«Да будет так»

Дмитрий Тарабанов

ДА БУДЕТ ТАК

альтернативная летопись

Из полемического источника:

Оставив плот у берега на ветхой привязи, поляне выбрались на сушу. Подъем вверх по реке оказался не так легок, как предполагалось. Путникам повстречались по дороге дикие племена кочевников, по вине которых градостроительская утварь не была полностью погружена. Выиграв время, плот набрал скорость и оторвался от врагов, занявших солидную часть земель дреговичей. К огромной радости неразлучной четверки полян, кочевники не предприняли попытку к погоне. А если и предприняли, то продвинулись без водопреодалимых средств недалеко. В крайнем случае, подошли к первому ответвлению... Поднявшись на холмы, поросшие выцветшей за немилостивое лето травой, Кий приложил ко лбу ладонь, укрывая от Ярила тоскливые карие глаза. Внимательно оглядел окрестности. Солнце тяготело к небосклону, и его свет становился все крепче и настойчивей, подогревая воду в Днепре оранжевыми волнами. Могучие бугры топорщились богатырями, а тень от них отползала к воде с каждым мгновением все быстрей и быстрей. Накрывала пологом суетящиеся под пляс ветра травы. "Там - мы выстроим собор, - думал Кий, - Там - поставим звонарню. Настроим изб просторных, чтобы гости оценили по праву выбор наш. Обведем город частоколом дубовым в два мужа высотой... нет, лучше в три - так никакие кочевники не одолеют нас. И ворота поставим. Такие, чтоб славяне лучших родов преклоняли колени пред городом нашим". - Да будет так... - прошептал он. И возвестил: - Возведем мы, братья, великий град. Велик он будет так, что потомки и дщери сложат о нас легенды. И прослывем мы, братья, над всей землей русской. И дальше нас узнают, за Понтом Аквинским, за Таврией дикой, в Константинополе и Риме. И сам Перун считаться будет с нашим детищем. И говорили с ним братья в один голос - младые Щек и Хорив: - Да будет так! И летела над холмами звонкая и юркая песнь сестрицы их. И вторили им холмы. И отзывались небеса... - Да будет так...

Из художественного источника:

"Что бы случилось, развались тогда Киевская Русь?" - думал Изяслав, будучи уже в летах. Минуло двадцать четыре года, как он передал престол брату своему, Святославу. И шесть лет, как булаву унаследовал князь Всеволод. Как ценно оказалось наследие отца их, Ярослава, прозванного недаром Мудрым, когда призвал тот сыновей жить в мире и согласии. А ведь все могло быть не так совсем... Из окна доносились пения гусляров и скоморохов, чтящих годовщину съезда князей в Любече. Празднуя тот великий день, когда предстал перед тремя братьями вопрос: "Разлететься и держать вотчину свою, которую со временем поглотят половецкие орды - или держаться до последней крупинки земли, стоя плечом к плечу, встречая напасти совместными усилиями?" Небо пересек длинный клин журавлей. Изяслав наблюдал, как растворялся тот в осеннем небе с прощальным "курлы!". Так могла сгинуть, раствориться в веках могучая, но страшно хрупкая Киевская Русь. Русый слуга принес грустящему у окна князю ковш меда. Несмотря на всю по-праздничному хмельную отрешенность, Изяслав-старик не мог отделаться от мысли, что возобладай в тот страшный год над ним жадность и гордыня, не помирись он с младшими братьями и не поклянись передавать власть "по зрелости", испробовали бы они яблоко раздора и растерли бы их жернова междоусобиц. - Эх... - вздохнул Изяслав и велел слуге, притаившемуся за дверью, принести еще меда. Тот вошел в освещенные вечерним светом покои, раскланялся и удалился, чтобы наполнить быстро опустевший кувшин. Старый князь никак не собирался проводить сегодняшний день в ясном уме. С улицы доносились радостные возгласы гуляющего Киева, а он смотрел на них свысока, как Господь глядит на непутевых язычников, верящих во что-то, но не в то, во что нужно. Но... это хорошо, что есть такие "христианские язычники". Будь все таковы как Володя Великий, Володя Мономах, Дир и Аскольд, его отец Ярослав - сами Ярославовичи, в конце концов! - в 1097 не удалось бы Русь спасти и половцев разбить... - Горе гордыне - слава Руси! - произнес он и вздохнул. - Да будет так...

Из методического источника:

Василий Попов до конца своих дней думал, что открыл не два новых, неизведанных ранее континента, а новый путь в Китай. Тогда, в 1498 году, когда Русь расползлась по всей Европе, смешав в себе такие богатые, но почти беззащитные государства, как Англосаксония, Германские разрозненные земли, Италия, Испания, Франция, присоединив к себе коренные территории черных и смуглых племен Африки и Индии, завладев Верхними Кордонами и Тибетом, наконец подошла к стене Китая. Встретив небывалый ранее отпор желтолицых воинов, практически не уступающих силой, смекалкой и крепостью боевого духа русской дружине, Киевская Русь приостановила свое шествие по земле и решила взять врага хитростью. Китай, судя по известиям послов, не обладал достаточной морской мощью, в отличие от Руси, прозванной издревле Владычицей Морей. И тогда-то Василий Попов предположил, что Земля на самом деле замкнутая и, отправившись по океану на запад, можно попасть на Край Востока - прямо к дальним берегам Китая. Через два года плавания четыре могучих корабля "Святой Николай", "Святой Дмитрий", "Святой Григорий" и "Василий-мученик" (затонувший у прибрежья Северной Поповки) достигли берегов "Китая". Только не желтокожие поджидали русских мореплавателей на суше - встретили их радушные, но одновременно кровожадные краснокожие племена с языческой и еще не зрелой культурой. Выучив туземный язык и собрав скромные сувениры, Василий на "Святом Николае" и "Святом Григории" возвратился на родину с вестью, что китайские племена не так уж непобедимы и пал ниц перед известием, что Китай уже давно завоеван. И не тот совсем, который он отыскал. Попова ожидала бедная старость и последние годы своей жизни он провел в глубокой нищете. Только через восемь лет после смерти отважного мореплавателя в русский город Простогор, что в Испанском княжестве, прибыл "Святой Дмитрий", немалая часть экипажа которого была составлена краснокожими. После многочисленных попыток русичей смыть алую "краску", Великий Князь Мстиконстантин и Державное Вече были вынуждены признать существование новых континентов. Так на карте появились еще два пятна: Северная и Южная Поповки, окрашенные в тот же цвет, что и остальные русские земли. А потом последовали Крещение Поповки в реках с опасными зубастыми рыбешками, образование Омельских и Многорусских княжеств и многое другое, известное каждому русичу по всему миру. Было так и мы должны об этом помнить и не закрывать глаза на историю. Да будет так...

Из фантастического источника:

Великий Князь Русский сидел на своем престоле, наблюдая, как летучие корабли с дружиной на борту высаживаются на новую землю, обращающуюся вокруг звезды класса "Глаголь". Землю новую уже назвали Хоривом и оставалось только оную завоевать. Дальнобойные глазовиды отмечали присутствие неразвитых ящеров с полным отсутствием веры, убеждения и желания объединиться во что-то большее, нежели охотничье сообщество. - Еще одно поражение, - на выдохе произнес Молчелюбский и погладил мохнатого зверька, растянувшегося у него на коленях. Драгунец приятно посапывал, подранивая средними коначностями. Наверное, в сноведенческой погоне за мышами. Изображение планеты - детище чистоказа - медленно разворачивалось в просторном тронном зале великокняжеского фрегата. Семена дружинских кораблей миновали атмосферу и, распустив лучмешки, готовились опуститься в океан. Вот первое из них достигло водной поверхности и, поднимая брызги, вошло в морскую обитель... Тронный зал наполняла приятная музыка, умело сложенная из скрипучих мотивов скоморохов и легких переливов громадок-пискунов. Удобное кресло престола в причудливо застывших позах окружала Близкая Свита, готовая в любое мгновение откликнуться и помочь Молчелюбскому. Крепкий, налысо остриженный мавр-русич начал двигаться чуточку быстрее, словно "размерзая". Это сработало поле силохрана, выводя Главного Воеводу из полусонного состояния, в котором тот находился уже четвертый час. А в общем, почти второй век. - Почему, мой святейший? - изумился он, поначалу слабым, но заметно крепчающим к концу фразы голосом. - Почему, ответь, пожалуйста, мы снова проиграли? - Эх, - вздохнул Молчелюбский, - Киевская Русь повидала на своем веку много князей, много земель, много верований, много народов, много бед. Но мы, как настоящие русичи, шли вперед, чтобы завоевывать новые народы, новые земли, искоренять неверные верования, показывать народу новых великих князей, преодолевать новые беды... Чем больше нас становилось, тем сложнее с нами было бороться. А теперь мы проиграли, потому что нам некого завоевывать, никто не оказывает нам сопротивления. Стало скучно, народ прозябает. Искусство войны себя истощило, а искусство мира зодчим неведомо. За эти сто двадцать лет, что я на престоле, не слышал ничего нового ни в иконописи, ни в приключенческой летописи, ни в церковном хоропении. Наверно, мы что-то сделали не так. И сделали это давно. Ни одно и не два - и даже не три! - столетия назад. Много-много больше. Еще на корню своего существования. Как ты думаешь, Свят Богомолов, мы ошиблись? Краснокожий старичок медленно "оттаял" и, пошевельнувшись, поклонился. - Мой князь, вы никогда не ошибались. Но задолго до вашего - и моего появления ошибся земной, старокиевский наследник. В далеком 1097 году от Рождества Христова. - Изяслав, - едва слышно произнес Молчелюбский, предварительно сверившись с Великим Веретеном Мыслей. Запомнить всех князей той эпохи при их недолговечных жизнях казалось невозможным. Ну, разве что Богомолов ставился в достопочтенное исключение. С его то способностями! Такому и Веретено не потребно. - Изяслав, - повторил старичок и уважительно кивнул. - А, может, вообще Кий с компанией. Краснокожий сдавленно захихикал. За свои три века подданства он ни разу не позволял себе смеяться в присутствии главы великокняжеского рода. Но сегодня, видимо пришел роковой день. - Мне было видение, - прошептал Молчелюбский и поведал свите суть своего сна. Говорил он настолько возбужденно, что малютка-драгунец проснулся и принялся лизать многочисленные лапки, не обращая никакого внимания на застывшие в напряжении лица советников, избранников Вече. Когда Великий Князь закончил, свита вздохнула с облегчением. - Значит, Киевской Руси пришло время распасться на вотчины, - подвел итог Богомолов. - Давно пора. Если бы этот сон увидел еще Изяслав... Дружинские силокаты расползлись по Хориву, как маложитки по капле воды, застывшей шариком в невесомости. Они еще не знали, что заведомо проиграли. - Я дам каждой порабощенной земле свободу, напомню их культуру, традиции... Боже, и для этого стоило почти три тысячи лет идти в тупик, чтобы потом вернуться к перекрестку, - Молчелюбский часто-часто задышал, одержимый новой мыслью. - А еще я провозглашу каждого князем своей судьбы. Я назову это "демократией"... Я не знаю, что это значит, но это слово было в моем видении... Мы воскреснем, исчезнув, как вода падает живительными каплями, после того, как испарилась. Скоморохи протяжно завыли, и хрусталь громадок совсем потерялся между ними. - Демократия... - взвесил на языке причудливое слово краснокожий русич. Улыбнулся, навстречу новой эре. - Да будет так!

7 февраля 2001 года Николаев