«Закон военного счастья (Мир вечного полдня - 3)»

Николай Басов

Закон военного счастья

(Третья книга из цикла "Мир вечного полдня")

Часть I

ПРОИГРАННАЯ ВОЙНА

1

Весна должна была вот-вот кончиться. А может, уже и кончилась, Ростик не очень хорошо представлял себе, когда тут, в Водном мире, весна по-настоящему сменяется летом. По схеме, предложенной, кажется, тысячу лет назад, в первую осень после Переноса Боловска в Полдневье, стояло двадцатое мая. Если учесть, что недель в каждом месяце тут было три, завтра возникал последний день мая, а через тройку деньков - условного второго июня - можно будет отметить и день Переноса. Третью годовщину.

Ох-хо, сколько в этом было трудов - в том, чтобы живым и почти нормальным дойти до сегодняшнего дня, сколько смертей своих друзей и подчиненных он видел и сколько смертей еще увидит, прежде чем действительно эту дату сможет встретить?..

Положение у них было скверным. Конечно, за три прошедших года бывали моменты и похуже, но никогда еще так явно он не ощущал, что война проиграна, что самое лучшее, что они могут сделать, - удрать без оглядки. Вот только удирать не получается. И начальство не расположено, да и в самом деле неясно, что дальше делать, если человечество не сумеет укрепиться тут, на краю безмерного, кажется, торфяника, не сумеет обеспечить себя хотя бы этим топливом.

Но торф - он и есть торф, а проигранная война страшнее любого энергетического голода. Впрочем, это еще предстояло выяснить на совещании, которое торжественно затеял этот... Ростик мысленно выругался, но тут же взял себя в руки.

Его звали Вениамин Лурьевич Каратаев, кстати, тот самый мужичок, которого им чуть было не навязали в начальники, еще когда они открыли Одессу. Плешивый, зачесывающий длинные боковые волосы поперек лысины, чтобы хоть немного прикрыть кожу на макушке, суетливый, с красноватыми, крысиными глазками, пухленький, чрезмерно говорливый. У начальства в таком авторитете, что, когда было решено в начале прошлого лета устроить большую разведку тут, в восьмидесяти километрах от Перевала и в сорока от каменной полки, отходящей от Олимпийской гряды, на единственной в округе скале, возвышающейся на десяток метров над безбрежными болотами, его и сделали главным.

Да таким, что все уже через пару недель чуть не в слезы рыдали... Но для начальства он оставался самым толковым руководителем. Ему приписывались все достижения, он, и только он, якобы обеспечивал все победы, успехи и реальные результаты...

Стоп, подумал Ростик, глядя из бойницы крепости на Скале на болота, на цветущие откосы скального плато, на озера и лужицы, сверкающие ослепительным на солнце блеском под серым небом мира Вечного Полдня. Не стоит так раскисать, не нужно тратить из-за такой ерунды столько нервных клеток. И все-таки... Это была не такая уж и ерунда - это была проигранная война, он знал это, ощущал настолько реально, что мог лишь удивляться, почему этого не видят другие.

- Ты идешь? - раздался под гулкими каменными сводами, построенными с использованием каменного литья гошодов, голос старшины Квадратного.

Ростик оглянулся. Старшина в своих глухих доспехах, которые в последнее время почему-то перестал снимать даже в крепости, выглядел усталым и понурым. Не может быть, чтобы он не осознавал этого поражения, подумал Рост, а на совещании наверняка будет помалкивать. Будет отнекиваться тем, что он просто старшина, что стратегия - дело офицеров, то есть его, Ростика, и, конечно, черт их дери, руководителей.

- Как ты догадался, что я тут?

- Ты всегда, когда хочешь сосредоточиться, сюда уходишь. Уже месяца три, еще с зимы. Не замечал?

Ростик удивился, он в самом деле, когда дела пошли не очень хорошо, стал уединяться в этой галерее все чаще, но объяснял это отнюдь не тягой к раздумьям.

- Отсюда вид на болота изумительный, - пояснил он. - Так и хочется вырваться из крепости, расплескать тину, лужи. Подышать свежим воздухом. Видишь, вон на том островке сизо-красные разводы. Это цветут орхидеи.

Квадратный подошел ближе и совсем не по-подчиненному пихнул под лопатку:

- Пойдем уж, будут тебе... другие орхидеи.

Они вышли из галереи, проложенной вдоль бойниц, спустились на второй этаж, где находились жилые и служебные помещения. Тут было безопасней всего, потому тут и разместилось начальство, потеснив лазарет, в котором, слава Богу, было много пустых коек, общую солдатскую комнату и офицерскую караулку.

Начальство уже собралось. Ввиду сложности ситуации все сидели с лицами, на которых читалось желание немедленно разрешить все проблемы человеческой цивилизации Полдневья. Главным был, конечно, Председатель - на серьезные совещания в крепость на Скале он еще прилетал, видимо, считал ее своим детищем. Был, разумеется, и Каратаев. Его как прислали в конце зимы, так он тут и сидел безвылазно, хотя... Впрочем, об этом пока не будем, решил Рост. Была и Галя Бородина, сестра того самого парня, с которым Ростик осваивал Одессу два года назад, который был командиром добытчиков металла и которого за окладистую темную бороду прозвали Бородой. Сестру, в отличие от брата, не любили, и кличку ей дали - Бородавка. Впрочем, Ростик не знал, прижилось ли прозвище, хотя про себя пользовался им куда как часто.

Галина эта была той еще штучкой - сердитой, остренькой на язык, неумной. Но хваткой и с апломбом. К счастью, сегодня, кажется, ее можно было в расчет не брать.

Вот так, вот и все, тоскливо подумал Ростик. Эти три человека и примут решение, которое придется исполнять ему. Ему и его ребятам. Мало, очень мало. И глупо - эти люди не понимали, что тут происходит, и способны исказить ситуацию в своей манере так, что решение будет неправильным. А неправильные решения тут, в Полдневье, искупаются кровью, только кровью.

- Рассаживайтесь, товарищи, - предложил Рымолов, не вставая. - Давайте начнем, в самом деле, я хотел еще сегодня отбыть на Перевал, а значит, решение наконец должно быть принято. - Он со значением посмотрел на Ростика.

- Думаю, Арсеньич, мы его и примем, - медленно проговорила Галя. Она всегда говорила очень медленно. Ростик подозревал, что не по медленности мышления, а просто для того, чтобы ее реже спрашивали. Если так, она своей цели добилась, к ней обращались лишь в исключительных случаях.

- Тогда, Гринев, слушаем твой доклад как коменданта крепости.

Ростик еще подумал, он не знал, как именно донести до руководства свою тревогу. Поэтому на всякий случай спросил:

- Конкретно или с пониманием всей военной ситуации в целом?

- В целом, - буркнул, упредив начальство, Каратаев.

- Тогда так. - Ростик быстро посмотрел на стену, где стилом по воску были нарисованы окрестности, но решил изображением не пользоваться. - Когда в начале прошлого лета мы нашли эту скалу и невероятно большие запасы чистого, очень сухого по местным меркам торфа, было принято решение строить тут крепость.

- Не надо от начала времен, - нахмурился Рымолов. - Мы знаем, что было прежде.

- Нет, Арсеньич, полагаю, что ошибка была сделана тогда, и, чтобы ее не повторять, я лучше проговорю ситуацию с "начала времен". - Он подождал, но новых протестов не было. - Тогда, как известно, было предложено две тактики нашего поведения. Первая, которую предложил я, - создание летучих групп, которые режут торф то тут, то там, в разных местах, охраняемые довольно сильными, подвижными отрядами. Это не позволяло бы пернатым бегимлеси создать перевес сил, потому что им для маневра требовалось бы время, и мы бы уходили от решающего столкновения. Вместе с тем это обеспечивало бы нас топливом, потому что на самом деле торфяников тут едва ли не сорок процентов территории, есть где развернуться и где нарезать его даже не тысячами - миллионами тонн, в таком количестве, что главной была бы не проблема заготовки, а проблема транспортировки его к Перевалу.

- Так, - кивнул Рымолов. - И все-таки ближе к делу.

- Вторая тактика заключалась в традиционном усилении именно тут, на Скале, строительстве очень мощной крепости и удержании этой крепости силами до двух рот. Разумеется, охрана работающих на торфяниках бакумуров, вывоз топлива по стационарной, единственной тут дороге - широким крюком, с заходом на восток, и лишь последующим возвращением по каменному подножию гряды на запад, к Перевалу. Обходится это не очень дешево, но с тех пор, как грузовики были переоборудованы под спиртовое топливо, я постоянно слышал заверения, что с транспортом проблем не будет. Зимой, то есть более полугода после нашего тут обустройства, оказалось, что транспорт не обеспечивает вывоза торфа по одной простой причине - пернатые знают путь, которым ходят машины, потому что этот путь единственный, и устраивают налеты на караваны.

- Мне говорили военные аналитики, - веско высказалась Галина, - что даже если бы мы воспользовались твоей идеей летучих отрядов, пернатые все равно могли бы перехватывать грузовики с торфом, только делали бы это ближе к Перевалу. Потому что Перевал - единственный из известных нам проходов через Олимпийскую гряду.

- У Перевала нашему гарнизону из крепости было бы легче справляться с любыми отрядами пернатых, просто потому, что он ближе к главной базе. А сейчас, когда нападения могут совершаться по всему маршруту, нам приходится держать при караване такие дополнительные силы, что... Что транспортировка становится бессмысленной - мы не столько торф возим, сколько охрану. - Ростик посмотрел на Рымолова, тот сидел с неподвижным лицом. Но был еще спокоен. Такой ситуация была пару недель назад. Сейчас, я утверждаю со всей ответственностью, мы столкнулись с ее качественным изменением. Потому что пернатые подтянули силы и готовят длительную осаду нашей крепости. И безусловно возьмут ее.

- Откуда такая уверенность? - спросил Каратаев - Откуда вообще, Гринев, у тебя такие категоричные мнения? Ситуация, как ты говоришь, еще не созрела, еще даже не определилась, а ты...

- Я умею прогнозировать, - сказал Ростик. О том, что он умеет не только прогнозировать, но и предсказывать едва ли не мистическим способом будущее, лучше было не заикаться. Слишком сильно в головах утвердил ось, что в мире не существует и ничего, что находится за пределами конкретно изучаемых, так называемых научных законов.

- И что же нам делать? - спросил Рымолов. Он понял, что имел в виду Ростик. Он один из немногих, кто верил в его дар и даже не раз планировал масштабные действия, используя Ростиковы прозрения.

- Они не дадут нам больше резать торф просто потому, что считают эту территорию своей. И чтобы они перестали так считать, ее нужно завоевать. Ростик помолчал. - Перспектива большой войны меня не радует. И не потому, что мы к ней не готовы, а потому... В общем, все дело в маневренности. Раньше, когда болота стояли подмороженными, это было не так заметно. Теперь, с наступлением лета, когда болота стали настоящими болотами, выяснилось - без транспорта, надежного и, желательно, более быстрого, чем бегающие по трясине пернатые, даже и пытаться сражаться с ними не следует. Мы потерпим поражение, и оно будет сокрушительным.

- Арсеньич, - взорвался Каратаев, - ты меня избавь от этой глупости. Ну сам посмотри - они пернатые, у них один арбалет на десять бойцов, одно ружье на сорок, а то и больше вояк. А у нас тут стены в два метра толщиной, три этажа, сверху турельные установки против этих... летающих страусов. Ну что они могут нам сделать?

- Они что-нибудь придумают, - ответил вдруг старшина Квадратный.

- Нет, - покачал головой Ростик, - они уже что-то знают, что способно нас отсюда выкурить, как сурков из норы.

- Они дикие, что они могут знать? - деланно удивилась Галя.

И Ростик и Квадратный промолчали. Не зная деталей, на этот вопрос ответить было невозможно. Рост даже мельком подумал: а так ли она глупа, как хочет выглядеть? Уж очень ловко она подыгрывает Каратаеву, куда лучше, чем хотелось бы.

- Сколько в крепости солдат? - спросил Рымолов.

- Восемьдесят, считая нас, - тут же отозвался Квадратный. - Четырнадцать из них девушки.

- Дети?

- Детей пока нет, - ворчливо отозвался Ростик. - Еще чего - детей тут держать. В крепости на Перевале их было бы опасно держать, а тут - вообще недопустимо.

- Бакумуры?

- Около сотни, - отозвался старшина. - По полста душ в каждую рабочую смену. Командиров у них тоже двое, пока ведут себя вполне послушно.

- Верят они нам, - отозвался Каратаев, будто это была лично его заслуга. Дети у них есть?

- Конечно, - признал Ростик. - Почти два десятка волосатых детишек. И женщин больше половины. Когда вербовали диких бакумуров работать тут, то женщины первые шли - они у бакумуров вообще падки на постоянный паек. - Он подумал и не смог справиться с собой, с горечью добавил: - Они рассчитывали на безопасность, а мы вместо этого...

- Так... - Рымолов посмотрел на Ростика почти с жалостью. - Сколько у нас тут продуктов? Обмундирования, боеприпасов?

- Кормиться мы можем хоть до следующей зимы, - тут же высказался Каратаев. - А боеприпасов хватит на большую оборону...

- Впрочем, - прервал его жестом Рымолов, - это не проблема. Прижмут, будем на гравилетах подвозить. Сотню волосатиков и три взвода солдат уж как-нибудь обеспечить сможем.

- Это значит?.. - с надеждой спросил Каратаев.

- Это значит, - торжественно выговорил Председатель Рымолов, - мы остаемся. И даже если они не дадут нам пока резать и отправлять на нашу территорию торф, будем ждать, пока они ослабят давление. Нужно будет, станем резать его только зимой, а летом будем сидеть в осаде. - Он заметил выражение лица у Ростика и уже не в приказном, а в увещевательном тоне добавил: - Ты пойми, нам без топлива все равно нельзя, мы просто уже не сможем остановить ни наши технологии, ни отопление зимой... Дров тут не оказалось, взять их у дваров мы не можем, вот и приходится выходить из положения таким образом.

Слова его звучали разумно, даже безупречно. Но это была ошибка, та самая, которой боялся Ростик.

- Они нас обложат, собственно, уже обкладывают, и все люди, которых вы тут, Арсеньич, видите, очень скоро будут мертвы. Вот альтернатива вашему якобы взвешенному и разумному решению. А заготавливать торф тут все равно не удастся. И люди погибнут зря.

- Это не факт, - произнесла Галя. Произнесла и посмотрела на Ростика с сожалением.

- Интересно, потом, когда все кончится не в нашу пользу, как ты будешь по ночам спать? - спросил ее Ростик. - Кошмаров не боишься?

- Стоп, - хлопнул по столу Рымолов. - Этого ты не говорил. - Подумал, посмотрел на Квадратного, на Каратаева. - Но с их накоплением на окрестных болотах что-то нужно делать.

- Нужно послать разведку, - тут же отозвался Каратаев. - Пусть Квадратный сходит, выяснит, может, все не так драматично, как нам тут Гринев рассказывает? Может, их вообще пара сотен, практически без оружия, с одними пращами?

- Пращи в руках пернатых - тоже оружие, - нехотя промямлил Квадратный.

- В "руках", - фыркнула Галя. - Еще скажи, что ты их боишься.

- Боюсь, - легко согласился старшина. - Потому что знаю, как хрупки мои кости, как медленна реакция, как слабы мускулы. Боюсь, потому что дрался с ними.

- Но ведь победил? - ответила Галя, она считала, что парировала реплику Квадратного.

- По-моему, все ясно, - решил высказаться Каратаев. - Старшина, бери двадцать человек, вооружай их как хочешь и отправляйся на разведку.

- Двадцать? - удивился Ростик.

- Мало двадцати, пусть возьмет сорок.

- Я против... - начал было Рост, но его уже не слушали.

- Отправить на разведку гравилет мы все равно не можем, - отозвался Каратаев. - Нет у нас сейчас свободного гравилета. Да вы сами говорили, что воздушная разведка тут мало что дает - они слишком хорошо умеют маскироваться.

- Да, - решил наконец Председатель. - Квадратный, готовь разведку. И гоните доклад гелиографом в Перевальскую крепость.

- Тогда уж я сам... - попытался Ростик.

- Нет, - покачал головой Каратаев. - Ты не веришь в успех. Кроме того, кто-то должен остаться тут. А кто, спрашивается, если не командир гарнизона?

К сожалению, все в самом деле было решено. Как Ростик и подозревал, эти люди направили его подчиненных кратчайшим путем к гибели.

2

Ростик еще не привык к этому - необходимости и обязанности ждать кого-то другого, кто ушел на разведку, скорее всего в бой. Он еще не научился понимать неизбежность этого, все еще винил себя за то, что остался в безопасности, когда другие рискуют жизнями. А может быть, причиной его нервозности было стойкое убеждение, что он все сделал бы лучше - и точнее прошел бы по намеченному маршруту, и меры безопасности принял бы более здраво, и заметил бы во время разведки больше деталей

Хотя сделать что-то лучше Квадратного - это, что ни говори, было в высшей степени сомнительно. Старшина вообще стал первоклассным бойцом какого поискать - и не только среди людей.

Значит, нужно просто ждать. Иногда можно подходить к карте, сделанной на глухой стенке в виде большой восковой таблицы, куда по распоряжению Ростика все разведчики заносили ориентиры, указания о новых залежах торфа, местах его разработки. А впрочем, очень большим разнообразием эта карта не отличалась торф тут был везде, и нигде не меньше слоя в три-четыре метра, иногда больше десяти. Равнина и болотины, иногда даже с трясиной, тоже простирались на все четыре стороны света. И все-таки карта помогала в таких вот случаях, как сейчас.

Ростик посмотрел на нее, отметил точку километрах в двадцати - тут, по предварительному согласованию, должна состояться первая ночевка группы. С того места, где стояла крепость на Скале, все чаще в неофициальных разговорах называемая Пентагоном за сходство общего плана с американским военным ведомством, их место должно было просматриваться. Но к вечеру этого дня, последнего дня мая, над лужами и протоками Водяного мира поднялся какой-то ехидный туман. И Рост сомневался, что его сумеют пробить даже сигнальные ракеты.

Гулко затопали шаги по коридору. Рост обернулся. В свете пары масляных плошек, которые заменяли в этой лишенной естественного света комнате слишком чадящие факелы, появился Каратаев. За ним, как на привязи, шел мужичок, неизвестно кем прозванный Герундием. Тип это был интересный - массивный, но довольно быстрый, трусоватый, но иногда забирающийся в такие места, куда без опаски даже Квадратный не решался ходить. Говорили, что он бывший милиционер, за что-то уволенный, потом ставший кем-то вроде подпевалы Каратаева, его адъютантом, денщиком, а иногда и телохранителем. Вернее, воображаемым телохранителем, потому что, по мнению Ростика, встреча с какой-нибудь бакумурской мамашей, окруженной выводком волосатеньких детей, не грозила немедленной смертью, но уж Герундий изображал из себя героя на полную катушку - выпячивал грудь, загораживал своего начальника, который был ниже его на двадцать сантиметров, и не выпускал из рук двух наганов, кобуры к которым носил на поясе спереди, как немец.

- Ну что, от старшины донесений не поступало? - спросил Каратаев и сел за стол, величественно и как бы устало потерев кулаком подбородок.

- Ты же знаешь, что нет, - ответил Рост. Он подумал, что в комнате сразу стало труднее дышать, но уйти вот так, едва эти двое вошли, значило бы слишком явно продемонстрировать неуважение. А впрочем... - Ладно, вы тут посидите, а я наверх схожу, попробую высмотреть что-нибудь в тумане.

Он поднялся сначала на свою любимую южную галерею. Она шла вдоль самой короткой стены крепости - ее длина составляла всего-то метров двадцать. Две другие были чуть не в сорок метров, а еще две около тридцати. И в самом деле, подумал Рост, наверное, сверху похоже на неравносторонний Пентагон.

Но он тут же забыл об этом. Достал бинокль, протер краем рукава большие линзы, приспособил прибор к глазам. Нет, ничего - туман и темень. И все-таки он смотрел, смотрел и почему-то считал участившийся пульс. Тут, в Полдневье, у многих появилась привычка незаметно, но очень точно отсчитывать короткие промежутки времени. Кто-то умел, не задумываясь, определять время до десяти минут, кто-то до часа. Хотя на протяжении дня все равно все путались. Ростик иногда ошибался в наступлении ночи часа на два - кошмар для командира.

Вдруг в чернильно-мутной тьме он различил легкое, едва заметное дрожание света, которое почти сразу же погасло. Он сжал бинокль так, что у него заболела старая рана на руке. Потом приказал себе успокоиться, поднялся на главную смотровую башенку, устроенную на самой высокой точке крепости, где сходились все пять неодинаковых ската крыши, сложенных из массивных каменных плит. Здесь всегда дежурили трое-четверо наблюдателей. В темноте их было не очень хорошо видно.

- Кто тут? - спросил Ростик.

- Ефрейтор Михайлова и рядовой Михайлов, - доложила девушка, видимо, старшая не только по званию, но и по возрасту.

Так, женатики. Воспользовались уединением, что в крепости - редчайшая возможность, и я их спугнул. А впрочем - не дело. На посту нужно смотреть, слушать, наблюдать и думать. А не... Если бы тут была Любаня, ты бы знал, как поступить, подумал про себя Ростик. Но у тебя есть своя спальня, а у этих ребят только казарма.

- Где остальные?

- По моему распоряжению спустились вниз, за кипятком. Время уже к ужину.

- То, что следите за ужином, - нормально, ефрейтор. А то, что не наблюдаете за высланной разведкой, - очень плохо.

- Так ведь туман, товарищ командир, - отозвался парень.

Так и есть, всего-то лет шестнадцать, еще голос не сломался до конца, а уже... Ох, и плохо с ребятами, если до такого дошло.

- В туман-то и нужно смотреть, рядовой. К тому же они сейчас жизнью рискуют. Понимаете?

- Мы тоже, - выдохнула девушка. В этом чувствовалась и усталость от бессмысленной по ее понятиям службы, и такое явное раздражение на командира, который явился не вовремя.

- Не дай Бог, девушка, чтобы я тебе напомнил эти слова, - отозвался Ростик.

- Свет! - отозвался парень.

Теперь стало видно лучше - в том месте, где должна была находиться ночевка, горела осветительная ракета. Самое паршивое, что она была красная, уж цвет-то туман скрыть не мог. А красная, как всегда, была сигналом тревоги.

Ростик опустил голову. Потом поднял и заставил себя смотреть туда, где кипел бой. Теперь это не вызывало сомнения, слишком явственно вспыхивали лучи слитного огня лазерных ружей. И слишком часто на их фоне повторялись вспышки "сорвавшихся", как иногда говорили, выстрелов, когда лазерный шнур по непонятной причине разрывался всего лишь в полусотне метров от стрелка, как шаровая молния, как цветок очень жаркого огня.

- Как же так, - отозвалась девушка. - У них же были бакумуры, мы специально им десять волосатиков придали, чтобы...

- Чтобы что? - спросил Рост. Но ответа не дождался. - Без волосатиков их бы наверняка в ножи взяли. А так - они еще сопротивляются.

- До утра дотянут? - спросил парень.

- Не знаю, - отозвался Ростик. - Все зависит от того, сколько там пернатых и насколько решительно, они навалились.

Но он уже знал, что их очень много и навалились они зло - вспышки слились в общее зарево, без причины ребята так палить не будут.

- Может, ударить оставшимися силами? - спросила девушка. - Этим в тыл?

- Я думаю, они того и ждут, - печально произнес Рост. Теперь он знал, что все было ошибкой - и разведка с ночевкой в двадцати километрах от главной базы, и разъединение сил, и отсылка последнего гравилета с Рымоловым и сопровождавшей его девицей.

А еще он знал, что теперь не уснет. И ведь понимает, что ничего поделать нельзя, а будет сидеть тут и таращиться в темноту до самого утра.

- Так что же, мы будем тут, а они...

- Да, они будут умирать там, а мы останемся здесь, - жестче, чем хотелось, отозвался Ростик. - Это и есть война. А теперь помолчим. И усилить круговое наблюдение, я не хочу, чтобы пернатые и нас захватили на арапа.

Они не захватят. Крепость глухая, зашитая, как каменный мешок. Когда закрываются ворота, единственная возможность попасть внутрь - взобраться по стенам на крышу и попытаться пробиться к этой башенке, где они сейчас находились. Но взобраться сложно, стены сделаны с отрицательным наклоном, небольшим, но лестница, если она не до верха, будет бесполезна. На галереях через узкие бойницы и подавно не пролезть - там не всякая крыса сумеет просунуться, не то что пернатый, а вот выстрел в упор из них получить можно... Даже гравилеты садятся тут перед воротами, а потом их заводят внутрь на малой высоте.

Нет, на крепость они нападать не будут, для нас они придумали что-то другое, еще раз вздохнул Ростик. Мельком он вспомнил вчерашнее, с позволения сказать, совещание и тут же поскорее о нем забыл. А потом постарался вообще ни о чем не думать. Лишь смотрел во тьму, прислушивался к перекличкам часовых на галереях и считал время до рассвета.

Прошел примерно час после первой атаки, огонь затих. Часа через три он возобновился, уже чуть ближе. Но звуки по-прежнему не проходили в этой серой водяной взвеси. Это приближение немного обнадеживало, но не слишком. Ростик понимал, что к крепости не пробьется ни один из людей Квадратного. Не сможет пробиться, это просто не в человеческих силах... И подпускают их чуть ближе лишь для того, чтобы - чего на свете не бывает? - выманить из крепости спасательную вылазку и убить еще больше людей.

Незадолго перед рассветом пальба вспыхнула еще раз. Уже совсем близко, километрах в трех, примерно там, где обычно рабочие бакумуры резали торф. Там находилась очень хорошая - просторная и сухая - гряда торфяных валов до трех-четырех метров высотой. Работать было легко и относительно безопасно крепость-то рядом. Три километра по местным масштабам - плевое дело, двадцать минут бега даже в доспехах.

Теперь из тумана стали доноситься сухие, очень тихие выстрелы из лазерных пушек. Значит, ружьям они дают остыть, или у них патронов осталось в обрез, или... Это была самая паршивая идея - у старшины уже не осталось людей, которые управляются с ружьями.

- Михайлова, сколько они взяли пушек?

- Четыре, по одной на отделение, - отозвался мужской голос.

Ростик оглянулся. Так, теперь тут стояли и те двое наблюдателей, которых он сначала не застал, которые якобы ходили за кипятком, хотя не должны были этого делать. Может, вклеить им? Нет, сейчас я сорвусь на бессмысленную ругань, подумал Рост. Да они и сами, наверное, все понимают. Все-таки он не удержался:

- Как фамилия?

- Старший ефрейтор... - пробормотал фамилию так, что не разобрать. Стыдно.

- Плохо служишь, старший ефрейтор. Пост оставил и дурачком прикидываешься.

Молчание. Ну и хорошо. Так даже лучше.

Потом, когда глаза уже наполнились глубокой, гнездящейся под черепом болью от перенапряжения, включилось Солнце. Ростик встал:

- Гарнизон, в ружье! Михайлова, собрать одно отделение перед воротами через десять минут.

- Есть.

Но поделать что-либо они не успели. Старший ефрейтор, который испугался назвать свою фамилию, вдруг прошептал:

- Командир, смотрите!

На залитом отвесным солнцем торфяном склоне, поднимающемся к скале, на которой стояла крепость, виднелась единственная качающаяся фигура. В доспехах, на которых были видны потеки грязи, какой-то светлой глины и копоти. Или крови... Из-за спины этой фигуры торчал ствол автомата, обычного русского автомата, но в руках человек нес пушку пурпурных - довольно мощное оружие, способное в умелых руках творить чудеса.

- Всем постам! - заголосил Ростик, сбиваясь чуть не на фальцет. Прикрывать! Пять человек - за мной!

Он не знал, откуда возникнут эти пять человек, - ребятам, которых он решил не будить до рассвета, формально можно было оставаться в казармах... Но он не ошибся. К рассвету никто в крепости уже не спал, и, когда он слетел по лестнице, когда добежал до ворот, на ходу жестом приказывая здешнему постовому открыть узенькую боковую калитку, около него уже были какие-то люди. И даже больше пяти.

Они бежали навстречу этой шатающейся фигуре, и еще сотни за три метров до нее Ростик понял, что это старшина Квадратный, парень, который из всей команды разведчиков только и мог дойти.

Потом откуда-то сбоку появились пернатые, его солдатики присели, открыли огонь, но он даже не затормозил. Пришлось им гнаться за своим командиром и стрелять на ходу. Впрочем, даже этот неприцельный, беспорядочный огонь оказал помощь - пернатых было не слишком много, и они рассеялись. Некоторые даже отступили.

Квадратный, увидев Ростика, бессильно улыбнулся - он был без шлема, из сплошного стального каркаса только и торчали что голова да руки. Он что-то прошептал пересохшими губами и за сотню метров до Ростика свалился головой вперед, даже не согнувшись в поясе, словно марионетка, у которой разом оборвались все нити.

Рост подхватил его, попробовал поднять на плечо... Поднять-то он сумел, а бежать назад уже не мог. Хотя бежать было необходимо, потому что пернатых стало больше и они стали наглее. Пара пращников уже приблизилась шагов на сто пятьдесят - начальную для их стрельбы дистанцию.

- Командир, лучше мы его понесем, - вдруг проговорил один из солдатиков рядом.

Оказалось, что старшину уже несут трое ребят из крепости, а на плече Ростика ничего нет. Он оглянулся: пушка старшины лежала на траве, похожей на вереск, - на сухих торфяных полянах она забивала всякую другую растительность. Рост подхватил ее и от живота полоснул в сторону пернатых Два раза он промазал, но один раз точно попал - от бегимлеси даже перья полетели.

Когда до крепости оставалось метров сто, пернатые вдруг попытались пойти в атаку, но встречный огонь со стен Пентагона, чуть не изо всех бойниц, заставил их отойти. Пара пернатых осталась на траве, один из них голосил высоким, пронзительным голосом. Потом из крепости прозвучал единственный выстрел из карабина, и раненый бегимлеси смолк, как ножом отрезало.

Они оказались внутри, калитку закрыли, застегнули на каменные скрепы, и другие, не такие запыхавшиеся солдатики понесли старшину в лазарет. Тут уже горели факелы. Фельдшерица, фамилию которой Ростик никак не мог запомнить, уже кипятила в большом закопченном стерилизаторе инструменты.

Пока старшину вынимали, как из скорлупы, из залитых потом и кровью доспехов, он оставался в сознании. И в его глазах еще горел огонь боя. Того самого, в котором, кстати, он потерпел поражение.

- Рост, - заговорил он вдруг неестественно быстрым, очень громким шепотом, - я не виноват. Я пытался, но пернатых было много... - Он закашлялся, в уголке его губ появилась кровавая пена. - Я терял одного за другим, одного за другим. Всех своих, все пятьдесят... Только я прошел... - Он вздохнул, попытался проглотить спазм, сжимающий горло.

Пятьдесят, подумал Ростик, значит, волосатиков тоже считает.

- Ты лежи спокойно, сейчас тебе операцию сделают, - отозвался Ростик. Теперь все будет в порядке.

- Дошел. - Старшина был печален. - Теперь буду жить,

- Судьба, - отозвался Ростик. - Вернее, твое счастье.

- Счастье? - переспросил его Квадратный. - Военное счастье... - И снова лихорадочно, как в полуосознанном бреду; - Бывает военное счастье - устроил засаду, а туда целый батальон пернатых попал. А бывает - просто дошел. Все погибли, а ты... - Он снова закашлялся. - Понимаю. Только я не просил.

Его наконец освободили от железок. Фельдшер кончила мыть руки в углу и повернулась к каменному операционному столу.

- Лучше бы у меня не было этого счастья.

- Ну зачем ты так? - спросил Ростик - Поправишься, наваляешь этим пернатым - своих не узнают. Вместе наваляем.

- Наваляем... - Старшина попробовал улыбнуться. - А знаешь, есть закон этого военного счастья, черт бы его... Знаешь закон?

- Хватит с законами, - резко отозвалась фельдшер. - Ребята, добавьте света, как только сможете. Видите, мне его по кусочкам склеивать придется.

- Закон прост, - все еще говорил Квадратный, каким-то неестественным, судорожным усилием пытаясь улыбнуться. - Делай, что должен, и будь что будет... Понимаешь, Ростик, делай, что должен,

- Я понимаю. - Рост сжал его руку. Потом вдруг осознал, что ему кто-то протягивает алюминиевую, сделанную еще на Земле кружку с разведенным спиртом. Его было столько, что можно было свалить с ног двара. - На, выпей, вместо анестезии будет,

- Да я уже и так ничего не чувствую.

- Выпей. Тебя долго будут собирать. Так все-таки полегче.

Но выпить старшина уже не смог. Он просто потерял сознание, словно кто-то задул фитилек масляного светильничка.

3

Через несколько дней стало ясно, что Квадратный выживет. Фельдшерица старая, какая-то прокуренная, хотя она почти и не курила, тетка - сиплым голосом объявила Ростику, что такой живучести она еще не видела. В ее голосе даже звучало что-то вроде осуждения, словно она досадовала, что старшина опроверг одно из ее самых выношенных и лелеемых представлений о мире.

А через неделю Ростик застал его бодрствующим, когда зашел в лазарет поутру. Квадратный лежал на каменной кровати с высоко поднятой подушкой и сосал через резиновый медицинский катетер какую-то жидкость из стоящей рядом кружки. Напротив него пристроилась одна из солдатских девушек и смотрела на него так умильно, словно собиралась съесть, как только он прикончит свой завтрак.

Рост вздохнул. Ему не нравилось, что он командует каким-то амурным табором, а не гарнизоном, но ничего поделать с этим было уже невозможно. А может, так и должно было выйти, вот только... Не во время поражений и обязательных, неизбежных потерь.

- Ты как? - спросил он на всякий случай старшину.

Тот не ответил, лишь бледно улыбнулся и движением ресниц указал девушке на трубку. Та быстренько убрала устройство и даже отставила его подальше, словно Ростик мог одним махом осушить с такой любовью и старанием сваренный бульон.

- Я пока приказал на работу никого не выводить. Сидим, ждем. - Он подумал. - Чего ждем? Может, ты объяснишь, разведчик?

- Жди, - через силу прошептал старшина. Больше он ничего добавлять не стал. Наверное, просто не мог.

- Тебе-то здорово, - решил деланно позлиться Ростик. - Лежишь в теплой кроватке, на девушек любуешься... А мне - жди. Хорошенькое дело! А если они отошли?

- Нет.

Ростик вздохнул. Покосился на девицу, которая чуть было не стала защищать старшину от упреков, но все-таки сдержалась. Хорошей женой ему будет, решил Рост, раз понимает. Вот только бы дожила... До чего? Он не знал. Но это было важно - дожить. Собственно, это было единственное ценное тут качество.

- Как ты позволил так себя атаковать? - спросил он. - Ведь небось для того и посылали, чтобы...

- У них кожаные чулки с перепонками. Они ставят ногу в болотину и проваливаются сантиметров на пять, не больше.

- Но ведь у вас тоже были мокроступы, - вдруг раздалось от двери. Это Каратаев, узнав, что Рост у старшины, решил получить свою толику информации.

- Наши мокроступы если уж провалились, то хрен вытащишь, - отозвался Квадратный.

- Ходить в них нужно уметь, - решил Каратаев. Он повернулся к Ростику. - Я считаю, следует провести тренировки для всех солдат исключительно и для некоторых волосатиков, которые участвуют в дальних походах по неосвоенным болотам.

- Ходить мы можем, - подал слабый голос с постели старшина, - мы бегать не можем. А в бою не побежишь, считай - кончен.

- Бегать? - удивился Каратаев. - От кого?

- Не от кого, а куда, - поправил его Рост. И сам же ответил: - Всюду. И довольно быстро.

- Понимаешь, - вдруг решил объяснить Квадратный, - из-за этих проваливающихся в трясину мокроступов я едва ли не треть отряда потерял. Уж лучше бы мы шли в сапогах.

- Пернатые не проваливаются, а вы проваливаетесь? Удивительно! воскликнул Каратаев.

- Даже провалившись, они вытаскивает ногу, сложив ее, словно веер, грязь и не держит ее, соскальзывает. А нашу плетеную галошу пока боком поставишь, пока упрешься покрепче...

- Ясно, - кивнул Рост. - По тактике что?

- У них возможность двигаться. Они сталкивают тебя немного в трясину, а потом подскочат - долбанут. Пока ты за ними погонишься, они успеют выйти из зоны огня. Передохнуть не успел - снова пытаются столкнуть... - Квадратный даже руку вытащил из-под одеяла, чтобы удержать Ростика, хотя тот и не собирался уходить, не выслушав друга. - Пока мы не научимся перемещаться по болотам быстрее или хотя бы маневрировать, как они, мы их не победим. Уж очень много тут трясин.

- Это что такое?! - Снова голос от двери, на этот раз фельдшерицы. Рост разозлился:

- Ну-ка, давайте без этих ваших начальственных медицинских окриков! Мы тут не о девочках разговариваем.

Но фельдшерицу его отповедь не смутила, она подошла к старшине и быстро, чуть не в одно касание проверила пульс.

- Так, Гринев. Или вы уходите, или я снимаю с себя всякую ответственность. Рост пожал плечами.

- Снимай, фельдшер. Медику, который так легко отпихивает от себя ответственность, она и не нужна. - Он повернулся к Квадратному: - Ты не волнуйся. Что еще там было важного?

- В общем, больше ничего. - Старшина подумал. - Нет, вот еще... Они не боятся рукопашной, но связывать дракой не умеют. Бывало, четверо навалятся, а на самом деле дерется один, остальные своей очереди ждут - смотрят.

Это было важно, хотя Рост еще не знал, когда и как использует это знание.

- Как тогда, когда ты их предводителю шею сломал?

- Тогда был поединок, а тут война... И все равно, дерется почти всегда один.

Голос старшины слабел. Словно Квадратный уходил куда-то вдаль, хотя на самом деле оставался на месте, в кровати перед Ростом.

- Ну все, Гринев, - снова приняла боевой настрой фельдшерица. - Ругаетесь вы хорошо, решительно, но я в самом деле больше не могу вам позволить... его мучить.

- Ладно, уходим. - Он стал поворачиваться, как вдруг Квадратный снова схватил его за руку.

- Рост, ты мои доспехи сбереги. Не дай растащить, я три комплекта поменял, пока этих добился. Сбереги, хорошо?

- Ты, главное, поправляйся. А доспехи попытаюсь сберечь. Со своими рядом буду держать.

Они вышли с Каратаевым. В коридоре оказался и Герундий, который держал небольшой факел. С таким факелом ходил по темным коридорам крепости только Каратаев. Все остальные перемещались в темноте или. если было необходимо, носили тоненькие, экономные лучины.

- Я так и не понял, почему мокроступы ему не нравятся? - начал было "начальственный" разговор Каратаев, но откуда-то сверху послышались быстрые шаги.

И Рост сразу понял, что нужно спешить в ту сторону. Он и поспешил, не успев ответить, хотя ответа, собственно, и не требовалось.

Это был Михайлов. При свете дня его конопатую до невозможности рожу украшали еще и подростковые прыщики.

- Что случилось?

- Пернатые вокруг крепости. Много.

Михайлова послали с верхней наблюдательной башенки, и сделали это по инструкции - уж очень здорово изменилась обстановка. Собственно, она изменилась кардинально.

Когда Рост поднялся и стал осматриваться, везде, куда бы он ни поворачивал голову, он видел только пернатых в боевой раскраске. Они стояли на окрестных болотинах, лужках, камнях и торфяных проплешинах, потрясали в воздухе оружием и что-то скандировали. К сожалению, их гомон сливался в однотонный звук. Больше всего это напоминало букву "у", которую произносили экспрессивно и протяжно, агрессивно и со значением.

- Чего это они? - поинтересовался Каратаев. Герундий вдруг произнес:

- Тысячи три... Я имею в виду, их тут собралось. Рост прикинул на глазок пернатые полчища:

- Тысяч пять, а может, даже больше.

- Пять шестьсот, - с заметным одобрением отозвалась ефрейтор Михайлова, появившись откуда-то сбоку.

- И все равно, - заговорил Каратаев. - Что они нам сделают? Пойдут в атаку - так мы из них торфу наделаем.

Он рассмеялся. Но Ростик знал, что все это не просто. Он посмотрел на Каратаева даже с каким-то сожалением, словно ему вдруг открылось, что тот никогда по-настоящему уже не научится понимать этот мир.

- Они не пойдут. Они сделают что-то такое, чего мы не ожидаем.

- Что? - Каратаев поперхнулся своим смехом. - Что они сделают?

Но Рост не ответил, он ушел, попросив звать его, если ситуация изменится. Но ситуация изменилась не сразу. Все войско пернатых, окруживших крепость, присело на траву, устроилось в тени щитов, надетых на копья, самые наглые даже попробовали кидать в крепость камни, но, когда некоторых из них уложили стрелки со своих постов, тоже угомонились. И вдруг под вечер за Ростиком пришли.

Он сидел в своей комнате и занимался давно обещанным себе делом - проверял по ведомостям, что у него хранилось на складах. Едва он дошел до раздела тачек, - кстати, отменной конструкции, на широких дюралевых колесах с четырьмя спицами, с дюралевыми же корытцами миллиметровой толщины, с длинными ручками из кипарисовых палок, - как появилась Михайлова. Она проговорила от двери:

- Разрешите?

- Докладывай.

- Они что-то тащат.

- Что?

- Вам лучше самому посмотреть.

Рост даже не стал надевать китель, в бессменной Отцовской еще тельняшке, с биноклем в руках он взлетел в наблюдательную башенку. И увидел.

Это были двое пернатых. Они несли что-то на длинной, чуть не в десять метров, палке. Вид их был странен - у каждого на загривке болталась длинная, очень длинная ярко-желтая лента. И больше ничего на этих пернатиках не было. У двоих или троих бегимлеси, бегущих в сотне шагов, были такие же ленты, и они тоже были, фигурально говоря, голыми.

И двигались они как-то странно. Палку свою придерживали боком, одной рукой, не давая страховочной ременной петле соскользнуть с плеча, и бежали парой, ровненько, чуть не шаг в шаг. То есть ни один из носильщиков, как и сопровождающая их смена, не попадали в след, остающийся в воздухе от той.. От того предмета, который они тащили переброшенным, как тряпка, через жердь.

А было это в самом деле что-то любопытное - ярко-красное, тугое, как кусок мяса, плоское, словно флаг, бессильно свисающее, иногда теряющее на землю капли желтоватой жидкости... Рост отставил бинокль, спросил:

- Давно вы их заметили?

- Давно, уже скоро час как заметили, - отозвалась Михайлова.

- Откуда они бегут?

- С юга, из глубины болот.

- Быстро бегут?

- Изо всех сил. Только вот что странно...

Внезапно один из бегунов упал. У него не подломились ноги, он не оступился. Он просто упал и больше не шевелился. Тогда один из следующих параллельно сменщиков подскочил к жерди со стороны упавшего, нацепил петлю и побежал вместо него. Пока напарника меняли, второй носильщик даже не посмотрел в его сторону, наоборот, он, вытянув шею, смотрел куда-то вбок, подальше от той красной тряпки, которую они тащили. Упавшему никто даже не пытался оказать помощь.

- Да, это я и имела в виду. Они часто падают, километров через десять. Их меняют, и все продолжается.

Рост прикинул: до крепости - а он не сомневался, что именно к ним и несли красный "гостинец", - осталось километров пять.

- Общая тревога! Приготовить пушки, расставить всех стрелков по бойницам. Не дать положить эту штуку к нашим воротам.

- Что за шум? - поинтересовался знакомый голос. Это опять был Каратаев.

Рост оставил его выслушивать доклад, а сам спустился, чтобы привести себя в порядок и нацепить доспехи. Когда в полном боевом облачении, даже со своим ружьецом пурпурных на ремне поверх кирасы, он снова появился наверху, бегунам предстояло пробежать последний километр, не больше. Люди, которые стояли вокруг, были готовы к бою. Некоторые нервничали.

Правильно нервничают, решил Рост. Неизвестно же, что это такое. Он протянул руку и взял карабин Михайлова. У того каким-то образом оказался еще земной винтарь той системы, из которой Ростик немало пострелял богомолов и кузнечиков во время Рельсовой войны.

Потом он пристроился к брустверу, выставил прицел. Первый выстрел прошел мимо, но уже вторым он снял одного из бегунов. До него было метров восемьсот, выстрел был неплох. Такого не постыдился бы и снайпер с оптическим прицелом. И тогда пернатые засуетились. На этот раз к бегунам с желтыми лентами подбежало чуть не три десятка вояк. Они все дружно, как на картинке, выставили перед собой щиты, подхватили жердь, и...

Рост выпулил всю обойму, потом еще три. Потом ему стали помогать одиночными выстрелами его бойцы, последние двести метров по носильщикам палили уже всей крепостью, но... Но пернатые все равно приближались. На место выбитого бегуна тут же становились новые добровольцы. Ростик выпрямился и отдал карабин Михайлову. Его пальба уже ничего не могла изменить - они косили пернатых как косой, но те продвигались вперед почти без остановок.

- Ты замечаешь, командир? - спросил вдруг Михайлов. - Те, кто ближе к красному языку, падают чаще. И кажется, совсем не от выстрелов.

- Вернее, совсем не от выстрелов, - отозвался Рост, решив не заметить этого "ты" от мальчишки. Потому что глаз у паренька оказался верным и он умел читать происходящее не по подсказке.

- Так что же будет? - спросил Михайлов. Рост не ответил, он ждал. И дождался. Устилая свой путь трупами, наваленными, как брусчатка, от слитного, мощного, не останавливаемого щитами огня защитников крепости, пернатые донесли-таки свою ношу и бросили ее на расстоянии всего лишь десятка метров от ворот крепости. И все разом отступили. А те, кто не принимал участия в смертельной эстафете, еще разок вскочили, покричали, помахали пиками, копьями, дротиками, мечами, луками, арбалетами, ружьями или даже пушками и тоже успокоились. Снова уселись на траву. Только в том месте, где пронесли красную тряпку, никто уже не сидел, от этой дорожки старались держаться метров за двести, а иногда даже больше.

Ростик нашел одно-единственное окошко, которое позволяло выглянуть на предвратный пятачок с расстояния метров в пятнадцать, и рассмотрел то, что им принесли. Это был кусок мяса, еще сочащийся желтоватой кровью, заваленный трупами пернатых, какой-то очень уж правильной, треугольной формы. В самой этой правильности была какая-то тайна, словно, если бы Рост постарался, он разом понял, что это такое и как это сработает против людей.

А оно действительно сработало - стражники у бойниц, выходящих к воротам, к обеду стали жаловаться на головную боль, а ближе к вечеру одна девушка потеряла сознание. После этого Ростик приказал заложить камнем и залить наглухо все бойницы, выходящие в сторону принесенного "языка" - как выразился рядовой Михайлов.

Но, несмотря на принятые меры, язык оказывал свое действие. Хотя, в общем, это и не удивительно. Пернатые не стали бы тратить столько своих бойцов, если бы их трюк можно было нейтрализовать, запломбировав бойницы.

Вечером в верхней наблюдательной башенке появился Каратаев. Он был взъерошен и сразу перешел на агрессивный тон:

- Я протестую против того, что ты приказал заложить бойницы со стороны ворот. Это не позволяет нам наблюдать за этим сектором.

- У нас есть эта башенка, - отозвался Ростик. - Так что совсем без наблюдения за той стороной мы не окажемся.

- Но они могут подкрасться оттуда, воспользовавшись, так сказать, искусственной "слепотой", устроенной тобой. Ты эту опасность учитываешь?

- Идите вниз, - попросил его Рост. - И не забивайте себе голову проблемами, в которых не слишком..., - ему не хотелось обижать старшего по возрасту, но уж очень раздражал его тон, - не слишком смыслите.

- Как это понимать?

- Они не пойдут в атаку с той стороны, - отозвался вдруг сзади Герундий.

Даже ему не нужно было объяснять почему. Это решило спор в пользу Ростика. Каратаев повернулся на месте и ушел.

А потом, за час до темноты, вдруг прибежал наблюдатель от той бойницы, откуда можно было смотреть на язык, откуда Ростик сам смотрел на него днем.

- Товарищ командир, вам нужно посмотреть. Язык развернулся, - доложил он.

Ростика, как почти всегда, покоробило слово "товарищ". Не было в нем того смысла, которое оно изначально имело, а употребление при обращении наносило какой-то ущерб самой идее дружественности и товарищества. Но люди от него не отвыкали, тем более что некогда предложенные Солоухиным обращения "сударь" и "сударыня" оказались не лучше.

Раздумывая над этим, он прошел к бойнице, осторожно выглянул и... поразился. Это был большой, чуть не в два метра кусок треугольной, красной как вареный рак плоти. Ровный по бокам, с пупырышками, с какими-то ярко-желтыми наростами, бугорками... С того края, откуда он сочился кровью, если желтая жидкость была кровью, язык был грубо и жестоко отрезан, отсечен от чего-то большего, тугого и, безусловно, живого. Может, оно и осталось живым, когда этот лепесток отрезали, подумал Рост. Потом он понял проблему.

- Стоп. - Он посмотрел на бойца, сходившего за ним. - Ты говоришь, он развернулся? Значит, он еще жив?

- Он лежал иначе. Но развернулся. Следовательно, не умер.

- Хорошая формулировка, - решил Рост. - Так, может, его можно убрать от ворот? Как-нибудь поджарить с одной стороны - и он уползет?

Вдруг сверху, из невидимой с этой бойницы башенки, ударили выстрелы. Их было немного, но они били часто, словно мишень оставалась непораженной. Рост рванул было наверх, но тут же вернулся к бойнице - то, что происходило за стенами крепости, должно было проявиться тут. И проявилось.

Откуда-то сбоку возник воин пернатых, он уже даже не бежал - заливаясь кровью от множества ранений, он почти летел над самой землей, устремляясь к единственной цели... К этому лоскуту красной плоти. В последнем усилии он прыгнул, взмахнул своим копьем - и воткнул его в нетвердую поверхность почти на всю длину наконечника, пригвоздив красный треугольник. Теперь, сколько бы у того ни оставалось жизненных сил, уползти от ворот крепости людей он не мог.

Рост вздохнул. И пожалел, что у пернатых есть ребята с такой самоотверженностью и решимостью. Без этих качеств они были бы куда более приемлемыми противниками. Он повернулся к солдатикам, стоящим рядом, выглядывающим из-за его плеч. Скомандовал:

- Заложить эту бойницу тоже. Без крайней необходимости не появляться в галерее на этой стороне. Потом залить ворота каменным раствором, и постарайтесь, чтобы не осталось щелей.

- Как так - залить ворота?

- Как можно толще, - отозвался Рост. - Если получится, если хватит каменного разбавителя - на всю толщину стены.

Уже уходя, он услышал чей-то растерянный вопрос, заданный шепотом:

- А как же мы отсюда выйдем?

4

Ростик стоял в верхней башенке рядом с гелиографом, направленным на Перевальскую крепость. Михайлов и оказался тем самым связистом, который был способен подменить погибшего в разведке старшего сержанта, посылавшего донесения прежде. Теперь он молотил на подвижной рамке выставленной под солнце жесткой дюралевой конструкции. Фокус был в том, что эта рамка выдвигалась из специальной ниши, когда работала, а сигнальный рычаг был так ловко изогнут, что телеграфист работал, не подставляясь под выстрелы противника.

А впрочем, никакого противника на расстоянии выстрела и не было видно. Все бегимлеси словно испарились, их не было ни вблизи, ни даже поодаль. Но Рост не сомневался: стоит кому-то из людей оказаться на равнине и попытаться удрать, пернатые бойцы обязательно появятся.

- Есть, командир, связь установлена, - доложил Михайлов.

Но Ростик уже и сам увидел дальний, но четкий блеск зеркала в районе Перевала. Он собрался с духом и отчетливо, негромко начал диктовать:

- "Докладываю. - Михайлов послушно и быстро, как на пишущей машинке, застрекотал подвижными жалюзи. Ростик мельком подумал - рассказать кому-то, что это они с Квадратным впервые опробовали этот способ связи тут, в Полдневье, так никто и не поверит. - Ввиду применения противником оружия, от которого не существует защиты, решил эвакуировать гарнизон. Точка. Прошу оказать поддержку с воздуха, так как наверняка буду атакован противником численностью более пяти тысяч бойцов. Точка. Также прошу выслать машины для эвакуации раненых, детей и беременных женщин. Точка. Прошу поддержать огнем на последнем этапе марша и принять выходящий из окружения гарнизон. Точка. Как поняли?"

- Поняли хорошо, - отозвался Михайлов, и не мог не отозваться с той фамильярностью, которая иногда появляется между командирами и связистами. Классный телеграфист у них там сидит... "Поддержку окажем, гравилеты придут только под вечер. Может быть, будет только один. Не оставляйте оружия противнику, если возможно, используйте его до истощения боеприпасов".

- Это кто же такой умный там считает, что я не знаю, что делать с боеприпасами? - спросил вполголоса Рост.

- Передавать, товарищ командир? - спросил Михайлов.

- Передавай вот что... И впредь без "товарища", понял? - Рост подумал. "Движение начну завтра утром, возможно, без предварительного подтверждения. Большая благодарность неизвестному советчику про боеприпасы - иначе как бы мы догадались?"

- У меня нет вопросительного знака в таблице, - шепотом сказал Михайлов.

- Ну так напиши без вопросительного. Все. Конец связи.

Но стоило Ростику повернуться, как он чуть не налетел на Каратаева. Тот стоял и, щурясь, смотрел на дальние ответные блески,

- А может, все-таки не торопиться? - спросил он задумчиво. - Ну положили они что-то к воротам, ну залили мы ворота наглухо - чем теперь-то они смогут нам повредить?

- Умел бы - помолился, чтобы хоть до утра досидеть, - немедленно отозвался Ростик. - Как бы нам ночью не пришлось драпать.

И решил обращаться к этому человеку тоже на "ты". Особенно при подчиненных.

- Я не понимаю... - начал было Каратаев.

- Командир, - донеслось откуда-то снизу. И к нему из темного квадрата, ведущего в крепость, поднялась фельдшер. Она дышала, словно за ней гнались. Увидев Ростика, она поморгала и тут же стала говорить в своей обычной, напористой манере: - У меня один из солдатиков умер. Неизвестно от чего.

- Как так умер? - не понял Рост.

- Тот, что стоял вчера на посту у ворот и заливал последние щели.

- Так... - Рост растерянно посмотрел на Каратаева. - А ты говоришь, "торопимся". - Он снова посмотрел на фельдшера. - Что это - инфекция? Труп выбросили или сожгли?

- Нет, - чуть растерянно отозвалась фельдшер. - Я его обследовала... Ведь нужно знать, что это. И в общем, я убеждена, что это токсины. Отравление какими-то очень мощными токсинами, воздействующими на нервную систему. Понимаете, приборов у меня нет, но симптоматика...

- Сколько у нас времени?

- Я думаю, с каждым часом ситуация будет только ухудшаться. Для некоторых из нас уже слишком поздно.

- Тогда так, Михайлов, поторопи ребят на Перевале с гравилетом. Скажи, что у нас нет выхода, уходим сегодня, еще до темноты.

- До темноты? - ахнул Каратаев, но спорить не стал.

- Кто у нас дежурный по гарнизону? Впрочем, не важно... Пусть собирает всех людей и волосатиков, разбирают тачки и из дюралевых листов делают листовые волокуши. На них потащим раненых и оружие.

- Сколько нужно волокуш? - спросил вдруг Герундий, подскочив к Ростику, словно он и был дежурным.

- Лучше, если их будет пять... Да, не меньше пяти. В каждую запряжем по десять волосатиков, другие будут отдыхать. Так. Следующее: волосатики пусть вяжут из ремней и тряпок - что найдут - постромки. Они знают, как это делать, для грузовых телег не раз себе делали. И третье... - Он задумался. Ах, как не хватало Квадратного. - Ладно, оружием займусь я сам. Каратаев, тебе придется озаботиться людьми. Чтобы все раненые, дети волосатиков и беременные девушки бакумуров тоже были отправлены на Перевал. В этом переходе мне нужны только функциональные и эффективные бойцы - никаких обозников и слабаков.

- Хорошо, - кивнул Каратаев. - Кроме того, полагаю, что я, как представитель центра, должен буду отправиться на Перевал, чтобы...

Рост подошел к плешивому мужичку, не веря своим ушам. Должно быть, в его лице появилось что-то, что заставило Каратаева попятиться.

- Ты чего, Гринев? Вместо себя я оставлю... вот. - Он указал на Герундия. - Он лучше, чем я, сможет...

- Если ты, - спокойно, как-то даже лениво проговорил Рост, - уж не знаю твоего официального звания и статуса, попытаешься залезть в летающую лодку, я самолично выстрелю тебе сюда. - И Рост довольно сильно стукнул указательным пальцем Каратаева в лоб, между бровями. - Как дезертира и труса. Понятно? Оба помолчали. - Грузить только детей, раненых и беременных женщин. И пойди найди себе хотя бы пистолет, иначе... В общем, о твоем поведении будет доложено. Поэтому сейчас тебе нужно быть или молодцом, заслуживая прощения, или не быть вообще.

- Ты не так понял... - заныл Каратаев, но Рост его не слушал, у него было много дел.

За остаток дня они потеряли еще четверых, почему-то все были ребятами, должно быть, сопротивляемость токсинам, источаемым красным куском мяса, у девушек была чуть повыше. Но тоже не намного, потому что, когда пришла единственная лодка, оказавшаяся поблизости - чтобы тем, кто в тылу планирует движение гравилетов, как говорят старухи, повылазило! - у них уже была и одна девица, явно не ориентирующаяся в пространстве. Ее тоже загрузили в летающую машину и отправили на "большую землю".

Кстати, сажать летающую лодку пришлось на крышу крепости. Она была для этого не очень приспособлена. Тогда, должно быть в раздражении, Ростик приказал взорвать восемь столбов верхней башенки, чтобы расчистить место для безопасной посадки. Так и сделали, благо динамитных шашек в крепости было ящика два.

И все это время они работали. Склепывая, а иногда просто связывая проволокой листы дюраля, содранные с тачек и выпрямленные мощными, плоскими, как толкушки, ступнями бакумуров, загибая вверх передний край этим импровизированным салазкам, укрепляя его какими-то распорками, посаженными на проволоку, Ростик и его ребята не прерывались ни на минуту. Все торопились, потому что понимали - находиться в Пентагоне теперь стало смертельно опасно.

Потом еще, разумеется, привели в порядок оружие, разложили на пятнадцать мешков боеприпасы, хотя у них теперь было чуть более тридцати стрелков, и в общем-то полагалось бы выдать каждому патронов под завязку, но Ростик рассчитывал, что по три мешка на волокуши будет в самый раз. А кому придется пополнять три обоймы, которые выдавались заранее, и кто умрет раньше, чем расстреляет боекомплект, - никто предсказать не мог.

В промежутке между обходами всех работающих, готовящихся к эвакуации, а точнее - к бегству, ребят и, конечно, волосатиков, Рост не раз и не два поднимался в свою комнату. Тут он подходил к карте и старательно, измеряя расстояние пальцами, словно циркулем, пытался понять - не ошибся ли он, планируя отход.

А план был прост - идти не по дороге, по которой они возили добытый торф, то есть сначала на северо-восток, затем на запад, вдоль Олимпийского хребта, и лишь потом оказываясь в достаточно безопасной зоне, а напрямую, к Перевалу, на северо-северо-запад. Таким образом, пройти предстояло не восемьдесят километров, а всего лишь сорок, правда, тридцать из них - по болоту.

Вспоминая, как он, Пестель и Квадратный как-то раз уже пытались пройти на конях по болоту, Ростик ощутил испарину на лбу и холод в груди, но это было, кажется, единственное разумное решение. Единственное - потому что именно тут, скорее всего, пернатые не заготовили людям ловушку, только на этом пути они не ждали их. Бегимлеси, без сомнения, сторожили их на относительно твердой дороге - то есть как раз там, где люди, по всем логическим предпосылкам, и должны были пройти. Но где проходить, принимая во внимание эту опасность, Ростик не собирался.

- Кмдр, - раздался из-за двери голос Дутил, или, как ее часто называли, Дутилихи, главной бакумурской командирши, начальницы одной из двух рабочих смен, когда еще не остановилась работа и волосатики добывали торф.

- Входи, - отозвался Рост. - Чего тебе, Дутил?

Она молча взяла Роста за руку и указала куда-то вбок. Ее глаза отлично справлялись с темнотой крепости, но Рост увидел этот жест только потому, что на столе горела масляная плошка. Он вздохнул и серьезно поинтересовался:

- Это срочно?

- Два-й, - вполне решительно отозвалась командирша, и - делать нечего пришлось идти.

Но когда Рост поднялся на наблюдательную башенку, он понял, что дело действительно было куда как срочным. Гравилет, загруженный под завязку, только что поднялся в воздух и взял курс на Перевал. Теперь до темноты оставалось не больше часа, скорее всего, летающая машина еще одну ходку в крепость на Скале сделать уже не успеет. Да и некого было больше увозить, все, что остались, были нужны тут, вернее, в предполагаемом походе.

И, видимо сообразив все это не хуже людей, десяток с небольшим волосатиков обезоружили единственного постового в одной из боковых башенок, пробили не очень толстую тут стену и спустились вниз на связанных одеялах. Сейчас они направлялись туда, куда собирался держать путь и Ростик, - в сторону Перевала, через болото. Казалось, им ничто не помешает, казалось, они прорвутся...

Как вдруг из каких-то кустиков, ямок, а то и просто из болотин стали подниматься воины пернатых. Их было не очень много на этом направлении, не больше сотни, но для десятка практически безоружных волосатиков это было приговором, Пернатые молча, неторопливо, вперевалочку окружили волосатиков, которые стали спина к спине, лицом к противнику, потом спины и хвосты пернатых стали теснее, вверх взметнулись копья, испятнанные чем-то темным клинки, и... все было кончено.

Ростик опустил бинокль, повернулся к Дутил. Рядом с ней уже стоял Прикат, начальник второй смены волосатиков, второй по влиятельности вождь в их стае. Оба смотрели на Ростика. Наконец Прикат, как более эмоциональный, проговорил:

- Мы - не-а! Мы не так!

- Понимаю, - кивнул Ростик. - Вы не побежите, будете с нами.

- Аг-а, - подтвердила Дутил.

- Я верю, - сказал Рост, едва не добавив, что увиденного хватит, чтобы подтянуться даже самым недисциплинированным. - Тогда приказ такой: разбейтесь на отряды по числу волокуш. Пусть в каждой будет пара-тройка очень сильных мужчин и кто-нибудь способный командовать всей упряжкой. Тебе, Прикат, придется тащить мою волокушу и быть главным. Тебе, Дутил, придется бегать от упряжки к упряжке и поддерживать слабых. Справитесь?

Ростик уже давно разучился пояснять свою речь, обращенную к волосатикам. Каким-то образом они, не шибко красноречиво выражая собственные мысли и желания, понимали почти все. По крайней мере, недопониманий у Ростика в последнее время не случалось.

- Так, - подтвердил Прикат.

Потом он произнес несколько слов на своем языке Дутил. Она досадливо поморщилась, мол, да поняла я, не нужно мне переводить, и на всякий случай, чтобы Ростик не принял гримасу на свой счет, кивнула раза три.

- Вот и отлично, - сказал Рост. - Идите, определите старших по повозкам, приведите в мою комнату как можно скорее, я покажу, как мы будем двигаться.

Это могло быть важно, если кто-либо потеряет связь с остальными волокушами или со всем отрядом разом. Он оглянулся. На посту в башенке находились только двое - Михайлов с женой.

- Михайлов, через тридцать минут собери ко мне старшин и сержантов. Я проведу инструктаж. И сам тоже подходи. У тебя будет особое задание.

- Есть. - Мальчишка козырнул и бросился вниз, едва не оттолкнув своего командира. Видимо, нервное напряжение действовало и на него, хотя внешне он оставался спокойным.

К тому же Ростик и сам отвлекся, он смотрел туда, где погибли дезертиры-волосатики, - над ними целая стая пернатых, громко квохча и каркая на свой особый манер, делила добычу. Красные от крови клювы не оставляли сомнений - за неимением костров и из-за голода бегимлеси на этот раз решили пировать сырым мясом.

Через полчаса волосатики поняли, что от них требуется, осознав обозначенный маршрут, а Рост пожалел, что не отправил неизвестному коменданту крепости на Перевале пожелание разжечь большой костер у стен своей цитадели, его наверняка было бы видно на протяжении всего марша и он был бы отличным ориентиром. Впрочем, у них было еще время, и эту просьбу можно было передать с помощью Михайлова...

Потом пришла пора то же самое объяснить людям. Люди оказались менее понятливыми или просто привыкли, получив приказ, от души его пообсуждать. Так или иначе, все согласились, что на прорыв следует идти своеобразным каре двенадцать бойцов впереди, по пять с боков волокуш, выстроенных треугольником, и пятнадцать сзади. Причем сзади должны быть самые сильные, умные и умелые. Потом, когда проход будет свободен, все должны, не ввязываясь в долговременный бой, попрыгать в волокуши, а волосатики, впряженные в постромки, дружно рванут вперед...

Отстреливаться от преследователей придется уже из салазок, конечно, меткость будет не ахти, но другого выбора нет. Выиграют волосатики у пернатых соревнование в перемещении по болоту - кто-нибудь да уцелеет. Проиграют пернатые еще раз поужинают, на этот раз сытнее, потому что добычи у них будет больше.

Выходить на марш решили через полчаса после наступления темноты, взорвав динамитом заднюю стену крепости. Пускать ракеты для освещения решили лишь в самом начале боя, чтобы пробиться через заслон пернатых, а потом - только в крайнем случае, чтобы лишний раз не обозначать себя. Что ни говори, у беглецов было преимущество - в темноте бакумуры видели не в сравнение лучше пернатых.

Обсуждать больше было нечего, следовало снести в волокуши все, что собирались забрать с собой, - пищу, воду в кожаных бурдюках, лишние ружья, которых после разгрома разведки под командованием Квадратного было совсем не много, лопаты, ручки и колеса от тачек, которые были сделаны из дюраля, а потому цену имели немалую, одеяла и остатки светильного масла в канистрах.

Когда ребята разошлись, чтобы довести сборы до конца, Ростик подошел, сел на свое ложе, которое почти год принадлежало только ему, и закрыл глаза. Он пытался своим пророческим даром осознать - ожидает его в этом отступлении успех или провал. Успехом, конечно, должны считаться малые потери и относительно спокойный, без осложнений марш. Провалом, без сомнения, была бы гибель людей. Да, именно так, потому что людей невозможно было заменить. Даже потерю оружия можно компенсировать, но люди - они были единственным материалом, который тут, в Полдневье, не заменялся. Даже умнеющие на глазах волосатики могли подменять людей только на самых грубых работах, И конечно, не подменяли их в плане продолжения вида, а значит...

- Командир, - раздался из темного угла слабый, просительный голос.

Рост очнулся, он и не заметил, что стал задремывать, ведь вторую ночь, обдумывая ситуацию, почти не спал.

- А-а, Михайлов. - Он вздохнул, чтобы быстрее прийти в себя. - Да, я помню. Давай-ка, Михайлов, влезай в доспехи старшины Квадратного. Он просил меня их сохранить, а мне почему-то кажется, если ты будешь в моих салазках, то непременно спасешься. И доспехи заодно вывезешь.

- Я? - Глаза мальчишки стали круглыми от изумления. Доспехи были высшим отличительным знаком в Боловске, даже не все офицеры могли похвастаться, что у них была эта стальная скорлупа, способная, как однажды случилось с Ростиком, остановить пулю из "калаша".

- Ты.

- Не знаю... Я должен попробовать.

- Я тебе подскажу.

Прикладывая к себе доспехи, Михайлов вдруг расхрабрился:

- Командир, если я поеду в ваших... ну, в волокушах, где вы будете старшим, можно я Лидку с собой возьму?

- Жену? Конечно. Лидия будет с нами.

- Хорошо. - Связист помолчал. Потом добавил: - Спасибо. С вами-то мы уж обязательно выживем.

- Что?

- Ну, говорят, что вы всегда из воды сухим выходите. Что умеете остаться в живых, не погибнуть... - Вдруг он так смутился, что даже при свете плошки стало видно, как краска заливает его скулы и щеки.

- Когда приоденешься, - хмыкнул Рост, - поднимись в башенку и просигналь последний раз, пусть Перевал в течение всей ночи поддерживает костер. Самый большой, какой только сможет. Вдруг это да окажется решающим условием нашего спасения.

- Есть. - Михайлов подумал и сказал: - Тогда я лучше сейчас сбегаю, передам послание, а то скоро уже и Солнце выключится. Придется масло жечь, а его жаль... Доспехи я потом надену, до выхода на марш у меня будет время.

- Давай, - согласился Ростик. - Заодно меня перед выступлением разбудишь. А то я...

Договорить он не успел. В его сознании возник какой-то разрешающий сигнал, и сон мягко затопил Ростика. Он знал, что может поспать почти час до выступления, и не собирался упускать такую возможность. Все-таки его ждала еще одна, третья подряд бессонная ночь. А это, для такого сони, каким был Ростик, являлось серьезным испытанием.

5

- И что потом? - спросил старший лейтенант Смага, командир Перевальской крепости, поглядывая какими-то очень осторожными глазками по сторонам. Ростик никак не мог понять их выражения.

- Ничего, - ответил Рост лениво. Он сидел в главной зале крепости развалясь, почти довольный собой и всем светом. - Прорвались через их ряды, слитным огнем смяли попытки пернатых разъединить возки, а потом болотами, болотами - и оказались у кромки твердой почвы почти на пять километров раньше погони бегимлеси. А тут они уже не особенно и рвались в бой, видно, помнили, как мы чистили эту местность из недели в неделю и гравилетами, и БМП, и огнем, и холодным оружием.

Они прорвались, они были почти все живы. Осталось только сдать раненых, отделить для срочной отправки в город подхвативших таинственную болезнь уже после того, как они вышли из крепости, и можно считать свою миссию оконченной. Почти наверняка его гарнизон будет расформирован, следовательно, его командование подошло к концу.

В комнату неожиданно вошел Каратаев. Он был решителен, как паровоз.

- Из Боловска запрашивают о потерях.

- Люди - раненых четверо, заболевших - семеро. Волосатики...

- Это не важно, - отозвался Каратаев, но Ростик резким жестом привлек его внимание:

- Ты отправишь доклад так, как я его сформулирую, или я сам поднимусь к телеграфистам. - Убедившись, что Каратаев в очередной раз, закатив глаза к небу, выразил ужас нахождения рядом с Ростом, но больше не спорит, добавил уже спокойнее: - Бакумуры - двенадцать поцарапанных из пращей, трое серьезно задеты из ружей, остальные, чуть больше восьмидесяти душ, в порядке.

- Теперь все? - спросил Каратаев.

- Все.

Он ушел. Рост потянулся за великолепным травяным чаем, когда Смага неожиданно спросил:

- Не понимаю, почему вы с ним не поладили? Это не очень хорошо, Гринев...

- Тогда позвольте мне удивиться: как вам удалось с ним поладить? - Он отхлебнул чай, потом посмотрел на вежливого, немолодого, лет уже под тридцать, с франтоватыми усиками старлея. Ему не хотелось, но он обязан был задать этот вопрос: - Кстати, как могло получиться, что вы отпустили гравилет в Боловск? Вы же знали, что из крепости на Скале к вам идет гарнизон, поддержка с воздуха могла оказаться решающим фактором в бою. И вы все-таки...

- Полагаю, это находится в моей, и только моей, компетенции? - чуть заметно потемнев лицом, отозвался Смага.

- Как вас по отчеству?

- Кузьма Владиленович, - с неудовольствием ответил старший лейтенант.

- Ума не приложу, Кузьма Владиленович, почему вы считаете свои решения, от которых зависела жизнь вверенных под мое командование людей и бакумуров, только своим делом.

- Значит, вы полагаете, я должен отвечать? Бред какой-то, подумал Ростик, нам еще остается начать расшаркиваться и теребить аксельбанты.

- Хорошо, - решился Смага. - У меня вышел срок работы гравилета, и по графику я должен был отправить его на алюминиевый завод.

У Ростика отпала челюсть.

- Что? Вы хотите сказать, что вы просто выполняли... график? - Его рука зависла так, что чай пролился на колени, но это было не страшно, он был еще в доспехах, и кипяток остыл прежде, чем попал в зазоры коленного шарнира. - Вы выполняли график, который составили какие-то тыловые крысы за месяц до этих событий, который не может и не должен учитывать изменений общей обстановки?.. Который вообще никто никогда не принимает во внимание?

- Я думаю иначе. Если в штабе решили, что гравилет нужен где-то еще, он должен быть отправлен туда, куда его определили работники, которых вы называете "крысами".

- Так. - Ростик встал. Злость его была безадресной, вернее, адресной, но, к сожалению, человека, который действительно отвечал за сложившееся положение вещей, тут не было, а находился он, скорее всего, в городе, в своем кабинете, и назывался Председателем. - Вы понимаете, конечно, что я обязан буду донести до командования ваши действия? Разумеется, с моими комментариями?

Теперь Смага был красен как рак.

- Не понимаю, что в этом такого... особенного? Никто ведь не погиб, все дошли?

- Дошли, только нас встретили почти на десять километров позднее, чем обязаны были. Только костер горел всего лишь половину ночи, хотя я просил, требовал, приказывал, чтобы он горел ночь напролет. Только гравилет - наше главное оружие тут, на болотах, - был отправлен в тыл, видите ли, для того, чтобы соблюсти график.

- Ну, с полночи вы не выстреливали ни одной ракеты, мы подумали, что... Ну, что вы...

- Договаривай. Решили, что нас нет в живых?

- Да. Мы решили, что вы полегли при прорыве, и я приказал поддерживать огонь, уменьшив дорогое масло наполовину.

- Ты пожалел масло. И не наполовину, а совсем. Со второй части ночи огонь не горел вовсе. - Ростик вздохнул. - Хорошо, что у нас были волосатики, они запомнили направление, а не то...

- Я слышал, Гринев, что ты невозможный человек, но чтобы ты действительно был таким... - Смага встал и пошел к двери из офицерской комнаты, которую когда-то, еще при строительстве Перевальской крепости, стали называть кают-компанией. Видимо, решил выдержать характер.

- Минуточку, - окликнул его Рост. - Смага, вы в каком звании?

- Я? - Словно тут был кто-то еще. - Старший лейтенант, я же тебе представился.

- Значит, вы старше меня по званию. - Ростик сел, решил дать роздых усталым ногам. - А позвольте полюбопытствовать, за какие заслуги вы его получили? В каких сражениях вы отличились и где?

- Довольно, я не намерен больше делать вид, что не понимаю твоих оскорблений!

- А я так понимаю, что вы не заслужили это звание. Вы его просто получили. И боюсь, что даже не на Земле, а тут, в Полдневье, без понимания, что и как следует делать, чтобы люди рядом с вами могли выжить.

Продолжать смысла не имело, Смага ушел. Рост допил чай. Спать хотелось невероятно. Если бы он знал, что они будут делать в ближайшие часы, он бы свернулся калачиком прямо тут и прямо в доспехах, сунул бы ружье под руку, просто как ребенок устраивает на ночь своего медвежонка, и уснул... Он так давно не спал.

Но следовало ждать Каратаева, который должен был принести новые известия и приказы. Тогда-то и станет понятно, что с ними сделают за проигранную войну, практически самовольный отход из Пентагона, за крики, возмущения, за придирки к старшим по званию офицерам.

В дверях в сопровождении Смаги показался Каратаев. Он выглядел торжественным, как на похоронах. Причем, похоже, на таких, на которых хоронили его главного конкурента.

- Гринев, нам приказано быть в Боловске как можно скорее. Вот старший лейтенант предлагает воспользоваться его мотоциклом.

- Нас же двое.

- Он с коляской.

Рост посмотрел на Смагу:

- У вас был мотоцикл, и, бьюсь об заклад, вы даже не подумали выслать его нам навстречу и подобрать раненых.

- Бросьте, Гринев, у вас не было тяжелораненых.

- Но вы-то этого не знали.

- Все, что я не сделал, по-вашему, получается очень плохо.

- Получается, - кивнул Рост и пошел к выходу, прихватив свое оружие. Когда отбываем? В приказе говорится, что нужно спешить?

- Только, Вениамин Лурьевич, нужно заправиться на алюминиевом заводе, это крюк небольшой, километров в десять, и тогда топлива в баках будет под завязку, - зарастил Смага.

- Сделаю, Владиленович, - согласился Каратаев.

К огромному удивлению Ростика, ему даже не пришлось спорить, чтобы занять место в коляске. А это могло оказаться важным - в коляске было уютно и вполне получалось поспать, не рискуя свалиться. К прибытию в Боловск Ростик хотел хоть немного восстановить способность соображать, кажется, утерянную за последние бессонные ночи, - вдруг их сразу потащат пред светлые очи начальства?

На завод ехать пришлось отнюдь не десять километров, а куда больше, но Рост понял это, только когда они уже приехали. Он в этих мастерских еще не был, поэтому оглядывался с интересом.

Это были три огромных корпуса, расположенные треугольником, связанные между собой стенами с отрытыми переходами по их верху, на высоте метров семь, не меньше. Между корпусами была устроена довольно цивилизованная стоянка, почти поземному гладкая и аккуратная, вот только вместо асфальта она была залита упрочненным камнем триффидов. Вернее, плиты были сработаны по единому, шестистороннему шаблону, а стыки залиты, но в них иногда уже проглядывала трава. Ну, местную травку какие-то там плиты не испугают, решил Ростик, впрочем, как и земную.

Корпуса были спланированы, как в крепостях на Скале и на Перевале, чтобы внешние стены представляли собой трехэтажную защитную линию, где могло разместиться с полтысячи человек. А внутренние составляли рабочие помещения, чем-то неуловимым похожие на те цехи вагоноремонтного, которые после Войны с насекомыми врезались в Ростикову память намертво.

Ворота внутрь этой крепости, устроенные между двумя самыми большими корпусами, были снабжены двумя вышками со спаренными пушечками пурпурных наверху, системой защитных лабиринтов, чтобы нельзя было ворваться внутрь одним рывком, и даже, как показалось Ростику, чем-то вроде тамбура, когда за первыми воротами шли вторые, а их, в свою очередь, подкрепляли третьи.

Зато внутри было безопасно. И даже довольно многолюдно. Должно быть, так показалось потому, что Ростик уже наметанным глазом определил - людям, которые вышли посмотреть на заезжих командиров, нечем заняться. Это было странно.

Впрочем, все легко разъяснилось. Не успели они подкатить к заправке, как к ним решительным шагом подошел невысокий, черноволосый, с потемневшей кожей то ли от загара, то ли от несмываемого масла паренек с озабоченным лицом. Он сунул свою узкую холодную ладошку, сложенную лодочкой, как девица, и представился:

- Дубровин. - Подумал и добавил: - Сергей. Оставлен за главного инженера. Тот, вы уж извините, отбыл сегодня в Боловск.

- На чем отбыл? - с преувеличенной строгостью спросил Каратаев. А может, это было его, так сказать, "естественное лицо" с теми, кто проникался его каратаевской важностью и значительностью.

- На гравилете, - доложил Сергей. - Его нам...

- Знаю, с Перевальской крепости подбросили, - добавил Рост. - Обрати внимание, Каратаев, если бы Смага не торопился, мы бы не гоняли этот самокат, а с комфортом летели до места назначения. Его "экономность", как почти всякая глупость, обернулась дополнительными расходами.

- Что такое? - удивился Дубровин.

- Это к тебе не относится, - отозвался Каратаев чуть резче, чем следовало.

- Пока будем заправляться, - попросил Ростик, - покажи-ка мне, Сергей, что у вас тут происходит.

- Заправиться нам - пара минут, - сказал Каратаев.

- Ну что же делать, - развел руками Ростик, - придется подождать. Когда я еще сюда попаду?

И Дубровин, осознав, что гостя мучает любопытство, провел Ростика по цехам. А это были именно цехи - столько в них было машин, так они были спланированы и выстроены.

В первом из цехов оказались снятые с ходовой части паровозные агрегаты. Их было десять, хотя два из них оказались разобранными - как пояснил Дубровин, на "профилактику". К каждой паре паровозных машин через систему муфт и редукторов подсоединялся один электрогенератор. Эти машины вообще выглядели неуловимо-непонятными. Они были спрятаны под кожухи, около них никто из персонала не крутился, все их показатели выводились на общий приборный щит, около которого круглые сутки дежурил оператор.

Цех был - загляденье. Вот только работала всего пара паровиков и крутился, судя по гулу, лишь один генератор. Рост спросил, в чем дело. Дубровин начал вздыхать.

- Очень мало топлива осталось. Вы ведь с торфяного разреза? - Ростик подтвердил. - Вот когда вы подавали торф, мы работали в две смены, по десять часов. А сейчас...

Потом они пошли в другой цех, где из добытых на склоне Олимпа бокситов выплавлялся алюминий. Тут все было еще красивее - электроплавильные ванны, обложенные футеровочным кирпичом, довольно мощные даже на вид неспециалиста электрические шкафы, лотки для слива расплава, конвейеры для подачи боксита... Этот цех понравился Ростику больше всего, должно быть потому, что весь производственный процесс можно было увидеть по результатам, не то что получение электротока.

А в третий цех они не пошли. Там, как сказал Дубровин, был склад бокситов, торфа, металла и, конечно, необходимых запасных деталей для машин. Еще, как подозревал Ростик, там же находились казармы для охраны, жилища рабочих, административные помещения, гаражи для транспорта и гравилетов... Но смотреть на это было уже некогда. Каратаев торопил отчаянно, даже сам сподобился размахивать руками, чтобы Ростик видел, что следует ехать дальше.

Они поехали. Рост опять, но не без боя, вытребовал себе коляску, на этот раз Каратаев попытался спорить, мол, он тоже устал, тоже провел ночь на ногах... отступая со всеми. К тому же он, как ему показалось, привел железный аргумент:

- Ты ехал до завода, а я, по законам справедливости, должен ехать после.

- Ты что-то больно хитер, Каратаев, - отозвался Ростик, досадуя, что вся сцена происходит на глазах Дубровина и водителя, имя которого Ростик не догадался сразу спросить. - До завода от крепости - километров двадцать. А теперь нам тащиться больше сотни верст, и ты называешь это справедливостью?

В общем, Каратаев уступил. Должно быть, полагал, что везет Ростика на расправу, а с осужденным спорить не положено. Признаться, Ростик и сам так думал, хотя надеялся на некоторые смягчающие его вину обстоятельства.

В Боловск они приехали изрядно после полудня. И Ростик настоял, чтобы его подбросили к дому, он хотел, если возможно, искупаться и переодеться.

Каково же было его удивление, когда, ополоснувшись в душе чистой, пресной - хоть пей - водой, прогретой полдневным солнышком, переодевшись в свежую форму, подбросив вверх десяток раз полуторагодовалого Ромку, который сидел дома с няней-бакумуршей, у которой у самой оказалось трое отлично выглядевших волосатых отпрысков, он так и остался невостребован Белым домом. То есть его просто-напросто не вызвали к начальству. И уже поздно вечером, когда он провел в приемной почти пять часов, ему предложили находиться в городе и ждать.

Чего именно следовало ждать, Рост не понял, но уточнять не стал. Эти дни впервые более чем за год он мог провести дома, с женой, сыном, мамой и даже непонятно как оказавшейся у них бакумуршей, которая вполне исправно отзывалась на имя Кирлан. К тому же, как выяснилось почему-то через три дня, не раньше, она оказалась главной женой Винторука, и тогда понемногу проявилась вся интрига.

Видимо, после родов Любаня вздумала работать, но для этого следовало на кого-то оставить Ромку. И тогда верный Ким, опекающий все семейство в условиях отсутствующего главы - то есть его, Ростика, - привел жену своего загребного, у которой появился дополнительный заработок, а у Ростикова гнезда - няня и определенная свобода для жены. То, что в последнее время на волосатиков стали оставлять даже детей, Ростик не знал, но теперь почувствовал на себе. И хотя он неплохо относился к бакумурам, хотя по-настоящему, без всяких скидок, уважал Винторука, это обстоятельство заставило его понервничать. Хотя и недолго, лишь до той поры, когда он увидел, как с его Романом, едва-едва пробующим ходить, под руку гуляет девочка волосатиков, больше его раза в два, а от всяких непонятных жуков защищает другой бакумуреныш - почти такой же маленький, но быстрее постигающий законы выживания.

В общем, если бы не неясная угроза судилища за проигранную, по сути, войну, жизнь была бы прекрасна. Оглядевшись, поел снявшись по городу пару дней, убедившись, что время у него почти наверняка будет, Ростик взялся за давно откладываемое, но необходимое дело - он попытался перепланировать и перестроить дом.

Одноэтажные дома из светлого кирпича на Октябрьской, которые построили еще в конце двадцатых, рассчитывались по первоначальному плану на две семьи, а потому были разделены пополам Соответственно пополам были разделены передние палисадники и задние, хозяйственные дворы. Соседей, которые жили во второй половине их дома, Ростик помнил, конечно, потому что прожил с ними, считай, бок о бок всю жизнь, но воспринимал как-то с трудом. Они были старыми, много болели, очень редко показывались из дому, а в последние перед Переносом годы вообще уезжали на много месяцев к дочери в Рязань.

После Переноса они оказались в самом плачевном положении, как и другие беспомощные старики. Мама пыталась им помогать, но они не очень этому радовались, наверное, потому что находили это унизительным. И вот, по сведениям мамы, где-то неподалеку от Боловска с помощью Председателя был организован дом престарелых.

Поэтому после отъезда соседей, после вывоза стариками оставшегося имущества мама сломала внутреннюю перегородку и попыталась объединить дома. Что было кстати, потому что с бакумурами им места уже не хватало. После этого объединения половинок дома всем стало гораздо удобнее... Вот только защита от возможного борыма стала еще более проблематичной - потому что дом остался земным, слишком уязвимым, с большими окнами, неглухим чердаком, слабым полом, через который в помещение могли проникнуть не только летающие крысята, но и ранее невиданные жуки размером со спичечный коробок.

Вот теперь, воспользовавшись передышкой, Ростик выпросил у каких-то полузнакомых мужиков в районе новопоселения ширгошодов добавку к каменнолитейному составу и принялся за дело. Работал он, конечно, не очень умело, но вдохновенно и старательно. К тому же его часто выручала память - он видел, как и что полагается лить из камня, не один десяток раз, особенно при строительстве крепостей на Перевале и на Скале. А там, где дело не клеилось, спасал здравый смысл.

Сначала его смущало, что дом, который он возводил, был слишком похож на широкие дома, только без подвала и подземных переходов, но потом это как-то забылось. И Рост все дни напролет ковырялся, оставаясь лишь в отцовских брезентовых шортах, в своем будущем владении. Конечно, одному ему было трудно, но неожиданно ему стала от всей души и весьма неглупо помогать Кирлан. Вдвоем у них все получалось просто великолепно.

Однако на одиннадцатый день пребывания Ростика в Боловске у их полуразрушенного штакетного забора появился посыльный и передал странное письмо. Ничего не оставалось делать, как смывать с себя строительную пыль, переодеваться и отправляться в указанное место. Хотя Ростик и недоумевал, почему новое задание ему должны были сообщить в обсерватории.

6

Перед обсерваторией его остановил пост строгих девиц. Ростик помучился немного дежавю. А может быть, и истинным воспоминанием - он был уверен, что-то очень похожее и в этом самом месте с ним уже когда-то было. Или у него окончательно сбрендили его немного странные мозги.

Впрочем, узнав, кто он, а главное, прочитав ту самую записку, которую ему вручил курьер, девушки решили от него отстать. Лишь одна из девиц чуть раздраженно проговорила:

- Что-то ты не похож на Гринева.

Рост так растерялся, что даже не придумал, что ответить. То ли девица имела в виду его отца, что вряд ли, потому что было давно, то ли все-таки его самого, но тогда странно, что в нем не узнали его же. Так или иначе, эта загадка осталась нерешенной.

Территория за обсерваторией охранялась не зря. С нее уходили вверх казавшиеся на расстоянии очень тонкими четыре капроновых шнура. Три из них были привязаны к тяжеленным бетонным колодам, бывшим станинам радиотелескопа, образующих треугольник со стороной более ста метров, а четвертый шнур поднимался строго из центра этого треугольника. И был он слегка прослаблен, видимо, натяжение представлялось для него неважным.

Все эти струны уходили вверх на высоту метров четырехсот, как решил Рост, и крепились к гондоле самого настоящего... воздушного шара. Большого, серебристого, чуть вытянутого, словно продолговатая груша, удивительно мирного и красивого. Про этот шар Ростик, конечно, слышал, несколько раз видел издали, но вот приблизился впервые.

Оказалось, что шар висел, вернее, плыл так высоко, что от него даже тень получалась какая-то разреженная. Еще очень странной была относительная мягкость струн, на которых он держался. Вблизи они были совсем не напряженными, их без труда можно было потянуть на себя, а если после этого выпустить их из пальцев, они слегка вибрировали.

- А вот щелкать не рекомендую, - раздался сбоку голос, и Ростик с радостью увидел директора обсерватории, старого знакомого отца, а ныне, как можно было надеяться, и самого Ростика - Бориса Михайловича Перегуду.

Рост деланно вытянулся.

- Прибыл, похоже, для дальнейшего прохождения, ну и все такое... Что это, Борис Михалыч?

- Это? - Перегуда счастливо сощурился. - Это, Гринев, наше новое изобретение. Два года клеили, год собирали водород.

- Так он водородный?

- А где же мы тебе, мил человек, тут гелий возьмем? Нет, я уверен, что гелий тут есть, но вот добыть его с нашими технологиями и нашей энерговооруженностью невозможно. - Как почти всегда бывало и прежде, разговор с Перегудой почти тут же переходил на прикладную науку, технологию и решение головоломных проблем.

- Но ведь водород?..

- Что водород? Водород - это вода, даже в Полдневье. Взяли ванну дистиллята, опустили пару электродов, поднатужились... Просушили то, что получилось, и вышло - два моля водорода на один моль кислорода. Кстати, электричество получали из торфа, который вы добывали на юге.

- Я не о том. Я хотел сказать, что водород - опасно. Еще "Гинденбург"...

- Правильно, Гринев, тебя неплохо учили, оказывается. Опасно, "Гинденбург" и все такое... Но, понимаешь ли, выхода нет. - Перегуда поднял голову, любовно посмотрел на шар, паривший в вышине, и ласково прикоснулся к шнуру, удерживающему летательный аппарат. - Зато получилось неплохо, уже полгода висит, и хоть бы хны.

- А почему его удерживают три леера? Даже четыре!

- Четвертый - не леер. Пойдем.

Перегуда с видом бывалого заговорщика подошел к центральному шнуру, тому самому, который был не натянут, и тут-то Рост увидел, что это не один шнур, а несколько. Центральную его жилу составлял, конечно, капроновый пятимиллиметровый тросик. Но еще вдоль него шел проводок, очень похожий на тот, которым оснащались полевые армейские телефоны, или еще на какой-нибудь двужильный гибкий токовод.

- Ого, тут у вас все серьезно, - отозвался Ростик.

Вместо ответа Перегуда выволок из-под каменной будочки, похожей на собачью, куда входили через верх все эти провода... армейский телефон. Покрутил ручку и поднес трубку к уху.

- Алло, верх? Да, это я. Тут к вам гости... Нет, конечно, один, я подниматься не буду. В общем, это распоряжение Председателя, спускайте крюк. Он повесил трубку и повернулся к Ростику. - Ты вообще-то как высоту переносишь?

- А что?

- Понимаешь, не все на это легко реагируют. Поднимутся метров на пятьдесят и начинают орать.

Рост поднял глаза, и у него нехорошо заурчало в животе. Прямо по центральному шнуру сверху сползал стальной блестящий карабинчик. На карабинчике висели лямки парашюта, со спокойным звоном металлических бляшек раскачиваясь вокруг пустоты, которую должно было заполнить Ростиково тело.

- Ну, с тобой-то проблем не будет. Ты у нас такой невероятный герой, что если что-то в Полдневье происходит, а тебя нет поблизости, то даже как-то не сразу верится. - Рост посмотрел на Перегуду. Тот посмеивался, но в смелости своей жертвы нисколько не сомневался. - К тому же оттуда вид - хоть за деньги продавай эти экскурсии.

Когда ремни опустились, Перегуда деловито защелкнул их вокруг Ростика, потом похлопал его по плечу и добавил:

- Ты слушайся командира там, наверху. Он себя ведет как деспот, словно шар его собственность. Но глаз - замечательный, видит даже то, что в принципе увидеть невозможно. К тому же не ошибается.

Вдруг тросик над Ростиком напрягся и пополз вверх... Вернее, это сам Ростик пополз вверх - его стало поднимать буквально за шиворот. Сначала страх, возникший в животе, был еще преодолим, потом стал невмоготу, потом... Все стало интересно. Должно быть, потому, что впервые Ростика транспортировали как неодушевленную вещь. И это оказалось вполне разумным - если бы хоть что-то зависело от Роста, он наверняка от ужаса наделал бы ошибок и чего доброго еще сверзился. А тут все свершалось помимо его воли и страхов.

Надо признать, подъем длился долго, Ростик даже слегка подмерз, пока его втащило в небольшой лючок, проделанный в дюралевом днище гондолы. Тут он не успел очухаться, как его уже отволокли в сторону от пропасти в четыре сотни метров, разверзшейся под ногами, и стали освобождать от ремней.

А он, как оказалось, так привык к ним, что даже не хотел, чтобы его и освобождали. Он попытался отпихнуть эти руки, но потом увидел легкую дюралевую лебедочку, с помощью которой его поднимали, и ему стало так худо, что он даже перестал сопротивляться. И лишь тогда осознал, что его путешествие наверх окончено, что все завершилось благополучно.

Он вздохнул, вытер глаза, в которых застыла от напряжения какая-то муть, и огляделся. Он был внутри тесной, закрытой сверху тканью, как шатром, гондоле. Лишь потом он понял, что это не шатер, а сам воздушный шар, мерно колыхающийся какими-то легкими, едва заметными складками, должно быть потому, что объем его был куда больше, чем требовалось для подъема на эту высоту.

Тогда он посмотрел на человека, который втащил его сюда, - это был Боец. Тот самый парень, с которым он пережидал вал борыма пару лет назад... Ну, когда этот вал впервые появился и оказался чересчур сильным и неожиданным.

- Боец, - позвал его Ростик, потом понял, что губы его не очень-то слушаются, прочистил горло и позвал уже громче: - Боец, ты возмужал.

Парень действительно стал выше, сильнее, уверенней. Кроме того, у него появились мускулы, которые почему-то наводили на мысль о Коромысле, но Ростик отбросил ее, решив, что она слишком необязательная... Или слишком смелая, хотя он еще и не знал, в чем именно. Может, в том, что не один Коромысло стал чудо-богатырем, но вот и этот паренек тоже. Тогда, что ни говори, это не случайность, а некая закономерность, которую следует понять и обдумать.

Потом Рост перевел взгляд на второго человека... который оказался девушкой. И тоже знакомой. Это была хохлушка, та самая, которая была у него заряжающим во время налета пурпурных на Боловск.

- И ты здесь! - Он сумел улыбнуться.

Боец на его улыбку ответил не сразу. Он посмотрел внимательно, почти сурово в его глаза и лишь потом с трудом, словно заржавленный, улыбнулся в ответ:

- Многие вообще без сознания сюда доползают, командир. Рад, что вы оказались из другого теста. А то не люблю я возиться с дохликами.

- Да, дохлики, как же, - отозвалась певучей скороговоркой хохлушка. Сам-то небось, когда первый раз поднимался, чуть штаны не испачкал.

- Не выдумывай, - отозвался Боец.

- А я не выдумываю, - Отозвалась хохлушка и попыталась еще что-то сказать. Но Рост остановил ее жестом:

- Боец, слушай, а я ведь не знаю твоего имени.

- Денис... - Он подумал, добавил: - Денис Пушкарев. А вот эта трындычиха моя жена, подчиненный и одновременно сменщик.

- Сонечка Пушкарева, - протянула девушка руку и улыбнулась слегка обветренным и конопатым лицом, словно ни на миг в своей жизни не сомневалась, что она не Соня и, уж конечно, не Сонька, а именно Сонечка.

- Я рад, ребята, вас видеть. - Рост оглянулся на люк.

Сонечка, догадавшись о его душевных и телесных муках, опустила крышку люка и даже наступила на нее ногой. Рост покачал головой и подумал, что никогда не решится спуститься, и тут же понял, что спускаться придется скоро. Очень скоро, может быть, через пару часов.

- Ну ладно. Я в порядке. Давайте показывайте, что у вас тут!

- Вы не знаете задания? - удивился Боец, то есть Денис. Он подумал. - Ну, тогда, наверное, вам следует показать это марево.

Рост оглянулся. В южном углу гондолы находился довольно сложный аппарат с манометрами, большими, еще с Земли, стальными белыми баллонами, одним голубым баллоном и какими-то дюралевыми ящиками, составленными так, чтобы служить кроватью. Сбоку от этого устройства находился откидной столик, который уже так давно не закрывали, что он даже немного покривился и его, скорее всего, довольно скоро необходимо будет серьезно ремонтировать. Потом шла лебедка, с помощью которой Ростика и других "гостей" сюда втаскивали или спускали на землю, и все остальное, необходимое для жизнедеятельности экипажа, включая воду, пищу, светильное масло для готовки горячей пищи и ночной подсветки.

А вот около северного борта гондолы находился... Ростик даже хмыкнул от удивления, потому что там стоял невысокий, но очень мощный любительский телескоп. Таким телескопом на Земле можно было изучать Луну и всякие звезды, а тут, без сомнения, посредством этого инструмента велось наблюдение за "соседями".

- Телескоп. - Рост произнес это слово вслух, словно наслаждался им, как музыкой. - В самом деле, все довольно просто.

- Его сделал Перегуда, - начал объяснять Боец. - У него тут неплохо оптические приборы стали получаться, он даже пятерых людей пригласил для механической работы, вот они и работают. Впрочем, сразу скажу, это не совсем телескоп. Тот дает перевернутое изображение. А это, по сути, большая, очень большая подзорная труба. Она позволяет видеть в неизмененном виде такие детали, просто дух захватывает.

- Ты, я вижу, как начал, так и остался наблюдателем, - сказал Ростик.

- Выходит, что так, - без улыбки согласился Боец.

Все-таки он был Бойцом, хотя сейчас и засел в тылу, а не на передовой. Но то, что он делал, было необходимо, Рост ни на мгновение не подумал, что парень отбывает тут номер, прячется от фронта.

- И что ты хочешь мне показать? - спросил Рост.

- Давайте я наведу, - отозвался Боец и сел на какой-то пуф вместо скамеейки, чтобы не продавливать не слишком прочное днище гондолы.

- Ты градусное деление не забыл? - спросила Сонечка. Она подошла к столу, достала кипу каких-то журналов, многие из которых были уже забытого Ростиком формата амбарной книги, и принялась ими шуршать. - Вот, командир, посмотри.

Ростик подошел. Это был рисунок, сделанный не слишком искушенным художником, но все-таки какое-то представление об увиденном он давал. Вот похожая на столовую гору возвышенность, довольно высокая, раз в пять выше всех окружающих деревьев, вот другая, чуть дальше, вот.. Рост подумал, что он бы нарисовал схематичнее, но и понятнее - это было, скорее всего, море. А между морем и дальней горой вверх поднимались какие-то извилистые линии.

- Что это?

- Это - сорок два градуса двадцать секунд, расстояние около трехсот километров, - доложила девушка. - Мы разбили весь окоем на градусные сектора и дальностные полосы - для ориентировки. И изучаем, изучаем... - Она горестно вздохнула. - Глаза горят. Но в последнее время даже ночью пытаемся наблюдать.

Ростик не заметил бы этой фразы, пропустил ее, засмотревшись на другие рисунки, среди которых попадались даже гнездовья пернатых, чего он прежде никогда не видел, если бы Боец не оторвался от окуляров, сделанных так, чтобы не напрягать один глаз, а работать сразу двумя, и не бросил чересчур уж невыразительный взгляд в сторону жены.

- Ну чего ты, чего? - отозвалась Сонечка. - Это же не начальство, а Гринев. Ему можно.

- Можно - что? - спросил Рост.

- Болтунья она, - отозвался Боец. - Болтушка, болтологический феномен. Он вздохнул. - В общем, я не знаю, как это определить. Не знаю, что вообще имею в виду, но что-то в последнее время стало не так.

- Неспокойно как-то стало, нездорово, - пояснила Сонечка.

- В каком плане?

- Если бы знал - объяснил бы. А так... - Боец махнул рукой. - В общем, надо смотреть, думать, а лишь когда что-то прояснится, тогда говорить.

- Правильно, - согласился Ростик, - только мне, как сказала Сонечка, можно и нужно говорить, даже когда непонятно. Я и сам попадался на этом, что-то чувствую, а что - не ясно. И не раз оказывался прав.

- Да, - согласился Боец, - я слышал.

- Тогда чего темнишь?

- Не темню я. - Он уступил место у подзорной трубы.

Ростик сел и стал смотреть. Вот первая столовая гора. В живом виде она оказалась еще выше, наверное, метров за двести перевалила. И еще она поросла плотным кустарником, довольно высоким - если ставить неприметный пост, то непременно следовало занять эту верхушку. Разумеется, если наверх можно было вообще подняться без гравилета... Хотя хороший пост можно обслуживать и гравилетом. Вторая гора была еще более высокой, но ее верхушка обвалилась и никакими укрытиями не располагала. Должно быть, поэтому стало видно, что в ее складках что-то шевелится... Вот это да, подумал Ростик. На горе, как на насесте, сидел летающий страус бегимлеси и, изгибая длинную голую шею, смотрел вниз, под гору. Вдруг изображение дрогнуло, потом ощутимо отъехало вниз и вбок.

- Да, такое бывает, - отозвался Боец - Это кто-то внизу приехал в обсерваторию. Мы находимся на гибкой связи с основанием, а все равно иногда так дергает... Или когда ветерок поднимается - редко, но пять - семь дней в месяц бывает. Тогда даже близкие объекты, вроде Одессы, наблюдать невозможно.

- А Одесса отсюда видна?

- Отсюда все видно, - отозвалась Сонечка. - Ну, кроме Водного мира. Там хребет не дает, все-таки он выше.

- А выше хребта вы подняться можете?

- Можем, - отозвался Боец. - Только тогда приходится использовать кислородные маски, и водород из шара улетучивается быстрее - все-таки его клеили в Полдневье, вручную, швы не слишком плотные. Вот и приходится раза два-три в день подкачивать.

Вдруг темная волна боли прошла по Ростику, закружилась голова, заболела почти как от удара Но глаза почему-то стали видеть лучше. И он увидел - между морем, которое сначала вообще не воспринималось как объект, скорее как невыразительный серо-зеленый занавес в тусклых разводах теней на дне, и второй горой появились видимые даже на таком расстоянии горячие токи. Они поднимались вертикально и затемняли иные из морских слоев.

- Вижу, - сказал Рост и сам удивился, как тускло звучал его голос. Действительно, что-то горячее у них... греет воздух.

- Тебе повезло, командир, - сказала Сонечка. - Иногда по месяцу такого не бывает, а ты сел и сразу поймал.

- И как вы только увидели? - удивился Ростик.

- Для того и сидим, - отозвался Боец,

- Так, с этим, кажется, ясно, - решил вдруг Ростик.

И, удивившись, должно быть, не меньше, чем Боец и Сонечка, стал поворачивать трубу влево, к северу, попутно запоминая береговую линию, хотя теперь, зная ориентиры, почти наверняка нашел бы эту точку с маревом даже на самодельной карте. Но теперь его интересовало что-то другое, что-то идущее с севера.

Вот на миг мелькнули чуть более глубокие водные слои, а он и не заметил, что уперся в море, далекое, залитое уже не столько светом полдневного солнца, сколько слоями тумана... И вдруг где-то очень далеко, на краю сознания или даже за этим краем, что-то мелькнуло. Что-то зловещее, черное и в то же время блестящее, несущее угрозу, уничтожение, смерть.

- Командир, - позвал Боец. - Когда мы нервничаем, то смотрим туда же. И тоже видим.

- Откуда ты знаешь, что я вижу? - спросил Рост.

- Черные треугольнички, - почти беспечно произнесла Сонечка. Но было в ее голосе что-то такое, что не позволяло верить в беспечность.

- Это вы и хотели мне показать?

- Показать-то не хотели, но... Ты как-то сам увидел.

Рост подумал, еще раз помусолил край света подзорной трубой. Нет, туман вдруг стал гуще, черных треугольников, как выразилась Соня, уже не видно.

- Вы можете определить, где это? Насколько далеко?

- Почти у дальних островов, - отозвался Боец. - В пяти, а то и в семи тысячах километров.

- Я думаю, больше десяти тысяч, - сдержанно отозвалась его жена.

Ростик подумал. Это было далеко, очень далеко. Но почему-то он решил, что они летят сюда, к ним, к людям... Он потряс головой, боль проходила.

Внезапно на полу под столиком зазвонил армейский полевой телефон. Боец поднял трубку.

- Верх слушает. - Потом протянул трубку Ростику: - Это вас.

- Гринев у телефона.

Внизу сквозь треск раздался уверенный, но какой-то не вполне настоящий голос Рымолова:

- Говорит Председатель. Ну что, Гринев, сориентировался?

- Вы о восходящих токах горячего воздуха?

- О них. - Рымолов тяжело подышал в трубку. - Мы следили за этим местом почти месяц. Не подвозят они туда торфа. Даже деревья на дрова не спиливают. А тепло вырабатывают. Тепло, энергия - один из коренных факторов выживания. Понимаешь меня?

- Понимаю, - сказал Ростик и подумал, что теперь ясно, кто приехал в обсерваторию. Наверняка машина была еще райкомовская, только переделанная под спиртовое топливо.

- В общем, ты посмотри там еще... А завтра отправляйся с утра на аэродром. Тебя будет ждать твой приятель Ким. Задание такое - подобраться как можно ближе и узнать, чем же они так здорово свои котелки греют? Нет ли у них там нефти или еще какой-нибудь пригодной для нас субстанции? - Лишь эти слова, произнесенные в не совсем обычном для Рымолова тоне, выдавали его напряженность от разговора с Ростиком.

- Понимаю, Арсеньич.

- Да, и вот еще что. Если получится, сделайте все незаметно. Чтобы они не поняли, что за ними следят. Вытащить вас из плена, если у вас что-то провалится, мы не сумеем. Уж очень это глубоко на их территории произойдет.

- Тоже понимаю.

- Но если сумеешь, - продолжал уже совсем упавшим тоном Председатель, все-таки достань образец того, чем они там оперируют. Не важно, что бы это ни было - нефть, сланцы, какой-нибудь особенный морской торф... Хотя в это я не верю.

- Попробую.

- Вот так, Гринев. - Председатель помолчал. Потом все-таки добавил: - Ну, удачи тебе, разведчик. Боюсь, что дело безнадежное, потому тебя и посылаю. Без этого теперь, когда мы потеряли торфоразработки, вообще хана.

- Сделаю, что смогу.

- Ты уж постарайся. - Возникла тяжелая, долгая пауза. Потом Рымолов вздохнул и опустил свою трубку на рычаги.

- Полетите туда? - спросила Сонечка.

- Как ты догадалась? - вопросом на вопрос ответил Рост.

- Ну, это не трудно. Я догадалась, еще когда утром узнала, что вы к нам заглянете.

- Да, оказывается, существуют на свете более трудные задания, чем спуск с вашей гондолы. Кстати, откуда он говорил?

- Ну, у них внизу два аппарата - один под шнуром, сразу под нами, вы с него первый раз говорили. А второй - в кабинете Перегуды. Скорее всего, Председатель сидел там.

- Ясно. Ну, ребята, давайте ваши лямки, пожалуй, мне пора. Здесь я все уже выяснил.

Он был так задумчив, что даже не заметил, как спустился на землю. Да и спуск совершился быстрее, чем подъем. Или в самом деле по сравнению с тем, что ему предстояло, этот спуск был совсем плевым делом?

Часть II

ЗЕРКАЛА БЕЗ ОТРАЖЕНИЯ

7

Ким оказался таким же, как раньше, да не совсем. Он погрузнел, в нем появилась какая-то плавность, а малоподвижное лицо стало еще более невыразительным. Кроме того, у него начали светлеть глаза. Это было невероятно - карие глаза стали приближаться к ореховому цвету, на что Рост и обратил внимание.

- Ты чего, - спросил он у друга, - совсем уже оевропеился? Даже глаза светлеют?

Ким блеснул на миг очень белыми зубами.

- Как скажет господина... Скажет европеися, буду европеися. Как господина скажет бедному кореися.

За такие шутки Ростик его в прежние годы поколачивал, но сейчас было как-то не с руки. Все-таки почти год не виделись, хотя новости друг о друге старались узнать раньше, чем все остальные.

Рост обнял его, потом хлопнул по черным завиткам на макушке, это был жест, знакомый обоим чуть не с младенческой поры. За это Ким стукнул Ростика по брюху:

- У тебя, часом, не водянка? Какой-то ты стал... пухленький.

- Я хотел тебе то же самое сказать.

Одноногий Серегин, который, несмотря на каменную, суровую физиономию, все отлично понимал, тем не менее спросил с явно выраженным сарказмом:

- Ну что, встреча друзей окончена? Может, за дело примемся?

Ким еще раз хлопнул Ростика по заду, без комментариев обозначая еще одно место, где у него прибавилось, потом кивнул:

- Да, примемся. Рост, какое у нас задание?

Ростик рассказал, показывая на карте примерные сектора, которые он увидел в подзорную трубу. Ким опечалился:

- Вот ведь зараза! - Про себя Ростик отметил, что раньше Ким, кажется, так не ругался. - И ведь поднимался я выше всех этих шариков раз тысячу, а заметили они.

- У тебя не было подзорной трубы, - отозвался Серегин.

- Ну и что? Мог бы догадаться и поставить.

- Тебе бы вибрация не дала, - высказался Рост. - Там, наверху, когда машина слишком близко проезжает, и то изображение начинает дрожать.

- Слышали мы об этой машине, - отозвался Серегин. - Говорят, что ходит на спиртовом топливе пополам с растительным маслом каких-то семян. Еще говорят обкатка, то да се... А топливо, чтобы в Одессу сгонять, отливают по каплям.

- А то и вовсе нас гоняют, - вздохнул Ким.

- Тебя не гонять, ты, поди, сам и не попросишь? - спросил Рост.

- Наоборот, - отозвался Серегин. - Дальние земли обследовать - у них кубиков не хватает. А в Одессу сортирную бумагу везти в виде распоряжений срочно да немедленно.

Рост подумал.

- Да, это верно. Обследования как-то остановились. А это зря, тут ты прав.

- Еще бы, - кивнул и Ким. На миг стало видно, сколько рапортов с просьбой об этих дальних полетах он подавал, сколько отказов получил. - Хорошо... хоть сейчас смотаемся дальше обычного. Давай обсудим, как думаешь подбираться к этим горкам?

- Это не горки, - отозвался Рост, снова обращаясь к карте. - Скорее столбы. И на той, что дальше от марева, следует залечь, замаскироваться, а потом... Смотреть. - Почему не на ближней к объекту?

- На ближней нет растительности. Кроме того, ее посещают летучие страусы. Подозреваю, что они могут поднять переполох, тогда наблюдения не получится. Да и пернатики, если мы обозначимся, начнут приглядывать за округой внимательнее. Понимаешь, у нас есть только один шанс, не больше.

- У вас еще такой шанс, - ворчливо отозвался Серегин, - если вас обнаружат, то кончат в момент. Одной лодкой вы от всей их стаи не отобьетесь. И помочь никто не сумеет.

- Верно, - согласился Ростик, хотя это было и так понятно. - Поэтому я думаю, что заходить на столб нужно в темноте. Очень тихо, чтобы никто из их наблюдателей не трехнулся. И лучше, если под утро.

- А заходить ты хочешь как-то по-особенному? - спросил Ким.

- Я думаю, у нас есть два пути. Давай подумаем над обоими. Первый. Мы можем подойти к этому столбу со стороны полей, но придется пересечь всю пернатую обитаемую территорию...

- Вообще-то территория не бывает пернатой, - тихо отозвался Ким, не мог не поправить.

- Второе. Мы можем зайти со стороны моря. Это значит, что будет труднее. Потому что нам точно известно - берег свой они наблюдают довольно плотно, хотя судоходства у них нет. Это доказано.

- Я тоже слышал, - кивнул Ким. - Хотя участвовал только раз.

- Вместе участвовали, - согласился Ростик. - И было это тогда впервые. К счастью, отбились. Должно быть, повезло. Они сами не дали поглубже на их территорию залезть, а не то... Да, вот еще, с моря труднее будет ориентироваться, вообще можно проскочить само место.

- И в носу ковырять - можно палец сломать, - отозвался Серегин, - если не умеючи. Потому вас и посылают, соколики, что не должны вы промахнуться.

- А уходить как будем? - спросил Ким.

- Уходить можно напрямую, - сказал Рост. - Они вряд ли так наивны, что не догадаются, кто и зачем к ним пробрался. Но ведь поделать уже ничего будет нельзя.

Он и не подозревал, что эта его фраза приведет едва ли не к самой большой ошибке во всей операции. Он полагал, что они летят только посмотреть, и потому пернатым будет легко их простить, если обойдется без стрельбы. Он не думал, что дело повернется совсем не так и не без стрельбы. Но Ким уже запомнил эту сентенцию и, привыкнув доверять Ростику, поступит так, как поступать было нельзя.

Ким принялся циркулем, вырезанным из деревяшек, отмерять расстояния.

- Если зайти с севера, потом срезать вот тут, - его циркуль пробил морские просторы ломаными прямыми, - потом строго на юг, чтобы не сбиться, как справедливо было замечено, потом вернуться... - Он помолчал. - М-да, получится почти тысяча километров. А значит, топлива нужно взять...

- Бери под завязку, - отозвался Серегин. - Мало ли что... И патронов вам я дам, сколько захотите.

- Ну да, тебе дай волю, - сказал Ким, - ты бы нас и бомбами снарядил.

- Бомбами - нет, они тяжелые очень.

- Бомбы? - спросил Рост.

- Да так, - махнул рукой Серегин. - Горшки, начиненные аммиачной ватой, больше хлопают, чем взрываются.

- Ничего себе хлопают! - запротестовал Ким. - При удачном попадании дом гошодов из лучшего их камня слизывает, как языком, а ему все мало!

- Я не знал о таких испытаниях, - отозвался Рост. - А зачем дом триффидов бомбить?

- Да прочнее просто ничего не нашли, - сказал Ким. Потом улыбнулся: - Ты не волнуйся, никто с твоими драгоценными кустиками воевать не собирается.

- Так, ладно, что у нас со временем? - спросил Серегин.

- Ну, если лететь по тому маршруту, что наметился, то есть через море, то выходить нам нужно... Да, часа за три до темноты. Если не заблудимся, то через десять часов - самое позднее - будем на месте, а это... Час до рассвета.

- Хорошо считаешь, - сказал Рост. - Убедительно.

- Тогда так. - В голосе Серегина появились приказные нотки. - До обеда спать. Машину я приготовлю. Если нет возражений, то Безголовую.

- Кого? - не понял Рост,

- Ну, есть тут у нас очень легкая леталка, - пояснил Ким, - всего на четыре души, ходкая, хотя и любит нос задирать, а тогда хвост тормозит... У нее нет башенки на горбу, это позволяет километров семь в час прибавить.

- Башенки нет? А если за нами погонятся?

- Тогда перейдешь к Винторуку и будешь из кормовых пушек палить. Может, и отобьемся.

Раз сохранили кормовые пушки, Ростику стало полегче.

- Вот что, - решил Серегин, - положу-ка я вас в разных казармах, а то проболтаете до самой побудки.

Так и вышло, хотя Ким и попытался немного протестовать. Но ничего не получилось. Чтобы остудить его, Серегин даже часового поставил у комнаты, где уложил Кима, а потом, подумав, выставил солдатика у двери темной, хорошо проветриваемой кладовки, куда уложил спать Ростика. Как позже Рост узнал, конечно, это была не кладовка, а комната самого Серегина. Которой, кстати, он почти не пользовался - дневал и ночевал то в ангарах, то на полетной вышке.

Потом их разбудили. Они умылись, наспех проглотили отличный, приготовленный по летным нормам обед и поднялись в воздух.

Небо были чистым, как родниковая вода. Вот только не совсем летним, не пыльным еще, а с какой-то очень свежей сероватой дымкой. Лететь в таком небе было приятнее, чем гулять по лугу или купаться в море.

Конечно, Ким заставил Ростика поуправлять лодкой, похвалил за силу, которая в нем появилась, потом сам взял управление и побил рекорды Ростика почти в полтора раза. Потом они пролетели мимо Одессы, а примерно через час после этого выключилось Солнце. Ростик в темноте увидел огоньки города, который они с ребятами некогда открыли и который стал едва ли не самым главным успехом их трехлетней тут истории. Но довольно скоро и эти огоньки растаяли в тумане, поднявшемся над водой.

Этот туман вообще оказался штукой неприятной, главным образом потому, что на него никто не рассчитывал - ни Рост, ни Ким, что было еще существеннее. Оказалось, он и лодку тормозит, и ориентацию сбивает, и обшивка от него намокает. От этого Ким работал на своих рычагах, как грузчик, и довольно быстро стало понятно, что пухлость его тела - отнюдь не жир, а наоборот мускулы, причем такой силы, что Ростику стало завидно.

А потом они вывалились из тумана, и по каким-то одному Богу известным признакам Ким определил, что они оставили залив позади и идут теперь над океаном. Чтобы передохнуть, Ким бросил управление на Ростика, и новоявленному второму пилоту пришлось держать машину в черной, почти непроглядной тьме часа два, пока его узкоглазый друг восстанавливался.

Потом, разумеется, все кончилось тем, что Ким уже и не хотел брать рычаги, утверждал, что у Роста все отлично получается, что они и так дойдут, но шутки кончились, когда Ростик от усталости чуть не выронил рычаги на неожиданном скачке напряжения, неизвестно почему возникшем в котле. Или это был "рывок гравитации", нечто понятное только очень опытным пилотам.

Правда, была еще вероятность, что они проскочили очень маленький шквалик. В Полдневье, в котором по разным причинам почти не бывало ветра, иногда возникали настоящие шквалы... Ни Ростик, ни Ким, ни даже Винт, который знал об окружающем мире больше всех, не стали даже гадать, отчего это получается. Потому что причиной могло послужить что угодно. Даже воздушный червяк, который попытался атаковать их лодку, но промахнулся, хотя это и звучит сомнительно чтобы червяк, да вдруг промахнулся...

Это могло быть нечто, еще не встречавшееся ранее, а потому и неизвестное людям Полдневья. Могло оказаться и что-то уже случавшееся, но все-таки неясное, потому что лодки... пропадали. За последний год, как сказал Ким, четыре лодки вышли из исходной точки, но до места назначения не добрались. А обломки нашли только от одной из них. Что случилось с ними - неизвестно. Черных ящиков тут, конечно, не было - не та техника, не та технология.

Потом они дошли до точки поворота на юг. Ростик даже посерьезнел. Момент в самом деле был решающий. Если все получится, они пересекут береговую линию, найдут выбранный столб и залягут в наблюдение. Если они ошибутся, наделают шуму, за ними погонятся и собьют, как мишень для упражнений в меткости.

Берег встретил их молчанием, они пересекли фронт воды на высоте метров в триста, двигаясь со скоростью едва ли двадцать километров в час. Медленнее было уже неразумно, а быстрее - возникал какой-никакой, а шум. Потом прошлись над тем местом, где Ким подозревал их гору. Ничего похожего поблизости видно не было... Впрочем, тут вообще ничего видно не было. Но Рост знал, как с этим справиться. Он прошел вперед, встал у котла и пояснил:

- Винт, дай-ка я покручу экватор, а ты позыркай по сторонам своими глазищами... Нам нужна столовая гора с кустами наверху.

Винторук очень тихо порычал, потом передал пост на котле человеку и... просунулся почти в пилотскую кабину между котлом и верхней обшивкой. Обычно это расстояние занимала кабина стрелка, но в этой лодке тут оставалось расстояние сантиметров в тридцать. И чтобы тут мог протиснуться мохнатый бакумур?.. Этого Рост даже не подозревал. Впрочем, мех на теле этих типов визуально увеличивал объем, на самом деле они могли оказаться не толще иных людей.

- Ну что, Винт? - спросил Ким.

Винторук вдруг крякнул и едва слышно стал что-то уверенно лопотать.

А у Ростика появились свои проблемы. Сначала он никак не мог разглядеть лунки, куда полагалось вставлять топливные таблетки, а на ощупь у него выходило не очень хорошо. Потом дело вроде бы пошло, хотя Ким спереди пару раз и потребовал, чтобы Рост работал быстрее. Потом стало очень тяжело, потому что следовало поддерживать довольно напряженный ритм, и малейшие ошибки грозили травмой - то пальцы можно было отбить ребрами вращающегося экватора, то закованный в металл локоть стукался о шпангоут лодки, и тогда возникал таинственный гул, как внутри глуховатого колокола, что грозило уже тревогой в стане пернатых...

Потом их лодка довольно неаккуратно плюхнулась на что-то твердое, под полозьями заскрипели мелкие камешки, и Рост почти физически ощутил, как нагрузка на котел упала. Вокруг не улавливалось ни единого звука тревоги, волнения, опасности.

Рост высунул голову в задний люк, устроенный между кормовыми блинами, как до этого, видимо, делал Винторук, прислушался к внешним звукам, потом вылез наружу. Ветер показался ему сначала очень свежим и непривычным, потом Рост сообразил, что сказывается недалекий океан, и вдруг он разобрал запах... Чуждый, неприятный, отдаленно похожий на тот, который издает курица, намокшая под дождем.

Около него оказался Ким Он шепотом спросил:

- Винт утверждает, что это ближайший к их городу столб с большими кустами. Кажется, не совсем тот, что имел в виду ты, но, по его заверениям, тут будет лучше.

- Городу?

- Ну да, у них тут город, только вы его с шара не увидели, он то ли деревьями закрыт, то ли холмами.

- А отсюда их город виден? - еще раз, для уверенности, переспросил Ростик.

- Винт говорит, что отсюда - нет. Но если спуститься чуть ниже, залечь в каких-нибудь кустах, то увидеть можно.

- Ладно. Давай замаскируем лодку.

- Уже, господин начальник, - также шепотом, совершенно серьезно по тону ответствовал Ким. - Винт ищет, где можно проредить нижние ветки кустиков, чтобы затащить под них лодку.

- Такие высокие?

- Кустики тут, товарищ господин командир, высотой с наше хорошее дерево, так что с этим проблем не будет.

Рост подумал.

- Слушай, что это ты насчет моего "господинства" все время проходишься? Тебе мое лейтенантское звание покоя не дает?

- Я ведь и сам лейтенант, - отозвался Ким.

- Я не знал, - признался Рост. - Поздравляю. Тогда что?

- Не знаю. Понимаешь, я страшно рад тебя видеть, но... Как-то непривычно, что не я командую, а кто-то другой.

- Ты давай, брат, с этим борись, - серьезно проговорил Рост. - Если уж мы с тобой не договоримся, тогда кто вообще сможет о чем-то договориться?

- Согласен, - вздохнул Ким. - Не волнуйся, это просто гонор дурацкий. Скоро выветрится. Как только ситуация станет безвыходной, так и выветрится. Я ведь помню, что ты лучше меня рассчитываешь действия.

- Ну вот, опять.

- Нет, я серьезно.

Тут вернулся Винторук, и разногласия кончились. Нужно было прятать лодку, разбивать и маскировать лагерь, находить место для наблюдения за пернатыми. Рост надеялся, что этот разговор не возобновится, даже в таком вот неагрессивном виде он был нелегким. Потому что у них была не та ситуация, чтобы отвлекаться на внутренние передряги. И не то место.

8

- Когда-нибудь это назовут "великое сидение на каменном столбе", - сказал Ким, усаживаясь рядом с Ростиком и подсовывая ему миску с какой-то отвратительной массой, состоящей, кажется, из сладкой каши, прогорклого масла, жесткой вяленой рыбы и неизменных корешков, которую приготовил им на обед Винторук, возведенный на эти несколько дней в ранг повара.

Рост покосился на свой обед, отдающий запахом несвежего машинного масла, и вздохнул.

- Может, стоит объяснить Винту, чтобы он не так серьезно относился к стряпне?

- Если привыкнуть, то в этой стряпне действительно все очень полезное и нужное организму, - ответил Ким, который, как некогда Эдик, иногда нарушал все мыслимые нормы русского языка. Тем более заметной при его любви поправлять других.

- А если не привыкнуть, то это месиво - ужасная отрава. Не говоря уж о вкусе.

Ким забрал бинокль Ростика и принялся изучать окрестности, хотя каждый камень осматривал, наверное, тысячу раз.

Дежурства они разбили очень просто. Рост менялся с Кимом в течение дня. А Винторук, который тоже немного маялся бездельем, должен был следить за пернатыми по ночам. Для этой цели он тоже просил бинокль, но, как подозревал Ростик, скорее спал на своих дежурствах, чем действительно приглядывал за бегимлеси. Волосатому это совершенно ничем не грозило, потому что поймать его на нарушении приказа Ростик не мог - Винт всегда просыпался раньше, чем Росту удавалось к нему подкрасться. Да еще он, наверное, потешался, глядя в темноте своими огромными глазищами, как этот человечек, полуслепой и на три четверти глухой - с точки зрения бакумуров, - пытается застукать его спящим на посту.

- Может, тебя подменить? - спросил Ким.

- Ты это к тому, что ничего не происходит? Нет, не надо. Я еще не устал.

- А я и не заметил, что у них на соляных заливах забастовка.

Соляными заливами назывались три или четыре неглубокие ямки на самом берегу моря, куда пернатые пускали воду, потом перегораживали их и ждали, пока сделает свое дело солнце, чтобы аккуратно собрать совочками полученную соль. Причем этим, как правило, занимались девушки, как их пренебрежительно величал Ким - "курицы". Перед заключительной стадией сборов они танцевали и так пронзительно пели, что даже на скале, отстоящей от заливчиков километра на четыре, были слышны особенно удачные вскрики и трели.

Пернатые вообще здорово любили повеселиться и потанцевать. Особенно радовало кружение в хороводе нескольких сот пернатиков, когда каждый удерживал руками плечи соседа, как на Земле танцуют шотландцы, гуцулы и некоторые кавказцы.

- Это не забастовка, просто они очень много соли собрали за последнюю неделю, вот и решили передохнуть. Все равно больше, чем им нужно.

- И зачем им соль? Они ее почти не едят. Я обращал внимание - очень редко.

- Пока не знаю. Кстати, как ты выяснял, что их хозяйки готовят?

- Ну, я не за отдельными хозяйками следил, а только за поваром на больших сборищах. Но там не захочешь, а увидишь.

Тоже верно. Пернатые больше всего на свете любили обряд, который Рост назвал свадьбой. Это происходило при большом скоплении народа, причем треть приходила из соседних городков. Угощение бывало куда как щедрое, пили не только воду, но и что-то, что заставляло хмелеть самых сильных мужчин, а потом танцевали так, что это скорее походило на оргию, чем на праздник.

Свадьбы случались часто по той причине, что местные девицы очень любили выходить замуж. Они выходили, через некоторое время, по-видимому, разводились, потом подыскивали другого "петушка"... У Кима сложилось впечатление, что девицы определенного возраста только и делали, что готовили еду, коллекционировали разных мужей, да рожали детей, которые почти без высиживания в течение всего одного дня вылуплялись из очень слабой, прозрачной скорлупы. Так что пернатиков следовало скорее отнести к живородящим, чем к яйценесущим.

И никто не чинил им преград, никто не обижал их и, разумеется, даже не пытался поработить таким понятием, как долговременные брачные обязанности. Как правило, детей воспитывали матроны постарше, которым мужей уже не находилось. А мальчишек с определенного возраста "образовывали" мужчины.

Вот пернатые мужички были народом, не в пример женщинам, солидным. Они обучались бою, растили какие-то злаки, пасли стада разных животных, из которых добывали местное молоко, и, разумеется, охраняли свой город. Причем, если девицы бродили по этим землям где вздумается, то приход мужчины не в свою стаю грозил ему, как минимум, скандалом.

- А знаешь, в общем-то у них неплохая жизнь. Вот только попутешествовать от души их "петухам" не удается, а так - вполне, - высказался Ким, как в детстве, думая заодно с Ростом.

- Для многих путешествия не являются большой ценностью. К тому же гарем с собой не потащишь, а это для их парней - главная забота.

- Да, с семейственностью у них не в пользу мужиков сложилось.

- Ты осторожнее биноклем крути, - отозвался Ростик. - Не дай Бог, линзами засверкаешь, тогда каюк нам, и не поймем, когда прокололись.

Наблюдение означало ту опасность, что можно было выдать себя, блеснув стекляшками бинокля. Чтобы этого не получилось, Ростик сначала попробовал навешивать сверху и перед линзами тонкую марлю, выкрашенную в серый цвет, но она очень уж затемняла видение. Потом он пытался создать почти непроницаемый занавес из кустов над собой и по бокам, наблюдая за городом в щелку между листьями. Но тогда смотреть приходилось в узком секторе, а так как они не знали, что ищут, это никого не устраивало. В общем, нужно было рисковать, но, как сказал как-то Ким, "с неудовольствием".

- На, смотри дальше, - отозвался Ким и вернул бинокль. - Но когда начнется, позови. Я тоже хочу посмотреть, ради чего мы тут сидели.

Просматривать город оказалось нетрудно, потому что он создавал очень уж странную картину. По сути, конечно, это был не совсем город. С человеческой точки зрения более всего он походил на кучу гнезд, расположенных на земле, поскольку бегимлеси летать не умели. А вот уже между ними были устроены из ветвей мостики, переходы и довольно большие площадки, часто высоко поднятые над землей. Этот многоярусный мирок, по-видимому, должен был создавать иллюзию парения и компенсировать утраченное пернатыми искусство полета.

Еще эти находящиеся на земле жилые "дома" приводили на ум раскопки доисторического города, потому что состояли из стен, плетней, загородочек, но были напрочь лишены крыш. Так что при желании каждая "курица" могла определить, что на ужин своему мужу варит соседка.

Огнем пернатики пользовались очень уверенно, даже можно сказать - с азартом. Иная хозяйка и огонь под таганами зажигала не иначе, как выстреливая каким-то определенным образом из легкого пистолетика мужа. Ростик сначала думал, что именно огни и очаги города создали тот колышущийся тепловой фон, который засекли из наблюдательного шара Боец с Сонечкой. Но потом отказался от своей идеи. И вот почему.

По понятным причинам больше всего таганков с хворостом или даже древесным углем горело холодными ночами. А марева над городом не возникало. Получалось, что даже предельной теплотворной мощности города не хватало, чтобы устроить то, что он видел с шара. Поэтому приходилось ждать, ждать...

Они уже две недели ждали, даже слегка отчаялись, но продолжали наблюдать. Про себя Ростик знал, что причину того явления, на которое они устроили засаду, они выяснят обязательно, потому что для человечества это обернется настоящим открытием. Но вот терпеть безделье было в самом деле нелегко. Скоро и июль должен был наступить, а у них по-прежнему не было никакого результата.

Вдруг, незадолго до полудня, в тот самый день, когда закончилась вторая неделя их сидения, в городе возникла необычная возня - очень много старцев собралось на главной площади города, потом к ним присоединились старухи. Это были не простые старухи, а такие, которые носили, как и постаревшие воины, особенные блестящие щитки на груди.

Рост как-то подумал, что это были те "курицы", которые в свое время служили в армии, то есть относились к служивому сословию. Судя по всему, никаких запретов на вступление девиц в армию не было, и если "дева" шла служить, это обеспечивало ей более высокий социальный статус, к тому же с потенциальными мужьями проблем не возникало. Но, как понял Ростик, "в отставку" они выходили позже, чем прекращали свои свадьбы "родительницы", и потом маялись, бедные, в стариковских казармах или принимались дрессировать молодняк, да так, что и не всякие вожди решались с ними спорить.

Итак, процессия, состоящая целиком из "служивых", вышла из города и потащилась куда-то на северо-запад, к морю, в сторону мелких, ослепительно белых, по-видимому известковых скал. У подножия этих скальных возвышений Рост давно, еще на второй вечер, обнаружил странное сооружение, окруженное как-то слепленным песком и прикрытое травяными циновками. Сейчас Росту предстояло узнать, чем оно являлось в действии.

Подойдя к непонятному строению, пернатые выдвинули из своих рядов ряд одетых в темно-серые хламиды сородичей, которые не только двигались как-то иначе, чем остальные, но и были лишены каких-либо блестящих побрякушек, обожаемых пернатиками. Сначала Рост принял этих серых за рабов, уж очень они были невыразительны, и лишь позже, день на пятый, по формам почтения, которые им оказывали стар и млад, понял, что скорее всего наоборот - если у них и есть формальные гражданские, а не военные вожди, это были именно птицелюди в сером.

На этот раз серые пернатики стали отодвигать циновки, распевая, очевидно, какие-то гимны, остальные построились в кольцо и стали танцевать, поднимая своими когтистыми лапами тучи песка. Когда последняя циновка отпала в сторону, Ростик ахнул.

Под укрытием находились перевернутые вверх углублением очень большие антигравитационные блины. И было их много. Зато котел оказался один, и был он тоже не вполне привычной формы - плоский, какой-то чечевицеобразный, с очень широким экватором. Чтобы не ошибиться в своих оценках, Рост позвал Кима, и спец по полетам и антигравитационным лодкам подтвердил замеченные Ростиком нарушения привычных людям пропорций.

Тем временем "серые" соорудили вокруг одного из блинов, не самого большого, невысокий бортик из какого-то прозрачно-сверкающего материала. Потом поставили двенадцать пернатиков из числа не очень старых на котел и стали его раскочегаривать, проложив легкие, передвижные шины антигравитации прямо по песку к выбранному блину. Эту операцию Ким прокомментировал так:

- Надо же, а мы считали, что любая складочка на этих шинах способна испортить всю картину... А эти - ничего не боятся, как с проволочной головоломкой обращаются, и хоть бы хны.

- Может, у них поле другой формы?

- Какой? - подозрительно спросил Ким. - Что ты знаешь о гравитационных полях и их формах?

- Ничего, - признался Рост. - Просто предположил.

- А почему предположил? - Ким помолчал. - Ты свои предположения тоже объясняй, они у тебя просто так не случаются.

- Ну, сам понимаешь, другая форма блинов, другое предназначение... Явно что-то в этих полях возникает в другом виде.

Внезапно рядом что-то проворчал Винторук. Как оказалось, он проснулся после ночного дежурства и утренней готовки еды и присоединился к наблюдателям. Только ему, в отличие от людей, никакие бинокли были не нужны, с его-то глазами он все видел и без оптики. И по всей видимости, соглашался с Ростом.

Наконец печка раскочегарилась, из котла даже стал вырываться какой-то довольно горячий выхлоп, хотя, конечно, до настоящего тепла, которое можно было бы увидеть из Боловска, ему было далеко. Но тут вдруг "серые" ребята - а в сером были одни "петушки" - вытащили огромное параболическое зеркало. Потом легкими, какими-то играющими движениями установили в его фокус открытый котел объемом не больше литра и принялись бросать в него длинными щипцами кусочки металла.

Насколько мог судить Рост, это был обыкновенный металл, чистые, без примесей, "шрапнелины" из морских раковин. И они практически сразу, едва попав в эту емкость, начинали таять...

- Ничего не понимаю, - отозвался Ким, когда подошла его очередь разглядывать непонятное мероприятие в бинокль. - Почему, как, зачем?!

- Не кричи, - попросил Рост. - Почему - понятно. Свет от этого зеркала сходится на котелке, вот металл и плавится. Там, наверное, температура за полторы тысячи, а может, еще больше. Помнишь, Пестель говорил, что у градин температура плавления чуть больше, чем у нашей нормальной стали?

- Не помню. Но тогда - для чего?

Вдруг из котелка накопленный жидкий уже металл вытек... Ростик не успел понять на таком расстоянии - то ли кто-то из жрецов опрокинул котел, дернув невидимый рычаг, то ли металл сам перевесил и вылился, сработав как запрограммированный переливной датчик времени, как было у греков на иных клепсидрах.

- Дай бинокль. - Он почти вырвал прибор из рук Кима. Это вышло грубо, но сейчас было не до галантерейностей...

Вместо того чтобы упасть, перелившийся металл вдруг застыл непонятным каскадом в воздухе, а потом все вернее стал растекаться над гравитационным блином сверкающим, тончайшим куполом... И этот купол не оседал вниз, не падал, а висел все надежнее - так показалось Ростику, - размазавшись по невидимой, но реальной антигравитационной опоре. Ким взволнованным голосом пояснил:

- Надо же как ловко, вылили сбоку, а растеклось повсюду.

- Да, точно, - согласился Ростик. - Потому что гравитационное поле тут однородно, для него это все равно что в лунку скатиться.

Вдруг - опять вдруг, как почти все, что происходило в этом странном ритуале, - отвалилась крышка другого котла, который, как оказалось, подогревался десятком вогнутых зеркал чуть в стороне. Было даже странно почему ни Рост, ни Ким это устройство не заметили раньше... Должно быть, они слишком большое значение придали жрецам, а работу по соседству провернул кто-то менее заметный, вот и получилось...

Впрочем, это была небольшая потеря. Какие-то старцы с блестящими шлемами на голове одновременно открыли заслонки еще трех очень горячо прогретых котлов, и из них стало вытекать... жидкое стекло. Оно залило короткие, проложенные к краю антигравитационного блина желобки, потекло, как не очень густой, наваристый кисель, и... накрыло металлическую параболу. Тогда-то от всей этой выпуклой поверхности ударил в небо, строго вверх, какой-то тяжелый, густой, заметный в воздухе пар.

- Так, - вырвалось у Ростика. - Теперь понятно, почему ребята на шаре заметили это облако.

- Да, - согласился Ким. - Это именно облако, а не марево... Трудно не заметить. Но почему оно получается?

- Это пар. Стеклянный пар. И выбрасывается он вверх не только потому, что пар всегда взлетаег, а еще и оттого, что его горячие молекулы выбивает антигравитационный блин... Понимаешь, получается как бы схема двойного кипения.

- Понимаю. А металл все равно остается внизу, - выдвинул предположение Ким. - Ведь он легче...

- Или тяжелее?.. Если он остается с внутренней стороны, то антиграв его не выбивает наверх, значит, он все-таки тяжелее, хотя бы ненамного... - задумался Ростик. - Да, тут есть какая-то тайна. Нам придется ее выяснить.

- Пусть инженеры думают, - предложил Ким. - Они для того и умеют всякие процессы рассчитывать и знают поболе нашего.

Внезапно экватор котла двенадцать отборных вояк пустили катиться по инерции, а сами подняли руки вверх и торжествующе что-то закричали. Закричали и все пернатые, стоящие до этого очень тихо. Пернатики, крутившие экватор, снова взялись за работу, но уже чуть медленнее, не так напряженно и тяжело.

Перевернутое вверх выпуклой стороной параболическое зеркало стало матовым. Ростик понял, что это означает, - последние, самые горячие верхние слои стекла застыли. И хотя вся конструкция еще не стала жесткой, но окончательную форму уже приняла.

Спустя полчаса жрецы в сером сняли готовое зеркало с гравитационного станка. За это время к внешней поверхности были приклеены - другое слово было бы неправильным - довольно крепкие на вид стеклянные рукоятки, или массивные проушины, за которые зеркало можно было таскать как угодно.

Потом его передали старым воякам, которые осторожно, распевая какие-то песенки, потащили его в тот самый северо-западный угол города, который Ростик отметил, но не смог осознать до этого утра. Теперь он понял - в замеченной им выгородке хранили изготовленные ранее зеркала, перевернутые вверх днищем. И был их там, судя по подсчетам, не один десяток.

- Интересно, - спросил Ростик, - для кого они так трудолюбиво работают?

Об ответе он мог только догадываться. Но не сомневался, что со временем обязательно его получит. Не мог не получить. Все шло к тому, что такие мелкие загадки Полдневья они уже научились разгадывать почти без потерь.

9

Огни в городе пернатых погасли, когда Ростик еще и выспаться не успел. Он так и не узнал бы об этом, если бы Ким его по-товарищески не разбудил каким-то особенно зловещим шепотом:

- Все стихло, командир.

Рост сразу схватился за ружье, потом опомнился.

- Что? - Помолчали. - Ты что сказал?

- Что все стихло. Рост рассердился:

- За такие штучки, косоглазый, по шее дают.

- Это не штучки. Я тоже решил выспаться и Предупреждаю тебя об этом.

- Ты что, не мог волосатика на стреме оставить?

- Ему тоже придется выспаться. Так что для дежурства только ты и остаешься.

Ростик прикинул комбинацию, вспомнил об их плане и согласно кивнул. Ким, что ни говори, был прав. С этим приходилось считаться. И весьма.

Рост потянулся, умылся из фляги остатками воды, которая протухла еще неделю назад, мельком подумал, что пора, используя свои командирские возможности, завести не солдатскую алюминиевую флягу, а нормальную, из местной нержавейки, в которой вода никогда не портится, напился из общего котелка, в котором вода осталась относительно свежей, хотя и была все время теплой, как в чайнике, и сел следить за противником.

Как Ким и отметил, в городе пернатых все стихло. Только изредка где-то кудахтали большие, размером с приличную собаку, птицы, которых бегимлеси использовали в пищу. Сначала Ростику казалось, что это как-то не по-людски есть почти таких же, каким являешься сам, потом он вспомнил, что люди едят кроликов, коров и даже лошадей, и успокоился. Это было как раз вполне по-людски.

Когда погасли последние огоньки, где-то совсем недалеко от стен города, но все-таки не в нем, стали перекликаться постовые. У них голоса делались все более невнятными и усталыми, невнятными и усталыми, невнятными... Рост очнулся, когда понял, что мирное высиживание на одном месте сморило его, как последнего новобранца. Он встал, отжался на кулаках, как его научил старшина Квадратный, пробежался на месте, потому что бегать всерьез по этим кустам было некуда за и слишком шумно, и снова сел смотреть на город.

На этот раз, чтобы не уснуть, он попытался представить, как этот город называется на языке пернатиков, как он будет называться, когда они помирятся с людьми, как его будут называть люди... Ничего не придумав и опять едва не уснув. Рос попробовал выяснить по часам на приборной доске их гравилета, сколько времени. Стрелки их приборов были вымазаны каким-то фосфоресцирующим раствором, поэтому светились даже в полной темноте. Вот только по сравнению с тем свечением, которого, как Ростик помнил, человечество добивалось на Земле, здешнее было слишком уж бледным, сине-зеленым, и его очень часто, по словам Кима, приходилось подновлять.

Часы указывали, что до рассвета осталось еще часов пять, если Рост правильно перевел шкалу сегодняшнего дня на временную поправку. Интересно, почему-то с раздражением подумал он, неужели нельзя было, сменив всякие привычные нормы времени, так же сменить и шкалы на часах? Неужели нельзя было осуществить такую в общем-то необходимую попытку приспособиться к Полдневью... Потом он вспомнил, что дело не в шкале, а в скорости хода маятников всех часов в городе, в зубчатой нарезке на шестеренках часов и лишь потом в шкалах, которые, впрочем, тоже очень трудно было бы совместить. В общем, с их нынешней техникой это было пока невозможно. Проще было пользоваться старыми, земными часами, предлагая для каждого дня определенную поправку и пересчитывая показания по формулам.

После того как ему не удалось сообразить, как он будет пересчитывать время завтра, Ростик понял, что снова засыпает, и потому решил приниматься за дело сейчас. Иначе они не сумеют провернуть свое дельце сегодня, а ждать еще один день было и опасно и глупо - у них подходила к концу вода, кончились консервы и давным-давно исчезли последние сухари. А питаться сушеным мясом и сухофруктами им уже надоело так, что хоть на луну вой... Да, решил Рост, была бы тут луна, непременно повыл бы.

Ким, как несколько часов назад сам Рост, поворчал, когда его будили, назвав Ростика почему-то "розовым пингвином", но потом напился воды и повеселел. Вот кто не очень хотел приниматься за дело - так это Винторук. Он ворчал, взрыкивал, один раз даже поскулил, но все-таки залез в лодку и принялся раскочегаривать котел. Ребята собрали веши, потом по взаимному соглашению уничтожили все следы их постоя на верхушке скалы - вдруг еще придется пользоваться этим местом для наблюдения - и забрались в гравилет.

Посидели, привязываясь к креслам, пробуя ручки управления, оружие в кобурах, потом Ким прикрикнул назад:

- Винт, ты не особенно шуми котлом. Мягче, волосатый, мягче.

- А он может? - спросил Ростик.

- Он все может, если захочет. Таким мастером стал - любо посмотреть.

Взлетели. Плавно, так что даже не зашелестела трава внизу, развернулись в сторону города, соскочили с каменного столба, который за последние дни успел, как оказалось, им уже надоесть. Без гула, лишь с едва слышным свистом воздуха прошлись над соседним леском, потом, определившись с положением по негромким указаниям Винта, двинули по широкой дуге вокруг города, к его северо-восточной оконечности.

Ким поупражнялся на рычагах, убрал свист воздуха, потом покачал машину, где-то что-то грохнуло, он посоветовал Винту закрепить вещички получше. Когда все стало надежно и тихо словно в могиле, снова полетел вперед. Внезапно шепотом спросил:

- Рост, а если оно тяжелое? Их пернатые все-таки вшестером поднимают эти литые блины. А пернатые знаешь какие здоровые!

- Это не блины, это параболические зеркала.

- Да, параболоиды, верно! Так их и назовут в Боловске, вот увидишь.

- Назовут, если долетим.

- Долетим. Если стража не проснется... Ты не ответил.

- Возьмем Винта. Он один троих пернатых стоит. А за остальных троих - мы.

Ким помолчал, потом веско произнес;

- Его нельзя снимать с котла. Он должен оставаться на машине, чтобы взлететь можно было в любую секунду.

- Ты же не за рычагами будешь, так что в любую секунду все равно не получится.

- Вот я к тому и веду, - хмыкнул Ким. - Может ты, как Самсон, в одиночку?

- Сострил, да? - Рост вздохнул. - И с такими вот... лопухами приходится покорять Полдневье... Детский сад.

Сзади рыкнул на очень низкой ноте Винторук. Ким посерьезнел:

- Так, прилетели. Поворачиваем, - Лодка под ними мягко, плавно качнулась. Первое время Росту казалось в этих антигравах, что он стоит на льду на ходулях, а к этим ходулям привязаны коньки, и ему нужно сдавать норматив ГГО... Потом он привык, но ощущение, что гравитационная волна вот-вот выскользнет из-под них и они грохнутся, как черепаха, брошенная орлом с поднебесья, так и не прошло. Просто он привык перебарывать эти мысли, как привык справляться со многим другим.

Винт снова на миг оставил экватор котла, выглянул в окошко, в такой скорлупке длиннющему волосатику это было нетрудно. Прорычал:

- Птдсат.

- Что? - не понял Рост.

- Пятьдесят метров.

- В высоту или в длину?

- Откуда же я знаю? - удивился Ким.

Рост хотел было резонно, на его взгляд, спросить, как же тогда Ким ведет лодку и куда они в таком случае направляются, но не стал. Решил не нервировать пилота. Внезапно Ким проговорил, обращаясь к загребному:

- Винт, садимся внутри склада, ты это знаешь, верно?

Это было возможно, ведь крыш у местных зданий не было. Винт молчал так долго, что Рост стал прислушиваться, и лишь тогда волосатик сзади прошипел:

- Вс-а. Нз.

- Все, вниз, - перевел Ким. И стал очень плавно опускаться.

Потом стало ясно, что даже Винторук не совершенен. Он чуть было не приземлил их на штабель зеркал, но вовремя догадался посмотреть вниз, высунувшись наружу с транцевой доски их лодки, и заставил серией рыков и невнятных всхлипов развернуть лодку на месте. Зато когда они сели, до параболоидов пернатых было шагов пять, не больше. И в три раза больше до стены, где, по всей видимости, находились ворота, ведущие на склад.

- Порядок, - высказался Ким. - Рост, выскакиваем, хватаем пару зеркал, и дело в шляпе.

Они выскочили, без единого лишнего слова подхватили одно из зеркал за впаянные с обратной стороны толстые ручки, поддернули его для пробы.. И стеклянная пластина вполне нормально повисла в воздухе Она была легкой для своего размера, всего-то килограммов сто пятьдесят, решил Ростик, не больше. Если учесть, что он в последнее время только и делал, что не расставался с доспехами и потому нагулял мускулы не хуже, чем у Квадратного, а Ким вообще на своих рычагах накачался, как штангист, то вес этот им дался без проблем.

Вот только очень трудно было затаскивать зеркала на спину лодки. А волочь их приходилось именно наверх, потому что как они ни прикидывали еще днем, когда обсуждали этот план, как ни выбирали самые маленькие зеркала, но таких, чтобы уместились между четырьмя антигравитационными блинами лодки, не нашли А значит, подвешивать их снизу было невозможно - гравитационная неравномерность непременно поколола бы стекляшки - даже осколков не осталось бы, все улетели вниз.

В общем, они справились и с наваливанием зеркала на лодку, вот только на минуту все-таки пришлось пригласить Винта. Когда он втолкнул зеркало на крышу, его тут же услали в гравилет, на котел. Привязали одно зеркало, вроде получилось неплохо. Пошли за вторым. Ким сказал:

- А может, они не заметят? Может, все еще обойдется?

Он не верил, что их план удастся без осложнений. Да Ростик и сам не верил, но на всякий случай проговорил:

- Слушай, ночью у пернатых тяжело с вниманием. Так что...

- Тихо, - проговорил Ким Они умолкли, прислушиваясь, пытаясь смирить тяжелое от работы дыхание. Где-то очень близко заскрипели по песку когти какого-то пернатого стражника Он что-то услышал и подошел ближе, чтобы понять, что ею насторожило. Люди стояли, не двигаясь, минут десять, прежде чем скрип возник снова, но на этот раз удалился.

Погрузка второго зеркала была еще труднее, главным образом потому, что мешали ручки первого из погруженных зеркал, и пришлось Киму, как самому проворному, забираться наверх и уже не слезать, пока не привязали как следует и второе зеркало. Когда он спустился, Рост спросил его:

- Как думаешь, третье твоя лодка поднимет?

- Лодка-то поднимет... Я бы поднял.

Пошли за третьим. Они сняли его со штабеля, почти дотащили до лодки, уже стали примеряться, как его получше вскинуть, как вдруг из котла Винторука вниз, под полозья, вырвался оглушительный и довольно яркий выхлоп. Ребята замерли. Тогда Рост железным тоном приказал:

- Бросаем на счет три, и в машину. Раз, два, три.

Бросили, ног себе не придавили, и то хорошо. Рванули в кабину.

Уже секунд через двадцать были в креслах. Застегиваясь на ходу, стали подниматься, и тогда ударил первый выстрел. Это был неприцельный, какой-то на редкость непонятный шлепок серого луча со стороны города... Но он позволил их увидеть, потому что они как раз "вылезли" из-за забора и обращенные вниз зеркала отразили даже эту слабую вспышку.

И тогда началось. Щелчки огня уперлись в темное, низкое небо и слева, и справа от них. Сквозь сцепленные от напряжения зубы Ким пробормотал:

- Ну, если они наши зеркала повредят...

Росту пришло в голову, что зеркала как раз совсем не их, но он опять не стал разочаровывать пилота. Мало ли что. сейчас от его рук и сообразительности зависела их жизнь.

Впрочем, жизнь их еще зависела от меткости пернатых, но так получилось, что те попадания, которые по людям все-таки пришлись, ударили в блины, которые почти ничем нельзя было испортить, и в плотное, довольно крепкое днище. В общем, зеркала лишь зазвенели на эту пальбу, но не рассыпались осколками.

А спустя еще минуту, когда огонь стал по-настоящему массированным, они уже летели в темноте, в стороне от города пернатых, в полной невидимости.

- Кажется, обоштось, - отозвался Ким и улыбнулся.

Рост помнил эту его крепкозубую улыбку и любил ее. Он тоже чувствовал себя превосходно, так что даже обнял Кима за плечи и слегка стукнул от полноты чувств по шлему.

Они победили, снова победили. А Росту так нужна была победа, хоть небольшая, хоть временная, как сейчас... Впрочем, нет, сейчас-то они победили на полную катушку. Пернатые остались с клювом, а человечество...

- Да, для нас эта штука нужна, - согласился Ким. Оказывается, свою сентенцию Рост произнес вслух. Не дождавшись ответа, Ким заключил: - Не хотелось бы, конечно, говорить, что это слишком уж гигантский шаг человечества вперед, но... придется. Теперь, Ростик, мы на коне. Теперь у нас будет энергии хоть завались. Ну. я имею в виду, когда наши лбы из университета тоже научатся такие зеркала лить.

- Научатся, куда им деваться, - отозвался рост. - Правда, есть еще зима... Зимой, понимаешь ли, солнышко тут не особенно активно.

- Ну, зимой мы завоюем болота и снова начнем резать торф. Так ведь? - Рост не знал, что на это ответить. Поэтому Ким добавил: - И как все здорово прошло, а? Без сучка без задоринки...

Впрочем, совсем без сучка не получилось. Нагруженные, они шли так медленно, что к рассвету оказались всего лишь в двухстах километрах от обворованного города с мастерами стеклянного литья и все еще над территорией пернатых. Осознав эту проблему, Рост спросил:

- Слушай, а у них не может быть какой-нибудь семафорной сигнализации? Вдруг они отрезали нам пути к отступлению?

- Ничего, через пару часов мы с их местности окончательно съедем. А там... Рост подумал.

- Знаешь, иди-ка ты лучше через море. На Одессу. Там и заправимся для последнего броска домой.

- Нам не нужно заправляться, у нас топлива хватит, даже если мы пойдем через море.

- Вот и иди.

- Не понимаю, чего ты перестраховываешься? - удивился Ким. - Впрочем, понятно, работать-то мне, а тебе - только посиживать... Кстати, на берегу тоже сидят наблюдатели, тоже на летающих птичках, и с ними ох как нелегко может получиться.

Но над побережьем их никто не заметил, даже в темноте было понятно - тут никого нет. Словно и не могло быть. Ким хотел уже было прокомментировать эту новость, как вдруг включилось Солнце. И его сарказм по отношению к осторожничающему Ростику испарился. Потому что в бинокль стало видно, что чуть южнее, в стороне границы пернатиков и людей, кружат неисчислимые стаи летающих страусов. Их было столько, что стало понятно, почему Ким на своей лодочке так легко перешел береговой срез. И еще было ясно, что даже в темноте без столкновения с ними Ким не прошел бы. Только чокнутый мог рассчитывать, что с грузом зеркал на "спине" и относительно низкой маневренностью их лодки они сумели бы сдержать сотни отчаянных летунов.

- М-да, - промычал Ким. - Молодец, Рост. В очередной раз - молодец. Но Ростик думал иначе:

- Слушай, может, вообще стоило над морем идти, ну, по тому же маршруту, как мы сюда прилетели?

- Да ладно тебе, зеркала мы все равно вывезли, это раз. И два, в живых остались. Может, для тебя это не очень интересно, но для меня значение имеет. - Ким хмыкнул. - Не понимаю, чего ты теперь-то волнуешься? Догнать нас они не сумеют, если не захотят слишком уж глубоко на нашу территорию заходить. Ну а тогда мы укроемся в Одессе... Нет, теперь им нас не достать, тем более что и наши ребята ведь не спят, будет нужно - помогут.

- Они нас видят. Понимаешь, они теперь очень хорошо знают, кто и почему устроил им такой хипиш этой ночью.

- Ну и что? Рост вздохнул.

- Ничего. Просто теперь может так получиться, что снова воевать. Надоело. - Рост подумал и закончил уже совсем убитым тоном: - Тем более что они сильны, а мы, кажется, не очень.

10

На испытания Ростика не пригласили. Просто, наверное, не заметили, что у него тоже есть интерес к попыткам отлить человеческие зеркала, хотя и по технологии пернатых. Чтобы зря не раздражаться, он стал достраивать дом. И строил его так, что даже Любаня, которая в последнее время стала какой-то слегка странной, то есть почти не обращала внимание на то, что он думает и как говорит, посоветовала не перенапрягаться. А мама так просто извелась, но по старой врачебной привычке вмешиваться лишь в крайнем случае, когда без нее уже не обойтись, терпеливо щурила глаза и вздыхала.

Если бы дело было только в режимности, Ростик, может быть, и понял бы, хотя и с трудом. Но когда к нему на второй день после их возвращения из засады на столбе явился Поликарп Грузинов, набравший в последнее время недюжинное влияние своими инженерно-техническими достижениями, и попросил как можно подробнее нарисовать, что Ростик запомнил из внешнего вида установки пернатых, всякое дальнейшее игнорирование означало только одно - Рост находится, так сказать, в опале.

С этим ощущением, скрепя сердце Рост проковырялся на своей стройке почти неделю, пока к нему не заявился Ким. Он и принес весть, что в общем и целом все получилось.

- Конечно, - рассказывал он, - наши зеркала тяжелее и отражательная способность у них хуже, потому что металл какой-то темный... Но, согласись, это не главное. В зеркалах пернатых тоже почти никакого отражения нет, словно в металлический доспех смотришься, а поди ж ты... По нашим замерам почти две тысячи сто градусов дают.

Ростик присвистнул. Потом решился спросить, как все было. Но рассказ Кима особой информативностью не блистал. По его словам получалось, что засыпали в какой-то котел кучу оконных и прочих стеклянных осколков, которые по приказу Председателя, оказывается, в последнее время собирали со всего города и сваливали в специальную, застланную камнем яму за городом, чтобы ценный продукт - стекло - не пропадал зря. И правильно, мало ли что еще получится с тем песком, который Казаринов в свое время нашел у Одессы, а тут - свое, родное, еще с Земли. А засыпав, дождались, пока раскочегарится котел, так же, как и стекло, расплавили металл, вылили на перевернутую гравитационную поверхность, и все благополучно застыло.

- Сколько всего наших-то зеркал отлили?

- Почти двадцать штук. Сделали бы больше, да вот незадача - неизвестно, сколько их нужно.

- То есть?

- Ну, они работают, понятно, на солнышке. А это значит, что подходят только для прерывистого цикла. Например, на паровые котлы электрозавода их не поставишь, там, говорят, требуется или постоянное напряжение на генераторах, или вообще не нужно.

- Так что, опять не слава Богу? - спросил Рост.

- Вроде бы, говорят, нужно искать способ накопления энергии, чтобы ее хватало и на ночь. Другого пути нет.

Ростик подумал. Нет, он куда как неловко обращался со своим предвидением, а часто и вовсе побаивался его подключать, но на этот раз у него вышло, он "увидел". Выходило, что нормальную, эффективную технологию накапливания энергии в дневное время суток, чтобы хватило на ночь, они откроют очень нескоро, если это им вообще удастся. А значит... Значит, на эти мечты начальников и инженеров особенно надеяться не стоило.

- Какие еще новости? Как решили развивать наше достижение дальше?

- А ты не смейся. Зеркала - все равно прорыв, и немалый.

- Да я и не спорю. Так что еще все-таки?

- Ну, что еще? В Одессу будут отправлены зеркал пять - семь, чтобы Казаринов там тоже не спал, а новые методы опробовал. Решено сделать так, чтобы в решающем эксперименте работа шла независимо, вдруг этот паровозник, Рост вспомнил, что Казаринов действительно был одним из испытателей паровозов, - до чего-нибудь более интересного додумается. И еще я слышал, что направить туда с зеркалами решено тебя.

- Меня? Зачем?

- Ну, может, у них появятся те же сложности, что и у Поликарпа. Тогда ты им тоже что-нибудь нарисуешь, а они... В общем, мне приказано отвезти тебя.

Рост подумал. Может, чтобы Ростик не был случайным передатчиком информации и не нарушил чистоту творческих потуг ребят из Одессы, его и придержали дома, не пустили на испытания? Ну что же, если не принимать во внимание всего остального - неприязни, интриг и злости на него Белого дома, как и его, Ростиковой злости на начальников, - объяснение вполне подходящее.

- Слушай, а зеркала на машинах повезут?

- Откуда я знаю?

- Если на машинах, нужно придумать, чтобы они не покололись. Кстати, не знаешь, почему они такими легкими оказались?

- Они какие-то пористые выходят. Говорят, что гравитационная волна, которая удерживает металл и стекло куполом над блином, вгоняет в стекло, пока оно не окончательно застыло, воздух, и получается... Кстати, от этого и пар, как мы тогда догадались, особенно густой вверх поднимается. А ладно, встретишь Полика, он тебе все и расскажет.

После этого Рост стал ждать нового задания чуть более спокойно. Теперь он знал, что без него все-таки не обойдутся, по крайней мере, пока не планируют обходиться. И конечно, сразу стало больше получаться в строительстве, и легче, и лучше. К тому же он заметил, все шло более мирно, если Кирлан приносила Ромку.

Кирлан сама ходила в окружении троих, как минимум, маленьких волосатиков, а иногда к ней со стадиона, где под трибунами бакумуры устроили себе главное общежитие, приходила еще и дополнительная компания. Ребятишки все были симпатичными, горластыми, как и полагалось детям. Но, глядя на них, уже в два года становящихся вполне самостоятельными, и на Ромку, который и в полтора года едва-едва мог переставлять свои ножонки, Рост чувствовал смутную тревогу. Его начинало грызть желание как следует сосредоточиться и понять, вызвав свое предвидение, что же ждет людей в биологическом соревновании с этими крепенькими, здоровыми и очень производительными волосатиками. Но осознанное предвидение не выходило, а самопроизвольного и мощного "прихода" у него уже так давно не было, что он стал думать - и надеяться, - его больше не будет никогда.

Он уже стал заводить дом под крышу, хотя и не с первого раза - уж очень она тяжелой и опасной показалась, нужно было переделывать, - когда вдруг к нему в калитку без стука вошел коротенький темнолицый паренек в полных доспехах. Только шлем у него был пристегнут к поясному ремню, а так все было на месте. Доспехи поблескивали такой непоцарапанной, такой девственной свежестью, что Рост даже усмехнулся про себя - неужели и он когда-то вот так же ходил, не снимая их, словно стародавний рыцарь. Впрочем, посыльный пришел не просто так.

- Мурат Сапаров, - протянул он руку, почему-то хмурясь. По какому-то очень тонкому, едва уловимому признаку Ростик догадался, что паренек сделал это нехотя, если бы можно было, он бы вообще не представлялся.

- Слушаю тебя, Мурат, - отозвался Рост. При упоминании одного имени парень нахмурился еще больше. Постоял.

- Ростик, я...

- Послушай, Мурат, ты в каком звании?

- Сержант. - Теперь у мальчишки выступили желваки, глаза его потемнели. И в них, пожалуй, появилось не только замешательство, но и подобие враждебности. Интересно, откуда в них это, удивился Рост, впрочем, ответа он не знал.

- А я лейтенант. Офицер. Поэтому прошу обращаться ко мне по фамилии или официально.

- Тогда прошу и вас обращаться ко мне официально.

- Хорошо, Сапаров. Договорились.

- В общем, так, Гринев... - Воля у мальчика была. Еще бы побольше такта. Тебе приказано явиться в полной выкладке на аэродром сегодня вечером или завтра утром. Ким повезет нас с зеркалами в Одессу.

- Не "тебе", а "вам". Еще раз ошибешься, Сапаров, заставлю докладывать по форме, с подходом и отданием чести. А заупрямишься - ушлю на гауптвахту, учить дисциплинарный устав. Все ясно, сержант?

- Так точно. - Он помялся, добавил: - Товарищ командир.

- Надеюсь, это последний наш разговор на повышенных тонах. - Но Рост знал, что это неправда, далеко не последний, а лишь первый из целой серии.

Через пару часов, заправленный в доспехи, как и Мурат, молча и неприязненно вышагивающий рядом, Ростик появился на аэродроме. Его уже ждали Ким, неизбежный Винторук и Каратаев.

Последний прикатил на роскошной машине, которая когда-то была "ЗИМом", но подверглась столь существенной переделке, что теперь была полугрузовиком, со спаренной установкой сзади, как у тачанки, и ходила, как все полдневные машины людей, на смеси спирта и масла, получаемой где-то на востоке, в травных степях.

Ростик обошел смешной и в то же время, без сомнения, полезный агрегат на колесах, подумал и сказал Киму:

- А когда эвакуировали гарнизон крепости, не нашлось ни одной машины, ни одного гравилета.

- Ну-ну, Гринев, - отозвался Каратаев. - Это не баловство, а обкатка. Понимаешь, регламентное испытание.

Ростик последнее время себя чувствовал не очень здорово, а вид Каратаева и вовсе заставил его пожалеть, что он согласился на это дело. Чем-то оно сразу стало ему неприятно, может, тем, что его курировал этот круглолицый и плешивый оболтус?

- Ты меня не запрягал, Каратаев, поэтому не нукай. А обкатку вполне можно делать с пользой, хотя бы раненых возить.

- Какой-то ты злой, Гринев... - Но при этом Каратаев улыбнулся, словно Ростикова злость его лично чрезвычайно радовала. - Ладно. Задание такое доставить зеркала в Одессу. Мурат тебе уже говорил?

- На чем полетим? - спросил Ким.

- Вон у ангаров Серегин крутится. Он грузит зеркала на самый большой и выносливый наш гравилет. На нем и отправляйтесь.

Они пошли к поставленным в рядок гравилетам. Ростик поискал глазами летающую лодку с зеркалами на хребте и нашел. Около нее действительно крутился Серегин с кем-то, отличающимся очень уж мощной фигурой. Ким понял удивление на лице Роста и мельком шепнул:

- Правильно видишь, лейтенант. Это Коромысло. Без него эти стекляшки так высоко мы бы не забросили.

"Высоко", без сомнения, означало верхнюю часть гравилета. Прикинув что к чему, Ростик подивился:

- И как это нам удалось, когда мы их воровали, без всякого Коромысла?

- Темно было, - хохотнул Ким. - Если бы хоть чуть-чуть света хватило, не смогли бы... А вообще-то это же наши параболоиды, они на полста кило тяжелее, как раз на те самые, которые мы бы не вытянули.

- Пожалуй.

Рост рассчитывал, что Коромысло полетит с ними, но силача не отпустил Серегин и имел на то основания.

- Крутить котел я найду кого-нибудь. А кто тут погрузкой-разгрузкой будет заниматься? Нет, ты мне сначала или подъемник предложи, или Коромысло оставляй в покое. И то, даже если подъемник будет, я еще подумаю.

Посмеялись и полетели. В полете неожиданно выяснилось, что Сапаров два раза уже пытался по приказу Каратаева доставить зеркала в Одессу, Оба раза он использовал один из грузовиков, которыми в свое время возили торф. И ничего не вышло, потому что на неровностях почвы, на уклонах и кочках машину так трясло, что первый раз проехали тридцать километров, а второй раз чуть-чуть зашли за Чужой - и все, зеркала оказались разбиты.

- Водителя нужно было взять потолковее, - посоветовал Сапарову Ким.

- Взяли Черноброва, говорили - опытный, опытный... А ему только чурки возить.

Ростик, который сидел за стрелка, вспомнил Черноброва, когда с ним вместе он проводил первые в Полдневье разведки за пределами периметра Боловска.

- Ты можешь лучше, Сапаров? - В кабине летающей лодки установилась тишина. - А раз не можешь, то права критиковать не имеешь.

Мурат, который сидел на втором пилотском месте, попытался обернуться, чтобы посмотреть на Ростика. Но не смог из-за доспехов.

- Ну и характер у вас, Гринев. Мне говорили в Белом доме, что... - он помолчал, - не сахарный, но чтобы такой!

- Какой такой? - переспросил Ким ласково, словно сунул под язык ложку меда. Рост знал эту интонацию. Обычно она ни к чему хорошему не приводила. Ты договаривай, если начал. И кто это в Белом доме такой информированный? Может, Каратаев? - Он блеснул глазами, повернув голову, так что даже Ростик поежился. - Так знай, мальчишка, заслужить ругань этого идиота, о котором по городу легенды ходят, - нетрудно. Он о собственной матери ни разу, наверное, доброго слова не сказал. Но чтобы он так на кого-то ополчился, как на Рост... на лейтенанта Гринева, - это еще нужно заслужить. И тебе, парень, по-моему, это вряд ли удастся, уж очень ты... хорошо разбираешься, кто у нас кто. Понимаешь?

- Я не понимаю, за что вы на меня так накинулись!

- Все, - сказал Рост устало. Он все понимал, но поделать ничего не мог. По крайней мере - пока. - Хватит. Брек.

- Я только объяснил салаге, что... - начал Ким.

- Брек! Ты все правильно сказал, теперь сделай передышку.

Остаток пути Рост пролетел, высматривая летучих китов, одновременно пытаясь узнать места, над которыми он некогда с тем же Кимом налетал, наверное, сотню часов. Но ничего не узнал, да и китов, к счастью, не обнаружилось. Впрочем, последнее следовало выяснить:

- Ким, а червяки на наших в последнее время нападали?

- Это в какое такое "последнее"?

- Не придирайся к словам, расскажи, что знаешь. Ким вздохнул как-то очень по-ростиковски:

- Нападали. Однажды - доказано. Сам знаешь, Обкусанная корма, падение с большой высоты...

- А отбиться кому-то удалось? - спросил Мурат. Он вдруг почувствовал себя неуверенно, даже стал выглядывать в боковое пилотское окошко.

- Отбиться удалось в десяти случаях нападения, - довольно сухо уронил Ким. - Правда, это со слов пилотов, а у червяков, может, другое мнение, может, они и не нападали вовсе.

Росту показалось, что над морем, километрах в двадцати от Одессы, он различил большую стаю летающих прозрачных червяков, которые то садились на воду, то взлетали, роняя каскады брызг. По ним-то на таком расстоянии и определил непонятных зверюг... Но ему могло и показаться. Никто толком не знал, как тут в Полдневье образуется дождь, иногда он возникал, как те столбы капель, что заметил Рост, прямо из воздуха, на очень небольшой высоте, всего-то в три сотни метров.

Приземлились на площади с фонтаном, в котором - Рост заметил это еще издалека - плескалась вода. И выглядела она такой светлой, веселой и радостной, что определенно - была проточной и пресной. Видимо, Казаринову удалось-таки восстановить старый, еще триффидами устроенный водопровод.

Встречали новоприбывших Казаринов и Борода. Бывшему главному инженеру полагалось по должности, все-таки именно ему, а не кому-то везли эти самые зеркала. А вот Борода стал вообще большим человеком в городе, кем-то вроде мэра или городского распорядителя. По этому поводу Ким даже сострил, что, мол, от Бороды он дорос до городского Головы, но никого это почему-то не развеселило. Может, местные и сами уже эту шутку затаскали?

А вот Дондика не оказалось. Он уже три дня как угнал в степь, наводил какой-то порядок среди местных фермеров, которых развелось столько, что их споры приходилось решать чаще, чем проблемы самой Одессы. Зато еды в городе было много, это чувствовалось по всему, но главное, конечно, по базару, который открыли в портовой стороне, у старых складов, примерно там, где когда-то Пестель устроил себе лабораторию.

Пестеля тоже не было. Его перевели еще год назад в поселения юго-западнее Одессы, где уже встречались деревья, похожие на те, из которых состоял лес дваров. Как сказал Казаринов, задание у него, как у бывшего биолога, было непростое - попытаться найти жизнеспособные саженцы, чтобы сделать свою рощу, дающую и топливо для антигравов, и кующуюся дельную древесину.

- Но только не очень-то у него выходит, - заключил Казаринов свое объяснение. - То ли из-за почвы, то ли климат у нас другой.

До того, как выключилось Солнце, они успели только разгрузить зеркала и перенесли их на площадь, где решили ставить эксперименты. Зато на следующее утро все закипело. Отлили из камня ажурные, тонкие, очень функциональные ложементы, причем Ростик поразился, как ловко, быстро и умело провернул эту операцию Казаринов. К полудню, когда каменное литье застыло, установили зеркала и попробовали раскалить металлические балки, оставшиеся тут еще с той поры, когда собирали подводную лодку.

Швеллер с полкой в двести миллиметров "потек" через семь с половиной минут, а песок, который Казаринов запас заранее, стал почти готовым стеклом менее чем через четверть часа. Это было здорово, Казаринов утверждал, что такого результата он даже ожидать не мог.

Теперь предстояло поставить главный эксперимент, создать установку для отливки новых зеркал. И Казаринов, и Борода, и даже Дондик, примчавшийся из своих степей для того, чтобы не пропустить технические пробы, не могли сдержать энтузиазма. Они только и делали, что обсуждали детали проводимых работ и перспективы, которые открывались с доступом к даровой, очень чистой и практически не ограниченной тепловой энергии. А вот Ростик почему-то скучал, Все это было ему не очень интересно. Оказалось, что ему были важны не сами испытания и даже не зеркала, получаемые тут, в Одессе, как бы заново, а та расстановка сил, которая возникала в иерархии Боловска после того, как человечество научилось эти зеркала производить. Оказалось, его интересовала, если так можно сказать, политическая ситуация, возникшая с этим прорывом людей к энергии.

И не сама по себе, не в связи с его карьерой, а по отношению к тем трудностям, которые подстерегали человечество после этого успеха. Ведь в Полдневье не бывает так, чтобы успех тут же не вызвал какие-то сложности... Хотя его позиция в этой расстановке тоже была интересной, пусть даже и... платонически. Ведь дураку было ясно, что никакого выигрыша он-то как раз от всей этой затеи не получил. Скорее наоборот, его отношения с людьми, действительно принимающими решения, непонятным образом только ухудшились. Доказательством тому было и поведение Сапарова, и то, как его выслали в Одессу.

И почему так было, почему еще вчера совершенно бессмысленные, с его точки зрения, дрязги и интриги, бушующие в Белом доме, стали настолько существенными, он не знал. Но что-то чувствовал, хотя еще и не мог объяснить, что это такое. И к чему может привести. И даже так - сможет ли он это как следует понять и осознать. Но он знал точно - он будет пытаться.

11

Неожиданно выяснилось, что воскресенья в Одессе свято соблюдаются и поныне. А потому можно не торопиться, пить душистый травяной чай в столовой, купаться и даже играть с детьми, правда, чужими, потому что свой остался в Боловске. Ростик посмотрел на забытую, но такую знакомую стену воды за окном и решил, что лучше всего ему жить тут - у моря, в колонии, которая испокон веков всюду от метрополии, то есть от Боловска, отличалась в лучшую сторону ленью и спокойствием. И Ромке было бы здоровее тут, а не в шумном, издерганном и неспокойном городе.

Стол он занял в гордом одиночестве гот же самый, за которым привык завтракать и ужинать еще два года назад. А вот комната его оказалась занята, но ему предложили на втором этаже другую, больше размерами и аккуратнее обставленную. И с видом на город. Жаль, море виднелось из нее лишь самым краешком, но в последнее время Рост на многое и не претендовал. Он вообще думал, что улетит отсюда через пару часов, а задержался вот уже почти на неделю.

В Одессе ничего не изменилось. Те же стены, та же гавань, в которой не было решетки между двух опорных башен. То же море, те же дома. Вот только стряпуха в главном общежитии сменилась и слишком много появилось новых людей. Помнится, в прежние времена тут ощущалась опасность, то ли из-за Фоп-Фолла, то ли по другой, еще не выясненной причине... А сейчас - нет. Сейчас все стало наоборот.

- О чем задумался? - К нему с миской в руке подсел Дондик. Он снова куда-то уезжал, вернулся лишь прошлой ночью, но по виду его нельзя было догадаться, что он почти не спал, - бодр, подтянет. Глаза улыбаются, руки очень чистые и ухоженные, волосы зачесаны назад волосок к волоску.

- Понимаешь, капитан, думаю, что они меня после возвращения с территории пернатых даже толком не расспросили. - Ростик помолчал. - Ведь мы с Кимом не только зеркала привезли, мы вызнали многое из того, что может оказаться очень важным о жизненном устройстве пернатиков. А в Белом доме... - Он подумал и добавил: - Мне кажется, они потеряли способность переваривать новую информацию. Особенно ту, которая не относится к конкретике, а требует комментария, трактовки, осмысления.

Дондик оглянулся. Ростик сделал то же и увидел, что за три стола от них завтракают Борода, Казаринов и непонятная девушка с очень спокойными глазами.

- Обрати внимание, - прошептал капитан, - Люся Казаринова, дочь инженера. Очень хорошая девушка, только очень уж... красивая. И молодая. Трижды собирался сделать ей предложение, но мне уже... Все-таки соберусь и как-нибудь поговорю с ней - Он обернулся еще раз и высказался: - Эй, начальство, не пожалуете ли за наш стол?

Ребята переглянулись, потом пересели. Люся осталась на своем месте, она уже кончала завтракать, пересаживаться было бы глупо - что у нее, других, более интересных дел нет, как со стариками рассиживать?

Дондик посмотрел на девушку, смущенно хмыкнул, потом перевел взгляд на Казаринова, на Бороду, уже бодрее, с прищуром. Видно было, что-то заготовил, но заговорил о другом:

- Да, отсутствие любопытства тут, в Полдневье, карается. И иногда весьма жестоко, согласен. Но еще больше карается тут отсутствие оружия. Вернее, не так... Не столько самого оружия, сколько смекалки, подготовленности, изобретательности.

Рост ждал. Начало было совсем не такое, на какое он рассчитывал.

- Вот мы и решили...

- Сначала мы решили, что у нас не хватает оружия, - загудел вдруг Борода. - Понимаешь, ребят сюда присылали - самый цвет. Все молодые, прошедшие войны, а ружей - всего-то для охраны.

- Я помню, были еще пушки для защиты от мифических пиратов, - заметил Рост.

- И летающих червей, - проговорил Казаринов. - Которые виднеются лишь на горизонте.

- И тем не менее ружья мы делать научились, - закончил эту перекличку голосов Дондик. - Вручную, правда. И выходит всего-то стволов десять пятнадцать в месяц, но больше нам и не нужно.

- А пушки? - почему-то спросил Ростик.

- Тоже научились, только... Они слишком крупных таблеток требуют. Да, кстати, с этим тоже когда-нибудь следует разобраться, потолковать со знающими людьми. Нужно унифицировать все размеры, вот у пурпурных они явно унифицированы.

- И явно - неспроста, - заметил Казаринов.

Ростик неожиданно разозлился. Тут такие проблемы, а он полтора года носился по Цветным степям как дурак, гонял пернатых, пытался защитить торф. И зачем? Ведь сразу было ясно, что они не пробьются через эти заслоны бегимлеси с их-то обеспечением... Он выругался.

- А я - то как последний дурак на этом юге...

Из-за его плеча, словно дожидаясь именно этого момента, поздоровался Ким. Он подошел, сел, принялся весело наяривать свою кашу, рыбу и неизменные корешки. По ним Ростик сразу догадался, что Винторук уже поднялся и выискал доступную ему еду собственными силами. Поделиться с командиром, впрочем, не забыл. Тем временем Ким с ходу подвел итог Ростиковым страданиям:

- В общем, говори, что хочешь, но там ты тоже делом был занят.

Рост постарался объяснить свою вспышку:

- Этим делом каждый служака мог бы заниматься.

Нет, это было слабо, очень слабо. И даже совсем не то, что он имел в виду. Формально Ким прав. Он тоже делал дело, и немалое. Искал топливо, без которого - каюк.

Но сейчас это не важно, сейчас следовало готовиться к чему-то другому, к решению какой-то другой задачи, отражению другой угрозы... Вот еще бы выяснить - какой именно? Или хотя бы понять, когда это состояние у него началось? Впрочем, началось давно, отнюдь не месяц назад.

Дондик так отвернулся к окну, что сразу стало видно - прячет глаза. Казаринов подышал глубоко, словно собирался нырять, и вдруг выдал:

- Держал бы язык на привязи, был бы при деле, а не так... как сейчас.

- Ладно. - Говорить с этими людьми о своих предчувствиях он не собирался. Рано еще, он сам ничего не понимает. И не может придумать даже, что же делать, чтобы их прояснить. Скорее себя, чем собеседников, он спросил: - Выяснить бы, что дальше делать?

Дондик, разумеется, принял вопрос на свой счет:

- Понимаешь, приходится как в сказке - палка побила собаку, собака укусила корову, корова дала молока, молоком напоили кота, кот поймал мышь, в поле выросла рожь... Теперь у нас есть зеркала, попробуем отливать ножи викрамам, они дадут металл, сделаем пушки и на них попробуем выменивать топливо.

Так, оказалось, они не просто разговаривали, капитан чего-то от него хотел.

- В чем моя-то роль?

- Нужно договориться с викрамами, чтобы они возобновили торговлю.

- Мы же добились торговли? Как раз осенью позапрошлого года. Сейчас у вас должна быть такая торговля, что только успевай поворачиваться... И в Боловске вроде бы ею довольны.

- На самом деле нечем быть довольным. Мы не могли делать для рыболюдей литые ножи, и через пару месяцев вся наша торговля заглохла, - угрюмо, даже с ожесточением проговорил Казаринов. - Кроме тебя, их почему-то никто не понимает. К тому же мы не смогли наладить печку для литья металла из сушеных моллюсков, и вот... Но теперь у нас есть зеркала. Попробуем все сначала. Торговли нет - это плохо. Но что-то в этом разговоре было еще. Чего-то они не договаривали. Наконец Дондик потребовал:

- Ну, Рост, командовать операцией с викрамами тебе. С чего начнем? Рост подумал.

- Чтобы с ними договариваться, следует их вызвать. Может, сделаем стеклянный колокол? Казаринов, как думаешь, под водой он будет звучать так, чтобы они услышали?

Все сразу поняли, куда он клонит. Когда они только столкнулись с викрамами, те тоже сигнал тревоги под водой вызванивали подводным колоколом. И отлично это у них получалось.

- Неплохо, совсем неплохо для начала, - согласился инженер. - Но тогда попутно нужно связать плот, как тот, с которого впервые с ними договорились. Он достал дощечку с воском и острую палочку. Что-то быстро на ней посчитал. Через пяток дней все будет готово. Только тогда, Гринев, на плоту тебе сидеть, иначе все это бессмысленно.

- Для этого полагается санкция от Председателя. Я почему-то в последнее время от него распоряжения получаю... Хотя и через посыльных.

- Ну, это не проблема, - высказался Дондик. - Сегодня же пошлю Председателю запрос, думаю - не откажет.

Внезапно Ростик придумал, как вывести этих людей на главное.

- И еще кое-что нужно мне самому. Вы же тут у моря живете, у вас должна уже появиться привычка к торговле. Давайте и со мной дашь на дашь разыгрывать. Что у вас для этого есть? Чтобы я чувствовал себя на подъеме?

Вообще-то в идее о морских цивилизациях что-то было. Финикийцы, афиняне и британцы - все очень морские народы. А другие - ассирийцы, спартанцы, римляне и русские - все драчуны, имперцы, силовики и в противовес торговле завладевают тем, что им приглянется, силой оружия. И все - не очень-то близко к морю расположены, а даже наоборот. Правда, в этом ряду неясно было, что делать с викингами и японцами, но они, кажется, вообще - особая статья. Даже для далекой Земли.

- Тебе? - переспросил Казаринов. - Ну, в общем, для тебя, с твоими болотами, где, как я слышал, вся вязнет, тоже кое-что есть.

Ростик хотел было ответить, что болота Водного мира такие же его, как и самого Казаринова, но Дондик серьезно посмотрел на инженера и спросил:

- Думаешь, можно показать?

- Ходовых испытаний, конечно, не было, но вот он их при случае и проведет. Пошли, Гринев.

Ким поднялся первый, словно по приказу, в срок прикончив свою кашу. Как оказалось, он потому и молчал, что усиленно работал челюстями. Очень торопился, значит, тоже что-то чувствовал. Или знал.

Они пришли в самый старый и дальний склад, находящийся даже не совсем в порту, а скорее у непарадных, вторых, боковых ворот Одессы. Как-то так вышло, что эти ворота все сочли грузовыми, и во времена Ростика они были заложены наглухо. Они и теперь были заложены, но какая-никакая жизнь на привратной площади и в соседних зданиях тут затеплилась.

Вход в этот склад охраняли двое солдатиков, причем один из них был даже в кирасе. Ростик присвистнул, такой степени таинственности, кажется, в Одессе он еще не видел. Чувствовалась рука Дондика. Его свист и иронический блеск в глазах Борода понял по-своему:

- Ну, ты не очень-то... В общем, в городе не трепись. А то Председатель узнает, мигом все отнимет. А нам тоже нужно.

- Что именно? - спросил Ким. Значит, ничего особенного он не знал.

Никто не ответил. Просто открыли дверь, вошли на склад... И Ким ахнул.

На постаменте, сделанном в самом центре склада, под световым люком, льющим не очень яркий, но вполне достаточный свет, стояла дивная, явно сработанная человеческими руками машина.

Больше всего она напоминала кордовую модель самолета - того типа, который называется "летающее крыло", правда, со значительно укороченными крыльями. Еще в ее очертаниях читался облик легкого двухместного кабриолета и одновременно гоночного мотоцикла. Наверное, мотоциклетное сходство возникало из-за небольшого антигравитационного котла, установленного в задней трети машины, и педалей под ногами седоков... А в общем-то она была ни на что не похожа.

- Как эта штука работает? - спросил Ким.

- Принцип экраноплана знаешь? - спросил Казаринов. - Вот мы и решили сделать что-то среднее между летающей лодкой и легким... гравипланом. Иногда она летает, иногда - нет. Я думаю, дело не в общей системе, а в котле - нам требовался очень облегченный котел, мы попробовали сделать его. Но он не очень удачным вышел. Знаешь, я так думаю, все там построено на принципе волнового резонанса, а что нам известно о резонансах?.. В общем, перепробовали пять разных котлов, пока получили это... чудище.

Уверенно, словно он проделывал это тысячу раз, Казаринов уселся на левое, главное кресло, стал крутить педали, щелкая большими, явно автомобильного происхождения рычагами.

Ростик присел у котла машины, заглянул под легкий алюминиевый обтекатель. Экватор котла заводился от системы шестеренок, толкаемых педальным приводом. Все было просто и довольно остроумно на вид.

- Но почему ногами? - спросил Ким.

- У тебя в полете на антигравах ноги работают, отслеживая высоты и крен, правильно? А тут практически нет кренов и нет высоты. Чего же им простаивать? - резонно ответил Борода. Видно было, что он тут тоже не редкий гость.

Может, он научился летать на лодках, мельком подумал про себя Рост. Для довольно деятельного и решительного бородача это было бы неудивительно.

Рост присмотрелся еще раз, выискивая блины. Но оказалось, что блинов нет, есть две... крохотные оладьи, которые расположены на концах коротких - не более чем в метр - крыльев.

- Стоп, - оповестил он народ о своем открытии. - Тут только два блина.

- Два? - Для Кима это тоже было мало. - И работает?

- Нужно учиться летать, - отозвался Дондик. - Это сложно.

- Не сложнее, чем ездить на велосипеде, - возразил Казаринов. - Сначала мы вообще сделали лишь один блин, установили его сзади. Но получилось, что постоянно заваливаешься на поворотах - крылья не держали, видимо, им не хватало динамики... А впрочем, я не спец по аэродинамике. Теперь вот сделали два - и отлично все устроилось. Даже скорость удалось увеличить.

- Сколько? - как-то ревниво спросил Ким.

- Если до двадцати в час, то не очень, но после двадцати идешь, как на санках.

- Я спрашиваю - сколько максимально?

- Кто же знает? Я выжимал восемнадцать, - отозвался Казаринов. - Борода ходил до двадцати двух, но в одиночку.

Рост заглянул в кабину, тут было два уже хрестоматийных рычага, как в гравилетах. Каждый из седоков мог стать водителем, а мог оставаться пассажиром.

- Значит, вы на этой штуке уже катались? - спросил Ким, кивнув на гравиплан. - А говоришь, что ходовых испытаний не проводили.

- А, - махнул рукой Казаринов, - это в общем-то не самая интересная разработка. Устаревшая.

- Были бы у нас в Водном мире такие "устаревшие", - отозвался Рост негромко, но получилось, что на весь гулкий зал, - хрен бы мы войну за торф проиграли.

- И все-таки устаревшая. - Казаринов подошел к другой, спрятанной в тень машине, прикрытой к тому же какой-то пыльной занавеской. Одним движением он сдернул ткань, и ребята увидели уже почти настоящий мотоцикл... Или снегокат, только полозья у него были очень низкие, служили явно для того, чтобы садиться на землю, а главную нагрузку нес очень широкий, но мелкий и выставленный далеко в хвост блин. Котел был поставлен под ноги седока и заводился, очевидно, не педалями, потому что педали были какие-то странные - неподвижные и служили только для опоры.

А Кима очаровал руль новой машины - совершенно мотоциклетный, высокий, почти по грудь, блестящий, как на картинке. При его движении вперед или в стороны антигравитационный блин ворочался, легко поскрипывая отменно смазанными рычагами. Под блином, не касаясь земли, было еще что-то устроено. Рост попробовал присесть, но Казаринов усмехнулся:

- Сейчас покажу.

Он стал перед машиной, вставил куда-то настоящую автомобильную ручку для завода и принялся ее крутить. Экватор маленького котла заработал как часы, и почти тотчас Ростик почувствовал возникающие на блине антигравитационные волны. Поднялась пыль, потяжелели ноги, вообще тело стало наливаться кровью, даже в зрении что-то сместилось.

И вдруг колесо, приспособленное наискось под блином, - а то, что не увидел сразу Ростик, оказалось косо установленным колесом, - стало поворачиваться. Увесистые грузила, попадая под блин, на короткое время становились явно тяжелее тех, что поднимались с другой стороны колеса Это был вечный двигатель, давнишняя мечта идеалистов-изобретателей Земли. Только на Земле они потерпели фиаско, а тут эта штука работала. Ростик сказал:

- Здорово! Такого я еще не видел. Казаринов выпрямился, перестав вертеть ручку завода, принялся с гордостью объяснять:

- Все, теперь ее крутить не нужно. Теперь вращение колеса передается на шестеренку, а та крутит котел. Собственно, система сама накапливает кинематику, по сути - идет вразнос.

- Как же так? - удивился Дондик. - Ты же говорил...

- Я о принципе. - Казаринов повернулся к Ростику: - Это раньше система шла вразнос, потому что колеса крутились все быстрее и быстрее. А теперь... - Он сел на сиденье, кончиком сапога пощелкал педалью. - А теперь у нас есть система храповиков - Под крышкой машины что-то тренькнуло, как тренькают неисправные коробки передач, и котел пошел заметно медленнее. - Вот первая, так сказать, скорость. А вот вторая.

Снова рывок педали под ногой. Включился, видимо, другой храповик, теперь экватор подразогнался, гравитационная волна стала еще заметнее. Гравицикл, или как еще можно было назвать эту машину, поднялся выше, только теперь Рост заметил, что он уже висел сантиметрах в тридцати над каменным полом.

- А заправка? - спросил Ким. Ему пришлось чуть повысить голос, потому что в котле невиданной машины появился весьма ощутимый свист, который Ростик на настоящих котлах, то есть на машинах пурпурных, замечал очень редко.

- Да, заправка и вообще - топливо... В общем, нам пришлось забыть об экономии топлива. Кстати в этих машинах его все равно тратится гораздо меньше, чем в гравилетах. Потому что энергии изначально ниже и нагрузки на котел слабее. Да вы это и по их объемам можете видеть.

Дондик подошел к гравициклу и рывком поднял легкий обтекатель, почти такой же, как на предыдущей машине, на гравиплане. Под ним сразу стал виден экватор котла, в неподвижную заправочную прорезь которого был вставлен обычный смазочный шприц. Только он подавал в лунки котла не масло, а... Казаринов кивнул Дондику, наклонился, левой рукой двинул верхний рычажок, и из конца масленки, как из тонкого тюбика, стала выдавливаться темно-серая паста.

- Пастообразное топливо, - тоном сраженного наповал знатока сказал Ким. И автоматическая подача...

- Верно, - согласился Казаринов. - К тому же более равномерная, чем в таблетках.

- Состав? - потребовал Ким.

- Спирт, древесный уголь в качестве загустителя, немного резиновой стружки от старых покрышек.

- А основа?

- Основа та же. Латекс. Сок тех высоких деревьев, которые окучивают двары. Она для всего тут едина.

- И эту машину можно будет опробовать? - спросил Ким. Теперь его гораздо больше волновало не устройство, а возможность добраться до рычагов, возможность порулить, на ходу освоить особенности новой техники.

- Думаю. - Казаринов почесал небритый подбородок, - через пару недель будет можно.

- Почему не сейчас?

- Регулировки питания еще не совсем выставлены. Что-то иногда мешает, то ли грязь попадает, то ли топливо нужно молоть более мелко... Тем сейчас и заняты - соорудили очень тонкую мельницу.

- Опробуете, - веско ответил Дондик. - Немного с викрамами повозитесь, а там, глядишь, и кататься можно будет.

Но капитан ошибся. Когда они вышли из секретного склада и пошли к набережной, обсуждая преимущества, которые дадут людям два новых типа машин, из-за поворота прямо на капитана вылетел какой-то очень уж торопливый парень в белой холщовой, явно самосшитой форменке, моделью которой послужила матросская роба, и протянул капитану восковую дощечку с кодовыми знаками.

- Переведите, - попросил капитан. - Я вашу эту цифирь все время путаю, времени не хватает выучить.

Парень в робе стал прямо, не глядя на дощечку, доложил:

- На запрос оставить лейтенанта Гринева в Одессе ответ отрицательный. Из Боловска требуют, чтобы Кима, Бурскина и Гринева срочно направили на восток, к Бумажному холму. Там возникла какая-то заваруха с пернатыми. Никто ничего не понимает, но в Белом доме надеются, они сумеют договориться.

Дондик с силой вдохнул в себя воздух, выдохнул и проговорил задумчиво:

- Вообще-то там капитан Достальский.

- А Достальский получил повышение? - Ростик не мог не заметить этого, должно быть, по привычке того самого служаки, на которого не хотел походить.

- Да, получил. Если не остановится, скоро меня по чинам перерастет, отозвался Дондик. Тогда и Ким не удержался:

- А Антон Бурскин, выходит, тоже тут?

- Тут, но в городе оставаться не любит. - Дондик мельком посмотрел на Кима, чтобы уловить - понял ли тот скрытый смысл этой сентенции. Ким, разумеется, понял, тогда капитан продолжил: - Все больше по полям на юге болтается. Где я и оставил его за старшего... Вам придется его подхватить по дороге.

- Значит, операция с викрамами отменяется? - задал довольно глупый вопрос Борода.

- Видишь - иду собираться, - сказал Ростик через плечо и зашагал по улице.

- Да, если дело там до стрельбы дошло, лучше вылететь побыстрее. Прямо сейчас. Как, Ким, сумеешь? - спросил Дондик.

- А что, - ответил Ким, корейская душа, с улыбкой. - Винторук последние дни был, почитай, свеженький. Так почему бы не вылететь?

- Вот и ладушки, - высказался капитан, не мог не высказаться. - Тогда даю полчаса на сборы, и - вперед. Надеюсь, дорогу показывать не нужно?

12

Антона, как Дондик и обещал, они нашли в небольшом, одиноко стоящем, похожем на дом триффидов, полевом посту. Он уже все знал и ждал ребят в форме. Был задумчив, вернее, слегка заторможен, и лицо у него оказалось какое-то малоподвижное. Но это был, несомненно, Антон - Дружище и старый сослуживец, а потому всякие мелочи были несущественны.

Он, как и ребята, несомненно, обрадовался встрече, но выяснения, как он, чего поделывал в последнее время и как вообще смотрит на мир, очень быстро угасли - Антон оказался не очень разговорчивым. Та странная травма, когда он разом, за ночь, оставшись в Одессе в одиночестве, лишился памяти, множества человеческих навыков и даже Обычных эмоциональных реакций, видимо, отзывалась в нем даже сейчас, по прошествии почти двух лет. Возможно, даже следовало признать, что он теперь вообще никогда не станет тем Антоном, каким был прежде.

Ростик немного покрутил в голове эти соображения. И без всякого результата... А может, он так ничего и не придумал, потому что в какой-то момент стало понятно, что они заблудились. И возникли, само собой, совершенно новые, куда более важные и неотложные проблемы - наблюдать по сторонам, пытаться определиться, подсказывать Киму, что следует делать, хотя пилот и сам все знал, разумеется.

Ким решил, что своим напутствием Дондик сглазил их. В самом деле, он не очень часто, но все-таки летал в этих местах, и вот поди ж ты - заблудился, как новобранец. Когда это выяснилось, у всех разом появилось странное, все более крепнущее чувство, что, если бы они прилетели на место раньше, что-то можно было бы изменить, кого-то спасти, чего-то избежать... Но они кружили, кружили над огромными, на сотни километров протянувшимися равнинами, заросшими высоченными, чуть не в рост взрослого человека, травами, и никак не могли найти даже следа присутствия человечества.

Что поражало в раскинувшейся растительности - так это ее разноцветность. И какие цвета тут только не вспыхивали под солнышком - и нежно-сиреневый, и белый, и желтый, даже коричневый в розоватых разводах... Но преобладающими были, конечно, зеленые и серые тона местных листьев. А впрочем, попадались такие пятна, что просто в глазах рябило - как, например, от интенсивного голубого, со стекольным блеском, цветка, который, распустив свои зонтики выше остальной травы, закрывал все в округе, как маскировочная сеть.

Если бы в Полдневье было хоть немного ветра, эти травы ходили бы волнами, поражая жизненной силой и красотой. Но ветра не было, они просто росли, вонзаясь в низкое, серое полдневное небо. Это зачаровывало, как какой-нибудь шаманский напев, как журчание реки на камнях, как топот тысяч ног невесть откуда и куда переселяющегося народа.

В очередной раз Рост убедился в необъятности, невероятности и разнообразии Полдневья. И еще, конечно, в том, что слабым человеческим разумом с ним не потягаешься - в каждой своей частице оно превосходило любые доступные людям представления и, кружа, уводило в пропасть, в неведомое, откуда и выбраться-то почти невозможно...

- Это оттого, что тут все каким-то плоским кажется, - прервал Ростиковы размышления Антон, который ушел назад, помогать Винторуку, но, видимо, время от времени отходил от котельного экватора передохнуть и выглянуть в иллюминатор.

- Что именно? - спросил Ким.

- Эта трава.

- А... Да, я от нее тоже как-то одурел. Все, поэтические ассоциации кончились. Ростик, вяло потянувшись, попробовал подначить:

- А я замечал, для этого дела тебе и травы не нужно.

Но шутка не пошла, должно быть, все слишком остро ощущали свою промашку. Или глубже, чем казалось сначала, их задевало чувство уязвимости и одинокости под этим миром, над этими бесконечными слоями разноцветного растительного моря.

- И чего они только тут свою фабрику затеяли? Дикое какое-то место, пожаловался Ким.

- Можно подумать, в Полдневье есть хоть что-то не дикое, - отозвался Рост.

- Из травы легче пульпу делать, так мне сказали. А ее тут столько, что ни с каким лесом не сравнится, - слегка начальственно пояснил Антон.

Вдруг в просвете между разноцветными, словно бензин на воде, разводами мелькнула узенькая и показавшаяся короткой, не более сотни метров, ленточка.

- Стоп, - попросил Ростик. - Ким, давай вниз, кажется, я видел речку.

- Ну и что? Я ее уже раз десять тут видел... А толку?

- Мне говорили, Бумажный холм стоит на берегу какой-то безымянной речки.

- Почему безымянной? - снова отозвался сзади Антошка. - Я, когда бывал тут, слыхал, ее Цветной назвали. Нетрудно догадаться - почему.

Помолчали, Ким завернул вдоль речки на юг. Море даже здесь, в полутора сотнях километров, вставало за кормой серо-голубой стальной стеной. Но уже не очень широкой, по крайней мере не всеохватной. Рядом с ним уже изрядный кусок пространства занимал полуостров Бегимлеси...

- Наконец-то! - вдруг возопил Ким. - Вот они, видишь?

Ростик приник к стеклу. Бумажный холм, как они и ожидали, оказался на правом берегу, с его стороны. Потом Рост достал бинокль, негромко, но уверенно скомандовал:

- Ким, ты в героя не играй, сразу-то не садись. Походи немного вокруг, осмотрись.

- А если им помощь нужна?

- А если пернатые, не будь дураками, в этих кустиках засаду оставили? Специально для таких вот глупых и решительных?

- Ким, он дело говорит. Поступай, как велено.

В подтверждение этих слов сзади зазвучали щелчки застегиваемых латных железок, а немного позже и клацанье предохранительной планки "калаша". Ростик вспомнил, что Антон так и не подобрал себе плазменного ружья пурпурных, остался верен человеческому оружию.

Больше Ким не спорил. Он вышел на высоту метров двадцати и плавно, словно сдавал экзамен на вождение с поставленным на приборный щиток стаканом воды, стал ходить кругами около пологого холма, на самой верхушке которого были выстроены многочисленные соломенные навесы и даже какие-то глиняные сараюшки. Наверное, это и была пресловутая бумажная фабрика. От реки ее отделял километр с небольшим.

Сейчас, когда они не торопились, стало заметно, что местность уже немного обжита, даже с высоты без труда читались пробитые тропинки - к реке, к относительно ровной площадочке на запад от холма, где, вероятно, в обычное время находились автомобили, к овражку, где были устроены жилые бараки, и чуть в сторону, к вековечному домику с плоской, словно срубленной наискось крышей. Должно быть, у дураков мысли действительно сходятся, потому что Ким тут же проговорил:

- Смотри-ка, от одних земель к другим перешли, может, вообще в другую вселенную нас занесло, а сортир в своей основе неизменен. Ого, да он тут внушительный, на полдесятка посадочных мест с каждой стороны.

Ростику только вздохнуть осталось. К тому же засаду они или не смогли увидеть в такой траве, или ее вовсе не было. Поэтому, покружив еще немного, Ростик приказал:

- Ладно, Ким, садись. Но сделаем так. Мы с Антоном выскакиваем, а ты поднимаешься и летишь рядом. Невысоко, с визуальным контактом, но рядом.

- Не буду я так лететь, - вдруг вскипел пилот. Ростик сразу понял, насколько Ким сердит, потому что заговорил с ошибками и чем-то отдаленно похожим на горловой, щелкающий акцент. - Если они вас вязать станут, я должен буду повздыхать и на Боловск податься?

- Ты должен будешь машину спасти, - отозвался сзади Антон. - И прикрывать сверху, от их летунов.

- Нет, не должен. И не буду. Пойду с вами. Тем более что летунов тут и в помине нет.

- Ким, это приказ, - попытался было надавить Ростик.

- Ты еще арестуй меня за его невыполнение.

- Выполняй, говорю!

И вдруг Ким белозубо, как киноактер, улыбнулся, тряхнул головой в истертом кожаном шлеме и вполне дружелюбно ответил:

- Шиш тебе.

Ну все, решил Ростик, сейчас я тебе... Но тут же взял себя в руки:

- Будь мы помоложе, я бы тебе нос расквасил.

- Я знаю... Я же все про тебя знаю. И потому вместе пойдем. А у машины Винт останется.

Они сели на ту самую вытоптанную площадочку за холмом, откуда окрестности относительно неплохо просматривались. Конечно, в этой траве можно было по-пластунски подобраться чуть не к самому котлу с кашей почти любого сколь угодно тщательно охраняемого лагеря, но делать было нечего.

Оставив Винторука сзади, потопали вверх, на сам холм. Он в самом деле был гораздо выше других окрестных холмиков, хотя было их тут немало. Остановившись, Ростик осмотрелся еще раз. Да, трава, трава и холмы. Чуть дальше к реке - небольшое углубление, а за ними - снова холмы. Может, и повыше тутошнего, а впрочем, нет. Не повыше, уж очень легко читались поля за тем холмиком, так что следовало признать - место было выбрано с умом. Научились со временем...

Первые навесы были отделены от ближайших трав довольно широкой, метров сорок, полосой чуть ли не вскопанной земли. Стебельки тут поднимались не выше щиколотки, приходилось только удивляться трудолюбию бумажников. И почти сразу стало ясно, зачем это устроено.

- От пожаров обезопасились, - отозвался Антон глуховатым из-за шлема голосом. Впрочем, забрала он пока не опустил, с его чувством опасности это что-то да значило.

Под первым навесом не было никого. И ничего. Лишь десяток каких-то чанов из сырой, необожженной глины. В следующей сараюшке не оказалось даже чанов. Так и пошло, то какое-то очень самодельное оборудование, то ничего. Исключение составили козлы, поверх которых, как столешницы, лежали плотно сбитые, довольно гладкие доски с клиновыми струбцинами, в них чувствовалась работа рубанком... Вдруг Ким закричал:

- Сюда, они тут!

Ростик ломанулся было, чуть не столкнувшись с Антоном. И лишь тогда понял, как на него давило это безлюдье.

Людей было много, почти четыре десятка довольно пожилых мужчин и женщин и с полдюжины ребятишек. Все они были связаны травяными веревками, многие, особенно ребятишки, оказались без сознания. Разрезая путы, прикладывая горлышко своей фляги к губам самых слабых, Рост с друзьями провозился минут десять, пока наконец пленники не начали заботиться о себе сами. Матери принялись обихаживать детей, мужики организовались, чтобы сбегать за водой, кто-то отправился в казармы притащить тряпок для перевязки - среди пленных оказалось немало изрядно побитых, у одного нестарого мужичка, кажется, были сломаны ноги.

Всем довольно быстро и уверенно начал распоряжаться лысоватый старикашка, изрядно похожий на того, который во время войны с губисками подсказал Ростику, что стрелять нужно в хвост лодок. Впрочем, это мог быть и не он Ростик хотел спросить его о том эпизоде, но забыл, слишком много было работы. А едва стало полегче, старичок подошел к Ростику, взглядом опытного человека выделив в нем командира, и повел совсем другую тему:

- Мы не виноваты, они неожиданно налетели.

- Когда? - спросил Антон, который не столько помогал освобождать пленных, сколько по-прежнему осматривался.

- Вчера ночью.

- То есть вы тут ночь и весь день провалялись? - спросил Ким

- Верно.

- Сколько вас? - поинтересовался Ростик.

- Тут сорок человек должно работать. Да еще с пяток у реки... Бумагу делали.

- Акимыч, - донесся от двери этого самого большого, сплетенного из травы сарайчика девичий голос. - Все запасы пищи и вся бумага, что сделали, исчезли. От инструментов следа не осталось, только что котлы не унесли... Что делать-то будем?

Акимыч кивнул, потом почти спокойно ответил:

- Погоди, видишь, с людьми разговариваю.

Но "годить" девица не собиралась. Она пристала к имеющемуся в наличии начальнику Бумажного холма и стала выливать на его голову какие-то малопонятные упреки, словно именно он был виноват в нападении пернатых. Ростик не выдержал. Он взял девицу за руку, потом развернул ее в ту сторону, где должны были находиться казармы, и несильно толкнул в спину.

- Все, девушка. Топай в казарму и уводи остальных. Попытайтесь найти пищу, сходите за водой. Скоро придет помощь.

- Ты, что ли, начальник будешь? - Девица, видно, только этого и ждала, Так я и тебе скажу...

- Топай, - очень сердечно попросил Антон, и девушка, словно споткнувшись на бегу, замолкла, повернулась и ушла. И даже увела остальных, которым тут теперь было, конечно, не место.

- Значит, помощь будет? - серьезно спросил старик бумагодел.

- Не знаю, - честно ответил Ростик. - Когда летели сюда, я думал, что тут уже целая армия собралась. А оказывается, мы первые.

- Мы не из Боловска, - отозвался неизвестно откуда появившийся Ким. - Мы из Одессы прилетели.

- Слыхал, - кивнул старик. - Значит, всех сюда собираете? Ладно, так что хотите знать?

- Какие они были? - спросил Антон.

- Дак обычные бегимлеси и есть. Их так называют, не знаю уж почему.

- Я знаю, - вмешался Ростик, чтобы время не терять, до вечера осталось не так уж долго. - Продолжай.

- Очень здоровенные. В разукрашенных доспехах, все с холодным оружием. Но есть и с такими пистолетами, что просто страх Господень... Хотя пистолеты уже не у всех. И заряды экономят. Когда напали, должно, ни разу не выстрелили. Пиками да шашками всех согнали... Хотя, вы видели, рабочих не убивали, только повязали да бросили.

- Но раненые все-таки есть, - отметил Ростик.

В полете ему, как обычно, было холодно. Сейчас, в доспехах, становилось нестерпимо жарко. Должно быть, отвык носить их. Ничего, с непонятным ожесточением к себе подумал он, теперь привыкну. И лишь потом попытался взять себя в руки, в самом деле - не он же был виноват, что людей тут захватили врасплох.

- Так всегда же найдутся такие, что против силы прут.

- Ясно, - кивнул лейтенант Антон, но осуждения тому, что такие есть, в его голосе не чувствовалось. - А вообще, что охрана делала? И где она?

Старик замолчал Потом вдруг провел рукой по лицу, словно умывался:

- Туточки их... В овражке прирезали.

Ростик быстро посмотрел на друзей, их лица стали невыразительными, замкнутыми. Лишь в щелочках глаз появился блеск смерти.

- Проводи... - начал было Антон.

- Где этот овражек? - одновременно с ним спросил Ким.

Овражек был чуть левей тропы, что вела к реке. Ребят было десять, все без доспехов, хотя, судя по поддоспешным курткам, до боя железа на них было немало. И оружия их нигде видно не было.

Окровавленные, они лежали на самом дне глинистой выемки, которая заросла лишь чуть менее густой травой, чем в других местах. Над ними вились рои мух, со всех сторон к ним спешили полчища разных букашек.

Когда ребят перевернули, среди них, несмотря на кровь и следы этих трупогрызов, оказалась... Ростик сначала даже не поверил своим глазам, а когда поверил, снял шлем. Среди них оказалась цыганистая девица, та самая, которая еще в первой войне с пурпурными ходила с ними за противотанковыми ружьями, а потом вроде решила работать с Чернобровом. Мертвая, со своей дурацкой темной челкой, падающей ей на глаза, словно и не было всех этих прошедших лет, она выглядела самое большее на семнадцать. Стараясь, чтобы голос не выдал его, Ростик спросил:

- Эта, молоденькая, тоже была из охраны?

- Курицына? - отозвался старик. - Дак она... Самая стойкая и меткая из всех. До последнего дралась. Даже когда резали ее - все ругалась... Не могла осознать, что они не понимают по-человечьи.

Теперь шлем снял и Антон. Глуховато, странно спросил:

- Много она пернатых положила?

- Не знаю, - отозвался старик. - Девки, что поблизости от нее оставались, говорили, если бы сдалась, может, охранников и не тронули бы. Но постреляла их много, хотя и отбивалась всего минут десять... Недолго то есть.

- Десять минут в таком бою, когда все уже решено, а нападающих не счесть, - это очень много, - отозвался Ростик. - Это, дед Акимыч, почитай что подвиг.

- Когда твои мужики с водой разберутся, пришли их сюда, пусть ребят похоронят по-человечески, - распорядился Антон.

- Да уж... Конечно.

Они пошли назад, к лодке. И вдруг погасло Солнце. Сколько Ростик себя помнил тут, оно всегда гасло неожиданно. Никак не удавалось угадать, что наступил вечер. Даже по жаре, накопленной за день, или хотя бы по деревьям, по усталости или по наваливающейся с востока ночной тени... Да и по поведению других людей можно было судить, что они тоже не догадывались.

- Смотрите, - вдруг тихо, словно его никто, кроме своих, не должен был услышать, проговорил Ким.

Он смотрел на противоположный берег реки. Там почти тотчас после наступившей темени один за другим стали появляться костры. Они чем-то напоминали далекие неяркие звездочки на ночном небе Земли... А впрочем, Ростик уже и не помнил, какое оно - то небо. Он больше привык к своему, полдневному.

- Много их, - проговорил Антон. И в его голосе прозвучало что-то, что обещало пернатым мало хорошего. - И близко. Всего-то километрах в трех - пяти от нас.

И верно, даже в наступившей темени можно было разобрать, что костры в основном сгруппировались на склоне другого такого же, как Бумажный, холма, с той стороны реки, то есть не дальше чем в пяти километрах... А впрочем, это были лишь первые из костров. Потому что слева и справа от них то тут, то там все уверенней загорались новые огни. Потом еще, еще... И скоро ночная темень как бы даже и отступила - они протянулись на сотни метров влево и вправо от первого заигравшего кострами холма. Ростик опустил бинокль:

- Целая армия. Значит, они не разграбить нашу бумажную фабрику собрались. Дальше пойдут.

- Не пойдут, если не пустим, - отозвался Антон, тут же перехватывая Ростиков бинокль.

- И что с ними делать? - спросил Ким. - Ты что, из нас пятерых хочешь оборону организовать?

- Почему пятерых, нас же четверо? И то - включая Винта, - отозвался лейтенант Антон, не отрываясь от бинокля.

- Ну, я тебя за двоих посчитал. - Но шутки не получилась, слишком уж непонятное было у них положение,

Ростик подумал и попытался сознательно вызвать свой дар предвидения, чтобы узнать, что им теперь делать. Но усилие это отозвалось только все возрастающим бессилием. Он ничего не ощущал, перед ним лежала такая же область незнаемого, как и перед обычным человеком, у которого ни разу в жизни не было ничего похожего на прозрение.

- Вчетвером нападать на пернатых глупо, - отозвался наконец Антон.

- И договариваться глупо, - отозвался Ростик. - Глупо и бесполезно. Такие драчуны начинают переговариваться, только если получают по шее. И очень крепко. И если мы не можем надавать им по шее, а они собираются перейти речку и навалиться на Боловск, то переговоры эти - что припарки...

Он не договорил, потому что про смерть вдруг расхотелось.

- А они собираются?

Да, это был вопрос. Почему-то Ростику казалось, что это очевидно. Но если вдуматься, это было не столь очевидно. По крайней мере, явных доказательств не существовало.

- К тому же, - спросил Антон, возвращая бинокль Ростику, - почему они, если их цель - Боловск, не воспользовались выгоднейшей ситуацией с захватом Бумажного холма и не поперли дальше?

Ростик повернулся к пилоту:

- Ким, давай-ка слетаем туда, разведаем. Все равно ничего более полезного мы сейчас не придумаем.

Сказано - сделано. Сели, полетели. Но и сверху, из темной невидимости для противника, ситуация стала проясняться совсем не сразу.

Оказалось, что костры, которые были обращены к речке, составляли лишь малую часть лагеря. Всего же их горело гораздо больше, чем было видно с позиции людей, гораздо больше, чем можно было сначала вообразить. Ростик, который попытался было считать эти огоньки, наконец не выдержал и повернулся к Антону, который на этот раз, в порядке разнообразия, сидел на месте стрелка.

- Антон, как думаешь, сколько около такого костра пернатых?

- Думаю, три - пять.

- В среднем - четыре. Тогда всего их только на холме тысяч пятнадцать.

- Что-то много, - заметил Ким.

- Нет, - подумав, ответил Ростик. - Скорее мало. Что-то тут не так... Может, вокруг костра солдат больше или иные из них костерки не разжигают, а просто в траве прячутся? Как дикие иногда на болотах делают?

Спорить с этим было бесполезно, диких пернатиков из Водного мира Рост, безусловно, знал лучше всех. Он вообще знал пернатых лучше, наверное, чем кто-либо из людей. Пролетели за холм, потом развернулись и зашли на него с севера. Из этой точки огоньки вдруг стали казаться какими-то упорядоченными. В пять рядов, по пятьдесят, штук на ряд.

- Ого, что это? Протянулось будь здоров, километра на полтора - Ким даже скорость замедлил, чтобы рассмотреть как следует. - Слишком большие расстояния между кострами для обычного бивака.

Да, думал Ростик. Именно так, слишком большие расстояния, но и слишком мало костров, чтобы это было какое-то отдельное боевое соединение. Если только... Он понял.

- Ким, это летуны. Те страусоподобные летуны пернатых, на которых сидят наездники с вмонтированными в броню пушками.

- Сколько же их? - ахнул Клм. - Нам такой прорвы не сдержать. У нас всего-то десяток пилотов, которые драться способны. Ну, может, еще штук несколько, которые вообще машину поднимут в воздух.

- Там дальше еще летуны, - хладнокровно заметил Антон. - С той стороны холма.

Проделали тот же маневр - только теперь на самый главный, светящийся сейчас уже едва ли не как новогодняя елка холм пернатых зашли с юга. Тут ситуация была все же послабее. Только три ряда, но с теми же интервалами, и в ряд по пятьдесят штук.

- Если это правда летуны, если около костра только по одной птице, тогда их тут еще полторы сотни, - обронил Антон, хотя мог бы этого и не говорить.

- Значит, они могут одними летунами город разнести, - заметил Ким.

- Они хотят не разнести, а оставить тех, кто может только работать, как случилось тут, на бумажной фабрике.

- Тогда каюк, - отозвался Антон. - Без дополнительных силенок нам хана. Не эти, так другие добьют.

Помолчали. Ким повернул гравилет к Бумажному холму, но Ростик попросил его зайти теперь на холм пернатых с востока, прямо из степи позади их позиции. Ким проделал это механически, как машина, его сознание было поглощено обдумыванием только что полученной информации. Наконец он озвучил свое состояние:

- Что ни говорите, а летуны - их главная сила.

- Главная, потому что умеют летать, и тебе с ними драться, - отозвался Ростик. Цифры превосходства пернатых давили и на него, но ощущение, что это еще не все, не оставляло.

- А тебе - не драться?

- Я пехтура, против меня только пятнадцать тысяч наземных пойдет.

Картина с этой стороны выглядела опять по-новому. Четко, очень наглядно по сторонам выделялись ряды с кострами, разведенными, так сказать, военно-воздушными силами бегимлеси, а между ними седлал холм главный лагерь пехоты. А вот от него на восток горели костры, расположенные более плотно и беспорядочно. Они казались какими-то слегка другими, хотя что составляло их чуждость, догадался не Ростик, а Антон.

- Знаешь, эти... другие костры, они принадлежат диким бегимлеси. Ну, тем, которые, похоже, тебя из Водного мира изгнали. - Он помолчал, потом нехотя добавил: - Их, оказывается, тоже привлекают, когда хотят создать перевес сил.

- А может, они наемники? - неизвестно кого спросил Ким.

- Пусть наемники, и что тогда?

- Тогда легче, - решил Ким.

- Как ты сам говоришь - шиш тебе. Во всем мире наемники самые дрессированные и сильные вояки. Так что на легкость не рассчитывай, - подбил дискуссию Антон.

- Утешил.

- Согласен, - отозвался и Ростик. - Сам хотел то же самое сказать.

- Что же делать-то? - распереживался Ким. - Что делать?

Ростик знал это состояние друга. Он казался запаниковавшим, потерявшим нить событий, готовым бросить все и бежать... Это была чистая игра. Как раз во время таких состояний Кима и приходилось удерживать от глупостей. Он был готов броситься на десятерых с кулаками. Один раз, когда на Кима это нашло, он на спор влез на фабричную трубу по таким старым скобам, по которым уже лет двадцать не решались лазить даже настоящие монтажники.

Поэтому Рост предложил:

- Давай тихонько обойдем их лагерь сзади еще раз. Только иди над самой травой. Антон, поищи, там в башенке где-то ракеты должны быть.

Антошка наверху завозился, как мышь в амбаре. Наконец отозвался:

- Нашел. И много. Откуда они у тебя, Ким?

- Когда кого-то спасать вылетаем, я всегда на складе под завязку беру, вот и накопились.

- Антон, - позвал Рост, - как скажу, так стреляй. Только смотри, чтобы они не поняли, откуда мы ее пустили. Обстреляют еще, а нам это ни к чему.

Ростик представил, что под ними не просто тьма, а нечто угрожающее, что обязательно нужно увидеть, чтобы не бояться... Нет, не то, не так, не бояться, а... Может быть, просто увидеть?

- Антон, давай!

Ракета вылетела не ввысь, а здорово вбок, это помешало понять, что происходит, но ее света было все-таки достаточно - внизу, прямо под ними, в высоченной траве - лишь одни головы и копья торчали, - двигались колонны диких пернатых. Направлялись они, конечно, к светящемуся впереди бивачному холму главной армии бегимлеси.

- Вот это да! - крякнул Ким. - Даже травы под ними почти не видно.

- Антон, отойдем чуть южнее и снова попробуем.

Отошли километров на пять и снова пустили ракету. На этот раз идущих к главному лагерю пернатых было еще больше.

- Ты как догадался, что они тут... в темноте копошатся? - спросил Антон.

- Воевал с ними за торфоразработки и знаю, что и как они делают.

- К утру их будет тысяч сорок, - отозвался Ким. - Но из них, как мы посчитали, только пятнадцать - организованные бойцы, остальные - дикари.

- Еще неизвестно, кто лучше дерется, - отозвался Антон. - Они хоть и без пушек, но если до нас доберутся и пустят в ход свои... Что там у них, Рост, я что-то плохо помню?

- Ружей мало, в основном - тесаки и копья, а сзади идут пращники. Лучников и арбалетчиков я не видел.

- Не видел лучников? - Ким был мрачен, его голос даже ниже стал от напряжения. - Ну, это сразу меня успокоило. А я думал, у нас неприятности.

- С таким численным перевесом они нас и одними копьями перебьют, отозвался Антон.

- Кого это - "нас"?

- Город.

- Ладно, - решил Ростик. - Разведали и во всем сами убедились. Возвращаемся. Нужно еще раненых выводить, думать, что делать. И вообще думать...

Несколько минут они летели в полной тьме. Тишина, которая показалась сначала Ростику естественной, теперь была каким-то образом нарушена. Наконец он осознал - это звучали идущие под ними колонны диких пернатых. Теперь, когда над их головами расцвели эти чудные огненные цветки, они перестали прятаться, поняли, что их все равно видели.

- И все же, почему они дальше не пошли, - начал вдруг Антон. - Почему вдруг стали такие силы тут собирать?

- И что надумал? - поинтересовался Ким.

- А то и надумал. - Антон вздохнул. - Вся причина - в той девчонке, которую Акимыч, кажется. Курицыной назвал

- Как это? - не понял Ким.

- Ну, пернатые на нее посмотрели и подумали, что у нас таких много. И решили вперед не идти... Пока уверенней себя не почувствуют.

- Почему ты думаешь, что одна-единственная стычка могла заставить их поменять темп и план кампании? - спросил Ким, но Антон отвечать ему не стал. Видимо, сам не знал.

Снизу, судя по расстоянию от главного лагеря пернатых, уже должна была появиться речка.

- Рост, - спросил Ким, - когда ты с бумажным дедом говорил, то обмолвился о подкреплении. Это ты так или что-то знаешь?

Друг его определенно был в плохой форме, даже не хорохорился. Поэтому Ростик и ответил:

- Должно быть. Печенкой чувствую.

- Ах, печенкой!

- Да будет подкрепление, будет, - устало, так, что вместо поддержки вышло еще хуже, проговорил Рост. - Не зря же Дондик про Достальского говорил! Придет обязательно. - А потом вспомнил свои же сомнения. - Если успеет, конечно.

Часть III

БУМАЖНЫЙ ХОЛМ

13

Они успели. Еще на подлете к лагерю в воздухе вдруг стал слышен грохот машин и голоса многих людей. Это подошли наши.

Едва Ростик приземлился, его попытались взять под арест каких-то три совсем ошалевших от темноты и, видимо, переживаний новобранца. После того как Антон авторитетно послал всех троих по такой "маме", что даже Ростик покраснел, вопрос об аресте как-то сам собой отпал.

И хорошо, что отпал, потому что к ним почти тотчас подошел Акимыч. Он и доложил, что, пока Рост с Кимом летал, к Бумажному холму Достальский скрытно, в темноте, вывел ни много ни мало целых восемьсот стволов пехоты и привез более сорока латников.

- Привез? - удивился Антон. - Значит, и техника есть?

Техника оказалась, а именно, два БМП и чуть не целая колонна грузовиков с боеприпасами, шанцевым инструментом, палатками и всем прочим, необходимым для оборудования долговременного лагеря.

- Колонна? Ты точно говори, сколько всего?

- Да не видел я, темно же, - отмахнулся старик. - А если так уж надо, сам и считай.

- Да. - Подумав, Антон вдруг вынес свой вердикт, кажется, относительно старика: - Штатский.

Ростик в их перепалке уже не участвовал. Он прислушивался к чему-то, что творилось около холма, на вытоптанной площадке. А творилось там что-то в высшей степени интересное. Это же подтвердил и Ким, который, едва показался из лодки, тут же замер и продекламировал:

- Чу, если не обманывает меня слух, то шелестели котлы летающих бочек!.. Живем, бродяги, живем!

- Но сколько их? - поддержал его Ростик. - Что-то я, как и Акимыч, в темноте не могу разобрать.

- Для такого случая у нас есть Винт.

Прошагав по земле в хвост лодки, Ким уже решил было объясниться со своим мохнатым загребным, но Ростик его остановил:

- Ладно тебе, сейчас найдем Достальского, он сам скажет.

Пошли искать Достальского, разумеется оставив при лодке Винторука. Причем то и дело натыкались на каких-то озверевших молодцев, которые тыкали штыками в доспехи, требовали назвать пароль или что-то еще... Оказалось, что едва батальон бывшего старлея, а ныне капитана Достальского прибыл на позиции, как по всем подразделениям зачитали приказ о бдительности и о возможном ночном прорыве неприятеля в расположение части. Вот ребятишки и старались.

Зато от тех же "оборзевших", как выразился Антон, выяснили, что следом за колонной пехоты прибыло пять "ЗИЛов", "не меньше", как сказал один из постовых, чем заставил лейтенанта едва ли не строевое учение устроить прямо в темноте. И тем не менее "ЗИЛы" действительно были, и притащили они продукты, боеприпасы и даже несколько солдатских столитровых фляг для воды.

А в общем никто толком ничего не знал и с чем придется столкнуться завтра - не подозревал. С тем ребята и потопали дальше, на Бумажный холм, где, по всеобщим сведениям, и расположился капитан.

Они действительно нашли его на верхушке, причем без труда. Перед самым большим сараем, связанным из местной травы, на едва заметном пятачке свободной площади была разбита армейская шатровая палатка, в которой светило, как минимум, штук десять факелов. Ким прокомментировал:

- Историческое место со временем будет, как та изба, где перед Бородино проходил военный совет.

Но какой бы стих велеречивости ни напал на летуна, а пора было становиться серьезными, о чем Ростик ему и поведал. И этим изрядно помог, по крайней мере, они поправили ремни на доспехах, а Ким оставил свое зубоскальство, все-таки добавив:

- Ладно, будем считать, что в самом деле Бородино. Пошли.

Они вошли, Ростик, как старший по должности, приготовился докладывать, но перед Достальским стоял навытяжку весьма молодцеватый и какой-то очень уж негрязный, в превосходной теплой куртке, с летным шлемом в руке паренек. Даже со спины его светло-русые кудри доходили чуть не до воротника.

- ...замечаний и нарушений в пути следования не было. Чепе не произошло. Командир отряда Бахметьев.

- Бялый, о чем это он? - спросил в четверть голоса Ким самого ближнего к себе летуна, крайнего справа в немалом строю растянувшихся позади Бахметьева ребят.

- Командир... - обрадовался Бялый, но тут же посерьезнел. - Докладывает, что "бочки", в количестве пятнадцати штук, подлетели.

Так и не придумали единственного названия для гравилетов, подумал Ростик. Но, видимо, Ким слишком уж громко спросил или Бялый громко ответил, но Достальский тут же встрепенулся:

- Кто там? А, Гринев... Проходи. Мне доложили, но я не сразу поверил, что ты тут, как всегда, с особым заданием. Думал, ты где-то на юге... Рад, что вместе будем.

Ростик строевым шагов вышел к капитану, вытянулся рядом с Бахметьевым, доложил по форме. И как он ни старался, но рапорт его прозвучал куда менее уставно, чем у бравого летчика с легкими, светлыми волосами. Достальский тем не менее выслушал доклад совершенно серьезно, без смеха в глазах, отдал честь.

- Вольно, Гринев. - И почти тут же перешел к делу: - Так, говоришь, с тобой Ким? Ким, старый летун, выходи пред начальство!

Ким вышел, постоял с таким видом, что вот-вот брякнет что-нибудь вроде "здрасьте", потом снял шлем. Докладывать он, разумеется, ничего не стал. Но Достальский на это отреагировал правильно:

- М-да, со строевой у тебя всегда было не очень. Ну ничего, врага одолеем, я тобой сам займусь. - И он вполне добродушно улыбнулся. Подошел к Ростику, хлопнул по плечу, потом к Киму, чуть не обнял. А потом увидел и Антона. Вот его облапил так, что даже доспехи заскрежетали. Оказалось, они не виделись чуть не со времен обороны завода.

Вернувшись за свой составленный из бумагоделательных досок стол, Достальский еще раз осмотрел троих новоприбывших. Огласил итог наблюдению:

- Вот теперь у меня душа спокойна. Повоюем, как в прежние времена. Постоял, опустив голову, рассматривая самодельную карту, лежащую на столе, видимо собираясь с мыслями. И собрался. - Принимай, Ким, командование над летунами. Их целых пятнадцать, с тобой шестнадцать будет. И кроме того...

Договорить он не успел. Бахметьев вдруг подал голос. Ростик повернулся к нему и лишь тогда понял, что это не какой не парень, а просто очень здоровая, сильная и уверенная в себе девица. Лишь лицо ее выдавало, помимо волос, тонкое, с очень нежной кожей, с белыми висками и чересчур спелыми, как раньше говорили, губами.

Это же надо, удивился про себя Ростик. И ростом - всего на пяток сантиметров ниже меня, и плечами...

- Товарищ командир, - заявила Бахметьева, - Председатель приказал именно мне возглавить отряд.

Договорить она, разумеется, не успела.

- А мне Председатель приказал отразить нашествие пернатых. И дал для этого все полномочия, которые необходимы. Все - понимаешь? Так что, если не хочешь, чтобы я тебя прямо тут за неподчинение приказу арестовал, сдай командование тому, кто этого больше заслуживает. Хотя бы в силу опыта.

Достальский походил по палатке туда-сюда шага три влево, столько же вправо. Он был зол. И напряжен сверх меры, только раньше это было не очень-то заметно. Зато сейчас стало очевидно.

- Есть, - не стала больше спорить Бахметьева. Хорошо, что хоть свой шлем натянула на голову, когда бросила ладонь к виску.

- Вот так-то. Ступайте в строй. - Достальский повернулся к Киму, обозначая, что недоволен бывшим командиром отряда.

Или командиршей, подумал Рост. Но тут же забыл свою мысль. Поворачиваясь через левое плечо, девица обдала его таким взглядом яростных, светлых, словно из оникса вырезанных глаз, что Ростик только диву дался. Между тем капитан излагал:

- Думаю, тебе следует разбить пятнадцать машин на три пятерки и командование одной из них поручить вот этой... Виноват... Поручить младшему лейтенанту Бахметьевой. - Подойдя поближе к летуну, подождав, пока девица станет среди других командиров летающих лодок, Достальский добавил, приблизив голову к плечу Кима, понизив голос так, что только сам Ким да Ростик могли его слышать: - Она ничего, на последних учениях всех мужиков за пояс заткнула. Но характер...

- Сделаю, - согласился Ким. Подумал и добавил: - Тогда же прошу утвердить командиром второй пятерки Бялого. А третьей... - Ким быстро, чуть прищурившись, осмотрел ряд летунов. Ни на ком его взгляд не остановился. - Да, так и сделаем - третью пятерку я заберу, так сказать, под свое крылышко.

- Утверждаю. Ну что, летуны, идите пока, снаряжайтесь. Будет у нас с вами еще одно дельце, но после.

Пилоты вышли. Остались только Ростик, Антон, да в углу палатки вдруг из полутьмы вышел Каменщик. Ростик, почувствовав себя спокойнее, поздоровался с ним взглядом, но завести разговор не успел. Потому что Достальский торопился изо всех сил и думал только о деле.

- Так, теперь вот что, товарищи офицеры. Кстати, Антон, ты все еще лейтенант? Пора тебе старшего присваивать, а? Гринев, как думаешь, он достоин?

- По мне, он и капитаном потянет.

- А что сам думаешь, Антон?

Антон чуть замедленно, неумело улыбнулся. Потом посерьезнел и очень негромко, но уверенно, как всегда, ответил:

- Я думаю, что это все какие-то ненастоящие чины. По-настоящему я только старший сержант, как в армии на Земле дослужился.

- Ну, это ты брось. - Достальский нахмурился. - Ладно, теперь о деле. Как думаешь, Гринев, утром они пойдут?

- Непременно.

И Ростик рассказал все, что они видели сверху, что удалось разведать. Сделав особенный упор на сопротивлении, которое устроила пернатым охрана холма, и на том, что теперь к регулярным бегимлеси подходит подкрепление.

- Ну, не знаю, не знаю. Сопротивление всего одного солдатика, пусть даже и такого геройского, как эта Курицына... Кстати, я ее помню, действительно девица была... Если бы не война, подумал бы, что немного не в себе, уж очень инициативная, хотя и толковая, - задумчиво ответил Достальский. Переводя взгляд на свою карту, заговорил о другом: - Значит, говоришь, хотят всей дурной силой на наш Бумажный холм вторгнуться. Ну что же, милости просим и даже спасибо не забудем сказать, по-своему, разумеется, по-русски... И за то, что устраивают правильное полевое сражение, и особенно за то, что потеряли время, дали подвести резервы. Ты представляешь, если бы эта тьма пернатых нас на марше застала? А застала бы непременно, если бы вчера продолжила наступление, а не отошла за речку... Да еще без прикрытия с воздуха.

Все помолчали, представляя, что было бы, но никто свои идеи вслух не высказал. Да и не стоило чересчур останавливаться на том, чего не произошло. Достальский продолжил:

- К утру, если Председатель меня не обманул, много что еще может произойти. Но об этом после. А пока - расстановка такая. У меня за палаткой стоит более сорока латников, самые элитные вояки, какие только есть. Отбирайте по шесть человек, лучше, если это будут проверенные ребята. Сделаете из них ротных с заместителями и каждому придайте по сотне орлов, из тех, что я привел. Учтите, взводные в этой колонне, как правило, уже есть, так что взвода не ломать, они уверенней воевать будут, если спелись. А если не спелись... Все равно, до завтра ничего сделать уже не успеем, придется так драться, как получается. - Он взял в тонкие грязноватые пальцы двойной красно-синий карандаш и провел два синих полукружья от холма на запад, замкнув их метрах в тридцати от той точки, где, по представлению Ростика, находилась площадка для машин. И продолжил объяснение: - Диспозиция будет такая - занимаем круговую оборону, другой возможности выстоять против противника, имеющего такой перевес, у нас нет. Роты расставите метрах в ста, самое дальнее, от вот этих стенок. - Его карандаш указал на строения, венчающие холм. - По фронту отведете не более восьмидесяти метров на роту. Думаю, должно получиться... Гринев - ты справа, то есть займешь северное полукружие. Антон, станешь слева, на юге. И окапываться, окапываться, чтобы к утру все было готово. Вопросы?

- А ты где будешь, капитан? - спросил Антон.

- Я-то? Я с двумя сотнями остальных займу верхушку холма. Что-то мне подсказывает, что пернатые - ребята примитивные, попробуют ударить строго вверх, где я... И буду делать то же, что и вы. Только с учетом резервов, связи и общего командования боем. - Он почти весело осмотрел своих подчиненных. Будем выстраивать бой по всем правилам. И победим, непременно победим. За нами же... никого больше нет, кроме города, разумеется.

- А если они просто возьмут нас в осаду, а десятой частью сил, скажем, продолжат марш на Боловск? - спросил Ростик.

- Знаешь, Рост, - капитан Достальский обратился к Ростику по имени, такого раньше не бывало, - хотели бы рвануть вперед, давно бы рванули. Так нет же, они вздумали нас тут зарыть, ну а мы... Мы со свойственным нам прямодушием посопротивляемся.

Снова помолчали, промеряли глазами карту. Она была какая-то самодельная, но почему-то внушала доверие. По ней можно было, вероятно, и расстояния правильно определять, и угловые замеры... В общем, хорошая карта, такая бы и мне не помешала, решил Рост. Будет время, может быть, скопирую. Хотя вряд ли, как раз времени уже не будет.

Словно прочитав его мысли, это подтвердил и капитан.

- Кстати, Рост, ты свою роту организуй, расставь на местности, но учти даю тебе на это два часа, не больше. А потом вали ко мне. У меня к тебе еще дело будет.

- Капитан, - покрутил головой Ростик, - если я еще чем-нибудь займусь, солдаты, пожалуй, спать улягутся.

- Ну, для такого дела я даю тебе... - Он обернулся. - Вот тебе зам по батальону. Степан Лукич Горячев, прошу любить и жаловать. Во время войны был гвардейским комбатом.

Ростик встретил взгляд Каменщика, улыбнулся:

- А думал, вы каменщик.

- Так вы знакомы? - удивился Достальский, а впрочем, не очень. Народу в городе осталось настолько мало, что все всех хоть когда-нибудь, но видели. Случай с Бахметьевой, которую не знал ни Ростик, ни Ким, был каким-то из ряда вон.

- Сначала был комбатом, потом стал каменщиком. Меня ведь в сорок пятом с фронта прямым этапом в лагерь... Там, спасибо партии, эту специальность и приобрел.

Так, теперь Ростику, пожалуй, стало чуть более понятно, откуда у этого человека такой авторитет и сила. Ну, то есть, разумеется, не из лагеря, хотя и там, вероятно, можно было кое-чему научиться, но главное - с войны, с привычки принимать на себя ответственность, с умения и желания делать дело, а не балаболить. Он настолько поверил в свой вывод, что, не задумываясь, вдруг спросил:

- А за что?

- За что, за что... - ворчливо отозвался его новый зам по батальону. Что-то я там с лагерниками напутал, которых мы на их территории освобождали. Не тех отпустил или, наоборот, кого-то прижал не вовремя. Я и сам не понял.

Ох, хитрил он, но в таком деле каждый может хитрить.

- Ладно, не хочешь говорить - твое дело, - отозвался Достальский. Оказывается, его тоже интересовали эти проблемы. - Ты теперь реабилитированный, так что иди помощником к Гриневу.

- И пойду, - как-то очень не по-военному отозвался Горячев.

Ростик присмотрелся и вдруг понял, что и в самом деле - пойдет. И что не так уж он стар, не намного больше пятидесяти.

Для Достальского этого было и вовсе достаточно.

- Вот и ладушки. Вперед, комбаты. Антон, извини, что тебе зама не нашел, народу, понимаешь, маловато.

Но это Ростик слышал уже краем уха. Он торопился организовать батальон, выстроить бой, как сказал Достальский. Со своей стороны, разумеется.

Для начала он построил латников. Каково же было его удивление, когда в ряду, освещенном пятью факелами, воткнутыми перед строем, он нашел Тельняшку, которого заприметил еще по бою с губисками, да еще с Ванькой, который сначала отвечал "нет", но потом делал все как надо.

Вызвал из строя к себе Тельняшку, оказался он старшина второй статьи Иванов. Имя, правда, Иванов почему-то не сообщил, но завороженный фамилией, на которой, по Константину Симонову, держалась вся Россия, Ростик на дальнейшем и не настаивал.

Во вторую роту он неожиданно для себя определил командиром тоже старого знакомого - того белобрысого паренька, которого в свое время послал обезвредить пост губисков у парка "Металлист" и на которого потом оставил стадион с летающими лодками, с чем парень, кажется, неплохо справился.

Его фамилия оказалась Катериничев, а в свои замы он предложил, серьезно глядя в глаза Ростику, своего старшего брата, которого представил только по имени - Семеном. Брат так брат, решил Ростик, ничего в этом плохого не будет, а может, будет все отлично. К тому же они были похожи как две капли, и потому взаимодействие у них должно было получаться на телепатическом уровне.

А вот третьего ротного Ростик, как и Ким в свое время, найти не мог. Он и ходил вдоль шеренги, и вглядывался в ребят... Уже было отчаялся, как вдруг невесть откуда вынырнувший Горячев посоветовал очень черного паренька. Рекомендация была красноречива:

- Возьми, командир, не пожалеешь. Ростик не стал упрямиться, внимательней посмотрел на кандидата:

- Как зовут?

- Ефрейтор Жуков, - очень спокойно, даже вальяжно ответил паренек.

Что-то в нем было от Цыгана из "Неуловимых", а потому он мог и подойти. Вот только... Взгляд у него был уж слишком горячим и в то же время по-цыгански уклончивым. Ростик еще раз прикинул, и получалось, что новый командир роты может оказаться невыдержанным. Но в таких ситуациях всегда существовал выход. Он повернулся к Каменщику, вернее, к Лукичу, как теперь следовало привыкать, и вполне по-начальственному объяснил:

- Под твою ответственность.

- Есть, - ответил Лукич и тем подчеркнул обычаи дисциплины, которые стали между ними складываться.

Потом Рост из общего ряда пришедших с Достальским солдат, которых Антон к тому времени уже построил по взводам, набирал себе полные роты. Представлял ротных, расставлял сами роты на местности, шагами определяя расстояния, и лишь часа через три, вместо предписанных двух, наконец решил, что теперь Лукич и сам может погонять ребят, чтобы они к утру действительно подготовились. После этого он снова отправился на верхушку холма, в палатку к Достальскому.

Тот, несмотря на опоздание Ростика, был занят. У него находились два врача, что без труда читалось по хрестоматийным белым халатам, наброшенным поверх вполне офицерских гимнастерок.

Ростик постоял, послушал разговор, тем более что его никто не гнал. И оказалось, что из Боловска прибыли автобусы, оборудованные под передвижные лазареты, предназначенные для эвакуации раненых. Но не они вызвали разговор на повышенных тонах, а пришедший за автобусами "ЗИМ" с врачами. По этому поводу Достальский и высказывался:

- Вы бы еще на "Чайке" прикатили! Ваш "ЗИМ" жрет бензина, как самосвал, а толку от него... Вы бы в нем хоть лекарства привезли, что ли!

- Это не простой "ЗИМ", - вдруг прервал капитана врач постарше. - А специальный, от "Скорой помощи".

Даже со спины Ростик вспомнил его. Это был большерукий врач, тот самый, который вылечил Любаню. Неожиданно Ростик вспомнил его фамилию - Чертанов. И еще он вспомнил, что о нем говорила и мама, и сама Любаня. Но вопреки своей известности среди медперсонала, да и среди тех, кто хоть раз попадал к нему в лапы, сейчас Чертанов выглядел спокойным и слегка сонным.

- В нем, если придется, можно и операции делать, - вдруг заговорил медик помоложе - А остальные машины просто не "пошли". За ними же ухода не было.

Его Ростик тоже разок видел, в больнице, в тот самый день, когда расстреляли Борщагова. Он еще отказывался оперировать без анестезии.

- Вы, извините, не знаю вашей фамилии... - очень вежливо заговорил Достальский.

- Сопелов, - представился молодой хирург.

- Вы, когда старшие по званию говорят, не вмешивайтесь. Здесь не совсем больница, тут уже действуют условия армии, если позволите. - Подождав мгновение, пока его слова дойдут до медиков, капитан продолжил: - Товарищи врачи, я не против "ЗИМа", но меня смущает, что вы... например, бинтов привезли - на две перевязки не хватит. А у нас завтра ох какое сражение. И раненых будет...

- Так у нас нет, товарищ капитан. Во всем городе искали, потому и не присоединились вовремя к вашей колонне, но... нашли лишь чуть-чуть. И бинтов нет, и корпию пришлось щипать в авральном порядке, даже больных пытались задействовать... В общем, придется завтра тканью пеленать, а не бинтами перевязывать.

Ростик посмотрел в спины врачей внимательнее. В самом деле, почему у всех тут всего не хватало, а у медиков должно хватать? Или это отрыжка еще земной уверенности, что медицина должна быть всегда на высоте?

Кстати, точно так же посмотрел на обоих медиков и Достальский. Неизвестно, к каким выводам он пришел, но вместо нагоняя, который, кажется, назревал, вдруг стал мягче и даже снова, не стесняясь, стал выглядеть печальным.

- Ну, не знаю. Лечить, в конце концов, вам.

На это врачи не ответили. И правильно сделали. А может быть, они были все-таки неглупые люди и видели все довольно верно. А именно, что Достальский нервничает и даже злится, но не на них, а вообще на ситуацию. Видимо, совсем правильная организация боя не получалась.

К тому же он устал за последние часы, и настолько сильно, что даже не скрывал этого. Вот и сейчас, увидев Ростика, он поднялся с какой-то плетенной из травы корзины, на которую присел.

- Я вас больше не задерживаю. Место лазарета прошу занять в центре круговой обороны, в пятидесяти, не больше, метрах к западу от холма, неподалеку от машин, чтобы легче было увозить раненых, если пернатые все-таки прорвутся. Так как бой обещает быть жестоким, попробуйте прикопать машины, а их верх обложите чем-нибудь, что найдете. Так как мешков для песка нет, попробуйте циновки со стен этих сараюшек обмазать глиной... В общем, выходите из положения, насколько возможно. Задача понятна? Вопросы есть?

- Задача понятна, - ответил Чертанов, но не козырнул - видимо, не любил. Вопросов нет.

И пошел к выходу из палатки, лишь мельком кивнул Ростику. За ним потащился Сопелов. Вот он, в отличие от своего начальника, Ростику не кивнул.

К тому же какой-то он был неловкий. Даже странно становилось, что такой неуклюжий человек мог делать такие тонкие штуки, как операция на живых людях.

- Ладно, - проговорил Достальский, едва врачи запахнули за собой полог палатки. - Если ты все-таки пришел, займемся следующей проблемой. - Он посмотрел на Ростика, и в его зрачках блеск факелов отозвался каким-то очень печальным и жестким пламенем. - Кстати, очень неприятной, но необходимой. Собственно, последней нашей надеждой.

14

- Покажи-ка мне еще раз, как они расположились.

Ростик еще раз подивился уверенности, с какой была сделана пресловутая карта. Разглядывая ее, он почему-то без всяких симптомов понял, что интерес его к ней вызван даже не доморощенным мастерством, с каким ее кто-то нарисовал, а потом, скорее всего, детализируя мелочи, скопировал для нужд капитана Достальского. Он понял, что именно тут, на изображенных так старательно просторах, ему придется биться ближайшие месяцы, а может, и годы. Именно тут развернется очередная часть эпопеи под названием "Выживание Боловска". И все эти буераки, речки, рощицы, овражки да холмы он исползает под смертью не раз и не два.

Значит, спросил он себя, все получится? Мы их отбросим, я выживу, большая часть людей уцелеет... Но тут же понял, что это все существует еще не наверняка, что ему еще действительно, без дураков, нужно выжить в предстоящем сражении, и лишь тогда он снова окажется прав.

- Ты чего? - даже как-то участливо спросил Достальский. - Оглох?

Ростик еще не мог докладывать, поэтому довольно невнятно пробормотал:

- Картой... залюбовался. Мне бы такую.

- Карта знатная, - согласился капитан, решив, что Ростик просто ориентируется, чтобы чего-нибудь не напутать. - Сделал ее Эдик, а потом в универе еще и доработали. Да, в общем, после него и дорабатывать не стоит, он уже долго занимается картографией. Ему можно верить больше, чем Пестелю.

К концу этой тирады Ростик уже оклемался и довольно внятно объяснил, что и как он думает о расположении пернатых. Закончил он так:

- Только зачем это, капитан? Они все равно поутру в атаку пойдут, и расположение их ночевок значение потеряет.

- А вот и не потеряет, - отозвался Достальский. - Пойдем-ка.

Капитан скатал карту, сунул ее твердым движением за сапог, взял из деревянной держалки факел, и они зашагали почему-то совсем не туда, где располагались известные Ростику части, а в сторону могилы павших тут охранников. Если, разумеется, бумажники уже успели их похоронить, подумал Рост мельком. В самом деле, могло получиться, что их еще не зарыли.

Перебираясь через известную ему ложбинку, Рост все оглядывался. Даже отстал немного, и тогда капитан, подождав его, спросил:

- Ты чего?

- Тут ребят вечером нашли, тех, которые... полегли первыми.

Они прошли немного молча.

- Да, готовились, готовились... А в итоге - как всегда.

- Так вы, значит, все-таки готовились? - удивился Ростик.

- И все-таки прозевали. - Капитан топал теперь очень мрачный, даже злой, но как-то глубоко злой, словно бы против себя. - Когда эти ребята доложили впервые о концентрации противника, я сразу понял что к чему. После твоих-то разборок с их зеркалами каждый бы понял, верно? Сразу же попытался доложить по начальству. А они... В общем, все вышло бездарно! - Капитан мельком оглянулся в сторону оставшейся сзади балочки. - Видел, как их?

- Видел.

- Все потому, что я слишком мягко их настропалил. Думал, бойцы бывалые, каждый почти по два года из строя не выходит, вот и... понадеялся на опыт. Уехал ополченцев вести, а они лопухнулись.

- Ладно, капитан, всем случается лопухнуться.

- Не знаю, может, если бы остался... - Он провел ладонью по лицу. - Ладно, это все в прошлом. А вот Бабурин - наше настоящее.

- Какой Бабурин?

- Сейчас увидишь.

Они вошли в траву, метелки которой были выше Ростиковых плеч. При ходьбе они еще издавали сухие, скрежещущие и в то же время довольно звонкие звуки, слышимые, вероятно, за много сотен метров. Противник подобраться сюда незамеченным не мог, будь он хоть бестелесной тенью. Ростик вдруг осознал, что этот же трюк используют и пернатые, проводя сбор сил тут, в травах, а не на марше, уже, собственно, на территории людей. Значит, опасаются, решил Рост и попытался изложить свою догадку капитану, но не успел. Они уже пришли.

- Бабурин! - вполголоса позвал капитан, и они вышли на небольшую, вытоптанную, вернее, прижатую гравитационными конусами летающих лодок полянку, где самая высокая трава все-таки полегла и стало чуть-чуть свободнее.

Где-то недалеко, но все еще за стеной травы, послышались человеческие голоса, шевеление, и внезапно загорелись факелы. Трава раздвинулась, и к ним шагнула странная, мешковатая фигура. Ростик привык, живя в Полдневье, к разным формам и силуэтам, но этот... И вдруг понял, что видит перед собой нормального человека, только наряженного в общевойсковой комплект химзащиты, только без противогаза.

Парень в химкомплекте, с факелом в руке подошел ближе и осветил их яснее. Потом поднял руку, изобразив наполовину штатское приветствие, наполовину козырнув. Оказался Бабурин невысоким, носатым, с очень умными глазками и хитрой складочкой губ. Помимо собственного противогаза при нем была еще одна сумка, вероятно, с запасным таким же прибором.

- Не выспался? - спросил его Достальский. Потом, повернувшись к Ростику, пояснил: - Он уже третью ночь на ногах, с тех пор, как получил приказ форсированно готовиться.

- Вот и подготовились, - подхватил Бабурин.

- Рассказывай, Костя. - Капитан не позволял себе терять время.

- Да тут и рассказывать-то нечего. Отравляющее вещество в количестве десяти бочек и устройство для его распыления доставлено.

- Погоди, - не понял Ростик. - Отравляющее... Где же вы его готовили?

- А на биостанции, что около зверосовхоза.

- Я думал, там все разрушено.

- Там создали режимный объект и, в общем, почти успели. К тому же подготовили летающую лодку - она имеет специальное устройство для распыления ОВ.

- Чего?

- Отравляющего вещества. Действует идеально. Засыпаем бочку в контейнер, подключаем баллон со сжатым воздухом, и отрава сыплется через боковые консольные коллекторы в обе стороны по ходу машины.

- Полосу какой ширины вы вот так "удобряете"? - поинтересовался капитан.

- Консоли по тридцать два метра. Итого мы достоверно накрываем полосу метров в сто при полете чуть выше сорока метров.

- Ну уж махнули - сто метров! Хорошо бы, хоть семьдесят...

- Нет, сто - проверено в натурных испытаниях. Разумеется, если подняться, полоса будет шире, но тогда и действие вещества ослабеет, потому что концентрация снизится.

- А по длине?

- Контейнера, вмещающего одну двухсоткилограммовую бочку, хватает на минуту работы, то есть при полете около пятидесяти километров в час она накроет метров пятьсот.

- А если пикировать с высоты? - спросил Ростик. И тут же пояснил Достальскому: - Как с горки на санках.

- Откуда вы знаете?

- Меня Ким иногда сажал за рычаги этих леталок.

- А, Сапигович! Да, так можно прибавить лишние километров десять двенадцать. Но важна не площадь, а точность попадания. Ведь если мы промажем мимо противника, никакие наши скорости не помогут. Противник почувствует неладное и разбежится. А мы располагаем только десятью бочками.

- Как планируете их использовать?

- В первый раз - три бочки про запас, одну - в контейнер. И обрабатываю полосу длиной в два километра. Или метров четыреста шириной, но тогда, соответственно, короче, в полкилометра. Потом возвращаюсь на базу, то есть сюда, перегружаю из второй, транспортной, лодки еще три бочки. Наношу второй удар. А потом последними тремя бочками совершаю еще заход. Потом пересаживаю на свою леталку с распылителем пилота Хвороста, которому поручено мне ассистировать, отправляю драгоценную лодку с консолями назад, в Боловск, а сам сажусь на лодку Хвороста и принимаю участие в завтрашнем бою. Если позволите, - добавил Бабурин, весело блеснув глазами, посмотрев на Достальского и Ростика с полной уверенностью, что разрешат.

- Разумно, - согласился капитан.

- Как у тебя в подчинении Хворост оказался? спросил Ростик.

- Его потрепали летуны из стана пернатых. Он привел свою лодку на ремонт, там и получил приказ вступить в мою команду.

- А что, если не его использовать на отправке лодки, а тебя? - спросил капитан. - Тебя все-таки...

- Ну что? Договаривайте! - Глаза Бабурина так заблестели, что пробили неожиданной злостью даже природное добродушие. - Что, такого ценного кадра, как я, нельзя в бой пускать? Дескать, потеряем, беды не оберемся... Или, думаете, я не справлюсь?

- Ладно, поступай как знаешь, - согласился капитан. Но потом вдруг посмотрел на Ростика и веско сказал: - Только услуга за услугу. В свои полеты возьмешь его.

- Зачем?

- Как моего личного представителя. И определителя целей.

Потому и завел он разговор об отправке назад, в Боловск, догадался Ростик и подивился хитроумию капитана. Но, в общем, это было не интересно. Гораздо важнее казался вопрос, который он вовремя не задал, но который все равно следовало выяснить.

- А приостановить подачу ОВ с заправленной бочкой и развернуться? спросил Ростик.

- Развернуться - сколько угодно, только тогда часть дуги будет непродуктивно обработана ОВ. А вот приостановить его подачу в коллекторы - не выйдет, устройство распыления самопальное. Спасибо скажу, если до конца операции не сломается.

- Ладно, считаем, что все выяснили, - сказал Достальский. - Рост, объясни-ка нам предпочтительные цели.

Он достал карту и развернул ее под двумя факелами, передав свой Росту. Втроем склонились над картой. Мысленно прочертив три дуги, уже более уверенно, чем вначале, Ростик заговорил:

- Удары следует наносить так. Первым, четырьмя заходами, так, чтобы получилась полоса в километр длиной и двести метров шириной, накрываем двести пятьдесят летунов, которые находятся тут.

- Как ты это себе представляешь? - перешел на "ты" Бабурин.

- Проходим первый раз, перезаряжаем твой аттракцион, идем назад, проходим рядышком в том же месте, потом еще раз вперед, в стык с первой полосой, и последней, четвертой - рядом с ней.

- Не выйдет, - веско сказал Бабурин. - Когда ОВ в бочке кончится, я заторможу и зависну, пока подключают вторую бочку, иначе в темноте никогда это место мы больше не определим. Это тебе не по вешкам летать в солнечный день, Гринев, это ночью, над однообразной степью.

Оказывается, он знал и фамилию Ростика. Впрочем, он знал Кима, так что мог знать много чего. Достальский согласился:

- Поступай как знаешь, главное, прочерти эту полосу без ошибок. Так, Рост, вторую дугу после перезагрузки лодки куда направим?

- Вторую я предлагаю, если попадание настолько проблематично, тоже делать в четыре ходки. Накроем тех летающих страусов, которые стоят от нас правее холма, их там поменьше, но мы думаем, что все равно за полторы сотни будет. А последний полет совершим над гребнем холма, где у них, похоже, командование находится. Они без командования - не очень. Собирают вещички и гребут восвояси.

И он рассказал, как от них отвязалось племя диких бегимлеси по ту сторону Олимпийского хребта, когда старшина Квадратный в поединке сломал их вожаку шею.

- Тогда, может, сразу ударим по начальству? - спросил Бабурин, обращаясь, конечно, в первую очередь к Достальскому.

- Нет, их слишком много, следует действовать наверняка, выводить из строя их главную ударную силу. Поступим, как Гринев предложил.

На том и порешили. Ростик вынужден был стянуть с себя доспехи, которые доставил в лагерь Достальский, потом ему выдали химкомплект. Бабурин объяснил, как им защищаться и как снимать, если что-то случится, и они уже через пять минут оказались в воздухе.

В отличие от Кима, Бабурин вел свою лодку очень плавно, словно боялся, что она развалится в воздухе. И при том, что второго пилота, то есть Хвороста, для облегчения веса решили не брать. Ростику оставалось только подивиться мастерству носатого коротышки. Но задавать глупые вопросы, где тренировался да как это выходит, не стал. Прерогатива начинать разговор на борту во время выполнения боевой задачи принадлежала старшему, а старшим стал Бабурин. Никто по этому поводу не произнес ни слова, но это и так подразумевалось - люди-то были грамотные.

Чтобы не пропустить ничего интересного, Рост расположился в кресле второго пилота. На недоуменные взгляды Бабурина не отвечал, зато старательно, как только мог, помогал в работе рычагами и заслужил поощрение. Когда заходили из степи на первую базу пернатых летунов, носатый вполне дружественно пробурчал:

- Учил он тебя неплохо. Еще пару-тройку месяцев, и выйдет из тебя недурной пилот.

- Слушай, а из чего это ОВ сделали?

- Я слышал, якобы на основе иприта. Вот только не знаю, зачем он хранился на химзаводе. Конечно, с какими-то удобрениями смешали... Но как ни смешивай, а сырье все равно кончилось. Эти десять бочек - последний продукт, оставшийся с Земли. Больше не будет, если сами тут чего-нибудь стоящего не найдем.

- Сколько оно остается в действии?

- При такой погоде, может быть, неделю. Если бы зимой применяли, месяца два. Все, хорош трепаться. Натягивай противогаз.

Ростик бросил рычаги, натянул армейский резиновый противогаз, затянул на голове прорезиненный капюшон химкомплекта и лишь тогда понял, что почти ничего не видит и едва ли что-либо понимает. К тому же было непонятно, как отдавать приказы ребятам, работающим на распылителе сзади. Но, оказалось, об этом уже подумали и проблему решили.

Едва Рост взялся за рычаги, как Бабурин, ловко облачившись одной рукой в защитное обмундирование, щелкнул каким-то тумблером, и на панели перед пилотами зажегся голубой сигнал. Вероятно, это значило, что они приступили к выполнению задачи. Ростик не сомневался, что точно такая же лампочка загорелась на какой-нибудь панели и сзади, да еще не в одном экземпляре, а перед каждым, кто там находился, даже перед гребцами, не говоря уже о ребятах, таскающих бочки с отравой.

Потом в самом начале уже виденной сегодня ночью Ростиком полосы костров на земле, обозначающих первое, большее по численности скопление летающих страусов, Бабурин включил зеленую лампочку. И почти тотчас справа и слева послышался слабый свистящий звук. Он был такой негромкий, что стоило Ростику неаккуратно дернуться, как скрип резины по дерматиновой поверхности пилотского кресла тут же заглушил его. Потом этот свист стал вообще неуловимым, потом пропал, а еще через несколько секунд на панели погасла зеленая лампа и загорелась красная.

Бабурин тут же стал ворочать рычагами, останавливая на всем скаку лодку и даже входя задом в уже обработанную зону, Ростик почувствовал, что они зависли не просто так, а в ядовитом облаке, по резкому запаху, появившемуся в противогазе.

Но, помимо запаха, больше ничего страшного с ним не произошло. Этим воздухом все-таки можно было дышать, оставаясь в живых...

Когда красный сигнал погас, Бабурин довольно резво стронул лодку с места, и к моменту, когда загорелся зеленый сигнал, они только-только вышли из пораженной зоны и принялись обрабатывать следующий отрезок.

Потом они развернулись практически над самым концом ряда костров, обозначающих лагерь пернатых летунов, и пошли назад, чуть в стороне от первой траектории. Насколько они ее не перекрывали, Ростик не знал, но Бабурин, кажется, это не только понимал, но и регулировал. Так, он два раза довольно ощутимо изменил курс, правда, второй раз слишком сильно - опять появился уже знакомый запах, хотя и гораздо слабее, чем при перезарядке распылителя.

Управление сигналами себя оправдывало, а манера останавливаться в воздухе и ждать, когда ребята сзади перезаправят коллекторы новой порцией отравы, позволила не ошибиться. После того как он все это увидел собственными глазами, Ростику показалось, что это единственный разумный способ опылять местность. Его предложение делать это на скорости, в четыре захода, сейчас показалось ему нелепым. Он-то просто опасался, что кто-то из бегимлеси, попав под струи антигравитации, отбрасываемые блинами, поднимет тревогу, догадавшись, что над ними - люди. Но сейчас, когда они зависали в пятидесяти, а то и сорока метрах над землей, а никто тревогу не поднимал, Ростик догадался - почему. По той простой причине, что перезаряжались они в отравленной зоне, где некому было бить тревогу - тут все уже находились под поражением пресловутого иприта.

Когда они вернулись в лагерь, выяснилось, что с вылета прошло менее часа. Но даже Бабурин, стянув противогаз, выглядел усталым, и вовсе не от трех предыдущих ночей без сна. Воспользовавшись моментом, когда в лодку загружали следующие бочки с ОВ, Ростик спросил его:

- А как же мы не травимся после полета? Ведь в коллекторах наверняка что-то да осталось от отравы?

- Нет, их так сконструировали, и напор воздуха из баллона такой сильный, что, как видишь, дышать можно.

- Это хорошо, - кивнул Ростик. Потом они "прогладили" вторую базу вражеских летунов. Тут получилось все не так уж и тихо. Скорее получилось даже громко. В некий момент кто-то что-то заметил, и люди оглянуться не успели, как с земли в небо уже били массированные, иногда очень яркие, иногда бледные даже в темноте шаровые молнии. Они рассыпались все ближе и ближе к их лодке, но Бабурин не обращал на них ровным счетом никакого внимания. И хотя десяток раз их прилично тряхнуло, они "отбомбились" и вернулись к Бумажному холму без потерь. Лишь несколько дырок украшали теперь их фюзеляж, да в одной бочке зияла дыра, так что кулак пролезал. Но, как доложил кто-то из грузящих бочки ребят, это случилось, когда она была уже пустой. Так что и это попадание выглядело нестрашным.

Третий полет был самым тяжелым. Он оказался самым коротким, но... В общем, когда они зависли, Ростик уже и не чаял остаться в живых. Их так обстреливали, что одну из бочек они не смогли даже использовать до конца, пришлось ее сбросить в люк, чтобы не заражать лодку. Кроме того, на одном из рывков Бабурина, совершенных по необходимости, чтобы не потерять контроль над управлением, примерно на середине своей длины отломилась правая труба коллектора. И только тогда Рост понял, почему у Бабурина выработалась такая сверхъестественно плавная техника пилотирования

Уже в самом конце их третьего захода, когда они, практически, продували пустые коллекторы, в них угодило сразу два снаряда. На месте убило одного из гребцов и одного из операторов на распылителе. Вернее, сначала его лишь ранило, но когда они вернулись к Бумажному холму, он был уже мертв - через пробитый химкомплект все-таки попавшая в лодку отрава добила его вернее, чем самые меткие выстрелы пернатых.

Но задачу они выполнили. Это стало понятно хотя бы по тому, что вдруг, едва ли не в одно мгновение, весь лагерь пернатых осветился, помимо костров, очень яркими факелами, которые довольно неожиданно стали расходиться в разные стороны. В бинокль было видно, как некоторые из несущих факелы пернатиков вдруг падали, и тогда трава загоралась, но таких случаев было немного. К тому же, понимая, насколько это опасно, пернатые такие пожары затаптывали.

Все это было настолько красноречивым свидетельством удачных действий Бабурина и его людей, что, когда он с Ростиком явился в палатку капитана Достальского, уже избавившись от химкомплектов, даже искупавшись в Цветной речке и слегка взбодрившись, тот сразу же их известил:

- Все видел сам. Одобряю и даже поздравляю. Теперь потери пернатых будут куда существенней, чем они предполагали. А это хорошо. - Подумав, он добавил, глядя на усталые, запавшие лица. - Вы и не подозреваете, насколько это хорошо.

- Почему не подозреваю? - удивился Ростик. - Психологическое преимущество уже за нами.

И тогда Достальский произнес сквозь зубы, играя желваками на бледном лице:

- Пока вы летали, у нас два взвода дезертировали в полном составе. Ублюдки, и ведь знают, что бежать некуда, а... Но я пернатых все равно тут остановлю.

- Ну, почему в единственном числе, капитан? - спросил Бабурин, устало улыбнувшись своей немудреной шутке. - Вместе остановим. Ведь не все же бегут.

Но Ростик понял, как бы удачно они уже ни "траванули" пернатых, главным фактором, который позволит им победить или приведет к поражению, будет то, сколько людей останется в окопах к завтрашнему утру. Но выясниться это должно было только после того, как наступит день.

15

Хотя Ростик всегда пытался хотя бы немного прикорнуть перед боем, чтобы чувствовать себя свежее и не допустить глупой ошибки на сонную голову, на этот раз урвать даже четверть часа не удалось.

Причина была в том, что линия обороны обустраивалась куда медленнее, чем хотелось бы. И потому что твердый как камень, пересохший местный краснозем едва поддавался саперным лопаткам, и потому что следовало укрыть оба автобуса для раненых вместе с операционным "ЗИМом" в специальную траншею позади холма, внутри образованного людьми кольца, и потому что настроение солдат действительно оказалось очень неуверенным, а значит, многие из них заранее смирились с поражением.

Обходя в сороковой, наверное, раз за ночь позиции своего батальона, Ростик вглядывался в людей и почти с отчаянием думал, что была бы хоть малейшая возможность, он бы непременно отошел к городу, хоть на десяток километров, хоть до следующего холма... Почему-то отступление всегда заставляет русских разозлиться и избавиться от страха - а это сейчас было важно. Но приказа отступать не было и не могло быть, и приходилось драться тут.

К утру, отказавшись от идеи закопать автобусы хотя бы на треть, просто обложили их, как и предположил капитан, сплетенными из травы и обмазанными глиной кусками стен и крыш местных сараюшек, надеясь, что случайные выстрелы эта преграда выдержит, а специально по ним пернатые бить не будут просто потому, что глупо бить по неизвестной цели, когда есть явный и заметный противник.

Так же в передней части Бумажного холма оборудовали подобие редута, примерно там, где поставил свой КП Достальский, там, куда должны были прийтись, судя по всему, первые и самые свирепые атаки бегимлеси. Хотя, если подумать, в условиях окружения удары должны были достаться всему периметру... И все-таки центр пытались защитить особенно тщательно. Помимо прочего еще и потому, что противник, заботящийся о своих командирах и вождях, непременно попытается достать командиров врага, приписывая им ту же значимость или просто потому, что за победу над вражеским вождем присваивали более высокий чин или награждали почетными знаками отличия.

К утру, несмотря на множество недоделок, Достальский в принципе остался доволен положением дел. Особенно он похвалил, разумеется, Бурскина, но и Роста не ругал, понимал, что, если бы не ночные вылеты, еще неизвестно, кто лучше подготовился бы... А потом включилось Солнце, и с его первыми, отвесными, как всегда, лучами началось.

Внезапно, как по мановению волшебной палочки, буквально ни с того ни с сего что-то изменилось в мире вокруг, и, когда Ростик попытался определить, что же произошло, кто-то из солдат вдруг с непонятным криком указал на противника. И тогда заметили уже все.

Вокруг вражеского холма, где определенно ночью находились командиры пернатых и куда Бабурин в присутствии Роста сбросил отраву из двух последних бочек, возникли два ручья... Медленные, серые и мало заметные, они вдруг набрали силу и энергию, а спустя несколько минут стали вдруг мощными, многоцветными, полноводными реками. Это были бегимлеси, несущие свои штандарты, оснащенные в соответствии с собственными правилами ведения войны, готовые к штурму Бумажного холма и даже более того - к войне с человечеством.

Но Рост с удовольствием видел, что эти две реки не заходят на территорию, окропленную ночью отравой. Вероятно, эта местность теперь на несколько дней, а то и недель стала непригодной для жизни. А это значило, что те, кто находился на ней, возможно, уже не могли принять участия в сражении или даже числились вражеской стороной в списке потерь... Это должно было дать людям больше шансов, но пока, глядя на приближающиеся массы пернатых вояк, следовало признать - ночные действия почти не привели к заметному эффекту.

И все-таки кое-чего они добились, решил Ростик. Хотя бы того, что впереди всей массы пехоты не несутся в воздухе сотни летающих страусов с тяжеловооруженными латниками в седлах... И едва Ростик подумал это, как слева, на значительном расстоянии от холма, показались пернатые летуны. Их было немного, всего несколько десятков, но для тех, кто не знал, сколько их было с самого начала, эта стая, поражающая своим равнением и сверкающая на солнце сталью, внушала страх.

Следующие четверть часа Ростик вместе со своими ротными и их замами, а также некоторыми наиболее толковыми взводными носился по полю, пинками и ударами изо всей силы заставляя иных своих солдат вернуться в окопы, запихивая потерявшихся от страха ребят под стволы и кулаки ветеранов, которые тоже нашлись среди всего этого чересчур пестрого, неподготовленного и слабого воинства.

Надо признать, Ростик удерживал своих ребят легко, каким-то шестым чувством осознав, что все разом не побегут, что главные силы будут стоять, поэтому больше всего он боялся, как бы кто-то из его ротных, особенно горячий на вид и на повадку Цыган, не начал стрелять в спины убегающим. Но обошлось, никто не пустил в ход оружие, и даже кричать пришлось не слишком долго...

И все-таки, когда порыв драпать сошел на нет, стало ясно, что по меньшей мере четверть сотни людей из расположения его батальона исчезли и их ни за что не догнать. Зато теперь желания отступать не проявлял никто, все как-то набычились, уперлись, решили драться, тогда Ростик и сам стал изготавливаться к бою. Тут-то в воздух и стали подниматься летающие лодки. Их было семнадцать.

Сначала Ростик, должно быть от забот и невысыпания, не мог понять, откуда взялась семнадцатая, и лишь потом вспомнил, что Бабурин хотел отправить Хвороста на драгоценном гравилете с распылительной установкой в город, а потом присоединиться к одной из эскадрилий. Видимо, так он и поступил, у него вполне должно было хватить и воли и настойчивости сделать по-своему, если он этого действительно хотел.

Пока они поднимались, обе реки бегимлеси соединились, примерно на полдороге от их холма до Цветной речки, и дальше двинули уже единым потоком, способным, кажется, смести с поверхности Полдневья все, что ему не понравится, А вот пернатые летуны долетели до самой реки, и тут, как показалось, едва ли не на расстоянии вытянутой руки от позиций людей, произошло первое столкновение.

Надо признать, было оно не очень впечатляющим. И слишком уж быстрым, на взгляд Ростика. Просто чуть не все семнадцать лодок людей выстроились в три группы, поднялись повыше, и первая из групп попыталась, как коршун, сверху ударить по всему ряду пернатых разом, словно срезая их косой полного лобового, полного башенного огня, а на некоторых лодках даже каким-то чудом стреляли и снизу, вероятно развернув спаренные кормовые лучеметы вниз и вперед.

Ряд пернатых летунов не дрогнул, лишь первые из атакованных повалились, теряя перья и утратив координацию движений. Все это Ростик уже видел, во время первой схватки у берега бегимлеси. Вот только тогда бой был маневренным, а сейчас линейным. И ответ противника на действия людей тоже был линейным, слитным, мощным и результативным. Еще не все из бегимлеси развернули своих птиц, чтобы разок-другой пальнуть в ответ на атаку первой пятерки, как загорелась одна из летающих лодок. Потом задымила вторая. Пламени на ней видно не было, но она, не выходя из атакующего пике, прошила весь строй пернатых и воткнулась в берег речки, взметнув сноп оранжевого взрыва...

Третья взорвалась, когда атакующие машины оказались где-то в середине ряда бегимлеси. Этот взрыв расколол пернатых, но и закрыл две ведущие машины людей. Ростик даже головой дернул в сторону, чтобы не видеть этого... Он не сомневался, что и они от этого слишком близкого взрыва погибли, как не сомневался, что за рулем одной из этих лодок сидел Ким...

Потом на ряд пернатых летунов спикировала вторая эскадрилья гравилетов. Она вела себя так же, но ее огонь был результативнее, особенно в начале атаки, должно быть, пернатые частично утратили огневую мощь и психологическую способность оказывать сопротивление... Зато когда гравилеты вышли из атакующего захода, вместо шести машин осталось три. Все они погибли в конце ряда бегимлеси, все погибли едва ли не разом, и лишь одна из лодок не взорвалась, упав на землю...

Третья группа прошла весь строй пернатых без потерь, но она и сбила меньше всех. Должно быть, ее припоздавшая атака, по существу выстрелы в хвост пернатым, каким-то образом прошла мимо... А потом стало ясно, что пернатые летуны уже тут, над Бумажным холмом, и что их осталось едва ли две трети того ряда, который вынырнул из разноцветных трав за отравленным холмом.

Разумеется, ребятам, которые по-прежнему боялись этого боя, полезно было встретить этих летунов огнем. Ростик по себе знал, что безотчетный страх, возникающий перед боем, совсем не тот страх, который одолевает во время боя, со вторым справиться легче, потому что в драке остается мало времени и потому что можно стрелять, давить на курок...

Из захода летающих страусов на позиции Бумажного холма вышло уже совсем немного птиц, не более двух десятков. К тому же они каким-то образом рассеялись, должно быть, не ожидали такого дружного отпора. Может быть, они не привыкли, чтобы наземные части в таком количестве насыщались огнестрельным оружием, или рассчитывали, что люди могут драпануть от этой атаки... Так или иначе, они просчитались, опытные люди лишь почувствовали себя в большей безопасности, вжимаясь в землю, стреляя по птицам, которые целиком находились на виду, а новобранцы, посматривая на ветеранов, медленно, но верно приходили в себя, убеждаясь, что не так страшен враг, как, вероятно, рассказывали иные паникеры ночью у костров.

Страусы отлетели к речке, пытаясь собраться воедино, чтобы меньше терять своих от рассеянности сил, но тут на них в очередной раз обрушились гравилеты людей, мешая этому построению, сбивая его огнем всех своих пушек. Ростик, разумеется, перевел бинокль на это сражение, но, как ни вертел окуляры, так и не понял, есть ли среди уцелевших машина Кима... А потом как-то не очень заметно, но довольно решительно к Бумажному подбежали пернатые пехотинцы. Некоторые из них сразу бросились на позиции людей, но было немало и таких, которые постарались обогнуть холм, надеясь, что удар сбоку будет более результативным.

Спустя пять - семь минут Ростик понял, что никакой организации пернатые не придерживаются. Они просто валили стеной, надеясь на численное превосходство и на скорость своей атаки... Скорость действительно была немалой. Пернатые гиганты за два метра ростом неслись вперед, как небольшие танкетки, полыхая огнем из своих странных плазмометов, прикрывая еще пять - семь таких же, только чуть более живописно оснащенных вояк, которые бежали сзади. Этим стрелять было не из чего, но каждый из них ждал своей очереди, чтобы подобрать пушку, если встречный огонь скосит прикрывающего стрелка.

Совсем некстати Ростик вдруг вспомнил, что во время Первой мировой иные части русской армии так же ходили в атаку, из расчета одной винтовки на троих, а то и больше, пехотинцев, рассчитывавших все-таки добыть себе оружие прежде, чем их найдет пуля противника...

Ростик стрелял сам, подбадривал тех, кто стрелял рядом с ним, носился по окопам вдоль своего фронта и читал бой. Вместо обещанных классиком невнятицы, непонятности и чудовищности всего происходящего, он видел совсем иное абсолютную осмысленность буквально всего, что делал каждый из участников сражения, находил в себе полное понимание того, что происходило вокруг, и считал это в высшей степени нормальным... Пернатые хотели убить людей и воспользоваться плодами их труда, люди не собирались предоставить врагу эту возможность и защищали то, что считали своим, не щадя жизней своих и чужих. Это было почти хозяйственной деятельностью, хотя бы и ведущейся насильственными методами, почти жатвой или какой-либо прочей страдой...

И потому Ростик чувствовал себя немного всесильным, немного вознесенным над миром, немного всезнающим. Он парил, словно птица в плотном восходящем потоке, когда даже шевелить крылом не нужно, - стихия, управляемая случаем или более мудрыми существами, сама несла его! Он в самом деле знал, что произойдет с некоторыми из его солдат в следующие минуты, с командирами взводов, которых он старательно держал в поле зрения, чтобы не дать провалиться обороне, и даже немного знал, что происходит на стороне Бурскина.

А происходило вот что - его люди встретили противника нервно, и пришлось передать по окопам команду стрелять прицельно и одиночными, иначе патронов не хватило бы и на пару часов. Первые удары все-таки пришлись по самом холму, на две роты Достальского, и лишь менее решительные из атакующих птиц стали "размываться" по периметру, причем ребятам, стоявшим западнее, доставались более вялые противники, которых куда легче было заваливать, чем тех, кто сразу же бросался на людей, едва добегал до их линии обороны. Но потом противник навалился с дурной силой по всему периметру, и тогда заработали все, кто был в окопах, ровно поливая пернатых огнем.

Трудность людей выявилась довольно скоро - доспехи пернатых неожиданно оказались очень прочными. Даже не всякое прямое попадание прошивало их, а что уж говорить о косых и рикошетных ударах? К тому же и сами пернатые были на редкость здоровые. Чтобы завалить иного, приходилось истратить на него пять семь патронов... К тому же сразу приходилось убивать того, кто подбирал пушку. К тому же встречный огонь пернатых был таким плотным, точным, хладнокровным и расчетливым, что оставалось только удивляться их способности соображать, когда пальба людей косила их ряд за рядом...

Поэтому и людям доставалось. При этом пернатые все время наращивали свое давление, все ближе подбираясь к окопам, все решительнее подставляя себя под пули людей, чтобы другие бегимлеси выиграли еще шаг-другой, а то и пять - семь метров разом... Догадаться при этом, что произойдет, когда бегимлеси ворвутся в окопы и пустят в ход холодное оружие, труда не составляло. И Ростик старался этого не допустить. В том числе, маневрируя людьми, перебрасывая отделение туда, где было труднее, меняя плотность огня, сосредотачивая на слишком выдвинутых бегимлеси огонь двух, а то и трех соседних отделений.

Так продержались почти два часа, и вдруг стали возникать и более сложные проблемы. Сначала получил ранение Каменщик. Просто удивительно, как пернатые вычислили и попали в никогда не высовывающегося старика, который, несмотря на возраст, оказался незаменимым в бою. Но ранение оказалось серьезным, и пришлось отправить его к врачам.

Потом почти целиком погиб один из взводов в середине обороны белобрысого Катериничева. Какая-то группа пернатых так умело и слитно принялась палить из своих лучеметов, что их лучи сливались воедино и, попадая даже в края окопов, накрывали всю живое в радиусе пяти - семи метров, залетая по изломанным зигзагам даже в укрывшихся людей. Этими "виртуозами" пришлось заняться отдельно, и, в общем, старослужащие ребята догадались, "загасили" их почти без подсказок, но вреда они наделали много. Дыру в обороне пришлось затыкать едва ли не полчаса, пока плотность людей хоть немного выровнялась.

16

Потом Ростика стали одолевать мрачные предчувствия, и он отправился в самый свой западный взвод, который уже стыковался с людьми Антона, по сути дела, на границе их батальонов. Тут все было нормально, даже потише, чем в остальных местах, но Ростика не оставляло какое-то злое и неясное сомнение. Он нужен был, вероятно, на других участках, но медлил, не уходил - и дождался... Три слитные колонны пернатых, великолепно организованные и выстроенные так плотно, что каждая пуля находила двух, а то и больше противников, прежде чем застревала в проклятых вражеских доспехах, отличных друг от друга только цветом штандартов, цветом перьев, воткнутых в шлемы, и цветом копий, которые бегимлеси выставили перед собой, ударили в стык между батальонами.

Как они увидели, что тут существует крохотный, всего-то метров в тридцать зазор, как сумели подготовить эту атаку - осталось непонятно. Ростик тут же послал двух самых израненных бойцов, чтобы они привели два отделения из роты Цыгана и одно от Тельняшки-Иванова, который примыкал к самому Бумажному холму, но пока не прибыло подкрепление, было тяжко... А может быть, пернатые и прорвались бы, если бы вдруг не подошел целый взвод, хотя уже и в половину меньший по составу, посланный Достальским. Капитан увидел, что тут творилось, и выслал подкрепление... которого хватило ровно до подхода ребят Ростика, за которыми он послал гонцов.

Но они удержались, хотя иногда казалось, что все, что сейчас бегимлеси из синей, или зеленой, или даже из желтой, самой малочисленной колонны вот-вот окажутся рядом и начнут надевать слабые людские тела на свои ужасные пики... Ростик сидел за ручным пулеметом Калашникова, тем самым приспособлением, которое было один в один, кроме длины ствола, содрано с автомата. И палил, выбирая самые близкие и опасные цели, палил, палил...

Когда его известили, что тут противник откатывается и что ранен Иванов, он отпустил свою пушку почти с сожалением... Вернее, это он так изобразил, на самом деле окостеневшие пальцы не хотели выпускать рифленую рукоятку, а глаза все еще выискивали цель, хотя ему уже полагалось думать о другом.

В роте Иванова он выяснил, что рота, по сути, осталась без головы. Дружка Иванова по имени Ванька убили еще в одиннадцатом часу, и после этого комроты стал, по словам какого-то взводного, сам не свой, лез вперед и вот, долазился... Этого комвзвода Ростик и назначил "на роту", как говорили еще в ту войну, хотя от роты и осталось куда меньше, чем хотелось бы.

Вообще, к полудню потери стали приближаться к половине, а в некоторых взводах осталось и меньше трети - огонь пернатых не ослабевал ни на мгновение. А к трем часам стало известно, что Бурскин пропустил несколько пернатых в тыл - у него уже не было людей, чтобы затыкать все дыры... И тогда Ростик сделал самую безумную, самую бестолковую, как сам полагал, вещь на свете - он собрал около себя почти десятка полтора ребят, почти все из которых были ранены, а некоторые даже не успели перевязаться, и отправил их назад, на помощь в соседний батальон. А сам остался с теми, из кого и роту набрать было бы уже затруднительно.

А пернатые все давили, давили... Конечно, меньше, слабее, чем в начале сражения, но все еще оголтело, зло, решительно. Из их тел перед окопами образовался настоящий бруствер, истекающий ярко-красной, такой же, как и у людей, кровью. Но они все давили... Они бы непременно прорвались, если бы не интересная особенность, которая их часто подводила, - пернатые бойцы бросались туда, где, по их мнению, было горячее. И вместо того чтобы очистить себе брешь в построении людей и зайти им в тыл, они, даже имея перед собой удачное соотношение огня и сил, не использовали его, а разворачивались и атаковали те участки фронта, где бой был особенно яростным, где людей было много... В общем, решил Ростик, им не хватало грамотных офицеров. Может быть, химическая атака, которую они ночью провели на самом верху вражеского холма, была тому причиной?

Потом погиб брат белобрысого, которого комроты Катериничев выбрал себе в заместители, кажется, его звали Семеном. Он как-то очень неудачно выскочил из окопа, пытаясь перебраться короткой дорогой в заваленную трупами, выдвинутую вперед ячейку, и тут же получил сначала один огневой заряд пернатых в грудь, а потом еще два, по ногам и в голову. Когда его выволокли с поля, он был уже мертв. Причем кожа на липе от последнего попадания почему-то стала черной и потрескалась, как сгоревший пирог в духовке.

А Ростик - на удивление - не получил еще ни одной царапины. Он, конечно, устал, очень устал бегать, орать, командовать, лезть под вражеские и частично свои выстрелы, устал видеть боль и слышать крики раненых, устал от запаха пороха и озона, от плазменных шнуров, крови и смерти, устал от дикого напряжения, от боязни того, что вот сейчас случится самое страшное, где-нибудь пернатые прорвутся и начнется резня... Но ранений не получал.

И только он успел этому порадоваться, как в него воткнулся отколовшийся от близкого разрыва плазменный сгусток. Это была крохотная шаровая молния, величиной с фасолину, она рассыпалась на искры, ударившись в Ростикову броню, но она же так прижгла кожу под этой броней, что он чуть было не заорал. А потом в него практически прямой наводкой угодила целая бомба бегимлеси.

Его спасло только то, что она была пущена издалека и уже растратила свою силу... Но ее удар в бок вызвал жуткую, невыносимую боль, которая растеклась сразу почему-то по ногам, и краткое беспамятство, окончившееся глухотой, слепотой и очень странным ощущением, что сердце начинает биться медленнее и вот-вот остановится.. Ростик вспомнил рассказы старых вояк, что иногда попадание плазменного шнура из ружья губисков даже в конечность у некоторых вызывает болевой шок и паралич сердца, и с какой-то на удивление явственной тоской подумал, что вот пришел и его черед, хотя ему перед боем казалось, что будет по-другому... Но он пришел в себя, сердце снова заработало, становясь с каждым ударом все более незаметным органом, как все, что нормально функционирует, и он понял, что на этот раз выживет.

Когда он очухался, около него стояли трое вояк, все они следили за тем, как он приходил в себя, с тревогой, но и с видимым облегчением. Они волновались за своего комбата, понимая, что без него будет туго... Несмотря на это в общем-то вполне достойное чувство, Ростик руганью отослал их назад, в бой. А потом, оставшись как бы в одиночестве, хотя отлично понимал, что настоящего одиночества на передовой быть не может, вздумал снять доспех, посмотреть, что с его боком наделала эта бомба... Но не успел.

С Бумажного холма прибежал до зелени напуганный новобранец и доложил, что Достальский ранен, что по его приказанию командование переходит к нему, Гриневу. Пришлось отставить осмотр бока, подхватить плазменное ружьецо, подобранное уже в бою, уже покрытое толстенным слоем копоти, и, назначив вернувшегося после перевязки Тельняшку командиром батальона, отправляться на Бумажный принимать командование у капитана.

После того как Ростик принял сражение на себя, у него что-то сдвинулось в голове. Нет, он оставался на ногах, командовал людьми, приказывал держаться, менял направление огня, перебрасывал людей с одних позиций, где по непонятной причине становилось чуть тише, туда, где битва вдруг закипала с новой силой, словом, распоряжался, но делал это, как бы поглядывая на все со стороны. И время поэтому летело незаметно. Не успевал он даже и на часы взглянуть, как выяснялось, что пролетело уже минут сорок, потом еще пауза, еще два-три десятка распоряжений, и оказывалось, что прошел час...

А потом все стали ждать темноты. Почему-то все были уверены, что с темнотой пернатые отступят, что ночью они не очень хорошо видят и будут бояться драться с более зрячим противником... Ростик думал так же, вот только темноту он ждал, понимая, что пернатики готовят что-то еще. Слишком много на взгляд с высоты холма у них осталось незадействованных резервов, слишком невелики казались их потери по сравнению с чудовищными, едва ли возобновимыми потерями, понесенными людьми.

А потом пернатые снова налегли. Да так, что Ростик понял - прежние окопы не удержать. Он вызвал к себе старшего врача, а когда Чертанов пришел, спросил, сможет ли он вывести свои автобусы и "ЗИМ" из их лагеря. Выяснилось, что возможность спешного отступления предусматривалась заранее, а потому они попробуют расшвырять щиты укрытия и выскочить через специально оставленную в окопах полоску земли...

Оказалось, что это был тот пятачок на стыке батальонов, который Ростик с таким трудом удержал. Рост дал врачу четверть часа, а потом послал к командирам рот посыльных, чтобы роты по красной ракете отступали к холму, прихватывая раненых, оружие и боеприпасы. Главное - боеприпасы, потому что патронов к вечеру осталось так мало, что на каждые три выстрела пернатых на иных направлениях не всегда приходился один выстрел людей. А в некоторых отделениях сумели даже раздобыть оружие бегимлеси и использовали багрово-серые бомбочки против изукрашенных доспешных захватчиков.

Потом вдруг выяснилось, что в воздухе еще кружат три летающие лодки. В одной из них Ростик с удивлением и радостью обнаружил лодку Кима, и тогда он приказал установить с ней связь. Связистка, худенькая девушка в метр сорок росточком, долго крутила ручку рации, потом сказала, что связь будет, но очень короткая, на десяток слов. Рост приказал ей передать Киму, чтобы он прикрыл раненых, и сам даже не подошел к трубке. Что вышло у девушки - неизвестно, но когда оба автобуса и "ЗИМ" попытались, громыхая из всех окон автоматными очередями, прорваться через пернатых, гравилеты оказали им действенную поддержку. Собственно, их огонь и оказался решающим в этом прорыве... Правда, злополучный "ЗИМ" все-таки подпалили, но оба автобуса, набитые людьми, ушли по накатанной дороге в сторону Боловска.

И тогда, еще раз смерив очень внимательным взглядом поле боя, редкие, вытянутые на запад окопы слева и справа, довольно крутой скат на востоке, в сторону Цветной речки, где осталось едва ли два взвода людей, большинство их которых были изранены до такой степени, что даже не могли отползти в тыл, и все еще плотные, казавшиеся неисчислимыми ряды бегимлеси, Ростик пальнул в воздух из ракетницы.

Надо признать, роты отступали на новые позиции, ближе к холму, довольно резво. Как-то они слишком уж быстро оставили столь долго удерживаемые окопы... Но, с другой стороны, в этом был тот плюс, что даже подвижные и сильные пернатые не сумели вколотить между отступающими людьми ни одного своего клина. А когда люди стали обживаться на новых позициях, выкопанных строго по периметру холма, а частично даже на склоне, подняв плотность обороны, а следовательно, приготовившись и более качественно встречать противника, было уже поздно. Пернатым теперь следовало начинать все чуть не с самого начала.

И тогда-то Ростика ранили третий раз. Удар очень бледного, почти невидимого луча угодил ему в грудь, хотя и не прямо, а по касательной. При этом он разбил бинокль, который в этот момент свисал свободно, и отбросил Ростика назад с такой силой, что он опять стал ощущать, как его сознание уплывает в темные и плотные облака беспамятства.

Но он опять удержался в этом мире, а когда пришел в себя, даже сумел командовать сражением дальше, вот только говорить ему теперь было больно горячая масса, которая после этого попадания образовалась в легких, не позволяла поднять голос выше шепота.

Но он был жив, он командовал, а спустя какое-то время понял, что даже побеждает. Потому что круговая оборона вокруг холма обросла новым бруствером из убитых пернатых, и, хотя число людей уже в который раз за день уменьшилось на треть, линия обороны опять не была прорвана. И они готовы были держаться, пока оставались патроны, пока были силы целиться, стрелять, заряжать, переползать в новые окопы, избегая слишком уж пристрелянных противником позиций...

А потом, хотя Солнце еще и не выключилось, вдруг стало ясно, что некоторые из бегимлеси уходят в степь. Сначала это было не очень заметно, тем более что в стороне от Бумажного холма трава была такой же высокой, как и в начале сражения, да и отходящие пернатые сняли свои бунчуки, или как там назывались у них перья, воткнутые в шлемы, а также надетые на копья и украшавшие их штандарты.

А перед тем, как Солнце наконец погасло, давление на позиции людей и вовсе ослабело. Ростик даже смог отложить карабин, из которого он, памятуя прежние дни на заводе, между командами и выслушиванием донесений поверх своих поддерживал самые сложные сектора обороны. И тогда он понял, что может и вовсе пройтись по позициям, пересчитать уцелевших и отобрать самых толковых, наименее израненных людей, чтобы они обошли прежние их окопы, отыскивая раненых, может быть подбирая оружие и боеприпасы.

И только после этого он решил, что пришла пора подумать не о бое, а о более простых делах - следовало найти Бурскина, о котором во второй половине дня не было ни слуху ни духу, вызвать к себе оставшихся в живых командиров рот и взводов, организовать боевое охранение по периметру, снести один из сарайчиков и из его стен устроить квадрат с посадочными кострами для какой-нибудь из лодок, которые непременно должны были вернуться...

А после трех часов подобных хлопот, когда уже и один из гравилетов вернулся и был послан за водой к речке, чтобы напоить людей, Ростик вдруг упал на руки вовремя подвернувшегося солдатика. Прямо как барышня в старой пьесе, которая не хотела упасть на пол и испачкать юбку, но твердо знала, что упасть необходимо... И вместо того чтобы заставить себя очухаться любой ценой, вдруг довольно расчетливо вздумал не приходить в себя, а попросту выспаться, раз уж так получилось.

Потому что пока они все равно победили, и вернуться в мир сознательных людей можно было и позже. Равно как позже можно было поесть, умыться, перевязаться и даже, если все будет хорошо, послать донесение в Боловск. Все можно было сделать потом. После того, как он проснется.

17

Поутру ситуация разъяснилась и в целом и в частностях, как любил иногда говорить отец. В целом стало ясно, что число пернатых вокруг лагеря теперь поменьше раз в десять по сравнению с началом битвы, но все равно их было слишком много для того, чтобы пытаться через них прорваться. А в частности стало понятно, что они чего-то ждут. И ожидание их было оправдано... до поры до времени.

А именно пока в лагерь невесть откуда на новой машине, которая еще даже плохо его слушалась, не прилетел Ким. С ним вместе прилетело еще пять гравилетов, они притащили боеприпасы, питание для людей, три новых пулемета с пулеметчиками, десяток больших резиновых емкостей для воды и кучу пустых дерюжных мешков. Мешкам Ростик обрадовался особенно, теперь с их помощью можно было малыми силами и довольно быстро укрепить все, буквально все направления обороны.

Еще в одном гравилете появился доктор Чертанов, который приволок с собой кое-какие медикаменты, перевязочный материал, мешок хлорной извести, которой собирался обсыпать всех и вся, и пакет марганцовки, которую он принялся добавлять в питьевую воду. Впрочем, с этим проблем теперь не было, стоило только пару машин снарядить за водой, как в лагере через полчаса уже можно было принимать душ всем составом - доставка по воздуху воды из речки, расположенной в километре от крайних окопов, особых проблем не составляла. Еще более важными были новости, которые сообщил Ким.

- В городе все в восторге, что ты их тут прижал. Ростик с откровенным подозрением посмотрел на друга. Потом пояснил:

- По принципу - медведя поймал, и он меня не пускает.

- Нет, они же на нашу территорию не прорвались, - настаивал Ким. - Значит, справился. Достальский, когда узнал, что ты без потерь отвел ребят с начальной позиции под холм, прямо чуть не на операционном столе начал тебе аплодировать.

- Вот именно, - ворчливо заметил Чертанов, который находился тут же, в бывшей палатке капитана, где Ростик устроил и свою приемную. - Была бы настоящая анестезия, не хлопал бы.

- Доктор, вы не понимаете, - высказался Ким, - на самом деле это маневр, достойный Суворова, Кутузова... Котовского!

- Странный набор авторитетов, - удивился Ростик. - Ты в самом деле считаешь, что я поднялся до Котовского? Ладно. Я рад, что с Достальским все хорошо, он нам скоро понадобится. Кстати, не знаешь, есть среди раненых Антон?

Ростик очень боялся, что лейтенант погиб или, еще хуже, его, раненного, бросили в окопах, когда отходили к холму.

- Как не знать - знаю. Плох, но, говорят, со временем станет в строй. Припекло его через доспехи, а так - до свадьбы заживет.

- Отлично, - обрадовался Рост, потом понял, что это выражение не очень соответствует. - Как через доспехи припекает - знаю. У самого... Давай дальше, кто у тебя погиб?

Оживление схлынуло с лица Кима, и сразу стало видно, как он устал, какой серой выглядит его обычно желтая кожа, как подрагивают его руки.

- Остались, как ни странно, самые толковые. Бабурин, Бялый, Бахметьева... Еще, конечно, я приволок сюда Хвороста, и очень удачно подвернулся Казаринов. Его вызвали из Одессы в Боловск. А я, едва узнал, решил, что нечего ему сачковать, он хоть и авторитет, но пилот тоже неплохой.

- Остальные, как я понимаю, погибли.

- Говорят, двух ребят подобрали в степи, когда их сбили, они пытались от пернатых в Боловск удрать. Оба в плохом состоянии, сейчас в больнице. Но я их не видел... - Ким пожевал нижнюю губу, стал прямее. - Думаю, мы справимся, даже если они подтащат новых летунов. Только бы не очень много.

Ростик подумал, посмотрел на карту, расстеленную, как и вчера, на обструганных топором досках. Согласился:

- Да, думаю, справитесь. А пока, доктор, пройдите по окопам, да только под пули не лезьте, пожалуйста. Всех, кто не способен, по вашему мнению, продолжать бой, отправляйте в тыл. Ким, сколько может поднять каждая из твоих леталок?

- Человек шесть способен взять каждый. Итого...

- Нет, возить раненых в город будут только две лодки. Остальные пусть обеспечивают прикрытие лагеря. Как ты сам сказал, на случай, если они подтащат свои военно-воздушные силы. Или если попрут на новый штурм. Ну и конечно, на тебе - вода, патроны из города, пополнение, связь с Председателем.

На том и порешили. Два гравилета, как челноки, стали мотаться в город и обратно. А на холме люди принялись за работу - обустраивали позиции, углубляли окопы, расширяли сектора для пулеметных гнезд, перевязывались, наблюдали за противником.

Всего на холме осталось почти сто сорок человек, но к утру умерли пятеро, а еще тридцать душ Чертанов отправил в тыл. Но и из города прибыло почти два десятка, итого к вечеру первого дня осады под командой Ростика оказалось пять чуть уменьшенных взводов с довольно опытными взводными. Четыре из них Ростик расставил подобием каре, используя самый удобный для обороны рельеф у подошвы Бумажного холма, а пятый придержал на самом верху своей горки как резерв.

К началу следующего дня среди солдат поползли слухи. Сначала непонятно как возникла весть, что пернатые пойдут на штурм к полудню. Но полдень, насколько Ростик его понимал, миновал спокойно, а бегимлеси как стояли в двух-трех сотнях метров от окопов холма, так и остались там же. Потом зашел разговор, что штурм состоится ближе к вечеру, когда жара схлынет... Какой это имело смысл, Ростик не знал, жара в Полдневье всегда держалась круглый день, без скидок на вечер, не то что на Земле. Наверное, поэтому и штурм не состоялся. Зато когда наступила ночь, пошли разговоры, что штурм будет рано поутру.

Но поутру исчезли сами бегимлеси. То есть, конечно, их пернатые фигуры в количестве десятка-другого торчали на горизонте, но уже по другую сторону реки, и очень далеко, гораздо дальше, чем они устроили свой лагерь в ночь перед сражением.

Осознав ситуацию, Ростик поднял летунов по тревоге и приказал как можно быстрее прочесать всю степь в радиусе километров сорока, выбрав, конечно, предпочтительным направление на Боловск. Затем, пока летуны работали, он провел три очень неприятных часа, опасаясь, что пернатые решили попросту "не заметить" его и прямиком дунули в город, где и находилась, собственно, главная добыча.

Но летуны, вернувшись, все как один доложили: пернатых в направлении города нет. Зато их довольно много оказалось по направлению к Олимпийской гряде, закрывающей южную часть известных человечеству земель. Также чуть меньше, но все-таки немало их оказалось и ниже по течению Цветной реки, по направлению к полуострову, на котором находилась цивилизация пернатых. Эта группа тащила много разнообразных волокуш, на которых грудами были навалены тела павших.

Зато дикие бегимлеси своих погибших просто свалили кучей и в несколько церемоний кремировали. Кстати сказать, получилось у них это не очень - слишком много, на взгляд людей, осталось несгоревших костей, оружия и всяких украшений. Но с ними дикие разбираться не стали, просто ссыпали в выкопанную яму и затоптали ее, не оставив сверху даже какого-нибудь символического знака.

И тогда стало ясно, что война окончена, по крайней мере на время. Вместо приказа отдохнуть Ростику пришлось отдать своим бойцам распоряжение собрать под руководством Чертанова тела павших людей, которые до той поры оставались в окопах. А потом пришлось возиться с изрядным количеством пернатых, убитых перед окопами, - их ни цивилизованные, ни дикие бегимлеси хоронить или кремировать не смогли, опасаясь огня со стороны людей.

Работа эта была крайне неприятной, потому что за два дня пролежавшие на солнце трупы успели разложиться так, что даже Чертанов носил повязку на лице и не расставался с пузырьком аммиака. Но все-таки это оказались куда более спокойные хлопоты по сравнению с теми, когда они ожидали нового, может быть, последнего, штурма.

А под вечер этого третьего после битвы дня из города прибыл Дондик. Он выглядел усталым, но буквально светился от радости. Первым делом он обнял Ростика, а потом вежливо и как-то совсем не по-военному спросил, можно ли будет построить оставшихся в живых, чтобы посмотреть на них. Теперь можно было, конечно, все. Ребят построили, капитан прошел перед шеренгой, некоторых узнавая, иных совсем не по-командирски вытаскивая из строя и обнимая у всех на глазах. Ростику это почему-то напомнило знаменитую кинохронику, когда Черчилль всматривался в лица наших солдат после Сталинградской битвы... Разумеется, если не учитывать обнимания и иных реплик.

А потом Дондик на правах старшего расположился в палатке Достальского, вызвал к себе Кима и очень серьезно, даже как-то торжественно пригласил Ростика на совещание. Впрочем, это оказалось совсем не совещание.

- Значит, так, Гринев. Поздравляю тебя с тем, что ты тут сделал. И довожу до сведения, что тебе присваивается следующее звание, старшего лейтенанта. По-моему, - добавил он, поблескивая глазами, - давно пора. Кроме того, отправляйся-ка домой. Есть мнение наградить тебя недельным отпуском, раз всякие медали и ордена у нас отсутствуют. В общем, со следующим транспортом лети к жене, к сыну, передавай им привет и достраивай дом. Я слышал, ты все жаловался, что у тебя на него времени не хватает.

- Теперь хватит, - высказался вместо друга Ким, удивленный затянувшимся молчанием Роста. Потом он повернулся к нему и спросил в упор: - Ну что, неужели не рад?

- Рад, конечно, - попытался улыбнуться Рост. - Просто я не готов... А ладно, неделя - это царский подарок. И Любаня обрадуется. А то я забыл, как она... блинчики печет.

- Да, блинчики - это серьезно, - улыбнулся капитан и еще раз, уже без всяких скидок на звание и возраст, подошел и что было силы хлопнул Ростика по плечу. Это было больно, сразу отозвались ожоги от попаданий из лучеметов пернатых, но... Он понимал капитана, понимал Кима, понимал всех.

Всех, кроме себя. Это было нелегко объяснить. Больше всего чувство, которое им владело, походило на досаду, но обращенную куда-то внутрь, словно он чем-то "заслужил" такое скорое отстранение от дела, которое принял на себя и стал считать своим, ради которого готов был умереть... А теперь вот выяснилось, что дело это не его. И тогда стало почему-то казаться, что он слишком легко решил умереть, слишком беззаботно поставил свою жизнь в зависимость от... Да, в самом деле - от чего?

Ведь, что ни говори, а они сделали большое дело. Они отстояли город, они спасли свою цивилизацию... И вот он оказался сбоку от этого. И никакое повышение его формального звания не могло служить компенсацией. Была бы его воля, он бы остался тут, пусть даже командиром взвода, а не дали бы взвод, остался бы рядовым... Только бы не уходить, не бросать этих людей, это место, эти изрытые окопы.

Тащить его в Боловск выпало Казаринову. Пожалев, что эта участь не досталась Киму, с которым можно было бы поговорить во время полета, но которого Дондик оставлял на Бумажном как командира летунов, Ростик поймал его на полчаса, отвел туда, где пернатые зарезали первых защитников Бумажного, и попытался рассказать другу, что он ощущает и что по этому поводу думает. Реакция Кима, того самого кореезы, с которым жил душа в душу, почитай, с самых первых дней, сколько помнил себя, который прежде всегда все понимал, на этот раз оказалась изумительно бестактной. Он хитро скривился и безапелляционно брякнул:

- Посттравматический синдром, маниакальное чувство ответственности и неутоленные идеи мести, возмездия, а может, шизоидная переоценка своей роли... В общем, все то, что по-простому называется усталостью.

Рост возмутился - нашел время отшучиваться.

- Ким, черт косоглазый, я серьезно говорил! Ким попытался усмехнуться, но даже вместе с ощеренными зубами его глаза остались грустными.

- А серьезно - лети-ка ты, голуба, в Боловск, домой. Отоспись, как следует пристань к жене, чтобы она себя замужней девицей почувствовала, а не соломенной вдовой, поболтайся по госпиталям, выясни, кто на каком этапе битвы где находился, составь рапорт командованию. За неделю успеешь целый роман составить, не то что рапорт. Мне кажется, они тебя этой работой еще загрузить не решились, но скоро решатся, и... Возвращайся здоровым. Знаешь ли, нужно дело делать, а не киснуть.

С этим напутствием, разумным какой-то внешней, общей правильностью, но совершенно не учитывающим его состояние, его небольшую, внутреннюю, но тоже несомненную для него правоту, Ростик и прилетел ранним утром следующего дня в город. Домой он попал, когда ни мама, ни Любаня еще не отправились на работу. Хотя должны были, если учитывать местное время - около шести часов утра или около восьми по-старому, по-земному. А может быть, их предупредили, что Рост может появиться, вот они и попросили разрешения опоздать.

Поэтому он посидел со своими самыми родными людьми, выпил отменно душистого чаю с медом и настоящим молоком, отобранным мамой у Ромки, у которого и так всего было вдоволь, по словам Любани, и приготовился уже было рассказать, что и как с ними произошло, ничего не скрывая и даже в общем-то не рисуясь, как вдруг постучали в их калитку, все еще оставшуюся перед недостроенным квазиширским домом.

Ростик выглянул на улицу из специально устроенной бойницы - на Октябрьской прямо перед его мини-замком стояло по меньшей мере полдесятка зеленокожих. Впереди всех, разумеется, возвышался шир Марамод - замечательный друг и главный переговорщик зеленокожих. Ростик смутился:

- Мам, как они узнали, что я приехал? Или они не ко мне пожаловали?

- К тебе, - отозвалась Любаня, тут же направляясь в дальнюю комнату, чтобы сменить утренний халат на что-то более официальное.

Маме это переодевание было не нужно, она и поутру выглядела готовой хоть к поездке на Бумажный, хоть к приему зеленокожих посланников. Она ответила:

- Они еще вчера вечером присылали гонца, человека, чтобы выяснить, правда ли, что ты прилетаешь. Кажется, мне его лицо знакомо. Впрочем, сейчас так мало стариков, что они все знакомы.

С этими словами она отправилась к калитке впускать триффидов в дом.

Они вошли, осторожно склоняя голову перед слишком низкой для них притолокой, и Ростик снова с непонятным, невесть откуда бравшимся раздражением подумал, что парадную дверь следовало делать и шире и выше - подходящей и для зеленых, и для людей новой комплекции, вроде Коромысла, и для бакумуров. Жаль, что не подумал об этом вовремя, может, когда-нибудь потом переделает?

Расшаркивания и традиционные с зелеными поклоны много времени не заняли. Потом триффидов провели в гостиную, где они и расположились за большим столом, низковатым для них, но все-таки вполне достойным. Потом Ростик показал им Любаню, которая наконец-то вышла из спальни, и попросил ее приготовить чай. На помощь ей отправилась и мама, похоже, обязанности хозяйки она не собиралась передоверять никому на свете

Посидев молча с минутку даже после того, как подали чай, один из триффидов вдруг выволок большую деревянную дощечку, покрытую вполне земным пластилином, и два стила. Раздвинув чашки и вазочки с вареньем на меду и самодельным печеньем, он выложил ее посередине и решительно двинул к Ростику.

Более определенное предложение рассказать, поделиться свежими новостями Ростику редко доводилось видеть. И тогда, хотя он сам не очень понимал, что и как в действительности на Бумажном холме произошло, он взял в руки стило и начал рисовать.

Сначала привычно прочертил береговую линию залива, обозначил Боловск, Чужой город, прочертил, как понимал, конфигурацию Цветной реки и потом указал Бумажный холм. Вот его следовало сделать подробнее, этой дощечки уже не хватало, поэтому Ростик не стал загромождать ее деталями, а попросту сходил за своей восковой дощечкой, которая хранилась за его письменным столом. Вернее, столом, за которым отец мастерил свои хитрые приборы и рации, хотя... Все правильно, теперь это был Ростиков стол.

Вернувшись в большую комнату, он нарисовал бегимлеси, обозначил квадратом десять на десять точек основную единицу измерения и линиями от изображения пернатого показал численность их армии. Потом показал ее расположение.

Численность людей Ростик тоже показал, но только провел между ними густую, в несколько линий полосу поперек всей доски. По одну сторону оказалось сто двадцать душ, по другую все остальные. С этой же, остальной стороны он нарисовал могилу, трупы, крест над холмиком и себя - стреляющим в воздух в знак последнего салюта

- А я и не знала, что потери так велики, - вдруг произнесла сзади мама. Оказалось, она смотрела вместе с зеленокожими, как и Любаня. Только им нужно было смотреть прямо, а не как угодно, чтобы понять рисунок, вот они и зашли незаметно ему за плечи.

Шир Марамод кивнул, странно дернул носом, потом своим стилом обвел указанную численность пернатых и поставил странный, угловатый, как кельтская руна, знак вопроса.

Ростик вздохнул, перечеркнул вражескую армию косым крестом и показал, как она сгорает. Потом стер изображение и показал новую численность пернатых, которые уходили на юг, в Водный мир, и второй отряд, направляющийся на северо-восток. Численность обоих отрядов, указанная уже в десятичном исчислении, привела зеленых в тревогу. Один из них даже поднял доску Ростика и стал подносить по очереди к разным своим глазам. Но от этого рисунок, разумеется, не изменился.

Потом зеленые все как один встали, поклонились Ростику и направились к выходу. Рост, который думал, что беседа будет более долгой, даже хотел было позвать их, но передумал. Тем более что гости вели себя хоть и торжественно, но довольно странно - Марамод так вообще стал осматривать стены, потолки, а иногда и постукивал в них, о чем-то чуть слышно поскрипывая кому-то из своих спутников. Кому предназначались эти реплики, понять было невозможно, потому что никто из зеленых не отозвался.

Выйдя на главное крыльцо, ширы еще раз склонились в очень глубоком поклоне и ушли. Ростик подумал, почему-то вышел на Октябрьскую, посмотрел им вслед. Триффиды приостановились около их знаменитой липы, поклонились дереву и пошли дальше, неуклюже переступая зелеными, обутыми в странное подобие детских башмачков ногами.

- Странные они, - проговорила Любаня.

- Было бы удивительно, если бы они не были странными, - отозвался Ростик.

- А чего они все время кланяются? - спросила мама. - Могли бы как-нибудь иначе.

- Это я их научил, - признался Ростик. - Еще в первое свое посещение Чужого города.

- Ты? - удивилась мама. Что-то ее в этом жесте определенно раздражало. А, ладно, японцы тоже кланяются. Может, и правильно, руки остаются чище... Кстати, что-то им в нашем доме, вернее, в твоей реконструкции не понравилось.

Ростик вздохнул и осмотрел строение, каким оно вышло после его усилий и экспериментов.

- Да, мне тоже показалось, что ушли они не просто так.

- Что ты хочешь сказать? - переспросила Любаня.

- Что-то они о нашем обиталище себе надумали... - Точнее определить впечатление, которое зеленокожие произвели на Ростика, было трудно. - Хотя, в целом и общем, переживем и это. Просто нужно быть готовым.

- К чему? - спросила мама, направляясь домой, чтобы, прихватив сумочку, все-таки отправиться на работу.

- Не знаю точно... Может быть, ко всему, - отозвался Ростик. - Но и ждать чего-то особенного - неразумно.

И с удивлением подумал, что общие истины теперь получаются у него слишком легко, как у школьного учителя. Или это становится его манерой думать? И только ли думать? Может, он и жил теперь вот так - готовый ко всему, но ничего особенного не ожидая?

18

Ростик оказался прав, когда предположил, что его разговор с зеленокожими триффидами просто так не кончится. Не успел он отоспаться и пообедать, как к нему на двор явилось трое мужиков в ватниках, несмотря на лето, в окружении десятка - не меньше - червеобразных махри. Главным у них был, как ни удивительно, мужичок с плешью во всю голову, причем лысина его приобрела странноватый сине-фиолетовый оттенок от въевшейся каменной пыли и специальных порошков, которыми при строительстве пользовались зеленокожие. Мужичок, осмотрев любительские Ростиковы потуги по перестройке дома, крякнул и наконец выдал:

- Ты, офицер, не серчай, но дело мастера любит. Если не можешь, лучше не делай вовсе.

- Мне нужно было, я и делал, - пожал плечами Рост. - А что касается мастерства, с этим сложно - ты тоже небось не в первый день научился с камнем работать?

- Верно, - согласился мужичок. - Ну да ладно, я понимаю. Если хочется, тогда, конечно, можно и попробовать... Только мы не пробовать пришли, мы сделаем иначе.

Ростик посмотрел на не совсем ровные стены своего перестроенного дома, на не вполне оформленный второй этаж и осторожно спросил:

- Это как же понимать?

Мужичок был с норовом, да и червееобразные не внушали особого доверия они вполне могли строить только в одном стиле - в ширском. А Рост сомневался, что чисто ширский дом понравится маме и Любане.

- А так и понимай, - кивнул мужичок. - Сначала все сломаем, ты уж не обижайся. А потом построим как надо.

- А если я не соглашусь?

- Можешь и не соглашаться, - неожиданно улыбнулся мужичок. - Мне так и сказали, что ты не сразу согласишься. Вот только приказано все ж таки тебя не слушать.

- Кто приказал? - поинтересовался Ростик, почувствовав, как в присутствии этого мужичка его плохое настроение стало потихоньку таять. - Председатель?

- Эк куда махнул - Председатель, - удивился в свою очередь мужичок. Главный шир, его еще Марамодом кличут. Ну, да ты его, сказывают, знаешь.

- Знаю, - согласился Рост. Оказывается, подумали о нем совсем не люди, подумали те, кто мог бы и не замечать его проблем, его дома, его самого.

- Вот и хорошо, - согласился мужичок. Потом хитренько смерил Ростика глазами: - Ты только, офицер, сам-то, когда мы будем работать, не отсвечивай. Не волнуйся, все сделаем в лучшем виде.

- А кто же за вами следить будет? - спросил Рост.

- А чего за нами следить? Вещички твои не пропадут, у нас такого в заводе нет, а кормежку мы себе сами приготовим... - Внезапно он увидел Кирлан. - Ого, да у тебя махнушка есть. Вот она пусть с нами и возится, а ты погуляй, в библиотеку сходи, к начальству, к друзьям, что ли.

И Рост понял, что так в самом деле будет лучше - и для этих людей, и для него самого. Обидно, что строительство совпало с его отпуском, но, может, и это было правильно. Он только спросил:

- А сколько вы собираетесь все это... - он обвел свой дом, перестраивать?

- Ну, как управимся, так и будет в самый раз. - Заметив, что Рост нахмурился, мужичок опять в своей неожиданной манере улыбнулся и добавил уже теплее, увещевательно: - Да ты не серчай, мы очень-то выкрутасы разводить не будем. Просто построим, без капителий. Зато будет прочно, не то что сейчас.

И работяги вместе с червеобразными принялись за дело. К вечеру к ним прибыли еще двое бакумуров, из которых один оказался женщиной с очень низкой грудью. К тому же на ней уже был повязан плотный брезентовый фартук - чего при ее-то мохнатости можно было и избежать. Но, видимо, строители так достали ее своими шуточками, что она решила обозначить на себе одежду. А может, этот фартук имел и какое-то функциональное значение.

На следующий день рабочие прибыли раньше, чем включилось Солнце. И сразу принялись за дело так, что даже кое-кого из соседей разбудили. Зато сомнений, что полученный приказ они исполнят в лучшем виде, как сказал их плешивый бригадир, не осталось.

А для Ростика наступила удивительная пора - несколько дней он ничего не делал, просто спал, бродил, разговаривал с людьми, узнавал новости. Вернее, знакомился с тем, что он сам считал новостями, потому что для людей, постоянно живущих в Боловске, это уже были дела прошедшие.

Официально считалось, что он восстанавливается после ранения, полученного в сражении на Бумажном холме, но раны рубцевались быстро, обожженные участки уже стали затягиваться свежей кожей, и, хотя еще саднили, особенно по утрам, со сна, он все чаще забывал про них. Можно было и вовсе не показываться в больнице, Любаня или мама сами его перевязывали в стираные бинты, сами накладывали какую-то мерзко пахнувшую, но приносящую облегчение мазь.

Еще считалось, что он готовит отчет о сражении, особенно о периоде, когда остался за командира. По этой причине его без помех пускали в палату, где на пару выздоравливали Антон и Достальский. Антон, которому в битве за Бумажный досталось куда как изрядно, был не очень. Он трудно поднимался на ноги, едва ходил, и все время его запекшиеся губы кривила напряженная усмешка. Когда ему становилось совсем плохо, он со злостью говорил:

- Вот ведь судьбина - только от одной хвори оправился, тут же на следующую налетел. Даже и здоровым побыть не успел.

- Это не хворь, - говорил Ростик, - а ранение. Они на то и существуют, чтобы от них выздоравливать. Вот и выздоравливай - таково твое дело на настоящий момент.

- Тебе хорошо говорить, - заметно сердился Антон, но не на Роста, а на себя. - Ты-то как всегда - без царапины из всего вышел.

- Это он-то без царапины? - удивился Достальский, лежа на своей койке. -Да я солдатам с такими ранами, как у него, сопровождающего даю, чтобы по дороге не сомлели.

- Ну, я - дело другое, - отшучивался Рост. - У меня мать - доктор. Вот женись, Антон, на докторше, тоже будешь выздоравливать быстрее.

- Ты это на что намекаешь? - неожиданно вскинулся Достальский.

И тут-то выяснилось, что он, пока выздоравливал, действительно познакомился, как это обычно бывает... В общем, конечно, это была докторша и, конечно, невиданно прекрасных достоинств.

К тому же капитан Достальский действительно пошел на поправку едва ли не сразу, как прибыл в госпиталь. Но ему и этих рекордных сроков, как говорили сестры и больные, было недостаточно. Для тренировки он совершал немалые для больного прогулки по запущенному больничному саду, в котором между земных кустов сирени и уже заметно изменившихся тополей нет-нет да и проглядывали кусты с красными листьями или определенно пробивались ростки скрученных штопором, мелколиственных местных деревьев.

От нечего делать Ростик часто гулял с ним, заодно помогая управиться с костылями. При этом преимущественно они обсуждали битву за Бумажный. Иногда разговор превращался в спор, но чаще Рост или капитан узнавали друг от друга неведомые прежде перипетии и подробности сражения.

Так Ростик выяснил, что капитан заблаговременно отправил все грузовики в Боловск, заполнив их штатскими под старшинством неизменного Акимыча. Когда Рост высказался, что это следовало сделать попозже, когда уже появились первые раненые, капитан вдруг разгорячился.

- Ты пойми, - говорил он, забыв о костыле под левой рукой и стараясь показать рельеф холма обоими руками, - во-первых, я еще не знал, что наши летуны остановят их... Ну, этих, с длинными шеями, с наездниками на спине. Если бы те прорвались к холму, они бы наши машины пожгли, непременно пожгли. А у меня был приказ Председателя, чтобы я машинами не рисковал, они тут тоже еще не раз понадобятся. А во-вторых, если бы я их не отвел, их бы просто пехотинцы разбили. Глубина нашей обороны составляла всего-то метров двести, она прошивалась стрелками пернатых насквозь. Так что не мог я оставить машины на верную погибель.

- Автобусы ведь не сожгли. Мы их прикопали, обложили щитами, обмазали глиной, и они в нужный момент очень удачно удрали.

- Потому и удрали, что для них было место. А если бы мы оставили еще эти "ЗИЛы" - непременно бы их заметили и попробовали подбить.

- Кстати, машины машинами, их, в конце концов, не очень и жалко. Но почему ты в самом деле БМПешки угнал? Они-то, когда пернатые на наш плацдарм поперли тремя колоннами, могли роты две заменить. И вообще, это же подвижная, мобильная сила! Да с ними мы бы...

- У меня не было уверенности, что пернатые все, понимаешь, все останутся под холмом. Я рассчитывал, что они хоть часть своих сил продвинут дальше в степь, ближе к городу. А БМП, как ты сказал, мобильны, им их и останавливать. Лишь теперь, зная, как повернулось дело, согласен - это была ошибка.

- Я думаю, если бы машины остались, дезертиров было бы меньше. Они бы рассчитывали на нормальное отступление, понимали бы, что и раненых повезут в кузовах, и оставшихся в живых... А так у них сложилось впечатление, что всех бросили - попросту подставили и бросили. Так уже бывало и на Земле и тут.

- Наверное, - мрачно соглашался капитан. Как и все очень честные военные, он не любил говорить на тему о доверии к начальству - понимал, что русским солдатам не с чего особенно рассчитывать на тыловиков.

Еще изрядные споры у них вызывала относительно слабая оборона оставленного на стыке батальонов плацдарма.

- Понимаешь, автобусы как-то следовало уводить. Вот я и оставил проход между вами, вернее, хоть и заметил его, но не стал перекрывать, - пояснил Достальский.

- По нему пришелся такой удар, что, не окажись я там случайно, пернатые непременно прорвались бы. Представляешь, если бы они нам в тыл вошли численностью тысяч в пять, а то и больше?

- Да, - качал головой капитан. - Как ты там удержался? До сих пор чудом кажется. Плацдарм следовало прикрыть более плотно. Следующий раз буду делать проход зигзагообразным, как учебники тактики советуют, чтобы одним ударом не пытались пройти через всю глубину обороны, не встречая сопротивления.

В более мирных, уже не конфликтных тонах они прояснили действия летунов, за которыми капитан следил, а Ростик, разумеется, нет. Но Кима с ними не было, поэтому разговор получался однобокий, без вида, так сказать, сверху, поэтому быстро затихал. И конечно, очень популярной, к тому же триумфальной, была тема маневра отхода к самому холму, на практически неподготовленные позиции. Капитан удивлялся:

- Не понимаю, как ты решился! Я сейчас тут сижу, в безопасности и тепле, и то боюсь об этом думать. Вот-вот близкая темень должна наступить, связь со взводами практически растеряна, управление большей частью солдат невозможно, противник давит... А ты... Вот если бы они у тебя побежали - что стал бы делать?

- Потому и не понимаешь, что в безопасности. Увидел бы, как пернатые в тот момент насели, как редки наши цепи, как окопы завалены трупами и нашими и пернатиками, - сам бы то же самое проделал.

- Но они же этого весь день добивались - чтобы вы вылезли из окопов и к ним спиной повернулись. Неужели не ударили?

- Как видишь, я тут перед тобой стою и вполне вживую разглагольствую, значит, не ударили.

- Почему? Должны были ударить. Обязаны были увидеть это - и ударить. Они же не мастера полевого огневого боя, они спецы по рукопашной, по бою на очень коротком расстоянии, холодным оружием - им такая возможность предоставилась... А они?.. Ты, наверное, что-то скрываешь, когда рассказываешь. Чего-то не договариваешь?

- Я и сам понимал все трудности, когда о перегруппировке тогда думал... И боялся, что получится так, как ты говоришь... Но не получилось. Почему-то у них не получилось, а значит, получилось у нас.

- Да, о том, что вышло бы, если бы они тогда ударили, лучше не думать.

- Может, у них тоже управление было нарушено? Офицеров мало, командование далеко... В общем, прозевали они удар. А когда минут через двадцать ударили, мы уже сидели чуть не плотнее, чем в начале боя.

- Да. - Достальский мечтательно посмотрел на небо. - Это и есть талант полководца, парень. Почувствовать момент, когда единственный раз можно сделать то, что спасет армию. Ни до этого момента нельзя и уже через четверть часа поздно - враг очухается и разнесет тебя по кочкам... А так, если успел - ты на коне. Молодец - одно слово.

Как правило, после этих обсуждений возникала пауза. Дело было в том, что за победу на Бумажном, как говорили, Достальского представили к получению майора, и даже где-то уже лежал приготовленный приказ. Антон стал старшим лейтенантом, почти все летуны получили очередные звания, пехотинцам раздавали дополнительные отрезы ткани, часы, даже сотню медалей заказали отлить на заводе для наиболее отличившихся. А вот Ростику...

Через пару дней после того, как он вернулся в город, пришло извещение, что приказ о присуждении ему старшего лейтенанта отозван ввиду... Дальше следовала какая-то бюрократическая формула, которую не поняла даже теща Тамара - самый опытный в административных ухищрениях член семьи. А уже потом, когда стало известно, что награды для него не будет, появились другие признаки. Его не было в списке отличившихся, вывешенном на специальную доску перед входом в Белый дом, ему не выделили наградного оружия, его не вспоминали при составлении общего отчета, для которого Эдик Сурданян расспрашивал даже командиров отделений.

Его роль в битве за Бумажный замалчивалась столь явно, что это вызывало определенное понимание даже тех штатских, которые были далеки от обычаев и порядков армии. А что бы там ни говорили, почти все боловские мальчишки, прошедшие куда как многие здешние войны, медленно, без училищ, но с поразительной надежностью обращались в подлинную армию, способную защитить и одолеть почти любого здешнего, полдневного врага.

Как правило, когда на эту тему сворачивали мысли Достальского, он спрашивал:

- И все-таки я не понимаю - почему?

- Давай об этом не будем, - предлагал Ростик.

- А почему не будем?

- Ну, им там, может быть, виднее.

- Виднее? Да они сиднем сидят в своих кабинетах! Что они могут из них видеть? Но, даже не вылезая из кабинета, понять-то, что ты выиграл битву, а не я - своим отходом, организацией обороны и волевым руководством, - понять такую элементарную вещь они должны. Обязаны, черт подери!

Ростик вынужден был отмахнуться:

- Давай не будем, а?

Достальский смотрел на Ростика удивленно и чуть внимательнее, чем обычно.

- Неужели не обидно?

Ростик, которому по странному стечению обстоятельств обидно не было, тем не менее, когда его вот так, в лоб спрашивали, обычно понимал, что нечто в глубине души, конечно, царапает. Но это было еще не созревшее ощущение, и сейчас не время было его высказывать. И говорить о нем следовало потом.

Объяснить это Достальскому было сложно, да Ростик и не пытался. Он просто смеялся и объяснял, что ширы его считают героем, прикомандировали к нему лучшую бригаду - строят новый дом, чего же ему больше-то?

- Да, да, - рассеянно, даже расстроенно говорил Достальский. - Да, так обычно у нас и бывает, человека ширы считают победителем, а собственное начальство...

- Ты лучше подумай, может, ты бы тоже давно майора получил, если бы они не хотели проблему с моим награждением обострять? Выходит, я тебе тоже мешаю.

- Ты им мешаешь, - признавал наконец Достальский. - Вот еще бы понять где, в чем, каким образом?

- Придет пора, сочтемся этими глупыми наградами. Может, в следующей войне.

- Думаешь, будет? - спрашивал новоиспеченный майор Достальский.

- Конечно, - стараясь выглядеть беспечным, отвечал Ростик - Хорошо бы знать - где и с кем?

Произнося эти слова, он и не подозревал, что практически уже знает и где и с кем. Вот только не отдает себе в том отчета. Впрочем, до момента, когда это знание должно было стать явным, оставались считанные дни.

Часть IV

ЧЕРНЫЕ ТРЕУГОЛЬНИКИ

19

Ростик проснулся от кошмара. Небо около него было близким, словно он летел в кабине гравилета, только не мог понять с кем и куда. Стеклянный колпак защищал его от ветра, но он понимал, что по ту сторону очень хрупкого корпуса на машину давит и воздух, и... что-то еще. Он всмотрелся в это "что-то" и увидел огромные, черные как смоль, тяжелые, летящие с хищно опущенными головами треугольные машины.

И вроде бы они были уже не вполне машины, а являлись чем-то наполовину живым, что могло не только убивать и захватывать, но и презирать, и ненавидеть, и вызывать такую же ненависть. Это были машины, но это было и тавро рабства, знак неполноценности, чужое орудие полной остановки развития человечества, отказ для каждого из них от жизни по своей воле.

И как это почти всегда бывает в Полдневье, черные треугольники несли гибель, разрушения, смерть... Смерть тяжелую, беспросветную, но при этом и почему-то не страшную, ну, в общем, не слишком страшную. Или, может, Ростик уже столько воевал, что разучился бояться смерти?

А бояться он научился чего-то другого - отступления, измены, неожиданного удара из-за угла, когда ничего нельзя сделать. И конечно, больше всего научился страшиться гибели родных и самых близких друзей, страшиться самого страха... Да, в этом треугольнике застыл тот страх, который знаком каждому солдату и который на самом деле куда пронзительнее и сильнее, чем у тех людей, которые не воевали, - ведь для того, чтобы научиться бояться по-настоящему, тоже нужна практика.

Вот на этом он и проснулся. Пот заливал лицо и голое плечо, на котором он лежал подбородком. Любаня в смешной, очень женской и непрактичной ночнушке спала в дальнем конце кровати. Она в последнее время старалась держаться от него подальше. Он заметил это, но пока не подал виду, наступит время - сама скажет, что с ней происходит, если захочет. Кажется, у нее такое было, когда она ждала Ромку.

Поднялся, вдохнул свежего воздуха. Да, умеют эти трехногие строить - в его спальне, несмотря на всегдашнюю дневную жару, было прохладно, свежо и легко дышалось. А вот зимой, скорее всего, будет иначе - уютно и не холодно.

Он подошел к Ромке. Тот почему-то тоже лежал, не думая спать, смотрел, поблескивая в полумраке очень светлыми даже для Гриневых глазенками Рост взял его на руки, пригладил взъерошенные вихры. И почему у детей после сна волосенки всегда так заламываются? Стоп, он, должно быть, совсем плох. Не понимает, что видит его... Значит, уже наступило утро и на четверть открытый световой люк в крыше дает такой вот призрачный свет.

Они вышли на крыльцо, вернее, вышел Рост, а Ромка сидел на его руках, поворачиваясь вперед всем тельцем. Крыльцо это явно изобрели люди, в городах широв ничего подобного не замечалось, а туг, в Боловске, каждый второй дом без него не обходился. Ну и правильно, должно же хоть что-то в нас от людей остаться, решил Рост, крыльцо очень даже подходит для этого.

Мама, конечно, уже встала, готовила завтрак на летней, садовой печке. Заметила их, помахала в воздухе ложкой, значит, как всегда, готовит утренние лепешки. Говорят, кто-то на их улице из соседей печет лепешки и разносит за небольшую плату по городу. Может, договориться, чтобы им тоже поставляли, тогда мама сможет на полчаса дольше спать?.. Все-таки здорово он вник в это мирное, домашнее житье. Прошлый раз, перед отправкой в качестве наблюдателя к пернатым, такого не чувствовал...

Стоп, вот оно. Боец, его жена, которую зовут, кажется... Да, Сонечкой. Вот у них-то все и происходит. Вот у них-то и нужно узнать, что творится. Или ничего не творится, ведь за ним не пришли, никто его пока не потревожил, а была бы надобность, непременно... Нужно взять себя в руки.

Вот и мама, кажется, ничего не чувствует, она свалила последние лепешки на заранее приготовленный для этого медный противень, подхватила полотенце, халат, убежала в душ. Да, с душем здорово вышло - все-таки в городе был недостаток воды, но в их район ее еще подавали, вот Рост и запасся как мог, наносил целую бочку. А из бочки уже подливал в бак на душе, пока он тут - хоть этим родным помогает.

Стараясь успокоиться, покормил Ромку, поел сам. Любаня тоже проснулась, позавтракала, стала собираться на работу. Вот тут-то Рост и решился:

- Знаешь, ты сегодня останься.

- Что? Ты... хочешь, чтобы я задержалась?

В лице Любани появилось это уже знакомое, но еще непривычное выражение. Словно она и знала что-то, но и скрывала, и любила как прежде, но и старалась отдалиться.

- Нет, я хочу, чтобы ты вовсе осталась с Ромкой. А вот я должен идти.

- Куда?

Ну что Ростик на это мог ответить?

- Пока не знаю. Но что-то вокруг происходит.

- Как-то это подозрительно звучит... - Но волновалась Любаня о чем-то совсем не о том, что ощущал Рост. И как это она за последние месяцы так здорово утратила с ним контакт?

- Давай, Любань, вот о чем договоримся. Я не знаю еще ничего, но сегодня, ради безопасности Ромки, никуда не ходи. По крайней мере, пока я не вернусь. А если я...

Да что, собственно, он?

В общем, толком так ни в чем и не разобравшись, оделся, почему-то по всей форме, едва ли не полные доспехи зашнуровал. Правда, все-таки удержался, остановился только на кирасе и двух щитках на предплечьях. Хорош он будет, если все ему только привиделось, а на самом-то деле ничего особенного не происходит... Но обоймы он взял все, что были в доме, - два подсумка, и даже две гранаты добавил. Любане, поколебавшись, оставил свой знаменитый на весь город наган. Она толком так и не научилась из него стрелять, жаль было патроны тратить на это обучение, но в случае необходимости - Рост был уверен - пустит его в дело не раздумывая.

Потом поцеловал жену. И должно быть, именно этот поцелуй заставил ее наконец осознать, что нечто с этим миром действительно не в порядке. К счастью, маме этого пояснять не пришлось, она все увидела, покачала головой, но расспрашивать не стала, а просто убежала на работу, там она сама все узнает, и даже вернее, чем Рост.

Немного смущаясь своего вида, чего с ним уже давно не было, Рост прошагал через весь город, кивая знакомым, здороваясь с ребятами, которые, как обычно, расслабленно держали пост на дороге к обсерватории. Они ничего не знали, Рост это сразу понял по их лицам. Знали бы - хоть что-то, намеком, но высказали бы.

Перед обсерваторией, как ему показалось сначала, тоже царило спокойствие и мир. И лишь потом он вдруг увидел, как в сараюшке за главным зданием спешно грузят в телегу, в которую были запряжены сразу пять волосатиков, какие-то темные, должно быть, еще с Земли ящики. В них что-то очень тонко позванивало, а иногда скрежетало. Рост подошел ближе.

Погрузкой руководил, конечно, Перегуда. Он спешил и боялся. Он даже покрикивал на трех солдатиков, приданных обсерватории для охраны, чего с ним, вероятно, никогда прежде не случалось. Заметив Ростика, он вдруг схватился за сердце, потом мотнул головой. Широко шагая, приблизился и, не здороваясь, спросил:

- Гринев, а я и не заметил, как ты подошел. Ты как-то очень ловко научился подкрадываться.

- Я не подкрадываюсь, я теперь всегда так хожу, - почему-то грустно ответил Рост. Он не хотел спрашивать в лоб, что тут происходит. Ему показалось, что, если он спросит, Перегуда может и не ответить.

- Да, с людьми тут разные перемены происходят... Ты уже знаешь про треугольники?

Рост улыбнулся. Тактика выжидания принесла свои плоды.

- Нет, ничего я не знаю.

- А как же?.. - Перегуда сразу сделался настороженным и внимательным.

И тогда Рост быстро рассказал, что почувствовал перед пробуждением. И пояснил, что пришел сюда, потому что ему показалось, - именно тут он впервые все это видел, хотя еще и не понимает, что именно.

- Да-да, - кивнул Перегуда, о чем-то размышляя. - Твои знаменитые предвидения... - Он посмотрел на работающих солдат. Прикрикнул: - Сержант, еще три ящика - и отправляйте. Да не забудьте одного бойца отправить при оборудовании для охраны, и чтобы они там все разгрузили, а то так и простоит телега во дворе, знаю я их.

- С чем телега? - спросил Рост.

- С оборудованием для изготовления оптических приборов. Понимаешь, мы тут кое-что себе набрали в мастерских университета, в политехе... И сами приборы, как образцы, конечно... Ну, ты видел. - Он мотнул головой в сторону висящего высоко в небе воздушного шара. - Тот дальномер, например... Вот теперь хочу все это сохранить в бомбоубежище под Белым домом. Там самое лучшее наше бомбоубежище... На всякий случай. Что бы ни происходило, а приборы должны уцелеть.

- Правильно, - согласился Рост. И посмотрел туда же. Вот с шара ему сразу все станет видно. - Как вы думаете, Борис Михалыч, если попросить Бойца, поднимет он меня наверх по старому знакомству?

- Зачем?

- Если я это предчувствовал, так сказать, не глядя, то посмотрю - и смогу куда больше определить. А информация - штука в этом деле первейшая.

- Да, - согласился Перегуда. Подумал еще раз. - Они уже близко. Очень близко, менее часа осталось... Подкрались, понимаешь, ночью, их никто и не заметил. А сейчас они уже Чужой город утюжат, скоро за нас примутся.

- Позвоните ему, - предложил Рост. - Если он не захочет - другое дело. А если согласится, я бы посмотрел на них, пока еще есть... Пока еще целый час у нас в запасе.

Перегуда кивнул. Потом вытер пот со лба, и оба пошли к спущенным из корзины тросику и проводам. Покрутили ручку, трубку на той стороне подняли сразу. Перегуда коротко сообщил:

- Тут Гринев, он что-то чувствует.

Потом сразу все как-то вышло легко и быстро. Сверху сполз, едва ли не упал, карабин с уже знакомыми лямками, и Рост стал подниматься. На этот раз он не боялся высоты, не до того было. Мельком пожалев о бинокле, разбитом на Бумажном холме, стал просто так вглядываться в сторону Чужого города. Там действительно что-то происходило. Но видно было очень плохо из-за дыма, поднимающегося чуть сбоку от Чужого, примерно оттуда, где находилась фабрика ингредиентов для каменного литья, но главным образом потому, что подъемные лямки бились как ошалелые, никаких сил не хватало, чтобы сосредоточиться на дальней перспективе хоть на пару секунд.

Зато потом, когда он попал в корзину, все стало ясно сразу и окончательно. Боец сидел перед телескопом, а Сонечка собирала вещи. Они эвакуировались.

- Командир, - позвал Роста Боец. - Посмотри-ка. Только внимательно смотри, ты должен понять, как с этими штуками биться.

Рост занял его место. И всмотрелся. Объектив слегка покачивался, но и расстояние до объекта было не слишком велико. В любом случае, понять, что происходило на севере, в семидесяти километрах от их Боловска, было возможно.

А происходила там вещь простая и страшная - около десятка больших, черных как смоль, треугольных машин, почти таких, какие Ростику приснились ночью, атаковали город широв, старательно сравнивая его с землей. Они были стремительны и стреляли из очень мощных орудий, установленных в башнях над носом и по краям вытянутых крыльев. И выстрелы эти были так сильны, что от них взметалась каменная крошка от мостовых и рушились дома. Машины были бронированы и неуязвимы. Гравитационные лодки, которые люди захватили у пурпурных, по сравнению с этими машинами казались не более опасными, чем детские самокаты.

- Кто это? - спросил вслух Ростик.

- Как кто? - отозвалась Сонечка. - Губиски, конечно. Ты посмотри дальше, в море, строго на север. Видишь, там армада маленьких гравилетов?

Рост всмотрелся. Действительно, где-то далеко, гораздо дальше берегового раздела залива и суши, роились сотни и сотни уже привычного вида гравилетов.

- Значит, - решил Рост, - эти идут завоевывать, а те будут добычу вывозить?

- Мы тоже так подумали, - высказался Боец.

Да, так и было, по всей видимости. Пурпурные губиски снова решили напасть на людей. Только теперь они явились в Боловск не на разведывательных, довольно слабеньких гравилетах, а на боевых машинах, специально предназначенных для усмирения непокорных, созданных даже не для грабежа, а исключительно для убийства.

- Знаешь, - Боец на миг перестал нервно расхаживать по тесной корзине, меня гложет вопрос, почему они решили с Чужого начать?

- Чужой по их меркам слишком близок к нам, и там стоит этот завод зеленокожих, вот они и решили, что теперь он наш, человеческий. Они хотят все тут уничтожить и подавить. - Рост подумал и добавил: - Кстати, не так уж они и ошиблись. Последний год это предприятие действительно только на человечество и работало.

Спустя четверть часа, практически разгромив Чужой, черные треугольники разделились. Три из них пошли в сторону Одессы. А семь машин, из которых две показались Росту особенно большими и мощными, двинулись на Боловск.

- Денис, - вспомнил вдруг Рост имя Бойца, - ты не высчитал их скорость, пока они подлетали к нам?

- Еще как высчитал, - Денис помолчал, сегодня он был не очень разговорчив. - У меня вышло - семьдесят километров в час они выжимают запросто. Наверное, без труда раза в полтора больше могут показать. Одно слово - хищники.

- Но на марше меньше, - добавила Сонечка. - Не больше пятидесяти. Видно, силы гребцов на котлах берегут.

Ростик кивнул, с этим было глупо спорить. Так делали люди, почему бы так же не поступать и пурпурным?

- Ты знаешь что, - повернулся Боец к Сонечке. - Ты давай спускайся. И сразу, слышишь, сразу иди с Перегудой или под больницу... Да, в больнице будет лучше всего. Туда и отправляйся, хорошо?

- А ты? - мрачно, как-то очень уж решительно спросила Сонечка.

- Меня не жди. Я вот теперь с ним, с Гриневым. Мне воевать придется.

- А мне не придется?

- Времени мало, - жестковато сказал Боец. - Давай прощаться... На всякий случай.

И Ростик понял, что Денис все продумал заранее. Рост отвернулся, пока ребята обнимались. Потом девушка вдруг заплакала. И стало ясно, что она тоже о чем-то догадывается, только не хочет об этом говорить вслух. Вдруг это окажется правдой, и если она скажет, что думает, то ничего уже нельзя будет изменить.

Боец застегнул на девушке лямки и стал нежно, очень медленно опускать ее на землю. Когда все кончилось, он поднял лямки и долго стоял в противоположном углу корзины, глядя вниз, перегнувшись через край. Потом махнул рукой и прокричал изо всех сил:

- Иди! Не жди. Тебе нельзя ждать!

Потом решительно, словно у него все внутри разом обратилось в пепел, подошел к Ростику. Хрипло дыша, выговорил:

- У нее будет ребенок. Уже скоро.

- Это хорошо, - ответил Рост, потому что не знал, что еще можно сказать.

Они помолчали. Каким-то образом, словно стая волков, атакующих загнанную добычу, приближающиеся треугольные машины казались красивыми и неукротимыми. От них невозможно было оторвать глаз.

- Как думаешь, командир, - спросил Боец, - их вообще-то сбить можно?

- Не знаю, - отозвался Рост. - Ты их дольше наблюдаешь.

- Верно, я их уже две недели наблюдаю, начальству докладываю...

- А они? - спросил Ростик почти лениво.

- Просили панику не сеять... Я вот что скажу. Я считаю, нужно показать людям, что их можно сбивать. Иначе они все тут разнесут, и мы ничего не сможем поделать.

- Теперь они в любом случае все разнесут, Денис.

- Верно. Но если ни одну из этих машин не сбить, люди будут думать, что это невозможно. А если сбить... Помнишь, Дондик сбил одну из летающих лодок, когда пурпурные только-только на нас навалились. И сразу все успокоились врага можно заваливать и даже оставаться в живых после этого.

- Сейчас это будет сложнее.

- Тоже верно. - Боец каким-то очень злым, жестким взглядом посмотрел в угол корзины. Там на полу валялись кислородные баллоны. - Ты уже догадался, что я надумал?

Рост вздохнул:

- Будет лучше, если ты все объяснишь словами.

- Все очень просто. Мы тут с тобой торчим над всем городом, к нам они в первую голову и подлетят. Если у кого-то из них засвербит, он захочет посмотреть, что это такое за устройство парит на веревочках. И подойдет близко, так близко, что... В общем, если выждать момент, если они не расстреляют шар издалека, у меня будет шанс. Ведь взрыв должен быть сильный, верно?

- Да. Водородный баллон на несколько сотен кубометров, и хотя бы одна десятая часть того же объема кислорода создаст газовую бомбу потрясающей мощи. Такая бомба не то что этот черный треугольник собьет, она может и обсерваторию в землю вогнать.

- Обсерватория уцелеет, - странно улыбнувшись, проговорил Боец, словно все знал заранее, - должна уцелеть... Значит, я все правильно рассчитал. И нужно только выждать момент.

Рост набрал в легкие воздух. Потом выдохнул его. И твердо проговорил:

- Почему ты? Нас тут двое. Нужно, как минимум, тащить жребий.

- Никакого жребия, командир. - Опять эта странная уверенность, словно в голове у Дениса уже все было разложено по полочкам. А может, в самом деле, как настоящий солдат, он шел в бой, избавившись от всех жизненных забот и тревог, - фигурально выражаясь, переодевшись в чистую рубаху и исповедовавшись перед смертью. - Если кто-то и сможет изгнать этих гадов из Боловска, так это ты. Поэтому тебя нужно сохранить, и ты отсюда уйдешь.

Рост покачал головой:

- Погоди, я еще не решил...

- Тут не ты решаешь. - Боец подошел к телескопу, всмотрелся в объектив. У нас осталось минут двадцать. Давай снимай телескоп, его тоже нужно сохранить.

- Погоди...

- Нечего годить, командир. Иначе у меня не будет времени напустить кислород в шар.

С этими словами он подошел к кислородным баллонам, заменил черный водородный на голубой, кислородный, и открыл краны до конца. Потом кивнул Ростику.

- Все, мы с тобой уже сидим на бомбе. Так что давай осторожненько шевелиться, обидно будет, если взлетим на воздух раньше времени. - Он и не думал каламбурить, просто говорил, что хотел.

Вдвоем сняли телескоп со станины. Потом загрузили его в специальный мешок. Оказывается, все тут было предусмотрено.

Рост стал впрягаться в сбрую. Он чувствовал, что все правильно, что он должен уходить отсюда, но мысль, что он уйдет и, может быть, уцелеет, а Боец, этот паренек по имени Денис Пушкарев, вот-вот умрет, заставляла усомниться в разумности происходящего.

- Знаешь, - попросил Денис, - ты приглядывай за Сонечкой. Если ей станет очень уж трудно, то помоги. А лучше... Нашла бы она хорошего парня, сколько проблем сразу решилось бы!

- Обещаю, - сказал Рост. Он знал, что обещает всерьез.

- Так. Ну, давай спускайся. Да, чуть не забыл. Оставь-ка мне одну из своих гранат. Я ее как детонатор использую, а то как еще эту гадость, - он покосился на шар над их головами, - взорвать. Это ведь тоже не просто, верно?

Рост оставил одну из гранат. Хотел было отстегнуть вторую, но Боец его удержал:

- Нет, не нужно. Второго шанса все равно не будет.

Они пожали друг другу руки, и Рост оказался на земле быстрее, чем успел забыть это рукопожатие.

Потом он подхватил телескоп и почему-то бегом припустил в сторону обсерватории. Тут его, как он и боялся, ждала Сонечка, которая, конечно, никуда не ушла, стоял Перегуда и тот самый сержант, который так и не отправился в Боловск со своими солдатиками.

- А где Пушкарев? - спросил Перегуда.

- Он не придет, - сказал Рост и вздохнул. - Сонечка, прости.

Она не забилась в истерике, ее не пришлось удерживать, чтобы она по-глупому не подставилась под возможный взрыв шара. Она была женщиной, прошедшей войну, она жила в Полдневье. Но крупные, как прозрачные горошины, слезы беззвучно покатились из ее глаз.

А потом из-за домов резко вынырнуло три черных треугольника. Ростик чуть на месте не подпрыгнул. Он взмолился, чтобы они все были рядом, чтобы все трое их пилотов были любопытны и глупы...

Но к газовой бомбе пошел только один из черных летунов. Он замедлился, крадучись, как в Ростиковом сне, опустив нос, и с каким-то на удивление презрительным видом подлетел к воздушному шару людей, почти остановился... Жаль, далеко, метрах в двухстах. Потом по инерции прополз вперед, приблизился еще на полсотни шагов, еще чуть-чуть...

- Чего он ждет? - спросил сержант.

- Господи, - тут же проговорила Сонечка, - ну почему он просто не может уйти оттуда?

Будь у них больше времени, можно было бы предусмотреть дистанционный взрыватель. По проводам того же телефона... Нет, все получилось как назло слишком быстро. За час такую работу не провернешь, если все не приготовлено заранее - взрыватель, детонаторы, динамка. А они вынырнули из тьмы, как призраки ночи, где уж тут было подготовиться? И почему раньше, в предыдущие две недели, приказа готовиться к войне не было? Панику не сеяли?..

- У него такие нервы, что...

Перегуда отвернулся, не договорив. Ростику же нельзя было отворачиваться. Он смотрел, хотя тоже сжал зубы.

Треугольник подошел совсем близко, но все-таки остался чуть дальше сотни метров. Видно, он решал, что ему сделать с таким странным устройством людей? Прикидывал, пригодится ли оно самим пурпурным, когда они захватят город.

Где-то совсем недалеко, в районе завода, ударил взрыв, потом еще один. Но Ростик не поворачивал голову. Он ждал.

И тогда пурпурный пилот решился. Видимо, он захотел просто свалить эту странную игрушку, словно гигантскую кеглю, ударом крыла своей машины. И, набирая скорость, пошел прямо на нее... Уже не сотня метров, а полета, двадцать...

И тогда прогремел первый, еще слабый щелчок, вероятно, от гранаты. Но почти тут же ударил второй взрыв, да такой, что Рост на миг ослеп, оглох и, как ему показалось, вообще лишился тела. Но едва он понял, что жив, как тут же попробовал подняться с земли, где неведомым образом оказался, и, по, смотрел, что произошло в воздухе над ним

А над ним медленно, как в кино, таяло огромное, в несколько сотен метров, облако темно-серого дыма, сквозь который почему-то еще прорывались редкие языки пламени. И облако это уходило вверх, в серое низкое полдневное небо, прямо к Солнцу.

А черная машина врылась в землю неподалеку от обсерватории, расколовшись на несколько частей, и две из них горели, выбрасывая в воздух светлый, какой-то магниевый дым. И еще в воздухе после падения этой машины таяли желтые искры, видимые даже при свете дня.

Но это было не важно. А важно было то, что Боец, конечно, умер. И за его жизнь захватчики заплатили куда как немалую цену - летающих треугольников стало на один меньше. Только теперь Ростик заметил, что его губы почти беззвучно шепчут:

- Не напрасно, не напрасно... Счет этим гадам открыт. Они заплатят.

Хотя полной уверенности в своих словах Рост не испытывал. Это была трудная война. И она могла не завершиться победой людей. Как это ни страшно было сознавать, пока она выглядела так, что люди-то как раз в ней и не могли победить. Несмотря на таких ребят, каким был Боец.

20

Ростик пробирался через город почти два часа. Потому, что шесть оставшихся черных треугольников пурпурных разошлись не на шутку. В иные минуты казалось, они способны разгромить все, что оказывается на улицах, все, что еще не замерло, дожидаясь воли победителей...

Нет, еще не победителей, думал Рост. Скорее захватчиков, агрессоров, врагов, но пока еще не победителей. Как хороший солдат, пусть даже и с местным, полдневным опытом, он понимал это лучше других.

Дело было в том, что боевые лодки губисков пока наводили ужас и сеяли разрушение. Но местность оставалась за людьми. За теми самыми людьми, которые жались в подвалах домов, которые прислушивались к грохоту и пальбе наверху, на поверхности, но при этом - Ростик верил в это всей душой - не выпускали из рук оружие. И ждали, ждали, что из всего этого выйдет. А пока люди будут ждать, пока не сложат оружие, пурпурные не могут считаться победителями.

Конечно, их пехота была уже близко. Она, несомненно, находилась в армаде тех мелких лодочек, пусть даже не больше шести-семи вояк в каждой. Но этих мелких лодочек было несколько сот, и получалось, что общее количество пехотинцев, которые должны были через пару-тройку дней появиться в Боловске, существенно переваливало за три тысячи, может быть, даже приближалось к пяти тысячам. Это была значительная сила, с такой можно было не только покорить город, но захватить всю территорию, которую люди пока имели основание считать своей, - от Олимпа до Одессы, от первых рощ перед лесом дваров до Цветной реки, и, разумеется, со всеми городами, фермами, мастерскими, заводиками, полями и огородами, со всеми жителями разных рас и всеми прибившимися работниками.

Ну что же, решил Рост, наконец добравшись до Белого дома, вот и первый ориентир, который у нас имеется. Три дня, не больше. Потом будет уже не совладать, потом будет поздно трепыхаться. Придется, как минимум, привыкать к господству пурпурных и пытаться партизанить, восстанавливать свою власть какими-то другими силами и средствами, но только не открытым сопротивлением.

Ему не хотелось думать об этом, сама мысль о подчинении агрессору вызывала нечто вроде тошноты, только не физической, а какой-то умственной. Но уж очень неравны оказались силы, поэтому приходилось думать и об этом... А в общем, нет. Пока следует решиться на сопротивление. Только как, какое именно, какими средствами?

В Белом доме было очень тихо. И нигде не видно было ни души. Даже в кабинет Председателя Рост вошел без проблем, как и без всякого результата ушел оттуда. И лишь после этого понял, что следовало идти в подвал, туда, где некогда скрывался расстрелянный позже первосекретарь Борщагов, попытавшийся объявить себя гауляйтером Боловска.

Но и в подвале оказалось пусто и очень тихо. И тут не было даже деревянных полок, на которые коммунисты некогда складывали запасы продовольствия для номенклатуры города, всяческих прежних холуев и их шлюх. Должно быть, в безлесом теперь Боловске эти полки кому-то очень приглянулись.

Ростик так и не сообразил бы, что ему делать, несмотря на всю его знаменитую интуицию, если бы ему среди разрывов вокруг кинотеатра "Мир" не попалась на глаза огромная афиша, некогда с репертуаром кинотеатра, а ныне гласившая: "Все донесения - в подвал ДК".

Вот это было дело. Рост и не сообразил, что Председатель, опасаясь, вероятно, удара по командному и административному центру, перенес свой штаб и расположился по соседству А мог бы, если бы постарался, вообще не прятаться от охоты на людей, развязанной черными треугольниками, а соображать, что происходит, и читать обстановку. Как и полагается командиру в боевых условиях...

Перебежать в Дворец культуры было непросто, очень уж широкой была площадь между этими двумя зданиями, но Ростик не стал жаться к стенам. Просто, положившись на свою удачу, а еще вернее, на то военное счастье, о котором ему очень доходчиво рассказал старшина Квадратный, припустил прямо по открытому пространству.

Атака на него сверху последовала почти немедленно, он даже не успел добежать до постамента памятника Ленину, как поблизости ударили первые разрывы спаренных пушек пурпурных. Это были не тяжелые орудия, а легкие, которыми вооружались и разведывательные лодки. Но и они способны были нагнать страху. Впрочем, Рост не позволил себе бояться, он просто попетлял, а потому добежал до Дворца культуры, лишь пару раз получив по ногам выбитыми из бордюрчиков каменными осколками.

В главные двери дворца он вкатился, изрядно запыхавшись, но с удовольствием ощущая, что опасность его не догнала. Тут-то его и встретил Герундий, старательно вместивший свое брюшко в толстенную и тяжеленную кирасу. С явным неудовольствием он пробурчал вместо приветствия:

- Не можешь не выпендриваться, Гринев. Обязательно нужно выдать расположение нашего штаба.

- Давай-ка лучше проводи меня к Председателю.

И вместо того чтобы спорить, Герундий вдруг исполнил, что от него требовалось И проводил. Еще больше Рост удивился тому, что Председатель приказал впустить его немедленно, хотя у него сидели уже почти два десятка людей, которые, видимо, изображали заседание

А может, это и в самом деле было заседание, попытка обобщить поступающие сведения и, если удастся, выработать план ответных действий. По крайней мере, на это было похоже Потому, оставив привычный скепсис, Рост тихонько пробрался в уголок большого длинного помещения, где Рымолов устроил себе кабинет, и обосновался на лавочке.

Говорил один из офицеров с завода. Что он тут делал, когда штурмовали его объект, почему был даже без кирасы, Росту осталось только гадать Впрочем, докладывал заводской умело. Точно, толково, только слишком уж длинно. Но это свойственно иным людям из-за волнения, поэтому он мог оказаться не совсем уж пентюхом в своем деле.

- Мы пытались создать оборону не только завода, но и главных прилегающих объектов Как было предусмотрено планом, ударили из трофейных спаренных пушек, захваченных еще в тот их налет, с крыш цехов и складов пытались организовать противовоздушное прикрытие бронебойными ружьями. Оба огневых средства проявили себя крайне неудовлетворительно. Пушки губисков не оставляют на броне черных самолетов противника даже царапин. Наши при удачном попадании пробивают броню, но на противнике это никак не сказывается.

- Что значит "удачное попадание"? - спросил кто-то.

- Это значит, под углом "закусывания" по отношению к броне, когда снаряд не рикошетирует, не уходит вбок. Кстати сказать, это случается очень редко, у них такая удачная форма - как ни молоти, только один выстрел из двадцати прошивает покрытие машин.

- Не отвлекайтесь, Артюхов, - сказал Председатель. - Что по пулеметам?

- Пулеметы мы, естественно, тоже опробовали... Только недолго.

- Недолго?

- Противник их очень быстро подавил. Понимаете, даже из спаренной пушки можно ударить и, прежде чем тебя засечет противник, успеть перебежать. А с крупнокалиберником не побегаешь. Их почти сразу раздолбали. Все.

В помещении на миг стало тихо. Кажется, сидящие тут люди догадались, что выслушанная сентенция была оплачена многими жизнями и отчаянным, но безуспешным мужеством

- Ладно, - хлопнул по столу Рымолов. - Следующий вопрос. Противник, почти не встречая ни малейшего сопротивления с нашей стороны, громит город. Каково сейчас его расположение?

Высказываться решил высокий, тощий парень, чем-то неуловимо похожий на Пестеля.

- В общем, пока на нас навалилось только шесть треугольников. Два находятся в районе завода, два висят над старой частью города и парком, разрабатывая стадион с волосатиками. Один долбит по тому сооружению, которое возвели зеленокожие, одновременно мешая всем перемещениям людей в районе бывших новостроек, и еще один, по последним сведениям, сковывает наши действия по направлению к аэродрому. У меня все.

Рымолов обвел глазами сидящих перед ним людей. Спросил низким, глухим голосом:

- Кто доложит о расположении и состоянии людей?

За то время, что Рост его не видел, он не сильно изменился. Остался тем же высоким и очень светлым лоб, так же глубоко и сухо блестели глаза. Но в нем появилась какая-то слабина. Рост не очень надеялся, что сугубо штатский Председатель, бывший профессор каких-то там наук выдержит обрушившиеся на Боловск беды со стойкостью настоящего бойца. Но так явно демонстрировать перенапряжение все-таки не следовало.

- Могу я, - подала вдруг голос теща Ростика, мама Любани. Тамара Ворожева. Вот она была спокойной, даже, пожалуй, равнодушной. В общем, выглядела она как-то непривычно. - Люди преимущественно остались на местах, то есть в своих подвалах или в подвалах соседей. Первый час на дорогах замечалось какое-то движение, но, когда стало ясно, что эти... захватчики бьют по всему, что движется, люди большей частью замерли, залегли кто куда. Да и бежать, как ни крути, некуда. Итого в городе находится почти пятьдесят тысяч человек, из которых почти половина детей. Четверть другой, взрослой половины, в принципе может быть мобилизована, хотя бы для нестроевых целей, но... Но их нужно заставить и в любом случае дать знать о наших планах.

Так, решил Рост, они обсуждают возможность тотальной мобилизации. Значит, покоряться они еще не хотят. И то хлеб.

- Сколько они смогут продержаться без воды? - спросил кто-то из задних рядов.

Рост присмотрелся, это был Кошеваров, некогда второй человек в городе, мэр, а ныне, очевидно, утративший свое влияние рядовой хозяйственник.

- Ну, за последнее время все привыкли неделю, а то и больше обходиться своими кормами и водой, - отозвалась Ворожева. - Так что большой беды за три-четыре дня быть не может.

- Они крошат город, как муравейник, а вы... - махнул на нее рукой Председатель. - Ладно. Об оружии пока говорить не будем. Какие будут предложения по схемам мобилизации? Как заставить людей стать в строй перед лицом такого... противника?

- Эхо-хо, - раздался вдруг знакомый до боли голос. Принадлежал он, без сомнения, Каратаеву. - И как же так получилось, что мы опять проспали противника? Где был наш знаменитый... Этот... который сидел на шаре? Как он вообще сумел не заметить треугольники?

- А он, кажется, струсил, - негромко, но внушительно проговорила Галя Бородина. - И удрал, не дождавшись...

- Попрошу не трепать языком, если не знаете фактов, - неожиданно для себя очень жестко проговорил Рост.

Все повернулись в его сторону.

- Что? - Галя говорила очень медленно и, как всегда, что-то такое, что не хотелось слушать - настолько это было неправильно, настолько не соответствовало действительности.

- А то, - отрезал Рост, как-то слишком быстро наливаясь злостью против этой женщины, против. всей этот чиновной шушеры. - Денис Пушкарев пал смертью храбрых на глазах всего города и всей пурпурной братии, взорвав шар вместе с треугольником противника. Первый павший за эту войну враг погиб потому, что Денис защищал таких вот... как ты, Галина. Которые его бездумно и бесчувственно позорят. Хотя, конечно, не за вас он погиб, а за людей.

- Гринев, - поморщился Рымолов, - хватит патетики. Давай дело. Рост подумал.

- Что-то вы, Арсеньич, не очень торопились оборвать предыдущего оратора, который порол чушь и позорил, не побоюсь этого слова, настоящего солдата... Он вздохнул. - Именно из-за его самоотверженности у нас сейчас над городом шесть черных треугольников, а не семь.

- От этого нам ненамного легче, - отозвалась Галя.

- Ерунда, - тут же парировал Ростик. - Шесть - это не семь. Еще и потому, что враг уже не так уверен в себе, он уже видел, как мы его умеем сбивать. За одно это Бойцу нужно памятник поставить, а не крыть его...

- Гринев, я же попросил, - снова проговорил Рымолов.

- А я не могу не выразить свое возмущение Случится мне завтра за Боловск погибнуть, такое вот... сборище и меня обхает. Поэтому - не позволю. Всем это ясно?

Последние слова он процедил уже сквозь зубы.

- У тебя по существу что-то есть? Рост хотел было высказаться, что пришел вообще-то послушать, но тут подал голос Каратаев:

- У нас есть только одна возможность. Нужно атаковать треугольники. И если удастся, как Пушкарев, взрывами котлов наших леталок, нагруженных взрывчаткой или еще как-нибудь, уничтожать противника, то...

- Это безумие, - отозвался Ростик. - Они перебьют атакующих еще на подлете, и люди погибнут зря.

- К тому же у нас уже и лодок столько нет, - вдруг раздался голос Кима. Оказалось, он тоже тут, только прятался за спинами в другом конце помещения.

- Что же делать? - спросил Рымолов. И посмотрел на Ростика. Немигающими глазами, отчаянно и болезненно, с очевидной слабостью и мукой посмотрел, словно хотел этим вот взглядом спасти город.

- Атаковать лодки... - начал Ростик, помимо своей воли, как будто его губами и голосом заговорил кто-то потусторонний, невидимый, но достаточно могущественный, чтобы навязать свою волю, - необходимо. Только сделать это следует с использованием элемента неожиданности. Повторяю, их можно подловить только на неожиданности. И придумать этот трюк нужно за очень короткое время. Практически у нас есть два дня, в лучшем случае - три. А потом...

И он рассказал про подходящую армаду мелких леталок. Возможное появление пехоты пурпурных даже эти штатские люди восприняли с отчаянием, даже у них не возникало сомнений - с подходом этих сил город падет окончательно. И ничто его не спасет.

- У кого есть конкретные идеи?! - почти закричал Рымолов.

Ростик посмотрел на невысокий потолок помещения. На нем отчетливо запечатлелись потеки воды. Почему-то сейчас он видел все вокруг так резко, словно тут горел не десяток тусклых плошек, а батарея мощных софитов. При желании он мог бы увидеть лица всех людей, что собрались тут и вычитать все надежды, эмоции, даже мысли, которые только можно вычитать по лицам.

- Разумеется, атаковать черные треугольники, пока они находятся в воздухе, невозможно Поэтому нужно заставить их приземлиться. И атаковать на земле. Ростик подумал и добавил: - И не просто на земле, а в заранее подготовленном месте. Чтобы использовать заранее приготовленные ловушки.

- Конкретно? - уже в который раз спросил Председатель.

- У нас ведь где-то осталось несколько пурпурных, не так ли, Арсеньич?

- Так они и приземлятся, чтобы спасти дюжину-другую своих остолопов! фыркнула Галя.

- Они - не ты, поэтому приземлятся, - уверенно отозвался Рост. - Тем более если поблизости никого не будет... Или им покажется, что поблизости никого нет.

- Что ты все-таки придумал? - спросил за всех Кошеваров.

- Да в общем-то все довольно просто, - отозвался Ростик.

И начал рассказывать. По мере того как он говорил, лица иных людей вытягивались. Его идея в самом деле была очень простенькой, очень уязвимой для критики, слишком несообразной с идущей на Боловск силой.

Но лица других людей прояснялись. Им начинало казаться, что у них может выйти. Тем более что это было совсем нетрудно провернуть. Ну, разумеется, нетрудно тем, кто это умел делать, кто понимал этот шанс. К счастью, такие люди тоже были, на них-то Ростик и решил ориентироваться.

Без помощников - толковых, умелых и дельных - ему было не обойтись.

- А что, может получиться, - отозвался наконец Ким.

- Может, - кивнул и Председатель. - Тем более что никто ничего более дельного не предложил. Вот только... Может и не получиться.

- Почему-то мне кажется, - отозвалась теща Тамара, - что получится.

Ростик про себя усмехнулся. Ему тоже казалось, что получится. Должно получиться, потому что он перебежал через площадь под огнем неприятеля, а значит, военное счастье было на стороне человечества

Хотя, как всегда, это следовало проверить боем.

21

Рост сидел почти в полукилометре от места, выбранного для основного действия, в полукилометре от того самого колодца, о котором, по словам Пестеля, упоминали еще в конце прошлого века.. То есть на Земле, когда описывали их губернию. После Переноса колодец пересох, трудности с водой, возникшие в Боловске, заставили каких-то строителей изрыть почти всю округу в надежде найти хоть какой-нибудь водоносный слой, который мог бы наполнить опустевший колодец.

Из этого ничего не вышло, но под землей в этом месте образовалось что-то вроде изрытого странными зигзагами подземелья, хотя и неглубокого, но достаточно извилистого. Вот последнее обстоятельство и заставило остановиться тут при выборе места засады. Вообще-то его предложил использовать в таком качестве Председатель. На примете у Роста были развалившиеся здания на окраине города, в районе хрущевок. Там подземные коммуникации могли прийтись кстати. Но стены домов и территория города могли все-таки насторожить летчиков черных треугольников, а это было нежелательно.

Здесь же, на полянке, между реденькими невысокими кустами барбариса, который только-только начал цвести и источать одуряющий аромат, не могло возникнуть никакого подозрения даже у самого осторожного из губисков. По крайней мере, Рост на это очень рассчитывал.

Из города прибежал какой-то парень, которого Ростику отрядил Председатель якобы для связи. Таких вот ребят вместе с конвоирами у Роста набралось уже семь душ. Что с ними делать, он пока не знал, но отсылать их назад не решался. Кто знает, как обернется дело? А эти люди вполне могут оказаться тем резервом, который решит исход боя.

- Товарищ командир, Председатель просил передать, что, по его сведениям, лодки обратно разделились.

- Опять, а не обратно, - автоматически поправил Рост мальчишку.

- Две ушли в сторону Олимпа, вероятно, будут громить алюминиевый завод. Одна пошла на восток.

- Будет бить по Бумажному и тем, кто там работает, - добавил Ростик.

Он был неспокоен, и это его раздражало. Перед боем ему бы полагалось ни о чем не заботиться, ни о чем серьезном не думать, а лишь наблюдать за противником. А вот он почему-то все время вспоминал Бойца, Сонечку и жалел, что тут нет Достальского или Антона.

Но Достальский и Антон все еще оставались в госпитале. А ему прислали его старого друга - старшину Квадратного, которого, невзирая на свежую выписку после ранения, Рост тут же определил на самое ответственное и важное место... Квадратный был лучше, чем кто-то другой, но Рост все равно нервничал.

Наконец он понял, чем вызвано волнение. Сейчас, тут, у этого вот колодца, решается, кто более удачлив, за кем военное счастье, как это назвал в свое время старшина Квадратный, - за людьми или за пурпурными? Казалось бы, ему, командиру отряда, идущего на смертельно опасное задание, думать о соотношении сил, о времени, о расстановке людей. А он думал о таких эфемерных штуках, как удача, судьба и везение.

Но ему казалось - такое вот счастье и определяло сейчас победу. А для того, чтобы проверить его, чтобы оно проявило себя, следовало делать свое дело, исполнять долг и - ничего больше. В этом была какая-то чрезмерная необязательность и в то же время странноватая, свойственная, вероятно, только Полдневью, правильность. А впрочем, нет, на Земле это свойство жизни тоже присутствовало, только оно было слишком мало, чтобы его принимать в расчет. Лишь теперь и тут приходилось этому учиться...

Солдатик тем временем что-то докладывал, от быстрого говорения у него даже пот выступил на верхней губе. Рост его прервал:

- Подождите, вы говорите, что одна лодка противника висит над центром, одна над заводом, а третья из оставшихся ходит по кругу. Вы сколько времени сюда бежали? Минут сорок... Так что же, за это время они не изменили своего расположения?

- Я не знаю, - подрастерялся паренек. - Наверное, они как-то изменили свое расположение.

- Вот и я так думаю, - решил Рост. - Хорошо, донесение принял. Оставайтесь с остальными, ждите команды вести пурпурных на условленное место.

Девять душ пурпурных, захваченных еще во время их первого налета на город, были пока спрятаны в кустах, чуть дальше того места, откуда Рост пытался "читать" обстановку. Их стерегли двое конвоиров... А впрочем, сейчас уже гораздо больше. Это и была "подсадка", их главный козырь в этой засаде.

Рост не хотел выводить этих низкорослых ребят с ослепительно зелеными глазами и белыми, как правило длинными, волосами раньше времени. Они должны были появиться в самый выигрышный момент, не раньше и не позже. Вот он и сидел, почитай, уже больше половины дня в этих кустах. Вот и ждал, стараясь уразуметь поведение всех черных треугольников, которые находились в поле зрения.

И теперь, когда их осталось три вместо шести, такой момент, кажется, настал. Чтобы не ошибиться, Рост еще раз осмотрел низкое, серое небо около города. Две лодки он засек легко, третья, та самая, которая должна была ходить по кругу, куда-то запропастилась. Выискивая ее, Рост совсем забыл о треске полевого телефона.

- Товарищ командир, вас, - отозвался солдатик, посаженный на связь.

Рост взял трубку. Это был Каратаев, он звонил по просьбе Председателя, узнать, как обстоят дела. Рост доложил, что пока ждет.

- Ты имей в виду, Гринев, сейчас от тебя все зависит... - начал было накачку Каратаев.

Рост мог выдержать начальственные рекомендации от кого угодно, но только не от этого простофили, который на его, Ростиковой, памяти ни разу не предложил и не сделал что-либо дельное. Поэтому он просто положил трубку и снова стал следить за небом.

Наконец он увидел эту третью машину пурпурных. Она приближалась к ним и должна была зависнуть над колодцем через треть часа, не раньше.

- Дайте-ка им по последней.

Чтобы пленные не засветили возможную опасность путами или кляпами, еще с ночи их накачивали спиртом. Переносимость и действие алкоголя на пурпурных оказались приблизительно такими же, как на людей. Вот в них и влили перед рассветом, как только они сюда прибыли, почти по полному стакану спирта. Пару часов назад, когда некоторые из них стали вроде бы понимать, что находятся не в своей камере, в них закачали еще по четверть стакана, а сейчас следовало влить еще столько же.

Конечно, это было жестоко, но ничего более действенного, чем спирт, придумать в этой ситуации было невозможно.

- Годится, - скомандовал Ростик, когда каждый из пленных, слабо сопротивляясь, все-таки заглотил положенное количество зелья. - Выводим пленных, и бегом... Бегом!

Подхватив свое трофейное плазменное ружьецо, он и его солдатики припустили к колодцу. До него добежали довольно быстро, хотя пару раз пленные пытались завалиться, - в самом деле, бежать с жутким количеством спирта в желудке, в крови и в мозгах не самое легкое дело. Но их поддернули на ноги и снова заставили припустить в полный мах... При колодце было сделано невысокое, в метр с небольшим, ограждение. Вот у него-то Рост и приказал посадить вконец одуревших от выпитого пленных. Видимость они создавали вполне правдоподобную беглецы из погрязшего в панике города, без связанных рук и ног, даже без кляпов лежат на траве, обессилев после побега... К тому же никого не было видно в радиусе полукилометра, а может, и больше.

- Назад, - приказал Рост. - Бегом, скорее.

Они вернулись туда, откуда привели пленных. Тут уже оказались какие-то новые люди. Где их только брали и зачем посылали сюда?.. Но расспрашивать и тем более инструктировать их у Роста охоты не было. Он приказал всем залечь в заросшей кустами балочке. А сам попросил связиста позвонить Квадратному и Киму.

И тот и другой были тут же, только до поры не должны были показываться, потому что являлись надеждой человечества, командирами, выдвинутыми со своими отрядами для непосредственного исполнения задания. И тот и другой, узнав, что пленные перемещены к колодцу, сообщили, что они-то уже давно об этом мечтают.

- Тут же пыльно, - попытался пожаловаться Ким.

- Терпи, немного осталось, - отозвался Рост и, чтобы не отвлекаться, положил трубку.

А потом стал ждать ту машину противника, которая расхаживала вокруг города. Она летела низко, не больше ста метров над землей, опустив голову, чтобы пилотам было удобно высматривать цель внизу, поводя из стороны в сторону пушками совершенно ужасающего калибра, какого Рост прежде не видел и о каком даже не подозревал.

Треугольник был довольно велик, с размахом крыльев почти в тридцать метров у задней кромки и чуть больше двадцати от хвоста до передней кабины, создавая огромный равнобедренный профиль, тяжелый и мощный, словно доисторическое животное. Наверху его покатой черной крыши, сразу за пилотской кабиной, была устроена темная, тоже бронированная, а не стеклянная, как Ростик привык, башенка с пушками. Еще по одному стволу того же калибра торчали спереди распростертых крыльев, в десяти метрах от их окончания. Они тоже могли вести прицельный огонь, вероятно, там находилось по паре стрелков.

На концах и внизу крыльев, в своей середине довольно высоких, значительно больше двух метров, ворочались антигравитационные блины. Они были так велики и, по-видимому, сильны, что Рост, как ни гадал, так и не сумел придумать, что же это за силища такая ими двигала. Третий блин находился сразу за пилотской кабиной, и был он еще больше, чем два консольных. Кажется, он-то и нес по воздуху машину - боковые предназначались лишь для поступательного движения и для маневров. Ну еще, разумеется, для устойчивости, чтобы треугольная конструкция не опрокидывалась на виражах.

Насмотревшись на противника всласть, Рост вдруг понял, что его дергает за рукав гимнастерки торчащий из кирасы связист. При этом он лепетал:

- Командир, ну, командир, спрячься. Не видишь, они приближаются.

И в самом деле, треугольник подошел уже довольно близко, мог и заметить. Рост присел, укрывшись сверху еще и пуками высокой местной травы.

Треугольная машина должна была пройти почти строго над пленниками у колодца... Она и наткнулась на них, ровнехонько и точненько, как в аптеке. Изменила курс, чтобы не подавить пленных своими мощными антигравами, снизилась, прошла метрах в сорока от выставленных на обозрение губисков... Те были малоподвижны, но явно свободны. Кто-то из них даже попытался выпрямиться и помахать руками, привлекая к себе внимание.

- Приготовиться, - скомандовал Рост в телефонную трубку, на другом конце которой находился Ким. Он услышал, как Ким шепотом пустил по рядам предупреждение.

Треугольник вдруг вздернулся вверх и куда-то умчался. Даже на глаз Ростика это было очень скоростное движение. Обычные лодки, к которым люди уже привыкли, двигались, как минимум, раза в два медленнее.

- Отбой, - приказал он в трубку. - Птичка улетела.

- Куда? - забеспокоился Ким.

- Может, не хочет садиться без поддержки с воздуха. Пригонит приятеля, тогда и сядет.

- Так получится сложнее, - отозвался в трубке Квадратный.

- Ты тоже тут? - удивился Ростик.

- Мы между собой тоже связь провели, - пояснил Ким. - Мне тут один... умелец присоветовал и исполнил.

Рост и не знал, что такое возможно, но инициатива была, конечно, разумная.

- Вы бы поменьше там шевелились... - вздохнул Рост. - Ладно, ждите. Пока ничего не меняется.

Но они зря надеялись на одного "приятеля", улетевший треугольник вернулся с обоими, оставшимися над Боловском. Все три черные треугольные птицы зависли над губисками, многие из которых, отравленные спиртом, вообще уснули, не в силах проявить активность даже при подлете спасителей. Рост приказал связисту снова установить контакт с засадой.

- Все, на этот раз ребята в этих черных леталках приготовились садиться.

- Ты только поясни, как и где, а мы ужо... - начал было Ким.

- Одна ходит над нами, метрах в трехстах от колодца, контролирует округу, - стал докладывать Рост. - Вторая садится... Так и есть, садится почти тебе на голову. От тебя до нее метров сорок.

- А третья? - спросил Квадратный.

- Пока не знаю, не видно из-за деревьев. Кажется, на бреющем прочесывает окрестные кусты. Очень низко... - Внезапно он ее увидел. Машина не просто прочесывала кусты, она их попросту пригибала антигравитационными блинами и посадочными полозьями. - Да, на высоте метра или чуть больше она осматривает растительность.

- Где она от меня? - спросил старшина ровным голосом.

- Кажется, я понимаю, что ты задумал, - отозвался Рост. - Рискованно, очень.

- Где?

- Метрах в ста двадцати на юг.

- А как там моя пташка? - спросил Ким.

"Его" машина села. Поводила пушками, повертела башней, ничего необычного не происходило. Потом сбоку от нее откинулась панель, образовав пологий пандус. По нему на песок всего в полусотне метров от пленных сошли трое очень высоких губисков. Двое несли ружья, один был безоружным.

Потом их растолкал и по-хозяйски выбился вперед обычный, низкорослый пурпурный человечек, видимо офицер.

- Так, они оказались еще ближе к тебе, Ким, чем я говорил. До них метров двадцать с небольшим... Лучшего мы и не мечтали получить. Приготовиться...

- Все уже давно готовы.

- Ким, пошел!

Словно в странной, необычной сказке песок поблизости от севшего черного треугольника стал шевелиться и шлейфом взлетать в стороны. А из-под него, вернее, из-под щитов, сплетенных из ивняка и засыпанных сверху песком, стали выскакивать люди. И все они как заведенные, даже без команды понеслись в сторону черной леталки пурпурных.

Почти сразу возникла стрельба, кто-то из корабля попытался стрелять в атакующих Но и ответный огонь людей не задержался... И был результативным, выстрелов из корабля больше не последовало.

Тех высоких губисков, которые спустились на землю, тоже срезали, почти сразу, лишь один из них, низко приседая, припустил куда-то в кусты. Оттуда, оставаясь невидимым, он мог доставить немало неприятностей. Рост обернулся к своим людям, выискал глазами парня, который, кажется, был старшим сержантом.

- Бери пять человек - и за тем пурпурным, который удрал. В плен можешь не брать, но если попробует сдаться - не вздумай прикончить.

Ребята тут же унеслись выполнять приказ. Видимо, им тоже не терпелось пострелять.

Рост нашел глазами треугольник, который ходил над кустами. Сейчас он развернулся и очень спешно, медленно, тихо, почти не взбивая песка своими антигравами, двинулся выручать попавшего в беду напарника. Его пушки еще не заговорили, но уже показались каким-то кошмаром, воплощением смерти и гибели, и ничто, казалось, не могло ее предотвратить...

- Квадратный, второй идет через твою позицию... Приготовься.

Наконец подкрадывающийся треугольник ударил. И сразу скосил чуть не треть атакующих. Выстрел был хорошим - очень точным, убийственно эффективным и не причинившим вреда стоящей на земле черной машине. За поднятыми смерчами песка Рост не видел, сколько людей успели вбежать по пандусу и был ли среди них Ким..

- Слышу, - отозвался Квадратный. - Ты только скажи, когда он будет ближе всего.

- Еще чуть-чуть, - проговорил Рост, - еще...

Черный треугольник снова выстрелил, на этот раз он снес почти всю дальнюю часть засады. Ростик, стиснув зубы, говорил:

- Десять метров, пять, два...

Снова выстрел, на этот раз люди дрогнули. Некоторые стали отбегать в сторону, уже не рассчитывая оказаться в черном треугольнике, стоящем всего-то в двух десятках метров от них с откинутым настежь трапом... И таком недоступном.

- Пошел!

И тогда сбоку от проходящей на мизерной высоте черной машины из травы появились три человека. Они бежали из разных точек, и каждый нес что-то в руках...

У Роста тоже оказались нервы. Он не выдержал, опустил голову и стал смотреть на свою руку, сжимающую трубку полевого телефона. Она была белым-бела, но это ничего не решало. Ровным счетом ничего.

Справившись, он поднял голову. Из треугольника, который шел так низко, что чуть не стелился над землей, ударили боковые пушки. Один из подбегающих к нему людей подлетел в воздух, словно от очень мощного разрыва, второй просто растаял в слишком яркой для одной смерти вспышке... И лишь еще кто-то, юркий и быстрый, как ящерица, несся вперед. По нему снова выстрелили из треугольника, почти в упор, из невидимой на таком расстоянии щели или бойницы... И попали! Бегущий человек упал, но тут же поднялся и, вместо того чтобы снова упасть, побежал еще быстрее.

Впрочем, его бег теперь замедляла тянущаяся за ним нитка... Вернее, это издалека казалось ниткой, Ростик-то знал, что в действительности это был двадцатитонный трос, взятый на заводе, оставшийся от земной еще цивилизации, стальная жила почти в полсантиметра толщиной. И на конце тросика была намертво заклепана стальная кошка... Все устройство весило едва ли не под сотню килограммов, и с каждым шагом бегуну было все тяжелее ее нести, потому что она становилась все длиннее... И все-таки он добежал!

Добежал, подпрыгнул, невероятным образом дернулся всем телом, зацепляя за что-то свой крюк, и... отвалился назад и вниз. Рост почувствовал, что не может дышать. Потому что в этом человеке узнал старшину.

- Только бы эта штука не оторвалась теперь, - деловито проговорил кто-то из солдат сзади, они тоже смотрели на бег старшины Квадратного.

Машина теперь волокла за собой темную нитку, поднимающую за собой клочья дерна и прозрачную пылевую дорожку... Лишь по ней Рост догадался, что треугольник пытается набрать высоту.

И вдруг нитка стала на миг натянутой, как струна, протянувшись от какого-то невзрачного холмика к взлетающей машине захватчиков. И черный треугольник дернулся, да так, что, если бы у него была чуть выше скорость, непременно перевернулся бы и рухнул вниз. А так он только содрогнулся, закачался и стал выравниваться, пытаясь понять, что же его удерживает так близко к земле.

- Говорит Гринев, кто на связи? - пророкотал, даже проревел в телефонную трубку Ростик.

- Сержант Бахметьева, - отозвался в трубке знакомый голос.

- Ева? - поразился Ростик, хотя сейчас было совсем не время поражаться. Как же так, я... Ладно, давай, Бахметьева, крути со своей командой что есть мочи. Не дай ему вас перебороть, не дай ему уйти!

- Не уйдет, - холодно отозвалась Ева на том конце трубки.

И действительно, ребята там стали работать. Теперь, хотя черный треугольник и дергался как заводной, темный трос все время оставался натянутым. И все время укорачивался...

- Что у них там? - спросил кто-то из недавно подошедших солдат, который не принимал участие в ночных приготовлениях засады.

- Стотонная лебедка, - отозвался кто-то из знающих. - И человек двадцать ребят. Теперь, если старшина его крепко зацепил, не улетит.

Трос становился короче, еще короче, теперь черный треугольник уже не мог даже как следует дергаться. И вдруг он, удивительным образом опустив хобот пушки, ударил прямо в землю, туда, откуда возникала эта страшная, гибельная для пурпурных струна.

- Не порвет, - уверенно отозвался тот же знающий. - Там у нас глыба, почитай, в тыщу тонн отлита, а сам трос идет в сторону, в одно из подземелий.

- Разговоры, - отозвался Рост.

- Так я же успокаиваю, - попытался спорить слишком информированный боец.

- Значит, так, - повернулся к нему Рост, - хватайте хлорпикрин, противогазы, и за мной. Будем этого зацепленного дурака брать, а то, не дай Бог, в самом деле сорвется - век себе не прощу!

Треугольник не сорвался. Он раскачивался, кружил, пытался даже сесть, чтобы высадить десант и наконец отцепиться... только поздно. Люди, которых привел с собой Ростик, и те, кто еще возникал из-под песка, не позволили этого сделать. А еще через четверть часа с этой машиной все было кончено. Она завалилась на крыло, сломав при неудачной посадке полозья, и больше не сопротивлялась. Наоборот, из нее, зажимая рот, глаза и грудь, выскакивали пурпурные, катались по траве, а над машиной медленно, словно желтоватый победный стяг, поднималось облако хлорпикрина.

Почти не задерживаясь у притянутой к земле машины, Ростик бегом погнал людей, у которых не было противогазов и которые не могли войти в ядовитое облако и эффективно бороться с экипажем, к другому треугольнику.

И когда ему оставалось уже войти в него, когда пандус уже зазвенел под каблуками, сверху ударила пушка третьей летающей машины.

- Ну, теперь мы - мишень! - прокричал кто-то сзади.

Рост обернулся, чтобы в зачатке подавить панику, но так и не успел понять, кто же это такой умный у него в отряде выискался. Потому что навстречу только что выстрелившей машине противника ударила главная, сдвоенная башня треугольника, который его подразделение собиралось захватить... И ударила точно. Два темно-красных плазменных шнура воткнулись в брюхо третьего летуна, отшвырнув его в сторону, и он, оставляя в воздухе дымный след, отвалил вбок.

Они победили, они захватили две машины противника, причем одна из них была, по-видимому, неповрежденной. Они победили, но Рост решил в этом убедиться, хотя что могло быть более убедительным, чем ответный выстрел в атакующих их губисков? И все-таки он скомандовал:

- Оружье к бою, всех пурпурных, кто не сдается, кончать на месте. Только с умом, смотрите машину не попортите пальбой. Она теперь наша.

22

Осознав, что больше сражаться не с кем, что третий треугольник губисков отправился куда-то исправлять полученные повреждения, возникла идея срочно перегнать машины на аэродром, чтобы там разобраться с ними как следует. Но почти тут же стало ясно, что одна из захваченных леталок пурпурных, та самая, что воткнулась в песок, не на ходу, а управлению второй тоже следует учиться. Вернее, переучиваться, но зато значительно. И все это требовало работы, работы...

Впрочем, Рост в технические особенности не вникал. Он попросту приказал Киму распоряжаться, подхватил раненых, среди которых, как ни странно, старшины Квадратного, который накинул крюк на одну из машин противника, намертво зачалив ее к заякоренной потайной лебедке, не оказалось. Он пострадал, конечно, но, по его словам, обошелся лишь вывихом ноги, контузией и переломом большого пальца правой руки. Свои травмы он переживал не очень активно, посматривал на свеженаложенные гипсы довольно апатично и, когда Ростик слишком уж пристал к нему, хладнокровно ответил:

- Да не пойду я ни в какую больницу. Хватит уже, належался. Если у тебя не будет более сложных заданий, просто на посту постою, для этого быстро бегать не нужно.

- Пойми, голова садовая, - сердился Рост, - какой ты боец с такими ранениями?

- Ты на меня не дави, - неожиданно попросил Квадратный. - Лучше разреши остаться в строю, я же здесь все равно больше пользы принесу, чем в больнице.

И как всегда, когда его вот так по-товарищески просили, Рост, о котором по городу пошла молва, что он-де кремень, что ему под горячую руку старается не попадаться сам Председатель, растаял и согласился потерпеть старшину еще немного. Даже такого, с ранениями.

Потом он, втайне подосадовав, что его не стали слушать по телефону, отправился в город. Доклад об их удаче смаковали почти два часа, задавая практически одни и те же вопросы, что даже Рымолова в конце концов привело в замешательство. Наконец он пресек все эти пересуды и с тайным, но все же заметным сомнением спросил:

- Ну, Гринев, что теперь собираешься делать?

Рост нахмурился. Получалось, что именно он должен был все теперь планировать. Это было отчасти неплохо, меньше волнений и объяснений с начальниками, но и ответственность возникала куда как немалая. А впрочем, он уже и забыл, когда бы ее не ощущал на своих плечах, поэтому довольно спокойно ответил:

- За ночь хотелось бы восстановить треугольники, оказавшиеся у нас в руках, подготовить экипажи. А поутру отправимся к Одессе.

- Почему туда? - удивилась Галя, которая, как и куча других начальников, конечно, тоже присутствовала на совещании.

- Туда отошли три лодки пурпурных. Вот пока раненая машина противника ремонтируется, пока собирает два треугольника, которые ушли на север, и тот, который полетел к Бумажному холму, мы попробуем справиться с этими тремя. Все же лучше драться с тремя, а не со всеми семью разом. А они, безусловно, решат соединиться, прежде чем попытаются снова атаковать Боловск.

- Да, нас с наскока не расколешь, - разулыбался вдруг Каратаев. - Мы их научим уважать... человечество.

Ростика покоробила эта улыбка, как давно раздражал сам этот человек. Тем более что его-то как раз никто из губисков не "уважал", потому что он, безвылазно сидя под ДК, ни в каких боевых действиях не участвовал. Кажется, это поняли все, кто присутствовал в кабинете Рымолова, потому что стали смотреть в другую сторону.

Ничего, неожиданно подумал Рост, вот придет этот шут гороховый к власти, а по вашим ублюдочным порядкам все может получиться, вы не то что на его улыбочку свои зубы научитесь скалить, вы по его приказу вприсядку пойдете танцевать. Впрочем, это была не лучшая мысль и совсем не вовремя пришедшая, так что он быстренько ее отбросил.

- Они действуют грамотно, - ответил кто-то в форменном френче, похожем на сталинский, - с них небось за потерю двух треугольников тоже спросят. Вот и не хотят терять больше... Так что план Гринева считаю правильным.

- Вдвоем на три лодки, а потом сразу еще на четыре? - переспросил Рымолов.

- Если они нас все-таки упредят и сумеют соединиться, то получится вдвоем на семь, - поправил его Ростик. - Такой вариант тоже нельзя не учитывать.

Все сразу помрачнели. Почти каждый из сидящих тут людей понимал, что это означает, к чему приведет. Даже твердокаменная Галина, склонная без малейших заметных эмоций принимать самые жесткие решения, вдруг посмотрела на Ростика со слабым подобием сострадания.

- И как же ты тогда, а? - спросила она.

- Что-нибудь придумаем, - решил он. - К тому же все равно это нужно делать. Иначе, когда подойдет их армада с пехотой, нам ничего уже не поможет.

Начали обсуждать время подлета малых лодок пурпурных и пришли к выводу, что в распоряжении человечества остался всего один день. Наконец решение созрело. Его огласил Рымолов:

- Знаешь, Гринев, поручаю тебе всю операцию. Бери каких потребуется людей, но попытайся сделать хоть что-нибудь. Может, они мир захотят заключить...

- Ну, об этом речь пока не идет, - отозвался Кошеваров. - Как я понимаю, они настроены или оккупировать нас, или уничтожить. - Подумал и негромко добавил: - Я даже не знаю, что лучше.

Получив разрешение, Ростик прямо из начальственного подвала принялся командовать, используя отличную службу посыльных, перенесенную сюда из Белого дома. А когда организация обороны завертелась и худо-бедно стала набирать обороты, отправился домой. Тут, вместо того чтобы изображать из себя спасителя отечества и выслушивать доклады, он попросту завалился спать. Предупрежденная Любаня, которая так никуда и не пошла и во время бомбардировки отсиделась с Ромкой, Кирлан и ее детьми в отличном, недушном и очень тихом подвале, устроенном под новым Ростиковым домом, не подпустила к нему ни одного из посыльных в течение почти пяти часов. А за это время Рост отлично выспался. И почувствовал, что теперь может, пожалуй, воевать в самом лучшем своем качестве.

После этого он, оседлав машину самого Председателя, выделенную в его распоряжение, с неизменным Чернобровом за баранкой, который, как и все, терпеливо ждал пробуждения командира, выдал новую порцию распоряжений, которые в общем-то лишь конкретизировали кое-что, придуманное еще днем, на заседании. А потом отправился к колодцу.

Вот тут-то он и почувствовал, насколько правильно поступил, позволив себе выспаться. Странным образом сон придал ему уверенность в победе, даже с учетом тех сил противника, с которыми им предстояло сражаться. А это помогало всем, кто только оказался в это замешанным. Но больше всего, конечно, поддержало тех, кому предстояло идти в бой. То есть экипажи новых треугольных антигравов человечества, которые в целом сформировал Ким и Серегин, разумеется не оставшийся в стороне от такого дела, как освоение новых боевых машин. Да ему никто бы и не позволил этого - с его-то опытом и знанием техники.

Разыскав Кима, которому в драке за треугольники опалили близким выстрелом щеку, но который больше не получил ни одной царапины, Рост предложил пройтись по этим машинам, показать ему их изнутри.

Кажется, это была хорошая идея, потому что в экскурсии по новым машинам решили принять участие Бабурин и рыжеволосая Ева Бахметьева, та самая, которая притянула вторую машину лебедкой к земле и которая, как ни странно, оказалась отличным офицером.

- В общем, - начал объяснения Ким, - дело выглядит не таким уж безнадежным, как мы думали вначале. Каждая боевая треуголка устроена по уже известным нам принципам, по которым летают и наши... Ну, то есть малые, захваченные у тех же губисков лодки.

- Вернее, с учетом неизвестных принципов, которыми мы тем не менее пользуемся, - поправил основного докладчика Бабурин.

Ким посмотрел на него без выражения и продолжил:

- Надо сказать, численность экипажа для каждой черной бандуры нами установлена очень приблизительная Но она куда больше, чем можно было ожидать.

- А именно? - поинтересовался Рост. Ким вздохнул:

- Давай все-таки начнем с ее конструктивных особенностей. Во-первых, лодка, как ты видишь, очень высокая, тут даже волосатикам не придется голову в плечи вжимать. Но набита - под завязку. Ее поднимают два котла, расположенные примерно в средней части каждого крыла, в самой, так сказать, высокой его части, где могут работать, по нашим прикидкам, шесть волосатиков или восемь таких ребят, как Коромысло.

- На каждом котле, - добавил Бабурин.

Ким поблагодарил за добавочную информацию кивком. То, что он медленно закипает, было известно одному Росту, который знал этого человека с детства. Остальным Ким казался непробиваемым, как... как истинный кореец. Что-то этот Бабурин, подумал Рост, слишком остер на язык. Нужно услать его куда-нибудь. Но ничего не сказал. Потому что не успел, в дело вмешался Серегин:

- Нет у меня столько "качков". Есть Коромысло и Калита. И все, больше силачей не имеем.

- Калита? - удивился Ростик. - Это кто такой?

- Это парень, который борет Коромысло, - объяснила Ева негромким, ласковым, очень девчоночьим голоском.

- Что? - не поверил Рост. Он-то отлично помнил силача Коромысло, который и придумал ни с того ни с сего Одессе ее ставшее потом привычным название. Но чтобы был кто-то, кто не являлся бакумуром и мог побороть Коромысло?..

- Да, - кивнул Серегин. - Это факт.

- Ладно, - решил Ростик. - Хорошо, что таких двое. По одному на треугольник. А то ставить только волосатиков страшновато, вдруг они не то начнут делать?

- Продолжим, - прервал дискуссию Ким. - Эти два котла по очень сложным шинам гонят антигравитацию на один общий блин, который стоит за пилотской кабиной, и на два боковых, расположенных на концах крыльев. Причем синхронизировать их работу довольно трудно. Каким-то образом происходят перетекания энергии, то есть если один котел недодает энергии, то небольшая часть со второго уходит к нему, но... не очень. Например, на одном котле, как мне кажется, не полетишь. По крайней мере, мы пока так летать не сможем.

- Да и у них не очень получалось. Кажется, это и не позволило взлететь тому треугольнику, который мы захватили на абордаж, - добавил Бабурин. На этот раз его добавления ждали уже все. Даже Ким лишь поморгал, но не разозлился. Видно, такой был этот человек - Бабурин.

- Блины позволяют сделать управление более... юрким, - продолжил Ким, - но и более сложным. Вот смотри. - Он стал рисовать что-то на небольшом листе бумаги, где уже виднелось три или даже больше схем. Рост и смотреть не стал, все равно потом увидит в железе. - Впереди находится, как мы решили, капитан. Он управляет всеми маневрами, но сил его на три этих блина, конечно, не хватает. Он способен лишь обозначать свои действия, и то не до конца. А за ним сидят еще три пилота, причем средний является его заместителем, так сказать, вторым пилотом, а боковые отвечают за силовую помощь.

- Иногда каждый из боковых управляет своим концевым блином, а средний работает только на главный, несущий, - добавил Бабурин.

- Но мы решили, пока не научимся, работать сообща, с учетом всех возможных управляющих связок и штанг, - внесла свою лепту в общую речь Ева.

Кажется, они уже все знают, подумал Рост. Вот и хорошо, они-то знают ситуацию изнутри, значит, справятся наилучшим образом. Вернее, попытаются.

- Давай о вооружении, - попросил Ростик. И лишь тогда поймал себя на том, что повторяет, кажется, Председателя. Неужто и к нему чиновный новояз привязался?

- С оружием так. Теми пушками, которые в середине крыльев, чуть ближе к их концам, управляются по двое людей на каждой. Один наводчик и стрелок, второй заряжающий, он же помогает вертеть ее вверх-вниз.

- Из стороны в сторону они легко ходят, - отозвался Бабурин, - правда, в пределах градусов ста - не очень разбежишься. А в вертикальной плоскости почему-то туго. Придет время, мы это, может быть, сумеем улучшить.

- Вы кем были до Переноса? - спросил его Рост.

- Инженером.

- Давайте сейчас, после Переноса, вы будете меньше инженером, а больше военным, - попросил Рост. Он так и не выработал отношения к этому человеку, который ему и нравился, и вызывал негодование. Хотя ссориться с ним, разумеется, пока не хотелось.

- Есть, - ответил парень, который был, наверное, лет на пять старше Ростика.

- В главной башне три человека. Потому что пушка спаренная. Один ее ворочает, один заряжает и один наводчик-командир. Сейчас там под тебя переставляется сиденье, в карликовое креслице губиска ты, конечно, не поместишься, - как ни в чем не бывало, проговорил Ким.

- Нагрузка на стрелка большая? - спросил вдруг Рост. Одна идея пришла ему в голову, но ее еще следовало обмозговать.

- Нет, если помощник не спит в оглоблях, - решил Серегин.

- Эта двойная пушка имеет то отличие, что способна вести огонь по всем направлениям. При желании - даже вниз, если пилот соображает и держит машину под креном, - добавила Ева.

- Каков ее калибр? - спросил Рост. - Что-то эти орудия мне очень большими показались.

- Разрешите мне, командир? - попросил Бабурин. И, не дожидаясь разрешения, зачастил: - Вообще-то, по нашим нынешним представлениям, пушки пурпурных имеют всего пять калибров. А стрелковое оружие - четыре. Уж не знаю, как так вышло, но кто-то сверил таблетки с монетками, и получилось, что они близки. Вот и вышло, что пистолеты у нас теперь преимущественно копеечного калибра. У больших, похожих на маузер конструкций, двухкопеечный ствол, но они редко встречаются. Легкие ружья тоже двухкопеечные. Но самые распространенные, вот как у вас, трехкопеечные. Хотя есть и номиналом на пятак... То есть калибром, конечно. На этом стрелковые размеры кончаются. Дальше идут пушки. Три средних, которые по известной аналогии назвали десяти-, пятнадцати- и двадцатикопеечными. Эти стоят спаренными на их лодках, и из них стрельба уже возможна на дальность около километра, а двадцатка бьет почти на два. Хотя, разумеется, прицел позволяет взять только половину этой дистанции. Но тут, на этих треугольниках, мы имеем дело с крупными орудиями. Полтинниками и рублями, если оставаться в денежной системе. Кстати, тут заряды тоже очень похожи на наши монеты. Полусотня без труда бьет за три километра. Только прицел... ружейного типа для такой пальбы не очень подходит. А за сотней, которую мы видим на башенных установках этих треугольников, можно ожидать рекорда - за пять, а то и ближе к семи километрам.

- Спаренные стволы, - добавила Ева, по своему обыкновению, очень негромко, - как известно, иногда дают спаренный плазменный шнур, когда выстрелы сливаются. Тогда и разрушительная мощность, и дальность увеличиваются. Только для этого нужно уметь очень точно синхронизировать выстрел.

- А еще у меня есть подозрение, - добавил Бабурин, блеснув глазами, - что пресловутая сотня - предел прочности для этих стволов. Более мощные орудия построить невозможно, по крайней мере, для прицельной стрельбы.

Рост даже дыхание перевел:

- Надо же, воюю этими штуками уже два года, а такое услышал лишь впервые.

- Ну, вы скорее имели дело с трофейными ружьями, а там всего делов смажь-собери... А калибровка - дело изготовителей патронов и ремонтников. Мы тоже, пока не занялись этим всерьез, ни о чем таком не подозревали, - протянул Бабурин.

- Хорошо, понял, - сказал Рост. - Давайте дальше.

- Да в общем-то уже немного осталось. - От усталости Ким слушал предыдущих ораторов, закрыв глаза, но теперь он открыл их и заметно собрался с силами. Еще шесть пушек среднего калибра. Три спереди, под днищем, и три сзади - в усложненной спарке С передними неподвижными управляется пилот, а с задними два специальных стрелка. Эту спарку можно еще разобрать на три отдельные пушечки, но... Это уже по особому желанию. Конечно, всюду еще полно бойниц, при желании можно нагрузить два отделения пехоты, которые будут палить из обычных ружей, но это неэффективно. Чтобы выстрелить не из самого действенного ствола, тащить его и стрелка за тридевять земель... не стоит потраченного топлива.

- Ты что имеешь в виду? - спросил его Серегин. - Предлагаешь отправиться в их гнездо и там их припечь?

- Нет, пока не так масштабно, - ответил Ким. - Я просто по-пилотски, почти как извозчик думаю.

- Итого, какова необходимая, списочная численность экипажа для каждого из треугольников? Разумеется, считаем без пехоты.

- Если считать на каждом котле по шесть волосатых душ, то двенадцать гребцов помимо тринадцати всех прочих. Из этих тринадцати, разумеется, девять стрелков.

- Пять помощников и четыре стрелка, - проворчал Ростик. - М-да, дела... Классных бойцов в таком количестве найти нелегко.

- Еще, я считаю, все-таки нужно взять Коромысло с Калитой, - добавил Серегин. - Между этими котлами действительно сложная система перетечек сконфигурирована, поэтому нужен человек, который бы это понимал и синхронизировал.

- Кажется, этого никто не понимает, - мягко проговорила Ева. - Но идея правильная, с таким человеком будет надежней.

- Итого на каждый из треугольников по двадцать шесть голов, - подвел Бабурин.

- Кто пойдет главными пилотами? - спросил Рост.

- На одной - я, - спокойно и как-то даже печально ответил Ким, - а на второй - она.

- Ева?

- Что ни говори, а она летает, как рыба плавает, - подал голос Серегин. Бери ее, командир, не пожалеешь.

- Кандидатуры вторых пилотов? - спросил Рост, не давая пока "добро".

- У меня - Хворост, - сказал Ким. - Он сейчас внутри второго, "ремонтного" крейсера ковыряется. А у Евы - Бабурин.

То, что он посчитал треугольники уже не "лодками", а "крейсерами", заметили сразу все. Наверное, решил Рост, теперь так и приживется.

- Кто будет стрелками? Ким растерялся:

- Я думал, эту проблему решишь ты.

- Тогда у тебя пойду я... Нет, у тебя главным наводчиком пойдет Квадратный. Он ранен, и от прежних ран еще не оправился, но стрелок такой, что... В общем, даже на костылях в бою будет стоить троих без костылей. Но и ты ему помогай. А я попробую своими скромными возможностями компенсировать летные качества Евы.

- Мои летные качества компенсировать не нужно, - быстро ответила девушка.

- Если бы ты совсем плохо летала, я бы к тебе и на аркане не пошел, сухо, даже мрачновато ответил Рост. - Но думаю, на пару мы справимся. А будешь злиться, вообще отстраню. За эмоции.

- Что-то похожее я уже слышала... - Ева вдруг заставила губы собраться в узкую складку, чтобы не разрыдаться. - И не один раз.

Рост вздохнул:

- Вот об этом я и говорю. Ну ладно, лейтенант Бахметьева. В стойку-то не нужно становиться, вольно. - И он сделал самую удивительную для себя вещь подмигнул этой рыжеволосой статной красавице, да так заметно, что даже Серегин крякнул. Потом Рост помрачнел. - Ну что за народ? Ведь лезем практически в безнадежную драку, а приходится упрашивать остаться, Словно вечеринку пропускаем.

- Ну, еще утром, когда они нас драили, а мы не знали, что и как, высказался Бабурин, - многим наше положение тоже казалось безнадежным. А сейчас... - И он с гордостью, от которой захотелось его сразу же хлопнуть по спине, чтобы не зазнавался больше меры, указал на стоящие в свете костров две черные, кажущиеся необъятными тени. - Никто не скажет, что мы не оказали им сопротивления.

- Сопротивление-то оказали и окажем, - согласился Ким. - Только не дураки же они и сделают так, что последовательных стычек с тремя, а потом с четырьмя у нас не будет. Они разобьются Б лепешку, но устроят так, что драться придется со всеми сразу. С семью.

- Да знаю я, - махнула рукой Ева. - Но вот он, - она кивнула на Ростика без всякого почтения, - что-нибудь придумает. Он всегда придумывал, и сейчас тоже. Без сюрпризов не обойдется. Она и не знала, что Рост уже придумал. За этим и собирался сейчас ехать. Но кое-что следовало сделать еще тут.

- Серегин, - позвал он одноногого истребителя, - до завтрашнего утра успеете починиться?

- Командир, крупных поломок, считай, нет. Весь удар на себя броня эта черная приняла, а она и не такое может выдержать... Вторая машина вообще - ни царапины. Так что к утру все будет тип-топ. Даже без напряга.

- Можешь напрячься, - разрешил Рост, - только пусть будет "тип-топ". Обещал. - Он повернулся к пилотам: - Роли, как я понимаю, в основном распределены. Поэтому, господа летчики, прошу всех спать.

- У нас еще экипажи не собраны, нет гребцов... - завел волынку Ким.

- И попрактиковаться все-таки нужно, - поддержала его Ева.

- Серегин подготовит машины, - отчеканил Рост. - Он же соберет гребцов. Стрелков найду я. А практиковаться придется во время похода на Одессу. Так что - спать. Это приказ.

Серегин, выслушав эту сентенцию, серьезно кивнул. Он был согласен. Ростик посмотрел на него и довольно неуверенно высказался:

- Кстати, нам на пару придется решить еще одну задачку, которая, я надеюсь, позволит нам продержаться против губисков чуть подольше. Только для этого я пока смотаюсь в обсерваторию, потолкую с Перегудой.

- Ночи осталось еще часа четыре, - согласился Серегин. - Все успеем, если дельное что придумал.

- Вот и я надеюсь, что дельное, - ответил Ростик. И пошел искать машину с Чернобровом, чтобы ехать к Перегуде.

23

Котлы крейсеров пели совершенно удивительным, гармоничным, слитным, как большой орган, аккордом. В нем слышались и свисты высоких вибраций, и низкие тона работающих на большой мощности резонансов, и шелест передающих непонятным образом антигравитацию шин, и гулкий тон вращающихся экваторов. В целом это был негромкий звук, но он почему-то оглушал, вернее, закладывал уши, словно близкая взрывная волна.

С утра, пристреляв орудия, оба треугольника вылетели в сторону Одессы, но машин губисков там уже не было. И Ростик приказал повернуть к Боловску - стало ясно, что перехватить пурпурных до соединения людям не удалось. Теперь, по всей видимости, им предстояло сражаться против противника, имеющего более чем трехкратное превосходство и несравненно больший опыт полета на этих машинах.

Это были неприятные новости, но Рост пока сохранял спокойствие. В нем, как в каждом командире, сознающем слабость своих сил, жила надежда, что все еще может обойтись, что черные треугольники губисков, как и тот крейсер, который удрал, не приняв боя, вдруг да уйдут. Вдруг решат, что прорыв людей к армаде транспортных и разведывательных лодчонок, по сути, беззащитных против этих черных мощных громадин, грозит большими потерями и бедами, чем почти неизбежный выигрыш в еще одном налете на Боловск. Он надеялся, потому что пурпурные еще ни разу не победили людей, а значит, должны были бояться и могли переоценивать их способности находить выход из тяжелых положений.

Да, это была бы большая удача, скорее всего, то самое военное счастье, о котором ему говорил раненный в Водном мире Квадратный...

А впрочем, люди и для этих оставшихся семи крейсеров пурпурных приготовили кое-что неожиданное. Основная идея пришла к Ростику еще во время доклада в подвале ДК, но потом, когда он потолковал о своей мыслишке с Перегудой, она не рассеялась, как ни странно, а только окрепла и обросла деталями. А идея-то была вполне тривиальная, к тому же не слишком надежная на первый взгляд. А именно - Рост предложил на крупные орудия на обоих треугольниках человечества установить оптические приборы наведения. Вот и все, не больше. Но и не меньше.

Перегуда, когда понял, какие выгоды это дает против врага, так чуть с ног не сбился, разыскивая по всему городу устройства, которые могли бы помочь в этой затее. Если бы у них не было машины с Чернобровом за баранкой, они бы никуда толком не успели - столько людей, как оказалось, требовалось объездить, у стольких выпросить приборы, которые могли сойти за прицелы.

- Эх, - стонал Перегуда во время этих поисков, - что же ты раньше не предложил! Я бы посадил своих людей за шлифовальные столы, мы бы тебе вручную такие визоры выточили!

Возражать, что чуть более суток назад никто, похоже даже начальство, не подозревал, что черные треугольники нападут на Боловск, было бессмысленно. Директор обсерватории это и сам прекрасно знал.

И все-таки они нашли, и не просто, а почти то, что было нужно. Один настоящий прицел с трехсотмиллиметровой гаубицы времен войны. Как оказалось, какой-то офицер снял прибор, когда его пушку разбило уже во время Померанской операции, да так и не сдал, решил оставить себе на память. Еще один полностью комплектный прицел Перегуда нашел в Музее боевой славы. Он остался от пушки, из которой хотели некогда устроить памятник в центре города. Памятник делать не стали, просто поставили Ленина, а вот оптика сохранилась.

На одноствольные орудия по бокам от основной башни нашли три оптических прицела от промысловых охотничьих ружей и одну подзорную трубу с рисками и перекрестием. Труба принадлежала самому Перегуде, и когда он ее отдавал, то у него едва ли не слезы стояли в глазах. К тому же прибор был действительно хорош. Когда Рост уже при установке на пушки распробовал его как следует, то хотел даже забрать себе, на свою двухорудийную установку, и лишь в последний момент отказался. Решил, что жадность - порок, и в данном случае за него придется платить кровью, причем чужой.

Потом они пристреливали пушки, распределялись по машинам согласно схеме, предложенной Кимом, летели к Одессе, а ближе к полдню - понеслись назад, опасаясь, что произошло что-то ужасное... Хотя самым страшным, конечно, оставались уже отнюдь не эти треугольники, которые и так расстреляли на земле и в городе почти все, что можно было, и на что не жаль было снарядов. Самым страшным был подход пехоты пурпурных, это было бы окончательное поражение человечества, но до этого момента оставалось еще около суток. Это Рост точно установил, приказав Еве подняться как можно выше и с помощью своего нового прицела высмотрев приближающуюся армаду мелких антигравов.

Отношения в крейсере сложились довольно скоро и почти разумно. Рост командовал основными перемещениями, Ева покрикивала на вспомогательных пилотов, Калита бегал, подбадривая подчиненных волосатиков, артиллеристы на крыльях ворочали свои стволы, выцеливая разные объекты, привыкая к работе на пару, а Рост то и дело дрессировал основного наводчика и своего заряжающего.

Наводчик, который должен был обеспечить повороты главными орудиями, то есть движения влево-вправо и вверх-вниз, довольно много ошибался, нервничал, злился на Ростика, хотя открыто возражать не решался. А Рост тоже не мог оставаться совсем бесстрастными, потому что этот тощий и какой-то недокормленный парень, отзывающийся на имя Леха, работал не слишком ловко.

Сложность их совместной работы заключалась в том, чтобы этот самый Леха выводил установку на направление огня, а вот тонкую наводку стволов, собственно прицеливание, осуществлял Рост. Так было задумано. Но Леха не просто выставлял стволы в указанном направлении, а пытался их еще и подкорректировать по своему разумению и сбивал Ростиковы усилия, а это было недопустимо, потому что приводило к потере времени.

Рост даже попытался сменить этого Леху на девушку, которую взяли заряжающей в его башню, но у той не хватало сил ворочать тяжеленные хоботы пушек. Подтаскивать легкие, как пластмассовые, снаряды в узких деревянных рамках, вставлять их в казенники она могла А вот крутить рычаги основного вращения и подъема башни - нет, не получалось. Пришлось вернуться к Лехе, заставляя его привыкнуть к тому, что его участие нужно не все время, а строго по команде.

Еще проблемы возникли при обслуживании котлов обеих машин. Когда стало известно, против кого они вылетают биться, на котлы отказались выходить почти все как один волосатики. То есть весь бакумурский персонал аэродрома, даже те, кто давно просился на котлы, потому что эта должностенка обеспечивала кормежку по полетной норме и, следовательно, назначенные на эту работу бакумуры могли обеспечивать свои семьи куда большим количеством продуктов.

Как бакумуры, почти не понимающие русского языка и едва общающиеся даже между собой, поняли эту опасность, Серегин не знал и не брался объяснить. Положение было нелегким и даже слегка критическим, но его спасла - кто бы мог подумать! - Дутил, та самая вождиха волосатиков, которую Рост помнил еще по торфоразработкам. Почему она оказалась в Боловске, когда он оставил ее в Перевальской крепости, Рост не понял. Но это было и не важно.

Вот эта самая Дутил, мощная, спокойная, очень уверенная в себе, с красной тряпкой вокруг чресел, которую стала носить еще в Водном мире, пробилась через внешнее оцепление, выставленное Председателем даже без согласования с Ростом, Кимом или Серегиным, появилась около черных треугольников и решила всю ситуацию разом. Она попросту походила среди своих, а через двадцать минут привела почти два десятка волосатых мужчин и трех очень сильных женщин. Этих гребцов, включая саму Дутил и, разумеется, Винторука, сразу хватило для всех крейсерских котлов.

Конечно, крутить экватор этим бакумурам, многие из которых не работали ни с чем сложнее тачки, было трудновато. Но уже через час дело пошло на лад, а когда треугольники людей повернули назад, на Боловск, пилоты и забыли, насколько, по сути, неквалифицированные ребята стоят у них на котлах. Потому что главной проблемой управления стала их собственная, пилотская несогласованность.

Конечно, Росту пришлось, как и многим другим, выслушать изрядное количество комментариев Бабурина по поводу всех решений, принятых в отношении этого боя, частных действий и общего стратегического положения человечества, но со временем Рост перестал обращать на него внимание - почему-то начинало казаться, что, несмотря на брюзгливость, этот носатый пухлячок все равно сделает все, что нужно, и честно, не сачкуя и не теряя голову от страха.

Поглядывая по сторонам то через смотровые щели башни, с сожалением вспоминая свой бинокль, разбитый на Бумажном, то через прицел своих пушек, Ростик начинал подозревать, что ошибся, - лучше всего было бы устроить бой прямо над Боловском. Тогда бы удалось получить еще какую-никакую поддержку с земли, да и подбитым крейсерам противника было бы труднее чиниться в случае вынужденной посадки...

Вот эту мысль следовало обсудить с Кимом, но тот находился на другом треугольнике, и, чтобы с ним связаться, необходимо было долго крутить динамку рации, да и то - без особой надежды на успех Этого никогда нельзя было предсказать - будет связь или нет. Иногда целый час связь была идеальной на расстоянии километров десяти, а потом на дистанции полукилометра ее не могли установить сутками. Следовало подумать о световом телеграфе, как на кораблях на Земле, но сейчас было не до того

- Смотрите, горбатые жирафы, - сказала заряжающая девушка.

Рост отвлекся от своих дум, которым вообще не следовало бы предаваться, и посмотрел на этих животных. Они в самом деле чуть сбоку, километрах в четырех, аккуратной, неторопливой цепочкой двигались на восток, в сторону Цветной реки. Чтобы не терять практики, Рост выискал их через свой гаубичный прицел. Животные сразу предстали как на ладони. Даже отдельные пятна на их шкурах сделались видны.

Прицелы на этих пушках были установлены неподвижно. Поскольку плазменный луч слегка искривлялся без всякой причины то в одну сторону, то в другую, пристрелка пушек прошла просто - чтобы центр кучности попаданий лежал около перекрестия - и без всяких сложностей вроде упреждений и компенсации падения снаряда при полете к цели... Рост пристрелял все орудия своего треугольника, использовав двадцать выстрелов. Старшина Квадратный, как человек военный, истратил почти в два раза больше выстрелов, но его попадания и ложились в итоге раза в два ближе к центру мишеней. Как он этого добился, Рост так и не понял, а попросить, чтобы старшина с загипсованной ногой и перевязанной правой ладонью проделал то же еще и на его крейсере, постеснялся. Такая вот несуразная стеснительность одолела его. А может, он посчитан, что эти метры в предстоящем бою будут не важны - главным фактором оставалась скорость огня и хоть какие-нибудь попадания на большой дистанции...

- Что-то странное на востоке! - прокричал стрелок с орудия на левом крыле. В обязанности этих ребят входило отслеживание своих секторов.

Рост повернул орудия, выискал край неба в прицеле, ничего не нашел.

- Доложить точнее, - попросил он, стараясь перекричать гул машины.

- Я и сам уже потерял, - отозвался стрелок.

Рост снова попытался выискать в прицел уходящих жирафов, они были уже километрах в шести сзади. Тогда Рост прицелил пушку перед вожаком стада, нашел местный витой тополек и плавно надавил на планку. Эти пушки, как и пушечки с малых антигравов, стреляли от нажатия планки...

Выстрел прогремел глухо и жестко, в прицеле было видно, как огненная волна накрыла дерево почти до трети высоты, а потом оно упало, полыхая огнем.

- А ведь мимо, - отозвался тот же самый стрелок. - Командир, ты бы проверил прицел.

Не меняя направления движения, Ева наклонила крейсер, повернула голову почти на тридцать градусов назад, потом спокойно ответила за Ростика:

- Дурачок ты, Самохин, он специально в дерево стрелял. Не хочет напрасно животных губить.

- А чего их жалеть? - ворчливо спросил Самохин, видимо обидевшись на "дурачка"

- Вот в том-то и разница между вами, - вздохнула Ева, словно знала Ростика и этого Самохина от рождения.

Уж очень она безапелляционна, подумал Рост.

- Вот они. - вдруг отчетливо и очень спокойно сказал командир пушки по правому крылу. - Два часа, почти двадцать километров.

Рост перевел прицел в указанном направлении, а потом принялся им вертеть, потому что он давал слишком малое поле обзора, а хотелось посчитать противника.

- Один, два, четыре... Пять...

- Все семь, - подтвердила Ева. - Эх, раскудрить их через коромысло!

- Ничего, - успокоил ее Ростик. - Мы к этому все равно внутренне готовились. Итак, боевая тревога. Кто там на рации, сообщить на вторую машину, что видим противника. И мой приказ - отходим к Боловску, бой примем над городом, чтобы заручиться поддержкой с земли.

- Есть, - отозвалась Ева. - Бабурин, передать на "Адам", что противник обнаружен.

Бабурин принялся жужжать динамкой и что-то шептать в свой полетный шлем. Рост подумал и спросил:

- Кто тут "Адам"?

- Мы решили с Кимом, что если есть "Ева", то должен быть и "Адам". Вполне понятная ассоциация. Нас же двое, верно?

- Значит, "Ева" тоже есть. - Рост на миг пожалел, что не остановил эти игры, когда они только набирали ход, а теперь, кажется, опоздал.

А потом все посторонние мысли просто исчезли. Потому что все семь машин противника вышли на два треугольника человечества и явственно обозначили стремление с ними сблизиться - они подняли скорость, сошлись в одну угрожающую стаю, чтобы действовать в более тесном контакте, и, как показалось Ростику, стали очень активно шевелить стволами.

Но еще не стреляли, видимо, расстояние по их меркам было велико. Рост попытался определить его, потом спросил Бабурина:

- Связь с Кимом установлена?

- Прерывается, - отозвался носатый пилот. - Но он все понял и подтвердил прием.

- На этих машинах нужно будет сделать громкую связь, чтобы командир все слышал, а не только второй пилот, - отчетливо и отчего-то раздраженно проговорила Ева.

Видимо, она тоже нервничала перед боем. Ну, если немножко, решил Ростик, и если до сражения, а не во время, то можно. Бабурин уже работал на рычагах, помогал Еве, как и два других нилота. Рост решил их не отрывать от этого занятия. Хотя связь с Кимом была бы куда как полезной, наверное, придется обойтись без нее.

- Ева, - поинтересовался Рост. - сколько ты выжимаешь из своей машины?

- Думаю, от восьмидесяти до восьмидесяти пяти километров.

- А они идут быстрее. - процедил Рост, разглядывая противника в прицел. Почти километров на пятнадцать.

- Думаю, мы можем поднять еще на десяток, но... ненадолго.

- Пока не надо, оставим для боя. - Рост лихорадочно считал. Между ними и семью треугольниками пурпурных было километров пятнадцать, их противник должен был "съесть" за час, за этот час они неминуемо должны были оказаться между Чужим и Боловском. - Все хорошо, так держать, Ева. Попробуем пока просто убегать.

24

Но час они не продержались. Уже через сорок минут расстояние между ними уменьшилось километров до восьми, и Рост решил попробовать.

- Так, зачем-то предупредил он окружающих, - начинаю сражение.

Потом прицелился и впервые ударил из пушек по настоящей, а не тренировочной цели. За нее он принял очень мощный, чем-то неуловимым отличный от других треугольник, существенно вырвавшийся вперед. Его выстрел прошел очень близко, почти впритирку, но все-таки мимо... Значит, нужно прицеливаться на два деления правее и одно вниз. Он снова прицелился, заряжающая девушка хладнокровно, как автомат, заменила рамки в казенниках.

Тут же выстрелил Ким, вернее, конечно, Квадратный. И попал, сразу и очень умело, в голову той же машины, которую выцеливал Рост. Но попадание осталось размытым облаком дыма и желтых, горячих искр сзади, противник промчался сквозь него как ни в чем не бывало.

Рост прицелился и снова выстрелил в то же примерно место - в пилотский кокпит. И тоже попал, но только на этот раз в башню, торчащую над ним... Оказывается, не нужно было сносить одну риску вниз. За миг до попадания из пушек вражеской башни ударил ответный выстрел, он прошел почти в сорока метрах над машиной Ростика, и стало ясно, насколько эффективно позволяли эти прицелы вести огонь по противнику... Но лишь до той поры, пока они не сблизятся настолько, что стрельба по прицелам губисков и оптике людей практически сравняется. Тогда пойдет совсем другой бой, решил Ростик, тогда все будет решать огневая мощь, которая отнюдь не на нашей стороне.

Выстрелы других треугольников пурпурных вояк прошли еще дальше, чем первый ответ противника, но Ростик вдруг заметил, что они резко, на удивление заметно подняли скорость. Теперь они неслись, как всадники в атаку, как танки в прорыв, как штурмовики на штурмовку...

- Ева, выжимай все, что можешь! - проорал Рост. - Они атакуют!

- Вижу, - ответила рыжеволосая бойчиха ласковым, почти спокойным голоском и принялась советовать что-то Калите, от которого теперь зависело, сколько времени противник будет мазать мимо их машины. И когда начнет попадать.

А впрочем, мы и сами кое-что можем, решил Рост и принялся палить почти без передыху, только успевая переводить стволы с одной цели на другую. Кстати, оказалось, что треугольники пурпурных, получив несколько попаданий, теряли скорость, или нервы пилотов не выдерживали, и они сбрасывали ее, прячась за машины сослуживцев. И это было хорошо, потому что погоня за людскими треугольниками становилась менее интенсивной... Но вперед неизменно выходила другая машина, и приходилось снова отгонять ее прицельным огнем по кокпиту, по орудийной башне и вообще - куда придется, лишь бы попадать!

- До противника пять километров, - проговорила Ева. - Поднажмем, братишки!

Но поднажать не получилось, ребята и так работали в полную силу. Ростик, поливая противника огнем, краем глаза увидел, что они минуют Чужой. Значит, до Боловска осталось минут сорок лету... Или даже меньше.

За эти сорок минут они разделяющие нас километры сожрут без остатка, подумал Рост, и не поманеврируешь против врага, у которого такое численное превосходство. И снова принялся палить как сумасшедший.

Теперь попаданий людей в пурпурных было больше, каждый третий выстрел ложился почти точно туда, куда утыкалось перекрестие. Оно, как выяснилось, у Ростика тоже было довольно удачно выставлено, никакие поправки в виде рисок и сносок в сторону были уже не нужны, следовало только палить и палить.

Разрывы стали сильнее, и это было понятно расстояние уменьшалось, плазменный шнур долетал до пурпурных, растрачивая меньше энергии на ионизацию воздуха. Ростик надеялся, что и пробивная его сила стала больше, и повреждения противнику они наносят серьезнее...

Иногда он чувствовал, что стоит ему сосредоточить огонь на одном треугольнике, а не дергаться от одного черного силуэта к другому, он непременно собьет врага, непременно! Но вот пока не сбивал... А потом вдруг сбил! Да как! Треугольник пурпурных, получив удар из Ростиковых пушек в крыло между башней и консольной пушкой, вдруг подпрыгнул, встал на попа, словно собирался резко уйти вверх, получил тут же попадание от пушек Квадратного как старшина успел среагировать на это положение машины противника, так и осталось тайной - и взорвался, словно самая обыкновенная антигравитационная лодка, с рыжим пламенем, кучей обломков и ударной волной, заметно качнувшей все машины губисков.

По крейсеру пронеслось "ура", но... тоже ненадолго. Потому что не улеглось ликование по поводу первого успеха, как машина Евы получила первое попадание, к счастью, по касательной. Зато потом Ким получил два попадания подряд, и отнюдь не слабых. Второй разрыв на Кимовом крыле развернул "Еву" так, что она сразу потеряла скорость. А это значило, что расстояние до противника опять уменьшилось. И Рост заорал, чтобы Ева энергичнее разгонялась...

Теперь Рост бил, почти не целясь. И все равно попадал. Пот заливал глаза, от горячих стволов его пушек поднимался ток раскаленного воздуха, который ощущала сухая, подпаленная щека. Глаза слезились от закиси азота, который вырывался в их кабину при каждом открывании казенника, руки неловко подрагивали от ударов других, кормовых, слабых пушечек их крейсера.

Тогда-то Росту удалось сбить две лодки подряд. Вернее, первую он добил. Просто заметил, что этот треугольник дымит, но как-то чересчур уж неуверенно, хотя и теряет высоту, подставляя верхнюю плоскость, сосредоточился на нем и вколотил в него целых пять выстрелов. Причем последний раз шнуры его пушек слились, а это обещало отнюдь не арифметическое сложение их мощи. Этот совместный шнур воткнулся противнику сразу за башню, в еще не тронутую черную шкуру, и... Треугольник на всем ходу, потеряв почти двести метров высоты за считанные мгновения, по сути, свалился вниз, на землю. Взрыва Рост не заметил, но дыма и пыли при этом ударе поднялось много!

А со вторым Рост устроил просто артиллерийскую дуэль. Черный силуэт как-то очень незаметно подкрался на расстояние километров двух, не больше, и вдруг слитно, сосредоточенно принялся, по-видимому, обрабатывать башню Роста. Но его попадания пришлись по бакумурам, крутящим котел. Оттуда заголосили, кто-то завыл высоким, пронзительным, совсем не бакумурьим голосом... Заорал Калита, кажется, раздавая удары кулаком.

А Рост хладнокровно, как на стрельбище, выводил стволы на кабину пилота. Он так старательно прицеливался, что даже Леха прошептал горячим шепотом:

- Давай, командир, вмажь ему.

Рост попал, конечно, очень точно, но вместо того чтобы упасть или хотя бы потерять скорость, треугольник противника стал разворачиваться боком, не теряя направления полета, потом полетел чуть не боком вперед, и Рост еще пару раз в него попадал, хотя и в разные места, даже в крылья, в которых не было жизненно важных органов и по которым раньше он не стрелял... А это оказалось ошибкой. Потому что после еще одного попадания в крыло машина вдруг задрала второе крыло вверх, завертелась как юла и стремительно ушла вниз. Этот треугольник при ударе о землю взорвался, да так, что даже гул прокатился по корпусу человеческого летающего крейсера.

Потом Рост почему-то увидел, что они приближаются к Боловску. Как это ему удалось, когда он не выпускал из прицела силуэты противника, - он не мог бы объяснить даже на допросе. Ким как-то на редкость ловко отошел в сторону и увел за собой два треугольника. Один из них уже не очень стремился продолжать бой, он заметно дымил и делал повороты с очень сильным креном, а не так, как полагается - почти ровно, как автомобиль на шоссе.

Зато два треугольника, навалившиеся на Еву. действовали решительно. Один из них очень резко, как-то скачком сблизился до расстояния километра в полтора и, прежде чем Рост заставил его задымить, попал в их машину два раза, и оба выстрела пришлись как раз в правое крыло, в район давно уже помалкивающей боковой пушки. Оттуда потянуло дымом, кто-то внизу, под башней, забегал, откуда-то появились земные углекислотные огнетушители... Кто догадался их взять с собой и как такую светлую идею не потеряли в суете - можно было только удивиться, но эти огнетушители пригодились. Пламя сбили очень быстро. Но прежде чем крейсер выровнялся и стал набирать скорость, второй противник попал еще раз в корму, прямо по центру, в район кормовых пушек. Оттуда послышалась ругань, стоны и крики боли...

А Рост тем временем уже выискал этого стрелка. Как ни странно, им оказался не центральный, а боковой. Может, у пурпурных была такая схема маскировки садиться сбоку, чтобы выстрелы противника убрали подчиненного, а не самого опытного и меткого?.. В общем, Рост надавил на планку и еще прежде, чем увидел разрыв, понял, что с этим хитрецом покончено. А потом увидел, как уже раз наблюдал, что треугольник пурпурных провалился хвостом вниз, показал на миг брюхо и заскользил к земле...

И тут-то их башню накрыло. Рост на миг оглох, ослеп и даже как-то немного сбрендил, потому что поймал себя на том, что пытается не стрелять, а поднять упавшую заряжающую девицу, напрягаясь изо всех сил... А Леха, стоящий сбоку, отталкивает его руки, что-то приговаривая. Наконец Рост расслышал:

- Брось, командир, она мертвая. Стреляй, стреляй же!..

Оказалось, он уже зарядил пушки. Рост приник к прицелу, поражаясь тому, как дергается его голова и какая муть стоит перед глазами... И тут выяснилось, что его стволы вообше смотрят не в ту сторону, где находится противник. Лишь спустя целое тысячелетие он сообразил, что Ева, осознав, что Рост небоеспособен, чтобы не оставаться совсем безоружной, попыталась развернуться, чтобы использовать боковую пушку левого крыла, и "увела" его башню в сторону...

Рост стал приказывать Лехе чтобы он крутил их башню, потом прицеливался. Они получили еще одно попадание в район кокпита, потому что впервые за весь бой шли на врага встречным курсом. Они больше не убегали, они сами атаковали одним стволом левого крыла и слабыми пушечками под днищем их крейсера... Я противник рос в прицеле как заколдованный.

Тогда Ростик прицелился, но не в центр машины, а точно в их пилота. Теперь они находились так близко, что можно было даже выбрать, в какую именно из передних смотровых щелей должен упасть лазерный шнур выстрела. Рост выбрал ту, что слева, так попадание должно было уйти вглубь, к котлам. Надавил на планку, и...

Они получили еще один удар, на этот раз что-то случилось с Ростиковой левой пушкой, она как-то покосилась и замолкла, больше в ее казенник ни один из снарядов не помещался... Но это было уже и не нужно. Потому что противник задымил и штопором пошел к земле. Он упал уже на окраине города, взорвался, повредив квелищевские дома, а может быть, и совхозные склады - Рост за дымом не очень хорошо их видел, А высматривать картину разрушения более старательно не стал - слишком дорого было сейчас время.

- С нашими - все. - проговорила Ева. Как-то она очень тихо говорила, но зато отчетливо.

- Давай... - Рост удивился, как хрипло и нелепо звучит его голос, поэтому пришлось поправиться: - Давай к Киму. На помощь.

- А где он? - спросил кто-то, вероятно, Бабурин.

Нет, не он, спросил кто-то еще, другой, кто сидел на месте Бабурина. Рост выпрямился и посмотрел под ноги. Так и есть, вместо трех пилотов, помогающих Еве, остался один. Правое сиденье около него было залито кровью.

- Ева, - позвал Рост. - Может, Калиту посадишь себе на помощь? Он, конечно, не пилот, но за неимением гербовой...

- Ого, командир, кажется, оклемался, - отозвался тот же парень.

Рост присмотрелся, это был не Бабурин, но вел он себя очень похоже.

- Нет Калиты, Гринев, - отозвалась Ева. - Половины экипажа нет.

Так, значит, их положение не так хорошо, как ему показалось. Рост потряс головой, приводя себя в состояние, способствующее правильным размышлениям.

- Из боя не выходить. Найди кого-нибудь, кто тебе поможет на рычагах... Хочешь, я Леху отдам?

Он нашел рядом тощего заряжающего, который молча, серьезно кивнул, соглашаясь с идеей.

- Давай, а то я и половину необходимой скорости выжать не могу, согласилась Ева.

- Дело не в тебе, а потому что на котлах... - начал парень в пилотском кресле.

- Отставить разговоры! - прикрикнула Ева. Она тоже приходила в себя. Потом подумала, что-то свое высчитывая. - Гринев, ты как, один на пушке управишься?

- А что? - не понял Рост.

- Тогда так. Самохин, Виталик! - позвала Ева. - Садись четвертым пилотом, Рост один пусть отстреливается.

Самохин, который, оказывается, уцелел, попробовал отнекиваться, но Ева его даже слушать не стала - просто прикрикнула, и стрелку пришлось подчиниться.

Чтобы понимать, что происходит, Рост прошелся по всей летающей машине. На котлах действительно осталось всего семь волосатиков - на одном три, на другом четыре, но двое из них были ранены. Сзади не осталось никого, только кто-то негромко и безвкусно матерился, спрятавшись в левом крыле, почти у самого крайнего блина. На правом крыле то и дело возникало какое-то облако гари, хотя Ева убеждала Роста, что пламя сбито, пожар погашен.

- Это так наша броня горит, командир, - пояснила она. - Если уж начала тлеть, то, наверное, до самой победы придется терпеть.

На парня, который сидел на месте Бабурина, напал идиотский смех. Видимо, его рассмешило выражение "тлеющая броня"...

Возникла одна из тех пауз, когда невозможно сражаться, когда нужно хоть немного прийти в себя от кровавого кошмара. К счастью, в поединке Кима с двумя последними треугольниками пурпурных возникла та же пауза. Рост понял это, выискав в прицел и крейсер друга, и машины противника. Похоже, они маневрировали на расстоянии, лениво и неспешно обмениваясь выстрелами. Еще, как сообразил Ростик, Киму оказывали поддержку с земли, по крайней мере, трассеры с завода уходили в сторону противника. Но у зенитчиков эта поддержка не очень получалась - слишком велико было расстояние до места боя, за заводом километрах в трех.

- Зачем они тратят боеприпасы? - спросил Рост.

- Ты у меня спрашиваешь? - удивилась Ева. - Придумай вопрос полегче.

Но Рост ничего придумывать не стал. Он соображал, что делать с этими двумя треугольниками, если они не станут ввязываться в бой, а попробуют уйти к армаде мелких лодчонок. Вот эта проблема была действительно непростой.

Рост потряс головой, она как-то незаметно болела после контузии, и чем дольше, тем сильнее. Думать, что делать с противником, если его не удастся тут прикончить, было трудно, хотелось дождаться, пока пройдет эта боль.

- Ева, я не заметил... куда подевался тот черный треугольник, который мы перед последним на дыбы поставили?

- Он упал, прямо у первой рощицы, - отозвалась Ева. - Откуда начинаются посадки тополей. Наших, с Земли.

Да, с девицами следовало обращаться как-то иначе, чем с мужиками, решил Ростик. Он так и не привык, что девушки служат в строевых частях. И тем более не знал ни одной девицы-офицера. Вот теперь с этой Евы приходилось начинать и учиться.

- Ладно, к делу. - Он снова выискал две последние машины пурпурных в прицел. - Попробуем прижать эту пару к городу, где Ким, похоже, всерьез обосновался. Как думаешь, куда они побегут, если вздумают не принимать бой?

Ким действительно вертелся над самым Боловском, ходил прямо по крышам старой части города, иногда залетал в заводской район, но в поле не высовывался.

- Похоже, у него проблемы, - отозвалась вдруг Ева. - Какой-то он квелый... А удрать они могут куда угодно. С нашими волосатиками на котлах мы и семидесяти километров не выжмем, а у них - под сотню... Или чуть меньше.

- Все, - приказал Рост. - Атакуй. Посмотрим, как они настроены.

Он прицелился, выстрелил из единственного действующего ствола. Дотянулся до новой рамки с зажатой хитрым образом пластмассовой лепешкой, заправил в казенник, снова приник к окулярам... Да, в одиночестве он не очень-то сумеет поддерживать скорострельность. Может, просто отогнать противника, и все? Ведь и так сделали, на что в начале боя даже не надеялись!

Вдруг Ким рванул вперед. Рост даже не увидел это, а просто понял по поведению противника, осознал шкурой, печенкой... Какие еще там есть чувствительные органы?

- Вперед! - заголосила вдруг Ева. - Эти остолопы из города выслали летающие лодочки!

И тогда Рост увидел. К противнику рванул не Ким - на черные треугольники неслись пять обычных гравилетов, полыхая из своих кретинских пушечек, как говаривал Бабурин, пятнадцатикопеечного калибра. Один из черных треугольников развернулся и резко пошел на сближение с ними. Он даже не стрелял. Почему-то в его полете Рост прочитал, что он, может, и не будет стрелять, он посбивает этих дураков массой, задавит гравитационной волной, разнесет встречным ударом своих черных крыльев...

Рост выбрал вторую машину и вмазал в нее один выстрел. Это было великолепное попадание, с дальностью почти в пять километров, в район башни, как он и выцеливал... Вот только этого было мало. Противник даже не стал отвечать ему, повертелся на месте, как понурый гиеномедведь, и вдруг бросился на Кима. Тот тоже летел вперед, пытаясь отвлечь противника от уязвимых лодчонок, поднявшихся, видимо, с аэродрома...

Зря. Он получил два попадания подряд и, прежде чем Ева успела подскочить ближе, вынужден был отвалиться в сторону, дымя что есть мочи. Тогда Рост мельком попытался оценить состояние Кимова крейсера - но и оно было плачевным. Дыры такие, что человек мог в них выпасть, одно крыло едва ли не болталось отдельно от котлов, голова то и дело задирается, словно задние блины не тянули... И вынужден был выйти из боя. Хотя теперь это было проблематично, потому что треугольник пурпурных не отставал.

- Давай, командир! - заорала Ева. - Пали, пали его, в душу! Не то он кончит Кима, кончит!..

Она видела что-то, чего не видел Рост. Рост оторвался от окуляров и понял. Из пяти антигравов осталось только два, три уже были сбиты. Один, похоже, действительно разбился в куски при столкновении...

Рост прицелился в машину, обрабатывающую Кима, и выстрелил. Потом еще, еще раз. Потом они оказались уже довольно близко. И каким-то едва ли не магическим чутьем Рост понял, что бить по центру управления, по котлам или даже по пушкам противника бесполезно. А вот в районе его правого крыла виднелись какие-то очень красивые дыры, в которых мелькали металлические штанги. Рост прицелился в них, выждал, пока противник сам чуть развернулся для более уверенного попадания... Кормовая пушечка треугольной машины врага сухо кашлянула, их лодка дернулась. Пришлось поправить сбившийся прицел. Вот теперь, решил Рост.

Его выстрел даже не отозвался разрывом. Просто черный треугольник, нависший над машиной Кима, вдруг завалился на крыло и без единого клуба дыма, без искры пламени как камень рухнул на пыльную, красноземную поляну. Удар при падении был так силен, что, врезавшись крылом, черная машина как-то обвалилась внутрь себя, мигом превратившись в кучу черного мусора...

Ким был, кажется, спасен. Он, хотя и оставлял за собой дымный след, горел уже не очень - видно, огнетушителями запаслись и на том крейсере. Рост оторвался от прицела, чтобы высмотреть последний из вражеских треугольников, как вдруг корпус их машины потряс удар. Где-то снова завыл раненый бакумур, кто-то звал кого-то с огнетушителем в район кормы - гасить огонь.

Рост завертел головой. Ева разворачивала машину. Молча, зло, очень сосредоточенно. А она молодец, решил Рост с внезапной теплотой и признательностью, почти с любовью. Если выживет, буду ходатайствовать о присуждении следующего звания... Ах да, вспомнил он вдруг, меня же наверняка не спросят. Не пригласят к начальству, не прикажут составить рапорт...

Он нашел противника. Треугольник уходил на север, к морю, к армаде мелких антигравов. Он горел левым крылом, но как-то странно, поверхностью брони, а не изнутри... Рост присмотрелся.

На крыле этом были видны обломки, оставшиеся, вероятно, от разбитой лодочки людей, посланной на верную и бессмысленную смерть. Они-то и горели, а не корпус противника.

- Ну погоди, - сказал Рост и едва не вздрогнул от этого хриплого, чужого шепота, в котором, казалось, застыла навечно ненависть и ярость.

Он прицелился. До противника было километра четыре, может, чуть больше.

- Он уходит, Гринев, - так же хрипло, как и Рост перед этим, тяжело проговорила Ева снизу, со своего пилотского места. - Останови его... Отомсти, прошу.

Что-то в ее голосе было такое, от чего Рост стал еще собранней. У него было два, максимум три выстрела, не больше. И нужно было отомстить, иначе... Не было иначе, нужно было попасть, да так, чтобы убить.

Он прицелился. Выстрелил, промазал. Снова выстрелил, попал в башню. Она уже и до того как-то криво застыла, не ворочалась, так что это попадание врагу не очень-то и повредило. Расстояние между ними увеличивалось, Рост видел это даже без ориентировки по земным объектам. И скорость отхода противника все возрастала.

Он снова вложил патрон в пушку, прицелился, выстрелил - мимо. Снова вложил, почти с отчаянием подумал, что не попадет, слишком далеко. И даже если попадет, то взрыв будет слишком слабым, чтобы повредить машину. Прицелился, перекрестие упало на конец крыла - нет, лучше в центр, он немного повернул рукоятки тонкой наводки... Вот центр кормы, выстрел.

Луч сероватого цвета ударил черную, мощную, почти не пострадавшую в бою машину в корму...

И вдруг от нее полетели какие-то обломки, полыхнуло пламя, потом еще, уже больше и заметнее.

- Вот это да! - прокричала снизу Ева. - Ты ему в зарядный ящик попал, и он сдетонировал!

В голосе ее звучало торжество. Рост, не заряжая пушку, выделил противника, А тот уже полыхал так, что его и видно не было за клубами светлого, почти белого дыма. И вдруг из этого облака вниз, к земле прочертилась тугая, горячая полоса. И окончилась она разрывом, разом сбившим даже эти плотные клубы дыма...

Рост откинулся на кресле, восстановил дыхание, оказывается, он не дышал последние секунды. Набрался сил, прислушался.

На борту крейсера царило ликование, пилоты кричали, кто-то что-то пытался фальшиво спеть.

- Тихо, - попросил Ростик. Как ни сух и сдавлен был его голос, стало действительно тише, его слушали. - Ева, давай-ка не расслабляться. Лучше пошли выгрузим раненых, наберем новую команду на котлы, а потом снова вылетим необходимо посмотреть, не оживет ли какой-нибудь из сбитых треугольников. Если что не понравится - придется добивать... Как, твоя колымага на это способна?

Ева вдруг приказала помощникам:

- Держите рычаги! - сорвалась со своего места, подскочила, от души чмокнула Ростика прямо в потный лоб, потом сильным жестом задрала ему голову и смазала в подбородок - хотела поцеловать в губы, да вот промахнулась, а может, засмущалась. - Молодец, Гринев! - Нет, не очень-то засмущалась, просто свою силу не рассчитала и Ростикову слабость. Вернулась за рычаги. И лишь тогда ответила: - А знаешь, командир, только моя колымага на это и способна!

Часть V

ВОЛЯ ЗАХВАТЧИКОВ

25

Солнце еще не разогрело как следует траву и землю, а все уже собрались у своих треугольников. Оба экипажа, один - кимовский, другой - само собой, под командованием Евы. А Ростику приходилось ждать неизвестно чего, хотя, скорее всего, дурацких распоряжений из Белого дома. Чтобы не напрягать ребят своим бездельем, проснувшись, он сразу поднялся на полетную вышку и уже с нее осматривался, маясь неопределенностью.

За ночь после победы над треугольниками Серегин, как к обещал, набрал новых волосатиков вдобавок к прежним. На этот раз проблем не было, когда они узнали, что враг разбит и осталось только довести дело до конца, желающих летать стало куда больше - дураку ясно, чего же бояться, когда эти чокнутые безволосые в две машины вылетают на семерых и на глазах всего города разносят их в щепки. Стрелков тоже, в общем, набрали. Правда, это были те еще стрелки, но. Лучше не нашлось.

Квадратный во вчерашнем бою получил еще четыре раны вдобавок к вывиху и перелому, которые у него уже были, и торжественно, даже как-то старательно, был снова отправлен в госпиталь Одно утешение - было понятно, если не возникнет сепсиса, старшина, наверное, скоро вернется - от тех ожогов, которые он получил, не умирали даже в Полдневье. Замещая старшину, за главные пушки к Киму сел Виталик Самохин - тот парень, который совсем неплохо себя проявил, будучи наводчиком пушки на левом крыле машины Евы. Остальных новых пушкарей Ростик не знал, но надеялся, что скоро поймет, кто чего стоит.

Вот с пилотами было хуже. Те ребята, которые погибли в результате глупой, самоубийственной, бесполезной атаки простых леталок на черные треугольники пурпурных, здорово бы сейчас пригодились. Ростик, когда услышал все эти фамилии, среди которых был командир эскадрильи Олег Бялый, Толик Борода из Одессы и даже Хворост, дал себе слово разобраться, кто в администрации Боловска считает себя великим стратегом и кто послал этих людей на верную смерть.

В общем, за вспомогательные рычаги посадили тех, кто выразил хотя бы малейшее желание летать. Учиться им следовало уже в воздухе, вернее, уже в бою, и что из этого могло получиться - один Бог ведал, но делать это все равно приходилось, хотя бы согласно утверждению о военном счастье, которое - чего уж там - было пока на стороне людей.

За ночь команда аэродромных техников попробовала привести хотя бы в относительный порядок оба человеческих крейсера-победителя. Дыры залатали как могли, но главным образом теми обломками, которые нашли около города и доставили на аэродром. А было их столько, что в какой-то момент Ростику показалось - если постараться, из них можно еще не одну машину собрать, даже вдобавок к тем двум, которые, как утверждал Серегин, могут быть отремонтированы прямо на месте их аварии и своим ходом доведены до аэродромных мастерских, а уже через пару-тройку недель вступят в строй.

Итак, думал Рост, если ничего не случится с двумя крейсерами, на которых они сегодня собирались вылетать, скоро у людей будут четыре таких вот крейсера. А может, и больше, ведь не все же пурпурные машины погибли от взрывов, кажется, лишь две. И Ростик сам видел во время вчерашнего облета сбитых треугольников - еще на одной машине прямо на земле сгорела лишь броня, потому что ее никто не гасил. Ведь главное - ходовая часть, а пушки и корпус люди и сами могут сделать...

Кстати, башенную пушку на "Еве" заменили и даже нашли возможность заменить орудие на правом крыле. А вот для Кима боковых орудий не хватило, решили оставить только один ствол на башне. Это и было причиной того, почему Ким вчера решил на заключительной стадии все-таки выйти из боя - он попросту остался без тяжелых орудий. И то ведь - корейская душа - еще раздумывал, имеет ли он право бросить Еву один на один с последним врагом или следует как-то помочь маневром и демонстративной атакой... И ведь помог, решил Рост, в конце тот пурпурный треугольник попытался отвалить только потому, что их силы сравнялись... пусть по его мнению, а не фактически.

На полетную вышку, на которой Рост сидел в полном одиночестве, поднялся Серегин. Одноногий истребитель прихрамывал на свой костыль сильнее обычного, его широкое, слегка мрачное лицо покрывал пот, он тяжело дышал, но смотрел уверенно и спокойно, он был командиром. И лучшим, какого могло на эту работу сыскать человечество.

Увидев Ростика, Серегин сел, вытянул больную ногу, помассировал колено, потом вытер пот.

- Уф, набегался за ночь, культя болит... В общем, рад доложить, Гринев, к вылету все готово. Чего ждем?

- Ты же сам знаешь. - Рост печально посмотрел в сторону города. - Еще ночью прибыл гонец, требующий меня к начальству. Я послал его... объяснить начальству, что должен выспаться, а доклад они и тут могут выслушать, поутру. С тех пор вот теряем время, а оно, как известно, идет.

- М-да, - вздохнул Серегин, снова потер колено. - Начальство... Сожрут они тебя, парень. Рост устало и как-то обреченно хмыкнул:

- Мы же вчера победили, с чего это?

- Вот за то, что победил, и сожрут.

Ростик посмотрел на ребят, толкущихся без толку около крейсеров, на рощицу в конце летного поля, поднявшуюся на месте братской могилы павших еще в первый налет губисков, на далекие корпуса вагоноремонтного завода, с которого начинался город... И решился.

- Говоришь, все готово? - Он поднялся, поправил кирасу. Подхватил шлем. На этот раз решил лететь не в полных доспехах, а лишь в кирасе и шлеме, под которые поддел шерстяную вязаную фуфайку, связанную женой, и шапочку - она, если станет холодно, согреет башку.

- Готово, командир. - Серегин встал, вытянулся. Не "смирно", конечно, но все же по стойке. Хорошая школа у старика, старая, проверенная.

- Тогда пошли.

Они спустились по лестнице с вышки, затопали к машинам и мигом выстроившимся ребятам. Ростик старался идти не быстро, чтобы Серегин тоже успевал. Внезапно он спросил:

- Кстати, хотел у тебя спросить, кто вчера послал те пять машин... так сказать, нам на помощь?

- Понимаешь, мы эти машины под кустами прятали, и их каким-то чудом не разбили, когда утюжили аэродром... Я вздумал было погордиться, что сохранил их, да вот... Каратаев приехал на машине, с этим, бровастым. Ну, ты его знаешь.

- С Чернобровом, - согласился Ростик. - Знаю. И что он говорил?

- Отечество требует, смерть на миру... Бред, обычный бред, который они всегда говорят, когда им нужно заставить людей умирать без смысла.

- Да, - кивнул Рост, - и это знаю. - Он вдруг остановился и повернулся к Серегину. - Придет пора, и я за все эти их художества... Только ты знаешь, но мне нужно, чтобы еще кто-то знал. Я за все с них спрошу, и за этих ребят тоже.

Серегин сурово, очень жестко, в упор взглянул на Ростика. Вздохнул:

- Ты не обещай, парень. Это не так просто, как кажется, - пришел, спросил, тебе ответили. У них все - власть, толпы холуев, да они и сами холуйского замеса, только наверх выбились... За ними даже мнение людей, тех, которых они успели оболванить. Так что не обещай, это не просто - спросить в России с властей за павших. А тут, считай, тоже Россия.

- Но нельзя же, чтобы с этих гадов как с гусей вода... Это же кровь, а не чернила в их поганых чернильницах.

- Нельзя... Но так получается. - Серегин опять вздохнул. - Пошли уж.

Ростик подошел к двум выстроенным перед треугольными машинами линейкам. Они казались странными, слишком длинными и в то же время - маленькими. Должно быть, уж очень машины были велики, их как-то непривычно было видеть. Рост походил перед своим воинством, заложив руки за спину, сжимая их в кулаки. Почему-то он очень волновался. Стал посередине, чтобы всем было слышно.

- Вылетаем на север, к побережью. Оттуда на Боловск движется волна антигравов привычного для нас вида. Их много. - Он посмотрел себе под ноги, как в школе у доски отвечал. Сейчас была не школа, и трава у носков его ободранных сапог свидетельствовала об этом со всей очевидностью, к тому же она была красноватой, такой на Земле его детства никогда не было. - Несколько сотен. Но вы должны понимать, что они нам ничего не могут сделать. А мы можем их давить антигравитационными блинами, можем разбивать при столкновениях и, конечно, можем сбивать выстрелами. Проблем я вижу только две. Первая ослабленная огневая мощь твоей машины, Ким, не внушает доверия. Поэтому держись сзади, помогай чем можешь, но лишь помогай. Или даже больше угрожай, чем делай. Все сделаем мы - у нас и сила и маневр. Ты понял?.. И второе. После вчерашнего боя у нас не осталось ни одной нормальной летающей лодки. Было бы неплохо, если бы удалось половину сбить, а вторую - приземлить у Одессы. Эти лодки, да еще в полном оснащении, очень нам пригодятся потом... После этой войны. Чтобы в Одессе поняли, что происходит, тебе, Ким Сапигович, придется приотстать, сесть у города и объяснить его командирам, чтобы они были готовы принять пленных, собрать пурпурных в колонны, отконвоировать их в какие-нибудь пустующие здания, накормить и... все прочее. Они нам тоже пригодятся после войны. Вопросы есть?

- У меня вопрос, - поднял руку высокий паренек сбоку от Евы, с перевязанной головой, на которую не налезал полетный шлем. Рост присмотрелся, это оказался его заряжающий Леха. Только умытый и слегка посуровевший. - Если их несколько сотен, как же мы возьмем их в плен?

- У нас превосходство в броне, скорости и оружии. Не вижу причин, почему бы не заставить сотню-другую этих... налетчиков сдаться. Еще вопросы? - Никто по существу больше не спрашивал. - Тогда - смирно! - Рост автоматически поднял руку к виску. - Приступить к выполнению приказа. Вольно! По машинам.

Когда он зашагал к Евиному крейсеру, сама главная командирша приотстала от своих и, подобрав шаг в ногу, пошла рядом с Ростом.

- Ты в самом деле думаешь, они будут сдаваться? - спросила она.

- Не будут, я их всех в море утоплю. Ты только мои советы слушай и близко под разрывы не подлезай, чтобы машину не попортить. А остальное стрелки сделают... Со мной во главе, конечно.

- Тогда личный вопрос, командир. - Ева усмехнулась, словно заранее просила прощения за какую-то шутку... Но шутка оказалась дурного толка. - Ты почему ночью домой не отправился, к жене?

- Значит, так, лейтенант, вот не посмотрю на твое вчерашнее геройство, перекину через коленку, задеру штаны и отшлепаю что есть силы по одному месту... за такие вопросы.

- Ой-ой, как страшно. - Она вдруг блеснула изумительно белыми зубами. - ты на рычагах сначала с мое посиди, а потом посмотрим, кто кого отшлепает.

Рост вспомнил, как сидел на этих рычагах, когда его учил Ким. Да, в словах этой девицы была сермяга. Но как ей ответить, что домой... Да Рост и сам не знал, почему не пошел выяснить, как у них там, почему не отправился просто выспаться не в гимнастерке, а цивилизованно - голышом после душа? А может, он и знал этот ответ, только не хотел его признавать.

- Не время сейчас спорить, - отозвался он, заметив, что кто-то из ребят их крейсера с любопытством поглядывает на командиров. - Марш за рычаги, и чтобы у меня...

Но улыбнуться в ответ он не сумел. Интересно, почему?

Над Чужим они сделали круг почета, потом Рост приказал Еве зависнуть метрах в ста от ворот, приоткинул пандус и, крепко держась за какую-то соседнюю рукоять одной рукой, вытянувшись вперед как можно дальше, во весь голос крикнул:

- Мы победили! Бояться нечего!

Потом пандус снова закрыли, полетели дальше. Ева, которой вся эта катавасия не очень-то пришлась по вкусу, довольно резко спросила, когда Рост уселся на свое место в верхней башне:

- Думаешь, кто-нибудь из них хоть что-то понял?

- Они увидели меня в леталке пурпурных. И должны остальное сами понять. А знать, кто одолевает в войне, очень важно. Может, это еще одно восстание червеобразных махри предотвратит? Так что сделать это было необходимо.

К Одессе они подошли часов в десять. Рост уже почти час до того осматривал горизонт, выискивая противника. Лишь когда Ким стал отставать, вдруг вспомнил про летающих китов и попробовал со-сканировать небо через дифракционную решетку, но червяков не было.

А вот пурпурных было много. Тремя стаями они шли в сторону берега, видимо не веря, что высланные вперед десять черных треугольников могут потерпеть поражение. Приказав стрелкам на крыльях подсчитать силы противника, он повернул башню и в прицел нашел машину Кима. А тот, вместо того чтобы сесть перед воротами города, попробовал, как он делал всегда, приземлиться на набережной. И его, конечно, тут же обстреляли. Причем довольно агрессивно, слитно и метко. Выстрелы двадцатых пушечек то и дело высекали из черного корпуса желтые искры. Рост представил, как Кимовым людям сейчас неуютно за броней под этим градом ударов, и поежился. Оказалось, что Ева тоже читает обстановку, она веско, в своей манере проворчала:

- Вот славяне... Не могут своих не обстрелять.

- Ничего, сейчас наши выйдут, и тогда... - отозвался Леха. После вчерашнего сражения он быстро входил в роль ветерана. А может, в самом деле имел право.

Пандус откинули, кто-то высунулся, потом стрельба явно улеглась. Потом к треугольной машине из домов стали выходить люди. Дальше было неинтересно. Рост развернул башню к противнику.

Его новым помощником на поворотах, то есть первичным наводчиком, оказалась девушка, почти такая же мускулистая и решительная, как Ева. Только волосы у нее были не золотые, копной до плеч, а темные и очень коротко постриженные. А заряжающим вообще оказался какой-то мальчишка лет двенадцати, который посматривал на Ростика с заметной опаской, а темноволосую девицу называл "тетей".

Видимо, у Серегина, когда он собирал экипажи, с людьми вообще обстояло "швахово". Но справлялись эти ребятки нормально. По крайней мере пока. Вот Рост и решил на них не наседать, вдруг они не хуже пресловутого Лехи окажутся? Или даже лучше? У этой "тети" определенные задатки имелись.

- Левое крыло докладывает, - отозвался наводчик левой пушки. - В западной стае идет двести три антиграва пурпурных. Почти полсотни из них не такие, как наши, обычные, а какие-то длинные.

- Знаю такие, - согласился Рост. - Это у них транспортные машины с двумя котлами и с большим трюмом посередине.

- А у меня так, - раздалось справа, - от берега пернатых идет почти сто шестьдесят машин. Из них треть, как было заявлено, транспортные.

- Ну, тогда я тоже признаюсь, - сказала Ева. - Я от нечего делать центральную их волну пересчитала. Триста двадцать обычных и, кажется, восемьдесят транспортов. Черных треугольников - ни одного, других возможных кораблей поддержки тоже не замечено.

- Принято, - отозвался Рост. Он попробовал на глаз определить расстояние этих летунов до берега, их подлетное время к Одессе, попытался прикинуть наилучший вариант противодействия им.

У него почему-то ничего не получалось. Вернее, конечно, он составил план, но был в нем не очень-то уверен. Он мог поступить слишком самоуверенно. В общем, следовало посоветоваться. Но она вдруг принялась вполне по-девчоночьи хихикать.

- Ты чего? - спросил ее Рост.

- Так, ерунда, - ответила рыжеволосая красавица. Помолчала. Все-таки пояснила: - Они летят и еще не знают, что уже не они... Что уже мы захватчики.

Рост ничего не ответил. Но услышать такое было странно. И над этим не хихикать следовало, а думать. Правда, потом, после боя.

26

Отражение солнца в воде ударило из-под машины, как второе солнце. Ростик уже слишком давно летал над морем, чтобы помнить, каково это - видеть отражение полдневного солнца прямо под собой. Казалось, в этом отражении может потеряться не только их крейсер, но каждая из стай пурпурных и все три их стаи, вместе взятые.

Ростик мельком подумал, не следует ли ввести в обычай летать над морем в солнцезащитных очках, но потом решил, что такую тягу к комфорту вряд ли кто оценит правильно... Какого же было его удивление, когда Ева вдруг обернулась, и у нее на носике сидели именно такие очки, о которых он только что думал. М-да, определенно телепатия существовала.

- Ева, ты сама догадалась захватить с собой очки?

- Что? Ах, очки... Нет, я их не захватывала, они всегда при мне. Сам понимаешь, зрение нужно беречь, какой я без него пилот?

Да, действительно. Следует завести себе такие же.

- Ева, как думаешь, если мы ударим по дальней стае, у побережья пернатых, потом подгоним ту, что на западе, к основной и уже эти две попробуем заставить сесть - успеем все провернуть по нашим правилам, прежде чем они атакуют Одессу?

- Если они сразу поторопятся и атакуют Одессу, тогда можем не успеть. А начнут дергаться - попробуют отойти подальше в море или куда-нибудь в сторону скакнут, - обязательно выйдет.

Да, это была серьезная опасность - если пурпурные атакуют Одессу, разобьют дома, сломят сопротивление наших и займут в городе оборону против треугольных крейсеров. Рост и сам это понимал и довольно хорошо представлял. Но, с другой стороны, если основная стая вражеских гравилетов поведет себя слишком уверенно, он может выйти из боя с восточной эскадрой противника и успеть оказать помощь своим. И Ким будет сзади... Да, так и решим.

- Ева, атакуй тех, что на востоке. На этот раз пленных брать не будем. Пока. Так что - огонь из всех пушек, и исключительно на поражение.

Курс плавно изменился градусов на тридцать. Часа через полтора эта стая пурпурных леталок приблизилась уже километров на двадцать. До одесского берега из этой точки было около восьмидесяти, максимум девяносто километров. Если очень быстро расправиться с этими, подумал Ростик, то можно провернуть все так, как задумано. Только нужно очень торопиться и палить очень точно.

- Значит, так, - приказал он. - Бьем по-ковбойски, один выстрел - один противник сбит. Серьезно задетых не добиваем, они до своих не дотянут, а пернатые, похоже, их тоже не примут. Так что подранков оставляем без внимания. Доложить о готовности.

- Левое крыло - готов.

- Правое, то же самое.

Молчание. Долгое молчание. Рост уже открыл рот, чтобы окликнуть стрелков сзади, но кто-то из них, почему-то запыхавшись, ответил:

- Задние пушки - тоже в порядке.

- Что там у вас происходит? Почему запыхался?

- Решил гребцам помочь...

- Ну и ну! - внезапно разозлился Ростик. - У тебя же от напряжения руки будут дрожать. Ева, как ты таких, с позволения сказать, стрелков за пушки поставила?

- Да не бойся, командир, - отозвался тот же голос сзади. - Я же не из пистолетика буду палить, а из пушки, она же к борту привинчена.

- Ева, заменить его. - Рост вздохнул.

- На кого?

- Да хоть на заряжающего с крыльев! На любого, у кого ума хватает своим делом заниматься... а не помогать гребцам.

- Есть.

Ребята не успели даже перейти на новые места, как первые из леталок противника, видимо заподозрив что-то, стали вдруг поворачивать в сторону океана Наверное, у них был какой-то опознавательный знак, что-то вроде пароля, который Ева, конечно, не выполнила. Тогда Рост довольно жестко приказал:

- Все, атакуем. Увеличить скорость, орудия к бою.

Но они выходили на расстояние выстрела, как показалось Ростику, гораздо дольше, чем хотелось бы. Лишь минут через десять вместо шести-семи, принимая во внимание начальные встречные курсы, Рост выделил одну из двухкотловых леталок, длинную, почти в двадцать метров, неуклюжую и толстую, как бочка, которая все никак не решалась свернуть на север, и надавил на планку.

Между ними было около четырех километров, и первый выстрел ушел мимо, зато второй угодил точнехонько туда, куда указывало перекрестие. Между задними блинами, под углом сверху вниз, потому что Ева шла выше, чем "ядро" стаи. Машина противника зачалась, потом стала раскачиваться уже всем корпусом, а потом неожиданно ухнула вниз.

- Здорово, - отозвалась Ева. - Отличный выстрел.

Ударили орудия на крыльях. Конечно, сбивать каждую бочку врага единственным выстрелом не получалось даже у этих пушек, которые, по определению Бабурина, тянули на "рублевый" калибр. Но все-таки за три - пять выстрелов они с противником расправлялись.

Иногда, конечно, стрелки не удерживались и добивали уже задымившие машины, но... Ростик их понимал. Именно эти самые пурпурные, которых ребята видели перед собой, только что разрушили Боловск, собравшись покорить человечество, обратить его в рабство, может быть, уничтожить совсем, стереть с лица полдневной сферы, - поэтому они заслуживали, чтобы их добивали. До конца, до момента опрокидывания этих леталок в море.

Некоторые машины пурпурных попытались разлетаться в разные стороны, но их подводила привычка держаться вместе. За каждой из отвернувших в сторону машиной тут же увязывались три, десять, двадцать других леталок... А двадцать гравилетов противника уже имело смысл догонять, и Ева плавно, почти не кренясь на виражах, следовала за удирающими. Погоня не занимала много времени, и снова гремели орудия, и небо поочередно расчерчивали дымные следы от падающих вниз гравилетов, обломки лодок, разорвавшихся при попадании в котлы, и желто-оранжевые вспышки взрывающихся котлов.

- Тридцать пять... семь... нет, уже сорок, - считала стриженая наводчица Ростиковой башни.

Рост, дождавшись краткого перерыва, когда перед ним не было ни одного из противников, а его следовало догонять, что Ева и делала, спросил через закованное в броню плечо:

- Ты только наши считаешь или сколько все сбивают?

- Все, - отозвалась наводчица. - Только в стороне кормы плохо видно, слишком тут смотровые щели узкие.

- Там я пытаюсь считать, - отозвался заряжающий мальчишка. - Пока насчитал только пять

Они в самом деле, увлекаясь погоней за основными группами пурпурных леталок, иногда опережали одиночные машины. А сзади то и дело раздавались выстрелы кормовой погонной спарки. Да, если уж на то пошло, и носовые пушечки, которыми должна была управлять Ева, палили куда как часто... Оказалось, что они уже давно летели в сплошном окружении вражеских гравилетов. Только около них создавалась некоторая пустота, потому что, оказавшись поблизости от неуязвимой черной летающей крепости, эти слабые и тихоходные лодки тут же пытались отвернуть в сторону и уйти как можно дальше. Дальше, еще дальше.

И вдруг что-то в противнике изменилось. Ростик даже не понял, что именно. А Ева уже кричала:

- Внимание, они контратакуют. Справа - крыло, доложить, как поняли?

- Вижу их, - проорал стрелок справа, и тут же очень быстрая, прямо барабанная пальба подтвердила это заявление.

Ростик, хотя и держал в прицеле очаровательную труппу почти в десяток транспортов, прикрикнул на коротковолосую, и они принялись поворачивать орудийную башню вокруг оси. Потому что Ева оказалась права - пурпурным надоело это избиение Они поняли, что еще минут двадцать или чуть больше, и они будут уничтожены все... если не попытаются таранить противника. Вот на таран они и пошли в массовом порядке.

Рост ударил с расстояния метров в триста в летящий на него гравилет, убедился, что тот сразу потянул вниз, оставляя дымный след, снова чуть-чуть повернул башню. На этот раз их атаковали машин пять... Рост выстрелил, второй раз, сразу же - третий. Взрыв разнес головную машину, и взрывная волна расшвыряла остальные... Как они стали перестраиваться, Ростик не видел, он уже выцеливал противника, оказавшегося всего-то метрах в ста или чуть дальше, но сзади, где крейсер был наиболее уязвим.

Потом что-то с отвратительным ударом и скрежетом прошло по их правому борту. Крейсер содрогнулся так, что метров пятьдесят опускался вниз, почти падал... Ростик сразу понял, почему блины этих боевых машин были так заботливо спрятаны от любого удара - иначе у них уже не было бы управления, по крайней мере, пришлось бы ремонтировать штанги. А во-вторых, он сообразил, что таранить противника - вполне законный метод борьбы многих слабых машин против одной, пусть даже и сильной. И таранить они будут по-умному - в орудийные башни, чтобы сбить способность сдерживать контратаку... Или сверху, чтобы заставить их крейсер врезаться в воду. Противомера тоже пришла быстро, почти мгновенно.

- Ева, - прокричал Рост, опасаясь, что за беспрерывной пальбой пилот его не услышат, - вверх! Сразу вверх, они теряют скорость при подъеме.

Ева его поняла. Она резко, чуть ли не как коня на дыбы, поставила машину на хвост и попыталась взобраться выше, еще выше... Машины пурпурных, которые чуть было уже не зажали их, вынуждены были попробовать этот трюк, но безуспешно. Силы их котлов и блинов не хватало для такого циркового номера.

Рост вытер рукавом гимнастерки потный лоб. Осмотрелся, потом поставил пушку на новый прицел и кивнул мальчишке. Но тот лежал на зажимных рейках для снарядов, словно приник к смотровой щели. Рост процедил сквозь зубы:

- Посмотри.

Черноволосая повернулась к нему, одной рукой коснулась мальчишки... Он тут же упал вниз, мягко, как тряпичная кукла. Девушка склонилась над ним.

- Умер, - прошептала она. - Один из этих выстрелов попал в смотровую щель...

Оказывается, они в нас еще и стреляли, вяло подумал Рост. Потом попытался вспомнить, почему именно на этого паренька пал выбор. Ничего не вспомнил.

- Заряжай, - приказал он и стал прицеливаться.

Лодки пурпурных остались метрах в ста ниже, а то и больше. Отсюда, сверху, долбить их было очень удобно. Рост понял по щелчку, что снаряды в казенниках, и стал прицеливаться.

- Обращаюсь ко всем, - вдруг проговорила Ева, и голос ее прозвучал не громче комариного писка. - Стрелять прицельно. Я заметила, при каждом выстреле из пушек корпус вздрагивает, и мы теряем высоту... Следовательно, становимся мишенью.

- Не долго уже, их всего-то осталось... - проговорил кто-то, но Рост уже не слушал.

Он снова выстрелил, и снова его лучи уперлись в одну из леталок противника. Потом он выделил соседнюю машинку, со странной башенкой сверху и с тремя блинами вместо четырех. Выстрелил, карликовая конструкция завалилась набок, чтобы уйти в сторону, но орудия были уже заряжены, и Рост снова поймал ее в прицел. В ней сидел не просто какой-то пурпурный, а кто-то, кто представлял особую ценность. Такую, что для него имело смысл построить и гонять отдельную лодочку.

Но удивляло вот что - эта машинка по причине облегченности имела преимущества в скорости перед другими леталками, может быть, даже по сравнению с крейсером, перегруженным тяжелым вооружением и броней. Но она не ушла, не бросила остальных пурпурных на растерзание черному треугольнику. Почему? И почти тотчас Ростик все понял - это был предводитель, начальник, командир. Именно он организовал сопротивление пурпурных крейсеру людей. Именно он сумел каким-то образом заставить слабые и хлипкие лодочки таранить крейсер, стремясь его уничтожить даже ценой их гибели.

Рост надавил на планку, выстрел разнес башенку на верхушке трехногой леталки. Все, теперь, если догадки Ростика правильны, сопротивление этой стаи сломлено...

И поведение пурпурных действительно сразу изменилось. Теперь они даже не пытались отходить вместе, прекратили они и свои атаки. Теперь они просто драпали, причем беспорядочно и почти бессмысленно. Рост палил и палил, пытаясь обдумать все, что понял в организации противника. И вспоминал.

Вероятно, думал он, этот сидящий в отдельной лодочке предводитель был такой, как тот, который командовал переговорами с дварами, когда Рост с Кимом подкрались к месту сбора дани. И пурпурный офицер, который вел тогда переговоры с ящерами, пару раз подходил ближе к очень похожей лодочке, как делает человек, пытающийся что-то расслышать на большом расстоянии. Значит, расстояние для командования пурпурных было существенным фактором. Это раз.

Второе. Если бы этот антигравитационный "конек-горбунок" отлетел от стаи, он бы, может, и спасся, но стая не смогла бы организовать оборону. А они заманили машину людей в середину и со всех сторон попытались ее атаковать... Если бы не внимательность Евы, если бы не догадка Роста, что следует рвануть вверх, их бы уже протаранили десятком лодок и, как ни слабы были гравилеты, разрывы их котлов, безусловно, лишили бы крейсер орудий, а без пушек он сразу стал бы не чем иным, как летающим гробом, ловушкой для всего экипажа и для каждого из них в отдельности.

Из этого следовали еще какие-то важные выводы, то есть нечто "третье" и, может быть, даже "четвертое", но сейчас об этом думать было некогда. И того, что они узнали, хватит на этот бой.

Поэтому Ростик, стараясь перекричать канонаду, донес до сведения Евы свои умозаключения. Сделал он это главным образом для того, чтобы она знала, кого следует высматривать в стае противника, на случай, если у них имеется запасной командир, и чтобы она не упустила его, если он попадется ей на глаза. Как показала практика, Ростик из башни слишком плодотворно осматриваться не мог, не хватало секторов обзора.

- Поняла, - отозвалась Ева после недолгих расспросов. - Буду смотреть.

Потом стая пурпурных вся вдруг повернула в глубь территории пернатых. И правильно сделала. До берега было километров тридцать, если поднажать, менее получаса лету. Если учесть, что леталок осталось чуть больше половины, примерно под девяносто штук, некоторые могли и уйти.

- Туг у нас осталось только минут десять на всю работу, - сказал Рост, когда убедился, что не ошибается ни во времени, ни в расстояниях. - Потом поворачиваем на запад. Поэтому навалимся, ребята. Что достанем огнем - то собьем, а что уйдет - уже нашим не будет.

Они навалились, но пальба стала какой-то трудной. Машины пурпурных не падали сразу, горели плохо, и каждую из них приходилось очень долго выцеливать, чтобы сбить наверняка. Сказывалось отсутствие плана по окружению и уничтожению крейсера людей посредством таранов. А без этого плана ловить девять десятков летающих лодок стало ненамного легче, чем ловить ветер, предположим, обычным ситом.

Потом они повернули на запад. Рост откинулся на спинку креслица, стараясь успокоиться, расслабиться, выровнять дыхание. Кажется, что-то похожее пытались проделать и все остальные, даже пилоты. По крайней мере, скорость крейсера упала, гул котлов стал менее высоким и свист ветра в смотровые щели пропал полностью.

Внезапно Рост понял, что ему в руку попала солдатская фляга. Рост глотнул воды, поперхнулся, потому что в ней оказалось очень много горчащей мяты, но потом уже и мята показалась вкусной. Выпил почти четверть, с сожалением вернул черноволосой, что заменила заряжающего.

- Ты молодец, Гринев, что заметил эту штуку с маленькой лодочкой, проговорила она. - Если бы не это, еще неизвестно, чем дело бы кончилось.

- Как неизвестно, вполне известно, - отозвалась Ева со своего места. Задолбили бы они нас, уж очень ловко ими тот, из маленькой посудины командовал. Только интересно, каким образом они его слушали?

- Он, кажется, телепат, - отозвался Рост. - И все такое.

- Откуда знаешь? - спросила черноволосая.

Росту надоело отвечать на вопросы, ответы на которые можно было только выдумывать, потому что на самом-то деле ничего достоверно он не знал.

- Тебя как зовут? - спросил он вместо ответа.

- Ада, - отозвалась черноволосая и вполне по-свойски протянула руку.

Рост автоматически пожал ее. А потом попросил:

- Адаэ дай передохнуть, а?

Девушка кивнула и больше не приставала. А вот Ева его пару раз пыталась зацепить, вызнавая, откуда он знает про эти маленькие горбатенькие леталки пурпурных да как получилось, что он сразу все это сообразил. Но отбиться от нее прямой просьбой было нельзя. Поэтому пришлось потребовать, чтобы она проверила машину перед следующим боем, а не трепалась. После этого делом занялась и Ева.

Западная стая даже не изменила направление, когда крейсер Евы приблизился к ней. До Одессы оставалось всего-то километров шестьдесят, и, если людям не удастся быстро переломить сражение в свою пользу, она способна была связать боем даже черный треугольник. А тем временем главная стая, что насчитывала четыреста машин, могла дойти до берега, и... В общем, как говорила Ева, они свой шанс тоже видели и не собирались от него слишком легко отказываться.

- Ева, поднимайся как можно выше, - приказал Рост. - И высматривай трехногую леталку.

- Есть, вижу ее. В центре, между транспортами, идущими тремя косыми группами.

После этого описания и Рост увидел трехногого. Действительно, три ряда транспортов плыли в небе на разной высоте, как делают гуси, цепочкой, когда последующий держится сбоку и чуть сзади предыдущего. Вероятно, как и гусям, это позволяло пурпурным экономить силы.

- Атакуем, а потом пытаемся гнать весь их табор в центр.

Атака пошла как по писаному. Полого спикировав, набрав чуть большую, чем обычно, скорость, крейсер влетел в транспортные ряды, тремя выстрелами Рост расчистил пространство к командиру пурпурных и одним спаренным выстрелом убил его, попав прямо в котел, от чего его лодочка упала в воду, объятая пламенем. Потом они вышли из тучи ответных выстрелов, столкнувшись с парой других лодочек, причем, как последовал доклад, левая пушка вышла из строя, снова поднялись, заняли положение чуть сзади и стали дальними, прицельными выстрелами сбивать тех, кто пытался уйти в сторону.

Сначала таких было много, очень много. Потеряв главаря, пурпурные даже не пытались таранить крейсер людей, не пытались к нему приблизиться или даже стрелять слишком часто. А потом... Потом они вдруг поняли, чего требовал от них Ростик. Они выстроились в походный порядок косыми линиями и потянулись на юго-восток.

У Ростика возникло сомнение, что он достиг заветной цели так быстро и легко, но потом заметил, что то и дело одна-две машины отходят в сторону, и, даже теряя некоторые из них, пурпурные вполне безопасно освобождаются от опеки человеческого крейсера, рассеиваясь, только не все разом, как в первом случае, а медленно и сравнительно безопасно. Эту идею подтвердила и Ева:

- Этак мы их всех потеряем, пока дотащим до Одессы.

- Ничего, может, кое-кто и не успеет убежать, - отозвался Леха.

А Ростик с радостью понял, что слух к нему постепенно возвращается, потому что он слышит пилотов, говоривших едва ли не в четверть тона. Но в следующий раз стрелком в этой башне он решил отправиться, выпросив у мамы как можно больше ваты для затычек.

С основной стаей тоже было не все в порядке. Она отбивалась от Кима, который пытался "покусывать" ее сбоку, и весьма толково. По следам копоти и развороченной консоли правого крыла Ростик понял, что крейсер Кима тоже пытались таранить. И продолжали пробовать, должно быть потому, что он не догадался о значении маленьких особых лодок Эту ошибку следовало исправить. Ростик скомандовал Еве, и вот девица-пилот уже наметанным глазом вычислила основного врага быстро и легко.

- Таких двое... - доложила она. - По крайней мере, я вижу две машины. Одна впереди, идет на Одессу. Вторая - в центре.

Рост проследил, как стая пурпурных, которую они пригнали с запада и в которой осталось менее двух третей, сливается с большой стаей, а потом приказал атаковать сначала ту машину, что была впереди.

Они атаковали. Их попытались таранить, и довольно успешно - Ева дважды не смогла избежать столкновения. И второе дорого обошлось их крейсеру - были убиты кормовые стрелки, их спаренная установка оказалась смята, а снизу, где-то в районе брюха, начался пожар, который пришлось довольно активно гасить, иначе он мог перекинуться на запасы топливных таблеток. Это была бы быстрая и беспроблемная смерть и машины и людей.

Зато они убрали переднего "горбунка", и вражеские лодки впереди стаи тут же начали разбегаться. Видимо, сил командира в одной лодке, которая осталась посередине стаи, уже не хватало для управления более чем пятью сотнями машин Разумеется, немало было и таких, которые стали удирать назад, в сторону океана... Но Рост их сбивал, и Ким их сбивал, так что мало-помалу они продвигались все-таки в нужную сторону - к Одессе

Потом, когда пожар был сбит и их крейсер пришел в относительный порядок, они сбили трехногую машину в середине. При этом Ева получила очень плохой удар трех слившихся лучей через смотровую щель. Хорошо, что выстрел был сделан под углом и лишь задел девушку. Но она была выбита из своего кресла, несмотря на ремешок, которым привязалась еще перед боем, а потом еще почти четверть часа не могла ворочать рычагами. За них пришлось сесть Ростику - как ни странно, из всего остального экипажа у него единственного оказался хоть какой-то опыт пилотирования гравилетов.

Разумеется, он отошел как можно дальше от стаи, чтобы случайно не попасть под удар очередного пурпурного Талалихина, и темп огня существенно упал, потому что в башне осталась одна Ада, но... Они справились и с этим.

А потом Ростик понял, что Ким, осознав восстановившуюся боеспособность Евиного крейсера, уходит вперед. И в самом деле, пора было встречать их над Одессой, не позволяя им проскочить город, заставить приземляться, оказывать давление сверху.

Ростик был не очень уверен, что это у них выйдет, но попытаться все равно следовало. По крайней мере, следовало надеяться, что самые предприимчивые пилоты этих лодочек уже удрали из стаи и остались только те, кто был не способен на самоотверженное сопротивление или длительное непослушание.

Ведь главную загадку этого боя они разрешили, и, кажется, правильно, так почему бы их противникам не оказаться проще и трусливее, почему бы им не попытаться элементарно спасти свои жизни в надежде на последующие переговоры и выкуп?

27

На этот раз совещание проходило в кабинете Председателя. Как уже бывало, здесь еще оставался немалый беспорядок - свидетельство недавних переездов, эвакуации, ударов по городу. Особенно это было заметно по очередной раз разбитым стеклам - материалу ныне дорогому, практически невосстановимому. Но в то же время, опять же, как Ростик уже видел не раз, чувствовалось и стремление все восстановить, вернуть на место, поправить, отремонтировать.

На заседании было очень много народу, раза в два больше, чем на заседании в подвале Дворца культуры во время налета. Ростик сначала решил было, что все эти начальники в критические дни работали в разъездах, просто физически не могли заседать, а потом вдруг подслушал, как один очень неприятного вида мужичок, чем-то неуловимо похожий на Дзержинского, только в пенсне, негромко говорил своему соседу:

- Мне Председатель три повестки прислал с требованием куда-то там явиться... Но ты помнишь, какой ад творился на улицах? Вот я и подумал - нет уж, буду организовывать, - мужичок хохотнул, выставив вперед желтые от местного самосада зубы, - оборону, так сказать, по месту жительства.

- А я на заводе оказался как раз, когда эти налетели, - отозвался его собеседник. - И представь себе, у них там для меня даже пайка не нашлось, пока мы ждали, чем все кончится. Только на вторые сутки накормили. Якобы я у них по спискам не прохожу... Ну и что, что не прохожу? Что же, меня не кормить? А в город направляться... Сам говоришь, по улицам тогда не пройти было.

Чтобы его не стошнило, Ростик пересел, а потом подозвал и Кима с Евой, когда они наконец вошли в кабинет. Причем за ними гналась та самая пожилая секретарша, которую Ростик помнил еще, кажется, по первосекретарю Борщагову, расстрелянному за явное предательство. Она не хотела их пускать, и Ким голова садовая - чуть было ее не послушал. Но тут уж Рост не выдержал. Он поднялся и повелительно, насколько мог, высказался в том смысле, чтобы оба пилота поторапливались, потому что докладывать один он вообще отказывается. Секретарша, конечно, отстала, мельком посмотрев на Ростика и выразительно поджав губы. Что же, решил Рост, плохую репутацию вполне можно использовать в подобных случаях.

Потом к их компании прибился Поликарп, усталый до невозможности. Он сразу же принялся высказывать свое мнение Ростику:

- Слушай, ты не мог эти черные треугольники как-нибудь поменьше уродовать?

- Поменьше? - заинтересовалась Ева. - Как это?

- Ну, их же мне восстанавливать приказано. Две машины - еще туда-сюда. А третья - просто невмоготу. Мы уже по три комплекта шин переложили, котлы отревизовали до последней пылинки, а она все равно не летает... Топливо жрет как верблюд, а не летает.

- В бою я как-то об этом не думала, - призналась Ева. - Просто уворачивалась от них, как могла, и дергалась, чтобы вот ему, - она кивнула на Ростика, - было сподручней отстреливаться.

В кабинет деловой походкой, как Ленин в каком-то фильме, не столько вошел, сколько ворвался Рымолов. За ним, с развевающимися полами пиджака, стремился Каратаев. За ними торопливо семенила теща Тамара, Галя и кто-то еще. Ростик вздохнул, ему вся эта деловитость казалась бессмысленной и показной до оскомины.

Председатель сел, повелительно рассадил свою свиту. Потом оглядел собравшихся, кому-то улыбнулся, да так, что очень напомнил того, с желтыми зубами, а иным просто кивнул. Потом резковато, чуть более властно, чем было нужно, приказал:

- Ну все, начинаем. Рассаживайтесь, очень мало времени. Город нужно восстанавливать... - Потом увидел Ростика, Кима, Еву и Поликарпа. - Ага, вот и наши герои. Да, герои. - Он еще раз осмотрел собравшихся, словно выискивал, кто будет с ним спорить, но таких не нашлось. - Они спасли не только город, они спасли наше будущее. По крайней мере, на некоторое время.

Кто-то высказался в том смысле, что это коллективная заслуга, но Председатель очень выразительно хлопнул ладонью по столу:

- Нет, особенный вклад Гринева и пилотов ни с чем в сравнение не идет. Это, дорогие мои, следует сразу понимать и впредь не путать.

Он даже говорить по-человечески разучился, подумал Рост. На каком-то очень уж парадном языке., вещает. Наверное, полагает, так и следует говорить Председателю. А ведь чуть больше двух лет прошло с той поры, когда он был простым профессором, с очень осмысленными взглядами на жизнь, на управление человечеством, городом, на необходимость выживать даже тут, в Полдневье.

- Давайте для начала послушаем доклад нашего главного исполнителя этой операции. Просто чтобы быть в курсе дела.

Рост стал рассказывать. Его попытались прервать, когда он описывал, что сделал Боец, то есть Денис Пушкарев, но Рост на это не поддался, он твердо и очень явственно закончил этот эпизод, прежде чем перешел к последующим. Сражение с черными треугольниками тоже вызвало у аудитории противоположные чувства. Были такие, кто принялся поторапливать его, настаивая на том, чтобы доклад был короче, но были и такие, что выясняли детали, даже переспрашивали. Особенно этим отличался неизменный Вершигора - бывший главред боловской районной газеты. Ему это как бы по должности полагалось, вот он и старался, задавая кучу вопросов, прозвучавших откровенно "на засыпку".

Рассказывая о сражении со стаями обычных леталок, Рост подробно остановился на малых "горбатых" машинках, их организующей силе. Тут уже заинтересовался сам Председатель, он пару раз попросил Ростика описать поведение и внешний вид этих особых машин, а потом спросил, как Рост в горячке боя до такого открытия сумел додуматься. На миг в нем проявился прежний Рымолов, умный и тонкий собеседник, не зараженный чиновничьими манерами... Но лишь на миг. Потом все стало обычным, многие из сидящих за главным Т-образным столом даже не заметили этих изменений.

- А когда мы довели их до Одессы, - перешел к последней стадии войны Ростик, - и остановили, хотя это было совсем не просто, то стали кружить не столько вокруг них, сколько над ними. Они подергались в разные стороны, и некоторые принялись садиться. На земле их уже встречал Дондик и...

- Ага, - отозвался Каратаев, - Дондик, значит, тоже в этом принимал участие?

- Я же говорю, Дондик принялся выволакивать севших пурпурных, выстраивал их в колонну, брал под охрану. Наши ребята, правда, нервничали, были перестрелки, но... Как только мы видели, что на земле что-то не то, то пикировали и подавляли пурпурных всей имеющейся огневой мощью. Это помогало, хотя машин, даже уже сдавшихся, по-уродовали немало. Это длилось почти до темноты.

- Когда мы поняли, что не успеваем, - вмешался Ким, - то принялись сбивать их. И они приземлились уже все. Так что очень уж усердствовать нам и не пришлось.

- А сколько пурпурных вообще село? - спросил Рымолов.

- К Одессе мы подвели порядка трех сотен машин, - доложила Ева. - Но потом, из-за их упрямства, побили еще с полсотни. Ну, некоторые машины, как позже выяснилось, они сами перед сдачей поуродовали... В общем и целом, я думаю, сотни две с гаком обычных леталок у нас теперь имеется.

- Поликарп, - обратился Рымолов, - прими к сведению.

- Уже работаем, Арсеньич, - тут же отозвался Полик. - Хотя я сам к Одессе еще не выбирался, не успел.

- А нужно, - отозвался недовольным голосом Каратаев. - Понимаешь, чем больше и быстрее это все провернуть, тем лучше мы будем подготовлены к следующему налету.

- А следующий налет разве... - Ева растерянно посмотрела на Ростика и закончила совсем невпопад: - собирается?

- Что значит "собирается"? - удивился Рымолов. - Это вам, Бахметьева, не дождь, чтобы "собираться".

- А почему, собственно, не дождь? - удивился Ростик.

В кабинете мгновенно установилась тишина. Ким осторожно, совершенно незаметно, поглядывая в другую сторону, толкнул Ростика локтем, но тот сделал вид, что не замечает.

- Что вы сказали, Гринев? - поинтересовалась Галя.

- Я спрашиваю, Андрей Арсеньевич, как могло получиться, что эти черные треугольники вообще прорвались к городу? И в связи с этим возникает целая куча других вопросов, например, почему Боловск был до такой степени не готов к обороне?

- Гринев, ты всегда все испортишь, - отозвалась Галя, но ее голос утонул в жестком ответе Каратаева:

- Был бы твой драгоценный наблюдатель на воздушном шаре повнимательнее...

- Ложь, - очень спокойно, даже как-то лениво отозвался Ростик. - Ты забываешь, Каратаев, что перед самой смертью Пушкарева я тоже был на шаре и говорил с ним. Он докладывал об этих черных машинах еще за две недели до налета. Из этого следует, что неправильное решение, которое обернулось разгромом города, исходило отсюда - из Белого дома. Так вот, я спрашиваю, кто ответствен за это неправильное решение?

- Я, по всей видимости, - отозвался Рымолов. - Понимаешь, Гринев, кроме этих черных треугольников, в подлете не было ничего необычного. Пурпурные уже давно летают к дварам за смолой деревьев. Ну, ты знаешь, ты сам и принес эти сведения пару лет назад. И этот полет был почти такой же. Вот я и решил, если мы все равно ничего сделать не в силах, тогда... А получилось плохо. Я это понимаю.

- Но теперь следует не виновных искать, - тут же отозвалась Галя, - а восстанавливать город.

- Не понимаю, - отозвалась своим самым мягким тоном Ева, - почему такое упущение должно сойти с рук?

- Что значит сойти с рук? - взорвался Каратаев. - Вы выбирайте выражения, девушка.

- Если бы я их не выбирала, - улыбнулась Ева, - я бы высказала эту идею совсем по-другому. Только вам, Каратаев, это бы еще больше не понравилось.

- Прекратите, - попросил Рымолов. - Да, решение было неправильным. Мы прохлопали... Но сходить с круга из-за этой ошибки я не намерен. Тебе понятно, Гринев?

- Не очень, - отозвался Ростик. - Но тогда хотелось бы задать и другие вопросы.

Он посмотрел на собравшихся людей, они все смотрели на него не мигая. Некоторые даже привстали.

- Какова должна быть ваша неэффективность, Арсеньич, чтобы, как вы выразились, "сошли с круга"?

- Когда я решу эту проблему, я тебе сообщу. Персонально. Еще вопросы есть?

- С этим неясно, но пока оставим. - Ростик вздохнул. - Тогда следующая трагедия, возникшая по вине - я повторяю, - по вине Белого дома и его... - он мельком осмотрел всех сидящих тут людей, - его чиновничества. Кто послал на две последние машины пурпурных пять наших лодок? Необходимо заметить, что этот вариант уже был отвергнут на совещании, и мы пришли к выводу, что сражаться слабыми антигравами против этих черных - бессмысленно. Я знаю, - продолжил Рост после небольшого колебания, - что на аэродром для отдачи или передачи этого приказа приезжал Каратаев.

- Гринев, - тут же отозвался Каратаев, - не все тебе лавры. Мы тоже должны были кое-что сделать...

- Я прихожу к выводу, Каратаев, чем меньше ты что-то делаешь, тем лучше для города. Просто потому, что больше людей в живых остается.

- Перестаньте хамить, Гринев, - тут же подала голос Галя. - Держите себя в руках.

Рост попытался улыбнуться, хотя губы сводило судорогой гнева и ярости.

- Среди павших был твой брат, Галя. Неужели...

- Я знаю, - ледяным тоном ответила Галя Бородина. И в этом тоне прозвучало нечто такое, после чего стало ясно - смерть брата оставила ее почти прежней. Ей, кажется, невозможно было измениться, даже обычное сестринское чувство было для нее недостижимо.

- Тогда так, - признался Ростик. - Как тут уже было сказано, если бы я не держал себя в руках, я бы высказался иначе, но тебе, Галя, это совсем не понравилось бы.

- Этот приказ был выработан коллегиально. - медленно, чуть не по слогам, проговорил Рымолов. - За него никто персональной ответственности не несет.

- Не так, - отозвался Ростик. - Если коллегиально, значит, несете вы, Арсеньич. Вы, и никто другой. Коллегиальность - это не пряталки, это просто форма, при которой.....

- Не учите нас жить, - не выдержал теперь кто-то еще из собравшихся, кого Ростик даже в лицо не знал.

- Еще раз, - сухо отчеканил Ростик. - В результате преступного приказа погибли все, повторяю, все пилоты малых машин. Среди них были довольно опытные люди, такие как Хворост. А лейтенант Бялый, кстати, совершенно геройски вел себя в сражении под Бумажным холмом. И вот какой-то... чинуша, - Ростик сделал над собой усилие, чтобы не выругаться, - своим приказом посылает их на бессмысленную смерть.

- Бессмысленных смертей не бывает, - отозвался Рымолов.

- Как раз бывают, - сказал вдруг Ким.

- Вы что, не понимаете, - почти прорычал Ростик, - что после всего случившегося вам придется многое объяснить людям? И нам особенно, просто потому, что мы требуем.

- Да не волнуйся ты за нас, Гринев, - высказалась Галя, - придет время объясним.

Кто-то натужно хмыкнул, кто-то неестественно хохотнул.

Ева вдруг сильно дернула Ростика за руку, он не ожидал и просто плюхнулся на свой стул. Ева, чтобы закрыть его, поднялась и даже руками всплеснула, чтобы он не вздумал больше подниматься.

Слова ее совершенно не соответствовали жестикуляции, но они сделали главное - дискуссия Роста с собравшимися была завершена.

- Хорошо, очень хорошо. Мы подождем и послушаем, что и как вы скажете.

- А потом, если будет нужно, продолжим дискуссию, - не очень громко, но отчетливо высказался Ким.

Ева села, повернулась к нему и зашипела, словно змея:

- Ким, мало мне одного Гринева, ты еще будешь на рожон переть?

- Эта вот гоп-компания - "рожон"? - спросил Ростик вполголоса, но почему-то так, что слова его были слышны, кажется, даже в приемной. - Нет, в самом деле, это стадо трусов - "рожон"? Вот этот прятался на заводе, этот из Дома носа не показывал, другие еще где-то... Даже до Дворца культуры они боялись добежать - видите ли, в бегущих стреляли.

- Хватит, Ростик, пожалуйста, - попросила Ева, и Рост ее послушал.

Кажется, она назвала Ростика по имени впервые. Он внимательно посмотрел на рыжеволосую девушку. Она была рядом, очень близко, от нее пахло чистотой и силой. И еще она была разгневана, причем так выразительно, что Рост решил не продолжать ругань с чиновниками. Почему-то именно эта вот девица заставила его отказаться от своего гнева. Он лишь вздохнул, удивляясь себе.

- Да. - проговорил Рымолов, потерев подбородок. - Отчитали нас, причем по первое число. - Он подумал, посмотрел на свои тонкопалые, на редкость узкие руки. - Может, и правильно. Ошибки были, ненужные смерти тоже были. Ребята закрыли рас грудью, а мы... Может, в самом деле они правы?

Что-то очень тонкое, едва ли уловимое при Ростиковой прямолинейности и неспособности интриговать, пронеслось по комнате. Каратаев посмотрел на Рымолова исподлобья.

- Ну что же, - заговорил он. - Тогда следует разобраться, выяснить причины...

- Устранить их, - поддакнула ему Галя. - Чтобы впредь не случилось... недооценки прямых исполнителей. Я имею в виду - того же Гринева и его друзей.

Молчание длилось довольно долго. Рымолов думал, или делал вид, что думает. Кто-то в центре зала негромко кашлянул, поднялся и высказался:

- А все-таки перегибать палку не нужно. Мы же победили. Победили жестокого, очень сильного врага, который напал на нас, как всегда, неожиданно и коварно.

- Для них это "как всегда, неожиданно и коварно", - тихо вставил Ким.

- Именно так, - продолжал тот, в пенсне. - Победили. А победа не бывает без жертв, без героизма, без ошиб...

- Мы разберемся, - отозвался Председатель. - Все это действительно следует хорошенько обдумать.

- Еще немного, - прошептала Ева, - и они станут славословить Рымолову, дескать, под его руководством мы победили и без него - никак.

Кажется, Ростик стал чуть лучше понимать, как происходила эта деградация Председателя - незаметная, последовательная, очень коварная, как действует какой-нибудь органический яд. И еще почему-то Ростику стало ясно, что Рымолова, скорее всего, уже не спасти. Он пропал, не заметив, как скатился... в обычные вожди. Которых и так было слишком много при всех укладах и во все времена русской жизни. И ничегошеньки они не сделали для людей, ничего не сумели практического совершить... для подлинного, а не показного величия страны. Страны - именно страны, а не государства, едва ли не вслух проговорил Рост. Государство-то они как раз приводили к очень непрочному и потому на удивление обманчивому величию, принимая его за действительность, то есть - за величие страны.

Ростик тряхнул головой, чтобы не отвлекаться, чтобы снова оказаться тут, в этом кабинете. Но разницы между страной и государственностью он решил не забывать, идея была грубоватой, но, кажется, правильной. Скорее всего, она стоила того, чтобы ее помнить.

- Хорошо, - очнулся и от своих мыслей Рымолов. - Давайте поступим так отдадим распоряжение нашим... исполнителям и отпустим их. Они в самом деле нуждаются в отдыхе и восстановлении сил.

- Распоряжение? - отозвался неожиданно Кошеваров. - Так скоро?

- Промедление опасно, - вкрадчиво отозвалась Галя. И кивнула в ту сторону, где сидел Ростик с пилотами: - Ребята сами тыкали нам этим в нос.

- Да, - снова заговорил Рымолов, - медлить не будем. Вернее, отдохнем как-нибудь потом. Значит, так, Гринев, - Ростик поднялся, - слушай приказ. Обдумай и выскажи предложения, как теперь, используя наши новые... возможности, заставить пернатых отдавать нам часть производимых зеркал. Наши не очень хороши, - объяснил он кому-то из сидящих перед ним администраторов, сколько Поликарп ни бился.

- Со временем, - прошептал Поликарп, - мы лучше пернатых научимся зеркала делать. Ему просто ждать не хочется.

- И если все получится, нужно будет с ящерицами договариваться, отозвалась Галя.

- Ящерами, - механически поправил ее Председатель. - Да, будет лучше, если с ними эта схема тоже начнет функционировать. С таким количеством лодок мы без своего топлива, так сказать, только на трофейном не проживем.

- Выполнять этот приказ, как я понимаю, тоже мне? - поинтересовался Ростик.

- Тебе, - согласился Рымолов. - Ты у нас главный победитель, тебе и выполнять.

- Одно дело быть победителем, а другое - захватчиком, - буркнул Ким, но на его слова никто не отреагировал.

А может быть, никто не понял, что это значит. Хотя понимать это высказывание, пусть даже сделанное мельком, почти случайно, все-таки стоило Более того - было необходимо.

28

- Да вы что, ребята, я же половины этого расстояния без помощника не пролечу, - сказал Ростик.

- Это верно, - отозвался Ким. - Мы начинали на меньших дистанциях. Мне и то было тяжко тащиться в такую даль.

- Если нет желающих сидеть на рычагах крейсера, тогда я могла бы с ним... - протянула Ева разочарованно, но не слишком. Какой-то частью сознания Ростик понял, что она была бы не прочь оказаться в начальниках у Роста, то есть поработать за первого пилота, а может быть, просто посидеть рядом с ним, погуторить о том о сем.

- Нет у нас, милостью Каратаева, второго пилота, который бы адекватно работал с крейсером, - сурово проговорил Ким. И тут же повернулся к Ростику.

- Что ты на меня смотришь? - удивился тот. - Я опять должен что-то придумывать?

- Кто же еще? - искренне удивился Ким.

- Точно, - подтвердила Ева.

Рост вздохнул и начал думать.

Проблема заключалась в том, что лететь на известный город пернатых производитель зеркал - было далеко. И лететь следовало не на легонькой лодочке, а на весьма уязвимом и тяжелом для работы на рычагах транспортном гравилете. У Роста было понимание, что и как следует делать в кресле пилота, но на всю дистанцию его, без сомнения, не хватит. Нужен был второй пилот. А его-то как раз и не было.

- Может, залетим в Одессу и прихватим Казаринова? - Рост хрустнул пальцами от напряжения. Ева поморщилась от этого звука - Мне кажется, он неплохо летает на этих ваших лодках.

Ким безэмоционально посмотрел на друга.

- Верно, Казаринов неплох Вдвоем вы должны справиться.

- Он не полетит, он вредный, - высказалась Ева. - Они все там вредные.

- Ерунда, - решил Ким. - Пообещаем Дондику пару зеркал, он и надавит на Казаринова - как миленький сядет в помощь Росту.

На том и порешили.

Ростик приготовил несколько дощечек с пластилином и полдюжины всяких заостренных палочек, которые имели способность не оказываться под рукой в самый нужный момент, а потом вдруг выяснилось, что Винторук во время сражения с черными треугольниками был ранен. Да настолько серьезно, что Ким даже побаивался спрашивать, выздоровеет ли он.

- Понимаешь, - объяснил он, помрачнев, - боязно. Мы уже столько народу похоронили... Если начну еще волосатиков терять, к которым привязался, то... Не знаю, как-то это еще тяжелее, чем даже друзей. Они, то есть волосатики, какие-то безобидные, за ними глаз нужен, как за детьми.

И он развел руками, словно старался объяснить жестом то, на что у него не хватало слов, хотя, в общем, все было понятно.

- Не такие уж они безобидные, - отозвалась Ева. - Это только про их мужиков так следует говорить. А девки у них... плодоносят, как на конвейере у Форда.

Ростик был склонен согласиться скорее с Евой при общей постановке проблемы, но Винторука тоже было жаль.

- Ладно, возьмем всех, кто захочет с нами лететь.

- Да захотят-то все, только свистни, - отозвался Ким. - Только они не самые путевые при этом окажутся.

Росту, который помнил, что на бой с черными треугольниками они не могли набрать гребцов, было как-то нелегко поверить, что сейчас, в мирных условиях, работать на котлах согласится достаточное количество волосатых. Но он оказался не прав. Стоило Серегину только уразуметь проблему, он протопал к ангару, где обитали бакумуры, прибившиеся к аэродрому, и чуть не в тот же миг пошел назад, к машинам, выбранным для экспедиции к бегимлеси. А за ним семенили почти три десятка волосатых, что было гораздо больше, чем требовалось.

Присмотревшись, Рост выбрал себе в помощь обвязанную красной тряпкой Дутил, а еще, как выяснилось, на эту же работу претендовал и Прикат - второй номер на торфоразработках. Его Рост порекомендовал Киму, и тот со вздохом согласился. У Евы уже был почти полный штатный состав команды, а так как во время экспедиции возникала возможность воздушного боя с пернатыми летунами, она построила всех перед машиной. Трудности у нее вызвал только командир-стрелок в главной башне. Она никак не могла найти подходящего, хотя была согласна, по ее словам, на всякого, кто? только подвернется под руку. И тогда Серегин вспомнил, что у него в офицерской казарме расквартировался Антон, только-только выписанный из госпиталя и даже еще не вполне оправившийся от ранений.

- Хорошо бы еще Пестеля уговорить, - высказался вдруг Ким.

- Да ну! - восхитился Ростик. - Он тут, не в Одессе? И как он?

- Говорит, подцепил какую-то местную малярию, поэтому должен ее в университете как следует изучить.

Ребята хмыкнули.

- А каков он за стрелка? - спросила Ева, не вполне понимая этот смех.

- Ну, до Квадратного ему далеко, - признался Ростик, - но за рядового снайпера он вполне сойдет. Была, знаешь ли, практика.

- Тогда так, - решила Ева и на миг стала очень похожа на ту неуступчивую девчонку, которой, вероятно, была в детстве, да и сейчас осталась. - Тебе, Ким, этого вашего Пестеля, которого уговаривать нужно, а мне - Антона. В нем я хоть уверена, он свое дело знает.

Правильно, понял ее Рост, Пестеля она не видела, и он не вызывает у нее доверия, он всегда по виду кажется сначала обычным лабораторным копушей. А об Антоне действительно все слышали, еще с боев за завод.

К середине следующего дня после получения новых приказов на совещании в Белом доме ребята распределились и вылетели. Как Рост и предложил, сначала взяли курс на Одессу. Это был крюк, но небольшой. Хотя до города, где пернатые отливали зеркала, в этом случае приходилось лететь над водой, а это для Ростика представлялось немалой проблемой - в конце концов, на воду не присядешь, чтобы отдохнуть, если что-то пойдет не так.

В Одессе все стояли на ушах. Как выяснилось, Председатель приказал из высаженных с антигравов пурпурных сделать несколько колонн для возможной отправки по разным объектам. Но получалось все не просто. Из довольно значительного числа пленных работать на людей согласились только несколько сот здоровяков - так Дондик назвал рослых, за два метра пурпурных, которые и в своем сообществе занимались исключительно физическим трудом. А почти полторы тысячи нормальных и примерно такое же количество мелких губисков просто сидели и, видимо, ожидали, когда их освободят.

Даже естественные трудности концентрационного лагеря, разбитого в пяти километрах от города, такие как неизбежный голод, вши, жара днем и холод ночью, плохое состояние раненых и болезни, едва не перерастающие в эпидемии, не заставили всех этих людей с белыми волосами и изумительно яркими зелеными глазами помогать вчерашним противникам - людям.

Но, осознав безвыходное положение, в котором оказался Ростик, не способный тащить транспорт к пернатым в одиночку, а тем более прознав про возможность получить пять, как минимум, зеркал в случае удачи для своих дальнейших опытов, Дондик, а за ним и Казаринов согласились помочь. Последний, прикинув, что "в рабство" его продают ненадолго, пошипел от огорчения, но уже через четверть часа вышел к Росту в полетном шлеме и теплой куртке.

Экспедиция продолжалась. Они поднялись вертикально, сделали круг над городом, чтобы точнее научиться взаимодействовать, и понеслись над водой. Непонятно почему, но Ростику, когда он сидел в кабине стрелка, над котлом, за пилотами, в подобных полетах все представлялось простым и очень медленным. И вдруг, когда он очутился на месте первого пилота, эта работа стала казаться захватывающе напряженной и очень стремительной. Именно так - стремительной.

И все время приходилось серьезно стараться, чтобы они двигались еще быстрее, потому что черные треугольники шли по бокам прямо с черепашьей скоростью, лениво и едва ли не насмешливо наблюдая за стараниями Роста выдерживать хотя бы сравнимую скорость. Наконец, почувствовав, что тельняшка у него на спине стала мокрее воды снизу, Рост сдался.

- Давай спокойнее, Казаринов, - предложил он. - Я не очень-то уверен, что продержусь в таком темпе до города пернатых.

- А мы в один такой город полетим? - спросил Казаринов, принимая на себя главную работу за рычагами, и с гораздо большим успехом, как чуть ревниво заметил Ростик.

И тут же понял, что всяким там ревностям не может быть места. Казаринов правильно сделал, что задал этот вопрос. Рост и сам уже удивлялся, что не задал его себе раньше. Вероятно, на него давил авторитет Пушкарева, который заметил только один выброс стеклянного тумана в воздух. Но он мог не заметить другие подобные выбросы. А это значило, что у пернатых такой работою могли заниматься и другие города... Вернее, все-таки гнездовья. И их все нужно было обследовать. Теперь для этого была возможность - вряд ли пернатые начнут нападать на треугольные крейсера человечества.

Стоп, сказал себе Рост, Это тоже не факт. Может, они, как часто уже бывало, поторопились. Может, им следовало не мчаться вот так с бухты-барахты за зеркалами, а облететь территорию пернатых, выяснить их отношение к возросшей силе человечества, нанести на карту другие мастерские? Если имеющихся сил оказалось бы недостаточно, то следовало подождать, пока на заводе Поликарп отремонтирует два других крейсера, и тогда в количестве четырех треугольников они представляли бы собой более внушительное зрелище...

В общем, все это следовало проверять конкретной ситуацией. Но раз уж они решили лететь, то этот полет и следовало сделать проверкой. На том Рост и решил успокоиться. Чтобы занять себя, а скорее всего, чтобы отвлечься, он накрутил ручку радиостанции, установленной в его машине за креслом пилота, и вдруг - о чудо! - связь с крейсером Кима установилась молниеносно. Не теряя времени, Рост попробовал растолковать другу идею.

Судя по всему, Ким думал так же, вернее, решил, что это уже обмозговал Рост. Он удивился, почему об этом не возникло толковища на земле, но, если уж зашел разговор - тем более связь стояла отменная, - он высказался в том смысле, что двух машин, скорее всего, достаточно, чтобы сражаться почти с любым количеством летающих наездников бегимлеси. А разведку других подобных городов они с Евой проведут хоть сейчас.

- Сейчас не нужно, - вдруг отозвался в наушниках голос Евы. Оказалось, она слышала этот разговор, потому что настройка ее рации "висела" на той же частоте.

Это было удивительно - они могли находиться в эфире втроем. Вообще-то пилотские рации, которые установили на крейсера и на этот транспорт, такой технической возможностью обладали. Их еще со времен войны делали, как правило, многоканальными. Но возможность связи в Полдневье почти никогда не обеспечивала это многоголосье. А теперь вдруг... Ну что же, для дела это было хорошо. Очень хорошо, все-таки Росту легче будет вести переговоры с пернатыми, если ребята наверху будут понимать происходящее не только по его жестикуляции, но и исходя из комментариев Казаринова.

- Это почему? - спросил Ким. - Что нам мешает?

- Вот увидят летающие страусы, что над ними ползет Рост на своей колымаге, а ты болтаешься где-то за тридевять небес, мигом устроят ему красивую жизнь, объяснила свой отказ Ева.

- Так ты же можешь оставаться со своим драгоценным Ростом, - отозвался Ким. - Я один в округе побегаю.

- И все-таки, Ким, оставайся-ка лучше с нами, - решил Ростик. - Не стоит судьбу испытывать.

- Я - с вами? - удивился Ким. - Ну и ну! А я - то полагал, это вы ко мне прибились как дополнение к возможным пернатым.

Море внизу кончилось, они перешли береговую линию. Как всегда, они спугнули непонятно каким образом - ведь шли на высоте метров в триста, не ниже, - несколько стай черно-белых, очень гладких чаек. Их было очень много, они даже временно закрыли некоторые сектора для обзора, вернее, сделали их ненадежными, мерцающими, спрятанными за множеством мельтешащих в воздухе птичьих крыльев.

Но Ростик зря опасался подвоха. Ничего не возникало даже за этими стаями, летающих страусов не было видно и в помине. К тому же он отдохнул - и снова взялся за рычаги. Пару следующих часов они проработали с Казариновым на пару, и у них это выходило все лучше и уверенней. Наконец сломался и Казаринов, он отвалился, и Росту сразу стало не до размышлений о том, как он построит диалог с пернатыми. А впрочем, об этом еще рано было раздумывать. Все могло получиться совсем не так. как Росту бы хотелось - мирно, без стрельбы, вполне цивилизованно.

- На левом траверсе стая летунов, - объявил вдруг динамик рации прекрасно знакомым Ростику голосом Пестеля. - Количество приближается к сотне.

Быстро они оправились от поражения на Бумажном, подумал Ростик. А впрочем, ему ведь неизвестно, как именно и сколько времени они собирали эту стаю. Может, они мобилизовали всех, даже таких летунов, которых раньше не выпускали дальше их городской околицы? Да, решил он наконец, скорее всего так и есть.

Откуда возникла у него эта уверенность, он не знал. Сейчас у него не было ни боли, ни тошноты, не меркло в глазах, не болела голова, даже не сбивалось дыхание - и тем не менее это было почти настоящее провидение. Ну что же, решил он, если так будет впредь, то против этих "наплывов" невесть откуда возникающей информации, которая к тому же никогда не бывает ложной, можно и не возражать. Что ни говори, а это было большое подспорье в их выживании тут, в Полдневье. И в выживании его семьи, в опеке над Ромкой, в помощи друзьям...

И вдруг оказалось, он медленно, едва заметно скатился чуть ли не в беспамятство!.. Вот тебе и незаметное знание. Пришлось передать управление Казаринову, а самому отвалиться на спинку кресла и передыхать.

- Ты чего? - спросил бывший паровозный главный инженер, когда понял, что Рост снова может разговаривать

- Так, - пожал плечами Рост. - Задохнулся вдруг.

- Сходил бы ты к врачу. - посоветовал Казаринов. - Небось последние дни и ночи не спишь, все воюешь? А то вот еще совет. У нас под Одессой, говорят, травка растет - вроде цикория, горькая такая. Так она действует лучше кофе, выпил - и сердце тикает как часы, и спать не хочется.

- С кофеином, наверное.

- Наверное, - согласился Казаринов. - Над ней Пестель что-то мудрил, мудрил, а потом выяснилось, что ее уже вовсю наши стражники используют. Говорят, отличное средство. И никто еще не отравился.

- Справа по курсу - город, - доложила рация, на этот раз голосом Лехи. Вероятно, это был доклад с машины Евы.

- Понятно, стая его прикрывает, - объяснил в свой микрофон Ростик.

- Такими силами от нас не прикроешь, - высказалась Ева.

- Если поднапрячься, они отстанут, - предложил Ким. - Они пятьдесят километров в час выдерживают лишь несколько минут.

Предложение было разумным, они напряглись, тем более что Рост и Казаринов снова были в форме. Через пару часов возникли сразу три города, которые уже никто толком не прикрывал, лишь отряды пернатых солдат, выстроенные на его подступах ровными шеренгами.

- Немного их тут, - прокомментировал Пестель.

- Это только те, у кого есть ружья. - уверенно объяснил Рост. - Не с копьями же защищать город от крейсеров.

- Откуда знаешь? - быстро спросил биолог. Потом понял: - Ага, значит, ты снова... в форму входишь?

- Это как-то само собой проявляется, - признался Рост.

- Как бы ни проявлялось, если это поможет - вперед, - милостиво разрешил Пестель.

И хмыкнул, почему-то был доволен. Должно быть, грустно решил Ростик, ему нравится, что у его знакомого возникло такое вот интересное уродство... Или все-таки дар?

- Если не врет моя карта, - проговорил динамик холодноватым голосом Евы, впереди тот город, который мы ищем.

Рост словно бы проснулся. Он оглядел все окрестные каменные столбы, береговую линию и отдаленные, вспухающие в десяти километрах на восток холмы. Местность была знакомой... Нет, не так. Это были именно те окрестности, к которым он привык, когда они сидели тайными наблюдателями на каменном столбе. Как это было давно... Всего-то два месяца назад или лишь чуть больше.

- Да, - прозвучал в динамике голос Кима. - Узнаю. Ну, Рост, что делаем?

И словно в ответ на его вопрос из-за какой-то нелепой, не на месте растущей группы довольно высоких деревьев на них вывалился тот самый город, из которого они украли два параболических зеркала. Рост набрал побольше воздуха в легкие, потом выдохнул:

- Значит, так. Все слушают только мои команды. Повторяю, самостоятельные действия расценю как попытку сорвать контакт. Ева, ходи кругами в высоте, поглядывай за теми летунами, которые якобы отстали.

- Они правда отстали, - выдохнул Ким.

- Ким, сиди надо мной, метрах в ста, не выше. И смотри за всем, что делается на земле. Если что-то пойдет не так, можешь бить на поражение. Но только после моего выстрела. А ты, - Рост повернулся к Казаринову, - будешь висеть надо мной, со стороны моря. Если они что-то попытаются устроить, ты в драку не ввязываешься, просто уходишь, понял? Всю грязную работу предоставь крейсерам.

- Есть, - кивнул Казаринов.

- Ну, - Рост еще раз громко вздохнул и стал вытаскивать из-под сиденья свои пластилиновые дощечки, - приступим.

- Из города к пляжу бежит толпа, - доложила Ева.

- Это жрецы, - объяснил ей Ким. Потом что-то звонко защелкало в динамике, и уже искаженным голосом он добавил: - Удачи тебе, Рост.

Да, удача мне понадобится, решил Ростик, заодно уж проверяя и свой наган. Впрочем, она нам всем понадобится. Даже пернатым, если на то пошло.

29

Когда Казаринов высадил Ростика на песок, метрах в трехстах от мастерской, в которой пернатые хранили зеркала, ему показалось, что земля как-то покачивается у него под каблуками. Конечно, это был обман чувств... Но не только.

Ростику вдруг стало ясно, что он очень недоволен. И уже не жизнью, как было, например, в Водном мире, а тем, что ему предстояло делать. Он как-то действительно стал незаметно превращаться в захватчика, в пса-рыцаря, прибывшего за данью, который проявляет свою волю и который привык, чтобы неподчинение этой воле сурово каралось.

Это было неправильно, нечестно. И не потому даже, что аморально, хотя, конечно, и это примешивалось, но еще и по той причине, что выглядело бесперспективно. Рост сосредоточился на этом внимательнее и вот что понял вполне мог наступить момент, когда взаимодействие или вражда с соседями, равно с зеленокожими, дварами или пернатиками, окажется решающим фактором того, выживет ли человечество или его сотрут с карты Полдневья, как, без сомнения, уже стерли множество других цивилизаций, народов, культур и рас.

Это была очень сложная мысль, она уходила в отдаленное, очень туманное будущее, но Рост решил, что ему все равно придется додумать ее до конца. Или до предела своего понимания этой идеи, что не совсем то же самое.

Внезапно до Ростика дошло, что он стоит один, в опасной близости от города, на враждебной территории существ, с которыми около месяца назад они сошлись в ужасающем по потерям сражении. Он стоял и ничего не делал... А впрочем, делал - он стоял. И в создавшейся ситуации это было лучше всего.

К нему, почти не увязая в песке, бежало более сотни пернатых, многие из которых были в полном вооружении, некоторые даже опустили шлемы, словно перед настоящим сражением. И до них оставалось уже меньше прицельного выстрела из ружьеца пурпурных, то есть всего-то несколько десятков шагов.

Тогда Ростик поднял руки. В одной из них он держал дощечку с пластилином, в другой не держал ничего. Оружие он оставил в машине, висевшей сзади, за ним. Это был такой неверный, такой бессмысленный жест, что Росту для поддержания духа пришлось посмотреть вверх, чтобы понять, здесь ли черные треугольники, которые сейчас были единственным его аргументом. Он их не увидел, они сумели дурачье и бестолочи! - спрятаться за свет, льющийся сверху. Но он все еще надеялся, что их видят пернатые.

И они, скорее всего, увидели.

Не добежав до Ростика метров тридцати, пернатые вдруг стали тормозить, а потом и вовсе застыли. До них осталось совсем немного - незнакомых, враждебных, изукрашенных перьями, раковинами, замысловатыми, похожими на темные черепаховые панцири пластинами, нашитыми на тяжелые кожаные куртки, образующими легкие, но вполне надежные доспехи, увешанные металлическими бляшками, медальонами... Таких бойцов даже под Бумажным Ростик видел очень редко и в очень небольшом количестве. Здесь же они преобладали. Может, мы их вырубили, опрыскав верхушку холма с их штабом, мельком спросил себя Рост, но ответ так и не возник в его многомудрой голове. Вероятно, потому что он вдруг заметил кое-что еще.

В воздухе, на удивление беззвучно, за пределами Ростикова слуха, висел очень сильный, резкий и даже какой-то давящий звук. И звучал он не однотонно, а сложным многозвучием, словно свистели не в один свисток, а в несколько. И делали это очень решительно.

Так и оказалось. Застывшие воины пернатых вдруг расступились, и к Ростику выступили несколько существ разом. Впереди топали по песку трое бегимлеси в темно-серых одеждах, похожих на длинные, неуклюжие хламиды, каким-то странным образом переходящие в подобие широких, как юбки, шорт... Нет, значит, это уже были не хламиды, а скорее комбинезоны, только укороченные. Они были бы смешны и нелепы, если бы к этим бегимлеси не относились с таким почтением все остальные пернатики, даже наиболее высокие в чинах, то есть увешанные наибольшим количеством всяких сверкающих побрякушек.

Двое из этих троих, шагающих по бокам, действительно свистели в свистки, вставленные в короткие кожистые, наподобие черепашьих, крючковатые клювы. А потом к этим трем подоспели еще пять пернатиков, уже в настоящих хламидах, не оформленных снизу в штаны. Эти крутили на довольно толстых лесах, видимо сделанных из кишок, какие-то барабанчики, издающие очень низкий, тоже на пределе Ростикова слуха, гул.

Эта компания придвинулась к Росту на расстояние шагов десяти и застыла. Стало ясно, что первую удачу Ростик уже заработал - его не убили сразу же. Теперь был его ход.

Он сделал несколько шагов вперед, повернулся к пернатикам боком, показал свою дощечку и принялся рисовать. Первым делом в увеличенном размере, почти на всю свою дощечку он нарисовал руку, держащую обыкновенные равноплечные весы, наподобие тех, какие греки изображали в руке Фемиды. На одной чаше как груз он нарисовал себя, разумеется, в упрощенной, но вполне доступной для понимания манере. А на второй, чуть не лопнув от стараний, изобразил город пернатых в том виде, каким он представлялся сверху, с толпами самих бегимлеси, их домами-гнездами, переходами и даже мастерскими.

Рисунок этот был очень сложным, Ростик даже слегка исказил его, и ему пришлось перерисовывать ту часть, где он вздумал изобразить склады. Но потом он вдруг почувствовал, что кто-то касается его руки. Он поднял голову высокий, очень спокойный, на Ростиков взгляд даже равнодушный, пернатик просил его повернуть рисунок к ним. Что и было исполнено. Сероштанные долго изучали изображение, некоторые из наиболее украшенных воинов тоже подошли поближе и тоже стали, удивленно двигая головами, рассматривать Ростиково сообщение.

Наконец они поняли. Воины зашипели, кто-то даже попытался ткнуть в сторону Роста копьем, причем совсем не шуточным образом. Но серые жрецы - или кем они тут являлись - довольно однозначно остановили вояк. Они умели думать более концептуально. Наконец один из жрецов, который не свистел в свисток и не крутил барабан, что-то проговорил высоким, очень смешным клекотом. Ростик покачал головой и попытался сунуть ему вторую такую же дощечку, но тот сделал несколько довольно энергичных жестов руками, и тогда Рост понял, что следует продолжать.

Он перевернул дощечку, на ее обратной стороне тоже был ровным слоем нанесен пластилин, и продолжил. Сначала нарисовал параболическое зеркало, потом в очень упрощенном виде установку, посредством которой пернатики их отливали, а потом под этим изображением нарисовал большой круг. Некоторое время он не знал, как изображать то, что следовало сказать. Но потом все-таки придумал.

Разбил этот круг на четыре части и по внешней стороне круга пустил четыре картинки. На одной показал, как расцветает цветок и дерево. На следующей - как стоят травы и некая сущность, отдаленно напоминающая пернатика, но и человека, скашивает эти травы. Около следующей дуги изобразил, как с неба на подобия человеческих строений сыплется дождь, и, наконец, в четвертом секторе показал те же строения, засыпанные снегом. Снег у Ростика не очень получился, он остался слишком похож на дождь из предыдущего времени года, но это было уже и не важно. Кажется, пернатики поняли его. Они рассмотрели его рисунки, а потом вдруг один из свистунов присел, словно обозначая согласие.

Было приятно, что его поняли. А вот дальнейшее объяснение не могло быть приятным. И для Роста тоже.

Он стер - или "замял" - изображение на пластилине в верхней части доски и изобразил параболические зеркала, которые люди грузят на транспортный гравилет, точь-в-точъ похожий на тот, в котором чуть сзади всей этой живописной группы висел Казаринов.

Потом, подумав, разделил весь круг, до этого разбитый на четыре части, на двенадцать дуг, попросту обозначив в каждом из секторов три кусочка, и от каждого из этих кусков отвел специальную черту, на конце которой показал те же зеркала, но уже в уменьшенном виде.

Один из жрецов-свистунов, не тот, что приседал, повернул к себе Ростиково творение, потом, тыкая мощным указательным пальцем в каждое из изображенных зеркал, пересчитал их. Ростик считал с ним вместе, получилось, что он не ошибся, зеркал было десять. Потом, понимая, что душа пернатиков наполняется гневом или отчаянием, он принялся рисовать те же десять зеркал против каждого из полученных месяцев. То есть за каждый из четырех сезонов Ростик требовал выдавать человечеству тридцать настоящих, без всяких дураков, параболических зеркал.

Конечно, он не нарисовал и второго десятка, как над толпой пернатых вояк пронесся вой. Кто-то выбил у Ростика из рук доску, еще кто-то свалил его на песок одним молодецким ударом... Как вдруг с неба, подобно знаку Зевса-громовержца, ударила молния. Ее сила была ошеломительна. Рост, который последние дни только и делал, что палил из этих пушек, равно как и получал ответные удары, и тот был слегка оглушен этой энергией. От нее пахло озоном и смертью, она заставила расплавиться песок в том месте, куда ударила, и даже на расстоянии дохнула таким жаром, что некоторые из вояк отшатнулись.

Ростика оставили в покое. Он поднялся, отряхнулся и поднял свою доску. С той стороны, где был изображен уравновешенный баланс, на пластилин, размякший на жаре, прилипло довольно много песка, и он не хотел легко стираться. Но Ростик и не стал этого делать - не до того было. Он сдул песчинки, которые сдулись, а потом двумя руками поднял доску над собой, показывая, что случится, если эти вояки не будут себя сдерживать. Или если хотя бы один не удержит себя в руках. Или если все остальные из их банды такого вот ретивого не удержат.

Жрец, который не свистел, повернулся к своим хламидникам и стал очень негромко, очень быстро клекотать. Рост прислушался. В этой речи, казалось, не могло быть ни отдельных слов, ни сколько-нибудь осмысленных звуков. Но все-таки это была речь. Потому что остальные его понимали. Некоторые отвечали, некоторые - это было заметно по горячности выражений - протестовали. Но медленно, почти незаметно их головы склонились. Наконец почти все как один присели в местном знаке согласия.

Тогда, игнорируя прокатившийся по солдатам стон разочарования, главный жрец подошел к Ростику, перевернул его дощечку на ту сторону, где был изображен круг, довольно уверенно взял из пальцев Ростика стило, которое оказалось зажато этими самыми пальцами совершенно рефлекторно, как соломинка в руках утопающего, и нарисовал против каждого из обозначенных месяцев черточки. Против зимних месяцев жрец провел по три черточки, против весенних и осенних по пять. Лишь против летних оставил по десять, подтвердив их своими, более глубокими и длинными, линиями.

Рост покачал головой, вытащил из нагрудного кармана гимнастерки другое стило, добавил к изображениям жреца по две черточки против осенних и весенних месяцев, а против зимних твердо, как мог, провел по пять черточек.

Теперь пришла пора переживать пернатому. Он качнулся вбок, словно на миг вздумал изображать Пизанскую башню, и снова принялся стирать Ростиковы линии. Но теперь Рост был непреклонен. Он понимал, что уже и за сделанную скидку Председатель вполне может отстранить его от дальнейших переговоров, поэтому не собирался уступать.

Пернатые посовещались, потом призвали каким-то образом летунов в доспехах с вмонтированными в них пушками, мигом появившихся в воздухе и наполнивших пространство над переговорщиками хлопаньем крыльев, криками летающих страусов, дикими воплями команд, которые испускали некоторые из пехотинцев, видимо, в знак поддержки... Но на Роста это не произвело никакого впечатления. Он просто поднял руки, и тотчас на него и на пернатиков упали две тени. Они показались сначала не очень большими, но по мере снижения этих теней все ощутили действие антигравитационных волн, вызывающих явственное впечатление стекающей вниз крови и боль, возникающую во всем теле.

Летуны бегимлеси куда-то исчезли, лишь две мрачные тени, как пресловутая воля захватчика, лежали на земле, заставляя умолкнуть самых воинственных из пернатых.

Потом Рост еще раз ткнул дощечку под нос главному жрецу и впервые спросил его вслух:

- Ну что, согласны?

Пернатый вздохнул, это было сделано почти по-человечески. Потом он поднял руку, привлекая к себе внимание, что-то очень негромко, но жестко проклекотал... Тотчас кто-то среди воинов запричитал в голос, но большая часть повернулась и стала уходить. Вернее, отправилась в сторону склада. Рост с силой провел рукой по лицу. От этого у него даже глаза на миг закрылись, а когда он их открыл, жрецы тоже уходили к городу. Медленно, угрюмо, ссутулившись, словно на них с неба лил проливной дождь... Как-то немного по-куриному.

Ростик постоял, потом сел, достал свою флягу. Выпил воды. Лишь теперь он заметил, как подрагивают у него губы и как пот выступил на лбу. Поднял голову. Около него с копьями наперевес стояли шестеро воинов пернатых. Один из них держал ружье и смотрел на Ростика неотрывным, немигающим, орлиным взглядом. Потом все-таки мигнул и чуть ближе наклонился, разглядывая Ростика еще бесцеремоннее. Чтобы избавиться от этого взгляда, Рост улыбнулся и протянул руку с флягой.

- Хочешь? - спросил он, словно пернатый мог его понять.

Тот отвернулся, не двинув ни одним мускулом тела, только шеей. Так, или очень похоже, на Земле умела делать сова, когда, сидя на ветке, посматривает в разные стороны.

Потом к Росту подошли солдаты, ушедшие к складу. Каждые шестеро из них несли по зеркалу. Когда зеркала были выложены отражающей стороной вниз на мягкий песок, Ростик вздохнул с облегчением. Оказывается, он не очень-то верил, что его задача будет решена. Тогда он поднялся и принялся гнать охранников прочь.

- Все, ребята, - приговаривал он, - идите себе. Дело сделано, теперь отойдите подальше.

Тот охранник, который рассматривал Ростика, вдруг вырвал из его рук пластилиновую дощечку и, осторожно неся ее перед собой, двинул к городу. Не оборачиваясь, он что-то произнес, и почти все его пернатые, даже те, которые не стерегли Роста, а просто принесли зеркала, довольно резво последовали за ним.

Метрах в двухстах бегимлеси остановились и снова принялись смотреть. Рост поднял голову, помахал рукой, почти не различая Казаринова за лобовым стеклом. Но ему видеть и не требовалось, потому что все пилоты очень хорошо следили за самим Ростом. Казаринов сел, подняв тучи песка, потом волосатики выскочили и под руководством Ростика тщательно уложили зеркала, укутывая каждое из них большими кусками какой-то ткани. Она показалась Ростику смутно знакомой... Лишь изрядно напрягшись, он вспомнил, что когда-то из нее в Белом доме были сделаны занавески на окнах. Поднялись, взяли курс на Боловск. На Ростика напала слабость, он даже руку не мог поднять, не то что рукоятки двигать. Это стало ясно даже Еве.

- Перенервничал? - спросил она по рации. Связь, как и прежде, была отменная.

Рост удивился - столько времени эфир стоит прозрачный, как вода в роднике.

- Всего часа два прошло-то, - отозвался Ким. - Чего же эфиру этому не стоять-то?

Оказалось, Рост произнес последнее соображение вслух. На ближайшей же пустынной поляне транспорт с зеркалами и Кимов крейсер приземлились, и Рост пересел в башню черного треугольника. Сначала он решил, что с ним слишком уж возятся, но потом выяснил, что в этом немало и расчета - очень уж Киму, да и Пестелю хотелось узнать подробности. Но биологу как раз ничего узнать и не удалось, потому что его вытребовал к себе Казаринов. Оказывается, он не только в лабораториях сидел, но за последнее время изрядно поднаторел в полетах, только не хотел в этом признаваться, опасаясь, что его сделают обычным небесным извозчиком.

Устроившись на новом месте, то есть в башне Кимова крейсера, Рост попробовал было рассказывать о деталях переговоров, но вдруг понял, что это можно было сделать и по рации. Значит, все-таки - забота. Он расстроился и слегка воинственно спросил:

- Ким, когда ты становишься таким утонченным, я начинаю подозревать самые черные замыслы.

- Можешь подозревать, что хочешь Но будешь в таких случаях, как сейчас, делать по-моему, - ответил пилот.

- Еще чего? - удивился Рост. - Кажется, я главный в экспедиции.

- Будешь, - чуть хрипло, даже как-то по-птичьи, прокаркала в динамик Ева. Ее машина летела метрах в двухстах левее транспорта, но слышимость была, словно она стояла рядом. - Потому что Ким прав.

- Почему он прав, а я...

Но договорить Росту опять не дали.

- Очень просто, - прервал его Ким. - Если бы вместо тебя оказался кто-то еще, то возникло бы два варианта. Или нам зеркал не дали бы. Или пришлось бы воевать.

- Не исключены оба варианта одновременно, - снова отозвалась Ева.

- Скорее всего, - поддакнул крейсерам и Казаринов со своего тихоходного транспорта, где он сейчас работал на пару с Пестелем.

Росту ничего не осталось делать, как махнуть рукой. Подумав, он решил сменить тему, но вышло это как-то не слишком ловко.

- Ладно, с бегимлеси мы договорились. А вот как будем договариваться с дварами - ума не приложу. Их простой пальбой с крейсеров не испугаешь.

- Леса боятся огня, - хладнокровно, даже как-то отчужденно отозвалась Ева. Рост вздохнул.

- Ох, не нравится мне это, - признался он. - Все время кажется, что можно было бы мягче, по-человечески, через торговлю, что ли... А не насилием. Или угрозой насилия.

- Не знаю, - философски отозвался Ким. - По-моему, насилием - и есть по-человечески.

- Да, - согласился Рост. - К сожалению. Еще бы знать, куда это нас приведет?

- К империи, - уверенно отозвалась Ева. Она по-прежнему все слышала. Кажется, ей было интересно и она все понимала.

- Империя есть войны, - проговорил Ростик. - А кто сказал, что мы это выдержим? - Он подумал и устало, очень устало добавил: - Я в этом совсем не уверен. Будь моя воля, я бы уже давно попробовал экономить жизни. В конце концов, это главный наш ресурс. И заменить его нечем.

С ним никто спорить не стал. Все-таки он говорил с воинами, а не с чиновниками из теплых кабинетов, которые никогда не видели сожженных тел, распухших на солнце трупов, которые никогда не получали ранений... Сейчас это было главное различие в людях - одни знали войну, а другие только думали, что ее знают.

30

К дварам, то есть четырехметровым ящерам, которые обитали в западных лесах без конца и краю, они прилетели почти в том же составе. Это "почти" заключалось в том, что за два дня, минувшие с налета на пернатых, не успели восстановиться какие-то помогающие на крейсерах пилоты. И их пришлось заменить. Рост не очень присматривался к этим ребятам, у него другие заботы были. Он думал, как договориться с дварами. Но сколько ни думал, так ничего не сообразил. И отправился с единственной мыслью Евы, что леса боятся огня, втайне простившись с жизнью.

Но, против его ожиданий, двары оказались вполне прагматичными ребятами и даже податливыми. Они посопротивлялись для начала, когда транспорт попробовал зайти на посадку в центре поляны, разведанной два года назад Кимом и Ростиком в одном из случайных полетов, но не на убой, а скорее всего для виду, стараясь отмахнуться от людей, как от воздушных кигов. Ну, тогда и Ким пострелял из пушек, хотя тоже не на поражение. Это дваров проняло.

Высадившись на поляне, подождав, пока транспорт с Казариновым за рычагами повиснет сзади, в относительной безопасности от внезапного нападения, Рост вышел на самую середину довольно здорового поля и стал ждать Бездействовать пришлось недолго, уже минут через пятнадцать от опушки отделилась команда боевых ящеров в своих громоздких, пугающих доспехах, с вполне безоружной мамашей племени впереди.

Разумеется, Ростик принялся рисовать и, разумеется, начал с уравновешивающего коромысла. Только вместо гнездовья, обозначенного для пернатиков, он нарисовал все леса разом, как мог. Осознав угрозу, двары взрыкивали, топали ножищами так, что даже лесная, мягкая, словно удобренная, земля содрогалась, и пару раз пальнули в воздух. Но когда Рост выставил свои условия, а получилось это не то чтобы легко, но и совсем не так трудно, как можно было предполагать, глядя на эти живые башни, все заметно утихомирились.

Должно быть, требования Ростика были невелики по местным масштабам Вообще-то Председатель требовал, чтобы Рост договорился получать около тридцати тонн чистого латекса в год. Если считать, что на каждой палке было навернуто от четырех до семи килограммов сероватой основы всей энергетики пурпурных, а в среднем - пять кило, то Рост требовал примерно один транспорт в месяц, из расчета двух с половиной тонн чистого продукта.

Как и с бегимлеси, возникла торговля, причем, как утверждала представительница племени пресмыкающихся, зимой и весной платить эту дань было невозможно. Тогда Рост потребовал увеличить дань осенью и летом. В общем, оказалось, что летом увеличить ее невозможно, зато весной ящеры согласились платить по одной тонне ежемесячно. А вот осенью - по три тонны, то есть по полному транспорту, загруженному под завязку В итоге получалось, что вместо тридцати тонн человечество могло пока получать от дваров чуть больше двадцати. Но и это было куда больше, чем Рост надеялся сначала, а потому он согласился. Рассчитывая отстоять договор не только тут, но и в Белом доме. Причем там, среди людей, сделать это ему уже представлялось едва ли не труднее, чем тут, на лесной поляне, среди суровых и довольно воинственных ящеров.

Потом Рост потребовал в знак заключения договора выложить первую дань прямо сейчас. Мамаша заволновалась, кажется, попробовала растолковать Росту, что сейчас у них не подготовлено такого количества латексной дани, но человек, а вернее - человечек, был непреклонен. И мамаша сдалась. Она прорычала что-то своим воякам, и те побежали в лес. Через три часа на поляну принесли первую порцию палок с намотанным, сгущенным латексом. Причем грузчиками работали ящеры, каких Ростик еще не видел, - маленькие, юркие, почти голые существа, которые зато обильно украшались металлическими и стеклянными бусами, цепями, брелоками и расшитыми кожаными поясками. Они были ростом в метр с небольшим, и Рост заметил, что большие двары обращаются с этими малышами с предупредительностью, осторожностью и, пожалуй, даже с лаской.

Собрать удалось килограммов семьсот, а потом мамаша прорычала что-то в том смысле, что на сегодня все, и удалилась в лес, не повернувшись ни разу. Рост знаками объяснил, чтобы дварские охранники отошли подальше, потом помахал своим, чтобы Казаринов садился. С помощью волосатиков, снятых с котла, быстро загрузились и пошли домой, на Одессу.

И вот тут-то произошло непредвиденное. Они подняли свой транспорт не очень высоко, лишь метров на пятьдесят выше самых высоких деревьев, и порадовались, что все вышло так просто и легко, как вдруг из леса, как из-под воды, ударил выстрел. Или несколько выстрелов, Рост, да и никто другой, ею все равно не заметили.

Один из выстрелов угодил прямиком в сваленные грудой в середине "трюма", то есть пространства между двумя котлами, палки с латексной добычей. И они загорелись. Легко, почти бездымно, очень спокойным, ясным пламенем, способным в течение нескольких минут сожрать всю летающую лодку. Разумеется, Рост и еще двое ребят, оказавшиеся стрелками, бросились назад с заранее приготовленными огнетушителями, без которых по распоряжению Серегина ни одна лодка теперь не отправлялась в полет - не важно, длительный или местный, - залили все пеной, смешанной с водой, но... Пожар продолжал тлеть.

Рост вернулся на свое место за рычаги, а Казаринов со стрелками по его приказу принялись перебирать всю кучу, стараясь найти горящие палки и отложить в сторону, но это оказалось легче сказать, чем сделать. Чистый латекс, который они транспортировали, каким-то образом мог самовозгораться, если его хотя бы некоторое время держали около пламени. Почему это происходило и как тугие резиноподобные култышки могли вспыхивать, словно уголь, зерно и хлопок вместе взятые, осталось непонятным.

В общем, когда стало ясно, что просто так пожар не прекратить, Рост решился. Они пересекали залив самой кратчайшей дорогой, и, едва достигли берега. Рост посадил свою машину, приказал вынести все эти палки и подержать их в морской воде, чтобы они хоть немного остыли. Ничего более разумного он не придумал.

Так они оказались на берегу, почти на краю дварского леса, километрах в восьмидесяти от Одессы. Высадившись, чтобы размять кости, Рост посмотрел, как Казаринов и все, кого он сумел мобилизовать, носятся как угорелые между гравилетом и ближайшей морской заводью, махнул Киму, который ходил над транспортом низкими кругами, и посигналил Еве, чтобы она тоже садилась. Она села метрах в ста от транспорта, на небольшом взгорке. Оттуда высыпало сразу человек десять, почти все с оружием, но Ева бежала быстрее всех. Еще издалека она закричала: - Вы чего?

Рост как мог объяснил. Сегодня это пришлось делать вот таким древним образом, потому что связь как прекратилась, едва они вошли в пространство над морем, так и не восстановилась ни над лесом дваров, ни когда они выбирали этот пляж для посадки.

Ева успокоилась. Ее такой малостью, как пожар на борту, было не пронять. Она согласилась, что идея Роста остудить все култышки в воде может сработать, и приказала своим орлам помочь, хотя с окрестностей глаз все равно не спускать - мало ли что?

Сначала Рост и Ева потоптались было около работающих ребят, но Казаринов вежливо так предложил:

- Не крутитесь под ногами, господа пилоты. Идите-ка лучше погуляйте, без вас быстрее дело пойдет. Только оружие не забудьте, тут степных шакалов полно.

Ева хотела было задраться, мол, почему без нее что-то пойдет быстрее, но Рост ее остановил. Если ей было неприятно по форме предложение Казаринова, то по сути оно вполне подходило. Они и пошли, сначала по берегу, метров на пятьсот, потом от моря, на самый высокий здешний холм.

Ева шла молча, срывала травинки и жевала их, наслаждаясь их чистой горечью. Рост посмотрел на нее, уже в который раз подивился ее точеному лицу и огненно-рыжей гриве, потом спросил:

- Ева, почему я тебя до Переноса не знал?

- Я не боловская, - ответила она, выискивая, какую бы еще травинку попробовать. - В городе оказалась случайно. Мы с отцом и мамой всегда, когда наступали отпуска, садились в машину и отправлялись куда глаза глядят. И в тот год... тоже поехали. В Боловске у нас была ночевка, соскучились по цивилизации, решили остановиться в гостинице, и остановились. А ночью случился Перенос.

- Где твои родители?

- Мама умерла еще в первую зиму, у нее оказалось острое воспаление почек. Вода была - сам помнишь какая. А отец... Он попробовал было поработать на заводе, но загрустил, и... В общем, умер прошедшей зимой.

- Кто он был у тебя?

- Металлург. Вот ты доспехи носишь - это он разработал рецептуру и режимы проковки.

- А ты чем занималась до Переноса?

- В Москве жила. Работала в отцовском институте, замуж за одного парня собиралась.

- Замуж?

- Он хотел защититься и лишь потом сыграть свадьбу, вот мы и ждали. Но сейчас я думаю... - она запнулась, - я была ему не нужна. Он просто защититься хотел и использовал папу... Ну, не знаю, может, я и ошибаюсь. Все-таки он был из порядочной семьи, с чего бы ему так кривить душой?

- А сейчас?

- Что сейчас? - не поняла Ева. Потом подумала, опустила глаза. - Нет, сейчас замуж не собираюсь. Не встретила такого интересного паренька, как ты, вот и... Остаюсь пока в девках.

- Я не о женитьбе, - начал Рост, а потом понял, что именно об этом и спрашивал.

Даже странно, никогда не разговаривал так с девушками, вообще почти не разговаривал с ними, как выяснилось. И вдруг вот так свободно, как с товарищем... Может, потому, что Ева и стала товарищем? Ее сила, крепость духа, участие в войнах и разделенные победы делали ее куда ближе, чем, например... Рост вздрогнул, потому что понял, что говорить с Евой ему проще и интереснее, чем с Любаней.

Он вздохнул, замолчал и зашагал вперед, чтобы Ева не видела его лица. Почему-то ему очень не хотелось, чтобы она его сейчас увидела. Но теперь Ева не собиралась отпускать его как ни в чем не бывало. Она догнала его и заглянула в глаза, спросила:

- Ты чего?

- Смотри, какой холм интересный, - сказал Рост.

Вершина холмика и в самом деле была какой-то плоской... Нет, не плоской. На ней находился старый, весь изъеденный, почти сровнявшийся с землей фундамент. Но он выглядел еще надежным, сидел в земле плотно, над ним запросто можно было бы возвести домину не меньше той, что отгрохали в Боловске триффиды.

Чуть ниже его главных плит находилось очень любопытное углубление, что-то вроде подвала, полузасыпанного, но сохранившего свою форму, главным образом из-за тяжелых, очень толстых стен. Ева спустилась по выщербленным ступенькам.

- Тут настоящий родник. - Она дошла до струйки воды, бьющей из стены на высоте человеческого роста и стекающей в довольно правильное, широкое и неглубокое корытце, явно сделанное разумными руками. Попробовала поймать воду губами, улыбнулась. - Холодная и вкусная. Попробуй. - Она плеснула водой Ростику в лицо.

Он вытерся, вздохнул, стал смотреть дальше. Ниже корытца вода стекала еще в целый ряд плоских каменных уступов, сделанных последовательно, словно большая клепсидра. А потом по очень толково спрятанной под каменными плитами ложбине вытекала на третий уровень и уже оттуда уходила дальше к морю.

- Интересно, - Ева вдруг погрустнела, - кто тут жил прежде? Я имею в виду тех, кто это все выстроил.

- Кажется, я понимаю, - признался Рост. - Сначала - корытце с запасом питьевой воды для кухонных надобностей. Потом - для помывок и прочего. И в конце концов - для гигиены.

- Думаешь, у них тут был ватерклозет? - удивилась Ева. Присмотрелась, вздохнула. - Может быть. Да, пожалуй... Как давно я видела такую штуку. - В ее голосе прозвучала ностальгия. Внезапно она усмехнулась: - А знаешь, давай переселимся сюда, отстроим дом...

- Стоп, - удивился Ростик. - Как так - отстроим дом?

- Обыкновенно. Тут же только стены возвести да обвалившийся подвал почистить. Волосатики за одну неделю управятся.

- Ева, у нас обязанности. А кроме того, от Одессы далеко. И еще - я женат.

Рыжеволосая красавица грустно улыбнулась. Вздохнула. Молча, сбивая камешки, попадающиеся ей под ноги, пошла по ступенькам наверх. Уже наверху она невнятно, как-то в четверть голоса, словно сама не хотела, чтобы это прозвучало вслух, но уже и не в силах удержать в себе, проговорила:

- А вторая жена тебе не нужна?

Рост сделал вид, что ничего не слышал. Он неожиданно разозлился. На себя, за то, что допустил те мысли, которые у него возникли, когда они топали сюда, на Еву, которая пришла и вдруг так решительно, по-хозяйски стала смущать его в общем-то налаженную жизнь. На эти развалины... За то, что они тут стояли и свидетельствовали о давно прошедшей, неизвестной, но некогда кипящей и, вероятно, удобной жизни В конце концов он разозлился даже на дваров, которые сначала принесли дань, а потом стали палить из пушек, заставив их сделать эту вынужденную посадку.

Они пошли к морю, спустились сразу к воде, зашагали в сторону отдаленных гравилетов, около которых суеты уже не было. Видимо, работа по тушению пожара подошла к концу.

- Ладно, - вдруг жестко произнесла Ева. - Забудь, что я там наговорила.

- Нет, - ответил Рост. - Забывать не собираюсь.

- Почему? Мало ли... глупостей в голову забредает? У тебя их, что ли, не бывает?

- Бывает, - согласился Ростик. - Но... Что сказано, то и останется.

Ева посмотрела на него, хлопая огромными глазищами с мохнатыми ресницами. Удивительно, подумал Ростик, сама рыжая, как лисица, а ресницы темные.

- Гринев, да ты и в самом деле суров, - с удивлением протянула она. - Я думала, это поза такая, а ты... Да, оказывается, все настоящее.

- Мне нужно над этим подумать, - признался Ростик. - И вовсе не суров я, просто у нас в семье так... не принято. Понимаешь? - Он помолчал и досказал уже совсем то, о чем думал: - А за то, что ты это все проговорила, - спасибо. Это... может оказаться очень важным.

- Для тебя или для нас обоих? - быстро, даже как-то немного хищно поинтересовалась Ева.

- Пока не знаю, - ответил Ростик. - И ответить тебе не могу.

Часть VI

ИЗГНАНИЕ

31

- Ладно, - почти спокойно покорилась Ева. - Пошли скорее, видишь, ребята нам машут, наверное, лететь пора.

- Пошли, - согласился Рост.

И внезапно он подумал, что Ева, сама того не подозревая, навела его на одну очень простую идею. Нелепую, невероятную, но при том очень явственную. А именно - что с этими развалинами, с этим фундаментом не все будет теперь так просто. Что наступит время, и Рост снова окажется тут... И может быть, не просто так окажется.

Как именно - он пока не знал. Но отчего-то был уверен, что со временем узнает. И до той поры оставалось не так уж долго.

Несмотря на огромные потребности в людях и материалах, возникшие при восстановлении Боловска после атаки черных треугольников, по специальному распоряжению Председателя на Бумажном холме шло строительство весьма внушительной крепости. Причем это была именно крепость, а не цехи для производства спирта и бумаги. Поэтому стройка велась от души, в две полные смены, с ночной подсветкой и обязательным патрулированием окружающей территории, потому что все опасались диких пернатиков, которые и в самом деле то и дело поджигали траву на противоположной стороне Цветной речки, а потом так же лихо исчезали.

В отличие от прошлых лет, патрулирование велось с использованием гравилетов. Благо их стало куда больше, чем в ближайшее время должно было появиться пилотов, и даже больше, чем эти потребности в летающих лодках могло выдумать самое необузданное чиновничье воображение в Белом доме. К тому же и патронов было навалом, и топлива... В общем, патрулирование велось круглые сутки, словно другого дела у летунов не было. Только днем, когда пернатые были активны, приходилось летать в три лодочки, а ночью, когда эта активность спадала, хватало одной. А чтобы в темноте полуспящий пилот не разбился, в кресло второго летчика сажали волосатика, способного даже ночью определять высоту и замечать любое подозрительное шевеление травы.

Сначала волосатики очень боялись летать рядом с пилотом Но потом нашлись даже такие, которые с интересом приглядывали, как следует помогать пилоту, двигая рычаги. Киму, вероятно скучающему по Винторуку, это показалось вполне нормальным. Но вот Ева на это ужасно ругалась. Ей все время казалось, что волосатый может неправильно оценить обстановку, начать править лодкой по-своему, и в итоге произойдет что-то непоправимое. Но волосатые эти подозрения никак не оправдывали, держались в машине робко, уважительно к людям, и если их просили "подержать" пилотские рычаги, то справлялись с этим в высшей степени корректно.

Сначала эти эксперименты показались подозрительными и Ростику, который ввиду своей слабой пилотской техники летал только днем, и то, если их четвертого пилота, Леху Астахова, которого Ева персонально вздумала выучить на пилота хотя бы средней руки, "мотали" в Боловск. Происходило это потому, что полеты над бескрайним травным морем считались более трудным делом, чем бросок в город и обратно. Вот Леху и гоняли на этой несложной работе, учитывая его физическую подготовку. Но парнем он оказался толковым, старательным, а мускулы, как говорил Серегин, должны были "прийти".

Что смущало Ростика, которому приказали исполнять должность коменданта, так это относительно медленное строительство Бумажной крепости. Вероятно, люди тут действительно не могли одновременно строиться и производить продукцию, хотя и делали спирт, и давили масло из каких-то семян, и "выкатывали" бумагу во "времянках", то есть в таких местах, где трава наиболее подходила для переработки в пульпу. Эти лагеря все время менялись, чтобы экономить силы на подносе самой травы, воды, а также на возне с отжимом, сушкой и прочим. Как-то так получалось, что люди Полдневья изобрели подобие подсечного земледелия, только "урожаем" было производство бумаги. Тем более что даже на относительно небольшом отрезке у реки - километров пятнадцать, не больше - эту траву никак не удавалось до конца использовать, все время вырастала новая.

Конечно, охрана "времянок" тоже была морокой, и немалой, но для Ростика, одно время обеспечивавшего охрану фермеров, "разогнанных" на десятки километров, да еще и без антигравов, эти хлопоты не казались слишком утомительными - бывало и похуже.

Так они и жили - мобильные лагеря под командованием неизменного Наума Акимыча, который со своими девицами и пацанами "сушил" бумажные листы, где-то в таких же "времянках" работали спиртовики и давильщики масла, крепость медленно, но все-таки подрастала, обещая превратиться к зиме в настоящее фортификационное сооружение, позволяющее контролировать практически всю границу по Цветной реке. Кстати, строителям довольно быстро прислали командира, того самого плешивого бригадира, который перестраивал Ростиков дом по предложению шира Марамода и который, получив повышение, предложил всем величать его уже "прорабом". В действительности же звали его Иван Василич Козелков. Фамилия была, следует честно признать, "говорящая" и мигом объяснившая тягу этого немолодого уже человека определять себя через профессию. Впрочем, и к этому прозвищу довольно скоро все привыкли, а со временем оно показалось даже разумным.

Одно время Ростику доставалось из-за спиртогонных устройств, которые по понятным причинам обслуживались одними женщинами и примерно по тем же причинам с трудом контролировались любой охраной. Но когда трех самых пропащих забулдыг отправили в город, составив довольно резкую бумагу с объяснениями причин, и это дело пошло на лад. Конечно, приходилось, что называется, держать ушки на макушке, но уже не очень, война с алкогольным производством стала не безнадежной. К тому же теперь, когда источник практически бесплатного тепла можно было найти и в Боловске, а траву и гнилую картошку из самодельных буртов там даже проще было подвозить к одному месту, у Ростика обещали "забрать" это производство, к его немалому облегчению.

В общем, жизнь установилась крепко. И даже с известным комфортом... Если бы вдруг не пришел приказ очистить от пернатых степи за Цветной. Причем теми силами, которые имелись у Ростика. Приказ был глупым даже по форме - Рост насчитал в нем более десятка грамматических ошибок - и представлялся практически невыполнимым, потому что охотиться за небольшими отрядами пернатых тремя лодками на этих территориях было едва ли возможно.

Рост попробовал было наладить связь с Боловском, с просьбой объяснить это распоряжение, обещающее неизбежное нарушение статус-кво, только-только сложившегося на границе, но... То ли его не поняли, то ли попросту не захотели отвечать. Кажется, впервые Ростик заподозрил именно такую манеру обращаться с выставленными на периферию отрядами.

Обдумывая, во что это может вылиться, Ростик пожаловался Киму:

- Слушай, а может, самому смотаться в город?

- Смотайся, - согласился Ким легко. - Отчего же не смотаться?

- Нет, ты все-таки как думаешь - стоит или не очень?

- Если хочешь получить лишний раз по шее, то еще как стоит. Например, еще раз выслушивая, что, мол, приказы всегда необходимо выполнять.

Подсказка была первый сорт. Ростик подумал и решил для пробы полетать над восточными степями. Тем более ему и самому хотелось выяснить, почему там все время горит трава, а по эту сторону реки - очень редко.

И тогда выяснилось, что восточные степи вовсе не оставлены пернатыми без внимания. Скорее наоборот, они оказались напичканы быстрыми и хорошо подготовленными стрелками, располагающими отнюдь не легкими, "трехкопеечными" ружьями, а вполне достойными "двадцатыми" пушечками, и отыскать их среди травы, в специально вырытых ячейках, искусно спрятанных в неровностях местности, оказалось невозможно.

Ростик даже поразился - как же безопасно работали на своей территории практически безоружные люди и насколько трудными должны были стать любые попытки проникновения за реку. А спустя несколько дней до него дошло пернатые согласились с установленным порядком вещей. Право людей находиться в этих степях, трудиться и получать тут какие-то продукты представлялось им разумным. И они понимали, что их переход на левый берег Цветной, на западную сторону, по сути, новое вторжение, может вылиться в противодействие уже не только самой армии. С той силой, которой теперь располагали люди, вполне логичным было бы "наказать" агрессора, устроив налет на ближайшие к этим степям гнездовья пернатых.

Но это вовсе не значило, что они отказывались от защиты своего берега реки, тем более выступая не против бронированных черных треугольных чудовищ, а вполне уязвимых, по сути разведывательных лодок. В этом заключался принятый в Полдневье способ доведения до соседа своих претензий - не борьбой до победного конца, при которой растрачивались немыслимые материальные и жизненные ресурсы, а обозначением естественного положения вещей.

Осознав это, Ростик все-таки не выдержал и слетал в Боловск. И ничего не услышал в ответ на свои соображения, кроме нотаций. Председатель его, конечно, не принял. Каратаев прочитал бессмысленную лекцию о том, что новые территории им будут необходимы в любом случае, а потому их нужно уже сейчас завоевывать, а Мурат Сапаров, тот самый паренек, который поцапался с Ростиком в первую же встречу и который, как оказалось, уже получил старлейские погоны за проявленный "героизм" при аресте экипажей мелких лодочек, вовсе предложил ему:

- Да ты не волнуйся, Гринев. Ты подбери себе толкового заместителя и сразу прыгнешь в дамки.

Ростик удивился, он никогда не думал о службе как о возможности куда-то прыгать, поэтому неудачно пошутил:

- Вообще-то о том, чтобы прыгать в дамки, обычно мечтают девочки. Впервые вижу, чтобы в этом заключалась цель офицера.

Мурат побагровел, а когда понял, что, собственно, высказал Ростик, стал белым как бумага. И Ростик осознал, что нажил себе врага. Причем врага более опасного, чем Каратаев.

В общем, поездка не получилась. Приказ ему не отменили, летать и завоевывать новые степи приказали в более весомой форме, а выслушивать его сентенции про мир с пернатыми, чтобы не лишиться поставок зеркал и не отвлекать людей на защиту восточной границы, никто не захотел. Вернувшись на Бумажный, Ростик вызвал к себе Кима и Еву и приказал:

- Полеты на ту сторону реки отменяю. А вот красивые доклады писать придется. Не думал, что на старости лет превращусь в лгуна.

Но начальство в городе оказалось не глупее Ростика. И трех дней не прошло, как на Бумажный на одном из бензовозов, который теперь имело смысл переименовать в "спиртовозы", приехал Сапаров. У него была какая-то бумажка от Каратаева, где тот требовал, чтобы новоиспеченного старлея брали башенным стрелком в разведывательные полеты на восток. Рост прочитал ее, понял, что войну с бюрократами скорее всего проиграл, и отослал мальчишку назад, на том же самом бензовозе.

А через день на Влажный на новом бензовозе явился уже сам Каратаев, разумеется, с Герундием и тем же самым Сатаровым. При них была весьма суровая бумага, где Председатель за своей подписью и вполне бухгалтерской, лиловой печатью приказывал Ростику передать дела новому коменданту Бумажного Каратаеву и поступить под его командование, приняв на себя функции пилота разведывательного гравилета. В бумаге так и было - "разведывательного", словно слово "обреченного" чинушам в Боловске было незнакомо.

Делать нечего, пришлось подчиниться. И уже через пару дней стало ясно, что активные действия на востоке приведут к новым, весьма значительным жертвам. Первым лишился своего помощника Ким. С этим волосатиком он летал почти месяц, научил если не маневрировать, то довольно уверенно держать курс, и вот... лишился его, получив спаренный, из трех, а то и больше, стволов залп почти в упор, с расстояния в пятьдесят метров из густой травы, растущей на склоне небольшого овражка.

Когда Ким прошелся над этим местом, поливая его из всех орудий, он уже знал, что ничего это не даст. Вечером он описал это Ростику и Еве весьма красочно:

- Понимаешь, трава подо мной загорелась, камешки в пыль превратились... А я все равно знал, что пернатых там уже нет.

- Куда же они делись?

- Откуда я знаю, - уныло ответил Ким. - Одни мы, что ли, на хитрости горазды. Придумали что-нибудь. Например, глубокую пещерку со вторым выходом отрыли.

- Ребята, - проговорил Рост упавшим голосом, - без панцирей теперь не летаем.

Предупреждение оказалось толковым. Через день был тяжело ранен башенный стрелок Евы, и все признали, что без панциря он был бы убит на месте. После этого у Мурата вдруг сделалось хроническое расстройство желудка, и он больше в вылеты над "вражеским" берегом не ходил. Под самыми разными предлогами, иногда откровенно лживыми и смехотворными, но... не шел. А еще через день, когда Рост своим внутренним видением выследил и, вызвав подкрепление, разгромил целую колонну пернатиков числом не меньше человеческого взвода, стало ясно, что доспехи нужны всем, потому что за эти три захода на противника он потерял обоих своих гребцов-волосатиков, к крутить экватор котла пришлось стрелку.

После этого даже волосатики отказались летать на "тот" берег, а Каратаев вынужден был признать, что им, пожалуй, потребуются новые бакумуры. Пока он приказал поставить на котлы людей, против чего безрезультатно протестовал Акимыч. Это оказалось еще более скверным вариантом, потому что теперь Рост не столько думал о том, чтобы засечь каких-нибудь пернатиков, сколько о том, чтобы вернуться на базу, не потеряв штатских людей, работающих у котла. А людей для этой работы потребовалось куда больше, чем бакумуров, потому что даже эти молодые ребята и девчонки могли эффективно крутить экватор, только меняясь каждые полчаса. И следовательно, возникала перегрузка лодки, увеличивался расход топлива, и эффективность вылетов в целом оказывалась не больше, чем у конного разъезда, если бы их тут ввели.

А котом Рост напоролся на настоящую засаду. Это была именно засада, выставленная на самом берегу Цветной реки, стволов в пятьдесят, не меньше. И стрелять эти пернатые были обучены так, чтобы лучи из разных стволов сливались в один, увеличивая его поражающую способность во много раз.

Первым же выстрелом Ростиковой лодке подрубили левый передний блин. А вторым, когда Рост каким-то почти невероятным образом сумел отскочить от опасного берега боком, не хуже Кима, одновременно резко увеличив скорость, чтобы его не сбили выстрелом вдогонку, попали в него самого. Причем плохо попали, в район живота, примерно туда, где уже была жженая рана, которая только-только стала заживать.

От боли он согнулся, рычаги повисли без контроля... Как они не завалились в штопор - уму непостижимо Но когда Рост подхватил лодку и восстановил управление, до этого штопора не хватало легчайшего порыва ветра, случающегося иногда даже в Полдневье, или просто поставленного не к "тому" борту "калаша", которые в последнее время брали с собой гребцы.

В общем, не хватило самой малости, но все же - не хватило. Возвращаясь к Бумажному холму, то и дело поглядывая на свой бок, Ростик поражался, как он все не отключится, представляя собой мешанину развороченной стали, мяса и обломков ребер, торчащих наружу... Конечно, еще он порадовался, что эти плазменные лучи обугливают ткань и ему не грозила опасность мгновенно истечь кровью. Разумеется, если рана останется не обработанной в течение получаса, кровь все равно начнет течь, и тогда ее будет не остановить. Она уже пульсировала тонкими струйками, когда он заводил машину на посадку, но для смерти было уже поздно. По крайней мере, для смерти от самого попадания... А потом он перестал что-либо понимать, лишь краем сознания уловив, как его машина рухнула на посадочную площадку, грохнув корпусом и зазвенев всеми блинами разом. И тогда даже боль, терзающая его, почти кончилась...

32

Пришел Ростик в себя, когда стояла глубокая темнота и тишина. Он даже испугался немного, от слабости полезли глупые мысли в башку, и вообразил он, что уже того... Но скоро все разъяснилось. Белесый свод был. безусловно, потолком, причем каким-то цивилизованным, "привезенным" еще с Земли, когда потолки было принято белить.

Ростик даже вздумал теоретизировать над тем, от какого невероятного числа мелочей они отвыкли тут, в Полдневье. Но дойти до какой-то законченной идеи не успел, потому что уснул. Проснулся уже под утро. Это было ясно по гулкому шуму, который, оказывается, он слышал уже не в первый раз и к которому успел привыкнуть, хотя еще не понимал, что это значит. Ему хотелось пить, но никого вокруг не было, а пить хотелось все больше... Он даже попробовал дотянуться до тумбочки, чтобы понять, что же там находится, может, кто забыл флягу с водой? Он бы попробовал любую, какая ни на есть, пусть даже набитую марганцовкой от дизентерии.

Внезапно дверь открылась и в палату вихрем - другого слова и не придумаешь - влетела... Кто бы мог подумать? Татьяна Федоровна, медсестричка из больницы, по всем статьям очень правильная и разумная тетка. Она сразу взяла ситуацию в свои руки.

- Ты бы, Гринев, лежал, как тебе врачи приказали... Понимаю, сейчас дам воды.

И она стала подавать ему воду в чайной ложке, чтобы он ее неторопливо слизывал, потому что вдохнуть в себя было очень больно, почему-то весь рот пекло прямо адским огнем... И тогда он все вспомнил.

- Значит, - он перевел дух после такого длинного слова, - я в больнице?

- В госпитале, - подтвердила Татьяна Федоровна. - Молодец, приходишь в себя. Хочешь, я тебе Васильевну кликну?

- Если она не занята, - попросил Ростик и смутился. Наверное, сейчас мамина степень занятости значения не имела. Это подтвердила и Федоровна:

- Больно вы все деликатные, Гриневы, - вздохнула она. - Сейчас приведу ее. А то она три ночи не спала, все ждала, чем операция обернется.

Ростик не понял эту фразу, по его разумению, врачи сами всегда отлично знали, как проходит операция, и лишь потом осознал, что это, скорее всего, относилось к Земле, а тут, в Полдневье, даже мастерская работа хирурга могла обернуться гангреной, или сепсисом, или еще какой-нибудь гадостью.

Потом пришла мама и принесла небольшой ночничок, сразу стало светлее. Мама была, как всегда, самой прекрасной женщиной на свете, даже с кругами под глазами на пол-лица, даже с дрожащими и опухшими от слез губами. А может, они были просто искусаны от отчаяния и боли за него, за Ростика?

- Ну что ты, мам, - отозвался он, едва увидел ее, - я же в порядке, видишь? Уже через недельку плясать буду.

- Если бы видел, какого тебя привезли, - начала было мама, но тут за ней появился какой-то большой сероватый силуэт. Это оказался хирург Чертанов, только без халата и потому не очень узнаваемый.

Он слишком уверенно положил руку маме на плечо, но врачи - они все вообще немного странные, особенно хирурги, может быть, им можно, решил Рост.

- Привезли вас, молодой человек, прямо сюда, в госпиталь, - пробасил Чертанов. - Хорошие у вас друзья, если бы не они, вам бы.

Он не закончил, лишь смущенно сжал мамино плечо.

- Кто? - спросил Ростик.

- Ким, - тут же отозвалась мама. - И эта, новая девушка. - Ее глаза чуть удивленно блеснули. - Кстати, как она тебе?

- Ева?.. Наверное, это была Ева. - Ростик посмотрел на воду. Мама поняла и еще немного его попоила. - Хороший боец, отличный пилот. Если будет держать в том же духе, станет, мам, как ты... Кстати, где Любаня?

Мама странновато посмотрела на Чертанова, потом улыбнулась Ростику подрагивающими губами.

- Она придет. Придет.

- Скорее бы, - отозвался Ростик и почувствовал, что устал. Но все-таки, вглядевшись в невидимое в полутьме лицо Чертанова, спросил: - Доктор, как я?

- Не очень, - отозвался Чертанов - На три сантиметра ниже или чуть ближе к груди, была бы задета печень. А при нашей нынешней обеспеченности это... В общем, я бы ничего не смог сделать. Может, кто-то другой?

Но даже Ростик знал, что Чертанов лукавил, что лучше его пока в Боловске хирурга нет. И если не он, тогда никто.

- Спасибо, доктор, - куда тверже, чем ему хотелось, поблагодарил Рост. Отличная работа. Теперь дело непременно пойдет на поправку.

Чертанов усмехнулся и вышел из палаты, оставив маму наконец в покое.

- Ну, что же ты не идешь за Любаней? - спросил ее Ростик и лишь тогда понял, как глупо это звучит. Может, Любаня дома, может, у нее вообще дежурство где-нибудь, она ведь тоже кого-то лечит, и ее работа кому-то может спасти жизнь... Он уснул и спал очень долго, но даже во сне знал, что выздоравливает.

Теперь мама очень часто заглядывала в его палату, иногда даже сидела по ночам. А вот Любаня забежала пару раз, и все. Это было странно, Рост даже пытался ее удерживать, когда смог наконец хотя бы левой рукой шевелить, но она... убегала. Это было куда заметнее, чем Росту хотелось бы. И все-таки самые глупые мысли он от себя гнал, не до того было, ему требовалось выздороветь.

Едва он стал понимать, что к чему, он спросил:

- Мам, а где мои доспехи? Меня же в доспехах должны были привезти? Вы их, по своей дурацкой врачебной привычке, не распилили на кусочки?

- Живы твои доспехи, - нехотя отозвалась мама из кресла, которое по ее просьбе откуда-то в Ростикову палату притащила Татьяна Федоровна. Размолочены все, но живы.

- Они мне не раз жизнь спасали, их починить нужно, - объяснил Рост. - Как думаешь, если написать Поликарпу на завод просьбу, сумеет он их восстановить? По старой-то дружбе?

- Я напишу, ты успокойся. К твоей выписке, - мама вздохнула, - они будут, скорее всего, снова в порядке.

- Хорошо бы, - отозвался Ростик, но лишь для того, чтобы сгладить мамино несправедливо неприязненное отношение к доспехам.

Но еще более неприязненное отношение у мамы вызывало любое упоминание о Любане. Ростик даже нервничать начал, не случилось ли чего с женой, но потом вполне успокоился - придет, твердил он себе, непременно приедет. Не может не прийти.

И она пришла. Как-то поутру, когда он еще не ждал никого, когда просто вслушивался в шумы госпиталя, в шаги по коридору за дверью, в далекое звучание голосов, открылась дверь и в нее бочком, виновато проскользнула Любаня. Ростик сразу разулыбался, да так, что она смутилась. И дальше держалась очень настороженно. Даже не сразу присела в кресло, а просто ходила, привыкая к палате, к темноте, которую так и не захотела разгонять, например запалив плошку с репейным или каким-то похожим по запаху маслом.

Рост попробовал поймать ее руку, но она увернулась. Тогда он пошел на хитрость, попросил помочь ему напиться, и она помогла. Тогда он - цап ее за руку с ложкой, но она... вырвалась и чуть не заплакала. Рост даже испугался за нее.

- Ну ладно, ладно, ты что такая слезливая стала? - Он подумал. - Отвыкла от меня, да? Ничего, судя по ране, я теперь долго буду дома, успеешь привыкнуть.

Потом они сидели друг напротив друга, чинно разговаривали, обсуждали Раечку Кошеварову, которая ждала уже третьего ребенка, еще каких-то знакомых, даже Гуляб, давнюю подружку Кима. В разговорах этих не было ни смысла, ни особой значимости, но Ростик старался. К тому же он очень быстро уставал, так что все это как бы имело тот смысл, чтобы не утомлять его.

А через две недели, когда уже даже по ночам стало темно по-другому, как-то по-осеннему, его перевели в общую палату. В этой палате было двое выздоравливающих - Квадратный, который все-таки получил достаточное количество ранений, чтобы даже его сумели "подержать" в госпитале, и Витек Жуков, похожий на Цыгана, который у Ростика под Бумажным командовал ротой, а потом и батальоном. Он тоже дожидался выписки, скучал, приставал к местным сестричкам, из которых ни одна не призналась, что ей это не по нраву, и потому держался в отдалении.

Ростик попробовал было перетолковать со старшиной бой с черными треугольниками, но из этого ничего не вышло. Старшина сражение помнил чуть не по минутам, но как-то странно, словно пурпурные не стреляли, а по ним вели огонь только пушки людей. И толку от этих воспоминаний стало сразу гораздо меньше. К тому же, как Ростик понял, незадолго до того, как группа лодочек под командованием Вялого попыталась напасть на треугольники и целиком погибла, старшина вообще вырубился, и Ким приказал его заменить.

От этого Квадратный испытывал к Киму недобрые чувства, а перед Ростиком стыдился, хотя и нечего было - каждого, кто отключился в бою, следовало отложить в сторонку, чтобы не возникло лишних потерь. А может, старшина и на Ростика дулся, считая его виновником своего отстранения от боя с пурпурными армадами, и потому отношения были лишены непосредственности и тепла, к которому Рост привык с этим человеком. Так или иначе, но уже через пару недель, когда Ростик сам стал ходить и пробовал даже выбираться в сад за госпиталем, простирающийся к пруду и незаметно переходящий в парк "Металлист", старшину выписали. Так им и не удалось сгладить шероховатости, так все и осталось "на потом", хотя когда это "потом" должно было возникнуть, никто из них, конечно, не подозревал.

А в последних числах августа перед госпиталем остановилась роскошная, невиданная по местным, полдневным меркам машина Председателя, и ее шофер Чернобров пригласил Ростика на заседание в Белый дом. Выяснилось, там должно состояться важное заседание с выработкой стратегии на ближайшую осень и зиму, куда решили пригласить и Ростика.

Рост и сам уже некоторое время томился бездельем, одиночеством в своей палате, заброшенностью от Любани, мамы и даже Татьяны Федоровны, понимая, что это происходит не по черствости, а просто его, как всякого выздоравливающего, уже способного себя обслужить, контролируют, так сказать, мельком, на ходу, а потому с радостью переоделся и отправился к начальству. Тем более что Чернобров клялся-божился, что привезет его уже через пару часов.

Заседание оказалось довольно многолюдным. Лишь теперь Ростик с удивлением обнаружил, как много людей занято управлением города, в котором осталось едва ли пятьдесят тысяч человек. Если бы у человечества было столько пилотов, подумал он, тогда и над восточными степями мы бы установили господство... Впрочем, оборвал он себя, это с самого начала было неумной, ненужной и бессмысленной затеей.

Расселись без начальства, тихо переговариваясь. У председательского кресла обосновались все те же лица - Каратаев, Галя и теща Тамара. Что удивляло, так это наличие среди них Мурата, хотя даже Достальский расположился в задних рядах. Он устроился бы рядом с Ростом, но поздно заметил его, а Росткк, оказавшись на стуле, куда его усадил Чернобров, вдруг понял, что занял чье-то вполне обжитое, привычное место и слегка смешался. Или слабость после ранения давала знать. В общем, все с самого начала пошло наперекосяк.

Потом появился Председатель. Он быстро, довольно толково, как показалось Ростику, провел "перекличку" текущих дел, узнал, что подвоз продуктов питания от фермеров идет куда лучше, чем они планировали. Что строительство Бумажной крепости к октябрю будет, скорее всего, завершено. Что бараки для пурпурных, переброшенных от Одессы ближе к алюминиевому заводу, где для них было куда больше работы на карьерах, тоже построены и пленные уже стали переводиться туда небольшими партиями. Что второе, августовское посольство к пернатым и к дварам прошло без сучка без задоринки и что осуществлял его Сапаров...

А потом как-то все замерли и стали ждать выступления иного рода. И тут-то выяснилось, что Председатель решил самолично начертать ближайшую перспективу.

- Бот что я скажу, - начал он, окидывая слегка рассеянным взглядом стол, за которым сидел. - Поработали мы неплохо. Совсем неплохо, лето прошло, так сказать, не зря. Но... - И он многозначительно поднял свой очень тонкий и длинный палец, призывая ко вниманию всех сидящих в его кабинете. - Есть многое, что следует улучшить, сделать более качественно, более... надежно, что ли. Например, мы не контролируем торфяники. А ведь зимой без этого будет трудно... Тепла, которым мы будем располагать в зимние месяцы, недостаточно для обогрева и тем более для выплавки алюминия.

- Есть мнение, - очень негромко высказался Поликарп, который сидел рядом с Достальским, - что зеркалами можно пользоваться и зимой, например для кипячения воды и даже выплавки стекла.

- Этого мало, - резко возразил Рымолов, - Останавливать производство недопустимо. - Он величественно покачнулся в своем кресле, оглядел уже не стол, а лица людей. - Нам необходим торф, необходимы другие энергоносители.

- Ну, тогда, кажется, следует пересмотреть договоренности с пернатыми о дани параболоидами, - отчетливо, как примерный пионер, вставил Сапаров. - В конце концов, первая договоренность - не догма, ее заключил на свой страх и риск Гринев... Ее можно и нужно менять, если потребуется.

Рымолов быстро посмотрел в сторону Ростика, оказалось, он прекрасно знал, кто у него где сидит, даже если не поднимал взор от своей родной столешницы. Ростик не понял этого взгляда, он лишь вздохнул и потер не очень хорошо выбритые щеки.

- А с торфяниками вообще следует решать, - в тон Сапарову добавил и Каратаев.

- К тому же теперь у нас есть гравициклы, - подала голос Галя.

Народ заволновался, кто-то стал спрашивать, что это такое и почему им раньше не рассказывали о новых машинах пурпурных.

- Это не машины пурпурных, - тут же взял инициативу Рымолов. - Это, дорогие мои, изобретение бывшего главного инженера одного из наших заводов Казаринова. Он вообще оказался гением, и, если бы мог, я бы ему... государственную премию дал.

- Так что же это такое, Арсеньич? - спросил Кошеваров.

- Это такая машина, с уменьшенным расходом топлива и с весьма остроумным приводом, которая может очень низко, практически в нескольких сантиметрах, летать над болотом, водой или прочей сколько-нибудь ровной поверхностью. Она снимает проблему передвижения в Водном мире и позволит установить контроль над торфоразработками даже без широкого применения гравилетов, которые, как выяснилось, против решительного врага не дают желаемого эффекта.

- Это что, вроде мотопехоты будет? - спросил Достальский.

- Лучше, - отозвался почему-то Каратаев. - Это будет подвижная, как кавалерия, массовая армия, позволяющая нам захватить не только торф, но и пустыни к востоку, и даже морское побережье, если... Если все будет, как мы захотим.

- Ничего не будет, как мы захотим, - вдруг спокойно, очень уверенно и убежденно сказал Ростик.

Лица всех людей повернулись к нему. Даже Председатель повернулся. Как показалось Ростику, он ждал и вот наконец дождался - этот неугомонный Гринев опять выступает в своем амплуа. Правда, перед этим он искоса встретился взглядом с Галиной. Это была какая-то ловушка, только у Ростика не было времени раздумывать, какая именно.

- По сути, вы, господа чиновники, планируете войну, - сказал Рост твердо, по ранению и вдруг усилившимся болям в боку решивший говорить сидя. - Но, во-первых, планируете ее как-то по-детски, без смысла, без конечной цели, без просчета ответных ходов противника, без учета возможного союза, например пернатых и дваров.

- Такой союз невозможен, - быстро ответил Каратаев.

- Почему? - внезапно удивился Достальский. - Гринев правильно говорит, этот вариант тоже нельзя сбрасывать со счетов.

- Пока такого союза не было, - продолжил Ростик. - Но только потому, что ни двары, ни пернатые не рассматривали человечество как серьезного врага. А если мы попробуем увеличивать дань, если попробуем бесконтрольно захватывать территорию, которую не можем даже толком освоить, тогда они начнут так думать.

- Нам необходимы торфяники, - быстро проговорила Галя.

- И с зеркалами... - начал было Мурат, но его никто не слушал, и он умолк.

- Вы уже очень много наделали ошибок и с треугольниками, и с пернатыми.

- Кто это "вы"? - воскликнул кто-то. - Называй персонально.

- Персонально я попробовал и получил объяснение о коллективном решении... - отчеканил Ростик, чувствуя, как, несмотря на слабость, злость и горечь снова затапливают его. - Я бы ее назвал круговой порукой, так что это бессмысленно. - Он перевел дух, продолжил: - Беда не в персонах, а в том, что на своих ошибках, даже грубых, вы ничему не научились. Жаль, потому что это свидетельствовало бы, что вы все-таки способны руководить городом и человечеством. Но сейчас...

- А кто же тогда способен? - снова спросил тот же человек, теперь Ростик его заметил. Это был Вершигора. Определенно, это подтверждало идею о ловушке, но теперь поздно было об этом размышлять.

- Необходимы выборы, - отчеканил Рост, - тогда мы и узнаем, кто способен, а кто нет. - В кабинете возникла совершенно мертвая тишина. Пришлось Ростику продолжать: - Может быть, выбранное, а не самопровозглашенное правительство начнет понимать, что помимо войны есть еще вариант дипломатического контакта, переговоров, торговли.

- Зачем с ними разговаривать, если сила за нами? - удивилась Галя, старательно не замечая первой части Ростикова предложения.

- В том-то и дело, - вздохнул Ростик, - что сила совсем не за нами. Итак, сотрудничество и союз - вот ключевые слова тут, в Полдневье. А не война. Иначе все эти расы, многие из которых куда лучшие солдаты, чем мы, люди, давно бы друг друга уничтожили.

- Им не давало уничтожить друг друга расстояние, - быстро проговорил Председатель.

- Несколько сот километров - ерунда, - ответил Ростик, даже не задумываясь, как грубо прозвучал его ответ. - И для людей и для прочих. Тем не менее все стремятся прийти к статус-кво, чтобы не мешать соседям. Иначе, я подозреваю, соседи объединяются и уничтожают беспокойных и неумных дурачков. Он помолчал и уже куда менее уверенно добавил, просто не мог об этом не сказать: - А кроме того, дружба, торговля, умение договариваться в долговременном плане могут обеспечить нам настоящую помощь от наших соседей, если это будет необходимо.

- Какую такую помощь ты рассчитываешь получить от пернатых? - удивился Каратаев.

- И когда это будет "необходимо"? - передразнил Ростика Мурат.

- Это будет необходимо, - твердо ответил Ростик. - Поэтому нужно договариваться и торговать. И в любом случае следует оставить эти имперские замашки, это бряцанье оружием, эту глупую убежденность, что мы всех и всегда можем победить. Иначе в один отнюдь не прекрасный день они победят нас. А нам, позволю себе заметить, достаточно потерпеть лишь одно поражение, и все человеческая цивилизация будет разрушена. Значит, вместо того чтобы снова и снова испытывать нашу судьбу войной, следует выстраивать успех постоянной работой всех и каждого, разумной организацией и, конечно, бдительностью.

- Правильно, - пробасил Достальский.

И несколько других голосов. Но Ростик уже не очень понял, каких именно. Боль в боку вдруг стала невероятной, она затмила весь свет. И пришлось, зажав бок рукой, отвалиться назад, вытянувшись. И даже на этом жестком, неудобном, тесном стульчике ему стало немного легче.

- Везите его в больницу, - распорядился Рымолов.

А еще кто-то, когда Чернобров уводил Ростика из кабинета, довольно зло, шепотом, так что и голоса было не разобрать - мужской или женский, проговорил:

- Все это теории. Языком-то мы все горазды...

Возразить на это было можно, да вот сил не хватало. И Рост промолчал. Он и так наговорил больше, чем собирался.

33

В первых числах сентября Ростик переселился из порядком надоевшей больничной палаты домой. На пару часов он понял старшину Квадратного, который перед самой выпиской даже разговаривать с Ростом перестал - так ему не терпелось избавится от больницы. Дома его ожидали Ромка и, конечно, Кирлан. Она была грустной, даже не реагировала на предложение Ростика "поговорить" с ней.

Ромка отвык от отца, но довольно быстро стал относиться к нему как к еще одной Кирлан, только чуть более бестолковой и, конечно, более колючей на щеках, а потому опасной при поцелуях. Это навело Ростика на правильную мысль, и он провел тщательную ревизию своих бритвенных принадлежностей, а то прежде до этого руки не доходили. В итоге он нашел еще одну опасную бритву отца, переточил свою довольно плохенькую, выкованную на местном заводе и уже почти ни на что не годящуюся и, конечно, очень старательно привел себя в порядок. К первому появлению жены дома после работы он благоухал, как цветочная клумба, и был гладок, словно мраморная статуя.

Но ничего из этого не вышло. Любаня, сначала очень обрадовавшаяся его появлению, вдруг заволновалась, стала дичиться, а уже к концу праздничного по случаю возвращения Роста домой - ужина и вовсе впала в печаль. Изо всех сил постаравшись расшевелить жену, Рост даже слегка разозлился - именно потому, что не нашел в жене ни малейшею желания оказать ему помощь в восстановлении дружеских и супружеских отношений. Но такое у Любани уже случалось, поэтому лишь немного раздосадованный Рост ушел спать в комнату, которую изначально спланировал себе как кабинет, хотя что ему - солдату и бродяге - делать в кабинете, оставалось тайной даже для него самого. Но у отца был собственный стол, вот и он решил сделать себе такой же закуток, может быть, с видами на будущее.

А виды эти на следующий день стали совсем не такими определенными, как Ростик предполагал. Втягивание еще в одну войну за торфяники, когда на востоке людям требовалось все больше ресурсов для ведения непонятной, полузахватнической-полуоборонительной войны, выглядело глупостью. А в стратегическом плане, в отдаленной перспективе эта война сразу представлялась не подлежащей сомнению ошибкой. Причем такой, что ее требовалось останавливать любой ценой, даже, может быть, устраняя саму администрацию Рымолова.

Но такие серьезные действия требовали подготовки. Хотя бы разведки, хорошего понимания того, что происходило в Боловске за те месяцы, пока Ростика тут не было. К тому же и о возможных союзниках следовало подумать, причем очень крепко. В общем, с ощущением, что он делает серьезную ошибку. Ростик еще раз взвесил собственное относительно благополучное положение в городе, сравнил его с видами на будущие войны... И сделал единственно возможный вывод. А именно - стал обдумывать людей, у которых мог бы разжиться информацией.

Сначала он решил потолковать с директором обсерватории Перегудой, но это ни к чему не привело. Перегуда был весь в строительстве нового воздушного шара, возился со спецификациями клеев, пропиткой ткани и прочим в том же духе. Политика - а то, что затеял Ростик, было именно политикой - его не интересовала. Впрочем, он посоветовал Ростику сходить к отцу Петру.

Поднапрягшись, Рост вспомнил священника, который как-то остановил разгул мстительных инстинктов толпы. После разрушений, причиненных черными треугольниками, в городе возникло настоящее поветрие строить с использованием новой, ширской технологии из литого камня. Не чужд ей оказался и отец Петр, который, довольно грамотно просчитав открывшиеся перспективы, разобрал здание бассейна и, используя это место и стройматериал, принялся возводить настоящий храм, с хорошими подвалами, приделами и колокольней.

Отправившись на поиски отца Петра, Рост действительно первым делом нашел глазами эту колокольню. Он даже удивился тому, что раньше не замечал ее, ведь она стояла сразу за стадионом, и даже с Октябрьской ее ничто не закрывало, кроме уже начинающих желтеть кленов. Но, оказавшись перед самой церковью, Рост понял в чем дело - она была здорово изранена. В куполе виднелись дыры от выстрелов тяжелых орудий с черных треугольников, сама колокольня только выглядела законченной, но была, вероятно, этажа на два ниже, чем требовалось, - верхушку ее снесло несколько попаданий тяжелых пушек пурпурных. А передний придел носил следы очень сильного пожара, причем непонятно было - что же в церкви могло так гореть?

На стройке не очень активно работали несколько человек, почти все были здоровыми мужиками, но встречались и немолодые тетки, в плотных платках, с внимательными, спокойными глазами. Рост спросил одну, где может найти отца Петра, но она лишь мотнула головой, недовольная, что ее отвлекают от перемешивания смеси, которая с ширскими добавками могла превратиться в легкую, пористую плиту.

Рост походил по стройке, и дело кончилось тем, что отец Петр сам нашел его, наверное, священнику сказали, что кто-то непонятный его спрашивает. Внешне он оказался примерно таким, как Ростик и ожидал - грустным, в потертой, залатанной рясе, с неуверенными жестами не очень сильных, испачканных ширской штукатуркой рук. Выслушав предложение поговорить о политике и схеме нынешнего распределения власти, отец Петр задумался, стал еще более отдаленным и непонятным. Но не испуганным. Поэтому Ростик и не ушел сразу, вдобавок ему все-таки хотелось выяснить, зачем Перегуда посоветовал ему сюда явиться.

- Знаете, молодой человек, - решил наконец отец Петр, - давайте ко мне зайдем, чаю выпьем. У меня хороший чай, не настоящий, правда, но очень хороший.

Рост согласился, тем более что выпить толкового чаю ему не случалось месяцами. Так они оказались в небольшом деревянном домике, где жил Петр со своей женой, худенькой, смешливой женщиной, с чуть сероватым от недоедания лицом - такие лица Ростик научился видеть не хуже иного врача. Жену отца Петра звали Марфа Самойловна, она быстро все поняла, поставила на крохотную буржуечку чайник, вскипятила воду, заварила чай и ушла, оставив мужчин в главной комнате домика.

Боясь сломать хрупкий стул, Ростик тем не менее весь извертелся, рассматривая и старинный, какой-то величественный, хотя и немного облезлый буфет со створками из непрозрачного стекла, и иконы, с тоненькой лампадкой умещенные в "красном" углу, и сероватую от частой стирки самодельным мылом скатерть. И наконец, признал, что ему в этом доме нравится. Даже перестук сделанных из дерева, с другой, уже двадцатичасовой, шкалой ходиков навевал неторопливые, спокойные мысли, которые хотелось додумать обязательно до конца.

- Итак, - начал отец Петр, перекрестившись, прихлебывая чай и с интересом поглядывая на Ростика. - Вы пришли, чтобы я разъяснил вам, какие ошибки допускает наше руководство?

Чай в самом деле оказался каким-то почти настоящим. Как попадья этого отца Петра сумела избежать неприятного сладковатого привкуса, появляющегося в морковном чае, и придать ему почти забытую, не желудевую горечь, Ростику осталось только догадываться. К тому же этот чай обжигал, поэтому Рост постарался выпить как можно больше, прежде чем ответил:

- Именно так, ба... батюшка. Ведь ошибки они допускают? Причем часто, и довольно грубые. Из-за них погибают люди, из-за них мы заняты не тем, что способствует нашему хотя бы относительному миру с соседними цивилизациями, из-за них нам в ближайшее время предстоит растрачиваться на войны, совсем не нужные.

- Я бы во главу списка поставил другое, - чуть хрипловатым, но очень глубоким голосом ответил отец Петр, и сразу стало ясно, как он бережет его во время таких вот разговоров. - Первое, они забюрократизировались, что опасно само по себе и ведет к отдалению от людей, от их реальной жизни. Второе, они находятся во власти неправильной идеи, что их решения, принятые в Белом доме, оказывают воздействие на реальное положение вещей. И третье, они обещали провести необходимую политическую реформу, но так ее и не провели.

Ростик вздохнул почти с облегчением. Кажется, Перегуда был прав, посоветовав ему сходить к этому человеку.

- Может, вы знаете, отец Петр, я солдат. Я даже отдаленно не умею так формулировать общие, стратегические проблемы.

- А жаль, - вздохнул отец Петр, - как я слышал, когда-то у вас была светлая голова. Впрочем, если вы пошли в вашего отца, она у вас и сейчас должна быть неплохой, несмотря на... трудности последних лет.

- Вы знали моего отца?

- Знал, - кивнул отец Петр и, поколебавшись, налил себе еще бокальчик чаю. - Люблю, когда чай свежий, не могу удержаться... Я даже знаю, что отец с вашей матушкой крестили вас в нашей... бывшей церкви, только тайно. Иначе у них были бы неприятности по службе.

- Крестили, меня? - Ростик удивился еще больше. - Я не думал, что отец... Мама могла, это я знаю. Но отец, чтобы он был верующим?..

- Он не был в подлинном значении слова верующим, - признал отец Петр. - Да и ваша матушка не может считаться таковой. Но у них обоих, как я сказал, светлая голова. И вообще, - отец Петр вдруг встал, подошел к буфету и достал стеклянную мисочку с сотами, - у вас очень хорошая порода, Гринев. Знаете, если чаевничать, так со вкусом. Берите соты, мне кажется, лучше нет во всем Боловске. И давайте я вам еще чаю налью, тут как раз еще на кружку осталось.

Ростик попробовал соты, они оказались не хуже тех, что иногда приносила мама, а может быть, в самом деле лучше. При этом он понял, что разговор пошел куда-то не туда, его следовало теперь, как иногда говорил отец, "переначинать".

- Итак, батюшка, вы все понимаете не хуже меня. Но до сих пор ничего не предприняли?

- Я и не должен ничего предпринимать, как вы выразились, - очень тонко, одними глазами усмехнулся отец Петр. - Светская власть - это власть, с которой я не хотел бы спорить ни при каких обстоятельствах. Знаете ли, я бы ни с кем не стал спорить.

- То есть вы не поможете мне? Вернее, - Рост понял, что его топорные формулировки в разговоре с этим человеком нуждаются в уточнениях, - не поможете городу?

- Давайте сразу договоримся, я не считаю, что все идет наилучшим образом. Но, как вы выразились, помогать вам не буду. Это просто не дело церкви.

Ростик пожалел, что позволил налить себе вторую кружку чаю. Такой чай нельзя было выливать, его теперь следовало допивать. Поэтому, прихлебывая, он попробовал еще раз:

- Они ошибаются не просто так, отец Петр. Они приведут нас к катастрофе, я это знаю, я это чувствую.

- Да, я слышал, вам что-то открывается. - По лицу отца Петра скользнуло выражение почти детского интереса. - Впрочем, не будем об этом. Лучше я вам вот что скажу, Гринев. - Отец Петр помолчал, потом начал совсем по-другому, чем говорил еще мгновение назад, - не мягко и сдержанно, а убежденно, напористо и очень уверенно: - Люди, сидящие в Белом доме и управляющие нами, отнюдь не такие простачки, как вы, кажется, думаете. Отставить их от власти теперь будет не просто, они крепко взяли ее в руки. Они понимают, что главную силу в городе сейчас представляют воины, вроде вас. И они следят почти за каждым, кто имеет значение чуть больше, чем командир, ну, скажем, сотни солдат. И делают выводы.

- Да, - решил Ростик, - пожалуй, если мы, вояки, объединимся, мы можем быть силой. Но слежка, выводы, как вы говорите... Зачем?

- Следят по служебной, официальной части, а не на улице, - хмыкнул отец Петр и допил свой чай. - Вот вы не обратили внимания, как чествовали героев, отстоявших Боловск в сражении на Бумажном холме, и как бы "не заметили" тех, кто отвел не менее, а может быть, более серьезную угрозу в виде черных треугольников и вообще пурпурных?

- А ведь и правда, - удивился Рост. - После битвы на Бумажном я еще обижался, что меня как бы не наградили, а после сражений с треугольниками...

- Об этом я и говорю, - подтвердил отец Петр. - Они сделали вывод, что предоставлять воинам слишком явные знаки внимания - означает усиливать их, а это опасно. И предпочли после последней войны вообще никого не чествовать. Тем более что Божьей волей отражение этой угрозы произошло силами очень малой группы людей. Сколько вас было - человек тридцать или, может быть, пятьдесят?

- С теми, кто погиб, - внезапно охрипшим голосом ответил Ростик, - ближе к ста. И еще десятка три волосатиков.

- Ну, они считают только живых, - сказал отец Петр, и сразу стало ясно, что он-то считает и павших. - А бакумуры для них и вовсе... Или, например, такой ход. Вы не заметили, как много в последнее время появилось офицеров, которые носят куда более высокий чин, чем вы, ни разу не побывав в бою? Это делается, во-первых, чтобы размыть костяк боевых офицеров, а во-вторых, чтобы их формально всегда можно было переподчинить тем, кто верен, кто будет сохранять лояльность, потому что не способен не то что протестовать, но даже не понимает, зачем нужно протестовать.

- Согласен, - кивнул Ростик. Сейчас, по мере того, как отец Петр все этого говорил, он начинал понимать, против какой силы ему придется выступить.

- Или вот еще. Вы не замечаете, Гринев, что тот, кто имеет склонность к самостоятельности, почему-то всегда оказывается на периферии? Что этих людей почему-то всегда посылают в самые дальние гарнизоны, в самые медвежьи углы?

- Мне казалось, что несамостоятельные ребята в этих "медвежьих углах", как вы сказали, просто не справятся. Взять, к примеру, Одессу. Там оказались грамотные люди, они быстро поставили дело.

- Да, Одесса, - кивнул священник. - Мне представляется, там создана едва ли не альтернативная власть. В лице бывшего капитана безопасности... Как его зовут?

- Дондик, - подсказал Ростик.

- Да, там есть сложившийся костяк новой администрации. Те бюрократы, которые из боловского Белого дома пытаются внедриться туда, почему-то очень быстро возвращаются назад.

- Отец Петр, - Ростик позволил себе усмехнуться, - а вы не просто тут церковь себе восстанавливаете, вы следите за тем, что происходит, и весьма тщательно.

- Да, я не просто служу в храме, я слежу за тем, что происходит, согласился отец Петр и стал подниматься со своего стула.

Рост тоже встал, они пошли к выходу.

- Если бы вы попросили моего совета, я бы вам, Гринев, посоветовал перебраться в Одессу, хотя бы на время. Там, как я понимаю, вам было бы легче служить.

- А если бы они меня сюда стали требовать?

- Я бы не заметил их. - Отец Петр снова очень хорошо, как-то внутренне, про себя улыбнулся. - И научился выставлять аргументы, опрокидывающие эти требования... Я вам это говорю, Гринев, потому что вы легко можете напортачить, выступив преждевременно, а не в нужный момент, когда действительно можно будет сменить руководство на более разумное. То есть не окажетесь способны протестовать. Понимаете, вы идете против системы, цельной, слитной, находящейся на пике могущества, а это... опасно.

Ростик подумал. Его ухо уловило не вполне церковные слова отца Петра, но он, несомненно, был прав. И все же, все же...

- Отец Петр, может быть, именно потому, что это усиление бестолковой, неэффективной бюрократии зашло так далеко, и следует протестовать? Ну, если не остановить их, - один я немногого стою, я понимаю, - то хотя бы обозначить протест? Ведь если я все-таки ударю в колокол и хоть что-то произойдет, то люди, которые раньше ничего не замечали, наконец задумаются, в каком городе они живут и кто ими управляет! Может быть, это стоит того, чтобы ударить в колокол?

Они вышли из домика и постояли неподалеку от восстанавливающегося храма. Отец Петр вздохнул, посмотрел на Ростика, на свой храм, словно именно там искал поддержки и совета.

- Я не знаю, Гринев, - медленно ответил он. - Но я буду за вас молиться.

34

Поутру следующего дня Ростик отправился к Кошеварову, некогда городскому предисполкома, а ныне одному из многочисленных участников всех рымоловских заседаний, и, как подозревал Рост, теряющему свое влияние чиновнику. Опасаясь, что он уйдет на работу, Ростик вышел пораньше, едва включилось Солнце.

Но он волновался зря. Как инвалид еще первого налета пурпурных на Боловск, Кошеваров мог, вероятно, давать себе некоторые поблажки. Либо трудовой режим чиновничьего сословия Боловска окончательно приблизился к благословенным временам Земли - с работой строго по часам и с выходными днями. В общем, Роста встретила его дочь, Рая Кошеварова, жена Поликарпа и подружка Любани. Весь ее облик наводил на мысль о пасущейся на лугу буренке, видимо, роды с перерывом менее года и ожидание третьего прибавления семейства окончательно настроили ее на мысли о воспроизводстве человеческого населения Боловска, и ни на что другое.

Ростик ей так и сказал, надеясь, что его неуклюжая шутка не будет воспринята с обидой. Он вообще, после неудач с Любаней, стал немного опасаться женщин. Но Рая усмехнулась и посмотрела на него откровенно оценивающе:

- А ты сам бы попробовал, мигом разучился бы зубы скалить об этом самом... воспроизводстве. - Она покачала головой. - И слово какое выбрал - а еще офицер.

Ростик хотел было сказать, что офицер он доморощенный и по обстоятельствам, но не успел. Несмотря на уже заметный живот, Рая фыркнула и довольно резво убежала звать отца.

Илья Самойлович вышел заспанный, угрюмый, потирающий с болезненной гримасой правую руку, которая кончалась неудачно сформированной культей. Увидев Ростика, он немного поулыбался, но каждому стало бы ясно, что делает это он только из вежливости.

- Завтракал?

- Нет, еще не успел.

- Садись со мной, - предложил Кошеваров. - У нас будет плов, немного от вчерашнего ужина осталось.

- Плов? - удивился Ростик.

- Здешний, из местного проса, а не риса. Но все остальное - как полагается.

Они расселись вокруг длинного, довольно узкого стола, стоящего у них на заднем крыльце. Сколько себя Ростик помнил, у Кошеваровых всегда тут стоял стол, мальчишками они устраивали на нем теннисные турниры. Но этот был какой-то другой, вот Рост и спросил, почему так вышло?

- Прежний борым сожрал, еще в первую зиму, - хмуро ответил Кошеваров, сурово жуя свою кашу с кусочками не то курицы, не то вареной говядины.

Плов был не очень вкусный, и Ростик никак не мог понять, почему его называют пловом, но по солдатской привычке есть, если появилась такая возможность, и просто из вежливости тоже старательно жевал.

- Ты с какой целью заглянул? - поинтересовался наконец хозяин дома.

- Илья Самойлович, - начал Ростик, втайне досадуя, что к ним не вышел Поликарп. Он, как человек вхожий во все чиновничьи кабинеты города, знал немало и был бы ценным союзником, - может, подождем, пока Поликарп тоже появится?

- Нет, - покачал головой Кошеваров. - Он, наверное, уже убежал на завод. Сейчас, когда нужно город восстанавливать, они там днюют и ночуют. Очень много работы.

- Тогда так, - решился Ростик. - Я ведь, когда предлагал провести выборы на заседании позавчера, не шутил. Я действительно хочу, чтобы в городе прошли выборы и чтобы власти наконец почувствовали хоть какую-то ответственность за свои решения.

Кошеваров посмотрел на Ростика с улыбкой:

- Так ты заговор решил учинить?

- Я решил ударить в колокол. И потребовать от Рымолова, чтобы он...

- Мятеж не может кончиться удачей, - произнес Кошеваров неожиданно. - В противном случае его зовут иначе.

- Это и не будет мятежом, - возразил Ростик. - Это будет призыв к самому Рымолову придерживаться его же обещаний. Помните, когда он три года назад предложил себя на должность Председателя, то обещал разработать систему выборов?

- Конкретно, что тебя не устраивает? - спросил в упор Кошеваров.

- Чинуши средней руки могут начать бессмысленную войну, погибнут люди, и никто за это не понесет ответственности. Треугольники прозевали, город разрушен, но опять ничего - словно забыли шнурки завязать, не больше. И наконец, зачем в Белом доме толчется столько народу. У нас что - великая держава, десятки миллионов людей населения? Всем Боловском можно управлять двумя десятками ответственных управляющих и таким же количеством охранников. А у вас там только секретарш в два раза больше... Вам не кажется, что они просто объедают тех, кто действительно трудится на полях, на заводе, в мастерских?

Рост сунул в рот еще ложку каши, он чувствовал - еще немного, и он разозлится. А это было бы ошибкой, Кошеваров как махровый представитель чиновничества, не должен был почувствовать, что Рост испытывает к ним слишком уж определенную неприязнь.

И все-таки он почувствовал. Дожевал свой плов, выпил какой-то подозрительный на вид кисель, повздыхал и наконец выговорил:

- Никак не могу понять, ты завидуешь или действительно подходишь к этому как человек дела?

- Честно, - отозвался Ростик, - зависти к судьбе всех этих... убогих у меня нет.

Кошеваров опять грустно улыбнулся.

- Если их, то и меня, должно быть, убогим считаешь? - И посмотрел на свою культю.

- Вас нет, - быстро отозвался Ростик. - Иначе я бы сюда не пришел. Вы еще на Земле были на своем месте.

- Так ты хочешь знать, чем завершится твоя попытка восстановить кажущуюся тебе справедливость?

- Не кажущуюся, а настоящую справедливость, - возразил Ростик. - Ту самую, которая не позволит нам влезть в долговременные войны с соседями, которые в будущем... - Он подумал, имело ли смысл говорить о своих предчувствиях, и решился: - Да, которые в будущем, скорее всего, станут нашими союзниками, потому что очень скоро на нас навалятся куда более сильные враги. И если мы не сумеем устроить справедливую, как вы сказали, систему, то не выдержим даже первого толчка. Поймите, я говорю это, потому что неэффективность, как и во времена прежних коммунистов, опасна.

- Я ведь тоже был коммунистом, - вздохнув, выговорил Кошеваров. - В те, как ты говоришь, времена.

- Но вы не собирались становиться гауляйтером Боловска.

- Не знаю, - очень печально проговорил Кошеваров. - Если бы Борщагов тогда победил, а не ты, может, я бы со временем пошел к нему работать.

- Значит, я не с тем человеком разговариваю? - грустно спросил Ростик. Поднялся. - Спасибо за плов, кисель мне не очень понравился, но тоже спасибо.

И пошел к ступенькам, чтобы обойти дом и уйти из него насовсем.

- Погоди, - позвал его Кошеваров. Ростик остановился. - Что ты конкретно предлагаешь?

- Вот этого я и не знаю. Но полагаю, что так дальше быть не должно. Потому что ответственность размыли до безнаказанности. Потому что холуев наверху стало больше, чем тех, кто может работать. Потому что нам грозят настоящие, а не бумажные опасности, а этого почему-то в Белом доме никто не хочет понять.

- Конституцию, что ли? - удивился Кошеваров.

- А хоть бы и конституцию, если она будет действовать, а не пылиться в шкафу, как советская демократия.

Кошеваров расхохотался, спустился по ступеням к Ростику, хлопнул его здоровой рукой по плечу.

- Периодическая избирательность и конституция... - Вдруг погрустнел, даже слегка сморщился. - Нет, скорее всего, тебя слушать не будут. Просто арестуют, и все.

- Если арестуют, то на этом все не кончится, - решил Ростик. - Нужно будет, наверное, судить, хоть какое-то дело придумать. Нужно будет что-то доказывать...

- Не знаю. - Кошеваров с силой потер лицо. - У меня бы ничего не вышло, меня бы они и слушать не стали... А ты - ты у нас победитель. Из таких передряг выходил, в которых любой другой уже давно бы сгорел. Так что, может быть... Нет, не знаю. Ничего тебе не буду советовать. - Он еще раз подумал. Кроме одного - если можешь от этого воздержаться, то лучше воздержись. Это опасно, куда опаснее, чем кажется.

- Боюсь, кто-то должен это сделать, - проговорил Ростик.

Он вернулся домой, походил по саду, обнаружил, что некоторые из знакомых деревьев стали засыхать, а другие, особенно вишни, вдруг принялись расти как-то не по-земному, светлея корой, превращаясь в подобие "скрученных" местных тополей. Потом посмотрел, как Карлан кормит Ромку, и пошел в центр.

Когда памятник Ленину сносили на металл, а было это около года назад, то из каменных ширских блоков сделали рядом со входом в Белый дом довольно высокую арку, в которой и повесили старый церковный колокол, прежде висевший на руке вождя. Колокол так и провисел, ни разу не использованный, и даже без веревки на языке. Его устроили довольно высоко, так что даже с Ростиковым ростом было не достать.

Поэтому Ростик вернулся домой, нашел в подвале свои старые ходули и снова отправился к Белому дому. По дороге он знал, что делает что-то, что ему не хочется делать. Но сделать это он был обязан. Потому что был прав - как и во времена коммунистов, эта администрация, собственно говоря, построенная по нержавеющему в России порочному чиновничьему принципу тихого насилия, безответственности и неэффективности, была опасна. Придерживаясь этих методов организации, человечество слишком обессиливало себя и неизбежно должно было потерпеть поражение.

Добравшись до арки, Ростик попытался подвесить веревку на язык колокола, но даже с ходулями сделать это было нелегко. Он раз попытался, два...

- Ты чего, командир? - спросил кто-то сзади.

Рост оглянулся. Это был Чернобров. Видимо, он заметил Ростика из дверей гаража и решил выяснить, что тут происходит.

- Чернобров, подержи-ка меня, - попросил Ростик. Чернобров подержал. Рост обвязал веревкой язык колокола, потянул за нее, убедился, что она не оборвется, и сполз с ходуль. Потом остановился, не в силах решиться.

И все-таки дернул. Язык колокола оказался очень тяжелым, он заскрипел своей металлической подвеской, но Ростик продолжал дергать в такт, и он стал раскачиваться сильнее. А потом краем чуть коснулся самого колокола, и тут же по металлическому телу пробежала едва слышимая звуковая волна. Ростик поднажал, даже еще не совсем заживший бок заболел, и тогда язык ударил в колокол уже сильно и звонко.

Низкий, мягкий как звучание гравитационного котла на черных крейсерах, но и очень раскатистый звон поплыл над городом. Ростик на миг оглох, потом понял: это именно то, что надо. И подналег еще больше. Он колотил, колотил, колотил... Пока руки не стали отваливаться, пока пот не залил глаза, пока дыхание не сбилось настолько, что пришлось глотать воздух, как рыба на берегу. Тогда он остановился.

Стукнув еще пару раз по инерции, язык заскрипел, уже не доставая до стенок. Ростик посмотрел на него почти с упреком, но больше работать не мог. Обернулся. На площади стояли люди, не очень много, но вполне достаточно, чтобы начать митинг. Или просто предложить Рымолову изменить политику своего управления.

Кстати, чинуши тоже были тут. Кошеваров стоял внизу, с людьми, а вот Рымолов, Каратаев, Галя, этот новенький Сапаров и еще десяток других стояли у дверей Белого дома. Примерно там, где когда-то находилась команда Борщагова, когда их выволокли из подвала сразу после налета борыма. Вооруженной охраны пока было не видно. Что же, и на том спасибо.

Ростик повернулся к людям, которые стояли у крыльца главного в городе дома и ждали. Как ни невысоко была эта площадка, с нее Ростик прекрасно видел, что подходят все новые люди. Видимо, его трезвон почти в течение трети часа долетел до самых далеких концов города. Что же, о большем он и не мечтал. Даже тройка широв стояла у зеленых кустов сирени, даже несколько червеобразных махри обосновались на газоне сбоку от крылечка, вытягивая свои короткие и толстенькие шеи.

- Меня зовут... - начал было Ростик, и толпа мигом утихла. Ростик и не ожидал, что собравшиеся тут люди будут такими шумными. Почему-то, даже когда он замолчал, он не услышал их голосов, наверное, слегка оглох под колоколом. Нужно было взять веревку подлиннее и стоять сбоку от него, мельком подумал Рост, но сейчас это уже не имело значения.

- Знаем мы тебя, - прокричал кто-то из толпы. - Что случилось-то?

- А дело такое, - начал Рост, все уверенней набирая власть над этой толпой. - Когда мы выбрали Рымолова два с лишним года назад на должность Председателя, он обещал, что каждый может прийти сюда, ударить в колокол и высказать свои претензии.

- Было, помним.

Как во всякой толпе, эти люди говорили о себе сейчас во множественном числе. Личностное ощущение растворялось в осознании сообщества.

- И вот сейчас я решил напомнить об этом нашем праве. У меня есть претензии к этой администрации.

- Конкретно, чего хочешь-то? - снова прокричал тот же голос. Рост нашел его глазами, это был Каменщик, Степан Лукич Горячев, бывший зам Ростика в начале сражения у Бумажного холма. Видимо, он оправился от своего ранения, потому что его голос слышался без труда, хотя до него было более двух третей всей толпы.

- Эти люди, - Ростик, не глядя, указал на стоящих у дверей Белого дома Рымолова и сотоварищей, - забыли об ответственности. Они забыли, что их решения должны быть в первую очередь удобны нам, а уже потом... служить их амбициям. Они пропустили черные треугольники пурпурных в город, хотя наши наблюдатели засекли их еще за две недели до налета.

- За две недели? - удивилась какая-то женщина в первых рядах слушателей. Сказали бы мне раньше, я бы внуков...

- Эти люди забыли, что посылать солдат в бой - значит принять на себя ответственность за исход этого боя. Они послали пять беззащитных гравилетов на корабли пурпурных без малейших шансов на победу. Они готовы начать войну с пернатыми, войну, выиграть которую у нас опять практически нет возможности. Они готовы поссориться с лесными ящерами, потому что им кажется, они сумеют не выпустить тех из леса, а на самом деле они не знают даже численность неприятельской армии, с которой придется иметь дело. Эти люди забыли, что их произволу и глупостям мы можем противопоставить свою волю и свои требования!

- Давай, Гринев, конкретные требования, - проговорил Рымолов, не повышая голоса, очень спокойно.

Наверное, подумал Рост, со стороны видно, что моя речь не очень получилась. Хорошо, посмотрим, что из этого теперь выйдет.

- Мы требуем введения закона о периодических всеобщих и прямых выборах Председателя. И не реже чем раз в два года. Второе, мы требуем созыва законодательного собрания, которое создаст устраивающий всех документ... Рост позволил себе усмехнуться. - Я разговаривал с некоторыми знающими людьми, они назвали этот документ конституцией. Так вот, я требую конституцию, которая наряду с другими условиями определила бы, что за решение послать воевать солдата конкретный чиновник отвечает своей шкурой. И наконец, я требую, чтобы всяких чинуш в Белом доме стало меньше. Одесса, которая имеет численность в пятую часть от Боловска, управляется, - и гораздо лучше управляется, могу заметить, - всего-то капитаном Дондиком и десятком его помощников. А тут у нас - и секретари, и подсекретари, и архивариусы, и намечающие, и замечающие, и контролирующие, и разъезжающие... Мне кажется, с этим пора кончать. Такую прорву тунеядцев город больше кормить не должен... Договорить он не успел.

- А может, потому в Одессе и сидит, как ты заметил, десяток людей с капитаном во главе, что мы тут действительно толково и разумно делаем свое дело? - вперед вышел Рымолов. Он готов был ответить теперь на вопросы Ростика и, судя по всему, не считал их сколько-нибудь серьезными. - Второе, как-то очень плохо твое предложение по созданию конституционного совета, - он усмехнулся, - согласуется с требованием сократить штат Белого дома. Не видишь тут противоречия, Гринев? А я вижу. И это противоречие заставляет меня задуматься о том, что ты сам, наверное, собираешься попасть в этот совет и тоже пристроиться...

- Ложь, - спокойно, как-то обреченно ответил Ростик. - Если бы я хотел превратиться в паразита и сидеть в одном из этих кабинетов, - он кивнул в сторону заложенных кирпичом и забранных каменными ставнями окон Белого дома, я уже давно бы там был. И вы, Арсеньич, это знаете.

Его слова привели людей, стоящих на площади, в легкое волнение, наверное, всех удивило слово "паразит". Задело оно и Рымолова, но он быстро взял себя в руки.

- Ну и третье, что я хотел бы тебе ответить. - Он поднял руки. - Да, мы прозевали треугольники, и они расстреляли город. Да, мы позволили пернатым бегимлеси собраться в районе Бумажного холма. Но в целом-то мы выиграли эти войны! Мы и есть победители! Или нет?

Он посмотрел на Ростика. Вероятно, он ожидал, Рост начнет утверждать, что это он, Ростик-де, победил обоих указанных врагов. Но даже Ростик, с его не очень большим опытом ведения таких вот диспутов, понимал - тогда толпа окончательно решит, что Ростик начал так говорить от обиды и потому ударил в колокол, не столько требуя изменения власти, установившейся в Боловске, сколько выбивая себе какую-нибудь должностенку. И ничего не сказал на это.

- Так что положение дел не так уж плохо. - Теперь Рымолов отчетливо переходил в атаку. - Закрома у нас набиты первосортными бобами. Поголовье скота и птицы растет, детям в садиках хватит и молока и мяса. Разрушенные дома к холодам мы восстановим, а тех людей, кто захочет, поселим в общежитиях. Так же поступим и со стариками... Наши овцы дадут нам уже в этом году отличную шерсть, первую, кстати, после Переноса, которую мы целиком отдадим суконщикам. И впервые мы полностью обеспечены топливом, которое будет отпускаться по карточкам, но всем без исключения, чего не было в прежние зимы... Поверьте, граждане, никто не будет забыт, никто не будет брошен на произвол судьбы, обо всех позаботимся.

И тогда Рост понял, что проиграл. Потому что его аргументы касались военной угрозы и были понятны служакам, с оружием встретившим врага. А Рымолов учел, что основная часть этой толпы - пожилые люди, женщины с детьми, собственно говоря, те, кого Рост и его солдаты защищали в сражениях. Им гораздо важнее было, чтобы им выдавали по карточкам еду и теплые вещи.

Ростик сделал шаг вперед, хотя и не знал, что теперь может сказать, как сумеет возразить Председателю.

- Топливо, шерсть, бобы и даже молоко для новорожденных - это хорошо. Это очень хорошо. Я и не считаю, что мы плохо работаем. Нет, работаем мы как раз отлично. Но порок нашего нынешнего мироустройства заключен в политической системе, а не в экономике. Это значит, что при столкновении с каждой серьезной проблемой мы можем оказаться побеждены, мы не защищены от неэффективного управления...

- Если у нас и топливо, и бобы, и даже мясо для детей, разве мироустройство может считаться неудачным? - громко, там что даже Рымолов вздрогнул, завопил Каратаев. - По-моему, это свидетельствует, что управление отличное. Что мы молодцы, все вместе, и даже те, кто работает не в поле или на заводе, а тут, в Белом доме! Разве не так?

- Я вот что думаю, - решил Рымолов. - Переизбрание Председателя - да, это толковое предложение. Мы об этом подумаем. Конституция, гарантирующая права граждан, - разумно. Ответственность за ошибочные решения - тоже согласен, каждый должен отвечать за ошибки. Но разгонять управленцев только потому, что Гринев назвал их "паразитами", все-таки не следует.

Кто-то из стоящих у дверей Белого дома засмеялся. Льстиво, с заметным облегчением, немного нервно.

Толпа зашумела, кто-то стал требовать больше воды в отдаленный район города, кто-то признался, что его обокрали, а никто даже не составил протокол, еще кто-то пожаловался, что его уже третий раз не принимает какой-то Калобухин.

В общем, следовало признать, что Рост проиграл. Его довод об опасности слабого управления эти люди не поняли. Или, вернее всего, получилось так, что люди победили два раза, в двух последних войнах, и сочли, что опасения Ростика преувеличены. Но он-то точно знал, что прав, что Рымолов со своими шуточками и умением уходить от главного становится опасным, попросту может всех подвести, что называется, под монастырь.

- Сограждане! - Ростик шагнул вперед, вытянув руку, толпа понемногу утихла. - Я вижу опасность возрастающей неэффективности администрации нашего города. Если вы полагаете, что это не очень большая беда, - воля ваша. Но когда станет туго - вспомните о моих словах. И вспомните, что я пытался призвать чиновников хоть к какому-то порядку, да вот вы этого не захотели.

Толпа зашумела, люди из задних рядов стали расходиться. Нет, из середины толпы тоже пошли назад, по домам. Рымолов подошел к Ростику:

- Похоже, ты потерпел поражение?

- Я так не думаю, - ответил Рост. - Все равно теперь вам, Арсеньич, не удастся так уж легко защищать своих сатрапов, которые могут начать войну с пернатыми только потому, что им так захотелось.

- Эх, Гринев, - вздохнул Рымолов. - И зачем тебе потребовалось раскачивать лодку?

- Это не лодка, Арсеньич. Я защищаю жизни людей и делаю это, как умею.

- Жизни? Людей? Да где же ты видишь угрозу их жизням?

Рост ткнул пальцем Рымолову прямо в грудь:

- Вот тут.

Он ссутулился и пошел домой. Людей вокруг него становилось все меньше. Когда он свернул на Октябрьскую, он видел лишь пяток-другой фигур где-то вдали. Он добрел до своей калитки, открыл ее, вошел...

И тут же кто-то налетел сзади. Вернее, их было несколько. Один заломил Ростикову руку, завернул ее назад, с ошеломительной силой стал выкручивать кисть, другой вцепился в плечи Ростика, пригибая его к земле, третий делал что-то еще... Незнакомый, очень злой голос вдруг произнес:

- Власть вздумал менять, сука!..

И нога этого человека удивительно сильно ударила Ростика по раненому боку. От боли он задохнулся и упал бы, если его уже не держали почти на весу три человека.

А ведь он знает, куда я был ранен, подумал Ростик, потому и ударил... И отключился. От боли он даже не почувствовал, как у него разошелся шов и по его боку потекла кровь.

35

Стены в этой каморке были неимоверной толщины. Как Ростик ни прикладывал ухо, как ни пытался хоть что-то услышать, они хранили прямо-таки могильное молчание. Но могилой это помещение явно не было, потому что раз в день, или примерно с перерывом часов в двадцать, кто-то открывал крохотное окошко в двери и проталкивал в него плоскую глиняную миску с кашей, а следом плошку с водой.

При этом в отверстие пробивались слабые, несмелые и какие-то коптяшие лучики света. Еще одно подтверждение, что Ростик все-таки находился не в могиле. А потом представление прерывалось на очередные двадцать часов. Пищу неизвестно кто выдавал только в том случае, если Рост возвращал предыдущую миску... Он иногда думал, что будет, если он случайно разобьет глиняную плошку из-под воды - ему, вероятно, не станут давать воду? Или случись треснуть мисочке - тогда он останется без пищи?

Так проходили дни за днями. Иногда он вполне по-дурацки думал о графе Монте-Кристо, иногда пытался увидеть свое будущее, чтобы понять, когда он выйдет из этой норы и выйдет ли вообще? Но чаще всего он радовался, что тут нет крыс и мышей и что даже пук соломы, на котором ему приходилось спать, был лишен насекомых. Если бы здесь была всякая подобная живность, он бы не выдержал - признался бы во всем, что "им" нужно.

Еще бы выяснить, кто такие "они". Но этого он не знал, а подозревать в такой ситуации можно было каждого. И Председателя, и какого-нибудь из его холуев, и даже почти не относящихся к власти заговорщиков, которые решили провернуть хитрую операцию с Ростиком. чтобы во всем обвинить чинуш... Бред, решил Ростик, но от нечего делать придумал настоящую социальную теорию Боловска.

Итого, решил он, социальная революция, как это как-то назвал Пестель, привела к вырождению всех сложностей, свойственных обществу на Земле двадцатого века, откуда они были вырваны неведомо как, неведомо зачем. И это вырождение значило.. Это значило, что они должны не только в производительных силах прийти почти к средневековью, может быть, не к самому махровому, но в любом случае к позднему, к зарождению товарно-денежных отношений, но и проделать тот же путь в производственных отношениях, со всеми прелестями этой не самой веселой системы.

И социальное устройство должно соответствовать тому периоду, когда на земной политической арене присутствовало, строго говоря, только пять сил, пять "ступеней". Итак, начинаем считать. Первое, административно-политическая верхушка, то есть в нынешнем Боловске - чиновничество. Ее выразителем является Председатель.

Второе, служилая знать, по боловскому счету - вояки, только не те, которые придерживаются Белого дома, а настоящие, которые умеют воевать. Это сам Ростик, Достальский, Ким и прочие его друзья. Третье, вероятно, как это ни кажется дико, купечество - торгашеское, финансовое и классическое, то есть с караванами, складами, забитыми товарами, и гостиными дворами. Его в городе Ростик пока не замечал, но, может быть, потому, что ни разу не ходил на рынок? Но если дать волю воображению, то Рост мог вполне поставить на эту "должность"... Эдика Сурданяна Какие-то про него смутные слухи доходили в последнее время. Кстати, второе и третье "сословия" Боловска могли и даже должны были сосуществовать, каждому по отдельности было бы хуже и опаснее, чем вместе.

Четвертое, это, разумеется, ремесленничество. И не только уличные сапожники, но и ребята потолковее, такие, как Поликарп, например, или тот мальчишка, что служит замом главного инженера на алюминиевом заводе... Жаль, забыл его имя. Эти тоже могут быть силой заметной, не менее, а может, даже поболе вояк будут значить, если захотят хоть как-то организоваться и выступить с политическими заявлениями. Ну, и пятая сила, конечно, крестьянство. Среди них у Ростика знакомых не было, но, возможно, лишь по той причине, что они в выраженный слой общества еще не сложились. Пока среди них много середняков, или, как это иногда называл Никита Сергеич, фермеров, но если шаги назад не будут осмысленно тормозиться, то повернется все это к концентрации земель, к помещикам и латифундиям.

По марксистско-ленинской традиции Рост не знал, куда девать "прослойку", то есть интеллигенцию - врачей, учителей, университетско-политеховских преподавателей. Может быть, уличить Ленина в ошибке и присвоить им знак шестого сословия, думал он. Но тогда нарушался стройный ряд, последовательность, нарастание численности. После крестьянства должны стоять скорее уж не интеллигенты, а иждивенцы и, может быть, даже люмпены. Именно они должны быть шестым классом, но про них в умных учебниках обществоведения вообще ничего не говорилось, значит, принимать их в расчет не следовало.

Идея была красивой, Ростику даже немного жаль стало, что он не придумал ее до своей неудачной речи со ступенек Белого дома. Родись у него эта мысль пораньше, он бы сообразил, как растолковать разным гражданам, что... Да, вот именно - что он мог бы растолковать этим самым людям?

И получалось, что практически - ничего. Потому что, как бы ни был он красноречив, какие бы построения и аргументы ни приводил, стоило Председателю разок помянуть, что склады забиты, что детям будут молоко давать, и все - люди вообще не замечали никаких теорий. Все теории были им до лампочки, как и митинги.

Еще, разумеется, Ростик много спал. Он даже слегка порадовался, что может спать сколько влезет. Но потом поймал себя на мысли, что спит действительно чересчур, даже для выздоравливающего, и попытался делать хотя бы элементарную гимнастику. С этим у него пошло плохо - сразу разболелся бок, а когда стало холоднее и он начал мерзнуть, заболели еще и разные прежние раны. И все-таки он старался час-другой поотжиматься от пола, поприседать, порастягиваться, не давая мышцам совсем облениться.

А потом, в один прекрасный день, дверь в его камеру распахнулась, и в нее протиснулись два невероятно больших облома. Рост даже на миг подумал, что в Боловске верх взяли те самые пурпурные, которых они заставили приземлиться у Одессы, и вот теперь пара вперлась в его камеру. Когда вышли на свет, в коридор, он сообразил, конечно, что это люди, но все равно ощущение отчуждения и чисто физической уязвимости перед ними осталось.

А потом они пришли в освещенную десятком светильников комнату, где за простым дощатым столом сидел худой, видимо, высокий человечек в очках, с очень близорукими глазами, остроносый, начинающий лысеть, но не с затылка или со лба, как это чаще бывает, а прядями. Еще у него был отвратительный запах изо рта, но это Ростик узнал не сразу.

- Садитесь, обвиняемый, - сказал человечек и указал на табуретку перед столом.

Ростик сразу вспомнил, как его захватили в палисаднике его дома. Последние слова, которые он услышал перед тем, как его ударили, произнес как раз этот человек.

- И в чем же меня обвиняют? - спросил Ростик.

- Здесь вопросы задаю я, - зашипел человечек, видимо, решил сразу подавить волю Ростика.

- Тогда у нас разговора не получится, - ответил Рост. - Если я не пойму, что тут происходит, я вообще отвечать не буду.

- Не будешь?! - вдруг завизжал человечек, откуда-то из-под стола выхватил довольно толстую палку и взмахнул ею. - Не будешь, да?

Рост проследил глазами полет этой палки над своей головой и твердо, уверенно ответил:

- Не буду.

- Не будешь, не будешь?! Не будешь?!!

С каждый словом, с каждый выдохом человечек принялся хлестать Ростика по плечам, по голове, по рукам, которыми Рост пытался закрыться от сыплющихся на него ударов...

Очнулся Ростик на полу. Он лежал согнувшись, пытаясь защитить самые важные и уязвимые зоны - живот, пах и шею. В голове стоял гул, спина болела, бок горел так, что он сразу догадался - рана опять открылась.

- Может, на него помочиться? - спросил один из обломов у стены. - Такие гордые всегда от унижений быстрее колются, чем от побоев.

- А кто тебе сказал, что мне не нравится его колотить? - спросил, задыхаясь, человечек в очках. Потом он очень близко наклонился к Ростику. Рост поморщился, от очкастого несло, как из выгребной ямы, он даже не подозревал, что такое возможно. - Поднимите его, он очнулся.

Ростика подняли, посадили. Только теперь не на табуретку, а в креслице, которое стояло у стены. Но оно было намертво привинчено к полу, или даже его слепили по ширской технологии, соединив воедино с полом и стеной. Руки ему теперь прикрутили к подлокотникам парой широких ремней с пряжками.

- Так, Гринев. - Очкастый наконец отдышался. - Начнем сначала.

- Начнем, - согласился Ростик. - Как тебя зовут?

- А он упорный, - высказался второй из охранников. У этого голос был очень низкий, и от него исходило даже больше угрозы, чем от того, который стоял у двери.

- Ничего, какой бы упорный ни был, со временем все ломаются, - даже как-то удовлетворенно проговорил очкарик. - А время у меня есть.

- Как тебя зовут? - снова спросил Рост.

- Меня? - Очкарик улыбнулся. - Ну, предположим, меня зовут Сергеем. А фамилия - Калобухин. Ну и что с этого?

- Вот что, Сережа, - ответил Ростик, - если ты еще хоть раз меня тронешь, я тебя убью.

- Убьешь? - Калобухин прямо взвился под потолок. Тотчас в его руке появился "градусник", и град ударов обрушился на Ростика, да такой, что он вырубился даже прежде, чем успел как следует стиснуть зубы.

Очнулся Рост в камере. Тело болело. Нет... Это было неправильно. Тело кричало от боли, по боку текла кровь. Кроме того, от него вдруг пошел какой-то странный запах - не то гнили, не то страха.

Теперь Ростик знал, что этот запах может стать почти таким же его врагом, как пресловутый Калобухин.

И имя-то какое-то дурацкое. Круглое, нелепое, с явной грамматической ошибкой... И такая бешеная жестокость, злоба, ненависть. Откуда он вообще такой выскочил? Какая из социальных "ступенек" его наняла? Уж конечно, не служаки или ремесленники. Скорее всего, чинуши, либо шестая, к которой Рост решил все-таки отнести люмпенов.

От этой идеи Ростик сначала с болью, постанывая от содрогания избитых мускулов, а потом уже почти по-настоящему принялся смеяться. Он смеялся с удовольствием, с каким-то похрюкиванием, с хрипами в забитой кровью груди.

Внезапно окошко в двери открылось. Рост замолк, отдышался, с трудом поднял руку, вытер выступившие от смеха и боли слезы.

- Заключенный, ты чего? - спросил голос за дверью.

- Анекдоты сам себе рассказываю, - ответил Рост, просто чтобы поддержать абсурдность ситуации.

- Вот и мне показалось, что ты тут ржешь, - согласился голос из-за двери, потом окошко хлопнуло, и снова стало тихо.

Через пару дней Калобухин опять вызвал его на допрос. На этот раз надзиратель был только один, с басом. Он держался более-менее спокойно, даже придержал Ростика однажды, когда того слишком качнуло к стене.

- Садитесь, заключенный, - сказал Калобухин, наполняя своим зловонием почти всю комнату. - С чего сегодня начнем? С какого сценария, я имею в виду? Как прошлый раз или по-новому?

- Ну, если ты не изменил своего мнения и по-прежнему отказываешься отвечать на вопросы, то, конечно, разговор у нас опять не состоится, - признал Ростик.

Его избили снова, и на этот раз так, что он не приходил в себя, кажется, несколько дней. Он понял это по тому, насколько ему хотелось пить, когда он очухался. А может, организм был обезвожен из-за всяких мелких кровотечений... Воды в камере не было, и Ростик чуть не взвыл, когда понял, как придется мучиться. К тому же и гнилостный запах усилился.

Третий раз на допрос его уже не привели, а принесли. Увидев это, Калобухин весело поскалился, в чем-то сделавшись очень похожим на Дзержинского, так называемого "рыцаря революции", тоже, наверное, не чуравшегося пыток.

- А ты воняешь, - радостно сообщил Калобухин.

- От тебя несет куда хуже, чем от меня. - Ростик через силу усмехнулся. Но я - то отмыться могу, а ты ни за что не отмоешься.

Амбал у двери неуверенно заржал. Калобухин метнул в него бешеный взгляд, потом достал свою палку. Рост не хотел, но не выдержал, напрягся, откачнулся в глубь кресла, стараясь держаться от палки подальше. Это, разумеется, от Калобухина не укрылось.

- Боишься?

- Тело боится, - признался Ростик. - Но я - то могу и не бояться, а вот тебе не бояться уже никогда не удастся.

- Мне? - деланно удивился Калобухин. - Это чего же я боюсь?

- Всего. Всего, навозная куча. Ты боишься меня, того, что я выйду и исполню свое обещание. Других невиновных людей, которые тут наверняка тоже... отсиживаются.

- Невиновных тут нет. - Калобухин даже как-то задорно блеснул глазами за своими чудовищно толстыми линзами. - Знаешь, в чем тебя обвиняют? - Он полистал папку, лежащую перед ним. - Вот, пожалуйста. Невыполнение приказа не отступать из крепости на Скале. Дом себе вон какой отгрохал неизвестно на какие шиши. Дезертирство...

- Где и когда? - удивился Ростик.

- А последний раз. Получил во время полета пару щелчков из плазмометов пернатых и сразу же вывел свой гравилет из боя... Это как - не дезертирство?

- Я был ранен. Причем настолько, что едва сумел посадить машину. Да и Чертанов сказал, если бы ребята не поторопились, мне бы...

- А у меня есть другое заявление, от одной медсестры. Впрочем, ее фамилию мы пока в интересах следствия разглашать не будем.

- Мнение медсестры важнее заключения врача? - удивился Ростик. - И даже решили ее фамилию засекретить, причем именно в интересах следствия?

- И почему вы все, скоты, - опечалился Калобухин, - такие упрямые. Ведь все равно все подпишешь, сука. Все, что я тебе предложу, все и подпишешь. Только можно по-хорошему, а можно по-плохому...

Из-за двери раздался слабый шум. Калобухин привстал:

- Эй, кто там? Я же работаю...

Неожиданно дверь раскрылась, и в комнату вошли... Нет, это было слишком здорово. Потому что впереди шел Дондик, за ним, как-то очень жестко напрягшись, переступала мама, потом пара солдатиков с автоматами и Чернобров.

- Как вы можете, капитан?.. - начал было Калобухин, но договорить не успел.

Дондик перегнулся через стол, Калобухин отшатнулся от него. Воспользовавшись этим, Дондик выхватил папку у него из-под руки.

- Так, дело на Гринева? Интересно... - Он полуобернулся к маме с солдатами: - Забирайте его, думаю, в больнице ему будет лучше.

- Э-э... - начал было амбал Калобухина, отделившись от стены.

- Что? - удивился Дондик. - Только тявкни - и все, понял? - Он повернулся к Калобухину: - А ты, дерьмо ходячее, собирайся. Поедем к Председателю, нужно ему хоть раз посмотреть, какие правоохранительные органы он взрастил.

- Ты не можешь мне приказывать! - взвизгнул Калобухин.

- Почему же не могу? - удивился Дондик. - Ты арестован за подлог документов, - он потряс папкой на Ростика в воздухе, - за превышение власти, за нанесение побоев... Ты арестован, сволочь. Только дернись, и я тебя прихлопну. - Капитан провел рукой по кобуре на поясе. - И даже без предупредительного выстрела.

Они вышли на улицу. Даже после относительно яркой, как думал Ростик, комнаты для допросов солнце ошеломило его своей силой. Он зажмурился, но ребята торопились, и поэтому он продолжал переступать ногами, чтобы маме, которая вела его под плечо, было не так трудно.

Она шла твердо, только стиснула зубы. И молчала. Но не раз и не два Ростик ощущал на своем лице ее уклончивый взгляд. Видимо, совсем мое дело плохо, решил он, если даже мама стесняется на меня смотреть.

Оказалось, что свою пыточную фабрику Калобухин расположил в подвале кинотеатра "Мир". И до Белого дома было - всего-то площадь перейти. Они и перешли. Причем народу вокруг было немало. И большинство из них, не то что мама, смотрели на Ростика во все глаза.

- Да, у Рымолова теперь будет классная репутация, - немного искусственно хохотнул Дондик.

Ростику на мгновение показалось, что только ради этой их прогулки он и устроил его освобождение. Но не будем чересчур зазнаваться, и на том нужно быть ему благодарным, решил он.

Они вошли в Белый дом. Люди, стоящие в холле перед лестницей, ведущей наверх, к главным кабинетам, замолкли. А все-таки этих дармоедов слишком много, решил Рост. Или они что-то знали заранее и тоже вышли посмотреть? От Дондика всего можно ожидать, даже такого - собрать побольше зрителей для своего спектакля.

Дверь в кабинет Рымолова была закрыта, а секретарши - обе, пожилая и молоденькая, - бросились грудью защищать председательские хоромы, но солдаты Дондика даже не стали особенно напрягаться, просто подхватили их под руки и оттащили в сторону. Вся компания ввалилась внутрь.

В кабинете, как всегда, было светло, потому что каменные ставни с окон были сняты. И народу сидело немало, человек семь или даже больше. Правда, некоторые из них сразу выскочили, едва поняли, что происходит нечто необыкновенное.

Рымолов привстал, как незадолго до этого Калобухин.

- Что это такое? - Он потряс головой. - Я спрашиваю, что?

- Все очень просто, - ответил Дондик. - Ваш прямой подчиненный, - он указал на Калобухина, - пытался заставить Гринева подписать вот это.

И он бросил на стол Председателя заветную папку с делом Ростика.

- Подписать? Что за бред? Я ничего не приказывал. И никакого дела Гринева нет.

- А то, что я пятнадцать заявлений написала, когда он исчез, - проговорила вдруг низким, очень сильным голосом мама, - тоже можно считать бредом? А то, что ни одно это заявление у меня не приняли?

- Да, Арсеньич, - подал слабый голос Рост, - там под кинотеатром настоящие хоромы, не для меня же одного? Сколько еще человек ты туда упек?

- Калобухин, что это? - спросил Председатель, начиная листать папку Его брови вполне натурально поползли вверх. - Ты сам-то понимаешь, что это такое?

Калобухин встряхнулся, посмотрел на Ростика, на Дондика, потом на Председателя:

- Разрешите объяснить наедине.

Председатель откинул папку. По его губам скользнула презрительная усмешка. Он пытался быть молодцом, но уж слишком быстро вник в документы. Как-то почти автоматически складывалось впечатление, что он видел их не первый раз.

- Хорошо, можешь наедине. - Он посмотрел на Дондика: - Вы позволите, капитан?

Дондик пожал плечами. Рымолов кивнул, словно ни на мгновение не сомневался в ответе. И перевел взгляд на Ростика

- Опять из-за тебя неприятности, Гринев. - Он подумал, посмотрел в окошко. - Если отпустим, дашь слово, что не будешь больше бузить?

- Отпустите меня? - Рост попытался, чтобы его голос звучал крепче. - За невыполнение приказа, дезертирство, казнокрадство? Да только сейчас и бузить!.. Нет, не дам.

- Тогда так. - Рымолов вздохнул. - Через три дня ты должен покинуть город. Это приказ. Называй как хочешь - ссылкой, эвакуацией...

- У тебя есть место? - спокойно, даже как-то лениво спросил Дондик.

Если так считал капитан, значит, дело серьезнее, чем ему казалось. Значит, пора подчиняться. Ростик подумал. Потом тряхнул головой:

- Нет, сделаем не так. Не ты меня изгоняешь, Арсеньич, а я сам ухожу. Просто не хочу находиться рядом, когда вся монструозная система, которую ты создал, начнет тут по-настоящему веселиться и всех подряд поедать. А ведь она скоро примется и за тебя, это ты должен бы знать не хуже меня.

- Что ты мелешь? - удивился Рымолов, но уже не так уверенно. Он не умел притворяться, а сейчас, как Ростик понял, и не собирался.

- Ты считаешь, что все те молодцы из истории, которых отвели в конце концов на эшафот, были глупее тебя? Они тоже думали, что до них никогда никто не доберется, что такие вот Калобухины только для быдла...

- Андрей Арсеньевич, прошу оградить меня от оскорблений! - вскричал Калобухин.

- Так ты уедешь из города? Даешь слово? - решил настоять Председатель.

- Уеду. И даю. Пару дней полечусь, попрощаюсь с ребятами, расскажу, что и как было... А через три дня меня тут не будет.

- Хорошо, это всех устроит. - Рымолов твердым жестом, как что-то решенное, перенес папку в ящик стола, запер его и деловито сунул ключ в левый верхний карман офицерской гимнастерки. - Почти... устроит.

Ростик пошел к двери, стараясь поменьше опираться на маму, но не выдержал. Обернулся, очень уж интересный феномен, как оказалось, представлял собой этот бывший профессор каких-то там наук.

- Арсеньич, цель оправдывает средства, да? Как тебе диктаторские сапоги, кстати, не жмут? Соратники заговоры еще не раскрывают? Пищу повара при тебе еще не пробуют?

- Что ты знаешь о жизни? - Надо признать, владеть собой он умел куда лучше Ростика.

- Что знаю? - Рост почти улыбнулся, он и не рассчитывал, что все так удачно повернется. - Я знаю, что у жизни есть два плана. Общий и частный. Все диктаторы сориентированы на частный, им кажется, если задавил сейчас, значит, победил. А есть еще...

Рымолов хлопнул ладонью по столу.

- Все, хватит. - А не так уж хорошо он владел собой. Или не выдерживал взгляд, который не сводила с него мама. - Это все слова. Слова!.. Да, у меня есть соратники, и их немало. Они тоже все говорят, обо всем говорят, по каждому поводу советуют... А нужно - делать! Дела важнее слов.

- Ну да, - согласился Рост. - Цель важнее средства. Иначе быть не может. Проходя мимо Калобухина, он вдруг сладко улыбнулся ему, и очкарик откачнулся, словно ему прямо в лицо выстрелили из пистолета. - А ты беречь себя должен, Сережа. А то ведь работа у тебя такая... трудная. И охраны в какой-то момент может не оказаться на месте.

Когда они вышли, Рост увидел, как один из автоматчиков Дондика давится от смеха. Оказывается, у всех были нервы. Дверь в рымоловский кабинет еще не закрылась, а Калобухин уже зачастил:

- Арсеньич, я требую, чтобы мне была выделена специальная...

Дверь хлопнула, как выяснилось, обе секретарши только того и ждали, чтобы отсечь посетителей от начальства. Или по-своему, по-секретарски пытались разузнать, что в действительности происходит - то есть подслушивали.

Они вышли из Белого дома. У подъезда стоял Чернобров со своей машиной.

- Командир, давай я подвезу, - предложил он Росту. - А то, как я понимаю, ходить тебе нелегко.

- Спасибо, - поблагодарил его Рост. - Я сейчас. - Он повернулся к Дондику: - Откуда ты узнал, капитан? От какого-нибудь надзирателя?

Дондик улыбнулся, но немного напряженно. Понизил голос:

- Есть один. Но он не на меня работает, а... на Герундия.

- На Каратаева?

- Нет, на Герундия. Он все-таки когда-то ментом был. Кое-что понимает. И кое-что ему не нравится.

- Никогда бы не поверил, если бы ты не сказал.

- Маскировка - штука не последняя.

- В ближайшие годы, кажется, Росту предстоит это выяснить в полной мере, неожиданно проговорила мама.

- Охрану тебе дать? - спросил Дондик, осматривая народ на площади перед Белым домом, которого стало еще больше.

- Не надо, я ему вот это принесла, - снова ответил мама.

И из-под халата достала... Ростиков наган. Кто бы мог подумать, что она такая предусмотрительная. Даже Дондик головой покачал.

- Ну, Таисия Васильевна, ты... Ладно, давай пять, Гринев. Мне тут задерживаться, - он мельком огляделся, - еще меньше, чем тебе, следует. Если ничего лучше не найдешь, перебирайся к нам в Одессу. Прикроем.

- Спасибо, - согласился Ростик. - Только думаю, если они захотят, - он кивнул на Белый дом, - мне Одесса прикрытием не послужит. Не только ребята Герундия маскироваться умеют.

- Верно. - И Дондик пошел между своими солдатами.

- Эх, Россия, - вздохнул Чернобров. - Давай, Васильевна, я тебе помогу его в машину посадить. Это ведь только в пословице своя ноша не тянет.

- Я тебе тут все испачкаю кровью, - сказал Ростик, опасливо поглядывая через открытую дверь на чистейший салон машины.

- Ничего, - Чернобров помог ему устроиться, - я вымою.

Отъезжая, Ростик посмотрел на каменную арку, в которой несколько дней назад висел колокол. Теперь его не было. Да и саму арку, видно, пытались сломать, она носила следы довольно сильных ударов у основания. И устояла пока по чистой случайности, просто, когда строили, никому не пришло в голову, что для этой власти крепко строить ее не нужно, что следовало бы, как раз, наоборот - строить ее хлипко.

36

Его поместили в ту же палату для выздоравливающего комсостава, из которой они все выходили после ранений. Теперь в ней никого не было, кроме Ростика. Сначала он почему-то разозлился на все окружающее, на стены, потолок, даже на людей. Потом уснул. Но доспать ему не дали. Вдруг среди ночи разбудили и принялись всерьез обрабатывать. Положили на операционный стол, и Чертанов Ростик узнал его даже под марлевой маской - начал колдовать.

Вообще-то это было похоже на нормальную операцию - вычистили раны, по новой зашили кое-что кетгутом.

- Если швы начнут со временем мокнуть, выдернешь их сам, - проговорил Чертанов. - Но вообще-то, Гринев, лучше до этого не доводить, как только покажется, что все в порядке, избавляйся от них.

Как ни странно, Ростик его понял. Недаром был сыном врача.

Ассистировала Чертанову мама. Она же запротестовала, когда какая-то сестра предложила "подколоть" Ростику какое-то новое снадобье, которое они использовали вместо новокаина.

- Нечего, - решила она, - он крепкий парень. Вон в какие передряги все время лезет... Пусть терпит.

Боль была, кстати, не очень уж сильной. Но чтобы и от нее не шипеть, Рост рассказал Чертанову, что у них в больнице кто-то "стучит". Ведь Калобухин проговорился о заявлении какой-то медсестры. Правда, добавил Ростик, это ненадежные сведения, могут быть и дезой.

- Никакая это не дезинформация, - вздохнул Чертанов. - Есть тут одна... Никак избавиться от нее не можем, понимаешь, толкового персонала почти не осталось.

Когда операция была окончена, Ростика уложили на свежие простыни и дали пару каких-то гнусных на вкус пилюль. Против этого мама не протестовала, пусть даже и считала его "крепким". Проснулся он уже под вечер следующего дня. Попытался выйти в туалет, дежурная сестричка его заметила и куда-то убежала, видимо, доложить.

Едва он вернулся в кровать, в его палату вошли мама и Чертанов. Врач был мрачен, но решителен.

- Я еще подержал бы вас, молодой человек, но мне сказали, что это... опасно, В общем, выбирайте сами - остаетесь вы еще на одну ночь тут или отправляетесь домой?

- Тут безопасней, - решил Рост. - Конечно, Председатель дал слово, но кто знает, захочет ли он его выполнять? Только мне нужно еще с Любаней поговорить. Чтобы она начинала готовиться к отъезду. Ты ей скажи, мам, чтобы завтра она никуда не уходила. И Ромку чтобы подготовила. А еще лучше, пришли ее сюда...

Мама как-то странно посмотрела на него:

- Она не придет.

- Почему? - удивился Ростик. - Прошлый раз пришла, когда все уже свершилось. Сейчас... Что происходит?

- Тебе лучше с ней поговорить. Ростик хотел еще кое о чем спросить, но Чертанов ему не дал.

- Ладно, - решил хирург. - Тогда... вот что. Я тоже должен признаться. Понимаешь, Ростик, мы решили...

Этот переход с "вы" на "ты", с фамилии на имя что-то да значил. Но осмыслить всю эту катавасию Росту не дали, потому что заговорила мама.

- Ростик, я уже полгода как его гражданская жена. - И она посмотрела на Чертанова. - Мы решили, что перед отъездом должны тебе сказать.

У Ростика отпала челюсть.

- Полгода? Жена?..

- Раньше боялась. Ты так относишься к отцу, что... Но теперь лучше уж признаться. - Она помялась, снова посмотрела на Чертанова, и теперь Ростик заметил, что раньше она смотрела так только на отца. - У тебя будет брат... Или сестра, не знаю еще. - Мама вдруг покраснела. - Ты должен это знать.

- Та-ак. - Ростик только головой покрутил. - Понимаю. Жаль, конечно... Он смутился, даже с кровати попытался подняться, хотя бок еще болел адски. То есть, наоборот, я очень рад... за вас. - Он смутился еще больше, как-то все это было неожиданно. Или он ничего не понимает в этой жизни? Может, должен был давно все сам понять? - Все правильно, мам. Ты, наверное, права. - Он посмотрел на Чертанова, который, впрочем, выглядел не лучше Ростика. - Вы берегите ее. Если что-то...

А вот угрожать не следовало. Вообще все выходило как-то ненормально, не по-родственному. Даже с мамой.

- Да я и сам... - начал было Чертанов. Он тоже был смущен и, несмотря на опыт и авторитет, высказывался ненамного умнее Ростика.

- Нет, - решил поправиться Ростик, - я что-то не то говорю, вы извините. Сами виноваты, огорошили человека...

Лучше всех поступила, конечно, мама. Она просто подошла и поцеловала Ростика мягкими, какими-то очень нежными губами. Раньше она целовала иначе, ревниво подумал Ростик, по-домашнему, но придираться не стал. Тоже ее поцеловал, стараясь, чтобы было как прежде, хотя и знал, что "как прежде" уже не будет.

Поутру следующего дня к нему совершенно неожиданно пришла Сонечка Пушкарева, вдова Бойца. Она была уже совсем толстая, едва ходила. Но лицо у нее оставалось прежнее - знакомое и ласковое... Нет, у правой кромки губ в ее мягкую кожу врезалась довольно жесткая складочка. Но она почти не мешала ей улыбаться, правда, очень грустно.

- Привет, - сказала она. - Узнала, что ты тут, вот зашла.

- Да я... случайно, - признался Ростик. Он не знал, имеет ли смысл ей рассказывать про свои последние приключения.

- Ну да, все вы тут случайно, - согласилась Сонечка. - Я тебе яблок принесла. Любишь яблоки?

- Я больше вишни люблю, - признался Рост. - Но их время прошло. А ты как тут?

- Вот по этой причине. - И Сонечка несильно хлопнула себя по круглому, как большое яблоко, животу.

- Ясно, молодец. - Рост кивнул. И вздохнул. - Только должен тебя предупредить, я теперь не самый популярный собеседник.

И он все-таки рассказал о том, как его арестовали. А потом и про ссылку.

- И когда это случится? - спросила Сонечка.

- Сегодня под вечер хочу уйти. - Рост поежился. - Не нравится мне тут... Каким-то беззащитным себя чувствую.

- Боишься? - удивилась Сонечка.

- Нет, не так. - Ростик подумал. - Я не знаю, кто друг, а кто враг. Это вот и неприятно.

В общем, поболтали еще пару минут, но Рост чувствовал, что Сонечка думает о чем-то другом. А потом она быстро собралась и ушла. Рост только повздыхал, ему следовало привыкать, что люди теперь держатся от него на расстоянии.

Домой он пришел незадолго до обеда. Чувствовал себя скверно, не хотелось есть, не хотелось ничего делать. Хотелось только поскорее поговорить с Любаней, чтобы она тоже начинала готовиться... А впрочем, хотелось еще избавиться от всех тех недомолвок, которые мама напустила в последнее время в адрес жены.

Он ведь просил ее остаться дома. А она... И вдруг обнаружилось, что в доме вообще никого нет. Ни Кирлан, ни Ромки. Даже детей Кирлан и Винторука, обычно ковырявшихся где-то на заднем дворе или на пустыре, который вел к трампарку и рынку.

В общем, так и не пообедав, он занялся делом - собрал солдатский сидор с едой, приготовил полный комплект доспехов - Поликарп исправил их в лучшем виде и даже кое-где укрепил, - проверил оружие, запасся патронами, вычистил свой палаш и пару охотничьих ножей. Все, он был готов. А Любани все не было. Тогда он подумал, крепко подумал, сосредоточившись. И понял, что нужно идти к теще.

Октябрьская выглядела сонной и не по-осеннему жаркой. Или ему было жарко от слабости? Дом тещи был не хуже того, который ему выстроили по распоряжению шира Марамода. Или даже лучше - выше, крепче, более основательный. Он поднялся на крылечко, постучал в тяжелую каменную дверь, которая не открывалась на петлях, а отползала в каменных, натертых до блеска направляющих, на манер ширских дверей. В этом тоже был класс, такую дверь никакой борым взять не мог бы даже за тысячу лет.

С той стороны двери что-то пощелкало, и она отползла вбок. Ростик увидел тещу Тамару. Она была напряженной, бледной, но глаза ее сверкали в то же время и воинственно, как это бывает у грузин. А она была чистокровной грузинкой, вот только замуж вышла уже тут, в Боловске.

- Проходи, - коротко сказала она. - Сейчас я ее позову.

Она исчезла. Ростик оглянулся. Почему-то, несмотря на соседство, он бывал тут редко. А этой части дома вообще ни разу не видел. Стены тут выглядели какими-то чудовищными, как в Перевальской крепости, не меньше метра толщиной. Лестница, ведущая наверх, была сделана так, что три человека могли разойтись. Ставни не просто держались на специальных усиленных скобах, а были снабжены сложным механизмом, чтобы не очень напрягаться, когда их ставишь-снимаешь. Все очень разумно, солидно, красиво.

На лестнице послышались легкие шаги. Это была Любаня. За ней шла теша Тамара, она несла Ромку. Ростик залюбовался женой, хотя она выглядела какой-то неблизкой, отчужденной. И в то же время - решительной. Наверное, такой она бывает на своих медицинских "штудиях", когда следует кого-то резать, решил он.

- Любаня, наконец-то... Я ждал тебя.

- Я не могла.

- Ну, не могла так не могла. - Он вздохнул. Стоять было тяжело, бок болел. Он высмотрел связанное из травы креслице, по ширской технологии укрепленное каменным литьем, и сел. - Собирайся, мы уходим из города.

Любаня судорожно глотнула, посмотрела на Тамару Ависовну:

- Я не поеду.

- Что?

- Я... Тебя долго не было, и как-то так получилось... - Любаня не сошла с лестницы, словно боялась Ростика, словно не хотела лишать себя этой возможности к отступлению. - В общем, я не поеду. Ромке нужен отец. Нужна школа... Нет, все не то... В общем, я выхожу замуж.

Последние слова она почти прокричала. Или Ростику так показалось? Да, наверное, показалось, На самом деле она говорила шепотом. А разве может шепот звучать как крик?.. Или все-таки может?

- Ты сказала, что Ромке нужен отец. Но я и есть его отец. Я и предлагаю тебе...

- Эти слова уже ничего не изменят, Ростик.

Любаня даже отступила на пару ступенек наверх. Теща, как ни странно, тоже побаивалась, она вдруг побледнела и быстро ушла наверх, так и не отпустив Ромку от себя.

- Все-таки, я полагаю, ты должна объяснить.

- Я объясняю. - Она опять кричала шепотом. - Я уже больше года не жена тебе... Вернее, так получилось, что не только ты...

- Ты была моей женой. Редко. - Ростик потер лоб. - Очень. Реже, чем мне бы хотелось... Но была. Стоп, ты хочешь сказать, у тебя был кто-то еще?

Любаня не ответила. На лестнице снова появилась теща. Только теперь без Ромки. Она спустилась ниже Любани, как бы закрывая ее собой.

- Да, это многое объясняет. - Ростик попытался подняться с кресла, не смог. Как он будет сегодня вечером маршировать, мелькнула мысль. Он же завалится в первую же канаву... - Кто он?

- Ты не знаешь. Его фамилия Сопелов...

- Почему же не знаю? Знаю. Хирург, когда-то не мог резать людей без анестезии, а этим летом был помощником Чертанова на Бумажном холме. - Теперь при мысли об этом человеке у Ростика почему-то болело сердце. И он, не выдержав, проговорил: - Хочешь знать мое мнение? Он - щенок, который никогда не станет псом.

Теща Тамара что-то не очень вразумительное прорычала, но слишком тихо, чтобы понять, на чьей она стороне. Хотя Ростик был почти уверен, что не на его. Но, может быть, и не на стороне этого хирурга?

- Неправда. Он талантливый! - закричала Любаня. - И я его люблю. Я остаюсь с ним.

- Остаешься? Вообще-то ты еще моя жена, а не его.

- Это низко. Я хочу... - Вот тут-то теща и заговорила:

- Ты не имеешь права. Ты сделал ее несчастной.

Ростику захотелось закричать, чтобы она не вмешивалась, чтобы она не портила то, что и без того, как оказалось, едва существует... Или уже нет, не существует?

- Не надо вмешиваться, теща, - попросил он.

- Не смей так говорить с моей мамой! - тут же закричала Любаня, хотя Ростик сказал последнюю фразу очень спокойно. Как в бою - гораздо спокойнее, чем рассчитывал.

Он посмотрел на Любаню. И внезапно улыбнулся ей. Грустно, с любовью и... пониманием. Он и правда стал ее понимать. Она вышла за него, когда была еще совсем девчонкой, когда не знала себя. А потом, пока он воевал по многу месяцев подряд, она оставалась одна и превращалась в другую личность. Она решила стать врачом, встретила новых людей, они ей понравились...

Она была не то что его мама, которая могла годами ждать отца и надеяться. И даже тут, когда все стало необратимым, мама еще сопротивлялась, еще боролась. И лишь когда ей стало совсем одиноко, потому что даже жена ее сына ушла от них, лишь тогда... Пожалуй, Ростик не понял бы Любаню, или понял бы ее неправильно, или вообще уговаривал бы вернуться, если бы мама вдруг не решила выйти замуж. Каким-то образом именно это сделало Ростика терпимее к женщинам, даже к их таким вот жестоким решениям. И к их такой нелегкой необходимости любить, рожать детей, продолжать жизнь.

- Хорошо, - проговорил он. Собственные губы показались ему каменными, словно их снова исколотил своей палкой Калобухин. - Знаешь, я даже доволен... Нет, не доволен, но думаю, что момент действительно подходящий. Если бы ты вздумала уйти в другое время, было бы труднее. - Он подумал и все-таки договорил до конца, жестко и откровенно: - Понимаешь, то ли я тебе не подхожу, то ли... ты оказалась предательницей по природе.

Любаня охнула, закрыла лицо руками, потом сделала усилие, все-таки отняла их, опустила, словно должна была так стоять и слушать его. Теща попробовала протестовать, но Ростик не услышал ни единого слова, словно она заговорила как в немом кино - без звука.

- Я не хочу тебя обидеть, - продолжил он, обращаясь к Любане. - Но, видишь ли, в тебе слишком много осталось от Земли. Там это не страшно и потому простительно. А тут - невозможно. Или ты со мной, или... Иди гуляй с кем попало. - Он почувствовал, что и этого не следовало говорить. Но слова уже были произнесены, - Поэтому, как мне ни тяжело... Как я ни люблю тебя, лучше, если ты останешься тут. И сейчас.

Наконец Ростик стал понимать и тещу. Оказывается, та говорила:

- Она не предает. Она настрадалась...

- Ну да. А я развлекался, лез под пули, потому что у нас такой спорт. Искал торф, зеркала и все остальное... на спор. Ладно. - Он все-таки сумел подняться из этого кресла. - С Ромкой буду видеться, когда захочу.

- Ты же отправляешься не на прогулку, - снова говорила теща. - А в ссылку. Как ты его увидишь?

- Ну, надеюсь, не все предатели. Может, Ким время от времени будет наезжать... Прилетать. Так что иногда отпускай его ко мне.

- Куда? - спросила Любаня. Рост не понял, и она пояснила: - У тебя дома теперь нет.

- Ну, дом не проблема. Есть добрые... ширы, они помогут. - Рост попробовал ободряюще улыбнуться, хотя по-настоящему в ободрении здесь нуждался только он. - Запасусь их порошками, может, еще до холодов построюсь.

Он пошел к двери. Вдруг теща пророкотала:

- Погоди. - Догнала его, перекрестила, поцеловала крепко-крепко, в губы, будто прощалась с покойником. Все-таки она была грузинка, русская теща держалась бы на расстоянии. - Бог тебе в помощь, мальчик. Не держи на нас зла. Если что будет нужно...

- Иногда - только сына.

Он вернулся к себе. Снарядился в доспехи, снова переуложился, потому что оказалось, иные предметы он взял из расчета, что они пойдут втроем, с Любаней и Ромкой. А теперь знал, что пойдет один.

Оставил на столе записку для мамы, где признался, что ходил к Любане и что теперь она ему не жена, но Ромка все еще ее внук. Вышел из дома. На улице по-прежнему никого не было, но, когда он затопал, словно рыцарь, по асфальту, ему показалось, что на него из каждой подворотни кто-то да посматривает. Видимо, люди умели тут не только узнавать все без газет и радио, но и оставаться невидимками.

До темноты было еще часа три, когда он вышел из города. За это время следовало дойти до какого-нибудь приличного водоема, благо их по осени было немало. Летом ему пришлось бы тащиться на одной фляге воды до той речки, в которую они въехали на БМП еще в первое их лето тут, в Полдневье. А это непросто с доспехами и такой кучей вооружения.

На миг ему стало жаль себя. Он был один, совсем один под этим огромным серым небом, изгнанник из родного города. И он подумал, что в кабинете Рымолова легко было быть отважным, говорить, что он сам уходит из Боловска. Если бы ему сейчас предложили, он бы...

Нет, все равно не остался бы. Почему - не знал. Но не остался бы. Даже сейчас, один, раненный и избитый так, что каждый шаг давался с трудом, с легким, "двухкопеечным" ружьишком пурпурных, да еще в этих доспехах, которые давили, как все его грехи разом. Он полагал, что должен идти вперед, а не прислуживать тому... что оказалось в Белом доме.

Вдруг сзади раздался крик. Рост обернулся. Земные посадки кончились, пошли только редкие, витые местные тополя. И между ними виднелась весьма странная процессия. Кто-то, ковыляющий, как черепаха, одна высокая бакумурша, и четверо волосатых детишек. Сейчас Ростик был не в том состоянии, чтобы допускать ошибку, поэтому он перевесил ружье на грудь, чтобы стрелять сразу, если ему что-то не понравится. Но стрелять не пришлось.

Потому что его догоняла Кирлан с тремя своими детишками и еще одной бакумурской девушкой, которая оказалась на редкость невысокой для волосатиков. А рядом с ними переваливался на костылях... Винторук. Правая нога у него была отнята чуть ниже колена, а левая рука отсутствовала до плеча. Кажется, даже из плечевого сустава эту кость вылущили, чтобы она не мешала заживлению.

Рост присел в тенек, подождал, пока эта помесь инвалидной команды с табором нагонит его. Почему-то со всеми своими ранами и передрягами на фоне этого семейства он казался себе неуязвимым, как двар, и живучим... как человек.

- Ну, - спросил он, когда компания подошла к нему, - и что это значит?

Винт что-то заговорил, но больше всего его слова походили на рокот мельницы, перемалывающей зерно.

- Давай не "гр-гр", - попросил Рост, чувствуя, что подавленность, от которой он никак не мог избавиться, проходит. - Давай ты будешь по-русски говорить.

- Д-ва-й.

- Отлично. - Ростик посмотрел на Винта. Он был инвалидом, но все еще оставался сильным, властным и очень умным, может, самым умным из всех волосатиков, с которыми Ростику приходилось сталкиваться. - Ты решил идти со мной?

- Да.

- Так. - Ростик подумал. - И как же ты меня выследил?

На это ответила Кирлан. Она просто ткнула пальцем, поросшим рыженькими волосиками, вниз, на следы, оставшиеся от Ростика на красноземе.

- Тоже понятно. Но откуда ты узнал, что я вообще собираюсь уходить из города?

- С-нч-ка.

- Сонечка сказала? - Ростик удивился. Ну и ну. Кажется, "барабан джунглей" был универсален не только для Октябрьской, но для всего города, включая бакумуров. - И ты решил идти со мной? В ссылку?

На этот раз Винт даже ничего не ответил. Зато что-то зачастила невероятной для бакумура скороговоркой маленькая женщина, которая шла за Кирлан.

- Стоп, а это кто такая? - спросил Рост. Все-таки ему следовало знать всех членов своей экспедиции

- Ж-на, - признался Винт. Показал на Кирлан и сделал движение рукой, словно отмеривал что-то очень высокое от земли. Потом указал на маленькую бакумуршу и показал что-то в половину ниже - Ж-на во-о.

- Понимаю, - согласился Ростик - Главная жена, младшая жена. И как же ее зовут?

- Ждо, - сказала волосатая девушка и как-то почти по-человечьи протянула свою ладошку.

На ощупь она оказалась жесткой, словно поддоспешная куртка. Но теплой, и, по крайней мере, кости Ростиковой ладони она не сломала.

- Ну, как хочешь, - вздохнул Рост и поправил ружье на груди - Пошли, раз так. Может, теперь дикие бакумуры у меня доспехи не отберут.

И они пошли, Рост впереди, волосатики за ним Ростик уже примерно знал, что нужно делать. Но это, как план любого сражения, как военное и всякие прочие разновидности счастья, следовало проверить. Хотя теперь, когда к нему присоединились эти бакумуры, все выглядело не страшно. Потому что он-то мог в себе сколько угодно сомневаться, зато волосатики не ошибались никогда. А значит, все будет хорошо

Может быть, все уже было хорошо, только он об этом еще не догадывался.