«Памятник Аэлите»

Николай Шагурин ПАМЯТНИК АЭЛИТЕ

Звездный корабль вынырнул из Подпространства в пределах солнечной системы. Позади остался золотистый шарик Меркурия. От родной планеты голубого Солнца Логги корабль теперь отделяла чудовищная бездна в 500 миллионов световых лет…

«Центипед-0000» был звездолетом высшего класса, о чем свидетельствовали четыре ноля, добавленные к его названию, а начертанный на корпусе математический знак бесконечности означал, что корабль допущен к рейсам в любую галактику Вселенной. Двигатели «Центипеда» работали на энергии «А», которую корабль черпал из необъятного и неиссякаемого источника, — межзвездного пространства. Экипаж звездолета, не считая технического персонала (роботов), состоял из шести логгиан: командира, навигатора и бортинженера Улисса, главного аналитика Региса, историка Хора, лингвиста и литературоведа Лумиса, археолога Панту, универсалиста Кэна. Это была, собственно, исследовательско-поисковая группа с основной задачей обнаруживать разумную жизнь на планетах других галактик.

Сейчас звездолет устремил бег к небольшой, третьей от Солнца; планете. Пришельцам было известно, что она носила местное название Земля, так как изучение ее началось более ста лет назад. Но первый контакт был разочаровывающим: недавно закончилась последняя мировая война. Логгиане застали печальную картину: достижения человеческой науки и техники были погребены под руинами, воды мирового океана отравлены, флора и фауна уничтожены почти начисто, а остатки населения, укрывавшиеся в отрогах Гималаев и пещерах Южной Америки, все еще не преодолели шок.

Человечество получило жесточайший урок. Отныне с войнами было покончено навсегда и, как говорится, мечи давно перекованы на орала, все запасы термоядерного и химического оружия уничтожены, как и спутники, оснащенные лазерным оружием.

Улисс и его коллеги, звездные долгожители, помнили этот первый рейс на Землю. Не удивительно, что культура землян показалась им крайне примитивной. Что же заинтересовало здесь их, могущественных, как легендарные маги, победителей времени и пространства? То, что Землю населяли логгианообразные существа. Близорукому человеку на первый взгляд могло показаться, что он видит себе подобных: формы тела были схожи с земными, но отличал их огромный череп, совершенно лысый, который прикрывали они зелеными шапочками, прямоугольные глаза, в которых вместо зрачков светились сапфировые огоньки, и ярко-голубой цвет кожи. Что же разочаровывало в землянах? Прежде всего — язык. Логгиане говорили на одном, общепланетном языке, принятом на других мирах, достигших вершин цивилизация, в то время как земляне изъяснялись на множестве Языков, наречий и диалектов. В языке же пришельцев каждое слово отличалось огромной емкостью и заключало, будто какие-то иероглифы или ребусы, массу понятий. Сверх того, логгиане владели телепатической связью, недоступной жителям земли.

Во время первого посещения космические гости засеяли саванны Африки и равнины европейской части Земли семенами растения Ра, с плодами, похожими на кактус, но без шипов, чрезвычайно быстро растущего. Плоды эти, с ладонь величиной, плоские, мягкие, сочные и очень питательные, пришлись землянам по вкусу. Они называли их «растительным мясом». Через несколько дней просторы Африки густо зазеленели.

Логгиане сделали это не из чувства сострадания. Эти эмоции, равно как жалость, злоба, гнев, ненависть и любовь словом, все человеческие страсти и переживания были давно забыты ими. Для логгиан это был чистейший атавизм. Еле заметный след этих чувств сохранился где-то в далеких уголках памяти как воспоминание о кори, перенесенной в детстве. Доброе дело с посевом растения Ра можно было рассматривать не как помощь братьям по разуму, а скорее как эксперимент.

Увы! Радость землян от неожиданного космического подарка была недолговечной: поднявшись до трехметровой вышины кустарники пожухли, увяли и рассыпались в прах. Они, так вольготно чувствовавшие себя под голубыми лучами светила Логги, не смогли перенести ультрафиолетовых излучений земного Солнца.

Чувства, столь естественные для землян, у логгиан вытеснил анализ, ставший их основным орудием познания — беспощадный, холодный, острый, как луч лазерного хирургического скальпеля.

До Земли оставалось, по логгианским масштабам, совсем немного. В это время мозг Улисса уловил телепатический вызов, идущий от лингвиста Лумиса, который занимался в библиотеке корабля.

— Командир! — сообщил он. — Мы засекли какие-то странные радиосигналы, идущие с Земли.

— Каково их содержание? — заинтересовался Улисс.

— Через несколько минут я передам вам перевод…

Лумис работал со сверхзвуковой быстротой.

— Ты слушаешь, Улисс?

— Да, конечно.

— На одном из земных языков: «Аэлита! Это говорит Сын Неба! Где ты, где ты, любовь моя? Отзовись…»

Человеческий голос, полный любви и печали, сквозь ледяные пространства космоса настойчиво призывал:

«Где ты, где ты, любовь?»

— А дальше?

— Дальше повторяется тот же текст, но в переводе на марсианский…

— Странно! — подумал Улисс.

И он изменил курс корабля — к Марсу. «Центипед» садиться на планету не стал, но несколько раз облетел Марс по экватору, исследуя его своими приборами. Делать здесь, собственно, было нечего, пышная когда-то марсианская цивилизация давным-давно угасла и была погребена под песками. Для порядка были обследованы спутники Марса — маленькие планетки Фобос и Деймос, так же безрезультатно.

Улисс связался с Хором, изучавшим прошлое разумных существ, населявших планеты, которые посетил звездолет. Ему был задан вопрос: кто такая Аэлита, историческое ли это лицо?

Историк отправился в библиотеку. Здесь были собраны сведения по истории и Языкам инопланетян, записанные чрезвычайно компактно: на пластинке размером пять на четыре сантиметра умещалось все содержание Большой земной энциклопедии (70 томов).

Через считанные минуты Улисс получил ответ: ни в земной, ни в марсианской истории такого лица нет. Можно с уверенностью сказать, что это миф.

Второй вопрос адресован был универсалисту: можно ли точно установить точку на Земле, откуда идут эти сигналы?

— Очень просто, — ответил Кэн. — С точностью в пределах ста метров.

И тогда Улисс направил звездный корабль к Земле и посадил его точно в указанном месте, на лужайке.

Место это находилось под Рязанью, в старом, запущенном и необычайно разросшемся парке.

Когда-то здесь находилось имение чудаковатого помещика, который мнил себя меценатом и знатоком живописи. Его невежественностью пользовались разные ловкачи, сбывавшие халтурные копии с известных картин, а то и просто живописный хлам. Под это курьезное собрание подделок он выстроил в центре парка круглое здание с застекленным куполом, которое гордо называл «моя галерея». После революции эти экспонаты растащили, и в крестьянской избе можно было встретить безграмотную копию с «Ивана Грозного, убивающего своего сына» или «Мадонны Литты», под которыми тем не менее стояли подписи Репина и Леонардо да Винчи. Последняя, кстати, сошла за икону и нашла себе место в божнице.

В конце концов от «мецената» с его амбициями осталось только это круглое здание. Хозяин скрылся, челядь разбежалась. В двадцатые годы помещение арендовал некий инженер Лось, привел здание в относительный порядок и начал строить в нем новый, второй аппарат для полета на Марс.

Логгиане с трудом пробирались сквозь чащобу, перелезая через сгнившие стволы деревьев, а кое-где просто расчищая путь лучеметом-распылителем. Вскоре они оказались перед фронтоном одноэтажного здания, на котором еще сохранились лепные украшения в виде палитр с кистями и масок Аполлона, покровителя, искусств. Железные створки дверей местами проржавели насквозь, и когда Улисс толкнул их, они, скрипя, распахнулись.

Первое, что бросилось им в глаза, был остов большого аппарата. Шпангоуты конструкции были изготовлены из титана. Рядом стоял прибор для сварки и разбросаны различные детали. Работа приостановилась в самом разгаре. А рядом с конструкцией лежал скелет в кожаной куртке. Костяшки пальцев сжимали универсальный гаечный ключ. Это было все, что осталось от инженера Мстислава Сергеевича Лося, талантливого инженера, первопроходца Марса. Здесь, за работой, застигла его волна нервно-паралитического газа.

Но самое удивительное, что поразило логгиан, была скульптура, стоявшая у стены на постаменте из красного гранита. Небольшая, всего в полметра вышиной, отлитая из бериллиевой бронзы, не поддающегося времени, практически вечного материала. Статуэтка высокохудожественной работы изображала женщину необычайной красоты, одетую во что-то вроде античного пеплума. На гранитном цоколе было высечено имя «Аэлита» латинским шрифтом и ниже то же самое марсианскими литерами.

В руках женщина держала небольшой, с крупное яблоко, хрустальный шар. Он медленно вращался, и в нем, все время сменяясь, проходили картины — Лось и Аэлита, летящие, на каком-то загадочном аппарате, мрачная фигура марсианского владыки Тускуба в черном балахоне, шитом золотом, восстание марсианских рабов, Гусев, бросающий гранату, лабиринт царицы Магр, яйцевидный планетолет Лося в межзвездном пространстве. Все эти видеозаписи памятных событий и лиц были цветными и трехмерными.

Улисс приподнял статуэтку, под ней в чехле находился контейнер с двумя отделениями. В верхнем помещался передатчик, в нижнем так называемые «вечные батарейки», питающие транслятор и механизм вращения хрустального шара. Логгиане долго стояли молча, любуясь гениальными творениями человеческого разума.

Наконец Улисс утвердил скульптуру на месте, а выходя, нагнулся, взял гаечный ключ из пальцев скелета и сунул его в карман.

Пройдя несколько шагов, они натолкнулись на живое существо: это был старик с круглой седой бородкой и ветхозаветной берданкой за плечами. Он с нескрываемым удивлением смотрел на странных гостей.

— Вы откуда, товарищи? — спросил он после краткого молчания. — И кто такие будете?

— Мы — посланцы планеты Логги, — ответил Лумис, хорошо владевший русским языком.

— И далеко это, разрешите узнать? — полюбопытствовал старик.

— Так далеко, что вам не хватило бы десяти тысяч жизней, чтобы добраться туда, — отвечал Лумис без тени иронии. — А вы кто будете?

— Я-то? Смотритель заповедника, — не без гордости заявил старик. — Ведь здесь заповедная территория, — пояснил он. Впрочем, что ж мы тут стоим. Зайдемте ко мне. Чаем попотчую, медком. Близехонько тут.

И он повел гостей на свою усадьбу. Из бревенчатой избушки навстречу им выбежал мальчуган лет двенадцати с умным, смышленым лицом.

— Кто это, деда? — спросил он, пораженный внешностью гостей.

— Не видишь, гости… Иди-ка налаживай самовар.

Через четверть часа логгиане сидели за столом, на котором пыхтел помятый медный самовар и стояла разная снедь.

— Внучек это мой, Пашка, — рассказывал старик. — Старуха давно померла, старший сын и невестка тоже померли, вот и векуем вместе.

— А чем же вы питаетесь здесь? — поинтересовался Лумис.

— Да чем бог послал, — сказал старик. — Овечки есть, куры, корова, пасека, огород, это еще мой предок завел. Ведь они — и он, и дед мой, и отец — испокон веку смотрителями здесь были. Да и лес-батюшка выручает — грибки, ягоды, орехи, всего вдосталь.

Тут заговорил Пашка, до сих пор не сводивший с гостей широко открытых, ошеломленных глаз.

— Деда, а чего они такие… голубые? — вымолвил наконец он.

— А на той планете, где они жительство имеют, солнце голубое, потому и кожа у них такая… как небо.

— И где та планета?

— Далеко, внучек. Говорят они, что туда пешки за десять тысяч лет не дойдешь. Любознательный он, — кивнул дед на внука. — Читать очень любит. И книг у него много.

— А тебе, Паша, не приходилось что-нибудь читать про Аэлиту? — заинтересовался Лумис.

— А как же! — бойко отвечал Паша. — В одной старинной книге описано, как земной человек отправился в путешествие на Марс и там влюбился в прекрасную марсианскую принцессу. Все в точности описано. Да у меня эта книжка есть.

— Интересно посмотреть, — сказал Лумис.

— А пойдемте.

Пашка повел Лумиса в небольшой амбарчик во дворе. Здесь на самодельных полках аккуратными рядами были расставлены книги. В кожаных переплетах, отпечатанные на хорошей бумаге, они хорошо сохранились.

— Это все я из усадьбы перетаскал, — важно заявил Пашка. — Вот и она!

Он подал лингвисту небольшой томик, на обложке которого значилось: «Аэлита».

— Благодарю. Разрешите, я возьму почитать. И еще что-нибудь.

Лумис вытащил с полки книгу — «Дон Кихот».

— Слышал, но не читал, — извиняющимся тоном пояснил он.

На прощание дед угостил логгиан березовым соком, по поводу которого Хор заметил: «Живительный напиток».

— Ну, захаживайте еще, — напутствовал их дед. По пути на корабль логгиане обменивались мнениями.

— За тысячелетия существования человека разумного воображение его продолжало питаться мифами, — рассуждал историк Хор. — Уже покорив электричество, на пороге овладения атомной энергией он ставил памятники никогда не существовавшим людям — рыцарю из Ламанчи, Тилю Уленшпигелю и его возлюбленной Неле, Русалочке, даже деревянной кукле Буратино. Земной человек на протяжении всей своей истории всегда оставался ребенком. Мифы облекались в форму саг, легенд, сказок, романов.

Лумис покосился на него, но еще крепче прижал к себе том «Дон Кихота».

Улисс часто наведывался в здание «галереи». Там однажды и застал его взволнованный и запыхавшийся Пашка. Навигатор сидел на опрокинутом бочонке прямо против изваяния Аэлиты. Подперев голову руками, он был погружен в глубокое раздумье. Пашка знаками объяснил, что надо немедленно идти в избушку.

А там была полна горница гостей. Дед ухитрился дать знать в Москву, и оттуда прилетела делегация крупнейших советских ученых во главе с академиком Башевым.

Улисс пригласил их на корабль. Когда москвичи разместились за круглым столом в салоне, Улисс (он к этому времени овладел русским языком) попросил прибывших обрисовать положение на Земле. Невеселый это был доклад… Академик Башевой рассказал об основных проблемах, которые человечество все не могло разрешить. Земная энергетика была не то что парализована, но находилась как бы в оцепенении, всех ресурсов ее не хватало для преодоления трудностей. Почва и водные источники в большинстве продолжали оставаться отравленными (чистую воду земляне получали из артезианских скважин и ее катастрофически не хватало). Применение средств бактериологической войны вызвало эпидемии новых страшных болезней и непонятные мутации живых существ. Продукты питания были строжайше нормированы…

Башевой говорил два часа, ограничиваясь самым главным, но и того, что он изложил, было достаточно, чтобы понять, как велика нужда в помощи извне.

Все, о чем говорил Башевой, Улисс одновременно телепатически передавал своим коллегам.

— Ну вот, вкратце, все, о чем я хотел поставить вас в известность, — заключил Башевой. — Я не представляю, в чем может выразиться ваша помощь, но можете быть уверены, что она будет принята с величайшей благодарностью.

— Нам все понятно, — резюмировал Улисс. — И думаю, что ваши надежды не напрасны.

На другой день Улисс, Лумис и аналитик улетели вместе с делегацией в Москву. На общем собрании Академии наук Улисс заверил землян, что логгиане сделают все, что возможно. А для них, ушедших в своем развитии на миллион лет вперед, возможно было очень многое.

Вернувшись, Улисс первым делом отправился в отсек, где помещались двигатели «Центипеда». Достав из кармана ключ Лося, он с час провозился около приборов. Вечером, за ужином, он объявил членам экипажа, что отлет придется отложить месяца на три.

Это вызвало явное недовольство большинства экипажа. Резко протестовали Регис, Хор, Панту и Кэн.

— Нельзя дальше тянуть, — заявил аналитик. — Нас ждут с отчетом на Логги.

— Ничего не поделаешь, — безапелляционно отвечал Улисс. Можете убедиться сами: поглотители межзвездной энергии неисправны. Аккумуляторы требуют подзарядки.

— Я не понимаю, что еще от нас требуется, — настаивал аналитик. — Да и какое нам, в сущности, дело до судьбы этих примитивных землян?

Улисс решительно пресек споры. Все были вынуждены подчиниться железной воле командира. А он засадил универсалиста за копии чертежей поглотителей и аккумуляторов энергии «А», а также космического зонда, который улавливал эту энергию и передавал ее по невидимому лучу на Землю. Человечество должно было получить могучий и неисчерпаемый источник энергии, по сравнению с которым атомный взрыв был не более как хлопушкой.

— Филантропическая затея, — ворчал Кэн, корпя над чертежами. — Атавизм!

А Улисс сидел в своей каюте, сжимая голову руками в мучительном раздумье. Перед ним, как на экране видеопамяти, возникал образ Аэлиты, и он слышал голос сына Земли, который несся в вечность, голос любви и тоски: «Где ты, где ты, любимая? Отзовись!» Давно уже не было ни Гусева, ни Тускуба, ни самой Аэлиты, покоящихся под песками времен, а голос продолжал тревожить живых… А может быть, все это было? А как же скелет в кожаной куртке и конструкция Лося? Пашка искренно верил, что все это на самом деле было, и Улисс не разубеждал его, да и Лумису наказал не делать этого. Так неужели любовь сильнее разума? Вечна и непреходяща? Сильнее смерти и небытия? Ну что же, в свое время он с Пашей совершит экскурсию в эпоху Лося путем искривления дуги времени, и — кто знает?.. Искорка, тлеющая, как уголек, в далеких глубинах подсознания разгоралась все ярче.

Лумис увлекался изучением земной литературы. Ему становился все симпатичнее и глубоко трогал облик «рыцаря печального образа» и доброго, простодушного Санчо Пансы. И он почти готов был уверовать, что эти образы, созданные одноруким испанским солдатом, претерпевшим столько в своей жизни, действительно существовали. Из позднейших произведений неизгладимое впечатление оставили у него Григорий Мелехов и Аксинья из «Тихого Дона» и Рощин с Катей из «Хождения по мукам» того же Алексея Толстого, который написал «Аэлиту». Мифы?! Но ведь у них, несомненно, были живые прототипы…

Как могли земляне сквозь кровь и грязь, войны и междоусобицы, нетерпимость и ложные вероучения пронести незапятнанную чистоту мечты и веры в любовь? Лумис искал и пока не мог найти ответа.

Тем временем деятельность логгиан развивалась своим чередом. Аналитик Регис нашел надежные средства дезактивации почвы и водных источников, благо все необходимые компоненты имелись на Земле. Универсалист Кэн не тратил времени даром. Этот логгианин был всесторонне образованным членом экипажа, в частности — врачом. Он много сил положил на борьбу с санахрой — бичом человечества, страшным наследием бактериологической войны. Кэн быстро установил, что это заболевание крови. У заболевшего санахрой в течение нескольких часов выпадали волосы, ногти и зубы. Затем следовала слепота, и человек погибал. Санахра косила свои жеотвы тысячами. Универсалист открыл безошибочное средство борьбы с ней. И где же? В обыкновенной простокваше из коровьего молока.

На борту «Центипеда» имелся квантолет, небольшая лодка для ближней разведки в космосе. Улисс облетал на ней весь земной шар. В путешествиях этих его обычно сопровождал Пашка. Это помогло ему воочию убедиться в бедствиях и нуждах людей на всех континентах.

Однажды Улисс спросил мальчугана — не хотел бы он побывать на планете голубого Солнца. Паша прямо засиял от радости.

— А не боишься?

— Чего же бояться? Там ведь такие же хорошие люди, как вы…

Время летело незаметно. И когда пришел срок, назначенный Улиссом для отлета на родину, командир собрал своих спутников за круглым столом в салоне.

— Братья по высокому разуму, — начал он. — На своем пути к вершинам знания мы многое приобрели. Но многое и потеряли. С сияющих ледяных вершин знания, которых мы достигли, мы перестали различать разницу между добром и злом, потому что последнего на нашей планете давно не существует. А зло на других планетах для нас — всего лишь объект изучения и анализа, нечто абстрактное; мы остаемся к нему безучастны. И главное. На своем долгом пути мы обронили, отбросили как пережиток драгоценный дар — любовь и милосердие. Братья! Мы пренебрегли заветами великих мудрецов логгианской древности — Фао и Убра: «Любите все живое. Любовь — есть двигатель жизни и творчества, отбрасывая ее, мы сами подрезаем себе крылья». На усадьбе деда Финогента я наблюдал такую картину: курица хлопотала вокруг своего выводка. И вдруг с неба камнем упал коршун. Видели бы вы, как отважно вступила курица с коршуном в неравный бой, защищая своих питомцев. Я срезал коршуна из лучемета. Цыплята были спасены. А ведь курица существо неразумное! Так же и мы, логгиане, должны прийти на помощь нашим меньшим братьям по разуму. Так вот, забыв о любви и милосердии, мы обокрали самих себя. Потому, может быть, и замедлилось развитие науки на нашей планете: нам уже больше нечего терять и не о чем жалеть. В этом, возможно, таится зерно грядущей гибели нашей цивилизации. Завтра вы улетаете на родину. Я остаюсь на Земле.

— И я, — заявил Лумис.

— Отлично. С вами полетит мальчик Паша. Вы спросите: почему не взрослый землянин?. Этот мальчуган — чистая душа, она подобна навощенной дощечке, на которой можно записать, что угодно. Он необычайно восприимчив ко всему доброму. Дайте ему долголетие, раскройте секрет телепатической связи, приобщите его к Звездному знанию. Когда Логги пять раз обойдет вокруг голубого Солнца (год там равнялся девяносто двум дням), вы вернетесь на Землю, доставив технологиюполучения продуктов питания из воздуха и воды. Счастливого пути!

На проводах дед всплакнул.

— Я вернусь, деда! — горячо заверил Паша.

Во время перелета, который продолжался всего несколько часов, Паша не отходил от историка Хора и все донимал его распросами: какого цвета небо на планете голубого Солнца, есть ли там лес, трава и… птички.