«Огненный шар (повесть)»

Огненный шар (повесть) (fb2) - Огненный шар (повесть) 734K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Иванович Немцов

Владимир Немцов Огненный шар

Рисунок П. Караченцова к повести В. Немцова «Огненный шар»

Сигналы из тайги

— Мне не пришлось быть на фронте, — начал свой рассказ Петров. — В ту пору я был еще очень молод и работал учеником в радиолаборатории.

Где-то далеко, над полем боя, проносились истребители, самолеты-корректировщики по радио указывали цель, разговаривали между собой штурманы бомбардировщиков. Сквозь треск разрядов и писк телеграфных сигналов прорывались их глухие голоса.

Все это слышал я на чувствительном приемнике в лаборатории.

Затихали голоса в приемнике, фронт уходил все дальше и дальше, а с ним и мои надежды, что когда-нибудь я буду военным радистом.

Командование института так и не отпустило меня в армию. Но радистом на танке мне все же удалось побывать. Произошло это уже после войны.

По заданию института я прилетел в небольшой сибирский городок для установки на ионосферной станции нового записывающего прибора, разработанного у нас в лаборатории. Попутно меня просили ознакомиться с аккумуляторами нового типа, изготовленными местными изобретателями, и если это дело окажется стоящим, то выяснить возможность перевода изобретателя в наш институт.

В ту пору я мечтал сделать совершенно необычный аппарат, мысленно называя его «Всевидящий глаз», но для него нужны были легкие и мощные аккумуляторы, которых еще никто не придумал.

Вот почему я с радостью согласился посмотреть, что вышло у сибирского изобретателя. А вдруг это то, что мне нужно!

Но кто мог предположить, какие необыкновенные приключения мне придется там пережить!

Правда, о них я вспоминаю с некоторым чувством неловкости — ведь молодость романтична, а подчас и наивна. Сейчас я бы несколько иначе оценивал свои поступки и более трезво смотрел,бы на окружающее, но тогда мне все представлялось в ином свете и, главное, в преувеличенных масштабах.

Не судите слишком строго, до сих пор я сам не могу отличить в этих событиях правду от вымысла.

Буду рассказывать о том, как это мне представлялось тогда.

Вечером того дня, с которого начинается этот рассказ, я сидел у раскрытого окна в номере маленькой гостиницы и вертел ручку своего портативного радиоприемника. Я его сам сконструировал и никогда с ним не расставался.

Из крохотного репродуктора доносились какие-то визгливые мелодии, обрывки разговоров, бульканье телеграфных станций. Светящаяся стрелка ползла по шкале. Интересных передач не было, да и к тому же мешали грозовые разряды.

Я откинулся на спинку кресла. Стрелка на шкале остановилась против цифры «68».

Тихо шипел приемник, надоедливый комар жужжал над ухом. За окном звенела трава. Она высохла до того, что мне казалось — стоит тронуть один стебелек, он хрустнет, а за ним, как стеклянные трубочки, начнут лопаться соседние травинки. И побежит этот стеклянный звон до самой тайги.

На горизонте едва проступала неровная полоска далекого леса. Над ним висело звездное августовское небо.

Оставляя за собой бледно-голубую полосу, пронеслась падающая звезда. «Нужно загадать самое сокровенное желание», — невольно вспомнилась старинная примета.

И я подумал о дерзких мечтах далекого детства — о межпланетном корабле. Как промелькнувшая звезда, он вычертит в небе светящийся след. Что, если это желание вдруг осуществится? Я уже был не мальчиком, но по-прежнему мечтал о необыкновенных путешествиях, хотел побывать в таких местах, где не ступала нога человека.

Глухой отдаленный взрыв донесся из тайги. Я высунулся из окна и прислушался. Но взрыв не повторился.

Тишина. Теплый ветер шевелил волосы, тоненько звенела неотвязная песня комара. Все было обычным.

Но что это за взрыв? Я не знал этих мест — много ли увидишь с самолета, когда под тобой бесконечная тайга? Возможно, здесь идут взрывные работы: прокладывают дорогу, взрывают пни.

Спать не хотелось, и я раскрыл книгу, которую взял с собой в дорогу. По странной случайности, это оказался сборник романов Уэллса.

Перелистывая страницы, я вновь увидел знакомые с детства снаряды марсиан и вновь — в который раз! — перечитал об их прибытии на Землю. Невольно улыбнулся, вспомнив о том, как реально представлял себе эту возможность в двенадцать лет! Затем мысли сосредоточились ка том, что я должен сделать завтра. Это моя первая командировка. Я встречусь со своим бывшим учителем — начальником ионосферной станции профессором Черниховым. Интересно, изменился ли Николай Спиридонович? Ведь мы не виделись два года.

Из репродуктора послышались странные телеграфные сигналы, прерывистые и неразборчивые, будто кто-то неумело и нервно работал ключом.

Я попробовал разобрать их. Три коротких импульса подряд — возможно, что это буква С, — затем три тире. Неужели сигналы бедствия?

Над светящимся диском шкалы кружились ночные бабочки, а из черного решетчатого отверстия репродуктора вырывались громкие сигналы, точки и тире, будто кто-то кричал о помощи.

«По-жар... ос... т... ров», — по буквам разбирал я.

Странно, какой же здесь остров, когда рядом тайга и степи? Но, может быть, это дальние сигналы? Я повернул ручку настройки. Нет, сигналы слышны на нескольких делениях, точно радиостанция совсем рядом.

Внутри приемничка была ферритовая направленная антенна. Вращая ее ручку, я добился самой громкой слышимости. Стрелка указала в сторону тайги. Отраженный луч? Не похоже.

Резкий звонок телефона прервал мои размышления. Я взял трубку и повернул регулятор громкости на приемнике. Сигналы стали еле слышны.

— С вами говорит инженер-капитан Ярцев по поручению профессора Чернихова, — услышал я несколько глуховатый голос. — Профессор сообщил мне, что получил вашу телеграмму, и просил проводить вас на ионосферную станцию.

— Благодарю... Но разве так трудно туда добраться?

— Видите ли, по этой дороге можно ехать только верхом. Хотите завтра утром?

— Благодарю, — рассеянно согласился я, прислушиваясь к сигналам из репродуктора. — Да, кстати... Я сейчас принимаю очень странные сигналы. Радиостанция где-то поблизости, но я не знаю, куда сообщить... Вот опять... Одну минуту...

— Что передают?

— Могу разобрать только два слова: «Пожар, остров», «Пожар, остров» — больше ничего. Впрочем, послушайте сами.— Я приблизил трубку к репродуктору.— Ну, что вы на это скажете?.. Вы слышите меня?

Но ответа не было.

— Говорите? — спросила телефонистка.

Минут десять я ждал, когда снова позвонит этот незнакомый человек, назвавший себя инженер-капитаном Ярцевым. Почему он бросил трубку?

В репродукторе опять послышались сигналы, хриплые, задыхающиеся.

Небо посветлело, как будто уже наступала заря. Так рано? Не может быть. Я подошел к окну. Над лесом трепетала призрачная светлая полоска. Она разгоралась все ярче и ярче, чтобы на мгновение погаснуть и снова вспыхнуть зловещей огненной лентой.

В дверь торопливо постучали.

— Войдите!

В освещенном квадрате двери показался человек в комбинезоне. Это был пилот, с которым я сюда прилетел.

— Вот какое дело, товарищ Петров, — неуверенно проговорил он. — Там просят на разведку слетать. Говорят, люди остались...

— Какую разведку? Какие люди?

— В тайге люди. Пожар...

Я невольно оглянулся. Огненная заря вставала над тайгой.

Захлопнув окно, я повернулся к приемнику, чтобы его выключить.

«Ос... т... ро .. .в», — в последний раз послышалось из репродуктора, и все смолкло.

Только этот путь!

Кусочек голубого неба просвечивал сквозь черные клубы дыма, закрывающие горизонт. Краешек солнца, встающего на востоке, казался темно-красным.

Мы летели над тайгой.

Начальник аэродрома сообщил пилоту ориентиры, по которым можно найти людей. Но найдем ли мы площадку для посадки самолета?

Стало трудно дышать, дым вызывал кашель, горло воспалилось, как при ангине.

Пожар приближался.

В черной дымовой завесе замелькали языки пламени. Над ними взлетали горящие ветки, искры метались под крылом самолета. Пылающая ветка трассирующим снарядом пронеслась мимо. Самолет подбросило на вершину восходящего потока. Пришлось забираться еще выше.

Уже около часа летали мы над горящим лесом, но в дыму ничего не могли обнаружить. Как найти людей в этой стихии?

На одно мгновение блеснул кусочек озера. Да, именно здесь и должен быть остров, с которого подавались сигналы.

Мы кружили над озером и в те короткие мгновения, когда ветер хоть немного разгонял дым, старались рассмотреть островок.

Наконец, как будто в глубоком колодце, мне удалось заметить две светлые фигуры на фоне пожелтевшей травы. Они махали руками и, вероятно, что-то кричали.

Все это промелькнуло, как видение, и сразу пропало в дыму.

Озеро с трех сторон окружал горящий кустарник. Огонь уже подобрался к деревьям на берегу. Раскаленные сучья падали в воду, и тогда вместе с черным дымом поднимался вверх белый пар.

Мы набрали высоту и, выждав момент, когда на секунду показалось озеро, ринулись вниз. Где-то сбоку я увидел двух человек и горящую изгородь прибрежного кустарника.

Посадка невозможна. Я понял это в тот момент, когда самолет почти вертикально взвился вверх, пробив толстый слой горячего дыма.

Выправив самолет, пилот обернулся.

— Видели?—спросил он.

Капелька пота, стекая по его черной от сажи щеке, оставляла светлый след.

На обратном пути я все время посматривал назад, надеясь, что пожар скоро утихнет. Нет, он разгорался все больше и больше.

Думая о людях, окруженных огненным кольцом, я представлял себе, как они поливают траву, вырубают кустарник. Продержатся ли они, пока подоспеет помощь? Конечно, огонь рано или поздно потушат. Но как спасти людей?

Бросив взгляд на крыло самолета, покрытое тонкой перепонкой перкаля, пропитанного нитролаком, я только сейчас понял, что наша птица могла вспыхнуть, как целлулоидная лента.

Но как, какими путями добраться к острову?

Возможно, в танке? Ведь были же случаи, когда танки прорывались сквозь пылающую деревню.

Я тронул пилота за плечо. Тот сбавил газ и вопросительно посмотрел на меня.

— Спасут на танке! — прокричал я.

Он покачал головой и глазами указал на тонкий шланг.

По блестящей металлической трубке прозрачной слезой катилась капля бензина.

Самолет приземлился. Нельзя было терять ни минуты.

Я наскоро стер черные полосы сажи с лица и прямо с аэродрома поехал в танковое училище.

Меня встретил начальник училища подполковник Степанов Егор Петрович и прежде всего спросил:

— Вы их видели?

Волнуясь и спеша, я рассказал о полете над тайгой и пришел к печальному выводу, что спасение с воздуха невозможно. В то время вертолетов почти не было.

Степанов рассеянно провел рукой по лицу, и в это мгновение я увидел его простой и удивительно знакомый облик: седой, с черными густыми бровями, чуть прищуренные близорукие глаза, мягкий и в то же время властный жест.

— Ну что ж, придумаем что-нибудь другое, — спокойно сказал он.

Из его последующих слов я узнал, что еще до моего прихода он собрал небольшую группу преподавателей, для того чтобы совместно с ними наметить пути спасения людей из горящей тайги. И, конечно, идея прорваться на танке к озеру появилась у танкистов раньше, чем у меня.

— Товарищ подполковник, пошлите меня! — горячо попросил коренастый смуглый техник-лейтенант с черными, словно завитыми волосами и с узкой полоской усов над верхней губой. Большие темные глаза его с надеждой и тревогой смотрели на подполковника. — Мой танк никогда не горел. Можно обойти огонь. А если нельзя, пойду насквозь. Прикажите, Егор Петрович. Очень прошу!

Степанов покачал головой:

— Нет, Беридзе. Прорваться сквозь десять километров сплошного огня невозможно... А вы что скажете, инженер-капитан? — обратился он к высокому офицеру, стоявшему у окна.

Тот вздрогнул и, как бы отгоняя какую-то навязчивую мысль, взмахнул рукой:

— Вы правы, товарищ подполковник, горючее вспыхнет, да и экипаж не вынесет такой высокой температуры. ..

Мне показался знакомым его голос. Наступило молчание. За окном где-то далеко фыркал мотор.

— Итак, — подполковник задумчиво пригладил седые волосы и, сощурившись, оглядел офицеров, — на танке прорваться нельзя?

— Нельзя, — отозвался высокий офицер. — Но я вам докладывал свое мнение. Другого выхода у нас нет.

— Боюсь, что не успеете, — с сомнением заметил Степанов. — Задача сложная. Но проще ничего не придумаешь.

— Итак, вы разрешаете использовать нашу опытную учебную машину? Мы ее переоборудуем, — инженер-капитан взглянул на часы, — сегодня к шестнадцати ноль-ноль. ..

Степанов на мгновение задумался и протянул ему руку:

— Я надеюсь на вас, товарищ Ярцев.

«Так вот кто звонил мне по телефону!» — догадался я.

— Сейчас некогда совещаться, — продолжал подполковник. — Когда распределите обязанности и люди начнут работу, поговорим подробнее. — Он вынул портсигар, постучал папиросой по крышке и отрывисто бросил: — Начинайте!

— Есть! Приказано начать! — Ярцев круто повернулся и вышел из комнаты.

Сандро Беридзе в волнении мял пилотку, вертел головой, будто ему мешал воротничок, и горячо меня убеждал:

— Смелый человек Андрей! Замечательный человек! Ум, как игла. Все изобретает... На войне начальником фронтовой мастерской был. Недавно новый аккумулятор придумал. Поразительная штука. Да? Но почему-то забраковали, ошибки нашли.

Он схватил меня за руку и потащил к двери.

— Пойдем к нему на полигон, — говорил Беридзе, не умолкая ни на минуту. — Удивительный человек! Как тяжело неудачи переживает! Не пьет, не ест, все думает. Ночыо ходит по двору взад-вперед и только курит. Сегодня ночыо на мотоцикле ездил в тайгу, гимнастерка загорелась, волосы опалил, брови сжег, все хотел добраться к озеру. Там девушка осталась. Любит ее, а не скажет, скрывает. Сильный человек, гордый человек!

Он привел меня на полигон, где еще издали на фоне светлого неба можно было заметить тяжелый танк. Около него стоял Ярцев и задумчиво грыз карандаш.

Увидев нас, он сунул карандаш в карман и быстро зашагал навстречу.

— Прошу извинения, — хмуро проговорил он, крепко сжимая мне руки. — Я очень невежливо прервал телефонный разговор. Но вы поймете меня. Радиограмма... так неожиданно. Там у меня... друзья... А ведь мы хотели именно сегодня поехать к профессору.

— Ничего, ничего, — бессвязно пробормотал я, думая о людях, оставшихся в тайге. — Поездка не уйдет. Не беспокойтесь! Успеется.

Ярцев посмотрел на меня и резко выдернул руку:

— О чем вы говорите? Разве можно ждать?

— А что такого? Профессор подождет. Это дело не такое срочное, товарищ Ярцев. У вас есть дела поважнее.

Ярцев отвернулся. Вполне понятно, что он взволнован, поэтому его невежливость мне не показалась странной. Хотелось хоть как-нибудь отвлечь его от неприятных мыслей, и я спросил:

— Как вы думаете защитить мотор? Ведь огонь будет всасываться вместе с воздухом? И горючее...

— Горючего не будет!.. — отрывисто произнес Ярцев. — Прошу извинения, везут асбест. — И он побежал навстречу машине.

Признаться, я не понял, как мотор сможет работать без горючего, но зачем приставать к Ярцеву, когда рано или поздно ты об этом узнаешь.

Несколько раз я забегал к радисту, который регулярно принимал с острова сигналы бедствия, но сколько он ни кричал в микрофон, ответа не получал. Либо там не было приемника, либо здешнюю радиостанцию на острове никак не могли принять. Почему? Неизвестно.

Курсанты покрывали броню танка шершавыми асбестовыми листами. Странно было видеть белый зимний танк на фоне зеленой травы.

Рядом лежали розоватые квадратные кусты материи. Возле них хлопотали два танкиста. Зашипел, заговорил сдавленным шепотом компрессор, затрепетала ткань и превратилась в толстые стеганые одеяла. Это надули сжатым воздухом мешки из пропитанной особым составом асбестовой или стеклянной ткани. Получилась надежная теплоизоляция для обивки стенок внутри танка.

Я заглянул в открытое смотровое окошко. Там на месте водителя сидел Беридзе и, недовольно хмурясь, поворачивал рычаг реостата, будто в трамвае. Видимо, техника эта танкисту не нравилась, уж очень она непривычна.

Не успел я отойти от окошка, как туда заглянул Ярцев.

— Сандро... со мной? — спросил он вполголоса.

— Почему спрашиваешь, Андрей? Разве Сандро не друг тебе? Да? Я за тебя в огонь и воду...

— Пока только в огонь, Сандро, — грустно улыбнулся Ярцев.

В напряженном труде проходили часы. Сизый туман стлался по земле — это неслышно полз из тайги едкий тяжелый дым.

На пикапе привезли аккумуляторы в футлярах из голубой пластмассы. Аккумуляторы закрепили в танке в заранее подготовленных отсеках. Электрики стали проверять контакты. Вспыхнули фары, яркие, как мощные прожекторы. «Так вот зачем нужны такие большие аккумуляторы,— подумал я. — Иначе трудно будет идти в дыму».

Подполковник ходил вокруг танка, гладил непривычные шероховатые асбестовые бока, ощупывал надутые подушки внутренней обшивки, проверял, все ли готово.

Неподалеку Андрей Ярцев инструктировал Сандро, видимо опасаясь, что он не справится с необычной техникой.

Во мне шевельнулось чувство зависти. Никому еще из людей не доводилось путешествовать в огненном море. Они будут первыми!

Сквозь огонь

В дымной мгле, стоявшей в воздухе, танк казался фантастической птицей. Над ним распускался необыкновенный призрачный хвост, сотканный из лучей светящихся фар, голубого дыма и серебристого тумана. Толстый черный кабель тянулся по траве. Казалось, что это сказочное существо находится на привязи.

«Так вот в чем дело! — наконец-то догадался я.— Танк действительно привязан. Значит, он потащит за собой провод, питающий электромотор... Остроумная учебная конструкция. Но ее невозможно использовать. Десять километров тяжелого кабеля...»

— Вы хотите подвезти электростанцию прямо к тайге?— спросил я у проходившего мимо Ярцева.

Тот удивленно посмотрел на меня.

— Какую электростанцию? Мы сейчас дополнительно подзаряжаем аккумуляторы.

— Значит, электромотор танка будет питаться от аккумуляторов? — изумился я. — Но ведь они должны быть огромной емкости! Это о них нам писал Николай Спиридонович?

— Да, он просил провести практические испытания. У этих аккумуляторов при одинаковом весе и объеме с обычными существующими запас энергии больше в десятки раз... Впрочем, все это вы узнаете из протоколов.—Ярцев помолчал, нервно постукивая карандашом по пальцу. — Настоящая проверка начинается только сейчас. Кстати, представитель из Москвы сможет точно определить практическую ценность этих аккумуляторов.

Он повернулся ко мне спиной и отошел в сторону.

Мне почему-то показалось, что последняя фраза о «представителе из Москвы» была произнесена с некоторой иронией — возможно, он не доверяет слишком молодому эксперту? Но и сам изобретатель не старше. Впрочем, дело, конечно, не в этом. Нервозность Ярцева была вполне естественна при данных обстоятельствах.

Заканчивались последние приготовления. Проверялись опытные асбестовые костюмы, доставленные из пожарной части, укладывались легкие кислородные баллоны, медикаменты — все, что могло понадобиться во время этого необыкновенного путешествия.

Радист так и не сумел вызвать остров. А если так, то не было смысла устанавливать в танке радиостанцию, тем более что это требует и времени и дополнительного места, уже занятого аккумуляторами.

Но вот как будто бы все готово. Ярцев с нетерпением ждал, когда отсоединят кабель питания, наконец сел на место водителя и, почему-то зажмурив глаза, повернул рукоятку контроллера.

Все как бы замерли: подполковник — с папиросой, которую не успел донести до рта, Беридзе — с повешенным через плечо кабелем, молодой курсант — с протянутыми к танку руками. Так на мгновение останавливается фильм.

Послышалось ровное гудение, задрожал люк на передней броне, люк на башне, и танк медленно двинулся.

Напряжение минуты прошло, Егор Петрович с наслаждением затянулся папироской, Беридзе бросил кабель и побежал за танком, а молодой курсант удивленно заморгал и совсем по-детски рассмеялся.

Тут я понял, что ярцевские аккумуляторы заслуживают самого серьезного внимания. Сравнительно небольшие и легкие, они отдавали такую мощность, что могли двигать тяжелый танк. Вот бы мне взять хоть одну банку для пробы... Конечно, потом, сейчас не до этого!

Времени оставалось немного. Каждая минута была дорога. Андрей быстро натянул асбестовый костюм, подбежал ко мне и, застегивая на ходу «молнии», взволнованно зашептал:

— Я уверен, что машина не подведет. Она часто испытывалась на полигоне... Но я боюсь — не найти их. В горящем лесу нет ни дорог, ни тропинок.

— Но зато есть радиостанция, которая приведет вас к острову.

И я посоветовал Ярцеву воспользоваться радиопеленгацией. Но так как подобной аппаратуры в танковом училище не было, то пришлось предложить свой приемник.

— У него специальная направленная антенна... Она скомпенсирована особым образом, — начал приводить я технические подробности и вдруг замолк.

Дело в том, что этим экспериментальным приемником со множеством ручек и кнопок было очень трудно управлять. Во всяком случае, в нашей лаборатории его пока еще никто не освоил. Мой начальник окрестил эту конструкцию «аккордеоном». На нем еще надо научиться «играть».

Однако, несмотря на это, я вскочил в первую попавшуюся машину и помчался за своим «аккордеоном» в гостиницу.

Бросив беглый взгляд на мое произведение, Ярцев вздохнул:

— Никто из наших радистов не разберется. Они ведь привыкли к стандартным рациям. — Он пристально посмотрел на меня и отвернулся к танку.

Что-то внутри у меня похолодело. Неужели я упущу эту единственную возможность совершить неповторимое путешествие в огненной стихии? А потом, самое главное— ведь я действительно могу помочь добраться до острова, если радиостанция не прекратила своей работы.

Но не хотелось думать об этом, и я решительно сказал:

— Поеду с вами. Действительно, с моей радиоигрушкой никто не справится.

Ярцев хмуро меня отговаривал, напоминал о риске, но чувствовалось, что он колеблется.

Подошел подполковник и, узнав, о чем идет речь, покачал головой:

— Сложный вопрос. Операция рискованная. Но если вы сами вызвались помочь спасению людей, то... — Он замолчал, отечески обнял меня и крепко пожал руку.

Мне навсегда запомнилась эта минута, хотя в го время я как-то плохо представлял, что ждет меня впереди, и если сознаться честно, то в этом решении немалую роль сыграла юношеская романтика, а не суровая необходимость — ведь там, на острове, люди.

Вскоре мы стояли у башни танка в белых комбинезонах с никелированными застежками, в белых шлемах и рукавицах. За спиной — похожие на ранцы баллоны с кислородом. Впереди нашей необыкновенной машины ревел другой мощный танк, который должен был отбуксировать нас к горящей тайге, чтобы не расходовать энергию раньше времени.

Ярцев торопливо записывал в блокнот какие-то цифры. Признаться, меня несколько удивило его поведение. Разве сейчас до расчетов? Вот это выдержка! Впрочем, может быть, это только внешнее спокойствие?

Подполковник Степанов в последний раз окинул взглядом экипаж танка:

— Торопитесь, там вас ждут!

Ярцев закусил губу, сунул блокнот в карман комбинезона, выпрямился и дал знак водителю переднего танка.

Запыхтел мотор, трос натянулся, и наш электротанк медленно двинулся вперед.

Мы шли по пыльной дороге. Переднего танка не было видно, лишь блестел в огне прожектора натянутый трос. Казалось, что тащит нас на буксире темная дымная туча.

В дыму метались неясные тени: это звери бежали из горящего леса. Промелькнули сучковатые рога обезумевшего лося. Рядом, не повернув к нему головы, пронесся волк. Зайцы и белки прыгали в обожженной траве. Черные птицы кружили над головой, кричали и громко хлопали крыльями.

Впереди чувствовалось горячее дыхание огня.

Сейчас я со смущением вспоминаю, что тогда говорил Ярцеву:

— Подумать только — ведь еще ни один человек не путешествовал в огненном море! А мы...

Ярцев удивленно посмотрел на меня и вдруг приказал:

— Надеть кислородные маски!

Да, это, пожалуй, был самый лучший способ прервать мои неуместные восторги!

Необыкновенный мир окружал нас. В свете фар мелькали хлопья сажи, черным вороньем опускались на землю. Иногда сказочной жар-птицей проносилась ветка, объятая пламенем.

Передний танк остановился, трос, как живой, послушно свернулся кольцом и улегся в пыли. Из черной глубины показался водитель танка-буксира и прокричал Ярцеву на ухо:

— Дальше ехать нельзя, мотор перегрелся!

Он отвел танк немного назад и поставил его в безопасное место у перекрестка дорог. Дальше мы должны идти одни.

Где же та невидимая дорога, что должна привести нас к озеру? Может быть, радиостанция на острове давно уже прекратила работу?

Включив приемник, я повернул антенну в направлении леса и снова услышал отрывистые сигналы.

Ярцев дотронулся до моего плеча:

— Ну как, слышно?

Я утвердительно кивнул головой и показал направление на северо-восток.

Пропустив меня вперед, Андрей закрыл за собой люк и включил холодильную установку.

Танк вошел в горящий лес. Свистом и воем встретил нас пылающий кустарник. Я заглянул в смотровое окно. Кроме дыма и пляшущих языков пламени, ничего не было видно. Почему-то вспомнилось окошечко в печи крематория. Я невольно закрыл глаза. Какая мрачная ассоциация!

Сквозь щели пробивалось пламя. От жары не спасал ни асбест, ни толстый ватный костюм.

Танк переваливался через кочки и обгорелые пни, и его бросало из стороны в сторону.

Послышался резкий удар по броне. Это рухнуло сгоревшее дерево.

Снова удар, еще и еще. Горящие головни забарабанили по танку.

Вокруг него метались волны огня: они вздымались вверх и с остервенением набрасывались на поникшие ветви деревьев. Тонкими струйками огонь растекался по смоле, бересте, сухим веткам, и вдруг дерево сразу вспыхнуло, как факел, с пронзительным шипением и свистом разбрасывая вокруг себя огненные брызги.

Впереди — только огонь. Огонь со всех сторон: снизу— от горящей травы, сверху — от пылающих веток... В этом ослепительном мире нет теней. Все накалено, сверкает, искрится. Море света. Глаза мучительно ищут спасительной тьмы. Навертываются слезы, и я отворачиваюсь, чтобы не ослепнуть.

Вдруг танк остановился.

— Куда ехать дальше? — закричал Сандро, пролезая к нам в башню.

Лавируя между деревьями, он потерял курс.

В танке тускло светила маленькая лампочка, еле заметная в синем дыме, словно мы ехали в тесном купе вагона, где сильно курили.

Мне показалось, что Ярцев вопросительно смотрит на меня. Но что я мог ответить? Внутри стальной коробки танка нельзя услышать сигналов радиостанции.

— Придется открыть люк, — нерешительно проговорил я, наблюдая за язычками пламени, прорывающимися сквозь щели.

Андрей медлил. Но другого выхода не было, и он поднял люк.

Пламя забушевало над головой. Я взял приемник, накрылся, как плащом, куском асбестовой ткани и сел на ребро башни. Даже сквозь асбест и ватную одежду чувствовался раскаленный металл.

Поворачивая ручки приемника, я следил за тем, чтобы случайный язычок пламени не коснулся его панели. Вот волна «68». Ничего не слышно, полное молчание.

Андрей поднял голову и тронул меня за ногу. «Ну как?» — спрашивали его глаза сквозь стекла кислородной маски.

Проходили томительные минуты. Вой пламени и треск горящих деревьев мешали мне услышать знакомые сигналы.

Пролезая ко мне, Андрей что-то кричал и наконец крикнул в самое ухо:

— Прорвемся наугад. Будет поздно!

Я пожал плечами и, стремясь во что бы то ни стало принять сигналы, снова начал настраиваться.

На сто двадцатом делении послышался знакомый отрывистый треск. Он то пропадал, то явственно прорывался сквозь вой и свист огня. Тире... тире... точка...

Прячась под асбестовым покрывалом от всепроникающего пламени, я поворачивал ручку антенны, желая узнать, в какой стороне находится ионосферная станция. Ведь это ее сигналы.

Но вот стрелка точно указала направление. Теперь надо проверить, прямой ли это сигнал или отраженный. Я уже сам запутался в ручках компенсации и подстройки. .. Нет, как будто бы все в порядке, и я указал нужное направление...

Мы спустились вниз, и Андрей захлопнул люк.

С земли крутящимся столбом поднимался огненный смерч, впереди него бежала искрящаяся позёмка. Казалось, мы попали в невиданный снежный буран, насквозь пронизанный ослепительным солнцем.

Чем дальше мы углублялись в тайгу, тем сильнее разгорался пожар. Впереди уже ничего не видно: ни стволов, ни веток — сплошное бушующее пламя, осязаемое, плотнее, будто наш танк плыл в расплавленной магме.

Танк снова остановился. Клубы горячего белого дыма ворвались в башню.

Нет, это не дым — в окошко видно, что танк оказался среди облаков свистящего и клокочущего пара.

Сандро пробрался к нам и крикнул:

— Фронт прорван! Дошли до озера!

«Малиновый остров»

Так между собой Андрей и Сандро называли безымянный островок на озере, к берегу которого мы наконец добрались.

Это была первая победа, однако, для того чтобы танк оказался на островке, надо найти мост. А как найдешь его в пламени и дыму? Ничего не видно.

— Придется ехать по берегу вокруг озера, — предложил Андрей. — Где нибудь найдем.

Открыли верхний люк. Сквозь дым просвечивал розовый отблеск воды. Впереди, немного левее, темнели стволы деревьев, еще не тронутых огнем. Танк шел по прибрежному песку, иногда залезая раскаленной гусеницей в озеро, и тогда вода рассерженно клокотала, окутывая броню мутными клубами пара.

Мы увидели мост, лишь подойдя к нему почти вплотную. На расстоянии вытянутой руки чернел его бревенчатый настил.

— Выдержит? — спросил Сандро у Андрея.

— Выдержит: сваи и настил крепкие, — ответил тот, напряженно вглядываясь в еле заметные очертания острова.

Танк осторожно вступил на бревенчатый настил и остановился, словно в раздумье. Сандро выпрыгнул из люка, побежал вперед по мосту и как бы растаял в дыму. Через минуту он возвратился обратно, помахал нам рукой и занял свое место.

Сначала неуверенно, но потом все быстрее и быстрее двигался танк, пока на всем ходу не выскочил на берег.

На восточной стороне острова горели кроны высоких сосен, слева от нас пылал кустарник. «Вероятно, малинник,— подумал я. — Такие маленькие островки на озерах всегда бывают богаты малиной». И в эту самую минуту я понял, что мы у цели.

Аккумуляторы Ярцева выдержали первое практическое испытание. Если бы не обстановка, в которой мы тогда находились, я бы с радостью поздравил изобретателя, но ему было не до этого.

Он сел рядом с Сандро и показывал дорогу к зданию ионосферной станции.

Танк натолкнулся на кирпичную трубу. Вокруг нее громоздилось переплетение железных балок, согнутых труб и решеток.

На обгорелых бревнах резвились синенькие огоньки.

Это было все, что осталось от здания. Но где же люди, которые здесь жили и работали? Что сталось с ними?..

Андрей выпрыгнул из танка и мгновенно исчез. Сандро побежал за ним.

Я сел на башню и опять занялся приемником. Сигналов станции не слышно... Прошел по всему диапазону: на разные лады пищала «морзянка», со всех концов мира неслись мелодии. Московский диктор рассказывал о пшенице за Полярным кругом, о новом балете, о новых книгах. Эфир жил своей бурной, разнообразной, веселой и печальной жизнью, но сигналов, которые я так настойчиво искал, не было.

Передо мной, как на негативе, проявились фигуры Андрея и Сандро. Они шли прямо на танк, вытянув руки вперед.

Ничего утешительного они сказать не могли. Обыскали чуть ли не весь остров, но пока безрезультатно.

— Пойдем с той стороны, у воды поищем, — предложил Сандро и потянул Андрея за рукав.

Они снова ушли, долго не появлялись, и я уже начал беспокоиться. Сняв рукавицу, посмотрел на часы. Было уже шесть часов вечера. Кислорода в баллонах могло хватить только на два часа. Правда, были еще запасные баллоны для людей, которых мы рассчитывали здесь найти. Для них мы взяли и костюмы и кислородные аппараты.

Недалеко от печной трубы, что еле-еле различалась в дыму, появилась вертикальная светящаяся линия. Боясь поверить смутной догадке, я побежал к сгоревшему зданию.

Так и есть: это горела антенная мачта. А что, если они пользовались именно этой антенной? Тогда они должны быть где-то близко...

«Так, разберемся, — старался я сохранить спокойствие.

— У каждой антенны есть снижение... Его-то и надо сейчас найти... Но разве найдешь провод в густом дыму?»

Мне ничего не оставалось делать, как позвать на помощь, и я, вовсе не думая о последствиях, снял маску и закричал:

— Скорее сюда! Ко мне!..

Едкий дым ворвался в горло. Я закашлялся, опять крикнул и чуть совсем не задохнулся.

Путаясь в шлангах и ремнях, сдерживая дыхание, я пытался снова надеть маску. Но это почему-то не получалось, стекла для глаз оказывались где-то на затылке, шланг, идущий от баллона, перекручивался... Хотел бежать к танку, но зацепился за какую-то проволоку и упал в горящие угли.

Последнее, что отпечаталось в моем сознании, — звон в ушах, как будто надо мной гудели сотни колоколов.

***

Очнулся я от приятного ощущения, что снова могу дышать. Надо мной склонилось лицо в маске. В стеклах ее отражался слабый огонек маленькой лампочки. Стояла какая-то странная тишина.

Я спросил:

— Андрей?

Маска покачала головой.

— Сандро? — Я приподнялся на локте.

Человек в маске снова отрицательно покачал головой и сказал:

— Полежите немного, не волнуйтесь.

Тут я должен заметить, что, разговаривая в масках, мы слышали друг друга плохо. И это не только в данном случае, а и за все время путешествия. Теперь я рассказываю об этом так, будто мы могли вести оживленную беседу, но тогда мы были менее многословны и больше объяснялись знаками.

Но все же мне припоминается, что голос незнакомца, который посоветовал мне не волноваться, я где-то слышал.

Я огляделся. Мы находились в бревенчатом помещении без окон, вероятно в подвале. В углах пряталась темнота, лампочка освещала рассохшиеся бочки, окованные жестью ящики. Среди них стоял черный, поблескнвающий никелем шкаф передатчика с двумя большими круглыми приборами, которые, как пустые глаза, слепо уставились на меня.

Голова кружилась. Наверно, я вдохнул много дыма, да и вообще от пережитых волнений состояние мое было прескверное. Именно поэтому я не могу достаточно подробно описать встречу с. профессором Черниховым, хотя, видимо, вы уже догадались, что тогда он был рядом со мной.

Высокий, плотный — на нем еле застегивался асбестовый комбинезон, — стоял он передо мной и о чем-то спрашивал.

— Кто вы? — поспешил я спросить.

Он наклонился ко мне совсем близко:

— Чернихов Николай Спиридонович. Возможно, слыхали?

Утвердительно кивнув головой, я снова огляделся. На профессоре такой же комбинезон, как и на мне. Значит, здесь были Андрей и Сандро. Но где же они сейчас? Где дочь Николая Спиридоновича?

Он перехватил мой взгляд.

— Не беспокойтесь, ваши друзья скоро вернутся. Они пошли за моей лаборанткой.

Николай Спиридонович отвернулся к выходу, завешенному серым, как дым, брезентом, который сливался с дымной мглой подвала.

Я помню, как на одной из лекций профессор с усмешкой доказывал, что люди уже вдоль и поперек исследовали каждый уголок земного шара, каждый материк, каждый остров в океанах. Человек побывал всюду: под водой, под землей, в воздухе, — а потому гораздо интереснее путешествовать в ионосфере, посылая туда радиолучи. Там столько еще загадочного, малоизученного!

Он надолго покинул столицу и, чтобы никто не мешал его путешествиям в заоблачных высотах, уединился на здешней ионосферной станции. На лето к нему приезжала дочь Валя, которая училась в радиоинституте, а тут проходила добровольную практику под руководством отца.

И вот все закончилось. Станция сгорела, удалось лишь спасти часть радиоаппаратуры. Об этом я узнал позже, а тогда был обеспокоен судьбой моих новых друзей и незнакомой девушки, которую до сих пор не нашли.

Но что меня особенно удивило — это поведение Николая Спиридоновича.

Он довольно долго молчал, наконец тряхнул плечами, будто сбрасывая невидимую тяжесть, и, наклонившись ко мне, спросил:

— Ваши друзья сказали, что вы радиоинженер. Если не ошибаюсь — коллега?

Не помню, что я тогда пробормотал, но, кажется, весьма категорично отрекся от столь лестного для меня предположения. Ведь, по существу, я был лишь начинающим конструктором, а не умудренным опытом специалистом, изучающим распространение радиоволн.

— Это ничего не значит, — отмахнулся профессор и вытащил откуда-то из-за моей спины приемник. — Ваш?

Пришлось сознаться, но я все еще не понимал, к чему он клонит.

— Мне неудобно вас утруждать, — извинившись, начал профессор, — да и обстоятельства весьма неподходящие, но за последние дни происходят редкие явления в ионосфере. А сегодня случилось что-то совершенно невероятное. Я не знаю, чем это объяснить... Возможно, ионизацией угольных частиц в пламени или частичным преломлением в слое Е...

Должен оговориться: вероятно, я не совсем точно передаю его речь и вовсе не об этом слое он упоминал. Потом он рассказывал о целом ряде не совсем понятных мне предположений, говорил, что якобы мне выпала редкая удача проследить за прохождением волн в сплошном огне. Тут могли быть интереснейшие явления... Во всяком случае, я даже растерялся и не знал, как воспринимать его слова. Что это — научный фанатизм или старомодное чудачество ученого? Пропала дочь, сам в огненном кольце, кислорода осталось немного — при чем тут явления в ионосфере!

— Вы, вероятно, принимали отраженные волны? — спрашивал он и тут же продолжал: — Я давал передачи на разных частотах, но самое главное — что не смог проверить десятиметровый диапазон... Приемник не успели спасти... Всех людей я отправил в экспедицию. Но вы-то, надеюсь, принимали эту волну?

— Не помню, — честно признался я. — На одном диапазоне было слышно, на другом нет. Я разные пробовал.

— И ничего не записали?

— Простите, Николай Спиридонович, я даже не подумал об этом.

Профессор с досадой приподнялся и зацепил лампочку, подвешенную под потолком. Она качнулась, и огромная тень с поднятыми руками заметалась по стене.

Натыкаясь на ящики, Николай Спиридонович отошел в дальний угол, постукал пальцем по стеклу прибора на шкафу передатчика и опять возвратился ко мне.

— Неужели профессор, который много месяцев подряд рассказывал вам о законах поведения радиоволн, не смог вдохнуть в вашу холодную душу хоть искорку той творческой взволнованности, что отличает ученого от ремесленника? Кто же читал у вас этот курс?

— Профессор Чернихов, — ответил я.

У входа заколыхался брезент. Вместе с клубами густого дыма на пороге появились Андрей и Сандро.

— Вали на острове нет, — сказал Андрей, приподняв маску.

Его голос звучал хрипло. Он закашлялся, закрыл рукой рот, снова надвинул маску и отвернулся.

Лампочка под потолком все еще раскачивалась, тени метались по стене. Наконец лампочка успокоилась, замерла, застыли и тени. Лишь у одной — огромной, Николая Спиридоновича, — я заметил легкое дрожание. Это вздрагивали его плечи. Трудно сдерживать горе.

Мост горит!

Позже мне рассказали, что когда я упал, то зацепился за какой-то провод. Это был провод от антенны, который я хотел найти. Он спускался в подвал, где спасались от пожара профессор и его дочь. Все остальные сотрудники ионосферной станции, как сказал Николай Спиридонович, были в экспедиции или по случаю выходного дня в городе. Пожар в тайге не дал им возможности вернуться обратно.

Услышав крик, Андрей и Сандро поспешили ко мне.

Быстро надели маску и, обнаружив провод антенны, спустились в подвал.

Там, зажимая рот платком, задыхаясь от едкого дыма, сидел у передатчика профессор Чернихов и посылал сигналы в эфир. Он работал на аварийном запасе ярцевских аккумуляторов. Вместе с небольшим передатчиком их притащили сюда, как только начался пожар.

Он даже начертил расписание работы радиостанции с указанием часов, минут и длины волны. Расписание было составлено с расчетом на трехдневную работу передатчика.

Оставив меня на попечение Николая Спиридоновича, Андрей и Сандро обыскали весь остров, по никаких следов Вали не было. Как же тут не волноваться?

...Николай Спиридонович сидел на ящике, опустив голову и смотря сквозь стекла маски на кирпичный пол.

— Сколько времени прошло с тех пор, как... Валя... — подыскивал слова Андрей.

Наклонившись еще ниже, профессор машинально надел асбестовые рукавицы.

— Примерно час назад, — глухо проговорил он.— Где-то здесь раздобыла старый противогаз и убежала. Сумасшедшая!.. Я старался ее отговорить.

Мы поднялись вверх по шаткой лестнице. Андрей сорвал брезент и распахнул дверь. В нее хлынул дым. Казалось, что подвал наполняется мутной, глинистой водой.

Мачты уже не было — по-видимому, рухнула. Вокруг всего озера бушевало пламя.

Перескакивая через горящие кустики, мы шли к танку. Под ногами хрустели тлеющие угли, подернутые прозрачной серой пленкой. Наконец в оранжевом свете пламени показался танк. Черные пятна копоти покрывали его бока, он напоминал странное пятнистое животное.

Николай Спиридонович напряженно смотрел по сторонам, как бы пытаясь что-то увидеть в густом сизом дыму.

Подойдя к танку и заметив закутанные в теплоизоляцию аккумуляторы, он спросил Андрея:

— Они? Те самые?

Андрей утвердительно кивнул.

Сандро взял профессора под руку и осторожно усадил в машину. Мы с Андреем также поторопились занять свои места.

Раздумывая над судьбой Вали, я пришел к выводу, что она успела перейти через мост, пока огненное кольцо вокруг озера еще не сомкнулось. Далеко ли она могла уйти? Неужели погибла в огне? Но этого я не хотел допускать даже в мыслях.

Взметая вверх снопы искр, танк помчался к мосту.

Боязливо взглянув на стрелки манометра, я убедился, что кислорода оставалось всего лишь на полтора часа. Мы должны за это время найти Валю и выбраться из тайги.

Но вот мы и у берега. Через озеро тянулась огненная полоса.

— Мост горит! — хрипло сквозь маску крикнул Сандро и с досады ожесточенно стукнул по броне.

Действительно, горели перила и настил моста.

Рухнули подгоревшие сваи, и бревна с шипением нырнули в воду. Обратный путь был отрезан...

Мы вылезли из танка и стали у воды, с тревогой и надеждой глядя на противоположный берег. Нечего было и думать, чтобы переплыть туда, оставив танк на острове. Мы бы и шагу не сделали в огне, несмотря на наши защитные костюмы.

— Ваш танк не плавает? — озабоченно спросил профессор.— Не амфибия?

Андрей отрицательно мотнул головой.

Я поинтересовался, насколько здесь глубоко.

— Шесть — семь метров, — ответил Андрей. — Вброд не перейдешь.

Наступило молчание. На противоположном берегу рухнула сосна. До нас долетело несколько горящих веток. Николай Спиридонович стряхнул пылающие угли с рукава и выжидательно повернулся к Андрею.

— Пойдем по дну, — предложил Сандро.

— Совершенно верно, пойдем ко дну, — погруженный в свои мысли, невпопад подтвердил профессор.

Андрей приблизился к моей маске вплотную и, поглядывая на профессора, торопливо заговорил:

— Это единственный выход. Правда, риск большой, но что делать? До того берега метров пятьдесят. На всякий случай пойдем с открытыми люками.., Если в мотор проникнет вода — выплывем.

Признаться, мне не очень понравился этот выход. Спускаться под воду в сухопутном танке!.. Но решение было принято, и мне оставалось только подчиниться.

Сандро тщательно заклеил специальной лентой щели у коллектора мотора, проверил, нет ли где отверстий в приборах, и плотно завинтил пробки аккумуляторов. Я завернул приемник в непромокаемую ткань.

— По местам!—скомандовал Ярцев.

Наш водитель — уже на месте. Профессор протиснулся в башню. Мы с Андреем остались наверху, взявшись за поручни.

Танк вплотную приблизился к берегу. Вода, освещенная пламенем, казалась расплавленным чугуном, только что выпущенным из домны.

Осторожно, как бы пробуя, холодна ли вода, танк постепенно вошел в озеро. Из-под его гусениц феерическим золотым дождем разлетались тяжелые крупные брызги. Вдруг танк остановился.

Поднявшись к нам, Сандро предупредил:

— Хочу проверить, нет ли здесь обрыва, ямы. Разрешите, товарищ инженер-капитан?

Получив согласие Ярцева, он бросился в воду, но через мгновение вылетел оттуда как пробка: не пустил его на дно легкий и большой, как ранец, кислородный баллон.

Досадуя на свою ошибку, Сандро выскочил на берег, схватил большой камень и, держа его под мышкой, исчез под водой.

Через озеро тянулась тусклая пунктирная линия. Это просвечивали сквозь дым догорающие сваи — все, что осталось от моста.

Сандро долго не возвращался. Андрей всматривался в синюю дымную пелену, что колыхалась над озером. Нервно постукивал каблуком по броне Николай Спиридонович. С деревьев падали горящие ветки и раскаленные угли; касаясь воды, они с шипением гасли.

И вот рядом с только что упавшей горящей веткой, еще не успевшей погаснуть, вынырнул Сандро. Ветка, как пылающий факел, освещала ему дорогу. Быстрыми, размашистыми движениями Сандро приближался к берегу.

— Надо взять правее! — сказал он, взбираясь на башню.

Снова двинулся танк. Вот уже погрузились в воду гусеницы, залило передние люки. Постепенно вода наполнила башню и шумно плескалась в ней, как в котле.

Мне было как-то не по себе.

Сквозь мутно-зеленую воду просвечивали фары и мертвенно-бледный огонек лампочки в башне танка. Наконец взбудораженные волны сомкнулись над головой.

Огонь и вода

Ничего удивительного я под водой не заметил — ни диковинных рыб, ни разноцветных водорослей. Ведь это не морское дно. Однако это коротенькое подводное путешествие я, видимо, никогда не забуду.

Андрей спустился вниз, а я остался у верхнего люка.

Озеро было чистым и прозрачным, фары далеко светили вперед, не то что там, наверху, в дымном воздухе.

Как будто покрытое фосфоресцирующей краской, перед нами лежало песчаное дно с редкими подводными камнями, похожими на мох водорослями. Казалось, что едем мы ранним туманным утром по песчаному берегу, поросшему травой.

Но стоило посмотреть вверх, как привычные ассоциации мгновенно исчезали.

Над головой нависло огромное живое зеркало. Оно покачивалось и трепетало. Лучи танковых фар, отражаясь от золотого песка, ударялись о стеклянный потолок, снова падали вниз, метались под водой, стремясь прорваться сквозь прозрачное зеркало. Да, оно было почти прозрачным. Ведь сквозь него просвечивало розовое пламя! «Видимо, так восходит заря в этом подводном мире», — подумал я.

Не отрывая глаз, смотрел я на хрустальный потолок— небо озерных обитателей. В нем вспыхивали мерцающие огни, похожие на падающие звезды. Я не мог понять сущности столь необыкновенного явления, но потом догадался — это падали в воду горящие головни.

Вместо воя пламени и треска горящих деревьев слышалось шлепанье гусениц по твердому дну, бульканье и всплески воды.

Из верхнего люка вылез Николай Спиридонович, выпуская пузыри, сел на край башни и, видимо, заметил то появляющиеся, то исчезающие раскаленные головни. Невольно он поднял руку, чтобы указать на них, отпустил край люка, за который держался, и в тот же миг, как огромный пузырь, взвился вверх.

Я в испуге постучал по броне. Удары колокола загудели в ушах, потом сразу настала тишина. Танк остановился. Ко мне поспешил Андрей, и мы знаками пытались объясниться.

Трудно было рассчитывать на то, что профессор сумеет доплыть до противоположного берега. А если и доплывет, то выйти не сможет — сплошная огненная стена подступила уже к самой воде.

Я посмотрел вверх, и мне представилось, что я вижу половину расколотой надвое фарфоровой фигурки. Белый комбинезон и белые асбестовые сапоги казались облитыми блестящей глазурью.

То ли условия преломления под водой, то ли причуды человеческой памяти, но мощная фигура Николая Спиридоновича показалась мне тогда статуэткой, которую я разбил в детстве. Положение профессора было далеко не трагическим, но все же меня раздосадовало столь неуместное сравнение. И, главное, я до сих пор не могу его вычеркнуть из памяти.

Прорывая зеркальную пленку, над нами показалась фарфоровая рука, потом маска. Видимо, профессор смотрел на нас с высоты нескольких метров, раскачиваясь под этим странным потолком.

Вдруг послышался какой-то странный музыкальный звук. Он повторился еще раз и еще: похоже, что кто-то играл на гребенке.

Из переднего люка, крепко держась за выступающие части танка, вылезал Сандро. Уцепившись за поручни, он откинул асбестовый капюшон с маски и прижал ее тонкую резину ко рту.

— Что случилось? — спросил он дребезжащим голосом.

Все объяснялось довольно просто: если заставить вибрировать тонкую резину, как бумажку на гребешке, то можно разговаривать под водой. Колебания такой своеобразной мембраны распространялись в воде так же, как и в воздухе.

Ни мне, ни Андрею не пришлось прибегать к этому способу, чтобы ответить на вопрос Сандро. Он сразу же увидел барахтающегося наверху Николая Спиридоновича и, прижав резину к губам, продребезжал:

— Сейчас достану!

Через минуту, будто подброшенная невидимым трамплином, взметнулась вверх белая фигура. За ней тянулся трос: один его конец был привязан к танку, а другой — к поясу Сандро.

После небольших усилий мы втащили в танк нашего водителя, который крепко обнимал профессора.

— Вот уж не мог представить себе, — говорил позже Николай Спиридонович, — что для моего же спасения меня будут тащить с поверхности воды на дно!

Загудел мотор. Его голос покрывал все звуки подводного мира: журчание холодных струй, кипение пузырьков газа, выделяемого нашими аппаратами, всплески от падения головней.

По светящемуся песку, по зеленым водорослям шел танк, и вверх от него тянулись тысячи блестящих пузырьков, как стеклянные елочные бусы.

Что-то с силой вылетело из башни танка и пропало над головой. «Быть может, какое-нибудь обгорелое полено, застрявшее в люке?» — подумал я, но танк уже отъехал от этого места, и я ничего не заметил.

Янтарная вода сулила близость берега: то светились горящие прибрежные кусты. Вскоре свет наших фар слился со светом, проникающим сквозь воду.

Дно начало постепенно подниматься к зеркальному потолку. Все ниже и ниже нависал он над нами. Наконец танк как бы проломил стеклянную крышу и вынес свой экипаж на землю.

Огонь бушевал в прибрежном камыше, подбираясь к воде.

Мы мгновенно спрятались в башню, закрыли люки и включили холодильную установку. В воздухе стояла такая страшная жара, что, казалось, сам танк вот-вот расплавится.

Он шел напролом, преодолевая бесконечные завалы поверженных деревьев, поднимаясь на горы обугленных стволов и подминая под себя пылающие ели. Охлаждения было явно недостаточно, и от наших мокрых костюмов валил пар.

Прошло пять, десять мучительных минут. Стало труднее дышать. Стрелка манометра неумолимо двигалась влево, кислорода оставалось не больше чем на час.

На сколько же времени хватит энергии аккумуляторов? Неужели при такой нагрузке они все-таки дают достаточное напряжение? Надо за этим проследить. Я достал блокнот и, по примеру Андрея, стал записывать показания приборов.

Танк замедлил ход и остановился. Сандро приоткрыл люк. Впереди — сплошная огненная стена.

Он попробовал обойти основной очаг пожара. Продвинулся вправо, но и там бушевало ненасытное пламя. Повернул влево, где сквозь розовый дым просвечивали черные, еще не тронутые огнем стволы деревьев. Может быть, там мечется девушка в противогазе, пытаясь спастись от огня. Скоро он подойдет и сюда.

Сандро на мгновение придержал машину, потом с каким-то неистовым остервенением, как будто он давил гусеницами расчет вражеского орудия, бросил свой танк вперед.

Больно ударившись о верхний люк, я почувствовал, как земля уходит из-под ног. В глазах потемнело. Падение казалось бесконечным. Но вот снова удар, во сто крат более сильный, и сразу настала тишина.

***

Приоткрыв глаза, я увидел в дымном полумраке, что все мои спутники лежат на полу. Николай Спиридонович слегка стонал. Андрей скользил руками по гладкой поверхности надувных подушек, пытаясь приподняться, Я услышал стук открываемого люка и быстрые шаги по броне.

Крышка на башне приподнялась, над нами показалась голова Сандро:

— Живы?

Андрей потер ушибленное плечо:

— Живы, Сандро.

— Кажется, живы, — пробормотал профессор, ощупывая голову.

— Смотрите! — закричал Сандро, тормоша меня за плечо и помогая выбраться наружу. — Пожар кончился! Сюда не дошел!

Действительно, огня как не бывало. Казалось^ мы попали в другой мир. Словно «провалились сквозь землю». Обычно часто произносят эту фразу, но только сейчас я понял, что это значит.

Откуда-то издалека доносился вой пламени. Сверху опускался густой и плотный дым, похожий на клочья ваты. Скупо светилось небо, будто сквозь стеклянную крышу, покрытую снегом.

Невольно повинуясь неожиданному порыву, я бросился обнимать холодные стволы деревьев, прижимался к ним лицом, стараясь сквозь липкую резину маски ощутить спасительную прохладу.

Сандро нагнулся и сорвал ромашку.

— Наверно, пожар мимо прошел, — сказал он, рассматривая цветок. — Ничего не понимаю.

Мне нечего было ответить, к тому же меня озадачил Андрей — он как бы собирался в дорогу. Взял запасной костюм для Вали, маску, подкинул на руке карманный компас и, заметив, что я лезу в башню за приемником, попросил:

— Заодно захватите, пожалуйста, кислородный баллон.

Я понял, о каком баллоне шла речь. О единственном, оставшемся для Вали.

Потом я узнал, что противопожарные костюмы были экспериментальными, без запасных баллонов. Да, собственно говоря, пожарникам они не нужны. В одном бал-лоне сжатого воздуха или кислорода умещается достаточно.

Спустившись в танк, я не нашел баллона, хотя точно помнил, где он был укреплен.

Андрей наклонился над люком и торопил:

— Не нашли еще? Правее, правее!

Убедившись, что баллона нет, он спросил Сандро и профессора, но никто из них ничего не знал. И тут я вспомнил, как что-то вылетело из люка, когда мы находились под водой. Значит, это был запасной баллон, который мы берегли для Вали. Каждый из нас все время помнил о ней, но по какому-то молчаливому уговору никто не произносил ее имени.

Я не думал, что Андрей пойдет на поиски Вали, но вДруг его с нами не оказалось.

Прошло несколько минут. Андрей не возвращался. Мы с профессором настороженно всматривались в черную дымовую завесу.

Вполне вероятно, что Андрей хочет определить направление, куда нам идти по компасу. Для этого надо отойти от стальной массы танка по крайней мере на десяток метров. Но найдет ли он нас? Фары не горят — разрядилась часть аккумуляторов, кричать бесполезно— сквозь маску очень плохо слышно. Можно пройти совсем рядом с танком и не заметить его.

, Неподалеку показалась фигура в светлом комбинезоне. Подойдя вплотную к танку, человек ловко вскочил на корпус. Стекла маски, круглые, как иллюминаторы, чуть заметно блестели, отражая мерцание лампочки, свет которой проникал из башни.

— Андрей! — обрадовался я, помогая ему взобраться на танк.

— А разве его нет? — послышался голос Сандро.

Все перепуталось в этой дымной мгле. Оказывается, Сандро уже успел кое-что разведать, а мы с Николаем Спиридоновичем даже не заметили его отсутствия.

Пришлось довольно долго ждать Андрея. Кислород уже был на исходе — надо торопиться. Возникла мысль, которую я все время гнал от себя: что Андрей заблудился или с ним случилось нечто более серьезное.

Сандро отбегал от танка, приподнимал маску, кричал, но бесполезно.

И тут я понял, что опять могу быть полезным со своим приемником.

Николай Спиридонович и Сандро о чем-то разговаривали. Я прислушивался к глухим звукам, прорывающимся из-под масок, и мне казалось, что все это происходит во сне, что нет ни горящей тайги, ни танка, ничего, кроме этих ставших бесконечно мне близкими людей. Я хотел протереть глаза, чтобы очнуться от сна, но стекла маски прижимались к векам, и рука скользила по стеклу.

Однако время дорого. Я как-то сразу отрезвел и отвел Сандро в сторону.

— Попробую поискать Андрея. Если через... — тут я посмотрел на манометр кислородного прибора, — полчаса меня не будет, не ждите. Уезжайте. Надо спасти профессора!

— Зачем так говоришь? — возразил Сандро. — Как ты обратно придешь? По какому ориентиру? Скажи, пожалуйста.

Я не стал тратить время на объяснение. Мне пришла в голову до смешного простая идея. Спустившись в башню танка, я взял оттуда приемник, завернутый в асбестовую ткань, и стал готовиться в путь.

Заметив мои приготовления, Николай Спиридонович спросил:

— Что хотите делать? Вы же заблудитесь.

— Нет, дорогу обратно я найду.

— Но ведь в дыму ничего не видно!

— Мне ничего не нужно видеть. Попрошу вас периодически замыкать и размыкать вот эти два провода,— сказал я и, еще раз взглянув на манометр, поспешил на розыски Андрея.

Удивительная находка

Не знаю, как вы назовете эту часть моего рассказа, где в самом деле речь идет о необыкновенной находке, но я мог бы предложить и другое название, например: «Посланец неба». Оно кажется несколько старомодным, но более точно. определяет тему. Впрочем, это ваше дело.

И еще об одном я хотел бы предупредить: ничего героического в моих поступках не было, и если я пошел на поиски Андрея, то потому, что твердо верил в возможность возвращения к танку, будто я привязан к нему невидимой, но прочной ниткой.

Но это уже техника, я о ней расскажу потом. Она столь примитивна, что мне даже неловко про нее вспоминать.

Так вот, когда я отошел от танка, мне показалось, что я спускаюсь куда-то вниз, в глубокий овраг, где висел тяжелый туман. По счастливой случайности, танк задержался на склоне и не сорвался в глубину. Я торопился, почти что бежал. Думалось, что Андрей не стал взбираться вверх, где еще бушевал огонь, а искал Валю в овраге.

Вдруг я зацепился за что-то и растянулся на траве. Стал освобождать ногу и почувствовал в руке тонкую и прочную бечевку.

Откуда она здесь? Я потянул ее к себе и понял, что бечевка идет куда-то вниз. Пропуская эту «ариаднину нить» между пальцами, спускался я в овраг, радуясь, что в случае необходимости могу по ней возвратиться обратно. Возможно, это Андрей воспользовался столь древним способом, чтобы не заблудиться. Иногда полезно знать мифологию.

Впереди дым казался гуще. Сквозь черный лиственный узор просвечивал чуть заметный огонек. Он то поднимался, то опускался, приближаясь ко мне. Казалось, что навстречу идет кто-то со свечой.

Мигающий огонек подполз совсем близко. Я уже протянул руку, чтобы встретить неожиданного гостя, но рука так и повисла в воздухе. По тонкой бечевке, шипя и потрескивая, бежал резвый огонек, он подобрался к моей руке, лизнул горячим розовым язычком и погас.

Так погасла и моя надежда вернуться назад, пользуясь древним способом Ариадны. Но все же я запомнил направление, по которому бежал огонек. Под гору было идти легко. Казалось, что ноги несут тебя сами.

Я опускался как бы на дно темного, глубокого омута. Но чем дальше я шел, тем прозрачней становилась тьма.

Странный, дрожащий свет озарял лощину. Сквозь черный туман просвечивал красный диск. Таким нам кажется солнце, когда на него смотришь сквозь закопченное стекло.

Все ярче и ярче горело это маленькое солнце. Постепенно теряя свой темно-красный цвет, оно приобретало розовую, затем оранжевую окраску.

Нет, это не солнце, отраженное в воде. Это раскаленный шар, и уже чувствуется его горячее дыхание. Издали я видел, что лежит он среди обугленных кустов. Черная выжженная полоса поднимается по склону. Похоже на то, что он скатился сверху, что именно из-за него начался пожар.

Я подошел ближе, чтобы рассмотреть это маленькое светило, упавшее на землю и напоминающее «действующую модель» солнца, на котором даже пятна можно различить.

Над ним мерцало фиолетовое сияние, золотые искры пробегали по поверхности.

У меня почему-то появилась твердая уверенность, что передо мной метеорит, падение которого я вчера наблюдал. Он не сгорел, не взорвался, не зарылся в землю.

Метеориты меня интересовали, и я о них немало читал. Ученые утверждали, что никогда еще от метеорита не загорался лес, что падают они на землю остывшими.

Тогда в чем же дело?

А вдруг это снаряд или своеобразная ракета, посланная с другой планеты? Чепуха! Дикая фантазия! Начитался про марсиан!

Обойдя большой куст, я остановился настолько пораженный, что перехватило дыхание.

В дымном тумане, озаренные красным отблеском огненного шара, двигались какие-то странные существа, похожие на гигантских раков с уродливыми клешнями. Испуг помешал мне в первый момент определить, сколько же их находилось около шара. Но потом я разглядел, что передо мной всего лишь два существа. Наверно, это были злые и коварные создания. Во всяком случае, те, за которыми я наблюдал, казались мне недружелюбно настроенными друг к другу. Они размахивали клешнями и зловеще сверкали глазами.

Теперь мне стыдно сознаться в своей ошибке, но учтите обстановку: таинственный мир, освещенный дрожащим фиолетовым сиянием, огненный шар и к тому же страшное напряжение последних часов, которое невозможно вынести без привычки. Да тут всякое померещится.

Я видел, как неизвестные пришельцы настолько перессорились, что один из них — повыше и покрупнее — вцепился в своего товарища и потащил его прочь от шара.

Послышался негодующий женский крик и мягкое увещевание Андрея.

Вот какие случаются вещи на свете! Пошел искать Андрея и вдруг не узнал его, хотя последние часы видел его только в маске и защитном костюме. Правда, возле метеорита Андрей оказался в противогазе — видимо, кислородную маску отдал Вале. Но как хорошо, что наконец-то все нашлись! Теперь надо поскорее бежать к танку.

Не буду рассказывать о встрече. Я постарался оттащить Андрея и Валю подальше от метеорита — боялся каких-нибудь вредных излучений — и напомнил, что кислорода у девушки остается мало, да и сам Андрей в противогазной маске долго не продержится.

Но Андрей, покосившись на Валю, тут же перевел разговор на другую тему.

— Видал? — указал он на метеорит. — Что будем делать с этой штукой?

— Прежде всего найдем танк. Надо только выбрать самый короткий путь, чтобы вылезти из оврага.

Валя протянула мне бечевку:

— Это я предусмотрела.

Но в руках у нее оказался лишь небольшой кусочек.

Видимо, в споре с Андреем она и не заметила, как подполз к ней огонек и погас в асбестовой рукавице.

Мне пришлось ее успокоить.

— Найдем танк по радио. — И я развернул ткань, в которой находился приемник.

Андрей удивился:

— Мы же не успели установить в танке передатчик.

— Не беспокойтесь, он уже работает. Идемте скорее, потом расскажу.

Но Валю интересовало другое:

— Как вы думаете перевезти метеорит? Это нужно сделать как можно скорее.

«Так вот из-за чего они ссорились», — подумал я и немедленно составил план действий. Нельзя было терять времени на попытки образумить сумасбродную девушку.

— Прошу не отставать!—взяв на себя функции начальника, распорядился я. — Потом вернемся за метеоритом.

Моя решимость повлияла на Валю, и она покорно пошла вслед, чего не мог добиться командир спасательной экспедиции Андрей Ярцев. Видимо, у них сложные отношения и Валя ни в чем ему не желает уступить.

Конечно, я не был вправе обещать вернуться за метеоритом, но подумал, что это сделают другие, когда потушат пожар.

На ходу я включил приемник и стал настраиваться. Андрей и Валя с нетерпением ждали сигналов, видимо поддаваясь моему настроению. Они заметили, как я торопливо подкручивал то одну, то другую ручку приемника и с беспокойством прислушивался.

Неужели я так ничего и не услышу? Что там могло случиться?

Резкий треск вырвался из репродуктора. Вначале мне показалось, что где-то над головой затрещали горящие деревья. Но нет, я слышал пронзительные, отрывистые сигналы, посылаемые самодельным передатчиком из танка. Для меня они звучали чудесной музыкой.

— Возьмитесь за мой пояс, — сказал я Андрею.

Обратный путь был труден. Мы теряли друг друга в густом дыму, спотыкались о выступающие из-под земли корни, но направление было точным, хотя указывала его не современная радиостанция, а примитивная искра времен изобретателя радио Попова.

Через несколько минут мы увидели эту искру на башне танка.

От бобины зажигания, которую еще не успели снять с экспериментального танка, на крышу башни шли два провода. Между ними через наскоро сделанную спираль проскакивала голубоватая искра.

А внизу, прямо на земле, сидел профессор, доктор технических наук, консультант по строительству мощных радиоцентров, и... чиркал проводом по клемме аккумулятора.

Можно было с уверенностью сказать, что никогда в жизни профессору не приходилось работать на таком странном передатчике, но мне казалось, что если бы заглянуть под его маску, то на лице Николая Спиридоновича мы бы прочли ту же сосредоточенность, с какой он обычно проводил опыты по исследованию ионосферы.

Увидев свою дочь целой и невредимой, Николай Спиридонович бросился к ней и, что-то бормоча, прижал к груди. Только теперь мы поняли, с каким томительным нетерпением ждал он ее возвращения. Нужна была железная выдержка, чтобы, испытывая мучительную тревогу за судьбу близкого человека, сохранять в то же время внешнее спокойствие.

Вполне понятно, что тогда я никак не мог представить себе внешний облик Вали — мешковатый, не по росту асбестовый костюм, маска, которая не только закрывала лицо, но и приглушала голос, отчего он казался сдавленным и неприятным, но что-то мне нравилось в этой девушке, хотя я до сих пор не могу простить ее безрассудство и упрямство.

Несмотря на то что кислорода осталось мало, что Андрей еле дышит в своем противогазе, Валя хлопотала возле танка и искала буксировочный трос.

— Да где же он? — спрашивала она у Андрея.

Здесь Андрей показал свою решимость:

— Мы не будем спускаться вниз. Дорога каждая минута. Достаточно того, что мы чуть не силой увели вас от метеорита.

Сандро с недоумением повернулся к нему:

— Почему метеорит? Откуда метеорит?

Но тут вмешался Николай Спиридонович:

— Я целиком на вашей стороне, товарищ Ярцев. Двинулись, пока не кончился пожар.

Пришлось и мне удивиться.

— Не понимаю, Николай Спиридонович: если пожар утихнет, то нам легче будет выбраться из тайги.

— У меня на этот счет свои соображения. —Профессор взял меня под руку и объяснил: — Неужели вам неинтересно проверить прохождение волн в столь необычных условиях? И я должен наконец понять, что за явления происходили в ионосфере! Да и вы поймите по-человечески: ведь не могу я упустить эту возможность!

Далее он говорил, что помнит расписание работы других ионосферных станций Советского Союза, что он надеется принять некоторые отраженные волны, и тогда... Впрочем, я очень невнимательно его слушал, думая о том, как тяжело дышать Андрею.

Иногда Сандро его заставлял вдохнуть хоть несколько глотков кислорода из своего баллона, это же предлагали ему и Валя, и я, но у нас он не взял ни одного глотка, так же как и у Николая Спиридоновича.

Валя подошла к нам, и в эту минуту профессор неосторожно сказал:

— Вам, как радиоспециалисту, гораздо важнее исследование прохождения радиоволн, чем поиски упавших метеоритов.

— Что? Бросить метеорит и уехать? — возмутилась Валя. — И вы после этого смеете называться учеными?

На помощь подбежал Сандро:

— Я, конечно, извиняюсь, но зачем спорить? Наука — это очень хорошо, но сейчас, как водителю танка, мне людей доверили. Дорога далекая, трудная, кислорода мало. Пройдем через огонь, тогда Сандро опять поедет сюда: метеорит тащить, пожар тушить, волны проверять— хочешь в огне, хочешь в воде, хочешь в воздухе.

Валя спокойно выслушала его и упрямо заявила:

— Нет, мы сейчас возьмем метеорит. А не хотите, вернусь к нему и буду там дежурить.

Ничего нет хуже девичьего упрямства. Хочется поступить по-рыцарски — пусть будет по-вашему, — но ведь не здесь же, не в таких условиях.

Заметив нерешительность Андрея, я попробовал показать характер:

— Товарищ Ярцев, мы должны возвращаться. Не следует рисковать.

Как мне показалось, у Вали под маской гневно сверкнули глаза. Голос ее задрожал:

— Вы... это вы так говорите?

Я несколько растерялся. Почему бы мне этого не сказать? И я добавил, что за метеоритом можно вернуться завтра.

— Не хочу вас слушать! — оборвала меня Валя.— Стыдитесь! Я видела, как упал метеорит, и побежала искать его... Я не огня боялась, а того, что шар исчезнет, рассыплется, превратится в золу. Я сидела возле него, и мне казалось, что он уменьшается прямо на глазах... Но я ничего не могла сделать... А вы, мужчины, инженеры, ученые... — Она хотела что-то еще сказать; но махнула рукой и отвернулась.

Признаться, мы все были несколько смущены. Действительно, такой необыкновенный метеорит может попросту сгореть, как кусок угля, и никто даже не опишет это чудо природы, не говоря уж о том, чтобы его подробно исследовать.

Все, о чем я сейчас рассказываю, заняло тогда совсем немного времени, видимо исчисляемое минутами, но постоянное напоминание стрелки манометра на кислородном аппарате и страх, что скоро нечем будет дышать, заставляли думать, что проходят часы.

После того как нас пристыдила Валя, наступило, вероятно, секундное молчание. Профессор смотрел куда-то вверх. Сандро задумчиво постукивал кулаком по броне. Андрей нетерпеливо поправлял маску противогаза.

Мне было особенно неприятно. Благоразумие требовало, чтобы мы, не медля ни секунды, выбрались из пылающей тайги, но в глубине души я был всецело на стороне смелой девушки. Странная форма метеорита, как и при первой встрече с ним, рождала самые пылкие фантазии. Тогда я глушил их в своем сознании, но они возвращались опять и опять.

Андрей наклонился к Сандро и что-то сказал. Тот, кивнув в ответ, полез в башню.

— По местам!—скомандовал Ярцев.

И мы не заставили его повторять приказание.

Какое же он принял решение? Будем ли мы сейчас прорываться сквозь огонь или спустимся вниз за метеоритом?

Танк развернулся и пополз вверх по склону.

Валя повернула ко мне злые глаза, блестевшие сквозь стекла маски.

— Радуйтесь, — победила ваша осторожность!

— Но это не мое решение. Я тут ни при чем...

— Как — ни при чем? — возмутилась она. — Я хорошо знаю Андрея и Сандро, отца тем более. Никто из них не отступил бы перед опасностью. Но из-за вас они должны возвращаться.

— Как — из-за меня? Почему? — удивился я.

Валя посмотрела на Андрея и, убедившись, что он занят проверкой холодильной установки и не обращает на нас никакого внимания, наклонилась ко мне:

— Ну конечно, вы здесь новый человек, гость. .. Они не хотят подвергать вас лишнему риску.

Неужели это правда? Из-за меня?.. Мне показалось это обидным, и, чтобы тут же выяснить недоразумение, я схватил Андрея за плечо:

— Скажите откровенно...

В этот самый момент танк обошел густой бурелом и быстро пошел под гору, туда, где мы оставили шар.

Андрей выжидательно смотрел на меня. Я не стал продолжать и молча пожал ему руку.

Танк быстро сползал по склону, ловко обходя наиболее крутые места.

По мало заметным, но запомнившимся мне приметам узнавал я дорогу, где мы шли недавно с Андреем и Валей.

Вот густой кустарник, в нем застрял плотный, свинцовый дым. Вот полянка, откуда я видел «странные существа с другой планеты». Вот черная, выжженная полоса, а вот бугорок, на котором... Но что это? Что здесь произошло?

Метеорит исчез.

«Неужели это конец?»

Собственно говоря, вы уже знаете, что никакого трагического конца не могло быть, если я сижу рядом с вами и разговариваю.

Конечно, не я один находился в горящей тайге, там могли погибнуть мои товарищи. Но вряд ли я тогда решился бы рассказывать об этом — слишком тяжело. Да и читателей не следовало бы огорчать. Я, например, не люблю, когда в книгах гибнут хорошие люди. Что вам стоит сохранить их живыми? Ведь каждый человек за свою жизнь обязательно теряет кого-нибудь из друзей или близких. Зачем ему лишний раз об этом напоминать?

Вероятно, мои рассуждения покажутся вам наивными, но как вспомнишь о том, что случилось с нами на обратном пути из тайги, то одно лишь упоминание о смерти приводит меня в самое отвратительное настроение. Нет, это не трусость, а нечто иное, гораздо более сложное.

Не знаю, в чем тут дело, виновата ли излишняя впечатлительность или что другое, но даже спустя много времени после нашего путешествия я избегал смотреть на огонь костра, ненавидел запах дыма, и даже зажженная спичка пробуждала во мне самые тягостные воспоминания.

Но это, как говорится, лирика, и вряд ли она кому-нибудь интересна. Лучше я расскажу об исчезнувшем метеорите.

Не только дым, но и высокий, густой кустарник скрывал от нас дно оврага. Может быть, шар провалился в какую-нибудь яму или в самом деле сгорел? Куда он мог так неожиданно исчезнуть?

Валя была встревожена больше всех. Вместе с Андреем и Сандро она искала шар неподалеку от того места, где он находился.

Я опустился на колени, надеясь отыскать куски рассыпавшегося метеорита.

Крошечные, еле заметные искорки привлекли мое внимание. Словно составленная из микроскопических осколков стекла, блестевших на солнце, лежала передо мной призрачная золотистая дорожка. Я пошел по ней и за помятым, обугленным кустарником вскоре увидел яркое огненное пятно.

Это был пропавший шар. Мне даже почудилось, что он слегка раскачивался.

«Какой же это метеорит, — неожиданно подумал я,— если он может передвигаться, словно управляемая машина?»

Валя сразу оказалась рядом. За ней подъехал танк.

Растерянный Сандро выпрыгнул из люка и потянул за собой буксирный трос.

— Такой огромный шар!—изумился он, останавливаясь с петлей в руках. — Как можно его тащить?

— Наверно, он внутри пустой, — сказал я, хотя никаких оснований для этого предположения у меня не было.

Сандро расправил петлю и, как лассо, ловким движением набросил на шар. Петля на мгновение задержалась посередине и соскользнула на землю.

— Нет, так ничего не выйдет, — озадаченно проговорил Сандро. — Петля на нем не удержится.

Он сделал еще одну попытку. Петля зацепилась за какую-то неровность на поверхности шара, он покачнулся и... покатился прямо на нас. Мы еле успели отскочить.

Пышущая жаром махкна пронеслась мимо и остановилась.

Покачав головой, Сандро еще раз забросил петлю, и она точно опустилась до середины шара. Сандро осторожно затянул ее. Гибкий стальной трос плотно вошел в толстый слой окалины.

Найдя точку опоры, Сандро с силой потянул трос. Шар подвинулся ближе.

— Ну, вот видите! — обрадовалась Валя. — Его даже человек дотащит.

В то время я удивлялся, как Сандро сумел закрепить петлю и почему она не так уж часто соскальзывала при буксировке шара, но потом разглядел, что метеорит был отнюдь не правильной шарообразной формы, а более напоминал каплю. На ее поверхности оказались выступы и впадины, так что трос вполне надежно стягивал шероховатое тело метеорита, особенно после того, как Сандро опоясал его дважды и еще раз поперек.

Николай Спиридонович приблизился ко мне и, глядя на метеорит, проговорил:

— Странно, очень странно. Интересно, из какого металла он может быть сделан?

Эта мысль не давала мне покоя, и я с радостью ее подхватил:

— Вы тоже думаете, что он «сделан»?

Профессор испуганно замахал на меня рукавицами и быстро отошел.

Начался обратный путь. Мы забрались в танк, трос натянулся, и шар пополз за ним.

Танк поднимался вверх по склону. До нас доносилось завывание огненной пурги. Пожар бушевал уже совсем близко. Навстречу нам по траве бежали острые язычки пламени. Танк давил их своими тяжелыми гусеницами, и тогда за ним тянулись две черные полосы, по которым, как по рельсам, двигался огненный шар.

Показался горящий кустарник. Пришлось закрыть люки. Но как же метеорит? Даже при коротком тросе его не всегда различишь в пламени. Каждый десяток метров танк останавливался, и мы с Андреем поочередно выскакивали из башни, пробуя натяжение троса.

Валя несколько раз порывалась выйти из танка, чтобы самой убедиться, не потерялся ли метеорит, но Андрей категорически запротестовал.

Мне удалось уговорить Андрея, чтобы он хоть на пять минут поменялся со мной масками, и эти минуты в противогазе показались мне вечностью.

Настала моя очередь проверки, не оторвался ли метеорит, но в это время танк вошел в горящий лес. Сверху летели раскаленные головни, падали обгоревшие стволы. Выходить было опасно.

Взяв меня за руку, Андрей прокричал на ухо:

— Довольно... Запрещаю. Черт с ним, с метеоритом! Больше нельзя рисковать.

Не успел я осознать по-настоящему, чем это грозит, как выяснилось, что мы идем без курса, наугад, а если так, то вряд ли нам хватит кислорода.

В смотровом окошке, кроме пламени и дыма, я ничего не увидел. Никаких внешних ориентиров, по которым можно было бы определить нужное направление.

Вполне понятно, что я опять вспомнил о приемнике. Но тогда работала радиостанция на острове, а сейчас как быть? Я размышлял поспешно, лихорадочно: «Мы вошли в тайгу с западной окраины... Значит, надо найти запад и пробираться в этом направлении. Но в дыму и огне не видно солнца, компас в танке не действует...

Остается только приемник... На западе — Москва, и если принять любую московскую станцию, то мы выйдем из тайги».

В стальной коробке танка ничего принять нельзя. Попробовал приоткрыть крышку люка, но нечего было и думать, чтобы выбраться наружу.

С большим трудом высунул я из люка приемник, завернутый в асбест, и прислушался.

Видя, что я занялся приемником, Николай Спиридонович придвинулся ко мне и с жадным любопытством следил за каждым моим движением. Наконец не выдержал и дернул меня за рукав:

— Пламя непосредственно экранирует антенну! — крикнул он. — Экран, то есть огонь, нужно хоть немного отодвинуть, тогда будет возможен прием.

По приказу Андрея Сандро искал поляну, которую бы пощадил огонь, но всюду стояли и лежали деревья, объятые пламенем.

Вдруг Сандро резко затормозил, полез у нас под ногами в задний отсек танка и достал завернутый в асбест сверток.

— Пригодился все-таки. Маленький пожар можно тушить. Разрешите, инженер-капитан?

Ярцев увидел в руках у Сандро самый обыкновенный огнетушитель и устало кивнул головой. «Пожалуйста, действуй, если это поможет».

Пенная свистящая струя заметалась возле танка. Через минуту огонь присмирел, зачадил и погас.

Нас окружало пространство в несколько квадратных метров, очищенное от огня. Не успел я вытащить наверх приемник, как неподалеку от нас раздался взрыв, затем второй, третий.

Взрывы следовали один за другим. Казалось, что идет ожесточенная бомбежка с воздуха. Я вспомнил, что для ликвидации больших лесных пожаров применяются огнетушительные бомбы. Вот уж не ожидал, что после войны где-то в Сибири попаду под бомбежку!

Сандро не мог усидеть на месте и кричал:

— Вот это я понимаю! Авиация бомбит передний край противника. Сейчас будем прорывать его оборону!

Я выставил приемник из башни и начал искать Москву.

Профессор опять тронул меня за рукав:

— Слышите ли вы периодические замирания сигналов?

Чуть слышный писк в репродукторе заставил меня насторожиться. Я уже начинал разбирать отдельные слова, когда настойчивое подергивание за рукав снова отвлекло мое внимание. Я с неудовольствием обернулся к Николаю Спиридоновичу.

— Ну что, я был прав? Экранирующее действие пламени сейчас менее заметно? — спросил он и, не дожидаясь ответа, потянулся к ручке переключателя. — Теперь проверим десятиметровый диапазон.

Ну что мне было делать? Хоть и невежливо, но я все же отстранил его руку:

— Одну минуточку, Николай Спиридонович, надо сначала принять Москву.

Наконец-то после долгих поисков я отчетливо услышал: «Передача производилась по радиостанции...», и дальше голос... Николая Спиридоновича:

— Это совсем другая волна. Она нас совсем не интересует.

Трудно было сдержаться, я чуть не вспылил, но в эту минуту в репродукторе загремело: «Говорит Москва!» Будем идти на ее голос.

— Только не потеряй направление, Сандро... Иди прямо, что бы ни случилось!.. — хрипло проговорил Андрей и схватился за горло.

Лишь тогда я понял, каких нечеловеческих усилий стоило ему дышать в противогазе. Я тут же поднес ему свою кислородную маску. Он сделал несколько глотков и, возвращая обратно, взглядом указал на манометр. Стрелка застыла в самом начале шкалы.

Танк проскочил дымящийся участок, где огнетушительные бомбы разметали пламя, и снова впереди загудел огонь, как в печной трубе.

Пройдя несколько метров, танк вдруг остановился.

— В чем дело, Сандро? — крикнул Ярцев.

— Аккумуляторы!

Мгновенно спустившись к водителю, Андрей посмотрел на приборную доску.

— Разряжены. Танк не пойдет.

Валя прижалась к нему:

— Неужели это конец?

Сандро открыл люк, и пламя ворвалось в танк.

«Посланец неба» напоминает о себе

Не только Николая Спиридоновича и меня интересовали ярцевские аккумуляторы, но и Сандро, бывший танкист, именно из-за этих аккумуляторов переменил военную профессию и стал хорошим электриком. Он работал у Ярцева в лаборатории и настолько увлекся экспериментами с необычными аккумуляторами, что даже не представлял себе, как можно расстаться с их изобретателем.

Да и я не хотел этого. Мне казалось, что инженер Ярцев и техник Беридзе как нельзя лучше подойдут для нашей подмосковной лаборатории. Там у них будут все условия, чтобы по-настоящему заняться изобретательством, тем более что здешнее танковое училище реорганизуется и перед ним ставятся совсем иные задачи.

Об этом я узнал от Николая Спиридоновича, который высоко оценивал технические знания Ярцева и Беридзе, так как они помогали ему при монтаже аппаратуры на ионосферной станции. Что же касается моральных и волевых качеств моих новых друзей, то в них я сам убедился, путешествуя вместе в горящей тайге.

Хотите верьте, хотите нет, но в самые трагические минуты нашего путешествия, когда танк остановился и мы уже почти задыхались в своих масках без кислорода, у меня нет-нет да и мелькала мысль: неужели эти замечательные ребята не смогут работать в нашем институте?

Мне было жаль и Николая Спиридоновича, и Валю с ее наивным и мужественным упрямством, которое мне все больше и больше нравилось. Ведь не для себя же она хотела сохранить метеорит и даже не для собственной диссертации.

Я совершенно отчетливо представлял себе, какая участь ждет моих друзей, но всячески гнал мысль, что и мне уготована их судьба. Видимо, это делалось ради самосохранения. Я не надеялся на свою психику, боялся, что она подведет и тогда, сбросив бесполезную маску, я буду истерично кричать и визжать либо в отчаянье брошусь в огонь.

Однако, как это ни странно, ничего этого не произошло, и, несмотря на то что каждая минута пребывания в танке напоминала мне,, что скоро придет мой конец, я довольно спокойно вертел ручки приемника, надеясь услышать, что помощь близка. Не могут же про нас позабыть! Теперь трудно восстановить подробности последовавших за этим событий. Запомнились только отдельные моменты.

Холодильная установка перестала работать. Для нее также не хватало энергии. Трубки, которые до этого были покрыты инеем, стали горячими, как и все металлические части в танке. Маска прилипала к лицу. Мокрые костюмы нагрелись, и от них шел пар. Мы обливались потом, словно в жестокой лихорадке.

— Я больше всего этого боялся, — хрипло проговорил Андрей, наклонившись ко мне. — Мои аккумуляторы разряжаются через несколько часов, все равно, работают они или нет... Думал, успеем. Если бы хоть на десять минут продлить их жизнь!

— Аккумуляторы, вероятно, разрядились от жары?

Андрей задыхался, но я не мог предложить ему маску — в баллоне кислорода почти не осталось. Да и сам Андрей ни за что не взял бы у меня последние глотки.

— От жары? — переспросил он и заговорил торопливо, чтобы успеть высказаться между учащенными вздохами.— Они хорошо изолированы... от огня... Но все равно они активнее работают... при высокой температуре. .. Стой! — Он крепко схватил меня за руку. — Надо содрать... с них обшивку... Пусть кипят...

Рассчитывая каждое движение, чтобы сохранить силы, мы вспарывали ножом воздушные подушки, которыми были обшиты аккумуляторы.

Андрей бессильно опустился на пол.

— Сандро, пробуй... включай!..

Танк качнулся, дернулся и пошел. Он полз, еле переставляя гусеницы. Кипевшие аккумуляторы отдавали последние частицы энергии. Успеем ли дойти?

Впереди опять загремели взрывы. Может быть, удастся принять передачу с самолета?

В репродукторе послышался голос радиста из танкового училища, который сейчас вызывал не остров, а нас:

— Следите За передачей с воздуха. Самолеты ищут вас.

Он несколько раз повторил номер волны, на которую я должен настроиться, и стал вызывать самолет:

— «Ландыш», «Ландыш»... Я «Фиалка». Я «Фиалка». Нашли или нет? Сообщите номер квадрата.

Сейчас я уже не помню, но кажется, что потом с самолета передал бортрадист, чтобы мы следовали в том направлении, где слышны бомбовые разрывы.

— Не беспокойтесь, вас заметили.

Все это давало некоторую надежду, но как можно «следовать», если в аккумуляторах уже почти не осталось энергии!..

Дальнейшее мне представляется совсем смутно. Помню, что в смотровом окне видел тлеющие деревья, раскиданные огнетушительными бомбами. Внутри танка еле-еле светилась лампочка; видно, даже для нее не хватало энергии.

Стало так трудно дышать, что я, вероятно, был в каком-то полуобморочном состоянии. Мне представлялось, будто слышу грохот танков, идущих в наступление. Будто лежу я в придорожной канаве и не могу крикнуть. А танки идут, всё идут мимо...

Загрохотал люк, и над головой в клубах дыма, как в облаках, показалось лицо в маске. Это был водитель буксирного танка. Он ждал нас на перекрестке дорог.

Так пришло спасение.

Когда мы вдоволь надышались кислородом из доставленных танком тяжелых баллонов, водитель рассказал, что подполковник послал навстречу нам несколько танков.

И действительно, через минуту со всех сторон почти одновременно появились силуэты боевых машин со светящимися фарами. Казалось, что они ожидали за деревьями сигнала к наступлению.

Сандро вылез из люка и, стоя на броне, что-то выкрикивал, указывая на собравшиеся машины. Я поднялся к нему.

— Знаешь, дорогой, — закричал он мне на ухо, — я извиняюсь, конечно, но если бы они были с электромоторами, как у нас, то повел бы их обратно в тайгу!

— Зачем? Там же никого не осталось! — удивился я.

— Как — зачем? Там огонь остался! — Сандро притопнул от возбуждения и погрозил в тайгу кулаком.— Страшный огонь! Его фугасами надо рвать, бомбами бить, огнетушителями... Танковый десант посылать.

— Я в этом деле ничего не понимаю, но думаю, что с ярцевскими аккумуляторами можно построить несгораемые пожарные машины для лесов, степей, торфяных болот... А этот пожар и так скоро потушат.

Уже совсем стемнело. Пятнистый, опаленный танк устало тащился на буксире. А за танком, подпрыгивая на неровностях дороги, как гигантский мяч, катился остывающий шар. На его темно-вишневой поверхности то вспыхивали, то гасли золотые искры.

***

Поздним вечером подполковник пригласил нас к себе. Он жил недалеко от танкового училища, на берегу реки.

Я приехал несколько раньше и в ожидании друзей вышел на веранду. Оранжевый абажур мягко сиял над столом, накрытым к ужину, ночные бабочки летали под лампой.

Стояла необыкновенная тишина, столь радостная и прозрачная, что, казалось, ничто не могло ее нарушить. Все отдыхало: поля, березы, ленивая, уставшая река.

Легкая прохлада вечернего воздуха заставляла приятно ежиться. Я чувствовал свежесть вечерней росы, вкус мяты во рту, ощущал капельки воды на волосах и всем знакомую легкую усталость освеженного после купанья тела.

Сидя в затемненном углу, куда не падал свет лампы, я смотрел на еле заметный среди клумб и кустов темнокрасный остывающий шар. Казалось, и он отдыхает.

Никогда я не ощущал радости тишины так глубоко, как сегодня, после грохота танка и завывания огня.

На столе тоненько звякнули рюмки. Вошел Андрей и незнакомая мне девушка. Неужели это Валя? Так вот она какая без маски!

В белом платье, перетянутом золотистым пояском, с легким шарфом того же золотистого цвета она ничем не напоминала упрямую пассажирку несгораемого танка. Светлые волосы, смеющиеся глаза и губы, мягкие движения — все это невольно располагало к ней.

Не заметив меня, она по-дружески взяла Андрея под руку и подвела к перилам веранды:

— К утру шар совсем остынет. Подполковник сказал, что представители Академии наук прилетят только завтра... Я всю ночь не усну. А вдруг это действительно вестник с другой планеты?

—¦ Пожалуй, я догадываюсь, откуда идут эти фантастические предположения, — сказал Андрей, и в голосе его послышалась ласковая усмешка. — Вы не обидитесь?

— Говорите, — разрешила Валя и тут же рассмеялась.— Надеюсь, что не услышу от вас дерзостей.

—. Не знаю, как это вам покажется. Но я все-таки скажу. В детстве вам дарили шоколадную бомбочку с сюрпризом. Вы слушали, как гремит в ней «что-то», и жгучее любопытство заставляло вас раздавить шоколадный шарик, чтобы вынуть оттуда игрушечные часики или колечко. Так и сейчас: вы готовы расколоть этот шар, чтобы заглянуть внутрь...

Мне было неудобно прислушиваться к чужому разговору, я поднялся и вышел на свет.

Валя удивленно посмотрела на меня, и улыбающийся Андрей поспешил нас познакомить:

— Но это так, для проформы... Вы же знаете друг друга, потому что немногие часы, проведенные вместе в танке, стоят многих лет знакомства.

Мы обменялись рукопожатием. Валя бесцеремонно рассматривала меня и вдруг весело рассмеялась. Признаться, я даже смутился.

Но Валя извинилась и объяснила свою веселость тем, что вспомнила, какими мы были уродами в масках и как ей сейчас радостно, что она не ошиблась, представляя мою внешность именно такой, как видит ее сейчас.

Мне это показалось не совсем убедительным, но Андрей вступился за Валю:

— Избавим ее от необходимости оправдываться... Ведь сегодня такой вечер!

Да, этот вечер останется в памяти на всю жизнь. Ведь, в конце концов, и Ярцев, и Сандро, и в какой-то мере я сделали все, чтобы вырвать людей из огня. Об этом мы избегали говорить, и не потому, что скромничали, а просто боялись пышных слов «героизм», «самоотверженность». Вдруг у Вали или Николая Спиридоновича они вырвутся невзначай! Неловко — глаз не поднимешь. И если рассуждать по справедливости, то неизвестно, у кого было больше мужества — у нас илч людей на островке.

К нашему счастью, разговор больше всего касался загадочного метеорита, отражения радиоволн и ярцевских аккумуляторов.

Пришли подполковник Степанов и сияющий Николай Спиридонович.

Профессор успел связаться с соседней ионосферной станцией, которая подтвердила правильность гипотезы Чернихова насчет какого-то там отражения. Видимо, его наблюдения оказались очень ценными.

— Представьте себе, — возбужденно заговорил он, поправляя спадающее пенсне, — у них записаны на ленте все мои передачи. Завтра поеду на остров и возьму журнал наблюдений. Дьявольски интересная штука!

Меня же интересовали аккумуляторы. Я тоже завтра собирался посмотреть ярцевский журнал лабораторных наблюдений. Но самое главное — что практические испытания аккумуляторов в самых необыкновенных условиях, в огне, заставили меня убедиться, что это изумительное изобретение. Кто знает, пришел бы я к этому выводу, если бы прочитал только протоколы лабораторных испытаний?

— Ведь они работали в страшнейшей жаре, — восхищался я. — Да и прочность у них необыкновенная.

— Еще бы, ведь танк падал в овраг, и тем не менее с ним ничего не случилось... — вставил Николай Спиридонович, невольно потирая затылок.

На пороге показался Сандро в ослепительно белом кителе с серебряными погонами. Аккуратная складка тщательно выутюженных брюк упиралась в носки до блеска начищенных ботинок.

Я вспомнил черные полосы копоти на его асбестовом комбинезоне и не мог сдержать улыбки.

Вообще нам всем было весело, и мы смеялись подчас беспричинно. Однако Сандро еще не успел заразиться нашим настроением, удивленно осмотрел свой костюм и, не найдя в нем никаких дефектов, подошел к Егору Петровичу:

— Товарищ подполковник! Техник-лейтенант Беридзе прибыл по вашему приказанию. Разрешите утром отправиться на тушение пожара. Аккумуляторы уже поставлены на зарядку.

Егор Петрович с улыбкой придвинул ему стул.

— Во-первых, я тебе ничего не приказывал, а просил зайти ко мне в гости. А во-вторых, огонь погашен уже час назад. Опоздал, Сандро... К столу прошу, товарищи... Друзья мои, — сказал он, когда все уселись,— давно уже прозвучал последний салют, возвещающий миру об окончании войны, и, может быть, кое-кому из вас, молодых, показалось, что вместе с ней исчезла героика, что сейчас не время для подвигов. Но жизнь «аша ярка и многообразна. И не только в таких исключительных обстоятельствах, с которыми вы встретились сегодня, можно совершить подвиг... Для того чтобы овладеть тайнами природы и заставить ее служить человеку, также необходимы герои...

Мне захотелось поддержать Егора Петровича. Я поднял бокал за радость творческих исканий и пожелал успеха изобретению Ярцева.

Андрей говорил о боевой дружбе в нашей мирной жизни. Его лицо светилось внутренним светом такой страстной, утверждающей силы, что я невольно им залюбовался.

На Валю я старался не смотреть, и тем более не любоваться, думая, что Андрею это будет не очень приятно. Ведь я вместе с Валей вернусь в Москву, а он останется здесь. Кто знает, как могут сложиться обстоятельства— не все девушки постоянны, — и к тому же Валя ни словом, ни взглядом не высказывала своих чувств к Андрею.

Самая обыкновенная дружба, и ничего больше.

Мне понравилось, что Валя осталась верна себе и опять заговорила о метеорите:

— Тут уже Егор Петрович упоминал о тайнах природы. На земле еще столько неразрешенных загадок, но природа не ждет, пока мы их все разгадаем, и посылает загадки с неба. — Она по-детски зажмурилась от удовольствия и спросила: — Егор Петрович, а когда прилетят ваши ученые? Утром или только к вечеру? Никак не дождусь!

— Шоколадная бомбочка,— усмехнувшись, напомнил Андрей.

Валя чуть было не рассердилась, и я, чтобы предотвратить возможную ссору, спросил у нее, когда она кончает институт.

— Хочу перейти на заочный. Устраиваюсь на работу.

— Куда?

К моему изумлению и тайной радости, Валя назвала исследовательский институт, где я работал. Возможно, ее назначат лаборанткой в нашу лабораторию.

Мы спорили, перебивали друг друга и вдруг сразу же умолкли.

Из сада послышалось какое-то странное клокотанье, затем пронзительный треск, точно в двух шагах от нас разрывали материю, и все озарилось ослепительным фиолетовым пламенем.

Вскочив из-за стола, мы бросились к перилам. Из небольшого отверстия в шаре вырывался лиловый огонь.

Шар сорвался с места, покатился по песчаной дорожке, перепрыгнул через клумбу и, сломав проволочную ограду, со свистом выкатился на теннисную площадку.

Желание, которое должно исполниться

Очень жаль, что в тот вечер к нам не успели прилететь представители Академии наук. И несмотря на то что профессор Чернихов был известнейшим ученым, с большим научным кругозором, все равно он ничем не моu нам помочь в разрешении загадки метеорита. Домыслы, предположения, гипотезы — и никакой ясности.

Да что там говорить! Когда я рассказывал о нашем метеорите кое-кому из специалистов, всю жизнь занимающихся небесными телами, те пожимали плечами и говорили, что наука не знает ничего похожего на данный прецедент.

Но ведь мы-то собственными глазами видели этот «прецедент». Не уверен, сможет ли он повториться, но почему бы не допустить этого? Разве не существует на свете научных загадок?

Мне помнится, что в тот вечер, о котором я сейчас рассказываю, нам пришлось столкнуться с разными загадками, и мы старались, пусть довольно примитивно, все же их объяснить, опираясь на свои познания в технике. К чистой науке это не имело никакого отношения.

Итак, наш метеорит вел себя довольно странно. Зачем ему понадобилось выкатиться на теннисную площадку?

Встают перед глазами помятая клумба, сломанные стебли георгин, обгорелые чашечки лилий, расплавленный песок на дорожке — все это было освещено беспокойным фиолетовым пламенем, похожим на свет ртутной лампы, и казалось нарисованным, неправдоподобным.

Не успели мы опомниться от неожиданности, как шар уже остановился. Пламя погасло, стало темно, светилась только раскаленная дыра в оболочке шара, будто сопло реактивного самолета. На противоположной стороне чернела глубокая трещина, чем-то похожая на щель приоткрытого люка.

— Ну и ну! — покачал головой Николай Спиридонович.— Сплошная метафизика!

Подполковник поднял с земли палку, обошел вокруг шара и осторожно постучал по его поверхности. Внутри, по-видимому, была пустота.

Палка начала тлеть, веселые искорки побежали по темной окалине метеорита.

— Он еще не совсем остыл, — спокойно сказал Егор Петрович.

¦— Надо бы привязать его буксирным тросом, — как бы про себя, сказал Сандро.

— Зачем? — усмехнулся Андрей. — Улетит он, что ли? — Но, заметив гневный взгляд Вали, тут же проглотил усмешку. — Надо, конечно, установить наблюдение.

Егор Петрович долго ходил вокруг шара, внимательно его осматривая, наконец остановился, вынул портсигар и, не достав папиросы, снова положил в карман.

— Не подходите, — предупредил он, заметив движение Вали. — Отойти всем... Сейчас вызову охрану, тогда...

— Прошу извинения, Егор Петрович, — перебил его профессор. — Зачем охрана? Что и от кого охранять? Здесь нужно просто научное наблюдение.

— Это само собой... А я обязан предусмотреть любые неожиданности.

Сандро вытянулся по-военному:

— Разрешите мне пока здесь остаться.

— Разрешаю, — согласился Егор Петрович.— Только близко не подходить. Наблюдение вести из-за укрытия.— И, взяв Валю под руку, сказал: — Хватит сегодняшних приключений. Зачем подвергать себя лишнему риску?

Валя с лукавой улыбкой посмотрела на него:

— Я думаю, что даже у вас разыгралось воображение. Все мы ждали чего-то Необыкновенного от этого странного метеорита.

Взбежав по ступенькам террасы, она закашлялась, видимо еще чувствуя в горле дым горящей тайги, вынула из кармана платок и что-то выронила.

Я нагнулся и передал Вале обломок голубоватого металла.

— Спасибо, — поблагодарила она. — Как же я о нем забыла? Ведь специально принесла показать.

Выяснилось, что Валя нашла этот кусок возле метеорита и подумала, будто это его осколок.

Андрей долго вертел его в руках, царапал ножом, изучал внимательно и наконец облегченно вздохнул:

— Если взглянуть на это дело по-инженерски, то мне понятно, почему не разбился пустотелый метеорит.

Все выжидательно молчали. На губах у Вали блуждала скептическая улыбка: видимо, она заранее предполагала, что Андрей постарается развенчать ее романтические представления о небесном подарке.

— Этот легкий и весьма стойкий металл, который не сгорел в атмосфере, — сухо, по-деловому объяснял Андрей, — видимо, образовывал внешнюю оболочку метеорита...

Мне эта гипотеза не показалась убедительной, но после того, как Андрей развил свою мысль, я почти согласился с ним. Он говорил, что оболочка метеорита, находясь в расплавленном состоянии, послужила своеобразным амортизатором и смягчила удар. Освободившись от нее, метеорит скатился в овраг.

— Согласны вы с этим, Николай Спиридонович? — в заключение спросил Андрей.

— А что меня спрашивать? Завтра изложите свою гипотезу специалистам. Я вполне прилично изучил ионизированные хвосты метеоритов, а в руках не держал даже осколочка. Вон только сегодня посчастливилось... Но зато раньше ученые изучали электропроводность пламени в газовой горелке, а у меня получилось куда интереснее... Вы понимаете, Виктор Сергеевич, что высокие частоты...

Но я не понимал или, вернее, не хотел сейчас понимать, занятый мыслями о метеорите. Да метеорит ли это? Догадка Андрея насчет расплавленной оболочки будоражила воображение.

— Вы совершенно правы, — сказал я, отводя Андрея в сторону:—именно жидкая оболочка, внутри которой находится шар с высокой теплоизоляцией. При удар$ о землю получается нечто вроде масляного амортизатора... Я слышал взрыв. Это, наверно, лопнула верхняя корка из окалины. Хитро придумано?

— Придумано? — рассеянно переспросил Андрей, глядя на Валю, которая оживленно о чем-то рассказывала.—Кем придумано?

Ему было не до меня. Я спустился по ступенькам в сад и вновь ощутил досаду. Неужели я никак не могу отвязаться от диких бредней? На землю падали метеориты и большие и маленькие, и самой разнообразной формы. Что же тут удивительного?

Я уже с трудом различал остывающий метеорит. Он сливался с ночными сумерками и казался бесформенным, только маленькое пятно сбоку светилось, словно огонек папиросы.

Вдали темнели деревья а внизу, под ними, по краям площадки, тянулась бледная полоска как бы еще не растаявшего снега. Это цвели табак и левкои. Ветер доносил оттуда пряный, волнующий запах.

Оглушительный взрыв разорвал тишину. Слепящий свет, словно вспышка магния, выхватил из темноты клумбы, скамейки, квадрат теннисной площадки. Высокая струя фиолетового пламени на мгновение повисла в воздухе, и все погасло.

Снова наступила тишина. Тьма окутала сад. Оглянувшись на террасу, я только через минуту мог различить тусклую лампочку, прикрытую абажуром, светлое пятно скатерти и какие-то неясные тени вокруг стола.

Что-то ударилось о крышу раз... другой...

Я бросился на площадку.

На том месте, где мы оставили шар, темнела воронка с рваными краями. Неподалеку лежал куст георгин, поднимая вверх вывороченные корни.

Исчез не только шар, но и Сандро. Опять в сознание закралась нелепая мысль: а что, если его втащили в люк? Кто? Зачем? Тогда я не отдавал себе отчета и если сейчас об этом рассказываю, то для того, чтобы вы поняли, насколько мы были наэлектризованы этими удивительными событиями.

Зря я беспокоился за судьбу нашего «наблюдателя».

Послышался треск ломаемых веток, и сквозь еловую изгородь на площадку прорвался Сандро.

— Что? Что случилось? — испуганно проговорил он, размахивая биноклем.

— Это у вас надо спросить, — сурово заметил Егор Петрович, появляясь рядом с нами. — Вы оставались здесь для наблюдения?

Пришлось Сандро оправдываться. Он бегал за биноклем, который оставил на вешалке в прихожей. В бинокль очень хорошо было бы следить за каждой трещиной в шаре, за изменением его цвета, о чем Сандро собирался записывать в блокнот. Кстати, его он тоже оставил в кармане плаща.

Сандро посмотрел на комья земли, раскиданные по площадке, и печально развел руками:

— Да вот, кажется, опоздал.

Я невольно посмотрел вверх, надеясь увидеть светящийся след в черном небе.

— Не туда смотрите, — послышался голос профессора.— Метеорит остался на земле.

Он поднес к моим глазам черные, обожженные осколки легкой ноздреватой породы.

— Пройдите по площадке, их там много.

На меня напало тупое безразличие. Все! Лопнула моя мечта, как самый обыкновенный мыльный пузырь. Напрасно я успокаивал себя решением технических загадок. Ну, хотя бы почему взорвался метеорит. Вероятно, из-за неравномерного охлаждения. Или он случайно скатился в канаву с водой, что подтверждалось оставленным им следом на песке и о чем сейчас Андрей спорит с Валей. Не все ли равно?

Вале тоже было обидно. Она доказывала, чуть ли не плача:

— Ведь могли бы его сберечь? Могли! Почему он скатился в воду? Ведь площадка ровная!

— Ровная, — упавшим голосом соглашался Андрей.— Но он сдвинулся сам. Я объясняю это тем, Валечка, что в его стенках находились пустоты. Из них время от времени вырывались горящие газы и силой отдачи толкали шар... Все это очень просто.

— Зачем тогда тросом не привязали? — подкидывая на руке легкий осколочек, как бы про себя сказал Сандро. — Надо было за ним в училище съездить.

Егор Петрович сокрушенно покачал головой:

— Моя вина. Но что поделаешь — впервые в жизни с этой техникой встречаюсь.

— Наверно, это углистый метеорит, — подбирая осколки, заметил Николай Спиридонович. — Тяжелая потеря для науки. Как мы не догадались хотя бы его сфотографировать!..

Все были подавлены. Каждый из нас понимал, что вряд ли удастся склеить метеорит или сделать его слепок для музея или коллекции Академии наук. Но дело даже не в этом — улетучились газы из пустот, всё рассыпалось. Видимо, изменилась и его структура. С какими постными лицами разочарованные ученые будут осматривать жалкие осколки, которых они повидали тысячи на своем веку! В конце концов, мы даже не можем ничем доказать, что существовал огненный шар.

Валя подобрала несколько осколков, хотела рассмотреть их, но в темноте это было трудно, и она пошла на террасу.

В молчании, стараясь не глядеть друг на друга, мы двинулись за ней.

Вспомнился вчерашний вечер, падающая звезда, желание, которое я загадал. О чем же горевать? Ведь оно исполнилось. Я испытал необыкновенное путешествие, побывал в таинственном мире огня, где никто и никогда не был. Я встретился с чудесным изобретением Ярцева и познал его ценность на практике. Твоя мечта о необычайном сбылась, так позабудь о маленьком приключении с упавшей звездой.

Но как я ни уговаривал себя, забыть об этом не мог.

Валя подошла к столу, высьщала на скатерть остатки метеорита и всплеснула руками.

— Идите скорее!—восторженно закричала она.— Да что же это такое!

Все, кроме меня, подбежали к столу. Андрей взглянул на осколки, зажмурился и прошептал что-то. Сандро застыл в оцепенении. Егор Петрович вынул папиросу из портсигара, привычно постучал ею по крышке, затем смял и выбросил. Облокотившись обеими руками на стол, он не отрывал глаз от осколков.

Николай Спиридонович торопливо снял пенсне, вынул из кармана большой голубой платок, тщательно протер стекла и, порывисто вскинув их на нос, промычал:

— М-да... редкая находка!

Я как. мог сдерживал пожиравшее меня любопытство. Стоя у барьера веранды, я до боли в ногтях впивался пальцами в мокрое от росы дерево.

Не знаю, что именно удерживало меня на месте. Возможно, я испытывал силу воли, борясь со жгучим нетерпением? Я всегда был любознателен и всю жизнь подчинялся этому ненасытному чувству. Стараясь удовлетворить его, я прочитал тысячи книг, проделал бесчисленное количество экспериментов за лабораторным столом, и это чувство росло во мне. Теперь же мне хотелось помучить себя, оттянуть, насколько возможно, удовлетворение этого вполне законного любопытства.

— А ну-ка, батенька, подойдите сюда! — крикнул мне Николай Спиридонович. — Видали ли вы что-нибудь подобное?

Я был искренне рад этому приглашению, которое служило прекрасным предлогом для того, чтобы закончить свое единоборство с любопытством.

От режущего света лампы я прищурил глаза. И вдруг тонкий, невероятно знакомый лучик проскользнул между век. Он светился в горке осколков, дрожал и переливался лиловым, зеленым, голубым огнем. Вот мелькнуло радостное алое пламя, и засиял прозрачный, кристально чистый, ослепительно белый луч.

У меня перехватило дыхание.

— Алмазы! — мог лишь вымолвить я, не в силах протянуть руку, чтобы взять их и рассмотреть поближе.

Валя чувствовала себя хозяйкой положения. Она первая нашла метеорит и первая обнаружила алмазы, а потому, как говорится, «от щедрот своих» решила поскромничать:

— А может быть, это какое-нибудь особое вулканическое стекло? Я не слыхала, чтобы в метеоритах находили алмазы.

— Ты еще о многом не слыхала, доченька, — сказал Николай Спиридонозич, ласково поглаживая ее по голове,— и этим не следует хвастаться. У меня память стариковская, да и не очень-то я в юности увлекался небесными телами, но все же помню, что вычитал когда-то давно: в 1886 году в Пензенской губернии упал углистый метеорит весом около двух тонн. В нем, оказывается, были алмазы, правда очень мелкие. Не то что эти.

Он попросил Сандро отвинтить стекло от бинокля и стал сквозь него, будто через лупу, рассматривать алмазы. Он суетился, выбирал самые крупные, ложился всем телом на стол и, прищурив один глаз, разглядывал столь необыкновенные подарки неба.

Наконец и я решился: взял кусок угля, на котором горели, будто уже отшлифованные, алмазы, и для проверки самого главного, их твердости, стал царапать острыми гранями^ дно стакана. Сомнения исчезли — алмазы были настоящими.

— Дело, конечно, не в этом кладе, буквально свалившемся с неба, — отложив в сторону осколки, сказал Николай Спиридонович. — Кто знает, не поможет ли его изучение найти способ изготовления искусственных алмазов?

— В таких же огненных шарах?—обрадованно предположил Сандро. — Сделать такие печи...

Андрей несколько умерил его восторги и пояснил, что для кристаллизации алмазов нужна температура в тысячи градусов, а кроме того, огромное давление в сорок— шестьдесят тысяч атмосфер. Сочетать эти условия и еще ряд других пока еще никому не удавалось.

— Но, может быть, сейчас... — хотел было продолжить свою мысль Андрей.

Но Валя не дала ему договорить.

— Как это чудесно! — воскликнула она. — Что может быть благороднее и красивее бриллианта? Но я вижу вашу усмешку, Андрей, а потому покорно склоняю голову. Алмазы прежде всего нужны технике... Вы, наверно, уже представляете себе, что скоро дешевые искусственные алмазы в десятки карат пойдут на буры, на резцы для скоростных станков-автоматов. Помните, как-то вы мне рассказывали?

— Помню,— ответил Андрей и, почему-то смутившись, добавил: — Хватит алмазов и для техники и для...

Он сделал вид, что закашлялся, но мне почему-то подумалось, будто он хотел сказать «и для любимых», хотя столь явное выражение чувств было не в его характере. Правда, потом я поразмыслил и решил, что он зря смутился. При чем тут Валя, когда это может касаться всех любимых на земле. Разве они не заслуживают самых красивых подарков, тем более что бриллианты потеряют высокую денежную ценность, столь противную духу романтиков, и навсегда останутся лишь прекраснейшим произведением природы, искусства и человеческого разума.

Андрей этого ничего не сказал, а потому наступило некоторое замешательство, и, чтобы его не усугублять, пришел на помощь Егор Петрович:

— Вы правы, Андрей. Нам ценны алмазы и для техники и как украшение. Но главная ценность — в иных алмазах чистой воды, таких твердых и стойких, что даже в огне не горят. В вашем танке, как в огненном шаре, кристаллизовались характеры людей. И эти люди с волей алмазной твердости — самая величайшая наша драгоценность.

Пожалуй, не следовало бы приводить столь незаслуженно высокую оценку наших поступков, но я подумал, что эти слова касаются многих истинных героев, к ним они как нельзя лучше подходят. И, конечно, не только в танке — это частный случай — кристаллизуются характеры, а всюду и везде среди настоящих людей.

Я нашел этих людей, они могут сделать все. Работать вместе с ними, мечтать и спорить было мое единственное желание.

И снова в черном ночном небе промелькнула падающая звезда. Медленно таял ее призрачный след. Но я уже не мечтал о заоблачных путешествиях, не загадывал наивных желаний. То желание, о котором я только что думал, все равно исполнится.

1946 (1957)

Оглавление

Сигналы из тайги

Только этот путь!

Сквозь огонь

«Малиновый остров»

Мост горит!

Огонь и вода

Удивительная находка

«Неужели это конец?»

«Посланец неба» напоминает о себе

Желание, которое должно исполниться Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg