«Маг»

ЗБИГНЕВ ПРОСТАК

МАГ

Пер. с польск. К. Старосельской

Он медленно приоткрыл глаза. Сознание возвращалось. Он. порытался поднять голову, но тут же со стоном ее опустил. Уже клонившееся к западу, но еще довольно высоко стоявшее в небе солнце неприятно слепило глаза. Беда оказалась серьезнее, чем он предполагал. Первая же догадка, мелькнувшая в сознании на четвертой минуте пснетрации, должна была его предостеречь. Пульсационная протечка. Такое иногда случалось при преодолении барьера пятого измерения. К сожалению, он легкомысленно пренебрег этим явлением, а последствия оказались роковыми. Когда взвихрились защитные силовые поля, он потерял сознание. Трудно было сказать, сколько времени это продолжалось. У него болело все тело, но не это сейчас было важным-. Он прекрасно понимал, что уцелел только благодаря скафандру. Хорошо, что, несмотря на насмешки, он его надел. Интересно, в какой век он попал? Впрочем, в любой исторической эпохе его могут ждать серьезные неприятности. Он попробовал шевельнуть рукой. Получилось. Осторожно, избегая резких движений, перевернулся на бок. Опираясь на руки, стал на колени. По затылку точно молотком ударили. Не обращая внимания на боль, он распрямил сперва одну ногу, потом другую и встал. Голова немного кружилась, но этого следовало ожидать. Встряска при исчезновении поля. Он мог бы точно вычислить его силу и напряженность, будь у него на то время и охота. С любопытством оглядевшись вокруг, он чуть не ахнул от восхищения. Он стоял на берегу могучей реки, петлявшей между золотистых песчаных отмелей и усеянной сверкающими искрами от преломляющихся на волнах лучей заходящего солнца. Вдоль противоположного берега тянулась темно-зеленая стена густого бора, а вдалеке, на горизонте, синели величественные вершины гор. В голубой безмятежной вышине черной точкой неподвижно висела какая-то хищная птица. От реки и луга, посреди которого он стоял, веяло упоительным запахом трав, цветов и чего-то еще-этот запах он, как ни старался, не мог определить.

Он неуверенно сделал несколько шагов. Головокружение быстро проходило. С каждой минутой он чувствовал себя все лучше. Разумеется, физически - психически ему еще далеко было до состояния душевного равновесия. Он отлично понимал, что натворил. В Институте, конечно, уверены в его гибели - в этом не приходилось сомневаться. Он не помнил случая, чтобы кто-либо уцелел, когда в гравипространстве исчезало силовое поле. Пятое измерение позволяло относительно безопасно перемещаться во времени, хотя и это было совсем не просто. Да и разрешение на физические исследования того или иного периода времени получить было нелегко, а счастливцы, которым это удавалось, годами изучали незнакомые реалии, готовясь к жизни в избранной ими эпохе. В большинстве же случаев ученые ограничивались визуальными наблюдениями, что представляло меньший интерес, поскольку тогда область исследований в силу необходимости сужалась до уже открытых пространств, причем представавшие перед исследователем картины были черно-белыми: в пятом измерении других цветов не существовало. Оттого он и пришел теперь в такой восторг и, невзирая на полную неясность положения, от души наслаждался открывшимся ему прекрасным многокрасочным зрелищем... К счастью, поблизости не было видно никого из обитателей этого дивного края, к встрече с которыми он уж никак не был готов. И дело не в том, что он совершенно безоружен - все равно у него не поднялась бы рука применить оружие против человека. Однако, прежде чем отважиться на контакт с аборигенами, надо точно определить, в каком времени он очутился. Выяснить, на каком языке говорят здешние жители, и только после этого решать, как себя вести. Он посмотрел на часы. Было пять часов пополудни. Вид растений, состояние листвы на деревьях и температура воздуха подсказывали, что сейчас середина лета. Значит, до темноты остается еще часов пять. За это время нужно отыскать какое-нибудь прибежище на ночь и выработать тактику поведения. И он не спеша побрел по плотному песку вдоль берега реки. Теперь уже ему хотелось встретить охотника или рыболова, в чьей хибарке можно было бы провести ночь, а заодно определить время и место, в которые его занесло.

Он был молод и крепок, поэтому предстоящее путешествие его не пугало; к тому же он не сомневался, что сильней и здоровее любого обитателя здешних краев. Недаром его включили в сборную Евразии по борьбе дзюдо. Кроме того, он занимался фехтованием, и, хотя не принадлежал к числу сильнейших в этом виде спорта, искусство владения саблей было ему не чуждо.

Река плавно свернула на запад, и на воде заалела чудесная солнечная дорожка. Возможно, поэтому он не сразу заметил лодку у края обширной мели, которую как раз пересекал. Лишь сломанное весло и валявшиеся рядом доски привлекли его внимание и заставили остановиться. В каких-нибудь пятнадцати-двадцати метрах от себя он увидел зарывшуюся в песок большую лодку. Над ее кормой ветерок трепал обрывки полотняного шатра. Вокруг царили тишина и покой. Он внимательно осмотрелся по сторонам. Нет! Никакой пристани поблизости не было. И ни следа человека, только разбитое весло да безмолвная, скорее всего, покинутая лодка. Он нагнулся и поднял валявшийся рядом кусок деревяшки. Не похоже на свежий слом. Должно быть, лодка потерпела крушение довольно давно, и нечего надеяться на встречу с теми, кто на ней плыл. Он подошел поближе и только тогда увидел рассохшиеся борта и лежавшую в воде сломанную мачту. Внутри лодки стояла вода. Он на минуту задумался. На ночлег здесь, к сожалению, рассчитывать не приходилось, но все равно ему неслыханно повезло. Его знаний хватит, чтобы, осмотрев лодку, довольно точно определить время, в которое его забросило. Так или иначе, невзирая на неудобства и даже на малоприятную перспективу провести на берегу ночь, он должен внимательно обследовать эту лодку. Сама судьба послала ему такую возможность.

Он перескочил через борт, постаравшись сделать это осторожно: доски палубного настила могли оказаться прогнившими, а купаться, несмотря на теплый день, ему не хотелось. Палуба, однако, оказалась крепкой и надежной. Видно, как он и предположил вначале, катастрофа с лодкой произошла не столь уж давно и, вероятно, не была случайной. Ему показалось, что ржавые пятна на палубе - засохшая кровь. Он содрогнулся. Страшные времена. Судя по конструкции лодки - пятнадцатый или шестнадцатый век. Только теперь он сообразил, где на карте видел подобную местность. Река, судя по всему, Висла. Похоже, он попал на землю, на которой родился. Неважно, что почти восемьсот лет спустя. Это его земля, его родина. Он откинул изодранные полы шатра на корме. Внутри в беспорядке валялись какие-то вещи, вероятно, принадлежавшие путешественникам либо владельцам лодки. Прямо у его ног лежала богато изукрашенная сабля в темных ножнах из ящеричьей кожи. Это говорило о том, что здесь скорее произошел несчастный случай, нежели дерзкое нападение: вряд ли напастники пренебрегли бы таким дорогим оружием. Подняв саблю, он внимательно ее осмотрел. Да. Теперь ему все стало понятно. Теперь он мог определить век, в котором находился, с точностью до пятидесяти лет. Без энтузиазма продолжал он рыться в куче находок. Небрежно отодвинул лисью шубу, какието кафтаны, пояса. С минуту подержал в руке роскошный головной убор, украшенный пером цапли. Лодка, а вернее баркас, безусловно, принадлежала какому-то вельможе - об этом свидетельствовало богатство снаряжения. В результате несчастного случая владелец бросил свое имущество и, хотя прошло много времени, так за ним и не вернулся. А может, на него напали разбойники? Такое в те далекие времена часто случалось. Нападающих кто-то спугнул, и они не успели забрать добычу. Как бы то ни было, ему здорово повезло. У него в руках оказалось оружие и одежда, а значит, и контакт с местными жителями установить будет легче. И нечего долго раздумывать. Несмотря на безлюдную окрестность и то, что никому не принадлежащее имущество так долго пролежало в разбитой лодке нетронутым, сюда в любой момент может кто-нибудь пожаловать. И вовсе ни к чему, чтоб его застали в скафандре среди этих обломков.

Он быстро отыскал в куче вещи, пригодные для использования. Запасы продовольствия, сваленные в углу, к сожалению, все попортились. В целости сохранился только изрядный бочонок, наполненный, по-видимому, вином или брагой. Он отставил его в сторонку, поближе к отобранным вещам. Еще на глаза ему попались два богато инкрустированных длинноствольных пистолета, после чего он снова тщательно обшарил лодку. Увы! Ни грамма пороха, ни одной пули найти не удалось, зато он обнаружил маленький кожаный мешочек, в котором лежало что-то твердое и тяжелое. Расслабив ремешок, туго стягивавший мешочек, он высыпал его содержимое на ладонь. В солнечных лучах засверкали золотые кружочки. Деньги! Он громко рассмеялся.

Нет, судьба решительно к нему благоволила: теперь она пожелала превратить его в богатого шляхтича. Он получил одежду, оружие, деньги - безо всяких стараний и без малейших усилий со своей стороны. А ведь, будучи историком и к тому же титулованным магистром, он отлично знал, что в те времена можно было жизнь прожить и не увидеть ни одной золотой монеты, довольствоваться выкованной деревенским кузнецом саблей. А еще можно было - и такое случалось очень часто - всю жизнь проходить в сермяге, под свист кнута барского управляющего.

Он не спеша переоделся, подолгу размышляя над назначением каждой новой детали одежды. Хоть и с немалым трудом, справился с этой задачей, после чего подпоясался широким кушаком и сбоку прицепил саблю на длинной перевязи. Когда же надел на голову шапку с пером цапли, то и вовсе стал неотличим от типичного шляхтича шестнадцатого века. Теперь можно продолжать путешествие. Ему даже было чем заплатить за ночлег. Оставалось одно препятствие; местность была безлюдная и, видно, редко посещаемая, о чем убедительно свидетельствовали сохранившиеся в разбитой лодке богатства. Но ничего не поделаешь. На это он уже не мог оказать никакого влияния. Пора в путь.

Солнце заметно переместилось к западу, деревья отбрасывали длинные тени. С одной стороны, это было ему на руку меньше донимала жара, - но, с другой - с каждой минутой слабела и без того сомнительная надежда отыскать ночлег. Провести же ночь в незнакомом лесу, наверняка кишевшем разным зверьем, ему совсем не улыбалось. Тут и сабля не очень поможет, попадись ему стая волков. Он пожал плечами. Волки летом - какая чушь! Однако ускорил шаг, чутко прислушиваясь к доносившимся из лесной чащобы звукам. Шел он по-прежнему вниз по течению, по возможности срезая дорогу там, где река начинала петлять. К счастью, высокоствольный бор был почти лишен подлеска, поэтому он без труда продвигался между стройных стволов, выискивая следы человека.

Увы! Окрестность была пустынна, а день неумолимо клонился к вечеру, и одновременно уменьшалась надежда обрести ночлег под крышей. В лесу постепенно становилось темнее. Кроме того, начали сказываться усталость и голод. Теперь он пожалел, что оставил в лодке бочонок, не отведав его содержимого. Вполне можно было прихватить его с собой - глоток доброго вина наверняка придал бы сил и бодрости. Внезапно он уловил явственный запах дыма и, приостановившись, огляделся, рассчитывая увидеть отблеск горящего костра. Однако ничего похожего на костер он не заметил. Чаща была погружена в темноту, хотя верхушки высоких сосен еще золотились в лучах заходившего солнца. Тогда он пошел в том направлении, откуда, как ему казалось, доносился запах дыма. Ему повезло. Через какую-нибудь сотню шагов лес внезапно оборвался, уступив место просторной поляне. На поляне дымили три-четыре больших костра, возле которых хлопотал какой-то человек. Невольно поправив пояс с висевшей на нем саблей, путник медленно вышел из лесной чащи. Суетившийся у костров человек тотчас его заметил и, как испуганный олень, отскочил на противоположный конец поляны, ища спасения в бегстве. Этого никак нельзя было допустить. Новоявленный шляхтич быстро поднес ко рту сложенные ковшиком руки.

- Эй! Добрый человек! Стой! - громко крикнул он.

Человек неуверенно остановился, настороженно глядя на незнакомца, готовый в любую минуту пуститься наутек.

- Вернись, добрый человек! Я тебе ничего худого не сделаю. Вот, заблудился в лесу и хотел только спросить дорогу. Ты будешь щедро вознагражден, - добавил он, вспомнив про здешние обычаи и найденный в лодке туго набитый кошелек.

Человек на поляне, не отвечая, разглядывал незнакомца. Результат наблюдений, должно быть, его удовлетворил, а возможно, он успокоился, увидев, что из чащи больше никто не выходит,-так или иначе, он медленно двинулся обратно, исподлобья бросая косые взгляды.

Это был невысокий плечистый мужик в кожухе неопределенного цвета мехом наружу, подпоясанном толстой конопляной веревкой, в драных домотканых портах и босой. В руке он держал тяжелый топор на коротком топорище, который, судя по всему, в случае необходимости не замедлил бы пустить в ход.

- Я заблудился. Хотел спросить, куда идти, - повторил шляхтич, невольно кладя руку на эфес сабли.

Мужик отпрыгнул назад.

- Куда идти? А куда господь ведет.

- Где тут ближайший город или хотя бы селенье?

- Ваша милость без лошади, что ль?

- То-то и оно! Я по реке приплыл. Ну так что? Далеко отсюда до города?

Мужик, верно, понял, что опасаться нечего. Отложив топор, он знаком указал незнакомцу место у костра.

- Садитесь, ваша милость. Я смолокур... Смолокурня тут... А до города далеко. Ежели утром выйти да не лениво шагать, к полудню можно дойти. А на ночь глядя не стоит, опасно.

- В том-то и дело.

- И я говорю. Опасно. Переночуете у меня, а утречком я вашей милости покажу дорогу. Только без коня неспоро, ой неспоро.

- А достать лошадь нельзя? Я хорошо заплачу.

- Откуда здесь, ваша милость, лошади быть? Я бедный смолокур. Лошадь - это ж какое богатство! Да и на что смолокуру конь...

Мужик как будто оправдывался, а у самого глаза так и бегали. Незнакомец ему не поверил. Наверняка где-нибудь поблизости прячет клячу, только, наученный горьким опытом, не хочет в этом признаваться. И шляхтич вытащил кошелек. Высыпав на ладонь несколько монет, он двумя пальцами взял одну и протянул мужику, остальные же нарочито медленно ссыпал обратно в мешочек.

- Жаль, что нет коня. Ну да что поделаешь! Пойду пешком. А постель какая-нибудь для меня найдется?

Смолокур спрятал монету и почесал в затылке.

- Спать-то? Конечное дело. Можно... Коли ваша милость землянкой не побрезгует. Парочка шкур найдется, а вот насчет еды... Ничего намедни не словил, да и пить - одна вода... но хорошая... из родничка...

- Не беда. Веди в свою землянку. Утром отправлюсь дальше.

За горящими, а вернее, дымящими, кострами, на самой опушке леса была вырыта землянка. Крытая дерном, почти незаметная, она подозрительно смахивала на разбойничье логово. Внутри было темно и сыро. Постель заменяли наваленные кучей волчьи и кабаньи шкуры. При слабом свете лучины, которую мужик воткнул в отверстие в стене, с трудом можно было различить толстые потолочные балки и завешанные, кажется, оленьими шкурами стены. Мужик указал на ворох шкур.

- Вот и постель, ваша милость. Не бог весть что, однако ж спать можно...

- А ты где ляжешь?

- Я? А мне все одно. Прикорну где-нибудь под кустом. На рассвете, может, чего словлю у водопоя. Спите, ваша милость, места здесь спокойные, людей нету, разве что звери, да и те близко не подходят, огня боятся.

Взяв лучину и низко поклонившись, мужик вышел из землянки. Гость сел на сваленные в углу шкуры. Что дальше? Спать? Неизвестно, можно ли доверять смолокуру. Такой и на спящего не задумается напасть. Топор выглядел весьма угрожающе. Напрасно он похвалялся своим золотом. Деньги могут соблазнить темного мужика. Но, с другой стороны, необходимо выспаться. Завтра предстоит далекий путь в неведомое, а чувствует он себя пока неважно. Правда, голова больше не кружится, зато тело болит все сильнее. Расстегнув кунтуш, он достал из кармана скафандра коробочку с подкрепляющими таблетками. Немилосердно кривясь, проглотил две. Вот и весь ужин. Хорошо еще, что в бездонных карманах скафандра оказались полезные мелочи. В особенности запас лекарств и люминесцентный фонарик - уж они-то в этом диком краю наверняка пригодятся. Он прекрасно понимал, что на помощь своих рассчитывать не приходится. Они уверены, что он погиб во время катастрофы, случившейся с пенетрационным зондом.

Однако же, вспомнил он, существовал способ подать о себе весточку. Где-то в этих краях находилась станция визуального наблюдения, к сожалению одна-единственная, к тому же - что самое обидное - он не знал ее точного местоположения. Правда, разок-другой он на этой станции побывал и даже сам проводил недолгие наблюдения, но туда его привозил на виролете Стен Карский. Увлеченный беседой с приятелем, он совершенно не обращал внимания на окрестности, о чем теперь горько пожалел. Где это могло быть? Он только помнил, что видоискатели были направлены на стоявшее в ложбине приземистое деревянное строение, вероятно корчму или заезжий двор. Рядом проходила ухабистая размытая дорога, а над входом висела доска, на которой какой-то доморощенный художник намалевал нечто вроде церковной колокольни, написав под рисунком вкривь и вкось, но вполне разборчиво "Рим". Необходимо отыскать эту корчму. Это его единственный шанс. Во время визуальной связи происходит эмиссия нейтрино, которую он легко сможет уловить своим детектором. К счастью, в момент катастрофы при нем оказался почти полный комплект исследовательской аппаратуры. Теперь несложно будет установить, когда начнется сеанс видеосвязи - тут-то он и попробует им показаться. Хорошо бы еще попасть в их поле зрения во время дежурства Стена, но это уж как повезет. Могут пройти годы, прежде чем он даст о себе знать и они организуют спасательную экспедицию. А пока придется пожить со здешними людьми, акклиматизироваться в давно минувшей эпохе, а потом, расспрашивая всех подряд, отыскать среди сотен заезжих дворов единственно нужный. С этой минуты выпускник Института истории средних веков и лингвистики магистр Твардовский перестал существовать, зато на свет появился родовитый шляхтич с саблей у пояса, его милость пан Твардовский*.

Избыток впечатлений и усталость сделали свое. Он даже не заметил, когда уснул. Разбудил его какой-то глухой стук. В первую минуту он не мог сообразить, где находится и что произошло. Стремительно вскочил и тут же стукнулся головой о низкий свод. От удара сразу вернулось ощущение реальности. Он нащупал рукоять сабли. Все в порядке. Его не ограбили. Он не знал, сколько прош

* Твардовский - распространенная польская фамилия; в частности, ее носил легендарный пан Твардовский из Кракова герой польского фольклора, заключивший союз с дьяволом. Прим. перев.

ло времени. В землянке ничего не изменилось, хотя со стороны входа просачивался слабый свет. Костер или утренняя заря? Перебирая руками по стене, он добрался до заменяющего дверь лаза и выкарабкался наружу. Над головой висели уже потускневшие звезды, небо посерело. Значит, скоро рассвет. Он проспал целую ночь. Костры словно бы пригасли, только негустой сизый дым стлался по поляне, смешиваясь с предрассветным туманом. Смолокура нигде не было видно. Может, еще спит в какой-нибудь норе, а может, отправился на охоту?

Он подошел поближе к тлеющему костру: несмотря на кунтуш и скафандр, холод пронизывал до костей. Из глубины леса долетали какие-то звуки, поблизости хрипло каркали вороны. Он напряг слух и вдруг вздрогнул. Неужели послышалось? Подавшись всем телом вперед, некоторое время стоял неподвижно. Звук повторился. Да! Ошибки быть не могло. Неподалеку ржала лошадь. Он выпрямился. Либо сюда кто-то едет, либо, как он и предполагал, смолокур соврал и где-то здесь прячет свою клячу. Настороженно прислушиваясь, он двинулся в ту сторону, откуда доносилось негромкое фырканье и постукивание копыт. Далеко идти не пришлось. В небольшом овражке за сколоченной из неструганых жердей оградой стояла лошадь. Он вытащил фонарик и направил на нее луч света. Нет, это была вовсе не кляча. Даже не будучи знатоком, он с первого взгляда понял, что в жилах этого коня течет благородная кровь арабских скакунов. Откуда у бедного смолокура такой жеребец? На ограде висели роскошно изукрашенное седло и упряжь. Он погасил фонарик и задумался. Почему смолокур врал? Что за всем этим кроется? Тихонько выбравшись из ограды, он вернулся на пЬляну. И вовремя, Из чащи донесся треск ломающихся веток, и на опушке появились два человека. Впереди шел, без сомнения, шляхтич. На нем был темного цвета кунтуш, у пояса - сабля. За ним шагал смолокур с каким-то свертком в руке.

Шляхтич учтиво снял шапку.

- Приветствую тебя, сударь. Позволь представиться - Винцентий Крымский герба Корабль, ловчий графа Немирского из Немирова, в чьих лесах твоя милость в данную минуту имеет удовольствие пребывать. С кем имею честь?

- Твардовский.

- А... пан Твардовский. Не из краковских ли Твардовских? Знаю... знаю... Слышал... Достойный род. А какими судьбами твою милость сюда занесло? В одиночку, без коня и без слуг?

- Беда приключилась. Я по реке плыл. Слуга потонул вместе с лодкой. Я остался в чем был. Прости, сударь, нельзя ли попросить тебя об одной услуге?.. Не дашь ли взаймы какую-нибудь клячу?

Твардовский вошел в роль и, припомнив, как говорили в те времена и какие выражения употребляли, старался держаться как можно естественнее. По-видимому, это ему прекрасно удавалось: ловчий снова поклонился.

- На все воля божья, - сказал он с приветливой улыбкой. Что же до услуги, о которой ты просишь, считай, что тебе повезло. Я здесь держу одну лошадь из своего табуна. Прекрасный конь. Смолокур, бестия, любит его и ухаживает, как за своим. Получишь на время этого жеребца, а также дозволь пригласить тебя ко двору графа. Он человек добрый и гостей любит. Посидим, побеседуем за чаркой. А что за чудо, разреши узнать, твоя милость в руке держит? Самострел что ли?

Твардовский глянул и несколько смешался. В руке у него по-прежнему был зажат фонарик.

Уж что-что, а это ни в коем случае нельзя показывать Крымскому. И он небрежным движением спрятал фонарик за пазуху.

- А... так... ерунда... Дорожная шкатулка. А до графского двора далеко? - поспешил он переменить тему.

- Верст двадцать. Но лошади свежие. В миг довезут. Не станем же мы здесь завтракать. Во дворце и яства повкусней, и напитки. Ну, как ты решаешь?

- Я не голоден.

- Вот и отлично. Шимон! Седлай гнедого для вельможного пана Твардовского!

Мужик поклонился и, положив сверток на землю, нырнул в лесную чащу. Спустя несколько минут он вернулся с оседланным жеребцом. Между тем Крымский вывел из-за кустов коня, на котором приехал, и кивнул Твардовскому.

- Ну, на коней!

Они пустились вскачь. Крымский то и дело искоса поглядывал на своего спутника. Твардовский это заметил и в душе усмехнулся. Не зря он по многу часов проводил на манеже. Теперь можно не опасаться своеобразного экзамена по верховой езде. Все его причуды, бывшие неизменным объектом шуток в Институте, сейчас неожиданно принесли пользу.

Всадники галопом выехали из леса, но на дороге придержали коней. Крымский описал рукою широкий круг.

- Это все земли графа Немирского. Если твоя милость не против, устроим небольшой привал. Тут за холмом есть корчма. Выпьем по чарке за доброе знакомство. У здешнего корчмаря отменный мед. Армянин, иноверец, но в напитках разбирается не хуже знатного шляхтича.

- Воля твоя, - кивнул Твардовский. - Глоток меда еще никому не повредил.

- И верно!

- А далеко корчма?

- Близко. За тем взгорком.

И в самом деле, едва въехав на небольшой бугор, они увидели в ложбине у дороги большое, крытое гонтом деревянное строение. Над входом висела доска с кривой, но разборчивой надписью "Рим". Твардовский резко осадил коня. Нет! Это совершенно исключается. Такого не может быть! И тем не менее зрение его не подводило. В ложбине во всей своей жалкой красе стояла корчма, которую он уже дважды видел через видоискатель зонда.

- Твоей милости знакома эта окрестность? - Крымский испытующе взглянул на своего спутника.

- Да... то есть нет... Я здесь никогда не бывал.

Спеша скрыть смущение, Твардовский хлестнул коня. Он сказал правду. Не мог же он признаться новому знакомцу, что появился на свет лишь восемьсот лет спустя, а корчму внимательно рассматривал через видоискатель пенетрационного зонда и видел, как в нее входили и выходили местные жители, жаждущие вина или горилки. Он быстро съехал вниз по пологому склону, ловко лавируя между росшими на пути деревьями. За спиной стучали копыта лошади Крымского. Всадники остановились на покрытом вязкой грязью дворе у входа в корчму. Изнутри доносился приглушенный гомон, но вновь прибывших никто не встретил.

- Эй! Есть тут кто? Что за черт, перепились вы там все что ли?

Крики возымели свое действие. Из темных сеней выскочил подросток в фартуке не первой свежести и, низко кланяясь, подхватил под уздцы обоих коней. Путники спешились и, не обращая внимания на согнувшегося в поклоне слугу, вошли в просторную залу. Твардовский с любопытством огляделся. Перед ним была огромная комната с высокой, обитой цинковым и латунным листом стойкой в глубине, за которой высилась пирамида бочек, бочонков и бутылей. За стойкой хозяйничал смуглолицый худой старик. Вдоль стен были расставлены длинные столы на грубых козлах, а по обеим сторонам столов - лавки. На небольшом возвышении, отгороженном от зала деревянным барьерчиком, стояли три окруженных резными стульями столика вероятно, для почетных гостей. Сейчас они пустовали, тогда как за общими столами сидело десятка полтора изрядно захмелевших посетителей, одежда которых однозначно указывала на их принадлежность к купеческому сословию. Среди них более яркими пятнами выделялись два-три линялых цветных кунтуша и белевшие на темном фоне подбритые затылки худородных шляхтичей. Компания, похоже, изрядно выпила: галдеж стоял, как на ярмарке, и на появление двух незнакомцев никто не обратил внимания. Только смуглолицый хозяин при виде гостей выбежал из-за стойки и жестами пригласил их занять места за одним из стоявших на возвышении столиков. Крымский презрительно усмехнулся.

- Гляди, сударь. Голытьба с раннего утра гуляет, а родовитый шляхтич должен с пустым желудком трястись в седле. Ну да не беда! Во дворце наверстаем упущенное. А покамест... Хозяин, меду!

На столе мгновенно появился внушительных размеров жбан и две чарки. Новые знакомцы чокнулись. Твардовский понимал, что пить ему много нельзя: сыченый напиток мог его, как человека непривычного к горячительному, легко свалить с ног, а такого никак нельзя допускать. Поэтому, отхлебнув несколько глотков, он отставил чарку. Крымский посмотрел на него с удивлением.

- Не нравится?

- Напротив. Знатный мед. Только, не сочти за обиду, час еще ранний.

- Чепуха! Пей, сударь. Шляхтичу благородный напиток вреда не принесет. Твое здоровье!

Мед и вправду был вкусный и крепкий. По телу разлилось приятное тепло. Твардовский как бы невзначай стал оглядывать залу. От нетерпения ему не сиделось на месте. Надо хоть на четверть часа избавиться от докучливой опеки пана Крымского и измерить интенсивность эмиссии нейтрино. Не исключено, что именно сейчас Стен Карский находится у видоискателя и обратил внимание на двух шляхтичей, вошедших в корчму, не подозревая, что один из них - его добрый знакомый, магжтр Твардовский. Пока же магистр раздумывал, как бы отлучиться ненадолго, на помощь ему пришел случай. Из-за общего стола поднялся приземистый шляхтич и, широко раскинув руки, направился к ним.

- Крымский, брат! А я к тебе с новостями...

- Витковский! Где ж ты пропадал столько времени? Я думал, тебе голову снесли в какой-нибудь сече. Привет, брат. Разреши тебе представить: его милость пан Твардовский.

- Мое почтение, сударь. Позволь, пан Крымский, тебя на два слова. У меня для твоей милости кое-что есть...

Крымский, встав, поклонился Твардовскому:

- Прости, сударь, я ненадолго.

- Ради бога, конечно.

Ловчий с Витковским отошли в глубину залы и, остановившись у окна, погрузились в беседу. Твардовский не преминул воспользоваться случаем и вытащил из наружного кармана скафандра небольшой прибор. Прикрывая ладонью квадратную коробочку, он нажал кнопку и склонился над окошечком со шкалой. Стрелка прибора дрогнула и резко отклонилась вправо. Ага! Предчувствие его не обмануло. Эмиссия нейтрино была настолько интенсивной, что у него не оставалось больше сомнений: шел сеанс видеосвязи. Поскольку час был ранний, Стен, конечно же, только приступил к наблюдению. Твардовский хорошо знал, каким способом осуществляется визуальная пенетрация и какова ее продолжительность. Он знал также, что сеанс продлится по меньшей мере до середины дня. Надо постараться любым путем дать о себе знать сидящему у видоискателя ученому... Тут ему пришлось быстро спрятать прибор: от окна к столику приближались оба его знакомца. Со скучающим выражением лица Твардовский потянулся к чарке. Крымский сел и тоже взял чарку с медом. Чувствовалось, что он чем-то озабочен.

- Обстоятельства изменились, - хмуро проговорил он. - Пан Витковский привез худые вести. Я вынужден оставить твою милость и без промедленья отправляться в город. Прости, но то дела общественные и не терпящие отлагательств. Ты же, любезный пан Твардовский, можешь перейти в горницу и там меня подождать, а хочешь - езжай во дворец. Воля твоя.

- Обо мне не заботься, сударь. Я твою милость здесь подожду. За чаркой время пролетит быстро. Да и окрестность тем часом можно оглядеть.

- К вечеру я вернусь. Будь моим гостем. Корчмаря я предупрежу. Прощай.

Он допил мед и встал. Вместе с ним поднялся Витковский. Когда они ушли, Твардовский кивком подозвал корчмаря. Тот подбежал, кланяясь в пояс.

- Найдется у тебя в кладовке пергамент или бумага?

- Найдется, ваша светлость!

- А чернила?

- И чернила!

- Давай сюда живо! - Твардовский бросил на стол золотую монету, которую корчмарь поспешно спрятал.

Через несколько минут на столе появились два листа бумаги и бутыль с черной жидкостью - вероятно, подобием чернил или туши. Твардовский оглядел залу и, убедившись, что никто не обращает на него внимания, склонился над бумагой. После недолгого размышления он решительно обмакнул палец в чернила и вывел крупным четким почерком: "Я ЖИВ! ЗАБЕРИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА! МАГ. ТВАРДОВСКИЙ". После чего свернул лист трубочкой и сунул за пояс. Больше, пожалуй, он ничего сделать не мог. Теперь надо выйти наружу и определить место контакта с современностью. Причем как можно точнее, чтобы там записка была хорошо видна и слова разборчивы. Для этого существовал один-единственный способ: необходимо установить две небольшие самонастраивающиеся антенны и, определив направление эмиссии нейтрино, встать на пути потока частиц и развернуть лист. Достаточно простоять так секунду - и побыстрей исчезнуть с глаз. Не дай бог, если его манипуляции заметят суеверные крестьяне или купцы. И так ему несказанно повезло, что он наткнулся на эту корчму, еще раз судьбу лучше не искушать.

Он встал и неторопливо направился к двери. Вышел и зажмурился от яркого солнечного света. День занимался погожий и, на удивление, ясный. Таким прозрачным и ароматным воздух в его эпоху не бывал даже в особых зонах отдыха. Он глубоко втянул воздух в легкие: это было повкусней крепкого меду. Но, к сожалению, ясная погода могла только помешать его планам. Лучше бы лил дождь.

Спустившись с крыльца, Твардовский сразу же свернул за угол и, пройдя мимо своего скакуна, привязанного к коновязи, очутился на задах корчмы. Он хорошо знал, что видоискатель направлен на входную дверь, но антенны решил установить здесь, чтобы не заниматься этим под окнами корчмы с риском привлечь внимание сидевших за столами. Впрочем, саму попытку связаться со Стеном, как это ни опасно, придется осуществлять на переднем дворе. Он в душе благословил Витковского. Не появись тот со своим неожиданным известием, ему бы не удалось так легко избавиться от дружеской опеки ловчего.

На задах корчмы, как он и предполагал, было пусто. По двору бродила стайка кур да слонялись несколько осоловевших от уже ощутимой жары собак. Из продолговатого футляра Твардовский достал четыре тонких ферритовых прутика. Прикрепил их по два к плоским коробочкам усилителей и соединил тонкой, как волосок, но прочной проволочкой. Теперь оставалось только поместить антенки на небольшом расстоянии друг от друга под прямым углом перпендикулярно пучку нейтрино. Он надеялся, что уже одна возня с прибором заинтересует наблюдателя, сидящего перед видоискателем, и тот скорее обратит внимание на записку и примет необходимые меры. Помощь может прийти незамедлительно: хотя подготовка спасательной экспедиции там, в его эпохе, и потребует какого-то времени, направить зонд точно в нужный период легче легкого - это можно сделать за несколько мгновений. Так что, если все пойдет, как он задумал, меньше чем через полчаса со двора корчмы исчезнет родовитый шляхтич Твардовский, а в двадцать четвертом веке нашей эры снова появится скромный сотрудник Института истории магистр Твардовский... Одно только он знает твердо: теперь он не успокоится, пока не добьется разрешения на тщательные личные исследования этой эпохи. Ему здесь начинало нравиться. А уж роль шляхтича, притом состоятельного, казалась идеальной для исследований подобного рода. Чуточку осторожности и, располагая деньгами, можно проникнуть в любые слои общества, начиная с крестьянской хаты и кончая королевским дворцом. Он убедился, что в кругу шляхтичей и тем паче за чаркой никакие чудачества, никакая эксцентричность не возбуждают подозрений. Хуже с простолюдинами. Смолокур, например, смотрел на него куда подозрительнее, чем ловчий графа... Ну да ладно, сейчас не время об этом думать. Пора приступать к делу. Он знал, что отклонение потока нейтрино самонастраивающимися антеннами вызывает свечение воздуха и искажает перспективу. Все это неискушенные наблюдатели могут посчитать колдовскими штучками. Поэтому ему хотелось управиться побыстрее и по возможности без свидетелей. Осторожно, следя за тонкими проволочками, чтобы не перепутались, он вышел на передний двор и, убедившись, что там никого нет и никто не подглядывает из закрытых окон, быстро установил антенны на нужном расстоянии.

Справившись с этой задачей, он поднял глаза и... ноги его подкосились. Вот невезение! Из дверей корчмы вывалились человек десять захмелевших завсегдатаев, а со стороны дороги приближалась толпа косарей. Отступать было поздно. Выхватив из кармана счетчик, Твардовский взглянул на стрелку. Превосходно! Она показывала, что он находится на пути пучка нейтрино. Краешком глаза он заметил, что контуры изгороди и деревьев неподалеку задрожали и начали расплываться, а камни и грязь на дворе засветились зеленовато-золотистым сиянием. Решительным жестом он развернул над головой приготовленный лист бумаги и несколько секунд держал его неподвижно. Потом бросил бумагу на землю и с лихорадочной поспешностью скинул с себя ненужную одежду. Хмельная компания и приближавшиеся крестьяне, остолбенев от удивления, со страхом уставились на него. Оставшись в одном скафандре, он замер в ожидании... Ему казалось, что время остановилось. Только бы там, по ту сторону, люди и приборы не промешкали!

Толпа крестьян пришла в движение. Послышались сперва тихие, а затем все более громкие восклицания:

- Сатана! Чернокнижник!

Он успел заметить, что несколько мужиков нагнулись, и тут же возле его уха просвистел камень. Еще один... еще... еще... Он почувствовал удар в плечо и резкую боль. Пьянчуги, очнувшись, всем скопом кинулись к нему. Но вдруг окружающее пространство озарила яркая вспышка. В лицо ударила волна горячего воздуха, повеяло характерным запахом не то серы, не то порохового дыма, и в отрезке современности появилась фигура в черном скафандре с двумя усиками антенн над лобовым стеклом шлема.

Прыжок - и Твардовский оказался подле черной фигуры, не замечая, что продолжает сжимать в руке саблю. Он едва успел - еще мгновенье, и толпа была бы рядом. Человек в скафандре плавно взмахнул рукой, и обе антенны, а также лежавший в грязи счетчик, словно притянутые магнитом, подлетели к их ногам. Прорыв в современность мгновенно затянулся, остались только двор корчмы, сброшенные на землю кунтуш и шапка с пером да кучка пораженных невиданным зрелищем людей.

- Сатана!

Вдруг раздался топот копыт, и во двор на взмыленном жеребце влетел пан Крымский. Осадив коня возле толпы, окружившей валявшиеся на земле вещи, он огляделся по сторонам.

- Что здесь происходит? Где пан Твардовский?

От толпы отделился враз протрезвевший пьянчужка.

- Ваша милость приятелем интересуется? Его черти взяли! Однако же... погоди... Ты сам-то кто будешь? Тоже, небось, сатанинского племени?

Крымский гордо вскинул голову и обнажил саблю.

- Молчи, голоштанник!

- Чего-чего?

- Я спрашиваю, где пан Твардовский?

Тут один из купцов, видно узнав пана Крымского, бесцеремонно отстранил задиру и поклонился.

- Не гневайся, ваша милость! Пан Цебро правду говорит. Тот, кого ты изволишь величать паном Твардовским, и впрямь унесен сатаной. Прямо на наших глазах! Спроси у мужиков. Все видели.

Крымский спрятал саблю в ножны и размашисто перекрестился. Это как будто успокоило стоявших вокруг людей.

- Гляди, сударь, траву выжгло!

- Серой разит!

- Чародей это был. Маг какой-то!

Все кричали наперебой. Пан Крымский поднял лежавший на земле лист бумаги, прочитал, что там было написано, и побледнел. Не говоря ни слова, он протянул записку купцу. Тот глянул и с воплем ужаса и отвращения кинул ее в грязь.

- Святой Иосиф! И верно, маг!

На листке, медленно пропитывавшемся водой, отчетливо виднелись крупные буквы: "Я ЖИВ! ЗАБЕРИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА! МАГ. ТВАРДОВСКИЙ".