«Леди и Зеркало»

Иннокентий А. Сергеев

Леди и Зеркало

Леди Совершенство

С ней невозможно никуда выйти; она так подолгу одевается, что погода успевает измениться, и ей приходится начинать всё сначала. Сколько раз, бывало, я сидел на диване в гостиной или на табуретке в прихожей и, с тоской глядя на часы, ждал, уже давно собравшись, потел в парадной рубашке, костюме, выглаженных брюках, а когда она, наконец, выходила, говорил: "Нас приглашали к восьми. Они уже легли спать". Или: "Они только что звонили. Они переехали в другой город, теперь до них нужно добираться самолётом". Она обиженно пожимала плечиками и уходила, а я стягивал с себя ненужную больше одежду и отправлялся на кухню что-нибудь пожевать перед сном. Что ни день нас куда-нибудь приглашают. Первое время я надеялся, что поток приглашений сам собой иссякнет: один раз пригласили - не пришли, другой... ну сколько же можно. А потом я понял, что, приглашая нас, они заранее рассчитывают, что мы не придём. И ничем не рискуют. Если в доме отключают свет, я зажигаю свечи и сажусь за пианино, и она поёт. А я аккомпанирую ей. Так и живём. Меня иногда просят взглянуть на неё хотя бы глазком, но она никогда не выходит к моим гостям. И только если её очень долго упрашивать, она, наконец, сдаётся: "Ну хорошо. Я сейчас спущусь, только надену что-нибудь..."

...........................................................................

Человек, который... (1)

Я стоял у киоска, делать было нечего, тоскливо. Она подошла ко мне и сказала: "Можно мне пожить у вас?" Я сказал: "Можно, только у меня жить негде". Она засмеялась. Мы познакомились, она мне про себя рассказала, я ей про себя. Пошли в кафе, посидели, переспали, поженились, теперь трое детей. Старшему уже год. Раньше я всё от одиночества страдал, но это обычная проблема. Только вот человек я очень чуткий, переживал сильно. Я тогда ещё художником хотел стать, всё тему искал, чтобы вдохновила... Теперь вот фотографии раскрашиваю. Получаются как будто цветные. Тоже искусство, а что. Великий греческий живописец, как бишь его, нарисовал такой виноград, что птицы не могли отличить. Тем и прославился, а я что, хуже что ли? Бывает тоже, кто приходит, думает, это настоящие, цветные. Говорит: "Кодак колор?" Я говорю: "А то!" А сам хитро так улыбаюсь. Мы с женой часто гостей приглашаем. Всё не так скучно. Я тут выставку недавно устроил свою. В гараже. Развесил фотографии, пригласил самых близких своих знакомых, избранных. Ничего так прошла выставка. До утра плясали. Хотя больше я люблю сам в гости ходить. Придёшь, скажешь что-нибудь умное, выпьешь, и спи себе спокойно где-нибудь в уголке, в кресле там или на диванчике, никто не мешает. Бывает, вот так проснёшься, и не знаешь, кого звать. Перебираешь в уме, решишь, наконец, что дома. Кричишь жену, а приходит кто-нибудь... не жена. Потом все смеются. Я человек весёлый. И жена у меня весёлая. И дети весёлые. И женщин я люблю весёлых. И друзья у меня хорошие. Когда кто развеселится, так сразу хороший делается. Особенно, если уже хороший. - - Это каламбур. Я так думаю - надо жить весело. Вот как я. Живу в сарае, жена истеричка, дети орут, вокруг одни скоты, зима полгода, водка - отрава, а всё весело! Это признак сильной натуры, я так считаю. Как-то стою на остановке, ветер, погода собачья. Смотрю на людей, все хмурые какие-то, как с похмелья. А мне весело. Вдруг старушка какая-то на дорогу выбежала, прямо перед машиной, та в сторону и в другую машину бац! Та отлетела и в толпу на остановке - шарах! Визг, крик, сопли, все вопят, мечутся, придавленных вытащить пытаются, разобрать, где кто... А я смеюсь! Про старушку-то я придумал. Не было там никакой старушки, это так, для красочности. Я ж всё-таки художник. Там собака была, а может, кошка чёрная. Я не разглядел. Бывает, проснёшься и не знаешь, жив ты или уже умер. Так хорошо... А потом вспомнишь, оглянешься по сторонам, эх! Жив, братец, жив. Радуйся. Помни о смерти. Помни и не забывай. Я ж человек чуткий. Может, если бы не стоял тогда у киоска, нашёл бы тему, чтоб вдохновила, уехал бы на юг... или ещё куда... Я тут недавно книгу одну прочитал. "Человек, который смеётся". Заводная вещь, только мрачная какая-то. Не люблю такие. Я люблю, чтобы весело было, и чтобы с картинками. Жизнь-то ещё только началась, а!..

...........................................................................

Человек, который... (2)

В коридорах у нас курить не разрешают, потому что от этого воздух тяжёлый, и для лёгких вредно. И в столовой тоже нельзя. Со всех сторон таблички, как прыщи на роже. А я не могу думать, если без сигареты - привычка у меня такая,- я, может, и не зажигаю её, а надо чтобы была. Поди объясни кому-нибудь. У нас тут на днях квестора зарезали, прямо на лестнице, так и то меньше шума было, чем когда я один раз закурил. Как будто у меня не сигарета, а динамитная шашка или порнография какая. Чуть было до смерти не забили. Чистоту, говорят, надо блюсти, сука, а не пеплом тут сыпать. А от окурка, мол, ковёр может загореться. Это у них в инструкции так написано. Они её даже не читали никогда, просто у них уже рефлекс. Я, вообще-то, архивариусом работаю. Бумажками заведую, проверяю их на предмет вшивости. Как кому что понадобится, так мне почёт и уважение. Все ко мне бегут. А то как же, надо, чтобы всё по инструкции было. Они и читать-то не умеют - всё им вслух зачитай,- только свои таблички поганые, они для них как красные лампочки для кролика. Бывает, весь день бегаешь, ног под собой не чуешь - из одного зала в другой, там коллегия, там заседание, там разбирательство... голова кругом!.. Вот потому я и люблю природу, что там табличек никаких нет. Ходи себе, кури, где хочешь, наслаждайся жизнью. И думается на природе лучше. Бывает, даже стих какой сочинишь. Я люблю стихи придумывать, чтобы рифма была. Только не говорю об этом никому - может, ничего, а может, и психанут. У нас народ больно дёрганый, что ни день, то какое-нибудь безобразие. Так-то ничего, жить можно, если приспособишься, но бывает... хоть сейчас бы удрал куда-нибудь. Я один раз пытался, так поймали. Больше не пытаюсь. Пусть кто-нибудь помоложе пробует, у кого ноги побыстрее и кости покрепче. А то я после этого год целый лечился, в гипсе ходил. Вот на природу пойти - это пожалуйста. В нерабочее время, конечно. Я летом люблю ходить, когда и с женщиной какой познакомиться, или просто поболтать. Вечера-то долгие, уже и ночь, а светло. Прилив сил какой-то странный. А дома что - приходишь, и в постель. Так набегаешься за день, что даже курить не можешь, глаза слипаются. Хоть бы заболеть, что ли... С работы-то меня не уволят - в этих бумагах и я без стакана не разбираюсь, где они ещё такого умного найдут. А вообще-то я пиво люблю. И женщин. Это моя слабость. Я потому и не женился ни разу. А зачем? Чтобы мне дома табличек понаклеили? Нет уж! Я свою свободу ценю. Это они на природе хорошие, когда вечера долгие, да на улице, если близко не подходить. А приведёшь к себе домой - пропал. Сегодня же ковёр на полу будет. Завтра таблички на стенах. А послезавтра тебя на этом ковре и подберут как того квестора. - - Ну и крови же было. Нет, я лучше поживу в своё удовольствие, не так уж долго мне и осталось, а там... А там пусть они себе другого умного ищут! Поняли? Вот так.

...........................................................................

Человек, который... (3)

Давно хочу стиральную машину купить, ну хоть небольшую. Поставил бы её в ванной, а лучше на кухне, картинки бы на неё наклеил - всё бы веселее было. Включал бы иногда. Когда-нибудь так и сделаю. Вообще-то у меня тесновато. Если поставить ещё и стол, то прохода совсем не останется. Стол - это тоже мечта, даже больше. Это мой фетиш. Я в книжке прочитал, там это как раз описывается и называется фетиш. Это я однажды в кино увидел, как они это делали прямо на столе, женщина уж больно красивая была. С тех пор у меня фетиш. Я всё время торчу в мебельных магазинах: постою в одном, час или больше, как получится, еду в другой - так как-то и проходит время. А можно газовую плиту убрать, всё равно не работает, только грязь собирает. И откуда только эта грязь берётся, не могу понять. Наверное, с потолка сыплется. Он в этом месте чёрный, как раз над плитой. Как-то раз сижу на кухне, ужинаю, вдруг как грохнет, я чуть крошками не поперхнулся от страха, а это кусок штукатурки упал, прямо на плиту. А вещи можно будет тогда в стиральной машине хранить. Я духовку использую как шкаф для вещей - одежды там, пуговиц всяких,- и еду там же прячу. Духовка-то большая, придётся и стиральную машину большую покупать. Надо подумать. Вот если бы ещё матрас где-нибудь присмотреть, тогда вещи можно было бы под матрас убирать, а то так, на полу, они плохо будут смотреться, и в темноте можно будет не заметить, споткнуться. Свет-то у меня плохой, почти ничего не видно. Хотя пишут, что на мягком спать вредно... А днём его можно было бы свернуть и вещи в него убрать. Если его приткнуть в угол, ещё и место останется, да и перешагнуть можно, что за беда. Он же полосатый, его и в темноте разглядишь, даже спьяну. Днём меня дома почти никогда не бывает. И дверь тогда будет с трудом открываться. Может, подумают, что закрыто, не будут без нужды входить. Нет, всё равно будут... Да хоть в ванну положить! Там же и спать можно. И будет у меня как настоящая спальня. И унитаз под боком, далеко ходить не надо. Это ж как удобно. Уж на что у меня квартира маленькая - всего-то кухня, прихожая и сортир (зачем в нём ванну поставили, до сих пор не возьму в толк - воды-то всё равно нет!), а и то ходить приходится. А тут бы всё в одном месте. И всё раздельно - отдельно спальня, отдельно прихожая, отдельно кухня, она же и гостиная. А что, я в журнале видел, у американцев так. Будет как будто в Америке, всё как у людей. Эх, мечты! Вот так размечтаешься, думаешь, куплю стиральную машину и заживу по-человечески. Это ж цивилизация, понимать надо!

...........................................................................

- Слушайте, а чего вы все такие кислые?

...........................................................................

Пока не кончится время

Можно говорить, что ты опоздал родиться, можно говорить, что ты опоздал умереть, но ты жив, и с этим приходится что-то делать. Дурачиться, сочиняя куплеты для размалёванных девиц подвальных театров и резиновых клоунов,- лягушечий смех и фонтаны слёз, оставляющих запах аммиака в прокуренном воздухе душных бедламов привокзальных гостиниц, где они поливают публику этой дрянью. И жечь бумагу. И лгать себе, что это пройдёт. И станет светло, когда все уйдут чтобы лечь спать. Если бы не смерть, во что бы нам было верить? Срывать с себя кожу, надеясь прочесть твоё имя в рисунке вен... Что у нас есть кроме того, что у нас осталось? Мы говорим, что любовь - это вера в чудо. И зная, что поезд идёт в никуда, покидаем его на ночной станции (где зазывалы умоляют нас веселиться), чтобы пересесть в другой - тот, что идёт в обратную сторону. Из ниоткуда. И однажды ты обнаруживаешь, что промочил ноги, и остаёшься. Не дольше чем на одну ночь. Сколько же можно жить на колёсах... Крадучись пробираться переулками без улиц, прятаться в клетках оград чужих огородов, пугливо вздрагивая от лая собак, платить деньги. Это всегда можно назвать первой серией, да? Наши лица следят за нами из чужих зеркал, когда мы вытягиваем стеклянные нити розовой карамели, они рвутся... Окружать себя приближёнными, надувать мыльные пузыри, пытаясь заключить в них пространство - детская забава. Как холодно! Синие огни станций, жёлтый свет приёмных и коридоров, белые лампы гостиничных номеров. В кармане всегда остаётся какая-нибудь мелочь. Мы говорим, что любовь - это лезвие ножа. И одни пытаются идти по нему, а другие режут им вены, слишком умные, чтобы верить, слишком поздно родившиеся, чтобы умереть вовремя. Они пишут куплеты, они сочиняют реплики для резиновых клоунов и девиц привокзальных бедламов. Сколько же можно лгать, что ничто не изменится. Каждый раз оставаясь, когда все уходят чтобы лечь спать. Который теперь век? И оставаться жить, когда все уходят, чтобы лечь спать.

...........................................................................

. . .

Поразительна мудрость того человека, который, основав здесь город, сразу же позаботился о том чтобы разделить его на две части, избавив тем самым будущие поколения от необходимости делать это самим. Варвар, видевший мир не дальше границ своих разбойничьих угодий, грубый и неотёсанный... Вот вам пресловутая мудрость дикаря, на этот раз, как ни странно, подтверждаемая фактом. Что бы мы делали без этой улицы? Чистой воды риторика. Можно ответить: "А кто это мы?" Всё очень просто. Вы выписываете "Общественный кодекс. Ежегодно" - полный свод правил, которым вы обязаны следовать, и норм, которые вы должны соблюдать, если желаете принадлежать к обществу. По ту сторону улицы. Почему вы живёте там? Может быть, вам не повезло с квартирой. Мало ли, почему. Может быть, просто не повезло. Если же вы живёте здесь, то вы должны поступать прямо противоположным образом, опять же, для того чтобы принадлежать к обществу. Здешнему обществу. "Кодекс" поступает в массовую продажу и немедленно раскупается в первые дни нового года, как по ту, так и по эту сторону улицы. Ориентироваться очень легко, достаточно взглянуть на окна. Здесь тёмные шторы, там - пёстрые занавески. Там цветы в горшках, здесь - ни в коем случае! Ах, да... Вы не знаете города, не читаете "Кодекс", не говоря уже о том чтобы знать его наизусть или хотя бы примерно, и вообще никого здесь не знаете и оказались проездом, вышли скоротать время до транзитного рейса. Но в таком случае позвольте спросить, зачем вам вообще знать, в какой вы находитесь части? Цены в магазинах, правда, несколько отличаются, но незначительно, сувениры везде одинаковы, а женщины... Могу предложить вам адресок. Нет? Ну хорошо, видите самую высокую башню? Сейчас вечер, шпиль сверкает... как памятник Медицинской Игле, да? - значит, вы здесь. Галиматья? Это как Прага и Градчаны у Майринка. Тень от башни выглядит как стрелка указателя,- если смотреть высоко сверху,- утром она указывает в сторону высшей половины города, вечером - в сторону низшей. Да, вы угадали. Здесь живёт высшее общество. С этим никто не спорит, так условлено. Можно не принадлежать ни к какому обществу. Вы действуете так, чтобы достичь того, чего вы хотите достичь. Вопрос в том, чего вы добиваетесь. Это ваше дело. Вы можете быть бродягой, отшельником, отщепенцем, человеком со странностями, просто чудаком, бунтарём, идиотом, алкоголиком... нет, алкоголизм тут не причём... ну, не знаю... приезжим, наконец! Между прочим, вы не из того города, где признают только прошлогодний "Кодекс"? Нет? Всегда находятся люди, которые хотят иметь то же, что имеют другие, при этом не неся никаких расходов. Удобно устроились: приезжают на грузовиках и скупают только что вышедшие из употребления экземпляры "Кодекса" по цене макулатуры. А у себя продают за новые. Тоже бизнес. А ведь выпустить такой тираж, это не дёшево. Живут за наш счёт. Ну да ладно, значит, вы не из этих. Кто составляет Свод Правил? Странный вопрос... Слушайте, а какая разница? Хотите, сами наймитесь на эту работу - платят мало, вкалывать придётся много, а может быть, и нет, не знаю... только сначала определитесь, в какой половине города вы хотите жить. Иначе с вами просто никто разговаривать не станет, вот зачем. Разве что такой как я, но у меня сегодня торт на столе, я немножечко в хорошем настроении, у меня торжества. А потом, плевать я хотел на этот "Кодекс". Мне пока не до этого... А хотите, я вам идею подброшу? Вы вообще где-нибудь живёте? Ах, нет... А ведь это тоже неплохо! Вы можете издавать "Кодекс Для Тех, Кто Скитается По Свету", или нет, лучше так: "Кодекс Настоящего Бродяги". Все, кто его не соблюдают - ненастоящие. Так, маменькины сынки, студенты с палатками, туристы. А вот вы настоящие, самые что ни на есть. Преимущество в том, что выпускать вы его можете по всей стране, да что! По всему свету! Вот вам и трансконтинентальная компания, или как это называется. А? Неплохо? Что-то вроде миссионера, несущего свет цивилизации дикарям за хорошее вознаграждение в виде чистой прибыли. Хотите, я к вам в компаньоны пойду. Кассу пополам - годится? Я вам этот Свод враз напишу. Годик поработаем вместе, а там я от вас смоюсь. Да нет, просто я себя знаю, меня затрахает всё это ровно через год... Писатель? Вот как. Значит, вы писатель. Непризнанный гений, должно быть. Ну так выпустите "Кодекс Настоящего Непризнанного Гения". Просто гения? Ах, вам наплевать... Так ведь и мне тоже. Где ж вы раньше-то были? Всё, выпускаем "Кодекс Тех, Кому Наплевать", чтобы можно было отличить настоящего пофигиста от всякого рода гнусных неудачников, непризнанных гениев всяких там... Ладно, это шутка. - - Хотя удачная. Но в литературе, разве не так же? В том-то и дело, что не так же. Хуже. Неразбериха. Где свои, где чужие, леший ногу сломит в этих джунглях, сущее варварство. Никакого порядка. А ведь привести всё в порядок, это вам, извините, не покакать сходить. Дело выгодное. Что? Вам это неинтересно? А когда деньги водятся, это вам интересно? - - Вы заняты исключительно творчеством, ах, да, да. Конечно. Всё остальное... и что такое собственно литература... Понятно. Тогда чего я тут распинаюсь? Давайте, жуйте свой торт, пейте по-быстрому за моё здоровье и катитесь на свой вокзал. Вам, между прочим, уже пора. Ну вот ещё! Мне и здесь неплохо. Я же не озабочен тем чтобы быть Настоящим Бродягой, хоть бы и без справочника в рюкзаке. А вы подумайте над моим предложением... ............................................. ............................................. - Чао!

Вот так всегда. Целый вечер угрохаешь на трёп с неизвестно кем, а ему, оказывается, наплевать на всё это. Своих надо приглашать, вот что.

................................................ - А ещё писатель называется!

...........................................................................

Клеопатра

Она прыгала над костром как старушка, спасающая от пожара свои юбки.

........................................................................... Он поднялся из-за столика, продолжая хлопать ей, и подойдя, подал ей руку и помог спуститься со сцены. Она сделала реверанс. Публика аплодировала и заказывала освежающие напитки. К ногам артистки падали цветы и записки с предложениями приятно провести вечер. Она нагнулась к одной из записок. Он взял у неё записку из рук, продолжая улыбаться и кивать, отвечая аплодисментам, и положил в карман пиджака. - Не пойдёшь,- шепнул он ей краем губ. - Ну пожалуйста,- попросила она. - Не пойдёшь,- повторил он, не теряя улыбки. На сцене заиграл джаз-банд. Хлопки смолки. Он подвёл её к столику. На столике стояли две вазочки с мороженым. Она опустилась на стул и взяла в руку серебряную ложечку. (Джазмены в пожарных касках поливали из алых огнетушителей пожар на подмостках.) - Как жарко,- поморщился он, ослабляя воротничок. - Мороженое потекло,- сказала она, лениво ковыряя ложечкой в вазочке. Она украдкой взглянула на него и тут же опустила глаза. Он читал записку. - Хм,- сказал он, наконец, пряча её обратно в карман. Она вопросительно посмотрела на него. - Поздравляю,- сказал он.- Ты становишься популярна в определённых кругах,- он многозначительно возвёл глаза. Она с безразличием пожала плечами. - Чего надулась?- сказал он. У него было хорошее настроение. Она снова пожала плечиками. - Можно?- раздался чей-то голос, принадлежавший, как оказалось, высокому худому господину в чёрного цвета фраке.- Разрешите пригласить даму? Он подал ей руку. Она поднялась к нему. - Стойте! Господин недоумённо повернулся. Она послушно вернулась на место. - Это ваша записка? - Нет,- сказал господин, не меняя выражения лица. - Но почерк-то ваш,- он развернул записку и показал её издали. - Дайте-ка взглянуть,- господин протянул руку. - Э, нет! Только издали. Господин приложил к глазу монокль. - Да,- сказал он, отпуская монокль.- Это мой почерк. Но писал не я. - Может быть, мы отойдём ненадолго? Господин помедлил, потом неуловимым жестом высказал согласие. Они отошли и стали о чём-то договариваться. Она со вздохом отвернулась к своему мороженому. На площадке под музыку медленно танцевали пары. Мороженое совсем растаяло. Она бросила ложечку и, сняв со спинки стула сумочку, взяла её в руки и раскрыла. Потом, слово бы передумав, защёлкнула. Она смотрела перед собой. На эстраде играла музыка и неярко горел свет. За столик кто-то подсел. - Это ваша записка?- механически спросила она, не поворачиваясь к нему. - Моя!- жизнерадостно подтвердил он. - Пойдём,- сказала она, поднимаясь. Он проворно подошёл справа. - Нет,- сказала она.- Иди первым. - Я буду ждать тебя на стоянке. Я зажгу и потушу фары, ты увидишь. Она кивнула. Он исчез. Она постояла немного и пошла к выходу.

...........................................................................

Чья-то рука схватила её сзади за локоть. - Куда это ты собралась? Она остановилась. - Пойдём! Я договорился. Он потянул её к себе. Она продолжала стоять. Она повернулась и пошла с ним. Он подвёл её к белой машине на стоянке. За рулём кто-то сидел. Он открыл дверцу. Через три капота в ряду монотонно как стук хронометра мигали фары чьей-то машины. Она достала из сумочки чёрные очки и надела. Она нырнула на мягкое сиденье.

...........................................................................

Дверца захлопнулась.

"Может быть, завтра",- подумала она, закрывая глаза.

"Наплевать".

...........................................................................

Камуфляж

Прыжок в никуда, прыжок с трамплина высотой в бесконечность, пока ты долетишь, вода уже успеет высохнуть, и ты разобьёшься, разобьёшься, разобьёшься! Когда пропасть от края обрыва затянута туманом, кажется, легко сделать шаг и идти по нему как во сне по белому кафелю душевой, но ничто не зовёт тебя сделать это, и ты отходишь, усмехаясь перед воображаемыми зрителями: "Я же не дурак". Ты возвращаешься в свой номер, чувствуя себя чиновником римской канцелярии, оказавшимся среди болот дикой страны, быть может, вовсе безлюдной, ненужным, одиноким и слишком умным для этих мест. Какая-то тяжесть гнетёт тебя; внизу, подходя к бронзовым ручкам дверей, ты ещё надеялся, что она исчезнет от рюмки коньяка, пары рюмок - ты включишь музыку, телевизор, светильник... нет, бра над кроватью, откроешь книжку,ты пересёк вестибюль, вошёл в лифт, поднялся на свой этаж. Тебе не даёт покоя мысль о тумане, смутно, но неотвязно преследуя тебя всё время, что ты бродишь, сумрачный рыцарь в мягких бордовых тапочках, в пустых зеркальных пространствах. (Ты набираешь номер телефона. Ты говоришь в трубку.) Через полчаса она будет здесь, если выйдет из дома сразу же после твоего звонка. Ты скажешь ей раздеться,- она уже знает, что будет дальше - она оденется в твою одежду - рубашку, костюм,- а ты останешься голым, потом вы встанете перед зеркалом и, глядя в него, ты возьмёшь её. Извращенец, вот ты кто. А утром её не станет. Ты полагаешь, что вполне мог бы обольстить красивую женщину из высшего света, но высший свет придуман низшим и существует лишь в комментариях к фотографиям - кухня для крохоборов. Ты с серьёзным видом изучаешь свои зубы в зеркале ванной комнаты. Ты наматываешь на голову полотенце и издаёшь боевой клич индейцев из кинофильмов и неуверенно изображаешь смех. Ты примешь душ. Почему бы тебе вместо того чтобы тратить время на утомительный роман,- это в случае успеха, а в случае поражения - на безуспешные попытки его сотворить,- не переспать с подходящей книжкой из библиотеки? Но тогда на что будет тратить время? Инфляция, инфляция... Мы живём в мире инфляции времени. Ты включаешь душ и тут же выключаешь его. Ты не хочешь принимать душ. (В дневнике Кафки ты прочитал, что от скуки он по несколько раз в день умывался.) Ты со вздохом выключаешь свет в ванной комнате и возвращаешься в комнаты зеркал, где ты уже был. Когда за окном туман, кажется, что за окном ничего нет. И она не придёт. Тебе наплевать на неё, но если она не придёт, ты не переживёшь этого. Только сумасшедший станет прыгать в никуда как с трамплина высотой в бесконечность. Вода успеет высохнуть, а ты всё будешь падать, и никогда не умрёшь. Весёленькая перспектива. Вдоль железнодорожных путей тянутся мрачные кирпичные постройки, в темноте слышен тяжёлый лязг. Пахнет какой-то дрянью. Ты пытаешься представить себе тело обнажённой женщины, разрезанное колёсами утреннего... нет, вечернего экспресса, который проезжает здесь без остановки. Каждый раз получается кукла из ящика фокусника, не распиленная, как он настойчиво и бесцеремонно пытается внушить, а разделённая на две половины, одна из которых муляж из папье-маше. А другая смеётся. Ты пытаешься представить её в одежде. Ты пытаешься представить себя. Через неделю тебе придётся убраться отсюда. Больная женщина идёт к тебе через сырой в темноте город, чтобы всё повторилось. Они все больные - ты читал это в книге. Ты знаешь, в какой. Ты прочитал это в книге, которую сам же и написал. Всегда есть, чего ждать, всегда есть, о чём вспомнить. Всегда есть что-то, чего тебе не хватает. Всегда есть, в чём себя упрекнуть, и как оправдаться. Чтобы стать тем, кем ты хочешь стать, хотел стать, никогда не станешь. Ты идёшь открывать дверь. Она пришла. Ты открываешь ей дверь. Если она накопит достаточно денег, то когда-нибудь сможет нанять тебя для того же самого. Ты улыбаешься этой мысли. Она знает, что вы будете делать. Через неделю тебя здесь не будет. Ты входишь за ней в комнату. Она смотрит на тебя в зеркало. Когда-то ты хотел быть маленькой птичкой, чтобы петь о любви, петь о любви, петь о любви!..

...........................................................................

. . .

Время как кошка. При свете дня мягкая как уют дивана и домашних тапочек, она сквозь дрёму наблюдает за клубком, который дёргают за нить занятые привычной работой пальцы. Иногда она непрочь поиграть; она мурлычет или трётся о ногу, или спит, свернувшись клубочком на холодильнике, прикрыв кончиком хвоста мордочку; она зевает, широко раскрывая рот с маленькими острыми зубками. А ночью... Какой она становится ночью, когда её никто не видит? Проснувшись утром, её хозяйка опускает ноги с кровати и, отбросив одеяло, надевает халат. Она медлит. Ночью ей приснился какой-то нелепый сон. Она смотрит вокруг - это её комната. Она поднимается и подходит к зеркалу. Она видит в нём своё лицо, которое она знает лучше, чем взрывники знают свои карты. Она вздрогнула. Что-то появилось в нём, неуловимо, что-то, чего не было раньше, ещё вчера... или промелькнуло? Она всматривается в это лицо и узнаёт каждую чёрточку. Всё осталось таким же. Но что-то изменилось? Это её лицо. Ничто не изменилось. Это она.

...........................................................................

В зеркале пусто. С кухни доносится грохот посуды.

- Да что с ней сегодня такое? Вчера, когда я расставался с ней, она была сама ангел, а сегодня... С самого утра капризы, какие-то вздорные выходки - у неё, видите ли, плохое настроение... голова болит... Да кому какое дело до твоей головы! Выпей таблетку.

...........................................................................

С ней невозможно ни о чём договариваться. Её настроение так переменчиво, что каждый раз приходится начинать всё сначала, когда, казалось, дело уже сделано. Кончается всегда тем, что меняется погода, и все планы рушатся. Или оказывается, что те, кто пригласили нас к ужину, уже легли спать. Или переехали в другой город, и теперь до них нужно добираться самолётом. И каждый раз она обижается так искренне (или так натурально?), что уже и сам начинаешь сомневаться - может и правда, это ты во всём виноват? Что ни день, то какие-нибудь новости. Если вы спросите о ней у тех, кто её знает недолго,- а таковы будут все, кого вы сумеете найти,- каждый из них изобразит её совершенно иначе, нежели остальные. И каждый будет считать, что он один прав и знает её настоящую, какая она на самом деле. Те, кто видят её во сне, временами начинают путать сон с явью. Но никто из них не сможет ответить, какая она на самом деле. А если бы такой нашёлся, она бы его давно убила. Даже когда она вдруг неожиданно соглашается петь и подходит к фортепиано,я торопливо сажусь за клавиши и поднимаю крышку,- я всё ещё не уверен, будет ли она петь или скажет при всех какую-нибудь гадость.

........................................................................... Сколько раз, когда победа была, уже казалось, близка, и я думал, что вот-вот это, наконец, произойдёт... она с чарующей улыбкой говорила мне: "Не сейчас, ладно? Подожди немножко..." И я уже знал,- и мой восторг в одно мгновение сменялся безнадёжным отчаянием,- что мне опять предстоит начинать всё сначала...

1993 г.