«Я иду по Арсенал-роуд»

Павел СЕННИКОВ

Я иду по Арсенал-роуд

Я иду по Арсенал-роуд Я - детектив Пол С Коув, и мои широкие плечи раздвигают бурную толпу. Через полминуты я умру, и знание этого наполняет меня решимостью, хотя где-то в глубине грудной клетки щиплется жалость к себе. Быстрым взглядом острых серых глаз я замечаю гнусную рожу Вудпекера в окне шестого этажа - он уже на месте.

Вудпекер - маньяк-убийца, его волосатая клешнеобразная рука нежно гладит шершавый кирпич, лежащий на подоконнике. Я подхожу вплотную к дому, и Вудпекер следит за мною не дыша. Слюна закапала его рубашку - отталкивающее зрелище, надо будет отработать эту деталь. Наконец он бросает кирпич. О, миг желанный! Я расправляю плечи, чтобы умереть красиво. На моем лице печаль и благородство. Таким меня запомнят.

И тут какая-то дебелая баба отталкивает меня своими ручищами в сторону! В следующий момент кирпич пробивает ей череп, и хруст костей рвет мне сердце. Но пытка еще не кончена.

- О мэтр! - произносит она, закатывая глаза перед смертью. - Я большая поклонница вашего пера - я так счастлива спасти вас даже ценой своей жизни!

Затем она удовлетворенно умирает, а я стою как истукан в собравшемся людском скопище и соображаю, как мне быть.

Ровно в задуманное время подбегает репортер Крайнинг и с ходу начинает бешено чиркать в блокноте. Толпа шепчется и ждет чего-то.

- Так, стоп! - командую я. Все обращают взоры ко мне, а я прямо пылаю негодованием. Повернувшись, пинаю бабищу:

- Тебе чего здесь надо было, дура?

- Мэтр, - говорит она, почесывая кирпич, - я думала...

- Я не мэтр! - захожусь я криком.

- Как - не мэтр? - хором удивляются присутствующие. Какая-то тонконогая дамочка падает в обморок.

- Сейчас я детектив Пол С. Коув, а не писатель Пол С. Коув, недоумки! Вы что, не прочли начало?

- Я как-то пропустила, - растерянно говорит бабища. Недоумки согласно кивают.

- Так что, мэтр, не писать? - спрашивает тупица Крайнинг.

- Я не мэтр! Не пиши! Провались с глаз долой, пока я тебя не вычеркнул, отвечаю я горько. - И ты убирайся! - это я женщине. - Чтоб тебя больше не видел до конца творческого пути!

Недовольные, они расходятся. Они не знают, что мне во сто крат тяжелее, чем им, потому что я иду по Арсенал-роуд, детектив Пол С. Коув, и мои широкие плечи обтягивает кожаная куртка. Только что прошел дождь, он разогнал прохожих, и на улице почти пустынно. Вечереет. Это последний вечер в моей жизни, и я вдыхаю озон с упоением, но отчего-то у озона горьковатый привкус. Или эта горечь оттого, что через полминуты я умру? Краем глаза я профессионально замечаю опасность, угнездившуюся в окне седьмого этажа в образе Вудпекера. Его скошенный рот пускает пузыри, которые нетерпеливо лопаются. Он ждет меня, поигрывая увесистым кирпичом, и углы кирпича для надежности заточены. Он ждет меня давно, он знает, что случай сведет нас, чтобы помешать завершению моего столь блистательно начатого расследования по делу бедняжки Энн.

Я делаю, постройнев и посерьезнев, шаг, еще шаг. Раздается хлопок, но это, увы, не удар по моей голове. Это Вудпекер с простреленной головой хлопнулся о тротуар прямо передо мной, цепко держа кирпич.

"Спокойно!" - говорю я себе. Я знаю, кто это, и он от меня не уйдет. И точно - непревзойденный после меня сыщик Эдройт пересекает улицу, направляясь ко мне. Ну и рожа! Хоть бы не улыбался, а то могу не сдержаться.

- Хэлло! Пол! - орет он в обычной эдройтовской манере. - Я чуть было не опоздал!

- Ты начало читал? - вместо приветствия (обойдется!) спрашиваю я. Он отводит глаза и нагло врет:

- Ну, читал.

- И что же ты прочел?

- Ну, мэтр, - скулит он, - разве все упомнишь?

- Я не мэтр, - отрезаю я. Он разевает рот и выкатывает бельмы. - И этот рассказ не про тебя. Он про детектива Пола С. Коува, понял?

Я вижу, как он страдает, но мне от этого не легче.

- Чего тебе не сидится? - пытаю я.- Этот рассказ - с расследованием, которое тебе не по зубам. И вообще - ты мне надоел. Вечно суешь свой нос, куда тебя не просят. Конечно, хорошее качество для сыщика, но в своем рассказе про себя я этого не потерплю. Вали отсюда!

Я бы и пинка ему дал, но тут подлетел этот очкарик с блокнотом и ну строчить, как ошпаренный.

- Брось, - говорю, - это не я.

Он даже не обрадовался. Все они неблагодарные. Думают только о себе. Тяжело работать с этой публикой. Занятый такими неутешительными мыслями, я иду по Арсенал-роуд, не обходя луж, оставленных дождиком, и на душе у меня неспокойно. Мне, детективу Полу С. Коуву, не хочется умирать и очень жаль отечественную криминалистику, теряющую в моем лице безграничные возможности. Но Вудпекер на своем привычном месте, в окне восьмого этажа, ласкает и ласкает любовно отшлифованный кирпич единственной незабинтованной рукой - остальные конечности у него в гипсе, а голова обмотана так, что видны только глаза гноящиеся, воспаленные, сумасшедшие. Он идиот, этот Вудпекер. Но даже от идиота я приму смерть достойно; для писателя Пола С. Коува я готов на все. Не торопясь и уверенно, я прохожу под окнами, и шаг мой вторит биению миллионов сердец, обиженных всякими вудпекерами. Их славный защитник погибнет, сраженный коварной рукой. Жаль!

И вот кирпич, радостно посвистывая, проникает в мой череп. От боли и упоения я забываюсь на мостовой. Просто лежу и слышу топот ног множества людей, спешащих ко мне и ломающих руки в отчаянии. Они обступили меня и плачут. Подбежал Крайнинг. Скрипя пером, он шмыгает носом - как он любил меня! Что-то жгучее капает мне на лицо. Достав каплю языком, убеждаюсь, что это слезы, и открываю глаза. Плачет Вудпекер, свесившись через карниз; в его злодейской душе сейчас происходят большие перемены при виде моря страдания, залившего улицу. С высоты своего восьмого этажа он видит, как ширится это море, охватывая весь город и далее страну. Это газета Крайнинга выпустила специальный номер.

- Газету! - требую я. По рядам прошелестела газета. Я читаю размытые строчки на мокрой от слез бумаге и полнюсь радостью. Это мой некролог, безукоризненно печальный.

Ну наконец-то мое имя приобрело всемирную известность! Я так и купаюсь в лучах славы.

- Жалко его, - всхлипывает тонконогая дамочка, - такой хороший детектив был. Красивый. Всегда очень чутко чувствовал несправедливость и боролся с нею, не щадя себя...

- И чего этот дурак Пол С. Коув подвел его под смерть? - негодует кто-то в толпе.

- Эй, - говорю, - моя слава - это моя слава. Я, писатель Пол С. Коув, не отделяю себя от детектива Пола С. Коува, прославившего мое имя своей героической гибелью.

Но критикан не унимается.

- Ну-ну! - кричит. - Твоя писанина как лежала на унитазном бачке, так и полежит. А вот детектива Пола С. Коува мы все знали и почитали.

Тут с ревом подъезжает "скорая помощь", и санитары бросаются укладывать погибшего на носилки. Я подошел помочь перенести останки моего героя, но меня нагло отпихнули, словно не я был убит только что. Но я не высказываю и тени негодования, потому что писатель Пол С. Коув неизмеримо выше всей этой черни. Хотя уже чувствую - что-то здесь не так. И терпеливо объясняю:

- В газете напечатано имя Пол С. Коув, и вы прекрасно знаете, это я.

- Писатель-то? - язвит какой-то алкоголик с авоськой.

- Писатель, - с достоинством отвечаю.

- А погиб детектив. Почему и слава ему. А ты хам. Кого хочешь тут спроси всяк тебе ответит то же самое.

Путает что-то. Грубиян я, когда детектив, а сейчас я интеллигент. Я спокойно оглядываю их ухмыляющиеся лица. Они не признают моей широкой славы. Ух, как я их вычеркну! Вновь внимательно перечитываю некролог. М-да, загвоздка. Так и написано - "детектив". Ясно - Крайнинг постарался. Его дотошность и скрупулезность вот где у меня сидят! Тоже мне шрайбикус. Мог бы ограничиться одним именем, если не хватило духу написать: "писатель и детектив". И эти тоже хороши - им обязательно надо указать своим корявым пальцем на приписку слабоумного газетчика. Я поднимаю свой холодный взгляд, и толпа, робея, редеет. Они-то отлично знают, что предвещает такой взгляд известного писателя Пола С. Коува, и спешат обделать свои делишки, пока не вычеркнуты. Замечаю опущенные плечи Крайнинга, бочком отступающего за угол. Вид у него крайне отсутствующий, но я так глянул в его сторону, что у него отпала охота придуриваться и он виновато поплелся ко мне.

- Что-нибудь опять не так, мэтр?

- А ты и не догадываешься? - любопытствую я.

- Вы же сами меня таким сделали, - гнусавит он. - Я не могу иначе. И в начале указано, что вы детектив. Я у вас всегда писал всю правду.

- Неужели? Так чего же ты не писал о моей славе?

- Мэтр, - блеет этот несчастный, - я не нахожу ее очевидной.

Наглец! Но я спокоен.

Я презираю его. Я поворачиваюсь прочь и иду по Арсенал-роуд, стараясь забыть этот глупый случай. Все-таки я - писатель Пол С. Коув, добрый и отзывчивый человек, настолько чуткий, что чувствую, как меня читают. Мое умное худощавое лицо обращено вдаль, и отрешенный взгляд наблюдает обычную для Арсенал-роуд картину - в окно восьмого этажа сидит в кресле-каталке Вудпекер и в притянутой руке зажимает кирпич со свинцовыми пломбами. На улице маловато пешеходов для этого часа, поскольку только что прошел дождь. Воздух несколько душноват, поэтому я снимаю плащ и элегантно вешаю его на изящно согнутую руку, а шляпу небрежно чуть сдвигаю к уху. Я шагаю, и вдруг этот невыносимый треск! Чуть было не забыл о Вудпекере. Оказывается, он уже угодил в меня своим смертоносным стройматериалом. Быстро падаю и жду Крайнинга. Тем временем собирается толпа, но плача что-то не слышно. Наверно, еще не осознали потерю. Лежу, скучаю. В сердце лезет холодок, потому что лежу я в луже и это не очень приятно. Впрочем, всякий поймет, что у меня не было времени осматриваться. А вот наконец и репортер. Он вяло достает блокнот, долго и нудно отыскивает чистое место и пишет под диктовку Вудпекера, который тоже спустился с этажа поглазеть на смерть великого писателя:

- Всемирно известный писатель...

О, известность, о, слава!

- ...Пол С. Коув...

Как мне хорошо!

- ...подох нынче вечером на Арсенал-роуд!

- Подох? - уточняю. - Ошибки нет?

- Нет, нет ошибки, - злорадно скрипит Вудпекер. Кто-то пинает меня:

- У-у, собака! Всех загонял!

- Отписался наконец-то, - пищит тонконогая дамочка. - Долго же мы этого ждали.

- Меня, - бьет себя в грудь Крайнинг, - меня, талантливого репортера, принуждал к очковтирательству!

- Ха, талант! С такими-то прыщами?

Я с улыбкой требую газету.

- А че читать-то, - бормочет алкоголик с авоськой, - подох да подох, туда тебе и дорога. Больше не будешь бумагу переводить, суслик косноязычный!

Простите, но в этот момент мне стало невтерпеж. Это я-то косноязычный? Я сделал страшное лицо.

- Ну че кривляешься, морда, - дышит перегаром алкоголик, - ну-ка вычеркни, попробуй. Ты же готов, сдох, понял?

Неприятный оборот. Этого я не предусмотрел. Надо что-то делать, иначе, судя по их лицам, кирпич покажется разминкой. Какая изнанка у славы! Но есть идея. Я многозначительно улыбаюсь, что их бесит, и задаю свой неотразимый вопрос:

- Начало читали?

- Читали, читали, - гудят они, надвигаясь.

- Плащ я снял?

- Снял, снял, - тычет костылем мне в грудь Вудпекер, но я изысканно вежлив:

- Так утритесь, олигофрены! Шляпа-то на мне! - И я непринужденно снимаю ее. Конечно, внутри шляпы прочная пластиковая касочка, в которой кирпич и застрял. Видели бы вы их лица! Они не сомневались, что я сейчас начну вычеркивать налево-направо. Как они сжались и посерели, бедолаги! Но я великодушен. Я на вершине славы - что мне еще надо? Крайнинг напевает мне на ухо что-то подхалимское, но я брезгливо отстраняюсь. Сейчас он побежит топиться, а я пока спокойно прочту-таки некролог. Тонконогая дамочка немедленно подает мне свежезаплаканную газету.

И тут что-то знакомое падает мне на голову. Ощупав рукой, убеждаюсь, что в моем черепе завяз кирпич. Ай да Вудпекер, ай да молодец! Не смотри, что инвалид! Мне становится смешно. И окружающие сразу повеселели. Чуют поживу, воронье! Я поднимаю голову и весело кричу труженику кирпича:

- Поздно, Вудпекер! Рассказ давно закончен!

Ответом мне служит его слабое завывание.

Я надеваю шляпу, подхватываю тонконогую дамочку под локоток и гордо удаляюсь сквозь смятенную толпу.