая, выдвинувшихся в ходе Культурной революции 1966—1976 годов, являвшихся наиболее приближенными к Мао Цзэдуну лицами в последние годы его жизни. Согласно официальной версии, после смерти Мао, члены «банды четырёх» намеревались узурпировать высшую власть, но были разоблачены и арестованы. Фактически четвёрка представляла собой фракцию «леваков» в высшем руководстве Компартии Китая, которая контролировала деятельность властных органов КПК и КНР на последних этапах Культурной революции, действуя от имени Мао Цзэдуна. В состав этой группы входили: Цзян Цин— последняя жена Мао, а такжеЧжан Чуньцяо,Яо ВэньюаньиВан Хунвэнь. Более подробно можно почитать здесь: /Банда_четырёх.

(обратно)

3

Отсылка к персонажу популярного в США сериала «Кун-фу» Мастеру Кану. Полностью фраза звучит так: «When you can snatch the pebble from my hand, it will be time for you to leave.» — «Когда ты сможешь выхватить камешек из моей руки, для тебя настанет время уходить». Мерлин шутит над Кайлебом, намекая что ему всегда будет куда расти. В свою очередь, Као-юн аналогично подшучивал над Нимуэ. Именование ученика Кузнечиком оттуда же.

(обратно)

4

HMS Dreadnought же!

(обратно)

5

Кроме имени, в английском языке слово Hector имеет также значения: задира; хулиган; хвастун; грубиян.

(обратно)

6

Орудие, расположенное на корме корабля и стреляющее назад по догоняющему противнику. Кроме того, бывают ещё погонные орудия — расположенные на носу корабля и стреляющие вперёд.

(обратно)

7

В оригинале звучит так: O Lord, Thou knowest how busy I must be this day. If I forget Thee, do not forget me. Подробнее можно почитать здесь: ,_1st_Baron_Astley_of_Reading

(обратно)

8

В оригинале «England expects that every man will do his duty»! — флажной сигнал, поднятый на флагманском корабле командующего британским флотом адмирала Нельсона «Виктория» перед началом Трафальгарского сражения 21 октября 1805 года. Подробности можно почитать здесь:

(обратно)

9

Траверз — направление, перпендикулярное курсу судна, самолёта или его диаметральной плоскости. Соответствует курсовому углу 90°. Подробно можно почитать здесь: /Траверз

(обратно)

10

Мягкая, плетеная, или с плетеным концом, веревка, для временного прихвату снасти взахлест; плетенка, хвост. Сезнями берут рифы, укорачивая парус.

(обратно)

11

Шкало — пластинка, прикрепляемая к нижней мачте парусных судов. Подробнее можно прочитать здесь: /Шкало 

(обратно)

12

Морион (исп. morrión, фр. morion) — шлем эпохи Ренессанса с высоким гребнем и полями, сильно загнутыми спереди и сзади. Подробнее можно прочитать здесь: /Морион_(шлем)

(обратно)

13

Якорная вахта — особый вид дежурства, назначаемый для поддержания установленной боевой готовности корабля и обеспечения его внешней безопасности. Личный состав назначается на якорную вахту на сутки и несёт её в три смены. 

(обратно)

14

В соответствии с неписаными морскими традициями, моряки боевого корабля, потопившего вражеский корабль, закрепляют на топе мачты метлу, как символ победы в морском сражении и того, что море очищено от вражеского корабля. Этот морской обычай ведёт свою историю с 1652 года, когда голландский адмирал Мартин Тромп приказал привязать метлы к мачтам кораблей своей эскадры после победы в морском сражении около мыса Дангенесс над английским флотом, сражавшимся под флагом адмирала Роберта Блейка. Немного подробнее можно прочитать здесь:  

(обратно)

15

Cостояние, при котором организм мобилизуется для устранения угрозы. Подробнее можно почитать здесь: /Реакция_«бей_или_беги»

(обратно)

16

Если интересно, можно почитать здесь: /Батарея_(формирование)#Плавучая_батарея, а потом здесь: /Не_тронь_меня

(обратно)

17

Вид цвета. подробнее см. здесь: /Королевский_синий

(обратно)

18

Генрих VIII — Король Англии. Крайне неоднозначный исторический «персонаж». Автор явно намекает на разрыв Генриха с папской римской католической церковью, и последовавшую за этим церковную реформу. Мотивы у него, правда, были совсем другие. Подробнее можно почитать здесь: /Генрих_VIII

(обратно)

Оглавление

Посвящается

СЭЙФХОЛД[1]

  2 июля 2378 года, Звезда Крествелла, HD 63077A Земная Федерация

  14 февраля, 2421 года, КФЗФ «Экскалибур», КФЗФ «Гулливер», Оперативная Группа Один

  7 сентября 2499 года, Озеро Анклава Пэй, Континент Хевен, Сэйфхолд

  1 октября, 3249 года, Горы Света, Сэйфхолд

Май, 890-й год Божий

  I Храм Господа, Город Зион, Храмовые Земли

  II Королевский Дворец, Теллесберг, Королевство Черис

  III Горы Света, Храмовые Земли

Август, 890-й год Божий

  I Центр Теллесберга и предгорья Хариз, недалеко от Ротара, Королевство Черис

  II Предгорья Хариз около Ротара, Королевство Черис

  III Теллесберг, Королевство Черис

  IV Королевский Дворец, Теллесберг, Королевство Черис

  V Королевский Дворец, Эрейстор, Изумрудный Остров

  VI Королевский Дворец, Теллесберг, Королевство Чeрис

  VII Теллесберг и Горы Стивина, Королевство Черис, Армагеддонский Риф

  VIII Королевский Дворец, Теллесберг, Королевство Чeрис

  IX Офис барона Волны Грома, Теллесберг

  X Особняк графа Серой Гавани, Теллесберг

  XI Особняк герцога Тириена, Королевство Черис

  XII Комнаты Брейди Лаханга, Теллесберг

  XIII Зала Тайного Совета, Королевский Дворец, Теллесберг

  XIV Зала конфиденциальных аудиенций, Королевский Дворец, Теллесберг

  XV Собор Теллесберга, Теллесберг

  XVI Дворец Архиепископа, Теллесберг

Сентябрь, 890-й год Божий

  I Мадам Анжелик, Город Зион

  II Королевский Дворец, Теллесберг

  III Королевская Гавань, Остров Хелен

Октябрь, 890-й год Божий

  I Дворец князя Гектора, Менчир, Корисанд

  II Шхуна «Рассвет», У острова Хелен

Ноябрь, 890-й год Божий 

  I Жилище Архиепископа Эрайка, Город Зион

  II Теллесберг, Королевство Черис

  III Апартаменты Викария Робейра Дачарна, Храм Господень

  IV Тренировочная зона морской пехоты, Остров Хелен

  V Королевский Дворец, Эрейстор

Февраль, 891-й год Божий

  I Королевская Гавань, Остров Хелен

  II Королевский Дворец, Теллесберг

  III Стадион короля Хааральда Пятого, Теллесберг

Апрель, 891-й год Божий 

  I У банки Трумана, Бухта Южный Хауэлл

  II Цитадель Королевской Гавани, Остров Хелен

  III Королевский Дворец, Эрейстор

Июнь, 891-й год Божий 

  I Теллесберг

Июль, 891-й год Божий 

  I Королевский Дворец, Транжир,

  II Галеон «Благословенный Лангхорн», Марковское море

  III Королевский дворец, Город Горат, Королевство Долар

Август, 891-й год Божий 

  I Дворец Архиепископа, Теллесберг

  II Королевская Гавань, Остров Хелен

  III Апартаменты Викария Замсина Трайнейра, Храм

Сентябрь, 891-й год Божий  

  I Королевский Дворец, Менчир, Корисанд

  II Дворец королевы Шарлиен, Черайас, Королевство Чизхольм

  III Королевский дворец, Теллесберг

Октябрь, 891-й год Божий 

  I Бухта Горат, Королевство Долар

  II Королевская Гавань, Остров Хелен

  III Королевский Дворец, Менчир

  IV Королевский Порт, Королевство Чизхольм

  V Королевский Дворец, Эрейстор

Ноябрь, 891-й год Божий 

  I Якорная стоянка Королевского Черисийского Флота, Остров Замка́

  II Пролив Приговора, Южный океан

  III Бухта Эрейстор, Изумруд

  IV Зала Большого Совета, Храм

  V У Головы Тритона, Чeрисийское море

Февраль, 892-й год Божий 

  I Бухта Сломанного Якоря, Армагеддонский Риф

  II Южное Море Паркера У Армагеддонского Рифа

  III Битва при Каменном Пике, У Армагеддонского Рифа

  IV КЕВ «Неустрашимый», У Армагеддонского Рифа

  V Скальный Плёс, Армагеддонский Риф

  VI КЕВ «Неустрашимый», У Армагеддонского Рифа

  VII Скальный Плёс, Армагеддонский Риф

  VIII КЕВ «Неустрашимый», Скальный Плёс, Армагеддонский Риф

Март, 892-й год Божий 

  I КЕВ «Неустрашимый», У Армагеддонского Рифа

  II Бухта Эрейстор, Княжество Изумруд

  III КЕВ «Неустрашимый», Котёл

  IV Котёл

  V КЕВ «Королевская Черис», Черисийское море

  VI Галера «Корисанд», Бухта Эрейстор

  VII У Головы Тритона, Черисийское море

  VIII КЕВ «Королевская Черис», Залив Даркоса

  IX Галера «Корисанд», Залив Даркоса

  X Залив Даркоса

Апрель, 892-й год Божий 

  I Королевский Дворец, Транджир

  II Королевский Дворец, Эрейстор

  III Собор Теллесберга, Теллесберг

ПЕРСОНАЖИ

ГЛОССАРИЙ

Заметки о летоисчислении Сэйфхолда

Информация о оригинальном издании и переводе Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg