«Право хранить молчание»

Михаил Борисов Право хранить молчание

— Имя?

— Там же написано.

— Что там написано, я и без тебя знаю. Имя?

— Хосе-Рауль-Мария-Родриго-и-Мендес…

— Думаешь, я уйду на пенсию раньше, чем ты закончишь?

— Вы же спрашивали имя.

— Не умничай. Хосе Фернандес, так?

— Так.

— Тебе известны твои права?

— Н-ну…

— Тебе зачитали твои права? Я могу повторить их, если ты не расслышал.

— Да, они что-то говорили такое… Всё, что я скажу, может быть использовано против меня. Прямо как в кино.

— Это совсем не кино. Тебе понятны твои права?

— Ну да. Понятны.

— Ты можешь молчать, пока не придёт твой адвокат.

— Мне нечего скрывать.

— Ну-ну. Я бы на твоём месте не был так уверен.

— Я же ни в чём не виноват!

— Вот сейчас и разберёмся.

Пауза. Пощёлкивание компьютерной клавиатуры.

— Да что я такого сделал?

— Это твоя гитара?

— Моя.

— И ты умеешь на ней играть?

— Конечно. Хотите, сыграю что-нибудь? Наручники только снимите…

— Не стоит. Где ты был сегодня в шестнадцать часов сорок минут?

— Как где? В парке. Сидел, играл, когда налетели эти… Вы что, не знаете?

— Я-то знаю. Значит, ты, Хосе Фернандес, играл сегодня вот на этой самой гитаре в шестнадцать часов сорок минут в парке на углу Ридженси и Скай авеню?

— Ну да. Вообще-то я пришёл туда в четыре.

— Хорошо, что ты признаёшь это. Свидетелей будут допрашивать ещё часа два.

— Какие свидетели? Я и так ничего не отрицаю. Скажите мне, наконец, что тут происходит?

— Не спеши. Теперь тебе торопиться некуда.

— За что меня арестовали?

— Сейчас мы и до этого дойдём. Значит, ты сидел и играл, гитарный чехол лежал рядом и был открыт, так?

— Так.

— И в этом чехле были деньги, так? Вот эти двенадцать долларов?

— Ну, были. К чему весь этот разговор-то?

— Сейчас поясню. Это твои деньги?

— Нет.

— А откуда они взялись в чехле?

— Как откуда? Иногда люди считают, что музыкантам можно заплатить, если музыка нравится. Некоторые бросают деньги в чехол.

— Значит, ты подтверждаешь, что берёшь у людей деньги за то, что играешь на гитаре?

— Ну, не то чтобы беру. Обычно я их отдаю безногому, который сидит у кафе на Ридженси — ему мало подают…

— Стоп-стоп-стоп. Что ты с ними делаешь потом, меня не интересует. Сначала ты их БЕРЁШЬ, верно?

— Ну, беру.

— Стало быть, ты получаешь доход от игры на гитаре?

— Да какой доход? Я же говорю — обычно отдаю их тому, возле кафе, а если его нет — покупаю мороженое мальчишкам во дворе. У меня есть работа, а играю я просто так. Если кому-то нравится, как я играю, и он хочет заплатить — почему нет? Для меня это как аплодисменты…

— Не увиливай. Ты берёшь эти деньги.

— Ну хорошо, беру, беру. Что ещё от меня нужно, скажите наконец.

— Самую малость. Ты сказал, что обычно отдаёшь деньги тому нищему. Обычно. Значит, это было не в первый раз?

— Ну да.

— И как часто ты этим занимаешься?

— Чем?

— Не притворяйся, что не понял. Как часто ты играешь на гитаре за деньги?

— Ну, когда раз, когда два в неделю… И вовсе не за деньги. Я же сказал, что играю просто так. Просто прихожу в парк и играю. И у меня есть работа. Надеюсь, когда-нибудь я смогу играть по-настоящему, на сцене…

— А я надеюсь, что это будет нескоро.

— Это почему?

— Он ещё спрашивает… Скажи-ка мне вот что. Ты помнишь, что именно ты играл сегодня?

— Конечно, помню. Начал с Гершвина, потом импровизировал, а потом из кустов выскочили полицейские и начали хватать всех подряд…

— Значит, с Гершвина?

— Да.

— Прекра-а-асно.

Пауза.

— Слушайте, в чём меня обвиняют?

— А ты не догадываешься?

— Нет.

Пауза. Вздох.

— Зря ты пытаешься прикинуться слабоумным. Медики быстро определят, что ты вполне нормален.

— Да что я такого сделал?!

— Слушай, ты, идиот! Ты только что наговорил себе года на два тюрьмы, и по-прежнему делаешь вид, что не знаешь, о чём идёт речь?

— Не знаю! Ничего я не знаю! Что вы от меня хотите?!

Пауза.

— Хорошо, я тебе скажу. Ты только что сознался в том, что незаконно получал доход от использования чужих музыкальных произведений. Ты играл Гершвина, так? Ты брал деньги, так? Я могу прокрутить запись разговора назад, чтобы у тебя не осталось возражений.

— Да нет у меня никаких возражений! Играл я Гершвина, и что в этом такого?

— Играл? Прекрасно. Покажи-ка мне свою лицензию.

Пауза.

— К-какую лицензию?

— Ах ты бедный, несчастный мальчик… Лицензию на право получения дохода за исполнение музыки в общественных местах. Покажи-ка мне её. Я не нашёл ничего похожего в том барахле, которое вытащили у тебя из карманов. Может, ты прячешь её в банковском сейфе? Или закопал под деревом в том самом парке? Не трудись вспоминать, я и так знаю, что у тебя её никогда не было.

— Чтобы играть на гитаре, нужна лицензия?

— А ты как думал?

— Ну… я не знаю…

— Ах, он не знает… Слушай меня, парень. Если ты решил, что можешь играть что угодно и где угодно, ты здорово ошибся. Здесь тебе не Мексика. Ты приехал в цивилизованную страну, где принято уважать права на чужую собственность.

— На какую собственность?

— В данном случае — на музыку Гершвина. Ещё вопросы?

— А если бы я играл Баха?

— Результат был бы таким же. Ещё раз говорю тебе, что для исполнения музыки необходима лицензия… и отчисление авторских гонораров.

— Но Гершвин умер! И Бах тоже!

— Это не повод играть без лицензии.

— Я что, от лицензии стану лучше играть?

— Лицензия заставит тебя воспроизводить материал без искажений и не вносить отсебятины.

— И кому же я должен заплатить? Мёртвым?

— Почему мёртвым? Очень даже живым — можешь не сомневаться, права на эту музыку давным-давно принадлежат какой-нибудь звукозаписывающей компании. Суд выяснит, кому именно.

— Если бы Гершвин был жив, я бы и так всё отдал ему — просто за то, что он писал потрясающие вещи! И если бы он услышал, как я играю, он остался бы доволен!

— Ага, и выдал бы тебе бесплатную лицензию. Жаль, что ты опоздал.

— Но людям нравится, как я играю! Они пришли слушать Гершвина — в моём исполнении!

— Этих людей сейчас допрашивают. Полагаю, в отличие от тебя они отделаются штрафом.

— Штрафом — за что?!

— За то, что слушали музыку из неавторизованного источника. Есть радио, есть телевидение, есть концертные залы. Музыку можно послушать даже в такси — если в машине установлен приёмник, таксист обязан иметь лицензию на право трансляции. А эти люди попёрлись слушать тебя.

— Послушайте, это бред какой-то…

— Бред?! Соблюдать законы — это бред? Заткнись и не умничай! Как вы меня достали, эмигранты чёртовы — каждый считает, что он самый хитрый и может уворачиваться от налогов, как хочет! Я напомню тебе — ты в цивилизованной стране, и эта страна не позволит тебе распоряжаться чужой собственностью!

Пауза.

— Слушайте, а кому принадлежит… ну, допустим, Джоконда? В смысле — кому я плачу, когда покупаю билет в музей? Ведь Леонардо уже не достанется ни цента, да и не для этого он её писал…

— Ты можешь спросить об этом на суде… если адвокат раньше не выбьет из тебя эту дурь. Заруби себе на носу: всё в этом мире кому-нибудь принадлежит, и у тебя не получится пользоваться этим бесплатно.

— Когда Данте цитировал Библию, вряд ли он отчислял авторские апостолам.

— Данте — это кто?

— Поэт.

— Литературой занимается соседний отдел. Думаю, они скажут тебе то же самое. Не уходи от темы. Что же ты замолчал? Или ты думаешь, что каждый, кто научился дёргать струны или дуть в трубу, может воровать чужую музыку? Не-е-ет, парень. Во всём должен быть порядок. Хочешь играть Гершвина? Пожалуйста! Заплати за лицензию, купи ноты и играй, ничего не искажая. И не забывай отчислять авторские за каждое исполнение.

— А мои импровизации? Ведь они же мои! Я могу доказать — вон, в записной книжке на столе. Хотя, наверное, если записано — это уже не импровизации…

Пауза.

— Нет, ты ничему не научишься. Ты хоть в курсе, что разговор записывается? Даже если б я хотел тебе как-нибудь помочь… Я заметил эти бумажки давным-давно, но надеялся, что у тебя хватит ума промолчать. Ты только что добавил себе срок, все твои слова зафиксированы.

— Какой срок? За что?!

— Младенец лучше соображает… Ты играл на гитаре за деньги в общественном месте, не имея лицензии исполнителя. Ты использовал нотную грамоту, не имея лицензии композитора. И ты говоришь об этом во всеуслышанье. Тебя стоит посадить хотя бы за глупость.

— Что, и ноты писать нельзя?!

— О, господи… Ты с Луны свалился? Незаконное использование логотипов, товарных знаков, нотной грамоты, иероглифики, языков программирования, символов письменности — статья двенадцать двадцать семь об авторских и смежных правах, пункт третий…

— Но Вы-то набираете текст на компьютере, значит, пользуетесь письменностью? И что, это тоже незаконно?

— Кто набирает текст?! Я ещё не выжил из ума! Я выбираю слова из предложенного списка, это обычная полицейская программа. Очень удобно.

Пауза.

— Знаешь что, парень? Тебе понадобится очень хороший адвокат, если у тебя не хватило ума заниматься твоей чёртовой музыкой так, чтобы об этом никто не знал. Хотя мы бы всё равно разнюхали… Лучше бы ты попался с наркотиками. Кстати — как там зовут этого парня, который из Библии что-то списал?

— Данте?

— Ну да. Сдаётся мне, вся ваша эмигрантская шайка только и живёт воровством интеллектуальной собственности… Хорошо, что ты его сдал. Я отмечу это как помощь следствию. Уведите.