«Время перемен»

Владимир Пузий (АРЕНЕВ)

Время перемен

(Цикл "Летописи Ниса", трилогия "Время перемен")

Книга первая. ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЗДАТЕЛЯ

- Что у тебя с глазами? Они совсем красные. Ты плакал? - Нет, - отвечал он смеясь. - Я слишком пристально вглядывался в свои сказки, а там очень яркое солнце. Кнут Гамсун

Прелюдия

Все во Вселенной взаимосвязанно, и иногда незначительное событие в одном мире оказывается причиной гибели другого. Но только ли материальные проявления нашего бытия имеют значение? А как же чувства, порывы, мысли? "В начале было Слово"? Или все-таки - Мысль?.. Но кто может с уверенностью сказать, когда Мысль, породившая Слово, становится Делом? становится вещью? живым существом? целым миром? И когда ты, именно ты, доселе считавший себя "одним из", становишься Творцом? Наконец, кто ответит, где та неуловимая грань, за которой создатель и создание меняются ролями? где тот момент, когда сотворенное начинает воздействовать на творца?.. Где она, эта граница перехода? Может быть, ты уже переступил через нее?! ...А может, и нету никакой границы? Ведь - помните? - все во Вселенной взаимосвязано. Демиург и мир, извергнутый им из пучин своего воображения, - причина и следствие - две половинки целого. И рано или поздно им предстоит слиться в одно.

Кто здесь люди, кто боги и кто демоны?! - здесь, где стерты различия, попран Закон, воспета Польза, а из всей Любви осталась лишь любовь к убийству! Г.Л. Олди

ПРОЛОГ

1

Тропический ливень внезапен, как удар молнии; он обрушивается на лес лезвиями воды, рассекает густой воздух, рвет его в клочья, оглушает, словно накрывшая вас морская волна. Во всяком случае, таким он кажется эльфам - в то время как многие животные способны предчувствовать приближение непогоды. Меганевра - гигантская стрекоза, мчавшаяся над макушками самых высоких древовидных папоротников, - неожиданно пошла на снижение. Ее всадник хотел было скомандовать ей подняться повыше, даже взялся за тарр, - но потом передумал. Он работал с этим насекомым не первый год и знал, что стрекоза просто так своевольничать не станет, - значит, для такого поведения есть какие-то причины. Да и поздно уже было что-либо приказывать, меганевра отыскала подходящую прогалину и отвесно рухнула вниз. Ливень настиг их спустя пару минут. Эльф выругался и начал выбираться из седла - все равно взлететь удастся нескоро. Он сдернул с лица лэпп, полупрозрачную полоску, изготовленную из фрагмента стрекозиного крыла, и огляделся, хотя это было бессмысленно. Меганеврер являлся одним из разведчиков, которые в научных целях, по заданию местных картографов, облетали неисследованные ранее области Аврии, южного материка Ниса. Сейчас эльф находился в одном из диких районов, еще не обжитых его соплеменниками; где именно - он не знал. "Окстись, Кэвальд, - подумал он, обращаясь к самому себе, - что ты надеешься здесь отыскать? Ближайшие дома находятся..." И вздрогнул, когда взгляд выхватил из переплетения стволов, ветвей и листьев крышу какой-то хибары. "Но откуда?!.." Он обернулся к меганевре - та стояла, раскинув крылья, уже вымокшие, клонившиеся к земле. Даже после того, как ливень закончится, насекомое не скоро сможет взлететь, да и уйти отсюда ей некуда, просветы между деревьями слишком узкие. А в случае опасности стрекоза сумеет постоять за себя - опять же, в здешних лесах вряд ли отыщется достойный ее соперник. Кэвальд велел насекомому вести себя прилично, пообещал, что скоро вернется, и направился в чащу, прихватив с собой тарр - длинный шест, предназначенный для работы с меганеврой. Тарр, кстати, - еще и хорошее оружие в умелых руках: один его конец заканчивается копьеподобным острием, другой - полумесяцем с рожками наружу. С ним в руках эльф чувствовал себя значительно увереннее... пока не добрался до хижины. Здесь явно никто уже не жил, Создатель ведает сколько лет. Кэвальд постарался припомнить, не слышал ли он прежде о чем-то подобном - память, кокетливо поотказывавшись, призналась наконец: слышал. Почти в самом начале Заселения как раз куда-то сюда отправилась группа ученых-энтузиастов. Не вернулся ни один, поиски ничего не дали. "Хотя нет, они ведь, эти ученые, вроде бы намеревались обосноваться южнее... и кстати, не так глубоко забираться в джунгли. Потом, их же было значительно больше". Впрочем, возможно, в хижине отыщутся ответы на все его вопросы. Так стоит ли медлить? Кэвальд ударил тарром в дверь - та, покачнувшись, сорвалась с петель и обрушилась внутрь домика. Тотчас оттуда послышалось раздраженное шипение. Наружу высунулись два гигантских усика, каждый длинной в несколько локтей. Потом выдвинулась массивная ярко-красная голова с мощным ротовым аппаратом и небольшими фасеточными глазами. "Уховертка кровавая, - машинально определил Кэвальд, цитируя на память "Перечень особо опасных аврийских существ". - Характерной особенностью этого насекомого является наличие на конце брюшка двух твердых серповидных придатков. Крыльев чаще две пары, передние надкрылья твердые, кожистые, нередко недоразвиты, порой вообще отсутствуют. Ноги бегательные. Ведет ночной образ жизни, днем прячутся в укрытиях, предпочитая влажные затененные места. Питаются преимущественно падалью, но в период размножения отличаются повышенной агрессивностью и..." Ну да, сейчас был именно период размножения, так что уховертка бросилась на эльфа, используя для этого "бегательные ноги" и демонстрируя упомянутую "повышенную агрессивность". При этом насекомое, как скорпион, задрало кверху конец брюшка ("с твердыми серповидными придатками"), намереваясь перехватить Кэвальда в прыжке. Тот прыгать не стал, а скользнул в сторону, делая выпад полумесяцевидным концом тарра. Острия попали как раз в основание брюшка, туда, где хитиновый слой был наиболее уязвимым - они пробили его, но, разумеется, особого вреда твари не причинили. "Чтобы поразить насекомое, необходимо помнить, что большая часть нервных узлов находится на нижней стороне его тела; поразив их, вы лишаете противника возможности двигаться", - это все оттуда же, из "Перечня". Уховертка изворачивается брюшком, нацеливаясь своими "кусачками" на обидчика. Парировать удар, разбежаться, упереть копьевидный конец тарра в землю, оттолкнуться и прыгнуть на крышу. Отлично, теперь... Вымокший настил из полусгнивших веток разъехался под ногами Кэвальда, и тот рухнул прямо в хибару, проклиная собственную несообразительность. Но до того, как в дверном проеме показалась разъяренная уховертка, разведчик все же успел вскочить и приготовиться к схватке. Которая, судя по всему, должна была стать для него последней. Тарр в небольшом помещении для битвы совсем не годился - с ним здесь не развернешься. Оставив его, Кэвальд схватился за небольшой столик, Создатель ведает каким образом уцелевший в этой хибаре. Выставив сей предмет меблировки ножками от себя, эльф настороженно следил за каждым движением уховертки. Та не торопилась нападать, уразумев, вероятно, что деваться обидчику некуда. С другой же стороны, насекомое явно не желало подставляться под болезненные удары чужака. Поэтому уховертка вновь изогнула брюшко и попыталась ударить эльфа "кусачками". Тот подставил стол - и острия "серповидных придатков" прочно застряли в древесине. Уховертка отпрянула, вырвав импровизированный щит из рук Кэвальда. Эльф, впрочем, и не собирался играть с нею в игру "перетягивание стола" - вместо этого он вновь схватился за тарр и, пока насекомое тщетно пыталось избавиться от стола, ударил, как и полагается в таких случаях, в нужные точки на теле противника. Потом, помня о невероятной живучести членистоногих, отрубил голову жертвы и последние членики конвульсивно подрагивающего брюшка - те, из которых росли "кусачки". Наконец вздохнул поспокойнее и огляделся. Впрочем, особо смотреть было и не на что. В дальнем углу валялись какие-то деревянные обломки, происхождение которых оставалось загадкой. Посреди помещения возвышалась куча мусора, которую, вероятно, нагребла сюда уховертка; поверх живописно валялись останки покойной крыши. Противоположная ко входу стена оказалась разрушена - похоже, именно этим путем насекомое и проходило в дом. Кэвальд еще раз оглядел хибарку, проверяя, не упустил ли чего важного. И хлопнул себя ладонью по лбу, подтрунивая над собственной несообразительностью: уж разведчик так разведчик! Самое главное едва не пропустил! Освободить стол от уховерткиных "кусачек" он не смог, так что пришлось укладывать свой импровизированный щит на бок и осматривать ящик таким образом. И очень хорошо, что пришлось - иначе тайник, мастерски устроенный в середине столешницы, так и остался бы незамеченным. А вот теперь Кэвальд держал в руках увесистый том, завернутый в несколько слоев плотной материи, не пропускавшей влаги. "Книга, - понял он, - скорее всего, дневник". Но разворачивать не стал - сверху, через прореху в крыше, вовсю лупил дождь, да и торопиться, в общем-то, было некуда. Еще успеет прочитать. Он сунул находку под плащ и шагнул было к выходу из хибары - вернуться к меганевре, дождаться окончания ливня и обратно, за горы, домой... Силуэты, мелькнувшие между деревьями, заставили Кэвальда отпрянуть в тень дверного проема. Присмотрелся. "Создатель! Откуда?!.." Он знал, что это за твари, - и вместе с тем видел их впервые и никогда раньше не слышал о них. Теплокровные ящеры, именуемые учеными "зверозубыми рептилиями", или "териодонтами" за наличие дифференцированных зубов (клыков, резцов, коренных), обитают во всем Нисе, не только в Аврии. Они отличаются разнообразием, как по размерам, так и по внешнему виду, и считаются одними из самых сообразительных тварей. Но ни один их вид не является двуногим и прямоходящим! Кроме тех, за кем наблюдал сейчас Кэвальд. Они двигались медленно, как будто к чему-то прислушиваясь - и шли, кстати, с той стороны, где эльф оставил меганевру. Теперь можно было рассмотреть их детальнее. Зверозубые не носили одежды, если не считать набедренных повязок, но каждый держал в руке по копью, а на поясе покачивались самые настоящие мечи в добротно сработанных ножнах! Словом, животными они явно не были. Обменявшись взглядами, териодонты направились к хибаре. Они, несомненно, заметили следы сражения и кровь уховертки, а скоро заметят и само насекомое, наполовину высовывающееся из дверного проема и явно убитое не зверьми... Ждать дальше не имело смысла, и Кэвальд осторожно отступил к дальней стене хибары, где и выбрался через разлом наружу. Он намеревался сделать крюк, обойдя развалюху и своих преследователей, а потом вернуться к меганевре. Тем более, что дождь вроде бы заканчивается, а значит, не так уж долго придется ждать, пока крылья стрекозы просохнут и можно будет... Прямо перед ним возник высокий, локтя на два выше его, звероящер. Голова существа больше всего напоминала голову одного знакомого Кэвальду псоглавца. Но в отличие от киноцефальей, эта была без ушных раковин - зато с острыми саблевидными клыками, заметно выступавшими из-под верхней губы. Звероящер оскалился и что-то прорычал - где-то за спиной Кэвальда отозвался второй голос. Эльф скользнул в сторону, до последнего момента стремясь избежать схватки. В конце концов, эти создания не проявляли агрессивности... Мощная лапа-рука первого звероящера метнулась к Кэвальду, явно намереваясь не дать ему уйти. Он неосознанно отмахнулся (разведчика больше заботил второй звероящер, который оставался покамест вне зоны его внимания) - удар тарра пришелся нападавшему в бок. Раненый взревел и ткнул копьем в эльфа...

2

Разумеется, они заметили меганевру. И не прошли мимо. Кэвальд смотрел на останки насекомого и понимал теперь, почему его так насторожили темные пятна на наконечниках копий звероящеров. Он сбросил тело, которое волок сюда на плечах, и выругался. Разведчик собирался захватить хотя бы один труп с собой, отвезти его в Насиноль и показать тамошним ученым - пускай бы ломали головы. Теперь, конечно, ничего такого не получится. Тут впору самому ломать голову - как унести ноги прежде, чем появятся новые "братья по разуму". А в том, что они появятся, Кэвальд не сомневался. Вряд ли эти двое забрели сюда по ошибке и вряд ли они очень далеко отошли от места, где живут. А такое место где-то есть, это точно! У звероящеров не обнаружилось с собой ничего, никаких вещмешков, даже кошельков на поясе не оказалось. Выходит... Кэвальд потер виски - сегодняшний день был как-то уж чересчур богат на неожиданности глобального характера. Поразмышлять над всем, что произошло, можно и потом, когда он окажется в безопасности. Эльф прикинул, сколько ему придется шагать до Насиноля по этим проклятым лесам, и еще раз выругался. Перспектива пешего путешествия не пугала его, но вводила в уныние: столько времени будет потрачено впустую! Он снял привязанные к седлу мешки и разобрал их - самое необходимое складывал в один, остальное, увязав вместе с седлом, отволок подальше и зашвырнул в чащобу, в росшие неподалеку кусты стрекальщика. Вряд ли туда кто-нибудь сунется по доброй воле, а значит, сородичи звероящеров, обнаружив трупы, не смогут связать их с эльфами. Не стоит заведомо портить отношения с разумной расой, пускай она даже до сегодняшнего дня и оставалась никому неизвестной. Кэвальд перевел взгляд на тушу меганевры. Ну да, "не смогут связать"! Но здесь он ничего уже не сделает, остается надеяться, что местные падальщики уничтожат вещественное доказательство раньше, чем явятся эти. ...Потом еще пришлось отволакивать к хибарке взятый для насинольских ученых труп звероящера. Он уложил обоих своих жертв рядом с дохлой уховерткой, чтобы на первый взгляд казалось, будто они поубивали друг друга. Смешно конечно! Сколько-нибудь опытный следопыт сразу обнаружит, что к чему. Опять же, вся надежда на падальщиков. Кэвальд вернулся к поляне, переложил наконец в мешок книгу, найденную в хибаре, и зашагал на запад. Вскоре направление пришлось поменять, ибо перед эльфом раскинулись болота. Он решил обогнуть их с севера, но через некоторое время выяснил, что топи вытянулись в форме подковы и он находился внутри оного "символа удачи". Жаль, что они с меганеврой летели сюда не по прямой, от Насиноля, а сделав крюк, необходимый для нанесения на карту кое-каких уточнений. И вот, теперь уточнения-то нанесены, но этот участок леса Кэвальду совершенно не знаком. Отсюда и ошибки с болотом. Было абсолютно ясно, что до темноты выбраться из "подковы" он не успеет. Что же, самое время позаботиться о ночлеге. Кэвальд выбрал подходящее дерево с несколькими прочными ветвями, находившимися достаточно далеко от земли и способными выдержать его вес. Не рискуя разводить костер, перекусил тем, что взял с собой в дорогу. Спать не хотелось - и тогда разведчик вспомнил о книге, найденной в хибаре. Еще не стемнело, поэтому он вынул из мешка сей увесистый сверток и распеленал его. Это, как разведчик и подозревал, оказался дневник в мощном кожаном переплете. Коричневая, с золотистыми прожилками обложка напомнила Кэвальду о Бурине, столице Срединного материка, - именно там изготавливали подобные книги для записей. Надпись на титульном листе подтвердила подозрения эльфа: "Пытливому исследователю и талантливейшему из моих учеников", гласила она. А ниже стояла подпись: "Мэрком Буринский". Перевернув страницу, Кэвальд начал читать.

3

Выдержки из дневника, найденного разведчиком Кэвальдом в затерянной хибаре (дальний восток, по ту сторону Граничного хребта)

"Новый период жизни следует как-то отметить, не так ли? Пожалуй, для подобной цели лучше всего подходит эта тетрадь, подаренная мне когда-то Мэркомом. Поскольку он никогда не жаловался на отсутствие чувства юмора, думаю, старик бы оценил всю ироничность данной ситуации. В конце концов, во многом я оказался в Аврии именно благодаря ему. Причины? Причины всем известны: когда меня судили, старик проголосовал за изгнание. По идее, я должен бы быть ему благодарен, но... формулировка, дело в ней. "К чему пропадать исследователю столь высочайшего класса? Вы хотите поместить его в камеру-одиночку? Отлично, так сделайте это с максимальной пользой для науки!" Каково?! Я смолчал тогда... а сейчас это не имеет никакого значения. Сейчас даже если бы я орал изо всех сил, никто бы не услышал. Некому. Сегодня утром меня оставили здесь одного, посреди этих проклятых джунглей - и до начала следующей недели ни одна живая душа не появится поблизости, чтобы услышать мои вопли. Зачем же тогда драть глотку? Пожалуй, я даже не имею права на нытье и жалобы. Мне соорудили здесь приличное жилье, снабдили мебелью и предметами первой (и не только первой) необходимости. И если по какой-либо причине через неделю сюда никто не прилетит - я не умру от голода, жажды или болезни... разве что от этой проклятой жары, которая вкупе с затяжными дождями способна свести с ума кого угодно! И все-таки мне кажется, что учитель обошелся со мной жестоко. Не скажу несправедливо, но - жестоко! Как будто я - лишь орудие в его руках. Жаль, что так все получилось...

Перечитал предыдущее предложение и подумал: о чем я, собственно? Уже не помню - тяжелый вчера был день, да и сегодня - нелегкий. Вряд ли я сожалел о своем "преступлении". В конце-то концов, все было честно и выбор, который предлагался каждому из заключенных, позволял им отказаться. Что характерно, ни один не воспользовался своей возможностью оставаться в тюрьме, отбывая пожизненное заключение. Мне же... мне было необходимо /здесь и далее подчеркивания владельца дневника/ провести те эксперименты! Что, неужели лучше нанимать нищих с улицы и рисковать их жизнями? Я до сих пор уверен в правильности своих поступков. Сожалею лишь о том, что так ничего и не получилось. И кстати, очень рад за приятеля-тюремщика, которого, слава Создателю, не судили "за пособничество". Он, конечно, знал о том, что происходило. Но вся так называемая "вина" - целиком на мне. Как бы там ни было, жизнь продолжается. И наука - единственная цель, на самом деле достойная, чтобы посвятить ей свое существование, - по-прежнему манит меня. Как только более-менее привыкну к новым условиям, тотчас займусь составлением новых исследовательских планов, скорректированных с учетом возможностей, которые открываются передо мной здесь, на далеком, диком, если так можно выразиться, востоке Аврии.

/.../

Теперь, когда я стал заходить в своих маленьких экспедициях все дальше и дальше, я начинаю понимать: мы ничего, абсолютно ничего не знаем о том, что творится по эту сторону Граничного хребта. Количество совершенно новых форм фауны и флоры поражает воображение даже неспециалиста. Когда ко мне являются эльфы из команды Саннеля с тем, чтобы забрать и переправить в Насиноль очередные плоды моих исследований, они всякий раз не могут сдержать восхищения. Мне бы впору возгордиться, но я-то знаю: восхищаются они не мной, а лишь тем, что я нахожу. Любой мог бы выполнять эту работу, ничего сложного. Однако сегодня я обнаружил нечто, что может быть достаточно любопытным... Впрочем, подожду, пока ситуация не прояснится.

/.../

Итак, я наконец-то "оправдал надежды", возложенные на меня Мэркомом. Пускай это и случилось тогда, когда старик перестал в меня верить. Выходит, поторопился. Открытие! Я совершил величайшее открытие едва ли не за всю историю Ниса! У нас всегда имелась некая совокупность знаний о мире, почерпнутая из Книги Творения. Знания эти воспринимаются нами как аксиоматичные (и кстати, до сих пор ни разу не складывалась ситуация, которая вынудила бы нас пересмотреть такой подход). Теперь ситуация возникла. Считается (вернее, считалось!), что все разумные расы, появившиеся в Нисе в результате акта Творения, нам известны. Создания Темного бога, насколько я знаю, так и не проявили достаточной степени интеллекта, чтобы их можно было называть разумными. Однако вчера я выяснил, что существует еще одна разумная раса, не упомянутая в Книге Творения. Подозреваю, возникновение данной расы вообще никоим образом не связано с Создателем (вспомним, что Он давно оставил Нис, хоть и обещал обязательно вернуться). Но начну по порядку. Прежде всего - следы. Не от конечностей - а в целом следы жизнедеятельности. Они попадались мне здесь время от времени, просто не могли не попадаться, но сперва я не обращал на них внимания. Объяснял их появление сотнями различных случайностей, вплоть до действия еще одной исследовательской группы, о которой мне ничего не сообщили. Были, конечно, мысли и о наблюдателях-тюремщиках, следивших за мной. Потом я заметил их. Опять же, в первый момент я решил, что это просто двуногие звери. Группа териодонтов довольно многочисленна и разнородна по своей структуре. Периодически мы открываем новые виды, порой достаточно неожиданные и по поведению, и по экстерьеру. А двуногий образ жизни имеет свои преимущества. Правда, в основном эти преимущества проявляются, если вид обитает на открытых пространствах, а не в тропическом лесу, но... И тут я услышал, как они разговаривают! Это было что-то невообразимое! В конце концов, дело, наверное, опять-таки в наших привычках. Все мы пользуемся Языком, или Всеобщим - тем, на котором говорил Создатель. Однако почти у каждой расы существует еще и свой язык. Филологи много спорили по поводу того, почему так получилось, ведь в Книге ничего об этом не написано. То есть, в ней просто констатируется факт существования "видовых языков", как их называют ученые, - и всё. У меня имеется собственная теория по данному поводу, и ниже я изложу ее, но не здесь и не сейчас. Вернемся к моим мыслям, когда я услышал, что звероящеры разговаривают друг с другом. Впечатление было такое, как будто неожиданно заговорили деревья или камни... Нет, я, кажется, так и не смогу подобрать слов, чтобы описать свои ощущения. А жаль... Впрочем, не исключено, что скоро то же самое смогут пережить другие эльфы и среди них, надеюсь, найдется кто-то более искусно владеющий мастерством излагать свои мысли на бумаге. ...Говорили звероящеры, разумеется, не на Всеобщем. Это вполне логично, если допустить, что в Книге о них не сказано не по забывчивости, а потому что на самом-то деле их сотворил не Создатель. (Здесь возникает вопрос: кто же тогда? Неужели Темный бог? Не знаю, не уверен...) Я не торопился показываться им на глаза, а решил понаблюдать и лишь потом, если сочту нужным, вступить с ними в контакт. Неплохо бы перед этим выучить их язык, но здесь сложно что-то планировать. Я, хоть и неплохо знаю несколько других языков, кроме нашего и Всеобщего, но учил-то я их в совершенно других условиях, не таясь за деревьями в надежде, что меня не заметят "учителя". Внешний вид. Я совершенно забыл описать, как же выглядят эти существа! Как уже упоминалось, они двуногие. Есть у них и небольшой сильный хвост, на который они порой опираются, когда останавливаются. Мощные задние лапы (или правильнее было бы назвать их ногами?) заканчиваются внушительными когтями. То же и передние конечности - когти на них поменьше, но тем не менее подставляться под удар такой "ручки" я бы не захотел. Самое интересное - у двух из пяти замеченных мною звероящеров на правой руке ногти были сострижены. Вероятно, для того, чтобы ловче орудовать длинными копьями, которые они несли с собой. Цвет шерсти коричневый, с разными оттенками у разных особей, она может быть более и менее густой, опять же, это у каждого индивидуально. Головы массивные, с вытянутыми челюстями. Ушных раковин нет, глаза небольшие, расположены по бокам черепа, так что зрение у звероящеров скорее всего монокулярное. Заметно выделяются верхние клыки, выступающие наружу. И еще - обоняние. У этих существ невероятно чуткий нос. Не исключаю, что коммуникация происходит у них не только за счет звуков, но и за счет запахов. Во всяком случае, меня они "засекли" почти сразу - и если бы я не поспешил убраться да если бы не ветер, столь удачно подувший на меня от них... возможно, мне никогда не довелось бы писать эти строки. Разумеется, я пока не намерен рассказывать о своем открытии другим исследователям. И не намерен отступаться только из-за того, что запах выдает меня. Уверен, я отыщу способ устранить эту досадную мелочь.

/.../

...Однако ни одно наблюдение за моими подопечными издалека не поможет по-настоящему ответить на целый ряд важнейших вопросов. Подзорная труба есть подзорная труба, она годилась лишь на первое время, теперь же... да, теперь мне надлежит действовать по-другому! Есть и еще один момент. Коль уж я не стал посвящать в эту тайну моих "коллег", которые и так получают львиную долю всего того, о чем я узнаю здесь, - странно было бы свернуть с половины пути, ведь так? Раз я намерен впечатлить их, нелепо было бы впечатлять наполовину. Словом, я решился на опасный, но и захватывающий эксперимент. Нет никакой гарантии, что у меня что-либо получится, даже не знаю, останусь ли я живой... но встав на путь, считаю, нужно пройти его до конца! На случай, если я не смогу вернуться, оставляю эти записи. Как и всегда, я спрячу дневник, но отыскать его будет легко (а ведь в хибаре наверняка учинят обыск; они все еще боятся, что я сбегу! - наивные!) Забираясь на территорию звероящеров, я обнаружил наконец то, что дало бы мне ответ на один вопрос, а именно: как они размножаются? То есть, даже не это; в конце концов, ничего кардинально нового в их способе размножения нет, тут все ясно. Вот как обстоят дела с детенышами? Ведь звероящеры откладывают яйца, а не рожают детей, как мы. Однако я не видел гнездовий, хотя где-то таковые точно должны быть. И вот наконец это плато. Я давно уже обратил на него внимание, но никак не находил время, чтобы подобраться поближе и выяснить, что же там у них такое. Многие звероящеры время от времени покидают свои деревушки и ходят туда - но зачем? Иногда они при этом собираются в группы по несколько звероящеров. Я понемногу начал различать отдельные слова в их языке, и мне кажется, что слово, звучащее как "кхарг", обозначает именно их самих. Так вот, меня очень заинтересовало это плато, и я наконец выяснил, зачем кхарги туда ходят. Там у них, если можно так выразиться, инкубаторий. Я давно уже не рискую отправляться в рейды наблюдения, не вымазавшись предварительно соком крэтиллна. Это растение можно отыскать в здешних джунглях сравнительно легко; разломанное, оно выделяет зеленую клейкую жидкость, которая впечатляюще воняет и перебивает, как мне кажется, все другие запахи. Вместе с тем вонь эта часто висит тяжелым облаком над кустами крэтиллна, поэтому я не рискую оказаться своеобразным запаховым пятном-сигналом, сообщающим: "я здесь!" Разумеется, если в мои планы входит вести наблюдение не из зарослей, а с деревьев, приходится прибегать к соку других растений, в частности нескольких наиболее характерных для данного ареала эпифитов. В очередной раз измазавшись с ног до головы (иногда мне кажется, я никогда уже не отмоюсь от этой зеленой бурды!), я взобрался на высоту достаточную, чтобы наблюдать в подзорную трубу за тем, что творилось на плато. Оказывается, у них там нечто, похожее на свою маленькую страну. Несколько котлованов, рядом с ними - хибары смотрителей. В одни котлованы, недавно освободившиеся от детенышей, самки (женщины?) кхаргов спускаются, чтобы отложить яйца. В других только началось вылупление и смотрители, старые звероящеры, которые тем не менее не утратили сноровки, следят за происходящим внизу, хотя почти никогда не вмешиваются, если не считать сбрасываемой детенышам пищи. Наконец в третьих котлованах детеныши выросли уже настолько, что за ними являются другие кхарги из, так сказать, внешнего мира, и забирают их с собой. Некоторых оставляют в деревне, но многих увозят - куда? Эта информация, сколь бы неполной она ни была, привела меня к довольно смелому решению.

/.../

Удача улыбается храбрым! Мне кажется, они даже не заметили того, что произошло. Все дело в их уверенности. Кхарги считают, что земли, занятые ими, избавлены от сколько-нибудь опасных существ. Во многом это правда почти все крупные хищники истреблены ими или же численность их сокращена до критической. Потом, есть еще такой фактор, как обоняние кхаргов. Они весьма чувствительны в этом смысле, так что ни у одного хищника нет шансов пробраться на плато незамеченным. У меня такие шансы были. И я их использовал. И вот теперь... теперь главное сделать все, чтобы детеныш вылупился. Жаль, что я вынужден был своровать яйцо, которое только-только снесли, - но это была единственная возможность. Когда котлован еще не укомплектован и открыт для приходящих, чтобы снестись, самок, попасть туда легче, нежели в уже "опечатанный" смотрителями. К тому же после того, как котлован закрыт, яйца там пересчитывают. Словом, что сделано, то сделано. Мне намного важнее, чтобы никто из кхаргов никогда не заподозрил, что вообще было какое-то похищение. Если же по каким-либо причинам я не смогу вырастить детеныша, всегда имеется возможность попытаться еще раз. Однако появляются и новые сложности. Во-первых, "коллеги". Я не намерен покамест показывать им яйцо - только сразу выращенного и воспитанного детеныша. Посему прежде, чем пойти на похищение, я вынужден был построить еще одну хибару, в отдалении от своей, чтобы ее не заметили "коллеги", когда наведаются в гости. Во-вторых, хоть я и тщательно наблюдал за тем, как происходит инкубация в котлованах, я не уверен, что смогу все сделать как следует. Яйцо я могу хранить в своей хибаре и уносить в "запасную" только накануне визита "коллег" (а те появляются в строго определенные дни). Но как отразятся на зародыше возможные перепады температуры и влажности? В конце концов, климат-то здесь отличается от того, который преобладает на плато. Там яйца буквально жарятся на солнце, а здесь... Есть еще и "в-третьих". Судя по всему, психология кхаргов отличается от нашей, причем значительно. Если у наших детей буквально с первых же дней возникает стойкая привязанность к родителям (или тем, кто кормит их и заботится о них), то у кхаргов подобное чувство появиться не может откуда? Ведь они вылупляются из яиц и некоторое время живут сами, пока за ними не приходят взрослые. Привязанность к родителям компенсируется у них привязанностью к месту рождения. Топофилия, вот, что это такое, - "любовь к местности". Вероятно, данный феномен обусловливает многое в жизни кхаргов, играет едва ли не решающую роль в ней. Подозреваю, топофилия при этом является аналогом некой инфантильности, когда любовь к месту рождения и постоянное стремление быть рядом с ним становятся преградой в социальном развитии звероящеров. Скорее всего, у них нету государства, и причиной тому именно топофилия. Идея объединения под чьими-либо знаменами чужда и непонятна им, поскольку значение для кхарга имеет место, а не личность. Отсюда - разбросанные по джунглям деревеньки, сгруппированные вокруг тех плато, на которых вылупились их обитатели. Как же мне воспитывать в таком случае детеныша-кхарга? Будет ли он меня слушаться? Сможет ли выучить наш язык или хотя бы Всеобщий? Я не знаю. Пока не знаю. Однако время, уверен, расставит все по своим местам.

/.../

Все-таки хорошо, что накануне приходили "коллеги"! Это вынудило меня унести яйцо в "запасную" хибару. И вот результат, о котором я только мог мечтать: кхаргеныш "привязан" не к моему основному жилью - и хвала Создателю! Иначе я бы наверняка поимел то еще количество хлопот. Малыш практически не покидает сооруженного мной инкубатора, а когда я появляюсь поблизости, воинственно шипит и даже пару раз пытался атаковать. К счастью, я достаточно проворен, иначе лишился бы пальцев - зубы у кхаргеныша острые. Вообще он ведет себя как животное, а не как разумное существо. Если мои наблюдения и выводы верны, то начинать обучение имеет смысл не раньше, чем через месяц (именно через месяц вылупившихся детенышей уносят с плато). Я кормлю его мясом, как и смотрители, но стараюсь разговаривать с ним, чтобы он привык к моему голосу. Не исключено, что месячный срок удастся сократить. Во всяком случае, мне бы этого очень хотелось.

/.../

Он заговорил! Уже через две недели - заговорил! "Хибар-ра", - сказал он своим низким хрипловатым голоском, когда я вошел. Правда, потом он атаковал меня и отхватил мизинец с левой руки - но тем не менее он заговорил! И - на Всеобщем! Мизинец? Я перебинтовал обрубок, ввел обезболивающее и т.д. К тому времени, когда в очередной раз явятся "гости", он должен уже будет более-менее зажить. Скажу, что напоролся на какую-нибудь тварь из джунглей. Теперь я начинаю догадываться, почему детенышей забирают с плато лишь месяц спустя после вылупления. Дело не в способностях к обучению языку. Просто первый месяц маленькие кхарги особо болезненно реагируют на любое вторжение на их территорию. Жаль, конечно, что я этого не знал... и зря я не подумал о том, что срок в месяц наверняка взят не с потолка... хотя он мог быть обусловлен какими-либо традициями... В общем, лишившись мизинца, по фаланге не плачут, если так можно выразиться. Нечего жалеть о том, что уже произошло.

/.../

Предположения насчет повышенной агрессивности подтверждаются. На всякое мое появление малыш реагирует одинаково - атакует. Точнее, пытается атаковать, поскольку давать ему еще один шанс попробовать эльфятинки я не намерен. Я запер дверь хибары снаружи и кормлю кхарга через окно - через окно же и разговариваю с ним. Он выучил уже несколько слов: "кормить", "мясо" и пр., и с каждым днем продолжает запоминать новые. Причем употребляет их осознанно - что, впрочем, не уменьшает степени его агрессивности. Любую попытку войти в хибару он расценивает как вторжение на свою территорию и яростно атакует. С нетерпением считаю дни, когда малышу исполнится месяц и когда агрессия (если моя теория верна) пропадет. Очень болит отсутствующий мизинец. Вот они, настоящие жертвы во имя науки!..

/.../

У меня никогда не было детей. Это не удивительно для эльфов, но все же... все же никак не решает грядущие проблемы воспитания кхарга. Если бы ко мне привели юношу и велели сделать из него ученого, я попытался бы, и скорее всего, мне удалось бы это. Точно так же достаточно легко я могу выращивать дикого звереныша. А как быть с младенцем, пускай и псевдо-младенцем, который не требует материнской груди и замены пеленок? Пеленки - это ведь не единственное. Добро, ласка - как быть с ними? Проклятие! - мне сложно оставаться ласковым и любящим с тем, кто откусил мне палец, пусть я и понимаю, что вины кхаргеныша в том нет! Единственное, что я могу делать, кроме кормления, - это разговаривать с ним. И я разговариваю. Я никогда не считал себя излишне болтливым, а мои приятели по Университету даже называли меня Молчальником, но за последние несколько недель я, похоже, наговорил больше, чем за всю предыдущую жизнь! Я рассказывал ему легенды и предания, начиная от самых первых дней до дней, когда Создатель оставил наш мир, и дальше, до века Пляшущих Созвездий - и до дней сегодняшних. Не знаю, понимает ли он хоть половину того, о чем я распинаюсь перед ним. Не исключено, что нет. Но много ли понимает младенец, которому мать рассказывает сказки? Мне кажется, сперва - не очень-то, но со временем начинает "проникаться". Еще я говорю с ним на разные отвлеченные темы и на темы, которые непосредственно связаны с моей жизнью здесь. Иногда мне чудится, что он воспринимает сказанное, вникает в него. Иногда - что он обычная ящерица, которая лежит на столешнице (это его любимое место, хоть он и теплокровный, но любит погреться на солнышке, а лучи как раз попадают туда) и, лежа, принимает солнечную ванну, а до моих откровений ему нет никакого дела. Он ни разу еще не попытался ходить на двух ногах, и я, опять-таки, не знаю, нормально это или нет. В котлованах на плато детеныши иногда поднимались на задние конечности и даже порой делали пару шагов, но не долго. Как это увязать с поведением моего кхаргеныша? Вопросы множатся, словно мухи над медовым цветком, а вот все ответы куда-то попрятались. Забавно. Я, кажется, становлюсь поэтом... Вот это точно нежелательный рецидив!

/.../

Итак, месяц прошел. И, как назло, явились с очередным визитом "гости". Стоило больших трудов вытерпеть их посещение с непременными отчетами, обменом новостями (односторонним!) и прочими любезностями. Правда, не могу не отметить и положительные моменты: новые запасы съестного (я в них не нуждаюсь, но воспринимаю скорее как деликатесы), кое-что из снаряжения и так далее. Наконец "коллеги" удалились к своим меганеврам, которые дожидались неподалеку, на специально вырубленной "посадочной" поляне, - и улетели. Я оглядел поляну, напомнил себе, что давно пора навести здесь порядок и зашагал в хибару №2. Из-за которой у меня и время-то оставалось лишь на минимальный объем исследовательских работ, чтобы "коллеги" не почуяли неладное. Сегодня особенный день - и мне стоило больших трудов ничем не выказать своего волнения. Прежде всего - вести себя как обычно. То есть, сначала покормить Мизинца, потом - приступить к традиционным "беседам у окна". Но ничего не вышло. Малыш забился в угол под стол и не желал выходить, вообще никак на меня не реагировал. Я даже рискнул и вошел внутрь. Ноль внимания. Вялые движения, тусклый взгляд, повышенная температура тела. Все признаки болезни. И опять я не имею ни малейшего представления, что происходит, в чем дело и т.д.! И что предпринять?! Я уложил Мизинца на стол, попытался его покормить, но он отворачивается и тихонько шипит - больше ничего. К вечеру зарядил дождь. Мы сидим с ним вдвоем в полутемной хибаре и слушаем, как барабанят по крыше капли. Пламени одной свечи достаточно, чтобы писать - и в то же время чтобы свет не раздражал Мизинца. А ведь когда-то я считал, что в случае неудачного эксперимента с легкостью, пусть и относительной, смогу повторить его. Казалось бы, что проще - снова прокрался в котлован, стянул очередное яйцо и выращивай себе на здоровье! Можно даже сразу два, чтобы уже точно "сработало". И, учась на ошибках, делаешь себе "образец для показа" "коллегам". Теперь-то ясно, что не получится! Слишком уж накладно выходит! Слишком много самого себя впихнул я в этого проклятого Мизинца - кстати, с мизинца начиная! И что, каждый раз бесстрастно отправлять собственные неудавшиеся копии под нож, на свалку?! Даже если он окажется ни на каплю не похожим на меня - не-ет, так просто я не сдамся! Жизнь свою положу, а этому маленькому мерзавцу умереть не позволю!..

/.../

Самые сложные ситуации только кажутся такими - до тех пор, пока не находишь решение, которое чаще всего бывает предельно простым и логичным (когда его находишь!). Вероятно, в звероящерах кое-какие черты остались от их родичей, рептилий. Поэтому кхарги не линяют время от времени, как это делают пресмыкающиеся. У кхаргов происходит всего одна линька, когда период агрессивности сменяется следующим периодом. Назову его познавательным, ибо теперь Мизинцу до всего есть дело. И хотя топофилия по-прежнему сохраняет над ним власть, мой воспитанник движим отныне еще одним чувством: любопытством! К тому же он начал разговаривать! Теперь я вижу, что все мои "беседы у окна" не прошли впустую. Вероятно, линька - лишь один из аспектов изменений в организме звероящера, которые происходят спустя месяц после вылупления. Не исключено, что метаморфозы касаются и голосовых связок. Все эти прежние "хибар-ры" и "кор-рмить", кажется, навсегда остались в прошлом. Теперь - только связная и четкая осознанная речь. Первый день мы знакомились. По второму разу, так сказать. Хотя он все уже давно усвоил и мне еще рассказал, кто он такой, кто я такой и прочее прямо цитатами из моих собственных речей. Даже приятно, ни один мой ученик так обильно (и к месту) меня не цитировал. Наверное, потому что малышу совершенно не знакомо чувство подхалимажа. Из негативных моментов я должен отметить отдельные всплески агрессивности, от которых он так до конца и не избавился. Не знаю, будут ли они проявляться в дальнейшем. Возможно, дело просто в переходном периоде, и агрессивность со временем исчезнет. А может, причина в том, что я начал учить его языку и "включил" механизм осознания себя раньше, до того, как малыш перелинял, - в результате чего и "протащил" "дикую" личность в сознание нынешнего Мизинца. Агрессия, проявляемая им, не направлена конкретно на меня или на какой-либо отдельный предмет/группу предметов. Она, скорее, походит на внезапные приступы кашля - атакуется (словами или действием) все, что попадет в зону внимания, а потом атака так же быстро прекращается. Должен отметить, что на меня он ни разу не напал (физически), хотя в высказываниях порой бывает несдержан и не проявляет иногда уважения, которое следовало бы выказать в отношении к своему учителю. Но, уверен, этот-то момент я смогу подкорректировать.

/.../

Он спросил меня, почему я хожу на двух ногах, а он - на четырех. И почему мы так непохожи один на другого. Ведь он эльф, правильно? Мне пришлось объяснять, что он - "не совсем эльф", но ходить на двух ногах может и должен, так удобнее, потому что тогда передние конечности освобождаются и их можно использовать для каких-нибудь других целей. Мизинец тут же поднялся на задние ноги и прошелся по хибаре, глядя на меня и ожидая одобрения. Сообразительный малый! Мы побродили по окрестностям, я показывал ему разные растения и рассказывал о них. Ладно, это все ерунда. Вот утренний вопрос... похоже, я кое-чего серьезно не учел. Во всех наших односторонних "беседах у окна", я, конечно же, рассказывал ему о эльфах. Ну, не только о них одних - о гномах, драконах, троллях и прочих разумных расах - тоже. Но я ни словом не обмолвился о кхаргах. Во-первых, потому что в основном просто пересказывал легенды, предания, истории, которые сам когда-то слышал, а ничего не выдумывал. Во-вторых же... как ни крути, одно только существование звероящеров - уже проблема, тянущая за собой целый ворох задачек морального, психологического, политического, философского и пр. характеров. И решать их - не мне одному. Так что скользких тем я в "беседах у окна" по возможности избегал. Доизбегался. Теперь и не знаю даже, как мне быть. Как объяснить Мизинцу, что он - всего лишь подопытное животное, эксперимент, проведенный мною в важных целях, а что ему, пострадавшему, до целей?! Он ведь, выходит, никогда не сможет возвратиться к своим сородичам, жить нормальной жизнью... даже детей у него никогда не будет. Ведь он не знает языка кхаргов, а значит... В общем, над всем этим мне еще следует хорошенько подумать.

/.../

Итак, читать он наконец научился. Вопреки всем сложностям. Это должно было бы радовать меня, но нет, признаюсь, я напуган. Ко всему добавилась еще одна неприятность. Вернее, это сейчас я считаю ее неприятностью, а раньше воспринял бы с удовольствием, как еще одну свою победу. "Коллеги", явившись позавчера, сообщили, что в ближайшие пару месяцев смогут наведываться ко мне раза в два реже, чем обычно. У них там какие-то проблемы, не проблемы даже, а "крайне интересные исследования", и тратить время на визиты ко мне они не желают. Тем более, что я, молодчага этакий, прекрасно сам справляюсь и в подвозе продуктов и предметов первой необходимости так часто не нуждаюсь. Касательно же их функций тюремщиков-надзирателей, то "коллеги" сочли, что я давным-давно доказал свои добрые намерения и отсутствие желания сбежать. Наконец-то, не прошло и столетия, они сообразили! ...И как раз тогда, когда, пожалуй, я впервые за весь срок "заключения" нуждаюсь в их частых визитах. Но я решил ничего им не говорить. Не в этот раз. Возможно, в следующее их посещение. Покамест еще рано. Пугают же меня два момента. Во-первых, то, что Мизинец научился-таки читать. Опять вынужден признать, здесь моя ошибка. Мне не следовало давать ему понять, что сие вообще для него возможно. Но разве я задумывался об этом, когда вел свои "беседы у окна"? Теперь же мне приходится спешно переоборудовать собственную хибару (или, как я ее называю, хибару №1), устраивая там отдельный тайник для книг. Жаль, что я не отослал их с "коллегами" - впрочем, это могло бы вызвать у последних определенные подозрения. Но и позволить Мизинцу прочесть некоторые из книг я не могу. Просто не имею права! Отдельный тайник, пожалуй, мне следовало бы оборудовать и для этого дневника, но я не тороплюсь. Рукописные тексты Мизинец читает хуже, я проверял. Кроме того, вряд ли у него появится возможность ознакомиться с дневником - эту книжонку я постоянно тягаю с собой, хоть она и тяжеловата. Во-вторых, меня пугает то, что отныне мой звероящер начал забираться в странствиях все дальше и дальше от дома. Я не пророк, но предсказать дальнейшие развитие событий способен. Сперва он заметит кхаргов (и не приведи Создатель, чтобы те заметили его раньше!). Возможно, я прежде сам расскажу о них, дабы предостеречь Мизинца от ненужных и опасных ошибок. Но потом он - и это неизбежно! - станет наблюдать за ними и обнаружит то же, что и я: структуру их общества, то, как они выращивают детенышей и пр. Он поймет, откуда я взял яйцо (впрочем, здесь можно соврать, что нашел в джунглях - нелепая выдумка, но вдруг поверит). Поймет, что никогда не станет своим среди эльфов; поймет, что он - лишь игрушка в моих руках, научный эксперимент. Сколько бы я ни доказывал обратного... в конце концов, отчасти ведь это на самом деле так - моя привязанность к нему не настолько сильна, я веду себя с ним не так, как велит мне мое сердце, но как диктует разум ученого, просчитывая возможные последствия каждого моего слова и действия. Короче говоря, он поймет. И вот тогда... не знаю, что будет тогда. Возможно - какой бы уродливой, жестокой ни показалась мне эта мысль, но возможно, было бы лучше не сообщать Мизинцу про его сородичей. И тогда они отыщут его раньше, у них ведь отлично развито обоняние. Сам я убить его не могу. Впрочем, нет, я не могу и послать его на смерть. Потому что тогда кхарги решат, что где-то здесь, в еще не исследованном ими районе, обитают подобные им существа. И обязательно отправятся сюда на их поиски. А найдут меня. Теперь я, кажется, впервые с того дня, когда попал в свое "заключение", почувствовал таки себя в тюрьме - каменном мешке, из которого нет выхода.

/.../

Вот, это случилось. Мне, конечно, следовало догадаться. Мизинец нашел книги. По запаху. Когда я вернулся в хибару №1, он читал, читал с жадностью, бешено перелистывая страницы. И едва учуял меня, тут же набросился: "Почему ты не показывал мне их?! Ведь я давно уже прочитал то, что ты мне давал раньше!" Иногда он бывает очень агрессивным. Признаюсь, я испугался. Он вымахал уже на голову выше меня и продолжает расти (что-что, а кормлю я его как на убой). Во время же приступов Мизинец становится почти неконтролируем - и вряд ли я смог бы остановить его, если бы ему вздумалось ударить меня. Ну а удар лапой с эдакими когтями... Хоть я и объяснил ему, что когти нужно подстригать, они растут очень быстро. К тому же молодой кхарг невероятно силен. Словом, я испугался. И он, наверное, заметил что-то такое в моих глазах. Неожиданно Мизинец замер, не закончив движения и фразы, смутился и фыркнул (как я уже писал, так он выражает смущение): "Прости. Я не должен был кричать на тебя". Я сказал ему, что не прятал, а лишь хранил книги в недоступном для насекомых месте. А также сказал, что они нужны мне и я не могу покамест позволить ему читать их. Он очень расстроился и вскоре ушел к себе домой, в хибару №2. А я мысленно порадовался, что с некоторых пор переселился обратно, ибо находиться с ним в одном помещении для меня сейчас слишком сложно, почти невыносимо; и так уже мысли о том, как поступить с Мизинцем дальше, не дают мне покоя ни днем, ни ночью. Он ушел, но я знаю, что он обязательно вернется. Когда меня не будет здесь, когда я уйду за едой или хворостом, или отлучусь еще куда-нибудь, он придет сюда, чтобы читать дальше. Ведь все нормально, мне не нужны книги, когда я в отлучке. А таскать их с собой, как дневник, я не могу их слишком много, и они невероятно тяжелы для этого. И ни один тайник, новый ли, старый, не решит проблемы. Мизинец найдет книги по запаху. Тем более после сегодняшнего дня, когда он знает, что нужно искать.

/.../

Я сжег книги. Я их бросил в костер и глядел, как они горят. Для этого пришлось забрать их с собой далеко в лес, чтобы Мизинец не увидел. Книги... Возможно, во всей Аврии нету больше ни единого экземпляра некоторых из них. Однако я спалил их. Я совершил преступление, но во имя... Создатель, во имя чего?! Неужели я на самом деле - злодей, чьи деяния приносят лишь вред окружающим, разрушают все, что только можно разрушить?! Я не хочу верить в это, однако факты есть факты. И факты свидетельствуют против меня. Там, у костра, я едва ли не впервые задумался над этим. Потом мне показалось, что кто-то наблюдает за мной. Я обернулся, но никого не заметил. Я вернулся в хибару №1 - она пустовала. Мизинца я нашел в хибаре №2. Мы поговорили о разных вещах, как это делали раньше. Такие вечерние беседы перед сном я ввел, чтобы хоть частично отвечать на постоянно появляющиеся у Мизинца вопросы. Как я уже писал, иногда он становился просто невыносим, донимая меня ими - вот я и велел ему все вопросы придерживать до вечера. Сегодня, как ни странно, он почти ни о чем меня не спрашивал. Нужно ли писать, что меня это насторожило? А впрочем, ничего поделать я не могу. Совершенно ясно, что между нами возник и продолжает расти барьер отчужденности. Мизинец наконец стал понимать, насколько отличается от меня и других эльфов. Когда-нибудь, теперь я уже не сомневаюсь, он поймет все. Мы распрощались с ним - как обычно, безо всякого холодка в голосе или чего-нибудь подобного - и я отправился к себе домой. Но нет, покоя в моем сердце не было. Вот что меня тревожит: когда я обернулся, сидя у костра с догорающими книгами (когда мне показалось, что за мной наблюдают), позади на самом деле никого не было. Но покачивались ветви, как будто кто-то стоял там и успел уйти".

Глава первая. Загадочный вызов

1

- Хочешь, я расскажу тебе об этом человеке? - Надежда озорно улыбнулась и указала подбородком на "жертву". Дочка недавно прочитала "Приключения Шерлока Холмса" и еще находилась под впечатлением от дедуктивного метода Великого Сыщика. Подыгрывая, Максим подмигнул ей: - А давай соревноваться. - Это как? - Будем по очереди называть какую-либо из черт его характера. - Принято! - Дама - первая. - Ладно же! Держись, несчастный! Она задумалась, изящно подперев щечку кулачком. Глядя на дочь, Журский поневоле покачал головой: девчонке шестнадцать, а молодые люди уже без ума от нее. Эх, старик-старик, точно тебе говорю - через пару лет заделаешься дедом! Он поглядел вдоль автобусного прохода на объект Надюшиных исследований... - Человек, который не хочет, чтобы его узнавали, - выдала дочка первый вывод. - Аргументируйте, Холмс. - Темные очки, неброская тенниска, минимум вещей. - Ну и что? - поддразнивая ее, хмыкнул Максим. - Не согласен. Те же темные очки... вдруг у него плохое зрение, слабые глаза, от солнца слезятся. - И поэтому он уселся у окна, да еще и почти все время смотрит туда? парировала дочка. - Ерунда! Лучше делай свой ход, а то начинают тут всякие... - Мой ход? Что же, изволь. Он живет в городе, сюда приехал скорее всего по делам. Причем дела незапланированные и не совсем приятные - погляди, как он недовольно поджимает губы и постукивает по окну костяшками пальцев. Потом... он на самом деле довольно известный человек, скорее всего писатель. Примерно моего возраста. Белорус... - Ну-у, - перебила его Надежда, - это ясно, мы ведь сейчас в Белоруси! - ...но, возможно, некоторое время жил за границей, - как ни в чем не бывало продолжал Максим. - Зовут его Денис Федорович Резникович... При виде возмущенного Надюшкиного взгляда Журский искренне расхохотался и завершил: - ...и он мой давний приятель! Кое-кто в автобусе, в том числе и Резникович, обернулись на шумевших. Но даже если "жертва" был тем самым человеком, о котором говорил отец, Журского он не узнал. - Что ж ты к нему раньше не подошел? Врешь ты все! - немного обиженно заявила Надежда. - Да не вру. Я его сто лет не видел, понимаешь? И узнал вообще только когда ты придумала эту игру в дедукцию. - А почему тогда уверен, что это он? Чего ж твой "Резникович" отвернулся обратно к окну? Или снова спишешь все на "сто лет"? - А и спишу. Ладно, видишь, к остановке подъезжаем. Пока автобус будет стоять, подойдем, поговорим. И разберемся, ошибся я или нет.

2

- Денис Федорович? Можно автограф? Незнакомец вздрогнул и обернулся к Надежде: - Простите? - Ну, вы ведь тот самый... - Простите, вы меня, наверное, с кем-то спутали, - голос твердый, уверенный. Ошибки быть не может. Сидит себе человек, никого не трогает, и вдруг его принимают за кого-то другого. Что же, ничего страшного. Надюша пожала плечами и уже собиралась отступить, но тут вмешался отец, сперва решивший понаблюдать за "старым знакомым" издалека. - Погоди, Денис, не торопись. Тебя спутаешь! - Мы разве знакомы? - Конец девяностых. Стаячы Камень. Ну, вспомнил? Незнакомец сдвинул очки на кончик носа, стали видны его прищуренные глаза. - Макс? - неуверенно произнес он. - Журский? - А ты говоришь "спутали"! - довольно хмыкнул Максим. - Ну, здравствуй, "писатель"! Они обменялись ритуальным рукопожатием и похлопыванием друг друга по плечу. - Я, между прочим, за твоей творческой судьбиной внимательно слежу, признался Журский. - И что скажешь? - Уровень держишь, молодец! Слушай, я ж тебя с дочкой не познакомил. Надежда. Денис Федорович. Вмешивается "громкоговорительный" голос, который сообщает об отправке со станции: "просим пассажиров занять места" и все такое. - Надюш, ты не против, если я тебя сменяю на Дениса Федоровича? До Прудков недолго, так что... Доча - умница, она кивает: - Конечно, пап. Взрослые пересаживаются на места Журских, Надежда занимает сидение Резниковича. - В Камень? - спрашивает Максим. - А куда ж еще?! - Ну... Я слышал, ты бабкин дом продал. - Не совсем. После смерти родителей он к брату отошел. Кстати, хорошо что ты спросил. У тебя можно будет пожить немного, всего пару дней? - Конечно. Слушай, Денис Федорыч, я, может, не в свое дело лезу, но странно мне... - Зачем я еду? - Ну да. - Непонятная история... - Резникович заметил, как напрягся его старинный приятель и поспешил успокоить: - Нет, к тому, что случилось когда-то, это не имеет отношения. Во всяком случае, я не представляю, каким образом... - А что за история? - Да вот, пришло мне по e-mail`у сообщение, что, мол, появился в Камене откуда-то тип, который меня ищет. - Может, автограф хочет взять? - Да непохоже. И вообще, мол, срочно я ему нужен и все такое. Приезжайте, а то человек места себе не находит. - Ладно, а... откуда он взялся, кто такой, на кой ты ему понадобился?.. Резникович развел руками: - Не говорит! Но утверждает, что, во-первых, мы каким-то образом с ним связаны, родственники, что ли... А во-вторых, есть у меня еще одна причина... Не буду покамест говорить, на месте разберемся. Ну а как ты? Слышал, таки добился своего - собственный зоопарк открыл. - Открыл, - мечтательно улыбнулся Максим. - Расширяю помаленьку. Не одним же буржуям зверей спасать, как считаешь? Услышав архаичное "буржуи", Резникович развеселился: - Эт точно!.. А вообще как жизнь? Сложилась? - Жена, дочь, любимое дело. Жаль только в отпуск выбираюсь редко, да и то либо я, либо Машка. Она сейчас на хозяйстве осталась, за главную. - Дома? - В Центре... это то, что ты зоопарком называешь. - Ясно. Часто в Камене отдыхаете? - По-разному. Раньше и за кордон выбирались, но там для меня не отдых, а работа, - признался, смеясь, Максим. - Все время за какими-нибудь зверюгами начинаю охотиться, чтоб потом под полой через таможню сюда протащить. Ну и моя в конце концов вынесла приговор: никаких загранотдыхов, не хватало только, чтоб мужа в контрабандисты определили! - Забавно... - Не веришь? Зря. Ну помешан я на этом, что поделаешь... - Ты и тогда был такой, - протянул Резникович. - Мне другое странно. Я, например, после того лета не представлял, что когда-нибудь смогу вернуться в Камень. - Я тоже не представлял. Надюша уболтала: возьми и возьми, хочу в деревню! Она не то, чтоб избалованная... просто, знаешь, ребенок с детства по заграницам, экспедициям - а в деревне никогда не была. - Представь, а я так и не решился. Поэтому, наверное, и дом тот брату отдал. - Он там сейчас живет? - Кажется, нет. Но и не продал его, хотя собирался. Максим скептически хмыкнул: - Кому ж он нужен, дом? Кстати, а почему ты не можешь остановиться там, ведь это твой брат и... - Замнем для ясности, - отмахнулся Денис. - У него со мной "холодная война". Считает себя неудачником ну и... - Понял. О, а вот и Прудки, если не ошибаюсь. - Та-ак, тут где-то должен быть человек, который мне письмо писал. Обещал встретить. ...Но на остановке они никого не обнаружили и вынуждены были добираться до Каменя своим ходом.

3

Навстречу мчался рыцарь. Рыцарь был пеший, но при полном обмундировании. Он выблескивал на солнце кольчугой, словно свежепойманная рыбина-переросток, и так же активно хватал ртом воздух. А вы попробуйте пробежаться по лесной дороге, напялив на себя доспех, да еще со щитом на спине, да с мечом в ножнах, да плюс поножи, наручи и прочая рыцарская атрибутика! Оно сначала ничего, а потом с непривычки и начнете задыхаться... даже если и щит, и меч, и остальные причиндалы не настоящие, а "игрушечные". - Это, что ли, твой встречающий? - кивнул Максим в сторону рассекающего воздух рыцаря. Надежда прыснула в кулачок. - Наверное, - мрачно согласился Резникович. Приблизившись, рыцарь оглядел честную компанию, вздохнул с облегчением и начал стягивать с себя шлем. При этом он повернулся так, что стало видно поле щита - с трезубцем в форме фонтана и мрачным девизом "Мочить!". Наконец шлем был сдернут; под ним обнаружилась довольно симпатичная голова молодого человека, скорее всего, Надюшкиного сверстника. Голова сморгнула, еще раз оглядела путников и обратилась к Резниковичу: - Простите... Вы - Денис Федорович? - Я. - Здорово! Вы извините, что так получилось. Не успел я вас встретить... - Да ничего, все в порядке. - Ну и отлично... - Он протянул руку, представляясь: - Александр... Александр Сергеевич. Надюша снова хихикнула. Журский показал ей за спиной кулак, мол, и так парень сконфужен, не нагнетай. Резникович же пожал латную перчатку и поинтересовался, не Александр ли Сергеевич писал ему то письмо. Оказалось, именно он. - Пойдемте, он вас давно уже ждет. Знаете, как обрадовался, когда я сказал, что вы все-таки приедете! - рыцарь сделал неуклюжую попытку отобрать у кого-нибудь из прибывших вещи, но путники не позволили. Во-первых, ничего тяжелого в сумках не было, а во-вторых, молодому человеку и так несладко приходилось в своей броне. О последнем, разумеется, все тактично промолчали. Вздохнув (обреченно, но и со скрытым облегчением), Александр Сергеевич напялил шлем обратно и зашагал впереди команды, показывая дорогу и одновременно пытаясь что-то рассказывать. Поскольку дорога одиноко тянулась через лес, не разветвлялась и даже никуда не сворачивала, а голос рыцаря из-за акустических особенностей шлема деформировался до неразборчивости, Журский позволил себе отвлечься: - Интересно, откуда он такой взялся? - Пап, ты как маленький! - постыдила его Надежда. - Ты что, никогда про "игрушки" не слыхал? Ну, ролевые игры... - Слыхал, слыхал, - отмахнулся Максим. - Я просто не понимаю, откуда в Прудках ролевики? - Не в городе же им играть, им лес нужен. Вот собираются и едут куда-нибудь в глубинку. - Хотел бы я знать, каким боком это связано с моим таинственным "знакомцем", - вмешался Резникович. - Я же объясняю! - это рыцарь опять снял шлем. - Он, оказывается, кучу интересных вещей знает! Делать ему все равно нечего, так он нам помогает. Мы даже хотели его в "мастера" записать, да отказался. - Не повезло, - туманно подытожил Денис, не уточняя, кого имеет в виду: ролевиков, неизвестного или же себя самого. - Может, вы его уговорите? - Александр... Сергеевич, а, скажите, где он сейчас? - На "игрушке", в лагере. Не беспокойтесь, я вас в Камень доставлю, а потом за ним схожу. - Не стоит особо торопиться. Сперва расскажите-ка мне еще раз про этого человека. Как его зовут-то? Анатолий вы говорили? - Давайте я начну по порядку, - предложил рыцарь. И начал.

всплеск памяти

- Вот это прикид! - прошептали за спиной у Сашки. - Ни в одном каталоге такого не видел! Гарматник Александр Сергеевич, семнадцати лет от роду, среди друзей и со-игрушечников известный как Мочитель, вздрогнул и потянулся протереть глаза. Он полностью соглашался с Гэнди - конечно, Сашка не настолько досконально знал каталоги, но... Видно же и распоследнему слепому костюм, который на незнакомце, сделан вручную! И это при том, что лет двадцать как никто самоделками не занимается! Зачем? - существуют же специальные магазины, которые торгуют всем необходимым для ролёвки: залазишь в Интернет, заказываешь и через пару деньков - изволь, хоть викингом, хоть папуасом наряжайся и вперед. Ладно, допустим, есть еще такие сумасшедшие, которые предпочитают самолично изготавливать прикиды. Как говорится, не перевелись на Руси умельцы... но качество, други, качество! Все-таки самоделка она и есть самоделка, как ни крути. А здесь!.. - Здравствуйте, - произнес незнакомец. Он разглядывал ребят, и в глазах его одновременно читались изумление и восторг. - Здравствуйте. "А голос, кстати, с легким акцентом. Только не поймешь, с каким. Прибалтика, что ли?" - Сашка поздоровался, с трудом заставляя себя не пялиться на прикидец чудачины. Особенно Мочителя потрясли сапоги. Настоящие, кожаные, явно шитые под заказ, с вычурным ветвистым узором, сбегающим к носку, а потом поворачивающим к каблуку. Класс! Более того, ради внешнего вида явно не был принесен в жертву фактор комфортности. Сапоги, сразу видно, носились чудаком не первый день. В их голенища были заправлены не менее прикольные штаны, перехваченные обалденнейшим поясом с диковинной пряжкой в виде раскрытой книги. Плюс рубаха из тонкой, но явно прочной ткани. Плюс куртка, тоже выдающаяся. Кстати, у левого бока она подозрительно топорщилась, намекая на сокрытые под ней ножны с каким-нибудь кинжалом. И честное слово, Сашка бы не удивился, если б оказалось, что кинжалец - настоящий, с острой заточкой, какие на "игрушки", в принципе, брать не полагается. Однако ж на решившего покрасоваться богатенького фраера незнакомец вроде не смахивал. Казалось, ему вообще не могла бы прийти в голову подобная мысль, как бомжу никогда не придет на ум, что неплохо было бы узнать побольше о эльфах, не сказочных, а истинных, о которых говорится в скандинавских балладах. Кстати, именно эльфа чудак чем-то напоминал. Аристократичность, кажется, так это называется. Была в нем некая утонченность, но не изнеженность "голубого", а скорее изящность артиста. "Может, тут рядом какое-нибудь кино снимают?" - мелькнула у Сашки догадка. - А вы, простите, откуда? - Гэнди тем временем не зевал. Гарматник ни секунды не сомневался, что следующим вопросом приятеля будет: "А где вы взяли такой прикид?" Еще Гарматник не сомневался, что ответ Гэнди не порадует. - Это не важно, - спокойно произнес незнакомец. - Скажите... мне нужно найти одного... знакомого... куда я мог бы обратиться? - Он ролевик? - Что? - не понял чудак. Сашка же догадался: незнакомец и не слыхивал ни о каких ролевиках. - Ну... - начал Гэнди, перекладывая из руки в руку книжицу, которую таскал с собой. Неожиданно чудак потянулся за ней, почти выхватил томик у мальчика и показал на фотку, что красовалась на обложке. - Вот так совпадение! Это он! - Вы знаете Резниковича? Дениса Резниковича?! - опешил Гэнди. - Честно?! - Как я могу его найти? - настаивал незнакомец, игнорируя вопросы паренька. - Мне очень нужно с ним встретиться. Ребята переглянулись: псих? или все-таки не псих?.. - В принципе, - подал голос Сашка, - можем по Инету найти его "мыло" и отправить запрос. Только вряд ли он вам ответит, он, знаете, не то, чтоб отшельником живет, но... - Пошлите запрос, - в голосе незнакомца внезапно появились властные нотки, словно чудак привык повелевать... там, откуда он явился. - Я продиктую. Он наверняка ответит, я уверен. - Раз так... пойдемте с нами на почту, сразу и послание отправим, нашелся Гэнди. Видать, очень ему не хотелось отпускать этого дядьку, не выяснив, где тот раздобыл свой прикид. Сашка тоже был не против прогулки до Адзинцов. Сегодня все равно день пустой, ничего толкового не будет: народ еще не съехался, а те, кто подтянулись, ставят палатки и всякой фигней страдают. Обойдутся и без них двоих. - Хорошо, пойдемте, - после небольшой паузы согласился незнакомец. Они зашагали по дороге к райцентру. За все время, пока шли, Гэнди удалось выдавить из чудака такой минимум информации, что впору было вспомнить допотопные фильмы про доверчивых детишек и пользующихся их наивностью заграничных шпионов. Впрочем, кое-что незнакомец все-таки сообщил им: свое имя и то, что не местный. Причем Сашка так и не был уверен, что они правильно разобрали сказанное, ибо на вопрос об имени незнакомец пробурчал нечто невразумительное, а уж Гэнди сам истолковал сие как "Анатолий". На почте, кроме работавших здесь двух дородных тетечек, никого не оказалось. Устроившись за компьютером (вот они, преимущества 21-го века!), Сашка "вошел" в Интернет, загрузил поисковый сайт и отправил запрос на "Резникович+Денис". Среди списка сайтов, где присутствовало в самых разных вариантах сочетание этих двух слов, он выбрал тот, где скорее всего можно было найти e-mail писателя - и не ошибся. Создав бланк письма, он повернулся к Анатолию: - Ну, говорите, что мне ему писать. Тот продиктовал. Сашка лихо отплясал пальцами текст послания, перечитал вслух - нету ли ошибки? - добавил пару предваряющих слов от себя и адрес, на который следовало переслать ответ, ежели таковой будет, - и отправил эпистолу фантасту. - Всё? - поинтересовался Анатолий. - Всё. - А когда будут результаты. - А когда угодно, - небрежно отозвался Мочитель, увлекая чудака прочь от компьютера. Они расплатились с одной из тетечек и вышли на улицу. - Вы где, кстати, остановились? - вклинился Гэнди. - То есть? - Ну, когда ответ придет - вас где искать? Анатолий растерянно пожал плечами: - Признаться, я нигде еще не останавливался. Здесь есть где-нибудь гостиница или... - он о чем-то вспомнил и запнулся. "Без денег", - решил Сашка. Он так и думал. Вообще-то после продиктованного впору было записывать чудака в умалишенные: "Срочно нужна ваша помощь. Приезжайте как можно скорее. Это связано с Нисом. Это действительно серьезно. Пожалуйста, поторопитесь, иначе может быть поздно!". Ну дурдом!.. Однако почему-то Анатолий не казался Сашке психом. Вот, даже денег, оказывается, у него нет, а все равно... Есть в нем что-то такое. - А что значит "когда угодно"? Конечно, об Интернете он тоже ничего не знает. Странно было бы, если б знал. - Все зависит от того, прочитает ли ваш Резникович письмо сразу или сутки спустя. Тут мы ничего сделать не можем. И потом, неизвестно, захочет ли он приехать. - Захочет, - уверенности Анатолию было не занимать. - Даже если так, - продолжал Сашка. - Вдруг у него срочные дела или еще что-нибудь. Ответ-то он, если решит, сразу пошлет, но в остальном... - А где я могу подождать... ответа? Гэнди шанса не упустил и предложил чудаку место в палатке, в их лагере. Если, конечно, его не смутят такие малокомфортные условия. Было видно, что условия-то смутят, но отказываться Анатолий не намерен. Они отвели его в лагерь, накормили пшенкой с овощами и колбасой. Ничего, нормально, умял за милую душу. Особо расспрашивать его не стали. Чего человека зазря пытать, если сам он к разговору не расположен. Захочет - расскажет. Анатолий же покамест больше старался не говорить, а слушать и смотреть. Сашка, в свою очередь, наблюдал за ним, пытаясь для самого себя решить эту ходячую задачку. Потом чудак неожиданно заинтересовался кой-какими деталями "игрушечной" жизни, даже высказался пару раз, причем дельно. Поскольку на эту тему Анатолий не отмалчивался, вскоре выяснилось, что он классно разбирается в холодном оружии и некоторых других вещах. Народ его чуть на клочья не растащил. Все к Мочильнику с Гэндальфом приставали, мол, где вы такое чудо выискали? Те отмалчивались и другим велели "чудо" вопросами не донимать. Ну, свербели языки у многих, но тайны чужие уважать ребята приучены потому молчали. Хотя один прикид его... а-а, да что там говорить, душу лишний раз теребить! А Гэнди, вопреки Сашкиным опасениям, тоже от Анатолия отстал, не пытался что-нибудь из прикида выцыганивать. Сделать сие было бы проще простого, потому как во многих вопросах Анатолий казался беспомощным, аки дитя малое. Именно поэтому, если б Гэнди от чудака не отцепился, Сашка, наверное, крепко рассорился бы с другом. Но обошлось.

4

- Похоже, тут здорово все переменилось, - пробормотал Денис при виде улицы, на которой стояли друг напротив друга дома его брата и Журских. Пробормотал, потому что оба этих подворья резко контрастировали со всей остальной деревней. - Да уж, - откликнулся Максим. - Честно говоря, мне следовало давно продать этот дом и купить дачу где-нибудь поближе, да никак руки не доходили, времени не было и все такое. Память, опять же, о бабушке. Вот этого Резникович понять не мог. Воспоминания, связанные с Каменем, у них обоих были, мягко говоря, не очень приятные. Темнит чего-то Макс! Ладно, это его право. - Так это вы здесь живете! - довольно хмыкнул рыцарь Саша. - А у нас, представьте, даже спорили насчет вас. Ну, видели пару раз и думали, кто это такой. - Да не могли меня здесь видеть!.. - Денис запнулся, с запозданием сообразив, что слова были адресованы не ему. - Я на самом деле заглядывал сюда, - кивнул Журский. - Забрать кое-какие книги и вещи... Ну, милости прошу в дом! Резникович поневоле оглянулся на соседние здания - вот те и в самом деле можно было назвать домами! Каменные, почти все в два этажа, они имели достаточно модерный вид, чтобы на этом фоне деревянные хаты его брата и Журских выглядели допотопными. "Динозавры-с!" Внутри - то же самое. Запустение, отобразившееся на всем, напоминало о конце прошлого, двадцатого века, - тех годах, когда Макс и Дениска, два школьника, впервые познакомились, приехав как-то на каникулы к бабушкам в деревню. С тех лет, похоже, здесь бывали не часто. И все-таки кое-что, некоторые детали подсказывают - бывали! "Тогда непонятно... по словам Макса - он здесь с дочкой впервые, раньше ездил "по заграницам". Да и сам, если я правильно понял, он сюда редко наведывался. Или?.." - Ну, я пойду, - кашлянул Александр Сергеевич. - Знаете, Анатолий очень вас ждет, так что лучше я его приведу, ладно? Он получил добро и удалился, звякая доспехами. - Забавный субъект, - Журский покачал головой и повернулся к оставшимся: Ну, давайте-ка располагаться. И не перекусить ли нам? - Перекусить! - поддержал Резникович. Свои вопросы он решил оставить на потом. В конце концов, любопытство любопытством, но голод сильнее. Уже после импровизированного обеда Надюша не удержалась: - Пап, кстати, а вы откуда друг друга знаете? Ты мне никогда не рассказывал... Взрослые переглянулись. - Наверное, Денис Федорович лучше справится с этим заданием: пересказать "дела давно минувших дней". А я буду рядом, так что если он начнет совсем уж завираться, исправлю, устыжу и приструню. Заодно хоть порядок в доме какой-нибудь наведу, а то никак руки... - Журский осекся. - Словом, приступайте, господин сочинитель. - Да история, в общем-то, обычная. Двое мальчишек на каникулах. Я здесь бывал и раньше - Максим, насколько помню, приехал тогда впервые. Так что я вызвался быть его гидом по деревне и окрестностям, показать местные достопримечательности и так далее. От скуки и озорства мы соорудили на здешнем поле круги, какие бывают от НЛО - вы, наверное, не раз читали о них в газетах. Ну а потом неожиданно появились настоящие круги, которых мы не рисовали. Вместе с кругами - странные существа, похожие на громадных, размером с тигра, черных кошек... - Теперь понятно, - прервала его девушка. - Понятно, почему папа дом до сих пор не продал. Ты что, надеешься этих кошек поймать, да? - Что-то вроде того, - смутился Журский. - Вот так, сударь! - Надежда явно торжествовала. - Так кто из нас великий сыщик? - Я разве когда-нибудь спорил? - То-то же! Так чем там закончилась ваша история? - Собственно, ничем особенным. Круги и кошки исчезли, мы разъехались по домам. Но беда в том, что кошки эти, до того как исчезнуть, убили двух человек и нескольких собак. Так что можете себе представить, какие воспоминания у нас о Камене. Тем более, с одним из покойных я был хорошо знаком... Он замолчал, вспоминая. Да, события того лета впечатались в душу накрепко, и дело даже не в Толяне Белом, предводителе местной ребятни, чья смерть, конечно, была тем еще потрясением!.. Однако же дело не в нем... не в нем... - Что-то долго нету нашего рыцаря... - начал было Максим. Как раз в это время стукнула калитка, послышались голоса - и в комнату вошли Саша и... - Вот, - сказал рыцарь. - Привел, как и обещал. Знакомьтесь - Анатолий. - Элаторх, - машинально поправил его Денис. - Элаторх. Он почувствовал на себе удивленные взгляды Журских и смущенно пояснил: - Во всяком случае, очень похож... на одного моего персонажа. Именно таким я его себе и представлял. - Я и есть Элаторх, - тихо отозвался гость. - И я пришел сюда, Создатель, чтобы сообщить: мир, сотворенный тобою, в беде.

Киллах1 о ярости

Вначале не было ничего, лишь воды простирались беспредельно, удерживая в себе Ничто, покоившееся без движения, словно в глубоком сне; ибо воды возникли прежде иных творений. Однако постепенно воды наполняли и питали собою Ничто, сливаясь с Ним и таким образом превращая Его в Нечто. Они породили в Нем огонь. Великой силой тепла в них рождено было Яйцо. Во всяком случае, именно тогда, когда мощь тепла достигла своего апогея, Он впервые осознал, что находится в Яйце (так назывался Его мир). Тогда еще не было времени, ибо некому было отмерять время - и лишь позже Он заметил, что, плавая в питательных теплых водах своего мира, иногда оказывается в волнах более или менее прохладных - а на своде, обозначавшем границы Его мира, в это время тьма и свет сменяли друг друга. Так появилось время. И впитывая в себя воды, тепло и время Он изменялся, замечая, что мир Его становится все меньше и меньше. Наконец настал момент, когда воды почти исчезли - тогда Он, повинуясь некоему неосознанному порыву, пожелал развернуться. И для этого вынужден был разрушить свой мир. Это оказалось нелегко, и Он долго бил головой о твердый свод - и наконец мир треснул и раскололся. И Он выбрался вовне. Здесь тоже было тепло, но еще, как оказалось, - множество других вещей, зримых и незримых, которые, впрочем, все до одной были действительно существующими, ибо издавали запахи. А тепло, не издававшее запахов, излучало свет. Он вдохнул воздух и открыл глаза. Вокруг простирался мир, несравненно больший, нежели предыдущий, но Он знал, что рано или поздно, впитывая в себя тепло и время (а возможно, что-либо еще, что заменит Ему пропавшие воды), Он в конце концов вырастет и из этого мира - и тогда разрушит его, чтобы попасть в следующий. И так будет до бесконечности, пока существует тепло и время. Осознав это, Он закричал, ибо не в силах был сдерживать накопившийся в груди сгусток торжества и силы. Однако тотчас откуда-то сбоку Ему ответили криком не менее мощным. Ну да, теперь-то, когда этот звук привлек Его внимание, Он заметил и запах, исходивший оттуда же. Запах соперника, слишком похожий на Его собственный - а двое таких существ, это ведь ясно, не смогут ужиться в одном мире - ибо тот, как знал Он из предыдущего опыта, способен лишь одного насытить водами, теплом и временем до тех пределов, чтобы взращенный смог разрушить мир. И если двоим здесь не место, то... К тому же, подумал Он, удивляясь, как быстро мысли сменяют одна другую, к тому же, если вод поблизости нет, то не исключено, именно соперник и есть их заменитель, то, чем необходимо питаться, чтобы вырасти до пределов мира. Теперь, когда запах и звук слились в одно и ассоциировались у Него с одним-единственным объектом, оказалось, что пользу можно извлечь и из глаз. Ибо они еще и показывали объект. Вообще-то они показывали все вокруг, все, что издавало запахи, а также излучало свет. Сложность состояла в том, что раньше, в прежнем мире, всего было не слишком много и в глазах особой потребности не было, разве что дабы наблюдать за движением времени. Теперь ситуация поменялась. Он изучил (носом, ушами, глазами) ближайший участок мира. Как и предыдущее мироздание, нижняя его часть представляла собой поверхность, которая, закругляясь, поднималась кверху. А вот верхней части не было или, если точнее, находилась она далеко вверху и совсем не походила на нижнюю, ибо оказалась светло-голубой, с редкими прожилками белесых облаков. Нечто, что Он мог бы назвать красотой, наполняло это зрелище покоем и стремлением к созерцанию, но еще один крик откуда-то справа вынудил Его отвлечься. Еще в нижней части мира находился мир предыдущий, разломанный на куски. Рядом же лежало несколько мирков, похожих на этот, сломанный - но большая их часть оказалась целой. Тот же, из которого доносился крик, был надтреснутый, и нечто непонятное шевелилось по ту сторону, в щели. Он захотел оказаться поближе к источнику звука - и тело само, словно откликаясь на желание действием, повлекло своего обладателя к надтреснутому мирку. На несколько мгновений, изумленный таким поворотом событий, Он даже остановился и как следует оглядел самого себя, обнаружив, что является хозяином четырех отростков, которые и несут Его тело в любом выбранном направлении; пятый же отросток уравновешивал голову и помогал во время движения сохранять устойчивость. Он подивился, сколь совершенным творением является, но, опять-таки, был отвлечен от размышлений на данную тему криком. Следовало положить этому конец! И Он направился к надломанному мирку. Соперник не разбрасывался временем впустую - и теперь почти выбрался наружу, во всяком случае, его уродливая голова, не имеющая ничего общего с красотой, способная вызывать лишь отвращение, уже высунулась в мир внешний. Мир, который принадлежал Ему, а вовсе не этому уродцу с едким запахом и раздражающими звуками! На что еще может сгодиться такое беспомощное существо, как не для пропитания столь гармоничного во всех отношениях создания! Однако когда Он приблизился к уродцу, тот яростно зашипел и задергался изо всех сил (надо отметить, весьма ограниченных), чтобы поскорее выбраться наружу и, вероятно, что-либо предпринять. Не успел. Он распахнул рот и схватил уродца за нос, чтобы тот прежде всего перестал воспринимать запахи - ибо зачем такому беспомощному существу они нужны? Тот взвыл. Упершись передними лапами в плененного противника, Он резко мотнул головой, вырывая из жертвы кусок. Воды, совершенно другие по вкусу и запаху, наполнили Его рот - и Он глотнул, наслаждаясь насыщением! А потом отрывал все новые и новые куски, проглатывая их с жадностью и удовольствием оттого, что в мире больше не существует этого уродца, что тот наконец-то будет использован по назначению (то есть, для насыщения Его брюха). Разумеется, сразу съесть все Он не смог. Более того, Он почувствовал легкую усталость, ибо насытился до предела. Ему захотелось наполнить тело теплом, он уже даже удобно устроился рядом с останками своей жертвы, когда неподалеку раздался еще один крик. О, этот крик разительно отличался от того, который издал мертвый уродец! Нынешний был воплем торжества. Поглядев в сторону, откуда доносились столь возмутительные звуки, он увидел еще одного чужака. Однако на сей раз он не был уродцем или немощным. И он, этот чужак, очень ловко выбрался из своего предыдущего мирка - а теперь спешил со всех ног к своему убитому и менее удачливому предшественнику. И ведь явно не затем, чтобы точно так же погибнуть. И хотя Ему очень хотелось погреться на солнышке, приближающийся чужак излучал слишком явную угрозу, чтобы пренебрегать ею. Пока атакующий был еще слишком далеко, но с каждым мгновением приближался - и тогда Он отступил. Где-то там, позади, Он помнил, темнело несколько отверстий, которые, вероятно, вели в другие миры. Или, как минимум, забравшись в одно из них, можно было спрятаться от воинственного чужака. Пахло из отверстий привлекательно, не опасностью, а жильем. Он заполз в ближайшее, сперва как следует прислушавшись к звукам, что доносились оттуда, и еще раз проверив, нет ли там какого-нибудь враждебного запаха. Потом проник внутрь. Недлинный тоннель заканчивался круглой пещеркой, где можно было развернуться головой ко входу. Он так и сделал - и даже немного выполз наружу, чтобы поглядеть, что там творится. Чужак насыщался, отвратительно чавкая и проглатывая сразу большие куски. При этом он хищно поглядывал по сторонам - и едва заметил еще одного незнакомца, норовившего выбраться из собственного мирка во внешний (а таких чужаков становилось все больше), оставил добычу и ринулся в атаку. Его противник оказался достаточно сильным и ловким, чтобы успеть выскочить наружу и дать отпор. Они сцепились - зубы, лапы, хвосты, все вперемешку и покатились по земле. А вокруг выбирались из своих мирков другие чужаки: кто-то тоже кидался на ближайшего соседа или того, кто показался слишком слабым, кто-то - спешил к останкам уродца, чтобы побыстрее насытиться, пока остальные не заметили. Везде кипела жизнь, полная запахов, звуков, красок и движения. Очень скоро Ему наскучило наблюдать за тем, что творилось снаружи. Раз уж теплом насытиться не удалось, неплохо бы насытиться хотя бы временем. И Он вернулся в пещерку, улегся там поудобнее, мордой ко входу - и заснул под шум и вопли, доносившиеся снаружи. В любой другой день Он с удовольствием принял бы участие в потасовках (и примет еще не раз), но сегодня Он устал и поэтому отдал предпочтение сну. Впрочем, как следует насытиться временем Ему тоже не дали. Внезапно Он проснулся, почувствовав опасность. Опасность приближалась откуда-то снаружи, сейчас она ползла по коридору и вот-вот должна была оказаться в пещере. Он зашипел, приподнимаясь и вглядываясь во тьму (как ни странно, глаза теперь казались Ему почти такими же важными, как нос и уши). Где-то совсем рядом шевелилось нечто - мгновение спустя Он сообразил, что это один из чужаков, проломавших собственные мирки там, наверху - и теперь спустившийся сюда, чтобы... Впрочем, какая бы причина ни двигала вторженцем, сейчас чужак замер и принюхивался/прислушивался, пытаясь, видимо, решить, насколько рискованно продолжать нападение. Чтобы помочь в принятии этого решения, Он накинулся на чужака и успел ухватить его зубами за нос. Последовала небольшая потасовка; в конце концов вторженец вырвался и, поскуливая, убежал наверх. Но вот звуки затихли. Тогда Он поднялся с пола (Он прилег, немного утомленный схваткой с чужаком) и тоже выбрался наверх. Кажется, Он понял, почему вторженец посмел сунуться сюда. Хоть тот и обладал трусливым характером (о чем свидетельствует столь скорое бегство), но не был уверен, что в этой пещере кто-нибудь есть. Дабы на будущее обезопасить себя от подобных визитов, Он помочился неподалеку от входа в пещерку, тем самым ставя запаховую метку: "Здесь живу я!" После этого Он вернулся к себе домой и проспал там до самого утра - лишь первые лучи солнца, пробравшиеся внутрь сквозь небольшой тоннель, да громкие звуки очередной потасовки разбудили Его. Выйдя наружу неторопливо, хотя эта неторопливость стоила Ему большого напряжения, - Он огляделся. Видимо, Его величественное появление почти не произвело впечатления на окружающих - они по-прежнему выли и набрасывались друг на друга, а кое-кто уже пировал останками своих или чужих жертв, от которых доносился неприятный запашок подпорченной солнцем падали. И в это время откуда-то сверху появились сперва звуки, а потом и запахи новые, страшные и вместе с тем манящие. - Ну, - сказал чей-то голос. - Покормим-ка наших малышей. (Разумеется, для Него, как и для остальных "малышей", голос произнес всего лишь ничего не значащий набор звуков, но... Но что-то такое уже тогда всколыхнулось в Его сознании. И потом, постепенно, день за днем, Он начинал понимать слова, их значение - и это длилось до тех пор, пока Он не заболел, - о чем будет сказано в свое время). Голос пугал и очаровывал прежде всего гармонией звуков, которые издавал. Но был еще и запах - запах добычи, крови, недавней смерти! Все, кто находился сейчас внизу, - сражались ли они или же пожирали тухлятину, или вообще только сейчас выползли из своих нор - все, как один, вытянулись в струнку и подняли головы вверх, к этому запаху. Они жаждали насыщения, жаждали отыскать то, что так притягательно пахло. Вдруг к ним скользнуло нечто темное и плоское - стелясь по земле, оно рванулось в том числе и к нему. Но Он не побежал: темное и плоское не имело ни запаха, ни звука, оно было сродни теплу, которое лишь грело и светило - и больше ничего. Зато вслед за плоским и темным сюда упал кусок мяса. Тотчас все кинулись к нему - а сверху падали другие куски, обладавшие притягательным запахом смерти, невообразимо вкусные!.. И голос, расхохотавшись, заключил: - Хор-роши, стервецы! Гляди, как накинулись. С них явно будет толк. Сильные бойцы. А другой голос добавил: - Не только. Есть среди них парочка детенышей и посообразительней, - и темное, плоское снова зашевелилось, потянувшись к Нему. Но Он тогда не обратил внимания, всецело поглощенный борьбой за кусок мяса да наблюдением за соседями (некоторые были особо озлобленны и могли напасть). Наконец мясо закончилось. Кое-кому досталось меньше, чем они хотели, и несколько голов поднялось, выжидающе глядя наверх. Но плоское и темное судорожно задергалось, а голос издал некий сиплый однотонный вскрик, так непохожий на предыдущие его звуки, и лишь потом добавил: - Вот уморы! Они проморгали свою долю и надеются, что им дадут еще! - Так бывает всегда, - безразлично заметил другой голос. - Всегда найдется пара-тройка слабаков - и вот увидишь, они никогда отсюда не выйдут. И хотя Он тогда еще не понимал слов, Он вскоре увидел. Те, кто остался без мяса, не все были слабаками - некоторые просто слишком уж увлеченно сражались друг с другом, когда сверху начали бросать пищу, и поэтому они поздновато сообразили что к чему. Такие (а их было большинство) в следующий раз не зевали, хотя оставались не менее агрессивными, чем прежде. Их Он не понимал. Ясно ведь и так, что всех сразу не сожрешь, тем более, если не будешь расти. А Он хотел вырасти до пределов этого мира - и вот тогда-то, а может, намного раньше, Он расправится со всеми своими конкурентами. Разумеется, Он не собирается оставлять их в живых, просто попозже с ними будет проще разобраться. Другие соперники и впрямь быстро сдались. Они оказались слабаками, слишком медлительными, слишком тугодумными, чтобы выжить здесь. Они явно поторопились разломать свои предыдущие мирки. Одного такого слабака Он сам как-то разорвал на клочья - не потому что хотелось есть, но просто из-за очередного приступа ярости. Обычно они, приступы, накатывали на Него, но не очень часто - и тогда Он расправлялся с кусками древесины, раскиданными по всему котловану, или же рыл. Последнее занятие оказалось еще и полезным. Во-первых, норы, которые заняли Он и Его соседи отличались по размерам. Он занял одну из небольших - но Он и сам тогда был небольшим, и в те дни размеры норы Его успокаивали. Однако теперь Он рос - и рос, следует заметить, намного быстрее своих сверстников. Очень скоро нора стала слишком маленькой, Он еле протискивался сквозь короткий тоннель в пещеру. Существовало два выхода: отобрать более подходящую нору у соперника (и нор, и соперников вокруг было предостаточно) либо же расширить свою. После неудачной попытки выселить соседа, что жил слева (того самого, который в первую же ночь напал на Него), Он отдал предпочтение рытью. И очень скоро Его нора уже не казалась слишком маленькой или неудобной. Во-вторых же, запахи от испражнений. Чтобы пометить собственные владения достаточно было струйки мочи, но вот фекалии следовало закапывать в землю, иначе они мешали воспринимать остальные запахи окрест, и даже маленькие жучки, слетавшиеся в котлован и понемногу превращавшие фекалии в шарики, чтобы укатить их прочь, - даже жучки не спасали положения. В-третьих, воды хватало не всегда. В котловане имелось несколько бассейнов, куда в засушливые дни по специально опущенным желобам наливали воду, - но ее было, опять-таки, мало, и на всех не доставало. Тогда Он догадался выкопать неподалеку от своей норы небольшую ямку - и после дождя получал небольшой запас, который с удовольствием выпивал; нужно было только следить, чтобы никто из соперников не подкрался к ямке, когда Он спал, и не вылакал воду. Пришлось пару раз серьезно поцапаться с особо наглыми типами, после чего большинство в котловане принялось за сооружение собственных ямок, а не норовило выпить воду из чужой. В отличие от воды, мясо сюда сбрасывали без задержек, поэтому все обитатели котлована росли быстро. С таким же неизменным постоянством сюда поступало тепло, которое они вместе с мясом и временем жадно поглощали. И все так же наверху звучали голоса, издававшие странные в своей упорядоченности звуки. Постепенно Он начал понимать их (или Ему только казалось, что понимает). Всех обитателей котлована голоса называли "малышами" или "маленькими стервецами". Мясо - "мясом". Воду - "водой". И так далее. Раньше Он воспринимал все по-другому. Мясо для него было запахом, набором звуков (когда оно падает к ним сюда, и когда его ешь), вкусом и "картинкой", хотя последним - менее всего, потому что запахи, вкус и звуки остаются (ах да, еще осязание!), а выглядит мясо всякий раз по-другому. И вот оказывается существует нечто общее, что связывает такие подчас непохожие, чужие аспекты бытия - и это нечто - одно лишь слово, сочетание звуков, которое вызывает в твоем сознании целый ряд ассоциаций. То же самое с водой и прочим. Вообще со всем. И хотя Он пока не очень-то представлял практическую сторону такого использования звуков (вернее, слов), Ему очень нравилось, что узнать о грядущем кормлении можно, оставаясь внимательным к тому, что произносят голоса там, наверху. Это было очень удобно, это позволяло Ему приготовиться к кормежке и, соответственно, выхватить самый вкусный кусок, пока остальные растерянно соображают, что к чему. Невероятно полезная способность. Тем не менее слова и пугали Его. Даже не они сами, а то, что они принадлежали к верхней части мира - той, где жили голоса, откуда появлялось мясо, вода и плоские темные неопасные предметы, которые двигались соразмерно с голосами. И много еще чего появлялось именно сверху. По сути, верхняя часть мира была постоянным источником неизвестных явлений, вещей, событий, и Он с ужасом думал о том, как же много времени уйдет на то, чтобы все это постичь. К счастью, времени на подобные размышления у Него почти не оставалось - хватало хлопот и без того. Потом, с какого-то момента приступы ярости начали завладевать Им все чаще и на все большие промежутки времени. В такие минуты Он не контролировал себя и даже не всегда помнил, что делал. Однажды Он обнаружил себя над растерзанным телом соседа слева (того самого, с которым Он повстречался в свою первую ночь здесь); даже удивительно, как Ему удалось справиться с таким опасным и сильным противником. В другой раз Он очнулся на склоне котлована, под Ним была свежевырытая яма (и внушительных размеров!), а лапы Его еще продолжали движение, вырывая и отшвыривая прочь целые комки земли. "Маленький стервец наверняка будет землекопом!" - сказал тогда один из голосов. А второй рассмеялся. И очень нескоро Он сообразил, в чем же причина приступов. А она заключалась в Его самочувствии. С некоторых пор что-то в Его организме работало не так. Как будто какая-то его часть сломалась или вот-вот должна была сломаться. Нарушилась согласованность движений, возникло постоянное ощущение, что в горле застряла круглая твердая кость; и еще - зуд по всему телу. И от этого невозможно было избавиться, никак! Иногда Он даже жалел, что расширил короткий тоннель, ведущий в Его пещеру - там было бы так удобно чесать спину! Однако ни расчесывания, ни попытка проглотить кусок побольше (чтобы столкнуть с места ту проклятую круглую кость в горле!) ничего не давали. А приступы ярости учащались и становились все продолжительнее. В конце концов у Него поднялась температура - было такое ощущение, что мир вокруг перенасытился теплом и оно продолжает опалять всё, куда только способно проникнуть. Даже Его пещеру, где обычно было прохладно и очень уютно, а теперь стало невыносимо душно. Мысли перемешались в голове, лапы путались и не желали повиноваться. Он пополз наружу, чтобы испражниться, но не успел - и с отвращением унюхал, что даже тело Его исторгает слишком зловонное вещество, чтобы быть здоровым. Это была Его последняя разумная мысль. В том состоянии. Потом последовал продолжительный провал, когда Его тело само действовало, а Он лишь наблюдал за происходящим, но совершенно отстраненно, даже не пытаясь понять, что происходит. Наверное, так даже лучше. Возможно, если бы Он попытался понять, то сошел бы с ума. Озверел бы. И тогда не годился бы ни на что, кроме как на подручные работы, на жизнь зверя. Это Ему потом объяснили. А сейчас Он лежал на песке, весь истерзанный переменами, с Ним произошедшими, и смотрел одним глазом в небо (другой, закрытый, ничего не видел). - Ох, - сказал чей-то голос. - Колючек мне под хвост! Так обычно ругался один из тех, кто жил наверху, за краем котлована. Но тот ни разу не произносил это так, с такими интонациями. И тембр того голоса был другой. И ни разу до сегодняшнего дня тот не угадывал Его мысли. - Гляди-ка, - а вот этот голос был Ему знаком. - Один из маленьких стервецов уже научился говорить! Вот уж не думал!.. - К тому же он поднабрался от тебя всякой ерунды! - хохотнул второй. - Ну что тут, - произнес третий, совсем чужой, - есть подходящие? - Да, парочка в самый раз. Сейчас организуем. Чьи-то лапы подхватили Его и впихнули в мирок, ограниченный деревянными прутьями. Мирок закачался - Его куда-то несли. - Смотрите, осторожнее. Еще слишком слабые, - сказал второй голос. - Жаль будет, если эти маленькие стервецы загнутся, - подхватил первый. - Я не маленький стервец! - прошептал Он. - Я не маленький стервец!.. Голоса захохотали. - Да, определенно удачная генерация, - произнес третий. - Господин Миссинец будет доволен.

* * *

Ночь. Костер. Темные силуэты вокруг пламени. Один из них сидит, ритмично покачиваясь и наигрывая на шестиструнном инструменте - но не издавая при этом ни звука. - Эй, килларг2, да что ж ты все молчишь?! - не выдерживает кто-то из сидящих. - Нет, ведь пообещал-то киллах исполнить, а только и знает, что бренькать на этой своей... тьфу! Кхарг поднимается и, ворча, уходит куда-то во тьму. Остальные слушатели не спешат покидать нагретые места возле костра, но тоже недовольно фыркают и змеят хвостами по земле. Лишь один из них молчит, полуприкрыв веками глаза. Кажется, под эту музыку он вспоминал о чем-то своем, очень дальнем, очень давнем. - Ну что, - спрашивает килларг, - я угодил тебе, Избавитель? - Да... - хрипло шепчет тот, с полуприкрытыми глазами. - Но ты говорил, что расскажешь киллах. - Расскажу, - смеется повествователь. - А как же! И не один!..

Глава вторая. В ответе за тех, кого сотворил

1

Вот так, ни много, ни мало - "мир, сотворенный тобою, в беде"! Ребята подобрали где-то беглого психа, теперь не оберешься хлопот! Максим покосился на дочь. Та, кажется, не перепугалась, ее даже забавляло происходящее. Это хорошо. Это облегчает задачу. Ладно, сейчас надо решить, как избавиться от психа. Отправлять его обратно к ребятам в лагерь нельзя, но и оставлять здесь, заснуть в одном доме с ним... нет, это тоже не выход. Что ж, нужно будет с Денисом посоветоваться. Он, правда, растерялся не на шутку. Наверное, и впрямь гость похож на того персонажа, каким его Резникович представлял. - Хорошо, - Максим похлопал приятеля по плечу и, так как тот явно не знал, что и сказать, взял инициативу в свои руки. - Тогда, уважаемый... простите, не расслышал, как вас зовут? - Элаторх. - ...Да, так вот, Элаторх, не могли бы вы поподробнее рассказать о том, из-за чего вы, собственно, искали Дениса Федоровича? Наверное, тогда нам всем будет легче сориентироваться в происходящем и решить, чем же мы можем вам помочь. - Вы мне не верите, - в отчаянии констатирует гость. И потом почти мгновенно переключается на гневное: - Да как вы смеете!.. - Посудите сами, любезный... - Максим запнулся, не зная, по правде говоря, какие доводы использовать. И так ведь... ну-у, ясно ведь и так, что Резникович, хоть и наваял целый ворох миров и миришек, один другого занятнее, делал все это исключительно в компьютере да на бумаге. И появиться такому вот "прынцу заморскому" попросту неоткуда. Кроме как из упомянутой психушки. Костюм? Да, костюм у молодого человека знатный! (Кстати, вот вопрос еще, сколько визитеру лет, ибо выглядит он примерно на тридцатник, но вместе с тем во взгляде замечаешь что-то такое...) Так вот, рассказывая о костюме, рыцарь Сашка не преувеличивал. Даже наоборот, не смог передать всей "крутизны" оного. И что? Мало ли откуда такие костюмы берутся?! - Подожди, Макс, - Резникович, кажется, вышел из ступора. - Господа, я очень прошу вас - дайте нам с... с Элаторхом поговорить наедине. Максим открыл дверь в соседнюю комнату: - Конечно, если ты хочешь, - пожалуйста. А мы здесь подождем, пока вы придете к какому-нибудь решению. Он бессознательно подчеркнул последнее слово. Нет, а к какому "решению" вообще можно здесь прийти?! "Ладно, старина Элаторх, веди нас в свой мир, до ужина еще пару часов, как раз успеем спасти твое мироздание, в котором порвалась связь времен"? Так что ли?!.. "А ты когда-то был другим", - раздался в голове Журского голос. Максим вздрогнул, чувствуя, как по спине проходит волна страха, зарождаясь где-то у основания позвоночника и ледяной волной взбегая к шее, расплескиваясь по спине. Наверное, каждый человек время от времени мысленно вступает сам с собой в диалог, подтрунивает над собственными поступками и прочее, прочее, прочее. Но это - сам с собой! А когда в вашем сознании появляется чужой голос!.. Так ведь и мысленным заикой можно стать, черт возьми! Впрочем, "чужой" не значило "незнакомый". Хотя последний раз он звучал в сознании Журского в то далекое лето середины девяностых, когда события в Стаячем Камене приняли угрожающий оборот - когда Дениска, Макс, его дядя и еще несколько человек попали в "промежуточный" мир, куда обычно на некоторое время отправляются души умерших. "Вот именно! - укоризненно произнес голос. - Тогда тебе было легче поверить в существование некоторых вещей, которые сейчас кажутся тебе невероятными". - Папа! - прошептала Надюша. - Папа, кто это?! Дочка указывала на входную дверь, которая минуту назад открылась, впуская в дом некую низкорослую и лохматую сущность, более всего походившую на черта. Существо это, размером со вставшего на задние лапы зайца, плотно сбитое, передвигалось на мощных задних лапах. Длинные передние, с широкими, лопатоподобными ладонями, оно держало у пояса, не опираясь на них при ходьбе. Задние же лапы более всего напоминали мощные поршни, заканчивающиеся роговыми наростами, похожими на копыта. На голове гостя, круглой, тоже покрытой густым черным мехом, прежде всего привлекали внимание рога - два расширяющихся к основанию клина - на вид оружие очень серьезное. Но не рога, а глаза существа, огромные, неожиданно мудрые, впечатляли больше всего. "Здравствуйте, - вежливо поклонился вошедший, "транслируя" свои мысли уже для всех троих, в том числе и для рыцаря. - К сожалению, я вынужден вмешаться, потому что обстоятельства не потерпят промедления". - Какие обстоятельства? Черт не успел ответить - распахнулась дверь из другой комнаты и сюда ввалился обалдевший Резникович: - Что?!... Он узрел очередного визитера и судорожно сглотнул, потянувшись за носовым платком. Вытерев взмокший лоб, Денис перевел взгляд на Журского: - Откуда?.. "Сядьте пожалуйста, я все объясню. И пригласите сюда Элаторха". Когда аудитория, порядком взбудораженная, уселась наконец на диванчике и стульях, черт начал "лекцию".

2

Происходило что-то невероятное! Сашка Мочитель следил за развитием событий с замиранием сердца. Он вполне предчувствовал, что в первый момент Анатолию (теперь уже Элаторху) не поверят, что бы тот ни сказал. Ну а когда чудак высказался насчет мира, который нужно спасти... понятное дело, что взрослые скорчили постные мины и начали прогружать всякую ерунду. Небось, еще и за психа Элаторха приняли. Если бы кто-нибудь спросил сейчас Сашку, а почему он, здравомыслящий в общем-то парень, думает иначе, Сашка ничего бы не смог ответить вопрошавшему. И объяснить ничего не смог бы. То, что он с самого детства увлекался книжками в жанре "фэнтэзи", компьютерными игрушками с подобным же уклоном и в конце концов прибился к многочисленной армии ролевиков, еще ни о чем не говорило. В конце концов, он ведь отлично понимал, в каком мире живет, и знал, что никаких троллей, драконов и эльфов не существует. Равно как не существует Деда Мороза, Снегурочки, Фредди Крюгера и Супермена. Это истина, которая даже не требует доказательств. Об этом знают все. Однако за то время, пока он общался с Элаторхом, Сашка понял одно: в странном человеке, которому они с Гэнди помогали, не было ни капли лжи или фальши - но не было и одержимости, как у психов. Более того, Элаторх казался личностью весьма цельной, с ясными представлениями о каких-то общечеловеческих принципах, добре, зле и прочих подобных дефинициях. Да, он плохо ориентировался кое в каких повседневных делах - и что с того? Есть много известных писателей, художников, кинорежиссеров, которые ведут себя, как будто не от мира сего. Их мысли заняты другим, не обыденным, а высоким. Наверное, Элаторх из таких. Можно было принимать или не принимать такой подход к жизни - но Сашка верил этому человеку. Верил всему, что он говорил, и знал, что сказанное правда. ...И вот теперь: "спасти мир"! Сашка было засомневался... но тут явился черт и начал все расставлять по своим местам. Хотя нет, сперва он рассадил всех, а уж потом пустился в объяснения. Внешне черт был похож на малыша, напялившего новогодний костюм и решившего сыграть в обитателя пекла. Рожки, копыта, густой мех - все как положено. И невероятно мудрые глаза, как у Сашкиного учителя по языку и литературе. Или даже еще мудрее, хотя это сложно представить. Главное же и найневероятнейшее - черт "думал" прямо в их головы. Про телепатов Сашка много читал, даже помнил, что в каком-то журнале писали, мол, каждый, в принципе, обладает телепатическими способностями, только их развивать надо. На что Гэнди когда-то, хмыкнув, заметил: на гитаре, в принципе, тоже почти каждый может играть, только учиться надо. А каждый ли играет? Вот если бы сразу, безо всяких тренировок... - вот как сейчас, когда мысли черта звучали в Сашкиной голове. "Ваша цивилизация давно уже доросла до идеи множественности миров, поэтому не стану вдаваться в излишние объяснения. Тем более, что они занимают время, которого у нас крайне мало. И хотя многие люди не верят в существование так называемых "параллельных миров" (термин, кстати, не совсем точный), - таковые тем не менее существуют. О происхождении некоторых из них мало что известно, зарождение других же напрямую связано с тем или иным событием. Да и вообще все миры так или иначе соединены между собой. Связи между мирами прочны, в отличие от проходов между ними. Некоторые открываются раз в несколько столетий или же в результате определенных событий, которые происходят еще реже. И если момент упущен..." Элаторх вздрогнул и испуганно посмотрел на черта. Остальные, судя по всему, тоже догадались, к чему тот клонит. "Да, вы правильно поняли. Ваш гость - из другого мира. Это же видно с первого взгляда! К сожалению, ваше сознание слишком зашорено, чтобы непредвзято воспринимать поступающую извне информацию. Поэтому вы пытались дать происходящему объяснение с точки зрения так называемого "здравого смысла". Это могло бы привести к печальным результатам - поэтому нам пришлось вмешаться". - А где же вы раньше были?! - взорвался Максим Семенович. Если честно, Сашка и не ожидал от этого спокойного с виду дядьки такого накала страстей. - Я же искал вас, приезжал специально, звал... где вы были тогда?! "Пожалуй, мне необходимо кое-что уточнить, - бесстрастно отозвался черт. То, что в нашем мире открылся проход, мы смогли почувствовать сразу слишком уж сильные полевые колебания были вызваны этим событием. Что же касается вашего зова... боюсь, он оказался очень уж слабым, чтобы быть нами услышанным". Сашка подумал, что черт врет, но сделал это осторожно, дабы тот не "услышал". "Но давайте вернемся к проходу, который открылся в мир вашего гостя, продолжал черт. - Он, проход, очень хрупок и недолговечен. И насколько я понимаю, Элаторх явился сюда за одним из вас". Денис Федорович вздрогнул и хотел было что-то сказать, но в последний момент сдержался. "И уж во всяком случае самому Элаторху необходимо вернуться в свой мир до того, как проход закроется. Поэтому настоятельно прошу вас: не затягивайте с решением и не тратьте время на пустые разговоры. Мои собратья пытаются по мере сил удерживать проход, но долго это не продлится, особенно если вы станете сомневаться в реальности происходящего. Взгляните сердцем на то, что вызывает в вас недоверие, - и увидите правду. А теперь я вынужден покинуть вас. В вашем распоряжении чуть меньше суток, больше удерживать проход мы не сможем. С этой стороны его не открыть, хотя кое-кто из вас в принципе способен на такое. С той же, возможно, не окажется никого подходящего. И еще одно - соотнесенность по времени. Обычно наши миры "плывут" по временному потоку с разными скоростями, и Нис - скорее, чем мы. Однако теперь, ввиду появления устойчивого прохода, их движение синхронизировалось. Поэтому вам не нужно беспокоиться о том, что, перейдя в Нис, вы окажетесь в далеком будущем от того момента, когда Элаторх перешел сюда. Да и возвращаться вам будет проще, здесь не пройдет много времени, и почти никто не заметит вашего отсутствия и не станет по этому поводу переживать. Кажется, это все, что мне следовало вам сообщить". И черт, не прощаясь, вышел за дверь - а не испарился и не провалился сквозь землю, как подсознательно ожидал Сашка.

3

- А так хотелось отдохнуть на природе, - шутя, высказал сожаление Максим. - Ты о чем? - уставился на него Резникович. - Как будто ты не догадался! Но ладно, об этом позже. Приняв за рабочую версию о том, что Нис существует, я хотел бы побольше узнать - а) о том, что за беда там случилась, б) что это за мир такой. Подозреваю, что оба пункта связаны между собой, поэтому можешь отвечать не в строгой последовательности. Однако главное - я хотел бы знать, в какое пекло мы с тобой сунем головы. - "Мы с тобой"? - Перестань, Денис Федорыч! Ну не отпущу же я тебя туда одного! Я слишком любопытен для этого. Ты вот тут удивлялся, зачем я наезжал в Камень... удивлялся, удивлялся, не спорь! Виду не показывал, конечно, мол, мало ли... Так вот, никаких тайных свиданий и злоковарных планов. Я просто пытался установить контакт с этими... - Журский кивнул в сторону двери, за которой скрылся черт. - Ты же, наверное, знаешь: что дома Амосов, что Стояна-чертячника, что покойной Варвары Мироновны, - все сгорели. Не знал? Ну так вот, сгорели. Еще до того, как бабушка моя умерла... давненько это было... В общем, я не о том. Помнишь, в избушке Варвары Амос погреб был ну, из которого они меня тогда и вынесли наверх. - Пап, ты о чем? - вмешалась Надюша. - О том же, доча. О тех событиях в Камене, про которые тебе Денис Федорович рассказывал. - Кажется, это была сокращенная версия, - холодно сказала она3. - Так ведь события нескольких недель в пару предложений сложно втиснуть, заступился за приятеля Журский. - Короче говоря, дело в том, что черт этот (то есть, не именно он, а похожий на него) тоже принимал участие в тех событиях. Живут подобные ему глубоко под землей, и однажды мне довелось побывать там... С тех пор я не оставлял надежды повстречаться с ними еще раз, так сказать, установить контакт. Ну и когда у меня появился Центр и соответствующие возможности, я решил попробовать "достучаться" до них. Специально пару раз приезжал в Стаячы Камень - но безрезультатно. Оказывается, они меня "не слышали"!.. - против его воли в голосе Максима отчетливо проступила горечь обиды. - Ладно, Денис, давай, рассказывай нам про свой мир. - Только постарайтесь - без купюр, - добавила Надюша. - Без купюр? Без купюр, наверное, не получится. А то мы тут не одну неделю просидим, а ведь у нас нет столько времени. Так что, уж простите меня, Надежда, расскажу лишь о самом главном. С чего же начать? Наверное, с лестницы? Как-то в детстве я забрался на лестницу, но очень испугался высоты и упал. В результате пришлось отлежать в гипсе положенное количество времени. К тому же я словно в бреду каком-то пребывал, такое случается, когда у человека очень сильная температура: и не спишь, и не бодрствуешь, а так... на грани находишься. Вот на такой грани находился и я, - Резникович замолчал, задумчиво постукивая костяшками пальцев по столу. Он оглядел остальных: притихшую на диванчике рядом с отцом Надежду, Журского, который внимал ему с серьезностью и пониманием; расположившегося на табуретке, словно на боевом коне, и блестевшего глазами рыцаря Александра Сергеевича; наконец Элаторха, который сидел на стуле рядом с вешалкой и чей взгляд умолял не затягивать с рассказом и главное поверить ему, чужаку и незнакомцу, который, по сути, не был для Резниковича ни тем, ни другим. - В детстве я, как и большинство мальчишек, увлекался "вечно модной" фантастикой, в основном - фэнтэзи. Но ко всему прочему зачитывал до дыр собрания мифов и легенд. А уж классического "Властелина колец" знал едва ли не на память (причем не какое-нибудь там популярное издание, а академический трехтомный перевод из "Литпамятников")! И вся эта горючая смесь из прочитанного, дофантазированного и такого, что вообще существовало в одном лишь моем подсознании и никогда до того момента не выбиралось на поверхность, - вся эта смесь породила некий мир, который я назвал Нисом. Почему именно "Нис"? Только не смейтесь! Это аббревиатура от "Наука и Сказка". Журский стиснул руку Надюши, но дочка, похоже, и не собиралась хмыкать. Хотя такой вариант расшифровки ее явно позабавил. - А дело в том, - продолжал Денис, - что мир этот на самом деле составлен из двух половинок, которые на первый взгляд могут показаться несовместимыми. - Неужели ты про технологию и магию? Если так, то вынужден тебя огорчить... Резникович отмахнулся: - Погоди, Макс. Я не о том. В детстве же, кроме романтики мечей и колдунов, я испытал на себе влияние еще и романтики доисторических животных. Ты, наверное, поймешь меня, небось, и сам увлекался динозаврами и прочими мамонтами, а? - Было такое. - То-то же! Я - не исключение в этом смысле. Вот мне и захотелось (а может, мой разум в бреду "выдал" такую установку), чтобы природа того мира - моего мира! - вмещала в себя флору и фауну Палеозоя. - Почему именно Палеозоя? - Спроси у того мальчика, который, подчеркиваю, в бреду все это выдумал! И не отвлекай меня своими вопросами, я и так скоро запутаюсь! О чем бишь... - Природа Палеозоя, - подсказал сэр Мочитель. - Да, спасибо. Вот и получилось, что наука плюс сказка. К слову, на самом-то деле от науки там не слишком много. Мне хотелось, чтобы мир был поинтереснее, и я со всей безответственностью впихнул туда еще и коней (ну, чтоб было на ком скакать!), коров... - ...чтоб было кого доить! - не выдержала Надежда, и все захохотали, даже напряженный Элаторх. Но Резникович не обиделся. - Вот именно! - подтвердил он. - Ну, еще цветочков, чтобы было что дарить прекрасным дамам... и так далее4. Даже те животные, которых я стянул у палеонтологов, иногда претерпевали сильнейшие изменения. Например, меганевры (это такие стрекозы, на Земле размах их крыльев достигал метра) - так вот, меганевры у меня такие, что на них может летать взрослый человек или даже два человека. Каково? - Круто! - совершенно искренне отозвался Максим. - И сразу чувствуется, что создатель находился в бреду. - Ага, вот теперь, похоже, ты начинаешь меня понимать! Но вернемся к моей больничной койке. Сперва я просто продумывал, как бы это могло быть, а потом.... потом начал играть взаправду. Как будто до того момента репетировал фрагменты спектакля и вот наконец выступил с премьерой. Или нет, даже не это - а словно собирал материал перед тем, как сесть и писать новый роман. В общем, вы понимаете? Аудитория послушно закивала, хотя Элаторх, судя по всему, мало что понял. Он вообще выглядел так, будто мир вокруг него летел в тартарары. - Так вот, потом началось представление. Мне сложно пересказать вам все, происходившее тогда. В конце концов, я был всего лишь захворавшим мальчиком... Однако был я им только в больнице - а где-то в другом месте я представлял из себя совсем другую сущность, демиурга, творца миров. И силой своего воображения я разыграл спектакль, в котором был сперва и сценаристом, и режиссером, и актером. - Но потом актеров прибавилось, - заметил Журский, взглянув на Элаторха. - Да, совершенно верно. Потому что созданные моим воображением существа ожили. Они стали самостоятельными! Их бытие не зависело уже от меня, от моей воли и моих желаний!.. Я продолжал обустраивать тот мир, но у меня появились помощники, с которыми я общался на равных... почти на равных. Резникович замолчал, снова выстукивая костяшками какую-то мелодию. Максиму показалось - траурный марш. - Ну а потом я вынужден был уйти. Вернуться в собственную жизнь и собственное тело. Меня "спасли". Хотя нет, ироничный тон здесь неуместен, меня на самом деле спасли. Они же не знали, что со мной происходило. Я и сам-то толком не знал... Одно точно - после больницы никаких снов про свой мир я не видел. Вообще ничего похожего. Чтобы сохранить хоть какую-нибудь память о Нисе, я начал записывать то, что еще помнил; начертил карту... Денис махнул рукой: - Пустое! Все равно я в конце концов позабыл, воспоминания ушли, словно песок сквозь пальцы. - Он сжал и разжал кулак: Вот так. Будто ничего и не было, один бред. Он перевел взгляд на Элаторха и смущенно прошептал: - Прости. - Ну что ты, Создатель!.. - Я должен был, должен был... поверить своему сердцу! Прислушаться к нему. - Извини, Денис Федорыч, - вмешался Журский, - но мне кажется, твое самобичевание несколько не ко времени. О связи между тобой и Нисом я более-менее представление получил. Теперь давай перейдем к тому, что стряслось. Элаторх, просветите нас, пожалуйста, в чем там дело? ...И кстати, если уж на то пошло, Денис, ты нам так и не представил своего гостя. - Да, конечно. Это Элаторх, наследный принц, сын эльфийского правителя Бурин-дора. - Вот, совсем другое дело! Так что там у вас произошло, ваше высочество? - Прошу, давайте без титулов, - устало вымолвил принц. - "Произошло"? Скорее уж - "происходит". И мы сами до конца не разобрались в этом. Вот почему нам понадобилась помощь Создателя, - он почтительно поклонился Резниковичу. - Мне, господа, кажется, что объяснить ситуацию лучше смог бы мой учитель, Мэрком Буринский. Он давно наблюдает за происходящим по всему миру - собственно, именно он и подал идею с Кругами Эльфов. - А что с Кругами? - спросил Денис. - Я ведь через них прошел... Но давайте об этом позже поговорим. Если тот... вы его чертом называете? - если черт прав... - Но что в мире-то вашем творится?! - настаивал Журский. - Не знаю. И кажется, никто не знает. Происходит что-то невероятное. А началось это лет четыреста назад, когда впервые созвездия переменились. - Так. Это всё? - Нет, я же говорю, "началось"! - голос принца раздраженно зазвенел. - Но, повторяю, вряд ли стоит сейчас тратить время на пересказ событий - он займет не один час. А ведь черт сказал, что время у нас течет быстрее, чем здесь. - Он прав, - кивнул Резникович. - Прервемся пока. Нам нужно кое о чем переговорить с Максимом Семеновичем. Простите нас, - и писатель увлек своего давнего друга на улицу. - Так вы и вправду эльфийский принц? - недоверчиво вздохнул Сашка. - Что, не похож? - В том-то и дело, что похожи! Но ведь не может быть... - он осекся и только качал головой, не спуская глаз с "чуда".

4

- Насыщенный денек, - буркнул Журский, когда они с Денисом устроились на лавочке возле дома. - Как говорится, все страньше и страньше. Чем порадуешь? - Хотел с тобой посоветоваться. - Мне бы кто посоветовал... Ладно, давай без экивоков. Мохнатику я верю. Ты же помнишь, я был у них тогда - они врать не станут. Да и незачем... Хотя, конечно, поверить в такое трудно. - Я о другом. Понимаешь, Макс... Отложим в сторону "может быть", "не может быть" - это уже произошло. Вот он, - кивок в сторону дома, - явился за помощью. Ко мне - за помощью. А чем я им могу помочь? Журский пожал плечами: - Вопрос, конечно. Но такое надо на месте решать, он ведь нам толком так ничего и не объяснил. - А в принципе - ну чем?! Подумай, я ж не Рэмбо какой-нибудь, чтобы там пулемет наперевес и в атаку. И не академик, не Нобелевский лауреат, не махатма. Я всего лишь писатель, который, если честно, не обладает никакими выдающимися способностями: ни в физическом, ни в умственном плане. Понимаешь? Чего бы от меня там ни ждали, я этого не смогу им дать. - Ты их Создатель, - неожиданно серьезно произнес Максим. - Ты их, дружище, сотворил. И это - самый сильный довод, практически, неоспоримый. "Ты в ответе за тех, кого сотворил". - У Экзюпери было по-другому. - "Приручил" - частный случай от "сотворил". Давай не будем тянуть время. Мне еще ужин сегодня готовить. Если мохнатик не соврал, мы при самом плохом раскладе успеем до вечера вернуться сюда. Надюшку я оставлю на попечение этого рыцаря... или рыцаря на Надюшкино попечение... Короче, думаю, до нашего возвращения они тут ничего криминального попросту не успеют сотворить, она у меня дама строгая. Приберут в доме и дождутся нас с тобой, спасателей миров и героев галактик. Мне еще нужно пару строк черкнуть... на всякий случай, а ты тем временем собери вещички, которые могут пригодиться. Только не очень жадничай, консервы детям оставь думаю, твой эльфийский принц как-нибудь уж нас прокормит. - По-твоему, то, что нам предстоит, так забавно? - Ну а что мне, закусить губу и цедить слова сквозь зубы? Или, думаешь, я не помню, с какими сложностями мы столкнулись, когда попали в тот аналог Чистилища двадцать с лишним лет назад? Помню. Но закусывать губу не намерен, и слова цедить - тоже! И тебе не советую, ибо бессмысленно это. - Может, ты и прав, - тихо согласился Резникович. В комнате они обнаружили маленькую пресс-конференцию в самом разгаре. Надюша и Александр Сергеевич бомбардировали Элаторха вопросами, а тот вяло защищался, рассеянно отвечая и с растущим беспокойством поглядывая на дверь. И лишь когда в дом вернулись Резникович с Журским, дети наконец оставили эльфа в покое. Максим перехватил взгляд Надежды и укоризненно покачал головой, в то время как его приятель объяснял Элаторху, что еще немного и они отправятся в путь. Потом они принялись укладывать вещи, а Журский одновременно еще и инструктировал молодых людей, как себя следует вести во время их с "Денис Федорычем" отсутствия. Были написаны и запечатаны в плотные конверты два послания "на всякий случай". Впрочем, добавил Максим, скорее всего никаких случаев быть не должно. Наконец сборы закончились. Присев "на дорожку", как то велит обычай, все пятеро вышли на улицу, где и надлежало расстаться. - Кстати, а где проход-то? - небрежным тоном поинтересовался у Элаторха Журский. Тот кашлянул и гордо блеснул глазами: - Я помню дорогу, но для этого, боюсь, нам придется попетлять. - Я могу довести вас до того места, где мы встретились с ним, - подал голос рыцарь Сашка. Максим подумал и резюмировал: - Годится. Но ты, Надежда... - Папа! Я уже не маленькая! И лучше прогуляться по лесу, чем сидеть одной в пустом и старом доме. - И мне одному не так страшно будет возвращаться, - признался, покраснев, сэр Мочитель. И поглядел на быстро темнеющее небо. - Ну что с вами делать... Взрослые подхватили дорожные сумки, в которые они сложили предметы первой необходимости, одежду и прочее, и зашагали по улице. Рыцарь Александр Сергеевич быстро выбрался вперед и вел их, бряцая так и не снятыми доспехами. Зрелище, вероятно, получилось то еще, ибо сидевшие на скамеечках местные жители только головами качали, а детвора аж с ума сходила, крутясь вокруг Мочителя. Они явно видели его и раньше, но блестящие доспехи не могли не вызывать у ребятни искреннего восхищения. Элаторх и Надежда чуть приотстали, и дочка Журского о чем-то тихо спрашивала эльфа, а тот так же тихо отвечал ей. Что же до взрослых, то они шли сейчас, захваченные в плен воспоминаниями двадцатипятилетней давности, и мало внимания обращали на окружающее. Стайки детворы в конце концов распались и исчезли. Сообразив, что чудные незнакомцы направляются к мосту через Струйную и дальше, в лес, местные предпочли возвратиться по домам: приезжие, вероятно, собрались в Адзинцы, что за лесом лежат, но нам-то туда ни к чему. В лесу рыцарь Александр Сергеевич неожиданно свернул с дороги и зашагал по какой-то тропке в самую чащобу. Судя по всему, здешние заросли были знакомы ему как свои пять пальцев, так что сэр Мочитель уверенно вел всю честную компанию в ему одному известном направлении. - Не переживайте, - бросил он, заметив встревоженный взгляд Журского, скоро будем на месте. Однако когда рыцарь наконец остановился и повернулся к Элаторху, тот ничего не сказал. Было слишком темно, выражение лица принца скрывали многочисленные тени, но Журский догадался, что эльф растерян. - Мы тогда нашли вас здесь. - Да, - кивнул рыцарю Элаторх. - Но... - Но то было днем, а сейчас ночь, - подсказал Резникович, доставая карманный фонарик. - И все-таки предлагаю осмотреться. Желтый, болезненный луч света полоснул по черным ветвям деревьям, зацепил лица людей и наконец... - Кажется, я знаю, куда идти, - мрачно заметил Журский.

5

Это был очень странный камень... - нет, скорее даже не камень, а каменный столб, чья форма намекала на явно рукотворное происхождение. Сашка только подивился: столько раз по здешним лесам бегал, кажется, каждое дерево знает, но такого ни разу не замечал. Зато, похоже, писателю и его другу столб был хорошо знаком. - Стойте-ка здесь, - велел, вскинув руку, Максим Семенович. - Ну-ка, Денис, погляди, где проходит граница. - Да до границы отсюда... - начал было Сашка. Но тут же замолчал. Потому что увидел ту границу, о которой говорил Журский. Сперва он обратил внимание на несколько веток со странно расположенными листьями. Как будто те находились на краю некоего силового поля из фантастических фильмов - и отклонялись наружу. Даже наиболее тонкие ветки чуть-чуть загнулись, хотя причин для этого, вроде не было (к тому же в лесу сейчас - ни ветерка). Потом Мочитель присел на корточки и вгляделся в траву - и там заметил то же самое: стебельки своим расположением словно отмечали невидимую силовую линию. Границу. В слабом свете фонарика это зрелище казалось ему нереальным, фантасмагорическим, но ведь и день сегодня такой же, наполненный событиями, в которые верится с трудом. Максим Семенович тоже заметил границу. Он велел Сашке и Надежде оставаться снаружи "и ни в коем случае не входить внутрь круга!". Только теперь сэру Мочителю стало ясно, что граница образовывает некий круг с центром в районе столба. Взрослые переглянулись. - Ну что, - сказал Журский, - прощаться долго не будем, и так ведь, если наш черт был прав, скоро вернемся. Всё, доча, веди себя здесь прилично и маме передавай привет. - (Сашка мысленно отметил несуразность: если они скоро вернутся, какие могут быть приветы маме?..) - И вам всего хорошего, молодой человек. Приглядите за Надеждой, ладно? Ну, пошли, - и они втроем зашагали к столбу, отодвигая ветки и обходя кусты. Перед этим Резникович отдал фонарик Сашке, так что теперь сэр Мочитель мог подсвечивать им. И поэтому очень отчетливо видел то, что там происходило. Трое подошли к столбу (пока шагали, Элаторх опередил своих спутников и теперь первый оказался рядом с ним). Эльфийский принц протянул руку и бережно коснулся поверхности столба. Потом шагнул вперед, начиная движение вокруг него против часовой стрелки. За Элаторхом последовали остальные. Столб был большой, высокий. Казалось, он разрезает ночь на две половины а еще казалось, что он разрастается... но нет, все наоборот - когда эльф скрылся за столбом, тот начал съеживаться. Следующим был Резникович. Потом - Максим Семенович, обернувшийся напоследок и, почудилось Сашке, подмигнувший им из темноты. Луч фонарика метнулся за ними, скользнул по столбу... но никого там не обнаружил. И Элаторх почему-то не торопился выйти с другой стороны... - Ты так и собираешься здесь стоять? - ядовито поинтересовалась девчонка. - Сам-то дорогу обратно найдешь? Сэр Мочитель непонимающе взглянул на нее. - Найдешь, по глазам вижу, что найдешь. Ты не бойся, сам ведь говорил, что тут недалеко. И она зашагала к тающему столбу, самым нахальным образом переступив через границу. И что, по-вашему, оставалось делать Сашке?!..

Ночь. Костер. Темные силуэты вокруг пламени. - Да... - хрипло шепчет кхарг с полуприкрытыми глазами. - Угодил. Но ты говорил, что расскажешь киллах. - Расскажу, - смеется повествователь. - А как же! И не один расскажу! Вот прямо сейчас и начну. Собственно, уже начал.

Киллах о клетке

Было это не так давно - и все же многие из нас уже не помнят тех дней. Ибо тысячи перемен произошли с тех пор, и они, подобно неисчислимым каплям дождя, застили от нас прошлое. Спросите меня, с чего началась эта история? Легко ответить - началась она с неведомой болезни, которой захворал один из богатых кхаргов, живших в Гунархторе5. В те времена не было еще единой Державы и все кхарги жили по-разному. Однако же два способа жизни были основными: в деревнях и в городе. Большинство кхаргов селились в деревнях вокруг своих Плато Детства, ибо сильна была в них тяга к тому месту, где впервые вылупились они на свет. Нынче все по-другому, а тогда иные из селюков настолько привязаны были к своему Плато, что становились нервными, озлобленными и даже погибали, если оказывались вдали от него. Однако и в те годы уже вылуплялись, бывало, кхарги, которые могли беспрепятственно покидать район своего Плато и уходить странствовать по свету. Таких кхаргов называли дорожниками - и именно они начали строить собственные поселения, которые именовали городами. Города возводились на особых местах: перекрестках дорог, границах деревень или целых кланов... А еще - там, где указывал своим детям Одноокий. Жил дорожник по имени Ловчага. Разные занятия перепробовал он за свой долгий век: был и истребителем хищных тварей, и вором, и охранником купеческих караванов. Случилось так, что один из его последних клиентов-толстосумов умер, и все богатство досталось Ловчаге. Так Ловчага стал купцом. Дело это он уже знал и смог увеличить то состояние, что получил в наследство. Да вот беда, однажды Ловчага захворал: кожа его покрылась влажными белесыми наростами, ощутил он слабость во всем теле и понял, что скоро навсегда отправится к Одноокому. Велел он позвать к себе лучших лекарей в округе - но ничем не смогли помочь они захворавшему. Лишь один сказал: всё, мол, во власти Одноокого. Решил Ловчага и впрямь обратиться к Господу с просьбой о помощи. Оставил он деревушку, в которой поразила его хворь и в которой долго лежал он в надежде на помощь врачевателей, - и ушел далеко в джунгли, чтобы помолиться. Говорят, что был он при том столь обессилен, что в молитве закрывал оба глаза, хотя, может, и не правда это. Как бы там ни было, а Господь откликнулся на его призыв. Внезапно на голову молящемуся Ловчаге упал плод с дерева. Никогда до этого кхарги не ели ничего, кроме мяса - но в тот момент был Ловчага отчаявшимся и решил, что хуже ему уже не будет. Он съел тот плод и понял, что ошибался. Ибо стало Ловчаге значительно хуже, чем было до того, и он начал думать, что теперь-то точно отправится к Одноокому. И как раз в этом не совсем ошибался. Ночь перележал Ловчага в бреду, а на утро ему полегчало. А еще через неделю он полностью вылечился - и тогда решил, что должен каким-то образом выказать свою благодарность Одноокому. Нанял он наилучших зодчих, каких только смог найти, и велел возвести храм Господен в Гунархторе - да самый величественный, самый богатый. И тем презрел он обычаи, согласно которым холм для Одноокого (в отличие от холмов кхаргов, особенно кхаргов зажиточных) не должен был быть излишне пышным. Говорят теперь, что этот обычай пошел от самих же богачей, не желавших тратиться на храмы, - хотя, может, и не правда то. Как бы там ни было, а, согласно легендам, именно гунахторский храм стал причиной того, что в Город Мечты пришел господин Миссинец. ...Пришел он с запада, откуда всегда приходят перемены. Был он одет обычно для дорожника, и только странный оттенок кожи да выжженный правый глаз выделяли его из толпы. У западных городских ворот стояли тогда на страже два воина, Дупло и Хрипач. Времена были суровые, ибо разрозненные кланы, не объединенные еще тогда в Державу, часто воевали промеж собой. Клан состоял из населения деревень того или иного Плато Детства. Враждовали в те годы по любому поводу - и казалось некоторым мудрецам, что ярость таилась в самой природе кхаргов. Излишне резкий вызывающий запах встреченного на тропе чужака, косой взгляд, неосторожное слово или принятый за угрозу жест, удачная охота соседей, совпавшая с неудачами своих добытчиков, даже просто подходящая для войны погода - все становилось поводом для стычек. Города же изначально считались нейтральными по отношению к таким столкновениям тем более, что оные редко длились дольше месяца и, как правило, заканчивались массовым обменом пленными, подарками, извинениями и заключением перемирия (столь же недолговечного, как и война, его породившая). При этом и подарки, и извинения приносились из рук с обрезанными когтями - и с не менее искренней же ненавистью через пару месяцев два побратавшихся кхарга из разных кланов могли метить друг в друга копьями или рвать друг друга отросшими к тому времени когтями. Не раз случалось, что в запале сражения два или больше враждующих кланов пытались втянуть в свою стычку близлежащий город. Конечно, градоправители жестко пресекали эти попытки, но... Словом, ни высоченные каменные стены, ни бдительные стражники у городских ворот никогда не оказывались лишними и поэтому же Дупло и Хрипач с подозрением смотрели на странного чужака, подходившего к ним вместе с остальными дорожниками Сперва стражники сочли его бродягой, изгоем. Конечно, из селения просто так не выгоняют, но ведь известны разные случаи. Особенно же смутил Дупло и Хрипача выжженный глаз дорожника, сверкавший, словно искра от костра. Не бывает законопослушных кхаргов - да с таким глазом! Однако ничего поделать они не успели. Должно быть, не обошлось здесь без вмешательства Одноокого (хотя и не можем мы утверждать сие с уверенностью). Просто вдруг помимо собственной воли оба стражника как бы окаменели на некоторое время - и даже не могли позвать из караульного помещения своих сменщиков. А когда эта их недвижность прошла, исчез и смутивший их дорожник - и они так и не остановили его. Хотя если Дупло и Хрипач думали, что никогда больше не увидят этого одноглазого кхарга, то они ошибались. В городе, конечно, все по-другому. В селе - да что там селе, даже в селах одного клана - и то каждый знает каждого: по запаху, по внешности. Ну а в городе - в лучшем случае соседей по кварталу. Ибо нет ничего более непостоянного и непредсказуемого, нежели город. Так было тогда, так есть и сейчас. Но многим нравится эти непредсказуемость и непостоянство. И лишь одно остается неизменным всегда - холм Господен, который имеется в каждом уважающем себя городе. Ну а в Гунархторе, как уже говорилось, храм был особенный. И именно к нему направился одноглазый дорожник, который привлек внимание Дупла и Хрипача. Тогда, как и теперь, существовало два вида служения Одноокому в его холмах. Каждый из кхаргов, когда ощущал такую необходимость, мог на любой срок отправиться в храм и оставаться там, посвящая свои деяния Господу. И, конечно, такие дежурные жрецы проводили время не только и не столько в молитвах, но и заботились о том, чтобы холм Господен всегда оставался чистым и величественным: подметали его, заготавливали впрок дрова, носили воду и чинили крышу, когда в том возникала необходимость. И эти деяния по сути, тоже своеобразная молитва к Господу, служение Ему. Но были и такие кхарги - слишком старые или немощные, чтобы жить полноценной жизнью, или те, кто по каким-либо причинам желал навсегда посвятить себя служению Одноокому - таковые постоянно жили в храме. В каждом холме Господнем их было немного, и только в крупных городах (таких, как Гунархтор) храмовников набиралось до десятка, а то и больше. Не сказать, чтобы пользовались они какими-то особыми привилегиями - не то что теперь! Нынче каждый храмовник в своем холме Господнем - староста и воевода, распорядитель и единовластный правитель. Тогда же жители лишь кормили да одевали их, но не снабжали ничем, кроме самого необходимого. Правда, храмовники уже в те годы не подчинялись никому (за исключением Господа) и ни от кого, кроме дежурных жрецов, не требовали подчинения. И поэтому так удивился дежурный жрец по имени Брюхач, когда... Впрочем, все по порядку. Одноглазый дорожник, миновав ворота, долго еще бродил по городу. В тот день многие гунархторцы видели его, и каждый, вольно или невольно, выделял пришельца из толпы. Большинство даже не понимало, чем же он привлек их внимание. Увечных, причем намного более запоминающейся внешности, в Гунархторе хватало; здесь вообще привыкли к странностям, на них уже давно не обращали внимания. Тогда почему? Даже те, кто задавался таким вопросом, ответа не находили - ибо странный дорожник к тому времени успевал куда-то исчезнуть прежде, чем любопытствующий мог бы адресовать ему этот вопрос. ...Так он шел, щедрыми горстями расплескивая вокруг себя беспокойство, и наконец остановился у входа в храм Одноокому. В тот самый, который выстроил когда-то Ловчага.

* * *

Ночь. Костер. Темные силуэты вокруг пламени. - Странный ты какой-то килларг, - ворчит грузная фигура, до сей поры скрывавшаяся в тени папоротниковых зарослей. - Вот слушаю тебя и не пойму: то ли ты шарлатан, то ли гений. Сказываешь не так, как обычные килларги, но - разорви тебя ракоскорпион! - красиво сказываешь! - А гений всегда немножко шарлатан, - лукаво топорщит вибриссы6 килларг. Правду я говорю, Избавитель? - Врешь ты все, - лениво откликается тот. - Но складно врешь. Знаешь ведь наверняка, что было все не так. - Да кто уж сейчас помнит, как оно было, - неожиданно роняет еще один кхарг. У этого - невероятно длинные желтые клыки, которые тускло сверкают в бликах от костра. И кажется почему-то, что именно он как раз помнит. И очень хорошо.

* * *

Брюхач в тот день отвечал за главную лестницу - ту, что предназначена для торжественных церемоний, ту, которая выводит на единственную площадь в Гунархторе. "Лестница, - ворчливо любил повторять Безволосый, - важнейшая часть холма Господнего, считайте, лицо его. И следует с особым тщанием заботиться о нем". Ну, понятно, почему Безволосый так говорит. Он - здешний главный храмовник, ему-то что. Не он будет, виляя задом, ступеньки вычищать. Он, наверное, даже не знает, что ступенек у лестницы ровно восемьдесят восемь, что больше половины из них потрескались (хоть и каменные!) и что в трещинах этих, будь они неладны, гнездятся лишайники, сорняки и прочий мусор. Попробовал бы Безволосый выковырять всю эту дрянь оттуда! Мало бы не показалось! И разговаривал бы он тогда о лестнице в другом тоне. Хотя, конечно, прав он... Лестница - лицо храма. А Брюхач явился в холм Господен не затем, чтобы злиться на служителей Его, а чтобы самому стать одним из них - во славу Одноокого. Смирением успокоить страсти свои, уравновесить неблагие деяния свои. И еще - отблагодарить Господа за тот куш, который удалось сорвать в последней сделке. А все-таки не привык Брюхач к тяжелой работе, не привык! Вот и спина уже ноет, и шерсть вся в пыли вывалялась, подсохла коркой и давит на плечи. Ничего страшного не случится, если он разогнется и переведет дыхание. Да и время сейчас послеобеденное, Безволосый наверняка молится в своей келье Господу и - благодарение Ему - не заметит поблажки, которую позволяет себе Брюхач. Дежурный жрец поднялся на ноги, встряхнулся всем телом, чтобы хоть немного размять ноющие мышцы, и оглядел толпу. Кхаргов сегодня на площади было мало. Ну что ж, ничего странного - это завтра, в день Избавителя, народ запрудит улицы, а сейчас... Вон, шагает хмуро неудачливый продавец спинных и брюшных щеток - небось, мало выторговал. Ну, еще парочка кхаргов-зверей поспешают куда-то по приказу своего хозяина да дорожник странный замер у дальнего края площади. И откуда только такие типчики являются! Наверняка ведь изгнанный из селения, нечистый - а все туда же, к кхаргам, в приличное, можно сказать, общество! Знает, что здесь можно жить беспрепятственно и что прошлое свое он, почитай, оставил за городскими стенами; знает - и пользуется этим! А была бы воля Брюхача, он бы таких в три шеи!.. Одноглазый дорожник как будто учуял резкий презрительный запах, который сейчас издавал дежурный жрец. Резко повернулся, перехватил взгляд Брюхача - и тот уже не смог ничего с собой поделать, вытянулся в струнку и едва не поджал хвост. С трудом отвернулся ("Да кто ж ему позволял так пялиться, это же просто неприлично! Не будь я должен смиренно нести бремя дежурного жреца, уж показал бы этому недовылупленнику!..") - а отвернувшись, продолжал заниматься ступенями. Жаль только, одноглазый дорожник-изгой никак не шел из головы. А потом до слуха Брюхача донеслось мерное постукивание когтей по камню. "Неужели этот селюк осмелился вот так запросто подниматься по парадной лестнице?!" Он в негодовании обернулся - и клык к клыку столкнулся с одноглазым дорожником. - Приветствую, - сказал тот мощным голосом, почему-то напомнившим Брюхачу летнюю грозу. - Хочу спросить. - Да, я слушаю тебя, уважаемый, - осторожно произнес дежурный жрец. Теперь он уже жалел, что Безволосый спит. Помощь храмовника, кажется, пришлась бы здесь как нельзя кстати. - Скажи, правда, что жители сего города обычно собираются на этой площади, что перед храмом? Брюхач недоуменно сморгнул, встретился взглядом с единственным глазом дорожника и закашлялся: - То есть? Зачем собираются? - Разные случаи бывают, - вкрадчиво произнес прохожий, словно на что-то намекая. - Ну-у... - Брюхач все еще пытался принюхаться к дорожнику, но тот пах лишь горелым мясом и такой властной уверенностью, что страшно становилось и шерсть сама собой дыбилась на загривке. - Вообще-то да, здесь и собираются. - А говорящий располагается у входа, на во-он той площадке, так? - Совершенно верно. Но, позволь... - Отлично. Теперь отправляйся в храм и вели всем служителям, которые сейчас там есть, прийти сюда. Брюхач шевельнул кончиком хвоста, пытаясь скрыть свою растерянность. Дорожник явно имел в виду храмовников, а тем, как известно, что-либо велеть... да Брюхач потом всю жизнь будет эту проклятую лестницу языком вылизывать и собственной шерстью полировать! - Зачем? - спросил он со всею учтивостью, на которую был способен. Как-то очень кстати Брюхач вспомнил, что одноглазый, собственно, - никто и что пришелец не имеет права здесь распоряжаться. А вот он, дежурный жрец, очень даже имеет. - Затем что я буду говорить от имени Одноокого - и во славу Его. Так-то! Ни много ни мало, "от имени Одноокого". Впору и впрямь идти звать - только не храмовников и не дежурных жрецов, а стражей порядка. Кхарги - народ истово верующий, но и среди них попадаются безбожники. И с оными поступают со всей строгостью, которую те заслужили своим поведением. Как минимум - изгоняют с родной земли; если же безбожник словами и деяниями оскорбил Одноокого, его предают смерти. Таких кхаргов считают даже не зверьми, а чем-то худшим и более страшным. И... "И это объясняет многое, - подумал Брюхач, стоя на неподметенной ступени храма и чувствуя, как поневоле дергается уголок верхней губы и в глотке бьется яростный рык. - И запахи, и вид этого дорожника - все понятно. Так и есть, это худший из изгоев, который..." - Чего ты ждешь? - сурово спросил одноглазый. - Одну минуту... Но когда Брюхач наконец отыскал Безволосого и остальных храмовников, и рассказал, что к чему, и убедил их, что дело достаточно серьезное, - и когда наконец они, вооружившись кто чем, оказались у площадки, венчавшей парадную лестницу, - стало ясно, что слишком поздно. Одноглазый не стал ждать ни минуты. Он успел не просто начать свою речь, но и даже собрал на площади небольшую толпу, которая все разрасталась и разрасталась. - Я же говорил! - сдавленно прорычал Брюхач. - Ведь говорил же, чтобы поторопились! Вот!.. - он обвиняюще указал на дорожника-изгоя. - А что "вот"? - флегматично произнес Безволосый. Брюхач просто обмер от такого безразличия. - Но ведь этот безбожник глумится над Господом нашим, Однооким! - А с чего ты взял, Брюхач, что он глумится? - в голосе Безволосого явственно звучала презрительность, да и пах сейчас храмовник так же. Брюхач был одним из богатейших кхаргов Гунархтора, а Безволосый богачей терпеть не мог, ибо считал, что те наживаются на селянах и простых кхаргах-ремесленниках. - Но... - Ты хоть послушай, что он говорит. И впрямь, одноглазый дорожник, оказывается, вовсе не поносил Господа. Даже наоборот, восхвалял Его! А ведь, по сути, это может делать каждый, достаточно лишь на время стать жрецом. Конечно, вот так, посреди бела дня, в неустановленный срок... - непорядок! Но - ничего предосудительного, если задуматься. "Ничего предосудительного"?! Уже через пару минут все они, и дежурные жрецы, и храмовники, переменили свое мнение! Ибо в восхвалениях Одноокому дорожник не забыл и о себе. - Что он несет?! - шептал возмущенный Брюхач. - Да как же так?!.. - вторил Рыболюб, еще один из дежурных жрецов. А чужак тем временем вещал о том, что он, дескать, избран Господом, чтобы быть Голосом Его и пророком Его и помочь народу Его зажить так, как народ сей того достоин. - Гнать его отсюда! - прорычал Брюхач. - Пускай дежурные берутся за дубинки и... - кажется, толстосум напрочь забыл, что ведь и сам-то является дежурным жрецом. - Стойте! - в голосе и запахах Безволосого презрение и ярость хлестали через край. - Неужели вы не понимаете?! Сейчас просто выгнать его нельзя тогда в глазах толпы он станет страдальцем. Кое-кто непременно сочтет, что этот выскочка прав. - Какое нам дело до мнения каких-то там селюков или кхаргов-зверей?! хлестнул себя хвостом по бедрам Брюхач. - Нам нужно избавиться от безбожника и сделать это... - ...с максимальной пользой для храма и минимальным ущербом для него же, завершил старый храмовник. - Не бороться с выскочкой, но высмеять его и тем самым унизить в глазах толпы - вот что нам нужно! - Каким же образом... - Сейчас покажу. - Безволосый шагнул наружу и оказался рядом с одноглазым. - Здравствуй, дорожник. - Здравствуй, - обернулся тот. - Вы, служители Господа нашего, наконец решили присоединиться к слушающим? Странно, что вы так долго сомневались странно, что вы вообще сомневались. Ведь ты - храмовник, ты постоянно приближен к Одноокому и должен бы почувствовать, что происходит. Да и дежурные жрецы - они ведь на время своего святого служения становятся равны тебе в восприимчивости относительно проявлений Господних. - Проявления Господни - во всем, - веско проронил Безволосый. Поразительно, но при этом он чувствовал нечто такое... почти неуловимое... Как знать, возможно, перед ним стоял сейчас не совсем простой кхарг... Ты же утверждаешь, что избран Господом, дабы быть Голосом Его. Наверное, ты можешь привести и доказательства своей избранности, так? - Каких же доказательств ты хочешь, храмовник? - Чего-либо более весомого, чем твои слова. - Хорошо, Безволосый. Если ты настаиваешь... Я - Голос Его, поэтому по-прежнему буду пользоваться словами, но сделаю их более весомыми. Ты ведь не знаешь меня, правда? Раньше мы никогда не встречались? дождавшись от храмовника согласного кивка, он повернулся к толпе: - А есть ли кто-нибудь среди вас, кто бы знал меня прежде? - Кхарги нестройно выкрикивали "нет!" и качали головами. - Ну вот, - сказал тогда чужак, выходит, и я никого из вас не знаю. Однако сейчас я готов любому, кто пожелает, рассказать о нем все, абсолютно все, что только с ним произошло в жизни. И начну, пожалуй, с тебя, Безволосый, раз уж ты так жаждал доказательств. Надеюсь, никто не против? Храмовник подумал, что ни улыбка, ни запах одноглазого ему совсем не нравятся. Дальнейшее же вообще напоминало дурной сон, один из тех многих, что снились Безволосому ночь за ночью, и от которых он неизменно просыпался с криком ужаса. - Ты, Безволосый, раньше носил другое имя. И в этом нет ничего удивительного, многие из кхаргов меняются - и вслед за ними меняются их запахи и имена. Твое прежнее было "Мечтатель", правильно? Хорошее имя. Красивое. Ведь и город наш - Город Мечты. Наверное, поэтому ты пришел сюда, когда стал дорожником... вернее, когда стал изгнанником. Да-да, изгнанником - ведь мечты, Безволосый, не всегда бывают безопасными. Даже те из них, которые, казалось бы, способны нести только радость и добро, на самом деле приводят к разрушениям. Так было и с твоими мечтами, Безволосый. Кстати, возможно, твоему воспитателю следовало бы назвать тебя не Мечтателем, а Рассеянным. Это звучало бы не так красиво, но во всяком случае больше отвечало бы действительности. Ведь обычно мечтатели рассеянны - если, конечно, они не пытаются хоть иногда воплощать свои мечтания в жизнь. А ты... ты не пытался. Зачем? Довольно было и того, что у тебя имелись мечты, нечто, что принадлежало лишь тебе и никому больше. И мечты настолько завладели тобой (а может, дело еще и в тех благовониях, составленных из специальных травок и грибов?..), что ты однажды уронил фонарь на кровлю дома - своего дома! Ну а уж когда крыша занялась, пламя перекинулось и на остальные дома. Ты пытался погасить огонь, ты даже весь обгорел там - но ничего не спасло деревню. И когда на пепелище собрались твои одновылупленики, ты не остался вместе с ними, нет. Это никак не соответствовало твоим склонностям: ты не хотел ничего строить заново, ты не пожелал искупить вину обычным путем. Ты предпочел сделать из себя изгнанника, мол, все равно ведь выгоните, так я лучше сам, добровольно, и ты ушел из сожженной тобою деревни, дабы страдать в гордом одиночестве и упиваться этим одиночеством, как прежде упивался запахом тех травок и грибов. Ты пришел в Гунархтор и стал храмовником - и здесь, возможно, немного поумнел, но по сути своей остался тем же самым Мечтателем. Ты лелеешь свое горе и свою вину, и ты мечтаешь о том, чтобы умереть мученической смертью, ибо не желаешь жить и сносить тяготы жизненные активно, как то подобало бы делать воину и мужчине. Вот то, что я могу о тебе рассказать, Безволосый. Правда ли это? И чужак улыбнулся еще раз. Храмовник сглотнул и нервно шевельнул хвостом, потом сообразил, что вот-вот подожмет его, и усилием воли заставил себя не делать этого. Поджатый хвост - признак покорности и страха, и хотя Безволосый был сейчас напуган до ужаса, демонстрировать сие он не собирался. Покоряться - тем более. - Да, это правда. Но что ты хочешь доказать ею? То, что однажды проходил через мою деревню и там услышал историю Мечтателя, а потом решил наведаться в Гунархтор и разыграть меня? Чужак захохотал, откровенно потешаясь над Безволосым. - Ну что же, - пожал он плечами, - я готов точно так же рассказать о любом другом кхарге. Кто хочет проверить, что я не шарлатан, пускай выходит сюда. Или даже нет, тогда ты, Безволосый, наверняка обвинишь меня в подставном участнике проверки. Лучше сам выбери любого из присутствующих, мне все равно. Можешь выбрать двух, трех, десятерых - я расскажу о любом из них. Как ты думаешь, много ли деревень я должен был обойти, чтобы знать все о каждом гунархторце? Не спеши с ответом, ибо я знаю точно так же о любом другом кхарге. Вернее, не совсем так. Я могу получить знание о любом из них, ибо Господь говорит моими устами и Он вкладывает в них нужные слова. Мне не нужно ходить в твою деревню, Безволосый, чтобы знать, что ежемесячно ты отсылаешь туда сэкономленные деньги, одежду и кое-какие бытовые вещицы, дабы этим хоть как-нибудь загладить свою вину. Еще полчаса назад я не знал этого, но когда ты стоял у меня за спиной и перешептывался с Брюхачом и Рыболюбом, знания пришли ко мне. Он обвел пристальным взглядом своего единственного глаза толпу: - Так кто же будет следующим?

* * * В костре неожиданно громко трещит одно из поленьев. Кхарг с длинными желтыми клыками вздрагивает и оглядывается по сторонам. Похоже, он на некоторое время позабыл о яви и совсем не слушал рассказчика. А тот, задумчиво глядя в языки пламени, продолжает неспешно ткать узор повествования.

* * *

Явив гунархторцам чудо, дорожник все же видел, что не все верят ему. Однако кхарги предпочли смолчать, надеясь, что вместо них рассудит само время; да и Одноокий вряд ли позволил бы богохульнику долго ходить по земле... если тот, конечно, богохульник. Голос Господен проповедовал до самого вечера. И слова его впечатлили и привлекли на его сторону многих, но еще большее количество кхаргов привели в смятение. Особенно же беспокоился Хитромудрый - правитель Гунархтора. Подозревал он, что явление пророка может быть угрозой его власти; но не зря Хитромудрый получил свое имя. И вот, когда уже стемнело и первые звезды зажглись над городом, в храм с черного хода явился кхарг, посланный Хитромудрым. Звали этого кхарга Сладкоязыкий, и был он самым верным прислужником градоправителя. Когда Голос Господен прервал свою речь, чтобы отдохнуть и попить воды, Сладкоязыкий предупредительно подал ему чашу. И даже не обиделся, когда храмовники потребовали у Сладкоязыкого прежде самому испить из нее. Но, к удивлению и храмовников, и Сладкоязыкого, Голос Господен заявил, что в том нет необходимости. Ибо он знает, что вода в чаше не отравлена - так же, как знает он, зачем пришел Сладкоязыкий. И еще Голос Господен согласился поговорить с Хитромудрым, но велел тому - ежели градоправитель и впрямь желает этого - самому явиться в храм. Ничего не ответил Сладкоязыкий, ибо сомневался, что господин его снесет такое дерзкое предложение. Однако Хитромудрый согласился посетить храм. Долго разговаривали они наедине в отведенной Голосу Господнему келье, и никому не ведомо, о чем у них шла речь. Ибо единственного кхарга дежурного жреца Милягу - который решился подслушивать их разговор, Голос Господен учуял и прогнал; и больше никто не отважился на такое. Однако после разговора с пророком Хитромудрый не чинил тому никаких препятствий, а лишь всячески помогал, радея, разумеется, в первую очередь о своих интересах да об интересах города. Но, как выяснилось вскорости, деяния Голоса Господнего во многом также имели своей целью помочь городу. И не зря звали его господином Миссинцем7, ибо и впрямь говорил он со слов Господа нашего - и во благо народу Его. И менял жизнь кхаргов беспощадно и бесповоротно. Не только словами, но и деяниями своими по праву доказал господин Миссинец, что является избранным. Множество изобретений, облегчавших жизнь каждого кхарга, от кхаргов-зверей до власть имущих, принес он в наш мир. Он утешал страждущих, давал надежду отчаявшимся, укреплял духом утративших силу воли. Сперва жил Голос Господен в храме, но слава о деяниях его разнеслась по всем городам и селам, и вскоре потянулись к Гунархтору паломники, дабы увидеть пророка и услышать слова его. И тогда вынужден был господин Миссинец на часть денег, пожертвованных ему, выстроить себе холм на окраине города - холм с высоким забором и бдительной стражей, дабы хотя бы изредка отдыхать от толп просителей. Тогда же взял он себе в услужение некоторое количество самых преданных и старательных кхаргов. И так жил он, множа благие деяния свои изо дня в день. Вот как-то раз велел он одному из самых преданных слуг закупить деревянные клетки и подобрать носильщиков для них - и отправляться к некоему Плато Детства. Там следовало им выбрать наиболее смышленых нововылуплеников, поместить в клетки и принести в Гунархтор, в холм господина Миссинца. Ибо замыслил тот...

* * *

Опять трещит в костре дерзкое полено, прерывая слова килларга. Или это только для кхарга, которого все зовут Избавителем, треск слышен, остальные же слишком внимательно слушают рассказчика? А он, Избавитель... он, кажется, прислушивается к совсем другому голосу. К голосу своей памяти.

* * *

...Потом, когда Рокх впервые увидит море и впервые поднимется на корабль, он вспомнит эти дни, проведенные в огромных деревянных клетках, в которых их несли, и вспомнит эту качку. И то, как его непрестанно тошнило. Но к счастью, слишком давно в его желудке ничего не было, так что оставалось лишь скрючиваться от пронзающей тело боли и покрепче стискивать зубы, чтобы не закричать. Меньше всего ему хотелось дать повод к насмешкам. Хотя Рокх (тогда еще не получивший этого имени) и мало разбирался во взаимоотношениях кхаргов, но что такое насмешки - он понимал. Путь к господину Миссинцу, который Рокху и нескольким его соседям по котловану предстояло преодолеть, оказался нелегким, и дело было даже не в качке. Вообще-то переживших процесс метаморфоза детенышей никогда сразу не транспортируют. Да, их сажают в клетки, которые накрывают огромными, словно паруса, листьями - и таким образом, во-первых, создается необходимая кхаргенышам тень, а во-вторых, они не видят того, что происходит снаружи. Детеныши словно оторваны от внешнего мира, в первую же очередь - от своей прежней жизни, жизни зверя. По возможности, в их сознании между этими двумя фазами существования не должно быть никакой связи. Если бы детеныши после метаморфоза не были такими слабыми, их бы вообще уносили с Плато, а так... 8 Нельзя сказать, чтобы Рокх и его собратья по путешествию оказались слишком сильными; один из них даже издох по дороге. Просто так сложились обстоятельства: господин Миссинец потребовал доставить в свой холм наиболее смышленых детенышей. Рокх попал в число избранных - но особой радости по этому поводу не ощущал. Он вообще ничего не ощущал, он не сомневался, что со дня на день умрет. Тело отказывалось повиноваться, желудок не желал принимать пищу и отвергал ее самым решительным образом, а качка лишь была досадной, но малозначительной приправой к путешествию. Но больше всего сводили с ума запахи. Во-первых, здесь их было намного больше, чем в котловане. А во-вторых, клетки кхарги несли на плечах, высоко над землей, где пахло совсем по-другому, ярче, сочнее, притягательней. Если бы не прутья клетки, Рокх, несмотря даже на слабость в теле, наверное, все равно отправился бы на поиски источников этих запахов... Он стонал во сне и перебирал лапами, словно пытался убежать. На привалах носильщики посмеивались и что-то втолковывали пленникам, протискивая сквозь прутья клетки куски поджаренного мяса. Куски пахли странно, слова звучали не менее странно и складывались в узор с малопонятным смыслом. От всего этого хотелось скрыться, убежать в свою старую нору и... "Жаль будет, если маленькие стервецы загнутся". И он, давясь, заглатывал куски мяса и, сходя с ума, запоминал слова. Уж он-то не загнется, скорее вам доведется сожрать собственные хвосты! Что ж, мало-помалу Рокх начал понимать то, что говорили. Не все и не всегда, но порой он мог разобрать целые фразы. И непрестанно совершенствовал свои познания в языке, все равно ведь больше делать было нечего. Умственные упражнения хоть на время помогали забыть о боли и тошноте. ...День на девятый или десятый после того, как они покинули Плато, главный над носильщиками велел устроить незапланированную остановку. Рокху почему-то пришла в голову совершенно идиотская мысль, что им надоело тащить на себе тяжеленные клетки и вот сейчас его и его собратьев убьют и вышвырнут вон. Разумеется, ничего подобного. Хотя тащить клетки носильщикам и в самом деле надоело. - Послушайте-ка, - вкрадчиво произнес главный. - Я знаю, что большинство из вас уже понимает язык, на котором мы говорим. Иначе бы вы просто здесь не очутились, в этих клетках. Но понимать, ребятки, маловато. Пора бы уже научиться и разговаривать - не рычать, как звери, а владеть своим горлом иначе на кой оно дано вам Однооким?! В общем, так: те, кто может и хочет говорить, продемонстрируйте мне это - и я выпущу вас наружу. Дальше пойдете на своих двоих, как нормальные кхарги. Остальные, тем, кому еще сложновато разговаривать, пускай не переживают. У вас есть время - еще несколько недель, пока мы доберемся до холма господина Миссинца. Но вот там вам понадобится все ваше умение, чтобы доказать, что вы чего-то стоите и отличаетесь от безмозглых тварей не только внешне. Советую начать попытки пораньше. Итак, есть среди вас настоящие кхарги? Рокх с интересом поглядел на своих спутников. Кое-кто, похоже, не до конца понял, о чем шла речь. Но двое, кажется, достаточно разобрались, чтобы попытаться. - Есть, - сказал один из них. - Конечно, есть, - подал голос второй. И их выпустили из клеток, усадили у костра и начали понемногу учить ходить на задних лапах. Наблюдая за тем, как неуклюже ведут себя "умники", Рокх только ухмылялся. Он видел достаточно, чтобы понять: разобраться с двуногим хождением можно за пару дней. Стоит ли ради этого жертвовать возможностью прокатиться в клетке? О да, здесь укачивает - но это не кажется таким уж невыносимым, когда глядишь на тех, кто шагает на двоих. Было и еще кое-что, даже более важное, чем комфортное путешествие. Тех, кто сидел в клетках, носильщики не принимали всерьез. И Рокха такое положение вещей вполне устраивало. Он уже умел говорить - специально тренировался по ночам, шепотом, чтобы никто не слышал. Теперь же ему предстояло научиться слушать. Благо, "материала" для обучения хватало. - Как думаешь, - спросил как-то один из носильщиков другого (оба отошли от костра и лениво перебрасывались фразами, сегодня была их очередь дежурить), - вот на кой Миссинцу нужны эти? - и он кивнул в сторону клеток, половина из которых уже пустовала. - Господину Миссинцу, - поправил второй. - Да откуда ж я знаю? Пророк он и есть пророк, беседующий с Господом нашим. А пути Господни... - Перестань, - зевнул вопрошавший, обиженно осклабившись (кстати, левый клык его оказался выщерблен, так что зрелище было то еще). - У тебя наверняка есть какие-нибудь соображения. Собеседник Щербатого чуть раздраженно дернул кончиком хвоста; сам Щербатый наверняка этого не заметил, но Рокх видел. - Мои соображения, уверен, не имеют ничего общего с действительностью. Господин Миссинец взялся ниоткуда, он сотворил с нашей жизнью такие перемены, которых не случалось никогда прежде. Он владеет знаниями, о самом существовании которых не догадывались наши наиобразованнейшие мудрецы. Кто мог представить себе, что такое вообще возможно? - Да ну тебя! - фыркнул Щербатый. - Ты слишком серьезен, так я тебе скажу, Пестрый. ("Льнукр", вот как звучало то слово - Рокх сразу понял, что это имя второго из носильщиков, но каков его смысл, узнал намного позже). - А ты - предельно легкомысленен, - отозвался Пестрый, делая ударение на "предельно". - Какое тебе дело до замыслов господина Миссинца? Щербатый смутился: - Просто... Не могу же я думать только о работе и жратве! Я ж не какой-нибудь кхарг-зверь. Вот и... - Понимаю. Но думай тогда о чем-нибудь более безопасном, ладно? - И демонстрируя, что не желает продолжать беседу, Пестрый пошел к другому краю лагеря. Щербатый пах резко, рассерженно, однако в то же время и обескураженно. Прикрыв один глаз, он начал что-то шептать, но клетка Рокха находилась слишком далеко, он так и не расслышал, что именно. Подобные разговоры случались нечасто, но это было даже хорошо, ведь каждый из них, по сути, являлся для Рокха огромной загадкой. Чтобы разобраться в ней, требовалось много времени - чем он и занимался ежедневно, пока его невольные учителя тащили на себе клетки. Большая часть сверстников Рокха постепенно начинала разговаривать - и тем самым меняла свой статус, а заодно и способ путешествовать. Теперь они шагали рядом с носильщиками и иногда даже подменяли их, когда те слишком уставали (или - подозревал Рокх - делали вид, что уставали). Он же, старательно запомнив очередную беседу, повторял ее у себя в голове и пытался расставить все по местам, понять значение незнакомых слов и убедиться, что вроде бы известные расшифрованы им правильно. А на насмешки тех, кто уже шагал на своих двоих, Рокх не обращал внимания. Они ведь даже не догадывались, почему он до сих пор сидит в клетке. Кстати, вскоре кое-кто из покинувших клетки убедился, что они поторопились. Сначала их путь пролегал по джунглям, с редкими деревушками охотников, группировавшимися вокруг своих Плато Детства, - теперь же дорога вывела процессию к местам более заселенным. Сверстники Рокха и на деревушки-то в первые дни еще как таращились, дивясь всему, что видели, а теперь вообще обалдели от количества новой информации, обрушившейся на них. И, разумеется, созерцать все это (в том числе - и глазеющих молодых кхаргов) было значительно удобнее из клетки. Рокх же не просто смотрел, он анализировал. И анализируя, начал понимать: разница между деревнями и городом заключалось не в том, в каких домах, жалких ли хижинах или каменных холмах, живут кхарги. Основным отличием, кажется, был подход к жизни. Деревенские кхарги центром бытия считали местное Плато Детства и прилегающие к нему области. Иногда - довольно часто - они наведывались к месту своего вылупления; вероятно, тяга к нему оставалась у них довольно сильной в течение всей жизни. Например, они не могли уходить далеко и надолго из родных краев. Их женщины шли откладывать яйца обязательно на местное Плато. С соседними деревнями, которые группировались возле другого Плато, они почти не контактировали, считая их чужими, в то время как все деревни, сосредоточенные вокруг их собственного, словно входили в некую одну большую деревню, все там были за своих и знали друг друга по имени, а не только по индивидуальному запаху. Вообще деревенские в чем-то даже напоминали кхаргов-зверей, то есть тех, кто был признан смотрителями негодным к воспитанию. Такие кхарги не получали воспитателя, их назначали к какому-нибудь дрессировщику, который натаскивал их к выполнению тех или иных работ, не требовавших особых мыслительных способностей или мастерства. Или же чаще всего из кхарга-зверя делали подручного помощника, без какой-либо специализации, которому можно было велеть носить бревна, копать ловчие ямы и т.п. В деревнях не требовалось много специализированных кхаргов-зверей, да и дрессировщики для них там почти не жили - поэтому обычно прошедших метаморфоз кхаргенышей отсылали в города, там на них был больший спрос, в деревне же оставляли пару особей и всё. И так из-за врожденной тупости поручать кхаргу-зверю сколько-нибудь ответственную работу не рисковали, а лишние рты никому не нужны, лучше взять побольше воспитанников. Речи, ни устной, ни тем более письменной, кхаргов-зверей не учили; некоторые хозяева даже запрещали им пользоваться словами, если они вдруг заучивали несколько самых простых. Основой коммуникации у кхаргов-зверей являлась смесь из языка запахов и жестов; впрочем, к общению - с хозяевами ли, между собой ли - они склонны не были. То, что деревенские кхарги, по наблюдениям Рокха, во многом напоминали кхаргов-зверей, могло частично объяснить, почему они так жестоко обращались с последними: вероятно, видели или чувствовали свое сродство и за это ненавидели кхаргов-зверей. (Может, подумалось потом Рокху, именно поэтому его самого ни носильщики, ни бывшие собратья по клеткам не трогали: он своим примером доказывал, что они выше его, и за это "дурачка-клеточника" любили, как любят домашнюю тварь, подкармливали и беззлобно шутили над ним - а он лишь мысленно усмехался да продолжал наблюдать). В отличие от деревенских, городские кхарги жили совсем по-другому. Сперва Рокху трудно было разобраться, в чем дело - его отвлекали внешние отличия между деревней и городом. Там - домишки, сооруженные из бревен, или тесные землянки; здесь - каменные холмы с множеством комнат и пристроек. И цвета совсем другие: в деревнях все кричаще-яркое, вызывающее и вместе с тем какое-то убогое, а здесь преобладают оттенки серого, но во всем заметна величественность, значимость. Лишь намного позже Рокх узнал, что города возникают не рядом с Плато Детства, а там, где их возводят дорожники. И вся жизнь в городах, соответственно, подчиняется другим законам. Обо всем этом Рокх узнал позднее - а сейчас он просто отметил, что городские кхарги все как один напоминают тех самых дорожников. Пару дней назад им встретился один такой - присев у костра, он долго говорил с носильщиками на разные житейские темы. Слушая его, Рокх понимал, что именно этот кхарг - свободен и не ограничен ничем. Кроме самой жизни, добавил Рокх мысленнно, ведь такому одиночке труднее добывать пропитание и он подвергается опасностям, с которыми редко сталкиваются деревенские: дикие звери, паразиты, специфические болезни, разбойники и так далее. И все же жизнь дорожника показалась Рокху привлекательнее, нежели унылое бытие селюков. Но дорожники, объединившиеся в целое селение-город!.. Это было что-то вовсе невообразимое! Впрочем, восхищениям Рокха не позволили долго продлиться. К тому времени, когда процессия носильщиков и молодых кхаргов оказалась за пределами первого города, встретившегося им на пути, в клетке оставался один лишь Рокх. И мало кому, кроме него самого, это нравилось. - Вот что, парень, - сказал на очередном привале начальник носильщиков, скаля желтые клыки, - вот что я тебе скажу: хватит! И не придуривайся, что не понимаешь языка - я по глазам вижу, понимаешь. Так что заканчивай зверем прикидываться, опасное это занятие. А то ведь могу в кхарги-звери и записать. Сдам в ближайшем городишке какому-нибудь дрессировщику, сделает из тебя послушную скотину - ты этого хочешь? Сперва Рокх собирался намекнуть начальнику на то, что от дрессировщика "разумному кхаргу" сбежать - что кость перекусить. А уж после этого он отыскал бы господина Миссинца да и рассказал бы кое-что... Потом решил, что ничего из угроз не выйдет, кроме неприятностей. - Да нет, пожалуй, - он впервые говорил вслух и громко, обращаясь не к прутьям клетки, а к другому кхаргу. - Но и шагать на своих двоих - тоже нет. Начальник раздраженно зарычал. Обернувшись к своим подчиненным, он велел немедленно вытряхнуть наглеца из клетки и... - Зачем впадать в крайности? - усмехнулся Рокх. - Если ты так настаивать, я выходить сам. И он толкнул дверцу, выбираясь наружу. Где тотчас упал, не удержавшись на ногах - конечности слишком затекли за время странствия, и даже разминки, которые Рокх устраивал себе, ходя на привалах по клетке из угла в угол, мало чем помогли. Он не рассчитывал на сочувствие, поэтому и не удивился, когда услышал над собой дружное гоготание и взрыкивание - кхарги смеялись, потешаясь над "клеточником". Ну что же, они имели на это право. В конце концов Рокх все-таки поднялся, пусть только на четыре конечности. Пока. - Может, стоит его засунуть обратно в клетку? Там ему самое место! заревел один из молодых, которого нарекли за соответствующий нрав Кипятком. - Помолчи, - велел начальник. - Но Желтоклыкий, ты только посмотри, он даже не умеет... - Захлопни пасть, яйцо! - похоже, тот разъярился не на шутку. - На тебе до сих пор белеют налипшие обломки скорлупы, а ты уже лезешь ко мне с советами. Пойди лучше прогуляйся и поучись держать язык за зубами. Тебе это очень пригодится, когда попадешь к господину Миссинцу. Он терпеть не может дерзких недовылупленышей. А ты... - Желтоклыкий повернулся к Рокху и осекся. Ибо тот уже стоял на своих двоих - прислонившись спиной к клетке, опираясь на хвост, но стоял! Начальник носильщиков захохотал: - Ладно, парень, принято! Конечно, ты не расскажешь мне, с какой стати решил провести столько времени в клетке. Это твое дело. Но будь уверен, я сообщу господину Миссинцу о твоем поведении. И на его вопросы тебе придется отвечать. Впрочем, оба они знали, что Рокх ответит и что загадочный господин Миссинец останется доволен его ответами. Но дальше Рокху пришлось идти пешком, и ноги у него болели невероятно, а к привалу он уставал настолько, что, поевши, тут же засыпал. К счастью, долго это не продлилось - через три дня они пришли в Гунархтор, город, в котором жил господин Миссинец.

Глава третья. В гостях у выросшей мечты

1

"Теплица, - рассеянно подумал Журский. - Огромная теплица, в которую нас зашвырнули какие-то шутники - фанаты Денискиных книг. Решили разыграть мэтра и устроили весь этот спектакль". Потом он вспомнил про черта и в который уже раз попытался убедить себя, что никаких спектаклей и все по-настоящему. Да и переход между мирами (ага, звучит по-дурацки, как будто слова взяты из комиксов, но ведь так же!) - переход между мирами тоже не напоминал розыгрыш. Когда Журский шагнул вслед за эльфом и Резниковичем, он так и не смог уловить ту грань, за который все вокруг наполнилось едким, колючим туманом. Ничего не стало видно, и Максим выбросил вперед руку, ухватившись в самую последнюю минуту за плечо шедшего впереди приятеля. Впрочем, ему тут же показалось, что плечо принадлежит вовсе не Резниковичу, а кому-то другому - и тот, другой, чудовищно опасен для Журского. Вокруг, за туманной завесой, чувствовалось постоянное движение неких сущностей ("Тварей", - поправил он себя), которые, если бы только учуяли людей и отыскали их среди тумана... если бы только... Но он не испугался и не отпустил плечо Резниковича. Вполне возможно, что таким образом Максим спас свою жизнь. - Ты все-таки псих, - простонал Денис, - и пальцы у тебя железные. - Он потер плечо и огляделся по сторонам. - Ого!.. - Впечатляет? - ироничным тоном осведомился Журский. - Но ты же сам все это придумал. Впору восклицать "Ай да Резникович, ай да сукин сын!" Кстати, - добавил он, - а что, здесь всегда рассвет или это мы так подгадали? Писатель ответить не успел - вместо него заговорил Элаторх. - Подгадали. Ведь черт упоминал о расхождении во временных потоках, принц отвечал небрежно, все свое внимание уделяя разглядыванию окрестностей. Как будто и он тоже был здесь впервые! - А это что за местные достопримечательности? - Журский указал на высокие менгиры, среди которых и находились все трое. - Это и есть Круги Эльфов. Благодаря им я оказался в вашем мире - и благодаря им же мы теперь здесь. - Ладно. И куда дальше? Есть здесь поблизости какое-нибудь людское жилье? Элаторх обернулся к Максиму и с насмешкой покачал головой: - Откуда же здесь взяться "людскому жилью"? Только эльфийское, если, конечно, вас устроит. - Один-ноль, - расхохотался тот. - В вашу пользу, принц. По правде говоря, эльфийское кажется мне еще более привлекательным, нежели человеческое. Надеюсь, мне не придется разочароваться? - Макс... - прошептал в это время Резникович. - Ты только погляди!.. Он поглядел. Вообще впервые за все это время как следует посмотрел по сторонам и позволил войти в себя информации, которую до сих пор держал подальше от сознания, отгораживаясь шутовской болтовней и грошовыми мыслями. Вокруг, куда ни глянь, раскинулись девственные джунгли, мечта любого биолога, рай для исследователя. Причем среди растений, кажется, нет ни одного, известного Журскому. Он, конечно, не ботаник, но... Но таких растений попросту не может быть на земле, ибо они давным-давно благополучно вымерли, большинство - еще до наступления Эры динозавров, то бишь, Мезозоя. И вот эти реликты беспардоннейшим образом заполонили собою видимое пространство, причем в таких количествах, что Максим мысленно пожалел о выборе своей нынешней профессии. А потом порадовался: был бы он ботаником, так, наверное, умер бы сейчас от переизбытка чувств! Проклятые растения захватили даже Круги - менгиры стояли среди зарослей, расцвеченных наиневероятнейшими оттенками зеленого; что уж говорить о дороге, которая пролегала невдалеке от Кругов. Будь Журский здесь один, он бы, может, вообще ее не заметил. Он и сейчас обратил на нее внимание лишь после слов Резниковича - да из-за странного шевеления листьев, за которыми явно двигалось что-то живое. Вот оно появилось в просвете, мелькнуло еще раз - сперва массивный бок, усеянный костяными бляшками, потом передняя лапа с тупыми когтями-копытами, наконец - голова... - Да это же Гун! - воскликнул Элаторх. - Аттила? - уточнил Журский. Принц посмотрел на него, как на надокучливого и капризного ребенка: - Гун - это парайезавр моего учителя Мэркома Буринского. - Слушай, Денис, ты уж совсем отошел от действительности, - обратился Журский к приятелю. - Насколько я помню, парайезавры были постоянноводными рептилиями... и выглядели они не совсем так. - Я ведь предупреждал... - А вот и мой учитель, - вмешался Элаторх. Ему, похоже, не очень нравилось, что кто-то позволяет себе столь непочтительно говорить с Создателем. Парайезавр Гун свернул с дороги к Кругам, и теперь Журский увидел, что на звере закреплено огромное коричневое седло. В седле, покачиваясь, ехал седобородый старик в куртке и штанах покроя, сходного с Элаторховыми. "Мэрком Буринский, учитель наследных принцев и мудрец, который объяснит нам, что же не в порядке в эльфийском королевстве". Максим подхватил с земли дорожную сумку и вслед за Элаторхом и Резниковичем зашагал к приехавшему. - Доброе утро, учитель! - возглас принца наверняка распугал всякую живность в окрестностях... или же наоборот, указал хищникам на местонахождение их потенциальных жертв. - Ну, как там Селиель, как Натталь? Старец бодро спрыгнул с высоченного седла и отряхнулся, поводя плечами: - А-а, затекли!.. Селиель и Натталь? Все с ними в порядке, не беспокойся. Не далее как вчера твой отец подарил мальчику его первый настоящий меч. А потом вынужден был пару часов упражняться в фехтовании, ибо внук настоял, а Бурин-дор не смог отказать. Но думаю, ты скоро сам все выяснишь, Мэрком перевел взгляд на спутников принца и, безошибочно выбрав Резниковича, шагнул к нему: - Благословен будь тот день, который сегодня утром зажгло солнце! Ты вернулся, Создатель! Ты обещал - и вот наконец вернулся! "Похоже, Денис был прав. Проблем не оберешься..." Резникович уже пытался поднять старика с колен и заверял его во взаимных уважении и любви. Выглядело это, по правде сказать, крайне трогательно, однако Максим проникнуться моментом так и не смог. Тяжело воспринимать друга своего детства в качестве великого божества, которому поклоняется целый народ (даже если это на самом деле так). Поэтому Журский просто стоял в сторонке и мысленно пытался представить себе все те сложности, которым предстояло обрушиться на их головы в ближайшие пару дней - хотя бы на этот срок! О том, что будет дальше, он даже не желал думать. Наконец Резникович и Мэрком закончили приветственный ритуал, и старец поинтересовался личностью Максима. Как тот и предполагал, звание Друга Детства Создателя вызвало у мудреца очередной приступ почтительности, от которого Мэркома едва удалось избавить совместными усилиями обоих людей. Элаторх отстраненно наблюдал за происходившим и не вмешивался. Тем более, подумал Журский, что уж ко мне он относится точно без особого почтения. Вся церемония казалась Максиму до крайности нелепой - среди заброшенных менгиров, рядом с оседланным псевдо-парайезавром да еще и под экзотические песни-выкрики тропического леса... "Хорошо, что дочка меня не видит - до конца дней моих "доставала" бы подколами". Чтобы хоть как-то остановить поток славословий, Журский тронул старца за рукав: - Простите, уважаемый, - ("А кто их знает, как здесь к мудрецам обращаются?"). - Вот Элаторх - он сказал, что вам нужна наша помощь. Не могли бы мы где-нибудь более подробно обсудить данную проблему? Потому что, собственно... - Я понял, понял, - старец блеснул глазами. - Милости прошу ко мне в башню. Вы завтракали сегодня? - Да, но поужинать так и не успели, - заметив обескураженный взгляд Мэркома, Максим пояснил: - Когда мы покидали наш мир, там был вечер. - В общем, давайте на самом деле отправимся в твою башню, - подал голос Резникович. Потом, когда эльфы не видели, ткнул приятеля в бок локтем и прошипел: - Ну ты и зануда! Перестань наконец умничать и не сбивай их с толку, ладно? - Слушаю и повинуюсь, о Создатель!

2

Поскольку в седле мог поместиться только один, а никто не хотел воспользоваться этим единственным местом, на Гуна погрузили сумки. Невероятно довольный таким поворотом событий, он совсем отбился от рук и начал вести себя по-хамски: шагал вразвалочку, надолго задерживался, чтобы отщипнуть приглянувшийся пучок листьев, и абсолютно не реагировал на команды. Примерно с таким же царским пренебрежением относился он и к Журскому, который, будучи все-таки биологом, крутился вокруг парайезавра, осматривая животное, - только что на четвереньки не вставал да в рот ему не заглядывал. Денис мысленно порадовался этому: Макс, оказавшись в нестандартной ситуации, распереживался и пытался скрыть неуверенность за наигранной бравадой и своими едкими шуточками. Получалось у него, кстати, неплохо, и это, наверное, лучше, чем обалдело, как Резникович, хлопать глазами и не знать, что сказать и как поступить; лучше - вот только своим поведением Макс успел уже настроить против себя Элаторха и "зацепить" Мэркома. А Мэрком - эльф мудрый и наблюдательный, хоть и повел себя странно. Очень скоро он догадается, что ничего особенного в двух пришельцах, за которыми старик посылал принца, нет, - и тогда... "А что, собственно, тогда, - чуть раздраженно спросил себя Денис. - Я же не собираюсь никого обманывать. И строить из себя супермена мне ни к чему". Однако слова друга про "ответственность перед теми, кого создал", видно, сильно запали в душу. Да и разобраться еще нужно, в чем тут беда. Не исключено, что они с Максом даже смогут как-то помочь. Резникович украдкой огляделся по сторонам, в очередной раз повторяя себе: это не сон, я на самом деле попал в свой собственный мир! Доказательств больше чем предостаточно! По сути, подумал он со смешком, единственными элементами, не являющимися доказательствами, были сам Денис да еще Журский. Остальное: лес, парайезавр, эльфы, - в точности соответствовало грезам тогдашнего Дениски. Причем не просто один в один, они даже изменились немного, сообразно с тем временем, которое миновало с прошлого раза. И хоть разум до сих пор отказывался верить в подобные чудеса, Резникович пообещал себе пусть на время, но перестать сомневаться и переключиться на более важные дела. Представить себе, что это такая игра, и принять ее правила. Лес понемногу сходил на нет, отступал и поддавался "культурному" воздействию. Вместо хаотично расположенных деревьев и кустов, дорогу теперь обрамлял стройный ряд зеленых насаждений, о которых явно заботились строгие садовники. Вскоре ничто уже не закрывало горизонт - и путникам стала видна невысокая башня, скорее не башня даже, а стройный особняк, разросшийся не вширь, а ввысь. Издалека сложно было что-то утверждать, но выглядел он так, словно жили в нем редко, от случая к случаю. О том же свидетельствовали окна башни - свет горел лишь в тех, что находились на первом этаже и скорее всего принадлежали прислуге. - Я здесь иногда поселяюсь на несколько недель, - подтвердил Мэрком догадки Дениса. - Некоторые эксперименты требуют особых условий, в частности, повышенной аккуратности и сосредоточенности. В городе, в моей "рабочей" башне не всегда удается добиться подобных условий. И потом, кое-какие опыты даже в случае соблюдения всех условий чересчур опасны, чтобы проводить их в населенных местах. Однако не беспокойтесь, за последние полгода я навел тут порядок, так что неудобств вы испытывать не будете. - Вы намерены надолго поселить нас здесь? - оторвался наконец от парайезавра Журский. - Видите ли, мы ждали возвращения Создателя около семьсот семидесяти лет. - Максим вежливо поднял бровь, выражая уважение к подобной терпеливости. Вряд ли найдется в Нисе хоть один эльф, который не захотел бы воочию убедиться в том, что Создатель вернулся. Я уже не говорю о представителях других рас. Разумеется, желание это вполне объяснимое, и нам следует уважать подобное стремление. Однако вместе с тем сие может принести вам массу неудобств самого обыденного характера. - Представляю, - кивнул Журский. - Поэтому, мне кажется, на первое время вам следовало бы пожить здесь рядом со столицей и вместе с тем за чертой города. - Вполне разумно звучит. Вас, похоже, не зря называют мудрецом. Мэрком чинно поклонился. - Кроме того, - продолжал он, - в башне приготовлены не только комнаты для вас, но и кое-что, что поможет вам сориентироваться в происходящем. Дело в том, что даже не все мои соплеменники верят в неординарность нынешних событий... более того, некоторые даже не верят, что вообще происходит что-либо из ряда вон выходящее. Хотя отдельные факты, как мне кажется, способны убедить самого заядлого скептика. - Топь, - глухо произнес Элаторх. Кажется, это было продолжением некоего спора, случившегося между ним и учителем. - Да, и Топь в том числе, - согласился тот. - Она за время твоего отсутствия значительно увеличилась. И продолжает расти. Если так будет продолжаться и дальше, не исключено, что скоро она доберется до стен Бурина. - То есть, до этих краев, - уточнил Журский, внимательно прислушивавшийся к разговору. - Да. Максим со значением посмотрел на Резниковича, а потом взглядом указал ему назад, туда, откуда они пришли. Писатель только гневно сверкнул глазами. - Но Топь - не единственное доказательство чужеродного вмешательства в наше мироздание, - признался Мэрком. - И, возможно, не самое страшное. Закончить он не успел - как и полагается, на самом интересном месте пришлось прерваться, так как они уже были во дворе башни и навстречу бежали слуги. Да и, кстати, Резникович сильно сомневался, что так сильно хочет услышать продолжение.

3

Похоже, о них уже знали. Как ни старался местный Мерлин-мудрец (Журский окрестил так про себя Мэркома; а что, даже имена созвучны), информация успела просочиться. Во всяком случае, слуги взирали на обоих гостей блестящими глазами и со значением перешептывались. Максим с горькой иронией подумал, что Резниковичу легче привыкать к такой ситуации, ему ведь не впервой находится среди толпы почитателей, жаждавших если не автографа, то хотя бы взгляда со стороны предмета своего обожания. Хотя вряд ли господину писателю это так уж нравится - быть в центре внимания. Сейчас - точно не нравится. Резникович смущенно кашлял в кулак, дерганно глядел по сторонам, делая вид, что не замечает, как на него смотрят. И с преувеличенной заинтересованностью слушал Мэркома. - Башню построили не так давно, по моей просьбе, - объяснял старик. - В основном все тут сориентировано на мои нужды, если точнее, на проведение особо опасных экспериментов - я уже говорил... Прислуги здесь живет немного, ровно столько, чтобы поддерживать ее в нормальном состоянии. Часть переезжает со мной, когда я переселяюсь в город, и возвращается, когда я еду сюда, но в ближайшее время я, разумеется, никого забирать с собой в город не стану. Да и сам первые дни поживу здесь, помогу вам освоиться. - Они подошли к массивным двустворчатым дверям - те, распахнутые, ожидали, пока гости войдут. "Банально, - подумал Журский, но мне они напоминают челюсти чудовища". - Для вас, - продолжал тем временем Мэрком, - я отвел весь третий этаж. Собственно, "весь" здесь не вполне уместно, поскольку он не так уж велик. Тем более, вас двое... - он смущенно кашлянул и улыбнулся Максиму: - Извините, кажется, я не совсем точно выразился. Вне всяких сомнений, мы только рады, что вас двое... - ...просто этаж готовили для одного, - подытожил тот. - Я, если честно, тоже не планировал навестить вас. Но так уж получилось. Так что мы квиты. - У моего друга весьма своеобразное чувство юмора, - отозвался Резникович. - Послушай, Мэрком, а почему все выглядит так, как будто о нашем визите знали заранее? Эти свечи, - он указал на множество зажженных свечей, стоявших в зале, куда они сейчас вошли, - ковры, слуги... Все как-то очень уж торжественно. Не верю, что они каждый раз встречают тебя с прогулки подобным образом. И правда, зал сиял, на лицах слуг застыло праздничное выражение, а лестница, ведущая на верхние этажи, была застелена яркой ковровой дорожкой, явно не предназначенной для ежедневного пользования. - Они знали, что я жду важных гостей, - признал Мэрком. - Поэтому приготовились. - Но кто мы такие, вы им не сказали, - уточнил Журский. Старец насмешливо взглянул на него: - Разумеется, не сказал. Тем более, что я ведь не знаю, кто вы такой. Вы не эльф, - добавил он, чтобы смягчить свои слова, - и уж подавно не гном и не тролль. Кто же тогда? - "Зовите меня Никто", - пробормотал Максим. - Или, если угодно, человеком-загадкой. - А что такое "человек"? Кажется, старик был искренен - он на самом деле не знал, что такое человек. "Можно подумать, я знаю!" Спас положение, как всегда, Резникович: - Думаю, у нас еще будет время поговорить на отвлеченные темы. Прошу тебя, пойдем-ка наверх, где никто не сможет нам помешать. И расскажи наконец о том, что здесь происходит. Я имею в виду Нис. Старец молча кивнул и указал на лестницу. Все четверо - Элаторх, хоть и не принимал участия в "многомудрых беседах", но не отставал - поднялись на третий этаж и прошли в небольшую комнату, наспех оборудованную в гостевую. Как ни старались слуги, им так и не удалось полностью завесить гобеленом ярко-синее пятно, появившееся, вероятно, в результате каких-то опытов; опять-таки, столь массивные решетки вряд ли установят на окнах гостиной. Журский хотел было высказаться по этому поводу (решетки ему совсем не понравились, поскольку придавали комнате сходство с богато меблированной тюрьмой), но смолчал. И так в последние часы он вел себя не лучшим образом, слишком часто давая волю своему языку - и кому какая разница, что тому причиной? Его переживания по поводу того, что с ними происходит, да из-за оставшейся в лесу Надежды вылились в едкие замечания по поводу и без повода и, кажется, не вызвали симпатию ни у старика-чародея, ни у наследного принца. "А, может, еще тебе не нравится, что Дениса боготворят здесь, а тебя считают довеском к нему - и только". Мысль была жестокой, но в чем-то справедливой. И все-таки эти решетки на окнах... - Раньше здесь была одна из моих лабораторий, - пояснил Мэрком, косясь на ярко-синее пятно, выглядывающее из-под гобелена. - Опыты, которые я тут проводил, закончены, оборудование разобрано и перенесено в мою "городскую" башню, а вот кое-какие последствия... Уж не обессудьте. Это лучшее, что я пока могу предложить вам. Максим повнимательнее оглядел это "лучшее". В принципе, если не придираться к пятну и решеткам, комната выглядела на "отлично". Как номер в многозвездочном отеле для господ толстосумов, в отеле, максимально стилизованном под средневековье. На полу - роскошные ковры, перехватывающие каждый ваш шаг, впитывающие в себя звуки, как губка воду. На стенах - парочка забавных гобеленов. У окна - письменный стол, еще один, но журнальный ("Хотя вряд ли здесь читают журналы") - в центре комнаты. Плюс стулья, подсвечники и прочее в ассортименте. "Вот именно, "в ассортименте". Здесь нету какого-нибудь одного выдержанного стиля. Скорее это смесь, словно оформитель, подбиравший мебель воплощал свои самые бредовые фантазии из снов". Ряд дверей соединял эту комнату с другими, в которых, вероятно, и предстояло жить двум "дорогим гостям". "Если, конечно, - мысленно добавил Максим, - мы не сбежим отсюда". А таковое желание у него давно уже возникло и с каждой минутой становилось все сильнее. - Отличная комната, - сказал Резникович. - А теперь, пожалуйста, расскажи нам... - он не закончил; и так было понятно, о чем именно. Мэрком вздохнул: - Даже не знаю, с чего начать. Наверное, следует прежде всего обратиться к событиям четырехсотлетней давности. Именно тогда я впервые заметил, что происходит нечто необъяснимое. Но, как водится, сначала значения этому не придал. Даже обрадовался. Решил, Ты возвращаешься. Резникович смущенно кашлянул. А Максим с легким раздражением отметил, что его старинный приятель, похоже, во всем, что здесь происходит, винит исключительно себя. Плохо, очень плохо. Отвратительно! - Я хотел вернуться, - вымолвил Резникович (и Журский не сомневался, что он лжет). - Но никак не получалось. - Сейчас это уже не имеет значение. Ведь Ты вернулся, - ответил Мэрком с мягкой улыбкой. Он, наверное, привык, что люди... вернее, эльфы обращаются к нему за помощью, самой разной. Если этот старик прожил более семи сотен лет!.. Пожалуй, за такой срок даже дурак поднаберется мудрости. "И если, мрачно подумал Журский, - если уж Мэрком чего-то не понимает и не знает, как бороться с чем-то, вряд ли вообще отыщется кто-нибудь, способный на такое". - В общем, сперва я упустил время. То, что созвездия поменяли свой узор, можно было истолковать по-разному. Равно как и события, начавшие происходить после века Пляшущих Созвездий. - И разумеется, их толковали прежде всего так, как было удобнее и спокойней людям... то есть эльфам, - предположил Максим. - Да, к сожалению. И к сожалению, я слишком поздно сообразил, что к чему. А ведь так просто было догадаться! - он с досадой ударяет ладонью по столешнице, стол дребезжит, мозги Журского дребезжат в ответ: "Просто? Может быть... Но нам, с сорокалетним-то опытом, увы, сложновато за вашими логическими выкладками угнаться. Ты б попонятней, старик, объяснял". Тот, будто мысли читать умеет: - Суть в том, что в нашем мире созвездия - не просто украшения в небе. От них напрямую зависят, если так можно выразиться, нити судеб. Я не силен в астрологии, но с основами этой науки знаком достаточно хорошо, чтобы попытаться изложить... Как Луна управляет приливами и отливами, так и другие небесные тела оказывают влияние на окружающую их реальность, в том числе и на то, что творится с нами. Всё у нас, от рождения до смерти, связано с воздействием небесных тел. Понимаете, всё! - И когда "заплясали" ваши созвездия, они тем самым изменили ваш мир, догадался Журский. - Вот именно! А поскольку первоначальное их расположение было результатом мудрого провидения Создателя, то всякое изменение могло привести лишь к ухудшению. - И привело? - И привело... Изменения в нашем мире поначалу казались незначительными, но постепенно... Постепенно до меня начало доходить, что за всем этим стоит некая сила. Которая действует с вполне определенными целями. - И что ж это за сила? - Как выяснилось, довольно... необычная. Вряд ли я докопался бы до истоков, но он сам в конце концов выдал себя. - Он? - Да. Он называет себя Темным богом. Прежде, до того момента, как он впервые появился, мы даже не знали такого слова - "бог". - Понимаю. Кроме Создателя, никаких сверхъестественных существ, сил, стихий и прочего у вас не было, так? - Собственно, Создатель тоже не "сверхъестественное существо". Он более чем естественен, а кроме того, мы, Нерожденные, хорошо помним времена Зари Мира, когда Он еще был с нами, до того, как ушел. Теперь Он вернулся, сидит рядом с нами. - Старец улыбнулся Резниковичу. - Разве Ты сверхъестественен? Тот покачал головой: - Не наблюдал за собой такого грешка. - Мы немного отвлеклись, - напомнил Максим. - Значит, некто Темный бог... А почему вы решили, что он - причина всего происходящего? Знаете, иногда люди приписывают себе разные вещи, порой утверждают, что они - причина катастроф и прочих глобальностей. А все дело в извращенном стремлению к славе - и, разумеется, ничего общего с истинными причинами случившегося такие заявления не имеют. - Именно, "люди", - подчеркнул Мэрком. - Вы правильно сказали. Ведь Темный бог не из нашего мира. Теперь я в этом окончательно убедился. У него ваш акцент, он одет подобно вам. - Не хотелось бы вас разочаровывать, но не все мы, люди, способны менять рисунок созвездий. Далеко не все. - Вполне допускаю. Но Темный бог - способен. И на многое другое тоже. Он доказал. - Если можно, с этого места - поподробнее. - Извольте. Доказательств предостаточно. Пожалуй, самое убедительное (и одно из самых трагических) - случай с драконами Ивла, нашего северного материка. - Значит, здесь есть и драконы? - полувопросительно пробормотал Максим. И что, они выдыхают пламя, кушают эльфов и собирают сокровища? Старец удивленно уставился на него: - С чего вы взяли?! Впрочем, сокровища они собирают, даже в большей степени не собирают, а несут в себе; но эти сокровища - мудрость Ниса, знания. И если дракон умирает, не оставив после себя ученика, часть мудрости уходит из мира. Кстати, именно поэтому драконы были изначально наделены невероятно сильной тягой к жизни - чтобы ни капля мудрости не покинула мир по нелепой случайности. - Хвала Создателю, - облегченно вздохнул Журский. - Я-то, грешным делом, думал... Так что там за случай с драконами Ивла, связанный с Темным богом? Мэрком сморгнул, видимо, чем-то здорово обескураженный, но вопросов задавать не стал: - Случай страшный. Однажды в Эндоллон-Дотт-Вэндре, столице драконьей державы Эхрр-Ноом-Дил-Вубэка, в Зале Короля появилось чашеподобное углубление с большим многогранным кристаллом в центре. По внешнему кругу этой чаши была выжжена - черная на сером - следующая фраза: "Отныне ежегодно чаша сия будет наполняться кровью существ разумных, в противном же случае все вы умрете". Как я уже говорил, в драконах изначально заложена сильнейшая тяга к жизни, поэтому ничто не могло вызвать в них такого дикого, бесконтрольного ужаса, как угроза скорой смерти. Тем более, что одновременно с появлением чаши в Зале Короля, всем драконам державы приснился один и тот же сон - сон о рождении Камня (так назывался кристалл) и о наложении на всех их заклятия, суть которого и была изложена в той фразе. Ну а чуть позже в Зал явился и сам Темный бог, который лишь подтвердил, что отныне все они, драконы Эхрр-Ноом-Дил-Вубэка, обязаны выполнять условия либо умереть. - И они согласились? - Да. Но вместе с тем начали искать способ избавиться от власти Темного бога. Такой способ они отыскали - и хоть дорогой ценой, но все-таки, я считаю, победили9. - Откуда вам известно обо всем этом? - Это отдельная история. Я получил письмо без обратного адреса, ну а тот, кто обращался ко мне, называл себя "доброжелателем". В письме он изложил всю эту историю, добавив от себя, что услышал ее от существа, которому доверяет, но имени которого (как и своего имени) раскрыть не может. Разумеется, я проверил, как мог, то, о чем пишет мой "доброжелатель". Все сходится, увы. - Но ведь это не единственное доказательство существования вашего Темного бога? - Вы правы, есть и другие. Во-первых, Прэггэ Мстительная, правительница горных гномов с того же Северного, видела его, и не раз. Во-вторых, в последнее время по всему Нису (но в основном - опять-таки в Ивле) расплодилось несметное количество тварей, о которых в Книге Творения ничего не сказано... - Он запнулся, задумчиво постучал пальцами по столешнице, потом извинился за паузу и продолжал. Журский, которого так и подмывало поинтересоваться, слышал ли старик что-нибудь о такой штуковине, как "эволюция", все же сдержался. - Твари эти и внешне, и нравом своим словно опровергают всякие законы природы, они будто выпрыгнули из чьих-то кошмаров. Они - явно порождения Темного бога. Есть подозрение, что некоторые из них даже разумны. - А что насчет Топи, о которой упоминал Элаторх? - Топью ее назвали мы, и это на самом деле болотистый участок суши, хотя такая характеристика не слишком точна. Когда говорят "участок суши", то подразумевают, что этот участок - просто кусок земли. Топь же... как бы невероятным вам это ни показалось, Топь - живая. Во-первых, она растет. Во-вторых, видоизменяется - и видоизменяет тех существ, которые туда попадают. А также порождает новых, своих, которых раньше в Нисе не существовало. - Поэтому вы считаете, что она живая? - уточнил Журский. - Когда вы увидите ее, то поймете, почему я так говорю. - Ладно, предпочитаю поверить вам на слово. Итак, Топь, живые существа неизвестной природы, наконец - Темный бог. Ах да, еще созвездия, поменявшие свое положение на небе. И чтобы разобраться во всем этом, вы решили вызвать Создателя. - Если не Он, то кто же тогда сумеет спасти мир? - Максим... - Подожди, Денис. Скажите, Мэрком, вам никогда не приходила в голову мысль, что ничто не бывает статичным? "Все течет, все меняется", говорил один наш мудрец. Понимаете? Не исключено, что то, чего вы так боитесь, всего лишь перемены. Не к лучшему или к худшему, просто перемены. Естественные. - Это на самом деле перемены. Но они не естественные, вот в чем дело! Впрочем, давайте не будем торопиться с выводами. Сегодня я всего лишь рассказал вам о кое-каких аспектах... проблемы, назовем ее так. Думаю, со временем у вас появится возможность составить собственное мнение о происходящем. Тогда мы вернемся к нашему разговору, а пока что, - Мэрком поднялся и обвел руками комнату, - располагайтесь. Завтрак вам занесут примерно через полчаса. Если что-нибудь понадобится, вот колокольчик на стене, позвоните, и слуги поднимутся к вам. Вслед за мудрецом поднялся и наследный эльф, так за время разговора и не сказавший ни слова. - Отдыхайте - и когда сочтете возможным, позовите меня, чтобы я продолжил вводить вас в курс дела. - Ну, - сказал Журский, когда они остались одни, - ну ты и придумал мир, ничего не скажешь. - Ты не веришь всему, что он рассказал. - Верю, очень даже верю. И именно поэтому, дружище, собираюсь взять тебя подмышку и сбежать отсюда обратно, в наш уютный, рутинный, но такой безопасный мирок!

4

От Максима этого следовало ожидать - этого или чего-нибудь подобного. - Подожди, не суетись. Я понимаю, что Мэрком наговорил больше, чем ты способен "заглотить", но... - Ты не понимаешь, Денис. Ущипни-ка себя за руку. Ущипни-ущипни, не жалей! Больно? Больно. Если б сильней, небось и кровушка б твоя пролилась. А то, что нам здесь с тобой твой мудрец семисотлетний рассказывал, отнюдь не сюжет книжонки a la Толкин. Темный бог - кем бы он ни был - явно покруче нас с тобой будет, если способен заколдовать целую страну драконов. Ну, обо мне-то вообще речь не идет, я тут так, в роли Спутника Главного Героя, но ты, Денис, если не забыл, являешься Создателем этого мира. Ты ж этих драконов сотворил, так? Ну вот, а он их сумел поработить. Из чего я делаю (может, не спорю, несколько скоропалительный) вывод о том, что Темный бог могущественнее тебя. Тварей напридумывал - это ладно, их вон пускай твои эльфы отстреливают... кстати, у них хоть луки или арбалеты имеются? О, это чудесно. Вот из них пускай и отстреливают. Но Топь... но созвездия... Денис, мне почему-то кажется, что ты давно уже разучился передвигать созвездия.... даже если когда-либо умел. - Журский выставил перед собой ладони, защищаясь: - Нет, не горячись, выслушай. Я ни минуты не сомневаюсь, что ты сам свято веришь в рассказанную тобой историю про то, как ты создавал Нис. Но... Был такой термин, сейчас его, кажется, стали реже использовать - "визионерство". Суть его заключалась в том, что кто-то по тем или иным причинам сознанием своим "протыкал" границу нашей реальности и "взирал" на другую реальность. А потом все "завизированное" описывал. - Я понимаю, о чем ты... - Денис, допуская то, что возможности человеческие до конца не исследованы и приближаются к показателю "бесконечность", все-таки представить тебя, себя, да кого угодно в роли создателя реально существующего мира!.. извини, не могу. Фантазии не хватает. Проще уж предположить, что когда ты лежал в больнице и бредил о Нисе, ты... - ..."проткнул" границу нашей реальности и стал "визионером", - Денис даже не пытался скрывать горечь в своем голосе. - Согласись, это звучит более похоже на правду. - Для тебя - да. Для меня - нет. Между прочим, они ведь меня узнали - и Элаторх, и Мэрком... - Вот-вот, "узнали". А скажи мне, Денис, ты, когда прошлый раз здесь был, как выглядел? Неужели, таким же взрослым и представительным, как сейчас? Журский поднимается из-за стола и шагает по комнате - кажется, совершенно бесцельно. Как будто дает приятелю время осмыслить сказанное и поискать ответ на заданный вопрос. А он, мол, разомнет пока "затекшие члены". Вот шагнул к письменному столу, что у окна, выглянул в набирающее мощность утро, качнул головой, словно удивляется: смотри ж ты, и здесь солнце так же ярко светит, кто бы мог подумать!.. Присел у неразожженного камина, даже внутрь по плечи залез, то ли в поисках не до конца сожженных тайных документов Мэркома, то ли собираясь через дымоход подстрелить на завтрак утку-другую. Поднялся с колен, отряхнулся как ни в чем не бывало, вопросительно взглянул на Резниковича: чего молчишь? - Конечно, я тогда был другим, - признает Денис. - Только, знаешь, каким я был, сказать тебе не могу. Не знаю. Это как во сне - ты ведь во сне редко в зеркала смотришься, правильно? Вот и я... Я просто был самим собой. А как я выглядел - спроси у Мэркома или у кого-нибудь еще из Нерожденных. - Ладно, думаю, ты и так понял, к чему я веду, - а сам все шагает по комнате, взыскательно оглядывает стулья, открыл одну из дверей, заглянул в соседнюю комнату, закрыл дверь, теперь гобелены рассматривает. - Да понял, конечно. Но все равно... Ведь они помнят меня, помнят, что и когда происходило. Нет, Макс, ты перегибаешь палку. - Ничего подобного! Может, у них "ложная память" какая-нибудь сработала! Ты заметь, что твой разлюбезный Элаторх, встретивши в лесу мальчишек, опознал тебя по фотографии на книжке. Кстати, все время забываю спросить, это ты сам выдумал им такие имена? - рассеянно спрашивает Журский, теребя краешек одного из гобеленов, пробуя ткань на ощупь, словно приценивается. - Да. Согласен, глупо получилось... - Это почему же? - Да потому! Знаешь, это ведь только в современных фантастических романах появилась такая мода - давать героям имена, составленные "от фонаря". Сейчас уже мало кто помнит, что настоящее-то имя всегда что-нибудь означает, что никогда имена не появлялись в результате простого подбора гармонично звучащих слогов, что всегда в имени был некий смысл! А то и несколько смыслов, наслаивающихся один на другой, когда самый верхний явный, а остальные - скрытые, но от того не менее значимые. - Например, "Денис", - подхватил Журский. - То бишь, ДЕмиург НИСа. Неплохое совпадение, а? Резникович засмеялся: - А что, вполне может быть. Видишь, ты сам подбираешь доказательства того, что я все-таки тот, кем меня здесь считают. - Вообще-то мы очень уж далеко забрались от начала нашего разговора, заметил Максим. - Даже если ты и впрямь - создатель этого мира, то скажи мне, как ты намереваешься выполнить свой долг, то бишь, устранять все те "неполадки", о которых тебе рассказал Мэрком? - Не знаю. Но я ведь в ответе за тех, кого создал, так? - Это не решение проблемы. - Прости, но ничего другого я тебе сказать не могу. Надеюсь, пока не могу. Журский жестко взглянул на него и покачал головой, то ли жалея, то ли удивляясь. - Зато я могу тебе кое-что сказать. Я тебя, Денис, отлично понимаю: мир мечты, детство и так далее. Понимаю. Но. Дела здесь творятся недетские и даже на нас, взрослых мужиков, не рассчитанные. Надорвем животики, обязательно надорвем - и не от смеха. Сила печатного слова, конечно, штука серьезная - а слово печатное нас с детства учит, что нет занятия во вселенной более достойного и приятного, нежели спасать миры. Хотя кому я рассказываю, ты ж сам не раз о таких вещах писал, а я тебе - "печатное слово"! Только вот что: я еще не готов к роли спасителя миров. У меня жена и дочь в другом, моем мире остались. И ты, наверно, тоже не святым отшельником живешь. Да ладно! был бы хоть малейший шанс на то, что нам удастся что-нибудь сделать - тогда я понимаю! А так... Подыхать ни за понюшку табаку... - Почему ж именно подыхать? - А ты что думаешь, тебя посадят во дворце, на злотистом, на тронце - и будешь оттуда приказы отдавать? Сомневаюсь! Твоим приятелям эльфам по семьсот лет, если не больше! И они не могут справиться с тем, что происходит. А ты выйдешь в чисто поле, подмигнешь звездам - те мигом на прежние места станут, еще и извинятся; глянешь на Топь - она и скукожится, высохнет; зыркнешь на тварей Темного бога - исчезнут; ну а коли сам Темный против тебя выступит - ты его за шкирку и к ответу, мол, чего по чужим мирам шастаешь-балуешь?! - а он тебе в ноженьки бухнется: прости, господин, не знал, не ведал, на кого батонище свой черствый крошить посмел?! Так что ли, по-твоему, все будет?! - Журский почти вплотную подошел к Денису и невесело усмехнулся: - Нет, любезный, так не выйдет, так не будет, дорогой!.. И не взгреют, и не в утиль сдадут - мокрого места от тебя не оставят... и от меня заодно. Стоп! Только не нужно предлагать мне вернуться обратно одному. Не нужно! Во-первых, я ни в жизнь не соглашусь тебя здесь оставить - хотя бы потому что когда-то давно ты рискнул ради меня своей жизнью... вот такой каламбур выходит... Ну а во-вторых, представь, что твои хмыри долгоживущие связывают меня по рукам и ногам, не спросив моего мнения - или даже спросив и связав после того, как выслушали, - и волокут к Кругам Эльфов. Запихивают обратно в наш мир, ты же машешь мне ручкой и остаешься. И что дальше? Назавтра является ко мне наряд ментов и нежно так вопрошает: скажите, уважаемый, вот вы вчера в лес уходили вчетвером, а вернулись втроем; куда четвертый делся? И я им давай про тоннели между мирами рассказывать... Представляешь? То-то! - Что же ты предлагаешь? - А предлагаю я, Денис, следующее. Мы сейчас оставляем здесь все свои вещички (их не так уж много и они не настолько дороги мне - думаю, и тебе тоже) и идем вроде как прогуляться. Прогуливаемся мы до Кругов - где и уходим обратно в свой мир. Ну а на столике этом, если хочешь, оставим записку: "извините, возложенная на нас ответственность слишком велика, не справимся" и все такое. - Думаешь, так просто получится уйти? Неужели, по-твоему, никто бы тогда не шастал между мирами, если б... - Но попытаться мы должны! Обязаны, понимаешь, попытаться! Ух, вашу... Достали эти добрые самаритяне! Слушай, ты-то откуда эту заразу подхватил, которая альтруизм называется?!.. - Угомонись, Макс. От тебя, наверное, и подхватил, - Денис положил руку на плечо друга: - Ты же первый вызвался идти сюда со мной. Я тебя не звал. ...Ладно, хватит. Хочешь уйти - пошли. Ты, в конце концов, прав: я здесь не из-за них, а из-за себя. Конечно, на самом деле все было по-другому. Но Журскому и впрямь следовало вернуться обратно, к семье. А раз один он уходить не хочет, придется Денису прогуляться до Кругов вместе с ним. Ну а там... "В другие миры попадают не для того, чтобы тут же сбежать из них", невпопад подумалось ему откликом какой-то другой, полузабытой фразы.

5

Выпустили как-то очень уж легко, что не могло не вызвать у Журского вполне закономерных подозрений. Ни один из слуг в башне не задал им вопрос, куда, мол, идете и что это вы намерены делать и т.д. Ни один вообще ничего не сказал; все изо всех сил пытались изобразить почтительную слепоту во взоре - и отчаянно переигрывали, ибо косились вслед двум "гостям", аж жалко становилось бедняг-эльфов. То же и на выходе - двустворчатые двери, правда, уже закрыли, но когда Журский объяснил пробегавшему мимо слуге, что "гости изволят выйти прогуляться", тот понятливо кивнул и повел их к двери черного, а скорее всего - обычного входа; те же, которые "двустворчатые и массивные", явно предназначались для особо торжественных случаев или для протискивания в башню крупногабаритных мензурок для экспериментов Мэркома. Прежде чем выйти во двор, Максим решил снагличать - и сообщил слуге, что они идут в сторону Кругов, мол, забыли там какую-то безделицу, обронили в спешке - а безделица-то дорога как память... Ну и вообще хочется свежим воздухом подышать, так что если хозяин будет спрашивать, передайте, что отлучаемся, но ненадолго, максимум на часок. И кстати, любезный, если не затруднит, распорядитесь, чтоб к этому времени к нам в комнаты подали чего-нибудь позавтракать; а вещи пускай не трогают, мы сами распакуем, когда вернемся. - Ну ты жук! - восхищенно прошептал Резникович, когда они миновали хиленькую оградку и выбрались на тропинку, где их никто не мог услышать. Так задурить голову бедняге - это уметь надо! - Это-то я умею, - ворчливо отозвался Максим. "А вот миры спасать - уж извини, старина", - но этого он вслух не сказал. Незачем в чужие раны раскаленным прутом тыкать. - Ну что, пошли к Кругам? Они молча зашагали по дороге, ровной, заметной - и захочешь - не заблудишься. - Послушай, ты что, замерз? Журский недоуменно уставился на приятеля, и тот объяснил: - Ты же дрожишь, как будто только что вылез из полыньи. Дать тебе куртку? Максим покачал головой: - Спасибо, не нужно. И так скоро будем дома - там и отогреюсь. На самом-то деле он знал: никакая куртка не поможет. Только сейчас он понял, насколько перепугался того, что с ними произошло - и, собственно, происходило до сих пор. Когда ребенок рождается, покидая утробу матери, оставляя тот уютный мирок к которому привык, - он кричит от ужаса перед неизвестным "нечто", представшим перед ним. Точно так же готов был сейчас заорать и Максим. Кажется, он даже меньше перепугался в прошлый раз, когда вместе со своим дядей, Дениской и еще несколькими людьми попал в "параллельное измерение " - а ведь тогда его жизнь подвергалась не меньшему риску. "Вот странно: обычно, когда в книгах пишут о таких случаях, герой только и делает, что восхищается да радуется увиденному. Мне бы тоже, наверное, следовало. Ведь глупо же..." Он оглянулся: невероятных форм и размеров растения окружали дорогу. Раньше он видел их только на рисунках про доисторические времена да в экранизациях a la "Парк юрского периода". Теперь, что называется, узрел воочию. И куда же подевалось то ощущение романтики, которое возникало прежде, стоило лишь посмотреть на рисунок с каким-нибудь "динозавровым папоротником"? Никакой романтики - одно лишь чувство чуждости, опасности, таящейся в этих листьях и стволах. "Да ты, никак, ксенофоб, дружище!" - впрочем, было несмешно. Что же до эльфов... выглядят они как люди, поэтому сложновато поверить в рассказы Мэркома о его семисотлетнем возрасте. Глаза? Да, в глазах что-то такое есть, и нутром чуешь: "правда", но разум отказывается принимать такое. Может, они еще и колдовать умеют?!.. "Драконы. Здесь и драконы водятся. Эти точно на людей не будут похожи". Но нет, доводить дело до такого Журский не собирался, драконы - это уже перебор. У него семья, ему с такими воспоминания будет сложновато жить. Кое-кто, конечно, не задумываясь поменялся бы с Максимом местами - рыцарь Александр Сергеевич, например, - но Журский никогда эскапизмом не страдал, вот как в детстве переболел, так с тех пор и не думал даже. Его место - в зоопарке, в экспедициях, там, где он чувствует себя собой. - Ты чего раскис? - обронил Резникович. Максим аж обалдел: это кто кого утешать должен?! А приятель продолжал: - Если из-за дочки переживаешь, то зря. Я хоть с ней всего полдня знаком, но видно же - девочка самостоятельная, боевая. Ничего с ней не случится. Да и рыцарь наш - вполне приличный паренек. Если что-нибудь... - Да перестань, Денис, я не по этому поводу. Тот замолчал, пожав плечами, мол, как скажешь. Но Журский ничего сказать не успел, поскольку они уже пришли к Кругам. Менгиры по-прежнему тянулись к небу, здесь почти незаметному из-за обилия зелени. Максим мысленно сравнил их сперва со старым проржавевшим капканом, готовым вот-вот цапнуть вас за ногу, потом - с челюстями какого-нибудь гигантского "-завра", наконец посмеялся над собственной банальностью и кивнул в сторону камней: - Ну что, погуляли и хватит? Слова получились не веселыми, а скорее жалкими, звучавшими заискивающей попыткой оправдаться. В этот момент Журский был противен сам себе - и в то же время знал, что не отступит. Жена и дочь важнее, чем собственное душевное спокойствие. - Идем? - Макс, посмотри!.. - приятель шептал так, что Максима передернуло. Он обернулся. Резникович тыкал пальцем куда-то в траву, что росла возле самой дороги. Подбежал, глазами отыскал нужное - и отшатнулся. Капли крови на листьях, они же - на чем-то белом, что флагом о капитуляции виднеется невдалеке. Журский подошел поближе и поднял с земли платок, заранее зная чей он. "А ты говоришь, - подумал отстраненно, - "девочка боевая". Да уж, куда боевитей!.. Только где мне ее теперь искать, мою "самостоятельную"?.."

Киллах о воспитании

- Ведь опять врет, - недовольно ворчит из темноты кто-то из слушателей. Избавитель, ну скажи же... - Пусть, - отмахивается тот. - Не мешайте. Килларг благодарно кивает: - Твоей мудрости нет предела. Равно как и терпению. С вашего позволения, господа, я продолжу.

* * *

Итак, как уже говорилось, отряд кхаргов, посланных Голосом Господним за будущими воспитанниками, благополучно добрался до Гунархтора. Они подошли к городу утром, когда народу на улицах было еще не слишком много, и посему Желтоклыкий, главный среди носильщиков, направил своих кхаргов кратчайшим путем. Они добрались к холму господина Миссинца примерно через полчаса; но хотя время было раннее, у ворот уже толпились многочисленные просители. Следует сказать, что таковые почти никогда не оставляли в покое холм пророка. Ибо, как утверждают мудрецы, надежда порой бывает сильнее смерти; вот паломники и надеялись на то, что если и не привлекут внимание, то хотя бы сами краешком глаза увидят, одной ноздрей учуют господина Миссинца. Не смущали их ни высокий каменный забор, ни бдительная стража у ворот. И всякий раз, когда ворота те открывались, толпа восторженно привставала, поводила в воздухе носами и надеялась на удачу. Некоторым даже удавалось увидеть в проеме невысокий (по тогдашним меркам для Гунархтора) двухэтажный холм господина Миссинца. Пророк никогда не стремился жить в роскоши, однако единственно ради поддержания престижа вынужден был поселиться в этом холме. Его выстроили согласно с планами самого Голоса Господнего, и только высокий забор соорудили чуть позже, когда стало ясно, что иначе никак не уберечься от толп паломников. Когда отряд, возглавляемый Желтоклыким, приблизился к воротам, ожидающие в очередной раз воодушевились - но ненадолго. Ибо внутрь пропустили только вновь прибывших - а потом ворота за их хвостами - и перед вибриссами паломников - опять намертво закрылись. Холм господина Миссинца стоял в небольшом парке, не выделявшимся ничем особенным. Там не росли ни какие-то особо редкие растения, не обитали в клетках невиданные твари. Парк служил единственно для отдохновения души хозяина холма. Был он, парк, нестрого разделен на фрагменты аккуратными дорожками. Вдоль дорожек росли декоративные папоротники, в том числе и древовидные, чьи запахи составляли неповторимые узоры. Собственно, именно запаховые букеты были основным критерием, по которому разбивали парк. По дорожке навстречу прибывшим торопился один из слуг господина Миссинца кхарг по имени Гостеприимец. Он, поджав губы и сморщив нос, поинтересовался, почему отряд Желтоклыкого прибыл так поздно, но ответ выслушивать не стал. "Оправдываться будете перед пророком - если тот захочет слушать", напрямик заявил он. Пока же препроводил всех их в приемный зал, где с минуты на минуту должен был появиться господин Миссинец.

* * *

- Вот ведь... - кряхтит кто-то из слушателей. - Так врет, как будто видел все это собственными глазами, нюхал собственным носом. - Всего не видел, - с достоинством отвечает килларг. - Но в парке у господина Миссинца был пару раз. Да и, кстати, Избавитель, может, наверное, подтвердить, что я не вру. Но Избавитель ничего не говорит, он только кивает, а взгляд его, устремленный в пустоту за плечом сказителя, еще раз подтверждает, что мысли Избавителя заняты совсем другим и находится он сейчас, похоже, далеко отсюда. Далеко и в пространстве, и во времени.

* * *

Гостеприимец Рокху сразу не понравился. Селюк или даже кхарг-зверь, дорвавшийся до власти над себе подобными - вот как бы Рокх его охарактеризовал. - Они очень устали? - спросил Гостеприимец, указывая на молодых кхаргов. - Не очень, - не задумываясь, ответил Желтоклыкий. - Это хорошо. Господин Миссинец сейчас занят, - со значением произнес Гостеприимец. - Когда освободится, тогда и прийдет в зал. Желтоклыкий понимающе кивнул. Они зашагали по дорожке - Рокх решил, к парадному входу в холм, но нет, таким как они, разумеется, у парадного-то входа делать нечего. Гостеприимец повел носильщиков и их "ношу" к северному крылу, где обнаружилась невзрачная дверь. За дверью был коридор, потом еще один, чуть пошире и обставленный побогаче предыдущего; наконец коридор уперся в широченные, в полстены, створки, которые распахнулись и поглотили их, пропихнув прямо в зал (Гостеприимец остался снаружи). Преогромнейший зал, даже удивительно, что он поместился в этом холме. - Располагайтесь, - велел Желтоклыкий, указывая на тнилры, специальные подставки для стояния во время длительных приемов. Разумеется, Рокх тогда еще не знал, как они называются и для чего предназначены, эти высокие массивные треножники в кхаргов рост, с плоским мягким утолщением-подушкой наверху. Когда кхарг становился в тнилр, опираясь частично на хвост, но в большей степени на спинку треножника, голову очень удобно было откидывать именно на это утолщение. Из того, что в зале не оказалось ни одной скамьи для сидения или - тем более! - топчана для лежания, можно было догадаться и о предназначении самого зала. Здесь не проводятся ни пиры, ни длительные задушевные беседы - только серьезные собрания, деловые... хотя, какие могут быть деловые собрания у пророка? и с кем? - Давай-давай, не стесняйся, Клеточник! - рокотал Желтоклыкий. - Когда еще отдохнешь, неизвестно, так что... Рокх не стал дослушивать. Он даже не вздрогнул, когда услышал свое имя, он с некоторых пор начал отождествлять его с собой. Звучало коротко и жестко: "Рокх", а что в переводе означало... клеточник - это ведь не только тот, кто сидит в клетке, это может быть еще и тот, кто эту клетку мастерит... или разламывает на куски. Тут вариантов много, выбирай, какой больше нравится. Или говори "Клеточник", подразумевая все сразу - точно не ошибешься. Он подошел к тнилру, оперся спиной, откинул голову - благодать! О-ох, как хорошо-то!.. И тотчас двери в противоположном конце зала лязгнули, распахиваясь - так стремительно поднимает надкрылья жук-рогач, намереваясь взлететь. В зал ворвался господин Миссинец. То, что это был именно он, Рокх понял сразу, с первого же взгляда на него, с первого же запаха вошедшего. Власть, сила, напор - вы не могли не почувствовать их, находясь поблизости от Голоса Господнего. ...Но было кое-что еще: болезненность. И - запах ярости, затухающей, выстывшей, словно уголья недавнего костра. Если очень сильно подуть, не исключено, что пламя вспыхнет заново. Единственный глаз сверкал искрой от этого самого костра; господин Миссинец внимательно оглядел находящихся в зале, потом повернулся к начальнику носильщиков: - Почему так долго? Тот мигом отлепился от тнилра, поджимая хвост: - Обстоятельства!.. Один из будущих воспитанников почти всю дорогу просидел в клетке, поэтому... - Мне не нужны воспитанники, - лениво поправил его Голос Господен. - Мне нужен воспитанник. Один. Лучший. Скажи-ка, который из них покинул клетку первым? Желтоклыкий показал. - А который последним? - Я, - сказал Рокх. Господин Миссинец насмешливо и вызывающе оглядел его, после чего медленно кивнул, оскалясь. - Так, Желтоклыкий, всех, кроме этих двоих, вели своим кхаргам отвести к Гостеприимцу. Он знает, что с ними делать. - Пророк повернулся к Рокху и Ллурму, то бишь, Быстряку: - А вы пойдете со мной. И ты, Желтоклыкий, тоже. Сейчас выясним, кого из них я оставлю себе. И быстро, не дожидаясь их, господин Миссинец вышел из зала. - Не отставайте! - прошипел Желтоклыкий, издавая резкий запах страха и злясь на себя за то, что не может сдержаться. - Не отставайте и не разевайте свои пасти, пока вас не спросят! Они буквально помчались по длинному коридору без окон, который, похоже, постепенно уходил под землю. Во всяком случае, прежде, чем господин Миссинец остановился, им еще пришлось спуститься по нескольким лестницам. - Сюда! - Голос Господен толкнул низкую каменную дверь, наклонился и нырнул во тьму, подсвечивая себе снятым со стены факелом. Вскоре внутри помещения засветились огни - господин Миссинец поджег факелом несколько других, висевших на стенах толстыми пиявками, - и стало видно, что кхарги находятся в подвале с низким потолком и поросшими лишайником стенами. Сюда, похоже, редко наведывались, Рокх поневоле удивился, откуда здесь взялись свеженькие факелы. Возможно, их приготовили специально для того, что должно сейчас произойти?.. Тем временем на лестнице, по которой они спустились сюда, уже выстукивали чьи-то шаги. Явился Гостеприимец вместе с несколькими кхаргами-зверьми невероятно мощного телосложения. В руках у кхаргов-зверей было несколько мечей. Рокх, впрочем, уже все понял. Его интересовало лишь одно: с кем? С кем придется сражаться? С соперником-одновылупленником или с этими кхаргами-зверьми? Или, может, с самим... - Дайте им оружие, - велел господин Миссинец. Потом отошел чуть вбок, нажал и повернул что-то на стене - та отъехала, обнажив узкий коридор, примыкавший к подвальному помещению. - Здесь есть пара наблюдательных отверстий, - объяснил Голос Господен. Отсюда мы будем следить за вами. Выйти должен только один. И их, Рокха и Ллурма, то бишь Клеточника и Быстряка, впихнули в подвал - и дверь позади с грохотом могильной плиты захлопнулась. В руках каждый неуклюже сжимал меч, выданный кхаргами-зверьми. На стенах исходили светом факелы-пиявки. И где-то там, между пиявками, смотрел в щель единственным глазом пророк Господен. - Как думаешь, что они сделать с теми, кто сюда не попать? - спросил Быстряк. И он, и Клеточник говорили еще с ошибками. - Не знать, - ответил Рокх. И ударил. Потому что не собирался выяснять на собственной шкуре, что же произойдет с бывшими собратьями по Плато. И еще потому что знал: одновылупленик тренировался ходить на ногах дольше, чем он, - значит, и шансов на победу и Ллурма больше. Быстряк удар отразил - не даром ведь он получил свое имя. Потом мечи заплясали в воздухе, порождая оглушительное эхо и, вероятно, здорово забавляя невидимых отсюда зрителей. Ни один из поединщиков оружия прежде в руках не держал. К тому же мешали когти; обычно их подстригают, хотя бы на деснице, но это - воспитанные кхарги, знающие, что к чему, а новичкам приходилось, мучаясь, пытаться удержать в ладонях непослушные, слишком тяжелые рукояти. Мечи норовили выскользнуть из рук, когти больно впивались в собственную же плоть... И все-таки со стороны сражение в подвале, наверное, больше напоминало разыгранную шутами битву. Только кровь из ран текла по-настоящему. И никто не смеялся. ...хотя в конце концов пришлось. Быстряк ведь был не только одним из самых решительных кхаргов-сверстников Рокха, он еще и раньше всех выбрался из клетки. Поэтому и ходить на ногах умел лучше, чем его соперник. Меч выброшенной на берег рыбой отлетел в сторону, зазвенел на камнях, затих где-то в углу. Сам Рокх сильным ударом оказался повержен на пол, а клинок Ллурма замер в непосредственной близости от горла Клеточника. Одно движение - и конец. Свой предыдущий мир Рокх разломал на кусочки нынешний же намеревался разорвать в клочья самого Рокха. Но покамест Клеточник, валяющийся на грязном подвальном полу, все-таки посылал прощальный привет своему миру, пренебрежительно хохоча ему в лицо. - Что с тобой? - опешил Быстряк. Рокх оборвал смех и осклабился: - Ничего. Лучше добивайть. Выйти должен только один - или ты собираться сидеть тут вечно? - Мне это ни к чему, - отрезал Ллурм. - Эй, господин Миссинец. Поединку конец. Выпускайте нас. - Добей его, - раздался приглушенный голос Голоса. - Добей и тогда выйдешь. - Я не хотеть убивать его. И не буду. - Это приказ, - вкрадчиво произнес пророк. - Я отказываться повиноваться. Наверное, сегодняшний день был особенным для этого подвала. Уже второй раз - после долгого перерыва, а может, вообще второй раз за все время существования этого холма и этого подвала - здесь смеялись. Теперь господин Миссинец. - Хорошо, - прорычал он. - Хорошо, я выпущу вас обоих. Но скажи мне, Клеточник, как бы ты поступил, оказавшись на месте Быстряка? Рокх поднялся с пола и быстрым резким движением встряхнулся, от плечей до кончика хвоста. Часть налипшей на шкуру грязи осыпалась, но все равно он чувствовал себя вывалянным в этакой помойной яме времени. - Сложно сказать. Если бы я знать то, что знать сейчас о нем, я бы наверняка пощадить Ллурма. Но если бы не знать... Застонала, отворяясь дверь. В проеме возник Голос Господен. - Отлично, - произнес он, сверкая своим глазом-углем. - Я беру вас в воспитанники, обоих. Но может быть, когда-нибудь ты, Быстряк, еще пожалеешь о том, что не подчинился моему приказу. - Это угроза, господин? - Я не торговец, которому ты не заплатил денег за товар. Я не угрожаю. Я пророк Господен. И я предсказываю. - А о чем буду жалеть я, господин? - неожиданно для самого себя спросил Рокх. - О том же, Клеточник. О том, что твой совылупленик оказался слишком дерзким - или слишком малодушным - и не выполнил мой приказ. Вы оба будете жалеть об этом, но каждый - по своей причине. Возможно. А возможно, и не будете. Всё во власти Одноокого. Теперь же я перепоручаю вас заботам Гостеприимца. Увидимся позже.

* * *

...И чтобы испытать их и выбрать достойнейшего, велел господин Миссинец назначить молодым кхаргам разнообразные испытания. Сперва отсеялись самые слабые и глупые, потом - те что были посильнее и поумнее, но все же недостаточно; наконец остались только двое: Быстряк и Клеточник. Им Голос Господен вручил по мечу и велел сойтись в честном поединке, ибо по сообразительности оба были одинаково сильны; вот и хотел он решить, каковы же они будут в бою. И долго бились Клеточник и Быстряк, но никто из них не мог одержать победы над другим. И тогда велел им господин Миссинец остановиться и сказал, что берет в воспитанники обоих. Он поселил их в одной комнате и назначил своим воспитанникам в надзиратели Желтоклыкого - того самого кхарга, который возглавлял отряд носильщиков. Впереди у Клеточника и Быстряка было много дней ученичества.

* * *

Наконец-то - впервые после поединка - их оставили одних. Гостеприимец отправился уладить проблемы с отсутствием второй лежанки и прочих вещей, ведь комната, в которую он их отвел, предназначалась для одного воспитанника. - Ну что, одновылупленик, доволен? Рокх дернул хвостом, словно сгонял муху-надоеду - меньше всего он был сейчас расположен к беседам. - Чем? - Жизнью, - внезапно разозлясь, процедил Ллурм. - Своей жизнью. - Недоволен. Можно было, конечно, кое-что и добавить, чтобы понятней стало. Про то, что за время странствия понял: хочешь стать дорожником, а не сидеть на одном месте, как какой-нибудь селюк. И еще - про то, что господин Миссинец не от доброты душевной /"...добей его и тогда выйдешь..."/ взялся за их воспитание. Голос Господен явно намеревается их использовать. Хорошо это или плохо? В пути, особенно пока ехал в клетке, Рокх успел немного узнать про Одноокого. Но в сознании молодого кхарга Господь не представлялся чем-то незыблемым и священным. ...Наверное, недаром назвали его Клеточником. Ведь именно клетка, по сути, так повлияла на Рокха. Обычно молодой кхарг, если ему не уготована судьба кхарга-зверя, попадает к своему будущему воспитателю прежде, чем начинает более-менее понимать язык и уж тем паче - разговаривать. Поэтому представление о мире складывается у такого воспитанника именно под влиянием воспитателя. Рокх же самостоятельно "исследовал" окружающий его мир, и никто не пытался намеренно формировать сознание молодого кхарга. Об Однооком он впервые услышал от носильщиков; Господь в представлении Рокха был неким невидимым надсмотрщиком-хозяином, еще одним из огромного количества тех, кто находился выше Клеточника на иерархической лестнице. Ни благоговейного трепета, ни благодарности (за что, Господи?!) Рокх к Одноокому не испытывал. Соответственно, не испытывал он подобных чувств и по отношению к Голосу Господнему. Зато ему очень не нравилось, когда кто-то пытался его, Рокха, использовать в своих целях (или в целях Одноокого, что не имело для Клеточника никакой принципиальной разницы). Признаться, у Рокха было весьма смутное представление о собственных целях. До сих пор его вели по жизни, лишь иногда позволяя что-либо решать самому. В котловане кхарг еще, по сути, и не был самим собой; из клетки убежать не мог, и не только потому что за ним следили, но и потому что понимал: без знания языка и обычаев долго не протянет. Нынче же Клеточник попал в холм - и ситуация изменилась. Во-первых, не исключено, что из покоев господина Миссинца удастся сбежать. Теперь Рокх - не безъязыкий кхаргеныш, теперь он достаточно ориентируется в жизни, чтобы не зависеть от других. Теперь... Теперь оставалось только сбежать, ведь так? Вот здесь-то и таилось "во-вторых". Разумеется, Голос Господен действует не из одних благородных побуждений помочь молодым кхаргам. Но какая, по сути, разница? Это ведь не означает, что при определенном умении и старании Рокху не удастся отыскать собственную выгоду в задуманном господином Миссинцем. Их с Ллурмом хозяин - очень значительная фигура в городе, да и в окрестных селениях тоже. Рядом с ним и кто-нибудь другой, способный и сообразительный, сможет подняться по жизненной тропе к самой верхней части плато Власти. А власть в представлении Рокха прежде всего означала свободу во всем. ...Он подошел к двери и легонько толкнул ее - оказалось, заперто. И когда успели? Ведь даже не было слышно, как щелкает замок! Он прислонился к прохладным доскам двери, втянул раздувшимися ноздрями воздух, прислушался. Кхарги-звери, кажется, по-прежнему находились в коридоре. Наверное, стерегли новую жизнь, подаренную господином Миссинцем Рокху и Ллурму. Чтоб не сбежала ненароком. Быстряк тем временем исследовал комнату. Собственно, тут было целых три комнаты, соединенных между собой перегородками: спальная, рабочая и вот эта, где они сейчас находились, - скорее всего, предназначенная для встречи гостей. Плюс - каморка, в которой следует отправлять естественные потребности. Рокх, поскольку делать все равно было нечего, тоже оглядел их нынешнее пристанище. Массивная недешевая мебель, посуда, украшения... Впечатляло - точно так же впервые поразил его термитник. Кто-то из одновылуплеников, из тех, кто уже покинул свою клетку, спросил тогда у носильщиков, что это такое, показывая на высоченный холм, возведенный невесть кем. Слушая объяснение, Рокх изумился - настолько гармоничной и величественной показалась ему жизнь маленьких насекомых. Сейчас, вспоминая об этом, Клеточник чувствовал себя добычей термитов, которую они приволокли в свой холм, поместили в камеру с питательным веществом и вовсю лелеют - но лишь для того, чтобы при необходимости пожрать. И пока сидишь тихо, потребляешь вещество, тебя не трогают. Как только сунешься из камеры - тут же и растерзают. Клеточник усмехнулся этим мыслям, и Быстряк удивленно повернулся к нему: что смешного?! - Окон нет, - сказал Рокх. Не собирался говорить, но... впрочем, объяснять он все равно не станет, а сам сокомнатник (сокамерник!) вряд ли поймет, о чем речь. - Окна сложнее охранять, чем двери. "Сложнее, - мысленно согласился Рокх. - Особенно - от того, что извне. От того, что мы можем увидеть, услышать, понять. Воспитатель не желает подвергать нас посторонним, пагубным влияниям. Мы должны стать такими, какими он хочет, какими желает видеть нас Одноокий. ...А какими?"

* * *

А следует сказать вам, что для обучения своих воспитанников господин Миссинец не пожалел ни денег, ни сил. Город Мечты к тому времени, о котором идет речь, стал уже одним из самых известных, здесь собирались самые лучшие мастера. И вот Голос Господен нанимал лучших из лучших с тем, чтобы были они наставниками Быстряка и Клеточника; а иногда даже выписывал специалистов из других городов. Их обучали речи кхаргов, а также языку жестов и запахов, рассказывали, как вести себя в обществе. Не забывали и об искусстве совершенного владения своим телом: беге, плавании, сражении с противником врукопашную, на мечах и копьях. Учили владению пращой и луком, но также и основам чародейства. Как и положено в классическом образовании, от общего переходили к частному: сперва дали молодым кхаргам представление о мире и взаимосвязях в нем, а уж потом стали учить, как им самим вести себя в этом мире. Нередко воспитатель может вообще не принимать участия в процессе обучения своих воспитанников, но господин Миссинец не оставался в стороне. Мало того, что он часто присутствовал на занятиях Быстряка и Клеточника, он еще и сам взялся учить их. Но не вопросам религии, как могли бы ожидать молодые кхарги, а какому-то неизвестному им языку. И это было не одно из кхарговских наречий, но абсолютно самостоятельный язык, которого никто больше, кроме Голоса Господнего и его воспитанников, не знал. Молодые кхарги вообще первое время после метаморфоза обучаются очень быстро, а вот с возрастом, как известно, становятся менее восприимчивыми к новым знаниям. Посему господин Миссинец и старался как можно более качественно "наполнить" своих воспитанников. Нельзя сказать, чтобы те радовались такому положению дел, но деваться им было некуда. Да и первое время заниматься, собственно, кроме как учебой, - тоже. Ибо Голос Господен в мудрости своей предусмотрительно оградил воспитанников от всех искушений мирской жизни - и, пока обучились они, не выходили за пределы холма пророка. Однако же настал день, когда господин Миссинец счел возможным выпустить своих воспитанников в город - разумеется, вместе с их надзирателем. Но сперва пожелал он, чтобы выбрали они себе имена, подходящие их нынешнему положению.

* * *

Костер призатух, и кто-то из слушателей поднимается, чтобы подбросить в него поленья. Невыносимо ярко вспыхивает пламя - и видно, что Избавитель насмешливо качает головой, глядя на килларга: вроде и соглашается с рассказом, а вроде и нет. Не понять.

* * *

- Пожалуй, - сказал Ллурм в те дни, когда они еще и не помышляли о прогулках по городу, - пожалуй, тебя следовало бы назвать по-другому. Что это за имя - Клеточник? То ли дело - Остряк или, допустим, Умник. Рокх промолчал. Он с самого начала относился к своему сокамернику с полубезразличным пренебрежением, ибо для себя определил Ллурма как слабака и ленивца, прежде всего во всем, что касалось умственной деятельности. Быстряк был талантлив, сообразителен, но апатичен, как трухлявый пень. Когда от него требовали чего-то, Быстряк подчинялся, но самостоятельно думать, анализировать, делать выводы он не желал. Что, по мнению Рокха, было признаком слабости и мягкотелости. Воспитание у Голоса Господнего разнежило Ллурма; вот если бы тот жил в какой-нибудь деревне на границе двух кланов, тогда, возможно, из него вышел бы серьезный кхарг, а так... Рокх усматривал в этом некую иронию судьбы: Быстряку предоставили возможности для обучения, которых ни у кого другого никогда не было и в обозримом будущем, наверное, не появится, - и тем самым испортили Быстряка. Довольно скоро Рокх сообразил, что из этой ситуации можно извлечь выгоду и с тех пор периодически "подкармливал" Ллурма "вкусными" готовыми идейками. И если другого кхарга любая из них подвигла бы на самостоятельное развитие, то Быстряка наоборот, разнеживала в плане мыслительной деятельности. Что, несомненно, было на руку Клеточнику. Ллурм, конечно же, чувствовал, как совоспитанник к нему относится (кстати, их так и не расселили, оставив жить в комнатах, предназначенных для одного). Но, похоже, Быстряка такое отношение не смущало. Вообще, как оказалось, он лишь в критических ситуациях становился жестким и агрессивным, а когда чувствовал себя в безопасности, был флегматичен и добродушен. Вот и сейчас Быстряк начал разговор не потому что стремился что-либо понять, а лишь из желания потрепать языком. - Нет, в самом деле, - продолжал он, ничуть не смущаясь молчанием Рокха, Я, конечно, знаю, что в течение жизни некоторые меняют имя, или, скорее, им меняют его другие. Например, когда кхарг попадает в новое сообщество... - Я знаю, в каких случаях происходит смена имени. - Тогда почему?.. - Скажи-ка, что ты знал о Гостеприимце в первый день? - То есть? - Ну вот ты впервые увидел его, когда нас привели сюда. Что ты мог о нем сказать - сразу, когда еще не был с ним знаком? Быстряк задумался, во взгляде его мелькнуло понимание: - Так вот почему... - Именно. - Думаешь, мне стоит поменять свое имя? - спросил Ллурм. Рокх засмеялся: - Неужели, по-твоему, все так просто?! Имя нужно заслужить. Сделать имя. В противном случае оно сделает тебя, изменив согласно своему смыслу. - Какая ерунда! Если меня назовут, скажем, Придурком - что, я поглупею? "Куда уж еще!" - Клеточник повел вибриссами и ничего не ответил. Мол, думай как хочешь. Иногда ему становилось невыносимо скучно в обществе этого своего сотоварища по воспитанию.

* * *

Однако, когда предложил господин Миссинец своим воспитанникам выбрать себе новые имена, те отказались. Он поинтересовался, почему они так решили. Быстряк сказал, что теперешнее имя нравится ему, к тому же Быстряку казалось, что оно отчасти соответствует его характеру. А Клеточник на расспросы лишь рассеянно повел хвостом и заявил, что это свое имя он заработал. Когда заработает следующее, тогда оно само собой у него и появится и не нужно будет ломать голову, как назваться. Ничто не могло переубедить их, поэтому господин Миссинец решил оставить все как есть. И он отправил их на первую самостоятельную прогулку по городу, дав в провожатые Желтоклыкого. Гунархтор необычайно поразил молодых кхаргов. Долго бродили они по улицам Города Мечты, дивясь всему, что только попадалось им на глаза. Он очень изменился с тех пор, как здесь поселился господин Миссинец. Ибо вместе с господином Миссинцем поселились в городе перемены - и ощущались они буквально во всем. Прежде, до прихода пророка, был Гунархтор городом одноэтажных зданий и кривых узких улочек, теперь же вряд ли нашелся бы хотя бы один дом, который был бы менее чем о двух этажах. Город Мечты сильно разросся за последние годы, посему многие здания находились уже за чертой городских стен - и теперь власти велели возвести вторые стены. Прогуливаясь, молодые кхарги слышали далекий гул там, где шли строительные работы, ибо великое множество кхаргов-зверей было задействовано на них. Но и другие, менее шумные и величественные места города привлекали внимание воспитанников пророка. Они несколько раз заходили в попадавшиеся по дороге лавчонки с разнообразным товаром, где покупали всякие безделицы на деньги, выданные Желтоклыкому Голосом Господним специально для таких случаев. Потом они долго ходили по знаменитому гунархторскому рынку и смотрели на выступления бродячих чародеев, и слушали килларгов, среди которых по воле Одноокого был и ваш покойный слуга. Однако больше всего восхитил и поразил воображение молодых кхаргов храм Господен. Тогда еще не знали они, сколь много переживаний будет связано у них с этим местом.

* * *

- Послушай, Клеточник, ты ведь у нас умный. Зачем господину Миссинцу воспитывать нас так? Даже градоправители не знают и половины того, что знаем мы. "И даже господин Миссинец", - мысленно добавил Рокх. Они гуляли по городу - сегодня второй раз, когда господин Миссинец позволил воспитанникам покинуть пределы своего холма. Разумеется, не одним - разумеется, в сопровождении Желтоклыкого. Ничего удивительного в этом не было, поскольку их надзиратель почти все время неотлучно находился рядом с ними, даже на большинстве занятий. Рокх издавна приглядывался к нему, пытаясь понять, что он за кхарг. С одной стороны, кажется, Желтоклыкий мало изменился с той поры, когда возглавлял отряд носильщиков, прибывший на Плато Детства. Он был все так же глуповат, прост и вместе с тем обладал той житейской хитростью, которая позволяет кхаргам-селюкам удерживаться на плаву. Рокх не раз и не два учился у Желтоклыкого, хотя тот об этом и не подозревал. ...Или подозревал? Иногда Клеточнику начинало казаться, что глуповатый селюк - не более, чем личина; даже запахи Желтоклыкого порой несли в себе какой-то уж больно искусственный характер. Несколько раз очень осторожно Рокх пытался "пронюхать" надзирателя потщательнее, но - безуспешно. Вот и сейчас: - Зачем? А ты, Быстряк, вон у Желтоклыкого спроси. Уж он-то наверняка знает. Надзиратель, шагавший позади молодых кхаргов, фыркнул: - Откуда ж мне, недостойному, знать? На все воля Одноокого. Ллурм сразу притих - и неудивительно. При всей своей флегматичности и толстокожести даже он обладал слабиной - и ею была религия. Упоминание о ней всегда привлекало внимание Быстряка, а уж те, кто в его присутствии непочтительно высказывался о Господе нашем, Однооком, рисковали очень многим. Ибо Быстряк, опять-таки, несмотря на всю его флегматичность, был воспитанником господина Миссинца - мощным и смертельно опасным оружием. И именно поэтому Рокх так любил поддразнивать своего сокамерника. Риск вообще нравился Клеточнику, вот только пока что было его в жизни молодого кхарга маловато - или чересчур много, если учесть, что он до сих пор не знал, зачем понадобился господину Миссинцу. Сейчас Рокх просто не мог удержаться, чтобы не подразнить Быстряка. Среди кхаргов издавна существовало два лагеря верующих: Правачи и Левачи. Разница между ними заключалась в том, какой глаз, по их мнению, следовало закрывать, когда молишься. Правачей с того времени, как в Гунархторе появился господин Миссинец, стало значительно больше, поскольку именно правый глаз у пророка был выжжен. Хотя сам Голос Господен никогда не утверждал, что сие каким-то образом связано с Однооким, он никогда и не отрицал этого. - Вот давно хочу тебя спросить. Скажи, а в чем разница-то? - невинно поинтересовался у одновылупленика Рокх. - Закрою я правый глаз или левый что от этого изменится? Быстряк сокрушенно вильнул хвостом: - Как ты можешь не понимать таких простых вещей! Желтоклыкий, объясни ему! Надзиратель осклабился: - Что, прямо сейчас? - Почему бы и нет? - Ладно, Клеточник. Скажи, что ты чувствуешь, когда молишься? - Разное, - уклончиво ответил Рокх. - Разве это имеет значение? - Если бы не имело, зачем тогда вообще всуе закрывать глаза? Они даны тебе Господом, чтобы видеть, что творится справа и слева от тебя. Когда в молитве ты закрываешь один из них, тем самым ты вручаешь себя, свою судьбу в руки Господни. Поскольку тогда ты можешь видеть лишь то, что творится с одной стороны. - Разве моя судьба и так не в Его руках? - Это же символ, Клеточник! - вспылил Ллурм. - Символ твоего смирения. А когда ты возносишь к Нему молитву, ты должен чувствовать воссоединение с Ним. - А глаза при чем? Какая разница... Договорить ему не дали - толпа, сквозь которую они прокладывали путь, неожиданно забурлила, нахлынула, завертела. "Дорогу, дорогу!" - вопил кто-то хриплым надсаженным голосом. Плотный комок кхарговых тел двигался сквозь уличную кашу, целеустремленный, энергичный. - Что происходит? - ухватил за плечо ближайшего прохожего Желтоклыкий. - В чем дело? - Давно пора! - невпопад проорал тот. - Давным-давно пора навести порядок в этом проклятом городе! Теперь все будет по-другому. Желтоклыкий отшвырнул его и повернулся к молодым кхаргам. - Кажется, я догадываюсь... ну-ка, живо за мной! Он развернулся и попытался протолкаться в сторону холма пророка, но ничего не получилось. Процессия, натворившая столько шуму, двигалась в противоположном направлении и тянула за собой всех остальных. - Ладно, - прошипел Желтоклыкий. - Держитесь рядом со мной, вы, оба, и не вздумайте выкинуть какой-нибудь фортель. И ни в коем случае не говорите, кто вы и откуда. Вместе с потоком звероящеров их выволокло к храму - и там наконец движение замедлилось. Те, что явились в город, теперь поднялись на ступеньки холма Господнего и оттуда воинственно оглядывали толпу. Рокх отметил про себя, что по улице этих шло намного больше. Следовательно... - Добрые кхарги! Господь все видит, все во власти Его! - возопил высоченный и широкоплечий звероящер с длиннющими клыками. Он хлестнул себя хвостом по голеням и продолжал: - Долгое время Одноокий снисходительно относился к болоту заблуждений, в которое превратился сей город. А все началось с храма! Ведь всем известно, что Господь наш не любит излишеств в сооружении холмов своих. А что же мы видим здесь?! - длинноклыкий обвиняюще ткнул пальцем в сторону храма. - Но это, как оказалось, лишь начало! Джунгли заблуждений выросли на благодатной почве. - Так джунгли или болото? - засмеялся кто-то в толпе. Впрочем, трое или четверо дюжих молодцев тотчас оттеснили его к дальнему проулку, где начали активно убеждать кричавшего в том, что впредь так поступать не стоит; убеждали кулаками и дубинками, предварительно накинув остряку на челюсти петлю, чтобы не мешал остальным своими воплями. - Джунгли и болото - это всего лишь образы. Но что за ними кроется? Хула Божия! Ведь когда Он сотворил нас существами, у которых правая рука главная, Он тем самым дал понять нам, что именно левый глаз следует закрывать, когда мы обращаемся к Нему. Ведь именно левая наша сторона менее защищена - и когда мы, закрывая глаз, делаем ее беззащитной, мы таким образом более полно отдаем себя на волю Господу. Те же... И так далее. Рокх лениво почесался, словно невзначай скользя взглядом по толпе. Его интересовало, как Левачи смогли проникнуть в Гунархтор в таком немалом числе да еще и столь организованно действовать. И почему ни городские власти, ни Голос Господен ничего не предприняли. Впрочем, до сегодняшнего дня Рокх не слишком интересовался богословскими проблемами, поэтому, возможно, он просто чего-то не понимает. Вдруг внимание его привлекли кхарги, появившиеся у храмовой арки, венчавшей ступени, на которых сейчас говорил длинноклыкий. Десять или даже больше; среди них нескольких плененных храмовников. Вероятно, проникли с черного хода и захватили холм Господен. Вот только с какой целью? Храмовников тем временем грубыми ударами поставили на колени перед толпой и оратором. - ...Но наибольший грех, - вещал тот, - разумеется, лежит на них - тех, кто был ближе всех к Господу и не расслышал Его слов. - Заметьте, - прошептал рядом Желтоклыкий, - заметьте, мальчики, пока что он не сказал ничего против Голоса Господнего. Быстряк промолчал, захваченный тем, что происходило на ступенях. Рокх только хмыкнул: "Ну да, чтобы выступать против Голоса у них клыки коротки!" - но тоже ничего не сказал. И так ведь ясно, что в Гунархторе сторонники пророка есть и среди Правачей, и среди Левачей. Вот если последним удастся захватить власть - тогда обязательно вспомнят и о господине Миссинце. - Так что же мы сделаем с ними? - Казним! - заревела толпа. Вернее, не совсем так. Сперва закричали "подставленные" Левачей, а уж потом крик подхватили остальные. Причем наверняка половина из них даже не совсем ясно понимала, что происходит и что они кричат. - Только не это, - пробормотал Желтоклыкий. - Ох, только бы не это! Мне лично глубоко плевать на тех, кого они собираются казнить, но потом... Хоть вы, мальчики, понимаете, что будет потом? - Потом Левачей станет намного больше, - мрачно сказал Ллурм. - Те, кто сейчас кричит "казним", тем самым превращаются в соучастников. Теперь они все будут завязаны один на другом. Сообщники - сообща пролившие кровь. А? Как думаешь, Клеточник? Но, оглянувшись, Ллурм увидел, что Рокха рядом с ними нет. Рокх уже пробирался через толпу к храмовым ступеням. Толпа смердела страхом и жаждой крови - и сверкала клыками, едва сдерживая в горле глухой рык. Но Клеточника это не пугало, толпа сейчас не имела значения. Важен был лишь тот, кто стоял на ступенях. Несколько неприметных кхаргов заступили Рокху дорогу - и тотчас, скорчившись, навалились на стоявших рядом, и не падали только потому, что некуда было упасть. Клеточник походя хлестнул одного из них по морде хвостом и вынырнул из водоворота тел к краю свободного пространства. Мысленно поблагодарил за уроки рукопашного боя наставника по имени Молния - и шагнул на ступени. Приближающихся сзади учуял заранее, по напряженному сопению и резкому запаху угрозы. Развернулся - телом и сознанием - и провалился. Наружу, утробно рыча, выполз другой, тот, кого Рокх считал давным-давно похороненным в далеком котловане. ...Этот другой плечом отодвигает в сторону Клеточника и в щепы разносит клетку здравого смысла, столь долго возводимую воспитателем, наставниками, надзирателем, самим Рокхом. Клетки больше нет. И нет Левачей с Правачами есть противники, будущие жертвы. Ну-ка, какова на вкус ваша кровь, как пахнут ваши кишки? Пр-ровер-рим?! А как же! ...отвратительный, тошнотворный запах. И на губах - запекшийся вкус чужой смерти да собственного зверства. Рокх медленно поднимается с четырех лап на две (на четырех - удобнее разить врага, особенно когда тот стоит на ногах и подставляет под удар брюхо). Толпа молчит. И молчит длинноклыкий оратор-Левач: с разорванным горлом не очень-то поорешь. Сколько времени продолжалась безумная пляска на ступенях? Когда успела докатиться до самой верхушки их, где арка храмовая, где застыли в немом удивлении, не зная, радоваться или ужасаться, плененные храмовники и горстка не успевших ввязаться в резню кхаргов-Левачей; когда Рокх успел сказать то, что успел? Откуда он вообще помнит, что говорил? Но ведь помнит. /- Кто ты такой?! - возопил оратор. И Клеточник, стряхнув с себя очередную порцию Левачей (и - на миг другого), гордо ответил: - Я воспитанник Голоса Господнего. А потом опустился на четыре лапы, поскольку так сподручнее убивать./ Теперь... "Теперь - конец, - отстраненно подумал Рокх. - Вряд ли Голосу нужен такой воспитанник. Он откажется от меня. Отрекется. Выгонит. Или вообще отдаст на откуп толпе. И будет..." - Что здесь происходит? - тихий, спокойный голос. Рокх посмотрел: да, это явился господин Миссинец, и не один, а с градоправителем. Как раз вовремя успели, чтобы навести порядок да наказать... - Почему, о достойные жители Гунархтора, спрашиваю я, мой воспитанник один рисковал своей жизнью, спасая храмовников, кхаргов Господних, в то время как вы... Клеточник от неожиданности поперхнулся очередным глотком воздуха - что еще оставалось?!.. - ...А что ж ты удивляешься, - говорил тем же вечером Голос Господен, яростно сверкая своим единственным глазом. Спокойствие, проявленное пророком у храма, вероятно, там и осталось - подношением Одноокому. - То, что ты сегодня совершил, конечно, создает кое-какие трудности. Но и выиграли мы немало. Он отделился от тнилра, зашагал по комнате. - Правда, твой поступок многое меняет в моих планах. И... вот еще что - с тобой ведь это впервые, так? Рокх сразу понял, о чем речь, и просто кивнул. - Я так и думал, - блестит глаз. - И хвала Господу! В противном случае.... Господин Миссинец замолкает и снова в клочья рвет грудью застоявшийся воздух. Тянется к окну, рывком распахивает ставни, впуская в комнату ветерок и заставляя вздрогнуть огоньки свечей. Рокх тоже вздрагивает. Потому что впервые начинает догадываться о природе тех причин, которые иногда делали господина Миссинца занятым, - как в тот первый день, когда Клеточник и его одновылупленики прибыли в этот холм. Занятия у пророка всегда появлялись неожиданно, порой он выходил из комнаты, в которой вместе с воспитанниками слушал наставника, - и исчезал на час, на два, на полдня... Никому не позволялось в такие моменты беспокоить Голос Господен, никому и ни по какому поводу. А возвращался он после таких занятий усталый, казалось, выпотрошенный до остатка. Те же, кто случайно (или - неслучайно, а нарочно, как это однажды сделал Рокх) оказывались у покоев пророка, когда тот бывал занят, - те слышали дикий рев и глухие удары... и еще много другого, о чем лучше не вспоминать. - Словом, вот что, - прервал господин Миссинец Клеточниковы размышления. Пойдешь подвиг совершать. - Что? - Да, сегодня Рокху, видимо, самим Однооким суждено удивляться. Даже вопрос задал, чего раньше никогда бы себе не позволил; в другой раз непременно промолчал бы: ну подвиг и подвиг, все равно воспитатель сам расскажет, что к чему; так ведь нет... - Какой подвиг? На мгновение пророк запнулся. Потом блеснул глазом пуще прежнего: - Меч пойдешь себе добывать. Настоящий, сильный. Волшебный. - Зачем, воспитатель? - (спрашивать так спрашивать!) - Тот, который ты мне подарил... - Тот, который я тебе подарил, годится лишь, чтобы на светские приемы ходить да по Гунархтору фасонить. Если он такой хороший, что ж ты на ступенях тогда... - Осекся, чуть раздраженно клацнул зубами; продолжает: Словом, нужен тебе меч. Знаю, что вы с Быстряком все мозги себе отдумали, пытаясь понять, зачем вы мне нужны. Объясню. Когда - и если - вернешься с мечом - обязательно объясню. Сейчас еще рано. Тогда - в самый раз будет. - Тут вот какое дело, воспитатель... - (зубоскалить так зубоскалить!) Плохой я, наверное, воспитанник. Не знаю мест, где волшебные мечи, складированные, лежат. А что, есть такой сарай оружейный где-то, да? Па-ал-лучи затрещину! Правильно, знай свое место, молодь неразумная; только вчера на задние сумел подняться, а уже шутки с воспитателем шутишь. - Не торопись! - шипит, нависая над Рокхом, господин Миссинец. - И поплотнее сжимай челюсти в следующий раз, когда приспичит поерничать. Я тебе не Быстряк, не забывайся! Потом успокаивается и рассказывает: куда, когда, как и с кем надлежит отправляться Клеточнику.

Глава четвертая. Плохие вести издалека

1

- И ты их даже не остановишь, учитель?! В полумраке глаза Элаторха сверкали, словно у дикого ящера. Мэрком Буринский, великий ученый и мудрец, только головой покачал, закусывая до боли губу. - Но почему?! "Почему"? Что он мог ответить своему ученику? Есть знания, к которым нужно быть готовым, иначе они разрушают тебя изнутри... это - из таких. А Элаторх... Элаторх хороший мальчик (смешно называть "мальчиком" взрослого эльфа, но Мэрком никак не мог переучиться), хороший, однако слишком горячий, эмоциональный. Он не поймет. - Это все из-за того второго, правда? Дело ведь в нем? - Не только. И не столько. Мальчик обиженно сопит: снова эти загадки! Почему учитель никогда не говорит напрямую?! - Объясни! - Оставим это, Элаторх, - Мэрком устало вздыхает и толкает дверь - свет тотчас врывается в маленькую каморку, слепит глаза, и приходится поневоле щуриться. Но даже так видно, что здесь давно никто не бывал: отпечатки их ног отчетливо проступают на мягком ковре из пыли. Стало видным и небольшое отверстие, у которого стояли оба эльфа. Оно словно отрастило наружу ухо из стены торчит воронка, к которой, прислонившись, можно слышать все, что творится этажом выше, в комнате для гостей. Слушательная трубка встроена в стену, а выведена другим концом прямо за гобеленом, который якобы скрывает ярко-синее пятно (впрочем, почему "якобы"?! - и пятно тоже скрывает!). Мэрком шагает наружу, в небольшой коридорчик - на полу здесь стоит масляная лампа, ее старец не решился взять в каморку, где и так было тесно. В коридорчике слышны голоса, доносящиеся снаружи, из соседних комнат. Коридорчик, в общем-то, потайной, о его существовании мало кто знает (во всяком случае, Мэрком на это надеется), поэтому шуметь здесь нельзя, и он знаком велит Элаторху помолчать. Поднимает лампу, ждет, пока наследный принц выйдет в коридорчик, после чего плотно закрывает дверь. Они шагают крадучись, и это, наверное, выглядит смешно со стороны: длинные тени на каменной кладке с прядями полусгнившей паутины, покачивающийся в руке Мэркома фонарь и приглушенные голоса снаружи. Небольшая лестница выводит их к двери, за которой - комната старца. Он гасит фонарь - хватает и света нескольких ламп, что были зажжены им раньше. После нажатия на одну из барельефных голов единорогов, украшающих камин, потайная панель становится на место. - И все-таки - почему?! - не желает угомониться Элаторх. - Неужели все зря? Сколько лет меня не было? Год? Два? И выходит... - Помолчи, - велит Мэрком. Вообще-то говорить в таком тоне с наследным принцем не полагается, но учителю можно, на то он и учитель. А мальчика по-другому не унять. Старец роняет свое тело в кресло, откидывает голову на спинку и закрывает глаза. ...Он знал, что так будет. Надеялся на то, что ошибается, но в глубине души знал. Может, так даже лучше? Ведь почти все верят в Создателя, как в некое всемогущее, всезнающее существо. Когда они убедятся в своей ошибке... нет, дело даже не в обычном разочаровании (если слово "обычное" вообще применимо в данном случае) - здесь все намного сложнее. Катастрофа... это грозило обернуться всемирной катастрофой. Ведь когда Мэркому впервые пришло в голову, что такое может быть, он долгое время всерьез считал, что либо вот-вот тронется умом, либо уже тронулся. А он никогда не считал себя склонным к излишней панике. "...Странно, что мы, Нерожденные, забыли об этом". Ведь они на самом деле изначально должны были знать, что Создатель не отличается ни всемогуществом, ни всезнанием. Ведь должны же были! Выходит, за семьсот лет многое поросло травой беспамятства... впрочем, что удивляться? Иногда забываешь то, что случилось с тобой позавчера, а здесь - такой срок. Но - не имеет значения. Вот смотришь сейчас на Элаторха и понимаешь: никакой разницы, знали - не знали, было - не было. Главное то, что есть. Кто сможет спокойно принять факт, переворачивающий с ног на голову всю его жизнь? Это и в тихие-то времена непросто, а у нас сейчас... Перед мысленным взором Мэркома представали картины того, что могло бы случиться: всеохватная паника, хаос, воцарившийся в городах, войны, низвержение прежних идеалов (никто ведь не задумается, что добро и честь остаются таковыми, даже если Создатель не тот, каким ты его себе представлял)... Эти знания, эта правда - они разрушили бы Нис скорее, чем сотня Темных богов. "Ты утешаешь себя, старик. Ты утешаешь себя, потому что Создатель решил уйти - и тебе нужно как-то оправдать свое собственное бездействие". Но пытаться остановить Создателя было бы абсурдно! В конце концов, если Он захотел уйти... И ведь - проклятие! - ни от кого ничего не скроешь! Во всяком случае, Нерожденные должны были почувствовать Его присутствие. ...А может, они еще ничего не поняли, ведь Создатель отсутствовал столько лет? Да-да, правильно - теперь главное, чтобы никто не узнал, даже не заподозрил. Иначе беда будет не меньшей: "Творец покинул нас" и так далее. Элаторх никому не скажет, ну а слуги... В дверь постучали. - Кто там? - Я, господин. - Чего тебе, Авилн? - Ваши гости вернулись и срочно хотят увидеться с вами. - Какие гости? - Те, которые прибыли сегодня утром - вы еще ходили их встречать. Пауза: Мэрком изумленно переглядывается с Элаторхом. "Что?... почему Он вернулся?.. неужели?.." - Так что передать? - Я сейчас спущусь. Они у себя? - Да, господин. Я им передам. - И завари нам цаха! - хоть Авилн уже наверняка на лестнице, Мэрком не сомневается, что тот услышал и непременно выполнит приказ. - Ну что, мой принц, пойдем-ка обратно. А ты переживал! "Впрочем, я переживал не меньше твоего, чего уж там..." Старец распахивает дверь и в компании Элаторха спускается на гостевой этаж. В гостевой (бывшей лаборатории) - двое "гостей". На столике уже ожидает поднос с дымящимся цахом - вероятно, Авилн как всегда предугадал желание своего господина, а уж по части приготовления цаха ему нет равных. Гости, однако, к напитку не притронулись. Создатель стоит у окна, глядя куда-то вдаль растерянным взглядом; его спутник меряет комнату шагами. В этот момент Журский напоминает Мэркому дикого зверя, запертого в клетку, и решетки на окнах только подчеркивают сходство. Едва лишь эльфы появляются в комнате, оба "гостя" как по команде поворачиваются к ним. Максим при этом бросается к Мэркому и что-то протягивает ему: - Посмотрите! Старец смотрит: обыкновенный платок, выпачканный в чем-то, похожем на... кровь! - Откуда это у вас?! - Нашли неподалеку от Кругов, - тихо говорит от окна Резникович. - Он принадлежал моей дочери, - добавляет, сверкая глазами Журский. - Так вы считаете?... Договорить Мэркому не дают. - Да, наверняка, - бросает Максим. - Слушайте, здесь у вас, поблизости водятся какие-нибудь звери? Старец пожимает плечами: - Кажется, нет. Во всяком случае, никаких опасных видов в окрестностях давно уже не замечали. Все-таки, не забывайте, в двух часах езды отсюда находится столица. Любого хищника попросту уничтожают... Впрочем, добавляет он, поразмыслив, - это еще ничего не значит. Дикие подвиды меганевр могут за день преодолевать невероятные расстояния, и хотя эти стрекозы сейчас одомашнены, а их предки почти вымерли, некоторое количество... - Подождите! - Журский и так терпением не отличается, а сейчас - тем более. - Давайте оставим лекции на потом, хорошо? Что мы можем сделать? - Кроме платка, вы ничего не нашли? Какие-нибудь следы... - Больше - ничего! - Мне кажется, - кашлянул Элаторх, - стоило бы послать туда следопытов. Или вообще кого-либо из местных. Пусть посмотрят сами. Наши гости могли и не заметить какую-нибудь деталь. - Верно. Будь добр, позови Авилна и распорядись, - повернувшись к Создателю, - Нужно составить описание девочки. - С ней мог быть рыцарь, - процедил Журский, обращаясь к своему другу. - Какой рыцарь? - не понял Мэрком. Насколько он догадался из рассказа Эльтдона, мир, где жил Создатель, коренным образом отличается от Ниса. И ни о каких рыцарях принц не упоминал. - Да не рыцарь, юноша один. Просто он мог быть одет, как рыцарь. Только не в настоящие доспехи, а в имитацию, - перехватив растерянный взгляд старца, Журский отмахнулся: - Не берите в голову. В общем, с ней скорее всего был этот мальчик в костюме рыцаря. Вбежал Авилн, выслушал в чем дело и понесся отдавать распоряжения. Явился Геллаф, местный писарь. Он законспектировал описание двух пропавших и пообещал как можно скорее размножить его с тем, чтобы потом передать в столицу. А оттуда уж описание попадет ко всем, кто, по идее, может увидеть ребят, - в первую очередь, к разведчикам. "...Лучше бы они не нашлись", - устало подумал Мэрком. На то было целых две причины. Во-первых, если на платке кровь, значит, не исключено, что ребят отыщут уже мертвыми А во-вторых, если их найдут (в каком бы то ни было состоянии), Журский тотчас захочет вернуться в свой мир. И заберет туда Создателя. А Создатель, хоть могущественный, хоть бессильный, нужен им здесь. И значит...

2

Журского было даже немного жалко. Мэркому не нравился этот эльф... вернее, этот человек; но сейчас держать на него зло или даже раздражаться по поводу того, что Журский попал сюда вместе с Создателем и уговорил того уйти, - сейчас это было невозможно. Максим находился в отчаяньи кажется, более несчастного существа не отыскалось бы во всем Нисе. - Мне следовало догадаться! - он в очередной раз ударил кулаком по столешнице. - Конечно, как она могла остаться там, в стороне от "приключения"! Ей наверняка захотелось пойти с нами. Поэтому и отговорки, поэтому и упросила, чтобы взяли в лес! Я должен был догадаться!.. Ну и так далее. Похоже, если Журского не остановить, он способен бесконечно заниматься самоуничижением. - Но ведь Надежда у тебя девочка сообразительная, - сказал Создатель. Почему же тогда она не пошла за нами сразу? - Ты спрашиваешь так, как будто я знаю! Могло случиться что угодно. Рыцарь запротестовал и не хотел ее пускать, или она решила вернуться домой за какими-нибудь вещами... хотя нет, если "прыгать" в другой мир и выбирать между вещами и возможностью быть с тем, кто знает этот мир, - Максим кивнул в сторону Элаторха, - Надежда, конечно, выбрала бы последнее. - Вы забываете, что между нашими мирами есть расхождение в течении времени, - напомнил принц. - Поэтому она могла пойти сразу же за нами, но попасть сюда час спустя. - Что никак не решает вопроса, куда именно подевалась девочка, - подытожил Мэрком. - И если честно, я не думаю, что ваши терзания хоть как-нибудь помогут нам ее найти. - Так что же вы предлагаете? - раздраженно повернулся к нему Журский. - Пообедать - как раз самое время. - Спасибо, что-то не хочется. - Я не спрашиваю, хочется вам или нет. И кормить вас намерен не только ради вашего удовольствия. Вы ведь до сих пор, если не ошибаюсь, не ели ничего из нашей пищи. - И что же? - Так откуда вы знаете, что она для вас неопасна? - И вот поэтому вы предлагаете нам отобедать, - язвительно хмыкнул Максим. - Именно. Начните с цаха - почти наверняка уверен, что его вы выпьете без каких-либо негативных последствий для своих организмов. А потом перейдем к чему-нибудь более существенному. Подумайте сами: если ваша дочка жива, она рано или поздно захочет есть. И если существует возможность, что во время приема пищи с ней что-нибудь случится, нам было бы лучше знать симптомы заранее, тогда мы могли бы предупредить о них эльфов, понимаете? "Врешь ты все, старик, - с горечью подумал про себя Мэрком. - Или даже не так - ты и сам не знаешь, врешь ты сейчас им или говоришь правду. Что может быть проще - отравить неудобного тебе Журского, а потом развести руками: неожиданная реакция организма, очень жаль..." Максим пристально поглядел на чародея, как будто пытался проникнуть в его мысли. А что, говорят, были случаи, у некоторых эльфов проявлялась спонтанная способность к телепатии. Вдруг люди тоже обладают такими качествами? Тогда лучше думать о чем-нибудь нейтральном. Например, о... - Послушайте, Мэрком, мы могли бы переговорить с глазу на глаз? - Д-да... да, разумеется. Пойдемте. - Извините нас, мы недолго, - Журский прошел вслед за чародеем в соседнюю комнату и запер за собой дверь. - Пожалуй, нам следует объясниться. - По поводу чего? - По поводу всего. В первую очередь - относительно того, что произошло сегодня утром. Вы ведь знаете, что мы собирались уходить? Наверное, и разговор наш слышали, если Денис прав и вы на самом деле волшебник? Вы скажите, если слышали, чтобы я времени зря не терял и не пересказывал. Мэрком кивнул: - В общих чертах... - Хорошо. Я понимаю вас... я... я понимаю, что вы сейчас можете обо мне подумать. Хотел сбежать, как крыса с тонущего корабля, потом, когда приперло, прибежал просить о помощи, а получит что ему нужно, опять пойдет собирать вещички. Но поймите, я человек, у которого есть такая штука, как гордость. И гордость не позволит мне так поступить. Если уж я обратился к вам за помощью, вне зависимости от того, каковы будут ее результаты, я здесь останусь. И сделаю для вас все, что будет в моих силах. - Насколько я понял из вашего же разговора, в ваших силах не так уж и много, - осторожно заметил Мэрком. - Или, скорее, это вы так считаете. Журский задумчиво пожал плечами: - Не знаю. Может, я погорячился, сгустил краски. А с другой стороны - ни колдовать, ни на мечах сражаться я не умею. А даже если выучусь, то любой ваш эльф, пусть самый бездарный, в два счета меня обставит. Не потому что я плохой ученик, а потому что вы живете здесь, для вас и мечи, и колдовство - привычные штучки, а для меня - экзотика. Пожалуй, единственная польза от меня - устроиться в какой-нибудь зоопарк. ...Ладно, не во мне даже дело. Вам ведь не я нужен, а Денис, то есть Создатель ваш, правильно? Ну а если вы слышали наш разговор, то, наверное, понимаете, что он отнюдь не всемогущий, Денис. Со всеми вытекающими отсюда выводами. - Это-то я понял, - Мэрком растерянно постучал пальцами по подоконнику. Но вы нам нужны такие, какие есть. Потому что ни магия, ни мечи нам не помогают - вернее, помогают, конечно, но в целом они неэффективны, все равно что море вычерпывать ложкой. - Если придерживаться вашего сравнения, то мы с Денисом скорее сгодимся на роль решета. - Журский замолчал и долго растирал виски, словно намеревался разорвать пальцами кожу и проломать череп. - Собственно, пока я не узнаю, что с дочкой, я вообще вряд ли на что-нибудь сгожусь. Это не шантаж, это констатация факта. - Знаете, Максим, я очень признателен вам за вашу искренность. Я думаю, что мы найдем общий язык. Если мои предположения верны, то на грани катастрофы находится не город и не материк, а целый мир. Я прожил несколько сотен лет, и хотя смерть пугает меня, я готов умереть в свой назначенный час. Но я не хотел бы, чтобы этот мир погиб, понимаете? - Понимаю. Но, видите ли, терпеть не могу патетики, даже когда без нее не обойтись. Давайте-ка приступим к дегустации. Надеюсь, вы приготовили вкусные блюда? Если уж травиться, так ублажив перед этим желудок!..

3

- Ух ты! - чашка, едва не расплескав содержимое, прыгает на столик, Журский же проворно вскакивает и бежит к зарешеченному окну. Поначалу Мэрком решил, что вот, наконец - к сожалению - отыскалось нечто, действующее на организм гостей негативным образом. Правда, не таким, как ожидалось, а все-таки... Да нет, подумал с запоздавшим прозрением. С цахом все в порядке, и с другими напитками-яствами - тоже. Просто Максим узрел в окне что-то, его заинтересовавшее. А потом... "Ну да, как же я мог забыть!" Мэрком на самом деле ждал сегодня визита, но не Создателя и его спутника, а совсем другого. Вот и дождался - да только забыл за хлопотами. А гость возьми и появись. - Ты только посмотри, Денис! - Журский буквально выплясывал у окна и тщился раздвинуть прутья, чтобы как следует разглядеть... - Ну и стрекоза! Твоей фантазии дело, признавайся? Создатель поднялся, прильнул к стеклу: - Моей. Меганевра называется. Вообще-то название я одолжил у палеонтологов - существовала когда-то в Палеозойскую эру стрекоза, у которой размах крыльев был что-то около метра. Если не ошибаюсь, самая большая за всю историю Земли. - Тебе не кажется, что ты несколько переборщил? - Максим ткнул в стекло дрожащим пальцем. Создатель пожал плечами: - Мне тогда казалось, так интереснее будет. Мэрком не сдержался, улыбнулся в бороду: да уж, на самом деле интереснее! И очень удобно, кстати. Так уж получилось, что некоторые формы жизни, которые встречаются в мире Создателя, в Нисе не прижились. Например, лошади в течение столетия вымерли невесть от чего. Словом, для передвижения на далекие расстояния требовалось отыскать какой-нибудь подходящий вид. Им и стали меганевры. Нет, значительные грузы эти насекомые перевозить не в состоянии, для таких целей существуют медлительные парайезавры и некоторые другие одомашненные виды. А вот что касается скорости - здесь у меганевр нет достойных конкурентов. - Какая красавица! - восхищенно шепчет, качая головой, Журский. И правда, гигантские стрекозы очень красивы. Существует несколько их разновидностей, отличающихся друг от друга по расцветке, размерам и местам обитания. Мэрком подходит к соседнему окну лишь для того, чтобы убедиться: эта меганевра относится к аврийскому подвиду. Ничего удивительного, поскольку гость, которого ждал старец, должен был явиться именно с Южного материка. - Пойдемте, - предлагает Мэрком. - Встретим гостя - заодно полюбуетесь стрекозой. Пока шли по лестнице, Журскому пришла в голову мысль о том, что "такого попросту не может быть!", он вцепился в рукав Создателя и требовал объяснений. Шагавший позади гостей, рядом с Мэркомом, Элаторх, морщился, но пока молчал. А Максим не унимался: - Ведь доказано-передоказано, что насекомые не могут быть таких размеров! При одинаковых пропорциях тела и различии линейных размеров, скажем, в десять раз, разница в объеме возрастает на 1000. Соответственно, поскольку масса увеличивается пропорционально объему, большее из двух насекомых будет тяжелее меньшего в тысячу раз. Нет, мышечная сила при этом тоже возрастает, но - не настолько. Скажем, если линейные размеры будут отличаться в 10 раз, то мышечная сила - в 100 раз. Выходит... - Слушай, не нуди, а? - оборвал его откровения Создатель, приятельски хлопая Журского по плечу. - Какая разница, что там считают по этому поводу твои ученые? - Ладно, хорошо - а как насчет хитина?! Ведь с увеличением размеров увеличивается не только поверхность экзоскелета, но и его толщина; при таких условиях он становится слишком грузным. И выходит... - Посмотри, - они как раз вышли наружу, и Создатель, улыбнувшись, показал на меганевру. - Забудь хоть на время о науке и посмотри на нее. Хороша? - Хороша, - вынужден был признать Максим. - Такой и должна быть. Потому что - мечта! Я же, когда все это придумывал, ни о каких экзоскелетах понятия не имел. Наверное, поэтому и получилось! В голосе Создателя звенели торжествующие нотки. Кажется, он гордился тем, что сумел сотворить стрекозу! - не эльфов, не гномов, не солнце с луной, не континенты, а именно обыкновенную стрекозу! - Извини, - невпопад сказал Журский. Потом неуверенно шагнул к меганевре, в восторге качая головой. И было от чего! Громадная, выше эльфийского роста, стрекоза и вправду впечатляла; даже Мэрком, повидавший за свою жизнь тысячи их, в очередной раз дивился, сколь совершенным оказалось творение Создателя. "Хвост" (а на самом деле брюшко) меганевры покрывали черные и голубые поперечные полосы, крылья выблескивали на солнце четырьмя полупрозрачными осколками неба. Мощная голова с полушариями фасеточных глаз была покрыта щетиной сверхчувствительными волосками. Стрекоза неожиданно грациозно приплясывала-переступала всеми шестью лапами и взволнованно шевелила зубцами ротового аппарата - видимо, давно ничего не ела, проголодалась в пути. И хотя Мэрком твердо знал, что эльфоидов (то бишь, не только эльфов, но и представителей других рас, которые строением тела похожи на них: гномов, троллей, болотников и тому подобных) она не воспринимает как добычу, все-таки небольшая ледяная волна скользнула по позвоночнику: а вдруг?.. Меганевра проголодалась, какая ей разница, вот возьмет сейчас и схарчит тебя, старик, для разогреву так сказать, для начала. А потом уж, после тебя, можно будет и что-нибудь позначительнее пожевать. - Ну-ка, спокойней, красавица! Только сейчас подошедшие заметили высокого загорелого эльфа, снимавшего со стрекозы дорожные вьюки. Он стоял с другой стороны, поэтому и не был виден за громадным туловищем насекомого, но когда его подопечная начала нервничать, принялся ее успокаивать - и вот тут-то выдал себя. Да и сам, похоже, только сейчас заметил Мэркома со спутниками. - Добрый день, - помахал он им рукой. - Мэрком, Элаторх, рад вас видеть. Слушайте, а что за ерунда в столице происходит? - Ты о чем, Кэвальд? - удивился старец. - Я думал, ты знаешь, - разведчик опустил тюки на землю и покачал головой. - Просто какое-то сумасшествие! Город бурлит, на улицах полно народу. Хорошо, что вымпел условленный на твоей башне издалека виден. По нему я понял: тебя там нет, - и полетел сюда. Иначе, если бы приземлился, попал бы к вам нескоро. Дороги запружены толпами, причем в основном все двигаются на юг. - То бишь сюда, - подытожил Мэрком. - Пожар? - взволнованно предположил наследный принц. - Или?.. - Дыма нет. Да и на наводнение не похоже, - Кэвальд развел руками. - Надо было, конечно, уточнить, но я думал, вы знаете.... - Тогда - что? - не успокаивался Элаторх. Мэрком пожал плечами: - Это же так просто. Создатель. - При чем здесь Создатель?.. - начал было Кэвальд - и тотчас умолк. Ему потребовалось две-три секунды, чтобы выбрать из двух спутников Мэркома и Элаторха того самого. После чего разведчик упал на колени и преклонил голову: - Ты вернулся!!! И старец, отрешенно наблюдая за тем, как пытается Денис поднять Кэвальда с колен, как что-то говорит разведчику, в чем-то убеждает, - в очередной раз уверился, что вызвал силу, страшную по своей способности влиять на мир: "Любой, самый на первый взгляд незначительный Его поступок может стать причиной непоправимой катастрофы. Его будут слушаться. Ему будут повиноваться. Во всем, беспрекословно, безоглядно. А Он, действуя даже из самых благих побуждений, может развязать войну, стать причиной великого переселения народов... да что угодно!" Впрочем, сейчас, кажется, Он справился. Кэвальд поднялся с колен и немного успокоился - настолько, что способен более-менее нормально отвечать на вопросы. Или задавать их. - Мэрком, насколько я помню, ты собирался хотя бы первое время хранить все в тайне. Тогда откуда эльфы узнали?.. - Слуги, разумеется, - пожал плечами Максим. - Готов спорить на что угодно: в утечке информации виноваты они. - Очень похоже на правду, - поддержал наследный принц. - Как бы ты им ни приказывал, учитель, есть вещи, о которых молчать просто невозможно. Мэрком сокрушенно покачал головой, но ни слова не сказал про Нерожденных. Журский кашлянул: - Я хочу кое о чем спросить вашего гостя. Эта стрекоза... Кэвальд, вы можете на ней пролететь над лесом и поискать двух детей? То есть, не совсем детей, скорее, девушку и парня... - В принципе - да, - разведчик провел рукой по своим растрепанным волосам пыльно-каштанового цвета. "Впрочем, - подумал старец, - пыльный оттенок появился после дороги. Кэвальд сюда летел из самой Аврии и, наверное, без остановок". - В принципе, - повторил смуглый разведчик. - Но меганевра очень устала. К тому же, если честно, шансов на то, что мне удастся заметить что-либо в зарослях, в незнакомой местности... маловато. Кто-то потерялся? Ему вкратце объяснили. - Если сообщение меганеврерам отправлено, то, уверен, ребят скоро найдут, - твердо произнес Кэвальд. - А я один ничем не помогу, уж извините, - развел он руками. - Ладно, - в голосе Журского вновь проступила глухая тоска загнанного зверя. - Я понимаю... - Прости, - произнес разведчик, глядя не на Максима, а на Создателя. - Я был бы рад помочь, но... Мэрком со странным чувством, этакой полузавистью-полугрустью, отметил, как восторженно блестят глаза Кэвальда, когда тот глядит на Творца. "Ну да, подумал он, - еще бы. Для нас, Нерожденных, Он ведь, по сути, заменял родителей. Впрочем, нет - Он значил для нас намного больше, чем просто отец и мать. Солнце, сошедшее с небес, вот кем Он был. Да и сейчас остался таким - для всех, кроме меня". С легкой полуулыбкой старец следил за разговором смуглого разведчика и Создателя: "Наверное, я никогда уже не смогу так же беззаветно и искренне радоваться Его присутствию, никогда мои глаза не будут так восторженно блестеть. Стал слишком мудрым? Или наоборот - поглупел настолько, что уже не вижу Его света? А ведь когда-то... когда-то все было по-другому..."

всплеск памяти

...и весь мир принадлежал им! - Время не властно над вами, - сказал Он. - Живите как вам угодно. Если хотите, позволяйте вашему телу стареть: отращивайте седые бороды и позволяйте морщинам поселиться на вашей коже; но стоит вам лишь пожелать и начать заниматься своим телом - и оно снова восстановит силы, станет молодым. Время не властно над вами! Кто-то из Нерожденных спросил, как им жить, чем заниматься. - Да чем угодно! - воскликнул Он. - Чем вам угодно! Вы же свободны! Смотрите! - Он показал им, как тут и там на земле появляются города. Живите в них, - сказал Он, - и стройте такие же - или другие, которые будут больше вам по нраву. И кто-то возроптал: как может что-либо быть больше по нраву, чем созданное Им?! - Разумеется, может! - улыбнулся Он. - Потом поймете. А сейчас... И Он объяснял им, что к чему в городах, и каждый выбирал занятие себе по нраву. Но было много тех, кто не чувствовал себя в городе уютно, и от этого они страдали, потому что города ведь были созданы Им, значит... - Ничего не значит! - возмущался Он. - Если вам по сердцу вольная жизнь бродяг - что же, Нис большой, ступайте. - Но как мы уйдем от Тебя?! - Почему сразу "уйдем"? Я буду с вами. Всегда. Только закройте глаза и мысленно потянитесь ко мне - и вы почувствуете, что я рядом. - (Он никогда не говорил о себе, превознося себя, и даже поначалу просил, чтобы другие вели себя точно так же, но потом понял, что это бессмысленно, и попросту перестал обращать на это внимание). - Всегда - рядом с вами. И на самом деле так было: те, кто ушел из городов в леса, те, кто строил корабли и уплывал на них к далеким островам, те, кто забирался в глубокие пещеры или поднимался на высочайшие горные вершины, - все они при желании могли ощутить близость Его, почувствовать, что Он где-то рядом: ведь наш мир, по сути, такой маленький и хрупкий! И - многообразный! - Почему, - спрашивали некоторые, возвращаясь из своих странствий, - мы встречаем других созданий, не похожих на нас? Однако говорят они на том же языке и знают о Тебе... хотя, прости, последнее-то нас, конечно, не удивляет. - Это другие разумные существа, созданные мною, - объяснял Он. - Ведь я уже говорил вам: в мире, который я сотворил, нет ничего невозможного. - И даже полетов в небесах? - осторожно прошептал какой-то мечтатель. - Даже их. Я не дал вам крыльев, но вместо них подарю помощников, которые смогут унести вас к облакам. Так появились меганевры. ...Но не только радость была в те дни с ними. Познавая мир, Нерожденные впервые узнали и о смерти. - Что же это?! - потрясенно вопрошали они. - Как?! Почему?! - Ох, - смутился Он, - простите меня! Я совсем забыл вам рассказать... Не бойтесь. Смерть... смерти нет. - Но мы же видели, как наши братья умирали: упав со скалы, оказавшись в когтях диких зверей, пораженные молнией, захлебнувшиеся в волнах... - Да нет, умирали только их тела, - и Он впервые рассказал им о душах. "Вот! - восторженно думал каждый. - Вот та последняя малость, которой недоставало. Теперь все понятно, все встало на свои места! Мы смертны - и в то же время бессмертны. В этом мире мы всего лишь гости, актеры, выступающие в спектакле под названием "Жизнь". И вместе с тем мы - хозяева на этой сцене, в этом мире". Тем же, кто спрашивал у Него, почему Он, раз уж всё в Его воле, не создал их по-настоящему бессмертными, Творец лишь удивленно отвечал: - Но как же? Неужели вы хотели бы жить вечно в одном и том же теле?! Да и потом... даже я смертен в том смысле, что смертно мое физическое тело. Еще Его спрашивали: - Зачем мы живем? - Для радости, - говорил Он. - Но мир полон боли и горя. - Не испытав их, сложно понять, что такое радость, - с грустью признавал Он. - Однако многие из нас гибнут. Пусть только их физические тела когда-нибудь наверняка случится так, что в мире не останется ни одного из нас. Исчезнут эльфы, гномы, тролли.... - А ведь я говорил вам, - укоризненно качал Он головой, - что вы все обладаете теми же возможностями, что и я. Вы можете творить. В том числе, и себе подобных. Вот так впервые среди Нерожденных появились Рожденные. Мир изменялся. И жители его менялись вместе с ним. В том числе и Мэрком Буринский, сперва - очень расположенный к наукам молодой эльф-Нерожденный, потом - великий мудрец, маг, философ и прочее, прочее, прочее...

4

"...Вот и изменился - так что сам себя не узнаю", - с горечью подумал он. "Время не властно над нами, и память наша сильнее его - но слабее нас самих; и если мы желаем забыть, мы забываем". - Пойдемте-ка в дом. О твоей красавице, Кэвальд, позаботятся. У меня здесь есть эльфы, которые знают, с какой стороны к ней подойти. - Не сомневаюсь, Мэрком. У тебя есть всё, не так ли? - Ну, кое-чего не хватает. Знаний, которые ты привез с собой. Разведчик помрачнел: - Зато у меня их в избытке, даже слишком, как по мне. - Что-то происходит? - озабоченно спросил Создатель. - Насколько я могу судить, да. Но Мэрком, наверное, объяснит лучше... - Дневник у тебя с собой? - Да. В одном из вьюков. Старец недоверчиво покачал головой: - Это был один из моих лучших учеников... Заметив удивленные взгляды, пояснил: - Кэвальд привез дневник Брайлинна, моего бывшего ученика. Некогда тот совершил преступление и был обречен на пожизненное изгнание со Срединного материка в Аврию. Там он долгое время жил под присмотром - в отдаленной хижине, на самом краю изученных и освоенных эльфами земель. Потом... потом что-то случилось, Брайлинн пропал. Считалось, что он сбежал, хотя я не верил, это было бы не в его характере. И вот совсем недавно... Поднявшись в комнату для гостей, где все еще стояли угощения, эльфы и люди расположились вокруг стола. Кэвальд с благодарностью принял предложение хозяина подкрепиться с дороги, Мэрком же мельком проглядывал дневник Брайлинна. - Не может быть! - прошептал он, завершив чтение. - Новая раса разумных существ?! - Я видел их, - проронил Кэвальд. - Все именно так, как описывает Брайлинн. Или даже еще хуже. Они воинственны, они не знают Языка. - О чем идет речь? - вмешался Максим. Мэрком вкратце пересказал содержимое дневника. В наступившей тишине особенно страшно прозвучали слова Творца: - Я... я не создавал их. Это точно. - Кто-то еще знает о дневнике и... кхаргах, так? - Нет, не знает, - ответил Журскому Кэвальд. - Я ведь понял, что ситуация, мягко говоря, не располагает к тому, чтобы трубить об этом на всех перекрестках. Да и Насиноль - не слишком населенный город, особенно по меркам Срединного. - Тогда откуда господин Мэрком узнал о дневнике? Магия? Разведчика подобное предположение здорово развеселило. - Да нет, - улыбнулся он. - Магией здесь и не пахнет, если, конечно, я ничего не упустил. Просто существует курьерская сеть. - Соединяющая два материка?! - А что в этом такого? Между Срединным и Южным располагается достаточное количество островов, почти на каждом из которых есть небольшие поселения. Там же устроены курьерские пункты. Меганевры при благоприятной погоде летают с приличной скоростью, так что в течение недели, если условия располагают, сообщение уже оказывается на месте. В том числе, запечатанное, с указанием "передать лично в руки". Правда, всякое случается, поэтому послать таким образом тетрадь я не рискнул. Да и кое-что я видел сам... - Кэвальд рассказал, при каких обстоятельствах нашел дневник. - Скажите, Мэрком, и вы, Кэвальд, - а раньше никогда сообщений ни о чем подобном не поступало? - Максим задумчиво отбивал пальцами некий мотивчик. - Вроде нет, - протянул разведчик. - Точно не поступало, - подтвердил Мэрком. - Ни слухов, ни легенд... абсолютно ничего. - Знаете, меня это радует. Судя по всему, кхарги не склонны к исследованиям. То, что ваш ученик назвал топофилией, сдерживает развитие их цивилизации, лишает их мобильности. Значит, они еще нескоро доберутся до ваших поселений. Старец кивнул: - Разумеется. Только не понимаю, почему вас это "радует"? Сам факт существования разумной расы, которую сотворил не Создатель, весьма... экстраординарен, я бы даже сказал сенсационен. Но не более того. Никакой угрозы "нашим поселениям" я в нем не вижу. Все-таки, как вы сами заметили, цивилизация кхаргов малоразвита - в отличие от эльфийской. - Так, вероятно, говорили и римские патриции о варварах, - пробормотал ни к кому не обращаясь Журский. - А вообще, что вы намерены?.. Но договорить ему не дали. Гул сотен голосов тараном пробил стены из тишины, разметал в клочья покой комнаты. Кэвальд вскочил и выглянул в окно. - Ну вот, я же предупреждал. Они уже здесь.

Киллах о подвиге

И понял тогда господин Миссинец, что время воспитания для Клеточника и Быстряка прошло - и начинается время испытаний. И назначил он эти испытания воспитанникам - каждому свое. Быстряк должен был оставаться в Гунархторе и помогать Голосу Господнему в делах его нелегких, но праведных; Клеточнику же надлежало отправиться к Граничному хребту с тем, чтобы добыть себе магический клинок.

* * *

Теней у костра становится больше, хотя время позднее. - Люблю этот киллах, - предвкушающе ворчит из темноты кто-то из вновь подошедших. - Да, - поддерживают его. - Воистину, он - самый захватывающий и поучительный. - И короткий! - добавляет какой-то остряк. На него шикают; а килларг, не обращая внимания на сей прилив благодарных слушателей, продолжает.

* * *

После того, как Клеточник победил на ступенях гунархторского храма злобных бандитов, весь город ликовал. По этому поводу даже устроили небольшой праздник - с карнавалом, ярмаркой и соревнованиями. Но господин Миссинец не позволил своим воспитанникам принять участие в общем веселии; он даже строго-настрого запретил им на время праздника выходить из холма. А Клеточника и вовсе на следующий же день выслал в поход. Подвиг - подвигом, но вместе с молодым воспитанником Голос Господен отправил не только трех кхаргов-зверей, но и самого Желтоклыкого. И хотя проявлять себя следовало Клеточнику, но до места совершения подвига им еще было необходимо дойти. А, следует вам знать, путь к Граничному хребту не так уж легок, даже сейчас; тем более был он опасен в те дни. Вообще жизнь дорожника - сложная штука. Селянин или обитатель города хоть в чем-то не зависят от превратностей природы. Дорожник же мокнет под дождем и кормит насекомых-кровососов - я уже не говорю о многочисленных опасностях другого рода, что подстерегают его на каждом шагу. Возьмите хотя бы хищных тварей: каждая ведь так и норовит заполучить на обед беззащитного дорожника. Опасно в лесу - но опасно и в реке, где неосторожного пловца подстерегают ракоскорпионы, капканожабы и прочие "прелестные" звери. Да и сами кхарги относятся к дорожникам с опаской. Почему-то нас считают ворами и шарлатанами, и даже если пускают под кров, то внимательно следят за каждым нашим движением. А настоящие душегубы наоборот видят в дорожниках кхаргов в высшей степени надежных, обстоятельных, зажиточных!.. И соответственно сдирают с нас последние гроши.

* * *

- Эй! - раздраженно выкрикнул один из слушателей - толстый, с рябой шерстью, какая бывает у южан. - Эй, может, хватит тут плакаться, а, килларг? Разве мы тебя для этого сюда позвали? - Об этом и речь, - с достоинством произнес сказитель. - Перестаньте, - вмешался Избавитель. - А ты, килларг, и вправду, расскажи-ка лучше о... о подвиге. В конце концов, все мы, тут собравшиеся, кое-что знаем о превратностях судьбы дорожника. - Я лишь хотел особо отметить, что герой моего повествования впервые столкнулся с подобными трудностями. И посему их также можно рассматривать как часть подвига. И потом... - Любопытная мысль, - сказал Избавитель. - И что, много было трудностей на пути... у Клеточника? - усмехнувшись, поинтересовался он.

* * *

Уходить из Гунархтора пришлось на рассвете, когда большинство жителей еще спали. После того случая у храма, несомненно, Рокха запомнили, а господин Миссинец не желал привлекать внимания к происходящему. "К тому же, объяснял он, - тебе следует на некоторое время покинуть город. Власти еще не выловили всех Левачей. Оставшиеся наверняка захотят тебе отомстить". Рокх сказал, что не боится. После чего получил затрещину и еще один совет: думать перед тем, как раскрывать пасть. Не для того его воспитывали, чтобы теперь выказывать свою безудержную удаль. Вон, иди за мечом и там геройствуй. Ну и пошел, между прочим! Вернее, пошли. Разумеется, отпустить Рокха одного господин Миссинец никогда бы не рискнул. В спутники воспитаннику был назначен Желтоклыкий с тремя кхаргами-зверьми впридачу. Сперва казалось - и тех многовато. Окрест на долгие дни пути раскинулись селения, как обычно, жмущиеся к своим Плато Детства. Здесь дорожникам (за которых и принимали Рокха со спутниками) всегда можно было отыскать пропитание и крышу на случай непогоды разумеется, за соответствующую плату. Здесь Рокх наконец-то и сам почувствовал себя дорожником. Казалось, сбылась мечта - не вся и не так, как хотелось, а все же сбылась!.. В третьем или четвертом селении их едва не убили. Началось с пустяка, с небольшого дождика, которому сейчас здесь было не время и не место, поскольку сезон дождей еще не наступил. Но этот шальной посланец небес откуда-то взялся прямо накануне вечера, и Рокх решил, что не желает ночевать в лужах. Поэтому они заглянули в ближайшую деревню. Здешние жители, правда, оказались прижимистыми - они тотчас унюхали, что к чему, и заломили плату вдвое больше обычной. Желтоклыкий шипел от гнева, но Рокх резонно заметил, что до ближайшего поселения идти минимум час, а дождь и не собирается униматься. И вообще, платит-то господин Миссинец, это он выдал деньги на путешествие, так что нечего жмотиться. ...Конечно, ему следовало обратить внимание на то, что при упоминании имени пророка Господнего местные кхарги насторожились. Но - не обратил. Отсчитал положенную сумму, заказал ужин себе и своим спутникам и отошел к тнилру. Стал, откинулся, расслабляя все тело. И неожиданно подумал, что главное в жизни дорожника, наверное, вот этот момент: полудырявая хижина, сквозь просветы в бамбуковых стенах видно селение, состоящее из таких же хибар, вдали, у горизонта, темнеет глыбой спекшегося времени местное Плато, и дождь барабанит по крыше, и ночь, и никуда не нужно торопиться, потому что... Его размышления прервал хозяин. Вместе со своими воспитанниками он вошел в хижину - и здесь тотчас стало тесно. Жены хозяина и воспитанников внесли еду и смирно пристроились за пределами освещаемого очагом пространства. Как потом с досадой отмечал Рокх, у выходов пристроились. Он отлепился от тнилра и шагнул в общий круг следом за Желтоклыким. Невзначай бросил взгляд на воспитанников хозяина. Вот забавно, они походили на нормальных кхаргов и в то же время на кхаргов-зверей. Вроде разговаривают, обладают собственной волей, но грубы, дикость какая-то нет-нет да и сверкнет в их глазах. К таким лучше спиной не поворачиваться. А хозяин тем временем уже перехватывает твою руку: погоди, милейший дорожник. Перед тем, как приняться за трапезу, следует возблагодарить Господа нашего за то, что позволил нам прожить еще один день... ну и так далее. И смотрит выжидающе; и пахнет подленько, настороженно. Признаться, Рокх растерялся. Так получилось, что никогда прежде ему не доводилось молиться. В Гунархторе молитву считали делом интимным, поэтому кхарги обращались к Одноокому, уединяясь. Сей обычай, кстати, был крайне практичен и позволял уживаться в городе представителям обоих религиозных течений: и Левачам, и Правачам. Вместе с тем, Рокх знал, что в селениях частенько молятся в кругу семьи (семьей называли не только сообщество из воспитанников, жен и кхаргов-зверей, но и специальный круг-фундамент, на котором возводилась хижина). ...И что теперь? Какой глаз следует закрывать? Как не ошибиться? Жаль, что его кхарги-звери не в этой хижине, а в общем сарае, с кхаргами-зверьми хозяина. Если бы они были здесь, силы бы хоть немного сравнялись... сравнялись... Ну да, конечно! Он перехватил встревоженные взгляд и запах Желтоклыкого, посмотрел на едва заметно напрягшиеся спины воспитанников хозяина. Обидно разинул пасть в ухмылке. И закрыл оба глаза. Он стоял и ждал удара, но все обошлось. Хозяин растерялся, заморгал, закрыл сперва левый глаз, потом правый (а левый тем временем открыл) словом, ему стало не до гостей. В условиях компактного селения, когда все всех знают, общая молитва способствует не только объединению. Она еще и выявляет иноверцев, если таковые вдруг по той или иной причине здесь появляются. В подобном случае свои же семейные и доносят на "провинившегося" старейшинам. И частенько дело заканчивается изгнанием иноверца из селения или даже смертью. Впрочем, если вспомнить, что для многих расставание с Плато Детства хуже смерти... Той ночью Рокх заснул не сразу. Давняя мечта стать дорожником впервые предстала перед ним совсем в другом свете. Оказывается, даже странствие по населенным территориям может быть очень опасным. Не говоря уже о том, что оно требует значительных финансовых затрат. Дорожники, он знал, зарабатывают себе на пропитание тем или иным ремеслом, которым владеют в совершенстве. Кто-то лечит, кто-то сказывает киллахи. Рокх ничего этого не умел, разве что немного врачевать да воевать. А то, чему его обучали наставники, вряд ли пользовалось бы частым спросом в селениях. Ему показалось, что в хижине невероятно душно. Дождь еще не закончился, но понемногу стихал, и Клеточник вышел наружу, чтобы подышать свежим воздухом. Вроде, двигался бесшумно, но когда немного отошел в сторону от хибары, рядом появился Желтоклыкий. Спросил: - Не спится? Рокх и не подумал оборачиваться: - Думаешь, они бы на нас напали? - Уверен. Ты многого не знаешь. Даже я многого не знаю. - О чем? - Да хотя бы о Левачах и Правачах. Это слишком давний спор, его не решить обычными методами. Кровавый вопрос. - Почему кровавый? - Потому что, когда начнешь искать ответ, прольешь много крови. А ответа, возможно, и не отыщешь. - А нужно ли искать ответ? - Придется. Вот теперь Рокх обернулся: - Ты что-то знаешь о том, для чего нас воспитывает господин Миссинец. - Только догадываюсь. Он странный кхарг. Так получилось, что я знаком с ним немного больше, чем остальные. Но он ни с кем никогда не делится своими мыслями и планами - лишь в случае крайней необходимости. - Расскажи мне о своих догадках. Желтоклыкий встряхнулся всем телом, словно отвергая саму возможность этого: - Нет. Не думаю, что тебе от моих догадок будет какая-то польза. И остальным - вряд ли. И вообще, иди-ка ты спать. Завтра рано подниматься. Я не хочу рисковать - к утру хозяин может додуматься до чего-нибудь опасного. - И все-таки поразмысли. Насчет того, чтобы рассказать мне о догадках. Рокх отправился к хижине, чувствуя, что Желтоклыкий не спускает с него глаз. "Похоже, этот кхарг не так прост, как я раньше думал". Сейчас с надзирателя словно после линьки сошла кожа, а под нею проявилось совсем другое существо, с иными запахами, голосом, характером... "Как же, неискушенный селюк! Скорее, отличный лицедей. И отнюдь не просто так отправленный со мной господином Миссинцем!" ...Впрочем, то, что Желтоклыкий приставлен к Клеточнику больше для контроля, нежели для помощи, молодого кхарга ничуть не смущало. Пусть контролирует. Пока это Рокху не мешало. Когда же их маленький отряд выбрался за пределы населенных кхаргами земель, присутствие Желтоклыкого во многом помогало Клеточнику справляться с возникавшими трудностями. Конечно, воспитатель и наставники многому научили молодого кхарга, но одно дело знать, скажем, что в природе существуют мохнатые гусеницы и что их волоски ядовиты; а совсем другое - уметь залечить ожоги, нанесенные этими волосками. Вот тут-то как никогда кстати оказывались советы Желтоклыкого. С другой стороны, многим вещам Рокх учился у надзирателя, когда тот об этом и не подозревал. Например, едва ли не в каждом селении ночью Желтоклыкий отлучался на час-другой. Рокх проследил за ним - и обнаружил, что объектом "паломничеств" надзирателя становились местные кхаргини. Поскольку до достижения половой зрелости Клеточнику следовало прожить еще как минимум год, вопросами взаимоотношений между мужчинами и женщинами он интересовался исключительно теоретически. Да и его воспитатель с наставниками, когда учили молодых кхаргов, больше внимания уделяли другим проблемам. Зато теперь он имел возможность, так сказать, на практике, в жизни разобраться что к чему. Жены селюков, а также их сестры и воспитанницы очень благоволили к Желтоклыкому, особенно когда тот признавался, что родом из самого Гунархтора. Это производило на них неизгладимое впечатление и весьма облегчало надзирателю "доступ к телу" избранницы. Рокх, хоть и не чувствовал пока влечения к противоположному полу, иногда, когда не хотел спать, отправлялся вслед за Желтоклыким и наблюдал за ним. Изредка в молодом кхарге пробуждалось некое волнение, обычно же он был бесстрастен. Не жадный участник тайного действа, который с полуизвращенным удовольствием наблюдает за происходящим, а бесстрастный исследователь неизвестной ему доселе стороны бытия - вот кем был Рокх. И хотя впоследствии кое-что из увиденного помогло ему, через некоторое время он потерял интерес к ночным прогулкам своего надзирателя и предпочитал спать, тогда как Желтоклыкий в очередной раз отправлялся добавить свежей крови в популяцию той или иной деревни...

* * *

Словом, труден был путь Клеточника к Граничному хребту - однако настоящие тяготы начались именно там, у подножия далеких западных гор. Ибо следовало нашему герою отыскать там одну-единственную вершину, где находилась пещера, в которой обитал дракон. Собственно, никто до сих пор не в силах сказать, что такое дракон. Никогда прежде кхаргам не доводилось встречаться с этим существом; возможно даже, оно было уникально и единственно в своем роде. Сам Клеточник узнал о нем со слов господина Миссинца, когда тот рассказывал воспитаннику о предстоящем деянии его. Вот тогда-то и поведал Голос Господен, что обитает в далеких горах Граничного хребта зверь не зверь, стрекоза не стрекоза, ящерица не ящерица, а нечто совершенно иное, чуждое, что и зовется драконом. Огромный он, крылатый и даже, говорят, огнедышащий, хотя о последнем доподлинно ничего не было известно. Да и вообще мало кто слышал о нем. Вся жизнь дракона посвящалась одной-единственной цели: собиранию сокровищ. Со временем накопил он их великое множество - и не одни лишь драгоценные побрякушки, коими так любят украшать свои тела зажиточные кхарги. Нет, у дракона в пещере-сокровищнице (одной из множества пещер, в которых он обитал) схоронены были истинно дорогие вещи. Волшебные. И тому, кто сумел бы отыскать обиталище дракона и пробраться туда, достались бы они. Если, конечно, ему бы удалось избежать встречи с чудовищем.

* * *

...Вот наконец и Граничный хребет - высокие холки гор поднялись из-за верхушек древовидных папоротников и напряглись в хищном ожидании. Рокх ухмыльнулся им в ответ: без толку грозитесь, если уж я добрался сюда, то и с вами как-нибудь справлюсь! Последние недели пути, когда они брели по совершенно необитаемым краям, выдались очень уж изматывающими. Не столько из-за жесткого режима странствия, который задал Желтоклыкий, сколько из-за постоянного напряжения, неизменного ожидания опасности. Можно ли сказать, что все теперь позади? Поневоле Рокх оглянулся: за спиной переминались с ноги на ногу кхарги-звери, несшие их багаж; чуть поодаль присел на бревно Желтоклыкий. Надзиратель устало прикрыл веки и пытался хоть немного расслабить натруженное долгим переходом тело. - Итак, - сказал он, не открывая глаз, - что дальше? - Дальше нам нужно найти пещеру дракона, - твердо заявил Рокх (хотел бы он, чтобы у него самого хватало этой твердости!). - Уж не знаю откуда, Голос Господен раздобыл карту этого участка Граничного хребта. Разумеется, Желтоклыкий о карте знал и даже не раз они вдвоем разглядывали ее в неверных бликах костра. Просто Рокху нужно было сейчас лишний раз убедить самого себя, что вся эта затея реальна, что им не придется до скончания дней скитаться вдоль Граничного хребта в поисках легендарной пещеры. - Будем лагерь здесь разбивать или пройдем еще немного? - вяло поинтересовался Желтоклыкий. Что уже показалось странным: в течение всего странствия надзиратель не позволял себе расслабляться ни на секунду. - А что предлагаешь ты? - По негласным правилам, руководил отрядом Рокх, но он частенько обращался за советом к своему старшему спутнику - при этом формально последнее слово все равно оставалось за Клеточником. - Привал, - пробормотал Желтоклыкий. Через пару часов выяснилось, что надзиратель болен - подхватил где-то в пути какую-то заразу, причем непонятно, где и какую. Соответственно, ни Рокх, ни тем более кхарги-звери не знали, как его лечить. Желтоклыкий же метался в бреду и мало чем мог им помочь. Укутав его в теплые шкуры и оставив лежать у костра, Рокх в сопровождении одного из кхаргов-зверей отправился на разведку. Он прихватил с собой клочок материи - карту, данную пророком, но почти сразу же понял, что толку от нее - чуть. Обозначенные треугольничками горы ни на шерстинку не напоминали свои реальные прототипы, да и схематично набросанные тут и там пальмочки не имели ничего общего с тропическим лесом, подступавшим к самым подножиям гор. Вдруг кхарг-зверь издал резкий запах "внимание-ко-мне". Рокх обернулся. Его спутник сосредоточенно вглядывался куда-то вдаль и тыкал туда пальцем. - Считаешь, это темная точка - дракон? - спросил Клеточник и получил в ответ "подтверждаю". Они проследили за вероятным драконом: тот, немного покружив, улетел куда-то к северу. Поскольку у Рокха не было других подсказок, он в конце концов решил отправляться именно на север. Но прежде следовало разобраться с состоянием Желтоклыкого. К следующему утру оно немного улучшилось, и надзиратель настаивал на том, чтобы идти дальше. Однако уже вечером, когда их маленький отряд в очередной раз устроился лагерем, Желтоклыкий чувствовал себя препаршиво. Он снова бредил - и теперь уже Рокх зарекся двигаться дальше до тех пор, пока надзиратель окончательно не вылечится. Как выяснилось чуть позже, место для лагеря они выбрали невероятно удачное: и ручей с прохладной и чистой водой тек неподалеку, и пещера, где они устроились, подходила для долгой стоянки, и с дичью не было никаких проблем... Вот как раз на охоте это и случилось. Рокх вместе с одним из кхаргов-зверей выслеживал ящерку-прыгуна, когда резкий запах спутника заставил его отвлечься. "Внимание! - буквально вопил кхарг-зверь. Опасность!" Рокх сперва рухнул на землю, быстро откатился в сторону, а уж потом оглянулся посмотреть, в чем же дело. Дело было в той самой точке, которую они заприметили еще вчера. Точка как-то чересчур быстро приближалась, и... ...И вот она уже над ними. Сиганула в облака, исчезла, а потом вынырнула оттуда - крылатым чудовищем из твоих самых кошмарных сновидений! Дракон мгновенно застил собой полнеба, протрубил небесам приветственный гимн и рухнул вниз - Рокх подумал: их, кхаргов недостойных, пожирать. Даже за мечом потянулся. "Нет-опасности. Ошибка. Не-видит-нас. Не-видит!" Сперва Клеточник решил, что кхарг-зверь от перепугу тронулся своим и так не слишком-то выдающимся умом. Потом оценил ситуацию и сообразил, что чудовище просто не могло заметить их, поскольку оба кхарга лежали сейчас на земле, под прикрытием густой листвы. А вот они видели дракона очень хорошо. Дракон был ослепительно белым, словно вылепленным из чистейшего снега с самой верхушки горы. Узкое гибкое тело с четырьмя мощными лапами изогнулось в развороте, когда зверь выравнивал свой полет; он несколько раз взмахнул широченными крыльями, хлестнул хвостом подвернувшееся облачко - и направился куда-то вглубь леса. Вероятно, охотиться. Зато Рокху с кхаргом-зверем сегодня поиски дичи пришлось прекратить. Он торопился обратно в лагерь, чтобы как следует все обдумать, а главное выбрать удобную точку для наблюдения и проследить, куда, возвращаясь, полетит дракон. На обратном пути охотники случайно наткнулись на двух ящерок-прыгунов. Довольный, Клеточник возвращался неспеша - и едва не проморгал своего белого дракона. "В-небе-опасность-не-опасность", - предупредил кхарг-зверь. И снова - мордой в толстый слой пряной листвы и ждать, пока пролетит. А потом провожать взглядом и мысленно ругать себя за беспечность и невнимательность. И надеяться, что на этом твоя удачливость не исчерпалась. В пещере метался на ложе из шкур Желтоклыкий. Рокх проверил его состояние (хотя что проверять?! и так видно...), после чего устало присел рядом. Вот ведь, подумал, даже и посоветоваться не с кем. И какая от тебя в таком случае, надзиратель, польза? Желтоклыкий только всхрапнул в бреду и попытался огреть Клеточника хвостом. В конце концов молодой кхарг вышел, чтобы побродить по окрестностям бесцельно, просто для собственного удовольствия. Велел кхаргам-зверям позаботиться о Желтоклыком - и пошел, куда нос ведет. И нос, порази его молния, на самом деле привел! Сперва-то Рокх даже не понял, что это за запах такой, густой, мощный, привлек его внимание, но потом догадался. Естественно, дракон, как и всякое живое существо, оставляет после себя вполне определенные следы. И сколь бы старательно не слетались к ним навозные жуки, сразу управиться со всем этим "богатством" им не под силу. Клеточник довольно улыбнулся и позволил запахам вести его в нужном направлении. Вскоре он отыскал ту самую гору, в которой жил дракон. Да и зев пещеры, выбранной крылачом в качестве своего обиталища, тоже хорошо просматривался, даже отсюда, от подножия. Рокх шагнул вперед, чтобы повнимательнее приглядеться, и обо что-то споткнулся - да так, что едва опять не пришлось целоваться с листьями под ногами. Он опустил взгляд - и почувствовал, как на загривке вздыбливается шерсть. То, обо что споткнулся Клеточник, не было камнем или веткой, и падать ему тоже пришлось бы не на листья. На обглоданные кости ему пришлось бы падать; вон, торчит одна, судя по всему, реберная - острием в небеса уставилась. Напоролся бы на нее - и конец надеждам господина Миссинца на своего "талантливого воспитанника". Здесь вообще все вокруг было усеяно костями, но большая их часть уже успела затеряться среди травы. Однако вдалеке красно-белыми полосами проступали сквозь листву кустарника обломки скелета сегодняшней добычи дракона. Над свежими костями грозовыми облачками гудели мухи да копошились в траве мелкие падальщики. Клеточника вдруг охватило неестественное для него меланхолическое настроение. Нахлынули какие-то неупорядоченные мысли о том, что, вероятно, так бывает с каждым великим: его окружают в большом количестве навозные жуки и мухи самых разных мастей. ...В пещеру Рокх вернулся поздно вечером. Желтоклыкий так и не пришел в себя.

* * *

Обнаружив логовище дракона, Клеточник снова убедился, что Одноокий благоволит к нему. Однако не сразу отправился наш герой в пещеру чудовища за волшебным мечом. Сперва долгое время он наблюдал за драконом, дабы узнать как можно больше о его повадках; а уж потом, выбрав для этого самый подходящий день, начал свое восхождение. Долгим было оно, ибо ко входу в обиталище дракона не вела ни одна тропка; и пришлось Клеточнику карабкаться туда, ежеминутно рискуя своей жизнью. Но в конце концов справился он с этим - и оказался в пещере дракона. Чтобы снова рискнуть своей жизнью. Видели ли вы когда-либо темную темень древних подземелий Абриннкудды? Если да, тогда сможете представить себе ту черноту вечной ночи, что царила в каменных чертогах драконова логовища. И Клеточник ступил туда, надеясь лишь на Одноокого да собственное обоняние. Должно быть, помогли и Он, и оно - ибо вскорости обнаружил кхарг среди целой галлереи залов, больших и малых, нужный - тот, в котором устроена была драконова сокровищница. Дверь, ведущая в нее, не имела каких-либо замков или запоров - и не без причины. Ведь войти в такую сокровищницу очень легко, а вот выйти иной раз невозможно. Каждое подобное хранилище полно своими секретами, готовыми сберечь находящееся в нем лучше, нежели цепной ящер или стальной засов. Клеточник, разумеется, знал это. Он открыл дверь и остановился на пороге однако не потому, что был зачарован увиденным, но из предосторожности. Хотя, признаться, картина, представшая пред ним, именно завораживала. Начать хотя бы с того, что весь пол сокровищницы был усеян толстым слоем наиразнообразнейших монет самой невероятной формы и размера. Некоторые никто из вас и за монеты-то не принял бы: например, были там деревянные кругляши размером в два кхарговых глаза и с квадратным отверстием в центре, а также - костяные фигурки листьев, а еще - кинжаловидные клыки и перламутровые зубы-крючки... Но оставим в покое диковинное покрытие пола пещеры и перейдем к тому, что, собственно, находилось в ней; ведь деньги, сколь бы много их там ни было, не представляли никакой ценности ни для дракона, ни, в особенности, для проникавших в сокровищницу героев, ибо другие вещи, намного более ценные, привлекали их внимание. Вещи эти стояли вдоль стен либо прислоненные к сталагмитам - и было их там великое множество, тех вещей. Каждая - магическая, каждая стоила целого состояния - либо целой жизни. А многие за время своего существования, вне всякий сомнений, не единожды становились причиной многочисленных смертей. И, конечно же, впитав в себя столько судеб, сами стали немножко живыми. Томясь здесь, в заточении у дракона, они ждали новых героев, как ждут цветы утренних лучей солнца, чтобы наконец распуститься. И едва лишь учуяли они присутствие в пещере Клеточника, как что было мочи потянулись к нему с мольбой о свободе. За те долгие годы, пока вещи вынуждены были бездейственно лежать в сокровищнице, они потеряли часть своей силы, но все же оказались достаточно могущественны, чтобы "докричаться" до молодого кхарга. Особенно привлек его внимание шлем с драконьими крыльями из чистого золота, с изумрудными глазами на лбу и оскалом алмазных клыков. Клеточник почувствовал, как мягко, но уверенно тонкие корни чужой воли пробиваются в его сознание, врастают туда... Вот тут-то и пригодились навыки чародейства, которым обучали его наставники, нанятые Голосом Господним. Кхарг сумел защититься от пагубного влияния шлема - а также от влияния всех остальных вещей в этой сокровищнице. После чего Клеточник начал искать то, ради чего он пришел туда.

* * *

...Рокх едва было не поддался, но непроизвольное рычание, вырвавшееся из его горла, спасло, отрезвило, напомнило кто он и где находится. Шлем хищно сверкнул изумрудными глазами и увеличил давление, шепча кхаргу о том, что бросит к его ногам - пусть только выберет его, унесет отсюда, позволит снова существовать!.. - бросит весь мир, всю власть, всё, что тот пожелает!.. Рокх отшатнулся и затравленно оглядел сокровищницу. Эти вещи... он не знал, что они поведут себя так. Господин Миссинец говорил о множестве опасностей, но представить себе такое не мог, наверное, даже пророк Господен. "Заткнитесь! - мысленно рявкнул Клеточник. - Вы не нужны мне, слышите! Не нужны!.. Ждите своих хозяев, а меня оставьте в покое!" Они, разочарованно перешептываясь, отступились. Впрочем, в их беззвучном шепотке ему вдруг послышалась некая подозрительная нотка... как будто они заранее знали о том, что их попытка окажется неудачной, и теперь даже не очень-то сожалели. Лишь потом, много позже, Рокх узнает, что каждый из лежавших здесь предметов, предназначался для определенного хозяина. И всякий другой, рискнувший бы завладеть ими, погиб бы на месте. В том и состоял секрет сокровищницы: посторонний визитер неминуемо поддался бы воле волшебных предметов; тот же, кто пришел бы за какой-то определенной вещью, попросту не внял бы ни их мольбам, ни их приказам. Избавившись от назойливого, почти угрожающего давления со стороны собранных здесь вещей, Клеточник впервые смог наконец сосредоточиться на том, зачем он, собственно, пришел сюда. На мече. Среди множества других вещей - венцов, чаш, одной латной перчатки (странной, предназначенной явно не для кхарговой руки), зеркалец, гребней, столиков и прочего - нужный Рокху клинок выделялся, как выделяется дорожник среди толпы кхаргов-зверей. Меч был здесь всего один, чему Клеточник почти не удивился. Он вообще с некоторых пор устал удивляться и принимал все происходящее с ним как данность. Вот и сейчас Рокх не стал размышлять, почему это среди такого количества предметов не нашлось еще одного меча; он просто перешагнул через порог сокровищницы и ступил на ковер из монет - осторожно, как входил бы в гнездо смертельно ядовитых ос или скорпионов. Ничего не произошло. Клеточник покосился на потолок, утыканный сталактитами (вдруг начнут падать?), перевел взгляд на стены, на дверь. Никакой угрозы, если не считать непрестанного магического излучения от волшебных предметов. Тогда он преодолел оставшееся пространство и взял в руки меч. Длинный, но предназначенный для хватки одной рукой, клинок покоился в жестких ножнах, почти ничем не украшенных. Лишь на металлических кольцах, которые перехватывали их в нескольких местах, был нанесен узор из переплетающихся змей. Рукоять, обтянутая кожей, заканчивалась навершием в виде стилизированного солнечного шара. Оказавшись в руках кхарга, меч восторженно взвыл, посылая властные щупальца своей воли к разуму Клеточника. К счастью, кхарг ждал чего-то подобного и удар не оказался для него полной неожиданностью. С благодарностью вспоминая своих наставников, Рокх уверенно держал ментальный блок, не позволяя мечу завладеть его сознанием. А потом брезгливо оттолкнул невидимые липкие щупальца и пригрозил оставить клинок здесь - еще на сотни сотен веков. Тотчас всякое давление пропало; лишь обиженно продолжали "шептаться" остальные предметы, которым сегодня не повезло. Рокх отсалютовал им вложенным в ножны мечом и отступил к выходу. Он ожидал подвоха от сокровищницы до самого последнего момента - пока не запер дверь. Ничего страшного не произошло, и кхарг облегченно вздохнул, приваливаясь спиной к стене. Так Рокх выждал несколько минут, сбрасывая хотя бы частично то нервное напряжение, в котором он находился вот уже пару часов. Наконец решил, что можно двигаться дальше. Он поцепил ножны за спину и... И упал на пол зала, внимательно вслушиваясь: неужели?!.. или только почудилось?.. Все было тихо. Он решил, что услышанное - лишь плод перевозбудившегося воображения. Поднявшись на четвереньки, направился в сторону выхода. И вот тут-то взгляд его, уже привыкший к темноте, поневоле наткнулся на дракона. На черного дракона, который лежал, похрапывая, в соседнем зале и, кажется, спал. Это было именно то, чего больше всего боялся Клеточник. Но именно об этом он и подозревал, еще когда только наблюдал за белым драконом. Слишком уж бессмысленным казалось поведение последнего. Ну зачем, скажите на милость, тащить в пещеру свою добычу, когда можно преспокойно сожрать ее прямо на месте? Конечно, всегда существует вероятность, что после особо роскошного обеда крылья не смогут поднять вас в воздух, но... Рокх заметил еще одну любопытную деталь: если судить по брюху, белый дракон прилетал к пещере уже сытый. Словом, отчасти Рокх был готов к тому, что увидел. Вот к чему он оказался совершенно неготовым, так это к случившемуся минутой спустя. Он давно уже позабыл о том приступе безумия, захватившем его на ступенях гунархторского храма. Считал, что все прошло. А вот теперь с ужасом почувствовал, как тот, другой, снова ворочается на задворках сознания... нет, уже не на задворках - уже стоит рядом и отпихивает его словно яйцо невылупившееся - и сил на сопротивление ему после всего, что произошло в сокровищнице и за ее пределами, у Клеточника попросту не хватает. С внезапно нахлынувшим безразличием кхарг наблюдал за собственным телом, ему уже не подчинявшимся. ...Наблюдал, пока мог. Потом нахлынуло милосердное беспамятство.

* * *

Заполучив волшебный меч, Клеточник первым делом спросил у клинка, как того звать - ибо, как известно, каждое настоящее оружие (а уж тем более магическое) имеет собственное имя. Меч открыл Клеточнику свое имя (Арреван, что означает Рассекающий) - и тем самым признал Рокха своим полноправным хозяином. Не обращая внимания на призывы остальных вещей, находившихся в сокровищнице, Клеточник покинул пещеру дракона и начал спускаться вниз. Увы, он слишком долго находился в ней, поэтому, когда кхарг оказался уже почти у подножия горы, вернулся хозяин сокровищницы. Он тотчас заметил дерзкого похитителя и напал на него. Завязался неравный поединок. Дракон был больше и сильнее Клеточника, но благодаря волшебному мечу кхарг сумел поразить чудовище - сперва он поранил его крыло, а потом...

* * *

В который уже раз в костре фыркают-трещат поленья, украшая ночь россыпью искр. Но еще оглушительнее фыркает сейчас Избавитель. Килларг бросает в его сторону краткий, но внимательный взгляд. И, неожиданно скомкав сцену поединка дракона с Клеточником, к общему неудовольствию слушателей переходит к следующему эпизоду. Избавитель рассеянно улыбается, внимая возмущенным репликам кхаргов: "Эй, что ж это ты, сказитель, совсем скупым на слова стал! Мое любимое место так изуродовать! Что ж ты творишь, негодный!.." - И правда, - бросает вдруг Избавитель, - что ж ты, килларг? Уважь слушателей. Давай-ка поподробнее, в красках, в звуках - чтоб мы хотя бы в воображении своем перенеслись в тот день. - Как прикажешь, - кланяется килларг, пряча печаль за бравадой. - "И бились они три дня и три ночи..." - Вот это совсем другое дело! - хмыкает Избавитель. И тихо бормочет себе под нос, когда никто уже не слышит: - Совсем... совсем другое...

* * *

Кхарги-звери обалдело мотали головами и оживленно переговаривались между собой на языке жестов и запахов. Они непременно хотели... Рокх так и не разобрал толком, чего именно. То ли выдрать драконьи когти, то ли вообще голову целиком отрезать и взять в Гунархтор, чтобы потом сделать из нее чучело; то ли просто намеревались пустить эту тушу на мясо, чтобы было чем питаться на обратном пути. В конце концов он отмахнулся: что хотите, то и делайте! - и подошел к мертвому белому дракону, чьим костям в скором времени предстояло красоваться рядом с костями его былых жертв. Присел на чей-то обглоданный череп, дернул плечами. "Почему?! Почему так получилось?!" По всему, этого не должно было произойти. Рокх успел спуститься к подножию горы; он загодя заметил приближающегося белого и привычно рухнул в густые заросли, точно зная, что его-то дракон не увидит. Зато сам он видел чудовище очень хорошо. Смотрел и удивлялся: никогда раньше дракон не прилетал без добычи, тем более - в столь плачевном состоянии. Наверняка одно и другое было связано - но как? Напоролся на достойного противника? Или причина - какой-нибудь случайный обвал в горах? Вряд ли Рокх когда-нибудь узнает... Он чуть отстраненно глядел на темные кровоподтеки на некогда белоснежной чешуе дракона, на неестественно вывернутую правую переднюю лапу и печалился, удивляясь самому себе. Надо бы наоборот, радоваться, ведь сейчас чудовище вернется в свое жилище, увидит, что там побывал вор, и тогда... Все произошло именно так, как предвидел Рокх. За исключением того, что случилось после. Дракон влетел в пещеру - и некоторое время, показавшееся Рокху очень долгим, чудовища не было ни видно, ни слышно. Клеточник замер, боясь пошевелиться, даже не дышал, чтобы не спугнуть мотылька удачи. Только сейчас он заметил, что хвост его змеится взбешенным удавом, хлеща по ногам, - таким образом тело сбрасывало нервное напряжение. Вдруг - пронзительный трубный крик! - и из пещеры вылетел белый дракон. Он взмыл к небесам, не прекращая кричать-стонать от отчаяния, а потом сложил крылья и камнем рухнул вниз.

* * *

И бились они три дня и три ночи, и сперва стал одолевать дракон Клеточника, ибо был свирепее и сильнее. Но вот силы чудовища начали понемногу иссякать, Клеточник же, подпитываемый мощью волшебного меча Рассекающего, неустанно рубил противника. И наконец...

* * *

...он упал - совсем рядом с Рокхом: перепонка крыла легла в двух пальцах от кхаргового носа. Тяжелый удар, невыносимо резкий треск костей - и воцарилась неестественно глубокая тишина. Воцарилась, чтобы через мгновение взорваться диким воплем. Рокх закрыл лапами ушные отверстия и скорчился, словно надеялся вновь попасть в тот, прежний мир, скорлупу которого он столь поспешно когда-то разломал. Казалось, стонало от скорби само мироздание: земля, и горы, и небо, и каждый листок, каждая тварь живая... Потом все прошло. И он вспомнил - впервые вспомнил, что случилось, когда тот, другой, отпихнул его в драконовой пещере - там, наверху. Там, где лежал сейчас, обезглавленный, черный дракон. Вспомнил, как тело, подчиняясь его приказу, обнажило меч - и как вспыхнула во тьме пещеры бледно-голубая полоска волшебного клинка. Увы, вопреки затаенной надежде настоящего Рокха, отодвинутого сейчас на задворки сознания, свет не ослепил другого. А лезвие меча, который впоследствии нарекут Арреваном, уже вкрадчиво завело свою песнь, предвкушая поживу. Они подошли ближе: другой, Рокх и меч. Дракон тихонько вздохнул во сне. Со свистом рассекая воздух, клинок опустился на его шею - и перерубил ее с первого же удара, словно сухую тростинку. И вот тогда-то мир закричал в первый раз. Но другой не обратил на это никакого внимания; вытерев меч о мягкую перепонку драконового крыла, он вложил клинок в ножны и шагнул к выходу из пещеры - чтобы уступить Рокху управление телом. А Клеточник не стал возвращаться и проверять, что осталось за спиной, он поспешил начать спуск. Ну что же, память, кажется, догнала его здесь, у подножия горы. И рвала на части, и заставляла выть диким ящером - и отпустила лишь когда на крик сбежались кхарги-звери. Того, как корчился в муках мир, они не слышали - в отличие от воплей Клеточника. Теперь же, убедившись, что с господином все в порядке, суетились возле драконьей туши и о чем-то оживленно спорили. "Так почему же он убил себя?" - в который раз вопрошал Рокх. Мир молчал, постепенно поправляясь после двух тяжелейших потрясений. Одноокий тоже молчал, не желая делать поблажек своему созданию. И уж тем более ни мир, ни Одноокий не торопились подтвердить, правда ли то, что примерещилось Рокху тогда в пещере, когда он глядел на все из-за плеча другого. Черный дракон лежал на груде палой преющей листвы. И когда, обезглавленный, он вздрогнул в последний раз, Рокху показалось, что из-под опавшего бока чудовища выглянули на миг две гладких поверхности. Два насиживаемых самкой яйца. Черное и белое. Но нет, наверное, это всего лишь игра теней, обман зрения, которое в тот момент даже и не принадлежало Рокху. ...К тому же он так и не решил для себя, чего хотел больше: чтобы увиденное оказалось правдой или иллюзией.

* * *

После того же, как победил Клеточник коварного дракона и добыл свой волшебный меч, отправился он со своими спутниками в Гунархтор. Долог и полон тяготами был их путь домой, но благодаря сплоченности и дружбе преодолели они...

* * *

- Ну что, надзиратель? - спросил Рокх, присаживаясь рядом с постанывающим в бреду Желтоклыким. - Все болеешь? А я меч добыл, пока ты здесь бока отлеживал. И теперь вот думаю... Он замолчал, даже мысленно не торопясь сформулировать то, о чем думал. Хотя знал, что в глубине души все уже решил. Снаружи, споря, взволнованно переплескивались запахами кхарги-звери, им сейчас было не до того, что творилось в пещере. Это хорошо. Это значит, что ему не придется потом применять к ним какие-либо... экстремальные меры. Просто скажет, мол, скончался наш спутник в муках от неведомой болезни, мир ему! В общем-то, убивать Желтоклыкого Рокх не хотел. Потому что ни минуты не сомневался, что по возвращении в Гунархтор господин Миссинец тотчас назначит им другого надзирателя взамен этого, безвременно почившего. Конечно, никаких гарантий, что тот будет лучше Желтоклыкого. Рокх очень хорошо понимал, что новый станет точно так же следить за ними обоими, за Клеточником и Быстряком. Но все-таки Желтоклыкий опаснее сотни новых надзирателей. Он знает о своих подопечных слишком много. Оттягивая неизбежный момент, Рокх в очередной раз задумался о непростых, подчас необъяснимых взаимоотношениях между Голосом Господним и Желтоклыким. Порой казалось, что надзиратель беззаветно предан пророку; иногда же - что не очень-то и симпатизирует ему, а служит скорее ради денег... или по какой-либо другой причине, Рокху пока неизвестной. Ввиду того, что рано или поздно между господином Миссинцем и Клеточником возникнет противостояние, следовало определиться с возможной расстановкой сил. Желтоклыкий - слишком серьезная особа, чтобы сбрасывать его со счетов. А угадать, чью сторону он займет, было невозможно. Поэтому... Клеточник снял ножны и положил их себе на колени, разглядывая рукоять меча. Тот словно почувствовал, что скоро потребуется его непосредственное участие, и тихонько застонал в предвкушении. В ответ вздрогнул и вздохнул на своем импровизированном ложе Желтоклыкий. Больше всего на свете Рокх хотел сейчас, чтобы тот, другой, вернулся и сделал бы за него эту работу. Он даже закрыл глаза и мысленно позвал другого - однако ответа не получил. "Ну что же, - усмехнулся самому себе, - тебе никогда и ничего не давалось в этой жизни легко. Тянуть дальше не имеет смысла". И он обнажил клинок, тотчас зазвеневший сильнее и уверенней. Желтоклыкий затих, расслабленно откинулся на шкуры и открыл глаза. Взгляд его, к удивлению Рокха, оказался вполне осмысленным. Создавалось впечатление, что присутствие волшебного меча исцелило надзирателя. - Вижу, - сказал он, - я едва не пропустил самое интересное. Клинок ты добыл. А теперь решил проверить, хорошо ли он заточен. - Хочешь совет? - спросил Желтоклыкий после небольшой паузы. И не дожидаясь ответа продолжал: - Каким бы прочным ни был клинок, каким бы могущественным - все же случается, что даже он не в силах парировать удар, направленный на его владельца. Ибо не все удары, мальчик, наносятся мечами. И не всякий удар мечом способен наилучшим образом развязать задачку... или то, что кажется тебе таковой. - Это совет? - холодно поинтересовался Рокх. - Это прелюдия к совету. Сам же совет: не торопись наносить удар мечом, когда не знаешь точно, что можешь потерять. ...А насчет заточки, - он протянул руку и коснулся лезвия - кровь тоненькой струйкой потекла к крестовине рукояти. - Твой клинок заточен на совесть. Клянусь в этом. И значит, всегда отыщет тебе соратников. Рокх медленно покачал головой: - Не понимаю, то ли ты сказал слишком много, то ли - слишком мало. - Одно не исключает другого, - Желтоклыкий распахнул свою пасть и слизал длинным широким языком кровь с руки. - Кстати, вот еще один совет. Не задерживайтесь здесь долго. Я скорее всего опять провалюсь в беспамятство... это ничего. Сделайте носилки. Торопитесь в Гунархтор. - К чему такая спешка? - Чтобы не опоздать, - пробормотал Желтоклыкий, снова откидываясь на шкуре и закатывая глаза. Больше он не бредил, а заснул ровным сном выздоравливающего. Рокх со смешанным чувством досады и облегчения вогнал клинок в ножны и отправился наружу - приказать кхаргам-зверям бросить заниматься ерундой и соорудить носилки. А от дохлого дракона, так уж и быть, пусть выломают себе по клыку.

Глава пятая. Гости, знатные и не очень

1

- Впечатляет, - Резникович отошел от окна и в изнеможении опустился в ближайшее кресло. - И что, по-твоему, мне теперь делать? - Наверное, выйти к ним, - осторожно предположил Максим. - Не к Мэркому же они пришли. К тебе. - И что я им скажу? - Говорить ничего не надо. Мне так кажется. Хотя, конечно, я могу ошибаться. Не переживай, сейчас вернется наш хозяин и все объяснит. А толпа - да, впечатляет... Что там, собравшиеся "паломники" просто пугали своим количеством! Журский с досадой подумал о древних правителях-тиранах, которые вырезали своим слугам язык. Жаль, что Мэрком в этом отношении гуманнее. Теперь вот расхлебывай! Максим уселся на подоконник, чтобы еще раз поглядеть на пришедших. Первые из них явились сюда примерно полчаса назад, как и предсказывал Кэвальд. Внешне для Журского они ничем не отличались от людей, эти "эльфы". Ощущение чужеродности он приписывал собственным предрассудкам. И отчасти даже радовался, что у местных жителей нету, скажем, зеленых пупырчатых ушей или хоботов вместо рук. Надюша не так испугается. /"Если она вообще жива!"/ Да нет, а что с ней станется? Вот и Мэрком говорит, что в окрестностях никакие хищные твари не водятся, малярийных комаров здесь никогда не было. Может, она просто не туда пошла. Может даже, ее кто-то из "паломников" видел!.. ...А они всё прибывают. Разглядывая эту разноликую толпу, самое время вспомнить школьные учебники по Средневековью. Ну-ка, кого тут у нас больше всего? Ремесленников? купцов? простолюдинов? Так сразу и не скажешь. Перемешались они, как будто одно только присутствие Создателя стерло все границы, - ну коммунизм в чистом виде! Стоят, запрокинули головы вверх, выискивают глазами окно, в котором, если им повезет, появится Создатель. Детей мало, стариков тоже почти нет; пришли пешком - и путь был явно неблизкий. Небось, сразу, как только Резникович с Журским миновали Круги Эльфов, так в путь и отправились. Кто-то, утомленный, жует второпях прихваченное с собой из дому; кто-то пьет из фляжки, протягивает ее соседу. Гомонят, но тихо, сдержанно, уважая как хозяина, так и его гостей (вернее, того самого гостя!). Многие садятся прямо на траву - слишком притомились, пока шли, а если вдруг в окне кто-нибудь появится, так они успеют встать! ...И встают, когда к ним выходят Мэрком с Элаторхом. Отсюда не слышно, о чем говорят. Но на лицах "паломников" воцаряется смесь из ликования и разочарования. "Он вернулся, однако прямо сейчас не сможет выйти к вам", - таков, наверное, приблизительный смысл сказанного. - Бред, - подает голос из кресла Резникович. - Что ты имеешь в виду? - Я чувствую себя так, как будто вернулся в места, где я когда-то был, но я о них почти ничего не помню. Память возвращается ко мне по фрагментам. Я действую: говорю, делаю что-то - и только потом понимаю, почему говорю и делаю именно так. Я знаком с большей частью тех, кто пришел. И вместе с тем они для меня - незнакомцы. - Если тебя это утешит, скажу, что Мэрком, похоже, ничего им не обещает. А вообще, когда ты разговаривал с этим летуном, выглядело так, словно вы с ним старые знакомые. - Так оно и есть! К тому же, кажется, Нерожденных я помню чуть лучше. За окном послы от "паломников" о чем-то живо дискутировали с Мэркомом. Журский повернулся к Денису: - А кто такие Нерожденные? Тот вздрогнул и заморгал, словно только что проснулся. - Нерожденные? Ну... это те эльфы, которых я непосредственно создал. Максиму показалось, что его друг просто повторяет когда-то заученные слова. - Скажи, Денис, ты помнишь, как это было? Резникович потряс головой. - Я же говорил тебе!.. - произнес он раздосадованно. - И да, и нет. Но я все время вспоминаю новые подробности. - Это здорово. Потому что Мэрком с принцем возвращаются. И я уверен, старик будет упрашивать тебя, чтобы ты выступил перед народом. - Я выступлю, - неожиданно твердо сказал Резникович, хотя пару минут назад сам же спрашивал, как ему быть. - Только без глупостей, ладно? Как тонко отмечали классики, нам здесь жить. Не переусердствуй. - Я знаю, что делать. Говорю же тебе, я все время вспоминаю, все больше и больше! Дальнейшие события показали, что Резникович не ошибался - и на самом деле сумел выполнить все в лучшем виде. Даже скептически настроенный Максим, когда слушал Создателя, почувствовал нечто, похожее на восхищение. "Вот уж не ожидал, что этот старый бумагомарака способен на такие речи! потрясенно думал он. - Если бы сейчас не видел и не слышал всего этого сам, ни за что бы не поверил!.." Ну а эльфы, разумеется, вообще шалели, внимая обращенным к ним словам Создателя. Хорошо еще, что в башне таки нашелся подходящий балкон, иначе Резниковича в приступе восторженного благоговения точно бы разорвали на клочки. - Думаешь, они разойдутся? - устало спросил Денис, когда, закончив свою речь, вернулся в комнату и снова опустился в кресло. Мэрком с Элаторхом переглянулись, после чего старец покачал головой: - Весьма сомневаюсь. Их даже не станет меньше, хотя преобладающая часть тех, кто уже слышал тебя, отправится по домам. - Зато новые все будут и будут приходить, - отозвался из своего угла Кэвальд. - Назначишь время своих выступлений, иначе - никак. - В голосе Максима зазвенело раздражение. - И это еще только начало. Сюда будут сходиться эльфы со всего мира, чтобы послушать тебя, посмотреть на тебя, получить твое благословение. Они забросят свои повседневные дела и станут ходить за тобой толпами... - Перестань, Макс! Ты преувеличиваешь... Мэрком вздохнул: - Увы, но твой друг прав. К сожалению, все будет так или почти так. Но ничего уже не изменить. - Подожди-подожди, что за ерунда?! Зачем им "ходить за мной толпами"? - Потому что значительно проще находиться в сиянии мудреца, учителя - но и в тени его - нежели самому пытаться достичь каких-либо вершин, - отрезал старец.

2

Вечер ознаменовался очередным ворохом происшествий, курьезных и не очень. Начать с того, что после обильной трапезы Максим, естественно, отправился на поиски соответствующего помещения, где мог бы получить облегчение. Ничего похожего Журский не нашел. Угрюмый, он вернулся в гостевые комнаты, собираясь пожаловаться приятелю, - и обнаружил того спящим. Идти искать Мэркома, наследного принца или Кэвальда? Но те уединились где-то в покоях старца и обсуждали проблемы, возникшие с появлением Создателя, а также связанные с дневником Брайлинна (вернее, с содержанием упомянутого дневника). Словом, Максим решил прогуляться во двор, где, помнится, росли весьма густые и надежные кустики. - Здравствуйте! - вот так, не успел даже на полпролета спуститься, а уже, как говорится, отследили. Оборачивается. Девчушка лет восемнадцати-девятнадцати улыбается, неосознанно теребя край фартука. - А правда, что вы дружите с Создателем? - и громадные голубые глазищи доверчиво впиваются тебе в лицо: "нет, только не врите!" - Правда. - Это здорово! - Да. - ("Наверное, так оно и есть. Только сейчас, девочка, меня больше заботит другое..."). Ему пришла в голову мысль, показавшаяся достаточно разумной. - Послушай... а где здесь у вас... место... отхожее? - А вам зачем? - удивилась она. "Так, только не говори мне, что ваш Создатель сотворил вас еще и без... Романтик, блин!" - Использовать по назначению. - Так у вас же в комнате есть "вечерние вазы". Сперва Журский чуть не накричал на нее. Мол, при чем тут вазы, когда человеку... Потом догадался, что она имеет в виду. - Погоди-ка, а кто потом эти "вазы" выносить будет? - Для этого существуют горничные, - она так и не могла решить для себя, шутит он или говорит всерьез. - Знаешь, я вообще-то не привык, чтобы за мной убирали. Скажи-ка лучше, где находится... ну... отхожее место. - Во дворе. Она объяснила, как его найти, Журский поблагодарил и поспешил во двор, проклиная Дениса за то, что поселил своих эльфов в такой необустроенной эпохе. Каким-то чудом до места своего следования Максим добрался незамеченным. Вероятно, потому что шел запросто, не скрываясь. Но вот, по размышлении, он смекнул, что во дворе до сих пор стоит табором целое толпище эльфов, прибывших сюда, дабы лицезреть Создателя. Ну а он ведь - "Его друг". Значит, без "интервью" не обойдется. И не обошлось. Уже возле двери черного хода Журского ухватили за руку: - Эй! Подожди! Он постарался придать лицу суровое выражение и обернулся: - В чем дело? - Ты же пришел сюда вместе с Создателем, правильно? - на сей раз это был низкорослый эльф с огненно-рыжей шевелюрой и бородкой a la Атос. - В принципе, да. - Так тебя Он тоже создал? - Прости? - Ну, насколько я понимаю, Создатель, пока отсутствовал, не терял времени даром. Наверное, творил где-то другие миры. А потом узнал от Элаторха, что у нас тут происходит, и поспешил прийти. А тебя взял с собой. Из того мира, в котором находился, когда Его нашел Элаторх. Скажи, ты ведь сам не Творец? - Да вроде нет. - Вот видишь, о чем я и говорю! Выходит, ты - одно из Его созданий. Выходит, мы в чем-то с тобой даже братья. Ты Его слуга, да? - Я его друг детства, - мрачно сообщил Журский. - И прости, если у тебя всё, я пойду. Устал, знаешь. "Атос" не успел ничего ответить, только разинул рот от удивления. "И ладно, тоже мне, логик нашелся! "Его слуга"! Как же, разогнался!.." Сам Максим тоже набрал неплохую скорость - и поэтому едва не врезался в знакомую девчушку. Похоже, она специально поджидала его на лестнице. - Ой, извините! Ну как? - Что "ну как"? - едко уточнил он. Голубоглазая сообразила, что ляпнула лишнее, покраснела, но не сдалась: - Я имела в виду, как вам у нас, нравится? "И чего я взъелся, в самом деле?" - В целом - неплохо, но отдельные моменты, мягко говоря, печалят. - Понимаю, - кивнула она. - Послушайте, я хотела вас попросить... не для себя, не подумайте! Для папы. - Что с папой? Только учти, я не всемогущий. - Но вы же друг Создателя! - в широко распахнутых глазенках - все та же искренняя вера в тебя. - А с папой... он пропал. "Вот так. Похоже, люди... и эльфы пропадают здесь слишком часто". - А чем могу помочь я? - Учитель говорил, вы отправитесь в Топь. И... - Подожди-подожди! - поднял руки Журский, пытаясь хоть как-то привести свои мысли в порядок. - О каком учителе идет речь? И при чем здесь Топь? - Речь идет, вероятно, обо мне, - отозвался Мэрком. Судя по всему, старец поднимался по лестнице и слышал конец их разговора. - Что же касается Топи и прочего... Нимроэль, я же просил тебя!.. - Прости, учитель. Просто я подумала... - Оставь нас, Нимроэль. И впредь, будь добра, старайся выполнять мои просьбы, хорошо. - Я слышал, у нее пропал отец, - осторожно сказал Журский, когда девушка ушла. Мэрком устало потер виски: - Это долгая история. Пойдем-ка к вам, там поговорим. - Дело в том, - вымолвил старец, когда они сели в гостиной, - что ее отец на самом деле пропал. Он тоже был одним из моих учеников - и вместе с тем, едва ли ни единственным моим другом. Вместе с ним мы пытались постичь природу и суть тех изменений, что творятся в Нисе. Тирэльвур решил заняться исследованием Топи. К сожалению, там он и сгинул. - Почему же тогда ваша ученица говорит, что ее отец пропал? Он не умер? - Мы не знаем. Может, умер, может, нет. Он просто ушел туда с отрядом - и обратно никто не вернулся. А все мои попытки узнать об их дальнейшей судьбе ничего не дали. - (Журский сначала не понял, о чем идет речь, и представил себе Мэркома, проглядывающего утренние газеты, чтобы "узнать об их дальнейшей судьбе". Потом вспомнил, что имеет дело с волшебником, мысленно чертыхнулся и продолжал слушать дальше). - Отправлять в Топь еще один отряд мне запретил Бурин-дор. Во всяком случае, до тех пор, пока в наших знаниях о Топи не произойдет качественного рывка, до тех пор, пока я не смогу гарантировать, что еще один отряд не пропадет, как это случилось с Тирэльвуровым. А откуда в таком случае взяться качественному рывку?! - А девочка, значит, считает, что мы сможем ей помочь? - Да. - А вы, Мэрком, в это верите? - неожиданно спросил Журский, наклоняясь вперед и пробуравливая взглядом старца. - Я давно уже ничего не принимаю на веру. В данном случае... я бы хотел, чтобы вы попытались. Только не спрашивайте меня, как именно. Не знаю. Да и вообще... - У вас здесь, наверное, есть библиотека или что-нибудь подобное? Мне нужно больше информации, понимаете. Как можно больше информации. Все, что у вас есть. И не только про Топь, вообще про мир. - Боюсь, вам их все не одолеть. Книг слишком много, это несколько сот книжных полок. - И все-таки мне придется прочесть хоть что-то. И еще, мне нужны будут постоянные консультации. Надеюсь на вашу помощь. - Разумеется. ...Скажите, Максим, а почему... - Почему я вдруг так загорелся желанием помочь вам? Наверное, совпадение впечатлило. - Он задумчиво постучал пальцами по подлокотнику кресла и объяснил: - Очень на дочку мою похожа. - Нимроэль? - Да, Нимроэль. Как видите, все завязано не на благих помыслах, а исключительно на эмоциях и на личных чувствах. Мэрком подумал, что дело-то в том, что благие помыслы, как правило, в таких случаях становятся частью личных чувств, - подумал, но промолчал. - Ну, - Максим наигранно бодро прихлопнул себя по коленям и поднялся, время позднее, пойду-ка я вздремну. Спокойной ночи. - Спокойной ночи. Мэрком проводил Журского взглядом, в котором перемешались сочувствие и усталость. Почему-то после сегодняшнего разговора спутник Создателя показался мудрецу более понятным, более эльфийским, что ли... На какое-то мгновение Мэрком даже пожалел, что не поделился с Максимом своими предположениями. В конце концов, тот платок... он, конечно, принадлежал дочери Журского, но кто сказал, что она осталась в Нисе? Девочка вполне могла прийти сюда, бросить платок и вернуться обратно в свой мир. Допустим, она торопились вслед за отцом, когда же увидела, что того нет, оставила знак и поспешила обратно, чтобы надлежащим образом собраться "для приключения". И вот пока она там у себя собирается, здесь пройдет еще не один день. "Ерунда какая! "Знак оставила"! А кровью зачем было его измазывать?" - он в отчаяньи грохнул кулаком по подлокотнику. Завтра же он попросит Кэвальда сходить к Кругам. И вообще, может, придет какая-нибудь информация из столицы, куда были отправлены запросы и описание девочки. И еще - надо поставить у Кругов охрану, чтобы никто посторонний не совался. Не хватало еще только, чтобы эльфы шастали туда-сюда между мирами... Здесь он вспомнил рассказ Элаторха - и снова стукнул кулаком по креслу: как можно было забыть?! Проход-то скорее всего закрылся, если тамошний мохнатик не солгал. Выходит, и девочка не могла просто так уйти-прийти, и уж тем более ничего не грозит какому-нибудь заблудшему эльфу, по случайности попавшему в Круги. ...И значит, если она все-таки проскочила сюда, то и деться никуда не могла. Она где-то в нашем мире. Только - где? И откуда взялась та кровь?

3

Библиотека в здешней башне Мэркома была небольшой. Оно и понятно: основные книги находились в башне городской, где чародей жил; поскольку здесь он только проводил опыты, то и литературу собрал соответствующую. - Во всяком случае, я не буду страдать, выбирая, что именно штудировать, подытожил Максим. Из всех имевшихся в наличии трудов он счел подходящим только громаднейший фолиант "О природе Срединного и народах, его населяющих, с иллюстрациями Руклида и комментариями Мэркома". Ну а собственно книгу писал, как понял Журский, целый коллектив авторов. - Ну что же, на ближайшие несколько часов занятие у вас есть, - сказал Мэрком. - Мне необходимо отлучиться. Если что-нибудь потребуется, позвоните в колокольчик и кто-нибудь из слуг обязательно прийдет. Журский поблагодарил старца и углубился в чтение. Это оказалось не таким уж простым делом. "О природе..." несколько отличалась и от монографий, которые Максиму приходилось изучать по роду свой профессиональной деятельности, и от книг масс-культуры. Построение фраз, способ изложения информации - все это казалось необычным, сбивающим с толку. Да еще и иллюстрации эти на разворот, отвлекающие внимание. Максим с недоверием разглядывал их: "Неужели здесь на самом деле обитают такие звери?!" К тому же ненасытным прометеевым орлом постоянно терзала мысль о дочери. В конце концов Журский отложил книгу и отправился на поиски Кэвальда. Впрочем, сами поиски так и не состоялись - проходя мимо очередного окна, Максим увидел опускающуюся во дворе башни меганевру, а на ее спине знакомого разведчика. - С добрым утром! - А, это вы, - обернулся Кэвальд. - С добрым утром! Вот, отвозил Элаторха к родным. Он-то с ними недавно расстался, а они, из-за расхождения во времени, не видели его несколько лет. А у принца сын... ну, вы понимаете. - Конечно, понимаю. Скажите, Кэвальд, ваша стрекоза... она выдержит еще один полет? Разведчик внимательно поглядел на него, потом кивнул: - В принципе, да. Но давайте лучше пройдемся пешком. Мы ведь говорим о Кругах? Только сначала я бы предложил вам переодеться. Во-первых, ваш костюм не слишком подходит для прогулки по лесу, а во-вторых, к чему привлекать лишнее внимание? Когда они подошли к воротам (Журский к тому времени последовал совету Кэвальда и оделся как обычный эльф, да и заодно сообщил Мэркому об отлучке), оказалось, толпа "паломников" не убавилась. Даже, кажется, наоборот. - Они по-прежнему идут сюда, - подтвердил Кэвальд догадки своего спутника. - Город выглядит так, как будто вот-вот там случится землетрясение и эльфы спешно покидают его. Много лавочек и магазинов закрыто, я уже не говорю о цирюльнях и прочих подобных заведениях. Улицы переполнены. Выглядит все это не слишком приятно, вот что я вам скажу. Городские власти пытаются навести хотя бы подобие порядка, но это у них не очень-то хорошо получается. Тем более, что часть стражников не вышла на работу - по тем же причинам, что и торговцы, цирюльники и прочие эльфы. У меня едва не отобрали меганевру, спасло только то, что я был с Элаторхом и он приказал оставить меня в покое. - Зачем им понадобилась ваша стрекоза? - Все летуны, какие только были в наличии, задействованы, чтобы успокаивать горожан. Носятся над Бурином и с помощью громкоговорителей просят не создавать заторов и не впадать в панику. Еще просят всех вернуться на свои места. Ну и других занятий хватает... - А что же ваши волшебники? Почему они не наведут порядок? Кэвальд с удивлением посмотрел на Максима: - Вы, вероятно, еще многого не знаете. Маги такого уровня, как Мэрком, не встречаются на каждом шагу. Если не ошибаюсь, он вообще самый могущественный... но не в этом даже дело. Просто они не рискнут вмешаться в происходящее - о слишком уж сложных процессах идет речь. Да и не забывайте про то, что все это связано с Создателем. Эльфы стремятся увидеть его - и как могут, какое право имеют волшебники их останавливать?! - Ясно. И это безобразие творится уже второй день? - Вчера, когда я пролетал над Бурином, там было потише. Просто примерно к утру в город вернулись те, кто слышал речь Создателя. Они подтвердили, что Он на самом деле возвратился. Хотя большинство из нас и так это почувствовало. - Каким образом? - Мы, Нерожденные, ощущаем Его присутствие. У наших детей с каждым последующим поколением эта способность чуть-чуть ослабевает, но в целом остается достаточно сильной. - Не знал! Любопытно, какова природа данного явления... - казалось, в Максиме неожиданно проснулся ученый. - Если вам на самом деле интересно, переговорите с Мэркомом. Он, по-моему, единственный, кто занимался исследованием подобных вопросов. - Почему единственный? - Все, что связано с Создателем, для всех нас священно. И чаще всего необсуждаемо. Не потому, что Он сам запрещал что-либо подобное, нет. - Тогда почему же? - Мне сложно объяснить. Это некое внутреннее состояние... трепет... уважение... - А Мэрком, значит, таких чувств не испытывает? - Не могу ничего утверждать с уверенностью. Просто он, Мэрком, всегда был прежде всего ученым, исследователем. - Даже в ущерб внутреннему трепету. - Отчасти, наверное, да. И он проводил различные исследования, некоторые из которых, мягко говоря, одобрялись не всеми. Но его авторитет... Мэркому сходило с рук многое такое, что другому никогда бы не позволили делать. - А кто мог бы запретить ему? - Сложно сказать... Бурин-дор, наверное. Или Совет волшебников, если бы кто-нибудь из них сынициировал его, Совета, созыв. Маги, знаете, как правило, с трудом переносят общество себе подобных. Мэрком, кстати, в этом отношении как раз является исключением из правила. Ну вот, кажется, мы пришли. Покажите мне, где вы нашли платок. И - он у вас с собой? - Да, вот он. А нашли мы его... по-моему, здесь. Кэвальд внимательно осмотрел все вокруг. Потом, как будто заметив след или даже лишь тень следа, он отправился к дороге, с которой они свернули, когда шли к Кругам. - Не молчите! - не выдержал Максим. - Что? Она в порядке? С ней ничего не случилось? Разведчик довел след до дороги и там, выпрямившись, повернулся к ожидавшему Журскому. - Ну откуда же я могу знать такие вещи? По следам видно, что здесь, кроме вас с Создателем, шло еще два эльфа... или, насколько я понимаю, два человека. Действительно, девушка и парень. Вполне возможно, что именно те, которых вы описали. Они подошли к дороге, некоторое время потоптались на одном месте, а потом пошли на юг. - То есть, в направлении, прямо противоположном башне Мэркома! - с досадой воскликнул Максим. - Я бы на вашем месте так сильно не расстраивался. Нам будет значительно проще отыскать их на юге, чем на севере. Представьте себе, что они попали бы в город. Как бы мы нашли их в том хаосе, который сейчас там творится? Журский закрыл глаза: - Целые сутки! Прошло больше суток! За это время... - Перестаньте, за это время они не могли далеко уйти. Сейчас мы вернемся в башню, там я запрягу свою красавицу и слетаю поищу их. Теперь, когда известно направление, считайте, мы их уже нашли. Но когда они пришли в стойло, меганевры там не было. Как выяснилось десять минут спустя, Создатель тоже покинул башню.

4

- Это было необходимо, - пожал плечами Мэрком. - Таким образом мы хоть частично сможем привести в порядок то, что творится в городе и его окрестностях. - Послушай, а как насчет моей меганевры? - Успокойся, Кэвальд. Нимроэль умеет с ними обращаться. - Я не сомневаюсь. Но послушай... - Подождите! - не выдержал Журский. - Все это отлично: меганевра, беспорядки... А что прикажете делать мне? Кто-нибудь вообще занимался поисками моей дочери?! Мы с Кэвальдом сегодня выяснили... - Вот письмо, почитайте. Эльфы скоро прибудут сюда, они займутся прочесыванием местности в течение ближайших часа-двух. - При этом чародей умолчал о том, что эльфов-то всего двое, поэтому "прочесывание" - не совсем подходящее слово в данной ситуации. В письме, кстати, об этом тоже не было ничего сказано. А дело, разумеется, в том, что все имевшиеся в распоряжении городских властей силы брошены на устранение беспорядков, тут уж никому и дела нет до какой-то потерявшейся девчонки. Если бы не настоятельное требование Мэркома оказать помощь, и этих двух эльфов здесь бы не было. - А вот, собственно, записка, которую оставил вам Создатель. Максим с малопочтительным кивком забрал оба листка и принялся читать их. - И все-таки я хотел бы знать, когда я получу меганевру обратно, - не унимался Кэвальд. - Мне кажется, ты кое о чем забываешь. Даже если она попадет в руки опытного летуна, нет никакой гарантии, что тот сможет найти с ней общий язык. Он не будет заботиться о ней как следует, это наверняка. В той суматохе у него будут другие проблемы. Пойми!.. - Я сейчас ничего не могу поделать, Кэвальд! Извини. Вернуть их прямо сейчас не в моих силах. Но мы договорились, что Нимроэль прилетит сюда, как только освободится. - "Как только"! Вот именно!.. - разведчик раздосадованно хмыкнул и вышел. - И все-таки не понимаю, почему возникла столь срочная необходимость улететь, не дожидаясь нас. - Максим отложил оба послания и повернулся к Мэркому: - Неужели полчаса имеют такое большое значение? - Выгляньте в окно, - сказал на это чародей. - Я увижу там что-то принципиально новое? - Может быть. Эльфы всё прибывают и прибывают. Я попросил их покинуть пределы башни, поэтому они собрались за оградой. Они ночевали на земле, потому что я не могу предоставить всем постели. - Это их выбор. Я, честно говоря, не уверен, что вам стоит так уж переживать по данному поводу. Чем скорее они прочувствовали бы все минусы своего положения, тем скорее ушли бы. Мэрком покачал головой: - Они бы не ушли, в этом все дело. Почти семь столетий (кто больше, кто меньше) мы жили надеждой на Его возвращение. Неужели вы верите, что какие-то мелкие житейские неудобства способны остановить их в стремлении увидеть Создателя? Но поглядите в окно. Вчера пришли в основном мужчины, сегодня же начали являться женщины, в том числе и с детьми. Вы знаете, дети рождаются у нас очень редко; при этом они очень хрупки и болезненны. - И все-таки их матери решились на то, чтобы прийти сюда. - Я же говорил вам! Чтобы увидеть Его... - ...они согласны пожертвовать собственным ребенком?! - Они верят, что теперь, когда Он вернулся, ничего плохого с ними не произойдет. Ни с кем. Никогда. Рядом с Ним само упоминание о болезни или смерти кажется нелепой шуткой. Семь сотен лет - большой срок. Многое забыто. - Но вы помните, - предположил Максим. - И вы, в отличие от них, не верите в то, что теперь все будет по-другому. - Да нет, они правы, - с горькой усмешкой произнес Мэрком. - Все будет по-другому, это несомненно. Но "по-другому" не значит "хорошо". Да и "хорошо" - понятие весьма относительное... А все-таки зря вы не захотели посмотреть. - добавил он, выглянув через прутья решетки наружу. - И что здесь такого необычного? - спросил, подходя Журский. - А то, что как только Создатель улетел, они почувствовали это, особенно Нерожденные. И лишь тогда стали расходиться, хотя Он просил их об этом еще вчера. - Но все время приходят новые. - По инерции. Скоро поток иссякнет, я уверен. - Думаете, в городе будет легче его контролировать, поток? - Да. И во всяком случае, в Бурине паломники будут обеспечены кровом, едой, питьем и прочими необходимыми вещами, о которых они столь неосмотрительно забыли, отправляясь сюда. - Знаете, Мэрком, мне нравится ваш образ мышления. Вы талантливый аналитик, вам об этом говорили? Старец засмеялся. - Насчет аналитика - ни разу. Обычно хвалят мои невероятные способности к волшебству, благодаря которым я, мол, и развязываю подобные задачки. - Но, разумеется, волшебством здесь и не пахнет? - Вы точно знаете? - добродушно поинтересовался чародей. - Пока не убедите меня в противоположном - не поверю. Там, откуда я родом, волшебников нет. - Или они научились слишком хорошо убеждать вас в том, что их нет. Ответить Максим не успел - в комнату вошел Авилн и сообщил своему хозяину, что его хочет видеть вновь прибывший из города некий господин Гулладвэн. Мол, прошлый раз, когда он прилетал за Создателем, о чем-то упомянутый господин забыл договориться с господином Мэркомом. Чародей извинился перед Журским и поспешил к гостю, бросив только напоследок: - Подождите меня здесь. Скоро вернусь. - Скажите, Авилн, а кто такой этот Гулладвэн? - остановил Максим слугу. - Главный Искатель Бурина, - невозмутимо, словно дворецкий из старой доброй Англии, промолвил Авилн. "Короче говоря, следователь", - мысленно подытожил Журский.

5

Выглядел господин Гулладвэн сурово, взглядом усаживал вас в кресло, и казалось, что если только вздумаешь врать - тут же выведет на чистую воду и на ней же, воде с хлебом, будет держать в каталажке до тех пор, пока во всем не признаешься. Словом, пресерьезнейший персонаж. К тому же он, кажется, успел не на шутку поцапаться с Мэркомом. Максим подозревал, что причина в несанкционированном появлении Создателя на вверенной Гулладвэну территории - факт, повлекший за собою череду беспорядков. А, похоже, больше всего на свете Гулладвэн не любил беспорядки. После того, как их представили друг другу, Журскому пришлось долго и в деталях описывать все обстоятельства, при которых они с Резниковичем нашли платок Надежды. Главный Искатель внимательно слушал и даже кое-что записывал в свой блокнотик. Не иначе намеревался лично позаботиться об этом деле. Оказалось, вместе с Гулладвэном прибыло два сыскаря рангом пониже, но с колоссальными, если верить словам Искателя, полномочиями. Они потащили Журского к Кругам и принялись детально изучать местность. Чувствовалось: оба - спецы что надо, от таких никто и ничто не скроется. - Найдем, - заверил один из них, худой и хмурый. - Жаль только, меганевры в нашем распоряжении нет, а то... - Подождите, но вы же сюда на стрекозе прилетели, так? - Максим вопросительно переводил взгляд с одного сыскаря на другого. - Даже на двух, - уточнил напарник худого. - А толку? Господин Гулладвэн наверняка уже отбыл в столицу и прихватил с собой обеих. - Зачем?! Хмурый посмотрел на него, как на умалишенного: - В городе творится дракон знает что, там каждая стрекоза на счету. Ну что здесь будешь говорить?.. Они по-своему правы, их начальник - тоже. Вот только Максиму от этого ничуть не легче; но ведь "найдут" же, правильно?.. Радоваться бы - да не радостно. Втроем они вернулись в башню: сыскари - чтобы приготовиться к походу по следам пропавшей Надежды, Журский - чтобы пообедать. Все равно с собой его эти двое брать не собирались. Мол, ничем он им не поможет, только мешать будет. Трапезничать пришлось в гордом одиночестве, поскольку Мэрком уже откушал, а Кэвальд не желал ничего слышать о еде, будучи в расстроенных чувствах из-за своей меганевры; а больше в башне "господ" не было, прислуга же ела-пила отдельно. После обеда Журский поплелся в библиотеку, убивать время. Но читать "О природе..." за стоявшим здесь столиком показалось ему очень неудобным, и Максим решил взять книгу к себе в комнату. Фолиантище был знатный, таким можно людей убивать; Журский кое-как пристроил его подмышкой и поволок к дверям. Где Максиму и пришлось задержаться. "О природе..." ни в какую не желала покидать библиотеки - книга намертво зависала у порога, словно была посажена на прочную, хоть и невидимую цепь. Ругаясь вполголоса, Журский не сдавался и рвался к выходу. - Что здесь происходит?! От неожиданности Максим уронил фолиант (разумеется, себе на ноги) и уставился на Мэркома. Чародей являл собою олицетворенную фигуру Гнева: с растрепанной бородой и пылающим взором он сурово глядел на провинившегося. Выслушав объяснения Журского, старец немного успокоился. Кажется, случившееся даже немного позабавило его. - Вот вам, кстати, возможность убедиться, что волшебство все-таки существует. Ни одну книгу из этой библиотеки никто без моего ведома не может унести. Система защиты тотчас срабатывает - и одновременно срабатывает сигнал, оповещающий меня о том, что кто-то пытается совершить кражу. - Или просто взять книгу к себе в комнату, чтобы почитать, - ворчливо добавил Максим. - К чему такие сложности? Насколько я понимаю, среди ваших слуг нет воров. Или вы держите здесь какие-то особо тайные манускрипты? Почему же тогда я не видел ни одного? Мэрком засмеялся: - Ну, на то они и тайные! Если же серьезно, то в жизни бывает всякое. А многие книги, собранные здесь, слишком уникальны, чтобы рисковать. Я бы не хотел потерять ни одну из них. Поэтому, уж извините, вам придется читать их в библиотеке. Правило есть правило. - Ладно, забудем про книги. - С помощью чародея Максим положил "О природе..." на место. Присев на подоконник, он покачал головой: - Меня другое волнует. Когда вы планируете вернуть сюда моего друга? - Какого?.. - потом он догадался. - Создателя? Ну, Он, вероятно, будет теперь жить в столице. Господин Гулладвэн утверждает (и я с ним согласен), что это лучшее решение сложившейся ситуации. - Вполне возможно, что вы оба правы. Но в таком случае мне необходимо тоже попасть в столицу. - Боюсь... - Не бойтесь! Хотите сказать, что поблизости нет ни одной меганевры, которая бы отнесла меня туда? Пусть так. Просто дайте мне в спутники кого-нибудь, кто знал бы дорогу. Я и на своих двоих смогу добраться ничуть не хуже, чем на стрекозе, поверьте. - А как же ваша дочь? - Кажется, от меня сейчас здесь ничего не зависит. Двое Гулладвэновых эльфов, насколько я понимаю, вполне компетентны. Простите, но мне нечего делать в вашей башне. А в столице... - О, вот вы где! - воскликнул вошедший Кэвальд. - Мэрком, я решил, знаешь ли, прогуляться. До Бурина. Хочу удостовериться, что твоя ученица на самом деле умеет обращаться с меганеврами. Чародей повернулся к Максиму: - Ну вот вам и провожатый.

Киллах о переменах

Благодаря своему путешествию к Граничному хребту, Клеточник не только обзавелся волшебным мечом. Он еще и увидел, как живут кхарги в самых разных уголках того, что после стало Державой Сынов Господних. Многому научился он - но еще больше предстояло ему узнать по возвращении в Гунархтор.

* * *

Тленуракка ("Гнездо Смелых") - город большой и богатый - находился в стороне от их пути, но Желтоклыкий настоял на своем. - Ты же сам хотел, чтобы я рассказал тебе про мои догадки насчет планов господина Миссинца. А теперь отказываешься, - ворчал он. - Не бери в голову, пару дней потеряем, зато потом, возможно, выиграем много больше. После того, как Желтоклыкий же настаивал, чтобы они двигались к Гунархтору с максимально возможной скоростью, слышать это было странно. Рокх с досадой припомнил, как приходилось тащить еще не до конца выздоровевшего надзирателя на носилках, меняясь с кхаргами-зверьми. А теперь вот... О случившемся в пещере по молчаливому согласию обоих не было сказано ни слова. Просто в отношениях между воспитанником и надзирателем наметились определенные перемены. Вот, например, раньше Желтоклыкий никогда сам бы не взялся что-либо рассказывать Рокху, а теперь буквально настаивает, еще и в Гнездо это затащил. Правда, что вылупляются здесь исключительно смелые, заметно не было. Скорее уж, сытые. Вообще прежде всего било в ноздри здесь то, что болезнями или гнилью в Тленуракке не пахло - вот такой парадокс. Чему Рокх несказанно удивился: в любом из городов, виденных им прежде, эти две составляющие являлись непременными, даже в Гунархторе. Желтоклыкий фыркнул: - Я же говорил, что тут есть к чему принюхаться. Они сняли комнату в холме для дорожников, а кхаргов-зверей, как обычно, устроили в общем загоне. - Сколько вы намерены пробыть в нашем заведении? - почтительно осведомился худощавый хозяин-южанин. - Всего пару дней, - небрежно проронил Желтоклыкий. И так же небрежно высыпал на стойку сумму, требуемую за постой. После чего повернулся к Рокху: - Пойдем-ка, прогуляемся. Тот мысленно зарычал, утомленный долгим переходом, но подумал, что Желтоклыкий знает что делает. - Смотри по сторонам внимательно, - сказал надзиратель, когда они снова очутились на улице. - То, что ты увидишь... всего этого скоро не будет если удастся задуманное господином Миссинцем. - А если нет? - Тогда тебе больше не доведется что-либо увидеть, - отрезал Желтоклыкий. - Но не только для этого я привел тебя в Тленуракку. Я намерен на время стать твоим наставником, однако прежде давай-ка походим по городу. И они с головой окунулись в это море запахов и звуков.

* * *

Когда возвратился Клеточник в Гунархтор, позвал его к себе Голос Господен - и принял в своем личном кабинете. А был тот предназначен для самых важных встреч и оборудован соответственно: удобно и вместе с тем роскошно. И сказал Голос Господен: "Вижу я и так, что повеление мое ты выполнил. Теперь же настал срок узнать тебе о воле Одноокого, которую должен я воплощать среди кхаргов - в чем ты мне и поможешь".

* * *

Тленуракка был городом древним; за годы, а то и века своего существования он всерьез укоренился на этих землях. И власть свою тоже укрепил наподобие высоченных каменных стен - не подступишься! - Обрати внимание, - говорил Желтоклыкий, - местных градоправителей давно уже не выбирают. Нет, конечно, прежде, как и везде, после смерти предыдущего очередного градоправителя выбирали из числа постоянных и наиболее влиятельных горожан - однако в те годы и речи не шло о наследственной передаче власти. Теперь - только так. - Считаешь, это плохо? - спросил Рокх, дабы поддержать разговор. Все-таки воспитанник, которого изначально готовят к тому, что он будет править городом... Не договорил. Осекся. Посмотрел на собственное отражение на поверхности одного из рукотворных прудов, которыми славился Тленуракка. - Вот именно, - со значением сказал Желтоклыкий. - Вижу, ты и сам догадался, мальчик. Воспитанник, которого изначально готовят к какой-либо определенной цели, разумеется, будет лучше исполнять свои обязанности. Правда, при том лишь условии, что оные обязанности не будут ему в тягость. Если сам он пожелает заниматься тем, чем назначено ему заниматься другими. - А что же в противном случае? - В противном случае даже управлять городом будет ему противно, уж прости за словопляску. Но Тленуракке жаловаться на градоправителя, пожалуй, не стоит. Хороший воспитанник хороших учителей; зубастый, с тонким чутьем. - При чем здесь чутье? - не понял Рокх. - А чтобы удерживать в подчинении город, одних знаний маловато. Нужна, мальчик, еще и интуиция. ...Тем более, что Ядозуб управляет не только Тленураккой. Рокх растерянно присел на бортик рукотворного пруда, смастеренный из гладких бирюзовых камней. Камни нагрелись на солнце и зло обжигали кожу, да к тому же еще пахли по-особому, остро и пряно. Угрожающе пахли. "Я устал, - подумал Рокх впервые за время всего этого похода за мечом. - Я устал. И я не хочу ничего слышать, просто не желаю вникать во все тонкости..." Что-то напугало его, но он еще не мог понять, что именно; однако было какое-то предчувствие, чутье, как сказал бы Желтоклыкий. Впрочем, надзиратель говорил уже совсем о другом: в отличие от своих коллег в иных городах, градоправитель Ядозуб властвовал и в Тленуракке, и в примыкавших к ней деревнях - и воля его распространялась на довольно обширную территорию. - Взгляни на эти деревья, - указал Желтоклыкий на чей-то приватный сад, огражденный внушительным забором. - Каждое из них отбрасывает тень. И тень тех, что больше, перекрывает тени ростков или тени, отбрасываемые травой. Мы привыкли к тому, что власть, которой может обладать один кхарг, распространяется на круг своей семьи, на деревню или город. Как видишь, в Тленуракке династия здешних градоправителей добилась большего. Тогда скажи мне, что мешает кому-либо достичь еще большего? Нет границ для властителя, сумевшего добиться подчинения от своих подданных, сумевшего силой и лаской заставить их признать свою власть. - И еще, - добавил он некоторое время спустя, когда они оставили позади и рукотворный пруд, и забор приватного сада - и зашагали дальше. - Чтобы властвовать над отдельными элементами, прежде нужно соединить их, объединить. Если, разумеется, они уже не объединены. Возьмем деревенских старост. Те, над кем они властвуют, объединены общей деревней, в которой живут. - А в городе - городскими стенами, - хмыкнул Рокх. - Да, - Желтоклыкий не счел нужным обращать внимание на насмешку. - Но в этом суть: то, что объединяет, не должно быть надуманным, искусственным. Иначе ничего не получится. - И что же объединяет жителей Тленуракки и его окрестностей? - Династия, из которой происходит Ядозуб. Согласно здешним легендам, Одноокий лично помогал пра-пра-правоспитателю нынешнего градоправителя. И того, кстати, тоже звали Ядозубом. У них вообще у всех одно и то же имя. - Но это... во-первых, неудобно, во-вторых, просто отвратительно! Не иметь возможности выбрать себе имя - как такое допустили?! - С одной стороны, конечно, неудобно, а с другой - очень даже удобно. Тленураккцы считают, что душа Ядозуба воплощается всякий раз в его воспитанника - разумеется, после смерти предыдущего градоправителя. А самого первого Ядозуба, повторяю, поддерживал Одноокий. - Хорошо, почему в Тленуракке существует династическое правление, я понимаю. Они, конечно, с перевоплощением явно что-то напутали: как в уже сформировавшегося кхарга может вселиться кто-либо? Ладно, допустим, это как-то объясняется. Но с какой радости всем этим Ядозубам подчиняются окрестные деревушки?! Желтоклыкий довольно усмехнулся: - А ты сам посуди. Всякий раз Ядозуб предыдущий выбирал себе воспитанника не непосредственно из тех нововылупленышей, которые еще оставались на Плато. Он ездил по деревням и подыскивал себе замену среди чужих воспитанников. Конечно, молодого кхарга, приглянувшегося Ядозубу, отдавали безо всяких разговоров, еще и благодарили, что, мол, снизошел. Ведь тем самым деревня становилась избранной, все в ней как бы семейные друг другу - а теперь один из круга их семьи входил в круг большей семьи, целого Тленуракки. Рокх с досадой ударил хвостом по выкатившемуся из мостовой булыжнику продолговатому, очень похожему на яйцо, которое вот-вот треснет и разродится новым кхаргенышем. Булыжник с глухим стуком покатился по улице и в конце концов упал в канавку водостока. - Узы подобного рода крепки - но только до тех пор, пока они выгодны для обеих сторон. В противном случае цена им - обломок скорлупы. - Несомненно, так оно и есть, - согласился Желтоклыкий. - И выгода существует для обеих сторон. Для Тленуракки (и в частности для чреды ее Ядозубов) она заключается в том, что подвластные городу деревни выплачивают дань мясом, бляшниками, древесиной и другими ценными объектами торговли. Для деревень же - тем, что местные Хранители Порядка следят за оным не только в пределах городских стен; по сути, здесь существует несколько отрядов Хранителей, которые отвечают за мир и спокойствие в каждом из районов, подчиненных Тленуракке: охраняют поселян от бандитов, от набегов соседних воинствующих кланов и так далее. - Почему мне ни разу ни один наставник не рассказывал об этом. - Так велел господин Миссинец. Он считал, что еще не пришло время знать вам об этом. Теперь - пришло. - Он хочет сделать то же самое с Гунархтором? - догадался Рокх. Желтоклыкий издал резкий отрицательный запах: - Нет. То же самое он хочет сделать со всеми кхаргами.

* * *

"Посмотри, - сказал Голос Господен Клеточнику, - посмотри вокруг. На землях наших - беспорядок и смятение, грабежи и беззаконие царят на них. Но не оттого возникают они, что Одноокий не достаточно добр к детям своим, к воспитанникам своим. Нет, все дело в нас самих. Кхарги привыкли считать своим гнездом лишь малую часть земли, дарованной нам Господом. Все же остальное для них - чужое и чуждое. И готов сосед поднять оружие на соседа в ослеплении своем". "Как же ты намерен поступить с этим?" - вопросил Клеточник. "Всего лишь заставлю кхаргов повнимательнее принюхаться и посмотреть по сторонам. Земля, где мы живем, на самом деле - одно большое гнездо наше. И негоже ссорами и смертями осквернять его, тем самым выказывая неуважение к Одноокому. Настало время объединить деревни и города - сделать то, что будет естественнее разброда в поступках и мыслях наших кхаргов". "Но все и всегда боятся изменений. Пожелают ли сами кхарги, чтобы с ними произошло то, что ты задумал?" "Это задумал не я, но Одноокий, - отвечал Голос Господен. - Сможет ли кто воспротивиться воле Его?"

* * *

- Но это же глупо! - раздраженно притопнул ногой Рокх. Проходивший мимо кхарг-зверь инстинктивно оскалился и отшатнулся. - Глупо кричать посреди базарной площади, - невозмутимо ответил Желтоклыкий. - Разумеется, - добавил он, - если ты не выкрикиваешь зазывалицы. Словно желая подтвердить правоту надзирателя, прямо над его ухом какой-то плешивый кхарг с выломанными клыками завопил: "А вот пирафки, кому свешие пирафки, ифчо с кровью, ифчо только сегодня бегали!.." Десяток, да нет, сотня других голосов тотчас взвилась в воздух встревоженными стрекозами, стремясь заглушить друг друга. Рокх раздосадованно зарычал и замотал головой, дабы отыскать Желтоклыкого. После чего шел за ним уже молча, даже не пробуя спорить или возражать. Наконец надзиратель вывел молодого кхарга из рыночной толчеи-водоворота на самый край площади - здесь было поспокойнее и значительно тише. Не задерживаясь, Желтоклыкий нырнул в покосившийся дверной проем, над которым гордо реял вымпел "Лучшая харчевня". Называлось сие заведение "Пристанище смелых" - не слишком оригинально, но созвучно с именем города. Всем здесь заправляла мощная, словно вырубленная из гранита кхаргиня. Она тотчас заметила новых посетителей и отдала знак кхаргам-зверям, выполнявшим роль разносчиков, чтобы позаботились о клиентах. Желтоклыкий сделал заказ - и лишь когда на столике перед ними появились блюда из молодого прожаренного летунчика да две порции пряных грибочков, кивнул Рокху: - Ты, кажется, говорил о глупости, когда нас прервали. Хочешь продолжить? - Хочу, - угрюмо кивнул Рокх. Ему не нравилось, что приходится говорить о таких вещах в таверне; хотя здесь и было мало кхаргов, но все же рядом всегда могли оказаться лишние уши. Еще больше ему не нравились пряные грибочки - потреблять их воспитанникам позволялось лишь по большим праздникам: вкусив этого блюда, кхарги, как правило, начинали плохо контролировать свое поведение, в том числе, и то, что говорили. На этот счет существовала масса пословиц, например, "Что у трезвого на уме, то у грибанутого на языке". - Я тебя внимательно слушаю. - То, что замыслил мой воспитатель, глупо. Скажи, Желтоклыкий, часто ли на твоей памяти власть имущий уступал свое право и свою силу повелевать другому? - Нечасто, - беззаботно отозвался тот. - Но вспомни, этот замысел принадлежит не твоему воспитателю, а Господу нашему. Ты не веришь, что задуманное Им осуществится? - Каким образом? Одноокий явит нам чудо и заставит градоправителей исполнять волю господина Миссинца? - Откуда я могу знать, как? - искренне удивился Желтоклыкий. - Все в руце Господа. - Перестань. У господина Миссинца наверняка припасено несколько трюков... на всякий случай. - Возможно. Но я о них ничего не знаю. А как ты сам думаешь, что можно сделать? "Испытывает", - решил Рокх, наполняясь бешеным азартом. Он, незаметно для самого себя, принялся за истребление мяса - так лучше думалось. - Он не должен сразу же замахиваться на власть старост и тем более градоправителей. И вообще не давать им понять, что такое в принципе возможно. - Каким образом? Большинство из них, знаешь ли, довольно сообразительны. - Нужно придумать такую цель, которая бы показалась им убедительной. - Например? Рокх долго размышлял, но в конце концов вынужден был сдаться. - Ладно, подойдем с другой стороны, - предложил ему надзиратель. - Как по-твоему, вот если градоправители и старосты номинально признают над собой власть господина Миссинца, что потребуется ему, чтобы впоследствии на самом деле взять ее в свои зубы? Где-то на улице возмущенно завопил кхарг, у которого срезали пояс с деньгами. Судя по крикам, вора поймали прямо на месте преступления и намеревались всерьез проучить, да вмешались Хранители. - Сила, - проворчал Рокх. Вопрос показался ему слишком простым. - Вон, что-нибудь наподобие их, - и он указал в сторону бушевавшей на улице сварки. - Например, стражи порядка, которые будут подчиняться только господину Миссинцу. Желтоклыкий хитро облизался: - Ну-ну. Думаешь, власть имущих не насторожит появление этих "специальных стражей"? Да, задачка оказалась не такой уж и простой! Рокх с досады проглотил целую горсть пряных грибочков и даже не поморщился. - А что, - пробормотал он, - что же тогда? Ответь мне, надзиратель, что тогда?!.. - Неважно, - отрезал вдруг Желтоклыкий. - До Гунархтора не так уж далеко подождешь, пока вернемся. Господин Миссинец тебе все расскажет. А ты лучше расскажи-ка мне кое-что. Рокх неуклюже взмахнул руками: - О надзиратель, неужели есть хоть что-то, что укрылось от твоего внимательного взгляда, что-то, чего ты не знаешь обо мне? - Есть. Я не знаю, чего хочешь ты сам, Рокх. - В каком смысле? - Если завтра тебе предложат стать старостой, или градоправителем, или... словом, если тебе дадут в зубы власть - возьмешь ли ты ее? Вернее, захочешь ли взять? - Вот, - веско произнес Рокх. - Вот именно, - поводил он в воздухе пальцем. - Захочу ли. Интересно, а почему раньше никто не задавался этим вопросом, а-а? Почему ты задаешь мне его только сейчас, надзиратель? Желтоклыкий отвернулся и долго рассматривал засохший вьюнок на стенах. - Ты оставил мне жизнь в пещере. Я решил отплатить тебе тем же. - Кто-то намерен совершить покушение на меня? - искренне удивился Рокх. Кто же? - Никаких покушений. Во всяком случае, убивать тебя никто не собирается. Но бывают ситуации, когда жизнь становится в тягость. - Да-а? И какие же? - Когда ты вынужден делать то, чего делать не хочешь. Не день, не месяц, не сезон дождей - всю жизнь делать то, от чего у тебя встает на загривке шерсть. Воспитатель, каким бы хорошим кхаргом он ни был, всегда... почти всегда хочет сделать из воспитанника свое подобие. Случается, воспитанник лишь рад этому. Но бывает и наоборот. Не слова Желтоклыкого, но тон, которым они были сказаны, отрезвили Рокха. - Допустим, - произнес он медленно, - я понимаю о чем ты. Допустим, я хотел бы пойти собственной дорогой. Как ты можешь мне помочь? - Я отпущу тебя. Вот прямо сейчас встану, развернусь и уйду. Господину Миссинцу скажу, что ты сбежал. Может, он и не поверит, но и поделать ничего не сможет. Правда, тебе придется скрываться от него... а в скором времени, возможно, власть его станет непомерно велика. Но... выбирай сам. - Благодарю. Роскошное предложение, нечего сказать. Ты только об одном забыл упомянуть: в этом деле замешан Одноокий. И если я нужен Ему, никуда мне не скрыться. Да и с побегом... если уже уходить, то будучи при власти. Которая, возможно, в скором времени станет непомерно велика. - А знаешь, - помолчав, добавил Рокх, - что больше всего заставляет меня отказаться от твоего щедрого предложения? Любопытство. Мне оч-чень интересно, как господин Миссинец решит задачку, о которой мы сегодня говорили.

* * *

"Воспитатель мой, - молвил тогда Клеточник, - в беде и в радости, в ливни и в засуху - я всегда буду с тобой. Ибо вижу в тебе промысел Одноокого и не смею противиться воле Его!" "Но готов ли ты к испытаниям, которые ждут нас?" - вопросил Голос Господен. "Никто не может ответить на этот вопрос. Но я готов к тому, чтобы смело шагнуть им навстречу!.." И прослезился тогда Голос Господен, и сказал...

* * *

- Привет. Что ж вы так долго-то? Голос Господен был занят, поэтому прибывшие наконец в Гунархтор Рокх и Желтоклыкий получили возможность отдохнуть. Надзиратель, презрев свои прямые обязанности, отправился куда-то по делам, а Рокх, само собой, в "камеру". Где и обнаружил Ллурма, корпевшего над широченными сухими листьями, испещренными письменами. - Ну как, удачно?.. - Быстряк заметил наконец ножны и то, что в них покоилось. - Поздравляю. - Он принюхался, одновременно разглядывая меч. Да, внушительная вещь. Годится. - На что годится? - не понял Рокх. - С возвращением! - дверь "камеры" распахнулась, на пороге возник Голос Господен. Он был явно только-только после изнурительного сеанса занятий: шерсть измялась, единственный глаз лихорадочно блестел, и пахло от воспитателя болезнью или даже смертью. И, похоже, сам господин Миссинец знал это, просто не давал другим понять, что сие хоть немного беспокоит его. - Хор-роший меч! Отличный! Ты справился, Рокх, я горжусь тобой. Правда, подзадержался дольше, чем я рассчитывал, но все равно успел к сроку. - К какому сроку? - К завтрашнему дню. Сегодня можешь отдыхать, только в город не выходи, а завтра займемся делом. Пробил час великих свершений! Наступает время перемен! Неожиданно Рокху стало стыдно за этот дешевый балаган, за эти выспренные фразы, которыми сорил господин Миссинец. Вспомнился Тленуракка и он, грибанутый после доброй порции мяса с пряностями. Знатно они тогда поговорили с Желтоклыким, по душам. ...А может, лучше было принять его предложение и сбежать? Если господин Миссинец намерен претворять в жизнь свою идею, находясь в таком состоянии, то, сколь бы гениальной ни была идея... - А ну-ка пойдем пройдемся, - воспитатель как будто догадался, о чем думает Рокх. В коридоре было пусто. Двери "камеры" с воспитанниками давно перестали охранять, а больше в этой башенке никто не жил, здесь и комнат-то не было, одни окна. - Я обещал тебе все объяснить, - сказал господин Миссинец. - И я сдержу свое слово. Начну прямо сейчас. Завтра я намерен заложить круг огромной семьи, которая вскорости появится у нас на глазах. Я называю это Державой Сынов Господних. В нее будут входить все земли, на которых сейчас обитают кхарги - и возможно, со временем не только они. Я знаю, что ты можешь мне возразить. Я не намерен - пока не намерен - замахиваться на власть градоправителей и старост. Я возьму то, что издревле оставалось вне сферы их интересов. Вера, религия. Я создам единый храм для всех наших земель. И в этом ты должен мне помочь. - Как? - спросил ошеломленный Рокх. О да, теперь он понимал, что замысленное Голосом Господним вполне способно воплотиться в жизнь. - Об этом я скажу тебе завтра. Но сперва тебе придется выйти к гунархторцам и сыграть свою роль. Это будет несложно... конечно, при одном условии. Если ты сам захочешь помогать мне. - Мой воспитатель, я... - Не торопись. Не торопись уверять меня в своей преданности, ты ведь не кхарг-зверь. Я мог бы, конечно, просто потребовать от тебя то, что мне нужно, - в конце концов, я ведь и вправду твой воспитатель. Но в этом деле я не могу позволить себе такую роскошь. Мне требуется твое искреннее желание быть рядом во время строительства Державы - и участвовать в нем. Иначе толку и надежности в происходящем будет не больше, чем в прошлогодней скорлупе. Подумай хорошенько. Если ты откажешься, я смогу использовать Быстряка. - Тогда ответь, почему ты готовил к той роли, о которой я даже не знаю, именно меня? - Ты лучше подходишь, - отрезал господин Миссинец. - Но на этом этапе вы еще взаимозаменяемы. Я даю тебе шанс - завтра вечером пути назад уже не будет, учти это. - Я выбираю служение тебе, - сказал Рокх. - Только... справлюсь ли я с тем, что ты уготовил мне? - Если не справишься, все мы погибнем. Так что постарайся.

* * *

И в урочный час, в первый день неболивня, собрал Голос Господен всех гунархторцев на площади перед храмом, и сказал он им: "Вот пришел я и говорю: отныне и вовек быть нам единой семьей и единой державой! Каждый из нас отличается от другого, как и каждый семейный от других семейных, но вера наша, Господь наш, подобно кругу семьи, объединяет нас. Сколь же будем мы, ослепшие в заблуждениях своих, не замечать этого?.."

* * *

Столько кхаргов сразу Рокх еще никогда не видел. Казалось, здесь собрался весь город. Разглядывая площадь через потайное окно, Клеточник в который раз поразился тому, насколько продуманно действовал его воспитатель. Еще несколько дней назад по городу поползли слухи - как о самом факте выступления, так и о его цели. Были они противоречивы до правдоподобности, поэтому в них охотно верили. В город начали сходиться кхарги, причем нередко - весьма подозрительной внешности. По просьбе пророка стражи порядка их не отлавливали и не выпроваживали из Гунархтора. Рокх был уверен, что присутствие сомнительных типов заранее продумано Голосом Господним. Может, и то, что сегодня начало сезона дождей, тоже не случайно? Правда, Рокх пока не понимал, какую пользу может воспитатель извлечь из этого факта. Да, с наступлением неболивня жизнь кхаргов менялась, они значительно больше времени уделяли особам противоположного пола и при этом становились агрессивнее, чем обычно. Но как сие связано с задуманным господином Миссинцем? Рокх оглянулся на Быстряка и Желтоклыкого, стоявших рядом. Голос Господен велел надзирателю привести обоих воспитанников в храм с черного хода, спрятать в этой комнатке и до условленного сигнала никуда не выпускать. Разумеется, о самом сигнале не сказал ни слова, но, судя по уверенности, которой пахли Ллурм и Желтоклыкий, оба знали о нем; только Рокх пребывал в неведении. Но он не стал слишком переживать по этому поводу, зато принялся с интересом разглядывать саму комнатку. Она еще раз укрепила то презрение, с которым Рокх относился к святошам. Это так по-храмовничьи: устроить потайное окошко, чтобы наблюдать за толпой на площади! И продолжать обманывать народ. О нет, к "народу" Рокх тоже не относился с пиететом; просто он вполне допускал, что, сложись судьба иначе, он мог бы быть любым из тех, кто стоял сейчас на площади: кхаргом-зверем, селюком, ремесленником, купцом, стражем порядка, а то и градоправителем. И Рокх бы не хотел быть обманутым какими-то храмовниками. Он покосился на дальний правый край площади, который просматривался лучше всего. Там возвышался наскоро возведенный помост. Помост окружали стражники из личной гвардии градоправителя, сам же Хитромудрый сидел вместе со своими помощниками-заместителями в центре, выказывая этим свою близость к народу, но в то же время оставаясь надежно защищенным от назойливых просителей и наемных убийц. "Интересно, он тоже искренне верит в Господа и чудеса Его?" - лениво размышлял Рокх, наблюдая за Хитромудрым. Тот о чем-то переговаривался с одним из своих подчиненных и нервно поглядывал на площадку. На площадке вот-вот должен был появиться Голос Господен, во всем своем величии. Об этом свидетельствовал приближавшийся к площади устойчивый гул толпы. В отличие от воспитанников и надзирателя, господин Миссинец был намерен явиться к храму публично, посему вернулся в свой холм и теперь второй раз за сегодня приближался к холму Одноокого. "Очень умно. Не придется объявлять о начале выступления", - решил Рокх. И зябко повел плечами, вспомнив, что от оного выступления зависит не только его судьба, но и жизнь. В толпе хватало стражей порядка, так что если Хитромудрый решит пленить или казнить пророка и его воспитанников, приказ будет выполнен незамедлительно. И никакой Одноокий не поможет. Наконец господин Миссинец ступил на площадь. Торжественно прошествовал сквозь взволнованное месиво из хвостов, клыков, взглядов, вздохов, надежд, опасений... прошествовал и медленно поднялся по ступеням на площадку, венчавшую парадную лестницу. Поднял руку, призывая толпу к тишине. И - поистине чудо! - эта многоликая толпа замолчала. Особенно громким в воцарившейся паузе показался голос Желтоклыкого, прошептавшего своим подопечным: - Готовьтесь. Скоро... А потом заговорил господин Миссинец. - Когда Господь наш послал меня сюда, Он хотел, чтобы я принес в ваши жизни спокойствие и порядок. И я, да узрит Он сие, делал все, от меня зависящее. Но мы меняемся, меняются наши возможности. Теперь я могу сделать большее. И сделаю. Прежде всего - отныне и навеки - положу я конец распрям вашим, которые ведете вы из-за искреннего желания своего оказаться как можно ближе к Господу. Я говорю о молитвах. Господь наш указал мне способ, наиболее для Него приемлемый. Здесь Голосу пришлось прерваться, ибо толпа у основания лестницы забурлила, послышались крики: "Долой Левачей!" и "Долой Правачей!" - почти одинаково громкие и яростные. Также кто-то орал о том, что господин Миссинец - никакой не пророк Господен, а просто прихвостень Правачей. Взволнованные же Правачи, водночасье вспомнив, что Голос никогда открыто их не поддерживал, начали в выкриках высказывать подозрения прямо противоположные - о том, что господин Миссинец - тайный сторонник и ставленник Левачей и вот теперь намерен... - Молчите! - молнией ударило сверху. Сейчас пророк выглядел разъяренным настолько, что Рокх забеспокоился, не появится ли у воспитателя то самое занятие. Это могло бы стать крушением всех планов воспитателя (какими бы они ни были). Но Голос пока держался. - Замолчите и выслушайте меня, ибо говорю с вами от имени Его! Желает Он, чтобы молились вы отныне, закрыв оба глаза своих, - и никак иначе. Ибо в такой молитве вы окажетесь ближе всего к Нему... Дальнейшие слова Голоса потонули в очередном всплеске криков толпища. Одни из кхаргов были обескуражены таким поворотом событий, другие - в отчаянном приступе неприятия вопили, что их обманывают; но все-таки больше всего было тех, кто с радостью и облегчением воспринял сказанное. Когда отшумели-отбуянили особо энергичные, когда нескольких хулиганских личностей стражники, весьма вовремя оказавшиеся поблизости (еще бы! сам пророк просил приглядеть), увели куда-то, - тогда Голос Господен снова заговорил с кхаргами. - А теперь, - сказал он им, - давайте помолимся Ему, как то Ему угодно. - Опасный момент, - пробормотал Желтоклыкий, обращяясь скорее к самому себе, нежели к воспитанникам пророка. - Если откажутся, без резни не обойдется... Но обошлось. Сегодня для господина Миссинца явно выдался удачливый день. Разумеется, в толпе было достаточно сомневающихся, чтобы поднять бучу, но едва только отдельные выкрики недовольства прозвучали, тотчас прогремел гром - а потом дождь, первый в череде затяжных ливней этого сезона, обрушился на площадь. Разумеется, в этом углядели знамение свыше; да и градоправитель, знавший, похоже, о планах Голоса Господнего ничуть не больше остальных, наконец сделал выбор и опустился на колени, закрывая оба глаза. А за ним и вся площадь поспешила приступить к молитве, уже согласно новым канонам. "И как только им всем места хватило?" - мысленно хмыкнул Рокх. - Я не удивлюсь, если он и дождь тоже заказал, - ворчал тем временем Желтоклыкий. - Ладно, мальчики, готовьтесь. Молитва длилась недолго, Голос Господен предпочел не затягивать с нею и перейти к следующей части своего выступления. - Сограждане! Молитва - не единственный Его дар нам. Хочу напомнить вам о тех легендах, которые по сю пору живы в самых разных селеньях, и в больших городах, и в деревушках в три хибары. Легендах о Доблестном. Легендах об Избавителе. Легендах о кхарге, чьи имена заставляют всякого почтительно замереть! Даже не стану спрашивать, знаете ли вы их, ибо уверен в ответе. - (Толпа в этом месте одобрительно загудела: названные пророком имена и впрямь были им известны). - Не сомневаюсь, знаете вы и то, что время от времени он возрождается, когда в том возникает необходимость. Таковая необходимость вновь возникла. И он возродился! Восторженный рев толпы был настолько силен, что перекрыл очередной удар грома. - Иди! - Желтоклыкий с Быстряком вытолкнули Рокха к господину Миссинцу. - Вот он! - указал на него пророк. - Вот он, наш Доблестный, наш Избавитель. Мой воспитанник, он защитит нас! Он объединит нас! Кто-то может засомневаться в душе, а нет ли здесь ошибки. Я и сам сперва не знал, кто он таков. Тогда надоумил меня Господь, напомнил: Избавитель всегда носил с собой меч, и не обыкновенный, а волшебный! И вот мой воспитанник недавно совершил путешествие и, убив дракона, тоже добыл себе меч. Арреван ему имя. Тот самый Арреван! Покажи же клинок кхаргам, Избавитель! Последние слова были адресованы, разумеется, к Рокху. Тот не заставил просить себя дважды. Покинувший ножны, меч снова завел свою тягучую угрожающую песнь - и, к немалому удивлению Клеточника, песнь эту услышали стоявшие внизу. Толпа благоговейно замерла, поливаемая небесными слезами. - Смотрите внимательно, кхарги. Смотрите внимательно! Этот юноша и этот клинок отныне и навеки встают на службу справедливости и добра. Пришло время перемен! И нам пора объединиться. Переменить взгляд на некоторые вещи. Прежде центром вашего мироздания было место вашего вылупления, ваше Плато Детства. И именно к нему вы привязывались с самых первых минут своей жизни. Но посмотрите на это по-другому. Плато - лишь маленькая часть той огромной земли, которая является вашим гнездом10. По сути, той земли, что и дала вам жизнь. Земли, что дарована нам Однооким. Земли, что населена подобными вам. Любите ее, как собственное Плато Детства. Ибо она того стоит. Ибо так повелел нам Господь наш. Дождь постепенно утихал. Да и господин Миссинец, кажется, заканчивал свою речь. - Отныне быть новому миру. Мы объединим все селения наши и города в одну общность, в Державу великую. И тогда никто не будет знать утеснений или же несправедливостей. Тогда жить станет лучше всем. Мы наведем порядок в собственном гнезде! - О да! Наведем! - горлопанили кхарги. - Да здравствует Избавитель! Да здравствует Доблестный! Да здравствует Рассекающий! Ур-ра! Рокх стоял высоко над толпой и чувствовал себя обманутым и обманщиком одновременно. И меч Арреван в его руке задорно хохотал, предвкушая скорую поживу.

* * *

Не раз и не два приходил Избавитель на наши земли. Так уж решил Господь, что должен быть у них защитник, кроме Него самого; способный действовать на земле привычными нам методами, хоть и с толикой чародейства и чудодейства. Много легенд о нем существует, носившем десятки имен, звавшимся и Доблестным, и Спасителем, и Верным, и Справедливым... Всякий раз, когда в том возникала необходимость, Одноокий вынимал его из Небесного Яйца, куда отправляются души всех умерших кхаргов, и опять воплощал на земле. Такое иногда случается и с другими душами - но редко кто помнит свои былые воплощения; Избавитель тоже никогда не помнит о них и не знает, кем является, пока случай не открывает ему ноздри на происходящее. И хотя порой поверить в такое сложно, Избавитель всякий раз с честью принимает правду о самом себе и находит в себе силы, чтобы служить кхаргам и помочь им в восстановлении справедливости и мира.

* * *

- Да, я обещал! - в который раз рявкнул Рокх. - Но я же не знал тогда!.. Он яростно хлестнул хвостом по подвернувшемуся тнилру - тот с грохотом полетел на пол. - Мне что теперь, всю оставшуюся жизнь играть роль этого вашего Избавителя?! - Ну что ж ты сразу-то так? - спокойно произнес пророк. - Почему "играть"? С чего ты взял, что на самом деле не являешься Избавителем, а? Рокх остановился и ошеломленно уставился на воспитателя: - То есть? Уж я-то знаю, кто я такой! - Откуда? - терпеливо спросил господин Миссинец. - Откуда знаешь? - Оттуда! - огрызнулся Рокх. - Я это я, и не нужно меня путать! Я не народ на площади, это ему вы можете пыльцу в ноздри пускать, а мне не надо! Он почувствовал, что выдохся, устал, - и рухнул в единственный уцелевший тнилр, откидывая голову на подушку. Хватит, поиграли - пора и честь знать. И вообще, зря он позволил своим эмоциям взять верх. Теперь вся комната, в которой происходил разговор с господином Миссинцем, выглядела, словно в ней побывало стадо разъяренных самцов бляшников. - Я не пускаю пыльцу в ноздри, - пророк с самого начала разговора оставался невозмутим. - Ну да ладно, отложим это, не в том дело. Вот что, я сейчас позову сюда Ллурма, пусть он тебе объяснит. Думаю, его ты послушаешь с большим вниманием. - Почему именно его?.. - А вот послушаешь - и поймешь, - отрезал пророк. Оставшись один, Рокх начал наконец-то полностью осознавать происходящее. Тем, что он открыто (хоть и не на площади, а уже когда вернулись в холм пророка) выступил против, он, возможно, подписал себе смертный приговор. Задуманное господином Миссинцем слишком значительно, чтобы тот мог рисковать. С другой стороны, Рокх знал, почему пришел в такое неистовство. Вот она, та самая ситуация, о которой предупреждал Желтоклыкий! Теперь Клеточник обречен всю оставшуюся жизнь быть Избавителем, хочет он того или нет. А он - именно не хочет! И ведь даже никто не спросил! То есть, пророк спрашивал, конечно, но толком ничего не объяснил. Вот она ловушка, клетка! Ты поистине заслужил свое имя, Клеточник! Догадка обожгла, словно горящий факел: а ведь Желтоклыкий вполне мог знать о предстоящем! Он не так прост, твой надзиратель. Не зря предупреждал, в красках расписывал, что бывает... что тебя ждет! Надо было держать нос по ветру, а не пряными грибочками обкушиваться. Но ладно, оставим сожаления на потом. Зачем вообще господину Миссинцу понадобился весь этот балаган с Избавителем? Да, трюк с молитвой весьма хорош, не иначе, как тот же Желтоклыкий и рассказал Голосу Господнему про идею Рокха. В конце концов, цель пророка: объединить кхаргов. С помощью "обоеглазой" молитвы он добьется этого. Да и религия никогда не входила в сферу влияния градоправителей и старост, так что те претензий выдвигать не станут. Но причем здесь Избавитель? И - Рокх?! В комнату вошел Ллурм, пахнущий резко, недовольно. Время уже было позднее, похоже, его разбудили. А больше всего на свете Ллурм любил сладко поспать. Ну что ж, сегодня он мог забыть про сон до тех пор, пока все доходчиво не объяснит. Ллурм мрачно оглядел учиненные Рокхом разрушения, поднял чудом уцелевший тнилр и устало облокотился на него. - Ну, что ты хочешь от меня услышать? - Всё. Начни с роли Избавителя в вашем выдающемся плане. Насколько я понимаю, ты посвящен в то, что собирается сделать воспитатель. - Конечно, посвящен. Ты ведь тоже кое-что знаешь, так? А о чем-то догадался после сегодняшнего выступления на площади. Ну, например, что господин Миссинец намерен объединить всех кхаргов. - Да, здесь бы и кхарг-зверь понял. - Отлично. Но чтобы сделать это, мало одной идеи. Нужна личность, которая бы возглавила будущую Державу и стала ее символом. Согласен? - Так в чем же дело? - возмутился Рокх. - Господин Миссинец как нельзя лучше подходит на эту... должность. Ллурм зарычал от досады: - Не подходит, в этом суть! Он - вне мирского, он - пророк, Голос Господен! Ему нельзя возглавлять ни будущих воинов Державы, ни саму Державу. Он - идейный вдохновитель. - А исполнитель - я? - Исполнители - мы. - Даже так? - едко уточнил Рокх. - Интересно. Ну, со своей ролью я еще не разобрался, но хотя бы знаю, какое у нее имя. А ты? - Давай поговорим пока о тебе - ведь именно это так тебя взволновало. Кстати, почему? Легенды об Избавителе ты сам хорошо знаешь. Он - герой, которого все уважают, честный, благородный, справедливый. Всякий раз, когда он заново вылупляется в этом мире, он спасает кхаргов. И неизменно в начале своих подвигов Избавитель добывает себе меч Арреван. Что ты и сделал. - Откуда ты знаешь, что мой меч - именно Арреван? - А какой еще меч может быть у Избавителя? Тем более, добытый в бою с драконом. Рокх не сдержался и тихо угрожающе зарычал. - Я не Избавитель! Я - Клеточник. Если ты помнишь, ваш герой всегда заботился о бедных, расправлялся со злодеями и одаривал убогих - словом, был благороден от носа до кончика хвоста. А я не такой! Я - Клеточник! И мне, да будет тебе известно, начхать на всех обиженных и оскорбленных, сколько их существует. Я не гожусь на роль героя! - Годишься, - вяло отмахнулся Ллурм. - Это ты говоришь, что не годишься, а пойди спроси у любого, кто был сегодня на площади... знаешь, что они скажут? - Но как ты можешь так запросто говорить об этом?! - изумился Рокх. - Ты, всегда такой набожный! Неужели ты не понимаешь, что это - всего лишь обман, трюк, фокус сродни тем, которые показывают факиры на базарной площади, когда превращают в змею ветку дерева. Только разница в том, что зеваки на площади знают: их обманывают; а сегодня господину Миссинцу верили. А он обманывал - от имени Господа! - Ты заблуждаешься. - Почему? Почему ты считаешь меня Избавителем?! А если бы Голос сказал тебе, что ты - герой? Ты бы заглотнул и это? - Да. И хватит сегодня языком ляпать. Я хочу спать. Завтра поговорим, если захочешь. И он, тяжело поднявшись, ушел - слишком быстро, чтобы опешивший Рокх успел что-либо предпринять. Да и, признаться, тот не хотел останавливать сокамерника. Слишком много знаний навалилось. Пошатываясь, Рокх начал бродить по комнате, рассеянно поднимая и возвращая на место предметы, им же и разбросанные. Ллурм говорил складно, правильно - так складно и правильно, что впору было... согласиться с ним. Ведь и в самом деле для Державы, которую замыслил пророк (и Одноокий, конечно), требуется кто-то, кто возглавит ее. И с Избавителем придумано здорово, нечего сказать. Жаль только, что героем решили сделать Рокха; в этом, пожалуй, их главная ошибка. Кстати, кого их? Одноокого? Господина Миссинца? Ллурма? "Его ты послушаешь с большим вниманием... Поймешь, почему". Ну да, сейчас Рокх понимал: если уж неизменно набожный Быстряк поверил и принял идею с Избавителем, то и остальные кхарги не отыщут в ней фальши... если эта фальшь вообще существует. В чем Рокх никогда хорошо не разбирался (в отличие от Ллурма), так это в богословских вопросах. Даже сейчас его не слишком заботило, может ли он на самом деле быть Избавителем - главное, что он не хотел им быть. - Доброй ночи. Вот уж чьего визита Рокх ожидал меньше всего, так это Желтоклыкого. - Ты, как я понимаю, немного расстроен после сегодняшнего. - А ты пришел меня успокоить? - Во всяком случае, попытаться. Мне кажется, ты не учитываешь кое-чего. Например, совсем позабыл, что Избавитель - не самая худшая роль в жизни. Даже если она - всего лишь роль. Рокх гневно ударил хвостом по полу: - Хватит, меня уже тошнит от словоблудия! Если хочешь говорить, говори понятно. - Пожалуй, это тебя следовало бы назвать Быстряком, - ничуть не смутясь, заметил Желтоклыкий. - Ладно, не шипи, я объясню - для того ведь и пришел. Зря ты бушуешь, я же предлагал тебе тогда, в Тленуракке, выход. - Ты знал! - Я догадывался. Впрочем, твой выбор ничуть не хуже, только ты пока не понимаешь этого. Ты думаешь, приняв имя Избавителя и все, что с ним связано, ты позволишь сковать себя. Но все относительно. Ведь в то же время ты и получишь многое; не сразу, постепенно, но получишь. Хочешь, я расскажу тебе, чего ты так испугался сегодня? Ответственности. До сего дня ты отлично себя чувствовал: тебя кормили, поили, наставляли, - о тебе заботились, как о наследном воспитаннике, каком-нибудь Ядозубе Двадцать Четвертом! И не требовали ничего взамен. - Если не считать похода за мечом, - язвительно уточнил Рокх. - Да, поход за Арреваном (надеюсь, ты не против, если я стану его так называть) был первым испытанием для тебя. Которое ты одолел более-менее достойно. Но уже тогда начал всерьез задумываться о собственной судьбе. А как же, такая теплая и уютная жизнь вдруг показала себя с совсем другой стороны! И тебе это не понравилось. - А кому бы понравилось? - Рокх не собирался откровенничать с Желтоклыким и признаваться ему, что намного раньше похода за мечом размышлял над своим будущим. Надзирателю знать эти подробности ни к чему. - Никому, - покладисто кивнул тот. - Но таков закон жизни. Ты раньше никогда не задумывался, откуда берутся дорожники? Одним из которых, кстати, ты так хотел когда-то стать. Я тебе расскажу. Все мы когда-то были чьими-то воспитанниками. Взрослый кхарг, который берет себе нововылупленыша, чаще всего намеревается вырастить из него свое подобие. Деревенский охотник воспитывает охотника, гончар - гончара, кузнец кузнеца, факир - факира и так далее. Только килларги никогда не берут себе воспитанников. Им некогда возиться с маленьким кхаргенышем, да и сказители, как правило, чуть-чуть мудрее других кхаргов. Они знают: чтобы быть килларгом, необходим талант. И если таланта нет, килларг из воспитанника получится бездарный, а бездарный килларг не сможет прокормить себя; но дело даже не в этом. Ведь вместе с таким неумехой пропадет целая вереница киллахов. Поэтому килларги берут себе в ученики тех, кто сам желает того (и у кого имеются соответствующие способности). Но откуда же было бы взяться желающим, если б все остальные воспитанники оправдывали ожидания своих воспитателей? Однако мир устроен так, что случается нередко: выращивает-выращивает себе какой-нибудь деревенский охотник замену, а потом оказывается, воспитанник его ни волосинки не смыслит в деле добытчества, зато отлично разбирается в лекарственных травах и минералах. А воспитанник местного травника не способен отличить гранит от кварца, зато зверя чует за сотню шагов! Добро, если так: тогда мастера обменяются своими воспитанниками да и всё. Бывает же по-другому: и воспитатель попадается упрямый, и занятия для молодого кхарга, что было б ему по сердцу, в родном селении не отыскивается, - и тогда одно из двух. Либо всю жизнь терпеть, либо бежать. - Вот так и становятся дорожниками, - подытожил Рокх. - Только при чем здесь этот Избавитель, которым меня хотят наречь? - Не задавай глупых вопросов, - недовольно произнес надзиратель. - И так время за полночь, поэтому постарайся шевелить своими мозгами - они тебе для того Господом и даны. Даже если ты в Него и не веришь. Клеточник поневоле отшатнулся: не из-за нелепости, чудовищности прозвучавшего обвинения, а прежде всего потому что не ожидал от Желтоклыкого такой прозорливости. Хотя... на пути к Граничному хребту и обратно надзиратель имел возможность убедиться в том, что его подопечный не слишком-то выполняет положенные ритуалы. Но одно дело - ритуалы, а другое... - Не дергайся, я никому тебя не выдал. И выдавать не собираюсь. Сам посуди, как и кому я докажу, что ты - безбожник? Давай лучше продолжим то, о чем говорили, иначе нам с тобой и к следующему неболивню этот разговор не закончить. А времени мало. На чем мы там остановились? Ах да, ты и Избавитель, вернее, ты - Избавитель, и это тебя волнует. Ты, как и любой воспитанник, наконец должен решить для самого себя, устраивает ли тебя жизнь, которую уготовил тебе твой воспитатель. И если не устраивает, готов ли ты ее менять. Рокх начал задумчиво вышагивать по комнате. - Помнится, - повернулся он наконец к Желтоклыкому, - ты собирался переубедить меня, что имя Избавителя мне очень идет? - Да, так оно и есть. Не важно, являешься ли ты им на самом деле. Вообще, что это такое - "на самом деле"? Сотни кхаргов сегодня сочли тебя Избавителем - и это правда. Но ты... знаешь ли ты, кто ты таков в действительности? Вдруг тебя на самом деле Одноокий вновь поместил в яйцо и заставил вылупиться в этом мире? Ты знаешь легенды об Избавителе и не считаешь себя похожим на него? Забудь! Неважно, что совершал твой предшественник или ты сам в прошлой жизни. Важен образ, важно имя - и то значение, которое они имеют для кхаргов. Став в сознании народа Избавителем, ты словно изменил свои запахи, голос, внешний вид. Вернее, не так - у тебя теперь два голоса, две внешности, два набора запахов. Ты два существа. Или даже больше: ты - все те воплощения Избавителя, о которых упоминается в киллахах. И вместе с тем ты - ни одно из них. Вскоре ты можешь вообще слиться в единое существо, когда запахи, голос, внешний вид Клеточника на самом-то деле в сознании кхаргов станут запахами, голосом, внешним видом Избавителя. - Тогда я потеряю себя. - Нет! Ведь запахи, голос, внешний вид будут прежними. Только имя другим. Но много ли изменится, если я назову этот тнилр солнцем? Рокх тяжело помотал головой, отфыркиваясь: - Погоди, ты совсем меня запутал. Где же тогда грань между Избавителем и Клеточником? - Нигде и везде, - засмеялся Желтоклыкий, - нигде и везде. Что я и пытаюсь тебе объяснить. Ты будешь оставаться Клеточником ровно до тех пор, пока сам пожелаешь это. И Избавителем - тоже. Никто не в силах заставить тебя быть кем-то, кем ты не хочешь быть. Но сам ты способен стать кем угодно если пожелаешь. - А мне следует, по-твоему, пожелать взять имя Избавителя? - Да. Не скажу, что под этим именем ты будешь беззаботно жить. Но ты будешь жить интересно. Кстати, тебя ведь привлекала (а может, и сейчас привлекает) жизнь дорожника - видеть новые земли, новые селения и все такое? Что ж, если ты примешь имя Избавителя, сможешь вдоволь наглядеться и на земли, и на кхаргов. Да и подвиги тебе совершать придется не в одиночку. У тебя будут помощники, много верных воинов. А воины - это сила. А сила - это власть. "А власть, - мысленно закончил за него Рокх, - дарует свободу, к которой я и стремлюсь. Но погоди-ка, откуда возьмутся воины?.." Последнее он произнес вслух. - Интересно, чем ты слушал там, на площади? - чуть раздраженно хмыкнул Желтоклыкий. - Наверное, своим хвостом, да? Впрочем, что тебе за забота до воинов? Ведь ты, насколько я понял, твердо решил оставаться всего лишь Клеточником - неудавшимся воспитанником господина Миссинца? - Считай, ты переубедил меня, - невесело улыбнулся Рокх. - Так что еще за воины?

* * *

...предстояла великая война - величайшая из случавшихся до того времени война за веру. Как ее нарекли потом, Война Пророка. И хотя на самом деле возглавлял военные действия Избавитель, именно Голос Господен являлся, образно говоря, воспитателем той войны. Он знал, что не все кхарги пожелают стать единой семьей, не все сразу признают Державу. И убеждать некоторых противников следовало не словами, но делом. Вернее, делами. Чтобы объединить главные города, решил Голос Господен построить между ними дороги. До той поры, конечно, дороги тоже были - как без них? Только теперь их надлежало расширить и вымостить камнем, чтобы удобнее стало передавать сообщения между городами да возить товары. Но не только для того придумал Голос Господен строить дороги. Прежде всего будущей Державе требовались свои стражи порядка - воины, которые смогли бы сперва установить общий лад, а потом и поддерживать его. Много воинов нужно было для этого - и неоткуда было сразу им взяться; да и не позволили бы пророку власть имущие открыто готовить войско. Посему, выступая в первый день неболивня на гунархторской площади, объявил Голос Господен о строительстве дорог и о том, что для дела этого требуются добровольцы. На вопрос же, кто будет их кормить и платить им деньги, ответил так: дороги принесут много пользы городам, посему содержать рабочих на время строительства частично взялся Хитромудрый, а частично - правитель соседнего города Менуква, Ветронюх. Пока дорога будет возводиться меж этими двумя городами. И всякий желающий помочь в великом деле мог уже с завтрашнего дня приходить и записываться в рабочие. Об этом, разумеется, Голос Господен заранее договорился с Хитромудрым и Ветронюхом - те понимали свою выгоду и с легкостью согласились с его предложением. Но в предварительных разговорах с ними пророк умолчал о том, что для охраны строительства часть кхаргов будет работать стражами порядка - и соответственно обучаться. Только теперь, на площади, сказал он это как вещь, само собой разумеющуюся. И поздно было Хитромудрому выражать свое недовольство; да и не сразу градоправитель сообразил, что к чему. Строительство дороги между Гунархтором и Менуквой перевернуло жизнь многих кхаргов. Некоторые из них никогда прежде не уходили дальше своей родной деревни, но услыхав о происходящем, бросали все и отправлялись в один из городов, чтобы присоединиться к строительству, угодному Одноокому. Так впервые, благодаря Господу нашему, мы разорвали узы топофилии! Однако среди приходивших наниматься на работу, были не только деревенские или городские жители. Конечно же, больше всего сперва попадалось бродяг, мелких преступников или по тем или иным причинам изгнанных из своих селений отщепенцев. Именно им, каким бы невероятным это ни казалось, предстояло вскоре стать непобедимым войском Державы. А возглавить войско должен был Избавитель.

* * *

Смотреть на будущих вояк отправились вдвоем с Желтоклыким. За ночь Рокх многое успел передумать и сегодня чувствовал себя невыспавшимся, но вполне довольным. Он наконец-то определился с тем, как будет жить дальше, - ну, хотя бы на самое ближайшее время. Рокх решил принять имя Избавителя и всё прочее, навязанное ему господином Миссинцем. Но вместе с тем с сегодняшнего дня начать строить собственную "дорогу", отличную от пути, намеченного для его жизни воспитателем. Пока что, впрочем, те кхарги, что предназначались для мостовой между Гунархтором и Менуквой, годились и для "дороги" Рокха. "Поглядим-ка на этих строителей", - думал он, шагая по улицам, еще не просохшим от вчерашнего дождя. Встречные, узнавая Избавителя, либо начинали в приветствии подобострастно откидывать голову назад, либо наоборот, жались к стенам и торопились поскорее проскочить мимо. "Вряд ли это они меня так хорошо запомнили. Наверное, всё дело в Арреване - вот уж кого, раз увидевши, ввек не забудешь. И шеи они свои, запрокидывая головы, не мне подставляют, а моему клинку", - с раздражением подумал Рокх. Он рад бы был избавиться от Арревана, меч действовал на своего хозяина угнетающе... да и следовало еще разобраться, кто чей хозяин. Но в этом отношении господин Миссинец оказался суров: велел во время любого выхода за пределы холма брать с собой именно Рассекающего, мол, пусть у кхаргов с самого начала складывается нужный образ Избавителя. Да и по запаху или в лицо Рокха не каждый знает, а вот по мечу узнавать будут. Вот и узнавали. Они с Желтоклыким как раз миновали пределы старой городской стены и вышли к новостройкам. Холм господина Миссинца вообще-то по старым меркам располагался на окраине, но изменения последних лет сказались буквально на всем здесь, так что прежние выселки теперь считались едва ли не центром Гунархтора. И хотя вторую, внешнюю стену города, до конца еще не построили, селиться начали уже за ней. Там же, за внешней стеной, располагались бараки для строителей и казармы для будущих воинов, которых господин Миссинец поименовал стражами дороги. Казармы начали строить задолго до неболивня - пророк договорился с несколькими купцами, чтобы те сделали соответствующий заказ зодчим вроде как для самих себя - а потом просто перекупил строения, за деньги, выделенные Хитромудрым. Таким образом никто заранее ничего конкретного о замыслах господина Миссинца не мог узнать, даже если бы захотел. Казармы были отгорожены от любопытных взоров и носов невысоким, но надежным частоколом. У ворот переминалась с ноги на ногу внушительная толпа кхаргов - похоже, не только зевак, но и тех, кто хотел стать стражами дороги. Рокх и Желтоклыкий едва протолкались к казармам сквозь живой заслон, когда навстречу гостям рванулась высоченная фигура. Надзиратель угрожающе зарычал, рука Рокха сама собою потянулась к Рассекающему, хотя Клеточник понимал: вынуть клинок из ножен не успеет. - Избавитель пришел! - заревела во всю глотку фигура. - Ур-ра! Сперва в лагере то ли недопоняли, то ли не расслышали, но уже через полминуты понеслось: "Ур-ра! Да здравствует!.. Многая лета!.." - и так далее. А дылда, торопливо оттирая плечом нахлынувших зевак, представлялся: - Я Ствол, зовут меня так. Ну, высокий потому что, и вообще... Скажите, а правда, что за этим мечом, ну, за Рассекающим, вы лезли в самую глотку дракона? А там оказался еще один дракон, и уж потом... Ну вот, я так и думал, что врут, лягушки болотные, водомерки-недомерки! Слышь, Болотистый, брехал ты всё! Вон, сам у Избавителя поспрошай, ежели он с тобой после такого вообще разговаривать захочет. А то вы с Кривохвостом заладили: из пасти, мол, вытащил, из пасти!.. Недоумки, вот вы кто!.. Рокх задумчиво почесал свою нижнюю челюсть, потом повернулся к Желтоклыкому: - Узнай, кто здесь у них за старшего... - Ну так я ж за старшего! - проорал, аж исходящий рвением Ствол. - Я! - Тогда почему на участке базар-р! - с угрожающим прирыкиванием рявкнул Рокх. - Это кто, воины или скоморохи? Почему не по правилам докладываетесь? Отправлю деревья вырубать, р-ротозеи! Толпа мигом рассосалась, переформировываясь в некое подобие выстроившихся солдат. Клеточник, мысленно усмехаясь, выслушал доклад Ствола (сделанный, разумеется, не по правилам - поскольку таковых пока в природе не существовало). - Ладно, вольно. Всем заниматься своими делами. А ты, Ствол, пойдем-ка со мной. - Да, Избавитель! - Послушай, откуда ты вообще такой взялся? И почему именно тебя поставили здесь старшим? Ствол ощерился в довольной ухмылке: - Ну, а как же ж иначе? Я, знаете, имею кой-какой опыт в таких делах. Да вон, хоть у Желтоклыкого спросите, он вам подтвердит. - Желтоклыкий? - Это правда, - с неохотой, как показалось Клеточнику, отозвался надзиратель. - Опыт он имеет. И остальные тоже. - Какие-такие остальные? - Болотистый и Кривохвост! - доложил Ствол. - Други мои, приятели... хотя, какие они мне приятели. Так, губошлепы. В головах - ветрюган носится, ажно простудиться можно. - А ты, значит, не такой? Ствол потупился: - Да и я такой, чего уж. Все мы такие... Были б другими - разве сюда попали бы? - Он тут же спохватился, что ляпнул лишнее, и стал поспешно оправдываться: - Да вы не подумайте, я не имел в виду обидеть вас! Это я... - Это он от переизбытка чувств, - холодно подытожил Желтоклыкий. - Не обращай внимания, Ствол ведь сам говорит, что губошлеп - вот и шлепает направо и налево. Но парень толковый. "Да и других пока не предвидится", - подумал Рокх. - Ладно, как идет вербовка? - Ну, нормально. Третью сотню формирую. Жаль только, опытных маловато. Мороки будет... - Давай-ка с этого места поподробней. Что собираешься делать после того, как завершишь вербовку? - Дык, - искренне удивился Ствол, - как это "завершишь"? Она - явление постоянное. А делать - уже делаем, чего нам ждать-то? Сегодня - общие правила разъясняем. Которые господин Быстряк составил. - Теперь настал через Рокха удивляться, но ему, кажется, удалось скрыть свои мысли и эмоции по поводу услышанного. - С завтрева - погоню кхаргов на площадки, которые в джунглях приготовили. Будем муштровать. Учить, с какого конца за меч браться, как строем ходить, как в джунглях выжить... - Я смотрю, ты на самом деле специалист. - Ну-у... - замялся Ствол. - Чего там. Специалист, не специалист, а свое дело знаю. Конечно, не за день и не за неделю, но эту свору приведем в подходящее состояние. Будут вояки первый сорт! - Учти, отныне я стану частенько наведываться сюда. Так что... - Ды не сумневайтесь! - Хорошо. А теперь, будь добр, расскажи-ка мне подробнее обо всем, что здесь творится.

* * *

Конечно, у каждого великого кхарга были свои сподвижники, единомышленники. Вот и у Избавителя с каждым днем становилось их все больше и больше. Первыми же стали Ствол, Кривохвост и Болотистый - кхарги, которые уже имели военный опыт и помогли Избавителю постичь (а вернее, вспомнить, ведь в прошлых вылуплениях он не раз воевал) науку сражений. В додержавные времена кхарги редко дрались продуманно, а уж организованно - почти никогда. И выходя деревней на деревню, кланом на клан, каждый, хоть и стоял в толпе себе подобных, бился сам за себя, не обращая на других внимания. Однако ж и тогда встречались настоящие мастера слаженного, согласованного боя. Их так и звали - слажбойники. Издавна водились среди кхаргов особы, нечистые на руку да на помыслы. Особенно ж много встречалось их - куда правду деть - среди дорожников. Бывало, что нападали такие кхарги на купцов или килларгов и обирали до последней шерстинки, а нередко и убивали. Звали таких кхаргов разбойниками, а слажбойники были самыми страшными среди них. Но слова и слава Голоса Господнего обладали столь невероятной силой, что добирались даже в самые отдаленные уголки джунглей - и в самые темные души проникали они, возжигая там светильники разума и добропорядочности. Ствол, Кривохвост и Болотистый долгое время возглавляли банду самых отчаянных но и самых хитрых слажбойников на всей территории будущей Державы. Однако когда услышали они о замысле Голоса Господнего, тотчас собрали банду и заявили: доколе будем творить дела, не угодные Одноокому? Все мы по разным причинам стали слажбойниками, но вот теперь появилась у нас возможность изменить свои жизни к лучшему, начать их с нового листа. Пойдем-ка мы в стражи дороги - там и жить станем праведно, и уменья наши пойдут на пользу. Не все, но многие из слажбойников согласились со своими главарями (не зря ведь у них в банде дисциплина была на высочайшем уровне). Вот и отправились они добровольцами в казармы - а там их грехи простили. Более того, как самых бывалых, самых разбирающихся в науке сражений, сделали эту троицу наставниками остальных солдат, так что теперь бывшие душегубы на самом деле приносили пользу.

* * *

Когда Рокх в сопровождении Желтоклыкого покинул территорию казарм, дело было уже к вечеру. "Избавитель" проверил все, что только мог, - теперь он имел кое-какое представление о происходящем. Разумеется, оказалось, что тысяча деталей не учтена, многого не хватает и так далее. Но главное дело сдвинулось с мертвой точки. Мечта господина Миссинца обретала плоть. Возможно, скоро она возжелает и крови. И судя по всему, Ствол со товарищи знал это - и знал, как нужно готовиться к этому. - ...Кстати, Желтоклыкий, я так понял, ты знаком с нашими командирами? Надзиратель вздрогнул и зачем-то огляделся по сторонам. Рокх и его спутник почти добрались до холма пророка; сейчас они шагали по узкой улочке, едва освещаемой несколькими факелами, светом из двух-трех окон да луной над головами. - Да, я знавал Ствола, Кривохвоста и Болотистого... в свое время. - Опять твое темное прошлое, да? - усмехнулся Клеточник. - Ты понимаешь, что крайне интригуешь меня своим замалчиванием? Когда-нибудь я обязательно попытаюсь разузнать, кто ты такой и откуда взялся. - И будешь сильно разочарован. Моя история - не из тех, о которых килларги сказывают долгими летними вечерами. Да и я - не потерявшийся воспитанник какого-нибудь знатного градоправителя. - Кто тогда? - Я - Желтоклыкий. Твой надзиратель. И хватит об этом. Некоторое время они шли молча. - Хочешь, дам тебе совет? - неожиданно предложил Желтоклыкий. - Какой же? - Повнимательнее присматривайся к тем кхаргам, которые нанимаются в войско. - И это всё? - Не совсем. Присматриваясь к ним, попытайся разделить их на несколько групп. Сообразно со степенью доверия, которое ты можешь к ним проявить. - Кажется, я понимаю, о чем ты. И какие группы, по-твоему, получатся? Желтоклыкий прищелкнул челюстями: - Несколько, и каждая - весьма любопытная. Первая, самая многочисленная ставшие добровольцами по вполне обыденной причине. Кстати, замечу тебе, что даже животные редко руководствуются лишь одним мотивом в своих поступках. Ну а кхарги, даже кхарги-звери, ведут себя еще сложнее и необъяснимее. Я буду говорить об основных мотивах. Понимаешь? Ну так вот, у тех, из первой группы, основной мотив: выжить. Большинство их идет в строители, но кое-кто - и в стражи дороги. Жаль только, они, как правило, и не подозревают о том, что им предстоит. Ну, думают, в крайнем случае придется охранять строителей от тварей из джунглей - не больше. И искренне при этом удивляются, что господину Миссинцу понадобилось такое количество кхаргов для столь непыльной работенки. Они даже не представляют, с чем им предстоит столкнуться. "Хотел бы я знать, - в который уже раз подумал Рокх, - откуда тебе известны такие вещи. Я и сам-то не вполне представляю, с чем нам всем предстоит столкнуться". - Учти, - продолжал Желтоклыкий, - очень много кхаргов из первой группы отсеется, как только начнутся серьезные дела. Не забывай и о топофилии. Господин Миссинец не зря придумал этот термин, очень удачный, надо сказать. Раньше такая привязанность называлась по-разному, но он смог вычленить саму суть ее. Так вот, нам следует считаться с топофилией. У многих начнутся приступы черной тоски, болезни и прочее. И снова таки, именно представители первой группы пострадают прежде всего. - И все-таки они - основа стражей дороги. Или, если уж говорить напрямоту, - основа войска. Желтоклыкий одобрительно кивнул. - Точнее, мышечная сила. А вот ядром войска должны стать кхарги из второй группы. В чем-то они будут похожи на Ствола и его приятелей. Кхарги с головой, как я это называю. Они идут в стражи дороги по разным причинам, но вместе с тем у них есть нечто, что всех их объединяет. Как правило, они сами себе на уме - и ум их, добавлю, отточен, словно клешни ракоскорпиона. В большинстве своем они - крутые парни, видевшие в жизни всякое. Их не обмануть рассказами о легкой жизни в стражах, рано или поздно (и вероятнее всего - рано) они поймут, что к чему. - И уйдут? - Некоторые - да. Однако в твоих интересах сделать так, чтобы они остались. Из кхаргов второй группы подбирай сотников. Но не торопись полностью доверять им. Рокх хрипло хохотнул: - Об этом не беспокойся. Я даже себе полностью не доверяю. Но ты говоришь "не торопись"... - Да. Один ты ничего не добьешься. Так или иначе, тебе придется подбирать свою команду, свою личную стражу. Приглядись к ним. И учти, что они наверняка станут приглядываться к тебе. Веди себя соответствующим образом. И в конце концов нужные кхарги отыщутся. - Ты забыл кое-что добавить. - Что же именно? - Чтобы я не рассказывал о своей... команде господину Миссинцу. - Думаю, ты достаточно взрослый, чтобы я давал тебе такие советы. Ну и потом, господин Миссинец в конце концов узнает, что ты собираешь вокруг себя кхаргов. Это естественно - и то, что он узнает, и то, что ты будешь этим заниматься. Самое главное для тебя в данном случае - сделать так, дабы твои кхарги подчинялись только тебе. - Хороший совет, благодарю. Но ведь этими двумя группами новобранцы не ограничатся? - Будет еще и третья. Весьма... своеобразная. Верующие. Те, кто пойдет в войско, потому что его формирует избранник Господен, Избавитель и прочее. С ними тебе будет либо очень просто, либо очень сложно - в зависимости от обстоятельств и, опять же, от твоего поведения. Одно скажу: будь с ними крайне осторожен. Если они сочтут тебя шарлатаном... - Я понял, - сказал Рокх. - Благодарю. Похоже, нам придется прерваться, мы пришли. - А я уже закончил, - хмыкнул Желтоклыкий. "Хотел бы я знать, что у тебя на уме, - подумал Клеточник. - И на чьей стороне ты играешь". Но пока он мог только строить предположения и стараться быть предельно осторожным.

/...................................../

1 Киллах (кхаргс.) - нечто среднее между скандинавской сагой и ирландской скелой. 2 Килларг - сказитель киллахов (производное от "киллах" + "кхарг"). 3 Наиболее полную "версию" см. в романе "Круги на земле". 4 Цветковые растения появились только в следующей после Палеозойской, в Мезозойскую эру. 5 В дальнейшем в тексте романа чаще всего собственные имена из языка кхаргов указаны в переводе, кроме отдельных случаев. (Например, имя "Рокх" стало известно в таком звучании почти для всего Ниса, хотя многие и не понимали, что оно означает). Порой же, в зависимости от ситуации, в тексте встречаются и собственно кхаргское имя, и его перевод. "Гунархтор" переводится как "Город Мечты" 6 Вибриссы (лат. vibrissae от vibro - "колеблюсь, извиваюсь") видоизмененные волосы, играющие роль дополнительных органов осязания, располагаются в т. ч. и на передней части головы (например, то, что некоторые ошибочно называют "усами" у котов). 7 Миссинец - в переводе означает "Голос Господен". Титул "господин" изначально применялся к особам, считавшимся приближенными к Господу, святыми; позже начал использоваться как уважительная приставка к именам особ с высоким социальным статусом. 8 Для редактора. В данном случае "метаморфоз" (м. род) - биологический термин, в отличие от слова "метаморфоза" = "изменение" (ж. род). 9 Подробнее об этом см. в книге "Отчаяние драконов". 10 Речь идет, естественно, о гнезде, как о месте, где увидели свет кхарги. Слово "гнездо" в данном случае является аналогом слова "родина" (места, где человек родился).