«Рекламная кампания»

Серджо Туроне РЕКЛАМНАЯ КАМПАНИЯ

Вместе с ключом от номера портье вручил ему конверт.

— Вам письмо, — сказал он.

Фауст вскрыл конверт, заранее зная, о чем идет речь: очередная просьба поторопиться. Он небрежно сунул письмо в карман и прошел в свой номер. Неужели они не понимают, что серьезно работать можно лишь в спокойной обстановке? Он и сам знает, что время не ждет, но некоторые задания нельзя выполнить в короткий срок. Действуешь впустую месяц-другой, а потом, когда начинаешь думать, что уже все потеряно, вдруг приходит успех. И, остается только пожинать плоды тщательной подготовки.

В первый момент, поднимаясь по лестнице, Фауст решил было послать отчет, который хотя бы на время успокоил начальство. Но он тут же отказался от своего намерения — на сегодня он мог составить отчет лишь в самых общих выражениях, что взволновало бы начальство еще сильнее. Он пересек коридор, обитый розовым бархатом, и вошел в номер.

Было еще довольно рано, и спать ему не хотелось. Он сел за письменный стол и открыл регистрационную тетрадь. Да, положение не из приятных. Из двенадцати первоначальных кандидатов, отобранных со всей тщательностью в рекламных агентствах Нью-Йорка, осталось всего три. Первые девять зондажей дали поистине катастрофические результаты. Пять человек были забракованы из-за явной непригодности еще до того, как он смог перейти к сути дела. Четверо других в конце беседы реагировали на его предложение самым отрицательным образом. Один из них, когда они сидели за столиком, начал кричать на весь ресторан и обозвал его, Фауста, шутом. Второй пригрозил вызвать полицию, а третий вообще упал в обморок. Что, если встреча с тремя последними кандидатами даст такие же результаты? Тогда придется ехать в другой город и начинать все сначала. Но его заверили, что в сфере рекламы ни один город не в состоянии конкурировать с Нью-Йорком. Если уж он здесь не сумеет найти подходящего кандидата, то насколько труднее будет это сделать, скажем, в Чикаго, Париже или Лондоне!

«Впрочем, глупо сдаваться заранее», — подумал он и решил, что самое лучшее сейчас — лечь спать. Фауст знал, что выспаться как следует ему не удастся. Он не привык к ночному шуму гигантского города. С улицы сквозь щели в жалюзи проникал свет автомобильных фар. Лучи света вычерчивали на потолке причудливые узоры, отчего Фаусту было как-то не по себе. К тому же завтрашний день обещал быть весьма трудным — ему предстояла встреча с тремя последними кандидатами.

Наконец он заснул и проспал тяжелым беспокойным сном до тех пор, пока не зазвонил телефон. Фауст поспешно оделся и спустился в бар. Попивая кофе, он перелистывал записную книжку.

Итак, первая встреча в 9.30 в помещении «Моррис компани» с господином Юджином Моррисом младшим. В свое время Юджин Моррис унаследовал от отца скромное рекламное агентство, а теперь оно стало по значимости третьим в Соединенных Штатах.

Зал ожиданий был довольно стандартным: на стенах — рекламные плакаты и медали фирм. Немного погодя курьер провел Фауста в служебный кабинет шефа. Моррис, худой, лысый, был одет врсьма скромно для президента столь крупного и влиятельного рекламного агентства.

Однако Фауст с радостью отметил, что ему несвойственна механическая, заученная вежливость, присущая большинству американских бизнесменов. Он улыбался дружелюбно и открыто.

Фауст начал разговор, как обычно: вынул заранее заполненный чек на миллион долларов и положил его на стол перед Юджином Моррисом.

— К сожалению, в данный момент я лишен возможности сообщить вам название фирмы, интересы которой я представляю. Поэтому прошу вас принять этот аванс как доказательство нашей абсолютной платежеспособности, — сказал он. — А теперь, господин Моррис, позвольте задать вам несколько вопросов.

В ответ Моррис улыбнулся обаятельной улыбкой.

— К вашим услугам.

— Ваше агентство специализируется на рекламе какой-либо особой продукции или же вы рекламируете самые различные товары?

— Любые товары.

— А не согласились бы вы разрекламировать нечто такое, что публика отвергает из давних, укоренившихся предубеждений?

— С удовольствием, — ответил Моррис. — Сложные случаи — наша гордость. Вы помните историю с порошковым молоком Бебелуйа?

Фауст, понятно, не помнил, но сказал, что да, конечно, такое забыть нельзя.

— Это молоко, — продолжал Моррис, — вызвало смерть семидесяти пяти младенцев. Разразился грандиознейший скандал. И тогда фирма обратилась к нам. Мы выждали год, а потом развернули по всей стране мощную рекламную кампанию. «Бебелуйа гигантом сделает меня». Вы, разумеется, не забыли плакат, на котором изображен младенец, держащий на руках мать?

Фауст кивнул головой.

— Так вот, теперь молока Бебелуйа продают больше, чем до скандала.

— Все это так, — сказал Фауст, — но продукт, который мы хотим разрекламировать, осужден общественным мнением в силу древних предрассудков. Собственно, это даже не продукт…

— Никакой предрассудок не устоит перед техникой оккультного убеждения.

— Тем более, — заметил Фауст, — что в нашем случае речь идет о рекламе вещи объективно вполне приемлемой.

— Это не имеет значения. Я, знаете ли, закоренелый скептик.

— Простите, как вы сказали?

Моррис удивленно взглянул на него.

— Закоренелый скептик.

— В таком случае извините за беспокойство, но мы вынуждены отказаться от ваших услуг.

Моррис развел руками и возвратил чек.

О, круг смыкается — осталось всего двое.

Фауст вызвал такси и дал шоферу адрес фирмы «Фултон энд Фултон». Оставалось больше часа до встречи с Макдональдом — генеральным директором фирмы, но Фауст уже знал по опыту, что в Нью-Йорке чем раньше выедешь, тем лучше. Больше всего его поражали светофоры; он испытывал восторг и одновременно растерянность при мысли, что миллионы людей с совершенно различными вкусами, желаниями, характерами одинаково покорно подчиняются ритму красного и зеленого цвета.

Резиденция фирмы «Фултон энд Фултон» — высоченный небоскреб из стекла и мрамора — мало чем отличалась от служебных зданий аналогичного типа. В ней царил тот же дух деловитости и оптимизма.

Вначале разговор с господином Макдональдом складывался вполне благоприятно. Старый шотландец не выразил удивления даже тогда, когда Фауст упомянул о том, что, если они придут к соглашению, фирме «Фултон энд Фултон» предстоит развернуть рекламную кампанию во всем мире. Правда, ему с трудом удавалось скрыть свое любопытство, но Фауст не торопился раскрыть все карты. Прежде чем сделать конкретное предложение, он хотел установить с генеральным директором дружеский контакт.

Было обеденное время, и Фауст пригласил его в лучший ресторан города. К их столику тут же подошел метрдотель и протянул им меню. Ресторан славился изысканными кушаньями, но Макдональд заказал вареную рыбу в белом соусе.

— Как вижу, в еде вы очень скромны, — заметил Фауст.

— Отнюдь нет. Но сегодня пятница. А я очень религиозен.

Обед протекал вяло. Фауст не знал, как ему сказать Макдональду, что разговор потерял для него всякий интерес. В конце концов он принял решение быть откровенным. «Религиозность не входит в число достоинств, которые требуются от наших будущих сотрудников».

На морщинистом лице старого шотландца отразилось явное разочарование, и Фаусту это было неприятно. Оба они испытывали неловкость и, не сговариваясь, поспешили встать из-за стола.

Оставался всего один. Фаусту захотелось немедленно в последний раз испытать судьбу, и он решил отправиться в «Турризи энд Ломбарде компани», не дожидаясь условленного часа встречи.

Внешне небоскреб рекламного агентства выглядел весьма стандартно, но стойло Фаусту войти внутрь, как он убедился, что атмосфера здесь иная. Несколько носильщиков перетаскивали письменный стол, другие были заняты разборкой большого книжного шкафа. В коридоре шумела и волновалась группа служащих. Фауст подошел к ним.

— Где я могу видеть господина Джона Турризи? — спросил он.

— Сегодня вам едва ли удастся с ним поговорить, — с иронией ответил один из служащих.

— Господина Ломбарде тоже нет?

— Есть-то они оба… — промычал другой.

— Вон они. Тот, что помоложе — Турризи, — сказала пожилая женщина.

Из комнаты в глубине коридора вышли двое мужчин и направились к выходу. Яростно жестикулируя, они о чем-то спорили. Фауст догнал их почти у самого выхода. Один из владельцев фирмы что-то доказывал, а другой слушал его с легкой усмешкой. Подойдя поближе, Фауст стал невольным свидетелем спора — Джо Ломбарде говорил так громко, что его невозможно было не услышать.

— Ерунда, дорогой мой, говорю тебе, ерунда! В нашем деле нельзя быть слишком щепетильным. Контракт был выгодным или невыгодным?

— Я не желаю иметь дело с мафией, — отвечал Джон Турризи.

— Послушайте-ка этого ангелочка! К нам обращается вторая по влиянию после католической церкви организация, просит нас развернуть мощную рекламную кампанию с целью упрочить ее репутацию, а мистер Турризи, видите ли, брезгует. Между тем еще вчера ты в принципе не возражал. Разве не ты мгновенно придумал гениальную рекламу: «Мафия — это правосудие на дому»? А что случилось за ночь?

— Просто я передумал.

— Но ты же отлично знаешь, — продолжал Джо Ломбарде, — что значит поссориться с мафией. Она и дня не стала ждать. Налоговые инспекторы уже пожаловали к нам в гости.

Они вышли из здания и остановились на тротуаре, не прекращая спора. Фауст не знал, как поступить. При сложившейся ситуации, вероятно, бессмысленно даже приставать к Турризи с вопросами.

В этот момент на противоположной стороне улицы показался человек с автоматом.

— Первое предупреждение, Турризи, — крикнул он и дал очередь по зданию фирмы.

В нескольких метрах от них стоял полицейский. Фауст в испуге подскочил к нему.

— Вы что, не видели?

Полицейский неторопливо повернул голову и отчеканил:

— Нет, не видел.

Фауст посмотрел на двух компаньонов. Джон Турризи улыбнулся ему печально и чуть насмешливо.

— Ты плохо кончишь, милейший, с твоими благородными помыслами! — воскликнул Джо Ломбарде. — Абсолютный кретин!

И он в ярости удалился.

Фауст подошел к Джону Турризи.

— Религиозные сомнения?

— Нет, просто моральные принципы!

— Я не прочь выпить. Не составите ли мне компанию? Заодно поговорим об одном деле, которое может вас заинтересовать.

Они гуляли и беседовали о всякой всячине до самого вечера. Лишь когда они уселись на высоченных табуретках в фешенебельном баре, Фауст заговорил конкретно о своем предложении.

— По-моему, мистер Турризи, вы — самый подходящий человек для того, чтобы организовать одну рекламную кампанию. Но прежде чем перейти к сути дела, должен вас предупредить, что это может вызвать неприятные последствия. Некоторое время назад мы хотели поручить это дело одному крупному рекламному агентству, но вынуждены были отказаться — иначе оно потеряло бы всех своих клиентов.

Джон меланхолически улыбнулся.

— Мне почти нечего терять.

— Вы готовы выехать сегодня же? — с живостью спросил Фауст.

Он ждал, что его собеседник, как и все другие, поинтересуется: «Куда, зачем?»

Но тот в ответ лишь молча кивнул головой.

Тем лучше — на месте будет куда легче убедить Турризи принять его предложение. Фауст подумал, что на сей раз он, пожалуй, не ошибся в выборе.

— Идемте, — сказал он своему новому знакомому.

Он подвел Джона Турризи к лифту, открыл дверцу, и они вошли в кабину. Фауст не нажал никакой кнопки, но лифт стал медленно опускаться вниз. Только теперь Джон Турризи выказал некоторое удивление, однако и тут не задал ни единого вопроса. Лифт набирал скорость. Минуту спустя он неожиданно плавно остановился. Фауст открыл дверцу.

— Прошу вас, — с улыбкой сказал он.

Они вышли на залитый солнцем пляж. На песке загорало несколько купальщиков, другие плавали в спокойном бирюзовом море. Кругом царила удивительная тишина, воздух был чист и прозрачен.

— Ни разу не бывал в этих местах, — сказал Джон Турризи.

— Это четвертый ров второго круга, — объяснил Фауст. Но, сообразив, что Турризи не понял, добавил: — Мы с вами в аду.

— Я представлял его себе совсем иначе, — бросил Джон.

— Охотно верю. Но не думайте, что весь ад таков. Некоторые рвы сохранили свои традиционные признаки. Идемте, я вам покажу.

Он взял Турризи за руку и повел вдоль берега по горячему песку. Они подошли к высокой скале.

— Здесь должен быть вход в третий круг, — объяснил он.

За второй скалой они увидели извилистую дорожку; сюда не проникали лучи солнца, и дальше они двигались уже в полутьме. Скала заканчивалась сводом, который вел в пещеру. Они спустились вниз, и тут их взорам предстала ужасающая картина: языки адского пламени, каменные зубцы, вопли грешников, сатанинский хохот дьяволов. Мимо них с озабоченным видом прошествовал молодой дьявол. Он крикнул Фаусту:

— Жизнь прекрасна, когда есть стоящее дело, не правда ли, милейший?

— Э, да тебе и на отдыхе неплохо живется, любезнейший, — в тон ему ответил Фауст.

— Если вы сумеете хоть несколько секунд вытерпеть эту проклятую жару, — обратился он к Турризи, — то давайте выйдем через лестницу F. Я хотел бы показать вам первый ров четвертого круга.

Они поднялись по лестнице и вскоре очутились на травянистом склоне. Здесь не слышно было адского шума, а воздух был таким же живительным и ароматным, как в горах. Они миновали холм, и пред ними возникла горная цепь, освещенная ярким солнцем. Несколько человек, сидя в траве или в тени пиний, мирно беседовали. Вдали паслось стадо, и слышался мелодичный перезвон колокольцев.

— Тех, кто предпочитает озера, — пояснил Фауст, — мы разместили в пятом рве седьмого круга. Там к их услугам парусники, водные лыжи, пневматические шлюпка. Во всех обновленных рвах вы найдете разнообразнейшие виды развлечений: спектакли, балеты, танцы, можете заказать в библиотеке любую книгу. Мы изрядно потрудились, но поверьте, это было необходимо.

Они сели в густую траву. Джон сунул в рот стебелек мака.

— Очевидно, вас интересует, зачем мы все здесь перестроили? Попробую вкратце объяснить, — сказал Фауст. — Когда по целому ряду причин загробный мир разделился на рай и ад, владыки обоих царств постановили, что наверх попадут праведники, а вниз — грешники. Не так ли?

Джон Турризи кивнул.

— Несколько веков, — продолжал Фауст, — все шло как нельзя лучше. Но затем начались споры о критериях оценки. По мнению владык рая, праведниками следовало считать тех, кто соблюдал определенные установления, а все же остальные относились к грешникам. Часто к нам в ад посылали людей, которых мы объективно считали хорошими и потому не знали, куда поместить. Не стану вам описывать всех недоразумений, приведу лишь один пример: многих грешников беспрестанно перебрасывали из одного рва в другой, а ответственный за данный ров не хотел их принимать. Все наши попытки заявить протест успеха не имели — владыки рая продолжали руководствоваться критериями, принятыми раз и навсегда.

В этот момент старик, прогуливавшийся по тропинке с книгой в руках, приветливо поздоровался с Фаустом. Тот привстал и любезно ответил:

— Добрый день, господин Вольтер.

Затем шепнул Джону Турризи:

— Вот он, скажем, был великим человеком, абсолютно честным и неподкупным. Но, кажется, он нарушил какие-то догматы… и его прислали к нам, в ад. Не могли же мы поместить его в ров пыток.

Турризи начал кое-что понимать.

— Конечно, для закоренелых грешников, — продолжал Фауст, — мы ничего не в состоянии сделать. Это не в нашей власти, но честным, порядочным людям, которые часто попадают к нам, мы можем кое-чем помочь. Лет двести назад мы начали пересматривать положение отдельных грешников и произвели соответствующий отбор. Одновременно мы приступили к грандиозным строительным работам. Многочисленные пещеры были разрушены, а на их месте были возведены шале и оборудованы чудесные пляжи.

— И вы хотите их разрекламировать? — сказал Джон Турризи.

— Совершенно верно, нас огорчает, что на Земле еще не знают об этих новшествах. Поэтому мы и обратились к вам.

Джон на секунду задумался.

— Это будет нелегким делом.

Фауст решил еще сильнее его заинтересовать.

— Вы получите соответствующее вознаграждение: миллион долларов сразу, не считая оплаты текущих расходов, а после смерти — вечный отдых на одном из наших курортов.

Он вынул из кармана заполненный чек и испытующе посмотрел на Джона Турризи. Потом ловко сунул ему чек в боковой карман пиджака.

— Итак, вы согласны?

— Да, но, поверьте, не ради денег.

Фауст в порыве радости обнял его. Затем проводил Джона к тому же лифту.

И Джон снова очутился в баре. У него было такое чувство, словно он только что очнулся от солнечного удара. Но чек в боковом кармане неопровержимо свидетельствовал о том, что случившееся не было сном. «Прежде всего необходимо собраться с мыслями, разработать план действии».

Он вышел из бара и направился в свое агентство. Привычный шум на улицах производил на него сейчас угнетающее впечатление. И этим людям, лихорадочно спешащим куда-то, он должен рекламировать ад, такой далекий для них и абстрактный?! Им овладело уныние. По силам ли ему такая задача?

Он в задумчивости подошел к зданию агентства и, подняв глаза, увидел на фасаде следы автоматной очереди. Ему показалось невероятным, что с того момента прошел всего день. Быть может, идея возникла у него, когда он смотрел на выбоины в мраморе, оставленные пулями. Как бы то ни было, он решил действовать без промедления. Впоследствии власти ада заподозрили неладное, но им так и не удалось собрать реальных доказательств.

Джон отправился в полицейское управление, где написал официальное донесение на неизвестных лиц, совершивших днем ранее вооруженное нападение на здание рекламного агентства «Турризи энд Ломбарде компани». Не забыл он сообщить и о своих подозрениях относительно мафии.

Выйдя из полицейского управления, он сел в сквере на скамейку. Выстрел на люпары[1] не заставил себя долго ждать. Сраженный пулей в сердце, Джон еще успел подумать, что скоро он окунется в бирюзовое море и уплывет вдаль. А потом будет сидеть на горячем песке, любуясь прекрасным до невероятности пляжем.

Примечания

1

Люпара — Охотничье ружье. — Прим. перев.