«Еретик»

Гарм Видар ЕРЕТИК

— Будьте вы прокляты!!!..

Голос еретика хлестнул по толпе как бич, и в напряженно повисшей тишине было слышно только как огонь, словно голодный уличный пес, давясь и фыркая, пожирает свою добычу.

Из-под низко надвинутого на лоб капюшона Бернар осторожно посмотрел на Магистра. Преподобный фон Вайль стоял спокойно, чуть расставив ноги, обутые в запыленные походные сапоги и скрестив на груди огромные цепкие руки. Бесформенная серая ряса, точно такая же как и всех Братьев доблестного ордена «Гонителей Скверны», не могла спрятать крепкой сухощавой фигуры Магистра, — фигуры скорее воина, а не монаха…

Магистр окинул притихшую толпу тяжелым приценивающимся взглядом, будто выбирая очередную жертву и с брезгливым выражением лица отвернулся, и Бернар поспешно опустил голову, чтобы не встречаться с завораживающим взглядом Великого Магистра.

Пламя Священного Костра, расправившись со своей добычей, медленно опало в сытой истоме, упрятав дикую необузданную силу в тлеющие угли, будто когти затаившегося жуткого зверя в мягких подушечках коварных лап, потенциально опасные внезапной силой и отсутствием жалости.

Магистр взмахнул правой рукой, в которой был зажат Жезл Абсолютной власти, и монахи-телохранители, построившись клином, рассекли толпу, как хорошо отточенный боевой топор рассекает трухлявый пень. Бернар поспешно шагнул вслед за Магистром в образовавшийся проход. Толпа, еще минуту назад жаждавшая крови и алчно ликовавшая, молчала.

Бернар шел быстро, низко наклонив голову, в поле зрения попадал только грязный подол серой рясы впереди идущего Магистра.

И вдруг тишина лопнула, взметнувшись истошным воплем:

— Да здравствует Великий Магистр, самый последовательный Гонитель Скверны!!!

И толпа по звериному утробно взревела:

— Во веки веков, виват!!!

Бернар поглубже втянул голову в плечи и зашагал быстрее…

А в тот же вечер Бернар безобразно напился. Глядя мутными налитыми кровью глазами в очередную кружку до краев наполненную старым красным вином, Бернар краем уха улавливал восхищенный шепот за спиной:

— Во монах дает!

Но отблеск факела, которым скудно была освещена таверна ложился зыбким призраком на коварную гладь вина, наполнявшего кружку, и из венозно-кровавых глубин всплывал отражением Священного Костра, сквозь пламя которого явственно угадывалось лицо проклятого еретика… И Бернар вновь пил, пока не утопил окончательно в вине, то ли это лицо, то ли свое собственное.

Что было потом, Бернар помнил очень смутно и лишь частями. Помнил только, что вспыхнула драка и он бил кого-то по лицу кружкой, силясь загнать это лицо обратно на дно. Потом били уже Бернара, но без особого усердия: кому охота связываться с монахом.

Потом, то ли драка переместилась на улицу, то ли один Бернар… Так или иначе, но очнулся он только под утро. Избитый, грязный, будто его волоком протащили по улице. Одна рука покоилась среди нечистых вод сточной канавы, а во второй Бернар сжимал ручку от кружки: остальная часть посудины отсутствовала. Сердце стучало часто и не ровно, лоб был покрыт испариной, и ноги — держали с трудом.

Бернар отшвырнул в сторону останки доблестно отслужившей кружки и медленно неуверенными шагами побрел в Монастырь. На душе было еще более мерзко, чем накануне, и рождающийся новый день тоже не сулил ничего хорошего.

— Регистратор Бернар, вы опять опоздали. Я уже не говорю, что вы своим видом напоминаете — перебравшего накануне лавочника! — ворчливо забубнил отец Зеро — седенький серенький мышастый старик, в жилах которого наверняка уже не было крови ибо ее давно вытеснила черная желчь.

«А он не так уж далек от истины», — подумал Бернар, силясь придать лицу подобающие постно-благочестивое выражение. — «Я и есть лавочник мясник…»

— Это больше не повториться, отец Зеро, — выдавил Бернар, с трудом шевеля разбитыми губами.

Отец Зеро с сомнением «хрюкнул» и проворчал:

— Для вас же будет лучше, если вы, в конце концов, попытаетесь сдержать свое слово. Всякому терпению когда-нибудь приходит конец…

«Ничего, потерпишь… Я слишком нужен Магистру.»

Еще нетвердой походкой Бернар прошел в свою келью. Таз в нише, служившей умывальней, был полон не очень свежей воды. Бернар опустился на колени, лицом прямо в таз. На мгновение ему захотелось сделать глубокий вдох прямо в воде и…

Тяжело поднявшись с колен, Бернар постоял, тупо соображая, что он должен теперь делать. Вода текла по лицу, и со стороны могло показаться, что это слезы… Но это была всего лишь вода.

В подвалах Монастыря было сыро холодно и мерзко пахло крысами. В тусклом свете слишком далеко расположенных друг от друга факелов, едва угадывались покрытые зеленой плесенью стены, а своды и вовсе не были видны во мраке. Человек оказываясь здесь ощущал себя вдавленным в грязный покрытый плесень пол гнетущим прессом этого беспросветного мрака, тоски и отчаянья.

Где-то глухо капала вода. Капля за каплей, капля за каплей… Отсчитывая неумолимый ход времени. Подчеркивая безликое единообразие. Перечеркивая все, что находится за стенами Монастыря: Свет, Жизнь, Мир.

Бернар тяжело опустился на крепкую дубовую лавку, стоящую подле такого же массивного стола. Писец-стенограф осторожно шевельнулся в своей нише и вновь замер серым безликим истуканом…

Первым сегодня был тщедушный мужичонка с болезненно бледной кожей и ускользающим взглядом выцветших глаз: уличный торговец всякой галантерейной мелочью, — по кличке Гнилушка. Здоровенный откормленный монах, с изрытым оспой дряблым и тупым лицом похожим на плохо прожаренный блин, почти впихнул мужичонку в «Исповедальню» и замер за его спиной серой глыбой.

«Только бы не били… Только бы не били… Только бы не…» — с упорством заевшей граммофонной пластинки, без всяких эмоций «прокручивалась» единственная мысль в мозгу убогого человечка.

«КАК ТЕБЯ ЗОВУТ?» — «спросил» Бернар, тщетно пытаясь поймать ускользающий взгляд этого не лучшего представителя человечьей породы.

— Гнилушкой меня кличут, — прошептал в конец растерявшийся мужичонка и «пожевал» пересохшими губами.

«Я СПРАШИВАЮ ИМЯ, А НЕ КЛИЧКУ!»

— Имя?

«ДА.»

— Нет у меня имени…

«ВСПОМИНАЙ!»

— Нет у меня…

«ИМЯ?!!» Мужичонка затрясся, казалось ноги его сейчас подогнутся, и он брякнется на сырой грязный пол.

«ИМЯ?»

— Карл Стрелецки… — в горле у мужичонки что-то булькнуло.

«ВОТ И ПРЕКРАСНО. А ТЕПЕРЬ ПОЙДЕМ ДАЛЬШЕ…»

Бернар лишь слегка напрягся, разрывая слабенькую преграду своим тренированным сознанием, превращая во прах несуразную толстую скорлупу, под которой заживо было похоронено «Я» этого жалкого грязного маленького человечка.

Карл Стрелецки рухнул таки на колени. Из его бесцветных водянистых глаз потекли мутные слезы и прожгли на нечистом лице две светлые борозды. Вдруг его всего передернуло и он чужим хриплым голосом завыл:

— Имя?! Имя мое просто символ. Не востребованный жизнью символ. Нонсенс! Дырка от бублика. Все что осталось от Жизни, когда самой Жизни уже нет, а возможно и не было никогда. Ибо скотское существование нельзя назвать жизнью и Жизнь не есть скотское существование…

Монах-стенограф, в нише, еле успевал записывать, его остренький профиль, угадываемый в полумраке делал сходство с огромной серой крысой просто мистическим.

Карл Стрелецки забился на покрытых плесенью щербатых каменных плитах и на его губах показалась пена…

— Гиены, пожирающие не плоть, — но дух! Мясники, вспарывающие разум словно бычьи туши… Гонители Скверны… Апологеты Единообразия… Серые крысы… Если разум стерилен это еще не значит, что руки не обагрены кровью…

Бернар на мгновение «ослеп» от взметнувшейся эмоциональной бури, которую никак невозможно было предугадать в этом жалком измученном существе, распластанном на заплеванном истоптанном полу.

Лишь монах-конвоир застыл в тупом ожидании, и в его остекленевших глазах отражались только равнодушные стены в грязных потеках.

— Молох!!! Сатурн пожирающий… Клеймо… Разум и кровь… Не смыть… Скорпионы в кольце огненном… — Стрелецки забился и захрипел, а монах-конвоир равнодушно спросил:

— Убрать?

Бернар молча кивнул и как слепой, неуверенными шагами подошел к нише стенографа. Крысоподобный писец приторно улыбаясь закивал крошечной головкой. Бернар попытался настроиться на едва уловимый ручеек убогих мыслишек, но почти ничего не ощутил кроме желания сожрать одну, нет две, нет три миски монастырской похлебки.

— Вы свободны, — тихо процедил Бернар. — Нет. Бумаги оставьте.

— Но…

— Я сказал — оставьте!

Монах покорно склонил голову, а Бернар устало подумал:

«Все равно донесет, гнида…

Монах похоже что-то почуял, потому что сжался и поспешно юркнул к выходу.

— НЕ МОГУ!!! — крик увяз в сыром плотном воздухе.

— НЕ МОГУ!!! — прохрипел Бернар снова и вложив в удар всю силу грохнул кулаком о стену. Жгучая саднящая боль в разбитых костяшках отрезвила. Бернар провел по лицу распухшими пальцами, перемешивая пот и кровь. Решение давно подспудно вызревавшее, гонимое, пугающие, прорвало запреты и лопнуло, как гнойник, оформившись словесно и излившись глухим рычанием:

— Я убью его… Я УБЬЮ его! Я убью ЕГО!!!

Соскальзывая скрюченными пальцами по стене и оставляя на ней кровавый след, Бернар безвольно опустился на колени и, привалившись лицом к равнодушным холодным сырым камням, застыл с широко распахнутыми ничего не видящими глазами.

Оцепенение продолжалось не долго. Тяжело опираясь на менее искалеченную руку, Бернар медленно встал, пошатываясь прошел в нишу писца и пачкая кровью темные, отполированные локтями сотен писцов доски стола, сгреб стенограмму допроса и засунул бумаги за пазуху.

Бернар еще как пес зализывал свои раны, когда дверь бесшумно приоткрылась, и отец Зеро тенью скользнул в Исповедальню, но прежде чем он притворил дверь за собой, Бернар успел разглядеть в щели мелькнувшую крошечную крысиную мордочку стенографа.

«Донес таки, змееныш…» — почти беззлобно подумал Бернар.

Отец Зеро бесшумно ступая на своих вечно полусогнутых кривых ножках, как-то боком подобрался к Бернару и пристально, глядя снизу в верх прямо в глаза, молча протянул руку.

— Я хотел добавить свои наблюдения, — неприязненно пробормотал Бернар.

— Зачем? — бесстрастно произнес отец Зеро, не отрывая взгляда голубеньких, по детски наивных, глаз от беспокойных налитых кровью глаз Бернара. — Ведь вы действовали согласно стандартному сценарию?

— Да.

— Этого достаточно.

— Но…

— Стенограмму, — холодно потребовал Отец Зеро, и Бернар почувствовал волну глухой ненависти.

«Хорошо, но это в последний раз…» — вяло подумал Бернар, вынимая из-за пазухи смятые листки.

Увидев кровь отец Зеро недоуменно приподнял брови:

— Регистратор Бернар, вы что же применяли к тестируемому не рекомендуемые методы ведения опроса? — и сделав благочестиво изумленное лицо елейно прогнусавил:

— Вы забыли устав ордена Гонителей Скверны? Пункт третий: «Регистратор имеет дело не с Телом тестируемого, но с Духом…»

— Я это хорошо знаю и помню, — устало огрызнулся Бернар.

Отец Зеро подозрительно прищурился, но тут же рот его растянулся в елейной улыбке, хотя глаза остались холодными:

— Я уверен, что вы это знаете, потому что знать это — вы просто обязаны, но я хочу заострить ваше внимание на особо важных пунктах. Так пункт тринадцать гласит: «Только Священное пламя Искупительного Костра…»

«И я тоже, ничем не лучше… Гиена.»

— …может способствовать расчленению ни в чем не повинного бренного тела и злосчастной мерзкой душонки Погрязшего в Скверне. И не только расчленению но, и в горниле Очистительного Пламени способствовать Возрождению, аки птица Феникс — Новой души…

«Господи?! Расчленить поджарить… И терминология-то как у мясников! Неужели я раньше этого не замечал?» — Бернар судорожно вздохнул и отец Зеро неожиданно резво отскочил в сторону двери и наконец умолк пристально вглядываясь в неподвижную фигуру Бернара.

— Хорошо, мое внимание заострилось, — сказал Бернар, только для того, чтобы что-нибудь сказать.

— Только не перестарайтесь, регистратор Бернар, как бы не порезаться, — с плохо скрытой издевкой прошипел отец Зеро. — Все чрезмерное — верный путь к Скверне.

Последняя фраза прозвучала зловеще, но Бернару было уже все равно, он — РЕШИЛ.

— Я устал. Перед очередным тестированием мне необходимо отдохнуть, едва слышно произнес Бернар и, стараясь не глядеть на застывшую в злобном напряжении фигуру отца Зеро, шагнул прочь из Исповедальни.

В коридоре словно перепуганная крыса заметался писец стенограф пытаясь укрыться от людских глаз в каком-нибудь особо темном углу.

«Я ВЫПОЛНЯЛ СВОЙ ДОЛГ! Я ВЫПОЛНЯЛ ДОЛГ… Я… ДОЛГ…» — билась как язычок в колоколе в его пустом черепе единственная мысль.

— Прочь с дороги! — рявкнул Бернар, и стенограф влип в стену и даже кажется растекся по ней как медуза выброшенная морским прибоем на плоский и горячий камень.

«Неужели я, и такой тоже?!!»

Кто-то еще попался на дороге, Бернар отшвырнул его в сторону…

В Монастыре, как в потревоженном муравейнике, ширилась и росла тревога и напряженное отчуждение, эпицентром которого стал он, Бернар.

Все спешило уйти с дороги, скрыться спрятаться. Но волны животного страха, словно круги на поверхности озера со стоячей водой, стремительно расползались по Монастырю.

В его келье никого не было, но это еще ничего не значит. Регистратор конечно большая редкость, но в Монастыре он, Бернар, не единственный. И хотя Регистраторам и запрещено входить в контакт друг с другом, Бернар точно знал, что здесь, в лабиринте ходов келий и подземных камер, обитают еще трое его коллег. Бернар никого из них никогда не видел в лицо, но чувствовал присутствие по осторожным попыткам прощупать его сознание. И наверняка инцидент уже зафиксирован, а дальше — дело техники…

Что последует за этим Бернар четко не представлял, но кажется в этот раз все его «выверты» так просто «с рук не сойдут». Ну а отец Зеро постарается, чтобы Бернару перепало по максимуму. И может следующим кандидатом на Очищение — он, Бернар.

«Ну и черт с ним! Главное что я — все таки РЕШИЛ.»

Бернар ополоснул лицо и тщательно вымыл руки в тазу с несвежей водой и, к удивлению, почувствовал себя лучше.

Стараясь не о чем не думать, проверил тайник: то что он положил сюда неделю назад — было на месте. Осторожно взяв сверток, Бернар засунул его за пазуху и стремительно вышел из кельи.

В дальнем конце коридора метнулась смутная тень, и Бернар уловил сумбурную смесь ужаса и ненависти, но ему было все равно: он РЕШИЛ. Теперь у него появилась цель, и осталось ее всего лишь воплотить в жизнь, а там…

Впереди, справа по ходу движения, в узком ответвлении от магистрального русла коридора, Бернар почуял опасность. Там его ждали. Ловушка!

«Игра в прятки со слепцами. Ну что же, поиграем…»

Бернар свернул налево и замер. Те, кто его ждали, нерешительно переминались и медлили. Вот, один из них выглянул в коридор. Теперь они пошептались. (Бернар «слышал» не только невнятный шепот, но и ясные четкие мысли приличествующие скорее гончим псам.)

«Успел!» — Бернар усмехнулся, провожая взглядом четыре могучие спины. — «Личная охрана магистра. Мои акции явно растут. А теперь — вперед!!! Ага, а впереди опять заслон. Слева? Слева тоже ждут. Направо? Путь свободен. Это боковое ответвление должно привести меня в трапезную. Капюшон пониже надвинем… Внимание, меня заметили! Отвлечем внимание. ГЛЯДИТЕ!!! ТАМ СЗАДИ! ЧТО ЭТО?!! Все. Пока они соображают, что же произошло, — я уже проскочу. Из кухни должен быть проход к лестнице, а там рукой подать до… Вот и лестница. Один охранник… Отвлечь внимание? Проклятие, не могу сосредоточиться… Где разум бессилен, сгодятся кабацкие навыки! ПРОЧЬ С ДОРОГИ!!! А вот и нужная мне дверь… Господи дай мне силы! ГОСПОДИ…»

— Я ждал тебя Бернар.

Магистр сидел в кресле, уронив огромные со вздувшимися синими венами руки на колени. Лицо его было бледным, но спокойным.

«Я ПРИШЕЛ, ЧТОБЫ…»

«Я ЗНАЮ.»

«И НЕСМОТРЯ НА ЭТО…»

«А ЧТО ЖЕ Я ДОЛЖЕН ПО ТВОЕМУ ДЕЛАТЬ, ВАЛЯТСЯ У ТЕБЯ В НОГАХ?»

«НЕТ, НО…»

«ЧТО «НО»? Я ДОЛЖЕН БЫЛ ТЕБЯ УНИЧТОЖИТЬ ЕЩЕ НА ПОДХОДЕ? ЗАЧЕМ?»

«НО ВЕДЬ Я ПРИШЕЛ…»

«ДА ЗНАЮ Я, ЗАЧЕМ ТЫ ПРИШЕЛ. ЧТО ТЫ ЗАЛАДИЛ ОДНО И ТО ЖЕ. ПРИШЕЛ ТАК ДАВАЙ ИСПОЛНЯЙ, ЧЕГО ЗРЯ БОЛТАТЬ. ЧТО ТАМ У ТЕБЯ: УДАВКА? СТИЛЕТ?! ФУ, КАК НЕЭСТЕТИЧНО. ВСЕ ЗДЕСЬ КРОВЬЮ ЗАБРЫЗГАЕШЬ! ПОТОМ, НАВЕРНЯКА И СЕБЯ ЗАКОЛЕШЬ… ИЛИ ТЫ ХОЧЕШЬ ЗАНЯТЬ МОЕ МЕСТО?»

«Я ХОЧУ…»

«АХ, ТЫ ХОЧЕШЬ ВСЕ ПЕРЕВЕРНУТЬ? ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ТЕ, КОГО Я ПОСЫЛАЛ НА КОСТЕР? КСТАТИ, РЕКОМЕНДУЮ — ОЧЕНЬ ГИГИЕНИЧНО) СТАЛИ ОТПРАВЛЯТЬ ТУДА ЖЕ СВОИХ ГОНИТЕЛЕЙ. ТАК СКАЗАТЬ, ГОНИТЕЛИ СКВЕРНЫ В СТАНЕ ГОНИТЕЛЕЙ СКВЕРНЫ. ЧУДЕСНО! ЭТО БУДЕТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НЕЧТО НОВОЕ И СВЕЖЕЕ.»

«Я ВСЕ УСТРОЮ ИНАЧЕ!!!»

«ЕЩЕ ИНАЧЕ? ТОПИТЬ ЧТО ЛИ БУДЕШЬ? ИЛИ ЖИВЬЕМ В ЗЕМЛЮ ЗАКАПЫВАТЬ?»

— Я запрещу насилие!

«НЕ ОРИ! ХОРОШО — ЗАПРЕТИШЬ И БУДЕШЬ ПОДДЕРЖИВАТЬ ГУМАНИСТИЧЕСКОЕ УСТРОЙСТВО И ПОРЯДОК В ОБНОВЛЕННОМ ОБЩЕСТВЕ ГУМАННЫМИ МЕТОДАМИ: ВОСПИТЫВАЯ И ПЕРЕВОСПИТЫВАЯ… А ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО СТЕНОГРАФ, С КОТОРЫМ ТЫ РАБОТАЛ, ТОЛЬКО ЗА ПОСЛЕДНИЕ ТРИ МЕСЯЦА НАПИСАЛ НА ТЕБЯ СТО СЕМЬДЕСЯТ ТРИ ДОНОСА?

«ЗНАЮ.»

«НЕТ, ТЫ ТОЛЬКО ВДУМАЙСЯ В ЭТУ ЦИФРУ! СТО СЕМЬДЕСЯТ ТРИ!!! А ОТЕЦ ЗЕРО? МОЖЕТ ЕГО ЛУЧШЕ ТОЖЕ СРАЗУ ЗАРЕЗАТЬ? А ХОЧЕШЬ, ЕГО МОЖНО БУДЕТ УДУШИТЬ? МОНАХИ ИЗ МОЕЙ ОХРАНЫ СДЕЛАЮТ ЭТО ШУТЯ, МЕЖДУ ДЕЛОМ…»

«ПЕРЕСТАНЬ!»

«НЕТ, — СЛУШАЙ! ВОТ ЖЕЗЛ АБСОЛЮТНОЙ ВЛАСТИ, КОГДА ТЫ ПЕРЕРЕЖЕШЬ МНЕ ГЛОТКУ, ТЫ ВОЗЬМЕШЬ ЕГО В ПРАВУЮ РУКУ И НАЧНЕШЬ ВСЕ СНАЧАЛА. ПОСТРОИШЬ НОВЫЙ ОРДЕН С КАКИМ-НИБУДЬ СЕНТИМЕНТАЛЬНЫМ НАЗВАНИЕМ, НУ НАПРИМЕР, «ТИШАЙШИЕ АГНЦЫ», И ГЛАВНОЕ, ЧТО ТЫ ВОЗЬМЕШЬСЯ ЗА СТРОИТЕЛЬСТВО С ГОРЯЧИМ СЕРДЦЕМ И… ЧИСТЫМИ РУКАМИ.»

«ЗАМОЛЧИ!!!»

«А ЕСЛИ ГУМАНИЗМА ПОКАЖЕТСЯ МАЛО, ТО ВОТ ОН — ЖЕЗЛ, ПОД РУКОЙ. СТОИТ ЛИШЬ ВСКИНУТЬ ЕГО ВОТ ТАК! А ПОТОМ… А ПОТОМ? А ПОТОМ ПРИДЕТ КАКОЙ-НИБУДЬ БЕРНАР СО СТИЛЕТОМ ЗА ПАЗУХОЙ. НУ ИЛИ В КРАЙНЕМ СЛУЧАЕ С КАМНЕМ. НУ?!! ЧЕГО СТОИШЬ? УЖ НЕ ХОЧЕШЬ ЛИ ТЫ, ЧТОБЫ Я САМ ВСПОРОЛ СЕБЕ…»

«ПРЕКРАТИ!!!»

«А ТО ЧТО? ЗАРЕЖЕШЬ?»

«ПРЕКРАТИ!!!»

«Я БЫ ВСЕ ЖЕ РЕКОМЕНДОВАЛ КОСТЕР. И НОВЫЙ ВЕЛИКИЙ МАГИСТР ГРЕЕТ РУКИ У СВЯЩЕННОГО ПЛАМЕНИ ОЧИСТИТЕЛЬНОГО КОСТРА.»

— Нет! — Бернар судорожно рванул ворот рясы, сверток со стилетом с грохотом упал на каменные плиты мозаичного пола. Сверток развернулся и узкое лезвие стилета тускло блеснуло в неверном факельном свете, отозвавшись у Бернара спазмами в желудке. Был тот отблеск кроваво красным.

— Не-е-е-т! — захрипел Бернар согнувшись почти пополам. Стены, казалось, были залиты кровью. Пол был красным. Это был только отблеск, но…

— Нееет! — Бернар упал на четвереньки и мучительно извиваясь пополз к выходу. — Нет! Нет! НЕТ!!!

— А по-моему, ты напрасно велел его оставить в живых, — спокойно сказал Магистр, запирая входную дверь на засов и снова усаживаясь в кресло. — Я его, с превеликим бы удовольствием отправил на костер. Чтобы другим неповадно было.

— Тебе бы все только с огнем баловаться… Герострат ты наш, миролюбиво проворчал отец Зеро, выпутываясь из закоулков огромной портьеры. Портьера была сделана из добротной плотной ткани, и слабенькие ручки отца Зеро никак не могли совладать с обилием складок и складочек. Наконец отец Зеро справился со столь нелегкой задачей, бочком подобрался к Магистру и, не смотря на то, что Великий Магистр сидел, умудрился заглянуть ему в глаза снизу в верх. Глазки у отца Зеро были маленькими блеклыми и слегка слезились, но было в них что-то такое, отчего Великий Магистр поежился и подумал:

«ХОРОШО, ХОТЬ ЭТОТ ПАУК НЕ УМЕЕТ ЧИТАТЬ МЫСЛИ. НО СТРАННО, У НЕГО Я ТОЖЕ НЕ МОГУ «УЧУЯТЬ» НЕ ОДНОЙ. НЕТ ИХ У НЕГО, ЧТО ЛИ, СОВСЕМ?»

Отец Зеро противно хихикнул, и стало понятно, что он-то как раз, мысли Магистра читает без труда.

— Зачем он тебе? — немного резко спросил Магистр, пытаясь скрыть собственное замешательство. — Ведь он — тебя ненавидит!

— А я не девка, чтобы меня любили. Ты вот тоже не испытываешь ко мне теплых чувств, а ведь это Я тебя СДЕЛАЛ.

— Значит готовишь мне замену?

— Не замену, а смену. Надежную ВЕРНУЮ смену. К сожалению мы не вечны, но Наше Дело не должно умереть вмести с нашим уходом, — отец Зеро снова хихикнул и не спеша посеменил к выходу.

— Но ведь он хлюпик, тряпка, рефлексирующая медуза, теоретизирующий чистоплюй!!! — почти выкрикнул Великий Магистр, вцепившись в подлокотники кресла так, что жилы на руках — безобразно вздулись, а сами руки стали похожи на причудливые корни экзотического дерева, которыми Магистр просто «врос» в свое кресло.

Отец Зеро не оборачиваясь, лишь слегка наклонив голову, холодно процедил:

— Именно из таких, при умелом обращении, можно выпестовать то, что требуется Ордену. Именно из таких вырастают Истинные Гонители Скверны. Ты вспомни себя…

— Я никогда…

Отец Зеро резко обернулся и вдруг снова оказался рядом с Магистром. Уцепившись слабенькими сухонькими пальчиками за шнурок на шее Магистра, на котором болтался знак ордена Гонителей Скверны, отец Зеро прошипел, брызгая слюной прямо в лицо фон Вайлю:

— Да, ты убил Предыдущего Великого Магистра! Да, ты пытался изменить некоторые положения ордена! И что из этого получилось? Ты сам пришел ко мне! Ты тоже ощутил свое бессилие. Ты тоже стал слабым! А слабый человек получивший ВЛАСТЬ… Да еще, если ему немного помочь при этом… Да еще… Ну, в общем, что я тебе все это рассказываю… — отец Зеро наконец отпустил шнурок и приторно улыбнулся.

В дверях, он еще раз оглянулся на Магистра, неестественно ровно застывшего в кресле и спокойно сказал:

— Завтра ты, издашь приказ по Монастырю, о переводе регистратора Бернара в Магистры третьей ступени.

Отец Зеро бесшумно притворил за собой дверь, и тут раздался треск… Это Великий Магистр фон Вайль выворотил таки подлокотники у своего кресла из надлежащих мест и теперь с удивлением тупо рассматривал, соображая, что же собственно произошло.

А Бернар в тот же вечер безобразно напился и долго бродил по таверне из угла в угол, приставая ко всем с одной и той же странной просьбой, чтобы ему «плюнули в рожу». В конце концов кто-то сжалился. Потом, как всегда, вспыхнула драка, и Бернара сначала били, но беззлобно, а затем вышвырнули за двери…

Потом он пытался куда-то идти, НО ИДТИ БЫЛО НЕКУДА.

Бернар свалился в сточную канаву и упокоенный наконец уснул. На разбитых губах его блуждала улыбка. А впереди его ждал новый день, который к тому времени уже начал о себе заявлять бледной чахоточной зарей на востоке.

Что нес с собой этот новый день, Бернар старался не думать и, похоже во сне, это ему удавалось.