«Хранитель»

Валерий Петрович Брусков Хранитель

Когда завоёвывается свобода слова, свобода мысли кончается.

Гриневич был слишком задумчив, чтобы обращать внимание на редких вечерних прохожих, поэтому его банально застали, можно сказать, врасплох. Его элементарно перехватили в каких-нибудь тридцати метрах от родного, плохо освещённого подъезда.

Это были дети ночи, такие стараются избегать ярких источников света, и в особенности — людных мест.

Гриневич понял почти всё, когда едва не натолкнулся на широкую мужскую фигуру в кожаной куртке, заступившую ему дорогу. Профессор покинул привычный ему мир глубоких размышлений о высших материях, и остановился, чтобы не налететь на вставшего поперёк пути человека. Слева и справа от тёмной фигуры неслышно появились ещё две, не более светлые, почти перекрыв узкий проход между домами.

— Стоп-кадр, папаша, — угрюмо сказал тот, что теперь был в центре. — Приехали…

Гриневич близоруко сощурил глаза, вглядываясь, но в темноте ему плохо помогали даже очки.

— Вот, видишь, папаша, — почти с сочувствием продолжил центровой. — Глаза совсем плохие. Два серьёзных инфаркта. Язва не долечена. Гипертония временами донимает. А если ещё мы чего-нибудь добавим… Жизнь коротка, особенно у старика.

Гриневичу понравилось вступление, хотя его огорчило, что в мафию уже идут не только сильные, но и умные.

— Вы пришли по мою Душу? — прямо спросил он.

Ему почему-то было почти не страшно. Он успел устать от всех своих хронических болезней, его еще держали на плаву не столько любовь к самой Жизни, сколько укоренившаяся привычка жить, и чувство не до конца выполненного перед ней природного долга. А Смерть в любом её проявлении была бы для него уже в какой-то степени даже облегчением.

— Душа принадлежит Богу, — назидательно сказал всё тот же. — Её невозможно отнять, но можно на неё должным образом повлиять путём соответствующего воздействия на тело…

— Послушайте, вы! — сказал Гриневич резко, справившись наконец с неотступно преследовавшей его в последнее время одышкой. — Я догадываюсь, кто вас прислал и зачем, поэтому отрабатывайте свой кровавый хлеб! И, пожалуйста, без длительных вступлений!

— Не так быстро, папаша, — сказал тёмный, запакованный в явно натуральную дорогостоящую кожу. — И не так просто… Хочешь стать очередным великомучеником? Чтобы над твоим бездыханным телом единомышленники ещё больше сплотились и поклялись? Нет, нам это не подходит. Раньше это было допустимо, но не теперь. Теперь мы имеем укоренившийся бизнес, и нам вовсе не нужно, чтобы нас вместе начали рубить под корень в назидание другим! Нам гораздо выгоднее твоё собственноручное и публичное признание своих политических ошибок. Ты слишком известен, и слишком популярен, чтобы с тобой обращаться как с каким-то зажравшимся и зарвавшимся нуворишем. В большой политике нужные слова иногда сильнее и убедительнее пуль.

— А если?..

— ЕСЛИ исключается, профессор. У старого человека слишком много родственников в виде детей, внуков в правнуков, чтобы существовала какая-то альтернатива.

— Подонки! — гневно сказал Гриневич, сжимая слабые кулаки. — Вам уже мало просто убивать неугодных!

— Утешься, папаша, — насмешливо сказал тёмный. — Мир унаследуют кроткие, как хорошо сказано в Писании. После того, как им хорошенько насладятся сильные…

— … Я не помешаю?..

Гриневич неохотно обернулся на голос, абсолютно уверенный в том, что четвёртый посторонний появился здесь по заранее разработанному кем-то сценарию.

— Пятого не возьмёте в компанию? — скромно и чуть насмешливо попросился мужчина, тоже плохо видимый на тёмном фоне позднего вечера, и в его голосе появилось нечто такое, отчего Гриневич почувствовал себя чуть сильнее.

Нет, это был не ещё один враг; этот был из его лагеря, но один — не воин против троих, скорее всего, вооружённых.

— Улица иногда полна неожиданностей, — тоже чуть насмешливо сказал тёмный в центре троицы, совершенно не растерявшись. — Случайный прохожий, ступай себе с миром…

— А я уже пришёл! — сказал мужчина вызывающе. — К нему… — он положил руку на плечо Гриневичу.

— Мы пришли к нему чуть раньше… — сказал тёмный с растущей угрозой в голосе — зло всегда испытывает определённый дефицит времени. — И делить его на две части с кем-то ещё не намерены…

Он демонстративно посмотрел налево и направо, и это выглядело молчаливой командой его напарникам.

Мужчина — заступник ощутимо надавил Гриневичу на костлявое плечо, оттесняя его самого на второй план, и сделал шаг вперёд, закрывая старика своим телом.

— Всё! — сказал он с лёгкой, но обидной издёвкой в голосе. — Аут, ребята! Да будет вам известно, что позёрство слишком часто становится причиной разгромного поражения. Мир унаследуют молчаливые. Раньше, чем выдохнутся болтливые…

— Будут лишние жертвы, — проговорил тёмный угрюмо. — Видит Бог, мы этого не хотели…

— Я тоже ярый противник лишних жертв, — примирительно сказал мужчина совершенно спокойным голосом. — А посему предлагаю всем нам разойтись с миром.

— Прохожий, не обессудь, мы тебя предупреждали… — тёмный поднял правую руку и сделал быстрый выпад.

…Перед глазами Гриневича сверкнула короткая молния; тёмный в кожаном, обсыпавшись трескучими искрами, отлетел на несколько метров и плашмя упал на землю. Его напарники выхватили пистолеты.

— Тихо, ребята! Тихо! — просительным тоном сказал мужчина, выставив вперёд безоружные руки. — Я же говорил вам, что возможны нежелательные жертвы. Поднимите его…

Тёмные и молчаливые, пятясь, подошли к упавшему, который уже сам пытался сесть.

— Не глупите, ребята, — сказал мужчина миролюбиво. — Не суетитесь… И советую вам не стрелять — ваши пули отразятся в вас же. Если вы в сплошных бронежилетах, можете попробовать, но сначала я вам кое-что продемонстрирую сам…

Мужчина неуловимо быстро сунул руку в карман своей куртки, что-то достал из него и бросил перед собой на землю.

…Гриневич увидел голубой ярко светящийся шарик, который, повертевшись в траве, подпрыгнул вверх на метр, и стрельнул в сторону оставшихся пока невредимыми бандитов двумя голубыми, совершенно бесшумными молниями.

Те мгновенно оцепенели, будто получили парализующий удар током.

— Ну вот, теперь поговорим, — сказал мужчина. — Без эксцессов… Почти на равных…

Он покинул Гриневича, подошёл к неподвижным головорезам, и отобрал у них пистолеты.

— Отныне всё будет иначе, — сказал он, обращаясь ко всем. — Потому что мы УЖЕ ПРИШЛИ! Потому что мы УЖЕ ЗДЕСЬ! И мы пришли не для того, чтобы пассивно наблюдать, но затем, чтобы активно действовать! В этом мире накопилось столько скверны, что пора очищать его от неё, и мы займёмся этим в самое ближайшее время. Советую вам, пока не поздно, покаяться в своих чрезмерных грехах, и даже принять схиму. У вас нет выбора: мы настолько сильны, что ваше сопротивление бессмысленно. Надеюсь, вы сами это уже поняли, и сообщите об этом своим всесильным с их точки зрения боссам. Мы не хотим напрасных жертв, хотя и не ждём от вас быстрой капитуляции. И всё же, мы надеемся на ваше благоразумие…

Мужчина неспешно вернулся к висевшему в воздухе, всё так же светящемуся шарику, аккуратно взял его рукой и положил в карман.

Бандиты зашевелились.

— А теперь уходите отсюда! — мужчина резко махнул рукой. — Пока я добрый! И помните, что отсчёт времени уже начат…

Он бросил отнятые у киллеров пистолеты на землю, и поднял над ними руки с растопыренными пальцами.

…Оружие покраснело, раскаляясь, с взрывами пороха бывших патронов побелело, сливаясь в жидкую массу, и растеклось по газону быстро остывающей лужицей расплавленного металла.

Поддерживая своего предводителя, дети ночи, пятясь, дошли до угла ближайшего дома, и исчезли за ним.

— Всё… — сказал мужчина, облегчённо вздохнув. — В этот раз всё сложилось на редкость удачно. Признаться, я почти до конца не был уверен в том, что здесь обойдётся без беспорядочной пальбы. Пули мне, конечно, не страшны, но шум привлёк бы посторонних и помешал мне преподать этим массовым олухам хороший урок. Да и вас они могли ненароком шально зацепить…

— Вы инопланетянин?.. — спросил до сих пор молчавший Гриневич. — Или у наших служб безопасности появились новые эффективные средства борьбы с организованной преступностью?

— Вы почти угадали, профессор, — сказал мужчина, подходя ближе, и Гриневич увидел, что у него широкое, доброе лицо потомственного землянина. — Я не инопланетянин, а эти средства действительно появятся у соответствующих служб через некоторое время.

— Значит, вы из Будущего?

— Каюсь, — сказал мужчина с улыбкой. — Грешен этим…

— И что же теперь будет? — спросил Гриневич с тревогой. — Насилие над собственной Историей?

— Не слышу в голосе воодушевления, многоуважаемый профессор! — воскликнул мужчина, не скрывая своего удивления. — Можно подумать, что вы не рады моему появлению!

— Я не рад другому, — сказал Гриневич с грустью. — Они давят на нас, вы давите на них. Что будет дальше?..

— Не пугайтесь, ничего особенного. Пока идёт лишь работа на молву и слухи. Я один, и, если уж честно, обладаю весьма ограниченными полномочиями. Там, у НАС, сочли нецелесообразной и энергетически неприемлемой заброску сюда других десантников. Я блефовал, дорогой профессор. Да, я практически неуязвим, и в меня можно швырять даже атомную бомбу, взрыв которой просто отбросит меня обратно домой, или на огромное и безопасное расстояние, но я единственен, и это значительно усложняет мою задачу.

— Это ребячество, — сказал Гриневич. — Вы что, хотите примирить волков и овец?

— Нет, это неразрешимая проблема, однако волки должны знать о существовании охотников…

— Вы больше похожи на пугало в огороде, милейший, — грустно улыбнулся Гриневич. — Оно хорошо отпугивает лишь вначале, пока вороны не поймут, что оно совершенно безвредно. Волков необходимо регулярно отстреливать, а не свистеть на них и не размахивать перед их окровавленными мордами красными тряпками…

— Может быть, — охотно и как-то подозрительно уступчиво согласился мужчина. — Это первая такая попытка, пробный эксперимент. Возможно, мы от него впоследствии охотно откажемся, а пока идёт накопление хоть какой-то полезной информации.

— А почему я?.. — спросил вдруг Гриневич.

— И ВЫ… — поправил мужчина. — Вы один из не особо многих носителей интеллектуальных, духовных и моральных ценностей, которые составляют богатство мировой цивилизации. А я — Хранитель. Я призван сохранить хотя бы часть всего этого, и уберечь от посягательств неистребимого Зла. Мы хотим уменьшить масштабы возможных потерь от него. Но, повторяю, это всего лишь эксперимент, и если результаты окажутся слишком негативными, мы его тут же прекратим. Мы не можем заранее убрать из жизни будущего убийцу, мы в состоянии лишь попытаться удержать его руку…

— А ведь в этом действительно что-то есть! — сказал Гриневич азартно. — Одно дело, когда моя спина беззащитна перед их пулями, а другое — ощущение вашего постоянного присутствия. Это придаст мне уверенности, и сделает меня наглее!

— А мне добавит и без того многих числом проблем… — грустно сказал мужчина. — Не забывайте, что я один, и мне приходится разбрасываться. Таких, как вы, постоянно лезущих на рожон, здесь достаточно много, поэтому даже быстрое перемещение в пространстве не всегда позволяет мне успеть в нужное время оказаться в нужном месте. Я сегодня уже побывал в трёх, поэтому к вам чуть припозднился…

— Послушайте, милейший, — сказал Гриневич, вдруг решившись. — Зря вы всё это затеяли… Ей Богу, зря… Идея, конечно, чрезвычайно гуманная, но… Я плохо разбираюсь в тонкостях, однако, раз вы здесь и вообще существуете, значит, мы справились сами. Не так быстро, и не так хорошо, как вам того хотелось бы, но мы решили все проблемы своими силами. Оставьте же их нам ЗДЕСЬ, полагаю, у вас ТАМ достаточно много и своих…

— Вы так считаете?

— Я в этом уверен!

— Хорошо, — сказал мужчина. — Я после возвращения непременно передам ваше мнение своим. Смешнее всего то, что вы — не первый здесь, кто говорит мне эти слова.

— Вот видите! — опять обрадовался Гриневич. — Оказывается, не все лохматые овцы так уж боятся зубастых волков! Так не лишайте же нас нашего природного мужества… НАШЕГО, а не обеспеченного вашими бластерами, торчащими из-за наших спин.

— Мы подумаем, — сказал мужчина после паузы. — А вы идите домой. И знайте, что мы с вами. Хотя бы душой и мыслями…

— Благодарю вас, — Гриневич поднял над седой головой сжатый кулак. — Мне очень хочется пригласить вас к себе на чай, но я знаю ситуацию в стране, и представляю, насколько насыщен ваш рабочий день. Но хотя бы имя ваше я могу унести с собой?

— Вы не сможете его ни запомнить, ни произнести, — засмеялся мужчина. — И обрету я его ещё очень и очень не скоро… С вашей точки зрения…

— Тогда прощайте, капитан Немо, — сказал Гриневич с улыбкой. — Или, может быть, до свидания… Но, в любом случае, успехов вам в вашем весьма благородном деле!

Он повернулся и, сгорбившись, чтобы видеть тёмный тротуар у себя под ногами, пошёл к своему дому.

…— «Бедный профессор… — подумал псевдо-Осокин, глядя в удаляющуюся сутулую спину. — Что бы вы мне высказали, узнав, что я здесь далеко не одинок. Но вам это знать совершенно ни к чему. Вы были правы: нельзя лишать вас ВАШЕГО мужества. И вы не правы, начисто отвергая нашу помощь. Мужество заслуживает поддержки, это его укрепляет. А нам так хочется хоть немножечко помочь… Вам! И себе…»

Тени исчезают в полдень, чтобы собраться толпой в полночь…