«Вторжение»

Борис Руденко

Вторжение

Василий Алексеевич Кузовкин вошел в свою квартиру. Дефицитный никелированный замок, приобретенный через хорошего и полезного знакомого, щелкнул звонко и категорично, в тон душевному настрою хозяина.

Кузовкин не спеша расстегнул пальто и повесил его на плечики вешалки, аккуратно разгладив складки. Потом подошел к зеркалу и, вытянув из кармана расческу, тщательно причесал островок растительности надо лбом. Из зеркала уверенно и независимо смотрел ответственный работник министерства - в меру моложавый, лысеющий и полноватый. Несмотря на небольшой рост, выглядел он весьма представительно.

Василий Алексеевич вытянул губы трубочкой, пошевелил бровями, чуть поправил очки, удовлетворенно хмыкнул и степенно прошел в комнату, не забыв, как всегда, погасить за собой в прихожей свет.

В комнате царил идеальный порядок. Василий Алексеевич сунул ноги в мягкие тапочки и включил телевизор. Сел в кресло, сладко, со вкусом потянулся и уставился на экран. Телевизор привычно загудел, но, прежде чем возник звук, по экрану метнулись молнии, и гудение смолкло.

"Предохранитель сгорел", - подумал Кузовкин и потянулся к задней панели. В этот момент где-то над ним раздался негромкий треск, будто рвалась плотная пергаментная бумага. В комнате явно запахло горелой изоляцией. Василий Алексеевич посмотрел вверх и замер.

Прямо над ним из стены выступала голова и половина туловища тощего и взъерошенного человека. Открыв рот, человек таращился на него с глупейшим выражением лица. Выработанная за годы службы способность сохранять самообладание не оставила Василия Алексеевича и теперь.

- Вы кто такой? - сердито спросил он. - Как вы сюда попали?

Человек с отчетливым стуком захлопнул рот.

- А вы? - растерянно отозвался он.

- Я? - Кузовкин саркастически усмехнулся. - Глупее ничего спросить не могли? Это моя квартира. Ну-ка вылезайте оттуда!

Человек пошевелился, уперся руками в стену позади себя и беспомощно взглянул на Кузовкина:

- Не могу никак.

Василий Алексеевич поднялся и оглядел субъекта внимательней. То, что он увидел, поразило его почти так же, как тогда, когда он узнал, что на симпозиум за границу поедет не он, а начальник другого отдела Матюшин.

В стене, в том самом месте, откуда торчал незнакомец, не было никакой дыры. Его туловище выходило из стены, никак не нарушая ее целостности.

Кузовкин осторожно пощупал стену, пиджак и провел пальцем по линии их соприкосновения где-то в районе живота странного гостя.

Тот поежился и смущенно хихикнул.

- Вы что? - ошеломленно спросил Кузовкин.

- Щекотки боюсь, - ответил незнакомец и покраснел.

- При чем тут щекотка? - непонимающе сказал Василий Алексеевич и озлился: - Да как вы сюда попали, в конце концов?

- Если бы я знал! - с тоской ответил незнакомец. - Вы понимаете, мы готовили эксперимент, имеющий чисто теоретическое значение. Я уходил из лаборатории последним и решил еще раз проверить правильность включения цепей...

- Вот и сидели бы в своей лаборатории, проверяли бы на здоровье, подхватил Василий Алексеевич. - Зачем же по чужим квартирам лазить? А может, вы жулик?

- Ну что вы, - безнадежно сказал незнакомец. - Я инженер-электроник. Я же вам объясняю. Эксперимент должен был доказать принципиальную возможность перемещения объектов вне пространства. Чисто принципиальную, вы понимаете? Ни на какие практические результаты мы и не смели рассчитывать.

Он дернул себя за вздыбленные волосы и махнул рукой.

- Я и нагрузку не давал, честное слово. Просто включил стартовый аккумулятор и прозванивал тестером. Вдруг вспышка, толчок - и вот, пожалуйста! - Он обвел вокруг себя рукой.

- А где же ноги... э-э... все остальное? - подозрительно спросил Кузовкин.

- Наверное, там осталось.

- То есть где это там?

- Может, в лаборатории... - неуверенно предположил незнакомец.

- Что вы меня дурачите, друг любезный! - возмутился Василий Алексеевич. - Тоже мне квартирный иллюзионист! Может, еще скажете, что ваши брюки там тоже с кем-нибудь ведут беседу?

- Да нет, что вы, - мучительно сморщился незнакомец. - Теория это предполагает. - Он немного поерзал. - Вот сейчас ногами шевелю. Вы понимаете, не знаю, как вам это объяснить, по-видимому, две области пространства совместились, а их граница случайно совпала с поверхностью этой стены, и теперь для сторонних наблюдателей я и здесь и там одновременно.

- Догадываюсь, что сторонний наблюдатель - это я, - ядовито заметил Василий Алексеевич. - Надеюсь, я не слишком обременяю вас своим присутствием?

Незнакомец свесил голову на грудь и удрученно молчал.

- Ну и долго вы собираетесь так висеть? - немного успокоившись, спросил Кузовкин.

- Не могу сказать ничего определенного, - ответил незнакомец таким тоном, словно речь шла не о возмутительном и противоестественном пребывании в его, Куэовкина, квартире, а о сводке, погоды на послезавтра.

Этот тон вызвал у Василия Алексеевича очередной взрыв негодования.

- Что за безответственность! - вскричал он с тем самым выражением, которое хорошо было известно всем его подчиненным. - А если бы вы в баню, в женское отделение, или в квартиру самого Терентия Федоровича... - Он спохватился и замолчал. - Тоже ничего определенного? Да за такую халатность гнать надо в три шеи!

Василий Алексеевич достал из кармашка белоснежный платочек и промакнул лоб и глубокие залысины.

- Нет, вы мне скажите, как вы намерены отсюда выбираться? - официально потребовал он.

- Наверное, надо отключить стартовую нагрузку, - уныло сказал незнакомец. - А может, что еще. Только в институте сейчас уже никого нет. Слушайте! - оживился он. - Позвоните Вадиму Сергеевичу Байкову. Скажите ему, что я, то есть Акимов...

- Говорите номер, - Василий Алексеевич взял с журнального столика блокнот, карандаш и приготовился записывать.

- Сейчас, - сказал Акимов. - Сейчас. Двести тридцать четыре... Нет, двести тридцать два... - Он похлопал себя по карманам пиджака, потом поскреб стену за собой.

- Ну так что же? - нетерпеливо поднял глаза Кузовкин.

- Понимаете, - беспомощно сказал Акимов, - номер у меня в записной книжке, а на память не помню.

- А книжка где?

- В брюках. - Акимов потупился. - В заднем кармане. Я ее чувствую, а достать не могу. Наверное, придется ждать до утра, пока в лаборатории кто-нибудь не появится.

От смущения он ерошил и без того растрепанные волосы.

- Черт с вами, - устало сказал Кузовкин. - Торчите теперь в стене как гвоздь. Безобразное отношение, просто безобразное.

Он не стал уточнять, к чему именно, хотя и без того было ясно, что имеется в виду и непонятная работа Акимова, и уютная квартира Василия Алексеевича, и его же, Василия Алексеевича душевное равновесие.

Он сделал круг по комнате, стараясь лишний раз не наступать на пушистый ковер на полу, потом взглянул на часы и вдруг всплеснул руками.

- Боже мой! Как я мог забыть?

- Что-нибудь случилось? - участливо спросил Акимов.

- Он еще спрашивает! - огрызнулся Кузовкин. - Ко мне сейчас гость должен прийти. Между прочим, дама. Как я ей буду все это объяснять?

- Симпатичная? - спросил Акимов и невесело улыбнулся.

- Что вы себе позволяете? - Василий Алексеевич даже чуть покраснел от возмущения и надулся. - Это моя невеста. Прошу оставить ваши двусмысленные смешки.

- Я и не подразумевал ничего такого... - растерялся Акимов.

- Вот именно! Такого! Ничего такого и быть не может, - с достоинством сказал Кузовкин.

- Почему же? - раздумчиво произнес Акимов.

Василий Алексеевич подозрительно уставился на него, и в этот момент в дверь позвонили. Кузовкин сорвался с места и забегал по комнате.

- Вот, пожалуйста, она! Какой кошмар! Что я ей скажу? Знакомьтесь, пожалуйста, это товарищ Акимов. Зашел в гости, понимаете ли, только брюки на работе оставил. Какой кошмар! Что же делать?

Акимов, весь преисполненный сочувствия, заелозил, с ощутимым усилием пытаясь забраться поглубже в стену. Затем, убедившись в бесплодности своих попыток, пошарил вокруг глазами.

- Накройте меня чем-нибудь, - громким шепотом подсказал он Кузовкину.

Тот впопыхах содрал с постели покрывало и кинул Акимову, ловко поймавшему его на лету. Звонок зазвонил еще раз.

- Ни звука у меня! - крикнул Василий Алексеевич и кинулся в прихожую.

- Васенька, ты что меня ждать заставляешь? - весело прощебетала румяная от легкого морозца Елена Николаевна, бросая на руки Кузовкину сумочку. - С кем это ты тут разговаривал?

- Я, Елена Николаевна... то есть... ни с кем, конечно, - закашлялся Василий Алексеевич, косясь на приоткрытую дверь в комнату.

Елена Николаевна удивленно уставилась на него и сделала большие глаза.

- Что с тобой? - спросила она. - С каких это пор мы перешли на "вы"? У тебя кто-нибудь есть?

- Нет, нет, что вы. Еле... что ты, Лена, - заторопился Василий Алексеевич. - Кто у меня может быть еще? Я как раз тебя жду, понимаешь ли... Пойдем поужинаем! - осенило его. - Да! Конечно же, поужинаем в ресторане. Да! Словом, приглашаю тебя поужинать.

Елена Николаевна, внимательно наблюдая за Кузовкиным, стала потихоньку приближаться к комнате.

- Посидим, отвлечемся, так сказать, от житейских... хе-хе... насущных... - бодро продолжал он, все больше обретая уверенность и пытаясь непринужденно перегородить ей дорогу. - Мы давно уже никуда с тобой не выбирались...

Из комнаты донесся сдавленный хлюпающий звук, отдаленно напоминающий чихание.

- У тебя кто-то есть, - высоким голосом сказала Елена Николаевна, решительно оттолкнула с дороги Василия Алексеевича и вошла в комнату.

Окинув взглядом раскрытую постель, висящее у стены заметно подрагивающее покрывало, которое отчетливо обрисовывало голову и тощие плечи Акимова, она молча повернулась и направилась к выходу.

- Леночка, куда же ты? Я сейчас все объясню. Это совсем не то, что ты думаешь... Это же далеко не женщина...

- Мне нет до нее дела, - обрезала на ходу Елена Николаевна. На пороге она остановилась и, слегка откинув назад голову, посмотрела в бегающие глаза Кузовкина.

- Подлец! - громко сказала она, вырвала сумочку и хлопнула дверью.

Кузовкин постоял несколько секунд, держа себя за хохолок, потом повернулся и поплелся в комнату.

Акимов жалобно смотрел на Василия Алексеевича поверх покрывала.

- Не могли потерпеть со своим чиханием, - печально сказал Кузовкин. Или вам там из лаборатории спину надуло? Форточки надо закрывать.

- Перышко попало в нос, - убитым голосом произнес Акимов. - Наверное, из подушки, - предположил он.

Василий Алексеевич механически посмотрел на подушку, вздохнул и достал из шкафчика початую бутылку коньяку и две рюмки. Наполнил их и протянул одну Акимову.

- В желудок-то это у вас попадет? - брюзгливо спросил он. - Или тут останется?

Акимов ненадолго задумался, решительно вздохнул и выпил коньяк. Он с минуту прислушивался к своим ощущениям, затем с сомнением проговорил:

- Попало, кажется!

- Еще бы! - сардонически засмеялся Кузовкин, тоже опорожнивший свою рюмку. - Это у вас и на дне морском, в безвоздушном пространстве получится. Знаю я вашего брата.

- Напрасно вы так думаете, - обиделся Акимов.

- Чего уж там, - ворчливо сказал Василий Алексеевич, махнул рукой и еще раз наполнил рюмки.

- И почему именно ко мне? - затосковал он. - Тридцать лет без "чепе", и на тебе, пожалуйста. Ведь каждый обязательно подумает, почему именно в мою квартиру? А с Еленой как теперь объясняться буду?

Они чокнулись и выпили.

- Отправить бы тебя сразу в милицию, - мечтательно произнес Кузовкин.

Акимов молча переживал бесконечную глубину своей вины. Глаза его заметно посоловели. Он моментально опьянел, как бывает с людьми, очень редко употребляющими спиртное.

- Товарищ Вася! - сказал он с выражением. - Не переживайте так. Завтра мы к ней всей лабораторией, честное слово... Хотите, прямо перед ней опыт повторим.

- Повторишь, пожалуй, - проворчал Василий Алексеевич. - Вот попадешь в следующий раз в зоопарк, там тебе тигры живо голову оттяпают...

Он опять слегка замечтался и снова налил рюмки.

- Ты не устал крючком-то стоять, экспериментатор? - спросил он, начиная понемногу проникаться сочувствием к Акимову.

- Да нет, сам удивляюсь, - ответил Акимов, поворачивая из стороны в сторону головой. - Ощущение такое, будто подвешен в воздухе. Опоры никакой не чувствую, но вроде ничего. Даже удобно. Только шея слегка затекает.

- Шея - это ничего, - сказал Василий Алексеевич. - Шею тебе и так надо намылить.

Они чокнулись и выпили.

- Ты ошибаешься, Вася! - горячо возразил Акимов. Язык его слегка заплетался. - Это же эпохальное открытие. Ты просто не понимаешь всей важности этого эксперимента. Это же переворот в науке!

- А вот как не вытащат тебя из стены твои приятели, что будешь делать, Архимед? - сказал злорадно Василий Алексеевич. - Так и придется до конца дней своих из штукатурки лекции о пространстве читать. А еще, - он даже хрюкнул от удовольствия, - не дай бог, под обоями клопы заведутся.

Посмаковав слегка эту мысль, Василий Алексеевич почувствовал себя немного отомщенным.

Акимов укоризненно посмотрел на него.

- Ты, Вася, хороший человек, но ты номенклатурный индивидуум, последние два слова он произнес со значительными затруднениями. - Не хватает в тебе творческого полета фантазии.

- Не знаю, чего там у меня не хватает, а вот ты, гляжу, как раз наполовину отсутствуешь, - убежденно сказал Кузовкин. - Небось есть хочешь? А?

Акимов опять засмущался, и вздохнул.

- Вообще-то я с самого утра ни крошки во рту не держал. Все как-то некогда...

Кузовкин поднялся из своего кресла, пошел на кухню и притащил большую миску с салатом, приготовленным еще с утра специально к приходу Елены Николаевны, и кусок хлеба. Положил все это на столик и придвинул к стене.

- Спасибо большое, - вежливо сказал Акимов и съел салат. - Вы уж извините меня в этом деле.

Он уже протрезвел так же быстро, как и поддался действию алкоголя, и сразу же перешел на "вы".

- А вы сами почему не ужинаете?

- Аппетита нет, - буркнул Кузовкин.

Раздался странный чмокающий звук. Свет в комнате слегка потускнел, фигура Акимова на стене заколыхалась. Он негромко ойкнул от неожиданности. Свет мигнул раз, другой и загорелся так же ярко, как и прежде.

- Что еще такое? - с тревогой произнес Василий Алексеевич.

- Не знаю, - немного испуганно ответил Акимов. - По-моему, я опять передвинулся.

Василий Алексеевич подошел к нему поближе и, к огромному своему изумлению, увидел, что между стеной и туловищем Акимова теперь есть зазор шириной примерно в два пальца. Теперь Акимов выступал не из стены, а прямо из воздуха.

Кузовкин почувствовал непреодолимое, почти мальчишеское желание сунуть палец в образовавшуюся щель и уже поднял руку, но вовремя одернул себя и спрятал руки за спину.

Акимов тоже очень внимательно изучал нынешнее свое положение и осторожно ощупал воздух там, где кончалось его тело.

- Не пускает, - сказал он через некоторое время.

- Что не пускает? - поинтересовался Кузовкин.

- Да вот это самое и не пускает, - Акимов ткнул пальцем в щель. - Свет проходит, вот обои дальше видно, а палец нет. Какое-то неощутимое и упругое поле. Сильней нажмешь - отталкивает. Хотите попробовать?

- Обойдусь, - буркнул Василий Алексеевич, но заглянул, чтобы проверить, целы ли обои.

- Граница областей пространства переместилась от стены к центру комнаты, - продолжал Акимов. - Если так пойдет дальше, я окажусь как раз над вашим креслом. Интересно, как все это выглядит с обратной стороны?

Василий Алексеевич представил себе и поежился.

- Очень интересно, - фальшиво сказал он.

После этого разговор шел как-то вяло. Заметно было, что Акимов очень устал. В конце концов, с огромным трудом подавив очередной зевок, он осторожно предложил ложиться спать. Он так и сказал: ложиться, - будто ему оставалось надеть пижаму и почистить зубы. Василий Алексеевич уже не спорил и не огрызался.

Он взгромоздил на журнальный столик стул, а на него положил подушку, на которой не без удобства устроился Акимов, очень скоро уснувший.

Ночь прошла для Кузовкина отвратительно. Акимов отчаянно храпел, чего Василий Алексеевич вообще не мог переносить, а теперь, еще и еще раз переживая происшедшее с Еленой Николаевной, и подавно не мог уснуть и всю ночь напролет проворочался в постели.

Уже под утро, когда ему с большим трудом удалось задремать, опять раздалось противное чмоканье, и со столика на пол с грохотом свалился стул - Акимов вместе со своим пространством передвинулся еще на пару сантиметров.

С мучительным стоном Василий Алексеевич встал и снова сунул стул с подушкой Акимову, сонно бормочущему извинения. Тот моментально захрапел опять, а Василий Алексеевич так больше и не сомкнул глаз.

Утром невыспавшийся, помятый и хмурый Кузовкин искусно сварил яйца вкрутую, накормил Акимова и сам заставил себя поесть. Акимов попытался как ни в чем не бывало завязать разговор, но Василий Алексеевич решительно пресек всякие попытки панибратства, тщательно выбрился, помассировал щеки, обретая необходимую респектабельность, оделся и только после этого позвонил в институт по номеру, названному Акимовым.

Брюзгливо, но точно и лаконично Кузовкин объяснил ситуацию какому-то мужчине, который подошел к телефону, потом пересказал все еще раз другому мужчине, судя по голосу, постарше и позначительней. Рассказ его время от времени прерывали взволнованные мужские и женские голоса, спрашивавшие, жив ли Акимов и все ли с ним в порядке. В конце концов Василию Алексеевичу категорически приказали ждать на месте и повесили трубку.

Очень скоро в уютную и комфортабельную квартиру Василия Алексеевича ввалилась целая толпа волосатых и бородатых, гладко побритых и коротко подстриженных людей, среди которых были даже девицы в совершенно неприлично вытертых джинсах. Все они орали, кричали, вопили, ахали, задавали глупые вопросы друг другу и Акимову, на которые тот едва успевал отвечать, вертя во все стороны головой.

Наконец по приказу строго одетого мужчины с крупными чертами лица двое или трое из них решительно выставили вон всех остальных, а вместе с ними и Василия Алексеевича, которого, очевидно, не успели запомнить как хозяина квартиры. Кузовкин собрался было возразить, но потом раздумал и пошел в министерство.

В этот день он, как обычно, ушел с работы чуть позже остальных, как всегда аккуратно заперев кабинет.

К своей квартире он подошел с некоторой опаской, но там было темно и тихо. В комнате чувствовался запах табака, хотя все было тщательно прибрано. Акимова в стене уже не было. И все равно неприятное ощущение не оставляло Василия Алексеевича. Все вещи вроде бы находились на своих местах, но на самом деле это было не так, Кузовкин ясно это видел. В квартире остро ощущалось недавнее присутствие компании безалаберных и безответственных людей.

На следующий день его вызвали в институт, где вежливо и подробно расспрашивали об обстоятельствах появления Акимова в квартире. О случившемся узнали на работе, и Василию Алексеевичу пришлось раз двадцать в приватных беседах с весьма ответственными лицами еще и еще повторять свой рассказ о необыкновенном вечере. От многократного повторения рассказ Кузовкина был теперь идеально отшлифован - в меру деловитости, немного юмора. Он, конечно, полностью исключил из рассказа эпизод с Еленой Николаевной, но на остроту изложения это не повлияло.

Еще чуть позже вся история попала в газеты, причем и тут все было расписано со слов Акимова самым лестным для Василия Алексеевича образом. Кузовкин стал знаменитостью, машинистки показывали на него в буфете пальцем и восхищенно шептались.

К этому времени он давно уже помирился с Еленой Николаевной, которая никак, впрочем, не могла ему простить того, что осталась в стороне от таких редких событий, хотя имела вполне реальный шанс разделить славу участия в них с Кузовкиным. Они поженились и съехались, удачно обменяв две однокомнатные квартиры на трехкомнатную в хорошем районе, с доплатой.

Однажды Кузовкин увидел Акимова на улице. Тот шел навстречу по тротуару со стареньким портфельчиком, без шапки, в недорогом клетчатом пальто, сосредоточенно глядя себе под ноги.

Василий Алексеевич остановился, перешел на другую сторону улицы и зашагал к себе в министерство.