Стюарт Рейли отыскал свое место в специальном стратоплане для пассажиров с сезонными билетами. Этим рейсом он каждый день возвращался из Центральной нью-йоркской торгово-промышленной зоны к себе в загородный дом в северном Нью-Гэмпшире. Ноги его буквально одеревенели, а глаза ничего не видели. Только по привычке — ведь Рейли многие годы проделывал одни и те же действия — он сел у окна, рядом с Эдом Грином. Опять-таки по привычке он тотчас же нажал кнопку в спинке переднего кресла и вперил взгляд в крошечный экран: шла вечерняя программа теленовостей, хотя ни одно из выпаливаемых скороговоркой сообщений не доходило до него.
Как сквозь сон, он услышал характерный для взлета свист, по привычке твердо уперся ногами в пол и привалился животом к предохранительному ремню. Однако он понял, что приближается ситуация, когда привычка не поможет, как не поможет ничто: с ним стряслась беда, самая страшная из всех бед, которые могут случиться с человеком в 2080 году нашей эры.
— Что, Стив, горячий денек выдался? — громко спросил его подвыпивший Эд Грин. — Ну и видик у тебя!
Рейли почувствовал, что его губы шевелятся, но лишь через некоторое время услышал звук собственного голоса.
— Да, — еле выговорил он, — у меня был горячий денек.
— А кто тебя просил лезть в «Минералы Солнечной системы»? — сразу завелся Эд. — Эти межпланетные корпорации все одинаковы: давай, давай и еще раз давай. Немедленно, сию минуту, сию секунду подготовь накладные: сейчас стартует товарный ракетоплан на Нептун, а другого не будет целых полгода, непременно продиктуй все письма на Меркурий… Что я, не знаю? Я пятнадцать лет назад работал на «Инопланетную формацию» и сыт по горло! Нет уж, лучше я буду торговать недвижимостью в Центральной нью-йоркской торгово-промышленной зоне. Спокойно. Надежно!
Рейли печально кивнул и потер лоб. Голова не болела, но пусть бы уж лучше болела. Все что угодно, только бы не думать.
— Конечно, здесь много не заработаешь, — громко продолжал Эд, переходя к другой стороне вопроса. — Состояния не наживешь, но и язвы тоже. Пусть я всю жизнь проторчу во второй группе, зато это будет долгая жизнь. В моей конторе работают не спеша и не слишком себя утруждают. Мы знаем, что старина Нью-Йорк стоит на своем месте много лет и еще будет стоять.
— Да, это верно, — согласился Рейли, по-прежнему глядя на экран застывшим взором. — Нью-Йорк еще долго будет стоять.
— Слушай, старик, чего ты ноешь? Ганимед пока не распался на атомы. Ничего с ним не случится!
К ним наклонился сидевший сзади Фрэнк Тайлер.
— Перекинемся в картишки, парни? Убьем полчасика.
Рейли никогда не любил карт, но признательность не позволила ему отказаться. Фрэнк, его сослуживец по «Минералам», все время прислушивался к словам Грина, как и остальные в стратоплане, но он один понимал, какие мучения неумышленно причинял Стюарту этот агент по продаже недвижимости! Он чувствовал себя все более и более неловко и решил отвлечься от грустных мыслей во что бы то ни стало.
Фрэнк поступает благородно, подумал Рейли, когда они с Эдом повернулись на креслах лицом друг к другу. В конце концов Рейли сделали управляющим Ганимедского отделения через голову Фрэнка; другой бы с удовольствием слушал, как Эд бьет по больному месту, но Фрэнк был не таков.
Началась обычная игра, как всегда, четыре партнера. Сидевший слева от Фрэнка Тайлера Брус Робертсон, художник, иллюстрировавший книги, поднял с пола свой огромный портфель и положил на колени вместо стола. Фрэнк распечатал новую колоду, и каждый вытащил карту. Начинать выпало Эду Грину.
— Ставки как всегда? — спросил он, тасуя карты. — Десять, двадцать, тридцать?
Они кивнули, и Эд стал раздавать. Он буквально не закрывал рта.
— Я и говорю Стиву, — он объяснял так громко, что, наверное, и пилоту в его герметической кабине было слышно, — что торговля недвижимостью очень благотворно влияет на кровяное давление, да и на все остальное тоже. Моя жена без конца пристает, чтобы я занялся чем-нибудь поприбыльнее. «Какой позор, — твердит она, — в мои годы — и только двое детей! Стюарт Рейли на десять лет моложе тебя, а Мэриан родила уже четвертого. И тебе не стыдно? Мужчина! Да если б ты хоть чуточку был мужчиной, ты бы сделал что-нибудь». Знаете, что я ей отвечаю? «Шейла, — говорю я, — скажи, пожалуйста, а у тебя все в порядке с 36-А?»
Брус Робертсон недоуменно взглянул на него:
— 36-А?
Эд Грин загоготал:
— Эх ты, беспечный холостяк! Погоди, вот женишься, тогда узнаешь, что такое 36-А. Будешь есть, пить и спать по 36-А.
— Форму 36-А заполняют, — спокойно объяснил Брусу Фрэнк Тайлер, собирая ставки, — когда обращаются в БПС за разрешением иметь еще одного ребенка.
— Ах да, конечно. Я просто не знал названия. Но ведь благосостояние — только одно из условий. Бюро планирования семьи принимает во внимание также здоровье родителей, наследственность, домашнюю обстановку…
— Ну, что я говорю?! Бездетный холостяк, сопляк, молокосос! — завопил Эд.
Брус Робертсон побледнел.
— Ты прав, благосостояние — только одно из условий, — поспешно вмешался миротворец Фрэнк Тайлер. — Но зато самое важное. Если в семье уже есть двое детей и с ними все в порядке, то, принимая решение, БПС рассматривает главным образом ваш достаток.
— Верно! — Эд хлопнул по портфелю, и карты на нем заплясали. — Взять хоть моего шурина, Пола. С утра до ночи слышу: Пол то, Пол се — неудивительно, что я знаю о нем больше, чем о себе самом. Полу принадлежит половина Грузового синдиката «Марс — Земля», конечно, он в восемнадцатой группе. Его жена лентяйка, ее не интересует, что о них подумают, поэтому у них только десять детей, но…
— Они живут в Нью-Гэмпшире? — спросил Фрэнк. Стюарт Рейли заметил, что перед этим Фрэнк бросил на него сочувственный взгляд: ясно было, что он пытается изменить тему разговора, понимая, как она угнетает Рейли. Наверное, это было написано у него на лице.
С лицом нужно что-то сделать: через несколько минут он встретит Мэриан. Если он не будет все время начеку, она тотчас же догадается.
— В Нью-Гэмпшире? — презрительно переспросил Эд. — Мой шурин Пол, с его деньгами? Нет, сэр, эта дыра не для него! Уж он живет действительно в фешенебельном месте: в Канаде, западнее Гудзонова залива. Но я уже говорил, что Пол и его жена не очень ладят друг с другом, и домашняя обстановка у его ребятишек не самая лучшая в мире — ну, вы понимаете, что я хочу сказать. И что ж вы думаете, у них когда-нибудь возникают затруднения с формой 36-А? Ничего подобного! Она возвращается на другое утро после того, как они ее заполнили, и наверху красуется большой синий штамп «одобрено». Там, в БПС, небось, считают: какого черта тут раздумывать, с их деньгами они наймут первоклассных воспитательниц и психологов! А если все-таки возникнут какие-нибудь неприятности, когда ребятишки подрастут, они пройдут самый лучший курс психотерапии, какой только можно получить за деньги.
Брус Робертсон покачал головой:
— Сомневаюсь… Ведь каждый день очень многие весьма перспективные родители получают отказы из-за плохой наследственности.
— Наследственность — одно, — заметил Эд, — а условия — другое. Наследственность нельзя изменить, а условия можно. И скажи-ка мне, милый друг, что может лучше всего изменить условия, как не деньги? Есть деньги — и БПС считает, что вашему ребенку обеспечен хороший старт, особенно когда он с детства у них под наблюдением. Тебе сдавать, Стив! Эй, Стив? Ты что, оплакиваешь свой проигрыш? Молчишь, словно воды в рот набрал! Что-нибудь случилось? Слушай, может, тебя уволили?
Рейли попытался взять себя в руки.
— Да нет, — хрипло выдавил он, собирая карты. — Не уволили.
Мэриан ждала его в семейном ракетоплане на аэродроме. К счастью, ее настолько переполняли последние сплетни, что ей было не до него. Лишь когда он поцеловал ее, она подозрительно вскинула глаза:
— Ты прямо бесчувственное бревно! Раньше это получалось у тебя гораздо лучше.
Он до боли сжал руки и попытался сострить:
— Это было еще до того, как я превратился в бесчувственное бревно. Сегодня у меня был горячий денек. Будь со мной поласковей, детка, и не требуй от меня слишком многого.
Она понимающе кивнула, и они забрались в небольшую машину. Лиза, их старшая дочь, которой было двенадцать лет, сидела на заднем сиденье с младшеньким Майком. Она громко чмокнула отца и поднесла к нему малыша для такой же церемонии.
Он почувствовал, что поцеловать ребенка стоило ему немалых усилий.
Они поднялись в воздух. С аэродрома во все стороны разлетались ракетопланы. Стюарт Рейли не сводил глаз с мелькавших внизу крыш и все думал, думал, когда же лучше сказать жене. Пожалуй, после ужина. Нет, лучше подождать, пока лягут дети. Вот они с Мэриан останутся вдвоем… Он почувствовал в желудке холодный ком, точь-в-точь как днем после завтрака. Интересно, соберется ли он с духом и расскажет ей обо всем? Придется. Никуда не денешься. И надо это сделать не позднее сегодняшнего вечера.
— …если бы я когда-нибудь верила хоть одному слову Шейлы, — говорила Мэриан. — Я ей так и сказала: Конни Тайлер не из таких, и хватит об этом. Ты помнишь, милый, в прошлом месяце Конни пришла в больницу навестить меня? Конечно, я знала, что она думает, глядя на Майка: если бы не ты, а Фрэнк стал управляющим Ганимедского отделения и получал бы на две тысячи территов больше, это она бы сейчас родила четвертого, а я бы пришла ее навестить. Я знала, о чем она думает, потому что на ее месте думала бы точно так же. Но она искренне заявила, что Майк — самый крепкий и развитый малыш из всех, что ей приходилось видеть. И когда она пожелала мне в следующем году родить пятого ребенка, это было сказано от всей души.
«Пятый ребенок! — с горечью подумал Стюарт Рейли. — Пятый!»
— …смотри сам: что мне делать с Шейлой, если она придет завтра и начнет все сначала?
— Шейла? — тупо повторил он. — Какая Шейла?
Склонившись над панелью управления, Мэриан нетерпеливо тряхнула головой.
— Ты что, не помнишь Шейлу Грин, жену Эда? Стюарт, да ты слышал хоть слово из того, что я говорила?
— Разумеется, милая. О… больнице и о Конни. И о Майке. Я слышал все, что ты говорила. Но куда должна прийти Шейла?
Она обернулась и впилась в него взглядом. Большие зеленые кошачьи глаза (однажды на танцах его так и потянуло через весь зал к ним, к незнакомой девушке) были очень серьезны. Щелкнув переключателем, она включила автопилот, который повел ракетоплан по заданному курсу.
— Стюарт, что-то случилось. У тебя не просто горячий денек на работе, а что-то серьезное, я ведь вижу. В чем дело?
— Потом, — сказал он. — Я тебе все расскажу потом.
— Нет, сейчас. Расскажи немедленно. Я не вынесу ни единой секунды, если ты будешь сидеть с таким видом.
Не отрывая глаз от домов, которые бесконечной вереницей проносились под ними, он глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду.
— Химическая корпорация Юпитера сегодня купила шахту Кеохула…
— Ну и что из этого?
— Кеохула — единственная шахта на Ганимеде, которая работает на полную мощность, — с трудом выдавил он.
— Я все равно… боюсь, что я все равно не понимаю. Стюарт, объясни мне в двух словах, что это значит?
Подняв голову, он заметил, что она испугалась. Она не понимала, о чем он говорит, но у нее всегда была изумительная интуиция. Почти телепатическая.
— Кеохула продана, и за хорошую цену. Теперь «Минералам» невыгодно иметь отделение на Ганимеде. Вот оно и закрывается, сразу же.
Мэриан в ужасе поднесла руки ко рту.
— И это значит… значит…
— Это значит, что им больше не нужны ни Ганимедское отделение, ни его управляющий.
— Но тебя не переведут на старую работу! — воскликнула она. — Это было бы слишком жестоко! Тебя не могут понизить в должности, Стюарт, после того как на твою прибавку мы завели еще одного ребенка! Должно найтись другое отделение, должно быть…
— Ничего нет, — еле выговорил он — язык его не слушался. — Они сворачивают работу на всех спутниках Юпитера. Не я один… Картрайт с Европы, Мак-Кензи с Ио — они повыше меня. «Минералы» делают ставку на Уран, Нептун и Плутон и плюют на всех остальных.
— А те планеты? Для них нужны управляющие отделениями?
Рейли беспомощно вздохнул.
— Там они уже есть. И заместители управляющих тоже. Опытные люди, которые работают много лет и хорошо знают свою работу. Я знаю, детка, что ты хочешь спросить: я говорил насчет перехода в Химическую корпорацию Юпитера. Ничего не выходит, у них уже есть Ганимедское отделение и человек, который вполне справляется с работой. Я весь день мотался с одного места на другое и договорился, что завтра возвращаюсь на свою старую службу в «Перевозку руды».
— На старый оклад? — прошептала она. — На семь тысяч территов?
— Да. На две тысячи меньше, чем сейчас. На две тысячи меньше минимума для четырех детей.
Глаза Мэриан тотчас наполнились слезами.
— Я этого не допущу! — всхлипнула сна. — Нет! Ни за что!
— Детка… — проговорил он, — детка, милая, таков закон. Что мы можем поделать…
— Я совершенно… Я совершенно не могу решить, с кем из моих детей я должна расстаться! Это уже свыше моих сил!
— Меня снова повысят. Очень скоро я опять буду получать девять тысяч территов. Даже больше. Вот увидишь.
Она перестала плакать и остолбенело уставилась на него.
— Но если ребенка отдали на воспитание, его нельзя взять обратно. Даже если доходы возрастут. Ты это знаешь не хуже моего, Стюарт. Могут родиться другие дети, но нельзя вернуть того ребенка, который оказался лишним.
Конечно, он знал. БПС установило такое правило для защиты приемных родителей, чтобы поощрять усыновление семьями высокооплачиваемых групп.
— Нам нужно было подождать, — сказал он. — Черт возьми, нужно было подождать!
— А разве мы не ждали? — возразила она. — Мы целых полгода ждали, хотели убедиться, что у тебя надежная работа. Разве ты не помнишь тот вечер, когда у нас обедал мистер Хелси? Он и сказал, что ты работаешь очень хорошо и обязательно сделаешь карьеру. «У вас еще будет десяток ребятишек, и мой вам совет — не откладывайте это в долгий ящик», — это его собственные слова!
— Бедняга Хелси! Он сегодня не смел на меня глаза поднять! После совещания он подошел ко мне и сказал, что очень огорчен и обязательно при первой возможности позаботится о моем повышении. Но он говорит, что сейчас почти все вынуждены себя урезать: последний год был очень неудачным для фирм, связанных с другими планетами. Я вот возвращаюсь назад в «Перевозку руды» и спихиваю человека, который занял мое место. Он спускается вниз и тоже кого-то сталкивает. Все чертовски скверно.
Мэриан вытерла глаза.
— У меня и своих забот полон рот, Стюарт. Сейчас меня не интересует никто другой. Что мы можем сделать?
Он откинулся назад и наморщил лоб.
— Я решил обратиться к нашему адвокату — больше мне ничего не пришло в голову. Клив обещал зайти сегодня вечером, после обеда, вот мы с ним все и обсудим. Если есть какой-нибудь выход, Клив нам подскажет. Ему часто приходится иметь дело с БПС.
— Что ж, начнем с этого, — кивнула она, соглашаясь с ним. — Сколько у нас времени?
— Завтра утром я должен послать извещение о лишнем ребенке. У нас две недели, чтобы решить, кто… кто из наших ребят…
Мэриан снова кивнула. Они сидели не шевелясь, целиком положившись на автопилот. Немного спустя Стюарт Рейли придвинулся к жене и взял ее за руку. Их пальцы судорожно переплелись.
— Я знаю кто, — раздался голос сзади.
Оба резко обернулись.
— Лиза! — У Мэриан перехватило дыхание. — Я и забыла про тебя. А ты сидишь и слушаешь!
На круглых щеках Лизы блестели слезинки.
— Да, я слушаю, — согласилась она. — И я знаю, кого вы отдадите. Меня. Я же старшая. На воспитание можно отдать только меня. Не Пенни, не Сьюзи, не Майка, а меня.
— Замолчи сейчас же, Лиза Рейли. Мы с твоим отцом решим, что делать. Скорей всего вообще ничего не произойдет. Совсем ничего.
— На воспитание отдают старшего ребенка. Так говорит моя учительница. Она говорит, что маленькие дети травм… травмируются больше, чем старшие. Еще она говорит, это очень хорошо, потому что, если тебя отдадут на воспитание, ты обязательно попадешь в очень богатую семью, у тебя будет много игрушек, замечательная школа и все такое. Моя учительница говорит, что, может, поначалу и взгру… взгрустнется, но потом случится столько хорошего, что ты будешь очень сча… счастлива. И еще моя учительница говорит, что так и должно быть, потому что таков закон.
Стюарт Рейли хлопнул кулаком по сиденью.
— Твоя мать сказала, что решать будем мы с ней!
— И потом, — упрямо продолжала Лиза, вытирая одной рукой лицо, — и потом, я не хочу жить в семье с тремя детьми. Все мои подруги из семей с четырьмя. А мне снова придется дружить с этими серыми девчонками, с которыми я раньше…
— Лиза! — заревел Рейли. — Я пока еще твой отец! Хочешь в этом убедиться?
Наступило молчание. Мэриан включила ручное управление и посадила ракетоплан. Она забрала малыша у старшей дочери, и, не глядя друг на друга, они вышли из машины.
В палисаднике Рейли улучил минутку, чтобы перевести домашнего робота с «ухода за садом» на «прислуживание за столом», и вслед за жужжащей металлической фигурой вошел в дом.
Беда в том, что Лиза права. Если нет никаких осложнений, на воспитание обычно отдают старшего ребенка. Для нее это будет менее болезненно, а Бюро планирования семьи очень тщательно отберет новых родителей из большого числа претендентов и позаботится о том, чтобы передача произошла как можно спокойнее и естественнее. В первые годы специалисты по детской психологии будут навещать ее дважды в неделю, чтобы добиться максимального приспособления к новой обстановке.
Кто ее заберет? Кто-нибудь вроде Пола, шурина Эда Грина, доход которого позволял завести гораздо больше детей, чем он имел. В семье могло быть мало детей по разным причинам, но так или иначе это мешало добиться высокого положения в обществе.
Можно было стать обладателем блестящего ракетоплана — купить его в кредит, влезть в долги на десять лет вперед. Можно было купить огромный дом в Манитобе, где жили все владельцы земельных участков, высшие чиновники нью-йоркской торгово-промышленной зоны, бок о бок со своими коллегами из Чикагской и Лос-Анджелесской зон, дом, стены которого будут украшены панелями из редких пород марсианских деревьев, дом, полный всевозможных специализированных роботов — и несмотря на это закладная могла медленно, но упорно подтачивать ваше благополучие.
А вот с детьми все было ясно. Ребенка нельзя было завести в кредит, в надежде на то, что ваши дела улучшатся, — вам бы этого не позволили. Ребенок появлялся только тогда, когда БПС, изучив вас и вашу жену с точки зрения наследственности и домашней обстановки, приходило к выводу, что ваш доход позволяет создать будущему ребенку все необходимые условия. На каждого ребенка семья должна была представить лицензию, которую БПС выдавало после тщательного обследования. Таково было положение дел.
Вот почему, если вы покупали что-нибудь в кредит и могли предъявить лицензию на шестерых детей, от вас не требовалось никаких справок с работы. Служащий записывал ваше имя, адрес, номер лицензии — и все. Вы выходили из магазина с покупками.
В течение всего ужина Рейли раздумывал над этим. Он припомнил то утро, когда пришла лицензия на Майка, и почувствовал, что виноват вдвойне. В тот момент он прежде всего подумал: «Теперь-то нас обязательно пригласят вступить в загородный клуб!» Конечно, он был рад получить разрешение еще на одного ребенка — они с Мэриан оба любили детишек, но у них уже было трое, и четвертый ребенок означал большой шаг вперед.
«Ну хорошо, а кто на моем месте думал бы иначе?» — спросил он себя. Даже Мэриан на другой день после рождения Майка стала называть его «наш сыночек для загородного клуба».
Счастливые, наполненные гордостью дни! Они с Мэриан ступали по земле, как молодые монархи, которые шествуют на коронацию!
А теперь…
Кливленд Беттигер, адвокат Рейли, явился как раз в тот момент, когда Мэриан бранила Лизу, укладывая ее спать. Мужчины пошли в столовую и велели домашнему роботу приготовить им по коктейлю.
— Я не хочу приукрашивать положение, Стив, — сказал адвокат, раскладывая содержимое своего портфеля на старинном кофейном столике (армейский ящик для обуви начала двадцатого века, который Мэриан искусно приспособила под столик). — Дело довольно скверное. Я изучил все последние решения БПС в аналогичных ситуациях и не нашел ничего утешительного.
— Но, есть какая-нибудь надежда? Можно хоть за что-то зацепиться?
— Сейчас мы попытаемся это выяснить.
Вошла Мэриан и устроилась на софе рядом с мужем.
— С ума сойдешь с этой Лизой! — воскликнула она. — Чуть было не отшлепала ее. Она уже начинает разговаривать со мной, как с чужой женщиной, у которой нет над ней никакой власти!
— Лиза заявила, что на воспитание можно отдать только ее, — объяснил Рейли. — Она слышала наш разговор.
Беттигер развернул испещренный записями лист.
— Лиза права. Она старшая. Давайте-ка обсудим положение. Когда вы поженились, у Стюарта был оклад три тысячи территов в год — это минимум для одного ребенка. Появилась Лиза. Через три года со всеми прибавками твой доход возрос на две тысячи территов. Появилась Пенелопа. Еще полтора года — еще две тысячи. Сюзанна. В феврале прошлого года ты перешел в Ганимедское отделение на девять тысяч в год. Майк. Сейчас тебя снова понизили — семь тысяч. Это максимум для трех детей. Все?
— Все, — подтвердил хозяин.
«Вот вкратце история моей супружеской жизни, — подумал он. — Здесь, правда, не было сказано ни о том, как у Мэриан чуть не случился выкидыш, когда она носила Пенни, ни о том, как у домашнего робота возле площадки для игр произошло короткое замыкание и Сьюзи пришлось наложить на голову шесть швов. Здесь не было сказано, как…»
— Хорошо, Стив, давай теперь выясним ваши финансовые возможности. Нет ли у одного из вас надежды в ближайшем будущем получить необходимую сумму, допустим наследство. Не владеете ли вы какой-нибудь собственностью, которая может значительно подняться в цене?
Они переглянулись.
— Семьи наших родителей относятся к третьей и четвертой группам, — медленно произнесла Мэриан. — Состояние у них небольшое. А у нас со Стивом, кроме дома, мебели и ракетоплана, есть только немного государственных облигаций и акций «Минералов Солнечной системы». Они долго, очень долго не повысятся в цене.
— Ладно, с доходами покончили. А теперь, мои милые, позвольте мне спросить…
— Подожди-ка, — не выдержал Рейли. — Почему это «покончили»? А если я буду подрабатывать по субботам-воскресеньям или вечерами здесь, в Нью-Гэмпшире?
— Потому что лицензия на ребенка учитывает доход от нормальной тридцатичасовой рабочей недели, — терпеливо разъяснил адвокат. — Если отец семейства для обеспечения необходимого заработка должен работать сверх этой нормы, дети меньше видят его, или, выражаясь юридическим языком, «лишены нормальных привилегий нормального детства». Запомни, что действующее законодательство превыше всего ставит права детей. Их никак нельзя ущемлять.
Стюарт Рейли смотрел на противоположную стенку невидящими глазами.
— Мы могли бы эмигрировать, — глухо произнес он. — На Венере, например, нет ограничений рождаемости.
— Тебе тридцать восемь, Мэриан тридцать два. На Марсе и на Венере нужны молодые, совсем молодые люди, не говоря уж о том, что ты конторский служащий, а не инженер, не механик и не фермер. Я очень сомневаюсь, что тебе удастся получить постоянную межпланетную визу. Нет, с вашими доходами все ясно. Вот разве что особые случаи. Есть у вас что-нибудь по этой части?
Мэриан уцепилась за соломинку:
— Может быть… При рождении Майка мне делали кесарево сечение.
— Так… — Кливленд Беттигер потянулся за другим документом и прочитал его.
— В твоей истории болезни говорится, что это произошло из-за неправильного положения ребенка в матке. Совсем не обязательно, что в следующий раз опять понадобится хирургическое вмешательство. Еще что-то есть? Какие-нибудь психические отклонения у Лизы, из-за чего ее сейчас никак нельзя передать приемным родителям? Подумайте.
Они подумали и вздохнули. Ничего такого не было.
— Этого-то я и ожидал, Стив. Дело дрянь. Ну что ж, подпишите вот это и пошлите завтра вместе с извещением о лишнем ребенке. Я все заполнил.
— Что это? — тревожно спросила Мэриан, заглядывая в бумагу, которую он им дал.
— Просьба об отсрочке. Я ссылаюсь на твою исключительно хорошую служебную характеристику и пишу, что понижение — лишь временное явление. Из этого ничего не выйдет, потому что для выяснения дела БПС пошлет сотрудника в твое управление, но все-таки мы протянем время. У вас будет лишний месяц, чтобы решить, с каким ребенком расстаться, и, кто знает, может быть за это время что-нибудь случится? Найдешь место получше или тебя повысят.
— За месяц я не найду лучшего места, — вымолвил удрученный Рейли. — Дело скверное: нужно радоваться и тому, что получил. А о повышении нечего думать по крайней мере с год.
С лужайки перед домом донесся звук приземлившегося ракетоплана.
— Неужели гости? — удивилась Мэриан. — Мы никого не ждем.
— Да, только гостей нам сейчас не хватает, — покачал головой ее муж. — Взгляни, кто там, Мэриан, и постарайся выпроводить.
Она вышла из столовой, на ходу сделав роботу знак наполнить пустой стакан Беттигера. Ее лицо свело от боли.
— Я не понимаю, — пожаловался Стюарт Рейли, — почему БПС проявляет такую жестокость во всем, что связано с контролем над рождаемостью. Неужели нельзя дать человеку небольшую отсрочку?
— Оно так и делает, — напомнил ему адвокат, аккуратно складывая бумаги в портфель. — Разумеется. Если должен родиться ребенок, на которого получено разрешение, ваш доход может без всяких последствий понизиться на девятьсот территов — это уступка непредвиденным обстоятельствам. Но две тысячи, целых две тысячи…
— Нет, это несправедливо! Чертовски несправедливо! После того как вы родили и вырастили ребенка, какое-то паршивое Бюро забирает его у вас…
— Довольно, Рейли, не будь ослом! — резко оборвал его Беттигер. — Я твой адвокат и собираюсь помогать тебе, насколько хватит моих знаний и опыта, но я не желаю слушать, как ты несешь чепуху, в которую сам не веришь. Имеет смысл планировать семью или нет? Или мы будем уверены, что каждый ребенок рождается с прочными шансами на достойную и счастливую жизнь, что он нужен и дорог, или возвратимся к безответственным методам рождения детей прошлых столетий?! Форма 36-А — символ планирования семьи, а извещение о лишнем ребенке — только оборотная сторона медали. Все имеет свои издержки.
Рейли опустил голову.
— Я не спорю с этим, Клив. Я только… только…
— Сейчас тебя, что называется, припекло. Мне очень жаль тебя, искренне жаль. Но, видишь ли, когда ко мне приходит клиент и говорит, что по рассеянности пролетел над запретной зоной, я использую все свои юридические знания и каждую свою жалкую извилину, чтобы помочь ему и чтобы он отделался наименьшим штрафом. Но если он не ограничивается этим и начинает доказывать, что правила уличного движения никуда не годятся, я теряю терпение и велю ему заткнуться. Так же и с контролем над рождаемостью: понадобился целый ряд правил, чтобы воспроизводство человеческого рода происходило более разумно.
Голоса, доносившиеся из прихожей, вдруг оборвались. Они услышали характерный для Мэриан звук: что-то среднее между вскриком и визгом. Мужчины вскочили и выбежали к ней.
В прихожей рядом с Мэриан стоял Брус Робертсон. Закрыв глаза, она держалась рукой за стену, как бы боясь упасть.
— Мне очень жаль, что я ее так расстроил, Стив, — быстро произнес художник. Его лицо было очень бледным. — Видишь ли, я хочу удочерить Лизу. Фрэнк Тайлер рассказал мне, что произошло.
— Ты? Ты хочешь… Но ты же холостяк!
— Да, но я принадлежу к пятой группе. Мне разрешат удочерить Лизу, если я сумею доказать, что создам ей обстановку такую же благоприятную, как женатая пара. Так я и сделаю. Я хочу только одного — чтобы она официально носила мое имя. Мне все равно, как ее будут называть в школе или подруги. Она останется здесь, у вас, а я буду давать деньги на ее содержание. БПС согласится, что это самый лучший дом для Лизы.
Рейли замер, выжидательно глядя на Беттигера. Адвокат кивнул:
— Пойдет. Ведь если настоящие родители выражают какие-нибудь пожелания относительно условий передачи ребенка, Бюро, как правило, считается с их доводами. Но вы, молодой человек, вы-то что выиграете от этого?
— Официально будет считаться, что у меня ребенок, — ответил Робертсон. — Ребенок, о котором я смогу говорить и хвастаться, как другие хвастаются своими детьми. Мне до смерти надоело быть бездетным холостяком — я хочу иметь кого-то.
— Но в один прекрасный день ты захочешь жениться, — сказал Рейли, обнимая жену, которая с глубоким вздохом прижалась к нему. — Ты захочешь жениться и иметь собственных детей.
— Этого не будет, — тихо произнес Брус Робертсон. — Пожалуйста, не говорите никому: в моей семье был случай аневротической идиотии. Женщина, на которой я женюсь, не должна иметь детей. Сомневаюсь, что я когда-либо женюсь, но уж детей у меня, конечно, никогда не будет. Это… это моя единственная возможность…
— Ох, милый, — радостно вздохнула Мэриан в объятиях Рейли. — Вот увидишь, все обойдется.
— Я прошу только одного, — неуверенно продолжал художник, — я буду изредка приходить сюда, чтобы повидать Лизу и узнавать, как ее дела.
— Изредка! — завопил Рейли. — Да приходи хоть каждый вечер! В конце концов, ты ведь будешь вроде как член семьи. Да что я говорю «вроде»! Ты будешь настоящим членом нашей семьи, ты будешь семейным человеком!
Комментарии к книге «Семейный человек», Малинова
Всего 0 комментариев