«Последнее жертвоприношение»

Константин СИТНИКОВ

ПОСЛЕДНЕЕ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

При падении его оглушило. Руслан с трудом выбрался из кустов на залитую солнцем площадку заправочной станции и, пошатываясь, направился к телефонной будке. В ушах у него звенело, и сначала ему показалось, что телефон не работает. Только потом он различил в трубке долгие гудки. Дяди не было дома. Он вытащил жетон из окошечка и снова опустил его в щель. Но, протянув руку к диску, вдруг понял, что намертво забыл номер музейной вахты. Тщетные попытки вспомнить его вызвали лишь головную боль. Привалившись горячим лбом к прохладному стеклу, он некоторое время боролся с мучительной тошнотой. Затем его все же вырвало, и это принесло небольшое облегчение. Поморщившись, он поспешил на воздух.

Насколько он мог судить, его швырнуло на несколько километров от того места, где его застал смерч. Причины, вызвавшие этот смерч, и обстоятельства, при которых он возник в самом центре города, были настолько невероятны, что размышлять о них значило подвергнуться очередной пытке головной болью. Руслан предпочел сосредоточиться на том, как добраться до своего дяди. Сейчас это был единственный человек, который согласился бы его выслушать и, возможно, даже помочь. Как это ни больно, но теперь он не мог рассчитывать на своего отца и, более того, вряд ли мог доверять ему. От этой мысли ему казалось, что рушатся сами устои его внутреннего мира. Он рос без матери, и отец был для него едва ли не божеством. И то, что отец предал его, вызывало в нем боль гораздо более сильную, чем ссадины, полученные при падении.

В тот момент, когда он вышел из телефонной будки, возле одного из заправочных автоматов остановился мощный магистральный грузовик с обтекателем на кабине - австрийский "Штайр", - и из него выпрыгнул водитель. Крупный мужчина лет сорока, в зеленой безрукавной рубашке, заправленной в голубые брюки. Обширное его чрево поддерживалось широким черным кожаным ремнем, придававшим ему облик благородного киношного разбойника. Через расстегнутый воротничок на груди виднелись седые заросли, среди которых терялась тонкая золотая цепочка с кулоном в виде крошечного сердечка. Бронзовый загар покрывал его лицо, шею, грудь и испещренные наколками руки.

Руслан направился к мужчине. Пожалуй, это был его единственный шанс быстро вернуться в город. Прозрачные серые глаза мужчины - одного оттенка с седыми, невесомыми, как паутина, волосами, - обратились к нему без всякой тени удивления или любопытства. Похоже, трудно было заставить этого человека изменить своему всегдашнему спокойствию и тем более вывести его из равновесия. Вместе с легким запахом хороших сигарет от него исходил аромат надежности, невозмутимости и мужской силы.

- До города подбросите? - спросил Руслан, подавляя дурноту, которая волнами накатывала на него.

Потерять сознание на раскаленной асфальтированной площадке - не приведи Боже! Солнце, стоявшее высоко над березовой рощей, нещадно било его своими прямыми лучами в затылок. От заправочного автомата в неподвижном зное распространялись густые пары бензина...

Неторопливо вставив шланг в держатель, благородный разбойник закрутил крышку бензобака и забрался в высокую кабину своего "Штайра". Руслан тоскливо подумал, что нет, его не возьмут. Но водитель перегнулся через сиденье, так что его зеленая рубашка выбилась из брюк, и открыл вторую дверцу изнутри. Он не произнес ни слова, даже головой не кивнул, словно это могло уронить его достоинство в собственных глазах. Однако Руслан и без того понял, что его берут до города.

Он с трудом вскарабкался на высокое кожаное сиденье, со второй попытки захлопнул дверцу и привалился затылком к задней стенке, нагретой снаружи солнцем. Его знобило, подташнивало и все время тянуло закрыть глаза. Но он упрямо разлеплял веки, чтобы не потерять последнего контроля над своим сознанием.

"Штайр" тяжело тронулся с места, медленно выкатил на дорогу и, наращивая скорость, понесся по прямой магистрали, мимо зеленых холмов, лесков и полей. Благодарение Богу, солнце оказалось со стороны водителя, а не со стороны Руслана. Приятный ветерок обдувал его лицо через низко опущенное стекло...

Если бы не приступы легкой тошноты, которую Руслану время от времени приходилось подавлять, это недолгое путешествие запомнилось бы ему как самое счастливое в его жизни. Сознание словно бы скользило по волнам, и когда оно взлетало на гребень, все чувства становились необыкновенно обостренными. Он начинал различать каждую травинку на обочине, несмотря на то, что грузовик делал шестьдесят километров в час. Мысли его прояснялись и едва ли не позвякивали от хрустальной прозрачности. Когда же сознание, наоборот, проваливалось в пропасть, все вокруг словно бы заволакивалось легким туманом и он погружался в приятное, похожее на дрему беспамятство.

Он чувствовал, что в его жизни начинаются большие перемены. Все прежние заботы и проблемы потускнели, сделались несущественными перед лицом новой, несравненно более серьезной опасности. Впереди его ждало неизведанное. И ему было особенно приятно, что рядом со ним в этот важный для него момент оказался именно такой человек, как этот молчаливый водитель. Это казалось ему хорошим знаком, залогом того, что в будущем его ждет удача.

Позже, когда все было уже позади, он, конечно, осознал, что все эти неумеренные восторги были лишь следствием сильного нервного возбуждения, вызванного преследованием и падением. Но тогда он чувствовал себя так, словно заново родился. И в каком-то смысле так оно и было.

Молчаливый водитель высадил его на обочине магистрали, в пригороде. Перегнувшись через сиденье, он снова захлопнул за ним дверцу и, так и не произнеся ни слова, тяжело тронулся с места.

Позже, вспоминая о нем, Руслан не мог избавиться от чувства вины. Преследователи Руслана не прощали тем, кто ему помогал. Четверть часа спустя этот невозмутимый мужчина погибнет в дорожном происшествии: перед самой машиной из воздуха выступит странная фигура, до глаз закутанная в черное. В последний момент старый опытный водитель, повидавший на своем веку всякое, круто свернет влево и на скорости восьмидесяти километров в час врежется в стоящее на обочине дерево...

А получасом раньше пьяный паренек, заливавший бак своего мотоцикла на той самой бензоколонке, куда забросило Руслана воздушным вихрем, выронил из вялых губ горящую сигарету в бензиновую лужицу под ногами, и взрыв был таким мощным, что в окрестных домах вылетели стекла...

Если бы Руслану сразу стали известны эти факты, он бы, возможно, уже тогда призадумался о том, что кто-то нещадно лупит по нему из тяжелого орудия, промахиваясь лишь на считанные минуты и попадая либо туда, где он только что был, либо туда, где он вскоре мог оказаться. Возможно, задумался бы он и о том, что эти промахи не могут быть случайными и что есть - должен быть, не может не быть! - кто-то, кому он обязан жизнью.

Впрочем, ОНИ, вероятно, и не собирались его убивать. Во всяком случае, не теперь. Он нужен был им совсем для другого дела. Скорее всего, они просто хотели запугать его, лишить воли, чтобы потом взять голыми руками. И, надо признаться, им это вполне удалось. Еще никогда Руслан не чувствовал себя таким растерянным и напуганным.

Потом он никак не мог вспомнить, каким образом добрался до музея. Пошатываясь, как пьяный, он поднялся по высокой лестнице наверх, и (позже он вспоминал об этом со смехом) его ужасно забавляло, что он никак не мог преодолеть последней ступеньки, - ее металлическая скоба, предохраняющая бетонные края от отбивания, постоянно цепляла его за конец кроссовки, и, чтобы не потерять равновесия, ему приходилось каждый раз ставить ногу обратно. Со стороны это, наверное, выглядело так, будто он хотел - и не решался сделать последний шаг. Наконец, он плюнул на равновесие и проделал оставшееся до дверей расстояние на четвереньках.

Открыв дверь головой и ввалившись в сумрачный вестибюль, он увидел волка. Самого настоящего волка - не какое-нибудь там чучело или добродушного домашнего пса, а живого здоровенного волчину с вытянутым носом и зеленовато-желтыми круглыми глазами. В глазах этих не было ничего, даже отдаленно напоминавшего о собачьей слезе или печальном собачьем взгляде, породившем известную поговорку, что собака все понимает, только сказать не может. Нет, это были жесткие волчьи глаза, горевшие изнутри, как два подсвеченных кусочка янтаря. Волк сидел на верхней ступени короткой лестницы, насторожив уши, черный его член свисал на кожистой складке с облезлого живота между широко расставленными нижними лапами, похожий на еловую ветку хвост с топорщащейся жесткой шерстью лежал сбоку.

Руслан даже не удивился, - не потому, что привык к подобным встречам, а потому, что этого просто-напросто быть не могло. А если и было, то - не более чем плодом его расстроенного воображения. Решив, что на сегодня достаточно, что уже хватит подвергать свой бедный рассудок таким суровым испытаниям, он закатил глаза под лоб и мягко повалился на бок. Последнее, что ему запомнилось, - это то, как, оглушительно цокая и скрежеща о плитки когтями, волк спустился к нему по ступеням, навис над ним и, схватив зубами за воротник, слегка потащил на себя, словно бы заставляя подняться... Но подняться Руслан уже не мог - сознание покинуло его.

...Очнулся он в глубоком, мягком кресле с круглыми валиками по сторонам высокой спинки. Открыв глаза, он словно бы в тумане увидел крошечную комнатку, стенами которой служили высокие, до самого потолка, стеллажи, заставленные деревянными ящиками. Эта комнатка была только частью большого подсобного помещения, где работал дядя Руслана, палеонтолог. Стеллажи с ящиками образовывали узкие проходы, пересекающиеся под прямым углом в самых разных направлениях и образующие настоящий лабиринт, в котором легко было заблудиться. Здесь его дядя и возился со своими экспонатами - доисторическими останками животных и растений, всевозможными рептилиями и древовидными папоротниками. Перед Русланом, упираясь ему под коленную чашечку острым ребром столешницы, стоял низенький журнальный столик, заваленный раскрытыми журналами и рукописями. На нем горела настольная лампа в зеленом абажуре. Ее света только и хватало, чтобы ярко осветить белые глянцевые страницы журналов, в остальном же в комнатке стояли приятные сумерки. Вечерние сумерки чувствовалось по всему.

Из-за стеллажей доносился приглушенный мужской голос, но с кем его дядя разговаривал, Руслан не мог понять. Потом дядин голос стих, послышались характерные пришаркивающие шаги, и он увидел Владимира Олеговича (или, как тот сам шутливо представлялся, Володимира Ольговича). На нем были рабочие брезентовые брюки и подшитый на локтях свитер. В руках - большая фарфоровая чашка с дымящимся напитком. Он слегка прихрамывал, так как одна нога у него была короче другой из-за перенесенного в детстве полиомиелита.

- Ну, как ты себя чувствуешь? - спросил он, прыгающей походкой приближаясь к Руслану.

Руслан только беззвучно шевельнул губами: ему совсем не хотелось ни двигаться, ни говорить.

- У тебя легкое сотрясение мозга, - продолжал дядя. - Ничего страшного. Несколько часов отдыха и подкрепляющее. Обязательно подкрепляющее, изготовленное по моему собственному рецепту. На-ка вот выпей, и тебе сразу станет лучше.

Он приподнял Руслану голову, просунув свои мягкие пухлые пальцы под его налившийся свинцом затылок, и поднес чашку к его губам. Пахучий пар защекотал Руслану ноздри. В чашке был прозрачный желтоватый напиток с цельными жесткими стеблями, переломленными в нескольких местах. Отхлебнув его, Руслан почувствовал, как приятное тепло распространяется по всему телу, прогоняя усталость и болезненную слабость.

Допив до конца, он снова прикрыл глаза и откинул голову на мягкий валик кресла. Его наполнила блаженная истома.

- Ну, теперь рассказывай, что с тобой случилось, - сказал дядя.

"Легко сказать - рассказывай!" - подумал Руслан, с трудом разлепляя веки. И все же он заставил себя собраться с мыслями и приступить к рассказу.

...Весь этот ужас начался несколько часов назад - Господи! всего несколько часа назад, а ему кажется, что его преследуют уже целую вечность; ему кажется, что этот страх уже застарел в нем, одряб и пошел морщинами, превращая и его самого в преждевременного старика. А ведь еще сегодня утром Руслан был самым обыкновенным парнем! Ничто не предвещало несчастья, день был обычным, не лучше и не хуже других. Он вернулся домой из школы, увидел, что входная дверь не заперта, и вошел без стука. И сразу его охватил легкий озноб. Был третий час пополудни, на улице стояла светлынь, на лестничной площадке было лишь немногим сумрачней, и потому непроглядный мрак, который ждал Руслана за дверью, был столь неожиданным и необъяснимым, что у него поджалась мошонка. Он словно бы с залитого солнцем склона вошел в пещеру, холодную, сырую пещеру, наполненную непроницаемой тьмой и невнятным шепотом. Впрочем, тьма не была непроницаемой. Когда его глаза привыкли к ней и он начал различать смутные очертания прихожей, он увидел, что двери в зальную комнату слегка приоткрыты и в щель пробивается неровный красноватый свет, как будто от свечей. Несколько мужских голосов, необыкновенно низких и лишенных интонации, непрерывно что-то бубнили. Те, кто был в комнате, даже и не слышали, что он вошел. Руслан почел за лучшее пока не выдавать своего присутствия. Потом он не мог объяснить себе, почему поступил так, но тогда это казалось ему правильным решением.

Руслан приблизился к приоткрытой двери и заглянул в нее. То, что он увидел, заставило его забыть обо всем на свете. Сперва, обнаружив в дверной щели смоляную тьму, он подумал, что окно в комнате завешено плотным одеялом, однако это было не так: ничего на окне не висело, и все же стекла были черными, как будто за ними стояла ночь. Ему показалось, что этот мрак образуется внутри комнаты, возможно даже исходит от горящих на столе свечей.

Посередине комнаты стоял большой овальный стол, вокруг которого сидело трое мужчин. Двоих он знал: это были его отец и приятель отца, Сергей Николаевич, который часто бывал у них; Руслан помнил его с тех пор, как помнил себя; он никогда бы не признался себе в этом, но временами он побаивался этого человека. Внешность у него была не просто запоминающаяся, а врезывающаяся в память: жесткое темное лицо, глубокие провалы вместо щек, кожистые складки под раздвоенным подбородком; глаза под густыми черными бровями сверкали, как антрацит; говорил он отрывисто и резко, почти не разжимая губ, и никогда не улыбался. Отец Руслана уважал его, как старшего брата, и приучил к такому же уважению своего сына.

Третий мужчина сидел к Руслану спиной, под его остриженным затылком выпирала тройная складка жира.

При первом же взгляде на своего отца Руслан понял, что тот чем-то расстроен. Обращаясь к Сергею Николаевичу, отец спросил глухо:

- Гунастр, ты уверен, что не ошибаешься?

- Так говорят кости, - твердо сказал Сергей Николаевич. - Жребий пал на твоего сына, Иггевальд. Твой сын должен умереть. Ты ведь знаешь, пришло время жертвоприношения. Мы больше не можем ждать, сегодня вечером последний срок. Если человеческая жертва не будет принесена, Велес придет в ярость. А это чревато самыми жестокими последствиями для нас.

- Но почему именно он? Зачем Велесу понадобился мой сын? - воскликнул отец.

- Ты ведь знаешь, что воля богов не подлежит обсуждению. Ты не должен терять головы, - жестко сказал Сергей Николаевич.

- Ты прав, Гунастр, - согласился отец (что за непривычные, вышедшие из глубокой древности имена! - удивился Руслан) - Но все это так неожиданно... У меня голова идет кругом... Когда и где должна быть принесена жертва?

Сергей Николаевич, казалось, смутился.

- Выбор места удивил меня самого, - сказал он. - Ты знаешь танцевальную площадку в парке? В полночь великий Велес придет туда, чтобы взять твоего сына.

Помолчав, он добавил:

- Это большая честь для него, подумай об этом.

- Да, да, ты прав, Гунастр, - торопливо согласился отец. Танцевальная площадка... В половине двенадцатого я приду туда со своим сыном...

- Вот и хорошо. Вот и хорошо, Иггевальд. Крепись и думай о той чести, которую великий Велес оказал твоему роду. Пойдем, Простен. - С этими словами, обращенными к обладателю толстого загривка, Сергей Николаевич поднялся.

Поднялись и все остальные.

Руслан понял, что сейчас они начнут расходиться. И, кажется, это было единственное, что он еще понимал. То, что он сейчас услышал, было настолько дико... настолько не укладывалось ни в какие рамки... Все эти древнескандинавские имена... какой-то великий Велес... человеческое жертвоприношение... Какого черта? тысячелетие на исходе - о чем говорили эти взрослые мужики, засевшие в темноте, как заговорщики?!. И ведь все это непосредственно касалось его самого - вот что главное! Это ведь его собираются принести на заклание! Было от чего если не струхнуть, то хотя бы оторопеть.

Руслан попятился назад, бесшумно выскользнул за дверь - и вовремя, мужские голоса переместились в прихожую: гости расходились. Он быстро поднялся на верхнюю лестничную площадку, чтобы переждать, пока они спустятся вниз. После этого он хотел вернуться домой и потребовать объяснений у отца.

Он слышал, как мужчины вышли на лестничную площадку и начали спускаться по ступеням. Осторожно выглянув между прутьями перил, он увидел, что двое мужчин спускаются вниз, а его отец стоит возле открытой двери, провожая их взглядом. Неожиданно Сергей Николаевич, шедший последним, остановился и поднял голову. Руслану показалось, что их взгляды на мгновение встретились, он отшатнулся назад с бешено колотящимся сердцем, а когда вновь отважился взглянуть вниз, увидел подтверждение своей догадке: Сергей Николаевич заметил Руслана и теперь поднимался обратно.

- Что случилось? - спросил отец.

Тот ничего не ответил, остановил его нетерпеливым движением руки и продолжал подниматься, коротко взглядывая наверх.

Руслан бесшумно взбежал еще на один лестничный пролет. Сергей Николаевич неотступно следовал за ним. Похоже, он чувствовал его присутствие по запаху. От этой мысли Руслану стало не по себе. Он торопливо взбежал еще выше. Шаги Сергея Николаевича слышались следом, неторопливые и неотвратимые, как сама судьба. На площадке пятого этажа Руслан опять прислушался: шаги, неспешные и размеренные, как движения маятника, следовали за ним. Руслан запаниковал. У него оставался единственный выход - по отвесной железный лестнице на чердак. Чердачное отверстие чернело у него над головой. Он вскарабкался по лестнице и побежал в темноте чердачного помещения. Шагов за своей спиной он больше не слышал. Он выбрался через люк на залитую солнечным светом и прохладой крышу и загромыхал по шиферу. Перед тем как нырнуть в соседний люк, он задержался на мгновение, чтобы обернуться назад, но и одного мгновения хватило для того, чтобы волосы у него на голове встали дыбом. Все виденное им прежде не шло ни в какое сравнение с тем, что он увидел сейчас. Со свистом рассекая воздух, прямо к нему летел по воздуху Сергей Николаевич. Его ноги в белых носках и дорогих лакированных туфлях были неподвижны и не касались крыши, болтаясь в пустоте.

Если до этого момента Руслан отказывался верить в реальность происходящего - все это казалось ему каким-то театрализованным представлением, по нелепой режиссерской прихоти перенесенным с театральных подмостков на подмостки его обыденной жизни, то теперь он понял, что это вовсе не шутки, что все это не менее реально, чем его занятия в школе или, скажем, сегодняшний завтрак с отцом на кухне.

И лишь тогда он испугался впервые. Испугался по-настоящему. И самым страшным было то, что в этой ситуации ему негде было искать убежища или помощи. Ведь даже отец, родной отец предал его!

Сергей Николаевич стремительно приближался. Нырнуть в люк Руслан уже не успел. На лету Сергей Николаевич протянул руку вперед и сделал кистью такое движение, словно наматывал на нее веревку. Воздух между ними взвихрился, закрутился воронкой, маленький сизый смерч схватил Руслана, размахнулся и швырнул его прямо в огромное солнце...

Закончив рассказ, Руслан умоляюще взглянул на своего дядю. Дядя был его последней надеждой. Именно о дяде он вспомнил сразу, как только к нему вернулась способность соображать. Они не были особенно близки с ним - отец недолюбливал своего старшего брата и косо смотрел на любые отношения между ними, а Руслан слишком уважал волю отца, чтобы идти ей наперекор. Впоследствии, размышляя над этим, Руслан пришел к выводу, что на мысль о том, чтобы обратиться за помощью к дяде, его натолкнули именно эти два обстоятельства: неприязнь к нему отца и то, что дядя ТОЖЕ БЫЛ СТРАННЫЙ. Что именно Руслан вкладывал в эти слова, оставалось не вполне ясным для него самого, но в том, что это была истинная правда и что его дядя действительно ТОЖЕ СТРАННЫЙ, - в этом он был убежден.

Выслушав Руслана, дядя задумчиво покачал головой:

- Я боялся, что рано или поздно это случится.

- Так ты знал? - вскричал Руслан. - Что происходит? О каком жертвоприношении они говорили? И почему с ними мой отец?

- Как много вопросов сразу! - улыбнулся дядя. - К сожалению, в ваше время молодых людей не учат тому, чему следовало бы учить в первую очередь. Видишь ли, твой отец... как бы это помягче выразиться... он... ну, одним словом, он не тот, за кого ты его принимаешь. Я не имею в виду, что он хуже или лучше, чем ты привык о нем думать, я говорю о том, что он ДРУГОЙ. Я всегда считал, что ты должен обо всем знать, но у твоего отца было особое мнение на этот счет.

- Но кто он? И кто эти люди: Сергей Николаевич и этот толстяк?

- Они волхвы.

- Какие волхвы? - не понял Руслан.

- Жрецы бога Велеса.

- Велеса? Да, они говорили именно о Велесе... Но это же бред какой-то! Кто такой этот Велес и как мой отец оказался его жрецом?

- Велес - древний славянский бог. Ему поклонялись наши предки еще полторы тысячи лет назад. Этот культ сохранился и до наших дней. Однако все связанные с ним обряды держатся в глубочайшей тайне. Не удивительно, что ты о нем не слышал. Не сомневаюсь, что со временем отец собирался посвятить тебя во все тонкости своего служения, чтобы сохранить преемственность поколений.

- Ты знал об этом и ничего мне не сказал!

- Видишь ли, между мной и твоим отцом всегда существовали глубокие разногласия. Мы, в прямом и фигуральном смысле, молимся разным богам. Я никогда не сочувствовал таким кровавым культам, как культ Кибелы или Ваала, а культ Велеса не многим лучше их. Твой отец... и его друзья... в каком-то смысле люди подневольные. Они служат божеству, требующему от них порой довольно неприятных вещей. Это единственный из славянских богов, который по-прежнему питается человеческой кровью. Теперь твой отец лучше представляет, что значит стать объектом его притязаний, - ведь для жертвоприношения выбран его собственный сын.

- Ты говоришь об этом с такой легкостью!

- Вовсе нет, мой мальчик. Просто я пытаюсь прояснить для тебя ситуацию, не подливая при этом масла в огонь.

- А ты... тоже служишь какому-нибудь богу?

- Да, испокон веков весь наш род является родом жрецов. Навроде как древнееврейское колено Аарона... Моего бога зовут Перун, литовцы называют его Перкунас, а латыши - Перконс. Это один из величайших, но, увы, несправедливо забытых богов нашего мира. Кстати, я хочу познакомить тебя с его посланником. Да ты его уже видел в вестибюле... Подожди-ка, я пойду перекинусь с ним парой слов, а ты пока приготовься, я хочу, чтобы ты произвел на него хорошее впечатление.

Не успел Руслан удержать своего дядю, как тот вышел из комнаты, и из темного вестибюля снова донесся его приглушенный голос, которому отвечал другой, мало похожий на человеческий: хриплый и отрывистый.

Руслану стало не по себе: с ума сойти - знакомиться с посланником богов!

Дверь отворилась, и в нее вошел дядя. За ним, царапая пол когтями, плелся давешний волк, с которым Руслан столкнулся нос к носу в вестибюле.

- Волк! - воскликнул Руслан. - А я думал, что он мне примерещился!

Дядя даже не улыбнулся.

- Боюсь, мой мальчик, ты даже представить себе не можешь, кто перед тобой. Это не простой волк, и это не просто волк. Семаргл - бог, более древний, чем Иисус Христос. Ему поклонялись наши предки еще до появления на Руси христианства. Тебе повезло, что именно сегодня он решил навестить меня. Семаргл, - обратился он к волку с легким поклоном, - позволь представить тебе моего племянника, сына моего младшего брата Иггевальда Руслана.

Волк, усевшись на задние лапы, разинул красную пасть и пролаял хрипло и отрывисто:

- Да, в жилах этого юноши течет кровь древних волхвов. Приветствую тебя, Руслан сын Иггевальдов, да не выпадет шерсть на твоем животе!

За последние несколько часов с Русланом случилось так много необычного, что он уже устал удивляться.

- Поприветствуй Семаргла, - шепнул ему дядя.

Руслан неловко поклонился и проговорил стесненно:

- Я тоже приветствую тебя, Семаргл... сын... сын... да не выпадут волосы на твоем животе!

- Увы, - довольно оскалился волк, - это уже случилось. Я слишком стар, слишком стар для этого мира. Но мои когти и клыки крепки по-прежнему - и твои преследователи скоро в этом убедятся! Володимир рассказал мне, что с тобой произошло. Тебе не следует беспокоиться, сейчас твой дядя отправится к Перуну за помощью, а я тебя посторожу. Думаю, волхвы побоятся сунуться сюда, пока я здесь, - и с протяжным голодным зевком он пал грудью на пол и обрушил морду на вытянутые передние лапы.

Только теперь Руслан заметил на спине у него что-то прозрачное, шелестящее, переливающееся всеми цветами радуги, как сложенные стрекозиные крылья. Но долго задерживать на них взгляда он не стал.

- Как, ты уходишь? - испуганно спросил он у дяди.

- Боюсь, мне придется оставить вас на некоторое время. Одним нам не справиться. Велес слишком могуществен, чтобы мы могли идти против него, не заручившись поддержкой Перуна.

- А Перун согласится помочь нам? Ты же говорил, что он бог, да еще и один из величайших...

- Видишь ли, - сказал дядя, - древние боги более демократичны в этом смысле, да ведь и Иисус тоже в свое время сходил на землю... Были времена, когда многие боги жили среди людей и не гнушались помогать им, а также если случалась в том необходимость - и принимать от них помощь. Да, да, бессмертные тоже не всемогущи, особенно когда они враждуют друг с другом. Случается и им обращаться к людям за содействием... К тому же не думай, что человеческое жертвоприношение - это такое уж заурядное событие. Это тебе не простое, бессмысленное убийство. Жертвоприношение, или, как его называли наши предки, треба, меняет соотношение сил во вселенной. Волхвы уже второе тысячелетие творят требу Велесу, и благодаря этому Велес приобрел слишком большую силу. Перун и другие боги не могут допустить, чтобы это продолжалось и дальше. Вот почему, я в этом уверен, они вступятся за тебя и не позволят твоему отцу и его... хм, друзьям... совершить над тобой насилие.

- А что, если Сергей Николаевич придет сюда, пока тебя нет?

- Гунастр? Я думаю, он не отважится сунуться к тебе, пока здесь Семаргл. Гунастр всего лишь колдун, а Семаргл - бог, бессмертный. Нет, вряд ли он посмеет напасть на Семаргла без Велеса, а Велес явится на землю только в полночь, ты же сам слышал. Но на всякий случай, - он выдвинул со стеллажа большой ящик и достал из него продолговатый костяной конус, - на всякий случай держи вот это.

- Что это? - удивился Руслан, принимая из рук дяди конус. Тот оказался тяжелым, жирным на ощупь, как парафин, и оставлял на пальцах меловые пятна. Он был полый, как наконечник копья.

- Это раковина белемнита, вымершего миллионы лет назад головоногого моллюска, - пояснил дядя. - В народе такие раковины называют громовыми стрелками или стрелами Перуна, да так оно и есть в каком-то смысле. Это самое действенное средство против Велеса, какое только можно отыскать на земле. Если придется совсем уж туго, используй эту раковину как оружие.

Руслан сунул белемнит за брючной ремень, замявшись, спросил:

- Дядя, как ты думаешь, отцу совсем не жалко убивать меня?

- Авраам тоже готов был заклать сына для своего бога, но это не значило, что он не любил его... - Владимир Олегович потрепал Руслана за плечо и вышел из комнаты.

Лежавший у порога волк проводил его плавным движением бровей.

Руслан остался один на один с Семарглом. Он не знал, следует ли ему заговорить с этим боговолком или лучше помолчать. Некоторое время он мучился этим вопросом, но затем решил, что боги лучше знают, что нужно делать. К тому же Руслан все еще чувствовал себя неважно, в голове толчками билась кровь, веки слипались. Он прикрыл глаза и незаметно для самого себя погрузился в дрему. Ему привиделся его отец. Отец искал его, внимательно озираясь вокруг и беззвучно шевеля губами. По движению его губ Руслан разобрал, что отец зовет его по имени. Испугавшись, он открыл глаза, но видение не исчезло: отец продолжал искать его, шаря вокруг себя руками. Сквозь него Руслан видел лежащего в зеленоватом сумраке волка, время от времени поднимавшего брови и спокойно поглядывавшего на Руслана. Похоже, волк и не подозревал, что с Русланом творится что-то неладное. Руслан хотел позвать его, но язык прилип к гортани, и он сумел выжать из себя лишь негромкий горловой звук. И тотчас отец резко обернулся к нему, увидел его и крикнул обрадованно:

- Сын! Вот ты где! А я-то уж думал, что ты не отзовешься. Послушай меня, послушай своего отца! Ты все неправильно понял. Я вовсе не собираюсь причинять тебе никакого вреда... и вообще делать ничего плохого. Ты должен поверить мне. Где ты сейчас находишься? А, вижу... у моего братца... и эта псина здесь... Они наверняка наговорили тебе гадостей про меня и про великого Велеса? Поверь мне, все, что они тебе сказали, - ложь. Иди ко мне, и я объясню тебе, что происходит на самом деле. Ну, ухватись за меня! - Он протянул Руслану руку.

За ним была чернота ночи. И сквозь эту черноту Руслан видел, как удивленно и подозрительно дернулось волчье веко... как угрожающе оскалились его желтые клыки... как напряглись передние лапы с изогнутыми когтями... Но прежде чем Руслан успел сообразить, что он делает (у него была только одна мысль, воспитанная с детства: отец зовет меня! мой отец протягивает мне руку!), он почувствовал, как его пальцы попали в железные тиски отцовской руки... рывок... и он вылетел из мягкого кресла... из приятной теплой комнаты - в ночь... желтые волчьи клыки лязгнули беззвучно где-то в другом мире за его спиной... жирная черная тьма сомкнулась позади него. И через мгновение вся она вспыхнула по периметру белым режущим электрическим светом - сквозь полуприкрытые веки Руслан увидел, что он стоит со своим отцом посередине танцевальной площадки, окруженной высокими кирпичными стенами и освещенной врубившимися разом прожекторами. С обеих сторон к ним приближались по воздуху волхвы в мохнатых медвежьих шкурах, тяжело колебавшихся от ветра. Их было двое, и они стремительно летели по воздуху. На головах у них были высокие острые шапки, в руках - длинные, в человеческий рост, посохи с загнутыми концами. (Посох и шапка отца лежали на земле.)

Когда волхвы опустились по обеим сторонам от Руслана, он сразу узнал обоих: один из них был Сергей Николаевич, другой - давешний толстяк с тройным подбородком.

Увидев Сергея Николаевича, Руслан отпрянул:

- Отец, ты обманул меня!

- Я должен был сделать это, сынок, - печально возразил отец. - В полночь великий Велес придет за тобой. Приготовься.

Он нагнулся за своей шапкой.

- Да задуйте вы этот дурацкий свет! - тонким раздраженным голосом крикнул толстяк.

Сергей Николаевич не глядя махнул рукой - стекло в прожекторах лопнуло и со звоном пролилось на землю. Темень, наполненная скачущими цветными пятнами, охватила Руслана, и он потерял всякую ориентацию в пространстве. Когда его глаза привыкли к темноте, он различил на месте слепивших недавно кругов мертвенно-желтые гаснущие волоски. Загнутые концы посохов светились жутким голубоватым светом, еще больше сгущавшим тьму вокруг. Над танцевальной площадкой собирались тяжелые грозовые тучи, дул сильный ветер, черные липы, подступавшие вплотную к кирпичной стене, шумели все тревожней.

За Русланом никто не следил. Волхвы были заняты приготовлением к церемонии. Отец возился с шапкой и посохом. Толстяк, пыхтя и отдуваясь, чертил на земле большой круг. Сергей Николаевич бормотал молитвы. Бочком Руслан отступил от них на несколько шагов, повернулся и со всех ног побежал к выходу из танцплощадки. Ворота были приоткрыты, но когда он хотел проскользнуть в них, от стены отделилась неясная тень, и он остановился в нерешительности. Это был огромный бурый медведь, стороживший выход. Он утробно заурчал и легко вспорол лапой землю. Путь к бегству был перекрыт! Руслан невольно попятился, и вдруг его взгляд поймал сдвоенное светящееся пятнышко, быстро приближавшееся по воздуху. Он не сразу понял, что это - огромные стрекозиные крылья, а под ними... Семаргл! С шумом рассекая ночной воздух быстро вращающимися крыльями, боговолк пронесся над кирпичной стеной... Глаза у него горели, пасть была ощерена. Завидев медведя, он круто развернулся и обрушился на своего противника. Медведь заревел и замотал башкой, чтобы сбросить с себя волка. Они сцепились в крутящийся рычащий клубок. Нечего было и думать о том, чтобы прошмыгнуть мимо!

Тяжелая рука легла на плечо Руслана. Обернувшись, он увидел ухмыляющееся лицо толстяка. Ухмылялась и его тройная складка под подбородком. Хватка у него была железная. Без видимых усилий, он легко, как ягненка, потащил упирающегося Руслана на середину площадки.

- Отпусти мальчика! - раздался требовательный голос.

Из темноты перед ними выступил дядя Руслана в белом одеянии, в руках у него была короткая палка.

- Прочь с дороги! - завизжал толстяк, размахивая посохом.

Руслан извернулся и вцепился зубами в его пухлую руку. Толстяк взвыл от боли и выпустил его плечо.

- Беги! - крикнул ему дядя, наступая на толстяка.

- Гунастр! - заверещал толстяк, испуганно отступая. - На помощь!

Сергей Николаевич вышел из молитвенной сосредоточенности и полетел на Владимира Олеговича. Палка и посох скрестились с сухим стуком. Посыпались искры, как от соприкоснувшихся контактов.

- Полночь! - громко возвестил отец.

Земля дрогнула... пошла трещинами, вспучиваясь в начерченном на ней круге... раздался мучительный рев... и огромное человекоподобное чудовище с бычьей головой, восстав из бездны, с хрустом расправило плечи, блестевшие от пота... из крутых черных ноздрей вырывались струи пара... налитые кровью глаза бешено вращались... Наклонив башку с выставленными вперед изогнутыми рогами, чудовище повело вокруг диким взглядом, выискивая предназначенную для него жертву...

- Приветствую тебя, великий Велес! - воскликнул отец Руслана. Широкие рукава его медвежьей шкуры соскользнули до локтей, обнажив воздетые кверху жилистые руки.

Бычьеголовое чудовище на мгновение остановило на нем свои мутные выкаченные глаза... затем увидело Руслана за его спиной... их взгляды встретились... Руслан в ужасе попятился...

- Громовая стрелка! - крикнул ему дядя, продолжая отбиваться своей короткой палкой от брызжущего голубыми искрами посоха Сергея Николаевича.

Руслан принялся шарить руками по всему телу... проклятый белемнит куда-то запропастился! Отец Руслана едва успел отпрянуть в сторону, когда чудовище бросилось на свою жертву... В последнее мгновение Руслан успел нащупать костяной конус и, размахнувшись, бросил его в бычью морду... Рогатая башка мотнулась, словно по ней ударили бревном... пенистые слюни плеснули далеко на землю, прожгли ее, как серная кислота... Всхрапнув от неудовольствия, чудовище снова двинулось к нему...

В отдалении послышались первые раскаты грома... порывистый ветер промчался над танцевальной площадкой... Тяжелые синие и черные тучи быстро сходились вместе - прямо у них над головами. Старые липы за кирпичной стеной раскачивались и шумели темными кронами. Упали первые крупные капли. В воздухе сразу посвежело, повеселело.

- Сюда! сюда, Перуне! - закричал дядя Руслана, переходя из затяжной обороны в решительное наступление.

Молния с оглушительным громом расколола небо, как чашку, ветвистыми трещинами разбежалась в разные концы. При мгновенной вспышке Руслану почудились в грозовой туче неясные очертания гигантского всадника с приподнятой шипастой палицей в руках... широкие круглые лошадиные копыта, подкованные ветром, были занесены над ними...

Чудовище заколебалось... отступило на шаг, заслоняя глаза волосатыми руками... Огненные стрелы посыпались из низкой тучи, вонзаясь в землю и впиваясь в тело чудовища... запахло паленой шерстью... Взревев на тысячу голосов, чудовище пало на четвереньки, взбрыкнуло задними копытами и провалилось в разверзшуюся под ним бездну. Сверху зашелестело, посыпало проливной дождь встал сплошной стеной.

- Проклятие! - заверещал толстяк и, вспыхнув ворохом голубых искр, исчез вместе со своим посохом.

- Мы еще встретимся! - пообещал Сергей Николаевич и последовал за толстяком.

- Благодарю тебя, Перуне! - крикнул дядя вслед удаляющейся грозовой туче. - С тобой все в порядке? - спросил он у Руслана.

Дрожа от волнения, Руслан только и сумел кивнуть головой. Под дождем его рубашка промокла насквозь. Он стоял, обняв себя за плечи, и изо всех сил старался не лязгать зубами.

- А где Семаргл? - спросил дядя.

Руслан даже зубами стучать перестал.

Волка нигде не было. У выхода из танцевальной площадки лежала огромная неподвижная туша бурого медведя. Земля вокруг него была вспахана когтями и залита тяжелый маслянистой кровью, еще не размытой ливнем.

- Ну-ка, помоги, - сказал дядя, обеими руками хватаясь за медвежий загривок.

Вдвоем они с трудом опрокинули тяжелую тушу навзничь и замерли, увидев волка. Противники сцепились в последней, смертельной схватке. Волк глубоко, до самого сердца, вгрызся своими клыками в медвежью грудь, а медведь, издыхая, подмял его под себя.

Спина у волка была распорота в нескольким местах, одно крыло смято и изломано. В остекленелых глазах застыло удивление. Увидев их, Руслан едва не заплакал. Они словно бы говорили: я виноват перед тобой, мой мальчик, я был слишком беспечный сторож, старость притупила мою бдительность, и я позволил врагам хитростью выманить тебя из безопасного убежища. Но я смертью искупил свою вину.

- Он умер? - осторожно спросил Руслан, все еще надеясь, что это окажется неправдой, что его дядя одним своим словом отменит несправедливый приговор.

- Нет, нет, мой мальчик, - ласково возразил Володимир Ольгович, - он же бог, а боги бессмертны. Семаргл просто ушел в другой мир, как уже давно собирался сделать...

- И мы больше никогда не увидим его?

- Боюсь, что это так. Он был хорошим волком... и хорошим товарищем... Мы должны перенести его в другое место... Нужно соорудить носилки... - Он принялся оглядываться в поисках подходящего материала, но вокруг была только спрессованная тысячами ног земля танцевальной площадки.

- Брат, если ты позволишь... - голос раздался неожиданно.

Отец Руслана, стоявший все это время поодаль, постелил на влажную землю свою медвежью шкуру.

Вдвоем братья взялись за окоченевшие конечности волка и осторожно положили его на носилки. Дядя бережно расправил смявшиеся стрекозиные крылья Семаргла, по которым ласково стучал теплый летний дождь.

Отец Руслана снял остроконечную медвежью шапку.

- Отец, - позвал его Руслан.

Но тот лишь приложил палец к губам, взглядом указывая на волка, застывшего в торжественном безмолвии, и Руслан внутренне согласился, что лучше поговорить обо всем потом. Дома.

Взявшись за концы медвежьей шкуры, они тяжело оторвали ее от земли и медленно понесли к выходу. Далеко на западе глухо ворочался затихающий гром. Из-под земли не доносилось ни звука. Во всем мире еще никто, кроме троих смертных, не знал о гибели одного из древнейших богов вселенной боговолка Семаргла.

Струи дождя стекали по щекам Руслана, и только теперь он с удивлением обнаружил, что на вкус они - соленые.

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ БЫЛО СОВЕРШЕНО.