«Рождение сатаны»

Александр Шохов

РОЖДЕНИЕ САТАНЫ

...Николая Второго в

течение всей его трагической

жизни как бы преследовал рок, и

началось это с нападения на него

одного фанатически настроенного

японца во время пребывания царя

в Японии ( 1891г.).

Удар по голове был бы смертельным,

если бы кузен Николая Второго принц Георг Греческий,

бросившийся сразу на помощь, не парировал его стеком.

Извольский А.П.

Воспоминания

М.,1989,с.159.

- Имеются и другие свидетельства.

Некто в черной маске остановил руку принца

Георга и скрылся, убедившись, что Николай мертв.

- Но позвольте, как же?..

- Тс-с!.. Молчите и слушайте.

1.

Голод начался в городе неожиданно для многих. С улиц исчезли яркие толпы, словно бы уменьшилось количество толстых - к ним теперь относились недружелюбно. Отцветающая зима угощала последними морозами, за которыми по всем приметам должна была последовать оттепель. На лицах появились признаки нездоровой сонливости, люди скучали по освещенным электричеством улицам. С января начали расползаться слухи один нелепее другого. Об инопланетянах уже не говорили - после недавней вспышки уфологический интерес притух и стал незаметен. Рассуждали все больше о потустороннем, перечитывали неведомо откуда берущиеся, запрещенные еще Победителем книги. Разуверившиеся во всем обыватели прислушивались к пророчествам медиумов. В эти дни в городе появились вурдалаки. Говорили, что их клыки покрыты вирусом сексуальности, и что всякий, кого они кусали, становился чрезвычайно порочен, и расходовал скудеющие силы на утоление страсти, покуда не истощался совсем и не отправлялся в мир иной расплачиваться за грехи. Правда, ни один рассказчик не мог указать на укушенных, но в салонах появилась шутка типа:

"Гавриил Петрович грозился Вас окаянным зубом укусить." Дамы очень смеялись. Мужчины поеживались. Декольте носить перестали, и хотя в дровах и угле недостатка покуда не было, многие мерзли. Их знобило в жарко натопленных комнатах,- это называлось содовой лихорадкой. Поговаривали, что излечить от нее может только пищевая сода, которой уже давненько нигде нельзя было достать. В ресторанах вошел в обычай скверно сваренный суп из хвостов неизвестных животных. Утверждали, что германцы издавна считают его лакомством, но популярностью он пользовался отнюдь не по этой причине.

Керосин был редкостью, люди убивались в очередях за спичками и мороженым болгарским шампунем. Так жили в городе в середине той студеной зимы.

Когда нежная февральская ночь холодным объятьем морозила город, расстилавшиеся вокруг равнины излучали неяркое свечение и отражаясь в небе, создавали полусумрак. Тогда по завороженным улицам начинали скользить полутени, и страшно было выйдя из дому, увидеть во тьме серое лицо с блестящими глазами. Вурдалаки бесчинствовали, по утрам милиция находила на улицах полузамерзших людей с кровавыми ранами на шеях.

В центре города, где еще стояли старые деревянные домики в один и два этажа, подобные вещи сделались повседневным явлением. Там же, в небольшом двухэтажном доме, некогда приусадебном флигеле, проживала вдова Саттарова, которой суждено сыграть в нашей повести не последнюю роль. Уже за тридцать показывал ее календарь, однако тонкое лицо и худощавая фигура умело скрывали возраст, а обаяние созревшей юности не спешило покидать ее крепкое тело. Соседки называли ее за глаза ведьмой, при встрече Ксенией Львовной, и ничего не знали о ней определенного, кроме разве того, что год назад умер горячо любимый ею муж. Жила она замкнуто и одиноко; после похорон, придя домой, Ксения первым делом разогнала лицемерно сочувствующих соседок, и с тех пор только бобыли да недавно обросшие бородами юноши осмеливались заходить к ней на двор, предлагая помочь по хозяйству. Вдова принимала помощь, и щедро благодарила неизвестно откуда взятыми деньгами, но большей благосклонности не сумел добиться никто.

Соседок пугали подозрительные шумы, доносящиеся по ночам из флигеля и приводили в ужас огромные стаи черных котов, что в полнолуние собирались на его крыше и заунывно вопили в тишине, напоминая городу о своих хвостах.

Набожных старушек до смерти пугала улыбка, которая нередко появлялась на устах вдовы, когда она шла по улице, и они испуганно крестились, шепча полузабытые молитвы. Иногда Ксении казалось, что потеряв любимого мужа, она больше всего на свете полюбила свое уединение. Она не боялась долгих зимних ночей в одиноком флигеле, когда под напором холодного ветра скрипела по-своему каждая половица. Ей нравилось пробираться мрачной полночью в кабинет мужа и беседовать там с теми, кого она считала своей галлюцинацией. Сначала они пугали ее: здесь были двуглавые упыри с огромными, окаймленными красным клыками, торчащими из-за уродливых губ, мохнатые чудовища, костлявые каракатицы, прелестные юные русалки и наполненные чужими внутренностями большие мохнатолапые пауки. Погода назад она впервые обнаружила их полуночное сборище, и внутренне дрожа, вернулась в свою спальню, но уснуть не могла. Тогда, зажегши свечи, она снова поднялась по скрипучей лестнице и вошла к ним. Она сама не знала, что руководило ею в ту минуту. Во всяком случае, не безрассудная храбрость. Все головы повернулись к ней, тяжелый канделябр дрожал в руке и холодный ужас проник во все части ее существа.

- Кто Вы? - спросила она дрожащим шепотом.- И зачем Вы пришли сюда?

Мерзкая костлявая кикимора подскочила к ней и закричала:

- Человек! Человечинка! Вкусная женщина!

Пауки потянулись к ней своими отвратительными конечностями, но Ксения взмахнула шандалом и кикимора с визгом откатилась, обожженная пламенем свечи. Нечисть надвинулась сплошной копошащейся стенкой. "Вот и все,"подумала Ксения.

- Стойте! - раздался уверенный высокий голос, и в круг света влетело странное существо, которому огромный морщинистый хобот заменял шею и туловище. Конечностей у него не было, а на хоботе сверху была посажена костлявая морщинистая голова, напоминающая голову летучей мыши.- Стойте! Она храбрая женщина и достойна лучшей судьбы.

Нечисть отхлынула от Ксении.

- Пройди и сядь,- сказал хобот.- Меня зовут Слонозмей.

Она повиновалась. А нечисть продолжила прерванную ее появлением беседу, и Ксения, преодолев свой испуг, стала прислушиваться. Речь шла о каких-то интригах, старых, позабытых многими присутствующими историях, иных мирах...

Но стоило первому рассветному лучу пролить слабый свет в окошко, странные существа стали превращаться в черные бесформенные пятна и исчезать одно за другим.

- Приходи ночью,- сказал Слонозмей и тоже исчез.

И она стала приходить к ним каждую ночь. Поначалу, конечно, было жутко, но в конце концов, это было единственное ее общество и Ксения со временем привыкла и даже полюбила своих новых знакомых. Они были добры к ней, и однажды извинились за первую встречу. Оказалось, что они вынуждены прикидываться злыми и свирепыми, а на деле очень добры и привлекательны. Правда, они причиняли людям зло, но как сами они говорили, это происходит больше по воле самих людей, чем по их собственной. Так прошло пять месяцев. Но однажды Слонозмей попросил ее открыть тайник в стене. Ксения никогда не подозревала о его существовании, но просьбу исполнила.

Слонозмей засунул в тайник хобот и вынул объемистый пыльный том.

- Здесь все, что тебе велено знать.

- Кем велено?

- Тем, Кто Ведает Все.

Ксения привыкла уже к подобным расплывчатым формулировкам и не задала вопроса.

- Мы даем тебе две недели. Изучи и запомни все, что здесь написано. Потом мы снова появимся, а книга исчезнет.

Ксения осталась одна, и усевшись за стол, раскрыла первую страницу. Это были заклинания. Никогда не имея дела с магией, Ксения с трудом понимала их назначение, но желание понять было слишком велико, и с каждым днем она узнавала все больше. Только теперь она окончательно поверила в то, что ночные встречи - не плод ее воображения. Желтые пергаментные листы содержали в себе всю вековую мудрость общения с духами. И когда Ксения перелистнула последнюю страницу, то почувствовала в себе огромную силу.

Истекли две недели, и в полночь она снова вошла в кабинет, держа в руке тяжелый том. Но никто не ответил на ее приветствие. Уныние написано было на рожах и рылах старых знакомцев. Ксения заметила, что появилось много новых.

- Что случилось? - спросила Ксения, не решаясь пройти к своему обычному месту за столом.

- Сейчас появится ОН,- ответил за всех Слонозмей.

- Кто?

И тут синий свет разлился по кабинету, и чья-то черная тень тяжело упала на штору. Видна была только тень: видимо ее обладатель не имел другого способа проявиться во внешнем мире. Раздался низкий шепот, от которого стронулись с места занавески, и показалось, что тень пляшет.

- Я пришел к тебе, Ксения.

- Кто ты, неведомый дух? Заклинаю тебя именем Агунохаваруса и кровью мученицы Аквилы! Отвечай мне! Ксению била дрожь и формула из книги, осевшая в памяти, сама сорвалась с языка.

- Я тень твоего мужа.

Она почувствовала, что сейчас упадет и прислонилась к дверному косяку. Книга выпала из рук, и не долетев до пола, исчезла.

- Не пугайся, Ксения! Я прошу о помощи. Ты можешь спасти меня от небытия...- стонущий шепот все больше становился голосом, но это не был голос ее мужа.

- Но как я могу помочь тебе? И ты ли это? Почему я не узнаю твой голос?

- Верь мне, Ксения! Это я, муж твой! Волею Создателя ты получила власть над духами Бездны, и если ты еще любишь меня, ты исполнишь мою просьбу.

- Милый, любимый мой! Я сделаю все для тебя! Я люблю тебя, слышишь? Но увидимся ли мы еще хоть однажды?

- Помни, Ксения: делая вечным меня, ты даришь вечность себе.

Нас ждут долгие счастливые эры! Твоя власть сделает нас вечными и счастливыми! А теперь мне пора!..

Ксения ощутила, что силы оставляют ее. Неведомо как оказалась она в своей постели, а утром уже не знала, было ли все случившееся сном или явью.

2.

Случайный прохожий видел синий свет, льющийся из окна и черную тень мужчины на шторе. Вставший по нужде сосед растолкал свою толстую жену и они долго смотрели сквозь заледеневшие стекла на то, что творилось в доме вдовы, и еще долго после не могли уснуть, пораженные увиденным.

Очень удивилась Ксения Львовна, услышав в восемь вечера дробь колокольчика.

- Гражданка Саттарова? - спросил молодой голос.

- Да, я.

- Лейтенант Кобрин, из милиции. Разрешите войти? С улицы отчетливо слышалось, как звенят друг о друга промерзшие ботинки лейтенанта. Ксения открыла.

- Пожалуйста, проходите.

- Спасибо,- клубы морозного пара и простуженный вой соседских собак ворвались в прихожую. Молоденький, вчера из училища, лейтенант выглядел жалко. Войдя, он перво-наперво принялся тереть нос, крепко прихваченный морозом.

- Да Вы совсем замерзли! Раздевайтесь, вот тапочки и проходите прямо, я сейчас. Она ушла за свечами, и когда с тяжелым бронзовым канделябром появилась в гостиной, поздний гость уже стоял там, пытаясь оглядеться в темноте. Нос у него покраснел и начал медленно опухать, оранжевые домашние тапочки нелепо сочетались с форменными брюками, но несмотря на это, лейтенант держался молодцевато и заговорил первым.

- Что же это Вы, Ксения Львовна, собаку не держите? Или не боитесь?

- Располагайтесь,- она указала ему на стул, сама села напротив.- Как Вас зовут?

- Слава... Вячеслав Михайлович. Кобрин.

- Очень приятно. Мне представляться не нужно?

- Нет-нет, что Вы...

Только теперь Кобрин хорошенько разглядел ее,- перед ним сидела отнюдь не выжившая из ума вдова, какую он рассчитывал найти в старом флигеле, а красивая и совсем молодая женщина.

Удивительно порой подобные открытия преображают мужчин:

Кобрин подтянулся, стал словно бы выше ростом, и краснота щек, принесенная с мороза, усилилась невероятно, в то время как нос медленно начал принимать прежнюю форму.

- А бояться мне нечего: злой человек не потревожит, а добрый сам стороной обойдет. Хотите чаю?

- Спасибо, не откажусь... С удовольствием, Ксения Львовна.

Ксения улыбнулась. Ей было забавно.

- Подождите минутку, я поставлю самовар,- она вышла, чувствуя на себе его юношеский взгляд.

Самовар кипел недавно и был еще горяч.

- Слава, идите в столовую, и прихватите свечи.

Из темноты коридора на Кобрина уставились огромные желтые с прозеленью глаза, и послышалось заунывное мяуканье. Ему стало не по себе. Он взял тяжелый подсвечник и двинулся на голос. В коридоре было темно, но Кобрин не мог отделаться от ощущения, что он видит окружающие его предметы гораздо яснее, чем можно было разглядеть их в мечущемся, неверном пламени. Вдруг он остановился, смертельно испуганный: прямо на него из темноты смотрела иссиня-зеленая рожа и улыбалась, подмигивая единственным глазом. И уже хотел было лейтенант ударить страшное чудовище подсвечником, но вдруг разглядел, что это просто складки мебельного чехла причудливо сложились на выставленном в коридор пианино. Стало стыдно за нелепый жест.

- Вы не заблудились? - это Ксения появилась из-за поворота,- Пойдемте.

- Да-да, конечно...- Слава не мог оторвать взгляд от пианино:

при ближайшем рассмотрении никакого чехла на нем не оказалось.

- Что же Вы?

- Нет, ничего. У нас дома в детстве стояло такое же п-пианино,- соврал лейтенант.

- Пойдемте пить чай.

Они вошли в столовую и сели за стол. Кобрин посмотрел на вдову: свечи в ее глазах горели ярче, чем на столе. Он почувствовал как необыкновенно нравится ему эта женщина, его неумолимо повлекло к ней и приятно закружилась голова...

В чашки пролился ароматный напиток, вечер потек незаметно и задумчиво, тьма и мороз отступили куда-то. Воцарилось спокойствие.

- Какова же, все-таки цель Вашего визита?

- А, сущие пустяки, Ксения Львовна. Жалуются на Вас.

- Кто? - брови удивленно взлетели вверх.

- Соседи.

- Соседки, наверное...- они оба чувствовали, как сблизили их несколько чашек чая.

- Да, соседки,- лейтенант улыбнулся. Самовар весело постанывал в свечном полусумраке.

- И что же говорят?

- Гм!.. Говорят, Ксения Львовна, что у Вас тут чертовщина.

- Пришли посмотреть, значит? - усмешка спряталась в глазах.- Ну смотрите. Правда, сейчас не время, к полночи надо поближе.

- Ну что Вы, Ксения Львовна, я и раньше не верил, а теперь вижу, что это и вовсе глупости.

- Уже видите? Ну я очень рада.

Слово за слово, они разговорились. Кобрин начал рассказывать о себе, о служебных неприятностях. Ксения внимательно слушала. Слава рассказал, что его мама живет в небольшой деревеньке и что он сильно по ней скучает, но видит очень редко. Рассказал, что начальство его не ценит, а министра внутренних дел нелицеприятно поименовал кретином. В общем, он вспомнил о времени только когда пробило десять. Тут он начал суетливо прощаться, благодарить за угощение, и уже перед дверью решился спросить:

- Вы позволите мне заходить иногда? - и, подумав, быстро добавил: Чтобы соседи были спокойны.

- А-а... Ну конечно... Заходите, буду рада.

- До свидания.

И долго еще стоял молодой лейтенант под окнами, пока колючий ночной холод не пробрал его до костей. Казалось, что старый флигель излучает живое тепло в замерзшую темноту.

3.

В зале было душно. Множество приглашенных слонялись из угла в угол, составляли кружки, сидели в креслах. Мэр любил собирать у себя пестрое общество. Сегодня были приглашены несколько профессоров, четыре министра, пять дипломатов, присутствовали почти все отцы города. Большинство приглашенных явились с супругами. Окажись в этих кругах новичок, он в первую минуту ослеп бы от нагло лезущих в глаза бриллиантов и золотых побрякушек, а потом зажмурился бы от того, что поглядеть, пожалуй, больше было не на что.

Королевой собрания по праву считалась жена министра просвещения, но и она красотою отнюдь не блистала. Общество забавлял дипломат Амлинский, рассказывавший о своей командировке в Бурятию. Около него собрался довольно значительный кружок, и судя по всему, остроумие его не иссякало. Приехали еще не все, и потому с угощением медлили.

Министр внутренних дел Бибихвостов уже начал откровенно посматривать на золотой брегет и, смешно покачивая головой, время от времени изрекал:

- Регулярно надыть...- затем смеялся и повторял: - Регулярно...

Должно быть, он так шутил.

Наконец, прибыли прокурор Алексей Герасимович Нефедов, друг дома, и глава экологического комитета- племянник министра химической промышленности. Общество укомплектовалось. Позвали в столовую. Чинно прошествовали гости и расселись за длинным столом. Мэр слыл демократом, и потому количество подаваемых блюд сегодня было сокращено с обычных тридцати до пятнадцати. Все собравшиеся старались видеть в этом акт гражданской доблести, но искренне это получалось не у многих. Хозяева радушно потчевали. Старые, запасенные еще дворянами для своих потомков вина приятно затуманили головы, многое начало казаться приличным, и общий разговор раскололся подобно сверкающему зеркалу, в которое запустили бутылкой. Однако, мэр словно бы не пьянел, и расслышав там-сям по слову, ухитрялся точно представить себе о чем идет речь, и кстати вставлял свою реплику. Это вызывало шумное восхищение городских львиц.

Обстановка казалась непринужденной, по-свойски излагались тайные мысли и планы. О, сколько непонятных новостей могло смутить здесь непосвященное ухо! Бибихвостов с набитым осетриною ртом пытался что-то изложить оказавшемуся рядом профессору Алинову; тот вежливо кивал, но при всем желании понять министра не мог. Кусочки осетрины иногда залетали ему в ухо и попадали на белоснежный воротник сорочки. Министр химической промышленности Павел Афанасьевич допекал прокурора расспросами, правда ли, что клуб идиотов, намедни открывшийся в здании телецентровской школы,филиал Конторы Глубокого Бурения. Прокурор досадливо морщился и запивал вопросы министра шампанским.

- Нет, Павел Афанасьевич,- время от времени изрекал он.- Я могу Вас заверить, что Вы глубоко заблуждаетесь.

- Я заблуждаюсь,- пьяно соглашался Павел Афанасьевич и громко икал,Ик! Но не глубоко. Потому что глубоко заблуждается только Контора Глубокого Бурения.- Он сам смеялся своей шутке и снова спрашивал. Господин прокурор, а почему Вы позволили ему открыться? - при этом он хитро улыбался, будто бы знал, почему.

- Павел Афанасьевич, ну, право, что Вы все о делах да о делах, нельзя же так!..- пытался урезонить собеседника Алексей Герасимович. Но минхимпром был неугомонен, так что даже пришлось подсыпать ему в бокал отрезвляющего порошку.

Впрочем, клуб идиотов заинтриговал своим появлением весь город. Казалось, что прокурор и сам бы дорого заплатил, чтобы узнать, что это такое. Смущало само название, и то, что открытие было санкционировано с самого "верха". Одни полагали, что это аббревиатура, и расшифровывали весьма забавно, королева была убеждена, что это непременно связано с последним русским императором Александром Михайловичем, впрочем, надо заметить, что с Александром Михайловичем она связывала решительно все, даже перемены погоды, ее нисколько не смущало, что император уже без малого пятьдесят лет покоится в столичном храме. Большинство же было уверено, что без КГБ - Конторы Глубокого Бурения - здесь не обошлось, хотя человек странных убеждений профессор Алинов и пытался доказать, что название клуба - всего лишь способ рекламы. Заметим, что хотя самого профессора подозревали в связях с Конторой, такое объяснение пользовалось успехом: дамы и впрямь умирали от любопытства.

Воспользовавшись тем, что королева собрания направилась к выходу очевидно, поправить слегка сбившуюся прическу, оставивший прокурора Павел Афанасьевич с веселым щебетанием подлетел к ней:

- Людочка, пойдемте, я покажу Вам будуар...

С ужасом посмотрела на него королева:

- Паша, опомнись, здесь мой муж...

Но, очевидно, был Павел Афанасьевич укушен окаянным зубом - урезонить его было непросто. Поймав взгляд племянника, он показал ему глазами на рогоносца и повлек королеву за собой. У Людмилы Максимовны нелепо моталась висящая на изящном запястье маленькая косметичка: она немножко пыталась сопротивляться,- на случай, если муж отвернется от колонны. Но тот не отворачивался: в добрых отношениях с Павлом Афанасьевичем он был очень заинтересован.

- Ах! Вы обесчестили мою пудреницу!- слышалось вскоре в темноте будуара.- Ах!

- Дорогая! Каким образом?

- Вы на нее сели.

- Завтра же у Вас будет бриллиантовая пудреница...

Больше слов нельзя было разобрать, потому что их заглушили шорох и какие-то неясные звуки.

Около десяти часов разговорный накал у гостей поутих, блаженная лень овладела всяким, кто сидел за столом, и даже Павел Афанасьевич утихомирился, хотя все еще поерзывал на стуле, словно бы желая нечто сказать; впрочем, делал он это больше по привычке.

Наступил момент, когда есть, пить и разговаривать уже не хотелось, а уезжать было еще рано. Иные мужчины потянулись к ломберным столикам, оставшиеся лениво разговаривали и масляно оглядывали соседок.

- Господа! Давайте играть в фанты! - предложила королева.

Экскурсия в будуар пошла ей на пользу, ее глаза весело блестели и на лицо легла тень отлетевшей молодости.

Дамы тотчас согласились, оставшиеся мужчины были вынуждены подчиниться, и игра началась.

В это время в поисках какой-то понадобившейся ей вещицы супруга мэра зашла в кабинет мужа. Она пробежала глазами по знакомым предметам и вдруг увидела на каминной полке яркий бланк приглашения. Влекомая каким-то предчувствием, Ольга Давидовна подошла и развернула открытку. Было напечатано следующее:

Уважаемый Карел Ярсович!

Приглашаем Вас тринадцатого числа сего месяца и, конечно же, года, посетить наш клуб после 17.00. Будем рады видеть Вас без сопровождающих, запросто, потому что хотим конфиденциально сообщить Вам информацию, которую Вы, да и не только Вы, давненько желаете получить.

Любящие Вас ИДИОТЫ.

В груди у Ольги Давидовны нечто оборвалось, вековой страх пробудился в ее душе, и решив поговорить с мужем сегодня же, (о ужас! сегодня было двенадцатое!), она спустилась к гостям и весь оставшийся вечер умело скрывала испуг.

Клуб идиотов открылся немногим более двух недель назад. 25 января мэру было подано прошение разрешить открытие клуба в восстановленном здании пустующей школы. Прошение было выполнено на бумаге с тонкой работы водяным знаком: шут в длинном колпаке заговорщически подмигивал, держа в руках литеры КИ. Символ был неприятен мэру. Но именно смелость и неожиданность прошения, неясность того, какие силы за ним стоят, остановили всевластную руку, занесенную уже для привычной резолюции. И впоследствии мэр не раз благословлял собственную осторожность, потому что на следующий день "с самого верха" пришла секретная телеграмма с рекомендацией оказывать активистам КИ всяческое возможное содействие. В телеграмме указывалась именно аббревиатура, и не было никакого намека на расшифровку,- значит наверху ею пользовались уже давно. Минимум месяц. Мэр, не колеблясь, утвердил прошение, и клуб открылся. Через неделю Карел Ярсович решился отправить в центр до странности неприметного человека, откликавшегося на имя Экс. Агенту пока ничего не удалось выяснить, хотя он регулярно сообщал о своем "благополучном самочувствии". Это означало, что его еще не рассекретили.

Клуб был торжественно открыт 27-го, на здании появилось яркое изображение шута, столь неприятное мэру. Поскольку школа располагалась на возвышенности, рядом с телемачтой, а изображение шута по ночам светилось, подобно западной рекламе, погруженный в тьму город имел возможность по вторникам, пятницам и субботам взирать на эмблему и отводить взгляд от непривычного, слепящего электрического света, льющегося из окон. Фонари на улицах не включались уже третий год, и странные, и мятежные мысли будил шут в умах горожан.

Клуб заседал, пресса молчала, любопытство росло. "И почему я не отдал это здание театру?" - думал мэр, и на морщинистом лбу отражались печальные мысли. Он попытался придраться к нерациональному использованию электроэнергии, но ему ответили, что лучше использовать ее нерационально, чем не использовать вообще, и представили документы, из которых становилось ясно, что электростанция у них собственная, а топливо для нее они привозят бог знает откуда, но на совершенно законных основаниях. И теперь вот это приглашение... Или Карел Ярсович чем-то им не угодил? А вдруг это анти... О, господи! Но что же они хотят сообщить?!

Гости разошлись. Ольга Давидовна вошла в спальню мужа.

- Карел!

- Что, Оля?

- Я видела приглашение...

Карел молчал, тщательно развешивая на стуле атласный халат.

- Какое приглашение?

- В клуб...- спина мужа странно ссутулилась, он посмотрел на нее затравленно.

- Карел! Ведь мы пойдем туда вместе, правда?

- Ну что ты, Оля, успокойся, вместе нельзя. Я пойду один, - гордые нотки отчаяния послышались в его голосе.

- Я не пущу тебя! - она нежно и испуганно приникла к его груди, и много сил понадобилось в эту ночь Карелу Ярсовичу, чтобы утешить любимую супругу.

4.

Если бы кто-нибудь сумел незаметно проникнуть в заколдованный флигель поздним вечером тринадцатого февраля, то он увидел бы много любопытного. Взору его представилась бы вдова, сидящая при свечах в кабинете мужа и покрывающая лист за листом странными чернильными узорами. Могло показаться, что Ксения рисует каракули, на деле же она тщательно выводила магические знаки. Неделя потребовалась ей, чтобы исполнить просьбу мужа, и сегодня ЭТО должно было свершиться. Она не знала, как это будет, но ей удалось направить всю силу нечисти на его благо. Порою, она, задумавшись, скользила взглядом по лепному потолку и по знакомым, застывшим в почтительном ожидании харям друзей своих, или гладила лежавшего у нее на коленях огромного серого кота. За окном бушевала невиданная вьюга и дом страшно поскрипывал, выдерживая ее натиск. И весь кабинет был словно наполнен невидимым, неуловимым движением, от которого порою случается в воздухе легкий сквозняк, не колышущий свечей, но ощутимый на лице.

И хотя чудовища, окружавшие ее, привели бы в трепет всякого, и не знала она, к чему приведет ее колдовство, не было страха в душе Ксении. Слышались ей порою легкие звоны, она чувствовала прикосновения неведомых существ, и знала, что несколько их уютно расположились в ее рассыпанных по обнаженным плечам волосах.

- Где муж мой? - спрашивала она у всеведущих духов.- Ответьте!

- Скоро он будет здесь,- был ей ответ.

- Я хочу знать, кем он станет теперь и на что направится освобожденная мною сила. Отвечайте!

Но молчали духи, словно смущаясь открыть запретное.

- Заклинаю Вас первичным хаосом и всепожирающим огнем!

Отвечайте! - но видно запрет был наложен властью более могучей.

- Поймите! Я должна это знать!

- Ну хорошо! - сказал наконец двухголовый вурдалак, недавно лишившийся всего, что было ниже плечей.- Я расскажу. Но берегись, если знание придется тебе не по вкусу.

- Говори! - и рука ее снова заскользила по бумаге, а две лохматые головы принялись шептать ей что-то в правое ухо, попеременно оттесняя одна другую.

Странные слова оставляло на бумаге перо.

"Все началось с 1891 года. Во время путешествия наследника российского престола Николая Александровича по Дальнему Востоку, история разветвилась. В одном варианте Николай был убит в Японии, и на троне в 1894 г. оказался ГЕОРГ, а в 1899г.

МИХАИЛ, и русская династия окончилась в 1942 г. со смертью Александра Михайловича и его сына Юрия, убитого по приказу ПОБЕДИТЕЛЯ. В другом, равноправном с первым варианте Николай остался жив, в 1894 году вступил на престол, и династия окончилась в 1917 году. Первый вариант привел к тому, что ты видишь вокруг, но ты еще не знаешь, что смерть Николая прямо связана с твоим мужем. Твой муж стал..." Кем же?

Но тут словно чья-то костлявая рука придушила двухголового, он только хрипел, но сказать не мог ни слова. Ксения увидела, как одна из русалок приняла ее облик и, подмигнув, вышла.

Колыхнулись свечи. "Открылась дверь?"- подумала Ксения, но это было ей безразлично.

- Отчего я не могу знать ваши тайны? - спросила она.

- Ты узнаешь их. Утром...Утром...Утром...

Тут лица и голоса слились в какое-то приятное смешение, мягкие руки подхватили Ксению и бережно пронеся по коридору, уложили в постель.

5.

Главной задачей Экса было разузнать, кто таков Аркебузов Г.В., чья подпись стояла под прошением напротив слова "Председатель". Эта задача была решена Эксом как нельзя более вовремя - тринадцатого в полдень на стол мэра легла дешифрованная радиограмма:

"Председатель. Настоящее имя неизвестно. Гражданин Франции, коренной парижанин. Год рождения неизвестен. Распространяет о себе слухи, что он Вечный Жид. Знает множество языков, говорит на них без акцента, увлекается литературой и живописью, большой знаток человеческой души. Очевидно, КИ его собственный каприз. Исключаю принадлежность Аркебузова к какой бы то ни было разведслужбе. Он искренне убежден в своем сверхъестественном даровании и предназначении.

Большой друг папы римского, проповедует собственную религию, в которой люди поклоняются сотворенному ими самими богу. Имеет "руку" наверху, но кого именно, пока неясно.

Предназначение клуба остается тайной, но вполне вероятно, что все упирается в религиозные представления Председателя.

Заверяю в своем благополучном самочувствии. Экс."

Информация раздосадовала Карела Ярсовича своей неполнотой.

В самом деле: гражданин Франции, а подлинное имя неизвестно. Как же имя неизвестно, если известно, что он - гражданин? Но все-таки теперь он хоть что-то знал, и скоро мысли мэра приняли иное направление: "Что же будет сегодня вечером?"

Он подумал, заехать ли сначала домой или ехать сразу... Решил сразу - к чему ее расстраивать? Ах, как невовремя уехал полковник Саитов! В его отсутствие Контора клубом, по-видимому, не занималась, и не с кем было даже посоветоваться - никто ничего не знал. "Разве что позвонить Бибихвостову? - подумал мэр,- Да нет, ему не втолкуешь!.."

Часа в четыре начало быстро темнеть, и вскоре огромные горы снега, зависнув над городом, стали низвергаться с небес.

Поднялся пронизывающий стены ветер... Синоптики тотчас начали обещать ужасную ночь. В 17.00, когда Карел Ярсович подъезжал к клубу, свет его окон едва пробивался сквозь пургу. И как ни погружен был мэр в свои тяжелые думы, это обстоятельство почему-то обрадовало его. Зажмурившись, пробежал он несколько метров до крыльца и вступил под защиту крепких стен. Чьи-то заботливые руки смели снег с плеч и спины, приняли пальто, шарф и шапку, и мэр начал подниматься по крытой ковром лестнице. Его никто не встречал. Он оглянулся. Сзади тоже никого не было. Одиноко висело в школьном гардеробе его мокрое пальто, но нигде не было видно двери, куда мог скрыться встречавший его швейцар.

- Что за чертовщина!- сказал Карел Ярсович вслух, чтобы несколько себя приободрить. И словно в ответ сверху донесся будоражащий душу русский рок-н-рол. Мэр вздрогнул. Он помнил еще шестьдесят девятый год, так называемую войну с музыкантами, когда по приказу Победителя их всех повыбили.

Победитель первым догадался, что рок-н-рол - признак возрождения фашизма, разгромленного в 1943 году под его руководством. В этой войне с музыкантами Карел Ярсович, тогда еще молодой политик, принял самое активное участие. И здесь услышать эту музыку...

Он поднялся наверх. Большая зала была обставлена в стиле кабаре. На сцене и впрямь были музыканты, и мэр готов был поклясться - настоящие. К его удивлению за столиками сидели совершенно незнакомые люди, и то и дело чему-то смеялись.

Атмосфера была непринужденной,- такая создается в редкие часы отдыха от суеты. Напряженный внутри, готовый к любым неприятностям Карел Ярсович выглядел здесь нелепо. И ни одного знакомого! Вот ч-черт!

И снова, стоило вспомнить повелителя нечисти, заприметил мэра то ли гарсон, то ли хозяин кабаре, и побежал к нему, преданно улыбаясь и раскланиваясь.

- Карел Ярсович! Очень рады-с. Проходите. Уже Вам и столик приготовили-с. Вот, садитесь. Что будете заказывать?

- А-а...

- Меню нет-с. Заказывайте, что душе угодно. Все будет приготовлено мигом-с.

- Гм!.. Ну тогда на Ваше усмотрение.

- Сию минуту все будет-с.

Гарсон исчез и не больше, чем через минуту явился с подносом, уставленным всяческой снедью.

- Иные блюда-с последними пробовали генералы Его Величества Александра Михайловича, царствие ему небесное,- бормотал он, бегая вокруг и расставляя горячие и холодные закуски к превосходной русской водке, которую нынче продавали только на экспорт.

- Кушайте на здоровье-с!

Гарсон исчез, и Карел Ярсович остался один. Отдав должное водочке и закускам, качество которых трудно описать словами, он принялся за птицу, и желудок его тотчас превратился в поэта.

А поскольку желудок куда совершеннее выражает наши чувства, нежели язык, внимать ему приятнее, чем рассудку, и мэр забыл обо всем на свете, весь превращенный в сплошное удовольствие.

Насытившись, он утерся салфеткой, и тотчас принесли вино и десерт сочные, давно позабытые в этих краях южные фрукты.

Карел Ярсович, уж на что был сыт, и съесть, казалось, уже ничего не хотел, а не удержался и откусил сочный бок мохнатого персика. Неизъяснимое блаженство тотчас разлилось по его телу и ударило в мозг так, словно наслаждение было электричеством; а когда отхлебнул он загадочного вина, не было, должно быть, человека счастливее Карела Ярсовича. Довольно будет заметить, что редко мы получаем от еды подобное удовольствие, порою ошибочно считая ее простым физиологическим актом.

Милостивые государи и государыни! Ведь этак и любовь можно свести к простому физиологическому акту... Но не будем отвлекаться.

Итак, Карел Ярсович достиг скоро такого состояния, когда ни съесть, ни выпить он уже ровным счетом ничего не мог. Тут он как-то туманно припомнил свое положение, но эти мысли не хотелось подпускать близко, и он принялся смотреть на сцену.

Как раз из-за кулис, под дружные аплодисменты публики вышел молодой патлатый человек и принялся читать Николая Гумилева. "Да что у них, вечер памяти рок-н-рола, что ли?"- подумалось мэру. Дело в том, что в последние годы жизни, будучи уже глубоким старцем, Николай Гумилев выступил в защиту музыкантов. Расстрелять его не решились - все-таки всемирно известный поэт... Слава богу, он сам скончался в 1970 году, за год до смерти Победителя. Но юноша читал что-то из раннего, и Карел Ярсович успокоился.

Ах, иначе в былые года

Колдовала земля с небесами,

Дива дивные зрелись тогда,

Чуда чудные делались сами...

Позабыв Золотую Орду,

Пестрый грохот равнины китайской,

Змей крылатый в пустынном саду

Часто прятался полночью майской.

Юноша читал хорошо. Карела Ярсовича до слез пробрало, когда Змей, похитив красавицу, вещал:

"Я красавиц таких, лебедей

С белизною такою молочной,

Не встречал никогда и нигде,

Ни в заморской стране, ни в восточной.

Но еще ни одна не была

Во дворце моем пышном, в Лагоре:

Умирают в пути, и тела

Я бросаю в Каспийское море..."

"До чего хорошо! - думалось Карелу Ярсовичу.- Господи, до чего же хорошо сказано!"- Ей богу, он готов был заплакать.

И тут на сцену и впрямь выплыли лебеди: настоящие, белые, по-лебединому кричащие, и вода в круглом пруду вроде была настоящей, а кругом закружились в волшебном танце белоногие и белогрудые красавицы, не стесняющие себя излишней одеждой. Смотреть на них было хорошо. Карел Ярсович никогда не любил балета, да и, в сущности, никогда не видел его по-настоящему. Но это был БАЛЕТ. Хотелось еще и еще смотреть на эту совершенную грацию, забыть обо всем, отдаться душой и глазами таинству танца, и переживать глубоко-глубоко в сердце, как первое увлечение юности, каждое движение гибкой руки, каждый жест выточенной ножки.

Между тем за столиком мэра неожиданно появился еще один человек. Перед ним тотчас возник бокал, и он, налив вина, поглядывал на Карела Ярсовича и потягивал себе из бокала, ожидая, когда мэр очнется от чар.

Музыка кончилась. Балерины растаяли в воздухе вместе с прудом и лебедями, на сцене показался скрипач. Он нес скрипку поразительно длинными руками, и когда заиграл, все узнали знаменитые каприччио. Это был Паганини. Поняв, наконец, что происходит нечто сверхъестественное, мэр беспомощно оглянулся вокруг и встретился с добродушным взглядом сидящего напротив незнакомца.

- Простите, Карел Ярсович, я не хотел мешать искусству. Моя фамилия Аркебузов. Георгий Васильевич. Это я пригласил Вас сюда.

- Очень приятно...- начал было мэр, но Аркебузов жестом остановил его.

- Не нужно. Вам не очень приятно. Будем честны друг с другом, тем более, что беседа нам с Вами предстоит сугубо деловая.

Карел Ярсович что-то пробормотал.

- Не переместиться ли нам в более спокойную обстановку? - спросил Аркебузов.

- Как Вам будет угодно.

- Тогда пойдемте.

Мэр сделал робкую попытку подозвать официанта, но тот не хотел его замечать.

- Ну что Вы, Карел Ярсович! Ведь Вы у меня в гостях. К тому же Вы съели гораздо больше, чем думаете. Пойдемте.

Озадаченный последней фразой, мэр почти незаметно для себя скользнул вслед за Аркебузовым в маленькую боковую дверь и, пройдя по длинному школьному коридору, очутился в освещенном зеленою лампой кабинете.

- Присаживайтесь,- сказал Аркебузов, указывая на кресло.- Какое вино Вы предпочитаете в этот час?

Карел Ярсович хотел было отказаться, но прислушавшись к себе, понял, что с удовольствием выпьет.

- Аи,- сказал он.

- Чудесно. Здесь есть отличное аи, Кеша!

Откуда-то появился худощавый Кеша с подносом, на котором стояли два бокала и бутылка вина. Кеша обтер ее полотенцем, видимо, вино было из лучших - бесшумно открыл бутылку, так же, не произведя ни единого, даже самого ничтожного звука, разлил вино по бокалам и удалился, помахивая подносом.

- Человек-неслышимка.

- Простите, кто? - не понял мэр.

- Неслышимка. Ценю его за то, что он все делает бесшумно.

- А как это ему удается?

- Так же, как и невидимке,- вопросительный взгляд мэра.- Он раздевал Вас внизу.

- А-а...- полуутвердительно пропел Карел Ярсович. Вид у него был жалкий.

- Дорогой мой, не думайте, что я Вас мистифицирую или разыгрываю. Здесь все настоящее. И Паганини, и Павлова, и Истомина, и невидимка, и неслышимка в том числе. Вы хотите объяснения? Хорошо, я попробую Вам объяснить. Если Вы не марксист, Вы меня поймете.

- Всех марксистов еще в сорок четвертом перестреляли,- мрачно изрек Карел Ярсович и подумал: "Если бы на моем месте был Саитов!"

- Если не ошибаюсь, Вашего отца тоже?..

"Откуда он знает?"- пронеслось в мозгу, но мэр овладел собою.

- Если я смогу понять Ваши объяснения, буду благодарен за труд.

Вино было вкусным, но с каждым глотком мэр становился трезвее.

- Ну что ж, тогда слушайте. Сегодня в полночь произойдет событие, которое увенчает собой сотворение этого мира. И произойдет оно не без моей, и не без Вашей помощи. Не спешите вспоминать бред Экса. Он сообщил Вам только то, что сообщить было нужно, к тому же основательно все переврал. Вас удивляют невидимка и неслышимка? А как Вам понравится утверждение, что наша душа - неощутимка? Ее невозможно ощутить, пока часть своей энергии она не израсходует на то, чтобы стать ощутимой. Потеря видимости и слышимости - лишь одна из форм экономии душевной энергии. Все, что Вы видите вокруг - это лишь способы оформления вовне той энергии, частью которой являются наши души. Если вся она оформляется внешне, то получается бездушная материя, если... Но это частности. Вы понимаете меня? - мэр кивнул - Пойдем дальше. Вы задумывались когда-нибудь о том, как существует искусство? С одной стороны - благодаря нам, творцам его и зрителям, а с другой стороны у него собственные законы развития. Но несмотря на эти собственные законы, оно существует в тех формах, в какие мы его заключаем. Сравните с другими плодами человеческого воображения ведьмами, русалками, привидениями... Они ведь тоже существуют благодаря нам, благодаря тому, что часть нашей духовной энергии идет на их создание. И получается то же самое: энергия существует автономно, но в тех формах, в какие заключает ее человечество.

Если будет все человечество думать об инопланетянах, энергии, ушедшей на это, вполне хватит для их синтеза и существования.

Будет думать о ведьмах, вурдалаках, и прочей нечисти, и они появятся, и будут делать все то, что приписывает им молва. Я опускаю целый ряд тонкостей, связанных с условиями синтеза.

Скажу только, что тот вариант исторического развития, в котором находимся мы с Вами, прямо ведет к сотворению нечисти. Кстати, сегодня на сцене кабаре Вы видели реальные души реальных людей. Души умерших существуют, пока о них помнят. Конечно, если о них никто не помнит, они тоже могут существовать, во внутренней форме, но это почти равносильно небытию, и обычно такие души любят в кого-нибудь вселяться.

Но простите, я снова отвлекся. Я хотел сообщить Вам, что весь комплекс земной нечисти создан, создан впервые в истории Земли. А сегодня в полночь будет сотворен САТАНА.

Все это Аркебузов излагал между прочим, то и дело прикладываясь к бокалу, и его спокойствие, то, что все это ему давно известно, полностью парализовало мэра.

- Мэр, что с Вами? Вы слышите меня? Кеша! - появился Кеша с вентилятором и пузырьком одеколона.- Освежи!

Кеша окропил Карела Ярсовича, и включив вентилятор, держал его до тех пор, пока мэр не пришел в себя. Затем быстро исчез.

- Простите, Георгий Васильевич.

- Пустяки. Вы пришли в себя?

- Да, вполне.

- И все еще не верите мне?

Мэр молчал. Ему вдруг захотелось получше рассмотреть кабинет.

Он встал с кресла, подошел к окну. Бушевала вьюга. Горы снега летели вдоль стекла, но казалось, ни одна снежинка не смела коснуться его поверхности. Мэр потрогал щель - сквозняка не было. Но приятная и настораживающая прохлада временами ощущалась на лице: должно быть, работала вентиляция.

- Так как же, мэр? Вы верите мне?

Карел Ярсович улыбнулся. Он впервые не чувствовал страха.

Что-то изменил в нем минутный обморок. Или он сходит с ума?

- Верю, Георгий Васильевич. Но верю умом, а душой, простите, не могу.

И тут словно откуда-то сверху опустилась на него волна страха, и ссутулившись, и как-то жалко улыбаясь, Карел Ярсович занял свое место. Аркебузов усмехнулся.

- Вы в полной безопасности, мэр. Не пугайтесь. Я попробую убедить Вас иначе.- Аркебузов хлопнул в ладоши, и из темноты вылетел огромный морщинистый хобот с четырехпалой рукой на конце. Другой его конец венчала голова, для которой он служил неким подобием шеи.

- Слонозмей,- представилось чудовище.

- Карел,- ответил ошеломленный мэр.

- Я покажу Вам портрет Сатаны,- Слонозмей неведомо откуда извлек небольшой портрет и ловко кинул его в руки мэра.- Его имя Рибо Андер.

Должен признаться, что портрет, столь неожиданно оказавшийся в руках мэра, ничем не отличался от портрета, висевшего в спальне вдовы.

6.

Утром тринадцатого февраля лейтенант Кобрин принял дежурство по участку, и должен был провести в отделении всю долгую ночь. К вечеру началась вьюга, все разбежались по домам, пожелав ему спокойного дежурства, и он, затопив камин, улегся спать на кушетке - кого принесет в такую погоду! Однако же спалось ему недолго. Часов в десять он проснулся от холода, зажег свечу. Камин давно не горел, и в окно надуло. Слава развел огонь, и примостившись в плетеном кресле у камина, принялся мечтать. Нетрудно догадаться, о чем были его мечты.

Дело в том, что Славу Кобрина давно преследовал рок: стоило ему страстно влюбиться,- и это уже было гарантией того, что его любовь останется безответной. Началось все еще с детского сада, потом было несколько историй в школе, и вот теперь снова...

"Ах, женщины!- думал несчастный лейтенант,- вы всегда предпочитаете презирающих вас. Отчего вам скучны любящие?"

Он чувствовал, что и Ксения скоро соскучится с ним, и потому заранее страдал. Горькие его размышления прерывались порою воем разгулявшейся вьюги, тогда он плотнее кутался в казенный полушубок, и зябко поводил плечами. Вдруг жалобно и тоскливо зазвонил телефон."Кому это потребовалась милиция? Или стихийное бедствие?"- успел подумать лейтенант, снимая трубку.

- Лейтенант Кобрин!

В трубке послышалось чавканье - очевидно, на том конце ели что-то сладкое. Сытый голос произнес:

- Товарищ лейтенант! Опять у вдовы чертовщина во флигеле!

Приходите, увидите,- фраза завершилась замечательной по своей музыкальности отрыжкой, и трубку повесили.

"Вдова! Ах, Ксения Львовна!"- сердце бедного лейтенанта затанцевало от радостного предчувствия, и даже мысль не закралась, что кроме вьюги бездна других опасностей может таиться за темными окнами. Да и идти-то было всего один квартал, какие-нибудь семьсот метров - пустяки!

Вьюга пронизала насквозь худенькое тело лейтенанта и понесла его по направлению к флигелю. Ему мерещились зовущие на помощь голоса, он закрывал глаза рукой от слепящего снега и терял ориентировку. Многократно удлинила его путь вьюга. Она бросала из стороны в сторону бедного лейтенанта, дважды сажала в словно бы нарочно для этого наметенный сугроб, и он долго барахтался и тонул в снегу, прежде, чем ему удавалось выбраться. Не имея на себе ни одной сухой нитки, до костей промерзший, он наконец добрался до флигеля. Сквозь беснующиеся облака снега Кобрин разглядел голубоватый свет, льющийся из окон, и решил войти. Страха Кобрин не испытывал. Он желал ее увидеть. Желал всей заиндевевшей на ветру душой еще хоть раз коснуться ее руки."Потом можно и умереть,"- подумал он, и показалось на миг лейтенанту, что дверь во флигель - это дверь в небытие. Но обратной дороги не было.

Стоило ему взяться за снурок колокольчика, как дверь в темную прихожую отворилась и поглотила его. Это обрадовало и насторожило - он думал, придется долго стучать: колокольчик на время пурги обычно привязывали, чтоб не трезвонил почем зря.

Полная темнота, в которую вступил лейтенант из вьюги, постепенно начала расступаться, и он увидел вдову, стоящую перед ним в легкой ночной сорочке. Сердце захолонула радость, он снял шапку, готовясь произнести что-нибудь замерзшими губами, но Ксения предостерегающе подняла палец:

- Тс-с!

Из комнаты сзади вдовы медленно пролился дивный голубой свет, обозначивший фигуру сквозь прозрачную ткань.

- Ксения!..- он шагнул к ней, хотел взять ее руки, но словно сквозь воздух прошли пальцы, ощутив только легкий прощальный холодок, и вдова исчезла.

- Ответь мне, Славик,- послышался ее голос откуда-то сверху...

Кобрин поднял голову: Ксения свободно парила под потолком, ее глаза горели Ответь мне, Славик, в каком году скончался Николай Александрович, наследник российского престола?

- В 1891-м,- отвечал лейтенант, зачарованно взирая на нее снизу вверх; в одной его руке нелепо болталась шапка.

- Ты ошибаешься. Он стал императором и был расстрелян со своей семьей после революции семнадцатого года. И на нем, Николае Втором, окончилась династия Романовых.

- Вы ошибаетесь...- он хотел назвать ее Ксенией Львовной, но что-то остановило непокорный язык."Ведьма!..- мелькнуло в голове лейтенанта,ВЕДЬМА!"

- Скоро ты будешь там, где все так думают!- тут она спикировала вниз, нахлобучила ему на голову шапку и, развернув кругом, вышвырнула в быстро открывшуюся дверь. Хор смеющихся чудищ проводил бедного лейтенанта.

Его обняла ясная лунная ночь. Никакой вьюги не было и следа, звезды сверкали между высокими тополями, окружившими флигель. Тихая благодать лилась с небес.

Не такого нрава был лейтенант Кобрин, чтобы позволить кому бы то ни было вышвыривать столь беспардонно представителя власти. Он бросился к флигелю и затарабанил в дверь.

Агрессивные и хищные мысли затеснились в горячей голове.

Вдруг рука его наткнулась на кнопку электрического звонка. Он нажал ее, в доме зажегся слепящий электрический свет... Дверь со скрипом отворилась. На пороге стоял мужчина в наброшенной на плечи шубе, и мы без труда узнали бы в нем человека, изображенного на портрете.

- Вам кого? - хмуро осведомился он, оглядывая с ног до головы покрытого ледяной коркой лейтенанта.

- Гм! Гм! Гражданка Саттарова здесь проживает?

- Я ее муж.

- Муж?

- А в чем дело?

- Нет-нет, я, должно быть, ошибся. Извините, ради бога!

0- Хм!- и дверь закрылась.

Надо ли говорить, что, придя в участок, лейтенант Кобрин тотчас был арестован. Во-первых, потому, что был одет в странную форму, а во-вторых, за то, что нес всякую чушь о чертях и о супругах Саттаровых - в высшей степени добропорядочных людях, ни в чем предосудительном незамеченных.

Добавим, что по иронии судьбы Кобрина арестовал его собственный двойник, но они не узнали друг друга, пока в участке не появились другие люди.

7.

Портрет неизвестно почему показался мэру убедительным доказательством. Может быть, убеждали резкие черты лица и горящий даже на портрете взгляд..."В конце концов,- подумал мэр,- если Сатана появится, он сумеет доказать свое кредо. Мне же останется только сличить его с портретом."

- Предположим, я верю Вам, Георгий Васильевич.

Карел Ярсович, как ему казалось, убедился в том, что перед ним не бандиты и не фанатичные анти-...А из собственного опыта он знал, что со всеми остальными людьми можно договориться на взаимовыгодных условиях.

- Вот именно, людьми,- сказал Председатель. Мэр испуганно посмотрел на него.- Не так-то просто решиться сказать, чего мы от Вас хотим, Карел Ярсович.

- Думаю, мы сумеем договориться? - улыбнулся мэр.

- Надеюсь. Но я говорю даже не от имени клуба.

- От имени Сатаны?

- В какой-то степени. Вообще-то у нас с Сатаной один начальник.Аркебузов улыбнулся и отошел к окну. Некоторое время он молча смотрел на пургу. В горле у мэра пересохло, начала подкатывать обморочная тошнота. Наконец Председатель обернулся.- Сатана тоже нуждается в запасах духовной энергии,- произнес он.- И часть этого запаса должны создать Вы. Вам осталось жить одиннадцать лет. Вы будете на сравнительно высоких постах, а если захотите, то и на самом высоком. Кроме того, Вы получите миллион лет бытия после смерти. Но взамен Вы должны заставить людей думать о Сатане и прочей нечисти как можно чаще. Вы будете финансировать научные центры, поощрять медиумов, делать всевозможные сенсации... Все это, разумеется, по нашей подсказке. Вы избавитесь от чувства страха, которое угнетало Вас всю жизнь. Нам нужно только Ваше согласие. Остальное приложится.

Повисла напряженная пауза.

- Что же Вы молчите, мэр? Вам нужны гарантии?

- Я верю Вам.

- Хорошо. Но гарантии есть. Об этом мы поговорим, когда Вы умрете.Черная тень Председателя вернулась к столу.

- Я... Я должен дать ответ немедленно?

- Если хотите, можете дать его шестнадцатого, в пятницу. Но для этого Вам снова придется посетить наш клуб.

Пока еще мэр не излечился от страха, и приезжать в клуб в пятницу ему не хотелось. К тому же он все отчетливее понимал:

Аркебузов говорит правду, и какой бы ни казалась она нелепой, все будет так, как захочет он и те неведомые силы, которые дали ему знание этой правды.

- Я согласен.

- Ну вот и отлично,- Аркебузов пожал его руку, безвольно покинутую на столе.

- Я должен подписать что-нибудь?

- Что Вы, мэр, это лишнее, ведь Ваши слова уже услышаны всем мирозданием. До свидания. Не смею больше Вас задерживать.

Мэр откланялся, его проводили к выходу. Невидимка подал пальто, шарф и шапку. Может быть, мэру показалось, а может, так и было на самом деле, но там, где он ехал, буря утихала, пропуская машину, и нигде на пути не встретилось снежных заносов. Приехав благополучно домой, мэр хотел рассказать обо всем жене, но язык как-то странно застревал, когда он пытался изложить теорию Аркебузова, и получалась полная несуразица.

Наконец, он крепко уснул с блаженной улыбкой на лице.

Не менее крепко спала в эту ночь и Ксения Львовна. Легкие объятия сна были нежны и неприметны, светлая улыбка играла на губах. Ей снился Он, почему-то называвший себя странным именем Рибо Андер, и она летела куда-то за ним сквозь танцующий снег, а он манил за собой все дальше и дальше...

И наступило утро. Впервые за многие дни город ослепило солнце, и защебетали свои многоцветные песенки яркие снегири и синицы. Лучи дневного светила прокрались в окна спальни, упали на лицо Ксении, и, встрепенувшись, пробудилась она ото сна, и ощутила, что жизнь началась заново. В тот же миг возле ее кровати возникло неяркое свечение и явился Он, долгожданный, любимый.

- Ксения!

- Милый! Я верила, что ты вернешься!

- Ты сделала меня вечным! Твоя любовь...

Она заплакала. Молча взирали со стены горящие глаза портрета на эту встречу. Он был совсем-совсем прежним! Ей удалось воскресить его! И показалось, что не было страшного года одиночества, не было тоски и отчаяния, а нечисть, воскресившая его к жизни - лишь давным-давно позабытый ночной кошмар.

8.

Наутро Карелу Ярсовичу все происшедшее с ним вчера показалось страшной нелепостью. Он не хотел и не мог верить в случившееся. Он совершенно не боялся Аркебузова и его помощников, кем бы они ни были. Это казалось странным, но по трезвом размышлении мэр понял, что бояться мошенников было бы просто глупо. Мучимый сомнениями, он решил съездить к Алексею Герасимовичу Нефедову, с которым они были давние приятели. Он поехал немедленно, потому что знал привычку Алексея Герасимовича выходить на работу к двенадцати часам.

Когда он вошел, прокурор только что принял душ и был в халате.

Они поздоровались.

- Садись. Что будешь пить?

- Ничего.

- Что-то случилось?

- Случилось, черт возьми, стряслось! свершилось! - и Карел Ярсович рассказал прокурору о вчерашнем происшедствии.

Нефедов часто перебивал его вопросами: " Где стоял столик?"

"Где находилось кресло?" и тому подобными, и при этом ни разу не усомнился в искренности собеседника, чего мэр опасался.

Когда рассказ был закончен, Алексей Герасимович достал портсигар, они закурили.

- Дожен признаться, Карел, ты меня озадачил,- он затянулся, выпустил дым,- Дело в том, что все, рассказанное тобою, до последнего слова и жеста произошло вчера со мной. Каким образом мы могли сидеть за одним и тем же столиком, говорить с одним и тем же человеком?

- Как, ты уверен?

- Только странно, что портрета он мне не показывал, и в обморок я не падал. Мне даже кажется теперь, что мы договорились с ним, пока ты был в обмороке. Кстати, почему ты попросил аи? Уж не потому ли, что у тебя Аид вертелся на языке?

- Да, поэтому.

- Я тоже.

Помолчали.

- Так тебе тоже сделали предложение?- спросил мэр.

- Да. Слушай, Карел, а если не только мы там были? Давай-ка попробуем найти всех.

- Хорошая идея. Но как?

- Для начала обзвоним жен и спросим кто где был вчера.

- Но это неудобно...

- Вот и видно, Карел, что тебя никогда не любили несколько женщин сразу... Лилечка, где был вчера вечером твой котик? У него были дела? И ты скучала? Ах, ты была с Катенькой, а где же был ее Федя?- вскоре составился приличный список, теперь надо было переговорить с каждым лично.

Часов около шести отыскали всех. Оказалось, что вчера в клубе побывало пятьдесят два человека, и каждый из них был уверен, что был там один. Побывал там, кстати, и Павел Афанасьевич, который позавчера так интересовался, что это за учреждение.

- Послушай, Алексей, а кто же были те, другие люди за столиками?

- Не знаю, Карел, но мне показалось, что это кабаре предназначено для мертвых: ни один из них не отбрасывал тени.

- Но Аркебузов отбрасывал.

- Да, но остальные нет.

- Вот почему он сказал, что я съел больше, чем думаю...

Нельзя сказать, чтобы это открытие неприятно поразило друзей.

Человек ко всему привыкает быстро, и теперь их ободрило то, что они не одни попались на удочку. Друзья даже принялись петь марсельезу, когда ехали обратно к Нефедову подкрепиться чем бог послал.

- А какие были вчера птички!- восклицал прокурор.

- Да, их не испортила даже коллективная трапеза! Подумать только! Каждый ел за всех!

- Слушай, Карел, а ведь мне и в голову не пришло расплатиться

- Вот-вот, а ты говоришь, евреи - нечестная нация!

Они славно перешучивались весь вечер, но веселость их временами все же казалась несколько искуственной.

9.

- Простись с этим домом,- сказал Рибо.- Нам было хорошо здесь, но больше нас здесь не будет.

- А куда мы летим?

- Туда, где нет ясных ответов.

- Если бы не та книга, я бы не поняла тебя. А это правда был ты?

- Тогда ночью? Да. Мне грозила страшная опасность, и только ты могла меня спасти. Но как ты сумела покорить земную нечисть, я до сих пор не знаю.

- Я хотела вернуть тебя.

- Пора лететь.

Флигель остался внизу. Ксения удивилась, что ей совершенно не было холодно.

- Не удивляйся,- сказал Рибо,- теперь так будет всегда. Люди называют это смертью.

- А что, мое тело осталось там?

- Нет, Ксения, я превратил его в воздух и свет. Теперь оно будет повсюду. Да, не называй меня больше земным именем. Я Рибо Андер. Так нужно.

- Хорошо, милый.

Они оставили внизу облака - жалкую рваную одежду Земли, и Ксения увидела перед собою нагромождение скал, кратеров и Горных гряд.

- Что это?

- Луна. Сейчас мы опустимся на нее.

Они оказались у круглого черного входа.

- Там нас уже ждут,- произнес Рибо и слегка подтолкнул Ксению к отверстию.

Они вошли. Кругом была тьма, только поблескивали изредка невидимые стены. Ксения удивилась, почувствовав под ногами что-то мягкое.

- Побудь здесь и ничего не пугайся. Я скоро вернусь,- он поцеловал ее и растворился в пространстве.

"Зачем он оставил меня здесь?- успела подумать Ксения.- Наверное, так нужно..."- тут ее колени словно сами собой подогнулись и через минуту ласковый сон слепил ее губы в счастливую улыбку.

Заглянув в пещеру и убедившись, что Ксения спит, Рибо мановением руки задвинул вход огромной глыбой гранита и сделав несколько неторопливых шагов прочь, взлетел и скрылся из виду.

Создатель Крит с нетерпением ожидал вызванного на аудиенцию Рибо Андера. Создателю и Сатане было о чем потолковать. Крит, как и весь потусторонний мир, был весьма удивлен тем, что земная нечисть отдала свои многочисленные голоса за никому до сих пор неивестного духа. И голос Земли, как это ни странно, оказался решающим. Другим претендентом на должность был Иегова, но к нему многие относились с прохладцей еще со времен ссылки на Юпитер. Это, видимо, и решило дело.

Однако, вновь избранный Сатана должен был выдержать испытание. Состояло оно в следующем: в истории любой планеты можно было найти точки возможного разветвления.

Некоторые из этих разветвлений вели к созданию нечисти.

Сатана, не вмешиваясь в исторический процесс сам, должен был так повлиять на события, чтобы история планеты обусловила его появление. Это, конечно, была только игра: все исторические альтернативы существовали одновременно и были равноправны. Но такая игра была прекрасной проверкой сатанинских качеств.

Рибо возник из пустоты и поклонился Создателю.

- Новый Сатана?

- Да, Создатель.

- Ты догадываешься, зачем я хотел тебя видеть?

- Догадываюсь.

- Ты еще не позаботился о самоутверждении. Это ошибка.

- Я все продумал, Создатель.

- Какой из критических точек ты хочешь воспользоваться?

- Двадцать шестой. Смертью Николая Александровича.

- И кто же кандидат на место Черной Маски? -спросил Создатель, пожевав губами. На мимическом языке его планеты это означало крайнее неудовольствие: точка эта использовалась слишком часто.

- Я ищу его.

- Спеши, Рибо. Если опоздаешь, кандидаты найдутся.

- Я знаю.

- Иди.

Сатана изчез. Он метнулся мысленным взором к Земле и увидел Славу Кобрина. Бедняга, вконец простуженный, сидел в следственном изоляторе. Камера была одиночной и сырой, лейтенант готов был проститься с жизнью; тем более, что ему часто забывали прислать доктора, а если и присылали, то он почти всегда оказывался пьян и не мог отличить простуду от сифилиса. Кобрин ничего не понимал. Кроме поразительного сходства с другим Кобриным не было никаких оснований держать его в камере. Но почему-то поразительное легко превратилось в подозрительное, и после того как оба Кобриных признали одну и ту же женщину своей матерью, а та не смогла отличить одного сына от другого, за лейтенантом следили в оба.

Появление Рибо Андера, сияющего и неземного, тоже не осталось незамеченным сторожами.

- Ванька, подь сюда! - крикнул один другому.- Они связь установили!

- Вот шпиен проклятый! А ведь как маскировался! - сказал Ванька, и оба сторожа бессильно рухнули на пол.

- Вячеслав!

Кобрину почудилось нечто знакомое в этом сияющем лице, но он не узнал его.

- Не пугайся, я помогу тебе вернуться назад, в ту реальность, где Ксения - вдова, а ты - лейтенант. Ведь ты хочешь зтого?

- Да, хочу. Конечно, хочу, - Кобрин бросился было к своему спасителю, но жестокий кашель согнул его пополам.

- Для начала я сделаю тебя здоровым. Вот так. Хорошо? - Кобрин изумленно вздохнул. - И мы пообедаем вместе, - возник стол, накрытый выше всяких похвал. Кобрин набросился на еду.

- Ешь и слушай меня внимательно. Завтра утром тебя здесь уже не будет. На ночной допрос тебя не вызовут, и ты будешь хорошо спать. Утром, проснувшись, ты увидишь себя в блестящей свите.

Слева, касаясь тебя плечом, будет стоять офицер. Полминуты ты должен будешь отвлекать его внимание, а в случае надобности помешать ему спасти царевича Николая, которого убьет японец.

Николай должен быть убит. Тогда ты снова окажешься в гостях у Ксении, и события твоей жизни повторятся, но ты не должен во время пурги выходить из участка. Тебе все понятно?

- Да,- Кобрин кивнул и тотчас Сатана растаял в воздухе. Через полчаса исчез и стол, но лейтенант уже успел насытиться, и теперь горячо благодарил судьбу за избавление от страданий.

Наступил вечер, и Кобрин уснул мертвым сном. И снилась ему прекрасная Ксения, порхающая над цветами, словно бабочка, а рядом с нею светилось доброе лицо неизвестного. Вдруг резкие знакомые черты исказили радостную картину, и Кобрин понял, что его избавитель и муж Ксении - такие же двойники, как и он с другим Славой Кобриным. И он понял, что если не исполнит приказа, то погибнет, но и уничтожит его, своего соперника, сияющего и всесильного. И снова откуда-то выпорхнула Ксения, и дивная музыка, зазвучавшая вокруг, прогнала сатанинское лицо.

Поговорив с Кобриным, Андер понесся прочь от земли. На Марсе, любимой своей планете, его давно уже ждала прекрасная Клеопатра.

- Рибо! Я уже собиралась поискать кого-нибудь другого.

- Что же тебе помешало? - осведомился он, примарсианиваясь на раскошное ложе рядом с нею.

- Конечно только расстояние...

- Но нам-то оно не помешает? Кли! Я страшно скучал по тебе.

- Наверное, скучал с законной женой? Так это теперь называется?

- Ну ты же знаешь, Кли...

- Ах, Рибо, всегда ты остаешься мальчиком! Старый мой бэби...

Когда-то ты отдал жизнь за ночь со мной, теперь готов пожертвовать Вечностью... Глупышка!

- Кли! Я люблю тебя!

- Ну ладно, прощу на этот раз... Иди ко мне!

Давненько не видел старый Марс таких пыльных бурь.

10.

Только для нас с Вами, читатель, Луна - безжизненый камень.

Мертвые и вечные знают о ней иное. Нет цветов во Вселенной прекраснее лунных. Их нежный, зовущий аромат дарит силу уставшим и утешает печалящихся, их цвет несет отдых глазам, утомившимся созерцанием Вечности, а прикосновение ласкает и манит прилечь в тени утеса.

Гуляя по Луне, можно было повстречать кого угодно. Там любили появляться Шекспир и Лоуренс Стерн, были свои любимые уголки у Байрона и Моцарта. Луна собирала всех:

признанных и непризнанных, известных и непонятых за время земной жизни. Она могла объявить великим поэтом существо, не написавшее никогда ни строчки, и бесподобным художником того, кто не мог отличить полотно от палитры. И соглашаясь с Луной, можно признать, что все эти частности не имеют большого значения.

Немногие даже среди вечных знали тайну этой планеты. Правда, о ней много говорили, но давно известно: знающий молчит, говорящий не знает.

Ксения могла бы спать долгие века, как этого и хотел Рибо, не ведая о том, что мелькающие перед ее глазами связные картины - только прекрасные сны, но вскоре после исчезновения Сатаны странная пещера засверкала множеством лучей. Стены ее были сложены из какой-то искрящейся породы, и Ксения, открыв глаза, поначалу зажмурилась: разноцветные лучи метались от стены к стене; им, казалось, некуда было деваться из этого ограниченного со всех сторон пространства. Она села и осмотрелась: в нескольких шагах от нее стоял маленький человечек в серебрящемся плаще. От странного факела, который он держал над головой, и исходило разноцветное сияние.

Несмотря на то, что он старался поднять его как можно выше, факел едва достигал бы колена Ксении, если бы она стояла рядом.

Почти бессознательно начала Ксения шептать затверженные заклинания. Маленький дух обернулся.

- Значит, это ты,- сказал он,- я многое знаю о тебе. Но твои заклинания для меня просто набор слов: я не отношусь к земной нечисти.

- Кто же ты?

- Я единственный во Вселенной лунный дух.

- И как твое имя?

- Этого ты не можешь знать, земная ведьма Ксения. Мое имя даст тебе власть надо мною. Даже сам Крит не знает его.

- А кто это - Крит?

- Так зовут создателя Вселенной.

- Ну а как мне тебя называть?

- Называй так, как уже называешь. Я согласен быть лунным гномом.

Ксения расмеялась:

- Ты угадал. Послушай, может, ты объяснишь, как я попала сюда?

- Для этого я пришел. Но давать объяснения - занятие скучное. Я просто перенесу тебя туда, где ты все узнаешь. Согласна?

Ксения пожала плечом:

- Ну что ж...

- Тогда прощай.

Ксении показалось, что стены пещеры рассыпались в пыль. Она увидела себя сидящей среди никогда невиденных раньше цветов на мягкой шелковистой траве, и дивный аромат закружил ей голову и перепутал мысли.

- Ксения, Вы?

Она обернулась. Она никогда не видела этого лица, но оно показалось ей хорошо знакомым, почти родным.

- Вы не узнаете?.. Ах, да! Ведь еще не все вспомнилось... Я Музыкант.

- Мы были знакомы?

- До Вашего рождения. Случилось так, что Вы родились позже меня, на Земле мы не встретились, а с тех пор, как война с музыкантами лишила меня жизни, я жду Вас здесь.

- Ваше лицо кажется мне знакомым.

- Скоро Вы вспомните все. Так бывает после смерти: земное доминирует.

Ксения встала.

- Какие чудесные цветы! От них кружится голова.

Они пошли рядом. Ей стало почему-то хорошо и покойно, она взяла Музыканта под руку.

- Славный переполох Вы учинили в потустороннем мире. Вы, наверное, знаете, что Сатана с Земли - большая сенсация?

- Да, я что-то слышала об этом,- осторожно ответила Ксения.

- Но, надеюсь, Вы знаете, что это благодаря Вам?..

Она остановилась.

- Подождите. Я всего лишь исполнила просьбу мужа и спасла его от небытия. При чем же здесь Сатана?

- Но ведь душа Вашего мужа и стала Сатаной благодаря Вашему влиянию на земную нечисть!..- Ксения смотрела испуганно и удивленно.- Вы ничего не знали? Ну конечно... А я-то гадал, как Вы согласились на это...

- Я не понимаю... Неужели он просто воспользовался мною?

- Вашим влиянием - несомненно.

- И что же будет теперь?

- Теперь Вы вечны, так же, как и он. Вернее, Ваше положение даже более прочно, потому что Рибо должен еще выдержать испытание... Но скажите мне, Ксения, как Вы попали на эту поляну? Сатане сюда вход заказан.

- Меня перенес...- она хотела рассказать о Лунном Гноме, но язык почему-то не слушался.

- Я понял Вас. Об этой тайне знают все на этой поляне, но сказать о ней друг другу нельзя.

- Да-да... Теперь я понимаю, зачем он оставил меня в пещере.

- Вы были в пещере сновидений?

- Да, если она называется так.

- Вы могли проспать целую вечность...

- Но что же мне теперь делать? - Ксения почувствовала приближение слез.

- Не плачьте,- теплая рука Музыканта нежно легла на ее плечо,- Я знаю как Вам помочь. Вы должны увидеть Зеркала Иеговы.

- Что?

- Летим! Доверьтесь мне!

Он взял ее руку и они вознеслись над поляной. Поверхность Луны под ними словно прогнулась и стала похожа на продавленный с одной стороны мяч.

- Вон там Юпитер. Видите его?

- Пока нет.

- Ничего, скоро поневоле начнете вспоминать астрономию.

Они летели молча. Ксении нравилось общество Музыканта. Он не навязывался и не хотел понравиться, с ним было просто.

Постепенно она освоилась с ощущением полета и научилась нести свою субстанцию самостоятельно, не опираясь на руку спутника.

- У тебя хорошо получается,- сказал он.

"Мы уже на ты?"- подумала Ксения.

- Вы против?- спросил Музыкант.

- Нет-нет, что ты? Мне кажется, я начинаю что-то вспоминать из прошлого. Но ведь тогда ты выглядел иначе...

- Да, тогда я любил облачаться в огненный плащ и носиться подобно комете... А вот и Юпитер.

Они опустились. Со всех сторон в легкой дымке высились огромные скалы-зеркала.

- Ах!..- только и смогла выдохнуть Ксения.- Кто это создал? - Восторг, заставил ее позабыть горькие мысли. В черных, гладких поверхностях они оба отражались столь живо и ярко, что сторонний наблюдатель не смог бы отличить отражение от подлинника.

- Это делал Иегова. Его сослали сюда за то, что он неверно сформировал религиозные представления иудеев, и вынужденное безделье обернулось этим чудом. Если бы не твое вмешательство, Иегова, пожалуй, стал бы Сатаной в награду за это творение.- Музыкант помолчал.- Но всех чудес ты еще не увидела. Дело в том, что зеркала Иеговы отражают не только внешнее, но и душу, ум, все, что есть в тебе. Ты можешь говорить с отражениями, и каждое проявит отдельную грань твоей души.

Смотри!- Музыкант обернулся к ближайшему отражению,- Что отражаешь ты?

- Любовь, семью, счастье,- ответило отражение Ксении. Они подошли к другому зеркалу:

- Как ты относишься к своему мужу?

- Прости, Музыкант, я не могу сказать этого при тебе.

- Да, они бывают искренни только с глазу на глаз,- сказал Музыкант,Побудь с ними, я подожду у входа.

Он пожал ее руку и скрылся за скалой.

- Так как же ты относишься к своему мужу?- спросила Ксения.

- Я люблю земного, а не того, кто сейчас принял его облик.

- Так это не он?

- Это он, это его душа, но земного в ней остается все меньше, а сатанинского становится больше. Он просто использовал тебя, а когда ты стала ему не нужна, запер в пещере сновидений.

- Я не знала, что он будет Сатаной. Почему он ни слова не сказал мне об этом?

- Ты могла бы помешать ему самоутвердиться,-ответило другое отражение,-Ведь после испытания, он утратит навсегда свой внешний облик.

- И он никогда не будет любить меня?

- Спроси об этом вон у того отражения.

Ксения подошла.

- Кто будет тебя любить, если ты так выглядишь! Ведь теперь твои наряды зависят только от желания. Что пожелаешь, то и появится на тебе.

- Я не знала этого,- Ксения представила себя в своем любимом платье и тотчас оно оказалось на ней. Она поправила прическу и выбрала туфельки. Все отражения преобразились вместе с нею.- Ну вот, теперь другое дело. Ступай вон к той скале.

Подойдя, Ксения не узнала себя в зеркале. На нее смотрела другая женщина. Она даже оглянулась на другие отражения, но те оставались прежними.

- Кто ты?

- Я твоя сущность, душа твоей души.- Отражение выглядело по-королевски: длинное блестящее платье, оставляя открытыми грудь и плечи, словно поднимало женщину в воздух. Осанка была гордой, но не надменной, взгляд лучился теплым, чувственным умом.

- Я хотела бы многое сказать тебе, Ксения, но могу открыть лишь дозволенное. Знай, что Рибо Андер уже забыл о земных привязанностях, он любит женщину, которую любил всегда. Ее имя Клеопатра. Не плачь! Тебе суждено быть любимой Музыкантом. Помни, что только с ним ты можешь быть вечно счастлива. Все земное преходяще, и не сегодня-завтра ты вспомнишь случившееся с тобой в прошлой вечности и обратишься мыслями к вечности будущей. Благодари Лунного Гнома за то, что он спас тебя от вечного сна. Создатель знает, что ты помогла Сатане по неведению. Иди.

- Спасибо вам!

- Будь счастлива!..

- Счастлива...

- Счастлива...

Музыкант стоял у края пропасти и смотрел вниз.

- Пойдем,-сказала Ксения,-Я узнала все, что хотела.

Ей было очень грустно. Иногда совсем близко подступали слезы, и она сдерживалась, чтобы не заплакать. Ушедшее счастье стало невозвратимым, и вечность показалась ей бессмысленным воплощением скуки и никчемности. Но сияние наполненного неярким солнцем неба манило взлететь, и она почувствовала, как ноги ее разлучились с Юпитером.

Она мчалась, вглядываясь в далекие галактики и туманности. Ей казалось, что преодолевая пространство, она преодолевает нечто внутри себя. Мысли постепенно светлели. Тяжкая скорбь, угнездившаяся в груди после разговора с зеркалами Иеговы, растворялась в бесконечности, прокалывалась тонкими лучами звезд и выходила прочь. Она оглянулась. Музыкант следовал за ней. Чувство живейшей благодарности захлестнуло ее, и, подлетев, она коснулась его руки.

- Мы улетели далеко,- сказал он. - Надо вернуться.

- Зачем? Я не хочу возвращаться к солнцу.

- Мы черпаем силу от планет. Удаляясь же от них, слабеем. И солнце невиновно, Ксения. Милая! Любимая моя! Все прошло!

Впереди только счастье!- Он поцеловал ее, она почти не ответила, но стала покорной в его руках.-На Земле есть одно местечко в конце двадцатого века, где мы с тобой любили проводить время. Летим туда.

Ксения кивнула. Ей стало все равно.

- Тогда закрой глаза и представь, что мы на Луне, на той поляне, где встретились сегодня.

Она подчинилась. Музыкант прошептал какое-то заклинание и, открыв глаза, они увидели себя на лунной поляне.

Взявшись за руки, они оттолкнулись от лунной поверхности и полетели к земле. Музыкант уверенно пикировал, Ксения следовала за ним.

11.

Скоро они оказались на пустынной городской улице. Было пасмурно. Шлифованный гранит зданий висел в насыщенном влагой воздухе печальной и загадочной нотой. Казалось, атмосферой этого города была холодная высокомерная грация.

- Мы бывали здесь часто,- сказал Музыкант.- Особенно вот в этом баре. Заходи.

Он что-то сунул швейцару, и они оказались в невероятно прокуренном помещении. Облака дыма порою открывали для обозрения висящие на стенах таблички" У НАС НЕ КУРЯТ".

Лампочки были упрятаны в какие-то странные деревянные плафоны. За грязными столиками сидели люди, в глубине располагалась эстрада.

- Вам место?

- Да, поближе к сцене,- Музыкант сунул официанту деньги,- и для начала шампанского и закуску.

- О'кей. Пройдите за мной.

Столик у сцены был тотчас освобожден, официант с вежливой улыбкой отодвинул стулья: его согревала через карман сотенная бумажка. Они сели.

- Узнаешь? - спросил Музыкант.

- Пока нет, но свинство замечательное!

- Ну вот! Ты совсем прежняя! - Ксения рассмеялась. Ей было хорошо.

Принесли шампанское. Они выпили за встречу. Музыкант спросил у официанта, что сегодня в музыкальной программе.

- О-о! Сегодня "Дриимз"!

- Это удача.

- Да, и редкая.

- А что зто "Дриимз"?- спросила Ксения.

- М-м, это привидения. Наверняка среди них есть твои знакомые. Им тоже нужно, чтобы о них помнили, вот они и подрабатывают, по здешним понятиям, бесплатно.

Эстрада осветилась. На сцене показался человек во фраке и развязно произнес:

- Друзья, сегодня мы снова собрались здесь, чтобы пообщаться, повеселиться и отдохнуть. Я вижу, здесь есть поклонники потустороннего рока. Их еще ждет сюрприз. А пока группа акробатов " ЛЕТАЮЩИЕ СКЕЛЕТЫ"!

Кое-кто эааплодировал; видимо, группу знали. Против ожидания, номер отнюдь не был отталкивающим. Скелеты были симпатичные, и летали хорошо. Правда, один развалился, но его тотчас снова собрали, и он продолжал, как ни в чем не бывало, порхать по сцене. Номер закончился.

Кто-то догадался включить вентиляцию, в воздухе посвежело.

- Ну как тебе, нравится?

- Довольно странное зрелище. И совсем не веселое,- ответила Ксения.

- Похоже, им тоже не очень нравится,- публика неохотно аплодировала, многие невозмутимо потягивали из литровых кружек, их нисколько не заинтересовало происходящее на сцене.

Снова появился человек во фраке и крикнул:

- А теперь Вы можете потанцевать! Рок-группа "Дриимз"!!!

На сцену вышли пять привидений. Одно большое, мощное, покрытое дырявым капюшоном и не менее дырявым плащом, несло клавишные, другое - морковка с ручками - село за ударник.

Вышли еще двое с гитарами, отдаленно похожие на средневековых рыцарей, и последним на сцену вылетел Слонозмей, держа в хоботе микрофон.

- Тот, большой,- Великий Могол, гитаристы Ричард Первый и Вильгельм Завоеватель,- пояснил Музыкант,- а солировать будет Слонозмей.- Музыкант приветливо помахал солисту рукой, и тот кивнул в ответ, подмигнув Ксении.

- Узнаешь?- спросил Музыкант.

- Еще бы!- то ли от шампанского, то ли от атмосферы, царящей в кабаке, ей становилось все веселее.

- Как Вам известно, поем мы на полузабытом английском,- сказал Слонозмей.- Но танцевать под такую музыку вполне можно!

Кое-кто уже вставал со своих мест, преимущественно молодые парочки.

- Пойдем, потанцуем?- предложил Музыкант.

- Пойдем! Сто лет не танцевала!

- Сначала мы исполним адский шлягер шестидесятых годов "Любимое привидение". And one, two, three, four!-и Слонозмей запел зажигательный рок-н-ролл.

- Нравится? - крикнул Музыкант сквозь гремящие ноты.

- Очень! - Ксения была прекрасна, она словно стала частью звучащей музыки, ее гармонией, ее сутью. Музыкант все больше узнавал в ней ту прежнюю Ксению, которую столько лет помнил и, наконец, обрел.

Музыка закончилась аплодисментами. Женщины визжали.

- Еще, Слонозмей!

- Еще!

В отставшей от мира Российской Империи такая музыка находила себе все больше поклонников.

- Сейчас композиция в стиле хард-рок "Дрожащая ягодица"!- крикнул Слонозмей и начал летать по сцене, словно подбрасываемый звуками ударника. "О чудак-человек! Почему при встрече со мной у тебя так дрожат ягодицы? кричал Слонозмей на полузабытом английском.- Наверное, потому, что ты меня боишься!"

- Наконец!.. Наконец мы исполним Вам песню, нашу новую, можно сказать, лирическую песню "Я выпью с тобой, крошка, если ты меня не испугаешься".

Композиция началась с соло Ричарда, звуки его гитары были слегка печальны, но уже таили в себе какие-то искорки зажигательного ритма, и вот вступил ударник и мелодия понеслась по кабаку, сшибая стулья и вовлекая в бешеный танец всех, кто попался на пути. Композиция была сумасводящей.

Теперь уже танцевали и стар и млад, за столиками никого не осталось. Во время припева, который в переводе звучал:"Если ты испугаешься меня, с тобой выпьет кто-нибудь из моих приятелей" все хватались за руки и, расшвыривая столы, начинали изображать некое подобие русского хоровода.

Музыка кончилась. Счастливая и уставшая Ксения опустилась на предусмотрительно поднятый Музыкантом стул.

- Ффу! Мне никогда не было так весело!

Музыкант, довольный, засмеялся.

- Я счастлив, Ксения...

Они ушли оттуда поздним вечером. Под конец Музыкант подозвал Слонозмея, и они выпили за добрые старые времена, когда привидениям не надо было зарабатывать на жизнь таким образом - достаточно было появиться один раз в столетие, и все говорили об этом без умолку.

- Я не жалуюсь,- говорил Слонозмей,-Мне Вильгельма с Ричардом жалко. У Могола предки могучие, он блажит, а они ведь существуют только по протекции Шуры Македонского, и положение у них безвыходное - хоть в домовые иди.

Ксения все больше вспоминала свою доземную жизнь. Она вспомнила даже этот кабачок, и то, что было с нею после рождения, представлялось ей теперь тусклым, полузабытым сном, бытием неизвестно зачем. В эту ночь она впервые уснула без мысли о муже. Она думала о Музыканте, о себе, о зеркалах Иеговы, и о сотне других важных вещей. Так началась новая вечность земной ведьмы Ксении.

12.

Город осоловел от слухов. Во многих районах введены были талоны на хвосты, создавался городской центр по изучению нечистой силы, профессор Алинов написал и опубликовал в местной газете очень странное сочинение под названием "Тайны сливного бачка", а в филиале Российской Академии Наук была защищена диссертация какого-то профессора-скотовода "О процессе превращения носок в валенки". Подумав, его после защиты упрятали в сумасшедший дом, и кажется, не ошиблись, потому что на следующий день он преложил переименовать Каспийское море в Озеро Революции.

Но в городе мало кто мог уверенно сказать о себе "Я нормален".

Пожалуй, это мог сделать только один человек: приехавший после долгого отсутствия полковник Конторы Глубокого Бурения Саитов.

Сказать честно, города он не узнал. Переговорив со своими домашними, он тотчас позвонил мэру. Было утро субботнего дня, и мэр только недавно покинул теплые объятия своей супруги. Узнав Саитова, Карел Ярсович от души обрадовался.

- Здравствуйте, полковник, заждались мы Вас. Конечно, хотите знать, что происходит?

- Желательно бы, Карел Ярсович.

- Ну что ж, последняя новость печальна: вчера скончался минхимпром Павел Афанасьевич.

- Не убийство?

- Нет, что Вы, от истощения сил.

- Я займусь этим. Что еще?

- Ну об остальном надо говорить лично.

- Когда я могу Вас увидеть?

- Знаете что, приезжайте к Алексею Герасимовичу часика этак через два. Там и поговорим.

- Хорошо.

Полковник пришел к Нефедову раньше мэра, и тот уже успел ему многое рассказать, когда Карел Ярсович к ним присоединился.

Через час полковник располагал необходимой информацией.

- Н-да... Вижу, этот Аркебузов запугал вас крепко. Говорите, сегодня в клубе собираются?

- Да, только не рекомендую Вам туда ходить, если у Вас нет приглашения,- посоветовал Нефедов.

- Не учите меня жить,- ответил полковник. Он где-то слышал, что это известная цитата и всегда пользовался ею в подобных случаях.- А Сатану вы не видели? - спросил он.

- Только на портрете,- ответил мэр.

- Восстановить сможете?

- Смогу.

- Поедете сейчас со мной. Объявим в розыск, хотя надежды мало. Скорее всего, окажется покойником.

Портрет был успешно восстановлен, и уже к вечеру милиция отыскала в доме Ксении еще одну фотографию Сатаны. Взяв портрет с собой, Саитов приказал группе захвата быть наготове, расставил наблюдателей и к 18.00 отправился в клуб. Было не холодно, хотя и морозно. В чистом небе звезды прокалывали лучами острые дырочки.

Хотя была суббота, клуб встретил его недружелюбным молчанием. Промокший ковер на лестнице сохранял на себе следы полковничьих ботинок, в кабаре царил беспорядок запустения. Войдя в ту самую боковую дверь и пройдя по коридору, Саитов вступил в кабинет с зеленой лампой.

Аркебузов сидел за столом и писал что-то красными чернилами.

Похоже было, что список.

- Гм!Гм!- сказал Саитов.

- Я жду Вас, полковник. Располагайтесь здесь,- он указал на кресло.- На службе Вы не пьете?

- Я пришел...

- Знаю, знаю... Вы пришли арестовать меня. То, что Вы один, конечно, весьма похвально. Вы смелый человек. Но забудьте на миг о цели Вашего визита, и положите на стол портрет, он Вам мешает.- Полковник вытащил портрет. Чувствовал он себя глупо:

противник перехватил инициативу.- Полковник! Посмотрите на меня! Разве может человек с таким лицом лгать? Ведь на нем все написано,- лицо Аркебузова и в самом деле изображало кристальную честность.

- Гражданин Аркебузов! Мне бы не хотелось, чтобы Вы заговаривали мне зубы!

- Не будьте грубы, полковник, вспомните о профессиональной этике.

- Хватит! - Саитов резко встал и выхватил оружие,- Вы арестованы! Руки вверх!

- Посмотрите, что у Вас в руке,- тихо посоветовал Аркебузов.

И полковнику пришлось убедиться, что сжимает он вовсе не грозный кольт, а маленькую белую крысу, которая, к тому же, кусает его за палец.

- Прекратите Ваши фокусы!..- крыса, пронзительно пища, полетела в угол.

- Это не фокусы, полковник,- голос послышался сзади, Саитов резко обернулся, готовый переломать противнику ребра, но оторопел, увидев висящего перед ним Слонозмея. Его хобот мерно покачивался из стороны в сторону, а неподвижная голова гипнотизировала полковника взглядом.

- Кто Вы?

- Один из тех, в чье существование Вы не верите.

- Прекратите меня мистифицировать!

Аркебузов улыбнулся.

- Вы уже и сами знаете, что здесь нет ни грана мистификации, но все мистика.

Полковник упал в кресло, но не мог оторвать взгляд от Слонозмея: так и сидел с перекрученной шеей.

- Я понимаю остатки Ваших сомнений, полковник... Слонозмей, ты свободен...- чудовище исчезло; шея полковника медленно вернулась в нормальное положение.- Так вот, я понимаю Вас. Но в Вашей, пардон, голове такой сумбур!.. Я предлагаю Вам, полковник, десять тысяч лет бытия после смерти в обмен на энергию Вашей души при жизни. Соглашайтесь, Вы необходимы нам. Все останется в тайне. Соглашайтесь...

Прошло несколько минут в течение которых Аркебузов беспрерывно говорил, излагая Саитову систему мира. Еще через пять минут договор был заключен. Полковник выторговал себе сто тысяч лет.

Назавтра Аркебузов должен был предстать перед Критом с отчетом об апокалипсической работе. После ухода полковника он внес его имя в список душепродавцев и навсегда исчез из странного школьного здания. Осталась гореть на столе зеленая лампа, освещая загадочный портрет. Впрочем, скоро ее потушил вернувшийся Слонозмей. Потом он взял портрет Рибо Андера и перенесся во флигель вдовы. Влетев в спальню, Слонозмей бережно повесил его на прежнее место и, повиснув в воздухе, задумался. Похоже, о нем все забыли. Аркебузов не дал никаких инструкций.

- Эх, жизнь!- вздохнул Слонозмей.- Чем теперь заняться?

Рок-группу, что ли сколотить? Из привидений. И в Питер на гастроли лечиться от хандры!

Часы пробили семь. Слонозмей, мурлыкая какую-то мелодию, медленно растворился в вечернем воздухе.

13.

Кобрин проснулся в свите престолонаследника. Слева от него стоял красивый брюнет в роскошном мундире. Это был Георг Греческий. Слава ощутил на лице черную маску и краем глаза заметил японца, крадущегося к своей жертве. Миг приближался.

И тут ему вспомнился сон. Теперь уже наяву Слава ощутил насколько легко может он сокрушить великолепие своего соперника. Толкнув Георга, Кобрин кивком головы указал ему на приближающегося врага.

- Па-азвольте, с кем имею честь?

- Наследнику грозит опасность.

- Извольте объясниться...

Слава уже не слушал. Он метнулся к японцу и схватил его за руку. Но тот как-то хитро извернулся, и лейтенант почувствовал, что летит куда-то, а над ним смыкается тьма.

- Как Вы себя чувствуете, Ваше Высочество?..- услышал Кобрин, проваливаясь в безмятежную тишину.

Он очнулся от легкого ветра. Кругом росли неведомые чудесные цветы. Подняв голову, Слава увидел Ксению. Она смеялась и говорила что-то человеку со странным именем Музыкант.

Кобрин хотел окликнуть их, но что-то сжалось в горле. "Я попал в рай?!"- подумал он.

Слава не знал, что здесь, в потустороннем мире, нет ни рая, ни ада, и что светлые силы никогда не борются с темными. Ибо, по странной иронии бытия, победитель Сатаны всегда сам становится Сатаной.

Уфа, 1990г.